«Близнецы и Сгоревший Замок»

Сергей Анатольевич Иванов Близнецы и Сгоревший Замок

Глава I Житель острова Ямайка

Бесспорно, хотелось бы начать с чего-нибудь забойного. И это естественно: ведь вам обещают детектив.

Однако ничего из этого не получится, вы уж простите. Приключения, возможно, и были, но вчера, когда вся эта развеселая гон-компания, называемая «Театр зверей под управлением Джона Сильвера», двигалась по градам и весям бескрайней и зимней страны.

В дороге приключения просто неизбежны, и мы о них когда-нибудь обязательно расскажем — для знакомства у нас еще много времени… Но не сейчас. Потому что Сильверы только что прибыли в некий населенный пункт под названием…

Вот тут заминка. Вы извините, город этот хоть и не очень большой, но известный, и тут практически все друг друга знают. А история, которая будет рассказана дальше, — настоящая, поэтому «географические названия» придется поменять. Имена и фамилии тоже… По вполне понятным причинам.

Но все-таки как же быть с названием? А вот как: назовем его город Чашкин. Дед Олава, когда рассказывает о своих цирковых скитаниях, частенько забывает, как именовался тот или иной населенный пункт, где они выступали с бабушкой. Тогда могучий Олава морщит свой широкий шоколадного цвета лоб и говорит:

— Это было в городе… ну, допустим, Чашкине.

Слушатели его — чаще всего это внуки Ольга и Олег — замирают на секунду, а затем разражаются… не просто смехом, а хохотом. Потому что дед всегда почему-то останавливает свой выбор именно на этом названии — Чашкин. У него, честно говоря, не все в порядке с нашими российскими названиями, он потому что… бывший житель острова Ямайка!

Представляете, где это? В Карибском море. Так что про лоб шоколадного цвета здесь было написано недаром. Дед Олава (ударение надо ставить после «а» — Олава), так вот, дед Олава, к вашему сведению, настоящий чернокожий человек.

А тогда откуда взялись Олег и Ольга?

Обождите, расскажем. Всему свой черед.

Глава II Семейная хроника

Это было давным-давно. Приехал в Россию, которая тогда называлась СССР, негритянский молодежный цирковой ансамбль. Они выступили то в клубах, то в парках. Это было прекрасное солнечное лето жуть какого далекого 1957 годи. 15 Москве проходил молодежный фестиваль — просто собрались люди со всего мира, чтобы разговаривать, вместе веселиться, выступать — кто, конечно, умеет. Теперь такое называлось бы тусовкой. А тогда — дружба народов, борьба за мир. И другие всякие хорошие, но, пожалуй, слишком громкие слова.

Однако главное для нас, что на том фестивале будущий дед Олава, а тогда юный цирковой борец, познакомился и подружился с москвичкой Тамарой Серегиной, тоже цирковой артисткой, тоже совсем молоденькой — она еще даже циркового училища не успела закончить.

Познакомиться, подружиться, а потом и влюбиться Олава успел за один день, а вернее, за одно мгновение… Некоторые не верят, что бывает любовь с первого взгляда. Но она, уверяю вас, бывает, да еще какая!

А счастливое чудо состояло в том, что и Тамара Романовна Серегина тоже за одно мгновение влюбилась в могучего и стройного красавца с Ямайки… В общем, чтобы долго не рассказывать, просто сообщаю: они поженились, и Олава остался в России, которая тогда называлась СССР.

Честно вам скажу, что, не будь Тамара Серегина цирковым человеком, у нее нашлось бы множество знакомых, которые стали б ее отговаривать: дескать, с ума ты спятила, девка, нашла за кого замуж выскочить — за негра! Но в цирке, слава богу, люди простые и веселые — артисты. Они только радовались, что у них в труппе такая удивительная пара.

И никто из Тамариных родственников ничего не сказал ей. Потому что родственников у Тамары не было, она воспитывалась в детдоме. А директор того дома, Роман Борисович Серегин, не делил людей на «негров» и «ненегров». Он даже их не делил на плохих и хороших, потому что сам был исключительно добрым дяденькой. И многие его воспитанники, когда получали паспорт, говорили, чтоб их записали Серегиными, а отчество дали Романович или Романовна.

Так, между прочим, «получилась» и Тамара Романовна Серегина.

Вместе с цирковыми труппами молодая пара колесила по стране. И побывала, между прочим, в Чашкине, который так любил потом вспоминать дед Олава.

Через несколько лет у них родился сын Всеволод… Сева. Он получился значительно белее, чем папа, но значительно темнее, чем мама. Рос, вырос, тоже стал цирковым артистом. В цирковых семьях это случается часто. Вернее сказать, обычно.

Однажды Олава и Тамара пришли в родной детдом, чтобы повидаться с Романом Борисовичем и выступить перед ребятами. Взяли с собой и Севку, уже повзрослевшего, да такого канатоходца и жонглера, что любо-дорого!

Роман Борисович, конечно, стал хвалиться, стал им показывать дом. И привел, между прочим, в живой уголок.

Которым заведовала уже выпускница, уже почти взрослая девушка Марина… Романовна Серегина.

И вот Сева Серегин посмотрел на Марину Серегину… Вы, конечно, можете сказать: выдумка, так не бывает! Но зачем же мне врать, подумайте сами? Если б надо было, я бы, честное слово, придумал что-нибудь позабавней. На то я и сочинитель. Однако если уж взялся писать, как было, так и пишу!

Теперь вы вполне можете представить, каким образом у Олавы Сильвера появились внуки Олег и Ольга. Остается только добавить, что они были двойняшками. И если Олю переодеть, получался ну просто вылитый Олег, а если переодеть — в девчоночье! — Олега, получалась… совершенно правильно — Олька.

Про их похожесть бабушка Тома любила шутить:

— Близнецы, — говорит, — были очень похожи. Особенно брат.

Ну и последнее — я же знаю, вам хочется спросить об этом. Так вот: по цвету кожи Оля и Олег от нас с вами никак не отличались. Ну, может, были немного смуглее, чем белобрысые люди — какие-нибудь шведы или эстонцы.

От дедушки Олавы двойняшкам досталась только курчавая черноволосость. У них и фамилия была Серегины, а не Сильвер — просто чтобы не нарываться на лишние вопросы.

Глава III Пиратское имя

По образованию мама Марина не была цирковой артисткой. Но животных-то она любила и со зверями возилась с самого детства. И, попав в цирковую семью, как бы само собой стала учиться на дрессировщицу. Выучилась! У нее потому что к этому делу, что называется, душа лежала.

А потом, когда на семейном совете решили, что пора организовать собственное дело, вдруг невольно получилось, что «не цирковая» Марина стала главной. Потому что дед Олава уже действительно дед, бабушка Тома тоже… почти бабушка! Да и Всеволод Олавович — после тридцати пяти особенно на канате не попрыгаешь. Цирковой век не очень-то длинен.

Но вот с животными — другое дело! Ведь здесь выступают — в смысле бегают, прыгают, танцуют и комически падают — в основном именно звери. Значит, артисту-человеку можно выступать почти что хоть до ста лет. А тем более никому из героев этой повести ста лет далеко еще не было!

В цирке всегда и всем хватает работы. Например, дед Олава выходил на арену с медведем Дядей Федей — они боролись. И бабушка выступала, и, конечно, папа-Сева. Но главной все-таки была именно Марина Романовна. Впрочем, это мы еще сами увидим, когда попадем на представление.

А назывался театр все-таки по имени деда. Потому что именно он был в семье голова.

Только не совсем понятно, почему в афише и на бортах трейлеров, в которых они перевозили зверей и цирковой реквизит, было написано: «Джон Сильвер». Ведь деда звали… Олава!

По правде говоря, Джоном был дедушкин отец. То есть у деда в российском паспорте значилось: Олава Джонович. Но Олава — это для зрителя что-то непонятное. Другое дело ДЖОН СИЛЬВЕР — имя, известное всем! И вы тоже, конечно, его помните. Главный пират из «Острова сокровищ»! Народу любопытно даже просто на него взглянуть. А тут еще цирк, еще здоровенный, почти двухметровый, чернокожий, с курчавыми, абсолютно седыми волосами!

ГлаваIV Странная пара

Они приехали в середине дня. Все было для них готово. На окраине Чашкина, где город переходил в нечто сельское, Сильверов ждал снятый дом — деревянный, с усадьбой… с огородом и небольшим садом.

Было начало января, шестое число. Впереди предстояло много работы — на зимних каникулах, на всяческих елках, на Рождественских торжествах, и на Крещенских, и на старый Новый год. Это не считая того, что каждый вечер у них был спектакль в самом цирке — почти отделение в общей программе с другими артистами, тоже приехавшими в Чашкин на гастроли.

Значит, все надо было делать в темпе. Расквартировываться, смотреть «площадки» — места, где они будут выступать. Главное же — разместить животных: чтобы все они были накормлены, все в тепле и уюте.

Работали дружно и умело. К вечеру все уладили. Завтра уже должны были начаться представления — в Доме культуры, на елке. А вечером — в цирке: каникулы ведь. Так что пока два спектакля в день. Нагрузка для близнецов, которые, конечно, тоже были заняты в представлениях, не маленькая.

Но это лее все завтра, с завтрашнего дня. А на сегодняшний вечер предполагалась полнейшая гульба!

Город Чашкин в достаточной степени северный — здесь если заливают каток, то не для того, чтобы потом на лодках по нему передвигаться, как это частенько бывает где-нибудь в Таганроге или Харькове. В Чашкине лед держится с ноября по март. И таять даже не собирается!

Близнецы переглянулись:

— Идем?

— А ты помнишь, куда наши коньки положила? Оля не стала говорить брату, как это делают

многие и многие сестры, что, дескать, мог бы и сам помнить про свои конечки! У двойняшек совсем другие отношения. Бабушка Тома, которая почти неотрывно, но исподтишка наблюдала за Олегом и Олей, часто говорила деду Олаве, что их внук и внучка в чем-то словно бы… одно существо! И вот теперь половинка того единого существа под называнием близнецы, а именно Оля, пошла во двор, где стояли их машины — два трейлера и не совсем новая, но вполне крепкая еще «Волга»-«сарай» (то есть со совмещенным багажником), — покопалась немного в том «сарае» и нашла коньки — Олежкины и свои.

На обратном пути через толстые железные прутья потрепала по холке медведя Федю, хотя это вообще-то не рекомендуется делать, если зверь не кормлен. Но, знаете, когда этот Федя знаком с тобой почти с рождения времен, — ты ему веришь, как родному.

Да он тебе и есть родной!

А тем более Ольге было его жалко: другие звери все-таки могут иногда, а то и часто, погулять и побегать на свободе. А Дядя Федя — никогда!

Медведь ответил ей самым сердечным урчанием, какое только умел изобразить. Они напоследок посмотрели друг другу в глаза и расстались… Это, между прочим, далеко не полная правда, что звери якобы не любят или даже боятся глядеть в глаза человеку. Это, знаете ли, смотря какой зверь и смотря какой человек!

А дома, пока она ходила, наметились перемены. Родители сказали, что тоже собираются пойти на каток… И здесь, если б какой-нибудь «сторонний наблюдатель» сейчас подглядывал за Сильверами, то, наверное, удивился бы. Потому что Ольга с Олегом не расстроились и не стали кудахтать, что вот, дескать, опять «паренцы» не дают свободно вздохнуть.

Двойняшки отлично знали: им очень даже дадут свободно вздохнуть, потому что родители идут на каток вполне самостоятельно, а не чтобы следить за «крошками-детками». Да и вообще отношения у них были не совсем такие, как в других семьях. Почему? А посудите сами: если ты как нормальный равный артист выступаешь на сцене, то про тебя невольно думают более уважительно и более… «равноправно», понимаете?

Даже более того. На катке Марине Романовне и Всеволоду Олавовичу было абсолютно нежелательно, чтоб люди — будущие зрители — узнали, что у них есть дети-близнецы. Тогда исчезала бы тайна кое-какого номера, о котором я пока ничего говорить не буду, чтобы тайна не исчезла и для вас.

Они даже вышли из дому в разное время. Не только «для конспирации», не только потому, что родители были уверены: близнецы — вполне самостоятельные люди, сами найдут, где этот центральный парк, в котором и был залит лучший в городе каток. Дело в том, что Ольге надо было одеться по-особому… Как, вы спрашиваете? А чтоб люди не догадались, что это близнецы. Зачем? Да для номера того самого, для номера!

А уж какого именно — извините, после…

Это была среда, шесть часов вечера. В достаточно провинциальном, то есть спокойном и тихом, городе Чашкине особых развлечений у людей вообще-то нет. И поэтому городской парк с катком был не то чтобы битком набит, но все же полон так, что кататься тут было интересно — смотреть на тех, кто едет тебе навстречу, и на тех, кто рядом с тобой.

А лица у всех веселые, возбужденные — от морозного чистого воздуха, от того, что все одеты спортивно, нарядно и у всех, как и у тебя, классное настроение!

Когда Олег и Оля вышли на лед, даю слово, никто не сказал бы, что это брат и сестра. Тем более — двойняшки. Прежде всего Оля стала совершенно белокурой девочкой — с помощью парика, конечно. Из-под чисто декоративной беретки торчали две упругих косы. Наверное, опытные визажисты заметили бы, что косицы поддельные. Однако на катке визажистов не было. Потому все думали, что это обычная белобрысенькая девчонка, причем вполне симпатичная. В короткой юбочке, красных толстых рейтузах, желтом свитере. И рядом с нею парнишка черноволосый в строгом и в то же время качественном спортивном костюме… Да никто в жизни бы не подумал, что они брат и сестра.

И уж точно никто в жизни не подумал бы, что они дети вон той странной и очень — извините за это взрослое слово — элегантной пары, которая красиво, плавно, а в то же время стремительно раскатывала возле елки, стоящей, как и обычно, в самом центре катка.

Замаскированные брат и сестра, катаясь чуть поодаль, видели ту «элегантную пару» и с нетерпением ждали, когда начнется представление. А те ждали, когда вокруг них соберется достаточно народу.

Народишко между тем собирался! Да и было на что посмотреть. Во-первых, исключительно стройная, спортивная и — скажем прямо — явно красивая женщина, одетая в костюм настоящей фигуристки. И рядом с ней… чернокожий конькобежец! Это, знаете ли, не каждый день увидишь. И не только в Чашкине, Вот вы, которые сейчас читаете эти строки, видели такое?

Да спорить могу, что нет!

Конечно, папа-Сева был чернокожим не по-настоящему, а только, так сказать, наполовину. Но рядом с белокурой мамой-Мариной он выглядел чернее, чем Отелло. Так говорила бабушка Тома, которая над ними подсмеивалась за их рекламный номер.

А что он был такой за рекламный, это вы сейчас сами узнаете.

Итак, народ собирался вокруг них. Отец же с мамой стали кататься… ну, так, как катаются настоящие фигуристы — то есть не по всему огромному катку, а на некотором пространстве, довольно ограниченном, которое очень скоро обступили бывшие «катальщики», а ныне зрители их представления… Которое начиналось!

Удивительная пара каталась вроде только для себя, но в то же время было понятно, что они катаются для зрителей! Вот сделали параллельное вращение, потом совместный прыжок в полтора оборота… Если вы такое увидите по телевизору, то, конечно, скажете:

«Чепуха какая! Да так всякий сумеет!»

Но когда это не по телевизору, когда вот здесь, прямо у тебя на глазах, то получается совсем другой эффект и сердце твое совсем по-другому замирает! Потому что ты стоишь тут рядом, коньками на льду, и совершенно отчетливо понимаешь, что тебе такого никогда в жизни не сделать!

А потом вдруг фигуристка подъехала к елке и очень быстро, почти на ходу, скользя на одном колене, что-то вынула из стоящей среди ветвей сумки. И тут же попала в объятия своего могучего партнера. Он ее поднял на вытянутых руках, держа за талию, а она вдруг развернула над головой плакат из тончайшей, переливающейся звездами материи. И на плакате было написано: «Цирк зверей Джона Сильвера!»

Так они проехали два круга — вдоль живого барьера из публики… Люди сначала как бы растерялись, а потом захлопали, засмеялись:

— Новый цирк приехал, отлично! Новый цирк!

Может быть, для москвичей или для питерцев это было бы не событие. Но в Чашкине другой народ — и, как говорится, менее избалованный, и, главное, более сердечный, более искренний, что ли… Цирк приехал, — значит, хоть на капельку, а жизнь станет веселее и счастливее!

Красивых фигуристов обступили «катальщики», а Олег и Ольга тихонечко уехали. Все для того же секретного номера было совсем нежелательно, чтоб люди хоть каким-нибудь образом узнали: эта парочка с теми «элегантными фигуристами» — одна семья.

Между прочим, в парке было залито не только поле футбольного стадиона, но и аллеи вокруг, которых, собственно говоря, было несчетное количество — особенно для людей, оказавшихся в этом старинном парке впервые. И Оля с Олежкой понеслись, от всей души радуясь, что с прошлой зимы, когда их цирк гастролировал в Архангельске, они нисколько не разучились кататься, а даже за весну, лето и осень это их умение каким-то чудесным образом возросло!

Переглянулись… Отлично!

Они не испытывали друг к другу ни капельки зависти или чего-то в этом роде. Они ведь были двойняшками. Они появились на свет в одно мгновение. Они сидели в своей прекрасной маме вместе все девять месяцев, которые там положено сидеть младенцам.

И все девять месяцев они сидели там, обнявшись. Так же Оля с Олегом и теперь жили: обнявшись, до ужаса дружно, до ужаса любя друг друга.

Глава V Отморозки

Сейчас двойняшки переглянулись, не в силах не улыбнуться. Ледяная аллея, вся заставленная по краям огромными угольно-черными, в зимней белизне, деревьями, уносилась куда-то вперед, очень далеко.

Быть может, в самый Космос…

Не в Космос, конечно, — это было понятно. Но хотелось думать, что именно в Космос!

Огоньки горели, все кругом было отлич…

И вдруг Олег затормозил довольно резко, успев схватить сестру за руку. Она тоже затормозила, еще не зная, что случилось.

Через не очень широкую снежную полосу, которая летом, видимо, становилась газоном, виднелась еще одна такая же аллея, которая тоже уносилась куда-то в Космос, но которая почему-то была менее населена конькобежцами. Там спиной к дереву стояла девочка примерно их возраста. А перед ней трое мальчишек.

Уверен, почти каждый, кто читает сейчас эту книжку, с первого взгляда определил бы, что происходит в компании ребят, к которой вы приближаетесь: идет ли там дружеская беседа про любимую команду «Спартак» или, напротив, — крутая разборка двух враждующих кланов.

Или идет рэкет, когда группа бандюков собирается обчистить мирного жителя… а чаще — жительницу!

Причем все эти три случая (основных, а с оттенками и деталями их, естественно, намного больше) вы, как говорится, «просечете», даже особенно не приближаясь к незнакомой компании и задолго до того, как там начнутся решительные действия. Это все, как говорится, сердце подскажет.

Далее вам решать: то ли бежать без оглядки — от греха подальше, то ли, не приближаясь, заблаговременно «раствориться в темноте», сказав себе, что это совершенно не мое дело.

То ли лезть на рожон!

А что, кстати, в данном случае происходило на той пустынной аллее?

К сожалению, довольно обычная для наших дней вещь. Те трое мальчишек собирались ограбить девочку, которая стояла перед ними, прижавшись спиной к дереву.

И это — во вполне освещенном месте, в шесть пятнадцать вечера. А все потому, что они были уверены: им никто ничего не скажет.

А скажет, так получит!

Пока мальчишки ничего с ней вроде бы не делали. Пока они с ней вроде бы знакомились. Но один при этом держал в руках ее плеер… Девочка вроде бы продолжала сохранять права на свою вещь, потому что держалась за проводки от наушников. Второй мальчишка рассматривал девочкину сережку, крутя при этом ее двумя пальцами. А вместе с сережкой и ухо.

В такой ситуации — чуть дернешься, ухо будет раскровленено, а сережка останется в руках у твоего «нового знакомого». Третий тип (Олег нисколько не сомневался, что это именно типы) поглядывал по сторонам, потому что они все-таки были только начинающие рэкетиры, да и количество народа в парке все же не располагало к подобным делам.

Проще и спокойнее всего для Олега и Ольги было бы… сами понимаете, что — уехать себе вдаль по бесконечной ледяной космической дороге. И в голове эту девчонку не держать.

Но так проще не всем, понимаете?.. Олегу так проще не было! Ольга это отлично знала. Посмотрела на брата.

— Я двинул, ты в засаде! — сказал Олег тихо. Они не раз попадали в такие же или подобные

ситуации. Не потому что были драчунами, а потому что… кругом многовато драчунов и вообще людей, не слишком справедливых… Да, они не раз попадали в такие ситуации и, в общем-то, понимали друг друга с полвзгляда. Поэтому Ольга отлично знала, как ей вести себя дальше — внимательнейшим образом следить за событиями: ведь все могло меняться в доли секунды.

А что же Олег?.. Каков был его план?

Сейчас, например, можно было бы крикнуть девочке спокойным, чуть удивленным голосом:

— Привет, Галка. Ты чего там стоишь? Иди сюда. Через пару минут мой отец сюда подъедет, вместе покатаемся…

То есть попробовать взять этих типов на испуг, «на понт». Но это на бандитов — пусть они даже и начинающие — плохо действует. Бандиты такие штуки, как говорится, во гробе видали.

Что ж, есть другой способ — начать «разбираться по-хорошему». То есть подъехать:

— В чем дело, пацаны? Вы что-то к ней имеете? Немедленно верните ей…

Ну и так далее.

Я вообще-то не советовал бы применять и этот способ. Его применяют смелые… трусы.

Когда ситуация такая, что драки, вернее всего, не избежать, тянуть резину, отодвигать события на потом — очень глупо. Тогда уж лучше вообще уходи!

Возможна и третья, так сказать, схема действия. Заорать:

— А ну, прекратить, подонки! Я вам сейчас… И в бой — на врага.

Но должен заметить, это тоже не очень хороший способ, потому что глупый смельчак немногим лучше смелого труса. Он мало чего добьется. Он и себе навредит, и тому, кого собирается защитить. Противник, предупрежденный его воинственным кличем, сам пойдет в атаку. И там уж — как повезет: то ли получишь только нос разбитый и фингал под глазом, то ли можешь схлопотать и более серьезные травмы…

Олег считал, что с врагом церемониться нечего. С врагом вполне допустимы военная хитрость, внезапность атаки и вообще боевые действия без объявления войны.

Сейчас он пошел через занесенный снегом газон, бросив через плечо:

— Да подожди, не умрешь, я сам хавать хочу до ужаса. Сейчас принесу тебе твои пирожки ненаглядные…

Рэкетиры удостоили его лишь равнодушным взглядом. А пойманная девочка не посмела пикнуть: боялась, что будет только хуже. Да она и нисколько не рассчитывала на помощь внезапно возникшего любителя пирожков!

Олег выбрался на лед. Теперь ему хорошо было видно, что ребята эти старше его и физиономии у них наглые — начинающие отморозки…

Нет, не первый раз они занимаются подобными делами!

Глава VI Ледовое побоище

Кто из них был сейчас самый опасный? Тот, который держал девчонку за серьгу. Его и следовало обезвреживать в первую очередь. Хотя это было неудобно… Проще всего врезать сейчас тому, который отнимал плеер — он стоял к Олегу спиной. Потом можно попробовать разделаться с тем, что стоял «на стреме». И уж только потом…

Но держащий серьгу мог нечаянно или нарочно ее дернуть, а тогда… Тут впервые Олег заметил, что девочка-то… вот это да… ну, просто замечательно красивая!

Сердце его застучало — не от трусости, не от испуга. Только — от предстоящего сражения. Он аккуратно оттолкнулся правой ногой, а на левой заскользил по льду, словно бы стараясь поаккуратнее объехать опасную компанию. Его не трогали, случайно проезжающего дурака, — зачем он им сдался, когда такая жирная добыча на гарпуне.

В другой бы раз они, наверное, не упустили случая его отметелить, чтоб не совался, куда не просят! Но не сейчас.

А «случайный дурак» и действительно оказался… дураком: он вдруг споткнулся и, чтобы не упасть, схватился… за ту самую руку, которая держала серьгу. Но при этом довольно-таки странно схватился; левой снизу, а правой сверху, за кисть. И потом вдруг резко эту кисть согнул. Юный рэкетир вскрикнул, пальцы его разжались, серьга выскользнула и благополучно осталась в ухе.

— Ой, извини, пацан!

Это Олег произнес, исключительно чтобы оттянуть военные действия со стороны двух других рэкетиров. Конечно, не надолго, на две-три секунды. Но этого вполне хватило, чтоб ударить любителя чужих серег ногой под коленки. Да еще и толкнуть как следует, чтобы тот получше шмякнулся об лед.

Второй рэкетир бросил плеер, который девочка довольно ловко, надо сказать, подхватила. Но сделать этот бандит ничего уже не успел. Олег-то был в полной боевой готовности: удобно стоял, и правая рука его была отведена удобно. Как раз для того, чтоб врезать бандюку под дых.

И когда этот второй мальчишка тоже шлепнулся, Олег, не теряя темпа, наступил ему коньком на грудь:

— Лежать! Ты понял меня?

А ведь в такой ситуации… кто его знает, что придумает этот оголтелый, с неба свалившийся шизик. Например, возьмет да продвинет вперед свой конек и так наступит… на горло, что дыхание твое прекратится навеки. Поэтому второй мальчишка лежал неподвижно. Между тем Олег сказал той красивой девочке, которая теперь полностью пришла в себя:

— Уезжай отсюда… Я сейчас буду их убивать! А особенно вон того, — и указал на стоящего в нерешительности третьего своего противника.

Понятное дело, Олег никого убивать не собирался. Но как-то надо же было девчонке этой дать уехать.

А рэкетиры, которые судили о людях по себе, были уверены, что Олег вполне может их убить… непредсказуемый шизоид! А тем более он и правда зачем-то полез в карман… может быть, и за автоматом «Калашников».

— Уходи, говорю же! Не стоит быть свидетелем убийства!

Но девчонка и не думала этого делать! Она вдруг опустилась на колени и стала кулаками лупить лежащего под коньком у Олега бандита. Но у девчонок — что за удары! Их сколько в секцию восточных единоборств ни води, они все равно по-человечески кулак ни напрячь, ни поставить не могут. И резкости в их движениях не больше, чем в движениях личинки майского жука.

В результате случилось самое плохое, что только могло случиться: эта неумелая «нападательница» нечаянно столкнула Олегову ногу, рэкетир сразу почувствовал свободу, резко приподнялся, отвесил девчонке хорошую затрещину и проворно вскочил на ноги.

И… кинулся на Олега. А ведь он был без коньков, в нормальных кроссовках — это, сами понимаете, большое преимущество! Тут и третий бандюга, поняв, что никакого «калаша» не предвидится, тоже вступил в бой.

И Олегу сразу стало очень трудно жить на свете. Он только успел крикнуть:

— Да уходи же ты!

Дальше было уже не до криков. Сейчас следовало как можно четче контролировать действия противника… Хотя и это не слишком помогало.

Вскоре Олег пропустил удар, потом еще один. И хотя сам отвечал хорошими, увесистыми прямыми в голову, против него сражалось все-таки четыре руки. Да притом противники были подвижнее и намного устойчивее — без коньков ведь. Олегу еще приходилось думать, как устоять на ногах. С такими типами — если упадешь — последствия могут быть самыми плачевными!

Тут краем глаза он увидел, что, кряхтя, поднимается и тот парень, которого удалось приложить самым первым.

Ситуация становилась совсем грустной!

В следующую секунду Олег получил сразу два удара — в живот и по уху… После этого на коньках стоять было очень тяжело…

Ольга, которая тоже не впервые участвовала в подобных ситуациях, потому что… такой уж характер был у ее брата, отлично знала, что Олег умеет не только наносить удары, но и переносить их. Кстати, это в драке, может быть, даже важнее первого умения. Кому приходилось драться, тот меня поймет!

Однако когда ударов слишком много… Да что тут говорить? Даже самые великие боксеры «ложатся», если ситуация на ринге становится… совсем нестерпимой.

Олег держался из последних сил. Ему надо было крикнуть сейчас Ольке: «Да начинай же ты!»

Не факт, конечно, что ее действия… подействуют. Но хоть что-то надо же делать! Однако он не имел буквально и полмгновения, чтобы крикнуть… чтобы вообще на что-то отвлечься. И продолжал отвечать по мере сил, продолжал защищаться. Уже всякие там нырки и уклоны стали ему не по силам. Олег кое-как блокировал летящие в него кулаки то плечом, то рукой…

Ольга и сама понимала, что надо действовать. Но, к сожалению, она отвлеклась и пропустила решающий момент. А дело в том, что в самом начале этого происшествия — еще когда Олег только шел туда, произнося свои маскировочные слова про пирожки, — Оля увидела: в стороне за деревьями стоят двое взрослых парней, причем здоровяков, и наблюдают за тем, что происходит на аллее. Не вмешиваются, но и не уходят… То есть каким-то образом они связаны с происходящим!

Но каким?

Сперва Оля подумала, что, может быть, они-то и подослали мальчишек ограбить ту девочку. Но нет: они продолжали спокойно смотреть, когда Олег начал колотить «юных рэкетиров». Так чего ж эти лбы там стоят? Может, просто так?

Не похоже. Они играли какую-то роль в происходящем… Даже, может быть, важную!

И вот, наблюдая за теми… наблюдателями, Оля пропустила момент, когда удары стали сыпаться на брата просто градом. И тогда, как бы опомнившись, Ольга вдруг закричала голосом тетеньки лет сорока, горластой и простой:

— Милиция! Да что же деется-то! Милиция! Убивают!

Этот крик, который очень надежно действовал в таких вот ситуациях — когда Олежка дрался с ребятами примерно своего возраста, — был Олей услышан однажды, запомнен и затем тщательно отрепетирован. Она, как мы узнаем позднее, вообще отлично умела подражать самым разным голосам. Например, без всякой фонограммы так могла спеть за Аллу Пугачеву, что позавидовал бы сам… Филипп Киркоров!

Но Оля умела подражать не только голосам людей. Присев на корточки, чтоб ее не было видно, она стала издавать те кудахтающие звуки, какие издает милицейская машина, которая летит по городу и предупреждает: осторожнее, спешу, освободите перекресток!

Затем снова стала орать сорокалетняя горластая тетя:

— Да вон же ж они, товарищ милиционер, хулиганье проклятое!

Это подействовало мгновенно. Юные бандюки сразу перестали молотить Олега, подхватили своего приятеля, который продолжал сидеть в сугробе, и кинулись в глубь парка.

А их ведь никто и не думал преследовать, трусов несчастных!

Глава VII Загадочная

Собственно говоря, на том история и кончилась, — можно сказать, ничем. Лбы, стоявшие за деревьями, переглянулись, что-то тихо сказали друг другу и продолжали стоять там же, где стояли.

Олег сел в сугроб, как раз на то место, где сидел подбитый им типчик. Зачерпнул горсть снега, протер лицо. Со своего места Ольга точно не видела, но, кажется, у него была расквашена губа. Она сейчас же собиралась подойти к брату.

Но не подошла. Потому что… потому что к Олегу подъехала та девочка, спасенная. Она тоже была на коньках. И Оля почувствовала вдруг, что может сейчас там оказаться лишней.

— Я Лида, — сказала девочка очень как-то внятно, словно работала диктором телевидения, — а ты кто?

Невольно Олег улыбнулся ей:

— А я Олег… — и тут его улыбка превратилась во что-то довольно-таки кисло-горькое, потому что губа расквашенная давала себя знать! И в то же время не хотелось этого показывать.

Девочка вынула из кармана платок, решительно и как-то очень по-девчоночьи приложила его Олегу к распухающему месту, улыбнулась:

— А ты все-таки не хочешь покататься?

— Да, хочу… — Он посмотрел туда, где должна была стоять его сестра.

Но Оли не было. Вернее, ее не было… видно. Ведь когда она стала изображать милицейскую машину, то спряталась за куст. И не показалась из-за него. Олег понял: сестренка решила «не мешать».

— Ну так поехали! — Лида подала ему руку.

Рука у нее оказалась теплая и… какая-то там еще, на что у Олега просто не нашлось слов… Да вы и сами знаете это: есть что-то совершенно необыкновенное в девчоночьих руках, особенно когда они оказываются в твоей руке!

В такие, скажем прямо, прекрасные секунды внутри у тебя все замирает. И одновременно ты чувствуешь себя, как… тот орел из школьного стихотворения, который все сидел-сидел за решеткой в темнице сырой. А тут вдруг его отпустили… И ты летишь, летишь, пора бы уже устать, а сила — наоборот — только прибавляется.

Олег и правда почти летел — по ледяной дороге, мимо мелькающих слева и справа деревьев. А фонари проносились где-то в их ветвях над Олегом и Лидой, словно огромные беззвучные зимние жуки.

В общем, какая уж там сказка?.. Да никакая сказка с этим не могла сравниться!

Наконец Лида стала немного отставать, и Олегу приходилось тянуть ее за прекрасную руку. Но ведь прекрасные руки сделаны совсем не для этого!

И Олег притормозил, остановился.

— Ты куда меня везешь-то? — спросила Лида, улыбаясь.

Она говорила все так же внятно и как-то очень уверенно. Словно была тут самой главной… Но ведь она и была тут самой главной, разве не так!

Олег улыбнулся в ответ на ее улыбку. Собственно говоря, ему давно уже не было так хорошо… так неожиданно хорошо. Теперь он не чувствовал никакой боли, хотя, наверное, она была. Но какая там боль, к богу в рай, когда ты стоишь рядом с такой девочкой да притом еще держишь ее за руку. И заслуженно держишь: ведь ты эту девочку спас!

Олег, конечно, не произносил таких слов — ни вслух, ни мысленно. Он просто чувствовал себя отлично… Отличнейше!

— Я никуда тебя не везу, я просто… — И Олег рассмеялся.

Оля катилась вслед за «парочкой» по параллельной аллее. Ей было грустновато, по правде говоря. Одной кататься не хотелось. К той девочке, столь неожиданно вставшей между нею и братом, Ольга не испытывала ничего такого, никакой ревности. Она была счастлива оттого, что ее Олежке хорошо сейчас. Таково уж свойство двойняшек — это во-первых, а во-вторых… во-вторых, Оля просто была очень добрая девочка!

Так она мчалась за Олегом и его новой знакомой… А потом вдруг увидела: вот же елы-палы, лес густой, те лбы странные, «наблюдатели», тоже едут за Олегом и этой девочкой! То есть происходило что-то уж совсем непонятное. Не зловещее, но какое-то именно непонятное!

И тогда Оля решила хотя бы что-то попробовать про них разузнать. И это ей удалось. Когда Олег и девочка по ледяным аллеям приехали в конце концов обратно на большой каток, лбы «подтянулись» туда же. Но не стали кататься, как обычные нормальные люди на коньках, а остановились на краю катка у снежного борта и начали разговаривать, а сами продолжали следить за Олегом… ну и этой девочкой.

«Что же им от Олежки надо-то?» — думала Оля.

Подъехала к этим непонятным лбам… Ведь поскольку они ее не знали и не видели, Оля оставалась для них… невидимкой. И вот она подъехала к ним, стала делать вид, что перешнуровывает ботинки — занятие для конькобежцев вполне обычное.

А сама слушала, чего они говорят.

Надо сказать, говорили они жуткие глупости — все про женщин своих знакомых. И если б те женщины услышали эти слова, им сильно не понравились бы подобные разговорчики. Оля и сама была бы рада этого не слушать. Но ведь уже услышала — ничего не поделаешь!

А вскоре она встретила… ну, в смысле увидела и тех юных рэкетиров. Похоже, без всякой цели они двигались вдоль большого катка, смеялись как-то излишне… глупо и много. Оле показалось: они уже успели выпить.

Ловкая разведчица и тут воспользовалась своей «невидимостью» — подъехала к бандитам и опять стала перешнуровывать ботинки… На этот раз, впрочем, якобы перешнуровывать, потому что — а вдруг придется удирать!

О чем они говорили, Оля вообще не могла понять. Она улавливала только матерные слова, а к чему они произносились, — вот хоть убей, не понятно. Да и, по правде, не особенно хотелось понимать! Вряд ли они какую-нибудь великую мудрость могли изречь!

Но неожиданно рэкетиры сказали-таки интересное… Непонятное, правда, но-интересное. Они вдруг заметили катавшихся Олега и ту девочку.

— Слышь, брателлы, — сказал вдруг тот, который собирался отнять плеер, — а я усек, кто эта баба, которую мы грабануть хотели.

«Брателлы» ответили ему каждый по-своему, но все на ругательном языке… такая глупость! Из-за того, что Оля рассердилась на них, она чуть не пропустила главные слова.

— Это же знаете кто? — Говоривший значительно замолчал. — Это же сама Лидка Берестова! А мы собирались ее…

И далее он разразился матерной тирадой.

Хм, что же это за личность такая — Лида Берестова? Выходит, она в городе известная! Но вот с какой стороны?.. Услышав это сообщение, «брателлы» тоже стали произносить всевозможные нецензурные выражения, качать головами и шлепать себя по бедрам.

Глава VIII Виновник печального факта

А загадочная Лида Берестова еще покаталась какое-то время с Олегом, потом стала прощаться. Олег говорил ей что-то, вернее всего, что проводит, но Лида отрицательно качала головой, потом еще несколько минут они стояли, прощаясь. И потом Лида уехала. Ольга хотела тихонечко двинуться за ней, чтобы получить… «дополнительную информацию», как выражаются в романах про милиционеров.

Но тут ее, как ни странно, остановил… Олег. Быстро подъехал, взял за руку:

— Не стоит. Она просила не следить и не узнавать… Я слово дал!

— Она кто все-таки такая?

Олег в ответ лишь пожал плечами, и тогда Оля рассказала ему о странном разговоре рэкетиров и о лбах, которые следили за ним и Лидой.

— Берестова, — произнес Олег мечтательно, как путешественники произносят названия таинственных, еще не открытых островов. — Надо же, фамилия какая: Берестова!

Будь на месте Оли любая другая девочка, любая другая сестра, она бы, конечно, рассмеялась Олежке в лицо: вот стыдняк — влюбился на ровном месте! Но ведь Оля была… двойняшкой, как бы второй половинкой их единого организма. А левая рука не радуется и не смеется, если на правой палец припух!

Оля и сама подумала, что Берестова действительно необычная и красивая фамилия… Берестова.

— Я ее к нам на представление пригласил! — вдруг сказал Олег.

— Серьезно? А на когда?

— На девятое… это как раз суббота. Мы в цирке играем! А после можно и домой ее позвать.

Вот чем отличался Олег от Оли — он всегда и совершенно точно знает, как пройти или проехать туда-то и туда-то, сколько сейчас времени, какое число, когда какой спектакль и где они играют. В общем, с точностью у него все исключительно… точно!

Следующий день они провели в хлопотах: не так-то легко после длинной дороги привести в порядок цирковое хозяйство. Притом, что билеты уже проданы. Бабушка Тамара всегда заранее выезжает в город их следующих гастролей, чтобы договориться — с местной администрацией, с хозяевами цирка, со школами и детскими садами, которые покупают (или не покупают!) билеты на их представления.

Ну и так далее и тому подобное. Это называется заделка.

В Чашкине бабе Томе помогал сын ее покойной подруги. У них все получилось отлично, кроме одного: здесь не нашлось школы, которая бы согласилась принять двух не очень успевающих учеников в середине года. И хотя бабушка Тома, как женщина исключительно предусмотрительная и практичная, всегда брала в Московском департаменте образования солидную бумагу о том, что этот уважаемый департамент просит своих коллег помогать Ольге и Олегу Серегиным, просит устраивать их в школу, на этот раз бумага не сработала.

Да и, в самом деле, сколько можно? В середине года близнецы со своими переездами пропустили очень солидно, к тому же за вторую четверть у них отметок не было вовсе и, соответственно, с успеваемостью (по вполне, как говорится, понятным объективным причинам) было негусто.

По всему поэтому в чашкинских школах, в чашкинских переполненных классах места Ольге и Олегу не нашлось!

Взрослые забеспокоились, а близнецы, как вы сами понимаете, нисколько. Еще бы: появлялась перспектива на законных основаниях спокойненько поболтаться еще, как минимум, недельку.

Потом-то, само собой, им какую-нибудь школку раздобудут. Но пока… пока можно делать вид, что они расстроены отсутствием учения… А можно и не делать вида: все равно родители (то есть мама-папа, бабушка-дедушка) им вряд ли поверят.

Свободная от учения неделя — это, поверьте, очень хорошее дело, особенно в новом городе, где нормальному человеку много найдется интересных дел!

Однако все произошло совсем не так, как ожидали близнецы. Все произошло к полной радости взрослой части Сильверовского клана. Тринадцатого января Ольга и Олег все-таки пошли в школу «вместе со всеми ребятишками огромной России», как было сказано в одной из местных газет.

И виновником этого печального факта оказался… Олег. Однако же давайте-ка все по порядку.

Глава IX Фокус

Что ж, по порядку, так по порядку… В их небольшой труппе были… Медведь Дядя Федя (а можно отдельно Дядя, а можно отдельно Федя — он откликался). Стая голубей — без имен, зато они знали жесты и понимали, что такой-то жест предназначен именно для него. Собачка Веста… Вернее сказать, для посторонних она была вовсе не «собачка», а «жуткая собачища», потому что по-иному громадную немецкую овчарку и не назовешь.

Ее, кстати, специально брали — для охраны… других животных. А дело в том, что цирковые звери часто бывают очень безобидны и доверчивы. В то же время они стоят больших денег.

Странно, конечно, когда собака охраняет… медведя. Но так оно и было. Так оно есть и теперь. Только одно изменилось: Веста оказалась исключительно способной артисткой. И мама, а потом и бабушка взяли ее к себе в номер.

Еще у них в труппе были обезьяна макака Ариша, пони Левка, козел Вильям и филин Егор Иванович.

С этими животными Сильверы занимали в цирковой программе целое отделение. Руководители различных цирков страны сперва пробовали разбивать их, разбрасывать по разным углам большого представления. Но получалось не то. Вместе Сильверы смотрелись лучше, хотя это и казалось странным. Ведь однотипные номера вроде бы, и их не следует ставить в программе рядом.

Но у Сильверов получалось по-другому! Тут, может быть, главный фокус был в том, что… Вот, понимаете, когда смотришь на цирковых животных, то, сколько бы артист ни старался, все равно заметно, что зверей заставляют! А в программе у Сильверов этого не было вообще — ну просто ни капли.

Здесь, наоборот, было видно, что животные выступают с удовольствием. И чем дальше дело шло от номера к номеру, тем это становилось ясней. Какое-то до ужаса приятное ощущение.

Мы любим говорить про зверей, что они, дескать, наши братья меньшие. А сами этих «братьев» шпыняем да лупим, когда попадутся под горячую руку. Вообще для нас само собой разумеется, что мы в этой жизни главные!

У Сильверов представления такого совсем не было. И люди это чувствовали — зрители. И животные это чувствовали, а потому работали, как настоящие артисты, — можно сказать, от души!

Главной в представлении была мама, Марина Романовна то есть. Она по ходу циркового спектакля сперва выступала с голубями, потом с обезьянкой Аришей, потом с пони Левой, потом с собачкой, потом со всеми вместе. И когда со всеми вместе — это был вообще высший класс. На сцене были равные партнеры, артисты в одном общем спектакле.

А все-таки мама как-то само собой получалась главнее! Но не потому, что она человек, а потому, что она была среди них самая талантливая. Например, Веста тоже прекрасная артистка, но мама-то все равно лучше!

Пока я не буду рассказывать о ее номерах. Придет время — расскажу… А вот в перерывах между выступлениями Марины Романовны на сцене появлялись то дед Олава, то отец, то бабушка, то близнецы.

Дед, например, боролся с Дядей Федей, и каждый раз неизвестно было, кто же победит, потому что, как старые друзья, они уступали друг другу победу. Но делали это незаметно, чтоб зрителям было интересно.

Отец — по своей основной профессии жонглер и канатоходец — выступал с козлом. И, конечно, возникает вопрос: на что жонглеру козел? Оказывается, есть для чего! Отец выходил с тремя резиновыми мячами — по величине примерно как футбольные, только более легкие — и начинал с ними работать: сперва перед собой их подбрасывал, потом — из-за спины, потом подбивал плечами и локтями… Наконец он ронял один из них. Но мячик не успевал долететь до земли, потому что козел Вильям выскакивал у отца из-за спины и успевал стукнуть рогами по мячу.

А дальше уже было отцово дело — ловко подхватить этот мячик и продолжать жонглирование. По ходу номера отец якобы подмечал, что козел так прекрасно ему помогает, и тогда он принимался нарочно — с согласия публики — ронять мячи. А Вильям опять: бац рогами, бац рогами. Отец уже будто бы жонглирует с таким расчетом, чтоб уронить мяч. И публика теперь знает, что козла зовут Вильям и он очень умный козлик. Ему хлопают.

Но жонглеру это постепенно перестает нравиться: козлу хлопают, а ему нет! И тогда он перестает ронять, старается изо всех сил. Если нечаянно… почти роняет, то в последний момент подхватывает мяч, продолжает свое жонглирование.

Козлу очень скоро это перестает нравиться. Он ходит вокруг отца, мешает, потом начинает его… бодать в… ну, в общем, сами догадайтесь куда! Отец брыкается, бегает по сцене, продолжая жонглировать. А козел за ним, а козел за ним! Так они и убегают за кулисы.

В другой мамин отдых выступает бабушка Тома с собачкой. Она сперва показывает фокус «собака-математик»: зал дает пример, — допустим, семь отнять три, и собака выбирает цифру четыре. Все хлопают, но бабушка показывает, как она это делает. Когда Веста пробегает мимо цифры четыре, бабушка незаметно прищелкивает пальцами. Это сигнал для Весты, и чуткая овчарка берет фанерку с нужной цифрой.

Но бабушка потом говорит, что вообще-то Веста умеет считать и без ее подсказок. Она стоит теперь с поднятыми руками — чтоб все видели: она не прищелкивает. А собака все равно берет нужную цифру!

В третьей паузе между номерами мамы Марины выступают близнецы. Их партнер — поняшка Лева. Про этот номер я расскажу чуть подробнее. Потому что именно на него в основном пришла посмотреть девятого января Лида Берестова.

А выглядело все вот как. На сцене появляется Олег, одетый… ну, вроде как под Иванушку-дурачка. Он едет на санях, в которые запряжен Левка. На санях лежит здоровенный сундук. Олег останавливает сани, дед и отец помогают ему сгрузить сундучище, а из-под купола к этому месту опускаются тали, на которых прицеплены крючки. Олег достает из сундука разные костюмы — они уже на вешалках, в очень аккуратном виде. Это костюмы ковбоя, мексиканского гаучо, русского богатыря, восточного мудреца.

Все они состоят из многих вещей: например, богатырский — со шлемом, кольчугой, стальной грудью и тому подобными прибамбасами; восточный — это чалма, шальвары, накидка, чувяки. То есть зрителю дают понять: чтобы надеть такой костюм, требуется время.

Отец и дед Олава утаскивают сани за кулисы, а сверху на развешанные одежды падает шелковый шатер.

И вот из шатра на пони выезжает Иванушка-дурачок. Он и дурачится соответственно — сидит лицом к хвосту, приказывает Левке идти «не в ту сторону». Но пони не хочет его слушаться, увозит Иванушку в шатер. Внутри шатра что-то ярко вспыхивает оранжевым, синим, зеленым. Проходит буквально одна секунда, и из шатра выскакивает богатырь, закованный в латы, со шлемом, и тому подобное. Отец и Олава уже вынесли на сцену надувных врагов. Богатырь протыкает их копьем. Победно вскидывает меч над головой, уезжает в шатер…

Сине-оранжевая вспышка, и через секунду из шатра выскакивает ковбой. Выхватывает пистолеты, с цирковой точностью палит по мишеням… Снова исчезает в шатре.

Такие перемены происходят пять раз. И всякий раз Олег выскакивает из шатра в новом сложном наряде, притом что в шатре он задерживается всего одно-два мгновения. Публика недоумевает и аплодирует.

Под конец Олег выскакивает в цирковом трико, Левка встает на дыбы, Оле делает с его спины сальто на руки к отцу и деду Олаве.

Полотняный шатер взмывает вверх, и зрители видят, что все костюмы, показанные в начале номера, висят в том же образцовом порядке. А это уж вообще уму непостижимо! Как Олег успевал это сделать, когда?!

Герой арены скромно кланяется, и вместе с ним преклоняет колена ученый Лева.

Глава X «Алька!»

После представления Лида явилась за кулисы, как они и договаривались. — Слушай, я просто в потрясе! Как это у тебя получается?

— Ну-у, — ответил Олег, улыбаясь, — тренировка. В школу могу вставать за две минуты до звонка — все успеваю.

Это, по правде говоря, была не его шутка, а бабушки Томы, однако сейчас она пригодилась.

— Нет, правда, расскажи!

И в Лидиных глазах Олег увидел такое, за что готов был рассказать их фамильный цирковой секрет немедленно.

Вообще-то, как вы понимаете, секреты фокусов рассказывать нельзя. От этого проигрывает не только фокусник, но и тот, которому секрет рассказали. Сразу зрителю становится до ужаса неинтересно и скучно.

— Фу, какая лажа, — он говорит. — Все ваши чудеса — вранье!

Однако здесь был особый случай. И таких «особых» в каждом городе бывало по одному или по два — для своих друзей… Счастье, что их фокус имел смешную, неожиданную и приятную «подкладку».

— Ну, что же ты? — воскликнула Лида нетерпеливо. — Рассказывай!

И крепко взяла его за руки… Честно говоря, Олегу не совсем понравился этот ее голос — слишком решительный. Но ведь Лида вообще так говорила… И не очень понравилось, как она его взяла за руки — потому что уже знала: после этого он ей отказать не сумеет.

Хотя, быть может, Лида сама хотела дотронуться до его пальцев: ведь она только что видела его на сцене и видела, как ему хлопал целый зал народа.

— Я не могу рассказать, — произнес он, стараясь быть спокойным. — Пойдем к нам домой, я тебе… покажу.

— Это обязательно?

Олег лишь развел руками.

— Хорошо! — Она кивнула решительно. — Тогда… одну минуточку.

И далее Лида вынула из кармана… трубку мобильного телефона! Согласитесь, такое увидеть у двенадцатилетней девочки — тоже на уровне фокуса Игоря Кио или какого-нибудь такого же мастера.

Олег с большим трудом отвел глаза, удержался от… в общем-то, глупых, «девчоночьих» вопросов: мол, откуда это у тебя да сколько оно стоит…

Лида Берестова между тем быстро набрала номер из пяти цифр, какие были у них в городе. Сказала обычным своим дикторским голосом, только, может быть, несколько более холодно, чем обычно:

— Это я… Далее по схеме два! И разъединилась.

Просто невероятно, каким чудом Олег опять удержался, чтобы не спросить: «А он у тебя… настоящий?» Вместо этого Олег сказал:

— Сейчас я родителей только предупрежу и переоденусь… Хочешь, я тебя пока в буфет отведу?

В буфете Лида спросила апельсиновый сок и мороженое. И очень удивилась, когда им это дали без всяких денег. Улыбнулась недоверчиво:

— Опять фокус?

Буфетчик дядя Иван, который — это Олегу уже было известно — прилично обсчитывал клиентов, сейчас сыграл очень хорошо.

— А дело в том, — он сказал, — что у Олега шапка такая особая. Ею по стойке шлепнешь: «Заплачено?» — и бармен сразу говорит: «Заплачено!»

На самом же деле здесь было заведено, что артисты все брали в буфете под запись, а в конце гастролей расплачивались. Это было выгодно и буфету, потому что он начислял за это какие-то там проценты, и артистам, у которых частенько не бывало денег расплатиться. А в конце гастролей, когда делался окончательный расчет, все оказывались богатыми… на некоторое время.

— У нас такие шапочки, кстати, продаются, — продолжал острить дядя Иван, — и стоят не сказать чтобы очень большие деньги…

— Страшно интересно, — ответила Лида чуть холодновато. — Я про такую форму обслуживания" уже где-то читала!

— Неужели?! — Буфетчик засмеялся.

Олег махнул им рукой и побежал переодеваться, а главное — предупредить сестрицу, чтоб она была готова его поддержать… В том, что дома будет хороший обед, Олег не сомневался. Ведь сегодня они дали первое представление в этом новом цирке. Значит, обязательно пригласят директора. И кого-то из труппы, — в общем, всех старых друзей.

Он прибежал в буфет ровно через десять минут. Лида как раз справилась-с мороженым и отпила немного сока, отодвинув стакан в сторону.

— Что же сок, не понравился? — спросил дядя Иван.

— Несвежий.

— Ну… тут, конечно, не Африка, — сказал буфетчик с чуть наигранной обидой, — но лучшего в городе ты, пожалуй, не сыщешь!

— Сыщу! — ответила Лида. И, не взглянув на буфетчика, поднялась.

Олега опять резанула эта ее надменность. Но и опять он пропустил все мимо ушей, потому что… да потому что — сами понимаете: Лида ему очень нравилась!

— Мы живем на улице Оранжерейной, — сказал Олег, когда они вышли на улицу. — Родители, к сожалению, уже уехали — на машине, они меня не могли ждать. Да мы бы и не уместились там… В общем, тут автобус за углом. Минут пятнадцать езды, а потом пешочком немного…

— Автобус? — переспросила Лида, словно ей предлагали проехаться на кенгуру. — Здорово!

Олег не совсем понял, что ее так удивило… Хотя мог бы и догадаться: ведь он уже видел Лидин сотовый телефон!

Они стояли на автобусной остановке, им было интересно друг с другом. Олегу — рядом с красивой и какой-то необычной девочкой, а ей — рядом с настоящим артистом, который сегодня фокус показал непредставимый. А потом, без всяких фокусов, сделал сальто со вставшего на дыбы коня-пони. А позавчера дрался за нее с тремя бандитами, от любого из которых ее обычные знакомые драпали бы без оглядки.

Тут как раз — легки на помине — и появились ее «обычные знакомые». Вдруг перед Олегом и Лидой остановился… нет, не автобус, а джип японский. Олег только однажды ездил на таком, и у него остались от той поездки самые прекрасные воспоминания.

— Госпожа Берестова, — произнесли из раскрывшегося окошка, — вы что тут стоите?

Было заметно, что Лида смутилась. Однако быстро взяла себя в руки:

— Я всегда делаю то, что хочу! Это тебе понятно?

— Да пожалуйста, — отозвался тот, что сидел в машине, — парень лет пятнадцати. Он и сам теперь выглядел смущенно. — Я просто хотел тебя спросить… Может, подвезти куда?..

— Сейчас, — холодно бросила Лида. И потом обратилась к Олегу, уже совсем иным тоном: — Может, нас правда на машине подвезут?

Олегу хотелось проехаться. Однако он не был уверен, что Оля все там уже успела приготовить.

— Нет, знаешь, неохота… в другой раз, — Он дружелюбно посмотрел на парня, сидящего в джипе рядом с водителем.

— Нет! — бросила Лида.

Тогда этот мальчишка из джипа почти крикнул водителю:

— Чего стоишь-то, дупель?.. Трогай! Сто раз, что ль, говорить надо!

Шофер, здоровый дядя лет двадцати пяти, даже с наколкой на правой кисти — синим сердечком и буквой В внутри, — никак не отреагировал на эти довольно грубые слова, только перевел скорость с нейтральной на «вперед» и нажал на газ. Олег вопросительно посмотрел на Лиду, та лишь махнула рукой: дескать, не обращай внимания!

А тут и автобус подошел. Они сели у окна, стали разговаривать… Когда Лида была только с ним, не общалась по телефону, не общалась с буфетчиком или с каким-нибудь непонятным мальчишкой, который отдавал приказания взрослому шоферу, она была очень симпатичной и милой, умела пошутить, рассказать интересное.

Показала на неказистое здание, стоявшее на углу какой-то улицы:

— Это бывшая почта!

— Почта? — несколько растерянно переспросил Олег.

— Ну, в смысле: «Когда я на почте служил ямщиком…» Доказано, что здесь Пушкин останавливался, когда ехал в Михайловское.

— Здорово!

— У Чашкина, кстати, вообще очень интересная история. Я тебе много всего могу рассказать… Ты здесь надолго останешься?

— Не знаю! — ответил Олег с искренним сожалением. — Наверно, не очень…

И они обменялись такими красноречивыми взглядами, что и говорить ничего не надо. Сердце у Олега сжалось прекрасно и больно, несколько минут он вообще не мог говорить. Лида смотрела на него и улыбалась… Бывает, девчонки улыбаются вам с таким, знаете ли, превосходством: дескать, попался, голубь, в мои когти, теперь не вырвешься!

Но Лида улыбалась совсем не так. Просто была рада, что они рядом, что они вместе, что они… подружились!

Это последнее слово вообще-то не совсем подходило для их отношений. Но лучше уж его говорить — и вслух, и про себя, а не что-нибудь там излишне взрослое, как любят теперь многие семиклассники или восьмиклассники.

— Слушай, Алька, — вдруг сказала Лида, — а мы случайно не проехали?

Он глянул в окно… Это было в нем с самого раннего детства: он всегда точно и с первого взгляда запоминал дорогу. И теперь увидел, что точно — они проехали! Однако не мог произнести ни слова, потому что в его ушах продолжало звучать это: «Алька». Так его еще никогда не называли! И таким голосом…

А Лида словно бы и сама испугалась, что так сказала… нежно. И тут же сменила тон, кинула насмешливо:

— Что же ты, богатырь такой, а дороги не помнишь!

— Да я как раз не богатырь…

— Почему же? Выезжал в таких латах…

Олег готов был начать рассказывать, но вовремя остановился — не хотел так глупо выдавать секрет. Только рукой махнул… Они выскочили из автобуса и, как-то само собой взявшись за руки, побежали к Оранжерейной, которая действительно осталась сзади.

В общем-то, получилось только лучше — лишние минуты побыть наедине, и пробежаться вот так, и на ходу посмотреть друг другу в глаза… Все это было очень здорово. И казалось Олегу — так будет длиться вечно, то есть всю оставшуюся жизнь!

Глава XI Колдун и его внуки

Кстати, маленькое опоздание пошло только на пользу — Ольге, во всяком случае, которая все окончательно подготовила, предупредила взрослых… Олег и Лида явились в дом, где их встретила Ариша, обезьяна длиннохвостая, и верная собачка Веста… Тут Лида с опаской посмотрела на Олега, который не понял этого взгляда. Зато его поняла бабушка Тома:

— Да не бойся, его нету здесь! Оказывается, гостья опасалась, что в одной из комнат встретит и… медведя! Но Дядя теперь оставался в цирке — уж больно тяжело его было всякий раз возить на представление и обратно.

В общем, посмеялись, познакомились. Перед обедом, которого все уже ждали с заметным нетерпением, еще было какое-то время. Олег излишне подробно рассказывал Лиде о доме, а в своей комнате вообще задержал минут на пять — когда стал рассказывать про свои книги по криминалистике.

— А тебе они зачем? — спросила Лида чуть удивленно.

— Ну… просто… Хочу детективом стать!

Они переглянулись. И у Лиды в глазах он увидел вдруг мелькнувший огонек. То ли прекрасная гостья рассмеяться собиралась, а потом передумала, то ли… Но вопрос этот так и остался невыясненным, потому что в комнату вошел дед Олава, сделал незаметный знак Олегу, а потом:

— Ты что-то хотел у меня спросить, кажется?

Он говорил по-русски, что называется, безукоризненно. И все же в речи его слышалась… то ли какая-то особая гортанность, то ли он как-то чуть растягивал концы слов — на свой, может быть, ямайский лад. Хотя на самом деле этот «ямаец» почти всю жизнь прожил россиянином.

Но все же он был чернокожим! Да еще каким! Ведь если видишь африканца — на улице или по телевизору, — это обычно молодые крепкие ребята, в майках, в бейсболках. Дед Олава стоял перед ними в толстом свитере, в джинсах, заправленных в валенки, голова абсолютно белая. И это было удивительное, а по-взрослому говоря, колоритное зрелище.

— Дед, ты не мог бы показать Лиде «исчезающего мальчика»?

— «Исчезающего»? — Дед Олава сделал вид, что он напряженно размышляет, прикидывает что-то. — Боюсь, Космос сегодня не тот!

— Дед, ну… пожалуйста!

Перед этим Олег обронил между делом, что дед, дескать, потомственный ямайский колдун. Его предки якобы не раз выручали своих соплеменников от жестокого обращения рабовладельцев. Теперь слова деда Олавы упали на, так сказать, подготовленную почву. Лида с любопытством и чисто девчоночьим страхом посмотрела на седовласого ямайца.

— Прошу тебя, дед… Для Лиды!

Олава Джонович выдержал короткую, но значительную паузу:

— Ладно, хорошо…

И в этот момент негритянский акцент его стал слышен особенно отчетливо.

— Тогда Лидочке придется пройти со мной на свежий воздух. — Он указал на раскрытую форточку, словно собирался вместе с Лидой вылететь через нее во двор. — Одеваться не надо!

Когда человек раздетым стоит на январской улице, он, естественно, начинает подрагивать и как бы сам собой… волноваться. Это и нужно было деду Славе для будущего трюка.

Они вышли во двор, где на четырех столбах (специально для этой цели пришлось снять столешницу с врытого в землю хозяйского стола!), итак, на четырех ножках-столбах стоял некий ящик, покрытый голубым полотнищем с золотыми звездами. Когда-то это был плащ Олавы-борца, но со временем он прилично поистрепался.

Лида, однако, ничего этого, естественно, не знала, и странный ящик под таинственным покрывалом, как бы висящий в воздухе на тонких металлических трубах, невольно производил впечатление.

Лида и дед Олава остались возле ящика, а Олег вывел из сарая пони. Левка был с султаном в гриве и словно бы тоже чувствовал ответственность момента — вышагивал важно, голову держал чуть набок, словно лошадь на параде!

Олег остановил Левку шагах в трех от ящика. Дед Олава неожиданно странными то ли шагами, то ли прыжками приблизился к ящику и сдернул покрывало… Но оказалось, что он не сдернул его, потому что ткань лежала там в два слоя.

И тут же седовласый колдун властным движением руки приказал Олегу сесть на пони и накинул на него покрывало. Затем обернулся к Лиде, которая, — по правде говоря, слегка ни жива ни мертва — стояла метрах в пяти от творящегося действа.

Далее произошло сразу несколько событий. Пони с Олегом, покрытым сине-звездным покрывалом, пошагал прочь от ящика. И одновременно Олег упал на холку и спину Левке. Так что создалось ощущение, будто он вообще исчез… или, по крайней мере, с ним что-то произошло.

Тут же старый колдун взмахнул руками, словно призывал силы подземные соединиться с силами, обитавшими на небесах. И покрывало на ящике зашевелилось, стало дыбиться, поднялось столбом… Лида крупно дрожала — причем далеко не только от холода.

Однако затем уже настоящий страх и даже ужас посетили ее душу, когда покрывало, продолжая шевелиться, вдруг упало на снег, и бедная Лида увидела, что в ящике стоит… Олег! Дыхание у нее перехватило, она невольно бросила взгляд на фигуру под покрывалом, что было на Левке. А там, как вы помните, уже фигуры не было, а было что-то непонятное — как бы горб под волшебным покрывалом… Ну ничего себе!

Ямайский колдун поднял со снега упавшее с ящика покрывало, одним красивым энергичным движением набросил его на стоящую в ящике фигуру, снова взмахнул руками. Фигура под покрывалом вздрогнула и стала… опадать. Через несколько секунд покрывало замерло, ровно лежа на поверхности ящика.

В то же время пони двинулся к ящику, и с каждым Левкиным шагом на спине у него как бы вырастала фигура… Невольно Лида попятилась. А дед Олава, бесстрашно встав на пути у пони, своим прекрасным и мощным движением сдернул покрывало с пони.

На пони сидел… Олег!

Лида смотрела на него с безмерным удивлением:

— Как это у вас получается?!

— Наши негритянские фокусы, — ответил дед Олава очень обыденно. Потоптался деревенскими валенками на снегу: — Однако ж, пошли домой. Так и простудиться недолго.

Глава XII Таинственный отъезд

Они вернулись в Олегову комнату. Лида хотела что-то спросить, и тут раздался стук в дверь. Невольно она обернулась. На пороге стоял… Олег, который — Лида знала это наверняка! — сидел в кресле справа от нее.

И тут же послышался голос… Олега. Но не того, что стоял в дверях, а другого, который сидел в кресле:

— Познакомься, пожалуйста. Это моя сестра Оля!

Лида быстро обернулась на Олега. Потом снова посмотрела на «Олега», стоящего в дверях. Покачала головой, потом рассмеялась. И с каждым мгновением нервности в ее смехе было все меньше, а веселья все больше:

— Ну, это вообще! Так, значит, фокус с мгновенным переодеванием?.. — Лида посмотрела еще раз на брата и сестрицу. — Невероятно!

— Только это коммерческая тайна, хорошо? Лида кивнула:

— Хорошо-то хорошо, но как мне самой вас различать?

— Я сейчас просто переоденусь, — улыбнулась Оля.

Для того чтоб фокус получился полностью, «на чистом сливочном масле», как говорят цирковые люди, Оля оделась совершенно так же, как ее брат. И даже зеленоватая клоунская кепка точно такая же. Кстати, кепка эта, быть может, сильнее всего и сбивала с толку.

Ну, а дальше в тот день и в тот вечер все пошло уже совершенно, абсолютно, полностью прекрасно. Пока взрослые вместе с гостями обедали и произносили довольно-таки многочисленные тосты, они пировали в Олеговой комнате. Все было вкусно, потому что одним из главнейших достоинств своих выпускниц Роман Борисович Серегин считал умение хорошо готовить.

Вдосталь было и аппетита.

Потом они сходили посмотреть зверей, потренировали Вильку отбивать рогами мячик, бросили голубям пшена, прокатили Лиду на пони… Я про это рассказываю так кратко, потому что ничего для нас с вами в эти часы существенного не случилось. А для них — очень много! Они поняли, что хотят стать друзьями.

Обычно-то как бывает? Сестры не больно любят девочек, которые ходят к их братьям, — сестры ревнуют, наверное, или что-нибудь в этом роде. И соответственно девочки братьев недолюбливают сестер — по тем же причинам.

Однако здесь ничего подобного не произошло. Больше всего потому, я думаю, что Оля не могла сердиться на Лиду за то, что она хорошо относится ко «второй части» их общего (с Олегом) «двойняшкинского организма».

Лида ей за это, наоборот, очень нравилась! И потому они все трое подружились — сразу, крепко. Казалось им, что навсегда!

Но, знаете, это так называемое «навсегда» очень редко случается в жизни… если вообще когда-нибудь случается!

Однако в те счастливые минуты они совсем не думали о том, о чем я сейчас говорю вам. Они просто были беззаботны и радостны.

Тут, правда, случилась маленькая накладочка. Уже когда гости ушли, родители, да и, конечно, дед с бабкой тоже, захотели повидать своих любимых двойняшек… У Сильверов, надо вам заметить — а вы это и сами вскоре увидите, — была очень дружная компания. Они скучали друг без друга, И вот папа-Сева поднялся к ребятам на второй этаж, где полностью была территория Ольги и Олега, чтобы пригласить вместе чайку попить.

За чаем как раз и случилось… «несчастье», как выразилась довольно-таки острая на язык бабка Тома.

Взрослые просто разговаривали с Лидой, задавали ей обычные в таких случаях вопросы: как учишься, да трудно ли, да хорошие ли учителя. А потом вдруг мама, Марина Романовна, которая больше всех переживала, что близнецы вовремя не пойдут учиться, спросила, а не может ли эта симпатичная и спокойная девочка узнать, нет ли в ее классе… ну и так далее.

И тогда Лида, нисколько не задумавшись, сказала, что есть, она очень легко устроит двойняшек именно в тот лицей, где учится сама.

— Почему ты решила, что легко? — удивилась Марина Романовна.

— Да папка мой поможет, — беззаботно и уверенно ответила Лида.

— Он у тебя что, директор там? — полушутя спросил Всеволод Олавович. Лида замялась на секунду:

— Ну, вроде того…

— Так, значит, можно с ним связаться? — тут же заинтересовалась мама.

— Да не беспокойтесь, ничего не надо. Я просто скажу ему, и все! — Лида улыбнулась.

Наверное, взрослые обязательно поинтересовались бы, как это все же Лидин отец устроит их деток в лицей. Но тут все заметили, что сами «детки» заметно поувяли от столь «заманчивой» перспективы. Ну и, конечно, начались шуточки и разговоры о том, что лень родилась значительно раньше кое-кого.

А Лида рассмеялась и тут же стала просить у двойняшек прощения. Мол, и она сама не очень-то обожает школку. Ну и так далее и тому подобное…

Потом наконец все заметили, что на дворе-то уже темнотища!

— Ничего, — сказал папа-Сева, — мы с Олежкой Лидочку отвезем… Иди, сын, выводи машину.

Он специально сказал это, чтоб эта симпатичная девочка видела, какой самостоятельный у него сын — машину умеет водить. Не водит, конечно, потому что не положено, но в принципе мог бы!

И тут Лида опять немного замялась:

— Нет, спасибо большое, — она сказала, — я сама отлично доберусь…

— Да что ты, Лидочка! На улице метель, по-моему.

— Да меня… ждут, — с трудом выговорила Лида.

— Ждут?..

— Ну, да… В общем, папкины помощники… Сильверы переглянулись. Но спрашивать, что бы это могло значить, никто из них не стал. Потому что чувствовали: гостья говорить на эту тему не хочет. Лида посмотрела на Сильверов слегка удивленным, а больше благодарным взглядом и поднялась:

— Мне правда пора… Спасибо вам большое! Оделась. Олег и Оля хотели ее проводить, тоже стали одеваться. Лида покачала головой:

— Да меня же в самом деле ждут… Вы только до калитки — и достаточно.

Они так и сделали: по скрипучему, пришкваренному морозом снегу дошли до калитки, выглянули на улицу… надо же! Метрах в двадцати стояла машина, джип. Причем куда покруче того, который Олег и Лида встретили на автобусной остановке. Едва они вышли, у джипа зажглись фары.

Лида почти сердито, повелительно как-то, махнула рукой — фары сейчас же погасли, — попрощалась чуть торопливо и пошла к машине.

— Смотри, опять эти же лбы! — сказала Ольга тихо.

Действительно, у машины Лиду ждали две весьма внушительные фигуры. Кожаные куртки, широкие штаны, удобные для того, чтобы бить ногами в лицо.

Как говорят взрослые, типичные такие… «братишки».

— Что же это значит? — спросила Оля, глядя вслед удаляющимся красным огням машины.

— Да разберемся, чего ты, — уверенно сказал Олег.

Он точно знал: от Лиды ничего плохого исходить не могло!

Глава XIII В книгу рекордов Гиннесса

А их новая знакомая-то оказалась человеком слова! Позвонила на следующий день. Все, говорит, порядок, можете идти в Лицей для особых детей. Бабушка Тома, которая слышала этот разговор, тут же сказала:

— Для детей с особыми деньгами!

А Лида словно услышала эту бабушкину реплику:

— Папка сказал: это вам подарок от нашего Чашкина.

— В смысле какой подарок? — не понял Олег

— Ну, там потому что за деньги учатся, а вас он приглашает как настоящих артистов, гостей города…

Трубка у этого телефона, надо сказать, кричала не тише спортивного телекомментатора, и поэтому все, кто был в комнате, слышали, что говорила Лида.

— А мы за такое хорошее дело, — тут же сказал дед Олава, — дадим в Лицее представление!

Лида после того, как Олег передал дедовы слова, по-настоящему обрадовалась:

— Там есть актовый зал, можно в актовом зале… Только номер с Левой, к сожалению, нельзя, потому что ему там скакать негде!

— А мы вместо Левы другой номер покажем!

— С ямайским колдуном и исчезающим мальчиком? — Лида засмеялась.

— Можно и с исчезающим! Лид, а почему он может нас приглашать, он все-таки директор, что ли?

— Нет, он, понимаешь… попечитель.

— А-а, ну понятно… — Олег посмотрел на присутствующих в комнате, но никто ему ничего объяснить не мог.

Разъяснения принесла к вечеру бабушка, которая увидела в городе рекламу и потом спросила циркового администратора, а ведь цирковым администраторам, как известно, известно все!

Так вот, этот Артем Никитович рассказал, что господин Берестов Александр Валентинович —. владелец крупнейшего в городе, а наверное, и во всей стране телевизионного завода. Когда японцы о нем вспоминают, они плачут на оба глаза, потому что чашкинские телевизоры запросто выдерживают любую заграничную конкуренцию. А уж в смысле цены — это вообще сто процентов!

— Он директор, этот Лидии папа? — осторожно спросил дед.

— Нет, Олава, дорогой. Он владелец! Этот завод, крупнейший в России, принадлежит лично ему!

— Так он что, миллионер? — удивленно улыбнулась Оля.

— Нет, деточка, ты ошиблась, он миллиардер! — и в голосе бабы Томы как будто прозвучало неодобрение. — Я даже скажу вам больше, мои дорогие. Когда Лиде пришло время идти в школу, отец ее построил тот самый лицей… специально для своей дочери! Велел набрать туда особо одаренных детей и теперь вот…

На несколько мгновений они все замолчали.

— Вообще-то Лида в этом не виновата! — сказал Олег решительно. — Что же нам, теперь с ней не дружить, если у нее такой отец?.. Это неправильно, баб!

— Я тоже так думаю, — сказала мама. — Лида — хорошая девочка, и мы не будем ее дискриминировать из-за папы!

— Да я вообще-то ничего подобного не говорила! — стала оправдываться бабушка. — Я просто вам сообщила факты!

Хотя на самом деле она была «старорежимная», как выражался папа-Сева, и делила людей на «буржуев» и «рабочих».

— Да у тебя же у самой цирк, — говорил ей дед Олава. — У тебя даже негр в услужении.

— Ну, нет! — быстро отвечала бабка Тома. — Это я в услужении у негра, его сына и его внучат!

Лида, несмотря на свое миллиардерское происхождение, на следующий день позвонила снова. Сегодня, оказывается, был последний день каникул, и она приглашала Олега и Ольгу на каток — чтоб уж повеселиться напоследок.

— Я за вами заеду, хорошо?

Она каким-то образом догадалась, что двойняшки «все знают о ней», и решила не стесняться… А что еще ей оставалось?

Сговорились на четыре часа, и ровно в четыре у их забора остановилась машина — джипик, да такой крутой, какого и в самой Америке вряд ли сыщешь! Лида побежала по дорожке к дому, а навстречу ей, перепрыгивая через ступеньки, бежал Олег.

Ольга, глядя из окна на эту картину, чувствовала, как сердце у нее сжимается отчего-то… отчего, она и сама не знала. А в том дело, что Олино сердце вдруг услышало те далекие времена, когда она расстанется со своей родной половинкой, потому что ей надо будет выходить замуж, а Олегу… жениться!

«Елы-палы! — Она подумала. — Чего только мне в голову не приходит иной раз!»

И, отогнав эти странные мысли, побежала вслед за братом:

— Привет, Лидка!

Невольно они обнялись — имеется в виду Лида и Оля… Олег же с тайной завистью взирал на них.

Вот как в жизни бывает! Вроде бы и дружили-то всего три дня, а, как говорится, сошлись характерами! И не собирались… расходиться.

Это чувство не покидало их, когда они ехали в прекрасной, тяжелой и в то же время очень легкой на ходу машине… То была совсем другая езда — с «Волгой» никакого сравнения! Тут казалось, будто движется целый дом: могуче, стремительно и в то же время плавно.

И на катке они веселились от души. Во-первых, им было хорошо друг с другом — всем троим. А во-вторых, вся троица очень неплохо держалась на коньках. Значит, можно было играть в любые игры — самые быстрые и самые трудные.

И еще объединяло их то, что, несмотря на веселье, у всех троих на душе было… ну, не то чтобы смутно, а все-таки как-то, знаете ли, отчасти неспокойно. Ведь начиналась третья четверть, самая огромная, самая трудная. Решающая, как любят пугать нас учителя… учительницы!

А ведь, как мы помним, близнецы отнюдь не были чемпионами по учению. Они были скорее троечниками — и потому, что раз пять-шесть в году переходили (переезжали) из школы в школу, и потому еще, что не очень любили зубрежку, на которой до сих пор построено школьное благополучие.

В общем и целом, перед началом огромной четверти стоило повеселиться напоследок. А уж потом — будь что будет!

На них вскоре обратили внимание — такая дружная троица, И выглядят очень нехило, костюмчики спортивные — просто блеск. Особенно, конечно, у Лиды! Сколько он мог такой стоить, это просто уму непостижимо. Если существуют на свете спортивные костюмы для девочек за три или четыре тысячи долларов, то вот он как раз таким и был!

На краю большого катка, — может, к Рождеству, а может, к старому Новому году — выросла ледяная гора: Дед Мороз с огромной, даже для сказочного героя, бородой. По этой бороде и надо было мчаться вниз. Горка вообще-то предназначалась для катания на санках. Дощатый, довольно-таки глубокий желоб говорил об этом. Если об него, на коньках летя, треснешься, мало не покажется.

Но, конечно, некоторые особо отчаянные личности съезжали и на коньках.

— Слабо? — Лида указала на Мороза.

— Это кому слабо? А ну, пошли! — ответил Олег.

Бедной Олечке ничего не оставалось, как плестись за своей половинкой. Громыхая коньками, они взобрались по лестнице наверх… И поняли, что придумали себе не самое умное развлечение. Отсюда лететь вниз — все равно что из Космоса — высоко до ужаса. Но ведь обратного пути не было!

— Ой, Берестова, затеяла же ты! — Оля крепко и, наверное, не без доли нормальной девчоночьей трусости уцепилась за Лиду.

— Спокуха! — закричал Олег. — Пропадать, так с музыкой!

Он раздвинул девчонок, крепко взял их под руки…

— Понеслась душа в рай!

Да! Это даже представить себе невозможно, что бывает так страшно… И так весело! Они летели вниз… Что там птицы или метеориты — да такого еще снаряда не придумано, который мог бы сравни… И тут их подбросило. Казалось, несколько метров они вообще просвистели по воздуху.

И если бы они сейчас брякнулись, им бы долго не пришлось ходить в Лицей для особых деток. Потому что такими особыми интересуется только больница!

Однако они не упали! Их спас Олег. Как и следовало ожидать.

Лида, которая потеряла в этот момент равновесие, была просто подхвачена на руки, а Ольга, увидев и поняв, в каком трудном положении сейчас находится брат, легко оттолкнулась от него, понеслась отдельно, на ходу соображая, как бы все-таки притормозить. И притормозила, вонзив пятку левого конька в ледяную бороду гигантского Деда. Оказавшись чуть позади брата, она схватила Олега за пояс и, повернувшись к горе боком, стала тормозить уже изо всех сил ребрами коньков, как это делают хоккеисты, когда на полной скорости летят в борт.

— Держись, Олежек!

О, как это было трудно, вы даже не представляете. Ведь масса у их «совместного снаряда» получилась огромная! Если даже ты совсем неважно знаешь физику, тут она тебе преподносилась въявь. Лида прижалась к Олегу и закрыла глаза. Однако она была уверена, что ничего не случится и ее спасут! На то она и родилась Лидой Берестовой, необычнейшей девочкой, принцессой крови!

В конце горы, несмотря на Олино притормаживание, скорость выросла до предела, и ледяной желоб делал здесь крутой, но все же достаточно плавный поворот. На санках вы взлетали на верх ледяной стены, переворачивались почти вниз головой, а потом съезжали на ровную, заснеженную гладь спящего подо льдом пруда.

Однако на коньках сделать такое было, конечно, нельзя. А тем более с девочкой на руках. — Пошел! — закричала Оля. — Ап! И Олег понял сестру. Согнул ноги, потом резко распрямился. Тут и Ольга что было сил толкнула его вверх. Олег с Лидой на руках перелетел через борт, на спине покатился вниз по снежному склону, который был насыпан и наметен вокруг ледяной бороды. Это было, конечно, не самое приятное приснижение. Но зато живы остались! И ничего не сломали!

Ольга же промчалась на коньках по вертикальной стене ледяного виража. Каким-то чудом устояла на ногах. Проехала еще несколько метров по льду. А там, где начинался снег, где она неминуемо должна была зарыться коньками в его рыхлость и грохнуться со всего маху, Оля подпрыгнула высоко вверх и сделала двойное сальто, чего никогда в жизни не делала, потому что просто не умела.

Однако сейчас сумела, представьте себе. Может быть, потому, что у нее была огромная скорость. Именно двойным сальто она эту скорость и погасила. Взлетела высоко и красиво. Распрямилась на втором сальто, прогнулась… Эх, такой прыжочек да в Книгу бы рекордов Гиннеса!

Но действия по спасению собственной жизни в знаменитую книгу, увы, не заносятся!

Глава XIV Лида— это опасность

После своего невероятного сальто Ольга встала, как вкопанная… Да, жалко, что ее не видели сейчас тренеры сборной России. Хотя она все равно не стала бы заниматься ни гимнастикой, ни акробатикой. Она хотела быть эстрадной певицей. И чтобы когда-нибудь сама Долина ей сказала:

— Да, Олька, ты настоящий молодец!

Но тем не менее сейчас она совершила подвиг — это несомненно! И хотелось бы пусть немножечко, но все же заслуженной славы. Однако так бывает — и даже довольно часто — в нашей, увы, не очень справедливой жизни: твой потрясающий поступок остается незамеченным!

Вы спрашиваете — почему? Да очень просто: люди слишком заняты собой!

Вот и сейчас каждый из находившихся на замерзшем пруду переживал собственный спуск, собственное приключение. Ведь эта горка была действительно «не для слабонервных». И ее, кстати,

скажем по секрету от героев этой истории, послезавтра закроют, потому что один мальчишка с такой силой треснется здесь головой, что его увезут в больницу.

Но это случится лишь послезавтра, а пока с ледяной бороды катались, думая, что это никакой не риск, а просто тебе недостает смелости…

Ольга поискала глазами брата. И вскоре увидела его. Пожалуй, Олег и Лида как-то слишком долго не могли выбраться из снега… А возможно, это лишь показалось Ольге, которой все-таки было обидно, что ее подвиг никто не оценил.

Наконец Олег и Лида поднялись, помогая друг другу. Увидели Ольгу.

— Живы? — спросила она.

— Потрясающе! — Лида засмеялась. — Я даже не ушиблась!

— А ты-то как сумела?! — Олег протянул руку своей родной половинке.

— Да… Нормально, — ответила Оля небрежно. — Знаете, до ужаса охота какой-нибудь водички попить!

И трое счастливых глупцов, которые несколько минут назад, быть может, едва не лишились жизни или должны были покалечиться не дай боже как, сейчас преспокойно катили по центральной аллее, где впереди виднелась кафешка с такой прекрасно-оранжевой и островерхой, такой удивительно сказочной крышей, что сами гномы и сама Дюймовочка позавидовали бы.

Однако судьбе, которая так милостиво простила их на ледяной горе, видать, все-таки хотелось, что называется, взять реванш… В смысле: она вроде бы отпустила Лиду и двойняшек, но жаба ее, к сожалению, душила: эх, надо было им чего-нибудь подустроить, а то больно уж везучие.

И устроила… Счастливая троица и заметить не успела, как буквально воткнулась в компанию ребят, которые стояли посреди аллеи.

— Леди Лида! Какая встреча!

Их было пятеро.

Лида не раздумывала ни мгновения:

— А ну-ка, прочь с дороги!

— Так с друзьями не разговаривают.

— А кто сказал, что ты мне друг? Да у меня таких друзей… на рубль ведро!

Сперва Олегу не понравилось, как она с ними разговаривала. Но потом понял: тут как ни разговаривай, миром дело не кончится.

Так стоит ли унижаться? Лучше сразу сказать, что ты их не боишься и презираешь.

Хотя для Олега эта история должна была кончиться существенными потерями, как говорят в военных сводках. Но тут уж делать нечего. Ему предстояло сражаться — а кому еще, не девчонкам же!

Поскольку драться предстояло со всей этой кодлой, Олег решил врезать тому, кого наиболее удобно было сейчас ударить. Это был парень лет четырнадцати, не очень такой физкультурный, просто, высокий, с извечно презрительной и скучающей физиономией… Да вы сами таких видели не раз, а весьма возможно, терпели от них неприятности!

Подобные типы не любят вступать в рыцарский поединок один на один. А вот компанией настучать кому-нибудь по носу, а еще желательнее попинать лежачего ногами — это они с дорогой душой!

Высокий мальчишка абсолютно не ожидал нападения, а дед Олава, который в далекой юности, еще на Ямайке, готовил себя к карьере профессионального боксера, совсем неплохо натренировал Олега. И вот длинный любитель коллективных избиений получил левой в печень, а правой в челюсть. Это были хорошие, точные удары — мальчишка буквально рухнул на снег.

Олег сделал короткий и быстрый шаг к следующему… Но, увы, ведь он опять был на коньках!

И то, что здесь названо коротким шагом, на самом деле стало плавным скольжением. Да еще Олег не сумел точно затормозить, поэтому в результате он получил не только невыгодную для себя позицию, но и неудобную дистанцию, а к тому же потерял время из-за своих балетных перемещений.

Он все-таки нанес удар, однако далеко не такой точный, как хотелось бы. Вместо солнечного сплетения просто попал в грудь. Противник от его удара сделал два шага назад. Однако вовсе не был повержен!

Пока Олег тормозил, к нему подскочило двое еще не задействованных в сражении бойцов. Да и тот, которому заехали в грудь, жаждал отмщения.

Ольга кинулась в гущу врагов… Наверное, вы скажете, что четверо не такая уж «гуща». Но это лишь для того, кто находится вдали от сражения, например, лежит сейчас на диване с этой книжечкой в руках. Для Оли то была действительно гуща. Тем более она не брала у деда уроков бокса.

Смелая Оля врезалась туда, выставив вперед сжатые кулаки. И таким образом въехала одному из мальчишек в бок. Он толкнул стоящего рядом, тот поскользнулся (дело-то все-таки происходило на льду!) и упал.

Ольгина хаотическая помощь дала Олегу облегчение на несколько мгновений. Но именно лишь на несколько. Дальше ему должно было стать много хуже, потому что теперь приходилось думать и об Ольге: раз она начала военные действия, ее точно не пощадят!

И Лиду, вернее всего, тоже… — Бегите, — крикнул он. — Бегите вы отсюда! Ольге это было сделать довольно трудно, потому что один из парней ударил ее по лицу. Оля успела закрыться. Но удар был мощный, и бедная двойняшка полетела в заваленные снегом кусты.

Лида в это время и не думала принимать участие в военных действиях. Она стояла в стороне, словно это ее не касалось, словно не она затеяла всю катавасию. Об этом, кстати, и думала Оля, выбираясь из снега.

Вообще странная какая-то история. Они были знакомы с «госпожой миллиардершей» всего неделю, даже меньше. А уже оказались втянутыми в две драки. Потом — тоже в основном из-за Лидиного: «Слабо?!» — чуть жизни не лишились на ледяной горе…

Была в ней какая-то особая отчаянность… Не задиристость, не смелость, а вот именно отчаянность. И к ней экстремальные ситуации, как теперь выражаются, ну прямо-таки липли!

Между тем Лида сейчас вовсе не бездействовала. Она вынула трубку мобильного, сказала резко: — Немедленно ко мне!

Тут Олег пропустил первый удар. Но он еще очень крепко стоял на ногах и ответил противнику отличным апперкотом через руку. Тот пошатнулся, и было от чего!

Но дальше весь бой прекратился. Потому что откуда-то буквально с неба, словно десантники, на аллее возникли уже знакомые Ольге «лбы». Да и Олегу тоже они были знакомы. Потому что вместе с ними ехали в огромном джипе на каток. А когда Олег спросил, зачем здесь эти «квадратные люди», Лида спокойно ответила:

— Папка так хочет…

Сейчас эти, как говорится, «шкафы» сгребли Олеговых врагов, задвинули их куда-то, да те и не сопротивлялись. Вообще ни звука не мяукнули. И только тот, что прицепился к ним первым («Леди Лида! Какая встреча!»), крикнул уже издали:

— Напрасно, Лидка! Я бы на твоем месте поговорил.

Тут его, видать, тряхнули, и он крикнул:

— Пожалеешь!

Сразу после этого у Лиды в кармане зазвонил мобильный, она открыла его, бросила нетерпеливо:

— Да?.. — подождала секунду. — Нет, бить не надо. Бить в следующий раз. Предупредить!

Затем они все же посидели в том кафе со сказочной крышей. Но, конечно, получилось уже не так приятно… не совсем так. Оля старалась не думать об этом, а сама, конечно, думала: почему все-таки в каждой встрече с Лидой у них получаются какие-то военные истории. Это ведь от кого-то зависит.

Вернее всего, от самой Лиды… Спросила как можно спокойнее:

— А вот скажи, в тот раз, когда тебя грабили, почему ты не позвала своих… охранников?

Лида пожала плечами, отпила сок из стакана, но не потому, что хотела пить, а потому, что думала, как ответить:

— Ну, в общем, я хотела испытать…

— Кого?

— Себя, наверное… — Потом покачала головой: — Нет, не так. Я хотела посмотреть, найдется хоть один, кто за меня заступится! — Улыбнулась Олегу: — И он нашелся!

По правде говоря, Ольге были не совсем понятны подобные «испытания». Вернее, они ей не очень нравились…

— Мне кажется, уже домой пора. Поднялись. Лида сказала в телефон:

— Мы выходим!

Прекрасная машина довезла двойняшек до угла их почти сельской улицы.

— Завтра в школу, — сказала Лида со вздохом. — За вами заехать?

— Да не стоит… Нас дед отвезет.

Лицей-то находился где-то на другом конце города.

— Да я могу заехать, мне нетрудно… Я заеду!

— Спасибо большое!

Однако на этом сегодняшние приключения не кончались, оказывается. Они уже вошли в калитку, накинули щеколду, двинулись по дорожке к дому. Был вечер, темно. Единственный свет шел лишь из окон застекленной веранды — желтыми квадратами лежал на снегу.

И вдруг двойняшки услышали шум машины, а потом почти сразу им в спину ударил свет фонаря. Олег оглянулся. В лицо ему попал луч… знаете, есть такие фонари, которые бьют на три километра. Довольно неприятное ощущение. И тут же голос из ослепляющей темноты приказал:

— Подойди сюда!

Олег узнал голос того парня, который полтора часа назад прицепился к Лиде. Не спеша Олег пошел к своему врагу… Теперь он уже точно знал, что именно к врагу!

Фонарь внезапно погас, и теперь Олег словно ударился о стену, потому что не видел вообще ничего.

— Запомни! Тебе надо ее забыть!

— Уж больно ты грозен, как я погляжу!

— А ну вылези наружу, трус!

Было ясно, что этот тип не один, что Олега ничего хорошего там ждать не может… Секунду поколебался, сбросил щеколду:

— Ну и что вам надо?

Эх, знали бы пришедшие, что их ждет в следующее мгновение, они поторопились бы с началом военных действий. Потому что калитка отворилась снова, из нее вышла Веста, а это была собачка… ну, величиной с гепарда, не меньше. За ошейник ее держала Ольга:

— Привет, мальчики!

Полная растерянность — ну, это естественно, Оля даже не осудила их за это: не каждый день приходится видеть такую зверюгу!

— А без собаки слабо? — спросил этот парень, который был у них командиром.

— А один на один слабо? — тут же спросил Олег. Подождал: — Трус! Иди отсюда!

Как ни странно, этот тип внял Олегову «совету». Шагнул в темноту, где стояла его кодла:

— Ладно, еще увидимся… — Он чиркнул ослепительным светом, как ножом, по брату и сестре. — И с тобой, крошка, тоже!

Веста зарычала и вся напряглась.

— Ох, не удержу собаку! — сказала Оля очень натурально. И когда заскрипели, завизжали торопливые, явно не самые смелые шаги, откровенно засмеялась вслед.

Глава XV Остров

Близнецам казалось неловко приехать в школу на машине. Но никто не обратил на это ни малейшего внимания. Сюда все так приезжали. Может, не на таких колоссальных джипчиках, но, в общем, на чем-то в этом же роде. Шли не спеша, как зрители перед спектаклем в каком-нибудь театре.

У дверей брата и сестру встретила женщина с готовой приветливой улыбкой.

— Итак, вы новенькие! — сказала она звонким голосом артистки. — Ты Олег, правильно? Тебе в седьмой «Б». А ты Оля? Тебе в седьмой «А».

Они специально попросились в разные классы, чтобы не рассекречивать — сколько удастся, конечно, — их номер с переодеванием.

Оля была уверена, что брат ее окажется в Лидином классе… Точно! Но это было нормально… Так Ольга уговаривала себя, а сама приглядывалась к здешним порядкам. Порядки были иной раз чудные! Нет, не плохие, но вот необычные до ужаса!

Например, каждый сидел за своей индивидуальной и очень удобной партой: ее можно было подкрутить — по высоте и наклону, можно было легко передвинуть, потому что парты эти были на колесиках.

Никто тут не баловался — это как-то сразу становилось заметно. Они все были такие до ужаса благообразные.

Кучковались в основном вокруг нескольких личностей. Как бы вокруг королей, королев, на худой конец — принцев крови. Остальные служили у этих личностей «при дворах».

Классы были просторные, а народу — человек всего по десять, по двенадцать. Так что они не делали никаких строгих рядов, а съезжались на своих партах группками. Оля, по существу, оказалась одна посредине этого просторного помещения — класса.

Потом случилось еще чуднее. Вошел учитель — молодой спортивный такой дядька, улыбчивый. Спросил:

— Кажется, все в сборе, господа?.. Ну, тогда приступим?

Так начался урок математики — тут не было звонков!

И здесь, как потом узнала Оля, не ставили двоек. И троек тоже не ставили… Тут вообще не ставили отметок! Только заносили в журнал четвертные и годовые. И троечников, а тем более «неуспевающих» тут не водилось в помине.

Это было учреждение воистину санаторного типа. Буквально навалом имелось всяких дискотек, секций, кружков, на верхнем этаже было… да можно сказать, настоящее кафе, где тебе приносили нормальный заказ — мороженое, кофе, а хочешь — так и гамбургер дадут. Не такой, конечно, как в настоящем «Макдоналдсе», но, может быть, еще и лучше.

А какой тут был спортзалище! А какой бассейн — это просто уму непостижимо: водичка прозрачнейшая и голубая одновременно…

И на уроках никто тебе не трепал нервы: «Почему не выучил!», «Слушай внимательно!», «Дай дневник!» и тому подобные зуботычины, при помощи которых учителя в основном добиваются от тебя успеваемости.

Ольга обменялась мнением с братом, и Олег выразился так:

— С одной стороны, здорово, а с другой стороны… я не знаю!

Здесь учителя были не такие, как в обычных школах. Они ничего не могли тебе приказать. Но и ни за что не отвечали. Живи, как хочешь. Типа: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало!

Постоянные ученики этого не чувствовали, а двойняшки, прежде учившиеся в обычных, нормальных школах, чувствовали, что взрослым тут на учеников по большому счету чихать! Они то есть отвечали, конечно, чтоб ты ниоткуда не упал и был накормлен. Но в смысле знаний — да учись как хочешь!

Здешние ученики называли свой Лицей Островом, а иногда Крепостью. Так оно и было. Потому что жили здесь уединенно — сами по себе, исключительно своей тусовкой. Вокруг Лицея высился практически неприступный каменный забор. Утром открывались железные ворота, впускали автомобили; после уроков — или после того, что у них заменяло уроки, — машины увозили обитателей Острова.

— Вообще-то здесь и… взбеситься можно, — сказала Оля, когда на третий день они сидели с Лидой в кафе за мороженым из толченых бананов.

— Вот именно! — с неохотой ответила Лида. — Почему и заводишь себе иной раз какого-нибудь Стариканди.

— Какого Стариканди?

— Да который к нам привязывался… Помнишь, в парке?

— А он кто?

— Да… бандит настоящий.

— Нет, — ответила Оля, улыбнувшись. — Не настоящий.

И рассказала, как она испугала Стариканди и его дружков Вестой.

— Как же ты додумалась до этого?! — Лида от души рассмеялась.

Оля не знала, что ответить. Не знала, как объяснить, что за брата своего она что хочешь сделает! Поэтому лишь пожала плечами. А Лида вдруг нахмурилась:

— Ты вообще-то плохо его знаешь! Стариков — его по-настоящему Стариков фамилия — это… Хорошо бы тебе никогда про него не знать больше ничего!

Однако Оля узнала о Старикове, и довольно скоро. Но все ж не сейчас. А поэтому и мы на время оставим его в покое.

Глава XVI Письмо шантажистов?

На субботу Лида пригласила их в гости.

— На какую субботу? — удивилась мама. — У вас же учеба.

Но это был еще один подарок Острова: по субботам здесь не заставляли учеников думать про скучные занятия. А взрослые Сильверы уже договорились в цирке, что ребята в субботнем представлении не участвуют — за них будут отрабатывать бабушка и дед Олава: оба продлевают свои номера и делают в паузе клоунскую интермедию. Таким образом, на субботу близнецы были свободны. Но уж зато в воскресенье два представления; в двенадцать тридцать и в семь вечера. Впрочем, как и у всей труппы Сильверов.

И вот в субботу утром взрослые со зверьем уехали в цирк. А двойняшки, изнывая от нетерпения, смотрели в окна, когда же наконец приедет уже знакомый джип. Лида сказала им «потеплее одеться».

— В валенки, что ли? — пошутил Олег.

Но оказалось, что именно в валенки! А под куртки — еще и парочку свитеров.

— Да зачем это? — удивилась Оля.

— Узнаете! — Лида хитро и счастливо прищурилась. — Мне папка такую штуку купил… умрете!

— А причем тут свитера?..

— И валенки?!

— Узнаете!

Теперь они умирали от любопытства и… жары. Потому что сидели уже совершенно готовые в доме. А ждать на улице, то есть выказывать такое явное нетерпение, им не хотелось.

И наконец за воротами рявкнуло — у этого джипа вместо гудка был такой рявк, словно он крокодил какой-нибудь или птеродактиль. Близнецы переглянулись, выждали минуту и потом степенно вышли из дома.

Знакомый «шкаф»-водитель приветливо им кивнул… Кстати, Лидина «охрана» только сперва казалась такой угрюмой и «роботоподобной». На самом деле они были нормальными дядьками, даже отчасти веселыми. Особенно когда не было Лиды…

Машина почти сразу выехала из города, понеслась по шоссе, потом свернула в лес, и тут двойняшки поняли, на что способен хороший джип. Он шел по ухабистой, заваленной снегом дороге спокойно и уверенно, словно бы с удовольствием переваливаясь с боку на бок. Колеса то поднимались, то опускались, а в кабинке почти не трясло, не качало… Здорово— И сам «шкаф», который вел машину, тоже был доволен — собой, этой машиной, вообще жизнью!

Вдруг лес расступился, они оказались на площадке перед воротами, которые словно бы само собой раскрылись, и машина въехала в широкую просеку, которая вела к двухэтажному, добротному, но все же довольно скромному домику. После всех этих джипов, охранников, лицеев и тому подобного казалось, что и хоромина должна быть огромина, как сказано в одном отличном мультфильме. Но вот ничего подобного!

И тут на крыльцо выскочила Лида. Она была только в клетчатой рубашке, джинсах и в меховой шапке с длинными ушами… А говорила: теплее одевайтесь!

Олег на ходу выскочил из машины, подбежал к Лиде и… остановился, смущенный. Тут и Оля вышла.

— Молодцы! — говорила Лида. — Я так рада! Она смотрела только на Олю, а говорила только для Олега.

— Чаю хотите или сока?.. — Она махнула рукой, побежала в дом, и близнецы за нею. — Знаете что, давайте после попьем, ладно?

И опять не дождалась ответа, схватила телефон, лежавший на подоконнике:

— Через десять минут, с прицепом! — Повернулась к Оле и Олегу: — Пойдемте, я вам пока дом покажу, что ли?..

Она вся прямо изнывала от какой-то излишней, нервной сверхвеселости!

— Вот, смотрите: тут библиотека, это спальня, это две комнаты для гостей… Кухня, столовая. Ну и все. Наверху тренажерный зал… Нравится?

На самом деле они ничего не увидели, не успели. Лида словно бы им ничего и показывать не хотела, а только старалась убить время.

— Слушай, да ты же оденься!

— Правильно! — Она кинулась в свою комнату, которую вообще даже забыла им назвать. — Я сейчас! В окно не подсматривать!

Близнецы переглянулись. Олег сел в кресло, спиной к окну, а Оля — к столу.

— Хочешь, пока в слова поиграем?

— Давай… Какое слово берем?

— Сервант, — рассеянно сказала Оля, назвав первую попавшуюся на глаза мебелину.

— Плохое слово, трудное, букв мало…

— Нормально!

Она взяла лежащую тут же ручку, какой-то клок бумаги и стала писать: вера, сан, вар, вена… Дальше дело пошло сложнее. Задумалась, невольно глаза ее переползли на неровные строчки, которыми до половины была исписана эта бумага. Да еще и они оказались вверх ногами, так что читать вообще интересно. И невольно Оля стала читать: «Запомни, я ждать больше не намерен. С тебя 1000 $! И ни грамма меньше! Иначе сама знаешь, что будет! Ответить должна в понедельник. С.»

Ольга быстро перевернула бумажку… это была половинка страницы из школьной тетради. Почерк скачущий какой-то, строчки на концах уползают вниз. Даже не читая, можно спорить на что угодно: писал мальчишка!

Но что это такое? Кто, кому и в связи с чем должен отдать тысячу долларов?

Такие деньги у кого попало требовать не будут, верно? У Ольги, например, сколько угодно можешь требовать, все равно толку не будет. Значит, вернее всего, записка эта… Лиде!

Что можно отдать за тысячу долларов… «Я ждать больше не намерен»… Какой-нибудь секрет, вот что ей хотят продать. Вернее, ее заставляют этот секрет купить… что-то узнали и теперь пугают.

Шантажируют, как говорится в теледетективах!

Глава XVII Негр и чукча

Но дальше она придумать ничего не успела, потому что Лида вылетела из своей комнаты. Она была в меховых штанах, в меховой куртке оленьей, которая одевается через голову. Такие куртки называют малицами. На голове — уже виденная близнецами шапка с длинными ушами, на ногах — меховые унты, и из рукавов малицы торчали меховые варежки на тесемках. Выглядела Лида, надо сказать, потрясающе!

— Класс! — сказала Ольга восхищенно.

— Чукча! — засмеялся Олег.

— А ты негр! — в ответ ему рассмеялась Лида. Оля видела, что ее родная половинка просто глаз от Лиды не может отвести.

— Ну, пошли же!

И опять Оля заметила, что в этой такой счастливой и удачливой девочке слышится какая-то излишняя, какая-то дерганая веселость…

Вслед за Лидой и Олегом Оля выбежала на крыльцо.

Да! Тут было от чего упасть. Прямо перед ними стоял потрясающий снегокат. Он был похож на ракету и на мотоцикл одновременно, он весь блестел, он — сразу понятно — был мощный до ужаса. К этому прекрасному зверю на плетеном кожаном ремне были прицеплены расписные сани, набитые сеном. И еще сверху лежало огромное меховое одеяло.

«Полость, — совершенно неожиданно для себя вспомнила Оля. — Здорово!»

— Только я сама не очень умею, — сказала Лида с чисто девчоночьей трусливостью.

— Зато я умею! — закричал Олег.

Его прямо как магнитом тянуло к этой потрясающей штуке. Он оглянулся на Лиду, та лишь засмеялась в ответ. Сразу было понятно, что она добрая девчонка, но еще понятнее было то, что ей очень хочется Олега порадовать. А он уже сел за руль:

— Ольку спроси, я, знаешь, как на мотоцикле

гонял!

Не очень он, по правде говоря, гонял. Но Оля, конечно, промолчала, залезла в сани:

— Иди сюда, Лид.

— Не-эт! — и Лида села у Олега за спиной.

— Сильно газ не крути, — сказал «шкаф», который стоял возле снежной ракеты. — Там отрегулировано на скорость до сорока.

— Почему?

— А чтоб ты деревья не сшиб! — Тут он с опаской посмотрел на Лиду. — Да и сорок вполне отличная скорость…

Потом он очень аккуратно, чтобы не рассердить Лиду и ее гостей, объяснил, где газ, где тормоз… Долгожданным движением Олег повернул ключ зажигания, снежный мотоцикл заработал — мощно и почти беззвучно. Лида села сзади, обняла Олега… конечно, в смысле, чтоб не упасть.

Олег стал аккуратно поворачивать ручку газа, и снегоход двинулся — медленно, медленно, а затем быстрее. Оля упала на сено… Под меховой полостью было тепло и вообще — прекрасно, и просто голова кружилась от счастья. И она даже не знала, хочет ли сейчас сидеть за рулем этой чудо-машины. Сани так поскрипывали чудесно, и так снег под ними шипел… Да лучше вообще ничего не бывает на свете!

В общем-то, дальше про этот день и рассказывать не стоит. Все было просто великолепно, понимаете? Они выехали на замерзшее, укрытое толстенным снежным одеялом озеро. Оно было огромно. Куда ни глянь — белая, серебряная мгла. Где-то берег виден — темно-зеленая кайма леса. А кое-где — только горизонт и ослепительная белизна. Они отцепили сани, а из-под сена Лида вынула… елы-палы, да это же был сноуборд!

И тут уж Оля показала класс. Врат ее, цирковой мальчик, тоже, конечно, был ловким человеком — да цирковые иными и не бывают, — но все же не таким, нет, не таким, как Ольга! Это просто зависело от рождения, наверно. Олегу досталась сила, и он появился на свет мальчишкой, а ей зато — ловкость!

Если вы не пробовали кататься на этой доске с загнутыми концами, так вы лучше и не пробуйте, честное слово. Можно очень не слабо навернуться.

Но Ольга сумела — у нее причем получилось сразу.

— Давай, гони! — кричала она.

Лида сидела за рулем, а Олег, держась за нее и обернувшись через плечо, смотрел, как Ольга, сперва робко, а потом все смелее закладывает виражи. Олег тоже попробовал покататься, но у него далее близко не получалось так. Про Лидку же и говорить нечего. Она шлепнулась подряд раза три-четыре:

— Не, ну его на фиг! Это без меня… Странствуя по озеру, они в одном месте увидели вдали множество каких-то черных точек на белом.

— Чего это?

— Рыбаки зимние, — ответила Лида. — Туда не поедем — рыбу чтобы им не пугать.

И еще в одном месте они увидели, как с крутой горы народ катается на санках и лыжах. Они стояли посреди озера и смотрели на летающие с горы фигурки.

— Рванем туда, а? — попросила Ольга.

Ей до ужаса хотелось съехать с горки на сноуборде.

— Нет! — В голосе Лиды опять послышалась словно бы забытая на эти счастливые часы тревога. — Туда не поедем!

И тут же Ольга вспомнила о том странном письме.

Тронула рукой куртку — хрустнула бумажка: верно, так и есть, она положила странное письмо в карман… совершенно машинально.

Ну, так пусть и лежит!

Глава XVIII Поздним вечером и ночью

Вечером, уже лежа в постели, Ольга вспоминала этот… да на самом деле счастливый день. Ей хотелось поговорить с братом, однако она ясно слышала, как Олежка сопит в свои так называемые «две дырочки». И не только потому, что у Оли был отличный слух, но и потому еще, что братишка довольно-таки громко это делал!

Неожиданная сила подняла ее, а потом ноги сами собою пошли в Олегову комнату. Он спал на спине, широко раскинувшись, словно… ну словно какой-нибудь юный русский богатырь. И в то же время он сейчас удивительно был похож на дедушку Олаву. В темноте белая кожа становилась как бы черной, а дедовы, негритянские, черты лица проступали вдруг очень отчетливо.

Что делала сейчас Оля? Можно сказать, она любовалась своей второй половинкой.

И в то же время ей было тревожно.

Опять и опять Оля как бы просматривала кадры длинной кинопленки, которая называлась «Сегодняшний день». Но просматривала она не всю пленку.

Это были «фотопортреты» Берестовой Лиды.

Причем чаще всего одни глаза. А в них тревога! Словно бы Лида ожидала что-то плохое. Хотя внешне-то они трое почти все время веселились. Им в самом деле было очень хорошо — интересно, а потом уютно и вкусно.

Когда они после той потрясающей прогулки все-таки вернулись домой, их уже ждал обед. Да еще какой! Тут, впрочем, не стоит устраивать никаких восхищенных описаний… Только, может быть, скажем о соке! Ничего более свежего Оля просто не пила. Было такое впечатление, что его только что надавили. А, наверное, так оно и было… Причем из самого сладкого и самого ароматного винограда на свете!

Был там и еще один… «прикол».

Возвращались они чуть-чуть не той дорогой, и вот им пришлось проехать мимо трехэтажного каменного, тяжелого и в то же время красивого сооружения — просто язык не поворачивался назвать его домом. Это был скорее всего замок или тайный дворец волшебника…

— Здесь мой папка живет, когда сюда приезжает, — просто сказала Лида.

— А… а тот дом? — с трудом спросила Оля.

Они в это время ехали в санях, под полостью, а Олег все с тем же упоением вел снежный мотоцикл, не обращая внимания ни на какие замки вокруг.

— А тот мой, — ответила Лида. — Потому что, знаешь, у папки же могут быть свои дела, друзья приезжают. Или разные там переговоры. Да и мне надо к самостоятельности привыкать, к своему, личному, дому!

— Ну… да, — с трудом проговорила Оля.

С трудом — потому что у нее и своя комната бывала далеко не всегда. А случалось, что они, всей компанией Сильверов, жили в одном гостиничном номере. Что ж, как говорил великий Карлсон, дело житейское!

А тут собственный дом. У девочки!

После обеда Лида им предложила сыграть в бильярд… Но Оля вроде бы нигде бильярда не видела.

— Да он в подвале, — улыбнулась Лида

И они спустились в так называемый подвал… Ничего себе! Это было огромное помещение с действительно бильярдным столом и со столом для настольного тенниса. Но главным было не это. Вдоль стен тянулся сплошной диван, такое бесконечное круговое сиденье, обтянутое кожей. А над ним, в стенах, огромными таинственными фонарями, а может, окнами в иной мир, светились аквариумы. Их было тут штук двадцать, честное слово!

Оле не хотелось играть ни в настольный теннис, ни в бильярд. Она ведь здорово накаталась на сноуборде. Да еще обед убойный… Села на диван, стала смотреть на рыб. Скоро, как ни странно, и Лида подошла к ней, села рядом. Показала рукой на один из аквариумов, сказала вдруг:

— Бедные вы, бедные рыбы! Плаваете тут и ничего не знаете. Вот, думаете, какая у нас родина — прекрасная, огромная, а на самом деле это всего только два ведра воды! Эх вы, глупые…

Это Лида сказала с такой тоской, словно сама была рыбой.

Но ведь она рыбой не была. Значит, и грусть ее о чем-то другом, верно?.. Именно в тот момент Оля увидела у Лиды жуткую печаль в глазах. Даже не печаль, а как будто испуг.

Заметив, что Ольга смотрит на нее, Лида сейчас же улыбнулась, подмигнула ей:

— Хорошо, что мы не рыбы, точно?

Но с ней что-то творилось, это факт! И потом Оля уже нет-нет да и кидала на Лиду взгляд исподтишка. Она бы, вернее всего, не обратила внимание на состояние Лиды, но ведь в кармане ее продолжала лежать та непонятная записка. По идее ее надо было бы выдуть и аккуратно положить на место.

Оля так и собиралась сделать. Да остановилась — сообразила, что в кармане бумажка порядком успела поистрепаться и Лида бы сразу все поняла… Хотя, может, и не сразу, хотя, может, и ничего она не поняла бы!

Сейчас, уже поздним вечером, у себя в комнате Оля включила свет, вынула записку из кармана спортивных штанов, положила ее перед собой: «Запомни, я ждать больше не намерен. С тебя 1000 $! И ни грамма меньше! Иначе сама знаешь что будет! Ответить должна в понедельник. С.» Понедельник вообще-то послезавтра, вернее, уже «послесегодня», потому что часы показывали четверть первого ночи.

В принципе это не мое дело, но можно в понедельник немного последить за Лидой и…

А с какой стати я могу разрешать себе такие вещи? Меня Лида Берестова ни о чем таком не просила!

Однако была причина, по которой Оля имела право узнать, в чем там дело. Ведь ее брат, родимейший и любимейший, ее брат… Оля, по правде говоря, не знала, каким словом назвать их «отношения». Но, так или иначе, Олег к этой девочке именно что «относился». А значит, Оля имела право знать, что такое с Лидой происходит. И имела право ее защищать!

Под конец, между прочим, в Лидином доме появился папа Берестов. Оля в жизни своей не видела миллиардеров, и вот теперь он появился перед ней. Александр Валентинович был неуловимо похож на какого-то актера. Однако на какого — Оля вспомнить никак не могла. Смотрела, смотрела… И вдруг чуть не взорвалась от смеха: нет, не актер, а тот дядька, который ест конфеты «Рондо» и говорит на разные лады, что свежее дыхание якобы облегчает понимание.

То есть папа-миллиардер оказался не очень высоким, полноватым, улыбчивым… вообще симпатичным, вовсе не страшным. Только разговаривал он, как разговаривают люди, которые сильно спешат по своим очень важным делам, — излишне любезно и равнодушно, излишне энергично улыбался, излишне и заранее был со всем согласен, как «взрослые» бывают согласны с «детьми», на сто процентов уверенные, что все равно поступят по-своему.

У Сильверов в семье ничего подобного не было. Может, потому, что все они были равноправными актерами одной труппы. А может, и потому в основном, что просто Сильверы были другие люди!

Лида относилась к своему отцу… тут даже трудно найти слово. В общем — как он скажет, так все и было! Хотя у Лиды вон и дом свой собственный, и свой «личный» джип с охранниками, и, наверное, много чего еще такого же прекрасного. Но это все он ей предоставил. Так сказать, с барского плеча. Сам решил и сам дал. Поэтому в каком-то смысле можно было сказать, что папа-Берестов дочь свою не баловал, а, напротив, держал в довольно-таки черном теле и ни малейшего своеволия не позволял!

Странноватые такие отношения… А вот мамы, как поняла Оля, у них не было. А почему, отчего — спрашивать такие вещи неудобно.

Выключила настольную лампу, еще немного послушала, как сопит Олежка. Этот звук ей совершенно не мешал, как, например, не мешает шум ветра или волн.

Они прошлым летом жили у самого берега, собственно говоря, просто в сарае, потому что животных девать было некуда. Дед с бабушкой вообще спали на чердаке сарая, в соломе, а мать с отцом и Олег с Олей — в пристроечке к сараю. И буквально в пятидесяти метрах было Каспийское море. Так вот, оно часто шумело — то тихо, то очень громко. Но это ни разу не мешало Оле спать.

Сейчас под этот громкий, но родной сап она уснула удивительно спокойно, и ей… Увы, ей только показалось, что она уснула спокойно.

Хотя вначале действительно приснилось прошлое замечательное лето, окраина города Каспийска, где они жили… Вот бы, кстати, обладательница собственного дома Лида удивилась, если б узнала, что ее друзья Олег и Ольга целый месяц жили… в сарае!

А может, не только удивилась, но и позавидовала бы…

— Как у вас здорово! — Это она сказала, войдя к ним в комнатку, отгороженную от внешнего мира только марлевой занавеской, которая по утрам надувалась, словно парус от ветра, что дул с моря.

А Оля сказала ей то, что обычно говорила Олежику по утрам:

— Купаться пойдем?

Однако купаться они не пошли. Вообще вдруг сменились кадры ее фильмосна. Она увидела себя крадущейся за Лидой по широкому песчаному берегу. А когда Лида оборачивалась, Ольга сейчас же вбегала в телефонные будки или пряталась за деревьями.

Ни того, ни другого на пляже, конечно, быть не "могло. Тогда-то Ольга и поняла, что это сон. Ей стало неприятно, зачем это она крадется за другим человеком. И проснулась!

Глава XIX Везение

Уже было утро. Но такое ужасное, такое зимнее, что и не сказать. За окном, собственно, еще стояла сплошная ночь, и только часы показывали, что сейчас уже двадцать минут седьмого.

Вот чем она точно отличалась от Олега да и от всех остальных Сильверов — это тем, что умела и даже, пожалуй, любила вставать рано. Только, наверное, дед Олава был такой же. И сейчас было слышно, как внизу, у себя в комнате, он делал зарядку.

Оля тоже стала делать утренние упражнения — немного отжиманий от пола, а главное — на гибкость, на равновесие. Но при этом со дна души медленным тяжелым дымом поднимался неприятный осадок — от недавнего сна. А в голове все продолжали кружить, словно большие птицы, неприятные мысли. И вдруг она сказала себе, что, наверное, действительно надо последить за Лидой.

Последить?!

И с удивлением остановилась перед этими словами, стала рассматривать их, как что-то хотя и уникальное, но очень неприятное. Так они всей семьей в петербургской Кунсткамере рассматривали уродцев, заспиртованных в банках.

Но, взяв себя в руки, Оля сказала, что да, именно последить! Потому что Лида могла Олежке сделать что-то нехорошее… может, не она сама, но через нее кто-то мог! Вот это Оле и надо было выяснить.

Теперь другое: стоит ли говорить Олегу?

Сама эта мысль удивила и расстроила ее. Такого еще не было в Ольгиной жизни, чтобы чего-то не говорить родному двойняшке. И вот оно случилось!

Однако грустить было некогда — надо в школу собираться, надо Олега будить. В общем, начинать новый день. И, уже входя к брату в комнату, поняла, что говорить нельзя. Ведь Олежка не удержится, разболтает своей Лидочке… любимой.

И тогда все пропало!

Подожди, но хорошо ли это в принципе — следить за человеком?

В принципе, конечно, нехорошо. Однако раз Лида дружит (Оля решила употреблять именно это слово)… раз она дружит с моим братом… ну и тэ дэ и тэ пэ. А еще Ольге было дико любопытно, что это за «С», который посылает Лиде такие странные записки… Тысяча долларов! Да на тысячу, знаете, сколько можно купить!

Хотя не это даже главное. В чем Лида провинилась таком ужасном, что какой-то «С» может ей писать подобные вещи.

В общем, это стоило разведать…

Но вопрос — как? Дело в том, что у Оли не было такой привычки — что-то делать без брата. Как и у него. То есть, иными словами, они почти все время проводили вместе. Теперь Оле предстояло как-то исчезнуть. На тумбочке возле спящего Олега лежала книжка — одна из знаменитой серии «Черный котенок»: брат ее собирался стать сыщиком, а как же еще выучиться этой профессии, если не читать «Черного котенка»! Вот он и читал.

Интересно, что за книжечка?.. Оля взяла ее в руки, однако название так и не прочитала. Потому что под книгой лежала… фотокарточка: Лида!

Брат, словно почуяв, что раскрыли его тайну, заворочался во сне. Оля быстро положила книгу на место… Надо же, она ему уже фотографии дарит!

И тут же, словно в отместку Олежке, она придумала, как ей остаться одной. На перемене между вторым и третьим уроком сказала:

— Я сегодня живу по индивидуальной программе.

Это было выражение, которое употребляли и мама, и бабка Тома — они его с собой из детдома унесли. Оно какое-то там не то комсомольское, не то пионерское. Значит, что каждый действует на свое усмотрение — в какой-нибудь там военной или следопытской игре. А в шутливом смысле значило, что человек идет «налево».

Теперь Олег буквально на нее вытаращился. Такого еще не было, чтоб сестра уходила, не сказав ему, куда и зачем… А Ольга явно не собиралась ничего сообщать!

— Э! Ну ты что?! — воскликнул Олег с обидой. Тогда Оля посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Да просто у меня свидание!

Олег стал похож на карася, которого внезапно вынули из воды. Он несколько раз попробовал проглотить пустоту. В голове мгновенно родились ехидненькие замечания. Но и так же быстро они погасли. Во-первых, Олег неспособен был ехидничать над второй половиной их общего организма. А во-вторых… Разве сам он не жил так же? И потому, сдержавшись чисто по-мужски, спокойно осведомился: как сказать, если родители спросят.

Оля прикинула, что бы такое наврать… А! Вот прекрасная мысль. У них же тут настоящий бассейн и далее с вышкой. Есть соответствующая секция.

— Скажи, что я осталась на секцию по прыжкам…

— …в объятия! — все же не удержался от ехидства Олег.

И тут каждый из них увидел, что они находятся в пустом коридоре. А учителя, наверное, сидят сейчас за столом, ждут, когда явятся все до одного, чтобы начать урок. И каждый бросился к двери своего класса. Напоследок Олег все же хотел сказать что-то, но не стал. И весь урок сидел, погрузившись в мысли, очень похожие на те, что совсем недавно посещали его сестру.

А Оля, воспользовавшись тем, что на Острове прогулять урок ничего не стоило, лишь бы ты сказал учителю, куда отправляешься, не пошла на последнюю физкультуру, где как раз и были прыжки в воду. Она сказала преподавателю, что неважно себя чувствует и проведет этот час в библиотеке.

Учитель улыбнулся и спокойненько кивнул. Он точно знал, что с территории Острова девочку не выпустят. Здесь всегда и у всех было по пять уроков. А кто прогуливал, тот обязан был делать это на территории, то есть внутри ограды.

Ольга оделась, вышла в просторный сад, посреди которого и стояло школьное здание. Теперь ей предстояло хорошенько спрятаться и ждать, когда появится Лида. Спрятаться среди деревьев, как вы понимаете, не проблема. Однако ждать на морозе… это много сложнее! Но уж такова участь сыщика. Главный его талант — терпение. И вскоре Оля очень пожалела, что взялась за это, как пишут в книжках, расследование. Ей очень хотелось погреться, подвигаться. Мороз, к счастью, был невелик. Впрочем, вы попробуйте-ка постоять в засаде, изображая полностью неподвижный предмет, сами увидите, что с вами будет!

Но Ольга знала, если она не выстоит тут положенные полчаса, и не дождется Лиды, и не пойдет потом за нею неслышной тенью, ей самой после будет противно на себя смотреть. Потому терпела, ждала, мерзла…

И вдруг на десятой или пятнадцатой минуте своего терпения она сообразила: да чепухой же я занимаюсь, полнейшей чепухой! Ведь Лида сейчас выйдет, сядет в джип и… А Ольга даже не знала, какой у нее адрес!

Надо было что-то срочно предпринимать… но что же?

Сбоку от школы, на территории Острова, была стоянка машин. Некоторые приезжали заранее, некоторые подскакивали в последнюю минуту. А «жители Острова» после уроков шли прямо туда, на стоянку, к своим машинам. Не обязательно ехали, но говорили охранникам (а в основном это были просто шоферы), что пойдут туда-то и туда-то. Некоторые машины следовали за своими хозяевами — как, например, за Лидой. А большинство предлагали позвонить родителям, чтобы испросить у них разрешения. И потом уезжали.

Ольга сразу увидела темно-синий громадный берестовский джип. Охранник сидел в кабине, положив тяжелые руки на баранку. На лице его было полное спокойствие. Ему не надо было читать или играть в карманную компьютерную игру. Ему и так было хорошо — с самим собой. И он совершенно не думал о том, что бездарно убивает время своей бесценной жизни.

Охранник еще издали увидел Олю, улыбнулся ей, ведь это была хозяйкина подруга. С ней надлежало быть в хороших отношениях. Да он и вообще, по натуре, был совершенно не злым дядькой… Его звали Паша.

Ольга тоже улыбнулась охраннику, пошла к машине. Паша заранее открыл дверцу. Он думал, что Оля хочет тут посидеть до прихода Лиды. И он не возражал покалякать о том, о сем — о чем, собственно говоря, придется.

— Здравствуйте, Павел! — сказала Оля приветливым и слегка… заговорщическим тоном. — Поможете?

— Сто процентов! — ответил лоб.

— Скажите мне, пожалуйста, городской адрес Берестовых.

Сейчас же охранник напрягся. Это была частная информация. Хотя и не закрытая, конечно, однако кому попало ее знать не следовало. А раз Ольга не знала, стало быть, так и следовало!

— Дело в том, что вчера Александр Валентинович поручил мне… ну, в общем, сделать Лиде один сюрприз, одно, там, письмо опустить в ящик почтовый… Якобы от Деда Мороза…

Может, она врала и не совсем складно. А зато этот Паша видел вчера, как Берестов-папа прощался с ними на крыльце Лидиного дома, улыбался и очень любезно пожимал Оле руку.

— Значит, мы договорились?

— Конечно! — смеясь, отвечала Ольга.

На самом деле у них речь шла о том, что Ольга в другой раз расскажет Берестову о фокусах дедушки Янцзы, старого циркового друга Олавы Джоновича… Как-то к слову пришлось рассказать про этого «фокусного дедушку», у которого, между прочим, имя-отчество были Иван Петрович, хотя являлся он чистокровным китайцем.

Теперь Оля ловко воспользовалась этим эпизодом. Со значением посмотрела на охранника. Тот напрягся, но уже по-другому: перед ним стояла девочка, которая выполняет задания САМОГО! А это не шутки.

— У меня вообще-то время есть, — сказал лоб любезным голосом, — могу тебя туда отвезти.

— Как время есть? — вполне искренне удивилась Оля. — Конец же урока через двенадцать минут!

— А я не нужен… мне отбой до пятнадцати тридцати. У Лиды встреча в сквере на Льва Толстого. Она туда пешком пойдет, ее ребята сопроводят, наружники. Она мне по телефону это сообщила.

То была великая удача! И Оля чуть не убежала, чтоб скорее попасть в сквер на Льва Толстого, про который, кстати, она ничего не слышала прежде. Но сумела удержать себя, поблагодарила охранника, сказала, что прекрасно доберется сама, тем более Берестовы, оказывается, жили отсюда через три улицы…

Вышла с территории Острова в положенное время. Охрана у ворот знала, что ей и ее брату Олегу разрешено выходить с Острова пешком. Почему — это охрану не волновало. Главное — выполнять инструкции. И вот теперь Ольга вышла… на пять минут раньше положенных четырнадцати часов, но — они были не такие формалисты!

У первого же встречного Ольга узнала, где тут Льва Толстого, и направилась туда скорым шагом — и потому что спешила, и потому что согреться было совсем нелишнее! Настроение у нее поднималось с каждым, можно сказать, шагом.

Глава XX Невезуха!

Она посмотрела на часы — ну, полный порядок, есть еще верных минут пятнадцать, чтобы как следует спрятаться. Сквер был невелик, поэтому Оля не боялась, что Лида уйдет со своим «С» куда-то в невидимую часть. Она решила найти себе укромное местечко где-нибудь в середине довольно мощного, окруженного чугунной невысокой оградой памятника. Тут никакого постамента как бы и не было, лишь низкая гранитная плита. В середине ее стоял металлический человек со знаменем, а рядом с ним еще двое металлических — один раненый, а другой, видимо, вообще убитый.

Знамя, которое якобы развевал ветер, образовывало несколько как бы шалашей, в которых, наверное, любили играть малыши. Об этом Оля могла судить по тому, что стены этих «шалашей-знамен» были отполированы до яркого медного блеска.

В одну из таких ниш, самую маленькую, и решила спрятаться Ольга. Туда было не так-то просто залезть. Но когда ты профессиональный цирковой артист, эта задача становится выполнимой. Ольга влезла туда, заранее смирившись с тем, что ей все время слежки придется боком лежать на холодном латунном знамени… А что поделаешь, как говорит бабушка, — взялся за гуж, полезай в кузов!

Но, увы, не пришлось ей «в кузов полезать». Не прошло и двух-трех минут, как Олю кто-то тронул за ногу:

— Девочка, девочка… Тебе хотят кое-что сказать. Тебя очень срочно ждут!

Ольга убрала ногу. В совсем маленькое отверстие на нее смотрело худое и бледное маленькое личико с пронзительными синими глазами.

Откуда взялась эта девица и кто она такая, Оля представления не имела.

— Выходи, пожалуйста! Ну, девочка-а-а-а-а! Продолжать сидеть в холодном металле теперь

уж точно не имело смысла. Эта голубоглазая говорилка от нее явно не отстанет!

Лучше выйти, разобраться по-быстрому и до появления Лиды снова залезть в свое логово.

В довольно бодром, хотя и несколько нервном настроении Ольга выползла из своего флага:

— Ну?.. Чего тебе надобно, старче? Девчонка посмотрела на нее, как на сумасшедшую. Из чего Ольга сделала вывод, что со сказками Пушкина девчонка незнакома…

И тогда повнимательнее на нее взглянула. Тут же увидела, что шуба у создания этого ну только что не черного цвета, и колготки не стиранные… ох, с недельку, и под носом сопли, которые давненько никто платком не вытирал.

Это была юная бомжиха!

Тогда что могло ей понадобиться от Ольги?.. Мол-сет, она меня в цирке видела?

Но девочка вряд ли знала о том, что в Чашкин приехала новая труппа. Да она и про старую-то…

А девчонка между тем взяла ее за руку и повела к скамейке, которая была совершенно пуста. Только на ней лежала какая-то сумка, а может, рюкзак. Удивленно Оля остановилась перед этой сумкой.

— Сядь, пожалуйста! — сказала юная бомжиха. — Мне с тобой поговорить надо!

Потом, когда Оля вспоминала эту сцену, ей иногда казалось, что она чувствовала в душе какой-то непокой. Какие-то плохие предчувствия ползали там, словно пойманные раки в ведре, — все боком, задом, и ни до одной дотрагиваться неохота.

На самом деле ничего она не чувствовала. Просто села, как глупенькая, потому что в этой девчонке была какая-то особая сила… Колдовская, не колдовская, а такая, знаете, которая есть, например, у цыганок. Говорит тебе:

— Постой, не бойся. Дай погадаю!

Ты точно знаешь, тыщу лет не нужны тебе эти гадания, не доведут они тебя до хорошего, а сама зачем-то соглашаешься!

Так же и сейчас было с Олей. Она села на скамейку рядом с этим непонятным рюкзаком. Девчонка сказала:

— Готово!

И тут же Олю за плечи схватили чьи-то железные руки. Одновременно рот ее оказался закрыт куском клейкой ленты… Сразу стало страшно. И сразу стало трудно дышать. Потом вообще начало казаться, что она задыхается! Пот, ледяной пот прошиб ее на этом морозе.

Тут же ей на голову надели черный мешок. Руки связали. И все это как-то удивительно быстро, ловко… Профессионально.

Затем Оля почувствовала, что к горлу ей приставили что-то острое, колющее. И нарочито грубый голос сказал:

— Только звук проронишь, я тебе кровь пущу! Ольга не раз видела такие сцены в фильмах.

И как-то никогда не боялась, потому что там ни разу дело не доходило до того, чтобы заложнику перерезали горло. Но теперь она почувствовала: это может случиться, может!

И с тоской подумала, почему она ничего не сказала Олежке. Он бы ее сейчас выручил!

— Встать, — сказали ей. — Иди, не сопротивляйся, тварь!

Она прошла буквально шагов пятьдесят, потом услышала, как заскрипела какая-то дверь, в эту дверь ее и ввели.

— Сесть!

И с силой толкнули вниз. Оля почувствовала, что сидит на чем-то довольно мягком… и довольно-таки… пахучем. Дальше ей связали ноги.

— Сиди, гнида, не двигайся!

После этого Ольга услышала, как дверь скрипуче закрылась, и она осталась одна в полной тишине и полной темноте, потому что черный мешок у нее на голове был полностью непроницаем для света.

Глава XXI «Не лезь к Лидке!»

В общем-то, ситуация была довольно-таки странная. Олег вернулся домой уже почти час назад, Ольки все не было… Он ее сейчас так и называл про себя: Олька — потому что сердился.

Родители — в смысле мать-отец и дед-бабка — уехали в цирк, репетировать. Туда же, пообедав и по возможности сделав уроки, к шестнадцати тридцати должны были приехать двойняшки. Но Ольки не было. Олег уже два раза разогревал суп и котлеты, что вовсе не улучшает их вкусовые качества. Но это фиг с ним, главное — надо было вовремя пообедать!

Существует много рассказов про то, как цирковые держат своих зверей чуть ли не впроголодь, как не кормят их перед репетициями и выступлениями… Тут надо разобраться. Одно дело впроголодь, другое дело — легкий желудок перед работой!

Это я все к тому, что двойняшки должны были поесть в два часа дня, самое позднее — в полтретьего. Потому что в полпятого надо выйти на манеж. А если у тебя пузо при этом, как перекачанный футбольный мяч, добра не жди. И получаться все будет плохо, и, кстати, можешь очень запросто травму схлопотать. Потому что при перекормленном брюхе ослабевает самоконтроль… Когда ты просто по улице идешь, он, конечно, не ослабевает. Но если тебе надо на проволоке танцевать или стоять на скачущем пони и жонглировать булавами, это уже серьезнее.

Наверное, Олег мог бы сам поесть, без сестры. Но… не мог он один! Кусок буквально не лез в горло!

И тут услышал — причем совершенно отчетливо! — как в душе у него скребутся так называемые кошки.

Хотя никаких оснований для этого вроде бы не было. Свидание требует времени. Пока этот тип скажет, какая она красавица, какая она вообще потрясающая девочка… тут Олег, можно сказать, грубым голосом прервал свои мысли. Потому что не мог представить, что его сестру сейчас кто-то держит за руку, заглядывает в глаза и тому подобное… Про это «подобное» он вообще думать не мог!

Вышел из дому, добрел до калитки, выглянул на улицу — налево, направо… хотя направо смотреть было нечего. Ольга должна была прийти с автобуса, стало быть, только слева.

Но ее не было!

Олег пошел назад, уже чувствуя, что кошки превращаются во что-то более зверское — не меньше рысей или даже пантер. Так что терпеть их становилось почти невозможно.

Ему вспомнился случай из раннего, совершенно детсадовского детства. Они живут в гостиничном номере, у них вечеринка, свои же цирковые… Но всегда хоть один попадает не очень умный и не сильно тактичный. И вот этот «не очень» — Олег совершенно не помнил его, наверное, потому, что тот человек был сильно неприятен ему, маленькому пятилетнему пацаненку, — так вот, этот человек спрашивает у Ольги, сидящей тут же, рядом с Олегом:

— Ну, скоро замуж собираешься?

— Скоро, — отвечает Ольга, — когда хочешь, тогда и женюсь!

— Да-а?.. И жених у тебя есть?

— Конечно, есть. — Тут она берет Олега за руку: — Я на нем женюсь!

Соответственно всеобщее веселье. Ольга ничего не поймет, Олег — тем более. А вечером, лежа обнявшись в одной постели, под одним одеялом, они, перед тем как уснуть счастливейшим сном людей с совершенно чистой совестью, перешептываются.

— Ты точно за меня замуж пойдешь?

— А как же!

Олег ничего другого себе и представить не мог! В смысле, что они никогда не расстанутся… И вот расставание это началось! Он тут ходит взад-вперед, мечет, как говорится, икру, а она там где-то и с кем-то…

Да ему чихать, с кем она там. Лишь бы вернулась скорей! Левая половинка чувствовала, как ей со страшной силой больно без правой.

Опять пошел на кухню, взял спички, чтобы снова, в третий раз… Надо хотя бы самому поесть. Но прекрасно знал, что один есть не станет! Швырнул спички. И вдруг они… произвели невероятный грохот! Такой легонькая коробочка не может произвести даже в самой волшебной сказке.

Секунду Олег находился в оцепенении. Потом,

конечно, до него дошло, что это не коробка такой грохот произвела. Да и звук прилетел откуда-то…

С веранды — вот откуда он прилетел! Еще секунда, и Олег был уже там.

Осколки разбитого окна, и посредине этих осколков что-то завернутое в бумагу… В простую белую бумагу. Не станем скрывать, Олег с определенной опаской огляделся — нигде никого: ни на участке, ни за оградой. Поднял этот довольно тяжелый предмет, развернул его… Камень — округлый, продолговатый. Такие обычно называют голышами.

Потом наконец он понял, что дело не в этом камне, а в самой обертке. На обратной стороне ее были написаны слова. Так что камень являлся лишь «скромным почтальоном». Принес он записку следующего содержания: «Твоя дура в будке — сквер на ул. Льва Толстого».

Он побежал к калитке. На полпути сообразил, что надо одеться, запереть дверь… Посмотреть, выключен ли газ. Но так или иначе через пять минут он был на автобусной. Улица Льва Толстого недалеко от Острова. Надо еще одну лишнюю остановочку проехать в сторону центра или две — ему однажды Лида ее показала, эту улицу. Говорит: «Красивейшая в нашем городе. На ней, по легенде, Лев Толстой жил несколько дней, когда ехал на Кавказ». Олег еще тогда пошутил, до чего ж странно расположен город Чашкин: Пушкин через него едет на север, Толстой — на юг…

Сейчас эти воспоминания прошуршали у него в голове какой-то совершенной шелухой. Главное, он понял, дотуда ехать примерно полчаса… Автобус подошел сразу! Что для автобусов, как всякий знает, большая редкость. А для чашкинских — тем более.

Но все равно оставалось полчаса. И это были самые ужасные полчаса в его жизни. Не стоит их описывать, как не стоит описывать состояние человека, у которого правая рука здоровехонька, а, левая сломана! Олегу даже уступили место. Вернее, женщина какая-то выходила, встала и прямо говорит:

— Садись, мальчик! — чтоб никто другой не сел, что, дескать, она именно ему уступает. А потом тихо добавила: — Ты что, плохо себя чувствуешь?..

Наконец они кончились, ужасные тридцать минут, автобус подъехал к нужной остановке, Олег помчался через дорогу. Впереди был виден сквер с какими-то металлическими людьми, которые частично стояли, частично сидели на каменном низеньком постаменте… Знал бы он, что именно здесь каких-нибудь два часа назад пряталась Оля и отсюда извлек ее хитрый бомжонок.

Само собой, Олег ничего этого не знал. Он вбежал в сквер. И очень скоро увидел среди нечастых деревьев каменную будку. Что она тут делала и чем являлась раньше — понять было невозможно. Просто каменный, кирпичный такой кубик. Может, там дворники свой «инвентарь* хранили? Шут его знает.

Эти мысли глупо, как шарики от настольного тенниса, колотились у Олега в голове, пока он бежал к будке… Дверь, обитая железом, на двери замок.

— Ольга! Олечка!

Несколько секунд никакого ответа, потом — ужасное какое-то мычание. Олег с остервенением пнул дверь ногой… На ней даже ручки не было. Бросился вокруг будки. Ага, вот оно — вверху, под самой крышей, окошко. Подпрыгнуть… недопрыгнешь.

А, ясно! За секунду он вскарабкался на стоящее рядом дерево. При этом изрядное количество снега с ветвей просыпалось ему за шиворот и в рукава. Это привело Олега в чувство. Он подумал, что, если начать тут сходить с ума и устраивать истерики, ничего хорошего не будет. Сейчас надо совершенно хладнокровно пройти по вот этой толстой ветке, потом прыгнуть, ухватиться за край окна… Жаль только, что на нем решетка. Однако нет таких решеток, которые нельзя было бы отломать!

Четыре шага по ветке. На последнем она уже здорово прогибалась. Значит, оттолкнуться по-человечески Олегу было нельзя. Приходилось просто падать вперед.

И все же ему удалось уцепиться пальцами за край окна. Он ударился коленками о стену. Однако не заметил этого, легко подтянулся:

— Олька! Олечка!

Снизу опять послышалось это мычание. И, повисев какое-то время, Олег наконец смог рассмотреть в темноте, на дне этого каземата… Елы-палы! Он увидел свою родную сестренку с какой-то тряпкой на голове, связанную по рукам и ногам.

Тут просто невероятная ярость охватила его. Олег схватился за решетку, стал трясти ее. И решетка действительно поддалась. Стала гнуться. Но, уже падая в снег, Олег сообразил две вещи. Первая: если он даже и влезет туда через окно, это им мало поможет — дверь-то на замке. И вторая: он через это окошко туда никак не проберется. Потому что для кошки оно — да, широкие ворота, а для человека — настоящее игольное ушко.

Вскочил, почувствовал, что во время прыжка с дерева коленками треснулся о стену довольно-таки прилично, особенно правой. С коленями у цирковых всегда проблемы. Их надо беречь больше, чем зеницу ока! Но сейчас Олег, пусть и хромая, побежал назад, к двери… Чего же делать-то?

И, хоть и говорил себе, что нельзя терять голову, однако потерял ее. Схватился за замок, который был продет в мощные такие, вовек не сломать, петли, начал его трясти… Это было вообще-то похоже на истерику. То есть он совершал поступки абсолютно не достойные мужчины.

Однако в результате они ему и помогли.

Замок вдруг раскрылся, представьте себе!

Как же так?.. А очень просто. Он, оказывается, не был заперт. Просто дужка была всунута внутрь для вида. А теперь она оттуда выскочила.

Почти не веря себе, Олег распахнул дверь, бросился к Ольке своей родной… В другой раз фиг я тебя отпущу на свидание, дурочку такую: все же она была младше Олега на три с половиной минуты.

Но еще не успев ее развязать, не успев даже отодрать с губ ее скотч, только сняв с головы черный мешок, Олег увидел висящую на стене, на старом гвозде, кем-то и когда-то вбитом в эту кирпичную стену… увидел записку: «Не лезь к Лидке!».

Вот это номер!

Глава XXII Однажды поздним утром

Вечернее воскресное представление в цирке готовилось в состоянии «на рогах». Администратор Артем Никитович, который по части всего циркового прошел огонь, воду и медные трубы, удивлялся и качал головой:

— Помню, в Екатеринбурге мы на представление Ельцина ждали, ну вот вам честное слово, такого ажиотажа не было!

А в цирке чистили-блистили каждый уголок, приводили в полный и даже в полнейший порядок весь реквизит, который и так, в общем-то, содержится в порядке — иначе цирковым нельзя: опасно для жизни!

Директор специально имел беседу с Сильверами, чтоб животные выглядели образцово.

— Да не беспокойтесь, Савелий Иванович!

— Не могу не беспокоиться! — отвечал директор с явным волнением в голосе. — Я тут живу, мои дети тут… — Он еще что-то хотел сказать, но голос его прервался. — В общем, прошу вас, — снова начал он после паузы, — потому что, по слухам, его особенно интересуют выступления с животными!

Оля и Олег прятали улыбки за широкими спинами деда Олавы и отца. Уж они-то знали, что высокий гость, который должен был появиться на представлении, придет смотреть именно выступление с животными, а точнее — фокус со стремительно переодевающимся конником. Лида сообщила, нервно при этом улыбаясь:

— Папка хочет ваш номер посмотреть… Если в Швейцарию не улетит на совещание с этим, как его, ну, в общем, с банкиром там одним, то в воскресенье придем… Вы будете выступать?

Они Лиде ничего не говорили про Ольгино «приключение», но Лида словно сама все знала, такое лицо у нее было — на пределе отчаяния. Или у нее своих хватало приключений?.. Этого выяснить не удалось. Да и как, собственно, будешь выяснять? Просто подойти к человеку — и «утюгом в грудь»:

— Давай, рассказывай, отчего такие глаза, почему такие записки на столе валяются?

Да и потом, Лида сразу после занятий уезжала, лишь виновато улыбаясь Олегу:

— Папка велел быть дома!

Да и у самих близнецов появилось вдруг полно работы — в цирке. Потому что зритель, он многое может простить — если ты даже булаву уронишь или выскочишь из шатра не полностью одетым в богатырский наряд. Но директор, но Савелий Иванович, он все заметит, ничего не простит, он тебе таких и столько замечаний навешает, что лучше уж лишний раз весь номер прокатать!

Они уже были не рады, что пригласили Берестова в цирк, и только молили бога, чтоб никто не узнал, что это они «зачинщики» всего переполоха…

Но, как говорится, труд не пропал даром. Представление прошло в полном блеске! Оля из шатра сквозь тайную дырочку, пока была Олежкина очередь скакать, видела, как в директорской ложе веселится папа-Берестов, окруженный своими шкафендиями. Он то и дело наклонялся к Лиде и шептал ей что-то на ухо. А Лида кивала. С манежа было, конечно, не разобрать, но вроде настроение у Лиды поднялось.

Однако нет!

После представления Александр Валентинович явился к ним в гримуборную с прямо-таки огромаднейшей коробкой шоколада. Такую, если съесть, о выступлениях в цирке думать забудь! Это сказала бабушка Тома, которая была, конечно, тут же, вместе со всеми.

А Ольга сразу увидела, что у Лиды глаза все с теми же льдинками отчаяния… Да что же такое творится с этой девочкой?.. Когда уже приехали домой и разговаривали о сегодняшнем представлении, дед Олава спросил:

— А, между прочим, что такое происходит с вашей Лидой?

Но с Лидой, оказывается, ничего не произошло, а только должно было произойти. У нее в глазах была не сама беда, а только ее предчувствие. Впрочем, не стоит забегать вперед. Да и недолго ждать — всего восемь или девять часов, то есть одну только ночь. Потому что на следующий день к Олегу подошла девочка из его класса и, сказав, что его к телефону, протянула свой мобильный.

— Привет, Олег, ты можешь ко мне приехать? — Это говорила Лида.

Он невольно оглянулся. Но никто не обращал на него внимания. На Острове, когда человек говорил по мобильному, это не казалось чем-то особенным. Говоришь, ну и молодец!

— А тебя почему сегодня нет? Ты заболела, что ли?

Лида помолчала секунду.

— Ты не рад, что я позвонила?

— Да совсем не в этом дело, Лид. Просто я… Ведь с Острова легко так не уйдешь!

— Приедешь ко мне сейчас?

— А уроки, Лида?

— Какой ученик прилежный!

— Да меня же не выпустят — ты что, не знаешь?

— Выпустят! Я сейчас позвоню Цезарю…

Такое прозвище было у их директора Юлия Карловича. Ну, а раз Юлий, значит, обязательно Цезарь — школьная фантазия далеко не ходит.

Но сейчас Олег думал о другом… Вот есть девочка, которая запросто позвонит директору Острова и скажет…

— А что же ты ему скажешь?

— Да ничего. Попрошу тебя отпустить — вот и все. Посиди минут десять в кафе, а потом прямо на проходную. Тебя Паша будет ждать около памятника Льву Толстому — знаешь?

Невольно Олег напрягся… Конечно, это было всего лишь совпадение. Но такое… не очень приятное! Выходит, Лида как-то странно связана с этим сквером.

А может, и нет. Об этом думал Олег, когда они мчали с Пашей по городу, а потом — по шоссе. Ни одна машина не могла за ними угнаться, а ведь это очень приятно, согласитесь!

И уже в совершенно хорошем настроении он выскочил из джипа, побежал к прекрасному Лидиному домику… А что бы ни говорили там, дружить с девочкой, у которой собственный дом, у которой собственный джип и столько еще всего «собственного», что и не перечислить, которая запросто может побеседовать с директором школы, — это все, знаете ли… И притом, что девочка эта хочет дружить именно с тобой, только с тобой! Тут не захочешь, а загордишься.

Олег бежал к дому, а Лида, спрыгнув с крыльца, бежала ему навстречу. Не сказать, что она была очень уж спортивная, но то, что она от природы была ловкая и хорошо двигалась, это факт!

И вот они почти столкнулись… Но затормозили в каком-нибудь полушаге друг от друга.

— Привет! — она сказала. — Ну, вот. А он, видите ли, не хотел приезжать!

Олег стоял, опустив голову. Он был счастлив.

— Ну, отвечай! — продолжала якобы ругаться Лида. — Как же ты посмел стоять там и колебаться?..

Олег протянул руку, дотронулся до Лидиной руки… Это разрешалось ему — в любой, собственно говоря, момент. А большего он себе не позволял!

Джип заскрипел морозным снегом — Паша тактично уезжал с места встречи двух, так сказать, сердец.

— Ну, пошли… Чаю хочешь? Есть хочешь? — Она вдруг засмеялась как-то ни с того ни с сего.

И Олег заметил, что эта веселость у нее… наигранная. Не совсем натуральная.

Хотя — кто их, девчонок, разберет!

— Идем! — Лида потащила его к дому. — Знаешь что? Вот я тебе за это ничего не дам! Поголодай-ка, голубчик! А после прогулки…

Опять ему показалось, что Лида как-то все немного неестественно говорит. Да она вроде никогда в таком тоне с ним и не разговаривала. Посмотрел на нее изучающе. А потом: да чего тебе надо-то, собственно? Такая потрясающая девочка позвала. Вы одни в целом лесу, в целом этом зимнем дне — чего тебе копаться, словно жуку какому-нибудь. Ты радуйся, дубина, радуйся!

Не именно так, конечно, но вообще-то в этом роде говорил в нем внутренний голос. И Олег, словно впервые за сегодня, оглянулся вокруг. Он увидел, какой денек погожий. Вернее, не денек даже, а еще утро, позднее утро. В эти часы ученики занимаются самыми трудными школьными делами. Потому что расписание устроено таким образом, чтобы трудное приходилось на второй, третий или четвертый уроки. Потому что именно в это время «дети» уже окончательно проснулись (после первого урока) и еще не успели устать.

На позднее утро всегда подгадывают контрольные или уж в крайнем случае математику или физику.

А он был в потрясном зимнем лесу, понимаете! Да еще с Лидой!

Солнце уверенно карабкалось по веткам стоящих вокруг могучих елок. Просто не верилось, что сейчас они сядут на снегокат и…

— Только тебе одеться надо.

— Да ладно, Лид…

— Никаких «ладно»!

Так смешно и… в общем-то, радостно было слушать ее повелительный тон. Вслед за Лидой Олег вошел в ее прекрасный дом.

— Садись, я тебе сейчас все принесу… Свое!

И невольно он испытал еще один прилив особого волнения — что сейчас наденет какие-то ее вещи…

Я не стану здесь описывать подробностей примерки и одеваний — свитера, меховой куртки, настоящих якутских унтов, стеганых штанов на поролоне, которые были легки и в то же время делали тебя смешным медведем. Все, кстати, было Олегу почти впору. Только унтайки пришлось надеть без дополнительных носков. Но они вообще-то и не нужны были в такой жаркой обуви.

Наконец Олег был готов.

— Так, теперь сиди. А я пойду одеваться.

И это было довольно долго. Лида пришла только минут через десять. Олег, по правде говоря, здорово запарился в своей «северополюсной» одежде. Но странно — Лида почти ничего на себя не надела, только унты и шапку с длинными ушами, как у ненецких охотников.

Чего она так долго там делала?.. Хотя с девчонками ведь всегда все как-то не так… Притом, что от нее явственно подпахивало бензином.

С удивлением Олег посмотрел на, — эх, чего уж там! — на самую красивую девочку в мире:

— Ты чего, Лид?

— Что?

— Вроде бензинчиком… керосинит, а?

На мгновение она показалась ему растерянной. Потом быстро… и опять как-то излишне громко рассмеялась:

— А! Все понятно! Я же его вчера заправляла, снегокатика…

Надо же, ни за что бы не подумал, что Лида занимается такими вещами. Это ведь непростое дело, особенно на морозе. Олег много раз помогал заправлять отцу «Волгу» и знал, как это бывает — холодно, долго. Ведь бензин — это далеко не вода. Он может принимать температуру хоть минус десять, хоть минус двадцать градусов! С ним на морозе шутки очень плохи! Особенно таким прекрасным девочкам, как Лида!

— Ладно, пошли. Чего ты на меня так смотришь? — Она улыбнулась. — Пойдем, трактор наш выведем.

Тоже, кстати, странность. Обычно ей снегоход подавали прямо к крыльцу. А тут сама заправляет, сама в гараж ходит… Но это Олегу, в общем-то, нравилось. Он улыбнулся, тронул Лиду за плечо — якобы просто, что, мол, согласен. На самом же деле ему хотелось дотронуться до любимой девочки.

И вдруг поймал на себе странный, напряженный какой-то Лидин взгляд… Да что такое?!

Но до того уж ему не хотелось разбираться! Да мало ли что, в конце-то концов. Лида не самая предсказуемая девочка на свете. У нее столько всяких закидонов, столько «левой резьбы», что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Они подошли к железной зарешеченной клетке, в которой стоял снегокат и прицеп к нему — уже знакомые Олегу расписные сани. Вытолкали снежный мотоцикл наружу, завели его.

— Ну, кто поведет?..

Вдруг Лида повернула ключ зажигания назад. Мотор замолчал.

— Обожди. Знаешь… все-таки надо поесть на дорожку.

Тут Олег просто уже ничего не мог понять. Да что происходит такое? В ответ Лида весело взглянула на него:

— Да вижу ведь, что ты умираешь, лопать хочешь!

Не то чтобы он умирал, но, с другой стороны…

— Быстро за мной! — скомандовала Лида. Все-таки она была сегодня как-то особенно оживлена. И Олег побежал ее догонять.

Через две минуты в кухне на столе появился пакет сока, куски жареного… а, впрочем, надо ли описывать этот стол? К сожалению, пока еще далеко не все могут угоститься тем, чем Лида Берестова угощала своего друга. Как вы можете догадаться, было очень вкусно! На том и ограничимся.

Однако и самая вкусная еда когда-нибудь перестает быть вкусной.

— Поедем, Лида! Иначе мы вообще с места не стронемся!

А сам подумал, что ему вообще не следовало столько лопать, иначе бедный пони Левка перестанет его возить и забастует. Гостеприимная Лида, однако, предложила напоследок трахнуть еще по полстаканчика кокосового сочку. Олег подумал, что уж ладно — семь бед, один ответ! И согласился.

Но тут вдруг его нос услышал…

— Лид, у тебя ничего не горит… в смысле — на плите?

Лицо ее окаменело на кратчайшие полмгновения. Но тут же она взяла себя в руки:

— Брось шутить! Я ничего не разогревала… И запомни: разогретую еду лучше сразу выкинуть. Она не только не полезна, но и вредна!

Хорошо рассуждать этой Лиде, когда ей готовят всякий раз новое. А у Сильверов в воскресенье мама делает ведерную кастрюлю борща или чего-нибудь в этом роде — на неделю, а уж остальное — как бог пошлет. То в буфете чего-то перехватишь, то Олька приготовит какой-нибудь омлетик, ну и так далее.

Однако дымом пахло уже так… громко, что Олег совершенно непроизвольно встал и пошел в ту сторону, откуда этой гарью тянуло. Оказалось, надо идти к выходу из дома. Он уже выбежал на крыльцо. Из-за елей, там, где был дом папы-Берестова, поднималась хорошо различимая зловещая змея дыма. В морозном безветрии она шла вверх почти вертикально.

Глава XXIII Дым и огонь

Олег обернулся — Лида стояла рядом. Смотрела на дымовую змею, которая головой своей и верхней частью туловища уже начала потихоньку извиваться, словно слышала флейту волшебного факира.

— Бежим скорее! — наконец крикнула она. — Бежим! Что же ты стоишь?!

Это было не очень близко, и они успели запыхаться. Прибежали, убедились, что дым действительно идет из каменного красивого, немного мрачноватого берестовского замка. Олег, который бежал впереди, оглянулся на Лиду: давай чего-нибудь делай — приказывай, руководи! Лида в ответ лишь растерянно пожала плечами:

— Туда не войдешь! Двери бронированные, стекла пуленепробиваемые, замки электронные. Дом можно открыть только с пульта, который у охранника на въезде.

— Так позвони же туда!

— Я телефон оставила, где мы с тобой ели…

— Чего ж мы тогда бежали? Лида опять лишь пожала плечами:

— Ладно, сейчас!

Олег хотел кинуться к Лидиному дому, но тут сообразил, что не умеет пользоваться сотовым телефоном, что не знает номера, по которому надо звонить охраннику. Значит, снова придется бежать сюда… Если Лида останется.

— Бежим вместе! — И вдруг тут же сказал: — Стоп!

Потому что увидел на втором этаже приоткрытую форточку.

— Ты что собираешься делать? — спросила Лида.

А Олег уже карабкался по водосточной трубе. Эти трубы вообще-то сделаны не для того, чтоб по ним лазить, и в любой момент могут подвести. Но эта была сделана, как видно, вполне прочно. По ней хоть десять человек ползи — выдержит. Он добрался до карниза, теперь предстояло самое трудное — пройти по нему до окна.

— Только не упади! — тихо сказала Лида.

Как будто это поможет! Но в ее голосе слышалось настоящее волнение, и это уже было совсем другое дело. А то, что девчонки часто глупости говорят, — тут уж ничего не поделаешь.

И он пошел. Там вообще-то было немного — метров, может, пять. Но это с земли немного. А когда по карнизу двигаешься, на высоте хорошего дерева, — совсем другая штука, понимаете!

Все лее он дошел. Последних два шага буквально пробежал до полуоткрытой форточки. Потому что там лежал снег, на карнизе, и Олег вполне мог слететь — если медленно идти. А тут, в прыжке, земное притяжение тебя бросить вниз не успевает. Ты сам хватаешься за край, и все, готово дело, теперь подтянуться, немного повисеть на одной руке, а правой распахнуть форточку.

Дальше еще подтянуться, выше, грудью лечь на край… Пролезть будет трудно, но когда у тебя суставы умеют двигаться в разных направлениях — ты их специально тренировал, потому что тебе надо было прятаться в совершенно крохотном пространстве, когда дед Олава фокусы работал…

И вот теперь Олег «ужался», изогнулся весь и буквально вполз в форточку. Далее ему предстояло лететь вниз головой примерно с двухметровой высоты. Но это Олега вовсе не пугало. Он выставил вперед руки и сделал очень качественный кувырок… в результате даже не ударился нисколько, вскочил, распахнул окно:

— Лида!

— Там где-то его любимая канарейка. Ее надо спасти!

И тут же появился Паша, который, видать, успел все понять, связался с охранником, сидевшим у входа, вбежал в дверь… Так что Олег рисковал задаром. Однако он этого пока не знал. Огляделся — откуда ж дым-то идет. Зал с большим аквариумом посредине, где Олег сейчас находился, был задымлен, но ни с какой стороны не горел… пока.

Интуитивно пошел туда, откуда полз этот лезший в глаза туман. И тут услышал топот снизу, увидел могучего Пашу. За ним бежала Лида.

— Я прошу тебя, туда не лезь! — кричал Паша. Лида не отвечала ему, бежала следом. Тут Олег и подумал, и почувствовал, что ерунда какая-то получилась — он только зря рисковал, надо было сбегать за Пашей, у которого телефон всегда с собой. Или просто крикнуть! Охранник бы сейчас же… Но все делалось как-то странно в это утро! Паша увидел Олега, крикнул на ходу:

— Не пускай ее туда!

Дым полз из-под запертой дубовой двери, такой вообще-то очень прочной на вид.

— Отойди, Лида! — крикнул охранник. И в голосе его уже не было обычного почтения, а только злость, что ему мешают работать. — Подержи ты ее, непонятно, что ли!

И тогда Олег обнял Лиду, прижал к себе, и это ощущение он запомнил на всю жизнь. А сейчас замер, пораженный им. И Лида замерла. Лишь, повернув голову, смотрела ему в глаза.

Но дальше события закрутились так, что было не до чувств, не до, извините, объятий, хотя и невольных.

Паша разбежался, подпрыгнул, мощными своими ногами врезал по двери. И она, казавшаяся такой прочной, рухнула внутрь. А за нею и охранник, не ожидавший, видать, такого хилого сопротивления.

Паша грохнулся внутрь, в сплошной дым. И тут же сверху на него упало что-то. Олег сперва не понял, что это было. Потом уже, когда после драки можно было вдоволь помахать кулаками, он сообразил, конечно: это была картина в тяжелой раме. И, к сожалению, она уже начала гореть.

Рама острым краем, а может, углом, ударила Пашу по голове, а жарко горящий масляный холст накрыл охранника.

— Господи, какой ужас! — закричала Лида.

Олег бросился в охваченную пожаром комнату… Это просто чудо, как он сообразил — надел меховые варежки, которыми снабдила его Лида перед прогулкой. Схватил горящую картину, отбросил ее внутрь, потом стал за ноги тянуть охранника из дыма и огня — Паша был без сознания, — почувствовал, что кто-то копошится сзади — это Лида помогала ему… в смысле — пыталась помочь. Одновременно она плакала и что-то невнятно причитала.

Тут вбежал и еще один охранник, — наверное, тот, что сидел на воротах. Он уже был с огнетушителем в руках.

— В сторону! — закричал этот охранник, и в горящую комнату полетела струя… не то просто белого химического дыма, не то порошка.

— Огнетушители под лестницей! — крикнула Лида.

И вот, держа красные баллончики, словно автоматы, из дула которых била струя белого дыма, Олег и Лида вбежали в комнату. Олег, одетый во все сверхзимнее, не сразу почувствовал, какая здесь нестерпимая жара. А как же тогда Лида?.. Она вдруг выронила свой огнетушитель, упала на пол. Ее вынес из огня Паша с залитым кровью лицом.

— Убери ты ее отсюда! — Паша вырвал из рук Олега огнетушитель и пропал в дыму…

В общем, это был не очень смертельный пожар. Горела только одна комната. Остальные практически не пострадали. Так уж было построено здание — на манер подводной лодки: в одном отсеке горит, других — огонь не касается!

Минут через двадцать подъехали пожарные, милиция, «Скорая». Все старались выслужиться по мере сил.

Но хозяин-то был в Швейцарии, договаривался с кем-то там о кредитах, не то еще о чем-то. Поэтому решили все оставить до него, как есть. Только эксперты пожарной охраны походили, побродили по выгоревшей комнате.

Это, кстати, был кабинет Берестова…

Старший эксперт, седой дядька, усатый, полноватый такой, с длинным мясистым носом и внимательными синими глазами, в которых постоянно жил один и тот же вопрос: «А это случайно не вы совершили?» Так вот этот эксперт все осмотрел, потом всех осмотрел: Олега, Пашу, лежащего в соседней комнате с разбитой и обгоревшей головой, второго охранника, которого звали Никитой, даже саму Лиду. И потом изрек:

— На сто процентов утверждать никто не взялся бы, даже сам министр внутренних дел, но процентов на девяносто это поджог!

Глава XXIV Будет дуэль!

Двух мнений тут быть не могло: это работа Стариканди. Как ему сие удалось — уже детали. И Олег их выяснит. А потом выведет этого подлеца на чистую воду.

Он принялся было за работу. Но тут из Швейцарии прибыл Александр Валентинович, узнал про всю историю и заявил, что никаких расследований ему не надо!

С таким человеком, как Берестов, не очень-то поспоришь. Однако ведь официальный эксперт пожарной охраны установил: поджог. То есть они обязаны завести уголовное дело, начать расследование. И самому известному жителю города Чашкина это попытались объяснить. Не тут-то было!

— Я сказал: никаких расследований!

— Но, Александр Валенти…

— И никаких НО!

Олег, когда узнал о таком повороте событий, сказал Лиде, что не может понять ее отца!

Однако крутого миллиардера понять как раз было нетрудно. Он слишком хорошо представлял, какая начнется возня вокруг этого поджога, сколько всплывет идиотских версий, сколько поползет сплетен. А журналисты — и газетные, и телевизионные — сейчас же подхватят их. И чем несуразнее, чем грязнее будет сплетня, тем с большей радостью они возьмутся ее раздувать!

В городском УВД были вообще-то принципиальные люди, которые заявили, что дело должно пойти в производство. Однако Берестов задействовал такие силы — даже не из области, а много выше, — что самым принципиальным работникам пришлось поумолкнуть.

Они утешали себя тем, что такой человек, как Берестов, имеет право на подобные «нарушения закона», имеет! Потому что, да будет вам известно, он для родного города делает никак не меньше, а то и значительно больше, чем весь федеральный бюджет! Чего уж тут? Ну, не хочет Берестов, чтоб ловили того мерзавца, который устроил ему эту пакость, не хочет, понятно?

И дело закрыли!

— Но ты-то, по крайней мере, хочешь, чтобы преступник был наказан? — спрашивал Олег.

Они сидели на барьере манежа, парочка охранников с противоположной стороны циркового круга поглядывала на них, Оля скакала на Левке, изображая русского богатыря— Она проносилась мимо тех мест, где во время представления должны будут стоять надувные враги, рубила картонным «мечом булатным» по полоскам бумаги, которые держал на бамбуковой палке отец.

В принципе у Ольки получалось отлично. Однако потому оно и получалось, что этому способствовали ежедневные репетиции… А Олег сейчас отдыхал. И одновременно «накачивал» Лиду:

— Я смотрю, ты вроде как и не хочешь, чтобы дело было раскрыто?!

Он, естественно, так не думал. Просто хотел раззадорить Лиду, чтобы продолжить разговор. Но Лида среагировала довольно-таки неожиданно: она покраснела, побледнела, запнулась.

— Это неправда! — наконец воскликнула она. — Я очень хочу! Почему мне не хотеть-то?! Я всей душой!

Олег с удивлением посмотрел на нее:

— Да ладно тебе, Лида. Я же просто так, к примеру… ну, для разговору…

Лида внимательно посмотрела на него:

— А не надо — так! Зачем же ты меня обижаешь?

Незаметно ни для кого, но очень заметно для Олега она положила свои горячие, чуть влажные пальцы на его ладонь.

И Олег замер весь, внутри у него что-то сладко и медленно таяло… Лида посмотрела ему в глаза, наверное, увидела то, что хотела. И улыбнулась победно!

Ну почему девчонки не могут без этого, даже самые лучшие из них!

Впрочем, уже в следующую секунду гримаса этой обидной победоносности исчезла с ее лица. Она посмотрела на Олежку такими глазами, что тот готов был простить ей все и навсегда.

— Знаешь, — сказала Лида после небольшой паузы, во время которой они смотрели друг другу в глаза, — знаешь, Алька, просто дело в том, что папка этого не хочет… Понимаешь? А мне против него идти…

— Да ведь я же по-тихому… И какая отличнейшая получится польза! — вскричал Олег. — Ведь Стариканди не только тебе сделал подлость, он не только Пашу в больницу загнал, он и нам!..

— Вам?! — Лида напряженно улыбнулась.

— Да, представь себе!

И затем единым духом выпалил историю про плененную Ольку.

— Гадость какая! — воскликнула Лида. — А зачем она в тот сквер ходила?

Олег небрежно махнул рукой:

— Свидание там какое-то…

Из этой реплики мы можем сделать вывод, что Оля про странную записку так брату ничего и не сказала. Почему? Да потому что читать чужие письма — сами понимаете! И она постеснялась признаться в своей… оплошности.

— Я просто обязан ему отплатить — за вас обоих… Ты понимаешь! — и сжал горячие Лидины пальцы в своей руке.

Тут Ольга, в очередной раз сшибив бумажные ленты с бамбуковой палки, попридержала своего боевого «пони-коня» и направила его в сторону Олега и его, как говорится, «симпатии».

Лида аккуратно вынула свои пальцы из Олеговой ладони:

— Нет, понимаешь, Алик… Насчет отплатить, тут вообще нет вопроса! Я сто процентов за это. Стариканди давненько напрашивался. Он мне столько подлостей наделал, что… — Тут Лида резко замолчала, как человек, который чуть не сказал лишнего. — Сделать ему хорошую бяку, это я всегда пожалуйста! Еще и помогу тебе — ты таких помощников не видел!

— Ну, тогда и меня возьмите! — закричала Оля, спрыгивая на мягкий опилочный покров манежа и передавая поводья Олегу. — Я ему с удовольствием устрою темную!

— Вот! — воскликнула Лида. — Очень классная идея: именно темную!

Олег непонимающе посмотрел на самую прекрасную девочку во Вселенной.

— Ну, темную же, — с некоторой запинкой пояснила Лида. — Чтобы он не узнал, откуда идет эта месть.

— Да почему, собственно? Пусть именно знает!

Олег привык решать свои проблемы или в открытом споре, или в рыцарском поединке. А тут ему предлагали отомстить исподтишка — чушь какая! Да какой же в этом интерес? Да какие же в этом слава и радость?!

Лида сразу увидела, как меняется лицо мальчишки, который… который, ну, в общем, был ей очень дорог. И она быстро сказала:

— Нет-нет! Ты пойми меня! Если мое имя всплывет в таких разборках… Мне-то в принципе все равно. А вот папке… Я, понимаешь, должна при таком отце быть очень аккуратной!

В общем, здесь ее вполне можно было понять, и, прежде чем вскочить на верного скакуна, Олег кивнул и улыбнулся, а в следующую паузу, когда Оля репетировала свою часть номера — на этот раз она была Емелюшкой-дурачком, который едет задом наперед, — Олег и Лида могли продолжить разговор.

— Но ты мне дай какие-то его координаты, Лида… Сначала ведь надо изучить его слабые места, согласна?

Но оказалось: Лида не так уж много знает про этого Стариканди. Только — где он живет, и это все.

Странно, конечно. Тогда как же понять, почему он ее преследует? Почему он Олегу угрожает и даже Ольку… конфисковал — чтоб только они Лиду обходили стороной?

Нет, в принципе-то все ясно: он в Лидочку влюбился, а она в него нет. Это дело обычное — преследует ее, ревнует, как говорится, к любому фонарному столбу и так далее и тому подобное.

Однако здесь было одно НО.

Если человек ревнует, если он старается отшить всех ее новых ребят — Олега, в частности, — то, значит, у него были с ней какие-то отношения. А раз так, Лида должна про него знать что-то и кроме адреса. А она… Хм!

Стало быть, она знает, только говорить не хочет.

А раз так, у нее были с этим Стариковым-Стариканди достаточно серьезные отношения!

Тут Олегово сердце неприятно заныло, как оно заныло бы в подобной ситуации у каждого из нас. И Олег понял, что и он готов ревновать Лиду «к любому фонарному», а уж к этому подлому Старикову — точно!

Но в такой ситуации просто необходим был именно нормальный честный поединок…

Естественно, никоим образом не вмешивая в это дело Лиду.

Ведь здесь может быть совсем другой внешний повод, как говорят при устройстве дуэлей. Например, месть за сестру… Правильно, вот и отлично: он будет мстить за Ольку!

А тайно еще и за Лиду!

Причем с не меньшей силой… Если не с большей!

Глава XXV Следствие

Они с Ольгой были очень и очень занятые люди, и поэтому Олегу даже пришлось внести особым пунктом в распорядок дня: «Месть». Она была у него предусмотрена с 15 до 16–30.

Ну, само собой, так уж точно не получалось. Месть — это ведь не физзарядка, где ты точно высчитал, какие упражнения и сколько раз будешь делать. Сразу же Олег понял: месть у него отнимет столько, что ни на какие другие дела времени просто не останется.

Выход? Или бросать это дело, или действовать самым решительным образом. Само собой, он выбрал второе. И с тем отправился на улицу Садовую, дом одиннадцать. А вернее, двор дома одиннадцать, чтобы там начать слежку и сбор сведений об этом «Димочке Старикове». Чтобы потом разработать план мести.

Нельзя сказать, что Олег был уж очень крутым следователем. Он хотел им быть, несколько раз играл в это. Они с Ольгой иногда вдруг говорили друг другу:

— Вот за этим!

И начинали красться за ничего не подозревающим человеком. И чем дальше крались, тем более зловещим и рискованным казалось им это занятие. Потом они сидели в каком-нибудь сквере на какой-нибудь лавочке, пили фанту, вспоминали все и нервно хихикали.

Но сейчас Олегу предстояло следить по-настоящему. Он доехал на автобусе до Садовой, слез за пару остановок до нужной ему и пошел, невольно крадучись и озираясь по сторонам, в то лее время стараясь делать это понезаметнее, и оттого получалось… только еще заметнее!

Хорошо, что на него никто не обращал внимания, потому что мало ли по улицам мальчишек бегает — в индейцев играют или в разведчиков. На всех внимание обращать, так просто глаз не хватит!

Он вошел в тот самый двор, огляделся — бело, пусто. Бело, потому что только сегодня утром, пока участники этой истории находились в школе, выпал свежий снежок, спрятал до весны или по крайней мере до следующей оттепели фантики от жвачек, «визитные карточки» наших любимых домашних зверей, апельсиновые кожурки и прочее, прочее, прочее, что в конце марта и в апреле мы с ужасом обнаруживаем под исчезающей зимней чистотой.

Итак, белейший снег, во многих местах еще даже не тронутый «ногой человека», и абсолютная пустота. Ведь нормальные люди сейчас или обедали, или уроки делали, чтобы потом со спокойной совестью вылететь на хоккейную площадочку, или — что, к сожалению, чаще — лежали на диване и страдали: уроки делать неохота, а гулять идти — совесть не позволяет!

С чего же начинать Олегу? Ну, во-первых, понять, что время он выбрал для своего дела не самое подходящее. Как тут соберешь сведения, если никого нет… Не станешь лее, в самом деле, по квартирам ходить!

Или станешь?..

Хм! На это просто довольно-таки трудно решиться. Но вообще-то… вообще-то… Елы-палы, а почему бы и нет?

Только надо все как следует продумать… Войти в дом, вон в тот подъезд, в котором подлый поджигатель точно не живет, и начать спрашивать, что, дескать, ищу такого-то и такого-то Диму, а вы его знаете?.. И далее по обстоятельствам завязать с тем человеком разговор! Может, как-то перетянуть его на свою сторону. Потому что совсем не исключено, что Стариков не только Лиде и двойняшкам делал гадости.

Ну, что ж, план намечен, надо его выполнять!

Хотя это было до ужаса непросто. И тем не менее твердыми неторопливыми шагами он направился к намеченному подъезду, стал подниматься по лестнице…

Лишь единожды в своей жизни, и притом довольно давно, Олег услышал:

— А Серегин-то забэкал!

Забоялся, значит… И этого одного раза ему хватило навсегда! Больше Олег не позволил себе такого ни разу. И теперь не позволит!

Ровно поднимался по лестнице.

Вдруг заметил, что сердце словно молотком ударяется о грудную клетку. Да что такое? Он свое сердце не чувствовал и после пятидесяти приседаний и после двадцати подтягиваний на перекладине!

Ничего не поделаешь, приходилось признать, что это страх… Нет, лучше сказать: волнение. И тут Олег заметил, что нечаянно дошел до пятого этажа… Ну вот, дальше идти некуда. Три двери. В какую же позвонить? Подскажи, интуиция.

Да в любую. И притом быстрее, без трусости!

Словно шпагу в сердце противника, вонзил палец в кнопку звонка. Сейчас же раздалось: «Однозвучно гремит колокольчик…» Не слова, конечно, а мелодия. И невольно Олег нажал еще раз. В ответ: «Степь да степь кругом…»

Ну, ничего себе!

Хотелось, по правде говоря, телебомкнутъ и в третий раз. Не стал, и тут действительно сработала интуиция, которой, по утверждению некоторых, в природе нет, но которая, однако же, очень даже есть! А дело в том, что Олег почувствовал: его разглядывают в дверной «глазок». Видеть он этого не мог, слышать — тоже ничего не слышал. А вот интуиция ему это говорила!

Глава XXVI Майка

И она, кстати сказать, не ошиблась. Потому что через две-три секунды дверь открылась. На пороге стояла девочка, довольно симпатичная, кстати. Белокурая, с черными, вернее даже ярко-черными, глазами, очень красными губами, стройная, спортивная такая, в коротком зеленом халатике и тапочках с загнутыми носами. Такие в Казани — по крайней мере, где они выступали прошлой весной, — называют чувяками.

При этом глаза девочкины полны были огромного удивления и… честное слово, пожалуй, радости. А красно-алые губы растягивала робкая и радостная улыбка.

— Здравствуйте! — медленно проговорила девочка.

— Здравствуйте, — буквально как дятел, повторил Олег.

— Вы ко мне? — в голосе ее звучала надежда. Олег вообще-то не привык с девчонками своего возраста разговаривать на ВЫ. Но и говорить ТЫ, когда тебе выкают, тоже получилось бы как-то не того.

— Мне у… вас спросить кое-что надо. — Олег старался держаться поувереннее, хотя абсолютно не понимал, в связи с чем такое удивление и такая радость у девочки, которую он видел впервые в жизни.

Она же продолжала его удивлять:

— А может, вы пройдете?.. Хотя бы на минутку!

— Да… пожалуйста… Фигня какая-то!

Между тем девочка отступила назад, своим взглядом и улыбкой как бы втягивая Олега в квартиру. И вот он уже оказался в прихожей.

— Вот, возьмите, пожалуйста, тапочки…

То есть ему предлагали пройти в дом.

— Может, вы хотя бы чашку чаю выпьете? — и с такой робостью, с такой надеждой.

Продолжая абсолютно ничего не понимать, он вошел за девочкой на кухню… А вы, конечно, знаете, какие они бывают в пятиэтажках: два таракана еще разойдутся, а трем уже тесно!

— Садитесь, пожалуйста!

Потому что когда он стоял посреди этого крохотного пространства, им вдвоем было не разойтись.

— Благодарю вас!

Олег сел… В этом Чашкине удивительно гостеприимные люди! Девочка впервые видит человека — и вдруг такой прием.

А милая хозяйка, поставив чайник на плиту, села напротив Олега, улыбнулась принужденно:

— Вы… вы только извините, пожалуйста… Вы не могли бы мне дать автограф?

Тут он начал кое-что понимать. Но все-таки не мог поверить в происходящее.

— Автограф?..

— Но ведь это вы вчера в цирке?..

Вот она, земная слава! Тебя уже узнают, да и кто — весьма симпатичные девчонки! Сколько ни старался, однако Олег не мог не улыбнуться. Девчонка уже подала ему очень аккуратненький такой, в кожаной обложке, блокнотик, где половина страниц была уже истрачена на автографы знаменитостей. Каких — не стоит подробно останавливаться, но скажем так: почти всех, кто за последние два года побывал в Чашкине.

Не без удовольствия Олег взял протянутую ему гелевую ручку… Однако за удовольствия надо платить, увы. Приятно оставить росчерк пера. Но ведь надо и понять, что «расчеркивать»: не получилось бы глупо!

— А вас как зовут?

— Коровкина Майя, — ответила она, зардевшись.

Чего бы написать такое?.. Эх!

А вы тут не смейтесь и не улыбайтесь! Попробуйте когда-нибудь сами оказаться в таком положении, увидите, как будете себя чувствовать.

И ведь долго думать тоже нельзя! Вот, скажут, знаменитость называется: на простой автограф не горазд!

И тут его осенило… с испугу. Он написал: «Майе в январе. Олег Серегин». И потом быстренько нарисовал как бы карикатуру (потому что по-настоящему-то рисовать не больно умел) — себя на пони Леве.

И неожиданно получилось довольно-таки классно! Настроение сразу поползло вверх. А Майка была просто в восторге. Она рассмеялась от удовольствия, покраснела, закрыла свой блокнотик, потом снова его открыла, посмотрела на Олега такими глазами, что запросто может закружиться голова:

— Спасибо вам огромнейшее!

Замерла на секунду, как говорится, в немом восторге. Но потом вспомнила, что надо выполнять свои хозяйские обязанности — поставила на стол вазочку с печеньем, сахарницу и банку растворимого кофе «Пеле».

Тут и чайник вскипел. Но Майка не замечала этого. Умоляющими глазами она смотрела на Олега:

— Вы можете выполнить одну мою просьбу?!

— Ну-у…

Когда на тебя смотрят такими горящими глазами, то… невольно в голову лезут шут его знает какие мысли!

— Я вас очень прошу!

Час от часу не легче… Посмотрел на Майку, — что, дескать, давай, режь меня на куски.

— Дело в том… — начала она, глядя на Олега с мольбой. — Ну, в общем, мне хочется узнать, как это вы переодеваетесь за одну секунду!

Невольно Олег рассмеялся: все девчонки одинаковы. Как говорит баба Тома, любопытство сгубило кошку… Хотя она и сама любопытна и все про всех знает. Особенно в цирковом мире.

— Вы скажете мне?..

— Нет, Майка, не могу. Фокусы нельзя рассказывать…

И это сущая правда. Если б все узнали, что Дэвид Коперфильд поднимается и летает просто при помощи специальных веревок и особого света, который делает эти веревки невидимыми, и так далее и тому подобное, вы представляете, какой радости лишились бы люди!

Но майкам этого не объяснишь. И Олегу пришлось чего-то там плести про особый заговор, чары его деда, колдуна с Ямайки. Ну и тому подобное.

Майка ему и верила, и не верила, как всегда бывает с фокусами. Улыбалась, смотрела на Олега пожелтевшими от жуткого девчоночьего любопытства глазами.

Вытерпеть эту безмолвную мольбу было просто невозможно. И наконец Олег сказал:

— Ладно, расскажу… Но только не сейчас! — Он сделал паузу, как бы отделяя эту часть разговора. — Я у вас вообще-то кое-что спросить хотел.

— Да? Пожалуйста!

— Только это должно остаться между нами!

Эх, не такая она была девчонка, чтобы что-то сохранить «между нами», — это уж точно. И зря Олег ее предупреждал, — вернее всего, только хуже получится. Но все-таки, может, хотя бы частично, хотя бы на некоторое время… Впрочем, ему ничего не оставалось — только рассказывать!

— Могу вас считать своим другом? — Такие вопросы отлично действуют на девчонок.

Ответом ему был такой выразительный взгляд — Олег даже испугался и подумал, что зря он затеял эту игру. Однако отступать было поздно.

— В вашем дворе живет человек по фамилии… Стариков…

— Д-да, живет, — ответила она с заметной растерянностью.

— Как вы к нему относитесь?

— А-а… зачем вам?

И, снова взглянув на Майку Коровкину тем же, как говорится, магнетическим взглядом, каким фокусник смотрит на вызванную из зала жертву своего искусства, Олег сказал:

— Мне нужна ваша помощь!

— Я готова помогать вам! — ответила она еле слышно.

Хотя эти слова и этот тон самый искренний ничего не значили! Потому что девчонки — такие существа… своеобразные. С ними серьезных дел лучше в принципе не иметь. А коли уж приходится, терпи и знай, что тебя ожидает. Поэтому, вздохнув, не вслух, конечно, а про себя, Олег стал осторожно рассказывать, как недобрая судьба свела его с так называемым господином Стариканди…

При этом, помня взгляды, которыми Майя одаривала его, Олег рассказывал ей хотя и правду, однако не всю. В смысле о Лиде Берестовой не упоминал вовсе, а зато историю про похищение дорогой сестрицы Ольки расписал как следует.

— А с чего у вас все началось? — спросила Майка.

— Случайная ссора… на катке. — И пока она еще чего-нибудь не спросила, Олег быстро добавил: — Я рассчитываю на вашу помощь!

И тут Майкины глаза заблестели неким особым блеском.

— У меня трудное положение, — сказала она значительно, как умеют говорить только герои мексиканских сериалов. — Дело в том, что ближайший помощник Стариканди, он… до смерти в меня влюблен!

Тут взгляды их встретились и как бы проникли друг в друга. Опять же, кто смотрел мексиканские сериалы, тот меня поймет!

— Однако я помогу вам! — продолжала Майка очень значительно. — Только прежде давайте все-таки выпьем кофе… в спокойной обстановке.

Глава XXVII Лучшее доказательство — отсутствие доказательств

— Рекс?.. Это я!

Так начала Майка свой разговор с тем мальчишкой. Олег сидел напротив, ему было любопытно, как у нее это получится. И было немного странно, что за дурачок согласился на собачье прозвище… Ну, это ему еще предстояло увидеть.

— Можешь прийти ко мне… Да нет, не так. Чтобы я не ждала, прямо сейчас! — Она помолчала, послушала, что он там говорит, продолжила очень холодно: — А без условий можно?

И положила трубку. Потом они стали искать место, где Олегу спрятаться. Сперва хотели в шкафу, но это получалось бы как-то очень уж комедийно… В спектаклях и фильмах все почему-то именно по шкафам прячутся, да еще залезают туда человека по два, по три, причем самые неподходящие персонажи! А после, когда приходит муж — потому что в шкафах, как известно, чаще всего прячутся именно от мужей, — ему тут же надо в шкаф заглянуть… Ну и так далее.

Они в некоторой растерянности оглядели комнату… А где, в самом деле, спрячешься, находясь в однокомнатной микроквартирке пятиэтажного дома. Да негде! Только если в уборную запереться…

И тут Олегу пришла в голову прекрасная мысль. Он придумал стать за портьеру. Это действительно было классное местечко. Оно, конечно, тоже используется в фильмах — это бесспорно. Однако туда прячутся обязательно смелые люди: герои-разведчики, например. И вот он стал за портьеру, Майка посмотрела, хорошо ли это будет, не заметно ли… Но все получалось превосходно. Тогда он вышел, допил свой кофе, а когда раздался звонок, быстро вернулся в засаду и замер там.

— Привет, — услышал Олег Майкин голос. А потом сразу: — Отстань, отстань, тебе говорят!

И потом мальчишеский голос:

— Ладно тебе выделываться-то… Давай немного поаморальничаем, Май!

И Олег понял, что этот мальчишка тут явно не впервые и что ему далеко не всегда говорили: «Отстань!»

Он услышал шаги и вообще замер у себя в укрытии. Теперь Майка и этот… Рекс разговаривали в комнате.

— Давай хоть я тебя лобзну пару раз, а, Май?..

— Сказала: отстань!

— Не понял… Сама звонит, а потом…

— Сперва ответь мне на несколько вопросов.

— В смысле как?

— В смысле словами! У тебя откуда деньги — на мороженое, на «макдоналдсы», на прочее?

— На какое такое «прочее»?

— Отвечай на вопрос!

— Чего отвечать-то, не пойму тебя… Вопросы какие-то… Были деньги — я же на тебя их и тратил. А если ты про Маринку Невзглядову…

— Во-первых, мне плевать на нее с высокой Эйфелевой башни. Меня интересует, где ты брал средства.

— Во, прицепилась! Ну, допустим, паренцы мне давали…

(Для тех, кто не знает этих словечек, поясним, что паренцы — это от английского the parents, что значит родители.)

Но Майка была из тех, кто понимал подобные выражения легко и просто, а Олег узнал об этом позже…

— Ты мне, знаешь, не гони! — Она воскликнула очень таким… современным голосом. — Прекрати свист на поляне!

И Олег в своей засаде мог только удивляться, как ловко она жонглирует подобными словечками. А ведь только что: «пожалуйста» да «будьте так любезны». Он был не то чтобы разочарован этой новой Майкой, но вот что неприятно удивлен — это точно. Впрочем, возможно, дело лишь в том, что… Как сказала одна очень хорошая поэтесса, Марина Ивановна Цветаева: «С каждым говорю на его языке!»

Выть может, Майка именно это и делала сейчас?..

— Спокуха, Джони! — закричал Рекс, потому что он не был обременен Олеговыми мыслями. — Никто не гонит… Мне в натуре папуля откидывает.

— Значит, не хочешь сказать? Ну, как хочешь…

Это соответственно было произнесено таким голосом, от которого всякий нормальный мальчишка теряет сознание.

— Майк, ну ты чего…

Это он тоже сказал голосом, от которого, как говорится, балдеют, но не настоящие девчонки, а героини из видеофильмов.

— Говори правду.

— Да зачем тебе?

— А потому что я так хочу.

— Ладно уж… В общем, мы со Стариканди дела кое-какие прокручиваем…

— Не ври… Что за дела?

— А тебе зачем?

— Скажешь — узнаешь!

— Ну, короче, — сдался Рекс после довольно длинной паузы, — мы кой из чего кое-что делаем, а после пацаны покупают это… для кайфа. Только, Майк, знаешь, раз ты подписалась на это, ты теперь повязана! Если трепанешь, тебе кранты.

Потом Олег услышал шум и возню. Однако он не был уверен, нужно ли ему спешить на помощь Майке.

— Олег! Олег! — позвала его девочка.

И он выскочил… Мальчишка оказался намного выше Олега, но не плотнее. Увидев Олега, он растерялся. Но, впрочем, только на секунду. Тут же открыл рот и рявкнул, что он немедленно сделает с Олегом.

Но, на свою беду, этот пацан с собачьей кличкой не знал, что приемам рукопашного боя Олега учил профессиональный боксер. Но очень скоро он узнал это. Буквально через несколько секунд Рекс уже отлетел в угол и сполз по стене, держась за челюсть.

На самом деле он получил не столь уж мощный удар, но решил, что продолжать поединок абсолютно не имеет смысла, вот и прикинулся нокаутированным.

— А теперь пойми, — сказал Олег, потерев правый кулак ладонью левой руки, — плохо будет не ей, а тебе, если твой… Стариков узнает, что ты нам обо всем протрепался!

— О чем «обо всем»? — Рекс резво поднялся на ноги.

— О наркотиках!

— А ты докажешь?

— А я и доказывать ничего не буду! Старикову никаких доказательств не требуется, секешь?

— Чего тебе надо?

На Майку он вообще не смотрел. — Надо, чтоб ты, во-первых, ее пальцем не тронул и никого не натравливал. Иначе…

— Дальше! Я об предательниц не мараюсь!

Олег решил пропустить мимо ушей эти слова — сейчас не до того.

— А дальше ты должен сказать, где был Стариков двадцать третьего января с девяти до одиннадцати утра.

— Чегой-то?.. Зачем?.. Я не знаю!

— Должен узнать!..

Дело в том, что «возгорание», как сказал тот эксперт из милиции, произошло именно в это время. Причем поджог совершили при помощи какого-то весьма элементарного устройства.

— При помощи какого? — спросил второй охранник, который сидел на воротах и который отчасти тоже проспал пожар.

— Да при помощи, например, свечки и ветоши, пропитанной керосином или чем-нибудь в этом роде. Свечка догорает до ветоши и — до свидания!

— Почему вы так решили? — неприветливо — спросил стражник.

— Да вот уж решил, — столь же неприветливо ответил милиционер.

Но потом все-таки решил объяснить, потому что, как выяснилось позже, принял этого охранника за доверенное лицо Александра Валентиновича Берестова:

— Загорелось не само, потому что на месте возгорания нет ни электроприборов, ни розеток… вообще ничего. В общем, поджог. А следов от устройства, при помощи которого это сделали, никаких не осталось — ни пузырька, ни железки, ни даже запаха… если предположить, что это химия. Вот я и думаю: было что-то самое примитивное, однако… надежное. — Он усмехнулся. — Тряпки, свечка — такими вещами поджигатели пользовались с незапамятных времен!

— Но ведь вы это только предполагаете!

— Естественно! — сказал пожарный инспектор резко. — Факт поджога доказуем, а факт… ветоши, намоченной в керосине… — Инспектор усмехнулся. — Сами понимаете!..

Дым они с Лидой увидели в полдвенадцатого примерно. Ну и надо было этой свечке, если там действительно была свеча, догореть, чтоб ее огонек зацепился за прокеросиненные тряпки!

— Так где был он в это время?

Вопрос показался Рексу странным и нелепым. Он пожал плечами. Причем с таким видом недоуменным. Посмотрел на Олега: дескать, попался в лапы придурку, теперь терпи.

— Ты вспоминай, вспоминай! — сказал Олег беспощадно. — Иначе хуже будет… значительно хуже!

Мальчишка этот хотел сказать, что, мол, во гробе он видел трепанные Олеговы угрозы… Но потом решил попридержать язычок.

— Думай, тебе говорят… Вспомнишь — я тебя не знаю и никогда знать не буду. Но если… — и сурово насупил брови.

Этому страшному голосу и насупливанию бровей он научился у бабки Томы — когда она ругается с Вестой. Собачка, сколько ни старайся, ее не боится. Но вот мальчишка с собачьей кличкой испугался! Втянул голову в плечи:

— Чего ты в натуре?.. Я же не компьютер! Дай подумать… — и вдруг физиономия его осветилась буквально, как майский день. — Постой-ка, постой-ка! — Он полез в карман. — Ну, точно!.. Во, падла, бывают в жизни совпадения! Он же в это время… со мной был!

— Где — с тобой?

— На вокзале! — закричал Рекс. — Мы поезд встречали Киев — Екатеринбург, он как раз в Чашкине около одиннадцати останавливается. Нам должны были соломки скинуть пару кэгэ.

— А чем докажешь? — строго спросила Майка, хотя представления не имела, зачем это надо Олегу. Но просто ей надоело столько времени молчать и не быть в центре внимания.

Взглянув на нее, Рекс лишь пожал плечами: у него не было никаких доказательств.

Но это и было лучшим доказательством того, что он не врет!

Глава XXVIII Огонь— живое существо!

Они не виделись почти полдня, и вот теперь сидели за столом друг против друга… Должны были, между прочим, делать уроки. Потому что через два часа надо со страшной силой бежать в цирк — сегодня они участвовали в вечернем представлении.

Но ни о каких уроках не могло быть и речи — столько новостей!

— Так ты думаешь, это не Стариков?

— А сама посуди!

— Ну и чего теперь?

— Вот в том-то и дело! — Олег развел руками с таким видом, словно собирался кого-то в чем-то обвинить. — Теперь я вот даже представить себе не могу, чего делать — кого, значит, подозревать!

— Послушай, а почему ты вообще решил, что это Стариканди?

— Ну а кто? У тебя есть другие… кандидатуры? Других «кандидатур» у нее действительно не было.

— Вот видишь, подозревать-то больше некого! Оля усмехнулась, покачала головой:

— Ну, ты как тот пьяный под фонарем!

— Какой пьяный?

— А такой… Ползает вокруг фонаря. Его спрашивают: «Ты чего тут делаешь?» — Он говорит: «Деньги ищу». — «А ты где их потерял?» — На той стороне». — «А зачем же здесь ищешь?» — «Да там темно, а здесь светло!»

Олег хмуро посмотрел на сестру. Однако не мог не признать, что она права. Подозревать человека только на том основании, что он гадкий тип, довольно-таки глупо.

— Ну, и чего ты тогда думаешь?

— А, может, давай посмотрим, кто в принципе мог это сделать?..

— В смысле как?

— А в смысле, вот посмотри. Он ведь как-то хитро проник в дом, потому что сигнализация не сработала. Значит, он имел доступ к ее хитростям!

— Правильно! — обрадовался Олег.

И сам удивился, почему эта мысль не пришла ему в голову. А не пришла она лишь потому, что у Олега слишком много накопилось против этого типчика.

Зато уж теперь Олег стал мыслить логически.

— Раз не было сигнала, значит, что?.. — Он посмотрел на Ольку. — Значит, у него был доступ к шифру или чему-то там в этом роде! И таким образом, это… — он с удивлением посмотрел на сестру: — Или сам Берестов…

— Который был в Швейцарии!

— Правильно! Или тот дядька, который сидит на воротах!

— Значит, он! — Ольга дожала плечами. — Придется его раскручивать!

Если верить всяким там художественным фильмам, то охранников, которые служат у «больших людей», всегда подкупают. Может, это не совсем так. Но, с другой стороны, дыма без огня тоже ведь не бывает… Стало быть, подкупают все-таки. И этого могли подкупить!

Снова пожертвовав домашними заданиями, двойняшки отправились к Лиде, которая, по правде говоря, тоже не возражала «пожертвовать домашними заданиями». Ольга и Олег приехали к ней на городскую квартиру, где Лида теперь в основном и находилась — после того инцидента, как она выразилась.

Сейчас они сидели в просторной комнате, которая была не Лидина и не отцова, а просто гостиная… А сколько в этой квартире всего комнат, они не знали, — может, и сама Лида этого не знала.

Олег кратко рассказал о том, как проходила охота на Рекса…

— Ты знаешь такого? — спросила Ольга.

Из-за истории с этой Майкой приходилось говорить, что двойняшки ходили туда вместе. А Майка выступала под кодовым знаком «одна рыжая дурилка».

— Да, вроде видела разок…

Это был спокойный, но довольно-таки неожиданный ответ: ведь получалось, что Лида близко знакома со Стариканди — коли даже прислужников его знает! Но теперь это не имело значения, поскольку Стариков не был замешан в поджоге.

— А не замешан, так и пусть катится к свиньям!

Лида, услышав это, кивнула, как показалось Оле, с некоторым облегчением. И, заметив ее несколько удивленный взгляд, пояснила:

— Надоел он мне до ужаса: вяжется и вяжется…

— У нас есть другой подозреваемый.

Это сообщение прозвучало у Олега немного мрачновато. И Лида как-то сразу напряглась:

— Вообще-то папка ведь сказал…

— Поэтому мы и проводим тайное расследование! — сказал Олег почти шепотом.

— Понятно. — Лида нехотя кивнула. — Это кто-то знакомый?..

— Да уж… знакомей не бывает!

И опять она напряглась. Но после того как услышала про охранника, замахала руками, словно спасаясь от стаи комаров:

— Нет, этого расследования папка точно не одобрит! Эдик ему такой преданный! Эдик не мог.

— Хорошо! — сказал Олег азартно. — А тогда сама прикинь!

И он стал рассказывать, как они с Ольгой все обсудили и пришли к совершенно стальному выводу: только охранник!

Лида слушала со скучающим видом, вроде по принуждению, так слушают на уроке неинтересного учителя: вроде бы и неохота, а в то лее время деваться-то некуда! Олег этого не замечал. А Оля заметила. И немного про себя удивилась: ведь брат ее пытается раскрыть преступление, ей же помочь, Лиде, а она… Странно как-то!

Но потом Ольга подумала, что ведь и папа-Берестов тоже не хочет расследования. У них свои могут быть, особые мысли — миллиардерские!

Оля посмотрела на свою подругу — ведь Лида, что там ни говори, стала ее подругой — и поняла, что ничего «миллиардерского» у Лидки в глазах нет. Просто ей не хочется, чтоб Олег занимался пожаром. А прямо сказать об этом она почему-то не может.

После, уже дома, Ольга сказала своей второй половинке, что, может, не стоит, что, может, пусть все так и остается нераскрытым — раз Берестовы так сопротивляются, причем оба!

Однако почти наверняка знала, что упрямый брат ее ни за что не отступится. Так оно и вышло.

— Ты, Олька, странная! Ей просто неудобно, она стесняется, вот и все.

Но Оля так не думала. Потому что отлично помнила, с какой неохотой Лида дала им адрес того охранника. Вернее, она точного адреса, конечно, не знала, но сказала, что человек этот живет в селе Еловино, километрах в трех от усадьбы Берестовых.

Если б двойняшки не делали уроки и на третий день, это было бы уж совсем… Поэтому Оле пришлось остаться дома, а Олег отправился туда… По пути увидел телефон-автомат… А дай-ка Лиде позвоню.

— Привет, я по нашему общему делу еду. Давай вместе, хочешь?

Тут была и надежда на приятную компанию, и надежда… что его до Еловина на джипе довезут — не надо будет в холоднющем раздрызганном автобусе полчаса трястись.

Но Лида оказалась не в духе. Начала говорить, что, мол, не поедет, что ей нездоровится, что у нее куча дел…

В общем, Олег отправился на автобусе. И в результате не пожалел!

Позже он рассказал об этом Ольге, когда они, сидя в ложе для администрации, досматривали представление. Все номера они знали наизусть, поэтому могли тихо переговариваться, хотя и продолжали смотреть на арену. Ведь там выступали их друзья, которых хотя бы взглядом надо поддержать. Таков уж цирковой закон: если ты в зале, обязательно смотри выступление! Тогда с друзьями ничего не случится.

— Ну, рассказывай же… Ой, смотри, как она отлично делает!

И это была чистая правда. Под куполом работали знаменитые братья Полетовы. У них и фамилия была подходящая, и делали они все до ужаса здорово! Там, между прочим, были не только братья, но еще и сестра. На самом деле ее звали Вера Вознесенская (тоже подходящая фамилия). И сейчас именно Вера летала под самым куполом… А если кто-то думает, что все подстраховано и оттуда нельзя сверзиться, тот сильно ошибается!

Когда завораживающая опасность миновала и публика смогла наконец перевести дух, Олег начал свой рассказ. Оказывается, в автобусе ехали сын и жена этого Эдика, охранника то есть. И всю дорогу они говорили «про нашего батьку». А потом, на конечной остановке, Эдик их встречал, и они отправились дружной семьей к своему дому.

Олег для очистки совести стал красться за ними. Но это была явная глупость. Потому что не бывает таких преступников!

То есть они, может, и бывают, но в кино: внешне весь такой честный до ужаса, а на самом деле круглый подонок. А ты сидишь и смотришь: «Вот как в жизни случается!»

Но это не в жизни, это именно в кино так бывает! А взаправду — стоит только посмотреть на человека, и видишь: эге, что-то здесь не так. А на другого глянул, и видишь — да он в жизни не украдет, хоть в ювелирном магазине его посели!

И этот Эдик был именно таким.

И сын у него был отличный, и жена тоже!

Они шли домой, взявшись за руки. Как мы знаем, Олег все-таки пошел за ними. Сперва вроде следил, а потом ему пришла довольно-таки необычная мысль. Минуту он постоял возле их калитки… эх, была не была, и вошел в нее, поднялся на крыльцо, постучал в окошко… Хозяин выглянул, узнал его, удивился, чего бы это вдруг явился тот пацаненок, который, как потом Лида рассказала, первым влез в горящий дом — канарейку спасать!

Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга. Наконец Олег сказал:

— Я к вам по делу!

В ответ охранник усмехнулся:

— Об этом я и сам могу догадаться. В такую даль да без дела пилить… Ну, и что же у тебя за проблемы?

— Я расследую тот пожар!

Охранник окинул Олега заинтересованным взглядом:

— Давай, заходи — потолкуем… Тебя Лида об этом просила?

— Можно сказать и так.

Они сидели в небольшой комнатке, предназначение которой Олег угадать не мог. Она как бы ни для чего не была нужна — стол у окна, перед ним два стула, фотографии на стене в общей большой рамке, старая швейная машина, на которой уж лет сто никто не шьет, — «Зингер».

— А почему ты с этим делом именно ко мне приехал?.. Тебя Лида послала?

Его глаза так и впились в лицо Олега. А еще пятнадцать минут назад шел такой беззаботный, держал жену и сына за руки. Олег ничего не успел ответить, охранник снова — как в атаку на него кинулся:

— Думаешь, я не понимаю, в чем тут фокус? Я отлично понимаю! Я единственный мог дом открыть бесшумно… Ведь так?!

Олегу оставалось только кивнуть.

— Но я этого не делал! — закричал Эдик…

Его вообще-то Эдуардом Григорьевичем звали. Он махнул рукой:

— Да что, собственно, я перед тобой оправдываюсь! — И такая горечь прозвучала в голосе этого взрослого дяди.

Действительно, приезжает какой-то «сопляк», начинает выспрашивать… И у кого? У боевого офицера, настоящего десантника. А все лишь потому, что мальчишка этот подлизался к хозяйской дочке. И ты должен теперь стоять по стойке смирно, выслушивать, оправдываться!.. Так он, видимо, рассуждал.

Хотя Олег вообще-то вел себя скромно и Лидиной дружбой не давил.

— Я на самом деле как раз считаю, что вы тут ни при чем!

— Значит, Лида?..

— А Лида тем более!

Тут охранник удивленно и подозрительно посмотрел на него:

— Тогда чего ж ты приехал?!

Очень трудно было ответить на этот вопрос. Но тут, по счастью, в дверь заглянул Эдиков сын:

— Мама чай пить зовет…

— Хочешь? — спросил охранник.

— Хочу! — поспешно ответил Олег, и Эдуард Григорьевич рассмеялся. — Ведь все равно же я тебя потом буду раскатывать!

— А я вам и так скажу. — Это уже происходило в большой светлой комнате за чайным столом. — Я потому что сперва думал — вы виноваты, потому что вы единственный получаетесь, который мог… А Лида как раз была против!

Охранник немедленно расцвел:

— Вот! Правильно она думает! — положил Олегу могучую руку на плечо. — Дурачок, я же с этого грызу свой кусок хлеба… Причем даже с некоторым маслом. Зачем же я буду поступать, как свинья под дубом?.. Проходил эту басню?

— Так я и говорю. — Олег улыбнулся. — Я теперь понял!

И стал рассказывать, почему он больше не подозревает Эдуарда Григорьевича.

Его жена слушала это объяснение и удовлетворенно кивала:

— Вот если б такому мальчику в милиции работать, получилось бы очень толково… Ты в милицию случайно не собираешься?

Олег ответил, что как раз именно собирается! И это вызвало общее веселье. Они уже без всяких нервов выпили по второй чашке.

— А кто ж тогда все-таки поджег, дядя Эдь? Охранник не успел ничего ответить, как заговорила его жена, Вера Петровна:

— Да просто ошибся этот… пожарный следователь!

— Вряд ли, тетя Вера. Он… — Олег вспомнил, какой тот пожарный эксперт был обстоятельный, с седыми висками и с седыми усами…

— Я бы перед другим, может, не стала откровенничать, — перебила его Вера Петровна. Она говорила быстро и в то же время как-то весомо. Она убеждала: — Вот ты слыхал такую поговорку, что, мол, ружье один раз в год стреляет само?

— Ну… да…

— Так вот, огонь, я думаю, загорается сам намного чаще!

— Как это?

— А просто! Он почти живое существо, ты не задумывался об этом?.. — и, сделав паузу, Вера Петровна обвела взглядом сидящих за столом. — Вы посмотрите, как он извивается, как двигается… Неживые так не умеют!

— Чудишь ты, Верунчик! — Эдуард Григорьевич покачал головой.

— Ну, тогда признавайся, что поджег! — Она засмеялась.

Олег уехал в Чашкин с хорошим настроением. Но и с сомнениями в душе.

Глава XXIX Ямайская Лиса Патрикеевна

Поскольку с домашним заданием все обошлось благополучно (Ольга сделала его за двоих) и близнецы могли ни от кого не скрываться, они решили поговорить с бабушкой Тамарой на тему живого существа под названием «огонь» и ружья, которое стреляет один раз в год. Потому что две головы хорошо, а бабы-Томина лучше!

Спустившись на первый этаж, во взрослую часть дома, близнецы застали всех четверых своих «родителей» в большой комнате, которая называлась у них гостиной.

Во многих семьях — да вы это и сами прекрасно знаете! — так называемые «дети» не очень-то любят советоваться со взрослыми. Потому что известно: взрослые частенько используют полученные сведения… против вас.

Ты пришел поговорить по душам, рассказать, например, о своей любви, а тебе немедленно отвечают: «Так вот где ты пропадаешь по вечерам, вместо того чтобы заняться алгеброй!»

И говоришь себе невольно: «Да ну вас на фиг!» И в другой раз лучше пойдешь советоваться с каким-нибудь вовсе незнакомым «мэном». Он, может, ничего путного не скажет, но зато не будет плешь переедать своими наставлениями.

У Сильверов, по счастью, было не так. Может, потому, что дети чувствовали себя достаточно взрослыми, а может, и потому, что взрослые были… несколько детьми — как отчасти все цирковые люди! Итак, четверо «родителей» были в гостиной. Отец смотрел хоккей, бабушка штопала свое цирковое трико, а дед и мама играли в карты.

— Вы бы хоть когда-нибудь почитали! — шепнула Оля на ухо брату.

Как, наверное, догадался читатель, это была классическая фраза мамы (или бабушки, или любого из них), обращенная к близнецам.

Невольно Олег рассмеялся. Взрослые сейчас же оторвались от своих занятий, посмотрели на двойняшек.

— Могу спорить, это над нами! — сказал отец.

— Могу спорить, я знаю даже причину смеха! — сказала бабушка.

— Во-первых, не над вами, — поспешно сказала Оля.

— А во-вторых, не знаете! — добавил Олег.

— Мы по делу пришли! — продолжала Оля, чтобы побыстрее проехать опасное место. — Вы слышали когда-нибудь, что огонь — это живое существо?

— Уж не про то ли «живое существо» речь идет, которое съело кабинет в доме господина Берестова? — Это произнесла проницательная мама.

И близнецам оставалось только кивнуть:

— Про то самое.

И дальше Олег рассказал о своей поездке, о разговоре с Эдуардом Григорьевичем и его женой…

— При этом что удивительно, — заметил дед Олава, — задачи по геометрии у него решены, а сочинение «Последний день моих каникул» написано… Удивительно способный мальчик! — И он выразительно посмотрел на Ольгу.

Наступила пауза, во время которой близнецы, каждый на свой лад, подумали о том, что даже самые лучшие взрослые остаются все-таки взрослыми, и тут уж ничего не поделаешь — таков закон природы!

— Мы ведь все-таки посоветоваться пришли! — сказала Оля, почти не надеясь, что разговор об уроках прекратится.

Наступила еще одна пауза, во время которой взрослые поняли, что занудством они ничего не добьются.

— Продолжай, сынок, — сказала бабушка Тома. Она звала близнецов: сынок и дочка.

И Олег продолжил — про предположение Веры Петровны, что пожарный инспектор ошибся, а живой огонь возник сам собой… Конечно, это похоже на фэнтази, но ведь Эдик действительно не виноват, а больше некому было туда проникнуть и поджечь!

— А что Лида? — спросил отец.

— При чем здесь Лида?! — изумился Олег.

— Я имею в виду: что она думает?

А Ольгу почему-то неприятно изумили слова папы-Севы… про Лиду.

— Сказки братьев Гримм, — сказала бабушка Тома.

— Это ты в смысле чего?

— Это я в смысле живого огня.

Оля чувствовала, что она тоже не верит ни самостреляющим ружьям, ни самовылезающим неизвестно откуда огням!

А в ошибку пожарного инспектора ты веришь?

По правде говоря, тоже не очень. Она верит в злоумышленника, который неизвестно как пробрался в дом и неизвестно зачем развел огонь под письменным столом в кабинете Берестова-папы.

Но когда попробуешь представить себе этого человека, а главное — причины, по которым он совершил свое злодейство, то понимаешь, что лучше все-таки и проще поверить в «огненного зверя».

И с удивлением она услышала, что ее родная половинка решает… окончательно решается поверить в живую «Огневушку» (как в сказках Бажова). Даже потом стал звонить Лиде, сообщил, что следствие закрыто, что это самовозгорание…

Но ведь ясно же: не то здесь что-то! Однако Оля промолчала… Ей теперь ужасно хотелось попасть на бывшее место происшествия, все осмотреть самой. Ей почему-то казалось: вот она посмотрит и поймет, как дело было и в чем же там правда!

Но несколько дней не было никакой возможности заниматься чем-нибудь, кроме самых необходимых дел. Уроки, репетиции, спектакли. Наконец в четверг вечером они узнали, что завтрашнее представление отменяется. Причина здесь не важна, и мы не станем на ней останавливаться. Главное, появлялись свободные полдня. И Оля сразу подумала, что хорошо бы поехать в усадьбу, все там разведать, собственно, просто посмотреть — самой, своими глазами.

Да только ведь ее туда не звали! И, вернее всего, вряд ли будут рады, если она опять начнет там копаться. Может, как-то при помощи Олежки?.. Спросила голосом Лисы Патрикеевны:

— А ты что сегодня собираешься?

И по тому, как братец начал ускользать от прямого ответа, Оля поняла: у него с Лидой встреча…

А меня не приглашают!

И тут дело не в обиде. Она не обижалась, но ей надо было туда попасть.

— А скажи, пожалуйста, вы где встречаетесь? Он покраснел.

— Да просто… погуляем немного. — Ему не хотелось от сестры ничего скрывать, но и не хотелось ничего рассказывать.

«Погуляем немного» — скорее всего это значило, что за город они не поедут.

Ну и прекрасно!

Туда может приехать Ольга — под каким-нибудь предлогом… Под каким — это всегда можно придумать… даже заранее не придумывая.

Подождав, когда брат ускачет на свидание, Оля буквально минут через пять вылетела из дома.

— Ты-то куда, птица? — спросил дед Олава, с удовольствием глядя на свою прелестную внучку.

— Ой, дедушка, как нехорошо с твоей стороны кудыкать!

— Хитрость в тебе чисто ямайская! — Олава Джонович усмехнулся.

— Это в смысле какая?

— А такая, которая всему свету видна… Куда же ты все-таки отправляешься?

Ольга помучилась сомнениями две-три секунды, а потом все ему рассказала. Причем быстро и толково.

— Ну и что ты там собираешься заметить?

— В том-то и дело… — Ольга развела руками. — Но чего-нибудь я там обязательно увижу!

План у нее был такой. Доехать докуда можно на автобусе — хотя б до того же Еловина. А оттуда на лыжах… Это и не очень подозрительно, кстати. В смысле, что девочка каталась-каталась, а потом устала дико и решила забрести на огонек к своей подруге… Ах, ее нету? Ну, а можно, я тогда вот здесь вот — с краешку, на крылечке… Как говорится в той сказке: «Я лягу на лавочку, хвостик под лавочку, курочку под печку…»

И, возможно, это уже получится не совсем «ямайская хитрость», а кое-что похитрее!

Она действительно доехала до Еловина, а оттуда пошла в направлении усадьбы господина Берестова. Здесь это место, конечно, знал всякий. Впрочем, всяких, увы, не оказалось: январский мороз, дело к вечеру… Кого тут на лыжню потянет?

Ей попался один-единственный физкультурник — старый дяденька, от которого пар валил, как от тепловоза. Он и указал дорогу: через поле, потом по березняку, потом в горку, потом…

— Ее уж и видать будет!

Глава XXX В замке

Вскоре Оля поняла, что она отнюдь не выдающаяся лыжница и напускать на себя поддельную усталость вовсе не придется, потому что усталости и так хватало. Ведь это был ее первый поход за два или даже три года. Потому что прошлую и позапрошлую зимы они провели, как говорится, «в южных регионах», где леса жиденькие, а морозы и снега тоже.

Теперь Ольга плелась на тяжелых, словно бы сделанных из чугуна, лыжах, уверяя себя, что ничего страшного не происходит, что никуда она не денется.

Так оно в результате и случилось, но стоило ей это немалой силы воли… если только так можно выразиться. Оля подъехала к усадьбе в таком состоянии, что, если б надо было сейчас сыграть отчаявшуюся, чуть не ревущую девочку, — это ей удалось бы запросто.

Но в такие моменты — если только человек действительно проявил силу воли и честно боролся с трудностями — к нему приходит удача. Оля увидела калитку в сплошном высоченном заборе. И, совершенно не надеясь, что она открыта, толкнула железную дверцу лыжной палкой.

Калитка открылась!

За ней была неплохо утоптанная дорожка, которая вела куда-то в столетние елки, которые уже являлись «личным лесом» господина Берестова и… его дочки. И по этой дорожке шла женщина. Услышав калиточный скрип, она быстро обернулась. Медленная, несколько удивленная улыбка появилась на ее лице:

— Олег?.. Хм, а ведь ты не Олег, правда?

— А я и не говорила, что я Олег, — улыбнулась Оля в ответ. — Мне можно сюда въехать?

— Думаю, что можно, — ответила женщина. — Ты ведь знакома с Лидой, верно?.. — Секунду она вглядывалась в Ольгу. — Понятно! Ты родная сестра Олега… — И наконец заключила: — Ты его близнец!

Тогда и Оля догадалась, кто перед нею:

— А вы Вера Петровна! Он мне про вас рассказывал.

Так оно и вышло. Вера Петровна тоже работала в усадьбе: убиралась, следила за бельем, ну и все тому подобное. С наслаждением снимая лыжи и втыкая их в снег, хитрая Оля подумала, что Вера Петровна — это же для нее сплошное везение.

А добрая женщина думала, что Ольга для нее — сплошное везение, потому что иначе калитка осталась бы незапертой, а это вовсе «не поощряется». Особенно после того пожара!

— При чем здесь после пожара? — сразу взялась за дело «госпожа сыщица». — Вы же первая говорили, что там само загорелось!

— Ишь, какая! — Вера Петровна покачала головой. — Вижу, ты не веришь в мою… «теорию»?

Ольге неудобно стало перед этой взрослой женщиной:

— Ну, вообще-то…

— А я и сама от нее не в восторге!

В это время они подошли к каменной махине Берестовского дома, рядом с которым даже вековые сосны казались лишь театральной декорацией.

Перед тем Оля заблаговременно сказала Вере Петровне, что устала, наездилась, что ударила коленку, И потому само собой получилось, что милая эта женщина позвала ее в дом. Все шло как по маслу!

— Там сейчас рабочие, — пояснила она. — Ремонт… после этого делают.

— Понятно…

— А коленку твою я могу посмотреть, — продолжала Вера Петровна, — я ведь раньше медсестрой работала…

Что ж, за всякое везение надо и расплачиваться! Хотя, с другой стороны, коленка — такое удачное место: у тебя, допустим, даже никакого синяка нет, но ты все равно можешь спокойно говорить, что она болит.

Нет, извините, спокойно не можешь. Потому что спокойно говорить такое — это надо совести не иметь!

Но так или иначе она оказалась в доме, только в той его — скажем прямо — небольшой части, которая была отдана… слугам.

Слово это, конечно, не совсем обычное. Но как же еще назвать людей, которые готовят хозяевам обед, следят за чистотой, охраняют. Ну и тому подобное.

— Вот здесь мой закуток, — сказала Вера Петровна. — Хочешь, полежи немного. А мне в тот дом надо сходить… Полежишь?

— Спасибо большое!

И она осталась одна. Прислушалась — в помещении слуг ни звука. Зато за стенами, на хозяйской территории, слышались «стук да гром» и голоса рабочих. Ольга быстро надела лыжные ботинки, которые ей пришлось снять, когда при Вере Петровне она ложилась на кушетку. Вышла из комнаты… Куда? Это был вопрос! Потому что ходить без спросу по чужому дому тоже, согласитесь, не очень-то…

Увидела несколько ступенек вверх и дверь с накинутым на нее крючком… Звуки вроде бы именно оттуда!

Откинула крючок, вошла в дверь. Да, несомненно — это была территория Берестова— Тут, кажется, даже пахло по-другому. Прошла через маленькую, большую и еще одну, на этот раз очень большую, комнату со множеством зеркал, потом — через что-то вроде зала, где в горшках, деревянных корытцах и кадках росли различные… различнейшие растения. Тут и воздух был особый — влажный, пряный, заметно подогретый… «Зимний сад!» — догадалась Ольга. Прежде она в таких удивительных… садах не бывала.

Наконец оказалась в вестибюле, из него лестница шла наверх, где вовсю плескались и прыгали разные строительные стуки и бряки. Махнув рукой на осторожность, Ольга побежала вверх по лестнице… и попала в нечто похожее на зал, из которого уходило несколько дверей. Одна из них была приоткрыта. Именно та, которая была нужна ей. И в этом, кстати, ничего особенного нет. Дверь была открыта не по воле автора этих строчек, а по самой жизни — ведь именно там шел ремонт. Остальные же двери, тут и гадать нечего, были заперты, как говорится в сказках, крепко-накрепко.

Ольга заглянула в ту приоткрытую дверь. Трое дядек в синих комбинезонах и бейсболках на голове трудились, как заведенные. Один из них без устали скреб пол стальным скребком. Двое других обивали стены, попорченные во время пожара, новой тканью.

И едва посмотрев на то, что осталось в комнате от печального происшествия, Оля поняла: ничего, ничегошеньки она тут установить не сможет. Все следы пожара исчезли!

Вообще это взрослое слово —разочарование. Но сейчас именно это испытывала Ольга Серегина, которая стояла на пороге той злосчастной комнаты и понимала: узнать она ничего не сможет!

Рабочие, между тем, как работали дружно и не покладая рук, так же дружно и стали собираться домой. Как будто бы даже одновременно глянули на часы. Потом аккуратно сложили инструмент — каждый в свой угол. Оля сбежала по лестнице в вестибюль, увидела, как они тоже спускаются, остановились перед дверью, сказали в переговорник, который был прикреплен тут же:

— Пульт?

— Слушаю! — И Ольга поняла, что это говорит охранник, который сидит в сторожке.

— Мы уходим, запирай входную!

— Есть, понял. До завтра, ребята!

Они ушли, дверь захлопнулась, и потом послышалось короткое гудение — это, вернее всего, сработал электронный замок… Тут Ольге пришло в голову: да ведь злоумышленник — если он был, конечно, — мог войти через дверь для прислуги!

И тут же поняла: да нет, это было бы слишком просто. Вернее всего, и дверь, в которую она сейчас вошла, так же запиралась… и, может быть, заперта сейчас, в эти самые мгновения.

«Больше дверь номер два не нужна…»

И охранник ответит: «Ясно, закрываю»… или что-нибудь в этом роде.

Почти с ужасом она бросилась через комнаты и зимний сад на территорию слуг. Толкнула дверь… уф, порядок, дверь была открыта.

— Оля, Оля! Ты где?

Вот это и значит «вовремя вернуться». Ее искала и звала Вера Петровна.

«Что же делать? Сказать: в уборной была — так я не знаю, где тут у них это заведение… Вот же елы-палы!»

И Ольга тихо выскользнула на улицу… А там разберемся!

Глава XXXI Снегири и не только…

Однако разбираться надо было прямо сейчас, в данную секунду. Ее ведь могли увидеть. И спросить: ты чего на улице делаешь? Гуляешь?.. А говорила — вся такая больная-усталая!

И тут счастливая мысль пришла Ольге в голову: лыжи! Она ведь лыжи оставила посреди этого хоть и огороженного, но все-таки леса! А вдруг она — такая вот жуткая крохоборка и скопидомка — трясется за свои лыжечки? И значит, вполне может, даже и с больной ногой, за ними отправиться!

Оля побежала по дорожке, и скоро могучие спокойные елки спрятали ее от глаз… каменного дома. Тогда она пошла спокойнее, обнаружила свои лыжи, естественно, никем не тронутые. Связала их аккуратно кожаными ремешками, которые были у нее в кармане, водрузила лыжи на плечо, попробовала, как она будет хромать, когда выйдет к берестовскому замку, — получалось вполне прилично. Ну и пошли тогда!

Время, между тем, быстро, как это и всегда бывает в короткие январские денечки, катилось к вечеру. В погожем, украшенном несколькими облачками небе все явственнее и ярче разгорался закат. Здесь, среди елей, он был особенно прекрасен и торжествен. Каждая ветка светилась по-своему. И Ольга вдруг поняла, какие это могучие, терпеливые деревья. Не охнув, ни разу не пожаловавшись, они держали на руках своих целые пуды ноябрьского, декабрьского да и январского снега. А впереди их ждали еще февральский и мартовский снега… Мартовский, между прочим, особенно тяжел, потому что будет весь пропитан водой!

Но Оля не жалела эти деревья, потому что они были богатыри, понимаете? А ведь богатырей не положено жалеть. Они на то и богатыри, чтобы без конца, всю жизнь, совершать свою трудную работу — подвиги!

А дальше она увидела чудо. На закатных могучих лапах сидели, иногда перескакивая с места на место, небольшие, но очень… прочные такие птицы. Их желтая грудь была облита алой закатной краской. А их головки в черно-зеленых шапках почему-то совсем не поддавались закату.

Вдруг Оля поняла: да ведь это не закат их раскрасил, это у них такой собственный прекрасный цвет… И откуда-то из самых глубин памяти выплыло слово: «Снегирь».

Оля видела снегирей впервые! Как, вы спросите, как же так это возможно? А дело в том, что на юге, где по большей части гастролировали Сильверы, эти северные птички не водятся.

Теперь Ольга смотрела на них и насмотреться не могла — словно за все прожитые без снегирей годы!

А милые эти птицы скоро привыкли к ней. Они вообще были довольно доверчивы. Не то что какая-нибудь ворона или сорока, которые, едва человек бросит на них взгляд, несутся со всех… крыльев, словно он в них из ружья прицелился!

Неизвестно, сколько Оля любовалась снегирями. Может, и не очень долго. Но так или иначе морозец, аккуратно взяв ее за ухо, напомнил, что пора идти домой… вообще что-то делать.

Вернее всего, уезжать отсюда несолоно хлебавши!

Но после снегирей Оля не расстроилась своей неудаче: ну и аллах с ним, с этим расследованием. Кругом было так хорошо, так тихо и чисто, что ни о чем… детективном и думать-то не хотелось! Правда — чего она рассуетилась вдруг? Даже самому хозяину это не надо, даже сама дочь его обрадовалась, когда Олег сказал, что это случайное загорание…

Хм, а почему все-таки Лида… ну, не то чтобы обрадовалась, однако с облегчением как-то узнала про живой самовспыхивающий огонь — почему?

Важный этот вопрос так и остался без ответа в ее душе. Потому что она увидела вдруг саму Лиду.

Которая была, как вы, наверное, уже догадались, не одна. С Олегом. Хорошая… парочка! Оля в принципе не любила это слово, но сейчас оно очень подходило — к сожалению!

Так вот эта парочка шла, взявшись за руки и прислонившись друг к другу плечами и головами. Наверное, они тоже смотрели на снегирей. И, наверное, у них на душе было так же чисто и привольно, как… было у Ольги всего минуту назад.

Теперь она испытывала боль, горевшую в самом ее сердце, словно была настоящей пожилой тетенькой, словно за плечами у нее уже были многие ссоры и огорчения, гибель нескольких друзей…

Но ведь этого ничего не было! А был перед глазами только ее брат Олежка, шедший за руку с девочкой, которая… нравилась Ольге, потому что Лида была симпатичная, приветливая, не жадная, не зазнайка — при таком папе!

Чего же я тогда? Заревновала? Как какая-то дурочка из переулочка?

Так Оля пристыдила себя, потому что сама она была, как вы видите, очень приличным, очень хорошим человеком. И чтобы не видеть, как ее брат и Лида… Ну, в общем, она закрыла глаза, опустила голову и так стояла за спиной у могучей елки и говорила про себя: «Ты меня только не выдай! А то бы очень уж неудобно получилось».

И старая, опытная, много чего повидавшая на своем веку Бабушка Елка не выдала ее. Стояла не шелохнувшись, как и все ее подруги. И никто не догадался, что за ней спряталась девочка — невольная свидетельница сцены, у которой никаких свидетелей быть не должно!

Когда Оля открыла глаза и выглянула из-за елкиной спины, Лида и Олег уже ушли. Медленно она двинулась к дому. Успокаивала себя тем, что и у нее когда-нибудь появится такой мальчишка, с которым… с которым она поцелуется.

Да у нее он почти появлялся — в мае этого года. Только Оля с ним рассталась. По правде говоря, из-за Олега. Из-за того, что братишка начал очень сильно расстраиваться, можно сказать, ревновать свою половинку. И Оля не стала встречаться с этим Женей.

Может, еще и в том было дело, что мальчик этот (для Оли, конечно, только для Оли!) был не так прекрасен, как Лида… для Олежки.

Но теперь уж этого не разберешь!

Глава XXXII Интуиция нашептала

Но больше ей не хотелось думать про эти сложные вещи. И Оля тут же вспомнила, что ведь там Вера Петровна небось волнуется: в самом деле, куда это могла деваться девочка со смертельно больной коленкой. Оставив лыжи возле спрятавшей ее мудрой елки, Оля бросилась к дому.

Но опять ей пришлось затормозить и замереть: буквально навстречу ей бежала… Лида!

А почему, собственно, ей надо было прятаться от… от хозяйки, Ольга вряд ли ответила бы. Может, сработала так называемая интуиция, про которую многие говорят, что ее вообще не существует…

Ну и пусть себе говорят, что им вздумается. Однако вам лично я не советую просто так отмахиваться от этого не совсем понятного чувства, которое нет-нет да и возникает в душе.

Вот и сейчас Оля пригнулась за стриженным «под бобрика» кустом и, сдерживая дыхание, увидела сквозь его частые ветки, как Лида остановилась возле дома, глянула налево, направо, будто… вот честное слово, будто собиралась сделать что-то незаконное. Потом вынула из кармана… хм, эта штука больше всего была похожа на пульт, каким пользуются для управления телевизором или там магнитофоном. Лида нажала на какие-то кнопки и… вошла в каменный замок, в ту именно дверь, которую всего двадцать минут назад запер из своей сторожки и взял под контроль охранник!

И дальше Ольга тоже действовала, подчиняясь интуиции. Потому что думать ей было некогда! Она со всех ног бросилась туда, где была сторожка — прошлый раз они проезжали мимо нее на снежном мотоцикле. И вот она влетела в сторожку, а там сидел… Но вот был ли это знакомый Олежки Эдуард Григорьевич или не он — как же узнать? От этого многое зависело!

Но тут она увидела, что охранник слишком внимательно на нее смотрит, словно старается разгадать некую загадку. Он даже привстал, будто это могло ему помочь разобраться.

Тогда Оля улыбнулась и сказала:

— Просто я его сестра! — Она уже поняла, что это был именно Эдуард Григорьевич. — Я занимаюсь тем же делом. И поэтому скажите, пожалуйста, сейчас проходил сигнал тревоги… ну, в смысле, что кто-то входил в дом?

— А… а зачем тебе?.. Что-нибудь случилось?.. — Нет, абсолютно ничего. Мы просто проводим следственный эксперимент… все втроем…

Взрослым врать, как известно, — плохое занятие. Но сейчас ей просто ничего не оставалось.

— Нет, тревоги никакой не было…

— Понятно. Спасибо! — Она старалась быть совершенно спокойной. — Я можно воспользуюсь вашим телефоном?.. Мне надо Лиде информацию передать.

Охранник молча пододвинул аппарат. И Ольга быстро набрала номер Лидиного мобильного. Золотыми червяками проползло три длинных гудка. Неужели она не взяла трубку с собой?

Взяла! Потому что на четвертом гудке Лида все-таки ответила.

— Это Ольга Серегина… Лида, я все видела! — Последние слова она постаралась сказать самым спокойным голосом, чтобы охранник ни о чем не догадался. — Я туда сейчас зайду, ладно? И поговорим…

Ответом ей было долгое, гробовое молчание… В книжках любят употреблять эти слова: гробовое молчание. Их писатели пишут для красоты. Но чаще всего никакой красоты как раз не получается! На этот же раз молчание Лиды было таким тяжелым, что иначе, как гробовым, его и не назовешь!

Наконец она сказала:

— Значит, вы подслеживали за мной?

— Я сейчас к тебе зайду, — отвечала Ольга все тем же абсолютно приветливым голосом. — Ты подожди меня там.

— Не собираюсь!

— Да нет, я, понимаешь, из сторожки звоню… — Это она сказала, будто бы отвечая на какой-то Лидин вопрос. — Олег еще ничего не знает.

Опять Лида долго молчала.

— Ладно, приходи!

Зачем понадобилось Лиде в тот день и в тот час забежать в отцовский дом, Оля так никогда и не узнала. Вернее сказать, она об этом просто не спрашивала. И мы об этом не знаем. Кажется, за какой-то мелочью. Но из этой мелочи выросла очень большая и неприятная вещь. Ведь получалось, что Лида там могла быть и перед «случайным возгоранием».

Неужели это она сама и подожгла?..

Свой собственный дом?

Полная чепуха!

И вот Ольга снова бегом, уже начисто забыв про Веру Петровну, добралась до берестовского замка. Лида ждала ее на улице перед дверью:

— Ну и что ты теперь собираешься делать? — Голос такой холодный, буквально представить невозможно, что это говорит Лида. — Сколько потребуешь за молчание?

— Лида! — Ольга тихо ахнула. — Ну, зачем ты из себя строишь?

Очень долго Лида Берестова молчала, в упор глядя на Ольгу, словно бы именно Ольга была в чем-то виновата!

— Зачем ты за мной следила?

— Да не следила я, вот же… японский городовой! Так получилось, ты пойми. Я приехала, чтобы осмотреть место пожара, ну и тут… одно за одним. Она стала рассказывать про встречу с Верой Петровной, про лыжи и снегирей. Дошла до довольно-таки опасного места, где Лида и Олег… ну и так далее.

— Ты нас видела?

— Я не смотрела, Лида!

— Олег что-то знает?

— Да говорю же тебе… — И теперь уже сама посмотрела Лиде прямо в глаза: — Так, значит, это все-таки ты?!

— Я тебе могу все рассказать — все, как было… А ты уж решай!

Хотя что Ольга могла решать?

— Завтра, после школы, согласна?

В ответ Ольга пожала плечами: какое тут требовалось согласие или несогласие?..

— А теперь ты можешь отсюда уехать? Я тебе машину дам!

Ольга хотела сказать, что не надо ей никакой машины, но едва подумала, как опять придется на лыжах непослушных, пудовых да еще и по темноте начинающейся пилить через лес…

— Ладно, я только лыжи возьму.

— Ты можешь Олегу ничего не говорить? Ольга кивнула, и они расстались.

Не стоит рассказывать про вечер этого дня. Он был нелегок для Ольги. Во-первых, надо было все скрывать от Олега, а во-вторых, надо было как-то с дедом Олавой договориться, чтоб он не рассказывал, куда она «лыжничала».

— А тогда ты мне лично все расскажи! — шептал дед, сверкая своими черно-фиолетовыми глазами. — Иначе…

Бабушка Тома, наблюдавшая за этой сценой, которая разыгрывалась в углу гостиной, сказала с

сердцем:

— Олава! У тебя нутро рабовладельца, хотя должно быть наоборот! Не мучай ты нашу внучку!

— Кто ее мучает! — закричал дед Олава чисто мальчишечьим голосом. — Она сама меня мучает!

Глава XXXIII Под деревом в метель

Все-таки этот вечер удалось кое-как дожить. Во многом и потому, что Олежка пребывал в сладких воспоминаниях, о свидании со своей золотой и серебряной Лидой. Ольге это было слегка обидно-, однако очень слегка. В самом деле, как левая рука может обижаться на правую, если правая, например, держит букет цветов, а левая — нет?! Так подумала Ольга на самом краешке сна. И потом провалилась в эту медовую, мягчайшую пропасть. И ничего плохого этой ночью ей не снилось. Как и, можно сказать, всегда…

— Ну? Ты ему ничего не говорила?!

Лида и Ольга сидели в школьном кафе за отдельным столиком, кругом веселился народ, отмучившийся после занятий… Да, конечно, здесь все было в курортном режиме. Но, что там ни говори, а уроки есть уроки, и учителя есть учителя, поэтому разрядка все равно необходима!

Ольга ничего не ответила на Лидии вопрос, лишь внимательно, пытливо, как раньше писали

в книжках, смотрела на свою… подругу. И без этих многоточий теперь уж не обойтись!

— Ну что ты на меня смотришь? — сказала Лида почти сердито. — Неужели думаешь, я просто так это сделала? Неужели ты не догадываешься, что на это у меня были самые крутые причины!

Оля ничего не успела ответить после такой, можно сказать, атаки, а Лида вдруг поднялась:

— Идем отсюда! Здесь все на меня смотрят! Идем на улицу!

Хотя там была настоящая метель, это напоминал о своем скором приходе февраль — кривые дороги. Однако Ольга не стала спорить, поднялась из-за уютного столика.

Они вышли на школьный двор, миновали заснеженный, сейчас очень тихий, очень безлюдный парк, который был частью Острова, выбрали скамейку — самую дальнюю, можно сказать глухую, стоящую в углу у стены.

— Садись, не бойся, я недолго! — сказала Лида, словно собиралась Ольгу в чем-то обвинять.

А сама говорила долго! И они в результате здорово промерзли. Но обе не заметили этого.

Нам можно рассказывать это не так подробно, не передавать каждое Лидино слово и каждую ее слезу, которых, кстати, было пролито немало… Итак, вот эта история.

Живет девочка, горя себе не знает. И даже более того — имеет все, чего только пожелает ее душа. И на Канарских островах она от простуды лечится, и на горных лыжах покататься может во Французских Альпах (есть такие замечательные горы, а в них еще более замечательные и очень дорогие курорты), и… Да господи боже мой, хочешь — заведем тебе тигренка? И завели бы, если б вовремя не поняли, что это довольно-таки опасное дело.

Я не к тому это пишу, что «девочку баловали». Были бы у наших родителей такие же возможности, как у господина Берестова, они, наверное, давали бы нам то же самое. Я к тому только, что, когда человек буквально утопает во всем прекрасном и замечательном, ему отчего-то хочется… какой-нибудь гадости.

Что-то подобное произошло и с Лидой. Все было у нее: и лучшие книги, и лучшие фильмы, и в Москву на премьеру в Центральный детский театр на папином самолете. И так далее и тому подобное. Но вдруг, необъяснимым образом обведя вокруг пальца бдительных охранников, она стремительно познакомилась с Димкой Стариковым… господином Стариканди. Стремительно еще и в том смысле, что дико стремилась к этому!

По своему обычаю, Лида не говорила, кто она такая. Гуляла со Стариканди, а когда ей надо было поцеловаться, отправляла Пашу в другой конец сквера или улицы,

А Стариков, кстати, тоже был непростой человек: звезда — пусть и местного значения, но звезда! Приятно быть подружкой атамана, уж вы поверьте. Приятно крутить судьбами твоих неожиданно появившихся подчиненных, приятно и даже дико приятно рискнуть. Причем не папиными долларами, полученными на карманные расходы, а собственной жизнью! Хотя бы ее частью… А как это? А, например, пойти к поезду Барнаул — Москва, встретить «одного делового пацана» и взять у него некий пакет.

— А там что? — спрашивала Лида.

— А тебе обязательно это ущучивать? — зло и весело щерился Стариканди.

— Обязательно!

— Там соломка.

— Что?..

— Темная ты, куколка. Соломка — это наркота! Так тебя устроит?.. Это без вариантов колония! И очень даже возможно: менты за ним секут… — опять ощерился.

Была у Стариканди такая манера: вместо улыбки поднимать правую часть верхней губы, словно он хотел показать, какой там у него клык.

— Ну что, сделаешь или..? — И далее он употреблял словечко, которое в другом обществе считалось бы отвратительным.

Оно и было отвратительным. Однако только обжигало томительно, покалывало, покусывало изнутри. Лиде становилось противно и… приятно.

Там было много всего, много всяких «деталей», и она некоторые Ольге рассказала, а некоторые не стала. Потому что гадкие вещи рассказывать тяжело, хоть они и кажутся поначалу вроде как героическими.

И однажды наступает вдруг момент, когда ты совершенно отчетливо понимаешь: это все дрянь, грязь, отрава. Не словами понимаешь, а самой душой. И у тебя — непреодолимое желание вырваться.

Только это удается далеко не всем. Большинству девчонок из той Лидиной компании просто деваться было некуда: они в этом живут с самого, можно сказать, детства. Да у них иной раз дома еще хуже, чем в той компании. Здесь хоть тебя кто-то вроде бы любит. А дома — никто! И такие девчонки, конечно, — остаются.

Но у Лиды-то, слава богу, было куда уйти, было чем от них защититься. Она их, в сущности, не боялась. Она в них просто играла. И вот однажды, когда новизна и острота прошли, когда Лида увидела, что это такое на самом деле, она решила, как там выражались, «резко отвалить».

Однажды просто не явилась на встречу со Стариковым, перестала ходить в места его, так сказать, обитания… К тому времени Стариканди уже знал, кто такая Лида Берестова. Но одно дело — знать, другое дело — в ее крепость проникнуть. Лида на это именно и рассчитывала.

Стариканди, понятное дело, позвонил, Лида ответила, что занята, что у нее много теперь работы по школе, что она поступила в более сильный класс. Все это было полным враньем. Но ведь так всегда поступают воспитанные девочки, когда хотят дать своим кавалерам знать, что они решили «начать новую жизнь».

Сперва Димка так и среагировал — вроде бы расстроился, типа: не знал, что делать, и бегал по стеночкам с горя. Однако это на Лиду нисколько не подействовало. И Стариков будто бы отстал, поняв безнадежность своего положения.

Но вдруг недели через две после того, как Лида «отшила» его в мягкой товарищеской форме, Стариканди позвонил снова:

— Надо встретиться, королева, — сказал он каким-то новым, чужим голосом.

Непонятно почему, но Лида вдруг испугалась. Правда, сумела переназначить встречу на якобы более удобное ей время: чтоб Стариканди не догадался, что она дергается. А сама в это время дергалась и проклинала себя, зачем было оттягивать свидание на лишние три часа нервотрепки.

Наконец они встретились. Чтобы Стариканди не совался с объятиями и прочим, Лида пригласила его в свой джип — по случаю якобы ветреной погоды. Там не только был верный Паша за рулем, но и сама она чувствовала себя намного уверенней, а Димка… да он, может быть, никогда в жизни столько «манишек» не заработает, чтобы поиметь такой кар.

Стариканди попробовал ее вынуть на свежий воздух под каким-то предлогом, но Лида холодно объявила, что у нее насморк.

— Смотри не пролети на своей игре, — сказал Стариканди тихо.

Он вынул из бокового кармана куртки… пачку фотографий. Вернее, Лида лишь догадалась, что это фотографии, потому что пачка вся лежала вверх обратной стороной. Вопросительно, со своей клыкастой усмешкой посмотрел на Лиду:

— Хочешь прикол покнокать? — И, не дожидаясь ответа, перевернул фотографию, лежавшую в стопке первой.

Лида увидела себя сидящей на коленях у Стариканди с довольно-таки глупой улыбкой. Она точно не помнила, но, возможно, это было в тот раз, когда кто-то там принес упаковку баночного пива. И она — первый раз в жизни по-настоящему — пила… выпила. Может быть, не так уж и много, всего две маленьких баночки. Но для нее это была доза!

Тогда еще Лиде сильно нравилось, что с нею происходит, как она ловко обманывает Пашу: заходит в парадное некоего дома, закрывает дверь, а потом с другой стороны вылезает из окошка между первым и вторым этажом, прыгает, а там ее уже Димка ловит.

А Паша, он не то чтобы плохо ее стерег, он просто был уверен, что ничего не случится, И квартиру он знал, куда Лида якобы ходила. Она туда действительно пошла один раз, показала Паше, он и успокоился. Даже иногда не стоял перед домом, а уезжал… конечно, если она ему разрешала.

Итак, снимок относился к той поре, когда Лиде сильно нравилось общаться с Димкой и всей его «котлой». Она и не заметила, как ее там снимали… Но теперь ей этот снимок уже сильно не нравился!

Хотя, впрочем, он не был и особенным криминалом.

Конечно, от папки поощрения за него вряд ли дождешься. Ну да ничего, объяснимся как-нибудь. Допустим, это была репетиция к любительскому спектаклю… якобы.

Поэтому она сумела себя пересилить, подняла на Стариканди равнодушно-презрительные глаза, в которых не примешивалось даже капельки страха. Хотела сказать ему, что это пошлость, — прежде всего, что она не ожидала от него такой мелкой мести, что… да, в общем, тут много чего можно было бы наговорить, и все по делу. Но Лида, конечно, не могла этого сделать, ведь на переднем сиденье находился Паша.

Да она и не успела… Даже пригвоздить его взглядом она не успела. Потому что Стариканди открыл следующую фотографию. И там Лида увидела себя стоящей на перроне их Чашкинского вокзала. Она просто стояла — в этой фотографии вообще, казалось бы, не было ни малейшего криминала. Но Лида, увы, так думать не могла, потому что через пять или десять минут после мгновения, так сказать, запечатленного на этом снимке, Лида подошла к высокому, усатому дяде в пенсне и с лысиной. О лысине она узнала, когда человек этот на минутку снял шляпу… Такой был условный сигнал — что можно подойти. Да и Лида не знала его в лицо. Надо было спросить:

— Вы Семен Семенович?

Помнится, ей это дико нравилось тогда — условный знак, пароль…

Чувствуя, как все внутри сжимается от рискового веселья, она спрашивала у Стариканди:

— А чего, Димон, у того дяхона настоящая плешь или это парик?

Теперь Лида отчетливо поняла, что и «любовная» фотография не была случайной — за нею, как говорится, «секли»! И можно было только догадываться, что там еще заснято на этих карточках! С трудом Лида проговорила:

— Чего-то душновато здесь… Не хочешь прогуляться?

Димка даже не стал отвечать, просто открыл дверцу и вышел: ведь Лида Берестова теперь полностью была в его руках. И он это знал, и она. Оставалось только договориться об условиях сдачи в плен!

— Не ожидала я, что ты такой… сволочь! — Это была последняя попытка проявить свою силу.

Стариканди опять даже слов на нее тратить не стал, даже самых слабеньких из своего немереного запаса. Только придавил Лиду спокойным и беспощадным взглядом. Не знаю уж, кто и на кого так смотрит. Может быть, юный натуралист, когда прикалывает к картонке живого жука, а тот гребет по воздуху корявыми лапками, но сделать ничего не может!

— Через неделю принесешь тысячу, — сказал Стариканди.

И по его тону Лида поняла, что торговаться нет никакого смысла, что она никогда ему не нравилась, что всю историю подлый мальчишка затеял только для того, чтобы поиметь потом деньги… Лида была не права. Она Димке нравилась, но, когда речь пошла о возможном заработке, он стал мыслить по-другому.

И было еще одно обстоятельство, которое появилось у Стариканди, а ударило по Лиде. Но об этом немного позже…

Денег, между тем, у нее не было. То, что их нет у нас с вами — огромной тысячи долларов, — это само собой понятно. Но чтобы ее не было у Лиды, которая… и тэ дэ, — такое вроде бы казалось неправдоподобным. Но дело в том, что миллиардер Берестов в какой-то педагогической книжке прочитал: деньги портят детей. И, давая Лиде буквально все, что она придумает (но только для здорового образа жизни), он в деньгах ее здорово стеснял. Да и зачем ей эти «шелестящие бумажки», когда Лида все могла взять в любом магазине города, предъявив только карточку со своей фотографией.

Ну, естественно, о бриллиантовых колье речь не шла, а всякие мелочи в пределах двухсот-трехсот рублей — всегда пожалуйста!

В такой она оказалась ситуации. Стариканди требовал только «наличман».

Под исход условленной недели он прислал ей письмо, которое случайно попалось на глаза Ольге. Дальше он позвонил и сказал, что счетчик включен и будет нарастать по сотне в день!

Это, конечно, невиданные проценты. Но ведь Стариканди был начинающим бандитом, не знал, что и рэкету надо соблюдать какие-то приемлемые законы. Димка гнул свое и сказал, что после того, как перевалит за три тысячи и Лида все не будет отдавать, он ее «сдаст»: отправит карточки в несколько московских газет, которые никакого Берестова не боятся и «устроят такую бяку, что мало не покажется»!

Так говорил этот тип, как видите, используя самые затасканные выражения, но ведь бандиты, как опытные, так и начинающие, не владеют языком высокой поэзии.

— У тебя с собой эти карточки? — спросила Оля.

— Некоторые, — ответила Лида неохотно.

Она вынула из своего школьного рюкзака кожаное портмоне для хранения чего-то значительно более достойного и показала четыре карточки: Лида на перроне, Лида возле некоего — действительно усатого человека. Далее: другое место, другой день, Лида берет у Усатого какой-то сверток. И еще один такой же снимок, где главные действующие лица снова Лида, сверток и Усатый.

Ольга с удивлением смотрела на эти карточки:

— Ну и что они тебе, Лида? Какой тут криминал-то?.. Поговорила со своим знако…

— Да это, оказывается, известный наркокурьер! Его милиция разыскивает!

Со страхом Оля всматривалась в почти добродушное лицо наркокурьера, а Лида, убрав фотографии, продолжила свой рассказ.

Ужас с каждым днем все сильнее проникал ей в душу и все крепче сжимал ее. Наконец однажды она увидела, как отец положил в ящик своего письменного стола пачку долларов. Лида не знала, сколько там было, но точно, что много — больше тысячи! И тогда она решилась!

Ольга до последнего времени все как-то не могла поверить, что это сделала Лида. Знала уже, чем рассказ кончится, а все равно не верила!

Сперва Лида стащила у отца его пульт, которым он открывал и закрывал дверь, не общаясь со сторожами… И сделала себе такой же.

— Как ты сумела?! — изумилась Ольга.

— Да там все довольно-таки примитивно, — сказала Лида с тоской, — я его сразу рассекла… Да и шифр, который он взял, — тоже. Я видела однажды две первых цифры — один и девять, — ну и догадалась, что он взял год своего рождения: тысяча девятьсот пятьдесят третий.

Ну да, ведь Александр Валентинович не думал, что его станет грабить собственная дочь! Плюс еще Лида понимала в электронике: на свою голову Берестов приказал ввести на Острове усиленное изучение электроники и компьютера, ему казалось — это пригодится дочери в дальнейшей жизни… И вот пригодилось!

Дождавшись, когда отец уедет в Швейцарию, Лида провернула все очень легко и просто… Почему легко и просто, да потому что никто ничего подобного от нее не ожидал! Попробуйте украсть что-нибудь у самого себя, и вы увидите, как трудно будет — даже очень опытным криминалистам — обнаружить «преступника». Именно потому, что ведь никто не ожидает такого, понимаете!

Но я, конечно, предлагаю вам здесь не настоящий, а лишь мысленный эксперимент!

Лида же провела «эксперимент» настоящий!

— А зачем же ты Олега пригласила в тот день?.. Нарочно?!

— Да. — Лида говорила это, не поднимая головы, словно бы стараясь что-то рассмотреть на своих перчатках меховых. — Ну, чтобы я все время была у кого-то на глазах… это — во-первых. А во-вторых, чтобы не было подозрительно, почему я в простой день оказалась в Лесу…

Так у них называлось это место, где стояли ее и отцов дома, — Лес.

— Ну, и дальше все по схеме, — глухо говорила Лида, хотя вполне можно было уже и не продолжать!

А Ольга смотрела на нее и… нет, она уже, конечно, знала, что это Лида сделала. Но все равно не могла поверить!

— Ты с помощью свечки и тряпок пропитанных подожгла, да?

— Ну вроде того… Вошла, открыла стол, а потом…

Денег, между прочим, оказалось две тысячи восемьсот долларов.

— Ты их уже отдала ему?

— Нет…

— Почему же?!

— Да противно, Оль! Пока до трех тысяч не доползло, я и тяну — ведь все равно, сколько ему отдавать: две двести или две пятьсот!

— А когда исполняется срок на две восемьсот?

— Завтра… Сходишь со мной?..

— Ладно!

Тут они подумали об одном и том же, посмотрели друг другу в глаза.

— А Паша-то… — сказала Ольга.

Лида махнула рукой и заплакала. Потому что охранник, которому ни за что ни про что досталось на этом «Лидином пожаре», лежал в больнице. У него оказалось сотрясение мозга. Ну и сильные ожоги на лице.

Через несколько минут, утерев слезы, Лида сказала:

— Прошу тебя, Олегу только…

— Я же обещала!

А сама прямо с ужасом думала, как ей трудно будет скрыть это от родной половинки.

И не знали они, что еще полчаса назад Олег, в ужасной тоске обежав все здание Острова и не найдя своей ненаглядной Лидочки, вдруг из окна коридора на третьем этаже увидел Лиду и Ольгу, сидящих на лавочке. Вот это класс!

Мгновенно возник план. Метров за тридцать до девчонок он залез на ограду, затем, балансируя и всякий раз рискуя оступиться и упасть на острую чугунную пику, из которых состояла ограда, дошел до могучего вяза, под которым стояла «та самая» скамейка. Продолжая демонстрировать чудеса циркового искусства, Олег прошел по толстому суку до ствола.

Теперь оставалось только с гиком и воплем кинуться на них сверху… не на них, конечно, а в сугроб рядом:

«Попались, голубушки!»

Но обрывок услышанной фразы остановил его. Олег замер на дереве и услышал Лидино признание почти от первого и до последнего слова.

А потом, когда девчонки ушли, еще сколько-то сидел на дереве и не хотел спускаться: мир обрушился, Лида оказалась… не Лидой!

Глава XXXIV «Нелида»

Вечером, когда близнецы уединились на своей верхней половине, Ольга приступила к решительному разговору с братом. Она, конечно, понимала, что разговор этот будет нелегок. Слишком уж нрав у Олежки… «Не дедушкин», как говорит мама.

Да, у Олега нрав бабкин — суровый, принципиальный. Олег требует, чтобы все было до конца честно, никаких: «Войди в мое положение». Оля его понимала, но сама была не такой. У нее всегда были в оправдание слова: «Ну что же делать, если он по-другому не мог…» Олег этого начисто не признавал!

И вот теперь она приготовилась к долгой осаде, к объяснениям про то, про се.

— Видишь ли… я сегодня разговаривала с Лидой Берестовой…

Брат посмотрел на нее и сразу отрицательно покачал головой. Да еще так решительно и даже сурово!

Что такое? Посмотрела в глаза своей «половинке». Там была тоска, словно бы вышло постановление учиться круглый год без каникул или даже что-нибудь похуже.

И Оля вдруг догадалась: он откуда-то все знает! Неужели подслушивал?! Потому что ведь сама Лида ничего ему рассказать не могла. Сто раз предупреждала: «Только не Олегу, только не Олегу!»

Как же теперь ей быть, не проявить ли железность бабушки Томы? Однако Оля в принципе такого не могла. С недоумением, а больше и с грустью посмотрела на брата: раз ему пришлось подслушать, то теперь он точно переживает!

— Олег?..

— Да вот, представляешь…

И он рассказал, как дело было, — без прикрас и вранья, потому что ему совершенно не надо было врать Ольке, которая всегда поймет — не хуже, чем он сам понял бы себя. Потому что не было еще случая, чтоб она не нашла брату оправдания!

Вот и теперь. Будь Оля — «простая сестра», она бы непременно сказала:

«Нет, голубок! Ты вполне мог и не подслушивать, если бы действительно того хотел! Мог бы как-то дать знать: я здесь».

Ну и тому подобные справедливые, но… недобрые слова!

Однако Ольга ни капли так не подумала. Она сразу представила, как ее драгоценный брат… испугался, не испугался, но что-то в этом роде: а вдруг Лида подумает, что он специально подслушивал?! Ведь для честного человека это позор. И получилось: он вынужден был подслушивать, чтоб не сказали, что он… подслушивает!

Такая вот чепухень!

— Ты нам поможешь, Олежик?.. Помоги, пожалуйста!

В ответ он лишь мрачно мотнул головой. Потому что не мог спасать человека, который оказался… «Нелидой»!

Долго Оля молчала, глядя на брата. Не осуждала: она поняла, в чем дело — как бы услышала его отчаянные мысли.

Но хотела, чтоб и он услышал ее мысли! О том, как им страшно будет встретиться с тем мальчишкой, от которого можно ждать чего угодно… Кстати, ее худшие предположения в результате оправдались, и об этом мы вскоре узнаем.

Однако Олег не слышал ее страха, не хотел слышать. В нем звенело только оскорбленное достоинство: Лида обманула, позвала его в усадьбу не из-за любви, а чтобы использовать в качестве какой-то «подсадной утки». Ужасно было думать об этом. Да вот приходилось.

— Короче, я не могу с ней пока видеться… пойми меня, Оль!

И ушел в свою комнату, и дверь прикрыл, так что сестра не посмела заглянуть. Только по пути из ванной пожелала ему спокойной ночи и услышала невнятный ответ.

Глава XXXV Подлый Стариканди

Утром они действовали, словно бы все было договорено заранее. А им, кстати, зачастую не надо было ни о чем специально договариваться. Они и так знали, как другой половинке будет лучше. Встав на полчаса раньше, Оля села к письменному столу и на «взрослом» (а не из тетрадки) листе бумаги написала следующий текст:

«Уважаемый господин Учитель! Мой сын, Серегин Олег, не явится сегодня в школу по уважительной причине (ответственная репетиция). Он здоров. С уважением Всеволод Серегин».

Вообще-то папа-Сева носил фамилию Сильвер, но это были бы лишние вопросы, и Оля решила подписаться так.

Записку она написала взрослым, специально тренированным почерком — получилось вполне прилично… А смысл этого послания состоял в том, что на Острове ученикам разрешалось многое, но вот совсем не приходить на занятия не разрешалось. Если же ты все-таки пропускал день (или дни), то потом должен был принести справку от врача: дескать, человек такой-то никого не заразит!

Они, естественно, подобной справки достать не могли. Поэтому, как говорится, упредили удар. Этот «документ» Оля показала брату, и тот не мог не улыбнуться, хотя и мрачновато:

— Люкс бумага!

Потом они вместе вышли из дома, однако на автобусной остановке расстались. Оля уехала, а Олег побрел куда-то… куда глаза глядят — так с тоской подумала сестра.

На самом деле Олег пошел во вполне определенном направлении… Впрочем, не стоит забегать вперед.

Уже после первого урока Лида пришла к Ольге в класс: «А где Олег?»

Сколь могла складно, Оля принялась врать. Лида внимательно смотрела на подругу — поверить не могла, а не верить было страшно. Наконец спросила:

— Ты ему что-нибудь рассказывала?

Тут Ольга могла твердо сказать, что с ее стороны никакой информации Олегу не поступало. Опять Лида ответила долгим взглядом…

— И он не появится?

Ольга пожала плечами:

— Сказал, что постарается, если сможет. Там репетиция, понимаешь?..

Далее началась бы сказка про белого бычка, и поэтому обе они замолчали.

Потом на каждой перемене Лида и Оля были вместе, чего раньше не случалось. И это вызвало недовольное шипение у девчонок, которые ждали своей очереди подружиться с чашкинской принцессой.

И вдруг «эта выскочка» влезла без очереди!

Наконец после четвертого урока Ольга и Лида ушли. Это уже было несложно: на прогул одного урока тут смотрели сквозь пальцы. Машина с новым охранником Русланом уже ждала их на площадке за школой.

За два квартала до сквера на Льва Толстого Лида велела Руслану остановиться и ждать здесь, внимательно слушая телефон. Новый охранник, уже привыкший к этим «финтам», лишь сдержанно кивнул.

Они пришли раньше минут на двадцать, потому что Ольге надо было кое к чему подготовиться… Вы, наверное, думаете, что я ошибся? Нет. Подготовка нужна была именно Ольге, а не Лиде.

Потом обе сели на скамейку. Солнце светило, но день был холодный… Англичане говорят, что якобы нет плохой погоды, а есть лишь плохая одежда. Они просто не знают наших холодов — таких, например, какие случаются в Чашкине, а это довольно-таки северный город. Не такой, как Архангельск или Вятка, но в том же роде.

Теперь две девицы мелко дрожали, держась за руки и крепко прижавшись друг к дружке. Когда нервничаешь, самой незначительной «холодинки» достаточно, чтобы началась эта ужасная дрожь.

Они сидели молча и ждали.

И дождались наконец!

Но Ольга с облегчением заметила, что этот мафиозный Стариканди был тоже не очень-то уверен в себе… С чего бы это? Ведь все преимущества на его стороне… Выходит, не все!

Отлично! Значит, попробуем выжить.

Однако сообщить Лиде о своем наблюдении она не успела. Стариков заметил Лиду и… сидящую рядом с ней «кекелку» — он не узнал Ольгу, которая нарочно опустила голову. Но, собственно, Стариканди и не собирался никого узнавать. Он привык к этим «хвостам» — Лидка вечно таскала с собой кого-нибудь в качестве свиты. Он остановился метрах в двадцати от них, расставил ноги, словно это происходило в движущемся автобусе, и поманил Лиду пальцем.

— Ну же, иди, — тихо сказала Ольга. — Отделаемся от него, и все!

Но не было у неё чувства, что Лида так просто «отделается»! Вот они встретились посреди сквера. Лида остановилась в двух шагах от Стариканди, однако он протянул руку, взял ее за плечо, притянул к себе. И поняла Ольга, что таким вот образом Димка притягивал ее не впервые!

Дальше они стали о чем-то тихо говорить, причем Стариков, сказав фразу, почти всякий раз громко хмыкал… Мерзкий такой малый. Ольга просто не представляла, что Лида могла в нем найти.

Впрочем, пока ничего особо опасного не происходило. И Ольга продолжала сидеть на скамейке.

— Ну что, принес? — спросила Лида.

— А ты принесла? — Стариканди хохотнул.

— Да, принесла.

— Ну, так давай сюда…

— Сначала ты, Димон! — Лида попробовала говорить с ним таким тоном, каким говорила еще совсем недавно, когда он — грубый, наглый, всеми признанный «бугор» — почитал за счастье поймать Лидину улыбку. — Ты можешь лишиться…

«Моей благосклонности» — так она собиралась выразиться. Но не успела, потому что Димка вдруг прижал ее, как не позволял себе никогда. Лида уперлась руками ему в грудь… Куда там!

— О-ля!

Та тут же вскочила со скамейки и уже буквально через секунду была возле Старикова.

— Эй, ты! — и схватила его за шиворот, сильно дернула вниз, так что у Стариканди что-то там затрещало в его очень неслабенькой куртке с капюшоном.

Мгновенно Стариков отпустил Лиду, потому что куртка ему, как и большинству современных молодых людей, была дороже какой бы там ни было девицы… Хотел поймать Ольгу. Но это оказалось не так-то просто! Димка был сильный, но вовсе не такой ловкий, как Ольга. Он попробовал схватить ее — раз, другой. Не вышло. Тогда Стариков сделал вид, что просто ее пугает. Но Оле, в общем-то, нечего было бояться: ведь он ее просто-напросто не мог достать!

— Что за фуфло? — наконец спросил он. И когда узнал Ольгу, хотел еще что-то изречь, но не успел.

— Фуфло — это ты! — очень чётко парировала Ольга. — А я Лидина подруга. И очень советую тебе: кончай эту ерунду. Бери деньги, давай негативы — и катись!

— Чего ты тут понтуешься?.. Свечка скрюченная!

Однако современную девчонку, к сожалению, грубостью не удивишь. Вот и Лида вполне спокойно относилась к ней. А надо бы лупить таких типов по физиономии — чтоб запомнили раз и навсегда!

Ольге же хотелось ему врезать — и больно. Но тут же сообразила: одно дело уворачиваться, другое — нападать. Когда нападаешь, легко самой схлопотать. А рука у Стариканди была тяжелая — Ольга это сразу поняла по тому, как отлетел ее кулак, встреченный его локтем.

Тут она спохватилась, что в принципе делает не то. Надо как-то негативы добывать. Да и уходить — подальше от этого типа.

— Ну что ж ты, «свечка», иди сюда. Сейчас я тебя «обымать» буду!

Обидно стало до ужаса. Ольга в таких ситуациях привыкла быть с братом, который… эх, появился бы тут Олежка!

— Подожди, Оль! — сказала Лида. Но в ее голосе не было уверенности, что она делает правильно. — Слышь, Димон, вот деньги, две восемьсот, — Лида вдруг вынула из кармана конверт. — Давай сюда свою пленку…

— Деньги сперва, пленка после! — быстро сказал Стариков.

Ольга больше чем уверена была: не принес он никакой пленки… Козел! Так захотелось ему отомстить — хотя бы запугать, хотя бы посмеяться над ним.

Посмотрела на Лиду. И ничего, кроме отчаяния, в глазах ее не увидела. Значит, надо брать инициативу на себя!

И сказала с презрением:

— А ты ведь трус, Стариканди… При девчонках так нагло себя ведешь. А хочешь с моим братом поговорить? Ты его, между прочим, знаешь. Он твоему Рексу рыло начистил. Да и тебе даст… Ну что, позвать? Минуты через три он будет здесь… если ты сильно напрашиваешься!

Так она шла напрямик. И все больше понимала, что делает не то. Стариков ведь вполне мог и не испугаться! Такие, как он, за свою жизнь побывали не в одной настоящей разборке.

Тем более при Лиде — ему неохота отступать!

Но отступать нельзя и Ольге!

— Ладно, берегись же… дундук! — И она побежала за уже знакомый нам памятник с латунным знаменем, где…

И тут настало время рассказать о ее затее… У Ольги и Олега, специально для выступлений на открытых площадках (в парках, лагерях отдыха и тому подобном), были одинаковые костюмы — чтобы крутить номер по типу «исчезающего мальчика»: ярко-красная огромная кепка, пальто с широким поясом и блестящей… В общем, чтобы зрители не смогли разглядеть, что минуту назад перед ними был мальчик, а теперь девочка. Тут костюм бросается в глаза, а все остальное как бы исчезает.

Как раз это пальто и эту кепку Ольга захватила с собой и оставила в сумке за спиной у металлических революционеров.

Юркнув в металлическую расселину, Оля выскочила из нее Олегом и пошла на врага…

— Ну, гаденыш! Подонок! — зверски рычала Ольга, изображая якобы «свирепого брата». — Я тебе сейчас как…

Они договаривались, что при виде этого «Олега» вступает Лида. Она радуется и просит «его» не убивать бедного Диму, а решить все миром.

Но Лида почему-то молчала. Окаменела и молчала. Ольге ничего не оставалось, как продолжать свою психическую атаку. Кстати, Стариков, как ей показалось, был почти готов убраться подобру-поздорову. Но Лида… Господи! — Лида молчала. И теперь Ольгина психическая атака, чтобы не захлебнуться, обязана была перейти в боевые действия!

«Лидка! Да помоги же ты мне!» И Лида вдруг помогла. Сказала безвольно и потерянно:

— Он у меня деньги выхватил…

Это был, как говорится, полный абзац!

— Не бойся, Лида, — сказала Ольга как можно увереннее. — Сзади заходи! Давай же, заходи!

Вдвоем у них, пожалуй, были шансы что-то с ним сделать. Однако Лидка даже с места не стронулась. А Ольга по инерции продолжала идти на врага. И вот оказалась на расстоянии схватки!

Теперь уже не подходила тактика уворачивания от ударов. Тогда бы Стариков сразу понял, кто перед ним. Нет, она должна вести себя, как Олег. И, шагнув вперед, треснула Стариканди по физиономии, а потом еще раз.

Выпад ее был очень хорош по скорости и точности. Но, к сожалению, это были девчоночьи удары. То есть довольно слабые. Их Стариканди мог запросто выдержать десяток и не покачнуться. А раз так, он получил полное преимущество. Тот, кто легко держит вражеские удары, может врезать ответно… И врезать неслабо. Что Стариканди и сделал. Незамедлительно.

И Ольга полетела в сугроб!

А Стариков произнес победную фразу, из которой ни одного слова нельзя вставить эту книжку. Да и ни в какую.

И неизвестно, чем кончилась бы эта сцена. Вернее всего, ни Ольге, ни Лиде не поздоровилось бы. Однако она кончилась не так, как ожидал Стариков… да и мы с вами.

Глава XXXVI Снова Майка

Вдруг из-за революционного памятника выскочила… Ольга. Вернее так: выскочило существо в шубе и шапке Ольги Серегиной. И вообще — исключительно похожее на нее.

— Ты как смел ударить моего брата! — закричало существо.

Стариканди, может, и почувствовал какой-то подвох. Но ни капли не усомнился в своей полной и скорой победе — ведь теперь перед ним была девчонка, которую он однажды так ловко взял в плен… хотя и какая-то неуловимо изменившаяся.

Изображая свою клыкастую улыбку, Стариканди пошел навстречу этой бегущей дуре, вовсе не собираясь ее бить. А когда получил первый удар — в солнечное сплетение, — было уже поздно, он просто не успевал поднять руки к лицу. А потому схлопотал тяжелейшую «двойку»: крюк правой — в ухо и прямой левой — в подбородок… Сделал два шага назад, потом словно зацепился за что-то левой пяткой — хотя там не за что было цепляться — и упал в снег.

Тут Ольга поднялась из сугроба, посмотрела на «существо» в ее шубе:

— Олежище! Ты как тут оказался?

— Так я же знал, во сколько у вас… свидание! — но смотрел он сейчас не на сестру, а на Лиду.

— И что же?

— Ну и… пришел!

На самом деле все было далеко не так просто и гладко.

Уж и не знаю, как это назвать — местью или кое-чем похуже. Но только Олег отправился — увы! — к Майке. Оправдание он себе придумал такое: мне же надо где-то пересидеть урочные часы.

Когда Олег побрел якобы «куда глаза глядят», он на самом деле побрел… к ближайшему автомату.

— Привет, Май, это я… К тебе можно заглянуть?

Голос он сделал такой неуверенный. Но внутри точно знал, что ему немедленно обрадуются. Что и случилось! Майка тотчас забыла и контрольную по химии, и вообще все на свете школьные обязанности. Она метнулась посмотреть, что там у мамы есть в запасе вкусненького, потом извлекла из личных тайников косметику для экстренных случаев, одновременно соображая, во сколько придет с работы мать… Да, господи, целый день впереди! Майка успеет и стереть губы, и отмыть тушь, и вообще сделаться примерной дочерью.

Но об этом ли надо сейчас думать, когда столько счастья впереди — неведомого и потому особенно волшебного!

Майка красилась и одновременно соображала, что ей надеть. Скинула халат, влезла в мини-юбочку и белую кофту с оборками на груди, надела красные колготки, мамины совершенно прелестные туфельки с открытыми пальцами, которые, правда, были немного велики. И стала ждать. К этому глаголу часто приставляют слова: «с нетерпением». На этот раз это было бы совершенно правильно.

И Майка дождалась наконец! В дверь позвонили. Она встала на цыпочки, посмотрела в глазок — Олег!

Распахнула дверь.

— Привет! — взяла Олега за руку, втянула в дом. — Ну, ты чего стоишь, как неродной? Раздевайся!

Однако Олег, едва вошел, и правда почувствовал себя «неродным»… Он отправился к Майке, потому что хотел этим… ну вроде как Лиде отомстить. Ты так поступила, а я за это с другой девочкой время провожу, иду к ней в гости. Ну и так далее.

Теперь он совершенно ясно видел, что это полная фигня… а если вам это слово кажется слишком грубым, то я могу сказать: полная чепуха. Олег смотрел на разодетую Майку, кстати, довольно-таки стройную и вообще симпатичную девочку. Но ведь это не имело значения: симпатичная она или нет. Ведь Олег ее… не любил. Ведь ему Лида Берестова нужна.

Олег улыбнулся, как бы выражая свою радость. Однако улыбочка получилась с каким-то излишним усилием, словно то были не губы, а тугой резиновый эспандер. Майка же ничего не замечала, или делала вид, что не замечает, или думала, что он просто стесняется начинать то, что все мальчишки делают, оставшись наедине с красивыми девочками: брать их за руку, заглядывать в глаза и с бьющимся сердцем надеяться, что, может быть, их потом поцелуют.

Но Майка вовсе не была такой девчонкой, которая кидается на шею даже пусть и такому отличному мальчику, каким был Олег (на ее взгляд, конечно). Она лишь засмеялась как-то особенно звонко. И в смехе этом было превосходство всякой красивой девочки над всяким покоренным ею мальчишкой, и еще в нем было какое-то отчаяние. А какое — Майка сама понять не могла.

— Ну пойдем же. Чего ты тут остановился!

И потащила его на кухню, опять за руку. Однако это прикосновение нисколько не волновало Олега, как его волновали, как заставляли умирать от счастья Лидины пальцы или даже самый простой взгляд, даже во время урока!

И тут он совершенно ясно понял, что делает не то, что пришел не туда… Олег представил, что Лида и Олька одни, без его защиты, встречаются с тем подонком, и немедленно его охватили стыд и страх.

— Ну, садись, чего ты стесняешься-то?

А Майка — ух ты, расстаралась на полную катушку! Стол кухонный был буквально уставлен яствами. Кусочки торта, — правда, позавчерашнего, но аккуратно и красиво разложенные в вазочке, клубничное, бабушкино, заповедное варенье, кофе растворимый и рядом только что открытая банка сгущенки, копченая колбаска, сыр… Майкина семья не была особенно богатой, и все здесь стоящее являлось довольно-таки редкими гостями на их с мамой столе.

— Садись, Олег. Давай я тебе кофейку наведу…

Так здесь говорили, в Чашкине. В других местах говорят: «Я тебе сделаю кофе» — а здесь говорили: «Наведу»… Олег заставил себя сесть. Почти что все стоящее на столе и Олегу доставалось только по праздникам… Нет-нет, Сильверы как раз зарабатывали нормально. По крайней мере, на хлеб с маслом и сыром у них хватало. Но цирковому артисту нельзя есть что попало. Только в самый редкий день — на Новый год, например, или там на Первое мая какое-нибудь.

Но сегодня у него не было праздника… Он понял в этот момент, что предал — и Лиду, и… Майку.

Чувствовать это было нестерпимо!

— Хочешь, фокус покажу, Май?

Она круто обернулась к нему и снова сделала весьма эффектный пируэт:

— Серьезно?!

— Только тебе надо выйти отсюда на три минуты…

Словно бы что-то промелькнуло в ее глазах, какое-то подозрение. Но тут же она улыбнулась — красивыми, хотя и крашеными, губами:

— Хо-ро-шо… Но смотри, если будет неинтересно!

Ускакала в комнату, закрыла за собой дверь. Олег посидел еще секунду, как бы решаясь на то, что собирался сделать. Встал быстро, пошел в прихожую — крохотнейшее помещение, из которого запросто можно было упасть в туалетную дверь, как царевичи падали в подземелье у злой принцессы.

Он уже надел куртку, и тут Майка открыла дверь… Три минуты явно не прошло. И не девчоночье позорное любопытство заставило ее высунуться. Это было предчувствие, нехорошее предчувствие: словно бы она уже что-то знала, только не верила себе!

Олег обернулся, держась рукой за входную дверь. Майка молчала. Сейчас куда лучше было бы, чтоб она крикнула ему что-нибудь. Но вот бывает в жизни девочек такие моменты, когда они вдруг становятся намного тебя старше, хотя ты вроде бы с ней одногодок. Тогда она смотрит на тебя… не с презрением, не с жалостью, а просто как на недоразвитого какого-то муравья.

Олег толкнул дверь и бросился прочь…

Но… облом, полный облом. Замок не пускал, словно бы хотел продлить позор… Олег подергал, покрутил всяческие его железки и колесики — без толку.

— «Собачку» направо, — сказала Майка.

Это не важно, что через пять минут она будет рыдать, будет проклинать свою несчастливую судьбину. Зато сейчас она сказала это спокойно — без презрения, без усмешки, без упрека. Просто посоветовала, как надо сделать.

И больше в этой книжке мы не увидимся с несчастливой и симпатичной Майкой… До свидания.

Жаль!

Олег выбежал на лестницу… Эх, варежки оставил! Нет, варежки были на месте. Он ничего не оставил там, кроме плохого воспоминания о себе. И мысль об этом его жгла!

Глава XXXVII Голубчик, генерал отморозков

Выбежал на улицу… Куда теперь? В сквер этот — «имени памятника».

На автобусной остановке стояла старушка — в правой руке клюка, в левой — небольшой узелок, какие в жизни у людей почти не встречаются, только в мультфильмах. Но вот ему встретился!

— А скажите, пожалуйста, как попасть на Льва Толстого?

— А вот на автобус садись… Шестая остановка. Называется имени Петра Болотникова. И через дворы попадешь в сквер.

— В сквер?! — почти испуганно переспросил Олег.

— Да, — спокойно ответила старушка. — Это и будет улица Толстого.

Подползла затрепанная, вздыхающая черепаха-автобус. Олег вошел, оглянулся — странная старушка продолжала стоять на остановке. Хотя никакие другие автобусы тут не ходили. Только этот вот, тройка.

Тогда чего же она там стояла? Словно бы специально, чтоб Олегу дорогу рассказать.

И, приехав на нужную остановку, он сразу увидел коричневевшую в белом снегу тропку, которая уходила за дома. И сразу догадался: ему надо по ней! Побежал. «Опаздываем!» — так говорило ему сердце.

Увидел дырку в заборе, нырнул в нее и попал в сквер. Убитый, раненый и сражающийся революционеры были повернуты к нему спинами. И тут же Олег увидел шубу на снегу. Это была Олькина шуба!

Побежал к ней. А сам в прогал между бронзовой рукой и бронзовым огромным туловищем раненого человека увидел, как сестра его, родная двойняшка, идет на какого-то парня… Олег узнал его! И понял: почему Оля в этом цирковом наряде, — она сейчас выдает себя на него, за Олега.

Тут же неприятности с Майкой отлетели куда-то, захотелось подшутить. И он скинул куртку, стал надевать Ольгину шубу и шапку.

Но пока Олег это делал, началась драка. И драгоценная Олька уже оказалась в сугробе. Тогда с бизоньим ревом Олег выскочил из своей нечаянной засады…

По счастью рассуждать им было некогда. Потому что нокаутированный Стариканди зашевелился, полез в карман, стал надевать на перчатку тускло поблескивающий кастет.

— Олежка!

Но он и сам все видел, без Олькиного крика. Прыгнул на лежащего Старикова, придавил к земле. Лида подскочила, стала сыпать на физиономию юного бандита снег с сугроба… Это кажется ерундой, в общем-то: ну подумаешь, снег на физиономию. Но вы попробуйте когда-нибудь. Это вызывает у человека (и у вас в том числе вызовет) приступ дикого страха. Почти как если б вас в воду с головой окунали и не давали высунуться.

Стариков, такой любитель поиздеваться над другими, теперь заорал голосом, который просто лопался от трусости.

— Пленку давай! — сурово и без всякой жалости говорила Лида.

— Нету у меня!

— А деньги взял!

— Отпустите!

— Где пленка?!

И еще насыпала на него снегу. Тут Олег почувствовал, что этот Стариканди рвется из последних сил, что он готов себе руки-ноги переломать и вывихнуть, лишь бы спастись от удушающего снега… Хотя на самом деле никого этот снег не душил… И отпустил несчастного труса. Сказал мрачно:

— С места двинешься, опять зароем… Говори, где пленка!

Стариков долго и заполошно стирал с лица своего снег, отфыркивался И, показалось Ольге, вместе со снегом стирал слезы. По крайней мере, первые фразы он говорил именно со слезой в голосе.

— Нету у меня пленки… Все, привет! — И вдруг, посмотрев на Лиду, крикнул: — Она у Голубчика, понятно тебе?!

И по тому, как побледнела Лида, Ольга поняла: это очень плохое известие!

Разъяснения близнецы получили позже, из осторожных рассказов Лиды, а нам нет смысла тянуть и лучше понять суть вопроса в прямых и коротких словах.

Сама Лида не видела этого… Голубчика ни разу. Но отлично знала, кто он такой!

Сущность и внешний вид были прямой противоположностью его кличке. Некоторые человеколюбцы говорят, что нет плохих людей. Однако они есть. Встречаются. И, боюсь, вы их тоже встретите на своем пути, к сожалению.

Голубчик был одним из таких. Тут не стоит протяжные песни петь, почему он стал таким и кто его толкнул на худую дорожку. Факт, что по той дорожке Голубчик шел, нисколько не раскаиваясь, а даже, напротив, — очень довольный и «дорожным покрытием», и «видами», которые открывались в пути слева и справа.

Он был вор, и он был циничный тип. А если вам непонятно, что это такое «циничный», то посмотрите в словаре. По-простому же говоря, он был дрянь человек. Притом двадцати шести лет от роду.

Голубчик следил за своими «крысятами», как он выражался. И когда узнал, что Стариканди крутит с дочкой самого Берестова, то подумал, что здесь может выгореть серьезное дело. Во-первых, он приблизил к себе этого не очень умного и ловкого отморозка, быстро сделал так, что Стариканди стал нуждаться в его дружбе.

Он мог бы надавить и в принципе добиться того же результата, но Голубчик чуял тут слишком жирный кусок, а поэтому хотел, чтоб все было полностью «металлически». Чтобы этот щенок ни при каких обстоятельствах не сорвался у него с крючка!

Стариканди не хотел посвящать Лиду в те дела, с которых он «имел копейку». Пакеты, которые он принимал у людей на вокзале, а потом передавал кому следует, Лиду не должны были касаться. Но Голубчик приказал, чтоб они ее касались! Притом, что Лидка и сама рвалась в бой.

Дальше вдруг Голубчик сказал ему… приказал фотографировать Лиду, — в общем, делать, как говорится, на нее компромат. Этого Димка совсем не хотел… Странно сказать, но он не хотел Лиду предавать, она ему нравилась по-настоящему. Тут Голубчику и пригодилось, что он прежде на Стариканди не давил. Теперь же так даванул, что из юного рэкетира только масло потекло пополам с соплями!

Сидя в углу, Стариканди утирался после суровой обработки, а Голубчик по-отечески учил его уму-разуму. Говорил, что никогда такая кукла не будет по-настоящему его, что она позабавится Димкой и бросит… если, конечно, вовремя не посадить ее на крючок.

Стариканди не верил ему, не мог поверить, потому что помнил о тех пяти поцелуях, которые… впрочем, это никого, никогошеньки не касается!

В общем, Димка противился Голубчиковым планам, сколько вытерпел… А потом, конечно, сломался. Да такого и пацана не было, который смог бы устоять против Голубчиковых «доводов».

Даже и не сказать, как ему было противно этим заниматься — фотографировать моменты, когда Лида общалась с «людьми из поезда».

А потом оказалось, что Голубчик-то был прав! Это когда Димка увидел, что Лиде надоело с ним, что она уходит… И ее, конечно, было бы не достать, если б не эти карточки, которые Стариканди сделал по приказу Голубчика.

Но оказалось, Димка неправильно понял своего «пахана». Он собирался просто припугнуть Лиду этими фотографиями, чтобы она вернулась. Но Голубчик в два счета его убедил: надо девочку привязать, чтобы она никогда и никуда больше не дернулась!

И вот Лида узнала, что должна заплатить за негативы тысячу. Начались ее мучения и все, о чем вы уже знаете. И когда в доме ее отца… «случился пожар», бандюк легко догадался, кто это сделал. Потому что знал от Стариканди: денег Лиде взять неоткуда, а Лида их вдруг нашла… после пожара!

— Так где же все-таки пленка? — спросила Ольга.

— Где-где?.. В Караганде! — ответил Стариканди со злостью. Вынул из кармана конверт, протянул его Лиде.

Было что-то в этом движении такое, что заставило Ольгу…

— Стоп-стоп-стоп! — крикнула она Лиде, которая собиралась взять конверт. — Одну минуточку.

Она выхватила из кармана своего клоунского пальто коробочку для фокусов… А у циркачей всегда что-нибудь такое, разэдакое лежит в кармане: если номер вдруг не получается и надо отвлечь зрителя, цирковой артист начинает занимать публику… вот такой, например, коробочкой. Кладем в нее шарик, закрываем, потом открываем — шарика нет… А там просто двойное дно.

Но сейчас Оля использовала коробочку совсем в других целях. Приставила ее к глазам, открыла, закрыла, открыла, закрыла.

— Очень интересные получатся кадры для нашего друга Голубчика!

Димка отбросил конверт, словно там сидел скорпион. И с ходу завопил:

— Во-первых, ты ничего не докажешь!

Но понял, что это не та стратегия. Кинулся на Ольгу, чтобы завладеть «фотоаппаратом». Однако мы уже знаем, что Оля была исключительно ловким и подвижным человеком. Да тут еще и братец бросился на перехват. Через секунду они уже валялись в снегу.

— Прекратите драку! — сказала Ольга ледяным, под стать погоде, голосом. — Тебе, Дима, это не поможет! Твое спасение — перейти на нашу сторону… это понятно?

Олег, который отпустил Димку и, поднимаясь со снега, слушал сестрицу, испытывал, по правде говоря, довольно-таки сильное удивление: ай да Олька!

Втайне он всегда считал себя главным в их… «тандеме». Но теперь видел, что это далеко не всегда так. Вот сейчас, например. Ведь именно Ольга все повернула, и вдруг они оказались победителями, а Стариканди — чуть ли у них не в услужении!

Теперь образовалась новая коалиция — довольно-таки странная и неожиданная. С большим удивлением они смотрели друг на друга: елы-палы, дескать, как же это такое могло получиться?

А вот получилось, представьте себе. В жизни еще не такие фокусы иной раз происходят…

Первой, как ни странно, опять нашлась Оля:

— А знаете что, поехали все к нам. Сядем, чаю попьем, все обсудим!

Стариканди несмело посмотрел на нее и кивнул.

Глава XXXVIII По дороге в акулью пасть

Поездка на Лидином джипе, а потом питье чая в доме у Сильверов, казалось бы, приятное дело. Но… полностью безрезультатное. С точки зрения пользы.

Во взрослых делах это называется «подписали протокол о намерениях». Так бывает, когда люди на переговорах ничего не добились друг от друга, но поскольку признаваться в этом неохота, то вот и сочиняют такую бумагу. Но ведь из намерений, как говорится, шубы не сошьешь!

Нужен был план действий. А как его разработаешь, если между ними такие отношения. Стариков согласился помогать исключительно из-под палки, а еще сорок минут назад он чуть не нокаутировал Ольгу, а Олег чуть не нокаутировал его самого.

Дальше. Лида и Олег: они как бы не ругались, но в то же время и… не помирились!

Так что, выходит, зря это Ольга затеяла… Лида поднялась, словно хотела произнести речь:

— Знаете… Мне пора. — Она посмотрела на Стариканди. — Ты идешь?

— Но ты помнишь про наш уговор? — Ольга в упор посмотрела на Димку.

— Да помню, помню, — ответил он неохотно. И двинул к выходу вслед за Лидой.

— Довольно-таки фиговская история, — сказала Ольга, когда гости ушли. — Вроде победили, а победы не чувствуется!

Однако на следующее утро они поняли, что не только не победили, а… тут вообще как бы живыми остаться!

На большой перемене у Лиды в кармане зателебомкал мобильный. Они как раз сидели с Ольгой в креслах под пальмой и ели мороженое. Спокойно Лида раскрыла трубку, спокойно сообщила, что она слушает.

И тут лицо ее стало меняться… Ольга ни разу не видела, чтобы люди вот так бледнели, буквально на глазах. А потом зеленели!

Невольно Ольга положила Лиде руку на плечо, потому что хотела как-то помочь ей:

— Ну что там такое, Лида?

— Все, я пропала! — Из ее глаз выкатились две очень крупные слезы, поползли по щекам — правая впереди, а левая чуть сзади. — Он сказал, чтобы я пришла к нему!

— Кто? — спросила Оля. Но сама уже и так знала: Голубчик!

Звонил, как нетрудно было догадаться, Стариканди. Он по их приказу продолжал играть роль верного прихвостня. Да Димка, собственно говоря, прихвостнем и был.

И вот теперь Голубчик приказывал Лиде прийти к нему. Для душевного разговора!

— Я не пойду туда, Оля! Пусть он что хочет делает, а я не пойду!

Но это был, конечно, не выход. Идти надо, что там толковать…

— Я боюсь, пойми. Я там сделаю все, что он скажет!

Еще две слезы выпали из Лидиных глаз… Она, конечно, была сама во всем виновата — бесспорно. Да что ж теперь говорить. Ольге очень жаль стало эту девочку, у которой, кажется, все было. Буквально все. А счастья не было.

И вдруг она сказала — неожиданно для себя:

— А он тебя видел?

— Кто?

— Ну, этот, Голубчик?..

— Н-нет… А зачем мне с ним?.. Дал в упор его не знаю!

— Тогда… Хочешь, я за тебя пойду?

А в голове уже начал раскручиваться план…

И вдруг: эх, все-таки он ее видел — на карточках, которые потом Стариканди предъявил Лиде. И Оля сказала:

— Не, Лид, ничего не выйдет! — и стала виновато объяснять почему.

— Да, понятно… — Лида безнадежно махнула рукой. — Прямо повеситься…

А у Ольги, буквально как на зло, план разгорался в голове, словно весенний восход. Все получалось как-то удивительно складно, ловко. Ей даже пришлось отгонять эти пустопорожние мысли: зачем зря думать, если все равно ничего не получится!

Она разогревала суп, чтобы им с Олежкой поскорее поесть, посидеть над уроками да бежать в цирк. И вдруг на всю кухню раздался трезвон, ну буквально громовый. Выскочила на крыльцо, — как была, в халатике и в кроссовках со стоптанными задниками на босу ногу, — побежала открывать калитку… Спрашивается, почему было не сообразить, почему было не подумать, кто там может так звонить.

Откинула щеколду, распахнула калитку — Лида! А за спиной у нее… Стариканди.

Хм… По некоторым, пока еще ей самой не совсем ясным, причинам Ольге не хотелось показываться перед ним в затрапезном виде.

И вот на тебе!

— Ой! — только и сумела она выговорить. А потом, уже убегая в дом: — Проходите, Лида, в большую комнату. Я сейчас!

Джинсики вельветовые, рубашечку навыпуск в крупную клетку… посмотрелась в зеркало: «А чегой-то я так стараюсь-то?» И улыбнулась сама себе, покачала головой.

— Олег! Там Лида приехала и этот… Стариков Дмитрий.

Впервые она вдруг почувствовала, какое у Стариканди на самом деле значительное имя: ДМИТРИЙ!

«Ну-ну», — и теперь уже без улыбки, строго посмотрела на себя в зеркало.

Однако новость, которую привезла Лида, заставила ее забыть все свои подглядывания за собой и странные замирания сердца.

— Ну, говори! — Лида подтолкнула Стариканди в плечо.

Тот дернул щекой, посмотрел на близнецов, которые плечом к плечу сидели по другую от него сторону стола:

— Короче, он их не видел…

Понятно было, что речь идет о Лидиных фотографиях… Сразу сердце у Ольги забилось. Ну вот, сама хотела идти — теперь иди!

Олег ее выручил. Даже не посмотрев, как изменилось у родной двойняшки лицо, сказал строго:

— А чем можешь доказать, что не видел? — словно бы Стариканди собирался их обмануть.

Димка покраснел:

— Ну, я же знаю, что он не видел! — посмотрел на Олега. — Чего ты в натуре?.. Он только негативы глянул… И потом я карточки напечатал в одном экземпляре… И ей отдал. — Он показал на Лиду.

— Стоп! — крикнул Олег. — Сейчас кое-что проверим! — Ушел в дед-бабовскую комнату, принес проявленную пленку в кассете, потянул за хвостик.

Белесые, практически неразличимые лица. С первого взгляда едва ли поймешь, где мужчина, а где женщина…

Стоп! А вдруг да он все же заметит подмену?.. Тогда дело будет очень и очень глухо! И Ольге надо было сейчас решать, самой. Потому что ей главный риск достается, ей хлебать, ей туда идти. А Лида, Олег и Стариканди будут лишь «телеболельщиками». Даже Олежка!

Решилась. Сказала, не торопясь:

— Все, я иду… Слушайте мою точную инструкцию.

Тут мы не будем говорить, что она им рассказала и как они на это отреагировали. Лучше прямо излагать, как все происходило.

В тот же день Стариканди сказал Голубчику, что Лида боится, но согласилась и в принципе даже хочет с ним встретиться. Но просит, чтоб не завтра, а послезавтра, сразу после уроков.

Голубчик подумал, поскрипел. А потом, видно, решил, что не один ли хрен — завтра, послезавтра… Ему важно было эту берестовскую дочку покрепче захомутать. Поэтому он на нее решил сразу не давить. «Ладно, — говорит, — приводи послезавтра…»

И тут Стариканди со всей возможной натуральностью принялся растерянно хлопать глазами.

— Она хочет без меня… — Димка горестно нахмурился. — Она говорит, что со мной вообще никуда не пойдет, раз я… заложил ее, как последняя промокашка!

— Надо же! — Голубчик невольно усмехнулся. — Глупая баба, а в людях разбирается… Заметано, пусть сама притопает.

В конце концов лишние рты в этом деле ему тоже не нужны…

Само собой, что в школу в тот день никто из них не ходил — готовились. И не только, как говорится, физически, но и — как тоже говорится — морально.

Дело в том, что у них вдруг Стариканди дал пробуксовку. Ему предстояла, может, не сложная, но ответственная часть работы: он должен был позвонить Голубчику, что, дескать, Лида пошла. Чтобы Голубчиковы пацаны «проследили за курицей», как это у них называлось.

Однако Стариканди тут как раз и забуксовал. Он ни в какую не хотел светиться перед грозным «бугром».

— Вам-то с братцем чего, — говорил Димка угрюмо. — Вы вообще отсюда уроете в другой город, и кранты. Лидка тоже — под защитой своих амбалов, а я… Знаете, что такое Голубчик? Он тебе голову открутит, даже не задумается. А уж ухо портновскими ножницами чикнуть для него вообще не проблема!

— Ты трус? — спросила Ольга. Ее правда интересовал этот вопрос — по некоторым причинам.

— Брось, девочка, эти тексты. Просто ты Голубчика не знаешь, поэтому такая смелая. Но ты еще его узнаешь!

Они были сейчас вдвоем — кое-что разведывали в районе Голубчикова дома. Поэтому могли разговаривать спокойно — в смысле Димка, потому что свидетелей-то нет, руби что хочешь. Он и рубил! Может, и с преувеличениями — какой Голубчик крутой в подлости и жестокости… А может, и без преувеличений!

И подумала Ольга, как до ужаса страшно будет ей делать то, что она собиралась. И еще подумала она, как это вообще-то не по-мальчишески со стороны Старикова ей все это говорить: ведь она собиралась идти туда — девочка в логово тигра. А Димка ее страхом душит… И не безуспешно. Ведь это низко!

И тогда довольно-таки с горечью подумала она, что хоть он и симпатичный — внешне! — этот Дима Стариков, но никогда у них ничего не будет. Потому что с такими все-таки она дел иметь не желает.

Сказала сурово:

— Если будешь мне помогать, тебе, вернее всего, это дело сойдет. А если не будешь… ту пленку про тебя я Голубчику точно отправлю. И еще с письмом сопроводительным, чтоб он уж точно все понял и ничего не перепутал насчет своего дружбана Стариканди!

— Я буду! — поспешно сказал Стариков. — Я же не отказываюсь! Но как мне проверить… вдруг ты пленку мне отдашь, а экземпляр карточек все равно себе оставишь?

Ольга уже с полным презрением посмотрела на него:

— Во-первых, не все такие подлые, как ты. А во-вторых… — чуть не сказала правду про то, что это никакой не фотоаппарат. Но вовремя остановилась. — А во-вторых, я пока даже пленку оттуда не доставала. Отдам тебе прямо вместе с фотоаппаратом.

Тут же надежда загорелась у него в душе:

— Так, может, у тебя вообще ничего не получилось?

— Может, и не получилось, — подтвердила Ольга холодно. — А может, и получилось!

После этого Стариканди почему-то вдруг перестал «возникать», молча или с самыми краткими словами выполнял все Ольгины приказы. Может, и до него дошло, на какой Ольга риск идет. Но, вернее всего, он об этом не думал: не такой этот Димочка был человек, чтобы за других переживать!

Так подумала Оля скрепя сердце. Но делать-то нечего. Если уж человек такой, так он такой и есть! После краткого совещания с Лидой и Олегом она все-таки попробовала заставить Старикова сделать этот звонок.

— Да не могу я!

— Сможешь!

Нетвердой рукой Стариканди стал набирать номер. Ольга сердито остановила его:

— Ты хочешь, чтобы он обо всем догадался?

— Ничего я не хочу!

— Ну, так и делай по-человечески, а не трусь, как последняя овца!

Затравленными глазами Стариков глянул на Ольгу, на Лиду. Конечно, плохо быть трусом, да еще при девчонках. Но он слишком хорошо знал, что ему грозит…

Вдруг прямо втолкнул трубку Лиде в руки:

— Не буду я звонить! Что хочешь… делайте!

Молчание проползло черной кошкой.

— Говори телефон. — Ольга взяла трубку из Лидиных рук.

— Два, пятьдесят пять, девяносто два… Только я вам ничего не говорил!

— Не бойся, смельчак, я тебя спасу! — Ольга набрала номер. — Здравствуйте. Это Лидия Берестова.

Так все началось — быстро и без малейшей остановки.

Глава XXXIX Жизнь и… Смерть!

— Телефон ваш мне был давно известен… Нет, он мне его не давал. Я с такой трусливой улиткой больше дел иметь не собираюсь!

Невольно Олег и Лида стали смотреть на нее, как говорится, широко открытыми глазами: «Ну, дает Олька!»

Особенно же изумился Стариков. Ведь на самом деле он вовсе не был трусом. Но когда имеешь дело с таким крокодилом, как Голубчик, тут уж не до проявления отваги, тут лишь бы башку не откусили!

А эта девчонка шла на него, как танк!

Только она не была танком. И Голубчик раздавит ее одним движением пальца. Им всем надо было бы бежать от него куда подальше, рвать когти без оглядки.

А Голубчику, между прочим, понравилось, как разговаривает эта миллиардерша сопливая, — гадом быть, понравилось! Конечно, когда папаша король… Но король-то он не среди братвы, а среди торгашей и лохов. И «чуча» богатенькая это скоро поймет. Приятно будет поставить ее на колени, чтобы потом она любое его приказание — по команде бегом… Голубчик усмехнулся: «Так и будет, так оно и будет! Уж это как пить дать».

— Я слыхала, вы хотели меня видеть? Мне тоже вас надо повидать! Я к вам сейчас приеду!

Ишь, какая. Ну валяй… Голубчик усмехнулся. А девчонка словно услышала его мысли:

— Только я адрес не знаю… А спрашивать у вашего козла не хотела.

— А ты на чем поедешь?

— На машине — на чем! — ответила она с презрением в голосе.

Привыкла на иномарочках кататься… Отвыкнешь! Когда твой папулька на завод инженером устроится… Но эта радость еще впереди.

— Ты ко мне на автобусе приезжай, чтобы с тобой никого не было. А если я твоих охранников замечу…

— Адрес говорите! — сказала она нетерпеливо. — Это я все сама понимаю!

Тут вот в чем дело. Когда добиваешься чего-то для себя лично, часто не получается, потому что ты слишком волнуешься или боишься. Чтобы этого не было, нужно представить, будто ты играешь роль такого-то и такого-то человека.

Этот совет бабушки Томы она сейчас использовала на все сто процентов.

Она играла роль эдакой наглой девицы, которая людей презирает из-за своего богатства. Такие ведь довольно часто встречаются, разве нет? Они, кстати, с Олежкой и про саму Лиду так думали… То есть все выглядело вполне правдоподобно.

— Я приеду через три часа!

— Что это еще за «через три»? Почему через три?

— А потому что я раньше не успею, у меня дела!

Голубчику очень хотелось обложить эту гадинку самыми отборными словами. Воздержался! Решил, что при встрече она ему за все, буквально за все заплатит!

— Сейчас два, — сказал он голосом, тусклым от спрятанной внутри злости. — В пять подгребай…

Ольга действительно могла не успеть, потому что им с Олегом еще кое-что предстояло сделать — в соответствии с ее планом.

Трое свидетелей этого разговора продолжали буквально с изумлением смотреть на нее. Да плюс еще план, который она придумала, она лично, от начала до конца! У нее, оказывается, во какая голова и во какой характер, а они ничего не замечали!

Больше о подготовке к этому опасному спектаклю я говорить ничего не стану, а продолжу прямо о нем.

…Дом Голубчика был на улице Речной. Я, кажется, не говорил вам, что Чашкин стоит на… не очень уж такой великой русской реке, но и в то же время достаточно известной все же речке. Так что настоящего имени ее я произносить тут не стану. Пусть это будет просто Река. Дом Голубчика стоял на высоком ее берегу. Дом собственный, но без всякой ограды. И это важно для нашего рассказа.

Лида, Олег и Стариканди спрятались в обширных «подсобных помещениях» джипа. А Ольга вольготно уселась сзади, поглядывая в окно спокойным, чуть презрительным взором. Это на случай, если за ней кто-нибудь захочет последить — по приказу Голубчика.

А за ней и правда следили. Номер джипа был в городе хорошо известен — тем, конечно, кого это интересовало. И вот соглядатаи сообщили Голубчику, что тачка движется к его дому. Это сильно не понравилось бандиту.

Он вообще-то придавал встрече с Лидой большое значение. И поэтому не хотелось сильно светиться, он хотел, чтоб все шло постепенно: сперва на маленький крючок — маленькую рыбку, потом на эту рыбку — окунька побольше и пожирнее, а уж после можно ждать и саму акулу — куда ей деться… если, конечно, правильно все организовать.

И первое — нужно, чтобы девчонка его слушалась, боялась.

А она, дрянь, едет к нему на папином джипе. А охранник, само собой, сечет: куда она и зачем.

Но вдруг, никак не меньше чем за километр от Голубчикова дома, джип остановился, Лида Берестова вышла из машины, что-то небрежно бросив шоферу (на самом деле это было всего лишь: «спасибо большое»). Машина развернулась и поехала прочь.

И об этом тоже донесли Голубчику!

Тогда он сразу успокоился. Потому что выходило: она просто в принципе не может на общественном транспорте… этот избалованный лягушонок, а в остальном слушается. Значит, боится. Что и требовалось доказать!

Голубчик не был самым крутым в городе «пацаном». Он не был «в законе». Только приближался к этой привилегированной среди блатных касте. В глубине души Голубчик лелеял вот какую мысль: вырастить хорошую стаю — не спеша, за несколько лет, а потом уж давить всех, кто попробует быть его конкурентом.

А пока что он подбирал волчат — очень аккуратно, тщательно, без спешки. Чтобы потом, обучив их, пригрев и… запугав как следует, сколотить настоящую банду, с которой хоть в Чашкине можно действовать, хоть на Москву идти. Он был умным человеком — так ему, по крайней мере, казалось.

Его доверенные пацаны практически не знали друг друга. Каждый из них должен был иметь свой собственный отряд и не соваться в дела других. Это было правильно — для конспирации. Но это имело и свои изъяны, вот теперь, к примеру, ребята, которые «секли» за девчонкой, вышедшей из джипа, не знали, что она отнюдь не Лида Берестова!

Но подобного Голубчик даже в голове держать не мог! И когда девчонка позвонила в дверь, он приказал человечку, дежурившему внизу, пропустить ее. Пришедшая была одета… несколько странно: зеленое пальто с крупными золотыми пуговицами и красная кепка… Хипует девчонка, с жиру бесится! Голубчик был больше чем уверен — эти ее тряпки от какого-нибудь там Версаче. И, соответственно, стоят огромные тыщи, да не в рублях!

Как догадывается читатель, бандит сильно ошибался…

Когда «Якобы Лида» вошла, Голубчик сидел в кресле возле камина — домик у него тоже, кстати, был не слабый, пусть эта мормышка видит!

Тут только надо заметить, что дом этот не был им заработан, а достался по наследству от родичей, которые… да, впрочем, какое нам до этого дело! Но, конечно, пацанам своим Голубчик дул в уши; что судьба рэкетира — не только веселое, но и очень даже прибыльное занятие!

Голубчик и в голове не держал, что ему нужно встать или хотя бы предложить вошедшей девчонке сесть. Он смерил Лиду (давайте так пока будем ее называть) оценивающим взором, словно работорговец где-нибудь на рынке в Багдаде. В принципе остался доволен, но все же изобразил на лице, что «товар», мол, мог бы быть и получше.

Такое впечатление он решил заранее произвести. Чтоб эта берестовская дочка с ходу поняла, кто здесь хозяин.

Однако она ничего такого понимать не собиралась! Подошла к нему почти вплотную — стала, уперев руки в боки:

— Я хочу получить свою пленку! Что для этого потребуется?

Стояла, словно следователь перед неуютно сидящим подследственным. И тогда Голубчик несколько удивленно произнес:

— Ты чего выпендрилась-то? Сядь!

Не отрывая от его лица своих большущих черных глаз, девчонка ногой, очень ловко, надо заметить, пододвинула себе стул, села напротив Голубчика:

— Я вас слушаю!

— Ты меня слушаешь? — спросил Голубчик зло. — Надо же, какое счастье! Я сейчас подохну!

— Что-то не понимаю вас…

В ответ Голубчик энергично кивнул: дескать, сейчас поймешь и даже очень.

— Ты прикидывала, сколько эта пленочка стоит?

— Вы же назвали цену! — воскликнула Берестова. Но Голубчик услышал, что голос ее дрогнул. — Я могу вам предоставить эти доллары…

— Видали, шустрая какая! Доллары! — Голубчик весело хохотнул. — Больно просто думаешь выпорхнуть из моих крепких объятий! Давай-ка по порядку и не в таком темпе.

— Но ведь мне же Стариканди…

— Да он слизняк, ты сама видала… Так что все у нас начнется по новой. Соглашайся, пока я добрый. Ничего сильно плохого не случится. Но, конечно, тебе придется немного поработать.

Берестова в ответ замерла и уже совсем по-другому, без малейшей бедовости, уставилась на Голубчика. Он довольно улыбнулся:

— Ты понимаешь, как твой папаша может загреметь, если о тебе станет известно? — снова хмыкнул довольно. — Вижу, понимаешь! Но не до конца.

И стал рисовать картину, от которой у любой нормальной девчонки слезы полились бы из глаз. Но эта сидела, как истукан, только губищу толстую нижнюю закусила.

Голубчик еще поднаддал… Он вообще был говорун, а эту речь специально тренировал, мысленно произнося несколько раз.

— Ты про газету «Жареные факты» слыхала? Она в Москве выходит… Ну, значит, еще услышишь! Туда попасть — этого я никому не посоветую! А особенно твоему коню!

— Не говорите так о моем папе…

— Да это хоть сто порций повторяй! А в трубу он вылетит, «твой папа», как пить дать! Ну и повесится в итоге, само собой. На радость любящей дочке!

— Прекратите! — воскликнула она шепотом. — Не надо так себя вести… Это неблагородно. Я согласна. Я все для вас сделаю!

Голубчик от души рассмеялся:

— Вот и все, а ты боялась, даже платье не помялось! Теперь слушай сюда и слушай внимательно… У «папы» больше денег… не воруй! — Это последнее слово он гаркнул так, что девчонка вздрогнула. — Я тебе сам буду давать. Неограниченно. Однако сколько заслужишь. — Тут он сделал значительную паузу. — Думаешь, ты на отцовы очень жирно кайфовала? Начхай и забудь. Вот со мной ты узнаешь, что такое богатство. И что такое быть настоящей королевой! Об любого ноги сможешь вытереть, поняла? Потому что башли — еще далеко не все. Запомни это, пока у меня хорошее настроение!

Он глянул на девчонку и остался доволен — в глазах стояли и отчаяние, и надежда на то, что все образуется, и надежда на то, что она действительно сможет обо всех ноги вытирать… Это хорошо! Голубчик кивнул ей ободряюще:

— Дальше. Вот эту небольшую хренотень спрячешь в кабинете своего отца.

И взял с каминной полки крохотного «жучка», то есть микрофон для подслушивания.

«Вот самый удобный момент!» — сейчас же подумала Ольга и вскочила со своего стула, как бы непроизвольно подбежав к окну. Стала к нему спиной — чтобы Голубчик не подумал, будто она чего-то там высматривает.

На самом деле это ее должны были увидеть в окне…

Вроде бы перед этим домом спрятаться негде. Но если как следует поискать, найти можно и даже очень отличные места. Они их и нашли — вчера, когда приходили сюда в неузнаваемо другом наряде.

Появление Ольги в окне было условным сигналом. Тут же Олег с Лидиного телефона должен был позвонить домой, дать сигнал бабушке Томе, которая набирает данный ей номер (Голубчика) и говорит взволнованно:

— Вам известно, что из ваших окон дым валит?!

Тут предположительно Голубчик должен выскочить в другую комнату, а дальше…

Но дело в том, что бабушка в этот момент не могла услышать их звонка. На телефонный провод, проходивший по улице скольких-то там бакинских комиссаров (она была рядом с их домом) упала тяжелая сосновая ветка, перегруженная снегом… Бабушка Тома не особенно по этому поводу забеспокоилась, она, по правде говоря, даже не проверила, чего это телефон стал у них таким молчуном. Подумаешь, дело великое — не будет участвовать в ребячьей игре.

Знала бы Тамара Романовна, что сейчас жизнь ее внучки приближалась, как говорится, к роковой черте, по-другому бы себя повела. Но она ничего не знала!

Глава IL Тайныйящик

— Ты чего тут запрыгала, как блоха под кайфом? — спросил Голубчик сурово. А Ольге же ничего не оставалось, только продолжать свою игру и ждать, когда у Голубчика в кармане запиликает телефон. Однако он не пиликал!

— Я не могу это, вы понимаете, не могу! — пробормотала Ольга точно таким же голосом, каким недавно Лида говорила, что не пойдет к Голубчику. — Я не могу за отцом подслушивать!

— Дура! — сказал Голубчик душевно. — Ты пошевели рогами, тут ничего страшного не случится. Просто кое-кто будет кое-что знать про твоего папана. Нельзя же ему одному драть столько фанеры, надо делиться!

Ольга хлопала глазами. Откуда ей было знать, что «шевелить рогами» — это значит соображать, а «фанера» значит деньги.

Голубчик увидел ее недоумение, расхохотался:

— Ох, тебя еще надо много-много стирать и в кадке полоскать, пока ты умницей станешь…

И тут наконец у него во внутреннем кармане зателебомкало. Много Ольге понадобилось сил, чтобы не вздрогнуть, не напрячься. Вообще — не выдать себя.

— Кто там? — спросил Голубчик неприветливо, как он всегда начинал телефонные разговоры.

— Это из пожарной охраны, — раздался в трубке мальчишеский голос. — У вас в соседней комнате горит!

— Шо ты мелешь? — сказал Голубчик хрипло. — Ты кто есть, лох?!

И тут Ольга поняла: что-то не так, и, значит, ей надо самой действовать. Через всю эту большую комнату с камином она побежала к двери:

— Пожар! Там пожар!

— Да что за оперный театр? — Голубчик шагнул в дверной проем.

И тут же двери за ним захлопнулись… Ну да, на каждой двери у него в каждую комнату были замки. А в эту особенно… Только ими редко пользовались. Они существовали скорее на всякий случай. И сейчас Голубчик оказался перед запертой дверью!

— Открой, дура! — взревел этот совсем не маленький, а, наоборот, весьма могучий дядя.

И жахнул плечом в дверь. Но и двери были сделаны очень надежно. Голубчик ударил снова. Никакого эффекта.

— Эй, ко мне! Ко мне, падлы! — И далее он прокричал еще много всяких слов.

На эти вопли прибежали, стали бить в дверь чем попало. Наконец по приказу Голубчика кто-то явился с охотничьим ружьем, заряженным жаканами на медведя.

Голубчику совсем не хотелось этого делать. Но дверь по-иному не желала подчиняться. Он вырвал ружье, сам приставил его к тому месту, где стальной язык от замка входил в стену. Подумал: «А вдруг?..» Потому что ведь там была дочка миллиардера.

— Отойди, стерва! Стреляю!

И шарахнул из двух стволов. Тут же стоящие рядом амбалы доделали то, что не смогли сделать свинцовые кругляши.

Они ворвались в комнату и увидели… что там пусто!

А вот окно раскрыто!

Отталкивая своих прислужников, а это были все крепкие ребята лет по пятнадцать-шестнадцать, так что амбалами они были еще не совсем, только наполовину, он подлетел к окну. А его будущая команда — что там говорить, достаточно наглые и дерзкие парни: когда требовалось, они запросто могли отделать и взрослого человека, не то что девчонку, — стояла в сторонке.

Они столкнулись с чем-то необычным и потому растерялись. Признаться, и сам их предводитель не мог взять в толк, что же произошло, чего вообще хотела эта пигалица.

И вдруг он понял все. Внизу, под открытым окном, стояла эта самая девчонка — в своем пальто дурацком и в дурацкой кепке. Увидела, что он смотрит на нее, и нагло так помахала конвертом… Голубчик сразу узнал его: это был тот самый конверт с негативами, который ему принес Стариков Димон, — дочка Берестова-миллиардера общается с наркокурьером. Негативчик удачный еще и потому, что этого «коняку» прихватили, захомутали, дали срок. Так что картинка была, можно сказать, бесценной!

Но как эта Берестова могла ее найти? Непредставимо, так ее, перетак! О потайном месте, где лежал конверт и еще много кое-чего, знал только он сам, Голубчик!

Вот хреновина с морковиной!

Берестова помахала ему конвертом и зажигалкой, а потом пропала во дворе большого дома напротив… Преследовать ее не имело смысла. Но Голубчика сейчас волновало другое.

— А ну-ка вон отсюда все! — гаркнул пахан. Его солдаты не привыкли задавать вопросы, они привыкли подчиняться беспрекословно.

— Станешь с той стороны спиной к двери! — Голубчик ткнул пальцем в грудь одного из своих полу амбалов.

Едва оставшись один, бандюк приподнял картину, висящую над каминной доской, нажал трижды на только ему одному известную кнопку. Открылся тайник — как будто бы небольшой, но в то же время достаточно вместительный ящичек. Голубчик сразу увидел, что в нем ничего не тронуто — все буквально на месте! Вот среди прочего он увидел и… тот самый конверт… Который он только что видел в руках у девчонки!

Что за хренотень?!

Голубчик закрыл тайный ящик, поправил картину… что же это все могло значить?.. Каким-то образом его кинули, но каким?

Глава ILI Врут шпионские фильмы!

А она сидела тем временем под столом. Конечно, Ольге хотелось бы найти себе какое-то сверхнадежное потайное местечко. Да где ж такое найдешь? Ведь это была просто комната, хотя и большая, хотя и с камином, однако просто комната. Тут Ольга на одно могла рассчитывать: что ее не будут искать. Ведь она… убежала, с улицы помахала конвертом — кого же искать?

Но «убежал», как вы понимаете, Олег, одетый в такую же одежду… И конверт в его руке был не тот, а лишь точно такой же — Стариканди его купил на той же самой почте.

Ольга же осталась в доме Голубчика.

На столе была постелена скатерть — тяжелая, парчовая или какая-то там еще, Ольга не очень разбиралась в таких тканях. Но главное, что скатерть эта опускалась почти до самого пола. Нет, там были, к сожалению, прогалы. И если б кто-то решил встать на колени и заглянуть под стол, то сразу же заметил бы сидящую там девчонку. Но кому придет в голову искать… раз «девчонка убежала»?

Еще какое-то время Ольга боялась, что в доме есть животное — собака или кошка. Она обязательно бы учуяла пришелицу и как-нибудь дала бы знать хозяину.

Да только у такого «хозяина» не было в доме ни собак, ни кошек!

И все равно Ольга сидела, конечно, ни жива ни мертва. Уж не говоря о том, что ее могли заметить в любую секунду, она волновалась, что там дома будут думать.

Когда Ольга задумывала свою… авантюру, она надеялась, что Голубчик в конце концов выйдет из комнаты — по делам или хотя бы в туалет. И она за это время — оп-ля-ля, «до свидания, зверики», как говорится в той детской книжке.

Но Голубчик не уходил! Он сидел у камина, ругался, пил водку и пиво, брал руками закуску со столика на колесах, который ему прикатила какая-то девица. Голубчик без конца звонил по мобильному, ему звонили. И во время этих разговоров Ольга узнала много всего «интересного». Наверное, тут очень не помешал бы магнитофон. Хотя она и так все запомнила — что могло пригодиться против этого типа.

Время шло, а он все сидел у камина, злился и пил. А Ольге приходилось сидеть без малейшего движения, словно она вещь какая… пылесос или электрополотер, которые обычно прячут под стол. Так сидеть устаешь даже больше, чем если бы бегала без передышки!

— Давай-ка, слетай к Стариканди, — услышала Ольга примерно через полчаса после того, как это все случилось. — Не он ли мне все это удружил?..

Подозрения тут были вполне уместны. Действительно, почему Димка сам не позвонил, почему дал Голубчиков номер «Лиде»?

Но Ольга уже знала, чем закончится эта история. Везде, куда бы ни кинулись посланные Голубчиком шпики, им будут говорить, что Димка два дня назад уехал к тетке в деревню, за картошкой… Ольга сама предложила, чтоб он куда-то исчез под благовидным предлогом… Например, как будто ногу подвихнул и лежит в какой-то сельской больнице. Но Стариканди сказал, что придумывать болезни — плохая примета. Пусть лучше он к тетке за картошкой…

— Так они же у матери спросят, в какой деревне твоя тетка. — сказала Ольга.

— Да она не знает. — Стариканди махнул рукой. — Она вообще ни фига не знает!

И Ольга догадалась, какая у Димки была мать — пьяница дремучая…

Но, так или иначе, Стариков оказался «отмазан»: в этом деле он участия, выходило, не принимал. Ольга могла бы этого не делать. Но просто ей было жаль нескладного мафиозника.

Под столом у Ольги вскоре стемнело, она даже не могла посмотреть на часы. А Голубчик все сидел, все пил, все разговаривал… Ну ничего себе человек времечко проводит! Один раз Ольга услышала его храп. Высунулась было из-под скатерти. Голубчик действительно спал. И сейчас, быть может, возник единственный момент убраться отсюда живой.

Но ведь она ничего не сделала. Она только сидела тут, в своей конуре, как последняя дура. Нет, не для того она так рисковала, не для того с презрением обзывала Стариканди, когда тот начинал трусить!

Неужели я останусь тут надолго? И с отчаянием поняла, что да, останется. До победного конца.

Или до полного поражения!

Кстати, она правильно сделала, что не сбежала тогда: она бы элементарно не успела — Голубчик проснулся через каких-нибудь минуты три. Проснулся и спросонья хрипло вскрикнул:

— А?! Чего-чего?..

И потом Ольга услышала, как он жадно пьет фанту… Здесь у них было полное совпадение вкусов: Ольга тоже любила эту водичку…

Когда она уже окончательно утратила всякое мужество, Голубчик вдруг заорал:

— Эй! Эй!

И велел вбежавшей «дружине» вести себя спать. Она не верила своему счастью. Когда же починенную дверь закрыли и заперли, еще какое-то время сидела под столом, только позволила себе подвигать руками и ногами, покрутить головой…

Но никто больше входить сюда не собирался. И тогда Ольга выползла из своего логова. Страшно было до ужаса! Наконец она могла посмотреть на часы… не на свои, ручные, потому что в комнате была темнота, а на огромные напольные часы, которые, словно дежурный солдат, стояли в углу и очень медленно тикали.

Ольга кое-как рассмотрела, чего там показывали их полукилограммовые стрелки, и буквально ужаснулась: было уже половина двенадцатого ночи!

Конечно, она заранее продумала, что Олежка должен будет сказать родителям про ее отсутствие… Но не до полдвенадцатого же!

По легенде, она якобы «задерживалась у Лиды». Теперь, выходит, она там вообще ночует — так, что ли?.. Этого, конечно, никакие родители не вынесут. И тут же поймут, что дело нечисто, причем сильно нечисто!

Но что уж теперь? И она приступила к самой ужасной части своего ужасного плана.

Когда Ольга решила спрятаться, устроив катавасию с телефонным звонком, она вообще-то надеялась именно на то, что Голубчик кинется проверять, не пропало ли еще что-то в его секретном месте… Так и получилось! И теперь она это место знала.

Но только, увы, не подумала, что тайные ящички просто так не открываются. Она видела в щелку, как Голубчик отодвигал картину. Но чего он там делал…

Впрочем, что ей еще оставалось — только искать и рисковать!

Стала водить пальцами по стене… Нету ничего!

Да что это такое?.. Все равно же ты должна найти! Очень бы сейчас не помешал фонарик или хотя бы крохотное спичечное пламя. Но об этом и думать было нечего.

Еще раз проползла пальцами влево, вправо, вниз… Оп-ля! Недаром бабушка говорила, что у нее чуткие пальцы. Ущупала бугорок. Он мог быть и случайностью, но когда Ольга надавила на него, бугорок сделался ямкой! Ура!

И тут же ледяной страх схватил ее за сердце: не в одном, наверное, десятке шпионских фильмов она видела, как кто-то открывает чужой сейф и сейчас же по всему дому раздается дикий вой сирены. Ольга даже присела невольно… Секунда проплыла над нею — огромная, словно галапагосская черепаха. Никакого звона и грохота не раздалось. Но и никакого ящичка не появилось… Значит, все-таки случайность… А сама надавила еще раз, еще раз.

Отворись же ты, в конце-то концов, сезам! Некогда мне с тобой в сказки играть!

И вот из стены выехал ящик. Ольга чуть не подпрыгнула от радости. Еще бы: первый вражеский сейф в своей жизни обнаружила!

И тут же совершенно забыла про сирену.

Опустила руку в ящик. Там было много всяких бумажек. Разбираться некогда и невозможно. Выгребла все. На цыпочках подбежала к окну, раскрыла его… И тут сомнения остановили ее. В свете далекого уличного фонаря стала перебирать свою добычу. Так и есть — она нечаянно схватила деньги.

Эх, совсем не надо бы ей возвращаться, совсем не надо, а все ж отделила деньги от бумаг, вернулась, снова проделала все эти фокусы с бугорком, положила деньги на место.

Вот теперь другое дело!

Остальное сунула за пазуху…

Глава ILII Юрис Бодниекс

Холоднющий ветер дул из распахнутого окна, словно уговаривал не совершать трюки, на которые ей сейчас предстояло решиться… страшноватые трюки!

Впрочем, судите сами. Прямо из окна третьего этажа ей надо было прыгнуть и ухватиться за кабель телеантенны. По этому — хотя и прочному, но все же шнуру — ползти вниз.

Тут, конечно… ловкость ловкостью — этого у Ольги вроде было достаточно, — однако очень многое зависело от везения! Потому что вдруг да не допрыгнет, вдруг да антенна не выдержит. Кто знает, как она там прибита! Конечно, до земли не так уж много — метров восемь. Но это, знаете, немного для тех, кому не надо воздушной акробатикой заниматься. В общем, сверху смотреть на эту высоту совсем даже не хотелось!

Ну, давай же ты! Ведь всего один короткий полетик… А прыгать, между прочим, было неудобно до ужаса. Потому что антенна лишь совсем на чуть-чуть отставала от стены.

Да не трусь ты, Ольга! Встала на подоконник, высунулась как можно дальше. Поставила ноги так, чтоб удобнее было толкаться… Но все равно неудобно и ненадежно!

Прекратить, тебе говорят! Вперед! Ведь ты же сто раз совершала такие прыжки…

И вовсе не сто раз, и вовсе не такие…

Хотя действительно училась немного воздушной акробатике — дед Олава ее учил на всякий случай. Был перерыв в работе, он и говорит:

— А давай-ка, Олюня, осваивай полезное ремесло.

Оно действительно оказалось полезным. Только совсем не в том смысле, в каком думал дедушка.

Собственно, приходилось не прыгать, а почти падать — строго вдоль стены. Почувствовала, как плечом теранулась о кирпичи. Но тут же пальцы ухватили холодную, твердую, словно палка, антенну.

Все! Вишу! Теперь… Но тут наверху что-то трыкнуло, заскрипело. Метра два Ольга пролетела, продолжая держаться за антенну… Выходит, все-таки она была плоховато закреплена!

Но вот, зацепившись за что-то, антенна остановила Ольгино падение. Теперь «юная гимнастка» висела метрах в пяти-шести над землей, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. А вернее сказать, от окна к окну… Хорошо, что у Голубчика принято было соблюдать режим дня и все там спали, как сурки!

Ну что ж, надо потихоньку продолжать спуск… Однако земное притяжение само «позаботилось» об этом. То, за что зацепилась антенна, оборвалось.

Ольга полетела вниз!

Причем совершенно неизвестно, какая там внизу ждала ее «матушка-земля».

Что нужно делать в таких случаях в эти считанные мгновения?

Тут надо всегда делать одно — ни в коем случае не теряться!

У деда Олавы есть друг. Его зовут Юрис Дмитриевич Бодниекс. Они познакомились лет сто назад. Видятся редко, потому что дядя Юрис за границей, в Риге, живет. Но это все не суть. А главное в том, что Юрис Дмитриевич был раньше летчиком-испытателем.

Года три назад, когда они приехали на гастроли в Латвию, близнецы и познакомились с Бодниексом.

После обеда сидели, вспоминали разные разности, и дядя Юрис им рассказывал, как однажды у него в небе, прямо над аэродромом города Жуковского, стал разваливаться вертолет.

— Вот я и думаю, — говорил Бодниекс, — куда же мне деваться? В какую дверь? Правую я просто не открою — у меня к тому времени рука уже была сломана, значит, в левую, а ее заклинило. Ну, просто все не слава богу. Тогда я беру молоток, у меня молоток всегда под сиденьем, разбиваю фонарь, стекло то есть лобовое, снаружи открываю дверь, толкаю ее плечом и так, продолжая движение, падаю в пустоту. Еще пришлось разные фигуры делать, чтоб меня машиной не накрыло!

— Сколько же это все продолжалось, дядя Юрис? — спросила мама. Бодниекс пожал плечами:

— Да, может, секунд… пять. А потом уж, когда я парашют раскрыл, это были сплошь курортные ощущения!

Мама тогда посмотрела на близнецов и сказала:

— Поняли теперь, что такое собранность. И что такое отдавать себе отчет в каждом своем действии. И что такое не терять присутствия духа!

А ведь он во время аварии еще и руку сломал! Это Ольга подумала уже потом, когда перед сном вспоминала рассказ этого удивительнейшего человека, военного летчика, полковника, героя…

Нет, сейчас ей, конечно, некогда было вспоминать тот случай — это понятно. А все же какое-то давнее чувство решительности и чего-то еще — самого смелого, что есть в человеке, — охватило Олину душу. И она сообразила: нужно соединить ноги и слегка их согнуть, а потом не бухаться на них, а по возможности аккуратно, тщательнейше сгруппировавшись, перекатиться на спину, произвести то есть кувырок назад, и тем погасить скорость.

Так она и сделала. Это великий летчик Юрис Бодниекс ее научил мгновенному спокойствию и умению самые короткие мгновения не пропускать мимо души, а проживать их сосредоточенно и точно.

Однако Оле, к сожалению, не совсем повезло. В темноте она не могла видеть, куда попадет ее нога. А попала она на край тротуара. И, уже сгруппировавшись, спружинив, как и собиралась, Оля почувствовала, что левый голеностоп словно огнем обожгло. Кто подворачивал ногу, сразу меня поймет — вспомнит это «приятное ощущение»!

Однако она даже вскрикнуть не имела права! И не имела права полежать ни единой секундочки. Чувствуя, какая адская боль влилась в ее бедную ножку, Оля тем не менее вскочила. Но и шагу ступить не смогла… Ой, как больно-то!

Тут какие-то руки схватили ее.

Конец!

Нет, она даже на самое короткое мгновение не испугалась, потому что сразу поняла, кто подхватил ее, кто, ни слова не сказав, взвалил на спину и понес. Лишь шагов через двадцать прошептал, выдохнув:

— Держись крепче!

Она ухватила его за шею, а ногами, как могла, прицепилась к его бокам… Вот какой сильный был у нее брат. Ольга плакала, уткнувшись в его родное пальто.

И чудо происходило, настоящее чудо. Она чувствовала, что нога ее, которая в первое мгновение показалась ей вообще безнадежно вывихнутой, теперь вроде приходила в себя, боль вытекала из нее и пропадала где-то в ночной черноте.

Глава ILIII Вулкан проснулся

— Где ты была?

Что ей ответить? Правду? Но Ольга просто не могла этого сделать. Молчать? Но ведь из этого тоже ничего не получится!

— А можно хотя бы завтра?..

Что ей это даст и почему завтра, Оля сказать не могла. Вернее всего, чтоб… чтоб просто не сегодня!

— Нет, дорогуша, извини, нельзя! И не спрашивай почему… Потому что мы имеем право знать немедленно, где пропадает каша внучка до такого времени… И куда это за ней бегает наш внук!

Из этой, как говорили в старых книжках, тирады можно понять, что ругалась бабушка. Которая, кстати, и была у них настоящей главой семьи.

— Но я, допустим, устала… баб… Допустим, я себя плохо чувствую.

— Не умрешь!

Канючь не канючь — ничего не добьешься. Уж Ольга-то это знала-перезнала.

И тогда она решила… решилась. Что тут тянуть кота за хвост? Рассказывать так или иначе придется… Можно, конечно, половину рассказывать, половину нет — как чаще всего и делается, когда беседуешь со взрослыми, а особенно с родителями. Однако что это даст? Ведь ей действительно надо посоветоваться! И, вернее всего, без бабки, деда и родителей в этой истории вообще не обойтись.

Так, может, имело смысл все сделать сейчас, прямо сейчас, пока Голубчик еще ничего не узнал, пока не начал действовать… Чего же, спрашивается, тянуть?

Глянула на Олежку, сидящего в углу. Тот едва заметно пожал плечами: твоя история, ты тут главная — сама решай!

— А скажите мне в таком случае, — начала Ольга, — я могу хотя бы надеяться?..

— Слушай, иди-ка ты к свиньям! — сказала бабушка в сердцах. — Она еще нам будет тут условия ставить!

Ольга посмотрела на дорогую половинку свою: «Ну что? Все-все-все, как было?»

И он ответил ей взглядом: «Да!»

Тогда, как бы послушавшись брата, Оля начала рассказывать. Лишь иногда поглядывала на Олега, и тот еле заметно кивал, словно бы подтверждая, что она действует правильно.

Говорила Оля… да минут пятнадцать, наверное, говорила, а это довольно-таки долго. Если сравнить с ответом на уроке, получится, что рассказ ее раза в четыре, в пять длиннее. Но взрослые слушали, не перебивая. Можно даже сказать: затаив дыхание. И все думали одно и то же, хотя и разными словами. Но, в общем, это можно было бы выразить в поговорке: маленькие дети — маленькие неприятности, большие дети — большие неприятности!

Наконец, как бы в подтверждение своей истории, Ольга вынула из-за пазухи ворох бумаг и разом выложила его на стол:

— Вот.

«Так ты… украла, выходит?..»

Но этой фразы никто из них не произнес. Она была бы несправедлива. И ни к чему бы не привела, кроме взаимных обид. Да и были ли у Ольги другие возможности?

Поэтому они спросили иначе. Спросил, собственно, дед:

— Как же все-таки ты его открыла, этот ящичек?

Дед Олава был, кстати, очень ловкий человек.

Но только в смысле движения, а вот что касается всевозможных замков и запоров, тут ему… не везло. Он ничего не мог открыть.

Ольга в ответ плечами пожала: я же, дескать, видела, как Голубчик действовал.

Старый Олава сделал удивленные глаза, покачал головой:

— Слушайте… что хотите, но это растет великая сыщица!

Оля быстрым взглядом посмотрела на чернокожего и седовласого деда своего: «Спасибо тебе!» — и в ответ получила: «Погоди! Я еще с тобой разберусь! Я еще тебе задам!»

Но ни звука они при этом не сказали друг другу. Могучей рукой старый Олава пододвинул к себе бумаги, достал из кармана очки, долго их протирал… Никто не смел сказать ему, что давай же, дескать, чего ты тянешь! Потому что… Бабушка действительно была главой семьи — это правда, но дед Олава был как Везувий, как спящий вулкан. На него вроде не обращают внимания, пока он спит, но стоит ему пророкотать лишь единую свою фразу, как все замолкают и слушают!

Теперь все они смотрели, как дед Олава медленно надел очки, потер лоб и стал читать, беря бумаги сверху по одной. Потом откладывал их в сторону, никому не показывая. И взглядом не разрешая к ним прикасаться.

Наверное, это было… наивно, однако Олава Джонович не хотел, чтоб члены его клана влезали в бандитские секреты. Чтоб он мог сказать: я один это знаю, со мной и дело имейте, а они тут ни при чем!

В стопке, принесенной Олей, оказались довольно-таки серьезные документы, и лучше всего было о них вовсе не знать никогда! Но еще худшее могло произойти, если те, чьи тайны оказались у Сильверов на столе, узнали бы об этом. Никто не любит, когда его секреты достаются чужим, а особенно этого не любят бандиты! Надо было действовать сейчас же, немедленно.

Олава Джонович встал:

— Я иду звонить. Какой у него номер? — Он посмотрел на Ольгу.

Тут Олег подал голос из своего угла:

— Не надо никуда ходить, дед.

Он подошел к столу и положил перед Олавой сотовый Лидии телефон… Не стоило спрашивать, откуда это, все и так было ясно. Говоря по правде, Олава Джонович ни разу не пользовался этой штукой. Ольга тут же раскрыла трубку, набрала номер.

— Ловкие вы у меня… детишки! — сказал дед как бы с неодобрением.

Но в трубке уже гудели низкие и редкие, как у всех мобильных, гудки. Так продолжалось долго, чуть ли не десять или даже одиннадцать гудков. Наконец Олава Джонович услышал, что на том конце несуществующего провода заговорили:

— Какого хрена?! — Голос у Голубчика был заспанный и похмельный.

— Нас может кто-нибудь слышать?

— Да какого хрена?.. Это кто там?!

— Вчера вечером у вас была не Лида Берестова. Так что вы не очень тут стройте из себя… мощного вепря!

За столько лет в России дед Олава, само собой, в совершенстве изучил русский язык. А все же в некоторых случаях он вдруг начинал говорить что-то не совсем то… Вот как сейчас — приплел какого-то вепря.

Однако на Голубчика это неожиданное слово как раз подействовало. Может, решил, что это особый, неведомый ему, блатной жаргон. И бандит вдруг заткнулся, как мелкий ворюжка, которого прищучили на рынке и обещают крепко побить.

— Теперь знайте: все бумаги… из каминного ящика у нас!

Ответом было долгое молчание, во время которого Голубчик, наверное, бежал в ту комнату, отпирал двери… И потом раздался рев.

— Ты знаешь, что я с тобой сделаю, урод?!

— А ты знаешь, что произойдет с тобой, если это попадет… к твоим знакомым?

Олава Джонович, конечно, не прочитал все бумажки внимательно. Однако он и так мог понять, что это в основном то, что теперь называется модным словом «досье»… Понимаете, что это значит? Это когда один человек собирает на другого разные сплетни или документы, похожие на сплетни. Я уверен, что вы, к сожалению, меня очень хорошо понимаете, потому что разговорами про эти «досье», про эти «компроматы» наполнены чуть ли не все телепередачи, за исключением, может быть, только футбола!

У Голубчика были как раз такого рода «материалы». Причем он собирал их на местных, как говорится, «авторитетов», с которыми старый Олава, естественно, не был знаком. Но когда живешь в городе, не особенно большом, то невольно узнаешь, кто глава администрации, кто самый богатый человек, а кто… авторитеты! Какое-то имя ему попалось знакомое, а про остальных Олава догадался — просто по их прозвищам, кликухам, которые упоминались в бумагах: Козырь, Немец, Соколята, Глаз. Обычных людей так не назовут.

Олава Джонович, конечно, не мог этого знать наверняка, просто сказал — и все. Но, оказалось, попал!

Он понял это по тому, как замолчал вдруг Голубчик.

— Ну, так что будем делать? — спросил Олава.

— А тебе чего надо? — И Голубчик выругался.

— Не мне надо, а тебе! Давай встретимся, я отдам твои… бумаги и кое-что скажу.

— Где? — сейчас же выкрикнул Голубчик.

— У цирка… Спокойно! Просто я цирковой артист.

— Да я-то не цирковой и не артист! — глумливо хохотнул Голубчик. — Мне в твоем цирке делать нечего!

— Приедешь. Как миленький! Причем один.

— А ты с кодлой, да?

— Мне, — сказал Олава, — уже шестьдесят два года. И я буду только с женой… Так что не трусь!

При этом Голубчик не мог видеть, конечно, какие у этого шестидесятилетнего «дедушки» плечи и сколько раз он может поднять двухпудовую гирю, одновременно приседая.

— Ладно, и ты не бэкай, — сказал Голубчик, — буду один.

— Тогда через три часа, то есть в половине пятого утра.

— Ты что, охренел — в такую рань?

— А иначе я не смогу. Утром уезжаю из города.

— Ладно, пошел ты… Приеду!

— Но будет он не один, — папа-Сева покачал головой, — и ты это прекрасно знаешь… Возьми с собой меня!

— Никого из вас мы не возьмем! — вдруг жестко сказала бабка. — Сами управимся. А вам еще жить да жить… — Потом она посмотрела на мужа своего: — А ты не хочешь позвонить Иван Петровичу?

Если кто-то забыл, Иваном Петровичем звали знаменитого фокусника Янцзы. И дед, услышав этот совет, утвердительно кивнул:

— А почему, как ты думаешь, я назначил на четыре тридцать?.. — Он усмехнулся, как усмехаются мальчишки, когда им удается выгодно и удачно похвалиться.

Потом дед Олава строгим голосом узнал у ребят, как пользоваться сотовым телефоном, и ушел в свою комнату. А близнецам наказал, чтоб они немедленно ложились!

Те не смели ослушаться.

Но Ольга думала, что это неправильный приказ, — конечно же, она не уснет: разве уснешь тут! Вошла в свою комнату, решила прилечь, а чем еще заняться в час ночи? Стала все вспоминать, потом как бы снова оказалась в комнате с камином, снова нажала ту кнопку под картиной. И на этот раз вдруг завыла сирена. Да так жутко завыла, что и представить себе невозможно.

Сейчас же в комнату вбежал Голубчик, бросился к Ольге. А она вдруг прыгнула прямо в распахнутое — в распахнувшееся перед нею окно. И полетела. Но не вниз, как следовало бы всем предметам, которые «тяжелее воздуха», а вверх, потому что поняла наконец, как преодолевать тяжесть!

Короче говоря, как вы уже догадались, наша подружка спала.

Глава ILIV Что такое медвежья болезнь?

Вот за содержание этой главы я… нет, не то чтобы уж совсем не отвечаю, но все-таки, знаете, не полностью. Потому что она существует в этой истории со слов деда Олавы. А когда Ольга пробовала спросить что-то у бабки Томы, та отвечала ей, качая головой:

— Уж и не знаю, как это вы родному деду не верите!

Однако при этом, казалось Оле, прятала что-то вроде улыбки…

Впрочем, не стоит судить и судачить. Вот рассказ самого Олавы Джоновича, который я просто немного переделал на литературный лад. Но сути рассказанного не изменил!

Они кое о чем договорились с Иваном Петровичем Янцзы и спешно поехали в цирк. Не было еще и двух часов ночи. То есть до встречи с Голубчиком жуткая уйма времени. Однако Олаве и Тамаре Романовне надо было многое ; подготовить к встрече — на тот случай, если Голубчик будет вести себя… ну, в общем, не так, как договаривались.

У Сильверов был ключ от служебного входа, и они могли появляться в цирке, не общаясь со сторожем. Когда на тебе звери, которых надо кормить, за которыми надо присматривать, это само собой разумеется. Охранник мог спокойно разгадывать кроссворды у себя в комнатке, а Сильверы, его не беспокоя, приходили, когда им удобно, и делали то, что им нужно.

Вот и сейчас Тамара Романовна и Олава Джонович тихо прошли на сцену, где осталось кое-какое оборудование после Янцзы, и стали делать то, что… Впрочем, пока это тайна.

А без чего-то четыре Олава пошел на улицу. Вы скажете, слишком рано. Однако у него были на то свои соображения. На улице шел снег, и Олава хотел, чтоб его малость подзанесло — будто он стоит здесь и ждет, а не приехал заранее и готовился.

Как он и предполагал, Голубчик появился раньше, чтобы самому проконтролировать приезд неведомого циркача. Вышел из машины. И тут же увидел внушительную фигуру Олавы.

— Ты?

— Угадал.

— Надо же… негр! — воскликнул Голубчик. — Кого я только не фаловал, а вот негров не приходилось! — Тут он как-то ни к селу ни к городу поднял и опустил руки.

Сейчас же из его машины с затемненными стеклами — заметно потрепанного, но все же «шестисотого» «мерсика» («Мерседеса» то есть) — вывалились трое. Они еще не были настоящими бандитами, а так себе — «жульманы», как именуют таких на воровском языке. Соответственно, Голубчик был у них так называемым «генералом», то есть человеком, который учит малолеток воровским ремеслам.

— Ну, шоколадка! — и Голубчик вплотную подошел к Олаве Джоновичу, а три его прихвостня стали обходить могучего циркача с боков. — Давай сюда мои бумажки…

Олава попробовал попятиться, но тут же в спину ему уперся некий острый предмет… И можно было легко догадаться, что это такое!

— Стоять!

— Но у меня их с собой нет! — сказал Олава растерянно. — Они там, в сейфе. — Он махнул рукой в сторону служебного входа и при этом, как бы нечаянно, заехал по физиономии полуамбалу, который держал у его бока нож. — Ой, извини, парень, неловко получилось.

И пошел к двери.

— Стоять, гад!

И Олава услышал, как за спиной у него передернули пистолетный затвор. Пришлось остановиться. Он повернулся через плечо:

— Не пойму, ты хочешь бумаги получить?.. Тогда пошли!

— Не умничай, уголек! Очень больно будет!

В ответ Олава улыбнулся.

— Чего клыки выставил? — заорал Голубчик. — Лишние, что ли, имеешь?

— Да кончайте вы глупости трепать! — сказал старый артист сердито. — Пошагали к сейфу, я отдам документы и скажу свои условия! А тронете, ничего не получите, и об этих бумагах узнают журналисты. Тогда вам всем… — Олава Джонович сделал выразительный жест. — А вообще зря ты привел сюда этих желторотых.

— Веди, баобаб сучковатый! Еще будет мне тут указывать!

Они пошли по коридору, который выводил прямо на арену. Но это опытным людям было бы понятно, что они идут на арену. А бандиты ведь оказались за кулисами цирка впервые!

— Вот сюда, — сказал Олава, — в эту дверь.

На сцене стояла декорация — как бы макет дома, но из картона. Однако в полутьме, которая царила сейчас здесь, разобраться было довольно-таки трудно… Олава сам открыл дверь, вошел, и четверо бандитов — за ним.

— Порядок, — словно бы кому-то сказал дед Олава, — можно.

В ту же секунду свет погас окончательно.

— Что за?.. — начал один из полуамбалов. Но тут же замолчал, а потом вскрикнул:

— Включи свет, шоколадка! Стреляю!

— Это я стреляю! — грозно пророкотало из динамиков, — Бросай оружие!

Бандиты почувствовали: с ними что-то происходит — они словно бы… летят. Но ведь это было невозможно.

Затем в них ударил прожектор, и, к ужасу своему, бандиты увидели, что… действительно летят! Вернее — висят в воздухе, почти под куполом цирка, на тросе, в клетке, сделанной из алюминиевых трубок. Этот «кабинет», как его называли, был частью реквизита для программы великого фокусника Ивана Петровича Янцзы.

Ужас объял преступников. А вы думаете, это не страшно — висеть на такой высоте в ненадежном, дырявом со всех сторон, «помещении». Голубчик продолжал, однако, сжимать в руке своей пистолет.

— Брось оружие, — прогрохотало из динамика. — Хуже будет.

Голубчик ответил ругательством, — можно сказать, из последних сил. И все держался за свой пистолетик.

— Ребята! — прогудел динамик. — Отберите у него оружие! Иначе…

Тут одна из стенок клетки отвалилась, повисла на петлях. И это был настоящий ужас — разваливалось их последнее спасение.

— Брось его, Голубчик! Сейчас я отсоединю пол!

— Да я тебя…

— Кончай выступать, босс! — сказал один из полуамбалов. — Тебе больше всех надо?

Голубчик хотел было… Эх, да где уж тут хотеть! Тут лишь бы в живых остаться.

— Ну, чего ты полтинники свои на нас уставил, бросай «волыну»! — полуамбалы пошли на своего шефа.

Голубчик опять выругался, потому что не было у него другого оружия.

— Да подавитесь!

И он швырнул пистолет в дыру, которая образовалась на месте отвалившейся стены.

— Чтоб вам всем хвосты отбросить, волки трусливые!

Но это был еще далеко не финал его мучений. Сверху, из-под купола, стал спускаться трос, к которому была привязана крепкая веревка.

— Слушай мою команду, ребята! — проговорил динамик. — Берите Голубчика и веревкой крепко привяжите к тросу!

— Нет! — заорал Голубчик. — Не хочу, не надо!

И дальше с ним случилось то, что культурно называется медвежьей болезнью… Знаете, что это такое? Это когда человек от трусости… ну, как говорится, «делает в штанишки».

Такая именно оказия случилась и с Голубчиком. А находясь в лучах прожекторов, под куполом цирка, скрыть это невозможно! Почти без сопротивления Голубчик дал себя связать. Затем трос пошел вверх, Голубчик издал дикий вопль, а потом еще и еще. Тут уж ничего не поделаешь: ведь человек не птица, и для него вполне естественно бояться высоты.

Колесики блоков стали вращаться, трос потянуло в сторону, Голубчик заорал не своим голосом, он оказался висящим над пропастью, над бездной. Но это, к счастью для него, продолжалось недолго, трос стал опускаться, опускаться… Когда до арены оставалось, может быть, метра полтора, трос остановился. Это Тамара Романовна его остановила, она управляла механизмом, сидя в одной из кабин, спрятанных над верхним ярусом.

А на арену вышел старый Олава:

— Сам виноват, парень! Договаривались, что ты придешь один. Теперь не причитай!

Голубчик хотел заорать, обозвать этого ненормального циркача, но тут же сообразил, что он совершенно беспомощен. С ним сейчас могут сделать все, что захотят… Вот как бывает. Каких-то двадцать минут назад он был тут главным, сильным — со своей командой, с оружием в кармане. И вдруг болтается, словно… кое-что в проруби.

— Теперь слушай, что от тебя потребуется! — Олава махнул рукой, и Голубчик почти совсем опустился на арену, он сейчас касался ее носками своих ботинок. — Наше условие такое: ты навсегда должен забыть о той девочке, о Лиде Берестовой! Иначе пленки вот с этого, — Олава вынул прозрачную папку, в которой Голубчик живо узнал свои бумаги, — иначе они попадут — куда ты совсем не хочешь! И тогда тебя достанут где угодно — в лагере, в камере, на свободе… Уяснил? И если хоть волос упадет с головы артистов моей труппы…

— Кто это? — глухо спросил Голубчик

— Люди Джона Сильвера! — Тут трос еще удлинился. Олава развязал Голубчика, и тот оценил наконец, какой огромный и могучий человек стоит перед ним. — Прощаю на первый раз. Но запомни: сделаешь что не так, сильно пострадаешь!

Потом опустилась клетка с юными амбалами. Они уже вовсе не выглядели такими орлами. Понуро смотрели на своего пахана.

— Что смотрите, уроды! — вдруг закричал Голубчик. — Отметельте этого… чернушку!

— А «волына»? — тихо спросил один из амбалов.

— Ах ты, трусяра! — Голубчик дал амбалу пощечину. — Да он же никогда в жизни не выстрелит… Слышь, Сильвер, отдай пистоль. — Он двинулся на Олаву. — Тебе не нужен, а мне пригодится!

И стало понятно, что старый циркач слишком рано уверовал в свою победу…

Но только и бандиты слишком рано уверовали — в свою!

Потому что из-за кулис вышел какой-то огромнейший мужичина. Рядом с ним даже Олава казался буквально ребенком.

Каков же был ужас Голубчика и его мерзкой свиты, когда… когда оказалось, что это не мужик вовсе, а медведь, уверенно идущий на задних лапах. Причем шел он прямо на бандитов — по крайней мере так им казалось.

— Я удержу его не дольше минуты, поняли? — проговорил Олава вполне серьезно. — Так что…

Четверка бандюков бросилась наутек. И вряд ли кто не побежал бы на их месте. Да еще после всего пережитого.

А в спину им летел леденящий душу рык, какой-то особенно мощный. Словно издал его не медведь, а тиранозавр — самый жестокий зверь во всей истории нашей планеты.

Впрочем, это и правда был не медведь. И не давным-давно вымерший тиранозавр, конечно. Это был голос… мамы близнецов Марины Романовны Сильвер. Рык этот она записала когда-то для номера с пуделями, остриженными подо львов — чтобы смешнее получилось. И вот теперь этот рык очень пригодился!

Глава XV Что-то вроде эпилога

С концом января неожиданно кончились их чашкинские гастроли. Что ж поделать, такова жизнь артистов. Ведь город не так уж велик, и через какое-то время все успели посмотреть их представление. А людям, естественно, хочется новых спектаклей, новых номеров и трюков. И вот директор приглашает в свой цирк других людей. Сильверам же пришло время отправляться на новое место.

При этом все хорошо и никому не обидно: общая цирковая программа, которая сложилась в Чашкине, оказалась очень удачной. И вот их, всех-всех без исключения, пригласили на гастроли в Сыктывкар. Это, правда, еще севернее Чашкина, еще холоднее. Но артисты о таких пустяках не думают. Есть работа, — значит, собираются и едут.

А тем более когда накатанным спектаклем, всей компанией. Дед и отец засели за карты — надо было выбрать короткий, а главное, удобный путь туда, — ведь им предстояло перегнать трейлеры с животными и реквизитом, плюс «Волгу», на которой должна была ехать мама.

И вот дружным Сильверам пришлось на время разделиться. Дед, отец и мама уезжали, а близнецы и бабушка Тома еще примерно на неделю оставались в Чашкине. Им организаторы сыктывкарских гастролей предоставили авиабилеты.

Нежданно-негаданно у близнецов оказалось несколько вольготных деньков — без выступлений. В школу сходил, а потом целый день свободен. Конечно, само собой, надо себя поддерживать в форме. Но это ж все равно курорт! Они каждый день появлялись в цирке, но лишь для того, чтоб сделать разминочку и повторить акробатические элементы под надзором бабушки.

Однако, по правде говоря, они там появлялись (а бабушка Тома — так в первую очередь), чтоб повидаться с друзьями. Ведь в чашкинский цирк приехали новые артисты. Но это для зрителей они «новые», а для близнецов и особенно для бабушки — старые знакомые, друзья! И знаменитый жонглер Володя Кувырков, который выходил в форме футболиста, выделывал ногами всякие трюки с мячом, а потом — с двумя, потом — с тремя… Такого никто не умел!

И он очень дружил именно с близнецами!

В Чашкин приехал и очень смешной клоун дядя Семен Птициани. На его выступления ходила не только публика, но и сами артисты оставались посмотреть птицианские штуки… Ну и всякие другие замечательные люди. Ведь цирк — это свой мир, свое государство. Трудно в нем жить, приходится много работать — чуть ли не с рождения и чуть ли не до самой смерти. Но это счастливое государство. Здесь очень много дружбы и очень мало вражды! А это всегда хорошо.

Лиды в их последние чашкинские дни не было. Ее увезли куда-то, чуть ли не на Сейшельские острова — «отдохнуть недельку», как сказала горничная, когда Ольга позвонила в дом Берестовых. А на Острове Оля выловила слух, что Лида вовсе уезжает из Чашкина. Будет учиться в колледже при Оксфордском университете. Это в Англии, как вы понимаете.

Так кончалась описанная здесь история — довольно грустно. И Ольга не без оснований считала, что дед Олава каким-то образом связался с папой-Берестовым и кое-что ему поведал. Ведь… с чего бы вдруг все эти Лидины загорания на Тихом океане и эти Оксфорды?

Никто не любит, когда взрослые вмешиваются в твои дела. Но, увы, бывают ситуации, когда без взрослых не обойтись.

Так сказала себе Оля… А с Олегом она ни о чем таком не говорила… по понятным причинам. Только старалась его отвлечь, развлечь. Хотя в цирке, среди друзей, это было не так уж трудно. Да и Олежка, как показалось Ольге, решил, как говорится, «завязать» с этой историей. Точно по пословице: с глаз долой, из сердца вон.

Может, это было и не совсем правильно, однако Оля не осуждала свою родную половинку.

Лишь однажды у них состоялся разговор на запретную тему. Причем очень короткий. И начал его сам Олег. Он же его и закончил.

Как-то перед сном зашел к ней в комнату, сел на коврик у кровати:

— Я тебе хочу кое-что сказать… потому что я же вижу, как ты обо мне заботишься! — Это последнее слово он особо выделил голосом.

Ольга смогла лишь слабо улыбнуться, потому что ей передалось то же волнение, которое было в душе у брата.

— Пожалуйста, ни о чем не напоминай мне! — сказал Олег строго.

— А я и не напоминаю…

— Вот и не напоминай!

Тогда Ольга поняла, что не права она была, никакое это не «с глаз долой» и тэ дэ. Но, как помочь Олегу, она не знала.

Решение пришло само — в виде… Лиды! Опять же однажды они сидели за довольно-таки скромной трапезой. Скромной прежде всего потому, что цирковому артисту не следует слишком плотно и… слишком вкусно есть. И вдруг дверь открылась — вошла Лида!

Теперь уж не стоит припоминать, кто забыл запереть за собой калитку. Тогда бы Лида не застала их врасплох. Хотя, собственно, чего стесняться? В гречневой каше и тушеной капусте ничего зазорного нет.

Но, с другой стороны, успели бы одеться получше.

Эти мысли пронеслись в голове у Олега. Он невольно встал навстречу Лиде… И не знал, что сказать.

Сказала Лида. Потому что она-то наверняка заранее подготовила первую фразу:

— Я пришла попрощаться…

Она была загорелая, как загорают только летом, в июле каком-нибудь. И, стало быть, легенда про Сейшелы подтверждалась. Лида заметила этот «проникающий» Ольгин взгляд, улыбнулась смущенно, что, дескать, я не виновата — папка меня туда спровадил!

После паузы Лида сказала:

— Вы кушаете… Я подожду тогда.

Но уже никакого «кушанья» дальше не получилось.

— Да мы уже, собственно… — сказала Тамара Романовна. — А ты сама не голодна?

Но Лида оказалась сыта. И тогда они поднялись на второй этаж, в апартаменты близнецов. Остановились в крохотном холльчике — куда идти: к Оле, к Олегу? Лида шагнула к Ольгиной двери.

Вошли, сели.

— Значит, уезжаете? Вопрос, не требующий ответа.

— Так ведь и ты? — Оля улыбнулась. — Говорят, даже за границу.

— Почему за границу? Нет, я — в Ростов-на-Дону, там у меня… — она замялась. — Ну, в общем, родственники.

Тут Ольга заметила, как невольно обрадовался этому сообщению ее брат: Ростов все-таки не Англия — можно доехать! И тут она поняла, что ей надо уйти… Под каким-то предлогом. Благовидным.

Но к чему эти предлоги, когда и так все ясно! И она просто встала, посмотрела на Олежку, на Лиду:

— Ладно?

И пошла к двери. Олег в эту минуту, наверное, гордился бы своей сестрой, если б голова и душа у него не были заняты другим. А Лида успела подумать: «Я бы точно так не сумела!»

Но потом ей уж было не до «посторонних мыслей».

— Олег…

Он сидел, опустив голову.

— Так ведь тоже нехорошо — все время помнить, что человек совершил плохой поступок!

В ответ он мог лишь пожать плечами. Не поднимая головы.

— Чего? Мы даже переписываться не будем?

— Я не знаю…

Лидино самолюбие, так хорошо известное тем, кто имел с ней дело, сейчас кричало: «Да хватит тебе унижаться!»

Но бывают такие случаи в жизни, когда даже самое сильное самолюбие отступает, когда тебе очень не хочется терять человека. Как этого не хотелось Лиде.

— Я тебе еще, знаешь, что хочу сказать… — поспешно начала Лида. — Паша выздоровел! Он совершенно здоров, понимаешь?

И так посмотрела на Олега, что он должен, должен был понять, как она переживает, как ей трудно было пережить эту историю… Разговор с папкой, — эх, об этом лучше вообще не вспоминать!

Не стоит думать, что Олег ничего не видел и ничего не понимал. Но только, к сожалению, он мало что мог с собой поделать!

Видать, при рождении ему досталась та половинка, которая вобрала в себя всю суровость и непримиримость, которые по справедливости надо было бы поделить на двоих.

Может, когда Олег станет взрослее, он сумеет принимать более спокойные решения, «идти на компромисс», как пишут в умных книжках.

Но пока он этого не умел. Пока у него в душе ярко горела фраза, которую он услышал от дяди Жоры Дзюбенко, классного циркового наездника, который работал всегда не с бутафорским, а с настоящим оружием.

Так вот, дядя Жора говорил: «Достал саблю из ножен — руби!»

И поэтому, выслушав Лиду, Олег, все так же не поднимая глаз, отрицательно покачал головой. А если бы он поднял их, то Лида увидела бы, сколько в них отчаяния и… любви!

А что ж вы думаете, в двенадцать лет нельзя по-настоящему полюбить?

Если вы думаете так, то сильно не правы!

Но Лида не видела его глаз, и потому ее самолюбие наконец взяло верх в этом поединке-разговоре. Лида поднялась и, ни слова не сказав больше, вышла из комнаты и спустилась на первый этаж. В кухне за столом сидели Оля и бабка Тома. И они обе слишком хорошо знали Олежку — знали, что от него можно ждать. Да и Лидино лицо «говорило» само за себя.

— До свидания, всего вам доброго…

— Ты присядь на минуточку, — сказала Тамара Романовна.

Лида пожала плечами: мол, к чему это — однако сейчас же села.

— Значит, в Ростов?.. Когда же собираешься? То были не настоящие вопросы, а только чтоб начать разговор. И Лида поняла это. Сказала, словно продолжая какой-то спор:

— Вам хорошо, вы уедете — у вас вся жизнь такая. И можно все начать заново!

Словно бы она не уезжала. Она-то как раз первая и уезжала! Но ведь речь шла не о том. И ни Тамара Романовна, ни Оля не собирались ее ловить на слове.

— Из плохой жизни всегда можно уехать, — сказала бабушка спокойно. — Главное, Лидочка, понять, как ты в эту плохую жизнь приехала: какими путями и на каком транспорте. Чтобы больше теми негодными средствами не пользоваться!

— Да это я понимаю! — сказала… почти воскликнула Лида, словно ее обижали.

— Вот и хорошо. И важно действительно оттуда уехать, из бывшей плохой жизни.

Лида хотела что-то сказать. Но бабушка Тома не дала ей.

— Тут надо много воли иметь, чтобы действительно оттуда уехать. Не говорить себе: а, ерунда, то случайность была… Не случайность, Лида! — Здесь бабушка остановилась, махнула рукой: — Извини, что-то я занудничать взялась. А ты меня не перебьешь!

Лида кивнула, поднялась. И вдруг, не сказав ни слова, шагнула к бабушке… Зачем? Да только с одной целью так шагают порывисто. И бабушка сделала то, что ждала от нее эта не очень счастливая и не очень удачливая миллиардерская дочка, — обняла Лиду. А та уткнулась в бабушку. И так они стояли довольно долго.

Странно. Уже второй раз за совсем короткое время Ольга чувствовала себя лишней… Да что же это такое!

Но и уходить было бы как-то глупо. Все-таки она поднялась…

Нет, не потребовалось ей проявлять новую порцию чуткости. Лида ослабила свои объятия. Неожиданно поцеловала Тамаре Романовне руку. И сердце горько заболело у старой женщины. Она вспомнила свое детство… Ведь Лидино тоже проходило без матери, без бабки…

Кто виноват в этом — неизвестно. А расплачивается Лида. Будто она и есть виновница!

— Прощайте, Тамара Романовна!

Тут Ольга положила ей руку на плечо. И так они вышли из дома.

— Как ты думаешь, Оль, я с ним помирюсь?

— Конечно!

Хотя на самом деле она в этом вовсе не была уверена.

Оглавление

Глава I . Житель острова Ямайка

Глава II . Семейная хроника

Глава III . Пиратское имя

ГлаваIV . Странная пара

Глава V . Отморозки

Глава VI . Ледовое побоище

Глава VII . Загадочная

Глава VIII . Виновник печального факта

Глава IX . Фокус

Глава X . «Алька!»

Глава XI . Колдун и его внуки

Глава XII . Таинственный отъезд

Глава XIII . В книгу рекордов Гиннесса

Глава XIV . Лида— это опасность

Глава XV . Остров

Глава XVI . Письмо шантажистов?

Глава XVII . Негр и чукча

Глава XVIII . Поздним вечером и ночью

Глава XIX . Везение

Глава XX . Невезуха!

Глава XXI . «Не лезь к Лидке!»

Глава XXII . Однажды поздним утром

Глава XXIII . Дым и огонь

Глава XXIV . Будет дуэль!

Глава XXV . Следствие

Глава XXVI . Майка

Глава XXVII . Лучшее доказательство — отсутствие доказательств

Глава XXVIII . Огонь— живое существо!

Глава XXIX . Ямайская Лиса Патрикеевна

Глава XXX . В замке

Глава XXXI . Снегири и не только…

Глава XXXII . Интуиция нашептала

Глава XXXIII . Под деревом в метель

Глава XXXIV . «Нелида»

Глава XXXV . Подлый Стариканди

Глава XXXVI . Снова Майка

Глава XXXVII . Голубчик, генерал отморозков

Глава XXXVIII . По дороге в акулью пасть

Глава XXXIX . Жизнь и… Смерть!

Глава IL . Тайныйящик

Глава ILI . Врут шпионские фильмы!

Глава ILII . Юрис Бодниекс

Глава ILIII . Вулкан проснулся

Глава ILIV . Что такое медвежья болезнь?

Глава XV . Что-то вроде эпилога

Реклама на сайте