«Активист. Теодор Бун расследует»

Активист. Теодор Бун расследует (fb2) - Активист. Теодор Бун расследует [Theodore Boone: The Activist-ru] (пер. Ольга Анатольевна Мышакова) (Теодор Бун - 4) 686K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джон Гришэм

Джон Гришэм Активист Теодор Бун рэасследует

Глава 1

Вторым участником дебатов была команда «Сентрал», «другой» школы городка и давнего соперника Страттенбергской средней школы. Всякий раз во время соревнований и конкурсов с «Сентрал» напряжение зашкаливало, зрителей собиралось особенно много, и все вдруг становилось чрезвычайно важным, даже простые дебаты. Месяц назад дискуссионная группа восьмого класса ССШ победила «Сентрал» при переполненном зале, и когда судьи объявили свое решение, зрители остались недовольны — послышались даже возмущенные крики. Правда, крикунов быстро успокоили: порядок и дух честного соревнования были обязательными в любом конкурсе.

Капитан команды ССШ, Теодор Бун, совмещал должности сильнейшего игрока, эксперта и палочки-выручалочки, если накалялись страсти. Его команда еще ни разу не проигрывала, хотя назвать ее непобедимой тоже было нельзя: два месяца назад закончились вничью бурные дебаты с девчачьей командой своей же школы об увеличении возраста, с которого разрешается садиться за руль, с шестнадцати до восемнадцати лет.

Но, сидя на сцене за складным столом между Аароном и Джоуи, Тео не думал о прошлых дебатах. Все трое были в пиджаках и при галстуках, что им очень шло, и смотрели на команду «Сентрал», расположившуюся за столом на сцене справа. Учитель риторики Маунт, консультант и друг Тео, произнес в микрофон:

— Итак, заключительное слово команды Страттенбергской школы произнесет Теодор Бун.

Тео посмотрел в зал, где в первом ряду сидел его отец. Мать Тео, популярный адвокат по бракоразводным делам, была сейчас в суде и очень переживала, что не увидит выступления единственного сына. Следующий ряд занимали девочки, и среди них подруга Тео Эйприл Финнимор и Хэйли Кершо, признанная первая красавица восьмых классов. Дальше сидели учителя — мадам Моник из Камеруна, преподававшая испанский (после мистера Маунта Тео жаловал ее больше всех), миссис Гарман, которая вела геометрию, и миссис Эверли, учительница английского. Присутствовала даже директор школы миссис Глэдвелл. Послушать прения приходило немало зрителей. Баскетбольный или футбольный матч собрали бы вдвое больше народу, но там в командах не по три участника, и, честно признаться, за футболом наблюдать интереснее.

Тео гнал от себя эти мысли. Астма не позволяла ему проявить себя на поле, и дебаты были единственным шансом побиться за победу на глазах у зрителей. Тео льстило, что большинство одноклассников как огня боялись публичных выступлений, а он, напротив, перед аудиторией чувствовал себя как рыба в воде. Пусть в баскетболе Джастин показывает отличный низкий дриблинг и безошибочно выполняет трехочковые броски, но у доски робеет, как четырехлетний. Брайан, плававший быстрее всех восьмиклассников Страттенберга, держится с уверенностью опытного спортсмена, но поставьте его у микрофона, и он сникнет.

Тео — другое дело. Он редко «болел» с трибун, предпочитая слушать пламенные речи адвокатов в суде. Однажды он тоже станет известным адвокатом и в тринадцать лет уже усвоил ценный урок: умение публично выступать — ключ к успеху. Ему тоже приходилось нелегко. Деловито направившись к кафедре, Тео старался не подавать вида, что внутри у него все сжимается и сердце учащенно бьется. Он читал мемуары известных спортсменов, рассказывавших, каково им приходилось перед матчами: некоторых даже рвало от волнения. Тошноты Тео не испытывал, но мучился страхом и неловкостью. Опытный судебный адвокат как-то сказал ему: «Если не волнуешься, сынок, значит, что-то не так».

По опыту Тео знал — страх скоро пройдет. Как только он начнет говорить, холодок под ложечкой исчезнет. Он щелкнул по микрофону и поглядел на арбитра.

— Благодарю вас, мистер Маунт. — Повернувшись к команде «Сентрал», Тео кашлянул, напомнил себе о необходимости говорить четко и медленно и начал: — Мистер Бледсоу отметил ряд важных моментов, заявив, что нарушители закона не должны извлекать выгоду из своего проступка и что многие студенты, дети уроженцев Америки, не могут позволить себе оплатить обучение в колледже. Эти доводы нельзя игнорировать.

Набрав воздуху в грудь, Тео повернулся к залу, избегая, однако, смотреть зрителям в глаза. Опыт научил его игнорировать выражение лиц собравшихся, иначе можно отвлечься и сбиться с мысли. Поэтому, произнося речь, Тео выбирал неодушевленные предметы — пустое кресло справа, часы на дальней стене, окно слева — и постоянно переводил взгляд с одного на другое. Создавалось впечатление, что мальчик обращается непосредственно к залу, и его речь казалась убедительной и серьезной. Тео свободно чувствовал себя на трибуне, а это судьям всегда нравилось.

— Однако дети рабочих без документов, — продолжал Тео, — которых мы называем нелегальными мигрантами, не выбирали, где рождаться, равно как и в силу возраста пока не могут выбирать, где им жить. Их родители приняли решение незаконно въехать на территорию Соединенных Штатов, но толкнули их на это голод и поиски работы. Несправедливо наказывать детей за проступок родителей. И в нашей школе, и в «Сентрал», и в других школах округа есть ученики, которым не полагалось бы здесь учиться, потому что их родители нарушили закон. Но мы их приняли, признали, наша система дает им образование, многие из них — наши друзья.

Обсуждаемая проблема стояла крайне остро: в штате возникло массовое движение за запрещение детям нелегальных мигрантов поступать в государственные вузы. Сторонники движения заявляли, что университеты, во-первых, не выдержат наплыва мигрантов, во-вторых, последние займут места американских студентов, которые с грехом пополам прошли бы по конкурсу. В-третьих, обучение детей мигрантов обойдется в миллионы долларов, а их придется брать из налогов, которые платят граждане США. Команда «Сентрал» совершенно справедливо упомянула об этом во время прений.

Тео продолжил:

— Согласно законодательству, наша школа, как и все школы нашей страны, обязана принимать и обучать всех детей независимо от того, откуда они родом. Если государство оплачивает им первые двенадцать лет обучения, с какой же стати закрывать перед ними двери колледжей?

Перед Тео на кафедре лежал листок с краткими тезисами, но мальчик на него не смотрел. Арбитрам нравилось, когда участники дебатов говорят не по бумажке, и Тео не хотел упустить дополнительные очки (команда «Сентрал» в полном составе не отрывала носа от своих записей).

Тео поднял палец и произнес:

— Во-первых, здесь ставится вопрос о честности. Родители твердят нам о необходимости поступать в колледж; это часть американской мечты, поэтому мне представляется несправедливым принимать закон, в результате которого многие наши друзья лишатся возможности получить высшее образование. — Тео поднял второй палец: — Во-вторых, конкуренция — это даже хорошо. Мистер Бледсоу придерживается мнения, что граждане США должны иметь приоритет при поступлении в вузы на том основании, что их родители живут здесь дольше, пусть даже такие абитуриенты подготовлены хуже, чем дети нелегальных мигрантов. Но разве вузы не должны принимать самых способных? В нашем штате ежегодно открывается около тридцати тысяч мест для поступающих, зачем создавать кому-то особые условия? Если вузы принимают лучших из лучших, это повышает уровень образования? Повышает. Принимать нужно тех, кто этого заслуживает, не отказывая абитуриентам единственно на том основании, что их родители не там родились.

Учитель Маунт сдерживал улыбку: Тео говорил вдохновенно и знал это. Он добавил в голос нотки гнева, чтобы придать сказанному весомость — это же очевидные вещи, как их можно оспаривать? Речь его явно подходила к эффектной концовке.

Тео поднял третий палец.

— И наконец… — Он сделал паузу и перевел дыхание, оглядывая аудиторию, словно заключительный аргумент будет настолько самоочевидным и бесспорным, что ни у кого не останется сомнений. — Многие исследования свидетельствуют, что у людей с высшим образованием возможностей больше, должности лучше и зарплата выше, чем у оставшихся без диплома. Колледж — несомненный шаг к новому уровню жизни, а высокая зарплата означает больше налогов, которые, в свою очередь, пойдут на улучшение условий в школах и университетах. Те, кому перекроют возможность поступить в колледж, скорее всего, пополнят ряды безработных, что только усугубит существующие проблемы.

Тео снова остановился и взялся за верхнюю пуговицу пиджака — ему хотелось излучать абсолютную уверенность.

— В заключение добавлю: предложение закрыть двери университетов перед студентами, чьи родители приехали нелегально, уже отвергли более чем в двадцати штатах. Министерство юстиции в Вашингтоне пообещало возбудить дело против нашего штата, если у нас примут подобный закон. Это близоруко, несправедливо и попросту нечестно. Америка — страна равных возможностей, все наши предки в свое время прибыли сюда как иммигранты. Мы — нация иммигрантов. Благодарю за внимание.

Учитель Маунт поднялся на сцену, когда Тео шел к своему столу, и с улыбкой сказал:

— Аплодисменты обеим командам.

Аудитория, которую строго предупредили воздерживаться от проявлений эмоций, охотно зааплодировала.

— Небольшой перерыв, — объявил Маунт.

Тео, Аарон и Джоуи вышли на середину сцены, чтобы пожать руки команде «Сентрал». Все шестеро испытывали огромное облегчение — дебаты закончились. Тео кивнул отцу, а мистер Бун поднял оба больших пальца, показывая, что речь была отличная.

Через несколько минут судьи объявили победителей.

Глава 2

Избавившись от пиджака и галстука, Тео остался в привычных брюках хаки, не сменив, однако, белую рубашку, отдававшую парадностью. Уроки закончились, но по средам Тео ходил в музыкальный кружок. Он шел в репетиционную, а попадавшиеся навстречу восьмиклассники поздравляли его с очередным триумфом. Тео небрежно принимал поздравления, хотя в душе был очень доволен собой. Наслаждаясь вкусом очередной победы, он, однако, не кичился ею. «Не заносись, — сказал ему один адвокат. — В следующий раз вердикт присяжных может посадить тебя в лужу». Или, в случае Тео, очередные дебаты могли обернуться жестоким поражением.

Войдя в концертный зал, он прошел в помещение для репетиций, где ребята уже доставали инструменты, готовясь к занятию. Эйприл Финнимор настраивала скрипку, когда Тео подошел к ней.

— Прекрасная речь, — тихо сказала она. Эйприл редко говорила громко. — Никто лучше не сказал.

— Спасибо. Хорошо, что ты присутствовала — аудитория сегодня подобралась хорошая.

— Ты будешь знаменитым адвокатом.

— Это моя мечта. Не знаю только, каким боком к этому музыка…

— Музыка уместна везде, — произнесла Эйприл.

— Как скажешь. — Открыв большой футляр, Тео бережно извлек из него виолончель, принадлежавшую школе. Некоторые участники ансамбля, как Эйприл, обзавелись собственными инструментами, но Тео и другие пользовались школьными, не зная, насколько серьезно их увлечение музыкой. Он начал ходить в кружок, поддавшись уговорам Эйприл, отчего миссис Бун пришла в восторг.

Тео не знал, почему он выбрал виолончель. Он не помнил, как это произошло, и даже не мог бы с уверенностью сказать, что сам принял решение. В струнном оркестре обычно есть скрипки, альты, контрабас, хотя бы одна виолончель и фортепиано. Девочки предпочли скрипки и альты, а Дрейк Браун сразу ухватился за громоздкий контрабас. Виолончель осталась без хозяина. Едва взяв смычок, Тео понял — ему никогда не научиться прилично играть.

Музыкальный кружок недавно появился в расписании на шесть недель под названием класса для начинающих. Для таких начинающих, которые никогда не занимались музыкой, мало что о ней знали и не отличались талантом. Тео, как и большинство участников ансамбля, вполне соответствовал этим критериям. Требовали от них мало, занятия проводились раз в неделю, и задумывались они скорее как развлечение с обучением чему-нибудь и как-нибудь.

Развлечение обеспечивал учитель Сасстранк, шустрый сухонький старичок с длинными седыми волосами, диковатым взглядом карих глаз, с нервным тиком и в неизменном вытертом клетчатом коричневом пиджаке. С его слов, за долгую карьеру он руководил несколькими оркестрами и уже десять лет преподавал музыку в Страттен-колледже. Сасстранка отличало хорошее чувство юмора — он смеялся вместе с учениками, когда они делали ошибки, что случалось постоянно. Его задачей, как он говорил, было привить им вкус к музыке, «дать ее распробовать». Он не строил планов воспитать профессиональных музыкантов.

— Давайте-ка освоим основы, ребятки, поиграем и поглядим, что у нас получится, — говорил он каждую неделю.

Через четыре занятия ученики не только полюбили кружок, но и стали серьезнее относиться к музыке. Но всему хорошему приходит конец.

Мистер Сасстранк опоздал на десять минут и появился в репетиционной взъерошенный и расстроенный. Поглядев на учеников, он неуверенно начал:

— Я только что был у директора. Кажется, меня увольняют.

Ребята растерянно переглянулись. Мистер Сасстранк с трудом сдерживал слезы.

— Как мне объяснили, в городских школах проходят сокращения в связи с дефицитом бюджета. Кажется, поступило меньше финансирования, чем рассчитывали, поэтому внеклассные занятия и программы с сегодняшнего дня отменены. Мне очень жаль, ребята, но урока не будет.

Все онемели. Подростки не только были огорчены отменой любимого кружка — им было жаль Сасстранка. Как-то раз он с юмором признался, что откладывает скромную школьную зарплату на пополнение своей коллекции дисков с произведениями великих композиторов.

— Ерунда какая-то, — возмутился Дрейк Браун. — Зачем же набирали ансамбль, если нельзя доучиться?

Мистер Сасстранк не нашелся с ответом:

— Об этом надо спрашивать не у меня.

— Разве у вас нет контракта? — не удержался Тео, сразу пожалев о своей нескромности. Он знал, что учителя подписывают со школой годичный контракт — учитель Маунт объяснял это на уроке государственного устройства.

Мистер Сасстранк хмыкнул, улыбнулся через силу и ответил:

— Есть, но чисто формальный. Там черным по белому сказано, что при наличии уважительных причин школа может в любое время отказаться от моих услуг. Это частая оговорка.

— Не контракт, а листок бумаги, — пробормотал Тео.

— Да. Простите, ребята, но занятие, наверное, окончено. Я с удовольствием с вами занимался и желаю вам самого лучшего. У одних из вас есть зачатки таланта, у других нет, но, как я говорил, каждый может научиться играть упорным трудом и ежедневной практикой. С практикой нет ничего невозможного. — Сасстранк грустно повернулся и побрел к выходу.

Дверь тихо закрылась. Несколько секунд все стояли в молчании. Наконец Эйприл не выдержала:

— Тео, сделай что-нибудь. Это же несправедливо!

Тео встал.

— Пойдемте к миссис Глэдвелл. Все пойдемте. Будем сидеть в приемной, пока она с нами не поговорит.

— А давайте.

Все пошли за Тео через актовый зал во двор, к главному зданию школы. Кабинет директрисы был на первом этаже. Ребята вошли в секретарскую и остановились перед мисс Глорией, школьной секретаршей, одной из обязанностей которой было охранять дверь директорского кабинета. Тео хорошо знал мисс Глорию и однажды даже консультировал ту, когда ее брата задержали пьяным за рулем.

— Добрый день, — сказала секретарша, глядя на вошедших поверх очков для чтения, сдвинутых на кончик носа. Она что-то печатала и вовсе не обрадовалась появлению в приемной толпы сердитых восьмиклассников.

— Здравствуйте, мисс Глория, — без улыбки ответил Тео. — Мы к миссис Глэдвелл.

— Зачем?

В этом была вся мисс Глория — вечно желающая все знать до того, как люди обсудят дела с директором. Секретарша имела репутацию самой любопытной особы в школе. Тео по личному опыту знал, что она так или иначе вытянет, с чем пришли подростки, и знал, как действовать.

— Мы собрались на занятие музыкального кружка, — объяснил он. — А учителя Сасстранка, оказывается, сегодня вышибли из школы. По этому поводу мы и пришли поговорить с директором.

Мисс Глория изогнула бровь, будто выполнить просьбу было решительно невозможно.

— Миссис Глэдвелл занята, у нее очень важная встреча, — заявила она, кивнув на дверь, как всегда, закрытую. В этом кабинете Тео бывал не раз — обычно по приятным поводам, но иногда и не очень. В прошлом месяце он подрался (впервые с третьего класса), и у них с директором состоялся разговор за закрытой дверью.

— Мы подождем, — сказал он.

— Она очень занята.

— Она всегда занята. Пожалуйста, скажите ей, что мы пришли.

— Я не стану ее отрывать во время встречи.

— Хорошо, мы подождем. — Тео оглядел просторную приемную с двумя скамьями и множеством потертых стульев. — Здесь.

Восьмиклассники немедленно заняли все места. Те, кому не хватило стульев, уселись на пол.

Вся школа знала о сварливом нраве мисс Глории. Ей очень не понравилось, что недовольные ученики расположились в приемной.

— Тео! — резко сказала она. — Подожди-ка в коридоре вместе со своими товарищами.

— А почему не здесь?

— Я сказала, в коридоре! — повысила голос секретарша.

— А где написано, что нам нельзя ждать в школьной канцелярии?

Лицо мисс Глории побагровело — она еле сдерживалась, но прикусила язык и глубоко подышала. Она не имела права прогонять учеников из приемной и знала, что Тео это известно. Еще она помнила, что родители Тео — известные юристы, которые не колеблясь встанут на защиту сына, особенно если взрослые не правы, а Тео прав. Миссис Бун всегда занимала жесткую позицию, когда Тео случалось выступать против несправедливости.

— Прекрасно, — произнесла она. — Но я требую полной тишины, мне надо работать.

— Благодарю вас, — сказал Тео. Он хотел прибавить, что они еще пошумят, но промолчал. Он настоял на своем, и не было смысла задираться дальше.

Минут пять мисс Глория притворялась страшно занятой, но было уже почти четыре, конец рабочего дня — через полчаса школа закроется. Вскоре дверь кабинета миссис Глэдвелл открылась, выпустив молодых родителей, явно расстроенных состоявшимся разговором. Они поспешили уйти, не глядя на Тео и других ребят. Увидев в приемной учеников, директор сказала:

— Прекрасная речь на дебатах, Тео.

— Спасибо.

— Что здесь происходит?

— Миссис Глэдвелл, это все, что осталось от музыкального кружка мистера Сасстранка. Мы хотим знать, почему нам отменили музыку.

Директриса вздохнула и улыбнулась:

— Не стану делать вид, что я удивлена. Заходите.

Ученики по одному потянулись в кабинет. Тео вошел последним. Закрывая дверь, он не удержался от злорадной ухмылки, адресованной провожавшей их взглядом мисс Глории. К ее чести, секретарша улыбнулась вполне искренне.

Ребята столпились у директорского стола. В кабинете было три стула для посетителей, но присесть никто не решился. Миссис Глэдвелл это поняла.

— Спасибо, что зашли. Мне тоже жаль, что так получается с музыкальным кружком, но… — Она взяла со стола листок. — Сегодня утром из городской школьной администрации поступила служебная записка за подписью Отиса Маккорда, суперинтенданта, главы школьной администрации и моего непосредственного руководителя. Вчера состоялось внеочередное заседание школьного комитета по проблемам бюджета. Судя по всему, школы Страттенберга получат из бюджета города, штата и страны на миллион меньше обещанного: по ряду причин финансирование урезали. Нам придется провести сокращения. Во всех школах увольняют почасовиков, отменяют экскурсии, упраздняют внеклассные занятия вроде уроков музыки мистера Сасстранка, и список можно продолжать. Мне очень жаль, но я ничего с этим поделать не могу.

Миссис Глэдвелл умела разъяснить проблему. Дети ловили каждое слово, и всем стало очевидно: они тоже ничего поделать не смогут.

— А куда делся тот миллион? — спросил Тео.

— Ты про недофинансирование? Некоторые винят экономический спад и трудные времена: налогов собирается меньше, поэтому свободных средств не так много. Другие, особенно городской департамент образования, утверждают, что школы тратят слишком много денег. Я не знаю ответа, моя обязанность — выполнять указания сверху. Помимо учителя музыки, я вынуждена сократить уборщицу, двух работников столовой и четырех преподавателей-консультантов, а также шесть внеклассных программ. Я только что сказала учителю физики мистеру Пирсу, что в этом году его семиклассники не поедут на Растенбургскую АЭС.

— Как же так? — изумилась Сьюзен. — Такая интересная поездка!

— Знаю, знаю. Мистер Пирс возил туда экскурсии много лет.

— Но это же несправедливо — предложить человеку контракт, обнадежить, а посреди года вдруг отказать! — настаивал Тео.

— Несправедливо, согласна, но контракты составляет юрист городского департамента образования.

Ученики невесело переглянулись. Теперь им многое стало ясно.

— Мне очень жаль, — повторила миссис Глэдвелл. — Я хотела бы что-то изменить, но это не в моих силах. Уверена, мистер Маккорд и школьный комитет получат массу жалоб. Вы тоже можете написать претензию. — Помолчав, она добавила: — Ну а теперь, если у вас нет других вопросов, мне нужно торопиться на встречу.

— Спасибо, что уделили нам время, миссис Глэдвелл, — сказал Тео.

— Это моя работа.

Подавленные ученики по одному вышли из кабинета.

Глава 3

Родители Тео еще до его рождения работали в маленькой компании «Бун энд Бун» в старинном перестроенном доме на тихой тенистой улочке всего в нескольких кварталах от главной улицы, центра Страттенберга. Здесь было много офисов, и в погожие дни часто можно было видеть, как юристы, помахивая портфелями, шествуют по тротуару в суд или возвращаются к себе — идти было всего минут десять. Около полудня целые компании юристов, бухгалтеров и архитекторов шли на ленч, смеясь и разговаривая. Секретари и помощники пробегали по улице, спеша доставить важные документы или успеть в суд.

Детей на велосипедах на Парк-стрит можно было увидеть нечасто, но каждый день хотя бы один юный велосипедист — Тео — проносился в ту или другую сторону.

Насколько Тео знал, он, Теодор Бун, был единственным тринадцатилетним мальчишкой в городке, который мог похвастаться собственным кабинетом в юридической компании. Правда, кабинетом его закуток можно было назвать лишь условно, но зато вторая дверь отсюда вела на усыпанную гравием парковку, которой пользовались сотрудники фирмы. В юридических конторах вечно не хватает места для хранения бумаг — юристы физически не способны что-нибудь выкинуть, в результате чего образуется целое бумажное море, — и «кабинет» Тео раньше служил складом для старых папок и чистящих средств. Когда Тео обосновался в комнатке и навел здесь порядок, в качестве письменного стола он поставил ломберный, а на чердаке отыскал сломанный крутящийся стул и починил его с помощью проволоки и суперклея. На одну стену Тео повесил постер «Миннесоты Твинс», за которую болел, а на другую — собственный портрет в стиле анимэ, который на прошлый день рождения ему подарила Эйприл Финнимор.

На столе Тео обычно держал записные книжки и школьные учебники, а под столом спал Судья, его собака. Никто не знал, сколько псу лет и какой он породы; он обретался в собачьем приюте и однажды оказался на волосок от усыпления. Два года назад Тео спас его в суде по делам животных, дал новое имя и забрал домой. Теперь Судья мирно спал по ночам под кроватью Тео, а днем тихо бродил в конторе, придремывая под столом секретарши Эльзы или под длинным столом в комнате для совещаний (если, конечно, совещаний не было), или же болтался на кухне в надежде, что кто-нибудь подбросит чего-нибудь вкусного. Пес весил сорок фунтов и даже на человеческой пище не прибавил ни унции, по словам ветеринара, который осматривал его каждые четыре месяца. Особенно Судья любил соленое — крекеры, чипсы, сандвичи с мясом, но в принципе не отказывался почти ни от чего. Когда у кого-нибудь случался день рождения, пес ожидал кусочек торта. Если кто-то, как правило Тео, заезжал в «Замороженные йогурты Гуффа», пес требовал порцию и себе, обычно с ванилью. А еще Судья был единственным существом в конторе, способным разгрызть совершенно несъедобное овсяное печенье, которое не реже раза в месяц приносила Дороти, секретарша мистера Буна.

Но вот чего Судья в рот не брал, так это собачьего корма. Он предпочитал питаться вместе с Тео, то есть на завтрак — хлопья «Чириос» с жирным (не обезжиренным!) молоком, на ужин то, что ела вся семья, а днем — все, что подкинут в офисе, пока Тео в школе.

Живя среди юристов, Судья знал, что время здесь ценят. Встречи, совещания, заседания суда, графики, записи и так далее — сотрудники фирмы следили за временем, бал здесь правила точность. Собственные внутренние часы напоминали псу, что по средам Тео возвращается из школы в четыре часа, поэтому около половины четвертого Судья ложился под стол Эльзы и дремал. Но дремал он чутко, по-собачьи, полуприкрыв глаза и настораживая уши при каждом звуке в ожидании, когда Тео взбежит по ступенькам и пристегнет велосипед на крыльце.

Услышав знакомые звуки, Судья встал, потянулся, будто неподвижно пролежал несколько часов, и замер в напряженном ожидании.

Тео, войдя с рюкзаком на плечах, сказал: «Привет, Эльза», как делал каждый день. Эльза суетливо вскочила, ущипнула его за щеку и спросила, как прошел день. Поправив ему воротник, она начала:

— Твой папа говорит, ты произнес на дебатах блестящую речь. Это правда?

— Ну, наверное, — отозвался Тео. — Мы победили.

Судья уже размахивал хвостом у ног мальчика, ожидая, пока его погладят и вообще уделят внимание.

— Ты такой красавец в белой рубашке, — расчувствовалась Эльза.

Тео ожидал чего-нибудь подобного — его всегда встречали комментарием по поводу одежды. Будучи старше его родителей, Эльза одевалась как двадцатилетняя и отличалась причудливым вкусом. Но она относилась к Тео, как бабушка, и по праву занимала место в его сердце.

Тео поприветствовал пса, почесал его за ухом и спросил Эльзу:

— Мама здесь?

— Здесь и ждет тебя, — оживилась Эльза. Энергии у нее было хоть отбавляй. — Все сокрушается, что пропустила дебаты.

— Подумаешь, важность. У нее работа, между прочим.

— На кухне есть печенье с орехом пекан.

— Кто пек?

— Девушка Винса.

Тео одобрительно кивнул и пошел в кабинет матери. Дверь была открыта. Миссис Бун жестом пригласила сына зайти. Тео присел, Судья улегся рядом. Миссис Бун слушала, прижимая к уху трубку телефона. Туфли на высоком каблуке были отставлены в сторону — значит, сегодня у хозяйки был долгий день в суде. Сорокасемилетняя Марселла Бун была несколько старше, чем мамы одноклассников Тео, и считала, что в суде женщины-юристы должны выглядеть на все сто. В конторе не было строгого дресс-кода, по крайней мере для миссис Бун, но заседания в суде означали дорогой костюм и высокие каблуки.

Мистер Бун, чей кабинет был на втором этаже, редко ходил в суд и мало заботился о том, как выглядит.

— Поздравляю, — сказала миссис Бун, повесив трубку. — Отец говорит, ты великолепно держался. Жаль, я не смогла прийти.

Они поговорили о дебатах — Тео перечислил все до единого аргументы «Сентрал» и свои возражения, но через несколько минут мать почуяла неладное. Тео поражала острота ее интуиции. Если он пытался подшутить над мамой или с серьезным видом рассказать глупую хохму, у него ничего не получалось: миссис Бун с одного взгляда понимала, что у сына на уме.

— Что случилось? — спросила она.

— Ну, если коротко, то виолончелиста из твоего сына не получится, — ответил Тео и рассказал, почему музыкального кружка больше не будет. — Так обидно, — добавил он. — Мистер Сасстранк прекрасный учитель, обожает свое дело и, по-моему, нуждается в средствах.

— Тео, это ужасно…

— Мы говорили с миссис Глэдвелл. Оказывается, распоряжение о сокращении бюджета поступило из городского департамента образования. Преподаватели-консультанты, уборщица, персонал столовой. Все очень плохо, но директриса вынуждена подчиниться. Она предложила нам подать жалобу в школьный комитет, но если в бюджете денег нет, значит, их нет.

Миссис Бун развернулась на стуле к металлическому шкафу и начала что-то искать. Когда документы искал мистер Бун, он начинал рыться в стопках разрозненных бумаг, хаотично громоздившихся у него на столе. Дела в его кабинете лежали и под столом, и у стола, и верхние документы нередко соскальзывали на пол, да там и оставались. Кабинет миссис Бун был подчеркнуто современным и аккуратным, здесь все лежало на своих местах. Кабинет мистера Буна был старым, скрипучим и захламленным, однако Тео много раз убеждался, что отец способен отыскать нужный документ почти так же быстро, как и мать.

Миссис Бун повернулась на стуле, перелистывая какую-то папку.

— На прошлой неделе приходила молодая женщина по поводу развода. Очень печальный случай. Ей двадцать четыре, маленький ребенок и скоро будет еще один. Единственный кормилец семьи — ее муж, полицейский стажер. Они едва сводят концы с концами, развод им просто не по карману. Я посоветовала ей сходить к брачному консультанту и попытаться спасти семью. Вчера она позвонила — мужа сократили. Мэр приказал всем без исключения департаментам сократить бюджет на пять процентов. У нас в городе шестьдесят полицейских, значит, трое потеряют работу. Один из них муж моей клиентки.

— И что ей делать? — спросил Тео.

— Попытаться как-то продержаться, я не знаю. Очень печальный случай. Клиентка говорила, ей кажется, еще вчера она была в десятом классе и мечтала о колледже и карьере, а сейчас живет в постоянном страхе и не знает, что с ней будет завтра.

— Так она училась в колледже?

— Начала, но материальное пособие урезали.

— И здесь урезали! Мам, что происходит?

— В экономике бывают подъемы и спады. В хорошие времена люди зарабатывают и тратят больше, а значит, и город получает больше денег в виде налогов с продаж, имущественного налога, от…

— Я не совсем понимаю, что такое имущественный налог.

— Это очень просто. Вот мы с твоим отцом владеем этим зданием. Это недвижимость. Земля и строения относятся к недвижимому имуществу, тогда как автомобили, яхты, мотоциклы и грузовики — движимое имущество. Они тоже облагаются налогом, но вернемся к нашему зданию. Каждый год город его оценивает. Сейчас здание стоит четыреста тысяч долларов — гораздо больше, чем мы заплатили за него много лет назад. По результатам оценки город устанавливает ставку налога. В прошлом году ставка составила один процент, то есть мы заплатили четыре тысячи. То же самое и с нашим домом, правда, с жилья берут чуть меньше — мы платим около двух тысяч. Что касается личной собственности, у нас есть два автомобиля, за которые мы платим примерно тысячу долларов. Итого мы платим городу семь тысяч в год.

— И куда идут эти деньги?

— В основном на школы, но из налогов также оплачивается пожарная охрана, полицейский участок, больница, парки, зоны отдыха, уборка улиц, вывоз мусора и много чего еще.

— А у тебя есть какое-нибудь право голоса, куда направлять эти деньги?

Миссис Бун улыбнулась:

— Чисто номинальное. Мы избираем мэра и членов городского совета, теоретически они обязаны к нам прислушиваться. Но в жизни, получается, мы просто платим деньги и надеемся на лучшее.

— Вам неприятно платить налоги?

Снова улыбка в ответ на наивный вопрос.

— Тео, платить налоги никто не любит, но при этом все хотят хорошие школы, тренированных полицейских, квалифицированных пожарных, красивые парки, современное оборудование в больницах…

— Так ведь семь тысяч в год — это немало!

— Тео, семь тысяч долларов — это только городские налоги, а еще мы платим округу, штату и Дядюшке Сэму в Вашингтоне. Сейчас в экономике резкий спад, сокращения идут во всех государственных структурах, не только у нас в Страттенберге.

— Значит, дела везде плохи?

— Ну, мы видали и похуже. Есть ведь и менее защищенные группы населения, как учитель Сасстранк или моя молодая клиентка. Когда работы лишаются наши знакомые, проблема вдруг становится реальной.

— А экономический спад скажется на доходах нашего «Бун энд Бун»?

— Еще как, особенно на бизнесе твоего отца. Люди почти не покупают дома и ничего не строят, сделок с недвижимостью мало. Но об этом не стоит волноваться, мы это много раз проходили.

— Просто это как-то несправедливо.

— А никто и не говорит, что жизнь справедлива.

Зажужжал мобильный: пришло сообщение от Эльзы.

— Мне нужно ответить на звонок. Папа тебя ждет.

— Ладно, мам. Что на ужин?

Это была шутка. По средам Буны обычно заказывали еду в «Золотом драконе». Миссис Бун, при ее занятости, не хватало времени на готовку.

— Креветки в кисло-сладком соусе, — отозвалась она.

— Отлично. — И Тео с Судьей поднялись и вышли из кабинета.

Глава 4

В последний момент Тео отказался от кисло-сладких креветок в пользу хрустящей говядины, одного из любимых кушаний Судьи. Отец заехал в «Золотой дракон», и ровно в семь вечера Буны с деревянными подносами заняли места перед телевизором. Мистер Бун благословил трапезу стандартным «благодарим тебя, Господи», и все приступили к еде. Судья терпеливо ожидал у стула Тео, тоже готовый подзакусить.

Пульт от телевизора был у миссис Бун. Несколько месяцев назад после продолжительной дискуссии Буны пришли к соглашению о ротации: по средам пульт достается следующему члену семьи, а остальные не возражают. Отправив в рот несколько ложек и снова похвалив дебаты, миссис Бун наконец включила телевизор и принялась рассеянно просматривать каналы. Звук был выключен; тишину нарушало лишь чавканье Судьи, уписывавшего хрустящую говядину. Когда пульт доставался мистеру Буну или Тео, на экране сразу появлялся повтор «Перри Мейсона», но миссис Бун переключала каналы довольно равнодушно. Она мало смотрела телевизор и старалась держать и сына от него подальше.

Наконец она выбрала «Страттенберг сегодня», слабенькие местные новости (обычно новостей в городке не бывало), и прибавила громкость. На экране возникло неискренне улыбающееся лицо губернатора. Репортер за кадром говорил:

— Сегодня наш город посетил губернатор Уоффлер и объявил, что наконец-то начинается строительство нового шоссе Ред-Крик, восьмимильной кольцевой автотрассы вокруг города. Проект уже не первый год вызывает ожесточенные споры — строительство обойдется в двести миллионов долларов, но сейчас губернатора Уоффлера поддерживают бизнес-лидеры и официальные лица. Губернатор отдал распоряжение начальнику транспортного департамента сделать объездное шоссе приоритетом и изыскать средства для строительства. — Камера отъехала, и стало видно, как губернатор говорит в микрофон, а за ним стоит группа серьезных людей в костюмах.

— Ушам своим не верю, — вырвалось у миссис Бун.

— Что за шоссе? — спросил Тео.

— В данном случае речь идет о дороге в никуда, которая обойдется в двести миллионов долларов и позволит грузовикам сэкономить минут пять, не проезжая через Страттенберг.

— А еще это остро необходимое четырехполосное шоссе, с появлением которого на Бэттл-стрит исчезнут пробки, — вмешался мистер Бун.

— А еще это экономически нецелесообразный проект. Пять лет назад консервативная группа налогоплательщиков — между прочим, твои единомышленники, Вудс, — назвала этот проект третьим по величине разбазаривания бюджетных средств в Америке.

— А торговая палата пришла к выводу, что вечные пробки на Бэттл-стрит тормозят развитие города, — не сдавался мистер Бун.

— Двести миллионов долларов за пять минут, — вздохнула миссис Бун. — Невероятно!

— Нельзя стоять на пути прогресса, — изрек мистер Бун.

Повисло напряженное молчание.

— Извините, что спросил, — только и сказал Тео.

Некоторое время они молча ели, слушая губернатора. К микрофону вышел местный сенатор и принялся расписывать, насколько сказочной станет жизнь города и округа с появлением новой автотрассы. Он казался не особо представительным — пухлый краснолицый коротышка в плохо сшитом тесном костюме, и минуты через три его зажигательной речи миссис Бун с упреком сказала:

— И ты голосовал за этого клоуна!

Мистер Бун виновато промолчал.

— Правда, пап? — почти недоверчиво спросил Тео. Как можно голосовать за такого?

— Правда, — наконец признался мистер Бун.

В тринадцать лет Тео питал к политике минимальный интерес: то, что он видел по телевизору, заставляло его держаться от нее подальше. Мальчик знал, что его мать склоняется к либерализму, а отец скорее консерватор, но Буны-старшие настаивали, что они «умеренные» и вообще ближе к центру. Наслушавшись споров, Тео понял, что быть умеренным довольно сложное дело. К счастью, у родителей хватало здравого смысла не затевать политических споров в присутствии сына. Они вообще редко спорили, по крайней мере, при Тео.

Мальчик наивно спросил:

— А откуда они возьмут двести миллионов?

— В основном у штата, — ответил отец, — но и городу с округом тоже придется раскошелиться.

— Но если город урезает бюджеты направо и налево, отменяет занятия и увольняет полицейских и технический персонал, как же можно тратить деньги на шоссе? — спросил Тео.

— В точку, — засмеялась мать.

— Почти всю сумму выделит штат, — защищался мистер Бун.

— Но ведь и в штате идут сокращения!

— Бинго, — снова со смехом сказала мать.

— Мам, почему ты так говоришь?

— Потому что ты, сынок, задаешь правильные вопросы, и удовлетворительных ответов на них нет. Объездное шоссе в любые времена было бы пустой тратой денег, но строить его сейчас, когда в стране экономический спад, просто нелепо.

Будучи юристами, отец и мать не привыкли уступать в споре, но у Тео создалось впечатление, что поддержка проекта со стороны отца вовсе не так сильна, как оппозиция матери. Разговор стих, и как нельзя вовремя на экране появился пресс-секретарь «Сьерра-клуба». Миссис Бун, гордая обладательница пульта, прибавила звук.

— Проект и десять лет назад был откровенно неудачным, а уж сейчас… Автотрасса дважды пересечет Ред-Крик, резко ухудшив качество водопроводной воды, которой снабжается город. Оно пройдет буквально под окнами Джексонской начальной школы. Мимо детской площадки, куда выходят играть четыреста детей, будут ежедневно проноситься двадцать пять тысяч машин, включая длинномеры с дизельными двигателями! Только представьте себе уровень шума и загрязнения воздуха!

Миссис Бун сделала звук еще громче.

— Потенциальное воздействие на окружающую среду надлежащим образом не изучено, — продолжал представитель «Сьерра-клуба». — Проект навязан политиками, которым заплатили транспортные компании!

Место у микрофона занял один из упомянутых политиков, и миссис Бун выключила звук.

— Что такое «Сьерра-клуб»? — спросил Тео.

— Сборище радикальных «зеленых», — бросил отец.

— Одна из самых массовых организаций защитников окружающей среды в мире, — сказала мать.

— Ясно, — сказал Тео и сунул в рот кусочек говядины. Как большинство детей, он даже радовался редкой пикировке родителей и решил плеснуть масла в огонь. — Но я не понял, если штат и город банкроты, откуда возьмутся двести миллионов?

— Спроси у папы, — быстро ответила миссис Бун, точным пасом отправив вопрос на другой конец гостиной.

— Из займов, — сообщил мистер Бун. — Банкротство никогда не мешало правительству тратить деньги. Если не получается изыскать средства, чиновники просто занимают необходимую сумму, выпустив облигации с плавающей ставкой.

— Какие-какие облигации?

— Ну, тут ты уже глубоко копнул, — засмеялась миссис Бун.

— Да, это довольно сложно, — согласился мистер Бун. — Я тебе в другой раз объясню. Важно понять, что правительство работает не так, как надо. Мы с твоей мамой работаем честно, защищаем интересы клиентов и получаем гонорары, а деньги тратим на зарплаты сотрудникам, офисное оборудование, оплату счетов за электричество и тому подобное. Но мы не можем потратить больше, чем получаем. Большинство семей и предприятий тоже так живут, а вот правительство ведет себя иначе. Там тратят не скупясь, занимают непомерные суммы и пускают деньги на ветер.

— И что, они не отдают долги? — спросил Тео.

— Теоретически отдают, а фактически перекладывают выплату на следующее поколение. Мы банкротим страну, а вы будете за нас расплачиваться.

— Ничего себе! Спасибо.

— Не за что. — Мистер Бун сунул в рот половину ролла с яйцом, чтобы подольше ничего не говорить.

Наконец губернатор исчез с экрана, и начался сюжет о профессоре Страттен-колледжа — тот был обеспокоен низкими зарплатами технического персонала кампуса. Он организовал протест перед зданием администрации, но собрались лишь несколько уборщиков. У профессора были длинные седые волосы, серьги в ушах и пронзительный голос.

— Дикий Вилли Вебер, — сказал мистер Бун. — Ну и клоун.

— А кто он? — спросил Тео.

— Известный здешний фигляр. Преподает русскую историю в колледже и считает себя коммунистом. Вечно пытается мутить воду.

Миссис Бун, естественно, не согласилась:

— Вообще-то в ряде случаев он проявил себя очень эффективным активистом.

— А что такое активист? — не утерпел Тео, не упускавший ни единого нового слова, не узнав его значения.

Подумав, миссис Бун ответила:

— Активист — это человек, испытывающий сильные чувства по поводу какой-то проблемы или проблем и желающий что-то изменить. Да, Вудс?

Мистер Бун кивнул:

— Достаточно близкое определение. Я бы еще добавил, что активиста отличает неуемность и неугомонность — что ни случись, с инициативами выскакивают одни и те же типы.

— Ну, допустим, — признала миссис Бун.

Судья не сводил глаз с одного из роллов с яйцом из двух оставшихся, но понимал, что шансов у него немного. Он сходил в кухню попить воды, вернулся в гостиную, уселся перед мистером Буном и вновь уставился на роллы.

— Уйди, Судья, — сказал мистер Бун.

— Пап, он очень любит роллы с яйцом, — вступился Тео.

— Я, между прочим, их тоже люблю и делиться не собираюсь.

— Собаке вредно есть китайскую еду, — заметила миссис Бун. Она говорила это всякий раз, когда Тео прикармливал пса. Родители считали неразумным кормить собаку с общего стола, но, даже запрещая сыну отдавать Судье полпорции, прекрасно знали, что он все равно это делает. Мистер Бун и сам отдавал кое-что собаке, и миссис Бун недовольно говорила: «Вудс, не корми пса». Но Вудс кормил Судью, когда хотел, и тут же сам говорил сыну: «Тео, не корми собаку!»

Странное поведение родителей не раз озадачивало Тео. Например, в девять вечера, когда родители читали, разговаривали или просто сидели на кухне, мать говорила: «Вудс, сегодня твоя очередь варить кофе». Каждый вечер после ужина мистер Бун молол кофейные зерна, наливал воду и программировал кофеварку, чтобы кофе был готов к шести утра. Родителям нравилось просыпаться от запаха свежесваренного кофе. Миссис Бун пила буквально несколько глотков, зато мистер Бун жить не мог без кофеина и охотно выполнял обязательный вечерний ритуал. Это была его обязанность, которой он бы ни с кем не поделился: раз и навсегда установленное количество кофейных зерен, вода, налитая до определенного уровня, фильтр особого типа и так далее. Тем не менее миссис Бун ежевечерне напоминала об этом мужу, а он всякий раз отвечал: «Да, дорогая, я займусь этим через минуту».

А еще миссис Бун отказывалась выносить мусор. Эта обязанность ложилась на мистера Буна или, чаще, на Тео. Дело было пустячное, и Тео не возражал, но почему-то из привычки, которую ни отец, ни мать наверняка не смогли бы внятно объяснить, раза два в неделю отец спрашивал: «Дорогая, ты вынесешь мусор?» — и мать всякий раз отвечала: «Нет, я только что покрасила ногти».

Тео мало интересовал мамин маникюр, но он знал, что она ходит к маникюрше по пятницам. Кстати, ногти у миссис Бун, по мнению Тео, всегда выглядели безукоризненно.

Почему родители так странно себя ведут? Тео был почемучкой, но что-то ему подсказывало: о некоторых вещах лучше не спрашивать. Пусть что-то остается недосказанным. Мальчик подозревал, что семейные люди привыкают к заведенному порядку и многое делают по инерции.

Пока он раздумывал над этим, мать спросила:

— Тео, ты сделал уроки?

Этот вопрос мальчик слышал минимум дважды каждый вечер, один раз от мамы и один — от отца. От него требовали делать домашнее задание в конторе, а уж потом идти домой. Тео хорошо учился и обычно делал основные уроки за час-полтора (оставшееся можно было доделать в школе во время самоподготовки).

— Да, мэм, — ответил он. — Все сделано.

— Когда следующие дебаты? — спросила мать.

— Точно не знаю.

— Обещаю, их я не пропущу.

— Хочешь посмотреть сегодняшние? Я записал на диск.

Миссис Бун бросила палочки, которыми ела.

— Тео! Ставь скорее!

— Отличная идея, — похвалил мистер Бун, радуясь возможности уйти от обсуждения нового шоссе.

Тео вынул диск из рюкзака и вставил в плейер. Целый час все следили за противостоянием команд ССШ и «Сентрал», где разбирались все аргументы за и против поступления детей нелегальных мигрантов в государственные вузы. Миссис Бун не сдержала довольной улыбки. Родители очень гордились сыном, да и Тео не мог не признать, что выступил хорошо.

Даже Судья не отрывался от экрана, размышляя, как это Тео может быть сразу и там, и здесь.

Глава 5

Майор Людвиг командовал отрядом бойскаутов номер 1440, словно это были «морские котики». Он требовал, чтобы все сорок скаутов посещали два собрания в месяц и приходили готовыми и в форме. Он руководил ими, понукал, подбадривал, а порой и взыскивал, но лаял он страшнее, чем кусался, и сердце у Майора было доброе. Мальчишки обожали своего командира и не хотели его огорчать. Тео был бойскаутом уже два года и собирался в скором времени стать скаутским «орлом» — Майор настаивал.

Бойскауты собирались ровно в четыре в первый и третий четверг, если отряд находился в городе. Майор считал, что место их обитания — лес, поэтому надо проводить там как можно больше времени. Каждый месяц он вывозил мальчишек на природу, забирая их в пятницу после уроков и возвращаясь в воскресенье днем. Накануне, в четверг, на сборе уточнялись детали и выслушивались последние наставления.

Тео буквально жил этими походами. Его отец был сугубо городским жителем, поэтому членство в скаутском отряде давало мальчику возможность пожить в палатке, научиться удить рыбу, усвоить полезные навыки — словом, по-хорошему одичать. Родители одобряли увлечение единственного сына, считая, что Тео, во-первых, нужно научиться делиться, а во-вторых, узнать, что такое работа в команде, дисциплина и организованность.

В эти выходные отряд отправлялся на озеро Марло, в свои любимые края. Большое искусственное озеро, окруженное крутыми холмами, находилось в двух часах езды от Страттенберга. Майор вечно подыскивал новые места, поэтому его скауты уже облазили все окрестности и на озеро ездили как к себе домой. На сборе накануне похода Людвиг призвал отряд к порядку, прошелся по повестке дня и выслушал отчеты командиров звеньев, которых в отряде 1440 было пять — «Пантера», «Гремучая змея», «Кабан», «Рейнджер» и «Сокол», по семь-восемь мальчишек в каждом. Тео, как командир «Сокола», отвечал за палатки, экипировку, а главное — за достаточный запас еды на выходные. Он назначал наряды на кухню, организовывал уборку, присмотр за лагерным костром, очистку уборной, заготовку дров и прочее.

Майор проверил меню и распределение нарядов и обсудил запланированные мероприятия. Сборы перед походами были куда интереснее прочих, и мальчики приходили с охотой. Они шумели больше обычного и с некоторым трудом подчинялись приказам Майора. В половине шестого он объявил собрание закрытым и велел очистить помещение.

Майор требовал идеальной посещаемости, и Тео никогда не пропускал сборов, как и Харди Квинн из параллельного класса. После собрания Харди подошел к Тео на улице, где к стойкам была пристегнута целая стайка велосипедов.

— Слушай, — тихо начал он, оглядываясь. — Есть минута?

— Ну, — сказал Тео. — Что стряслось?

— Ты хорошо знаешь законы?

— Некоторые — да. У меня же родители юристы, я часто бываю у них на работе, кое-чего поднабрался.

— Так я и думал. — Харди снова огляделся, будто у него был секрет, который неловко рассказывать при посторонних.

Такое с Тео случалось постоянно — подходили знакомые ребята или друзья знакомых ребят и ковыряли ногой пыль, подыскивая слова, чтобы описать проблему с законом, которую Тео сможет решить, или попросить совета по юридической части. Тео всегда старался помочь, особенно нормальным мальчишкам вроде Харди. По плану Майора, Тео и Харди должны были стать скаутскими «орлами» примерно через год. У Тео уже было двадцать три знака отличия, у Харди, который командовал «Пантерой», — двадцать четыре.

— Ты, это, слышал о шоссе вокруг города?

— Да, видел вчера в новостях.

— Мои дед с бабкой получили по почте извещение, что штат планирует отобрать нашу ферму возле Ред-Крик: по этой территории, видите ли, пройдет Дорога. Там сто акров земли, которые мой прапрадед купил в шестидесятых годах девятнадцатого века. А теперь штат заявляет, что отбирает ферму, чтобы проложить шоссе!

— Это они могут, — сказал Тео. — По праву государства на принудительное отчуждение собственности.

— Чего принудительное?

Два других скаута довольно близко подошли за велосипедами, и Харди замолчал.

— Твой велик? — спросил Тео.

— Ну.

— Поехали ко мне в офис, поговорим.

Минут десять мальчишки катили по тихим тенистым улицам Страттенберга, пока не остановились на усыпанной гравием парковке позади «Бун энд Бун» и через черный вход вошли в «кабинет». Судья спал под письменным столом, но очнулся к жизни, услышав мальчиков. Пришлось остановиться и погладить пса.

— Это Судья, — сказал Тео. Харди тоже почесал собаку за ухом. — Подожди тут.

Харди присел. К шести контора уже почти опустела — Эльза, Винс и секретарь отдела сделок с недвижимостью Дороти ушли. Миссис Бун была у себя, но дверь в кабинет закрыта — верный знак, что у нее клиентка. Машины мистера Буна на парковке не было, стало быть, он отъехал.

Тео вошел в свою любимую комнату для совещаний, где вдоль стен тянулись стеллажи с толстыми томами, а в центре красовался длинный полированный стол красного дерева, вокруг которого выстроились кожаные полукресла. Здесь проводились важные встречи, а еще помещение служило библиотекой. Многие юридические тома годами оставались нетронутыми, но солидная обстановка все равно внушала уважение. Тео и Харди уселись в кожаные кресла, Судья расположился на полу.

Харди, приоткрыв рот, восхищенно огляделся и сказал:

— Вот это круто!

— Люблю здесь поработать, когда сотрудники разойдутся.

— А тебе разрешают? — неловко спросил Харди.

— Разрешают, расслабься. Это всего лишь юридический офис.

— Легко тебе говорить. Я никогда раньше не бывал в юридическом офисе. У меня-то отец священник, и его отец тоже был священником.

Тео видел преподобного Чарльза Квинна на скаутском мероприятии и считал его очень даже крутым.

— Не беспокойся. Ты в настоящем юридическом офисе, но я не настоящий юрист и ничего с тебя не возьму.

— Это хорошо, а то я не планировал нанимать адвоката. Мне бы только получить информацию. Родители сами обратятся к юристам, когда отойдут от шока.

— Дело вот в чем, — начал Тео. — Право принудительного отчуждения собственности — известная юридическая норма, которая существует уже целую вечность. Суть в том, что у государства есть право отбирать землю, если удастся доказать, что ему нужна эта земля. Государство обязано выплатить владельцам земли надлежащую сумму, но собственники не могут помешать государству отобрать у них землю.

— Это черт знает что! Кто придумал такой закон?

— Какой-то англичанин, очень давно. Закон-то не плох: ведь если государство не сможет заполучить необходимые территории, нельзя будет ничего построить. Представь — скоростные шоссе, мосты, дамбы, парки, озера, а если один-два владельца земли заартачатся, проекты останутся на бумаге.

— Не понимаешь ты, Тео. Мои дед с бабкой живут на ферме в большом старом доме с белыми наличниками, где вся семья собирается по праздникам. Я тысячу раз ночевал там с моими двоюродными братьями. У нас там домик на дереве, подвесные переправы, крепости, трамплины для великов — все, что душе угодно. За домом большой длинный двор, и мы играем там в футбол, бейсбол, фрисби, гольф, соккер, лакросс, да во что только не играем. Там два пруда и столько рыбы, что в жизни не выловить. Мы все там рыбачим хотя бы раз в месяц. В мороз гоняем на пруду в хоккей. А возле дома конюшня, там дед держит двух пони, Белль и Дейзи, и коня Капитана. Я на них катаюсь с тех пор, как ходить научился. — Харди подался вперед, яростно жестикулируя. Голос его повысился и задрожал.

Тео даже показалось, что он вот-вот заплачет.

— А еще есть местечко, которое мы называем лагерем — в излучине Ред-Крик. Все в нашей семье, мальчики и девочки, ночуют там в палатке, когда им исполнится пять лет. Это семейная традиция. Отец и дяди ставят палатку, съезжаются старшие двоюродные братья и сестры, и два дня мы празднуем день рождения нашей семьи. Готовим на дровяном гриле, травим байки у костра, а дядя Джек рассказывает о привидениях, да так жутко, что вздохнуть страшно. Дядя Генри знает все звезды, и мы часами лежим на спине, а он показывает созвездия. Я первый знак отличия получил по астрономии, потому что все это с детства знаю… — Харди задохнулся и вытер слезу. — Извини.

— Ничего, я понимаю.

Харди закусил губу.

— Отец с дедом хотели, чтобы мы ценили природу и с уважением относились к земле. Нас брали на охоту и рыбалку, и до сих пор берут. Я подстрелил первого оленя в восемь лет, а потом отец его освежевал, срезал мясо, сделал оленью колбасу и отдал в приют для бездомных. Мы никогда не охотимся просто для развлечения. В прудах у Ред-Крик клюет окунь, лещ, краппи, так я с десяти лет умею их очистить и пожарить на шампуре. Это наша земля, Тео, никто не имеет права ее отбирать.

Имеет, подумал Тео, но промолчал.

— У дороги есть роща сахарных кленов, а посреди рощи кладбище, небольшой квадрат с белым штакетником. Там все Квинны похоронены. Десятки могильных камней аккуратными шеренгами. Мои прадед и прабабка рядышком, и тут же их родители. Тетки, дяди. Эдвард Квинн, погибший во время Второй мировой, и Холли и Боб Квинны, сестра бабушки и мой дядя, они разбились на машине в восемьдесят пятом, задолго до моего рождения. Можно ходить по кладбищу и узнавать историю семьи. Каждый год четвертого июля на ферме большой пикник, и перед обедом мы все идем на кладбище и кладем на могилы цветы, отдавая дань уважения. У папы есть двоюродный брат, Дэниел Квинн, он на пенсии, так он подстригает траву и ухаживает за могилами. Что с кладбищем-то будет, Тео? Государство же не может отобрать могилы? Это уже из ряда вон…

Тео поежился.

— Мне нужно спросить. Я поговорю с отцом, он опытный специалист по недвижимости и собаку съел на праве принудительного отчуждения. Но сразу скажу, вряд ли я смогу тебя обнадежить или дать ответ, который ты хочешь услышать. Если государство забирает землю, оно забирает и все, что на ней находится. Все строения сровняют с землей бульдозерами.

— А могилы?!

— Я спрошу у отца, обещаю.

Харди долго сидел неподвижно, глядя в стол. Наконец он сказал:

— Дому сто пятьдесят лет. У отца было две сестры и два брата, но он, как старший, унаследовал дом от деда и бабки. Я тоже старший, и дом когда-нибудь должен был перейти мне, так уж у нас в роду заведено. Это прекрасная старая усадьба, жить в ней — большая честь, но на хозяина ложатся заботы о ферме, а это прорва работы. Как же с домом-то будет, Тео?

Тео начал уставать от сложных вопросов, на которые ему нечего было ответить.

— Спрошу у отца, ладно? — повторил он, уже зная, что ответит мистер Бун. Но Харди был расстроен, и Тео не хотелось сыпать соль ему на раны. Когда государство отбирает землю, оно вправе сделать со строениями все, что хочет.

Харди не унимался:

— Вчера за ужином родители говорили об этом шоссе.

— Мои тоже.

— Проект проталкивают компании грузоперевозок, которые базируются к северу и югу от Страттенберга. Им, видите ли, не нравится проезжать по Бэттл-стрит, дескать, это парализует движение в городе. Они считают, что в объезд перевозить грузы станет проще, и дела сразу пойдут в гору. Они дают деньги политикам, в том числе губернатору, политики тянут за нужные ниточки, а в итоге у нас отбирают ферму.

— Моя мать с этим согласна, а вот отец…

— А местные воротилы уже пилят откат с новой трассы. Только подумай, двести миллионов долларов будет потрачено в Страттенберге! Много кому хочется вскочить на борт такой лодки.

— Например?

— Например, строительным компаниям, строителям мостов, продавцам строительного оборудования и материалов. Отец говорит, они бьются за проект как сумасшедшие. В экономике спад, деловая активность снижена, а тут вдруг шоссе за двести миллионов! Папа сказал, это очередной жирный кусок от правительства. Политики хватаются за него ради голосов избирателей, бизнесмены дерутся ради баксов, и только налогоплательщикам достается оплачивать счета за очередной бессмысленный проект.

— А как это — жирный кусок? — спросил Тео.

— Это когда правительство дает деньги политикам, и те вкладывают их в проекты в обмен на голоса избирателей, чтобы подольше побыть на своей должности. Бывают проекты полезные, но чаще попадаются никому не нужные. Жирный кусок в политике дурно пахнет, но многие ради него на все готовы.

— Мама согласилась бы с твоим отцом.

— Слушай, что нам делать?

— Нанимайте адвоката. Случаи принудительного отчуждения разбираются в суде, и только судья решает, сколько денег стоит данное владение. Без адвоката вам не обойтись.

— Может, твоя мама возьмется за наше дело?

— Нет, она занимается только разводами.

— А твой папа?

— Он в суд не ходит.

— Можешь спросить у родителей насчет какого-нибудь стоящего юриста?

— Конечно, обязательно спрошу.

Харди медленно поднялся.

— Спасибо тебе.

— Я же ничего не сделал.

— Ты выслушал, а это немало.

Выходя, Тео выключил свет. Судья потрусил за мальчиками в «кабинет» и оттуда на парковку.

Глава б

В пятницу «Страттенбергская газета» снова вышла с передовицей о шоссе Ред-Крик. Тео с большим интересом читал за кухонным столом, жуя «Чириос» на пару с Судьей и набираясь сил перед новым днем. День сегодня был особенный — после школы отряд едет на природу. Единственным, что омрачало предстоящий поход, было запрещение брать с собой собак. Тео и другие скауты однажды спросили Майора, можно ли взять своих питомцев, и получили в ответ короткое: «Нет». Майор пояснил, что перед ним и без того нелегкая задача — уберечь пятьдесят городских детей в условиях леса. Меньше всего ему нужна еще и свора бесконтрольных псов.

Тео не спорил, но счел это несправедливым. Судья был очень дисциплинированным псом, послушно подходившим по команде, садившимся, перекатывавшимся на спине и никогда не убегавшим: на улице он держался поближе к Тео. Ему бы очень понравилось жить на природе в компании мальчишек, сидеть у костра и спать рядом с хозяином в палатке, ходить на прогулки и плавать в озере. Но раз Майор сказал «нет», значит, нет.

Мистер Бун уже ушел: он спешил в кафе полакомиться пшеничным тостом с утренней чашкой кофе. Миссис Бун никогда не завтракала. По утрам она обычно сидела в гостиной в махровом халате и читала газету: ей целыми днями приходилось говорить, и по утрам она наслаждалась тишиной и покоем. Но иногда, как сегодня, миссис Бун присаживалась к кухонному столу и читала газету вместе с Тео. Сын уезжал на выходные, и матери хотелось побыть рядом.

В статье говорилось, что заявление губернатора вызвало бурю возмущения среди многочисленных организаций разного толка. Зеленые под предводительством «Сьерра-клуба», комитет Страттенберга по защите окружающей среды и многие другие решительно протестовали, угрожая подать в суд. Представители деловых кругов, напротив, превозносили губернатора и новое шоссе, крича, что по Бэттл-стрит не проехать и как это плохо для города. Группа «За добросовестное управление» выразила протест в связи с тем, что проект чересчур затратен и бесполезен. Нескольких землевладельцев разъярила перспектива лишиться собственности, правда, семья Харди Квинна упомянута не была.

В других округах губернатора поздравляли с инициативой. Мэр Ловенсберга, находившегося в часе езды к югу от Страттенберга, заявил, что отсутствие объездного маршрута перекрывает важные «коммерческие артерии» и вредит экономике города. В Карлсберге, в часе езды к северу, сенатор штата заявил, что в последние годы закрылись два завода, так как вблизи Страттенберга движение невыносимо медленное.

Разгоралась словесная война. Из статьи Тео узнал, что окончательное решение по проекту должен принять окружной комитет, куда вошли выборные представители пяти округов. Двое официально высказались в поддержку нового шоссе, еще двое пока не определились, пятого журналистам отыскать пока не удалось.

На второй странице оказалась подробная карта округа Страттен с городской площадью в центре. Семьдесят пятое скоростное шоссе, основная транспортная артерия, пересекавшая штат, было хронически перегружено. Участок автострады, проходивший через северную часть Страттенберга, назывался Бэттл-стрит — с ним-то и были связаны проблемы. Чтобы не допустить заторов в старой части города, застройщики перенесли практически всю инфраструктуру за городскую черту. Почти тридцать лет торговые центры, рестораны фастфуда, мойки машин, мотели, отделения банков, крупные продуктовые магазины, станции техобслуживания и тому подобное теснились по обе стороны Бэттл-стрит, которая расширилась с двух полос до четырех, затем до шести и сейчас уже до восьми. Движение было плотное, но скорость — относительно нормальной. Стратегия оказалась верной: удалось сохранить неповторимое очарование старой части Страттенберга. Люди часто жаловались на пробки на Бэттл-стрит, но про себя все признавали, что этот участок Семьдесят пятого шоссе длиной пять миль разгружал центр города.

На карте будущее шоссе начиналось севернее въезда в город, большим полукругом огибало Страттенберг с его единственной автострадой и проходило по сельскохозяйственным угодьям вплотную к Джексонской начальной школе, захватывая часть новенького детского футбольного комплекса. При строительстве шоссе придется снести лютеранскую церковь Святого Андрея, которой уже больше двухсот лет. Кроме того, под снос, по праву принудительного отчуждения собственности, пойдут более пятидесяти домов и десяток ферм (включая ферму Квиннов), и еще четыре сотни домов значительно потеряют в цене. Можно будет попрощаться с широкой тропой вдоль Ред-Крик, популярным среди пеших туристов и велосипедистов маршрутом по холмам, обступавшим Страттенберг, да и саму Ред-Крик новое шоссе пересечет по меньшей мере в двух местах.

Сторонники проекта упирали на то, что новое шоссе позволит разгрузить Бэттл-стрит, перенаправив в объезд от двадцати до двадцати пяти тысяч машин в сутки.

Что за бред, думал Тео, жуя хлопья. Но сейчас ему не хотелось затевать дискуссию. Сегодня он ехал на озеро, и остальное его не интересовало.

— Какие планы? — спросила мать, когда Тео вымыл обе тарелки и поставил их в сушку.

— Уроки закончатся в полчетвертого, я забегу домой за вещами. Все уже уложено — одежда, спальный мешок, зубная щетка и остальное. Ты подъедешь к четырем и отвезешь меня в клуб ветеранов.

— У тебя, я погляжу, все продумано. Иди почисти зубы.

Мать повторяла это каждое утро.

Тео побежал наверх в свою ванную и пустил воду в раковину, но чистить зубы не стал. Схватив рюкзак, он спустился в кухню.

— Деньги на завтрак взял? — спросила мать.

Каждый день одно и то же!

— Конечно.

— Уроки все сделал?

— Абсолютно. — Тео уже шел к двери.

— Осторожней на улице, Тео. И не забывай улыбаться.

— Я улыбаюсь.

— Я тебя люблю, Тедди.

— И я тебя, — сказал Тео, закрывая дверь. Судья пошел за ним до гаража, где хозяин почесал его за ухом, попрощался, сел на велосипед и уехал. Вообще-то Тео избегал улыбаться — у него были самые толстые брэкеты во всей школе, и он давно мечтал от них избавиться. «Может, через месяц», — всякий раз обещал ортодонт. «Тедди», — буркнул Тео, радуясь, что никто из приятелей не знает о его детском прозвище. Даже мистер Бун перешел на Тео или, когда отчитывал сына, на Теодора. Нажимая на педали, Тео поежился, представив, как задразнили бы его товарищи, услышь они это «Тедди»: тринадцатилетние не знают жалости. Пока Тео удавалось избегать обидных кличек. Фред Джаспер был светлокожим и в веснушках, поэтому с первого класса ходил Веснушпером. Лучший друг Веснушпера, Брендон Тейлор в десять лет препарировал бычью лягушку ножом с зубчиками и навечно стал Пилой. Кстати, Веснушпер и Пила дружили и всюду ходили вместе. Бедняге Скотту Баттсу[1] жутко не повезло с фамилией, породившей самые разнообразные клички и шутки, зачастую дурного вкуса. Словом, почти у всех восьмиклассников имелись прозвища.

Тео просил мать не называть его Тедди — вдруг кто-нибудь услышит, но миссис Бун лишь улыбалась, будто это был их маленький секрет. Она привела сына в этот мир и любила его, как никто другой, и если с самого детства называла его Тедди, так оно будет впредь. Но Тео очень надеялся, что при посторонних мать проявит сдержанность.

Он с улыбкой помахал мистеру Наннери, добродушному старику, часами неподвижно сидевшему на крыльце. Воздух был чист и прохладен, прогноз на выходные обнадеживал — ясно, без осадков. В прошлом месяце лагерь разбили в национальном парке возле каких-то индейских могильных холмов, и дождь лил три дня подряд. Все равно было весело, но когда в лагере нет сухого места, под ногами хлюпает жидкая грязь, костер гореть не желает, еда размокла, да и сами скауты промокли до нитки, невольно захочется домой.

Автобус когда-то был обычным, желтым, и возил детей в школу и обратно. Позже его перекрасили в темно-зеленый цвет с белой окантовкой и крупной надписью «Скаутский отряд 1440 — городской совет Олд Блафф — Страттенберг» на боках. В автобус набилось тридцать восемь скаутов, все в полной форме, все донельзя взволнованные и обрадованные возможностью выбраться из дома и из города. За рулем сидел майор Людвиг, непререкаемый авторитет и командир этой оравы, и когда он провел перекличку и закрыл двери, автобус дрогнул от громких аплодисментов. Выехали почти в половину пятого. На задних сиденьях высилась гора всего необходимого для устройства лагеря, аккуратно уложенная под наблюдением Майора. Впереди сидели трое взрослых — отцы скаутов, взятые в качестве помощников, традиционно называвшиеся «патрулем старых козлов». «Козлы» пили кофе из бумажных стаканчиков и пересмеивались между собой: было видно, что они не меньше мальчишек рады поездке. Автобус ехал по извилистым переулкам Страттенберга. Когда отъехали от города на несколько миль к западу, машин стало меньше. Волнение улеглось. Кое-кто из скаутов дремал, покачиваясь на сиденьях, другие сражались в видеоигры, у одного-двух были с собой книги. Тео смотрел в окно — прохладный ветерок освежал лицо. Харди Квинн сел рядом с ним и тихо сказал:

— Мы вчера собирались на ферме всей семьей. Все очень расстроены.

Так же негромко Тео ответил:

— Кто-нибудь из вас уже говорил с юристами?

— Да, отец вчера долго разговаривал с адвокатом. Ему сказали то же самое: если государство хочет забрать у нас землю, оно вправе это сделать. Конечно, нам заплатят, но по праву принудительного отчуждения государство может делать все, что заблагорассудится.

Тео покачал головой. Харди продолжал:

— Бедные бабушка с дедом просто убиты новостью. Они женаты пятьдесят лет и всю жизнь прожили на ферме. Если им придется съехать, на новом месте они не освоятся. Вчера оба плакали — я не мог на это смотреть. Им не нужны деньги, не нужен чек от штата, они хотят сохранить свою собственность. Это же не просто земля, понимаешь?

Тео сочувственно слушал.

— Вчера мы решили, что будем драться, — сказал Харди.

Тео не совсем понял, о какой драке речь.

— Ты это о чем?

— Папа сказал, тут вопрос политики. В окружном комитете пять человек, проект сначала должен получить их одобрение. Все, кто против шоссе, должны объединиться и убедить членов комитета не голосовать за проект. Дяди и отец пытаются сейчас в срочном порядке это организовать. Неплохо бы и нашему отряду вмешаться.

— Зачем?

— Затем, что шоссе здорово навредит природе. Весь город пьет воду из Ред-Крик, а ведь никто не изучал, насколько ухудшится ее качество. В начальной школе дети не будут слышать учителей из-за шума дороги. А выхлопные газы? Может, давай поговорим с Майором, чтобы он сделал это проектом для нашего отряда?

— Майор не станет ввязываться в политические игры.

Харди задумался и решительно сказал:

— Надо поговорить с ним в эти выходные. Выбрать подходящий момент и выложить все как есть. Попробовать-то можно.

— Ладно, я подумаю, — сказал Тео. Его немного раздражало, что Харди поднял неприятную тему в столь замечательный момент, но он пошел приятелю навстречу. Тео представил, что чувствовал бы он сам, если бы правительство решило снести бульдозерами дом Бунов и весь квартал ради нового шоссе. Конечно, он бы ужасно расстроился.

Глава 7

Как всегда, мальчишки нетерпеливо ожидали минуты, когда впереди покажется озеро Марло. Автобус въехал на крутой холм, и внизу открылось прекрасное голубое зеркало. В милю шириной, окруженное пологими холмами, озеро тянулось до самого горизонта. Длинная земляная дамба, на полмили выдававшаяся на восток, удерживала воду. Территория принадлежала национальному парку, поэтому на берегах не было ни домов, ни лодочных пристаней, ни мусора. Озеро обрамляли узкие песчаные пляжи, скалистые мысы и уединенные бухточки — идеальное место для четырех десятков бойскаутов, чтобы провести выходные на природе.

Вокруг озера были разбиты десятки лагерей всех видов — от оборудованных на самый взыскательный вкус, с выложенными бетонными плитами дорогами, канализацией и электрической проводкой для трейлеров до примитивных бивуаков на дальнем берегу. Майор Людвиг всегда подъезжал к излюбленному отрядом 1440 местечку Инид-Пойнт, вдали от дамбы и примет цивилизации.

Несколько месяцев назад Тео заработал знак отличия как опытный турист. Он вел дневник, который как раз пролистал накануне, и подсчитал, что за два года они ночевали на озере Марло двадцать один раз — либо под звездами в хорошую погоду, либо в палатке — в сырую и холодную. Прошлым летом они стояли лагерем в Инид-Пойнт целых семь дней, а отцы, включая мистера Буна, подвозили еду и припасы. Это была волшебная неделя, и Тео искренне огорчился, когда приключение подошло к концу.

Мальчик часто вспоминал ту неделю. Скучая на уроке, он смотрел в окно на дальние холмы и думал о прогулках, во время которых они бродили вокруг озера с рюкзаками, изучая природу. Ребята часами не вылезали на берег, зарабатывая знаки отличия по плаванью, гребле и спасению на водах. Майор учил оказывать первую помощь, готовить на костре, а ночью — ориентироваться по звездам. На озеро мальчишки приезжали отдыхать, но Майор заставлял своих подопечных учиться и осваивать новые навыки. Он побуждал рядовых скаутов добиваться звания «звезды», затем «жизни», затем «орла». В книге скаутского лидера перечислялись сто двадцать знаков отличия. «Вы не должны останавливаться, пока не заработаете хотя бы половину», — любил повторять Майор. Шестьдесят знаков отличия?! Это казалось невозможным. С другой стороны, Трумэн, пятнадцатилетний скаутский «орел», уже три года руководивший звеном «Кабан», заработал сорок семь значков. Его тяжелой перевязи завидовал весь отряд, но Майор и Трумэна умел заставить стремиться к большему.

Тео уже решил, что будет не только судьей или адвокатом, но и командиром отряда бойскаутов. Он знал, что за это не платят, но раз это делает Майор, причем делает хорошо, значит, и он, Тео, обязательно попробует.

Автобус подбрасывало на усыпанной щебенкой дороге, когда они медленно катили по холмам, заросшим старыми деревьями и густым подлеском. Обычно после первого появления озера до Инид-Пойнт добирались за полчаса. Щебень сменился плотно укатанной землей, и всем вспомнилось, как сильные дожди размыли дорогу и отряд провел у озера лишний день. Палатки начали съезжать по склону холма, настолько скользкой стала глинистая почва, и мальчишкам пришлось бежать в автобус греться. Положение казалось незавидным, но вскоре случившееся уже взахлеб пересказывали как веселую историю.

К счастью, других туристов на Инид-Пойнт не оказалось — ничьих палаток не было видно. Отряд 1440 зарезервировал для себя большой участок, но нередко возникали осложнения из-за других отдыхающих. На коротком совещании с командирами звеньев Майор набросал план лагеря. Палатки и припасы оперативно выгрузили силами тридцати восьми скаутов. Через час стемнеет, а командир, как обычно, хотел видеть палатки поставленными, а ужин — жарящимся на гриле до наступления темноты. Вскоре от центрального костра, как спицы колеса, протянулись аккуратные ряды палаток. Одинаковые двухместные палатки отстояли друг от друга ровно на четыре фута. Майор был сторонником четкой организации и требовал, чтобы все было идеально.

Тео и другие командиры звеньев проверяли, как подчиненные справляются с поручениями. Ужин в пятницу всегда готовился на скорую руку, и в сумерках все уже сидели вокруг костра, уплетая хотдоги и маршмеллоу[2] поджаренные на костре. Мистер Беннет из «патруля старых козлов» курил трубку — ароматный дым витал между палатками. Мистер Хоган, отец Эла, пустился рассказывать байки о привидениях, причем настолько артистично, что к третьей истории, о безголовом дровосеке-убийце, которого в последний раз видели в окрестностях озера Марло, скауты подобрались поближе к огню, стараясь держаться вместе. Это тоже была традиция — у вечернего костра папашам полагалось рассказывать страшные истории и пугать мальчишек до полусмерти.

Впереди был традиционный ночной поход по каменистой тропинке, окаймлявшей берег озера. Насытившись ужином и историями о привидениях, все достали из рюкзаков фонарики, и Майор повел отряд на долгую неспешную прогулку. Остановившись на песчаном пятачке, где волны лизали берег, все посмотрели на небо. Светил месяц, из-за облаков не было видно звезд. Майор пообещал привести всех сюда завтра вечером. К десяти скауты вернулись в лагерь и стали готовиться к отбою.

В первую ночь засыпать всегда было трудно. Охваченные восторгом оттого, что оказались в лесу, далеко от дома, в теплом спальном мешке в уютной палатке, а вокруг стрекочут кузнечики, квакают лягушки и фыркают олени, Тео и Вуди оживленно переговаривались. До них доносилась болтовня из соседних палаток и смех и разговоры патрульных «козлов» у костра. Каждые полчаса Майор обходил лагерь и велел скаутам успокоиться и лечь спать. В конце концов они послушались.

Тео проснулся рано и выбрался из спального мешка. Надев походные ботинки, он вылез из палатки, не разбудив Вуди, спавшего мертвым сном. Солнце только что встало, воздух был чист и свеж, патрульные пили кофе у весело горевшего костра. У Майора на гриле грелся ковшик с какао, он налил чашку Тео. И почему на природе все гораздо вкуснее? Спотыкаясь со сна, подходили другие скауты, протирая глаза и не подозревая, как смешно выглядят их торчащие вихры. Мальчишки не заботятся о таких вещах, а матери и сестры за много миль отсюда. Внешний вид и гигиена в лагере отходили на второй план: скауты не собирались чистить зубы и мыться до возвращения домой, несмотря на напоминания Майора.

Отряд просыпался; слышались разговоры о завтраке. Вскоре в воздухе вкусно запахло беконом, шипевшим на открытом огне. Тео, обладатель значка за кулинарные познания, помогал Филиппу жарить бекон на все звено. Филиппу было поручено готовить завтрак на восемь «соколов» в субботу и в воскресенье, и он распланировал меню до мелочей. В субботу полагалась яичница, сардельки и тост с джемом, поджаренный на сковороде. Филипп готовил на медленном огне, Тео следил, чтобы не подгорело, а остальные ушли в лес за хворостом. Майор, проходя мимо, напомнил Тео об уборке территории.

Позавтракав и наведя чистоту, отряд разбился на группы. Трумэн, скаутский «орел», повел в двадцатимильный поход еще пятерых «орлов», желавших заработать походный значок. Шестнадцатилетний Гэвин, самый старший в отряде, отправился с тремя ребятами на байдарках через озеро — они должны были вернуться через восемь часов. Остальные постигали тонкости правильной организации лагеря, оказания первой помощи, изучали природу и пробовали удить рыбу — за все эти навыки полагались знаки отличия.

Харди сказал Людвигу, что им с Тео нужно с ним переговорить. Выбрав паузу в занятиях, они втроем поднялись на маленький холм в десяти минутах ходьбы от лагеря и нашли уединенный скалистый уступ, откуда открывался великолепный вид на озеро. Харди, не теряя времени, выложил историю своей фермы, с большим чувством рассказав, что́ она для него значит. Он упирал на то, что новое шоссе уничтожит не только ферму, но и историю его семьи, а деду с бабкой придется переехать. Харди напомнил, что долг бойскаута — защищать родную землю, а в уставе скаутов чуть не в каждой строчке содержится призыв охранять природу. Он хотел, чтобы весь отряд и даже все три скаутских дружины Страттенберга объединились и дали бой строителям шоссе.

Тео молча кивал, где требовалось, но видел, что искренняя мольба Харди не нашла отклика у Майора. Выслушав, тот сказал:

— Я могу понять твои чувства, но это не проект для скаутов. С учетом всего, что я читал и слышал, эта автострада — предмет вожделения политиков. Губернатор хочет это шоссе. Сенаторы штата к северу и югу от Страттенберга хотят это шоссе. Местная администрация еще колеблется, но их заставят принять положительное решение.

— Но это же нечестно, неправильно, — настаивал Харди. — Как государство может отобрать нашу собственность ради плохого проекта?

— Посмотри на это прекрасное озеро, Харди, — сказал Людвиг. — Его создала не природа — нет, сэр! Вон там, в середине, глубина около двухсот футов. Здесь раньше был маленький городок Колдвотер, через который протекала река Инид. Примерно раз в пять лет река выходила из берегов и затапливала не только Колдвотер. Эта дикая река, сеявшая хаос, разливалась на много миль выше и ниже этой долины. Фермеры и владельцы участков теряли посевы, дома и фермы; не одно десятилетие все жаловались на регулярные паводки. Наконец лет шестьдесят назад здесь решили построить дамбу, укротить реку и положить конец наводнениям. Это озеро вырыли при губернаторе Герберте Марло. — Майор показал на дамбу, едва различимую с уступа. — Но неожиданно выяснилось, что многие здешние жители не желают отдавать свою землю. Несмотря на наводнения, они выступали против проекта. Они нанимали адвокатов и шли в суд, делая все, чтобы остановить строительство дамбы. Тяжба длилась несколько лет. Тебе знаком термин «принудительное отчуждение собственности»?

— Тео объяснил, — буркнул Харди.

— Без применения этого права не было бы озера. Один-единственный собственник мог блокировать весь проект, и наводнения продолжались бы до сих пор. Без принудительного отчуждения не было бы дамб, озер, автострад, национальных парков, каналов, портов, да мало ли чего еще. Очень неприятно оказаться принимающей стороной этой юридической нормы, Харди, но это необходимо для общества.

— Но тот проект был необходимостью, а шоссе — нет!

— С тобой не все согласятся. Сейчас затевается безобразная склока, бойскаутам в ней делать нечего. Если ты считаешь проект неудачным, борись, активно выступай против. В газете пишут, что уже создано несколько групп с целью не допустить строительства шоссе. Вкладывай свою энергию в такую деятельность, но избавь от этого отряд.

Тео не удивила позиция Майора: проект шоссе явно был сильно связан с политикой, в которую скауты не должны вмешиваться. Втроем они вернулись в лагерь, где уже начинался долгий заплыв.

Глава 8

После ленча «Сокол» в полном составе покинул лагерь и направился на вершину горы Тэч — прогулка, по расчетам, должна была продлиться почти до вечера. Гора Тэч была не настоящей горой, а скорее высоким холмом с крупными валунами на вершине. Поросшая лесом, изрезанная тропами, она обещала приключения и кишела змеями. Ни Тео, ни другие ребята никогда не видели живого щитомордника, гремучую змею, да и вообще ядовитых гадов, но в лесу шансы всегда выше. Четыре месяца назад Эл Хоган из звена «Кабан» увидел змею недалеко от вершины Тэч, и это стало самым сильным впечатлением за весь поход. В ажиотаже Эл сфотографировал змею на сотовый и выложил в «Фейсбуке», после чего его страницу посетила половина Страттенберга. Змея была всего пару футов в длину и мирно грелась на солнце, однако сутки спустя Эл описывал ее как «огромную и очень агрессивную», намекая, что ему здорово повезло остаться в живых после этой встречи.

Восемь «соколов» вышли из лагеря, неся рюкзаки с водой, едой и наборами первой помощи. Враг таился где-то рядом, и скауты были начеку. Майор велел мальчикам быть осторожнее и вернуться ровно к четырем. На поясе у него был портативный радиопередатчик, и он ожидал ежечасного доклада об обстановке.

Но в тот день змеи либо попрятались, либо не решались нападать, и до вершины скауты добрались без приключений. Рассевшись на камнях и поедая чипсы с сыром, мальчики смотрели вниз, на голубое зеркало озера. Тео, словно старый мудрый историк, рассказал о маленьком городке Колдвотере и регулярных наводнениях, о том, что он сейчас на дне, на глубине двухсот футов, — настоящий затопленный город. Вуди назвал его вруном. Тео спорил, препирался и в конце концов предложил пари на доллар. Ему не терпелось вернуться в лагерь, чтобы Майор подтвердил его правоту.

На обратном пути — Тео шел первым, остальные тянулись сзади — благодушное настроение вмиг испарилось, когда Перси крикнул:

— Змея! Медноголовая!

В каждом бойскаутском звене есть минимум один человек, обладающий талантом все портить. Он забывает взять с собой носки и нижнее белье, опрокидывает кулер, не берет фонарик и туалетную бумагу, ночью пугается не пойми чего, его может вырвать прямо у палатки, у него подгорят блины, погаснет лагерный костер, он оставляет за собой грязную посуду — вечный новичок, у которого обе руки левые. Такого можно подбить на любую глупость: он пойдет на все, чтобы доказать свою храбрость и исключительность. И именно ему в голову втемяшится, что щитомордника прикольно попугать. В «Соколе» таким был Перси.

На скалистом уступе действительно лежала медноголовая змея, толстая и длинная. Замерев, она смотрела на мальчишек с неменьшим удивлением. Восемь скаутов, заметно нервничая, полукругом обступили щитомордника и смотрели на смертельно опасное создание, прежде существовавшее для них только на красочных книжных иллюстрациях. В жизни щитомордник выглядел куда опаснее, но от его окраса нельзя было оторвать глаз — змея действительно была ярко-медного цвета и так и сверкала на солнце.

Щитомордник лежал футах в двадцати и нападать не собирался. Мальчишки тоже не шевелились, по крайней мере, несколько секунд. Тео знал — нужно отступить и вообще уйти подальше, оставив змее ее территорию. Как командир отряда, он был обязан увести рядовых от опасности. Он все это знал, но не мог наглядеться на змею.

— Это правда щитомордник? — спросил кто-то.

— Точно, он, — заявил Вуди. — Посмотрите на цвет, на отметины, и голова треугольная. Там у нее яд.

Вуди держал дома змей, разумеется, неядовитых, и знал о рептилиях больше всех, хотя в отряде были и другие любители природы.

— Разве щитомордники бывают такими большими? — спросил кто-то.

Змея действительно была на редкость крупной.

— Наверное, это самец.

— У змей этого по виду не узнаешь, — сказал Вуди. — Надо ее поднять и посмотреть на брюхо.

— Давайте поднимем! — оживился Перси.

— Рехнулся! — рявкнул Тео.

От одного предложения приблизиться к змее все отступили. Противостояние продолжалось еще несколько секунд. Змея, видимо, почуяв свою силу, свернулась, будто защищаясь. Или изготовилась к нападению? Она подняла голову, будто готовясь нанести молниеносный удар, скользкий черный язык вылетел изо рта.

— О Боже, — ахнул кто-то.

— Пошли отсюда, а?

Но Перси решил доказать свою храбрость и глупость и ни с того ни с сего вдруг двинулся на змею. В руке у него был толстый кривой сук, которым он пугнул щитомордника.

— Перси, назад! — заорал Тео.

— Идиот тупой! — вторил Вуди.

Филипп попытался перехватить Перси, но тот шагнул вперед, выставив палку перед собой. Змея сделала бросок, но промахнулась. Ее быстрота ошеломляла — даже Перси на мгновение остановился.

То, что случилось дальше, обсуждалось месяцами и не забылось и спустя несколько лет. Перси бил себя в грудь, доказывая, что Филипп, стоявший ближе всех, каким-то образом подставил ему подножку, после чего он, Перси, растянулся у змеи перед мордой, и все закончилось плачевно. Филипп клялся, что всего лишь попытался схватить Перси за плечо, а Перси, споткнувшись и уже потеряв равновесие, грохнулся сам. Остальные шестеро членов «Сокола» как завороженные смотрели на змею и не видели, как упал Перси. Однако, зная его как облупленного, они дружно приняли сторону Филиппа.

Перси заорал от ужаса, сильно ударившись при падении и оказавшись прямо перед змеей. Он вскочил на четвереньки в попытке убежать и взвизгнул, когда ядовитые зубы впились ему в мясистую правую икру. Мальчишки закричали, началась настоящая паника, и змея, скользнув между двух камней, исчезла.

Перси был в шортах, как и все остальные, и через считаные секунды на правой ноге у него вздулся желвак размером с теннисный мяч. Перси орал, плакал и катался по земле. Вуди перетащил его на траву. Ошеломленные случившимся, ребята обступили жертву собственной глупости. Сбылась мечта бойскаута — укус настоящей ядовитой змеи, причем тяпнула она кого-то другого! Неимоверно круто!

— Тео, сделай что-нибудь! — рыдал Перси. — Быстрее! Я же умираю!

Среди всех членов отряда только у Тео был значок за оказание первой помощи, к тому же он был командиром. Все взгляды вдруг обратились на него. Тео повернулся к Вуди:

— Давай-ка свяжемся с Майором.

Вуди, помощник Тео, снял с пояса портативную рацию, вызвал лагерь и сообщил, что у них произошел несчастный случай.

— Что нам делать? — спросил он.

— Где вы находитесь? — раздался из рации голос Майора.

— У самой вершины.

— Значит, до вас две мили. Сейчас буду. Скажи, чтобы Тео обработал рану.

— О’кей.

Тео уже распаковал свой набор первой помощи. Он и так нервничал, а от слов «обработать рану» у него похолодело под ложечкой.

Бо, клоун звена, выдал:

— Такие змеи всегда ползают парами.

Вздрогнув, мальчишки принялись испуганно озираться, но, ничего не увидев, снова уставились на Перси.

Тео попытался взять командование на себя. Опустившись на колени возле пострадавшего, он сказал:

— Слушай, во-первых, тебе нужно лежать неподвижно.

Перси снова заорал и принялся брыкаться, корчась от боли и страха.

— Сделай что-нибудь, Тео, сделай что-нибудь! — вопил он.

— Не двигайся и подними голову. Голова должна быть выше места укуса, понял?

До Перси вроде бы дошло, и он приподнялся на локтях. По его щекам катились слезы.

— Надо сделать надрезы поверх отметин от зубов и высосать яд, — авторитетно заявил Вуди.

— Змеиные укусы обрабатывают не так, — возразил Тео.

— Нет, так! — настаивал Вуди. — Я на «Ю-тубе» видел.

— И я тоже, — сказал Филипп. — Змея здоровенная, у нее яда много. Если не высосать, ему ногу отрежут.

Перси снова завопил.

— Не могли бы вы все заткнуться? — не выдержал Тео.

Оливер опустился на колени напротив Тео с открытым набором первой помощи при укусах змей.

— Тео, я прочел инструкцию. Здесь сказано, что надо сделать крестообразные надрезы на месте входа зубов вот этой бритвой. — Скальпель был всего в дюйм длиной, но отчего-то вдруг показался огромным. — А в надрезы вставить отсосы, чтобы вытянуть яд.

— Сперва пристрелите меня! — зарыдал Перси.

— Это старый способ обработки укуса, — возразил Тео.

— Да набор же новый!

— Мне все равно.

— Вроде бы сначала надо наложить повязку на два дюйма выше укуса, — посоветовал Филипп.

— Еще кто-нибудь хочет высказать идиотское мнение? — рявкнул Тео.

Оливер посмотрел на Перси:

— Слушай, Перси, по-моему, яд из раны надо отсосать. Но это твоя нога, тебе решать.

— Мне конец, и я умру в окружении клоунов, — простонал Перси. Потом закрыл глаза и сказал: — Слушай, Тео, у меня голова кружится.

— Расступитесь, — велел Тео. Он быстро обернул ранку стерильным бинтом и закрепил пластырем. Перси всхлипывал, но дергаться и брыкаться перестал. — Вот как мы поступим. Надо доставить его в лагерь, а затем в больницу. Понесем его осторожно вниз, пока не встретим Майора. Держите ногу ниже уровня сердца. Филипп, ты идешь первым и смотришь, нет ли на тропе змей.

Оливер сказал:

— Мне все-таки кажется, надо разрезать кожу и применить отсос. Раньше яд прямо губами высасывали. Если на губах была ранка, яд попадал прямо в мозг, и такой человек умирал быстрее укушенного!

— Ты б заткнулся уже! — огрызнулся Тео.

Они подняли Перси, забросив его руки на плечи Вуди и Кэлу. Тео осторожно подхватил его укушенную ногу, Оливер — вторую.

— Его нельзя трясти, — сказал Тео. — Нести надо плавно, иначе яд быстрее всосется в кровь. Перси, у тебя может кружиться голова. Если тебя затошнит, скажи. Сюрпризов нам не надо.

— Хорошо. — Перси тяжело дышал и уже не плакал. Чтобы не смотреть на ногу, он зажмурился. Нога распухала на глазах.

Тео спускался по тропе, чувствуя, как с каждой минутой Перси становится тяжелее. Через десять минут они остановились передохнуть.

— Говори со мной, Перси, — сказал Тео. — Тебе нельзя спать.

— Я не сплю, — сказал Перси слабым голосом.

— Тебя тошнит?

— Нет, только нога болит.

— Вырвать не тянет?

— Пока нет. Тео, я умру?

— Нет, это всего лишь щитомордник. От их яда не умирают, разве что в больнице полежишь.

— Тео… А здоровенная была гадина…

— Здоровенная, здоровенная.

— Хоть кто-нибудь сфотографировал?

Скауты переглянулись. Встреча со змеей их так поразила, что они не сообразили сделать снимок.

— Вроде нет, — сказал Тео.

— Может, мне маме позвонить? — спросил Перси.

— Это сделает Майор. Пошли.

Они подняли Перси и начали спускаться по тропинке. Ребята уже выбились из сил, когда из-за поворота показался Майор с Хоганом и Беннетом. Перси был еще в сознании и боролся с головокружением. Его вынесли на открытую площадку возле спуска к воде и уложили на стол для пикника. Майор снял стерильный бинт и осмотрел рану. Размеры опухоли явно произвели на него впечатление. Перси вдруг стал хвататься за живот, и его вырвало. Майор придерживал мальчишку и обтер ему лицо мокрым полотенцем. Чем больше Перси рвало, тем сильнее он плакал. Сцена была достойна жалости.

Наконец они услышали рокот вертолета.

Глава 9

Ужин прошел очень тихо — все были подавлены. «Соколы» держались вместе, предпочитая сидеть отдельно, у своего костра, поедая жареные куриные грудки и картошку в фольге, испеченную на углях. Когда стемнело, перешли к большому костру. Вечер не клеился. Майор звонил из больницы, куда эвакуационный вертолет забрал его и Перси. Уже приехали родители пострадавшего. К счастью, в больнице нашлось достаточно вакцины против яда щитомордника, поэтому Перси быстро стабилизировали и вкололи успокоительное.

Наслаждаясь теплом горящих поленьев, ребята тихо переговаривались, жаря маршмеллоу на прутиках. Им не терпелось обсудить: 1) умрет Перси или выживет; 2) отрежут ему ногу или нет. Но скауты проявляли сдержанность. Как ни странно, вскоре у костра зазвучали истории о змеях, хотя все ребята и так были нервные и дерганые. Стоило ветру зашуршать в листве, мальчишкам казалось — ползет гремучая змея. Шипение полена в костре означало приближение неизвестной гадины. Треск ветки вдалеке возвещал приближение еще одной крупной медноголовой змеи, подбирающейся с тыла. Каждые десять минут кто-нибудь из скаутов подкрадывался к другому сзади, хватал его за шею двумя пальцами и вопил: «Змея!» Черный юмор вызывал приступы нездорового хохота. Наконец мистер Беннет перешел со змеиных историй на более мирные, о вампирах и ходячих мертвецах.

Часов в девять к лагерю подъехала машина с включенными фарами — из больницы вернулся Майор. Встав перед отрядом, он рассказал последние новости. Нога у Перси сильно опухла, чувствует он себя неважно, но находится в сознании, и с ним все будет в порядке. Через два дня его выпишут домой. Больше всего врачей заботит омертвевшая кожа вокруг укуса: часть тканей придется удалить, отчего останутся шрамы.

Наскоро поужинав, Людвиг попросил оставшихся членов «Сокола» прогуляться с ним к озеру. Они присели на бревна у полосы прибоя, где волны мягко накатывали на прибрежные камни. Было полнолуние, ночь казалась прекрасной — в такую ночь не может быть проблем.

Однако Тео чувствовал, что проблемы вот-вот начнутся.

Майор попросил Вуди первого рассказать о случившемся. Вуди правдиво и точно рассказал о встрече с щитомордником. Когда он закончил, Майор отправил его в лагерь. Затем свою версию рассказал Кэл и тоже был отпущен. За ним высказались и ушли Филипп, Оливер и остальные.

Остался один Тео. Они с Майором сидели на бревне, глядя на лунную дорожку на озере.

— Ты согласен с тем, что рассказали остальные?

Не колеблясь, Тео ответил:

— Да, сэр.

Майор пересел поближе и, кашлянув, спросил:

— Как командир звена, что ты должен делать при встрече с опасным животным?

— Зависит от того, какое животное, — ответил Тео.

— В данном случае ядовитая змея.

— Я должен заставить отряд немедленно отойти от змеи и как можно быстрее покинуть опасную территорию.

— Ты это сделал, Тео?

Тео с трудом сглотнул:

— Нет, сэр.

— Ты сразу понял, что вам встретился щитомордник?

— Да, сэр.

— Какие ядовитые змеи водятся в этих местах?

— Щитомордник, коралловый аспид и полосатый гремучник.

— Ты это узнал во время подготовки к получению значка за знание природы родного края?

Тео много раз смотрел сериал о Перри Мейсоне и видел немало настоящих судебных процессов. Он чувствовал — Майор вот-вот нанесет решающий удар. Он медленно ответил:

— Да, сэр.

Повисла долгая тяжелая пауза. Озеро переливалось в лунном свете. Мальчик ждал, что скажет Майор.

— Итак, подытожим. Отряд «Сокол», совершая пешую прогулку в районе, известном наличием щитомордников, столкнулся с упомянутой змеей, причем с крупным экземпляром, и вместо того, чтобы отойти, сделал прямо противоположное: члены отряда подошли поближе, чтобы рассмотреть змею. В какой-то момент Перси решил палкой расшевелить щитомордника. Тогда командир отряда наконец опомнился и приказал всем отойти, но Перси, которого мы знаем как не самого надежного скаута в дружине, каким-то образом оступился, упал практически на змею и был укушен. Я верно передаю события?

Тео изменил бы пару слов в рассказе Майора, но придираться не решился. Суть была передана безжалостно правильно.

Он прикусил губу:

— Да, сэр.

Снова пауза. Из лагеря донесся взрыв смеха. Счастливые.

— А теперь представь, что ты адвокат, и изложи доводы в свое оправдание.

Наконец-то, подумал Тео и не стал терять ни секунды.

— Отчеты, которые вы слышали, являются корректными версиями случившегося, но не стоит упускать целый ряд других факторов. Во-первых, мы были начеку — у большинства скаутов звена в рюкзаках были наборы первой помощи при змеиных укусах. Не самые эффективные, но скажем так: мы были готовы. Щитомордник оказался на редкость крупным и таким красивым, что невозможно было не залюбоваться хотя бы на несколько секунд. Разве это не в человеческой натуре? Мы бродим по лесам в поисках приключений — и вдруг ядовитая змея! Не веря своей удаче, мы остановились посмотреть. Всякий бы так поступил на нашем месте — ну, всякий бойскаут, я хочу сказать. Да, мы подошли слишком близко, но я не подвергал отряд опасности — нет, сэр! Туда, где мы стояли, змее было не достать. Она лежала неподвижно. Мы были близко, согласен, но на столько метров змеи не бросаются. Щитомордник лежал на узком уступе, а когда он медленно свернулся, то ли для защиты, то ли для нападения, точно не знаю, потому что кто его, щитомордника, знает, я приказал отряду отойти. Секунду никто не двигался, даже я, но все были готовы отскочить. И тут этот дурак Перси вылез с палкой и решил поиграть. Я крикнул ему отойти, но через секунду он уже грохнулся. Ему еще повезло, что змея ужалила его не в лицо и не в шею.

Майор внимательно слушал. Когда Тео закончил, он долго молчал, глядя на воду, и наконец сказал:

— Тео, лидерство требует определенных качеств. Четкое планирование, умение предугадать развитие событий, а главное, способность не терять головы в минуту опасности. Я учился этому в боевых условиях, там часто приходится за долю секунды принимать решения, от которых зависят жизни людей. Ты среагировал с опозданием. Ты обязан был немедленно отвести своих людей из опасной зоны.

— Значит, я виноват, что Перси ужалила змея?

— Не совсем. Но в данных обстоятельствах ты повел себя не так, как надлежало.

— О’кей, если бы при виде змеи я заорал всем отойти, вы думаете, Перси бы меня послушался? Он вечно поступает наперекор. Он меня не слушает. Он и вас не слушает. Он ни во что не ставит родителей и учителей. В прошлом месяце его на три дня отстранили от занятий, потому что он взорвал пачку петард на скрипичном концерте. В прошлый раз он забыл взять в поход зубную щетку, смену белья, чистые носки и фонарик. Он дважды заваливал экзамен на звание стажера. Он просто дурак, вы же сами знаете!

— Поэтому ему и полезно быть в скаутском отряде. Перси нужно привыкнуть к дисциплине и хоть чему-то научиться.

— Удачи вам в этом.

Майор повернулся к Тео:

— Ты командир звена, один из лучших скаутов в отряде, но в критической ситуации ты показал свою несостоятельность. Ты позволил отряду приблизиться к опасной змее, в результате чего скаут оказался в больнице с распухшей ногой и перспективой на всю жизнь остаться со шрамами. И это он еще легко отделался. У меня нет выбора, Тео. Я вынужден отстранить тебя от командования. Не хочу ставить тебя в неловкое положение, поэтому объявлять об этом не будем до следующего собрания. Никому ни слова, ясно?

Тео захотелось тут же и возненавидеть Майора, но он восхищался этим человеком и хотел во всем ему подражать. Майор воевал, летал на боевых самолетах, много ездил по миру, сделал успешную карьеру в двух или трех профессиях, а сейчас посвятил себя обучению бойскаутов, отдавая этому все свое время. Тео стало тошно при мысли, что Майор считает — он, Тео, подвел своих.

Но когда как не сейчас было брать пример с несгибаемого морского пехотинца? Тео с трудом сглотнул и ответил сквозь зубы:

— Да, сэр.

Незаметно набежали тучи, стало темно. Тео вернулся за Майором в лагерь. Веселье уже выдохлось, истории о змеях и призраках надоели. Костер потушили, еду прибрали и разошлись по палаткам готовиться ко сну. Каждый спальный мешок был тщательно вытряхнут и осмотрен, каждую палатку дюйм за дюймом проверили с фонариками на предмет непрошеных ползучих гостей. Обыскали территорию лагеря, высокую траву, подлесок, валуны и даже туалеты, а потом на всякий случай осмотрели все повторно. Понемногу скауты разошлись по палаткам, застегнули молнию на дверях и забрались в спальные мешки, прислушиваясь, не ползут ли по мокрой траве змеи. Когда все успокоилось, какой-то придурок из звена «Кабан» издал громкое: «Ш-ш-ш!», чем насмешил некоторых.

Впервые за всю свою скаутскую карьеру Тео захотелось домой.

Глава 10

Дождь начался еще до рассвета, и к утру все промокло. Закаленному отряду 1440 плохая погода была нипочем, но холодный ветер и грязь сразу поубавили радости от жизни в палатках. Обычно утром в воскресенье Майор вел отряд на скалистую площадку, откуда открывался прекрасный вид, и читал обедню. Он не являлся священником и не требовал от скаутов ходить в церковь, но был мудрым человеком, искренне веровал и восхищался всем, что создал Бог на земле. Тео нравились эти службы на вершине горы: он находил их куда более прочувственными, чем проповеди в церкви. Однако сегодня из-за дождя Майор решил пропустить службу, поторопил всех с завтраком и велел сворачивать лагерь.

В десять часов зеленый автобус, кряхтя, медленно катил от Инид-Пойнт вверх по холму — покрышки скользили по грязи. Когда он выехал на грунтовку, все вздохнули с облегчением. На шоссе автобус набрал скорость, и многие скауты задремали, убаюканные монотонным гулом мотора. Ночью им не спалось — снились змеи с острыми зубами, с которых капал смертельный яд, а просыпаясь, мальчишки явственно слышали, как они шипят у палаток. Сейчас, в тепле и безопасности, зная, что едут домой, все поддались усталости.

Погода ухудшалась. Машин на дороге было много, ехали медленно, перед Страттенбергом попались две серьезные аварии. Двухчасовая дорога превратилась в четырехчасовую, все устали, и когда автобус, миновав мост через Янси, въехал в город, скауты дружно издали восторженный клич. В клубе ветеранов они выгрузили мокрое, вымазанное в грязи снаряжение, решив заняться им в понедельник.

В три Тео был дома. Освеженный долгим душем, он сидел в гостиной с Судьей и ел куриную лапшу. Отец читал воскресную газету, мать листала какой-то роман.

Майор раз и навсегда запретил скаутам брать в походы сотовые телефоны и ноутбуки. Вылазка на природу была долгожданным отдыхом, приключением на лоне природы вдали от цивилизации, и он не желал, чтобы родители, требующие ежечасных отчетов о каждом шаге, все испортили. Еще Майор не терпел навязчивых мамаш, требовавших особого отношения к своему драгоценному чаду.

Поэтому родители Тео еще не знали об инциденте со змеей. Судья вылизал свою миску, Тео доел лапшу и рассказал о змее.

Мать пришла в ужас; отец нашел историю забавной. Они не знали Перси и его родителей, но Тео подробно описал этого безрукого идиота. Не утаил он и вечернего разговора с Майором, прибавив, что на два месяца отстранен от командования звеном.

— Нелепость какая, — возмутилась мать. Отец ее поддержал. Полчаса родители говорили и даже спорили о том, как действовал их сын и что решил Майор. Вдруг Тео сказал:

— Я, наверное, уйду из отряда.

Родители замолчали.

Тео продолжал:

— Майор считает скаутов кем-то вроде морских пехотинцев, которые беспрекословно подчиняются приказам командира. Но у нас ведь не такая железная дисциплина. Я не хочу выкрикивать приказы направо и налево. Никакие слова не удержали бы Перси от попытки подойти к змее. Я считаю взыскание суровым и незаслуженным.

— Поддерживаю, — сказала мать.

— Может, и так, — осторожно начал отец, — но бросать отряд, по-моему, чересчур. Ты же это любишь, Тео, тебе всего ничего осталось до скаутского «орла». Жаль все бросать из-за одного случая.

— Отец прав, твой уход ничего не решит. Жизнь полна несправедливостей, не будешь же ты все бросать из-за первой обиды.

— Но я ничего дурного не сделал, — защищался Тео. — Все случилось за несколько секунд, я не мог этого предотвратить!

— Что с того? — возразил отец. — Твой командир считает иначе. Он ваш лидер, ваш начальник, которым ты восхищаешься и который тебя тоже ценит. В жизни не поверю, что Людвиг может поступить несправедливо по отношению к тебе или другим бойскаутам.

— Ты сам много раз говорил, — добавила мать, — как вам повезло с командиром. Сегодня ты с ним не согласен, но он двое с половиной суток отвечает за сорок мальчишек. Это огромная ответственность, а ведь Людвиг возит вас на природу каждый месяц. Пострадал ребенок, а спросят с руководителя. Родители Перси обвинят отряд, Людвига, а заодно и всех бойскаутов Америки.

— А то и в суд подадут, — вставил мистер Бун.

— Думай на перспективу, — предложила миссис Бун. — Если скауты снова наткнутся в лесу на ядовитую змею, они вспомнят этот прецедент, командиры быстро уведут своих подопечных подальше, и никто не пострадает.

— Или среди них найдется свой Перси, который все равно попрется дразнить змею, — не выдержал Тео.

Мистер Бун поднял газету — ему хотелось дочитать спортивный раздел.

— Бегать от проблем не выход, Тео. Прояви стойкость, удвой старания, получай знаки отличия и докажи, что Майор может снять взыскание, — с этими словами отец закрылся газетой.

Миссис Бун высказалась чуть более сочувственно:

— Если уйдешь, будешь жалеть всю жизнь. Юность бывает лишь однажды, второго шанса стать скаутским «орлом» не будет. До сих пор все шло хорошо, не позволяй первой же неприятности все погубить. Мы с отцом будем очень разочарованы, если ты бросишь отряд.

Тео нередко удивлялся, как родители других школьников умеют встрять куда не надо и заварить кашу. Они засыпа́ли учителей имейлами с жалобами, бегали за тренерами после тренировок и даже матчей, если ребенок не наигрался, врывались в кабинет миссис Глэдвелл и защищали своих отпрысков, даже если те откровенно накосячили, грозили судом, если их сокровище исключат из команды, не дадут ему роль в школьной пьесе или не включат в команду поддержки.

Но сейчас Тео был не прочь увидеть побольше участия от собственных отца и матери. Буны-старшие погрузились в чтение, наевшийся Судья заснул, вывалив язык. Никто не хотел слушать Тео, и мальчик ушел к себе коротать время за компьютером.

В понедельник Тео совершенно не хотелось идти в школу. К восьми сорока, когда он сел за парту, вокруг уже десять раз рассказали об укусе ужасной змеи.

Мать Перси сфотографировала своего бедняжку-сыночка на больничной койке в Ноттсберге. На фото попало глупое улыбающееся лицо Перси, но центром композиции была распухшая нога. Отек действительно был сильным. Как все умные люди, выставляющие напоказ личную жизнь, мамаша выложила снимок на страницу сыночка в «Фейсбуке» и добавила — или кто-то добавил за нее — басню о том, как храбрый скаут схватился с «двухметровым щитомордником» с «зазубренными клыками».

Конечно, никакой вины на Перси не возлагалось — нет, сэр. «Неустановленный» бойскаут из звена «Сокол» подставил подножку и уронил бедного мальчика прямо на щитомордника, которого отчего-то обозвали «необычайно агрессивным». Складывалось впечатление, что Перси шел по лесу, глубоко погруженный в свои размышления, и вообще не подозревал о присутствии змеи.

Фотография появилась в воскресенье вечером, когда Тео читал книгу и в компьютер не заглядывал, и в понедельник оказалось, что из всей школы снимка не видел только он. В коридорах и классах только об этом и говорили, а к звонку на первый урок уже шли разговоры, что бедный Перси может потерять ногу.

Дурак на глазах превращался в легенду — из трехсот двадцати учащихся только его кусала ядовитая змея. Перси Диксон прославился на всю округу, и отнюдь не по заслугам.

Прославился своей дуростью, сердито думал Тео, сдерживая раздражение. Стиснув зубы и не давая волю языку, он терпел до конца уроков. Нет, такое возможно только в Америке.

Тео смертельно устал от Перси с его укусом и сразу после уроков поспешил в клуб ветеранов. Майор вынес палатки и оборудование на задний двор и уже отмывал большие кулеры. Явилась примерно половина отряда, но Тео не заботили отсутствующие. Он с Филиппом и Кэлом немедленно взялся за палатки «Сокола», отскребая грязь с мылом. Палатки требовалось выстирать и просушить, иначе они заплесневеют.

Майор не подходил, и Тео это устраивало. Старый морской пехотинец любил дисциплину и не собирался проявлять слабость. Тео это понимал. Он уже решил, что не уйдет из отряда, не позволит одному паршивому случаю отобрать у него дело всей жизни. Он последует суровому совету отца: станет работать еще усерднее, держаться с достоинством и носить свое отстранение как знак отличия. Тео тоже проявит себя суровым морским пехотинцем, поднеся командиру полную ложку его собственного лекарства.

Когда он скатывал палатку, сзади послышался голос Майора:

— Тео, где Вуди?

Тео выпрямился и обернулся. Его подмывало ответить: «Мне-то откуда знать, сегодня я не обязан быть в курсе его перемещений» или «Мне-то откуда знать, теперь Вуди командир звена, сами его ищите». Но он счел за лучшее не дерзить.

— Точно не знаю. Кажется, у него какие-то дела после уроков.

Вуди был лучшим другом Тео, и мальчик ни за что не стал бы подставлять товарища. На самом деле Вуди не горел желанием быть командиром звена и в прекрасную погоду возиться с грязными палатками.

На щеках Майора на секунду проступили желваки. Затем он сказал:

— Сбор в четверг будет посвящен знаку отличия по авиации. Ты придешь?

— Я же отстранен, — ответил Тео, сразу пожалев о вырвавшихся словах.

— Тебя отстранили от командования звеном, а не от скаутского движения, — холодно поправил Майор.

Оставалось лишь удивляться иронии судьбы: только Тео собрался отбрить командира, как тот завел разговор о значке за авиацию. Тео как раз готовился к получению четырех значков — за авиацию, мировое правительство, компьютеры и ветеринарию. Самой желанной, естественно, была авиация. Майор обещал Тео и еще пятерым скаутам свозить их в региональный аэропорт, показать работу воздушных диспетчеров и, главное, полетать на маленькой «Сессне».

— Приду, — сказал Тео.

— Прекрасно. Тогда до четверга. — И через секунду Майор уже распекал двух скаутов из звена «Кабан».

С Майором было трудно тягаться, и Тео это понимал.

Глава 11

В пять часов Тео поехал за четыре квартала от «Бун энд Бун» — в офис еще одного Буна, своего дяди Айка. Дядина фирма не отличалась обилием клиентов или богатой обстановкой: Айк работал на втором этаже старого обшарпанного дома (первый занимал греческий ресторанчик). Вудс и Айк Буны были братьями и одно время работали вместе, но это было давно. По причинам, недоступным пониманию Тео, Айк уже не был юристом и почти не общался с братом. Однако родственником от этого он быть не перестал, и по понедельникам Тео заезжал к дяде поболтать. Порой эти встречи нельзя было назвать приятными, но иногда Айк бывал в хорошем настроении и рассказывал много интересного. Тео никогда не знал заранее, как его встретит дядя. В семье об этом не говорили, но Айк сильно пил, и Тео подозревал, что от этого и зависело его настроение.

Судья обычно оставался дома или в конторе, но иногда его пристегивали на поводок, и пес бежал рядом с велосипедом — он обожал носиться по улицам наперегонки с хозяином. Сегодня Судья очень просился погулять, поэтому Тео взял поводок.

Они вдвоем взбежали по ступенькам и, постучав для проформы, влетели в длинный захламленный кабинет.

— Так-так, — с улыбкой произнес Айк. — Как поживает мой любимый племянник?

— Отлично, а как ты сам? — Тео с размаху уселся на скрипучий деревянный стул, под которым копились бумаги. Все в кабинете было заложено папками — они выглядывали даже из-под шкафов и стола. Тео был единственным племянником Айка, и, насколько ему было известно, только он и поддерживал отношения с дядей. Жена развелась с Айком много лет назад, когда у него начались неприятности, дети разъехались. Айк был стар и одинок, но при этом не вызывал жалости. Казалось, ему нравилось жить в безвестности, зато по-своему.

— Очередной прекрасный день, — сказал Айк, показывая на гору бумаг на письменном столе. — Разбираю денежные проблемы безденежных людей. Как обстановка в «Бун энд Бун»?

— Все так же, ничего нового.

— А какие у тебя оценки? Пятерки?

— Почти. — Этот вопрос казался Тео вторжением в личную жизнь. Ну почему Айк присвоил себе право совать нос в его учебу? Но, как говорила миссис Бун, родню не выбирают.

— Что значит — почти? — не унимался Айк.

— По химии четыре с плюсом, но я подтянусь.

— Да, уж лучше подтянись, — с напускной строгостью сказал дядя и повернулся к монитору. — Тут кое-что пришло десять минут назад, — добавил он, вглядываясь в экран поверх очков, и кликнул мышкой. — Согласно онлайн-версии нашей бесстрашной ежедневной газетенки, пацан из твоего скаутского отряда довольно неудачно повстречался со змеей. Ты об этом слышал?

— Как же это попало в новости? — с отвращением спросил Тео.

— Сейчас все попадает в новости. Частной жизни не осталось, ни секретов, ни стыдливости. Каждый — знаменитость. Перси Диксон?

— Это он. Его мамаша пытается поднять шум. Наверняка она и позвонила в газету. Но как ей удалось заставить репортеров выслушать такую ерунду?

— Ты при этом присутствовал?

— Ну да.

— Расскажешь?

И Тео снова рассказал про щитомордника.

Дослушав, Айк воскликнул:

— Вот козел! Ты не заслуживаешь отстранения!

— Все нормально, Айк. Я это уже пережил и оставил в прошлом. Давай сменим тему.

— Давай. Поговорим о «Янкис» и «Твинс»?

— Не надо. — Айк был давним фанатом «Янкис» и знал команду и ее историю. Тео болел за «Твинс», потому что больше в Страттенберге за них никто не болел: слишком далеко эта Миннесота.

— Логично. — Айк отодвинулся на стуле и сунул руку в маленький холодильник, почти незаметный под ворохом бумаг. Достал бутылку пива для себя и банку «Спрайта», которую отправил по столу племяннику, сбив попутно на пол пару листков. — Держи, — сказал он, когда Тео поймал «Спрайт». Айк скрутил пробку, медленно, почти болезненно вытянул ноги и забросил их на стол. Вольготно разлегшись на стуле, сделал глоток.

Тео по опыту знал: сейчас начнется рассказ.

Еще глоток, и Айк начал со своего любимого:

— Слушай сюда, племянник. Греческая семья с первого этажа, Джимми и Амельда Тайкос, милые люди, я их сто лет знаю и каждый день вижу. Они приехали в нашу страну несовершеннолетними и всю жизнь пахали с утра до ночи без выходных, чтобы обеспечить своих детей. Их старший, Рассел, владеет строительной компанией, строит небольшие дома и занимается ремонтом. Ему сорок лет, женат, трое детей. Старший родился с целым букетом болезней. Они ухлопали кучу денег, чтобы спасти пацана, но бедняге по-прежнему требуется особый уход. Эта беда едва не доконала Рассела и Джимми с Амельдой, но они уперлись, начали работать еще больше, экономить еще жестче — и справились.

Тео, должно быть, отвел взгляд, потому что Айк вспылил:

— Тебе неинтересно, что ли?

— Я слушаю. — Тео подозревал, что, кроме него, ни одна живая душа в городе не вытерпит долгих и довольно бессвязных рассказов Айка. Но эти истории, как правило, были преамбулой к чему-то интересному.

Айк отхлебнул пива, уставился в потолок и продолжил:

— Лет десять назад Рассел с женой купили землю за городом, разделили на участки и начали продавать по два акра. Красивейшая местность — холмы, ручьи, пруды, все такое. Идея состояла в том, чтобы участки доставались людям, готовым беречь природу, не трогать деревья и всячески заботиться о земле. Рассел с женой разработали проект дома своей мечты и начали строить. После работы, по выходным и праздникам они проводили там каждую свободную минуту с внуками, включая того, что в инвалидном кресле, и строили дом. На тяжелые работы Рассел приводил своих ремонтников, но все, что было под силу двум людям, делал сам с женой. Конечно, это был подвиг любви. На все про все ушло пять лет. Они всю дорогу расплачивались наличными и построились без долгов. Закатили праздник по случаю новоселья, пригласили меня, родню, друзей, соседей, рабочих — всех, кто помогал. Я никогда не видел Джимми с Амельдой такими гордыми и счастливыми. Прекрасный дом в красивом месте, большая счастливая семья на лоне природы — сказка наяву.

Айк замолчал, явно ожидая вопросов.

— И что случилось? — спросил Тео.

— Случилось то, что дом вот-вот снесут бульдозерами, чтобы кучка политиканов проложила объездное шоссе за двести миллионов. Оно никому на фиг не нужно, но это политическая игра больших дядей. Слышал об этом проекте?

Тео поразился, как он мог забыть о шоссе. Последние двое суток он думал только о скаутах, Перси, довольно крупном щитоморднике и всякой чепухе в «Фейсбуке». Он кивнул.

Айк рывком опустил ноги на пол и подался вперед. Его глаза загорелись.

— Тебе знакома суть права принудительного отчуждения собственности? — спросил он.

— Да.

Айк кивнул:

— Хорошо. Теоретически эту норму полагается применять в крайнем случае. Отобрать собственность вопреки желанию владельца — почти уголовное преступление, правительство должно идти на это, когда испробованы все другие меры. В нашем случае такой необходимости вообще не существует, просто политики хотят заручиться голосами избирателей, осчастливив пару денежных мешков.

Айк всегда легко впадал в раж, но на этот раз разгорячился не на шутку. Тео захотелось узнать побольше:

— Я не совсем понял…

Айк разразился новой речью, не дав племяннику договорить:

— Тут вот в чем дело: в Карлсберге и других городах к северу от нас есть крупные компании грузоперевозок и много заводов. То же самое и к югу, в Ловенсберге. Исследования показали, что новый маршрут сбережет водителям буквально несколько минут, которые они теряют в наших пробках, но им все равно подавай шоссе любой ценой! Поэтому они договорились с политиками, дали им немерено денег и принялись жаловаться, как им плохо без объездной автострады, и не лично им, а священному «развитию экономики»! Это повторяет каждый политик всякий раз, как ему надо добиться утверждения липового проекта, затеять стройку и потратить побольше денег налогоплательщиков. Больше рабочих мест, больше налогов, всего больше, и все во имя экономического развития. Больше загрязнения, больше пробок, больше переполненных школ, больше разбогатевших девелоперов, но об этом политики не говорят, ведь девелоперы их спонсируют. Или, в нашем случае, транспортные компании.

Айк глубоко вздохнул и высосал полбутылки пива. Ему было не занимать решимости, он не будет стоять в стороне, не полезет за словом в карман. Тео невольно заразился его воодушевлением и решился подлить масла в огонь:

— Но ведь проект поддерживает губернатор?

— Губернатор — идиот! За кругленькую сумму он поддержит все, что угодно. На прошлой неделе на первых полосах писали, что перевозчики и девелоперы вбухали массу средств в его предвыборную кампанию, поэтому если они хотят шоссе, то и он тут же захотел шоссе. Он просто политик, мечтающий пересесть в кресло повыше. Никогда не лезь в политику, Тео. Слишком грязное занятие.

— Не беспокойся, не полезу.

Айк расслабился и принялся качаться в кресле.

— Если бы пятнадцать лет назад я вел правильную политику, меня бы не привлекли к уголовной ответственности.

Впервые в жизни дядя упомянул о давних неприятностях при Тео. У мальчика на языке вертелась тысяча вопросов, но он сдержался. Однажды Айк ему все расскажет, когда захочет.

Тео собирался рассказать про Харди Квинна, но раздумал. Эта история интереснее дядиной, а Айк любит говорить, а не слушать.

— Ты поможешь семье Тайкосов? — спросил Тео.

— Каким образом?

— Ну, я не знаю. Многие высказываются против строительства шоссе. Если подберется сильная оппозиция, может, окружной совет и не примет проект.

— Будь реалистом, Тео. Кто платит, тот и заказывает музыку. Та сторона, у которой больше денег, всегда выигрывает, особенно в политике.

Тео счел это удручающим и не знал, что ответить. Айк поискал у себя на столе какой-то листок, нашел и протянул Тео:

— Вот, погляди.

Тео подался вперед. Это была карта с нанесенным на ней красным фломастером новым шоссе. Айк постучал ручкой по центру листка:

— Вот здесь шоссе пересечет Суини-роуд. Сейчас там сельскохозяйственные угодья, но все изменится с появлением автострады.

От дяди неприятно пахло пивом. Тео незаметно отодвинулся.

— У меня есть один источник… Да… Так с его слов, один местный девелопер по имени Джо Форд, ловкач по прозвищу Фаст-Форд, приобрел двести акров земли возле пересечения Суини и нового шоссе. Сделку держат в секрете, но мой источник знаком с одним из бывших партнеров юриста, который представляет в этой сделке Форда. Это большая тайна. — Айк положил карту и откинулся на стуле. — Так что, Тео, вьюга уже поднялась и вскоре накроет всех нас. Если округ одобрит шоссе, вот увидишь, эти отморозки подберут всю до дюйма территорию вдоль будущей дороги, и через десять лет там будут сплошные моллы, фастфуды и автомойки. Западные районы застроят как попало, сделав похожими на остальную Америку. Девелоперы разбогатеют и на радостях отстегнут политикам, чтобы и те остались довольны. Такое вот разложение на всех уровнях, племянник.

Тео совсем упал духом, но вспомнил, что Айк по натуре угрюмый и депрессивный. Он редко улыбался, и улыбка чаще всего выходила горькой. Семья его бросила, а репутацию он потерял, когда его лишили адвокатской лицензии.

Ох уж этот дядя Айк со своими источниками — вечно у него какой-нибудь секрет! Впрочем, часто так и оказывалось: Айк бывал в городских районах, которых избегали приличные горожане. Он играл в покер в двух компаниях, где партнеры были бывшие адвокаты, бывшие полицейские и даже отсидевшие жулики. Айк делал ставки на футбол и баскетбол, якшался с букмекерами и прочим сбродом. Однажды Вудс Бун в сердцах сказал, что Айк на ставках зарабатывает больше, чем когда-то адвокатской практикой.

— Ну, на этой счастливой ноте позвольте закончить нашу встречу. — Тео вдруг заторопился домой.

— Передавай своим привет, — сказал Айк, сцепив руки за затылком и снова положив ноги на стол.

— До скорого, Айк, — ответил Тео, подходя с Судьей к двери.

— И не забудь подтянуть химию!

— Обязательно. Мне это все говорят.

Глава 12

Во вторник состоялось триумфальное возвращение Перси Диксона. Тео понял — что-то происходит, когда, пристегивая к стойке велосипед, заметил у школы фургон местного телеканала. Вскоре подкатил «универсал», и мамаша Перси, припарковавшись, выставила инвалидное кресло, усадила в него сынка и торжественно ввезла в здание школы. Нога Перси была поднята и обернута белейшим бинтом. Учителя и друзья выстроились у дверей, а Перси проехал меж двух шеренг, как вернувшийся с войны герой. Следом за его мамашей шли репортер и оператор, спеша запечатлеть «главную новость дня», чтобы мирный Страттенберг был в курсе последних событий.

Глядя издали, Тео соображал, кто больше радуется всеобщему вниманию — Перси или его мамаша. Этот идиот напал на змею, а отстранили Тео. Наказание снова показалось ему несправедливым.

Весь день Перси мозолил Тео глаза: ездил по коридору, сидел в столовой, его бережно катали по спортивной площадке. Окруженный обожателями, он снова и снова рассказывал историю о едва не стоившей ему жизни схватке с щитомордником, который с каждым часом становился все больше и злее.

Кое-кто из ребят винил в случившемся Тео, хотя большинство знали правду. Перси мало кто верил, но это не мешало ему греться в лучах славы.

Тео кое-как высидел уроки, стараясь не обращать внимания на интермедию с инвалидным креслом и горько жалея, что щитомордник не тяпнул Перси между глаз.

После школы Тео приехал в «Бун энд Бун», проведал Судью и засел за уроки. Двери в кабинеты родителей были заперты на ключ — стало быть, у них клиенты. В конторе было тихо, все заняты. Тео покончил с уроками меньше чем за час. Начался дождь, идти было некуда, и вскоре ему стало скучно.

Из любопытства он открыл поисковик и запросил информацию о шоссе через Ред-Крик. Ее оказалось предостаточно — газетные статьи, карты, исследования, возмущенные письма в редакцию. Нашелся даже веб-сайт, созданный группой ярых противников строительства, где собирали и размещали все сведения о скандальном проекте. Большинство комментариев были негативными, но обнаружились и несколько статей, подписанных представителями деловых кругов, где утверждалось, что без шоссе не обойтись.

Через час Тео наскучило читать. Дождь усилился. Судья похрапывал под столом, родители еще не выходили. Через подсобку мальчик вышел в узкий коридор и направился в кухню поискать чего-нибудь съестного. «Занять» покушать у других сотрудников было в «Бун энд Бун» настоящим спортом, и Тео часто оказывался главным обвиняемым. Сегодня, впрочем, ему не попалось ничего интересного.

Эльзы на ресепшен не было: иногда в конце дня, когда новых клиентов не ожидалось, она выходила по делам. Стол секретарши стоял напротив двери, и любой вошедший в контору сразу попадал в руки Эльзы, которая следила за порядком не хуже сержанта-инструктора по строевой подготовке. Она знала расписание каждого работника фирмы — ведущих специалистов мистера и миссис Бун, помощника Винса, секретарши отдела недвижимости Дороти и даже юного юриста Тео, не забывала назначенных встреч, судебных заседаний, приемов у терапевта и дантиста, дней рождений и тому подобного. Эльза не упускала ничего.

Тео стало любопытно, кто сейчас у отца. Вудс Бун занимался сделками с недвижимостью, никогда не ходил в суд и редко принимал клиентов. По восемь часов в день он сидел за своим столом, курил трубку, перебирал бумаги, оформлял контракты, собирал информацию и говорил по телефону. По мнению Тео, отец занимался скучной областью юриспруденции, с которой мальчик не желал иметь ничего общего. Тео мечтал выступать в суде на крупных процессах перед полным залом и распутывать серьезные преступления.

Впервые судебный процесс Тео видел три года назад. Суд проходил летом, занятий в школе не было, и четыре дня кряду Тео сидел в первом ряду, ловя каждое слово свидетелей. Молодая супружеская пара и их пятилетний сын погибли, сбитые на переходе поездом. Эмоции зашкаливали, адвокаты бились, как гладиаторы, а председательствовал друг Тео, судья Генри Джентри, отличавшийся острым умом.

Именно тогда Тео решил, что его профессия будет обязательно связана с работой в суде. Иногда он подумывал стать авторитетным судьей вроде Генри Джентри, но чаще в мечтах он видел себя бесстрашным адвокатом.

Посередине стола Эльзы лежал большой ежедневник, куда она записывала все, в том числе встречи с клиентами. Запрета прикасаться к ежедневнику не существовало — календарь же не является конфиденциальным документом. В конце концов, он лежит на столе, его может полистать кто угодно. Поэтому Тео сунул в него нос. Завтра, в среду, у него запись к ортодонту на четыре часа, у матери сейчас некая М. Клайберн, а у отца сидит не кто иной, как Джо Форд. Тео обмер, вспомнив разговор с Айком. Джо Форд, он же Фаст-Форд, застройщик и прожженный аферист, который только и ждет, чтобы прибрать к рукам землю вдоль Суини-роуд в случае одобрения нового шоссе; нечистый на руку делец, которого Айк назвал отморозком. Тео вспомнил, что еще говорил дядя: покупка двух сотен акров, жутко секретная сделка и так далее. Айк не сказал, что сделка незаконная, но это подразумевалось само собой.

Несколько секунд Тео смотрел на запись в ежедневнике. Все логично. Джо Форда интересует недвижимость, а к Вудсу Буну обращаются по поводу сделок с недвижимостью. Но с чего бы отцу представлять интересы типа с дурной репутацией?

Наверху раздались голоса, на лестнице послышались тяжелые шаги. Тео заметался. Можно выскочить на улицу, но беззвучно этого не сделаешь. Можно нырнуть в комнату для совещаний или убежать по коридору в «кабинет». Но, двинувшись, Тео опрокинул мусорную корзину, и смятые бумажки рассыпались по полу. Он быстро нагнулся и принялся их подбирать. В приемную спустился отец с незнакомым человеком.

— Привет, Тео, — сказал мистер Бун. — Что ты тут делаешь?

— Да вот, мусор подбираю — Судья опрокинул корзину.

— Ясно. Поздоровайся с мистером Джо Фордом, моим клиентом.

Мистер Форд не вынул рук из карманов и скупо улыбнулся.

— Это мой сын Тео, — гордо сказал мистер Бун. — Учится в восьмом классе Страттенбергской средней школы.

Тео коротко кивнул и вежливо сказал:

— Рад знакомству.

— Взаимно, — процедил Джо Форд. Он был одет в серый костюм-тройку с легким блеском и крахмальную белую рубашку. Волосы с химической завивкой — кудельки торчат над ушами. Тео сразу невзлюбил Джо Форда и чувствовал, что и Форду на него наплевать. Джо Форда не интересовали люди, на которых нельзя заработать лишний бакс.

Светские разговоры мистер Форд тоже счел излишеством: он извинился и вышел из конторы. Тео побежал к себе в «кабинет» к ноутбуку и кликнул на первую же ссылку о Джо Форде.

Глава 13

Трое — Тео, Вуди и Харди, не считая собаки, — в пятницу после уроков встретились в парке Трумэна. Они собирались на реку ловить рыбу, и им не терпелось побыстрее начать. Трудная неделя в школе закончилась, можно было отдохнуть. Рыбалка была идеей Харди: он хотел показать Тео фамильную ферму Квиннов и прекрасную долину, которую губернатор с кучкой политиканов решили уничтожить. Вуди и Харди ехали впереди, а Тео был замыкающим, чтобы Судья не лез под колеса велосипедов. Пес искренне считал, что первым должен быть он, а мальчишки могут поехать следом, но на поводке послушно трусил рядом с Тео. Они петляли по тенистым старым кварталам, направляясь к велотреку, огибавшему город с юга, в стороне от жилых районов и дорог. На оживленном перекрестке они перешли Семьдесят пятое шоссе и вскоре выехали на узкую сельскую дорогу, где ветви деревьев смыкались над головой зеленой аркой. Город с его машинами и шумом остался позади. Мальчики скатывались по склонам холмов и с натугой поднимались в гору, переезжали вброд ручьи, а в одном месте прогромыхали по старому заброшенному крытому мосту.

Через полчаса велосипедисты обливались потом, а Судье требовалось попить. Тео остановился и позволил псу спуститься к ручью.

— Еще пять минут, — уверял Харди.

Отдышавшись, мальчики покатили дальше и, въехав на холм, остановились. Глазам их открылась прекрасная лесистая долина с большими полянами. Харди показал на единственное строение — белый особняк вдалеке.

— Там живут мои бабушка с дедушкой, — тяжело дыша, сказал он.

Пытаясь отдышаться, мальчишки рассматривали долину. Харди указал вправо:

— Новое шоссе пройдет широкой полосой через всю долину. Начнется вон там, между двух холмов, и пройдет через самый высокий холм. — Правая рука Харди описала широкий полукруг. — Это Меловой холм, по плану его подорвут динамитом. Взорвут и счистят. Все снесут бульдозерами и заасфальтируют. Не знаю, как дед с бабкой это переживут.

— А кто позволит это сделать? — спросил Вуди.

— Спроси у Тео.

— Закон дает государству право забрать любой участок. За деньги, конечно, но все равно, — сказал Тео.

— Погано.

— Да, — невесело согласился Харди.

Они съехали с холма и через несколько минут остановились у крыльца белой усадьбы. Бабушка Харди, миссис Беверли Квинн, ожидала на веранде с блюдом орехового печенья и бокалами воды со льдом. Харди представил приятелей, и бабушка посидела с ними, пока они ели. Дед Харди, по выражению миссис Квинн, «занимался ерундой» в сарае для трактора. О новом шоссе не говорили, боясь даже представить такой кошмар. Тео жевал печенье и покачивался в старом плетеном кресле-качалке, восхищаясь безукоризненно чистым крашеным крыльцом, раскидистыми папоротниками, ухоженными клумбами и белым штакетником, окружавшим двор. Не хотелось думать, как бульдозеры будут все это сносить. Такое казалось вопиюще несправедливым и жестоким.

Доев печенье, мальчики поблагодарили миссис Квинн и побежали к реке. В сарае за домом нашлись разнообразные удочки, катушки лески, спиннинги, рыболовные снасти, футбольные и волейбольные мячи, баскетбольные ракетки, фрисби, две байдарки, четыре каяка и даже клюшки для гольфа.

— Мы здесь не скучаем. — И Харди рассказал, что у него в Страттенберге и его окрестностях одиннадцать двоюродных братьев и сестер, а еще тетушки, дядюшки, старые друзья, которые уже почти родня, и все много времени проводят на семейной ферме.

Мальчики взяли три удочки и катушки с леской, а Харди сунул в рюкзак коробку с крючками. Они покатили по узкой грязной дорожке, петлявшей через густой лесок. Десять минут спустя они, увязая в грязи, остановились на берегу Ред-Крик.

— Лучшее место на всей ферме, — заявил Харди, доставая крючки. — Здесь клюют самые классные окуни.

Тео отстегнул поводок, и Судья прыгнул в воду. Ручей был широк, и вода выплеснулась на камни вдалеке.

— Мы здесь всегда палатки ставим, — сообщил Харди.

— Красиво! — восхитился Тео. — А можно покататься на каяке?

— Позже, — сказал Харди. — Приличные пороги вон за тем поворотом, для байдарки сложновато. Мы их всегда на каяках проходим.

Будучи единственным ребенком в семье и городским жителем, Тео немного завидовал большой семье Харди и его земле, где так весело и интересно. Ферма походила на огромный парк развлечений, только настоящих, а не бутафорских.

Харди стоял на гранитном уступе футах в десяти над водой. Он уже успел дважды забросить удочку в ручей, когда вдруг заметил что-то вдалеке.

— Это еще что? — сказал он, вглядываясь.

— Что? — спросил стоявший неподалеку Вуди.

— Вон, под деревьями у холма. Люди какие-то.

Тео и Вуди взобрались на выступ к Харди, в голосе которого слышалось беспокойство. И было отчего: на другом конце узкой долины, в полумиле от ручья копошились неизвестные люди. Рядом стоял грузовичок.

— Это наша земля, — сказал Харди.

— Что они делают? — спросил Тео.

— Не знаю, но им нельзя здесь находиться, — сказал Харди.

— Эх, бинокли не взяли, — посетовал Вуди.

— Пошли выясним на месте, — предложил Харди, и рыбалка была забыта. Тео не стал бы связываться — мужчины вроде не делали ничего дурного, но он еще не знал, как Квинны дорожат неприкосновенностью своей земли.

Мальчишки вскочили на велосипеды.

— Держитесь за мной, — велел Харди. Мокрый Судья бежал за Тео. Ребята немного проехали по берегу, пересекли ручей по старому пешеходному мостику, слишком узкому для велосипедов, и нажали на педали, приближаясь по глинистой тропе к непрошеным гостям.

Их оказалось четверо — трое помоложе и один постарше, как видно, главный. Пикап у них был большой, вроде сервисного, с открытым кузовом и надписью «Стратегические исследования» на дверцах. Недалеко от грузовика начиналась линия воткнутых в землю колышков с повязанной наверху красной ленточкой.

— Чего вам, ребята? — спросил тот, что постарше.

Харди соскочил с велосипеда и подошел.

— Что вы тут делаете?

— Не твоего ума дело.

— Это как сказать. Здешние земли — собственность нашей семьи. Кто вам дал разрешение тут находиться?

Трое мужчин помоложе засмеялись. Крупные, в грязных рубашках, бородатые, они казались людьми не самой легкой жизни, которые не бегут от ссор и драк.

— Ты тут со мной не умничай, — сказал пожилой.

— Как вас зовут? — резко спросил Харди.

— Уиллс, а тебя?

— Харди Квинн. Моя семья владеет этой землей уже сто лет.

— Поздравляем, — насмешливо бросил Уиллс. — Она вот-вот перейдет в собственность государства.

Трое остальных нашли это смешным и снова заржали, незаметно приближаясь к пикапу, где стоял Уиллс — меньше чем в десяти футах от Харди. Тео шагнул вперед:

— Вам задали вопрос. Кто дал вам разрешение заезжать на этот участок?

— Штат! — рявкнул Уиллс.

— Каким образом? У штата пока нет прав на эту землю, — не растерялся Тео.

— Вот умники пошли, — сказал Уиллс своим людям и добавил, обращаясь к Харди и Тео. — Значит, вот что, пацаны: мы здесь занимаемся предварительными обмерами для нового шоссе. У нашей компании контракт со штатом, она нас сюда и прислала. Расслабьтесь, пацаны, и валите по своим делам. Мы тут работаем, никому не мешаем.

— Мне мешаете, потому что находитесь на нашей земле без разрешения, — отрезал Харди.

Тео, будущий адвокат, тут же добавил:

— Это нарушение границ частной собственности, уголовное преступление. Вы можете за это сесть.

Самый невысокий из троих шагнул к Тео:

— Ух ты, какой всезнайка. Телевизора насмотрелся?

— Может, я просто читать умею? — парировал Тео. Коротышка побагровел и сжал кулаки. Вуди встал рядом с Тео, да и Судья далеко не отходил. При всей нелепости ситуации, атмосфера накалялась. Трое тринадцатилетних мальчишек с дворнягой против четырех крепких мужчин!.. Положение было патовое: рабочие уезжать не собирались, мальчики не уходили.

Тео в голову пришла мысль, вскоре обернувшаяся катастрофой. Он вынул сотовый и сказал:

— Я звоню в девятьсот одиннадцать, пусть полиция разбирается.

— А ну, убери телефон! — заорал Уиллс. — Не смей вызывать полицию!

— Я вызову всех, кого сочту нужным, — возмутился Тео. — Кто вы такой, чтобы мне указывать?

— Я сказал, положи телефон!

Коротышка вдруг прыгнул к Тео, схватил его за руку и встряхнул. Телефон выпал в грязь. Коротышка швырнул Тео на землю, пробормотав:

— Дурак мелкий.

Вуди и Харди, опешив, отступили, но Судья, не колеблясь, бросился на коротышку и едва не цапнул его за ногу, прежде чем тот отшвырнул его пинком. Судья хрипло зарычал и снова бросился на обидчика.

— Убери пса! — заорал коротышка.

— Ко мне, Судья! — крикнул Тео, поднимаясь на ноги. Ему страшно хотелось, чтобы Судья был питбулем весом девяносто фунтов, а не дворнягой, которая боится кошек. Однако пес бесстрашно кинулся на обидчика — и снова отлетел, отброшенный пинком. С яростным лаем пес в третий раз рванулся к коротышке.

Как мальчишки вскоре узнали, одного из помощников коротышки звали Ларри. Этот Ларри шагнул вперед и с размаху ударил пса по голове тяжелым деревянным колом для разметки длиной футов пять. Тео закричал. Харди завопил, а Вуди поднял с земли камень. В поднявшейся пыли, грязи, хаосе и ужасе Ларри продолжал бить пса по голове, а коротышка пинал его по ребрам. Вуди бросился вперед, но третий рабочий подставил ему подножку, и Вуди упал на Тео. Харди кричал:

— А ну, положил палку, быстро!

Тео наконец удалось закрыть собой пса, и Ларри от души ударил его по заду. Мужчины смеялись, мальчики плакали, бедняга Судья скулил, истекая кровью.

Мужчины попятились. Тео осторожно поднял обмякшего пса на руки. Шерсть на голове слиплась от крови.

— Скажи мне что-нибудь, — сквозь слезы попросил Тео.

— Вы за это ответите! — заорал Харди мужчинам.

Тео побежал. С Судьей на руках он пронесся мимо велосипеда, понимая, что не сможет держать и руль, и собаку. Харди и Вуди запрыгнули на велосипеды и вскоре нагнали Тео, который бежал как в тумане, с мокрыми от слез щеками, в перепачканной кровью рубашке, прижимая к груди своего пса.

— Вуди, останься с Тео, — сказал Харди. — Я вперед, предупрежу деда.

— Давай, — кивнул Вуди, и Харди вскоре скрылся впереди.

— Тео, он живой? — тихо спросил Харди, держась как можно ближе к Тео.

Тео закусил губу:

— Не знаю, он не шевелится.

С локтя Тео капала кровь. Он бежал из последних сил.

Глава 14

Харди со своим дедом, Сайласом Квинном, встретили Тео и Вуди у Ред-Крик. Тео был мокрым от пота и собачьей крови; от стресса у него начался приступ астмы, и он судорожно втягивал лекарство из ингалятора, согнувшись над вялым, неподвижным псом. Мистер Квинн тут же подхватил Судью и положил на сиденье своего пикапа.

— Кладите велосипеды назад и садитесь, — велел он. Вуди бросил велосипед в кузов, и мальчишки набились на переднее сиденье. Тео бережно держал Судью, который не подавал признаков жизни.

— Он выживет? — спросил Харди у деда.

— С ним все будет прекрасно, — сказал мистер Квинн, переключив передачу и трогаясь с места. Он уже позвонил в 911 и вызвал «Скорую» и полицию, потребовав, чтобы разметчиков убрали с его земли. Он предпочел бы разобраться с ними лично, но состояние бедного пса требовало срочной помощи. Когда они мчались по грунтовке в город, мистер Квинн спросил:

— У кого есть сотовый?

Вуди телефона не покупали: родители считали, что в тринадцать лет еще рано ходить с мобильным. У Харди сотовый был, но он не помнил, куда его положил.

— У меня, — сказал Тео.

— Позвони-ка родителям, парень, — сказал мистер Квинн. Тео осторожно переложил Судью на колени Вуди и вынул из кармана телефон.

— А куда мы едем?

— Не знаю, — сказал мистер Квинн. — Кто ваш ветеринар?

— Доктор Коль.

Трубку сняла Эльза и сообщила Тео, что мать беседует с клиенткой, зато отец свободен. Рассказывая, что случилось, Тео кончиками пальцев поглаживал Судью по лбу. Он посмотрел на Вуди, самого стойкого мальчишку, какого знал, и увидел у него на глазах слезы.

«Скорая» попалась навстречу на полдороге. Врачи немного растерялись, не зная, что делать с избитой собакой, но с мистером Квинном спорить было сложно. Громко и не стесняясь в выражениях, он велел бригаде доставить Тео и его собаку к доктору Колю на улицу Саут-Клемент, добавив, что они с Харди и Вуди поедут сзади на пикапе.

Сидя в «Скорой», Тео смотрел, как двое парамедиков занимаются псом, будто пострадавшим ребенком. Судью положили на стерильные носилки, промыли раны, говоря что-то успокаивающее, проверили пульс. Хотя мальчик знал, что парамедики привыкли помогать людям, а не собакам, ему стало легче, когда они позаботились о псе. Один из работников «Скорой» куском бинта медленно оттирал рубашку мальчика, перемазанную грязью и кровью.

— Пульс нормальный, — сказал другой, накрывая Судью простыней. — Поправится.

— Спасибо, — с трудом выговорил Тео.

— Собак мы еще не возили, — заметил первый. — Кто его так?

Тео только помотал головой, не в силах говорить о случившемся.

Почти сорок лет доктор Коль лечил собак, кошек и других некрупных питомцев жителей Страттенберга. Маленькая клиника располагалась в старом торговом центре, знавшем лучшие дни. У доктора много лет работала секретарша мисс Росс, особа решительная и деловитая, распекавшая клиентов по телефону, стоило им пропустить прививку от бешенства.

В пятницу мисс Росс задержалась на работе, наводя порядок на столе, когда позвонил мистер Бун с сообщением, что они везут пса в тяжелом состоянии. Доктор Коль был на месте. Через несколько минут глаза у мисс Росс полезли на лоб: у дверей остановилась «Скорая».

За сорок лет работы секретарша ни разу не видела, чтобы пострадавшее животное доставляли на «Скорой». Она знала, что Судья Бун особенный пес (как и все собаки для своих владельцев), но и подумать не могла, что его так уважают в городе. За «Скорой» подъехал пикап, за ним — полицейская машина и два фургона. Из «Скорой» выбрался парамедик с собакой на руках и бегом кинулся в клинику. Приемная наполнилась взволнованными людьми: у ресепшен столпились Тео с приятелями, его родители, мистер Квинн, парамедики, водитель «Скорой», Эльза и двое полицейских.

Доктор Коль с санитаром понесли Судью на рентген. Родители бросились к Тео, перемазанному кровью, грязью и потом. Еле сдерживаясь, мальчик рассказывал, что произошло, а Вуди и Харди подсказывали детали.

— Что, он действительно ударил тебя палкой? — переспросил мистер Бун.

— Дважды, по… спине, — ответил Тео. — А коротышка толкнул меня на землю.

— А третий меня тоже сбил подножкой, — добавил Вуди.

— Возмутительно, — процедила миссис Бун, глядя на полицейских. Один из них счел нужным сообщить:

— Мы уже работаем на месте происшествия, миссис Бун.

— Надеюсь.

— Мы хотим предъявить обвинения как можно быстрее, — сказал мистер Бун. — Я хочу, чтобы этих молодчиков посадили.

— Я тоже, — поддержал его мистер Квинн. — Они находились на моей земле без разрешения.

Все согласились, что негодяев нужно призвать к ответу, и атмосфера немного разрядилась. Началось ожидание. Полицейские и бригада «Скорой» попрощались и уехали. Мисс Росс сварила кофе, который пили из бумажных стаканчиков. Примерно через час доктор Коль в первый раз вышел к ожидающим. Пес жив, но очень плох — пульс слабый, удары по голове привели к серьезной черепно-мозговой травме. Череп выдержал, но выявлен отек мозга. Правая передняя лапа сломана, выбито несколько зубов. По мнению доктора Коля, Судья чудом остался жив. Все решится в ближайшие сутки. Если отек мозга продолжит нарастать, собака не выживет.

Доктор Коль отвел Тео с родителями в тускло освещенную смотровую. На маленьком столе, накрытый стерильной простыней, на боку лежал Судья. Глаза закрыты, язык свесился набок, морда и голова выбриты, к левой передней лапе тянется капельница, правая перевязана. Смотреть на это было невыносимо, и у Тео потекли слезы. Он ничего не мог с собой поделать. Мальчик терпеть не мог разводить сырость, особенно на людях, но, глядя на умирающего друга, не выдержал. Миссис Бун тоже плакала.

Они долго стояли у стола. Наконец доктор Коль сказал:

— Сейчас я больше ничего не могу сделать. Оставлю на ночь санитара следить за состоянием, но вообще остается только ждать.

— Я не уйду, — сказал Тео, сжав зубы. — Останусь здесь на ночь.

— Перестань, Тео, — начал мистер Бун.

— Не уйду. Когда я болел, Судья лежал у моей кровати и не уходил. Я сделаю для него то же самое. Не уговаривай, пап, я никуда не поеду.

— Тео… — попыталась убедить его миссис Бун.

— Мам, даже не начинай. Судья должен слышать мой голос и знать, что я рядом. Я буду говорить с ним всю ночь. Пожалуйста.

Взрослые переглянулись. Доктор Коль пожал плечами.

— Дело ваше, — сказал он. — Я не против.

— Ладно, — согласилась миссис Бун. — Но сперва съездим домой. Поешь, примешь душ, переоденешься…

— Нет, мам. Я никуда не поеду. Я не оставлю Судью. Никогда.

Иногда в нелегком процессе воспитания взрослым приходится уступить, предоставив ребенку поступать так, как он считает нужным. Мистер и миссис Бун это понимали.

Мать ласково потрепала сына по макушке.

— Хорошо. Мы привезем тебе одежду и поесть.

— Спасибо, — сказал Тео, не отрывая взгляда от Судьи.

Когда родители и доктор Коль вышли, Тео наклонился к псу и осторожно поцеловал в нос. Плача, он шептал ему на ухо:

— Слушай, я тебя так люблю. Я буду с тобой говорить, и ты проснешься. Ладно? Ты меня слушай, Судья, потому что я не замолчу…

Но Судья лежал неподвижно.

Глава 15

Ночь была долгой. Миссис Бун привезла Тео сандвичей, которые не лезли ему в горло, джинсы и чистую рубашку. Они с отцом по очереди сидели в тесной смотровой, где было всего два стула — по сторонам от стола, на котором пес боролся за жизнь. Медсестрой у доктора Коля работала молодая женщина по имени Стар, с красными волосами и кольцом в носу. Несмотря на первое впечатление, она оказалась очень милой и компетентной. В девять часов доктор Коль попрощался, разрешив Тео и его родителям остаться на ночь в клинике. Стар обо всем позаботится, а он не станет выключать мобильный и в случае чего подъедет в течение десяти минут. Буны не знали, как и благодарить.

В приемной уже не первый час ждали Вуди, Харди и мистер Квинн. Они заказали пиццу и угостили Стар. Когда доктор Коль ушел, они тоже засобирались. Вуди и Харди обещали Тео приехать утром проведать его и Судью. Они обнялись на прощание, и глаза у всех были на мокром месте.

Чуть позже пришла Эйприл Финнимор с матерью, эксцентричной дамой, которой в Страттенберге сторонились. Стар отказалась впустить их в смотровую, и Тео посидел с Эйприл в приемной. Он не хотел снова пересказывать случившееся, но выбора не было: когда его лучшая подруга, плача, спросила: «Тео, что произошло?» — он нехотя начал про рыбалку и закончил тем, как досталось псу.

Миссис Финнимор, с большим ртом, в пенсне, которое она носила для солидности, таращила глаза и зажимала рот ладонью, будто в жизни не слышала о таких зверствах. Миссис Бун отвела ее в сторону, чтобы ребята могли поговорить наедине. Тео очень хорошо относился к Эйприл, но вздохнул с облегчением, когда они с миссис Финнимор уехали.

Все изменилось, когда через десять минут появился Айк. Он настоял на том, чтобы увидеть собаку. Стар попыталась возразить, но Айк на нее буквально зарычал, и она уступила. Прошептав Судье на ухо что-то ободряющее, Айк заявил, что останется с Тео на ночь, Буны-старшие пусть едут домой и поспят, Стар же, если хочет, может остаться. Стар объяснила, что доктор Коль велел ей до утра следить за состоянием пса. Айк это одобрил.

Мистер и миссис Бун уехали, обнявшись на прощание с медсестрой и осыпав ее благодарностями, обещая спать с мобильным в руке и приехать, если что. Стар заперла входную дверь и ушла в комнату для персонала. Айк присел у металлического стола и сказал:

— Тео, ему нужно слышать наши голоса, поэтому будем говорить, пока языки не отвалятся. Станем по очереди рассказывать истории, анекдоты, что угодно, лишь бы звучала речь, понятно?

— Да, дядя. — Тео не отходил от стола.

Айк забросил ноги в сандалиях на маленькую стойку и умудрился разлечься на пластиковом стуле.

— Тогда я хочу еще раз услышать, как глупый мальчишка подставил ногу ядовитой змее.

Тео нахмурился.

— Брось, Айк, я этим сыт по горло.

— Речь сейчас не о тебе и не обо мне, а о собаке. Может, Судья хочет тебя слышать. Где-то в глубине своего маленького отекшего мозга он воспринимает твой голос. Ему все равно, о чем ты рассказываешь, главное, что ты рядом и говоришь с ним.

Тео проглотил комок в горле и в десятый раз начал описывать встречу Перси с щитомордником.

Айк покачал головой:

— Нет, начинай с самого начала и не спеши. Судья никуда не торопится, и мы тоже. Нам придется просидеть не один час.

Тео начал снова. Он рассказал, как отряд 1440 погрузился в автобус и поехал к озеру. Он упомянул все детали, какие только вспомнил. Айк, улыбаясь, одобрительно кивал.

Выслушав до конца, он сказал:

— У нас в Страттенберге недавно слушалось дело — самое громкое убийство в истории городка. Как там звали преступника?

— Пит Даффи.

— Да, да, мистер Пит Даффи, обвиненный в убийстве жены. Расскажи об этом. Начни с убийства и как полиция обнаружила тело. Ты же ходил на процесс?

— Ходил.

— Вот и молодец. Давай выкладывай.

Тео сел на стул и подтянул колени к груди. Дело Питера Даффи было его коньком, на эту тему он мог говорить бесконечно. Время от времени мальчик поглядывал на Судью, который будто спал, и переводил взгляд на Айка, который вовсе не казался сонным и кивал, глядя куда-то в стену. Стар с улыбкой заглядывала в смотровую и уходила к себе, не закрывая дверь. Она тоже слушала.

Когда Тео закончил рассказ, Айк спросил:

— Помнишь, как мы с тобой спасали Эйприл Финнимор?

— Еще бы не помнить!

— Расскажи-ка мне эту историю.

— Нет уж, твоя очередь. Ты и сам все прекрасно знаешь.

— Ну, насколько мне помнится, однажды ночью твоя подружка Эйприл исчезла из дому, когда там никого больше не было. — Айк встал, потянулся, несколько раз присел, щелкая суставами, и продолжил рассказ. Тео добавлял детали — начал скупо, но через двадцать минут они уже говорили наперебой, заново переживая те события, когда они нашли Эйприл и спасли ее от сумасшедшего отца.

Около полуночи Стар принесла им по бутылке воды и проверила состояние пса. Судья дышал, но не приходил в себя.

— Добро пожаловать на наше маленькое ток-шоу, — пригласил Айк. — Не хотите принять участие? Выбирайте любой сюжет, псу все равно. Он обожает слушать.

Тео был не прочь узнать, откуда у медсестры кольцо в ноздре, но расспрашивать счел нескромным.

— Я подумаю, — сказала Стар. — Зайду через пять минут.

— Наверное, она не любит рассказывать истории, — пробормотал Айк. — Давай тогда про тот раз, когда в школе взломали твой шкафчик и подбросили краденое. Тебя еще едва не арестовали, ну, пару месяцев назад!

— Такое не забывается.

— И тебе постоянно резали покрышки у велосипеда.

— Да.

— Отлично. Расскажи об этом нам с Судьей.

Тео вдруг почувствовал, что очень устал. У него иссякли силы, ему страшно хотелось спать, он был выжат как лимон. Мальчик встал, сделал несколько приседаний, как Айк, и начал невеселую историю о том, как его обвинили в краже и едва не арестовали. Айк ему тогда здорово помог.

Так они разговаривали, а Стар из своей комнаты слушала через открытую дверь. Около двух часов ночи в смотровой стало тихо, и она подошла посмотреть. Тео спал в углу, неловко свернувшись на спальном мешке, который привез отец. Айк умудрился заснуть на стуле, положив ноги на стойку.

Стар осторожно вошла и послушала сердце пса. Оно еще билось.

Рано утром приехали полицейские. Доктор Коль еще не пришел, и дверь открыла Стар. Поговорив с Тео и Айком минут пятнадцать, они умчались, сказав, что теперь им нужны Харди и Вуди. Тео узнал, что «разметчиков» как ветром сдуло еще до приезда полиции и пока никого не задержали. Велосипед Тео нашли, его можно забрать в участке. Айк твердо заявил, что семья Бун намерена выдвинуть обвинения, чтобы негодяев арестовали и судили.

Тео не знал, что Харди запомнил номер пикапа.

Приехали мистер и миссис Бун и привезли пончики и кофе. Айк ушел, пообещав вернуться днем. В девять часов доктор Коль осмотрел собаку и сказал, что состояние почти не изменилось. То, что пес пережил ночь, безусловно, хороший признак, но ветеринар не хотел напрасно обнадеживать хозяев. Миссис Бун предложила Тео съездить домой, принять душ и поспать, но мальчик отказался. Он не оставит Судью, пока пес не очнется и его состояние не стабилизируется. Спорить с ним не стали.

Отец уехал, а мать осталась в клинике. Устроившись в углу приемной, она открыла ноутбук и начала читать почту. Рядом стоял толстый портфель — ее ждала масса работы. Тео посидел с матерью и пошел обратно к Судье. Так он и ходил весь день. В клинику несли больных собак и кошек — доктор Коль пользовался популярностью не только благодаря многолетней практике, но и потому, что работал по субботам. Он давно понял, что суббота прекрасный день для бизнеса, и брал выходной в понедельник — меньше народу на поле для гольфа. В субботу к нему была очередь, но ветеринар все равно каждый час проверял состояние Судьи.

Миссис Бун сменил муж. Приехала на велосипеде Эйприл, на этот раз без матери, и посидела часок с Тео. Тайком от доктора и санитаров Тео провел Эйприл к Судье, и девочка не сдержала слез при виде пса, наполовину укрытого белой простыней, с выбритой головой, закрытыми глазами и свесившимся языком. Тео уже не мог плакать.

Доктор Коль снова сделал снимок и объявил, что отек не увеличивается, но и не спадает. В два часа приехал коллега и друг доктора Коля, мистер Маккензи, чтобы осмотреть пса и высказать свое мнение. Выставив Тео за дверь, оба ветеринара щупали и мяли, изучали рентгеновские снимки и мрачнели от просьбы сказать что-нибудь о перспективах пациента.

Всю субботу Тео не отходил от пса. Родители приезжали и уезжали. Ветеринары приходили и уходили. Вуди, Харди и Эйприл появлялись и исчезали. Сидя один за закрытой дверью, Тео осторожно гладил собаку по мягкой шерсти, шепча, что все будет в порядке. Он смотрел, как ритмично поднимается и опускается собачий бок, доказывая, что Судья еще дышит.

— Ну, держись, не сдавайся, — повторял он в тысячный раз.

Судья был дворнягой, чей возраст и происхождение навсегда остались тайной. Брошенный неизвестным хозяином, он был подобран городской службой отлова бездомных животных. Его отвезли в собачий приют, сделали прививки, накормили, привели в порядок и выставили для желающих взять питомца, но никто не хотел его брать. «Зеленые» давно требовали, чтобы животных в приюте не усыпляли, но, к сожалению, бродячих собак и кошек было много, а желающих позаботиться о них куда меньше. Тех, кто за полгода в приюте не нашел себе новых хозяев, усыпляли. Судью от такого финала отделяли считаные часы.

Два года назад Тео пришел в суд по делам животных со своим отцом, чтобы помочь товарищу, у которого немецкая овчарка в третий раз укусила почтальона. Суд по делам животных, известный также как Собачий суд (и не только), работал в подвале здания суда. Юристы считали Собачий суд дном в прямом и переносном смысле и избегали иметь с ним дело.

Судья Йек работал там на полставки. Чуть ли не единственный юрист в городе, он соглашался возиться с подобной ерундой. Во время процесса по делу немецкой овчарки он спросил:

— Скажи, Тео, а какая у тебя собака?

Польщенный Тео — к нему обратился сам судья, пусть и в Собачьем суде — встал и ответил:

— Видите ли, сэр, у нас нет собаки.

— Как же так? Каждому мальчишке нужна собака. — Судья Йек посмотрел на мистера Буна: — Вудс, почему ты не позволяешь сыну завести питомца?

Тео расплылся в восторженной улыбке, забыв о кривых зубах и толстых скобках. Он уже целый год изводил родителей просьбами о собаке.

— Э-э, мы обязательно поговорим об этом, ваша честь, — замялся мистер Бун.

Позже, подружившись с судьей Йеком, Тео узнал, что тот любил животных и не мог спокойно смотреть, как их усыпляют. Йек повернулся к бейлифу:

— Приведите сюда ту дворнягу.

Бейлиф скрылся за дверью и вскоре вернулся с псом, впоследствии получившим гордую кличку Судья.

— Погляди на этого красавца, Тео, — сказал судья Йек. — Не правда ли, из него выйдет замечательный друг?

Пес посмотрел в глаза Тео, Тео посмотрел на пса, и с того момента между ними завязалась крепкая дружба. Ростом Судья был до колена взрослому человеку, весил фунтов сорок и был самым симпатичным псом на свете.

— Еще как выйдет, — выговорил Тео.

— Что скажешь, Вудс? — спросил судья Йек.

— Господи, я не знаю…

— Значит, договорились. Пес пробыл в приюте полгода, дольше нельзя. Если не возьмете, завтра утром его усыпят. Разве это по-человечески?

Конечно, это было бы не по-человечески, и Тео получил собаку.

Отец потом рассказывал, что судья Йек известен такими проделками: он велит привести в зал кошку или собаку, которых должны усыпить, и впаривает мохнатое счастье ничего не подозревающим людям прямо в зале суда. По этой причине местные жители тоже избегали заходить в суд по делам животных.

Когда стемнело, миссис Бун строго сказала, чтобы Тео съездил домой хотя бы искупаться, почистить зубы, переодеться и поесть. Мистер Бун поддержал жену. Родители были настроены решительно, но Тео не поддался.

— Я Судью не оставлю, — заявил он.

До семейного скандала оставалось всего ничего, когда в клинику вошел Айк.

— Ну, как там старик Судья?

— Держится, — ответил Тео. — Ночь будет долгая.

— Ну, прошлую мы пережили и эту переживем, — улыбнулся Айк.

— То есть ты… — начал Тео.

— Я такое ни за что не пропущу.

Мистер и миссис Бун в конце концов ушли. Стар заступила на дежурство — у нее снова была ночная смена. В восемь вечера доктор Коль осмотрел Судью, попрощался и ушел домой, обещав быть на связи.

Началась еще одна длинная ночь.

Глава 16

На рассвете в воскресенье двое помощников шерифа постучали в дверь маленького кирпичного домишки в сельской части Страттена, в районе Таффсберга. Заспанный владелец осведомился, в чем дело. Когда его попросили назваться, он ответил:

— Ларри Сэмсон.

— Тогда вы арестованы, — сказал один из помощников шерифа, а другой снял с ремня наручники.

— За что? — возмутился Сэмсон.

— За нападение. Выходите, вы поедете с нами.

Сэмсон поупирался, но вскоре подчинился, жалуясь и ноя. Шерифы попросили его заткнуться и усадили на заднее сиденье.

В то же время в разных районах округа были арестованы еще трое мужчин. Коротышку, как вскоре узнали мальчики, звали Лестером Грином, а руководителя «Стратегических исследований», того, что постарше, — Уиллис Киф. Четвертым, который подставил подножку Вуди, был Джино Гордон. Всех четверых привезли в окружную тюрьму, зачитали права, взяли отпечатки пальцев, сфотографировали и предъявили обвинения в нападении и нарушении границ частной собственности. Через два часа телефонных звонков и заполнения бумаг арестованных отпустили под залог, назначив дату явки в суд.

В ветеринарную клинику приехал капитан Маллой. Он служил в полиции довольно давно, его знали и уважали, особенно юристы постарше. Маллой следил за развитием событий, начавшихся в пятницу на ферме Квиннов, в результате которых пес Бунов теперь боролся за жизнь. Капитан оказался прихожанином церкви, где священником был отец Харди, поэтому прекрасно знал семью Квиннов.

Отец Тео говорил, что жить в маленьком городке порой невыносимо, потому что о тебе все всё знают, но в то же время проще и безопаснее, потому что ты и сам всех знаешь. Капитана Маллоя в городе знали как порядочного человека.

Приехав в клинику доктора Коля, он нашел в приемной миссис Бун — прикрыв ноги пледом, Марселла читала воскресные газеты. Она объяснила, что приехала около часа назад, Тео и его дядя Айк провели тут две ночи, а доктор Коль вот-вот подъедет. Состояние пса остается без изменений.

Капитан и миссис Бун выпили кофе, и Маллой рассказал о произведенных арестах. Из смотровой вышли Тео с Айком. Тео, который не мылся с пятницы, выглядел так, будто спал на полу (так оно, кстати, и было), а его дядюшка всегда выглядел помято — с длинными всклокоченными седыми волосами, стянутыми в хвост. Представившись, капитан Маллой спросил:

— Ну, как твой пес?

— Держится, — ответил Тео. — Сердце бьется, но пока не очнулся.

— Сочувствую. — Капитан Маллой потянулся за папкой. — Я тебе кое-что покажу. — Он вынул четыре цветных снимка и разложил на журнальном столе. — Посмотри на этих людей. Ты их раньше видел?

Тео наклонился и через секунду сказал:

— Это они. Все четверо. — Он указал на Коротышку Лестера: — Вот этот отобрал мой мобильный, а меня толкнул на землю. — Затем на Ларри Сэмсона: — Вот, вот этот гад бил Судью палкой! — Про Уиллиса Кифа Тео сказал: — А вот этот, постарше, был у них как бы начальник. — И о Джино Гордоне: — Этот подставил Вуди подножку и осыпал нас грязной бранью.

— Мы так и думали, — сказал капитан Маллой. — Все они арестованы и дают показания. Днем они, наверное, внесут залог и выйдут. Тебе понятны термины?

Еще как понятны, подумал Тео.

Айк поднял фото Ларри Сэмсона.

— Этот негодяй избил пса до полусмерти?

— Да, — не колеблясь, подтвердил Тео. — Когда он предстанет перед судом?

— Точно сказать не могу, — ответил капитан Маллой.

— Судя по виду, он виновен, — презрительно бросил Айк.

— Он действительно виновен, — кивнул Тео. — Есть свидетели.

— Где живут эти люди? — спросила миссис Бун.

— Здесь, в нашем округе. Работают в топографической компании, которую штат нанял для проведения предварительных обмеров по шоссе. Видимо, они перестарались и заехали на частные земли без разрешения.

— Они за это отсидят, — заявил Айк, будто был судьей. — Запомните мои слова, эти клоуны свое получат. Мы еще на возмещение ущерба подадим. — Судя по виду Айка, попадись ему сейчас эти негодяи, он бы от них мокрого места не оставил.

В приемную вошел мистер Бун с дюжиной пончиков и стопкой воскресных газет. Тео всегда поражало, сколько газет читают родители. Толстые газеты попадались повсюду от кухни до гостиной, а в хорошую погоду даже на заднем крыльце. Одной из домашних обязанностей Тео была организация грамотного сбора мусора для переработки. В углу гаража он держал четыре больших пластиковых контейнера — для стекла, пластмассы, алюминия и бумаги. Последний был всегда переполнен, из-под крышки торчали пачки старых газет. Тео сто раз спрашивал родителей, почему они не читают новости онлайн — пользуются же они ноутбуками для работы и личной переписки! Отчего же не экономить бумагу? Ответы он получал туманные и неубедительные.

Глядя на толстую стопку воскресных газет, мальчик думал — и ради чего только уничтожаются леса, но вскоре опомнился, удивляясь, почему он, Тео Бун, у которого практически умирает пес, а сам он две ночи провел на полу ветеринарной клиники, волнуется о переработке старых газет. Схватив пончик, Тео прикончил его в три укуса.

Мистер Бун поздоровался и спросил о собаке. В дверях появился доктор Коль в костюме и галстуке — он заехал в клинику по пути на воскресную обедню. Все передавали друг другу фотографии четырех арестованных и хмуро разглядывали их, молча вынося приговор.

— Бывалые типы, — сказал доктор Коль.

Тео в голову пришла одна мысль.

— Можно на минуту снимок Ларри Сэмсона?

Капитан Маллой протянул фотографию, и Тео ушел в смотровую. Взрослые проводили его взглядами.

Там было темно и пусто. Судья неподвижно лежал на столе. Тео включил свет и склонился над своим любимцем.

— Эй, дружище, — сказал он в мохнатое ухо. — У меня для тебя кое-что есть. — Он поднес к морде пса фотографию Ларри Сэмсона. — Вот преступник, который тебя побил. Его зовут Ларри, сейчас он за решеткой. Его посадят, Судья, этого гада с палкой, который считал себя крутым, избивая маленькую собаку. Он уже в камере. Мы победили, и на этом дело не кончится.

Но Судья не открыл глаза и не посмотрел на фотографию. Тео еле сдерживал слезы. Рука со снимком дрожала. Зажмурившись, он попросил Бога помочь бедному псу, который никому не делал зла. Его самый близкий друг жестоко пострадал, защищая хозяина. Господи, ну пожалуйста!

Шли минуты. Тео готов был сдаться.

Послышался звук, нечто вроде слабого рычания, будто пес прочищал горло. Тео открыл глаза, и почти одновременно через две узкие щелочки выглянули темно-карие радужки.

— Судья, ты очнулся! — выдохнул мальчик, подавшись еще ближе и едва не касаясь своим носом черного собачьего.

Судья приоткрыл глаза, будто разглядывая Ларри Сэмсона, затем зевнул и облизнулся. Тео положил снимок на стол и обеими руками принялся гладить собаку по спине, говоря без остановки.

Вошел доктор Коль.

— Так-так, похоже, Судья намекает, что его еще рано отпускать.

— Посмотрите, он очнулся! — сказал Тео.

— Вижу. — Доктор Коль осторожно снял капельницу и мягко пощупал опухшие места на теле собаки. Пес возвращался к жизни — он скулил и пытался шевельнуться. Его беспокоила шина на правой лапе, он не понимал, зачем она. Когда доктор Коль тронул лапу, Судья взвизгнул и дернулся.

— Ему нужно обезболивающее.

— Его надо накормить, — сказал Тео, не в силах сдержать волнение.

— Безусловно, но сначала дадим ему воды. — Доктор Коль приподнял Судью, поддерживая под живот.

Тео схватил металлическую миску, налил воды и поставил перед псом, который вылакал ее с такой жадностью, будто сто лет не пил. Он лакал, разбрызгивая воду, и пока доктор Коль им занимался, Тео высунул голову за дверь и крикнул:

— Он пришел в себя!

Помещение наполнилось людьми. Буны, доктор Коль, капитан Маллой и медсестры сбежались смотреть, как пес пьет воду. Доктор Коль наконец рискнул отпустить собаку, и Судья Бун стоял самостоятельно на трех здоровых и одной сломанной лапе. Выбритая голова опухла, вид у пса был такой, будто его переехал грузовик, но он был счастлив, улыбался и недоумевал, почему все вокруг плачут.

Судья явно шел на поправку.

Глава 17

Сквозь цокольный этаж старого, величественного здания окружного суда тянулся запущенный, пыльный коридор, откуда двери вели в заброшенные помещения. На двери самого большого зала была табличка: «Суд по делам животных». Сюда снесли всякое старье — разномастные складные стулья и видавший виды стол для судьи. Здесь клевали носом старенькие бейлифы, уже получавшие пенсию, и брюзжала старая, тугая на ухо секретарша. Начиная с первого этажа, залы были куда приличнее — Тео знал их наперечет. Больше всего ему нравился главный зал, где работал судья Генри Джентри, но и суд по делам животных Тео тоже любил: там не нужно быть юристом, чтобы выступать в ходе разбирательства. К тринадцати годам Тео уже одержал там несколько впечатляющих побед.

Тускло освещенный зал был заполнен настоящей рухлядью, зато судье Йеку до старости было далеко. Сорокалетний судья носил длинные волосы и бороду и предпочитал шелковой мантии и галстуку-бабочке синие джинсы и армейские ботинки. Он был модником и следил за собой. Йек здесь подрабатывал, изображая судью четыре дня в неделю, потому что больше ни один юрист в городе не хотел браться за эти дела.

Тео часто сюда приходил. Суд по делам животных работал с четырех до шести, со вторника по пятницу, и в списке назначенных к слушанию дел обычно попадалось что-нибудь интересное. Порой разбирательство шло медленно, и тогда Тео подсаживался к Йеку и болтал с ним о юриспруденции, университете, других юристах, слухах, бродивших по городу, а больше всего — о других процессах. Он жалел судью Йека, работавшего в маленькой конторе, которая, как говорили, почти не приносит дохода.

Обыкновенные удавы, кусачие собаки, плюющиеся ламы, пикирующие попугаи, заказанные по почте питоны, бешеные кошки, непослушные обезьяны, пузатые свиньи, смертельно ядовитые пауки, скунсы с удаленной пахучей железой, раненые горные львы, брошенные детеныши крокодила, участники незаконных петушиных боев, голодные медведи, сумасшедшая мышь — эти стены и судья Йек повидали все.

Но никогда еще здесь не бывало такого аншлага. В пять часов в среду в Собачьем суде яблоку негде было упасть. Напряжение росло. В одной части зала сидели известные в городе юристы мистер и миссис Бун, а между ними юный Тео. На полу рядом с Тео судья Йек заметил знакомое лицо, вернее, морду, распухшую и забинтованную. Дворняга получил гордое имя Судья в честь самого Йека (правда, до последнего доходили слухи, что Тео клялся и другим судьям — пес назван в их честь). Позади Тео сидел Айк Бун, когда-то известный в Страттенберге адвокат, с которым жизнь обошлась сурово.

Поддержать Бунов пришли многочисленные друзья: Вуди с родителями и двумя старшими братьями, Харди Квинн с родителями, дедом и бабкой, тетками, дядями и кузенами, одноклассники Тео, и среди них Чейз и Эйприл со своей чокнутой мамашей. Явились и учитель Маунт с капитаном Маллоем. Доктор Коль и Стар тоже присутствовали на случай, если понадобится подтвердить серьезность травм, полученных собакой. Рядом с ветеринаром сидела секретарша Эльза. Два задних ряда занимали завсегдатаи суда, не пропускавшие интересного зрелища.

С другой стороны плечом к плечу сидели, хмурясь и угрюмо косясь по сторонам, четыре человека, которых арестовали в воскресенье: Ларри Сэмсон, Лестер Грин, Уиллис Киф и Джино Гордон из «Стратегических исследований». С ними сидели жены, подружки, члены семьи и прочая публика. Обвиняемых представляла слишком много о себе мнившая адвокат Мора Кэффри по прозвищу Море Кофеина, отличавшаяся агрессивными манерами, резкими движениями и несдержанным языком. Как и большинство юристов городка, она вовсе не горела желанием появляться в суде по делам животных.

Посередине сели два молодых помощника шерифа, в форме и вооруженные — судья Йек счел, что ситуация может стать излишне напряженной, и попросил дополнительную охрану.

— Итак, — начал он, — рассматриваемый случай довольно сложен. Я изучил факты и большинство обвинений. Четырем работникам «Стратегических исследований» — Сэмсону, Грину, Кифу и Гордону предъявлены обвинения в нападении, нанесении побоев несовершеннолетним и нарушении границ частной собственности. Эти обвинения будут разбираться в окружном суде. Есть еще гражданский иск, который подал сегодня утром мистер Сайлас Квинн против этой четверки и их работодателя; этот иск тоже послужит предметом судебного разбирательства в ином месте и в иное время. В юрисдикцию нашего суда входят исключительно животные, то есть по закону мы вправе заниматься лишь случаями проявления жестокости к животным. Сегодня я разбираю жалобу мистера Теодора Буна, который утверждает, что мистер Ларри Сэмсон бил его собаку по кличке Судья пятифутовым деревянным колом, служащим для разметки территорий, пока пес не потерял сознание. Мне это представляется проявлением жестокости, поэтому я берусь за это дело. Желаете что-то сказать, мисс Кэффри?

Адвокат встала с блокнотом в руке и сдвинула очки на кончик носа:

— Ваша честь, мы ходатайствуем об отклонении обвинения или, как альтернатива, о перенесении разбирательства в окружной суд.

— Ходатайство отклонено, — отрезал судья. — Да, в моем суде вы вставать не обязаны. Что-нибудь еще?

Тео и раньше видел, как Йек сбивал спесь с адвокатов-зазнаек, считавших суд по делам животных чем-то непрофессиональным.

Мисс Кэффри села.

— Хорошо, ваша честь. Но мы настаиваем на ведении протокола и поэтому пригласили судебного стенографиста.

— Пожалуйста, — пожал плечами Йек. Обычно в суде по делам животных показания свидетелей и заявления судьи и адвокатов никак не фиксировались, хотя в других залах стенографист или судебный секретарь записывали сказанное скорописью или печатали на машинке. Но раз стычка между мальчишками с собакой и разметчиками вызвала столько проблем с законом, записать показания было и вправду весьма предусмотрительным.

— Что-нибудь еще? — спросил Йек мисс Кэффри.

— Да, ваша честь. Я прошу вас заявить самоотвод и передать дело другому судье.

Йек не дрогнул.

— И на каком же основании, позвольте спросить?

— Эта собака около двух лет назад побывала в вашем суде, и именно вы настояли, чтобы пса приютили Буны.

— Ну и что с того? Кто другой станет разбирать это дело?

— Просто, судя по всему, вы принимаете эту историю слишком близко к сердцу.

— Я не видел пса два года, — отрезал Йек. — За это время через мой суд прошли тысячи собак. Просьба отклоняется. Давайте начинать.

Мисс Кэффри и всем остальным в зале стало ясно, что отношения с судьей она уже испортила и дальнейшими подковырками может только обострить ситуацию. Поэтому она промолчала.

— Что-нибудь еще? — жестко спросил судья Йек.

Адвокат отрицательно покачала головой.

— Миссис Бун, — начал судья, — вы выступаете адвокатом вашего сына, владельца собаки, а второй адвокат — мистер Вудс Бун?

— Совершенно верно, — с улыбкой ответила миссис Бун.

— Вызывайте вашего первого свидетеля.

— Теодор Бун, — объявила Марселла. Тео встал, прошел десять шагов и уселся на старый стул рядом с судьей.

— Тео, подними правую руку, — сказал Йек. — Ты клянешься говорить правду и только правду?

— Клянусь.

— Тео, — начал судья, — ты уже бывал на моих разбирательствах, но сегодня все немного иначе. Секретарь запишет каждое твое слово, поэтому говори медленно и четко, о’кей? Кстати, это ко всем относится.

— Да, сэр, — сказал Тео.

— Начинайте, миссис Бун.

Не вставая с места, миссис Бун попросила:

— Тео, расскажи суду, что произошло.

Медленно и как можно четче Тео рассказал о встрече с бригадой разметчиков. Описывая избиение пса, он прямо указал на Ларри Сэмсона и с трудом сдержал слезы, описывая, как поднял на руки окровавленную, едва дышавшую собаку и побежал изо всех сил, а мужчины смеялись ему вслед. Во время речи он смотрел на своего пса, переводил взгляд на мать, отца, Айка, друзей и иногда на четверку обвиняемых, которые сидели, скрестив руки на груди. Раз или два Ларри Сэмсон нахмурился и качнул головой, будто услышав ложь.

Тео ни разу не перебили, и, когда он закончил, миссис Кэффри не стала задавать вопросов.

За ним вызвали Харди, потом Вуди. Все трое рассказали одно и то же — правду. В зале стояла тишина, судья внимательно слушал.

— Еще свидетели, миссис Бун? — спросил он.

— Пока нет, ваша честь. Может быть, потом.

— Мисс Кэффри, вызовите вашего первого свидетеля.

Не вставая, адвокат произнесла:

— Ваша честь, я вызываю ответчика Ларри Сэмсона.

Свидетель встал со стула и направился к судье. Пес медленно поднялся с пола, удерживаясь на трех здоровых и одной больной лапе, и издал тихое рычание, которое услышали лишь Тео и Айк. Тео погладил Судью по спине и тихо шикнул. Пес расслабился, но не сводил взгляда с Ларри Сэмсона, словно был готов броситься на него и растерзать, если бы мог.

Ларри Сэмсон занял свидетельское место, поклялся говорить только правду — и почти сразу начал лгать. Когда он представился и сообщил, где живет и работает, мисс Кэффри сказала:

— Итак, мистер Сэмсон, мы выслушали трех мальчиков. Изложите нам свою версию случившегося.

Ларри с усмешкой начал:

— Они все врут, все трое. Была пятница, после тяжелой рабочей недели мы уже сворачивались, и вдруг появляются эти трое на своих великах, с собакой, и начинают нам угрожать. Вот тот, в синей рубашке, Харди, строил из себя хозяина, заявил, что мы на его земле и все такое, и потребовал, чтобы мы немедленно убирались. Мы и так уже уезжали — рабочий день закончился, неделя кончилась, но этот не по годам ушлый пацан продолжал обливать нас помоями — мы на его земле, и за это нас убить мало. Затем встрял вот этот Бун, который тут выступал, и угрожал, что нас арестуют за нарушение границ частной собственности. Слово за слово завязался разговор, но мы бы не стали драться с кучкой невоспитанных сопляков. Тогда этот Бун вытащил мобильник, чтобы вызвать полицию, и снова начал на нас орать. Мы им говорим — все, мы уже уходим. Наконец мальчишки сели на свои велосипеды. Пес крутился рядом, рычал, порывался наброситься, а когда они поехали, он как-то попал им под колеса, и один из них его переехал. Я не видел, но слышал, как собака заскулила. Оборачиваюсь — велосипеды повалились друг на друга, мальчишки тоже, и где-то в самом низу оказалась их дворняжка, которая визжала как резаная. Вот откуда у пса травмы.

Тео будто ударили под ложечку. Сзади коротко ахнули Вуди и Харди. Все, кто сидел в зале со стороны Бунов, буквально окаменели.

Судья Йек отметил эту реакцию.

Вновь обретя способность говорить, миссис Бун уточнила:

— То есть вы хотите сказать, мистер Сэмсон, что не били собаку и вообще до нее не дотрагивались?

— Не трогал я вашу собаку.

Миссис Бун скептически покивала и посмотрела в глаза судье Йеку. У нее уже появилась возможность начать спор и придраться к показаниям, но она была опытным адвокатом и знала, что та же история сейчас прозвучит от всех четверых обвиняемых. Судье придется решать, кому верить, и у миссис Бун было ощущение, что поверит он ее сыну.

— Вопросов больше нет, — сказала она.

Тео подался вперед и прошептал:

— Мам, он врет!

Миссис Бун молча кивнула. Вуди наклонился к отцу и произнес:

— Пап, он врет.

Харди прижался к деду и выдавил:

— Деда, это вранье!

— Вызывайте следующего свидетеля, — велел судья мисс Кэффри. Пока Уиллис Киф шел к свидетельскому месту, судья Йек взглянул на Тео и незаметно подмигнул. Никто, кроме Тео, этого не заметил.

Мистер Киф признал, что он в бригаде главный, но не пожелал говорить о том, было у них разрешение находиться на чужой земле или нет. Вопрос о нарушении границ будет разбираться в другом суде. Что касалось избитой собаки, то он повторил рассказ Ларри Сэмсона. Никакой палки, никаких многочисленных ударов, никакого контакта или ссоры с животным — бедный пес просто запутался в поводке и попал под велосипед. Сам Ларри этого не видел и постарался обойти некоторые детали. Миссис Бун пробовала его прижать, спросив, где именно он стоял во время выяснения отношений, но мистер Киф сослался на плохую память.

Дальше ложь громоздил Лестер Грин, чья память оказалась еще хуже, чем у его начальника. Но он слово в слово повторил прежнюю версию, сваливая вину за травмы пса на юных велосипедистов. Судья Йек, начинавший закипать, неожиданно задал вопрос, от которого многие в зале оробели:

— Сэр, вам известно, что такое лжесвидетельство?

Свидетель сбился и явно испугался.

Судья помог ему:

— Лжесвидетельство, мистер Грин, это когда свидетель лжет под присягой. Лжет, поклявшись говорить правду, и только правду. Вам понятно?

— Ну, да.

— А что вам известно о наказании за лжесвидетельство в нашем штате?

— Ничего не известно.

— Мне почему-то так и показалось. Наказание, если я решу его наложить, — до года тюрьмы. Ваша адвокат вас предупредила?

— Нет, сэр.

— Почему-то именно так я и думал. Можете сесть.

От этого короткого диалога на вторую половину зала будто повеяло холодом. Ларри Сэмсон, Уиллис Киф и Лестер Грин нервно переглянулись. Мисс Кэффри вдруг углубилась в свои записи.

Мистер Бун наклонился к Тео и тихо сказал:

— Они сядут.

Пес услышал это и навострил уши.

— Вызывайте следующего свидетеля, мисс Кэффри, — велел судья Йек.

— Мистер Джино Гордон.

У Джино Гордона явно пропало желание свидетельствовать. Он с трудом поднялся со стула, с огромным трудом прошел несколько шагов до свидетельского кресла и нехотя в него опустился. Казалось, больше всего он хотел сбежать из зала суда.

— Клянетесь говорить правду, и только правду? — спросил судья Йек.

— Ну…

— Да или нет, мистер Гордон?

— Ну, да, клянусь.

— Прежде чем вы начнете, позвольте узнать, известно ли вам, что такое лжесвидетельство? — Саркастический тон судьи не оставлял сомнений в том, что он уверен — Гордон сейчас заведет ту же шарманку, что и остальная компания.

— Да, ваша честь… — Голос Гордона предательски дрогнул.

— И вы отдаете себе отчет, что за лжесвидетельство можете сесть в тюрьму?

Прежде чем Гордон ответил, мисс Кэффри раздраженно вмешалась:

— Ваша честь, он же еще ничего не сказал!

— Знаю, — отмахнулся судья. — Я его предупредил. Продолжайте.

— Мистер Гордон, — сказала адвокат, — расскажите суду, что произошло.

Джино Гордона вдруг будто парализовало — только желваки играли на щеках. Лицо свело болезненной растерянной гримасой. Джино пытался говорить, но слова не выходили. Он гневно посмотрел на мисс Кэффри, которая увлеченно копалась в портфеле.

Если он солжет, его посадят. Скажет правду — приговорят его дружка Ларри, а самого Джино уволят с работы. Наконец он промямлил:

— Знаете, судья, мне нечего сказать.

— Но трое ваших товарищей утверждают, что вы были с ними, — с готовностью возразил судья Йек. — Вы же не могли все пропустить! Вы сейчас с нами откровенны?

— Тут такое дело… Я не хочу давать показания.

— Вы умный человек, мистер Гордон. Можете вернуться на свое место.

В зал вошли еще двое помощников шерифа и уселись на свободные стулья.

— У вас еще есть свидетели, мисс Кэффри?

— Нет, ваша честь.

— А у вас, миссис Бун?

— Да, ваша честь, мы хотели бы пригласить доктора Нейла Коля, ветеринара, который лечил нашего пса.

Доктор Коль был приведен к присяге. Миссис Бун попросила его описать полученные собакой травмы. Медленно и очень подробно ветеринар рассказал, что пес получил множество ударов по макушке, боковым частям головы и затылку, а также два удара по спине. И, разумеется, упомянул сломанную переднюю лапу.

— Вы слышали свидетелей, доктор Коль, — сказала миссис Бун. — Ответьте нам, что стало причиной травм — многочисленные удары деревянной палкой или резиновые шины велосипеда?

— Возражаю, — вмешалась мисс Кэффри.

— Отклоняется. Отвечайте, пожалуйста.

Ветеринар улыбнулся, глубоко вздохнул и ответил:

— Абсурдно утверждать, что этого пса переехали велосипедом. Его долго били тупым орудием.

Судья Йек взглянул на мисс Кэффри, но та молчала.

— Спасибо, доктор Коль. Садитесь. Будут еще свидетели? Адвокаты, хотите добавить что-нибудь? — Йек посмотрел на часы. — Мы здесь почти два часа. Кто-нибудь хочет что-то добавить, прежде чем я вынесу вердикт?

Никто не вызвался. У сторонников Бунов было ощущение, что сказано достаточно, а сидевшие через проход испытывали только страх.

Судья Йек обратился к протоколисту:

— Запишите мои слова. Я выслушал две совершенно разные версии случившегося. Трое мальчиков рассказали одно, три члена бригады — другое. Обычно истина лежит посередине, но не в этом случае. Я верю мальчикам и считаю, что работники «Стратегических исследований» сочинили сказку, дабы выгородить себя. — Он гневно посмотрел на мужчин: — Решили, что можно войти в скромный зал суда по делам животных, наврать с три короба, и дело в шляпе? Решили, что суд поверит взрослым, а не мальчишкам? Вы сильно просчитались, господа. Ложь есть ложь, от кого бы она ни исходила, а лгущий под присягой подрывает основы нашей судебной системы. Вас, мистер Сэмсон, я признаю виновным в жестокости по отношению к животному и агрессивном поведении третьей степени, потому что имело место намеренное причинение тяжких телесных повреждений, и приговариваю к шести месяцам тюрьмы.

— К шести?! — взвился Сэмсон. — Вы что, шутите?

— Вы хотите больше?

— Да вы рехнулись! — заорал Сэмсон, готовый сорваться со скамьи. Помощники шерифа мгновенно оказались рядом. Жена Сэмсона начала всхлипывать. — У меня семья, дети!

— Тише, мистер Сэмсон, — приказал судья Йек. — Я не закончил. Еще я признаю вас виновным в лжесвидетельстве и приговариваю к двум месяцам заключения вдобавок к названным шести.

— Да это не Собачий суд, а цирк какой-то![3] — зарычал Сэмсон.

— Выведите его, — сказал судья помощникам шерифа. Сэмсона схватили, надели наручники и силой повели к выходу. Когда дверь закрылась, Йек повернулся к Уиллису Кифу и Лестеру Грину, бледным, с расширенными глазами. Судья глубоко вздохнул — обвиняемые не дышали — и произнес:

— У мистера Гордона хватило ума не давать показания, поэтому сегодня он в тюрьму не отправится, но мистер Киф и мистер Грин так легко не отделаются. Я признаю их виновными в лжесвидетельстве и приговариваю к двум месяцам тюрьмы.

— Мы подадим апелляцию, — прошипела мисс Кэффри.

— Это ваше право, но сейчас они отправятся в тюрьму. Уведите.

Помощники шерифа окружили Кифа и Грина, надели на них наручники и вывели из зала суда.

Когда они шли к выходу, пес стоял на всех четырех лапах и рычал изо всех сил.

Глава 18

Теперь Судья спал в ногах у Тео, а не под кроватью. Ночью пес ворочался и метался — болели раны, и тогда Тео шептал ему что-то успокаивающее. Обычно ему удавалось уговорить своего друга снова заснуть. Судья быстро поправлялся и был очень рад такому вниманию. Сам Тео спал не очень хорошо, но был не в претензии. Никогда он больше не будет ругать своего пса.

На следующее утро после заседания суда Тео отнес Судью на первый этаж и выпустил во двор. Миссис Бун сидела на кухне в халате, пила кофе и листала свежий номер «Страттенбергской газеты».

— Взгляни-ка, — сказала она сыну.

На первой странице красовался жирный заголовок: «Бригада разметчиков брошена в тюрьму», а в центре была фотография самого Тео с псом на руках, сделанная на выходе из здания суда. Тогда, в суматохе, мальчик смутно сознавал, что его о чем-то спрашивают репортер с фотографом.

— Ух ты, — сказал он, восхищенно рассматривая снимок с подписью «Теодор Бун, хозяин собаки по кличке Судья, заявляет, что будет „…бороться с новым шоссе и с отморозками, которые его строят“».

— Ты так говорил? — спросила мать.

— Кажется, да.

— Не слишком ли сильно сказано?

— Пожалуй.

Тео прочитал статью, пестревшую цитатами из речи старших Бунов, Моры Кэффри, судьи Йека и Ларри Сэмсона; в целом это был довольно точный отчет о случившемся. Осужденные не согласились с вынесенным вердиктом и планировали подать апелляцию. Мисс Кэффри клялась вытащить своих клиентов из тюрьмы к полудню. Мистер Сайлас Квинн заявил, что подал гражданский иск против четверки негодяев и их фирмы. Ничего нового, кроме довольно удачного снимка на первой полосе, который Тео очень понравился.

— Не стоило называть их отморозками, — покачала головой миссис Бун.

— А кто же они еще? Вторглись на чужую землю, избили палкой мою собаку. Приятными людьми их называть, что ли?

— Тео, нужно быть осторожнее с определениями. Журналисты не упустят возможности прицепиться к случайно вырвавшемуся слову, тем более Норрис Флэй.

— А это кто?

— Репортер, с которым ты говорил. Автор статьи. Он профессионал своего дела и умеет преподнести новости. У него нюх на сенсации.

— Такая уж у него профессия.

— Да, но он вольно трактует чужие слова.

Тео открыл дверь, подхватил пса и перенес через порог в кухню. Судья был готов завтракать. Тео насыпал хлопьев в две глубокие тарелки и поставил одну на пол у стола.

Миссис Бун отпила кофе.

— Твой отец не очень доволен. Он не хочет, чтобы ты ввязывался в борьбу с проектом.

— Разве я ввязываюсь?

— Ну а как ты думаешь? Ты с первой полосы клянешься всячески препятствовать строительству дороги.

— А почему папа против?

— Это отвратительная политическая возня, подросткам в ней не место.

— Мам, ты мне советуешь не соваться не в свое дело, что ли?

— Ты что-то задумал, Тео?

— Ничего. — Тео сунул в рот ложку «Чириос» и громко захрустел. — А ты знаешь такого Джо Форда?

— Конечно. Мистер Форд — давний клиент нашей фирмы, твой отец оформил для него много сделок. А что?

— Ходят слухи, что он тайно купил двести акров земли там, где новое шоссе пересечет Суини-роуд. Если дорогу одобрят и построят, мистер Форд, известный в определенных кругах как Фаст-Форд, сможет выгодно застроить эту землю и сколотить состояние.

Миссис Бун молча кивнула, не зная, как реагировать.

Тео продолжал:

— А еще есть другой слух, причем это скорее факт, чем сплетня, что Форд спонсировал предвыборную кампанию нашего губернатора. Мистер Форд дает деньги губернатору, а губернатор проталкивает строительство шоссе, чтобы мистер Форд смог заработать еще больше и поделиться с губернатором. Логично, мам?

— Я бы не удивилась, — мрачно ответила миссис Бун.

— Но тогда получается, что Форд занимается темными делишками.

— В его действиях нет ничего незаконного, — ответила миссис Бун, по мнению Тео, очень неубедительно.

— Но ты согласна, что от этого дурно пахнет?

— В общем, да.

— Тогда почему мы в это замешаны?

— Мы?

— Да, почему наша фирма представляет интересы сомнительных клиентов?

— Наша фирма? Вот не знала, что ты стал партнером.

— Ну, она же носит мою фамилию. — Тео улыбнулся, сверкнув металлическими скобками.

— Тео, мы об этом уже говорили. Каждый имеет право на адвоката, и мы, юристы, не всегда можем выбирать себе клиентов. Зачастую наши клиенты не правы или натворили дел, поэтому они к нам и обращаются. Адвокату не пристало судить своего клиента, наша задача им помогать.

— Я не стану представлять интересы бандитов, — заявил Тео, отправляя в рот новую ложку хлопьев.

Брови миссис Бун сошлись на переносице:

— Не называй мистера Форда бандитом.

— Я не называл его бандитом, — пережевывая хлопья, поправил Тео. — Только говорю, что, когда стану адвокатом, бандитам не бывать моими клиентами.

Миссис Бун глубоко вздохнула и решила не продолжать разговор. Тео тоже устал от этой темы. Хлопья они с Судьей доедали молча.

В классе учитель Маунт достал утреннюю газету и пустил ее по рядам. Тео всегда поражало, как мало одноклассников заглядывают в периодику: из пятнадцати мальчиков почти никто не видел статьи, лишь двое или трое пробежали ее в Интернете. Избиение пса до полусмерти стало новостью недели, и класс жаждал узнать подробности заседания суда. Статья на первой полосе подверглась тщательному разбору и долгому обсуждению. Тео уверял, что это пустяки и ничего особенного, но на самом деле происходящее ему очень льстило. Вуди не закрывая рта рассказывал свою версию заседания, и неудивительно, что вскоре она уже заметно отличалась от рассказа Тео.

Родители Вуди выдвинули обвинения против Джино Гордона, единственного из четверки, который остался на свободе, и Вуди с нетерпением ждал начала слушания. Родители Харди подали иск о нарушении границ частного владения сразу в два суда — уголовный и гражданский, поэтому мальчишек ожидал целый год юридических приключений. Тео счел, что это здорово, учитель Маунт с ним согласился, и через десять минут весь класс увлеченно обсуждал подробности.

Харди, учившийся в параллельном классе, нашел Тео на большой перемене в столовой, и они смаковали одержанную в суде победу. Семья Квиннов была в восторге от приговора и очень гордилась Тео, сыгравшим в этом немалую роль. Им понравилось, что мальчик с покалеченной собакой на руках, смотревший на них с первой полосы, клялся «бороться с новым шоссе и с отморозками, которые его строят».

— Ты что, правда так сказал? — спросил Харди. Тео не помнил, произносил он эти слова или нет. Когда все выходили из зала суда в узкий коридор, образовалась толпа, все возбужденно говорили. Тео был оглушен и взволнован видом троих негодяев в наручниках, он нес своего пса и больше всего хотел выбраться на воздух. Он смутно помнил фотовспышку; вроде бы репортер задавал ему какие-то вопросы, когда он поднимался по лестнице. Но Тео очень нравилась хлесткая фраза, поэтому он ответил:

— Конечно.

— Классно!

Харди хотел зайти в «Бун энд Бун» поговорить, и Тео обещал быть у себя в «кабинете» — за домашними заданиями.

Там он и сидел в четыре часа, когда отец постучал в дверь и сказал:

— Пошли со мной.

Тео понял — дело плохо. Отец редко проделывал путь через заставленный стеллажами архив и захламленные кабинеты в комнатку Тео и никогда еще не говорил: «Пошли со мной».

В комнате для совещаний отец запер дверь, указал сыну на стул и присел рядом. Тео чувствовал: разговор будет не из приятных.

Мистер Бун начал:

— На прошлой неделе ты познакомился с мистером Джо Фордом, моим давним клиентом. К сожалению, наше сотрудничество закончилось — сегодня утром мистер Форд позвонил и сообщил, что, можно сказать, увольняет меня как своего юриста. Ему было неприятно прочесть, что мой сын — ярый противник нового шоссе. Мистер Форд поддерживает этот проект и, как многие другие, считает новую автостраду важной для города.

Тео опешил. У него стало тяжело на душе, оттого что отца уволили, но, узнав, что Форд от них ушел, мальчик испытал облегчение. Что-то слишком бурно среагировал этот господин. Зачем отец вообще связывается с такими темными личностями? На всякий случай Тео сказал:

— Пап, мне очень жаль.

— Мать говорит, ты считаешь мистера Форда, мягко говоря, не совсем честным?

Вот спасибо, мама. Нельзя даже поболтать с тобой за завтраком без того, чтобы ты не выложила все отцу.

— Пап, я его один раз видел, я его не знаю. Он действительно не совсем честный?

Мистер Бун улыбнулся и отвел глаза.

— Со мной Джо Форд всегда был честен. Я бы сказал, он просто умеет жить. Знает, на какие кнопки давить. У него много денег, влиятельные друзья, он привык получать желаемое. Форд требует к себе лояльности, поэтому сейчас подыскивает другого юриста.

— По-моему, он просто мошенник, — вырвалось у Тео.

— Он не мошенник, Тео. Перестань бросаться словами. То «мошенник», то «отморозки»…

Тео не мог не признать правоту отца:

— Да, сэр.

Помолчав, отец сказал:

— Кто тебе рассказал о покупке двухсот акров у Суини-роуд?

Рассказал об этом Айк, но Тео прекрасно понимал, что признаваться не следует. Он скрестил руки на груди, стиснул зубы и процедил:

— Я обещал не говорить.

Это всегда срабатывало — родители Тео понимали важность доверенного под честное слово.

— Ты же не вынюхиваешь секреты по офису?

Тео разыграл удивление.

— Нет, сэр, не вынюхиваю. — Это было полуправдой, и они с отцом это знали. Для ясности Тео добавил: — Мне сказали.

Мистер Бун неопределенно кивнул, хотя на самом деле не поверил.

— Что еще тебе сказали?

Откровенностью Тео ничего бы не выиграл.

— Ничего.

То, как встревожился отец, лишь подтверждало сведения о Джо Форде и сомнительной сделке, но Тео решил не копать дальше. Фаст-Форд с ними распрощался, и про себя Тео только радовался, что «Бун энд Бун» избавились от клиента с такой репутацией. Вообще у Тео сложилось впечатление, что радуется не только он — мать в глубине души на его стороне. Она не питала симпатии к застройщикам, которые только и ждут возможности изуродовать землю, понатыкав новых торговых центров и типового жилья на продажу. Замечания, которые и раньше звучали дома и в офисе, колючие остроты и шуточки не оставляли сомнения — миссис Бун недолюбливала некоторых клиентов мужа. Комментарии не предназначались для ушей Тео, но он мало что пропускал.

— Пап, мне очень жаль, но я не виноват. Не моя вина, что избили мою собаку, что вчера был суд и что мою фотографию разместили на первой полосе. Так случилось. Если мистер Форд оскорбился, мне очень жаль, но, по-моему, он погорячился, отказавшись от услуг нашей фирмы.

— Нашей фирмы?

— Ну, в ее названии моя фамилия!

Мистер Бун улыбнулся, и напряжение немного разрядилось. Тео показалось, что отец вовсе не так уж расстроен потерей клиента.

— Иди доделывай уроки, — сказал он, поднимаясь.

— Конечно, пап.

Глава 19

Тео корпел над испанскими глаголами, когда в дверь постучали. Харди зашел в «кабинет», почесал Судью за ухом, приговаривая что-то ласковое, и спросил:

— Есть полчаса?

Обычно, показавшись в конторе, Тео мог идти куда душе угодно, если уроки были сделаны.

— Да, а что?

— Давай-ка съездим кое-куда на великах. Хочу тебе показать одну штуку.

— Какую?

— Это сюрприз.

Через восемь минут они остановились перед старым кирпичным складом в районе Дельмонт, возле Страттен-колледжа. Большинство складов пустовали, но некоторые офисы работали. Над одной дверью висела вывеска: «Страттенский комитет по защите окружающей среды».

— Сюда, — сказал Харди, и мальчики вошли. Офис состоял из одной длинной просторной комнаты с высоким потолком с голыми стропилами, кирпичными стенами и бетонным полом, который не мешало подмести. Здесь были разномастные столы и множество компьютеров, а на стенах приколоты аэрофотоснимки и карты. В комнате крутилась по меньшей мере дюжина собак — очевидно, сотрудникам комитета разрешалось брать на работу питомцев. Атмосфера была энергичной, ведь среди присутствующих преобладали молодые люди — бородатые, во фланелевых рубашках и выцветших джинсах.

У стола преподобный Чарльз Квинн, отец Харди, вел серьезный разговор и случайно заметил Тео.

— Тот самый Тео Бун! — громко сказал он.

Это услышали все. Не успел Тео опомниться, как его увлекли к стене, где была прикреплена увеличенная фотография из утренней газеты. Снимок, намного больше реальных размеров, закрывал всю стену, и Тео пораженно уставился на себя с псом на руках. Вырвавшаяся у него в минуту волнения фраза: «…бороться с новым шоссе и с отморозками, которые его строят» была жирным шрифтом напечатана над фотографией. Тео глядел на стену с открытым ртом, а вокруг собрались вдруг замолчавшие сотрудники комитета.

Преподобный Квинн сказал:

— Позвольте вам представить Теодора Буна — героя дня, владельца самого знаменитого пса в городе и большого друга моего сына Харди.

Тео смущенно кивнул в знак приветствия. Уже потом он узнал, что в комитете работают всего несколько человек, а остальные из присутствующих волонтеры, в основном студенты Страттен-колледжа.

Мужчина по имени Себастиан Райан шагнул вперед и пожал Тео руку.

— Я председатель комитета сторонников защиты окружающей среды. Мы очень рады, что ты теперь в наших рядах.

Тео и не подозревал, что уже вступил в какие-то ряды. Ему стало мучительно неловко быть в центре внимания в совершенно незнакомом месте.

— Да, э-э, конечно, я тоже рад познакомиться, — промямлил он.

— Как твой пес? — спросил кто-то.

— Поправляется, — заверил Тео.

— Когда он к нам заглянет? — спросил кто-то еще.

— Ну, он пока мало выходит, — ответил Тео, и некоторые сочли шутку смешной. Остальные понемногу начали расходиться.

— Давайте-ка за работу, — сказал Себастиан, и его послушались. Председатель комитета повел Тео и Харди к дальней стене, где у него было подобие открытого кабинета. Стол заменяла деревянная дверь, положенная на две пустые кабельные катушки. Это сооружение показалось Тео самым крутым столом, какой он видел в жизни. Стульев не было — Тео уже обратил внимание, что все в комитете работали стоя. Он решил рассказать об этом матери: не иначе, новый тренд.

Кирпичные стены были сплошь покрыты фотографиями, дипломами и картами; Тео заметил диплом юридического факультета Стэнфордского университета. На вид Райану было лет тридцать шесть — тридцать семь, и в своих джинсах, высоких шнурованных ботинках и с бородой он больше походил на лесника, чем на юриста, специализирующегося в области охраны окружающей среды.

— Я слышал, у тебя родители юристы? — спросил он.

Тео кивнул.

— Говорят, ты и сам хороший юрист?

— Пока нет.

— Он знает много законов, — вмешался Харди.

Себастиан был нервным, живым и не расположенным к светским разговорам.

— Мы боремся с этим шоссе на нескольких фронтах. Злоупотребление правом принудительного отчуждения собственности, уничтожение природных ресурсов, шум, загрязнение воздуха, идиотский план организации движения транспорта и много чего еще. У меня возникла безумная идея, которой я хочу с вами поделиться.

Тео и Харди кивнули — выбора у них, честно говоря, не было.

Подойдя к стене, Себастиан указал на большую карту, на которой было нанесено предложенное губернатором шоссе.

— Вот Джексонская начальная школа — с подготовительного до пятого класса. Пятьсот учащихся. Сейчас она стоит себе вдали от дорог и шума и занимается сугубо обучением маленьких детей под пение птиц и шелест листьев. Однако грядет экономическое развитие. Шоссе срежет вот эту парковку и пройдет буквально в ста ярдах от дверей школы. Через два года там будет четыре полосы, забитые длинномерами и автобусами, выпускающими в воздух пары дизельного топлива, и автомобилями, проносящимися под восемьдесят миль в час. Это катастрофа. Главное, никто не изучал, как близость шоссе повлияет на здоровье учащихся. Губернатор и его люди понятия об этом не имеют, транспортный департамент округа этим не занимался. Мы как раз собираем средства, чтобы нанять экспертов и получить прогнозы, но денег у нас мало.

Вряд ли от них с Харди ждут чеков на крупную сумму, подумал Тео.

— А чем мы-то можем помочь?

— Организуйте детей. Они слишком малы для «Фейсбука», но у многих есть старшие братья и сестры. Четыреста учащихся — это примерно триста семей. Организуйте учеников, родителей, учителей. Пробудите в своих товарищах неравнодушие и возмущение. Если разозлятся дети, то разозлятся и родители, а ведь родители голосуют на выборах. Таким образом, все сведется к политике. Что скажете?

Тео и Харди, нахмурив брови, смотрели на карту, не зная, что ответить.

Себастиан не умел долго ждать.

— Я вам больше скажу. — Он шагнул в сторону и указал на новый спорткомплекс, построенный на деньги штата возле Джексонской школы. — Видите, Страттенский соккерный комплекс, открыт всего два года назад, десять площадок, все с освещением?

— Я там играю, — сказал Харди.

— Знаешь, сколько детей в нашем округе занимаются в этом комплексе?

— Около миллиона, — ответил Тео.

— Так вот, по плану шоссе лишит комплекс трех площадок с восточной стороны. Проектировщики обещают построить три точно такие же с запада, но возникают две проблемы. Во-первых, кто им поверит, застройщикам! Во-вторых, земля с западной стороны еще не принадлежит штату. Но даже если правительство штата сдержит слово и перенесет эти три площадки, то с марта по октябрь несколько сотен детей, их родители, тренеры и зрители будут наслаждаться футболом под шум четырехполосного скоростного шоссе.

— Значит, футболистов тоже надо организовать, — понял Тео.

— Совершенно верно. Их несколько тысяч. Разъярите такую толпу, и наши пятеро членов окружного комитета спрячутся под стол.

— Это легко? — спросил Тео.

— Вовсе нет. Не забывай, многие одобряют проект. Люди устали от пробок на Бэттл-стрит и считают объездную дорогу удачным решением. Любое шоссе — благо, слышал?

— Читал в газете.

— Многие уже склоняются к этому мнению.

Себастиан отошел от карты и присел на дверь, заменявшую стол.

— Идея в том, чтобы дети и подростки нашего города разозлились и стали неравнодушными и отважными. По одну сторону стоят большие люди — политики, владельцы компаний грузоперевозок, подрядчики, бизнесмены, выписывающие крупные чеки политикам, а по другую — дети, которые не намерены это терпеть. Может получиться интересно… Поверьте, нам пригодится любая помощь. Это тяжелая борьба, против нас играют большие деньги. Общественные слушания уже в следующем месяце, мы работаем круглые сутки.

— Когда голосование окружного комитета? — спросил Харди.

— Сразу после общественных слушаний. Члены комитета почти не дают интервью, но вроде бы двое из них поддерживают проект шоссе, один против и еще двое не определились. Кто знает, на что пойдут наши воротилы… Честно говоря, пока я смотрю в будущее без оптимизма.

В кармане Себастиана завибрировал мобильный. Он посмотрел, кто звонит, и решил не отвечать. Затрезвонил телефон на столе, но Себастиан не снял трубку.

Тео очень нравился Себастиан Райан: волевой, мужественный, с важной миссией и благородными помыслами. Бесстрашный юрист, готовый к борьбе, не боящийся выступить против крупных воротил. Даже офис у него был крутой, совсем непохожий на заваленные бумагами кабинеты «Бун энд Бун».

— Нам нужна ваша помощь, парни, — сказал Себастиан. — Что скажете? Вы можете многого добиться, если вмешаетесь в борьбу. Мы же с вами в одной команде.

Харди посмотрел на Тео, который не сводил взгляд с Себастиана. Председатель комитета слегка кивал, будто говоря: «Хватит ли у вас смелости, ребята?»

— Я готов, — заявил Харди.

— А что же ты, Тео? — спросил Себастиан. — Они уже пытались убить твоего пса.

Тео живо вспомнил, как Судью били колом, как он истекал кровью и глядел на хозяина глазами, полными боли и страха. Тео подумал о семье Квиннов, о ферме, без которой они не мыслят жизни, и решился. Взглянув на Харди, он снова посмотрел на Себастиана, собрался с духом и ответил:

— Я согласен.

— Прекрасно! — Себастиан хлопнул Тео по плечу.

Ровно в семь вечера семья Бунов уселась ужинать. Как всегда по четвергам, ужин был из турецкого кафе: жареная курятина с хумусом, пита и кускус.

Тео не очень любил турецкую кухню, но Судья обожал курятину. Пес, кстати, поправлялся на глазах, больше двигался и меньше спал.

Миссис Бун спросила:

— Тео, куда ты ездил сегодня днем?

Тео ожидал этого вопроса. В конторе обычно замечали, когда он приходил и уходил. Эльза была на редкость глазастой: она могла отвечать по телефону, удерживая еще два звонка, одновременно разговаривая с вошедшим клиентом и читая имейлы на мониторе, но точно знала, когда Тео вышел через черный ход. Собравшись с духом, мальчик ответил:

— Мы с Харди ездили в Страттенский комитет по защите окружающей среды.

— Вот как? — спросила мать.

Отец нахмурился:

— Зачем?

— Меня пригласил отец Харди, — ответил Тео. — Там на стене висит наше с Судьей фото из газеты размером с плакат.

— Значит, ты попал в герои? — осведомилась мать.

— Ага. Вместе с Судьей.

— Ты говорил с Себастианом Райаном?

— Ох, он такой классный! Предложил нам с Харди организовать детей против строительства шоссе.

Миссис Бун по-прежнему улыбалась, не сводя глаз с мистера Буна, будто ожидая резких слов. Тео был рад, что мать присутствует при этом разговоре.

— Каких еще детей? — не понял мистер Бун.

— Учащихся Джексонской начальной школы и всех, кто занимается в спорткомплексе. — Тео отправил в рот курятину, будто участие в подобных акциях было для него обычным делом.

— Отличная мысль, Тео, — сказала миссис Бун. — Как ты планируешь за это взяться?

— Мы еще не решили.

— Почему ты непременно хочешь в это лезть, сын? — медленно, с нажимом спросил мистер Бун.

У Тео было время продумать ответ. Он отпил воды, кашлянул и сказал:

— Просто я считаю несправедливым, что Квинны потеряют ферму, которой владеют больше ста лет. Государство не должно отбирать частные земли под сомнительные проекты. Опасно строить крупные автомагистрали рядом со школами и футбольными комплексами, особенно в отсутствие заключения экспертов о потенциальном вреде здоровью от выхлопных газов. Нельзя позволять политикам помогать своим дружкам зарабатывать на подобных авантюрах. У меня много причин, пап.

— И очень веских, должна отметить, — сказала миссис Бун, выразительно глядя на мужа.

Тео продолжал:

— А самое главное, я хочу отомстить избившим мою собаку. Если бы ты там был, когда его убивали, ты, пап, иначе бы отнесся к этому шоссе.

— Не читай мне нотаций, сынок.

— Я и не читаю.

— Это не нотация, — поддержала сына миссис Бун. Расстановка сил определилась: двое против одного. Мистер Бун проигрывал по всем фронтам. — По-моему, прекрасно, что Тео хочет вступить в борьбу. В тринадцать лет у нашего сына уже четкая гражданская позиция!

Давай, мамуля, думал Тео, отрезая еще курятины, ты прижала его к канатам, отправь же в нокаут! Но разговор иссяк. Некоторое время все за столом молчали.

Наконец Тео спросил:

— Пап, ты не против, чтобы я этим занялся?

Мать тут же ответила:

— Конечно, не против. Раз ты принимаешь это близко к сердцу, значит, иди и действуй. Верно, Вудс?

Вудс Бун понимал, что ему не одержать верх в этом споре, и сдался, пробормотав:

— Ну, наверное.

Глава 20

После ленча в пятницу Тео с Харди воспользовались часом для самоподготовки и встретились в библиотеке. Школьный сервер был быстрее, чем их ноутбуки, и ребята решили сэкономить время — учащихся за компьютеры пускали по первой просьбе. Когда они вошли в систему и айтишник отошел, мальчики принялись искать информацию. Данные по соккерному комплексу найти оказалось намного легче, чем что-нибудь о школах округа Страттен.

Накануне вечером, когда ребята ушли из комитета по защите окружающей среды настоящими активистами, Харди целый час просидел в «Фейсбуке». Он играл в команде «Ред юнайтед», любовно прозванной Эр-Ю, у которой имелась своя страничка. Поставив фильтр «до 14 лет», Харди просматривал страницы других команд и вскоре составил список примерно из сотни игроков, девочек и мальчиков. Сейчас, сидя в библиотеке, Харди летал по «Фейсбуку», добавляя в свой список десятки имен.

Тео пытался расколоть школьную систему. Согласно официальному сайту, в Джексонской начальной школе учились четыреста пятнадцать детей, от подготовишек до пятиклассников, но списка учеников не было. Зато удалось найти список учителей, с цветными фотографиями и электронными адресами. Тео счел это неплохим началом. Организация родителей и учителей имела отдельный сайт, где нашлись несколько имен и контактная информация, но больше не было почти ничего.

Почти час мальчики искали в Интернете имена учащихся, учителей, родителей, администраторов — всех, кто был хоть как-то связан с учреждениями, которые Тео и Харди задумали использовать в своей кампании.

Тео скучал в конторе, убивая время. В четыре они с Эйприл Финнимор договорились встретиться в «Замороженных йогуртах Гуффа» на Главной улице, куда ходили каждую неделю. Эйприл часто оставалась дома одна — старшие сестры уже вылетели из неуютного родительского гнезда, — однако ее это не тяготило: девочка была смышленой, остроумной и проявляла незаурядные способности к рисованию. Тео не воспринимал ее как подружку в романтическом смысле — для него Эйприл была настоящим другом, который по прихоти судьбы оказался девчонкой. Но большинство ребят не понимали, как это с девочкой можно просто дружить, и Тео уже устал объяснять. Сложная штука — отношения.

Винс, помощник миссис Бун, заглянул к Тео:

— Слушай, съезди в канцелярию суда! Это надо подать до пяти часов и зарегистрировать сегодняшним числом.

Винс бросил на стол файл с документами по разводу, который вела миссис Бун.

Тео вскочил:

— Сейчас съезжу!

— Вот спасибо, — обрадовался Винс и скрылся за дверью.

Тео мало что любил больше, чем поездки в окружной Страттенский суд — он готов был мчаться туда под любым предлогом. Мальчик потрепал Судью по макушке, пообещал скоро вернуться, схватил файл и побежал к велосипеду.

Здание суда было самым большим в Страттенберге — и самым внушительным. У входа высились толстые колонны, к которым вели длинные широкие ступени. Оставив велосипед у стойки, Тео побежал вверх по лестнице. Обычно в вестибюле толпились юристы, полицейские и работники суда, но Тео по опыту знал, что в пятницу здесь никого не бывает. Его мать часто жаловалась, что в пятницу после обеда судью не застать, а Айк говорил, что в пятницу юристы потихоньку смываются в свои излюбленные бары восстанавливать силы после трудовой недели.

Пробежав через пустой холл, Тео поднялся на третий этаж, в суд по делам семьи и брака, где секретарем работала его тайная любовь, красавица Дженни. Он бы на ней женился, не будь Дженни замужем и в интересном положении.

— Здравствуй, Тео, — улыбнулась она, и ее кроткие голубые глаза засветились. Тео залился краской и подал папку:

— Здравствуйте, Дженни. Можно зарегистрировать сегодняшним числом?

— Классная фотография у тебя в газете, — сказала секретарша, разбирая бумаги. Тео любовался ею из-за высокой стойки ресепшена.

— Спасибо.

— Как Судья?

— Поправляется. Еще в бинтах, но вполне живой.

— Я слышала, этих негодяев утром выпустили из тюрьмы.

— Да, — подтвердил Тео. — Их адвокат подала апелляцию и добилась освобождения, но они свое еще отсидят.

— Надеюсь, — сказала Дженни, штампуя документы. — Сейчас все зарегистрирую.

— Спасибо. До свидания.

На этом можно было и уходить, но Тео, как всегда, прирос к полу, не в силах отвести от Дженни глаз.

— Пока, Тео, — улыбнулась она. — Береги собаку.

— Непременно.

Тео вышел из канцелярии с бьющимся сердцем — при виде Дженни у него каждый раз учащался пульс. По пути он заглянул в зал суда Генри Джентри, самый большой и парадный, и с удивлением увидел, что там темно и пусто. Тео спустился по лестнице, поглядывая на большие портреты покойных судей, но по пути к выходу его кто-то окликнул. Обернувшись, мальчик увидел смутно знакомого человека лет сорока, лохматого и бородатого, в видавших виды кроссовках.

— Я Норрис Флэй из «Газеты», — сказал, подходя, мужчина. Флэй явно был из тех, кто считает несерьезным подавать руку тринадцатилетнему, вот он и не подал. Тео, глядя на него снизу вверх, спросил:

— Как поживаете?

— Хорошо, а ты?

— Замечательно.

— Есть минута?

Вообще-то было уже без десяти четыре, и Эйприл вот-вот подойдет к «Замороженным йогуртам Гуффа». Выросший в семье юристов, Тео с материнским молоком впитал недоверие к репортерам, чья работа — разнюхивать и предавать гласности то, о чем люди предпочитали бы умолчать. Родители Тео соблюдали неписаное правило неприкосновенности частной жизни обратившихся к ним людей, и мальчика поражало, как иногда по телевизору адвокаты азартно выбалтывают пикантные подробности дел своих клиентов. В старом добром «Бун энд Бун» порядки были иные. Отец Тео часто говорил: «Юристы и репортеры — дрянное сочетание».

— Допустим.

— Понравилась фотография во вчерашней газете?

— Ничего фотография, — сказал Тео, оглядываясь. — А в чем дело?

Флэй тоже осмотрелся по сторонам — случайный прохожий мог решить, что подросток забирает наркоту у дилера.

— Уже уходишь?

— Да.

— Давай пройдемся.

Они вышли из здания суда и остановились за одной из колонн.

— Как твой пес?

— Нормально. — Тео не понимал, почему Флэй вдруг захотел поговорить, и нервничал все сильнее. Вдруг кто-нибудь увидит, как они шепчутся на ступенях суда?

Флэй прикурил сигарету и выпустил струю сизого дыма над головой Тео. У него был бегающий взгляд, и сам репортер казался каким-то дерганым. Тео захотелось отойти на пару шагов.

— Об этом шоссе ходит много слухов. Мой источник сообщает, что местные бизнесмены давят как сумасшедшие, почуяв возможность хорошо заработать. Ты меня понимаешь?

Тео рассматривал свои ботинки.

— Особенно усердствуют застройщики, — продолжал Флэй. — Эта стая стервятников только и ждет одобрения проекта, чтобы слететься и понастроить торговых центров и всякого фастфуда по обе стороны шоссе. Не успеешь оглянуться, как пробки там будут не меньше, чем сейчас на Бэттл-стрит.

Тео молчал. Флэй ждал, выпуская из ноздрей сизый дым.

— Больше всех усердствует Джо Форд. Знаешь такого?

— В первый раз слышу, — сказал Тео, поднимая глаза на Флэя и нимало не заботясь о том, что лжет. Он видел Джо Форда в стенах «Бун энд Бун», но репортеру этого знать не полагалось.

Флэй сверлил его взглядом, словно зная правду.

— Твой отец не один год был адвокатом Форда.

— И что?

— А на днях Форд отказался от услуг «Бун энд Бун». Почему, не знаю, но готов спорить, это как-то связано с шоссе.

— Чего вы от меня-то хотите? — не выдержал Тео.

— Информации.

— И не мечтайте, я ничего не знаю.

— Может, узнаешь? Покопайся, найди что-нибудь ценное, помоги остановить строительство!

— Копаться — ваша работа, а не моя.

— Мы же в одной команде, Тео! — Флэй достал из нагрудного кармана белую визитку и сунул ее мальчику. — Вот мой телефон. Что-нибудь узнаешь — позвони. Обещаю полную конфиденциальность. Я свои источники не раскрываю.

Тео нехотя взял визитку и молча отошел. Он знал, что не сделал ничего плохого, но почему-то на душе у него было скверно. Он сел на велосипед и поехал по Главной улице, раздумывая, говорить родителям или нет. Джо Форд уволил его отца только вчера — откуда Флэй об этом знает?

Эйприл уже ждала за их обычным столиком. Она заказала свой любимый замороженный йогурт, Тео — шоколадное мороженое «Ореос». Эйприл казалась подавленной, и Тео знал причину: ее родители вели между собой бесконечную войну, и если бы процедура развода еще не началась, грозили бы друг другу разводом. Тревоги Тео сразу показались пустяком, когда девочка описала последнюю ссору родителей. Он не знал, что посоветовать, и молча слушал. Эйприл мечтала уехать, как старшие сестры, но в тринадцать лет уезжать некуда. Сидя дома, как в ловушке, в своем воображении она создавала вымышленные миры, в которых ей удавалось убежать в Париж изучать историю искусств и живопись на берегах Сены.

Тео ел мороженое и внимательно слушал, хотя мечту о Париже знал наизусть. Он очень надеялся, что Эйприл сдержится и не расплачется. Она не расплакалась.

Глава 21

Вудс Бун всегда был посредственным гольфистом — ему не хватало времени повысить квалификацию уроками или практикой. Три года назад Тео на Рождество подарили набор клюшек, а отец дал ему несколько бесплатных уроков, однако скоро оба поняли, что уроки от воскресного энтузиаста, даже бесплатные, не особенно полезны. С тех пор каждый год на день рождения отец дарил Тео абонемент на десять получасовых уроков у профессионала. Замах у Тео улучшился, и к двенадцати годам он почти превзошел отца.

По субботам в хорошую погоду они играли до девяти лунок на муниципальном поле для гольфа, а затем обедали в чисто мужской компании в закусочной «Пеппи», известной сандвичами с бастурмой и луковыми кольцами. Тео любил спорт, но из-за ограничений по здоровью командные виды спорта, а заодно и большой теннис, исключались. Врачи разрешили ему ездить на велосипеде, ходить в походы и плавать, но категорически запретили футбол и тому подобное. Раздосадованный и удрученный, Тео не уставал спорить с родителями, но пока следил за игрой с трибун. Зато он обожал гольф и играл не хуже ровесников, хотя это еще предстояло доказать на соревнованиях. Отец не одобрял соревновательный дух, считая гольф прежде всего сложной игрой, которую только запутывает какой-то там счет, преимущество в очках, денежные ставки и всякие чемпионаты.

Однако счет они все-таки вели — не на официальной карточке, прикрепленной к ручке тележки для гольфа, а в уме. Мистер Бун проходил площадку с девятью лунками за семь-восемь ударов, Тео отставал, но ненамного, и оба притворялись, что не помнят количество очков соперника.

Мистер Бун пил кофе на кухне, когда спустился Тео с Судьей на руках.

— Во сколько наш сеанс? — спросил Тео, выпуская пса в патио.

— В девять сорок пять, — отозвался мистер Бун, не поднимая глаз. — Ты помнишь, что доктор Коль приглашал вас на девять?

— Забыл, — признался Тео. — Но мы же успеем на гольф?

— Вполне, только давай шевелись.

Тео и Судья быстро проглотили хлопья. Душ Тео по субботам с утра не принимал (еще одна причина, по которой он любил выходные). Они побросали клюшки для гольфа в багажник «паркетника» мистера Буна и в девять уже входили в клинику доктора Коля. Ветеринар взглянул на них:

— На гольф собрались?

— У нас сеанс в девять сорок пять, — с нажимом сказал Тео. В субботу на поле яблоку негде упасть, поэтому опоздание означало серьезные проблемы. Мистер Бун коротал время в приемной за свежей газетой, а Тео повел Судью в смотровую. Проворно и умело доктор Коль снял швы, сменил повязки, обработал раны и заново пристроил лангетку на сломанную лапу, продолжая разговаривать с псом и его хозяином таким успокаивающим тоном, что им захотелось спать. Доктор Коль спас Судье жизнь и в глазах Тео навсегда стал героем.

Пес вздрагивал и поскуливал, но тоже понимал, что чудом остался жив. Он много чего повидал на своем веку и умел терпеть боль.

Доктор Коль отпустил их на неделю. Тео еще раз поблагодарил за спасение своего любимца.

— Это моя работа, — ответил ветеринар.

Отец с сыном завезли Судью домой и поехали играть в гольф.

С холмами, прудами, многочисленными песчаными ловушками и тремя предательскими ручьями Страттенбергская муниципальная площадка считалась сложной для прохождения, но раз счет не ведется, кто станет обращать на это внимание?

После инцидента с Джо Фордом мистер Бун держался немного отчужденно, и Тео чувствовал его недовольство. Но когда отец с одного удара отправил мяч в лунку три раза подряд, причем последнюю поразил с сорока футов, всякую хандру как рукой сняло, и мир засиял яркими красками. Тео с отцом играли два часа, радуясь красоте природы, свежему воздуху, хорошим и плохим ударам. Они забыли о конторе, юриспруденции и новом шоссе и говорили только о гольфе. Мистер Бун научился не давать Тео советов во время игры, но не мог удержаться от фраз вроде: «По-моему, сейчас Тайгер Вудс взял бы клиновидную клюшку и целился ближе к краю вон того грина».

Тео понимал, что отец и Тайгер Вудс существуют в разных мирах, но знал, что любители, даже воскресные игроки, смотрят гольф по телевизору, с гордостью ощущая свою причастность к профессионалам.

Тео уважительно выслушивал отца, а затем выполнял удар так, как решал сам. Много раз, когда удар обдумывал мистер Бун, мальчика подмывало сказать: «Пап, Тайгер Вудс посмотрел бы сейчас на твой мяч и сказал, что тебе нипочем не положить его даже близко вон к тому грину». Но он этого, конечно, не говорил.

Два или три раза Тео удавалось закончить игру с равным счетом, что вызывало у Буна-старшего небольшое, но ощутимое напряжение перед двумя последними лунками. Как бы он ни распространялся, что гольф создан для отдыха, а не для соревнований, Вудс Бун ни под каким видом не желал проигрывать сыну.

Но разве можно проиграть, если не ведешь счет очкам?

Тео все это чувствовал, и ему было немного неловко перед отцом. Может, лет в шестнадцать-семнадцать он начнет выигрывать в открытую, но не в тринадцать же. И не сегодня. Мистер Бун хорошо прошел пять из девяти лунок, сделав два богги и два двойных богги, что по неофициальному счету равнялось сорока двум очкам — он редко играл так хорошо. Тео сегодня играл плохо и был только рад, что счет не ведется.

Они сдали тележку, сложили клюшки, переобулись и пошли в «Пеппи» за сандвичами с бастурмой. Тео предупредил мать, что они с друзьями поедут смотреть соккер и вернутся к пяти. Миссис Бун задала несколько вопросов, от ответов на которые Тео мастерски уклонился, обойдясь, однако, без лжи, и дала разрешение.

В два часа Тео встретился с Эйприл у ее дома, и они поехали к Страттенскому соккерному комплексу. Обычно им не разрешалось ездить туда на велосипедах — слишком много дорог на пути, да и далековато. Комплекс был в полутора милях от Бэттл-стрит, «за городом», как шутили жители Страттенберга, но благодаря Харди Тео знал, где можно срезать. Полчаса они с Эйприл бешено крутили педали и у Джексонской начальной школы уже были не прочь передохнуть: отсюда до спорткомплекса было рукой подать. Уже была видна парковка, плотно заставленная машинами.

Харди играл на шестом поле — матч был в самом разгаре. Тео и Эйприл присели на трибуне и затаили дыхание. Харди был форвардом, и, когда мяч выкатился за пределы поля, он побежал за ним и, увидев друзей, улыбнулся и кивнул им на бегу, спеша за мячом. Тео и Эйприл несколько минут наблюдали за игрой, потом им надоело, и они пошли бродить по комплексу. Поразительное зрелище — десять игр одновременно, на каждом поле кричат болельщики и тренеры, раздаются свистки, а вокруг спорткомплекса красивейшие холмы, заросшие лесом, — прекрасный уголок нетронутой природы вдали от дорожного смога.

Зачем же это уничтожать, задавался вопросом Тео, зачем прокладывать четырехполосную трассу в сельской части округа и гнать по ней двадцать пять тысяч машин в сутки? Зачем губить природу дорожным смогом? Бессмыслица какая-то.

Они с Эйприл вернулись на парковку. Тео держал свой сотовый, а Эйприл — видеокамеру матери. Они пошли вдоль длинного ряда припаркованных машин — Тео с одной стороны, Эйприл с другой — и снимали номерные знаки. Никого больше на парковке не было — все смотрели матч, болели за ту или иную команду, но Тео внимательно поглядывал по сторонам, опасаясь встретить прохожих. Снимать номерные знаки не было нарушением закона, но ему вовсе не улыбалось давать объяснения по поводу своих действий.

Парковка состояла из трех больших участков вокруг спорткомплекса, поэтому у детей ушел почти час, чтобы обойти все машины. Никто ничего не заметил, хотя пара рискованных моментов все же была. Но Тео просто приложил телефон к уху и притворился, что разговаривает.

Они насчитали сто сорок семь машин и фургонов. Позже собирались пересмотреть отснятое видео, выписать номера машин, зайти на сайт департамента транспортных средств и постараться узнать номера владельцев. Можно было с уверенностью предположить, что хозяева машин, припаркованных у спорткомплекса, будут категорически возражать против нового шоссе. Какой родитель отправит своего ребенка на поле, если воздух отравлен дизельными и бензиновыми выхлопами?

«Ред юнайтед» выиграли, и тренер Харди, Джек Фортенберри, был в прекрасном расположении духа — ведь его сын стоял на воротах. Харди говорил, что Фортенберри настоящий фанат соккера: он тренирует своих подопечных весной и осенью, а элитную разъездную команду — еще и летом. Харди вкратце рассказал тренеру о проекте нового шоссе и связанных с ним проблемах.

Они встали за футбольными воротами, в стороне от основной массы болельщиков, которые шли из спорткомплекса. Харди представил тренеру Тео и Эйприл. Фортенберри не стал скрывать своих опасений насчет шоссе. Он не доверял политикам и считал, что проект проталкивают денежные воротилы. Тренер пришел в ярость, узнав, что предполагаемая автострада срежет край спорткомплекса: он прекрасно понимал потенциальную опасность такого соседства.

В итоге Фортенберри сказал то, чего ребята и добивались: он предложил помочь всем, чем сможет. Тео изложил свой план.

Глава 22

Судья, который по-прежнему спал на кровати Тео, рано утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь жалюзи, вдруг начал беспокойно возиться. Тео, желая в воскресенье поспать подольше, шикнул на пса, но тому не терпелось на улицу, и через пятнадцать минут Судья добился своего. Проходя с собакой через кухню, Тео заспанным голосом сказал родителям:

— Доброе утро.

— Что это ты так рано? — поинтересовалась мать.

— Судья захотел погулять.

На кухонном столе были развернуты толстые воскресные газеты — видимо, родители пробежали заголовки. Кофейник был почти пуст, хотя часы показывали шесть сорок пять.

— Что-то вы сегодня рано.

— Не спалось, — проворчал отец.

— Кому блинов? — спросила мать. Она готовила нечасто, и Тео с мистером Буном понимали, что надо пользоваться случаем.

— С колбасой? — уточнил мистер Бун.

— Ну да.

— А какие блины? — спросил Тео.

— Какие ты хочешь?

— «Блюберри».

— Как раз «Блюберри» и есть. — Мать уже открывала холодильник.

Тео налил себе апельсинового сока и присел к столу. Его внимание привлек заголовок: «Члены комитета колеблются». Он взял газету и начал читать. Статья была не Норриса Флэя, а кого-то другого. По словам автора, два члена комиссии выступали за новое шоссе, двое были «настроены против», пятый колебался. Активнее всех проект поддерживал пятидесятилетний Митчелл Стэк, ветеран окружного комитета и его председатель. Будучи владельцем магазина компьютерной техники в южной части городка, он заявлял, что уж на его-то бизнес шоссе никак не повлияет, намекая на отсутствие личной заинтересованности. Этот хозяин розничной торговой точки был назван в статье ярым сторонником застройки, ни разу не проголосовавшим против появления нового филиала, торгового центра, жилого комплекса, мини-молла, автомойки и всего, что входит в понятие «экономического развития».

В статье приводились слова неназванного защитника природы: «Стэк — это кошмар для нашего чистого воздуха, чистой воды и тихих улиц». Стэк тоже не остался в долгу: «Если бы мы слушали „зеленых“, мы бы до сих пор жили в Средневековье».

Репортер подробно разбирал все за и против; чувствовалось, что взаимные обиды растут, а напряжение зашкаливает. У Тео засосало под ложечкой. Зачем он в это полез! Он еще подросток, а здесь идет настоящая война, развязанная политиками, которые не остановятся ни перед чем. Но он вспомнил о Харди и ферме Квиннов, о своем псе и тех, кто его избил.

На сковородке зашипела колбаса. Миссис Бун что-то напевала, стоя у плиты в банном халате. Отец углубился в деловой раздел «Нью-Йорк таймс». Учуяв доносившиеся из кухни ароматы, за дверью заскулил Судья.

Общественные слушания по новому проекту — до заседания окружного комитета — должны пройти через две недели, и все указывало на то, что разразится настоящий скандал. Мистер Стэк утверждал, что семьдесят пять процентов жителей округа одобряют новый проект и многочисленные сторонники шоссе придут на слушания и продемонстрируют свою силу. Чушь, возражал Себастиан Райан из Страттенского комитета по защите окружающей среды, автострада нужна лишь ничтожному меньшинству, в основном бизнесменам, рассчитывающим на ней заработать. Противники проекта явятся на слушания в рекордном количестве.

Тео впервые подумал: а что, если и ему пойти на общественные слушания? Интересно посмотреть, как сотни разгневанных горожан станут осаждать пятерых членов окружного комитета. Это может вылиться в настоящую демонстрацию, и помощники шерифа будут ходить по залу и призывать к порядку. Тео сомневался, что родители его отпустят, но попробовать стоило. Он решил все хорошенько обдумать, выбрать момент и попросить разрешения.

За блинами с колбасой миссис Бун предложила:

— Давайте сходим на раннюю обедню.

Мистер Бун кивнул:

— Поддерживаю.

— Я за, — сказал Тео. В делах подобного рода у него пока был совещательный голос, но это не мешало ему высказываться. Ранняя обедня, с девяти до десяти, Тео нравилась: прихожан на нее собиралось куда меньше толпы в одиннадцать, одеться можно попроще, и будет куда присесть.

— Тогда поторапливайтесь, — велела мать.

Тео с отцом понимающе переглянулись — на часах всего полвосьмого, до выхода больше часа. Мистеру Буну на то, чтобы принять душ, побриться и одеться, нужно двадцать минут. Тео, который еще не брился, укладывался в пятнадцать. Миссис Бун будет собираться не меньше часа, однако она же всех и торопит. Но отец и сын ничего не сказали: этот разговор лучше не начинать.

После ленча, когда они уже давно вернулись из церкви, Тео нехотя пошел в свою комнату писать сочинение по книге. Им задали трехстраничный анализ основных персонажей «Приключений Тома Сойера». Книгу эту Тео очень любил, однако ему было жалко тратить на это выходной. Он медленно поднялся к себе и прикрыл дверь, но книга как сквозь землю провалилась. Тео посмотрел везде, потом спустился в гостиную.

— Может, ты ее в офисе забыл? — подсказала мать. Бинго! Тео сразу вспомнил, где лежит «Том Сойер».

— Сейчас вернусь, — сказал он и через десять минут уже слезал с велосипеда у черного входа в «Бун энд Бун». Отперев дверь, он вошел в свой крошечный кабинет и взял книгу с полки возле расписания игр «Миннесота твинс».

Тео не помнил, когда в последний раз оказывался в конторе один. Здесь всегда кто-нибудь говорил по телефону, приходили и уходили клиенты, жужжали принтеры. Всем заправляла великий координатор Эльза, и Судья расхаживал по офису в поисках съедобного или места для сна. Но в воскресенье здесь было абсолютно тихо и странно сумрачно. Тео вышел в коридор, постоял у окна возле ресепшен. Комната для совещаний с темными кожаными креслами и книжными стеллажами от пола до потолка казалась мрачной и тихой. Тео решил, что офис в рабочее время нравится ему больше.

По скрипучим деревянным полам он направился к себе в «кабинет», служивший когда-то чуланом для хранения всякой всячины. Дорога к нему вела через два подсобных помещения с бесчисленными белыми картонными коробками на стеллажах. Цифровая эра заставила немолодых Бунов окунулся в мир электронных архивов. Давно пора, подумал Тео. Преступно переводить деревья на бумагу, которая становится ненужной сразу после списания в архив. Он уже говорил это родителям — в свои тринадцать Тео был настоящим «зеленым».

Дороти и Винс складывали папки на стол в подсобке, прежде чем окончательно убрать их в архив. Внимание Тео привлекла надпись «Джо Форд» на толстой папке со множеством отделений. Видимо, отец, от услуг которого отказался Форд, собрал его дела и отправил в архив. Это было не в обычае мистера Буна — у него по всему кабинету годами громоздились стопки старых, уже не нужных папок. У Айка, кстати, была такая же привычка.

Тео перебрал закладки в деле Форда; на одной была надпись «Суини-роуд». Тео знал, что подсматривать нехорошо, но не смог побороть любопытство. Он вынул материалы по Суини-роуд, пролистал тонкую подшивку и нашел то, что искал — опцион, дававший покупателю право купить двести акров земли у продавца, господина Уолта Бисона. Кто покупатель? В документе значилась «Паркинг лэнд траст», корпорация, созданная для прикрытия стоявших за этим лиц. Опцион лежит в деле Джо Форда, стало быть, это Фаст-Форд учредил компанию-ширму.

Документы по земельным сделкам в обязательном порядке регистрировались в окружном суде, но на опционы данное правило не распространялось, Тео это знал. Читая, он убеждался, что слухи были правдой. Бисон продаст двести акров своей земли у Суини-роуд только в том случае, если окружной комитет одобрит строительство нового шоссе. При таком раскладе «Паркинг лэнд траст» уплатит Бисону по десять тысяч за акр, то есть два миллиона долларов. Если же окружной комитет отклонит проект, тогда «Паркинг лэнд траст» отдаст мистеру Бисону стоимость опциона — пятьдесят тысяч, и этим все ограничится.

В документе был параграф, обязывавший стороны хранить подробности сделки в строжайшей тайне. Секретность и конфиденциальность были важнейшими условиями этого с виду обычного опциона. Ничего незаконного — девелоперы вроде Джо Форда выбирали перспективные участки и строились на них. Если расчет был верен, они зарабатывали огромные деньги, если же нет, теряли значительные суммы.

Тео не представлял, как Айк пронюхал об этой сделке, но вообще-то не удивился. Дядя умел услышать то, что нужно, в разных злачных местах. Тео перелистал страницы: опцион был подписан Уолтом Бисоном, продавцом, и Фредериком Койлом, вице-президентом «Паркинг лэнд траст». Джо Форд вроде бы и ни при чем. Заметив надпись «Паркинг лэнд траст» на другой закладке, Тео вытащил и эти материалы. Здесь были учредительные документы «Паркинг лэнд траст», которые мистер Бун оформил всего месяц назад. Тео просмотрел бумаги, служебные записки и даже надписи от руки, сделанные почерком отца, который мальчик хорошо знал. Корпорацией владели четверо: Джо Форду принадлежало пятьдесят процентов акций, Фредерик Койл владел двадцатью процентами, Стю Малзоун тоже двадцатью и Питер Кайзер — десятью. Тео никогда не слышал о Койле, Малзоуне или Кайзере, поэтому на всякий случай записал их имена. Он положил папку так, как она лежала раньше, и вышел из конторы. Если понадобится что-то посмотреть, он знает, где искать.

Заперев дверь черного хода, Тео поехал домой. Поднявшись к себе, он открыл ноутбук. Вскоре он знал адреса, телефоны и электронную почту Койла, Малзоуна и Кайзера; все трое жили в Страттенберге или поблизости от него. Тео поискал сведения о г-не Койле и узнал, что полгода назад деловой партнер подавал на него в суд. Тео сделал пометку: посмотреть содержание иска. На запрос о мистере Кайзере «Гугл» предложил свежую статью в местном деловом журнале, в которой рассказывалось о сети бензозаправок Кайзера, где за двадцать долларов вам поменяют масло, пока вы ждете очереди. Еще в статье упоминалось, что сорокалетний Кайзер обожал вертолеты и утиную охоту.

По Малзоуну нашлось немного, но несколько строк в старом номере «Страттенбергской газеты» стали приятной неожиданностью. Это было объявление о помолвке двухлетней давности. Стю Малзоун, двадцати трех лет, обручился с Белиндой Стэк, двадцати одного года, дочерью Митчелла Стэка. Жених и невеста учились в Страттен-колледже. С фотографии улыбались счастливые Белинда и Стю, которые и выглядели даже моложе своих лет.

Тео еще раз проверил по адресной книге — Митчелл Стэк в Страттенберге был только один.

Голова у Тео пошла кругом. Значит, Джо «Фаст» Форд тайно скупал земли под застройку, чтобы сорвать большой куш, когда построят шоссе. В качестве ширмы он учредил корпорацию «Паркинг лэнд траст». Пятеро членов окружного комитета обязаны поставить проект на голосование. Самый ярый сторонник шоссе среди них Митчелл Стэк. Его теперь уже двадцатисемилетний зять Стю владеет двадцатью процентами акций корпорации Джо Форда, причем тайно. На бумаге его доля стоит четыреста тысяч долларов, и это пока Форд не начал осваивать участок. Можно смело предположить, что стоимость акций многократно возрастет, когда Джо Форд сравняет с землей вековые деревья и застроит участки мотелями, моллами, ресторанами фастфуда и парковками.

Тео вдруг замутило — в животе стало тяжело и горячо. Он прошел в ванную, плеснул в лицо воды и сказал своему псу что-то ласковое. Но Судья и ухом не повел.

Часом позже Тео лежал на кровати, глядя в потолок, с открытым «Томом Сойером» на груди. Он не смог написать ни строчки.

Он думал о своем отце. Вудс Бун, уважаемый адвокат, превыше всего ставивший профессиональную этику, презиравший собратьев по профессии, которые пытались обойти правила и наживали неприятности, член комитета адвокатской коллегии по поощрению профессионального поведения адвокатов — как он мог связаться с таким грязным делом? Он готовил документы для создания «Паркинг лэнд траст», много лет работал на Джо Форда, он даже поддерживал строительство нового шоссе в спорах за обеденным столом!

Тео допускал, что отец, скорее всего, не знает, кто такой Стю Малзоун, и никогда не встречался ни с ним, ни с Койлом и Кайзером. Тео хотелось верить, что отец только выполнял просьбы своего клиента. Тео цеплялся за такую возможность, но открытие все равно не давало ему покоя.

Формально ни Джо Форд, ни тем более мистер Бун не совершали преступления, но от этого дела дурно пахло. После одобрения шоссе член семьи Стэка положит в карман кругленькую сумму; если это обнародовать до голосования, мистер Стэк будет разоблачен и попросту сбежит из комитета. Если это станет достоянием гласности сейчас, новому проекту конец.

Тео знал, что раздобыл сведения не совсем честным способом — он сунул нос в конфиденциальные материалы «Бун энд Бун» и позволил своим любопытным глазам увидеть то, что им видеть не положено.

Но как теперь поступить? Может, Айк посоветует?

Глава 23

К концу занятий в понедельник группа юных активистов составила впечатляющий список из четырехсот детей, играющих в соккер в спорткомплексе. Для этого пришлось силой привлечь к делу восьмиклассника Чейза, безумного компьютерного гения со склонностью к хакерству. По видео с номерными знаками машин, припаркованных у спорткомплекса, составили список автомобилей, фургонов и микроавтобусов. Чейз энергично взялся за сайт, на котором велась онлайн-регистрация автотранспортных средств в округе Страттен, и меньше чем за полчаса взломал файл с именами и адресами владельцев. А уже имена родителей привели и к именам детей.

У некоторых из списка оказались страницы в «Фейсбуке» и адреса электронной почты, у других — нет (по крайней мере, отыскались не сразу). Но чем дольше активисты корректировали и расширяли список, тем больше информации у них набиралось.

План начинал обретать форму. Ребята даже открыли свою страницу в «Фейсбуке», назвав ее «Шоссе в никуда».

В отличие от большинства обязательных понедельничных визитов сегодня Тео не терпелось увидеть дядю. В пять часов он уехал на велосипеде, оставив Судью в офисе. Контора Айка была всего в пяти минутах ходьбы от «Бун энд Бун», где он когда-то работал. Фирма год за годом процветала, а лишенный лицензии Айк, изгнанный из рядов профессионалов, составлял налоговые декларации для клиентов, которые мало что могли заплатить.

— Как там мой любимый племянник? — спросил он, когда Тео с размаху сел на шаткий стул.

Каждый раз одно и то же. Любимый — и единственный — племянник Айка ответил:

— Отлично, а как у тебя дела?

Айк улыбнулся и широким жестом обвел вокруг, будто говоря — сам посмотри, лучше некуда. Кабинет был тесный, обшарпанный и унылый; дела у Айка явно шли не блестяще.

— Лучше не бывает, — сказал он. — Выпить хочешь?

— Конечно, — ответил Тео.

Айк сунул руку в холодильник, под низенький горизонтальный шкаф, и извлек пиво и банку «Спрайта». Тео открыл себе «Спрайт», а Айк откупорил бутылку. Из динамиков негромко звучала песня Боба Дилана.

Айк отхлебнул пива.

— Как школа?

— Школа — скукота и трата времени, — заявил Тео. — Хочу в колледж, готовиться на юридический.

— Тебе тринадцать — зелен еще для колледжа. В кампусе ты бы по-дурацки выглядел со своими скобками.

— Вот спасибо, Айк, что напомнил.

— Терпи пока восьмой класс. Надеюсь, у тебя одни пятерки?

— Почти. — Меньше всего Тео хотелось очередного разговора об оценках. Он не знал, с чего дядя взял привычку приставать к нему с успеваемостью. — На прошлой неделе я познакомился с Джо Фордом, — выпалил он, чтобы сменить тему.

Айк снова отпил пива:

— Уверен, знакомство вызвало обоюдный восторг. Где?

— У нас в офисе. Он приходил к отцу по каким-то юридическим вопросам. Форд из тех, кто считает, что говорить с подростками — зря терять время.

— Должно быть, он сразу увидел, что на тебе баксов не срубишь.

— Айк, он уволил папу. Взбесился, увидев нас с Судьей в газете и цитату, где я обещал бороться с отморозками, которые хотят построить новое шоссе.

— Ну, это ты малость загнул, племянник.

— Согласен, но я тогда был не в себе. Отец не на шутку рассердился, когда «Бун энд Бун» потеряли ценного клиента. Не понимаю, почему наша маленькая фирма представляет типов вроде Джо Форда, но это, видимо, не моего ума дело.

После долгого молчания Айк сказал:

— Слушай, я лично не знаком с Джо Фордом, но я о нем кое-что знаю — не больше остальных в нашем городишке — и сомневаюсь, что он мошенник. Скажем так: он типичный бизнесмен, который высоко сидит и далеко глядит. Это же очень по-американски — высматривать очередную возможность. Людям вроде Форда необходимы юристы, и нет ничего такого в том, что твой отец что-то юридически для него оформляет. Вашей конторе тоже нужно платить по счетам, малыш.

— А что, если я кое-что видел? — вырвалось у Тео. — В архиве, в старых папках? Ты понимаешь?

Айк смерил племянника мрачным взглядом. Любопытство пацана уже приводило к проблемам, и эти проблемы обычно требовали его вмешательства.

— Что-то о мистере Форде и его сделках? — уточнил он.

Тео кивнул.

— Что-то по земельной сделке возле Суини-роуд и нового шоссе?

Тео снова кивнул.

— Что-то, о чем мне неизвестно?

Тео только кивал.

— Что-то, что Фаст-Форд предпочитает скрывать?

Тео кивнул.

— Ты снова влез в электронный архив компании?

— Нет, — ответил Тео, — я ничего специально не вынюхивал. Я шел по своим делам и наткнулся на папку с документами по Джо Форду на столе в архиве.

Айк знал, что в офисе Тео редко занимается своими делами. Он медленно встал, потянулся, почесал бороду, подошел к полке и выключил стерео. Прислонившись к стене, скрестил руки на груди и сказал:

— Не говори мне больше ничего. Отношения адвоката и его клиента строго конфиденциальны. Каждый имеет право на защиту своих секретов, в том числе бывшие клиенты. Те документы — не твоего ума дело, ты не имел права в них заглядывать.

Тео стало стыдно. Он знал, что Айк прав, просто не ожидал столь резкого выговора. Айк продолжал:

— Мне все равно, что в той папке, Тео. Забудь об этом, ясно?

Куда уж яснее.

— Адвокат обязан защищать своего клиента, и точка.

— Я понял, Айк.

Айк плюхнулся в кресло и уставился на племянника. Снова повисло молчание.

— Надо говорить отцу? — спросил наконец Тео.

— Нет, просто забудь обо всем.

— О’кей.

Через несколько минут Тео ушел. Всю дорогу в контору он боролся с собой, не в силах смириться, что такая информация будет похоронена в архиве, останется томиться в недрах «Бун энд Бун». Это казалось несправедливым.

Глава 24

Во вторник после уроков активисты собрались в актовом зале. У них было тридцать минут до репетиции пьесы шестых классов. Мистер Маунт выторговал эти полчаса, сославшись на то, что дискуссионной группе необходимо практиковаться — как, он не уточнил. Ребята расселись на сцене, с кафедрой посередине и складными столами с двух сторон, сделав вид, что готовы к дебатам. Настоящих дебатов они, естественно, не планировали, поэтому стулья были придвинуты к сцене и заполнены подставными зрителями — десятком приятелей Тео и Харди. Для лучшего качества съемки учитель Маунт установил видеокамеру на штатив и, когда все было готово, объявил:

— А теперь — Теодор Бун.

Тео встал. За его столом сидели Харди, Чейз и Вуди, все с пристегнутыми галстуками и в ярко-желтых хирургических масках. Тео прошелся по сцене и кивнул команде соперников, состоявшей из Джастина, Брайана, Даррена и Эдварда, тоже в галстуках и желтых масках. Зрители, среди которых была Эйприл и одноклассники Харди, придвинулись поближе к сцене. Их лица тоже скрывали хирургические маски. Отец Харди нашел их в Интернете. Девять долларов за упаковку из пятидесяти штук, любые цвета.

Тео сдернул свою маску и повернулся к камере. Нахмурившись, он начал:

— Меня зовут Тео Бун. Сегодня мы обсуждаем проблему так называемого объездного шоссе Ред-Крик. — Он дважды кашлянул и снова натянул маску на нос. У сцены висела карта округа, перечеркнутая алой линией, напоминавшей кровавый рубец от удара. — По этой автостраде транспортный поток с Семьдесят пятого шоссе направится в обход Страттенберга по сельским угодьям. При этом будут снесены пятьдесят домов, несколько ферм, велотрек и исторически ценный храм. Зато двадцать пять тысяч легковых автомобилей и грузовиков будут проезжать под окнами Джексонской начальной школы.

Зрители по сигналу засвистели и заулюлюкали в знак протеста.

Тео продолжал:

— Шоссе срежет часть спортивного комплекса и дважды пересечет Ред-Крик.

Снова возмущенные вопли и свист.

— Новое шоссе обойдется бюджету в двести миллионов долларов. Проект в открытую лоббируют бизнесмены, политики и владельцы компаний грузоперевозок, базирующихся к северу и югу от Страттенберга.

Последовало оглушительное недовольство зала.

— Особенно пагубно новое шоссе для Джексонской начальной школы, где учатся четыреста детей от подготовительного до пятого класса — ведь до сих пор не проведено исследование будущего уровня шума и загрязнения воздуха возле школы. Однако уже сейчас можно с уверенностью сказать: дышать там будет нечем.

Тут все старательно закашлялись, даже команда противников.

— Короче, новое шоссе — проект неудачный и затратный, и вообще это опасная затея. Его нельзя строить ни при каких обстоятельствах, — эффектно закончил Тео и решительно ушел с кафедры с таким видом, будто ему не терпелось ввязаться в драку.

С другой стороны к кафедре подбежал Джастин и начал сквозь желтую маску:

— Напротив, автострада позарез нужна тем, кто намерен извлечь прибыль. Компании грузовых перевозок, девелоперы, строительные фирмы — они и многие другие нехило заработают на новом проекте. Им, конечно, хорошо, но и нам неплохо.

Громкие «у-у-у» и свист в зале.

— Чем больше денег они заработают, тем больше налогов заплатят — по крайней мере, некоторые из них, а больше налогов означает больше возможностей для города!

Зрители так не считали и снова выразили неодобрение.

Учитель Маунт вышел вперед:

— Так, давайте на минуту прервемся и обдумаем сказанное.

Его целью было снять двухминутное видео, где сцена дебатов заняла бы тридцать секунд. По его указанию сделали второй дубль, затем третий. Команды уже начали кричать друг на друга. В воздухе носились театрально-утрированные: «Лжец!», «Мошенник!», «Двурушник». В кафедру, с которой разглагольствовал Джастин, полетел мелкий мусор.

Когда лица скрыты за хирургическими масками, легко скрыть улыбки и смех. Через полчаса Тео, Харди и мистер Маунт остались вполне довольны: у них было достаточно материала для эффектного начала.

Съемки видеоклипа оказались сложнее, чем предполагалось. Для второй сцены требовалась массовка; кроме того, существовал риск, что все вдруг пойдет не так.

В среду после уроков активисты встретились на старой площадке для софтбола недалеко от школы. Сезон софтбола закончился несколько месяцев назад, и поле, по расчетам, должно было пустовать, однако в Страттенберге в разгар сезона игры в соккер свободного поля не найти — тренеры обегали всю округу в поисках открытых площадок, подходящих для коротких тренировок. Доходило даже до драк. Прекрасный новый спорткомплекс возле Джексонской школы построили, чтобы предоставить игрокам достаточно места и снизить накал страстей. Там яблоку негде было упасть и в будни, и в выходные, но, видимо, футбольных полей в принципе не может быть достаточно.

К счастью, на софтбольной площадке сейчас не играли — по крайней мере, организованной игры не наблюдалось. В четыре туда начали съезжаться дети и взрослые на велосипедах и машинах. Многие игроки «Ред юнайтед», команды Харди, тоже прибежали и стали переодеваться. Их тренер, Джек Фортенберри, принес сумку с мячами, оранжевые конусы, маленькие переносные ворота с сеткой и несколько спортивных джемперов для разношерстной «команды соперников», набранной Тео и Харди в основном из одноклассников. По полю разбежались около пятнадцати игроков; половина в форме «Ред юнайтед», другие в белых джемперах, и все в ярко-желтых хирургических масках, будто воздух уже отравлен. Вдоль линий поля выстроились родители с самодельными плакатами: «Не допустим строительства шоссе», «Защитите наших детей», «Нет опасным выхлопам». Среди родителей были Квинны и их родня.

Для пущего эффекта Фортенберри и Маунт натянули здоровенные противогазы времен Первой мировой с ремешками на затылке. Противогазы были имитацией — Харди нашел их в Интернете по десять долларов, — но выглядели как настоящие.

Тео отвечал за спецэффекты. Определив направление ветра, они с Чейзом незаметно вышли за лицевую линию на правой половине поля и, пока никто не видел, подожгли дымовую шашку и быстро отошли в сторону. Легкий ветер понес голубоватый дым на поле. Предварительно Тео кое-что прочитал в своде городских законов: в Страттенберге существовал запрет на фейерверки без официального разрешения, которое Тео, естественно, получать не планировал. Однако фейерверки определялись как переносные устройства и объекты, созданные для извлечения громких звуков, поэтому, по мнению Тео, бесшумные дымовые шашки под запрет не подпадали. На это Тео и собирался упирать, если его поймают, однако такая вероятность была мала — кто станет жаловаться? Сейчас все в одной команде.

Над полем повис сизый туман, и игра началась. Матч был не настоящий, но мальчишки бегали за мячом и отправляли его как можно дальше. Они давились кашлем и, по указанию Тео, даже падали на землю и корчились в судорогах, словно отравившись дизельными выхлопами. Тео и Харди снимали болельщиков с плакатами. Тренер и учитель пытались выкрикивать команды из-под противогазов. Напоследок засняли пенальти: вратарь якобы упал замертво, когда в него попал мяч.

Последняя сцена вышла по-настоящему драматической: игроки лежали на поле, хватая воздух ртом, не в силах продолжать игру и хрипя, как умирающие солдаты на поле битвы.

Пожилой человек, живший неподалеку, подбежал с вопросом, откуда дым. Все пожимали плечами.

— С вами-то, ребятки, все в порядке?

Ребятки поднялись и пошли прочь.

— Может, набрать девять-один-один?

— Не стоит, — заверил мистер Маунт.

— А почему все в масках?

— Воздух грязный, — ответил Тео, садясь на велосипед.

В субботу в соккерном комплексе были заняты все десять площадок. Машины тщетно пытались вклиниться в сплошную череду авто на переполненных парковках. Харди играл утром, днем он был свободен и встретился с Тео, Чейзом, Вуди и Эйприл возле начальной школы. Ведущая к школе дорога уходила дальше, к спортивному комплексу, по ней все время проезжали машины, поэтому приходилось проявлять осторожность. Закон не запрещает в выходные гулять на пришкольной территории, но Тео не хотелось отвечать на вопросы любопытствующих. Он по опыту знал, что по ночам и в выходные охрана школ продолжает следить за территорией.

Надев желтые хирургические маски, ребята снялись возле плаката «Джексонская начальная школа» у входа, а затем отправились за главный корпус на игровую площадку. Не увидев поблизости охранников и школьных работников, Тео незаметно уронил дымовую шашку и тут же отошел. Вскоре площадку заволокли клубы дыма. Чейз снимал, как Тео, Эйприл, Харди и Вуди сели на качели и принялись раскачиваться. Тринадцатилетние, они уже не могли изображать первоклашек даже в хирургических масках, но снятая издали сцена могла кое-как прокатить. Чейз пятился, глядя в видеокамеру, и с пятидесяти ярдов нашел нужную точку. Сцена получилась просто замечательной — детки на игровой площадке в масках для защиты от облаков сизых дизельных выхлопов.

— Отлично! — крикнул он друзьям. — Отлично!

В субботу Тео и Харди ночевали у Чейза Уиппла. Буны и Уипплы дружили, и ночевать друг у друга для мальчишек было в порядке вещей. Они заявили, что хотят посмотреть пару фильмов, хотя на самом деле намеревались довести до ума видеоклип. Чейз знал сайт, где можно купить любые кадры, и за шесть долларов, которые со своей кредитки заплатил отец Харди, они загрузили изображение настоящих фур, проносящихся по оживленному шоссе, выпуская струи черного дыма, и четырехполосного шоссе, задыхавшегося от смога медленно двигавшихся машин. С разрешения Себастиана Райана они взяли видеоматериалы и диаграммы с сайта Страттенского комитета по защите окружающей среды.

Чейз был назначен главным редактором. Он творил на своем ноутбуке такое, чего не умел никто в школе: записывал альбомы, делал клипы, создавал комиксы, писал научные проекты, иллюстрировал рассказы и вел пять интерактивных чатов со сверстниками со всего света. На школьной компьютерной олимпиаде он три года подряд получал золотую медаль, обходя соперников на три класса старше. Чейз мог разыскать в Интернете что угодно, пока другие еще включали компьютер. Любая программа покорялась ему за считаные минуты.

Мальчики смотрели, наперебой предлагая идеи, и иногда спорили, а Чейз монтировал. Вскоре клип был готов.

Начинался он с черной заставки и громкого рева дизельных двигателей большегрузных фур. Затем на экране появилось название «Шоссе в никуда», а рев невидимых грузовиков усилился. Потом возник Тео за кафедрой и, представившись, надел ярко-желтую хирургическую маску. Пока он выступал против проекта шоссе, камера поворачивалась к залу, где все сидели в желтых масках, и к команде соперников. Дебаты неоднократно прерывались свистом и выкриками из аудитории. Дальше вставили отрывок, позаимствованный у комитета зеленых, — виртуальная поездка по предлагаемому шоссе. У Джексонской школы за кадром раздался голос Себастиана Райана, мрачно вещавшего об опасности шоссе для учащихся. Появилась фотография активистов в желтых масках у плаката с названием Джексонской школы. Речь снова сменил рев дизельных двигателей, и картинка поменялась: дети беззаботно раскачивались на качелях на игровой площадке в облаках ядовитого дыма.

Дымовая шашка подошла идеально — мальчики искренне гордились результатом своих трудов.

На экране появлялось лицо молодой матери, утирающей слезы и рассказывающей об угрозе для здоровья, которую несут выхлопы двадцати пяти тысяч машин в сутки. У нее двое детей ходят в Джексонскую школу, как округ смеет вообще предлагать подобный проект? Как можно было не подумать о здоровье детей?

На экране вновь появилась сцена дебатов — Джастин утверждал, что шоссе необходимо для получения дополнительной прибыли. Зрители возмущенно кричали и свистели, в оратора летели скомканные бумажки. Джастин продолжал выступление; на экране возникло четырехполосное шоссе, забитое фурами и легковыми автомобилями, стоявшими бампер к бамперу.

Кульминацией стал соккерный матч. Чейз вырезал и вставлял кадры, пока не получилась быстрая перебивка — игроки, кашлявшие и задыхавшиеся отравленным воздухом, родители, громко «болевшие» из-за ярко-желтых масок, самодельные плакаты с призывами против дороги и тренеры, пытавшиеся руководить игрой из-под резиновых противогазов. Когда игроки попа́дали на поле якобы без сознания, на экране появилась пустая трибуна, откуда смотрел одинокий Судья со сломанной лапой и тоже в желтой хирургической маске. И в конце — снова черный экран со словами: «Защитите детей. Остановите строительство шоссе».

Пересматривая клип, мальчики не могли удержаться от смеха. Простим им некоторую хвастливость: они назвали свое творение гениальным. Они продолжали шлифовать видеоряд, вырезая или добавляя понемногу тут и там, но в одиннадцать миссис Уиппл объявила, что пора спать.

Чейз спросил, не хочет ли она увидеть шедевр. Его мать сразу согласилась. Она давно не удивлялась компьютерным успехам сына — большую часть своих работ он, кстати, прятал от родителей — и, когда Чейз предлагал что-то посмотреть, никогда не отказывалась.

Две минуты ребята, затаив дыхание, следили за реакцией первого зрителя. Мама Чейза то улыбалась, то сочувственно хмурилась, а когда игроки повалились на поле якобы в судорогах, даже захохотала.

— Хорошо, — похвалила она, когда клип закончился. — Очень хорошо. Что вы собираетесь с этим делать?

— Мы еще не решили, — ответил Тео.

— Что-то сомневаюсь. Давайте ложитесь спать.

Когда миссис Уиппл вышла из комнаты, Чейз отправил видео учителю Маунту и Себастиану Райану.

Глава 25

В воскресенье в три часа Чейз выложил ролик «Шоссе в никуда» в «Фейсбук» и на «Ю-туб». Страница в «Фейсбуке» быстро получила две сотни лайков; многие размещали у себя ссылку на видео. Себастиан Райан разослал ее всем «зеленым» организациям, а те, в свою очередь, тут же распространили ее среди противников нового шоссе.

Вечером, перед тем, как погасить свет и лечь спать, Тео зашел на «Ю-туб». Видеоклип набрал тысячу восемьсот восемьдесят три просмотра. Среди прочих его посмотрели и родители Тео. В принципе они одобряли действия ребят, но беспокоились, что их сын открыто вступил, по сути, в грязную политическую возню.

Проснувшись в понедельник, Тео первым делом кинулся к ноутбуку. Клип посмотрели более трех тысяч человек. В школе только об этом и говорили. К обеду число просмотров превысило четыре тысячи. Когда Тео взбегал по лестнице к Айку, ролик посмотрели уже почти пять тысяч человек.

Накануне вечером Тео написал дяде по электронной почте, и Айк большую часть дня рассылал ссылку на видео всем знакомым и читал комментарии.

— Почти все положительные, — сообщил он. — Похоже, ты реально задел людей за живое.

Тео тоже читал комментарии и был ошеломлен реакцией. Большинству жителей округа очень не нравился проект нового шоссе, и они с удовольствием посмотрели видеоклип противников строительства. Люди писали, что хохотали при виде сцены на площадке для соккера, когда обе команды отравились токсичными выхлопами. Однако были и критические замечания. В одном комментарии говорилось о «грошовой двухминутной съемке группой сопляков, которые не голосуют, не сидят за рулем, не платят налогов, да и газет, видимо, не читают». Но в целом ролик приняли очень хорошо.

Айк хотел знать, как они снимали, и Тео рассказал в деталях. Он похвалил себя за идею с дымовой шашкой, а Харди — за желтые хирургические маски. Айку очень понравилось, что в ролик включили Судью: пес в желтой маске вызывал искреннюю жалость и умиление.

Они хохотали почти полчаса. За все это время ни один из них не упомянул о секретной информации из дела Джо Форда. Тео, конечно, не забыл о ней — он просто не знал, что с ней делать.

В четверг после большой перемены Тео вызвала директор школы миссис Глэдвелл. Войдя в кабинет, мальчик увидел Норриса Флэя с его неизменной усмешкой. У Флэя был такой вид, будто он только что встал с постели — одежда помята, волосы в беспорядке, щетина на щеках. Тео видывал бездомных, которые выглядели приличнее Флэя.

— Этот человек хочет с тобой поговорить, — сообщила миссис Глэдвелл.

— Да, мы знакомы, — сказал Тео, с подозрением глядя на Флэя.

— Я пишу о твоем видеоклипе, Тео, — сказал Флэй. — Хочу поговорить с тобой и другими ребятами, которые делали его и снимались. Успех, ничего не скажешь, — десять тысяч просмотров за тридцать шесть часов.

— Ну, это нормально, — сказал Тео.

— Клип наделал много шума, из этого выйдет отличная статья. — Норрис Флэй за милю чуял скандалы и изредка — что-то позитивное.

— Что скажете, миссис Глэдвелл? — спросил Тео.

— На твоем месте я бы посоветовалась с родителями.

— Прекрасная мысль.

Тео вышел в коридор и позвонил матери. Миссис Бун была убеждена, что Тео уже получил более чем достаточно внимания. С другой стороны, шум, который подняла группка школьников, может помешать строительству шоссе. Она посоветовала сыну тщательно выбирать слова, избегая «отморозков» и «мошенников», и обходить вопросы, касающиеся дымовых шашек.

После школы Тео, Харди, Вуди, Чейз и Эйприл встретились с Норрисом Флэем в пустом классе в присутствии учителя Маунта, внимательно слушавшего каждое слово. Клип Флэю явно понравился — он даже объявил себя противником шоссе, — и вопросы он задавал легкие. Репортера восхищал талант юных кинематографистов, но впечатляло и доскональное знание проблемы. Ребята изучили вопрос и знали о проектируемой автотрассе больше, чем многие политики, у которых Флэй брал интервью. Харди очень красочно описал перспективу полного уничтожения их семейной фермы и привычного образа жизни деда и бабки, а Тео знал о праве принудительного отчуждения собственности больше, чем иные юристы, с которыми говорил Флэй. Как всегда, репортер сделал несколько групповых снимков. Он не мог предсказать, во что выльется вся эта история, но чувствовал, что развязка не за горами.

В полседьмого Тео проснулся от звонка будильника и первым делом вошел в Интернет и открыл свежий выпуск «Страттенбергской газеты». Остатки сна слетели с него при виде жирного заголовка на первой полосе: «Набирающий популярность клип расшевелил противников шоссе». Под статьей он увидел два снимка — цветной кадр из видеоролика, где ребята в желтых масках позируют у вывески Джексонской начальной школы, и сделанная накануне групповая фотография, под которой были перечислены имена активистов.

Холодея, Тео пробежал статью глазами, молясь про себя, чтобы его слова нигде не исказили и чтобы он не сказал ничего такого, за что его можно было бы привлечь к ответственности. Флэй подробно передал содержание клипа, набравшего уже пятнадцать тысяч просмотров, и даже привел ссылку. Оказывается, видео доставило немало проблем членам комитета округа: все пятеро не знали, как отбиться от разъяренных телефонных звонков, возмущенных писем и даже разгневанных граждан, являвшихся в офис комитета округа с требованием личной встречи. Флэй не поленился съездить в Джексонскую школу и взять интервью у родителей. Одна из них — мать четверых детей, сообщила, что в ее большой семье целых семнадцать избирателей, и никто из них в жизни больше не проголосует за тех членов окружного комитета, которые одобрят строительство шоссе. Другая мамаша поклялась забрать из школы своих детей и оплачивать надомных учителей. Чей-то разъяренный отец сообщил, что уже организует других родителей и собирает деньги на адвокатов, чтобы добиться отмены проекта шоссе. Учительница подготовительных классов, чье имя не называлось по ее просьбе, заявила: «Я шокирована отсутствием заботы о безопасности детей».

Неудивительно, что единственным членом окружного комитета, согласившимся разговаривать с репортером, стал Митчелл Стэк, чья решимость ничуть не уменьшилась. Он заявил, что клипа не видел, но назвал его «ребяческой выходкой». Он приветствовал звонки, имейлы и личные визиты, сказав: «Это и есть демократия. Я верю в Первую поправку — право на свободное выражение мнения — и настаиваю, чтобы высказались все жители округа». После этого Митчелл долго распространялся об огромных преимуществах новой трассы.

Тео пробормотал:

— И ни одного слова о том, что твой зятек заработает кучу баксов в случае утверждения проекта.

В дверь постучали, и вошла миссис Бун.

— Ну что, доброе утро, сынок. Начал день со свежей прессы?

Тео улыбнулся — его раскрыли.

— Доброе утро, мам.

— Какао, — сказала Марселла, подавая ему одну из кружек.

— Спасибо.

Миссис Бун присела на кровать, с трудом втиснувшись между Тео и Судьей, и опустила взгляд в свою кружку.

— Хорошая статья?

— Очень, — отозвался Тео. — Я очень волновался.

— И хорошо. Всегда полезно поволноваться, когда в дело вмешиваются репортеры. Но Норрис Флэй действительно неплохо поработал.

— А папа читал?

— О да. Мы уже обсудили статью на кухне.

— Он расстроился?

Мать потрепала сына по колену:

— Нет, Тео. У нас с твоим отцом все же есть гордость. Но нас беспокоит, что ты оказался в гуще драки, где детям, пожалуй что, и не место.

— Да ладно тебе, мам! А как же ученики начальной школы и те, кто ходит в спорткомплекс? Им придется дышать дизельными выхлопами. А те, кто, как Харди, потеряет землю и даже дом?

Миссис Бун, улыбаясь, пила какао. Сын был прав, однако он не понимал, насколько жестокой становится политическая игра, когда ставки так высоки.

— Я пришла не спорить. Ты ведь у нас один, поэтому мы с отцом над тобой трясемся.

— Поверь мне, я это знаю.

Повисла долгая пауза. Мать и сын смотрели в пол. Отпив большой глоток какао, Тео сказал:

— Мам, общественные слушания в следующий четверг. Я очень хочу пойти. Вы с папой не будете против?

— Нет, конечно. Я тоже пойду. Я против шоссе и хочу, чтобы члены окружного комитета это знали.

— Здорово! А папа?

— А вот папа, наверное, не пойдет. Ты же знаешь, он недолюбливает митинги.

Миссис Бун ушла. Тео вместе с Судьей тоже спустился на кухню. Утренний ритуал он проделал быстрее обычного: душ, зубы, брэкеты, одежда и завтрак.

Ему не терпелось побежать в школу.

Глава 26

Поздно вечером, запершись у себя в комнате, Тео открыл ноутбук и начал печатать письмо, которое обдумывал несколько дней. Он очень сомневался, что решится его отправить, но все равно писал.

Уважаемый Митчелл Стэк!

Ко мне попали некоторые документы, из которых явствует, что ваш зять Стю Малзоун владеет двадцатью процентами акций компании «Паркин лэнд траст». Остальные акции принадлежат Джо Форду и еще двум людям. Еще у меня есть юридический документ, называемый опционом, по которому «Паркин лэнд» получает право приобрести двести акров земли у мистера Уолта Бисона возле Суини-роуд, если новое шоссе будет одобрено членами комитета округа Страттен. При чтении этих документов становится понятно, что ваш зять настроен неплохо заработать на шоссе. Стало быть, и у вас есть существенная личная заинтересованность в проекте. У меня нет способа узнать, что́ вам обещал Джо Форд, но я уверен — газетчики выяснят. Они найдут много интересного, роясь в вашем грязном белье. Если в четверг вы проголосуете за шоссе, я передам эти бумаги Норрису Флэю из «Страттенбергской газеты». Если же вы проголосуете против проекта, тогда сомнительная сделка вашего зятя с Джо Фордом нигде упомянута не будет, по крайней мере, мной.

Остаюсь искренне ваш,

Обеспокоенный избиратель.

Много чего почерпнув из юридических справочников, Тео знал, что посылать анонимное письмо не противозаконно. Любой может воспользоваться почтой США, чтобы отправить письмо или посылку любому лицу, не называя себя. Если анонимное письмо не содержит угроз, то отправителя нельзя обвинить в преступлении — разумеется, если тот все же будет установлен.

А вот противозаконно ли угрожать? Тео мучился этим вопросом не один час. Чтобы совершить преступление, угрожающий должен иметь явное намерение и возможности привести угрозу в исполнение. Например, если А угрожает убить Б, но говорит это не всерьез, тогда криминала в этом нет. Если А угрожает убить Б и реально готов это сделать, но при этом А полностью парализован и его возят в инвалидом кресле, тогда у него нет возможности исполнить свою угрозу. А вот если А совершенно серьезен и имеет возможность исполнить обещанное, тогда его угроза подпадает под определение преступления.

Вот за подобные тонкости Тео и любил юриспруденцию.

В случае с Митчеллом Стэком угроза Тео обнародовать информацию не будет расцениваться как уголовное преступление, даже если он не шутит и действительно приведет ее в исполнение. Почему? Потому что борьба с коррупцией — это не угроза убийства. Вскрывать факты коррупции — не преступление; убийство же остается таковым.

Не на шутку волнуясь, Тео перечитал письмо, чувствуя себя Давидом, замахнувшимся на Голиафа. Мистер Стэк — влиятельный политик, пятнадцать лет занимающий главный пост в совете округа. Он входил в совет еще до рождения Тео. Кем мальчишка себя возомнил, пытаясь напугать такого человека?

Но ведь его, Тео, поймать не должны. Если он все же решится отправить письмо, то так, что ни одна живая душа не догадается, откуда оно взялось — в этом и состоит смысл анонимных писем. Тео наденет резиновые перчатки и не станет лизать марку; в письме и на конверте только компьютерный шрифт, ни единой рукописной буквы. Письмо он распечатает в школе, где автора невозможно отследить. Бросить письмо в ящик лучше на окраине, где нет камер слежения. Тео был уверен, что со всем этим справится.

И все же такой поступок казался ему неправильным. Трусливым. Должен быть лучший способ противостоять мошеннику-политику, чем подбрасывать послания без подписи. Но после трех дней активного планирования и постоянного обдумывания Тео ничего больше не приходило в голову.

Он выключил компьютер, погасил свет, устроил Судью в ногах и попытался уснуть. Глаза не закрывались.

Письмо — это блеф, и ничего больше. В нем нет реальной угрозы, потому что Тео никогда не откроет того, что ему известно. Он не покажет Норрису Флэю документов, которые лежат среди отработанных дел в архиве «Бун энд Бун». Тео знал правила. Айк еще раз все доходчиво ему объяснил. Когда речь заходит о тайне клиента, информация не должна просочиться за стены кабинета юриста.

Так почему бы не послать письмо? Какой от этого вред? Это не преступление — документы Джо Форда никто не тронет. Стэк прочтет письмо, поймет, что писавший знает правду, и испугается разоблачения. Все-таки анонимное письмо — отличный шанс заставить Стэка проголосовать против шоссе.

Можно так сделать или нет? Тео ворочался в кровати около часа — Судья глядел на него в темноте горящими глазами. Мальчик подумал: а не откроет ли письмо подробности делишек Джо Форда? Безусловно. Но ведь Стэк уже в курсе теневой сделки с землей, а, стало быть, Тео не сообщит ему ничего, что бы он уже не знал. Будет ли это разглашением тайны клиента?

— Может, да, — произнес Тео. — А может, и нет.

На душе у него снова стало тягостно. Ему захотелось в туалет. Была полночь, а он сидел на кровати в темноте, сгорбившись над ноутбуком, и печатал все новые и новые идеи для общественных слушаний, ненадолго забыв о письме.

Тео спал мало и, проснувшись в полседьмого, плеснул водой в лицо и включил ноутбук. Как повелось в последние дни, сразу зашел на «Ю-туб». Видео набрало больше тридцати одной тысячи просмотров. Тео с улыбкой пересмотрел клип, затем открыл «Газету» и увидел на первой полосе еще одну статью Норриса Флэя. Очевидно, репортер снова съездил в Джексонскую школу и написал об учительнице мисс Руни, которая со своим третьим классом начали носить желтые хирургические маски в знак протеста. Эту инициативу тут же подхватили другие третьи классы, за ними четвертые, и в результате на первой полосе появилось фото: полсотни детей в масках выстроились на игровой площадке.

Желтые маски. Это была блестящая идея.

За снимком следовала новая статья о шоссе. Накануне Страттенберг посетил губернатор, дабы воодушевить избирателей и выступить за проект. На ленче во время делового форума он произнес речь, по своему обыкновению распространяясь о том, как остро в округе стоит проблема дорог. На второй фотографии губернатор позировал на камеру с двумя членами комитета округа — Митчеллом Стэком и Лукасом Граймсом, которых отрекомендовал «смелыми лидерами», не боящимися трудных решений.

Посмотрев в глаза Митчелла Стэка, Тео решился отправить письмо.

Он дождался пятницы, выбрав почтовый ящик на углу у магазина велосипедов Джила — район он знал хорошо. Это был стандартный синий металлический ящик американской почтовой службы с прорезью и тяжелым козырьком. Насколько Тео разглядел, на соседних зданиях не было видеокамер.

Он заготовил три одинаковых письма. Текст был напечатан на простой белой бумаге, которой в каждом офисе целые пачки. Стиль, по сравнению с черновиком, Тео немного изменил. Конверты тоже были белые, но шрифт другой. Обратный адрес Тео указал вымышленный — 667, Говуд-стрит, Страттенберг, — а отправителем указал никогда не существовавшего Тоби Клемонса, убедившись, что в адресной книге нет такого имени, а в городке — такой улицы. Обратный адрес он указал, чтобы письмо не вызывало подозрений. Одно было адресовано Стэку на домашний адрес, другое — на адрес его магазина компьютеров, третье — в офис окружного комитета.

Почту вынимали ежедневно в шесть вечера. В четыре десять Тео подъехал к почтовому ящику с тремя конвертами в рюкзаке. Он сходил с ума от беспокойства, хоть и не мог объяснить, почему ему кажется, будто он совершает уголовное преступление. Почти неделю Тео спорил с собой, взвешивая все за и против, и убедил себя, что ничего дурного не делает. Может, поступок и не совсем красивый, но неприятностей у него не будет. Главное, что письмо почти наверняка будет означать конец проекта и сохранит Квиннам ферму, а детям — свежий воздух.

Тео не сомневался в своей правоте, пока был в школе, в своем «кабинете» и пока ехал на велосипеде к почтовому ящику. Но когда он остановился и вытащил письма из рюкзака, внутренний голос произнес: «Не отправляй письма. Это неправильно, ты сам это знаешь. Ты используешь секретную информацию, на которую не имеешь прав. Будь ты настоящим юристом, а не начитанным мальчишкой, твой поступок считался бы нарушением профессиональной этики и имел пренеприятные последствия. Не делай этого, Тео».

Сердце у мальчика заколотилось, ноги приросли к асфальту, и он понял: нужно довериться интуиции. Если он не может понять, что именно кажется ему неправильным, это не значит, что все в порядке. Айк говорил, что судебные адвокаты всегда доверяют своей интуиции. Сейчас интуиция Тео кричала громким голосом.

Он запихнул конверты обратно в рюкзак и поехал прочь. Через полквартала ему стало легче. Он глубоко дышал, улыбался и неистово крутил педали. Рюкзак стал легче на целую тонну, хотя письма в нем так и жгли спину.

Глава 27

Последний раз Тео так волновался перед первым днем процесса по делу Пита Даффи, которого судили за убийство. Тогда судья Джентри разрешил классу учителя Маунта расположиться на балконе. Ребятам достались только стоячие места, но ведь разбиралось самое громкое убийство в Страттенберге за несколько десятилетий, и Тео с одноклассниками были рады и этому.

Однако сегодня все было иначе. Общественные слушания начинались в восемь, и уже за два часа у здания комитета округа начали собираться люди. У дверей выстроилась длинная очередь желающих занять лучшие места. По тротуару с плакатами ходили десятки протестующих. Казалось, все собравшиеся настроены против шоссе. Съемочные группы двух телеканалов готовились к работе.

В полседьмого Тео прикатил на велосипеде, нашел Харди, Вуди, Чейза и Эйприл, и ребята принялись за дело. Найдя свободный пятачок неподалеку от входа, они начали раздавать всем желающим желтые хирургические маски. Отец Харди заказал их целую гору и тоже пришел помогать, да и вообще вся семья Квиннов явилась загодя.

У активистов появилась новая идея: Эйприл предложила желтую бандану с черной надписью «Токсично». Они с матерью нашли материал, а установку для печатания трафаретов им одолжили бесплатно. В желтой маске и бандане с черной надписью ребята смахивали на группу малорослых террористов. Тут же собралась толпа — дети и взрослые толкались в очереди за бесплатной маской и банданой. Одна из съемочных групп заметила движение и начала снимать.

К семи вечера площадь перед зданием наводнили сотни людей, причем многие облачились во все желтое по крайней мере выше шеи. Движение на Главной улице застопорилось, машины встали в пробке. Наконец двери здания открылись, и толпа начала медленно вдавливаться внутрь.

Общественные слушания проходили в конференц-зале с высоким потолком, высокими окнами и рядами мягких кресел. На сцене стоял длинный стол с торчащими микрофонами и пять огромных кожаных кресел с именными табличками.

Когда в полвосьмого Тео наконец удалось пробиться в зал, все места были заняты, люди стояли вдоль стен. Отыскав местечко у задней стены, Тео огляделся, пораженный обилием ярко-желтого. На слушание явились сотни детей, и каждый надел маску или бандану. Многие из родителей последовали примеру детей.

Распорядитель уговаривал присутствующих соблюдать порядок: комитет рассматривает другой вопрос и будет очень благодарен за тишину. Тео вглядывался в среднего из сидящих за длинным столом — Митчелла Стэка. Председатель выглядел хмурым, да и другие члены комитета казались обеспокоенными.

Открыли балкон, который тоже скоро заполнился. Начальник пожарной службы объявил, что в зале собралось максимально допустимое число зрителей и больше никого пустить нельзя. В другом углу Тео заметил мать. Миссис Бун, конечно, не могла разглядеть сына в желтой маске и такой же бандане с черной надписью на лбу — он ничем не отличался от сотен детей в зале. Тео помахал, но мать не заметила. Мистер Бун не пришел.

Члены комитета удалились на перерыв. Толпа волновалась: в зале стоял возбужденный гул, царила атмосфера нетерпеливого ожидания. Число оппонентов проекта превосходило число сторонников минимум в десять раз — вряд ли комитету достанет храбрости пойти против такой толпы. Через несколько минут члены комитета вернулись, уселись на свои места и оглядели переполненный зал, явно не собираясь спешить в ближайшие три часа.

Мистер Стэк пододвинул микрофон и сказал:

— Добрый вечер, спасибо, что пришли. Всегда отрадно видеть, как горячо наши граждане участвуют в насущных вопросах. Мы хотим всех вас выслушать. Надеемся, что времени хватит. Согласно регламенту, публичные слушания должны проходить цивилизованно и дисциплинированно. Никаких одобрительных криков, аплодисментов, свиста и прочего. Никаких форм неорганизованного протеста — выходите на трибуну и выступайте. Начнем с официальной презентации проекта, уже получившего название «Шоссе Ред-Крик». Презентацию проведут представители дорожного департамента штата. Мы, члены комитета округа, зададим вопросы и проведем дискуссию, а затем, если останется время, выслушаем наших неравнодушных горожан.

К трибуне вышли мужчины в темных костюмах, и пресс-секретарь дорожного департамента начал читать длинное и нудное описание проекта. Через десять минут оживление в зале поутихло — презентация грозила затянуться на добрых три часа. Наконец выступавший сошел с кафедры, уступив место эксперту по изучению транспортных потоков, который принялся монотонно сыпать цифрами.

Взрослые старались следить за наводящей тоску информацией, но подросткам это было тяжело. Тео устал дышать через маску и буквально окоченел от скуки. Сидевший рядом с ним взрослый сказал, не позаботившись понизить голос:

— Морят нас тоской, чтобы мы разошлись по домам.

Кто-то отозвался:

— Да, и специально начали в восемь часов. Можно подумать, нельзя было раньше.

В зале уже явственно слышались голоса. Дети ерзали на стульях и часто выходили в туалет. По рядам пронесся стон, когда третий выступающий начал:

— Второе исследование транспортных потоков короче первого, поэтому я изложу его подробно.

Иногда кто-нибудь из членов комиссии прерывал нудное чтение вопросом, но всем казалось, что пресс-секретарь и эксперты могут распространяться до бесконечности. Минуло девять часов, а речам не было видно конца и края. На больших экранах мелькали карты и схемы, неделями муссировавшиеся в газетах. Ничего нового.

Зрители начали проявлять беспокойство, но никто не ушел. Родители твердо настроились сидеть до конца — ну и что, если дети разок не выспятся, то, что происходит, куда важнее.

Страсти вспыхнули, когда Чак Джеррони, единственный в комитете публично осудивший проект, заспорил с экспертами дорожного департамента. Это вывело из себя Лукаса Граймса, горячего сторонника шоссе, и они с Джеррони некоторое время обменивались колкостями. Зал оживился, но лишь на минуту: к кафедре вышел очередной выступающий, и начался новый «номер» программы.

Уже почти в десять вечера официальная часть наконец завершилась. Мистер Стэк наклонился к микрофону:

— Благодарю вас, джентльмены, за очень информативное изложение сути проекта. Вчера мы договорились предоставить одному представителю оппозиции пятнадцать минут на контраргументацию. Думаю, слово возьмет мистер Себастиан Райан из Страттенского комитета защиты окружающей среды?

Присутствующие, выдержав два часа адской тоски, встрепенулись. Себастиан вышел к трибуне, и в зале словно повеяло свежим ветром. Райан отрегулировал микрофон и начал:

— Благодарю вас, мистер Стэк и уважаемые члены комитета, за то, что дали и нам возможность быть услышанными. — Он помолчал, потом громко и выразительно произнес: — Честно говоря, джентльмены, вся эта затея с шоссе дурно пахнет.

Зал взорвался аплодисментами и одобрительными криками — сотни противников проекта наконец обрели голос. Все кричали и хлопали с такой силой, что члены комитета были поражены. Мистер Стэк поднял руку и подождал, пока стихнет шум.

— Уважаемые зрители, держитесь в рамках, пожалуйста, иначе нам придется очистить зал.

Умудренный многолетним опытом, Стэк держался с аудиторией очень корректно.

Зрители медленно успокаивались, но недовольство могло выплеснуться в любой момент. Заскучавшие было взрослые уже не испытывали скуки. Сонные дети проснулись. Все слушали, как Райан пункт за пунктом критиковал проект.

Каждое слово было логичным и оправданным — по крайней мере, так казалось Тео, захваченному речью. Райан был компетентным и хладнокровным, а с бородкой и длинными волосами еще и самым крутым из ораторов. Перед входом стоял человек, которого не интересовали залы суда: он боролся за спасение природы. Тео никогда не думал заняться чем-то подобным, но сейчас ему хотелось походить на Себастиана Райана: он немного завидовал юристу, которому сейчас безраздельно принадлежало внимание зала.

Однако не на всех речь Райана произвела подобное впечатление. Лукас Граймс и другой член комитета, Бадди Класко, принялись засыпать Райана вопросами. Все знали, что Граймс поддерживает проект, и вскоре стало очевидно, что и Класко тоже. Добавить к ним Стэка, самого горячего сторонника нового шоссе, и проект пройдет большинством голосов. Победа.

Через полчаса торговли и препирательств Себастиан начал терять хладнокровие: Граймс и Класко въедливо цеплялись к каждой мелочи. Мистер Джеррони пытался помочь Себастиану, и временами казалось, будто члены комиссии пикируются между собой. На глупые вопросы и замечания зал реагировал неодобрительным гулом, стонами и даже презрительными «у-у-у!».

Себастиан находился на трибуне уже около часа, когда атмосфера вдруг изменилась: во время возникшей паузы в дискуссии в центр зала вышел крупный грубоватый человек лет сорока и крикнул:

— Эй, вы там, вы что, боитесь голосовать?

Резкий голос прорезал сгустившееся напряжение и эхом пронесся над аудиторией. Зал разразился одобрительными воплями. Задние ряды начали скандировать:

— Голосуйте! Голосуйте!

Это слово пронеслось, словно пожар, охватив всех присутствующих, и сотни людей повскакивали на ноги, повторяя во весь голос:

— Голосуйте! Голосуйте!

Тео кричал вместе со всеми, от души наслаждаясь происходящим.

Себастиан предусмотрительно присел, выжидая, пока зал успокоится. Председатель Стэк предусмотрительно дал толпе прокричаться. Через минуту, когда в окнах уже дребезжали стекла, он поднял руку и сказал:

— Благодарю вас. Будьте добры. Да, спасибо. Садитесь, прошу вас.

Скандирование стихло. Приглушенно ворча, зрители нехотя присаживались — те, кому достались сидячие места. Тео и десятки других простояли на ногах уже почти три часа.

Мистер Стэк сказал:

— Пожалуйста, дальше без эксцессов. Регламент предписывает нам проголосовать сегодня, поэтому проявите терпение.

В аудитории установилась почти полная тишина. Мистер Стэк взял лист бумаги, нахмурился и произнес:

— Согласно списку, высказаться хочет девяносто один человек.

Многие ахнули. На часах было пять минут двенадцатого.

Стэк продолжил:

— Обычно, когда у нас столько желающих, мы ограничиваем выступления до трех минут. Девяносто один умножить на три — это двести семьдесят минут, то есть еще четыре с половиной часа. Не знаю, кто столько высидит.

Мистер Граймс перебил:

— Мы ведь можем при желании менять регламент?

— Да, у нас есть такие полномочия.

— Ну так давайте ограничим число выступающих.

Это снова вызвало спор среди членов комитета, и они битых десять минут препирались, как лучше сэкономить время. Наконец Сэм Макгрей, самый почтенный из них, к тому же который говорил меньше всех, предложил заслушать пятерых ораторов, дав им по пять минут. Это гарантировало, что к полуночи собрание удастся закончить, позволив выслушать достаточно мнений. Макгрей озвучил то, что понимали все: ораторы будут повторять друг друга. Комитет согласился, и регламент тут же изменили. Стэк настаивал, чтобы те, кто будет выступать, посовещались с друзьями и родственниками и решили, кто что скажет. Это вызвало хаос в зале и съело еще несколько драгоценных минут.

Первый оратор вышел к кафедре почти в половине двенадцатого: это был хорошо одетый бизнесмен, очень ждавший новое шоссе. Он не сказал ничего нового: на Бэттл-стрит жуткие пробки, Семьдесят пятое шоссе необходимо дублировать за счет объездного, от этого зависит экономическое развитие округа и так далее. Потом отец Харди выступил от лица всех землевладельцев, чьи земли лежали на пути будущего шоссе, и подробно рассказал о злоупотреблении правом принудительного отчуждения собственности. Будучи священником, Квинн привык вещать с амвона, и его речь произвела эффект. Местный предприниматель, занимающийся монтажом водопроводных систем, высказался за шоссе: дескать, у него восемь бригад на восьми пикапах из-за пробок никуда не успевают.

Тео внимательно слушал, когда подошел Себастиан Райан:

— Тео, сними на минуту маску.

— Что? — спросил Тео, стягивая маску.

Себастиан наклонился к нему и, заметно волнуясь, шепнул:

— Слушай, по-моему, ты должен выступить от имени детей.

Тео растерялся. По спине у него пробежали мурашки. От ужаса он не мог произнести ни слова.

— Твоя речь будет пятой, — продолжал Себастиан, — и когда ты пойдешь к трибуне, мы скажем детям идти за тобой. Пусть комитетчики поерзают под бесхитростными детскими взглядами. Тео, так нужно.

— Я не справлюсь, — выдавил Тео. Во рту у него пересохло.

— Еще как справишься. Ходят слухи, что члены комитета и многие другие хотят посмотреть на ребят, снявших видеоклип. Ты — тот, кто нужен, Тео.

Глава 28

С трудом переставляя ноги, Тео шел по центральному проходу к трибуне и за несколько шагов до стола членов комитета, сидевших с каменными лицами, вдруг понял, что не знает, о чем говорить. Он не готов — у него нет конспекта, ни единой строчки! От страха горло у него сжалось, стало трудно дышать. Тео с трудом подавил желание броситься назад. Слева мелькнуло знакомое лицо — Майор, с гордостью смотревший на воспитанника, улыбнулся и поднял сжатый кулак, словно говоря: «Иди и задай им жару, сынок».

Тео знал, что за ним идет целая толпа, он слышал за собой движение, видел, как с правых и левых рядов встают дети и присоединяются к идущим. Когда он подошел к кафедре, свободное пространство у сцены уже заполнили десятки, а может, и сотни детей в желтых банданах и масках. Малыши из подготовительных классов Джексонской школы и учащиеся постарше из команды активистов сбились в плотную желтую толпу и во все глаза глядели на членов комиссии.

Тео неохотно поднялся на трибуну. Взявшись за микрофон, пододвинул его на несколько дюймов, не зная, о чем говорить. В зале было тихо, все сидели в напряженном ожидании. Разбушевавшиеся взрослые стихли при виде детей.

Тео силился что-нибудь вспомнить из своей карьеры в дискуссионном клубе, но не мог — он был перепуган, как никогда в жизни. Прошло несколько мгновений, и стало ясно — никто за него говорить не будет. Тео кашлянул, стянул желтую маску и выдавил:

— Я Тео Бун, учусь в восьмом классе Страттенбергской средней школы.

— Так это ты сделал видеоклип, что выложен на «Ю-тубе»? — помог ему мистер Джеррони.

— Да, сэр. С помощью друзей.

Восторженный рев в зале изумил Тео. Оглянувшись, мальчик увидел, как люди повскакивали с мест, и через силу улыбнулся. Клип уже набрал более ста тысяч просмотров.

Видимо, все присутствующие посмотрели его, и не единожды.

Когда буря немного улеглась, Джеррони сказал:

— Спасибо, мистер Бун, за ваше видео.

Остальные члены комитета чувства благодарности не разделяли. Сэм Макгрей спросил:

— Вы и есть тот самый хозяин собаки?

— Да, сэр.

— Если мне не изменяет память, в газете писали, что вы назвали строителей шоссе бандой отморозков?

В зале раздались свистки — людям не понравился вопрос. Тео впервые убедился, что тринадцать лет — это преимущество: члены комитета не могут позволить себе грубости или откровенного давления в разговоре с мальчишкой.

— Нет, сэр, — невозмутимо ответил он. — Отморозками я назвал негодяев, избивших мою собаку.

Макгрей кивнул, ничего не добавив.

— Как ваш пес? — участливо спросил Джеррони.

— Спасибо, поправляется.

В зале раздались аплодисменты.

— Нельзя ли по существу? — с нескрываемым раздражением сказал Граймс, которому уже надоело смотреть на малолетний сброд, прячущий лица за желтыми масками.

Стэк, как председатель, сказал:

— Вам слово, мистер Бун. У вас пять минут.

Он сверлил Тео черными глазками, тот отвел взгляд. Он не мог дышать или думать, он мог только стоять, вцепившись в трибуну. Секунды бежали. Зал ждал. Тео боялся, что вот-вот потеряет сознание.

Одним из самых трудных упражнений на дебатах была спонтанная речь, когда требовалось выступить перед аудиторией экспромтом, без конспекта. Стороны приступали к прениям, понятия не имея, чего ожидать. Учитель Маунт объявлял тему дня, и каждой команде давалось пять минут, чтобы собраться с мыслями и придумать аргументы. Первым, чему Маунт научил свою команду, было привязать обсуждаемую тему к чему-то личному, в чем ты хорошо разбираешься.

Тео поднял глаза на своего союзника Джеррони и начал:

— Мои родители юристы, я много времени провожу у них на работе. Я, можно сказать, вырос в их офисе и многому научился. Многому для тринадцатилетнего подростка. Я читал о юридической норме принудительного отчуждения собственности, то есть о праве государства отобрать собственность у гражданина, не желающего ее продавать. В нашей стране частная собственность — очень важное право, это американская мечта, воплотившаяся в жизнь для многих. — Тео дышал размеренно и говорил ровно и уверенно. Страх не проходил, но Тео удавалось его скрыть, помня совет учителя Маунта: «Говори медленно, четко и по сути».

Зал внимательно слушал: давай, Тео.

— Принудительное отчуждение собственности должно применяться только в крайних случаях. Строительство данного шоссе к таковым не относится. Новая автотрасса не является критически важной для Страттенберга — мы вполне проживем и без шоссе. От этого выиграют единицы, но подавляющее большинство из нас разницы не ощутит. Поэтому в данном случае государство не может отобрать собственность по праву принудительного отчуждения. Да и с какой стати государству это делать? — Тео выдержал эффектную паузу. Он только что вспомнил прекрасную строчку, вычитанную в одном из дел, разбиравшемся в верховном суде. — Если государство велико, сильно и богато, это не дает ему права отбирать землю у своих граждан единственно по прихоти.

Эти слова были встречены громовой овацией.

Уловив настроение зала, Тео попал в своеобразный резонанс и несколько секунд наслаждался всеобщим вниманием. Он встал поудобнее, как делают хорошие адвокаты, обращаясь к жюри присяжных, пожалев, что нельзя расхаживать перед длинным столом, и продолжал, не отрывая взгляда от сочувственного лица Джеррони:

— Мы выслушали преподобного Квинна, рассказавшего о своей семейной ферме. Я был там. Харди Квинн мой друг, он тоже участвовал в создании видеоклипа. Он вырос на этой ферме, на прекрасном участке земли в сотню акров, поселиться где каждый из нас счел бы за счастье. Там есть все — густые леса для охоты, ручьи для рыбалки, река для рафтинга, пастбища с густой травой, бесконечные тропы для походов и катания на лошадях. Есть шалаш на дереве, амбары, конюшни, сарай для инструментов, кладбище и старая усадьба, где многочисленная семья Квиннов собирается по праздникам, а нередко и по выходным. На просторной веранде члены семьи многие годы собираются попить чая со льдом и поговорить о жизни, а в патио у них проходят свадьбы, похороны и барбекю на Четвертое июля. Представьте, только представьте, что дорожный департамент превратит это все в щебенку, нагнав туда бульдозеров! Это как-то не по-человечески.

В зале послышались одобрительные возгласы. Члены комитета смотрели на Тео, ловя каждое слово.

— Это будет злоупотребление правом, — вынес вердикт юный оратор. Его голос зазвенел. — Дальше: какому умнику пришло в голову гонять двадцать пять тысяч машин в сутки мимо начальной школы и футбольного комплекса? Минимум десять тысяч длинномеров с дизельными двигателями! Раз никому в голову не пришло провести компетентное исследование, насколько загрязненным окажется воздух, то вы, извините, не знаете, о чем говорите. И никто не знает. Но мне кажется, хоть я начинающий юрист, а не ученый, что последнее место, где люди хотят видеть оживленное четырехполосное шоссе, — это вблизи начальной школы.

Харди, Вуди, Чейз и Эйприл, стоявшие за спиной Тео, тут же начали кашлять и задыхаться. Инициативу подхватили другие дети, и через полминуты вся желтая толпа тряслась, кружилась на месте и сгибалась пополам, утрированно демонстрируя последствия вдыхания загрязненного воздуха.

Мистер Стэк поднял руку:

— Ладно, ладно.

Кашель и судороги тут же прекратились. Зал это немало позабавило. Улыбнулись и некоторые члены комитета.

Тео продолжил:

— К счастью, моя школа далеко от предполагаемого шоссе, но позвольте и о ней сказать два слова. Уже два месяца, как у нас отменили внеклассные занятия, сократили почасовиков, тренеров, уборщиц, работников столовой, отменили экскурсии. Всем школам штата пришлось пойти на это. Почему? Им урезали бюджет. Собрано недостаточно налогов. И это коснулось не только школ. Полиция и пожарная служба вынуждены увольнять работников. Сокращения коснулись уборки улиц, вывоза мусора, обслуживания парков и зон отдыха, всех до единой сфер. Вам это известно, ведь вам пришлось принять решение о сокращении бюджета округа. — Выдержав паузу, Тео нанес решающий удар. — Так как же вы, наша администрация, можете урезать бюджеты всем организациям и тут же принимать проект шоссе в никуда стоимостью двести миллионов долларов?

Зал взревел, многие вскочили на ноги. Овация долго не стихала — напротив, аплодисменты становились громче. Тео отступил от трибуны. Мистер Стэк поднял руку, призывая к порядку, но его не слушали. Да и что он мог сделать? Арестовать несколько сотен человек? У него хватило ума продолжать сидеть с угрюмым видом и слушать громогласное волеизъявление зала. На секунду он встретился глазами с Тео, и стало ясно — они оба это понимают.

Тео чувствовал: лучшей кульминации его короткой спонтанной речи и быть не может. Учитель Маунт говорил: уходить лучше на взлете, многие ораторы теряли аудиторию, затягивая речь. Тео и так радовался, что продержался пять минут. Ему действительно нечего было добавить. Когда зал наконец успокоился, он снова шагнул к микрофону и произнес:

— Спасибо за внимание.

— Благодарим вас, мистер Бун, — сказал Стэк. До полуночи оставалось несколько минут, а на повестке дня — только голосование. Было ясно, что собравшиеся не разойдутся, пока комитет не примет решение. Дети в желтых масках и банданах встали плотнее, заполнив проходы, оказавшись совсем близко от членов комитета, а затем взялись за руки и сели на пол.

— Можете вернуться на свои места, — сказал Стэк, но дети лишь качали головами.

С задних рядов кто-то выкрикнул:

— Давайте голосуйте!

И тут же снова началось скандирование:

— Голосуйте! Голосуйте!

Стены конференц-зала дрогнули, стекла задрожали. Члены комитета сидели в раздражении и замешательстве. Они предпочли бы удалиться в служебное помещение, договориться между собой и объявить решение, но сейчас было ясно: голосовать лучше на месте.

Стэк снова поднял руку, и его наконец послушались.

— Очень хорошо. Согласно регламенту, нам надлежит проголосовать. Мадам секретарь, опросите членов окружного комитета поименно.

Сидевшая в конце длинного стола секретарь начала:

— Итак, все пятеро членов комитета присутствуют и участвуют в голосовании. Для одобрения проекта шоссе нужно сказать «Да», для несогласия с проектом — «Нет». Решение будет принято простым большинством голосов. Мистер Стэк?

— Да.

— Мистер Граймс?

— Да.

— Мистер Джеррони?

— Нет.

— Мистер Макгрей?

Макгрей в раздумье потирал седые усы и наконец скрипучим голосом ответил:

— Нет.

Тео сидел на полу перед сценой, держа за руки Харди и Эйприл. Ему показалось, что все дети затаили дыхание. Момент был напряженный: голоса разделились поровну. Оставался Класко, который четко давал понять, что поддерживает проект.

— Мистер Класко?

Класко напрягся, резко вскинул голову, вытер ладонью рот, заметался на стуле, будто ему было душно, и выпалил:

— Воздерживаюсь.

Митчелл Стэк и Лукас Граймс недоуменно уставились на него, но он смотрел в окно, явно мечтая выпрыгнуть в него и убежать. Толпа заволновалась, не зная, как понимать результат голосования.

Секретарь спокойно продолжила:

— При двух голосах, поданных за, двух голосах против и одном воздержавшемся ходатайство о принятии проекта шоссе Ред-Крик отклоняется в связи с отсутствием большинства.

Ее слова вызвали гром аплодисментов. Люди аплодировали стоя. Дети прыгали и восторженно хлопали в ладоши, ликующие взрослые обнимались, шлепали ладонью о ладонь соседа и радостно пожимали руки. Под шумок пятеро членов комиссии собрали бумаги и по одному вышли. Специалисты дорожно-транспортного департамента и сторонники проекта, прихватив портфели и демонстрационные материалы, направились к дверям.

Собрание было закрыто, но дети не расходились, окружив трибуну, где стоял Тео Бун, наслаждаясь лучшей минутой в своей жизни.

Глава 29

Отмечали победу в субботу, в два часа. Праздник устраивал многочисленный клан Квиннов. Позвали и соседей, чьим землям и домам тоже угрожал проект, и противников шоссе, боровшихся против строительства, и Себастиана Райана, и членов «Сьерра-клуба», и «желтую шайку» подростков, сыгравших во всем этом столь важную роль. Ясным солнечным днем все собрались на большом дворе позади усадьбы, где у Квиннов много десятилетий проходили разные торжества.

Дед Харди, Сайлас Квинн, отвечал за огромное барбекю, где на решетке жарились куры, сосиски, хотдоги, свиные ребрышки. Густой вкуснейший аромат распространился на всю долину. Временами голубоватый дымок, поднимавшийся над грилем, напоминал Тео о дымовых шашках. Бабушка Харди, миссис Беверли Квинн, суетилась у стола, устраивая настоящий пир: бобы, капустный салат, овощная запеканка, фаршированные яйца, початки кукурузы, и все в таком количестве, что хватило бы на целую армию.

Тео пришел с родителями и Судьей. Сломанная лапа у пса почти зажила, а к лангетке он привык и теперь радостно носился по двору с десятком других собак. Вуди, Чейз, Эйприл и другие играли во фрисби, а их родители пили чай со льдом и вспоминали историю их победы.

Праздник удался на славу. Квинны были счастливы, что спасена дорогая их сердцу земля, и от души благодарили всех присутствующих. Когда настало время приступить к угощению, все собрались вокруг стола, и отец Харди, преподобный Чарльз Квинн, произнес прочувственную молитву, возблагодарив Бога за все, и особенно за старых и новых друзей, протянувших руку помощи в трудную минуту.

Опустив голову, но не закрывая глаз, Тео смотрел на проголодавшегося Судью, который тоже молился — по-своему.

Примечания

1

Баттс (Butts) — задница (англ.). — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Маршмеллоу — белые воздушные пастилки, наполняющие зефир и пастилу.

(обратно)

3

В оригинале — «суд кенгуру», то есть очень быстрая процедура с заранее подготовленным приговором. Термин возник во времена «золотой лихорадки» в США.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава б

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg