«И снова этот Баранкин, или Великая погоня»

Фантазии Баранкина - 3 И СНОВА ЭТОТ БАРАНКИН, или ВЕЛИКАЯ ПОГОНЯ

Вместо предисловия

Нет, с этим Баранкиным не соскучишься! Это надо же! Вроде бы я его автор и всё про него знаю, всё и продумал, и всё придумал, а вот какие новые пироги! Оказывается есть ещё одни совершенно новые приключения Юры Баранкина, которые называются "Великая погоня". Были "Великие превращения"! Была "Великая подготовка"! А оказывается ещё и была "Великая погоня!" Вот о ней я ничего, оказывается и не знал. Но я не знал не по своей вине. Это всё Эра Кузякина. Это она утаила "Великую погоню". Когда я её буквально припёр к стене, она сказала:

— Этот Баранкин и так знаменит!.. Чего ещё про него что-то писать!?

Конечно я, как автор Баранкина, должен был бы всё знать о Юре, но бывает так, что автору рассказывают другие действующие лица о герое его произведения. Вот как раз Эра знала больше меня о Юре Баранкине, а взяла и не сказала мне ни слова.

Ничего удивительного. С великими классиками это тоже бывало. Вот Александр Сергеевич Пушкин, кажется, всё знал о Татьяне, он ведь её и придумал, а в конце романа в стихах сказал: "Видели, какую штуку удрала со мной Татьяна? Взяла и вышла замуж за генерала".

И так бывает! Но вернемся к Баранкину и его Великой Погоне! Оказывается, что великие превращения начались не сразу после того, как Юра Баранкин и Костя Малинин получили первые двойки в новом учебном году, а несколько позже. А до этого было вот что.

СОБЫТИЕ САМОЕ ПЕРВОЕ. Последняя двойка перед каникулами

Вы помните, как начинается книга "Баранкин, будь человеком!".. Уж я-то хорошо помню, как она начинается! Вот как она начинается: "…Если бы я и Костя Малинин не умудрились получить двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в их жизни не приключилось бы, но двойки они получили, и поэтому на следующий день с ними случилось что-то невероятное, фантастическое, и, можно сказать, сверхъестественное!.."

Но, оказывается, что дело всё не только в том, что Баранкин и Малинин в начале учебного года схлопотали по двойке, оказывается, что и в предыдущем учебном году, в самом конце его, когда до летних и долгожданных каникул оставалось буквально несколько дней, Юра и Костя тоже умудрились получить две самые последние двойки!..

Что тогда в классе поднялось! Ну почти что то же самое, что в книге "Баранкин, будь человеком!".

"..На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, старосте класса, подошла к ним и сказала: "Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!" Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против Юры с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку.

Только что Алик Новиков тогда не фотографировал Юру с Костей и не поместил эту фотографию в стенгазету, потому что, он ещё не был спецкором классной стенгазеты и ещё потому, что у него не было фотоаппарата. И стенгазета тогда ещё не была такой красивой, так что две мрачные физиономии Баранкина и Малинина — физиономии типичных двоечников — ещё не могли испортить её внешний живописный вид.

Дело в том, что Эру Кузякину тогда только что назначили ответственной за стенгазету и стенгазета распустила свой пышный и красивый, как у павлина, хвост, только с первых дней будущего учебного года.

Тем временем, дальше в классе всё тоже продолжалось вроде примерно так, как в книге "Баранкин, будь человеком!" в том смысле, что Зина Фокина и все одноклассники как один не дали Косте и Юре даже опомниться, а сразу же напали на них всем классом, чтобы они успели исправить двойки за эти несколько дней, которые остались до конца учебного года…

Надо сказать, что Зину Фокину тоже только что выбрали новой старостой класса. Прежняя староста Оля Тихонова к концу года так разболелась хронической ангиной, что не могла уже совладать не только с нарушениями дисциплины и нормальной учебы в своем классе, но и со своим здоровьем.

— Ты, Баранкин, будь человеком! — сказала громко на весь класс Фокина (сказала она уже не в первый раз!) И ты, Малинин!.. Исправьте двойки! И немедленно!..

Тихонова была вообще-то немного мямлей, хотя и примерной ученицей, а у Фокиной восклицательные знаки так и сыпались изо рта. А главное — бывшая староста класса Тихонова напускалась, конечно, время от времени на Баранкина и Малинина, но никогда не говорила "Баранкин, будь человеком! Будь человеком, Баранкин!.." А эта Фокина, можно сказать и староста-то без году неделя, а уже сказала Баранкину двадцать пять раз, нет двадцать шесть раз, точно двадцать шесть раз (Баранкин на всякий случай этим выпадам уже вёл счёт у себя в блокноте!).

Юра Баранкин смотрел на краснощёкое и пышущее здоровьем лицо Зины Фокиной и думал: "от этой, пожалуй, не только хронической ангины, вообще никакой болезни не дождёшься…"

У прежней старосты класса Оли Тихоновой и голос был тихий, а у этой, у Фокиной, как у будильника.

— Ну, Юра, ты же знаешь, как нам с Эрой трудно, меня только что старостой выбрали, а Эра редактором стенгазеты стала… Ну, исправьте двойки и немедленно! Помогите нам с Кузякиной.

— Чего? Чего? — возмутился Баранкин — вы может быть ещё захотите, чтобы мы с Костей исправили наши двойки сейчас прямо у вас на глазах?!

— Что мы вам фокусники что ли какие?!. - подхватил Костя Малинин, — чтобы из карманов пятерки повытаскивать на глазах у изумленной публики.

— Мы вам не сыновья Кио и Арутюна Акопяна! — сказал Баранкин. — И вообще, продолжал он, — учебный год кончается!.. У нас с Костей наблюдается полное нервное истощение и упадок всех сил!..

— Учебный год для них кончается! — взвизгнула Эра Кузякина. Он для вас, по-моему, ещё и не начинался!..

— Извините, для нас лично нормальный год начнётся только тогда, когда кончится учебный! — подхватил Костя Малинин.

— Ну, Юрочка, ну, Костенька! — залебезила вдруг Зинка Фокина. — Я вас даже не по хорошему прошу, а по очень хорошему, ну исправьте за оставшиеся дни две свои двойки!.. Ну не переносить же их на следующий учебный год?.. Если уж переносить, то лучше пятерочки!..

Юра подумал и сказал:

— У нас хотя и полное всеобщее и нервное истощение, но чтобы перенести две двойки на будущий учебный год, на это сил у нас ещё хватит?.. Я правильно говорю, Костя?

— В отличие от всех этих, — Костя обвел рукой класс, — ты всегда говоришь правильно, Баранкин!

— А насчёт ваших пятёрок, я вам вот что скажу, — сказал Баранкин, — Михаил Михалыч нам как-то на дополнительном уроке сказал: "Я вам, говорит, Баранкин и Малинин ставлю с наслаждением двойки, потому что я знаю, что вы оба абсолютно ничего не знаете по геометрии и я не грешу против истины!.. Когда же я ставлю пятёрку какому-нибудь отличнику, я думаю, а не забудет ли он сразу же выйдя из класса то, что сейчас ответил мне на пять?…" Соображаете, об чём речь?… От нас ему наслаждение, а от вас?..

Малинин тут же взял и опять несколько развил речь Баранкина:

— Есть такие отличники, — сказал нам Михал Михалыч, которые знают всё на пять, пока отвечают урок… А спроси его после урока про теорию Пифагора, он о ней знает только, что "пифагоровы штаны на все стороны равны…" Соображаете, об чём речь?

— Мы соображаем, — сказала Фокина, переглянувшись с Кузякиной, — сообразите лучше вы с Малининым, как срочно исправить двойки.

— Мы исправить вообще-то можем, — сказал Баранкин, переглянувшись с Малининым, — но мы боимся, что Михал Михалыч может это заметить…

— Понимаете, — стал разъяснять речь Баранкина Малинин. — Двойку на тройку очень трудно переправить, вот тройку на восьмерку легко, — сказал Костя, — только к сожалению, такой отметки как восьмёрка не существует.

— Тебе не стыдно, Малинин, — возмутилась Эра Кузякина, — мы вас не в дневниках просим подделать отметки, а в ответах у доски!

— Ах, у этой у доски, можно сдохнуть от тоски, — пропел Малинин довольно красивым и как говорится от природы поставленным голосом.

— Вот ведь и петь может, если захочет! Сегодня позанимаетесь весь день с Юрой, завтра утром пересдадите, а днём придёте в школьный сад, — сказала ласково Зина Фокина.

— В сад? — удивился Баранкин. — Это ещё зачем в сад?.. Гулять, что ли?..

— Зачем гулять? — также ласково сказала Зина Фокина. — Рыть ямы специальные для будущих посадок. Заранее внесём специальные удобрения.

— Специальные! Какие специалисты развелись! За лето ямы осыпятся, зарастут травой! — сказал Юра.

— Точно, — подхватил Костя. — И компост в них потеряет свои ценные качества!

— А суперфосфат перестанет быть супером! — сказал Юра,

— Он ещё и слово компост знает! — сказал Алик.

— А как же, — сказал Юра, ямы для обеда деревьев, на первое суп-пер, на второе — фосфат, на третье сладкий компост из гнилых фруктов!

— И про суперфосфат тоже всё знают! — сказал Венька Смирнов.

— И про компост!..

— Про что не надо они всё знают, а про что надо — ни бум-бум!..

— Не исправите, смотрите, тогда Михал Михалыч годовую двойку выведет вам!

— Подумаешь, чем испугали, — сказал Юра.

— Зиночка, сказала Эра Кузякина, — да хватит нам с ними поодиночке церемониться, давайте возьмём их в оборот всем классом!..

— Придётся, — согласилась с Эрой Фокина и скомандовала: Три-четыре!

И весь класс хором произнес:

Костя — Юра, слово массам,

Мы проводим вас всем классом,

Мимо сада, мимо тира,

До Баранкинской квартиры,

И за стол без споров лишних

Сядьте с Яковлевым Мишей

И займитесь с ним учебой,

В результате были б чтобы

Чтобы две печальных двойки

Вы исправили на тройки,

Ну, а честно вам сказать

Лучше, если бы на пять!

Нам отпор не нужен ваш!

Встать! И к цели шагом марш!

Вероятно, вот точно такое же впечатление производил древнегреческий хор в своих древнегреческих спектаклях на своих древнегреческих зрителей, какое впечатление произвёл на Баранкина и Малинина хор своих одноклассников.

— Ну, знаете, — после большой паузы сказал, первый раз в жизни вроде бы растерявшийся Баранкин, — это уже как в «Чапаеве» получается!.. Это уже какая-то психическая атака, — Баранкин знал, что лучше всего на стихи было бы ответить стихами и пока отвечал прозой одновременно готовил ответ в рифму. И приготовил… — А за ваш хор мы вас с Малининым лично ставим «неуд».

— Три-четыре! — скомандовала Фокина. — Это почему «неуд»? дружным хором спросил снова класс Баранкина и Малинина.

Баранкин что-то пошептал на ухо Малинину и они в один голос громко произнесли:

— Сразу видно, что не Пушкин написал эти частушки!..

Двухголосый ответ, да ещё в рифму, да ещё в довольно складную вообще-то, произвел на ребят некоторое впечатление, но Фокина не унималась и снова скомандовала: "Три-четыре!.."

— А за такой экспромт вам Пушкин.

Дал бы с Костей по макушке!.. — ответил снова хором весь класс. И здесь Баранкин понял, что пока сопротивляться классу бесполезно. Если первые стихи были, конечно, подготовлены заранее Зиной Фокиной или Эрой Кузякиной, то второй стихийный ответ класса в стихах поверг Баранкина в недоумение, в бессилие и в полное подчинение классу. Последнее слабое сопротивление, которое он попытался оказать одноклассникам, было произнесено жалкой, по сравнению со стихами, прозой и не имело никакого эффекта. Юра Баранкин сказал, обращаясь лично к Веньке Смирнову:

— Смирнов, ты-то что орешь, да ещё хором. У тебя у самого двоек навалом!

— Навалом, — согласился Смирнов, хихикая, — но ни одной из них нет ни самой первой, ни самой последней!.. У меня они все серединные.

В этом была своя логика, и после этого Баранкин и Малинин как бы внутренне сказали "Сдаёмся!.." и как бы тоже внутренне подняли вверх руки.

Юра Баранкин и Костя Малинин шли под окружением школьного конвоя домой. Погода была прекрасная. В такую погоду лифтерша в Юрином доме всегда, смеясь, говорила: "Погода шепчет — бери расчёт…" На вовсю зазеленевших деревьях и на газонах бездельничали и вообще вели себя как на большой перемене воробьи и не каких-нибудь там двадцать минут, как все школьники, а уме с самого утра. И будут бездельничать до вечера. И всю жизнь с утра до вечера. Над клумбами как хотят и куда хотят порхали бабочки. Сразу было видно, что все они как одна бессознательные и неорганизованные. Какая-то тайная смутная мысль, похожая на желание, в который раз шевельнулась в душе Юры Баранкина, мысль, похожая на строчки из какого-то стихотворения, которое он то ли где-то прочитал, не то он их сам придумал: "…я уверен без забот воробей живет!.." Баранкин в который раз присмотрелся к воробьям и подумал, что нельзя себе было и представить, чтобы кто-то из воробьёв кого-то куда-то бы поволок силой против его желания. Занятий у них нет, значит, и репетиторов у них таких противных, как этот отличник Мишка Яковлев, тоже нет, и вообще никто не делит воробьёв и бабочек на отличников, хорошистов и двоечников. И не призывает "Будь воробьём! Или бабочкой!" Все они просто воробьи и бабочки. Просто!.. И всё!.. А тут… Вон, что творится!.. Сплошное насилие над личностью!..

Окруженные тесным кольцом одноклассников, Баранкин и Малинин продолжали приближаться к Юриному дому. Малинин оглянулся и сначала сказал:

— Правильно в русской народной песне поётся, — а затем запел довольно приятным голосом: "любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…"

— Малинин, — спросила его Кузякина, — а почему бы тебе не участвовать в школьном хоре? С таким приятным голосом, как у тебя — это вполне реально.

— Потому что есть такой школьный юмор, — ответил Малинин Кузякиной, — примерно такой ученик, как Венька Смирнов… — Венька Смирнов тут же навострил уши — приходит домой и показывает дневник, в котором одни двойки и только по пению пять… Отец, просмотрев дневник, говорит: "С такими отметками и ты ещё поёшь?.. А ну, снимай штаны!.."

— А почему это такой ученик, как я, а не такой, как ты? взъерепенился Смирнов.

На этот вопрос Малинин ответить не успел, потому что школьное оцепление довело их до Баранкинской квартиры.

— Баранкин, будь человеком! — произнес школьный хор на прощание.

— А что я пятикантроп, что ли? — спросил на прощание Баранкин.

— В лучшем случае, — ответила Фокина, — ты шестикантроп и то с большой натяжкой…

Все засмеялись, а Баранкин в который раз пожалел, что Оля Тихонова перестала быть старостой класса. Уж у неё то на такой ответ просто не хватило бы здоровья…

— Счастливо оставаться! — произнёс весь класс, воздев приветственно вверх руки.

— Общий — сказали в один голос Баранкин и Малинин.

Но на фоне школьного хора два голоса Юры и Кости опять прозвучали весьма неубедительно. Юра, Костя и Миша Яковлев подошли уже к входной двери подъезда, когда из-за кустов, разукрашенных весенними зелеными листиками сирени, выскочил Венька Смирнов и протявкал:

— Счастливо оставаться!..

СОБЫТИЕ САМОЕ ВТОРОЕ. Бег ради бегства

Юра Баранкин достал из почтового ящика «Вечёрку» и заглянул в неё.

— Ребята! — воскликнул он, — сегодня же день бегуна!..

— Ну и что? — спросил Малинин.

— Символично! — Баранкин протянул газету Малинину и приказал: — между делом изучи маршрут!..

После этого все трое стали подниматься по лестнице.

Миша Яковлев никогда не был в гостях у Юры Баранкина, хотя между одноклассниками о его комнате ходили легенды и сочинялись целые сказки.

Но всё сводилось к одному: что всё у Баранкина не так, как у людей, а "что всё не так как у людей" сводилось к следующему образному заключению, что пол у него похож на потолок, а потолок похож на пол. Миша Яковлев с нетерпением ждал, когда откроется дверь в этот, как сказали бы взрослые, парадокс.

Наконец, кончив возиться в прихожей, Баранкин распахнул дверь и Миша Яковлев с опаской вытянув шею, которая и без того у него была длиннее, чем у других мальчишек его возраста, сначала повертел ею в разные стороны, затем, перешагнул через порог таким образом, каким входит неопытный купальщик в холодную воду. То, что он увидел, его несколько, интеллигентно говоря, ошеломило, а если выразиться попроще, то ошарашило…

Прямо против входа в комнату висела цветная репродукция с картины художника Решетникова "Снова двойка". На этой картине, кто её видел, то помнит, что изображено: мальчик с портфелем в руках, получивший двойку. Мама с укоризной глядящая на сына, младший брат на велосипеде с выражением на лице: "Ну тебе сейчас мама задаст!" И собака, положившая передние лапы на грудь мальчика, как бы говоря: "Да ладно! Не расстраивайся! Не в пятёрках счастье!"

Сама комната походила на стройплощадку чего-то непонятного и даже таинственного, тем более, что это определялось и подчёркивалось железной табличкой, которой украшают заборы, за которыми что-нибудь строят: "Не пускайте детей на стройплощадку! Это опасно для жизни!".

Вняв табличке, Яковлев снова закивал головой теперь то вверх, то вниз. Баранкин сказал:

— Если не боишься за свою жизнь, то проходи!..

Яковлев вошёл в комнату окончательно, задрав голову. На потолке висел плакат: "Можно ли всему, в том числе математике, учиться, во сне?.." На этот вопрос ответа не было. Но наследующем плакате на вопрос: "Можно ли отвечать на вопросы Михал Михалыча во сне?.." был дан ответ: "Можно! Если Михал Михалыч в это время тоже будет спать рядом!" "Можно ли расти быстрее?.." Этот вопрос тоже был без ответа, "Можно ли, чтобы деревья росли так быстро, как взрыв от снаряда?.." Ответа на этот вопрос тоже не было… На вопрос: "Можно ли переделать двойку на пятерку?" был дан ответ: "Можно, но будет заметно!.." На многие другие вопросы ответов не было. Например, рядом висел лист, на котором было написано: "А что, если взять, да…" Ниже было написано: "А если не брать, тогда что?.."

Левее на листе было выведено: "Я уверен — без забот!?.. Что без забот?!." Ничего было нельзя понять!..

Ещё выше висел лист тоже с непонятной надписью: "Он это впитал с молоком матери!.." В скобках (как говорят взрослые) развить и дополнить в смысле: молоко, обогащенное теоремой Пифагора!!!

Ещё на стене висел кусок белого ватмана с надписью: "Чертеж машины ускоренного роста человека!!!", но чертежа машины никакого не было. "Или ничего этого на самом деле нет, — подумал про себя Яковлев, или это всё засекречено?.. Просто какая-то клинопись… Вот расшифровать бы…" На полу было заготовлено ещё несколько плакатов в том же духе: "А можно ли?.." Но дальше оставалось пустое безответное пространство. Рядом с этими плакатами на полметра выше висел кусок картона, на который были наклеены вырезанные из всевозможных журналов и газет фотографии воробьёв. Воробьи на них летели, клевали, купались в лужах, грелись на солнце. Яковлев почему-то покачал головой и сказал:

— Ты меня, Баранкин, извини, мне раньше казалось, что ты, ну совершенно ничем не интересуешься, а теперь мне кажется, что ты вроде бы как будто хочешь изучить жизнь воробьёв?

— Почему это я хочу изучить жизнь воробьёв? — высокомерно ответил Юра, — я может быть хочу, чтобы они изучили мою жизнь?!

Яковлев успел заметить, что под фотографиями воробьёв было выведено мелким почерком Баранкина: "Это Воробьиния! А что в Бабочконии?.."

Осмотрев всё внимательно в комнате Юры Баранкина, Миша Яковлев сказал:

— … противуречья есть и многое недельно!..

Это была цитата из пьесы Грибоедова "Горе от ума", но Баранкин и Малинин этого не знали, поэтому не обратили на неё никакого внимания.

— Между прочим, мимо нас пробегает… — сказал Малинин вдруг, изучая что-то в «Вечёрке».

— Что мимо нас пробегает? — спросил настороженно Яковлев.

— День бегуна пробегает мимо нас с Баранкиным, мимо тебя он не пробегает…

— А, — сказал Яковлев.

А Баранкин многозначительно произнёс:

— Так нам и надо!..

— Я, Баранкин, — сказал Миша, — как будто в твою голову попал, а не в комнату, такой у тебя везде беспорядок… А интересно бы превратиться в молекулу взаправду и очутиться у тебя в мозговых извилинах, — мечтательно сказал Яковлев,

— Не советую, заблудишься, — отрезал Баранкин.

— Что заблужусь, это точно, — согласился Яковлев. — Или попаду в тупик. У этого Баранкина, — продолжал Миша изыскательским голосом, — в голове вместо мозговых извилин мозговой лабиринт. Мысль идёт-идёт, смотришь — заблудилась!.. — сказал сам себе Миша. Он любил иногда говорить сам с собой вслух и даже порой с собой поспорить. При этом он кстати ещё успел заметить, что над подоконником висит микроскоп, направленный в небо, а на полу телескоп, наведённый на блюдце с водой…

— Интересный ты Баранкин, — сказал Миша уже Юре и замялся.

— Что интересный? — подхватил Юра. — Человек, что ли?..

— Видишь ли, — замялся ещё больше Миша Яковлев, — тебе Зина Фокина сказала, что ты шестикантроп с натяжкой, но я бы лично прибавил цифру до семи… до… семикантропа… А если честно, интересный, ты, Баранкин, интересный Баранкин… — продолжал Миша, — а почему у тебя микроскоп направлен в небо, а телескоп в блюдце с водой, когда по логике всё должно было бы быть наоборот? — спросил Яковлев.

— Потому что я изучаю грипп, — ответил Баранкин. — Я хочу уловить самое начало инфекции. Его первую волну. Взрослые с гриппом-то ничего не могут поделать, а ты… — сказал Миша, — и тут же добавил, — м-да, от микроскопа, до телескопа! Есть о чем подумать!..

— Понимаешь, Яковлев, продолжал Баранкин оттягивать начало занятий. — Взрослые, они не правильно рассуждают, они думают, что гриппом человек болеет, а я думаю, что гриппом болеют сами вирусы и лечить надо сначала от гриппа микробов, а человек сам выздоровеет… Понимаешь, Яковлев…

— Я понимаю, — начал разоблачать Яковлев Баранкина, — я то понимаю, что ты меня Баранкин, и себя всеми способами отвлекаешь от цели — я пришёл заниматься с вами математикой, а не гриппом, поэтому, давайте не терять времени даром! — Яковлев задрал голову и закатил глаза, как птица, пьющая воду из лужи и скороговоркой произнес, не делая между словами пауз:

— Задачаномертристадевяностодва, ребята. "Ребята пололи на пришкольном участке клубнику. Один из них прополол в два раза больше, чем другой, а третий прополол 8 рядов. Сколько рядов прополол первый мальчик и сколько второй, если все трое пропололи 26 рядов".

Говорили, что отличник Миша знает все учебники наизусть. Баранкин с Малининым этому не верили, но услышав барабанную без запинки дробь задачи, готовы были в то поверить.

— Ну, что вам непонятно в этой задаче? — спросил Яковлев, глядя на Юру и Костю как на малышей из детского садика. Этого Баранкин перенести не мог.

— Нам в задаче непонятно одно: зачем Михаил Яковлев теряет в квартире Баранкина зря своё отличниковское драгоценное время?..

— Как это зря? — обиделся Миша, — я ничего не теряю, я пришёл, чтобы помочь вам…

— Тогда ты нам очень поможешь, если оставишь нас с Малининым вдвоём, — сказал Юра Баранкин, — не маленькие… Отвернись! неожиданно приказал Баранкин Яковлеву, — Тот отвернулся. — Мы сами с усами, — сказал Баранкин и добавил: "Повернись!" — Яковлев повернулся и увидел Баранкина и Малинина действительно с усами. Это было настолько неожиданно, что Яковлев оторопел.

— Понял, куда мы сейчас с Малининым намотали твою задачу?.. На ус!.. И без твоей помощи!..

— Я что?.. Я пожалуйста! - сказал Яковлев, направляясь в прихожую.

Внезапно Яковлев вернулся и, вытянув шею из проема дверей, спросил:

— Юра, а можно я приведу свою маму к тебе на экскурсию?

Баранкин ожидал от Яковлева любой вопрос, кроме этого. Поэтому поразмыслив, сказал:

— Можно!.. Но не нужно!..

Яковлев заметно расстроился, тогда Баранкин спросил его:

— А что, тебе от этого будет легче?

— Может быть будет полегче, — после этого Яковлев с явной завистью обвел взглядом сказочный и даже, можно сказать, волшебный беспорядок Юриной комнаты, — я на всякий случай буду сидеть во дворе на лавочке, если что, свистните…

— Ладно, — сжалился Баранкин, — когда я объявлю в своей комнате "день открытых дверей", приходи со своей мамашей!.. Так и быть…

Яковлев ушёл, потом снова вернулся.

— А что такое молоко, обогащённое теорией Пифагора? — спросил он.

— Много будешь есть, скоро состаришься, — ответил Баранкин.

После того, как входная дверь захлопнулась за Яковлевым, Баранкин подошёл к окну. Вход в подъезд был оцеплен ребятами. Алик Новиков успел притащить фотоаппарат на треноге и нацелил его на парадное.

— Ну, Фокина! — сказал Баранкин, — какую окружность сделала вокруг нас с тобой!.. Тихонова до этого никогда бы не додумалась!..

— Тут, пожалуй, не сбежишь, — согласился Малинин с Юрой.

— Не сбежишь? — усомнился Баранкин, — а день бегуна на что?.. Где его маршрут проходит?.. — спросил он Костю, — кажется где-то около нас?

— Кажется мимо твоего дома, — ответил Костя, разворачивая вчерашнюю «Вечёрку». Оба склонились над газетой.

— Точно, — сказал Баранкин, — вот наша улица… вот наш дом… вот шоссе, по которому скоро побегут участники… Через парадную дверь не выйдешь, а если через чердак и по пожарной лестнице?..

Юра снова подошёл к окошку.

Алик Новиков стоял по-прежнему возле фотоаппарата на треноге, нацеленного прямо на подъезд. На скамейке невдалеке сидел Миша Яковлев, уткнувшись носом в книгу.

— Всё, — сказал Баранкин, — ничего не поделаешь! Придётся срочно начать бег… ради Бегства!..

СОБЫТИЕ САМОЕ ТРЕТЬЕ. Неожиданное открытие

С крыши, на которой сидели Баранкин и Малинин, было видно, как огромная растянувшаяся по шоссе толпа бегунов, приближается к дому, в котором жил Баранкин.

— На что это похоже? — спросил Юра Костю, глядя на разноцветное скопище бегунов.

— Похоже на тучу, — сказал Костя, — или на амёбу…

Юра отрицательно покачал головой.

— Это похоже на галактику, а не на амёбу… К спуску в Галактику по пожарной лестнице приготовились! — скомандовал он. — Начали! Четыре! Три! Два! Один! Спуск! — Юра первым стал ловко снижаться по железным ступенькам. За ним боязливо начал спускаться и Малинин. Точно рассчитав время, они снизились с крыши и спрыгнули на траву у торцевой части дома, на фундаменте которого было написано мелом: "Баранкин! Фантазер несчастный!" (но на фундаменте было с ошибками: нисчасный!) и смешались с бегущей, как её назвал Баранкин, галактикой — группой участников спортивного мероприятия.

— Ну, Баранкин! — стал на бегу восхищаться и радоваться Малинин, — вот здорово ты придумал, мы на дистанции и никто этого не засёк!

— Конечно, никто! — уверенно сказал Баранкин. Окруженные живым забором бегущих людей разного возраста и пола, они чувствовали себя в такой безопасности, что даже позволили себе расслабиться и потерять всякую бдительность.

На самом деле Баранкина и Малинина заметили Венька Смирнов и Вячеслав Морозов, которые как раз проезжали на велосипеде мимо Баранкинского дома, направляясь на субботник в школу. Вячеслав, сидевший на багажнике, сзади, присвистнул и сказал:

— Сбежали всё-таки!..

А Смирнов так нажал на педали, что Морозов чуть не слетел с багажника.

— Надо сообщить Фокиной! — крикнул Венька Смирнов. — Одни, значит, должны вкалывать, а другие заниматься бегом ради жизни!..

Тем временем Баранкин и Малинин успели оглядеться по сторонам, и убедившись, что среди бегущих с ними рядом мальчишек и девчонок нет знакомых физиономий и никто им ничем не грозит, успокоились ещё больше. Баранкин обратил внимание на то, что все вокруг бегут по-разному. Одни молча и сосредоточенно. Другие про себя что-то тихо напевают. Две женщины, одна маленькая и толстенькая, другая длинная и худая о чем-то переговаривались. Баранкин, который не только сам не любил ничего делать молча и за словом, как известно, в карман не лез, любил и послушать, о чем говорят другие. Поднажав, он очутился почти что рядом с говорящими гражданками, за ним подоспел и Малинин. Тут же они услышали, как одна сказала другой:

— У моего мужа есть целая палка вырезок и статей о пользе бега… ну улучшается кровообращение, это во-первых, во-вторых, усиливается обмен вещёств!.. Так!.. В-третьих, оживляется умственная деятельность!..

— Малинин! - сказал Юра, — ты слышишь, что занятия бегом делают с человеком?..

— Слышу, — ответил Малинин.

— Так могли ли мы с тобой, Малинин, начать заниматься исправлением двойки, не оживив свою умственную деятельность бегом?! Не могли!.. Это было бы безграмотно!

— Конечно, безграмотно, — подтвердил Малинин.

— Значит, — продолжал Юра, — мы с тобой не сбежали, а что?..

— Значит, мы с тобой, Баранкин, не сбежали, — подхватил Костя, — а решили перед занятием оживить свою умственную деятельность!

— Точно, — подтвердил Баранкин, с удовольствием работая ногами и головой, конечно.

— А когда кончится это оживление, неужели придётся сесть за учебник? — печально, но с надеждой на что-то, вздохнул Малинин.

— Плохо ты знаешь Баранкина, — ответил Юра, — может нам с тобой, чтобы окончательно оживить нашу умственную деятельность надо пробежать не один такой маршрут, а двадцать или даже тридцать. Будем бежать дней пять или четыре…

— Так ведь через четыре дня кончится учебный год?! — подсчитал в уме Малинин.

— Ну, а мы с тобой что ли виноваты, что он кончится? — лицо Баранкина раскраснелось, глаза сверкали, светлые волосы подпрыгивали на голове в такт бега.

— Это ты здорово придумал! — сказал Малинин, — чтобы бежать до конца учебного года!.. А где силы возьмем? — спросил Малинин.

— Как это где?.. Есть какое-то индийское племя, которое может бежать без передышки целую неделю… А мы что, хуже, их, что ли?.. Четыре дня, да с отдыхом, продержимся!..

— Факт, продержимся!.. — На радостях Костя прибавил ходу и догнал двух симпатичных девочек. Баранкину это не понравилось, но чтобы не потерять своего друга из виду, он тоже наддал и легко настиг Костю. Теперь Малинин бежал рядом с девочками, слева, а Баранкин справа.

— Представляешь, — сказала девочка справа, — вот здесь вытачка, — девочка показала рукой на шею, — а здесь в облипочку, — и правая девочка показала на талию.

Левая девочка подумала и сказала:

— В облипочку мне не пойдет, у меня талии совсем нет!..

Малинин чуть отстал и посмотрел на левую девочку со спины. Талии у неё действительно не было.

— Меньше пирожных надо есть, — сказал Костя, снова поравнявшись с двумя модницами.

А Баранкина этот разговор даже разозлил:

— Это бег ради жизни! — сказал Юра, — а не ради журнала мод!.. Здесь вырезка!.. Здесь приталено!.. — передразнил он девчонок, и тут же скомандовал, прибавляя ходу, — жми, Малинин! Нажимай, Малинин!..

Друзья поднажали в который раз и метров через двадцать очутились рядом, судя по непонятному разговору, с двумя научными работниками.

— Семён Пафнутьич, — сказал на бегу профессорского вида мужчина с бородой в форме веника, — а не организовать ли нам в институте кружок бега ради решения научных проблем?

— Не понял? — ответил на бегу второй мужчина тоже профессорского вида, только с бородой в форме лопаты.

— Я прошлый раз на бегу решил одно уравнение, которое, казалось, не решу никогда! — Ученый стал сыпать такими непонятными цифрами и словами, как будто бы он был не обыкновенный человек, а инопланетянин.

— А вот эту задачу, — продолжал дядя с бородой веником, — решить не могу даже на бегу! — и он снова стал сыпать непонятными словами и цифрами, — но чувствую, что через два-три бега я и её решу…

От всего этого у Малинина сразу же заболела голова и он хотел было тотчас оторваться от учёных, но Баранкин успел схватить Малинина за рукав.

— Подожди, — сказал Юра, — кажется я вроде этого профессора, тоже готов сейчас решить задачу по математике!

— Не может быть?! — усомнился Малинин.

— Может! — подтвердил Баранкин и на глазах изумленного Малинина приступил к делу:

— Значит, какое там было условие?.. — слова задачи стали отскакивать от зубов Баранкина, как горох от стенки: ребята пололи на пришкольном участке клубнику. Один из них прополол в два раза больше, чем другой, а третий прополол 8 рядов. Сколько рядов прополол первый мальчик, и сколько второй, если все трое пропололи 26 рядов?

Пересказав условие задачи, Баранкин спросил Малинина: "Ну, как будем решать?.. С иксами, или с частями?.."

Малинин подумал и сказал:

— Мне помнится, что Михал Михалыч что-то про иксы говорил.

— С иксами, так с иксами, — согласился Баранкин, — мне сейчас чем труднее условие задачи, тем легче её решить! И как это я раньше не понимал этого!? Тут же всё просто! Сколько прополол рядов первый мальчик — примем это за "x", — начал решать Баранкин.

— А второй в два раза больше — значит 2x", — подхватил Малинин.

— Точно! Соображаешь, — похвалил Баранкин. — Итого, имеем x+2x получаем Зx. Кумекаешь, к чему идёт?

— К ответу идёт, — догадался Малинин.

— Не к ответу, а к уравнению идёт, понял? — спросил Баранкин.

— К какому? — спросил Малинин.

— К очень простому, — сказал Баранкин, — x + 2x + 8 = 26, значит, в итоге получается, что 3x = 26 — 8 и…

— И 3x = 18, - подхватил Малинин и хором с Баранкиным закончили:

— Значит икс равен чему?

— Ответ. Проще пареной репы, — сказал Баранкин.

— Математика — гимнастика ума, сказал Суворов, — раздался за спиной чей-то знакомый голос.

Баранкин с Малининым оглянулись и увидели бегущего по пятам за ними Вадима Котова — лучшего физкультурника из их класса. То, что он их увидел и догнал — это было Баранкину неприятно, а то, что они при свидетеле уже почти решили задачу по математике — это его вполне устраивало.

— Да, я сейчас любую задачу могу решить! — самоуверенно сказал Баранкин. — Пусть профессор скажет мне, что у него не получается с какой-то задачкой?! Я ему сейчас всё дорешу!.. — Говоря всё это, Баранкин действительно чувствовал в уме какое-то невероятное просветление, которого он ещё не испытывал ни разу в жизни. — Где профессор? Дайте мне этого профессора! — чуть не на всю улицу закричал он и обернулся на бегу.

Но оказалось, что бородатые дяди уже сошли с дистанции. Один из них шёл прихрамывая вдоль обочины дороги. Другой, подойдя к нему, присел на корточки и что-то чертя палочкой на земле, стал объяснять своему коллеге.

Баранкин посмотрел на Котова, но его тоже не оказалось рядом, тот, оказывается, прибавил скорость и затерялся среди бегущих.

— Тогда давай закрепим решение, — предложил Малинин.

— Давай, — пыхтя и как-то вяло согласился Баранкин, но вдруг в его глазах промелькнул не то чтобы испуг, а что-то вроде замешательства. Он не мог вспомнить не только решение задачи, но и саму задачу. — А ты помнишь условие задачи? — растерянно спросил Баранкин Малинина.

— Я уже ничего не помню, — сказал Малинин.

— И я тоже ничего не помню, — удивился Баранкин. — Почему же тогда мы на бегу вроде бы уже почти решили задачу? Или это нам только показалось? — ещё больше удивился Баранкин.

Малинин пожал плечами, а Баранкин за него ответил:

— Нет, не показалось! Просто мы так быстро нашли решение задачи, наверное, потому, что мы бежали в биополе двух ученых! Значит, чтобы в школе нам решить снова эту задачу, нужно, чтобы за партой с нами сидели эти профессора с их двумя биополями!.. Эх, не догадались у них взять адреса!..

— Может нам попросить Михал Михалыча, пробежать вместе с нами эту дистанцию, у него ведь тоже должно быть биополе. И мы в его присутствии её снова решим? — предложил Малинин.

— Михал Михалыч с нами не побежит, у него недавно инфаркт был, — сказал Баранкин.

Не знаю до чего бы договорились два друга, если бы в это время не показались двое мальчишек из их класса. Это были снова Венька Смирнов и Вячек Морозов. Они катили на велосипеде за кюветом асфальтовой дороги и торопливо сообщали информацию Баранкину и Малинину: "Группа отличников по физкультуре нашего класса уже догнала последних участников кросса и приближается к вам!.."

— И вообще, почему вы бежите в эту сторону, — крикнул им Вячек Морозов. — Финиш кросса же проходит мимо нашей школы. Вас там Фокина быстренько выловит.

— А куда же мы бежим, действительно? — спросил Юра Костю.

— Не знаю, — ответил Костя.

— Как это не знаю? — сказал Юра. — Я же просил тебя изучить маршрут.

— Я его просмотрел, — оправдывался на бегу Малинин.

— Именно, что просмотрел, — передразнил его Юра.

Неостановимый поток физкультурников бежал по улице нового строящегося микрорайона Москвы, где ещё сохранились домики полудеревенского вида. Прячась, как казалось Баранкину и Малинину, от настигающих их школьных преследователей, они изо всех (последних) сил, лавировали среди бегущих. Дорога шла как раз под уклон. Бежать стало легче, поэтому не только Баранкин и Малинин, но и все бегущие увеличили темп бега. И вот на резком повороте дороги, оставив между собой и преследователями немало пыхтящих бегунов, на полном ходу Костя и Юра словно катапультировались из толпы бегущих и не снижая скорости, а наоборот, убыстряя её, они влетели в открытую калитку какого-то домика. Они вихрем проскочили мимо конуры, из которой торчала огромная голова оторопевшего пса, и… не в силах остановиться, Баранкин врезался в высокую поленницу дров, проломив её надвое, так, что она осыпалась вся! Малинина же, лично зацепившегося левой ногой о лежавший на земле камень, понесло рыбкой влево с распростертыми вперед руками. При этом полете он успел сбить на лету два стула и стол, на котором судя по тому, что летело в воздухе, стоял салат из помидор и огурцов, селедка, колбаса, нарезанный хлеб. Уже, падая на землю, Малинин услышал звон разбитого стекла.

Наступила гнетущая тишина. Оба друга лежали неподвижно на земле, один из них смотрел в землю (Малинин!), а другой в голубое московское весеннее небо (Баранкин). Лежали они молча. И неизвестно, сколько бы они молчали, если бы с крыльца домика не раздался громкий мужской голос:

— А, тимуровцы! Долго же я вас ждал!

СОБЫТИЕ САМОЕ ЧЕТВЕРТОЕ. Чем дальше в лес, тем больше дров в полном смысле этого слова

В ушах Баранкина ещё стоял звон разбитой посуды, грохот рассыпающейся поленницы, и всё это перекрыл громкий лай собаки, которая всё ещё продолжала рваться с цепи, скалить зубы и ругаться на своем собачьем языке.

— Перестань, Чёрт! — сказал мужчина, — неужели ты не видишь, что это свои!.. Тимуровцы!..

Баранкин посмотрел на мужчину. Мужчина был лысый, с зачёсом волос слева направо, толстый, с выпирающим животом, отчего брюки его на спине задирались вверх, а на животе сползали вниз. Рукава рубахи были закатаны до локтей, обнажая здоровенные загорелые руки. Баранкин, лёжа перевел глаза на собаку и убедился, что она действительно похожа на чёрта. Черная, шерсть в завитках, а уши, как рога, торчат. По команде хозяина собака с неудовольствием перестала лаять.

— Я-то всё думаю, куда эти тимуровцы подевались? Хоть бы один, думаю, пришёл и помог бы больному человеку… — Мужчина постучал себя в грудь кулаком и для дела кашлянул.

— А вы, дядя, болеете? — спросил Баранкин, приподнимаясь.

— Всё время болею, — подтвердил мужчина, потом подмигнул Баранкину и добавил: — за "Спартак"!.. — и захохотал, хоть уши зажимай, — так, так… Ты, — приказал он Баранкину, — поленницу собери, а ты, — сказал он Малинину, — закуски подбери!.. Я врача жду, а вы мне всю мою визитную карточку испортили!.. Ну как, деньгами будете возмещать убытки или работой?

Юра и Костя озабоченно переглянулись.

— У нас денег нет, — сказал Баранкин уныло.

— Сила есть, денег не надо, — сказал мужчина, — значит, будете отрабатывать… Кто что нарушил, тот то и возродит…

Баранкин и Малинин вместе, как по команде, поднялись с земли и, поглядывая искоса на собаку, которая почему-то очень внимательно следила за их движениями, принялись за работу. Баранкин собирал раскатившиеся по двору поленья, а Малинин сметал в совок остатки разбитой посуды, разбросанную и валявшуюся на земле закуску. Баранкин оглядел парники и высокий забор за ними, собаку на цепи, ручищи незнакомого дяденьки с закатанными по локоть рукавами и подумал: "Тут не сбежишь!" Ту же самую мысль можно было прочитать на лице Малинина.

— Прямей клади! — приказал мужчина Баранкину, скрываясь в сарайчике.

Толстые поленья, ещё не просушенные солнцем, были тяжёлые-претяжёлые. Одно сорвалось и ударило Юру по ноге.

— Хи-хи-хи-хи-хи! — раздалось вдруг откуда-то сверху.

Баранкин задрал голову и увидел на толстенном суку тополя, росшего на соседнем дворе, мальчишку рыжего и в веснушках, как яйцо кукушки. Он хихикнул тонким девчачьим голосом, прикрывая рот ладошкой, зубов передних, наверное, не было. Смех был ехидный, как перец.

— Ты созрел? — спросил его после паузы Баранкин.

— В каком смысле? — спросил рыжий, переставая хихикать.

— В прямом, — ответил Баранкин.

— Может созрел… — ответил неуверенно рыжий.

— Тогда сам упадёшь с дерева или тебе помочь? — намекнул грозно. Баранкин.

Рыжий подумал, а потом спрятался за ствол тополя. Баранкин и Малинин снова вовсю запыхтели над домашним заданием. Мужчина зачем-то выкатил из сарайчика детскую коляску, затем критически оглядел сделанную Юрой и Костей работу.

— Молодцы, тимуровцы! — похвалил он.

— Да, не тимуровцы мы, — сердито заявил Баранкин. — Не тимуровцы!..

— Раз помогаете, значит, тимуровцы, — сказал мужчина.

— Тимуровцы, это которые добровольно и сознательно, — сказал Малинин, — а мы помогаем не добровольно и ещё от сознания, что нанесли вам материальный ущерб…

— Правильно рассуждаешь, — сказал дяденька и, вручив Косте метлу, приказал, — дорожку подмети!

Пот с Баранкина лил в три ручья, у Малинина работа была попрохладнее. Он махал метлой больше для того, чтоб поднять ветер.

— Мы и права-то не имеем быть тимуровцами, — продолжал разглагольствовать Костя, — мы плохо учимся, — пояснил он. — И вообще…

— Это плохо, — сказал мужчина, закуривая, — хуже двоек ничего нет на свете… Я, например, всегда любил получать пятёрки, семёрки… И даже десятки!.. Ха-ха-ха! — закатился дяденька так громко, что Малинин чуть уши не заткнул.

— Таких отметок в школе нет, — сказал Костя.

— В школе нет, а на базаре есть!.. — Соображаешь, — повертел он пальцем у виска, обращаясь к Баранкину, и снова громко засмеялся. — Ну-ка, грамотеи, отдохните чуток и сосчитайте-ка мне, сколько пятерок можно заработать на этой коробочке?.. — Дяденька взял со стоявшей рядом со столом тумбочки, которую Малинину не удалось опрокинуть при падении, картонную упаковку с надписью "Плоды Фенхеля" и прочитал: — "Применяется при заболеваниях верхних дыхательных путей как откашливающееся средство". Где я беру это средство?

Баранкин и Малинин молча глядели на мужчину.

— В аптеке! А почему я его беру в аптеке? — продолжал мужчина, — потому что он у меня в парниках не растет. А за сколько я его беру?

Баранкин и Малинин продолжали молчать.

— За 18 копеек. А за сколько продаю, между нами тимуровцами говоря? За 20 копеек десертную ложечку!.. А почему другие-то не покупают не в аптеке, когда кашляют, а покупают у меня? Потому что, как сказал Александр Сергеевич Пушкин: "Мы ленивы и не любопытны"… Не ленив и любопытен только наш участковый, но мы уж как-нибудь обведем его вокруг пальца…

— А сколько же вы зарабатываете на этой коробочке? — спросил Малинин.

— А вы мне, дружки, сами решите эту задачку.

— Коробочка стоит 18 копеек, — сказал Малинин. — А ложечка 20 копеек.

— Сейчас сообразим, — сказал Баранкин. — Нужно узнать, сколько ложечек в коробке…

— И помножить на 20 копеек, — добавил Малинин.

— Правильно, — сказал дяденька, — считайте и умножайте.

Баранкин и Малинин занялись подсчетом, больше всего под видом отдыха. Для этого они стали ложечкой пересыпать очень медленно содержимое коробочки на бумажку и считать ещё медленнее количество ложечек.

— Получилось, — сказал Баранкин, — 250 ложечек.

— Умножаем на 20 копеек, — подхватил Малинин, — итого 50 рублей.

— Молодцы! Правильно подсчитали! А на базаре сами убедитесь в этом…

— Как на базаре? — начал было удивляться Костя.

— А так, — сказал мужчина, — будете помогать сегодня весь день мне, а пока — продолжим тимурленцию дальше!

Баранкин и Малинин переглянулись. Они думали, что они свое отработали, а тут этим даже и не пахло. Мужчина снова ни с того ни с сего засмеялся. Когда он перестал смеяться, Баранкин сказал:

— Вам с вашим смехом в цирке можно выступать!..

— А что?! Я и в цирке могу: «Ха-ха-ха»!

В перерывах между раскатистым "ха-ха-ха!" откуда-то снова стало доноситься ещё и тихое, но пронзительное "хи-хи-хи!". Баранкин взглянул на тополь, но там никого не было. Тогда он осмотрел забор. В щели светился светло-зеленый, как огонек такси, глаз рыжего парнишки.

— Ты сам смотри, не обхихикайся, подслушник! — предупредил Баранкин, спрятавшегося за забором рыжего мальчишку. Тот замолчал.

— Сначала сходите в магазин, — продолжал командовать мужчина, — вон на той стороне улицы. Потом со мной на базар пойдёте, поторгуете, а я вам за это дам комиссионные на мороженое. Сейчас я вам напишу записочку тёте Рае и что купить… — и стал писать. Потом протянул список поручений Баранкину и дал ему же деньги. — Вам там это самое, когда отпускать будут, так вы тихо шепните продавщице "для дяди Жоры!".. Все припасы привезете в этой детской коляске — надёжно, выгодно, удобно, и никто не видит, что везёте.

Когда они выкатили детскую коляску за калитку, за их спиной раздалось снова этакое ехидное «хи-хи-хи», Баранкин обернулся. Веснушчато-зеленоглазый паренёк высунулся из-за полуоткрытой калитки и спросил:

— Вам не надо на прокат мою маленькую сестрёнку? Уж больно любит кататься в коляске?.. — Сказав это, он снова прикрыл свой рот без передних зубов и начал свое: "хи-хи-хи!"

Баранкин вспомнил, что его отец читал как-то книгу под названием "Убить пересмешника", и найдя, что момент вполне подходящий, сказал:

— Убить пересмешника!..

— Сейчас? — спросил Костя.

— Немного погодя, — разъяснил Юра.

Рыжий парень перестал смеяться и, хлопнув дверцей калитки, спрятался.

— Усатый нянь!.. — донеслось из-за забора.

Малинин мрачно толкал перед собой детскую коляску. Баранкин шёл, глядя себе под ноги.

Бегство, которое ещё недавно представлялось им полным радостных наслаждений, вдруг стало оборачиваться какой-то неприятной и непонятной стороной. До магазина дошли молча. Постояв некоторое время возле Гастронома, Баранкин вдруг решительно направился к магазину «Диета», что находился рядом с гастрономом.

— Может сбежим? — предложил Малинин,

— Не имеем права, — сказал Баранкин, — у нас чужие деньги, раз!. Мы человеку весь стол испортили, два!.. Читай, что он там написал.

Малинин развернул бумажку и стал читать вслух про себя.

— Тут же список для Гастронома, а мы с тобой зашли в Диету, сказал ничего не понимающий Малинин.

— Соображай, Малинин! Соображай!.. Что взрослые говорят всё время?.. Что курить папиросы вредно, что пить вино тоже вредно, что даже колбасу есть и то вредно!..

Малинин стал соображать, но так ничего путного и не сообразил. Это Баранкин понял по выражению его лица. Он стоял словно у доски, ожидая подсказки. Баранкин сжалился над ним и стал подсказывать:

— Ну, что полезно? Что полезно? Что пить полезно?.. Ну?.. Мону?.. ло-… ну?.. ко…

— А, — обрадовался Малинин, — молоко полезно пить! И кефир!.. И творог!.. И…

— Догадался! Наконец-то!..

— Школа Баранкина! — продолжал радостно Костя.

— Только не выходи из бюджета.

— Да, знаю, — сказал Малинин и, достав из кармана куртки фломастер, стал подсчитывать. При этом он шевелил губами, морщил лоб, тер затылок и наконец-то выдохнул:

— На деньги дяди Жоры мы можем купить: 12 бутылок кефира! 10 пакетов молока! 500 г. творога, 600 г. сметаны, 2 десятка яиц диетических, 2 коробки смеси «Малыш», 3 хлеба «Здоровье».

— Ну, Малинин, — сказал, улыбаясь, Юра, — Михал Михалыч за такое решение задачи поставил бы тебе пять с плюсом. Иди плати.

Заплатив в кассу, Малинин встал в очередь с длинным, как галстук чеком.

— Да, пропустите мальчика без очереди, они же с ребеночком, сказала какая-то сердобольная тетя.

— Ах, какие замечательные мальчики! — восхитилась другая, — И ребенка нянчат и по хозяйству помогают!.. Идите без очереди, не стесняйтесь!

— Ничего, — сказал скромно Баранкин, — мы не торопимся.

Юра сказал правду, они и впрямь не торопились снова увидеть дядю Жору. Ещё Юра подумал: "Только бы ребят из школы случайно не встретить с этой дурацкой коляской…"

Минут через тридцать-сорок Баранкин и Малинин вкатили коляску через калитку во двор. Собака со страшным именем «Чёрт» мрачно посмотрела на них и что-то прорычала на своём собачьем языке, себе под нос.

— Молодцы, тимуровцы, — сказал дядя Жора, — честно говоря, я думал вы сбежите!..

Баранкин и Малинин стали молча выгружать содержимое коляски на стол. Сначала хлеб «Здоровье», затем, звеня бутылками, бесконечный кефир… и всё остальное… Первым своё «хи-хи-хи» завёл за забором конопатый мальчишка. Чем больше выгружал Малинин диетического питания на стол, тем громче становилось его хихиканье. Вслед за конопатым мальчишкой захохотал дядя Жора. Лицо его от смеха покраснело, жилы на шее надулись. Следом за дядей Жорой развеселился Малинин, а за ним и Баранкин. Костя, будучи натурой артистической, извлекал из себя то "хи-хи-хи!" рыжего мальчишки, то дядижорины оглушительные "ха-ха-ха!" Один Баранкин смеялся не выпендриваясь, а как обычно. Но в общем-то каждому всё это было по-своему смешно, поэтому хохотали все от души. Первым перестал смеяться дядя Жора. Оборвав смех, он грозно произнёс:

— Что вы попали во вредный цех — намек понял, — сказал он, сделав ударение в слове «понял» на последний слог. Но эту молочную требуху придётся отработать в двойном тарифе!.. Ну-ка, пилу в зубы и на лесопилку, шагом марш!.. — скомандовал он по-военному.

— Баранкин, — тихо спросил Малинин, покорно направляясь к козлам, на которых лежала толстая чурка, а из чурки торчала пила с зубьями, как у акулы, — это что же получается?!. Получается, что чем дальше в лес… действительно тем больше дров… в полном смысле этого слова?!

— А ты, что думал, этот дядя Жора тебя за этот кефир по головке погладит? — спросил Баранкин Костю.

Лицо мужчины из круглого после смеха сделалось каким-то продолговатым, и сам он словно бы прямо на глазах похудел. Не успели друзья, по словам дяденьки "взять пилу в зубы" и приступить к пилоразработкам, как за калиткой раздался чей-то строгий и сердитый голос:

— Ты что же это, Пчелков, долго ещё будешь детский труд эксплуатировать?

Дядя Жора, Баранкин и Малинин как по команде повернули свои головы. За забором стоял милиционер, и хотя дядя Жора был совсем взрослый мужчина и даже уже старый, по понятиям Баранкина и Малинина, всё равно мужчина в милицейской форме смотрел на него даже похуже, чем Михал Михалыч смотрел на Баранкина и Малинина, когда они стояли у доски с невыполненным домашним заданием.

— Так ведь, товарищ участковый, это же не просто дети, это же тимуровцы!.. Сами пожаловали в гости! Я им говорю: ребята, говорю, не надо!.. Я говорю, сам! А они: "У нас, говорят, дядя, общественное, говорят, поручение!.." Силком пилу отняли! Товарищ участковый! Просто вырвали из рук!..

— Это с чего же тебе должны тимуровцы помогать? — грозно улыбаясь, засомневался милиционер. — Это почему же за тебя должны работать другие?! Ты ведь и за себя работать не хочешь. Со старой работы ты когда ушёл? Месяц тому назад, ты ушёл со старой работы. А на новую устроился?!.. Нет, не устроился!.. — продолжал прорабатывать дядю Жору участковый милиционер.

— Так я же болею, товарищ участковый, — попробовал защититься дядя Жора.

— Знаю! За «Спартак» болеешь!..

— Баранкин, скажи милиционеру, чтоб он приказал покормить нас, — зашипел аппетитно, как картошка на сковороде, Малинин. У него появилась надежда восстановить хоть как-то так глупо истраченные силы на какого-то подозрительного дядю Жору. Баранкин свирепо взглянул на Костю в смысле, мол, не стыдно попрошайничать. Тем временем, участковый всё продолжал читать нотацию толстому дяде Жоре, — и на базаре продолжаешь спекулировать! В аптеке покупаешь анис коробками, а продаешь десертными ложечками!.. Учти, Пчелков!.. Особенно насчет градусов…

— Да, что вы, — сказал дядя Жора, внезапно отходя от стола, так, чтобы участковому милиционеру был виден стол, на котором красовалось множество бутылок с кефиром, пакеты с молоком и прочая диетическая пища. — Обижаете, товарищ начальник, обижаете!..

— Баранкин, — снова зашипел скороговоркой Малинин, — скажи участковому, чтобы он приказал… — и не договорив, осёкся — Баранкин показал ему кулак.

Именно в это время, когда милиционер с искренним удивлением смотрел на стол, заваленный диетическими продуктами, а Малинин подумал "Вот тебе и насолили дяде Жоре!..", именно в эту минуту Баранкин увидел на круто поднимающемся шоссе, по которому они бежали недавно с Малининым, группу велосипедистов… "Меня с Малининым ищут!.." мелькнуло в голове у Юры. "А кто донёс, что мы здесь? Венька Смирнов мог увидеть, как мы с Костей с разбегу врезались в дядижорину калитку!.. Он и донёс!.."

Тем временем наступил черед засмеяться участковому милиционеру.

— В цирке что ли будешь с этим кефиром выступать?! - залился участковый, веселясь от души, настолько, вероятно, это было несовместимо: кефир, молоко, сметана и дядя Жора, — ну, насмешил!.. Всего я от тебя ожидал, Пчелков, только не этого!.. — у милиционера на глазах даже слезы выступили. — А ну, домой, пострелята! — сказал милиционер, — нашли кому помогать! Тимуровцы!..

Глядя на стремительно приближающихся велосипедистов во главе с Мишей Яковлевым, Баранкин и Малинин вылетели из калитки как ракеты "земля-земля"!… провожаемые хихиканьем всё того же конопатого соседского парнишки. Пригибаясь, как солдаты под огнем, они выскочили за калитку и юркнули в трубу теплоцентрали, которую невдалеке сгрузили строители, на глазах веснушчатого соседского мальчишки. Перед тем, как скрыться в чреве трубы, Баранкин успел погрозить кулаком рыжеволосому и сказать:

— Толчок в 8 баллов по шкале Рихтера за мной!.. — и скрылся в темной прохладе трубы.

Оглянувшись в жерле трубы, Баранкин увидел как участковый милиционер быстрым армейским шагом скрылся за поворотом улицы. Малинин хотел было рвануться к противоположному выходу из трубы, но Баранкин удержал его за руку. Голоса мальчишек из поисковой группы на велосипедах быстро приближались… Что случилось затем, можно было только догадаться по тем звукам, которые влетая в жерло трубы, усиленно отдавались в ушах Баранкина и Малинина.

— Куда ты рулишь?! Куда ты рулишь?! — завопил, судя по голосу, Игорь Кукин.

— Да, на меня Яковлев наехал!.. — заорал в ответ Жора Романов. Потом Кукин закричал на Яковлева: "Очкарик! Ты что это идешь на таран?!"

На что последовал ответ Яковлева:

— Да, я очки потерял!!

Затем послышались визг тормозов, глухой удар чего-то обо что-то, свирепый лай собаки, звон разбитой посуды, глухой стук развалившейся поленницы… Тишина и громкий голос дяди Жоры:

— А я-то всё думаю, куда это тимуровцы подевались, хоть бы один, думаю, пришёл и помог бы больному человеку.

Наступила пауза.

— Ну, что, — продолжал голос дяди Жоры. — Деньгами будете возмещать ущерб или отработаете?

Молчание продолжалось.

— Сила есть, — сказал дядя Жора, — денег не надо!.. Значит, будете отрабатывать!..

И на эти слова дяди Жоры никакого ответа не последовало.

— Одним словом, молчание — знак согласия. — Это тоже договорил невидимый голос дяди Жоры.

И после этого раздалось знакомое Баранкину и Малинину «хи-хи-хи» конопатого мальчишки-соседа. Баранкин и Малинин выскочили из трубы, словно ими выстрелили из неё, и скрылись в последующей трубе, лежащей в нескольких метрах от первой.

СОБЫТИЕ САМОЕ ПЯТОЕ. Киностудия "Нос — фильм"

Убедившись, что поисковая группа во главе с Мишей Яковлевым попала точно в такую же ситуацию, в какую совсем недавно влипли Баранкин и Малинин, два дружка, перебегая из одной трубы в другую, удалялись всё дальше от дядижориного домика, пока примерно в десятой или одиннадцатой трубе они решили перевести дух… Прислонившись спинами к шершавым цементным стенам, Юра и Костя долго просто учащённо дышали и все. Когда отдышались, Баранкин неожиданно спросил:

— Где днём темно, как ночью?

Костя подумал малость и сказал:

— Под землёй, конечно.

— Под землёй, — передразнил его Баранкин, — скажи ещё в муравейнике!.. В муравейнике, конечно, тоже темно, но как туда влезть?

— Ещё в киношке, — продолжал размышлять Малинин, — там тоже не светло…

— Так бы сразу и говорил, — обрадовался Баранкин Костиной догадливости. — В кино можно провести полтора часа в полной безопасности…

— Значит, в кино? — спросил Малинин.

— Значит, в кино, — согласился Баранкин, — лучше всего прятаться под самым носом, где меньше всего ждут, — продолжал размышлять он.

— Точно, — согласился Малинин, — если не прятаться, вообще не найдут…

Эта мысль показалась Баранкину уж чересчур противоречивой, поэтому он не поддержал её, тем более что на самой остановке тролля (так Малинин называл троллейбус) он заявил:

— Мимо школы будем ехать… Как бы не схватили… — слова он вообще-то произнёс нормальные, но сказал их как-то ненормально, словно бы с какой-то надеждой и даже мачтой, что их действительно схватят…

Баранкин посмотрел на дружка с подозрением, но сказать ничего не сказал. Спросил:

— А какой фильм идёт?

— "Не болит голова у дятла", — ответил Малинин.

— А почему она у него не болит? — заинтересовался Баранкин.

— Потому что у него не голова, а отбойный молоток, — пояснил Малинин.

— Ты, Малинин, вот что, ты, пожалуйста, дятлов не задевай, сказал неожиданно резко Баранкин.

— Почему это "не задевай"? — удивился Малинин.

— А потому что фашистам повезло, что я родился после войны…

— А если бы ты родился до войны, то что бы было?..

— Что? Что?.. Я бы из всех, я бы из всех дятлов разведчиков радистов сделал!.. И чтоб они долбили по дереву не просто так, а по азбуке Морзе!.. Представляешь?.. Дятлы сидят на деревьях над немецкой передовой и передают нам, где у немцев пушки и сколько их!.. Где пулемёты!.. Сколько на передовой солдат и какие части подтягиваются!.. — Баранкин продолжал ещё что-то говорить, а Малинин смотрел на немошевелящиеся губы своего дружка и представлял его на экране документального фильма вместе с маршалом Жуковым и даже слышал дикторский текст: "…теперь, когда война закончилась нашей победой, можно рассказать и о том "секретном оружии", которое у нас появилось и очень помогло нам на последнем этапе войны. Мы имеем в виду пернатых птиц — разведчиков, которыми командовал младший лейтенант Юрий Баранкин!.. Затем Малинин ярко представил себе некоторые эпизоды из жизни дятлов-разведчиков и радистов и в восторге от всего, что ему представилось, крикнул:

— Качать Баранкина! — Но подбросить Юру в воздух один Малинин конечно, не смог бы, тем более, что троллейбус уже приблизился к школьному садовому участку, на котором должен был работать и их класс и параллельный. Поэтому, проезжая мимо этого исторического места, Баранкин не только не взлетел под крышу троллейбуса, но вынужден был даже присесть на полусогнутых ногах, так, что со стороны улицы из окна были видны только Юрина макушка и его глаза, разглядывавшие стройплощадку.

Странная картина представилась глазам двух друзей: кто загорал, кто играл в бадминтон, кто читал, несколько девчонок бегали с сачками в руках и ловили бабочек!?

— Хороши, работнички! — сказал Малинин.

— Чтобы ни делать, лишь бы ничего не делать! — согласился Баранкин.

До кинотеатра они добрались без особых приключений, никто из тех, кто знали Баранкина и Малинина в лицо, не вошли в троллейбус и не вышли из него…

Баранкин и Малинин собирались уже занять свои места в гуще любителей кино, когда в зрительном зале появились Марина Веткина и Оля Захарова в противоположном проходе, озираясь по сторонам. Баранкин согнулся по-старушечьи.

— За мной! — сказал он Малинину, направляясь в полусогнутом положении к киноэкрану, ещё закрытому от глаз зрителей декоративным занавесом. Прошмыгнув короткой лестницей, ведущей на просцениум, они сначала притаились за зачехленным пианино, а затем и спрятались за экраном. Вокруг было темно, только сверху падал тусклый свет, освещая пустые холсты, натянутые на рамы (видно здесь работали художники), и ещё Юра разглядел длинную раздвижную лестницу, стоявшую у края экрана.

Баранкин тут же взгромоздился чуть ли не на самый верх и через щель заглянул в зрительный зал. В щелку между экраном и порталом сцены Баранкин рассмотрел, как шныряли по рядам Марина Веткина и Оля Захарова, при этом они о чём-то между собой спорили. Судя по лицам, одна доказывала другой, что она видела своими глазами Баранкина и Малинина, а другая спрашивала: "Если ты их видела, то где же они?!."

— Ну, конечно, — возмутился Баранкин, — нас с тобой они разыскивают, а Коренев и Тулин сидят у них под самым носом и они этих дезертиров не замечают.

Коренев и Тулин действительно сидели как ни в чём ни бывало в третьем ряду и даже ничуть не прятались от Марины Веткиной и Оли Захаровой.

Наконец, порыскав по всему залу, Марина и Ольга очутились перед самым первым рядом и повернулись спиной к экрану. Ольга подняла вверх руку. Шум в зрительном зале стих настолько, что Марина могла громко и внятно прознести:

— Ребята! — сказала она. — Здесь среди вас находятся, точнее сказать прячутся, два типа, которые сбежали от учебы и от труда и тем самым предали своих товарищей и интересы своей школы!!! Если им стыдно, пусть они поднимутся и выйдут из зрительного зала!..

После небольшой паузы с предпоследнего ряда поднялись двое и пошли к выходу,

— Так, — сказала Марина, — но это не те типы, это другие! Тех так просто не возьмешь!.. В то время, как мы там…

— Вы здесь, а не там… между прочим, — сказал громко из-за занавеса Баранкин. Голос его покувыркался под потолком и с непонятного направления достиг ушей Оли и Марины. Голос в одно и то же время показался им знакомым и незнакомым.

— В то время, как мы там! — с пафосом повторила Марина и замерла. Загадочный голос снова зазвучал в зале. Он сказал:

— Какое уж "мы там?".. Ты же здесь, — сказал Баранкин.

Марина снова несколько растерялась:

— Мы там! — повторила она, но уже без всякого пафоса.

— Они там! — снова поправил её Баранкин, — а мы здесь!..

— А как надо говорить? — спросила вконец растерявшаяся Марина.

— В то время, как они там!.. А мы здесь делаем вид, что ищем двух типов по фамилии Баранкин и Малинин!.. И ещё, в то время, как мы здесь, — Баранкин неожиданно замолчал.

— А что мы здесь? — спросила вконец обескураженная Марина.

— А вы здесь, — продолжал посылать свой голос сверху Баранкин. — Наверно ведь останетесь кино смотреть, только честно!..

В зале неожиданно раздался взрыв смеха. Марина и Оля переглянулись, но ничего не сказали.

— Вот сейчас ещё немного поорёте, а потом в темноте преспокойно усядетесь на стулья и будете смотреть картину "Не болит голова у дятла".

— А откуда ты, то есть, вы это знаете? — чуть не плача спросила Марина.

Баранкин молчал, наслаждаясь произведённым впечатлением. В зале продолжали смеяться.

— А кто это с нами разговаривает? — спросила Марина Ольгу.

— Кто?.. Не узнаешь, что ли, голос Баранкина, — ответила Ольга.

— Так это он с нами разговаривал, или только его голос?

— Откуда я знаю? Может он сам, а может только его голос, — сказала Ольга.

— А как же может голос без самого человека разговаривать?

— У Баранкина всё может быть, — сказала Ольга.

В зале стало тихо.

— Баранкин, это ты? — робко спросила Марина.

— Я, — ответил голос Баранкина.

— А где ты?

— Нигде… и везде, — ответил Баранкин.

— Вот и попробуй такого поймать, если он нигде и везде!

— Это вас надо ловить, а не нас, — сказал Малинин. — Вас двое, да вон ещё сидят и ждут начало кино Коренев и Тулин.

— Коренев и Тулин, вы действительно здесь? — спросила Марина.

— Нам стыдно, — ответил Тулин, не поднимаясь с места, — но мы действительно тоже здесь с Петей.

Баранкин заметил, как привлечённая дружным смехом в зале появилась билетёрша. Юра ещё раньше успел заметить, что раздвижная лестница стояла рядом с пожарной, что вела к открытому окну, через которое можно было выбраться на крышу.

— Малинин, за мной! — скомандовал Баранкин.

— А как же это, как же это, — продолжала чуть не плача в зале Марина, — ну, мы с Олей слабенькие… нас поэтому послала Фокина на лёгкие задания, а вы то ведь, вы то ведь…

— Да не переживайте вы, — стал успокаивать их Баранкин, — там всё равно никто не работает!..

В зале раздался свист и топанье.

— Сапожники!..

— Пора кино начинать!..

Здесь билетёрша быстрым шагом направилась к сцене. Баранкин быстро перелез с раздвижной лестницы на пожарную. Малинин повторил его манёвр.

— А зачем туда, а не в зал? — спросил он снизу Баранкина.

— На крыше объясню, — ответил Баранкин.

На нагретой солнцем железной крыше было блаженно тепло и спокойно. Баранкин лёг на спину и зажмурился, как кошка, у которой чешут за ушами. Малинин улёгся с ним рядом, тоже блаженно щурясь.

— А хорошо нам было с тобой жить, Малинин, до нашей Эры… сказал мечтательно Юра.

— До какой, до нашей Эры? — переспросил Костя.

— До Кузякиной, — пояснил Баранкин.

— А, — поняв, о чём идёт речь, сказал Малинин, — и до нашей Зинки Фокиной ещё лучше было. А почему мы в кино не остались? — спросил обиженно Малинин.

— Пусть думают, что в кино был и вправду мой голос, а не я сам, — ответил Баранкин, а потом ещё добавил: — Понимаешь, Костя, если мы с тобой будем сидеть в кино и смотреть фильм, а они будут работать, это будет с нашей стороны несправедливо, а если мы будем лежать на крыше и сами сочинять кинофильм, то мы будем с тобой как бы работать в киностудии, которую я бы назвал «нос-фильм»! Именно «нос», Баранкин приложил растопыренную пятерню пальцев большим пальцем к носу и добавил, — им нос!.. — а нам — фильм!.. Нос — Фильм!.. Первым начинай сочинять ты…

Баранкин потянулся опять, как кошка, и приготовился слушать.

— Жили-были, — начал Малинин, — или вернее, были-жили!.. А точнее жили-были!.. А может всё-таки были-жили?!.

Баранкин слушал эту присказку минут пять, потом спросил:

— Слушай, Малинин, ты сначала выясни для себя: жили-были или были-жили, а потом уже показывай фильм.

Малинин подумал и сказал:

— Честно говоря, я точно не знаю, жили-были или были-жили…

— Тогда заткнись, — сказал Баранкин, — и слушай и смотри, что я тебе расскажу и покажу, только поклянись, что ты никому это не перескажешь!..

Малинин поклялся. Тогда Баранкин достал из кармана спичечный коробок, из коробка достал несколько семечек от яблока, несколько зёрен пшеницы или ржи и несколько ещё каких-то зёрен.

— Мы с тобой, Малинин, родились не на той планете, — сказал задумчиво Баранкин.

— Как это не на той? — заинтересовался Малинин.

— Понимаешь, — начал разъяснять Баранкин, — я уверен, что во Вселенной есть такая планета, где дети рождаются сразу с высшим образованием…

— Как это, как это, как это? — закудахтал Костя.

— А вот так это, так это, так это, — ответил Баранкин, и тут же объяснил "как это, как это, как это" — ты слышал, конечно, такое выражение, когда о каком-нибудь музыканте говорят, что он любовь к музыке впитал вместе с молоком матери? Слышал?..

— Ну, слышал, — сказал Малинин.

— А что такое знания? — спросил Баранкин, и сам же ответил: это биохимический электрический сдвиг в мозгу школьника, а если молоко твоей матери уже заранее обогащено этим биохимическим электрическим сдвигом, то получается, что тебя кормят в общем-то не молоком, а знаниями!.. Вот в коляске, скажем, сидит младенец и сосет из бутылочки обогащённое молоко. Подходим мы с тобой к этому младенцу, которого бабушка-инопланетянка катает в коляске. Подходим мы это и говорим ему: "Агу!" А он поднимается в коляске и сидя спрашивает нас: "Вы дурачки что ли оба?! Я уже среднее образование заканчиваю всасывать, а вы мне "агу!.."

— Так ведь молоко-то может быть ещё и сгущённым, — подчеркнул Малинин слово «сгущённым» интонацией. Малинин сам придумать подобного ничего не мог, но развить любую мысль Баранкина лучше Малинина никто бы так не удосужился. Баранкин подумал и сказал:

— Это идея!.. Сгущённое молоко тянет уже на окончание любого института!..

— Так может это можно и на Земле с молоком сделать? — спросил Малинин.

— Не можно, а нужно! — ответил ему Баранкин.

— Так может ты, Баранкин, — продолжил свою мысль Малинин.

— А кто же, кроме меня!.. — согласился Баранкин. — Не те скорости на земле, не те, Малинин! — заключил Баранкин своё рассуждение.

— Не те скорости на земле, не те, Баранкин, — как эхо отозвался Малинин. Ему стало интересно жить. Когда Баранкин начинал говорить, Малинину всегда становилось интереснее жить, чем когда тот молчал.

— Или вот возьмём урожай…

— Или вот возьмём урожай, — подтвердил Малинин. — А зачем его брать, этот урожай?! — спросил Костя.

— А затем, — ответил Баранкин, — люди посеют пшеницу и овёс, посадят овощи и фрукты… а потом что?..

— Что потом? — спросил Костя себя и Баранкина, но что на это ответить, он не знал.

— А потом люди сидят и ждут, — пояснил Баранкин, — то ждут хорошей погоды, а то дождя… То всё засохло, то всё намокло…

— Точно, — согласился Малинин, — ждут… то всё засохло, то всё намокло…

— А чтобы не ждать, надо, чтобы пшеница и овёс, — Юра достал из кармана снова спичечный коробок, а из коробка опрокинул на ладонь семена пшеницы, овса, яблочные семечки и сказал: — Ты помнишь, у меня на стене висит вопрос "Может ли дерево расти так быстро, как взрыв от снаряда?.."

— Помню, — сказал Малинин.

— В этом всё и дело… Значит в фильме всё должно быть так: я — Баранкин, — бросаю в землю семечко от яблони и у всех на глазах оно моментально вылезает из земли малюсеньким ростком, тут же на глазах превращающемся в куст, куст становится яблоней, на яблоне появляются цветки, затем цветки осыпаются и начинают расти яблоки. Вот они поспевают на наших глазах и вот я, Баранкин, срываю с яблони плод и угощаю своего друга Малинина… Крупным планом на экране твоё улыбающееся лицо! Затем ты с аппетитом уплетаешь яблоко!.. И всё это за каких-нибудь пять минут!..

— И здесь на экране появляется улыбающееся лицо, — сказал Малинин, — улыбающееся лицо Баранкина! И закадровый голос говорит: "Да здравствует сверхобогащённое и сверхсгущённое по системе Баранкина молоко! Ура ускоренным овощам и фруктам по системе Юрия Баранкина! — это Малинин уже крикнул изо всех сил. — Значит, бац и… яблони! Бац и… груши!.. Бац и… помидоры!.. Или виноград! Или персики!.. На экране сеялки сеют пшеницу, а за ними идут комбайны и сразу убирают хлеб!.. И неужели, ты, Баранкин, это всё уже придумал? — спросил Малинин Юру.

— Не всё уже, а только ещё, и не совсем всё, а только частично, — скромно ответил Баранкин.

— А мясо? — вдруг всполошился Малинин,

— Что мясо? — удивился Баранкин.

— Ну, это — всё овощи и фрукты, а я люблю мясо… Ты ускоренное мясо тоже придумал?

— А как же, — ответил Баранкин. — Крупным планом Малинин опускает в кастрюлю с кипящей лапшой куриное яйцо… И через пять минут ест куриную лапшу с отварной курицей!

— Ура ускоренной лапше! — закричал Малинин во весь голос и вдруг осекся. — Наши всё-таки, — уже тихо сказал он,

— Что наши? — не понял Баранкин.

— Смотри, вон возле кино наши появились!.. И Мишка Яковлев и Серёжа Ческидов и Игорь Урасов!.. Бежать надо!..

— Бежать теперь глупо, — рассудил Баранкин, — теперь надо подождать, когда окончится сеанс, тогда, смешавшись с толпой зрителей, мы можем с тобой поспешить…

— А куда мы можем с тобой поспешить? — спросил Малинин.

— Как это куда? — удивился Баранкин. — Конечно же в парк культуры и отдыха. Во-первых, мы с тобой здорово поработали, а во-вторых, там же народу может в тысячу раз больше, чем в любом кинотеатре, — сказал Баранкин, — а сколько там аттракционов!.. — А аттракционы одни крутятся, другие вертятся, третьи кружатся… так что невозможно разобрать знакомый это тебе человек или нет… На аттракционах нас никто не найдёт и не узнает ни за что на свете!

— Это, пожалуй, верно! — как-то вяло согласился Малинин с Баранкиным…

На этих словах Малинина сеанс как раз окончился. Глухо звякнули выходные двери. Баранкин и Малинин ловко спустились по водопроводной трубе и смешались с толпой зрителей, валом валившей из дверей кинотеатра, не встретив никого из своих…

СОБЫТИЕ САМОЕ ШЕСТОЕ. Правила уличного выдвижения

Баранкин и Малинин шли быстрыми шагами по улице, когда у светофора возле самого перехода чуть не налетели на стоявших к ним спиной Зину Фокину, Эру Кузякину и Марину Шкаеву. Фокина и Кузякина, как всегда, были в спортивных курточках, на ногах у них были вязаные шерстяные зебры в тон курточкам. Это рукодельница Шкаева одела полкласса в зебры. А сама Марина Шкаева была одета в школьную форму. Баранкин приложил палец к губам, мол, осторожно и стал на цыпочках удаляться от девчонок, что-то с жаром, но тихо обсуждавших.

Затем Юра и Костя перешли на быстрый шаг, когда за спиной раздался голос то ли Фокиной, то ли Кузякиной: "Юра! Костя! Я не сержусь! Давай дружить!!!" Не оборачиваясь, Баранкин и Малинин припустились изо всех ног вдоль тротуара. Сначала они бежали вдоль ограды, отделявшей тротуар от проезжей части дороги, но оторваться от Зины Фокиной и Эры Кузякиной им не удавалось, сказывалась физическая усталость после бега на трассе и пилки дров у дяди Жоры, а тут ещё Малинин споткнулся о решётку, охранявшую корни деревьев, и проехался на животе по асфальту тротуара.

Голоса Фокиной и Кузякиной приближались, пробиваясь сквозь пешеходов. Баранкин протянул Косте руку помощи, и, помогая как можно быстрее подняться на ноги, сказал:

— Вдоль тротуара мы от них не сбежим! Давай поперёк улицы!..

— А милиция?.. — усомнился Костя

— Малинин! Не боись! — приказал Юра.

Лавируя среди машин, под аккомпанемент милицейского свистка и предупредительных гудков автомобилей, Юра и Костя успели пересечь улицу и с разбегу очутились в объятиях дружинников. Вслед за Юрой и Костей на тротуар влетели и Кузякина с Фокиной! Баранкин обернулся и увидел, что эти девчонки, от которых они с Костей бежали, были совсем не Зиной и не Эрой. А Шкаевой и вообще с ними уже не было. Юра и Костя приняли какую-то совершенно незнакомую девчонку за Фокину и поэтому побежали поперек улицы, когда их и схватили.

— Что это вы все одинаково одеваетесь и причёсываетесь?! — сказал Баранкин девчонкам. — Я вас принял совсем за других… За Кузякину и за Фокину…

— А вы что ли по-разному одеваетесь?! — огрызнулась одна из девочек. — Приняли нас за каких-то Музякиных-Пузякиных.

— Вы же стояли к нам спиной, а Марина из нашего класса к нам лицом, — вмешался в объяснения Малинин. — А чего вы орали, то Костя, то Юра? — спросил он у девчонок.

— Здравствуйте, — сказала другая девочка, которая всё время сдувала со лба чёлку. — Мы кричали: "Гостин Шура!"

— Надо же!.. Гостин!.. Шура!.. — буркнул Баранкин, — а слышалось, то Костя, то Юра!..

Пока Баранкин и Малинин вели перепалку с незнакомыми девчонками, которых они приняли за знакомых, трое дружинников, читали им всем нотации в три голоса, каждый говорил своё и никто никого не слушал, прямо как в опере, когда на сцене все вместе поют.

— Пожалуйте в автобус, леди энд джентельмены! — сказал дружинник с кинокамерой в руках. Это он сказал, когда все другие уже выговорились.

Невдалеке действительно стоял автобус, в котором даже издали было видно, что сидели с виноватым видом юные нарушители. На борту автобуса было выведено красивыми буквами: "Месячник безопасности уличного движения".

— В такую погоду и учиться правилам уличного движения!? — сказала одна из девчонок.

— Скоро вообще ничему не надо будет учиться, — успокоил её Малинин.

— Это как же? — искренне заинтересовались девчонки.

— А вот так же, — загадочно объяснил Малинин. — Потерпите немного и узнаете.

После такого загадочного вступления по дороге к автобусу Малинин для начала спросил дружинника: — Надо сказать, что в присутствии девочек Малинин вообще-то всегда становился разговорчивым, а Баранкин, наоборот, молчаливым.

— Итак, — спросил Малинин, — а правда, что вам за каждое дежурство к отпуску по дню прибавляют?

— Прибавляют!

— Тогда зря вы задержали моего друга.

— Почему?

— Когда вы поближе узнаете, кого вы задержали, вы себе весь отпуск испортите, — пояснил Малинин.

— Это почему же мы себе весь отпуск испортим? — засмеялся недоверчиво дружинник.

— Потому что будете всё время жалеть и укорять себя: "И зачем только мы задержали такого гениального человека!.." — и Малинин указал пальцем на впереди идущего Баранкина. — У вас дети есть?

— Есть, — сказал дружинник.

— Они учатся?

— Учатся!

— Скоро никто ничему учиться не будет. Все знания будут сначала впитываться с молоком из бутылочек детского питания… Мой друг придумал — и Малинин снова показал пальцем на впереди идущего Баранкина, после чего он коротко, ясно и доступно изложил Юрино открытие, особенно про ускоренные фрукты и овощи.

Все слушали Костю внимательно, особенно девчонки, Малинин торжествовал, такое убедительное впечатление и даже эффект произвела на всех его лекция. Всё вдруг испортил вопрос, который тоже совсем неожиданно задала одна из двух девчонок, между прочим, довольно глупенькая на вид.

— А если такое молоко в бутылочках скиснет? Тогда что? — спросила девчонка, то и дело сдувавшая со своего лба густую чёлку.

Малинин растерялся. Такой поворот дела даже Баранкин, наверное, не предусмотрел.

— Тогда… Тогда… тогда, — сказал поперхнувшийся Костя, — тогда человек, выпивший такое молоко, всё равно станет профессором, ответил за Малинина дружинник.

— Профессором чего? — спросила девчонка с чёлкой.

— Профессором кислых щей!.. — дружинник, довольный своей остротой, захохотал,

Девчонкам эта острота тоже понравилась, и они тоже засмеялись. Один Малинин надулся, но так… не очень-то заметно…

— Ну-с, молодые человеки, — обратились дружинники к сидящему в автобусе населению, когда автобус остановился возле какого-то незнакомого здания. — Пройдёмте в школу уличного движения!..

Юру, Костю и всех остальных завели в помещёние, где томились ещё человек пятнадцать. Молоденький милиционер в чине лейтенанта сидел за столом и рылся в каких-то бумагах и бумажках. Пока все рассаживались по стульям, Баранкин успел разглядеть, что все вопросы, которые, вероятно, будут задавать, собственно говоря, висели на стенах вместе с ответами. Шепнув об этом открытии Малинину, он стал готовиться к экзаменам, разглядывая внимательно надписи на плакатах. То же самое стал делать и Малинин. Юра и Костя вертелись на своих стульях, как два голодных птенца в гнезде. Потом началось самое главное, ради чего всех привезли на бесплатном автобусе.

Сначала молоденький лейтенант прочитал коротенькую лекцию об опасности нарушения правил уличного движения и показал диапозитивы, иллюстрирующие, к чему могут привести нарушения этих правил.

В это время в комнату зашёл ещё один лейтенант, только старший и такой загорелый, как будто на улице был август, а милиционер только что приехал из Сочи и прямо с пляжа сюда в ГАИ.

Затем оба милиционера стали о чём-то шептаться между собой, пока загорелый офицер не уставился на Баранкина и вдруг сказал, обращаясь к нему, как к старому знакомому:

— Федя! Грачёв! Здравствуй, дорогой!.. — сказал он Юре Баранкину, — ты что, не узнаёшь меня, что ли?..

— А, — сказал Баранкин, делая вид, что он узнал лейтенанта. Здравствуйте!.. — Баранкин решил, что им, как нарушителям уличного порядка знакомство с милиционером не повредит.

— А это твой друг, кажется — Женя? — кивнул он на Костю Малинина. — Заходите в гости к моему Алешке! Отцу привет передавай и маме от семьи Аликперовых. Скажи, что не заходил давно — в Африке в командировке был. Уличное движение помогал там налаживать!.. Хорошие ребята! Будущее гаишники, между прочим, — сообщил он сидящему за столом другу, словно по секрету. — Отец Феди известный автоконструктор-любитель. Такую брат, машину изобрёл! Амфибию! И для Феди тоже маленькую легковушку соорудил, пальчики оближешь. Маленький, а гоняет, как бог!.. Наша смена!.. — восхитился ещё раз старший лейтенант Аликперов, которого Юра и Костя видели первый раз в жизни.

— Ну, конечно, мы ваша смена, — сказал Малинин, чувствуя, что из этой неожиданной встречи можно будет извлечь кое-какие выгоды.

— Друзья! — продолжал торжественно старший лейтенант Аликперов, обращаясь ко всем присутствующим в комнате, — если бы вы знали, как я там в Африке по всему нашему соскучился!.. Я даже по нашим маленьким нарушителям и то соскучился!.. — он погрозил при этом пальцем всем сидящим в зале.

После того, как милиционер Аликперов назвал Юру и Костю будущими гаишниками и своей сменой, Малинин заважничал и, чтобы подтвердить это, вдруг неожиданно сказал:

— А Федя даже специально стихи сочинил про нарушителей, похвастался Малинин, указывая рукой на Баранкина, — то есть Юра, то есть Федя, Федя, — сказал он Баранкину. — Почитай стихи про уличное движение, которые ты написал для нашей стенгазеты!

— Какие стихи? — удивился Баранкин.

— Ну, которые Кузякина сочинила для нашей стенгазеты, — тихо, почти одними губами произнес он.

— Ещё чего!.. Сам читай, если хочешь!

Малинин принял торжественную позу и вдохновенно прочитал:

— Не ходи на красный свет.

Красный свет — опасный!

Налетит тяжёлый «Маз».

Станет всё ужасным!

В зале на всякий случай зааплодировали.

— Ну, что я тебе говорил, — сказал милиционер из Африки, — кто нас с тобой заменит?!. Они!!! Так что этих можно и отпустить, — сказал старший лейтенант, кивая головой в сторону Малинина и Баранкина.

— Сейчас отпущу, — сказал лейтенант, — только помогите эти билеты разобрать… С буквой «В» это для взрослых, а с буквой «Д» для детей, — пояснил он Юре и Косте.

Баранкин и Малинин сели сбоку стола и стали копаться в бумажках.

— Ну, Федя, — сказал на прощание загорелый милиционер, — привет отцу! Заходите в гости! И ты, Женя! — сказал он Косте Малинину, тоже заходи!..

Оба лейтенанта вышли. Баранкин тут же пересел на стул начальника и шепнул Косте:

— Видишь, как иногда хорошо на кого-то походить!..

В это время за окном зашумел автобус, и спустя несколько минут в комнату с разговорами вошла новая группа нарушителей. Каково же было удивление Баранкина и Малинина, когда среди виновников уличных происшествий они увидели Зину Фокину, Эру Кузякину и Свету Умникову. В воздухе комнаты, как рыбки в аквариуме, заплавали целыми стаями слова: "…участники дорожного движения и другие обязаны действовать в соответствии с правилами и издаваемыми на их основе инструкциями и иными нормативными актами…" и т. д. и т. п. Сообщая на ходу эти и тому подобные сведения о правилах уличного движения, они, несмотря на сопротивление дружинников, стали пробиваться к столу, за которым важно восседали Малинин и Баранкин. Перегоняя друг друга, Зина, Эра и Света медленно подходили всё ближе к Косте и Юре, как вдруг словно по команде остановились! Это случилось, когда Зина Фокина и Эра Кузякина и Света Умникова узнали одновременно в Баранкине Баранкина, а в Малинине Малинина. Девочки чуть не ахнули в голос.

— Мы их на всех улицах ищем, а они вот где?!. - вскрикнули они одновременно. А на лицах их было, тоже одновременно написано: "Баранкин и Малинин! И где? В ГАИ! В комнате милиции! Да ещё за столом! Да ещё заняты каким-то делом!.. Ну, знаете…"

Здесь, придя в себя, каждая из девчонок стала осыпать Баранкина и Малинина таким потоком слов, каким пожарники из брандспойтов тушат пожар.

— Мало того, что они все нарушают правила уличного движения, так теперь они ещё нарушают тишину и порядок и где?.. В комнате государственной автоинспекции, — сказал Баранкин с укоризной и для пущей важности даже взял в руки жезл, лежавший на столе, каким управляют уличным движением.

— И пока нет высшего начальства, — сказал Малинин, переходя на заговорщицкий тон. — Мы как низшее начальство…

— Среднее, — поправил Костю Баранкин.

— Мы, как среднее начальство, — поправил сам себя Малинин, можем вам по знакомству предложить легкие экзаменационные билеты, — с этими словами он быстро протянул девочкам пачку вопросов, на которые они должны были ответить, при этом он не заметил сам, что предложил билеты не из детской пачки, а из взрослой. Девочки со всем в этой комнате могли согласиться, если уж они нарушили правила, но чтобы их экзаменовали Баранкин и Малинин!.. Это уж слишком!.. Возмущаться возмущались, но по одному билету повытаскивали быстро и со сноровкой.

— А как вы вообще-то попали в милицию? — успела поинтересоваться Кузякина.

— О чем ты спрашиваешь? — удивилась Фокина, — им только здесь и место!.. Вот как они очутились за одним столом с начальником?!

— Фокина, — ответил строго Баранкин, — есть правила уличного движения, а есть правила уличного выдвижения!.. Заметили!.. И… выдвинули!..

— И нам давайте билеты!.. И нам давайте!.. Безобразие, одним дают даже выбирать, а нам что останется?!

Малинин стал из бумажек с вопросами ловко делать голубей и пускать в зал, приговаривая: "Кому что достанется! На судьбу не пенять!".

Что здесь началось! Как в финале тиража «Спортлото». На шум в дверях появился лейтенант. Баранкин быстро сошмыгнул с его стула на свой и сел сбоку, где сидел рядом с Малининым. Увидев лейтенанта, Фокина, Кузякина и Умникова стали снова критиковать вслух Баранкина и Малинина.

— Минуточку, — оборвал их хор лейтенант, и указывая на Юру и Костю, спросил: — это что, ваши знакомые?

— Какие знакомые? — искренне удивился Малинин.

— Мы их вообще здесь впервые видим! — сказал Баранкин и не соврал, он и Малинин действительно здесь в ГАИ Фокину, Кузякину и Умникову видели впервые.

— Как это впервые? Как это впервые? — закудахтала Кузякина.

— Так это, впервые, так это, впервые! — передразнил её Малинин. — А если не впервые, то скажите, как нас зовут?

— Тебя Костя, а его Юра! — сказала Кузякина.

— Ну, вот видите, — обратился Малинин к лейтенанту. — Я у них Костя!.. А он у них Юра!.. А вы ведь сами слышали, как назвал нас старший лейтенант: — я - Женя, а он — Федя! Я — Грачёв, он — Сорокин.

— Если они не знают ваших имен, — удивился милиционер, — откуда же они вас знают, если они вас вообще не видели?

— Нет, — пояснил Баранкин, — мы их у вас здесь впервые видим, а в школе-то мы их видим часто…

— Так вы в одной школе учитесь?.. Тогда в чем же дело?

— Дело в том, что эти два типа сбежали с последних уроков и с последних трудовых занятий…

— Мы сбежали потому, что сегодня день бегуна, — объяснил Юра, — А вот почему они сбежали с работы? — перешёл в нападение Баранкин.

— Нам шефы лопаты ещё не завезли… Мы сидели и ждали машину, — стала оправдываться Фокина.

— А остальные? — спросил Баранкин.

— А остальные гоняются за вами по всему городу!

— А вообще-то, почему вы именно в дни месячника по безопасности движения носитесь, как оголтелые, по таким оживленным улицам? — уже сердито спросил лейтенант.

— Товарищ милиционер! Вы посудите сами, должен же наш коллектив пойти на характер, если эти двое заявляют, что если они захотят, то их ни за что никто и никогда не поймает! Должны же были мы доказать, что уж, если мы захотим, то уж обязательно поймаем!..

— Мы всем классом так и постановили, — поддержала Фокина Эру, — "догнать и перегнать нарушителей дисциплины Баранкина и Малинина!".

— Догнать и перегнать? — удивился милиционер. — Это что-то новое в погоне?!. Если мы будем перегонять нарушителей, то ведь они снова будут от нас убегать?..

— Это неважно, — продолжала так же горячо просвещать лейтенанта Кузякина.

— Неважно? — ещё больше удивился милиционер.

— Совершенно неважно! Важно, что ему морально будет тяжело, когда он будет видеть, что его перегнали!..

— Парадокс! — засмеялся милиционер, — но в нём что-то есть!

— Мозговой центр работает! — сказала Кузякина и хлопнула себя ладошкой по лбу так, словно на нём сидел комар.

— Мозговой центр!?. - возмутился Малинин, — мозговая периферия!.. Вот где центр! — и он указал на голову Баранкина.

— Товарищ Фуфачёв, — обратился совершенно официально Малинин к милиционеру, — если уж говорить откровенно, то мы сбежали от них для их же пользы!.. Мы, можно сказать, пожертвовали своей репутацией, чтоб они не сидели сиднем под деревьями, а хотя бы занялись бегом. Бег же полезен, тем более трусцой! — поддержал тоже официально Баранкин своего дружка.

— Трусцой, но не трусостью! — отбила Кузякина выпад Баранкина. — А главное, товарищ милиционер, что нас задержали абсолютно несправедливо, мы с Зиной бежим на зеленый свет, а нам говорят, что мы якобы на красный бежали!..

— Так, так, так, — милиционер с ехидством прищурил один глаз, — значит, вы бежите на зеленый, а вам кричат, что на красный!.. Ай, яй, яй! Какие несправедливые люди!.. А ну-ка, Остапчук, потом проверишь этих девочек на дальтонизм, — крикнул лейтенант сидевшему в углу за пишущей машинкой сержанту милиции.

— Слушаюсь проверить на дальтонизм! — ответил Остапчук.

— Главное, мы с Зиной очень любим уличное движение и главное, его безопасность… — продолжала как бы подхалимничать и как бы оправдываться Кузякина. — Я даже стихи сочинила в нашу стенную газету про любимое уличное движение…

— Что за день, — сказал лейтенант. — Одни поэты нам а сети попались…

Эра стала в балетную позицию и с выражением прочитала:

— Не ходи на красный свет

Красный свет — опасный!

Налетит тяжелый «МАЗ»,

Станет всё ужасным!

Выслушав те же самые стихи, что совсем недавно прочитал лейтенанту Костя Малинин или точнее, Женя Сорокин, так назвал Костю милиционер из Африки, лейтенант посмотрел с подозрением почему-то на Баранкина. Ему казалось, что заводилой всему в этой компании является именно он, затем он перевел свой подозрительный взгляд на Малинина.

— Плагиат, — сказал спокойно Малинин, — это стихи моего друга Феди, — он мотнул головой в сторону Баранкина.

— Костя, как тебе не стыдно врать! Эти же стихи написала я, закричала Кузякина.

Это же гневно подтвердила и Зина Фокина, и Света Умникова.

— Может какой-то там Костя, за которого они меня принимают, и списал эти стихи у какой-то там Эры, но лично я, Женя Сорокин, — Костя ударил себя в грудь кулаком, — никогда и ничего и ни у кого не списывал!

— Вы знаете, товарищ лейтенант, я как главный редактор стенной газеты класса, — стала разъяснять Кузякина, — решила завести в ней отдел «светофор» под моей редакцией. Я раньше занималась с первоклашками правилами уличного движения!.. У нас ведь школа с автомобильным уклоном!

— Ах, вы ещё и с первоклашками занимаетесь и собираетесь открыть «светофор» в газете, а сами!.. — возмутился лейтенант.

— Лично я занимаюсь всем этим как староста класса! — заявила Фокина.

— А я как главный редактор стенгазеты! — заявила Кузякина.

— Ах, вы в школе ещё и начальство! — ещё больше возмутился милиционер. — Вы должны быть нам первыми помощниками, а являетесь первыми нарушителями!? Да ещё в школе с автомобильным уклоном!

— Грачёв! — обратился лейтенант к Баранкину — выдай им по три вопроса!.. А потом на практику во двор!!! Всем остальным тоже раздайте билеты!

— А мы уже им с Сорокиным выдали, — ответил по-военному четко Баранкин-Грачёв.

— И остальным тоже раздали?..

— Молодцы! — похвалил его и Костю лейтенант.

Вдруг среди нарушителей раздался шум. Шум стал нарастать.

— В чем дело? — спросил лейтенант.

— Товарищ лейтенант, это же несправедливо! Я ещё не шофер, почему мне такие вопросы задают, — заныла Кузякина в голос, — вы только послушайте, на что я должна отвечать!.. "Можно ли выезжать с базы на разных прожекторах?!.

— На каких прожекторах?! Наверно, на протекторах? — поправил её лейтенант.

— Всё равно я не знаю! И не могу знать! Пока, конечно!

Затем кто-то крикнул:

— Я не знаю, какой должна быть длина троса при буксировке в горах? И ещё: "С какими неисправностями можно продолжать движение?"

— Нам же всем взрослые вопросы раздали! — объяснил кто-то из нарушителей с места.

— Как это взрослые? Какие взрослые?! — продолжал удивляться милиционер, но нарушители успели ему вручить с десяток билетов и действительно со взрослыми вопросами. — Федя и Женя, — сказал, багровея лейтенант, — ну-ка, давайте, освободите помещёние! Вы не только меня, но и себя порядком запутали! — сказал лейтенант. — То вы, понимаете, сочиняли стихи, то, понимаете, не сочиняли! То вы Грачёв и Сорокин! То вы Баранкин и Малинин! Понимаете ли! То вы этих девочек знаете, то вы их не знаете, понимаете ли?!. А ещё два будущих гаишника, — сказал лейтенант Фуфачёв, обращаясь к Баранкину и Малинину, — вы как тут появились, я уже ничего не могу сам лично регулировать! Если вы и дальше в жизни будете так всё путать, из вас гаишников никогда не получится!.. Вы свободны!.. Идите в гости к Аликперову! И вообще, все свободны! — милиционер снял фуражку. Все задвигали шумно стульями.

— Только ради бога соблюдайте все правила творожного движения, то есть какого творожного, я хотел сказать дворожного, то есть дорожного бензопасного… Господи, что я говорю!?. Нет, они меня все с ума сведут! - сказал Фуфачёв, вытирая вспотевший лоб.

Юные нарушители повалили дружно и радостно к выходу.

— Минуточку, — закричал лейтенант так громко, что все остановились от повелительности голоса лейтенанта, — а вы куда?! — это он сказал Фокиной, Кузякиной и Умниковой. — Остапчук! Задержи этих трёх девочек! Да, да! Вас, вас! Пройдите в сад, там вас научат правилам безопасного перехода улицы. И заодно на дальтонизм проверят!.. Остапчук, проследить и доложить о выполнении.

Остапчук откозырял, подошёл к девочкам, крутанул свой черный ус, ещё раз козырнул и сделал рукой жест, мол, вам, девочки, в эту сторону. Девочки нехотя повиновались ему, продолжая глазеть на снова удалявшихся и снова ускользавших от них Баранкина и Малинина.

— Нам бы только вот за этими типами успеть! — сказала Остапчуку безнадежным голосом Фокина, кивая головой на Баранкина и Малинина. — Нам, чтоб только бы этих типов не упустить!..

— Хоть в школу позвонить разрешите? — спросила Эра со слезами на глазах. — А то без нас там все разбегутся…

— Позвонить это можно, — сказал Остапчук и лихо козырнул. Ох, и нравилось ему козырять, этому Остапчуку.

Прошло некоторое время, после чего исчезнувшие к своей неописуемой радости из-под самого носа Фокиной и Кузякиной, Баранкин и Малинин уже смотрели на Зину и Эру сквозь решётчатую ограду ГАИ, Во дворе под руководством, судя по всему третьеклассников, шла большая ученическая игра в переход воображаемых перекрестков возле самых настоящих светофоров.

— Ну, Баранкин, знаешь, Баранкин! Всё, Баранкин! Теперь мы будем вынуждены для вашей поимки пойти на всё и применить одну адскую машину!.. — сказала разгневанно Фокина, переходя игрушечный перекресток на красный свет.

Маленький милиционер в форме, сшитой как на взрослого, засвистел в свисток.

— Какую? Какую? — переспросил Баранкин, взбираясь на цоколь забора.

— Адскую машину бросим на вашу поимку, — повторила Кузякина вслед за Зиной.

— А у нас против вашей адской машины есть райская машина спасения.

Девчонки, осыпая Костю и Юру всевозможными гневными словами, бросились к решеткам забора, но на их пути вырос прекрасно козыряющий Остапчук.

— Ямы надо копать под деревья, а не под своих одноклассников, — крикнул Малинин.

— Не стыдно! — крикнула Зина Фокина из-за решётки ограды. Сбежали!..

— Мы не сбежали! И нам не стыдно! — крикнул в ответ Баранкин. — Сегодня "День бегуна!". — Вот! — он достал из кармана куртки сложенную гармошкой «Вечёрку». — Вот!.. Все на старт! — громко произнёс Баранкин, — без нас с Костей всех бы не было!

— Мы бы и сейчас продолжали бы бежать!.. — поддержал Юру Костя.

— Продолжали бы, — согласилась за забором Кузякина, если бы вас милиция не остановила!..

— Умникова! Светка! — крикнул на прощание Малинин, — меняй свою фамилию на Фор! Света Фор!..

— Не свою фамилию, а своё фамилиё! — ответила Умникова.

— Бегать по улицам надо грамотно! — крикнул Баранкин, — а вы только грамотно выражаетесь!

— А не стыдно выдавать себя за каких-то Грачёвых и Сорокиных?

— Трусы несчастные!

— Да, не выдавали мы себя! Честное, пречестное слово! — клялся Баранкин и справедливо клялся. — Это нас сама жизнь переименовала.

— Баранкин! Будь человеком! — крикнула Фокина. — Сдайся добровольно!!!

— Фокина! У меня нет слов, одни буквы! — сказал Баранкин, спрыгивая с цоколя забора.

Затем он и Костя почти что бегом направились к парку культуры и отдыха, не замечая, что по другой стороне улицы Венька Смирнов катил за ними вдогонку, а в здание ГАИ торопливо вбежала Марина Шкаева.

СОБЫТИЕ САМОЕ СЕДЬМОЕ. Внуки племянников сыновей братьев Стругацких

Баранкин быстро шагал по улице, и, хотя казалось, что Малинин медленно плелся за ним, вместе с тем он ухитрялся не отставать от друга. Разве мог Баранкин долго не заметить, что за ними следят? Конечно, не мог!

— Между прочим, слева на той стороне улицы велошпионы… — сказал он тихо Малинину.

К этому времени Юра и Костя подошли к стоявшему у обочины автобусу, так что он загородил их от Веньки Смирнова и других прочих следователей за ними. Баранкин успел разглядеть, что на борту старенького автобуса было красивыми буквами выведено: "Споёмте, друзья!"

— Ты заметил, Малинин, — спросил остановившегося Костю Баранкин, — что нам всё время с тобой подают автобус за автобусом?

Малинин даже вздрогнул от этих слов, настолько он был погружён в свои усталые и голодные размышления. При слове автобус ему померещилось, что они с Баранкиным опять что-то нарушили и их опять под конвоем дружинников повезут в ГАИ, где ещё раз им будут читать всевозможные нотации и проверять их знания о переходе улиц в положенных для того местах. Поэтому, увидев тоже автобус, Малинин стал пятиться от него, успев сообщить Баранкину скороговоркой, что ещё одного ГАИ он не переживет и "вообще, сколько можно скрываться от своего класса, если уже нет сил и очень хочется есть?!"

— Скрываться нужно не сколько можно, а сколько нужно, — сердито выговорил Баранкин Малинину. — А что касается конца бегства, продолжал терпеливо выговаривать своему другу Юра, — то вот, когда они сдадутся всем классом и скажут "Баранкин, пощади!" и поднимут кверху руки и скажут: "Мы сдаёмся!" вот тогда мы придём в школьный сад и на земле, где нужно будет выкопать ямы под деревья, мы сначала решим задачи и потом эту землю вскопаем.

У дверей автобуса стояли две девочки с красными повязками на руках и с какими-то бумажками в руках.

— А вы из какой школы? — спросила одна из них Баранкина, уже поднявшего ногу, чтобы вступить на подножку.

— А вы из какой? — спросил её Баранкин.

— Мы из 203-ей, — ответила девочка, щуря кокетливо глаза.

— Если из 203-ей, — сказал Баранкин, — то мы с ним (жест в сторону Малинина) из 302-ой.

— А вы кто такие? — спросила девочка Малинина.

— А мы братья-близнецы, — ответил Малинин, принимая её кокетство на свой счет. — Мы самые непохожие братья-близнецы на свете!

— А-а-а, — сказала девочка и смешливо фыркнула.

— А что будут делать непохожие близнецы на вечере нашей самодеятельности? — спросила вторая девочка.

— Ах, этот автобус значит для самодеятельности? — настороженно спросил Баранкин. Он-то знал, что там, где слово «самодеятельность», там и работа до седьмого пота, а может даже до восьмого или даже до десятого.

— А с чем вы будете выступать? — продолжала их выпытывать дежурная.

— Он поэт, — сказал Малинин, представляя Юру, а я — чтец — личный исполнитель всех его произведений.

— Как поэт и чтец? — удивилась девочка. У нас же здесь хоровой коллектив и вообще, кто вы такие и как ваши фамилии?..

— Мы внуки племянников сыновей братьев Стругацких, а вы кто такие? — сказал Малинин, не моргнув даже глазом.

Девочка долго не могла понять, что это всё значит и как всё это надо понимать.

— И не запомнишь и не выговоришь, — сказала одна из девочек, которая назвалась Ниной, а другая сказала: — "Ну, если вы внуки племянников сыновей братьев Стругацких, то мы внучки племянников сыновей братьев Гримм… А теперь сказки в сторону! Говорите свои настоящие фамилии и что будете читать?

Баранкин представился Баранкиным, а Малинин Малининым.

— А что будем читать? — спросил Костя Юру.

Так как Баранкин за всю свою и без того короткую жизнь не только не написал ни одного стихотворения, но и не прочитал, (кроме, конечно, тех что задавали на дом по школьной программе!) то он ответил витиевато и непонятно: "Из ненаписанного!"

— Как это из ненаписанного? — удивилась та девочка, что была Ниной.

— Ну что тут непонятного? — пришёл на помощь Юре Баранкину Костя, — у вас есть чистая тетрадь?

— Есть, — ответила Нина, доставая в доказательство из сумки, что висела через плечо действительно школьную тетрадь.

Малинин взял тетрадь в руки, раскрыл её и, указывая на чистый разворот, сказал:

— Вот это стихотворение мы и будем читать с Юрой…

— Но тут же ничего нет, — ещё больше удивилась Нина.

— Не успеет ваш автобус доехать до места назначения, как всё это — Малинин потряс в воздухе чистой тетрадкой, — всё будет исписано стихами!.. И какими стихами!..

Девочки недоверчиво и даже подозрительно посмотрели на Юру и Костю.

— Похоже, что вы и впрямь внуки племянников сыновей братьев фантастов Стругацких!..

А не Нина добавила:

— Сочиняйте, только поскорей, нам ведь ваши вирши ещё художественному руководителю нашей передачи нужно показать!

Малинин совершенно был не уверен в своих заявлениях, но он был уверен в том, что нет такого затруднительного положения, из которого не вывернулся бы его лучший друг Юра Баранкин, чего на этот раз нельзя было сказать, судя по выражению Юриного лица…

— Проходите в автобус на самые почетные места! — пригласила их, так видимо и не поняв степень родства со знаменитыми писателями-фантастами, Нина.

— Малинин, за кого ты нас выдал, что нас так принимают? — спросил Баранкин уже в автобусе, плюхнувшись на сиденье. — Значит, я — поэт, а ты — чтец? — переспросил Юра Костю, — хитрый какой! Я должен сначала написать стихи, а ты потом прочтешь! Но ведь читать легче, чем писать. По написанному-то просто… Ты же знаешь, что я ненавижу стихи, продолжал ворчать Баранкин, — не только писать, но и читать!..

— Ну как, братья Стругацкие, — спросила девочка, подходя к ним и восхищенно разворачивая бумажку со списком участников. — А для чего же вы здесь, если не поете? А не в автобусе для речевиков?

— Мы здесь специально для повышения художественного уровня вашей самодеятельности и именно вашего автобуса!

В автобусе было шумно. Сзади у последнего сидения, где на плечиках висело множество всевозможных живописных костюмов и нарядов, были свободные места, и дружки пересели с таким расчетом, чтобы при случае можно было за эти костюмы и спрятаться, что они и сделали, когда в автобус, продираясь с силой через не пускающих его мальчишек и девчонок, влез Венька Смирнов, разыскивая глазами Баранкина и Малинина. Не заметив их, он добровольно подчинился выдворению его из салона автобуса. В это время колдовавшая в первых рядах автобуса над корзиной другая девочка стала разносить на подносе булочки и стаканчики с фантой.

— Баранкин, — сказал Малинин, — если ты сейчас скажешь, что я не должен есть булочку и пить воду, то я моментально упаду в обморок — при этом он так многозначительно посмотрел на булочки, которые лежали на подносе у девчонки, и на кувшин с фантой, что Баранкин тут же понял, что если он скажет не угощаться, то Малинин действительно упадет в обморок. И поэтому Баранкин не сказал слово нет.

— Из-за тебя, — сказал только с укоризной Баранкин Косте, придётся отрабатывать этот легкий завтрак!.. Угроза воздушного нападения пиратов двадцатого века миновала. Отбой! — сказал Баранкин. Я пишу стихи!.. И кто только тебя за язык дернул сказать, что я умею писать стихи!..

— Баранкин, а ты вообще-то действительно умеешь писать стихи или нет? — спросил Малинин.

— Не знаю, — ответил Юра. — Не пробовал. Нет… и вообще-то я, конечно, всё могу… Но может не до такой степени, — продолжал Баранкин, грызя, как Пушкин, но не конец гусиного пера, а колпачок шариковой ручки.

Пока Малинин, пересев на соседнее кресло, уплетая булочку и запивая её фантой, говорил какой-то незнакомой школьнице всевозможные глупости и выслушивал от неё ещё большие и просто даже невозможные глупости, пока Зина Фокина с Эрой Кузякиной и Светой Умниковой в сопровождении Марины успели выскочить из здания ГАИ и поспешили к телефону-автомату, выслушивая от Марины в общем-то фантастические невероятности насчет того, что в кино "голос Баранкина" был, а самого его не было, пока Венька Смирнов заглядывал в водопроводный колодец, что находился впереди автобуса и в котором, по рассчётам Веньки, могли схорониться Баранкин и Малинин, тем более что водопроводчики, ремонтировавшие что-то под землей и шумевшие своей паяльной лампой, как картошкой жарившейся на сковороде, Баранкин уже закончил к своему удивлению небольшую поэму в стихах примерно на двух с половиной страницах. Подсев к Баранкину, Малинин, прочитав стихи, просто обалдел и долго сидел, как дети в цирке, с разинутым ртом от удивления и если бы ему не нужно было высказывать Баранкину свое обалдение и восхищение, то он бы так и сидел неизвестно сколько времени.

— Переписывай! — сказал Баранкин. — С цифрой один читаешь ты, с цифрой два — я! С буквой «В» читаем вместе!..

Малинин стал с интересом переписывать стихи в свой блокнот.

— Ну, Баранкин, — сказал Малинин, — если ты написал стихи, то ты всё можешь!..

Баранкин подумал и сказал:

— Ну, Малинин, я не потому всё могу, что написал стихи, а потому что я всё могу, поэтому я и написал стихи.

Костя не знал, что Баранкин имеет в виду, говоря всё это, но что Баранкин что-то имеет в виду, это он понял. Как раз к этому времени автобус подъехал к московской школе поблизости от Москвы-реки и Киевского вокзала. Началась суматоха высадки и переселения автобусного населения из автобуса в помещёние школы, возле которой уже стояла машина — ретранслятор с лакированной семицветной радугой на бежевом корпусе. Черные кабели, уже раскатанные и ещё нераскатанные, как змеи, лежали и грелись на асфальте. Суматоха переселения в школу ещё более усилилась. Все бегали, кто вдоль по коридорам, кто взад-вперед. Сталкивались. Расходились и снова налетали друг на друга. Баранкин и Малинин даже и представить не могли, как из всего этого может получиться организованная и благоустроенная телепередача.

— Может сбежим? — спросил Малинин Баранкина, но тот в ответ только что сердито сдвинул брови.

Разыскав Баранкина и Малинина, и, отняв на ходу у Кости Малинина Юрино стихотворение, девочки "сёстры Гримм" исчезли и вскоре также бегом вернулись обратно.

— Художественный руководитель сказала, что это стихотворение поднимет нашу телепрограмму на космическую высоту! — сказала Нина, а не Нина сказала: "Можно я его спишу?".

— Я это сделаю лично для вас своею собственной рукою, — сказал Малинин предельно любезным голосом.

Тем временем большая суматоха, разделившись на маленькие суматохи и суматохочки достигла своего накала и неразберихи. Поудивлявшись всему этому, Малинин спросил Баранкина в который раз: "Может сбежим с концерта?.." Он и раньше спрашивал Баранкина: "Может сбежим?" Но сейчас стал спрашивать всё чаще и чаще с пересохшим от волнения горлом. Горло у Кости пересохло с тех пор, как они вошли в здание школы и пересыхало всё больше и больше.

— Сбежим?! — передразнивал его то и дело Баранкин, — если бы ты не съел незаслуженно не принадлежавшую тебе булочку, и не выпил стакан «фанты», мы бы могли не сбежать отсюда, а преспокойно уйти!

Малинин, уязвленный справедливым обвинением своего друга, тяжело вздыхая, глотал уже несуществующую слюну в своем рту.

Передача началась с того, что стоявшие в актовом зале перед занавесом школьники из Москвы и подмосковного совхоза долго жали друг другу руки, обменивались школьными вымпелами и какими-то специальными голосами обещали приезжать друг к другу в гости и помогать друг другу.

Малинин, стоявший в задних рядах, рядом с Баранкиным, понял, что школьники из Москвы будут приезжать к подмосковным школьникам и помогать им работать на поле, но он никак не мог понять, что будут помогать делать в Москве ребята из Подмосковья?

— Как же ты не понимаешь, Малинин, — удивился Баранкин костиному вопросу, — в подмосковном совхозе они помогут нам с тобой решить задачу, решение которой мы с тобой не понимаем, а у нас в Москве они помогут нам выкопать ямы под деревья!..

— Теперь понятно, — поддержал слова Баранкина Малинин.

Затем начался концерт, который вели Федя Редькин (высоченный худющий мальчик) и Редя Федькин (мальчик маленький и толстенький!). Интермедия, которую они разыгрывали, Косте и Юре понравилась, потому что она была из школьной жизни. Речь в ней шла о том, как одного мальчика выбрали старостой класса. Они говорили, какой он умница, что его все уважают, что им гордятся. Мальчику это всё нравилось и постепенно в разговоре с ребятами начинает зазнаваться, просит называть его на «вы», не слушает ничьих советов, всем только приказывает, перечеркнул всю программу художественной самодеятельности и составил свою, никуда не годящуюся. Ребятам это не понравилось, и через десять минут они переизбрали старосту. Он пробыл на этой должности 10 минут и 9 секунд — рекордное время.

— Наша Фокина, как только её выбрали старостой, тоже начала зазнаваться, вроде этого, — сказал Малинин.

— К сожалению только она чересчур медленно зазнается, а то мы могли бы её тоже вот так свергнуть!.. — добавил Баранкин.

— И Кузякину тоже хорошо бы было свергнуть, — добавил Малинин.

После этой интермедии хор школьников спел несколько песен, а после хора на сцену вышли Баранкин и Малинин.

— Эти стихи, — сказал Баранкин, — мы посвящаем с Костей Малининым Шуре Гостину. Есть такой мальчик, про него даже фильм снят. Он очень здорово играет в футбол, ну, прямо как Пеле, может быть он будет вторым Пеле. Но этот фильм можно увидеть в одном ГАИ. Но чтобы его увидеть, надо нарушить правила дорожного движения. — В зале засмеялись. — Да, да, — продолжал Баранкин. — Мы вот с Костей нарушили правила перехода и нам показали этот фильм… А вообще-то, мы желаем Шуре Гостину больших успехов и чтобы он стал вторым Пеле, а ещё лучше, чтобы первым.

И Юра начал:

Ходят Шурины ботинки,

Не дорожкой, не тропинкой,

Оставляют там свой след,

Где плакат: "Прохода нет!"

То влезают на забор,

То пересекают двор,

То гремят по ржавой крыше,

Забрались бы и повыше,

Но повыше нету крыши.

Костя подхватывает:

То на дерево по веткам

За собою тащат цепко!

То бегом! Вприпрыжку! Вскачь!

По песку гоняют мяч!

По траве скользят, как лыжи,

Хлопают по лужам рыжим

Реактивные ботинки

С фантастической картинки

Юра продолжает:

Переносят за забор

Шуру словно метеор!

Тащат в лес, где сосны-свечки,

То к прогалинке лесной,

То на стройку, то на речку

Тянут Шуру за собой!

Малинин продолжает:

Через речку, где нет брода

За собою тянут в воду!

А вернут домою Шуру

Усталым и измаянным,

В синяках, с температурой

Под конвоем маминым!..

Юра продолжает:

У него синяк под глазом,

Он синее синей вазы,

У Шуры кашель, он охрип…

Хором:

Но зато счастливый вид!

Малинин продолжает:

Мама делает компрессы!

Папа мчится за врачом!

А в углу стоят ботинки

Будто вовсе ни при чём!..

Шура свой отводит взгляд.

Шура крутится в кровати:

Юра подхватывает:

"Я ни в чем не виноват!"

произносит он некстати.

Папа грозно хмурит взгляд:

"Кто же всё же виноват?"

Шею жмет компресс из ваты.

Малинин продолжает:

Кто же всё же виноват?

Хором:

Да… ботинки виноваты!

Малинин:

Шуре дали процедуры.

Что? Зачем? И сколько раз!..

Но не такой характер Шуры,

Чтоб окончить здесь рассказ…

Баранкин:

Пролетят над Шурой годы,

Звездолёты-корабли,

Улетят однажды к звездам

От своей родной Земли!

Спросит Шуру журналист:

"В миллионах километров

От своей родной Земли,

Как вы в бездне очутились,

Здесь в космической дали?"

Улыбнется скромно Шура,

Тронет Шура шевелюру

Загорелою рукой,

Переспросит журналиста:

"Почему я очутился

Здесь в космической дали?"

Хором:

Да ботинки занесли!.."

Раздались шумные аплодисменты, аплодировали даже за кулисами. А Костя Малинин обнял Юру Баранкина и чмокнул в щеку.

— Телячьи нежности, — сказал Баранкин, — учти, что в следующий раз мы поменяемся ролями: я буду читать стихи, а ты будешь их писать.

За кулисами к Юре Баранкину подошла молодая женщина в очках и долго трясла его руку, поздравляя с успехом.

— У тебя все стихотворения замечательные?!.

Так как у Баранкина это было единственное в жизни стихотворение (в чем он ужасно ошибался! Не пройдет и несколько месяцев, как ему придётся сочинять в рифму волшебные заклинания!..), то Малинин имея полное право сказать, что у него все стихотворения такие замечательные! Затем к Баранкину и Малинину подбежали "сёстры братьев Гримм" и тоже трясли им руки, плюс к тому же ещё просили дать им переписать их на память! Раскрасневшиеся от волнений Баранкин и Малинин подошли к раскрытому окну, чтобы подышать свежим воздухом. От множества прожекторов в актовом зале было душно-предушно.

— А ботинки, наверное, не Шурины, а Юрины, — сказала девочка не Нина, хитро прищурив глаза.

— Шурины! Шурины! — успокоил её Баранкин.

Зина Фокина и Эра Кузякина могли поверить всему, даже самому невероятному и фантастическому, кто бы, когда бы и что бы ни рассказал им о Юре Баранкине! Но не поверили бы они никогда и ни за что и никому на всём белом свете, если бы этот кто-то поклялся самым святым, что он видел не только своими глазами, как Юра Баранкин сочинял стихотворения, но и читал их! Поэтому, когда случайно, пробегая всё в тех же поисках Баранкина и Малинина по улице Горького мимо магазина, где продают, телевизоры, они увидели на голубых экранах двух друзей, Фокина замерла перед телевизором, словно споткнулась. Эра Кузякина, Света Умникова и другие тоже замерли на бегу.

— Предатели! Ренегаты! Это они нам назло! — завозмущалась Эра Кузякина.

— Точно, что назло, — поддержала её Света Умникова. — Когда я их пригласила принять участие в нашем классном концерте, так они: "Ты с ума сошла, мы устали! У нас сил нет!.." А тут и не устали и силы есть!..

— Этот Баранкин на всё способен, даже на стихи!..

— Точно, от него всё можно ожидать!.. Даже стихов!..

— Он же ненавидит стихи!

— Ну и что, что ненавидит, а нас он ненавидит ещё больше, чем стихи!..

Пока концерт продолжался, за кулисами шёл разговор о том, что после концерта все школьники поедут в совхоз помочь им по хозяйству.

— Вы все, как было договорено, спросили разрешения у своих пап и мам? — сказала руководительница.

— Мы у своих пап и мам не отпрашивались, — сказал Баранкин, поэтому нам с тобой, Малинин, в совхоз ехать нельзя.

— Тем более, что мы опять с тобой попались, — сказал Малинин.

— Как это попались? — удивился Баранкин.

— А вот так… взгляни в окошко!..

Внизу у школьного подъезда сидел верхом на мотоцикле здоровенный парень — брат их одноклассника Котова. "Наверное, тот самый изобретатель адской машины наших поисков".

— А чего он сам-то заработал? — спросил Баранкин сам себя, потому что его машина не заработала что ли? Баранкин ещё раз выглянул в окошко. Возле школьных автобусов внизу вертелись уже Венька Смирнов, Мишка Яковлев и другие велошпионы.

— Все пути отрезаны, — сказал Малинин.

— А вот совсем и не все, — не согласился с Костей Баранкин, а Москва-река зря что ли рядом протекает?.. Водная артерия все-таки… Речной катер к нашим услугам, а остановка на том берегу возле Лужников! У этого Смирнова велосипед-то не водный как ни как. Придётся отсюда уплыть, — сказал Баранкин загадочным голосом.

— Почему? — спросил Малинин.

— Потому что уйти от них не удалось, убежать не удалось, значит придётся уплыть.

— Куда уплыть? На чём уплыть? — спросил Малинин.

— На "Доме Сойере" уплыть. Есть у меня такой плавучий дом, который называется "Дом Сойера".

Баранкин и Малинин не знали, что за плечами у старшего брата Котова была пристроена в рюкзаке карта Москвы с хитроумным устройством, по которому можно было следить за всеми перемещёниями Баранкина и Малинина. (Баранкин и не предполагал, что в карман его курточки Венька Смирнов давно уже опустил датчик, который и сообщал о его местонахождении!). План бегства родился в голове Баранкина молниеносно. За кулисами шла подготовка к следующему танцевальному номеру под названием знаменитого мультфильма "Ну, погоди!". Десяток зайцев и Волков в масках разминались перед выходом на сцену. Подойдя к костюмерше, Баранкин спросил:

— У вас есть запасные маски?.. Мы с другом тоже хотели бы разучить этот танец?..

Костюмерша, польщённая вниманием такого талантливого поэта, каким показался ей Баранкин, с удовольствием вручила ему маску Зайца и Волка…

— Ну; заяц, — крикнул Баранкин, выскакивая в маске Волка на школьное крыльцо. — Ну, погоди!..

Малинин в маске Зайца прыгнул в сторону остановки речного катера. Баранкин за ним. Они уже подбежали к кассам речного трамвая, когда на школьном крыльце появился Смирнов.

— Прошляпили Волка! То есть Баранкина! — крикнул он ребятам. Ну, Баранкин! Ну, погоди!..

Пока преследователи успели добежать до дебаркадера, катер уже отплыл от пристани… Хриплый мужской голос спросил себя под музыку в репродукторе: "Как провожают пароходы?..", и сам ответил на свой вопрос: "Совсем не так, как поезда!.. Морские медленные воды, не то, что рельсы в два ряда!.."

— Как провожают пароходы? — крикнул Баранкин оставшимся на берегу прошляпившим его уже в который раз, преследователям. — Не знаете? — продолжал издеваться над ними Юра. — А теперь будете знать, что совсем не так, как поезда!!!

СОБЫТИЕ САМОЕ ВОСЬМОЕ. Гибель "Плавучего Дома Сойера".

Баранкин и Малинин бежали к мосту окружной железной дороги, что находилась возле стадиона «Лужники». Баранкин думал на бегу вслух: "Значит, так… уйти нам от преследований Фокиной не удалось! Убежать тоже! Уехать не вышло!.. Придётся уплыть!.. Это единственный выход!.. Уплывём!.. Лет до ста расти нам без старосты, особенно без такой, как Зина Фокина!". Баранкин повеселел.

— В самом крайнем случае, — сказал он, — если не удастся уплыть, от них можно будет улететь!..

Что можно уплыть, это было Косте понятно, но улететь — этого он сразу уразуметь не мог. Как это улететь? На чём это улететь? На просьбу разъяснить ему, что это такое значит, Баранкин отрезал:

— Малинин, ты никогда не будешь много знать, поэтому ты никогда не состаришься…

— Сил нет, — сказал Малинин, запыхавшись.

— Ладно, подзаряжайся ещё раз! — сказал Баранкин, останавливаясь, — смотри мне в глаза, а ладони положи на мои.

Костя так и сделал. Юрина энергия водопадом переливалась в него. Сил стало больше и есть не так уж и хотелось… Хотя сам Баранкин почувствовал усталость больше и ещё больше ему захотелось съесть хотя бы булочку и запить её фантой, как это сделал в автобусе Малинин.

Перебежав мост железной дороги, они подошли к излучине Москвы-реки и посмотрели сверху вниз на маленькую песчаную отмель. Плот с высокой кормой был разорён! Плот, который с таким трудом и с такой любовью с помощью бакенщика дяди Васи был сделан Баранкиным, оказался разрушенным!

— Пираты! — сказал с грустью Баранкин.

По гранитному откосу набережной Юра с Костей соскользнули на отмель и забрались на борт, на котором по желтому фону масляной краской было выведено: "Плавучий Дом Сойера".

— Сейчас быстренько отремонтируем и уплывём, — сказал Баранкин, пытаясь отодрать доску с самой середины плота, — лишь бы тайник не был обнаружен!..

Доска разбухла от воды, поддавалась медленно-медленно. На помощь пришёл Костя, просунув валявшуюся на палубе железяку в щель, он поддел доску и она с тихим мяуканьем приподнялась.

— А куда уплывём? — спросил, кряхтя, Костя.

— Москва-река куда впадает? — спросил Баранкин Малинина.

— В Волгу, — ответил Костя.

— А Волга куда впадает?

— В Каспийское море, — ответил Малинин.

— Вот, — подхватил Баранкин, — через некоторое время вместе с Волгой мы впадём в Каспийский резервуар… — все эти терпеливые разъяснения Баранкин прерывал нетерпеливыми возгласами, вроде таких: "Чудаки и растяпы! Недотёпы!.. Ротозеи!.."

— Почему? — заинтересовался Малинин.

— Потому что тайника и не заметили… — С этими словами Юра ловко погрузил свои руки в образовавшийся проём. Под доской в килевом углублении лежала складная мачта с парусом и кое-какой столярный инструмент. Всё это он выгрузил на палубу. Ещё он достал кусок клеенки, свёрнутый в трубку, и когда развернул его, то Малинин смог прочитать: "В связи с тем, что 15 июня объявляется закрытие учебного сезона, то с 16 июня объявляется открытие "Клуба путешественников" при участии Юрия, но не Сенкевича, а Баранкина!"

Отплытие "Плавучего Дома Сойера" приближалось на глазах Малинина с катастрофической, как ему казалось, быстротой. На всякий случай он задал вопрос, который по его мнению мог слегка притормозить это ошеломляющее развитие событий:

— А как же наши папы с мамами? — спросил он с тревожной нежностью в голосе.

— На первой же остановке дадим телеграмму домой, — успокоил Баранкин Малинина, бухая молотком по шляпкам гвоздей.

— Какие телеграммы? — ещё больше забеспокоился Костя.

— Срочно конца учебного года вместе Волгой впадаем Каспийское море днями выпадем обратно Москву-реку! Костя, Юра.

— А мы эту телеграмму будем давать с поверхности Каспийского моря… или с его дна? — спросил, делая наивное лицо, Малинин.

Всё это время, пока Баранкин производил мелкий ремонт плота с таким звучным названием "Плавучий Дом Сойера", Малинин больше мешал, чем помогал своему другу, вот и сейчас после телеграмм он начал вдруг рассказывать Юре про путешественников на плотах по реке Конго, о которых он прочитал в газете «Труд». Участники хотели на надувных плотах пройти по великой африканской реке от озера Танганьика до Атлантического океана… Однако, преодолев большую часть пути длиной в четыре тысячи километров, плоты, судя по всему перевернулись на знаменитых порогах реки Конго в юго-западной части Заира. Других следов пропавших путешественников найти не удалось!.. Рассказывая обо всём этом, Малинин сделал большое ударение на словах «перевернулись» и на "следов пропавших путешественников найти не удалось"…

— Читать надо, — сказал Баранкин, — не про те плоты, которые с путешественниками переворачиваются, а про те, которые доплывают до цели не перевернувшись!.. И вообще, — добавил Юра, — если некоторые чего-то боятся или кого-то боятся, то якорь ещё не поднят!.. — при этом Баранкин многозначительно посмотрел на толстую веревку, спускающуюся с приподнятой кормы плота в воду.

— Нет, я в том смысле, — стал оправдываться Малинин, — что еды никакой не взяли… — Но и тут Косте не удалось застать друга врасплох.

— Как это не взяли? — сказал Баранкин, втыкая две коротких мачты с парусами, треугольными как крылья у бабочек, в специальное отверстие на носу плота. На одном треугольнике паруса был изображен пакет, на котором было написано слово «молоко», стрелка, идущая вертикально вниз переходила в слова «кефир», "сыворотка", «творог». Ещё ниже было написано слово «рекиф», ещё ниже «ферик», а ещё ниже слово «ифекар», после слова «ифекар» стрелка-линия упиралась в большой вопросительный знак. Линия, отходящая влево от слова «молоко» упиралась в слова «сметана» и «масло», а стрелка, ведущая от «молока» вправо упиралась в слово «сыр». На другом треугольнике второго паруса был нарисован кусок колбасы и выведено слово «колбаса». От «колбасы» вниз тоже шла линия со стрелкой к слову «лясокомбль», дальше вниз стрелка вела к слову «колесамбль», а от него к слову «облекомс» после чего линия-стрелка тоже упиралась в вопросительный знак.

Сидя на палубе плота "Дом Сойер", который напоминал Косте при внимательном его обозрении что-то среднее между пузатой двухвёсельной лодкой и плотом, Малинин таращил глаза на две зашифрованные надписи на парусах, особенно на незнакомые слова «ифекар-ферик-рекиф» или "лясокомбль-колесамбль-облекомс". Чувствовалось, что ошеломлённый вид друга доставлял удовольствие Баранкину и чтобы продлить этот "эффект ошеломления", Юра не стал сразу же объяснять Косте, что всё это значило, тем более, что к отплытию всё было готово, паруса с загадочными иероглифами подняты, тяжелые весла вставлены в уключины. Юре оставалось, как говорят яхтсмены, только поймать ветер в паруса, поднять якорь и… "Прощай Москва-река!" "Здравствуй, матушка Волга!" Баранкин помусолил палец и поднял руку над головой — ветра не было, но, судя по всему, подождать можно было спокойно. След их с Малининым был потерян! Великая погоня иссякла! А великое убегание подходило к своему счастливому концу.

— Ладно, — сказал Баранкин, — так и быть, коротенько открою тебе секрет всего этого, — Юра обвёл взглядом паруса и начал: — Когда скиснет молоко, из него получается что? — спросил он Костю.

— Кефир, — ответил тот.

— А когда скиснет кефир, что из кефира можно получить? — продолжал спрашивать Юра.

— Творог, — ответил Малинин.

— Правильно, — подтвердил Баранкин. — Творог, что ещё?.. Костя пожал плечами.

— Творог и сыворотку… Ещё из молока можно получить сметану, масло, сыр… Так?.. Но лично мне этого мало, мне нужно, чтобы испортившийся творог тоже превращался в какой-нибудь съедобный и питательный продукт, скажем в «рекиф», испортившийся рекиф должен превратиться в съедобный ферик, а испортившийся ферик в питательный ифекар! Понял?..

Понять всё это сразу было выше всяких сил Малинина. Сидя на палубе он только молча продолжал морщить лоб.

— Это же злободневная проблема, — продолжал разъяснять Юра Косте.

На палубе появилось несколько пакетов молока и колбаса в целлофановой упаковке.

— Очередная проблема, как во время путешествия взять с собой поменьше продуктов и подольше их есть, понимаешь?!. По моим расчётам с колбасой должно происходить то же самое, что и с молоком… Испортившаяся колбаса должна превращаться по моему расчёту в съедобный лясокомбль, съедобный лясокомбль, испортившись должен превратиться в колесамбль, а съедобный колесамбль, испортившись, должен превратиться б облекомс… Таким образом, съестных припасов, по моим подсчётам, можно будет брать с собой в путешествие в десять-пятнадцать раз меньше, чем обычно. Эксперимент закончен! В нашем путешествии мы легко обойдёмся несколькими пакетами молока и батоном колбасы! — воздев прозрачный пакет молока и колбасу в целлофане к вечернему темнеющему небу, Юра сказал: — Вот это рекиф! А это колесамбль!

Костя поднялся с палубы и с подозрением стал рассматривать в одном пакете что-то буро-зелёное, а в другом зелено-бурое.

— И это ты хочешь испробовать на нас с тобой? — удивился Малинин,

— Почему на нас с тобой? — тоже удивился Баранкин, — полагается по правилам сначала на белых мышах… Зря клетку с белыми мышами не захватили с собой… — сказал Баранкин.

— И ещё в цирке клетку с тигром зря не захватили с собой, подхватил Костя.

— А зачем тигра? — спросил Баранкин.

— Потому что все белые мыши сразу сдохнут от одного вида твоего колосайла-колбасайла, — объяснил Малинин, — а тигр сдохнет только после первого куска… Молоко-то у тебя может и превратилось в кефир, а колбаса только испортилась.

— Наверное, я мало бил эту колбасу деревянным молотком, задумчиво сказал Баранкин, понимая и сам, что колбаса не оправдала его надежд на чудесные превращения.

— Как, ты её ещё и бил деревянным молотком? — удивился Малинин. — Зачем ты её бил, когда этим молотком надо было тебя ударить по башке?!.

— Я хотел изменить у этой колбасы кристаллическую решётку…

— Баранкин, ты лучше брось эту колбасайлу в воду, пусть рыбы съедят её вместе с кристаллической решеткой.

Немного подумав, Юра бросил подопытную колбасу в воду, туда же последовал и сине-зелёный рекиф или как там его… Не прошло и нескольких минут, как из-за ограды набережной послышался мужской голос:

— Эй, вы, — крикнул рыболов, — вы чего там бросаете в воду, что рыба всплывает кверху брюхам?..

Два друга одновременно посмотрели на водяную поверхность. На мелких речных волнах действительно кверху пузом плавали три рыбки. Костя и Юра тревожно переглянулись.

— Ничего мы не бросали, — ответил Малинин. — Ты, Баранкин, понял, — тихо продолжал Костя, — Волга, она, конечно, впадает в Каспийское море, но ни одна больница в Каспийское море не впадает!

— А ты думаешь, что мой лясокомбль пахнет поликлиникой? — спросил удручённо Баранкин.

— Клиникой пахнет твой лясокомбль, а не поликлиникой, — сказал Малинин.

Хотел поработать за природу, так сказать, помочь ей в виде субботника… — сказал Баранкин, разводя руками. — Может, это всё с того, что молоко натуральное, а колбаса с добавками, которые мешают дальнейшим превращениям?!.

Именно после этих слов сильный порыв ветра надул паруса "Плавучего Дома Сойера" и заметь это Баранкин и дай команду "Поднять якорь! Отдать швартовые!..", то вся эта история, может быть, окончилась бы совсем по-другому, но Юра был так расстроен своей неудачей с экспериментом над молоком, особенно над колбасой, что именно ветра-то он и не заметил, тем более что именно в это же время рыбак, ворча себе что-то под нос, решил, видно, переменить место рыбалки, а по набережной со стороны окружного моста к Бородинскому мосту с треском пролетел мотоцикл, тот самый, что маячил возле школы. За рулём сидел всё тот же взрослый мальчишка, за спиной трясся всё тот же Венька Смирнов. Это был тот же мотоцикл с тем же парнем за рулём и с тем же Венькой за спиной. Заметив всё это, Костя и Юра плашмя упали на палубу плота.

— Срочно выгружай всё из карманов! — скомандовал Баранкин.

Чего только не было в этих самых карманах двух друзей. Инвентаризация этого «чего-то» заняла бы страницы две, а может и три, но мы остановимся только на одном предмете, который среди прочего обнаружил у себя Баранкин.

— Всё подозрительно! — сказал Малинин, оглядываясь вокруг. Почему они нас каждый раз находят? И здесь, наверное, найдут!

Баранкин нахмурился.

— Вот как они узнали, что мы едем именно в ту школу, где выступали? — продолжал Малинин.

— Как? Как? — передразнил его Баранкин. — Спросили у любого участника хора, куда едут автобусы.

— А может у них действительно есть адская машина наших поисков? — спросил Малинин.

— А что это такое? — спросил Баранкин, вынимая из кармана что-то похожее на батарейку.

— Не знаю, — ответил Малинин. — Понятия не имею.

— Может это и есть наш обнаруживатель?

Малинин хотел выбросить этот предмет в воду, но Баранкин перехватил у него и снова положил его к себе в карман. В ответ на это Малинин взял цветной мелок из кармана и на куске фанеры написал: "…В моей смерти прошу винить…" — рядом с этими словами Костя Малинин изобразил вихрастый профиль своего друга.

— Снимаемся с якоря! — отдал команду Баранкин.

— Если они на следующий год устроят нам такую же погоню, я не выдержу, — сказал Костя, помогая тянуть якорь из воды за веревку.

— Не выдержишь и что сделаешь? — спросил ехидно Баранкин, пыхтя изо всех сил — якорь поднимался со дна.

— Что сделаю? — Возьму и как заучусь!

— Как заучишься? — удивился Юра и обиделся. Якорь в песок засосало!.. — Вместе с Костей они тянули якорь изо всех сил, но тот не поддавался.

— На хорошо и… даже на отлично! — заявил Малинин, — заучусь.

— Ты, Малинин, наверное, заболел, — сказал Баранкин и приложил ко лбу Малинина руку. — Точно, жар…

— Свидетели! Легки на помине! — закричал Малинин, показывая рукой в сторону моста.

В это время действительно на окружном мосту появились Зинаида Фокина, Эра Кузякина, Света Умникова, Марина и другие ребята из их класса. А с другой стороны моста к ним присоединилась другая группа преследователей, состоящая из мальчишек.

— Опять обнаружили! — сказал безучастно Малинин. — Кажется, адская машина всё-таки сработала.

— Лезь в воду, за корму! — сказал Баранкин Косте.

И друзья, как были и в чем были полезли в холодную воду. Баранкин и утонул в одежде, чтобы теплее было.

— Утонули! — сказала Фокина, осознав весь ужас случившегося и заплакала.

— Конечно!.. Не вынесла душа поэта!.. — сказала Марина Турчина, хотя она на каждом собрании ругала Баранкина за то, что он плохо учится, но на самом деле он ей очень нравился.

— Душа поэта! — возмутилась печально и безо всякого возмущения Света Умникова, — написал одно стихотворение и уже душа поэта!..

— Факт, что довели! — сказал кто-то. — Преследователи!

Траурный митинг начался совершенно неожиданно. Каждый пытался сказать о Баранкине и Малинине самое хорошее…

Миша: — Просто у нас в школе может не тому учатся, — сказал он с грустью, снимая с головы кепку с большим козырьком, — потому что, если бы нас в школе учили тому, что знал Юрий Баранкин и в какой-то мере его друг Костя Малинин, то они были бы в нашем классе отличниками, а мы бы все были двоечниками!.. Ведь стоит только понять что к чему и чтобы расшифровать все загадочные надписи, вопросы без ответов, ответы без вопросов в комнате Баранкина или вот на этих парусах, а значит и в его голове, понадобятся целые десятилетия, а может быть и все столетия…

Женя: Просто Юра напоминал, как оказалось, человека, который читал книгу, а думал в это время о чем-то о своём!..

Миша: — Точно!..

Света: — Главное, другие и за свою-то школу не хотят выступать в концертах, а эти и за чужую школу выступили!..

Миша: — И ещё как выступили!..

Вадим: — И такие перед гибелью стихи написали замечательные!

Спросит Шуру журналист:

"В миллионах километров

от своей родной Земли,

Как вы в бездне очутились,

Здесь в космической дали?

. . . . . . .

Да ботинки занесли!"

Глеб:

Юра наш как солнце

И только разница одна

Затменье солнца

Бывает раз в сто лет,

А Юра наш всегда

В затменьи,

Лишь раз в году сверкнул

В нём свет!

И то, когда его уж нет!

Марина: — Погибли, не решив такой простой задачи!

Вадим: — Как это не решив?.. Они почти что решили задачу! Я своими ушами слышал. Вернее, правильно решали, когда бежали рядом с какими-то научными работниками! Я об этом уже Михал Михалычу по телефону рассказал. И эти профессора тоже на бегу какую-то задачу нерешённую решили.

Эра: — Это в биополе научных работников они решили задачу!

Вадим: — Между прочим, Михал Михалыч сказал, что, если они нашли ход решения, то это не Баранкин смог бы решить задачу потому, что оказался в биополе профессора, а профессор решил уравнение потому что был в биополе Баранкина!.. Михал Михалыч так и сказал: за то, что Баранкин с Малининым помогли своим биополем решить нерешённое уравнение — только за одно это я вывожу им годовую тройку по математике!

Все (тихо, сквозь слезы) — Ур-р-а!..

Зина: — Поздно кричать ура! Поздно!

— Надо же, — всхлипнула Светлана Умникова, — несколько дней до окончания учебного года не дожили!..

— И до открытия каникул тоже несколько дней не дожили! поддержала её Марина Турчина.

Зина: — Хоть бы голос Юры и Кости на земле остался! Ведь оставался же раньше!

Неожиданно со стороны Бородинского моста подкатил мотоцикл со старшим братом Вадима Котова и с Венькой Смирновым. Узнав о пропаже двух друзей… Венька сказал:

— Если бы они были отличниками, тогда бы ещё было жалко, а двоечников за что жалеть?

— Как тебе не стыдно! — сказала Фокина. Все девчонки заплакали снова в голос.

— А ты чего плачешь? — тихо спросил Баранкин Малинина.

— Мне нас с тобой жалко…

— Так мы же живы… — также тихо сказал Баранкин.

— Всё равно почему-то жалко! — Малинин ревел уже так громко, что его услышали на берегу.

— Слышите? — спросила Марина Эру и Зину. — Баранкина и Малинина опять нет, а голоса есть, а вы мне не верили!..

— Хотя и поздно, но мы сдаёмся, Юрочка и Костенька! — сказала Фокина, поднимая кверху руки, только… пусть эта мертвая вода станет для вас живой!..

— Что вы про живую воду? — возмутился старшеклассник. — Их в этой воде искать надо, а они… — и стал спешно раздеваться до трусов.

— Если сдаётесь, то это другой разговор, — громко сказал Баранкин из-за кормы "Плавучего Дома Сойера", — если сдаётесь, тогда мы с Костей живы!..

Наступила тишина. Каждый замер в той позе, в какой его застали слова Баранкина. Старшеклассник, лихорадочно стягивавший с себя узкие джинсы, перестал раздеваться.

— Голос! — воскликнула Марина Турчина, — голос Баранкина!.. Я же говорила, что у него голос иногда может жить отдельно от него самого!..

— Юра! — мистическим шепотом, чуть заикаясь, произнесла Фокина.

Сначала снова наступила тишина. И даже не тишина, а что-то гораздо большее… Целая тишинища, в которой отчётливо были слышны ещё и всхлипывания голоса Малинина.

— Ну, вот! — прошептала Марина, — и Малинина голос появился…

Затем снова возник успокаивающий голос Баранкина:

— Да перестань ты реветь! Из речки море солёное хочешь сделать?!.

— Мистика, — сказал решительно старшеклассник. — Если голоса ваших Баранкина и Малинина есть, то и сами они должны быть где-то здесь… — С этими словами он быстро перелез через ограду набережной и спрыгнул на палубу "Плавучего Дома Сойера", затем подошёл к корме, и, перегнувшись, заглянул в Москву-реку… Да вот они и сами! — крикнул он радостно на весь берег. — Вот они, голубчики ваши, попались всё-таки! — Утописты, несчастные! Ну и погоняли вы меня с моей машиной по всей Москве! Молодцы!.. Но моя машина обнаружения тоже молодец! Местонахождение ваше обнаруживала ориентировочно правильно!.. Конечно, ещё надо над ней поработать!..

Дрожащих от холода Баранкина и Малинина вытаскивали из воды всем миром. У Малинина зуб на зуб не попадал. Оба могли только выговаривать, один: "Ва-ва-ва!", другой: "Да-да-да!".

— Да, вразумительная речь, ничего не скажешь! — сказал Венька, — Без переводчика не обойтись!

— Я сейчас переведу, — сказал Яковлев, глядя на Баранкина и Малинина, продолжавших трястись от холода, он перевёл: "Они говорят, что согласны хоть сейчас решить новые задачи и выкопать две положенные им ямы под деревья!.."

— Де-де-де, — сказал Баранкин.

— Га-га-га, — сказал Малинин.

— Они спрашивают, где бумага, — перевёл Яковлев.

— Ла-ла-ла… — продолжал Баранкин.

А Малинин сказал: "Па-па-па…"

— Они ещё просят и лопаты, — перевёл Яковлев.

— Ма-ма-ма… — в один голос запричитали Баранкин и Малинин.

— Они к мамам хотят, — сказала Зина Фокина. — Ловите скорее такси и везите их немедленно домой! Да, вы успокойтесь, оказывается Михал Михалыч вам уже вывел годовую тройку по математике… Вадим Котов ему честное слово дал, что вы на бегу задачу почти что решили!

Минут через десять действительно было поймано такси, и Юру с Костей увезли домой…

Эпилог

Прошло два дня. И Юра Баранкин и Костя Малинин спали каждый у себя дома ровно 48 часов. Как это ни странно, но проснулись они одновременно и одновременно спросили у дежуривших возле их кроватей ребят: "Де-де-де мы?" — по привычке заикаясь от холода.

— До-до-до-дома… — в тон им ответили Вадим Котов и Миша Яковлев. А Зина Фокина улыбнулась. И Эра Кузякина тоже улыбнулась.

Баранкин позвонил по телефону Малинину и сказал, чуть-чуть дрожа и чуть-чуть заикаясь от недавно пережитого холодного купания в Москве-реке:

— Костя, ты пе-пе-перестал дро-дрожать?.. Я пе-пе-перестал! Срочно оде-де-вайся и бегом в пришкольный са-а-ад! Решим на земле за-за-задачу и на этом месте выроем яму!..

А Зина Фокина сказала Юре просто так, а Косте в телефонную трубку:

— Да ребята! Да что вы! Да вы что ли всё позабыли?! Вы же вроде бы решили задачу! Во всяком случае — решали! Да ещё на бегу! А вместо ямы вы вон сколько сил потратили… И вообще, в школе уже не надо ни трудиться, ни учиться!..

— Как это, как это не надо?!. — Юра Баранкин удивился просто так, а Костя Малинин удивился в телефонную трубку.

— А так это, так это, так это!.. Уже ка-ни-ку-лы! Теперь всё переходит и переносится на будущий учебный год!..

— Неужели переносится всё? — переспросил Баранкин и, как показалось Фокиной, с большой тревогой.

— Всё! — подтвердила она, — а пока… а пока… вы закончили этот год с Костей общегодовой троечкой по математике, а на будущий год начнёте с троечки, ладно? А закончите общегодовой четвёрочкой или даже пятёрочкой!.. Договорились? А теперь вам с Костей надо немного отдохнуть… Каникулы!.. — вздохнула Зина Фокина и, как показалось Баранкину, вздохнула с большим сожалением.

— Правда каникулы? — спросил всё ещё полусонный Баранкин. — Жаль, жаль. Он ещё хотел сказать Фокиной, что они (Костя и Он!) ни о чём с Зиной не договаривались!.. И не договорились на будущий год… хотел и вдруг взял и неожиданно даже для себя… уснул… уснул, как убитый… уснул ровнехонько ещё на целых двенадцать часов…

Он спал, зная о том, что великая погоня окончилась, но не знал, что его ещё ждут великие превращения и великая подготовка! Не знал он так же, что слова: "От них можно только улететь!.." окажутся пророческими, но это уже в будущем учебном году!

КОНЕЦ… а жаль!

Книга третья: И снова этот Баранкин, или Великая погоня

Фантазии Баранкина:

Три повести про школьника Юру Баранкина.

Первая книга — "Баранкин, будь человеком!" — рассказывает про лентяя и двоечника, который в поисках легкой и бездумной жизни проходит через ряд сказочных превращений (в воробья, в бабочку, в муравья). Пройдя множество испытаний, он понимает, что ничего прекраснее человеческой жизни нет на свете.

Во второй книге "Сверхприключения сверхкосмонавта" — повзрослевший герой проявляет необычные способности к знаниям.

Наконец, третья книга — о новых событиях из жизненных перипетий[1] Юры Баранкина и Кости Малинина, неожиданно обнаруженных автором при дальнейшем исследовании их жизни и приключений, а издательство «Магарыф» печатает впервые это продолжение.

Валерий Медведев. Фантазии Баранкина

Издательство: Магарыф, 1989 г.

Твердый переплет, 320 стр.

ISBN   5-675-00176-Х

Тираж: 225000 экз.

Формат: 60x90/16

Повести про школьника Юру Баранкина.

Первая книга - "Баранкин, будь человеком!" - рассказывает про лентяя и двоечника, который в поисках легкой и бездумной жизни проходит через ряд сказочных превращений (в воробья, в бабочку, в муравья). Пройдя множество испытаний, он понимает, что ничего прекраснее человеческой жизни нет на свете.

Во второй книге - "Сверхприключения сверхкосмонавта" - повзрослевший герой проявляет необычные способности к знаниям.

Наконец, третья книга о новых событиях из жизненных перепетий Юры Баранкина и Кости Малинина, неожиданно обнаруженные автором при дальнейшем исследовании их жизни и приключений, а издательство "Магарыф" печатает впервые это продолжение.

Валерий Медведев. Фантазии Баранкина

Издательство: Детская литература. Москва, 1978 г.

Твердый переплет, 303 стр.

Тираж: 100000 экз.

Формат: 70x100/16

Две книги объединяют две жизни одного героя - Юрия Баранкина.

Первая книга "Баранкин, будь человеком" рассказывает о том, как закоренелый двоечник Юра Баранкин и его друг Костя Малинин в поисках лёгкой и бездумной жизни превращаются то в воробьев, то в бабочек, то в муравьев. Пройдя через множество испытаний, друзья снова возвращаются к человеческой жизни, понимая, что ничего прекрасней её нет на свете.

Во второй книге "Сверхприключения сверхкосмонавта" повзрослевший герой проявляет необычные способности к знаниям, которые, как оказывается, могут принести и добро и зло.

Валерий Медведев. Фантазии Баранкина

Серия: Золотая библиотека

Издательство: Детская литература. Москва, 1983 г.

Твердый переплет, 350 стр.

Тираж: 100000 экз.

Формат: 84x108/32

Две повести про школьника Юру Баранкина.

Первая книга "Баранкин, будь человеком!" - рассказывает про лентяя и двоечника, который в поисках легкой и бездумной жизни проходит через ряд сказочных превращений.

Во второй книге - "Сверхприключения сверхкосмонавта" - повзрослевший герой проявляет необычные способности к знаниям.

Оглавление

Вместо предисловия.

Событие самое первое. Последняя двойка перед каникулами.

Событие самое второе. Бег ради бегства.

Событие самое третье. Неожиданное открытие.

Событие самое четвёртое. Чем дальше в лес, тем больше дров в полном смысле этого слова.

Событие самое пятое. Киностудия «Нос-фильм».

Событие самое шестое. Правила уличного выдвижения.

Событие самое седьмое. Внуки племянников сыновей братьев Стругацких.

Событие самое восьмое. Гибель "Плавучего Дома Сойера".

Эпилог

Примечания

1

Перипетия (греч. περιπέτεια «внезапный поворот») — один из существенных элементов усложнения фабулы, обозначающий всякий неожиданный поворот в развитии сюжета. По определению Аристотеля, это «превращение действия в его противоположность».

Переворот, внезапная перемена в судьбе героя, первонач, в драматическом произведении, а затем также в романе.

(обратно)

Оглавление

Фантазии Баранкина - 3 . И СНОВА ЭТОТ БАРАНКИН, или ВЕЛИКАЯ ПОГОНЯ

  Вместо предисловия

  СОБЫТИЕ САМОЕ ПЕРВОЕ. Последняя двойка перед каникулами

  СОБЫТИЕ САМОЕ ВТОРОЕ. Бег ради бегства

  СОБЫТИЕ САМОЕ ТРЕТЬЕ. Неожиданное открытие

  СОБЫТИЕ САМОЕ ЧЕТВЕРТОЕ. Чем дальше в лес, тем больше дров в полном смысле этого слова

  СОБЫТИЕ САМОЕ ПЯТОЕ. Киностудия "Нос — фильм"

  СОБЫТИЕ САМОЕ ШЕСТОЕ. Правила уличного выдвижения

  СОБЫТИЕ САМОЕ СЕДЬМОЕ. Внуки племянников сыновей братьев Стругацких

  СОБЫТИЕ САМОЕ ВОСЬМОЕ. Гибель "Плавучего Дома Сойера".

  Эпилог

Книга третья: . И снова этот Баранкин, или Великая погоня

Оглавление . .