«Рассказы про Васю Снегирева»

СОКРАТ МОЙ ДРУГ

В этот день Васе Снегиреву с утра не везло. Стал умываться — мыльная пена попала в глаз. Сел завтракать — чуть крошкой не подавился. Не в то горло попала. Кашлял и кашлял, обливаясь слезами. Уже по дороге в школу вспомнил, что задачку так и не решил. На утро отложил, да вот проспал. А стоило ему что-либо не выучить, — как назло, сразу вызывали. На практике не раз проверено. Стал вешать в раздевалке пальто — вешалка оборвалась.

Как-то в Сережиной записной книжке (старший брат имел привычку делать из разных книг выписки понравившихся изречений) Вася прочитал, что несчастья, как гуси, приходят гуськом одно за другим. И еще там было записано, что если уж не повезет, то и ковыряя в носу можно палец сломать.

В школе тоже все началось с неприятностей. В класс вошли учительница и незнакомая девчонка. Она была тоненькая, черненькая. В руках — новый желтый портфель с блестящими застежками. Глаза у девчонки большие, коричневые, черные ресницы длинные и пушистые.

— Новенькая! — прошелестело по классу. Все с любопытством уставились на девочку. Коля Северцев, Васин сосед по парте, хмыкнул:

— Стриж!

— Где стриж? — завертел головой Вася.

— Погляди, как стрижет ресницами…

Вася внимательно посмотрел на девчонку и вправду заметил, что длинные ресницы ее часто-часто взлетали вверх и опускались вниз.

— Сразу видно — подлиза, — сказал Коля.

— С чего ты взял? — удивился Вася.

— По глазам видно, — заявил Коля.

— Жалко, что ты в старое время не родился… — усмехнулся Вася. — Из тебя бы хороший колдун получился…

— Уж скорее оракул, — самодовольно заметил Коля Северцев. — У меня хорошо развита эта… интуиция. Я все наперед знаю.

— Вызовут меня сегодня или нет? — спросил Вася.

— Как штык, — усмехнулся Коля. — И влепят двойку, потому что задачку ты не решил…

«Он и вправду все знает, — подивился Вася. — Вот только про свои двойки не догадывается…» Учительница представила девочку:

— Люся Иванова. Будет учиться в нашем классе. Люся приехала с Севера.

— А чего она там делала? — спросил Северцев. — Тюленей ловила? Или моржов?

— Ты хотел сказать «моржей», — поправила учительница.

Девочка мельком взглянула на Колю и отвернулась. Васе показалось, что она улыбнулась. Уголками губ.

— Как пить дать, подлиза, — заметил шепотом Коля. — Не только по глазам, но и но ушам видно.

Вася взглянул на девочку: у нее и ушей-то не видно. Спрятались в густых каштановых волосах. Ну и болтун этот Северцев.

— Люся жила на острове Новая Земля, — продолжала учительница. — Люсин отец…

Девочка взглянула на учительницу и улыбнулась, отчего в ее больших глазах зажглись две точечки.

— Мой отец вовсе не знаменитый полярник, — сказала она. — Я очень рада, что буду жить и учиться в вашем замечательном городе.

— Жила бы себе на Севере, — пробурчал Коля. Он почему-то с первого взгляда невзлюбил новенькую.

Учительница обвела притихший класс глазами и остановилась на Васе и Коле.

— Я давно хотела разлучить вас, — сказала она. — Вы слишком много говорите о постороннем на уроках, друзья.

Мальчишек будто обухом по голове ударили. Они переглянулись и оба вскочили со своих мест.

— Мы… мы больше но будем, — сказал Вася. — Честное слово!

— Снегирев мне по русскому помогает, с чувством прибавил Коля. — А я ему — по математике. Он мне, а я ему. У нас этот… патриархат…

Коля любил вворачивать непонятные словечки, правда, иногда невпопад, как сейчас.

— Какой еще патриархат? — не выдержала и рассмеялась учительница. — Хорошо же ты знаешь древнюю историю!

— Ну, матриархат… — бубнил Северцев.

Тут уж весь класс рассмеялся. Только приятелям было не до смеха.

— Северцев, пересядь к Орлову, а Люся сядет к Снегиреву.

— Мы не можем друг без друга, — вцепился в парту Вася.

Вот это сюрприз! В классе мальчики сидели с мальчиками, девочки — с девочками. А теперь Вася будет сидеть с девочкой. Лучше бы она, действительно, и не приезжала со своего Севера.

Снегирев еще попытался было протестовать, но учительница нахмурила брови.

— Вот как ты встречаешь новенькую?

Коля Северцев быстренько перебрался к Орлову. И спорить не стал. Забыл и про матриархат и патриархат…

Вася выставил на край парты свой портфель. Новенькая подошла и остановилась напротив. Ее карие глаза дружелюбно смотрели на Васю. Он нехотя отодвинул портфель. Люся уселась рядом.

До конца уроков Снегирев не обмолвился и словом со своей соседкой. Она сама по себе, а он сам по себе. Правда, Люся два раза попыталась вызвать его на разговор, но Вася и ухом не повел. Хотя и любил поговорить. Это Северцев приучил его болтать на уроках. Коля и пять минут не мог помолчать. Он же оракул… Вася с завистью поглядывал на парту Димы Орлова, где расположился его приятель. Он быстро освоился на новом месте и вовсю болтал с Димой. Потихоньку, разумеется. Наверное, про новенькую распространяется, злословит. Орлов изредка кивал.

Дима не любил много разговаривать. У него голос — труба. Стоит рот раскрыть, как весь класс слышит. Поэтому Орлов предпочитал на уроках молчать.

А вообще-то, Северцев — ненадежный приятель. Хотя бы в первый день для приличия сделал вид, что сильно расстроен. Три года вместе сидели, и не успел на другую парту пересесть, как уже заулыбался. А помнится, толковал, что мужская дружба — самое ценное в жизни человека. Северцев, правда, любил к месту и не к месту повторять: «Сократ мой друг, но истина дороже…» Какая истина? Коля больше любил прихвастнуть, чем доискиваться этой истины.

На переменке Коля подошел к Васе.

— Как она? Твоя гарпия? — спросил он, кивнув на желтый портфель с блестящими застежками. — Не обижает?

— Кто меня обидит, тот…

— Дня не проживет! — подхватил Северцев. — Узнаю своего мужественного друга… Флибустьера, корсара! Не унывай, Вася, всегда чем можем, поможем!

— Обойдусь! — хмуро сказал Снегирев. — А ты как устроился?

— Отлично, — вырвалось у Коли, и тут же он прикусил язык. — Конечно, не то что с тобой… Ты же знаешь Орлова — иерихонскую трубу. — Коля притворно вздохнул: — С тоски можно помереть… Одним словом — амбра!

— Ты хотел сказать «амба»?

— Не жизнь теперь у меня, а сплошной вакуум…

Вася отвернулся: противно слушать глупые речи. Коля без памяти рад, что не его посадили с девчонкой. Вася хоть сейчас прогнал бы ее с парты, да не имеет права. А потом, все-таки она новенькая. С Севера приехала. С Новой Земли. С этим тоже надо считаться.

— Не унывай, джентльмен, — бодро продолжал Северцев. — Может, она и не гарпия… Может, нимфа. Поживем — увидим. Ты постепенно привыкнешь к ней. Человек ко всему привыкает… Аминь! И помни: Сократ мой друг, а истина дороже!..

— У тебя на носу чернила, — сказал Вася. — Иди отмой.

Коля пощупал свой толстый нос и отправился в уборную. Через минуту вернулся.

— Нет никакого пятна, — сказал он. — Это что, нонсенс?

— Значит, показалось…

— Я понимаю, — сказал Северцев, — трудно тебе, друг… Да ты не расстраивайся, все пройдет, как с белых яблонь дым…

— Ну чего привязался? Нонсенс! — вспылил Вася. — Иди к своему Орлову и… дуйте оба в эту… иерихонскую трубу!

— Иду-иду, — сказал Коля. — А ты давай крепись, рыцарь… Я понимаю: нелегко сидеть за одной партой с черной кошкой…

— С какой еще кошкой? — обалдело уставился на него Снегирев.

— Ты хорошенько приглядись к ней: вылитая черная кошка. И повадки кошачьи…

— То стриж, то гарпия, теперь черная кошка… завтра медведицей обзовешь. Катись ты, братец, подальше! Вместе со своим нонсенсом… Что хоть это такое?

Коля не ответил. Он и сам толком не знал, что такое «нонсенс».

На следующий день Васе не захотелось идти в школу. Ему захотелось положить на голову мокрое полотенце и весь день пролежать в постели. Но родителей не проведешь. Есть такая точная штука — градусник. Сунут под мышку — и он сразу определит, болен ты или нет.

Скрепя сердце Снегирев отправился в школу. По дороге он подумал: может быть, Люся заболеет и не придет на занятия? Но сразу же эту мысль отогнал: Иванова жила на Севере, и ее никакая ангина так просто не возьмет. И даже грипп. Она, видать, закаленная.

Люся уже сидела на месте. Она еще не успела как следует познакомиться с ребятами и поэтому первое время в основном держалась у своей парты. Зато Снегирев каждую переменку от звонка до звонка проводил в коридоре. Изучил лица всех великих химиков и физиков, портреты которых были развешаны на стенах. И среди них обнаружил лишь одну женщину: Марию Склодовскую-Кюри. Глядя на нее, вдруг подумал, что у нее есть что-то общее с этой… новенькой. Почему ее Северцев прозвал черной кошкой?..

Люся подняла на Васю большие карие глаза и тихо сказала:

— Доброе утро.

Снегирев опешил. Никто из девчонок еще так не приветствовал его. Люся смотрела на него и ждала.

— Привет, — вяло поздоровался Вася и посмотрел на Колю. Тот подмигнул ему со своего места:

— Ты, братец, становишься джентельменом!

— А разве это плохо? — взглянула на него Люся.

— И спросила кроха: что такое хорошо, что такое плохо? — ухмыльнулся Северцев.

— Маяковского ты помнишь, а вот что такое «патриархат» и «матриархат», не знаешь! — сказала новенькая.

— Нонсенс! — возмущенно воскликнул Коля.

— Переведи на русский язык, — потребовала Люся. — Что, не можешь? Чего же ты тогда употребляешь иностранные словечки, если не знаешь их смысла?

Впервые Коле нечего было ответить: он озадаченно смотрел на девочку и хлопал газами. Выручил звонок.

— Черная кошка… — негромко пробурчал уязвленный Северцев и бросил портфель под парту.

— А ты знаешь, что такое «нонсенс»? — покосился на соседку Вася.

— Я знаю, — сухо ответила она, — а если и ты хочешь узнать, то посмотри в словарь иностранных слов.

Потом Снегирев посмотрел: нонсенс — это бессмысленность, глупость, нелепость… В одном слове столько понятий…

На первом уроке была контрольная по арифметике. С математикой у Васи всегда обстояло дело туго. А Коля соображал. А теперь вот его рядом нет.

Пока Снегирев пыхтел над задачкой, Люся все решила и одной из первых сдала тетрадь. Она пододвинулась поближе и заглянула.

— Первое действие неправильно, — шепнула она.

Вася дернул плечом и продолжал мусолить во рту конец ручки.

— Нужно умножить, а ты, чудак, сложил…

Он не просил, чтобы ему подсказывали, и сам бы в конце концов сообразил, где ошибка. Если она еще раз сунет нос в его тетрадку, то он загородит лист рукой.

Однако когда Люся стала проверять вторую задачку, Вася забыл прикрыть тетрадку локтем. Люся проверила решение и кивнула: «Все правильно».

Снегирев со спокойным сердцем сдал тетрадку.

На переменке Коля сказал:

— Я выяснил, кто такая эта Люська Иванова. Она отличница. Вот влип ты!

— А мне-то что?

— С ней ведь и поговорить будет не о чем. Только о пятерках да уроках. Что ты, не знаешь отличников?

— Она мне помогла задачку решить, — сказал Вася.

— Ну? — удивился Северцев. — Отличники, как правило, не любят подсказывать… Она на тебя глаз положила. А у черных кошек глаз худой… Сглазит она тебя, гладиатор!

— Как это «сглазит»?

— Сделает так, что у вас за партой будет процветать матриархат… Она будет тобой командовать!

— Пойдем на спортплощадку? — предложил Вася. Ему надоели эти бесполезные разговоры.

Всю переменку они подтягивались на турнике. Снегирев подтянулся на два раза больше. Северцев расстроился. Это было видно по его лицу. Коля никогда и ни в чем не хотел уступать приятелю. А тут вот не хватило силенок.

— Вода силу ломит, — скрывая досаду, непонятно выразился он.

— Не понял?

— Моя сила — интеллект, — заметил Северцев.

— А я, выходит, дурак? — насмешливо сказал Снегирев. — Потому что сильнее тебя?

— Я этого не говорил…

— Думай, когда говоришь… — поддел его Вася. — А то получается сплошной… нонсенс!

— Я вчера допоздна читал, — сказал Коля.

— Значит, ослаб? — поддразнивал Вася.

— Ладно, после уроков снова придем сюда и я подтянусь на три раза больше, — заявил Северцев.

— А судьей у нас будет… новенькая, — сказал Вася.

— Уже спелся с ней? — покосился на него приятель. — Говорил, быть за вашей партой матриархату!

— У нас с ней равноправие, — сказал Вася.

Коля подозрительно посмотрел на него и, помолчав, спросил:

— Ты знаешь, кто у нее отец?

— Она же сказала, что не герой полярник.

— Надо выяснить, — озабоченно сказал Коля. — Может, он полярный летчик или капитан дальнего плавания?

Теперь Люся уже не сидела с книжкой в руках на переменках одна за партой. Вася вылетал из класса пулей, лишь звякал звонок. Девочки приняли ее в свою компанию. А Рая Ляпунова — толстушка с двумя короткими косичками — ни на минуту не отходила от новенькой. Показывала ей открытки знаменитых артистов. Она очень хотела с ней подружиться, но Люся относилась ко всем одинаково. Не спешила обзаводиться задушевной подругой.

Снегирев свыкся с мыслью, что он сидит с девчонкой. Ребята перестали над ним подтрунивать. А потом, Люся не надоедала ему и не мешала. Она сама по себе, он сам по себе. И если сначала он посматривал на нее косо, то теперь окончательно смирился. Прав Северцев, человек ко всему привыкает, даже к девчонкам.

За контрольную Вася получил пятерку. А если бы Люся не подсказала, в тетрадке красовался бы паукообразный трояк. И с дисциплиной стало получше. Как ушел приятель к Орлову, так не с кем стало разговаривать.

Люся на уроках не отвлекалась, наверное забывала, что он рядом. Меньше замечаний от учительницы. Если разобраться, то не так уж плохо сидеть с девчонкой. Даже еще с отличницей. Люся никогда от него не закрывала локтем свои тетрадки. Нет-нет на контрольных он и заглядывал в них, сверяя свои решения или проверяя слова в диктанте.

По-прежнему каждое утро Люся приветливо говорила: «Доброе утро». И Вася привычно отвечал: «Привет». Если первые дни он сидел на самом конце парты, отвернувшись от девочки, то теперь занял нормальное положение.

Как-то они вместе возвращались домой. Так уж получилось: после звонка вышли из класса и направились в одну сторону. Оказалось, Люся живет в двух кварталах от него. Когда проходили мимо тира, Вася сказал:

— Ну, пока… Я пойду, пожалуй, постреляю.

Он любил стрелять из воздушки. И стрелял довольно метко, как он считал.

Люся взглянула на него и улыбнулась. И в глазах ее зажглись две точечки.

— Я — тоже, — сказала она.

— Погляди, как я сейчас жестяных зверюшек наповал буду сшибать, — самодовольно заявил Снегирев, широко распахивая дверь.

Он взял десять свинцовых пулек, выбрал по вкусу духовое ружье центрального боя и, тщательно целясь, стал стрелять. Из десяти пулек четыре попали в цель. Это не плохо. Вася с торжеством посмотрел на девчонку.

— Видала, как я их? Одна за другой кувыркаются…

— Дай-ка, я попробую, — попросила Люся.

Снегирев взял еще десять пулек: пускай побалуется…

Люся прижала приклад к плечу, прицелилась и выстрелила, железный заяц тут же перевернулся вверх тормашками. Заряжая ей ружье, Вася подумал, что это случайно, но, когда стали падать и другие фигурки, кажется еще пять, он даже рот раскрыл от удивления.

— Вот даешь… — только и нашелся, что сказать.

— Я на Севере с отцом на белых куропаток охотилась, — сказала Люся.

— А на белых медведей не охотилась? — съехидничал Снегирев. Ему все же стало неловко, что девчонка лучше его стреляет. Без единого промаха.

— В белых медведей запрещено стрелять, — ничуть не обидевшись, сказала Люся. — Они подходили к самому нашему дому. Я им давала мороженое мясо.

Вася и сам не заметил, как ее портфель очутился в его руке. Проводил он ее до самого дома. У парадной, немного помявшись, сказал:

— Ты во сколько утром выходишь из дому? Половина девятого? Завтра у тира и встретимся… Гуд бай!

Люся улыбнулась, поправила на голове меховую шапочку и скрылась в парадной. Вася слышал, как дробно застучали по лестнице ее каблуки.

Как-то в Люсином портфеле Вася увидел черный конверт с фотографиями. Ему очень хотелось посмотреть, что это за снимки, но спросить постеснялся. А Люся показать не догадалась. На переменке Вася сказал Северцеву:

— У нее какие-то фотографии… Целая пачка.

— Где они? — живо заинтересовался тот.

— В портфеле.

— Давай посмотрим?

— Неудобно, — возразил Снегирев. — Может она не хочет их показывать?

На это Коля не нашелся, что ответить.

А через два урока Люся хватилась фотографий.

— Ты не брал? — спросила она Снегирева.

— Я по чужим портфелям не шарю, — ответил тот.

Люся больше ничего не сказала, отвернулась от Васи и до конца урока даже не посмотрела в его сторону.

Снегирев написал ей записку: «Честное пионерское, я не брал твои фотографии».

В ответ она косо написала: «Я тебе верю».

Но она была расстроена, и Снегирев видел. И хотя он не дотрагивался до фотографий, чувствовал себя не в своей тарелке. Ведь отлично знал, кто их взял!

Он написал еще одну записку: «Я найду твои фото, не переживай!» Люся сбоку взглянула на него, чуть приметно улыбнулась и кивнула.

На переменке Вася подошел к приятелю.

— Гони фотографии! — заявил он.

— Какие еще фотографии? — округлил свои бесстыжие глаза Северцев.

— Не валяй дурака!

Коля поднялся из-за парты и, мигнув приятелю, вышел из класса. Вася — за ним. В коридоре Северцев затащил его в темный угол за колонну и достал из кармана черный конверт.

— Знаешь, что здесь? — спросил он.

— Надо отдать ей, — сказал Вася. — Нехорошо это. Она на меня подумала.

Фотографии полярных зверей. Пингвины, белые медведи, тюлени и… сама Люська со скрипкой. Скрипка нам ни к чему, а остальные поделим: тюлень тебе, тюлень мне, медведь…

— Иди и все до одной отдай ей, — перебил Вася, начиная злиться.

Коля вытащил из конверта снимки.

— Ты погляди, какие симпатичные зверюги…

— Я чужие фотографии без разрешения не смотрю.

Северцев засунул конверт в карман и насмешливо посмотрел на приятеля.

— А помнишь, у Райки Ляпуновой альбом стащил? Два дня не отдавал…

— Когда это было, — смутился Снегирев. — Еще в третьем классе.

— Понимаю, в чем дело… Ты, Снегирь, втюрился в нее! Втюрился по уши!

Вася даже покраснел.

— Дурак!

— Я видел, как ты ее портфель нес, — продолжал скалить зубы Северцев. — И в школу вы теперь вместе ходите… Что, не так? Как это в песне-то? Нас на баб-бу-у променял…

Снегирев не хотел его ударить. Он даже не знал, как все это произошло: рука его сама по себе поднялась и заехала приятелю в ухо. Коля сразу перестал смеяться.

Стоял и хлопал зелеными глазами, и вид у него был изумленный, а ухо медленно багровело.

— Это ты меня? Своего лучшего друга? Из-за какой-то девчонки?! Из-за черной кошки?

— Из-за фотографий, — поправил Вася.

— Думаешь, нужны мне эти паршивые фотографии? Возьми, подавись… Преподнеси ей на блюдечке! И скажи, что это я их взял… Похитил!

— Я не ябеда.

Северцев выхватил из кармана злополучные фотографии и сунул Васе. Лицо Коли сначала покраснело, почти как ухо, затем побледнело. А ухо продолжало быть красным.

— Все! — бормотал он. — Конец! Больше я этого человека не знаю… Предаю тебя остракизму! Чтобы на друга поднять руку?! Где это видано? Я так и знал, что эта черная кошка перебежит нам дорогу…

Зло у Снегирева прошло, ему стало неловко. Не надо было поднимать руку на Северцева, он бы и так отдал снимки.

— Это… извини, — сказал он. — Так уж получилось.

— Никогда! — со злостью выпалил Коля. — Я счастлив, что не сижу с тобой за одной партой. Забудь, что у тебя когда-то был друг Коля Северцев. Нет теперь у тебя друга. Я выхожу из игры… Адью, месье! Цацкайся со своей кошкой, а ко мне и не подходи лучше!

— И не подойду, — стал злиться Вася. — Подумаешь, раскудахтался! «Адью, месье!» Можешь меня ударить по чему хочешь, и будем квиты. — Он даже подставил ему свое лицо, лишь глаза прижмурил: — Бей! Можешь изо всей силы…

— Не выйдет!.. Пусть тебя всю жизнь совесть мучает!

Северцев зачем-то вытащил носовой платок и вытер руки. Наверное, это должно было обозначать, что отныне он даже не прикоснется к Васе, никогда не подаст ему руки. Затем Коля бросил на бывшего друга уничтожающий взгляд и удалился с гордо поднятой головой.

— Между нами пролегла непреодолимая пропасть, — не оборачиваясь, буркнул он. Северцев и тут не мог удержаться от высокопарных слов. — Гутен морген, гутен таг; бьют по морде и просто так…

Снегирев тяжко вздохнул и направился к своей парте. Люся уже была на месте. В глазах ее горели точечки. Он протянул ей черный конверт.

— Вот твои фотографии.

— Они твои, — с улыбкой сказала Люся. — Я тебе принесла. У меня дома много их. Папа снимал все время. Хочешь, еще принесу? На одной даже получился морж. Правда, не весь — голова и шея в складках…

— Спасибо, — пробурчал Снегирев. — А почему морж получился не весь?

— Он высунулся из-за тороса, и папа его сфотографировал. А потом он ухнул в прорубь и уплыл.

— Да-а, у него же шкура толстая… — рассеянно заметил Вася, лишь бы что-нибудь сказать.

— У тебя лицо расстроенное, — сказала Люся. — Что-нибудь случилось?

— Что такое «предать остракизму»? — спросил Вася.

— Не знаю, — сказала Люся. — Надо будет посмотреть в энциклопедию.

— И где он только такие словечки выискивает! — вырвалось у Снегирева.

— Ты поссорился со своим другом? — заглянула ему в лицо Люся. — Из-за меня?

— Сократ мой друг, но истина дороже, — задумчиво проговорил Вася. — Я сам предам его остракизму… только сначала узнаю, что это такое.

— Он не хочет с тобой дружить?

— Пойдем сегодня в тир? — вдруг предложил Вася. — Постреляем?

— Пойдем, — сказала Люся.

Вошла учительница. Положила на стол классный журнал, с улыбкой посмотрела на ребят.

— А ты, Снегирев, чего нос повесил? — сказала учительница. — Сейчас я тебя обрадую… Я очень довольна твоим поведением. Ты стал прилежным, внимательным… Исправил все тройки. Люся сядет с Раей Ляпуновой, а ты можешь снова сесть за одну парту со своим лучшим другом… Северцев, ты разве не слышал, что я сказала? Сейчас же пересядь к Снегиреву, ну!

ХИТРЫЙ СЕВЕРЦЕВ

В школьном коридоре на доске появилось небольшое, но выразительное объявление: «Завтра после уроков в пятом „а“ выступит с докладом председатель совета отряда Вася Снегирев. Явка всех пионеров строго обязательна. Председатель В. Снегирев».

После звонка весь пятый «а» собрался у объявления. Читали. Мрачнели. Ворчали.

— Опять на нашу голову свалился докла-ад! — возмутился Дима Орлов, добродушный сероглазый мальчишка. — Развезе-ет на два часа-а, как в прошлый раз…

Дима говорил медленно, округло, нараспев.

— Ему галочку в журнал поставить, а ты мучайся, — поддержала его толстушка Валя Спиридонова.

Подошел длинный Коля Северцев. Сдвинув светлые брови, прочитал и негромко, словно про себя, сказал:

— Ну и тоска смертная, братцы. Общая тетрадь исписана. Двадцать четыре листа, и все мелким почерком. Сам видел.

Ребята разом загалдели:

— Что же делать?

— Такая на улице погода, а мы тут торчи…

— Спасай, Коля! Придумай чего-нибудь. Не пропадать же всем?

— Замучил нас председатель своими дурацкими докладами!

— Пошевели, Коля, извилинами… Ты ведь дружишь со Снегиревым?

— И лучше всех его знаешь!

— Может, тетрадь спрятать? — предложила Валя Спиридонова.

— Не годится, — прогудел Орлов. — Он их заучивает наизусть, как стихотворение…

— Тише! — зашикал Коля, первый увидевший председателя совета отряда. — Бюрократ наш шагает… Поглядите, какой важный!

Ребята притихли, уступили дорогу. Но Вася их не заметил. Озабоченный, он рассеянно прошел мимо, что-то бормоча себе под нос. Под мышкой у него была зажата толстая синяя тетрадь.

— Зубрит наизусть, — хихикнул Орлов.

— Прямо-таки профессор… кислых щей! — шепнула Валя.

— Весь урок буду думать, — пообещал Коля. — Так и быть, сорвем ему на этот раз доклад…

— На какую хоть тему? — поинтересовался Дима. Он был самым любознательным в классе.

— Отчего пчела издает жужжание, когда летит, — с серьезным видом сообщил Коля Северцев.

Любовь к докладам у Васи Снегирева родилась неожиданно. Как-то попал он на школьную конференцию молодых техников. Там с большим и обстоятельным докладом выступил его старший брат Сергей. Вася мало понял из того, что говорил и чертил на доске брат, но вместе со всеми хлопал ему. А когда выступил преподаватель физики и похвалил Сергея за толковый доклад, Вася загорелся идеей немедленно сочинить собственный доклад и прочитать ребятам на сборе. Долго выбирал подходящую тему и наконец выбрал: «От тачанки до космического корабля». Тему все одобрили, и Вася стал писать доклад. Написал. С выражением прочитал. Не хлопали. И не хвалили. Это его малость озадачило, но, решив, что ребята не привыкли к докладам, он задумал новый подготовить, более обстоятельный. Подготовил, прочел, и опять ребята остались равнодушными. Но все равно читать свой собственный доклад было одно удовольствие. С тех пор Вася нет-нет собирал ребят после уроков и читал им длинные доклады на самые разнообразные темы. Он больше не обращал внимания на реакцию класса, — главное, ему самому доклады нравились. Он просто упивался ими. Испытывал чувство глубокого удовлетворения.

Северцев один раз прослушал доклад до конца, и все — пирогом не заманишь! Молча вставал и, сморщившись, уходил из класса, провожаемый завистливыми взглядами других ребят.

— Ты почему систематически убегаешь с моих докладов? — однажды спросил его Вася.

Коля взял его за рукав, притянул к себе и прошептал:

— У меня почему-то брюхо схватывает, когда ты доклад читаешь.

— Как это «брюхо схватывает?» — удивился Вася.

— Хоть караул кричи… — вздохнул хитрый Северцев. — Так что ты меня лучше не задерживай, а то может и грех приключиться…

Вася, конечно, не поверил ему, и страсть его к докладам отнюдь не уменьшилась. Хоть один слушатель в классе останется — он будет читать доклад!..

Старший брат тоже не одобрил Васиной страсти к докладам.

— Мне жалко твоих ребят, — сказал он, заглянув в исписанную Васей тетрадку.

— Почему? — удивился младший брат.

— Разве мыслимо слушать такую дребедень?

Вася обиделся на брата, но сочинять доклады не бросил.

…Вася и Коля сидят на скамейке в школьном сквере и смотрят на голубей, снующих у самых ног. Голуби клюют рассыпанное уборщицей на тропинке пшено.

— Вася, — задушевно говорит Коля, — отмени этот… дурацкий доклад? И не лень тебе было исписать целую тетрадку?

Снегирев косится на приятеля:

— Почему это «дурацкий»?

— Кому нужны твои доклады?

— Народу, — не подумав, брякает Вася и, видя, как Коля улыбается, добавляет: — А ты попробуй напиши хоть один доклад! Думаешь, так это просто?

— Я такой ерундистикой не занимаюсь.

— Доклады нужны, — убежденно продолжает Вася. — Они развивают у ребят мышление, будят любознательность…

— Это цитата? — перебивает Коля.

— Я сам до этого додумался… Ты знаешь, сколько я интересного рассказал ребятам? Да, ты ведь уходишь… У тебя живот схватывает…

— Хоть караул кричи, — улыбается Коля. — Не выдерживает мой живот твоих докладов!

— Темный ты человек, Коля, — вздыхает Вася. — Нет у тебя тяги к знаниям.

— Все в классе ненавидят твои доклады.

Вася даже бледнеет от обиды, но тут же с торжеством заявляет:

— Толику Воробьеву мои доклады нравятся… Он сам говорил! И ни одного не пропустил.

— Вот подхалим! — удивляется Северцев. — Ты погляди на него повнимательнее: он ведь книжку читает, когда ты языком мелешь с трибуны.

— Не верю я тебе… Это ты от зависти!

— От зависти? — восклицает Коля. — Чему завидовать-то, чудак?

— Доклад состоится, — говорит Вася. Ему надоело спорить.

— Ты же не академик какой нибудь, — уговаривает Северцев. — У тебя даже очков нет.

— Может, мне еще бородку приклеить?

— Если тебе бороду приклеить, ты будешь похож на Карабаса-Барабаса…

— А ты похож на глупого гусака… А в профиль — на верблюда!

— Не читай ты, Вася, этот доклад, — говорит Коля, ничудь не обидевшись, — вот увидишь, все ребята разбегутся… От твоих речей, понимаешь, спать хочется…

— Я тебя в президиум посажу… попробуй засни! — пригрозил Вася. — А если надумаешь удрать, выговор влеплю! На линейке!

Кола озадаченно скребет макушку и расплывается в улыбке:

— Не посадишь. Я вчера двойку по русскому схлопотал. Кто же в президиум двоечников сажает?

Этот доклад доставил Васе много хлопот. Пришлось уговаривать отца, чтобы он принес с завода свой прошлогодний доклад, который он прочел перед рабочими. Матери поручил подобрать у классиков подходящие цитаты. Даже бабушка не осталась в стороне. Ей Вася дал задание вспомнить, как праздновался Первомай в старину. Еще до революции.

— Я ведь в деревне век прожила, сынок, — сказала бабушка, — не сознательная была…

— Вот и отмечу в своем докладе, что ты была одурманена религиозным туманом, — припугнул внук.

— Побойся бога, Васенька, не говори так, — перекрестилась бабушка.

Она так ничего толкового и не вспомнила, а мама наотрез отказалась искать цитаты. Пришлось Васе от корки до корки переписать старый папин доклад. Естественно, он в него вставил злободневные школьные факты, — так сказать, творчески переработал.

Накануне торжественного предмайского заседания Вася решил кому-нибудь из домашних почитать свой доклад вслух. Мама слушала-слушала, да вдруг вспомнила, что ей пора на прием к зубному врачу.

— Вообще-то, доклад как доклад… — совсем неутешительно сказала она уже на пороге. — Только боюсь, скучно ребятам будет слушать…

Из окна Вася увидел пенсионера Сидорова, что жил в соседней квартире. Пенсионер сидел с книжкой на лавочке и грел на солнце свои старые кости. Прихватив с собой тетрадь, Вася обрадованно побежал к нему.

— Послушайте, какой я великолепный доклад сочинил, — сказал Вася.

— Тс-с, — прошипел пенсионер, не отрываясь от книжки, — сейчас поймают…

— Кого? — понизив голос спросил Вася.

— Шпиона, — прошептал пенсионер и еще быстрее зашарил глазами по странице.

Пока Сидоров не дочитает книжки до конца, с ним бесполезно разговаривать. Вздохнув, вернулся Вася домой и, усадив у окна бабушку, принялся ей читать.

— Сынок, — через пять минут перебила бабушка, с тревогой глядя на толстую тетрадку, — а обед кто будет варить?..

— Обед! — рассердился Вася. — Да я и не притронусь к твоему обеду. Доклад важнее всех обедов!

— Читай, сынок, читай, — смирилась бабушка, — только побойчее…

Вася скороговоркой стал читать. Читал долго. Целый час. Бабушка внимательно слушала. Ни разу не перебила. Видно, доклад ей здорово понравился, раз даже забыла про свай обед. Воодушевленный бабкиным вниманием, он закончил чтение прочувствованным призывом: «Покончим с двойкой, как с пережитком прошлой четверти!» — Ну как, бабушка… — Ом умолк: бабушка, склонив набок седую голову, сладко спала.

Перед торжественным заседанием к Васе подошел Северцев.

— Будешь читать?

— Буду, — сказал Вася, уже чувствуя знакомое возбуждение. — А что?

— Ничего, — отвел в сторону глаза Коля, — я просто так… интересуюсь. Уж больно он у тебя толстый…

— Ровно на час… По будильнику сверял… — Вася поглядел на приятеля. — А ты садись рядом со мной.

— В президиум? — громко спросил Северцев, обводя притихший класс взглядом.

— Нет, сядь на первую парту, — подумав, решим Вася. — До президиума ты еще не дорос…

— Как прикажешь, командир, — ухмыльнулся Коля и сел напротив него.

В классе притаилась подозрительная тишина. Вася положил на самодельную фанерную трибуну свой объемистый портфель и обвел собравшихся начальственным оком: все на местах. И даже не галдят, как обычно.

— Товарищи пионеры! — торжественно начал докладчик, возясь с портфельным замком. — Сейчас я вам прочитаю…

И тут произошло такое, что Васин рот от изумления сам собой открылся и долго не хотел закрываться. Из портфеля всполошно вылетели три перепуганных воробья и один сизый голубь. Они пронеслись над головами ребят и с шумом ударились в окна. Голубь чуть не разбил одно. Поднялся крик, хохот. Все вскочили со своих мест и бросились ловить птиц.

— Да ловите же Васькин доклад, а то улетит! — стоя на подоконнике, кричал Коля. Он наконец распахнул окно, и вся пернатая компания улетела на волю.

Валя Спиридонова, уткнувшись в парту, уже не смеялась, а тоненько повизгивала. Ее косички тряслись, подпрыгивали.

Вася наконец закрыл рот и с опаской заглянул в свой портфель: там, топорщась палочками, лежали эскимо. Много эскимо на палочке. Почему же он не почувствовал, что портфель такой тяжелый?

— А ну, ребята, налетай! — скомандовал Коля. — Председатель совета отряда угощает всех шоколадным мороженым.

Портфель вмиг опустел. Северцев сунул палочку и Васе.

— На, председатель, ешь. Это куда слаще твоего доклада…

— Айда на улицу! — крикнул кто-то, и все затопали в коридор.

— Куда вы? — попробовал удержать ребят расстроенный Вася. — А как же доклад? Я его наизусть помню!

— Твой доклад тю-тю! Улетел! — на ходу крикнул Северцев. — Разве его теперь поймаешь? Пошли лучше с нами!

— Это твоя работа… — сказал Вася.

— Чего не сделаешь для коллектива, — притворно вздохнул бесстыжий Северцев. — Да брось ты дуться… Айда с нами?

Вася вытряхнул из портфеля раскисшую от растаявшего эскимо тетрадку с докладом и сложил туда учебники, которые были засунуты в его парту.

Ну и повеселился пятый «а» в тот ясный весенний день! Всей гурьбой пошли в зоопарк. Там не обошлось без приключений. Проворная мартышка сорвала с Колиной головы кепку и, напялив на себя, стала прыгать по клетке. Толстушка Валя чуть было от смеха не лопнула. Огромный лопоухий слон подождал, пока ребята подошли к самой решетке, а потом взял да и окатил их водой, будто из пожарной кишки.

Поехали на озеро. Разожгли костер и спели много-много разных песен. Даже старинных, которые пели на первомайских сходках революционеры: «Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе…» Пели бы еще, да костер потух. Откуда-то появился волейбольный мяч. Разбились на две команды и сразились.

Вася сначала отказывался от игр, а потом все забыл и, когда его команда выиграла, радовался больше всех.

Хитрый Северцев под конец выкинул такую штуку.

— Ребята, — сказал он, — покачаем нашего дорогого Василия-председателя за сегодняшнее великолепное мероприятие?

— Качать! Качать! — закричали ребята.

Схватили Васю за руки и за ноги и стали высоко подбрасывать. Вася понимал, что он не заслужил такой чести — ну что он такого сделал? — но все равно было приятно.

НАШИ ИГРЫ

Упираясь локтями и коленями в громыхающую железную крышу, Вася Снегирев полез на животе к широкой воронке водосточной трубы. С высоты трехэтажного дома перед ним открывался солнечный двор. Посередине цветной клумбой раскинулась детская площадка с облезлым деревянным конем, у которого вместо гривы шевелилась на ветру желтая мочалка. Белые панамки малышей сверху казались крупными одуванчиками. Ребята постарше пинали ногами большой, напоминающий мыльный пузырь мяч. Но не они интересовали Васю: он искал глазами Колю Северцева — своего бывшего приятеля, ставшего со вчерашнего дня лютым врагом. Коля, пламенея вихрами, сидел с каким-то незнакомым мальчишкой возле садовой скамьи и азартно играл в ножички. Увидев его, Вася едва не издал боевой клич индейцев, бросающихся в атаку на ненавистного врага. Он наслышался, как они кричат в кино. Однако кричать из тактических соображений было нельзя, и Вася удовольствовался тем, что мысленно представил себе, как сейчас завопит на весь двор Северцев…

Предвкушая всю сладость задуманного мщения, Вася вытащил из-за пазухи рогатку, вложил в нее круглый увесистый камешек и прицелился прямо в худую спину Северцева. Как раз между выпирающих из-под рубашки лопаток. Красная резина натянулась до отказа, но Снегирев почему-то медлил… Вот так пулять из рогатки в спину даже врага было как то неловко. Так не поступают настоящие бойцы. Они вызывают своих врагов на честный бой. Или как раньше — на дуэль. И даже благородно предлагают противнику выбирать оружие. Об этом Вася читал в книгах. Да и потом, Северцев может и не понять, что это он, Вася, выпалил в него. «Стреляй!» — подзуживал голос мщения. Поборов искушение, Вася спрятал рогатку, камень засунул в карман, где было много таких же. Он специально подобрал на дворе круглые, увесистые, один к одному.

Улегшись на покатой горячей крыше, Вася стал смотреть в ясное безоблачное небо. С мелодичным писком носились над ним ласточки, где-то тут близко их гнезда. Наверное, уже и птенцы вывелись. Что же все-таки остановило карающую Васину руку? Северцева стало жалко? Нет! Недостоин он пощады. Что же тогда? И вдруг на его лице появилась улыбка: мстят из-за угла только трусы. И еще шпионы и диверсанты, ну и эти… террористы. Да еще члены мафии. Он, Вася, не такой, он не будет стрелять из рогатки из-за угла, вернее, с крыши, из-за трубы, он при всех подойдет к Северцеву и предложит ему драться один на один. Это будет по-честному. Он бы и на дуэль вызвал, но теперь это не принято. Другие времена. А ребята пусть смотрят на них… Пожалуй, Коля драться не станет: он побаивается его, Васю. Уклонится от честного боя Северцев, он ведь хитрый! Скажет, что у него живот заболел, или еще что-нибудь придумает… Может заявить, что он вообще противник всяких драк, возьмет и предложит в шахматы сыграть: кто победит, тот и прав. А в шахматы Коля играет лучше его, Васи. И получится, что опять прав Северцев…

Что же придумать? Смириться с предательством? Никогда! То, что вчера Коля сделал, простить нельзя. Но и он, Вася, тоже хорош! Не мог найти кошку посмирнее…

Вася посмотрел на свои оцарапанные руки и покачал головой: «Ну и кисанька попалась! Когти как бритва, а как она противно мяукала!..» Вася вспомнил, как все это произошло.

Коле Северцеву пришло в голову, что если взять в каждую руку по два-три зонтика, то можно смело спуститься с самой высокой крыши, как на парашюте. И не разбиться. Он все рассчитал… Идея понравилась Васе. Однако осуществить ее на практике не удалось, потому что не нашли столько зонтов. На улице лето, люди убрали подальше в шкафы свои зонтики. Только Вася знал, где лежит недавно купленный мамин зонтик. На ручке еще болталась красивая этикетка, на которой нарисованы три слона и написано что-то по-английски.

На одном зонтике было спускаться опасно, это и дураку ясно. И Коле тогда пришла и голову мысль, что человека зонтик, конечно, не выдержит, а вот, например, кошку — запросто!

Решено было немедленно найти кошку и спустить ее с крыши, привязав к зонтику. Долго ломали голову, как все это осуществить. И придумали: прикрепить к ручке зонтика продуктовую сетку, а в нее запихнуть кошку. Даже если «парашют» и не сработает, кошке ничего не будет: кошки, они живучие и высоты не боятся. Коля назвал сетку гондолой и пояснил, что гондолы бывают у дирижаблей и воздушных шаров. Раньше они напоминали плетенные из прутьев корзины. Гондола — это звучало солидно. По-научному. Коля читал технические журналы и считал себя изобретателем. Вася его не разубеждал.

Кошку поймали, притащили на крышу, несмотря на ее отчаянные попытки удрать, засунули в сетку-гондолу. Засовывал ее Вася, потому у него и руки исцарапаны, а Коля сетку держал. До него кошка и не дотронулась.

Наконец ошалевшая от страха киса была засунута в гондолу. Вася подполз к самому краю крыши и вытолкнул кошку-космонавта в атмосферу. Сначала все шло как по расписанию. Кошка, вопя, будто клаксон скорой помощи, быстро снижалась под приветственные крики юных зрителей, собравшихся на столь редкое зрелище со всей улицы. И вот в самый последний момент, когда зачинщики этого переполоха Вася и Коля уже торжествовали, произошло непредвиденное: кошка еще в воздухе каким-то образом ухитрилась выскочить из сетки, и вздыбив шерсть на спине, припустилась восвояси, а новый японский зонтик, перевернувшись, упал на ребро, и спицы проткнули шелковую ткань сразу в трех местах. И в довершение всего еще ручка отлетела.

И тут, как на грех, во дворе появилась мать — она возвращалась из магазина. Из хозяйственной сумки выглядывали желтые яблоки, которые Вася очень любил. Но сейчас, естественно, ему было не до яблок, он стоял со сломанным зонтиком и смотрел на мать. А мать, остановившись напротив, смотрела на него. И лицо у нее было нехорошее.

— Это мой новый зонтик? — чужим голосом спросила она.

— И остались от козлика рожки да ножки, — вдруг хихикнул Коля Северцев.

— Ты что, камни спускал на нем с крыши? — убийственным взглядом смотрела на Васю мать.

— Кошку, — снова вылез Коля. — Он несчастную кошку с крыши спустил. Посмотрите, у него все руки поцарапаны!

Это уже было прямое предательство. Когда Себерцев проблеял про козлика, от которого остались рожки да ножки, еще куда ни шло, хотя в такие моменты шуточки, надо прямо сказать, ни к чему. А уж дальше было — предательство.

— Кошку? — переспросила мать. — Какую еще кошку?

— Приблудную, он ее подобрал на помойке, — с воодушевлением продолжал Северцев. — Вы бы послушали, как она, бедная, кричала… — Коля укоризненно посмотрел на приятеля своими светлыми бесстыжими глазами. — И чего ты такой жестокий, Вася? Настоящий живодер!

Этого уже выдержать было нельзя.

— Ну и гад… — выругался Вася и бросился на Северцева с кулаками, но тот увернулся, а Вася очутился в цепких руках у матери.

— Подбери… останки, и пошли домой, — все таким же чужим голосом проговорила она.

О том, что было дома, не хотелось вспоминать. Но сильнее наказания он переживал предательство друга. И чего он вылез? Все равно отвечать за зонт пришлось бы Васе. Промолчал бы себе в тряпочку — и никаких обид, а то выложил все как на блюдечке, да еще каким противным голосом: «И чего ты такой жестокий, Вася?» И живодером обозвал… А ведь это была его идея — спустить кошку с крыши! И нашел ее он, — Вася и не знал, что на помойке, он в это время зонтик искал…

— Вася-я! Иди-и домой! — услышал он голос матери. Раздумывая над всем происшедшим, он спустился через чердак вниз и вышел во двор. Коля — он в этот момент забивал черенком ножика колышек, который будет тащить проигравший мальчишка, — увидев его, приготовился задать стрекача: знает кошка, чье сало съела…

Не удостоив предателя взглядом, Вася степенно прошел к своему подъезду. Озадаченный Северцев смотрел вслед и ерошил на голове рыжий вихор.

— Тащи-и! — услышал Вася его ликующий голос. Лучше бы колышек тащил Коля, тогда Вася остановился бы и с удовольствием посмотрел, как он это будет делать, но Северцеву всегда везло, в какую бы игру он ни играл, будь то лапта, ножички или шахматы.

Если бы Вася знал, зачем позвала мать, он предпочел бы не откликаться. Кому охота сидеть в отличный погожий день дома с четырехлетним соседским мальчишкой? Когда он пришел, то в комнате была и соседка Наталья Николаевна. Они с матерью собирались куда-то уйти и вот позвали его. В прихожей стоял ее сын Юрик и сапожной щеткой начищал зеркало, а заодно корчил рожи. Наверное, сам себе. Скорчит рожу, проведет щеткой, будто сотрет, и снова скорчит.

— Ты уж присмотри за Юриком, — попросила соседка. — И пожалуйста, не выходите на улицу, он еще не совсем здоров.

— У меня ангина, — с грустью сообщил Юрик.

— Мы скоро вернемся, — сказала мать. Знает Вася это «скоро»!

— И принесем вам шоколадных конфет, — прибавила соседка.

— Я люблю карамель, — пробурчал Вася. — «Гусиные лапки».

— А я — мороженое, — подал голос Юрик. — Эскимо на палочке.

— Не надо мне никаких конфет, — сказал Вася, когда мать и соседка уже были на пороге.

— А мне надо, — ввернул Юрик. — Эскимо. — Немного подумал и прибавил: — Можно и без палочки.

Юрик не первый раз оставался на Васином попечении. Обычно они ладили: Вася занимался своими делами, а Юрик — своими. Но нынче мальчик был настроен воинственно. Обошел квартиру, на кухне задел стоявшую на газовой плите кастрюлю с молоком и все расплескал, потом подозрительно притих в прихожей. Скоро оттуда послышался стук молотка. Пристроившись на полу, Юрик деловито прибивал к паркету папины тапочки.

— Ты что делаешь? — подошел к нему Вася.

— Работаю, — невозмутимо отозвался Юрик.

— Вредитель ты, — сказал Вася и отобрал у него молоток.

К счастью, паркет был дубовый и гвозди, которые Юрик вколачивал, гнулись, так что и пол, и тапочки оказались не очень попорченными.

— Пойдем на улицу? — предложил Юрик. — Побегаем?

— Ты больной, — сказал Вася.

— Что жы мы будем делать?

— Дома сидеть, — вздохнул Вася.

— Скучно, — заметил Юрик. — У вас даже кошки нет.

— Зачем тебе кошка?

— Привязали бы к хвосту…

— Не хочу я про кошек ничего слышать, — оборвал его Вася, вспомнив про японский зонтик. Не сломайся он, не сидел бы сейчас с соседским мальчонкой заместо няньки.

— Научи меня драться? — попросил Юрик.

— Странные тебе мысли приходят в голову.

— У меня есть враг, — сообщил Юрик. — Должен же я его отколотить?

— Врагам спускать не следует, — задумчиво произнес Вася. У него тоже гуляет во дворе неотомщенный враг — Коля Северцев.

Вася долго и терпеливо вбивал в Юркину голову, что лучший способ защиты — это нападение: нужно, не дожидаясь, пока тебя ударит противник, первым нанести ему сокрушительный удар — тогда считай, что победа за тобой. Вошедший в раж Вася встал в боксерскую стойку и стал изо всей силы наносить сногсшибательные удары своему невидимому противнику. Впрочем, невидимым он был лишь для Юрика — Вася ясно видел перед собой широкое ухмыляющееся лицо Коли Северцева…

Наверное, он не заметил, как вгорячах задел Юрика, потому что тот вдруг оглушительно заревел.

— Ты чего? — удивился Вася.

— Ты его убьешь, — вмиг успокоившись, заметил Юрик. Значит, он тоже видел своего врага…

Вася взобрался на подоконник и выглянул в форточку. За гаражами ребята играют в прятки. Ему до смерти захотелось вот сейчас, сию минуту, очутиться среди них… Коля Северцев спрятался в песочном ящике на детской площадке. Сверху Васе хорошо была видна его красная макушка. Он уже хотел было крикнуть тому, кто водил, что, мол, Северцев прячется рядом, но раздумал. Не по-мужски это, — пользуясь тем, что тебе видно, выдавать товарища. Товарища! Какого товарища? Врага! Но и врага выдавать таким образом было нечестно.

И тут Вася услышал знакомое постукивание. Так и есть: Юрик снова приколачивал к паркету тапочки!

Рассерженный не на шутку, Вася подскочил к пацану, замахнулся и… взвыл, прыгая на одной ноге: по второй противный мальчишка больно стукнул молотком.

— Я победил! — радостно засмеялся Юрик. — Я — первый!

— Да-а, насчет драки ты усвоил… — морщась, заметил Вася. — Только почему молотком? Я ведь тебя хотел шлепнуть рукой?

— Молотком больнее, — заметил мальчишка.

— Ты положи его на место, а? — вкрадчиво сказал Вася. Ему хотелось как следует отшлепать малыша. Во-первых, тапочки испортил, во-вторых, на ноге болезненный синяк посадил!

— Мне он пригодится… — разгадав хитроумный Васин замысел, заявил Юрик.

— Взрослых надо слушаться, — повысил голос Вася.

— А где взрослые? — завертел головой Юрик. — Эскимо мне принесли?

— А я кто?

— Ты — Вася Снегирев, — невозмутимо ответил Юрик. — Вчера тебя ремнем драли… Я слышал, как ты кричал. А взрослые не кричат.

— Тебе послышалось, — пробормотал смущенный Вася. Неужели он и вправду орал?..

— Я к вашей двери подошел и все слышал, — продолжал Юрик. — Ты кричал: «Прости, мамочка, я больше не буду-у!» Мне даже жалко тебя стало.

— А вот и врешь! — воскликнул Вася. — Меня папа ремнем драл, а не мама. А кричал я нарочно, чтобы он перестал… Мне было не больно, потому что в штаны задачник по арифметике запихал!

— Пусть только меня попробуют бить… — сказал Юрик, размахивая молотком. — Я их теперь первый!

— Я тебя учил драться с ребятами, а не с родителями, — стал урезонивать его Вася. Чего доброго, этот оголец устроит у себя дома тарарам, а виноват будет он, Вася…

— Меня теперь все будут бояться, да? — спросил Юрик.

Вася решил дать задний ход: научил на свою голову!

— Вообще-то, дерутся только хулиганы, — сказал он, — тупые люди, ну, которые не могут ничего доказать словами… Вот они и пускают кулаки в ход.

— Я — молотком, — ввернул Юрик, заколачивая гвоздь в тапку. Он навострился, и теперь гвозди не гнулись.

— Последнее дело, кто дерется, — продолжал Вася. — Вот у меня есть один враг — Коля Северцев. Ему надо было бы по… физиономии надавать, но я и не подумал. Ну и что, если я его отколочу? Обозлится, и все. А надо, чтобы враг сам почувствовал себя негодяем, чтобы ему стало стыдно, чтобы он переживал, мучался…

— Молотком лучше, — перебил Юрик. — Дал по ноге и… враг запрыгал как мячик.

— Ну и что? А потом он тебе даст…

— Я ему еще!

— А он тебе?

— Я больнее!

— Дурак ты, Юрик, — вздохнул Вася. — Я ему, он мне… Глупости все это! Своих противников нужно благородством подавлять! Я это читал в одной книжке. Ничто так на человека сильно не воздействует, как благородный поступок. А драка — это… тьфу! Что, думаешь, я не могу Кольке Северцеву тумаков надавать? Могу, но не буду. Пускай он сам поймет, что совершил подлость.

— Это он наябедничал твоей матери, что ты зонтик сломал?

— Ты все знаешь! — усмехнулся Вася.

— Я бы его — молотком, — сказал Юрик. — По ноге, пусть бы попрыгал!

— Думаешь, иначе не дойдет? — задумчиво посмотрел на окно Вася.

— Сначала по одной ноге, потом по другой, — говорил Юрик. — Он бы тогда не запрыгал… Он бы… заплакал!

— Есть, конечно, такие, на которых нужно… силой воздействовать, — продолжал Вася. — Например, на тебя: ну чего ты наш паркет портишь? Иди к себе домой и там колоти. Даже самого себя можешь прибить к полу.

— Самого себя? — поднял на него хитрющие глазищи Юрик. — Я так и сделаю. Прибью штаны гвоздями к полу, а маме скажу, что это твоя работа…

Тут Вася не выдержал: бросился к нему, вырвал из рук молоток, отодрал тапку от паркета и влепил мальчишке звонкую затрещину.

— А говоришь, только дураки руки распускают? — озадаченно посмотрел на него Юрик.

И тут его лицо скривилось, глаза вытаращились, маленький курносый нос еще больше задрался, и мальчишка пронзительно заорал. У Васи даже в ушах зазвенело. Вася видел, как в его горле дрожал от рева маленький язычок, а на глазах не было ни одной слезинки. Но зато Вася не видел того, что видел хитрый мальчишка: дверь раскрылась и на пороге застыли мать и соседка Наталья Николаевна. И лица у них были очень суровые.

— Это он так… нарочно, — растерялся Вася, наконец заметив их.

Ровная нота рева завибрировала, сделалась тоньше. Пустив напоследок петуха, Юрик умолк и спокойно заметил:

— Не нарочно я а взаправду…

И снова как ни в чем не бывало заорал на той же вибрирующей пронзительной ноте.

Наталья Николаевна сорвалась с места, подхватила свое сокровище на руки и стала приговаривать, гладя по голове:

— Что он тебе сделал, Юрочка? Он бил тебя, да?

— Сначала я его, а потом он меня, — мгновенно успокоившись, заявил Юрик. — Я его молотком… по ногам!

Соседка ушла с сыном, а мать уселась на табуретку в прихожей и покачала головой:

— Ну что мне с тобой делать? Не мог с мальчишкой спокойно посидеть какой-то час?

— Ты сама говорила, что с ним и пяти минут не выдержать, — напомнил Вася.

— А что это с паркетом?

— Юрик развлекался, — сказал Вася. — Изображал из себя сапожника. Ему ведь все позволяется…

— Горе мне с тобой, — вздохнула мать.

— Можно, я пойду на улицу?

— Иди в угол, — приказала мать. — И чтобы глаза мои тебя не видели! Горе ты мое луковое!

Стоя в углу, Вася подумал: почему горе луковое? Но так и не понял, а спросить мать не решился, не то вместо тридцати минут заставит в углу весь день простоять.

Отстояв в углу положенный срок, Вася мрачнее тучи вышел во двор. Солнце нещадно припекало, на знойное небо невозможно было взглянуть. Кудлатая дворняжка по кличке Бублик, вытянув все четыре лапы в одну сторону и откинув лопоухую голову, валялась на самом пекле. По сухому черному носу сновали мухи, но собаке было лень даже усами пошевелить. Только редкие ресницы нет-нет да вздрагивали.

Возле каменной ограды под тенью высоченного клена ребята все еще играли в прятки. Все по очереди забивали поленом в землю короткий кол, а потом убегали прятаться. А тот, кто водил, поспешно раскачивал кол, стараясь его поскорее вытащить. Васе очень хотелось к ним присоединиться, но, когда кто-то из ребят позвал, равнодушно ответил:

— Неохота.

Честно говоря, из-за Коли Северцева отказался он. Не хотелось его подменять. Будь кто другой, Вася встал бы у кола.

Обхватив кол руками, Северцев, покраснев от натуги, рывками раскачивал его из стороны в сторону. Но ребята постарались на совесть: кол сидел в земле, как пень.

«Тащи, тащи, ябеда, — позлорадствовал Вася. — Чтобы тебе его вовек не вытащить…» Он отвернулся от Коли и стал смотреть на Бублика, который вдруг повел себя очень странно: то ли ему приснился сон, то ли солнце сильно пекло в голову, только пес вдруг хрипло заворчал, вскочил сразу на все четыре лапы, ошалело завертел головой и стремглав бросился за ворота. Немного погодя послышался истошный лай. Волей-неволей Васе пришлось обратить свой взор на Северцева, который все еще мудрил над колом. На его страдальческом лице выступил пот, огненный хохол прилип ко лбу, глаза он старательно отводил в сторону. И тут Вася не выдержал.

— Ладно, беги прятаться, — сказал он. — Я буду водить…

Но Коля не побежал. Он даже спину не разогнул, а лишь ладонью смахнул с лица пот и, тяжело вздохнув, снова принялся раскачивать упрямый кол.

— Что, силенок не хватает? — Вася присел на корточки рядом, ожидая, когда Коля уступит ему свое место. Но тот еще ниже склонил свою рыжую голову и продолжал взад-вперед двигать кол.

— Иди же, прячься. — Потеряв терпение, Вася хлопнул его по плечу.

— Не пойду, — пробурчал Коля.

— Я же тебе сказал: буду водить.

— Сам прячься…

— Это не по правилам, — возразил Вася, не понимая, что творится с Северцевым. — Водит тот, кто пришел последним.

— Я… я… — У Коли, казалось, язык отсох, обычно он в карман за словом не лезет. — Я знаешь кто!

— Знаю… — начиная соображать, ответил Вася. — Ты… тебе голову напекло, как Бублику… Видел, как он вдруг в подворотню сиганул?

— Какой еще Бублик? — быстро взглянул на него и сразу же опустил глаза Коля.

— Давай вдвоем тащить? — предложил Вася, берясь одной рукой за кол.

— Подожди… — остановил его Северцев. Он был красный до самой шеи. — Я сейчас вытащу кол, а ты… ты изо всей силы стукни меня по кумполу… Ладно?

Оглавление

СОКРАТ МОЙ ДРУГ

ХИТРЫЙ СЕВЕРЦЕВ

НАШИ ИГРЫ