«Из породы огненных псов»

Из породы огненных псов (fb2) - Из породы огненных псов 950K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Богатырёва

Из породы огненных псов Приключения собак Наталья Богатырёва

Моим ушедшим друзьям посвящается.

© Наталья Богатырёва, 2018

ISBN 978-5-4483-1021-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Пирес очень боялся. Так же сильно, как и в прошлый, и в позапрошлый раз, и до этого. Его просто-таки колотило от страха с той минуты, как стало ясно, что скоро снова предстоит сражаться. Видя приготовления к битве, начавшиеся в лагере, он перестал есть и спать, постоянно нервно озирался и не подходил приласкаться к человеку, который ухаживал за ним и готовил его доспехи. Пирес своей безошибочной собачьей интуицией чувствовал приближающийся неотвратимый миг брани и возможного конца.

Он видел, что так же страшатся предстоящего и остальные его соплеменники — рыжий Варлеос, его неизменный соперник в борьбе за пищу, потерявший в недавнем бою одно из своих длинных ушей, и поджарый красавчик Кронтос, к которому назло остальным кобелям просто-таки липли суки, и даже неказистая безбашенная Лилит, которая всегда вырывалась вперёд, звонким лаем, похожим на звук трубы, призывая свору в самое пекло. Не было ни одной собаки, хотя бы раз побывавшей в деле, которая не печалилась бы накануне нового сражения.

И всё же все они, чуя кровь и смерть и лихорадочно трясясь в страхе от этого предчувствия, как азартные игроки жаждали предстоящей атаки и нетерпеливо ждали, когда их служитель принесёт боевое снаряжение.

Наконец-то он показался, неся доспехи толстой кожи с множеством железных шипов на ошейниках, на ремнях вдоль хребта и на крестце. Вместе со служителем подошёл и их истинный хозяин-жрец. Именно он обучал стаю, объяснял собакам, как и что делать в бою и наказывал тех, кто выходил из повиновения. Жрец всегда был с ними перед сражением, жрец шел рядом во время его, направляя голосом и волей стаю туда, где требовалась её работа. Случалось, что среди ада битвы, когда собаки выше всякой меры насыщались кровью и плотью врага, на кого-то из псов накатывало боевое бешенство, и он на своём пути начинал крушить все подряд, не разбирая ни своих, ни чужих. Тут единственно воспитатель-жрец одному ему известным магическим внушением способен был привести в чувство потерявшее голову животное. В армии царя способность эта считалась сакральной и высоко ценилась: за подготовку боевой стаи, а также за умение управлять ею в любых условиях жрецы получали большие вознаграждения от военачальников, а иногда и от самого правителя.

— Посмотри, Арктонис, собаки, выращенные тобой, так жаждут битвы, что уже сейчас дрожат в её предвкушении — залебезил перед сумрачным суровым жрецом служка, не догадываясь об истинной природе не проходящей собачьей тряски.

Не отвечая глупому рабу, жрец медленно пошёл между клетями, где содержались четвероногие воины. Останавливаясь возле каждого отсека, он внимательно глядел собаке в глаза, пока у той не прекращалась дрожь. Успокоив животное, Арктонис каждому члену стаи говорил, сопровождая речь коротким выразительным жестом:

— Завтра ты пойдёшь и уничтожишь врага новым оружием.

Затем жрец сел на поляне и жестом приказал служке начинать экипировать стаю. Пирес оказался в числе первых, кому приспособили новинку. Навскидку она показалось какой-то простенькой и не устрашающей. К привычной для стокилограммового кобеля сбруе с обоюдоострыми мечами-секирами на мощной шее прибавилось не слишком объёмное приспособление на боках: длинные палки с раструбами на концах. Раструбы были набиты паклей и пропитаны остро и противно пахнущим составом — смолой.

Когда все собаки были снаряжены, Арктонис подозвал рыжего Варлеоса и поднес к одному из раструбов его амуниции тлеющую головёшку от ближнего костра. Раструб вспыхнул мощным ярким пламенем. Варлеос взвыл громовым басом и бросился было наутёк, оглядываясь на свой пылающий бок. Но жрец, повелительным жестом заставив его вернуться, ловко выхватил факел и отбросил огненный ком в ручей. После этого Арктонис обвёл взором стаю и снова несколько раз повторил:

— Это ваше новое оружие. Завтра вы пойдёте и уничтожите им врага.

На рассвете знаменитая пешая фаланга копейщиков, прикрываемая тяжёлой конницей справа и лёгкой — слева, выступила навстречу врагу. Прежде перед копейщиками вместе с рабами двигались боевые псы. Но на этот раз военачальники, решившие по-новому использовать собак, оставили их в тылу под присмотром жреца — до нужного момента. Неприятельские всадники, заметив, что наводивших на них ужас псов-убийц в авангарде нет, и животам и ногам их лошадей ничто не грозит, выдвинулись навстречу фаланге беспорядочным разливом. Атаковали они без особого искусства, но подавляли намного превышавшим числом, и уже скоро поставили копейщиков в критическое положение, которое никак не могли исправить ни тяжёлая, ни легкая конница. Тут-то и прозвучала долгожданная хорошо знакомая стае команда:

— Спускайте боевых псов!

Арктонис с помощником начали быстро открывать клети и поджигать факелы. Через полчаса из-за холма на не ожидающего такого поворота дела неприятеля вдруг выплеснулась пылающая лавина зычно ревущих и беснующихся существ. Первым и на этот раз шёл рыжий гигант Варлеос — по праву специалиста, демонстрировавшего по воле жреца новое собачье оружие. За ним, распластываясь над землёй, летела и звонко трубила Лилит, которая в этот миг была прекрасней любой самой статной суки мира. Третьим нёсся громадный черный Пирес, забывший о своих страхах и одержимый одной мыслью: настигнуть и повергнуть врага. Огонь подстегивал всех, придавал атаке хотя и страх, но и небывалый яростный задор.

За несколько минут сухотравное поле превратилось в горящее озеро, в котором утонула большая часть неприятельской конницы. Огненные псы создали непреодолимую преграду, за которую смогла отойти поредевшая фаланга, а фланговые гейтары начали жестокое неумолимое преследование остатков вражеского войска. Сражение с преобладавшим врагом оказалось коротким, и было с блеском выиграно.

Когда дым от пожарища рассеялся и пришёл черед уносить раненых и тела погибших, среди других пошёл на поле и служка Арктониса. Из пятидесяти вышколенных и проверенных в боях собак к клетям вернулись двадцать семь — обычная статистика для наступательного боя — все с ожогами и ранами. Служке велено было отыскать героическую первую тройку, чтобы похоронить этих собак с воинскими почестями. Но Варлеос пропал бесследно, умчавшись за гейтарами и, очевидно, найдя конец где-нибудь в заросших кустарником балках, куда в панике скатились остатки неприятельских дружин. Вместо Лилит удалось отыскать только ее обгорелый ошейник, набранный из тонких бронзовых пластин. На поле найден был лишь Пирес, проткнутый вражеским копьем. От удара факелы с его перевязи отлетели далеко, он лежал на боку, закинув громадную голову к небу, и на морде, казалось, блуждала улыбка существа, правильно исполнившего своё земное предназначение…

…Сколько собак Древнего мира, обученных страшному военному искусству, славно окончили жизнь на полях сражений — Бог весть. Найдя применение собаке в качестве спутника и помощника на охоте, человек очень скоро пошел дальше, приучив крупных псов к охоте ради развлечения. При дворах многих правителей древних государств бытовали опасные кровавые забавы вроде охоты на слонов, львов, медведей и других крупных животных.

Собаки для этого требовались тоже крупные и свирепые, и такие нашлись в Тибете. Считается доказанным, что современные мастиффы и догообразные собаки — прародители многих современных пород — ведут свое начало от древних тибетских мастиффов.

А тут и мысль об использовании огромных обученных зверей в милитаристских целях не заставила себя ждать. Первые свидетельства её реализации относятся к ХIY-XIII вв. до н. э., когда древнеегипетский царь Тутанхамон воевал на колесницах в сопровождении боевых псов. Древнейшее изображение тибетского дога в Междуречье датируется ХII в. до н. э. В Вавилоне для военных нужд выращивались специальные породы собак с массой тела до 100 кг. А в первой половине I тысячелетия до н. э. у ассирийцев были специалисты этой отрасли. Именно ассирийцы первыми начали использовать боевых псов как самостоятельную военную силу. В VIII в. до н. э., киммерийцы, а затем и скифы познакомили европейский мир со своими собаками войны. Благодаря скифам используемые ими породы распространились в Причерноморье, а оттуда в Центральной и Западной Европе. Впоследствии качества боевых псов оценили и персы, которые также использовали их в военных целях. В войнах древних греков собаки не применялись — искусство боя в фалангах не особо позволяло использовать столь мобильные соединения, какими были собачьи своры. Однако и у эллинов после греко-персидских войн распространилась порода, которая позднее получила название «молоссы». Великий полководец и военный реформатор Александр Македонский быстро нашел для боевых псов достойное место в битвах, в особенности по индийской традиции вооруженных горящими факелами.

Но позже в Элладе военное применение собак почти прекратилось.

Однако крупные крепкие животные не сошли с европейской арены. Их полюбили на Апеннинах — сначала этруски, а потом и граждане Римской империи. До такой степени, что молоссов стали считать собаками-аборигенами этой части мира. Они традиционно прекрасно зарекомендовали себя как охотники, охранники, пастухи и, опять-таки, как собаки войны. Не обошлось без обученных собак при проведении гладиаторских боёв.

Но и враги Древнего Рима — кельты, германцы, бритты — не упускали случая, чтобы не спустить на неприятеля клыкастых воинов.

Когда же началось Великое переселение народов IV — V вв. н.э., следы боевых псов затерялись в темноте Средневековья.

Тем не менее, мастиффы и молоссы, потомки «огненных псов», как называли собак-воинов греки, персы, индусы — остались. О собаках, имеющих отношение к породам глубокой старины, и пойдет речь далее.

Часть I. Криста

Глава 1 Новорожденному щенку Жульке открываются картины мира, но она едва не погибает

Ну что ты, дружок, так смотришь, будто хочешь погрузить свой горячий взгляд прямо в душу мою, как у нас, людей, называется невидимое, вечно восторженное, трепещущее и болящее нечто, составляющее главную ценность и смысл бытия? Мы с тобой славно прогулялись по лесу, навестили все свои заветные уголки, подсыпали семечек в ямку у корней нашей ели, куда приходят проверять хлебные места белки, и где стучит по старой коре дятел в своем бархатном красном беретике. Мы сбили с веток водный прах, ещё державшийся на кустах после утреннего дождя. Мы не зря провели частичку времени, отпущенного нам обоим в этой жизни, и потому день сегодняшний можно назвать удачным, а закат между соснами под окном ложится прозрачным светлым шлейфом. Ты впервые за несколько последних недель поел не из уважения ко мне, а с явным удовольствием, а я массировал пластмассовым шлепанцем позвонки твоего ещё мощного, но уже начавшего выпирать хребта. Все у нас нынче хорошо, все ладно. Так отчего искательно горят в полумраке зелёные огни твоих глазищ? Неужели за долгие годы, прожитые возле нас, ты настолько очеловечился, что, будто дитя, не можешь угомониться без ласкового шёпота над твоим ухом?

Хорошо, давай поговорим. Это, похоже, нужно не только тебе…

Я расскажу одну историю про твоих соплеменников, разные кусочки которой пришли ко мне то от одного человека, то от другого. И постепенно в моем мозгу эти отрывки сложились в единый рассказ, который сейчас, когда нам с тобой осталось быть вместе совсем недолго, вдруг захотелось поведать кому-нибудь. Почему же не тебе?

Неожиданность, случившаяся с Жулькой, разом перевернула всё её существование. До этого замечательного момента она считала, что вселенная представляет собой уютную теплую пелёночку из черного бархата, которая мягко обволакивает её со всех сторон. Бархатка была населена разными запахами — то родными и приятными, то волнующе острыми, то неясными и тревожными. Сквозь плотную пелену время от времени прорывались какие-то еле различимые тени и глухие звуки, заставляющие Жульку с любопытством настораживаться навстречу происходящим вокруг едва заметным изменениям. Её обволакивающую вселенную наполняло живое шевеление. Вплотную к ней с обеих сторон были прижаты дающие тепло такие же, как она, мягкие комки, и почти всегда рядом чувствовалось присутствие большого горячего мягкого бока, возле которого так безмятежно и радостно спалось. Порой к её тельцу прикасалось что-то, влажное и тоже теплое, похожее на одеяло и — Жулька знала точно — родное и близкое. Это большой ласковый язык начинал, легонько смачивая, перебирать каждую пушинку на её тельце, и от таких нежных прикосновений хотелось восторженно повизгивать.

Но главным свойством нынешнего её мира было то, что, стоило только немного поводить мордочкой и почмокать, как почти сразу в непроницаемой безмятежности на теплом боку отыскивался волшебный бугорок с вкуснейшим сытным молочком. Оно лилось в маленькое горлышко без уговоров и напряжения, отчего начинающаяся жизнь казалась особенно восхитительной. Её и других своих детей кормила и вылизывала мама, существо, знакомое с того момента, когда Жулька стала ощущать свою переполняемую счастьем вселенную.

Под охраной заботливой мамы Жулькина жизнь текла тихо и уютно. И только однажды в это мирное течение ворвался страх. Случилось это, когда сквозь ватную тишину глухо прорвались чуждые звуки. Кто-то совсем рядом громко, зло и грубо закричал:

— Я тебе покажу, как без спроса свадьбы играть! Ишь, материнства ей захотелось! Будет тебе материнство! Ни одного из выводка не оставлю!

Мама, любимая большая теплая мама, на Жулькиной, пусть и короткой, памяти никогда ни на кого не поднимавшая голоса, а только тихонько посвистывающая от удовольствия, когда малыши сосали ее бугорки, мама, шершавым языком любовно вылизывавшая каждого из своих деток и радостным повизгиванием встречавшая тех, кто приносил еду ей самой, — эта мама вдруг издала такой звук, который даже полуглухим щенкам показался громогласным. Казалось, небо, или, по крайней мере, потолок их убежища должны были обвалиться от этого оглушительного рыка. Но враждебные крики вопреки логике не прекратились, они стали еще грубее, маму сильным рывком отшвырнуло куда-то прочь, и она уже не рычала — скулила жалобно, тоскливо и обречённо. Что-то такое же грубое и злое, как голос чужака, хищно шарило рядом с окаменевшей Жулькой. Потом слабенькими тоненькими голосами бессильно заплакали вырванные из сонной теплоты братишка с сестренкой, потом забулькало жутко и хрипло… Ненавистные руки убийцы уже подхватывали под брюшко и Жульку, разрушая счастливый плен её вселенной, когда мама снова зарычала, страшно и отчаянно.

Ты прав, друг мой: маленькое существо, пока еще ничего не знающее о том, что происходит за границами сонной темноты его мира, не могло осознать смысла этих движений, криков, рычания, писка, глухих звуков, прыжков и возни больших тел. И все же даже новорожденных животных природа наделяет особым внутренним чутьем, которое всегда подсказывает, хорошее или плохое происходит во внешних сферах, и нужно ли этого бояться, или, по крайней мере, сторониться. С первых своих дней и ты подчинялся этому внутреннему зову, безошибочно распознавая как дружественные, так и опасные влияния.

Жулька с ужасом поняла, что вокруг неё происходит нечто такое, от чего следует быть как можно дальше. Но хотя она и напряглась изо всех своих крохотных сил, увернуться из злых клещей толком не могла, да и не знала, как это правильно сделать. Между тем борьба больших существ продолжалась, на две октавы выше прежнего взвыл уже злодей, разрушивший их семейное гнёздышко. Вдруг неожиданно для щенка он разжал свои железные пальцы, и кутёнок шмякнулся куда-то вниз, на твердое и сырое, совсем не похожее на прежнее их уютное ложе. Все еще поскуливающая мама тут же выхватила малышку из сырости за шкурку на загривке и быстро куда-то понесла. Она бежала со всей мочи, щенок как тряпочка болтался в такт бешеному галопу, а вслед беглянкам неслись виртуозная брань, проклятья и посулы уничтожить «эту дрянь и всех её выродков».

Можно представить, как страшно было Жульке от всей этой смены событий, произошедшей так быстро. Только что она безмятежно ловила серые проблески и отрывки звуков, и это состояние казалось ей бесконечно незыблемым — и вот уже совершенно новые запахи и звуки окружают её, и она погружается в иные непривычные ощущения.

Но к счастью, перенесённое Жулькой потрясение скоро забылось. Животным во младенчестве присуща счастливая забывчивость, многое изглаживающее из памяти. Однако она всё же быстро разобрала, что их новое обиталище совсем не походит на прежний добротный дом. Мама принесла своего единственного уцелевшего кутенка в узкую темную и сыроватую нору под гаражом, едва ли не единственным достоинством которой было то, что она хорошо прятала семейство от незваных гостей и чужих глаз, в первую очередь от тех, кто погубил остальной мамин выводок.

Тут на новом-то месте и случилась первая важная для Жульки неожиданность. Ели говорить абсолютно строго, чудо было не совсем первым, а скорее — первым с половиной. Когда Жулька осознала себя частью какого-то нового и все расширяющегося пространства, она пребывала в состоянии, о котором люди сказали бы: как в ватку завернута. Но постепенно неясные внешние проявления, едва пробивающиеся сквозь эту ватку, становились все отчетливее. А во время их с мамой побега Жулька вдруг ясно поняла, что ее ушки, прижатые к головке так плотно, что никакая, даже самая незначительная, влага не могла просочиться внутрь, теперь сами собой начали понемногу топорщиться. И неясные колебания, приходившие как извне, так и рождающиеся внутри её дома, благодаря этому превратились в мягкие или колючие шорохи, глухие и громкие стуки, бряки, звоны, слова, мелодии — во всё то многообразие звуков, которое и составляет естественную музыку жизни. Через несколько часов она уже могла различать не только ближние, но и дальние шумы, а еще спустя некоторое время даже научилась сортировать звуки на привычные и неизвестные. Далекие фоны её не слишком волновали: Жулька, несмотря на уже имеющийся первый опыт встречи с опасностью, пребывала в уверенности, что песня далей к ней, копошащейся в сумраке норы, прямого отношения не имеет, так как «здесь» и «там» всё еще были разделены бархатной завесой слепоты. Но когда внешняя жизнь подходила близко, Жульке отчего-то хотелось замереть и насторожиться. Особенно быстро она старалась превратиться в недвижимый предмет, если рядом с ней не было мамы.

Впрочем, наружные перипетии обходили стороной её и их укрытое от наружного мира жилище. Живое население, обитавшее неподалеку от облюбованного мамой гаража, пока не заметило их появления или не придало ему особого значения. К заброшенной норе никто не приближался. Только однажды Жулька уловила неподалеку, почти рядом с собой, легчайший шорох. Он мало чем отличался от уже знакомых звуков трения былинки о былинку, и все же это было что-то иное, заставившее кутёнка инстинктивно напрячь все свои мизерные силенки. Почему-то Жульке сразу почудилось, что шорох был не только странный, но и недобрый. Трава шелестела по-другому. Сухие веточки под мамиными лапами тоже разговаривали совсем не так. Зловещее шуршание медленно и вкрадчиво приближалось к ней, рождая непонятную панику. Жулька, стараясь не сокращать расстояния между собой и источником холодящего душу звука, все отползала и отползала вглубь норы, но сближение с шуршащим нечто все продолжалось. И тогда Жулька в ужасе завозилась, как умела закричала, предчувствуя неладное. Округу наполнил истошный младенческий плач. Замолчала она, лишь услыхав приближающийся быстрый мамин бег. Затих и странный шорох, потом начал отдаляться, а взмокшую шерстку дрожащего всем тельцем щенка уже успокаивающе облизывал родной язычок.

Спустя время, когда Жулька подросла и немало повидала на свете, она поняла, что в их логово той осенью наведывалась змея, может, и ядовитая…

Дружок, помнишь ли ты свои первые дни? Увы, и я их не помню. Ты пришел к нам не из маминой корзинки, появился на свет не от родной домашней любимицы. Мы нашли тебя под забором. Тебя привезли на продажу в числе других щенков из какой-то деревни. Дядька, торговавший вами, уже в третий раз приезжал на Птичий рынок, пытаясь сбыть с рук потомство своей собаки, и ему это порядком надоело. Когда я остановился против тебя — толстого, лобастого, большелапого, твой благодетель, похоже, собирался потихоньку улизнуть от вас, бросив свой товар на произвол судьбы. Ты сидел набычившись, будто сознавая, что против тебя замышляется что-то неладное, и молча, с недоверием разглядывал меня. Я — тебя. В гляделки играли, пока я решал, мой ты или нет. Пяти минут хватило, чтобы я понял, что из базарной пыли поднимаю давно разыскиваемую родственную душу. Дядька готов был отделаться от тебя практически даром, и ты стал моим родным существом за копеечную плату. Тебе было около трех месяцев, глаза твои и ушки были давно открыты, поэтому момента обретения тобой вселенной я не видел. Жаль.

Всё богатеющая гамма звуков, как и бесконечные запахи чего-то, существовавшего вне её бархатного сумрака, которые улавливал маленький носишко, подсказывали Жульке, что далеко не весь мир ещё открыт для неё, и впереди ждут новые знакомства и откровения. Как все слепые существа, она воспринимала происходящее вокруг особенно чутко и обострённо. Но, в отличие от обреченных на вечную слепоту, обострение её чувств было тем нетерпеливым ожиданием, которое предшествует чуду. И это второе в её жизни огромное чудо произошло: она начала видеть.

Случилось всё как-то утром. Жулька, спросонья принявшись искать мамину кормушку, вдруг неосознанно зафиксировала: вокруг что-то не так. Вместо обычной аспидной пелены её окружало что-то незнакомое: колышущиеся размытые очертания, разноцветные пятна и блики, какие рождает свет дня, сквозь узкую щель наполняющий подземелье. Пятна менялись, двоились и множились. Повернув головенку, Жулька попыталась сфокусировать взгляд на одном из этих пятен, но с одним приоткрытым глазиком это ей долго не удавалось, а второй никак не хотел ей помогать. Тогда она стала напрягаться изо всех сил, разлепляя непокорное веко, и, наконец, в процесс нового познания жизни включились оба органа зрения, отчего пятна приобрели несколько большую однозначность и законченность.

Первое, что она более-менее отчётливо увидела, было большое мышиного цвета существо рядом с собой, в которое утыкалась её жаждущая молочка мордочка.

— Вот она какая, мама моя — зафиксировалась мысль, подсказанная запахом. А следом почему-то с жадностью вспомнилось про еду. Но как же теперь не в потемках-то найти источник питания? Жулька на всякий случай прикрыла только что включившиеся глаза и на ощупь полезла под родное брюшко. Но тут же снова открыла их и продолжила путь, запоминая его взглядом. Похоже, так было удобнее и надежнее. Жизнь стала иной и, кажется, лучшей!..

Завтракала Жулька, опять-таки по привычке зажмурившись. Казалось, так можно дольше продлять удовольствие от еды. К счастью, молока, рассчитанного на целый выводок, было вдоволь, и крохе не требовалось елозить и толкаться в борьбе за пищу, как это происходит в многодетных собачьих семьях. Но как только она наелась, мама ушла, и, к немалому огорчению прозревшей малышки, толком разглядеть её не удалось.

Поэтому детальное изучение картины мира собачка начала с себя. В зыбком свете пасмурного осеннего утра она увидела четыре толстые короткие культяпки, две перед самой мордочкой, а две где-то сзади. Жулька вставать ещё не пробовала, только елозила голеньким пузиком по трухе, устилавшей дно логова. Поэтому она пока не очень понимала, для чего нужны ей эти мохнатые принадлежности. К счастью, неведение ушло быстро, как только она попробовала ими пошевелить. Лапки хотя слушались плоховато, но всё же позволили приподнять наетый живот и голову — то самое место, на котором располагались счастливо обретённые глаза, а также нос и уши. Почему-то стало понятно, что в будущем они превратятся в её славных помощников.

Обнаружила Жулька и ещё одну часть тела, длинноватую и малошерстистую, которая продолжала спинку за задними лапами: хвост. Зачем этот хвост, она даже и догадываться не могла, но почему-то точно понимала, что он, как и лапы, очень важен для её дальнейшей жизни. Значит, относиться к нему нужно бережно и с почтением. Решив провести более подробное обследование самой себя, для начала она попробовала дотянуться до почётного органа. Но тот куда-то стал убегать. Жулька опять потянулась, хвост — ускользнул. Она, решив во что бы то ни стало догнать увёртливого голыша, изогнулась, схватила… Оу-у-у, как больно-о! Зубки даром что маленькие, а прикусили чувствительно.

Как жаль, что с хвостом всерьез в догонялки не поиграешь — опечалилась Жулька. Но тут же рассудительно решила, что для игры совсем не обязательно пускать в ход зубы, и все будет правильно.

…Сколько раз и ты, мой друг, попадался на эту удочку! Как и все кутяшки, ты тоже самозабвенно занимался охотой на собственный хвост. Уморительно было смотреть, как мой крупногабаритный подросток щёлкает зубами в надежде достать свой толстенький обрубок. Вскоре после того, как я выкупил тебя у незадачливого торговца, выяснилось, что ты первосортный метис. Взяв от мамы-боксёрши стать, окрас и замечательно уравновешенный характер, от папы неизвестной породы ты унаследовал так называемый выдровый хвост, мощный и плоский. Как и все подрастающие щенки, ты то и дело давал себе слово не ловить собственный хвост. Но день ото дня он становился всё притягательнее, и казалось, что до кончика достать совсем легко. Соблазн брал верх над прагматизмом, но увлёкшись весёлой каруселью, ты, как и тысячи щенков, успокаивался, лишь когда на нежном последнем хрящике предательски смыкались крепнущие клыки. Оу-у-у!..

Оказалось, что совершившееся прозрение подарило Жульке очень любопытные глазёнки. Они без устали исследовали всё и вся, окружавшее хозяйку. Кроме своего досконально рассмотренного тела, она быстро установила, что нора, служившая домом им с мамой, достаточно просторна и имеет вход, он же источник света, благодаря которому видны и земля, и пук сухой не то травы, не то соломы, служащей им матрасиком.

Блики, смущавшие и радовавшие её в момент прощания со слепотой, время от времени появлялись снова, как радужные посланцы последних солнечных лучей. Они делали нору нарядной, а главное — так и манили за собой, туда, где вселенная по-настоящему приобретает бесконечность, вольность, счастье и многое другое, о чем Жулька могла только скромно задумываться и мечтать.

Ведь пока и внутри родного логова тоже оказалось немало неизведанного, К примеру, в одном из дальних углов обнаружился некий склад. В небольшой ямке было слегка прикопано что-то, точного предназначения чего Жулька пока знать не могла, но догадалась: это вещи ценные. И — живые. Вернее, относящиеся к живому. Еще с чернопеленочной бытности собачка помнила необыкновенный манящий запах¸ исходивший от такого же живого добра. Иногда после своего обеда мама приносила и складывала недалеко от детей эти восхитительно пахнущие предметы, чтобы потом с особым блаженством предаваться медленному их разгрызанию. И теперь после бегства и воцарения под гаражом, возвращаясь после недолгих отлучек, мама тоже иногда приносила с собой пахучки и теребила их со сладостным тихим урчаньем. Правда, Жулька заметила, что пахли они не так аппетитно, как прежде.

И вот теперь, найдя захоронку с манящими косточками, Жулька и сама попробовала было одну из них на зуб. На свой слабенький крошечный зубик, из тех, какими наделяет природа молочных щенков. Понятно, что мамина вещь оказалась такой твёрдой, что малышке не удалось откусить он неё ни крошки. Всему свой срок. Пройдет немного времени, и молодая собака сможет играючи расправляться с огромными коровьими мосалыгами. А пока сытую Жульку фиаско с костяшками не обескуражило.

— Я обязательно научусь грызть такие штучки — весело и твердо решила она, и с легким сердцем оставила мамин склад. Тот, кому судьба делает замечательные подарки в виде зрения и слуха, не станет тужить из-за какой-то неподатливой косточки. Тем более, что Жулька всей своей переполненной радостью, только-только начавшей жить душонкой уверовала: одними лишь открывшимися глазами чудесное не кончится.

За исследованиями, полностью поглотившими Жульку, она не заметила времени. А часы шли, день клонился к вечеру, свет угасал, и мир начал погружаться в ночь. Мама почему-то всё не возвращалась, а темнота уже легла на землю, погасив краски и в Жулькиной норе. Это был первый закат, первая смена дня и ночи в её жизни, и от этого веселящемуся комочку вдруг стало очень не по себе. Жулька ведь пока не знала, что за темнотой обязательно приходит рассвет, а потому с отчаянием подумала, что обретённое было зрение теряется, и она снова погружается в непроглядное существование. В то существование, которое совсем недавно казалось единственно возможным. Что ж, многим после ослепительного полудня черная полночь кажется невыносимой…

Но горькое щенячье горе потихоньку начало развеиваться. Жулька увидела и услышала, что и у ночи есть свои особые запахи и краски, которые также как и днем, отбросили блики на своды их логова. К тому же наконец-то пришла мама. С радосто-жалобным повизгиванием малышка поплзла к своей родненькой, забралась под брюшко, стала жадно сосать, и — о радость! — увидела, что в темноте тоже различает и серый отлив маминой шерсти, и нежный блеск её глаз, и вход в нору, сделавшийся голубовато-светящимся.

В этот день Жулька засыпала с ощущением восторга от обладания чудом, которое никуда не уходит, даже по ночам. И с мечтой о том, как завтра она до мельчайших подробностей разглядит любезные сердцу косточки из маминой захоронки.

Глава 2 Кем была и где росла Криста, мама спасённого щенка

Ты почему опять вертишься на кухне? Сколько раз мы с тобой беседовали о домашнем этикете! А ты опять ведёшь себя так, будто слыхом не слыхивал, что приличные псы никогда не должны обнаруживать своего желания присоединиться к хозяйской трапезе, даже если вот-вот умрут от запахов, ею источаемых. Или ты забыл, что настоящая благовоспитанная собака, принятая в человеческую стаю, умеет удерживаться от гастрономических и прочих съестных соблазнов, не лезет лапами или, как ты, прямо здоровенной мордой на стол, а скромно сидит поодаль, индифферентно подбирая капающие слюнки?

Ладно, вижу-вижу, что ты совсем не за хавчиком на кухню заглянул, а так, проверить, может, как раз сейчас следует подчистить пол возле стола от случайно упавшего кусочка. Должен же кто-то подбирать в доме за неаккуратными хозяевами… Умеешь ты, дружочек, хитрить. Как не дать тебе за это вкусненькой награды! А по большому-то счету, поди найди на белом свете такую, пусть и самую вышколенную собаку, которой под силу сознательно игнорировать кухонный и даже помоечный дух. Зов крови, никуда от него не деться. Бери уже трофей и иди в свой уголок, чтобы оттуда беседовать со мной об этом необыкновенном и удивительном зове.

В отличие от Жульки, в полной эйфории вбиравшей, как губка, всеми своими чувствами и умишком открывающиеся перед ней чудеса мира, мама её по кличке Криста пребывала далеко не в восторженном состоянии. Какой уж тут восторг, когда она восстала против своего хозяина! Ей, молодой собаке, выросшей в холе и заботе, до момента безобразно возникшего между ними противостояния и в голову не могло прийти перечить требованиям своей семьи даже в самом малом. Наоборот, она просто-таки с благоговением бросалась выполнять не то что приказы и команды — малейшие намеки на пожелания своих любимейших людей. Благодаря природным качествам характера, благоприобретённому добродушию и покладистости Криста считала свою подчинённую роль не тяжкою необходимостью, а ежедневным праздником. Она готова была бесконечно служить и главе семейства, и его супруге, и деткам — девочке и мальчику, домашней прислуге, а также при необходимости даже толстомордому ленивому хозяйскому коту британского происхождения. Нет, в служении Кристы не было ни заискивания, ни подобострастия, ни скрытой тяги к похвалам или материальным выгодам. Она широко открытой душой лишь из беспредельной любви преданнейше поклонялась семье и преклонялась перед ней. Любая команда выполнялась ею весело, резво и толково. Она готова была при малейшем поводе ринуться на защиту своей стаи, насмерть биться с любым врагом, грызть и рвать до последнего издыхания, лишь бы её кумиры были в безопасности. И даже если им приходилось или требовалось причинять ей неудобство, неприятности и даже боль (а такое иногда случалось, особенно со стороны впадающего в неистовство подвыпившего папаши) — Криста, хотя и молча горевала, не понимая до конца причин немилости, не смела огорчать их своим неповиновением.

А теперь вот она перешагнула все мыслимые и немыслимые грани дозволенного. Собака, дерзнувшая напасть на своего бога, на человека, выкормившего её с первых дней жизни, приблизившего к себе и давшего пропитание и кров, стала самой страшной отступницей по меркам человеческим и её собственным. А потому, как всякий преступник, вынуждена бежать, терпеть лишения и жить со страшным сознанием своего греха.

Стоит ли удивляться такому собачьему горю! С самых далёких времен животные сошлись с человеком как раз на том, что беспрекословное исполнение воли хозяина стало их жизненной программой, дававшей взамен пищу и кров. Постепенно лошадь, верблюд, слон, а больше всего собака просто-таки слилась со своим повелителем, подчинились ему настолько, что сумели даже преодолеть страх перед собственной гибелью и стать его живым оружием. В описаниях жизни древних народов, в старых картинах и фресках нередко присутствуют собаки-воины, собаки-гладиаторы, собаки, стерегущие добро, будь то овцы или пленённые в сражениях иноземцы. Многовековая мудрость собачьих предков, на долю которых выпадали многие лишения и беды, переплавилась в редкие качества и закрепилась в виде устойчивых инстинктов. Их-то и стали считать зовом крови. Пойти против этого зова могут крайне редко очень немногие собаки, — только те, у которых интеллект дает способность спорить с инстинктивными установками.

Кроме угрызений совести, Кристу приводило едва ли не в отчаяние и другое обстоятельство. Резкая смена социального статуса — из разряда обеспеченных домашних животных они с дочкой перешли в категорию никому не нужных и ничем не защищенных бродяг — легла на её упитанную холку тяжким бременем. Хорошо ещё, что для них с Жулькой нашелся убогий (по сравнения с прежним) приют в дальних гаражах, и приходится довольствоваться грязной норой непонятного происхождения, имея слепого младенца на руках (или на лапах, сообразно собачьей терминологии).

Живя дома, Криста с первых дней была приучена к роскоши. Зимой она обреталась в обширной городской квартире, где ей было отведено почетное место в уголке просторной прихожей. Угол был тёплый и уютный, такому местечку могла позавидовать любая, даже и не столь неприхотливая собака. Но при этом хозяйка, которую вслед за остальными Криста про себя именовала мамой, всё сокрушалась о том, что «голенькой собачке на полу холодно».

Нашла, тоже, неженку! Во-первых, спала Криста вовсе не на голом полу, а на купленном за немалые деньги специальном толстом матрасике. Во-вторых, опять-таки благодаря многочисленным предкам, жизнь которых прошла в нешуточном холоде и сырости италийского высокогорья, она обладала повышенной холодоустойчивостью. Шерсть у неё росла хотя и короткая, и без подшерстка, как и полагается выходцам с юга, но удивительно густая и плотная. В придачу она обладала необычайно толстой и плотной кожей, какую не встретишь у других её сородичей. Такая шкурка даже без попонки способна кратковременно выдерживать и двадцатиградусный мороз, а температуры до минус 10—12 градусов для таких собак, как Криста, можно было считать оптимальными. Это тебе не изнеженный тойчик или марсианского облика «француз», которым место разве что на печке.

Кристу раздражало и придуманное хозяйкой обращение «собачка». Хотя точного значения слов, кроющихся в звуках человеческой речи, она не понимала, но по интонации могла предполагать, что её сравнивают с кем-то маленьким и беспомощным. Это её-то, продолжательницу породы собак кане корсо, называемых иногда корсиканцами, которые по размерам, силе и ловкости превосходят большинство других пород! Внушительная гора мышц, тяжелые гигантские челюсти, смыкающиеся замком с давлением почти в два десятка атмосфер — и пожалуйте, «собачка», словно она диванный пекинес!

В общем, такое уменьшительно-ласкательное обращение казалось ей совсем не к месту, и когда в хозяйкином лексиконе слышалось это полуоскорбительное слово с соответствующим сюсявым придыханием, «собачка» обиженно отворачивала морду и норовила спрятаться в какой-нибудь дальний закуток квартиры или дачи. Что-что, а принадлежность к своему древнему воинственному роду Криста с младенчества несла с гордой надменностью. И при необходимости готова была показать окрестным шавкам, а подчас и непочтительным гражданам всю серьёзность заложенных генами своих собачьих качеств.

К шавкам она относила практически всех псов, делая исключение разве что для самых крупных и сильных. Смотреть сверху вниз на прочих представителей собачьего семейства позволяли её собственные габариты: по стандартам своей породы Криста была переростком, превосходя высотой и шириной торса среднего дога. Встречая собратьев, она для начала молча делала грозную предупредительную стойку. Не гавкала, не рычала: у корсиканцев не принято брехать попусту, что она, дворняжка, что ли? Просто выразительно стояла; а для самых непонятливых демонстративно оскаливала широченную пасть. Обычно этого было достаточно, чтобы отбить у четвероногих и двуногих прохожих охоту приближаться к ней на короткую дистанцию. Если же кто-то из хвостатых не понимал сделанного предупреждения, хозяин, случалось, давал ей возможность обозначить силушку на деле.

Так, однажды по весне она крепко проучила лохматую полукровку, задиристо наскочившую на них с папашей во время прогулки по лесу. Они уже возвращались к себе на дачу, когда из-за поворота полевой дороги вынырнула эта нахалка. Чужая «девочка» рыскала в свободном полёте, оставив хозяйку далеко позади. Подбежав, незнакомка, как водится, сначала вроде бы мирно обнюхала корсиканку, не обращая внимания на её грозную стойку. Но через миг допустимые границы дружелюбия были нарушены. Что уж там не приглянулось этой пародии на овчарку, но, зарычав, она хватанула Кристу за щёку. Позволять такое пришелице не стоило, совсем не стоило! Она явно недопонимала, собаку какого менталитета задела.

Долгая родословная кане корсо ведёт своё начало от непередаваемо отчаянных псов. Именно эти собаки особо ценились как непревзойдённые воины: сильные, очень умные и расчётливые, которые умели не только слушаться хозяина, но тонко работать в паре с ним. Это их воины брали в качестве страшного оружия, идя на сражение, а мирные пастухи держали для охраны своих высокогорных стад от дикого зверя и лихого человека. Поняв достоинства этих собак, древнеримские устроители кровавых забав использовали великанов на рингах не только против львов, быков, но даже и вооружённых гладиаторов. Качества, так ценимые в корсиканцах нашими пращурами, были пронесены сквозь толщу лет, сохранив в их повадках неистребимый бойцовский дух.

И вот теперь древний зов крови взыграл в жилах Кристы жаждой борьбы и мщения. Она громогласно зарычала и так рванулась с поводка в сторону полуовчарки, что хозяин едва удержался на ногах. Тут на дорожной извилине показалась, наконец, и овчаркина мамочка, истошно подзывая свою радость. Нахалка, очевидно сожалея о допущенной вольности, подалась к ней, отлипнув от разъяренной рвущейся с поводка Кристы. Казалось бы, неприятный инцидент был исчерпан.

Однако беспардонный наскок незнакомой шавки разозлил не только Кристу. Драчливость охватила и её хозяина. После недолгого замешательства он отстегнул поводок, дав своей «собачке» волю. И этот живой увесистый снаряд, подгоняемый проснувшейся природной агрессией, на крейсерской скорости врезался в группу врагов. Полуовчарка, не ожидавшая контрудара, вмиг присмирела и сдалась, как только Криста вцепилась ей в шею. Но теперь уже о перемирии не помышляла корсиканка. Не обращая внимания на вой хозяйки своей обидчицы, оказавшей во время собачьей потасовки под ногами дерущихся, «собачка» начала перебирать между зубов закушенную шкуру, продвигаясь к горлу противницы. Та хрипела и таращила глаза. Тетка орала так, что за пять вёрст было слышно. А довольный действиями своей воспитанницы хозяин, изображая готовность вмешаться, вразвалку трусил к месту схватки. Подбежав, он начал строго «фукать» на Кристу и даже потянул её за ошейник.

Смешной! Да какая обученная бойцовская собака — впрочем, как и необученная, и не бойцовская, находясь в нескольких сантиметрах от глотки противника, отпустит его! Следуя шёпоту генов и всё больше пьянея от вражьей крови, собака в такой схватке уже не может остановиться. Ведь на уровне подсознания она давно предчувствует звук алой струи, вырывающейся из перекушенной артерии. В этом и есть самый важный, неизъяснимо притягательный и ни с чем не сравнимый миг всех собачьих драк. В предвкушении апофеоза столь острого, яркого, животно-сексуального мига любой пёс обязательно постарается довести до конца начатое смертельное противостояние. Зверь, укрощённый ли, одомашенный ли и подкупленный сытой беспечной жизнью, всегда остаётся опасным хищником!

Криста вся дрожала, её существо полностью было поглощено скорой кульминацией. Кто на её месте мог бы воспринимать не то что команды — само присутствие хозяина?!.

— Зажимайте собаке нос — в истерике закричала женщина. Подсказка, похоже, пришла как раз вовремя. Кристин папа и сам уже перетрусил из-за этой неожиданной для него собачьей неуправляемости, и не знал, что предпринять. Он крепко жалел, что пренебрёг одним из очень важных советов. Тренеры клуба, куда он возил образовывать Кристу, строго-настрого наказывали ему не выходить с ТАКОЙ собакой из дому без прочного витого шёлкового шнура в кармане.

Печальная правда собачьих драк, подчас очень трагичных, состоит в том, что разнять сцепившихся псов бывает просто невозможно. Даже самые послушные лапочки в такие моменты становятся зверями, своенравными и опасными. Поди-ка встрянь между пастями осатаневших дога и кавказца! За ноги их не растянуть, водой — хоть залейся… Остается одно — каждому на шею по шнурку и придушивать. Только когда собака начинает задыхаться, она отпускает противника и понемногу приходит в чувство. Применительно к бойцам, подобным Кристе, такой прием практически незаменим.

Но в тот момент за неимением шнурка папаше действительно ничего не оставалось, как с силой зажать нос своей Кристушке. К несчастью для Кристы и к счастью для остальных участников сцены, кайф развязки был сломан, пыл борьбы остыл, и корсиканка брезгливо сняла свои атмосферы с овчаркиного горла.

Нужно отдать должное хозяину: притравливал он свою любимицу не слишком часто. Пожалуй, стычка на полевой дороге была одной из самых серьёзных в короткой Кристиной биографии. Но на всю последующую жизнь этот поединок научил её некоторым вещам. Она усвоила, что хозяин вовсе не против её агрессивности. А пущенные в ход клыки, поняла Криста, не есть очень уж большая провинность. За которую, судя по случаю с полукровкой, могут не только не наказать, но даже поощрить. Ведь после того, как потерпевшая сторона унесла ноги, хозяин потрепал Кристу по затылку и сунул ей завалявшуюся в кармане конфету.

Конфеты! Все в доме знали — конфеты были собачьей слабостью. К ним приучили собаку дети. Взрослые хозяева кормят зверя согласно правилам кинологической науки, насыпая по утрам и вечерам в тазик приличный сухой корм, увесистый мешок которого занимает один из углов кухни. О сладком ни сном, ни духом. А ребятишки исподтишка суют то обёртку от мороженого на облизку, то недоеденную баночку йогурта, то конфетку. Коль скоро обнаружилось, что дети «испортили собачку», взрослым ничего не оставалось, как следовать установленной без их воли традиции и тоже давать любимице конфеты в качестве награды. Так Криста и усвоила, что конфета есть выражение высшего расположения к ней.

…Чудесный матрасик в прихожей, дорогой ошейник с металлическими шипами, собственные тазики для сытной «правильной» еды, замечательные игрушки, которые ей приносили чуть ли не каждую неделю, и обожание со стороны всех домашних — чем не роскошь собачьего существования? Вдобавок у Кристы была еще и другая собственность, самая ценная и любимая — будка на территории дачи. Хозяева, люди определённого достатка, как и полагается представителям их имущественного слоя, кроме большой квартиры в городе имели ещё и загородную резиденцию. Пользовались ею главным образом в тёплое время года, вывозя на дачу всех домочадцев и домашних животных. «Для укрепления здоровья собачки» Кристе тут полагалось ночевать на вольном воздухе, заодно охраняя сон семьи. К её счастью, в доме не было особ, укушенных приусадебным хозяйством, поэтому участок не изобиловал грядками и клумбами, которые так любят портить четвероногие. Лужайки сменялись кустами, переходящими в естественный лес. В самом солнечном углу росла вековая сосна с раздвоенной верхушкой, под которой по осени ежегодно обнаруживался выводок крепких чистеньких боровичков. Собаку, которой нечего было разрывать и загаживать, не было нужды держать в вольере, запирать в доме или привязывать. И Криста сутками напролет обреталась на живой травке, иногда забираясь понежиться на подстилке, разостланной в добротной фирменной будке.

И вот теперь она лишилась и любимой будки, и регулярно возникавшего в миске корма, и окружения близких ей людей. Стоило ли писклявое бестолковое и прожорливое существо, то и дело требовательно призывающее её из мрака убогой норы, всех этих немалых благ?

Будь собака подобна homo sapiens, неизвестно, в какую сторону в подобной ситуации качнулись бы виртуальные чаши её судьбы. Но любая собака, пусть родившаяся и выросшая среди людей, пусть прошедшая дрессуру в лучшей специальной собачьей школе, остаётся хотя и благородным, но в первую очередь животным. Интеллектуальным зверем, чьей главной жизненной программой, заложенной матушкой-природой, всё же является продолжение рода. А потому для животного не существует иной альтернативы, нежели инстинктивная и всеобъемлющая преданность своему потомству. Этот зов крови не перебить никакими меркантильными выгодами. Дети — главная ценность живого мира, и не дай Бог никому посягнуть на неё.

Криста не переставала тосковать об оставленной семье. По-своему, по-собачьи она горько сокрушалась о преступлении, совершённом в отношении главного человека своей жизни. Вздыхала об утраченных любимых куриных катышках и косточках из воловьих жил, воспоминания эти особенно больно бередили её душу в самые голодные и холодные дни. Затаивалась, с печалью вглядываясь в ровесников хозяйских детей. Завидовала собаке, идущей на поводке. Однако даже в самые пронзительные моменты воспоминаний беглянка не помышляла о возвращении с повинной. В её резко изменившейся жизни появился новый смысл и свет, куда более значительный, чем былые приоритеты. И когда полуголодная и вымокшая, истомившаяся от переживаний за щенка, которого приходилось оставлять без защиты в поисках пропитания, она возвращалась в логово, то знала: самое огромное счастье, когда-либо выпадавшее на её долю, ждет здесь и только здесь. Оно заключено в чмоканьи щенячьих губ, отыскивающих мамкин молочный ручеёк, в нежной возне теплого комочка, поудобнее устраивающегося у неё под брюхом, и родном детском запахе, который неизмеримой драгоценностью навсегда остаётся в материнской памяти.

Поди ж разбери этих дур…

Глава 3 Криста не стала основательницей новой русской ветви итальянских сторожевых

Друг мой, нам предстоит дефиле. Знаю-знаю, ты — едва ли не самая элегантная в нашем квартале собака, не слишком-то нуждающаяся в дополнительном приукрашивании. Уже с первых дней пребывания у меня в доме ты научился форсить. Только-только притащил тебя с базара, как прискакала моя дочка, скоренько напялила на тебя специально прихваченный щенячий ошейник и — «Папа, я пойду с ним пройдусь, а то он гулять хочет». Понятно. Не столько ты чего-то там хотел, сколько ей не терпелось показать подружкам живую обновку. Пришла довольная: всем щенок понравился, все его одобрили. Видно, собачий показ получился на славу.

Потом пришла очередь соседок. Увидев тебя во дворе, толстая Лиза прямо-таки подскочила к твоему хвосту и затараторила: какая, мол, у тебя попка чистенькая да аккуратная, с белым «зеркальцем» — совсем как у оленя, и с двумя хорошенькими завитками. Я ей поддакивать не стал, но сам тоже подумал: и вправду хорошенькая. Ты рос и становился всё более стройным, подтянутым и красивым мальчиком. Многие стали обращать на тебя внимание и интересоваться необычной породой. Я сочинял что-нибудь про разновидность боксёра, или дога, смотря по настроению, не касаясь твоего истинного «дворянского» происхождения.

А ты действительно превратился в собаку на редкость ладную. И вот теперь, когда пошла мода на собачьи наряды, я решил купить тебе зимнюю одёжку. Всё же шерсть у тебя не слишком длинная, и в морозы комбинезон очень пригодится. Не бойся, иди сюда, будем примерять модную покупку. Вечером пойдем на собачью площадку. Будешь правильно себя вести, может, куплю тебе на ошейник брелок со стразами. Почему не весь разукрашенный камнями ошейник? Извини, господин нахал, на расписной ошейник такого размера, как твой, у меня пока ещё денег не хватит.

Конец респектабельной Кристиной жизни начался с того момента, когда случилось ЭТО. Кристе в ту пору доходил первый год безмятежной вольготной жизни. Родилась она летом, совсем крохой была отлучена от матери и передана в свою первую человеческую семью. С семьёй ей повезло, её холили, обучали и даже баловали; кроме того, благодаря своей редкой породе, внушительному и одновременно элегантному экстерьеру она была гордостью и своеобразной достопримечательностью дома. Хозяин с хозяйкой то и дело упоминали о своей необычной собаке в среде друзей и знакомых, а ребятишки откровенно хвастались Кристой перед сверстниками.

Но при этом никого из взрослых, детей и подавно, даже с натяжкой невозможно было отнести к знатокам собак. Да, собственно говоря, они и намерения не имели забираться в дебри кинологии. Кристу взяли, повинуясь стандартам, существующим в их социальном клане: собака обязательно должна быть бойцовской породы, высоких кровей и дорогой. Первоначально рассматривался вариант с американским стаффордширским терьером-амстаффом, ещё недавно одной из самых модных в России пород. Близко знакомый с семьёй заводчик амстаффов уже и щенков соответствующего класса подобрал. Но то ли с этими щенками что-то приключилось, то ли у заводчика возникли какие-то другие сложности, но только незадолго до ожидаемого появления в доме маленького пит-дога, как в Америке называют стаффов, заводчик явился с новым прямо сказать ошеломляющим проектом. Он предложил собаку такой породы, о которой в то время в России знали немногие любители и даже специалисты — не то что обычное почтенное семейство. Так в будущей Кристиной среде возникла тема кане корсо.

Поначалу папаша с заводчиком из-за этой казавшейся бредовой идеи едва не подрались.

— Чего ради я должен менять практически купленного стаффа на какую-то каню? Голову мне не морочь и давай ищи, что обещал — орал папаша.

— Ты только разок посмотришь на это чудо, как тут же согласишься — настырно гнул своё заводчик.

Наконец, после третьей увесистой рюмки они сошлись на предварительном просмотре.

— Только если мне этот итальянский приблудок не понравится, будешь искать обещанного пса, где хочешь.

Заводчик знал, что делал. «Приблудок», как оскорбительно обозвал Кристу папаша, был ещё той штучкой. Заводчик не пожалел денег и хлопот, чтобы привезти из какого-то захолустного питомника южной Италии пару настоящих собак кане корсо, родителей будущей звёздочки, выправил им соответствующие документы и начал производство в России потомства животных, считающихся национальным достоянием жителей Апеннинского полуострова. Криста была одной из первых, родивших в нашей стране чистокровных наследниц древних римских молоссоидных собак. По характеру, экстерьеру и рабочим качествам она вполне годилась для того, чтобы стать основательницей новой русской ветви итальянских сторожевых.

На это-то предприимчивый заводчик и рассчитывал. Но для осуществления столь далеко идущих планов нужно было прежде всего обеспечить будущей матроне собачьего мира наилучшие условия содержания. Для этой цели возможности папашиного дома подходили как нельзя лучше. Тем более, что, подверженный любви к пафосным жестам, будущий хозяин Кристы за ценой на щенка стоять скорее всего не стал бы.

Как и предполагал хитрюга-заводчик, лапастый упитанный щенок, а больше того его родовитые мать с отцом произвели на будущего владельца ценной собаки сильное впечатление. Он действительно не ожидал увидеть животное такой стати. К тому же самолюбию человека с психологией нувориши очень льстил тот факт, что он становится обладателем редкости, которой у других нет и, вероятно, в скором будущем не появится. Таким образом, вопрос о приобретении стаффа, «национальной американской собаки», уже порядком расплодившейся на Руси, был снят в пользу Кристы.

Стоит ли говорить, что появление резвого бутуза с бархатно-серой шкуркой сразу сделало его центром притяжения симпатий всех обитателей дома. Подкупала не только плюшевая детскость. С раннего возраста в Кристе чувствовалось присутствие благороднейших кровей. Она была умна и сообразительна, даже в детских своих шалостях осмотрительна и весьма самостоятельна. Шагу почем зря не сделает, попусту голоса не подаст, без разбору в ноги к людям не кинется. Словом, правильная собака, вызывавшая к себе уважение уже с самых юных когтей.

И всё же собаку, столь перспективную в плане качественного продолжения породы, хозяева и не думали рассматривать как объект племенной работы.

Мы с тобой, дружок, хорошо знаем, что многие, обзаводясь животным, желают видеть в нем только ласковую, весёлую и непосредственную живую забаву. Они не по злобе сердца, а из-за своей интеллектуальной и душевной ограниченности рассматривают живое существо со своей его сложной психологией всего лишь как модное дополнение к обстановке богатого дома. Считается, что собаку берут «для себя», а не для выставок и тем более не ради производства элитного потомства. А коли так, то даже представителей тех пород, которые хотя бы ради социального спокойствия обязаны иметь крепкую дрессуру, не обучают с должной ответственностью. Их вволю кормят, дрессируют по минимуму, а больше балуют, как занятную игрушку для больших и маленьких. А если в полтора-два года, достигнув возраста собачьей зрелости, эти игрушки проявляют присущий породе агрессивный нрав или тугую управляемость — в силу неправильного воспитания, от собак предпочитают избавляться, как от испорченных игрушек.

К Кристе отношение было как к домашней игрушке. Хозяйка беспрестанно занималась с ней обнимашками, теребя гладкое могучее тело, дети до исступления носились с ней в догонялки, а главным развлечением папаши стали горделивые прогулки по престижному кварталу или загородному коттеджному посёлку, во время которых на всеобщее обозрение выставлялись все достоинства экстерьера и выучки Кристы. Для пущей наглядности эти демонстрации иногда сопровождались легким притравливанием на попадавшихся хвостатых бродяжек.

Тёплое время года семейство проводило на даче, если не считать достаточно длительных выездов к заграничным морям. Правда, весной фактически жили на два дома: дети доучивали свой учебный год, а потому выезды на дачу совершались только по выходным. Сразу на постоянку перевезли лишь собаку, кота и возрастную тётеньку, игравшую роль не то экономки, не то домработницы. К ним присоединился и охранник, он же дворник и истопник. В отличие от хозяев, прислуга с «собачней», как звала Кристу и кота тётенька, не слишком-то цацкалась. Получилось, что Криста осталась не так чтобы совсем без пригляда, но с очень условной опекой: покормить да проследить, абы «кучки» были сделаны и убраны вовремя.

Стоит ли говорить, что, относясь к своим питомцам, как к части интерьера, горе-хозяева не особенно задумываются об их физиологии! Такими вещами, по убеждению немалого числа владельцев собак, надлежит интересоваться только профессиональным собачникам. Ведь задача обременения себя щенками от Лорок или Манюнь не стоит? Не стоит. Зачем тогда ломать голову над тем, как и при каких обстоятельствах они появляются на свет? Пусть специалисты предпринимают контр-меры для того, чтобы собаки не плодились. Слава Богу, для всего, что касается здоровья четвероногих, считают они, существуют ветеринары и лечебницы, были бы деньги на оплату подобных услуг.

Не мудрено, что нередко из виду напрочь упускается факт появления у молоденьких сук в конце первого года жизни дней, которые с недавних пор принято деликатно называть критическими. И далеко не все хозяева готовы правильно обращаться со своими питомицами в этот ответственный период.

Начало первой течки у Кристы совпало с весенним переездом на летнюю квартиру. Тут она оказалась в полной воле случая и своих впервые проснувшихся сексуальных влечений. Случай, понятно, не замедлил представиться — в виде настойчивого кобеля, прибывшего, вероятно, из соседнего военного городка. Кобель, по всему, был крепкой дворянской закваски со следами присутствия в роду немецкой, а то даже и кавказской овчарки. Рослый, экипированный роскошным пушистым хвостом и, на вкус Кристы, очень импозантный, кавалер быстро отыскал брешь в разделявшей их ограде. К радости парочки, это место располагалось в дальнем лесном углу, и было хорошо скрыто от глаз обитателей дома. Криста охотно откликнулась на мощный призыв страсти и вслед за хвостатым дворянином ускользнула с территории дачи. А так как дело было вечерком, то тётенька истолковала исчезновение Кристы из поля зрения как раннее укладывание на покой в будку. Всё благоприятствовало и последующим свиданиям парочки.

Знали бы хозяева, сколь сладки были эти часы любви! Первый Кристин кобель оказался псом молодым, игривым и ласковым — как раз под стать своей подружке. Они то носились по лесным полянам, только-только покрывающимся остро пахнущей травой, то истомлёно лежали в зыбкой тени полураспустившихся веток, положив счастливые морды друг на друга, то снова и снова впадали в неистовство спаривания. Впрочем, у Кристы — спасибо генам! — хватало инстинктивного благоразумия для того, чтобы создавать себе алиби перед обитателями дома. На время свиданий она старалась уводить кавалера подальше от посторонних глаз, а потом исправно возвращалась на хозяйскую территорию, так что у тётеньки поддерживалось ощущение постоянного присутствия собаки возле дома. Почему этот период любви не перерос в обычную непристойную и шумную собачью свадьбу, Бог весть. То ли ввиду еще не начавшегося дачного сезона других собак пока не вывезли на природу, то ли всех их держали на крепкой привязи, то ли жених пользовался в местных собачьих кругах особым авторитетом, подрывать который ни один из прочих кобелей не решался, — так или иначе, а у Кристы на протяжении всех трёх положенных недель был лишь один любовник, который и сделал её матерью.

Обнаружилось Кристино грехопадение, лишь когда в будке запищали и завозились трое щенушек. Как ни странно, до этого опять-таки по воле случая никто из домашних не заподозрил, что с собакой происходит что-то необычное. Поначалу во время сумбурных воскресных наездов хозяевам попросту было некогда детально приглядываться к животным. А поскольку собака с младых дней была весьма крепкой и упитанной «девочкой», замеченное, наконец, округлившееся брюшко было отнесено к последствиям жизни на свежем воздухе и обжорства, за что невзначай досталось тётеньке. Хозяйка, оставив приевшуюся тему мерзнущей любимицы, принялась пространно муссировать вопросы собачьей диеты. И тут Криста опять правильно сыграла нужную роль. Из-за своего беременного положения она и сама ощущала некоторое снижение аппетита, а потому охотно принимала диетические изыски хозяйки и урезывание ежедневной пайки. Она день ото дня становилась всё менее подвижна, подолгу залёживалась в будке и не привлекала к себе лишнего внимания. К счастью, дети, поглощённые новизной дачной жизни и подолгу пропадавшие на озере и в лесу, испытывали потребность общения с собакой куда реже, чем в городской квартире. У тётеньки с охранником и без няньканья с собакой хлопот было по горло, а хозяин в последние перед родами недели и вовсе отсутствовал, верша дела бизнеса где-то за границей.

В общем, появление щенков свалилось на всех как снег на голову и вызвало в семье волну противоречивых эмоций. Тётенька, которой в очередной раз перепало за недогляд, собаку возненавидела. Детей слепые неуклюжие кутята как-то не впечатлили — в их представлении животные должны быть копиями мягких магазинных игрушек, а жалкие, почти голенькие и неповоротливые новорожденные этому эталону, конечно же, не соответствовали. Хозяйку сами по себе малютки даже умилили, но она не слишком ясно представляла свою дальнейшую жизнь с целой собачьей стаей. Тем более, что было совершенно непонятно, кто же вырастет из этих щенков. В том, что отцом Кристиного выводка явился некий беспородный проходимец, в доме никто не сомневался.

Пока домочадцы привыкали к новости, Криста целиком отдавалась материнским заботам. Прежде всего, она неосознанно старалась как можно лучше кормиться сама и кормить своих деток. Тонкая собачья интуиция будто нашёптывала ей самый верный алгоритм действий, заставляющий подложить хоть какой-нибудь клок сена на случай возможных будущих перипетий. А о том, что новые перипетии вполне могут ждать впереди её и детей, Криста задумывалась всё чаще. Она уже почувствовала, что далеко не всё население дома пребывает в таком же восторге от появившихся щенков, как она сама. В воздухе явно витали далеко не безмятежные вопросы, и гнетущая атмосфера вокруг неё всё более сгущалась. Это заставляло юную мамашу с замиранием сердца ждать появления хозяина. Она очень хорошо изучила иерархию семьи. Безоговорочным командиром и идеологом здесь был папаша. С присущей новым русским безапелляционностью, а порой и грубостью, он выносил решения, отменял их, снова настаивал на своём, потом опять менял точку зрения. Незыблемым оставалось одно: семья должна была беспрекословно следовать задаваемым им бесконечным колебаниям курса. На собственное мнение права здесь не имел никто. Хозяйка, человек невыразительный и несамостоятельный, к тому же задерганная сменой мужниных идей, предпочитала в организации жизни полностью довериться своему супругу. Подобно Кристе, себе она тоже давно отвела роль роскошного украшения дома. В её мире существовали разве что моды, легковесные подруги и незначительные увлечения — обычный круг интересов жены семейства из среднего класса, не обременённой заботой о добывании средств к существованию.

Дети тоже были на вторых ролях. Заботы о них укладывались в общепринятую схему: накормить более-менее качественными продуктами, приставить рекомендованную няньку, обучить модным предметам в престижной гимназии или лицее, купить путёвку в хороший вуз. Чтобы, придя, наконец, в папину фирму, сын и дочь могли бы прилично выглядеть в нужной тусовке. А поскольку пока ребятишки только-только перешли от этапа нянек и гувернанток к гимназии, такой жизненный опыт не давал им ни малейшего права голоса на семейных советах — даже по таким вопросам, как всё же в дальнейшем поступать с собакой.

Криста благодаря своему интеллекту и врождённой способности глубоко понимать окружающую обстановку, была в курсе подобного семейного расклада. Она хотя и не чувствовала себя в чём-то особо виноватой, всё же с опасливым нетерпением ожидала реакции на свою новую ипостась именно со стороны хозяина.

Увы, люди и животные имеют совершенно различные жизненные приоритеты. Взять хотя бы Кристу: ей очень хотелось, чтобы щенков, которых она обожала и которыми гордилась — такие славные, упитанные, облизанные! — должным образом оценил и он. Криста считала, что в ответственной работе произведения на свет потомства она оказалась весьма и весьма на высоте. Все щенята родились в срок, живыми и полноценными. Роды прошли просто и легко, не понадобилось тревожить посторонних и просить помощи извне. Молочка у неё появилось много, на животике набряк целый ряд сисечек. Кутята спокойно спали едва ли не сутками напролет, их почти не было слышно, и хлопот домашним они не доставляли никаких. Разве это не повод для благосклонности и поощрения? И неужели так славно начавшееся её первое материнство заслуживает конфеток в меньшей степени, чем примерное поведение на прогулке или победа в очередной собачьей потасовке?

Так искренне считала Криста, не подозревавшая о запрете на щенков, существовавшем в доме. Ей, дочери природы, и в голову прийти не могло, что по людским понятиям сама попытка хозяйской собаки самостоятельно завести потомство может расцениваться как серьёзное неповиновение и отступление от роли живой игрушки. Со всеми вытекающими из данного факта последствиями.

Когда в начале осени глава семейства, наконец, прибыл из своего длительного зарубежного вояжа, первой новостью, которую дети с криком обрушили на него у ворот дачи, была:

— Папа, папа, а у нашей Кристы крысята!

— ?!

— Да, дорогой, ты знаешь, однажды утром мы обнаружили, что в будочке нашей собачки появились ещё и три щеночка.

— ?!

— Никто ни о чем не догадывался, она просто немножко пополнела, а с неделю назад — вот…

— И Татьяна Ефимовна ничего не видела?

— Она говорит, что и предположить такого не могла — Криста всё время была на глазах, никуда не отлучалась, и к ней никто в гости не приходил…

— В гости!.. К Татьяне Ефимовне?

— Да нет же, к Кристе! Никаких посторонних собак…

Хозяин насупился и недобро зыркнул в сторону Кристы. Он и сам видел, что возле его ног радостно крутится щенная сука. Как она докатилась до этого, значения теперь уже не имело. Важно было понять, что с этим делать дальше…

Глава 4 Собачьи дела рушат планы сразу двух бизнесменов

Уже несколько лет кряду — с тех пор, как ты стал моей собакой, я с особым нетерпением жду первого снега. Причина тому — ты, конечно, ты! Едва холодный белый пух уляжется на земле, как во дворах и на улицах начинается восторженное действо. Кажется, все собаки города рвутся на прогулку, чтобы всласть поваляться на свежем снежке, промерить глубину юных сугробов. И ты, поддерживая всеобщее весёлое неистовство, вихрем носишься по аллеям парка, вздымая за собой клубы искрящегося снежного праха. В глазах животных светится неизъяснимое счастье от, казалось бы, простой смены декораций природы. Ни яркость весенних дней, ни солнечное тепло лета, ни пестрота ковров из опавших листьев не вызывает у собачьего племени такого восторга, как появление снежного покрывала.

И вот едва Снежная королева укроет мир своей мантией, ты начинаешь вопросительно заглядывать мне в глаза. Знаю-знаю: ты интересуешься, а будет ли для тебя этой зимой любимейшая из работ. Ведь катать хозяина на лыжах ты почёл едва ли не главным своим собачьим предназначением.

Ты не можешь обижаться на меня: ни единой зимы твоего, увы, недолгого века не прошло без этих упоительных прогулок. Мы уходили в соседний лесопарк и нарезали весёлые километры по лыжне, горделиво ловя немного испуганные, но всё же восхищённые взгляды порскающих с дороги лыжников. Только в последний год, когда ты совсем одряхлел, наши гонки прекратились. Не выходил на лыжах и я, чтобы не обижать тебя лишением этой работы. Ну как объяснить собаке, пусть даже такой понятливой, как ты, что постаревшее её сердечко может отказать во время столь сладких долгожданных занятий? Ведь животные, в отличие от людей, не умеют быть осмотрительными, жалеть себя и служить хозяину вполсилы…

Сложность положения, в которое счастливая материнством Криста поставила своего хозяина, заключалась не только в нарушении запрета на обзаведение потомством. Дело было в другом, хотя глава семейства и гневался на отступление от данных им установок. Случилось так, что к моменту возвращения из загранкомандировки его почти убедили начать выставлять свою собаку. Ветер опять-таки дул со стороны того самого заводчика, близкого друга семьи. Обработка шла постепенно и неспешно. После того, как в принадлежащем ему клубе была куплена Криста, друг этот не переставал при каждом удобном случае склонять нашего папашу к мысли о славе, которой «эта сука» стопроцентно может покрыть её хозяина и всё его семейство. Заводчик частенько звонил ему даже за границу, вроде по каким-то другим делам, но непременно каждый раз обязательно находя предлог «капнуть» насчет Кристы. Капля, как известно, и камень точит, что уж говорить о планомерно подогреваемом тщеславии…

Впрочем, наш камень оказался далеко не кремень. Ощутимую брешь в нежелании утруждать себя щенками пробило уже то, первое, посещение собачьего питомника и знакомство с высокородными родителями будущей воспитанницы. Здесь хозяину прочно вдолбили, что в родне их Кристушки ни много ни мало — текла кровь чемпионов мира! Уже сам этот факт способен был выстроить ход папашиных мыслей в нужном направлении. Ведь полученная наследственность, по многократным уверениям собачьего специалиста, открывала перед предметом их домашних развлечений такие моральные и материальные виды, что отказываться от предоставляющихся шансов было бы по меньшей мере глупо. Выглядеть глупым, а уже тем более непредприимчивым папаша хотел меньше всего. И потому его всё более и более начинала прельщать перспектива заработать на своём живом имуществе. А быть может, даже и прославиться…

Знаешь, мой дружок, а этот заводчик знал, что делал. Предпринимаемые им психологические атаки не были произвольными. Друг-собачник по опыту знал, что владельцев так называемых элитных щенков со временем частенько начинает одолевать честолюбие. Вдохновлённые всё более проявляющимися выдающимися качествами своих любимцев, они нередко и даже неожиданно для себя загораются идеей явить эти качества миру. Тогда-то и прорезается интерес к выступлениям на собачьих выставках, подбору пары своим «девочкам» или «мальчикам», планированию получения от них достойного потомства. Лиха беда начало, одним словом. О подводные камни, которые обязательно имеются в каждом серьёзном деле, новоиспеченные энтузиасты от кинологии споткнутся позже, но, как поётся в мудрой песенке, это будет всё потом.

Еще одним мощным залпом по папаше был визит друга к нему домой. Приём визитеров, как известно, вещь очень небезопасная. По законам гостеприимства, святым в нашем народе, хозяин должен всячески ублажить переступившую порог дома персону; отказ в какой бы то ни было просьбе считается неприличным нарушением традиции. И гость, таким образом, оказывается в наиболее выигрышной позиции. Помня это золотое правило, кинолог однажды заехал как бы невзначай. Глянув на подросшую Кристу, он так и рассыпался в комплиментах. Изображая гипервосторг от увиденного, принялся рисовать радужное будущее владельцев «такого экземпляра», тем более, что Криста и в самом деле была особью, достойной всяческих похвал. Но гость делал это преднамеренно утрированно, так как прекрасно знал: глава семейства чутко относится к оценкам извне. Но оба они были делягами, и за выспренными похвалами маскировали в первую очередь интересы собственной наживы. Заводчик, уговаривая отдать щенка в племенную работу, пёкся об определённых выгодах не только для его хозяина, но прежде всего для элитного собачьего клуба, владельцем которого он был.

Папаша всё знал, все понимал, но синдром радушного хозяина безотказно сработал, и сердце его опять ощутимо дрогнуло.

— Почему нет, почему нет, в конце концов?! — начинала раскручиваться в его голове провокационная мыслишка.

Довершили процесс ломки приоритетов те самые вкрадчивые приятельские звонки за рубеж. Они шли так часто, что под конец папаше начало казаться, будто в командировке он решал не столько производственные, сколько собачьи проблемы. Собственно, в какой-то мере так оно и было.

Но окончательно чашу весов в пользу племенной работы, как это обычно бывает у капиталистов, склонили сделанные вычисления. Элитные щенки новой импозантной породы — он знал это по себе — стоили не одну тысячу долларов. Как уверял всё тот же заводчик, собаки кане корсо пользовались среди богатой российской публики стремительно нарастающей популярностью. А значит, при правильно расставленных рекламных силках появлялась высокая вероятность успешного и прибыльного сбыта Кристиного приплода, не выходя за круг своей бизнес-братии. Не чересчур большие деньги в сравнении с основными папашиными оборотами, но и не такие малые, чтобы ими пробрасываться, когда расходов на предприятие — всего-то приличная собачья кормёжка, да пользование в ветлечебнице. Зато как будет обласкано извечно ненасытное честолюбие делового человека!

Так в конце концов и рассудил хозяин Кисты, решив сразу по возвращении из важной командировки встретиться и серьёзно поговорить с заводчиком.

Поговорил…

Весь тот день, когда он приехал что называется к разбитому корыту, в доме о Кристе вслух больше не вспоминали. А вечером хозяин позвонил в клуб. Разговаривал тихим шёпотом, каким в сериалах обсуждают заговоры, будто заранее готовясь к чему-то нехорошему.

Заводчик уже потирал руки. Он был почти уверен, что предпринятая им промывка мозгов должна рано или поздно сработать. Не может того быть, чтобы хозяева Кристы не согласились принять его предложение приобщиться к кинологии.

Однако вместо ожидаемой темы услышал:

— Моя собака принесла щенков.

— Когда?

— Да, видно, совсем недавно. Я же, ты знаешь, был в отъезде, а домашние говорят, что ничего подозрительного в отношении Кристы не видели. Щенята в будку как с неба свалились, будь они неладны! Ещё слепые.

Заводчик напрягся. Будущее чемпионство Кристы оказалось под серьезной угрозой

.

Ты хотя и собака, но, к большому твоему счастью, ведать не ведаешь, какие жестокие нравы царят в кинологическом мире. Например, по законам племенной работы первая вязка не должна происходить раньше, чем «девочка» достигнет двухлетнего возраста — времени полного расцвета. Будущей матери нужно и сил, и ума набраться, чтобы вынашивать и выкармливать потомство, не «съедая» свои внутренние факторы роста, а используя уже хорошо подкопленные жизненные ресурсы. И это правильно, поскольку только у зрелых особей рождается наиболее ценное и качественное потомство. Апологеты кинологии строго за этим следят. И если условие оптимального возраста не соблюдено, суке вообще грозит выбывание из числа тех, чьи щенки могут претендовать на статус элитных.

Ещё хуже другое. Собаки устроены очень непросто. Если Криста в следующий раз будет повязана с вполне подходящим женихом, не факт, что у щенков не проявятся признаки её прежнего кавалера — так работает генная память. Значит, нет гарантии, что чистота породы не будет нарушена. Поэтому в кругах, занимающихся разведением высокородных животных, едва ли не самой тяжкой провинностью считается появление щенков-бастардов. Этакие вольности не прощаются даже самым именитым сукам. Точнее, их хозяевам. Кинологи-заводчики, как и представители любого серьёзного дела, не терпят неряшливости и недисциплинированности в вопросах следования выработанным правилам. Отступление от законов карается тем, что провинившиеся изгоняются не только из высшей собачьей знати, но и вообще из числа животных, пригодных к племенному производству.

— А с кем Кристу вязали?

Вопрос задавался для проформы, так как друг-собачник уже понимал, что «свалившиеся с неба» щенки вряд ли произошли от правильного кобеля.

— Она сама себе греха нашла…

Кинолог сделал приличествующую случаю долгую сочувственно-многозначительную паузу. Потом, изображая крайнюю степень удручённости, сказал:

— Да не переживай ты. Щенков от такой мамы раздашь или даже продашь за милую душу. Потом лучше смотреть будете, и все дела. Хуже было бы, если бы ты её на племя готовил. А так — перемелется… Обычная собачья напасть. Любой, кто держит сук просто так, скажет: хоть раз в жизни она налево да сходит. Сука, одно слово.

Тут замялся папаша:

— Понимаешь, я ведь было надумал тебе её в работу отдать… Зря, значит, надумал…

Вот оно! Заводчик мысленно подпрыгнул. Он с самого начала разговора уже понял настроение своего приятеля и причину его расстройства. Но сам впадать в уныние и не думал. Несмотря на сложившиеся обстоятельства, он вовсе не собирался упускать своей выгоды. Едва только он узнал про Кристин блуд, в его голове уже завертелась новая хитрая комбинация. Будь на его месте не бизнесмен, а какой-нибудь рафинированный приверженец кинологии, точки над i были бы поставлены сразу. Объяснил бы необходимость принятой в среде собаководов жёесткости, без которой невозможно поддержание чистоты пород и их совершенствование. Воздел бы руки перед клановым кодексом чести. Напомнил, наконец, о роли в истории собачьего, да и человечьего рода, которую призвана была сыграть Криста, и которая теперь по вине олухов-хозяев никогда не будет ею исполнена. В общем, дал бы понять другу, что отныне стезя заводчика для хозяина опозорившейся жучки заказана.

Однако здесь и сейчас был именно этот друг-кинолог, и ничего такого говорить он отнюдь не собирался. Отпустив полагающийся к случаю матерок, он лишь попросил небольшой тайм-аут, чтобы подумать.

А через час позвонил папаше снова. За это время владелец клуба связался кое с кем, кое-что выяснил и кое о чём договорился. Частенько имея дело с дилетантами от кинологии, он не раз сталкивался с ситуацией, когда его клиенты по недогляду упускали ценную «девочку» и обзаводились некондиционным потомством. Если бы он строго следовал всем правилам и отказывал бы от дома таким незадачливым ротозеям, то терял бы на этом не только классных собак, но — что неизмеримо важнее — приличную часть доходов клуба. А этот друг нашего папаши был в первую очередь субъектом хотя и малого, но всё же предпринимательства, а уж потом специалистом по разведению псов. И, нужно заметить, тем еще субъектом! Поэтому он давно научился устраивать дела так, что проштрафившиеся горе-владельцы всё же получали путевки на выставки и заводили щенков с безупречной родословной. А главное, главное-то — до сих пор эти хитрости ему удавалось держать в тайне от собратьев по собачьему бизнесу.

— Вообще-то при таком, как у тебя, раскладе я обязан про Кристу забыть — он всё же не мог отказать себе в удовольствии продолжить психологическую обработку. — Сам знаешь, у заводчиков свои тараканы. Но я вот что себе думаю… Действительно никто не видел собачью свадьбу по посёлку?.. И щенят, говоришь, как подбросили?… Я, конечно, стопроцентного результата не обещаю, но… В общем, слушай. Если ликвидировать щенков, хорошенько перевязать вымя Кристе, чтобы и намека на кормление не осталось, да своим как следует наказать помалкивать — можно попробовать сделать вид, что она целочка нецелованная. Но ты должен понять: если что — я подставляюсь. Могу даже клуба лишиться. Поэтому нужны гарантии… Уясняешь?

Папаша уяснял. Придётся раскошелиться. Но он, не лишённый авантюрной жилки, уже закусил удила и хотел во что бы то ни стало сделать Кристу знаменитостью. Поэтому при встрече, состоявшейся вскоре после разговора, когда друг назвал кругленькую сумму, которая должна была перекочевать к нему в виде залога успешности их жульничества, Кристин хозяин торговаться не стал. Денег, конечно же, ему было жалко, но папаша впал в азарт, ему мерещились грозди медалей на собачьей шее и фотографии на видном месте в его офисе, с которых скалятся чемпионы, произведенные на свет его собакой.

…Таким образом, участь Кристы и её малышей была предрешена. Но собака пока ни о чем не подозревала и продолжала с похвальнейшим усердием исполнять свои материнские обязанности. Всё шло по-старому, если не считать недоброго предчувствия в отношении хозяина, которое появилось невесть откуда и всё больше беспокоило её. Криста с первого мгновения его приезда вдруг ощутила какую-то дисгармонию. Он вёл себя не так, как бывало прежде после разлук, хотя и не ругал. Не угостил конфеткой и ни разу, как было заведено, не потрепал одобрительно по затылку. Смотрел отчуждённо, даже с некоторой брезгливостью, прийти полюбоваться детками даже не подумал. Всё это волновало и обижало Кристу, заставляя с грустью размышлять над тем, чем она не угодила папаше в столь счастливую нынешнюю пору.

Поэтому, когда он всё же появился возле будки, ставшей теперь замечательным семейным очагом, Криста как-то сразу поняла, что визит этот ничего хорошего не сулит. Она насторожённо наблюдала, как хозяин угрюмо заглянул внутрь, пробормотав: «Трое, значит». На неё он даже не взглянул, будто Кристы и вовсе здесь не было. Потом ушёл, вернувшись с ведром, полным воды. Для чего возле будки понадобилась вода, Криста не могла знать, но чутье опять подсказало ей недоброе. Когда хозяин наклонился и начал нервно и зло шарить в глубине будки, Криста напряглась как струна. Хозяин вытащил одного из её щенков, девочку, такую же серую, как она сама, с широким белым пятном на груди. От грубого незнакомого прикосновения маленькая запищала. Хозяин повернулся к приготовленному ведру и опустил щенка в воду. Крохотное тельце задергалось, головенка с силой попыталась высвободиться из удушающей влаги, раздался пронзительный душераздирающий крик о помощи… Криста, ещё оставаясь на месте и надеясь, что хозяин отпустит щенка, глухо заворчала. Но он, не обращая внимания на мать, держал девочку под водой, пока она не перестала булькать и шевелиться. Потом брезгливо бросил мокрый жалкий недвижимый комок к самой Кристной морде и закричал:

— Я тебе покажу, как без спроса свадьбы играть! Ишь, материнства ей захотелось!

Криста при виде своего мёртвого ребенка обезумела. Забыв о том, что в будке ещё два слепых комочка ждут подлых хозяйских рук, она предалась тоске, заскулила, завертелась, закричала на своем собачьем наречии. Остолбенело замолчала только когда снова послышался щенячий плач — последняя мольба о жизни приговорённого мальчика. Криста, подчиняясь уже не рассудку, а лишь голосу инстинкта, бросилась выручать щенка. Она всей нешуточной массой своего хорошо кормленного холёного и от природы сильного тела прыгнула на хозяина, пытаясь грудью сбить его с ног. Но разбег оказался слабым, хозяин устоял и, в свою очередь, со всей силы пнул собаку.

— Будет тебе, паразитка, материнство! Ни одного из выводка не оставлю!

Завыв от боли и отчаяния, Криста отлетела на несколько шагов от места казни. Пока она приходила в себя, хозяин успел расправиться с мальчиком, самым любимым её отпрыском, больше всех походившим на отца и обнаруживающим наибольшую резвость. У сына уже приоткрывался один из глазиков, и мать с нетерпением ждала, когда это счастливое событие произойдет окончательно. И вот он мокрый, с оскаленной крохотной пастью недвижно лежал рядом с первой девочкой, а хозяин уже подхватил под брюшко последнего кутенка…

…Несмотря на все страсти, бушующие вокруг собак бойцовских пород, большинство из них, попадая в спокойную доброжелательную обстановку, вырастают уравновешенными и добродушными созданиями. В отношении своих домашних они продолжают оставаться послушными кутятами, боготворящими хозяев и тех, кого хозяева любят. Криста, вооружённая страшной пастью и дремлющими гладиаторскими инстинктами, способная не колеблясь перегрызть горло любому четвероногому или двуногому врагу своей семьи, почитаемой за стаю, Криста, бойцовскому темпераменту которой дивились даже опытные тренеры в собачьей школе, Криста, предки которой с разбегу могли сшибить не то что овчарку или дога, но и зверя размером со льва — эта Криста в доме была воплощением покладистости и послушания. Когда она начинала заболевать, то безропотно проглатывала самые горькие и вонючие капли и таблетки, лишь слегка приправленные кусочком мяса, беззвучно переносила уколы и прочие необходимые для скорейшего выздоровления процедуры. Во время визита ветеринара ей исключительно для проформы накидывали намордник — противиться медицинским ухваткам та и не помышляла. Детям позволялось усаживаться на лежащую глыбу верхом, таскать этот прототип героя россказней про монстров за лапы, а иногда и за уши. Кот мирно укладывался дремать у неё на спине. Криста ни разу не дала хозяевам повода наказать себя более серьёзно, чем хлопком по морде сложенной газеткой. Казалось, что в доме живет не собака, а и в самом деле гладкая теплая огромная безобидная и весёлая игрушка…

И вот теперь эта игрушка сбросила своё сусальное обличье. Перед хозяином стоял незнакомый грозный и опасный зверь. Короткая шерсть на Кристиной холке встала дыбом, розовые белки до багровости налились кровью, из приоткрытой пасти плотоядно сочилась слюна. Короткое мгновение она с лютой злобой глядела в округляющиеся от ужаса глаза человека, которого ещё совсем недавно считала самым главным существом своей жизни, а потом яростно и беззвучно ринулась на своего развенчанного кумира. Не успевший опомниться хозяин смог лишь выставить в свою защиту согнутую в локте руку, в которой всё ещё продолжал держать кутенка, и тут же предплечье под натиском зубов захрустело, как пивной сухарик, отпуская на волю скулящего щенка. Криста цепко ухватила уцелевшую палевую малышку за складки кожи на загривке и помчалась в дальний лесной конец участка к спасительному лазу. Она подчинялась зову своей материнской сущности, не отдавая отчета в том, что уходит из человеческой стаи навсегда.

Глава 5 Кристе приписывают бешенство, а заводчик собирается поймать её с Жулькой и вернуть домой

Малыш, малыш, в каждого из вас Бог посадил собственника. Даже самые маленькие несмышлёныши, едва встав на лапки, тут же начинают извечную битву за право обладать СВОИМ. Ты помнишь наш первый конфликт? Знаю, помнишь, ты запомнил его на всю жизнь. И хотя преподанный урок навсегда отбил у тебя желание бороться с хозяином за материальные блага, ты до последнего дня считал такое положение вещей не слишком-то справедливым.

— С чего это нужно отдавать кому бы то ни было свою косточку — думал ты в тот памятный вечер. Славная говяжья мосалыга уже была порядком обглодана, когда ты принес её под кухонный стол и развалился там, мешая ужинавшим домочадцам. Попытки выпихнуть тебя не удались — ты лежал камнем. Тогда дочка попробовала отшвырнуть косточку ногой. Ты зарычал и прихватил зубами её тапочек, давая понять: сейчас тебя лучше не трогать. Пришлось лезть под стол мне. Но едва моя рука приблизилась к твоему сокровищу, как снова послышался откровенно злобный рык, и возле моей руки клацнули зубы.

— Ах ты такой-разэтакий — громко и сердито возмутился я. — Прочь в свой угол!

А так как ты и не подумал выполнять приказание и продолжал скалиться, я, недолго думая, взял свой брючный ремешок и пару раз чувствительно огрел тебя по наглой спине. Ты выскочил с костью в пасти, рассерженно сверкая глазами. Ещё один ремешок — и ты отправился-таки восвояси. Я, держа наготове ремень, двинулся следом, и как только косточка оказалась на полу, опять протянул к ней руку. Ты опять заворчал, но уже зубы не выставил. Я взял костяху — ты не двигался, лишь глухо протестовал, поглядывая на орудие насилия.

— Вот так-то — строго сказал я, кивнув на ремень. — Будешь знать, как на хозяев звериться.

Мне совсем не хотелось тебя обижать, но иногда как в собачьей, так и в человечьей жизни разговор с позиции силы бывает единственно верным.

В этот вечер тебя лишили обычной пайки, а на следующий день я снова дал тебе косточку и тут же потребовал её отдать. Ты послушался беспрекословно, но обиженное выражение твоих глазюк было достойно кисти живописца. Тебя по очереди похвалили все наши домашние и угостили вкусненьким. Больше ты никогда никому из нас не перечил, если требовалось отдать пищу. Но кто сказал, что при этом в тебе умерла жажда обладания?

Неожиданная жуткая сцена, произошедшая возле опустевшей теперь будки, вызвала в семье смятение. Урон, который нанесла хозяину Криста, оказался очень тяжёлым. Папаша получил возможность на собственной барской шкуре убедиться в степени поражающей силы живого оружия, которым до этого страшного часа владел. Кости предплечья левой руки, которой он доставал из будки треклятых щенков, были раздроблены, серьёзно пострадали и мягкие ткани. Бедолага перенес несколько операций по восстановлению пожёванной конечности. Ему наложили иммобилизующую лангету, руку он стал носить в специальной маленькой люльке, переброшенной через плечо, и соседские злые языки за глаза окрестили его инвалидом — почему-то наполеоновской армии. Кроме этого ему делали бесконечные промывания медленно зарастающих ран, мучительные перевязки, порции уколов антибиотиков и препаратов против бешенства и столбняка.

Противостолбнячные инъекции вызывали у него особую ненависть, так как, по его мнению, были совершенно лишними. Какой такой столбняк от домашней псины? Но медики, блестящие мастера перестраховки, и слышать ничего не хотели, вкатывая один за другим все положенные шприцы.

Что же до профилактики бешенства, то тут Кристин «наполеоновский инвалид» аккуратно выполнял все назначения. Хотя ветеринарные и эпидемиологические службы то и дело хвастливо поминали в средствах массовой информации, что с собачьим бешенством в регионе покончено, и случаев этой напасти не наблюдается чуть ли не со времён царя Гороха, укушенный на этот счет мыслил по-своему. Санитары, может, и не наблюдали, а он своими собственными глазами зрил чудовище, в которое прямо перед ним вдруг превратилась Криста. Обычно умильный слегка туповатый взгляд её вдруг приобрёл необычную ледяную остроту, карие глаза округлились, а белки и нижние веки разом налились яркой кровью. К тому же Криста больше не рычала, а сдавленно хрипела, и, как ему показалось, пасть её наполнялась пеной. Вид у его прежде родной и абсолютно управляемой девочки был истинно сатанинским — как раз таким, как описывают в литературе взбесившихся животных. Кто, повидавший такую картинку, мог бы поручиться за полное здравие собаки? Ведь контакты с посторонними Бог его знает какими сородичами определенно место имели.

Занятый своими хворями и процедурами, глава семейства о собаке если и думал, то только с яростью и зарождающейся ненавистью. В ассоциативном ряду, который блуждал в его несколько набекренившемся после травмы мозгу, кличка собаки чаще всего соседствовала со словом «убью», а вовсе не с привычным образом диванной любимицы, и тем более не с представлениями о несчастном существе, терпящем теперь страдания.

Хозяйка мучилась своей мукой. Она была озабочена не столько состоянием супруга, сколько проблемой, не перекинется ли часом занесённая Кристой зараза на неё и малышей. Будучи дамой впечатлительной и в значительной степени экзальтированной, она тут же домыслила все возможные детали ситуации. А домыслив, начала откровенно сторониться главы семейства, поскольку твердо уверовала, что он «подхватил бешенство». Ела теперь мадам с укушенным супругом почти всегда раздельно, под любым предлогом стала ограждать и детей от общества папаши. Дело дошло до того, что на взбудораженный женский ум пришли мысли о просчетах дальнейшего семейного расклада — на случай, если тесты на бешенство и на самом деле подтвердятся. Мамаша не поленилась даже проконсультироваться с адвокатом о своих и детских правах на имущество в случае вынужденного развода с человеком, «поражённым заразой, не совместимой с семейной жизнью». Перспективы её не порадовали, а только добавили информации к удручающим размышлениям.

Но что уж точно хозяйку Кристы совершенно не волновало, так это вопрос, зачем муженёк полез в будку к собаке, и отчего она его покусала. А и в самом деле, разве в конечном печальном итоге имеет значение, почему, скажем, китайский болванчик, мирно стоящий на верхней полке, вдруг шлёпнулся с трагическим исходом на проходящую мимо лысину?

Дети, эти маленькие избалованные монстры, восприняли произошедшее с некоторым даже восторгом. Нет, они, конечно, жалели папу, обмотанного какими-то пелёнками, часто стонущего и раздражённого. Но в отличие от родителя, стали испытывать гордость за свою собаку. Ребята, воспитанные на компьютерных стрелялках, были до глубины души восхищены масштабами разрушений, которые нанесла их живая игрушка, их меланхолическая Криста здоровенному мужику, пусть даже собственному отцу. Первые дни после происшествия они предательски бегали по своим многочисленным знакомым и взахлеб рассказывали о самом настоящем бое человека и собаки, состоявшемся у них на даче. Папашу они рисовали небывалым гигантом, сумевшим хотя и с покусами, но отбиться от Кристы, тоже небывалой гигантши. По каким причинам сражение произошло, кто прав и кто виновен был в этой кровавой стычке, в рассказах опускалось. Дети были ещё слишком малы, чтобы задумываться о причинно-следственных связях, приведших к болезни отца и исчезновению домашней любимицы. То, что Криста куда-то делась, они расценивали как факт само собою разумеющийся: кто бы на её месте остался ждать следующего раунда и неизбежной кары, стопроцентно полагающейся за такие дела?

Словом, о том, что сталось с Кристой, и куда она вообще делась (а заодно и её щенки), никто из членов семейства не думал.

Когда воющий хозяин, держа растерзанную конечность здоровой рукой, приковылял к дому, охранник-истопник-дворник, организовав врачебную помощь, пошел осмотреть поле брани. Что Кристина половая самостоятельность может иметь далеко идущие последствия, они с тётенькой уже не раз обсуждали на кухне. Даже, помнится, поспорили, оставят хозяева щенков или нет. Охранник был уверен, что мелочь обязательно ликвидируют, а тётенька, стыдя его за бессердечие, напоминала о всеобщей любви к Кристе и, в силу этой любви, невозможности так жестоко обидеть «собачку». Впрочем, сама она после нескольких выволочек, посвящённых недосмотру за собакой, тёплых чувств к этой четвероногой твари не питала и в глубине души злорадно ждала возмездия.

Увидев ведро с водой и два крохотных трупика, охранник всё понял. Он, в прошлом служивший в МЧС, близко наблюдал собачью жизнь. В штате спасотряда, кроме специалиста-кинолога, числились также три служебные собаки. С девушкой-кинологиней он водил дружбу, помогал ей поддерживать чистоту в вольерах и ухаживать за живностью. За время их общения он узнал много интересного о собачьих нравах и даже проникся к лучшим друзьям человека неподдельным уважением.

Увы, мой дорогой, люди очень часто стремятся примерить на себя Господние ризы. Вот и в отношении таких беззаветных и беззащитных существ, как ты, хвостатый, наш брат выработал целый кодекс жёстких правил. На протяжении многих веков занимаясь улучшением собачьих статей (будто Всевышний в этом вопросе чего-то недоработал), люди придумали, как сохранять рафинированной ту или иную породу собак. Одной из таких придумок явилась жестокая процедура выбраковки новорожденных щенков. По человеческим правилам у племенной суки может оставаться не более шести щенущек. Тогда им всем хватит материнской кормёжки, и они вырастут спокойными девочками и мальчиками, а не какими-нибудь неврастениками, вечно грызущимися за место под сиськой. Но иногда человеческий здравый смысл и Божий промысел категорически не совпадают. Вышние силы полагают и другое число сукиных детей. Поэтому у некоторых хорошо развитых и правильно кормленых пар появляется 10, 12 и даже 14 малышей. Вот и приходится в угоду человеческой традиции уменьшать число Божьих тварей. В общем, миг, в который у любого живого существа начинает колотиться сердце, все же должен наступить. И вот тут-то человек, совершая откровенное святотатство, старается обставить «процесс» хорошими манерами. Право, дружок, не знаю, меняется ли его суть от того, в какой форме всё совершается?..

По рассказам девочки-кинолога выходило, что со своими собаками она поступала настолько гуманно, насколько получалось. Она ни в коем случае не давала ощенившейся собаке даже намёка на намерения лишить её самого дорогого — только что произведённого на свет потомства. Просто когда подходило время, брала мать на прогулку и уводила подальше от щенков. Пока они гуляли, «лишних» уносили из гнезда и усыпляли. Делалось всё так, чтобы ни мать, ни оставшиеся в живых дети ничего не слышали и не поняли. Собака, даже если она самая что ни на есть умница, считать всё же не умеет. Хотя, бесспорно, по своей потрясающей интуиции понимает, что в гнезде что-то произошло. Но дети, вроде, на месте, сосут её, и постепенно мамкина душа приходит в порядок.

Забирать же щенков прямо от собаки, а уж тем более уничтожать их у матери на глазах не только не по-божески, но и небезопасно. Мать на то и мать, чтобы безоглядно следовать природному зову охранения своего потомства. Этот инстинкт перебарывает все другие, прежде всего те, что выработаны человеком.

Моя мама — ты тоже её знал — как-то поведала мне одну быль. Бывает, что живое существо оказывается не в состоянии защитить свой род. Но муку, испытываемую от такой потери, как и свой протест, животные иногда, подобно людям, выражают слезами. Так вот, история, о которой говорила мама, произошла давно, когда она жила в деревне. Под полом дома завелись крысы, и было решено уничтожить гнездо с недавно появившимся приплодом. В найденную нору насыпали яд, и крысята погибли. А ещё живая крыса-мать, одно из самых осторожных и осмотрительных животных, вдруг выползла и села прямо на середину кухни. Люди, опешив, смотрели на такое необычайное поведение. И вдруг они увидели, что крыса заплакала. По серой мордочке из мутных уже умирающих глаз катились крупные частые слезы…

В случае с Кристой, понял охранник, её хозяин пренебрёг всеми правилами. То ли он был полностью уверен, что собака выполнит любую его волю, то ли забыл о мощном инстинкте, то ли решил таким варварским способом её проучить. Так или иначе, папаша преступил в отношениях со своей воспитанницей какую-то грань. Забыв, похоже, какой породы собаку рискнул смертельно обидеть.

Охранник завернул в пакет два остывших тельца, поднял ведро и унес всё это подальше, чтобы больше никто не видел следов разыгравшейся здесь трагедии. Как ни было тяжело от увиденного и понятого, он решил не распространяться об истинных причинах Кристиного «бешенства». Всё же он был лишь слугою, которому негоже компрометировать руку, хлеб дающую.

…Как ни странно, первым разговор о Кристе начал сам пострадавший. После покуса он недели две был так занят поправлением собственного здоровья, что даже попросил тётеньку не соединять его с большинством привычных номеров. Потому и закадычный друг-собаковод, инициатор избавления от щенков, несколько раз был отброшен выставленной обороной. Наконец, оскорбившись таким отношением к собственной персоне, он плюнул и перестал набиваться на связь. Заводчик было решил, что хозяин Кристы пошел на попятную, что тоже нередко случается в богатой практике бизнесменов от кинологии.

Но папаша через полмесяца позвонил вдруг сам, прорычав в деталях и с купюрами о том, что вытворила Криста.

Содержатель клуба в некотором роде был шокирован: он никак не рассчитывал, что дело обернётся столь круто. К тому же он, знаток повадок своего «товара», не мог взять в толк, почему кане корсо, собака достаточно мирной в отношении кормильцев породы, ни с того ни с сего (как представил это папаша) напала на хозяина. Тем более Криста, до сих пор в его понятии являвшаяся эталоном покладистости и даже некоторой инфантильности.

Но одновременно заводчик возбуждённо принялся потирать руки. Ай да девочка, а да тихоня! Вот это экземпляр! Обнаруженная прыть теперь придавала Кристе неизмеримо большую ценность. Собаки, умевшие в сложных обстоятельствах показать особую агрессивность и изобретательность, были по неписаному закону в наивысшей цене у почитателей бойцовских пород. И хотя их подвиги официально не афишировались и не указывались в числе достоинств на Интернет-сайтах, но неукоснительно славились в устных рассказах и составляли одну из самых выигрышных сторон при сделке по реализации щенков. И заводчик теперь точно знал, что за потомство от этой получившей роскошную легенду псины можно было запрашивать «зелёных» уже много больше.

Прикидывая, как поделикатнее начать тему возвращения Кристы в лоно семьи, заводчик принялся рьяно успокаивать пострадавшего. В ход пошла и подвергшаяся было сомнению успокаивающая ветеринарная статистика собачьего бешенства, и уверения в отсутствии болезни конкретно у Кристы, в чем он, как крупный специалист по собакам, был-де просто убежден, и даже осторожные льстивые пасы в сторону неординарности животного, способного на этакую реакцию.

Поначалу в ответ на все эти доводы укушенный только матерился и обвинял друга чуть ли не в преднамеренной организации собачьей атаки. Заводчик усмехался: чего только не придёт в голову человеку, еще не отошедшему от испытания на себе натиска гигантских челюстей. Но по мере того, как иссякали выпускаемые пары, их разговор приобретал всё большую адекватность и перетекал в желательное для заводчика коммерческое русло.

— Цены нет, говоришь?

— Да за ребятишек от такой мамашки очередь до Нью-Йорка встанет!

— А если и они, как эта сука, бешеными будут?

— Ну, во-первых, я уже устал повторять, что Криста на бешеную похожа не больше нас с тобой. (Во всяком случае, не больше меня — уточнил внутренний голос заводчика, так как в отношении его друга это сравнение казалось слегка натянутым). Во-вторых, щенкам бешенство не передается. То есть я хотел сказать — у больной собаки их просто не бывает, она издохнет раньше. Ты лучше мне честно скажи, чего такого сотворил, что жучка твоя так взбеленилась?

— Чего-чего… Кутят начал топить возле будки…

Вот оно что! Заводчик окончательно успокоился. Этот балбес стал жертвой своего же полноценного идиотизма! Кто же так обращается со щенной сукой? Нет чтобы спросить сперва совета, как потихоньку убрать приплод. А этот танком попер на несчастную собаченцию! Тут кто угодно и взбесится, и пеной изойдёт. Хотя теперь, наконец, понятно: болезни никакой у Кристы и в помине нет.

— Ну, это ты, брат, был очень неправ. А всех утопил-то?

— Одного утащила — из-за которого на меня и окрысилась.

Это нам в плюсы — подумал заводчик. Сука с детёнышем далеко уйти не могла. Значит, есть шанс найти её новое логово. Только бы потом подпустила. Видать, сильно на хозяина разозлилась, и пока щенок с ней, может снова пойти в атаку. Нужно будет что-то придумать…

— Давай я к вам приеду, на месте покумекаем, что делать.

Хозяин упрямиться не стал, и через неделю заводчик уже топтался возле опустевшего фирменного домика Кристы. С момента появления на свет Жульки прошло чуть больше месяца.

Глава 6 Не лесным охотником приходится стать Кристе, а побирушкой

Сегодня последний день Масленицы, везде пахнет блинами. Отец мой, росший в большой бедной семье, любил в этот день вспоминать одну свою детскую незадачу. Его матушка, изготовив уже высокую горку блинков, вдруг как бы невзначай роняет в миску с растопленным коровьим маслом очередную постряпушку. Маленький отец во все глаза смотрит, как блин неспешно тонет в золотистой жиже, временами взглядывая на матушку: что-де происходит, так ли всё? Матушка, хитренько прищурившись, с деланным удручением охает: «Ай-яй-яй! Блин пропал — в масло упал! Тащи собаке!» Стоящие вокруг стола старшие дети прыскают, но отец, приняв всё за чистую монету, молнией выхватывает блин и опрометью выскакивает из хаты, так что никто не успевает его остановить. Возвращается с чувством исполненного долга под дружный хохот семьи. «Ну вот, и Дику сегодня Масленица» — утирает выступившие от смеха слезы матушка. Потом треплет отца по макушке; «Эх ты, разве маслом можно блин испортить?..».

Видишь, дружок, как собакам жилось раньше в нашей семье?

Место, куда Криста принесла спасённого щенка, было действительно недалеко от дачи. Она машинально приметила его ещё в пору своего недолгого брачного счастья. Убегая с хозяйской территории, они с Рыжим несколько раз оказывались возле этих заброшенных не то сараев, не то гаражей на дальней окраине соседнего военного городка. И вот теперь в момент тяжких и опасных испытаний память сработала как бы сама собой, заставив Кристу на неком автопилоте двигаться прямиком сюда. Внутреннее чутье, которое редко обманывает животных, заменяя им присущую человеку способность анализировать, подсказывало, что здесь-то и можно обезопасить себя с ребёнком.

И на самом деле местечко выглядело глухим. Рядом находилась только старая котельная, служащая для отопления нескольких стоящих поодаль двухэтажных домишек. Дома принадлежали когда-то зажиточному, а теперь почти развалившемуся лесхозу, жизнедеятельность в них поддерживалась кое-как, почти что из жалости к попавшим в ловушку обстоятельств гражданам. Поэтому люди в котельной присутствовали главным образом в отопительный сезон, летом же, если не затевался ремонт каких-нибудь инженерных причиндалов, окрест было совсем пустынно.

Эта пустота была с одной стороны благом для Кристы: не требовалось слишком тщательно прятаться и чересчур оберегать щенка. А с другой — с пропитанием было туго.

Там, где теплится хоть какая-то человеческая жизнь, обязательно образуются съедобные отходы в виде ошкурок от сарделек, надкушенных кусков хлеба или остатков каши. Случается, хозяева таких вот Богом забытых кочегарок нарочно принимают бесхозных собак на службу, тем самым обставляясь безотказной сигнализацией, совсем не лишней на отшибе. Сторожа мало-мало подкармливают приблудных псов, а те усердно гавкают на всяк проходящий, проезжающий или пролетающий мимо объект. Ничейные дворняги легко закрепляются и в других местах, требующих пристального догляда. Служивые из охранных предприятий, контролирующих разные стройки или базы, просто не нарадуются на этакую почти дармовую добровольную дружину: никем не обученные шавки исключительно по генетическому зову становятся надёжнейшими караульными.

Увы, Кристе не слишком-то везло. Кочегарка по причине отсутствия денег на ремонт худого котла, несмотря на приближающуюся пору холодов, всё ещё стояла на замке, и халявы с пропитанием не предвиделось. Одолеваемая голодом собака попыталась было промышлять в лесу. Мысль эта пришла из её прекрасного утраченного прошлого. По своим прогулкам с хозяином она помнила живую возню и шорох в кустах, запах незнакомых существ на лесных и полевых тропинках. Она откуда-то знала, что, попадись ей та живность, ею можно закусить. Но в то время Криста, сытая и холёная, воспринимала стезю добытчика чисто гипотетически, не включая охоту на дичь в круг своих реальных насущных интересов. Другой коленкор теперь, когда живот того гляди прилипнет к хребту.

Хотя ты, дорогой мой друг и товарищ, не можешь жаловаться на содержание — и каши, и мясных ингредиентов с овощами, и витаминов разных мастей я всегда давал тебе сколько полагается и вовремя, всё же откуда-то из глубины поколений, от какой-нибудь дворовой прапрабабки, наверное, пришла к тебе неистребимая боязнь голода. Сам ты, понятно, не знал, что такое есть раз в два-три дня, и то не до отвала, но, видимо, очень хорошо представлял, какие ощущения испытывает голодающая собака. До последнего дня в тебе, как и в остальных твоих сородичах, жила тяга к припрятыванию съестного. Убираясь в доме, я постоянно там и сям находил явно специально схороненные засохшие кусочки колбаски, недожёванные жилки или обломки косточек. Как недовольно ты глядел на эти свои обнаруживаемые и выбрасываемые вонючие сокровища! Всем собакам, как и тебе, инстинкт подсказывает делать захоронки на чёрный день. История с Кристой пример того, как порой бывает такой день близок.

Насторожённо и даже несколько боязливо Криста попыталась внедриться в малознакомый ей мир дикого леса. О счастье! В нем обнаружилось множество тропинок, полянок и канав, наполненных хотя и новыми для неё, но соблазнительно-съедобными запахами. В лесу гомонили разнокалиберные крылатые существа — птицы. Несколько раз она замечала, как с дерева спускалась и потешно скакала по земле рыженькая хвостатка-белка. Под замшелыми корягами прятались населённые лесной мелочью норки. А однажды Криста видела даже крупного ушастого зверька, довольно долго уплетавшего в канаве какую-то травку. При её приближении зверёк заложил уши на спину и дал такого стрекача при помощи длинных задних лап, что у собаки в глазах замельтешило.

В общем, лес сулил богатый стол. Явное наличие дичи вдохновляло собаку, и она добросовестно пыталась изловить попадавшихся на глаза представителей лесной фауны. Но оказалось, что дело это очень непростое, в особенности для животного, с детства приученного к совсем другим способам добывания пропитания. Охотничья удача улыбнулось ей только однажды — в виде тощего до жалости и, очевидно, больного вороньего птенца, который из-за слабости не смог улепетнуть от массивных Кристиных лап. Белка же, бегавшая по траве между сосен, которую собака попыталась было нагнать, рассержено затрещала и шустро забралась на дерево, откуда стала выказывать охотнице гневное пренебрежение, демонстративно скидывая прямо на морду разозленной преследовательнице шелуху от прошлогодних шишек. Ушастый в экстазе своего пира хотя однажды и подпустил довольно близко, но, исправляя оплошность, взял такой стремительный старт, что полностью осрамил спринтерскую попытку Кристы. А мышиные и кротовьи норки оказались глубокими и узкими лабиринтами, о ловле в которых мордатой кане корсо и думать было нечего.

Промаявшись в лесу почти безрезультатно пару дней и основательно спав с боков, Криста поняла, что придётся менять место поиска пропитания. Тем более, что её уже давно дразнил тянущийся от лесхозовских хибар знакомый домашний дух. Следовать этому зову она желала всё более страстно, но на первых порах претила боязнь встретить у жилья кого-нибудь из её бывших хозяев. Однако чем больше длилась вынужденная голодная диета, тем больше заставлял идти на сближение с людьми страх растерять прежние силы и спасительное для щенка молоко.

Каждая, даже самая что ни на есть домашняя собака, выходя на прогулку, сразу находит источник съестных запахов. Если тебе удавалось удрать с поводка (а к такому счастью стремятся все хозяйские псы), первым местом, которые ты посещал во время недолгого свободного променада, оказывалась, конечно же, помойка. Нет, не пировать ты сюда стремился — жратвы дома было вдосталь. Тебя звала страсть к самостоятельному получению добычи и новым исследованиям мира. Ведь нигде запахи не бывают так остры, откровенны и красноречивы, как в куче отбросов. Жадно ловить их, наслаждаться их разнообразием и исследовать незнакомые веяния — вот упоение, вот восторг для любой псины!

Первый визит в незнакомую зону исстрадавшаяся корсиканка сделала под вечер. Опасливо стараясь держаться в тени деревьев и кустов, она стала пробираться вдоль домов. По запахам, витающим в этой части вселенной, выходило, что здесь обитает достаточно разномастное население. Шлейф от дорогого бензина и качественной косметики, очень схожий с запахами покинутого дома, говорил о присутствии зажиточных людей, предпочитающих хороший стол. Но преобладали всё же эфирные признаки куда меньшего благополучия — застарелого привычного перегара, давно не ремонтированных помещений, дешёвого табака, заношенной одежды и часто употребляемых лекарств. Настоявшаяся вонь именно такого состава окутывала большинство первых этажей домишек и заплеванных, настежь открытых парадных, ведущих в них.

А еще из домов невыносимо несло кошками. Бывшие хозяева Кристы кота держали. Но это было ходячее серое облако в штанах, раскормленное и вальяжное, которое регулярно мыли чем-то душистым, по-марсиански не похожее на дух здешних кошастиков. В лесхозовских домах оставляли следы совершенно незнакомые существа, явно из числа исконных собачьих антагонистов, к которым Криста почему-то сразу начала испытывать подспудную вражду, подстёгиваемую урчаньем в пустом желудке. Поймать кошку корсиканка, конечно, прямого плана не держала, но была уже недалека от того, чтобы рассматривать кошачье племя как объект охоты.

Впрочем, мысли о кошках перебивали другие куда более серьезные размышления. В лесхозе, судя по многочисленным меткам, обретались и Кристины сородичи. Увы, опыт общения с одноплеменниками у неё был минимальный — встречаемые на прогулках редкие соседские псы, победно отлупленная полуовчарка да рыжий кавалер, подарившей столь несчастливое наследство. Казалось бы, прекрасный повод для новых знакомств. Но наличие собачьих следов её почему-то совсем не радовало. Как теперь вести себя при встрече с одноплеменниками? Рядом нет хозяина, дающего направление действиям и являющегося опорной осью всего её поведения. Нет и дома, составляющего в представлении Кристы её глобальный оплот и защиту. Исчезла основа, позволявшая корсиканке материально и психологически чувствовать себя в равновесии и безопасности. За неделю пребывания в окрестностях кочегарки Криста ещё не до конца уяснила, хорош или плох её нынешний мир по отношению конкретно к ней самой и её потомству. Существовать в нём одинокой собаке было пока не слишком-то комфортно. И она почему-то остро чувствовала, что именно от встречи с себе подобными будет зависеть очень многое.

Но, слава Богу, в этот вечер на её пути пока никто не материализовался. Зато дала о себе знать близкая помойка.

С раннего щенячества эта обязательная принадлежность человеческого бытия вызывала у нашей героини, как и у тебя, дружок, острейший интерес. Помню-помню, я уже говорил, что любой собаке мусорка кажется средоточием необыкновенного, почти волшебного. Чуткий нос пусть и одомашенного, но изначально всё же хищника, с умением которого распознавать запахи не мог бы тягаться даже самый мощный компьютер, сигналит о наличии таких вещей, которых нет и быть не может в прилизанной домашней жизни. А главное — о вещах, которые обязаны принадлежать только ему, добытые не кем-то другим, пусть даже хозяевами или их окружением, а им самим. Мы, люди, называем подобное чувством собственности. И мы, наивные с точки зрения собак, при этом ещё и свято верим, что нам и только нам, относящим себя к существам разумным, присуще стремление иметь СВОЕ. Глупая ошибка, так часто лежащая в основе разногласий человека и животного! У четвероногих тяга к обладанию не перебивается ни воспитанием, ни селекцией. Они искони за огромнейшее достижение почитают самостоятельно откопанную на свалке косточку или отбитую у соперника подружку. А коль скоро места скопления отбросов изобилуют массой всякого-разного, способного превратиться в СВОЕ, то даже самые умные, воспитанные и послушные псы не в силах противостоять помоечным соблазнам. Любая домашняя-предомашняя собака хотя бы раз в жизни делает побег на помойку или встревает в драку за кусок тухлятины.

Кристе в силу молодости и домашности до сих пор не доводилось реализовать мечту обладать СВОИМ. И вот теперь путь к воплощению этой мечты был открыт, абсолютно открыт, не нужно ни от кого таиться.

Так почему же она тормозит?

Крадучись и почти распластываясь по земле, Криста приблизилась к безобразно-бесформенным проржавевшим бакам, доверху набитым отходами человеческого быта. На радость бродячей живности в силу нищеты, царящей на лесхозовском хуторке, вывозили баки редко, и на убогой контейнерной площадке привычно высилась зловонная куча. Кругом было спокойно, и собака с голодной жадностью погрузилась в недра столь презираемого людьми объекта. Обследование началось с груды пакетов, в которой-то и утопали баки. Большинство содержало призыв к исследованию их недр. Собака начала рыться в мусорной таре, выуживая то куриные косточки, то следы масла в пропитанных обертках, то коробки с недоеденным сыром. В одном надорванном тетрапаке плескались остатки молока. Нашлась даже подтухшая, зато почти полная банка тушёнки.

Для овладения всеми этими богатствами пришлось перелопатить добрых два десятка полиэтиленовых мешков. Желудок начал понемногу наполняться. Но как эта трапеза не походила на привычный Кристин рацион, состоящий из специальных высококачественных сухих кормов! Криста, конечно, не могла провести доскональный сравнительный анализ домашнего и помоечного меню, но ясно чувствовала, что самостоятельно добытая кормёжка существенно уступает прежней и по вкусности, и по калорийности. Но — деваться некуда, она продолжала дербанить кульки и коробки, двигаясь к приемлемой степени насыщения. Когда с напольной кучей было покончено, собака привстала на задние лапы и потянула мешок, лежащий сверху бака. Потом второй, третий… Не найдя в них существенной поживы, Криста сообразила, что не нужно вскрывать каждый пакет, достаточно заняться наиболее содержательными. Для этого она, забравшись прямо в бак, принялась скидывать бесперспективные вниз, раскрывая только наиболее манящие пакеты. Дело пошло быстрее.

Через час помойной охоты лесхозовская мусорка, и без того имевшая неприглядный вид, превратилась в полное безобразие, совершенно негодное для погрузки в мусоровоз. Но голодная беглянка о таких тонкостях мусороперерабатывающих технологий никакого представления не имела и продолжала свой разрушительный визит.

Наконец, голод поутих, и Криста, прихватив с собой увесистый обглодок говяжьей кости, потрусила восвояси. В этот поздний час никто так и не прервал её пиршества.

Наведывалась она сюда и в последующие дни, постепенно осваиваясь и смелея. В разное время помойная добыча была разной. Субботние и воскресные кормежки оказывались просто царскими — столько съедобного добра удавалось выудить из чрева баков. Но бывало, что визит совпадал со временем вывоза отходов, и тогда Кристе приходилось возвращаться в свою нору ни с чем: в баках царила торричелева пустота. И всё же почти две недели она худо-бедно кормилась у этого источника, никем не побеспокоенная.

Конечно, Криста как могла, осторожничала: приближалась к заветным бакам, только хорошенько осмотревшись из тени и убедившись, что никого поблизости нет. Но на помойке в час её трапезы визитеры пока не появлялись. От нежелательных встреч уберегало то ли бытующее среди людей поверье, будто выброшенный на ночь глядя мусор отваживает от дома достаток, то ли привычка местного населения к закату напрочь отходить от утилитарных занятий, — но ни с людьми, ни с собаками, как ни странно, она за это время не столкнулась ни разу. Соперниками в борьбе за пищу были только многочисленные крысы. Но и с ними удалось установить паритет: Криста не пыталась охотиться на агрессивных зверьков, в ответ и те попусту не обнаруживали своей воинственности. Благо жратвы на всех хватало.

В общем, с источником пропитания юная мамаша кое-как определилась. Хуже было с качественной стороной её нынешнего стола. Желудок Кристы был категорически непривычен к специфике помойного меню. В осенённом бедностью лесхозовском оазисе главной мясной пищей жителям служили куриные окорочка, знаменитые «ножки Буша»: в местном магазине они стоили дешевле всего. Ещё хорошо ели дешёвую тушенку из субпродуктов и просроченные рыбные консервы. Натуральную говядину или свинину, тем паче баранину употребляли крайне редко. Поэтому среди отбросов основным деликатесом были куриные косточки, изредка перемежающиеся с вываренными говяжьими мосалыгами.

Сердобольные старушки, блажащие подкармливанием бродячих собак, очень часто оказывают им злую услугу. Доброхотки лучшим угощением полагают куриные косточки. Ты знаешь, мой друг, как раз эти самые якобы лакомства способны крепче крысида извести поголовье хвостатых бродяжек! Трубчатые части куриных ножек, разгрызенные собакой, дают острые осколки, впивающиеся во внутренности несчастных созданий, раня пищевод, желудок или кишечник. Для корма годятся разве что «головки» от этих костей, да только кто будет ради помирающей с голоду ничейной жучки сортировать куриные объедки?

Криста жадно ела на помойке всё подряд, чтобы выжить, не особенно разбирая «правильные» косточки от «неправильных». В результате уже через несколько дней её внутренности оказались жестоко травмированными. Будь в рационе каша или хотя бы овощная сечка, действие опасных осколков хоть как-то нейтрализовалось бы. И Криста, подобно многим другим её бродячим сородичам, начала хворать. Кроме острой боли в животе из-за костяной сухомятки у неё нарушился стул. В общем, ни туда, ни сюда, и не у кого помощи спросить. Не со щенушкой же, едва открывшей глаза, советоваться! Оставалось только как следует прислушаться к внутреннему голосу, напрямую подчиняющемуся генетической памяти. Этот-то голос и подсказал: нужно поесть жёсткой полевой травы. Собаки, мающиеся засорами в желудочно-кишечном тракте, хорошо знают это остролистое осокоподобное растение. И бродячие, и домашние псы по весне, едва начинает прорезаться зелень, отыскивают нужные побеги и, как телки на лугу, жуют его охапками. Потом их тошнит, но болезненные пробки из костей, шерсти и прочей непереваренной дряни выходят, циркуляция тракта восстанавливается.

Кристу, слава Богу, тоже основательно прочистило. С горшком стало полегче, а вот нутряная боль хотя и ослабла, всё же совсем не ушла, отчего корсиканка сделалась угрюмой и раздражительной — как всякое живое существо, имеющее проблемы со здоровьем.

К этому времени малышка настолько подросла, что стала понемногу выбираться из их убежища. Но беглянок подстерегала другая беда: у испытывающей постоянный стресс и голод матери начало иссякать молоко. Маленькой Жульке уже заметно не хватало маминых запасов, и Криста вознамерилась приобщить подрастающего щенка к прикормке. Понятное дело, что источником дополнительного питания могла быть лишь та же помойка. Мамаша совсем было собралась взять маленькую на ночной промысел, но всё же решила чуть повременить, чтобы лучше понять, как уберечь Жульку от неприятностей помойного меню. Жизнь показала, что это было мудрое решение, так как в очередной раз уберегло собачушку от очень больших бед.

Глава 7 В округе появляется местный «баскервиль»

Покупая тебя, друг мой, меньше всего задумывался я о том, какую пользу ты будешь приносить домашнему хозяйству. Со временем оказалось, что службу сторожа и охранника ты несёшь исправно и с охотой. А вот сыскарь из тебя явно не получился. Ты не умел отыскивать и приносить к хозяйским ногам заброшенный в кусты мячик, не брал следа лесной живности, и, что было особенно обидно, не освоил искусства грибной охоты. Вынюхивать полянки с боровичками или маслятами ты так и не научился.

Так думал я, печалясь о твоих нераскрытых способностях. Оказывается, я тебя очень недооценивал, в чем убедился, когда ты взошёл на вершину склона лет. Осень в тот год выдалась затяжная и тёплая. Уже бы снежку лечь, а на газонах и трава ещё зелёная, и лес, куда мы приехали на прогулку, полон запаха грибной прели. А вот и полянка крепких ярко-жёлтых сыроежек. Я собираю их в пакет, а ты — вот непоседа! — рвёшься с поводка, совсем задёргал. Отпустив тебя рыскать по кустам, иду дальше в поисках следующей грибной куртинки. Смотрю — ты стоишь на краю полянки с сыроежками. Я опять собрал урожай и опять двинулся на дальнейшие поиски, а ты скрылся в чаще. И снова увиделись мы у очередного выводка сыроежек. Тут я решил понаблюдать, случайно всё совпадает, или ты сознательно ведёшь меня по грибному следу. Оказалось, ты делал это с полным пониманием выполняемой задачи, приводя меня именно к тем местечкам, где росли грибы. Мы принесли домой богатые трофеи.

В этот вечер Криста, как обычно, осторожно и незаметно прокралась к месту ужина. Живот тупо болел, требуя выбирать что помягче. Привычно перешерстив пакеты и найдя наиболее содержательные, корсиканка принялась быстро есть. Пожива оказалась на редкость солидной: большая плошка молочной рисовой каши с маслом, небрежно обглоданные остатки курицы и подтухший кусок какой-то варёной рыбы. Полуголодный рацион последних недель сделал собаку не слишком жоркой, и с таким продуктовым набором ужин можно было считать весьма роскошным. Полакав из лужицы отстоявшейся после недавнего дождя воды, она почувствовала, как к соскам начало приливать молочко. Вот и славно, вот и хорошо, этим вечером приличная кормёжка ожидает и её щенка.

Она насытилась и собиралась уже заканчивать с трапезой, когда в воздухе неожиданно разлилась тревога: нос оповестил о чужом присутствии. Порыв ветра издалека принёс шлейф незнакомых острых и волнующих запахов, которые всё приближались, двигаясь прямо к мусорке. Криста стояла с подветренной стороны, и прямо на неё накатывал дразнящий и пугающий вал.

Вот этот вал уже совсем накрыл её, и одновременно с ним в поле зрения появились те, предчувствие встречи с которыми во весь период пребывания на территории кочегарки держало Кристу в основательном напряжении. Неподалеку от баков обозначилась четвёрка крупных собак, судя по позам и источаемым флюидам — готовых к отстаиванию своего социального статуса. Два матёрых рослых дворянина с двумя подругами держались с нескрываемой самоуверенностью элиты местных четвероногих обитателей. Один из кавалеров мог бы сойти за овчарку, если бы не короткие лопухи ушей и не загнутый коралькой хвост, распушившийся почти во всю спину. Другой — аспидный ком свалявшейся жёсткой шерсти — явно имел в роду то ли ризеншнауцеров, то ли чёрных терьеров. Девочки являли собой тип тривиальных дворняжек, наиболее распространённый в этой местности: ростом ниже Кристы, поджарые, под чёрными чепраками с рыжими боками, узкомордые, зыркающие маленькими близко сидящими глазками.

Четвёрка, из-за сильного ветра всё ещё не уловившая Кристиного духа, уже опустила морды, приготовившись к обследованию кульков и баков. Но тут чёрный боковым зрением уловил еле заметное шевеление большого асфальтово-серого тела, которое в сумерках никто до сих пор не заметил. Аспидный пёс поднял голову, поводя носом, и, наконец, понял, что перед ними застыла в напряжённой позе чужая большая собака. Он негромко заворчал, давая предупреждающий знак и своим сотоварищам, и чужеземке.

Криста была дамой, это он понял сразу, как только обратил не неё внимание, а начинать ссорой знакомство с дамами у представителей сильной половины собачьего племени не принято. Остальные тоже заметили корсиканку, подняли головы и принялись оценивающе рассматривать ту, которая испортила им начало ужина. Лопоухий почти миролюбиво напружинил свою коральку.

«Вроде обойдется» — с облегчением подумала Криста. Все же она была представительницей очень крупной и мощной породы, с такими собаками, как она, и подготовленные бойцовские псы, не говоря уже о дворовых шавках, редко рискуют задираться. Криста знала цену и своей силе, и своей вёрткости в бою. Но тут был другой случай — она лоб в лоб столкнулась с целой стаей собачьих люмпенов, по всему видно — отчаянных и бескомпромиссных. Желания перечить такому противнику у неё не было. Поэтому проявляемую четвёркой сдержанность корсиканка почла благом для себя.

Криста смирно, хотя и напружинившись, выжидала. Должно обойтись. «Коралька», похоже, завилял примирительно и потянулся для взаимного обнюхивания. Черный тоже почти дружелюбно повел носом в её сторону. Они готовы были простить пришлой суке даже разграбленные мусорные ящики…

И тут вдруг визгливым фальцетом залилась их подружка с ярко-жёлтым подпалом. Тявкая и припадая на передние лапы, жёлтобрюхая начала устрашающий маневр, по всей видимости, давно и основательно разученный.

Его смысл состоял в том, чтобы заявить чужой собаке о собственных правах на данную территорию и выразить недовольство нарушением существующих границ.

Мой покинувший меня друг, мы-то с тобой хорошо изучили установившиеся сценарии общения уличных собак. Как правило, действо начинается с увертюры, которая исполняется с целью прощупать силу духа чужаков. Если пришлого бедолагу угораздит попасть даже во владения целой стаи, с ним никто сразу, без объявления войны, драться не станет. Сначала будет использована вся палитра звуковых сигналов. Сельским жителям хорошо известен этот обычай: многоголосая собачья какофония, продолжающаяся довольно долго, всегда сопровождает появление в деревне или посёлке незваного хвостатого гостя. Чаще всего уже после такого вступления чужаки из той же неприкаянной бездомной братии, что и сама стая, не дожидаясь, когда в ход будут пущены более строгие аргументы, ретируются, поджав хвосты. Домашние собаки на помойки затёсываются редко, от сытости ведут себя миролюбиво и склонны снисходительно-спокойно отбывать восвояси. И то сказать — домашние дворовым не конкуренты, за ними почти всегда стоит грозный тыл в лице хозяев, а уж связываться с таким противником большинство дворняг и в мыслях не держат.

Сегодняшняя гостья, судя по всему, принадлежала именно к хозяйским выкормышам. Гладкие и всё ещё лоснящиеся бока, как и округлость форм прямо-таки трубили о таком благополучии, которое никому из четвёрки и не снилось. Правда, хотя под атласом короткой шерсти недвусмысленно проглядывали железные мышцы, и каждый из двортерьеров уступал пришелице размерами, глаза собаки выдавали не то тоску, не то болезнь. Вожаки стаи рассудили, что не в её интересах упираться и конфликтовать. Неясно было только, где хозяева нежданной гостьи, и когда прибудут на подмогу своей диванной цаце.

Если бы на месте Кристы оказался самец, предупредительную партию взялся бы вести один из кобелей. Можно не сомневаться — она была бы куда более грозной и выразительной, чем суматошное выступление его подружки. А разборки с сучками пусть сучки и ведут. Тем более, что явно было видно: Криста не слишком-то стремится к обострению ситуации. Хотя она по крови принадлежала к собакам, бесчисленным поколениям которых усердно прививали рефлексы драчунов, особой природной злости в ней не было. Да и сражаться с целой стаей она явно считала не самой выгодной перспективой — собаки улиц готовы стоять за свои владения не на жизнь, а насмерть, поскольку обжитая ими тёплая парадная и облюбованные мусорные баки являются единственным обеспечением недолгого и тяжелого существования.

Пока местная свора приматривалась к Кристе, та вспомнила про маленькую Жульку, которая в случае чего… Словом, корсиканка не спеша направилась было в сторону своих утонувших в ночи сараев, не проявляя ни агрессии, ни непочтения к аборигенам. Казалось, инцидент был исчерпан.

Однако жёлтобрюхая так не считала. Пришлая девица вызвала в ней неожиданно сильное раздражение. Причиной тому явилось выказанное расположение к залётке обоих кобелей. К самой жёлтобрюхой они относились откровенно по-хамски: отгоняли от коллективной добычи, рявкали по любому поводу, невзирая на то, что она уже дважды по их милости становилась мамашей. Из-за такого незаслуженного пренебрежения собачонка вынуждена была держаться от остальных поодаль и трусливо терпеть свое униженное положение. Но если на штатной товарке выместить свою обиду она не смела, то с какой стати спускать наглость вот этой чужой серой нахалке?

…Бедная жёлтобрюхая — последний болезненный щенок в помёте её слабенькой помойной мамки! Откуда было взяться в её никчемном тщедушном теле хорошему характеру и приличным манерам?! Даже такие же ничейные собаки, угадывая за её постоянным беспокойством и нервозностью признаки физического и психического нездоровья, инстинктивно сторонились «дефективной».

И не зря, потому что сейчас её неуравновешенность прокладывала путь к общей большой беде. Не в меру разошедшаяся сучонка бросилась вдогонку за удаляющейся Кристой. Подскочив ей почти под самую морду, жёлтобрюхая завизжала уж совсем невменяемо и попыталась ухватить корсиканку за свисающую брылю щеки. Поддавшись порыву погони, вслед за жёлтобрюхой ринулась и остальная троица.

Подробности последовавшего за этим эпизода Криста вспоминала смутно. Укус жёлтобрюхой особой боли не вызвал — щеки у собак не самое болезненное место, а у потомков молоссов и подавно. Хуже было другое. Криста вдруг ощутила небывало острый прилив ярости и боевого азарта, совладать с которыми уже не могла и не хотела. Собака полностью поддалась какой-то первобытной неуправляемой страсти к крушению и уничтожению нападавшего врага, которую к тому же подстегивал страх за маленькую беззащитную Жульку. Эта страсть одномоментно преобразила спокойного увальня в живую пружину. Короткий бой Криста провела стремительно и жестоко. Жёлтобрюхая успокоилась первая с разорванным горлом. Чёрному хватило для капитуляции выдранного куска бока. Вторая дамочка, получив глубокий укус на спине, уползала с жалобным тоскливым воем. Криста торпедой неслась на главную фигуру четвёрки — обладателя коральки…

…Основателем молниеносно размётанной стаи являлся бывший домашний кобель Робин. Его совсем малышом взяли в семью с тем, чтобы сделать сторожем при любимом дедушкином сарае. Во времена печей сараи были необходимым элементом обихода жителей здешних кирпичных многохаток: в них хранили дрова. Но когда печи заменило паровое отопление от той самой негостеприимной по отношению к Кристе котельной, реальная надобность в дровниках отпала. Владельцы в лучшем случае продолжали хранить в скособочившихся клетушках всякий хлам, который лень было тащить на свалку, а чаще эти рудименты социализма стояли пустыми, всё больше разваливаясь.

Другое дело сарай дедушки Витьки. Постоянно подлатываемый, бывший дровник находился во вполне приличном состоянии, поскольку служил в лесхозе не просто сараем, а своего рода местным клубом. В день пенсии, по праздникам или по иным существенным поводам в «клуб» из соседних домов, из военного городка и даже коттеджного поселка подтягивались нескончаемые Витькины сослуживцы, знакомые, знакомые знакомых и т. д. Клубная сходка (не без известных возлияний — а как же!) продолжалась по нескольку дней. Но так как пьянствовала компания не на глазах стражей порядка и вдали от домочадцев, то существованию Витькиного сарая никто особо не препятствовал. Да и много ли в глуши других развлечений для мужичков, почти проживших жизнь?

Причиной же такого людского притяжения служили неисчислимые жбаны и бутыли, постоянно наполняемые выгнанным здесь же первачом. Они же были объектом печали и повышенного внимания самого Витьки. Сарай требовал постоянного догляда, так как на скрываемое в нём добро уже не раз покушались злоумышленники из гастарбайтеров, наводнивших стройки окрестных загородных резиденций. Вот Витька и поставил рядом с «клубом» здоровенную будку для хвостатого сторожа. Точнее, сторожей, поскольку таковых в будке перебывало достаточно. Собак он выбирал крупных и злобных, но долго они не держались — то сбегали с концом, то обнаруживались застреленными или отравленными. Последний кабысдох тоже быстро скоротал свой и без того куцый век. Вот Витька в очередной раз и припёр в дом нового жильца, пушистого побочного сына соседской овчарки. Безжалостно оторванный от матери, маленький Робин, как и положено, в первую ночь задал дома такой концерт, что сноха приказала Витьке убираться вместе с кобелём на все четыре стороны. Витька унес плачущего малыша в сарай, сделал там логово, а поутру привязал двухмесячного щенка к будке здоровенной якорной цепью. Малец как взвыл от этакой тяжести и нанесённой обиды, так, не переставая, и голосил на весь лесхоз денно и нощно. Пронзительные щенячьи визги сутки напролет нещадно лезли в уши и отравляли жизнь всему населению, пока сосед по подъезду не отвел Витьку в сторонку и не шепнул на ушко:

— Угомони псину, а не то сами его угомоним. Не веришь?

Витька более чем верил. Поэтому быстренько отцепил Робина и спрятал цепь подальше — зачем из-за пустяков портить отношения с соседями?

И стал пёс расти вольным весёлым шелапутом. Характером он вышел общительный и ласковый, за что и стал любимцем всех жителей лесхоза. В миску, обретающуюся возле будки, детишки и старушки то и дело выкладывали всяческие аппетитные объедки, так что Витька был почти избавлен от обязанности кормить свою собаку. А учить Робина уму-разуму никогда и не собирался. Кака-така дрессура для цепного зверя? Предоставленный сам себе, Робин мог шляться по задворкам и закоулкам сколько душе угодно — дед легко мирился с его постоянными отлучками. Казалось, с мечтой о хорошо укреплённой пивнушке было окончательно покончено. Но, как ни удивительно, этакий блуждающий стражник службу свою все-таки служил. Собака строго считала будку у сарая местом своего постоянного пребывания и предметом охранения. А потому регулярно наведывалась в уголок своего рано закончившегося детства. Ввиду этого пакостники больше не решались покушаться на склад табуретовки, рискуя быть прихваченными на месте преступления внезапно появляющимся рослым кобелём.

К двум годам любимец публики стал признанным вожаком маленькой стаи. Образовался этот собачий союз на вполне корыстной основе. Сначала к будке Робина прибилась молоденькая голодающая сучонка. Её интересовал не столько достаточно завидный кавалер, сколько постоянное пропитание, обеспечиваемое возле будки многочисленными доброхотами. Потом появился Чёрный Барон, он же Грэй, он же Чёрт, он же обладатель других многочисленных кличек, которыми наделяли его жители лесхоза, и на которые он охотно откликался. Барон приполз к миске жестоко покалеченным на дороге проезжим большегрузом. Кормленный и оттого добродушный Робин не стал возражать против лохматого умного соседа. Поправившись, Барон сделался его верным спутником по собачьей вольнице и любовным приключениям. Два этих парня были главными фигурами на собачьих свадьбах, постоянно будоражащих лесхоз и городок. Во время одного из таких любовных похождений к кобелям привязалась дефективная жёлтобрюхая. Другие собаки тоже делали попытки затесаться в робиновскую семью, но безуспешно: больше в неё никого не принимали, даже регулярно появляющихся щенков при достижении возраста самостоятельности быстро спроваживали прочь. Четвёрка держалась компактно, при необходимости успешно отражая набеги непрошенных собак, и со временем сделалась хозяйкой положения не только в лесхозе, но и в городке; жила в самых тёплых местечках, особого горя не зная.

Так было до встречи с Кристой. И вот теперь, разметав троих сотоварищей, на Робина надвигалось истинное исчадие ада, воплощённое в разъярённой серо-чёрной груде. Будь Робин чуть более искушен в собачьих боях, он повел бы себя совсем иначе. Интуиция подсказала бы ему, что бегство с поля такого боя не будет считаться для него позором, так как силы его и Кристы и сравнивать нельзя. Разве может противостоять специально обученной собаке-воину он, инфантильный дворовый пустобрех, хотя и приличных габаритов?! Но внутренний голос Робина не успел и охнуть, как в горло впились страшные окровавленные клыки. Даже на последний визг сил не хватило: в борьбе за себя и за своё потомство Криста неистово сомкнула на трахее железные челюсти. Любимец детей, бабушек и пьяньчужек замертво упал под натиском пришлой бестии.

Из знаменитой четвёрки в живых остался только Барон, остальных растерзанных собак нашли поутру ошарашенные жители, потянувшиеся на контейнерную с кульками мусора. Таких картин здесь до сих пор не видывали. Собачья бойня вызвала у населения нешуточный страх. Собачники прекратили выгуливать псов возле лесхоза, детям тоже поменяли место для прогулок. Даже местное начальство во главе с вечно пьяненьким участковым пожаловало взглянуть «на этот кошмар», чтобы убедиться в непонятно-пугающей природе инцидента. О наводящем ужас побоище заговорили на всех углах. Кое-кто шёпотком даже начал разносить молву о собственной — лесхозовской — разновидности собаки Баскервилей. Появление неизвестного монстра, быстро и бесшумно расправившегося с четырьмя собаками (звуков схватки не зафиксировал никто из жителей близлежащих домов), надолго стало главной темой пересудов. Дед Витька загоревал. Хоть и следил он за Робином из рук вон плохо, от потери пса пришёл сначала в заливаемое спиртным уныние, а затем в нешуточную ярость, и преисполнился мщением. Даже вспомнил о старом ружьишке, с которым баловался когда-то по окрестным лесам, достал его из сарая и надраил. Витькин сын, видя эти воинственные приготовления, от греха подальше забрал ружье у старого гуляки, пообещав, что «сам разберётся с этим паршивым Баскервилем». Страшное неведомое существо вызвало нарастающую волну слухов и ненависти. Ничего не ведала только Криста, главный ньюсмейкер лесхоза и городка, навлекая тем не менее на свою голову новые печали.

Глава 8 До владельцев Кристы доходят слухи о собаке-привидении, и заводчик строит на этом опасные планы

Собаки у нас водились всегда, но в твоём случае — должен извиниться! — я взял четвероногого друга не просто «для души», а в сугубо меркантильных интересах. Квартире потребовался охранник. Пришла нужда спасаться от самого страшного врага нынешнего несовершенного социума — наркомании. Вернее, от вполне конкретного наркомана, который на беду образовался по соседству. Родилось и выросло это исчадие как-то незаметно в нашем же подъезде, в сверхобеспеченной семье милицейской шишки и королевы прилавка. У родителей денег и амбиций пруд пруди, а времени и умения всерьёз заняться воспитанием сына — дефицит. Вот и оформился испорченный родительскими возможностями и попустительством юный любитель зелья. С друзьями-малолетккми стал промышлять деньги на дозы сначала обиранием соучеников, а потом и воровством по соседским квартирам. Обнесли в числе прочих и нас, легко пробравшись в дом через смежные лоджии. Пришлось задуматься о действенных контр-мерах. Так и возникла мысль завести большого страшного зверя, который не пускал бы в дом чужих.

И пошел я на базар покупать свой специфический товар. Когда ты стал моей собственностью, я весело накинул на твою шею щенячий поводок, позаимствованный у соседей-собачников, и, бросив небрежно «Ну что, пойдем?», потянул за него с полной уверенностью в твоём повиновении. Как бы не так! Ты будто прирос к земле своей толстенькой попкой. Ни протеста, ни звука — просто как сидел, так и сидел. Я, недопоняв, опять потянул. И опять ты ни с места. Я потянул так сильно, что попка поднялась. Но лапы и не думали двигаться. Ты каменно ехал на поводке по базарной пыли, упираясь в землю конечностями, а публика со смехом косилась на эдакий буксир. Тут-то я дотумкал, что подобным манером мы далеко с базара не уйдём. Пришлось взять твою десятикилограммовую тушку на руки и тащить на себе добрый километр до автобусной остановки. Так ты уже в первые минуты нашего знакомства проявил неожиданную твёрдость характера, что дало мне повод размечтаться о будущем яром стороже.

Сторожем ты действительно стал отменным хотя бы потому, что с собачками твоего размера не то что жулики и воришки — законопослушные граждане предпочитали не входить в близкий контакт. А характер-то оказался хотя и настырный, но по-кошачьи мягкий и добрый.

Коттеджный посёлок, который покинула Криста, унося в зубах новорожденную Жульку, находился от лесхоза на почтительном удалении. Да и бытие этих двух оазисов человеческой жизни стояло на крайне различных социальных и материальных ступенях, что практически исключало взаимопересечение их населения.

Казалось бы, из лесхоза в посёлок вряд ли могла дойти весть о собачьем побоище. И всё же даже в этом уголке респектабельности, отгороженном от мира хибар непроницаемым занавесом проблем богатых и здоровых, узнали о душераздирающем эпизоде, хотя и со значительным опозданием. Слухи о новоявленном монстре, распространяясь от дома к дому, хотя и медленно, но всё же ползи среди дачников, достигнув, наконец, и семейства бывших Кристиных хозяев.

Поначалу папаша пропустил их мимо ушей — мало ли что от глупости и безделья бабы болтают. К тому же тема домовых, леших, водяных и прочих нелояльных людям духов постоянно муссировалась в кругу праздных и ищущих разнообразия и остроты ощущений дачников. И то сказать: удалённые от города места с изобилием лесов и болот будто окутывали древние тайны, влиянию которых поддавались даже не чересчур впечатлительные натуры.

Но папаша, считавший себя закоренелым прагматиком и реалистом, не собирался брать в голову чепуху про каких-то болотных выползков. Во всяком случае, он в этом себя уверял. Чего-де местным маргиналам спьяну не привидится. Тем более, что кое-какой информацией об окрестном собачьем крупняке он располагал. Они с другом-заводчиком в поисках сбежавшей Кристы уже дважды делали по округе вылазки, увы, безрезультатные. Заезжали и в военный городок, и в лесхоз, спрашивали, не замечал ли кто беглую домашнюю суку. По объяснимым причинам таковой никто не наблюдал — как заметить животное, даже такое приметное, как Криста, когда оно к людскому жилью приближалось только в ночном осеннем сумраке? Даже после ошарашившего население избиения дворовых псов на вопрос о сбежавшей собаке отвечали отрицательно. И это понятно — никому и в голову не приходило связывать из ряда вон выходящую собачью драку с какой-то тривиальной потерей дорогой домашней любимицы. В общем, ни-ни, животное, интересующее богатых приезжих господ, видом здесь не видывали.

Таким образом, лесхоз из зоны интересов преследователей Кристы был исключен.

Но упорно расползавшиеся россказни, которые, как водится, день ото дня обрастали массой придуманных подробностей, снова вернули бывшего хозяина, а тем паче его товарища, к мыслям о беглянке.

По словам тётеньки-поварихи, первой принёсшей в дом страшилку, выходило, что зверюга (или зверюги), разом загрызшая троих не мелких псов, была каких-то неправдоподобно больших размеров и немереной силищи. А сложившиеся у местного населения представления о происшествии свидетельствовали о том, что кровожадное существо обитало где-то в немыслимых чащобах и выходило на промысел лишь по темноте. И вообще в народе всё чаще дискутировали на тему, была то земная тварь, или выползающая из дальних болот нечисть в собачьем обличии?

В сказки о воскресении в этих местах подобия собаки Баскервилей продвинутым господам, к которым безоговорочно относили себя наш отец семейства и прочие домочадцы, верить не полагалось. Но беда заключалась в том, что на деле все они в глубине души тяготели к предрассудкам — разумеется, не признаваясь в том ни себе, ни окружению. К примеру, в исключительности здешнего случая — показалось им — явно было что-то нечистое. Как так: драка у помойки налицо, растерзанные собаки есть, а вот следов их убийц — никаких? На песчаных поросших травой просёлках никаких следов не видно и звуков необычных ниоткуда не слышно, а вот на тебе…

И все невольно насторожились.

Наверное, появись жуткий римейк английской легенды в то время, когда Криста пребывала в доме, всё было бы воспринято совсем по-иному. Хозяева, эти сибариты, эти баловни современности, пожалуй, почли бы случившееся лишь за пикантный сюжетец, и с энтузиазмом принялись бы со смехом его транслировать везде и всюду (при этом, само собой, ограничившись в вечерних прогулках и приближении к «нечистым» болотам). Зачем печалиться хотя и о страшной, но, по большому-то счету, никак не касающейся семейство бойне? И глупо бояться каких бы то ни было лесных или болотных духов, если рядом огромное, сильное существо, способное учуять любого гостя, пусть даже пришедшего из другой реальности!

Да, дружок, в чём-чём, а в последнем соображении эти любители животных не ошибались. С того времени, как в нашем доме получило постоянную прописку хвостатое население (лет тридцать, не менее, тому назад), я тоже свято поверил в способность собак чуять и видеть нечто такое, чего не дано воспринимать человеку. Я не раз наблюдал, как ты, и как другие мои питомцы имели, как мне кажется, контакт с обитателями иных миров.

Один такой момент глубоко врезался в память. Как-то зайдя в комнату, я увидел сидящего в углу под столом тогдашнего нашего пса, лохматого колли. Всем известна склонность колли к ласкам и облизкам. Этот субчик, размеров далеко не миниатюрных, к примеру, постоянно норовил залезть на коленки или хотя бы водрузить свою хитрющую мордень на плечо сидящим хозяевам. Он буквально не отлипал от нас, требуя беспрестанно теребить и гладить его роскошную шубу. А тут сидит как пришитый, даже к ногам не идет, и на мой призывный взгляд не реагирует. Глаза его очень внимательно разглядывают что-то, расположенное примерно на уровне моих колен. Я подумал было, что объект внимания расположен позади меня — какой-нибудь жучок-паучок, шевеление которого собака заметила с расстояния трех метров. Оглянулся — ни жучков, ни паучков, ни постороннего шевеления. Пёс тем временем в прежнем сосредоточении стал медленно поворачивать голову, как бы следя на том же околоколенном уровне за чьим-то движением. Объект его внимания, судя по направлению взгляда, неспешно закладывал плавную дугу по комнате. Я тоже приковано наблюдал немую сцену, длившуюся минуты две-три. Только кода привороживший собаку невидимка покинул, вероятно, помещение, колли поднял голову и заметил меня. В глазах его не было любопытства, страха или удивления, только безмерная отрешённость, от которой я почему-то невольно покрылся липким потом…

Да, с Кристой можно было бы спать спокойно. Но она исчезла, как сквозь землю провалилась, а следом начали происходить страшноватые странности… Тут и самому неверующему в бесовские силы храбрецу впору поминать оборотней со злыми духами.

И всё же, возможно, совесть бывших хозяев относительно пропавшей питомицы вполне могла бы успокоиться всей этой чертовщиной: в собаку, явно взбесившуюся, бес-де вселился, и весь сказ. Люди так склонны порой списывать собственную вину на обстоятельства непреодолимой силы вроде ирреальных событий или сил потустороннего мира.

Для Кристы с Жулькой такая трактовка сплетен и россказней, окончательно ставящая точку на домашнем периоде их жизни, была бы, наверное, большой удачей: чего-чего, но привидение пропавшей «собачки» эта семейка разыскивать точно не стала бы. Как и задумываться о том, куда подевался умыкнутый ею новорожденный щенок. Понятное дело, пропал с голоду после дематериализации мамаши. Бедным животным только и нужно было, чтобы их оставили в покое.

Увы, такая возможность опять отодвинулась от многострадальной корсиканки, так как в очередной раз ситуацию начал править человеческий прагматизм. На этот раз закоренелым материалистом почёл себя приятель-заводчик — во всяком случае, в отношении истории о чудище болотном. Как прежде не поверил он в стихийность и немотивированность поведения Кристы при нападении на хозяина, так и теперь, прослушав полубред о ночном кровожадном привидении из лесхоза, в мистику не впал. Наоборот, заводчик прямо-таки утвердился в мысли, что «громадиной» и «зверюгой» была вернее всего та самая папашина беглянка, розыски которой шли уже больше месяца. Будучи, в отличие от своего друга, неплохим знатоком кане корсо, заводчик совсем не удивился, что представительница данной породы не побоялась вступить в схватку с несколькими псами. Что ей, потомку собак-гладиаторов, смело идущих на бой со львами и леопардами, какие-то жалкие дворняги!

Тебе ли, дружище, не знать, что в крови бойцовских псов всегда дремлют древние начала отчаянных воинов! У таких собак, когда начинается настоящая битва, в ход идет всё имеющееся вооружение — и природой данное в виде инстинктов, и благоприобретённое в результате дрессуры. И как же порой подло используют этот могучий порыв люди! Одни только итальянские последыши древних римлян, исторически охочие до кровавых зрелищ, на протяжении столетий безжалостно истребляли кане корсо на азартных собачьих боях. И сегодня случается, что особо рьяные владельцы проверяют действенность своего живого оружия на несчастных дворнягах, от которых только клочья летят.

А вообще-то по этическим законам кинологических клубов (в частности) и собаководства (в целом), не говоря уже о человеческой морали, беспорядочное притравливание выходит за рамки кодекса чести специалистов. Бойцовским собакам уж если и приведётся драться, то лишь на специальных боях.

Что до кане корсо, то эти наследники древнейшей в Европе собачьей породы по своим природным качествам только в крайнем случае и лишь по команде хозяина нападают на противника — собаку, зверя, человека.

И всё же… Владельцам сокрушительного — и обоюдоострого! — инструмента смерти порой невтерпёж пустить его в ход, будь то мечи, ракеты или собаки. Наш хозяин, как помнится, тоже, случалось, науськивал милейшую Кристу на ничейных псов, и стоит ли удивляться, что она не побоялась принять вызов стаи.

— Но ведь согласно этике, соблюдаемой в собачьих взаимоотношениях, всё должно было закончиться демонстрацией силы с обеих сторон — соображал про себя заводчик. — Порычали, холки ёршиком подняли, фальш-атаки отработали — и по домам. С такой собакой, как Криста, здравомыслящие сородичи, даже сбитые в стаю, вряд ли стали бы обострять контакт до откровенной стычки. И Криста не ввязалась бы в драку за здорово живешь. Но ввязалась же! И победила четвёрку сплочённых контролёров территории! Ай да гены, ай да наследственность!

Тут бы владельцу клуба сделать паузу да крепко поразмыслить, какая всё же причина толкнула Кристу в драку. А, подумав хорошенько, понять, что так яростно защищать могла она не суверенитет территории, и даже не собственную шкуру. Так дерутся лишь за жизнь самых родных и дорогих существ — например, за своё дитя.

Но заводчику, в общем-то неплохому знатоку собачьей психологии, как глаза кто отводил. Аж вспотев от прихлынувшей радости от мысли, что Криста вскоре может опять оказаться в его руках, он предпочёл остановиться на умозаключении, которое больше всего грело его душу:

— Этой собаке, видать, и впрямь цены нет, если она так смела и отчаянна даже в простой собачьей стычке. Во что бы то ни стало нужно отыскать её и вернуть в клуб. Совсем молоденькая (Кристе было немногим больше года), а уже по-взрослому очки набирает. Стало быть, можно её и в дело пускать.

«Дело» было особого сорта. Заводчик имел в виду свой дополнительный — теневой — бизнес. Несмотря на существующий запрет, некоторые деятели от кинологии — а заводчик Кристы был как раз из таких — кроме разведения пород поставляли животных в закрытые клубы, проводившие собачьи бои. Вот он и решил, что так проявившую себя псину «пускать» нужно не только на производство потомства — она годится для гораздо большего. И самое время опробовать корсиканку на опасном, но и неизмеримо более выгодном поприще: на собачьем ринге. В том, что былая собственность друга может теперь озолотить лично его, заводчик уже не сомневался. Оставалось только найти это сокровище.

Глава 9 Бывший хозяин идёт облавой на Кристу

Тебе явно повезло с хозяевами, дружок. Вернее повезло, что твои хозяева, то есть мы с дочкой, оказались заядлыми путешественниками. Когда-то я хаживал в спортивные туристские походы, пешком, на плотах и даже на велосипедах промеряя ширь, глубь и высь родной страны. Потом, когда сил и возможностей поубавилось, ограничился автовыездами в ближайшие окрестности. Твоё появление подпитало страсть к грибной охоте да и просто к долгим прогулкам на природе, и мы с тобой стали неразлучными лесными спутниками. Это парное гуляние сделалось для нас особым любимым ритуалом, я даже начал всячески хитрить, лишь бы не брать в поездку никого, кроме тебя.

Какое это наслаждение — оставив машину и спустив тебя с поводка, не спеша углубляться в прохладную чащу. В первые минуты обретённой свободы ты разминаешь застоявшиеся в тесноте квартиры мышцы — не разбирая дороги носишься в бешеном галопе. «Только бы шею не свернул и лап не переломал» — каждый раз в тревоге думаю я. Но, слава Богу, всё всегда, до последней нашей прогулки, заканчивалось благополучно. Минут через 20, высунув язык, ты, часто мокрый от росы или заныра в лесную корчагу, возвращался и, приступив к исполнению своей охранной функции, курсировал в радиусе десяти метров от меня.

Забавно было наблюдать, как ты нёс службу при появлении незнакомых. Учуяв чужаков, ты быстрой бесшумной рысью направлялся в их сторону, находил местечко метрах в десяти-двенадцати от них, где бы тебя заметили, и молчаливо останавливался, по-бычьи опустив свою большую голову. Не лаял, не ворчал, не подходил вплотную. Но этой набыченой позы было достаточно, чтобы до моего слуха вскоре стало доноситься: «Уберите-е-е собаку-у-у!». Не было случая, чтобы ты вёл себя некорректно по отношению к людям, а все равно — «уберите-е-е!». Я подзывал тебя, ты взглядывал в глаза — действительно нет опасности? — и уже не обращал больше внимания на этих нейтрализованных прохожих. Я всегда был под твоею защитой.

Сейчас, когда тебя нет, мои прогулки потеряли былую прелесть, в лес я выбираюсь всё реже и реже…

Клуб папашиного друга основной легальный доход имел от продажи собак модных бойцовских пород. Но занимались там не только производством на свет востребованных в обществе щенков и торговлей ими. Наследственными драчунами втихаря пополнялись ряды собак-гладиаторов, выставляемых на запрещённые бои с тотализаторами.

Однако для боёв подбирались не только рафинированные бойцовские псы с родословными, но также и особи разных пород, преимущественно из списка бойцовских собак, была бы у тех повышенная агрессивность. Больше всего ценились те, что имели впечатляющий «послужной список» жёстких боевых действий. Поэтому организаторы рингов внимательно отслеживали собак, замешанных в разных драках и нападениях вроде того, в котором привелось участвовать Крисеа.

Что до нашего друга-собачника, постоянно грезящего высокими барышами, так тот давно уже намеревался вывести на состязания особо результативных зверей. Ему и пришла в голову мысль возобновить участие в кровавых забавах итальянских сторожевых, бывших в древности лидерами среди собак-гладиаторов.

Заниматься столь прославленной породой этот делец начал относительно недавно, Криста была щенком из первого помёта, полученного от его племенной пары, выращенной в итальянском питомнике и вывезенной в Россию за большие деньги.

И вот, вот оно: собака, по всему, превзошла даже самые смелые его ожидания. Едва подросла — и дала сразу два превосходных эпизода атак.

— Пришла, видно, пора «выводить в свет» кане корсо. Чем мы хуже итальяшек — рассуждал заводчик, лелея мечту о будущей чемпионке.

И он снова принялся за увещевания Кристиных хозяев, начав очередной этап промывки папашиных мозгов. Но если прежде главным мотивом для поисков беглянки он выдвигал коммерческую выгоду от производства элитного потомства, то теперь этот козырь не отвечал ни хозяйским, ни его собственным интересам.

— Кому и для чего нужно держать в доме собаку, рвущую всех направо и налево, пусть даже от неё можно получать трижды золотой приплод?! — лилось теперь в уши и без того озверевшему папаше. — Пусть удравшая Криста получит своё за непослушание и твою развороченную конечность! — игралось на нереализованном чувстве мести.

Но прежде собаководу пришлось долго убеждать пострадавшего от собачьих зубов друга в том, что в лесхозовской драке поработал никакой не потомок эфемерных «баскервилей», и даже не призрак неизвестно куда исчезнувшей Кристы, а она сама, чисто реальная папашина обидчица, достойная поимки и расправы. Креня раскачиваемую лодку на эту сторону, заводчик старался вытянуть укушенного на новые поиски. Что будет потом и чем вся эта затея кончится, он предпочитал прежде срока не думать. Как-нибудь само образуется — была его единственная мысль относительно завершения операции.

Пожёванная Кристой папашина рука ещё очень сильно давала о себе знать, поэтому раскачка возымела действие довольно быстро — едва лишь «наполеоновский инвалид» перестал бояться духов и уверовал в близкое присутствие ненавистной собаки.

И беспрестанная нудёжка заводчика, наконец, возымела действие. В очередной приезд на дачу друзья принялись снаряжаться в лесхоз добывать Кристу. Папаша, демонстрируя высокий накал воинственности, привёз из города карабин, такой же дорогой, представительный и для него лично бесполезный, как и бывшая его любимица.

На вооружённый оборот дела клубный воротила не рассчитывал: Криста требовалась ему живая и здоровая. Увы, всё более свирепеющий экс-хозяин, как это часто бывает с мужиками в предвкушении игр с оружием, теперь совсем не годился для восприятия проповедей в пользу сохранения собачьей жизни. Чтобы хоть как-то влиять на ситуацию, пришлось и собаководу плестись с ним к лесхозу, поскуливая о том, что, может быть, не стоит так уж горячиться…

Куда там!

Заводчик понял, что свалял опасного дурака, и теперь Бога молил о том, чтобы собака не нашлась. Если дело выгорит, он потом сам незаметно приедет, разыщет корсиканку и увезёт её к себе. Пристроить Кристу в подпольные гладиаторы будет лишь делом времени.

Сбыться богатым мечтам бедного китайца суждено не было. Когда они — гроза грозой, на навороченном джипе, в фирменной амуниции и при умопомрачительном карабине, будто американские охотники на бизонов — влетели в лесхоз, за шторками прижмуренных хибар народ взяла оторопь. Даже желающих прокрасться к магазину как ветром сдуло. Прождав около часа, истребители собак-призраков уцепили пробегавшего неподалёку пацанёнка и принялись пытать его о кусачей бестии.

— Ты тут здоровую собаку видал?

— Которую?

— Которую! Которая трех дворняг подрала!

— «Баскервиля», что-ли? Не-а, не видал.

— Может, знаешь, где она прячется?

— Не-а, не знаю, она на болоте живет — дяденьки рассказывали.

— На каком болоте?

— Да кто ж её знает, на каком она болоте. Она ночью приходит и всех пугает.

— Кого пугает?

— Да всех, дяденьки рассказывали…

— А болото показать можешь?

От предложения прокатиться на болото, кишащее нечистью, мальчонка струсил не на шутку. Он заревел и отпросился домой позвать папку.

На беду папкой его был сын того самого треклятого деда Витьки, пообещавшего свести счёты с убийцей ихнего Робина. Сын лениво вылез, но когда взял в толк, кто и зачем нарушил мертвенность существования лесхоза, несказанно оживился и даже вызвался примкнуть к охотникам. Сбегав за подходящей одёжкой и надраенным ружьём, Витькин сын пристроился к компании и осанисто уселся на заднее сиденье джипа.

Заводчик мысленно за голову хватался: этого подпитого общественника только и не доставало! Но делать нечего, приходилось придерживаться правил им самим же изобретённой игры.

Наследник Витькиной обиды долго и в подробностях, придумываемых по ходу повествования, живописал перипетии боя, даже рассказал, что однажды полночью, тащась к дому с фуршета с возлияниями, он вроде видел в лесхозе светящуюся собачью тень. Но тогда он подумал, что это как раз «баскервиль» и есть, а в голову не взял, что это та самая сука, разыскиваемая «товарищами охотниками». В общем, новый член команды, подобно его сынишке, ничего определенного, кроме как «мужики говорили», утверждать не брался, и заводчик ухватился за эту неопределенность. Он начал склонять компанию к тому, чтобы временно приостановить экспедицию, произвести ночную разведку, и только окончательно убедившись, что найдена именно Криста, повторить заход с оружием, и т. д., и т. п…

Само собой, в качестве ночного дозора собачник предложил себя, надеясь, что боевой пыл у этих пародий на охотников быстро иссякнет, а тем временем он сможет вернуть в лоно запретных человеческих страстей вожделенную корсиканку.

Ленивый по натуре, укушенный почти было согласился. Его уже изрядно утомили и езда по кочковатым просёлкам, и непривычная неудобная амуниция, и вид этого захолустья. Но самый большой дискомфорт он испытывал от мысли, что нужно будет стрелять из карабина, который он сроду и в руках-то не держал. Купил так, для форсу…

Витькин наследник тоже упираться не стал. Со своего заднего сиденья он успел заприметить в багажнике несколько явно не пустых бутылок, и крепко надеялся познакомиться с их содержимым. Но пока делал вид, что о дорогом баре гостя не подозревает а, сморозив, что-де собака не волк, в лес не убежит, предложил «сбегать»:

— У бати моего знатная на весь лесхоз самогонка. Знакомство надо бы отметить, заодно и Робина помянуть, такого пса потеряли… По вашей, между прочим, в некотором роде, вине!

Хотя с неожиданным обвинением бывший хозяин Кристы был категорически не согласен — он-то при чём, если беглой собаке местные кабысдохи дорогу перешли? — оборот с выпивкой ему вполне подошёл. За самогонкой гонять не было велено, барским жестом он приказал достать из загашника свой н. з., запасённый в фирменном магазине. Там же нашлись твёрдокопчёная колбаса и кусок форели в вакуумке.

И пошли тосты, перемежающие коньяки с виски — чисто охотничий привал! Заводчик, вообще скорее трезвенник, нежели пьющий, к спиртному не притрагивался, предвидя, что тело друга придётся транспортировать до дома ему.

Пока хозяин Кристы с Витькиным сынком накушивались из мельхиорового дорожного набора, надвинулись сумерки. В этих местах осенью темнота падает на землю камнем, и в конце октября в шесть часов вечера ложится настоящая ночь. С «охотой» пора было заканчивать, члены экспедиции вывалились из машины и принялись громко прощаться. Витькин сын вытянул из салона свое ружьишко и, помахивая им, уже в который раз уточнял детали будущей встречи. Напоследок он зачем-то поволок папашу посмотреть помойку, ставшую со времени собачьей драки местной достопримечательностью. Злющий заводчик поплёлся за ними, так как оставлять без пригляду лыко не вяжущих знакомцев было опасно. К тому же пусть и одним драненьким стволом, но всё-таки вооружённых.

…Матерясь на всё собачье племя разом, компания уже подходила к заваленным пакетами и кульками бакам, когда из зловонной темноты послышалось негромкое, но грозное ворчанье. Поначалу его услыхал лишь собаковод, у которого если бы на загривке росла шерсть, то обязательно поднялась бы дыбом. Обстановка была столь зловещей, что побасенки о местных «баскервилях» против его воли застучали в висках. Он явно не рассчитал, сколь сильным может быть воздействие на психику этакого места и невидимого присутствия непонятного ночного существа. Враз онемев, собачник попытался было что-то просигналить руками горланящим выпивохами, но они, ничего не взяв в толк, продолжали ковылять навстречу дьяволу. Когда до мусорки оставалось не больше пяти метров, ворчанье превратилось в громогласный рык.

Кане корсо никак нельзя отнести к числу пустолаек. Эти собаки не из брехливого десятка, голосок подают редко. Но уж если рыкнут — святых выноси. Все заводчики, занимающиеся корсиканцами, наслышаны об одном случае. В некоем европейском городке воры решили ограбить богатенький магазин. В доме, куда они забрались, на первом этаже размещалось торговое заведение, а на втором жили хозяева, к несчастью грабителей державшие собаку. Когда один из воришек забрался в дом, охраняемый кане корсо, пёс, находившийся на посту, на него не кинулся, а просто внушительно рыкнул. Несчастный гость незваный даже не успел разглядеть, что за страшное существо издаёт этакий рёв — рухнул и, услыхав эти запредельные звуки, скончался на месте от разрыва сердца. После этого печального эпизода за корсиканцами и в самом деле закрепилось прозвище «собаки Баскервилей».

Вскоре за предупреждающим сигналом из-за угла крайнего бака показался и принял пружинистую стойку собачий силуэт. Будто специально вышедшая из-за туч в этот момент луна освещала его сзади, создавая призрачный светлый абрис, а в темноте сверкали красные огни глаз. Явившееся в таком антураже существо казалось гораздо больше своих реальных габаритов и напоминало скорее воплотившегося демона, чем земное создание. Злобное рычание дошло, наконец, до ушей охотников, а миг спустя они едва не сели на землю от представшего взору зрелища. Жуть, обостряемая хмелем, сковала движения и лишила их дара речи, они что-то невразумительное мычали, отодвигаясь от явившегося привидения.

Этакая ночная картинка способна была свалить с ног не только хлебнувших лишку расслабленных людей, основательно «заряженных» мистикой, но даже трезвых атеистов, коим являлся наш заводчик. Это вам не разномастных тобиков на гладиаторское растерзание поставлять! Забыв о своей миссии хранителя тела друга, он с визгом бросился подальше от помойки. Папаша, кое-как приняв вертикальное положение, начал пятиться, махая перед собой руками. Эти беспорядочные телодвижения всё больше ярили призрак. Привидение сосредоточило своё внимание на нём и явно готовилось к прыжку, подобравшись телом и сверкая в лунном свете клыками ощерившейся широченной пасти. На Витькиного сынка оно, казалось, внимания не обращало, от чего тому, впрочем, легче не было — со страху колотило, как при падучей. Наконец, громадная серая тень взметнулась в сторону обладателя джипа с карабином. Мало что соображая, инициатор похода по злачным местам сначала махал перед собой винтовкой, как мухобойкой, а потом с отчаянным воплем выскочил наперерез дьявольской тени и пальнул наугад в темноту…

Глава 10 Криста погибает, а у Жульки начинается новая жизнь

Неужели нам придётся расстаться, оставить тебя, дружок, отдать чужим людям? Такой вопрос остро стоял передо мной в момент нашего переезда в другой город. Предстояло везти полсотни кг твоего веса через полстраны. Нет, не бросим, потащим-таки с собой!

Сначала хотели ехать поездом, но раздумали: немыслимо везти этакого телёнка в мизерном пространстве купе, почти без выгула, да и разрешение особое требовалось. Решили, коли столько мороки, лететь самолётом, хотя бы всё быстрее закончится. Купили на тебя специальный билет, запросили в порту вылета рейса место в багажном отделении, соорудили специальную будку-контейнер и даже сделали успокоительный укол, чтобы ты лучше перенёс полёт. Формальности и подготовительные действия помогал вершить едва ли не весь мой родной город — благо друзей в нём осталось много. Наконец, сделали инъекцию, взвесили, затолкали тебя в будку и отправили в багаж. Всю дорогу мучились мыслью, как ты там?

Прилетели. Получаем багаж, глядим — а у тебя в будке вся подстилка в клочья разодрана, лежишь ты недвижно и ни на что ухом не ведёшь, даже нас не замечаешь. Ни жив, ни мертв, одним словом. Я открыл дверку и позвал тихонько. Молчок. Я погромче тебя позвал… Как ты тут ожил, как в толпу получателей багажа ринулся, как начал прыгать и крутиться среди нас!. Визг, облизки, тёрки об коленки! Словом, ура, приехали, начинаем новую жизнь!

Вероятность того, что пьяный, да к тому же от страха потерявший контроль над собой человек, не целясь, попадёт из винтовки во взметнувшуюся в прыжке собаку, была ничтожной. Но ни трясущиеся руки, ни выкатывающиеся из орбит обезумевшие глаза не могли предотвратить последнего мига Кристы. Видно, Бог так рассудил, поскольку существование её и малышки день ото дня становилось всё более невыносимым. Молоко от недокорма и постоянного стресса иссякало, а после драки с местной собачнёй и вовсе пропало. На помойке ужасной еды хватало только-только самой Кристе, и всё же приходилось таскать что-нибудь в гараж у кочегарки, где от голода и страха поскуливала Жулька. Нужно было что-то придумывать, и Криста, наконец, рискнула взять Жульку с собой на ночной промысел. После победы над стаей аборигенов Криста была почти уверена, что с конкурентами у мусорных баков покончено. Кошки не в счет — хотя их в лесхозе водилось много, были они по преимуществу подвальными, зашуганными и боязливыми. На помойке, конечно, подъедались и они, но при виде собаки моментально ретировались и не мешали корсиканке кормиться чем Бог пошлёт.

Не докучали ей кошки и тогда, когда на кормёжку она явились вдвоем с дочкой. Жулька, которой едва исполнилось два месяца, хотя и была по щенячьим меркам рослой, но всё же пока слишком малой, чтобы залезть внутрь бака. Даже встав на задние лапки, щенушка не дотягивалась и до его края. Поэтому ей приходилось довольствоваться только теми крохами, что находилось в пакетах, разбросанных по земле вокруг баков.

Но не зря же её мамаша принадлежала к породе собак, в веках снискавших славу животных, способных принимать осмысленные решения. И умница Криста изобрела-таки способ парного промысла! Она запрыгивала наверх бака и принималась зубами и лапами скидывать вниз пакеты и кульки, а Жулька, проворно разрывая сыплющееся на неё добро, находила поживу. Остающиеся внутри бака мешочки были добычей старшей собаки. Так или иначе, а масса съестного, приходящаяся на каждую из добытчиц, от такого способа охоты возрастала.

Тяжело существование помойной живности! На её долю выпадает самая неподходящая, жёсткая и несвежая еда. Но есть в ужасном помоечном рационе и свои положительные стороны: от него собаки становятся более неприхотливыми и жизнестойкими. Так, в отличие от Кристы, с младенчества избалованной мясом, печёнкой и добротным сухокормом, малышка ничего кроме жалких костяных объедков не знала. И потому её желудок изначально был приспособлен к кускам с помойки. Лучше это было или хуже, но росла она в тех условиях, какие предоставила жизнь, и от нутряных болей, мучивших Кристу, покуда была избавлена. Конечно, щенячий недокорм в будущем неизбежно отразился бы на здоровье собаки, но теперь давал ей лучшую, чем у матери, адаптацию к тяжёлым условиям их жалкого существования.

В тот роковой осенний вечер они обе копошились у наполненных отходами ящиков. Вокруг всё было спокойно, конвейер работал, и животины уже начинали ощущать первую приятную сытость, когда процесс трапезы был нарушен незваными гостями. Поначалу Криста унюхала запах спиртного. Она подумала было, что недалеко от мусорки куролесят припозднившиеся местные выпивохи, как нередко случалось в лесхозе.

Запах алкоголя Криста выделяла среди прочих запахов моментально, эта душная гадость была собаке ненавистна ещё с эпохи своей домашности, так как была связана с противным поведением хозяина. Наклюкавшись, папаша начинал заниматься мелким гнусным террором. Он больно трепал Кристу за уши, кричал на неё, заставляя выполнять непонятные команды. А когда она их не выполняла, так как не понимала, что от неё требуется — пинал животное. Если бы он просто бил её, она переносила бы всё безропотно — историей в её породу была заложена привычка терпеть боль. Но как представительнице такого гордого рода вынести оскорбительное обращение с собой? Она остро чувствовала незаслуженную обиду и затаивала на хозяина злобу. Чем дальше, тем это чувство росло всё больше, и всё глубже она старалась его прятать.

Ох уж эти затаённые собачьи обиды! Но перед тобой, дружок, я чист — на твою долю обид приходилось совсем не много — в нашей семье очень уважали и любили тебя. Мы старались в прямом смысле слова относиться к тебе по-человечески, то есть так, как относятся к подрастающим ребятишкам: в меру строго, но с предельным почтением к твоей личности.

А ведь часто бывает совсем по-другому. Люди даже представить себе не могут, как терзают они чистую душу своих меньших братьев. Собак обмануть невозможно — они всегда правильно угадывают, с добром или злом, снисходительностью или с презрением относятся к ним существа человеческого клана. Псы служат людям верой и правдой, но в ответ кроме плошки каши и косточки всегда ждут уважения, любви и доверия. А обманутые собачьи ожидания — вещь опасная, так как обязательно приходит момент, когда обиду сдерживать уже нет никакой возможности, она прорывается наружу и настаёт час мщения. Вот и для Кристы уже наступил один такой момент, и она вцепилась в папашину руку, поднявшуюся на последнего её щенка, её Жульку.

Учуявшая перегар Криста заняла хотя и оборонительную, но пока выжидательную позицию — авось пронесёт пьяньчужек мимо её столовой. Почти беззвучным свистом дав Жульке команду затаиться, она и сама превратилась в воплощение неподвижности. Так, окаменев и задерживая дыхание, стояла корсиканка в тени мерзостных баков, пока, кроме присутствия ненавистного винного духа, не осознала и другое, совершенно опрокидывающее обстоятельство. Криста вдруг с ужасом поняла, что один из троих нетрезвых людей, приближающихся к помойке, — её хозяин. Бывший хозяин, перешедший в своих издевательствах над ней черту собачьего терпения. Криста остро вспомнила страшный миг у ведра, и всё её существо вновь пронзила дикая неуправляемая злоба. Он, этот убийца, снова пришёл, чтобы лишить жизни её единственного оставшегося в живых ребёнка, уничтожить маленький пушистый комочек, инстинктивно притаившийся здесь, рядом! И так же, как когда-то на даче, она, повинуясь материнскому инстинкту, решила защищать своё дитя всем существом со всей своей собачьей беззаветностью.

И всё же полученное воспитание и благородные гены приспешников Александра Македонского не позволили ей безоглядно кинуться в атаку, не предупреждая врага. Сначала она негромко, но очень отчётливо и грозно рыкнула — авось уберутся гости незваные подобру-поздорову. Но те на предупреждающий сигнал не отреагировали и продолжали, вихляясь, двигаться в сторону её укрытия. Значит, всё идет к тому, как она и рассудила: они пришли за её щенком. Значит, снова схватка!?.

Тут-то огромная собака в голос зарычала и вышла навстречу своему врагу, бывшему когда-то самым главным человеком в её жизни. Хозяин, шедший вместе с каким-то плюгавеньким дядькой, притормозил, а потом совсем уж невразумительно начал размахивать руками. Криста не понимала, что означает это мельтешенье, но чутье ей подсказывало, что хозяин опасен, и нужно защищаться в нападении. Она уже взмывала в прыжке, чтобы вцепиться в эти пляшущие руки, как в грудь ударило острым, ночь сделалась ослепительной, и…

…Что может чувствовать крохотное существо десяти недель от роду в непроглядности осеннего вечера, когда его сначала оглушает незнакомо-свирепый мамин рык, потом раздаются какие-то враждебные визгливые звуки, гром, какой слышен во время грозы, и, наконец, всё мертвенно стихает? Жулька, вместе с Кристой явившаяся на этот злополучный ужин, в первые минуты тишины в силу своего малолетства испытывала лишь опасливое и недоуменное любопытство: что же там такое произошло? Но с момента прекращения ужасной какофонии прошло достаточно времени, а всё не слышно было ни тихого знакомого посвистывания, которым родительница отдавала команды, ни пофыркивания, с которым та обследовала ящики. Вообще никаких звуков не доносилось с той стороны, куда ушла Криста, дав знак детёнышу затаиться и замолкнуть. Только затихали удаляющиеся вопли существ, недавно здесь присутствовавших.

Однако очень скоро естественное любопытство начало сменяться тревогой. Обострённым своим щенячьим нюхом Жулька ощущала близкое присутствие мамки, но что-то в этой картине запахов становилось не так, делаясь всё более непонятным и пугающим. За считанные недели своего пребывания на белом свете Жулька успела научиться от матери многим премудростям. Каждый раз, оставляя подрастающую собачушку одну в логове, Криста особыми движениями и тихим ласковым посвистом объясняла ей: сиди смирно, не привлекай чужих, не выходи наружу, я скоро вернусь. И непоседливая Жулька терпеливо затаивалась, не выходила и не привлекала. Потому что весь мир за исключением их тёмного логова и родного бока, набухшего молочком, казался ей хотя и манящим, но одновременно чужим и неведомым.

Зачем нужно остерегаться всех, кроме мамки, Жулька поняла еще «в пелёнках», когда в их нору чуть было не заползло шуршащее змеистое чудище. Позже мамка издали показала ей этого опасного врага и наказала всегда сторониться чешуйчатую смерть.

Когда Жулька только-только начала выходить на белый свет, ей был преподан урок общения с другими врагами — воздушными. В тот раз она, переполненная свежими впечатлениями от раскрывавшейся вселенной, как-то не обратила внимания на верхние сферы. Между тем в небе началась суматоха, какая всегда бывает при появлении потенциальной добычи. Большое разросшееся к осени воронье семейство принялось кружиться над мамашей со щенком. Громко крича и снижаясь к самой земле, серо-чёрные пикировщики нагнетали ажиотаж в расчёте, что их мельканье отвлечёт мамку и заставит её отойти от маленькой. И тогда достаточно будет одного удара мощного железного клюва в нежное щенячье темечко, и обмякшая тушка взмоет в воздух, оказавшись в крепких цепких когтях. Много кошачьего, собачьего, крысиного, утино-куриного и беличьего молодняка находит свой конец в лапах вороньих стай, вольготно плодящихся возле плохо убираемых бытовых отходов.

Возможно, что Жульку постигла бы такая же участь. Возможно, если бы её молодой неопытной мамашей была собака другой породы. Но в Кристе, едва почуявшей приближение схватки, как будто запустилась особая программа, заложенная многими поколениями лучших собачьих воинов. Следуя этой программе, она инстинктивно превратилась в пружинного робота, молниеносно выполняющего неизвестно кем отдаваемые приказы. И первый сигнал, легший на подсознание, потребовал: прикрой дитя. Подчиняясь этому внутреннему приказу, исполнение которого люди называют безусловным рефлексом, Криста буквально подмяла по себя недоуменно крутящую лобастой головенкой Жульку и, огрызаясь на наглеющих ворон, начала пятиться к своей норе. Вороны ярились всё больше. Понимая, что собака связана щенком, проносились почти перед самой её мордой, нацеливаясь в глаза своими страшными клювами. Кинется сучонка отбиваться, испугавшись, что её поранят — рассуждали на свой манер вороны — кутёнка обязательно из-под брюха выпустит. Того только и надо прожорливым убийцам, будет пир для всей стаи. Но к их неудовольствию, Криста щенка осторожно и тщательно прикрывала, а на вороньи происки щелкала клыками, заставляя атакующих держаться на расстоянии от своих клыков. Так и допятились до дома. Маленькая, сообразив детским умишком, что эти пикирующие чудища опаснее змеиных будут, быстренько юркнула под спасительный сарай и затаилась, не дожидаясь мамкиных наставлений. А та, сбросив свой спасённый драгоценный груз, принялась с исступлением выполнять вторую часть программы, заданную на уничтожение. Старые вороны тут же поднялись вверх и больше не опускались, каркая отбой и тревожно отзывая молодняк. Они-то повидали на своем веку, чем порой кончается дело, когда собака начинает охотиться на ворон. Увы, молодые птицы такого опыта пока не имели и продолжали наглеть перед Кристиной мордой, жаждая схватки. И они её получили! Собака, разъярённая попыткой нападения на своё дитя, сама сделалась едва ли не птицей. Куда делась неуклюжесть, ещё несколько дней назад не давшая Кристе успеха в лесной охоте! Подпрыгивая в разбеге на метр от земли и разворачиваясь в прыжке отпущенной пружиной, она за секунды успела сразить двух раззяв, а еще двум повредила крылья так, что тем о небе пришлось забыть. Жалобно клекоча, обречённые воронята крутились по земле, пытаясь спастись от преследования той, которую ещё несколько минут назад они считали стопроцентной добычей.

Атака была отбита. Стая, громко каркая, подалась на поиски более доброй охоты. Четыре тушки отъевшихся за лето ворон рядком лежали перед входом в логово, откуда ещё опасливо, но уже с большим любопытством выглядывала мордочка щенка. Криста снова и снова объясняла Жульке, как опасны эти когти и клювы, способные пробить не то что голову зазевавшимся малышам, а и рубероид на крыше, а сама исходила слюной в предвкушении долгожданного пира. Ведь свежего мяса Криста не ела уже несколько дней, да и вообще не наедалась вдоволь со времени бегства от хозяев.

Жулька, собачка пока маленькая и предпочитающая любому мясу мамкино молочко, лакомство лишь чуть-чуть пригубила. Но инцидент научил её не только тому, что без нужды не следует ссориться с воронами, а тем более охотиться на них, особенно стайных, но и что небесных чудищ можно есть. Вкус, правда, паршивенький, но всё же…

С этого момента Криста стала строго следить, чтобы щенушка в дневное время всегда оставалась в норе. То ли проявлялись черты характера кане корсо, то ли суровый быт собачьего семейства быстро научил щенка борьбе за выживание, а только кроха её ненаглядная оказалась покладистой и послушной.

Выходы в свет происходили только на излете дня. К счастью, осенние сумерки ложились всё раньше и раньше. Воронье больше не налетало, и вскоре подрастающая Жулька без боязни смогла ходить с матерью на ночной промысел.

И вот чем всё закончилось!..

Дружок, как и ты, все животные в отличие от людей наделены очень тонкой интуицией. Смертельную опасность, откуда бы она ни исходила, они чувствуют бессознательно. И подчиняются своему внутреннему зову. Многие люди жизнью обязаны собакам или кошкам, выбегающим из закрытых помещений во время землетрясений за несколько секунд до толчка. Хозяева — за ними, а за спиной уже рушатся стены, из которых провидение погнало братьев наших меньших. Внимательно наблюдая за четвероногими питомцами, практически каждый собачник или кошатник сталкивается с проявлениями этого феноменального чутья. И начинает верить, что этими существами напрямую управляет Бог. В отличие от людей, замороченных церковной мудростью и без конца сверяющихся, той ли дорогой, да той ли церковью указанной, они идут от рождения к смерти, животные повинуются высшей воле безусловно — так, как того и требует от людей Святое писание. Быть может, живи человечество, подобно животным, по Божескому зову, а не по церковному, мир Земли был бы совсем иным.

Не потому ли, завидуя как раз этой безусловности, человек всем, кроме себя, живым существам, отказал в присутствии души, хотя буквально в первых словах Библии упомянуто, что в виде животных создал Бог не просто живые существа, а живые души.

…И вот теперь одна из этих по человеческим понятиям неодушевлённых тварей Божиих стояла посреди разрывающей сердце тишины на помойке мизерного поселения, и впору ей было бы начать молиться о спасении души, если бы собаки были устроены так, как люди. Наконец, оцепеневшая по мамкиной команде Жулька поняла, что ждать отбоя не от кого, и начала пробираться между ящиков и баков на освещённую луной сторону. Тут-то она и увидела бездыханное залитое кровью тело матери. Присутствие смерти, дыхание небытия, так явственно почудившееся ей, оказалось правдой. Жулька ещё не поняла, жаль ей мамки или нет — невыносимая тоска по потерянному родному существу подкатит к осиротевшему кутёнку позже, — но интуицией ощутила небывалое вселенское одиночество. Взрослые собаки, потеряв любимого хозяина, нередко от такого вот убийственного одиночества перестают есть и пить, и очень быстро уходят за ним вслед. У малышей горе от потери близких компенсируется жаждой жизни, приходящей от Бога, и тем их спасающей. Но пока Жульку заполнял лишь страх перед вселенной, с которой она осталась один на один. Она села рядом с умершей Кристой, и, подняв мордочку к луне, тоненько и обреченно не то завыла, подлаивая, не то залаяла, подвывая и поскуливая.

В домах лесхоза, конечно же, слышали выстрел, как до этого видели расфуфыренных господ в джипе, вертящих в руках навороченное оружие. Но покуда набравшийся Витькин сын, трясясь в своем углу от похмельного нервяка, не раззвонил об ужасах, случившихся на мусорке с ним и пришлыми, щенячий голосок никто не связывал с очередным явлением «баскервиля». Только у людей, неравнодушных к животным, эти стенания рождали сердечную боль и сострадание. В лесхозе такие были — немного, но все же, как и везде, они были. Первой душераздирающий плач явно маленького существа достал Тамару Ивановну, одиноко живущую пожилую женщину, переехавшую в лесхоз из города, которую здесь чаще называли тётей Томой.

Тётя Тома походила по комнате, пошла на кухню поставить чайник, приготовила ужин коту и переделала другие разные дела в надежде, что громкое щенячье горе пройдет, и терзающий душу плач прекратится. Но малыш всё скулил и скулил в ночи. «С голоду, наверное» — подумала тётя Тома и принялась собираться в спасательную экспедицию. У неё в холодильнике всегда были припасены кусочки для бездомных собак и кошек, которые щедро раздавались всем окрестным хвостатым. И сейчас, собрав кулёк косточек и налив в плошку вчерашней каши, тётя Тома побрела на жалобный вой.

— Опять на мусорке не слава Богу — подумала она, вспомнив почему-то о недавней собачьей трагедии при участии некоего «баскервиля». Тамара Ивановна, как глубокий знаток собак, никаких привидений в голову не брала. Она была твёрдо уверена, что местная стая, которую она хорошо знала и с которой дружила, что-то не поделила с какой-то большой пришлой собакой. Но так как Кристы в лесхозе днём никто не видел, тетя Тома так и решила для себя, что с собаками расправился какой-то заезжий гастролёр.

Каковы же были её ужас и печаль, когда, подойдя к мусорке, она почти сразу же наткнулась на распростёртую мёртвую суку. Так вот в кого недавно тут стреляли! Приглядевшись, старушка разобрала, что застрелена была очень мощная и красивая девочка, причем кормящая мама — или недавно кормившая. Это была явно породистая собака, правда, Тамара Ивановна не бралась на вскидку определить её породу (ничего удивительного, в России к тому моменту кане корсо были штучным товаром). Убить такую прекрасную и явно дорогую собаку кто попало не мог, тут определённо была какая-то история. «Завтра всё прояснится» — решила спасительница, с горечью вглядываясь в останки благородного животного.

При её приближении на мусорке наступила тишина, так как Жулька испугалась, замолчала и замерла. Решив, что писки сами собой закончились, Тамара Ивановна сходила домой, принесла мешок из-под сахара, не без труда затолкала в него прах Кристы и плотно завязала — чтобы такое красивое тело поутру не стало быстрой добычей хулиганистых мальчишек, птиц и крыс.

Потом из последних сил взгромоздила его на край бака, перевалила внутрь и забросала валявшимися вокруг пакетами.

И только когда уже собралась окончательно уходить, среди горы кульков обозначилось какое-то шевеление.

— На крыс не похоже, эти придут, когда совсем тихо станет. Может, как раз плакса где-то тут притаилась — подумала тётя Тома. Недаром она хорошо знала собачьи повадки! Когда шевеление усилилось, старушка попробовала ласково звать «Куть-куть-куть»…

Надорванное страхом и свалившимся несчастьем щенячье сердечко не выдержало, и собачонка с плачем пошла на зов. Бог не оставляет тех, кто так беззаветно ему доверяется…

Часть II. Жулька

Глава 11 Жульку берут в новую семью

Дома тепло, хотя за окнами мороз. Мы только-только вернулись из леса, куда ездили с тобой за новогодним букетом. Ты присмирел на своём половичке, положив голову на скрещенные лапы и всё ещё укоризненно взглядывая на меня. Прости, друг, мне следует быть к тебе внимательнее…

Ложбинку с сосняком, где я обычно нарезаю ветки, от остального леса отделяет небольшая насыпь. Нынче снега в ложбинку намело столько, что к пушистым сосновым лапам пришлось пробиваться в сугробах, засасывающих почти по пояс. Занятый снежным плаванием, я, как обычно, между делом подаю тебе знаки, посвистывая и покрикивая, в уверенности, что ты недалеко. И вдруг слышу твой отчаянный вопль. Кое-как покончив с букетом, изо всех сил кидаюсь на твой зов. А ты, не видя и не слыша меня из-за гасящей звуки насыпи, мечешься по дорожке, проложенной вдоль неё, и тоскливо обречённо стенаешь. И я со стыдом и горем понимаю, что ты, мой уже старенький больной друг, потеряв хозяина из виду своими подслеповатыми глазами и не улавливая его голоса ослабшим слухом, смертельно испугался, что тебя, беспомощного, привезли в морозный лес, чтобы бросить здесь на произвол судьбы. Как бежал я, чтобы обнять и успокоить тебя, чтобы снова и снова сказать тебе, что до последнего твоего часа мы будем вместе, и что ты можешь не сомневаться в своих хозяевах!

Всю обратную дорогу ты старался держаться ко мне поближе, просовывал с заднего сиденья машины голову к моей руке и чуть слышно всхлипывал, пока мы не зашли в родной дом, где ждали тебя плошка с новогодним кусочком мяса и выстиранная по случаю праздника подстилка. В дом, где можно быть уверенным — твою старость никто не обидит…

Устраивайся поближе к мои коленям, вместе будем коротать часы, отделяющие нас от наступления праздника и будущего. Пока суд да дело, я доскажу тебе полную неожиданностей историю собаки Жульки.

Жулька боязливо приблизилась к человеку, всю жизнь державшему собак. С незапамятных времён в доме тёти Томы живали то колли, то овчарки, то охотничьи псы. Нынче же воспитывала она только кота, так как последний её кокер-спаниель Рубик не так давно отошёл в мир иной вслед за любимым Тётитоминым супругом. Понеся двойную утрату, она не на шутку затосковала, хотя и была человеком сильным и стойким. Убегая от чёрной этой тоски, даже поменяла по совету подруги городскую квартиру, где всё напоминало о муже и Рубике, на однохатку в этих краях. Денег от такой купли-продажи хватило лишь на то, чтобы привести в порядок новое загородное жилье, но переезд всё же пошел на пользу: в тиши сельских пейзажей душевные раны женщины стали потихоньку залечиваться. Но собак держать зареклась — так надсадил душу уход последнего любимца.

Разглядев в чернильной густоте сумерек опасливо подползавшего к ней лобастого недокормыша, тётя Тома почему-то сразу же решила, что это щенок только что погибшей красавицы.

— Вот в чём тут дело — собака, видно, своё потомство защищала! Иначе не дошло бы до огнестрела — бормотала Тамара Ивановна, ощупывая и осматривая сироту.

— Куть-куть-куть — продолжала приговаривать она, уже обнимая и поглаживая дрожащую и опять начавшую прискуливать плаксу.

— Покормить тебя хорошенько не мешало бы — начала она разговор с найдёнышем. Тамара Ивановна всегда обращалась к своим питомцам так, будто перед нею были не бессловесные твари, а вполне разумеющие человеческую речь собеседники.

Как знать! Наука, практически стоящая на пороге создания искусственного интеллекта, до сих пор ещё не раскрыла главных тайн работы мозга живых существ — собак, например, не говоря уже о человеке. Во всяком случае¸ пока ни один исследователь не может с полной достоверностью утверждать, какие именно сигналы посылает мозг собачьему уху, и как это чуткое ухо их воспринимает. Накопив массу знаний о внешнем мире, научившись моделировать тончайшие физические и химические процессы, наш современник ещё только-только подступается к некоторым секретам мыслительной деятельности живого мозга.

В отличие же от исследователей корок и подкорок, Тамара Ивановна давно пришла к твёрдому убеждению, что собаки очень хорошо запоминают звучание отдельных слов и даже фраз. Они понимают значение слитно произносимых звуков и интонаций простой речи, и даже пытаются её воспроизводить. Нужно только много разговаривать со своими жучками и тобиками — и тогда глубокий аудио-контакт будет обеспечен.

А угостить малышку и в самом деле было бы не лишним — такой несчастной и заморенной та выглядела. Тётя Тома достала из пакетика и протянула Жульке куриную спинку. Подобное лакомство в помоечных недрах попадалось крайне редко. Но щенушка хотя и подошла, и с голодным смаком облизнулась, на кусок всё же не позарилась, а только притулилась к тёплым живым рукам и снова тихонько и жалобно заскулила. Это и решило Жулькину участь. Тётя Тома схватила маленькое тельце на руки и понесла его подальше от грязной помойки, умершей мамки и пережитой, но уже миновавшей жути.

Пробираясь по осенней темноте и слякоти к дому, она убеждала себя, что берёт найденыша на первое время, чтобы приискать ему хозяина, или ещё как-нибудь пристроить собаку, что не изменит своему Рубке и мужу заодно, — в общем, говорила себе самой всё то, что говорят собачники, в очередной раз отдавая сердце и жизнь новой любви.

Понятное дело, щенка Тамара Ивановна оставила у себя насовсем. Окончательно исход дела решило то обстоятельство, что подобранный щенок был самочкой. Она считала, что в женских руках должны воспитываться самочки, и всегда держала девочек, за исключением Рубика, которого принёс в дом муж. Название «сука» не признавала категорически, считая, что люди обычное слово, обозначающее собачий пол, опошлили и испохабили.

Так для исстрадавшейся Жульки наступила полоса такой жизни, какая редко выпадает на долю полукровок и дворняжек.

Начало пребывания у Тамары Ивановны стало каким-то переворотом в сознании. Жулька вынуждена была осваивать совершенно новую, до сих пор незнакомую ей реальность. Прежде всего необходимо было постигнуть одну из самых главных загадок мира — превращение чего-то в ничто. Маленькая собака собственными глазёнками видела совершенно неживое мамкино тело (понятие неживого давно само собой пришло из подсознания), и собственным нюхом ощутила потустороннее дыхание кончины. И всё же никак не могла взять в толк, куда из привычного обихода делась мамка, — и искала её, тычась по углам незнакомого крова, наполненного совершенно другой жизнью. Всем собачьим детям, которых отнимают от матери для передачи в людские руки, приходится искать ответ на непростой вопрос, где остаются мать и мир их первых недель. Должно быть, взятые в семьи собаки находят примирение с грустной утратой, решая, что родительница перевоплотилась в иное существо.

Современному человеку, испорченному доктриной Дарвина и массой дремучих условностей, вдобавок обладающему достаточно грубой нервной организацией, трудно принять даже мысль о возможности перевоплощений. А животное, которому ведомы многие закрытые для нас истины, воспринимает переход из одной реальности с её антуражем в другую, как естественное действие, почему нет? Поэтому, попав к новым людям, оно, вероятно, начинает почитать хозяина или хозяйку за новое воплощение своей куда-то исчезнувшей звериной матери. Быть может, в этом и таится корень беспредельной собачьей преданности тем, кто стал для них новой роднёй, обожествляя её и отождествляя себя с ней.

Поначалу и для Жульки этот вопрос казался запутанным. Ведь её мама не просто осталась где-то в другом месте — она однозначно и очевидно перестала быть живой у Жульки на глазах. Перешла какую-то грань бытия, за которой и самого-то бытия нет. Она была, лёжа неподвижно рядом, там, на мусорке. И одновременно её, как живого существа, уже не было. Мамки не будет больше теперь никогда — опять приходило подсознательное, принося удушливую тоску. Тогда Жулька по привычке своего прежнего полудикого существования задирала мордочку и принималась писклявенько завывать, внося переполох в душу Тамары Ивановны.

Но пришел момент новой истины и для Жульки: она постановила для себя, что мама превратилась в тётю Тому. И мало помалу в голове щенка место сложной философии начали занимать более прозаичные и насущные вопросы.

Бедолагу теперь особенно интересовало, например, каким следует считать её нынешнее положение — хорошим или плохим? Другим — это точно, тут и думать не о чем. Но каким?

Вроде её кормили, никто не обижал и никто на неё не охотился, если не считать длинношёрстного и длиннохвостого кота Мотьку. И не хотелось думать, что сытная тягучая масса, невиданная до того на мусорке, называемая кашкой, от которой заметно надувалось ещё голенькое пузцо, дается ей с дурной целью. Как и теплая вода, в которой её почти сразу по прибытии искупали с добавлением сильно и противно пахнущей жижки — керосина, после чего Жулька перестала чесаться и ощущать присутствие в шерсти кусачих тварей. И неужели мягкое ложе — её личное! — устроенное не из травы и мха на сырой земле, а в уютном уголке из чего-то незнакомого, но тёплого, сделано было только для того, чтобы потом причинить ей боль или несчастье? Да и тётя Тома, большое ласковое существо, каких Жулька раньше не видывала, только с дрянной целью то и дело приятно поглаживала её по спинке и животику и издавала звуки хотя и непонятные, но умиротворяющие? Зачем тогда эта тётя-мама всё время норовила подсунуть приёмышу какой-нибудь вкусный кусочек вроде косточки с остатками мясца или обмакнутой в собственную еду хлебной корочки?..

— Нет, такое не считать за благо невозможно — от кормёжки к кормёжке всё прочнее утверждалась в этой мысли Жулька. И тогда в младенческой душонке сами собой поднимались горячие волны родственности, испытанные до сих пор только к мамке.

Не портило картины общей благостности даже общение с котом, знакомство с которым прошло быстро и удачно. При первом появлении щенка, поставленного хозяйкой в прихожей прямо перед кошачьим носом, властелин местного животного царства, не ожидавший такого беспардонного нарушения суверенитета своих владений, изогнулся немыслимой дугой и с места подпрыгнул вверх метра на полтора. Он даже забыл зашипеть и поплеваться, как полагается в таких случаях кошачьему племени. Правда, впоследствии он всё же выразил Тамаре Ивановне своё возмущение, непарламентским способом надув в любимые её чоботы. За что, понятное дело, был основательно оттрёпан веником. Жульку же глубоко запрезирал, и при любом удобном случае старался выказать это презрение. Мотька взял за неизменное правило всегда держать пришлую тварь в поле зрения. Делал он это для того, чтобы раз за разом показывать, кто главный на территории квартиры — после тёти Томы, разумеется. Улучив подходящий момент, с шипением выскакивал котище из засады, наводя оторопь на щенушку. Коль скоро собачонка войной на него не шла, а наоборот, вела себя смирно и покорно, как бы подчёркивая готовность признать кошачье старшинство, Мотька распоясался настолько, что позволил себе приблизиться к Жулькиной обеденной посудине. Но и тут собака проявила ангельское миролюбие, без звука пропустив нахала к своей еде. Это было сверх всяких кошачьих представлений об отношении видов животных. Окончательно же Мотьку сбила с толку готовность пришлой поделиться своей пищей. Оглядываясь на хотя и щенячью, но уже здоровенную пасть, Мотька запустил лапу в Жулькино кашло. Собака стерпела. Мотька нашарил в похлёбке и извлёк на свет Божий мясной кусочек. Жулька не шелохнулась. Кот неторопливо принялся есть выловленный когтистой лапой трофей. И опять щенок сидел смирнёхонько, расставив лапы, только склонял голову то в одну сторону, то в другую. А потом, когда Мотька подошёл и стал заглядывать в умильные карие глаза, чтобы понять, что за фрукт такой эта новенькая, Жулька окончательно прорвала фронт холодной войны, облизав длинным розовым языком Мотькину спинку и перепачканную в халявке мордочку.

Тут Мотька сдался, признал собачку законным обитателем дома и даже разрешил ей считать себя в некотором роде наставником. Во всяком случае, показал пару-тройку приёмов правильного вылизывания шёрстки.

— Всё, вроде, идет на лад, и все же — кто они, эти коренные жители светлой и чистой норы? И что будет потом? — не переставала насторожённо думать Жулька.

…Что взять со щенка, в коротенькой биографии которого были только мамка, змеиное чудище да летающие убийцы! Ведь ни людей, ни даже кошек Жульке встречать до сих пор не приходилось. Зато, едва глаза открылись, пришлось выживать в голоде и постоянном противостоянии опасностям. Поневоле появятся и недоверчивость, и страхи.

Очень скоро собачка, подначиваемая котом, интуитивно выстроила для себя местную иерархию. Главенство, разумеется, принадлежало новой мамке — большому существу, всегда почему-то передвигающемуся на задних лапах. Мамка-хозяйка присаживалась низко лишь за тем, чтобы погладить Жульку или наполнить мисочки — одну с водой, другую с едой. У хозяйки — скоро сообразила и запомнила Жулька — есть имя Тома, тётя Тома. По крайней мере, так её называли такие же двуногие великаны, приходившие к ним в логово. В отличие от первой Жулькиной матери при появлении гостей тётя Тома прятаться малышей не заставляла, а даже наоборот, подхватывала собачку под брюшко и показывала её пришельцам, поглаживая и что-то лопоча. Не разумея слов, щенок всё же догадывался, что говорили о нем, и очень жалостливо. Эти демонстрации Жульке не нравились, и она извивалась в ласковых руках как червяк, стараясь выскользнуть и забиться в укромное местечко. Что за жалость и непочтительность к зверю и защитнику, который зубы свои, путь и молочные, не показывает исключительно из уважения к Томе! Как хозяйка не поймёт, что не все обитатели вселенной такие же добрые и щедрые, как она. А вдруг кому-нибудь из её двуногих приятелей приглянутся остатки еды на дне Жулькиной плошки?.. Или вздумается полежать на мягкой собачьей подстилочке?.. Или, чего доброго, захочется обидеть друга Мотьку?.. Впрчем, с Мотькой, пожалуй, пусть творят что хотят — вон как предательски разлегся у них на коленях и мурчит на весь дом!

Но Жулька открыто не протестовала перед гостями только ради того, чтобы не подводить свою Тому, много и вкусно её кормившую.

Первое время новая жиличка мела всё. Щенки и обычно-то очень прожорливы, не зря двухмесячных собак полагается кормить не менее четырёх раз в сутки. Что уж говорить о наголодавшемся во младенчестве найдёныше! В собственноручно сооружённый столик с дыркой тётя Тома вставляла двухлитровую кастрюльку с овсяной кашей на разведённом молочке, слегка сдобренной то остатками мясного супчика, то ложкой растительного масла, и уже через две-три минуты порция исчезала в щенячьем желудке. Потом, поняв, что никто на её пайку не посягает, даже пушистый властелин, который быстро потерял интерес к обшариванию чужого ужина, Жулька стала есть размеренней, и даже начала куражиться, оставляя немного кашки на донышке.

Правда, такую непочтительность к еде она проявляла крайне редко. Жулька всасывала кашло как пылесос еще и потому, что после опустошения кастрюльки ей часто выдавался приз — маленький, граммов на пятьдесят-семьдесят, кусочек сырого мяса.

Почти сорок лет работала Тамара Ивановна в городской больнице. До пенсии — врачом и даже зав. отделением, а в последние годы ей деликатно намекнули, что нужно подыскать более пенсионерский статус. И она перешла в статистики, организовав свою жизнь в рамках маленькой зарплаты и небольшой пенсии, из которых выкраивались средства на заботу о животных. Будучи человеком мягко говоря небогатым, не имеющим средств, чтобы роскошествовать даже в собственной еде, собаке всё же регулярно покупала говяжью обрезь или требуху.

Еще в молодости, взяв в дом первую свою собаку, тётя Тома серьёзно отнеслась к совету опытного ветеринара. Совет был прост: хочешь иметь здорового, сильного и уравновешенного питомца — каждый день давай ему натуральное мясо. Большим псам желательно не меньше полкилограмма, маленьким хватит и двести грамм. Нет возможности давать столько — давай сколько можешь. Но ежедневно! Главное, чтобы собака, хищник по природе, всегда вкушала плоть и кровь, из которых она черпает и жизненные силы, и все необходимые витамины. Состав каш и комбинация овощей, прикормки и докормки — это всё куда менее существенно, чем главные питательные соки, определённые плотоядным самой природой.

Тамара Ивановна на первой же своей питомице убедилась в святой правде этого «природного» рецепта: собака её была замечательно холёная и за всю жизнь болела только один раз. С другими четвероногими детьми была та же благодатная картина, и в Тамариной семье горя не знали с собаками. Даже в самые трудные годы, задавившие народ после объявленной перестройки, она умудрялась пробавляться то рубцом, то куриными головами. Её откровенно нищенствующие приятельницы диву давались, как это у неё получалось устраиваться не то что самой, а и с живностью.

Дело действительно было непростое, расходы планировались буквально на каждый день, и регламент соблюдался очень жёстко. Так и прошли главные мели. И нынче Тамара Ивановна то и дело в кругу друзей пускалась в воспоминания о выживании в период дефолта. Получив крохотную зарплату бюджетников, они с мужем садились и раскладывали свои грошики на кучки. Эта — на муку, из которой тогда домашним способом стряпали хлеб, что был дешевле покупного. Эта — на растительное масло, молоко и крупы. Масло сливочное, как колбаса, мясо и сыр, были непозволительной роскошью. Немножко денег резервировали на сахар, немножко — на картошку с капустой. Ещё меньше — на прохудившуюся обувь или замену доношенной до неприличия одежды. А эта, едва ли не самая большая, — на собачье пропитание. Псину картошкой не натолкаешь, а на ветеринара денег нет. За квартиру тогда тётя Тома, беря грех на душу, не платила вовсе. Зато не пришлось выкидывать из дома своих любимцев. В начале 90-х годов прошлого века на городских помойках часто можно было видеть породистых овчарок, догов, доберманов — крупных достаточно прожорливых собак, выброшенных на погибель своими обедневшими хозяевами. Погасить накопившийся коммунальный долг Тамаре Ивановне помогли несколько стодолларовых купюр, оставшихся с лучших времен и «забытых» в укромном уголке. Видно, Бог простил и так охранил её от неизбежных финансовых неприятностей за преданность живым существам.

Глава 12 Щенок вырастает в «межпланетную фауну», а тётя Тома решает проблемы его земного существования

Не забыть одного момента, раскаяние за который мучает меня долгие годы — даже теперь, когда тебя уже нет со мной. Всему виной твой характер, который, на мой взгляд, был просто замечательным. Своей уравновешенностью ты обязан наследственности, полученной от матери породы боксёр. До трех лет в тебе не иссякала юная игривость, приносившая нам обоим массу весёлых минут во время прогулок. До последних дней ты сохранял удивительную резвость и тягу к интенсивным движениям, Но главное — ты был удивительно доброжелательным существом, в одинаковой степени хорошо относившимся к людям и животным. Ты был просто-таки распахнут навстречу миру, в особенности ребятишкам, своим, чужим ли. Дети почему-то не пугались твоих внушительных размеров, то и дело стараясь обнять за могучую шею или взгромоздиться на тебя верхом. И ты охотно отвечал на их призыв к игре, с упоением то барахтаясь с ними в траве, то борясь, поставив лапы им на плечи. А мы, взрослые, только веселились да радовались такой быстро возникавшей дружбе, не задумываясь о возможных последствиях этакой непосредственности.

Случай, как водится, не заставил себя долго ждать. Однажды, когда мы с тобой по обыкновению прогуливались по нашей длинной набережной, метрах в трехстах от нас вдруг показалась вереница малышей: детсадовскую группу вели на прогулку. Ты был отвязан, и, завидев потенциальных партнёров по играм, ринулся к ребятне. Мои окрики ты уже не слышал, на всём махе врезаясь в детское общество. Ты не делал ничего плохого, просто начал крутиться и напрыгивать на ребятишек, приглашая к игре — так, как обычно делал в среде знакомых детей. Но не все дети не боятся собак¸ в особенности больших, так же, как не все взрослые. Пока я подбегал, чтобы отозвать и приструнить тебя, среди малышей поднялся крик и плач, а перепуганные воспитательницы ничего не могли поделать. Ты никого не тронул, я, выслушав всё, что было произнесено в наш с тобой адрес, многократно извинился за твоё поведение и свой недогляд… А стыд при воспоминании о сцене на набережной красит щёки и поныне. Какой бы спокойной и лояльной ни была собака, у многих она вызывает страх, и забывать о том настоящий хозяин никогда не имеет права.

За щенячьими хлопотами зимнее время протекло незаметно, и к началу весны в доме Тамары Ивановны из тощенького недоверчивого кутёнка образовалась очень даже справная собаченция. Принятые здесь рацион и порядок ухода за собаками принесли свои неизменные плоды. Но хотя страсти лихих 90-х и дефолта благополучно миновали, даже в нынешнее относительно сытое для тёти Томы время содержание большой собаки — а Жулька даже в двухмесячном возрасте заявляла о будущих крупных габаритах — требовало строгой финансовой организации. Упорядочением материальной сферы спасительница щенка занялась буквально с первых дней появления нового питомца.

От сухих кормов Тамара Ивановна, верная впитанным смолоду принципам, отказалась полностью. Сколько бы приятели ни рассказывали о чудесных свойствах этих продуктов, по её мнению это угощение было «уже один раз съедено». Она не порывала дружеских связей с ветеринарами, большинство из которых, в свою очередь, были на короткой ноге с торговцами сухими «какашками», и наслушалась много чего интересного и невероятного о производстве нынешней собачьей радости.

Основу пристрастия животных к еде промышленного приготовления составляют особые отдушки и добавки. В интересах кормового бизнеса эти ингредиенты, подобно наркотикам, «подсаживают» собак и кошек на сухие корма. Не случайно животные, поставленные на сухокорм, случается, отказываются даже от хороших натуральных мясопродуктов. Ведь, зная природную тягу собак (медведей и росомах тоже, между прочим) к лежалой добыче, производители придают неизвестно из чего сделанной пище притягательный запах тухлятинки.

Тётю Тому в нынешних собачьих магазинах просто воротило от специфической стойкой вони. Уповать приходилось на столовские остатки, приносимые из больницы. В отделении, где дорабатывала свой век Тамара Ивановна, сотрудникам полагались спецжиры, то бишь молоко, благодаря чему молочный пункт щенячьего меню наряду с недоеденными пациентами завтраками и обедами также благополучно закрывался волею правительственных уложений и обстоятельств. Мясной рацион она дополняла копеечными куриными головами, которые на радость собачникам регулярно привозили в местный магазин, а также говяжьими субпродуктами, подаваемыми Жульке в сыром или отварном виде. Курятина у кинологов считается не самой полезной для элитных животных пищей, аллергию-де провоцирует, но тётя Тома свою Жульку относила к бастардам, а посему курятиной не брезговала. Когда у собачки сменились молочные зубы, раз в неделю стала покупать говяжьи лытки, мосалыги от которых служили подростку доппайком и игрушкой.

Однажды к Тамаре Ивановне заглянул старинный приятель, а ныне сосед-фермер. На пороге его строго оглядел ладный собачий подросток.

— Тома, ты никак опять хвостатого нахлебника завела? А ведь божилась, что больше никого в дом не приведёшь. Вот и верь вам, женщинам — зубоскалил фермер.

— Да, такие мы непостоянные — поддержала шутку хозяйка. — А что, Жулька моя нравится?

Фермеру собачка явно приглянулась.

— Хороша была бы мои загоны стеречь — всё ещё скалясь, но с легкой завистью сказал сосед.

Жулька вслушивалась в разговор внимательно и серьёзно, высоко подняв голову на мощной грациозной шее. От неё, ещё маленькой, веяло такой уверенностью, силой и самообладанием, что фермер глаз не мог отвести. А на следующий день привёз Тамаре Ивановне мясную обрезь совсем задёшево. С тех пор у Жульки появился постоянный друг, с радостью её подкармливающий.

В общем и целом собачий прокорм обходился хозяйке не слишком накладно. Хуже было с лекарствами и амуницией. Жулька вырастала крупногабаритной, ошейники и шлейки, оставшиеся от прежних хозяйкиных любимцев, день ото дня становились ей всё более тесными. Нужна была другая солидная упряжь. Тамара Ивановна принялась было сама мастерить собаке обновку из старых голенищ. Занятие оказалась не из простых, и на работу после такого индпошива она пришла с руками, в кровь истыканными сапожными иглами.

— Вы что, шорником, что ли, по совместительству устроились? — с досадой крякнул зав. отделением, увидев отчетливые следы этого неудачного рукоделия.

— Да нет, собаке ошейник шью — краснея, пролепетала тётя Тома. В их медицинском учреждении заведено было, чтобы персонал бережно относился к рукам — с людьми как-никак работа, да еще с больными, для которых мягкие руки без царапин и ранок — тоже лекарство.

— Пёс большой?

— Девочка, кане корсо по матери, скоро зубы сменятся…

— Ишь ты, порода какая-то новая. С Корсики, что ли?

Тамара Ивановна хотела сказать, что с помойки, и что породе той не одна тысяча лет, но только неопределённо пожала плечами и поспешила спрятаться в своём статистическом закутке.

Но на этом общение с начальством не закончилось. На следующий день к концу смены зав зашёл к ней снова. Когда он опять закряхтел, статс-дама (как иногда в шутку величали её коллеги) вобрала голову в плечи, приготовившись к очередным неприятностям. Но зав, молча положив перед тётей Томой крепкий, хотя и ношеный ошейник, толстый поводок и настоящий строгач, также без звука вышел. Тамара Ивановна даже спрашивать не стала, откуда такое богатство: все знали, что когда-то зав держал в доме медалистку-овчарку. Собаки давно уже не стало, а поди ж ты — следы её пребывания в этом мире хозяин бережно сохранил…

Так у Жульки появился еще один бескорыстный друг.

Щенку ещё полагалось несколько обязательных прививок. За долгую жизнь в обществе собак тётя Тома уже давно наловчилась сама ставить своим питомцам уколы, были бы препараты под рукой. Но нынешние собачьи аптеки были такими дорогими, будто снадобья для них черпались по меньшей мере из марсианских источников.

Опять-таки выручили добрые люди. Когда Тамара Ивановна, для экономии средств в очередной раз сев на выпечной хлеб и макароны, пришла к соседу с просьбой по пути закупить в городе лекарства для прививок, тот список препаратов и адрес аптеки взял, но сказал, что расчет будет, когда товар прибудет. Привёз всё строго по заказу, а деньги принять отказался наотрез, попросил тётю Тому сделать подарок Жульке.

— Авось и мне когда псина Ваша сгодится — пошутил. Наперед, что ли, знал Володя, что сгодится, ещё как сгодится…

Будто изо всех сил благодаря своё окружение за заботу, Жулька очень скоро стала выглядеть пышущей здоровьем и силой молодой собакой. У неё сменились молочные зубы, и внушительная пасть сверкала крупными белоснежными перлами. И хотя расти ей полагалось ещё как минимум шесть месяцев, к весне она уже взяла рост дога средних размеров.

Зимой, когда утренние и вечерние прогулки происходят главным образом в темноте, а люди предпочитают больше сидеть по домам, нового обитателя лесхоза мало кто заметил. Но на весеннем солнышке все, кто встречался с этим холёным резвым зверем, обязательно задерживали на нем взгляд — так необычайно притягательно выглядела Жулька. Подобного вида собак ни в лесхозе, ни в ближнем военном городке, ни на богатых дачах до сих пор не видывали. Жители держали «немцев», «кавказцев», доберманов, боксёров, ротвейлеров, лабрадоров, стаффордширов, даже бордосский дог затесался. Но такой элегантной мощи среди местного собачьего населения не наблюдалось. Интерес к Жульке подогревался еще и тем, что даже опытные собачники никак не могли определить, какого она роду-племени.

— Тётя Тома, не межпланетную ли фауну Вы тут растите? — то и дело слышала Тамара Ивановна.

— Да вот подобрала было хомячка, а он, видать, с медведем был помешан — не успевала отшучиваться хозяйка, в глубине души замирая от мысли, что кто-то сможет распознать в Жульке потомка погибшей на помойке собаки знатных хозяев. Впрочем, наследственность её гигантской «малышки» определялась с трудом. Всё, что было известно о происхождении Жульки — это порода её матери. Переворошив гору литературы и с помощью племянницы даже пролистав несколько сайтов в Интернете, она окончательно уверилась, что Жулька по матери была итальянской сторожевой — кане корсо. Об отцовских же кровях оставалось только гадать, так как на корсиканские признаки явно накладывались какие-то ещё.

Жулька мастью была совсем не в асфальтово-серую Кристу, а откровенно рыжая. Но это бы ничего, порода кане корсо предусматривает разные оттенки рыжего, от светло-палевого до огненного. В начале новой эры этих собак даже так и называли — огненными псами. И не только потому, что на них во время сражений римские легионеры, перенявшие способ от греков, надевали и особым образом воспламеняли специальные доспехи, направляя стремительные живые факелы в гущу пехоты или кавалерии. Корсиканцы, в отличие от мышастого цвета братьев-мастифов или белёсых догообразных выходцев из египетских пустынь, часто имели яркую рыжеватую гладкую шерсть, огненно переливающуюся под солнечными лучами.

Да вот незадача: даже для элитных собачьих клубов обеих столиц, не говоря уже об областных центрах, рыжие корсиканцы в то время оставались ещё редкостью, преобладали тигрово-полосатые, чёрные и серые, подобно Кристе. Но откуда-то взялась же эта весёленькая рыжина? Возможно, гены давних материнских предков подмешали красок?

Если бы только краски! Неизвестное наследие проглядывало и в опушённом длинном хвосте, который Жулька несла с непередаваемой гордостью, как драгоценное опахало. Этот хвост очень даже неплохо сочетался с густой шерстью, более длинной, чем у родительницы, но не чересчур ворсистой — этакая норковая шубка, наподобие тех, в которые одеты некоторые породы кошек. Дополняли Жулькин экзотический наряд наметившиеся пушистые «штаны» на задних конечностях и крохотные кисточки на ушах. Благодаря этим смягчающим штрихам она выглядела хотя и более объёмно, но не столь грозно, как рафинированные представители кане-корсо. А большие выпуклые глаза, не свойственные породе корсиканцев, делали «выражение лица» её квадратной морды, украшенной чёрной маской, весьма выразительным, но при этом всё же несколько умильным. Сеттер не сеттер, кавказец не кавказец — в общем, хвостатый мишка с хомячком пополам, как и определила Тамара Ивановна.

Важным подарком, который сделала своему ребёнку так нелепо закончившая жизнь мамаша, оказались мощнейшие челюсти с чётко выраженным замковым прикусом —признак принадлежности к бойцовской родне. С учётом общих размеров пока ещё юной обладательницы этого наследного признака такая пасть у всякого зеваки давала старт марафону мурашек в области затылка.

И всё же подросток Жулька производила впечатление большой плюшевой игрушки, будущая собака-воин в ней просматривалась только при очень внимательном наблюдении. Но взгляд знатока сразу улавливал в движениях её мышц стальную пластику пантеры.

Тамара Ивановна была из числа таких знатоков. И потому, глядя на эту великаншу, она всё чаще испытывала некоторое замешательство. Мирная тётя Тома никакого пиетета к бойцовским псам не питала и бойцов у себя никогда не держала. Собак на своём веку она перевидала множество, но со столь вооружёнными и габаритными животными дела до сих пор не имела и иметь не помышляла. И вот теперь волею случая вдруг стала обладательницей очень ответственного хозяйства. Она со смешанным чувством гордости и опаски всё глубже осознавала, что принесла в дом отпрыска одной из самых серьезных пород — в Кристе, даже мёртвой, всё выдавало не просто бойца, а редких качеств воина, которые, очевидно, и были продемонстрированы в её последней смертельной схватке. В лесхозе тогда долго ещё шушукались об осеннем происшествии на помойке. Кто-то досужий даже утверждал, что стреляли по о-о-очень непростой собаке, явно чистокровной и в о-о-чень дорогом ошейнике. Кто какой там ошейник смог разглядеть в сатанинской ночи, оставалось под большим вопросом. Тем более, что Витькин сын-обормот, после той стрельбы совсем не просыхавший, упорно нёс несусветицу про огромную собаку-обортня, до полусмерти напугавшего его знакомцев на джипе и вынудившего его палить по жуткому призраку. Однако в кого стрелял этот прихвостень заезжих гастролёров, установить так и не удалось никому, даже некоему странному городскому типу, который через день после страшного сафари с выпученными глазами опасливо вёл вокруг баков свои собственные розыски. Однако никаких собачьих останков обнаружено не было, так как ещё до появления городского дознавателя наполнение контейнерной вывез мусоровоз.

Тамара Ивановна по своему обыкновению в сплетни не погружалась, но смекнула, что мамка Жулькина была зверем ещё тем, если по её душу столько непростого народу тут налетело. Помалкивала она и о причастности найдёныша ко всей этой странной истории, предпочитая источник появления у себя щенка обозначать коротко: знакомые подарили.

А сама нет-нет, да ловила себя на холодящей мысли: какой будет она, чудом уцелевшая щенушка?

Впрочем, разные тревожные мысли тётя Тома старалась от себя гнать.

Подпитываясь собственным опытом, она, как и мы с тобой, дружок, свято верила, что собаки являются прямым отражением сущности своих хозяев. С какой душой щенка растишь, таким он и получится. Балуешь собаку и позволяешь ей всяческие вольности — вырастет капризный неслух, с которым сладу не будет. Грубо и жестоко воспитываешь — жди злобной и непредсказуемой собачьей реакции. Поэтому не стоит сомневаться, что герои россказней-жутиков про бультерьеров, ротвейлеров или представителей других звероватых пород творят свои людоедские дела неспроста, а при активном дурном участии их воспитателей. Мои, например, четвероногие друзья, наоборот, все как на подбор получались добрыми, умными, ласковыми и послушными, так как жили хотя и в строгости, но в холе, спокойствии и активном общении с хозяевами.

И тётя Тома тоже старательно закладывала в маленькую Жульку только самое позитивное. Тамара Ивановна и назвала-то свою новую жиличку не пафосно какой-нибудь Гретой или Зарой, а дала по-детски смешную и наивную кличку, которая как-то очень соответствовала всему облику собаки. Имечко подсказал случай. Однажды, придя домой, она вписалась прямо в прихожей в несказанной прелести картину: кутёнок, ещё не достававший до верхних полок стоящего здесь стеллажа, изо всех сил тянулся на задних лапах, чтобы вцепиться в высоко лежащий увесистый пакет. Мотька, кошкин сын, вместо того, чтобы подавать маленькому названному братцу пример чинного правильного поведения в дому, ёрзал на полке, тужась подтолкнуть пакет к краю. В тот самый момент, когда Тамара Ивановна открыла дверь, пакет, набитый алебастром, наконец, свесился вниз настолько, что сделался досягаемым для собачьих зубов. Псина подпрыгнула, извернулась, щёлкнув зубами, и фонтан алебастра из растрёпанной тары веером обдал всю прихожую, собаку, кота и саму хозяйку.

— Вот разбойники, вот жулье, — негодуя и смеясь одновременно, выкрикивала, отряхиваясь, тётя Тома. Перепачканная живность забилась по углам, откуда её пришлось вытягивать и отстирывать в ванной. Веником досталось обоим, но веник, да хозяйское ворчанье в этом, и в других случаях неизбежных детских проказ были самыми суровыми карами. Своих питомцев тётя Тома не истязала и не оскорбляла никогда.

А кличка Жулька с тех пор прочно и очень уместно прилепилась к шаловливому найдёнышу.

Глава 13 К подростку примеряют орудия инквизиции

Известно ли тебе, дорогой мой, что каждый из четвероногих друзей человека имеет какой-нибудь свой пунктик, своё маленькое пристрастие в еде? Владельцы собак подтверждают, что у кого-то воспитанник терпеть не может капусты, отказывается даже от мясного кашла, если в него добавлены капустные листья. У другого — душу продаст за лимонад. У третьего — жизни не чает без солёного огурчика…

У тебя тоже имеется страстишка — ягоды. Обнаружил это я нечаянно в первый же месяц нашей с тобой совместной жизни. Дело было на даче — вернее, на тривиальном огороде с домостроенной халупкой их тех, что в наших краях аристократично именуют дачей — куда я взял тебя осенним деньком. Урожай был почти собран, я занимался какими-то мелкими хозяйственными делами и упустил тебя из виду. Хватился — нет собаки. Я туда, сюда — не видать. Потом гляжу, а ты забрался в гущу малиновых кустов, найдя там веточку с несколькими крупными поздними ягодами. Веточка высоковато, ты ещё мал и с трудом дотягиваешься до неё. На задних лапках чуть привстал, шею на всю длину тянешь и аккуратненько срываешь ягодку за ягодкой.

Потом ты научился есть чернику. Пока я делаю передышку в грибной охоте, ты находишь в лесу самый густой и рясный черничный кустик, каким-то особым манером обхватываешь его, подминая по себя, и начинаешь деловито обжёвывать спелые сизые ягоды. Телок, как есть телок.

На здоровье, мой дорогой!

Уважительное и понимающее отношение к себе существа, заменившего мать, очень скоро пробудило в Жульке ответные чувства. Сколько бы ей ни хотелось играть и проказничать, она сразу же прекращала любую самую весёлую и увлекательную возню, если тётя Тома говорила, пусть и очень тихо, запретное «фу!». Достаточно было произнести не только эту короткую команду, а просто строго сказать человеческим языком «хватит», «нельзя» или «довольно», как Жулька понимала: всё, игра закончена, хозяйка требует повиновения. Конечно, смысла слов в человеческой трактовке она не знала. Да ей этого и не требовалось — собака уже очень хорошо улавливала по интонациям, что именно означают те или иные сочетания звуков. Жулька старательно училась различать не только звукосочетания, но и целые фразы, состоящие из знакомых звуков.

И она почти с первых дней своего жития в тётитомином доме легко и радостно повиновалась командам. Жулька и представить не могла, как можно вести себя иначе, когда «фу» говорит божество, давшеё ей вторую жизнь. Покладистость щенка и явно осмысленное его отношение к подаваемым командам не могли не радовать Тамару Ивановну. В этом она видела важное отражение великолепных качеств породы кане корсо, которые, как было выяснено, вообще отличаются большой сообразительностью и послушанием.

Долгая история трудной жизни этих собак в суровой природе наложила на них неизгладимую печать. Даже в тёплой Италии на горных пастбищах погода имеет свойство меняться в течение нескольких минут, и пасторальные картинки мгновенно застилаются ливнями, ураганными ветрами, снегом и морозной мглой. Здесь от умения правильно исполнять требования хозяина порой зависит не только благополучие его стад, но и самая жизнь, человеческая и собачья. Жёсткие условия существования в пастушестве, как и жестокость войн, в которых участвовали корсиканцы, выработали в них, кроме развитости ума, исключительное послушание, мгновенную реакцию на команды и необычайную смекалистость.

Хуже было с поведением во время променадов. Жулькины предки были приучены сражаться и сторожить, гонять отары овец и защищать хозяйское добро. Но вот ходить на верёвке, подобно цирковым пуделям, их особо не натаскивали. И поэтому вряд ли приходилось ожидать, что Жулька легко смирится с ограничением своего суверенитета в виде ошейника и поводка. Её вольный отец передал дочери в наследство неугомонный характер и неистребимое любопытство ко всем проявлениям жизни. Именно любопытство — а она всё чаще обнаруживала это свое врождённое свойство — во время прогулок заставляло Жульку с головой уходить в чтение восхитительной книги жизни, начавшей приоткрываться ещё при мамке. Занявшись исследованием какого-нибудь нового запаха или обнюхиванием чьего-нибудь следа, она беззаветно рвалась за получаемыми ощущениями, забывая, что на другом конце её поводка из последних сил балансирует, едва удерживая равновесие, хозяйка. Тамару Ивановну такая резвость и радовала, и немало огорчала.

Тот, кому доводилось выгуливать рослых щенков, знает: нужна приличная силушка, чтобы достойно сдержать внезапный рывок молодого хорошо кормленного многокилограммового животного. Не все и не всегда оказываются успешными в таком деле. Однажды, уже в Жулькину бытность, случилось приехать к Тамаре Ивановне одной из её дальних приятельниц — на природе побывать. Завосхищавшись статью и красой тётитоминой воспитанницы, гостья потребовала дать «порулить» собакой во время прогулки по зимнему лесу. Тамара Ивановна попыталась было отговорить гостью от этой затеи, но та так пристала, что пришлось-таки вручить ей в руки поводок. Почувствовала, что ли, Жулька слабую изнеженность этой чужой руки, или решила перед незнакомкой свою удаль продемонстрировать — Бог весть. Но как только гостья повела собаку по лесной дорожке, на Жульку вдруг накатила какая-то щенячья радость! Завидев на дальнем дереве занятную веточку, она рванула со всех своих могучих лап к предмету интереса. Стоявшая в позе выгуливания болонки хозяйкина подруга и охнуть не успела, как уже неслась, едва успевая перебирать ногами, за скачущей галопом собачкой. Перекрутившийся фал с оконечной петлёй крепко захлестнул руку гостьи, высвободиться она никак не могла. Поскользнувшись на подтаявшем мартовском снежке, она упала и ехала по дорожке на пузе до тех пор, пока приотставшая Тамара Ивановна не догнала её и, наконец, не выпутала из окаянной петли. Вдобавок к неэстетичным ссадинам на коленях и испачканной одежде подруга ещё и вывихнула палец. Отбывала восвояси она уже без комплиментов собаке и без желания приехать к «милой Томомчке» в гости ещё когда-нибудь…

Тамара Ивановна пока кое-как сдерживала брызжущую энергией подрастающую Жульку. Но достаточных сил для управления этаким «малым танком» у пожилой женщины не было, приходилось чаще желаемого пускать в ход запретительные команды, которые собака выполняла с покорной неохотой и даже с обидой: уж очень не хотелось ей отрываться от своих привораживающих занятий. Да и в самом деле, кто на месте Жульки понял бы, почему нужно бросить преследование прыгающего на освещённой прогалинке солнечного зайчика и уныло трусить возле хозяйкиных коленок. То и дело совершая опасные пируэты по вине воспитанницы, Тамара Ивановна всё отчётливее понимала, что с Жулькой без строгости никак не обойтись. Но пока всё только примеривалась к висящему до поры на гвоздике строгому ошейнику — подарку зав. отделением. Противозные железяки, придуманные для причинения страданий, безмерно раздражали уже только видом своим. А иного пути не было — как иначе научишь эту юную переполненную жизнью зверюгу приличным манерам?

Вот ещё месяц, вот ещё недельку, ещё несколько денёчков детства — оттягивала тётя Тома неприятную для них обоих воспитательную процедуру.

Момент надевания строгого ошейника оттягивался ещё и потому, что в общем и целом поведение Жульки было очень органично. Собака проявляла не только любопытство, но и смекалку, и интеллект, очень любила дальние прогулки по лесу, бегала легко и без устали. Во время таких путешествий она прямо-таки светилась от наполнявшего её восторга. Жулька, казалось, готова была благодарить не только хозяйку, но каждую снежинку в поле, каждое облачко в небе, и вообще всё и вся, дарующее ей счастье жить, дышать, веселиться, радоваться. Она являла собой часть природы, непосредственную, искреннюю и неугомонную. Наблюдать за Жулькой в подобные моменты было просто упоительно. Тамара Ивановна и сама напитывалась исходящим от неё естественным вольным духом, с сожалением думая о неизбежной необходимости ограничивать в собаке такую сладостную волю.

Пора тому пришла как всегда неожиданно. Подобно всем подрастающим щенкам, Жулька нуждалась в общении со сверстниками. И хозяйка начала водить её на старое футбольное поле, где собиралось всё достаточно многочисленное окрестное кинологическое общество. Пока собака была маленькой, она хорошо вписывалась в круг местного молодняка и не вызывала раздражения у более старших сородичей. Да зимой и тусовка собиралась нечасто, только днём по выходным.

Но, как уже говорилось, Жулька выдалась весьма крупной и быстрорастущей особью. В четыре месяца её стала сторониться мелочь вроде пикинесов и мопсов, потом дружбу прекратили разных видов спаниели и миттельшнауцеры, потом с недовольством отошла красотка-доберманша… В конце концов появление Жульки с радостью продолжала приветствовать только маленькая чёрная напоитнающая щёточку скотч-терьер Жужу, родившаяся на три месяца раньше тётитоминой гулливерши. Возможно, дружба собак поддерживалась явной симпатией к Жульке хозяина малышки.

Высокий импозантный мужчина, до придыхания влюблённый в своего чёртика ушастого, тем не менее, с удовольствием общался и с набиравшей рост Жулькой. Подходя к ней и кладя руку на лобастую башку, «папа Жужу» говаривал:

— Как приятно, не нагибаясь, доставать собаку рукой!

Жулька, а заодно и тётя Тома, таяли от комплимента и отвечали «папе Жужу» искренней признательностью. В таких случаях Тамара Ивановна горделиво думала: а и в самом деле приятно…

До тех пор, пока Жужу не исполнилось девяти месяцев, эта комичная парочка с нежностью общалась между собой. И вдруг на десятом месяце своей жизни щётка вдруг резко сменила стиль поведения. Под влиянием заигравших гормонов малявка решила заявить о себе, как о доминирующем участнике их маленького союза. Откопав какую-то барахляную застарелую косточку, которой они мирно играли уже раз сто, щётка вдруг злобно зарычала и стала яростно наскакивать на гулливершу. Жулька остолбенела и некоторое время молча наблюдала за стервенящейся подружкой. Но уже через мгновение она всей своей громадой ринулась защищать попранное достоинство.

Не ждавшие беды хозяева беседовали вдалеке, и обратили внимание на своих питомцев, только когда площадку огласил истошный визг. Там, где только что мирно прогуливались две воспитанные девушки, снежная пыль в буквальном смысле стояла таким столбом, что мизансцену невозможно было разобрать. Воспитатели во весь опор ринулись на визг. Первое, что вспомнила на скаку тётя Тома, так то, каких кровей собакой является её Жулька, — и приготовилась к худшему. Подбежав к эпицентру инцидента, запыхавшиеся собачники увидели, как громадная Жулька, подмяв скотчика под себя, прижимает визжащую собачонку к земле лапами, будто упаковывая свёрток. Тамара рванула свою за ошейник, Жулька без особой злобы поднялась, «папа Жужу» подхватил свою забияку на руки. Жужу продолжала истошно вопить и дрожала всем телом, а тётя Тома виновато и суматошно командовала Жульке:

— Фу!!! Ко мне!!! Сидеть!!!

Жулька беспрекословно повиновалась, стараясь выполнить все команды сразу и растерянно глядя то на хозяйку, то на затихающую в папиных руках подружку.

При первом осмотре ни у той, ни у другой ран никаких не обнаружилось, только девочка-скотчкик явно испытала стресе. Казалось, инцидент был исчерпан. Но когда Тамара Ивановна, извиняясь, протаскивала Жульку мимо любителя рук на собачьих лбах, ещё всхлипывающая и дрожащая забияка Жужу изогнулась и снова яростно защёлкала зубами в адрес великанши.

— Что делать, малышка, хочешь-не хочешь, а намордник со сторгачём на тебя напяливать придется. И уму разуму учить — подвела черту под случившимся тётя Тома.

Из состоявшейся перепалки она сделала и ещё один важный вывод: у Жульки, несмотря на наследственность, характер складывался ровный и по отношению к малышам великодушный.

Дай-то Бог, дай-то Бог…

Свой воспитательский долг перед собакой Тамара Ивановна решила выполнять в полном объеме. На следующий же день на могучую вольную шею был водружён строгач. Неприятной процедуре предшествовала получасовая установочная беседа. Тётя Тома, для демократичности усевшись на полу и оказавшись «морда к морде» с сидящей собакой, долго втолковывала ей о необходимости столь непопулярных мер, жалостно извинялась и сетовала на несправедливости судьбы, требующей ограничений «в такой собачьей жизни». Жулька активно участвовала в их диалоге: склоняла голову направо и налево, поочерёдно поднимала лопухи своих ушей и одну за другой — брови, а однажды в самый слёзный момент хозяйкиного выступления даже, приподняв морду, слегка подвыла в тон произносимой сентеции. В общем, поговорили как надо. Тётя Тома очень надеялась, что смышлёный подросток понял смысл произнесённого ею спича.

Может, так оно и было. Во всяком случае, к чести Жульки, знакомство с орудием инквизиции прошло спокойно, хотя и хмуро. Попробовав по привычке рвануть на поводке и ощутив уколы подлых шипов, она поняла, что с этой гадостью шутить не стоит, и понуро пристроилась рядом с хозяйкой, приноравливаясь к неспешному тяжеловатому ходу тёти Томы. И хотя даже дома косилась с тихой ненавистью на шипованный ошейник, протестных акций не проводила. Тамара Ивановна просто не нарадовалась на поведение своей «телушки», с которой теперь, наверное, можно было гулять не только по глухому лесу, но и в людных местах.

С дрессировкой было сложнее. Знакомцы по собачьей площадке, натерпевшись от Жульки, с несказанной радостью наперебой принялись советовать тёте Томе, в какую школу отдать на выучку её громилу. Однако дело упиралось и в привычный финансовый вопрос, и в транспортную проблему: собаку нужно было как-то доставлять к месту тренировок. Тамара Ивановна уж было решила, что начнёт самостоятельно заниматься с ней по самоучителю. Но в глубине души она все-таки понимала, что такой собаке её наробраз вряд ли даст необходимую и достаточную выучку.

В дело снова вмешался случай.

Если внимательно, шаг за шагом проследить жизнь любого человека, то окажется, что вся она состоит из совершенно неслучайных случайностей. Живут девушка с парнем в разных городах, учатся и работают всяк сам по себе, а потом сталкивает их судьба на каком-нибудь теплоходе вроде «Нахимова». Одна случаем занесённая на проклятый круиз пассажирка тонет, другой его спасает — и вот уже завязался узелок, и оказалось, что нет человека ближе, чем найденная в земном аду своя на век данная драгоценная половинка.

В каждой, буквально в каждой жизни главные переломные моменты её предопределены. Едет семья из Сибири на тот же злополучный круизник, поезд в дороге задерживается — всё-таки до Адлера полстраны колёсами простучать нужно, — и опаздывает на корабль погибели. Случай случился спасительный. А на ледующий год та же семья на том же поезде, добираясь опять-таки на отдых в тёплые края, всё же гибнет, но не в пучине, а попав в пожар, разразившийся по пути их следования на повреждённом в Башкирии нефтепроводе. Опять предопределённый кем-то случай…

Вот и в жизни Жульки, с которой невзначай пересеклась судьба Тамары Ивановны, оказалось немало случайностей, вытянувшихся впоследствии в долгую цепочку свыше запрограммированных событий. Появление в поле зрения хозяйки и собаки новых персонажей — из этого же ряда.

Оказалось, что организация, где работает сосед Тамары Ивановны по лестничной клетке Володя, находится рядом с собачьим приютом-гостиницей, куда состоятельные господа определяют своих животных на передержку — гостевание во время длительной отлучки из дома. При гостинице существует и школа дрессуры. Что уж там связывало соседа с этим заведением, Тамаре Ивановне осталось неведомо, а только он договорился, чтобы беспаспортную метиску Жульку взяли туда на обучение с пансионом. Володя устроил ещё и так, чтобы собаку обслуживали там на халявку.

Договорились, что по устоявшемуся теплу Жулька с тётей Томой отправятся в приют, благо их добродетель имеет в распоряжении большую иномарку с вместительным багажником — как раз таким, где удобно перевозить животных. Так помойный найдёныш нежданно-негадано попал в престижную школу для собак.

Глава 14 У Жульки появляется совладелец

Я и представить не мог, насколько ты, дружок, ревнив! Ещё в детстве ты почему-то взял в свою лобастую башку, что не только ты полностью принадлежишь мне, но и я нахожусь в твоём безраздельном владении. А посему во время прогулок и поездок в автомобиле Ваше Собачество с трудом переносило присутствие посторонних лиц, за исключением моей дочери. Ты готов был скорее смириться с обществом чужой собаки или кошки, нежели с человеческой компанией, которая тебе нередко навязывалась во время приезда ко мне друзей. И если мужчин ты глухо, но смирно недолюбливал, то в присутствии дам просто-таки терял все навыки хорошего тона. Если гостья — не дай Бог! — садилась в моё любимое кресло или занимала мою табуретку на кухне, ты старался побыстрее исправить нарушенный порядок вещей. Дождавшись момента, когда я отлучался, ты всей тушей плюхался прямо на ноги самозванке. Дама, как правило, от неожиданности вскакивала, чего тебе и надо было. Ты тут же запрыгивал на освободившееся место, всем своим видом давая понять пришелице, что нечего рассиживаться на чужих местах. Ты третировал моих гостей до тех пор, пока я не выдворял тебя в дальний угол прихожей без права присутствовать на продолжении визита.

Ещё неприличнее было во время поездок в машине. Не однажды вгонял ты меня в краску перед подругами. Только-только вырулим на шоссе, только начнём галантную подорожную беседу, как на тебе! — с заднего сиденья разносится такой подпущенный тобой шептун, что глаза щипать начинает. Выйдем, проветрим салон, снова ехать — ты снова за прежнее. Бывало, что после твоих безобразий мои контакты с женщинами и вовсе прерывались.

Я, наверное, давно бы отучил тебя от подобных штучек, если бы они порой не служили мне определённую службу, естественным образом охраняя мою мужицкую независимость…

В действиях, касающихся тёти Томы и её собаки, сосед Володя руководствовался не только филантропией, но и резоном практического порядка. Связан этот резон был с его сыном, тринадцатилетним Славиком, и заключался в исполнении давней выплаканной мольбы любимого чада, привязавшегося к Жульке, как к заветному другу. Славик лет с пяти был до неприличия влюблён в животных. Он то и дело находил в лесхозе или в военном городке брошенных котят и щенят, облезлых, больных и полуживых, выхаживал и вылечивал их, собирая по всем знакомым пропитание своим поциентам. Отец с матерью этой его страсти потакать не собирались, боясь, что мальчик подцепит какую-нибудь заразу. Да и вообще «эта грязная возня» казалась им совсем не мужским и даже стыдным занятием. И они всячески пытались переключить внимание сына то на занятия музыкой, то на спорт, то на компьютерные дива. И Славик с покорностью переключался: охотно учился по классу аккордеона, выступал на школьных утренниках, гонял мяч в поселковой футбольной команде, участвовал в олимпиадах по информатике. Но в дальнем закутке подъезда по-прежнему регулярно появлялись коробки с подобранными мяуками и гавками, возле которых мальчик проводил самые сладкие свои часы. Приносить найденышей в дом строго воспрещалось: у мамы была аллергия на шерсть и непереваривание грязи и беспорядка. Уже не раз отец наказывал мальчишку, тайком вывозил на дальние помойки обитателей злосчастных коробок, даже подговаривал сверстников Славика поддразнивать его кошатником — всё без толку. Славик только лучше прятал своих мохнатых друзей да зверился на отца.

Когда в лесхоз переехала Тамара Ивановна, для мальчишки настали счастливые времена. Тётя Тома, регулярно приносившая остатки от больничного стола, стала надёжным источником пропитания для Славиковых зеверюшек, и ему теперь не нужно было просить одноклассников приносить в школу косточки и кусочки недоеденных ужинов — у соседки хавчика для кутят всегда было вдоволь, и делилась она этим добром с большой радостью.

Теперь они, старый да малый, вместе ухаживали за котятами и щенками, а потом приискивали приёмышам хозяев. Эта парочка стала даже неким центром, в который стекалась вся окрестная информация о потеряшках и найдёнышах, как и о том, кто не прочь завести у себя живность. Коль скоро дома у мальчика был компьютер, он стал помещать трогательные повествования о собачках и котиках на своей страничке в социальной сети. У этих рассказиков быстро нашлась своя читательская аудитория, которая тоже по-детски бестолково и активно принялась играть в Кошкин дом. В общем, вокруг живых крох было создано широкое информационное поле, а потому хозяева для питомцев находились быстро. Если же нет, то Славик с тётей Томой вывозили малышей в город и на рынке за символическую плату отдавали в наиболее надёжные руки.

А главное — в тётитомином лице Славик нашел настоящего друга, с которым можно было делиться не только кошкиными, но и собственными ребячьими проблемами. К ней первой он бежал, чтобы рассказать про одноклассника силача Димона, который вдруг сам предложил ему свою дружбу и покровительство. Тётя Тома была посвящена в то, что Славик очень любит петь и ненавидит учительницу музыки за то, что вместо разучивания любимых песенок она заставляет ребят учить какое-то нудное сольфеджио и биографии старинных композиторов. Этот недостаток преподавания они восполняли с лихвой, во время лесных прогулок горланя песни на два голоса. Старушке была открыта даже самая главная мальчишеская тайна — появление в Славиковой жизни первой девочки. С Полинкой Вячеслав Владимирович познакомился на той самой «кошачьей» Интернет-страничке, они стали переписываться, посвящая друг другу всё больше времени. И хотя тётя Тома была бесконечно далека от ИТ-технологий, так легко виртуально сближающих молодежь, это не мешало ей всей душой погружаться в восторженные рассказы о замечательной девчонке, которая души не чает в таком добром спасителе животных, как её новый друг. Полинка даже засобиралась навестить Славика летом — если, конечно, её родители найдут денег на неблизкую дорогу, а его — согласятся принять юную гостью. Тётя Тома тут же вызвалась разместить Полинку у себя, если в Славиковой семье выйдет заминка, чем ещё больше расположила к себе подростка. Тамара Ивановна относилась к перипетиям Славиковой жизни очень сердечно и серьёзно, восполняя недостаток общения его с родителями, вечно занятыми на работе и не спешащими проникать в тайные уголки души сына.

А между тем неожиданное появление у Тамары Ивановны постоянной собаки Славик воспринял двояко. В Жульку он влюбился сразу, как только увидел её искристые карие глаза. Но любовь эта, как почти всякая любовь, омрачалась ревностью: Славик не на шутку заревновал собаку к её хозяйке и ничего не мог с этим поделать. Он сам, сам хотел быть Жулькиным повелителем; сам мечтал горделиво прохаживаться с ней перед друзьями; обладая таким живым оружием, сам желал защищать девчонок и слабых, в первую очередь свою замечательную Полинку! Но Жулька принадлежала тёте Томе, а Славик был ещё совсем пацаном, чтобы иметь собаку. Да и родители..!

В общем, мальчишеское сердечко разрывалось между привязанностью к соседке и обожанием её собаки. Тамара Ивановна быстро распознала, что творится в ребячьей душонке. Положа руку на сердце, она бы с радостью отдала Жульку Славику: года брали своё, воспитание большой, сильной и порывистой собаки было для неё уже делом почти непосильным. Но Славик пока ещё был мал и неопытен, чтобы совладать с такой питомицей.

Зверь, прирученный человеком, — не игрушка, воспитывать его надлежит таким образом, чтобы к возрасту зрелости он стал полностью покорным воле хозяина. Считается, что для собак «совершеннолетие» наступает не ранее двух лет. А до этого собака — ещё подросток, шаловливый, своевольный, непокорный и глупенький. Его, как ребенка, приходится ежедневно и ежечасно учить да воспитывать. А как делать это правильно, если и сам собаковод пока что дитя, и опыта никакого? Тут человек, если он впервые обзаводится четвероногим другом, должен понимать, что о собачьем мире пока мало чего знает. Поэтому не стоит с первого раза притаскивать в дом модную новую породу, в которой и специалисты-то ещё не разобрались, — лучше начать школу владения собакой с простых дворняжек или собак-полукровок. По крайней мере, такие животные более устойчивы к болезням. И следует десять раз подумать, прежде чем отдавать в руки подростка махин вроде догов или сенбернаров. Нужно, чтобы у большой псины и хозяин был большой и сильный, которого бы она слушалась и побаивалась.

И всё же мудрая Тамара Ивановна почти нашла выход из сложившейся ситуации. Она поговорила с мальчиком начистоту.

— Считай, Жулька — твоя собака. Но совсем твоей она будет, когда тебе исполнится 14 лет, не раньше. По закону ребятам только с этих пор разрешается самим держать собак. Пока пусть она подрастёт, поумнеет, даст Бог — выучку ей организую. А ты будешь мне во всем помогать, ну, как бы вместе её растить станем. Она к тебе, как ко мне привыкнет. Научишься с ней управляться, а там я Жульку тебе и совсем передам. Глядишь, тогда и родители твои смягчатся, разрешат заниматься животным.

Тётя Тома долго ещё объясняла Славику разные хитрости владения собакой.

— Наша Жулька из тех собак, которые очень быстро определяют главенство в своём окружении, — внушалось Славику. — Посмотри, как она независима да самостоятельна. Ей очень твёрдая рука нужна. А мы-то с тобой — старый да малый, какая там твердость — обычно вздыхала под конец своего политпропа Тамара Ивановна.

Тётя Тома была права: подраставшая Жулька всё явственнее нуждалась в крепкой руке, хотя, как кане корсо, и обнаруживала вдумчивость и склонность к самостоятельным решениям. Почувствовав чужака на прогулке, она никогда не поступала так, как многие другие её сородичи. Не было случая, чтобы эта роскошная метиска бросилась с воплями незнакомцу наперерез. Она действовала совсем по-другому: прежде молча статично и с крайним напряжением вглядывалась и внюхивалась в источник тревоги. Но вся её наполненная грацией поза говорила: осторожно, я чужакам агрессии не спускаю. Любой нечаянный прохожий, человек ли, животное ли, завидевший эту собаку в позе предупреждения, быстрёхонько старался подальше унести ноги. В атаку Жулька шла только в том случае, если чужой продолжал приближаться, но и тогда бросаться не спешила, а сперва сигналила приглушённым рыком — таким же опрокидывающим и грозным, какой издавала её рано погибшая мать.

Демонстрируя всё более отчетливо твердость характера, Жулька одновременно с этим и в своих хозяевах прежде всего искала уважительную твёрдость.

Увы, у тёти Томы со Славиком уважения и любви к воспитаннице было хоть отбавляй, а вот с твёрдостью выходило похуже, это понимали оба. Поэтому им хочешь не хочешь, а пришлось остановиться на варианте отложенного владения Жулькой. На том и договорились.

Собаки, хотя и прирученные человеком с незапамятных времён, остаются существами стайными, и инстинкты стаи сидят в них очень прочно. Они, испокон века живя в человеческих семьях и верно им служа, всё же хозяев своих делят по рангам. Сразу определяется вожак (или вожаки), которые выше их, и остальные, которых псы держат себе равными. Поэтому частенько при главе семьи питомец просто шёлковый, а без него становится непослушным, так как младших домочадцев принимает лишь за дружков и подчиняется им разве что из вежливости.

Замечено: выбранные собаки очень часто чем-то неуловимо походят на своих хозяев. Хозяин толстый — собака из пород, склонных к объёмности. У поджарых владельцев чаще всего водятся доберманыы или борзые. Крепкие усатые мужики по какому-то неписаному закону заводят гончаков или эрделей, а у глазастых женщин приживаются спаниели или пикинесы…

Теперь дело стало за главным: уговорить родителей не мешать общению Славика с Жулькой. Трепеща и заикаясь, Славик объяснил своим семейным, что Тамара Ивановна разрешила ему быть кем-то вроде совладельца своего щенка. Он ждал криков и угроз, как обычно случалось при появлении в подъезде очередной коробки. Но к его удивлению, на этот раз отец с матерью вопить не стали, а, переглянувшись, сказали, что ответ дадут завтра.

Решение вынесли положительное, даже благосклонное. Просовещавшись до полуночи, сосед Володя с женой пришли к выводу, что уж коли дитятко жить не может без живности, так пусть не с подвальной заразой развлекается, а с соседской домашней псиной. Тем более, что к ним в квартиру её вести не придётся — тётя Тома в крове своей Жульке не отказывала. А через годочек, когда возраст Славика позволит на законных основаниях владеть собакой, глядишь, сын сам поостынет в желании брать себе соседского выкормыша.

Володя в просьбе-предложении сына вдруг увидел и тот самый второй резон.

Лесхоз, где жили они, был местом хотя и не густонаселённым, но отнюдь не глухим. Посёлок стоял на оживлённой трассе неподалеку от автозаправки, и здесь нередко появлялись чужаки как на навороченных, так и на прочих авто. Летом окрестности запруживали грибники-ягодники из города, военного городка и окрестных коттеджных посёлков, наплывали на близкие озера рыбачки. Словом, чужого неизвестного народца бывало предостаточно. Мер предосторожности от незваного заезжего лиха год от году требовалось всё больше. С другой стороны, Славик, подрастая, всё чаще околачивался в военном городке, где тоже разномастного люда хватало. В общем, беспокойство за сына у них с матерью возникало беспрестанно. Дальше — понимали они — поводов для нервотрёпки станет только прибавляться.

А коли при Славике будет сильная хорошо выдрессированная собака?

Только обучить её нужно так, чтобы стала настоящей грозой и защитой от любых злоумышленников.

Соседке же совсем не обязательно знать, какую именно школу пройдет Жулька. И Славику про науку будет рассказано, когда пора придёт.

Так и рассудил сосед Володя задолго до того, как Жулька попала в собачью школу. Было это в золотую пору Жулькиного щенячества, когда ещё трудно распознавалось, каким станет поселившийся в их подъезде гадкий утёнок. Тамара Ивановна, послушная интуиции, о происхождении Жульки накрепко помалкивала, даже Славику не выдала прямой причастности щенка к легенде о «баскервиле», и потому добрый человек Володя ни сном, ни духом не ведал, животное каких кровей они с сыном взялись опекать.

Впрочем, соседа, профана в кинологии, генетический вопрос и не волновал. Он был озабочен другим. Следуя намеченному плану, Володя начал последовательную подготовку к грядущей окончательной экспроприации соседского щенка.

А Славка-то, Славка!

Он счастью своему никак не мог поверить! Мама с папой, ещё недавно почти ненавидевшие животных, своими руками вывели его из подполья! Вместе с тётей Томой он стал водить Жульку на долгие прогулки, где ему всё чаще разрешалось самому управляться с поводком и подавать команды. Вместе они готовили корм для подраставшей девочки, купали, вычесывали и делали еще массу важных и необходимых дел, без которых немыслимо правильное содержание и воспитание приличной собаки.

Глава 15 На Жулькином горизонте снова появляется заводчик, и она попадает на ринг смерти

Силушкой тебя, дружок, природа не обидела. Это меня радовало, но и заставляло держать ухо востро. Не зря, совсем не зря, так как первая демонстрация твоих физических возможностей не заставила себя ждать. Силовой дебют состоялся в ту пору, когда ты выходил из щенячьего возраста. В городском парке, что неподалёку от нашего дома, по вечерам и в выходные постоянно собиралась собачья тусовка. Приводили главным образом молодняк, нуждающийся в социализации: правильном и доброжелательном общении с себе подобными. Здесь всегда был слышен заливистый лай, топот крепнущих лап и радостное повизгивание. Догонялки вокруг кустов, разучивание приёмов собачьих единоборств перемежались с выказыванием немереной любви к миру и его четвероногим и двуногим обитателям. Обычный детский сад.

Среди постоянных посетителей ты нашел главного друга — чистокровного боксёрчика Масхара, который был постарше месяца на два. Вы общались и лобызались так нежно, были так преданы друг другу… Смотреть на вашу парочку было чудо как приятно, и я, остолоп, совсем забыл о приближающейся опасности. Вроде опытный собачник, а упустил-таки момент, когда щенок в одночасье превращается в молодого кобеля, поведение которого резко меняется. И вот он уже не признаёт прежнего дружка закадычного, а видит в нём лишь соперника, над которым необходимо установить главенство. Так произошло и с Масхаром: однажды вечером он вдруг ни с того ни с сего вызверился на тебя самым недвусмысленным образом. Вчерашний приятель ухватил тебя за холку, впившись в шкуру своими крепкими зубами. Ты ничего не понял, ты был ошарашен и убит таким коварством. По логике ты, ещё малявка, должен был подчиниться Масхаровой силе и улепетнуть, поджав хвост. Но не тут-то было! Моего малыша тоже вдруг обуяла ярость! А так как ты был хотя и младше, но одного роста со своим обидчиком, ты не побоялся схлестнуться с ним. Вы рычали, наскакивали друг на друга с пугающим остервенением, только клочки выдранной шерсти летели вокруг.

И я, и хозяева зачинщика потасовки, в первые секунды опешили, бездействуя. Потом с фуканьем кинулись вас разнимать. Досталось и собакам, и нам.

Обоих псов, рычащих и дрожащих от злобного возбуждения, пришлось оттаскивать на верёвках. Нежнейшая дружба безвозвратно закончилась. Мне было жаль потери твоего товарища по играм. Но да простит меня Бог — в душе я гордился, что мой соплячок не струсил, не уступил задире, оказавшись ничуть не слабее своего обидчика.

По принятому между соседям соглашению, Славик получил право совершать с собакой недолгие самостоятельные прогулки, чем и пользовался при каждом удобном случае. Как правило, за ним увязывался кто-либо из его приятелей-однокашников, а то и целая компания, и такой шумной ватагой с Жулькой в центре они, хохоча и дурачась, весело бродили по улочкам, дорожкам и тропкам. Хотя Жулька с лёгкой руки Тамары Ивановны всё ещё носила прозвище «хомячок», она давно превратилась в голенастое объёмное животное, и с первыми солнечными деньками стала очень заметной и в городке, и в лесхозе.

Это и сослужило ей недобрую службу.

Причиной беды, нежданно обрушившейся на собаку и её окружение, стал не кто-нибудь, а всё тот же приснопамятный заводчик, организовавший по осени охоту на Кристу.

Его кривой жизненный путь снова скрестился с Жулькиным на крохотном пятачке лесхоза.

После пережитого осеннего кошмара с явлением у мусорки призрачного «баскервиля», заводчик, наконец-то, оставил мысль найти Кристу и больше не докучал бывшему её хозяину прожектами о поимке беглянки. Тем более, что осмотр места происшествия, предпринятый им на следующий слякотный день, следов собаки, ни живой, ни мёртвой, не выявил.

— Стало быть, и впрямь сгинула вместе со щенком — решил собачник и поставил на этой истории крест. — Других псов, что ли, мало?!

И он уехал подальше от лесхоза на поиски собак для закрытых собачьих рингов. Гнусное его занятие заключалось не только в обеспечении поединков природными бойцами-стаффордширами из своего питомника. Он привозил для схваток и других больших сильных собак, чтобы на ринге стравливать их со своими стаффами-гладиаторами. Собаки поставлялись любых пород, неважно, с опытом единоборств или нет. Было бы в кого вонзать клыки «калиброванным» драчунам из его и других семейств.

Традиция собачьих боёв перекочевала к нам не откуда-нибудь, а из добропорядочной чопорной Англии. На Британских островах испокон века были в чести кровавые игры вроде травли медведей и быков. К счастью, к началу XIX века такой спорт подпал под запрет в числе других жестоких развлечений. Однако джентльмены, не желая расставаться с привычкой подпитки крови адреналином, активно переключились на истово любимых ими собак. Собачьи бои стали стремительно набирать популярность. Технически организовать такой бой было значительно проще и безопасней, чем травлю крупных животных. И к середине XIX века собачьи бои сделались широко доступной кровавой азартной забавой. Кроме того, покупатели и продавцы собак часто рассматривали собачий бой как проверку рабочих качеств животных. Собак выпускали на арену, отгороженную от зрителей (так называемый «пит», яма), и последняя собака, не выбывшая из строя, объявлялась победителем. Хватка и «игривость» псов ценились особенно высоко, а собаку, уклонявшуюся от боя, называли «трусливой дворнягой». Хозяева собак и судьи удерживали четвероногих участников перед схваткой, поэтому собаки, люто ненавидя своих собратьев, не теряли доверия к людям.

К счастью, постепенно приверженцы собачьих боёв превратили их из дикой забавы простонародья в рафинированный спорт, практически исключающий жестокие моменты.

Запрещённые и оттого весьма закрытые ринги, на которых подвизался наш заводчик, не имели ничего общего со спортивными собачьими поединками, проводящимися в последние полтора века по строгим правилам. Здесь была безобразная забава кровожадных толстосумов, откровенные бои без правил, тщательно скрываемые от широкой публики, тем паче от властей. Ради конспирации подобные зверские шоу случались нечасто, в разных углах пригородов, место их устроения объявлялось только узкому кругу участников и только перед самым проведением. Ставки в этом тотализаторе были неимоверно высоки, а собаки грызлись насмерть. В выпускаемых парах не учитывались ни вес, ни возраст, ни пол — главное, чтобы драка была пожёстче да покровавее.

Одна-то из таких боен и была назначена на первые дни весны. Так совпало, что место подобрали на тех самых ещё не вскрывшихся болотах окрест лесхоза, где по забывающимся уже прошлогодним россказням обитал призрачный «баскервиль».

Сроки уже подходили, а у заводчика вольеры ещё не были полностью набиты выловленной краденой собачнёй. В городе удалось разжиться парой доберманов, четыре овчарки из частного питомника жалобно поскуливали от голода — нынешний их хозяин-убийца не считал нужным кормить обречённых пленников: злее будут. Молоденькая сука-кавказска испуганно озиралась из угла, да два двортерьера тряслись, как в лихорадке. Вот и всё. Правда, ещё скалился и рычал богатырских размеров алабай, уведённый у раззявы-фермера, такой справный, что и на ринг жаль отдавать. Но к имеющимся невольникам нужна была хотя бы пара собак побольше — таких, как этот красавец из числа азиатских сторожевых, к примеру. А время, время поджимало, два дня всего в запасе, придётся прошерстить ближние поселки…

Так решил заводчик, и по старой недоброй памяти подался в сторону городка и лесхоза — авось кого там встретит.

Подъезжая к лесхозу, он едва не подпрыгнул от радости: навстречу его фургону важно вышагивал щуплый юнец, ведя в поводу здоровенную рыжую собаку. Такие экземпляры даже в практике нашего специалиста-душегуба встречались нечасто. Сразу видно — собака хорошо содержится, полна сил и очень подвижна. А что молодая и не вошедшая еще в тело — так тем и лучше, лишку не навредит его клыкастым «птенчикам». В общем, как раз подходит для подпольного ринга, дольше будет сопротивляться и по яме скакать. Да и взять её у пацана труда не составит.

— Ишь какая тут справная рыжая бестия завелась — потёр руки заводчик. Конечно же, в этот момент ему, озабоченному совсем другими печалями, и в голову не могло прийти, что он снова напал на след собаки своего собственного производства. Возможно, вглядись он получше в Жульку, что-нибудь да шевельнулось бы в его изощрённом уме. По крайне мере, он мог бы задаться вопросом, откуда здесь, где когда-то обитала Криста (или её призрак), взялось молодое животное с такими идеальными пропорциями, внушительными габаритами и характерными для кане корсо формой головы с постановкой передних лап.

Но этот лучший враг собак ни о чём другом, как о недокомплекте смертников для послезавтрашнего ринга, думать в то время не мог. И собака эта его заинтересовала сугубо в плане возможности ликвидировать имеющуюся брешь.

— Мальчик, не подскажешь, где дедушка Витя живет — вспомнилось знакомое с осени имечко. — Ну, тот, у которого ещё собака такая же красивая, как у тебя — Бобин, что ли?

— Не Бобин, а Робин, только он совсем не такой, тоже мне сравнили — почти оскорбился Славик. — Собаки этой уже нет, а дед Витька — он вон там, в сарае заседает.

— А не позовёшь ли его?

— Почему сами не хотите?

— Да он, чего доброго, решит, что я из полиции, за самогон гонять приехал, да и не выйдет. А он мне очень нужен — про собаку его хочу как следует расспросить. Непростая была собака, очень непростая, сильно меня интересует — продолжал врать по ходу пьесы заводчик. — Давай, я твоего пса пока подержу, а ты сбегай.

— Это не пёс, это девочка. Ладно. Жуля, сидеть, ждать.

Ах Славик, ах, школяр нерадивый! Как же ты забыл главное правило собаковода, много раз внушаемое тебе тётей Томой: никому и никогда не передавать поводка своего воспитанника! Этак легко увести твою собаку — дрянных людей, промышляющих кражей животных, встречается предостаточно. Крадут чаще всего молодых доверчивых ещё несмышлёнышей, чтобы потом владельцу же и вернуть его хозяйство — за приличный выкуп, разумеется. Помнишь, дружок: в пору твоего щенячества и с тобой приключилась подобная неприятность, когда парочка выпивох увела тебя почти от дома и буквально из-под носа зазевавшейся дочки. Уже через час они звонили нам, найдя телефон, выбитый на твоём ошейнике, и требуя денег. Пришлось второй раз заплатить за тебя — или за науку относиться к животному так же внимательно, как к маленькому человеку.

Услыхав, что кто-то со знанием вопроса интересуется не Витькиным пойлом, а его собакой (к которой мальчик тоже относился очень хорошо), он так удивился и обрадовался, что забыл строгий наказ: никогда никому из посторонних не разрешать брать на поводок твою собаку — будь то знакомые, а уж тем более малознакомые люди. Не задумался мальчишка и о том, а зачем, собственно, оставлять свою собаку с чужим — можно ведь и с Жулькой дойти до самогонного сарая. Всё, всё забыл он, желая угодить приличному дядьке на хорошей машине, приехавшему по душу давно в бозе почившего Робина.

Не чуя подвоха, Славик протянул приезжему поводок и пошел к Витькиной резиденции. Завернув за угол лачужки, он вдруг услыхал, как взвизгнула собака. Побежав назад, он увидел отъезжающий фургон. Жульки нигде не было.

— Жулька, Жулька-а-а!!! — срывая голос, закричал мальчик.

Фургон набирал скорость.

Славик, едва помня себя от горя и страха, помчался домой. Что сказать тёте Томе? Но прежде, чем постучаться к соседке, он позвонил отцу и выпалил в трубку о своей беде. Отец коротко велел:

— Жди, скоро буду.

Только теперь мальчик горько заплакал и поскрёбся в дверь Тамары Ивановны.

Та от полученной новости переменилась в лице, но своего расстройства показывать не стала, видя, как убит случившимся ребёнок.

— Ты номер машины и марку вспомнить сможешь? — спросила почти без надежды.

Вот тут Славик не сплоховал. Пока разговаривал с приезжим, с пацанским своим любопытством хорошо рассмотрел машину и, хотя и машинально, а запомнил и номер, и марку фургона. Он и мужика отчётливо запомнил, так что к приезду отца данные о похитителе были уже записаны на бумажке.

Володя похвалил сына — теперь он знал, что делать. Потом собрался и быстро уехал — один, несмотря на слёзные мольбы паренька. Он догадывался, что картинки, которые, возможно, предстоит ему увидеть, совсем не годятся для детских глаз.

Отсутствовал Володя долго, почти двое суток, а вернувшись, передал в руки тёти Томы живую и невредимую, хотя по виду испуганную, Жульку.

Потом долго и тщательно мылся, будто хотел соскрести с себя какую-то неимоверную мерзость, потом самым непотребным образом напился, и только проспавшись и протрезвев, рассказал домочадцам, в каком кошмаре довелось ему побывать.

…Видимо, у Жульки и в самом деле был очень сильный небесный покровитель который уже в третий раз спас её висевшую буквально на волоске детскую ещё душонку…

Заводчик, с помощью усыпляющего укола завладевший собакой, доверенной ему ребёнком, возлагал на Жульку большие надежды. Не заметив за собой погони — да и в какую мало-мальски серьёзную погоню может пуститься сельский малолетка? — похититель по приезде в свой питомник пихнул бесчувственное тело собаки в свободный передвижной вольер. К утру Жулька очухалась. Сначала принялась было кидаться на сетку вольера и пробовать перегрызть его железные прутья, но, быстро поняв бесполезность своей ярости, угомонилась и затаилась. Собака решила подождать момента, более подходящего для освобождения.

Она легла в углу, положив большую свою голову на лапы, и будто застыла. Заводчик уже несколько раз с тревогой заглядывал в её тюрьму — не заболела ли накануне такого ответственного момента? Он решил: не исключено, что эта вот молодая гулливерша и фермерский алабай могут выйти победителями в предстоящих схватках с его стаффами. Жаль, конечно, будет его товара — но на то и бой, чтобы кто-то погибал; за жизнь его собак платят очень хорошие деньги. Так вот, если эти уработают его собак, то потом будут биться друг с другом, по размерам как раз подходят. Так на преступных рингах, где он подвизался, ещё не делали, но почему бы не попробовать? Даже интереснее будет. Если, конечно, уработают…

Поутру, ещё до позднего мартовского рассвета, тюрьмы-вольеры с обречёнными животными погрузили в грузовик и повезли к месту боя. Туда же доставили и его стаффов, прибыли и другие владельцы со своими собаками. В дорогущих внедорожниках — гости, готовые растрясти мошну за вид умирающих живых существ. Кое-как утоптанная в снегу и огороженная яма-ринг, ветеринар, посасывающий фляжку с виски. Короткая протокольная часть, внесение ставок. Заводчик, тоже участвовавший в тотализаторе, расщедрился как никогда, предвкушая необычное шоу.

Первыми выгнали дворняг. Собаки, будто чувствуя приближающийся конец, не хотели выходить, всё дальше забивались в вольеры, отчаянно выли и скулили, так что, как в корриде или в цирке, приходилось колоть их длинными острыми пиками. Этих хватило стаффам на несколько минут. Пришла очередь за первой овчаркой. Умнейшее существо отчаянно сопротивлялось озверевшему от крови хищному противнику, обороняясь и даже нападая, но, обученное многим премудростям, оно всё же не могло в полной мере противостоять собакам, специально натасканным на бой и убийство. Особенно тяжело было служебной собаке от того, что вокруг ринга слышались не привычные подбривающие возгласы людей, а злобное улюлюканье, требующее убийства.

Стафф напирал, видно было, что минуты благородного потомка волков сочтены. Но тут на болоте произошло замешательство. По накатанной джипами колее к месту ринга подъехали несколько машин, из которых выскочили незнакомые завсегдатаям люди в форме и приказали остановить действие. Да хозяева собак и сами, почуяв неладное, оттащили своих питомцев и начали распихивать их по вольерам и багажникам. Полузагрызенная овчарка легла на снег, сил жить у неё оставалось всё меньше, только глаза молили о помощи.

Увы, людям было не до неё. Началась суматоха, участники и зрители спешили улизнуть от полицейских, бросая своих собак. И первым попытался сбежать заводчик, сразу оценивший эту гибельную для себя ситуацию. Предусмотрительно прихватив забытый в штабной палатке переносной сейфик со ставками, он уже мчался к своей машине — той самой, хорошо известной со слов Славика. Но от судьбы, видно, не убежать. На бегу он краем кармана случайно задел щеколду вольера, в котором томилась Жулька. Собака, даже здесь, на месте схваток, не перестававшая ждать случая к освобождению, одним прыжком вымахнула из клетки. Заводчик от неожиданного толчка дверцы потерял равновесие и затормозил, и тут на него всей своей массой обрушилась разъярённая рыжая бестия. Она сбила своего тюремщика с ног, и, стоя над ним, уже готова была вонзиться в горло, как услыхала знакомый голос и запретительную команду:

— Жулька, фу!

К ней бежал их сосед, отец её младшего хозяина Славика.

Воспользовавшись тем, что собака подняла морду, заводчик ужом попытался вывернуться из-под неё и отползти, не выпуская, однако, из цепких своих лапок ящика с деньжищами.

— Ты куда? Или собачке приказать тебя постеречь? — грозно спросил подбежавший Володя.

— Не-не-не-не — бормотал заводчик, ища глазами какую-нибудь для себя лазейку и косясь на злобно оскаленную пасть своей недавней невольницы. — Да, зубки у неё — не дай Бог на них попасть, совсем как у моих корсиканок.

Лазейки на этот раз не нашлось.

— Этот, что ли, твою собаку у мальчишки увёл? — спрашивали Володю подошедшие к ним сотрудники полиции. К этому моменту они задержали ещё нескольких участников ринга, надели на заводчика наручники, забрали сейфик и в присутствии тут же назначенных понятых из числа зрителей вскрыли его.

— Два года мы ваш тотализатор разыскивали. Но сколь верёвочке ни виться… — приговаривал один из полицейских, усаживая заводчика в свою машину.

Поляна со следами крови пустела, только собачьи тела оставались неподвижны.

— Ну что ж, друзья, жаль вас. Но сегодня вы пострадали не зря — помогли эту поганую шайку выловить. Теперь больше никого вусмерть драть не будут — печально сказал командир группы, обращаясь к погибшим собакам. — И тебе, Владимир, спасибо, помог. Без тебя мы этих гадёнышей и в этот раз вряд ли выловили бы. Хорошо, когда у полиции есть друзья — да, Толя? — спросил у одного из полицейских, и в самом деле давно и крепко дружившего с отцом Славика.

— Смотрите, а одна-то собака ещё жива — крикнул молоденький лейтенант. — Может, отвезём в наш полицейский питомник, её там подлечат.

Он взял на руки истерзанную овчарку и понёс её к себе на заднее сиденье. В глубине больших зелёных зрачков животного, уже потерявшего надежду на помощь, вспыхнули благодарные живинки, и горячий шершавый язык лизнул руку своего спасителя.

Володя отвел всё ещё дрожащую от ярости Жульку к своему автомобилю, дал завалявшуюся в карманах конфетку и пообещал:

— Теперь уж тебя никто к драке принуждать не будет. Паршивцев этих, что такую подлую забаву придумали, арестовали, судить, наверное, будут. А мы — домой, к Славке и тёте Томе.

И они уехали с поганого болота, где полицейские захоранивали останки двух животных, ставших жертвами человеческой жестокости.

…Много позже, когда Жулька выросла и с ней произошло множество неожиданных и даже невероятных событий, Володин друг-полицейский рассказал, что задержанных той весной на лесхозовских болотах организаторов кровавых собачьих боёв действительно судили, в их числе и подлого заводчика, который получил тюремный срок. Говорят, на отсидке он частенько поминает какого-то призрачного «баскервиля», который-де ему все карты по жизни спутал. А с разведением собак решил покончить навсегда, собирается податься как можно дальше от этих краёв. Его собак — и стаффордширских бультерьеров, и итальянской селекции кане корсо — передали в другие клубы, где животные оказались далеки от крови и жестокости.

Глава 16 После домашних университетов Жулька попадает в настоящую школу

Помнишь, дружок, как мы учили тебя бегать в упряжке? Я с молодости питаю любовь к лыжам, поэтому решил, что на лыжне мы должны быть вместе. Во времена твоей юности в собачьих магазинах нынешнего изобилия ещё не наблюдалось, подходящую шлейку найти было не так-то просто. Поэтому я сам сшил тебе специальную удобную упряжь из прочных капроновых фалов. И вот едва на аллеях ближнего парка утрамбовался ноябрьский снежок, как мы с дочкой и одним из моих приятелей отправились туда на первый урок езды. Лыжонки взяли детские, чтобы не путаться в них при неизбежных падениях. Я надел на тебя шлейку, на себя — лыжонки, палки взял, чтобы тормозить, если ты понесёшь. Ты головой вертишь, понять не можешь, что тут затевается. Решили сначала просто погонять будущую упряжную без «седока». Дочка встала на одном конце аллейки, приятель — метрах в ста на другом. Дочка тебя позвала, ты сорвался и намётом — к ней, прошёл дистанцию налегке, получил лакомство. Потом в обратную сторону пробежался на зов приятеля, тоже полакомился. Тут и я к тебе прицепился, изготовился. Дочка свистнула, ты рванул, я со своими лыжами — вверх тормашками. Тогда товарищ мой взялся за петлю на шлейке, и, когда дочка позвала, слегка попридержал на бегу, давая мне возможность плавно набрать ход. Потом дочка тормозом поработала. На третьем заходе глядим — а ты уже на старте не рвёшь, ко мне приноравливаешься. Я стал сам команды подавать — ты начал их слушаться. На следующий день взяли уже настоящие мои гоночные лыжи, пару раз пробежались туда-сюда, и ты, хорошо усвоив требуемое, помчал меня плавно и ровно, тормозя и ускоряясь по команде. Через неделю повторили полученные навыки на загородной лыжне. И с тех пор до последней твоей зимы мы с тобой всегда катались вместе, ловя удивлённые взгляды уступающей лыжню публики.

Остаток холодных дней пролетел незаметно, о похищении никто старался не вспоминать, и вскоре Жулька начала свой школярский период. И здесь она снова порадовала и умилила хозяйку. Тамара Ивановна боялась, что её воспитанница, в детстве настрадавшаяся без дома, попав в приют, подумает, что её опять бросили, обидится и впадет в депрессию или того хуже — озлобится. Однако ничего такого не произошло. Жулька приняла ситуацию как должное, только, как и все обитатели приюта, в свободные от занятий и прогулок часы подолгу простаивала у решётки вольера, неотрывно глядя туда, откуда обычно приходили к ней её хозяева.

Тётя Тома старалась не разочаровывать собаку в её трепетном ожидании. Чтобы внушить Жульке, что приютская жизнь — дело для неё временное, хозяйка почти каждый день после работы мчалась к своей любимице, привозила домашнюю еду и гуляла с ней на соседнем пустыре. Иногда она успевала посмотреть, как тренеры учат Жульку, и потом во время прогулок повторить с ней пройденное. Конечно, правильнее было бы и хозяйке участвовать в процессе дрессуры, но Тамара Ивановна не могла позволить себе взять ради собаки отпуск, который обычно тратила на какую-нибудь подработку. Она только всеми силами старалась появляться на учебной площадке как можно раньше.

Правда, наблюдать за занятиями ей удавалось всё реже — тренеры будто специально старались закончить урок до её прихода. Да так оно и было на самом деле: персонал приюта получил установку по возможности дрессировать Жульку в отсутствие хозяйки. А всё потому, что тренерам было приказано, не афишируя намерений перед Тамарой Ивановной, сделать из её собаки не просто организованное и послушное животное, способное выполнять стандартный комплекс команд. Перед ними была поставлена задача преподать Жульке сложный курс обучения защите, после которого та смогла бы держать оборону против двух, а то и трех нападающих людей.

Установку эту дал не кто-нибудь, а всё тот же радетельный сосед Володя. Недоброго умысла здесь не было. Даже наоборот — Володя опять-таки стремился сотворить добро. Устраивая Жульку в приют, он держал в уме две цели. С одной стороны, он искренне хотел быть полезным славной одинокой женщине и симпатичной псине. При этом он полагал: коли браться за обучение, то по самому высшему разряду. А высоты дрессуры, по его разумению, как раз и заключались в прохождении специальных курсов. Пусть собаку научат бросаться на опасных чужаков, отстаивая жизнь и дом своих хозяев, сбивать с ног и грызть их врагов — в общем, преподадут Жульке уроки обороны против жестокой правды жизни.

Как к этому отнесётся сердобольная старушка? Захочет ли она сделать из ласкушки Жульки хотя и управляемого, но самого настоящего зверя? Володя не был уверен, что соседка даст благословение на такое дело. И потому решил выполнить свою задумку, не посвящая Тамару Ивановну в тайны разработанного плана.

Разобраться, правильным или нет было принятое решение, опять-таки помог случай, представившийся в скором времени Жульке и её окружению.

Перед тем, как отвезти Жульку на обучение, тётя Тома, предвосхищая возможные неприятности и казусы, железно договорилась со Славиком, что возиться с собакой он имеет право только при условии хороших оценок в школе. Втайне старушка побаивалась, что этот барьер мальчику преодолеть не удастся. Ей было хорошо известно, сколь многие подростки не умели справиться со своей неорганизованностью и ленью ради даже самых притягательных вещей. Однако Славик, и до того учившийся неплохо, теперь и вовсе подтянулся в школьных делах, заняв место в строю неизменных хорошистов. Но даже несмотря на приличный табель, тетя Тома потребовала, чтобы среди учебной недели и ноги мальчика на дрессировочной площадке не было — нечего отрываться от учебы в конце года, отстающих собаководов не бывает. Свидания с Жулькой разрешались ему только в выходные. Но уж тогда под присмотром тёти Томы два юных существа бесились на пустыре до полного изнеможения.

…Наконец-то в истории наследницы генов старинной бойцовской породы кане корсо, — страшной поначалу жизни — наступили светлые дни. Мало того, что у неё появился свой хороший дом, всегдашняя сытость, а также компаньон и любимый враг Мотька — у Жульки образовалось сразу два хозяина, два божества человеческого племени, которых она обожала.

Для старенькой тёти Томы эта баловница готова была сделать всё что угодно, стоило лишь той дать намек. Вот Тамара Ивановна подзывает её к себе, достаёт таблетку и требует:

— Жуля, возьми!

Жулька нисколько не сомневается, что сейчас ей предложат отвратительное горькое лекарство. Но ведь просит та, что заменила ей мать, а ради неё можно не только какую-то там таблетку, пусть и безобразного вкуса — моток колючей проволоки проглотить. И огромная усеянная сверкающими рядами зубов пасть, оскал которой не приведи Господь увидеть во гневе или просто в раздражении, покорно, совсем по щенячьи открывается, таблетки и микстуры исчезают в её недрах так, будто поглощаются наилюбимейшие лакомства. А как же иначе — мамочка попросила!

Здоровенная псина, в которой, когда она растягивалась на полу в полную свою меру, было поболее полутора метров, не считая хвоста, покорно замирала, если ей делали разные манипуляции, из которых состоит уход за животным. Жулька, казалось, только и ждала, когда обожаемые домочадцы начнут ее теребить.

О, друг мой милый, и тебе хорошо известно, сколь много приходится претерпевать домашней собаке, чтобы соответствовать человеком придуманным нормам ухода-обихода, с собачьей точки зрения скорее смахивающим на неизбежные ненужные экзекуции! Ну зачем, обреченно думал ты, чистить, к примеру, зубы, когда они целые и не болят, кого хочешь загрызть могут? Так же и уши, никого не беспокоящие? Но нет же, каждую неделю хозяевам прямо-таки не спится, пока они не залезут порядочному псу в пасть специально придуманными противно воняющими ватными палочками, не вымоют шкуру гадкой дрянью под названием шампунь или не поелозят по шерсти острой расчёской! Летом вечно испортят холку каплями — от блох и клещей, говорят. Обрезают когти, будто собакам без маникюра не жить; приходя с прогулки, протирают лапы. Не дай Бог лапу поцарапаешь — замучают промываниями и мазями. А ежегодные поездки к ветеринару, уколы эти, будто к доктору тягают не домашнего приличного пса, а дикого волка, бешеной лисой покусанного. Говорят, каждый год от бешенства прививаться необходимо. Нет, блажь всё это, от избытка ума и свободного времени! Будь ты на месте хозяина, ни за что бы ничего такого не делал. Одно извиняет: все хозяева по отношению к своим питомцам ведут себя одинаково.

Видать, все немного с «гусями», приходится терпеть и подчиняться — делал ты грустный вывод…

Ради своих хозяев Жулька выработала одну совершенно подкупающую черту характера. Если тётя Тома или Славик запрещали ей брать съестное без команды, или подбирать куски на прогулке, это было законом, которому Жулька не противилась и не пыталась даже хитрить, чтобы обойти его. Можно было без опаски оставлять на столе даже самый аппетитный кусок мяса, и домашний зверь к нему не прикасался. Сытой собаке делать это было не сложно, она прекрасно знала: утром и перед сном её миска обязательно будет наполнена. Столь примерному послушанию отчаянно завидовали многие из собачников, знакомых Тамары Ивановны.

Откуда им было знать, что выработке отказа от несанкционированных кусков предшествовал не один воспитательный момент. По первости помойный недокормыш демонстрировал удивительные способности совершенно противоположного свойства. Жулька воровала со стола не только мясопродукты или сыр, она мела всё подряд, вплоть до завалявшейся корочки хлеба. При этом вместе с пригодной пищей в ход шли и полиэтиленовые мешки, в которую та была завёрнута, и которые потом хозяйке, чертыхаясь, приходилось вытягивать из собачьих недр во время выгула.

А однажды маленькая Жулька даже форменным образом подставила тётю Тому.

Тамара Ивановна готовилась к приёму гостей. Вообще-то гости к ней наезжали нечасто, если не считать соседок, забегавших по обычным соседским делам. Но тут были совсем другие гости, навестить её решила племянница с семьей. С племянницей отношения были своеобразные. Перезванивалась с тёткой она частенько, была в курсе её дел и посвящала тётю Тому в подробности своих жизненных перипетий, но на очные контакты шла редко. Племянница жила в городе и была замужем за какой-то приличной чванливой чиновничьей шишкой, разность их социальных статусов и была причиной редких семейных встреч. И вот теперь высокопоставленные родственники вдруг изъявили желание проведать тётку на её новом месте жительства.

Дабы соответствовать рангу визита, Тамара Ивановна накупила закусочных деликатесов и затейливо разложила их по тарелочкам, блюдам и менажницам. Ей хотелось создать видимость зажиточного существования, чтобы племянница не пыталась её облагодетельствовать — этого гордая Тамара Ивановна допустить никак не могла. Чтобы гастрономическое богатство не заветривалось на сервированном столе, тётя Тома до времени убрала снедь в холодильник, а маленькую Жульку выставила из комнаты, наказав ей к хозяйской пище и на дух не приближаться. Жулька, вроде всё поняв, индифферентно улеглась в прихожей на своём половичке.

Гости пожаловали в назначенный срок, обстоятельно осмотрели квартирку, посюсюкали в меру со щенком, после чего пришло время звать их к столу. Отправив всю компанию в ванну мыть руки, хозяйка быстро достала из холодильника и расставила на столе угощение.

— Ну, давайте теперь перекусим, чем Бог послал — пригласила она родственников, подавая им в ванную чистые полотенца. Чиновничья шишка, а вслед за ней племянница с дочкой, прошли в комнату и чинно расселись за столом, а Тамара Ивановна замешкалась на кухне и присоединилась к честной кампании последней. Поставив на стол запотевшую бутылку с водкой, она уже собиралась дать команду наваливаться на закуски, но вместо этого, бледнея, присела на стул: блюда, где ещё три минуты назад громоздились яства, были пусты. Они сверкали девственной чистотой!

Это, без сомнения, была Жулькина работа. О присутствии-то собаки она совсем забыла в суматохе приёма! Пока честная компания размывалась под присмотром хозяйки, щенок проник в комнату и…

Тамара Ивановна, быстро овладев собой, начала исправлять ситуацию. Она заойкала, замахала руками и залепетала что-то про склероз, из-за которого забыла-де положить угощение. Подхватив облизанную Жулькой посуду, помчалась на кухню, выгребла из сусеков все имеющиеся остатки и заначки, быстренько накидав их по рабоче-крестьянски на сполоснутые блюда. Пир был спасён. Племянницыно семейство уплетало всё за милую душу, нахваливая особый шарм такого простого сельского стола и хозяйственность тёти Томы. Сама же хозяйка, пригубив рюмочку, снявшую стресс первых минут, то и дело хихикала про себя, а иногда и вслух, и грозила исподтишка кулаком Жульке, выглядывавшей из-за двери.

Разбор содеянного состоялся позже, по уходу довольных и сытых гостей — как требуется в таких случаях, через Жулькину попу. Проводив визитёров, которые и впрямь не поняли всей драматичности начала обеда, Тамара Ивановна не спеша сходила на улицу, выломала добрый прут и с маху нахлестала им подростка прямо возле места пиршества, приговаривая: «Не таскай чужое, не бери со стола!»

Считается, что животные воспринимают наказание только в течение нескольких минут после совершённого преступления. Вечером лупить или закрывать в ванной животное, согрешившее утром или днём, совершенно бесполезно — оно-де уже и не помнит ничего. Я лично в этом глубоко сомневаюсь. На опыте содержания моих питомцев, в том числе и тебя, дружок, я убедился, что собаки и кошки, в особенности взрослые и хорошо воспитанные, прекрасно знают, «чьё мясо съели» — в прямом и переносном смысле. Знают и даже ждут со страхом оценки своих действий: а что, мол, хозяин, скажешь ты на обчищенную тарелку или кучку в углу? Эти наши любимые твари столь умны, что ничего не делают просто так, даже в нежном возрасте. И чаще всего нештатная ситуация возникает, когда они хотят нам что-то сообщить или проверить свои умозаключения. Кусок, стащенный с хозяйского стола, означает иногда не сигнал голода и не тривиальную кражу, но опробование способа самоутверждения: вдруг эта кража есть правильный ход, который будет принят старшими и может использоваться впредь?

Жулька даже спустя несколько часов после совершённой проделки прекрасно поняла, за что именно охаживает прут её упитанные бока. И было ей не только по-настоящему больно, но и обидно. А так как она принадлежала к породе собак супер-самостоятельных и гордых, то тут же решила, что никогда больше не допустит, чтобы её так унижали из-за какой-то колбасы и селёдки, которые, честно сказать, и не очень-то пришлись ей по вкусу.

К столу Жулька действительно больше не приближалась. Но окончательно зариться на недозволенное её отучил другой эпизод. В больнице, где работала Тамара Ивановна, народ даже во времена экономической стабильности жил прямо сказать небогато. Врачи и медсёстры не могли похвастать высоким достатком, а потому не упускали случая поправить своё материальное положение. И вот перед Новым годом такой случай представился. Когда-то через одну из своих приятельниц тётя Тома свела знакомство с ветеринаром пригородного совхоза — тем самым, который, сделавшись фермером, стал поставщиком обрези к Жулькиному столу. Совхоз ещё держался на плаву, и даже шла торговля мясом собственного производства. Вот тётя Тома и договорилась с фермером, чтобы перед праздником для работников их больницы продали мясо почти по себестоимости.

Всё выходило прекрасно и дёшево, но мясо привезли к ней на дом — в виде половины бычьей туши, крепко мёрзлой. Полутуше для рубки требовалась оттайка. Кое-как с помощью двух мужиков закорячив будущие котлеты и бифштексы в собственную ванну, тётя Тома вскоре поняла, что придётся решать ещё одну проблему — Жулькиной ненасытности. Собачонка будто с ума сошла. Она стала бросаться на мясо, словно была не многовековым другом человека, привыкшим к объедкам да ополоскам, а диким львом африканским. Щенок, у которого ещё не поменялись зубы, стал почти неуправляемым, норовил вырвать любой доступный кусок и нешуточно огрызался на хозяйку, отгонявшую его от больничного добра. Оно и понятно: по большому-то счету настоящего мяса Жулька не видала никогда, а её натуру хищника никакое околочеловеческое бытие изменить было не в силах.

Тамара Ивановна закрыла дверь в ванную так плотно, как сумела, для крепости связав между собой ручки толстой верёвкой. Ей показалось, что такой препон маленькая собака не преодолеет. Однако способности этого чёртика, учуявшего близкую свежую съедобную плоть, были явно недооценены. Жулька ринулась на дверь ванной, как на бастион. Не обращая внимания на запретительные команды хозяйки, которая периодически вставала с постели и отшвыривала её шваброй от двери, собака методично предпринимала попытки тарана входа в ванную. Измученная такой весёленькой ночкой старушка под утро изнемогла и заснула. А Жулька продолжала свою долбёжку до тех пор, пока ослабшая и свалившаяся верёвка не открыла доступа к вожделенному съестному.

Сожрала собачка столько, сколько смогла. От места оргии отползала на набитом пузе. А спустя час её стало выворачивать от переедания. Тетя Тома едва успела скатать половики, чтобы фонтанирующая обжора не уделала их до полной непригодности. Жульке было настолько плохо, что всерьёз стоял вопрос о визите ветеринара. К счастью до профессиональных промываний желудка дело не дошло, но двое последующих суток собака не то что не притрагивалась к еде — даже голову в сторону своей миски не поворачивала. И хотя интереса к мясу всё же не потеряла, на всю жизнь стала умеренной в пище и брала её только по хозяйской команде.

…Ох как много уроков жизни в человеческом обществе было преподано Жульке в первые месяцы её пребывания у Тамары Ивановны! К чести воспитателей и воспитанницы, большинство из них были усвоены быстро и крепко. К порогу своих главных университетов она подошла, вооружённая солидным арсеналом навыков, которые полагается иметь каждому приличному собачьему подростку.

Глава 17 Жулька дает бой грабителям, проникшим в дом Славика

Мне, послевоенному ребёнку, глубоко прочувствовавшему отголоски фронта, (мама о многочисленных наших воевавших родственниках так и говорила: были на фронте, пришли с фронта), запали в душу рассказы о том, как собаки-санитары выносили из-под пуль раненых бойцов, а псы-подрывники бесстрашно погибали вместе с взлетавшими на воздух вражескими орудиями и танками.

Но в моей личной мирной жизни ничего похожего не происходило. И я был потрясен, когда спустя многие годы ты, мой воспитанник, продемонстрировал всю глубину собачьей преданности и готовности прийти на помощь своему хозяину.

Дело было на излёте зимы. Тебе тогда еще не исполнилось и девяти месяцев. Мы с тобой катались на лыжах в лесопарке за рекой. Я уже приучил тебя к снежному извозу, надевая шлейку и давая возможность протащить меня по лыжне в этой упряжи сотню-другую метров. Всё шло хорошо, но мартовское солнце уже начинало клониться к горизонту. Пора было поспешать, заканчивая прогулку. И вдруг правая лыжина предательски зарылась в снег: обломился носок. В парке снега по колено, а до дома не меньше трёх километров, на реке километровой ширины — весенние подталины да промоины. Пешком нигде не пройти. А у меня на руках пёс-подросток. Как быть?

Я закрепил на сломанном носке варежку, подозвал тебя:

— Видишь, у нас авария? Ты должен мне помочь. Я тебя сейчас одену в ремешки, и ты тихонечко меня потянешь. Я тебе палками помогу…

Клянусь, ты понял всё до слова. Присмирел, спокойно впрягся в свою шлейку и осторожненько, как больного¸ потащил меня, упираясь и кряхтя, по раскисшей весенней лыжне, через парк и вздувшуюся реку.

Я видел, как тебе тяжело, но ты тащил и тащил. И мы достигли своего берега, где я смог уже снять лыжи и дойти по прикатанному шоссе до дома.

…Никогда мне не забыть этого собачьего геройства, как и тебя, которого нет больше со мной…

В высшей собачьей школе были закреплены и развиты до совершенства детские Жулькины уроки дисциплины и послушания. По окончании своих дрессировочных университетов, пусть даже с углублённым изучением приёмов нападения и отражения атаки, Жулька и вовсе сделалась настолько управляемой, что диву давалась не только тётя Тома со своим юным совладельцем, но и виды видавшие тренеры. Кровь древнейшего собачьего рода, многовекового верного спутника пастухов и охотников, помогла оформить из Жульки собаку-солдата. Она стала настоящим служивым профессионалом, способным и к беспрекословному выполнению заданий, и к умению в нужный момент проявить собственную инициативу. Собака так быстро схватывала и усваивала команды и навыки, что, казалось, следует им не инстинктивно, а с полным пониманием смысла совершаемых действий.

Впрочем, кто в сегодняшний век искусственного интеллекта возьмётся утверждать, что собаки живут, подчиняясь лишь инстинктам?

Уже давно кинологи говорят о присутствии у собак интеллекта. Более того — делаются попытки измерить его величину, определить уровень IQ наших меньших братьев. Насколько достоверны то тут, то там публикуемые данные производимых замеров, в какой степени объективны составляемые учёными мужами «рейтинги ума», пусть каждый владелец четвероногих друзей решает сам. Думается, многие собачьи мамы и папы готовы оспорить интеллектуальный приоритет овчарок, демонстрируя просто-таки сказочные трюки, которые их любимцы-вундердоги выделывают не то что по команде — по едва заметному движению ока своего воспитателя.

Что до хозяев и учителей Жульки, то они, глядя на её действия, не раз задумывались: а вдруг и вправду эта собака сознательно воспринимает человеческие слова и жесты? Они ещё только на словах обсуждают предстоящее задание, а она уже вот — вся наизготовку, чтобы вихрем сорваться именно в ту сторону, куда требуется. Или наоборот, загодя начинает стелиться по земле в ожидании приказа лежать или ползти.

Феноменальная её сметливость давала повод даже опытным тренерам рассуждать между собой о том, что эту суку ожидает какая-то особая, необыкновенная судьба. Мысль о Жулькиной исключительности интуитивно витала в её окружении. Одного никто не хотел бы — оказаться на месте её врагов!

К счастью, пока врагов у Жульки и её семейства не наблюдалось, по-прежнему она демонстрировала характер весёлый и покладистый, не давая поводов для беспокойства. Жулька оставалась спокойной и миролюбивой и с сородичами. Строгач на прогулках являлся скорее напоминанием о требовании законопослушания, чем реальным средством управления. И даже после инцидента со скотчиком Жужу Жулька вела себя на собачьей площадке воспитанно, индифферентно и даже меланхолично.

Ничего не изменилось в её характере и в период первой пустовки. Тётя Тома обращалась с ней очень аккуратно, в течение «критических» дней выгуливала далеко в лесу, максимально ограничивая контакты с другими собаками, и потому для окружающих всё прошло почти незаметно.

Постепенно окрестных собак, а затем и их хозяев оставила тревога относительно возможной опасности со стороны звероватой на вид Жульки, и она сделалась всеобщей любимицей и своеобразной местной достопримечательностью.

Зная, что Жулька прошла приличное обучение, некоторые завсегдатаи площадки даже перенимали приёмы, которыми её хозяева пользовались в воспитательных целях. Однажды по забывчивости Жулька на радостях прыгнула было на грудь Славику. Молодые собаки часто так грешат в выражении преданности, и хозяевам приходится бороться и с этой понятной, но неприятной чертой, и с противными пятнами от резвых лап, оставленными на одежде. Но мальчик не стал «фукать» и ругаться, как сделали бы многие на его месте. Он просто аккуратно, но достаточно сильно сжал передние лапы расшалившейся собаки, егозившие у него на груди. В таком «воспитательном моменте» не было ничего такого, что повредило бы здоровью собаки, но от острого болезненного ощущения Жулька, взвизгнув, моментально отскочила и виновато понурилась, осознав свою провинность.

После такого показательного выступления некоторые собачники стали следовать поданному примеру, и вскоре большинство хвостатых посетителей площадки забыли о том, чтобы ставить грязные свои лапы на кого бы то ни было.

Да, Жулька сделалась центром собачьей тусовки. Славик и Тамара Ивановна охотно рассказывали и о методах обучения, преподаваемых в школе, и о том, как и чем питается их собака, и о бесконечных проделках, на которые была она горазда, в особенности в компании с проказливым котом Мотькой. Единственное, о чём не ставили в известность товарищей по «собачьему цеху», так это об истинной наследственности Жульки. Окружающие воспринимали её как метиску-овчарку, не догадываясь о врождённых бойцовских началах, а Тамара Ивановна, сама не зная почему, всеми силами старалась, чтобы эти подробности не выходили наружу. Возможно, подспудно чувствовала, что и без её пояснений это тайное обязательно и трагично сделается явным…

…В каком счастье купалась той весной красавица Жулька! Она задыхалась от обожания тёти Томы, плыла от любви к Славику и млела от всеобщей симпатии, выказываемой ей и людьми, и собаками.

Не менее счастливыми были эти дни и для Славика. Всё его свободное время принадлежало любимице, подраставшей как на дрожжах. Чтобы часов, отданных собаке, оставалось больше, Славик постарался сделать более рациональным процесс учёбы — максимально минимизировал его, как нынче принято говорить. Теперь к вящему удивлению и радости учителей он не вертелся на уроках и даже на обычные мальчишеские шалости почти не отвлекался, а слушал преподавателей, разве что не заглядывая им в рот. Делал он это не из желания стать любимчиком или выйти в лидеры класса. Он просто экономил время, стараясь освоить и усвоить большую часть материала в школе, не тратя дома лишних часов на разбор плохо понятых в классе тем. Оценки в журнале поползли вверх, в его дневнике почти перевелись тройки. Родители и педагоги нарадоваться не могли на такую перемену в подростке, впрочем, не подозревая об её истинных причинах.

Пусть простят мне вольность этой мысли, но то, что происходило с мальчишкой, было сродни первой любви. Любовь, как известно, является чувством многогранным. Но в любых её проявлениях главным остается то, что она захватывает человека целиком, поглощает его, не оставляет в душе места для тех эмоций, которые не касаются предмета обожания.

Ради того, кто вызвал любовь, влюблённый может сделать очень многое. Он способен даже на самое сложное, чего практически невозможно добиться вне любви — способен легко, просто и с удовольствием меняться внутренне, становясь другим, чаще всего гораздо лучшим человеком. Именно по таким переменам можно безошибочно определить, какое чувство владеет человеком.

Любовь к своей собаке, близкому родному живому существу, обнаружила в Славике те самые удивляющие посторонних взрослые черты, которые помогли сделать его жизнь гораздо более насыщенной, а время — спрессованным и динамичным, чем до момента появления у него Жульки.

Тамара Ивановна очень хорошо понимала, что происходит в мальчишеской душе. Она видела, как глубоко забралась в неё Жулька, чувствовала и радость, которую собака дарила Славику, и беспокойство за здоровье и правильное воспитание животного. Такого животного! Будучи в семье единственным ребенком и не зная истиной братской любви, Славик с появлением Жульки вдруг приобрел как бы младшую сестрёнку. Он и раньше с необычной для мальчика нежностью и заботой относился к четвероногим, а теперь и вовсе полностью отдался своей страсти. Тётя Тома, видя серьёзность его отношения к Жульке, всё больше и больше доверяла Славику своего зверя. И вот он уже самостоятельно гуляет с любимой подружкой, надолго уходя в лес и повторяя приёмы дрессуры. Вот он степенно ведет её, присмиревшую от гордости, через весь городок на собачью площадку, вот без тётитоминого сопровождения везёт в город к ветеринару на прививку…

Тётя Тома так уверилась в правильности отношений, сложившихся внутри их маленького союза, что как-то упустила из поля зрения немаловажное обстоятельство…

Как уже говорилось, одной из причин, по которой родители отказывали Славику в домашнем содержании животных, являлась мамина аллергия на шерсть. Это был самый веский аргумент против притаскивания в дом какой бы то ни было живности. Наложенное табу не обсуждалось и ни при каких обстоятельствах не отменялось. Даже полученное от родителей официальное согласие на совладение Жулькой не подразумевало отступления от установленного незыблемого закона.

Аллергия и в самом деле диагностировалась. Правда, это случилось в дни маминой юности. Тогда шерсть была названа в числе десятка других потенциальных аллергенов, вызывающих заболевание, которое, к счастью, давным-давно не обострялось. Но всё равно собаку в дом — ни-ни!

А Славик возьми да и ослушайся. Контакты со своей «полусобственностью» всё-таки перешли рамки дозволенного — он потихоньку от родителей и даже от тёти Томы стал приводить Жульку к себе в дом. Началось всё с того, что он захотел дать ей оставшиеся от семейного обеда мясные обрезки прямо после прогулки, не дожидаясь положенного времени кормёжки — уж очень примерно вела себя собака в лесу. Оставив Жульку на лестничной площадке, Славик заскочил в дом, не прикрывая двери. А так как с его стороны никакой команды не последовало, непосредственная и любопытная Жулька вошла в квартиру вслед за ним. Вошла и встала у порога. Сначала Славик хотел было отругать её и выставить за двери, но потом вспомнил, что прошляпил с командой сам. Ругать было не за что. К тому же он в очередной раз удивился и умилился самостоятельности своей подружки, которая почти по-человечески отработала ситуацию. И он решился угостить собаку у себя в прихожей.

В тот раз Жулька пробыла на запрещённой территории всего несколько минут. Вечером Славик с затаённым страхом ждал, что пришедшая с работы мама прямо у порога грохнется оземь от своей аллергии. Но ничего такого не произошло, мама, рассказывавшая о страшном влиянии на неё даже самой маленькой волосинки, осталась здоровой и ничего не почувствовала.

Славик решил, что у Жульки просто недостаточно длинная для вспышки маминой аллергии шерсть, или в доме не осталось «шерстяных» следов пребывания псины. Он решил при случае повторить эксперимент.

Дубль-визит имел те же последствия. Следующий — тоже.

Потом эти гостевания стали повторяться всё чаще, а однажды мальчишка и вовсе обнаглел: оставил Жульку в своей комнате на целый час.

Дальше — больше. Оставаясь в будние дни один дома и зная, что родители вернутся не скоро, он мчался к тёте Томе (благо ему были доверены ключи от старушкиной квартирки), забирал Жульку к себе в комнату и целые часы проводил в её обществе. Мальчик делал уроки, мастерил что-нибудь или рисовал, а собака подрёмывала, растянувшись у его ног, или с любопытством заглядывала в его работы, будто стараясь понять, чем таким важным занимается её юный хозяин.

Свои домашние свидания с Жулькой Славик держал в строжайшей тайне не только от матери с отцом, но и от Тамары Ивановны, и даже от соседей. Это была особая игра, маленький мальчишеский секрет, подпитка адреналином, доставлявшая человеку и животному огромное удовольствие. Нужно отдать должное Жульке: при её-то габаритах и резвости в комнатах она вела себя исключительно аккуратно, будто понимала (даже наверняка понимала!), что от её корректности зависит, будет ещё приглашать её Славик к себе домой, или нет. Во всяком случае, в гостях у мальчика её поведение очень отличалось от привычных уличных манер. Впрочем, итальянская сторожевая и здесь осталась верна своей породе и жизненному предназначению: она между делом тщательно обследовала все закоулки квартиры и хорошенько запомнила, что где находится. Ей не нужно было бежать хвостиком за Славиком, чтобы понимать, в кухню он направился, в ванную, или в комнату родителей.

…Вот и в этот раз, рано освободившись из школы, Славик забрал Жульку, они поели вместе и устроились в его комнате делать уроки. До конца учебного года оставалось всего ничего, майский день бил в окна призывными лучами и торопил дружную парочку на свежий простор, на восхитительную прогулку!

Славик выполнил уже почти все задания, оставалось решить несколько примеров по алгебре, которые он, большой поклонник математики, обычно оставлял на «сладенькое», когда Жулька вдруг подняла голову и насторожилась. Мальчик сначала не придал значения этому собачьему жесту. Подумал было, что ей опять привиделось что-то такое, чего не дано видеть человеку — он уже уяснил себе, что собаки имеют способность чувствовать явления или сущности, не фиксируемые человеческими органами восприятия.

Однако теперь Жулька явно уловила что-то конкретное и отнюдь не потустороннее. Она поднялась с пола и вся подобралась, вытянувшись в разученную на занятиях пружинную стойку, но, как и учили, не издала ни звука и с места без команды не двинулась. Только подняла глаза на хозяина, беззвучно спрашивая: что прикажешь делать дальше? Решив, что в подъезде шарашится бездомная кошка, Славик жестом велел Жульке оставаться на месте, вышел из комнаты, зачем-то плотно прикрыв за собой дверь, и направился ко входу в квартиру выяснить источник собачьего беспокойства…

Он спокойно, не чуя опасности, шёл по коридору, когда из-за угла кухни на него глянули две пары осатанелых вороватых глаз, рот зажала здоровенная провонявшая табаком лапа, а перед глазами в жесте «молчать, а то пожалеешь» мелькнуло длинное лезвие ножа. В один миг грубые руки втолкнули мальчика в кухню, где стоял в какой-то поджатой волчьей позе ещё один чужак. Дядька с ножом снова злобным жестом велел мальчишке помалкивать, и оба пришлых по-змеиному выскользнули в коридор, подперев снаружи дверь кухни шваброй, взятой в ванной.

Славик, от неожиданности не успевший толком испугаться, начал, наконец, соображать. В висках застучало:

…Скорее всего, к ним в дом проникли воры, может, даже разбойники, а уж бандиты — это точно…

…Ему, пока еще тщедушному мальцу, справиться с ними в одиночку нет никакой перспективы…

…Родителям или соседям не позвонить, все средства связи остались в комнате, вне зоны его заточения…

Он перебирал разные способы освобождения из плена. Но при этом позвать на помощь Жульку ему упорно на ум не шло. Почему так случилось, он не мог бы объяснить ни в момент грабежа, ни после. Наоборот, мысль об организации личного сопротивления не оставляла его как раз потому, что в доме находилась его несравненная Жулька, которая — был уверен он — требовала хозяйской защиты. Он напрочь забыл, что, наоборот, собаку специально тренировали на защиту хозяина, и что в этот миг она должна была и могла сделаться сокрушительным страшным для врагов оружием. В душе лишь всё сильнее росла острая тревога за Жульку, придававшая Славику силы и ярость. Он начал трясти и дёргать дверь в надежде, что швабра отскочит. Делал он всё это почти инстинктивно, на каком-то внутреннем автопилоте, который у многих людей включается в минуты смертельной опасности.

Швабра начала уже поддаваться, когда в глубине квартиры раздался душераздирающий мужицкий вопль. Потом послышался отборнейший мат, шум возни, то ли человеческие, то ли звериные стоны, и снова вопли. Проклятая швабра под отчаянным напором отлетела, путь был свободен, и мальчишка, выхватив из ящика стола самый большой кухонный нож, ринулся туда, где оставил Жульку.

…На полу его чистенькой комнатки растекалась густая багровая лужа. Один из пришельцев, тот самый, что схватил и запихнул Славика на кухню, — верзила в изодранной кожанке, — лежал посередине ничком без движения, и месиво вытекало из-под него. Второй, похожий на волка, щуплый и вёрткий, обнялся с Жулькой, как с родной мамой, и они клубком катались по свободному пространству комнаты. Пасть окровавленной Жульки была в нескольких сантиметрах от небритого сильно выпирающего кадыка, перекушенная рука врага висела плетью, но другой пока ещё целой рукой бандит наносил собаке беспорядочные удары ножом туда, куда удавалось попасть.

Столько крови и жути Славику в его коротенькой жизни видеть не приходилось. Но не об этом ужасе думал он в тот момент, а снова и снова о том, что нужно вызволять собаку. Тринадцатилетний подросток подскочил к сплетённым телам, улучил момент, когда затылок «волка» оказался рядом с ним, и что есть мочи ударил убийцу своей собаки кухонным ножом сзади, метясь в шею. Нож соскользнул, мужичонка повернулся, глядя растерянно на нежданно атакующего, горло его осталось без прикрытия, и в этот миг челюсти Жульки сомкнулись на его гортани. Кровь брызнула цевкой, нападавший дернулся было вверх, но тут же упал замертво рядом с подельником. Затихла и Жулька. Команд, которые, не помня себя, выкрикивал ей Славик, она в тот момент уже не слышала.

…Для мальчика всё это произошло будто во сне, очнулся Славик от тишины, в которой звенел его охрипший голосок. Он бросился было к Жульке, но отпрянул, увидев её запрокинутую голову с глубоким порезом на шее, откуда, не переставая и медленно пульсируя, текла кровь. Остановившиеся глаза были полуприкрыты и не реагировали на свет. Жульки, его любимого существа, больше не было. Она отдала себя, защищая дом и хозяина.

В тот момент Славик даже не думал о том, что рядом с собакой распростёрлись раненые (или убитые?) люди, и что это тоже страшно и трагично. Уткнувшиеся в пол ненавистные мужики, одного из которых он только что по-настоящему ударил ножом, были для него почти игрушечными персонажами, которыми в разной костюмировке напичканы компьютерные игры. А вот Жулька, его ненаглядная щенушка, которую он на руках вынянчил с малолетства!!! Его переставшая жить Жулька-а-а!

Славик было истерично и страшно закричал, но тут же оборвал себя:

— Надо что-то делать!

По своей детской логике прежде всего он набрал номер телефона тёти Томы:

— Тамара Ивановна, тут Жульку убили, привезите врача! — крикнул в трубку, даже не заботясь, услыхала она его, или нет.

Потом позвонил отцу и тоже прокричал, как в пустоту, что-то про нападение, Жульку и докторов.

Потом комната закружилась, окровавленные фигуры исчезли, и упавший в общую кучу Славик от нервного перенапряжения и горя потерял сознание.

Глава 18 Врачи спасают раненую Жульку, но она превращается в инвалида

Больно душе, пусто в доме… Уже неделя прошла, как тебя не стало, а ощущение твоего присутствия не проходит. Я по-прежнему вскакиваю утром с постели с мыслью: нужно торопиться, чтобы до работы погулять с собакой. Спешу со службы домой — пораньше сходить с тобой на вечерний моцион. Откладываю для тебя лакомство: куриные хрящики или кусочки сыра. То есть на автопилоте делаю массу вещей, ставших за долгие годы нашей совместной жизни привычными — и каждый раз, опомнясь, с невыносимой тоской вспоминаю, что в реальности нет больше тебя, любимейшего и вернейшего друга. Прости, товарищ моей не слишком-то разнообразной жизни, за то, что человеческий век дольше собачьего, и чаще хозяева провожают своих любимцев, а не наоборот.

И спасибо, что даже своим уходом ты дал нам, вечно куда-то спешащим, урок любви и верности. Ты сильно болел, и с каждым днём тебе становилось всё труднее есть, двигаться, идти на выгул. По ночам, думая, что мы крепко спим, ты стонал и метался по дому. Ты потерял аппетит. Но, превозмогая свой чудовищный недуг, до последнего часа продолжал служить своим хозяевам — ел из уважения к нам через силу, шаткой походкой, едва не падая, но выходил по своим обязательным делам на улицу. Как-то ты всё-таки не выдержал и упал. Упал при входе в подъезд, прямо под ноги стоящим здесь соседям. Но во взгляде твоём, обращённом ко мне, читалась не страшная физическая боль, а страдание виновного: «Эх, хозяин, подвёл я тебя, не тяну уже службы…». Ты, едва не умерев, думал не о себе, а о тех, кого любил больше жизни. Часто ли среди людей, сильных и умных существ, встретишь такую беззаветность?

Белая вата… Нет, белая кисея… Но уже не белая, а голубоватая, пронизанная едва уловимыми линиями. Вот линии становятся отчётливее, превращаются в рисунок, какой бывает на обоях. В знакомый с младенчества рисунок обоев в маминой комнате…

Славик лежит на кровати в родительской спальне лицом к стене, его ничто не беспокоит, только откуда-то из забытья, из ещё не окончившегося сна нарастает ощущение страдания. Отчего ему так плохо и тоскливо — пытается понять. И внезапно, окончательно очнувшись, вспоминает про бандитов, кровь на полу, про погибшую Жульку.

Славик резко садится на кровати и сразу же упирается взглядом в заплаканную маму и понурившуюся Тамару Ивановну. Женщины, видимо, давно сидят, ожидая его пробуждения.

— Что, почему я здесь?

— У тебя, сынок, обморок случился, ты сначала долго… там… пролежал, а потом, когда мы с врачом приехали, перенесли тебя сюда вот… — как бы оправдываясь, шепчет мама.

— Доктор что сказал? Я в порядке?

— В порядке, в порядке, только испугался очень и перенервничал. Теперь тебе полежать надо, лекарства…

Не дослушав мамы, мальчик резко повернулся к соседке:

— Тётя Тома, с Жулькой что?

— Не знаю, Славик, её увезли в клинику, там что врачи скажут.

— Она жива?

— Папе твоему сказали, что пока везли, пульс и сердце прослушивались, а что дальше — Бог весть.

— А… эти?

— Их тоже «скорая» забрала. Слав, там участковый и ещё какие-то полицейские хотят с тобой поговорить. Ты как, сможешь? — опять испуганный мамин шёпот.

— Попробую…

На самом деле Славику сейчас так отвратительно, что он предпочел бы опять провалиться в обморочную вату. Говорить ни с кем, даже с мамой, нет ни желания, ни сил. Но он всё же тяжело поднимается, через силу натягивает заботливо снятые кем-то джинсы со свитерком и идет в зал на чужие громкие голоса. Дом накрыла беда, и ему, как взрослому, придётся отвечать за то, что случилось

Приехавшие после папиного сигнала участковый и оперативники из области начали обстоятельно и строго расспрашивать Славика обо всём, что произошло в их квартире. Из этого вопросо-допроса Славик и узнал, что на самом деле случилось.

…Люди, проникшие в дом, были недавно освободившимися из заключения уголовниками, хорошо известными полиции, которые взялись за старое и решили провести свой воровской рейд по пригородам. Шли не наобум, а туда, где можно неплохо поживиться.

Выбор пал на квартиру Славиковой семьи не случайно. Дурную службу, как это часто бывает, сослужила простодушная болтливость местных мужичков, распространённая в «междусобойных» кругах лесхоза и усиливающаяся за баночкой пивка. По этим безобидным с виду каналам налётчики разузнали, что глава семейства собрался на днях менять машину. Новость навела бандюг на мысль, что деньги на покупку, или хотя бы часть их, могут храниться в доме. Из тех же источников удалось выяснить, что в квартире днём бывает только подросток, который большей частью бегает на улице с соседским псом. Оружие у хозяев имеется — охотничий карабин, но он, как и полагается, хранится под замком в сейфе, а животных из-за мамашиной аллергии в семье не держат. Славикова с Жулькой конспирация сработала: никто из «осведомителей» и не заикнулся, что собака частенько гостит у мальчика. Грабители, готовя своё гадкое дело, пребывали в уверенности, что доступ к не ими нажитым деньгам практически открыт.

По подсчётам воров, до предполагаемой покупки авто оставалось не более двух дней, нужно было торопиться. Начать операцию они намеревались поутру, когда мальчик наверняка будет в школе. Но как назло в ранние часы во дворе дома крутился с метлой дворник, производя дополнительную весеннюю приборку. Попадаться ему на глаза было опасно, и поэтому пришлось дожидаться, когда путь к добыче будет свободен.

Поначалу собирались отомкнуть двери, но передумали: уж больно внушительно выглядела эта стальная преграда, да и лишняя возня в подъезде была нежелательна. Зато майское солнышко без ключей отворяло окошки, форточки стояли нараспашку с раннего утра до позднего вечера.

И они без опаски влезли в квартиру через открытую форточку кухонного окна. Длинномерный «кожан» подсадил субтильного «волка», и тот привычно и ловко змеёй скользнул в проём фрамуги, изнутри бесшумно открыл подельнику входную дверь.

Дело, вроде, шло по плану, ни во дворе, ни в квартире в момент их проникновения, казалось, не было ни души. неожиданно вышедшего из недр квартиры им навстречу пацанёнка нейтрализовали культурно, даже оглушать не стали — зачем домушникам лишний грех на себя брать? Тот, видно, дара речи со страху лишился и помалкивал за подпёртой шваброй дверью. Быстренько обшарили зал, прибрав найденное хозяйкино золотишко да старинные ложки, с виду серебряные. Не найдя денег, двинулись в другие комнаты, где тоже стояла тишина. Пока в поисках капиталов переворачивали дом вверх дном, мальчишка в кухне зашевелился. Ну да ничего, покуда скребётся, они уже далече будут.

Когда, ни о чём не подозревая, распахнули дверь в дальнюю детскую, навстречу им без звука метнулась огромная светло-рыжая собака.

Здесь-то в полной мере и раскрылся весь букет великолепных Жулькиных качеств, как врождённых, так и благоприобретённых! Будто знал, чувствовал будто Володя, каким добром отплатит собака его семье за вложенные в неё старания. Ведь Славик, выходя из комнаты, никаких команд своей четвероногой подружке не давал и молчать специально не велел. И всё же Жулька мигом прочувствовала всю ситуацию, поняла, что коли хозяин (который жив и не в опасности — тоже поняла) не кричит и её не зовет, то единственно верно до времени будет тихо оставаться на месте и поджидать чужаков, приготовившись к контр-удару. В том, что чужие в Славикову комнату обязательно войдут, Жулька, послушная своей интуиции, не сомневалась.

Впереди идущий верзила даже нож выхватить не успел, как собака в прыжке вцепилась в горло, перекусив артерии. Его тело кулём повалилось на Жульку, которой пришлось отпрыгнуть назад. В это время на неё с криком и бранью стал наступать другой бандит, тоже вооружённый. Предплечье руки с ножом она перекусила, но враг выхватил из-за голенища сапога второе лезвие и начал отбиваться от неё, приближавшейся к горлу.

Страшные удары сыпались на Жульку, ослабляя её атаку. Она уже теряла силы, когда подоспевший Славик дал драгоценную секундочку передышки, решившую исход поединка.

Как выяснилось позже, итог боя оказался более чем печальным. Одного из грабителей — щуплого и вертлявого — добравшаяся до горла Жулька загрызла насмерть, другого — омбала — сильно покалечила. Он, едва Богу душу не отдав, надолго прописался в реанимации.

Приехавшая по вызову Володи «Скорая помощь» нашла мальчика невредимым, хотя и в глубоком беспамятстве. Выводить из обморока не стала — зачем очнувшемуся ребёнку снова наблюдать жуткую картину места недавнего сражения? Доктор сделал назначения, велел родителям показать подростка психотерапевту, и занялся более тяжелыми пострадавшими.

Когда врачи увезли бандитов, стараниями Тамары Ивановны была вызвана и бригада ветеринарной «неотложки». Виды видавшие врачи были уверены, что если собака и жива, то протянет час-два, не больше. Однако Володя настоял, чтобы Жульку всё же доставили в стационар для животных, обещав, коли та выживет, оплатить её лечение. Там хотя и подтвердилось, что у собаки действительно очень серьёзные раны, специалисты клиники всё же взялись за её спасение.

А Славик, трудно отходивший от шока, ещё долго продолжал своё тяжкое общение с полицией. Его, а также маму, отца, тётю Тому снова и снова нудно спрашивали и переспрашивали, как всё было, просили показать и швабру, и где лежал нож, которым мальчик ударил налётчика, и многое другое, что далёкому от сыска человеку кажется пустой безделицей. Следователь наведался в школу к Славику и даже побывал у тренеров, проводивших дрессуру собаки, выспросив обо всех тонкостях подготовки Жульки.

Наконец, стражи правопорядка, кажется, уверились, что не Славик с собачищей-людоедкой напали на мирных граждан, пусть и с тюремным прошлым, а те неудачно зашли в гости, — и оставили семью в покое до времени выздоровления выжившего бандита и суда над ним.

Отец с матерью, изрядно перетрухнувшие из-за мальчишки, случившегося в доме убийства, и едва не уплывших денег (которые на самом деле были в детской и до которых воры не добрались), не стали чересчур допытываться у сына, каким таким макаром в Славиковой комнате оказалась Жулька. Наоборот, они то и дело жали Тамаре Ивановне руку в благодарность за то, что собака спасла их ребёнку жизнь. При этом папа Володя время от времени бормотал себе под нос:

— Как знал, ну как знал!..

Имел он в виду, конечно, организованный им спецкурс для Жульки. Вот и спорь тут, что случайностей не бывает!

Пока семейство приходило в себя, Тамара Ивановна готовилась задать Славику несколько строгих вопросов. Украдкой взглядывая на её насупленные брови, мальчик безошибочно догадывался, о чем она собирается расспросить. И как он ни оттягивал момента объяснения, время это всё же пришло. Пригласив вечерком к себе своего компаньона, тётя Тома сверля его взглядом, вкрадчиво начала:

— Ты, Славик, теперь у нас вроде герой, двух здоровых дядек одолел. Все тобой гордятся, прохода не дают — расскажи да расскажи, как с преступниками сражался. А Жульке каково? Выживет собака, нет? А ведь могло обойтись и по-другому. Люди, пускай и дрянные, не пострадали бы, ты бы сейчас от пережитого страха не трясся, да и собака жива-здорова бегала бы себе по лесу. Могло, если бы ты родительский запрет выполнял и от меня гостеваний Жулькиных не таил. Понимаешь теперь, чем иногда оборачивается непослушание?

Славик понимал и искренне горевал о судьбе Жульки. Он в слезах бросился тёте Томе на шею и обещал — как все дети в его возрасте — больше таким балбесом не быть.

Старушке стало жаль маленького автора больших проказ, она обняла его, вытерла слезы и сказала, что верит в твёрдость данного слова. После чего тётя Тома и оправляющийся от потрясения Славик принялись обсуждать еще один, тоже очень важный для обоих вопрос. Их занимало, почему Жулька молчала за дверью и, не получив команды к атаке, сама ринулась на людей, пусть и чужих. Славик считал, что это какой-то огрех в воспитании, который, когда Жулька выздоровеет, нужно постараться исправить. А Тамара Ивановна молча качала головой в такт своим мыслям.

— А вдруг это ТО САМОЕ — думала она. — Вдруг в щенке, подобранном на помойке, проявилась-таки звериная наследственная сущность её родителей? Баскервиль-не баскервиль, а бросилась же Жулькина мать на человека, который потом её застрелил. Значит, случается, что собаки становятся опасными врагами? Даже на её, тётитоминой личной памяти это уже второй случай. И как поведёт себя Жулька в следующий раз?

Не найдя ответа на свои немаловажные вопросы, Тамара Ивановна решила обратиться ко мнению специалистов, и, не откладывая задуманное в долгие ящик, отправилась к тем самым кинологам, которые тренировали Жульку. Судьба собаки теперь зависела от их заключения в большей степени, чем от успехов докторов.

На следующий после нашествия грабителей день Славику позволено было не ходить в школу, которая, само собой, гудела от сногсшибательной новости. Пользуясь законным отгулом, он созвонился с Тамарой Ивановной и потребовал сходить в ветеринарную клинику проведать Жульку. Тётя Тома и сама собиралась взять Славика с собой, но не знала состояния мальчика, а потому обрадовалась предложенной компании.

— Только ты, Слав, маме с папой про наш поход всё же скажи — попросила она.

Славик сказал, и на удивление папа, проникшись уважением «к такому псу», тоже захотел наведаться в ветеринарку.

Как ни желанен был для Тамары Ивановны и Славика этот визит, они подходили к клинике с замиранием сердца, готовя себя к самому худшему. У обоих в памяти стоял вид распростертой Жульки с потухшим взглядом.

Однако едва они переступили порог собачьего лазарета, в дальнем отсеке хирургического отделения послышалось знакомое поскуливание, правда, очень слабое, и навстречу им, вся в бинтах, самостоятельно выползла любимая Жулька!

Пострадала она неимоверно. Хирурги восемь часов кряду зашивали страшную рану на горле и задетую трахею. Повреждённый ножевыми ударами позвоночник сделал неподвижными задние лапы. Собака потеряла один глаз, но, несмотря на это, в восторге зыркала из белых недр повязки оставшимся огромным бархатным зрачком.

Тамара Ивановна со Славиком зарыдали в голос, осторожно тиская свою покалеченную героиню, которая, если удавалось дотянуться, слизывала ручьи слез с любимых щёк. Даже Володя зашмыгал в платок.

Вокруг хозяев Жульки сразу собрался персонал клиники, жаждущий подтверждения слухов о необыкновенном поступке их пациентки. Узнав, что собака на самом деле спасла жизнь ребёнку и загрызла отъявленных преступников (не говоря уже о сохранённых деньгах, о которых Володя предпочёл не распространяться), доктора отказались брать плату за операцию к вящей радости тёти Томы. Клиника гудела, даже посетители, просто приехавшие на прием к врачам со своими четвероногими воспитанниками, старались проникнуть в хирургию, чтобы сфотографироваться с замечательной пациенткой.

Когда, наконец, фотосессия завершилась и пора было заканчивать посещение, Жулькин доктор попросил её хозяев задержаться на два слова. Он начал говорить о том, чего, увидев Жульку, подспудно страшилась Тамара Ивановна. Ветеринар сказал, что предстоит серьёзное лечение. После того, как собака отойдет от нынешнего хирургического вмешаптельства, потребуется ещё одна, а, быть может, и не одна операция — если, конечно, хозяева пожелают, чтобы их героиня стала ходячей. Это долгие месяцы, в течение которых нужны будут и уход, и питание, и постоянные консультации ветеринаров. В общем, предстоят не только большие, но и дорогостоящие хлопоты. А потому ветврач, потупившись, предложил то, что всегда обязан предлагать хозяевам своих пациентов в подобных случаях: подумать, готовы ли те к такой обузе? Или, быть может, лучше сразу радикально и дёшево решить проблему?

Тамара Ивановна отчаянно беззвучно заплакала, понимая, что предлагаемое позитивное решение ей вряд ли будет по силам, а «радикального пути» попросту может не вынести её сердце. Но тут Славик запальчиво закричал, что не позволит усыпить собаку, которой столько обязан. Да и папа Володя тоже высказался за «хлопоты». Он стал утешать соседку, уверяя, что найдет средства и на лечение, и на операции. Тётя Тома успокоилась, хотя дрожь в руках никак не останавливалась. Они с Жулькой уже не раз видели помощь со стороны соседа, сомневаться в обещаниях Володи не было оснований. Но она, прожившая жизнь, хорошо знала цену даже самым искренним обещаниям. «Гоп!» можно говорить, только когда препятствие преодолено…

Неожиданно глаза Тамары Ивановны стали сухими и жёсткими, адресуясь ко всем присутствующим, она почти зло сказала:

— Ответ на этот вопрос я дам через несколько дней!

И стремительно вышла, едва кивнув доктору. Огорошенные Славик с Володей, расплатившись за неделю пребывания Жульки в клинике, молча поплелись следом.

По дороге домой мальчик и его папа тоже молчали, видя, что тётя Тома не расположена к обсуждению своего поступка.

Назавтра Жулькина хозяйка приехала с работы поздно, задерживалась она и в течение трех следующих вечеров. В клинику не ездила, Славик один навещал свою четвероногую спасительницу, которая всё лучше себя чувствовала, отходя от своих страшных ранений.

На четвёртый день тётя Тома, наконец, попросила зайти к себе соседей и уже без тени былой суровости спросила:

— Так ты, Володя, серьезно намерен помочь собаку выходить?

Сосед усиленно закивал, замахал для убедительности руками и заявил, что «ей-богу, готов даже юридически оформить свои намерения».

— Юридически не получится, законов о намерениях помогать четвероногим у нас в стране пока нет, — улыбнулась тётя Тома. — Но если с вами вместе, то я согласна на лечение.

Славик запрыгал, Володя просиял, а Тамара Ивановна продолжила:

— Я обязательно расскажу тебе, Славик, что у нас с тобой за чудо-собака растёт. Но пока Жулька не поднимется, объяснять ничего не буду.

Глава 19 Тамара Ивановна и Жулька неожиданно исчезают

Меня всегда удивляла и даже раздражала одна присущая собакам привычка. Будь то крохотный диванный той-терьер, вольнолюбивый гончак или вымуштрованная до мозга костей овчарка, не говоря уже о дворнягах всех сортов, — любая собака любой породы и степени выучки при удобном случае всегда стремится вываляться в грязи. При этом, дружок, особое наслаждение вашему брату доставляет самая мерзкая и вонючая грязь. А наивысшее удовольствие от валяния бывает у тех грязнуль, которых только что или на худой конец недавно хозяева вымыли в чистой ванне с дорогим специальным шампунем, расчесали и напудрили особыми пудрами шерсть и произвели ещё массу манипуляций из собачьего туалета. Вот кайф-то — в таком расфуфыренном виде плюхнуться в какую-нибудь лужу у помойки!

Ты тоже не исключение. Как-то осенью поехали мы с одной весьма приятной мне особой грибов пособирать, благо этого добра в наших пригородных лесах водится с избытком. Чтобы не ударить перед гостьей в грязь лицом, я навёл блеск в своей берлоге и основательно отдраил тебя, разве что дочкиными духами не обрызгал: дама всё-таки в дом. Такие до безобразия чистые мы втроём и двинулись по окрестным борам. Едва вошли в лес, я, как принято, отпустил тебя побегать. Увлечённый разговором со спутницей, ненадолго упустил мою собаку из виду. А когда ты прибежал на свист… Мама дорогая, такого духмана мне, кажется, в жизни нюхать не приходилось! Ты умудрился вываляться в каких-то давних остатках рыбы, в которых завелись черви. Ошейник, бок, хвост — всё было добросовестно измазано этой тухлятиной. Воняло так, что стоять рядом с тобой было невозможно, ехать в облаке такого амбре домой — тоже. Кое-как оттёр основную дрянь лопухами, и пришлось нам срочно двигаться к машине, соблюдая от тебя большую дистанцию. В машине подруга моя завязала рот и нос платком, а уж когда пришла очередь засунуть тебя-поганца в отмытую по случаю визита дамы ванну, моя долгожданная грибница от такой антисанитарии и вовсе взялась за шляпу. Я начал было её останавливать, но тут ты отколол ещё один номер — весь в зловонной пене, выскочил в прихожую, радостно отряхиваясь прямо у наших ног. Грязные мерзкие ошмётки полетели в лица и на чистую одежду. Какое уж тут рандеву! Моя личная жизнь опять дала трещину…

После перенесённой операции у Жульки и её хозяев началась совсем другая, очень непохожая на прежнюю жизнь. Не стало той радости, которую прежде собака дарила всякому, кто с ней общался. Теперь вместо прыжков, приветственного вихря хвоста, готовности в любой миг сорваться с места и нестись по первому зову навстречу упоению жизни — всего того, что заряжало весёлой энергией её окружение, остались лишь беззаветный лай и скулёж, с которыми одноглазый инвалид, неуклюже распластав свое отяжелевшее тело на пороге, встречал домашних и друзей. Не стало у Славика совместных игр, дальних прогулок, надменного дефилирования среди сверстников. Вместо этого бесконечно приходилось убирать за Жулькой остатки еды, которые она от неудобства позы разбрасывала по всей кухне, мыть перемазанные кашей морду, лапы и пузо, то и дело приподнимать и подтаскивать её к подстилке или к миске с водой.

И все это были пустячки по сравнению с организацией выгула. Жулька, как правильно воспитанное домашнее животное, даже в нынешнем своём положении не могла позволить себе справлять нужду в квартире, да и чистоплотная Тамара Ивановна не представляла своего дома в качестве собачьего туалета, хотя бы и вынужденного. А снаряжаться в поход на улицу — значит, тащить по лестнице многокилограммовое тело.

Хотя больная собака казалась своим совладельцам ещё роднее, ещё нужнее, уход за ней отнимал массу времени и сил. К счастью, случай, произошедший с Жулькой и Славиком, сделал их необычайно популярными среди населения лесхоза, военного городка и даже барских коттеджей. Вокруг тёти Томы постоянно курутились новые поклонники Жульки, взрослые и юные, которые без устали готовы были по десятому разу слушать рассказы об удивительном мужестве и героизме собаки (и Славика — а как же!). На помощь пришли несколько волонтёров из числа сверстников Славика, которые вместе помогали содержать квартиру Тамары Ивановны в чистоте. И даже те из соседей, кто прежде смотрел на «животноводческий» клуб тёти Томы и Славика с неодобрением, прониклись к их занятиям если не восторгом, то уважением.

Совладельцы Жульки каждый день имели повод снова и снова убедиться, что мир населяют большое число добрых людей. Благодаря человеческой сострадательности удалось решить даже проблему выгула. На помощь пришла народная смекалка. Нашлись соседские рукастые мужички, родители детей из Славикова класса, которые смастерили особую тележку, подставляемую собаке под неподвижные задние лапы. Тележка была лёгонькая, но устойчивая, на довольно проходимых колесах. Она резво катилась и по гладкому асфальту, и по просёлку, и даже по траве, только для передвижения по лесным тропкам не годилась.

Те же местные кулибины проложили на лестнице специальные окидные узенькие лаги, не загромождающие подъезда и не нарушающие драконовских требований пожарников. По этим самодельным пандусам вывозить собаку из подъезда стало намного удобнее. Когда приходило время, лаги аккуратно укладывали, и Жульку можно было спускать и поднимать по ступенькам с первого этажа, где по счастью располагались апартаменты тёти Томы и Славика.

Хотя животные почти по-человечески воспринимают наши слова и фразы, к своему здоровью они относятся совсем «не по-людски». Помнишь ли ты, дружок, свои недомогания? Как только живот начнёт крутить или заболит голова (а у тебя после «пойманного» в щенячестве клеща частенько случались сильные мигрени), ты сразу скисаешь, не ешь, не пьёшь, молча забиваешься в свой угол и прямо-таки готовишься Богу душу отдать. Не сопротивляются наши меньшие братья уготованной участи, а только тихо и обречённо ждут, что свыше им будет ниспослано. Никак не могу понять, правильна или нет такая покорность судьбе…

Но коли смертельная опасность минует, четвероногих уже не удержать. Короток их век, зато богато одарен внутренними жизненными ресурсами. И в борьбе за выживание мобилизуются все эти силы до донышка.

Теперь Жульку, заметно поправлявшуюся день ото дня, выводили на вполне полноценные прогулки. И она снова продемонстрировала свои удивительные свойства. С присущей канне корсо сообразительностью и умением адаптироваться даже к самым необычным обстоятельствам, собака очень быстро освоила свой двухколёсный протез и принялась во всю свою нарастающую моченьку гонять на нём по двору и даже по всему лесхозу. Выходил чистый цирк. Всей «мордой лица» выражая абсолютное счастье от управления присобаченным к огромному торсу снарядом, одноглазый инвалид пытался даже выделывать какие-то сложные пируэты. Особенно старалась Жулька, если посмотреть на её выкрутасы собиралась публика. В ней явно просыпался какой-то актёрский дар, заставлявший снова и снова повторять на бис свои лучшие проходы и виражи. Было это так потешно, что полюбопытствовать на новоявленного «кентавра на колесиках» сбегались юные и взрослые зеваки со всей округи. Жулька со Славиком снова стали местным центром внимания и источником нескончаемых сельских пересудов

.

Впрочем, интерес к Жульке у лесхозовского и городковского населения особо и не ослабевал по одной очень существенной причине. Всем в округе было известно, что Жулька снова сможет бегать, если ей через полгода сделать ещё одну о-о-чень дорогую операцию. Знали и о том, что тёте Томе денег на это взять негде. И хотя Володя, дав слово соседке, что примет материальное участие в лечении спасшей его сына собаки, принялся исправно копить деньги, нашлись и другие доброхоты, захотевшие помочь Жулькиному горю. И как-то само собой вышло, что близкая к Славику ребятня кликнула клич: соберём деньги Жульке на операцию. Был организован специальный «фонд Жульки», объявления о котором ребятня натыкала буквально на всех углах. Уже к концу лета на счету этого фонда накопилась приличная сумма. Бабульки с каждой пенсии приносили тёте Томе понемногу; школьники, которых тётитомин приятель-фермер пристроил к себе на летние работы, делились «с собачкой» заработанными денежками; владельцы местных магазинов скинулись; даже нашёлся муниципальный депутат, вложившийся в общее предприятие.

В общем, в жизни Тамары Ивановны и её воспитанницы всё вроде складывалось неплохо. Но…

Пережитое после налета грабителей потрясение, физически тяжёлый уход за собакой и возраст так подточили здоровье тёти Томы, что однажды утром она явственно почувствовала: ещё немного, и не сможет вывозить Жульку из дома. Да и не только в прогулках было дело — желающих вывезти собаку пока находилось достаточно. Кроме кормёжки и выгула Жулька теперь очень нуждалась в многочисленных медицинских процедурах — уколах, приёме лекарств, массаже и прочем. Эти манипуляции тётя Тома не могла доверить не только волонтерам, но даже и Славику: очень уж ответственными были они, многое в здоровье хвостатой пациентки от них зависело. И вот теперь — поняла пожилая женщина — на это не стало хватать сил. А ещё оставалась работа в больнице, являющаяся средством материального обеспечения кота и собаки, которых она не могла оставить без полноценного довольствия.

А тут и лето наступило, Славик, как и многие дети из благополучных семей, отправился на отдых к морю. Разумеется, как ответственный ребёнок, он вместо себя оставил при Жульке нескольких соседских сорванцов. Но дети есть дети, в золотую летнюю пору их будто ветер по миру носит. И делегированные собачьи няньки конечно же вскоре стали забывать о возложенных на них обязанностях. Прогулки с собакой почти полностью легли на плечи старенькой хозяйки, окончательно согнув её долу.

Что делать, как быть?

Долго терзалась в поисках выхода Тамара Ивановна, но всё же приняла кажущееся ей правильным решение…

Володя со Славиком заряжались живительной энергий под южным солнцем, а прочие соседи не придали значения, что она время от времени стала допоздна где-то пропадать после работы. Без внимания осталось и то, как однажды к её подъезду подкатил вместительный автомобиль, куда вместе с тётей Томой загрузили Жульку и её колясочку.

Когда спустя три недели Володя с сыном, загорев и вдоволь накупавшись в море, вернулись домой, за дверью Тамары Ивановны они не услышали ни возни большого тела, ни привычного радостного поскуливания. День выходной, соседка с Жулькой на прогулке — решили они.

Через час мальчик снова подошел к двери. Снова тишина.

Не чуя пока беды, Славик стал набирать тётитомин номер. «Абонент недоступен» — вкрадчиво шуршало в трубке.

Славик ещё час подождал, потом ещё… Телефон шуршал то же самое… И только когда время уже подкатило к полночи, он подошел к отцу:

— Пап, там у тёти Томы никто не отвечает, и дозвониться ей я целый день не могу.

Володя тоже встревожился. Тётя Тома, выгуляв пораньше собаку, могла уехать к родственникам, у неё, вроде, есть племянница в городе. Телефон тоже могла оставить дома или не зарядить. Но Жулька-то, Жулька где? Почему не лает из-за двери, не встречает своего любимого дружка?

И на следующий день в ответ на отчаянные звонки и стук в дверь соседская квартира ответила всё той же зловещей тишиной. У мальчика был ключ от тётитоминых апартаментов, они с отцом решили воспользоваться разрешением входить в них. В доме всё было в порядке, за исключением распахнутой настежь форточки, вещи находились на своих местах, даже Мотькин обеденный прибор и лежанка, хотя сам кот куда-то запропастился. Отсутствовали только Жулькина коляска, поводок её, мисочки и аптечка с собачьими лекарствами. Видно было, что жильцы покидали дом не в спешке.

И все же тётя Тома с собакой будто пропали, не оставив о себе ни весточки, ни строчки. Славик впал в истерику. Он клещами вцепился в отца, умоляя разыскать адрес племянницы тети Томы. Но оказалось, что ни у Володи, ни у других соседей, долго проживших со старушкой на одной площадке, нет координат её ближайших родственников. Куда, куда она делась?!

Мало что объяснил и рассказ соседки сверху. Дней десять назад она нашла на пороге квартиры тёти Томы опасливо жмущегося к дверям персидского кота. Так как в квартире на её звонки никто не отозвался, соседка взяла найдёныша к себе в надежде, что когда-нибудь хозяйка да вернется и заберёт своего котика. Славик опознал в находке Мотьку, очевидно, сбежавшего из дома через форточку (чего за этим котом при всём его шкодливом характере отродясь не водилось), — удрал, видимо, с большого перепугу или с голодухи.

Решено было заявить о пропаже женщины и собаки в полицию. Однако участковый, давно уже бросивший выполнение своих прямых служебных обязанностей и вместо того пристрогавшийся нести дозор на богатеньких дачах, заявление взял с большой неохотой. Ходу ему, скорее всего, не дал. Во всяком случае, от него новых вестей о Тамаре Ивановне не поступило.

Таким вот непостижимым образом исчезли из лесхоза геройская собака и её добрая заботливая хозяйка.

Славик долго рвался предпринять что-то для отыскания тёти Томы и Жульки. Да в какой конец света снаряжать поисковую экспедицию, если не осталось координат близкого человека?

Постепенно история с бандитским нападением быльем поросла, и уж тем более с нагонявшим страх в здешних местах «баскервилем». С некоторым облегчением вздохнул сосед Володя, освобождённый таким негаданным образом от необходимости материальных трат на операцию собаки. Набухший денежками «Фонд Жульки» засобирались было передать в одну из городских ветеринарных клиник, занимающихся благотворительностью, для улучшения содержания безнадзорных животных. И только Славик никак не желал смириться с непреложным фактом потери своей старшей подруги, поверенной в его мальчишеских тайнах, как и собаки, бывшей его первой настоящей любовью. В его коротенькой жизни после страшного нападения бандитов исчезновение соседки с Жулькой явилось вторым глубоким и безутешным потрясением. Неотступно думал он, как и куда могли деться его самые дорогие существа. И почему-то всё чаще вспоминал слова Тамары Ивановны: «А потом обязательно расскажу тебе, Славик, что у нас с тобой за чудо-собака растет…». Какую тайну хотела раскрыть ему незабвенная тётя Тома?

Но не случайно же говорят, что хорошие люди, как и добрые дела, никогда не исчезают без следа. Прошло около полугода с того момента, как опустела квартира, где жили Тамара Ивановна и Жулька, лесхоз готовился к новогодним праздникам, когда однажды Славика остановила почтальонка, маленькая весёлая женщина.

— Ты тут главный по собакам? — с радостной улыбкой закричала она. — Может, знаешь, где твоя приятельница теперь живет?

Славик сразу не понял, про какую приятельницу спрашивают, со времён пропажи тёти Томы он близко не сходился ни со взрослыми, ни со сверстниками. Но слово, оброненное про собаку, его насторожило.

— По каким собакам? — спросил, внутренне холодея и подбираясь.

— Да вот, написано: хозяйке собаки Жульки — всё так же радостно скалясь, помахала конвертом посыльная «Почты России».

У Славика горячий ком заметался по внутренностям. Он почти грубо выхватил у смешливой почтальонки конверт. На конверте были указаны район, лесхоз и крупно в графе «кому» — действительно, «хозяевам собаки Жульки». А ниже приписка: «Если мы ошиблись адресом, а вам известно, где искать хозяев Жульки, сообщите, пожалуйста, нам об этом по указанному обратному адресу».

Славик стремглав кинулся к дому, себя не помня влетел в квартиру, на ходу разрывая жёсткий пакет и извлекая из него листки, казалось, обжигающие ладони.

Сначала он пробежал письмо залпом, потом перечитал его, потом ещё. Снова и снова вглядывался он в фотографии, также вложенные в конверт… Слезы не переставая катились по мальчишескому лицу, и Славик не утирал их, не замечая предательской влаги и не желая даже лишним жестом отвлекаться от того, что сообщалось в попавшем в его руки послании.

Когда приехал домой отец, мальчик бросился к нему, но не закричал, тыча в руки письмо, — он совсем по-взрослому скупым жестом протянул исписанный листок, не в силах произнести ни звука.

Володя прочел:

Здравствуйте, уважаемая хозяйка собаки по имени Жулька!

Вы так стремительно покинули нас в тот день, что мы, ошеломлённые Вашим рассказом, забыли записать Ваш телефон и точный адрес, запомнили только, что живёте Вы в нашей области, где-то в лесхозе, и что рядом с ним расположен военный городок. Мы долго потом пытались определить, где же находится такое место, и решили, что, наверное, не ошиблись с адресом, который проставили на конверте. А судя по «биографии» Жульки, в вашем населённом пункте эту собаку знают многие, и если письмо попадёт на вашу почту, то найти адресата по кличке его собаки будет несложно.

Прежде всего хотим выразить Вам благодарность за то, что Вы так обстоятельно и подробно рассказали всё о состоянии здоровья Вашей собаки — кто и по поводу чего её оперировал, какое лечение она получала на дому, как питалась. Мы, с Ваших слов узнав о людях, которые приняли участие в судьбе больного животного, хотим поблагодарить и их, так как колясочка очень помогла Жульке и нам в организации ухода за ней.

Хотя у нас здесь много разных собак, Жулька заняла среди них особое место. Не в том смысле, что мы обеспечили ей какие-то особенные условия — Вы сами видели, что возможности наши совсем не шикарные. И место, и питание у неё на том же уровне, как и у других наших питомцев. Но рассказанная Вами история её жизни, а также её поведение и отношение к нам очень быстро сделали её одной из наших любимиц. Буквально с первых дней пребывания она, слабый инвалид с проблемами зрения, выказала такое бесконечное терпение к своим тягостям, такую выдержку и такую тягу к жизни, что в какой-то степени преподала и нам, людям, запоминающийся урок. Да что там терпение! Жулька, будто это и не она вовсе волочит недвижимые конечности на колясочке, проявляла такую весёлость, такой задор, что не только наши собаки, но и мы сами будто подзаряжались от неё оптимизмом. Разве можно не полюбить собаку с таким замечательным характером!

Даже когда Вы, не сдержав своего обещания, больше ни разу не появились у нас, Жулька старалась стойко перенести этот стресс, будто знала про Вас что-то такое, что нам было неведомо. Конечно, неделю она не притрагивалась к пище и нехотя выкатывалась на прогулку. Иногда, чаще всего на заходе солнца, даже подвывала с тоски. Но потом словно встряхнулась: стала хорошо есть, гулять и безропотно принимать медицинские процедуры. Как будто понимала, что от всего этого зависит, встанет она в будущем на ноги или нет. Вот только всё время глядела, да и сейчас неотступно глядит в ту сторону, куда Вы ушли — видно, поджидает, не придёте ли, как было обещано.

Мы, посоветовавшись с хорошими ветеринарами, постарались выполнить все их предписания. Денег, что Вы оставили, хватило почти на всё. А недостающее удалось собрать вот каким способом. Вы всё не шли, а на операцию средства искать было необходимо, мы и сами просто-таки загорелись желанием окончательно вылечить эту собаку. И тогда мы решились (простите, что без Вашего ведома) написать короткую историю Жулькиного подвига, забрали описание в рамку и повесили на её вольер с просьбой помочь, если кто пожелает, собрать деньги ей на операцию. Ни один из посетителей не прошел мимо этой собаки. Почти каждый бросил свою копеечку в прикреплённую здесь же копилку. Но пожертвований не хватило бы, если бы однажды к нам не заехало местное начальство. Оно и прежде оказывало нам кое-какую помощь, пообещало подумать и теперь, как помочь Вашей Жульке. Через некоторое время к нам приехал какой-то важный бизнесмен, судя по расспросам, понимающий толк в Жулькиной породе, а потом позвонил директор одной из самых лучших городских ветеринарных клиник и сказал, что если Жулька окажется операбельной, то деньги за её операцию будут в клинику кем-то перечислены.

Мы свозили Вашу собаку на консультацию, и доктора сразу же взялись Жульку оперировать. К нашей радости, всё обошлось как нельзя лучше, лапам вернули чувствительность, только пришлось собаке три месяца проходить в корсете. Сейчас корсет сняли, Жулька хоть и не носится во весь опор, но уже ковыляет вполне прилично.

А мы вот, очень обрадованные таким поворотом дел, решили и Вам написать, чтобы Вы тоже могли порадоваться, хотя бы издали. У нас к Вам претензий нет, каждый волен поступать так, как ему душа и совесть подсказывают. Мы уверены, что только очень серьёзные обстоятельства смогли разлучить такого сердечного человека, как Вы, с Вашей замечательной собакой.

А мы будем уже тем довольны, что наше письмо до Вас дойдет.

Сообщаем Вам наш мобильный телефон — на тот случай, если Вы его после прошлого приезда сюда случайно потеряли.

Всего доброго желаем Вам мы и Жулька.»

Рядом с телефоном в подписи к письму стояли два женских имени: Анна и Ирина.

Володя, тоже едва не пустивший слезу, отложил листки, чтобы посмотреть на фотографии с Жулькой в корсете и без него. Скромные авторы свои фото не прислали.

— Выходит, сын, наша Жулька в порядке, а про Тамару Ивановну опять ничего не понятно.

— Давай, пап, по адресу с конверта съездим, всё разузнаем, может, и про тётю Тому что-нибудь выясним.

Славик уже не сдерживал радостных слёз. Он готов был сию же минуту мчать в город на свидание со своей Жулькой, то и дело повторяя:

— А скажи, молодцы эти тётеньки, собаку нашу выходили!

Глава 20 Становится известна судьба Тамары Ивановны, а Жулька навсегда остаётся собакой Славика

Пришёл момент, когда в нашей семье все окончательно осознали, что дни твои, дружок, уже сочтены Всевышним, возможно, счёт идет на часы. И в это тяжёлое время — каждый собачник, провожавший своих четвероногих друзей в путь, из которого возврата нет, поймёт меня, — я постоянно силился припомнить самые лучшие, яркие и светлые моменты нашей с тобой жизни. Вспомнить было что, славных минут на твой век выпало немало, но, пожалуй, больше всего запомнился мне тот вечер, когда ты привел к нам Малышку.

Дело было зимой, мы гуляли по засыпанным сугробами улицам, когда ты вдруг завертелся на поводке, будто просясь отпустить. Я щелкнул карабином, и ты намётом понёсся в угол двора. И пропал. Я посвистел-посвистел, да и направился домой: явишься, когда наполкаешься, не в первый раз, кобелячество твоё известно. И действительно довольно скоро под окнами раздался знакомый басистый лай: наш пёс пожаловать изволил. Но когда я открыл дверь подъезда, на пороге никого не оказалось. Лишь минуты полторы спустя почти у пола осторожненько просунулась в дверной проём остренькая мордочка, а вслед показалась и её обладательница, пушистенькая рыжеватая собачка, смахивающая на собаку английских королев, только совсем крошечная. Она явила себя и, переступив порог, не спеша села, подняв голову и будто безмолвно спрашивая: «Войти можно?». Я оторопел, увидев вместо своего пса этакое совершенно кукольное животное. Малышка, как я мысленно назвал её, продолжала вопрошающе сидеть. Тут из-за угла выдвинулось и твоё собачество, и вдруг ты также как и она заискивающе-вопросительно глянул на меня — пусти, мол, нас, не гони. Оторопев ещё больше, я жестом пригласил обеих собак войти, и вы чинно-благородно прошествовали к нашей двери, а потом и в квартиру. Ты всё время держался позади Малышки, будто, как истый кавалер, провожал её. В доме вы тем же порядком прошагали на кухню к мискам, и пока Малышка не поела, ты, известный в домашних кругах нахал, против своего обыкновения терпеливо дожидался своей очереди. Собачка явно хотела есть и озябла — очевидно, давно обреталась на улице, хотя, по всему, была животным по-домашнему ухоженным. Уйти она не спешила, пришлось оставить её у себя ночевать. Ты опять продемонстрировал неизвестно откуда взявшуюся учтивость, уступив гостье свою подстилку. А на следующий день дочь узнала, что Малышка принадлежала жившей по соседству старушке, которая три дня назад скончалась. Впопыхах похорон про собаку никто не вспомнил, если, конечно, не считать тебя, мой пёс.

Малышка аккуратненько прожила у нас несколько дней, пока её не забрала родственница хозяйки. А я ещё долго вспоминал этот визит, удивляясь твоему необычному благородству и умению совсем по-человечески сочувствовать чужому горю.

Вечером у соседей тёти Томы состоялся долгий семейный совет: решали, как быть с Жулькой. Полученное письмо не давало полной ясности о том, в каких условиях и где содержится собака. Понятно было одно: живёт она у людей, хорошо относящихся к животным, и отдала её этим добрым тётушкам сама Тамара Ивановна, связь с которой и у них уже давно прекратилась. Славик упрашивал родителей как можно скорее поехать по адресу на конверте, чтобы увидеть свою Жульку, узнать что-нибудь ещё про соседку, а главное — поскорее увезти любимейшее существо к себе домой. Но взрослые, не возражая против поездки к авторам письма, всё взвешивали да прикидывали, можно ли взять Жульку в дом — хватит ли для этого финансовых ресурсов и рабочих рук, где её поместить, чем кормить, кто за ней будет присматривать, лечить и т. д. У ответственных людей обязательно возникает масса вопросов подобного рода, ведь появление в доме нового живого существа — дело нешуточное. И хотя Жулька была старым проверенным и заслуженным другом, подумать о её обустройстве в новом доме нужно было крепко. Ведь прежде порядок этого обустройства был совсем иным и не таким обременительным для семьи Славика, так как собака была здорова и находилась в квартире соседки. А сейчас Жульку нужно будет поместить в доме, где мама зациклена на идеальной санитарии.

В конце концов мужская позиция забрать Жульку к себе перевесила мамины доводы о потенциальной грязи и аллергии, от которой, как было не без поддёвки подмечено, она давно счастливо излечилась.

Поехали за собакой через день, в выходные. Пришлось изрядно поколесить по городу, пока указанный на конверте адрес не привел их к маленьким хибаркам, на одной из которых висела табличка «Приют для собак». Нет, это учреждение совсем не походило на ту роскошную гостиницу, в которой совсем недавно счастливо жила и проходила дрессировку Жулька. Это был настоящий сиротский приют, куда со всего района свозили брошенных, больных и попавших в тяжёлые передряги вчерашних вернейших друзей человека. Богадельня всегда была переполнена, поэтому, как позже выяснилось, Тамаре Ивановне стоило больших трудов уговорить персонал принять к себе на постой домашнюю собаку. Старушка собрала последние гроши, чтобы устроить сюда Жульку.

Володе со Славиком повезло: несмотря на нерабочий день хозяйки приюта оказались на месте. Заведовали учреждением две вышедшие на пенсию бизнес-леди, содержавшие и лечившие животных практически на собственные средства, если не считать почти эмпирической помощи властей. Население, правда, тоже оказывало воспомоществование, но этого хватало лишь на незначительное улучшение здешней собачьей жизни.

Но хотя содержание в приюте было более чем скромное, относились к несчастным псам по-настоящему заботливо и ласково. В этом гости убедились с первых же минут — из вольеров глядели хотя и грустные, но не голодные глаза, в которых при появлении хозяек даже появлялся блеск радости. Анна и Ирина («называйте нас без отчеств, мы привыкли к простоте»), узнав, что их письмо к хозяевам собаки Жульки всё же нашло адресата, до слез обрадовались, схватили мужчин едва ли не в охапку — чаем поить и разговоры разговаривать. Громкими жизнерадостными голосами они наперебой то расспрашивали гостей о их житье-бытье, то принимались снова и снова рассказывать о своём приюте и четвероногих воспитанниках, то перескакивали на «нашу Жуленьку», живописуя её здешнее пребывание. Из этих порой горестных, порой восторженных криков Володя и Славик узнали многое, что заставляло сжиматься и учащенно биться их сердца.

…Тамара Ивановна почувствовала, что совсем сдаёт, как раз в тот неподходящий момент, когда её юный компаньон уехал на море. Боль за грудиной беспокоила её уже давно, и она привыкла собственными испытанными средствами бороться с ней. Но тут колотье в подреберье почти не отпускало, руки и ноги временами становились какими-то ватными, будто чужими. Были и другие тревожащие симптомы. Она поняла, что сердце не на шутку забарахлило, и ещё немного — придётся ложиться в больницу. Полностью перепоручив прогулки с Жулькой одной из тех обязательных девочек-волонтёров, которые всё ещё приходили к ней на помощь, тётя Тома, собравшись с силами, съездила к знакомым собачникам, друзьям по её прежней городской жизни, которые порекомендовали ей несколько гостиниц для животных. Она поехала на разведку, которая дала крайне неутешительные для неё результаты: гостиницы были рассчитаны на абсолютно здоровых животных и стоили очень дорого, совсем не по пенсионерскому карману. О собаке-инвалиде с каким-то там колёсным протезом в этих богатых конторах никто и слушать не желал. После нескольких дней мытарств она почти потеряла надежду пристроить хотя бы ненадолго своего крупногабаритного найдёныша. В списке гостиниц оставался единственный собачий приют на городской окраине, куда тётя Тома обратилась в последнюю очередь.

Как ни странно, выслушали её там внимательно, сердечно посочувствовали, но сказали, что место для домашней питомицы даже на короткое время вряд ли найдется, все вольеры заняты тяжёлыми животными. И только рыдания, которыми вдруг разразилась обычно скупая на слезу Тамара Ивановна, высекли искру в сердцах хозяек приюта.

— Привозите, а там поглядим, — сказали они, впрочем, намекнув, что услуга в случае согласия будет стоить Жулькиной хозяйке денег.

На следующий же день Тамара Ивановна, найдя оказию, стала собираться в дорогу.

— Ну что, подружка, видно, пришла пора нам с тобой расставаться — тихо бормотала она, будто заклинание шептала, гладя по голове враз окаменевшую возле ног Жульку. Собака отползла подальше от дивана, на котором сидела тётя Тома, и легла, положив на лапы свою огромную морду с закрытым навеки глазом. Так и пролежала почти неподвижно до вечера. Поднялась только ради прогулки, но от ужина, как потом и от завтрака, отказалась, лишь как неживая обречённо глядела в одну точку. Собаки куда лучше людей чувствуют грядущие невзгоды…

Притих, почуяв неладное, и друг Мотька, ежевечерне зазывавший Жульку на их ритуальные игры. Видя такое страдание, Тамара Ивановна старалась хоть как-то утешить собаку. Не отходила от неё, поглаживая рыжую лобастую башку с изящной черной маской на морде, к Мотькиному возмущению (этот подлец даже в скорбную минуту оставался делягой) подсовывала добрый кус мяса такого качества, какое себе-то позволяла только по самым большим праздникам, принималась в который уже раз вычёсывать сразу вдруг потускневшую собачью шерсть.

— Что делать, что делать, по-другому никак нельзя! — посуровев вдруг, строго сказала тётя Тома, когда наутро машина засигналила под окнами, и принялась прилаживать к Жулькиной спине сирую колясочку, трясущимися руками складывать в пакет её поводки и миски. Обречённо и послушно скатилась геройская собака по пандусу, крепкие мужские руки подхватили её и примостили в салоне «Газели»… Прощай, дом детства и счастья, доведётся ли вернуться сюда?…

Многое повидали на своём веку хозяйки приюта. Иногда по ночам снились им растерзанные и полузамученные животины, которых приносили сюда с помоек, вырывали из безжалостных подростковых рук, отбирали у садистов-хозяев. Животных с безоблачной судьбой здесь не было. Как и у людей, у собак большого города хватало настоящих рвущих душу несчастий и горестей. Но при виде инвалидного Жулькиного приспособления даже у этих стойких женщин слеза навернулась на глаза. Разговаривая в Тамарой Ивановной по телефону, они и представить не могли, с какой постоялицей им придётся встретиться.

Жульку, сняв с каталки, определили в небольшой вольер, где она забилась в дальний угол и перестала реагировать на проявления внешнего мира.

— Не выживет она без Вас — удрученно закачали головами «мамы» приюта. Тамара Ивановна и сама видела, что происходит с её любимицей, но иного выхода не было, этим утром последние силы покидали её. Она пообещала, что при первой же возможности приедет навестить Жульку, и поскорей засобиралась домой: нечего сердце надрывать себе и собаке, коли помочь нечем. Анна и Ирина, по горькому опыту знавшие цену подобным обещаниям, перед уходом попросили тётю Тому рассказать о Жульке подробнее — нужно же им представлять, какому животному дали кров. И тут тётя Тома не выдержала: сбивчиво и с повторами она впервые поведали едва знакомым людям всё, что знала о Жульке. Она рассказывала историю своей собаки, говоря о ней, как о самом близком существе (да так оно и было на самом деле, роднее Жульки да соседского мальчика у старушки давно уже никого на белом свете не осталось). Перед заведующими приютом раскрывалась вся хотя и короткая, но полная неожиданностей жизнь животного: появление в лесхозе «собаки-баскервиля» с крошечным щенком и гибель грозной Жулькиной мамки, удивительная наследственность и замечательный характер собачушки, прекрасная её выучка, несчастливый эпизод с собачьим тотализатором и, наконец, собачий подвиг, в результате которого Жулька осталась инвалидом.

— Доктора сказали, что можно попытаться сделать еще одну операцию, но это очень сложная операция, да и дорогая, на неё у меня средств нет. Правда, родители соседского мальчика обещали помочь, и в посёлке у нас даже какой-то сбор денег на лечение Жульки организовали. Но деньгами одними горю нашему не поможешь, собаке этой постоянный уход и присмотр нужен, а кроме меня обеспечить его некому. Ну а я — я сил больше не имею ходить за больной Жулькой. Вот потому-то к вам Христа ради и обратилась — закончила Тамара Ивановна свою длинную повесть, протягивая скромную пачку купюр, предназначенную в благодарность за приём собаки-инвалида. И пошла, спотыкаясь, но упорно не оглядываясь. Оглушённые услышанным, «мамы» даже не пытались её останавливать. Видно, дошел до ручки человек, коли решился такую собаку в чужие руки отдать…

Вопреки печальным традициям приюта, у тёти Томы и в мыслях не было отказаться от своей Жульки насовсем. Она твердо знала, что, как только поправится, станет навещать лучшую собаку своей жизни. Быть может, снова заберёт её домой. Однако Бог распорядился по-другому. Тяжёлое расставание так подействовало на старушку, что по дороге домой с ней случился тяжёлый сердечный приступ. Больную в карете «неотложки» увезли в городскую больницу, где Тамара Ивановна, не приходя в себя, скончалась от обширного инфаркта. Чтобы выяснить наличие родственников, документы её отправили по месту жительства. Участковый, по безалаберности своей благополучно забывший о том, что кто-то интересовался пропавшей старушкой, для проформы зашёл в лесхоз — опросить соседей, но никто о существовании у тёти Томы родных не знал, а семьи Славика в этот момент дома не было. Так и осталась Тамара Ивановна числиться одинокой. Похоронили добрую женщину скромно за казенный счёт на сельском кладбище в полной безвестности, о чём, конечно же, в лесхозе никого не известили.

…Мальчик и его отец, выслушав сбивчивые крики Анны и Ирины, обрадовались и огорчились одновременно. Радовались, что вот-вот увидят свою собаку, стоящую на всех четырёх лапах, а горевали от того, что опять ничего не узнали о Тамаре Ивановне. В такой сумятице чувств и подошли они к вольеру, на который указали хозяйки приюта. Славик, весь дрожа, осипшим от волнения голосом негромко позвал:

— Жуля, Жулька…

В глубине зашевелилось массивное тело, большая рыжая голова поднялась, насторожив уши.

— Жулька, Жулька, Жулька-а-а! — уже в голос кричал мальчик, разглядев родную лукавую морду, рыжий бок и здоровенные лапищи.

Ещё мгновение собака медлила, словно выверяя, не почудился ли ей в чистоте зимнего утра голос лучшего своего друга? Но, наконец, осознав, что родненький зовет её наяву, неуклюже вскочила на непослушные ещё лапы и рывком кинулась к сетке вольера, издавая отчаянный полувизг, полуплач. Славик, её Славик, пришел к ней! Встав на задние лапы во весь свой гигантский рост, она буквально втиснулась в сетку, а мальчик приник к ней снаружи, и Жулька через металлические ячейки старалась облизать самое родное, самое желанное и такое долгожданное лицо. Слёзы ручьём катились по лицу подростка, стояли в глазах его отца и хозяек приюта, слёзы, казалось, навернулись и на единственный глаз Жульки. Наконец, Анна трясущимися от волнения руками откинула щеколду вольера, и Жулька выскочила наружу, бросилась в ноги мальчику, и он обхватил её могучее тело, целуя морду, оглаживая бока, запуская руки в шерсть на загривке.

— Ты теперь со мной жить будешь! Слышишь — мама разрешила, ты у нас дома будешь жить! — повторял Славик, ласкаясь к Жульке, и та всё слышала, всё понимала. Человек и животное не могли разъединиться в течение нескольких минут, пока Володя не напомнил сыну про гостинцы, которые они приготовили своей любимице. Для начала на свет Божий были извлечены новенький добротной кожи ошейник с пристегнутым длинным поводком, его тут же водрузили на шею Жульке взамен прежнего, доставшегося тёте Томе от своего коллеги по работе, и уже изрядно потрёпанного. Потом достали сверкающую стальную миску и в неё положили кусок баранины с косточкой. Обитатели соседних собачьих «квартир» аж заскулили от вида и запаха лакомства; такую роскошь здесь они практически не видели. Чтобы не нервировать несчастных зверей, Володя выделил и им по предусмотрительно припасенному мясному кусочку. А шмыгающим носами растроганным тётушкам сунул в руки конверт с «воспомоществованием».

В общем, сцена встречи удалась на славу.

И только, уводя Жульку из временного жилища, сыгравшего в её жизни такую важную роль, мальчик, наконец, заметил на решётке рамочку с коротеньким текстом, живописующим подвиг собаки. Он опять обнял рыжую свою подругу и поклялся, что теперь не разлучится с ней никогда.

Гости уже собрались ехать домой, когда Славик вдруг спохватился и снова кинулся в приют к Анне и Ирине.

— Тётя Тома говорила мне, что когда-нибудь расскажет, что за собака наша Жулька. Но так и не рассказала, хотела, чтобы я подрос. Быть может, вам она что-нибудь говорила? — спросил он, не особо и надеясь на ответ.

К удивлению мальчика, тетушки дружно закивали головами и сказали, что им известно об этой собаке практически всё.

— Ты знаешь, откуда у твоей соседки взялась Жулька? Нет? Вот то-то… Придётся вам с отцом задержаться да послушать нас. Идём, еще раз чайку выпьем.

И «мамы» принялись за чайной церемонией обстоятельно излагать перед гостями, как несколько месяцев назад делала это Тамара Ивановна, совершенно неожиданные обстоятельства Жулькиной жизни. Славик с Володей были просто-таки ошарашены новостью о том, что легендарная и не на шутку пугавшая жителей лесхоза собака-привидение на самом деле существовала в облике высокопородной отважной молодой суки, бесстрашно защищавшей своего щенка от пьяных заезжих охотников на «баскервиля».

Узнав, что их Жулька является метиской, родительницей которой была собака породы кане корсо, одной из самых умных, управляемых, но и свирепых бойцовских пород, они лучше поняли поведение тётитоминой воспитанницы во время дрессуры и бандитского нападения. Жулька предстала перед ними в совершенно ином свете, даже несколько пугающем. Мужчины, осмысливая услышанное, притихли и задумались. А хозяйки, тревожно заёрзав, опять затараторили:

— Вот, сказали-рассказали, старые дуры. Теперь, небось, такую страшную псину и забирать побоитесь?

Славик очнулся:

— Мы? Жульку? Да что вы такое говорите? Да она нам теперь, может, ещё больше нужна! Да, пап?

Папа только безмолвно то кивал головой, то качал ею из стороны в сторону.

Так Жулька во второй раз обрела родную любящую семью.

Когда, подволакивая задние лапы, вошла геройская собака в знакомый с детства подъезд и поднялась по лесенке, с которой давно были убраны доски её инвалидного пандуса, она сперва остановилась у порога пустующей тётитоминой квартиры. Понюхала воздух, и, подняв морду, коротко тоскливо взвыла. Славик погладил её по голове, полувопросительно приговаривая:

— Может, она ещё вернётся? Ты же вот вернулась!

Жулька понурилась и направилась к его квартире — дому, в котором теперь ей предстояло жить.

…Весть о счастливом возвращении Жульки молнией облетела окрестности. Уже во время вечерней прогулки Славика облепила ребятня со всего лесхоза и военного городка. Будто никогда собак не видели, мальчишки и девчонки пялились на прихрамывающую животину, украдкой разглядывая прижмуренную глазницу, и приставали к мальчику с разными расспросами:

— А у неё новый глаз вырастет?

— Она теперь будет общественной, или ты будешь её хозяином?

— А Тамару Ивановну Жулька по следу может найти?

У Славика от шквала любопытства голова начинала идти кругом, но про поиски с помощью Жульки исчезнувшей тёти Томы он вдруг задумался. Почему бы не попробовать, ведь собака у него необыкновенная, вдруг и с этим делом справится?

Наверное, подросток и на самом деле принялся бы за поиски, но вмешался случай. Через несколько дней после водворения Жульки в их квартиру, почти перед самым Новым годом в дверь постучали. На пороге стояла роскошно одетая женщина, а под окном коптил лесной воздух дорогой автомобиль. Хотя никто в семье не был с этой гостьей знаком, и Володя, и даже Славик вдруг почувствовали, что она имеет отношение к Тамаре Ивановне. Так и оказалось: приехала её племянница, встревоженная тем, что на звонки, адресованные тётке, никто уже давно не отвечает.

— Как найти Тамару Ивановну, вы не знаете? — спросила незнакомка.

Увы…

Ей вкратце описали всё, что предшествовало исчезновению соседки, постаравшись как можно точнее указать места, названия и даты. Племянница поблагодарила и уехала, записав телефон Володи. А через две недели позвонила и сообщила горькую новость о кончине милой тёти Томы. Высокие начальственные связи племянницыного мужа позволили тщательно провести расследование обстоятельств исчезновения и смерти старушки, было найдено даже место её захоронения, которое оказалось совсем недалеко от лесхоза. И Жульку не пришлось снаряжать на поиски своей бывшей хозяйки.

Эпилог

По весне квартиру тёти Томы продали новым жильцам, и тем бы и закончился на земле след доброй женщины, если бы опять-таки не Жулька.

Славик, побывав с отцом на могиле Тамары Ивановны, вдруг вспомнил про «фонд Жульки» — средства, собранные на операцию несчастной собаке и до сих пор лежащие на специальном банковском счёте. Но ведь операцию оплатил какой-то неизвестный спонсор, таким образом, «фонд Жульки» остался цел. И мальчик, предварительно обсудив вопрос со своими друзьями, предложил потратить эти деньги на памятник тёте Томе. Взрослые, уважая заслуги женщины, вырастившей и воспитавшей собаку-спасителя, с выдвинутой идеей согласились. Вскоре нашелся и человек, вызвавшийся её воплотить: живущий в городке скульптор сделал памятник, взяв с общественности плату только за материалы.

…Отшуршали метели, отзвенели капели, лес оделся молодой листвой. И вот на Троицу в укромном уголке кладбища, где нашла покой тётя Тома, при немалом стечении народа был открыт небольшой выразительный монумент. Немолодая женщина со строгим добрым лицом, слегка склонившись, гладит по голове сидящую у ног рослую собаку редкой стати. Надпись внизу гласила: «Воспитавшей спасающую».

Получилось, что вместе со своей хозяйкой памятника удостоилась и Жулька.

Впрочем, эта собака вполне заслужила такую честь. Весной, когда работа над монументом шла полным ходом, в школу к Славику приехала начальственная делегация из области, которая вручила мальчику грамоту «За отвагу», а Жульке был подарен роскошный ошейник с надписью «Жулька, спасшая ребёнка от бандитов» и почему-то с телефоном районной пожарной части.

Славик был горд и счастлив неимоверно — не то что Жулька, которая честолюбием не отличалась. Да и забот у неё прибавилось. Володя, проконсультировавшись со специалистами, её дрессировавшими, познакомил заневестившуюся собаку с красавцем кане корсо. И в середине лета по окрестностям разнеслась ещё одна новость: у героической Жульки появились щенки, шесть одинаковых песочно-рыжих широкогрудых бутузов с элегантными чёрными масками. От мамы их отличали только толстые круглые хвосты, которые вскоре купировали, да короткая, хотя и густющая шерсть. Это были уже почти настоящие кане корсо, собаки диковинной для этих мест породы. За щенками, памятуя о достоинствах и заслугах их мамаши, тут же выстроилась очередь. А когда стало известно, что Жулька является прямым потомком не до конца забытого народом «баскервиля», и вовсе не стало отбоя от желающих взять на воспитание потомство такой необычной собаки.

И это хорошо, о беззаветном героизме — человека, животного ли, — следует знать как можно большему числу людей. Тогда, быть может, в мире прибавится любви. Хотя бы немного.

Оглавление

Пролог

Часть I. Криста

  Глава 1 Новорожденному щенку Жульке открываются картины мира, но она едва не погибает

  Глава 2 Кем была и где росла Криста, мама спасённого щенка

  Глава 3 Криста не стала основательницей новой русской ветви итальянских сторожевых

  Глава 4 Собачьи дела рушат планы сразу двух бизнесменов

  Глава 5 Кристе приписывают бешенство, а заводчик собирается поймать её с Жулькой и вернуть домой

  Глава 6 Не лесным охотником приходится стать Кристе, а побирушкой

  Глава 7 В округе появляется местный «баскервиль»

  Глава 8 До владельцев Кристы доходят слухи о собаке-привидении, и заводчик строит на этом опасные планы

  Глава 9 Бывший хозяин идёт облавой на Кристу

  Глава 10 Криста погибает, а у Жульки начинается новая жизнь

Часть II. Жулька

  Глава 11 Жульку берут в новую семью

  Глава 12 Щенок вырастает в «межпланетную фауну», а тётя Тома решает проблемы его земного существования

  Глава 13 К подростку примеряют орудия инквизиции

  Глава 14 У Жульки появляется совладелец

  Глава 15 На Жулькином горизонте снова появляется заводчик, и она попадает на ринг смерти

  Глава 16 После домашних университетов Жулька попадает в настоящую школу

  Глава 17 Жулька дает бой грабителям, проникшим в дом Славика

  Глава 18 Врачи спасают раненую Жульку, но она превращается в инвалида

  Глава 19 Тамара Ивановна и Жулька неожиданно исчезают

  Глава 20 Становится известна судьба Тамары Ивановны, а Жулька навсегда остаётся собакой Славика

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg