«Луч широкой стороной»

Луч широкой стороной (fb2) - Луч широкой стороной 2086K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Валерьевна Колпакова

Ольга Колпакова Луч широкой стороной

© Колпакова О. В., 2015

© Рыбаков А., оформление серии, 2011

© Двоскина Е. Г., иллюстрации, 2015

© Макет, составление. ОАО «Издательство «Детская литература», 2015

О конкурсе

Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почетным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.

В августе 2009 года С. В. Михалков ушел из жизни. В память о нем было решено проводить конкурсы регулярно, каждые два года, что происходит до настоящего времени. Второй Конкурс был объявлен в октябре 2009 года. Тогда же был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ». В 2011 году прошел третий Конкурс, на котором рассматривалось более 600 рукописей: повестей, рассказов, стихотворных произведений. В 2013 году в четвертом Конкурсе участвовало более 300 авторов.

В 2015 году объявлен прием рукописей на пятый Конкурс. Отправить свою рукопись туда может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.

Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его «подростковом секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.

В 2014 году издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-лист конкурсов. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.

Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса Ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию.

Луч широкой стороной Повесть

Часть первая Место силы

Общая тетрадь Дины с фиолетовой обложкой

Папа за завтраком слушает «Эхо Москвы», и никто не должен ему мешать. Всю дорогу на «Эхо…» талдычат про кризис, поэтому наши завтраки стали похожи на поминки: с такими лицами мы ели только когда умер Очкарик. Мы до сих пор по нему грустим, но мама не разрешает брать нового щенка, потому что «все, хватит с нас очкариков: все, кроме Димки, и так в очках. И вообще, собака должна жить на природе». Я даже думаю, что и люди должны жить на природе, а еще лучше, если недалеко от теплого моря. Но стройку папа заморозил, так что даже уральская дача накрылась.

«Кризис наступил», «кризис затронул»… Глядя на папу, можно сказать, что кризис не затронул папу. Кризис на папе долго топтался и даже вытирал об него ноги. Если раньше папа имел право лишь иногда быть озабоченным и уставшим, то, воспользовавшись кризисом, он на законных основаниях стал молчаливым, раздражительным, ничего не желающим и даже злым. Никто вслух не возмущается этим. Папин маленький бизнес кормит нас. И позволяет иметь по персональной комнате на брата. И ходить на разные курсы и в секции. И выплачивать кредит за машину. Ну и некоторые стильные вещи, вроде ежегодной поездки, как говорит мой младший брат Леха, «в теплоту».

Кризис, как только появился, потребовал жертв. Совсем как древние боги. У нас в музее стоит Шигирский идол. Самый древний деревянный идол на Земле. Если нужны точные даты, спросите у Лешки. Говорят, возле идола древние жители наших мест раскладывали лучшие части добычи, а то и убивали кого. Как бы делились с богами. А боги за это не трогали все остальное. Это как сунуть Лешке Книгу рекордов Гиннеса, чтобы он не копался на моей полке, роняя все подряд в поисках чего бы почитать. Но у того древнего бога хотя бы деревянный образ был. Мы же принесли первую жертву кризису, даже не имея счастья лицезреть его облик. Кризис слопал отпускные деньги не жуя. Последняя школьная четверть превратилась в тоску зеленую. И я даже стала думать, что, возможно, мы сделали неправильный выбор. Может, стоило поступить, как родители Мальчика-с-пальчика, – увезти в лес кого-нибудь из братьев. Мои братья столько едят, что только из-за одного этого должен был наступить кризис. И из ботинок они вырастают быстрее, чем меняется мода. Можно было бы просто поджать пальцы и походить еще сезон, а не тратиться на новые кеды! Братьев у меня двое. Я совершенно не собираюсь их тут описывать, потому что планирую создать бестселлер или даже сценарий для молодежного сериала, а не «Шрек-5» с братьями в главных ролях. Да-да, я подумываю написать хитовый сценарий и срочно разбогатеть.

Конечно, неплохо бы при этом иметь знакомого продюсера. Но меня угораздило родиться в семье, где нет продюсеров, нет миллионеров, нет вообще никаких знаменитостей. Я до сих пор в недоумении, как так получилось. Моя мама отчаянно защищает права зверушек и цветочков в своей «зеленой» радиопередаче. Меня это не вдохновляет. Я-то не хочу идти по стопам родителей. Потому как моя мама и деньги – понятия несовместимые. Мама, наверное, считает, что, работая за столь мизерную зарплату, она помогает сохранять леса, которые идут на печатание денежных купюр.

Папины дела тоже не радуют. В России люди в кризис резко перестали украшать местность вокруг себя. Папа говорит, что окружение человека – это отражение его внутреннего мира и в данный момент спросом пользуются только денежные деревья, которые тщетно пытался вывести Буратино. Папа у нас ландшафтный дизайнер.

А я хочу стать знаменитой и богатой. Ведь ничего плохого в этом нет? У нас в классе все хотят. Только вот как??? Петь я не умею. В модели не гожусь. Муж-олигарх отваливается автоматически. Они все старые. И так как литература – это единственный предмет, по которому у меня твердая пятерка, мне остается писать модные сценарии. Мое произведение должно быть совершенно нестандартное, чтобы захватило с первых кадров. Ну, например, самая обычная девушка хочет познакомиться со стильным парнем. Он супер и на два года старше… Почему школьная программа по литературе не предусматривает произведения на эту тему? Думаю, это актуально для многих девочек.

Мама звонит.

Как всегда, море поручений. Нужно сходить в магазин за салатом, а потом зайти за Лехой в изостудию. В целях экономии он ходит теперь не на индивидуальные занятия к нейропсихологу, а в бесплатный дворовый клуб. Кроме жутких рисунков наш Пикассо Айвазович приносит много интересных подробностей о дворовой жизни. Например, рассказы про маньяков, которые ловят детей на органы. Леха – жутко эрудированный. Но балда. Он сделал копию со своей медицинской карточки и теперь всегда носит ее с собой. Чтобы маньяки знали: он не годится на органы по здоровью. Мама говорит, что он гений или что-то вроде этого. Никто не может, прочитав страницу, тут же пересказать ее наизусть. Он может. А со стороны – балда. Самых простых вещей не умеет и не знает. Как-то пытался сварить себе пельмени. Он их сварил, потом промыл холодной водой, потому что видел, как мама варит макароны, и решил, что пельмени нужно варить по этой же схеме.

Всё, всё, пошла!

Папка «Димон» / Папка «рефераты» / Файл «Черновики к учебным работам»

Хорошо, что я писал реферат по экономике, а не играл в «Большие скачки». Поэтому за Лехой пошла Динка. А я все еще пишу реферат по экономике. Хотя с этим кризисом экономику вообще надо отменить. А то уж очень раздражают цифры доходов, которыми владеют отдельные личности. И почему так выходит, что у них есть, а у тебя (в смысле – нас) нет? Чтобы получить правильный ответ, нужно задать правильный вопрос: откуда берутся деньги? Ответ «работать, работать и еще раз работать» не подходит, поскольку не выдерживает испытания практикой (см. на родителей, см. на кучу народа, что пашут с утра до вечера). Работать и копить, отказывая себе во всем, – глупо. Это занимает слишком много времени, а жизнь коротка, и много шансов, что не успеешь воспользоваться накопленным. Но откуда сразу взять много денег? Это чтобы заработать на жизнь – надо работать. А чтобы разбогатеть, нужно придумать что-то другое.

Опыт богатейших кланов мира подсказывает нам, что первоначальный капитал можно либо награбить (Морган был пиратом), либо сколотить на войне (см. Рокфеллеры и Ротшильды). Еще способ – завладеть каким-нибудь месторождением (до этого накопив денег с помощью войны, государственного переворота, грабежа и обмана). Но, пожалуй, Землю на квадратики тоже без нас поделили.

Осталось изобрести то, чего не было. И чтобы это вдруг оказалось всем-всем надо. Типа компьютерной программы, супертаблетки от всего сразу или пепси-колы.

Конечно, в вопросе об изобретениях мы можем сделать ставку на Лешку. Он у нас самый крутейший «ботаник» на свете. Буквально вчера предложил папе встроить в бритву ультрафиолетовую лампочку – и бреешься, и загораешь, и микробов убиваешь одновременно. Но пока Леха вырастет и внедрит свои изобретения, я состарюсь и деньги мне нужны будут только на супертаблетку от всего сразу. Короче, к пятнадцати годам я понял: деньги – вредное изобретение человечества. Лучше они людей не делают. Иначе самые богатые были бы самыми добрыми, умными и счастливыми, а это, судя по сообщениям в Интернете, не так. Из-за денег одни нервы! Папа, когда мы у него спрашиваем на карманные расходы, например, сильно нервничает. Надо придумать что-то другое. Интересно, устроят ли мои выводы экономичку?

«Читательский дневник» ученика 2-го класса Алексея Б

У меня плохо развита мелкая моторика, поэтому я должен писать в день две страницы текста. Мне больше нравится читать, чем писать. Поэтому я буду писать о том, что прочитал. Сегодня я прочитал сказку Пушкина о рыбаке и рыбке. Это по школьной программе. Мне сказка понравилась. Но я не могу точно сказать, какая главная мысль книги. Потому что их получилось много. Одна такая: если ты кому-то что-то задаром делаешь, то потом тебя еще и еще просят. Это мне папа подсказал.

Дима сказал, что главная мысль – не болтать женщинам лишнего. Не стал сам загадывать желания, так не надо было и старухе рассказывать.

Дина сказала, что она бы пожелала стать Пэрис Хилтон. Это такая красивая или, как говорит Дина, стильная тетенька. Не знаю, мне кажется, мама с папой не согласятся. Ведь если бы им нужна была Пэрис Хилтон, они бы так Динку и назвали.

Мама сказала, что золотых рыбок в дикой природе на Руси не бывает, их тыщу лет назад вывели в Китае из серебряного карася, и у нас они обитают только в аквариумах. Из чего я сделал вывод, что из серебра все же можно получить золото. И еще мама сказала, что есть такие старики, которые ни корыто сами починить не могут, ни дверку в шкафу, и один такой сейчас сидит у компьютера. Я посмотрел – у компьютера сидел папа.

Мне жалко старуху. Ей хуже всего в этой сказке пришлось. Рыбка и старик довольны своей жизнью, у них все есть, что они хотят, а старуха – нет. Если бы старуха жила не так давно, то она могла бы пойти к психологу и посоветоваться.

Не по школьной программе я прочитал два анекдота в газете. Но они, получается, тоже по школьной программе. «Три раза бросал старик в море невод… Да ни разу не попал». И второй: «Пришел старик к синему морю, забросил невод подальше, поглубже, и сидит теперь на берегу как дурак – без невода».

Динкина жалоба воображаемому, все понимающему собеседнику

Недавно Лехина преподавательница рисования, встретив меня, сказала, что у нас все плохо, что надо идти к психиатру, потому что Леша рисует только черной краской. Это говорит о глубоком страхе, депрессии, невыносимом психическом давлении, нервном расстройстве… И вообще, как бы не было поздно. Ведь столько детей сейчас выпрыгивают из окон и делают прочие глупости. Тогда я пошла в класс и переставила краски местами. Леша стал рисовать голубые схемы. Да, это не туннели, как некоторые думают, а схемы всяких жутко полезных штук. Ему вообще все равно, какой краской их рисовать.

И на тесты он отвечает совсем не так, как надо всяким там комиссиям. Если его попросить убрать лишнее среди «мышь, овечка, коза и корова», то он уберет не «мышь», как все нормальные дети. Он уберет «корову». Потому что все три слова, кроме «коровы», на санскрите произносятся так же, как на русском. А «корова» на санскрите будет «го», откуда и произошло слово «говядина». Это он такое при поступлении в первый класс нашего лицея отмочил. А дома еще добавил другое слово, которое произошло от санскритской коровы, тоже на «го». С тех пор папа устраивает ревизию книг, которые стоят на Лешиной полке. Поэтому он таскает книги у нас с Димоном.

Мы бы хотели, чтобы Леха был маленько понормальней, а то маме часто приходится посещать лицей и разговаривать с учителями. Еще он ужасно рассеянный. Всегда думает о чем-то своем. Сегодня он думал о крысах и сухарях. Мама сказала, что Лешка больше не будет ходить к этой тетке на рисование, а пойдет на йогу. Мне-то не стали оплачивать йогу в фитнес-центре, где занимаются некоторые… из нашей школы.

Еще мне нужен новый стильный купальник. Девчонки уже ходили на карьер купаться, а я должна идти в этом старье! Мне нужны: новые босоножки на каблуке, новые штаны-афгани, мне нужно лазерное удаление волос под мышками и удаление этих отвратительных угрей на спине! Я согласна уже не ехать на море, но на это-то, на самое необходимое, должны найтись деньги!!!

Короче, поорали с мамой друг на друга. Сказала, что пойду работать. Мама ответила: «Давай. Интересно, что ты умеешь делать?» Ненавижу. У них такая работа, что денег мало, но я-то здесь при чем?

Потом пришел с работы папа и долбанул табуреткой об пол. И тоже заорал, чтобы при нем вообще не говорили о деньгах. Тогда я заревела и ушла к себе. И закрылась. И наверное, сто раз сказала: «Деньги, деньги, деньги…» Странно, что не разверзся потолок и они не посыпались мне на голову. Короче, судя по всему, придется зарабатывать самой. Сценарий не продвигается. Да и когда я его еще напишу и продам… А деньги нужны сейчас. Что бы сделать? А что я умею делать?

Вообще испортили все настроение своими деньгами.

Дмитрий, лежа на диване

Сначала мама проиграла. Она записала Динку в косметический кабинет, через полчаса они уже отправились, а через сорок минут вернулись. Динка не скандалила, а злилась. Потому что теперь она проиграла. Оказалось, это ужасно больно, и наша стильная жертва рекламы выскочила из кабинета после первых трех секунд. Динка у нас такая луно-теле-солнце-подруга-модо-и-кучаещечегозависимая, психованная – одним словом, даже нам с Лехой рикошетом досталось. Мама говорит, что все девочки в таком возрасте эмоциональны. Мама, например, в тринадцать лет требовала себе лошадь. Если бы Динка была как мама, я бы к ней присоединился! Я совсем не против лошади. Но сестрица выдавила нечто более для нее важное – купила себе штаны-подгузники. Это при том, что я уже полгода коплю на бриджи и сапоги для верховой езды. Может, тоже устроить скандал?

Все знакомые собираются кто куда. Я пожаловался, что, скорей всего, проторчу лето в городе. В ответ на это Артур предложил ехать в Аркаим. Говорит, что со своей палаткой и едой получается совсем недорого. Деньги нужны только на дорогу. Речка там есть, еще есть куча народа интересного, особенно девчонок. «И они иногда купаются голыми», – шепнул он. Мы пошли домой вместе. Артур уже завтра уезжает. У него мать в Аркаиме все лето работает – проводит тренинги.

– Какие тренинги? – спросил я просто так, чтобы поддержать разговор.

– «Контакты с потусторонним миром», «Луч широкой стороной, или Как найти место силы», «Секреты богатства».

Не знаю, что мне больше запало в душу – голые девчонки или «Секреты богатства», но я стал думать про поездку в Аркаим. Хоть какое-то развлечение за все лето. В Инете оказалось много разного про это место на Южном Урале.

Аркаим – древнейшее в России поселение народа, который затем разделился на русских, немцев, иранцев, англичан и пр., и пр. Называли их индоевропейцами, то есть они от Индии до Европы прошли. Или наоборот. Пять тысяч лет назад они пришли сюда то ли со стороны Черного моря, то ли с Полярного Урала. Построили хорошо спроектированные селения. У них были колесницы. Мужчин хоронили вместе с колесницами и лошадями. Причем лошадей укладывали так, словно они бегут. Не знаю, как к этому относиться. Если бы я погиб раньше своей лошади, я бы не хотел, чтобы ее прикончили и уложили в могилу. Хотя более преданного друга, чем лошадь, нет. Ей все равно, как ты одет, кто у тебя предки. Конь никогда не психует и не обижается.

Аркаимцы прожили в своем городе около ста лет. А потом ушли. При чем здесь «секреты богатства»? Жили они, конечно, не бедно, в каждой семье по 20 коров. Вот если бы лошади…

Надо придумать, как убедить родителей отпустить меня в Аркаим.

Дневник наблюдений Лешки за папой, который, может быть, робот

Я уснул. А потом мне приснился сон, что прилетели черные демоны и потащили меня ужинать. Я сразу подумал, что они будут мной ужинать. Тогда я сделал, как велел Ахура Мазда, великий бог огнепоклонников, – немного покричал на них волшебными словами, и они превратились в Динку, сильно накрашенную и в незнакомой одежде.

– Неужели так страшно? – спросила Динка. – Может, ты от ужаса и аппетит потерял?

– Ты что, в памперсе? – спросил я, потому что у Динки были штаны, как у меня маленького, когда я еще не умел ходить на горшок.

Но Динка сказала, что я ничего не понимаю в моде. Хотя я читал о реконструкции костюма древних жителей Урала. Я у Димы книжку взял, которую он сегодня читал. Там про огнепоклонников и мудреца, который разговаривал с богом. Его звали Заратуштра. А в школе говорили, что его звали Иисус. Наша учительница часто путает факты и цифры. Она даже общее число атомов, из которых сделана Земля, не может запомнить. А это примерно 10 в 50-й степени.

Мы ужинали тихо. Все молчали. Я смотрел на папу. Я его редко вижу. Только за ужином и еще иногда в выходной. Я решил, что понаблюдаю за ним, и мне будет что записать в дневник. У папы, когда он жевал, шевелились уши. Я потрогал его уши: они у краев твердые, не сгибаются.

Я спросил у папы: почему у него уши твердые? У нас у всех потрогал – мягкие, а у него – твердые. Это признак биороботов и демонов.

Тогда папа сердито сказал маме:

– И что у нас ребенок читает? Апокалипсис или «Молот ведьм»?

Я сказал, что читаю Авесту. И что Авеста была написана много тысяч лет назад. Там интересно про то, как нужно отгонять демонов и что делать, если притронешься к мертвецу.

– Если мы не дадим папе спокойно поесть, то ему пригодятся эти знания, – сказала мама.

И мы опять ели молча.

Тогда я спросил у папы, знает ли он, где похоронен Заратуштра? И не к нему ли он решил притрагиваться?

– У меня, – медленно, ну совсем как робот, у которого садится источник питания, ответил папа, – был тяжелый день.

Можно подумать, что я заставляю его раскапывать Заратуштру.

Но потом Динка пошла за пирогом, и папа увидел ее новые брюки.

– Это еще что? – спросил он. – Ты собираешься ходить, как… как…

– Пусть ребенок ходит в том, что ему нравится! – сказала мама, которая уже до этого ругалась с Диной из-за этих брюк, но потом все равно купила.

Мама всегда так: сначала возмущается, а потом сделает, как ее просишь. Я по себе знаю: она завязывает мне шнурки, потому что мне самому совсем не нравится это делать.

– Нужно, чтобы она сама поняла, как глупо выглядит, – добавила мама.

– Вы ничего не понимаете в моде! Вы совсем отсталые! – заорала Динка, но шарлотку достала.

– Не ори на родителей, – сказал папа.

– А на кого мне орать? – поинтересовалась Дина.

– Чур, не на меня! – сказал я.

– А давайте того, кто будет громко разговаривать, начнем штрафовать, – предложил Дима. – Леха может какой-нибудь крикоизмеритель изобрести.

Я объяснил, что осциллограф, или шумомер, уже изобрели. И если среди нас есть робот, то в него это должно быть встроено.

– Прекрасно, – сказала мама, – теперь я могу спокойно оставить вас на три дня. Я уезжаю в командировку. Вот тогда орите сколько хотите.

– Куда уезжаешь? – спросил я и приготовился заплакать, потому что я никогда не хочу, чтобы мама уезжала. А если хорошо пореветь, то она, может, и не поедет.

Дмитрий, озадаченный неожиданным поворотом событий

– В Аркаим, – ответила мама. – Это недалеко от Магнитогорска. Раскопки. Исторический парк там. Сделаю цикл материалов об экологическом мышлении человека эпохи бронзы. Представьте, что четыре с лишним тысячи лет назад люди после себя не оставляли никакого мусора!

– Зато они там Заратуштру оставили, – сказал Леха, начиная шмыгать. – Там могила есть, ее называют Могилой Учителя. И скорее всего, там был похоронен этот древний мудрец.

– Не знаю, как с твоими мертвецами… мудрецами, – у Динки тут же загорелись глаза, – но все мои знакомые едут в Аркаим, потому что это вообще волшебное место и там все желания сбываются. Сначала надо походить по одной горе и попросить прощения. Потом по другой – и загадать желание. И желание сбудется. А если пойти на ту гору, где живут грачи, то у тебя родится ребенок.

Папа обалдело посмотрел на Динку и ничего не сказал. В другой раз он бы показал ей ребенка, но сейчас его очень отвлекали Динкины новые штаны.

Затем опять вступил Леха. Он сообщил, что Аркаим – это ровесник египетских пирамид. Но аркаимцы сожгли свой город. Смотреть там нечего, и лучше маме не ездить, лучше всем вместе съездить в Египет.

– Сожгли… – пробормотал папа.

– Может, поедем на нашей машине все вместе? – неожиданно предложила мама, удивленная нашей необычайной осведомленностью о месте ее командировки.

– Ура! – заорали Лешка и Динка так, что любой шумомер бы зашкалил.

Папа почему-то не сделал им замечания, а лишь робко заметил, что у него не было в планах срываться с работы.

– У тебя и кризиса в планах не было, что ж теперь… – ответила мама.

– А деньги на бензин? Ты на святом духе поедешь? Или на мудром слове вашего Заратуштры?

– На командировочные. Только жить будем тогда не в домике, а в своей палатке. И не на территории туристического городка, а рядом, там бесплатно. Пока я работаю, вы с детьми отдохнете, желания загадаете. У тебя есть желания? Ты вообще чего-то хочешь? Ты когда последний раз чему-то радовался?

– Это мое личное дело – радоваться или нет! – горько сказал папа. – Что вы мной все командуете! Почему я должен делать то, что вам надо?

– А кем нам еще командовать? – удивилась Динка. – У нас же нет Очкарика.

Папа уронил голову на стол.

– У папы питание кончилось! – непонятно к чему сказал Лешка.

– Галопом пьем чай – и собираться! – приказала мама.

Но мы с Динкой вылетели из-за стола тут же. Лешка, схватив кусок пирога, – следом. Нужно было очень-очень быстро собраться, пока папа ничего не ответил.

Сочинение на тему: «если бы у меня была волшебная палочка»

Выполнил Алексей Б.

Если бы я был волшебником, мне бы пришлось исполнять желания всех, кто ко мне обратится.

Мама бы пожелала, чтобы мы не ссорились, хорошо учились. А еще много путешествовали.

Папа бы пожелал… Папа хочет, чтобы его все оставили в покое.

Дима бы пожелал личную лошадь. Он говорит, что лошади лучше людей. И даже умнее некоторых. И уж точно умнее Динки.

Динка бы пожелала стать кем-нибудь из артисток или певиц или еще какой-нибудь знаменитостью. Она почему-то всегда хочет быть не собой, а кем-то другим. И пожелала бы, чтоб я исчез с ее глаз и из ее комнаты.

И Дима, и Дина, и я хотели бы, чтобы у нас опять был Очкарик.

Всё, кроме Очкарика, можно и без волшебной палочки исполнить. Поэтому у меня остались еще два желания. Хочу много друзей. Ну или одного, но хорошего. Еще хочу, чтобы на ушах такие штуки были, чтобы преобразовывать звук. Например, едешь на машине, переключаешь чистоту, и гудение машины превращается в музыку или познавательную книжку. Этим можно пользоваться, когда кто-то ругается.

Дина о дороге в Аркаим

По дороге Леха готовил нас к глубокому погружению в Аркаим. Он вычитал, что древние жители тех мест умывались коровьей мочой, а не водой. Потому что не хотели загрязнять воду! И с радостью поделился информацией.

– Ничего странного, – сказала на наше «фу» мама, – индусы до сих пор считают корову священным животным. Они никогда не убивают коров, которые свободно ходят по улицам даже в городах. И если корова легла на твоем крыльце, ты не должен ее беспокоить. И на дороге – тоже. Наедешь на корову – тебя посадят в тюрьму на всю жизнь. А раньше сразу казнили. Корова – такое животное, которое не производит ничего ненужного. Она вся полезная и вся чистая.

– И навоз чистый и полезный? – скривилась я.

– И навоз. Если землю не удобрять коровьим навозом, то картошка вырастет размером с горох, – ответила мама.

Тут Лешка стал выяснять, почему от коровы навоз чистый, а от него – грязный. Оказалось, потому, что человек ест сейчас всякую гадость, которая плохо разлагается на первоэлементы. А корова ест травку. У нее все, что выделяется, имеет дезинфицирующее свойство. А человек производит не только грязный навоз, но и другую всякую ерунду, типа целлофана или атомных отходов, которые перегнивают с трудом. И если бы человек носил с собой весь мусор, который от него остается (от бутылок, пакетов до выпавших волос), то через неделю его из-под этой кучи грязи уже было бы не видно.

– Прекратите немедленно про это говорить! – попросила я. – А то стошнит сейчас.

Мама пообещала, что про навоз больше не будет, а будет про небесную корову. Так вот, как считают арии – те, кто когда-то жил в Аркаиме (их еще называют индоевропейцами), – Бог сначала создал Вселенную, затем Воду, Землю, Растения и Быка. А уже потом Человека. От этого первозданного Быка пошли все коровы на свете. И все, что они давали: молоко, творог, масло, мочу и навоз (ой, молчу-молчу!) – сохранило в себе первородную энергию и имеет очистительные свойства.

– Знаете, какая первая буква алфавита? – неожиданно спросил Лешка и сам себе ответил, потому что на его вопросы бесполезно отвечать: он сам знает ответ лучше всех. – «А». Ее называют «Алеф», и она похожа на коровью голову с рогами. Только в нашем алфавите голова перевернута и упирается рогами в землю. А русская «А» называется «Аз» – это значит «Я».

– У нас много чего перевернуто, – пробурчал папа.

Дорога до Аркаима очень хорошая, ехали быстро, и пятьсот километров остались позади меньше чем через пять часов.

Дмитрий (по памяти) про первый вечер в Аркаиме

Аркаим – это место в степи. Три маленьких холмика (бывший вулкан, жерло его – ровная площадка, там стоит турбюро), степь, деревня недалеко. А палаток!

По лугу местные жители водили коней. Катали туристов. Мне уже понравилось. Я сразу сбегал туда, но все кони были заняты, и денег я не взял. Просто постоял посмотрел. Не знаю, что там коровы, а вот лошади… Даже первобытные люди понимали, что лошади – это вам не коровы. Треть всех наскальных рисунков животных – это лошади. Лошадь – это ветер. Ветер – это небо. Небо – это свобода. Свобода – это мечта. Моя мечта – это лошадь.

Выбрали местечко между старым костровищем и какой-то норкой и стали ставить палатки.

– А если там змеи? – показал на нору папа.

– Судя по диаметру – питоны, – съехидничала мама.

И вдруг из норы вылез суслик. Он сел, осмотрелся и стал нам свистеть. Мы не шевелились. Но он и не боялся.

– И для чего ты здесь выкопал нору? – сказал суслику Леша. – Ведь затопчут!

– Может, у него здесь деды и прадеды жили, вот он и не хочет уходить, – предположил папа.

И мы сразу зауважали этого зверя с крепкими корнями.

Народу здесь было – как на параде! А одеты аркаимские жители так, что Динка в «афгани» выглядела никак не стильно. Лошадей водили башкиры в национальных костюмах, с бичами, и казаки с нагайками. Двое таджиков строили юрту. Таджичка была укутана до глаз. На лице – белая повязка. Под горой девушки в сарафанах водили хоровод.

Хламиды со всевозможными вышивками, тоги, какие-то стослойные юбки, кофты из лоскутков… Женщины в зеленых малахитовых платьях и коронах, как у Хозяйки Медной горы, кришнаиты в своем не пойми в чем. У палаток сидел кто-то в фиолетовых накидках. Рядом – в чалмах. И лысые с татуировками на голове. Если наряд – это выражение твоего внутреннего мира, то нужно отдать должное клиентам Аркаима: их внутренний мир был весьма разнообразен.

Вообще-то нормально одетые тоже были, и даже в таких близких сердцу Динки «подгузниках» пару тетенек встретили. Сестра озадачилась.

– Тут, чтобы тебя заметили, штаны надо на голове носить, – посоветовал я.

– Может быть, они все тут экстрасенсы и сразу видят внутренний мир человека, – предположила сестрица, – ауру. А необычная одежда – это так… Для тех, кто ауру не видит, типа тебя.

Мы как раз прошли мимо столика с аппаратом для фотографирования ауры. В нескольких метрах от этого столика стоял другой, где предлагали улучшить ауру пятью разными способами. Можно было купить комплексное улучшение, и туда входила иппотерапия.

– Видишь, у меня с аурой все нормально, а у тебя нет, – тихонько подколол я Динку. – У тебя она провисла. Это даже невооруженным глазом видно.

Хотя я и сам был бы не против надеть костюм ковбоя или индейца.

Впечатления Дины о параллельном мире

Аркаим – лучшее место на земле! Здесь Артур! Вагончик Артура я увидела, когда мы с папой за билетами на экскурсии ходили. Он недалеко от турбюро. А рядом большой факел горит. Я думала, что они этим факелом комаров отгоняют, но, оказалось, здесь собрались огнепоклонники. Те, кто считает огонь живым существом. Я не знаю, так это или нет, но если учесть, что без огня человек существовать не может, что огонь – это одна из составляющих жизни вместе с воздухом, водой и землей, то выходит, он живой. Ну или как-то так.

Артур показал нам на холмы вокруг лагеря, рассказал, что где. Главное, конечно, гора Шаманка, там все желания загадывали.

– С этим осторожней, – предупредил он. – Сбывается буквально. Одна бабушка, у которой сын алкоголик, пожелала, чтобы он перестал пить, так он перестал. Умер и перестал.

– Кошмар! – прошептал кто-то.

Меня тоже покоробило. Я-то думала, зайду и запросто пожелаю разбогатеть… Теперь нужно еще что-то придумывать. Хочу стать талантливой-преталантливой?

– У него редкий талант, – прервала мои размышления мама Артура, показав на парня напротив. – Он материализует плазму из астрала.

Тот, с талантом, повесил на соседний костер котелок и стал размешивать варево, покачиваясь и строя рожи как ненормальный.

Пожалуй, это тоже не мое… И почему я так мало смотрела мультиков про ведьм? Сейчас бы пригодилось для поддержания разговора.

Димон тоже тихо обалдевал. Здесь, куда ни плюнь, сидели колдуны, ведьмы, волшебники, экстрасенсы, ясновидящие и народные целители. Артур показывал то на одного, то на другого проходящего и потихоньку рассказывал, кто что умеет. С ума сойти! И это не кино. Это ведь по-настоящему! Почему я ничего не вижу: ни духов, ни НЛО? Ни голоса тайные не слышу? Почему одним людям дается, а другим нет?

– А еще был случай, – загадочным голосом, как в летнем лагере перед сном, рассказывал один из паломников, – приехали на раскопки из школы дети с учителем. Учитель вышел из автобуса, побежал на раскопки. Через сутки только поймали – все бегал и кричал, что видит древних жрецов. «Скорую» вызывали. Не все эти контакты способны выдержать.

– Конечно, – кивнула Артурова мама. – На Аркаиме есть шесть мест, где проходит Луч энергетический. Если ты без специальной подготовки в места силы попадешь, то сознание не справляется. Особенно один луч силен. Мы на него новичков не водим. Только после трех спецзанятий… Там человек сам Лучом становится, соединяя Небо и Землю. Чем шире Луч, тем больше в человеке сил для исполнения своих желаний. Записаться на тренинг можно у меня.

Если папа это услышит, он уже не будет орать, куда мы его затащили. Он нам просто тихо свернет шеи. Он терпеть не может всякую бесовщину и в приметы не верит.

– А ты что-нибудь тоже умеешь? – спросил Димон Артура.

– Да так… – скромно улыбнулся тот. – Иногда получается пропавшие вещи находить. Или людей. Только вы в школе не говорите: отбоя не будет.

– Наш Очкарик тоже мог, – кивнула я, но вовремя заткнулась и не стала уточнять, кто такой Очкарик.

Уже в темноте мы поднялись на холм Покаяния. Там сидели мама с Алешкой, смотрели на звезды.

– А папа где? – спросил Димон.

– Пьет из фляжки священный напиток хаому или что-то типа, – ответила мама. – Хаома молочная и прутья барсмана – чудесное средство от злобных карапанов.

Я пробормотала несколько раз цитату про злобных карапанов. Почему-то с каждым разом они в моем представлении становились все менее злобные и более несчастные.

– Тут вообще у всех крышу снесло, – сказал Димон. – Дурдом на выезде. Если б я знал…

– Не поехал бы? – удивился Лешка.

– Не, я бы взял твой костюм Бэтмана и прокатился на лошади, как какой-нибудь Зорро. Отпад! Кто что хочет, тот то и делает. И никто не смеется над ним. Свобода полная. Без всяких денег, без связей и прочих выделываний можно жить. Словно с тебя путы сняли.

– Так я взял его, костюм. – Лешка встал, включил надетый на голову фонарик и раздвинул руки. Он был в бэтмановском плаще и с игрушечным мечом.

– Дэвы!

– Ангел!

Мнения у смотревших снизу разделились. На соседнем холме шаман ударил в бубен. Настала полночь.

Синяя записная книжка. Дина о желаниях

Встали мы за пятнадцать минут до рассвета. Если бы Артур не пришел нас будить, чтобы позвать на гору, я бы не стала подниматься. Мы полночи ходили от костра к костру, историй наслушались и потом еще долго укладывались.

Мы вылезли, солнца еще не было, но было светло. Интересно – почему?

Родителей будить не стали. На горе уже было полно народу. Кто сидел, глядя на рассвет. Кто ходил по лабиринту. Чуть пониже люди стояли группами, поднимали и опускали руки и загадывали свои желания.

О, духи Аркаима и сам Ахура Мазда со всеми, как называет их Леха, заратуштрами! Я хотела только спать, и вообще очень сложно в пять утра сформулировать, что ты хочешь от жизни.

Димон тоже молча смотрел на солнце. Было как-то стыдно перед такой толпой народа озвучивать свои мечты. Видимо, кричать стеснялись не только мы… Под камнями выложенного на вершине лабиринта лежали записки с желаниями. Многие развернулись, вылетели. «Хочу машину»… «Хочу мир во всем мире»… «Большую зарплату»… «Хочу за него замуж»…

– Я сегодня хочу научиться свистеть, подружиться с сусликом, сходить и посмотреть все вокруг, поесть, перестать бояться лошади и чтобы у всех настроение хорошее было… – Один только Леха, наш весь из себя научно-познавательный братец, шептал свои планы, водя руками вверх и вниз.

Солнце поднималось медленно. На какое-то мгновение я почувствовала скорость движения Земли: как величаво она поворачивается моей стороной к Солнцу. Не хватало только, чтобы Земля сказала: «Познакомься, Динка, это – Солнце; познакомься, Солнце, это – Динка; она на мне живет и пока не понимает, зачем она это делает; но в целом ей нравится».

– Ура! Слава! – кричали то тут, то там.

А кому «ура» – было не разобрать. Каждая компания произносила имя своего бога. Неужели он на все откликается? Или ему все равно? Сидит он там, наверное, и думает: «Хоть горшком назови, только конкретней желание формулируй…» Он же един. Ну так говорят.

Несколько йогов и Артур с ними делали Сурья-намаскар – приветствие Солнцу.

Я заметила, что Димон шевелит губами. Он что-то шептал. Артур закончил комплекс, отряхнул руки.

Мы отправились досыпать. Солнце уже встало, но еще не оторвалось от горизонта. Словно ждало, когда я озвучу свой план на сегодня. Чтобы знать, чего ради ему мне светить.

– Пусть Артур пригласит нас… меня купаться, – прошептала я самое безопасное и, наверное, самое желанное на сегодня желание.

Солнце рвануло, глазам стало больно. Я легла, но больше не уснула. Птицы пели как сумасшедшие. Грачи с Грачиной сопки, которую еще называют горой Любви и которая единственная здесь покрыта кривыми березами, полетели куда-то с громким криком. Свистел Лешкин суслик. Я закрыла глаза и увидела восходящее солнце и почему-то кувшинки. Кувшинки плавали на воде, большие-большие, красивые-красивые.

Наблюдения Дмитрия за печами, горшками и молекулами

У меня фантастический братец! С Лешкой на экскурсии вообще ходить нельзя: он всех достанет. Пока Динка и папа осматривали городище, мы были в музее печей. У аркаимцев было пять видов печей! Самая таинственная – в углу – большая, похожая на камин. Для чего она, археологи не поняли и решили, что для жертвоприношений. Для богов то есть. А Лешка посмотрел и сказал, что нет, не для богов. Аркаимцы на этой печи сушили промокшую одежду и сжигали мусор. А еще в ней можно было мыться, как в русской печи, – такая она большая. И выпекать хлеб. И они стали с экскурсоводом Григорием спорить.

– А зачем тогда выемка возле печи в полу? – поинтересовался у Лехи студент-историк. – Узкая, приготовить в ней ничего нельзя! Туда складывали еду для богов.

Алешка объяснил, что это выемка для кормления кошек или щенков, там для них еду оставляли. Или для ласок и ужей. Раньше их от мышей дома держали. Вся группа тут же согласилась с Лешкой, потому что у многих дома собаки и кошки, и их тоже кормят недалеко от плиты.

Экскурсовод сказал, что такие любознательные люди в археологии очень нужны, и пригласил Лешку учиться на исторический факультет, когда подрастет.

Тут кто-то из туристов вспомнил, что Аркаим-то, кстати, нашли двое мальчишек, которые шатались по степи, и поэтому здесь вообще должен быть памятник любознательным пацанам.

Народ плавненько отделился от экскурсовода, который собирался поведать о способах ткачества, и окружил Лешку.

– Мальчик, ты случайно не помнишь свои прежние жизни? – спросил бородатый дяденька с синим напопником.

– Помню, – признался наш вундеркинд.

Конечно, у него их столько было! Была чудесная жизнь до детского садика. Потом началась новая жизнь, горькая, – с детским садиком. Совсем другая жизнь начинается, сладкая, когда его бабушка забирает. Но все это уже в прошлом.

– А в будущее ты можешь перемещаться? – поинтересовался другой турист, без напопника, но с банданой и каким-то сложным большим знаком на груди.

– Могу, – опять не соврал Лешка. – Но с небольшой скоростью. В среднем – на один час в час. Но если с учетом движения вокруг Солнца, то это тридцать километров в секунду.

– Знаете, у меня в полдень будут занятия в группе «Раса Водолея». Вы не могли бы прийти и рассказать о своей технике движения? – Целитель с напопником поискал глазами взрослого, с которым пришел этот мальчик, но, разумеется, никого не обнаружил. – Мы оплатим, – шепнул он.

И тут все стали интересоваться, в каком месте он будет проводить занятие и сколько это стоит.

– Обязательно приходите! – еще раз пригласил Леху Водолей, когда мы выходили из музея.

Грустный экскурсовод печально смотрел нам вслед, размешивая в тазу глину для практических занятий по лепке керамики.

Лешка вернулся к нему, чтобы подбодрить:

– Вы тоже перемещаетесь в будущее. Все мы перемещаемся в будущее. И пока шла экскурсия, мы все переместились на сорок минут вперед. Это в среднем.

– А!.. – махнул рукой практикант, и глина разлетелась во все стороны. – Иногда такое отчаяние накатывает: гипотез много, какая из них верная? А хочется точно знать, как там оно раньше было! Хотите горшки полепить?

Нам неудобно было отказываться, и мы остались лепить горшки, чтобы подбодрить парня. Григорий дал нам таз для замеса.

Я к гончару зашел: он за комком комок Клал глину влажную на круглый свой станок: Лепил он горлышки и ручки для сосудов Из царских черепов и из пастушьих ног, —

продекламировал Григорий.

Я не запомнил, но Леха мне потом слово в слово повторил, и я записал.

– Сам сочинил? – спросил я.

– Нет, – признался Григорий. – Омар Хайям сочинил.

Мы какое-то время молча разминали бывшие растения, черепа, камни, ракушки, бывших мамонтов и рыб. Я подумал, что там и остатки древних лошадей есть. Потом пришла группа новых туристов, которые, в отличие от нас, записались на мастер-класс по лепке. Они сели у гончарных кругов, а мы остались за столом.

– Вообще-то в Аркаиме жители не знали гончарного колеса, – сказал Григорий.

Он показывал каждому, как крутить станок, а мы с Лехой пытались «сообразить» горшки по старинке, по-аркаимски. Вылепили донышки и, как в детском садике, из колбасок стали накручивать стенки.

Когда мы возвращались к палатке, то увидели, как папа поехал куда-то на лошади. Сначала хозяин лошадки шел за ним следом, потом побежал и наконец совсем отстал. И почему это папа должен скакать, а я опять присматривать за братом! В конце концов, это мне нравятся лошади и я мечтаю пасти коня, а вовсе даже не младшего брата. Но, конечно, я ничего Лехе не сказал.

Мы пошли на обратную сторону сопки Шаманки. Если бы не ветерок, можно было расплавиться от жары. Но целитель Водолей велел впитывать всем энергию бога Ра, и желающие стать расой Водолея организовали кружок для впитки. Мы стояли немного в стороне, скромно рассматривали напопники. У всех водолейцев они были голубые.

– Сегодня у нас необычный гость, – наконец, напитавшись, объявил главный Водолей. – Это ребенок, пришедший на землю из космоса, как и мы все. Но ему было даровано не потерять связь с космосом, не растерять свои вселенские знания. Как мы знаем, устами ребенка глаголет истина. Ребенок Индиго, о котором мы так много говорим!

Истина заглаголела. Лешка рассказал о квантах, лептонах и нейтрино, о форме Вселенной всё, что прочитал в подаренной на последний день рождения книге «Самые главные тайны на свете». Чтобы слушатели получили хоть какие-то практические знания, он дополнил доклад рассказом о появлении первозданного Быка и смысле очищения коровьей мочой.

– А теперь вопросы! – объявил Водолей.

Но загруженные водолейцы молчали.

– Вы не знаете, как подзывают сусликов? – спросил тогда Лешка.

– За-ачем? – удивился тот.

– Для дружбы.

Водолей на секунду замешкался, а потом его пробило:

– Мир во всем мире! Мы должны жить в гармонии со всеми существами, потому как на квантовом уровне всё может перейти во всё! В любом суслике уже есть часть ваших предков, и, наоборот, в нас живут предки сусликов!

Лешка согласно кивнул и добавил, что в каждом из нас есть несколько молекул Александра Сергеевича Пушкина, и Заратуштры, и тех аркаимцев, которые жили пять тысяч лет назад. Ну и какая-то часть предков суслика тоже есть. А потом он прочитал Омара Хайяма, которого цитировал Григорий, чем развеял последние сомнения в своем неземном происхождении.

– Так давайте прислушаемся к молекулам тех существ, в контакт с которыми мы хотим войти! Мы не можем не знать, как подзывают сусликов, потому что в каждом из нас живет и суслик тоже! Все, что нужно знать, уже внутри нас. Нам остается вспомнить!

Все стали вспоминать.

У меня в животе забурчало. И суслик, и Александр Сергеевич, и Омар Хайям, и древний аркаимец во мне хором сигнализировали, что пора обедать. Я был вполне готов прислушаться к совету большинства.

Меня сообщения о молекулах не поразили. Лешка, когда выпрашивал у родителей электронный микроскоп, поведал, что на земле ограниченное количество материи и поэтому молекулы и атомы переходят из одного существа в другое. Но как-то я об этом раньше не задумывался. Вроде бы знал, но не осознавал.

«Получается, – думал я, пока Лешка после лекции получал свой первый в жизни гонорар, – что во мне есть молекулы Рокфеллера. То есть в принципе я тоже его наследник. Все живые люди наследники тех, кто умер. Прошлое внутри нас. Мы несем прошлое в будущее. Со скоростью один час в час».

Лехе заплатили тысячу рублей и пригласили приходить завтра.

– У тебя есть что еще рассказывать? – поинтересовался я.

– Ага, – кивнул гений. – Я еще читал «Что мы вообще знаем?», «Мама My на дереве» и «Кто накакал кротику на голову», но последняя на немецком языке.

Мы купили по мороженке и махнули кататься на лошадях. На честно заработанные деньги. Вообще-то есть смысл иметь такого младшего брата, как Леха.

– Дим, а правда, суслики красивые? Почти как твои лошади, да? – спросил Леха. – Может, я посижу, на суслика посмотрю…

Увы, ни башкир, ни казаков со своими конями, к Лешкиной радости, на поляне не было.

– Они в погоню кинулись, – объяснил нам сосед по туристскому стойбищу. – Мужик какой-то у них лошадь угнал. Вроде на цыгана похож.

Что за день такой!..

– Ладно, – сказал я брату, – пошли тогда купаться. Программу-минимум-то я должен выполнить.

Но, увы, и с этим не срослось. Вместо девчонок там были тетки в венках, изображавшие из себя русалок, и наша Динка, изображавшая рядом с Артуром всех рекламных девиц сразу.

Синяя записная книжка. Дина о кувшинках

Караганка неширокая, но чистая и глубокая река. Артур сказал, что она течет по тектоническому разлому, поэтому местами глубже двадцати метров.

Артуру пришлось меня пихнуть, чтобы я вышла из ступора. Здесь росли кувшинки. Настоящие. Я первый раз видела кувшинки. Они были совсем как в моей утренней дреме.

Дальше писать совершенно невозможно, потому что под такой шум о кувшинках не пишут! Папа около часа скакал на вороной длинногривой лошади. Его уже с дельтаплана разыскивать начали. Говорит, лошадь сама выбрала направление, три раза обежала вокруг какой-то горы и только потом решила вернуться. Что они на него все накинулись? Он не виноват, пусть у лошади спрашивают, зачем ей вздумалось бежать так далеко.

Башкир кричал и требовал заплатить за скачки, потому что лошадь устала и следующего туриста возить не захочет.

– Эта лошадь возит вокруг горы Разума и помогает найти правильное решение! – сурово сказал папа, но денег не дал. Видать, это было как раз то самое правильное решение.

Зато весть про гору Разума быстро разнеслась по лагерю. И пришлось ввести запись желающих найти ответы на сложные вопросы на весь следующий день. Хозяин лошади папу простил и даже разрешил Димке ее покормить.

Но это еще не беда. Беда пришла в виде миски. Какой-то индус или буддист продал папе поющую чашу, которая гармонизирует внутренний мир. Папа теперь сидит у палатки и пялится на нее, не понимая, как буддисту удалось впарить ему эту миску с пестиком и почему его разум в этот момент молчал. Но уж если деньги заплачены, не пропадать же добру.

Папа взял похожую на толкушку деревяшечку и стал водить по краю чаши. Ну вот, у кризиса появился звук! Лехин суслик в панике юркнул в нору. Соседи, что дымили на нас своим костром, быстро залили огонь и куда-то усвистали. Лешка сказал, что если чистота звука опустится до очень низкой, то человек может запаниковать и броситься с корабля в море или уйти в тундру в сторону полярного сияния. Хотя этот самый инфразвук ухом не слышен. Я стала оглядываться в поисках полярного сияния.

Если заткнуть уши и коротко: сходили в музей «Природа и человек». Рядом с музеем руки из земли торчат. Железные. Похоже, будто люди, которые когда-то здесь жили, просят нас не забывать о них. Мне хотелось подойти и выдернуть. Почему-то не хочется, чтобы потусторонний мир так навязчиво тянул ко мне руки. Лучше уж как-нибудь намеками: травой пусть прорастает, ветерком или мерцанием звезды. И вот это навязчивое стремление аркаимских паломников окунуться в параллельный мир, может, с их, потусторонней стороны, так же выглядит – море протянутых рук…

Мама сделала в столовой заказ, и мы сегодня будем ужинать как арии (белые люди). Еще археологи подарили ей набор красных длинных футболок. Говорят, примерно такие носили древние аркаимцы.

Озарение Димы про мосты и мечты

Я долго не мог уснуть – думал про прошлое и будущее. Про то, что я – это мост. Я весь сделан из прошлого. Каждая моя клетка была клеткой кого-то другого. А что же тогда я сам? Есть во мне что-нибудь мое? Я – как все. Что я несу из прошлого в будущее? Набор атомов? Я – мешок для атомов. Почему-то обидно. И вряд ли это так. Потому что…

Я не понял до сих пор, снилось мне все это или я сам придумал. Утром я знал ответ! Я не стану богатым, как Ротшильд или Березовский. Потому что… Куча денег – это просто не настоящая моя мечта. Моя мечта – иметь лошадь. Я бы Лешку научил не бояться лошадей. И других людей тоже. Люди, когда они рядом с лошадью, перестают быковать, становятся как-то проще и лучше. Мне кажется, это лошади людей приручили, а не наоборот. Здо́рово было бы проехать на лошади по тем дорогам, где индоевропейцы шли. Но дело не в лошади, а в мечте.

Мечта – это то, что отличает тебя от других. У кого-то иметь миллион, у кого-то – лошадь. Получается, это то, для чего ты родился на земле! То, что дает смысл мешку с атомами.

Дина о ночных разговорах про счастье

Димка сегодня во сне хохотал, пришлось его разбудить. А Леха возился, потому что вчера обгорел. Еще бы, шатался в бэтмановском плаще на голое пузо. Пришлось мазать его кремом. Я чувствовала себя просто сестрой милосердия какой-то. Потом оказалось, что мама с папой тоже не спят. Мама рассказывала, как жили древние аркаимцы. Мы взяли спальники и перебрались к ним в палатку. Стало ужасно тесно, поворачиваться на другой бок приходилось всем одновременно, по команде. Папа болел после скачки и требовал привилегированных условий – лёжки на животе.

– Они жили очень экологично, – рассказывала мама то, что ей поведали ученые. – У них была канализация. Они говорили: прежде чем вымыть в воде посуду, подумай о чистоте воды. Когда шел дождь, они не выходили на улицу, чтобы не замарать дождевую воду…

– Нале-во! – скомандовал папа.

– У них мозги были устроены совсем по-другому, – продолжала мама. – Мы вот сейчас думаем только о деньгах…

– Не только… – подал голос Лешка.

– Не только, – согласился папа. – Еще о больших деньгах, о кредитах и ипотеке. Направо!

– Это все одно. А они шли совсем другим путем. Они думали не о деньгах, а о жизни, о счастье, о вечности, о добре и зле и чтобы добро победило.

– И где они теперь, – пробормотал папа, – со своим добром? Кру-гом!

– Это загадка. Никто не знает, куда они ушли, где осели и почему иногда возвращались к сожженным городам, восстанавливали их до последнего столбика.

Мы стали обсуждать, зачем же они сожгли город, и, проснувшись окончательно, выбрались из палатки, продолжая разрабатывать версии уже на воздухе, укутавшись в спальники. Если бы это была экологическая катастрофа, то зачем им сжигать дома? Может быть, начиналась какая-то болезнь? И они знали: чтобы зараза не распространилась, надо сжечь поселение. Но что это за болезнь, когда город надо сжигать, а вещи-то нет? Если только это психическая, духовная какая-то зараза…

– Может быть, разведем маленький костерок подальше от норы? – предложил Димка. – Глядя на огонь, удобнее думать. И чаю хочется.

Лешка разрешил. Но котелка у нас все равно не было, чтобы вскипятить воду. Тогда папа взял свою вопящую чашу и поставил на угольки.

Все небо было в звездах. Все. Я никогда не видела в городе столько звезд. Аркаимцы считали, что где-то высоко, в том небе, которое человеку не видно, есть всего одна звезда со множеством лучей. Внутри звезды сверкает огонь – это то, что может сделать человека живым. Это душа. Звезда мерцает: каждую секунду умирает и снова оживает. Умирая, она рассыпается множеством осколков. Сначала осколки появляются на видимом с Земли небе – это и есть звезды. А оттуда осколки-звезды, как капли одного дождя, как бусинки одного ожерелья, падают в мир и становятся людьми. Они расходятся по Земле, но невидимые лучистые нити связывают их, и люди одной звезды притягиваются друг к другу. Чем шире луч, тем крепче связь. Поэтому все встречи на Земле не случайны. А когда люди умирают, они становятся звездами и сначала поднимаются на небо, светят потомкам, а потом сливаются в сердцевине главной звезды – в тот самый момент звезда оживает.

– А мы с одной звезды? – зачарованный сказкой, прошептал Лешка, прижимаясь к маме.

– Если мы вместе, то точно с одной, – кивнула мама.

– А почему же мы тогда ругаемся? – удивился Леха.

– Не знаю, – призналась мама.

– Я знаю, – сказал Димон и начал излагать придуманную им сегодня ночью теорию, из которой я только уяснила, что, если человек не понимает, кто он на самом деле и зачем он на Земле, он начинает притворяться кем-то другим, подражает кому-то. Или становится чьим-то рабом. Он предает свою душу-мечту. И тогда эти лучи-связи путаются или совсем рвутся. Человек начинает ненавидеть тех, кого раньше любил. И луч, который связывает тебя с небом, становится кривым, рваным. А надо всего лишь понять, что тебе нужно на самом деле.

– И как это понять, если сегодня модно одно, а завтра другое? – спросила я.

– Ты только о шмотках и мечтаешь, – покачал головой братец. – Ну, будешь ты завскладом, где этого барахла до крыши, и что, станешь счастлива? Это твоя мечта?

Он вечно передергивает.

– Я же имела в виду, что человеку все время для счастья чего-нибудь надо.

– Обычно денег, – сказал на это папа, подбросив в огонь веток.

– Чтобы быть счастливым, нужно всего лишь испытывать чувство счастья. Это обычная химическая реакция организма. Деньги – это костыли, которыми пользуется человек, забыв, как чувствовать счастье, – прошептала мама. – И это ужасно, если даже в детстве человек не умеет быть счастливым сам по себе. Оттого, что просто живет…

Мы молчали. Но в моем молчании не было согласия. Или не было понимания?

Вода в чаше стала выкипать, чаша загудела, как колокол.

– Я в детстве был весьма доволен своей судьбой. Если бы не отец, который все время говорил: «Езжай в город, а то будешь, как я, всю жизнь коровам хвосты крутить», – я бы никуда не поехал, – сказал папа, разливая чай.

– Мне бы для счастья – лошадь, – сказал Димка.

– А тебе, Леш, чего не хватает? – спросила мама.

– А?! – Лешка вздрогнул и спросонья пробормотал: – Спасибо, у меня есть.

– Лешке не хватает друга, – ответил за него Димон.

– Каждый человек мечтает быть счастливым, – предположила мама. – Но иногда, если родители не очень счастливы, они начинают почему-то активно учить счастью своих детей, вместо того чтобы налаживать свою жизнь. А дети, они сами должны почувствовать, что им нужно для счастья. Они знают это с рождения.

Может, я и знала. Но я забыла! Я даже не знаю толком – кто я. Дина. И что может сказать это имя? Да ничегошеньки!

Если бы я сейчас давала себе имя, как бы назвалась? Сидящая в ночи?

Я – человек в модных штанах?

Я – мечтающая о собаке?

Я – желающая сделать в жизни что-то, но что – не знаю?

Я – осколок звезды…

Папка на мамином ноутбуке – «Дмитрий»/ папка «Аркаим и др.»/ файл «Путевые заметки»

Папа утром как с ума сошел. Он нас чуть вместе с палатками не свернул и не сунул в багажник.

– В машину! – сказал он и сел за руль.

Мы дружно завыли, что не хотим. Всего две ночи на Аркаиме – этого мало!

– Будет вам еще пять Аркаимов, – пробормотал папа, но куда собрался, так и не сообщил.

Может, на раскопки решил поехать? На Южном Урале двадцать городов, подобных Аркаиму, не зря все это место назвали Страной городов.

– Хотя бы в туалет дай детям сходить, – попросила мама.

В похожий на скворечник домик тянулась длиннющая очередь, мы даже успели забежать в кафе и перекусить, а Динка пулей слетала на Шаманку – наверное, загадала желание.

А потом началось вообще нечто. Папа поехал непонятно куда. На все наши вопросы он только бурчал что-то невразумительное.

Мы совсем обалдели, когда остановились у границы с Казахстаном и папа пошел с паспортами на таможню.

– Он нас в рабство хочет продать, – предположила Динка. – Мам, ну узнай, в конце концов, куда же мы едем?!

– Судя по карте, нах остен, – сказала мама.

– На восток, – перевел Лешка.

– Но зачем? – завопили мы. – Если домой, то надо на север!

– Не знаю, – призналась мама, но на всякий случай позвонила на работу и сказала, что мы пока в Казахстане.

Ночевали мы недалеко от Костаная.

А с утра папа опять даванул на «газ». Нам уже было все равно, куда нас везут. Зато хоть не дома торчать все каникулы. Наверное, когда аркаимцы вытащили из домов все свое добро, погрузили детей на телеги, подпалили город и поехали, они тоже не могли ответить детям на вопрос: куда теперь? Или могли, но до поры до времени не говорили?

– А что, – предположила мама, рассматривая карту, – возможно, именно этим путем шли аркаимцы.

– Думаю, их уже не догнать, – заметил я. – Все же пять тысяч лет прошло. Так что пусть папа так на газ не давит. Тем более ограничение скорости.

Ночевали в предгорьях Алтая. Выехали на рассвете. Солнце встало. Один луч зацепился за машину и все время держался за капот. Всю дорогу мы ехали на солнце, поворачиваясь к нему, как подсолнух. Казалось, солнышко везет нашу машину на веревочке.

Мама прочитала в книжке, которую папа купил про Аркаим, будто зароастрийцы считали, что, когда человек умирает, перед ним появляется мост. Не обычный мост, а луч с гранями разной ширины. Если человек прожил жизнь правильно, то луч поворачивается широкой стороной, и человек спокойно переходит через пропасть. А если нет, то мостик становится таким узким, что человеку на нем не удержаться. Правильно было жить так: добрая мысль, доброе слово и доброе дело.

Справа над дорогой возвышалась скала. Слева шло ущелье. Стало даже немного жутко. Вдруг луч, зацепившийся за нашу машину, – тот самый мост? И сейчас выяснится, победит в нас добро или нет.

Через полдня холмистой дороги папа привез нас туда, куда так рвался.

Леша снова наблюдает за коровами и сусликами

Тут тоже суслики есть. Они нам три раза дорогу перебегали. Здесь тоже, как в Аркаиме, горки со всех сторон. Только они выше. Когда мы спускались, деревню не было видно из-за тумана. И мы въехали, как в облако. Мне даже показалось, что мы – частички звезды и сейчас поднимаемся на небо. А мы, наоборот, опускались в долину. Туман быстро рассеивался. Деревья здесь очень большие. Один тополь мы только все вместе смогли обхватить.

И коровы ходят прямо по улице, как в Индии. У некоторых домов окна заколочены, словно пиратские повязки на глазах. Там никто не живет. Людей здесь мало. Наверное, поэтому деревня называется Пустынка. Бабушки с дедушками сидят на лавочках, и папа им кланяется. Мы тоже. Совсем как в Авесте: «…идите прямой дорогой. Встретите знакомого хорошего человека – кто бы ни встретился – подобающе поклонитесь ему. Дела, что вам выпали дома, исполняйте разумно и согласно наставлению. Никоим образом не обижайте отца и мать, не бейте сестру, брата, слугу, служанку и животных, обращайтесь с ними хорошо и достойно. Не будьте злыми, а будьте добрыми и хорошими…»

Здесь, как в Аркаиме, две реки. Но они совсем другие. Одна большая – Чарыш. Другая маленькая, даже без названия. Мы пошли к маленькой реке. Там мост совсем старый. Папа первый на него вступил. Немного прошел и дал руку Дине. Дина дала руку мне. Я дал руку маме. Мама дала руку Диме. Так мы все перешли к высокой белой скале. А под Белой скалой было кладбище. А на кладбище не было мертвецов, а были только деревья. Но если бы даже были мертвецы, здесь много коров, и было не страшно.

То место, где папины дедушка с бабушкой и прадедушка с прабабушкой похоронены, было одной большой березой. Ствол у нее был толстый и прямой, а не как на Грачиной сопке.

Папа сказал, что на этом кладбище хоронили всех, кто жил в деревне, – и русских, и немцев, и украинцев, и башкир, и бурят, и белорусов, и калмыков, и алтайцев. Всех вместе.

Дина о местах силы

Деревня с брошенными домами. Вокруг очень красиво, усадьбы есть крепкие, но эти избушки… Вот почему аркаимцы, уходя, сжигали свои жилища. Тяжело думать о том, как они будут разваливаться. Кажется, что в каждом доме притаился какой-то демон. И дома страдают от нежити, смотрят разбитыми глазами-окнами. Они как брошенные собаки. Не надо, чтобы после тебя оставалось хоть что-то, что будет без тебя так разрушаться. И если некому из живых это передать – передай в другой мир, сожги.

Мы ходили босиком. Как это странно – ходить по земле босиком! Словно по живому двигаешься.

Мама сказала, что это даже хорошо, что многие уехали. Земле дали отдохнуть, и траве, и реке. В Аркаиме все вытоптали, разыскивая столбы силы. А здесь сила не столбами – здесь она сплошным покрывалом.

– А вон на том холме мы всегда клубнику собирали. Знаете, как он называется?

– Гора Разума? – предположила мама.

– Не, гора Разума была там, на Урале. Пока этот скакун мчался, из меня, наверное, весь разум вытрясся. Одни инстинкты остались. А эту гору мы называли Сурья. – Папа, намолчавшись за последние дни, говорил каким-то непривычным голосом. Звонким.

– Солнце! – перевел Лешка.

На Сурью выехал пастух и щелкнул бичом. Димка сразу стал рассматривать, на какой он лошади. Возле лошади бежала собака.

– Знаете, где находится самое главное место силы? – обняв нас с мамой за плечи, вдруг спросил папа.

Мы с Димкой переглянулись. Не зря мы вытащили папу в Аркаим, значит, и ему что-то привиделось и прояснилось.

– Египетские пирамиды? – предположила я.

– Первозданная, не тронутая человеком природа? – высказала свою версию мама.

Папа ткнул пальцем в каждого из нас:

– Место силы нужно искать внутри. Внутри человека. Куда человек, туда и место силы. Где ты, там и центр мира.

– Это у кого как, – не согласилась мама. – Я предпочитаю, чтобы местом силы был ты. А я – местом любви. А дети – местом радости.

Родители обнялись. Мы сто лет не видели, чтобы они обнимались.

Димон упал в траву, потянув за собой Лешку.

Я сняла резинку и распустила волосы.

Мне казалось, что я похожа не только на маму, как все говорят. Я была похожа на древнюю-древнюю жительницу Аркаима, которая отдыхала после долгого перехода. В глазах у нее уже не бился огонь сожженного города.

– Так о чем ты мечтал, когда был маленький? – отчего-то спросил папу Лешка.

– Коров пасти, – признался папа.

– А ты? – спросил папа Лешку.

– Чтобы ты коров пас! – захохотал Леха.

Часть вторая Дела, что вам выпали

Глава первая, в которой мама встречается с потомком Золотого князя

– Идиот… идиот!.. – шипела женщина на переднем сиденье.

Ребенок молча морщился и вжимал голову в плечи. Большущая зеленая вязаная шапка нисколько не сглаживала его уродства.

Попутчица, сидевшая позади нервной мамаши, сморгнула и смущенно отвела глаза. Но теперь отражение головы мальчика было видно в грязном стекле автобуса, и сквозь зелень шапки «прорастала» густая трава придорожного луга. Из-за этой шапки мальчик напоминал ей Золотого князя. Если бы не шапка, она подумала бы про огуречноголового Эхнатона, который долго бился головой о стену, – череп ребенка, помимо странной формы, был в шишках, заметных даже сквозь вязку. Но цвет! Именно такого, зеленого, цвета был головной убор у князя с берега Чарыша.

– Идиот!.. – продолжала зудеть мамаша.

Она, казалось, с радостью отвесила бы сыночку подзатыльник, да стеснялась неместной попутчицы, что прожигала ей взглядом спину.

Пассажирка через силу отвернулась уже к другому окну и постаралась отвлечь себя угадыванием рифм в песнях, что слушал водитель. Счет был десять: ноль в пользу авторов блатняка. «Весной – забыть», «ночь – ночь» и «скребет – трезвонит» – такое срифмовать обычному человеку было не под силу.

– О-о-о-о?! – на очередной кочке застонала нервная. – Ну почему, почему ты такой идиот?!

– Женщина, – наконец не выдержала попутчица, – зачем вы это повторяете без конца? Ребенок и так больной…

– Он не больной, он идиот! – вспыхнула мамаша и наконец дала волю рукам – сдернула шапку с сыночка.

На голове черноглазого «князя» красовалась хрустальная круглая ваза с выпуклыми украшениями в виде кедровых позолоченных шишек.

– Засунуть голову в вазу, а! Это он в короля играл! – даже как-то слишком весело сообщила женщина, словно шипела на своего «идиота» только затем, чтобы наладить контакт с незнакомой попутчицей.

Попутчица растерялась: ей хотелось улыбнуться, но было очень жалко «хрустального короля».

– Ты книжку про Эмиля читал? «Эмиль из Лённеберги» Астрид Линдгрен? С ним случилась похожая история, он тоже застрял в вазе, вернее, в супнице, когда засунул в нее голову, – обратилась она к мальчику и пересела поближе, желая хоть как-то поддержать несчастного ребенка.

Тот сильнее сжал губы.

Высокий европеоидный нос и широкие монгольские скулы – смесь, которая озадачивает историков. Гунны, сарматы, скифы – сколько народов ходило по предгорьям Алтая тысячи лет назад! Перемешивались, как на вокзале, роднились, вещами менялись. Попробуй сейчас разбери – где чье. Таков был и Золотой князь, воин-богатырь эпохи Великого переселения.

Пассажирка невольно взглянула на пояс мальчика, за который он держался, и вздрогнула: на ремне висел маленький складной ножик.

– Ты слышишь, тетя тебя спрашивает, ты книжку читал? – не отставала от ребенка мать.

Но Князь книжку не читал.

«И мамаша его тоже не читала, – подумала незнакомка. – Иначе бы давно уже расколотила вазу».

– Я ее не снимаю, потому что она – дедушкина, – не дожидаясь вопроса, объяснила мамаша Князя и с непривычной для незнакомки откровенностью изложила всю историю.

Сана – так звали женщину – должна была увезти вазу своему деду, Князеву родному прадеду. Потому что полусумасшедший дед хочет о ней спеть песню. И для этого ему нужна ваза! Его старая ваза! Он тревожился, не продала ли внучка семейную реликвию, и высказывал свои опасения тетке Алене (это дедова племянница, которая с ним сейчас живет): мол, сейчас в районе распродают все, даже родные земли.

– Можно подумать, что у нас тут были какие-то земли! Тоже мне, помещик. Совсем из ума выжил… – вздохнула Сана. – Вот достала вазу, собиралась увезти – и на́ тебе! В короля решил поиграть. Шишо́к ты, а не король! Если расколотить, то дед совсем с ума сойдет! Получит он свою вазу в целости и сохранности. Вот довезу и пускай делает что хочет. Поставит тебя дед на тумбочку! – Выражение лица с трагического на гневное Сана меняла быстро, в зависимости от того, к кому обращалась. – Будешь стоять светиться всеми гранями на солнышке! Что за идиоты кругом!.. – Последнее относилось уже и к не спеша переходившему дорогу пьяному сельчанину.

Ребенок оказался удивительно крепким. Другой, пожалуй, разревелся бы, и с помощью смазки из слез и соплей можно было попробовать как-то стянуть с головы этот семейный хрусталь. Но Князь только прищуривался и хмурил черные брови, на которые давила «корона».

Автобус ехал по улице Парижской. Лет двести назад этим маршрутом возили поделочный камень за границу. С тех пор мало что изменилось. В «короне» Князя отразилась избитая дорога, покосившиеся заборы и большая мусорная свалка, на которой паслись телята. Автобус выехал из деревни Золотушки, огибая огромные бело-зеленые горы шлака, – единственное, что приобрел поселок с постройкой золотодобывающего комбината. Здесь и заканчивалась дорога, слегка смазанная асфальтом.

Дальше, через Страшный лог и сопку Сурью, шла грунтовка. Сана, оберегая вазу и стекло автобуса, отодвинула сына от окна. На какое-то время она замолчала, но не перестала вопросительно поглядывать на попутчицу, ожидая то ли согласия по поводу снующих везде идиотов, то ли ответного искреннего рассказа.

Попутчица улыбнулась. Автобус развернулся, солнце через лобовое стекло ударило в вазу, и над головой Князя появилась радуга. Женщины молча полюбовались удивительным явлением. Все это оказалось весьма гармоничным: покрытые розоватой пенкой поля экспарцета и белой – гречихи, золотые полосы придорожной сурепки, зеленые холмы, по которым карабкался оранжевый «пазик», ярко-голубое с переходом в синь небо и радуга над мальчиком, вобравшая в себя ото всех красок понемногу.

– А вы не знаете, мы мимо могильника Золотого князя проезжать будем? – неожиданно для себя спросила попутчица, когда радуга пропала. – Это там нашли много ценных вещей, которые сейчас в Эрмитаже хранятся.

Автобус свернул на деревенскую дорогу, заросшую по обочинам кленами.

Сана с жалостью посмотрела на странную собеседницу, потом на сына.

– Да все из района вывозят. Все, что найдут, – так же неожиданно ответила Сана. – Вот этот князь ваш Золотой, думаете, что здесь делал? Жил? Или за добычей приезжал? Это мы, идиоты, никак не можем в город перебраться. Уцепились и загибаемся.

Сана принялась натягивать на сына вязаную шапочку. Шапочка соскальзывала, и попутчица бросилась помогать. Общая непростая работа сблизила женщин. И когда автобус остановился возле магазина под названием «Секонд-хенд „Престиж"», Сана уже знала, что незнакомку зовут Марта, что они приехали на лето с детьми на родину мужа, что Марта ездила в райцентр, чтобы снять с карточки деньги на продукты и заглянуть в администрацию, кое-что выяснить, – она радиожурналист, будет делать цикл программ о проблемах деревни. Удобней бы, конечно, на машине, но муж наступил на пчелу и пока не может ничего обуть.

– Так мы соседи! – удивилась Сана. – Это нашему деду ваш дед завещал за домом смотреть, пока наследники не приедут! Вот, оказывается, какая у нас новость, а этот идиот умудрился вазу надеть! – опять вспомнила Сана про сына. – Приходите в гости!

– Песню про вазу слушать? – Новая соседка улыбнулась, протянув мальчику несколько конфет, и с удивлением посмотрела, как гордо Князь несет «корону», словно и не устал за время дороги от такого груза.

– Песню вы из-за своей ограды и так услышите: нашего кайчи{ Кайчи́ – певец, сказитель (от «кай» – эпос тюркских народов Южной Сибири).} вся деревня слышит! – рассмеялась Сана и, схватив сына за руку, зашла в калитку.

А мама Марта открыла ворота в соседней ограде и направилась к дому, который они назвали «наш березовый терем», махнув рукой новым знакомым. Вернее, уже не просто знакомым, а соседям. Рядом была их река, вокруг их горы. Мир продолжал расширяться, не теряя своей цельности.

«Теперь вот появился наш Князь», – улыбнулась мама, довольная, что все же решилась заговорить в автобусе с человеком, который поначалу показался ей крайне неприятным.

Глава вторая, в которой Дима ищет интернет, но находит девочку своей мечты

Димка стоял посреди улицы и озирался по сторонам. Вообще-то он пошел на поиски Интернета. То, что Инет где-то был, сомнений не возникало. Молодежь на речке время от времени обсуждала сетевые новости. В дедовом доме не ловил сотовый, не было удаленного доступа, и телефонной линии тоже не было, чтобы подключить модем (если бы он был). Дина заныла по этому поводу через день. А потом подсмотрела, как делает соседка тетка Алена, и пошла звонить Ксюхе с навозной кучи в огороде. Навоз был старый, хорошо просохший и совсем даже не вонял. И действительно, одна палочка на телефоне загорелась!

– Ксюха! Ксюха! Ты меня слышишь?! – орала Динка на весь огород.

– Динкин! Динкин! – орала Ксюха на весь Абу-Дабаб. – Куда ты вообще пропала? Ни «ВКонтакте», ни в «Одноклассниках»! Ты видела мои фотки? Тут так клево! У меня отдельный номер, прикинь! Я думаю заняться дайвингом. Там инструктор – очень, даже очень…

– У меня тут тоже очень…

Динка попыталась вставить пару слов, но навоз оказался не просто сухим, но и очень хрупким. И Ксюха в Египте могла услышать, как щелкнула Динкина челюсть, когда та по пояс провалилась в кучу.

– Выкладывай свои фотки! – верещала Ксюха.

– Ага, скоро выложу, – пробурчала Дина, пытаясь выбраться. – Вот только благословенное это удобрение из карманов вытряхну.

Она выкарабкалась, отряхнулась, вытащила из кедов сухую солому и приготовилась распсиховаться. Но потом представила себя со стороны и расхохоталась.

«Надо же, – думала Динка, шагая к дому, – хочу – психую, хочу – хохочу. Это, получается, от меня самой зависит, как реагировать…»

От этой мысли она даже замерла на пороге, почувствовав себя чуть ли не всемогущей. Ряд берез за спиной смеялся чирикиньем воробьев. Старый дом хохотнул скрипучей форточкой. Даже папа что-то весело мурлыкал, ремонтируя грабли.

Но тут Дина вдруг представила, что Ксюха сейчас лежит на пляже, ныряет с аквалангом и треплется с девчонками в Сети, и от всемогущества не осталось и следа. Стало досадно. Воробьи рассорились и перелетели на соседскую яблоню. Дом нервно хлопнул форточкой, а папа каким-то противным голосом позвал на помощь не успевшую скрыться в комнате дочь.

«Словно какой-то переключатель внутри», – зафиксировав новые эмоции, отметила Дина.

Но отыскать инструкцию к этому устройству ей не удалось. Папа, несмотря на опухшую ступню, развил бурную деятельность – выкосил траву в ограде вместе с ромашками, и теперь срочно нужно было сгрести ее в одно место. Другой ритм жизни заставлял и думать о другом.

– Вот и посмотрим, что мы собой представляем, – напевал папа, орудуя граблями. – Что же мы собой представляем без костюмов и макияжа, почти без денег и виртуальных костылей, без сотовых и кредиток. Кто же мы на самом деле? Кто-о-о же-е-е?

– Без ванной и маникюра! Зато с целым стогом сена! – подхватила Дина, посмотрев на черные полоски под ногтями. – Кто же мы? Похоже – сви-и-и-интусы!

– Это идея, – остановился папа. – Свиней. Мы можем завести свиней.

– Свиней, коров, кроликов, коня для Димона и несколько крепостных душ, – не стала противиться Дина.

– Я смотрю, ты быстро освоилась в деревне. – Папа приобнял дочь за плечи и принюхался. – Да. Чую. Освоилась. Даже… э-э… пропиталась деревенским духом. Зря я за тебя беспокоился.

Он отстранился и вытер руки травой.

– Ты же помнишь, как полезно очищаться навозом. Всем советую! – хмыкнула Динка и пошла за полотенцем.

Ванна с пеной ее не ждала, да и баня в старом дедовом доме требовала серьезного ремонта, зато рядом была река.

Интернет не думал никак заявлять о себе стоящему посреди улицы Дмитрию. Ни камня с указателем: «Прямо пойдешь – Интернет найдешь», ни клубочка-навигатора. Надо было спрашивать. А спрашивать не у кого. Вдоль дороги бродила курица с цыплятами, да пробежала по своим делам лохматая дворняга без ошейника.

Наконец из заросшего репейником переулка вышел вразвалочку странный мужичок. Маленький, как гном из сказки. И колпак у него был на голове соответствующий – гномий, островерхий, и борода белая, хотя и не очень густая. Гном был в длинной рубахе и с вязанкой сушняка за спиной.

Димке захотелось потереть глаза: слишком сказочной казалась картинка. «Сейчас попросит меня помочь донести хворост, а сам прыгнет на спину…» – подумалось парню. И он не стал дожидаться встречи, а быстро, огибая кучки мусора, зашагал к единственному двухэтажному зданию возле небольшой, заросшей крапивой площади. Там находились все самые важные учреждения деревни Пустынки, среди которых оказалась библиотека. Более того, дверь в библиотеку была открыта, и на ней висело два объявления: «Если закрыто, позвоните – подойду» и «С беляшами не входить и не спрашивать почему».

– Ах ты, зараза такая! Куда прешься! – наткнулся Дима на не слишком-то приветливый вопль.

Вообще-то он уже привыкал, что в деревне многие так говорят, – не потому, что злые, а стиль такой. Папа оправдательным тоном объяснил, что, мол, когда много времени проводишь с животными, то шепотом и ласками не обойтись. Даже лошадь нужно крепко похлопать рукой, а не нежно погладить, чтобы она почувствовала, что ее хотят похвалить.

Но Дима твердо решил не идти на поводу у народа, а сохранять собственное лицо.

– Добрый день! – дружелюбно и громко произнес городской интеллигентный подросток, остановившись на пороге.

– К литературе потянуло! Я тебе сейчас покажу! Видишь «шесть-плюс»? Вот и иди отсюда, дорасти сначала, скотина ты безмозглая!

В помещении было темно, и Димка не сразу увидел, кто же это так встречает читателей. А когда увидел, еле успел отскочить. Библиотекарша выталкивала из помещения маленького теленка. Теленок уходить не желал. И его можно было понять. На улице – жарко и мухи, а тут – прохладно и книги.

– Вам помочь? – неуверенно спросил Дима.

– Да прям уж!..

Выпихнув наконец скотину, библиотекарша решительно загородила дверной проем своим велосипедом и вернулась в темноту, махнув Диме следовать за ней.

– А еще говорят, чтение – это свет, – пробормотал Димон.

– Электричество отключили, поэтому дверь открыта. То утки, то гуси завернут. А сегодня вот этот! Окно одно, в читальном зале, а на абонементе темно, – объясняла библиотекарь, – так хоть через коридор немного света попадает. Но если ты конкретное что-то ищешь, то я тебе фонарик дам.

– Я… Да… конкретное. Я хотел спросить, где тут можно в Интернет выйти?

Дима остановился в дверях читального зала, размером чуть больше его комнаты в городской квартире. На кафедре в углу стояла и громко пищала коробка. Димка заглянул: там толпились желтые пушистые цыплята. А посередине зала возвышалось странное сооружение, напоминающее гроб по вертикали.

– В Интернет – у нас можно, – кивнула библиотекарь. – Мы же участвуем в целевой программе по модернизации библиотек. Вот, смотри. Это аппарат… забыла, как зовут… с помощью которого ты можешь выйти в Сеть. Когда электричество дадут. Но сначала нужно купить карточку.

– Хорошо, – кивнул Димка и потянулся к карману.

– Она продается в райцентре. Автобус туда ходит один раз в неделю. Но он уже ушел. Вот, возьми фонарик и пойдем на абонемент, я тебя запишу.

При свете фонарика Дмитрий записался в библиотеку и пошел выбирать себе книгу. Полки стояли так тесно друг к другу, что надо еще пробраться между ними, не наткнувшись и не сбив торчащие определители. Отыскать что-то особенное Дима даже не стал пытаться. В свете фонаря каждый корешок выглядел многообещающей древнейшей летописью. А еще книги… шуршали. Вернее, хрустели.

– Представим, что это квест. Перешел на второй уровень, – прошептал новоиспеченный читатель и уже погромче воспользовался «помощью зала»: – Скажите, пожалуйста, а вот этот хрустящий звук – это что?

– Корешок это, – ответила библиотекарь, прислушавшись. – Поймал кого-то и жрет. Боится на свет идти. Вдруг отберу. А ты дверь в читальный зал закрыл? А то у меня там бройлеры, только что кума привезла.

Дмитрий схватил первую попавшуюся книгу и, пока его не сгрыз таинственный корешок, поспешил сделать эскейп – выбрался к кафедре.

Круглолицая кудрявая библиотекарша заполнила от руки формуляр, заставила нового читателя расписаться и окончательно выбросить из головы всякие компьютерные слова.

В коридоре загремел велосипед.

– Опять этот недокормыш, – встрепенулась библиотекарь. – Настырный, сил нету никаких! И что за скотина пошла непонятливая!

Упорно не сдаваясь местному стилю беседы, Дима в самых литературных выражениях высказал готовность помочь выгнать любознательного, но упрямого теленка из храма чтения.

Но велосипед в коридоре уже стоял на месте. Рядом с ним сидела на корточках девчонка, собирая оброненные книги. И Дима понял, что ЭТО бывает и как ЭТО бывает – любовь с первого взгляда. Первым желанием было прикоснуться к ее длинным черным косам. Вот она, древнейшая мужская привычка дергать девчонок за косички. Словно в волосах заключалась воля женщины, которую нужно было подчинить. Вторым – прижать к себе. Слиться. Сделаться одним целым. Третьим – молчать. Стоять обнявшись и молчать. Потому что когда ты одно целое, вслух можно ничего не говорить.

Димка покраснел.

– На фиг ты так велик бросил? – спросила девочка его мечты.

– Это не я. Это теленок… Ой, это от теленка, – стушевался Дима.

Девочка вздохнула глубоко и разочарованно и закинула косы за спину. И на обложках рассыпанных книжек бледные дамы и темноволосые недокормыши-вампиры тоже вздохнули и повернулись спиной. Нет, не Дмитрий был героем этих романов. Если он и чувствовал себя героем, то скорее какой-то русской народной сказки. Какие его еще ждут испытания, прежде чем он из дурачка превратится в королевича, которому принцесса сбросит свои косы из неприступной башни?

Глава третья, в которой папа принимает наследство

Папа оглядел двор, почесал ужаленную ногу, сунул в рот травинку и остался доволен и горьковатым вкусом конотопа, и наследством деда. Хотя уже десять лет, как здесь никто не живет, заросший двор в порядок привели быстро. Часть растений выкосили, из полыни, донника, ромашки навязали букетов и повесили сушиться в старой бане. Гнилой низкий заборчик палисадника сожгли, остатки шин, когда-то украшавших бабушкины клумбы, увезли на свалку. Дорожки посыпали мелкой галькой, благо река рядом, за огородом. Березы и заросли шиповника, высаженные дедом вокруг двора, хорошо маскировали покосившуюся ограду.

Сложнее было с «теремом». Добротный деревянный дом на три комнаты с кухней, просторными сенями, кладовкой и чердаком здорово пострадал от долгого отсутствия хозяев. Нити нежилого запаха невидимой грибницей проникли всюду. Но и тут за пять дней управились: побелили стены, помыли окна, перестирали на речке половики. Заодно выяснили, что дети растут совершенными неумехами. Удивились этому даже сами Дина с Димой.

– Из всех городских навыков нам пока пригодились лишь два. Мы хорошо едим без помощи ножа и вилки и благополучно справляемся еще с этим. – Самокритичный Димка кивнул в сторону уборной.

Хотя последнее было не совсем правдой. Лешка боялся этого домика, особенно в темноте. Приходилось его туда сопровождать и караулить у дверей. Но зато, в отличие от старших детей, Леша с интересом вникал во все новые проблемы и увлекся усовершенствованием деревенского быта. Особенно интенсивно его изобретательские идеи выплескивались вечером, когда в деревне отключали электричество.

– Если сделать отвод из уборной в специальный реактор с миксером, – чертил Лешка палочкой по земле, – то мы можем получить из биомассы газ для отопления и освещения.

– Супер! – в восторге замирала мама. – Биогаз в некоторых странах давно уже используют как альтернативное топливо. Только мы с собой миксер из города не захватили. Торопились очень.

– Тогда нужно прокопать канал от реки…

Но Дима и папа категорически отказались заниматься земляными работами в таких объемах.

– Из-за вашей лени мы остаемся без автономного источника электричества, – подначивала мужскую половину Дина. – Подумаешь, двести метров прокопать!

– Да, – поддержал младший братец. – Панамский канал, например, был длиной восемьдесят километров. Строился двадцать восемь лет. А Беломорканал – двести двадцать семь километров, двадцать месяцев. Сто тысяч заключенных.

– Нашелся тут Ягода и Сталин в одном лице! – возмутился Димка.

Но Леша идею электрификации усадьбы не оставил и пошел в старую дедову мастерскую – искать запчасти если не для гидроэлектростанции и биогазогенератора, то для ветряка или просто какого-нибудь другого полезного устройства.

Впрочем, взрослым самим приходилось время от времени бегать на консультацию к соседям, что присматривали за дедовой усадьбой. Теоретически-то они понимали, как раскачать колонку, растопить печь, установить газовый баллон, а на практике оказывалось, что всегда есть какая-нибудь хитрость.

– А ведь прадеды пришли сюда без всего! На пустое место. С одним узлом вещей. Ни одного знакомого. Еду купить не на что. Жить негде. Пришлось в батраки наниматься. И ничего. И выжили. И построились. И были счастливы, не жаловались. А нас уже дом здесь ждал, машина есть, еще куча хорошо перегнившего навоза, – подбадривали родители друг друга, оглядывая свои новые владения. Потом, для полного умиротворения, переводили взгляд на горы и реку.

Дела двигались, хотя и со скрипом. А после приколоченных в сенях маленькими гвоздиками обоев (никакой суперклей эти старые, в тыщу слоев извести стены не брал) и выставленных на середину стола двух вылепленных мальчишками в Аркаиме кривобоких мисочек, наполненных медом и свежей смородиной, стало даже уютно.

Правда, родители взвыли, когда Димка предложил убраться еще на чердаке, чтобы обустроить себе убежище, но за день управились и там. Теперь у каждого был свой угол. Комната у родителей, комната у Лешки, чердак у Димона. А Дина обосновалась на светлой веранде, отгородившись ситцевой занавеской.

– Ну да, я тоже так делал. Чтобы нельзя было проконтролировать, когда с улицы вернусь, – непредусмотрительно прокомментировал папа выбор спальных мест детьми.

Тогда Лешка тоже перетащил свой гамак на веранду, чтобы и его нельзя было проконтролировать.

Напряженный труд вознаграждался простой и дешевой, но вкусной едой, долгими вечерними купаниями, вылазками за дикой клубникой и груздями. В планах были еще поход в шахту, что виднелась на другой стороне реки, и сплав до Золотого могильника, но это чуть позже, когда найдут, у кого попросить лодки.

Окончание восстановительных работ решили отметить спуском в пещеру со странным названием Роды, к подземному целебному озеру. Но тут семью ждало разочарование. Папа минут десять стоял под Белыми скалами, жевал листик медуницы и смотрел на вход в знакомую с детства пещеру. На пещере была установлена дверь. Железная. С огромным амбарным замком. Полинявшая табличка вещала, что это собственность ИП «Золотая вода Алтая».

Мама подергала замок. Нет, это был не сон. Спуск в пещеру замкнут!

– Бред какой-то… – наконец очнулся папа. – Это же не простая пещера. Это же памятник природы. Как его могли продать какому-то индивидуальному предпринимателю? Там вода с огромным содержанием серебра и золота. Бабушки всегда отправляли в пещеру тех, кто заболеет, чтобы умываться, глаза промывать… Поэтому я даже не помню, чтобы в деревне инфекции какие-то были. И раны нам всегда этой водой промывали – зарастало без следа.

– Пожалуй, это тема для статьи, – решила мама. – Эту пещеру еще знаменитый немецкий ученый Петер Паллас посещал. В восемнадцатом веке. По заданию Екатерины Второй. Надо бы поднять материалы.

Она, конечно, занялась бы этим прямо сейчас, но семья воспротивилась. Ведь в скалах было еще множество других пещер. Правда, они находились не у подножия, как Роды, а вверху. Положив бутыли для воды за валун, семья начала подъем на Большую скалу.

– С Большой скалы на Малую можно пройти по Проходной пещере. Но там одно место есть опасное. – Папа поднимался медленно, сначала в памяти нащупывая те выступы и тропинки, по которым карабкался в детстве, а уж потом отыскивал их в действительности. – Расселина. Надо перепрыгивать. Говорят, туда как-то девочка упала. И достать не могли. Щель книзу сужается, и, сколько она в глубину, никто не знает. Может, до самой магмы…

– Ого! – оживился народ и тут же захотел заглянуть, поглядеть на магму.

Но папа отвлек всех Загонной пещерой, в которую древние люди загоняли диких животных. Они попадали в ловушки – и ужин готов.

Затем папа показал тропинку к Бастиону – большой пещере, где обосновались голуби, и к Ящеру – эта пещера была совсем высоко, там зимовали редкие летучие мыши.

– У тебя в детстве были такие пещеры! – Динка посмотрела на папу с уважением, словно это было его личной заслугой. – Здо́рово!

– Ну… теперь они ваши, – улыбнулся папа. – Надеюсь, я успел. – И папа взглянул в спину стоящему на выступе Димке. – По крайней мере, лучше поздно, чем никогда, – добавил он.

А на следующий день мама поехала в райцентр, чтобы выйти в Интернет, найти сведения по поводу отморозившего себе в Сибири пятки Палласа и другие документы по пещере с целебной водой, договориться со своей редакцией о цикле материалов из глубинки, а так же уточнить у властей некоторые моменты удивительной приватизации главной достопримечательности предгорий Алтая. Вернулась она вместе с Саной и Князем.

Глава четвертая, в которой Леша знакомится с князем, а Дима идет в подпаски

В соседнем дворе инопланетянину отрывали голову, и это нельзя было пропустить.

Вообще-то Лешку послали в «Мир продуктов» за хлебом. Это было эпохальное событие. Никогда еще он не ходил один в магазин. Мама, осознав это, ужаснулась и предложила тайком проследить за сыном. Мало ли что: собаки какие-нибудь злые могут попасться или лужи глубокие.

– Я в пять лет первый раз в магазин ходила одна, – вспомнила она. – За мороженым.

– А я в четыре, – гордо сказал папа. – И вместо хлеба купил двести граммов конфет. И долго возмущался, почему мне не дают сдачу, ведь это в магазине самое интересное. За деньги тебе опять дают деньги плюс что-нибудь вкусное. Так что следить не будем, просто подождем, а потом поужинаем конфетами.

Родители сели на завалинку и принялись волноваться.

Но Леша уже понял, что хлеб – дело обыденное, а вот инопланетяне не каждый день встречаются. Тем более в магазин нужно было идти мимо стада гусей, которые подозрительно шипели.

Послушав несколько секунд крики, Лешка открыл калитку деда Алтынтаса, с которым уже был хорошо знаком, и направился к крыльцу, где толпился народ. Существо в прозрачном шлеме сердито сопело. Молодая черноволосая женщина тянула его за голову, наверное думая, что инопланетянин разборный.

– Идиот! Всё, сил моих больше нет. Сейчас буду разбивать! – ругалась она.

– Да нельзя ее разбивать! Осколки глаза поранят! – шумел сидевший на крыльце дед.

Инопланетянин сам долбанул головным убором об угол стены. В стене появилась вмятина, а стеклу хоть бы что.

– Вот это качество! Вот как надо вещи делать! – обрадовался дед.

Тетка Алена трясла над стеклянной головой несчастного инопланетянина пластиковой бутылочкой.

– Сейчас святой водой сбрызнем, ему и полегчает, мученику сердешному.

– Алена, твоя святая вода уже протухла давно! – заругался дед Алтынтас, когда мученик принялся активно отплевываться.

– Сейчас нож возьму и уши подрежу! – грозилась мать.

Князь метнулся с крыльца и чуть не сбил с ног Лешу.

– Бежим! – неожиданно бросил пацан Лехе.

И Леша послушно побежал, понимая, что контакт с инопланетным разумом откладывается, но зато назрела интересная задачка по извлечению парня из вазы.

Сана за сыном не помчалась, махнула рукой и бессильно опустилась на ступеньку крыльца. Во-первых, потому что сына ей все равно не догнать, пусть он даже с вазой на голове. Во-вторых, иногда полезней перестать биться и пустить дела на самотек. Вдруг все само собой наладится. Плывут же по реке ветки и щепки без всяких весел. Река лучше знает, где их выкинуть на берег. «Идиотка, – наконец-то подумала Сана и про себя, – накинулась на ребенка…»

Мальчишки убежали не так-то уж далеко – до Лешиного дома. С такой нагрузкой на голову много не побегаешь. Залезли под навес, в старую мастерскую, хорошо замаскированную разросшейся черемухой, отдышались, прислушиваясь к возмущенным крикам деда, который переключился на Сану.

– И вот зачем ты уехала только?! Там и за ребенком некому посмотреть. Неужели не прокормили бы?! Все свихнулись на этих деньгах.

– Нет, ну не начинай уже опять! Туни-тужиле, туни-тужиле{ Ту́ни-тужиле – днем и ночью (алт).}, днем и ночью у тебя одно и то же! – лениво отмахивалась Сана. – Какие деньги? Зарплату на комбинате два месяца не дают.

– Можно попробовать стеклорезом, – осмотрев вазу, предложил Леха.

– Давай стеклорезом, – кивнул Князь. – Только башку не разрежь, а то мне в нее еще есть.

– Можно просто пару дней не есть, как Винни-Пух, голова похудеет и выскочит, – поняв, что стеклорез надо еще где-то найти, подал Леша новую идею. – Тем более я хлеба забыл купить.

Князь вздохнул и достал из кармана шоколадные конфеты, которыми его угостила мама.

– А можно вообще ее не снимать! – Новая идея, простимулированная шоколадом, даже подбросила Лешку над ящиком с опилками. – Будешь этим… гомускулом, что ли… Сможешь в цирке выступать. Человек-ваза, впервые на арене!

– Гомункул, – поправила заглянувшая под навес мама. – Кстати, деформировали черепа не циркачи, а люди из высшего круга, знать, в руках которых власть и деньги. Захоронение такого князя нашли недалеко отсюда, на берегу реки. В могиле было много вещей из серебра и золота, оружие, украшения, утварь разная. Стрелы свистящие. Две с половиной тысячи лет назад он здесь жил.

– Прикольно, – кивнул Лешка и спросил пацана: – У тебя есть власть и деньги?

– Нету… – вздохнул хрустальный пленник.

– Ну как – нету? Ваза, наверное, дорогая, – улыбнулась мама. – И ты удивительно похож на этого Золотого князя. Вон в книжке потом портрет посмо́трите.

– Будешь у нас князем, не отпирайся, – решил Леша. – Интересно, зачем они это делали, с головой-то?

– Наверное, чтобы отличаться от остальных.

Мама встала позади Князя и начала тихонько массировать ему шею, рассказывая про захоронение.

– Хоронили Золотого князя низко, у самой воды. Могилу старались сделать незаметной, чтобы не нашли, не разграбили. Хотя брал с собой князь в другой мир немного, лишь самое необходимое: оружие, обереги, немного утвари, чтобы не отвлекаться на обыденное, а сразу заниматься главными княжескими военными делами, помогать потомкам, оставшимся на этой стороне мира.

А спустя пятьсот лет в это же место пришел другой народ и похоронил своего воина. Только уже по-другому, не пряча, – курган насыпали, каменную бабу поставили. Чтобы душа воина в камень могла переселиться.

Наш дед около дома березы высаживал. Ребенок рождается в семье – он березу сажает, пусть вместе растут. Когда придет время умирать, душа, чтобы не скитаться, в дерево и переселится.

А те люди, что около двух тысяч лет назад здесь жили, не в дерево, а в камень переселялись. Курганы не грабили – каменной бабы боялись. Душа ведь в камне: тронешь – может за собой на тот свет утащить.

Но дети нередко бросают могилы отцов. Разная сила заставляет их отрываться от родной земли – так было во все времена. А рядом с могилами оказывались новые люди, чужого рода, других традиций. Они уже и не знали, что душа воина может быть в камне, поэтому не боялись и вскрывали захоронение. В наше время уже и по поводу существования душ сомневаются, поэтому и бабу с могильника забрали, в музей увезли.

Потом еще и еще приходили люди, со своими обычаями, со своими понятиями о добре. И каждый оставлял неизгладимые знаки, только один – на своем теле, а другой – на теле земли.

Леха ощупал свой череп и вздохнул. Не бывать ему князем. Не даст он свою голову сдавливать досками и туго бинтовать тряпками ради того, чтобы приняли его в компанию, пусть даже в очень влиятельную и богатую. Лучше уж оставаться таким, как есть.

В курсе дел Золотого князя была вся семья, исключая Диму. Тот сидел на лавочке недалеко от библиотеки и делал вид, что читает книгу. Десятый раз глаза пробегали по названию, но мозг отказывался воспринимать, что там написано. Дима ждал, чтобы просто еще разок взглянуть на нее. Заговорить он бы не решился.

Тут-то на него и наткнулся Пашка-пастух, шагая из магазина с пятилитровой бутылью пива и жирным беляшом. И сразу понял: подросток далеко не местный – не курит, не пьет пиво, не плюет в разные стороны, а сидит с книжкой.

– Чо, – улыбаясь, уселся Пашка рядом, – чо пишут?

– Да так… – пожал плечами Димка, вынужденно оторвав взгляд от дверей библиотеки, куда опять пытался проникнуть настойчивый теленок, и оглядел горбоносого помятого сельчанина.

– Звать-то как? Я – Павел, – назвался мужик и протянул руку.

Пытаясь скрыть раздражение, Димка представился, пожал жирную от беляша пятерню и, чтобы показать, что разговор окончен, перелистнул несколько страниц.

– Природу, ё-моё, любишь? – взглянул на картинку мужик. – Ага, блин, я тоже. У нас тут знаешь какая рыбалка! Сейчас, правда, хуже: сетями наверху Чарыш весь перегородили, как сквозь сито процедили. А раньше я тайменя домой приносил с моего Андрюху размером. – Пашка поставил бутыль и раскинул руки сначала на полметра, затем на метр – видать, забыл Андрюхин размер. Махнул рукой и продолжил тему: – А в пещеру с озером ходил? Закурить есть?

Но у Димки не было. Пастух не уходил. Смотрел с интересом и как-то покровительственно.

– Так пещера железной дверью закрыта, – по возможности дружелюбно пришлось ответить Димке, хотя ему уже в самом начале разговора очень хотелось перейти на краткий деревенский стиль, четко передающий эмоции.

Алкашей и наркоманов он терпеть не мог, хотя сталкивался с ними редко. Дело было не в отвратительном запахе и отпугивающем внешнем виде. Среди старшеклассников ему показывали и вполне ухоженных зависимых. Дело в самой зависимости – вот что с недавнего времени раздражало Диму в людях. Человек без силы воли – ведь это не человек даже, а зомби! И все равно, от чего ты зависишь: от химической реакции или каприза других людей. Идея, что алкоголизм – это болезнь, не делала Димку снисходительней. Болезнь – это когда нет возможности прекратить внутренний разрушительный процесс. А здесь – одно физическое движение: отвернись, отойди, не пей – и все пройдет. «Это не мое хобби. У меня другие планы на жизнь» – так отвечал Артур на предложения случайных знакомых составить компанию. Димка взял на вооружение эту фразу.

Он вспомнил про Артура и захотел в город, подальше от беляшей и алкашей. Или хотя бы в сумасшедший, свободный от всего Аркаим.

– Железной дверью… Это да. Поэтому целебная вода в озере протухла. Они ее больше оттуда не качают. – Пашка словно не замечал Димкиного внутреннего неприятия, был сама любезность, несмотря на мат, которым нашпиговывал каждое предложение. – Всю хотели вычерпать, но она тухнет за дверью, этого нету… как его… циркуляции воздуха.

Пашка открыл свою «целебную воду» и сделал несколько глотков, предложив Димке «за знакомство».

– Ну как хочешь, – не обиделся он на отказ и пояснил нелогично: – Понимаешь, хозяина настоящего нет. Работы не стало. Нервничаешь сильно, надо же как-то расслабляться. Жизнь тяжелая.

Димка молчал. Вранье это всё. Просто безвольный, пропащий человек. Одним махом можно разбить это никчемное оправдание. Работы в деревне всегда выше крыши. Даже у Лехи мозоли появились, удивительно, правда, что не на языке. И хозяевами в дедовой усадьбе теперь они сами были – какие еще нужны хозяева-то? Нервничать некогда, потому что дело есть. А лучшего расслабления, чем лежать на траве или воде, раскинув руки, или сидеть на горе, прижавшись спиной к нагретому камню, и пожелать нельзя. Впрочем, можно…

Лошади. Димка все еще не успел познакомиться с кем-то, у кого есть кони. Он на секунду закрыл глаза. Но вместо лошадей перед глазами стоял подвыпивший Пашка с бесконечно повторяемым «бля».

В Лешкином возрасте Димка тоже принес со двора это нецензурное междометие. Папа сначала опешил, а потом пообещал сыну промыть рот с мылом, а мама, стараясь не рассмеяться, решила действовать иначе. Она объяснила, что слово это никакое не ругательство. «Бла» значит по-протоиндоевропейски – «дуть», и то, что Димка произнес, означает «пустое», «обман». Даже в кино говорят: «бла-бла-бла». Пустословие, болтовня получается…

– А потом слово стали употреблять неправильно, оно испортилось, стало ругательным, – закончила мама.

– Всё, всё портится, даже слова! – покачал головой папа. – И дети портятся. А порченое надо выкидывать.

Димка тогда сильно испугался, что его выбросят на свалку, раз он начал портиться. Но про себя он еще произнес несколько фраз с руганью. А потом перевел на индоевропейский. И получалось, что он этим словом отменял все, о чем говорил! Все делал пустым. Пустой звук.

С тех пор Дима не матерился. А вот привычка «переводить» услышанный мат, придавать фразам настоящий смысл, осталась. Пашка был весь – пустота. Только вот почему-то взгляд не проходил сквозь него, а запинался, увязал. Случайный навязчивый прохожий умудрился загородить и дверь библиотеки, и волнующий образ с черными косами, который Дима отчаянно старался не упустить.

– Не знаете, у кого здесь лошади есть? – спросил Димка, чтобы сменить тему, не поддерживать Пашкины жалобы на жизнь.

– Да у кого есть… У меня их табун. Шесть голов. А чо, интересуешься?

– Арендовать думаю, – неожиданно для себя сказал Дима, – на лето.

– А чо тебе арендовать? Деньги, что ли, лишние? Иди ко мне в подпаски, да и делов-то.

От неожиданности Дима замер. Идти на работу к алкашу, к вонючему ничтожному зомби? Это что же получается, крестная фея может выглядеть и таким вот образом, что ли?

– Мое стадо за бродом. А лошади немного дальше, на острове. Все уже объезженные. Бери любого. Не, не любого. Я тебе Тайну дам. Нарядная, хорошая кобыла! Работа непыльная, хоть и вставать рано. Четверть зарплаты твоя в конце месяца.

Димка хотел спросить, почему только четверть, потом хотел сказать, что посоветуется с родителями, но не стал врать. Решение он уже принял и бросился расспрашивать Павла, когда и куда приходить и что с собой иметь. Он даже не заметил, как из библиотеки вышла стройная черноволосая красавица с новой стопкой книг про любовь-морковь. Как медленно прошла она мимо лавочки, зыркнула, фыркнула и скрылась в ближайшем проулке.

Глава пятая, в которой звучит Кай

Родители вытащили Князя из вазы. Получилось это без стеклореза и голодания. Лед, растительное масло, вазелин и… папа, который, конечно, тоже приложил некоторые усилия, чтобы «раскороновать» соседа. Мама массировала ему шею и плечи, переживая, не выскочат ли шейные позвонки. Лешка волновался, не сдернутся ли вместе с вазой уши и брови. Все обошлось, хотя временами Князь склонялся к тому, чтобы остаться в вазе навсегда. Вазу сняли, но кличка Князь приклеилась к Андрею крепко, и на следующий день его так называла даже родная мать.

Вазу понесла соседям вернувшаяся с реки Дина, потому как Лешка с освобожденным Андрюхой тут же умчались за хлебом, а потом гулять. Папа чинил забор, а мама пошла отдохнуть и подумать над материалами, что привезла из райцентра.

Быстро выполнить это поручение у Дины не получилось. Сосельники плотным кольцом окружили новую соседку, отрезав путь к воротам инвалидной коляской, которой в дни магнитных бурь пользовался дед Алтынтас.

– А ты ведь на Катю похожа, – качал головой старик, – на прабабку твою, вот какое дело… Да, соседи мы с ними всю жизнь были, дружили крепко. Жалко, прадед тебя никогда не видел, вот бы порадовался… Мы с ним соревновались, кто дольше протянет. Выйдет он, бывало, на крыльцо утром и орет: «Живой ты там, калмыцкая душа, или под Белые скалы пошел?» А я в ответ: «Не дождешься, хохлятина ты такая, я у тебя на похоронах еще спою!» Подначивали друг друга. Хотя я такой же калмык, как он хохол. Полно всего понамешено-то. А орали на русском языке.

– Ты ей расскажи, как вы самоцветы с ним в чудских шахтах у Синего утеса искали! – рассмеялась Сана. – Золотодобытчики!

– Хотели невестам колечки с самоцветами подарить! – хихикнул дед Алтынтас.

– И как пытались в щель спуститься! Ох, ну и… А в Демидовский рудник лазили… – не унималась Сана. – Всю жизнь его к золоту тянуло! А как построили комбинат, так объявил себя «врагом народа»! Не желает, чтобы разработки вели – и все тут, коршуном на цивилизацию нападает! Гриф и есть гриф.

Она крутила в руках тяжелую вазу и радовалась, что ее идея – пустить все по течению – принесла первые положительные плоды.

Дед звонко, совсем не по-стариковски засмеялся.

– А ты еще возмущаешься, в кого твой Андрей, – покачала головой тетка Алена и окропила святой водой Динку. – А песни-то как горланили! Один – «Ой, мороз, мороз!», второй – «Ой, Алтай, Алтай!».

Дина вдруг поймала себя на мысли, что согласилась бы на время побыть этим ветхим стариком, чтобы оживить прадеда в собственной памяти, а не представлять с чужих слов. Вслух посетовала, что так поздно придумали видеокамеры.

– Я лучше песней расскажу, – сказал дед Алтынтас.

Дина слегка опечалилась. Слушать, как поют дедушки-бабушки, ей никогда не нравилось.

– Знаешь, что такое «кай»? – спросила Сана.

Дина отрицательно покачала головой и приготовилась терпеть.

Тетка Алена принесла деду топшур – похожий на домру инструмент. Дед осторожно поддел струну.

Дина даже сначала не поняла, откуда появились звуки. Словно ветер, набирая силу, прошелся по вершинам берез. Потом она подумала, что это слышно течение реки. Чарыш шумел все громче, ниже и вот уже рокотал, переворачивая валуны.

Дина замерла и посмотрела на деда. Почти не открывая рта, дед пел. Уже можно было вычленить слова, но песня была не на русском. Впрочем, это не имело большого значения. Кайчи рассказывал историю, которая силой воображения переносила ее в прошлое. Можно было не слушать, а рассматривать картинки.

Радостно заржал конь, которого оседлали мальчишки. Они скачут вдоль реки. Из ее воды можно делать хрусталь. Нет ничего чище на земле! Черная плодородная земля сменяется зеленым лугом, дорога идет в горы, украшенные цветами. Нет ничего радостней на земле! Разноцветный узор перетекает в золотую волну – это золотой Алтай. Здесь все золотое: ручьи, камни и пещеры. Мальчишки ходят босыми ногами по золотому песку. Золотом покрыт на хрустальной вазе узор. Золото – это частица солнца. Нет ничего теплее на земле! Поют птицы. Лошадь скачет вверх. Серебристые скалы сменяются белыми. Это белки́ – укрытые снегом вершины гор. Снег здесь не тает даже летом. Нет ничего свежее на земле! Рядом растет нежная сон-трава, которую мальчишки приносят мамам. Нет никого добрее на земле!

Стук копыт – звук топшура – зачаровывал. Дине хотелось двигаться вслед за звуком, и танец этот был бы ритмичен, как шаг коня, пластичен, как лист на волне, невесом, как беспричинная радость. Но звук затихал. Динка очнулась и часто заморгала, стряхивая с ресниц видение.

У забора стояли родители, Лешка и Князь.

– Я ж говорила, услышите, – кивнула им Сана и махнула вазой: – Спасибо!

– Дедушка Алтынтас, вы продолжаете петь?! – воскликнул папа.

– Только я и продолжаю, Михайло, – грустно сказал дедушка, – старый дурак. Больше в деревне никто не поет. Поэтому и не умираю. Сто лет – давно пора бы. Но на музыку прилетают курмесы{ Курме́сы – души умерших в мифологии алтайцев.} и велят оставаться здесь.

– Сто! Все он молодится, – полушутя сказала тетка Алена. – Сто два не хочешь?

– Ты, Алена, какая-то мелочная зануда! – рассмеялся дед. Но смех был уже не мальчишеский, а хриплый, напоминающий кашель грифа. – Так-то я еще ничего, тело бы только сменить или утюгом, что ли, прогладить: морщин сильно много.

Дед поманил рукой правнука, и Андрюшка, не тратя время на обход, полез через забор.

Сана вспомнила, что до сих пор держит в руках вазу, и засуетилась:

– Куда уже это твое наследство ставить? Все руки оттянула, тяжесть такая! Иди, иди сюда, дед тебе сейчас уши надерет.

Андрюха, готовый спрыгнуть, решил на всякий случай остаться на заборе.

– Не надеру, – сказал дед.

– Я потом приду, – решил Князь. – Попозже. Мы с другом погуляем.

Сана охотно согласилась. У нее всегда находилось множество дел в дедовом доме, а сын только мешался.

– Только там смотрите, чтобы аккуратно. Ваз-то вам ваш дед, надеюсь, не оставил? – спросила она.

– Нет, ваз не оставил, – улыбнулся папа.

– А ты поищи, – весело сказал вдруг дед Алтынтас.

Глава шестая, в которой князь назначает Лешу советником

Издалека, если смотреть со стороны деревни, Белые скалы похожи на лежащего в глубоком сне богатыря. Но с каждым шагом и поворотом вид их меняется. То вдруг это скачущий конь, то лежащая собака, то задравший голову волк. Как облако: вроде бы поймал картинку, но чуть отвел взгляд – и прежний облик растаял. Горы и облака – что может быть более далекое и более похожее. Тучи на горизонте словно горы. Горы вдали словно тучи.

Белая – гора красивая. Она состоит из известняка, который постепенно превращается в мрамор. Теплы и искристы камни горы. В них сохранились брызги древнего моря, искры вулканов, ласковое прикосновение первых деревьев. Множество родников на горе и под землей проложили себе дорогу к озеру, принесли в него золото и серебро, промыли пещеры. Ученые когда-то давно насчитали в скалах восемнадцать пещер, но местные знали, что их больше.

В советское время скалу пытались взорвать, чтобы добывать известняки. Некоторые входы от этого завалило. Успели устроить один взрыв, но дальше продолжать сельчане не позволили, выстроившись на вершине Белой. Потому что без извести жить можно, а без скал, что защищают деревню от холодных северных ветров, – нет. Правда, не это стало главным тормозом на пути разработок, – люди не являются причиной, чтобы отменять взрывы, – а летучие мыши – ушастые ночницы. Оказалось, они занесены в Красную книгу. И пещера Ящер была самым северным местом их зимовки.

Выемка в скале и остатки печи, где выжигали известь, сохранились и находятся с восточной стороны склона. Эта рана заросла жимолостью и разными травами.

По Белой идут козьи тропы. Ими и пользуются редкие туристы. А мальчишки карабкаются без всяких троп.

– Что будем делать? – спросил Князь, уверенно шагая в сторону скал, и сам ответил: – Пошли ушастых летучих мышей ловить. Они в Ящере живут.

– Пошли, – кивнул Лешка, словно каждое лето только и делал, что ловил летучих мышей. – Они в темноте ультразвуком видят. Эксперимент устроим. Привяжем мышь ко лбу. Она в темноте будет свистеть, и через лобную кость мы тоже эти сигналы получим. Человек может улавливать даже такие сигналы, которые ухом не слышит. Они сразу в мозг поступают.

Лешка также поведал другу, что планирует изобрести антенну с трансформатором на голову, чтобы настраиваться на любую чистоту. Вот, например, обычное ухо улавливает двадцать изменений звука в секунду. А птицы издают за секунду больше двухсот звуков. Мы слышим птичью песню, как если бы вместо предложений «Птицы издают в секунду больше двухсот звуков» или «Приходил издалека суслик с большим зайцем» осталось: «П и с б з». Это ведь совсем разные вещи получаются.

Андрей согласился, что да, совсем разные вещи, и потер след от вазы. Экспериментировать с головой и весьма когтистыми мышами так сразу не хотелось. Надо было подождать хотя бы денек.

Прошло мимо стадо гусей. Князь раскинул руки и пошипел на вытянувшего шею гусака. Лешка осторожно обошел стаю стороной.

– Руку вверх подними, он подумает, что ты тоже гусь, только большой, и испугается, – посоветовал Андрей.

Лешка послушно поднял руки. Вожак недовольно загоготал и отвернулся.

– Победа! – прошептал Леша.

Мальчишки остановились возле пещеры Роды, осмотрели дверь.

– Давно хочу ее подорвать, – сказал Князь, подергав замок.

Лешка ненадолго задумался.

– Тогда надо порох раздобыть. Или сделать. Ингредиенты: йод, марганцовка, магний, сера, перекись ацетона еще… Или побольше спичек. А можно пилу взять по металлу и срезать замок, – пнув дверь, предложил он.

– У деда поглядим, – кивнул Князь.

И дело было решено. Без лишних разговоров парни начали подъем. Леша оглянулся на дом. Взрослых в ограде не было видно.

– Мы будем как Натти Бампо, – представил Лешка, – Следопыты, Соколиные Глаза и Длинные Карабины.

Про Кожаные Чулки Леха упоминать не стал. Это имя никогда не казалось ему подходящим для настоящего индейца.

А Князю не надо было никем себя представлять. Эти горы, пещеры, реки, мосты, луга, гусиные стада были неотъемлемой частью его жизни. Все это было его. За свои девять лет он облазил окрестности деревни вдоль и поперек, заглянул всюду, куда можно и куда запрещалось. Поэтому железную дверь на самой интересной пещере он воспринимал как личный вызов.

Гора хорошо замаскировала входы внутрь себя. Лешка показывал вверх, спрашивал: это пещера? Но это была небольшая трещина или изгиб. Или тень падала так, что хотелось в нее зайти. Но Загонную, куда они уже забирались с папой, он отыскал сам.

Мальчишки зашли в просторный зал пещеры. К концу зал сужался и шел под уклон, во вторую небольшую полость. Туда-то, наверное, и скатывались загнанные дикие звери. Но без фонариков мальчишки не рискнули уходить далеко от выхода и уселись на краю, болтая ногами в одинаковых кедах.

Вид из Загонной открывался – дух захватывало. Была видна даже старая Демидовская шахта на другой стороне реки.

– Туда каторжников свозили, – показал на шахту Князь, – свинец добывать.

Да только Акинфий Демидов малость хитрил. Не свинцом, а серебром и золотом были напичканы эти места. Елизавета, получив донос, что Демидов для себя золото и серебро выплавлял, быстренько все демидовское имущество – и заводы, и земли – велела «взять на себя». Еле успел Демидов спрятать поглубже в рудниках груды добытого золота, вывезти не смог. Теперь царская казна распоряжалась местными рудниками. Но шахты проработали недолго, лес сожгли, и печи были погашены.

Пришли новые экспедиции. Уже не руду, а камень стали выворачивать из земли и вывозить в российские и заграничные столицы. Местные жители на такие работы не шли. Алтайцы отогнали свои стада в сторонку от рудников, подальше в горы. А старожилы – православные староверы, те, которые не сожгли себя, – хоть и не сдвинулись с места, но цеплялись за землю и в ее недра не лезли, боясь потревожить спрятанные там адские силы. Не за тем их деды от заводской каторги, от помещичьего самодурства и церковного произвола бежали в Сибирь, чтобы выворачивать землю наизнанку и вытряхивать наружу всякую невидимую нечисть, сброшенную с Неба и заточенную в преисподней.

Поэтому на рудники и заводы свозили крепостных из разных мест целыми деревнями. И позже, в советское время, валить остатки леса и сплавлять по Чарышу сгоняли заключенных сибирских лагерей – сибулонцев. Все сожгли, сплавили. Холмы до горизонта покрыты низким кустарником, а называются по-старому.

– Сосновая, Осиновая, Пихтовая горки, – показывал Князь, представляя новому другу свои владения.

И только в деревне росли большие старые деревья: не дали тронуть, а то некуда будет прилетать пращурам в родительский день.

Но Лешка думал не про шахты и деревья. Пещера была самым подходящим местом для заседаний какого-нибудь тайного общества.

– Давай это будет наш штаб, – предложил Лешка. – У каждого князя должен быть свой штаб.

– Ладно, – кивнул Андрей. – А ты будешь моим главным советником.

– А через тыщу лет сюда придут археологи и добудут наши кости. И установят, что здесь обитали Князь и его Советник. Надо им записку написать, чтобы они ничего не перепутали.

Князь пошарил в карманах, но писать было нечем и не на чем.

– Давай поищем… Древний карандаш какой-нибудь или уголек, которым неандертальцы рисовали, – предложил Советник.

Они поискали, но нашли не карандаш, а кость.

– Думаю, это от неандертальца или… от белогвардейца. – Князь тоже решил блеснуть знаниями и подкинул позвонок. – Они здесь оба обитали.

– Без комментариев, – откликнулся Лешка. Он чувствовал себя таким повзрослевшим за этот день, что вполне мог позволить себе выразиться по-папиному.

Посидев в Загонной, мальчишки отправились в Проход. Длинная и извилистая Проходная пещера, местами низкая и узкая, выводила на другую сторону Большой скалы, к тропинке, которая прерывалась расселиной шириной в самом безопасном месте с метр. А за щелью была Малая скала.

– Здесь вечером нельзя ходить, – предупредил Андрей. – Туда давно девушка свалилась. Древняя царевна. И стала призраком. Вылетает из щели и тащит за собой. Я один раз пошел – так еле вырвался.

Лешка молча посмотрел на нового друга, не сумев с ходу найти научного объяснения этому явлению. Нужны были дополнительные факты.

– Не воет?

– Не, не воет. Раньше плакала. А потом перестала. Она детей к себе забирает, чтобы было с кем поиграть. Я однажды подхожу к краю и слышу: «Айттыр! Айттыр!» – это на алтайском языке что-то, забыл у деда спросить.

– Может, инфразвук в щели образовывается? При определенном направлении движения воздуха, – почесал макушку Леша.

– Может, – деловито кивнул Андрюха, не переставая удивляться познаниям нового приятеля. – Особенно в полнолуние. Я в полнолуние сюда лазил. От бати убежал.

Лешка опять не сразу нашелся что сказать. Все это было настолько непривычным: уходить из дома без разрешения родителей, сбега́ть в горы, слушать, как воет призрак. Лешка даже и не представлял, что у детей может быть такая жизнь!

– Стильно, – вспомнил он, что в таких случаях говорит Дина.

Собственных слов для описания нового огромного мира необычайно эрудированному парню пока не хватало.

Глава седьмая, в которой папа находит клад

В старый сад папа пошел один. Потому что чувствовал – не выдержит, разволнуется. Последнюю неделю новой жизни он слишком старался сдерживать эмоции. Стоило только уменьшить активную деятельность, как радость от возвращения в деревню деда сменялась чувством горечи и стыда. Ведь и он виноват, что все растаскивается, разваливается и среди этой разрухи – грязь, бедность и пьянство. Нет, грязь для деревни, конечно, святое дело. Из грязи все и растет. Пусть она будет. После дождя месить босыми ногами теплую чистую грязь, чпокать ею между пальцами – одно из славных воспоминаний детства. Но откуда у многих крестьян появилось это пренебрежение к земле?

Ноги помнили дорогу и рядом с фундаментом старой кузни затормозили. Бурьян полностью покрыл остатки постройки, где когда-то работал прадед Кузьма, искусный кузнец. Отсюда его без суда и следствия забрали в 1937-м. Мо́рок какой-то накрыл целый народ. Что происходило – видели все. Но мало кто понимал, за что и почему. Да и сейчас кто объяснит, как на таких почвах, с такими просторами можно умудриться жить бедно и несчастливо? Это тайна. Он много лет учился на квадратном метре устраивать из растений и камней волшебные уголки, где каждый сантиметр сияет, поет о богатстве и разнообразии мира. И пока он создавал эти игрушечные миры, сотни километров его родной земли покрывались циклахеной и амброзией.

Тридцать секунд. Ровно столько задерживалась возле опустевшей кузни прабабушка. Больше нельзя: будут подозревать. В чем? Да какая разница. Во вредительстве. В сочувствии «врагам народа». В том, что есть чего прятать от властей. А прятать было что. Кузнец – все же человек непростой. Повелитель металла и огня. Успел шепнуть сыну-подмастерью, когда забирали, что под восточным углом чудская схронка. Да только искали – не нашли. То ли кто-то еще узнал про тайник, то ли ребенку с перепугу не то послышалось. Прабабушка приходила – искала знак. А в войну кузня сгорела до фундамента. Кузня сгорела – семейное предание про Кузьмов схрон осталось.

Тридцать секунд – и поворот к Страшному логу. Тут схватились свои со своими: белые с красными, порубили друг друга, а потом пришли жены и дети и похоронили их в одной могиле. Но на памятной стеле фамилии только красных. Родственники белых приходили сюда незаметно, поминали тайком. Какая несусветная чушь, какая несправедливость! Но это на земле. А в земле они, поди-ка, ровня. Сколько же в земле за тысячи лет похоронено живших здесь людей? Наверное, нет свободного места. Вот это чья земля – тех, кто здесь похоронен. Не твоя. Не моя. Не новых управляющих и бизнесменов. Не красных. Не белых. А тех, кто закопан в ней! Мы здесь как на вокзале: захотел – уехал. А для тех, кто стал камнями, березами, рекой вот этой, травой кто пророс, – для них это дом родной. Все слились, все вместе.

Живые же – не вместе, а врозь. Поэтому вместо ритмичного красивого рисунка на теле Земли – грязные пятна от человеческих дел: у каждого народа со своим оттенком.

Опять остановка. Перед бывшими воротами. Дед спрыгивал с брички, снимал тяжелый замок. Косточка тоже спрыгивала, и Мишка спрыгивал. Но теперь не было ни ворот, ни забора, вдоль которого прогуливались дед с Косточкой – большой, но непутевой собакой, разрешавшей за косточку пройти в сад любому варнаку. Вместо ограждений все междурядья занимала марь вперемешку с бодяком и осотом. Облепиха, с которой начинались садовые ряды, плодоносила обильно. Издали были видны яркие ягоды. Но деревья стали уродцами. Ветки поломаны – результат снежной зимы. Да, видно, и народ не утруждал себя, предпочитая обирать ягоды со сломанных веток дома или сидя под деревом. Затем шли ряды черноплодной рябины, а после разделительной березовой полосы – большая территория яблонь. Яблоням досталось больше всех. Переломанные, они уже не плодоносили, и даже листьев на них было мало. Засыхали без хозяина.

Папа задержался у яблонь, пытаясь отыскать ту, на которую дед разрешал им забираться, – сладкую прозрачную китайку. Эта? Может быть, эта? Нет, не найти. Вздохнув, он направился дальше, туда, где прятался дедов секрет. Мало кто знал о нем. «Это, Миша, клад! Никому пока про него не говори, чтоб не сглазить. Запомнил? В деревне ему не место: кошки погубят», – наставлял дед семилетнего внука. Мишка кивал.

Папа словно почувствовал на голове руку деда. И понял, как же ему его не хватало. Все время не хватало. По сто раз на дню он был готов теперь выслушивать его нравоучения, с утра до вечера помогать ему, возясь в саду или мастерской, вместо того чтобы сбегать с друзьями на речку. Наверное, нет такой жертвы, которую он не согласился бы принести, чтобы вернуть деда, бабушку, родителей, так рано ушедших… Или нет… Есть.

Папа остановился, огляделся. Не мифическая схронка, а тот самый настоящий клад должен быть где-то здесь. Дед, посмеиваясь, спрятал его на самом видном месте. Никто и не поймет, что это клад. Папа присел, перебирая руками заросли.

Есть такая жертва. Дети. Ведь если бы не уехал из деревни, то не встретил бы Марту и не появилось бы три самых дорогих человека. Три человечка, которые стоят сейчас на распутье.

Все, что происходит с нами, имеет смысл. Надо только научиться его видеть. Прошлого нет, потому что оно прошло. И не нужно пытаться сохранить его в неприкосновенности, наблюдая, как покрывается оно плесенью или рассыпается от ветхости, а нужно доставать его с полок памяти и полностью превращать в настоящее. В каждом прошлом – семя настоящего. А значит, прошлое надо правильно похоронить и прорастить, чтобы настоящее не выросло больным и слабым. Многое зависит от сорта. Но и от садовника немало.

Папа тихонько и неумело запел, скорее, даже забормотал.

Ему хотелось поговорить с дедом, а с душами не говорят простыми словами. Это умеет только кайчи. Песня кайчи освобождает души предков из камней и деревьев и запускает их над родной землей в полет. А в ответ мертвые дают потомкам подсказки, как правильно жить на земле.

– Вот оно, – прошептал папа, отыскав то, за чем пришел.

Сожаление о том, что не додал старикам внимания, пока они были живы, конечно, не исчезло. Но уже не давило на плечи. Вернуться к корням теперь не означало вернуться в прошлое. К корням нужно было вернуться, чтобы вырастить себя настоящего.

«Деревья как можно дальше разбрасывают от себя семена, чтобы они не зачахли в тени, а выросли крепкими, освоили новые земли. А люди – те же деревья, только суетливей», – подумал папа.

Следующие полчаса вместо воспоминаний на плечи давил заметно потяжелевший рюкзак. И это было приятно.

Глава восьмая, в которой Дина останавливает время

Дина сидела на самом верху большой Белой скалы и грезила. Вот она, Белая богиня, смотрит на свою землю. Полмиллиарда лет смотрит на Западно-Сибирское море, что бьется у Алтае-Саянской горной страны.

Море дышит. Вдох – и закрываются купола и пики хребта, водная гладь разливается от горизонта до горизонта. Выдох – появляются горные острова.

Горы дышат. Но только время для них течет по-другому, и дышат они не так, как море. Вдох – медленно поднимаются зубцы из глубин. Выдох – медленно разрушаются, оставляя мелкосопочник.

Дина тоже дышит. Вдох – и она богиня, вобравшая в себя все эти горы и бывшее море. Выдох – и она песчинка, частичка этой долины. «Время ведь как река, – думает Дина, взглянув через прищур на Чарыш. – Разольется широко по равнине и движется неспешно, ведомая космическими законами, но вот в каком-то месте прижимаются берега друг к другу, и скорость потока увеличивается. Если сжаться, внутренне сжаться, то и мое время помчится. А если расслабиться, то оно будет двигаться так медленно, что за одно лето я смогу прожить целую жизнь… И таких жизней много! Их столько, сколько я захочу».

Богиня наблюдает за своей долиной. И взгляд ее так сосредоточен, что под ним прогибается земная кора и море, как чашка с кукурузными хлопьями, заполняется остатками гор. На остатках гор растут леса. Секвойя, кипарис, гинкго – такие далекие заграничные названия. А в кайнозойскую эру росли они здесь в изобилии. Впрочем, сотни тысяч лет назад росли здесь и актинидия{ Актини́дия – род лиан со съедобными плодами, к которым относится киви. На востоке России растет в диком виде и называется «амурский крыжовник» или «северный виноград». Богата витамином С.}, и липы с дубами, и граб с буком. А еще двести лет назад леса покрывали все окрестные сопки. А теперь, как в Аркаиме, – луга и поля.

– Зря я придумала людей, – шепчет Дина. – Зря, зря. Но что же теперь делать?

Динка ложится на скалу и смотрит не на долину, а в небо.

Чтобы удобнее и безопаснее, люди решили не пользоваться каждый своим потоком, а плыть всем вместе. А зачем? Динка хочет одна, сама по себе. Чтобы ни от кого не зависеть – только от себя. Чтобы самой творить свой мир. Ей нравится в деревне. Но что-то ее тревожит. Тревожит, что это не ее выбор. Это выбор родителей. А если бы она выбирала? Наверное, выбрала бы ухоженную Западную Европу. Места, где жили вовсе не ее предки. Может, они там у себя тоже здо́рово нагадили… Дина в курсе, что пятьсот лет назад даже европейские короли мылись два раза в год, а содержимое горшков выбрасывали прямо на головы прохожим, потому и пришлось ввести в моду широкополые шляпы. Но потомки европейцев как-то сумели навести порядок, и теперь Динка хочет туда, на чужие ухоженные земли, на все готовенькое. Это проще, чем наводить порядок на своих. Вон до сих пор под ногтями грязь.

Если бы рядом был Лешка, он бы проинформировал сестру, что она торчит на вершине уже полчаса. А полчаса – это 30 минут. А минута – это 60 секунд. Секунда же – это время, которое электрон цезия потратит, чтобы перепрыгнуть с одной своей орбиты на другую 9192631770 раз – и ничего более.

Но все же что-то случилось с личным временем тринадцатилетней девушки. Дина даже примерно не могла бы сейчас сказать, сколько она на горе – пять минут или два часа. Времени словно не стало.

«Если бы камни решили завести себе часы, они могли бы оттолкнуться от человеческой жизни. Для них люди, наверное, мечутся и суетятся так же, как для людей – электроны. У камня один только вдох может занимать три оборота Земли вокруг своей оси, – продолжила фантазировать Дина, и вдруг ей показалось, что камень вздыхает. – Не задремать бы, а то еще свалюсь».

Дина осторожно отползла от края. Не очень-то ей хочется, чтобы следующая легенда была про нее. Про прекрасную девицу, упавшую со скалы и ставшую Белой богиней. Потому как легенда эта будет не слишком интересной. Ни убитого горем возлюбленного, ни похищений с погонями. Хотя допридумывают, как сочинили про несчастную даму, что свалилась в щель. То она стала призраком и с тех пор пугает детей, прыгающих через пролом. А то будто выжила и попала подземными ходами к чудскому народу, населявшему эти земли до прихода русских, и стала Чудской царевной – эту историю Дина услышала от деда Алтынтаса. Еще говорят, что с этого дня вода в пещерном озере стала целебной.

На Урале про чудь тоже легенды сохранились. Мол, были это невысокие смуглые люди, помнившие одно предсказание: придет в их земли белая береза, а за ней – белые люди, и не будет им больше места на своей земле, а будут только горе и беды. А как сбылось предсказание и бледнолицые перевалили за Урал, стали рубить лиственницы и кедры, так чудь ушла в землю, в горы, и пещеры за собой закрыла. Ушли старые люди подземьем не куда-нибудь, а в сторону Алтая. Но и здесь появились белые люди, привели с собой березу. И чудь снова схоронилась под землей и ждет теперь золотого века. Потому что вторая часть предсказания гласит, что выйдут они из-под земли во время золотого века.

Дед Алтынтас с Дининым прадедом мальчишками ходили искать чудь в старые рудники. И вышли они из чудской шахты прямо в Демидовский рудник, пройдя под поймой Чарыша, где и поймал их отец Филипп – местный священник из кержаков. Стал он им уши крутить и пугать чёртом, что под землей живет. Запечатан, мол, Сатана волшебными знаками и большими камнями в преисподней, но если кто по глупости туда полезет, землю изнутри потревожит, то откроются проходы, выйдет чёрт из заточения, и будет беда. Но разве пацанов удержишь? Какая беда? Дед Алтынтас говорит, что большая беда на землю уже пришла, потому что главной ценностью стали бумажки цветные, а не любовь, доброта и отвага. Ну и чье же поколение так нагрешило, что у нас такая беда?

Динка начала медленно спускаться, представляя себя Чудской царевной. Вот уводит она народ под землю. Потому что нет другого выхода. Не могут они жить на земле, где вместо лиственницы и кедра белая береза. Не осталось им места наверху.

– Ди-ин, ты куда?! – неожиданно вырос перед царевной чуденок.

Дина вздрогнула. Она несколько секунд смотрела на выросших как из-под земли Лешку и Андрея, прежде чем осознала, кто это.

– Слушай, Князь… – Все еще думая о своем, Дина протянула мальчишкам по конфете. – А ты не знаешь, где-нибудь поблизости растет лиственница? Это такое дерево с мягкими иголочками, но на зиму оно их сбрасывает.

– Дак у Синего утеса растет, – недолго думая, ответил Князь. – Где Чарыш поворачивает. Только туда пешком далеко, и машина не проедет. И на коне не проехать. И там с начала лета Корбо сидит. Одичал совсем.

Оказалось, Корбо – это пес дяди Аржана. Как пропал дядя Аржан, никто не знает наверняка. Скорей всего, утонул: Чарыш крутит там, возле утеса, в воронку засасывает, в подземные пещеры. С того дня Корбо так и сидит на берегу. Парни пытались его в деревню притащить, но он веревку перегрыз и опять убежал. С тех пор одичал, никого к себе не подпускает.

– Что же он там ест? – удивилась Дина.

– Наверно, сусликов и мышей ловит, – махнул рукой Князь. – А может, и вообще ничего не ест.

Глава девятая, в которой Дима получает лошадь и остается один на один со стадом

Соглашаясь идти в подпаски, Дима как-то не подумал о том, что кроме красивой статной лошади у него будет еще сотня коров. Со стороны жизнь ковбоя выглядела весьма простой. Скачи, щелкая бичом, а коровы сами послушно будут идти и щипать травку. Поэтому, встретив за околицей Павла, который, матерясь и подгоняя то одну, то другую корову, гнал собранное по дворам внушительное красно-белое стадо, Димка слегка сдрейфил.

– За вон той, тетки-Алениной, следи особо. Малина ее зовут. У нее вечно дела какие-то на свалке, пытается улизнуть, – важно давал наставления работодатель, отстегивая от Воронка пегую кобылу Тайну.

– Расседлаешь потом, на лугу, чтоб отдохнула. Умеешь без седла?

– Без комментариев. – Димка кивнул и улыбнулся.

Паша был не пьян и деловит.

– На речку раза два сгоняешь, напоишь, – внимательно глядя, как профессионально подпасок садится на лошадь, размеренно продолжал пастух. – Вечером, часов в восемь, гоним к околице, там их встречают. Еще с тобой вот этот товарищ будет. Гунн его зовут. Так-то я его держу в конюшне, чтобы ласки лошадей не пугали. Но от его запаха и ласки ушли, и кролики передохли. Вот я его и взял проветрить.

Димка, поглядев на козла, опять кивнул.

– Поесть взял?

Поесть Диме мама собрала. Вообще-то разговор вечером с родителями был странный.

После того как Дима сообщил, что нанялся в подпаски и завтра на работу, предки выдержали длительную паузу.

– Ну… вообще-то с этой работой раньше даже дети, старики и дурачки справлялись, – робко начал папа.

– Так она за тыщи лет, поди-ка, не изменилась, технология, – неуверенно продолжила мама.

– Когда мой брат скотину пас… – пробормотала Динка, отложив книгу Коваля.

– У меня такое подозрение, что вы не рады? – удивился Дима.

– Я рад! – закричал Лешка. – А у тебя собака будет? Знаешь, что лучше всех вельш-корги овец пасут? Надо тебе такую завести. Ты меня с собой возьми.

– Я буду коров пасти, а не овец. И мне дадут лошадь. Тайна зовут.

Тут Лешка немного сдулся. Лошадей он продолжал опасаться: слишком большие.

– Ну а кнут у тебя будет? – поинтересовался он. – Можно учить коров морзянке. Щелкнул коротко-длинно-длинно-коротко – значит «П» – идите направо. Один длинный – тормозите. Два длинных – «М» – пора давать молоко.

– Кнут каждый пастух себе сам делает, – объяснил папа и, вздохнув, пошел искать какой-нибудь дождевик.

Вообще-то он надеялся, что дети помогут ему в усадьбе. Надо бы забор починить, подготовить посадочные ямы. Но… Нет, пусть сначала покопаются в себе и решат, что они хотят, что могут и что хотят смочь.

Мама собрала небольшой рюкзачок, рассказала, что где. Вода, еда, крем от комаров, пластырь, зеленка…

– Ма-ам, ну это уже как на войну, – буркнул Дима. – Павел меня засмеет.

– Ми-ить… – жалобно сказала мама. – Они там пьют все. Ты, пожалуйста, не ведись.

– Ну мам, – опять буркнул Димка, – будто не знаешь…

– А зарплата большая? – поинтересовалась Дина.

– Сказал: четвертая часть моя будет. Но я не спрашивал сколько.

– Четвертая часть зарплаты пастуха – это три тысячи рублей в месяц, – проинформировал папа.

– Сколько?! – хором удивились мама и Дина.

– Четырнадцать часов на ногах за такие деньги! Дим, может, не поздно еще отказаться? – нерешительно предложила мама.

– Ну уж нет! – Папа протянул Димке свой туристский нож. – Отказаться уже поздно. Да и не в деньгах дело. Я правильно понимаю, сын?

Сын кивнул.

– Не, я за такие деньги лучше буду на диване лежать или на речке купаться. – Динка опять открыла книжку.

– Лежи, лежи. Хорошее занятие, соответствует способностям, – буркнул братец.

Динка отвернулась к стене. Вообще-то ей было немного завидно. Димка нашел дело, будет рядом со своими любимыми лошадьми. Лешка с Князем не расстаются: то арбалет делают, стрелы свистящие строгают (Андрей научил Лешку ножом пользоваться), то по скалам карабкаются, убежище себе в пещере строят. Еще траву тетки-Алениным кроликам рвут.

Папа с мамой возятся в усадьбе да болтают с местными аборигенами с утра до вечера. А она только обед приготовит и потом придумывает, чем заняться. Друзей нет, Интернета нет. Купила толстую тетрадку, чтобы сценарий писать, – не хочется. Не может понять, что делать. Хотя и в городе занятия были бы не намного содержательней: телевизор, Сети и болтовня с подругами. Но в городе она умеет время убивать. А тут научилась его тормозить. Ну и зачем ей это? Может, лучше разогнать, да так, чтобы раз – и тебе восемнадцать? Это ведь совсем другая жизнь… Хотя с чего она взяла, что другая? Чего ради в восемнадцать пройдет чувство, что она какая-то ненужная, что что-то мимо нее проходит? Почему она не может найти смысл в том, чем занимаются другие?

– Ну а что ты, братец, надежда российского животноводства, мне можешь предложить? Свиней, может, пасти? – спросила Динка и тут же пожалела об озвученном вопросе. Потому что отзывчивая семья принялась предлагать ей, конечно, всякие глупости.

Можно клумбы оформить. Можно тете Алене в огороде помочь: и поливать, и полоть самое время. А можно за клубникой сходить и наварить варенья на зиму. Или травы на чаи насушить.

– Не мое, не хочу, – отметала Дина семейные идеи. – Мне это неинтересно. А что интересно – не знаю.

– Дин, ты ищи, – посоветовала мама. – Конечно, не каждый родившийся сразу понимает, зачем он пришел на этот свет. Ты все подряд пробуй, иначе как найдешь, что твое? Я завтра пойду материал по несанкционированным свалкам делать, можно со мной в качестве репортера. Я подготовлю отчет на радио, а ты – фоторепортаж в местную газету. Кстати, за это гонорар платят.

Динка промолчала. Не хотела сдаваться. Уж если у нее проблема, то это всерьез и надолго. Ее не решишь каким-то фоторепортажем. Хотя предложение было заманчивое.

Утром родители встали еще до рассвета. Мама поджарила яичницу.

– Мить, а можно мы тебя не будем каждый день на работу провожать? – зевая, спросила она. – Через раз ведь тоже годится?

– Ага, – кивнул подпасок, ловя себя на мысли, что и ему как-то не очень хочется вставать в такую рань. Может, все же он погорячился по поводу работы? И почему в деревне нет ювенальной полиции, они бы запретили детям вставать так рано. – Я же через день буду работать… Надеюсь…

– Нет, мне нравится смотреть, как мир просыпается, – поежившись, сказал папа.

На тополях завозились грачи. Они переговаривались все громче, перелетели с дерева на провода, сосредоточились, привели себя в порядок, наметили план на день и небольшими группами отправились в поля.

За птицами проснулся ветер. И папа уловил самое первое его движение в ветках берез.

Димка надел ветровку, закинул на плечо рюкзак. Папа хотел было проводить сына до околицы, но Дима воспротивился.

– Нет, правда, Миш, неудобно как-то, – согласилась мама и шепнула: – Вечером к Пашке этому подойдем, расспросим, что да как.

Хозяйки выгоняли коров за ворота, провожали до брода, где ждал их, звонко хлопая кнутом, пастух. Туда шагал и подпасок. Первая слабость прошла. Димка был бодр и возбужден.

Павел оглядел подпаска с головы до ног, хмыкнул, проинформировал, что в день корова должна съедать не меньше пятидесяти килограммов травы и выпивать три ведра воды. Димка, чтобы не подняли на смех, не рискнул спросить, каким образом ему это проконтролировать.

– Днем у всех тихий час. Останавливаемся в тенечке, жуем – и храпака… Да, потерянная корова – тридцать тыщ рублей. – На этом инструктаж был закончен.

Они доехали до пастбища. Паша, кивнув подпаску, развернулся и рысью отправился на остров проведать свой табун. Пес и жеребенок послушно последовали за хозяином, оставляя Дмитрия один на один со стадом.

– Блин… – прошептал Димка. – Блин, я думал, он хоть первый день будет со мной…

Тетки-Аленина корова Малина подняла голову от травы и приободрилась.

– Попрошу не строить мне тут козни, – погрозил Димка толстой длинной веткой, которую был вынужден использовать вместо кнута.

Малина словно поняла и смиренно потупилась.

Димка, соскучившись по лошадям, слез и рассмотрел свою новую напарницу. Тайна была молодой кобылой с рысаками в предках. Нарядная, как погулять вышла. Круп и спина гнедые, ноги белые, голова и шея в белых отметинах. Длинная темная грива и двухцветный хвост завершали ее нарядный костюм. Глаза у Тайны были голубые.

– Берегись пегого коня: он сродни корове! – Димка говорил с лошадью вслух, приучая к своему голосу. – Как же! Придумают глупости, аристократы! Никакая ты не корова, даже не думай. Индейцы, между прочим, пегих больше других мастей уважали. А индейцы – они откуда пришли в Америку? Правильно, с Алтая. Примерно двадцать тысяч лет назад. Так что ты – самая правильная лошадь. Любимая лошадь команчей и ковбоев!

Впрочем, достанься Диме любая другая масть, он нашел бы и для нее теплые слова.

Обхаживая Тайну, Дима не забывал про стадо. Коровы мирно щипали траву. Только Малина переместилась поближе к кустам и ела как-то неохотно.

Глава десятая, в которой Дина придумывает себе занятие, а Дима принимает роды

Утром Дина сходила к деду Алтынтасу и тетке Алене, отнесла кроликам травы, которую накосил у забора папа.

Сана собиралась уезжать с какой-то попуткой, а Князя, на радость Лешке, оставляла.

– Может, отец хоть объявится, хоть пообщается с ребенком, – уговаривала она себя, но сама в это не верила.

– Ты тут помогай, оглоед, и не балуйся, а то вмиг домой поедешь! На лошадь – только под присмотром! – повернулась она к Князю.

И тот моментально принялся интенсивно стучать молотком – это называлось колотить кролам новую клетку.

Еще раз напомнив Дине, что Андрюху можно сразу гнать с их двора, как только он надоест, Сана забежала в избу попрощаться с дедом, махнула копавшейся в огороде тетке Алене, которая ее в ответ перекрестила, и помчалась к дороге.

Затем Дина с мамой обошли все деревенские свалки. Вернее, свалка была одна, но мало кто до нее доходил: проще было свалить мусор недалеко от дома. Дина все самым тщательным образом сфотографировала, прихватив и крапиву возле администрации, и репей в бывшем парке Победы, а мама опросила окрестный народ, как им живется среди мусорных куч, удобно ли, не мешает ли, и где, по их мнению, должна находиться самая главная и единственная свалка. Выходило, что все за чистоту и никто ничего никогда куда попало не сваливал. А как так получается – непонятно. Следить некому.

Свиньи и телята копались в отбросах по всей деревне. Вороны и галки обживали ближайшие деревья. Им было удобно: столовая сразу под гнездом. А захочется свежатинки – можно во дворах подкараулить цыплят или уворовать яйцо.

– Мы скрытые камеры хотим установить, – не моргнув глазом, объявила Дина мужику, вываливающему навоз прямо на дорогу.

– Да, сейчас штрафы за несанкционированный выброс мусора повысили, так что в бюджет села это будет неплохая прибыль, – подтвердила мама и чуть позже похвалила Динку за хорошую придумку.

– А то, что мы с тобой наврали, – это ничего? – поинтересовалась дочь.

– Чего это мы наврали? Я в общество охраны природы запрос направлю по поводу камер. Откажут, конечно, но это уже другой вопрос.

Через полчаса новость про скрытые камеры облетела деревню. Днем на речке мальчишки, косясь на Дину, обсуждали, как можно незаметно скрутить аппараты, чтобы установить на мопедах и великах. Пацаны постарше рекомендовали установить эти камеры в банях или в учительской.

Дина, честно заработав купание, осмотрела берег и отправилась туда, где погрязнее, но зато и побезлюднее. Спуск к воде в этом месте был очень удобный, поэтому, наверное, отдыхающие нередко останавливались здесь большими компаниями, гадили и уходили домой. Дина собрала мусор в пакет, привязала пакет к пеньку, на расчищенное место расстелила полотенце и легла с книгой. Через несколько минут к ее пакету подошла девочка с длинными черными косами и тоже что-то бросила.

– Ты хорошо придумала, – одобрила она. – А то не знаешь, куда выкинуть. Весной субботник всей школой проводили, но этого на неделю хватило.

Дина улыбнулась и кивнула, приглашая девочку расположиться рядом. Лена не стала ломаться, села на свое покрывало и тоже достала книгу. Правда, вкусы у нее были другие. И возрастом она оказалась на три года старше.

– Как мне весь этот свинарник надоел!.. – со вздохом сказала Лена. – Побыстрее бы школу закончить и уехать. Думаю в Москве учиться дальше. Туда и поеду. К папику. А вы отдыхать?

Дина рассказала, что вообще-то они ехали отдыхать не сюда, а в одно крутое место – Аркаим. А потом папа решил привезти их в деревню предков. Ну вот… Теперь она маме помогает материалы в газету готовить. Темы, само собой, не драйв, но должен кто-то и этим заниматься. Тут красиво, конечно…

– Но делать совершенно нечего, – продолжила мысль Лена. – Твой брат, видно, нашел себе занятие – не появляется.

– Лешка-то? Да они с Князем играют. Скоро появятся. Мама обещала сама их на Чарыш сводить, а то я зачитаюсь и не замечу, как они тут плотину построят или новое русло прокопают.

– Да? – почему-то удивилась Лена.

– Ну да. Он же у меня немного странный, братец. Уникум. Может, свежий воздух и простая сельская жизнь приведет его мозги в порядок, – кивнула Дина и вдруг вспомнила: – Что-то я давно с ним прописями не занималась. Совсем из головы вылетело.

Лена молчала, но было видно, что она чем-то огорчена.

– А ты рисовать умеешь? – вдруг спросила ее Дина. Мысль о прописях натолкнула ее на интересную идею.

– Смотря что, – ответила Лена.

– Свиней, – не думала шутить Дина и рассказала про только что изобретенную операцию «Намусорил – хрюкни!».

Лена рассмеялась и согласилась в этом участвовать.

Дима наслаждался жизнью. Тайна была умна и послушна. Он уже пять раз объехал стадо. Попробовал и быстрой размашистой рысью, и галопом. Потом дал ей отдохнуть, почесал и, наконец, сентиментально обнял за шею. А когда оглянулся – эта несносная Малина, оказывается, ломилась с пастбища в заросли. Дима, взяв прут, пошел следом. Но корова не убегала. Забравшись в кусты, она то стояла, то ложилась, то опять поднималась. Выгибала спину и оглядывалась на живот.

– Живот, что ли, заболел? – спросил Малину Димка.

Малина виновато помычала.

– Ну, сходи в туалет…

Подпасок не успел договорить, как из коровы показался пузырь. Он надувался и надувался.

– Тебе что, совсем плохо? – забеспокоился Дмитрий и зачем-то схватился за куст, который оказался шиповником. – О-о! – Он отдернул руку. – Может, воды принести?..

Малина снова легла, тяжело задышала.

– Э-э… ты, это, не умирай. Тридцать тыщ! Вставай, я тебя домой отгоню.

Дима почесал под кепкой голову, переложил ветку из одной руки в другую. Но корова жалобно мычала, и Димка увидел страшное. Вслед за пузырем из коровы начало что-то вываливаться.

Переход на сельский разговорный стиль произошел быстро: первый раз в жизни (если не считать этого «бла-бла-бла» в первом классе) Димка выругался, инстинктивно догадавшись, что происходит. Корова принялась телиться.

– Ты, блин, чо?.. – уже совсем по-пашкиному заговорил подпасок. – Ты не могла до вечера?..

Дима потер ладони о штаны, снял и надел кепку. Только что вокруг пели птицы, прыгали кузнечики, невдалеке шумела река… И тут, оказалось, что этот большой и яркий мир может моментально схлопнуться до размеров пузыря.

– Чо делать-то, ё-моё, а?.. – растерянно повторял Дима. – Сейчас будет теория большого взрыва…

Показались два копытца. Теленок словно собирался вынырнуть из другого мира ласточкой. Подпасок осторожно приблизился, затем опять отодвинулся. Малина жалобно замычала.

– Да не знаю я, что делать! – чуть не плакал Димка. – Где твой муж?.. Бык?.. Партнерские, блин, роды… Он, поди-ка, знает… Куда ты его рожаешь-то?..

Димка заоглядывался, попытался нарвать травы, чтобы теленку было куда выныривать, но вспотевшие руки скользили. Димка схватил свою ветровку и расстелил возле Малины.

– Ё-моё, ё-моё… – повторял он без конца, подавляя в себе желание сбежать.

Малина жалобно замычала. Теленок не двигался, только тянул и тянул два передних копытца. Совсем не к месту Димка вспомнил железные руки, что торчат из земли в Аркаиме. Тогда, постанывая, будто это он сам рожает, Дима притронулся к теленку, зажмурился, схватил его за ноги и, сдерживая тошноту, начал вытягивать из коровы.

– Я тебе там ничего не оторву? – дрожащим голосом поинтересовался он у Малины. – Ты первый раз рожаешь или нет? Я-то первый!

Передние ноги теленка и голова уже родились, Димка и Малина поднатужились, и вскоре весь бычок лежал на ветровке. Мамаша громко выдохнула, повернулась, приминая окрестные ветки, и принялась облизывать новорожденного.

Димка вытер пот, но это плохо помогло. Ручейки текли по спине так, что даже трусы промокли. Он сел рядом с теленком. Тот подал голос. Смешной, тоненький. Димка потрогал его: теленок дрожал. А копытца у него были мягкие, как пенопласт.

– Ну что, подрастай и тоже пойдешь в библиотеку, блин… – Вздохнув, Димка огляделся.

Мир постепенно разворачивался. Сначала появились отдельные листочки на калине, затем сквозь ветки пробилось яркое небо с облаками. Все облака походили на телят или на их части: голову, копыта, пятна на дрожащем тельце. Постепенно облака опускались и превращались в коров Димкиного стада, мирно лежащих в тени. Только Тайна и козел Гунн стояли возле кустов и, просунув голову сквозь заросли калины, внимательно смотрели на Димку и Малину с новорожденным.

– И чо, вы все время стояли тут и пялились? – спросил Димка Гунна.

Ему показалось, что животные над ним смеются. Он привалился спиной к тополю и тоже засмеялся.

Глава одиннадцатая, в которой тетка Алена за всех переживает, а девочки устанавливают новое правило

Вечером родители пошли вместе с теткой Аленой встречать корову. И своего драгоценного подпаска. По дороге тетка, качая головой, жаловалась на деда. Старик совсем из ума выживает. «Не дам, – говорит, – комбинат строить. Нельзя. Места у нас заповедные». А то, что из этих заповедных мест народ бежит, потому что нет работы, знать не хочет. Кто не уезжает – спивается. Есть несколько крепких хозяйств, так ведь и у них дети уедут, и все на нет сойдет. Чертит по ночам какие-то карты, письма пишет. Вот уж воистину Алтын Тас – Золотой Гриф. Стыдно перед управляющим. Лучше бы пел себе на крылечке, беседовал со своими курмесами – это никому не мешает.

Потом тетка Алена пожаловалась на Пашку. Ведь хороший раньше был мужик. А потом как сглазил кто. Сана его на комбинат устраивала работать, так не удержался. Одни кони и пиво на уме. Совсем опустился. Андрюшка его и за отца уже не считает. Может, свозить в Тигирек? Там один знахарь пчелами алкоголизм лечит, на улей садит… Кто не умирает, перестает пить – как отрезало. Сана про это слышать не хочет и вообще про Пашку слышать не хочет, а ведь плохо, когда ребенок без отца…

И наконец, тетка Алена высказала свое беспокойство по поводу местного дурачка Васи-Маруси. Ведь опасно это – костры. Так ведь и деревню подпалить можно. Да и спокойней дурачку было бы в специальном учреждении: всегда ухожен, накормлен. А он все жжет и жжет что-то за деревней.

Мама кивала, а сама думала: хорошо это или плохо, когда человеку есть дело до всех остальных людей? Правильно ли вмешиваться в чужую жизнь, если тебя не просят о помощи? И как вести себя, если рядом с тобой появляется человек, живущий иначе, чем ты, с другими ценностями, вообще с другим видением мира? Переделывать его, перекраивать на свой лад? Запретить Пашке пить, а Васе-Марусе смотреть на огонь? Но ведь если те или иные люди или ситуации возникли рядом с тобой – это неспроста. Это знаки, которые нужно правильно расшифровать.

– А если не стало доступа к святому озеру, так хоть бы церковь в деревне построили, надо об этом тоже в газету написать, – неожиданно закончила тетка Алена.

Мама пообещала соседке что-нибудь придумать. Но тетке Алене ни в этот вечер, ни в следующий было уже не до этого. И маме тоже. Потому что подпасок со стадом не вернулся. Стадо и Пашка пришли, а Димы нигде не было.

– Где же ваш помощник? – поинтересовалась мама, начиная волноваться.

– А где это моя корова-то? – приготовилась схватиться за сердце тетка Алена.

– Бабулечка моя дорогая! – чуть не навернулся с коня Пашка. – Что ж ты за своей коровой так плохо смотришь-то? Что ж ты ответственность-то такую на нас перекладываешь? Работа у нас и так нервная! Пошли-ка за телегой да поехали за приплодом! А Митька ваш твою Малину охраняет! С тебя пол-литра!

Тетка Алена всплеснула руками и помчалась за Пашкой, а мама и папа так и ходили возле брода, пока все не было улажено и на горизонте не показался обгоревший на солнце работничек.

Дима с трудом спустился с лошади, передал ее уже здо́рово пьяному пастуху и потихоньку пошел домой. Этот день он запомнит навсегда. Название ему будет «Большой день маленьких телят».

Накормленный, уложенный на раскладушку на веранде и смазанный сметаной Дима пересказал свои приключения под дружные охи-ахи и хохот.

– Дмитрий, горжусь! – сказал папа. – Я бы не смог…

– Это точно, – подтвердила мама. – Все три раза сидел в коридоре на кушетке. Жалел, что люди не черенками размножаются.

– Чем вы сегодня весь день занимались? – поинтересовался в свою очередь Дима у семьи.

– Мы с Князем секретную станцию собираем, – ответил Леша. – У нас уже и приемник есть, и передатчик. А тетка Алена отдала патефон, с такой трубой большой. А потом нас Динка из мастерской выгнала и не давала смотреть, что они там с Леной делают.

Но Динка свою тайну раскрывать не стала.

– Ночью узнаешь, – подмигнула она брату. – Нам, кстати, твоя помощь пригодится.

Увы, ночью разбудить Димку не получилось. Несмотря на солнечные ожоги, спал он как убитый. И много чего проспал.

Потому что в сумерках Лена была еще красивее. Она походила на индианку. Длинная туника, толстые косы из-под банданы и мягкие мокасины. Дина не удержалась и восторженно вздохнула: стильно! Вот ни одной вещи, которая была бы в тренде, а все равно стильно.

– У меня оба брата дурные, – пожаловалась она новой подруге. – Думала, Димон нам поможет, но он никак не просыпается.

– У тебя два брата? – почему-то обрадовалась Лена.

– Ну да, Лешку ты сегодня видела в мастерской. Это младший. А Димон старший.

– И что? Ты не можешь его разбудить? – заволновалась Лена.

– Не могу! Он, понимаешь ли, сегодня переволновался. Роды принимал!

Лена захлопала своими длиннющими ресницами.

– Он, что ли, женатый?!

Дина прыснула.

– Ага, гарем у него. Одна другой краше! Лен, он без лошадей жить не может. И из-за этого нанялся коров пасти. Кому сказать – стыдно. Пашка-алкаш – и наш Димка.

Лена неожиданно призналась, что тоже любит лошадей. И даже ездить верхом умеет, но только с седлом. Уезжаешь подальше, к Страшному логу или на Сурью, и представляешь себя прекрасной амазонкой. Все вокруг – твое! Хочешь – с травами говори, хочешь – с облаками, а хочешь – придумываешь себе принца на белом коне. Ты, вся из себя такая, натягиваешь лук, но понимаешь, что, даже если он враг, не пустишь стрелу, – он слишком прекрасен ну и, само собой, влюблен в тебя без памяти.

Дина зачарованно кивнула. И удивилась, что даже Лене, божественно красивой Лене, хочется себя представлять кем-то другим. Хотя… Может быть, новая подруга действительно была амазонкой в прошлой жизни, и теперь ей приходится приспосабливаться: ездить на велике, а не на коне, бороться с мусором, а не с вооруженными врагами. Да и с принцами в деревне напряженка.

– А давай к твоему брату как-нибудь на пастбище сходим. И он нам покататься верхом даст, – предложила Лена.

– Ну давай, – согласилась Дина. – А пока мой брат спит богатырским сном, нет ли у тебя других знакомых нормальный парней? Необязательно на белых конях.

Лена пожала плечами:

– Откуда они тут, нормальные… Хотя есть парочка, которые могут нам пригодиться.

Девчонки забрались на навозную кучу и вызвонили двух Лениных одноклассников. Дина удивилась, как быстро и без лишних вопросов с разных концов деревни подъехали на мопедах два крепких парня: словно вылепленный из глины, плотный, с мягкими чертами лица Николай и длинный, молчаливый, как вырубленный из камня, угловатый Игорь.

Когда деревня окончательно угомонилась и стал гаснуть свет в домах, группа из четырех человек начала операцию «Намусорил – хрюкни!».

Десять табличек с нарисованными поросятами и крупной надписью «Намусорил – хрюкни!» появились вдоль всей улицы возле сваленного кучами мусора.

Глава двенадцатая, в которой появляется идея скрестить кролика с медведем

После испытания арбалета, двух разбитых стеклянных банок и трех простреленных навылет кочанов капусты Лешка и Князь были отправлены под пристальный надзор тетки Алены – типа помогать.

Сначала они все вместе покормили пса Кипиша и проверили, как там его курица. Она сидела в будке, насиживала яйца – парила. Кипиш первое время был этим очень недоволен, но тетка Алена уговорила его потерпеть несколько недель, пожить на улице, а то, если парунью согнать, она может больше не сесть на яйца. Кипиш был согласен, но только не на время грозы. Этого природного явления пес ужасно боялся и, поскуливая, забирался в будку, трусливо прижимаясь к курице. Курица недовольно бурчала, но терпела.

Затем они пошли смотреть, как тетка Алена поит нового теленка.

– У него теперь отчество – Дмитриевич, – гордо сказал Леша. – Его наш Димка вчера рожать помогал.

Но тетка Алена упорно не величала теленка по отчеству, а называла Нежданом. Теленку мальчишки почесали лоб, а потом пошли к кроликам, что сидели в клетках позади сарая.

Кролики были такие… такие… игрушечные… Лешка даже подумал, не изобрести ли лекарство для пробуждения у них сознания. Хотя бы до уровня сусликов. Его знакомый суслик был совсем другой. Он был землевладелец и домохозяин. Самостоятельный. За него можно было не бояться: он за себя отвечает. Лешка мог бы доверить тому суслику свое хозяйство, если бы оно у него было. А кролики были придуманы так, что у мальчика сжималось сердце при виде этих оживших игрушек. На их мордашках всегда написано: «Ой! Ой-ой!» Когда Леша протягивал руку, кролики прижимали уши и переставали жевать. Казалось, они тут же умрут либо от страха, либо от голода. И только когда он убирал из клетки руку, они набрасывались на еду и принимались жевать с удвоенной скоростью.

– Таким трусливым быть опасно, – говорил кроликам Князь.

– Может, скрестить их с собакой или медведем? – размышлял Леша, просовывая через металлическую сетку траву. – Есть же в зоопарках лигры.

– Тогда лучше с коровой, чтобы были пушистые и молока давали много.

Князь ловко хватал крольчонка за уши и вытаскивал из клетки. Тот бил задними лапами, пытался достать руку, но быстро сдавался и повисал елочной игрушкой.

– Ему не больно? – каждый раз уточнял Леша.

– Не, ему смешно. – И Князь щекотал крольчонка под мышкой.

– Ага, поиграйте сегодня. – Тетка Алена налила кроликам воды. – Клетки хорошо закрывайте только, чтобы не выскочили. Завтра убирать их буду.

– Куда убирать? – не понял Лешка.

А Андрей, как житель деревенский, все понял.

Из сарая они вышли хмурые.

– Как это она их будет убирать? – спросил Советник Князя.

– Как-как…

Но Князь сам никогда не видел, как убивают кроликов. Кур как колют – видел. Даже свинью – видел. Но куры и свиньи дуры, их не жалко. И мяса с них много. А кролик, он же игрушечный! Как его можно есть!

– Может, нарядится волком и начнет рычать? Они сами со страха поумирают, – попробовал представить Леша.

– Жалко, не успели мы их с медведем скрестить… – вздохнул Князь.

Лешка пошел быстрее, чтобы из головы вылетели картинки, как тетка Алена будет убивать кроликов самыми необычными способами, о которых Леша узнал в Праге, в музее пыток.

– Зачем только люди придумали мясо есть и кроликов дома держать, – стараясь не заплакать, пробормотал он. – Жили бы они, как суслики, в своих норах, никто бы их не ел.

– Ну вот, – ответил Князь, – хороший совет.

Князь постоял, подумал, как это сделать. А так как нейроны в головах девятилетних пацанов работают с необычайной скоростью, решение было принято через несколько секунд. Мальчишки пошли добывать мешок. Если кто встретится на пути, так это они вроде картошку несут – запасы в Загонную пещеру. Ну да, диких зверей в округе осталось мало, вот они и будут в пещеру картошку «загонять».

Леша ожил и готов был прямо сейчас приступать к спасательной операции. Но друзья набрались терпения, просидели в засаде полчаса и дождались, пока дед Алтынтас уснет, а тетка Алена уйдет в магазин. Мешка, правда, не нашли. Пришлось взять пакет и ведро с крышкой, которое стояло у деда на завалинке.

– А клетку оставим приоткрытой, будто они сами убежали, а то тетка Алена нам головы оторвет, как кроликам, – спланировал дальновидный Князь.

– Есть же в Великобритании дикие кролики, – подпрыгивал от нетерпения Леха. – И наши тоже приживутся на воле. Нароют нор возле Белых скал, познакомятся с сусликами, зайцами, поучатся у них и станут на нормальных зверей похожи.

– А там, глядишь, может, с кем скрестятся, появится новая порода, – соглашался Князь.

– И кормить их на свободе не надо! Там же травы полно! И вода в речке есть. А если тетка Алена мяса захочет, так давай ей колбасы купим. – Все же Леша был не совсем уверен, что за это доброе дело им не влетит. – Ну и пусть приходит к нам в пещеру, если соскучится, смотрит на своих кроликов…

Леша держал ведро и крышку, а Князь брал кролика за уши и пересаживал. Кролики боялись, громко колотили в ведро лапами, пытались сбить крышку. В ведро вошло только три штуки. Остальных попытались засунуть в пакет. Кролики острыми коготками рвали полиэтилен. Тогда Князь достал самого беспокойного, сунул себе за пазуху. Футболка на Андрее заходила ходуном, но Князь слегка сдавил крольчонка, и тот перестал рваться, только щекотал Андрюху усами.

– Свободу почуяли, – прокомментировал Князь. – Всегда волнуешься, когда свободу чуешь.

Адрюшка сказал это не для красного словца. Он, когда первый раз один ночевал, тоже очень беспокоился. Даже не знал, что делать. Бегал по дому и дверки в шкафах открывал.

Лешка в очередной раз посмотрел на друга с уважением. Он один дома еще никогда не оставался на ночь и не знал, как можно почуять свободу.

Проверив, нет ли кого у ворот, спасатели выдвинулись из сарая. Бо́льшая часть деревни была у брода, встречала стадо. У кого не было коровы, ходили туда, чтобы обменяться новостями. Нести большое ведро с кролами было неудобно. Спасательная операция затормозилась. Советник подумал несколько секунд и сбегал домой за своим верным мечом. Теперь, повесив ведро и шевелящийся пакет на меч, стало возможно двигаться побыстрее. Мальчишки перешли дорогу и свернули к маленькой реке. У кустов было безопасней.

– Скажем, за грибами пошли, – придумал Князь новую версию вместо картошечной и укусил высунувшегося из-за пазухи кролика за ухо: руки у спасателя были заняты.

Но говорить никому ничего не пришлось. Им встретился только дурачок Вася-Маруся. Он отложил вязанку хвороста, которую нес неизвестно куда, и даже помог мальчишкам с грузом.

– А потом вы мне поможете? Ладушки? – спросил Вася-Маруся.

Мальчишки пообещали.

– Только не обманите! Не обманите! – жалобно просил дурачок.

Мальчишки поклялись на запазушном кролике.

Под скалами спасатели остановились и задумались. Забираться вверх с такой поклажей было непросто.

– Давай пойдем понизу, – предложил Советник. – В скалах им будет трудно норы рыть. Они их в земле под горой должны выкопать.

Мальчишки двинулись вокруг скал, все чаще устраивая привалы. Но места всё были неподходящие: то слишком открытые, то рядом проходила козья тропа, то поблизости поблескивала большая лужа.

Деревня давно уже скрылась из виду, а они все тащили кроликов в места обетованные.

– Всё, надо что-то решать, – наконец сурово сказал Князь, вытряхивая кролика из-за мокрой пазухи, потому как тот не удержался и обмочил спасателя.

Мальчики остановились у старой печи для обжига извести. Леша, попросив Князя придержать крышку, забрался наверх и осмотрел окрестности. За ломаными кирпичами скрывалось что-то похожее на небольшую пещеру или трещину, вполне пригодную, чтобы на первое время кроликам спрятаться. А потом сами наделают нор. Травы вокруг было много, недалеко начиналось поле.

– Овес, – определил Князь. – Кролики его любят. А пить будут из речки. Здесь мелко, не утонут.

– Ага. Теперь эта речка пусть называется Кроличьим бродом, – предложил Советник.

– Пусть! – утвердил Князь.

Первым ушел на свободу и спрятался в траве белый кролик из-за пазухи: Князю надоело держать его за уши. За ним, ни секунды не медля, разбежались остальные. Последний черный кролик из ведра нырнул за кирпичи и спрятался в дыре.

– Он будет кроличьим капитаном, – определил Леша.

Затарахтел трактор, возвращаясь с поля в деревню, и напомнил мальчишкам, что уже вечер.

Всю обратную дорогу они обсуждали, как устроятся на свободе их кролики, и только у ворот, когда тетка Алена схватила Князя за ухо, вспомнили, что забыли у печи ведро с пакетом.

Князь мужественно молчал, пока тетка Алена обзывала его примерно такими же словами, что и мать. И Лешка молчал, пока его допрашивали родители в присутствии тетки Алена и деда Алтынтаса. Но дома он немножко поплакал. Потому что никто им не поверил, что кролики сами открыли клетку, подперли дверку палочкой и ушли. Их сильно ругали. Сначала за кроликов, потом за вранье. Мама сказала, что это безответственно – выпускать кроликов из клетки в живую природу. Вон в Австралии выпустили, и теперь там вместо полей пустоши. Папа шумел, что придется выплачивать тетке Алене за всех семь кролов, а это триста рублей за штуку. Хорошо, что они беспородные.

– Хорошо, – всхлипывая, согласился Лешка, – что беспородные. И что живые…

– Пойдешь работать, – сурово сказал папа, который уже сбегал к Белым скалам, но, понятно, никаких кроликов там не обнаружил, только ведро забрал. Лешка представил, что на нем пашут огород, а потом возят воду, а потом он носит на спине огромные вязанки дров.

– А кому Вася-Маруся ветки носит? – спросил он, вспомнив про клятву.

– Не переводи разговор! – вспылил папа. – Вот вы с Князем тоже как дураки поступили. В деревне никого не выращивают, чтобы потом на свободу выпускать.

– А Князя выпускают, – пробормотал Леха. – Он ее даже нюхал… чуял, свободу.

Димка, который сидел рядом, внимательно слушал воспитательную беседу, делал кнут и в душе сочувствовал брату, засмеялся:

– Да, в деревне детей выращивают и на свободу выпускают!

Он и про себя это сказал, потому что чувствовал последний месяц такую свободу, словно стоишь на вершине мира – и все дороги перед тобой: лети вверх, беги вниз, иди вперед. И было совсем непонятно: как кто-то останется сидеть в клетке, когда можно быть таким свободным? Он и к Павлу стал более терпимым, потому что тот не на мясо и не для работы лошадей держал. Когда местные снисходительно спрашивали пастуха: «Зачем тебе, Пашка, лошади?» – тот хмуро отвечал: «Чтобы были, блин…» Чтобы были свободные лошади. Пусть и кролики будут.

Папа еще несколько секунд делал вид, что сердится, а потом улыбнулся.

– Так что там с Васей-Марусей? – спросил Дима.

И папа рассказал, что дурачок костер за деревней разводит, для того и хворост собирает. Из-за костра и сошел с ума. Это случилось давно, папа совсем маленький был. Летом, на какой-то праздник, за деревней большой костер развели и стали через него прыгать. Сначала взрослые, а потом дети. А Вася боялся, как будто чувствовал что-то. Так-то не трусливый был мальчишка. Его и толкнули да еще веток в костер подбросили. Вася оказался прямо в огне. Хорошо мужики среагировали быстро, выдернули. У того волосы и брови с ресницами обгорели – и всё. Мужики больше руки опалили. Вот с тех пор Вася-Маруся расти перестал и тронулся умом. Ходит зимой и летом босиком, собирает ветки и жжет за деревней костер. На голове волосы у него так и не проклюнулись, поэтому все время носит шапку, а вот борода отросла.

– Н-да, – вступила Дина в мужскую беседу, – вот что бывает, когда человека силой заставляют что-то делать.

И все с ней согласились.

– Хотя не надо путать принуждение и обязанность, – предусмотрительно добавила мама.

– А Васей-Марусей его почему зовут? – спросил Леша.

– Когда его стали спрашивать, почему из костра не выпрыгивал, он отвечал: видел девушку с золотыми волосами, – продолжал папа. – Что за девушка, так никто от него и не добился, зато быстро окрестили ее Марусей, а Васе придумали прозвище из двойного имени. Родители возили его в город, в больницу. Но ничего не помогло. А когда умерли, он стал один жить. Тихий, никому не мешает, поэтому и в психбольницу не отправляют – жалко.

За этим разговором все, к счастью для Лешки, забыли про кроликов, и наревевшийся Советник быстро уснул под мысли о том, как сделать такую мазь, чтобы человек в огне не горел.

Глава тринадцатая, в которой портится погода, а Дину «готовят» с чабрецом и ромашкой

Несколько дней подряд в деревне обсуждали спасение тетки-Алениных кроликов и таблички с поросятами. Потом стали обсуждать, что Вася-Маруся возле каждой таблички обязательно остановится и похрюкает. Все это время Леша и Князь сидели по домам арестованные. Погода испортилась, и отбывать заключение было не так обидно. Поднялся ветер, да такой силы, что у Кипиша из тарелки выдуло все размоченные сухари, а хвосты кур, идущих под ветер, распушало так, что они походили на маленьких павлинов. Тетка Алена, рискнувшая вывесить белье на просушку, долго бегала по двору за простыней, которую в конце концов Диме пришлось снимать с антенны.

Потом пошел нудный дождь. Леху стали выпускать в мастерскую, где он продолжал собирать свое секретное устройство. А Князь выходил только в туалет. В остальное время он должен был осваивать летний список по чтению, заботливо доставленный Леной из библиотеки до самого крыльца. Но Андрюха, читая медленно и безэмоционально, научился усыплять деда Алтынтаса и, выбираясь из своей комнаты в окно, сбегал к Лешке.

Больше всех от дождя и ветра страдал Дима. Он даже соорудил в кустах шалаш и накрыл его брезентом, но сырость пронимала до костей. Пашка, ненадолго заезжая на пастбище, тоже забирался в «вигвам» и грелся пивом. Тогда Дима выходил под дождь, садился на Тайну и, закрываясь плащ-палаткой, смотрел на свое стадо, думая о всяком.

Он уже не путал коров и стал различать их по характеру и даже по голосу. И находил соответствия среди знакомых. Как и у людей, были в стаде упрямые, умные, задиристые, наивные, глупые, хитрые особи. По поводу священности этих животных он ничего не мог сказать, но глупее лошадей их уже не считал.

Дима думал, как будет рассказывать осенью про свое необычное лето. Хотя нет. Все не расскажешь. Просто не поймут, как это здо́рово! Про Тайну, конечно, поймут. И про то, как искал отбившуюся от стада Ночку, а дура Верба в это время где-то нашла полянку подмаренника и вечером доилась красным молоком. Вот в деревне был переполох! Чуть не объявили охоту на ведьм. Хорошо, что папа сходил на пастбище, выяснил причину и показал Димке, в какое место лучше не пускать стадо. А заодно показал молочай, от которого молоко розовое, и водяной перец, от которого синее.

– Если не хочешь, чтобы овцы воняли клопами, не давай им клоповника, – предупредил папа. – Это я тебе на тот случай, если вдруг придется овец пасти.

Нет, конечно, Дима не собирался становиться профессиональным пастухом. Он постоянно думал про лошадей. Ездил несколько раз на остров, где ходил Пашкин табун, перезнакомился со всеми, оценив покладистый характер кобыл и спокойное достоинство жеребца. Хоть сейчас катай туристов или обучай верховой езде детей. Все они были без родословных, межпородная помесь. И только Тайна немного отличалась от остальных. Она была интеллигентна и умна. И пожалуй, Дима догадывался, почему Пашка дал ему именно эту кобылу.

А вот про клубнику, которой он набрал два ведра, пока была хорошая погода и коровы мирно жевали траву, – пожалуй, не поймут. Не поймут и про то, как в самые жаркие часы, когда стадо отдыхало в тени, Димка присматривался к шевелящемуся над травами воздуху, и ему казалось, что он видит какие-то легкие бесплотные существа, похожие на фей. Понятно, что это эфирные масла испаряются, но почему всегда в виде тоненьких человечков, а не в виде коров или цветов – вот что было странно. Ведь если это его фантазия, то он легко мог бы вообразить что-нибудь другое… Но не получалось – просто таяли в воздухе, когда Дима начинал смотреть более пристально. Не расскажет он и про «имена» дней. Каждый день теперь у Димы имел свое название. «День, когда Пашка бросил в меня змею». «День стаи саранчи». «День первого щелчка» – это когда Димка наконец сделал себе бич и выехал его испытать. Но никто ему не сказал, что нужно дождаться сухой погоды… После первого удара он с головы до пят покрылся мелкими брызгами грязи. Гунн смеялся вслух.

Дима мог не помнить дату и день недели – это было не важно, важны были события, из которых и складывалось время, потому что он жил, жил, а не коротал каждый день. «Что ты делал неделю назад?» – спроси его еще весной, и нужно было лезть в школьный дневник, в «Фейсбук», чтобы восстановить события. А про «День, когда Гунн гонялся за вороной» никогда не забудешь.

Было время у него подумать и про ненависть. Он часто ненавидел Пашку. Так он его и называл мысленно. Хотя по возрасту это давно должен быть Павел Иванович. Запах сигарет, которыми тот забивал волшебное разнотравье, дурацкий шансон из магнитофона и бездонные бутылки с пивом так мешали Диме, что он старался как можно меньше общаться со своим начальником. Тот замечал и злился.

– Брезгуешь, однако, да? – заводился Пашка, хлопая постоянно донимающих его комаров.

– Ну и зачем ты столько пьешь? – как-то попытался спросить напрямик Дима.

– Не зачем, а почему! Потому что у меня жизнь тяжелая. У меня жизнь не удалась! – И дальше следовал список виноватых в неудавшейся Пашкиной жизни из десяти пунктов: от правительства до бывшей жены.

Димка и с родителями пару раз заводил разговор про Пашку. Ведь всё у человека есть, что нужно для счастья, всё: дом, здоровье, семья, работа, кони, в конце концов. Но почему он так упорно это ломал, топтал, игнорировал, разменивая на полчаса веселья от спиртного и день головной боли? Может быть, закодировать его, полечить, как предлагала тетка Алена? Но все в конце концов сходились на одном: пока он сам этого не захочет, ничего не поможет. А он не захочет, пока у него какая-то цель в жизни не появится.

– Если он ради сына не может нормально жить, то никакая цель его уже не спасет, – безнадежно махнула рукой мама, собираясь очередной раз в райцентр. Теперь уже на машине с папой. Дел там было много. – Во-первых, – перечисляла мама, размахивая районной газетой, – разборка в местном комитете по охране природы. Материал про пещерное озеро услышан! Вот если бы нам еще ключ от дверей выдали, тогда точно не зря съездим! Во-вторых, разборка в райадминистрации: Динкин фоторепортаж про свалки сегодня опубликовали! В-третьих, ребята из редакции выслали USB-модем с внешней антенной и кое-что из альпинистского снаряжения, чтобы обследовать скалы и составить интересный маршрут для туристов.

– Ух ты! – удивился папа и не удержался, сострил: – А потом надо изобрести рецепт от пьянства, и Васюки станут столицей мира!

– Смейся, смейся, – кивнула мама. – Тебе, кстати, там тоже не мешает почту проверить, а то, поди-ка, ящик ломится от заказов на черенки актинидии.

Папа здесь тоже время даром не терял: навещал всех местных садоводов, общался с агрономом. Дедов двор постепенно превращался в питомник. И больше всего папа дрожал над актинидией – дедовым кладом.

– В ней витамина С больше, чем в шиповнике, а на вкус она как ананас или киви. На Дальнем Востоке до сих пор в диком виде растет. А дед выращивал у нас, и она прекрасно плодоносила! – вился папа вокруг своих черенков. – Динка, ты с нами едешь? Хоть в Интернет выйдешь, «ВКонтакте» фотографии свои разместишь…

– Ага, альбом: «я на свалке», «я с коровой», «я выслеживаю кроликов»!.. – фыркнула Дина. – Тем более у Лены есть Интернет дома. Хоть и медленный. Я там была, Ксюхины фотки с курорта смотрела.

– Лена, Лена… Что за Лена, хоть бы показала, а то у меня из друзей один Пашка, ну еще Гунн… Не знаю, кто мне ближе, – пожаловался Дима.

– Да ну, зачем ты ей? – пожала плечами Динка. – Ты про увеличение удоев яиц и сенокос молока все время думаешь. А она хочет в Москву уехать учиться.

– На артистку, само собой, – поддел в ответ брат.

– Нет, на художника. Это она свиней на плакатах нарисовала.

– Тогда да… Если свиней. Элита! Куда нам, подпаскам, с такими знакомиться… Одна – известная на всю деревню художница, вторая – знаменитая районная журналистка…

– Ну ладно, хватит ёрничать, – смилостивилась сестра. – Как-нибудь познакомлю. Если смогу тебя разбудить. Мы тут еще одно дело затеяли. Кстати, она тоже любит на лошадях кататься. Может, откроете с Пашкой конный клуб?

– Кататься! – фыркнул Дима. – Катаются на карусели с лошадками.

В доме было холодно, мыться – одно мучение. Один раз дед Алтынтас пригласил всех к себе в баню. Но напрашиваться самим было неудобно. Динка изнылась, демонстрируя шершавые пятки и покрытую прыщами спину, и мама решила устроить баню, о которой читала то ли в книге «Как помыться в тайге после встречи с медведем», то ли в русской народной сказке про Бабу-ягу.

– Только это не просто баня, – предупредила она, – это магическая процедура.

Мама попросила папу с Димой вытащить из сарая и установить на камни большой железный бак, почистила его, набила травой, которую собрала Дина, – две большие охапки, и наполнила водой. Затем под баком разожгли костер.

– Кто первый? – спросила мама, когда вода начала нагреваться.

– «Бух в котел – и там сварился!» – прокомментировал происходящее Леша строчкой из «Конька-горбунка», выглядывая из-под навеса.

Дина, увидев сооружение, потеряла дар речи.

– Не переживай, я буду стоять рядом, – пообещал папа.

– Я тоже рядом. С поварешкой, – добавил Димон. – Чтобы не пригорела, помешивать же надо.

Дина потрогала воду и затем осторожно, с табуретки, опустила ногу в теплую траву. Было не горячо. Она забралась в котел и присела.

– Динка, тушенная в чабреце и ромашках! – хихикнул Димон.

– Похоже на горячие источники в Тюмени, – прокомментировала Дина столпившейся вокруг бака семье.

Но через минуту она поняла, что такого не испытывала никогда. На траве оказалось так неожиданно мягко, словно она сидела не в железном котле, а на облаке. Запах чабреца обволакивал. Дина закрыла глаза и расслабилась. Вода постепенно нагревалась. Дина почувствовала, как убыстряется ритм сердца, выталкивая наружу усталость. И этот ритм напомнил ей цокот копыт на топшуре. Каждая Динина клетка подчинилась ему. Словно до этого все части тела, душа и дух жили вразброд, а тут выстроились в одном направлении, взбодрились. И через каждую вливались первозданные силы – всё тело впитывало сок травы.

Двигаться, идти, скакать вперед – вот и весь смысл жизни. Но только двигаться по своей собственной дороге, по своему маршруту. Никто за тебя не пройдет этот путь. Тринадцать лет назад тебя высадили на вокзале – это рождение. Дальше иди, ищи свой вагон. Багаж у тебя есть – это твое тело, твоя внешность. Билет у тебя есть – это твои мечты. Но не стой. На вокзале не живут.

– Эй!.. – позвала мама. – Ты совсем в нирване?

– Если картошка так же себя чувствует, когда ее бросают в суп, то я бы согласилась в следующей жизни родиться овощем, – блаженно сощурилась Дина.

– Я тоже хочу! – закричал Леша, а за ним и остальные.

– Сало топите? – удивилась тетка Алена, не разглядевшая в парах чабреца торчащей Лешкиной головы. А потом замерла и перекрестилась. – Я думала, может, на охоту сходили, кого подстрелили и теперь сало топите, – пробормотала она и поспешила в дом, чтобы рассказать о сумасшедших соседях деду Алтынтасу и не пускать к ним Князя, пока не уберут этот котел.

Глава четырнадцатая, в которой опять мало кто спит

После травяной ванны Дина чувствовала себя так, что дай ей отбойный молоток – проложила бы подземную дорогу под всеми Белыми скалами и отыскала чудь белоглазую, что прячется от белой березы. Энергия била фонтаном. Плюс радость от того, что кожа стала нежная и чистая. Плюс новый план, который созрел у них с Леной. И в первый же сухой день девочки приступили к его реализации.

Подсказали его, как ни странно, Вася-Маруся и Лешка. Дурачок стоял возле очередного поросячьего плаката и хрюкал. А когда девчонки проходили мимо, он положил свою вязанку с хворостом на землю и начал собирать мусор в какой-то дырявый грязный пакет.

– Брату скажи, он обещал помогать! – обратился Вася-Маруся к Дине.

Девчонки ускорились.

– Кролики! Кролики! – закричал дурачок.

Дома пришлось устроить допрос, и Лешка легко раскололся, рассказал про обещание Васе-Марусе и клятву на кролике.

– Значит, он мусор в пакет складывал? – уточнил Леша у девочек. – Вот в чем мы должны ему помочь…

– Надо навести в деревне порядок… – Лена, тут же прикинув объемы работы, ужаснулась.

Дина тоже.

Одно дело – сфотографировать свалки и выставить таблички. Но возиться с этим?! Звенящий от пчел воздух, искристая река, душистая трава, величественные скалы – это может быть частью ее, это ее мир. Но вот деревенский дурачок – нет, нет, не может! Убитые кролики, алкаши, мусор – это другая жизнь, другой мир, и она не хочет иметь к нему никакого отношения. Но в то же время от этого не отвернуться. Не уйти под землю. Не спрятаться.

– Чудская царевна или Белая богиня? – спросила она у Лены.

– Богини, наверное, главнее царевен, – даже не спросив, что это значит, ответила подруга.

Да, Дина не Чудская царевна. Она Белая богиня. И этот мир, полный красоты и хаоса, – ее мир. И ей самой придется наводить в нем порядок.

– Это было бы круто, – вообразила она. – Утром просыпаешься, а кругом все чисто, красиво и солнышко.

– И кто все это нам сделает? Вася-Маруся? – зная ответ, спросила Лена.

– Назначим его хранителем огня, – кивнула Дина. – Ас остальным придется поработать.

План девочки разработали быстро. Тем более им помогал Лешка: все же это он давал клятву Васе-Марусе. К вечеру о боевых действиях была оповещена часть команды, обеспечивающая силовую сторону операции. И только Князь находился в неведении, потому как днем уходил с теткой Аленой в гости, а вечером, умаявшись от светской беседы и объевшись блинов, лежал, медленно читая прадеду книжку, да и сам уснул.

– Надеюсь, эту ночь Димон не проспит! – сказала Дина.

– Я тоже, – кивнула Лена и, покраснев, добавила: – Чем больше нас будет, тем лучше.

Но Дима… проспал.

Зато родители никак не могли угомониться. Всё обсуждали последние новости. Как оказалось, никто не собирался открывать народу двери знаменитой пещеры Роды с золотой и серебряной водой.

– Территория сдана в аренду, – медленно и терпеливо, как примерный учитель туповатому ребенку, объяснял маме сельский управляющий Евгений Геневич Воронюк. – Администрация района сдала ее в аренду индивидуальному предпринимателю. Индивидуальный предприниматель сдал ее акционерному обществу «Золотушка». Ее будут исследовать.

– Начнут работы? Выкачают воду? Взорвут скалы в поисках золота? – ужаснулась мама.

– Нет, конечно. Не взорвут. Просто понемногу будут изучать, искать место, откуда в наших источниках серебро и золото… – попытался успокоить чиновник беспокойную журналистку.

– Ладно, – кивнула мама. – А могут ли жители села узнать, куда направлены деньги за аренду природного памятника?

– Могут, – легко согласился седоволосый представительный начальник. – Все пять тысяч рублей направлены на благие цели – ремонт школы.

– Сколько?! – изумилась мама. – Озеро с золотой и серебряной водой, которым раньше пользовалась вся деревня…

– Прессе всегда идем навстречу и можем представить документы, – спокойно сказал чиновник.

Конечно, было понятно, что не за такие деньги сдают в аренду природные достопримечательности, но кто же ее допустит до настоящих документов?

Поэтому мама долго ходила по комнате, придумывая, как заставить открыть пещеру.

Дина еле дождалась, когда родители угомонятся, и принялась быстро одеваться. Леша лежал в гамаке уже почти готовый к старту – в носках и кедах.

– Штаны, перчатки, ветровка! – командовала Дина.

– И Князя! – попросил верный Советник. – Он тоже на кролике клялся.

– Как? Как мы это сделаем? Там же дед Алтынтас! Там же тетка Алена! Это тебе не Димон! Димона хоть самого выноси на улицу – не проснется. А у стариков, поди-ка, бессонница! – шепотом возмущалась Дина и сердилась, что забыла забрать фонарик из родительской комнаты.

– Я его окно знаю. Оно легко открывается, – возразил ей Лешка.

Он собрался, на удивление, быстро. Месяц назад Дина не поверила бы своим глазам.

Они еще раз попытались разбудить старшего брата, но тот только заворчал, перевернулся на другой бок и сунул голову под подушку.

Дина взяла с крыльца свечку в стакане и спички. Медленно, вытянув руки вперед, они вышли за ограду, зажгли свечу. Кипиш сначала загремел цепью, но, узнав Лешку, завилял хвостом, лег на спину, прося почесать пузо.

– Не видно же ничего, – объяснила псу Дина, – где тут у тебя пузо, где хвост. Почешешь еще что-нибудь не то. Терпи до завтра.

Но только она двинулась дальше, Кипиш начал жалобно тявкать.

– Ты чеши все подряд, – шепнул Леша сестре и опять удивил Дину своей самостоятельностью: – Я дальше один пойду.

Он взял свечу и осторожно понес ее перед собой.

– Первое, второе… Вот это окно…

Леша осторожно забрался на завалинку и потрогал раму. Окно было открыто: арестованный Князь активно пользовался этим выходом. Леша слегка надавил на раму и, не выпуская свечу, попробовал забраться на подоконник. Но тут дверь в комнату раскрылась, тюлевые занавески метнулись на улицу и поднялись парусом за Лешиной спиной. В комнату вошла тетка Алена.

– Господи! – воскликнула она и перекрестилась. – Ангел…

– Ты чего? – поднялся на постели разбуженный возгласом Андрей.

Леша, чуть не подпалив занавески, метнулся с завалинки, дунул на свечку и, сшибая георгины, выскочил за ворота. Кипиш огорчился и тихо, непохоже на себя завыл вслед убегающим соседям, чем опять озадачил тетку Алену.

– Придется тебе за двоих работать, – сказала Дина брату, когда они собрали уже все коровьи «мины» на обочине и выбрались на дорогу.

Операция начиналась с самой дальней кучи, у кладбища, чтобы не нервировать деревенских собак и никому не попасться на глаза.

После дождей мусор был тяжелый и гнилой. Пример Васи-Маруси не годился: в мешки это просто не засунуть.

– План номер два, – объявила Лена, осветив мопед с прицепленной к нему тележкой. Байкер с вилами в руках стоял рядом.

– Ну девки, вы как тимуровцы, чес-слово, – размеренно и весомо, словно каждое слово лепил, как пирожок, выговаривал Николай. – Убрали бы днем, если вас это так все бесит.

– Днем мы не можем… – с томным вздохом ответила Лена. – Днем как поглядим на эту грязь, так нас тошнит и даже выворачивает. А в темноте хотя бы не видно, с чем мы тут возимся.

Ребята взялись за дело. Лешка больше говорил, чем помогал. Но лучше уж так, потому что толку от его помощи было немного: действуя без фонарика, он на ощупь старался погрузить в тележку то камни с обочины, то коровьи лепешки. Хорошо, что кладбище было огорожено, а то бы еще и за памятники взялся.

Николай и девчонки работали с комментариями и приколами, а Игорь молча. Игорь вообще был молчаливый. Второй раз он берется помогать, но Дина так и не поняла почему. Николай – понятно: ему очень нравится Лена. Он старался все время стать к ней поближе, подхватывать ее ворох мусора, чтобы соприкоснуться в темноте руками.

Тележка быстро наполнилась, а куча уменьшилась ненамного.

– Предположим, что в деревне десять таких мусорок. Пятнадцать – двадцать минут на тележку, пятнадцать минут на вывоз… Мы закончим очистку территории завтра в это же время, если без остановки, – подсчитал Леша.

– Н-да… План номер два тоже не годится, – согласилась Лена.

– А плана номер три у нас нету, – сказала Дина.

– Девчонки, тут нужен трактор, а не мопед. А лучше сразу три агрегата: грейдер, погрузчик и «К-700».

Дина уже приготовилась сдаться, но Лена посмотрела на Николая так, что глаза в темноте блеснули, и спросила, как будто здесь собрались не школьники, а бригада механизаторов:

– Ну и в чем дело?

– Дело в том, что они слишком громко гудят: втайне это мероприятие не провернуть, – объяснил Николай.

– Ладно, отбой… – вздохнула Дина. – Надо будет тогда просто пойти к мэру и попросить трактор и чего там еще…

– Ага, так он тебе и даст! Вся техника на покосе или на ремонте. Давайте хотя бы эту кучу до свалки довезем, а то что, зря, что ли, просыпались, – сказал Николай и принялся наполнять тележку.

Фонарики на лбах тайной бригады замелькали, и вскоре мопед опять затарахтел в сторону свалки.

Когда Дина с Лешкой вернулись, родители уже сидели на крыльце.

– Та-ак… – сказал папа, и это не предвещало ничего доброго.

– Так-так… – попыталась отшутиться Дина. – И почему же мы не спим?

– Три дня безвылазно сидеть дома! А утром расскажете, где были… – облегченно вздохнула мама.

И все отправились спать.

И никто уже не слышал, как всю ночь в деревне тарахтел «Беларус». Дима, правда, попытался проснуться, потому как ему снился пьяный Пашка, который гонялся на тракторе за коровами, но не смог. Впрочем, многие в ту ночь подумали, что это кто-то из пьяных трактористов мотается по селу.

Глава пятнадцатая, в которой начинается антиалкогольная кампания

Утром тетка Алена сообщила деду Алтынтасу и Андрею, что их навестил Божий посланец… нет, посланник. Со свечой и белыми крыльями. Это добрая весть. Те не поверили, но спорить не стали. Дед, хотя и любил поворчать, тетку Алену сильно не критиковал: все хозяйство на ней и он сам тоже. А Князь молча позыркивал по сторонам, выбирая момент, чтобы сбежать к Лехе и узнать, что за эксперимент тот ставил на его подоконнике этой ночью. Хотя Князь ни ангела, ни Лешку не видел, но был уверен – это дело рук Советника.

Тетка Алена все утро ходила в ожидании хороших новостей радостная, ни на кого не обижалась и сама никого не обижала, даже перед тем, как собирать жуков колорадских, попросила у них прощения. Но, очередной раз вскидывая очи к небосводу, как нарочно, споткнулась о банку с жуками и растянулась на земле во весь рост. Тогда-то ей и открылись под Андрюшкиным окном, на клумбе с георгинами, четкие детские следы. Два вида. Тетка Алена сходила за Андреевыми кедами и сланцами. Следы были от них.

– Как это? – не поняла она. – Ребенок спал в комнате, а кто-то приходил в его обутке?

Вспомнив разные полезные статьи из «Мира загадок и чудес», который выписывала лет пять назад, но иногда, за неимением свежей прессы (почту закрыли), перечитывала, тетка Алена ойкнула и зажала рот рукой. Двойник. Это был двойник, а никакой не ангел с доброй вестью. Потому что если появляется перед человеком двойник, это в лучшем случае – к болезни, а в худшем – к смерти.

Тетка Алена тут же сбегала за бутылочкой со святой водой. Ее оставалось немного, а пещера закрыта… Побрызгав на следы под окном, остатки тетка Алена взяла в рот и распрыскала, освятив комнату и не успевшего умыться Князя.

Как действовать дальше, она не знала и решила посоветоваться с кем-нибудь из односельчан.

Оказалось, появление двойника было не самой яркой новостью этого солнечного утра.

Ночью на улице активно поработал «Беларус». Мусорные кучи, лежавшие в беспорядке возле дороги, переместились к самым заборам. А Застрочниковы получили свой навоз вместе с подгнившим забором чуть ли не на крыльцо.

Версий по поводу народных мстителей и «зеленого патруля» никто не выдвигал. Потому что таких тракторов в деревне немного. На ходу вообще один. Хозяин его, огромный и немногословный Генка Плешков, крутил в руках гаечный ключ и не мог решить: бросить его в толпу односельчан или стукнуть себя по голове, чтобы хоть что-то прояснилось.

– Хоть убей – не помню, – наконец почесал он ключом затылок. – Ну, выпил, но, как всегда, с устатку только, одну-две, после работы, – не отпирался Генка.

– Гена, свинья ты такая! – наваливался на него один из «окученных». – Сказал бы по-человечески, что надо расчистить у дороги, я бы и вывез все. Нет, штафетник поломал, завалил навозом полкрыльца.

– Сам ты свинья! – с трудом соображая, о чем речь, отбивался Генка. – Иначе бы не гадил у всех на виду…

– «Намусорил – хрюкни!» – подсказал кто-то.

– Игорюха! – позвал Генка сына, чтобы спросить, не заметил ли он случайно, как отец ночью переодевался в костюм супермена, выгонял трактор и наводил в деревне порядок.

– Спит он! Каникулы у ребенка! – крикнула с крыльца супруга. – И когда только уже кончатся эти все «с устатку»! Когда только кончатся эти все «одна-две»! Перед людьми уже стыдно!

– Не, ну одно дело, что я не помню, – в связи с неожиданной амнезией Генка был робок и драться не решался, – а другое дело – красивше же в деревне стало. Просторнее.

– Когда кончится это «просторнее»! Просторы эти, мозгами не занятые, когда они у нас оприходуются?! – продолжала ругаться супруга.

Народ, хотя и любил послушать подобные концерты, махнул рукой и разошелся. Жалко было терять это сухое, ясное и чистое утро.

Озадаченная тетка Алена тоже пошла домой, завернув по пути к соседям. Князь с Лешкой возились в мастерской. Папа носил камни от реки для альпийской горки, а мама собиралась ругаться с только что проснувшейся Динкой по поводу ночной отлучки.

– Кто-то весь мусор по деревне сгреб, – сообщила тетка Алена. – Народ ушел прибираться и заборы обновлять. Так с Божьей помощью и наведем в стране порядок.

Мама взглянула на Динку. Та улыбнулась и подмигнула. А как только позавтракала и помыла посуду, вытребовала снятие ареста и помчалась к Лене.

Но подруга только пожала плечами. Вызванные на допрос Николай с Игорем молчали и хмыкали.

– Ладно. Спишем, как тетка Алена, на Божью помощь, – не стала терять время на расследование Дина. – У нас тут еще полно дел.

И девочки показали парням черновик листовки – очередную свою идею по наведению порядка и красоты в мире.

«Дорогие односельчане!

В этом году на одного россиянина запланировано 25 литров чистого спирта. Мы поздравляем вас с тем, что наша страна уже перегнала все станы мира по употреблению спиртных напитков! Рады вам сообщить, что наша деревня одна из передовых в регионе по этому вопросу! Мы стараемся приучить детей к пиву уже с 3 лет, чтобы к 7–8 годам они стали полноценными потребителями алкоголя.

Хотим обрадовать всех, у кого есть желание прибрать к рукам наши прекрасные окрестности. В прошлом году от употребления спиртного в нашей деревне погибли 5 человек: 1 – замерз, 2 – утонули, 2 – отравились. Преступления совершили под воздействием спиртных напитков 7 человек: 2 – аварии на транспорте, 1 – разбой, 1 – воровство, 3 – мелкое хулиганство. Дебильных детей от пьющих родителей родилось – 1 человек. Надеемся, что в этом году наши показатели не снизятся и Пустынка вымрет, как и запланировано, через пятнадцать лет. Равняйтесь на наших передовиков…»

– А дальше разместим фотографии алкашей, – объяснила Лена. – Лучше, если выследим в пьяном виде.

– Должно сработать. Должно же им стать стыдно! – Дина взглянула на мальчишек, но те сидели хмурые – не выспались, что ли?

– Не надо фотографии, – наконец тихо сказал Игорь. – Не им стыдно будет, а семьям.

Дина хотела было поспорить, но Игорь встал с лавочки и, кивнув, пошел в сторону дома.

Девчонки молчали. Николай морщился. У него отец, конечно, не так закладывал, как у Игоря, но случалось. Да, стыдно за него было. Стыдно и жалко. И мать жалко, и себя, и младшую сестру в такие дни. Но портрет пьяного бати он не хотел бы видеть на дверях администрации или магазина. Он бы первый сдернул листовку да еще и наподдал сочинителям.

– Ну что, значит, план «А» не подходит… Жалко, столько сочиняли… – Лена мелко изорвала листочек и сунула обрывки в карман Николаю.

– С этой проблемой государство не может справиться, а мы, типа, ее решим! – невесело усмехнулся Николай, поймав Ленкину руку.

– Но… Если не мы, то кто же?.. – отведя взгляд, вздохнула Дина.

Глава пятнадцатая (продолжение), в которой антиалкогольная кампания набирает обороты

– И кто же там будет участвовать? – поинтересовался Дима у Пашки.

– Рысаков привезут из соседнего района, наверное. У одного, что маралий питомник держит, дончак. В прошлом году терца выставляли, – хмуро глядел на Тайну Пашка. Он второй день как не успел напиться: закончились деньги и никто не одолжил.

– Ну, может, у нас есть шансы? – Дима сам не заметил, как сказал «у нас». – Пусть первое и второе место займут породистые, но Тайна в хорошей форме, давай попробуем.

– Может, и есть, – согласился Пашка. – Только я в жокеи не гожусь – тяжеловат.

– Ты не тяжеловат, – хмыкнул Димка – ты противноват! Тайна же запах спиртного не переносит, забыл?

– Интеллигентка, блин! – как-то радостно рассердился Пашка, что его тайна про Тайну раскрылась. – Красивая, жалко продавать, а вот не подпускает, когда выпью. Ты, что ли, поскачешь?

Сердце у Димки уже скакало с самого начала разговора. Но он через силу подавил улыбку и пожал плечами:

– Дашь Тайну – так выступим.

– Потренировать надо, – потер руки Пашка. – Давай-ка попробуем через пастбище и по Сурье.

Пашка не знал, что каждый день Тайна и ее наездник ходили этим маршрутом, и удивленно покачал головой, когда те без лишних слов пошли с места в галоп.

Неделю до скачек Дима не отходил от Тайны. Осматривал, чистил, разговаривал, тренировал. Заставлял Пашку скакать рядом.

– Хорошо, если бы и на остальных лошадях кто-то поездил. В забеге их много пойдет, надо, чтобы Тайна не растерялась в толпе. Позовем еще пару пацанов на тренировку? – предложил Дима.

Но оказалось, народ предпочитает мопеды. Ну или брички, если лошадь есть в хозяйстве.

– Давай Андрея твоего позовем. Жалко, Лешка у меня боится на лошади ездить. А тут увидит Князя – может, тоже захочет попробовать.

Димка боковым зрением заметил, что Пашка, услышав имя сына, стал каким-то не таким. Каким-то беспокойным.

– Ты сейчас похож на Малину, когда та собиралась телиться! – пошутил Дима.

– Андрюха мой… Андрюха-то… Да он у меня с двух лет верхом! Это потом Сана как увезла его, так и всё. А мне сто́ит к забору подойти, тетка Алена с ревизией: обнюхает, глазами обыщет, а потом: «Нет его, играть убежал».

– Ты бы трезвый к забору подходил, – не удержался Дима.

– Да, блин, отстань ты! Я уже неделю не пью! – заорал Пашка.

Димка удивился, прикинул: а ведь правда – неделю. Как начали к районным бегам готовиться. Он протянул руку и первый раз за лето с чувством пожал потную и слегка дрожащую Пашкину ладонь.

Тетка Алена, действительно, сразу сделала стойку, заметив подходившего к воротам Павла. Дед Алтынтас отложил топшур и тоже потихоньку принялся спускаться с крыльца.

Группа поддержки в виде Димы и папы висела со своей стороны забора.

Карман у Пашки оттопыривался. Но Димка знал – там пакет конфет. Спиртное пастуху в долг в магазине уже не давали. А вот конфеты – пожалуйста. Джинсы на нем были чистые. И футболка даже еще не просохла.

– Дедули, бабули! Приветствую. У меня к сыну, блин, мужской разговор! – от ворот начал Паша.

– Иди-ка! – позвал Князя Лешкин папа.

Они с Лешкой сидели в мастерской, готовили к испытаниям свой наконец-то доделанный секретный агрегат.

– Чо надо? – крикнул Князь, не торопясь отрываться от дел. Видать, без отца он не скучал.

– Дело у меня. Скачки на носу, понимаешь… – немного растерялся от прохладного приема Князев папаша.

– Ну и скачи давай, – буркнул Князь.

– Ты как с отцом разговариваешь? Я к тебе по-хорошему! – взвился Пашка.

– Простить он тебя, Павлик, не может… – горько вздохнула тетка Алена. – Тоже понимать должен ребенка. Руку-то на него по пьянке сколько раз поднимал? Разве такое забудется. Теперь надо снова доверие заслуживать…

– Андрюха! – Пашка, не сообразив, что сын не дома, а у соседей, распахнул калитку и, отстранив тетку Алену, остановился у забора, нос к носу с Лешкиным папой. Ноздри у Пашки раздулись, как у коня. – Андрюха! Я к тебе по-хорошему! – попытался он перебраться через забор.

– Советник! Сигнал тревоги! – скомандовал Князь.

Звук, который накрыл ближайшие усадьбы, напоминал сигнал охотничьего рога. Павел резко вернулся на место, а все остальные повернулись в сторону мастерской, где заработало секретное передающее устройство.

Князь держал в руках граммофонную трубу, Леша крутил ручку на приемнике. Звук усиливался. Князь повел трубой вдоль забора… И тут пес Кипиш взлетел на крышу будки, а папа полез на ограду, перепрыгнул на сторону деда Алтынтаса и бросился к ближайшим яблоням.

– Сильная вещь! – сказал Князь, когда Лешка, увидев странную реакцию папы, вырубил агрегат.

– Леша! Сынок! Продолжай! Еще раз! То же самое! – неожиданно закричал папа.

И опять затрубил что ест мочи охотничий рог.

Папа собирал листоверток, которые сыпались с больной яблони на землю. Он нагреб полную горсть вредителей, сунул их Паше с просьбой подержать и побежал дальше, заглядывая под другие яблони. Потом остановился у молодого клена, откуда падали гусеницы.

– Помогайте! Помогайте скорее! – кричал папа, собирая насекомых.

Дед Алтынтас первым догадался, что происходит, и схватил с завалинки ведро.

Сбор вредителей под звуки рога продолжался около часа. Потом над селом повисла необыкновенной глубины тишина. Папа перепрыгнул через забор в обратном направлении, схватил Лешку и дважды высоко подбросил. Он бы подбросил и третий раз, но мама, которая не рискнула идти прямым путем, а пробежала через ворота, отобрала ребенка.

– Молодцы! – кричал папа, тиская Советника и трепля по голове Князя, пожимая пацанам по очереди руку. – Горжусь!

Потом он протянул руку через забор Пашке и поздравил его с замечательным сыном.

– Они же, получается, смастерили акустический генератор. Экологически чистый аппарат борьбы с вредными насекомыми! Сельское хозяйство без химикатов! – объяснял он ошарашенному Павлу.

– Так здо́рово! Надо это отметить! – обрадовался тот и, поймав осуждающий взгляд тетки Алены, достал из кармана… конфеты.

Глава шестнадцатая, в которой обнаруживается чудской проход

Лешка и Князь, получившие за генератор «+100», были отпущены на свободу с авансом в два несерьезных замечания. На серьезные проделки кредит не выдали, обещали все так же, игнорируя новый закон об ювенальной полиции, накрутить уши.

Первым делом ребята сбегали к старой печке – проверить, с кем скрестились кролики. Из живности им попался только чей-то среднего размера поросенок, две козы и Вася-Маруся, который собирал на берегу у Кроличьего брода пластиковые бутылки. Никого, хоть немного похожего на кроликов.

– Не там ищем, – хлопнул себя по лбу Князь. – Ящер, пещера летучих мышей! Вот с кем они должны подружиться.

– Отличная идея, – похвалил Князя Советник. – Летающие кролики! Кролики на ультразвуке! Это будет прорыв в биологии.

– Нас еще раз похвалят, – размечтался Князь, ободренный восторгами Лешкиного папы по поводу генератора.

За такое рукопожатие он был готов каждый день по генератору собирать! Ну и собственный отец тоже теперь на него по-другому смотрит. И даже сказал: «Что же ты, сынок, не приходишь свою Тайну проведывать?» Хотя сам ее на шестилетие подарил, а на семилетие отобрал из-за плохой успеваемости. Конечно, Князь с Лешкой пойдут и на Тайне покатаются! Может, даже сразу, как кроликов отыщут.

Возвращаясь к Белым скалам, мальчишки опять остановились у железной двери пещеры Роды. Достали раздобытую у деда Алтынтаса перекись ацетона, смешанную с еще несколькими подвернувшимися под руки ингредиентами, и осторожно натолкали в замочную скважину.

– Тьфу, спички! Тетка Алена все спрятала, – поискал по карманам Князь.

– Ладно, не доставать же обратно. Завтра подорвем! – махнул рукой Советник.

В Ящер нужно было идти либо через Переходную и расщелину, либо обходить Большую скалу понизу. Конечно, выбрали первый путь, решив по дороге проверить: как там призрак, не вылез ли, пока их не было. Рядом с ними прыгали кузнечики. Только мальчишки и кузнечики могут в самый длинный и жаркий день лета гулять вприпрыжку, не придавая значения рельефу и ни на минуту не замолкая.

Облака напоминали белых кроликов, а камни – серых. Легкий ветер гладил ладошкой листья бадана. Пахло чабрецом. Солнечный день набрал силу до звона и готов был выплеснуть ее излишек в цветы папоротника, говорящие травы, золотоволосых дев и призраков.

И… Вот он! Призрак! Призрак мелькнул между камнями!

Мальчишки отпрянули от края щели и хором ойкнули.

– Она черная. Ты видел? – шепотом спросил Князь.

– Интересно, почему черная-то? – робко заглянул в глубину расщелены Советник.

– Может, запачкалась… – Князь посмотрел на свои ладошки и колени, которыми тоже можно было легко напугать, особенно тетку Алену.

Плавно закачались неглубоко в щели горные гвоздики.

– Надо ловить, – зашептал Лешка.

Князь стал медленно спускать ногу в пролом. Камни выпирали с двух сторон трещины – было удобно наступать на них и держаться. Щель была не такой уж узкой, как казалась. Андрей не везде мог достать от края до края раскинутыми руками. И хотя Князь старался двигаться как можно осторожней, призрак услышал, метнулся из кустов на камень, потом перепрыгнул еще ниже и скрылся в глубине.

– На кролика похож, – сказал сверху Леша.

– Я же говорю: призрак должен быть прозрачный. Я ж видел. А этот черный.

Андрей продолжал спускаться. Леша полез следом.

– Как она вообще могла сюда свалиться, эта царевна? – подняв голову, спросил Князь. Мальчишки спустились уже метра на три. – Тут спокойно можно зацепиться…

– Так девчонка же, – не без чувства превосходства отозвался Леша.

Местами расщелину перегораживали большие камни. Убедившись, что держатся они крепко, мальчишки усаживались на перекрытия, как на табуретку, свесив ноги, и отдыхали, задрав головы. Там, наверху, лежал голубой шелковый платок неба. Казалось, если вытянуть руку, то можно легко взять и стянуть его вниз.

По расщелине можно было двигаться не только вниз, но и вдоль, что мальчишки и делали, забыв о призраке, кроликах и летучих мышах, а просто отыскивая удобные для передвижения уступы. Книзу расщелина сужалась, можно было уже спускаться, опираясь руками и ногами в обе стены. Они и сами не заметили, как оказались на дне.

Черный кролик, капитан всех кроликов, тоже был здесь. Леша вспомнил про Алису и кролика с часами, и сердце его заколотилось в ожидании чудес.

Новый хозяин подземного озера приехал ближе к обеду. Захватив в администрации управляющего, он выехал на местность – добрался до Белых скал, где неожиданно застал Лешкиных родителей и деда Алтынтаса, который в честь приезда господ вытащил инвалидную коляску и попросил папу довезти его до пещеры. Вскоре, подоив Малину и напоив Неждана Дмитриевича, пришла тетка Алена, захватив опустевшую бутылочку для святой воды. Притормозил ехавший мимо Генка Плешков. Подошли слоняющиеся без дела школьники. Приехала на велике библиотекарша, объявив санитарный день, а за ней явился и кот Корешок. Народ без приглашения стекался к дверям пещеры.

– Добрый день! – дружелюбно поздоровались с народом вылезшие из машины господа.

Народ сдержанно кивнул.

– По какому поводу собрание, односельчане? – спросил управляющий.

– Встречаем. Познакомиться. Осветить событие, – ответила мама и показала свое удостоверение «Пресса».

– Отлично! Пресса у нас теперь имеет право на свободу слова, так что рады видеть. С гордостью представлю: господин Демидов…

– Опять Демидов! Ай да молодец! – засмеялись вокруг.

– Это по милости не вашего ли предка двести лет назад у нас тут все боры под корень свели для рудников? – спросил дед Алтынтас.

Демидов тоже рассмеялся:

– Не ожидал встретить таких долгожителей! С кем имею честь?

– Гриф, – представился дед Алтынтас и прищурился.

– Отличная фамилия! – Демидов протянул руку деду.

– Это не фамилия. Это у нас прозвище такое, – объяснил дед. – Грифы, золото стерегущие. Аримаспы же это золото у грифов крадут и продают потом исседонам, а те – в Грецию и прочую Европу.

– Очень, очень хорошо! – закивал Демидов, убедившись, что имеет дело с сумасшедшим. – Хорошо, что фольклор сохраняете, народные традиции, язык. Это важно для самосознания народа.

– У народа – самосознание, у прессы – свобода, а у вас земля с водой, – сердито сказал Генка и смахнул пот со лба. Не каждый день приходится выстраивать такие сложные речевые цепочки.

– Народные традиции – это да! – подтвердила тетка Алена. – Сегодня же Иван Купала. Вода в этот день целебной становится и травы с человеком говорят. Нам бы из озера воды святой набрать.

– Так она, говорят, в этот день везде святая! – засмеялся Воронюк. – Ив реке, и в луже.

– Ты над женщиной не смейся, – заступился за тетку Алену Генка. – А то напою сейчас тебя из лужи – козленочком станешь.

Генка явно жаждал драки. Диалог не получался.

– Мы просто хотели узнать, – опять выступила вперед мама, отодвинув Генку, – когда будет открыт проход к озеру. По закону никто не имеет права лишать население доступа к воде. Тем более, как мне стало известно, вода в закрытой пещере стала задыхаться. Администрация все сваливает на вас, новых арендаторов, вот мы и решили поговорить с вами, господин Демидов, напрямик.

Демидов пожал плечами.

– Так мы же не совсем чтобы хозяева… Мы управляющие. Арендаторы, – принялся он выкручиваться.

– Мы понимаем, – кивнула мама. – Хозяева – народ. Но ключ у вас. Поэтому мы просим вас открыть дверь и больше ее не запирать.

– Ключ, короче, давай, а то я свой достану, – опять не удержался Генка и полез за рожковым ключом на шестьдесят, который всегда поддерживал его в трудную минуту.

– Затем и приехали, чтобы пещеру открыть, – попытался утихомирить народ Воронюк. – Здесь будут исследования. У нас такие перспективы! Комбинат будем строить! Геннадий, убери инструмент, не пугай инвесторов.

Демидов достал из барсетки большой ключ от навесного замка и подошел к двери.

– Там какие-то звуки, – прислушался он.

Народ придвинулся поближе и стал слушать.

– Шумит, словно вода идет, – прижавшись к двери ухом, высказал идею Воронюк.

– Тетка Алена же сказала, сегодня день такой – земля с людьми говорит, – покачивая своим ключом, сказал Генка.

Демидов напрягся и взглянул на нависшие Белые скалы, не решаясь открывать. Вдруг это обвал или, напротив, наводнение.

– Откройте! – неожиданно попросила гора.

– Бог мой! – зажала рот тетка Алена. – Чудь наружу собирается выйти!

– Ч-что за ч-чудь? – занервничав, спросил Демидов.

– Чудь, что под землю ушла тыщу лет назад, – объяснила тетка Алена. – «А вернемся мы, – говорили, – когда опять золотой век на нашей земле настанет!»

– Да тут, я смотрю, у вас заповедник сказок и чудес, – выслушав цитату, заметил Демидов, но уже без смеха.

– Откройте! Выпустите! – опять раздалось из пещеры.

Тетка Алена неистово закрестилась, да и у остальных пальцы собрались в щепоть.

– Нужно открыть, – почему-то заволновался папа. – Нужно немедленно открыть!

– Открывай, убырка такая! – прикрикнул на Демидова дед Алтынтас. – Выпускай народ наружу!

Дрожащими руками Демидов открыл замок, быстро отбросил щеколду и отпрыгнул в сторону. И очень вовремя. Железная дверь резко распахнулась – и стая голубей взмыла в небо, роняя капли на нового арендатора.

– За птицами гады поползут, – чуть живая от страха, прошептала тетка Алена.

Но это были не гады, а совсем наоборот. Из пещеры выпрыгнули кролики. Опешившие сельчане даже не подумали их ловить. Кролы благополучно разбежались в разные стороны. Папа с мамой переглянулись – и не ошиблись. За кроликами вышли… Князь и Советник. Остолбеневшие от торжественной встречи, мальчишки не успели последовать примеру кроликов и стояли навытяжку в дверях пещеры, выслушивая мамины причитания по поводу того, что они такое творят, как они там оказались и почему не утонули в озере.

– Извините, – растерянно ответил Лешка, оглядывая толпу, – мы случайно.

– Нету там больше никакого озера, – объяснил Князь. – Поэтому и не утонули.

– Постойте, как это – нет озера?! – крикнул Демидов, махнув замком в сторону управляющего.

Воронюку не пришлось отвечать. Неожиданно замок в руке нового арендатора зашипел, из него полезла темная пена и повалил дым. Демидов бросил заминированный предмет на землю. Тот продолжал дымиться, и казалось, вот-вот из него появится джинн. Народ отступил. Самые осторожные спрятались за машину арендатора.

Но появился не джинн. Из-за валунов появился Вася-Маруся с небольшой вязанкой хвороста и уже привычным мусорным мешком. Дурачок подошел к Демидову, хрюкнул, покачал головой, потом поднял замок, бросил в свой пакет для мусора и отправился к свалке, оставляя за собой густую дымовую завесу и плохо объяснимое чувство утраты: чудес ли, святого ли озера или, может, взаимопонимания между людьми, живущими рядом, на одной земле.

Глава семнадцатая, в которой событий на целое лето

Наконец Чарыш прогрелся после дождей настолько, что можно было сплавляться, не боясь промокнуть и замерзнуть. Но родители никак не могли выделить для этого время. То у Димона смена, то бега, то у мамы встреча, то у папы спина после окучивания тетки-Алениной картошки.

А недавно Князь с Советником спустились в расщелину и нашли неизвестный проход в пещеру Роды. Но не сразу нашли. Вот как это было.

Полезли пацаны в провал посмотреть, что там мелькнуло – призрак или еще кто. Сначала щель становилась все уже, потом сверху нависли кусты, и небо совсем исчезло. Затем щель сомкнулась, и мальчишки попали в провал, где жили голуби, отыскали нору с кроликами, и, вспугнув живность, метнувшуюся в высокий, но узкий проем, следом за кролами оказались в высоком коридоре с небольшими дырами в потолке. Здесь можно было идти даже без фонарика: солнце стояло как раз так, что его лучи хорошо освещали пещеру с рисунками на стенах. Леша сначала подумал: это морщинки и трещины камня складываются в человечков и коней. Он подошел и потрогал стену, провел пальцем по золотистому контуру. Нет, не солнце – краска от золотой до черной.

– Что мы нашли!.. – сперло дыхание у Советника.

– Древние рисунки! – догадался Князь.

Сколько они пробыли в разрисованном коридоре, рассматривая картины? Да минут пятнадцать. А на поверхности в это время прошло два часа.

Наконец мальчишки захотели есть, но оказалось, из высокого коридора есть три прохода. Голод тут же прошел, потому что нужно было срочно исследовать хотя бы один.

Князь включил фонарик, и они полезли в самый широкий коридор. Через несколько метров проход начал сужаться, исследователи встали на четвереньки и не пожалели: влажный лаз вывел в пещеру Роды. Правда, Князь ее не узнал. Никто еще не был в Родах с этой стороны – со стороны бывшего озера.

И вот теперь этот проход мальчишки показали папе с мамой и двум приехавшим из райцентра представителям комитета природы. Мальчишкам мама больше не разрешила повторить эту операцию, поэтому исследовать чудской проход полезли только родители, захватив с собой присланное снаряжение и фотоаппарат. Они сделали фотографии разрисованного коридора, но дальше, по узкому лазу в сторону Роды, никто из взрослых протиснуться не смог.

Пришлось зайти в пещеру с центрального входа. Стены Роды покрывал слой копоти: тысячи лет спускались сюда за волшебной водой с факелами и свечками. Вот только озера теперь не было. В щелях каменистого дна лежали серебряные и золотые монеты – подарки духам озера и пещеры.

– Может быть, вода вернется теперь, когда двери открыли? – высказала надежду мама.

Папа, пользуясь указаниями деда Алтынтаса, ощупал стены и прислушался. И услышал. Родник был где-то рядом.

Пока родители занимались исследованиями подземного мира, Дина с друзьями ушли на сплав.

Николай и Игорь пришли в гости – отпрашивать Динку, заверив ее родителей в том, что плавание совершенно безопасно, они сами каждое лето не по разу сплавляются до могильника Золотого князя. Там есть подъезд к реке, и родители могут забрать их обратно домой на машине вечером того же дня. Так что поход будет, увы, без ночевки.

– Тем более Ленин будет с нами, – сообщил, вздохнув, Николай.

Оказалось, что Ленин – это Ленин отец. Вообще-то его звали Владислав, но ребята для краткости переименовали прибившегося к ним взрослого.

– Плавать все умеют? – спросили родители, и стало понятно, что Дину отпускают.

По значимости это событие можно было смело приравнять к первому самостоятельному походу Лешки в магазин. Дина даже слегка дрожала от волнения. Девочка еще никогда не плавала по горной речке. Она еле уснула, а проснулась рано, вместе с Димой, на удивление легко. Перекусила, обернула полиэтиленом собранный с вечера рюкзак.

– Ты хотел с Леной познакомиться, – дернула Дина завтракавшего брата. – Они сейчас за мной зайдут, а ты не спишь. Вот удивятся!

– Может, Лена твоя такая страшненькая, что лучше мне лечь поспать? Не зря же вы в основном ночью встречаетесь? – не остался в долгу Дима.

Но остроумие отказало ему, когда к воротам подошла Динина компания. Девочка из библиотеки улыбнулась, увидев, что подругу провожает почти вся семья, включая старшего брата. Димка медленно двигался к калитке, мысленно проверяя: причесался ли он, почистил ли зубы, чистая ли на нем футболка… Этот день так и останется с ним как «День медленного движения к ней».

Вслед за папой он пожал руку Ленину и парням, тащившим надувные лодки. Лене только кивнул.

– Ты опять не с нами? – спросила девочка его мечты так, словно они не мельком виделись в библиотеке, а дружили много лет.

Димка сглотнул и с трудом проговорил:

– Да я бы рад, но завтра бега, лошадь надо готовить… Приезжайте болеть.

– Ох ты, обязательно! – обрадовался Ленин, наводя фотоаппарат на провожающих. – Надеюсь, борьба будет острой!

Дима молчал и смотрел на нее. Всё, решительно всё ему в ней нравилось. И смуглое лицо, и миндалевидные глаза с длинными ресницами, и длинные косы, и серьги в виде полумесяца, и завиток над ухом, и даже те дурацкие книжки, которые она несла тогда в библиотеку, ему тоже нравились.

– Ладно, народ, выдвигаемся, – с едва заметным раздражением сказал Николай и потянул Лену за рукав.

– Да, пора, пора! Счастливо оставаться, сухопутные! – Ленин, сделав несколько кадров, закрыл объектив.

Родители пошли проводить сплавщиков до реки. Димка с трудом заставил себя повернуться и пойти в другую сторону.

«Думай про бега. Думай про бега», – уговаривал он себя, и ему самому тоже очень хотелось бежать. Не важно куда. Хотелось раскрутить земной шар, чтобы он вращался как можно быстрее…

Чарыш пел. Камни, рыбы, птицы были в потоке этой песни. Дина с нетерпением ждала, пока накачают и скрепят между собой лодки, чтобы тоже влиться в кай. Родители, речитативом озвучив инструкции, еще раз напомнили, что будут ждать сплавщиков на машине у могильника в девять часов вечера. Николай и Игорь отвели лодки поглубже, чтобы дном не задевать камни, и только потом залезли к девочкам и Ленину и взялись за весла.

Чарыш, полноводный после дождей, стал легкой дорогой даже на перекатах, так что можно было, не особо следя за течением, болтать и наслаждаться песней, куда подголоском вливался голос прибрежных ив и ритмично расставленных тополей. Своя мощная партия была у холмов, набирающих высоту ближе к горизонту.

Они много говорили про пещеры, про то, что под скалами все пустоты соединены между собой, да и не только под скалами… Рассказывают, есть проходы и к чудским копям, и к демидовским шахтам.

– Ну, если есть, то Князь с Советником их точно найдут, – уверенно сказала Лена.

Девчонки еще раз обсудили вопрос с таинственным передвижением свалок, но пацаны упорно не поддерживали эту тему. Потом Дина рассказала про акустический генератор, который она сама в действии не увидела – была в это время у Лены, но много про него услышала, когда вернулась.

– Я тоже слышал! – Николай оказался в теме. – У нас Пугай на будку забрался и сделал стойку. Полчаса не шевелился. Мы думали, может, где-то в верховьях гром или шахта рушится…

Ленин принимал активное участие в разговоре, и это немного смущало подростков. За ним всегда оставалось последнее слово. Но приходилось мириться – это был пропуск на сплав: без взрослых к Синему утесу ребят никто бы не отпустил. Тем более Ленин работал не где-нибудь в Змеиногорске, а в Москве, а это не баран чихнул. Хотя от родителей парни знали не самые привлекательные подробности из жизни Ленкиной семьи, все делали вид, что слушают Ленина с интересом. Только сама Лена отводила глаза, когда отец начинал заливаться соловьем. Она его не простила. И не собиралась. Но чтобы не усложнять, делала вид, что все нормально, что все это обычное дело. В книжках вон сплошь и рядом измены.

Каждое лето, приезжая навестить семью, отец впаривал им с мамой, что вот-вот он что-то наладит, чем-то займется и у них будет море денег, чтобы купить квартиру в столице и всем вместе туда переехать, а сам лежал на диване, оберегая свой только ему очевидный талант от любых физических нагрузок.

В городе у него была другая женщина, об этом знали все, и Лена тоже, а мама так даже разговаривала с ней по скайпу и выяснила, что у отца из самого постоянного места работы в Москве был такой же, как в деревне, диван, на котором он выращивал свои идеи. Но росло в основном пузо.

– А ведь меня родители предупреждали, и дед Алтынтас предупреждал, – вздыхая, откровенничала мать с дочкой; чаще всего это происходило в бане, где человек оголялся и внешне, и внутреннее. – Но ведь красавец приехал! А умница какой! Ничего не умеет по хозяйству – так в молодости это не важно было, – помогая дочери промыть волосы, продолжала мать. – Пять лет только и делал, что фотографировал в основном для буклетов, а потом стал ныть, что талант свой в землю зарывает в деревне. В какую землю?! Он на огороде даже ни разу не был. Ну и выставила чемодан с его талантом, чтобы не слушать про загубленную молодость.

Мама у Лены обожала свой дом и не собиралась никуда уезжать. Она выреза́ла по дереву, да так, что из соседних деревень приезжали любоваться на наличники, резное крыльцо, ворота, качели – все было кружевное, радостное. Но хорошее дерево для резьбы стало попадаться все реже, и уже не большие формы, а маленькие резные шкатулки, панно, украшения заполняли дом. Как можно все это сменять на бетонную коробку?

Папа и Лене, приезжая, начинал морочить голову мечтами о приличном вузе, о перспективах, которые откроются для нее в столице, обещая показать ее фотографии в модельном агентстве (такие типажи сейчас в моде), но все это будет, как только решится вопрос с квартирой. Лена внутренне психовала, когда речь заходила о «типажах», но делала вид, что верит. Спорить с отцом было небезопасно. За малейшим сомнением в его таланте могла последовать долгая истерика про убожество и деревянный век, в котором живут Лена с мамой и вся их Пустынка.

– Юродивый, – бросала на это мать, – одна радость от тебя – красивый ребенок. Иди, лежи дальше, а нам картошку окучивать пора.

Лена, глядя на привлекательного, но уже слегка обрюзгшего отца, помотала головой. Ошибку матери она, конечно, не собирается повторить. Димка… Он странный. Но он не такой, не такой… Он… Она не знает, какой он, но он такой… Она не может не думать о нем.

– Лен! – позвала Дина, заметив, что подруга не отозвалась на предложение Николая подплыть к острову. – Черемухи хочешь?

Причалив к крутому берегу, над которым чернели кисточки черемухи, ребята, не выбираясь из лодок, нарвали ягод и плевали в воду косточки, меряясь, кто дальше. Потом сравнивали языки – у кого чернее.

Стоянку решили сделать у Синего утеса. Скалы действительно были синими. Вернее, они были зелеными из-за хлоритовых сланцев. Но солнечный свет превращал зеленый цвет в ярко-синий. Полюбоваться ими можно было только со стороны реки, поэтому плыли медленно, подальше от берега. Слухи о том, что под скалами были то ли полость, то ли пещера, то ли омут, никто еще не опроверг. Короче, опасное место.

– Дядя Аржан недавно тут пропал, – негромко сказала Лена. – Так и не могут найти.

– Это… Это про его собаку мне Князь говорил! – вдруг вспомнила Дина.

Чалиться начали, миновав отвесную стену. Пока вытаскивали лодки и раскладывали вещи на просушку, Николай успел рассказать Дине историю дяди Аржана. Он был пасечник. Пасека огромная, ульев на семьдесят. И его отец был пасечник, и дед. А несколько лет назад с пасекой что-то случилось. Рои стали один за другим погибать. Те пчелы, которые выживали, как с ума сходили: словно пьяные, вертелись на месте, летали кругами и на медосбор не шли.

Этой весной дядя Аржан доставал ульи, а они один за другим – легкие. Морозов сильных не было, но в ульях один мор. Дед Алтынтас говорит, что это из-за сотовый вышки. Дядя Аржан повспоминал: и правда, неприятности у пчел начались, когда сотовую связь установили. Он поговорил с дедом Алтынтасом, они погоревали, что дядя Аржан не успел с пчелами переселиться подальше в горы, где телефон пока не ловится, а потом дядя Аржан куда-то ушел, и с тех пор его не видели. Только Корбо на Синем утесе остался, и никак его не могли в деревню вернуть.

Динка, прихватив с собой яйцо и хлеб, пошла на скалы. Со стороны суши они были вполне даже доступными.

Собаку Дина увидела не сразу. Пес казался плоским – так он отощал. Девочка протянула ему хлеб, но Корбо тихо зарычал и попятился в кусты. Динка попыталась позвать, но он только отползал все дальше.

Ребята поднялись следом. Ленин отправился было к зарослям, чтобы сфотографировать Корбо, но тот затаился, пропал из виду.

– Не пугай его, – попросила Лена. – Не пойдет он ни с кем. Собаки – верные звери…

Ленин не расстроился. Вид со скал открывался такой, что только успевай снимать. Николай показал, в какой стороне их деревня, но ее не было видно. Зато были видны белки Алтайских гор. Туристы набрали сушняка, снесли его на берег, к лодкам. Мальчишки установили палатку, планируя порыбачить и поесть если не уху, то паренку. Лена с Диной обследовали берега, нарвали душицы и зверобоя для чая.

Дина растягивала время. Этот фокус удавался ей все лучше. Следить за каждым мгновением. Не выпускать его из-под контроля. Каждое движение, каждый взмах ресниц, каждый взгляд становился осознанным, имел свой смысл. А какой вес приобретали при этом мысли и произнесенные вслух слова! Все имело значение. И как Игорь подавал Дине бутылку для воды, и как она ее брала… Как они наклонялись над родником, а капли попадали на руки и сверкали…

Ребята почистили картошку и несколько пойманных мелких хариусов, а пока варилась уха, все вдоволь накупались, поискали на берегу красивые камешки и сделали друг другу массаж прогретой на солнце галькой.

Время от времени Дина вскидывала голову на скалы, пытаясь заметить хотя бы тень Корбо.

– Пора выдвигаться, – наконец скомандовал Николай.

Задремавший Ленин нехотя выбрался из палатки. Дина мешкала. А когда уже все погрузились в лодки, она вдруг шагнула обратно.

– Я тут останусь. Пешком пойду. Я должна его привести, – затараторила она.

– Дин, ты чего?! – испугалась Лена.

Течение толкало лодки вперед, и мальчишки с трудом удерживали их, рискуя поломать весла о каменное дно реки.

– Я. Посмотрю. За собакой. И потом приду. Пешком. Не переживайте, – четко и как можно спокойнее сказала Динка, оттолкнула лодки, сколько хватило сил, на быстрину и пошла к берегу.

– Если сегодня не приду, значит, завтра утром ждите! – крикнула она.

– Э! Ты что?! А родителям твоим мы как это должны объяснить? – заволновался Николай.

И только Ленин не волновался.

– Ну так и скажем: придет попозже. Что здесь такого? Взрослый уже человек, пусть сама решает…

Синий утес вместе с Диной остался за поворотом, когда Игорь, сняв ветровку, прыгнул в воду и поплыл к берегу.

– Ну вот, теперь я за нее спокоен!.. – облегченно вздохнул Николай.

Глава восемнадцатая, в которой речь идет о волках, собаках и лошадях

Вечером случилась катастрофа. Павел встретил школьного приятеля и отметил встречу.

Один пастух, большой затейник, Сел без штанов на муравейник!.. —

орал пьяный Пашка, возвращаясь домой, когда натолкнулся на Диму.

– Митич, ты это… не сердись, – слегка протрезвел пастух, вспомнив, что вообще-то он должен был идти договариваться насчет машины. «ЗИЛ» им был нужен, чтобы довезти Тайну до Золотушки, где будут проходить бега. Пашка планировал доставить лошадь вечером, чтобы она отдохнула и освоилась, и переночевать с ней, а Дима собирался приехать с родителями пораньше утром. Под этот план они даже нашли замену на пастьбу, но теперь все срывалось.

Дима молчал. Только желваки ходили вверх-вниз.

– Не сердись, блин, ты… Ну чо теперь сделаешь! Да всю жизнь так! Машину ему жалко. Придумал, что сломалась! Да я и не пьяный к нему пришел… – выкручивался напарник.

– У тебя опять все виноваты, – буркнул Дима. – Тайна тебя теперь не подпустит, даже если машину найдем.

– Да и шансов в этих бегах у нас не было и нету, – оправдывался Пашка.

– Были… Да сплыли. Я пошел.

Шагая в сторону дороги, Димка не говорил – он орал… много нехорошего. Правда, про себя. «Урод! Можешь дальше скулить, – кричал он. – Ты же больше ни фига не можешь! Ты уже сгнил! Гнилье! Труха! Пустое место! Это не только мне надо! Это тебе было надо!» Был бы он чуто́к постарше, он все это не побоялся озвучить оставшемуся на обочине напарнику.

Давясь негодованием, Дима нашел в себе силы подняться на чердак и уже там бросился ничком на матрац и заскрипел зубами.

Леша с Андреем где-то бегали, родители уехали к могильнику встречать Динку с группой. Можно было даже поплакать без помех, но Димка не мог. Он несколько раз стукнул подушку кулаком, затем боднул головой, потом взвыл так, что Кипиш пулей влетел в будку, чуть не задавив парившую курицу.

– Это чего это? – удивился дед Алтынтас, сидевший на крыльце с топшуром. – Волки, что ли? Про волков у нас тоже есть что рассказать.

…Когда-то волчица в горах Алтая, в пещере с озером, воспитала девять человеческих детей. От них пошел наш род. Волк в каждой душе человека. Тихи шаги сильного зверя – зверя, чья голова на знаменах всадников, скачущих вперед. Конь и пес, собака и лошадь – рядом с человеком, его друзья и помощники. Волк не друг человека – он его старший брат. И когда придет беда, только серый небесный брат научит, как спастись. Обратись к душе, и она скажет: уходи в горы, береги жену, прячь детей. Стань серым, стань незаметным для врага. И только когда некуда отступать, стань синим, отправляйся на небо – погибай. Так ты будешь жить, так ты найдешь свой дом. Но если озеро твоей души высохло – ты погиб, и твой род погиб, потому что это уже не ты.

– Что-то ты развоевался сегодня, – неодобрительно заметила тетка Алена, дослушав песню кайчи.

– В такое время живем, – объяснил дед. – Хоть волком вой.

Прибежали мальчишки. Тетка Алена отправила их мыть руки и пошла греть ужин. Но Князь с Советником между мытьем рук и ужином успели провернуть свою операцию. Засунули в будку Кипишу под наседку еще одно яйцо – белое, маленькое.

– Неизвестно, сколько ему недель, – почесал макушку Леша. – Может, через день будет готово, а может, через месяц.

– Парни, сбегайте за Митькой! – крикнул дед Алтынтас. – Я видел, он на чердак нырнул. Пускай есть идет, а то родители еще не скоро вернутся.

Но Дима ужинать не пошел. Не спустился он и когда вернулись возбужденные родители. Папа сам поднялся на чердак.

– Ты уже отдыхаешь? – робко начал он. – А там Динка что придумала… Она осталась на Синем утесе. Хочет привести собаку. Там собака какая-то. Вдруг бешеная! Я хотел у Павла лошадь попросить, чтобы туда поехать, палатку привезти, а то ночью нежарко. А он ведь сегодня на бега уже уехал…

– Не будет скачек. Пашка пьяный. – Дима поднялся и стал натягивать толстовку. – Пошли, я сам Тайну возьму, и съездим за Динкой.

– Стоп! – Папа попытался осмыслить услышанное. – Стоп, давай все по порядку.

Димка повторил, почему они не будут участвовать в бегах.

– Пошли-ка к маме, – сказал папа.

Мама с папой переглянулись, раздумывая, как быть. Присутствующим на беседе Лешке и Князю история про отмененные бега показалась неубедительной.

– Ну так ты сам на ней едь, – сказал Андрюха. – Я тебе разрешаю. Тайна – моя лошадь.

Дима внимательно взглянул на Князя.

– Но ты не верхом едь, чтобы она не устала, – деловито объяснял тот. – Ты иди с ней напрямик, через лог, это сильно короче. Часа за четыре дойдешь. Отдохнете – и поскачешь.

– Ночью по незнакомой местности! – ужаснулась мама. – Что за дети, а! Только почувствовали свободу – и сразу разбегаться!

– Я почти не разбегался… – вздохнул Леша.

– Так Тайна куда попало не пойдет. Она умная, – успокоил маму Князь.

Димка часто закивал в поддержку, но тут же вспомнил:

– А Динка? Надо же сначала за Динкой.

– Да! А Динка? – подхватила мама.

– Ну Дина там тоже не одна. Она с этим… с мальчиком… Игорем, – напомнил папа, отчего маме стало еще хуже.

– А если она сорвется с этого утеса? А если какие-нибудь отморозки на них наткнутся?

К бурному обсуждению присоединились вышедшие к забору тетка Алена с дедом Алтынтасом.

– Молиться, Марта, надо за Дину, чего тут еще сделаешь, – попыталась дать добрый совет соседка.

– На ночь глядя к Синему утесу лучше не ездить. Там же старые чудские копи. Есть несильно глубокие: «разносы», ямы-закопушки, а есть и целые разрезы с вертикальными шахтами. Они уже бурьяном заросли – не сразу заметишь, а ноги переломать запросто в темноте, – покачал головой дед. – Но никто их там не обидит. Там чужие не ходят.

– Что же делать?! – схватилась за голову мама. – Этот Ленин! Такая безответственность! Я как чувствовала!

– Она сама так решила, Map, – приобнял маму папа.

Волновался он, конечно, не меньше, но старался это скрыть, словно боялся спугнуть, нарушить что-то важное, что происходит в жизни взрослеющих детей. Конечно, он готов для них на всё, готов бегом бежать к Синему утесу и высказать Пашке всё, что он о нем думает… Но это была уже не его жизнь. У каждого свой луч.

– Митя! Ты же дороги не знаешь! А если заблудишься? – не успокаивалась мама.

Тетка Алена, поняв, что кроме молитвы нужны еще какие-нибудь скорые средства помощи, заварила пустырник. В маму пришлось влить две чашки горьковатого напитка, прежде чем она обреченно вздохнула:

– Просто ночь инициаций какая-то…

Папу эта мысль неожиданно взбодрила.

– Мальчики с мальчиками, девочки с девочками, – сказал он.

Но мама успела поймать взметнувшегося Лешку.

– Мы завтра приедем! На машине! Когда Дину встретим! – встала она грудью между папой и Лешей. – Я боюсь! Пусть хоть один ребенок со мной останется! Лешка, ты обещал больше не убегать.

Леша смирился и сел на стул. А папа с Димой собрали рюкзак, проверили зарядку на телефонах и, расспросив у деда Алтынтаса дорогу через лог, пошли на остров за Тайной, освещая тропинку фонариками.

Когда рядом два луча, дорога шире и светлее.

Глава девятнадцатая, в которой Дина находит лиственницу и много другого, важного для жизни

Дина села на траву недалеко от зарослей, где прятался Корбо, и сделала вид, что она тут сама по себе. Сидела и не шевелилась. Главное, чтобы пес понял: она не собирается его отсюда уводить. Она не заставит его ничего делать. Она тоже сидит и ждет.

Через полчаса Корбо выбрался из кустов. Дина не шевелилась. Пес лег на нагретый камень, уронил голову на лапы. Дина сделала так же. Тихий ветер сбивал жару. Промокшие кеды и одежда быстро высохли.

Дина лежала и тихо разговаривала с собакой, не поворачивая к ней головы. Она сочиняла историю, что Аржан ушел к Чудской царевне в подземный мир, потому что ему стало невмоготу жить на этой земле. Его пчелы ушли в подземный мир, и Аржан ушел в подземный мир.

Слыша имя хозяина, пес едва заметно двигал ушами.

– А тебя он не мог взять с собой, – продолжала Дина. – Он тебе сказал: приедет в наши горы девушка. Она тут никого не знает. Ты ее встреть. Это не простая девушка, она – Белая богиня. Когда-то нужно будет встретиться Чудской царевне и Белой богине. Встретиться и договориться, как жить на земле. И вот тогда ты приведешь ее ко мне. Без тебя не найдет она дорогу в чудские чертоги. У тебя, Корбо, еще много дел наверху. Поэтому не взял тебя с собой хозяин Аржан.

Слова текли все медленней. Дина задремала и проспала до самого вечера. Когда проснулась, все части тела затекли, рука и нос обгорели, но Дина постаралась не делать резких движений и сильно не стонать. Она медленно сползла с камней, спустилась к роднику и попила. Вода в Чарыше была теплой.

Дина вспомнила Караганку и кувшинки. И это было как в другой жизни. Девочка разделась и зашла в реку. Хорошо, если бы у нее были настоящие друзья. Они бы разыскали ее, и обняли, и поняли, почему она так сделала. Но рядом никого… Только река, небо, высокие скалы и лежащий на камне пес. Для Богини вполне, вполне достаточно. Ведь она не хотела быть с толпой, она хотела быть одна, сама по себе.

«Еще где-то должна быть лиственница! – вдруг вспомнила Дина. – Князь говорил, она на Синем утесе». Дина огляделась, но не заметила хвойных деревьев.

Накупавшись, Дина опять поднялась на скалы. После речки воздух казался холодным. Она прижалась к камням, но те быстро остывали от воды. Захотелось есть. Яйцо и хлеб оставались нетронутыми. Корбо даже не смотрел в их сторону. Он так же держал голову на лапах и смотрел на реку или куда-то дальше. А потом закрыл глаза.

Пес был очень похож на Динкину собаку – Очкарика. Если бы не это, она, может, и не осталась бы с ним, чтобы поддержать в трудную минуту… Да какое там – минуту. Пес здесь больше месяца.

«Готова ли я к такой преданности, как Корбо? – подумала Дина. – Хотела бы я, чтобы кто-то умирал от тоски по мне? Хотела бы я умереть от тоски по кому-то? Но ведь это получается, что ты полностью зависишь от кого-то. Ты не сам по себе…» В тринадцать лет на эти вопросы было сложно ответить.

Ночь приходила в предгорья не спеша, давая возможность подготовиться к темноте. Дина и Корбо проводили солнце – такое золотое и огромное, что на нем можно было рассмотреть кипящие пятна. А с другой стороны появилась луна – не менее огромная и такая же золотая. Казалось, мир, как песочные часы, просто перевернулся на ночную сторону, на ту, где хозяйкой Чудская царевна. Молоко щедро полилось из ковша и стекало на землю где-то за поворотом реки, по Белым скалам.

– Корбо, – зашептала Дина, обхватив себя руками, – ты уверен, что где-то есть люди? Ходят такие с сумками в магазины, достают деньги из кошельков, чтобы купить всё-всё! «Дайте, – говорят, – мне луну и ночь. Нет, это что за качество?! Это китайская подделка какая-то! Руки бы оборвать за такую луну! А ночь! Она у вас какого цвета?! Она у вас уже выцвела! Я вам за что плачу?! И Полярная звезда – коновязь, вокруг которой будут ходить мои лошади, – она у вас почему не на середине? Переместите ее в центр неба! Нет, это невозможно!» Корбо! И они правы! Это невозможно. Потому что все это уже наше. Твое и мое. А все остальное, то, что за деньги, – подделка. Ой! – неожиданно резко воскликнула Дива. – А это что?!

Над утесом, гадко свистя, пролетело нечто ужасное. Жуткая уродливая пасть была в метре от Динкиной головы.

– Дина! – вдруг раздался шепот.

Динка вскочила, испугав пса. Тот сразу попятился в заросли.

– Кто здесь? – испуганно спросила девочка.

– Это я, Игорь…

– Не ходи сюда: Корбо боится, – предупредила Дина. – Ты видел черта с крыльями?

– Я не хожу. Я просто говорю, чтобы ты знала, что я здесь, за камнями. Это летучие мыши. Остроухие ночницы. Они очень редкие и неопасные. Они сами всех боятся и днем прячутся в Ящере. Это пещера такая, – посчитал нужным уточнить Игорь.

– А ты давно здесь? – стараясь унять дрожь, поинтересовалась Дина.

Игорь молчал.

– Значит, давно. Следил, что ли?

– Нет… Присматривал…

– Ладно, помолчим пока, чтобы пес вернулся.

Корбо вернулся через час. Луна была полной, и Дина сразу заметила, как пес медленно подползал к ней. Ночницы еще несколько раз пролетали мимо. Теперь Дина без страха смотрела на этих удивительных созданий, забравшихся из своих родных мест так далеко на север в стремлении выжить, сохранить род. Может быть, это посланники Чудской царевны? Когда-то, благодаря им, люди не взорвали Белые скалы.

– Я тебе веток наломал, можешь на них прилечь – удобней будет, – прошептал Игорь.

Он тихо подошел и положил у камней связку мягкого терлича. Опять все замерло. Дина старалась не выдать волнения даже сердцебиением. Корбо должен найти в ней друга, а не нового хозяина. Хозяина ему никто не заменит. Поэтому вся инициатива должна идти от Корбо. Но до рассвета пес больше не двинулся.

Дина всю ночь не спала, замечая, что как только ее покидают силы, так появляется нечто, что тут же ее поддерживает. То вспыхнет костер на другой стороне реки – только непонятно, туристы это или Вася-Маруся. То раздастся громкий всплеск – выпрыгнет из воды крупная рыба. То пролетит метеорит – огненная стрела небесных богов, нацеленная в нечисть, не желающую сидеть взаперти.

Дина заметила, что птицы не замолкали. Просто одни сменяли других. И река не спала, и деревья. Иногда нельзя было разъединить шум реки и шум листьев – их голоса так похожи. Так же невозможно было теперь разлепить день и ночь. День прорастал из ночи. Он потому разгорался так ярко, что ему было откуда брать свои краски – из густых цветов ночи.

Дина теперь не представляла, как она могла до этого жить, не зная об ушастых ночницах, о хоре горной реки и деревьев, о рокоте переката, о ласковой теплоте камня и заботливой нежности терлича. А сколько всего еще в мире, чего она не видела и не чувствовала! Не зря даже боги временами опять становятся людьми. Как хорошо иметь тело! Обычное человеческое тело. То, которое может все это воспринимать, удивляться и восторгаться.

Они встретили утро. Дина видела, как Игорь спустился к реке и выкупался. Девочка была благодарна парню. Все же страшновато сидеть одной ночью на утесе, в тридцати километрах от людей. Ей бы хотелось чувствовать к Игорю что-то похожее на то, что она чувствовала к Артуру. Но нет, не обязательно, чтобы он держал ее за руку или говорил что-то приятное. Было достаточно его присутствия.

Дина тоже спустилась с утеса, сбивая росу с травы и промокнув. Но это того стоило. Впервые в жизни она искупалась в воде, которую под ее присмотром ночь настояла на звездах, а утро размешало первым лучом солнца. В воде было тепло. На воздухе Дину затрясло. Игорь отдал ей свою футболку, а сам погрелся, размахивая руками. «Про сурью намаскар он и не слышал никогда», – зачем-то подумала Дина.

– А ты сколько будешь здесь жить? – спросил Игорь. – Я принесу палатку и еду…

– Не знаю… – пожала плечами Дина. – Родители, наверное, там уже с ума сходят.

– Выдерут? – на полном серьезе спросил парень. Его-то родители точно ждут не с пирогами.

– Подожди немного… – Она уселась на прежнее место.

Корбо лежал не шевелясь. Дина подошла к собаке. Пес не двинулся, только приоткрыл глаза.

– Всё, всё, ты уже доказал, что любишь его больше всего на свете. Ты уже все доказал. Надо жить дальше. Надо уметь отпускать тех, кого любишь, – заговорила она теми же словами, которые произносила мама, когда умер Очкарик. Только тогда мама уговаривала Динку с Лешей. А теперь Дина уговаривала собаку.

– Я знаешь как тосковала по Очкарику! Почти как ты. Я теперь без собаки. Ты без хозяина. Давай поддержим друг друга. Может, мы тоже… с одной звезды. Не рви со мной связь.

Игорь принес в своей бейсболке воды, и они попытались напоить пса. Корбо несколько раз лизнул мокрый край кепки. Затем Дина почистила яйцо, и они попробовали покормить собаку. Корбо немного поел. Но сил двигаться у него не было.

– Значит, так, – решила Дина. – Если ты захочешь, то можешь потом уйти. Хоть куда. Но сейчас мы потащим тебя домой.

Игорь опять пожертвовал своей футболкой. Они завернули Корбо, хотя это было непросто: пес, тощий, как картонка, был каким-то несгибаемым.

Прежде чем уходить, Дина оглянулась на реку. Прижимаясь к утесу, на берегу росла лиственница. Огромная старая лиственница. Удивительно, как она вчера могла не заметить старушку. Но вскоре Дина все поняла. Ураган или молния снесли верхушку могучего дерева. Ветер нанес в разлом земли, в которой оказалось семечко березы. И оно проросло. Из лиственницы росла крепкая молодая береза.

– Игорь, а ведь никто никуда не уходит, – неожиданно сказала Дина. – Место само выбирает, кто здесь должен быть. Оно может отпустить, а может привязать. Надо научиться развязывать и завязывать эти узлы.

Игорь промолчал. Но про узлы понял. Он знал даже про то, что иногда приходится их рубить, но ничего не сказал этой девочке.

Глава двадцатая, в которой нужно понять: да или нет

Мама, папа, Дина и Корбо осмотрели Димку с головы до ног.

– Как в дальние края провожаете, – пробурчал тот недовольно.

– Это еще ответственней… – вздохнула мама и добавила: – Ты смотри там, никаких поцелуев. На первом свидании не стоит.

– А то на третьем делать будет нечего, – добавил папа.

– Ладно… – покорно согласился Димка.

– Ну и вообще руки не распускай, – добавила мама.

– Хорошо, мам, – смиренно кивнул сын.

– Обниматься я тоже тебе не советую, – не успокаивалась мама.

– Мам, Динка вон с парнем на берегу ночевали, и ничего, а мне обниматься не советуешь… А ведь я на два года ее старше! – справедливо возмутился Дима.

– Не ночевала, а проводила операцию по спасению Корбо! Правда же, мой хороший? – уточнила Дина и принялась чесать пса за ухом.

– Ага, вот это теперь как называется у молодежи – операция по спасению, – съязвил Дима.

– На чем я остановилась? – наморщила лоб мама.

– Чтобы руки не совал куда не надо, а только куда надо, – подсказал папа. – Сын, если не будешь знать, куда деть руки, держи их в карманах.

Димка вздохнул и сразу сунул руки в карманы. Мама, выполнив свой родительский долг, тоже вздохнула и наконец отпустила сына:

– Ладно. Иди, проведи хорошенько время.

– Каким образом после ваших инструкций?! – хмыкнул Димон.

Папа с Диной прыснули, а Димки уже и след простыл. Зато тут же перед семейным советом появились Лешка с Андреем.

– У меня такое чувство, что это тоже наши дети. Причем оба, – сказал папа. – Но я вижу их так редко, что сомневаюсь.

– Боже мой! У них опять ваза! – ужаснулась мама. – Князь! Зачем ты ее взял?

– Нас дедушка Алтынтас прислал! – торжественно объявил Князь.

– Что там? – заглянула в вазу Дина.

На дне сидел птенец.

– Это совенок. Он вылупился! – обрадованно закричали мальчишки. – Мы его выкормим и будем с ним ночью вместо фонарика…

У мамы опустились руки. Слишком насыщенными оказались эти ночи в деревне. Хотелось бы уже и поспать.

– Это дедушка велел нам показать, что ли? – спросила она.

– Не, это мы сами принесли. Дедушка велел вазу показать. – Князь протянул вазу с совенком папе.

– И сказать, что ваза – золотая. Вот эти шишки он сам золотым песком облеплял, – добавил Леша.

Папа взял вазу и внимательно рассмотрел. Да, это была не желтая краска, как казалось раньше. Это был мелкий желтый блестящий песок.

– Дедушка очень просил к нему прийти, разговор есть, – наконец закончили свой доклад друзья. – А мы пойдем клетку совенку делать!

Родители забрали вазу и пошли к соседям.

…Дина легла на раскладушку и принялась размышлять, звонить ей Ксюхе или нет. Рассказать было что: и про Димино третье место на скачках, и про то, что она вместе с Леной, Князем и Лехой ходила к Пашке учиться джигитовке. А Пашке, кстати, Дима в честь третьего места сюрприз преподнес: записал в библиотеку и заставил взять ту самую книгу, которую держал в руках в день первой встречи, – «Создание конного клуба». И про Корбо, который на второй день уже поднялся на ноги и не отставал от Дины ни на шаг. И про поход, который они задумали к могильнику Золотого князя, – теперь уже посуху. И про металлоискатель, что обещал собрать Лешка, чтобы отыскать Кузьмов схрон. Конечно, спасти всю деревню от мусора и пьянства они с Леной пока не смогли. Но кое-какие перемены налицо!

Дина запустила мамин ноут и пролистала фотографии. На Белых скалах, на сплаве, двор деда до их приезда и после, купание, мамины пещерные съемки… Затем машинально открыла почтовую программу – проверить, нет ли письма… В новых входящих автоматически почему-то запустилось сообщение для папы.

Она пробежала его раз, другой, не отдавая себе отчета, что делает. Это письмо касалось не только папы. Его приглашали на работу. Обещали солидную зарплату.

«Значит, мы уедем?»

Дина вдруг первый раз за лето поняла, что ведь они в отпуске, на каникулах. Что все это – временно. И время, до этого момента замершее, вдруг запустилось этим письмом, бросилось вперед, скручивая дни в часы и минуты. И вот уже впереди замаячил город. Удивительно чужой. Нет, это не Дина почти три месяца назад до истерики требовала модные штаны и лазерную эпиляцию. Не могла же она быть такой дурой. Кризис миновал, у папы будет работа, и наверняка она теперь сможет получить и то, и другое. Но вместо Корбо, Лены, Чарыша, Синего утеса и Белых скал… Игорь, конечно, ничего не скажет, когда они будут уезжать. Может, даже не покажется на глаза, проводит издалека.

Дина поспешно выключила комп и выскочила на улицу.

Мальчишки сидели в мастерской, делали скворечник. Вернее, совешник. Они болтали, но как-то необычно, приспосабливая фразы к ритму ударов.

– Мы тебе построим домик, – обращался Князь к совенку.

– Дом с хорошей крепкой крышей, – добавлял Советник.

– Будешь жить, беды не зная, – опять вступал Князь.

– Будешь есть чего захочешь, – продолжал Советник.

Динка замерла. Лешка, который на пении-то только для вида открывал рот, казалось, пел…

– А ты видеть нас научишь!

– В темноте чтоб мы смотрели!

– Как летать – ты нам покажешь!

– Подниматься выше скал!

– По-о-одниматься выше скал! – хором заорали пацаны.

Выше скал! Они могут в любой момент уехать! Нет… Маме же нужно присматривать за скалами! Не может же она бросить на произвол судьбы озеро со святой водой и единственную пещеру в мире с древними рисунками золотом и серебром! А как же папины черенки? Они ведь прижились…

Они прижились. Все они здесь прижились, хотя местный управляющий и терпеть не может их семейство. Но это и их земля! Здесь, в березах, души их предков. Пускай мальчишки поднимаются выше скал, а ей бы удержаться здесь, внизу!

Дине срочно, во что бы то ни стало нужно было получить ответ: уедут или останутся? Уедут или останутся? Но Корбо еще не мог быстро бегать. Дина села на крыльцо, обняла собаку и принялась ждать родителей. А сердце стучало: да или нет?..

Урал, Алтайский крой

Май 2013

Об авторе и художнике этой книги

Ольга Валериевна Колпакова – литературный редактор, журналист из Екатеринбурга. Родилась и выросла в селе, в предгорьях Алтая. Сочинять начала с детства. У нее вышло более 50 книг для детей, среди которых сказки, познавательные книги, повести для семейного чтения.

О. Колпакова – лауреат премии педагогического признания «Добрая лира», премии им. П. П. Бажова, финалист премий А. Н. Толстого «Заветная мечта» и др.

* * *

Евгения Григорьевна Двоскина родилась в 1955 году в Москве. Рисует с раннего детства. Закончила Московское государственное академическое художественное училище Памяти 1905 года. С 1974 года в течение многих лет оформляла страницу для подростков «Алый парус» в газете «Комсомольская правда» (более 1000 рисунков), а также рисовала для «Московского комсомольца», «Огонька», «Города женщин» и многих других центральных газет и журналов.

С начала 1980-х годов иллюстрирует книги. Среди ее работ – рисунки к произведениям Астрид Линдгрен, Эриха Кестнера, Николая Носова, Саши Черного, а также современных детских поэтов и писателей. Написала и оформила книгу «о невысокой моде» «Мелкие пуговицы», изданную в 2002 году.

Оглавление

О конкурсе

Луч широкой стороной Повесть

  Часть первая Место силы

    Общая тетрадь Дины с фиолетовой обложкой

    Папка «Димон» / Папка «рефераты» / Файл «Черновики к учебным работам»

    «Читательский дневник» ученика 2-го класса Алексея Б

    Динкина жалоба воображаемому, все понимающему собеседнику

    Дмитрий, лежа на диване

    Дневник наблюдений Лешки за папой, который, может быть, робот

    Дмитрий, озадаченный неожиданным поворотом событий

    Сочинение на тему: «если бы у меня была волшебная палочка»

    Дина о дороге в Аркаим

    Дмитрий (по памяти) про первый вечер в Аркаиме

    Впечатления Дины о параллельном мире

    Синяя записная книжка. Дина о желаниях

    Наблюдения Дмитрия за печами, горшками и молекулами

    Синяя записная книжка. Дина о кувшинках

    Озарение Димы про мосты и мечты

    Дина о ночных разговорах про счастье

    Папка на мамином ноутбуке – «Дмитрий»/ папка «Аркаим и др.»/ файл «Путевые заметки»

    Леша снова наблюдает за коровами и сусликами

    Дина о местах силы

  Часть вторая Дела, что вам выпали

    Глава первая, в которой мама встречается с потомком Золотого князя

    Глава вторая, в которой Дима ищет интернет, но находит девочку своей мечты

    Глава третья, в которой папа принимает наследство

    Глава четвертая, в которой Леша знакомится с князем, а Дима идет в подпаски

    Глава пятая, в которой звучит Кай

    Глава шестая, в которой князь назначает Лешу советником

    Глава седьмая, в которой папа находит клад

    Глава восьмая, в которой Дина останавливает время

    Глава девятая, в которой Дима получает лошадь и остается один на один со стадом

    Глава десятая, в которой Дина придумывает себе занятие, а Дима принимает роды

    Глава одиннадцатая, в которой тетка Алена за всех переживает, а девочки устанавливают новое правило

    Глава двенадцатая, в которой появляется идея скрестить кролика с медведем

    Глава тринадцатая, в которой портится погода, а Дину «готовят» с чабрецом и ромашкой

    Глава четырнадцатая, в которой опять мало кто спит

    Глава пятнадцатая, в которой начинается антиалкогольная кампания

    Глава пятнадцатая (продолжение), в которой антиалкогольная кампания набирает обороты

    Глава шестнадцатая, в которой обнаруживается чудской проход

    Глава семнадцатая, в которой событий на целое лето

    Глава восемнадцатая, в которой речь идет о волках, собаках и лошадях

    Глава девятнадцатая, в которой Дина находит лиственницу и много другого, важного для жизни

    Глава двадцатая, в которой нужно понять: да или нет

Об авторе и художнике этой книги Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg