«Гоголь – загадочный алмаз России»

Гоголь – загадочный алмаз России (fb2) - Гоголь – загадочный алмаз России 707K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Николаевич Леонов

Гоголь – загадочный алмаз России Владимир Леонов

© Владимир Леонов, 2017

ISBN 978-5-4474-2935-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Эта вторая книга нравственно – патриотического цикла «Колумбы русского слова» – сборник эссе, образцы размышлений о ценностях, интересах и идеалах, которые всегда питаются живым фонтаном жизни. Это взгляд конкретного русского человека на живое русское слово и русскую литературу.

Цель книг – с высоты третьего тысячелетия помочь разобраться в том, какими они были, открыватели бессмертных рубежей русской литературы, как они следовали зову своего сердца и держали верный нравственный и духовный курс. В ней читатель зачерпнет полным ковшом пьянящего русского языка, как исповеди народа, пропуска в историю и карантина перед вратами правды и справедливости…

«У лукоморья дуб зеленый…» – пожалуй, единственная поэтическая строчка из образовательной программы, которую знает и готов продолжить каждый выпускник школы, а, возможно, и взрослый. А как же Гоголь, Тютчев, Фет? Неужели так ничего и не задержалось в душе и памяти?

Так может и не стоит десять лет зря листать страницы великой русской классики, переведенной на все языки мира? Вырос же Пушкин гением, не прочитав в детстве ни одной пушкинской сказки, Лермонтов – не побывавший за границей, а Гоголь писал свою бессмертную поэму за пределами Родины.

Школьный учебник – лишь начало незримой лестницы, ведущей на литературный олимп, где «каждая ступень – восстанье Духа».

На ее ступенях учатся читать, мыслить, творить. По ней великие имена ушли в вечность, где нет первых и вторых, где все равны и одинаково совершенны. Большинство же из нас всегда усядется на первой, нижней ступеньке, равнодушно пропуская выше тех, кто стремится к восхождению и полету.

Книги о выдающихся русских писателях в контексте их жизненного и творческого пути. Они написана лично для каждого, кто желает заново открыть для себя литературное наследие России.

Книги о русских поэтах и писателях, которые обжигали Истиной каждое слово, носили «…Родину в душе» и «умирая в рабский век – бессмертием венчаны в свободном».

«Пушкина убили, Лермонтова убили, Писарева утопили, Рылеева удавили… Достоевского к расстрелу таскали, Гоголя с ума свели…»

Пушкина скосила отделившаяся от него стихия Алеко, Лермонтова – тот страшный идеал, который сиял пред ним, «как царь немой и гордый», и от мрачной красоты которого самому ему «было страшно и душа тоскою сжималася»; Гоголя – безысходность страдания и отчаяния

И рядом с этим списком – трагические судьбы рано погибших писателей: Николая и Глеба Успенских, Левитова, Гаршина, Надсона, Щедрина; самоубийство Фета… и добровольный исход из мира «войн и судеб» усталого стоика Л. Толстого.

А еще Милонов, Костров, Полежаев, Мочалов, Вавилов… кончивший жизнь самоубийством Радищев и растерзанный Грибоедов.

О художниках, которых всегда волновали Русская Земля и Русский Человек. «Страшные загадки русской души… волновали, возбуждали мое внимание» (Бунин). И которые воспринимали и вмещали в своем сознании далекую древность и современность России, все поведение и умонастроение Великого народа: «Ведь он русский: стало быть, ему все под силу, все возможно!

И выражали это в произведениях – потрясениях, книгах – пробуждениях, книгах пророческих: «талантом, знаньем и умом» давали примеры обществу, «служили его пользе».

И осуждали и обличали, но пером водило главное – желание трезво взглянуть на народ и Россию, бесстрашно разобраться в запутанности народной жизни, в невероятной сложности характеров и мировосприятия миллионов.

В книгах гневных и скорбных, и одновременно наполненных светлой стихией веры в нетленную мощь русского уклада и русского характера:

«…На святой Руси не было, нет и не будет ренегатов, то есть этаких выходцев, бродяг, пройдох, этих расстриг и патриотических предателей…»

В. Белинский

Эссе призвано производить впечатление… Автор исходного сборника не скрывает, что он старался и сам почувствовать Колумбов русской литературы, переболеть глубиной их мысли, литературной дерзостью, роскошью поэтических образов, полнотой жизни, бьющей из них увлекательным фонтаном; и также вызвать у читателя искреннее желание снова коснуться красивых и глубоких текстов русской классики.

Великий миряне России, ее поэтические пророки, вечно присутствующие в нашей жизни: «но клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков такой, какой Бог ее дал» – Пушкин.

Нет России без ее великих патриотов. Нет России без ее великих властителей дум. То и другое вместе – явление русского духа.

Книги рассчитана на широкую читательскую аудиторию, истинных ценителей живого русского языка, русской литературы

Гоголь Николай Васильевич (1809 – 1852)

«Труд мой велик, мой подвиг – спасителен»

В пантеоне русской литературы трудно найти фигуру более загадочную, чем Гоголь: служа Христу, он был верен и Перуну:

«О, верь словам моим. Властью высшей облечено отныне мое слово».

Гоголь создал книги о мире и вселенной. Но в такой же мере это – книги о нем самом, в них так резко отпечатался образ их творца, образ бескрайнее непостижимого моря, вместившего в себя всю безысходность страдания и отчаяния, весь пафос очистительных гроз, и всю безмерность счастья.

Гоголь – это загадочный алмаз, это пламень, глубоко затаенный пламень и боли, и одиночества и гордыни, сверкнул на миг и даже ярче остальных огней, не пропал и не сгинул. Остался сильным и навсегда.

В исторической перспективе гоголевское творчество раскрывалось исподволь и постепенно, обнажая резцами времени все более глубокие свои копи. Христианская философско – нравственная проблематика гоголевских произведений наполнялась ощущением особого душевного труда, загадочного смысла, причудливого строения фраз и иррациональности его художественного мира и провидческой смелостью.

И вместе с тем все по – житейски, человечески – общеинтересно. Много людей, много характеров, причин и следствий, и потому не похоже на пустыню:

«Русь, Русь! Вижу тебя из своего чудного,

прекрасного далека тебя вижу»

«…Его можно сравнить с его современником математиком Лобачевским, который взорвал Евклидов мир…»

(В. Набоков).

До Гоголя мы имели российских Феокритов и Аристофанов, отечественных Корнелей и Расинов, северных Гете и Шекспиров, – национальных писателей мы почти не имели. Даже Пушкин не был свободен от подражательности и был награждаем титулом «русского Байрона»

Но Гоголь первым стал просто Гоголь. И после него наши писатели перестают быть дубликатами европейских гениев. Мы имеем просто Григоровича, просто Тургенева, просто Гончарова, Салтыкова, Толстого, Достоевского, Островского… Все они ведут свою родословную от Гоголя, родоначальника русской повести и русской комедии. Пройдя через долгие годы ученичества, почти ремесленной выучки, наша словесность предъявила свой национальный шедевр, произведения Гоголя, и вошла в семью европейских литератур как полноправный член.

«Пушкин создал целый арсенал оружия для борьбы со злом, но сам на битву не вышел», – а Гоголь вышел, разлил тревогу и горечь по всей Руси, дал нам неутешное зрелище себя и Руси, и с неистовством Поприщина зарыдал о нём. Гоголь поджег крепостническую николаевскую Россию: почти «божественным» толком нанес боль Руси и направил ее всю к громаде мысли, к необычайному умственному движению; уронил на Русь громадную свою чернильницу, утопив в чёрной влаге парадную одежду -«тройку», – буквально покрыв трещинами весь зеркальный фасад царство, так хорошо отполированный к половине 19 в.

Его волновали страшные загадки русской души; судьбы России и народа; загадочность русской истории и национальная самобытность Руси – и он неустанно вел поиски смысла жизни и религиозно становился послушником рока судьбы, смирялся, так и не познав до конца смысл жизни.

Рабочий и прораб российской духовности, русского неукротимого Духа, выразитель душевных и нравственных чаяний, патриотический камертон Руси – вот таким автор видит исторический образ Гоголя.

В своих произведениях Гоголь оставил нам непревзойденную художественную летопись жизни, исканий, падений и взлетов, побед и поражений своего поколения, поколения, родившегося накануне падения Наполеона I и сошедшего со сцены накануне Парижской коммуны. Великое и малое, трагическое и комическое в персонажах тех дней закреплено художественным пером Гоголя на поразительно написанном фоне крепостной России, распростертой у ног венчанного солдата (Николая I) и европейской революции, захваченной и покоренной лавочником (Наполеоном).

Гоголь буквально прогоняет нас, современников, сквозь строй нищеты и отсталости, бесправия и невежества, подчас первобытно скудного бытия. Не только осуждение и обличение водили пером Гоголя, но прежде всего – желание трезво увидеть угнетенный мир Руси, бесстрашно поставить вопрос – каким Гордиевым узлом запутана народная жизнь разноликой многомиллионой Руси. Как никто, он знал древнюю формулу распада и разрушения государственности: народы исчезают, утратив веру и дух.

Не сытость и вялость, а ум, воля и действия – вот та сокровенная правда, ради которой, собственно, жил и творил Гоголь. Это была та правда, которая несла России восхищение и уважение. И такого ошеломляющего и пронзительного воздействия на совесть людей Русь того времен не знала.

У него не было соперников в искусстве воспроизводить жизнь во всей ее истинности.

Об этом писал Белинский: «…мы в Гоголе видим более важное значение для русского общества, чем в Пушкине: ибо Гоголь поэт более социальный, следовательно, более поэт в духе времени».

В его натуре, личности бушевали (и с какой силой!) светлые и темные стихии национального характера. И все гоголевское мировосприятие пронизано щемящей человеческой болью, состраданием к замученному народу, смелостью мысли, какие бывают лишь у мудрого врача, решившегося на мучительно спасительную операцию тяжелобольного.

Так определил свое назначение

Гоголь первым взглянул бесстрашно на русскую действительность и так определил свое назначение: «И долго еще определенно мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно – несущую жизнь, озирать ее сквозь видимый миру смех и незримые, неведомые ему слезы».

Беды и трагедии народные, русские он переживал как свои собственные, страдал так беспрерывно и люто, потому что Русь любил. И потому нередко не соглашался с историей, с веком, спорил с ними, с современниками. Словом своим очищал и возвышал социально – нравственную высоту своих устремлений. Все было написано слезами и кровью, это – горели и жгли страницы, в которых отражались его личные переживания. Его художественные характеристики людей, событий и целой эпохи в ряде случаев непревосходимы по глубине проникновения, тонкости восприятия, меткости удара. В его великих произведениях жизнь разлагается и отрицается – тем самым он могущественно содействовал самосознанию России

Переживший очень сложную личную жизнь, близкий участник и свидетель николаевской эпохи, Гоголь воспринимал жизнь как постоянно развивающуюся драму, иногда прерываемую комическими эпизодами и часто переходящую в безысходную трагедию. Он переносил на свои страницы куски этой драмы так, как их преподносила жизнь, ничего не смазывая и не сглаживая. Не стесняясь, тут же на страницах, плакал и восхищался, бичевал и весело хохотал, любил и негодовал. Его произведения насыщены историческими портретами, сценами и эпизодами, и они мгновенно и неизменно переходили в типы, характеристики быта и нравов: его рукой водила ненависть к русскому крепостнику и николаевской сонной, раскислой, опухшей от сна державе.

По блеску, остроумию, страстности, разнообразию стилей и сюжетов, свободе и остроте обсуждения глубоких вопросов общечеловеческой жизни и истории России, – художественные страницы Гоголя есть памятники, высочайшее достижение мировой литературы.

Две стороны составили великого художника Гоголя: естественный талант и содержание. Они стали мерилом, высшей точкой, зенитом его писательской славы.

Осмысливая свой земной путь, Гоголь писал: «Рожден я вовсе не затем, чтобы произвести эпоху в области литературной. Дело мое проще и ближе: дело мое есть то, о котором прежде всего должен подумать всякий человек, не только один я. Дело мое – душа и прочное дело жизни».

Он писал: «Я не рожден для треволнений и чувствую с каждым днем и часом, что нет выше удела на свете, как звание монаха».

Он просил ближних:

«Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора».

Гоголь начал свое великое служение русской литературе с «Вечеров на хуторе, «этих безоблачных, чистых и светлых, как весеннее утро, созданий юного духа, этих… веселых песен на пиру еще неизведанной жизни»; он возвысился далее до великой комедии и бессмертной поэмы чиновничьей и помещичьей Руси – «Мертвые души» или «бедность, да бедность, да несовершенство нашей жизни»

На ристалище искусства этот Гениальный художник слова оставил после себя десятки бессмертных произведений и столько же тайн, сколько мастеровой Герострат, поджегший Храм любви и веры. Но разрушил Герострат творение не свое, не им созданное; а Гоголь – собственное (сожжение второго тома «Мертвых душ»).

Ум первого разбора

Николай Васильевич Гоголь – самый загадочный и таинственный классик русской литературы. Его произведения наполнены шаманской мистикой и тайнами. Знакомясь с творчеством этого величайшего писателя, читатели, каждый по – своему, понимают глубочайший смысл, заложенный в его произведениях.

Явив миру плод ума лукавого, ума первого разбора, слепящего своей алогичностью – ключником служил у дьявола (сатаны) и князем света воспевал чистоту «божественной матрицы (он – демон, хватающийся за крест) – он создал жемчужную руладу – гоголевский смех сквозь слезы, (Моим горьким смехом посмеются» – это не одна эпитафия на его надгробном памятнике, в этом и эпиграф ко всей его биографии); вместивший в себя и библейский пафос и жизненную всеядность; еще при жизни его называли и монахом, и шутником, и мистиком, а в его творчестве переплелись фантастика и реальность, духовное сакральное и биологическое мирское, прекрасное и безобразное, великое и подлое, трагичное и комическое: у него и Юпитер и Немезида – свет и тьма – части одной целостности, судьи одного порядка, судьи адские.

Роковым для Гоголя, определившим его краткий земной путь, стало то, что от насмешливых наблюдений пришел он к страшным, что смех беззлобный стал смехом сквозь слезы

Как у Иисуса Христа было две тайны – тайна жизни и тайна смерти – так и у Гоголя эти две тайны – жизнь и смерть – породили множество мифов. Уже несколько поколений исследователей бьются на погосте судьбы писателя, которая растворена как соль в воде, оставив на поверхности лишь слабые очертания: почему Гоголь изливал тоску так сладостно, певуче и звонко; почему не был женат, зачем он сжег второй том «Мертвых душ» и сжигал ли вообще и, конечно же, возбуждает «шаманский гнозис» – смерть или летаргический сон, Голгофа на могиле и повернутый череп в гробу…

У него Русь – и светлая и темная, полудикая: она вся в заговорах, заклинаниях, приметах, бабьих причитаниях и молитве ханжей; и она же – глубоко верующая в целебность первобытного волхования, в простые русские избы:

«Русь, чего ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?…»

Судьба Гоголя и судьба страны… загадка исторического предназначения России и загадка жизни Гоголя: трясины и болотца, дебри и распри – и пролитый с неба золотой дождь надежды и веры.

Моим горьким смехом посмеются» – это не одна эпитафия на его надгробном памятнике, это и эпиграф ко всей его биографии; при жизни мало его любили. Одиноким Гоголь прожил. Одиноким перешёл в вечность

Гоголевское творчество – это и возвышенный романтизм, и бездна падений, обнимающих целые области жизни во всех ее предельных и поразительных контрастах. И она была очень подлинная, эта гоголевская жизнь. Точнее, гоголевское горение. У него, применяя слова Тютчева, была «жизнь как океан безбрежный, вся в настоящем разлита».

Своими словами, метафорами и аллегориями, с налетами импрессионистской дерзости, иррациональной пульсации, трепетом страсти безрассудной, интенсивностью художественных и интеллектуальных впечатлений он встряхивает, побуждать к чтению и мысли, чтобы «сердцу высказать себя».

Редчайший художник на ристалище русской литературы, он не превращал мечту в пытку, а жизнь в святость; был свободным чертом, а не повязанным ангелом; жизнь для него была выше славы, сплина и Южного Креста.

Гоголь – носитель Великой Бессмертной Истины: чтобы незаметно не превратиться в посредственность, «мыслящий тростник», всегда «…замысливай побег… волнуемой души» (образно – из Пушкина).

Он сбрасывал с жизни ярмо корысти, обузу тщеславия и вырывал ее из тенет злобы и обид. Он брал из жизни самый насущный вопрос, а из себя – саму решительность найти ответ на него. Он знал о предостережении пророка Иоиля о том, что когда «Солнце и луна померкнут и звезды потеряют блеск свой».

Характер Гоголя и его искусства: присутствие в реалисте– «мистически одаренного духа». И как следствие, – изображенная Гоголем внешняя реальность есть на самом деле внутренняя тревога и мучительно – причудливые фантазии писателя.

Гоголем выдвинут идеал христианизации всей русской жизни, – идеал и до сей поры глубоко значимый для России. При этом Гоголь, как проповедник, со всей неприкрытой страстностью отразил глубокую бездну, необозримый провал между жизнью и идеалом; мытарство души между Сциллой и Харибдой, между должным, желаемым и реальным, существующим. В этом и есть его непреходящая ценность

И все – таки, как утвердила история, Гоголь «великий основатель художественного реализма в России», и одновременно «первый представитель глубокого и трагического религиозного стремления, которым проникнута русская литература».

Литературное верование эпохи

«Бог дал мне многостороннюю природу. Он поселил мне… в душу, уже от рождения моего, несколько хороших свойств, но лучшее из них было желание быть лучшим» – Гоголь

Гоголь стал литературным верованием целой эпохи. Вполне понявшим громадность этого таланта был Пушкин, благословивший Гоголя, как некогда «старик Державин» благословил самого Пушкина. И благословил поэт в Гоголе великую натуру, которая «просила богов о высоких мыслях и чистом сердце», верила в разумность и свято дорожила правдою.

Гоголь стал фокусом, отражающим истинные пределы мышления той эпохи, последнюю истинную степень общественных понятий и убеждений. Это мышление, эти понятия и убеждения Гоголь возвел в «перл создания», очистив от примесей односторонностей. Как гениальная натура, обладающая крепкой самостийностью, поэт носил в себе клад всех устремлений ее эпохи. При этом, его натура не служила этим устремлениям рабски, не расшаркивалась, а поднялась над ними, владычествуя, как маяк давала проблески ясного пути.

Вместе с тем Гоголю было дано и иное – все противоречия, все язвы времени износить на себе и следы этих язв вечно в себе оставить. Натура холерическая, страстно – лирическая, склонная к бесконечной вдумчивости, носила в себе залог спасения – «желание быть лучшим». В нем все противоречия примиряются его божественным, высшим началом – разумом, который вместе с тем есть его бесконечная любовь, его идеал; тот «таинственный огонь, который и светит тихим светом, и жжет пламенем неугасимым и поражает, как меч обоюдоострый

Вот как сам гениальный художник, отвечая на вызов врагов своих, определил свойство и значение своего таланта, и даже свою историческую задачу («Переписка с друзьями»):

«Герои мои потому близки душе, что они из души; все мои последние сочинения – история моей собственной души… Обо мне много толковали, разбирали… мои стороны, но главного существа моего не определили. Его слышал один только Пушкин. Он мне говорил всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, умеет очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем. Вот мое главное свойство, одному мне принадлежащее и которого нет у других писателей»/

Самое честное лицо Гоголя

«Вечера на хуторе близ Диканьки» – яркий и чистый культурный мем, без примесей «пошлости пошлого человека» и «трагического fatuma». Это – еще юношеские, свежие дерзания Художника, эмоционально окрашенные в светлое, как само украинское небо: оно развернулось синим шатром, пропитано благоуханием черемух всей Украины.

«…Сколько в них остроумия, веселости, поэзии и народности. Дай бог, чтобы он вполне оправдал поданные им надежды!»

Белинский

В «Вечерах на хуторе» все весело и ясно, а сам юмор прост и простодушен, как юмор народа; здесь честным лицом Гоголя выступают наивность и добродушие (грустный смех еще не слышен); его поэтическое чувство светлое и легкое, оттого светло и легко на душе читателя. Гоголь несет читателю гармоническое, а значит, и совершенное, сочувствие к природе; он воссоздает красоту природы как пластическую, красоту емкую, «существующую для всех и каждого»; художник полон сознанием о «прекрасном» физическом и нравственном в человеке.

О, как причудливо грациозен юмор здесь – чего стоит гомерическое изображение пьяного Каленика, отплясывающего гопака на улице в майскую ночь.

А как поэтически видит Гоголь свою красавицу Оксану, свою Галю – чудное существо, которое спит в «божественную ночь, очаровательную ночь», спит, распустив черные косы; спит под украинским небом, когда на этом небе «серпом стоит месяц». Одна и та же глубокая, живая вера и правда – одно и то же тонкое чувство красоты и благоговения к ней – то, что совершенно непосредственно сознается, осязательно чувствуется.

А как полна таинственного обаяния эта вечерняя Украина: тут и прозрачное озеро, и фантастические пляски ведьм, и лик утопленницы – панночки; лик, запечатленный какой – то светлой щемящей грустью. Вся природа его страны говорит с Гоголем шелестом трав и листьев в прозрачную звездную летнюю ночь.

В Сорочинской ярмарке – все шумно и все толкается, здесь и кузнец Вакула и исполинские образы двух братьев Карпатских гор, осужденных на страшную казнь. Они напоминают дантовские образы, образы народных преданий, такие величественные и такие понятные, ясные. Здесь – вся Украйна с ее мятежным жаром. Богатая колоритными образами и предания земля, но еще не возделанная, еще не распустившаяся.

Все это еще светло, таинственно и обаятельно – чудно; это лепет ребенка, это сказки старухи няни; эмоционально – лирическое состояние человека, переходящее в чарующую интимность. В этом быте, простом и вместе поэтическом быте Украйны – вся беспечная радость художника, страстного и пламенного воссоздателя этих бытийных картин (сродни райским прелестям Алигерье), их апотеоза (прославление).

Пока еще смех и пока еще юмор

Во второй части с «Миргорода» Гоголь уже разделывается навсегда с обаянием своего родного края. В эпопее о Тарасе Бульбе и легенде о Вие уже слышится тоска самого поэта, ее напряженный пафос и она передается читателю: безысходная тоска, замирание сердца от печали у философа Хомы Брута, который мчится с ведьмою по бесконечной степи (это первый приглушенный стон Гоголя, первая слезинка «мысли сердечной и мысли головной»).

Столь кратковременное мировоззрение солнца, христианский – романический идеал, просто обжигающий душу, отмеченный и замеченный всеми читателями, заканчивает в недрах поэта свой полет – Гоголь взглянул на действительность из самой глубины своего духа, око было скептическим, и остановился в тяжелом раздумье; в великой художественной натуре проявились первые импульсы его последующего болезненного разложения – изобразив бесплодные существования Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича (в свойственной писателе манере – гиперболически веселом юморе), Гоголь вынужден был воскликнуть: «Скучно на этом свете, господа».

И уже с этой минуты он взял в руки скальпель хирурга, анатомический нож под названием «смех», чтобы надрезать больную плоть общества, потому и потекли уже «сквозь зримый миру смех незримые слезы». Но это были не только слезы негодования – везде Гоголя выручают смех и юмор, они полны любви к жизни и стремления к идеалу.

Гоголь видел свое достоинство в том, что в нем соединились его собственное душевное обстоятельство и его собственная душевная история. Это дало ему моральное основание заявить («Переписка с друзьями):

«Никто из читателей моих не знал, что смеясь над моими героями, он смеялся надо мною».

Гоголь начинает отсюда движение к своему предназначению – божественному, человеческому, поэтическому – очертить пошлость пошлого человека, когда он, как беспощадный анатомик, по частям разнимает человека… и обдает души читателя тяжелой грустью, крепость которой разрушается смехом и юмором – полным, цельным, неразложимым и нерасчленимым.

Для Гоголя смех и юмор становятся проводником разумной (а не слепой) любви; за мрачным колоритом его картин ясно сквозит через смех сияние этого вечного гоголевского идеала – нравственное, благородное и чистое состояние любви.

Юмор Гоголя – это отношение его натуры к действительности, ее окружающей и ею отражаемой. При том в юморе страстном, гиперболическом. Историческая задача Гоголя была:

– сказать, что «дрянь и тряпка стал каждый человек»,

– выставить пошлость пошлого человека,

– уничтожить все фальшивое самообольщение,

– привести к полному христианскому сознанию

Этот юмор достигает крайних пределов своих в «Носе», произведении настолько оригинальном и причудливом, где все, от пальцев ноги до волоса на макушке, фантастично, нереально и вместе с тем все – в высшей степени художественная, поэтическая правда, где все просто, все понятно, все разложено на элементарные частицы бытия, где и толкования не нужно, потому что всякое толкование убило бы поэзию…

«Вот как это делалось, – писал Гоголь, – взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом звании и на другом поприще, старался изобразить его в виде смертельного врага, нанесшего мне самое чувствительное оскорбление, преследовал его злобою, насмешкою и всем, чем ни попало…»

Но именно с «Ревизора» гоголевский смех становится единственным честным героем (одновременно – и карающим). Он – то и выводит рельефную броскость смысла комедии: чем пустее и бесцветнее городничий, тем вольготнее ведет себя жрец лжи Хлестаков, тем и очевиднее комическая Немезида (карательница беззакония) с плетью, мечом и уздой над беззакониями города – даже эта адская сила бессильна перед невозмутимой, как болотная тина, совестью властью.

О побудительных причинах своего юмора Гоголь имел высказывание с величайшею искренностью и простотой («Переписка с друзьями» – письмо по поводу «Мертвых душ»):

«Не думай, однако же, после моей исповеди, чтобы я сам был такой же урод, каковы мои герои: нет, я не похож на них. Я люблю добро, я ищу его, я сгораю им, но я не люблю моих мерзостей и не держу их руку, как мои герои, я не люблю тех низостей моих, которые отделяют меня от добра. Я воюю с ними и буду воевать, и изгоню их, и мне в этом поможет бог… Я же от многих своих недостатков избавился тем, что передал их своим героям, их осмеял в них… Я оторвался уже от многого тем, что, лишивши картонного вида и рыцарской маски, под которою выезжает козырем всякая мерзость наша, поставил ее рядом с той гадостью, которая всем видна. Тебе объясняется также и то, почему не выставил я до сих пор читателю явлений утешительных и не избирал в мои герои добродетельных людей. Их в голове не выдумаешь. Пока не станешь сам хотя сколько – нибудь на них походить, пока не добудешь постоянством и не завоюешь силою в душу несколько добрых качеств – мертвечина будет все, что ни напишет перо твое, и как земля от неба, будет далека от правды. Выдумывать кошемаров я также не выдумывал: кошемары эти давили собственную мою душу: что было в душе, то из нее и вышло».

***

Два состояния гоголевской натуры

Вот оно, двойственное состояние безмерно шедевральной натуры. С одной стороны, это натура, по признанию самого Гоголя, многосторонняя, способная отражать в себе действительность со всем бесконечным разнообразием ее явлений, и притом отражать ярко и целостно. Другой стороны – это натура в высшей степени страстная, а которую все отклонения от идеала действуют болезненно.

И двоякий путь предстоял Художнику в обращении с действительностью: или дать волю собственной страсти, а значит, болезненному негодованию или просто все списать, описать бесстрастно. Но не мог Гоголь по натуре своей идти вторым путем, не мог он холодно описывать, потому что сам на себе носил язвы, им изображаемые..

Такова была цельная и гармоничная художественная натура поэта; была до эпохи ее болезненного уклонения, болезненного разрушения – до эпохи того страшного переворота, который окончательно раздвоил полного и органически слитого Гоголя…

***

Детство

Рождение

Точная дата рождения писателя долгое время оставалась загадкой для его современников. Сначала говорилось, что Гоголь родился 19 марта 1809 года, затем 20 марта 1810 года. И только после его смерти из публикации метрики было установлено, что будущий писатель появился на свет 20 марта 1809 года, т.е. 1 апреля по новому стилю.

Происхождение фамилии Гоголь

Фамилия Гоголь – это украинская фамилия, она происходит от одноименного прозвища. Но слово «гоголь» имело различные значения. Чаще всего «гоголем» называли утку из породы нырков. «Птичьи» фамилии были распространены у славян. До введения на Руси христианства ребенку для отвода сглаза давали «некрасивое» имя, это могло стать и название животного, птицы, растения. Эта языческая традиция еще долго жила на Руси и с принятием христианства, ребенку помимо крестильного имени в семье могли дать прозвище.

Следующим значением слова «гоголь» стал ироничный, разговорный оборот «держаться франтом», «щеголять». В более широком смысле данное слово употребляли и к волоките – мужчине, увивающимся за женщинами. Было образовано даже прилагательное, принадлежащий гоголю (франту, щёголю) – гоголий, гоголиный. Не стоит также забывать ранее распространенное выражение «ходить гоголем», которое означало держаться напыщенно, важно, величаво. Поэтому прозвище Гоголь могли дать довольно заносчивому и спесивому человеку.

Данные качества могли лечь в основу фамилии Гоголь. Существует еще одно значение слова «гоголь», от которого могла образоваться фамилия Гоголь – «гоголем» называется мужской головной убор, а точнее зимняя меховая шапка в форме усеченного конуса, сделанная из каракуля, цигейки или же другого меха. Вполне возможно, что подобный головной убор относился к «из ряда вон выходящим», поэтому надевая его, мужчина становился априори «франтом», то есть «гоголем».

В «Толковом словаре живого великорусского языка» Даля также указано, что «гоголем» у казаков называли поплавок, шашку и балберку. Поплавок —приспособление для ловли рыбы, шашка – основное колющее оружие казаков. Балберка – это или же громотушка для пугания птиц в садах, сделанная из дощечек, которые постукивают друг об друга на ветру, или же сплетенная определенным образом самоловная снасть.

Исходя из многообразия вариантов происхождения и значения слова «гоголь» нельзя однозначно сказать, что именно означает фамилия Гоголь. Но в зависимости от того, в каком месте употребляется эта фамилия или же какой род деятельности был у первоносителя данной фамилии, можно предположить и значение данной конкретной фамилии семьи или же индивидуума. Самым известным представителем с фамилией Гоголь является русский писатель Николай Васильевич Гоголь, аристократ из старинного дворянского рода. Род Гоголь – Яновских был записан в III части родословной книги Полтавской губернии.

Дед писателя Афанасий (Опанас) Демьянович имел польские корни и носил польскую фамилию Яновских. Именно он и прибавил к своей фамилии вторую – Гоголь, что должно было подчеркнуть происхождение рода от известного в украинской истории полковника Остапа Гоголя. Впоследствии писатель полностью исключил из своего литературного творчества первую часть фамилии – Яновский – и подписывался Николай Гоголь.

Место рождения

Гоголь родился в крае, овеянном легендами. Рядом с Васильевкой, где было имение его родителей, находилась известная ныне всему миру Диканька – родовое имение знаменитого на Украине семейства Кочубеев. Родоначальник семейства – тот самый Кочубей, который пытался известить Петра I о готовящейся измене Мазепы и поплатился за это мученической смертью.

В церкви, находящейся в Диканьке, во времена Николая Васильевича можно было увидеть сорочку с выцветшими пятнами крови – в ней, по преданию, был казнён Кочубей. Среди же огромных диканьковских дубов гостям показывали так называемый «мазепинский дуб», возле которого, по преданию, гетман – отступник назначал свидания Матрёне, своей любовнице, дочери Кочубея.

История их любви и измены украинского гетмана была воссоздана в поэме А. С. Пушкина «Полтава». Здесь же находим и упоминание Диканьки. Один из сподвижников Мазепы говорит заключённому в темницу Кочубею:

«Мы знаем: не единый клад Тобой в Диканьке укрываем. Свершиться казнь твоя должна; Твоё имение сполна В казну поступит войсковую — Таков закон. Я указую Тебе последний долг: открой, Где клады, скрытые тобой?

Кочубей не «открыл» своим палачам тайну этих кладов, которые, может быть, навсегда остались схороненными в диканьковской земле…

Ко времени пребывания юного Гоголя на родной Полтавщине поэма Пушкина, правда, ещё не была написана. Но можно представить себе, с каким волнением, с каким радостным чувством узнавания знакомого читал впоследствии Гоголь «Полтаву»…

Вероятно, всё это вспомнилось Гоголю, когда он позднее писал свою первую прозаическую книгу. Повести, составившие её, якобы рассказаны и услышаны «близ Диканьки». Именно здесь проживает мнимый издатель «Вечеров» «пасичник* Рудый Панько, который в простоте душевной пригласил всех своих читателей к себе в гости: «Как будете, господа, ехать ко мне, то прямёхонько берите путь на столбовой дороге на Диканьку. Я нарочно и выставил её на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслышались вдоволь».

Потомки Пушкина породнились с семьей Гоголя

В мае 1831 года исполнилось заветное желание Николая Васильевича Гоголя (1809—1852) – на вечере у Н. А. Плетнева, в Петербурге, его познакомили с А. С. Пушкиным. Они часто встречались: в то лето Пушкин жил в Царском Селе, Гоголь – в Павловске. Знакомство вскоре переросло в сердечную дружбу.

Пушкин сыграл решающую роль в творческой судьбе Гоголя, в становлении его как литератора. Он был первым судьей многих гоголевских произведений еще до появления их в печати. Он подсказал молодому писателю темы и сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ» (В 1833 году Пушкин, собирая материалы по истории пугачевского восстания, был принят губернатором одной из губерний за тайного чиновника из Москвы. Именно об этом случае Пушкин поведал Гоголю.)…

Гоголь назвал стих Пушкина – густой как смола

Когда в январе 1836 года Пушкин начал издавать «Современник», он не замедлил привлечь к сотрудничеству в журнале и Гоголя. На страницах «Современника» увидели свет некоторые литературные труды Николая Васильевича.

До 1837 года, то есть до смерти Пушкина, все, что Гоголь написал, было сделано под влиянием поэта и по его подсказке (слова самого Гоголя)

Творческая дружба Пушкина и Гоголя, которую питала общая забота великих писателей о судьбе отечества, о дальнейшем развитии российской словесности, — поистине счастливейшая страница в истории русской литературы.

Гоголь и Пушкин: «Зло творит мир»

Гоголь: Записки сумасшедшего» – заключительный вопля героя

– Боже! Что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Что хотят они от меня, бедного?… Я не в силах, я не могу вынести всех мук их… Спасите меня, возьмите меня, дайте мне тройку быстрых, как вихор, коней! … Вон небо клубится передо мною; … с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. … Матушка, спаси твоего бедного сына! … ему нет места на свете! его гонят!

Аксентий Иванович Поприщин, чиновник «без достатков», является «мучеником» своего честолюбия и, одновременно, жертвой общественной системы, где человек теряет свою личность и имеет вес за должность, звание, деньги. Он любит прелестную Софи, но девушка его презирает и «папа хочет непременно видеть ее или за генералом, или за камер – юнкером, или за военным полковником».

Cын бедного чиновника, «ничтожный разночинец», Аркадий напрасно думает быть «царем среди людей» за свое божественное дарование, он просто «раб». На пределе сумасшествия Аркадий, как Поприщин, вопиет

Чего же хотят они от меня? … Они терзали меня, когда я хотел стать между ними самобытно, они терзают и теперь, когда я отказываюсь от самого себя! Они не дают мне местечка и в своем мире!

Восклицает, на самом деле, Антиох: «Что же вокруг меня? Куклы с завялыми цветами жизни, с цепями связей и приличий!». И Аркадий утверждает:

«Наш век кажется веком бессильных страстей внутри, без резких отличий извне. Он весь одет однообразно, причесан, подвязан, ходит и говорит однообразно. Все воины наши в мундирах, чиновники в вицмундирах, нечиновники в темных фраках. …Мы отличны от стариков наших тем, что душа нынешнего человека потеряла самодовольство… Наше поколение, как Наполеон, стоит сложив руки или нюхает табак, пока страшная битва… гремит в душе его»

Пушкин рисует образ «сумасшедшего чиновника» в знаменитой поэме «Медный всадник» (1833—1834 гг.). Молодой Евгений представлен поэтом «в волненьи» разных мыслей:

О чем же думал он? О том, Что был он беден, что трудом Он должен был себе доставить И независимость и честь; Что мог бы Бог ему прибавить Ума и денег. Что ведь есть Такие праздные счастливцы, Ума недальнего ленивцы, Которым жизнь куда легка! Что служит он всего два года; … Женится? Ну… за чем же нет? Оно и тяжело, конечно, Но что ж, он молод и здоров, Трудиться день и ночь готов; Он кое – как себе устроит Приют смиренный и простой И в нем Парашу успокоит. «Пройдет, быть может, год другой — Местечку получу – Параше Препоручу хозяйство наше И воспитание ребят… И станем жить – и так до гроба, Рука с рукой пойдем мы оба, И внуки нас похоронят…»

Надежды, мечты героя не осуществятся: Парашу похоронит Нева при наводнении Петербурга. Отчаянный Евгений бежит, ходит, бродит по столице «стремглав, не помня ничего, изнемогая от мучений», его «терзает» какой – то сон; в тревоге, в бреде он убеждается, что смерть любимой причинил тот царь, «чьей волей роковой / под морем город основался», итак грозит, бросает вызов «кумиру» Петра I – ого.

«Вдруг «безумный бедный» Бежать пустился. Показалось Ему, что грозного царя, Мгновенно гневом возгоря, Лицо тихонько обращалось… … Бежит и слышит за собой — как будто грома грохотанье — Тяжело – звонкое скаканье … за ним несется Всадник Медный.

Наконец труп несчастного, сумасшедшего Евгения «похоронят ради Бога».

Пушкинский Евгений – обыкновенный человек, уничтоженный злосчастной властью; в творчестве поэта оживленная статуя – символ пагубного самодержавия, которое обессмертит самого себя посредством памятников и колон.

По счастливому же стечению обстоятельств Пушкин и Гоголь через полвека (уже после их смерти) породнились семьями – в конце лета 1881 года девятнадцатилетняя внучка поэта Мария Пушкина стала женой племянника Гоголя Н. В. Быкова.

Еще мальчиком отец Николая Васильевича ездил в храм в Харьковской губернии, где был чудесный образ Божьей матери. Однажды он увидел во сне Царицу Небесную, которая указала на дитя, сидевшее на полу у Ее ног: «…Вот твоя жена».

Вскоре он случайно, побывав в гостях у соседей, увидел их семимесячную дочь с и узнал в ней черты того ребенка, которого видел во сне. На протяжении тринадцати лет отец Гоголя, Василий Афанасьевич, продолжал следить за своей избранницей, посланной ему с небес. После того, как видение повторилось, он попросил руки девушки. Через год молодые поженились.

Мария Ивановна – так звали жену Василия Афанасьевича – происходила из богатого помещичьего рода Косяровских.

Ко времени замужества ей едва исполнилось четырнадцать лет. «Она ещё не успела испытать, что такое любовь, – она была занята ещё куклами, но по приказанию или по совету тётки должна была повиноваться…»

Несмотря на насильственный выбор жениха, брак оказался счастливым. Марья Ивановна, мягкая и добрая по натуре, привязалась к мужу. Василий Афанасьевич относился к ней с трогательной ласковостью, звал Белянкою – за белый, необычайно нежный цвет кожи.

В 1840 году, когда Гоголь был уже прославленным писателем, её впервые увидел С. Т. Аксаков и так передал свои впечатления: «Взглянув на Марью Ивановну… и поговорив с ней несколько минут от души, можно было понять, что у такой женщины мог родиться такой сын. Это было доброе, нежное, любящее существо, полное эстетического чувства, с лёгким оттенком самого кроткого юмора. Она была так моложава, так хороша собой, что её решительно можно было назвать только старшею сестрою Гоголя».

Детство: «террор загробной жизни»

Сочинять Гоголь начал тоже очень рано, но ничего из написанного им в детстве не сохранилось.

По преданию, в Васильевку приехал писатель Капнист, чьё имение находилось по соседству, и попросил мальчика прочитать стихи. Стеснительный и скрытный, тот долго не соглашался. Но потом прочёл. Когда мальчик ушёл, взволнованный Капнист объявил родителям: «Из него будет большой талант, дай ему только судьба в руководители учителя – христианина!»

Что касается «учителя – христианина», то эту роль взяла на себя мать Гоголя, женщина глубоко религиозная. Однако её уроки имели на мальчика своеобразное влияние, несколько иное, чем предполагала Марья Ивановна.

«…Я ходил в церковь потому, что мне приказывали или носили меня, – признавался Николай Васильевич матери, – но стоя в ней, я ничего не видел, кроме риз, попа и противного ревения дьячков. Я крестился, потому что видел, что все крестятся».

Но один случай произвёл на мальчика особенное впечатление. «Я просил вас рассказать мне о Страшном суде, и вы мне, ребёнку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешных, что это потрясло и разбудило во мне всю чувствительность».

А на деревянных воротах церквушки какой – то художник разрисовал в мрачных красках картины Ада: кипящие котлы, языки огненного пламени под ними, а в них – корчащиеся плоти грешников, и рядом – черти, вилами запихивающие тела прокаженных в кипящую воду (или смолу – по библейским сюжетам). Эмоциональный катализатор от увиденного всю жизнь пропитывал тонкую душевную ткань Гоголя нервическими импульсами.

Другими словами, Гоголь оставался холоден к формальному отправлению обряда; порою церковные церемонии вызывали в нём даже неприязненное чувство. Но зато беседы с матерью и картина Ада усилили нравственное начало Гоголя ответственностью за свои поступки. Запали ему в души и стали первым импульсом провиденческого сознания слова пророка Иакова: «Плод правды в мире сеется у тех, которые хранят мир». Что для юного Гоголя стало плодоносящим семенем его нравственного сердца: там, где нет мира, нет и правды («Мир имейте между собой» – Иисус).

Именно в этом свете воспринимал он пророчество о Страшном суде, о воздаянии каждому за его добрые и порочные дела, о неминуемом наказании грешников. Эти исторические предания и библейские сюжеты служили источником сильных впечатлений мальчика. С юных лет Гоголь жил постоянно под «террором загробного воздаяния» и впоследствии писал: «Задумываться о будущем я начал рано»

Путеводной звездой взращивания морального сознания художника, которую он хранил в своей душе всю жизнь, стал призыв Спасителя: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». И эту любовь Гоголь пронес в каждой клеточке своего личного бытия, воспринимая ее «…делом и истиной» ((Христос).

Детство: два страха

С детства Гоголь вселил в себя страх – страх тишины и страх одиночества. Эти перманентные свойства личности отчасти выступили латентным детонатором его броской контрастной личности и алогичного (по меркам того времени) сочинительства.

Однажды, оставшись в доме один без родителей, Гоголь, чтобы заполнить скорбную для него тишину, обратил случайно взгляд на Данте, затерянного на полке большой библиотеки отца. Он читал «Божественную комедию» до утра, ночь осветилась для него потоком лучезарных строф великого итальянца. Когда рассеялись последние сумерки, он уже был влюблен в Италию и у него проявилось отчетливое видение: создать произведение о всех трех кругах России, симметричного поэме Алигьери – с восхождением от плохого к хорошему, от зла к добру, а порок очистить добродетельностью. Отсюда и неуемная тяга к Италию и весь драматический путь к «Мертвым душам»

Начало русского Таинственного Карло

Гоголя назвали Николаем в честь Святителя Николая, перед чудотворной иконой которого его мать, Мария Ивановна Гоголь, 14 лет отроду дала обет верности отцу Гоголя, вдвое старшего ее. Отец умрет внезапно, когда Гоголю исполнилось шесть лет, а мать переживет и смерть мужа, и трагическую кончину сына.

От матери Николай Васильевич унаследовал тонкую душевную организацию, склонность к богобоязненной религиозности и интерес к предчувствию.

Отцу же его была присуща мнительность. Неудивительно, что Гоголя с детства увлекали тайны, вещие сны, роковые приметы, что позже проявилось на страницах его произведений.

Родители Гоголя считались помещиками средней руки и имели 1000 десятин земли и 400 душ крепостных крестьян.

Когда Гоголь учился в Полтавском училище, скоропостижно скончался его младший брат Иван, слабый здоровьем. Для Николая это потрясение было настолько сильным, что его пришлось забрать из училища и отправить в Нежинскую гимназию.

В гимназии Гоголь, по словам товарищей, неустанно шутил, разыгрывал друзей, подмечая их смешные черты, совершал проделки, за которые его наказывали. При этом он оставался скрытным – о своей жизни никому не рассказывал, за что получил прозвище Таинственный Карло: так звали одного из героев романа Вальтера Скотта «Черный карлик».

Первая сожженная книга

В гимназии Гоголь мечтает о широкой общественной деятельности, которая позволила бы ему совершить нечто великое «для общего блага, для России». С этими широкими и смутными планами, и откровенной жаждой стать богатым, заработать много денег он приехал в Петербург и испытал первое тяжелое разочарование.

Гоголь публикует свое первое произведение – поэму в духе немецкой романтической школы «Ганс Кюхельгартен». Псевдоним В. Алов спас имя Гоголя от обрушившейся критики, но сам автор так тяжело воспринял провал, что скупил в магазинах все нераспроданные экземпляры книги и сжег их. Писатель до конца своей жизни так никому и не признался, что Алов – это его псевдоним.

Позднее Гоголь получил службу в одном из департаментов министерства внутренних дел. «Переписывая глупости господ – столоначальников», молодой канцелярист внимательно присматривался к жизни и быту своих коллег чиновников. Эти наблюдения пригодятся ему потом для создания знаменитых повестей «Нос», «Записки сумасшедшего» и «Шинель».

«Принесть добро человечеству»

«Вечера на хуторе близ Диканьки», или детские воспоминания

Именно этот ранний сборник повестей (Гоголю тогда было чуть больше двадцати) принес ему литературную известность.

Считается он одним из лучших произведений художника; вдохновение создать это произведение у Гоголя возникло после знакомства с Жуковским и Пушкиным (1829).

Обе части «Вечеров» были изданы под псевдонимом пасечника Рудого Панька.

При всей полноте и искренности чувств гоголевских персонажей мир, в котором они живут, трагически конфликтен: происходит расторжение природных и родственных связей, в естественный порядок вещей вторгаются таинственные ирреальные силы (фантастическое опирается главным образом на народную демонологию). Уже в «Вечерах…» проявилось необыкновенное искусство Гоголя создавать цельный, законченный и живущий по собственным законам художественный космос.

«Принесть добро человечеству». Об этом мечтал молодой Гоголь в те хмурые дни, когда он напрасно искал счастье по канцеляриям, и принужден был всю зиму, оказываясь иногда в положении Акакия Акакиевича, дрожать в летней шинели на холодных ветрах Невского проспекта. Там, в холодном, зимнем городе он стал мечтать об иной, счастливой жизни, и там в его воображении возникают яркие картины жизни своего родного украинского народа.

Помните, с каких слов начинается его первая «малороссийская» повесть, его очаровательные «Вечера на хуторе близ Диканьки»? С эпиграфа на украинском языке: «Мені нудно в хаті жить…» А далее сразу, с ходу – «Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии!» И это знаменитое, неповторимое описание его родной украинской природы:

«Вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюбленную землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдается в степи… Серые стога сена и золотые снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости. Нагнувшиеся от тяжести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало – река в зеленых, гордо поднятых рамах… как полно сладострастия и неги малороссийское лето!»

Так описывать красоту своей возлюбленной родины мог, по признанию того же Белинского, только «сын, ласкающийся к обожаемой матери». Гоголь не уставал любоваться сам и поражать, увлекать этой любовью к своей Украине и всех своих читателей.

По слову Пушкина, Гоголь выразил здесь «настоящую веселость, искреннюю, непринужденную». Однако главной темой была тема вторжения демонических сил в жизнь человека. Молодой Гоголь еще не может показать пути ко спасению.

Некоторые эпизоды книги, в которой настоящая жизнь переплеталась с легендами, были навеяны детскими видениями Гоголя. Так, в повести «Майская ночь, или Утопленница» эпизод, когда мачеха, превратившаяся в черную кошку, пытается задушить дочку сотника, но в результате лишается лапы с железными когтями, напоминает реальную историю из жизни писателя.

«Казалось, что я утопил человека»

Как – то родители оставили сына дома, а прочие домочадцы легли спать. Вдруг Никоша – так называли Гоголя в детстве – услышал мяуканье, а через мгновение увидел крадущуюся кошку. Ребенок был напуган до полусмерти, но у него хватило мужества схватить кошку и выбросить в пруд. «Мне казалось, что я утопил человека», – писал позже Гоголь.

Главной темой сборника «Миргород» является уже тема спасения человеческой души, а наиболее сильное воплощение она получила в повести «Тарас Бульба» (здесь читается увлеченность историей Украины). Потому то он и передал экземпляр «Миргорода» министру народного просвещения Уварову для поднесения императору Николаю – как напоминание, что история Украины есть органическая часть истории российской государственности.

В сборник вошло одно из самых мистических произведений Гоголя – повесть «Вий».

Вий» – «народное предание», придуманное Гоголем.

В примечании к книге Гоголь написал, что повесть «есть народное предание», которое он передал именно так как слышал, ничего не изменив. Между тем, исследователями до сих пор не найдено ни одного произведения фольклора, которое точно напоминало бы «Вий».

Имя фантастического подземного духа – Вия – было придумано писателем в результате соединения имени властителя преисподней «железного Ния» (из украинской мифологии) и украинского слова «вия» – веко. Отсюда – длинные веки гоголевского персонажа.

«Ревизор» и бегство

Встреча в 1831 году с Пушкиным имела для Гоголя судьбоносное значение. Александр Сергеевич не только поддерживал начинающего писателя в литературной среде Петербурга, но и подарил ему сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ».

Пьеса «Ревизор», впервые поставленная на сцене в мае 1836 года, была благосклонно принята самим государем – императором, который в обмен на экземпляр книги подарил Гоголю бриллиантовый перстень.

Но перед этим постановка встречала разнообразные препятствия, в том числе цензурные, и наконец могла осуществиться только по воле императора Николая

«Ревизор» имел необычайное действие: ничего подобного не видела русская сцена; действительность русской жизни была передана с такою силой и правдой, что хотя, как говорил сам Гоголь, дело шло только о шести провинциальных чиновниках, оказавшихся плутами, на него восстало всё то общество, которое почувствовало, что дело идёт о целом принципе, о целом порядке жизни, в котором и само оно пребывает.

«Ревизор» – целое откровение, новый, возникающий период русского художества и русской общественности, для ищущих и свободомыслящих граждан той, николаевской эпохи, это стало определённым нравственным манифестом

Это было мое первое произведение, замышленное с целью произвести доброе влияние на общество», – писал Гоголь. В своей комедии он вынес обвинительный приговор не столько испорченной части чиновничества, сколько всем общечеловеческим «ценностям» – порокам.

В «Ревизоре» несколько планов, в нем можно констатировать тему чисто театральную, комедийную: завязку и развязку комической ситуации; эта тема осложнена психологической задачей – представить переживания действующих лиц в данной ситуации; психологическая задача, в свою очередь, граничит с сатирической – с тем разоблачением чиновничьей России, которое дало повод императору Николаю Павловичу сказать, что от Гоголя в «Ревизоре» «досталось всем, а особенно мне»; эти четыре темы развернуты на фоне пятой: Гоголь хотел одновременно дать изображение провинциального быта тридцатых годов; наконец, все пять тем восходят к шестой, к заданию морального и философического смысла, поскольку сам Гоголь признал, что его целью было в пошлости маленького города представить пошлость всего человечества».

Смех призван Гоголем врачевать личные и общественные недостатки. В своем произведении Гоголь смеялся над Россией из любви к ней, желая спасения ей.

Ища в ее спасении и спасение свое собственное. Он пишет в «Развязке Ревизора»: «Всмотритесь – ка пристально в этот город… Ну, а что, если это наш же душевный город, и сидит он у всякого из нас? …Ревизор этот – наша проснувшаяся совесть…». И дальше в «Развязке Ревизора» – слова, обращенные к грешащим бездумно людям: «Страшен Тот Ревизор, Который ждет нас у дверей гроба».

Последняя, немая сцена в комедии «Ревизор» была очень важна для самого Гоголя.

Он уделял ей очень много внимания и считал ее ключевой в понимании общего смысла комедии. Герои остаются на сцене в застывшем состоянии очень долго – «почти полторы минуты», что позволяет зрителю хорошенько рассмотреть всех по отдельности, а также получить общее впечатление от ситуации.

Автор этой сценой хочет раскрыть перед зрителем каждого героя, ведь именно в момент бездействия можно увидеть сущность каждого из них.

Состояние, подобное тому, какое испытали жители Помпеи при виде извергающегося Везувия на знаменитом полотне К. Брюллова: и те, и другие окаменевают от ужаса (нет спасения перед карающей десницей!)

Сквозь череду различных событий, суеты сует, происходящих в пьесе не всегда можно уловить индивидуальные черты, присущие героям. А немая сцена как раз и оставляет зрителя наедине с каждым героем. Обнажает до сути, до откровения сердца В финале комедии на сцене оказываются все герои, действовавшие ранее, за исключением Хлестакова.

Все собираются, чтобы произнести поздравления в адрес семьи городничего, после чего удары судьбы начинают сыпаться на них один за другим. Сначала на сцене появляется почтмейстер, который приносит весть, поразившую всех. После прочтения письма наступает период всеобщего возмущения и негодования, который неожиданно обрывается сообщением о приезде настоящего ревизора.

«Произнесенные слова поражают всех как громом, …вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении».

Эта ремарка, относящаяся к немой сцене, позволяет многое понять из авторского замысла. Во – первых, выражение «как громом», на мой взгляд, создает впечатление высшего, божественного наказания.

То, что Гоголь хотел создать у зрителя комедии впечатление окаменения, также представляет интерес. Это не только позволяет читателю и зрителю наблюдать первую реакцию героев, но и заставляет задуматься об «окаменении» душ людей, о фальшивости их чувств.

У немой сцены две главные фигуры – страх и восхищение. Окаменение от страха перед Ревизором (грозным своей окончательностью гостем, перед лицом которого не может быть ничего утаенного). Окаменение от восхищения перед светлым гостем (рядом с которым невозможно оставаться прежним).

Кроме того, немая сцена дает возможность вариативного толкования финала комедии. Приехал настоящий ревизор, и город настигнет заслуженное возмездие? А может быть, приехал некто, ассоциирующийся у жителей с небесной карой, которой все страшатся? А может, приехал не ревизор, а важный чиновник, путешествующий в сопровождении жандарма? И даже если приехал настоящий ревизор, может, ревизия пройдет гладко и все, как всегда, закончится благополучно?

Прямого ответа сам автор не дает, потому что финал, по сути, не так уж и важен. Важна сама мысль о неизбежном наказании, о суде, про который все знают и которого все боятся. А может, стоит жить так, чтобы не страшиться ответа перед Богом

Однако критики оказались не столь щедрыми на похвалы. Пережитое разочарование стало началом затяжной депрессии писателя, который в этом же году уехал за границу «размыкать тоску».

Он исколесил чуть ли не всю Западную Европу, дольше всего пробыв в Италии. За время жизни в Италии, Риме пристрастился к капучино, спагетти и аперитиву. Эта страна была для него как родная. Он обожал итальянскую еду, особенно макароны с сыром. Сам готовил вдохновенно и с удовольствием потчевал всех своих знакомых и гостей в России этими макаронами, а никто из русских это не воспринимал и не понимал, но делали вид, что все замечательно

В 1839 году писатель возвращался на родину, но через год вновь объявил друзьям об отъезде и пообещал привезти в следующий раз первый том «Мертвых душ».

В один из майских дней 1840 года Гоголя провожали его друзья Аксаков, Погодин и Щепкин. Когда экипаж скрылся из виду, они заметили, что черные тучи заволокли половину неба. Внезапно сделалось темно, и друзьями овладели мрачные предчувствия о судьбе Гоголя. Как оказалось, неслучайно…

Болезнь

В 1839 году в Риме Гоголь схватил сильнейшую болотную лихорадку (малярию). Ему чудом удалось избежать смерти, но тяжелая болезнь привела к прогрессирующему душевному и физическому расстройству здоровья. Как пишут некоторые исследователи жизни Гоголя, болезнь поразила мозг писателя. У него начали случаться припадки и обмороки, что характерно для малярийного энцефалита. Но самым страшным для Гоголя были видения, посещавшие его во время болезни.

Многое свершилось во мне в немногое время», – пишет он М. П. Погодину.

В письме С. Т. Аксакову: «Я слышу и знаю дивные минуты. Создание чудное творится и совершается в душе моей, и благодарными слезами не раз теперь полны глаза мои». Молитва живет в душе его, душа живет богомыслием. Гоголь пишет: «Я же теперь больше гожусь для монастыря, чем для жизни светской».

В начале 1842 года: «Я не рожден для треволнений и чувствую с каждым днем и часом, что нет выше удела на свете, как звание монаха».

Как писала сестра Гоголя Анна Васильевна, за границей писатель надеялся получить от кого – нибудь «благословение», и когда проповедник Иннокентий подарил ему образ Спасителя, то писатель воспринял его как знак свыше ехать в Иерусалим, к Гробу Господню.

Однако пребывание в Иерусалиме не принесло ожидаемого результата. «Ещё никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, – говорил Гоголь. – У Гроба Господня я был как будто затем, чтобы там на месте почувствовать, как много во мне холода сердечного, как много себялюбия и самолюбия».

В 1842 году в Москве вышел первый том поэмы Гоголя «Мертвые души», в котором – художественное отражение душевных пороков людей. Гоголь говорит о нравственности, он приглашает каждого человека вглядеться честно в душу свою: нет ли в нем недостатков, подобных тем, над которыми он только что смеялся.

Охарактеризовав Чичикова, он вопрошает: «А кто из вас, полный христианского смирения… в минуту уединенных бесед с самим собою, углубит во внутрь собственной души сей тяжелый вопрос: «А нет ли и во мне какой – нибудь части Чичикова?»

Главное у Гоголя в том, что служение Истине есть религиозный подвиг и дело нравственное. И чтобы использовать достойно свои таланты, писатель должен очистить душу свою покаянием. То есть, чтобы закончить «Мертвые души», писатель должен стать праведником. И этому благому стремлению Гоголь отдал все свои силы, всю свою земную жизнь.

Написанием первого тома «Мертвых душ» Гоголь сделал попытку разбудить мертвые души читателей, дабы отвратились они от греха и пороков, ведущих к прижизненной смерти.

«Жил внутренно, как в монастыре, – писал он Языкову, – и в прибавку к тому, не пропустил почти ни одной обедни в нашей церкви».

Лишь ненадолго болезнь отступила. Осенью 1850 года, оказавшись в Одессе, Гоголь почувствовал себя лучше, он вновь стал бодрым и веселым, как и прежде.

В Москве он прочитал отдельные главы второго тома «Мертвых душ» своим друзьям, и, видя всеобщее одобрение и восторг, начал работать с удвоенной энергией.

Однако, как только второй том «Мертвых душ» был дописан, Гоголь ощутил опустошенность. Все больше им стал овладевать «страх смерти», которым когда – то мучился его отец.

Тяжелое состояние усугубляли беседы с фанатичным священником – Матвеем Константиновским, который укорял Гоголя в его мнимой греховности, демонстрировал ужасы Страшного суда, мысли о которых мучили писателя с раннего детства.

Духовник Гоголя потребовал отречься от Пушкина, перед талантом которого Николай Васильевич преклонялся.

Жил внутренне, как в монастыре

Смерть

В ночь на 12 февраля 1852 года произошло событие, обстоятельства которого до сих пор остаются загадкой для биографов.

Николай Гоголь молился до трех часов, после чего взял портфель, извлек из него несколько бумаг, а остальное велел бросить в огонь. Перекрестившись, он вернулся в постель и неудержимо заплакал.

Считается, что в ту ночь он сжег именно второй том «Мертвых душ». Однако позже рукопись второго тома нашли среди его книг. А то, что было сожжено в камине, так и осталось загадкой «гражданина Гиены» – Гоголя.

После этой ночи Гоголь еще больше углубился в собственные страхи.

Он страдал тафефобией – боязнью быть заживо похороненным, поскольку с 1839 года, после перенесенного малярийного энцефалита, был подвержен обморокам с последующим продолжительным сном. И патологически боялся, что во время подобного состояния его могут принять за умершего.

Более 10 лет он не ложился в постель. Ночами дремал, сидя или полулежа в кресле или на диване. Не случайно в «Выбранных местах из переписки с друзьями» он написал: «Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения».

***

Есть предание, что незадолго до смерти он говорил своему близкому другу:

– Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял…

– Чего? Отчего потеряли Вы?

– Оттого, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит?

Желание Гоголя стать монахом подтверждает и сестра его Анна Васильевна, свидетельствовавшая, что он тогда «мечтал поселиться в Оптиной пустыни»».

***

В январе 1852 года Гоголь тяжело пережил смерть супруги А. С. Хомякова – тридцатипятилетней Екатерины Михайловны. Ушел из этой жизни еще один дорогой ему человек.

И вместе с этим Гоголь начинает чувствовать, что приблизилось и его время. «Все для меня кончилось», – сказал он Хомякову. Он почти ежедневно молится в церкви, думает о смерти: «Страшна минута смерти».

В те дни, по воспоминаниям В. С. Аксаковой, «мысли его были все обращены к тому миру».

С 5 – го февраля прекратил писать, есть, ночи проводит в молитвах, со слезами. 7 – го исповедуется и причащается. В ночь, после продолжительной молитвы на коленях перед образом, Гоголь уснул и во сне слышал голоса, говорившие ему о скорой смерти.

14 февраля Гоголь сказал Хомякову: «Надобно меня оставить, я знаю, что должен умереть».

Гоголь делает распоряжение насчет своего крепостного слуги Семена и рассылает деньги «бедным на свечки». Перед тем просил раздать неимущим средства, вырученные от последнего издания его сочинений.

16 февраля доктор А. Т. Тарасенков, побывав у Гоголя, сказал: «Он смотрел как человек, для которого все задачи разрешены, всякое чувство замолкло, всякие слова напрасны…»

В свои последние дни земной жизни Гоголь не выпускал из рук четок, внутренне непрестанно творя молитву.

За несколько дней до смерти слабеющий плотью Гоголь написал: «…Помилуй меня грешного, прости, Господи! Свяжи вновь сатану таинственною силою неисповедимого Креста…».

Одними из последних его слов, сказанных в полном сознании перед смертью были: «Как сладко умирать!». Великая тайна Художника, и великий подвиг Гражданина были скрыты за этими словами, – именно страх смерти был основой его феноменального творчества, бьющего огненным фонтаном; основой его прижизненного покаяния: внутреннего, нравственного, и внешнего – художественного.

По свидетельству доктора Тарасенкова, за несколько часов до смерти Гоголь «повторял несколько раз:

– Давай, давай! Ну что же?

Часу в одиннадцатом он закричал громко:

– Лестницу, поскорей давай лестницу, казалось, ему хотелось встать».

Покров таинства сказанных слов сбрасывается, если сделать пояснение, что игумен горы Синайской Иоанн и святитель Тихон Задонский, которых почитал писатель за идеалов религиозно – нравственной чистоты, в последние минуты своей жизни просили лествицу, возводящую к Богу.

***

И величайший русский гений А. С. Пушкин за несколько минут до смерти впал в полузабытье и схватил за руку стоявшего рядом В. И. Даля: «Ну, подымай меня, идем… да выше, выше… идем…» Затем он вдруг открыл глаза. Лицо его прояснилось: «Кончена жизнь», – сказал он тихо.

Гоголь умер 21 февраля 1852 года около восьми часов утра.

«Да будет воля твоя» —

о причинах смерти Гоголя.

Современники говорят, что последние год – полтора жизни Гоголя мучил страх смерти. Этот страх умножился, когда 26 января 1852 года умерла Екатерина Хомякова, сестра поэта Н. М. Языкова, с которой Гоголь дружил. (Умерла она от брюшного тифа, будучи при этом беременной.) Доктор А. Т. Тарасенков говорит, что «смерть ее не столько поразила мужа и родных, как поразила Гоголя… Он, может быть, впервые здесь видел смерть лицом к лицу…» О том же пишет и А. П. Анненков: «…лицезрение смерти ему было невыносимо». На панихиде, вглядываясь в лицо умершей, Гоголь, по словам А. С. Хомякова, сказал: «Все для меня кончено…»

И впрямь – очень скоро приступ непонятной для окружающих болезни настолько овладел писателем, что он оказался у последней черты жизни.

Последний месяц жизни

Великий писатель скончался в восемь утра 21 февраля 1852 года, не дожив месяца до 43 лет. Врачи запутались с диагнозом, одни называли менингит, другие – воспаление лёгких, третьи – тиф, четвёртые – нервную горячку, пятые – душевную болезнь. До сих пор истинная причина смерти Николая Васильевича неясна.

Итак, 5 —го февраля он прекращает работу над рукописями, почти ничего не ест, усердно молится по ночам.

С 11 на 12 февраля, как известно, сжигает второй том «Мёртвых душ». С 18 февраля Гоголь уже не встаёт с постели, отвергает всякое лечение. Николай Васильевич соборовался, исповедался и причастился

Чуть раньше его вновь навестили три профессора – «магнетизера», под видом молодых литераторов, которые настаивали на проведении гипнотического сеанса. Гоголь распознал обман и раздраженно отвадил профессоров.

А все началось с душевного удара…

Проживая в доме графа Александра Толстого, Гоголь в начале января 1852 года тихо – мирно готовил к печати собрание своих сочинений. И вот первый душевный удар: 26 января умирает жена близкого друга писателя, Алексея Хомякова, Екатерина, с которой Гоголя связывали многолетние добрые отношения. От горя он даже не пошёл на похороны.

Последними его словами, сказанными в полном сознании, были: «Как сладко умирать!»

Через два часа прибыл Тарасенков, потом он запишет: «Нельзя вообразить, чтобы кто – нибудь мог терпеливее него сносить все врачебные пособия, насильно ему навязываемые, лицо умершего выражало не страдание, а спокойствие, ясную мысль, унесённую с собою за гроб».

В бумагах умершего было обнаружено обращение к друзьям, где он умолял их быть не мёртвыми, а живыми душами (с намёком на роман «Мёртвые души». ), и следовать по пути, указанному Господом. Нашли наброски духовного завещания и молитвы, предсмертные записи… В завещании Николай Васильевич советовал сёстрам открыть в своей деревне приют для бедных девиц, а по возможности превратить его в монастырь.

Был приглашён скульптор Николай Рамазанов, который снял с лица Гоголя посмертную маску. Он – то одним из первых опроверг миф о том, что Гоголь был похоронен заживо, в состоянии глубокого летаргического сна.

Рамазанов писал: «…Когда я ощупывал ладонью корку алебастра – достаточно ли он разогрелся и окреп, то невольно вспомнил завещание (в письмах к друзьям), где Гоголь говорит, чтобы не предавали тело его земле, пока не появятся в теле все признаки разложения. После снятия маски можно было вполне убедиться, что опасения Гоголя были напрасны; он не оживёт, это не летаргия, но вечный непробудный сон». Да, гипсовая маска, плотно прилегающая к лицу, не оставляет надежды даже на еле заметное, пусть и замедленное дыхание в состоянии летаргического сна.

Что же касается необычного расположения тела умершего в гробу, то такое случается в результате смещений прогнивших крышки и стенок гроба, других подвижек земляных пластов в могиле. Ко всему в захоронение проникли неведомые охотники за черепом, которые могли невольно повернуть останки умершего.

Существуют два портрета смерти Гоголя – медицинский и психологический. Первый составлен из записок очевидцев (в том числе врачей). Доктор Тарасенков вспоминает о последнем дне Гоголя:

«…Когда я возвратился через три часа после ухода, в шестом часу вечера, уже ванна была сделана, у ноздрей висели шесть крупных пиявок; к голове приложена примочка. Рассказывают, что когда его раздевали и сажали в ванну, он сильно стонал, кричал, говорил, что это делают напрасно; после того как его опять положили в постель без белья, он проговорил: «Покройте плечо, закройте спину!», а когда ставили пиявки, он повторял: «Не надо!»; когда они были поставлены, он твердил: «Снимите пиявки, поднимите (ото рта) пиявки!» – и стремился их достать рукою. При мне они висели еще долго, его руку держали с силою, чтобы он до них не касался.

Приехали в седьмом часу Овер и Клименков; они велели подолее поддерживать кровотечение, ставить горчичники на конечности, потом мушку на затылок, лед на голову и внутрь отвар алтейного корня с лавровишневою водой. Обращение их было неумолимое; они распоряжались, как с сумасшедшим, кричали перед ним, как перед трупом.

Клименков приставал к нему, мял, ворчал, поливал на голову какой – то едкий спирт, и, когда больной от этого стонал, доктор спрашивал: «Что болит, Николай Васильевич? А? Говорите же!» Но тот стонал и не отвечал. – Они уехали, я остался во весь вечер до двенадцати часов и внимательно наблюдал за происходящим. Пульс скоро и явственно упал, делался еще чаще и слабее, дыхание, уже затрудненное утром, становилось еще тяжелее; уже больной сам поворачиваться не мог, лежал смирно на одном боку и был спокоен, когда ничего не делали с ним…

Уже поздно вечером он стал забываться, терять память. «Давай бочонок!» – произнес он однажды, показывая, что желает пить. Ему подали прежнюю рюмку с бульоном, но он уже не мог сам приподнять голову и держать рюмку… Еще позже он по временам бормотал что – то невнятно, как бы во сне, или повторял несколько раз: «Давай, давай! Ну, что же!» Часу в одиннадцатом он закричал громко: «Лестницу, поскорее, давай лестницу!..» Казалось, ему хотелось встать. Его подняли с постели, посадили на кресло. В это время он уже так ослабел, что голова его не могла держаться на шее и падала машинально, как у новорожденного ребенка. Тут привязали ему мушку на шею, надели рубашку (он лежал после ванны голый); он только стонал.

Когда его опять укладывали в постель, он потерял все чувства; пульс у него перестал биться; он захрипел, глаза его раскрылись, но представлялись безжизненными. Казалось, что наступает смерть, но это был обморок, который длился несколько минут. Пульс возвратился вскоре, но сделался едва приметным. После этого обморока Гоголь уже не просил более ни пить, ни поворачиваться; постоянно лежал на спине с закрытыми глазами, не произнося ни слова. В двенадцатом часу ночи стали холодеть ноги. Я положил кувшин с горячею водою, стал почаще давать проглатывать бульон, и это, по – видимому, его оживляло; однако ж вскоре дыхание сделалось хриплое и еще более затрудненное; кожа покрылась холодною испариною, под глазами посинело, лицо осунулось, как у мертвеца. В таком положении оставил я страдальца…

Рассказывали мне, что Клименков приехал вскоре после меня, пробыл с ним ночью несколько часов: давал ему каломель обкладывал все тело горячим хлебом; при этом опять возобновился стон и пронзительный крик. Все это, вероятно, помогло ему поскорее умереть»

Смерть Гоголя случилась в восемь часов утра 21 февраля 1852 года. Бывшая при том Е. Ф. Вагнер писала в тот же день зятю (М. П. Погодину):

«…Николай Васильевич скончался, был все без памяти, немного бредил, по – видимому, он не страдал, ночь всю был тих, только дышал тяжело; к утру дыхание сделалось реже и реже, и он как будто уснул…»

Лечение Гоголя

С начала же февраля 1852 года Николай Васильевич практически полностью лишил себя пищи. Резко ограничил сон. Отказался от приема лекарств. Сжег практически готовый второй том «Мертвых душ». Стал уединяться, желая и в то же время со страхом ожидая смерти. Он свято верил в загробную жизнь. Поэтому, чтобы не оказаться в аду, ночи напролет изнурял себя молитвами, стоя на коленях перед образами. Великий пост начал на 10 дней раньше, чем полагалось по церковному календарю. По существу это был не пост, а полный голод, продолжавшийся три недели.

Гоголь же был физически слабым, больным человеком. После перенесенного ранее малярийного энцефалита страдал булимией – патологически повышенным аппетитом. Много ел, преимущественно сытные мясные кушанья, но из – за обменных нарушений в организме совершенно не прибавлял в весе. До 1852 года посты он практически не соблюдал. А тут, кроме голодания, резко ограничил себя в жидкости. Что вместе с лишением пищи привело к развитию тяжелейшей алиментарной дистрофии.

Соответственно неверно поставленному диагнозу и лечили Гоголя. Сразу после окончания консилиума, с 15 часов 20 февраля доктор Клименков принялся за лечение «менингита» теми несовершенными методами, что применялись в ХIХ веке. Больного насильно посадили в горячую ванну, а голову стали обливать ледяной водой. После этой процедуры писателя бил озноб, но его держали без одежды. Выполнили кровопускание, к носу больного приставили 8 пиявок, чтобы усилить носовое кровотечение. Обращение с пациентом было жестоким. На него грубо кричали. Гоголь пытался противиться процедурам, но его руки с силой заламывали, причиняя боль…

Состояние больного не только не улучшилось, но стало критическим. Ночью он впал в беспамятство. И в 8 часов утра 21 февраля, во сне, у писателя остановилось дыхание и кровообращение. Медицинских работников рядом не было. Дежурила сиделка.

Участники состоявшегося накануне консилиума стали собираться к 10 часам и вместо больного застали уже труп писателя, с лица которого скульптор Рамазанов снимал посмертную маску. Врачи явно не ожидали такого быстрого наступления смерти.

Причиной смерти стала острая сердечно – сосудистая недостаточность, вызванная кровопусканием и шоковыми температурными воздействиями на страдавшего тяжелой алиментарной дистрофией больного. (Такие больные очень плохо переносят кровотечения, нередко совсем не большие. Резкая перемена тепла и холода также ослабляет сердечную деятельность). Дистрофия же возникла из – за длительного голодания. А оно было обусловлено депрессивной фазой маниакально – депрессивного психоза. Таким образом получается целая цепочка факторов.

Врачи добросовестно заблуждались, поставив неверный диагноз и назначив нерациональное, ослабляющее больного лечение.

Спустя полвека доктор Н. Н. Баженов заявил, что причиной смерти Гоголя было неправильное лечение. «В течение последних 15—20 лет жизни, – утверждал Баженов, – он страдал тою формою душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодического психоза, в форме так называемой периодической меланхолии. По всей вероятности, его общее питание и силы были надорваны перенесенной им в Италии (едва ли не осенью 1845 г.) малярией. Он скончался в течение приступа периодической меланхолии от истощения и острого малокровия мозга, обусловленного как самою формою болезни, – сопровождавшим, ее голоданием и связанным с нею быстрым упадком питания и сил, – так и неправильным ослабляющим лечением, в особенности кровопусканием».

Грубой прозе медицинских заключений противостоит замечательный психологический портрет умирающего Гоголя, созданный критиком И. Золотусским:

«На похороны (Е. Хомяковой) он не явился, сославшись на болезнь и недомогание нервов. Он сам отслужил по покойной панихиду в церкви и поставил свечу. При этом он помянул, как бы прощаясь с ними, всех близких его сердцу, всех отошедших из тех, кого любил. – Она как будто в благодарность привела их всех ко мне, – сказал он Аксаковым, – мне стало легче».

И, немного задумавшись, добавил:

– Страшна минута смерти.

– Почему же страшна? – спросили его, – только бы быть уверену в милости Божией к страждущему человеку, и тогда отрадно думать о смерти.

Он ответил:

– Но об этом надобно спросить тех, кто перешел через эту минуту».

За десять дней до смерти Гоголь, находясь в мучительном душевном кризисе, сжег рукопись второго тома поэмы (романа) «Мертвые души» и ряд других бумаг.

– Надобно уж умирать, – сказал он после этого Хомякову, – я уже готов и умру…

Он уже почти ничего не принимал из рук стоявшего бессменно у его изголовья Семена (после сожжения Гоголь перебрался на кровать и более не вставал), только теплое красное вино, разбавленное водой.

Обеспокоенный хозяин дома созвал консилиум, все имевшиеся тогда в Москве известные врачи собрались у постели Гоголя. Он лежал, отвернувшись к стене, в халате и сапогах и смотрел на прислоненную к стене икону Божьей матери. Он хотел умереть тихо, спокойно. Ясное сознание, что он умирает, было написано на его лице. Голоса, которые он слышал перед тем, как сжечь второй том, были голосами оттуда – такие же голоса слышал его отец незадолго до смерти. В этом смысле он был в отца. Он верил, что должен умереть, и этой веры было достаточно, чтоб без какой – либо опасной болезни свести его в могилу.

А врачи, не понимая причины его болезни и ища ее в теле, старались лечить тело. При этом они насиловали его тело, обижая душу этим насилием, этим вмешательством в таинство ухода. То был уход, а не самоубийство, уход сознательный, бесповоротный… Жить, чтобы просто жить, чтоб тянуть дни и ожидать старости, он не мог. Жить и не писать (а писать он был более не в силах), жить и стоять на месте значило для него при жизни стать мертвецом…

Муки Гоголя перед смертью были муками человека, которого не понимали, которого вновь окружали удивленные люди, считавшие, что он с ума сошел, что он голодом себя морит, что он чуть ли не задумал покончить с собой. Они не могли поверить в то, что дух настолько руководил им, что его распоряжения было достаточно, чтоб тело беспрекословно подчинилось.

Врачи терялись в догадках о диагнозе, одни говорили, что у него воспаление в кишечнике, третьи – что тиф, четвертые называли это нервической горячкой, пятые не скрывали своего подозрения в помешательстве. Собственно, и обращались с ним уже не как с Гоголем, а как с сумасшедшим, и это было естественным завершением того непонимания, которое началось еще со времен «Ревизора». Врачи представляли в данном случае толпу, публику, которая не со зла все это делала, но от трагического расхождения между собой и поэтом, который умирал в ясном уме и твердой памяти.

В начале 1852 года Гоголь писал Вяземскому: «…надо оставить завещанье после себя потомству, которое так же должно быть нам родное и близкое нашему сердцу, как дети близки сердцу отца (иначе разорвана связь между настоящим и будущим)…» Он думал об этой связи, и смерть его – странная, загадочная смерть – была этой связью, ибо Гоголь в ней довел свое искание до конца. Если ранее винили его в лицемерии, в ханжестве, называли Тартюфом, то тут уже никакого лицемерия не было. Возвышение Гоголя было подтверждено этим последним его «поступком на земле».

Несостоявшийся монах

Николай Васильевич всю жизнь страдал маниакально – депрессивным психозом. В этом состоянии у него появлялось много энергии, творческих идей. Но проходило время, «маятник» качался в другую сторону – и наступала черная полоса.

В те времена врачи не смогли поставить верный диагноз, а уж тем более назначить правильное лечение. Медики «спасали» Гоголя обертыванием в мокрую простыню, а его духовный наставник – чрезвычайно строгим постом. Но подобные методы не были способны облегчить душевные страдания больного.

Первый приступ Гоголь пережил в Риме в 1840 году, когда ему исполнился 31 год. Свое состояние он описывает так: «Солнце, небо – все мне неприятно. Моя бедная душа: ей здесь нет приюта. Я теперь больше гожусь для монастыря, чем для жизни светской».

Проходит какое – то время, и состояние писателя меняется на противоположное – это ясно по строчкам из его писем в 1841 году: «Да, друг мой, я глубоко счастлив, я знаю и слышу дивные минуты, создание чудное творится и совершается в душе моей»; «Труд мой велик, мой подвиг – спасителен», «О, верь словам моим. Властью высшей облечено отныне мое слово».

В 1842 – м, во время нового приступа депрессии, Гоголь пишет: «Мною овладела моя обыкновенная (уже обыкновенная) периодическая болезнь, во время которой я остаюсь почти в недвижном состоянии в комнате иногда на протяжении 2—3 недель. Голова моя одеревенела. Разорваны последние узы, связывающие меня со светом. Нет выше звания монаха».

В 1846 году состояние его настолько тяжелое, что повеситься или утопиться кажется единственным выходом. Со временем приступы учащаются и становятся тяжелее – в письме к Жуковскому он пишет: «Что это со мной? Старость или временное оцепенение сил? Или в самом деле 42 года для меня старость?».

Во время последнего приступа болезни (декабрь 1851 – февраль 1852 года) Николай Васильевич двое суток провел без пищи и воды стоя на коленях перед иконами. Опасаясь за судьбу второго тома «Мертвых душ», Гоголь пытается отдать его графу Толстому, но тот отказывается, дабы у Гоголя не возникло чувство, что ему не доверяют.

Но опасения Гоголя были оправданы. 11—12 февраля писатель бросает в огонь рукописи. И, как однажды написал авторитетный журнал, Гоголь именно по – украински выразил запоздало осознанную горечь (видимо, в такие минуты проявляются гены). Вместе с рукописями исчезает смысл его жизни.

Последующие 10 дней Николай Васильевич угасает, глядя безжизненными глазами в пустоту, и ни с кем ни разговаривая до самой смерти. По официальной версии Гоголь уморил себя голодом, поскольку будучи фанатичным христианином не мог позволить себе суицид, что подтверждают строчки его писем: «Надобно ж умирать, а я уже готов, и умру». «Как сладко умирать…».

Тайна черепа

Николай Васильевич Гоголь умер 21 февраля 1852 года. Его похоронили на кладбище Свято – Данилова монастыря, а в 1931 монастырь и кладбище на его территории были закрыты и прах писателя перенесли на Новодевичье кладбище.

Перезахоронение породило легенду, что Гоголь умер дважды, и второй раз воистину ужасно – под землей, в темноте и тесноте гроба (что Гоголя похоронили живым) При эксгумации обнаружили, что обшивка гроба изнутри была вся изорвана! Это значит, что, возможно, похоронили Гоголя живым – в состоянии летаргического сна. Именно этого он боялся всю жизнь и не раз предупреждал о том, чтобы его не хоронили поспешно, пока не убедятся в подлинности его смерти! Увы! Предупреждение не помогло.

***

Череп Гоголя был украден из гроба покойного в 1909 году. Детали этого преступления долгое время были государственной тайной, даже при советской власти, которая к этому вандализму не имела отношения.

В 1931 году, в рамках кампании по борьбе с религией, было принято решение о закрытии Даниловского монастыря в Москве, а заодно и кладбища на его территории. Главной заботой работников НКВД были могилы поэта Николая Языкова и Гоголя. На кладбище в момент вскрытия могил были приглашены литераторы, среди которых писатели В. Лидин и В. Катаев.

Гроб Гоголя преподнес сюрприз. На разрушение кладки склепа и извлечение гроба ушла масса времени. Наконец гроб вытащили. Открыли крышку… Остов классика был одет в серый сюртук, который хорошо сохранился. Кости рук были сложены на груди, кости ног покоились в сапогах, а вот черепа не было! Об этом было немедленно доложено Сталину. Вождь повелевал все эти сведения держать в строжайшем секрете, вот почему поначалу тот же Владимир Лидин говорил своим знакомым, что череп был на месте, лишь слегка повернулся набок.

Присутствующие при раскопке писатели взяли «кое – что» из гроба на сувениры: Лидин – кусок хорошо сохранившегося сюртука табачного цвета – им он переплёл томик «Мёртвых душ», советский классик В. Иванов сунул в карман обломок ребра русского классика, Малышкин оторвал часть фольги, которой была оббита внутренность гроба. Всех превзошёл директор кладбища, комсомолец Аракчеев, он снял с трупа башмаки (по другой версии – сапоги).

Всё это выглядит и сейчас крайне кощунственно.

Из допроса монахов монастыря выяснилось, что накануне столетия со дня рождения Гоголя в 1909 году, на кладбище проводилась реставрация могилы великого классика. Обновили ограду, укрепили свод подземного склепа.

Вот тогда – то и появился на кладбище известный коллекционер, миллионер Алексей Бахрушин. Энергия, глубокая эрудиция сочетались в нем с цинизмом и безумным азартом собирателя. Ради своей страсти он готов был буквально на все. Ему удалось скупить тысячи уникальных вещей.. Именно этот пленник страсти и решился на святотатство. За хорошие деньги кто – то украл для Бахрушина бесценный раритет. Смерть Бахрушина в 1929 году, видимо, навсегда унесла тайну нынешнего местонахождения черепа.

«В Бахрушинском театральном музее в Москве имеются три неизвестно кому принадлежащие черепа: один из них, по предположению, – череп артиста Щепкина, другой – Гоголя, о третьем – ничего не известно», – писал Лидин в своих воспоминаниях «Перенесение праха Гоголя».

По слухам, череп Гоголя хранился в кожаном медицинском саквояже, среди анатомических медицинских инструментов. Так Бахрушин хотел обезопасить череп Гоголя в случае случайной находки: мало ли что держит в саквояже патологоанатом.

После революции Бахрушин был вынужден передать всю свою коллекцию народной власти. Ленин лично предложил назвать музей его именем и назначил директором.

И сегодня театральный музей имени Бахрушина, готический дворец напротив Павелецкого вокзала – самое грандиозное специализированное собрание Москвы. В музее насчитывается 1 миллион экспонатов. Библиотека музея насчитывает 60 тысяч томов. Рукописный фонд хранит редчайшие рукописи.

Слухи об украденной голове писателя позднее мог использовать Михаил Булгаков, большой почитатель таланта Гоголя, в своем романе «Мастер и Маргарита». В книге он написал об украденной из гроба голове председателя правления Массолита, отрезанной трамвайными колесами на Патриарших прудах.

Памятник на могиле

Во время поминальной трапезы обдумывали, какой памятник поставить Гоголю. Две надписи встретили всеобщее сочувствие.

Одна относится к нему как к писателю и взята из пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеюся»

В другой выражается сосредоточие всех его мыслей, его покаяния, его надежды и его веры, как человека: «Ей, гряди, Господи Иисусе!»

На поминках происходили мистические совпадения: 30 марта, по преданию Церкви, было распятие Спасителя; с 31 марта на первое апреля совершилось Воскресение; 31 марта поминали Гоголя, то есть в величайший вселенский день, день Воскресения Иисуса.

Писатель – страдалец, мужественно и твердо несший на протяжении всей земной жизни крест своей душевной гениальности и телесной немощи, удостоился подлинной христианской кончины (о чем и мечтал в последние годы жизни). К нему можно отнести слова Н. Гумилева:

«Но я несу свой Крест спасающий,

Примером мне является Христос».

На могиле был установлен бронзовый крест, стоявший на чёрном надгробном камне («Голгофа» – похожесть на Иерусалимский холм)), а на нём высечена надпись: «Горьким словом моим посмеюся». По преданию, И. С. Аксаков сам выбрал камень для могилы Гоголя где – то в Крыму (гранильщики называли его «черноморский гранит»).

Камень, прозванный Голгофой

Изначально на могиле Гоголя на монастырском кладбище лежал камень, прозванный Голгофой из – за схожести с Иерусалимской горой. Когда кладбище решили уничтожить, при перезахоронении в другом месте решили установить на могиле бюст Гоголя. А тот самый камень впоследствии был поставлен на могилу Булгакова его женой. В связи с этим примечательна фраза Булгакова, которую он при жизни неоднократно адресовал Гоголю: «Учитель, укрой меня своей шинелью»

Голгофа за ненадобностью какое – то время находилась в мастерских Новодевичьего кладбища, где её с уже соскобленной надписью обнаружила Е. С. Булгакова, подыскивавшая подходящее надгробие для могилы покойного мужа, М. А. Булгакова. Елена Сергеевна выкупила надгробие, после чего оно было установлено над могилой Михаила Афанасьевича. Таким образом, исполнилась мечта писателя: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью».

***

Интересные факты

Охота за черепами великих

Ученые провели георадарное сканирование могилы Шекспира в церкви Святой Троицы на его родине, в городе Стратфорд – на – Эйвоне. Прибор обнаружил странное нарушение в области головы – отсутствует череп. По мистическому совпадению, в «Гамлете» есть безмолвный персонаж – череп бедного Йорика, придворного шута. Его держит в руках Гамлет, принц датский¸ и произносит знаменитый монолог. Словно предчувствуя такой поворот, сам Шекспир просил выбить на могильном камне предупреждение:

Друг, ради Господа, не рой

Останков, взятых сей землей; Нетронувший блажен в веках, И проклят – тронувший мой прах.

Печальное открытие археологов лишь подтвердило популярную еще в прошлых веках легенду, что череп драматурга был украден аж в 1794 г. Трагическую судьбу праха Шекспира разделило немало останков других великих людей прошлого.

Йозеф Гайдн умер в Вене в 1809 г. Знаменитого композитора спешно похоронили на следующий день без почестей. Поскольку город был захвачен Наполеоном. В 1820 г князь Эстергази решил достойно перезахоронить Гайдна в склепе. Когда вскрыли гроб, вместо головы увидели лишь парик!

Обезглавленным лежит в могиле и великий Моцарт. А гению немецкого Просвещения, поэту, драматургу Фридриху Шиллеру, умершему в 1805 г, мародеры в гробу подменили череп. Слухи об этом кощунстве ходили еще в 19 веке. В 2007 г эксперты доказали: действительно, у Шиллера «фальшивая» голова. Поговаривают про подобное святотатство с останками Гете, Петрарки, Бетховена…

Давно ходят слухи, что не все ладно и с могилой Пушкина в Святогорском монастыре. Вроде бы в 50 – х, когда начали реставрацию некрополя, поврежденного фашистами, в могиле обнаружили… два посторонних черепа. Мужской и женский. По одной из версий, голова самого Александра Сергеевича похищена.

У Пушкина есть документальное стихотворение в тему. Он вручил его лицейскому приятелю поэту Антону Дельвигу вместе с…. черепом его предка.

Прими ж сей череп, Дельвиг, он Принадлежит тебе по праву. Обделай ты его, барон, В благопристойную оправу. Изделье гроба преврати В увеселительную чашу, Вином кипящим освяти, Да запивай уху да кашу.

Скелет предка Дельвига похитил из церковного склепа Риги для учебы студент – медик, поэт Николай Языков. Пушкину череп барона Дельвига достался от его приятеля Вульфа, который держал в нем табак (!).

Сам Языков, укравший скелет барона, был похоронен в Даниловом монастыре рядом с Гоголем. Их прах вместе перенесли в 1931 г на Новодевичье. Но у поэта голова была на месте, констатировал все тот же писатель – очевидец Лидин.

***

Православная церковь о Гоголе

Православная церковь, возведя Гоголя на постамент в качестве божественной матрицы – естественной чистоты души – словами Иоанна Восторгова сказала о нем:

«Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою – то душевною болезнью, чем – то необычным, непонятным, ненормальным.

Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдой… Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю…, который выполнил завет Апостола: «Слово ваше да бывает всегда во благодати, солию растворено».

И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой… Такие творцы по своему значению… поддерживают благочестные и чистые литературные предания».

***

В то время врачи не могли распознать его психическое заболевание и лечили снадобьями, которые только ослабляли его.

Если бы медики своевременно начали лечить его от депрессии, писатель прожил гораздо дольше (в этом уверены современные медики).

***

«Невидимая рука, ведущая меня»

Гоголь – словно птица небесного рая

Свою зрелую жизнь Гоголь провел аскетически, своего рода инок в келье. Не будучи постриженным, он вел жизнь благочестивого монаха в целомудрии, нестяжании и послушании.

У него не было собственного жилища. Свою долю наследства он разделил между родными и нищими. По смерти его за ним никакого земного имущества почти не осталось.

Опись имущества Гоголя показала, что после него осталось личных вещей на сумму 43 рубля 88 копеек. Предметы, попавшие в опись, представляли собой совершенные обноски и говорили о полном равнодушии писателя к своему внешнему облику в последние месяцы его жизни.

Как здесь не вспомнить О. Хайяма: «Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим»

И это при том, что созданный им фонд «на вспоможение бедным людям, занимающимся наукою и искусством» составил более двух с половиной тысяч рублей. Гоголь никогда не был женат, не был близок ни с одной из женщин (в многочисленных воспоминаниях о нем нет и намека ни на что подобное).

По воспоминаниям современников, Гоголь «был в состоянии довольствоваться самою скудною пищей и постился иногда, как самый строгий отшельник, а во время говенья почти ничего не ел». В постные дни, когда в деревнях готовились разнообразные постные блюда, различные винегреты и тому подобное, он даже иногда бывал недоволен: «Какой же это пост, когда все объедаются еще хуже, чем в обыкновенные дни?» – говорил он, отодвигая подальше блюдо с какою – нибудь заманчивой постной пищей…»

Доктор Тарасенков вспоминал: «Свое пощение он не ограничивал одною пищею, но и сон умерял до чрезмерности; после ночной продолжительной молитвы он вставал рано и шел к заутрени…» Тот же Тарасенков говорил еще, что Гоголь почти не ложился в постель, а оставался в креслах. Видно, он старался подражать весьма трудному аскетическому подвигу, редкому и у подвижников.

П. В. Анненков о своем пребывании в Риме еще летом 1841 года совместно с Гоголем писал в воспоминаниях: «Гоголь довольно часто садился на узенький плетеный диван из соломы, опускал голову на руку и дремал долго после того, как я уже был в постели и тушил свечу. Затем переходил он к себе на цыпочках и так же точно усаживался на своем собственном соломенном диванчике вплоть до света, а со светом взбивал и разметывал свою постель для того, чтоб общая наша служанка, прибиравшая комнаты, не могла иметь подозрения о капризе своего жильца».

«Где просто – там ангелов со сто», – гласит библейская мудрость. Вот и Гоголь простой был веры, ангельской. Княжна В. Н. Репнина – Волконская вспоминала: «У матери моей была домовая церковь. Гоголь приходил к обедне, становился в угол за печкой и молился как мужичок, по выражению одного молодого слуги, то есть клал поклоны и стоял благоговейно».

Понятие о Боге запало в душу Гоголя с раннего детства

«Старайтесь лучше видеть во мне христианина и человека, чем литератора».

Среди предков Гоголя были люди духовного звания: прадед по отцу был священником; дед закончил Киевскую Духовную Академию, а отец – Полтавскую Духовную Семинарию. Мать его была женщиной набожной, усердной паломницей. Понятие о Боге запало в душу Гоголя с раннего детства. В письме к матери 1833 года он вспоминал: «Я просил Вас рассказать мне о Страшном Суде, и Вы мне, ребенку, так хорошо, так понятно, так трогательно рассказали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешных, что это потрясло и разбудило во мне чувствительность. Это заронило и произвело впоследствии во мне самые высокие мысли».

Первым сильным испытанием в жизни юного Николая была смерть отца. Он пишет матери письмо, в котором отчаяние смиряется глубокой покорностью воле Божией: «Я сей удар перенес с твердостию истинного христианина… Благословляю тебя, священная вера! В тебе только я нахожу источник утешения и утоления своей горести!.. Прибегните так, как я прибегнул, к Всемогущему».

После переезда в столицу Гоголь погружается в литературную жизнь. Но несмотря на занятость, в нем проглядывает постоянное недовольство суетой, желание иной, собранной жизни. В этом смысле очень показательны раздумья о посте в «Петербургских записках 1836 г.: «Спокоен и грозен Великий Пост. Кажется, слышен голос: «Стой, христианин; оглянись на жизнь свою». На улицах пусто. Карет нет. В лице прохожего видно размышление. Я люблю тебя, время думы и молитвы. Свободнее, обдуманнее потекут мои мысли… – К чему так быстро летит ничем незаменимое наше время? Кто его кличет к себе? Великий Пост, какой спокойный, какой уединенный его отрывок!»

Если брать нравоучительную сторону раннего творчества Гоголя, то в нем есть одна характерная черта: он хочет возвести людей к Богу путем исправления их недостатков и общественных пороков – то есть путем внешним.

Гоголь опирался на фразу одного из библейских пророков, говорившего: «Вера в Бога не должна приводить к оскудению любви, к вражде. Бог не есть Бог неустройства, но мира».

Вторая половина жизни и творчества писателя ознаменована направленностью его к искоренению недостатков в себе самом – и таким образом, он идет путем внутренним. «Говорить и писать о высших чувствах и движеньях человека нельзя по воображению, нужно заключить в себе самом хотя небольшую крупицу этого, – словом, нужно сделаться лучшим» (Н. В. Гоголь, «Авторская исповедь»).

Работая над «Мёртвыми душами», Гоголь хотел показать пути нравственного совершенствования русских людей, а нравственное совершенство для Гоголя было связано с христианством, с божественными заповедями (не обмани, не укради, усердствуй и т. д.)

Он уверился в том, что в событиях, переживаемых им, описываемых им проявляется Высшая воля. После тяжёлой болезни, постигшей его, когда он на время оставил поэму и начал писать давно задуманную пьесу, и неожиданного скорого исцеления он говорил: «…Я рад всему, всему, что ни случается со мной в жизни и, как погляжу я только, к каким чудным пользам и благу вело меня то, что называют в свете неудачами, то растроганная душа моя не находит слов благодарить невидимую руку, ведущую меня».

Нравственно – религиозный замысел Гоголя был таков: во втором томе вывести в поэме значительные характеры, «приоткрыть завесу над кладезем, скрывающим «несметное богатство русского духа». Но он хотел, чтобы эти характеры были жизненными, чтобы «богатство» выглядело не призрачным и обманчивым, а реальным. Он хотел убедить «всякого» и к тому же провести ту мысль, что любой русский может достичь желанного идеала, стоит только захотеть. Бог не оставить без помощи протянутую руку. Но задуманный замысел у Гоголя, не осуществился… (тем отдельного анализа)

Гоголь считал, что «Мёртвые души» пишутся медленно, ибо сам Гоголь является этому препятствием (и чем не соотнесение с христианской моралью – «пока я в миру, я свет этого мир…»: «На каждом шагу и на каждой строчке ощущается такая потребность поумнеть и притом так самый предмет и дело связано с моим собственным внутренним воспитанием, что никак не в силах я писать мимо меня самого, а должен ожидать себя. Я иду вперёд – идёт и сочинение, я остановился – нейдёт и сочи/нение/».

Это признание означает, что Гоголь связывал процесс работы над поэмой с самовоспитанием, с освобождением от собственных недостатков и приобретением таких нравственных – религиозных достоинств, которые позволили бы писателю видеть дальше и глубже всех. В неудачах автор винил только себя, проявляя тем самым христианское сознание: раз не увидел лучших людей, значит, не воспитал в себе умение видеть лучшее, не достиг высшей ступени совершенства, не поднялся к Богу…

Условно жизнь и творчество Гоголя можно разделить на два периода – рубежом будет 1840 год.

Летом 1840 г. Гоголь за границей пережил тяжелые приступы нервического расстройства, болезненной тоски и не надеясь на выздоровление, он даже написал духовное завещание. Но затем последовало «чудное исцеление». Ему открылся новый путь. Начинается постоянное стремление Гоголя к улучшению в себе духовного человека и преобладание религиозного направления. В «Истории моего знакомства с Гоголем» Аксаков свидетельствует: «Да не подумают, что Гоголь менялся в своих убеждениях, напротив, с юношеских лет он оставался им верен. Но Гоголь шел постоянно вперед, его христианство становилось чище, строже; высокое значение цели писателя яснее и суд над самим собой суровее».

У Гоголя постепенно вырабатываются аскетические устремления. В апреле 1840 г. он писал: «Я же теперь больше гожусь для монастыря, чем для жизни светской».

В июне 1842 года Гоголь уезжает за границу – и там религиозное настроение начинает преобладать в его жизни.

Г. П. Галаган, живший с ним в Риме, вспоминал: «Гоголь показался мне уже тогда очень набожным. Один раз собирались в русскую церковь все русские на всенощную. Я видел, что и Гоголь вошел, но потом потерял его из виду. Перед концом службы я вышел в притвор и там в полумраке заметил Гоголя, стоящего в углу… на коленях с поникнутой головой. При известных молитвах он бил поклоны».

Действительно, в «нравственной области» Гоголь был гениально одарен; ему было суждено круто повернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути Пушкина на путь Достоевского.

Все черты, характеризующие «великую русскую литературу», ставшую мировой, были намечены Гоголем: ее религиозно – нравственный строй, ее гражданственность и общественность, ее смелый и практический характер, ее пророческий пафос и мессианство. С Гоголя начинается широкая дорога, «мировые простор» для России.

«Он не солгал нам, дух печально – строгий, Принявший имя утренней звезды, Когда сказал: «Не бойтесь вышней мзды, Вкусите плод, и будете, как боги».

Какой величественный пример для назидания дает нам жизнь и творчество Н. В. Гоголя – его гениальный художественный дар и его неистовое стремление к правде и к преображению жизни. Не понять нам Руси, ее пути, ее исканий и трагедии, если не поймем мы тайну крестного пути Гоголя, муку его души.

«Ещё не раз Вы вспомните меня И весь мой мир, волнующий и странный…» — Н. Гумилев

Высокое представление о своём таланте и лежащей на нём обязанности привело его к убеждению, что он творит нечто провиденциальное: для того, чтобы обличать людские пороки и широко смотреть на жизнь, надо стремиться к внутреннему совершенствованию, которое даётся только познанием божественных заповедей.

Несколько раз пришлось ему перенести тяжёлые болезни, которые ещё больше увеличивали его религиозное настроение; в своем кругу он находил удобную почву для развития религиозной экзальтации – он принимал пророческий тон, самоуверенно делал наставления своим друзьям и в конце концов приходил к убеждению, что сделанное им до сих пор было недостойно той высокой цели, к которой он считал себя призванным. Если прежде он говорил, что первый том его поэмы есть не больше, как крыльцо к тому дворцу, который в нём строится, то в это время он готов был отвергать всё им написанное, как греховное и недостойное его высокого посланничества.

Николай Гоголь с детских лет не отличался крепким здоровьем. Смерть в отрочестве его младшего брата Ивана, безвременная кончина отца наложили отпечаток на его душевное состояние. Работа над продолжением «Мёртвых душ» не клеилась, и писатель испытывал мучительные сомнения в том, что ему удастся довести задуманное произведение до конца.

Летом 1845 г. его настигает мучительный душевный кризис. Он пишет завещание, сжигает рукопись второго тома «Мёртвых душ». В ознаменование избавления от смерти Гоголь решает уйти в монастырь и стать монахом, но монашество не состоялось. Зато его уму представилось новое содержание книги, просветлённое и очищенное; ему казалось, что он понял, как надо писать, чтобы «устремить всё общество к прекрасному».

Он решает служить Богу на поприще литературы. Началась новая работа, а тем временем его заняла другая мысль: ему скорее хотелось сказать обществу то, что он считал для него полезным, и он решает собрать в одну книгу всё писанное им в последние годы к друзьям в духе своего нового настроения и поручает издать эту книгу Плетнёву. Это были «Выбранные места из переписки с друзьями».

Большая часть писем, составляющих эту книгу, относится к той поре, когда религиозное настроение Гоголя достигло своего высшего развития

Книга произвела тяжёлое впечатление, поскольку Гоголь мыслил совершенно в иных категориях. Даже друзья отвернулись от него. Гоголь своим тоном пророчества и назидания, проповедью смирения, из – за которой виднелось, однако, собственное самомнение; осуждениями прежних трудов, полным одобрением существующих общественных порядков. Гоголь, не отвергая целесообразности социального переустройства, основную цель видел в духовном самосовершенствовании.

Писатель или богомыслитель: единство или борьба?

О свойствах своего таланта сам Гоголь говорил: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных». При этом изображённые им лица не были просто повторением действительности: они были целыми художественными типами, в которых была глубоко понята человеческая природа. Его герои чаще чем у кого – либо другого из русских писателей становились именами нарицательными.

Другая личная черта Гоголя заключалась в том, что с самых ранних лет, с первых проблесков молодого сознания его волновали возвышенные стремления, желание послужить обществу чем – то высоким и благотворным; с ранних лет ему было ненавистно ограниченное самодовольство, лишённое внутреннего содержания, и эта черта сказалась потом, в сознательным желанием обличать общественные язвы и испорченность, и она же развилась в высокое представление о значении искусства, стоящего над толпой как высшее просветление идеала…

Самым острым моментом столкновения мировоззренческих представлений Гоголя со стремлениями революционной части общества явилось письмо Белинского, сам тон которого больно ранил писателя (Белинский своим авторитетом утвердил Гоголя главою русской литературы ещё при жизни Пушкина), но критика Белинского уже ничего не могла изменить в духовном складе Гоголя, и последние годы его жизни прошли в мучительной борьбе художника и православного мыслителя.

Для самого Гоголя эта борьба осталась неразрешённой; он был сломлен этим внутренним разладом, но, тем не менее, значение основных произведений Гоголя для литературы было чрезвычайно глубокое. Его глубокий психологический анализ не имел равного себе в предшествующей литературе и расширял круг тем и возможности литературного письма.

Однако одними художественными достоинствами невозможно объяснить ни того энтузиазма, с каким принимались его произведения в молодых поколениях, ни той ненависти, с какою они встречены были в консервативной массе общества. Волею судьбы Гоголь явился знаменем нового социального движения, которое формировалось вне сферы творческой деятельности писателя, но странным образом пересеклось с его трагической судьбой, поскольку на данную роль иных фигур подобного масштаба в этот исторический момент не было.

В свою очередь, Гоголем были ошибочно истолкованы надежды читателей, возлагаемые на окончание «Мертвых душ». Поспешно обнародованный конспективный эквивалент поэмы в виде «Выбранных мест из переписки с друзьями» обернулся чувством досады и раздражения обманутых читателей, поскольку среди читателей сложилась устойчивый гражданский статус Гоголя: юмориста и шутника, и в чем – то клоуна. К иному восприятию писателя публика пока была не готова.

Дух гуманности, отличающий произведения Достоевского и других писателей после Гоголя, уже ярко раскрывается в гоголевской прозе, например, в «Шинели» «Записках сумасшедшего», «Мёртвых душах».

Первое произведение Достоевского примыкает к Гоголю до очевидности.

В дальнейшей работе новые писатели совершали уже самостоятельный вклад в содержание литературы, так как жизнь ставила и развивала новые вопросы, – но первые мысли были даны Гоголем.

Произведения Гоголя совпадали с зарождением социального интереса, которому они сильно послужили и из которого литература уже не выходила. Но эволюция самого писателя, его мировоззрения происходило куда сложнее, чем формирование «русского реалистичного искусства». Сам Гоголь мало совпадал с «гоголевским направлением» в литературе. Любопытно, что летом 1852 г. за небольшую статью в память о Гоголе (своего рода некролог) Тургенев был подвергнут аресту и месячной ссылке в деревню. Объяснение этому находили в нерасположении николаевского правительства к Гоголю – сатирику.

В последующем русские писатели подчеркивали преемственность с «гоголевским стилем»: образность, чувство слова, «религиозное сознание», мистика и реальность. Это и Ф. Сологуб, и Андрей Белый, и, конечно, Д. Мережковский. Пышно расцвел стиль Гоголя особенно у М. Булгакова.

«…есть только одна дверь, указанная Христом»

Личность Гоголя всегда выделялась особой таинственностью. С одной стороны, он являл собой классический тип писателя – сатирика, обличителя пороков, общественных и человеческих, блестящего юмориста, с другой – начинателя в русской литературе святоотеческой традиции, религиозного мыслителя и публициста и даже автора молитв.

Гоголь был православным христианином, и его православие было не мнимым, а действенным, и без этого невозможно что – либо понять из его жизни и творчества.

Гоголь получил начатки веры в кругу семьи. В письме к матери от 2 октября 1833 года из Петербурга Николай Гоголь вспоминал следующее: «Я просил вас рассказать мне о страшном суде, и вы мне ребёнку так хорошо, так понятно, так трогательно рассказали о тех благах, которые ожидают людей за добродетельную жизнь, и так разительно, так страшно описали вечные муки грешных, что это потрясло и разбудило во мне всю чувствительность. Это заронило и произвело впоследствии во мне самые высокие мысли»

С духовной точки зрения, раннее творчество Гоголя содержит не просто собрание юмористических рассказов, а обширное религиозное поучение, в котором происходит борьба добра со злом и добро неизменно побеждает, а грешники наказываются. Глубокий подтекст содержит и главное произведение Гоголя – поэма «Мёртвые души», духовный смысл которого раскрыт в предсмертной записи писателя: «Будьте не мёртвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом…»

Сатира в таких произведениях, как «Ревизор» и «Мёртвые души» – это лишь их верхний и неглубокий пласт, как видимая вершина мощного айсберга. Главную идею «Ревизора» Гоголь передал в пьесе под названием «Развязка Ревизора», где есть такие слова: «… страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба». В этом, по мнению Гоголя, заключена главная идея произведения: бояться нужно не Хлестакова и не ревизора из Петербурга, а «Того, кто ждет нас у дверей гроба»; это идея духовного возмездия, а настоящий ревизор – наша совесть.

Быль ли Гоголь мистиком или нет? Верующий в Бога человек не может быть мистиком: для него всем в мире ведает Бог; Бог – не мистик, а источник благодати, и божественное несоединимо с мистическим.

Без сомнений, Гоголь был «верующий в лоне Церкви христианин», и понятие мистического не приложимо ни к нему самому, ни к его сочинениям». Хотя среди его персонажей есть колдуны и чёрт, они всего лишь герои сказки, и чёрт у него зачастую фигура пародийная, комическая (как, например, в «Вечерах на хуторе»). А во втором томе «Мёртвых душ» выведен дьявол современный – юрисконсульт, довольно цивильный с виду человек, но по сути более страшный, чем любая нечистая сила. С помощью коловращения анонимных бумаг он устроил в губернии великую путаницу и превратил существовавший относительный порядок в полный хаос.

Гоголь завершил свой писательский путь «Выбранными местами из переписки с друзьями» – ее называл «подлинной христианской книгой», а друзья – вредной и пустой. Принято считать, что книга является ошибкой, уходом писателя в сторону со своего пути. Но возможно, она и есть его путь, и даже более, чем другие книги. Все – таки это две радикально разные вещи: понятие дороги («Мёртвые души» на первый взгляд – дорожный роман) и понятие пути, то есть выхода души к вершине идеала.

Л. Н. Толстой – о Гоголе

«Гоголь – огромный талант, прекрасное сердце и небольшой, несмелый, робкий ум.

Отдается он своему таланту – и выходят прекрасные литературные произведения, как «Старосветские помещики», первая часть «Мертвых душ», «Ревизор» и в особенности – верх совершенства в своем роде – «Коляска». Отдается своему сердцу и религиозному чувству – и выходят в его письмах, как в письме «О значении болезней», «О том, что такое слово» и во многих и многих других, трогательные, часто глубокие и поучительные мысли. Но как только хочет он писать художественные произведения на нравственно – религиозные темы или придать уже написанным произведениям несвойственный им нравственно – религиозный поучительный смысл, выходит ужасная, отвратительная чепуха, как это проявляется во второй части «Мертвых душ», в заключительной сцене к «Ревизору» и во многих письмах.

Происходит это оттого, что, с одной стороны, Гоголь приписывает искусству несвойственное ему высокое значение, а с другой – еще менее свойственное религии низкое значение церковное, и хочет объяснить это воображаемое высокое значение своих произведений этой церковной верой.

Если бы Гоголь, с одной стороны, просто любил писать повести и комедии и занимался этим, не придавая этим занятиям особенного, гегельянского, священнослужительского значения, и, с другой стороны, просто признавал бы церковное учение и государственное устройство, как нечто такое, с чем ему незачем спорить и чего нет основания оправдывать, то он продолжал бы писать и свои очень хорошие рассказы и комедии и при случае высказывал бы в письмах, а может быть, и в отдельных сочинениях, свои часто очень глубокие, из сердца выходящие нравственные религиозные мысли.

Но, к сожалению, в то время как Гоголь вступил в литературный мир, в особенности после смерти не только огромного таланта, но и бодрого, ясного, незапутанного Пушкина, царствовало по отношению к искусству – не могу иначе сказать – то до невероятности глупое учение Гегеля, по которому выходило то, что строить дома, петь песни, рисовать картины и писать повести, комедии и стихи представляет из себя некое священнодействие, «служение красоте», стоящее только на одну степень ниже религии. Одновременно с этим учением было распространено в то время и другое, не менее нелепое и не менее запутанное и напыщенное учение славянофильства об особенном значении русского, то есть того народа, к которому принадлежали рассуждающие, и вместе с тем особенного значения того извращения христианства, которое называлось православием.

Гоголь хотя и малосознательно, но усвоил себе оба учения: учение об особенном значении искусства он, естественно, усвоил, потому что оно приписывало великую важность его деятельности, другое же, славянофильское учение тоже не могло не привлечь его, так как, оправдывая все существующее, успокаивало и льстило самолюбию.

И Гоголь усвоил оба учения и постарался соединить их в применении к своему писательству. Из этой – то попытки и вышли те удивительные нелепости…»

В этой связи вспомним слова о Гоголе, сказанные его стаpшим дpугом Жуковским: «Настоящее его пpизвание было монашество. Я увеpен, что если бы он не начал свои Меpтвые Души, котоpых окончание лежало на его совести и все ему не давалось, то он давно бы стал монахом и был бы успокоен совеpшенно, вступив в ту атмосфеpу, в котоpой душа его дышала бы легко и свободно».

Русь и Украина – двое в одном Гоголе

Конденсат двух культур

Сложное переплетение двух культур в одном человеке всегда делало фигуру Гоголя центром межнациональных диалогов, но самому Гоголю не нужно было выяснять, украинец он или русский – писатель считал себя конденсатом двух культур.

В 1844 году он так отвечал на запрос Александры Осиповны Смирновой: «Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская, потому что это, как я вижу из письма вашего, служило одно время предметом ваших рассуждений и споров с другими. На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, – явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве.»

Нет ни одного сочинения писателя, написанного по – украински, а вклад Гоголя в развитие русского языка соизмерим лишь с немногими писателям русского происхождения (Толстой, Достоевский, Булгаков)

Да, привязанность Гоголя к своей малороссийской родине была очень сильна, особенно в первые годы его литературной деятельности и вплоть до завершения второй редакции «Тараса Бульбы», а сатирическое отношение к русской жизни, предположительно, объясняется не только его национальными свойствами, но и характером его внутреннего развития (религиозного мыслителя – «Зло рождает мир»)

Несомненно, что в творчестве писателя сказались украинские черты. Такими считают особенности его юмора, который остался единственным образцом в своём роде в русской литературе. Украинское и русское начала счастливо слились в этом даровании в одно, в высшей степени замечательное явление.

Длительное пребывание за границей уравновесило украинскую и русскую составляющие мировоззрения Гоголя, родиной души своей он теперь назвал Италию, при этом Италию он любил за то же, за что отдавал предпочтение Диканьке перед Петербургом – за архаичность и сохранение самобытности.

Поздний Гоголь так говорил об особенностей русско – украинских отношений. «Нам…, надо писать по – русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгутеров… Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, нетленная поэзия правды, добра и красоты. Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой, невозможно» Из этого спора вытекает, что к концу жизни Гоголя волновал не столько национальный вопрос, сколько антагонизм веры и безверия. А сам писатель возносил на пик именно синтез славянских культур.

«Скажу вам одно…»

Николай Гоголь и его отношение к украинскому народу (как тогда было принято говорить – малороссийскому). Николай Васильевич Гоголь родился в Полтавской губернии, на Украине, как он сам говорил, и происходил из старинного украинского казацкого рода, будучи потомком Остапа Гоголя – гетмана Правобережного Войска Запорожского Речи Посполитой.

В связи с событиями в современной Украине взгляды Гоголя на украинский вопрос особенно актуальны сегодня. Ведь он, для которого украинский язык был таким же родным, как и великорусский, умел сочетать в себе горячую любовь к малой родине с цельным государственным взглядом – русским национализмом.

Гоголю не нужно было выяснять, украинец он или русский – В 1844 году он так отвечал на запрос Александры Осиповны Смирновой:

– Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская, потому что это, как я вижу из письма вашего, служило одно время предметом ваших рассуждений и споров с другими. На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, – явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве».

В записной книжке Гоголя 1846 – 1851 годов находим следующее его замечание: «Обнять обе половины русского народа, северную и южную, сокровище их духа и характера». Эта мысль, возможно, является планом какого – то неизвестного сочинения, где писатель намеревался обрисовать, охватить в целом жизнь русского народа.

Русский и малоросс для Гоголя – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой невозможно – считал великий писатель. При этом, ни в коей мере не унижая роль украинской культуры, Гоголь утверждал необходимость поддержки и развития единственно русского литературного языка, подчеркивая:

– Нам надо писать по – русски: надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан.

Исторический вестник, 1881, №12. С. 479.

Не случайно Гоголь приводит в качестве примера Евангелие – русских и украинцев объединяла единая Греко – Российская Православная Церковь, и именно этот факт являлся важнейшим основанием для государственного единства.

Чтобы лучше понять мотивы Н. В. Гоголя, предлагаем читателям ознакомиться с отрывком из его статьи, посвященной истории Украины.

«Теперь я принялся за историю нашей единственной бедной Украины. Ничто так не успокаивает, как история. Мои мысли начинают литься тише и стройнее. Мне кажется, что я напишу её, что я скажу много того, что до меня не говорили».

– Н. В. Гоголь, 9 ноября 1833 года.

У Гоголя Днепр – это символ родины, могучей и непримиримой, величественной и прекрасной. И верил он в то, что сумеет подняться народ, сумеет сбросить с себя оковы. Но сначала его нужно разбудить. И он будил, он показывал народу: вы есть, вы могучая нация, вы не хуже других – потому что имеете великую историю, и вам есть чем гордиться.

Он будил, он не дал затеряться украинскому народу среди многих других европейских народов.

«Не будучи украинцем по духу, по крови, по глубинной сути, мог бы разве Гоголь написать «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Сорочинскую ярмарку», «Майскую ночь», «Тараса Бульбу?».

«Уроки Гения»

О Гоголе писал Михаил Алексеев: «Народ, имеющий в своем основании богатый исторический опыт, огромный духовный потенциал, в какой – то час почувствует в себе жгучую потребность излить себя, высвободить, а точнее – выявить нравственную энергию в дивной бессмертной песне. И тогда он, народ, отыскивает того, кто мог бы создать такую песню. Так рождаются Пушкины, Толстые, Гоголи и Шевченки, эти богатыри духа, эти счастливцы, коих народы, в данном случае русские и украинцы, сделали своими избранниками.

Иногда на такие поиски уходят столетия и даже тысячелетия. Украине потребовалось всего лишь пять лет, чтобы подарить человечеству сразу двух гениев – Николая Васильевича Гоголя и Тараса Григорьевича Шевченко. Первого из этих титанов называют великим русским писателем, поскольку слагал он свои поэмы, творения на русском языке; но, не будучи украинцем по духу, по крови, по глубинной сути, мог бы разве Гоголь написать «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Сорочинскую ярмарку», «Майскую ночь», «Тараса Бульбу»? Совершенно очевидно, что это мог сделать лишь сын украинского народа. Внеся в русский язык чарующие краски и мотивы украинской мовы, Гоголь, величайший кудесник, преобразил и собственно русский литературный язык, наполнил его паруса упругими ветрами романтики, придал русскому слову неповторимую украинскую лукавинку, ту самую «усмишку», которая непостижимою, таинственною силою своей заставляет верить нас в то, что редкая птица долетит до середины Днепра…»

Гоголевский «Ревизор», его «Мертвые души» всколыхнули Россию. Они заставили многих по – новому взглянуть на себя. «Негодовали в Москве, в Петербурге и в глуши, – писал российский критик Игорь Золотусский. – Негодовали и читали, расхватывали поэму, ссорились из – за нее и мирились. Пожалуй, не было со времени триумфа знаменитых пушкинских ранних поэм такого успеха». Раскололась Россия. Гоголь заставил ее задуматься о своем настоящем и будущем.

Но, наверное, в еще большей мере всколыхнул он украинский национальный дух. Начав вроде бы с невинных, веселых комедий, показывающих «народ, отделенный каким – нибудь столетием от собственного младенчества», Гоголь уже в этих ранних, так называемых малороссийских, повестях затронул чувствительную и самую больную и слабую струну украинской души. Может быть, для всего мира главным в этих повестях была веселость и оригинальность, самобытность и неповторимость, невиданная и неслыханная для многих ранее наций. Но не в этом основной смысл видел Гоголь. И, тем более, не веселье главным мог увидеть в этих повестях сам украинский народ.

«Все мы выросли из гоголевской шинели»

Тысячи лет передаются из поколения в поколение сказания и предания о славных страницах своего прошлого. Украина же всего лишь каких – нибудь полстолетия пребывала в состоянии крепостного рабства. Еще живы были не только воспоминания о славной казацкой вольнице, но и предания о могучей и сильной Руси, покорявшей многие народы и территории. И теперь эта Русь вместе со своей столицей – древним Киевом, была периферией огромного государства, теперь она Малороссия, а ее культура, ее язык вызывали, в лучшем случае, лишь умиление. И вдруг она ожила, предстала перед взором умудренной, иногда снобистской публики во всей самобытной красе, со всеми своими особенностями, культурными и языковыми отличиями.

Да и сам украинский народ, открыто названный Гоголем Русью, пораженный «Вечерами», а потом еще более «Миргородом», не мог не остановиться и не посмотреть на самого себя – кто он есть, куда идет, какое будущее у него впереди?

«Говорено, что все мы выросли из гоголевской «Шинели», – писал Виктор Астафьев. – А «Старосветские помещики»? А «Тарас Бульба»? А «Вечера на хуторе близ Диканьки»? … Из них разве никто и ничего не выросло? Да нет такого истинно русского – да и русского ли только? – такого таланта, кои не испытали бы на себе благотворного влияния гоголевской мысли, не омывались бы волшебной, животворящей музыкой его слова, не поражались бы непостижимой фантазией. Эта вкрадчивая, непринужденная красота Гоголя всякому глазу и сердцу вроде бы доступные, живая жизнь, как бы и не рукой и сердцем кудесника изваянные, мимоходом зачерпнутые из бездонного кладезя мудрости и мимоходом же, непринужденно отданные читателю…

Ирония и смех его повсюду горьки, однако не надменны. Смеясь, Гоголь страдает. Обличая порок, он прежде всего в себе его обличает, в чем и признавался не раз, страдал и плакал, мечтая приблизиться к «идеалу». И дано ему было не только приблизиться к великим художественным открытиям, но и мучительно постигать истину бытия, величие и расхристанность человеческой морали…

Может быть, Гоголь весь в будущем? И если это будущее возможно, … оно прочтет Гоголя. Мы же прочесть его при нашей суетности всеобщей, поверхностной грамотности не смогли, мы пользовались подсказками учителей, а они действовали по подсказкам того же хотя бы Белинского и его последователей, путающих просветительство с уголовным кодексом. Добро уже и то, что пусть и в преклонном возрасте пришли к широкому, хотя не очень еще глубокому постижению гоголевского слова. Однако, того закона и того завета, по которым это слово сотворялось, – не постигли»

(Виктор Астафьев «Приближение к истине»).

Величие Гоголя как раз и состояло в том, что он, его творчество произросло все целиком из народа. Того народа, среди которого он вырос, «под небом которого под музыку звонких колоколов венчались мать и батька письменника», где он, «веселый и быстроногий хлопчик» грелся со своими ровесниками на полтавских, щедро напоенных солнцем лугах, играл, показывал язык сельским молодицам, беззаботно смеялся, чувствовал горячий народный язык, еще не знавший тогда, сколько страданий и тягот ляжет на его слабые плечи, какие муки будут терзать и мучить его тонкую, нервную душу

Он не исказил ни общество, ни человека. Он, как пахарь, поднимал верхний пласт земли, чтобы не затормозить логическое развитие жизни. Чтобы анархия, разброд в природе и в душе человеческой, и без того метущейся, – эти плевела и сорняки – не дали обильный урожай в виде забвения отеческих корней.

Любовь к родине

«Любовь Гоголя к своему народу, – писал президент Всемирного Совета Мира Фредерик Жолио – Кюри, – привела его к великим идеям человеческого братства».

Связь с народом, с родиной – это высшее мерило жизненной полноценности и значимости человека. В полной мере тему патриотизма, тему братства и товарищества Гоголь развил уже в повести «Тарас Бульба». Центральным, кульминационным моментом там стала знаменитая речь Тараса: «Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только они, чтобы при них были хлебные стоги, да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи, гнушаются языком своим, свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства».

Читаешь эти горькие гоголевские строчки, а на ум приходят уже другие – шевченковские:

«Раби, подножки, грязь Москви».

«Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее, – говорит он в своей очаровательной Майской ночи:

– С середины неба глядит месяц, необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее… Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник – ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их… Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба… Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее, еще лучше блестят при месяце толпы хат…»

Можно ли лучше и краше передать красоту этой украинской ночи, или «малороссийского» лета? На фоне этой дивной, красочной природы Гоголь раскрывает жизнь народа, народа вольного, свободного, народа во всей его простоте и самобытности

В своих повестях он изображает жизнь народа, имеющего право быть нацией, имеющего право на самобытность, на свою историю и культуру. Все это он, конечно, вынужден был прикрыть смехом, весельем. Но, как сказано в Евангелии: «Сказал им: кто имеет уши слышать, да слышит!»

У Гоголя все покрыто добрым, незлобным юмором. И хотя этот юмор, этот смех почти всегда завершается глубокой тоской и грустью, грусть эту видят далеко не все. Видят в основном те, кому она направлена. Молодой, начинающий писатель уже тогда видел измельчение народа, видел, как уходит, исчезает из реального мира чувство свободы и могущество личности, которое неотделимо от общенациональных идеалов братства и товарищества: «Порядку нет в Украйне: полковники и есаулы грызутся, как собаки, меж собою…». «Злодеи отняли у меня эту драгоценную одежду и теперь ругаются над моим бедным телом, из которого все вышли!»

«Гоголь был чисто русский человек»

Принадлежащим к какому народу считал себя Гоголь? Давайте вспомним – разве говорится в «малороссийских» повестях Гоголя о каком – то ином народе, кроме украинского? Но Гоголь называет его также и народом русским, Русью. Почему?

Есть ли в этом какие – то противоречия истине? Да нет. Гоголь хорошо знал историю своей Родины. Он знал, что собственно Русь, ассоциировавшаяся во всех русских летописях обычно с Киевской землей и Украина – это одна земля. И абсолютно неправильным является разделение понятий Русь и Украина, как относящихся к определению двух разных стран или народов. Украину Гоголь не считает окраиной или частью какого – то другого народа. И когда он в повести «Тарас Бульба» пишет о том, что «сто двадцать тысяч казацкого войска показалось на границах Украйны», то сразу же и уточняет, что это «не была какая – нибудь малая часть или отряд, выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет, поднялась вся нация…»

Этой всей нацией в Русской земле – Украине – и была нация, называемая Гоголем украинской, русской, малороссийской, а иногда и хохлацкой. Называемая так в силу тех обстоятельств, что Украина была тогда уже частью большой империи, и, как ему казалось, вознамерившейся эту нацию растворить в море других народов, отобрать у нее право иметь свое исконное название, свой исконный язык, народные песни, легенды, думы. Гоголю было сложно – мнимость о национальном угнетении, которая, как штормовой ветер, разбивалась о гранитные ограждения мощной державной столицы породили у него душевные кризисы.

С одной стороны, он видел, как исчезает, угасает его народ и не видел перспективы у талантливых людей добиться всемирного признания без обращения к языку огромного государства (и это государство давало такую возможость) а, с другой стороны, этот исчезающий народ – это был его народ, это была его родина. Гоголевское желание получить престижное образование, престижную должность сливалось в нем с чувством украинского патриотизма, взбудораженного его историческими корнями.

«Туда, туда! В Киев! В древний, в чудесный Киев! Он наш, он не их, не правда?» – писал Гоголь.

Известно, что Гоголь очень любил Москву.

«Москва – моя родина», – писал он Сергею Тимофеевичу Аксакову в 1841 году.

Будучи в Киеве, Гоголь говорил Федору Чижову: «Кто сильно вжился в жизнь римскую, тому после Рима только Москва и может нравиться».

По убеждению, вынесенному Иваном Золотаревым из совместной жизни с Гоголем в Риме, «Гоголь был чисто русский человек, а не малоросс, каким его желают представить… писатель горячо любил именно Россию, а не Малороссию только. Любимою литературою его была литература русская… наиболее излюбленными… писателями были Жуковский и Пушкин».

Работа над «Мертвыми душами» как бы открыла Гоголю не только пространства, но и духовность России. Осенью 1850 года он писал: «Скажу вам откровенно, что мне не хочется и на три месяца оставлять России. Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще Россия все мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней что – то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине небесной».

Что касается исторической повести Гоголя «Тарас Бульба», то она есть подтверждение представлений писателя о цельности Российской империи, скрепленной православной верой.

В статье «Взгляд на составление Малороссии» (1835) Гоголь следующим образом характеризует казачество: «Большая часть этого общества состояла… из первобытных, коренных обитателей южной России. Доказательство – в языке, который, несмотря на принятие множества татарских и польских слов, имел всегда чисто славянскую южную физиономию, приближавшую его к тогдашнему русскому, и в вере, которая всегда была греческая».

Героям Запорожской Сечи свойственна одна общая черта – их самоотверженная преданность Родине. Сраженные в битве казаки, умирая, славят Русскую землю.

Сбываются слова Тараса: «Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество. Уж если на то пошло, чтобы умирать, так никому ж из них не доведется так умирать!..»

«Вот пошатнулся смертельно раненый удалой атаман Мосий Шило, наложил руку на свою рану и сказал: «Прощайте, паны – братья, товарищи! пусть же стоит на вечные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!»

Добрый казак Степан Гуска, поднятый на четырех копьях, только и успел воскликнуть: «Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!»

Упал старый Касьян Бовдюг, сраженный пулей в самое сердце, но, собрав последние силы, сказал: «Не жаль расстаться с светом! дай Бог и всякому такой кончины! пусть же славится до конца века Русская земля!»

Гоголю важно показать, что запорожцы сражаются и умирают за православную веру. «И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отшедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру».

Вот пал, пронзенный копьем, куренной атаман Кукубенко, лучший цвет казацкого войска. Повел он вокруг себя очами и проговорил: «Благодарю Бога, что довелось мне умереть при глазах ваших, товарищи! пусть же после нас живут лучшие, чем мы, и красуется вечно любимая Христом Русская земля!» Автор восхищается своим героем: «И вылетела молодая душа. Подняли ее ангелы под руки и понесли к небесам; хорошо будет ему там. «Садись, Кукубенко, одесную Меня! – скажет ему Христос. – Ты не изменил товариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал Мою Церковь».

Читая «Тараса Бульбу», понимаешь, что нет на свете преступления более страшного и позорного, чем измена Родине. Младший сын Тараса, презрев священный долг, увлекся красивой полячкой и перешел на сторону врагов Сечи. Как грозное возмездие воспринимает Андрий свою последнюю встречу с отцом.

На вопрос Тараса: «Что, сынку! Помогли тебе твои ляхи?» – Андрий «был безответен». «Так продать? продать веру? продать своих?»

Не чувствует жалости к сыну – изменнику Тарас. Без колебания вершит он свой суд: «Я тебя породил, я тебя и убью!» Покорно принимает Андрий приговор отца, понимая, что нет у него и не может быть оправдания. Он не только предатель, но и богоборец, так как, отрекаясь от родины («Кто сказал, что моя отчизна Украйна? кто дал мне ее в отчизны?»), он отрекается от Божьего установления: только Он указывает каждому место его рождения, и человек должен любить данную ему Богом Родину.

А вслед за этим попадает в плен старший сын Тараса Остап. С риском для жизни пробирается в стан врагов отец, чтобы поддержать его в минуту мучительной казни. Вскоре и сам Тарас мужественно погибает в огне, распятый на дереве. В последние минуты жизни он думает не о себе, а о товарищах, о Родине. «…Уже казаки были на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана. «Прощайте, товарищи! – кричал он им сверху. – Вспоминайте меня и будущей весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? думаете, есть что – нибудь на свете, чего бы побоялся казак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера!»

Гоголь был твердо убежден, что пока жива вера в народе, будет жив и сам народ. Как писал русский историк Николай Тальберг, «малороссийский народ был в огромной массе своей с Гоголем, а не с теми отщепенцами, которые, подобно сыну Тарасову – Андрию, отреклись от тысячелетней России».

Гоголь вырос на Украине. Но государства тогда такого не было. А он, наверное, о нем мечтал, мечтал о свободе своего народа. А иначе была бы разве «Страшная месть», или «Тарас Бульба»? С их идеями свободолюбия?

Сергей Баруздин писал как – то: «Я не знаю в нашей прозе более русского писателя, чем Николай Васильевич Гоголь… Порой мне кажется, что именно из Гоголя родились Пушкин и Некрасов, Толстой и Достоевский, Лесков и Чехов, Тургенев и Горький. Гоголь – это чудо и загадка русского таланта. Гоголь – это чудо и загадка русской души. И это чудо родилось и созрело на Полтавщине, на украинской земле. И потому так велико значение Гоголя для украинской литературы. Она ведь тоже во многом вышла из Гоголя».

Заставил народ верить в себя

Гоголь – это не придуманная коллизия, двойственность природы. Это ее прямое выражение, непосредственное декларирование духа свободы в единственном природном шедевре – в человеке.

Творчество Гоголя достигло вершин мировой литературы. Своими творениями он пробуждал в человеке человеческое, будил его дух, совесть, чистоту помыслов. А писал он, в частности, в своих «малороссийских» повестях, об украинском народе, украинской нации на конкретном этапе ее исторического развития – когда этот народ был покорен, зависим и не имел своего официального, узаконенного литературного языка. Писал он не на своем родном языке, языке своих предков. Так ли важно это для оценки творчества великого художника? Наверное, важно. Потому что человеком нельзя стать самому по себе. Не взрастит человека волчица, потому что основной признак его – духовность. А духовность имеет глубокие корни – в народных традициях, обычаях, песнях, сказаниях, в своем родном языке.

Гоголь в начале своего творческого пути обратился к прошлому своего родного народа. Он заставил его выступить ярко, живо и поразил сразу две цели: всему миру открыл глаза на один из крупнейших в Европе, но не имеющий своей государственности, порабощенный народ, и заставил этот народ поверить самому себе, поверить в свое будущее. Сразу же вслед за Гоголем вспыхнул, расцвел ярчайший талант, самобытный и оригинальный, как и его родной народ – Тарас Шевченко. Украина стала возрождаться. Еще долог и труден был ее путь. Но в начале этого возрождения был Гоголь…

Во времена Гоголя дамоклов меч расправы висел над всеми посягавшими на целостность империи. В условиях николаевской России вообще не поощрялось любое свободомыслие. Набоков называет императора Николая «распутным», «невеждой и негодяем, чье царствование все целиком не стоило и страницы пушкинских стихов»

После выхода в свет в 1831 и 1832 годах «Вечеров на хуторе близ Диканьки» положительно о них отозвался Пушкин. «Они изумили меня, – писал великий поэт редактору «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду». – Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился… Поздравляю публику с истинно веселою книгою, а автору сердечно желаю дальнейших успехов». По словам Пушкина, «все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой».

И как – то никто не заметил, или не захотел замечать скрытой за этой веселостью глубокой грусти, скрытой любви, страстного переживания о судьбе своего, сто лет, и даже не сто, а каких – то пятьдесят лет назад свободного, а теперь закрепощенного, порабощенного народа.

– «Помилуй, мамо! Зачем губишь верный народ? Чем прогневили?» – спрашивают запорожцы царицу Екатерину II в повести «Ночь перед Рождеством». И вторит им Данило в «Страшной мести»: «Времена лихие приходят. Ох, помню, помню я годы; им, верно, не воротиться!».

Но не видят, или не хотят видеть этого власть предержащая – времена были имперские, и кому какое было дело до судьбы украинского народа? Всем бросились в глаза веселость и смех, и, может быть, именно эта веселость избавила Гоголя от участи того же Шевченко. Шевченко о судьбе Украины говорил уже без смеха – и получил десять лет суровой солдатчины.

И здесь же, словно перекликались явь и надежда: «Нам… надо писать по – русски… надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка всех родных нам племен. Доминантой… должна быть единая святынь – язык Пушкина…

Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, – нетленная поэзия правды, добра и красоты…

Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение, одной в ущерб другой, невозможно» (Данилевский Г. П. «Знакомство с гоголем»)

«…Россия все мне становится ближе и ближе. Кроме свойства родины, есть в ней что – то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к Родине Небесной».

Гоголь и язык

Гоголь сразу начал писать на «владычном языке», и все, им созданное, создано по – русски – это несомненно язык русский.

Но – какой русский! Своеобразный, неповторимый, подчас «неправильный» – гоголевско – русский, или языком лингвистов — гоголевский идиолект русского языка.

И здесь его родовой признак – языковая дихотомия, изначальная языковая двойственность (взаимодействие двух стихий), но никак не аннигиляция (уничтожение) украинского языка.

Качественно новый языковый феномен – гоголевский язык, возникший, как результат обогащения русской языковой стихии украинским компонентом. Именно эта дихотомия, лингволитературный бином (двучленность) определило уникальное место Гоголя в русской литературе, его пламенное воздействие на расширение границ русского языка, противоречивое смешение в его сознании и творчестве признаков украинской национальной ментальности с российско – имперскими декларациями и мессианскими амбициями.

Гоголь, не написавший, как мы помним, ни единой художественной строки по – украински, несомненно был писателем, принадлежащим русской литературе; важно не забывать, что в этой литературе он оставался «гениальным украинцем».

С другой стороны, хотя украинская словесность и потеряла – в силу исторических и субъективных причин – в лице Гоголя потенциального своего классика, Гоголь тем не менее оказал и оказывает на нее огромное влияние, фактически, пусть и опосредованно, став одной из ключевых фигур истории украинской литературы, духовной культуры в целом.

Принципиально важную роль в гоголевском русском языке (идиолекте) играет украинская составляющая; она, как и присущие писателю черты национального характера, мировидения, исторической памяти и литературной традиции, определяет особое место Гоголя в русской литературе, если угодно, в известной мере – его одиночество в ней.

В этом – феномен Гоголя, в этом драма его национальной и психологической раздвоенности судьбы Гоголя – гениального «иностранца» в русской литературе и русском языке

О Силе и магии языка гоголевских сочинений профессор И. Мандельштам, автор не утратившего по сей день ценности труда о гоголевском стиле, писал: «У Гоголя заметно, как пользование то малорусским, то русским языком дает мысли то или другое направление, и наоборот, в предчувствии направления, которое примет его мысль в следующее мгновение, Гоголь берется за тот или другой язык, смотря по тому, в какой укладывается мысль поэтичнее, легче, ярче»].

В «Вечерах на хуторе близ Диканьки», в «Тарасе Бульбе» мысль Гоголя, замечает Мандельштам, движется «по колее родного языка», «языка души», он нередко не без труда подыскивает русские слова для передачи «склада мысли малоросса». А, скажем, в «Выбранных местах из переписки с друзьями» очевиден разрыв «между языком поэта – художника и стилем мистика – философа».

Это была биография, это была судьба – такие влиятельные факторы, как многолетнее пребывание то в одной, то в другой столице империи, в русскоязычном окружении…

С течением времени, по мере все большего отдаления от Украины и нарастания проимперских настроений все эти факторы вылились в осознанную апостазию (отход) Гоголя по отношению к родному языку, в глорификацию (прославление) языка русского как «владычного», универсального, причем не только в рамках одной Российской империи, а в общеславянском масштабе. Отсюда его Гоголя – поучение: «Нам надо писать по – русски …стремиться к поддержке и упрочению одного владычного языка для всех, родных нам, племен».

Произведения Гоголя отражали все социальные группы

Гоголевское творчество поражает и восхищает мощной и развернутой палитрой социальных групп николаевской эпохи.

Здесь и идиллия из немецкой жизни – «Ганц Кюхельгартен.

Цикл украинских повестей и рассказов, объединенных в сборники – «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», и примыкающий к ним роман «Тарас Бульба».

Красочные рассказы из жизни русской поместной среды – «Коляска», комедия «Ревизор», поэма в прозе «Мертвые души».

Произведения, отображающие жизнь чиновничьего круга – «Записки сумасшедшего», «Нос», «Шинель».

В повестях «Невский проспект» и «Портрет» изображена жизнь интеллигенции – писателей и художников.

Создает серию эскизов из жизни крупнопоместной и великосветской среды – «Утро делового человека», «Лакейская», «Тяжба», неоконченная повесть «Рим». И, конечно, – «Мертвые души», работа над второй частью, где большинство глав посвящено изображению жизни крупных латифундистов, владельцев огромных пашен, стадов и крепостных.

Гений Гоголя раздвигает хронологические и социальные границы, и буквально внеземной, сверхъестественной силой воображения скрепляет и прошедшее, и настоящее, территории вымысла и территории действий сюжетными связями.

***

Исторический факт

Император Николай I подъезжал к уездному городку Чембар, что в Пензенской губернии. При повороте коляска накренилась, император вывалился из экипажа и сломал ключицу и левую руку. Целых шесть недель он пролежал в городке на попечении местных эскулапов, пока не срослись кости.

Когда стал поправляться, Николай захотел увидеть чембарских уездных чиновников, и пензенский губернатор Панчулидзеев собрал их в доме уездного предводителя дворянства, в котором лечился император. Чиновники оделись в новую, залежавшуюся у них в сундуках и пропахшую табаком (от моли) форму. Форма была стеснительна для них, кургузых, тучных, оплывших. Они выстроились по старшинству в чинах, при шпагах, в одну шеренгу. Треугольные шляпы с позументом деревянно держали в неестественно вытянутых руках.

Император внимательно осмотрел всю шеренгу и сказал по – французски губернатору:

– Но послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю!

Губернатору была известна огромная память царя Николая на лица и фамилии, но знал от и то, что до этого Николай никогда не бывал в Чембаре, и он спросил его недоуменно:

– Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество?

И Николай ответил:

– Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием «Ревизор»

Образы мелкопоместного страта России

Картина духовного «обмеления»

Через все произведения Гоголя перед нами встает образ мелкого помещика дореформенной поры (1861).

Самое мощное и триумфальное произведение Гоголя «Мертвые души» – как раз и посвящено изображению мелкопоместной среды, изображению различных типов мелких помещиков, мирно доживающих свой век в глухих провинциях империи.

«Мертвые души» – картина всеобщего духовного «обмеления», ничтожных личностей, совершенно заеденных средой.

Гоголь как истинный скульптор, высекает крупные пласты поместных образов внутри застывших патриархальных устоев. Делает это нарочито небрежно, рельефно – выпукло, чтобы ярко выделить социальный феномен России – никчемность и бесполезность поместных «существований».

И действительно, все образы в книге мазаны одним миром, все они или сущие бездельники, ленивые и вялые, или шумные, но бестолковые, имитирующие полезность: и чувствительный, мечтательный Манилов, и азартный, деятельный Ноздрев, и хладнокровный, рассудительный Собакевич, и буквально выжившая из ума Коробочка, и, наконец, самый синтетический, универсалистский тип – Чичиков.

Общее в них – жизненная иллюзия: они убеждены, что только такие как они и есть «соль земли», «центр земли», а весь остальной род человеческий – это никчемность. Отсюда и вытекает «горький смех» («смех сквозь слезы») Гоголя над своими героями. Бесполезность и самомнение данных героев – это и комизм их положения, и одновременно – беда мелкого помещика России: поведение его диктуется скорее не личными качествами, а прежде всего социальной природой.

Свободный от ответственности за судьбу страны, лишенный всяких идеалов и благородных целей, поместный класс в своей массе обленился и просто одурел от праздности. Жизнь его, не наполненная серьезными интересами и заботами, превращена в праздное прозябание. И в то же время, эта пустяковая жизнь, выдвигалась на авансцену, в авангард мировоззрения николаевской эпохи, становилась своего рода визитной карточкой, «светильник на горе» (близкое к библейской метафоре). Рядовой, массовый помещик, служивший главным объектом гоголевского творчества, коптил небо, и при все том считал себя сказочным «ясным соколом». Лишь отдельные люди из помещичьей среды не носили на себе двойные личины, имели один облик – что такая жизнь не светильник, а коптилка, затухающая восковая свеча (о чем Гоголь и хотел поведать во втором томе соженной им рукописи).

Образы чиновников николаевской эпохи

Переход от поместных тем к теме «чиновника николаевской эпохи» совершился у Гоголя вполне естественно – так отображался путь эволюции поместного класса. Перерождение помещика в городского жителя – чиновника – было в то время частым явлением. Разорившийся и обедневший поместный страт (что стало «хронической болезнью» того времени) пристраивался на службу, чтобы поправить материальное положение. И с единственной целью – вновь вернуться в лоно родной ему поместной среды, обзавестись деревенькой, крепостными крестьянами.

И как здесь не вспомнить Пушкина:

«…Обыкновенный ждал удел. Прошли бы юношеские лета. В нем пыл души бы охладел. Во многом он бы изменился. Расстался б с музами, женился, В деревне счастлив и рогат, Носил бы стеганный халат; Узнал бы жизнь на самом деле, Подагру б в сорок лет имел, Пил, ел, скучал, толстел, хирел И, наконец, в своей постеле Скончался б посреди детей Плаксивых баб и лекарей».

Гоголевская речь очень близка к стихотворной

«Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели. Стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают живописные массы листьев, накидывая на другие темную, как ночь, тень, по которой только при сильном ветре прыщет золото. Изумруды, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над пестрыми огородами».

Метафора Гоголя, тождественная стиху Пушкина (отнюдь – не прозаическому!) здесь расцветает пышным цветом, даже более эмоционально – лирическим окрасом, чем в стихотворной речи. Насыщенные гиперболой эпитеты разворачиваются во весь рост. Образы динамичны, пламенеют буквально в глазах. Сравнения, живописные и контрастные в своей основе, синхронизированы в одной фразе. И какие роскошные и блестящие, едва ли не огненные слова – изумруды, топазы, яхонты. И они не взяты из оды или романтических поэм. Это народные грубоватые слова: «прыщет золото».

И тут же рядом, с великолепно окрашенными словами, проставлены противоположного склада слова, отчего гоголевский стиль (в прозаическом – бьется пышный стихотворный; органически вплетены друг в друга) прокладывает свой заметный, если не сказать, редчайший, след в русской литературе: «тащился, брел, обтирал, язык ее трещал и болтался во рту, встреча… выгнала из головы…»

Глазом не охватить, а только живым чувственным воображением можно представить и все обилие предметов, наполняющих мир, и радугу света, играющего в нем: «Небо, зеленые и синие леса, люди, возы с горшками, мельницы – все опрокинулось, стояло и ходило вверх ногами, не падая в голубую, прекрасную бездну».

А какая последовательная, внутренне логичная метафоризация жизни и мира в целом: «Воз с горшками едет по мосту, отражаясь в реке. Всего лишь воз с глиняными горшками, но в них зажжена живая искра: «…заботливо окутывая своих щеголей и кокеток ненавистным для него сеном».

Вся жизнь представлена как калейдоскоп, ярмарочный водоворот. Существительные стали глаголами, каждое из них независимо, каждое из них означает движение, действие: «Шум, брань, мычание, блеяние, рев… Волы, мешки, сено, цыгане, горшки, бабы, пряники, шапки…»

Гоголь – торнадо в литературном море России

Дал бой романтической литературе

Само творчество Гоголя было прорывным в литературном искусстве России – оно оттесняло и ломало, как вешние воды ломают лед на зимней реке, привычные формы любовных сюжетов. По сути, Гоголь, как подлинный рыцарь, дал бой романтической литературе. И в весьма сложной обстановке – на излюбленной ею территории. Он сбросил покров таинственности и исключительности с любовной тематики, лишил любовь шаманского гнозиса, магической силы, растворил экстатическое «эго» романтического идальго в обычном и порой трагическом настое жестоких обстоятельств.

Недаром Лев Толстой, отбиваясь от недоброжелателей и злопыхателей, при разъяснении необычности «Войны и мира» ссылался на то, что начиная с «Мертвых душ ни одно русское произведение, выходящее за рамки посредственности, не укладывалось в известные и привычные формы (по известной античной формуле – «чтобы творит историю, надо нарушить закон»).

Начал ломать устои романтической литературы, с ее помпезно возвеличенным чувством любви, как панацеи от всех мирских страданий и болей, Гоголь еще до «Мертвых душ» – в петербургских циклах. Так, в повести «Невский проспект» любовь губит, доводит до самоубийства благородного и честного Пискарева, а в последнем рассказе из этого цикла – «Записки сумасшедшего» – любовь становится поводом для трагикомического протеста Поприщина. Для Гоголя все очевидно – вся жизнь есть обман, обманна и любовь, столь вдохновенно и велеречиво воспетая прекраснодушными мечтателями.

Сирый чердачный обитатель

Как дерзновенно и самобытно не похоже на все рядом существующее, в гротесковой аллегории, словно описывая бездну падения, Гоголь говорит о главной кровеносной артерии державного города и заканчивает признанием, которое может быть на устах только у гражданина Гиены: «…все дышит обманом. Он лжет во все время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратиться в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях и когда сам демон зажигает лампы для того, чтобы показать все не в настоящем свете».

Гоголь признавался (письмо к Погодину), что относится к сорту петербургских жителей, чья жизнь протекает преимущественно на чердаке. Разночинец по характеру своей жизни, по всему строю чувств, Гоголь, как вслед за ним и «дворянин» Достоевский, воспринимал державный город, весь его «гром и блеск» глазами сирого чердачного обитателя, и для которого роскошь «мириад карет» оборачивалась смрадом и нищетой.

Петербургские повести – игралище фантастических существ

Цикл петербургских повестей отразил главное в мировоззрении Гоголя: человек – игралище фантастических сущностей, обособившихся от человека и властвующих над ним. Человек становится слугой Голема. Это то, о чем позже писал Эрих Фром: «Человек больше не принадлежит себе, а находится во власти Голема, собственного творения… Он соорудил золотого тельца и говорит: «Вот ваши боги…».

Обычный нос надевает шляпу с плюмажем и тем самым превращается в статского советника, получает право разговаривать с Ковалевым («всего лишь майором»), да еще хмурить при этом брови.

Чин выступает как нечто сверхъестественное, властвующее над человеком: «чин весьма часто мешал им обнаружиться» — добрым движением души значительного человека (он как раз и убил Акакия Акакиевича Башмакова…). В том – то и дело, что в нелепом человеческом мире именно чин – самая могущественная реальность, творящая и разрушающая, все в нем. Значительное лицо, утверждает рассказчик – автор, было в душе добрым существом. «Но генеральский чин сбил его с толку. Получивши генеральский чин, он как – то спутался, сбился с пути и совершенное не знал, как ему быть». А как он страдал, загадывая, получит или не получит очередной орден!

Титулярный советник Поприщин задумался, «отчего происходят все эти разности» и спятил с ума. И приключилось подобное с титулярным советником только потому, что он хотел вырваться из алогичных законов жизни: «Мне бы хотелось знать, отчего я титулярный советник?».

А губернский прокурор, задумавшись над близким вопросом, сразу и умер.

Гоголь выводит на арену мира свой, безапеляционный закон – человек рождается свободным и прекрасным, и лишь жестокая действительность его изуродовала. Из этой предпосылки, и умственной и нравственно – чувствительной, Гоголь формирует требование к себе (и также – другим просветителям) – покончить с угнетением человека человеком, вернуть общественному строю естественное равенство.

В «Записках сумасшедшего» трагедия Поприщина в том, что он терпит поражение в своем стремлении приспособиться к обществу («быть безумным вместе с ним»). Рисуя его «естественным человеком» (в нем пафос отрицания лживых общественных норм), Гоголь утверждает – именно «естественность» приводит человека к краху, когда он пытается встать вровень именно с этой лживой средой, которая так привлекает его мнимой свободой.

Поприщин сам по себе не только жалок – он отвратительное порождение общества, построенного на законах лжи, обмана. «Я разве из каких – нибудь разночинцев, из портных ли унтер – офицеров? Я дворянин». Нищий титулярный советник, а мнит себя дворянином; данник рабства, мнящий себя жрецом и князем – ведь какая брызжет чванливость, что правильно писать могут только дворяне (а все остальные только пописывают …).

Его трагедия в том, что светское общество, которое его манит и близость которого он ощущает, его не принимает, отторгает: ибо дворянства самого по себе уже недостаточно, оно должно быть подкреплено чином и капиталом.

На примере этого рассказа Гоголь попытался вскрыть аксиологическую модель бытия человека: само зло мира («Мир во зле лежит – библ.) порождает в человеку тягу к справедливому строю, естественное тяготение к отрицанию ложных, а потому бездушных, канонов угнетательского общества.

В этом произведении Гоголь, может быть еще не осознавая до конца, воспроизвел христианский духовный идеал: человек очищает свою жизнь от хлама великим страданием; человек начинает прозревать, ибо подлость подобных ему двуногих существ создает у него энергию протеста, потому что отнимает у него место в жизни: «Найдешь себе бедное богатство, думаешь достать его рукою, – срывает у тебя камер – юнкер или генерал». Отсюда этот предсмертный вопль обезумевшего титулярного советника: «Что я сделал им? За что они мучают меня? Чего хотят они от меня, бедного? Что я могу дать им? Я ничего не имею». Отсюда обращение к образу матери, отсюда сознание, что «нет места на свете», и последний поэтический взлет исстрадавшегося сознания: «…дайте мне тройку быстрых, как вихор коней!».

Погружая читателя в душу и сердце героя, в подлинную атмосферу угнетенного общества Гоголь тем самым пытался отвратить его от всего ложного, злого, безобразного и проникнуться любовью, благоговением к истине, добру, красоте.

«Но ждет нас суд и в этом мире. Урок кровавый падет обратно. На голову учителя. Возмездье Рукой бесстрастной чашу с нашим ядом Подносит нам же». (В Шекспир)

Вел человека к вратам рая

И как непревзойденно, с изумительной небесной строфой о тоске души человеческой по чистым образам жизни, Гоголь ставит титулярного советника едва ли не перед вратами рая: просветленный своим безумием, сквозь фантомы чинов и званий, сквозь зеркала и фарфор мишурного мира, обращает он взор к неведомым ему ранее русским избам:

«Спасите меня! возьмите меня! дайте мне тройку быстрых, как вихор, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся кони и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не было видно ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси твоего бедного сына!».

Вот такой у Гоголя образ Родины – не помещичьи усадьбы, не ноздревы и собакевичи, а простые русские избы:

«Русь, чего ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?…»

Судьба Гоголя неразрывно связана с судьбой страны. И загадку исторического предназначения России и загадку жизни Гоголя как раз и должны были разрешить эти строки из «Мертвых душ» – патетическое обращение Гоголя к России.

«Ты говоришь, что я останусь одинок С моим осмеянным давно мировоззреньем. Что бурный жизненный поток Своим стремительным теченьем Подхватит и умчит мой маленький челнок. Не беспокойся, друг! Ведь я не новичок, Давно я плаваю и в бурях закалился. Я пристань вижу, и поток Не страшен, как бы он ни злился. Я к пристани приду, приду не одинок: Со мною будет Тот, Кто создал и поток, И волю дал его мятежному теченью, Кто направляет мой челнок, И моему мировоззренью Возникнуть и созреть в душе моей помог» (А. Круглов)

«Мертвые души» – путь человека к добру

О свойствах своего таланта сам Гоголь говорил: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных».

При этом изображённые им лица не были просто повторением действительности: они были целыми художественными типами, в которых была глубоко понята человеческая природа. Его герои чаще чем у кого – либо другого из русских писателей становились именами нарицательными.

Другая личная черта Гоголя заключалась в том, что с самых ранних лет, с первых проблесков молодого сознания его волновали возвышенные стремления, желание послужить обществу чем – то высоким и благотворным; с ранних лет ему было ненавистно ограниченное самодовольство, лишённое внутреннего содержания, и эта черта сказалась потом, в сознательным желанием обличать общественные язвы и испорченность, и она же развилась в высокое представление о значении искусства, стоящего над толпой как высшее просветление идеала…

Слова о Гоголе, сказанные его стаpшим дpугом Жуковским: «Настоящее его пpизвание было монашество. Я увеpен, что если бы он не начал свои Меpтвые Души, котоpых окончание лежало на его совести и все ему не давалось, то он давно бы стал монахом и был бы успокоен совеpшенно, вступив в ту атмосфеpу, в котоpой душа его дышала бы легко и свободно».

Как все это было: «Авторская исповедь» Гоголя или мысль написать «Мёртвые души»

«Авторская исповедь» Гоголя или мысль написать «Мёртвые души» его натолкнул Пушкин. «Он уже давно склонял меня приняться за большое сочинение, и, наконец, один раз после того, как я прочёл одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако ж, поразило его больше всего мной прежде читанного, он мне сказал: «Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, с этой способностью не приняться за большое сочинение. Это просто грех!..», и, в заключение всего, отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам чтото вроде поэмы и которого, по словам его, он не отдал бы другому никому. Это был сюжет «Мёртвых душ»… Пушкин находил, что сюжет «Мёртвых душ» хорош для меня тем. что даёт полную свободу изъездить вместе с героем нею Россию и вывеет» множество самых разнообразных характеров».

7 октября 1835 года Гоголь писал из С – Петербурга Пушкину: «Начал писать М. Д. Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон. Но теперь остановил его на третьей главе. Ищу хорошего ябедника, с которым бы можно коротко сойтиться. Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь».

О продолжении работы над М. Д. Гоголь писал из Парижа В. А. Жуковскому в ноябре 1836 г.: «Осень настала прекрасная, почти лето. У меня в комнате сделалось тепло, и я принялся за М. Д., которых было начал в Петербурге. Все начатое я переделал вновь, обдумал более весь план и теперь веду его спокойно, как летопись… Какой огромный, какой оригинальный сюжет! Какая разнообразная куча! Вся Русь явится в нем! Это будет первая моя порядочная вещь, которая вынесет мое имя. Передо мною предстоют наши помещики, наши чиновники, наши офицеры, наши мужики, наши избы, словом, вся православная Русь. Мне даже смешно, как подумаю, что я пишу «Мертвых душ» в Париже. Еще один Левиафан затевается…». Остальная большая часть поэмы долгое время писалась в Риме. Давно закончились деньги, наступала нищета, преследовали болезни…

Получив наконец, после разного рода цензурных проволочек, вызванных, главным образом, «Повестью о капитане Копейкине», рукопись «Мертвых душ», Гоголь приступил к ее печатанию. Денег у него не было. Книга печаталась в Москве в университетской типографии в долг. Бумагу взял на себя в кредит Погодин. Гоголь сел за приготовление мягкой обложки для поэмы и сам нарисовал оригинал.

По истечении 2 месяцев, весной 1842 года книга вышла в свет в количестве 2400 экз. К отъезду Гоголя за границу было готово и переплетено десятка два экземпляров, которые он хотел взять с собой. Вскоре после отъезда Гоголя «Мертвые души» быстро разлетелись по Москве, а потом и по всей России.

Книга была раскуплена нарасхват, и Тройка – Русь шагнула в свое бессмертие…

Автор сумел так живо и точно описать различных русских людей, настолько ярко, что понимаешь, что на самом деле происходило тогда, сейчас и в будущем! Настоящий клазедь русского характера! Н. В. Гоголь сумел поставить и более серьезные вопросы о патриотизме, смысле жизни и деньгах. Но самая главная тема – это все же люди.

«Творение чисто русское, национальное, выхваченное из тайников народной жизни» (Белинский о «Мертвых душах»).

Работая над «Мёртвыми душами», Гоголь хотел показать пути нравственного совершенствования русских людей, а нравственное совершенство для Гоголя было связано с христианством, с божественными заповедями.

Он уверился в том, что в событиях, переживаемых им, описываемых им проявляется Высшая воля. После тяжёлой болезни, постигшей его, когда он на время оставил поэму и начал писать давно задуманную пьесу, и неожиданного скорого исцеления он говорил: «…Я рад всему, всему, что ни случается со мной в жизни и, как погляжу я только, к каким чудным пользам и благу вело меня то, что называют в свете неудачами, то растроганная душа моя не находит слов благодарить невидимую руку, ведущую меня».

Нравственно – религиозный замысел Гоголя был таков: во втором томе вывести в поэме значительные характеры, «приоткрыть завесу над кладезем, скрывающим «несметное богатство русского духа». Но он хотел, чтобы эти характеры были жизненными, чтобы «богатство» выглядело не призрачным и обманчивым, а реальным. Он хотел убедить «всякого» и к тому же провести ту мысль, что любой русский может достичь желанного идеала, стоит только захотеть

Гоголь определил жанр своего произведения как поэму. Это неслучайно, ведь в своем творении автор огромнейшее место уделил человеческой душе. И само название произведения подтверждает это. Под выражением «мертвые души» Гоголь подразумевал не только ревизские души умерших крестьян, но и погребенные под мелочными интересами жизни многих людей.

Метафористический вывод – Настоящее зло: ходит всегда на костылях добродетели» (Пришвин о сердце поэмы Гоголя).

Поэма о странствиях…

Трёхчастная структура «Мёртвых душ», по устоявшемуся мнению, отождествляется с поэмой «Божественная комедия» – первый том «Мёртвых душ» будто бы идейно соотносится с «Адом», второй – с «Чистилищем», третий – с «Раем». Однако некоторые филологи считают эту концепцию неубедительной, поскольку Гоголь нигде прямо не указывал на это.

Они полагают, что «Мёртвые души» – поэма о странствиях подобно «Одиссее, Гомера над переводом которой в то время работал Жуковский. Отмечается, что в основе национальной литературы как правило лежат два эпических мотива: странствие и война. В греческой литературе это «Одиссея» и «Илиада», в русской – это «Мёртвые души» Гоголя и «Война и мир» Тлстого.

Странствия Чичикова подобны странствованиям Одиссея. (Чичиков: «Жизнь моя подобна судну среди волн»). Прослеживается также аналогия следующих персонажей: Манилов – сирена, Собакевич – Полифем, Коробочка – Цирцея, Ноздрёв – Эол.

Дантовские и гомеровские мотивы в «Мертвых душах»

Сюжет «Мертвых душ» Н. В. Гоголю подсказал А. С. Пушкин, отметив основным достоинством его то, что «можно вместе с героем изъездить всю Русь». Именно это и оценил Н. В. Гоголь и построил свою поэму как бесконечное путешествие Чичикова.

Если читать поэму не вдумываясь, то может создаться ощущение, что это абсолютно ни на что не похожее самостоятельное произведение, но такое суждение ошибочно. «Мертвые души» представляют собой невероятное переплетение мифологических и библейских сюжетов, оформленных под русскую действительность. По ходу развития событий можно заметить сходство в основном с двумя произведениями: «Одиссеей» Гомера и «Божественной комедией» Данте. «Одиссея» представляет собой морское путешествие Одиссея, который никак не может попасть на родную Итаку. Так и в «Мертвых душах»: Одиссей – это Чичиков, Итака – это будущее семейство, а море – это бесконечные дороги.

Как и Одиссей, Чичиков встречает множество людей и чудовищ. Так, например, Собакевич напоминает Циклопа. Он такой же неуклюжий, большой. Его дом и все предметы в доме тоже большие и нескладные. У Циклопа было стадо баранов, и у Собакевича на столе тоже несколько блюд из баранины. Гоголь даже использует в поэме побег Одиссея под брюхом у барана из пещеры Циклопа. Когда Чичиков служил на таможне, он вместе с контрабандистами переправлял через границу кружева, намотанные на баранов и прикрытые поверх еще одной шкурой, Коробочка также похожа на волшебницу Кирку. Чичиков пбпадает к Коробочке так же, как и Одиссей к Кирке, – по воле стихий. Кирка превратила спутников Одиссея в свиней, и в «Мертвых душах» проявляется этот мотив: первый раз, когда испачканного Чичикова сравнивает с боровом, а второй, когда возле дома Коробочки разгуливает свинья с поросятами. Вокруг дома Кирки жили дюди, превращенные в зверей, и среди помещиков, живших вокруг Коробочки, есть Бобров и Свиньин.

Но гораздо более ощутимо в поэме присутствие библейских сюжетов. Так, Н. В. Гоголь задумывал в первом томе описать Россию «мертвых душ» – это должно было представлять собой по аналогии с Данте «Ад», а второй и третий тома соответственно «Чистилище» и «Рай». Свой ад Гоголь собирался писать по схеме Данте. Поэтому героев «Мертвых душ» можно поделить по кругам ада. Так, в первом круге ада, Лимбе, сидели праведные язычники, а Гоголь «посадил» туда Манилова. В Манилове прослеживаются некоторые греческие черты, такие как греческие имена детей и «храм уединенного размышления», построенный как портик. Во втором круге находились сладострастники, у Гоголя здесь – Манилов со своей женой, а также Коробочка, которая собиралась почесать пятки Чичикову, как своему покойному мужу. В третьем круге Данте поместил чревоугодников, которых терзал Цербер, трехголовый пес. Из «Мертвых душ» сюда можно отнести самого Чичикова и Собакевича, а также в какой – то степени Ноздрева, большого любителя выпить. Причем у Ноздрева имелось огромное количество собак, в этом улавливается связь с Цербером.

Пятый круг, или Стигийская низина, описывается в «Божественной комедии» как место мучений гневных и вялых. К гневным относится Ноздрев, рассердившийся и чуть не убивший Чичикова за то, что он отказался играть с ним в шашки. Ну а к вялым можно отнести его зятя Межуева, который, по словам Гоголя, относится к тем людям, которые, кажется, готовы спорить о чем угодно и ни за что не согласятся плясать под чужую дудку, а кончается тем, что признают все, что отрицали, «и пойдут потом поплясывать под чужую дудку как нельзя лучше». Но в отличие от Данте, у Гоголя четвертый круг опущен ниже пятого, то есть после Плюшкина начинается подъем к чистилищу.

Также следует отметить и наличие других аналогий с гомеровскими произведениями: многие места как будто написаны гекзаметром, правда, сплошным текстом, а также ветвистые сравнения, вроде сравнения головы Собакевича с тыквой…

Современники называли «Мертвые души» «русской Илиадой». Обо всем этом можно рассуждать бесконечно, но как тяжело сознавать, что мы имеем только первый и часть второго тома, а сколько же еще блистательного текста, уничтоженного автором, было впереди! Но все равно «Мертвые души» – прекраснейшее произведение русской литературы, которое ценят не только русские читатели, но и иностранцы. Не случайно чешский переводчик К. Гавличек – Боровской в предисловии к «Мертвым душам» писал: «Надеюсь, что именно в настоящее время я приобрету благодарность нашего общества, познакомивши его с этим замечательным произведением первого русского романиста…»

Идея «Мертвых душ» в окончательном виде – не что иное, как указание пути к добру абсолютно любому человеку. Три части поэмы – это своеобразное повторение «Ада», «Чистилища» и «Рая».

Падшие герои первой части переосмысливают своё существование во второй части и духовно возрождаются в третьей. Таким образом, литературное произведение нагружалось прикладной задачей исправления человеческих пороков.

Такого грандиозного замысла история литературы до Гоголя не знала

И при этом писатель намеревался написать свою поэму не просто условно – схематичной, но живой и убедительной.

А. В. Никитенко, историк и цензор, пропустивший в печать «Мертвые души»: «…не могу не удержаться, чтобы не сказать вам несколько сердечных слов, а сердечные эти слова не что иное, как изъяснение восторга к вашему превосходному творению. Какой глубокий взгляд в самые недра нашей жизни! Какая прелесть неподдельного, вам одним свойственноо комизма! Что за юмор! Какая мастерская, рельефная, меткая обрисовка характеров! Где ударила ваша кисть, там и жизнь, и мысль, и образ – и образ так глядит на вас, вперив свои живые очи, так и говорит с вами, как будто сидя возле вас на стуле, как будто он сейчас пришел ко мне в 4 – этаж прямо из жизни – мне не надобно напрягать своего воображения, чтобы завести с ним беседу – он живой, дышащий, нерукотворный, божье и русское созидание. Прелесть, прелесть и прелесть! И что это будет, когда все вы кончите; если это исполнится так, как я понимаю, как, кажется, вы хотите, то тут выйдет полная великая эпопея России XIX века. Рад успехам истины и мысли человеческой, рад вашей славе….не забывайте в вашем цензоре человека, всей душой вам преданного и умеющего понимать вас…»

(письмо А. В. Никитенко – Н. В. гоголю, 1 апреля 1842 г.)

В поэме дан образ России в виде стремительной тройки лошадей, которой «дают дорогу другие народы и государства»

«Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?… « … куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.

Существует мнение, что образ «Птицы – тройки» долгое время служил для оправдания исключительности и морального превосходства России над другими народами – Гоголь описывает Россию как страну, глубоко пораженную пороками и коррупцией, но именно эта нищета и греховность определяет её мистическое возрождение. В тройке едет мошенник Чичиков, а управляет ею пьяница – кучер, но этот образ трансформируется в символ избранной Богом страны, блестяще опережающей другие страны.

Второй том

Главы второго тома являются рабочими или черновыми версиями, и некоторые герои проходят в нём с разными именами – фамилиями и возрастом.

· Чичиков Павел Иванович – по мнению Тентетникова, первый человек в его жизни, с которым можно век прожить и не поссориться. Со времени действия первого тома немного постарел, но, тем не менее, стал ещё ловчее, легче, обходительнее и приятнее. Снова ведёт цыганскую жизнь, пробует заниматься скупкой умерших крестьян, но мало что удаётся приобресть: у помещиков появилась мода закладывать души в ломбард. Покупает небольшое имение у одного из помещиков, а ближе к концу поэмы попадается на афере с чужим наследством. Вовремя не уехав из города, едва не сгинул в тюрьмах и каторгах. Сделает благоприятное дело: помирит Бетрищева и Тентетникова, обеспечив тем самым свадьбу последнего с дочерью генерала Улинькой.

·Тентетников (Дерпенников) Андрей Иванович, помещик, 32 года. Литературный предвестник Обломова: долго просыпается, носит халат, принимает гостей и выходит из дому редко. Характер его со сложностями, обладает способностью от избытка чувства справедливости почти со всеми быть во вражде. Образован, честолюбив, некоторое время жил в столце и служил чиновником. Входил в филантропический кружок, где верховодил и собирал членские взносы, как оказалось, прообраз Остапа Бендера того времени. Вышел из кружка, затем повздорил с начальником по службе, бросил надоевшую карьеру и вернулся в имение. Пытался изменить жизнь своих крестьян к лучшему, но, натолкнувшись на взаимное непонимание и противодействие с их стороны, бросает и это дело. Пытается писать научный труд, умеет рисовать.

…Тентетников принадлежал к семейству тех людей, которые на Руси не переводятся, которым прежде имена были: увальни, лежебоки, байбаки, и которых теперь, право, не знаю, как назвать. Родятся ли уже такие характеры, или потом образуются, как порождение печальных обстоятельств, сурово обстанавливающих человека? … Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед! кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить нас на высокую жизнь? Какими слезами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русской человек. Но веки проходят за веками, полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлет беспробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить это всемогущее слово.

– Н. В. Гоголь, Мёртвые души, том второй (позднейшая редакция), глава первая

В отличие от гончаровского героя, Тентетников не погрузился окончательно в обломовщину Войдёт в антиправительственную организацию и попадёт под суд по политическому делу. У автора для него была задумана роль в ненаписанном третьем томе.

· Генерал Бетрищев, помещик, сосед Тентетникова. Вид имеет гордого римского патриция, крупен, усат и величав. Добросердечен, но любит властвовать и подтрунивать над другими. Что на уме, то и на языке. Характер противоречивый до самодурства и, как у Тентетникова, самолюбивый.

· Улинька – дочь Бетрищева, невеста Тентетникова. Красивая, естественная, очень живая, благородного вида девушка из тех, на ком любая вещь хорошо сидит. Чичиков, впечатлившись её красотой, всё – таки отметил в ней недостаток толщины (в ранней редакции). О характере её известно немного (половина второй главы в черновиках потеряна), но автор ей симпатизирует и избрал героиней третьего тома.

…Если бы в тёмной комнате вдруг вспыхнула прозрачная картина, освещённая сзади лампою, она бы не поразила так, как эта сиявшая жизнью фигурка, которая точно предстала затем, чтобы осветить комнату. Казалось, как бы вместе с нею влетел солнечный луч в комнату, озаривши вдруг потолок, карниз и тёмные углы её… Трудно было сказать, какой земли она была уроженка. Такого чистого, благородного очертанья лица нельзя было отыскать нигде, кроме разве только на одних древних камейках. Прямая и лёгкая, как стрелка, она как бы возвышалась над всеми своим ростом. Но это было обольщение. Она было вовсе не высокого роста. Происходило это от необыкновенной стройности и гармонического соотношения между собой всех частей тела, от головы до пальчиков…

– Н. В. Гоголь, Мёртвые души, том второй, глава вторая

…Само собой разумеется, что в числе их пострадает и множество невинных. Что ж делать? Дело слишком бесчестное и вопиёт о правосудии… Я должен обратиться теперь только в одно бесчувственное орудие правосудия, в топор, который должен упасть на головы… Дело в том, что пришло нам спасать нашу землю; что гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплемённых языков, а от нас самих; что уже мимо законного управленья образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного. Установились свои условия, всё оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность…

– Н. В. Гоголь, Мёртвые души, том второй (поздняя редакция), одна из последних глав

На этой гневно – праведной речи князя (генерал – губернатора) перед чинным собранием рукопись обрывается.

Третий том

Мёртвых душ» не был написан вообще, но были сведения, что в нём два героя из второго тома (Тентетников и Улинька) ссылаются в Сибирь (Гоголь собирал материалы о Сибири и Симбирском крае), где и должно происходить действие; туда же попадает и Чичиков.

Вероятно, в этом томе предыдущие персонажи или их аналоги, пройдя «чистилище» второго тома, должны были предстать перед читателем некими идеалами для подражания. Например, Плюшкин из скаредного и мнительного маразматика первого тома должен был превратиться в благодетельного странника, помогающего неимущим и своим ходом попавшего к месту событий. У автора был задуман замечательный монолог от лица этого героя. О других персонажах и подробностях действия третьего тома сегодня неизвестно. Известна также реконструкция второго и третьего тома…

История создания «Мертвых душ»

К работе над «Мертвыми душами» Гоголь приступил в 1835 году. В это время писатель мечтал о создании большого эпического произведения, посвященного России.

На самом деле сюжет «Мёртвых душ» принадлежит вовсе не Гоголю: интересную идею своему «коллеге по перу» подсказал Александр Пушкин (хотя, по свидетельству современников, Пушкин с неохотой уступил Гоголю сюжет). Во время своей кишинёвской ссылки поэт услышал «диковинную» историю: оказалось, что в одном местечке на Днестре, если судить по официальным документам, уже несколько лет никто не умирал. Никакой мистики в этом не было: имена умерших просто присваивали беглым крестьянам, которые в поисках лучшей жизни оказывались на Днестре. Вот и выходило, что город получал приток новой рабочей силы, у крестьян появлялся шанс на новую жизнь (причём полиция не могла даже вычислить беглецов), а статистика показывала отсутствие смертей.

С. Пушкин, одним из первых оценивший своеобразие таланта Николая Васильевича, посоветовал ему взяться за серьезное сочинение и рассказал Гоголю об одном ловком мошеннике, в Молдавии, который попытался разбогатеть, закладывая в опекунский совет купленные им мертвые души как души живые. В то время было известно немало историй о реальных скупщиках мертвых душ. В числе таких скупщиков называли также одного из родственников Гоголя. Сюжет поэмы был подсказан действительностью.

«Пушкин находил, – писал Гоголь, – что такой сюжет Мертвых душ хорош для меня тем, что дает полную свободу изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество разнообразных характеров». Сам Гоголь считал, что для того, «чтобы узнать, что такое Россия нынешняя, нужно непременно по ней поездиться самому». В октябре 1835 года Гоголь сообщал Пушкину: «Начал писать Мертвые души. Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон. Но теперь остановил его на третьей главе. Ищу хорошего ябедника, с которым бы можно коротко сойтись. Мне хочется в этом романе показать хотя бы с одного боку всю Русь».

Главным героем у Гоголя стал авантюрист, который выдаёт себя за помещика и скупает умерших крестьян, которые в переписи ещё значатся как живые. А полученные «души» он закладывает в ломбард, стремясь разбогатеть.

Первые главы своего нового произведения Гоголь с тревогой прочитал Пушкину, ожидая, что они вызовут его смех. Но, закончив читать, Гоголь обнаружил, что поэт помрачнел и произнес: «Боже, как грустна наша Россия!». Это восклицание заставило Гоголя по – иному взглянуть на свой замысел и переработать материал. В дальнейшей работе он старался смягчить то тягостное впечатление, которое могли бы произвести «Мертвые души» – перемежал смешные явления с грустными.

Большая часть произведения создавалась за границей, главным образом в Риме, где Гоголь старался избавиться от впечатления, произведенного нападками критики после постановки «Ревизора». Находясь вдалеке от Родины, писатель ощущал неразрывную связь с ней, и только любовь к России была источником его творчества.

В начале работы Гоголь определял свой роман как комический и юмористический, но постепенно его замысел усложнился. Осенью 1836 года он писал Жуковскому: «Все начатое я переделал вновь, обдумал более весь план и теперь веду его спокойно, как летопись… Если я совершу это творение так, как нужно его совершить, то… какой огромный, какой оригинальный сюжет!.. Вся Русь явится в нем!» Так в ходе работы определился жанр произведения – поэма, и ее герой – вся Русь. В центре произведения стояла «личность» России во всем многообразии ее жизни.

После гибели Пушкина, явившейся для Гоголя тяжелым ударом, работу над «Мертвыми душами» писатель считал духовным заветом, выполнением воли великого поэта: «Я должен продолжать мною начатый большой труд, который писать с меня взял слово Пушкин, которого мысль есть его создание и который обратился для меня с этих пор в священное завещание».

В 30 – е годы, когда в сознании Гоголя наметился идейный перелом, он пришел к выводу, что настоящий писатель должен не только выставлять на всеобщее обозрение все то, что омрачает и затемняет идеал, но и показывать этот идеал.

Идея и воплощение

Свою идею он решил воплотить в трех томах «Мертвых душ». В первом томе, по его планам, должны были запечатлеться недостатки русской жизни, а во втором и третьем показаны пути воскресения «мертвых душ». По словам самого писателя, первый том «Мертвых душ» – лишь «крыльцо к обширному зданию», второй и третий тома – чистилище и возрождение. Но, к сожалению, писателю удалось воплотить только первую часть своей идеи.

В декабре 1841 года рукопись была готова к печати, но цензура запретила ее выпуск. Гоголь был подавлен и искал выход из создавшегося положения. Втайне от московских друзей, он обратился за помощью к Белинскому, который в это время приехал в Москву. Критик пообещал помочь Гоголю, и через несколько дней уехал в Петербург. Петербургские цензоры дали разрешение напечатать «Мертвые души», но потребовали изменить название произведения на «Похождения Чичикова, или Мертвые души». Таким образом они стремились отвлечь внимание читателя от общественных проблем и переключить его на похождения Чичикова.

«Повесть о капитане Копейкине», сюжетно связанную с поэмой и имеющую большое значение для раскрытия идейно – художественного смысла произведения, цензура категорически запретила. И Гоголь, дороживший ею и не жалевший от нее отказываться, был вынужден переработать сюжет. В первоначальном варианте вину за бедствия капитана Копейкина он возлагал на царского министра, равнодушного к судьбе простых людей. После переделки вся вина была приписана самому Копейкину.

После выхода первого тома Гоголь полностью посвятил себя работе над вторым (начатым еще в 1840 году). Каждая страница создавалась напряженно и мучительно, все написанное казалось писателю далеким от совершенства. Летом 1845 года, во время обострившейся болезни, Гоголь сжег рукопись этого тома. Позднее он объяснил свой поступок тем, что «пути и дороги» к идеалу, возрождению человеческого духа не получили достаточно правдивого и убедительного выражения. Гоголь мечтал переродить людей путем прямого наставления, но не смог – он так и не увидел идеальных «воскресших» людей. Однако его литературное начинание было позднее продолжено Достоевским и Толстым, которые смогли показать перерождение человека, воскресение его из той действительности, которую так ярко изобразил Гоголь.

Три круга Чичикова

Свою поэму (а именно так автор обозначил жанр «Мёртвых душ») Гоголь решил сделать трёхчастной – в этом произведение напоминает «Божественную комедию» Данте Алигьери.

В средневековой поэме Данте герой путешествует по загробному миру: проходит все круги ада, минует чистилище и в конце концов, просветлившись, попадает в рай. У Гоголя сюжет и структура задуманы похожим образом: главный персонаж, Чичиков, путешествует по России, наблюдая за пороками помещиков, и постепенно меняется сам. Если в первом томе Чичиков предстаёт как ловкий махинатор, который способен втереться в доверие к любому человеку, то во втором он попадается на афере с чужим наследством и чуть не отправляется в тюрьму. Скорее всего, автор предполагал, что в заключительной части его герой попадёт в Сибирь вместе с ещё несколькими персонажами, и, пройдя через ряд испытаний, все вместе они станут честными людьми, образцами для подражания.

Но к написанию третьего тома Гоголь так и не приступил, а о содержании второго можно догадываться лишь по четырём уцелевшим главам. Причём записи эти рабочие и неполные, а у героев «разнятся» имена и возраст.

«Умер для всего мелочного»

В общей сложности Гоголь писал первый том «Мёртвых душ» (тот самый, который нам сейчас так хорошо известен) шесть лет. Работа началась ещё на родине, затем продолжилась за границей – кстати, первые главы писатель прочитал своему «вдохновителю» Пушкину как раз перед отъездом. Автор трудился над поэмой в Швейцарии, Франции и Италии. Затем короткими «набегами» возвращался в Россию, читал на светских вечерах в Москве и Санкт – Петербурге отрывки из рукописи и снова уезжал за рубеж.

В 1837 году до Гоголя дошла потрясшая его новость: Пушкина убили на дуэли. Писатель посчитал, что теперь закончить «Мёртвые души» – это его долг: тем самым он исполнит «священное завещание» поэта, чтобы создать великий шедевр. Как Гоголь писал своим друзьям, работая над «Мёртвыми душами»: «…грех, сильный грех, тяжкий грех отвлекать меня! Только одному неверующему словам моим и недоступному мыслям высоким позволительно это сделать. Труд мой велик, мой подвиг спасителен. Я умер теперь для всего мелочного».

По словам самого автора, после сожжения рукописи второго тома к нему пришло озарение. Он понял, каким на самом деле должно быть содержание книги: более возвышенным и «просветлённым». И вдохновлённый Гоголь приступил ко второй редакции.

Теперь всё пропало». Вторая редакция второго тома

Когда очередная, уже вторая рукопись второго тома был готова, литератор уговорил своего духовного учителя, ржевского протоиерея Матфея Константиновского прочитать её – священник как раз гостил в то время в Москве, в доме приятеля Гоголя. Матфей вначале отказывался, но, ознакомившись с редакцией, посоветовал уничтожить из книги несколько глав и никогда не публиковать их, и добавил: « Отрекись от Пушкина». Через несколько дней протоиерей уехал, а писатель практически перестал есть – причём произошло это за 5 дней до начала Великого поста.

Хронология работы над поэмой

Ясно прослеживается в переписке Гоголя:

1835 год, октябрь – «Начал писать Мертвые души… Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь».

1836 год, ноябрь – «Все начатое переделал я вновь, обдумал более весь план и теперь веду его спокойно как летопись… Какой огромный, какой оригинальный сюжет! Вся Русь явится в нем!»

1836 год, апрель – «Я должен продолжить мною начатый большой труд, который писать взял с меня слово Пушкин… и который обратился для меня с тех пор в священное завещание».

1840 год, октябрь – «Сюжет, который в последнее время лениво держал я в голове своей, не осмеливаясь даже приниматься за него, развернулся передо мной в величии таком, что все во мне почувствовало сладкий трепет».

1842 год, май – «Мертвые души», преддверие немного бледное той великой поэмы, которая строится во мне и разрешит, наконец, загадку моего существования».

Таким образом, свой великий труд Гоголь посвящает России, Родине, а отсюда тот утверждающий пафос, горячее лирическое чувство, которым проникнуто все повествование: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?.. И косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Шутливое замечание Гоголя в 11 главе «Мертвых душ», где он не хочет ссориться со своим героем, ибо «еще немало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука об руку; две большие части впереди – это не безделица».

А что впереди?

«Две большие части впереди» – о чем это? Дело в том, что Гоголь задумал произведение, состоящее из трех томов. Над второй частью романа писатель бился до изнеможения, до отчаяния, но в 1845 году уже написанный второй том был сожжен. В 1848 году снова началась работа над вторым томом «Мертвых душ», и вновь он был сожжен.

Что же случилось? Почему?

Гоголь решил, что пророческого слова правды не получилось, что он не сможет более ничего дать России, и отказался не только от продолжения поэмы – отказался и от жизни. Он отвергал лекарства и пищу и умер 4 марта 1852 года. «Второй том Мертвых душ стал для Гоголя подвижнической кельей, где он бился и страдал до тех пор, пока не вынесли его бездыханным из нее», – говорил один из ближайших друзей Гоголя П. В. Анненков.

Писатель видел свой труд в одном руду с «Божественной комедией» Данте, состоящей из 3 – х частей: «Ад», «Чистилище», «Рай». Именно этой дорогой (1 том – ад, 2 том – чистилище, 3 том – рай) Гоголь решил провести своего героя, потому что верил в духовное возрождение каждого, – этот путь открыт всем, и даже Плюшкиным, «если они захотят».

Ад —первый том «Мертвых душ» – гласил у Гоголя: «Жизнь есть боль. Причем, боль безысходная».

Чистилище – второй том – гласил: «Жизнь есть боль, но не безысходная; преодолев страданием, обретается радость и блаженство».

Рай – не состоявшийся третий том – мог бы у Гоголя гласит: «Жизнь есть радость и блаженство».

«Эти ничтожные люди»: образы помещиков в «Мертвых душах»

Манилов (глава 2).

Пейзаж маниловской усадьбы вполне соответствует описанию первого круга ада (названного Лимба).

У Данте: зеленый холм с замком – и дом Манилова на возвышении;

сумеречное освещение Лимба – и у Гоголя» день… не то ясный, не то мрачный, а какого – то светло – серого цвета»; обитающие в Лимбе язычники – и причудливые греко – римские имена детей Манилова.

В доме Манилова много дыма, так как хозяин непрерывно курит трубку, а в описании его кабинета – горки золы. А дым и зола связаны с бесовщиной. Значит, в душу героя уже вселился дьявол и она требует очищения.

При отъезде Чичикова Манилов обращает его внимание на тучи, пытаясь отвлечь гостя от выполнения задуманного им путешествия. Но ведь и по мере погружения в преисподнюю мгла нарастает! Однако уже в сцене купли – продажи в словах Чичикова звучит надежда автора на воскресение даже самой заблудшей и «дрянной» души. Манилов утверждает, что умершие души – ничтожный товар, а Чичиков возражает и защищает умерших, отзываясь о них: «Очень не дрянь!».

Коробочка (глава 3).

Есть предположение, что посещение Чичиковым дома Коробочки – это посещение второго круга ада. У Данте это описывается так: «Стеная, несся круг Теней, гонимый вьюгой необорной». У Гоголя – «темнота была такая, хоть глаз выколи». И Коробочка подтверждает: «Сумятица и вьюга такая».

Откуда же вьюга во время грозы? В преисподней возможно все, а третий круг ада у Данте вообще был кругом дождя. Жилище Коробочки напоминает пещеру Колдуньи: зеркала, колода карт, картины с птицами. Предметы эти трудно рассмотреть, т. к. в помещении полумрак, а глаза у Чичикова слипаются. В сцене купли – продажи Коробочка не бранит своих усопших крестьян, как Манилов, а выражает надежду, что мертвые «в хозяйстве – то как – нибудь под случай понадобятся». Таким образом, сокровенная мысль Гоголя начинает приобретать более отчетливые контуры. Идея воскресения заложена и в имени Коробочки – Анастасия – «воскресшая».

Ноздрев (глава 4).

Третий круг ада – обжорство (чревоугодие). Поэтому не случайно Чичиков от Коробочки попадает в трактир. В трактире «Толстая старуха» продолжает тему Коробочки.

Вся история с Ноздревым соответствует четвертому кругу ада, где мучаются скупые и расточительные души. А Ноздрев, бесшабашный гуляка, бестолково проматывающий состояние, и есть расточитель. Его увлечение игрой в шашки подчеркивает его азартность, он и гостю предлагает сыграть. Лай собак – важная деталь эпизодов главы о Ноздреве. Собаки Ноздрева ассоциируются с адским псом Цербером, выполняющим свою миссию.

Сцена сделки может быть интерпретирована таким образом. Если в предыдущих главах способы спасения души рисуются иносказательно, то ноздревский способ – нечестная сделка, надувательство, обман, попытка пробраться в царствие небесное незаслуженно, как в дамки.

Собакевич (глава 5).

Собакевич тоже готов к воскресению. В сцене купли – продажи он как бы воскрешает своих умерших крестьян «восхвалением. Способ оживления здесь не мошенничество, как у Ноздрева, и не откапывание из земли, как у Коробочки, а стремление к добродетели и доблести. Спасение души достается дорого – покупается жизнью, полной труда и самоотвержения. Поэтому хозяин и « выписывает» всех «с означением похвальных качеств».

Далее идет параллель « богатырская». Подвиги богатырей русских и «подвиги» Собакевича. Собакевич – богатырь за столом – обличение такого человеческого порока, как чревоугодие. Вновь этот грех встает в поэме крупным планом: Гоголь считал его особенно тяжким.

Плюшкин (глава 6).

Плюшкин – последний, пятый в галерее помещиков. Гоголь хотел сделать Плюшкина, как и Чичикова, персонажем второго тома, привести его к нравственному перерождению. Вот почему автор подробно рассказывает нам о прошлом Степана Плюшкина, рисуя историю обнищания человеческой души.

Какой же способ спасения души «предлагается» Плюшкиным? Он его нашел сразу, но не понял. Степан Плюшкин спасает вещи, поднимая все на своем пути, а надо поднимать души, спасать их. Ведь главная идея «мертвых душ» – идея духовного воскресения падшего человека, «воскресение», оживление его души. Плюшкин и на прощание говорит Чичикову: «Да благословит вас бог!»

Плюшкин готов к возрождению, ему надо только вспомнить, что подымать надо не вещи, а душу.

Манилов живет среди цветущих кустов сирени, стало быть, в мае.

Коробочка в это время урожай собирает, значит, в сентябре.

У Плюшкина – лето, кругом жара невыносимая (только в доме холодно), а в губернском городе – зима.

Почему так?

Чичиков приезжает к Коробочке, когда на дворе вьюга, а свинья на дворе ест арбузные корки. Случайно ли это?

Каждый помещик живет как бы в своем собственном замкнутом мире. Заборы, плетень, ворота, «толстые деревянные решетки», границы поместья, шлагбаум – все замыкает жизнь героев, отрезает ее от внешнего мира. Здесь дует свой ветер, свое небо, солнце, царят покой, уют, здесь какая – то сонливость, неподвижность.

Здесь все мертво. Все остановилось. У каждого и свое время года. Значит, нет реальности времени внутри этих миров – кругов. Таким образом, герои поэмы живут, приспособив к себе время. Герои статичны, т. е. мертвы. Но каждый из них может спасти свою душу, если захочет.

Значение фамилий и имен в Мертвых душах»

Фамилии героев в Мертвых душах подбирались писателем Н. В. Гоголем таким образом, что каждая фамилия соответствовала каждому характеру и образу данных персонажей

Происхождение фамилии Чичиков.

Основой фамилии Чичиков послужило мирское имя Чичик. Мирское имя Чичик, предположительно, берет начало от глагола «чичкаться» со значением «хиреть, вянуть».

Скорее всего, это имя относится к охранительным именованиям. Согласно обычаю, существовавшему у славян, подобные имена присваивались детям с целью отвращения злых сил.

Фамилии героев в поэме несут определенную смысловую нагрузку.

Так, фамилия «Манилов» ассоциируется у нас со словами «манить», «заманить», «манящая даль». Так автор подчеркивает мечтательность героя, его полную оторванность от реальной жизни. Фамилия «Собакевич» напоминает о животном мире. И Гоголь подчеркивает животное начало персонажа (грех чревоугодия), сравнивая его с медведем.

Фамилию «Коробочка» критики соотносят с ловушкой для героя и шкатулкой Чичикова. Так, Павел Иванович приехал к Коробочке, а «из коробочки ему уже не было выхода», т. е. герой, сам того не подозревая, обеспечил полный крах своего дела. Ведь если сплетням Ноздрева не особенно поверили в финале, то появление в городе Коробочки оказалось одним из решающих толчков в крахе репутации Чичикова. А. Белый соотносит соотносит фамилию помещицы со шкатулкой Чичикова. Шкатулка героя похожа на лабиринт, в ней есть «потаенный ящик». Именно его удалось увидеть Коробочке, т. е. помещица «разгадала» замыслы Чичикова. Однако шкатулку героя мы можем соотнести и с характером самой помещицы, который оказался настоящим лабиринтом для Чичикова. В натуре Коробочки тоже оказывается некий «потаенный ящик» – упрямство и неожиданная решительность (поездка в город).

Фамилия «Ноздрев» ассоциируется с народным прозвищем «ноздряк», означающим человека, имеющего большие, бросающиеся в глаза ноздри. Такой же заметной, «выдающейся» чертой характера героя является его наглость и скандальность.

Фамилия «Плюшкин» напоминает о чем – то сплюснутом, потерявшем первоначальную форму. И действительно, этот герой у Гоголя потерял свой внутренний облик. Об этом нам говорит писатель, передавая историю жизни Плюшкина. Фамилии же чиновников у Гоголя не указаны, имена их часто повторяются: Иван Антонович, Иван Иванович. Нередко писатель присоединяет к имени персонажа какое – либо странное прозвище: Иван Антонович – «кувшинное рыло». Все это, безусловно, передает авторское отношение к героям, а также способствует общему обезличиванию мира чиновников в поэме.

Гоголь стремится создать здесь общий, коллективный портрет, не индивидуализируя персонажей. Вспоминая о главном герое, Чичикове, отметим символическое значение его имени – Павел. В критике неоднократно отмечалось соответствие образа гоголевского героя и образа евангельского апостола Павла, бывшего вначале одним из преследователей Христа, а затем обратившегося в христианство. Известно, что и Гоголь собирался представить нам своего героя нравственно возрожденным, сумевшим очиститься от низменных помыслов и нечистых дел. Таким образом, все имена и фамилии персонажей способствуют развитию общей идеи произведения, выражают авторское отношение к героям.

«Мертвая жизнь» – образ города в «Мертвых душах»

Город N – символ «городского безделья», пустоты и пошлости.

Для чего Гоголь стремился в первом томе воссоздать страшные, безнадежные, уродливые картины современной России, обнаружить со всей беспощадностью «пошлость пошлого человека»?

Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним мудрую сказку Евгения Шварца «Дракон»

Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним мудрую сказку Евгения Шварца «Дракон». Диалог Дракона и странствующего рыцаря Ланцелота, вызвавшего чудовище на бой:

«Дракон. Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.

Ланцелот. И все – таки они люди.

Дракон. Это снаружи.

Ланцелот. Нет.

Дракон. Если бы ты увидел их души – ох, задрожал бы.

Ланцелот. Нет.

Дракон. Убежал бы даже, не стал бы умирать из – за калек. Я же их, любезный мой, лично покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разрубишь – станет послушной и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, легавые души, цепные души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души. Нет, нет, жалко, что они невидимы.

Ланцелот. Это ваше счастье.

Дракон. Как так?

Ланцелот. Люди испугались бы, увидев своими глазами, во что превратились их души. Они на смерть пошли бы, а не остались покоренным народом».

У Шварца речь идет о «невидимых» душах. Гоголь создавал их видимыми. Чтобы люди испугались, чтобы пробудились от мертвящего сна и постарались спастись, вернуть себе живые человеческие души. В этом и состоит сверхзадача первого тома поэмы.

Посещение Чичиковым гражданской палаты, «храма Фемиды». Перед нами «храм» взяточничества, лжи и казнокрадства. Если в описании общей атмосферы города все окостенело, устоялось, омертвело до такой степени, что даже трудно представить себе возможность какого – нибудь движения, то в палате жизнь кипит.

В описании храма Фемиды важнейшую роль играет комическое преломление образов «Божественной комедии». В этом якобы храме, в этой цитадели разврата, возрождается образ Ада – хоть и опошленного, комического, – но истинно русского Ада. Само страшное и самое трагическое заключается в том, что «мелкий бес» – палатный чиновник – почитает председателя Солнцем, его кабинет – Раем, а гостей – святыми Ангелами.

В отличие от тихой, размеренной помещичьей жизни, где время, кажется, застыло, жизнь города внешне кипит, клокочет. Но жизнь эта – призрачна, это не деятельность, а пустая суета. Что взбаламутило город? Сплетни о Чичикове! Городские чиновники и их жены приняли все так близко к сердцу, что ни о чем другом и говорить не смели, а прокурора это заставило впервые в жизни задуматься и от несвойственного ему напряжения умереть. Именно здесь Гоголь подчеркивает, что окружающие догадались о том, что «у покойника была, точно, душа», лишь когда он умер и стал «одно только бездыханное тело».

Таким образом, контраст внешней суеты и внутреннего окостенения поразителен. Жизнь города мертва и бессмысленна, как и вся жизнь этого безумного современного мира. В «сильном» классе можно сопоставить образ города N в «Мертвых душах» с образом города в «Ревизоре». Эти города очень похожи. Но в «Мертвых душах» укрупнен масштаб. Вместо затерянного в глуши городка, откуда «хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь», показан город губернский, центральный, «невдалеке от обеих столиц». Вместо «мелкой сошки» – городничего – губернатор. А жизнь та же – пустая, бессмысленная, «мертвая жизнь».

Бездеятельность и пустота жизни, по Гоголю, – это не только особенность героев «Мертвых душ». Это универсальное состояние, в котором находится «все человечество в массе». Из – за этого люди не могут найти правильной дороги.

Образ дороги в «Мертвых душах»

Образ Чичикова

«И как чудна она сама, эта дорога!»

В разговоре о Чичикове – вспомним рассказ В. М. Шукшина «Забуксовал».

Герой рассказа, слушая, как его сын зубрит заданный на дом отрывок о птице – тройке из «Мертвых душ», невольно задумывается над вопросом:

«А кого везут – то? Кони – то? Этого… Чичикова? Роман даже привстал в изумлении. Прошелся по горнице. Точно, Чичикова везут. Этого хмыря везут, который мертвые души скупал, ездил по краю. Елкина мать!.. вот так троечка!

– Валерк, – позвал он. – А кто на тройке – то едет?

– Селифан.

– Селифан – то, Селифан! То же – кучер. А кого он везет – то, Селифан – то?

– Чичикова.

– Так… Ну? А тут – Русь – тройка… А?

– Ну. И что?

– Как что? Как что? Русь – тройка, все гремит, все заливается, а в тройке – прохиндей, шулер…»

Чтобы ответить на вопрос рассказа Шукшина, кто же такой Чичиков, прохиндей, шулер, и почему его везет Русь – тройка, проследим его путь от первой до последней главы.

Почему Гоголь заставляет Чичикова заблудиться? Вот они черты дороги:

– «Какое странное, и манящее, и чудесное в слове: дорога. И как чудна она сама, эта дорога!»

– «Наша земная, подчас и скучная дорога».

– «Забирайте же с собою все человеческие движения»

– «Но при всем том трудна была его дорога».

– «И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями».

– «Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины!».

– «И, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Какие разные смысловые оттенки имеет слово «дорога» в каждой цитате!?

Общие выводы.

Таким образом, говоря о дороге Чичикова, важно обратить внимание не только на то, что герой «оставил на дороге», но и на то, что сумел сохранить – проявление живого человеческого чувства. Ведь по замыслу Гоголя, его герой переходит в последующие тома, т. е. возрождается. И если брать во внимание то, что апостол Павел поначалу был одним из гонителей Христа, а потом стал ярым распространителем христианства по всему миру, то и его тезка, Павел Иванович Чичиков, переродится, а задатки для этого у него есть. В этом же нас убеждает и образ дороги в поэме. Дорога – путешествие во времени – житейский путь Чичикова – творческий путь автора – духовное возрождение героев – всего человечества – самого автора, т. е. это дорога Вверх, дорога – спасение, дорога – надежда, дорога – будущее России.

Смысл названия поэмы. «Мертвой души» не может быть…»

Титульный лист поэмы, изображенный самим Гоголем. Слово «поэма» начертано более крупным шрифтом, который значительно превышает по размеру основное название. Думается, что автор хотел подчеркнуть значительность колоссального произведения, задуманного в духе древнего эпоса. Черепа и скелеты вокруг букв говорят о теме поэмы – путешествии в царство мертвых. Упряжка лошадей, улица, блюда, рюмки, рыба на блюде – черты быта губернского города и помещичьих усадеб, т. е. России.

Само название «Мертвые души» соединило в себе несовместимые понятия. Эту особенность заметил председатель московского цензурного комитета и был возмущен столь необыкновенным названием: «Нет, я этого никогда не позволю: душа бывает бессмертна; мертвой души не может быть; автор вооружается против бессмертья».

Исследователь «Божественной комедии» А. А. Асоян, опираясь на слова Данте о четырех смыслах этой поэмы, пишет: «Один из смыслов, самый первый, – это буквальный, второй – аллегорический, третий – моральный, четвертый – аналогический (сверхсмысл)».

Складывается мнение, что Гоголь, идя за Данте, знал о таком толковании комедии и в свою поэму также вложил четыре смысла.

Мысль Данте трансформируется в поэме Гоголя.

Мертвые души – это товар, который покупает Чичиков, – души умерших крестьян. Это буквальный смысл поэмы, связанный с сюжетом. Мертвые души – это помещики и чиновники, погрязшие в грехах, и сам Чичиков, у них нет души, она мертва. Это аллегорический, иносказательный, метафорический смысл поэмы.

Моральный – не может быть человека без души, не должно такое произойти. Но есть в названии книги и глубокий духовный смысл. Он раскрыт Гоголем в предсмертной записи: «Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк, пролезший иначе, есть тать и разбойник».

Мертвые души – это духовно умершие души. Но Гоголь верит в духовное воскресение падшего человека. Если в душе человека таится жизнь – образ Божий, значит, у человека есть надежда на возрождение. Духовное возрождение – одна из высших способностей, дарованных человеку, и, по Гоголю, этот путь открыт всем и даже Плюшкиным, «если захотят».

В поэме Гоголя, по выражению А. И. Герцена, проступают «позади мертвых душ – души живые». Души талантливые, не страдающие «заблуждением» ума, свободолюбивые, щедрые и «задушевные» души, т. е. живые.

Образ автора в поэме. «Русь! Чего же ты хочешь от меня?».

В «Мертвых душах» голос автора проявляется в лирическом начале, пронизывающем всю поэму. Автор постоянно присутствует рядом со своими героями, постоянно обращается к читателям со своими размышлениями, говорит о своих чувствах. Он живой собеседник читателя и ведет разговор с ним, в первую очередь, о судьбе России. Он говорит о мире безумном, забывшем о душе, говорит для того, чтобы читатель увидел и понял, что бездуховность и есть истинная и единственная причина распада душ и гибельна для страны. Только с понимания этой причины может начаться возрождение Руси, возрождение утраченных идеалов, духовности, воскресение души.

Мир идеальный – это мир духовности, духовный мир человека. Мир идеальный – это мир бессмертных человеческих душ. Он идеален во всех значениях этого слова. И потому этот мир нельзя воссоздать эпически. Духовный мир описывает иной род литературы – лирика. Именно поэтому Гоголь определяет жанр произведения как лиро – эпический, назвав «Мертвые души» поэмой. Бессмертие души – вот единственное, что вселяет в автора веру в обязательное возрождение его героев – и всей жизни, следовательно, всей Руси.

Роль лирических отступлений

При каждом слове поэмы читатель может говорить:

«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!» Этот русский дух ощущается и в юморе, и в иронии, и в выражении автора, и в размашистой силе чувств, и в лиризме отступлений… (В. Г. Белинский).

– Я знаю: если я сейчас раскрою «Мертвые души» наугад, то томик привычно раскроется на 231 – й странице…

«Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нам? Что глядишь ты так, и зачем все что есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?… И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжёлое грядущими дождями, и онемела мысль перед твоим пространством. Что пророчит се необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родится беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернутся и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей, неестественной властью осветились мои очи: У! Какая сверкающая, чудная, незнакомая земле дал! Русь!»

Это – любимое. Сто раз прочитанное и перечитанное. Поэтому томик всегда сам раскрывается на 231 – й странице…

Почему именно это? Почему не такое: «Эх, тройка!… Или: «Боже, как ты хороша подчас, далёкая, далёкая дорога! Или… Нет, все – таки это. Вот он, Гоголь, объятый могучим пространством Руси, что страшною силою отразилась в его глубине… А какую же глубину дал бессмертный писатель словам, в которых отразилась вся его сверкающая, чудная, незнакомая земле даль… Это и есть та непостижимая связь между талантом и землёй, взрастившей этот талант» (Белинский)

«В Мертвых душах везде ощущаемо и осязаемо проступают его субъективность… которая в художнике обнаруживает человека с горячим сердцем… которая не допускает его с апатическим равнодушием быть чуждым миру, или рисуемому, но заставляет его проводить через свою душу живу явления внешнего мира, а через то и в них вдыхать живу… преобладание субъективности, проникая и одушевляя собою всю поэму Гоголя, доходит до высокого лирического пафоса и освежительными волнами охватывает душу читателя»…

(В. Г. Белинский).

Читая лирические отступления (да и не только их, а все поэму) в первый раз, не зная имени автора, с уверенностью скажешь: «Писал русский». Какие точные выражения, само построение фраз, глубокое и обширное знание земли, о какой писатель! Истинно русская (плавная, немного с грустью, богатая самыми тонкими оттенками настроения) поэзия. Надо быть поэтом, каким был Гоголь, чтобы написать такую поэму в прозе! В «Мертвых душах» Гоголь стал «русским национальным поэтом во всем пространстве этого слова».

(В. Г. Белинский)

Гоголь иронически рассуждает о «толстых» и «тонких» представителях дворянства, о «господах большой руки» и «господах средней руки», говорит о русском слове и русской песне. Все это тонко и умело вплетается в сюжет произведения.

Вспомним начало шестой главы: «Прежде, давно, в лета моей юности…» Вспомним: «…О моя юность! О моя свежесть!». А через несколько страниц «У одного из строений Чичиков скоро заметил какую – то фигу… Платье на ней было современно неопределимое, похожее очень на женский капот, на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы, только один голос показался ему несколько сиплым для женщины». Это же Плюшкин! Ну и убого же выглядит эта «прореха на человечестве» на фоне такого лирического отрыва!

А между двумя прекрасными отступлениями («Русь! Русь! Вижу тебя…» и «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!»), что в начале одиннадцатой главы, кошмарным диссонансом звучит: «Держи, держи, дурака!» – кричал Чичиков Селифану. «Вот я тебе палашом! – кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин – Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж!»

Пошлость, пустота, низость жизни ещё четче вырисовываются на фоне возвышенных лирических строк. Этот прием контраста применён Гоголем с большим мастерством. Благодаря такому резкому противопоставлению мы лучше уяснили мерзкие черты героев «Мертвых душ».

Такова роль лирических отступлений в композиции поэмы.

Но самое главное то, что в лирических отступлениях выражаются многие взгляды автора на искусство, отношения между людьми. Из этих коротеньких отрывков можно вынести столько душевного тепла, столько любви к родному народу и всему, им созданному, столько умного и нужного, сколько не вынесешь из некоторых многотомных романов.

Гоголь вытащил на страницы наших книг «всю страшную, потрясающую тину мелочей, всю глубину повседневных характеров…». Гоголь крепкого силою неудержимого разума выставил выпукло и ярко на всенародное обозрение скучные, пошлые мелочи жизни и высмеял их должным образом.

А вот – дорога. Такая, какой рисует её Гоголь: «Ясный день, осенние листья, холодный воздух… покрепче в дорожную шинель, шапку на уши, тесней и уютней прижмешься к уму… Боже! Как ты хороша подчас, долгая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грёз, сколько перечувствовалось дивных впечатлений… – Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несёшься?…Несётся Русь, вечно движется к лучшему. Она уже прекрасна, Русь, но есть ли предел у лучшего, есть ли предел у мечты человеческой? И знакома ли нам теперь эта « незнакомая земле даль»? Во многом знакома. Но много ещё у неё далеко впереди, чего мы ужу не увидим.

Невозможно разобрать каждое лирическое отступление в отдельности, невозможно дать оценку каждому отрывку: в «Мертвых душах» множество и больших, и немногословных авторских отступлений, оценок, замечаний, каждое из которых требует и заслуживает особого внимания. Множество тем в них затронуто. Но общим является то, что из каждого отступления мы видим одну из черт дорогого нашей памяти писателя, в результате чего получаем возможность нарисовать образ истинного гуманиста, писателя – патриота.

«Русь, Русь! Вижу тебя из своего чудного, прекрасного далека тебя вижу»

«Мертвые души» – произведение энциклопедическое по широте охвата жизненного материала. В композиционном отношении главное место в поэме занимает изображение помещичьего и чиновничьего мира. Но идейным ее стержнем является мысль о трагической судьбе народной. Тема эта необъятна, как и необъятна тема познания всей России.

Но главный путь к постижению России – познание природы русского человека. Каков же, по Гоголю, путь этого познания? Этот путь невозможен без познания самого себя. Как писал Гоголь графу Александру Петровичу Толстому, «найди только прежде ключ к своей собственной душе, когда же найдешь, тогда этим же ключом отопрешь души всех».

Такой путь прошел Гоголь в ходе осуществления своего замысла: познание России через русский национальный характер, человеческую душу вообще и свою собственную в частности. Сама Россия мыслится Гоголем тоже в развитии, как и национальный характер. Мотив движения, дороги, пути пронизывает всю поэму. Действие развивается по мере путешествия Чичикова. «Пушкин находил, что сюжет Мертвых душ хорош для меня тем, – вспоминал Гоголь, – что дает полную свободу изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество самых разнообразных характеров».

Дорога в поэме предстает прежде всего в своем прямом, реальном значении – это проселки, по которым колесит чичиковская бричка, – то ухабы, то пыль, то непролазная грязь.

В знаменитом лирическом отступлении 11 – й главы эта дорога с несущейся бричкой неприметно превращается в фантастический путь, по которому летит Русь среди других народов и государств, неисповедимые пути русской истории («Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа») пересекаются с путями мирового развитии.

Кажется, что это те самые дороги, по которым плутает Чичиков. Символично, что из захолустья Коробочки Чичикова выводит на дорогу неграмотная девчонка Пелагея, не знающая, где право, где лево. Так и конец пути, и его цель неведомы самой России, движущейся неизвестно куда по какому – то наитию («мчится, вся вдохновенная Богом!»)

Итак, в движении, развитии находится не только Россия, но и сам автор. Судьба его неразрывно связывается с судьбой поэмы и судьбой страны. «Мертвые души» должны были разрешить загадку исторического предназначения России и загадку жизни их автора. Отсюда – патетическое обращение Гоголя к России: «Русь! Чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные…»

Судьба одного мужика заставляет автора воскликнуть: «Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!» Разрушение добрых задатков в человеке подчеркивает, как современная Гоголю жизнь, все еще не отмененное крепостное право губит народ. На фоне величественных, бескрайних просторов России, лирических пейзажей, которыми пронизана поэма, реальные картины жизни кажутся особо горькими. «Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?» – восклицает Гоголь, думая о возможностях Родины.

Образ России в поэме «Мертвые души», – можно сделать такой вывод: отбросив все «лирические моменты», это произведение представляет собой прекрасное руководство по изучению России начала XIX века с точки зрения гражданской, политической, религиозной, философской и экономической. Не нужны толстые тома исторических энциклопедий. Нужно всего лишь прочитать «Мертвых душ».

В финале поэмы бричка с Чичиковым и слугой быстро едет по дороге.

«И какой же русский не любит быстрой езды?» «Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем – гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем с одним топором да молотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы, и сидит черт знает на чем; а привстал, да замахнулся, да затянул песню – кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога, да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход – и вон она понеслась, понеслась, понеслась!.. И вон уже видно вдали, как что – то пылит и сверлит воздух.

Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом!.. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Плюшкин – чистилище

Всё путешествие предпринимателя Чичикова – это путешествие по аду, чистилищу и раю.

Ад – Манилов, Коробочка, Ноздрёв и Собакевич.

Чистилище — это Плюшкин. Не случайно описание его поместья находится посередине, в шестой главе.

Плюшкин – чистилище

Гоголь представлял своё творение в одном ряду с «Божественной комедией» Данте, которая состоит из трёх частей: «Ад», «Чистилище», «Рай». По аналогии с данным произведением автор решил провести Чичикова: первый том – ад, второй том – чистилище, третий том – рай.

В Плюшкине осталось что – то человеческое, у него есть душа. Это подтверждается, в частности, описанием преображения лица Плюшкина, когда речь зашла о его товарище. Важной отличительной чертой является и то, что у Плюшкина живые глаза: «Маленькие глазки еще не потухнули и бегали из – под высоко выросших бровей, как мыши…» В его селе есть две церкви (присутствие Бога).

Дом.

Дом даже дважды: при въезде в усадьбу и при выезде из неё. Дом видится Чичикову, когда он подъезжает к усадьбе.

Обратим внимание на окна, обозначающие «лицо» дома: фасад – от face – лицо, а окно – от «око» – глаз. Автор пишет: «Из окон только два были открыты, прочие были заставлены ставнями или даже забиты досками. Эти два окна, с своей стороны, были тоже подслеповаты; на одном из них темнел наклеенный треугольник из синей сахарной бумаги». Треугольник на одном из окон отсылает к «божественной символике». Треугольник – символ Святой троицы, а синий – цвет неба. Дом символизирует нисхождение во тьму перед возрождением, то есть чтобы попасть в рай (в данном случае сад), нужно пройти через тьму. Сад находится позади дома и, таким образом, произрастает свободно, выходя за село и пропадая в поле.

Сад.

Сад – один из излюбленных образов художественной литературы. Садовый пейзаж характерен для русской традиции, особенно поэтической. Так, упоминает сад А.С.Пушкин в «Евгении Онегине»; «Запустение» Е.А.Баратынского; «Сад глухой и одичалый» у А. Н. Толстого. Гоголь, создавая пейзаж сада Плюшкина, входил в эту традицию.

Сад, как образ рая, является обиталищем души. И если исходить из того, что Плюшкин, как было сказано выше, обнаруживает признаки души, то сад в шестой главе поэмы «Мёртвые души» – это метафора души нашего героя: «Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый…». У сада Плюшкина нет ограждений, он выходит за село и пропадает в поле. За ним нет догляда, он предоставлен самому себе. Он как будто безграничен. Как душа.

Соединенные вершины деревьев автор сравнивает с куполами (снова присутствие Бога). Таким образом освобожденные от жестокого человеческого вмешательства деревья превращаются в купола, соизмеримые с небесным сводом.

Сад – царство растений, поэтому всегда важно, что растёт в нём и как. В саду Плюшкина Гоголь упоминает берёзу, хмель, бузину, рябину, лесной орешник, чапыжник, клён, осину. Остановимся на первом упомянутом в саду Плюшкина дереве – берёзе. Берёза играет роль Космического дерева, соединяющего земной и духовный уровни мироздания. Корни дерева символизируют ад, ствол – земную жизнь, крона – рай. Берёза была лишена верхушки, но не всей кроны. Можно разглядеть параллель с образом Плюшкина, у которого всё – таки осталась душа в отличие от Манилова, Коробочки, Ноздрёва и Собакевича.

Автор сравнивает берёзу с колонной. Колонна символизирует мировую ось, удерживающую Небо и связывающую его с Землёй; также символизирует Древо Жизни. Из этого следует, что душа Плюшкина тянется к Небу, к раю.

Излом, которым оканчивался ствол березы, представлен в виде птицы. Птица – символ освобожденной от плоти человеческой души. Но птица чёрная. Черный – символ ночи, смерти, раскаяния, греха, тишины и пустоты. Поскольку черный поглощает все другие цвета, он так же выражает отрицание и отчаяние, является противостоянием белому и обозначает негативное начало. В христианской традиции чёрный символизирует горе, оплакивание и скорбь. Белый – божественный цвет. Символ света, чистоты и истины

Остановимся на некоторых других растениях, связь которых с Плюшкиным и нашим его пониманием удалось установить. Это: хмель, ива, чапыжник. «…Дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, густой щетиною вытыкавший из – за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья и сучья. Данный фрагмент напоминает описание внешности Плюшкина: «Но тут увидел он, что это был скорее ключник, чем ключница: ключница по крайней мере не бреет бороды, а этот, напротив того, брил, и, казалось, довольно редко, потому что весь подбородок с нижней частью щеки походил у него на скребницу из железной проволоки, какою чистят на конюшне лошадей» Растительность на лице Плюшкина, как седой, жёсткий чапыжник. Однако скребница из проволоки уже утрачивает связь с садом: это не живая плоть, а металл.

По всему саду произрастал хмель. Он рос понизу, обвивал до середины березу и оттуда свешивался вниз, цеплялся за вершины других деревьев, висел в воздухе. Хмель считается растением, соединяющим человека с духовным миром. Таким образом, в саду Плюшкина есть не только горизонтальная бесконечность, но и вертикаль, соединяющая землю с небом. Сломанная в берёзе, она восстанавливается хмелем.

Далее упоминается клён. Клён – символ молодости, юности красоты, любви, свежей силы, жизни. К этим значениям присоединяется и значения огня. Огонь – символизирует солнце и солнечный свет, энергию, плодородие, божественный дар, очищение. Кроме того, огонь – это медиатор, связывающий небо и землю. Разумеется, нельзя думать о возможном преобразовании Плюшкина, но на духовное преображение человека Гоголь, судя по всему, надеется.

Затем следует описание осины. Осина представляет символ плача и стыда. Ворона – символ одиночества. Жизнь Плюшкина даёт основание для того и другого.

Таким образом, всё, что было или может быть в человеке лучшего, живого, уходит в сад. Мир человеческий тускл и мёртв, а сад буйно живёт и сияет. Сад, как место пребывания души, позволяет вспомнить, что в Гоголевском мире мёртвых.

«Священное завещание» Пушкина

В общей сложности Гоголь писал первый том «Мёртвых душ» (тот самый, который нам сейчас так хорошо известен) шесть лет. Работа началась ещё на родине, затем продолжилась за границей – кстати, первые главы писатель прочитал своему другу Пушкину, который просил не бросить начатый труд…

1837 году до Гоголя дошла потрясшая его новость: Пушкина убили на дуэли. Писатель посчитал, что теперь закончить «Мёртвые души» – это его долг: тем самым он исполнит «священное завещание» поэта, и ещё усерднее взялся за работу.

К лету 1841 – го книга была дописана.

Известно, что Гоголь работал над рукописью снова в Европе, а в 1845 году, во время душевного кризиса, бросил все листы в печь – это был первый раз, когда он уничтожил рукопись второго тома. Тогда автор решил, что его призвание – служить Богу на литературном поприще, и пришёл к выводу, что он избран для того, чтобы создать великий шедевр. Как Гоголь писал своим друзьям, работая над «Мёртвыми душами»: «…грех, сильный грех, тяжкий грех отвлекать меня! Только одному неверующему словам моим и недоступному мыслям высоким позволительно это сделать. Труд мой велик, мой подвиг спасителен. Я умер теперь для всего мелочного».

По словам самого автора, после сожжения рукописи второго тома к нему пришло озарение. Он понял, каким на самом деле должно быть содержание книги: более возвышенным и «просветлённым». И вдохновлённый Гоголь приступил ко второй редакции.

Теперь всё пропало».

Когда очередная, уже вторая рукопись второго тома был готова, литератор уговорил своего духовного учителя, Матфея Константиновского прочитать её. Матфей вначале отказывался, но, ознакомившись с редакцией, посоветовал уничтожить из книги несколько глав и никогда не публиковать их, а «От Пушкина отрекись». Через несколько дней протоиерей уехал, а писатель практически перестал есть…

Пожелал сам оформить…

При издании «Мертвых душ» Гоголь пожелал сам оформить титульный лист. На нем была изображена коляска Чичикова, символизирующая путь России, а вокруг – множество человеческих черепов. Опубликовать именно этот титульный лист было очень важно для Гоголя, так же как и то, чтобы его книга вышла в свет одновременно с картиной Иванова «Явление Христа народу» (в ней Гоголь позировал художнику).

Тема жизни и смерти, возрождения красной нитью проходит через творчество Гоголя. Свою задачу Гоголь видел в исправлении и направлении на истинный путь сердец человеческих, и попытки эти были предприняты через театр, в гражданской деятельности, преподавании и, наконец, в творчестве.

Существует мнение, что Гоголь задумал создать поэму «Мертвые души» по аналогии с поэмой Данте «Божественная комедия». Это и определило предполагаемую трехчастную композицию будущего произведения. «Божественная комедия» состоит из трех частей: «Ад», «Чистилище» и «Рай», которым должны были соответствовать задуманные Гоголем три тома «Мертвых душ». В первом томе Гоголь стремился показать страшную российскую действительность, воссоздать крепостной «ад» современной жизни. Во втором и третьем томах Гоголь хотел изобразить возрождение России (отмену рабства – провидческое Гоголя было налицо). Себя Гоголь видел писателем – проповедником, который, рисуя на страницах своего произведения картину возрождения России, выводит ее из кризиса.

Художественное пространство первого тома поэмы составляют два мира: реальный мир, где главное действующее лицо – это Чичиков, и идеальный мир лирических отступлений, где главным героем является повествователь.

«Мне хочется в этом романе показать хотя с одного боку всю Русь», – пишет он Пушкину. Объясняя замысел «Мертвых душ», Гоголь писал, что образы поэмы – «ничуть не портреты с ничтожных людей, напротив, в них собраны черты тех, которые считают себя лучше других». Наверное, именно поэтому понятие «мертвые души» в гоголевской поэме постоянно меняет свой смысл, переходя из одного в другой: это не только умершие крепостные крестьяне, купить которых решил аферист Чичиков, но и духовно омертвевшие помещики и чиновники.

Поэма – синтез путей и дорог человеческой судьбы

«Мертвые души» – это синтез всех возможных путей борьбы за души человеческие. Произведение вмещает в себя как прямой пафос и поучения, так и художественную проповедь, иллюстрированную изображением самих мертвых душ – помещиков и городских чиновников. Лирические отступления также придают произведению смысл художественной проповеди и подводят своеобразный итог изображенным страшным картинам жизни и быта. Апеллируя ко всему человечеству в целом и рассматривая пути духовного воскресения, оживления, Гоголь в лирических отступлениях указывает на то, что «тьма и зло заложены не в социальных оболочках народа, а в духовном ядре» (Н. Бердяев). Предметом изучения писателя и становятся души человеческие, изображенные в страшных картинах «недолжной» жизни.

Основная тема поэмы – романа – это тема о настоящей и будущей судьбе России, ее настоящем и будущем. Страстно веря в лучшее будущее России, Гоголь беспощадно развенчивал «хозяев жизни», считавших себя носителями высокой исторической мудрости и создателями духовных ценностей. Образы, нарисованные писателем, свидетельствуют о прямо противоположном: герои поэмы не только ничтожны, они являются воплощением нравственного уродства.

Сюжет поэмы достаточно прост: ее главный герой, Чичиков, – прирожденный аферист и грязный предприниматель – открывает возможность выгодных сделок с мертвыми душами, то есть с теми крепостными, которые уже отправились в мир иной, но еще числились среди живых. Он решает скупить по дешевке мертвые души и с этой целью отправляется в один из уездных городов. В результате перед читателями предстает целая галерея образов помещиков, к которым наведывается Чичиков с тем, чтобы воплотить свой замысел в жизнь. Сюжетная линия произведения – покупка и продажа мертвых душ – позволила писателю не только необыкновенно ярко показать внутренний мир действующих лиц, но и охарактеризовать их типические черты, дух эпохи.

С большой выразительностью в «портретных» главах дана картина упадка помещичьего класса. От праздного мечтателя, живущего в мире своих грез, Манилова, к «дубинноголовой» Коробочке, от нее – к бесшабашному моту, вралю и шулеру Ноздреву, затем к «настоящему медведю» Собакевичу, далее – к оскотинившемуся кулаку Плюшкину ведет нас Гоголь, показывая все большее моральное падение и разложение представителей помещичьего мира. Поэма превращается в гениальное обличение крепостничества, того класса, который является вершителем судеб государства.

Гоголь не показывает никакого внутреннего развития помещиков и жителей города, это позволяет заключить, что души героев реального мира «Мертвых душ» полностью застыли и окаменели, что они мертвы. Гоголь изображает помещиков и чиновников со злой иронией, показывает их смешными, но в то же время очень страшными. Ведь это не люди, а лишь бледное, уродливое подобие людей. В них не осталось ничего человеческого. Мертвящая окаменелость душ, абсолютная бездуховность скрывается как за размеренной жизнью помещиков, так и за судорожной деятельностью города. Гоголь писал по поводу города «Мертвых душ»: «Идея города, возникшая до высшей степени. Пустота. Пустословие… Смерть поражает нетрогающийся мир. Еще сильнее между тем должна представиться читателем мертвая бесчувственность жизни».

Галерея портретов помещиков открывается образом Манилова

«На взгляд он был человек видный; черты лица его не были лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что – то заискивающее расположения и знакомства. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами». Раньше он «служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером». Живя в поместье, он «иногда приезжает в город… чтобы увидеться с образованнейшими людьми». На фоне обитателей города и поместий он кажется «весьма обходительным и учтивым помещиком», на котором лежит какой – то отпечаток «полупросвещенной» среды. Однако, раскрывая внутренний облик Манилова, его характер, рассказывая о его отношении к хозяйству и времяпрепровождении, рисуя прием Маниловым Чичикова, Гоголь показывает полнейшую пустоту и никчемность этого «существователя».

Писатель подчеркивает в характере Манилова его слащавую, бессмысленную мечтательность. У Манилова не было никаких живых интересов. Он не занимался хозяйством, передоверив его приказчику. Он даже не знал, умирали ли у него крестьяне со времени последней ревизии. Вместо тенистого сада, обычно окружавшего барский дом, у Манилова «только пять – шесть берез…» с жидкими вершинами.

Свою жизнь Манилов проводит в праздности. Он отошел от всякого труда, даже не читает ничего: два года в его кабинете лежит книга, заложенная все на той же 14 – й странице. Свое безделье Манилов скрашивает беспочвенными мечтами и бессмысленными «прожектами» (проектами), вроде постройки подземного хода в доме, каменного моста через пруд. Вместо настоящего чувства – у Манилова «приятная улыбка», вместо мысли – какие – то бессвязные, глупые рассуждения, вместо деятельности – пустые мечты.

Сам Манилов любуется и гордится своими манерами и считает себя чрезвычайно духовным и образованным человеком. Однако во время его беседы с Чичиковым становится ясно, что причастность этого человека к культуре – всего лишь видимость, приятность манер отдает приторностью, а за цветистостью фраз не стоит ничего, кроме глупости. Чичикову оказалось несложно убедить Манилова в пользе своего предприятия: нужно было всего лишь сказать, что это делается в общественных интересах и вполне соответствует «дальнейшим видам России», поскольку Манилов считает себя человеком, стоящим на страже общественного благополучия.

От Манилова Чичиков направляется к Коробочке, которая, пожалуй, является полной противоположностью предыдущему герою. В отличие от Манилова, Коробочку характеризуют отсутствие всяких претензий на высшую культуру и какая – то своеобразная «простота». Отсутствие «парадности» подчеркнуто Гоголем даже в портрете Коробочки: уж слишком у нее малопривлекательный, затрапезный вид. «Простота» Коробочки отражается и в ее отношениях с людьми. «Эх, отец мой, – обращается она к Чичикову, – да у тебя – то, как у борова, вся спина и бок в грязи!» Все мысли и желания Коробочки сосредоточены вокруг хозяйственного укрепления ее поместья и непрестанного накопления. Она не бездеятельный фантазер, как Манилов, а трезвый приобретатель, вечно копошащийся у своего жилья. Но хозяйственность Коробочки как раз и обнаруживает ее внутреннее ничтожество. Приобретательские побуждения и стремления заполняют все сознание Коробочки, не оставляя места ни для каких иных чувств. Она из всего стремится извлечь выгоду, начиная от домашних мелочей и кончая выгодной продажей крепостных крестьян, являющихся для нее прежде всего имуществом, которым она вправе распоряжаться, как ей вздумается. Она торгуется, пытается поднять цену, получить большую выгоду. Чичикову с ней гораздо труднее договориться: она равнодушна к любым его аргументам, поскольку для нее главное – извлечь пользу самой. Чичиков недаром называет Коробочку «дубинноголовой»: этот эпитет очень метко ее характеризует. Соединение замкнутого образа жизни с грубым стяжательством определяет крайнюю духовную нищету Коробочки.

Далее – снова контраст: от Коробочки – к Ноздрёву.

В противоположность мелочной и корыстной Коробочке Ноздрёв отличается буйной удалью и «широким» размахом натуры. Он чрезвычайно активен, подвижен и задорен. Ни на мгновение не задумываясь, Ноздрёв готов заняться любым делом, то есть всем, что по какой – то причине приходит ему в голову: «В ту же минуту он предлагал вам ехать куда угодно, хоть на край света, войти в какое хотите предприятие, менять все, что ни есть, на все, что хотите». Энергия Ноздрёва лишена какой – либо цели. Он с легкостью начинает и бросает любое свое предприятие, тут же забывая о нем. Идеалом его являются люди, которые живут шумно и весело, не обременяя себя никакими повседневными заботами. Всюду, где появляется Ноздрёв, затевается кутерьма и возникают скандалы. Хвастовство и ложь – главные черты характера Ноздрёва. Он неистощим в своей лжи, которая стала для него столь органичной, что он врет, даже не ощущая в том какой – либо необходимости. Со всеми знакомыми он держится на короткой ноге, всякого считает своим приятелем, но никогда не остается верен ни своим словам, ни отношениям. Ведь именно он и развенчивает впоследствии своего «друга» Чичикова перед губернским обществом.

Собакевич – один из тех людей, кто крепко стоит не земле, трезво оценивает и жизнь, и людей. Когда это необходимо, Собакевич умеет действовать и добиваться того, чего он хочет. Характеризуя бытовой уклад жизни Собакевича, Гоголь делает упор на том, что здесь все «было упористо, без пошатки». Основательность, крепость – отличительные черты как самого Собакевича, так и окружающей его бытовой обстановки. Однако физическая крепость и Собакевича, и его жизненного уклада сочетается с какой – то уродливой неуклюжестью. Собакевич похож на медведя, и это сравнение носит не только внешний характер: животное начало преобладает в натуре Собакевича, не имеющего никаких духовных запросов. По его твердому убеждению, единственным важным делом может быть только забота о собственном существовании. Насыщение желудка определяет содержание и смысл его жизни. Просвещение он считает не только ненужной, но и вредной выдумкой: «Толкуют – просвещенье, просвещенье, а это просвещенье – фук! Сказал бы я другое слово, да вот только что за столом неприлично». Собакевич расчетлив и практичен, но, в отличие от Коробочки, он хорошо понимает окружающую обстановку, знает людей. Это хитрый и наглый делец, и Чичикову пришлось с ним довольно трудно. Не успел он и слова вымолвить насчет покупки, а Собакевич уже предложил ему сделку с мертвыми душами, причем заломил такую цену, как будто речь шла о продаже реальных крепостных крестьян. Практическая хватка отличает Собакевича от других помещиков, изображенных в «Мертвых душах». Он умеет устроиться в жизни, но именно в этом качестве с особой силой проявляются его низменные чувства и стремления.

Однако образ Собакевича, оказывается, еще не исчерпывает меры падения человека. Мелочность, ничтожность, социальное уродство достигают предельного выражения в образе Плюшкина, завершающего портретную галерею поместных владетелей.

Это «прореха на человечестве». Все человеческое умерло в нем, в полном смысле слова это мертвая душа. К такому выводу ведет нас Гоголь, развивая и углубляя тему духовной гибели человека. Деревенские избы села Плюшкина имеют вид «особенной ветхости», барский дом выглядит «инвалидом», бревенчатая мостовая пришла в негодность. А каков хозяин? На фоне жалкой деревушки перед Чичиковым предстала странная фигура: не то мужик, не то баба, в «неопределенном платье, похожем на женский капот», таком рваном, замасленном и заношенном, что «если бы Чичиков встретил его, так принаряженного, где – нибудь у церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош».

Но не нищий стоял перед Чичиковым, а богатый помещик, владелец тысячи душ, у которого кладовые, амбары и сушильни полны были всякого добра. Однако все это добро гнило, портилось, превращалось в труху. Отношения Плюшкина к покупщикам, его хождения по селу за сбором всякой дряни, знаменитые кучи хлама на его столе и на бюро выразительно говорят о том, как скряжничество приводит Плюшкина к бессмысленному накопительству, приносящему его хозяйству одно разорение. Все пришло в полный упадок, крестьяне «мрут, как мухи», десятками числятся в бегах. Бессмысленная скупость, царящая в душе Плюшкина, порождает в нем подозрительность к людям, недоверие и враждебность ко всему окружающему, жестокость и несправедливость по отношению к крепостным.

У Плюшкина нет никаких человеческих чувств, даже отцовских. Вещи для него дороже людей, в которых он видит только мошенников и воров. «И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек!» – восклицает Гоголь. Подобно Коробочке и Собакевичу Плюшкин поглощен заботами о накоплении богатств. Он так же, как и они, находится во власти эгоистических чувств и желаний. Но в своей скупости он идет гораздо дальше: накопление становится единственной жизненной целью, вне которой для него ничего не существует. Плюшкин полностью уходит в собирание «богатств». Его непомерная жадность мешает ему отличать полезное от совершенно ненужного. Он с неутомимой энергией собирает всякий хлам, боясь хоть что – нибудь упустить. Плюшкин превращается в преданного раба вещей, и жажда накопления заставляет его во всем себя ограничивать. Он готов питаться впроголодь, одеваться в тряпье, и все это для того, чтобы не подорвать своего «благосостояния». Чем больше овладевает Плюшкиным жажда накопления, тем ничтожнее становится его жизнь, да и он сам: «Человеческие чувства… мелели ежеминутно, и каждый день что – нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине». Плюшкин ни с кем не общается: ненасытная жадность разрушила его связь с людьми. Он совершенно одинок из – за своего стяжательства и изолирован от жизни. Сам себе он кажется беззащитным существом, которого каждый норовит ограбить, а потому не желает никого видеть. Если же ему и приходится с кем – либо столкнуться, то он изображает из себя человека, вынужденного бедствовать. Будучи существом абсолютно паразитическим, Плюшкин с глубокой неприязнью и враждебностью относится к своим крепостным крестьянам, считая их тунеядцами, лентяями и ворами. Он морит крестьян голодом, а потому у него, к радости Чичикова, оказывается огромное число мертвых душ.

Всегда ли он был таким? Нет. Это единственный персонаж, чья душа умерла лишь с течением времени, зачахла из – за каких – то обстоятельств.

Глава о Плюшкине начинается с лирического отступления, чего не было при описании ни одного помещика. Лирическое отступление сразу настраивает читателей на то, что эта глава значительна и важна для повествователя. Повествователь не остается безучастным и равнодушным к своему герою: в лирических отступлениях (в VI главе их два) он выражает свою горечь от осознания того, до какой степени мог опуститься человек.

Образ Плюшкина выделяется своим динамизмом

Плюшкин является последним «продавцом» мертвых душ. Его имя означает «Не в Бога богатеет». Он олицетворяет собой ярую скупость и омертвение души человека. Гоголь в данном персонаже хотел подчеркнуть гибель сильной и яркой личности, поглощенный дикой страстью скупости.

Опустошенная и захламленная душа героя выражается также в его имении – там царит полный хаос. Въезд скрипит по швам, всюду омрачительная ветхость, в окнах висят тряпья, крыши от проливных дождей и снега стали как решето. В поместье все безжизненно – даже пара церквей, которые должны были быть сердцем усадьбы.

От повествователя мы узнаем, каким был Плюшкин раньше, и как постепенно загрубела и затвердела его душа. В истории Плюшкина мы видим жизненную трагедию. При упоминании о школьном товарище на лице Плюшкина «скользнул какой – то теплый луч, выразилось не чувство, а какое – то бледное отражение чувства». Значит, все – таки душа Плюшкина еще не совсем умерла, значит, в ней осталось еще что – то человеческое. Живыми у Плюшкина были и глаза, еще не потухшие, «бегавшие из – под высоко выросших бровей, как мыши». В VI главе содержится подробное описание сада Плюшкина, запущенного, заросшего и заглохшего, но живого. Сад – это своеобразная метафора души Плюшкина. Только в имении Плюшкина находятся две церкви. Из всех помещиков только Плюшкин произносит внутренний монолог после отъезда Чичикова. Этим Плюшкин отличается от всех других помещиков, показанных Гоголем.

Литературные источники образа Плюшкина

– образы скупцов у Плавта, Ж. – Б. Мольера, Шейлок У. Шекспира;

– Гобсек О. Бальзака, Барон А. С. Пушкина;

– князь Рамирский из романа Д. Н. Бегичева «Семейство Холмских»;

– Мельмот – старший из романа Ч. Р. Метьюрина «Мельмот – скиталец»;

– барон Балдуин Фюрен – гоф из романа И. И. Лажечникова «Последний новик».

Жизненным прототипом образа Плюшкина, вероятно, явился историк М. М. Погодин.

Плюшкин – парадоксальная метафора

Гоголь начал писать главу о Плюшкине в подмосковном доме Погодина, славившегося своей скупостью; дом Погодина был окружен садом, послужившим прообразом сада Плюшкина (Ср. воспоминания А. Фета: «в кабинете Погодина невообразимый хаос. Тут всевозможные старинные книги лежали грудами на полу, не говоря о сотнях рукописей с начатыми работами, места которых, равно как и ассигнаций, запрятанных по разным книгам, знал только Погодин». )

Предшественник Плюшкина у Гоголя – образ Петромихали («Портрет»). Фамилия Плюшкин – парадоксальная метафора, в которой заложено самоотрицание: плюшка – символ довольства, радостного пиршества, веселого избытка – противопоставлена угрюмому, дряхлому, бесчувственному, безрадостному существованию Плюшкина. Образ заплесневелого сухаря, оставшегося от кулича, привезенного дочерью Плюшкина, тождествен метафорическому смыслу его фамилии.

Портрет Плюшкина создается с помощью гиперболических деталей: Плюшкин предстает бесполым существом, скорее бабой («Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак…»), Чичиков принимает П. за ключницу, так как на поясе у П. ключи, и он бранит мужика «довольно поносными словами»; «маленькие глазки еще не потухли и бегали как мыши»; «один подбородок только выступал очень далеко вперед, так, что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать». На засаленном и замасленном халате «вместо двух болталось четыре полы» (характерное для Гоголя комическое удвоение); спина, запачканная мукой, «с большой прорехою пониже».

Образ – фикция (прореха, дырка) становится нарицательным обозначением общечеловеческого типа скупца: Плюшкина – «прореха на человечестве». Предметный мир вокруг П. свидетельствует о гнилости, тлении, умирании, упадке.

Хозяйственность Коробочки и практическая расчетливость Собакевича у Плюшкина превращается в противоположность – «в гниль и прореху» («клади и стоги обращались в чистый навоз, мука в камень; сукна и холсты – в пыль). В хозяйстве Плюшкина по – прежнему сохраняется грандиозный размах: громадные кладовые, амбары, сушили с холстами, сукнами, овчинами, сушеной рыбой, овощами. Однако хлеб гниет в кладовых, зеленая плесень покрывает ограды и ворота, бревенчатая мостовая ходит, «как фортепьянные клавиши», кругом ветхие крестьянские избы, где «многие крыши сквозят, как решето», две сельские церкви опустели.

Дом П. – аналог средневекового замка скупца из готического романа («Каким – то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок…»); в нем сплошь щели, все окна, кроме двух «подслеповатых», за которыми обитает Плюшкин, забиты. Символ «богатырской» скупости П., стяжательства, доведенного до крайнего предела, – замок – исполин в железной петле на главных воротах дома Плюшкина.

Образ сада Плюшкина, по которому прошелся резец природы, сделав его прекрасным садом, контрастирует с образом «дряхлого замка» (адом) и является прообразом мысли Гоголя воскресить Плюшкина из мертвых в 3 – м томе поэмы, намекая на «райский сад».

С другой стороны, в описании сада Плюшкина имеются метафоры с элементами реального портрета П. («густая щетина» «седого чапыжника»), а «запущенный участок сада выступает как своеобразная эмблема человека, оставившего без ухода свое «душевное хозяйство», (по выражению Гоголя).

Углубление сада, «зиявшее, как темная пасть», также напоминает об аде для тех, у кого душа заживо умирает, что происходит с Плюшкиным. Из рачительного, образцового хозяина, у которого размеренным ходом «двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни», Плюшкин трансформируется в паука. Сначала – «трудолюбивый паук», хлопотливо бегающий «по всем концам своей хозяйственной паутины», он славится хлебосольством и мудростью, миловидными дочками и сыном, разбитным мальчишкой, целующимся со всеми подряд. (Ср. с Ноздревым; символически Ноздрев – сын Плюшкина, пускающий его богатства по ветру.).

После смерти жены старшая дочь убегает со штаб – ротмистром – Плюшкин посылает ей проклятие; сыну, ставшему военным и нарушившему волю отца, П. отказывает в средствах и тоже проклинает; покупщики, не в силах торговаться с Плюшкиным, перестают покупать у него товар. «Паучья» сущность эволюционирует. Вещи ветшают, время останавливается, в комнатах застывает вечный хаос: «Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину».

Опредмеченная метонимия (переименование) образа Плюшкина – отделившаяся от него, как душа от мертвого тела, – поношенный колпак на столе. Предметы сжимаются, усыхают, желтеют: лимон «ростом не более лесного ореха», два пера, «высохшие, как в чахотке», «зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов». Пыльная куча в углу, куда П. тащит всякую дрянь: найденную щепку, старую подошву, железный гвоздь, глиняный черепок, краденое у зазевавшейся бабы ведро – символизирует полную деградацию всего человеческого»

В противоположность пушкинскому Барону Плюшкин изображен не в окружении груды червонцев, а на фоне тления, уничтожившего его богатства. «Скупость П. – это как бы обратная сторона его отпадения от людей…»

Все помещики, столь ярко и безжалостно показанные Гоголем, а также центральный герой поэмы – живые люди. Но можно ли о них так сказать? Можно ли их души назвать живыми? Разве их пороки и низменные побуждения не убили в них все человеческое? Смена образов от Манилова до Плюшкина раскрывает все более усиливающееся духовное оскудение, все возрастающее моральное падение владельцев крепостных душ. Назвав свое произведение «Мертвые души», Гоголь имел в виду не только умерших крепостных крестьян, за которыми гонялся Чичиков, но и всех живых героев поэмы, которые давно уже стали мертвыми.

Обнажается вторая и не менее важная причина омертвления душ по Гоголю – это отказ от Бога. «Всякая дорога должна вести к храму». По дороге Чичикову не встретилась ни одна церковь. «Какие искривленные и неисповедимые пути выбирало человечество», – восклицает Гоголь. Дорога России видится ему ужасной, полной падений, болотных огней и соблазнов.

Но все – таки это дорога к Храму ибо в главе о Плюшкине мы встречаем две церкви; готовится переход ко второму тому – Чистилищу из первого – адского. Этот переход размыт и непрочен, как и намеренно размыта Гоголем в первом томе антитеза «живой – мертвый». Гоголь намеренно делает нечеткими границы между живым и мертвым, и эта антитеза обретает метафорический смысл. Предприятие Чичикова предстает перед нами как некий крестовый поход.

Герой реального мира поэмы, обладающий душой

Это Чичиков. Именно в Чичикове наиболее сильно показана непредсказуемость и неисчерпаемость живой души, пусть не бог весть какой богатой, пусть скудеющей, но живой. XI глава посвящена истории души Чичикова, в ней показано развитие его характера. Ведь именно Чичиков должен был очиститься и перейти из «Ада» в «Чистилище» и «Рай».

В поэме есть и совершенно новый герой, до сих пор не встречавшийся в русской литературе. Это представитель нарождающегося класса «приобретателей». В образе Павла Ивановича Чичикова Гоголь вывел на всеобщее обозрение черты «рыцаря копейки».

На первый взгляд Чичиков производит впечатление скользкого, многоликого человека. Это подчеркивается его внешностью: «В бричке сидел господин не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок, нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод».

Словно хамелеон, Чичиков постоянно меняется. Он способен придавать своему лицу нужное выражение, чтобы казаться приятным собеседником. Говоря с чиновниками, герой поэмы «очень искусно умел польстить каждому». Поэтому он быстро завоевывает в городе необходимую репутацию. Общий язык Чичиков находит и с помещиками, у которых покупает умерших крестьян. С Маниловым он выглядит особенно любезным и обходительным человеком, чем и очаровывает хозяина. У Коробочки, Ноздрева, Собакевича и Плюшкина Чичиков ведет себя в соответствии с обстановкой и к каждому умеет найти подход. Только Ноздрева он не поймал в свои сети. Но эта была единственная неудача Чичикова.

Чтобы добиться результата, наш герой пускает в ход все свое умение обворожить человека. А цель у него одна – обогащение, и ради этого Павел Иванович готов лицемерить, часами тренируясь у зеркала. Главное для него – деньги. Они нужны герою поэмы не сами по себе, а как средство дальнейшего накопления. Еще в детстве Чичиков хорошо усвоил наказ отца угождать начальникам, дружить «с теми, кто побогаче» и беречь «копейку». Запали в душу мальчика отцовские слова: «Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкою».

Обладая большим умом «со стороны практической», Чичиков начал копить деньги в, школе, наживаясь на товарищах и отличаясь особой скупостью. Уже в те годы проявилась душа этого «приобретателя». Обманом, подхалимством Чичиков пробивал себе дорогу, не останавливаясь ни перед чем. Он хитрит, обворовывает государство, «надувает» коллег. Взяточничество становится его стихией.

Постепенно аферы Чичикова приобретали все больший размах. От скромного повытчика до таможенного чиновника прослеживает Гоголь путь своего героя. Любыми путями он стремится увеличить состояние. За идею покупки «мертвых душ» он ухватился быстро. Предпринимательский талант Чичикова не согласуется с нравственными нормами. Для него нет никаких моральных устоев. Чичиков с радостью заключает: «А теперь же время удобное, недавно была эпидемия, народу вымерло, славу Богу, немало». На человеческом горе, на чужих смертях он строит свое благополучие.

Чичиков – такое же порождение времени, как Онегин или Печорин. Об этом писал Белинский, отмечая, что «Чичиков, как приобретатель, не меньше, если не больше Печорина, – герой нашего времени».

Без преувеличения можем сказать, Чичиков воплотил в себе черты многих современных предпринимателей, для которых превыше всего личное и материальное:

«Мещанство – ползучее растение, оно способно бесконечно размножаться и хотело бы задушить побегами все на своей дороге» (М. Горький)

По мысли писателя, его герой не может стать победителем. Он обязательно оступится, рано или поздно, это должно случиться. Художник – гуманист, Гоголь представить себе не мог, что настанут времена, когда Чичиковы будут фаворитами общества, без стеснения и страха начнут кичиться собой и своими методами обогащения. Писатель все сделал, чтобы показать страшное лицо этих хищников. Он надеялся и верил, что его родина сможет преодолеть все трудности, выйдет на широкую и светлую дорогу, поэтому в конце первого тома поэмы появляется образ «птицы тройки», несущейся в светлую прекрасную даль. Гоголь верил, что своим творчеством приближает это прекрасное будущее.

Перерождение «мертвых душ» – трагедия жизни Гоголя

«Мертвым душам» поэмы противопоставлены «живые» – народ талантливый, трудолюбивый, многострадальный. С глубоким чувством патриота и верой в великое будущее своего народа пишет о нем Гоголь. Он видел бесправие крестьянства, его приниженное положение и то отупение и одичание крестьян, которые явились результатом крепостного права. Именно мертвые крестьяне в «Мертвых душах» обладают живыми душами, в отличие от живого народа поэмы, душа которого мертва.

Таким образом, в первом томе «Мертвых душ» Гоголь изображает все недостатки, все отрицательные стороны русской действительности. Гоголь показывает людям, во что превратились их души. Делает он это потому, что горячо любит Россию и надеется на ее возрождение. Гоголь хотел, чтобы люди, прочитав его поэму, ужаснулись своей жизни и пробудились от мертвящего сна. В этом и состоит задача первого тома. Описывая страшную действительность, Гоголь рисует нам в лирических отступлениях свой идеал русского народа, говорит о живой, бессмертной душе России. Во втором и третьем томах своего произведения Гоголь задумывал перенести этот идеал в реальную жизнь. Но, к сожалению, он так и не смог показать переворот в душе русского человека, не смог оживить мертвые души. В этом заключалась творческая трагедия Гоголя, которая переросла в трагедию всей его жизни.

Две поэмы, два мировых памятника литературы: Данте и Гоголь

Сходство двух поэм не осталось не замеченным современниками Гоголя. В первую очередь – трехчастное строение произведений, ведь «Мертвые души» задумывались автором именно так, по аналогии с Адом, Чистилищем и Раем, хотя замысел, к сожалению, и не был реализован до конца. Но в пределах этого сходства современные литературоведы находят и другие любопытные аналогии.

Обратимся к первому тому «Мертвых душ». В поэме Данте персонажи в первой части следуют в порядке возрастающей виновности. И чем больше в ней сознательного элемента, тем она выше. У Н. В. Гоголя такие пороки и преступления, как убийство, предательство, вообще исключены: «Герои мои вовсе не злодеи». Но принцип расположения характеров в известной мере сохранен.

С этой точки зрения легко можно объяснить тот факт, что Манилов открывает галерею помещиков. У Данте в преддверии Ада находятся те, кто не делал ни зла, ни добра. Действительно, этому соответствует описание Гоголем того рода людей, к которому относится Манилов: «…Люди так себе, ни то, ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан». Следующие за Маниловым персонажи отличаются от него тем, что у них есть какая – то «страсть», какой – то «задор», хотя рано еще говорить о сознательном элементе. Впервые эта «вина» проявляется в Плюшкине: мы ясно видим, что он мог бы быть другим человеком. В связи с этим произносит автор такое «напутствие»: «Забирайте с собой в путь… все человеческие движения, не оставляйте их на дороге».

Во втором томе, как писал сам Н. В. Гоголь, «характеры значительнее прежних». Действительно, здесь повышается элемент сознательности. Описание Бетрищева развивается на другом уровне, нежели характеристики помещиков, встретившихся читателю в первом томе. Недостатки в Бетрищеве перемешаны с достоинствами. Таким образом, разграничивая эти два понятия, автор дает читателю понять, что и сам герой это может сделать. Но не делает, и это повышает его вину.

Не только Бетрищев, Тентетников, Платонов, Хлобуев, но даже Петух, легкомысленный чревоугодник, обнаруживают в себе задатки высоких качеств. Удивительно описание прогулки Петуха в лодке – оно все пропитано лиризмом, как сказал И. С. Тургенев, «потрясающим в одно время всю душу читателя».

Переход от первого тома ко второму осуществляется посредством образа Плюшкина: в связи с ним впервые всплывает луч света, впервые мы видим «церковь» в помещике, и впервые появляется мотив поиска – Плюшкин постоянно что – то ищет и поднимает.

Аналогичным способом второй дом должен был стать переходным к третьему. Хотя проступки Чичикова становятся все тяжелее, все чаще просыпается в нем голос совести, который опять указывает на возможность другого пути. Недаром автор вкладывает в уста Муразова такие слова: «…какой бы из вас был человек, если бы так же, и силою и терпением, да подвизались бы на добрый труд, имея лучшую цель».

Возрождение должно было совершаться в третьем томе. Если бы это осуществилось, перед нами была бы заключительная стадия «истории души» современного русского человека, а именно – приобщение к истине.

Наведение современников на мысль о дантевской поэме было предусмотрено автором и с другой и, пожалуй, главной целью. Данте считал себя избранным для того, чтобы сказать истину миру, «обличить человечеству всю его внутренность и показать его грядущее, результат его жизни настоящей в образе Ада, муки вечной и отчаянной, Чистилища, муки, растворенной надеждою, и Рая вечной и сотворенной радости». То же можно сказать о Гоголе: он ощущал обязанность сказать спасительное слово России и всему миру, которое обличит меру падения и внушит надежду на будущее. А чтобы слово это услышали и его послушались, Н. В. Гоголь намекает на предназначение своей поэмы аналогией с дантовской.

Прежде всего, главный персонаж все более видится Н. В. Гоголю характерным представителем современного русского мира, а его исправление и очищение получает высший смысл: «И, может быть, в сем же Чичикове страсть, его влекущая, уже не от него, и в холодном его существовании заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека пред мудростью небес…». Таким образом, Ад, Чистилище, Рай соответствуют трем состояниям души: человеческому, возрождению и обновлению.

Несмотря на то что Н. В. Гоголь старается сохранить дантовскую традицию, она получает немалое преобразование и новое развитие. Даже приемы, заимствованные из Данте, получили особенный, гоголевский колорит. Например, Гоголь использует распространенные сравнения Данте, но так, как это может сделать только сатирик. Взять хотя бы сравнение светских франтов, увивающихся около красавиц, с мухами, летящими на рафинад.

Кроме того, у Н. В. Гоголя можно найти ту точность, с которой Данте описывал Ад. Особенно это видно в сцене «совершения купчей», где Гоголь использует реминисценцию из Данте. Но опять – таки эта точность сплошь проникнута иронией. В этой сцене роль язычника Вергилия исполняет чиновник, а Чичиков – следователь по загробью. Вергилий оставляет Данте перед следованием в Рай, куда ему путь возбранен. Провожатый Чичикова оставляет его на пороге другого «Рая» – кабинета председателя, где, подобно Данте, Н. В. Гоголь использует символику света, играющую важную роль в изображении Эмпирея. Теперь – это председатель и зерцало, отражающее свет истины.

Не прибавить ли уж к заглавию: поэма нашего времени? Такая трактовка продиктована, конечно, лермонтовским романом, но и он не дает четкого ответа, что же это такое. Оба художника написали картину «нашего времени», а как это понимать, читатель должен решить для себя сам.

В заключение хотелось бы рассмотреть иную, отличную от дантовской, концепцию объяснения жанрово – композицонного своеобразия поэмы. К мысли, что каждый последующий помещик первого тома мертвее предыдущего, склонялись такие известные критики, как А. Белый, А. Воронский. Но даже не основываясь на дантовской традиции, эти суждения можно поставить под сомнение. Галерея помещиков начинается с Манилова, потому что он бесцветнее всех и не будет отвлекать внимание читателя на себя. Кроме того, его реакция на предложение Чичикова сразу же ставит на первый план то, что нужно Гоголю. Если бы на месте Манилова оказался, скажем, Собакевич, сообщение Чичикова не произвело бы такого эффекта.

Многослойность поэмы Особую роль в композиции играет мотив «кривого колеса». Вначале расположение глав полностью совпадает с планом Чичикова, но затем вступает в действие этот мотив, и герой сбивается с дороги и попадает не туда, куда хотел: вместо Собакевича – к Коробочке, Ноздреву. Игра задуманного и неожиданного составляет, таким образом, особенность композиции. Во втором томе она тоже сохраняется: вместо одного помещика Чичиков попадает к другому и так далее.

Еще одна особенность композиции – использование Н. В. Гоголем вставной повести – «Повести о капитане Копейкине». Действенно и другое определение, которым почтмейстер предваряет свое повествование, – «поэма». Таким образом, вставная повесть, несмотря на свою кажущуюся самостоятельность, жанрово связана со всем произведением: в рамках «Мертвых душ» как поэмы возникает еще одна поэма. Н. В. Гоголь всегда считал поэму «Мертвые души», работа над которой длилась около 17 лет, главным произведением своей жизни. В письмах В. Жуковскому он восклицает: «Клянусь, я что – то сделаю, чего не сделает обыкновенный человек… Если совершу это творение так, как нужно его совершить, то… какой огромный, какой оригинальный сюжет! Какая разнообразная куча! Вся Русь явится в нем!». Действительно, замысел произведения был чрезвычайно сложен и оригинален. Он во многом требовал переосмысления взглядов на жизнь, на Русь, на людей. Необходимо было найти и новые способы художественного воплощения замысла. Привычные рамки жанров становились для него слишком тесными. А потому Н. В. Гоголь ищет новые формы для завязки сюжета и его развития.

В начале работы над произведением в письмах Н. В. Гоголя часто фигурирует слово «роман». В 1836 году Гоголь пишет: «…вещь, над которой я сижу и тружусь теперь, и которую долго обдумывал, и которую долго еще буду обдумывать, не похожа ни на повесть, ни на роман, длинная, длинная…» И все же впоследствии Н. В. Гоголь склоняется к следующему определению жанра своего произведения: поэма.

Гоголь никогда не относился к писателям, которые стремились «уложить» свое произведение в рамки какого – либо общепринятого жанра. Творческое воображение могло диктовать ему свои законы. А потому, начав с жанра традиционного авантюрного романа, Н. В. Гоголь, следуя все более и более расширяющемуся замыслу, выходит за рамки и романа, и традиционной повести, и поэмы. И в результате писатель создает, по словам Л. Н. Толстого, «нечто совершенно оригинальное», не имеющее аналогов – масштабное лиро – эпическое произведение. Можно смело утверждать – на державинскую государственность была наложена лирическая струна Пушкина.

Эпическое начало в нем представлено похождениями Чичикова и связано с сюжетом. Лирическое начало, присутствие которого становится все более и более значимым по мере развертывания событий, выражено в лирических авторских отступлениях, когда мысль писателя уходит далеко от событий с жизни главного героя и охватывает весь предмет изображения, «всю Русь», и даже выходит на общечеловеческий уровень. И тогда «Мертвые души» действительно становится поэмой, посвященной пути автора в этом мире, процессу познавания им действительности и человеческой души.

Итак, мы можем сказать, что в том виде, в котором «Мертвые души» предстали перед читателем, это произведение соединило в себе элементы различных жанров. Это и эпическое масштабное произведение, и плутовской роман, и лирическая поэма, и социально – психологический роман, и повесть, и сатирическое произведение – а в целом – единое произведение, которое еще долгое время будет поражать нас глубиной анализа русского характера и удивительно точным предсказанием будущего Руси, России.

Современник А. С. Пушкина, Н. В. Гоголь создавал свои произведения в тех исторических условиях, которые сложились в России после неудачного первого революционного выступления – выступления декабристов в 1825 году. Обращаясь в произведениях к важнейшим историческим проблемам своего времени, писатель пошел дальше по пути реализма, который был открыт Пушкиным и Грибоедовым. В. Г. Белинский писал: «Гоголь первый взглянул смело и прямо на русскую действительность». Н. В. Гоголь был наделен даром необычайной наблюдательности, самые мельчайшие подробности не ускользали от его внимания. Делая свои сокровенные наблюдения над человеком и окружающей его действительностью, анализируя их, писатель в результате приходит от разрозненных реальных черт к созданию целостного портрета современности.

Обобщение, к которому гоголевская художественная мысль всегда тяготела, получает в «Мертвых душах» новую форму. «Мне хочется в этом романе показать… всю Русь», – писал он в письме Пушкину.

Н. В. Гоголь ненавидел крепостное право, поэтому в поэме «Мертвые души» он гневно изобличает крепостничество, которое ведет к обнищанию страны, к экономической и культурной отсталости ее, к вымиранию крестьянства.

«Мертвые души» – это поэма о России

Автор удачно выбрал сюжет и сумел воплотить свой замысел. Понятие «мертвые души» многообразно преломляется в поэме, постоянно переходя из одной смысловой плоскости в другую (мертвые души – как умершие крепостные и как духовно омертвевшие помещики и чиновники). Однако с понятием омертвления человеческой души связана надежда на горячо желаемое возрождение. Поэтому мы можем говорить о том, что главной тревогой и заботой автора была именно живая Россия.

Герой поэмы Павел Иванович Чичиков побывал во многих местах, видел бескрайние русские просторы, встречался с чиновниками, помещиками и крестьянами. Он видит убогую крестьянскую Русь с покосившимися избами. Да и помещичьи усадьбы не отличаются большим порядком. Всего много у Плюшкина, но добро и хлеб гибнут без пользы людям, хозяину и государству. Манилов бесхозяйственный, беззаботный, его усадьба заброшена. Ноздрев – игрок и пьяница, его хозяйство в полном упадке, никому не приносит пользы. А ведь на этих помещиках держится царское самодержавие. Прочна ли опора? Счастлив ли народ? Богато ли такое государство?

В поэме миру угнетателей – «мертвых душ» противопоставлен многострадальный русский народ, нищая, но полная скрытой жизни и внутренних сил Русь

Родина – это прежде всего народ.

Н. В. Гоголь с большим мастерством изобразил в поэме простых русских людей. С первых же строк произведения мы видим двух мужиков у двери кабака. Они пришли утопить вековое горе в вине, они еще не знают, что делать, как изменить жизнь, но у них уже зародилась ненависть к угнетателям. Читая поэму, мы знакомимся с крепостными помещиков Манилова, Коробочки, Ноздрева, Собакевича, Плюшкина. Это бесправные люди, но все они, живые и мертвые, предстают перед нами великими тружениками. Эти крепостные своим трудом создали богатство помещикам, только сами живут в нужде, мрут, как мухи. Они безграмотны и забиты, они не пытаются что – либо сделать для улучшения своей жизни. Крепостные показаны хорошими работниками, с увлечением они выполняют всякое дело, с таким же увлечением отдаются веселью.

Гоголь ценил в народе природный талант, живой ум, острую наблюдательность: «Как метко все, что вышло из глубины России …бойкий русский ум, что не лезет в карман за словом, не высиживает его, как наседка, а влепливает сразу, как пашпорт, на вечную носку».

Гоголь видел в русском слове, в русской речи отражение характера своего народа.

В поэме показаны крестьяне, которые не мирятся со своим рабским положением и бегут от помещиков на окраины России. Капитан Копейкин искалечен на войне. Он не мог работать и поехал в Петербург хлопотать себе помощь, но ему вельможа велел ждать, а когда надоел ему Копейкин, то грубо ответил: «Ищи сам средства для жизни», да еще пригрозил вызвать исправника. И пошел капитан искать средства в дремучие леса, в шайку разбойников.

Неспокойно в крепостническом государстве. Полна скрытой жизни и внутренних сил Русь «с другого боку», и неизвестно, чем обернется «разгул широкой жизни» народной… Не видят этого равнодушные очи помещиков и правителей, занятых своими мелкими интересами, чуждых любви к родине, отмахивающихся от патриотов советами «искать сами себе средств»…

Ну, что ж, Россия найдет средства сдвинуть с места свою бедную, бесприютно раскинувшуюся на широчайших пространствах жизнь. Гоголь не знает, какие это будут средства, но искренне верит в силы русского народа и великое будущее России: «Русь! Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросано и неприютно в тебе, открыто, пустынно и ровно все в тебе; …но какая же непостижимая… сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается твоя тоскливая… песня? Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть места, где развернуться и пройтись ему?»

Горячая вера в скрытые до времени, но необъятные силы своего народа, любовь к родине позволили Гоголю представить ее великое и прекрасное будущее. В лирических отступлениях он рисует Русь в символическом образе «необгонимой птицы – тройки», воплощающей могущество неисчерпаемых сил Родины. Думой о России кончается поэма: «Русь, куда же несешься ты, дай ответ? Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный… воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

«Мертвые души» богаты лирическими отступлениями. В одном из них находящемся в 6 главе Чичиков сравнивает свое мировоззрение на окружающие его предметы в путешествии.

«Прежде давно в лета моей юности в лета невозвратно мелькнувшего моего детства мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно была ли то деревушка бедный уездный городишка село ли слободка – любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. Всякое строение все что носило только на себе напечатленье какой – нибудь заметной особенности – все останавливало меня и поражало… Уездный чиновник пройди мимо – я уже и задумывался: куда он идет… Подъезжая к деревне какого – нибудь помещика я любопытно смотрел на высокую узкую деревянную колокольню или широкую темную деревянную старую церковь…

Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомый деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно мне не смешно и то что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице смех и немолчные речи то скользит теперь мимо и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!»

Повесть о капитане Копейкине

«Повесть о капитане Копейкине» несет большую идейно – художественную нагрузку в «Мертвых душах».

Неслучайно эта вставная новелла расположена в десятой главе произведения. Известно, что в последних главах поэмы (с седьмой по десятую) дается характеристика чиновничьей России. Чиновники показаны Гоголем как те же «мертвые души», что и помещики. Это некие роботы, ходячие мертвецы, у которых не осталось за душой ничего святого. Но омертвение чиновничества происходит, по Гоголю, не потому, что все это плохие люди. Мертва сама система, которая обезличивает всех, попадающих в нее. Именно этим и страшна чиновничья Русь. Высшим выражением последствий социального зла и является, как мне кажется, судьба капитана Копейкина.

В этой новелле выражено предупреждение Гоголя российской власти. Писатель показывает, что если не будет кардинальных реформ сверху, то они начнутся снизу. То, что Копейкин уходит в леса и становится разбойником – символ того, что народ может «взять свою судьбу в свои руки» и поднять восстания, а, может быть, и революцию.

Интересно, что имена Копейкина и Чичикова в поэме сближаются. Почтмейстер считал, что Чичиков – это, наверное, и есть сам капитан. Мне кажется, что такие параллели неслучайны. По мнению Гоголя, Чичиков – это разбойник, это зло, угрожающее России. Но как люди превращаются в Чичиковых? Как они становятся бездушными стяжателями, не замечающими ничего, кроме собственных целей? Может быть, писатель показывает, что люди становятся Чичиковыми не от хорошей жизни? Как Копейкин остался один на один со своими насущными проблемами, так и Чичиков был брошен на произвол судьбы своими родителями, которые не дали ему духовных ориентиров, а настроили лишь на материальное. Получается, что Гоголь пытается понять своего героя, суть его натуры, причины, которую эту натуру сформировали.

«Повесть о капитане Копейкине» – одно из важнейших звеньев поэмы «Мертвые души». Она заключает в себе разрешение многих вопросов, дает характеристику многим образам, раскрывает суть многих явлений и авторских

«Вся Русь явится в нем», – писал о своем произведении сам Н. В. Гоголь. Отправляя своего героя в дорогу по России, автор стремится показать все, что свойственно русскому национальному характеру, все, что составляет основу русской жизни, историю и современность России, пытается заглянуть в будущее… С высоты своих представлений об идеале автор судит «всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь».

В одной из рукописей, относящейся к наброскам поэмы, Н. В. Гоголь записывает: «Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота. Пустословие. Сплетни, перешедшие пределы, как все это возникло от безделия и приняло выражение смешного в высшей степени». И далее – трагический взгляд на эту идею: «Как пустота и бессильная праздность жизни сменяются мутною, ничего не говорящею смертью. Как это страшное событие совершается бессмысленно… Смерть поражает нетрогающийся мир».

Гоголь: Птица Тройка – «Эх, тройка! птица тройка»

Этим отрывком завершается первый том «Мертвых душ», когда Чичиков едет в своей брички прочь из города N.

Полный текст фрагмента из поэмы «Мертвые души» под названием «Эх, тройка! птица тройка…»:

«… Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем – гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем с одним топором да долотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы, и сидит черт знает на чем; а привстал, да замахнулся, да затянул песню – кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога, да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход – и вон она понеслась, понеслась, понеслась!.. И вон уже видно вдали, как что – то пылит и сверлит воздух. Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом!.. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства…»

***

«Куда несёшься, Птица – Тройка? Дай ответ! Ты с картой справилась ли? Знаешь ли дорогу? А ведь она ведёт уже немало лет К обрыву, кладбищу, да, кажется, к острогу. Что за ямщик там у тебя на облучке? Эк погоняет он тобою, право, смело! И ум, и совесть заложивши в кабаке… Дурацкое – оно нехитрое, знать, дело. А что за кони дивные тебя несут? Упрямство русское – без меры и без края. И Жадность, как всегда, сама впряглась в хомут. А рядом скачет Лень – знакомая такая. Пейзаж привычен – те же грустные поля. Столбами верстовыми всё мелькают годы. И бега не сдержать. И в сторону нельзя. Не выйдет быстрая езда никак из моды. Так ты несёшься, Русь, куда глядят глаза. Свистит лишь ветер. Застят взгляд туманы. С пути неверного посторонясь, всегда Смеются громко вслед тебе другие страны» Аркадий Ключанский (опыт поэтического переложения) «И какой же русский не любит быстрой езды?…».

Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?…да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. … Не в немецких ботфортах ямщик…

Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстает и остается позади. … Что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! … Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа. … летит мимо всё, что ни есть на земли, и косясь постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.»

Легенда о сожжении…

Согласно легенде, в ночь с 23 на 24 февраля Гоголь разбудил своего слугу Семёна, велел ему открыть печные задвижки и принести портфель, в котором хранились рукописи. На мольбы испуганного слуги писатель ответил: «Не твоё дело! Молись!» – и поджёг в камине свои тетради. Никто из ныне живущих не может знать, что тогда двигало автором: недовольство вторым томом, разочарование или психологическое напряжение. Как потом объяснял сам писатель, он уничтожил книгу по ошибке: «Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег всё. Как лукавый силён – вот он к чему меня подвинул! А я было там много дельного уяснил и изложил… Думал разослать друзьям на память по тетрадке: пусть бы делали, что хотели. Теперь всё пропало».

После той роковой ночи классик прожил девять дней. Умер он в состоянии сильного истощения и без сил, но до последнего отказывался принимать еду. Разбирая его архивы, друзья Гоголя в присутствии московского гражданского губернатора месяцев нашли черновые главы второго тома. К третьему он не успел даже приступить… Сейчас, спустя столетия, «Мёртвые души» по – прежнему читают, а произведение считается классикой не только русской, но и всей мировой литературы.

Вся «Русь» на весах одной книги

В прежних своих произведениях Гоголь предпочитал изображать какое – нибудь небольшое место (Диканьку, город – призрак Петербург, «уездный город» в «Ревизоре») как особый мир, живущий по своим законам и населенный характерными жителями; в этом мире, конечно, угадывалась Россия и русские характеры. Например, «Ревизор» сам Гоголь назвал «русским анекдотом» и писал по поводу этой комедии: «Я хотел собрать в одну кучу все дурное в России и разом посмеяться над всем».

Тот же принцип остается и в поэме «Мертвые души», но здесь Гоголь дает своему выдуманному миру имя «Россия». Это сказочное, мифологизированное место действия, где происходят диковинные события и действуют «странные герои» (выражение Гоголя).

Обратим внимание, что все предметы, люди, ситуации в поэме охарактеризованы как «русские», «частые на Руси». Например, «два русских мужика» в самом начале поэмы. То, что они русские, разумеется само собой, но Гоголь повторяет это слово и делает это регулярно, чтобы придать всем предметам и лицам фольклорно – мифологический, условно – общерусский характер.

Говоря о Чичикове, Манилове, Коробочке и других, он непременно вставляет характеристику – рассуждение о типичности, «русскости» этого героя. Вспомним хотя бы знаменитое: «Какой же русский не любит быстрой езды» – это говорится о Чичикове. Собакевич ассоциируется с «богатырем» (персонажем национального эпоса), но это карикатурный богатырь, показанный в «кривом зеркале». О Коробочке тоже говорится, что таких людей много на Руси.

Как известно, прослушав первый том поэмы, Пушкин воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия.

Поэма должна была строиться как «Божественная комедия» Данте, по принципу «Ад – Чистилище – Рай». Во втором и третьем томах Россия и русский человек (Чичиков?) сказочно преобразились бы, появились бы «русские движения», «доселе небранные струны», «чудная русская девица, вся сотканная из высокого стремления и самоотвержения», «доблестный русский муж» и другие достойные, положительные герои. Но сам Гоголь в «Выбранных местах…» признается, что любит и предпочитает изображать порок, и герои всегда выходят смешные и безобразные, зато уж это получается лучше, чем у кого – либо другого из русских писателей.

Написан был только первый том, сатирический. Русские помещики, крестьяне, чиновники показаны здесь с самой отрицательной стороны, гротескно – сатирически. Они наделены смешными именами и прозвищами (например, чиновник Кувшинное рыло, принимающий от Чичикова взятку). К ним можно было бы отнести странное гоголевское определение – «Мертвые души», давшее название поэме. Это не люди, а «призраки», как выражался Белинский, добавляя, что сама тогдашняя русская жизнь была «призрачной», гротескной, абсурдной.

К. Аксаков считал поэму «русской Илиадой», национальной эпопеей, а Белинский – острой социальной сатирой на крепостную Русь. Сама поэма дает основания для обеих интерпретаций, взаимно дополняющих друг друга. Уже в первой части, хотя это только «ад», «кривое зеркало», есть элегические и патетические отступления о метком русском слове, о «Руси, увиденной из прекрасного далека», о «чудо – дороге» и о «птице – тройке». Здесь Россия уже показана не в гротескных фигурах и лицах, а в высоких символических обобщающих образах, свидетельствующих о значительности этой темы.

Здесь же говорится, что Русь «не дает ответа», когда ее вопрошает поэт. Таким образом, Россия – это загадка для человечества, и, может быть, особое, великое откровение для мира исходит именно от нее. Это представление о России было свойственно многим русским писателям XIX века. Одним из первых, кто воплотил эти идеи в поэтическом произведении, был Гоголь.

«Смех сквозь слезы»: смех на костылях печали

Н. В. Гоголь вошел в литературу как непревзойденный мастер смеха. Повести Гоголя, его поэма «Мертвые души» просты по сюжету, прозрачны по разборке характеров.

И тем не менее существует неразгаданная и не поддающаяся разгадке тайна Гоголя и тайна этого смеха.

Н. В. Гоголь смеется над глупым, смешным, страшным, пошлым, но его смех печален. Эта печаль – результат трагического несоответствия между идеалом и обыденностью, мечтой и реальностью.

Не все просто у Н. В. Гоголя и в выборе объекта осмеяния. У него может быть смешон разбойник капитан Копейкин и страшен рачительный хозяин Собакевич.

Гоголь смеется над нечистой силой, но человек в зеркале его книг ужасает беспросветной ограниченностью, пошлостью, духовной нищетой.

Гоголь смеется как грустный клоун, смеется, чтобы не плакать. Прослушав «Мертвые души», Пушкин сказал: «Боже, как грустна наша Россия». После выхода поэмы в чем только не обвиняли Гоголя, якобы унизившего Россию и ее народ. Но только человек, бесконечно преданный родине, может так смеяться над всем, что ее уродует.

У Н. В. Гоголя нет смеха ради смеха, он никогда не имеет в виду развлечь скучающую публику. Он мечтает об отклике, о том, чтобы каждый, прочитав и посмеявшись, строго заглянул себе в душу: а я не Чичиков? Не Ноздрев? Не Плюшкин?

Гоголь пародирует и высмеивает привычные «идеалы»: благопристойный брак, «красавицу дочь и резвунчика мальчишку», преклонение перед внешними приличиями, достоинство человека, исчисляющееся в звонкой монете. Очищенные горьким смехом, вновь открываются нам подлинные ценности: любовь к родине, чувство истории, вера в справедливость, любовь.

Смех Гоголя не унижает, он дает погибшему шанс воскреснуть. Это смех с надеждой на то, что в самой зачерствелой человеческой душе, даже в душе Плюшкина, есть уголок, куда проникает свет счастья и добра. Даже Чичиков может вспомнить о том времени, когда его жизнь была освещена иным светом, о невинности и чистоте детства, о материнской любви.

Светлый смех должен помочь человеку вернуться к своим началам уберечь его от низменного, пошлого существования. Н. В. Гоголь никогда не смеется зло. Он знает: милосердие – основа всего, а не осуждение. Его смех не знает о вечном проклятье, это веселье, возвышающее душу. Пушкин писал, что Гоголь заставляет людей «смеяться сквозь слезы грусти и умиления». Образно: Смех Гоголя ходил с посохом печали.

Гоголь: карантин перед вратами рая

Гениальная гоголевская поэма «Мертвые души» так и не была окончена. Близко знавший Гоголя архимандрит Федор (Бухарев) вспоминал, как в 1848 г., уже после выхода первого тома, спросил писателя, чем же должна кончиться поэма. «Он, задумавшись, выразил свое затруднение высказать это с обстоятельностию. Я возразил, что мне только нужно знать, оживет ли как следует Павел Иванович? Гоголь, как будто с радостию, подтвердил, что это непременно будет и оживлению его послужит прямым участием сам Царь и первым вздохом Чичикова для истинной прочной жизни должна кончиться поэма… А прочие спутники Чичикова в Мертвых душах, спросил я Гоголя: и они тоже воскреснут? – Если захотят, – ответил он с улыбкою…»

Есть основания думать, что таков был гоголевский замысел с самого начала. Вскоре после публикации первого тома «Мертвых душ» Гоголь писал С. Т. Аксакову по поводу читательского восприятия поэмы: «…Еще не раскусили, в чем дело… не узнали важного и главнейшего…» Само имя главного героя – Павел – подсказывает разгадку дальнейшей судьбы Чичикова. Вспомним ревностного гонителя христиан иудея Савла, признавшего правду новой веры и превратившегося в апостола Павла (отсюда выражение «из Савлов в Павлы»).

Подобное же превращение, очевидно, суждено было претерпеть и Павлу Ивановичу Чичикову, если бы Гоголю удалось написать второй том. В. Г. Белинский проницательно заметил: «…Не в шутку назвал Гоголь свой роман поэмою, и не комическую поэму разумеет он под нею. Это нам сказал не автор, а его книга. Мы не видим в ней ничего шуточного и смешного; ни в одном слове автора не заметили мы намерения смешить читателя: все серьезно, спокойно, истинно и глубоко… Не забудьте, что книга эта есть только экспозиция, введение в поэму, что автор обещает еще две такие же большие книги, в которых мы снова встретимся с Чичиковым и увидим новые лица, в которых Русь выразится с другой своей стороны… Нельзя ошибочнее смотреть на Мертвые души и грубее понимать их, как видя в них сатиру».

По всей вероятности, первоначально Гоголь планировал во втором томе показать обращение Чичикова к христианским ценностям, а в третьем – добрые дела героя, теперь уже не собирающего по Руси фиктивные «мертвые души», а старающегося, наоборот, оживить души людей. Сохранился набросок, где автор уже по – иному смотрит на помещиков, описанных в первом томе: «…От чего это так, что Манилов, по природе добрый, даже благородный, бесплодно прожил в деревне, ни на фош никому не доставил пользы, опошлел, сделался приторным своею добротою, а плут Собакевич, уж вовсе не благородный по духу и чувствам, однако ж не разорил мужиков, не допустил их быть ни пьяницами, ни праздношатайками. И отчего коллежская регистраторша Коробочка, не читавшая и книг никаких, кроме Часослова, да и то еще с грехом пополам, не выучилась никаким изящным искусствам, кроме разве гадания на картах, умела, однако ж, наполнить рублевиками сундучки и коробочки и сделать это так, что порядок, какой он там себе ни был, на деревне все – таки уцелел: души в ломбард не заложены…»

Теперь Гоголь пытался увидеть какие – то положительные черты в «мертвых душах» и даже придумать идеальных помещиков, вроде появляющегося во втором томе Костанжогло, всецело озабоченного благом своих крепостных. Однако в реальной русской жизни таких типов писатель не встречал. Он сознавал нехудожественность, искусственность эпизодов, призванных показать Русь с иной, чем в первом томе, положительной стороны. Потому – то так мучительно трудно и долго работал над вторым томом поэмы. Можно было бы пойти и по другому пути: постараться убедительно показать происшедший с Чичиковым душевный перелом. Однако тут требовалось подробно изобразить внутренний мир героя, психологически мотивировать изменение его взгляда на окружающую действительность и соответствующие поступки. Средствами для решения этой задачи обладала существовавшая уже во времена Гоголя реалистическая литература.

Во Франции в те годы звучали имена Стендаля и Бальзака, а за год до издания «Мертвых душ», в 1841 г., появился и первый русский реалистический роман – «Герой нашего времени» Лермонтова. Но беда была в том, что реалистическим методом Гоголь так и не овладел. Внутренние переживания своих героев он передавал только через внешность и поступки. Потому – то столь старательно перечислял все доброе, что было сделано Коробочкой или Собакевичем. Однако подобным образом охарактеризовать перемену, которая должна была произойти с Чичиковым, оказалось невозможно. И до третьего тома «Мертвых душ» Гоголю не суждено было дойти. Его герой не успел ни переродиться, ни наделать добрых дел, долженствующих с лихвой перекрыть ущерб от предыдущих мошенничеств.

Гоголь мечтал создать гармоничную трилогию. В первой части порок торжествует, во второй – перерождается в добродетель в третьей – творит добрые дела. Однако если для первого тома «Мертвых душ» русская жизнь, давала материал в изобилии, то уже во втором – писателю приходилось полагаться исключительно на полет собственной фантазии. Жулики почему – то не хотели превращаться в борцов за справедливость, помещики – жить для блага своих крепостных, чиновники – возвращать полученные взятки и публично каяться в свершении должностных преступлений. Дело ограничилось частичным крахом чичиковской аферы с мертвыми душами в финале первого тома. Идеологическая задача писателя – показать привлекательные стороны российской действительности и превращение дурного человека в хорошего оказалась в неразрешимом противоречии как с правдой жизни, так и с творческими возможностями самого Гоголя.

Чичиков, Копейкин… Наполеон – что общее?

В поэме Гоголь выразил свои взгляды на современную ему Россию, на своих соотечественников. Но рассматривал он и более глубокие, философские, проблемы человеческой души: проблему совести, морали, добра и зла, нравственности, честности.

Главный герой поэмы – Павел Иванович Чичиков – путешествует по России, скупая мертвые души крестьян. По своей сути этот герой – гениальный мошенник. Он задумал очень ловкую аферу, которую пытается осуществить, несмотря ни на что. Цель жизни Чичикова – это нажива. Всю свою жизнь он стремился стать богатым и зажить спокойно и счастливо. Ради своей цели он идет на мелкие и крупные преступления: берет и дает взятки, обманывает, предает. Можно сказать, что он не останавливается не перед чем для достижения своей цели. Это такой человек, который способен пойти по трупам, лишь бы добиться своего.

В десятой главе поэмы, когда испуганные чиновники города N собираются, чтобы наконец узнать, кто же такой Чичиков, высказывается множество невероятных предположений. Так, Павла Ивановича сравнивают с таинственным капитаном Копейкиным. На первый взгляд, предположение почтмейстера кажется просто бредом. Действительно, что может быть общего между несчастным капитаном Копейкиным и мошенником Чичиковым? Но Гоголь сближает этих героев не случайно.

Капитан Копейкин, искалеченный в сражениях за своего государя, за свою страну, не получил от них никакой помощи. Без руки и ноги он был не в состоянии прокормить себя сам и поэтому просит у генерала себе пенсию. Равнодушный чиновник, утомленный просьбами служивого, высылает его из города. О капитане Копейкине все забыли: «куда делся Копейкин, неизвестно; но не прошло… двух месяцев, как появилась в рязанских лесах шайка разбойников, и атаман – то этой шайки был, судырь мой, не кто другой…». Гоголь не говорит конкретно, кто же был главарем этой шайки. Такая недоговоренность не случайна. С одной стороны, мы понимаем, что речь идет о капитане Копейкине. Этот человек, не получив по справедливости полагающейся ему помощи, превращается в разбойника. Отчаявшись, он начинает творить беззаконие, убивать и грабить.

С другой стороны, мы понимаем, что Павел Иванович Чичиков также является главарем шайки разбойников. Он предводитель нового племени – предпринимателей и дельцов. Гоголь считал их «подлой и страшной силой», способной разрушить Россию. Эти умные, ловкие, целеустремленные и хитрые люди тратили все свои силы на то, чтобы обогатиться. На своем пути они не видели никаких преград: ни физических, ни нравственных, ни моральных. По мнению Гоголя, это происходило потому, что в детстве этим людям не внушили простых человеческих заповедей. Вспомним, что отец Чичикова с самых малых лет твердил сыну: «Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст, в какой бы беде ты ни был. Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой». Маленький Павлуша запомнил эту истину на всю жизнь, поэтому вырос пустым, бездуховным, страшным человеком. Не случайна здесь и перекличка: капитан Копейкин – «береги копейку».

Чиновники не поверили, что Чичиков и есть знаменитый капитан Копейкин. Многие высказывали предположение, «что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон… может быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе и не Чичиков». Перепуганные чиновники готовы были поверить даже этому. Они вспомнили, что лицо Чичикова «очень сдает на портрет Наполеона». Гоголь не признает этого, но и не отрицает. Действительно, в некотором смысле Чичиков и есть Наполеон.

Гоголь пишет о том, «что Наполеон есть антихрист и держится на каменной цепи, за шестью стенами и семью морями, но после разорвет цепи и овладеет всем миром». Я считаю, что писатель здесь имел в виду не только реальную историческую личность, но и своего героя. С самого начала поэмы Чичиков имел наполеоновские планы. Осуществлял их он также самоуверенно и нагло, как и Наполеон. На своем пути Чичиков, как и французский император, готов сокрушить все, не подсчитывая жертв. По мнению Гоголя, такие люди, как герой поэмы, являются настоящими антихристами, которые со временем «разорвут цепь и овладеют всем миром». Этого писатель боялся больше всего, поэтому и написал свои «Мертвые души» как предупреждение современникам и последующему поколению.

Гоголь: Россия, тройка, дорога (Птица – Тройка)

«Мертвые души» не случайно названы автором поэмой. Несмотря на то что это произведение написано в прозе, в нем нередко встречаются разнообразные поэтические приемы, в том числе и многочисленные лирические отступления.

Этот прием универсален, у разных авторов он служит для выполнения разных задач. Так, например, у А. С. Пушкина в романе «Евгений Онегин» через лирические отступления создается образ самого автора, участвующего в повествовании. Н. В. Гоголь использует этот прием по – другому. В лирических отступлениях, наиболее мелодичных, действительно лиричных частях поэмы, у него проходит тема, одна из самых важных во всей русской литературе – тема России. Самое известное такое отступление – отрывок, приведенный в одиннадцатой главе первого тома. В этом отрывке Гоголь создал образ птицы – тройки, в котором воплотил свои представления о России.

Тройка появилась в повествовании в самом начале главы еще не как птица, но уже как намек на будущий образ. Восторги Чичикова «у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!» прерываются пронесшейся «как призрак» и моментально исчезнувшей «с громом и пылью» тройкой. Этот эпизод наводит Чичикова на размышления о дороге: «какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога!». Такой прием – соединение в нескольких строчках России, тройки и дороги – используется писателем для того, чтобы наиболее полно раскрыть в дальнейшем образ птицы – тройки, объединяющий эти три понятия.

Дорога для Гоголя является своего рода символом России, неотделимой ее частью. «Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и всякий раз ты меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!..» Эти слова принадлежат Гоголю и выражают именно его чувства, а никак не Чичикова.

Действительно, широка Русь: «как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города» и дороги, дороги, сплошные дороги. Но не только из – за этого объединяются в душе и творчестве Гоголя эти две темы. Для него Россия – постоянно развивающаяся, несущаяся вдаль, «вдохновенная Богом», самая лучшая страна в мире. «Косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». И дорога выступает символом этого движения вперед.

При создании образа птицы – тройки не остается без внимания и ее создатель – «ярославский расторопный мужик». В этом «ярославском» мужике, смастерившем тройку, видится обычный русский человек, которому птица – тройка – Россия – обязана своим существованием. Таким образом, в этом лирическом отступлении подводится итог еще одной теме, затронутой в поэме, – теме русского крестьянства: «Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?».

Гоголь глубоко патриотичен, его поэма является своеобразным признанием в любви России. Эта тема проходит сквозь все главы «Мертвых душ» и завершается восторженным, восхищенным обращением к России, которая видится ему как «бойкая, необгонимая» птица – тройка. Находясь далеко, Н. В. Гоголь постоянно мыслями возвращался к родной земле, понимал ее и чувствовал, как никто другой, ее загадочность: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа».

Книга о «потерянных селениях» и «погибших поколеньях»

Поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души» была написана по аналогии с «Божественной комедией» Данте Алигьери и должна была состоять из трех частей, как и творение великого итальянца, включавшее в себя «Ад», «Чистилище» и «Рай».

В первом томе «Мертвых душ» Гоголь стремился обрисовать страшный лик русской действительности, воссоздать «ад» российской современной жизни. О содержании двух последующих томов мы можем судить лишь по некоторым сохранившимся черновым вариантам глав, но, скорее всего, в них Гоголь хотел показать путь возрождения Руси и очищения душ героев.

О чем же конкретно написано в первом томе «Мертвых душ»?

В «Божественной комедии» при входе в ад герой читает надпись:

«Я увожу к отверженным селеньям, Я увожу сквозь вековечный стон, Я увожу к погибшим поколеньям…»

Именно об «отверженных селеньях» и «погибших поколеньях» – первый том «Мертвых душ». Но где же в поэме Гоголя мы встречаемся с ними?

Чичиков, главный герой произведения, путешествует по России, скупая души умерших крестьян, и однажды попадает в уездный город NN. затерявшийся где – то между Москвой и Казанью. Он видит однообразные дома с мезонинами, глупые вывески на них, которые не удивляют его, потому что являются типичными для каждого города. Чиновники, дамы и простые жители – это люди, живущие сплетнями, скандалами, не имеющие моральных принципов, собственного мнения и индивидуальности, люди, похожие на кукол, существа с мертвой душой и человеческой оболочкой.

В городе Чичиков знакомится с помещиками и наносит каждому визит. Сначала главный герой едет к Манилову, с трудом находит деревню, которая немногих может «заманить своим местоположением»: дом помещика стоит «на юру, открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть», нигде между избами не видно «растущего деревца или какой – нибудь зелени», сосновый лес в стороне темнеет «каким – то скучно – синеватым цветом». Вся эта картина вызывает чувство бесприютности, одиночества, отверженности и отрешенности от всего мира.

Гоголь – прорыв «сонной блокады» России

Гоголь бессмертен, и это ясно каждому, кто хорошо изучил русскую литературу XIX века. Главное свойство гоголевского дара особенно отчетливо проявилось в обрисовке характеров помещиков, которые утратили способность по – настоящему видеть, слышать, думать. Их поведение механическое, заданное раз и навсегда, подчинено единственной цели – приобретать, чтобы «спать» наяву. Это духовная смерть! Страстное желание Гоголя пробудить сонное человеческое сознание созвучно нашей эпохе духовного застоя.

Величие литературного подвига

«Мертвые души» – произведение прорывное, соотносимое с морским шквалом – торнадо. Все свои помыслы писатель отдавал народу, он видел возрождение России в уничтожении праздной касты тунеядцев, имя которым – дворяне – крепостники. В этом величие литературного подвига Гоголя.

Образы Гоголя отличаются глубокой типизацией и являются правдивым обобщением общественных порядков. Писатель сам глубоко чувствовал общечеловеческое значение созданных им типов. Гоголь писал: «Ноздрев долго не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане».

Автор нарисовал в своей поэме мрачную и страшную картину крепостного общества, которое неспособно к руководству национальной жизнью, – общества, лишенного элементарного представления о честности и долге, опустошенного и духовно мертвого. Вся передовая, мыслящая Россия, читая поэму, понимала ее название так, как понял Герцен: ««Мертвые души» – это ужас и позор России». И дальше продолжил: «Мертвые души» Н. В. Гоголя – удивительная книга, горький упрек современной Руси, но не безнадежный»

Высокую оценку Гоголю дали его современники. Позднее Чернышевский отмечал: «Давно уже не было в мире писателя, который был бы так важен для своего народа, как Гоголь для России». Сейчас нет помещиков, но черты характера, которые так ярко запечатлел Гоголь в поэме «Мертвые души», остались, проявляясь в бесчисленных пороках огромной части нашего общества.

«Со всех сторон его клянут, И только труп его увидя, Как много сделал он, поймут И как любил он – ненавидя» (Н. Некрасов)

Белинский и Гоголь – столпы Мелькартовы русской литературы

Первыми, кто высоко оценил талант Гоголя, были Пушкин и Белинский.

Вот что писал Белинский:

– Гоголь убил два ложных направления в русской литературе: натянутый, на ходулях стоящий идеализм, махающий мечом картонным, подобно разрумяненному актеру, а потом – сатирический дидактизм.

«Мёртвые души» в десяти цитатах

«Русь, куда ж несёшься ты? Дай ответ. Не даёт ответа».

«И какой же русский не любит быстрой езды?»

«Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья».

«Полюби нас чёрненькими, а беленькими нас всякий полюбит».

«Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!»

«Есть люди, имеющие страстишку нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины».

«Часто сквозь видимый миру смех льются невидимые миру слёзы».

«Ноздрёв был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории».

«Весьма опасно заглядывать поглубже в дамские сердца».

«Страх прилипчивее чумы».

Современники о Гоголе

– Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки». Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился…

А. С. Пушкин.

– Гоголь внес в нашу литературу новые элементы, породил множество подражателей, навел общество на истинное созерцание романа, каким он должен быть; с Гоголя начинается новый период русской литературы, русской поэзии…

В. Г. Белинский.

– «Мертвые души» Гоголя – удивительная книга, горький упрёк современной Руси, но не беспощадный. Там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых, навозных испарений, там он видит удалую, полную силы национальность… Грустно в мире Чичикова, так, как грустно нам в самом деле; и там и тут одно утешение в вере и уповании на будущее. Но веру эту отрицать нельзя, и она не просто романтическое упование на небеса, а имеет реалистическую основу: кровь как – то хорошо обращается у русского в груди.

А. И. Герцен.

– Перед Гоголем должно благоговеть, как перед человеком, одаренным самым глубоким умом и самой любовью к людям… Гоголь – истинный ведатель сердца человеческого…

Т. Г. Шевченко.

– …Давно уже не было в мире писателя, который был бы так важен для своего народа, как Гоголь для России.

И. Г. Чернышевский.

– Гоголь писал не то, что могло бы более нравиться, и даже не то, что было легче для его таланта, а добивался писать то, что считал полезнейшим для своего отечества.

Н. А. Некрасов.

– Человек, который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы; человек, которым мы гордимся, как одной из слав наших!

И. С. Тургенев.

– Дорого русскому сердцу имя Гоголя; Гоголь был первым нашим народным, исключительно русским поэтом; никто лучше его не понимал всех оттенков русской жизни и русского характера, никто так поразительно верно не изображал русского общества.

Д. И. Писарев.

– С Гоголя водворился в России совершенно новый язык; он нам безгранично нравился своей простотой, силой, меткостью, поразительной бойкостью и близостью к натуре.

В. В. Стасов.

– …Гоголь положительно должен быть признан родоначальником… нового, реального направления русской литературы.

М. Е. Салтыков – Щедрин «Как страшно поэтом быть И зная, уже бессмертно, Что время не протопить, Хоть тяга его безмерна, — К глазам подносить ладонь, Тайком подводить итоги, Подбрасывая в огонь Пейзажи и диалоги, Шумящие дерева, Кресты и церквей убранства, Как хворост или дрова — Мосты и кусты пространства; Медлительною рукой С начала и с середины — С провидческою строкой Магические картины. И быстро шептать Христу Про мёртвые чьи – то души. И знать, что уже растут На стенах глаза и уши. И в ужасе подбегать К печурке. И нос холодный Почти что в неё совать. И в позе сидеть свободной. И видеть, томясь огнём (О, только не дописать бы!), Как ночью горят и днём, Дымясь вороньём, усадьбы. И, вечный сжигая труд, В слепой созерцать отваге, Как белые буквы мрут На чёрных витках бумаги». В. Соколов (Гоголь ночью)

Список источников

· Шамбинаго С. К. Трилогия романтизма. (Н. В. Гоголь), М., 1911.

· Котляревский Н. А. Н. В. Гоголь. 1829—1842. 4 – е изд., П., 1915.

· Слонимский А. Л. Техника комического у Гоголя. П., 1923.

· Белый А. Мастерство Гоголя. М. – Л., 1934.

· Виноградов В. В. Эволюция русского натурализма. Гоголь и «натуральная» школа. Этюды о стиле Гоголя. – В его кн.: Избранные труды. Поэтика русской литературы, М., 1976.

· Гуковский Г. А. Реализм Гоголя, 1959.

· Переверзев В. Ф. Творчество Гоголя. – В его кн.: Гоголь. Достоевский…, М., 1982.

· Манн Ю. В. Комедия Гоголя «Ревизор», М. 1966.

· Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. М., 1978.

· Манн Ю. В. Смелость изобретения. Черты художественного мира Гоголя. 3 – е изд., М., 1985.

Манн Ю. В. В поисках живой души. «Мёртвые души»: писатель – критика – читатель. 2 – е изд., М., 1987

· Храпченко М. Б. Н. Гоголь. Литературный путь… – Собрание сочинений., т. 1, М., 1980.

Оглавление

От автора

Гоголь Николай Васильевич (1809 – 1852)

  «Труд мой велик, мой подвиг – спасителен»

  Так определил свое назначение

  Ум первого разбора

  Литературное верование эпохи

  Самое честное лицо Гоголя

  Пока еще смех и пока еще юмор

  Два состояния гоголевской натуры

  Детство

Рождение

  Происхождение фамилии Гоголь

  Место рождения

  Потомки Пушкина породнились с семьей Гоголя

  Гоголь и Пушкин: «Зло творит мир»

  Детство: «террор загробной жизни»

  Детство: два страха

  Начало русского Таинственного Карло

  Первая сожженная книга

«Принесть добро человечеству»

  «Вечера на хуторе близ Диканьки», или детские воспоминания

  «Казалось, что я утопил человека»

«Ревизор» и бегство

Болезнь

Жил внутренне, как в монастыре

  Смерть

  «Да будет воля твоя» —

  Последний месяц жизни

  Лечение Гоголя

  Несостоявшийся монах

  Тайна черепа

  Памятник на могиле

  Камень, прозванный Голгофой

  Православная церковь о Гоголе

«Невидимая рука, ведущая меня»

  Гоголь – словно птица небесного рая

  Понятие о Боге запало в душу Гоголя с раннего детства

  Писатель или богомыслитель: единство или борьба?

  «…есть только одна дверь, указанная Христом»

  Л. Н. Толстой – о Гоголе

Русь и Украина – двое в одном Гоголе

  Конденсат двух культур

  «Скажу вам одно…»

  «Уроки Гения»

  «Все мы выросли из гоголевской шинели»

  Любовь к родине

  «Гоголь был чисто русский человек»

  Заставил народ верить в себя

  Гоголь и язык

  Произведения Гоголя отражали все социальные группы

Образы мелкопоместного страта России

  Картина духовного «обмеления»

  Образы чиновников николаевской эпохи

  Гоголевская речь очень близка к стихотворной

Гоголь – торнадо в литературном море России

  Дал бой романтической литературе

  Сирый чердачный обитатель

  Петербургские повести – игралище фантастических существ

  Вел человека к вратам рая

«Мертвые души» – путь человека к добру

  Как все это было: «Авторская исповедь» Гоголя или мысль написать «Мёртвые души»

  Поэма о странствиях…

  Дантовские и гомеровские мотивы в «Мертвых душах»

  Такого грандиозного замысла история литературы до Гоголя не знала

  Второй том

  Третий том

  История создания «Мертвых душ»

  Идея и воплощение

  Три круга Чичикова

«Умер для всего мелочного»

  Хронология работы над поэмой

  А что впереди?

  «Эти ничтожные люди»: образы помещиков в «Мертвых душах»

  Манилов (глава 2).

  Коробочка (глава 3).

  Ноздрев (глава 4).

  Собакевич (глава 5).

  Плюшкин (глава 6).

  Значение фамилий и имен в Мертвых душах»

  «Мертвая жизнь» – образ города в «Мертвых душах»

  Образ дороги в «Мертвых душах»

  Образ Чичикова

  Смысл названия поэмы. «Мертвой души» не может быть…»

  Образ автора в поэме. «Русь! Чего же ты хочешь от меня?».

  Роль лирических отступлений

Плюшкин – чистилище

  «Священное завещание» Пушкина

  Пожелал сам оформить…

Поэма – синтез путей и дорог человеческой судьбы

  Галерея портретов помещиков открывается образом Манилова

  Образ Плюшкина выделяется своим динамизмом

  Литературные источники образа Плюшкина

  Плюшкин – парадоксальная метафора

  Герой реального мира поэмы, обладающий душой

  Перерождение «мертвых душ» – трагедия жизни Гоголя

  Две поэмы, два мировых памятника литературы: Данте и Гоголь

«Мертвые души» – это поэма о России

  Повесть о капитане Копейкине

  Гоголь: Птица Тройка – «Эх, тройка! птица тройка»

  Легенда о сожжении…

  Вся «Русь» на весах одной книги

«Смех сквозь слезы»: смех на костылях печали

  Гоголь: карантин перед вратами рая

  Чичиков, Копейкин… Наполеон – что общее?

  Гоголь: Россия, тройка, дорога (Птица – Тройка)

Книга о «потерянных селениях» и «погибших поколеньях»

  Гоголь – прорыв «сонной блокады» России

  Величие литературного подвига

  «Мёртвые души» в десяти цитатах

Современники о Гоголе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg