«Уровень Пи»

Уровень Пи (fb2) - Уровень Пи (Мутангелы - 1) 5642K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ая эН

Ая эН Уровень Пи Роман

Глава 1 Двое в тумане

Двое шли не оборачиваясь.

Двое наблюдали за ними, притаившись в кустах. Кусты были ненастоящие – из густого игольчатого тумана. Те, которые за ними скрывались, казались, напротив, самыми что ни на есть материальными: плотными и живыми.

А те, которые шли, они, они были какие? Из кустов этого не разглядеть, далеко…

Один из сидящих в кустах – младший – нетерпеливо посмотрел на часы. Часы справа показывали ровно два, часы слева – пятнадцать минут одиннадцатого.

Время и пространство тянулись очень медленно.

Идущие двигались еще медленнее.

Идущие разговаривали. Значит, они тоже были живые? А туман, туман настоящий или нет? Да и туман ли это? Если туман, почему в нем видна какая-то структура, какой-то каркас, что ли…

Ничего не понятно…

– Послушай, какого лешего ты носишь это дурацкое пончо с капюшоном?

Человек, которому был задан этот вопрос, – если только это был человек, конечно! – неопределенно пожал плечами, однако ответил:

– Что на меня нацепили, в том и хожу.

В его голосе не было ни раздражения, ни усталости, ничего. Неопределенный какой-то был голос, без эмоций. Мужской или женский? А может, детский?

– Не, мужской! Пусть будет мужской! – прошептал внук, ныряя поглубже в кусты.

– О’кей, мужской так мужской, – согласился дед.

Незнакомец в пончо – скорее всего, это все-таки был человек – пошел быстрее, и толстячок, задавший вопрос о его наряде, вынужден был засеменить, чтобы успеть попасть след в след, поскольку дорога за решительно топающим вперед незнакомцем как-то внезапно исчезала, растворяясь в пространстве, точнее, в полном отсутствии пространства. Отстать означало раствориться.

– Эй, дед, не слишком страшно?

– Да ладно, в самый раз.

– Ну хорошо.

Было совершенно неясно, куда эти двое идут и зачем. Первый – который в пончо – внезапно остановился. Но не обернулся.

– А чего ты никогда не поворачиваешься? – подозрительно спросил второй.

– Ну у меня это… лица у меня пока нету вот почему! – признался первый.

– Ни фига себе!

– Не ругайся.

– Я не ругаюсь, «фига» – это у них там такое дерево.

– У кого «у них»?

– Ну, у всех, кто не мы, у всех, кто не тут.

– А-а-а…

Человек в пончо – если это был человек – добавил к своему «А-а-а» еще какую-то фразу, но притаившиеся в кустах дед и внук ее не расслышали. Хотя вроде бы громко было произнесено.

– А может, он не по-нашему сказал! – предположил внук.

– Наверное, – немедленно согласился дед. – Мне кажется, это был язык инфилоперов…

– Ух ты! Давай запишем на диктофон!

Но записать не удалось. Во-первых, идущие в тумане больше не проронили ни звука, только толстяк разок шумно вздохнул – запыхался. Во-вторых, они отошли довольно далеко от кустов более плотного тумана, в которых внук мог записать их разговор, воспользовавшись «браслеткой» на левом запястье. И наконец, в-третьих, внука и деда отвлек звонок.

От звонка туман мгновенно растаял, уступив место большому экрану телефона, на котором возникла хлопающая нарощенными ресницами девица:

– Добрый день! Я – корреспондент журнала «Фэн-фан», мы с вами договаривались о небольшом интервью.

– Да-да, помню. Здравствуйте.

– Сейчас вам удобно говорить?

Деду было удобно. Внук вздохнул, укутался в теплый невесомый халат с набивным рисунком в виде волосатых игольчатых кустиков и ушел в другую комнату.

– Мне бы хотелось начать вот с какого вопроса… Ой! – Тут девица запнулась и принялась рыться в блокнотике. – Забыла с какого…

Пока она рылась и смущалась, дед подошел к письменному столу, плеснул в чашку кофе из стоящего тут же кофейника, ткнул в одну из двух кнопок на ручке чашки, сделал глоток…

Тем временем в исчезнувшем тумане толстячок продолжал семенить за стремящимся вперед, в никуда, человеком – если это был человек – в цветастом пончо. В конце концов толстяк не выдержал и взмолился:

– Эй, Мебби! Стой!

– Что такое, Клейн?

– Все. Стоп. Делаем привал. Я больше не могу!

Тот, которого назвали Мебби, остановился. И даже обернулся, откинув капюшон. Синие глаза, темные волосы ежиком, длинный, но не слишком, нос, тонкая верхняя губа, помясистее нижняя. Коричнево-сероватая родинка под левым глазом ближе к виску. Лицо вполне себе человеческое, мужское, не слишком молодое, но и не старое. Симпатичное. Загорелое.

– Ты же говорил, что у тебя нет лица! – удивился тот, которого Мебби назвал Клейном.

– Ну дык это для них нет. Которые в кустах прятались.

– Придурки!

– Почему придурки? Вполне средних способностей субъекты. Правда, старший абсолютно уверен в том, что это он нас придумал…

– Я и говорю – придурок! – Клейн совсем запыхался и теперь отдыхал в позе спортсмена-бегуна, добравшегося до финиша: согнувшись и упершись ладонями в колени.

Мебби неодобрительно покачал головой, глядя на своего спутника. То ли ему не нравилось слово «придурки», то ли плохая физическая форма попутчика. Он скинул с себя пончо, бросил его на воздух. Пончо неожиданно зависло в полуметре от земли, выгнулось, превратившись в подобие кресла.

– Садись, отдыхай, что ли. Будем считать, что мы пришли.

– Упс!!!

– Что – «упс»? Тебе не нравится это место? Оно ничем не хуже любого другого. Можно начать и тут. Я шел потому, что, когда движешься, легче думать.

– Да нет, я не про это – «упс». Я про другое… – И толстяк виновато, но выразительно скользнул глазами по голове Мебби и вниз, к ногам.

С головой у Мебби все было в полном порядке. С шеей тоже. Ноги, обутые в бежевые кожаные ботинки, выглядели также вполне нормально, если не считать оборванного шнурка, из-за которого зашнуровать правый башмак аккуратно не удалось: верхние дырочки остались пустыми. Словом, голова и ноги не могли вызвать никакого удивления ни у Клейна, ни у любого стороннего наблюдателя. Тело тоже не могло вызвать никакого удивления – удивление вызывало полное его отсутствие. Впрочем, теперь было ясно, что Мебби не человек. Во всяком случае, не вполне.

Проследив за взглядом своего спутника, Мебби равнодушно вздохнул:

– А, вот ты о чем.

– Ага.

– Так путешествовать удобнее.

– А-а-а…

Мебби усмехнулся, прищелкнул пальцами. Пальцы у него были, так же как кисти рук и манжеты, в тон воротничку, которым оканчивалась шея. В щелчке, да и в самом облике Мебби, в выражении его лица, даже в сероватой родинке под глазом, чувствовалась сила, много мягкой силы. Очень много силы. Безумное количество силы.

Клейн непроизвольно зажмурился, ожидая, что сейчас что-то произойдет: засветится, появится, исчезнет или ка-а-ак взорвется… В страхе он даже схватился руками за пончо, временно выполняющее функции кресла. Однако ничего не случилось. Клейн осторожно открыл один глаз, потом второй, потом третий… Ничего. Все тот же беловатый туман вокруг, та же пустота, в которой несколько театрально движутся голова, ботинки, руки.

– Ну что, отдохнул? Начнем?

– Слушай, а как ты так это, а? А я так смогу? А если…

– Ты и сейчас так можешь, – не дослушав, ответил Мебби. – Ноль проблем.

– Но я не могу!

– Ты можешь.

– Точно?

– Точно. Мы с тобой одно существо, забыл?

– Ах да.

– Склеротик!

– Кто, я?

– Нет, я! Мы же с тобой одно существо все-таки.

Клейн не мог этого понять. Это не укладывалось в голове, никак, ну никак.

– Мы с тобой одно существо, – терпеливо повторил Мебби. – Мы – инфилоперы.

– Мутангелы? – уточнил Клейн.

– Какая у тебя путаница в башке!

– И у тебя тоже, если я – это ты. Или ты – я.

– Фух! Фух! Выдыхаем. Я спокоен, я абсолютно спокоен… Раз, два, три… десять… Да не ты – я, не я – ты! Нету здесь никаких «я», никаких «ты»! – Мебби едва сдерживался. – Мы одно существо! Что тут непонятного? Од-но су-щест-во по имени Мебби Клейн! Дошло?

Клейн поджал губы, не ответил.

– Мы вместе – Мебби Клейн, разрази тебя молния!

Клейн встал, неосознанно, щелчком пальцев, свернул кресло-пончо в рулончик, покрутил затекшей шеей. Потом заметил:

– Учти, если меня, Клейна, разразит молния, тебе, Мебби, тоже каюк.

– Да щаззз. Тебе каюк, а я останусь.

– Но… но ты уже не будешь инфилопером. – В голосе Клейна не было особой уверенности.

– Пф. Еще как буду.

– А мутангелом?

– Мутангелом тем более.

– А Мебби Клейном?

Мебби на мгновение задумался. Потом ответил что-то на языке инфилоперов. Потом они начали делать то, ради чего пришли в это странное место, которое, строго говоря, не являлось местом в нашем, привычном, понимании этого слова.

Со стороны действия Мебби Клейна (особенно Мебби!) могли бы показаться волшебными, но никакой магии во всем происходящем не было. Магии вообще в природе не существует, она и не нужна. Потому что мир устроен намного круче и нереальнее, чем мы можем себе представить. Мир так обалденно устроен, что…

Глава 2 Немутант Клюшкин

Немутант Дюшка Клюшкин учился в седьмом «Г» классе обыкновенной земной общеобразовательной школы. У него было две руки, две ноги, идеальный энергетический обмен и средние-пресредние математические способности. На обмен Дюшка внимания не обращал, а из-за всего остального переживал ужасно. Эх, если бы у него вдруг выросла еще одна нога! Или рука. Или хотя бы перепонки, что ли, между пальцами нарисовались… Каждый вечер, тайком от предков, семиклассник Клюшкин мазал себе нос зубной пастой с кальцием, надеясь, что в один прекрасный день из его веснушчатого курносого недоразумения вылупится красивый твердый клюв. Но этот прекрасный день почему-то всё никак не наступал, и клюв не рос. То есть, вообще говоря, клюв рос. Только рос он на лице не у Дюшки, а у Варьки Ворониной, Дюшкиной одноклассницы. «Ну зачем ей такой роскошный клюв? – с тоской думал Клюшкин, глядя на Воронину. – И так первая красавица в классе».

Бедный Дюшка старался есть только трансгенную пищу, сидеть как можно ближе к экрану, носить исключительно синтетику и почаще возиться с вредными ядохимикатами. (Ядохимикаты он украдкой таскал у своей бабушки, которая пользовалась ими в качестве косметики.)

– Самое радикальное средство для достижения мутации – просочиться в ядерный биореактор, – посоветовал однажды Дюшке его одноклассник Веня Бесов, или попросту Бес. Друзья сидели в Венькиной комнате и маялись бездельем.

– Как это – «просочиться»?

– А вот так… – Бес воровато оглянулся по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, юркнул прямо сквозь стенку.

Клюшкин обалдел. А пока он медленно приходил в себя, Бес невозмутимо вернулся в комнату тем же способом и, потупив глаза, присел на краешек табурета.

– Что ж ты раньше не говорил, что такое умеешь? Пятый год дружим, а ты…

– Мама запретила. Категорически.

– Ты бы хоть разик показал. Она бы не узнала.

– Узнала бы. Ты что, забыл? У меня мутер – сенс.

Да, действительно. Мама Вениамина Бесова была экстрасенсом с самого рождения. Она умела читать чужие мысли, причем иногда задолго до того, как эти мысли появлялись.

– Подумаешь! – сказал Дюшка. – Мама – экстрасенс. Ерундиссимо с плюсом! А зато… зато… зато мой папа пальцами дырки сверлить может, вот! В стенках. Один раз он на спор бронежилет просверлил.

Бес промолчал. За все свое долгое странное дошкольное детство он не смог проковырять пальцем ни одной дырки – ни в песке, ни в железе. Его пальцы входили в любую твердую поверхность, как в воду, не оставляя никаких следов. Скрывать это обстоятельство всю жизнь было для него настоящей пыткой, и он на самом деле никак не мог понять, почему его лучший друг, настоящий немутант, единственный, самый последний живой немутант в мире и просто отличный парень Дюшка Клюшкин так упорно мечтает стать таким же, как все, уродом.

Вообще, хоть Дюшка и был самым обыкновенным человеком, с ним постоянно происходили мелкие, но необычные истории. Необычные с точки зрения всех остальных жителей планеты, мутантов. Даже родные Дюшку не понимали, даже мама, даже папа, даже бабушка…

Бабушка Дюшки Клюшкина была та еще старушенция! Днем она обычно росла на грядке, а по вечерам любила ходить в гости, бодро цокая по асфальту приросшими к ступням корешками. В гостях бабушка пила чай и очень переживала по поводу того, что дискотеки теперь не в моде. Дюшка просто обожал свою бабушку, хоть и таскал иногда ядохимикаты из ее косметички. «Я же не просто, я – для дела», – успокаивал он сам себя, выдавливая из очередного пузырька порцию фенольного шампуня или лосьона на основе серной кислоты. Бабушку Дюшки звали просто Вероникой, потому что она очень не любила, когда ее называли по имени-отчеству.

Однажды вечером, когда Дюшка Клюшкин был еще маленький, баба Ника решила не ходить в гости. Вместо этого она подозвала к себе Дюшку и сказала:

– Внучек, сегодня я хочу рассказать тебе о том, как наши предки встречали Новый год. Слушай и ничему не удивляйся.

Дюшка очень любил встречать Новый год. Особенно ему нравились нарядные елочки. Елочки входили в дом целой гурьбой, водили хороводы и светились в темноте от радиоактивности. Жаль только, что Клюшкин, в отличие от многих остальных, этого свечения никогда не замечал, – ведь он не был мутантом и мог видеть только в обычном спектре. Дюшкины сестренки Марта и Апреля дарили елочкам подарки и сладости, ползали по потолку от счастья и, так же как и Дюшка, даже не представляли, что когда-то давно все могло быть совсем иначе.

– Во-первых, раньше елочки не могли передвигаться, – начала бабушка.

Дюшка кивнул. Про то, что растения раньше не двигались, он уже много раз слышал. Поверить в это было трудно. Как-то раз Дюшка попробовал не двигаться, и его терпения хватило от силы на полчаса. Бедные елочки!

– Во-вторых, на Новый год в каждой семье наряжали всего только одну елочку. Ее срубали под самый корешок, заносили в дом…

– Как это – «срубали»? – Дюшку аж передернуло от негодования.

– Срубали, внучек, – вздохнула бабушка. – Я даже песенку помню: «Срубили нашу елочку под самый корешок…»

– Вот гады, – твердо сказал Дюшка, дослушав песенку. – Хоть и немутанты, а сволочи. Разве они не знали, что елочке может быть больно?

– Но елочке не было больно! – возразила бабушка. – Вот мне же не будет больно, если мне что-нибудь отрубить!

– Ты – другое дело, – возразил Дюшка. – Ты – мутант. У тебя болевые рецепторы давно атрофировались. Вот тебе и не будет. А елочке…

Дюшка представил себе мучения бедной елочки и заплакал. Бабушка растерялась. Ей было жаль внука, искренне жаль. Ах, если бы он тоже был мутантом и не знал, что такое боль! Но Дюшка не был мутантом. Он был человеком. Он был последним человеком на Земле, который в состоянии плакать из-за срубленной сто лет назад маленькой елочки. Это было ужасно.

Хотя, если честно, все было совсем не так ужасно. Во-первых, ко всему можно привыкнуть, особенно в детстве. Во-вторых, история с елочкой ведь произошла давно, года четыре назад. А то и все пять, если верить бабушке. А то и все шесть, если верить самому Дюшке. Хотя тут Дюшке верить нельзя: близняшки тогда уже родились, а им еще нет шести…

Сейчас Андрею Клюшкину и в голову бы не пришло переживать из-за каких-то елочек. В настоящее время он был готов переживать разве что из-за себя, любимого. Ну, или, или… или еще из-за Вари, вот.

У Вари Ворониной давно уже намечались проблемы по оперативному хрюканью. Всем известно, что в седьмом классе оперативное хрюканье – второй предмет по значимости после математики. Хрюкала Воронина громко, внятно и удивительно мелодично. Но недостаточно оперативно. Родители даже наняли ей репетитора на осенние каникулы, но все было без толку. От переживаний у Вари пропал аппетит, перестал расти клюв, а глаза постоянно оставались на мокром месте. Обычно они оказывались в ванной, а Варя так и ходила по дому без глаз, как пришибленная.

Но в школе она исправно брала себя в руки и не разбрасывала части тела где попало.

Дюшке Клюшкину нравилась Варя. Впрочем, она почти всем нравилась. Только он никак не мог придумать, как с ней подружиться. И вот удобный случай представился. Дело в том, что по хрюканью Дюшка по праву считался гордостью школы. Ему даже к урокам готовиться не надо было – он и так мог прохрюкать всю программу до последнего класса, ни разу не запнувшись. Мелодичности и красоты в клюшкинском хрюканье не было, но в школе оценивались только точность и скорость. Конечно, самому Дюшке вряд ли хватило бы мужества подойти к Варе и предложить помощь, но после очередной проверочной учительница устало сказала:

– Воронина! Мне крайне неприятно об этом говорить, но твоя работа ниже всякой критики. Ты же умная девочка, в чем дело? В конце концов, если не можешь разобраться в материале сама, пусть тебе друзья помогут. Вот хоть Клюшкин, например… Клюшкин, ты ведь не против помочь своей однокласснице? Прямо сегодня и начинайте.

И учительница перешла к обсуждению новой темы. Ни одного «хрю» из ее объяснения красный как рак Дюшка не слышал.

По дороге домой Варя расплакалась.

– Ничего у тебя не получится! – размазывая сопли по клюву, пыталась втолковать она Дюшке. – Со мной уже кто только ни занимался! Если бы ты только знал, как я стараюсь! А-а-а!

И правый Варин глаз предательски вывалился в ближайшую лужу. Дюшка бросился его ловить, но Варя уже и сама присела на корточки. В луже их руки встретились.

– Ты такая красивая, – прошептал Дюшка. – Самая лучшая девчонка во всем мире. Давай дружить.

– Давай, – кивнула Варя, и ее обалденные, ниже пояса, локоны коснулись пылающей Дюшкиной щеки.

– Давай всю жизнь дружить! – предложил Дюшка. – Будем ходить друг к другу в гости, и я научу тебя хрюкать лучше всех в классе, и на выпускной через пять лет пойдем вместе, и пусть все думают, что мы – жених и невеста, подумаешь!

Варя растерянно посмотрела на Дюшку. Ей вдруг показалось… Ничего подобного ей никогда в жизни не казалось! Это было как наваждение. Как будто…

– Не пойдем мы на бал, – покачала головой Варя. – Тебя через год или два все равно на опыты заберут. Может быть, нам даже виртуально общаться не разрешат…

Дюшка растерялся:

– На какие еще опыты?

Варя молчала.

– На какие опыты? – настойчиво переспросил Клюшкин.

Варя виновато смотрела на него, не убирая своей руки из Дюшкиной.

– Я думала, ты знаешь. Это секрет, но я точно думала, что ты знаешь.

– Ничего я не знаю.

– Ты же последний немутант, Клюшкин! Последняя надежда человечества. Тебя, наверное, клонировать будут. Или еще что-нибудь наподобие того. Просто раньше четырнадцати лет детей у родителей забирать права не имеют. А дальше – как понадобится… Неужели ты ничего не знал, Клюшкин?

У Дюшки все поплыло перед глазами. Он разом вспомнил все странные, полные прохладной мутантской грусти взгляды мамы на него, на Дюшку, и то, как ему, здоровому и сильному, а не младшим сестренкам подкладывала бабушка самые лакомые кусочки дорогущих натуральных продуктов, и многое, многое другое. Они все знали!

– Когда у тебя день рождения? – спросила Варя.

– В апреле, – со вздохом ответил Клюшкин, возвращаясь к действительности. Так плохо ему еще никогда в жизни не было. – Мне исполнится четырнадцать в апреле.

– Так мы с тобой еще почти полгода можем спокойно дружить, Клюшкин! Можем ходить друг к другу в гости, и ты научишь меня хрюкать лучше всех в классе, а на твой день рождения я прохрюкаю тебе свою собственную песенку, знаешь про что?

– Про что?

Они наконец встали. Варя смотрела ему прямо в глаза своим ослепительно-синим левым глазом (правый все еще был в кулаке у Дюшки) и ничего не отвечала. Вдруг она стремительно наклонилась, неловко, как-то по-детски, скользнула клювом вдоль Дюшкиной шеи и на одно мгновение прижалась к нему, окатив волной непонятного, совершенно нового для них обоих упоительного ощущения. А в следующее мгновение Вари уже нигде не было.

В маленьком симпатичном городке (всего-навсего километров триста от столицы) стояла спокойная поздняя осень. Идеально убранные улицы с пружинящими, обогреваемыми тротуарами, излучали уют и тишину. Внешний вид домов был безупречен, их внутренний дизайн – еще безупречнее. Развлекательные центры, спортивные сооружения, комфортабельные маркеты, продуманные до мелочей муто-клубы, школы, салоны, офисы, зоны отдыха… В Дюшкином городе было абсолютно все, что может понадобиться человеку для счастья.

Клюшкин бережно держал на ладони Варин глаз и думал о том, как вернет его завтра, перед уроками. Или, нет, лучше сегодня. Прямо сейчас. Он пойдет к ней домой, вот только сначала переоденется. Может, купить Варе шоколадку? Он не знал, как лучше поступить в данной ситуации. А еще Дюшка не знал, что он, может быть, больше никогда, никогда-никогда в своей жизни не увидит эту необыкновенную Варю Воронину.

Мутанты не умеют любить. А если, несмотря ни на что, им удается влюбиться, они попросту исчезают.

Полностью.

Насовсем.

Как Варя.

Глава 3 Ворона

Когда Варя исчезла, она не поняла, что с ней про изошло. Она разинула от удивления клюв, выпучила глаза и пробормотала:

– Что это?

Потом поморгала, помотала головой, пытаясь сбросить наваждение, икнула, судорожно сглотнула, опять поморгала и опять икнула:

– Ничего себе…

Минут пять, а может, и того больше Варя продолжала сидеть на ослепительно-синей вате, озираться, бормотать, икать, ощупывать себя и щелкать клювом почем зря. Вата стреляла иголочками, а Варя тупила.

Варю вообще-то можно понять: во-первых, она исчезла насовсем впервые в жизни, и опыта в этом сложном деле у нее не было никакого; во-вторых, ей и в голову не могло прийти, что она исчезла, потому что влюбилась. Более того. Если бы ей кто-то сказал, что она, обыкновенная мутантка-семиклассница, только что вЛ ю-Б-иЛа-Сь и по этой причине лихо перестала существовать, она бы не поверила. Она бы не поверила в это ни за что, поскольку руки, ноги, голова, живот и, простите, попа были ей отлично видны и великолепно прощупывались. Крылья не прощупывались. Но это и неудивительно: крыльев у Ворониной и раньше никогда не было.

Диди. Попа не очень отлично была видна, только с боков чуточку: Варя была девочкой обычной, не акробаткой и не циркачкой, извернуться слишком сильно у нее не получилось. Что же касается крыльев… Крыльями на Вариной Земле обладали не более 0,00001 % мутантов. Клювы встречались куда чаще, примерно в 0,001 % случаев. Если бы можно было поменять клюв на крылья, Варя бы долго не раздумывала!

А вот глаза оказались на месте, оба. Это было странно: ведь Дюшка вроде не успел вернуть ей глаз. Или успел? Раз всё в порядке, значит, успел. Итак, Дюшка отдал ей глаз, она вставила глаз на место и… и в этот момент неведомым образом оказалась тут, в парке. Нет, это мало похоже на парк. Это скорее похоже на…

Варя не могла понять, на что это вообще похоже. Над ней было небо. Вечернее. С облаками. Под ней была трава. Искусственный газон. С редкими цветочками: серединки оранжевые, лепестки желтые. И еще беленькие цветочки: серединки слегка розоватые, лепест…

– К черту цветочки! – Варя решительно вскочила на ноги. – Что за шуточки? Какой гад меня загипнотизировал?! Дюшка! Дюшка-а-а! Клюшкин, это твои проделки? Ну, ты за это ответишь!!!

Варя погрозила кулаком двум чахлым кустикам, за которыми виднелось нечто вроде каркаса для вьющихся растений. Варя топнула ногой. Ничего не произошло. «Точно-точно, меня загипнотизировали! – поняла Варя. – Хотя это и запрещено законом. Мне внушили, что вокруг меня – не мой родной город, а вот эта вся дребедень. А на самом деле я, конечно, сейчас на улице, недалеко от своего дома… Сейчас морок пройдет, и все вернется в как было!»

– Вообще-то туманить сознание у нас законом запрещено! – авторитетно заявила Варя фонтанчику, расположенному правее кустиков. – Так что ничем хорошим это для вас не кончится, так и знайте!

Фонтанчик ничего не ответил. Вообще было довольно тихо. Слышно, как вода в фонтанчике шумит… Шмель пролетел…

– Между прочим, тут улица, и машины иногда снуют, – продолжила Варя беседу с невидимым преступником-гипнотизером. – Если я сделаю шаг, могу и под колеса попасть… Или просто упаду с тротуара… Ну дайте мне руку хотя бы, что ли…

Варя протянула руку, надеясь ощутить ответное рукопожатие. Постояла-постояла с протянутой рукой, обиделась и сунула руку в карман:

– Ну не хотите, как хотите… Это уже совсем нечестно… И вообще, я больше не играю!

Варя опустилась на траву, села по-турецки и скрестила на груди руки. «Интересно, а Дюшку тоже загипнотизировали? – подумала она. – Он же рядом стоял. Я его как раз легонько клюнула в щечку, когда все это произошло. Как все странно! Наверное, его тоже, он же обычный человек… Ой! А вдруг это из-за моих слов! Вдруг нас прослушивали! Ой-ой! Точно…»

Теперь Варе стало ясно: это все происки спецслужб, которые, возможно, охраняют Клюшкина! Вот жуть-то. Дюшку Варе было жалко, но и себя тоже. Может, ее вовсе не загипнотизировали, и совсем она не на своей родной улице, и это – не временное наваждение. Ее мгновенно усыпили, наверное, а потом отвезли сюда и бросили. Тогда надо бежать! Надо попробовать выбраться!

Варя вскочила. Сколько у нее времени до наступления темноты? Она посмотрела на небо. Небо было такое, какое бывает в ясный летний день сразу после заката: еще голубое, но уже не очень яркое. И солнца не видно…

Но куда бежать, в какую сторону? Варя еще раз огляделась. Все было незнакомое, странное, очень странное. И еще – зыбкое. Голова гудела. Варя попыталась схватиться за голову, но ей это почему-то не удалось.

Внезапно в тумане за фонтаном мелькнули две фигуры. Кажется, они удалялись. Того, кто шел первым, было почти не видно. Но семенящего за ним толстячка вполне можно разглядеть.

– Эй, стойте, эй! – заорала Варя и бросилась к фигурам. – Эй, не броса…

Бум!

Варя со всего маху врезалась во что-то невидимое и достаточно твердое. От удара она потеряла сознание и рухнула обратно на землю, то есть в синий игольчатый туман.

– Эй, девушка, вы меня слышите? Девушка!

– Врача, врача вызовите!

– Она не дышит!

– Дышит!

– Живая, живая!

– Девушка, вы меня слышите?

Варя застонала и вновь попыталась схватиться за голову. На этот раз попытка увенчалась успехом.

– Не поднимайте ее, вдруг позвоночник переломан!

– С чего бы?

– Вдруг она под машину попала.

– Да не было тут машин…

– Вдруг были!

– Это у нее сердце, сердце!

– Не поднимайте, говорю вам!

Варю все-таки подняли. Прислонили к урне. Урны в Варином городе (да и в других городах Земли-11) были намертво приварены к земле, так что надежнее опоры не сыскать. Варя открыла глаза. Увидела то же место, на котором они с Дюшкой остановились. Ту лужу, в которой их руки встретились.

– Глаза нет! Один глаз! – закричал кто-то. – Врача! Вдруг она – первая?

– Какая она тебе первая, с клювом! Третья она.

– Третьи в обмороки не грохаются. Вторая, как пить дать.

– А на браслетке что написано?

– А нет браслетки!

– Девушка, вы меня слышите, девушка? – Ее потрясли за плечи.

– Слы… – ответила Варя, – …шу.

– Живая!

– Девушка, вы глаз потеряли.

Варя хотела сказать, то есть оперативно хрюкнуть, что это ничего, что у нее есть запасные, дома. Но оперативно Варя не смогла (недаром ей ставили двойки по этому важному предмету!); она просто согласно кивнула: да, мол, потеряла, бывает.

Толпа постепенно рассасывалась, поскольку больше ничего интересного не предвиделось. Вскоре около Ворониной остались две красно-полосатые тетки-домохозяйки, которые никуда не торопились, парень, явно готовый продолжить знакомство, и малахольный мужичок-мутантик, втайне надеющийся попасть на экран в местных новостях: а вдруг повезет, вдруг кто-то вызвал телевидение?

– Дюшка? – на всякий случай позвала-спросила Варя. – По… Дюшка…

Произнести «позовите Дюшку» пока не получалось. Дюшки рядом не было.

– Подюшка, то есть подушка? – с готовностью переспросил парень. – Вам сидеть неудобно? У меня нет подушки. Хотите мою куртку?

Варя отрицательно покачала головой.

– Врача надо! – сказала одна из теток. – Вдруг она все-таки первая, тогда что?

– Да, действительно! – резво поддержал ее мужичок. – Надо врача и телевизионщиков. Пусть ее в новостях покажут, может, кто опознает. Видите, она даже свое имя прохрюкать не может!

– О чем только молодежь думает! – раздраженно проскрежетала вторая тетка. – Ходят без браслетов, в обмороки падают, а ты гадай, кого как спасать!

– Не надо меня спасать, – вдруг вполне четко произнесла Варя. – Я в порядке уже. Спасибо.

Тетки фыркнули и немедленно удалились. Та, что в красном, что-то вещала о неблагодарности, полосатая – ей поддакивала.

– Может, все-таки телевизионщиков? – с надеждой пролепетал мужичок. – Чтоб в новостях…

– Пошел отсюда! – гаркнул парень, все еще сидящий на корточках возле Вари и придерживающий ее за плечи. – В новости ему! Нет, чтобы помочь!

– Да я это… готов и помочь! – мигом откликнулся мужичок.

– Вон пошел, говорю! Сам справлюсь!

Мужичок поджал губы и ушел вслед за тетками.

А парень решил не терять времени зря. Его руки сами собой скользнули с плеч девушки к талии, а глаза странно засверкали.

– У меня нет подушки с собой, но у меня есть много мягких подушек дома, – сказал парень. – Кстати, я тут недалеко живу. А тебя как зовут?

– Варя.

– Какое красивое имя! А фамилия у тебя есть?

– Воронина.

«Черт, башка, как чугунок… Кажется, я обо что-то треснулась…» – подумала Варя.

– Очень красивая фамилия! – фальшиво улыбаясь, произнес Варин спаситель. – Прямо под клюв.

«Издевается!!!» – решила Варя и попробовала встать.

– Тих-тих-тих… Тихонечко… Ишь, резвая.

– Руки уберите.

– А?

– Лапы убери, говорю! – встав на ноги, Варя почувствовала себя гораздо увереннее.

К тому же они все-таки были на улице почти в центре города. Если что, можно ка-ак хрюкнуть о помощи! «Сейчас точно хрюкнет, гадина!» – понял парень.

– Дура! – Лицо у него стало злое, но руки убрались в карманы. – Ворона несчастная! Я тебе помогаю, а ты… Дура! Ворона!

– За помощь спасибо, а дальше я сама.

– Ворона!!!

Парень демонстративно сплюнул и убрался.

Фух! Варя доковыляла до ближайшей скамейки, подобрав свою школьную сумку, – и как только никто не спер? – села. Ничего себе приключение! Что же с ней было-то?

Варя пыталась осмыслить происшедшее. Несмотря на клюв и кличку Ворона, она была девочка довольно умная, во всяком случае, достаточно внимательная и рассудительная. Но сейчас ее рассудительности не хватало. Только одно не вызывало сомнений: это сделал не Дюшка.

Не Дюшка, но кто? Но как? И зачем?

Может, все-таки спецслужбы?

А может, может… все-таки она влюбилась?

– Еще чего! – Варя вскочила. – Я не…

И продолжила опять про себя, мысленно: «Я не влюбилась! Не влюбилась! Еще чего! В Дюшку? Ха-ха! Да ни за что!» Варя залезла в свою сумку и обнаружила на браслетке кучу вызовов от мамы и горы всякой ерунды от одноклассников.

– Да, мам!.. Ну не услышала… Ну, не на руке… Да ничего не случилось. Я глаз потеряла. Что? Да-а? Ну тогда ладно. Буду, скоро буду, ага.

Мама сказала, что Андрей Клюшкин где-то нашел ее глаз и принес его, положив в коробочку от мармелада. От какого-то особенно натурального мармелада из водорослей. Ах-ах, как трогательно! Влюбиться в этого «мармеладного» Клюшкина?! Да никогда! Да ни за что!!!

Варя привычным движением защелкнула браслет на запястье, извлекла из бокового кармана черные зеркальные очки, которые на всякий случай всегда носила с собой, нацепила на клюв. Закинула на плечо сумку и бодро отправилась домой, словно ничего необычного с ней не произошло. Ее роскошные волосы лихо развевались на осеннем ветру, прохожие невольно засматривались.

Башка, правда, все еще болела.

– Привет, ма!

– Ворона!!! Ворона одноглазая! И о чем ты только думаешь? Я еще понимаю – расслабиться до потери пульса; ладно, это бывает. Но до потери глаза?! – Мама была вне себя от злости. – Ты бы еще голову потеряла!!!

Крыть было нечем. С раннего детства, еще со сказок об Оранжевой Шапочке, Варя отлично знала, что вне дома расслабляться нельзя, а уж настолько, чтобы терять части тела… Да, это вообще ни в какие ворота не лезет.

– Ладно, пусти…

Мама сдвинулась в сторону. Варя мышкой проскользнула в свою комнату, надеясь, что все обошлось. Но родительница двинулась следом. Не обошлось. Получился почти скандал. Варе пришлось в очередной раз выслушать все, что обычно выдают мамы, когда их дети оставляют на улицах велосипеды, мобильники, глаза с ушами и другие ценные предметы.

Варя вернула на место глаз, подошла к письменному столу, делая вид, что собирается заняться уроками.

– Мало того что ты ведешь себя как жалкая разиня, у тебя и в школе караул полный. По оперхрюку – двойка! Допрыгалась! До того, что Клюшкину придется с тобой заниматься!

«Ну, Клюшка, ну, ябеда!» – разозлилась Варя.

– Более того, учительница сказала, что, хотя она и попросила помочь твоего одноклассника, лучше нам опять нанять тебе репетитора, поскольку…

«А, это не Клюшка, это она училке звонила!» – Варина злость мгновенно схлынула.

– Ты слышишь, о чем я тебя спрашиваю???

– А? Что? Ой…

– Вот тебе!

– А-а-а! Ты чего клюешься? Больно же!

– Еще и мало клююсь! Да тебя заклевать мало! Ворона!

Мать наконец убралась.

Вообще-то мама у Вари была не злая. Хорошая мама. Наверное, на ее месте Варя и сама бы начала ругаться, клеваться и принимать меры. Может быть, даже потащила бы дочь к врачу, чтобы ей выписали таблетки от невнима…

Тирлимпль!!! Трень-плимпль!!!

– Дюшка? – Варя инстинктивно ответила сразу, но вот о чем говорить и как себя вести, не знала.

Ведь он, получается, ее бросил там, посреди улицы, одну. Тоже мне друг! С другой стороны, он взял глаз и принес его маме… Если он извинится за то, что сбежал…

– Варька, ну ты даешь! – Тон у Дюшки был ничуть не виноватый. – Ну, ты реактивная! Смоталась со скоростью тьмы!

Диди. Не удивляйтесь. У нас принято говорить «со скоростью света». Но на Дюшкиной Земле обычно говорят «со скоростью тьмы». Скорость тьмы действительно немного больше скорости света, примерно на 0, 0000017 %.

– Я смоталась?!

– Ну не я же!

– Ты!

– Я-а???

Варя включила экран (посмотреть на этого наглеца!):

– Мне стало плохо, я упала и потеряла сознание. Очнулась, а тебя нет! Меня чужие прохожие в чувство приводили.

– Эмм… Но прохожие – всегда чужие, это же прохожие…

– Не придирайся к словам! Я упала, а ты струсил и смотался.

– Варя, ты что? Я там еще долго стоял. Даже в булочную заглянул, думал, ты туда заскочила.

– В какую еще булочную?

– На углу Вислоуховой и этой, как ее… ну, которая к памятнику партизанам-мутантам ведет.

– Ого! Где я упала и где эта булочная! Ты сбежал!

– Варя, клянусь, я не сбегал! Чем хочешь клянусь. Вот чтоб мне на всю жизнь человеком остаться!

Варя сердито глянула на Дюшку. Глаза у него были честные-пречестные. Интересно, а настоящие люди умеют врать? «Он испугался. Испугался, сбежал, а теперь врет. Не хочет признаваться. Но что поделать, он ведь человек, а не мутант. Человеки все бояки. Все равно он прикольный… Может, предложить ему оставить этот разговор и… и пусть у нас будет мир?» – подумала Варя.

«Она меня поцеловала, а потом застеснялась, потому что – девчонка. И еще потому, что клюв хоть и суперский, но как с клювом целоваться? Засмущалась, короче, и сбежала. А теперь не хочет признаваться. Но не ссориться же с ней из-за этого! Предложу мир…» – подумал Клюшкин.

– Мир? – одновременно произнесли Варя и Дюшка.

Произнесли и рассмеялись.

– Это я первая сказала! – отсмеявшись, закричала Варя.

– Нет, я-а-а!!! – завопил Дюшка.

Глава 4 Немного об ангелах

Медленное томное солнце кружилось над спящей в утреннем полете Джен. Дженифер всегда проваливалась в сны целиком, как ребенок. Сейчас ей снилось, что она стала пушистым музыкальным ветром, который носится между мирами, связывая их своей мелодией. Давно пора будить ее, но прерывать такое сладкое состояние было бы несправедливо. Поэтому Рональд просто летел рядом и ждал, когда же наконец пространство вокруг его подопечной сгустится настолько, что можно будет сказать: «Доброе утро, ангелочек!» – и начать учить ее спать по частям. Ангелы – кроме самых маленьких – всегда спят по частям. Взрослые ангелы обычно спят по таким крошечным частичкам, что получается, будто они постоянно бодрствуют.

Наконец вокруг Джен наметился легкий магнитный вихрь, говорящий о том, что ее сон подошел к концу.

Края вихря были прохладные, ватные, а серединка теплая, словно в испарине. Рон подхватил краешек ваты и качнул ее вниз, к поверхности Земли. Вихрь и увлекаемая им, все еще спящая Дженифер опускались плавно, словно легкие осенние листья в безветренную погоду. Джен проснулась на Земле, как обычно.

– Доброе утро, ангелочек! – улыбнулся Рон.

Джен открыла глаза, потянулась, спросонья немного не рассчитала и вылезла за пределы своего тонкого нематериального тела.

– Я опять спала целиком? – уточнила она.

Рон деликатно промолчал. Джен нахмурилась.

– Зато на этот раз ты летала, приняв почти классическую форму, – попытался успокоить ее Рон. – Стержень идеальной формы, полый внутри, симметричные крылышки… Ну, почти симметричные.

– Почти симметричные – это значит почти неуправляемые, – вздохнула Джен. – То есть я практически крутилась на месте?

– Практически, – вынужден был подтвердить Рон. – Да не переживай ты так! Научишься. Ты делаешь отличные успехи. Если учитывать твой юный розовый возраст, то просто колоссальные успехи.

– Ладно, утешил! – послушно согласилась Джен. – Мне просто неловко, что вам всем приходится со мной столько возиться.

– Пустяки, дело житейское! – отмахнулся Рон.

И, увидев, что Джен его не поняла, добавил:

– Так говорил один литературный герой на Земле-12. У него еще штанишки с моторчиком были. Ты этого пока не проходила.

– О, мы сегодня будем заниматься Землей-12? – обрадовалась Джен. – У меня тоже будут штанишки с моторчиком?

– Нет-нет, – быстро возразил Рон. – Мы с тобой еще долго будем возиться с Землей-11.

Джен кивнула. Землю-11 она никогда не любила. Хотя именно эта Земля была ее родиной, и именно на ней продолжали жить ее родители, обычные мутанты, и ее родной младший брат Ризенгри Шортэндлонг, тоже мутант, с которым с самого рождения была куча проблем. На этой же планете жил последний человек Андрей Клюшкин.

Ангелы называли это место Землей-11. Но для Дюшки и остальных мутантов она была просто Землей, единственной и без номера, потому что о существовании в природе остальных Земель они попросту ничего не знали. Кстати, об ангелах подавляющему большинству мутантов тоже было неизвестно. Некоторые в них верили, некоторые считали сказкой. Примерно так мы с вами относимся к привидениям или летающим тарелочкам. Вот вы лично хоть с одним привидением вместе чай пили? Нет.

А с инопланетянином за щупальце здоровались? Тоже нет. Точно так же и на Земле-11. Несмотря на то что ангелы давно и успешно сотрудничали с землянами, круг посвященных в реальное положение дел был весьма ограничен. Иначе говоря, вся информация об ангелах строго засекречена. Во-вторых, это было сделано в целях всеобщего спокойствия, а во-первых, потому, что такое условие поставили сами ангелы. Цивилизация ангелов была гораздо сильнее. А с сильными лучше не спорить.

Давайте сделаем маленькое отступление. То, что вы сейчас узнаете, это не просто большой секрет. Это УЖАСНО БОЛЬШОЙ СЕКРЕТ. О нем ни в коем случае нельзя никому рассказывать. Все посвященные дают честное слово о неразглашении. И на самом деле никому, никогда и ни о чем… Но все в жизни меняется. Тут не место и не время объяснять, почему очередное обещание сейчас будет нарушено. Это не так важно. Главное, что оно будет нарушено. Да, прямо сейчас. Да, сознательно. Так что слушайте. То есть читайте. Мир устроен примерно так…

Диди. Наша Земля для ангелов – Земля-12. Хотя это очень условно. И слово «Земля» у них иначе звучит, и число «двенадцать» в их математике не равно двенадцати… Тем не менее ради определенности и отдавая дань традициям Уровня ПИ, наша Земля – это Земля номер 12.

На нашей планете есть цивилизация очень умных существ. Существа эти работают, едят, спят, общаются, растят детенышей, строят жилища и так далее. О существовании нас с вами они не подозревают. Хотя мы можем, например, взять и разрушить их муравейник. Для рядового муравья весь мир – это его поляна, да и то далеко не вся. Попробуйте объяснить ему простую истину: «Один плюс один будет три». (Ладно, ладно, не три, а два, уговорили.) Он поймет? Увы. Все, пошел отсюда, дружище, у нас свои дела! Уполз, не обиделся.

Помимо муравьев, на нашей планете есть цивилизация других очень умных существ. Их мир не ограничен одной поляной, с ними можно как-то договориться. И даже «один плюс один» попытаться объяснить. И даже получить от них ответ: «Гав-гав!» – на уровне рефлекса. А дальше – все, тпру, приехали. Истину «Земля – шар, который вращается вокруг Солнца» понять представителю этих, более высокоразвитых, существ не дано. Все, давай на место, Дружок, мы заняты. Ушел, но, в отличие от муравья, немного обиделся.

Еще на нашей планете есть цивилизация существ, гораздо более высокоорганизованных, нежели какие-то муравьи или собаки. Эти существа очень хорошо понимают, что Земля – шар, который вращается вокруг Солнца. Но того, что Земель этих, вращающихся одновременно вокруг одного и того же Солнца, много, им в головы, увы, не втемяшить. «Фигли их несколько! – говорят эти двуногие существа. – Мы своими собственными глазами видим: Земля – одна. И вообще, кто этот невидимый, что с нами разговаривает? Кажется, это не кто-то невидимый, а наша врожденная шизофрения!» Все, ребята, бегите по своим делам, к своим психиатрам, к своим примитивным компьютерам, с вами просто нет смысла дальше общаться. Обиделись и не уходят. Ладно, давайте по-хорошему. Останьтесь, пожалуйста, те, с кем есть смысл разговаривать дальше… Остались? Тогда открываю вам, оставшимся, тот самый большой секрет. Ангелы действительно есть. АНГЕЛЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЕСТЬ. Ангелы на самом деле существуют. Правда, лучше бы их напрочь не было. Но, увы…

Если вы попросите описать ангелов, видевшие их люди, пожалуй, немного растеряются. И вот почему. У человека с рождения и до самой смерти обычно всегда бывает две руки, две ноги, одна голова и так далее, по списку. Конечно, он может похудеть, постареть или, скажем, потерять ухо в схватке с леопардом. Но если не рассматривать крайние варианты, с обликом среднестатистического человека всё, в общем, ясно. С ангелами сложнее, поскольку в зависимости от желания и обстоятельств они могут находиться в трех основных состояниях: плотном, тонком и сверхтонком.

Плотное, или материальное, состояние, это когда молекулы – атомы и всякие электроны – вокруг протонов с нейтронами то ли вертятся, то ли размазаны волнообразно. Ангелы «во плоти» – создания, похожие на людей. Им, впрочем, ничего не стоит принять облик голубя, барана или, к примеру, майского жука. В плотном состоянии они могут вытянуть руку, взять со стола чашку с чаем, выпить его и пойти в гости, перебирая ножками по дорожке.

Тонкое, или призрачное, состояние – это когда глюоновые сети-фракталы, ячейки с адронами и сильные упругие связи с быстрым обменом информацией по нитям образуются и тут же исчезают. «Тонкие» ангелы похожи на призраков, на облака, а чаще всего просто не видны человеку. В тонком состоянии можно мгновенно протянуть глюоновую нить на расстояние в километр и посмотреть, что там, в километре от тебя, сейчас происходит. В принципе, чашку с чаем тоже можно оторвать от стола. Для этого нужно создать пару сотен адроновых ячеек вокруг чашки, поймать ее в сеть и потянуть в нужном направлении. Это несложная процедура. Правда, чаю в тонком состоянии уже не попить – нечем.

А сверхтонкое, или параллельное, состояние – это когда натсы, вложенные миксоны и полное вневременное многоканальное взаимодействие. В сверхтонком состоянии чашку со стола поднять нельзя, хотя никакого труда это не представляет. Просто в сверхтонком состоянии чашки, как таковой, попросту не существует. Стола, как стола, впрочем, тоже. По причине незначительного отсутствия времени вообще. Ангел в сверхтонком состоянии распадается на множество мельчайших составляющих, равномерно или почти равномерно рассеянных по всему пространству, – все равно что каплю краски растворить в стакане воды. Параллельно в этом пространстве растворены другие существа, которые образуют с тобой одно целое, хотя все-таки ты – это ты, а они – это они. На нашей с вами Земле-12 подобное блаженное состояние уже пытались описывать, называя нирваной. Кстати, это вовсе не состояние бездействия. Работать в нем можно еще как.

А теперь вернемся к нашей истории.

После того как Джен окончательно проснулась, Рон проводил ее на Землю-11, в дом Славика Тихоновича, с которым она еще не была знакома.

– Это один из лучших представителей местной фауны! – торжественно представил Рон своей спутнице моложавого загорелого мутанта, который в это время с удовольствием занимался на тренажере, имитирующем бег по скале со скатывающейся вниз галькой.

Очевидно, у мутанта были зачаточные способности к левитации (то есть способности летать, парить в воздухе, но не с помощью крыльев или реактивной тяги, а просто так), поскольку, бегая, он изредка отрывался от искусственной скалы и ненадолго зависал в воздухе. Это доставляло ему массу приятных ощущений. На вид Славику Тихоновичу можно было дать лет сорок, но Рон сообщил, что на самом деле этому мужчине далеко за семьдесят.

Славик Тихонович, естественно, не видел ни Рона, ни Джен, поскольку они в настоящее время были нематериальны. Рон «сидел», развалясь, в синем кресле в углу тренажерной комнаты, а Джен висела над стойкой со штангами, рассматривая нового мутанта.

– Начинать с определения генетического кода? – спросила она.

– Нет, давай сначала общую картинку, а потом посканируем голову, – решил Рон.

– А у него потом мозга не будет бо-бо?

– Не будет. Между прочим, ты бы и сама могла уже догадаться, что этот экземпляр вообще не почувствует, если мы в него влезем.

Джен смутилась, но тут же возразила:

– И ничего не могла. У меня для этого еще опыта недостаточно!

И она принялась выяснять, что представляет собой этот самый Славик Тихонович.

– Ой! – вскрикнула Джен после секундной паузы. – Так у него же с сердцем нелады. С левым желудочком. Да как сильно… Я не ошибаюсь?

– Сделай поправку на то, что он сегодня давно тренируется.

– А насколько давно?

– А подумай, как это определить.

Джен надолго задумалась. Наконец неуверенно сказала:

– Пятьдесят семь минут всего, но с разной интенсивностью. В промежутке он останавливался на восемьдесят пять секунд, и за это время его организм потерял около ста миллилитров жидкости.

– Не жидкости, а конкретно мочи! – хохотнул Рон. – Писать он ходил. Но ты ничего, молодец.

Джен окончательно смутилась. Между тем Славик Тихонович выключил тренажер-скалу и подошел к стойке со штангами. Его плечо при этом проплыло сквозь левую ножку застывшего в воздухе очаровательного белокурого ангела. Рон мгновенно стрельнул в Джен плотной глюоновой нитью, отодвигая ее ногу в сторону.

– Ты что? – возмутилась Джен, хотя ангелы и не умеют возмущаться по-настоящему. – Ты же сам сказал, что он ничего не почувствует.

– Все равно, правила есть правила. А это правило – общее. Нельзя без дела пересекаться в пространстве с мутантами, чувствуют они при этом что-нибудь или нет.

Диди. В УС-ах (управляемых сновидениях) пересекаться с мутантами можно сколько угодно.

Славик Тихонович поменял вес на штанге и улегся поудобнее на скамеечку, приготовившись качаться. Джен отлетела от него метра на два и продолжила обследование. Кроме сердца, у Славика нашлась куча проблем, хотя внешне он выглядел как огурчик, да и чувствовал себя очень бодро.

– Теперь можешь попробовать его подлечить, – разрешил Рон.

Ангельскими правилами разрешено лечение мутантов в исключительных случаях, а также в процессе обучения. Этот раз был – для обучения. Джен начала, как полагается во всех несложных случаях, с выравнивания ферментативной и гормональной активности. Затем – по стандартному плану. Ей потребовалось больше часа. Пока Дженифер врачевала, половина Рона контролировала происходящее, изредка вмешиваясь в процесс. А вторая половина занималась своими делами в другой части галактики. Сначала Рон хотел оставить около Джен не больше своей четверти и заняться еще парочкой дел, но затем решил не рисковать и разделился всего лишь пополам.

Завтракал Славик Тихонович долго и обстоятельно, как это делали в добрые старые времена, в его детстве. Одновременно с едой он просматривал последние новости и что-то считал, вводя в калькулятор числа с помощью голосовой связи. Джен добавила ему в бифштекс недостающие витамины, и на этом первая часть ее сегодняшнего задания была закончена. Теперь пришло время заняться мозгом, но Джен так устала с непривычки, что друзья-ангелы решили отдохнуть. Рон воспользовался передышкой и быстро перебросил небольшую свою часть домой – проверить, не забыл ли он выключить утюг, прежде чем полететь на Землю-11.

Диди. Вообще-то ангелы утюгами не пользуются. Разве что в самых крайних случаях. Например, когда прикидываются людьми. Они не любят гладить, потому что часто обжигаются. Если перед вами чел, который часто обжигается, когда утюжит наволочку или жарит яишенку, и при этом не ругается, – это с большой вероятностью ангел!))

– Кстати сказать, когда ты научишься лечить в сверхтонком состоянии, ты будешь приятно удивлена тем, насколько проще и быстрее все это делается! – сказал Рон, пока они отдыхали.

Джен ничего не ответила. Она осматривала жилище Славика Тихоновича, не переставая поражаться тому, как убого живут мутанты. В доме Славика было всего двадцать девять помещений, и при этом считалось, что он вполне обеспеченный старикан! Нижний этаж дома занимали два просторных, по земным меркам, холла, кухня с парой чуланов, некое подобие гостиной, полукруглая, с окнами из бежевого стекла, веранда, тренажерный зал с душевой, туалетом, раздевалкой и бильярдной комнатой, в которой вместо бильярда был устроен лазерный тир. На втором этаже тоже располагался холл, но гораздо меньших размеров, две ванные и шесть комнат, одна из которых являла собой образец старинного солидного кабинета – даже современная техника была оформлена в том же стиле. Остальные помещения находились в подвальном, точнее, полуподвальном этаже. Славик Тихонович купил дом давно, оборудовал по своему вкусу и обитал там в полном одиночестве. Жена его умерла пятнадцать лет назад, а единственная дочь с тремя детьми, хотя и жила неподалеку, заходила редко. Фактически Славик Тихонович поддерживал близкие отношения только со старшим внуком, который часто забегал в гости и ради которого в полуподвальном этаже была оборудована классная мастерская.

Отдыхая, Джен медленно облетела дом. Славик Тихонович между тем переоделся, включил уборщика и поднялся в кабинет, где тут же засел за компьютер. Рон полностью вернулся, и они с Джен расположились по разные стороны от Славика. Правильное послойное сканирование мозга – сложное занятие для юного ангела, не умеющего пока даже спать по частям.

– Я еще не совсем отдохнула, – жалобно сказала Джен, когда ее опять потащили работать, но Рон пропустил ее жалобу мимо ушей.

– Прежде всего, надо прочитать мысли, которые крутятся в «корке» сейчас, – объяснил Рон. – Это элементарно. Они всегда самые активные. И почти в точности похожи на то, как мы с тобой обычно разговариваем.

Да, кстати. Обычно ангелы действительно не разговаривают так, как это делаем мы с вами. Они общаются несколько иначе. Ну, как если бы мы общались мысленно. Поэтому, когда вы читаете: «Рон объяснил» или «Джен возразила», пожалуйста, имейте в виду, что это говорится не в прямом смысле слова.

Джен настроилась на волну Славика Тихоновича. Прочесть его текущие мысли не представляло никакого труда. Славик писал мемуары о собственном внуке, и львиная доля его мыслей крутилась вокруг этого. Но в первую очередь Славик подсчитывал, сколько он уже написал и какую сумму может принести его труд. Одновременно он представлял себя на пресс-конференции среди восторженных поклонников, отпихивающих друг друга, чтобы первыми взять автограф.

– Я не могу разобрать за всем этим, кто его внук! – воскликнула Джен. – Тут такая каша!

– Что значит «не могу»! – перебил ее Рон. – Определяй за десять секунд. Ответ на поверхности. Не определишь – накажу!

Джен нырнула в Славика чуть ли не целиком, но никак не могла отыскать в его голове образ внука. Она нашла там кучу образов его дочери, ее мужа, двух младших внучек, соседского пса, президента страны и огромное количество изображений Дюшки Клюшкина – последнего человека. Образ Дюшки, очевидно, перебивал в голове Славика образ собственного внука, и у Джен ничего путного не получалось. Ясно ей было только то, что внук этого мутанта – пацан совершенно необычный, раз на мемуарах о нем Славик Тихонович рассчитывал хорошо заработать. Зато было неясно, какие мемуары, если мальчик вроде как жив и здоров. А может, не здоров? Но больного мальчика в голове Славика Джен тем более не могла нащупать. Десять секунд пролетели, как одна.

– Между прочим, подсказка все это время была у тебя перед глазами, – заметил Рон, когда Джен сказала: «Я сдаюсь». – На по-верх-нос-ти. В самом прямом смысле этого слова. Посмотри на письменный стол.

Джен посмотрела. Там в рамочке стояла большая объемная фотография полноватого улыбающегося мальчика с всклокоченными волосами и подписью: «Мой любимый внук».

– Не может быть! – вскрикнула Джен, увидев снимок.

– Еще как может!

– Ладно, – вздохнула Дженифер. – Как ты когда-то говорил, все блондинки – законченные дуры. Я – дура. Так что терпи. Хотя терпеть, похоже, сейчас придется мне. А как ты собираешься меня наказывать, в угол поставишь, что ли?

Рон засмеялся. Джен тоже, хотя ей было досадно и вообще не до смеха.

– Хорошая идея, – сказал Рон. – Но у меня другое предложение. Верни Славика в первоначальное состояние.

– Какое – «первоначальное»? – удивилась Джен.

– Какое у него было до твоего лечения. Причем с точностью до молекулы. Начинай прямо сейчас.

«Вот сволочь!» – должна была бы подумать Джен, если бы она не была ангелом. Но Джен была ангелом, причем с самого рождения. Она не стала отвлекаться на лишние мысли и немедленно занялась делом. Спокойно, терпеливо и сосредоточенно.

«Разлечивать обратно» гораздо сложнее, чем лечить. И не столько с технической точки зрения (хотя это тоже трудно), сколько с моральной. Понимать, что ты делаешь кому-то хуже, – невыносимо, даже если ты самый обыкновенный человек с Земли-12, очень далекий от совершенства. А уж если ты ангел… К концу работы Джен вымоталась так, что едва могла висеть в воздухе. Ее противный учитель – сам-то молодой, вчерашний школьник почти что! – цеплялся к каждой мелочи, заставляя переделывать то одно, то другое. К счастью, все это время пациент почти неподвижно сидел за компьютером, что немного облегчало поставленную задачу. Наконец Рон критически осмотрел Славика и сжалился над своей ученицей:

– Ладно, отдыхай!

Джен тут же разрыдалась.

– Это ужасно! – ревела она. – Разве ты не мог придумать какое-нибудь другое наказание? Ему же опять теперь будет плохо. Обширный инфаркт через месяц, ты же знаешь! А так бы жил и жил. Он же и так мутант, умрет ведь – и все! От него же совсем ничего не останется. Зачем ты это сделал?! Я же его уже вылечила. Ну и пусть он гад, ну и что? Он с таким удовольствием сегодня по скале бегал! И Новый год собирался с внуками по старинке встречать. Это было бы так здорово. Я не хочу его разлечивать! Я хочу опять его вылечить!

– Лечи, – разрешил Рон. – У тебя еще почти два часа времени. Разрешение на лечение Славика действительно до пятнадцати часов местного времени.

– У меня уже сил нет, – продолжая плакать, призналась Джен. – Правда, совсем нет. Ни капельки. Даже плывет все вокруг.

– Ну, тогда не лечи, – предложил Рон. – Подумаешь, одним мутантом больше, одним меньше…

Сомнений в том, что сейчас Джен израсходует последние силы на повторное лечение, у Рона не было никаких. Собственно, это и входило в его планы с самого начала. Как он рассчитывал, так все и произошло.

Лечить второй раз оказалось на порядок сложнее, чем в первый. Сил у Джен действительно уже совершенно не осталось, да и делать все пришлось на ходу: Славик Тихонович неожиданно решил пройтись по магазинам. Джен лечила Славика, а он выбирал в магазине продукты, которые любит его внук, и думал: «Вот бы его невзначай машина переехала! Тогда мои мемуары сразу возросли бы в цене вдвое. Или втрое. Ох, а может быть, даже и вчетверо, а?» Рон летел рядом не весь, только наполовину. Вторая его половина вернулась с другого края галактики и находилась сейчас в сверхтонком состоянии, выполняя ту часть работы, с которой у Джен и в самом деле не хватало сил справиться.

Кроме того, вторая половина Рона вела странный разговор со Старком, которого Дженифер не видела.

– Никаких перспектив, – сказал Старк.

Рон вздохнул и уточнил:

– Это означает: в Ризенгри нет ничего из того, что ценят ангелы? И даже мутант, рожденный после ангела, – всего лишь мутант? И спасать Землю-11 больше нет смысла?

– Мы не должны были вмешиваться вообще, – продолжил Старк. – Если бы мы не вмешивались, их мир полетел бы ко всем чертям много столетий назад.

Рон кивнул.

– Мы делали все, что могли. Мы сделали больше, чем допустимо. И все равно нет ни малейшей надежды.

– Когда это произойдет и как?

Вместо ответа Старк кинул Рону маленький шарик со всей необходимой информацией. Рон ознакомился с ней и почувствовал, что ему становится плохо.

– Джени…

– Она все равно это сделает, Рональд.

– Измени будущее, Старк.

– Джени все равно это сделает, – повторил Старк и, оставляя Рону лучик надежды, осторожно добавил: – Скорее всего, так и будет.

Для того чтобы снова вмешаться и еще раз изменить будущее, ангелу-эксперту нужны были очень веские основания. А их у Старка не было.

– Послушай, Старк, а мое бешеное желание – недостаточно веское основание? – поинтересовался Рон.

– Ты хочешь, чтобы я учел твое желание, но не учитывал тех катастрофических последствий, к которым приведет его исполнение?

Они окончили разговор. Старк улетел, пообещав проверить все еще раз. А Рон продолжил помогать уставшей как никогда Джен. «Скорее всего» оставляло один шанс из миллиона или даже меньше. Рон рассказал Джени о том, как обстоят дела, чуть позже. И конечно, он поведал ей далеко не все.

Дженифер Шортэндлонг заканчивала третий класс обычной ангельской школы. У нее было множество друзей и подруг, несколько домов в материальных мирах и несколько – в тонких. Иногда – обычно на рождественские каникулы – она навещала своих настоящих родителей. Но с ними ей было очень сложно. Им, в отличие от Славика Тихоновича, Джен ничем не могла помочь, даже в том случае, если конец света на Земле-11 отложился бы навсегда. Мама Джени с большой вероятностью должна была погибнуть в горах лет через десять или, если этого не произойдет, дожить до глубокой старости, постепенно теряя голос и способности к сканированию. А отец – неминуемо сгореть от болезни, которая уже начала потихоньку в нем развиваться. Еще у Джен был брат. С братом тоже было все очень непросто, но у него все-таки оставался шанс. Один из… неизвестно даже, один из скольких. Ничтожный шанс. Но все-таки он оставался. У других мутантов и того не было. Джен не имела права вылечить своих родителей. Не могла сказать брату, в чем заключается его шанс. Не в состоянии была спасти их мир или другие миры. Ее учили. Ее любили. Ее подстраховывали. Она имела все. И ее существование было невыносимо.

Если кто-нибудь когда-нибудь скажет вам, что быть ангелом – это счастье, то знаете что? Бросьте в него камень. Лучше булыжник. Вот.

Глава 5 Уровень Пи

– Хрю!

– Хрю-у!

– Хрю-хрю!

– Хрю-у-хрю-у!

– Не хрюу, а хрю, не хрюу-хрюу, а хрю-хрю!

– Хрю-хрю-у?

– О! Почти получилось! Молодец.

– Правда?

– Ага. Хо-хр-хрю!

– Хо-о-хыр-рю-у…

– Не, не так. Не тяни, попробуй быстрее.

Варя попробовала быстрее, выдохнула, откинула со лба волосы:

– Нормально?

– Эмм… Уже гораздо лучше! – бодро соврал Дюшка.

Но им обоим было ясно, что ничего не лучше.

Это была их третья попытка подтянуть Варю.

Два дня назад ребята попробовали заниматься оперативным хрюканьем у Клюшкиных, но Муська с Алей их просто достали: то и дело по очереди вбегали в комнату. То с хлопушкой, то с водным пистолетом, то с пищащим языком – бумажной такой свистулькой, в нее дуешь, она вытягивается языком и пищит, а на кончике – клейкая лента. Лента несколько раз приклеивалась к столу, а потом к Варе прилипла. Намертво. Пришлось ей локально отключать болевые рецепторы и отдирать липучку вместе с кожей. После того как лента попала в Варю, тетя Таня в наказание отправила дочек корениться на грядку. Но и тут покоя не наступило, сестренки устроили такую истерику, что соседи чуть телевизионщиков не бросились вызывать: решили, что кого-то убивают.

Вчера Варя и Дюшка хрюкали у Ворониных. Это вообще был кошмарный кошмар, потому что Варина мама внезапно проявила неадекватную активность и живой интерес к происходящему. Сначала принялась убирать, нарезая круги по комнате и стирая пыль с многочисленных статуэток, потом вообще уселась третьей за стол. Истории какие-то рассказывала из своей жизни, лезла с советами. «Она стоит десяти Алек и пятнадцати Мусек!» – думал Дюшка, не находя и секунды, чтобы вставить слово или хрюкнуть.

Но сегодня им повезло. Славик Тихонович, Дюшкин дедушка, уехал по делам в Моксву до самого вечера. И ребята с комфортом устроились в мягких креслах на полукруглой, залитой заходящим солнцем веранде дедушкиного дома. Ни мам, ни сестренок – никого. Красота!

Дюшке ни капельки не хотелось заниматься репетиторством. Ему хотелось просто сидеть вот так, долго-долго, и чтобы солнце совсем запуталось в Вариных волосах и не закатывалось, и просто молчать ни о чем, и… Но они же пришли сюда, чтобы исправить Варину двойку! Ладно…

– Давай еще раз с хохр-хрю, – сказал Дюшка.

Варе тем более не хотелось учиться и думать о хрюках. Ей хотелось сделать пластическую операцию и спилить клюв. А вместо него имплантировать обычный нос, как у первых или обычных вторых. Кому нужна эта красота, если с ней одни проблемы? К тому же, как выяснилось, клюв целоваться мешает. Варю, если честно, этот вопрос давно мучил. У нее, если совсем уж честно, по этому поводу даже комплекс сформировался. Ведь ей уже четырнадцать, че-тыр-над-цать! А она еще ни разу не целовалась по-настоящему – ну, в смысле, чтобы с мальчиком. Это катастрофа. В щечку «поздравляю-днем-рожденя» – это совсем не то. В щечку клюв не мешает. Но сейчас, когда она стала взрослой девушкой… «Операцию! Надо сделать операцию! – окончательно решила Варя. – Ой, а деньги?» Денег на удаление клюва не было.

– Эй, давай еще раз с хохр-хрю, – повторил Дюшка.

– Давай, – кивнула Варя, возвращаясь в реал. – Хоухыр-хрюу.

Получилось непохоже. Гораздо хуже, чем в прошлый раз. Дюшка невольно вздохнул, как-то само собой вышло.

– У меня горло пересохло, – объяснила Варя. – И в клюве першит. И вообще я пить хочу.

Она для убедительности покашляла.

– Ой! – спохватился Дюшка. – Пить. Конечно. Я сейчас.

Он вскочил, бросился на кухню, чуть не сшиб по дороге невидимого ангела. Он бы и сшиб обязательно, но ангел Дима, во-первых, находился в тонком состоянии, а во-вторых, привычно успел увернуться, взмыв под потолок.

Клюшкина не было довольно долго. Варя встала, села, опять встала. Прошлась по веранде. Классный дом у Дюшкиного деда. У самого Дюшки тоже классный, но это понятно, – госпрограмма, последний человек. Не шутка. Спецфинансирование и всякое такое. А у деда-то откуда?

– Держи.

– Что это?

Мутная сероватая жидкость в бокале, который протягивал Клюшкин, не вызывала доверия.

– Молоко.

– Молоко-о? – удивилась Варя.

– Натуральное, – подтвердил Дюшка. – Потому не белое.

– Обалдеть! Натуральное молоко! – Варя взяла бокал. – Ой!

– Что такое?

– Оно теплое! У вас тут живая корова? Настоящая? Ты ее доил???

О том, что раньше молоко давали коровы, которых периодически полагалось доить, Варя, конечно, знала. Об этом все дети знают, ведь историю древних веков преподают с первого класса.

Дюшка засмеялся:

– Ну ты даешь! Какая еще корова, откуда? Они ж вымерли давно.

Варя не смутилась:

– Мало ли… Может, одна осталась. Вон люди тоже все вымерли сто лет назад, но ты же есть!

Дюшка закусил губу. Его браслет внезапно противно пискнул. Он бросил взгляд на запястье, на экран, но делать ничего не стал.

– Эсэмэска? – поинтересовалась Варя.

Зачем ставить такой отвратительный писк на эсэмэски? Этих последних людей фиг поймешь! У Вари даже на эсэмэски от папы стоит нормальная пилика. А если от подружек, то такая мимими-тренька, и розочки вылетают…

– Не, не эсэмэска, – отмахнулся Дюшка. – Это так… Ерундиссимо.

– Ясно.

– Ты пей, пока теплое.

Варя сделала глоток.

– Невкусно.

– Зато полезно. Теплое молоко для горла полезно.

Варя презрительно скривилась. «Да что ж это я! – расстроился Дюшка. – Ладно бы один раз сказал, что полезно. Тогда бы типа проехали. А так заладил… Тьфу на меня!»

Браслет опять пискнул. Варя поставила бокал на столик. Без комментариев.

– Кстати, насчет коровы… Она, можно сказать, все-таки реально была настоящая! – бодро произнес Дюшка, не найдя лучшей темы для разговора, и менее бодро продолжил: – Ну, я так думаю, что… то есть… да… – тут он окончательно скис и умолк.

– Что – «да»? – вежливо поинтересовалась Варя. – Ты что, натуральник?

– Нет!!!

«Натуральниками» на Земле мутантов презрительно называли тех, кто считал, что вымерших животных можно восстановить, пользуясь «Банком ДНК». В этом банке хранились образцы клеток если не всех живых существ, то очень многих. Используя эти материалы, можно было даже динозавра какого-нибудь вырастить в биореакторе (в том самом, куда собирался бежать Дюшка). Вырастить, показать всему миру в очередном телешоу, и… К сожалению, такие выращенные животные долго не жили, час-два, максимум день. А если их «адаптировали» к новым условиям (то есть генно-модифицировали), они жили-поживали, как все. И вот тут начинались споры. Можно считать адаптированную корову натуральной, если она изменена всего на 50 процентов? А если всего только на 49? А если на 48 с половиной?

– Нет, я точно не натуральник! – повторил Дюшка. – Кто вымер, тот вымер. Я просто имел в виду, что когда-то корова была настоящая, давала настоящее молоко, его образцы сохранились, и вот это молоко, которое перед тобой, – оно самое что ни на есть натуральное, потому что сделано по образцу оригинала!

Варя пожала плечами:

– Ну… теперь ясно. Но все равно невкусно. Уж извини.

– А… хочешь кофе?

Солнце все еще закатывалось, все еще путалось в Вариных волосах. Было тихо.

– Хочу. Только если с нормальным молоком, не с таким. Есть нормальное?

Было и нормальное, абсолютно ненатуральное. И сливки взбитые, всех сортов. И клубничные стразы для украшения. Дюшка варил кофе – с важным видом стоял около кофе-агрегата – и думал о том, почему он не вымер. То есть как так вообще случилось, что он появился? Мама у него первая, папа – двойка, сестренки – официально двойки, но если копнуть, тройки тройками, по потолку вон бегать могут. Деды, бабки – все мутанты. А он…

Кофе приготовился. Дюшка переставил чашки на поднос, нашел в шкафу печеньки. Может, мороженку зафугачить? Девчонки любят мороженое. Дюшка подошел к мормашинке, и его пальцы привычно залетали над кнопками, вводя программу. Дюшка любил готовить. И особенно украшать блюда.

Пока Клюшкина не было, Варя попробовала молоко еще раз. Брр, что за гадость! Вообще, натурпродукты все гадость. Даже если в них добавлять сахар и ароматизаторы. «Если я выйду замуж за Клюшку, надо будет завести для него отдельный холодильник, – подумала Варя. – Чтобы не путать еду. Хотя как я за него выйду, если его на опыты заберут? И потом, вдруг я ему не нравлюсь!» Варя подошла к окнам. Вся полукруглая часть веранды была одним сплошным окном, подоконники чуть выше колена. А рамы закручиваются спиральками. Варя поймала свое отражение и осталась им довольна. «А может, и не делать пластику! – шепнула она отражению. – Неудобно, зато же красиво…»

– Что ты сказала?

Клюшкин вошел так бесшумно!

– Красиво тут у твоего деда, говорю! – обернулась Варя. – О, кофе!

– Красиво, – согласился Клюшкин.

Варя взяла чашку и стала аккуратно пить. Пить клюв не мешал.

– Ты тоже очень красивая, – сказал Клюшкин.

Варя кивнула и взяла печеньку. Ей многие говорили, что она – супер. Клюшкин, между прочим, тоже уже говорил – раньше.

«Я хочу ее нарисовать! – подумал Дюшка. – Надо ей сказать об этом. Прямо сейчас. Это же просто: я-хочу-тебя-нарисовать – и всё! Пока солнце есть, надо начать. И кофточка по цвету к креслу подходит. Вот так пусть и сидит, не шевелясь…»

– Слушь, Варь, а… Я хотел спросить… То есть попросить…

– Да? – Варя взяла еще одну печеньку.

– Ну…

– Ну?

– А ты не обидишься?

Варя сделала круглые глаза. «Я идиот! – расстроился Дюшка. – Надо было просто сказать я-хочу-тебя-нарисовать. А теперь как вырулить?» Браслет пискнул.

– У тебя опять эсэмэска, – заметила Варя.

– Да не эсэмэска это, это так… Просто пикает иногда.

Варя равнодушно допила кофе и перевернула пустую чашку на блюдце. Так принято на Земле-11, это значит: было вкусно, но больше не хочется.

– Спасибо за кофе, – сказала Варя. – Было очень вкусно.

Она встала. Прошлась по веранде, пересела на пуфик.

Солнце почти свалилось за горизонт, теперь оно било Варе в спину, в затылок. Волосы сияли золотом, а лицо пряталось в тени. На мгновение Дюшке показалось, что у Вари вообще нет лица – бездна вместо него, и в эту бездну можно провалиться. «Пусть бы она не ушла, никогда не ушла!» – отчаянно подумал Дюшка и почувствовал, как за его ушами стекают на шею две капельки пота. Браслет пикнул, а потом заверещал.

– Хоть на звонок маме ответь, – хмыкнула Варя.

– Да не звонок это! – Дюшка вдруг разозлился.

– А что тогда?

– Индикатор.

– Чё?

– Индикатор уровня Пи.

Дюшка протянул Варе руку, кликнув по какому-то малоприметному значку на экране. Привычная стандартная заставка (часы, погода, муто, входящие, напоминалки) сменилась шкалой с циферками. Шкала была желтая.

– У тебя индикатор? Ух ты, я и не знала… Хотя откуда мне было знать, мы с тобой почти не общались. Ты его все время носишь?

– Ну он же в браслетке, встроенный. Так что почти все время. Могу снять, если захочу. Во…

Дюшка отстегнул браслетку, положил на стол между кофейными чашками и молоком.

– Можно?

– Конечно.

Варя взяла браслетку.

– А почему было желтое, а сейчас серое?

– Так сейчас ему измерять нечего, не на руке же. У стола эмоций нет!

Варя хихикнула. Дюшка расслабился и тоже улыбнулся.

– А если я надену, что покажет?

– Попробуй!

Варя аккуратно сняла свою браслетку, обычную, без датчиков. Простой комп плюс телефон, плюс там фотик, мутик и прочие глупости, стандартный набор. Закрепила Дюшкин.

– Не показывает.

– Затяни потуже, у тебя рука тонкая, болтается. Прилегать должен.

Клюшкин подошел, плюхнулся на пол рядом с пуфиком:

– Давай помогу. Вот так.

– Все равно не показывает.

– Это, наверное, потому, что у тебя человеческих эмоций нет, – предположил Дюшка. – Ты же мутант.

Варя вдруг расстроилась. Реально расстроилась.

– Смотри, зеленое! Есть эмоции! – закричал Дюшка.

Варя обрадовалась, продолжая расстраиваться. Как ей это удалось – неведомо!

– Зеленое!

– Ну вот!

– А что это значит? Это хорошо?

– Это хорошо, – серьезно кивнул Дюшка. – Зеленое – это когда опасные отрицательные эмоции – ну, кроме страха, переживания там всякие или любовь вдруг… Словом, когда эмоции есть, но их нормальное количество – до единицы.

– А у меня до единицы?

Дюшка посмотрел на экран, кликнул куда-то:

– У тебя одна десятая.

– Всего-то…

– А ты что, больше хочешь?

Варя не знала, хочет она больше или нет. Она посмотрела на Дюшку и задумалась. Вдруг вспомнила, как у нее в лужу глаз вывалился и…

– Смотри, три десятые! Круто!

Варя перевела взгляд на экран. Шкала была опять серая.

– Только что было три! – поклялся Дюшка. – Три десятые. Варька, это супер, ты понимаешь, это просто супер!

Клюшка вскочил и бросился ходить по веранде туда-сюда. Он был очень взволнован.

– Да ладно… – сказала Варя.

Впрочем, ей было приятно. Но шкала оставалась серой.

– Ты понимаешь, да? – продолжал волноваться Клюшкин. – Понимаешь? У моего папы всегда ноль. У сестренок бывает немного, но они еще дети, это не в счет. У мамы бывает. Она этим гордится. Этим можно гордиться, ведь мутанту уметь испытывать человеческие эмоции – это достоинство! Ну, если ими управлять. Но этому легко научиться. Мама умеет.

– А ты?

– Что я?

– Управлять умеешь?

– Не-а, – Дюшка грустно вздохнул. – Я не умею, и в этом вся проблема. Потому мне и приходится носить индикатор. У меня почти всегда зеленое и часто желтое. Если переходит в красное, начинает вибрировать. А если зашкаливает, то пикает, а потом верещит.

– А зашкаливает – это сколько эмоций?

– Это три.

– Три десятые, как у меня?

– Не, три целые, с копейками. До единицы – зеленое, норм. От одного до двух – желтое, тоже ничего. От двух до трех – красное, опасность, надо обратить внимание или таблетку выпить.

– Какую еще таблетку?

– Вот эту.

Дюшка извлек из кармана белую пластмассовую баночку, потряс ею.

– А почему звуков нет? – подозрительно сдвинула брови Варя. – Ты все выпил? Она пустая? А если вдруг у тебя опять красное будет?

Дюшка наклонился к Варе и прошептал ей на ухо:

– Я их вообще не пью. В унитаз сливаю. Ну на фиг.

– Ах!

Варин рот открылся в изумлении. И клюв тоже.

– Ага! – Клюшкин был доволен произведенным эффектом.

– А если до уровня Пи дойдет?

– Уже доходило, и переходило, и не раз.

– И чё???

– А ничё! Я браслет снимал, чтоб не орало, – и все. Потом обратно надевал. И вполне себе жив, как видишь.

– Ого!!!

Если мутант влюбляется или переживает по-настоящему, с эмоциями, и уровень этих эмоций доходит до «уровня ПИ» – то есть три целых и четырнадцати сотых, – он, мутант, немедленно разорвется пополам. Или на сто частей треснет. Или вообще исчезнуть может, если не просто переживает, а от любви. Это всем известно.

«А вдруг тогда все-таки это со мной не гипноз был, а зашкал по переживаниям? – подумала Варя. – Меня зашкалило, и я исчезла. А то, что куда-то попала, – это были глюки. Предсмертные. То есть предисчезательные. Вдруг так? Вдруг я в него тогда правда ненадолго влюбилась? Жу-у-уть…»

Со стороны кухни что-то тоже отчаянно запищало.

– Там тоже анализатор какой-то? – удивилась Варя.

– Не, это мормашинка. Я ее запустил и забыл. Хочешь мороженого?

– Ну, раз уже готово, тащи!

Дюшка убежал. На этот раз он пронесся далеко от ангела, потому что ангел Дима сидел на одной из потолочных балок в дальнем углу веранды.

Варя смотрела на серый экран и напряженно думала.

– Я в него не влюбилась, – прошептала она.

– Влюбилась, – возразил ангел.

Конечно, его никто не услышал.

– И никогда не влюблюсь, – прошептала Варя. – Он рыжий. И неспортивный. Он меня на руках носить не сможет. И вообще, дурак он. Зачем мне за него замуж? У меня полно поклонников поперспективнее.

Ангел хмыкнул.

Полоска вдруг позеленела. Не вся, но почти наполовину.

– Да не люблю я его ни капли!

Полоска позеленела сильнее.

– Не-ет! – громко заявила Варя экрану.

– Что – «нет»? – поинтересовался Дюшка, осторожно внося тяжелый поднос. – Не хочешь мороженого?

Варя посмотрела на мороженое. Оно выглядело восхитительно.

– Нет, это я экспериментирую с твоим индикатором. А мороженое хочу, давай.

Они принялись за мороженое. Индикатор серел и помалкивал. Солнце закатилось, но за окнами все еще было светло. «Все равно пусть бы не уходила никогда, даже без солнца!» – подумал Дюшка.

– Есть несколько способов увеличить свои эмоции, – сказал он. – Только все они опасные. Мне-то не страшно, я – человек. А вот тебе я бы не сове…

– А какие способы? – перебила Варя и быстро добавила: – Учти, если влюбиться – то этот вариант не для меня!

Дюшка растерялся. Немного расстроился. А потом немного обрадовался.

– Ты чего улыбаешься?

– Это хорошо, что не для тебя, – серьезно сказал Дюшка. – А то влюбилась бы, например, в меня – бац! – и исчезла.

– Дурак! – Варя даже мороженое от себя отодвинула демонстративно.

– Дурак, – вздохнул Дюшка.

– Я никогда в тебя не влюблюсь, чтобы по-настоящему – никогда! Мы просто дружим! А если нет, то я пошла домой!

Воронина вскочила. «А замуж выйду за Гошу Уру из десятого „А“ или еще за кого!» – решение это было окончательное. На данный момент.

– Варька, ты что! Дружим, конечно. Это я так, для примера. Дружим – и хорошо. Я бы и сам не хотел, чтобы ты в меня всерьез влюблялась!

– Что-о?

– Ну, зачем мне, чтобы ты исчезла или чтоб тебя разорвало?

Это было резонно. Варя подумала-подумала, села и придвинула к себе мороженое. Некоторое время они ели молча. Дюшка как-то погрустнел. Если его спросить отчего, он бы не смог ответить толком. Но ангел Дима знал отчего. С одной стороны, Клюшкину ужасно хотелось, чтобы Варя в него влюбилась, причем именно по-настоящему. Не как у мутантов принято, не рационально, а так – хлоп! – и все! Навсегда. Но с другой стороны, он знал, что, если такое случится, Варя исчезнет. Эмоции уровня Пи разрывают любого мутанта. Даже первого. Что так – что так, получалось плохо. Или страдай от неразделенной любви, или… или твоей девушке конец. Жить так было невозможно. «Хочу стать мутантом, как все! Как все, как все, как все!!!» – думал Дюшка, размазывая мороженое по вазочке.

– Так какие еще есть способы? – спросила Варя, когда с мороженым было покончено. – Мне просто интересно, как это, когда, например, желтое. Или оранжевое.

– Есть один способ… – задумчиво протянул Дюшка. – Ты в реалити-шоу участвовала когда-нибудь?

– Не, у нас визора нет, – покачала головой Варя.

Реалитивизор был дорогим удовольствием.

– Ага, тогда тем более все получится! – воодушевился Дюшка. – Пошли!

– Куда? – Варя послушно встала.

– На второй этаж.

– У вас там реалитивизор? Шесть Дэ?

– Круче. Там у деда реалитикамера. Тринадцать Дэ. Дед пишет фантастический роман, купил камеру для визуализации. Я не очень умею ею пользоваться, но всякий там игольчатый туман и прочую ерунду сотворю…

Они побежали наверх.

Дюшке удалось запустить 13 D-визуализатор самостоятельно. И создать в нем хлипкие игольчатые кустики. И какую-никакую дорогу. Было слишком темно, в фиолетовом «небе» вспыхивали и тут же гасли смутные образы, вдали появились даже очертания здания, впрочем, что это – сарай или небоскреб – сказать было невозможно. Но Варя впервые оказалась в визоре. Она была в полном восторге. Индикатор браслетки слегка позеленел. Опасные эмоции появились.

– Давай руку, пошли! – сказал Дюшка.

Варя протянула ладошку.

Они шагнули в зыбкое игольчатое нечто. Зыбкое нечто отдаленно напомнило Варе то, в чем она оказалась, когда потеряла глаз в луже. Это было странно, но девочка решила не вдаваться в подробности. Просто вцепилась в Дюшку мертвой хваткой: хоть Клюшкин и не спортивный, и не герой, а вместе не так страшно.

– Только не хватало, чтобы она прямо сейчас исчезла! – пробурчал Рон, присоединяясь к Диме.

Оба ангела по-прежнему оставались в тонком состоянии, но на всякий случай спрятались в игольчатых кустах, в визоре.

– Прямо сейчас не исчезнет, – пообещал Дима.

Варя и Дюшка их не слышали. Они спокойно шли в никуда, взявшись за руки. И не оборачивались. Индикатор на левом Варином запястье уверенно горел спокойным зеленым светом. И немного не доходил до желтого. То ли Варя научилась себя контролировать, то ли испытывала сейчас не слишком опасные эмоции.

Глава 6 СОСИСка в СУМАСОЙТИ

Дюшка Клюшкин, как почти все остальные земляне-11, никогда не встречался с ангелами. А вот работники института, в который должны были отправить Дюшку по достижении им четырнадцатилетнего возраста, виделись с ними ежедневно. Институт располагался на окраине города и занимал несколько громадных зданий, окруженных хитроумной многоуровневой системой защиты от посторонних глаз. На вывеске этого учреждения было написано всего два слова – «Институт Биофизики», однако на самом деле все сотрудники института, включая механических уборщиц, были тайными сотрудниками СУМАСОЙТИ – Секретного Управления Мутантами: Агрессорами, Сканерщиками, Особяками, Йогоногами, Телепортаторами и Имитаторами. А самым секретным отделом СУМАСОЙТИ считалась СОСИСка – Сверхсекретный Отдел Секретов Исключительной Секретности.

Как раз сотрудники СОСИСки были отлично знакомы с ангелами, которые спокойно разгуливали по Земле-11 под видом самых обычных людей. То есть мутантов. Между прочим, ангелов на Земле-11 было совсем немного…

Диди. …не то что на нашей Земле-12, где они кишмя кишат!

Но сотрудники СОСИСки ангелами не занимались и паранормальными явлениями тоже. Единственным объектом их исследований оставался Андрей Клюшкин.

Согласно данным СОСИСки, Дюшка действительно был последним нормальным человеком на Земле. Он стоил денег, подлежал тщательному изучению и защите. Его генный материал представлял большую ценность (и уже хранился в нескольких разных биобанках – это как обычный банк, только вместо золотых слитков и денег там держат всякие биологические образцы). Под эти исследования государство выделяло довольно много средств. Дело в том, что размножение мутантов-троек и увеличение их количества в будущем грозило Земле-11 почти катастрофой. Ведь тройки отлично умели восстанавливать свои органы, а значит, могли жить тысячелетия. И это бы ладно, пусть. Но они в любой момент могли устроить какую-нибудь войну или заварушку, ведь это мутанты-агрессоры. А сканерщики? Еще хуже: попробуй скрой от них секрет государственной важности! А особяки? От этих вообще неизвестно, чего ждать! Нет-нет, чем больше на планете первых мутантов или относительно спокойных двоек, тем лучше. А уж если каким-то чудом удастся восстановить популяцию обычных людей…

Пока что особо опасных троек было не очень много, и сотрудники СОСИСки с удовольствием занимались Дюшкой. До недавнего времени мальчик рос довольно спокойно, его жизнь была вне опасности, и коллеги-человековеды жили расслабленно: писали статьи, ездили отдыхать по десять раз в год, играли на работе во всевозможные 6D-игры и развлекались иными доступными им способами.

Результат одного из таких развлечений висел на стене вестибюля «сосисочного корпуса». Это было большое панно-карикатура на разные виды и подклассы мутантов.

Все мутанты в Дюшкином мире делились на мутантов первого, второго и третьего порядков, или классов. Мутанты первого порядка отличались от мутантов высших порядков тем, что внешне были похожи на обыкновенных людей, то есть тех людей, единственным представителем которых в данный момент являлся тринадцатилетний семиклассник Андрей Клюшкин. У так называемых первых мутантов не росли клювы, не вываливались глаза, не отвинчивались ноги и не высовывались хвосты из щупальцев. Многие из них обладали нормальными человеческими чувствами, хоть и в зачаточном состоянии. Им могло быть холодно, больно, грустно, влюбленно или даже страшно. Другое дело, что каждое из этих чувств они обычно легко отключали по собственному желанию (точнее говоря, не отключать их считалось плохим тоном). На крайний случай специально для таких мутантов фармакологические заводы выпускали особые таблетки.

Игорь Лапундрович, один из создателей панно-карикатуры, относился как раз к таким «первым» мутантам. Собственно говоря, он был настолько маломутантом, что его когда-то давно, еще в детстве, даже изучали в этом же самом секретном НИИ, в котором он теперь работал и в который вскоре собирались забрать Дюшку. В те времена на Земле-11 было много обыкновенных детей – целая сотня, а может, и больше. При институте тогда открыли специальный интернат для немутантных детей. Игорь жил в нем чуть больше месяца. А потом дотошные генетики обнаружили, что он все-таки мутант, научили отключать боль и жалость и отпустили под расписку о неразглашении государственной тайны.

Остальные дети тоже оказались мутантами. Их немного поизучали и отпустили, интернат закрыли, а людей официально объявили вымершим видом. СОСИСку решили расформировать.

Но тут, к счастью, родился Дюшка. И финансирование СОСИСки немедленно продлили.

Сейчас первый мутант Лап (так Игоря Лапундровича звали коллеги) внимательно просматривал ленты с записями психологических реакций «объекта Клю» (так в секретном институте величали Дюшку) на «объект Плю» (так обозвали Варю, объект Первой ЛЮбви Клюшкина). Эта работа должна была со временем лечь в основу будущей докторской диссертации подающего большие надежды молодого ученого.

Тщательно изучив истории болезней всех предыдущих немутантов, Лап пришел к одному очень важному выводу: все нормальные люди в конечном счете погибли от переживаний. Иногда их переживания приводили к инфаркту, иногда – к язве; один из последних маломутантов, помнящий старые добрые времена, тупо сошел с ума. Игорь Лап (вместе с сотрудниками) определил и критический уровень эмоций (уровень ПИ), превышать который было смертельно опасно.

Десять лет назад Лапундрович доложил о своем открытии на общем собрании института и настоял на том, чтобы Дюшку Клюшкина всячески оберегали от любых нервных потрясений. Так что именно благодаря научному сотруднику Лапу, о существовании которого Дюшка даже не подозревал, ему до сих пор разрешали жить дома, иметь друзей, ходить в обычную школу и не забивать себе голову глобальными общечеловеческими проблемами и заблуждениями.

Вспоминая о прошлом, Лап взял очередную распечатанную ленту. Он не ожидал увидеть ничего нового, но…

– Ого! – при взгляде на график глаза его полезли на лоб с ускорением свободного взлетания. – Мама-дарагая, он мутирует!!!

Впервые за много лет показатель эмоций объекта Клю опустился до нуля! А потом немного поднялся – до одной десятой. А потом опять обнулился. А потом – вверх, но всего-то на три десятые. И тут же опять ноль. И опять зеленое. И опять ноль.

Лап забегал по лаборатории, кусая губы. Парень мутирует! А может, ошибка в программе? Да нет же, мутирует!!! Игорь Лапундрович извлек из потайного кармана жилетки блистер с разноцветными таблетками, проглотил одну, потом еще одну – для верности. Ему надо было успокоиться. Таблетки подействовали почти мгновенно. Жуткие прямые участки графика на ленте эмоций объекта Клю уже не вызывали сильных эмоций у Лапа. В конце концов, можно поменять тему докторской и защититься по фактам спонтанного мутирования последнего человека…

Прежде чем делать скоропалительные выводы, Лап решил кое-что проверить. Он взял распечатку и вышел из своей лаборатории.

Всего в СОСИСке было восемнадцать лабораторий, четырнадцать ЧП-бункеров, три наблюдательных пункта, три центра обработки данных, два конференц-зала и куча вспомогательных помещений. Лап спустился в НП-2 (наблюдательный пункт номер два), в который стекала информация с камер, расположенных в доме Славика Тихоновича, Дюшкиного деда. Камеры эти включались автоматически, когда Дюшка приходил к деду в гости. Деду платили круглые суммы за каждую минуту съемок, – выгодная сделка! Славик использовал свалившуюся на него удачу по полной программе. Нашел способ сблизиться с внуком, зазывал к себе почаще приходить, заваливал подарочками, хвалил за каждый пук и хрюк. А иногда даже уезжал в Моксву по несуществующим «важным» делам, зная, что внук любит бывать в его доме один. Кстати, свой огромный дом он выкупил как раз на деньги, полученные за съемки внука.

В НП-2, обычно тихом и спокойном полуподвальном помещении площадью не более сорока квадратных метров, где работали, а чаще резались в мутомино три младших научных сотрудника, сейчас было людно и шумно. То есть мутантно и шумно.

Восемь секретных сосисочников толпились возле центрального экрана, возбужденно обсуждая происходящее и периодически хихикая. Девятый сосисочник стоял поодаль, в тени стойки с устаревшим, но еще не списанным оборудованием.

– День добрый, – поздоровался Лап.

Все восемь уткнувшихся в экран сослуживцев его дружно не услышали и вообще не заметили. Девятый – им оказался ангел-наблюдатель Дмитрий Чахлык – отплыл на шаг от стойки и приветственно кивнул.

– Объект Клю, возможно, мутирует, – произнес Лап, протягивая ангелу ленту.

Ангел молча взял распечатку. Лицо его было невозмутимо. «Ненавижу ангелов!» – подумал Лап и протиснулся к экрану.

Объект Клю развлекался в 13 D-реалитикамере. И в этом не было бы ничего интересного, но развлекался он не один, а с объектом Плю. Подростки шли по виртуальной реальности, взявшись за руки.

– Опаньки! – обалдел Лап. – Я думал, они уроки хрюкают, а тут…

– А тут любовь по полной программе! – сказал сосисочник, стоящий слева, у пульта управления.

– Пока не по полной! – пробасил его коллега, восседающий в центре, на ящике с охладителями. – Они даже не целовались еще.

По правилам техники безопасности на ящиках с охладителями сидеть запрещалось, но уж очень они были удобные. Правила в СОСИСке нарушали на каждом шагу.

– Ничё, мы подожде-ом… – выдал кто-то справа.

Все заржали. Игорю Лапундровичу отчего-то стало неприятно. «Надо было три таблетки выпить!» подумал он, а вслух произнес:

– Странно как-то. Я только что проверял эмоции объекта Клю. Они ненормально низкие. Как такое может быть, если у них любовь? Это запись, что ли?

– Не, это сейчас, в реальном времени, – ответил стоящий у пульта. – Просто браслетка с анализатором уже с полчаса не на Клю, а на Плю.

– А-а-а, вот оно что…

Лап присмотрелся, но браслетов не разглядел. Зато на одном из вспомогательных экранов заметил некое подозрительное шевеление виртуальных кустиков. Словно в них кто-то прятался. Лапу стало совсем муторно. Он выбрался из толпы научных сотрудников и тут внезапно почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Взгляд ангела.

– Вы правы, – не разжимая губ, произнес ангел Дима. – Там, в кустиках, действительно кто-то прячется. И этот кто-то – я.

– Вы??? – удивился Лап. – Но вы же тут торчите!

– Я и тут и там, – возразил ангел. – Впрочем, не важно.

Один из сотрудников оторвался от экрана, обернулся:

– Лап, ты это нам? А, наблюдателю…

– Они меня не слышат, – пояснил ангел. – Я говорю непосредственно в ваш мозг. Попробуйте отвечать мне таким же образом… У вас должно получиться.

Лап хотел было попробовать, но внезапно вспомнил о том, как сильно ненавидит ангелов, и о том, как подтасовал факты в одной статье и в другой тоже, и как спер, то есть списал, пару ценных приборов, которые удалось выгодно обменять на… Вспомнил все это как-то одновременно и путано, вспыхнул, разозлился, остыл. Молча выхватил из черных ангельских рук ленту с данными и стремительно вышел.

Пить третью таблетку было бы глупостью. Нельзя злоупотреблять эмоцилизаторами. Тогда Лапундрович поднялся в кафетерий, решив сделать небольшой перерыв, выпить чаю и успокоиться.

В кафешке важно скучал изящный черноусый мутант Джереми – «вычислитель» из первого ЦОДа (в Центр Обработки Данных номер один попадали самые элитные секретные программеры). Вычислители ЦОДа-1 отвечали за сохранность объекта Клю. Надо отдать им должное, они делали свое дело хорошо: Клю по сей день был жив.

Тринадцать с половиной лет Джереми и его коллеги самым тщательным образом оберегали Дюшку Клюшкина от переживаний. Вообще говоря, согласно генеральному плану исследования «объекта Клю», Дюшку и дальше собирались от всего оберегать. Ведь, как вы уже знаете, Дюшка был самой большой ценностью-драгоценностью для многих, очень многих людей. Простите, мутантов. Случись что с Клюшкиным – и весь институт мог в одночасье остаться без работы, а человечество – без надежды на светлое будущее. Поэтому дом Дюшки сразу после его рождения был оснащен кучей скрытых видеокамер, специальной системой противопожарной безопасности, защитными антирадиационными экранами и так далее. И занимался всем этим именно СОСИСочный ЦОД-1. Вот так.

Дюшкины родители, получив крупную денежную премию от государства, по просьбе ЦОДа же, родили еще двух детей. Но сестренки-близняшки оказались самыми обыкновенными мутантками. Сотрудники ЦОДа несколько разочаровались, но продолжили вместе с остальными сосисочниками внимательно наблюдать за всем семейством Клюшкных.

Дюшкина мама была «первой» мутанткой, она умела переживать и частенько по вечерам – после того, как почистит зубы, и перед тем, как лечь спать, – очень переживала за своего сына. Несколько раз Дюшка ловил ее тревожные взгляды (это бесстрастно фиксировали видеокамеры) и напрягался (а это фиксировали специальные датчики, встроенные в Дюшку). После одного из таких сигналов Дюшкиной маме порекомендовали полностью перестать переживать, а вместо этого почаще бывать с сыном на свежем воздухе. Свежий воздух подвозили на задний двор дома Клюшкиных в огромных контейнерах.

Дюшка ничего не знал ни о датчиках, ни о камерах, ни о том, что его жизнь сразу после рождения была застрахована государством на сумму, сравнимую с годовым бюджетом страны. Тем не менее, не имея никаких дополнительных рецепторов и способностей, он чувствовал, что его оберегают. Но Дюшка верил, что его оберегает ангел-хранитель, о котором когда-то давно, когда он был еще совсем маленьким, рассказала ему бабушка Вероника. Он вообще очень долго верил во все сказки, переживал за Мальчика-с-зубик и Оранжевую Шапочку и очень бурно на все реагировал.

Однажды сотрудники СОСИСки решились на смелый эксперимент: с помощью бабы Ники мальчику попробовали рассказать кусочек реальной истории в неприкрашенном виде. Тему выбрали самую нейтральную – Новый год. Эксперимент пришлось прервать в самом начале: мальчик расплакался на первой минуте, его пульс подскочил на сто два с половиной процента, а с некоторыми ферментами вообще стало твориться что-то непонятное. После случая с елочкой Дюшку стали охранять с удвоенным вниманием.

Несколько лет все было в порядке. Однако в последнее время датчики опять стало зашкаливать. Ребенок, то есть, простите, уже подросток, переживал, но причины его переживаний ученые вот так с ходу понять не могли. В принципе, они запросто могли просканировать Дюшкины мысли, – даже мама Вени Бесова сделала бы это без всяких приборов, – но сканировать мысли немутантов было строжайше запрещено. Дело в том, что после такого сканирования немутанты спонтанно мутировали (по крайней мере, теоретически), а рисковать последним экземпляром исследователи не могли.

Однажды по секрету от родителей в Дюшку вшили обычный микрофон. Вернее, даже не вшили, а в зуб вставили. Вместе с пломбой. Но на второй же день Дюшкин папа заподозрил неладное. Он обратился к своему адвокату, адвокат – к независимому эксперту, эксперт – к представителю комитета по нарушению прав мутантов… Назревающий международный скандал тогда еле замяли, микрофон немедленно вытащили, а Клюшкиных в знак примирения наградили семейным туром «Марс – это и в наши дни еще круто!».

Постепенно ученым стало ясно, кто является причиной Дюшкиных переживаний. Варю Воронину немедленно взяли на карандаш, окрестили объектом Плю и… и просчитали вероятность того, что девушка может влюбиться всерьез, зашкалить и исчезнуть.

Просчитывал эту вероятность как раз Джереми, поглощающий сейчас бутерброды в кафетерии СОСИСки.

– Привет, Джереми! – сказал Лап.

– Угу.

– Отдыхаешь?

– Угу.

– А Клю и Плю, между прочим, в визоре гуляют…

– Угу.

«Он хуже ангела! С ним невозможно спокойно разговаривать!» – с тоской подумал Лап.

– Да знаю я уже, – зевнул Джереми. – У меня во… И он мотнул головой, указывая направление. Лап с удивлением обнаружил в воздухе за своей спиной проекцию изображения. Призрачные Клю и Плю все еще шли, взявшись за руки.

– Но’-техно’, – похвастался Джереми.

– Что?

– Новая технология.

Лап одобрительно кивнул.

– Жалко только, что камеры не везде установлены, – посетовал Джереми. – За парнем надо круглосуточно наблюдать. Ежесекундно. А он, зараза, то в туалет зайдет, то браслетку снимет…

– Да, это проблема, – согласился Лап. – Сколько ему там месяцев осталось гулять?

– До апреля, – ответил Джереми. – У него в апреле день рождения. Ну, мы его сразу и…

Глава 7 Маленькое шоколадное шоу

«Двое шли не оборачиваясь. Двое наблюдали за ними, притаившись в кустах. Кусты были ненастоящие. Те, которые шли, были мутангелами. Первого звали Мебби. У него из правой руки тянулась солотая нить.

Второго звали Клейн. У него из руки тянулась зеленая нить…»

– Дюшка, ты как хочешь, но, по-моему, это какая-то чушь. Не, я понимаю, что это старался твой дед, но писатель из него никакой. – Венька Бесов с сожалением пожал плечами, протягивая Клюшкину пачку листов с редакторскими правками красным фломастером по всему тексту.

Дюшка хотел сказать, что Варе, между прочим, понравилось. Но вместо этого произнес:

– Между прочим, у него четыре книги уже вышли.

Клюшка распечатку не взял, Бесу пришлось сунуть ее в свою сумку, не выбрасывать же на тротуар. Хотя вон урна, у входа в развлекатель. Ладно, поздно. Хорошо, что не выбросил. Дюшка – человек, а человеки, хоть это и супер-пупер круто, могут обижаться хлеще первых.

– Между прочим, к деду недавно корреспондентка приходила, интервью брала.

– Ого, корреспондентка? Из Моксвы специально приезжала? – В голосе Беса наконец появилась нотка уважения.

– Ну, не совсем приезжала… – замялся Дюшка. – Звонила. Но обещала приехать.

– А-а-а…

Ребята прошли первый зал развлекательного центра, встали на платформу, поднимающую посетителей наверх. Пол платформы был мягче, чем тротуар, только без подогрева.

– Слушай, а у него реально уже четыре книги вышли?

– Ага.

– Чего ж ты раньше не хвастался? Мне фантастика нравится, мог бы и притащить, что ли…

– Ну, у него не совсем фантастика… – Дюшка опять замялся.

– Детективы?

Платформа остановилась и, как только мальчишки спрыгнули на твердую поверхность верхнего этажа, ухнула вниз за следующими пассажирами.

– Не, не детективы. – Дюшке не хотелось признаваться в том, что все четыре книги деда – не художественная литература, а скромные брошюры с кучами каких-то таблиц и фактов, способные заинтересовать разве что узкий круг специалистов. – Да зачем они тебе, если тебе и эта, новая, которая фантастика, не понравилась?

– Мне не то чтобы не понравилась, но вот чтоб с первой строчки захватило – нет, – пояснил Бес. – И потом, там ошибок полно.

– Ошибок? Которые красным исправлены? Но их не так много, я не думал, что они тебе помешают…

– Которые красным – не мешают. Других много. Ну, например, нить у этого Мебби – золотая, а написано – «солотая».

– Это не ошибка! Там дальше объясняется, что такое солото.

– Ну, а мутангелы?

– А в них тебе что не нравится?

– Ну, не знаю. Дико как-то. Есть ангелы. Есть мутанты. Это понятно. А тут – какие-то мутангелы. Так не бывает.

– Ха-ха, ангелы есть, а мутангелы – ему дико! И где это ты ангелов видел? Их, между прочим, тоже в природе не существует. Или ты веришь во всякую чушь?

Бес прикусил язык.

– Даже странно, что ты любишь фантастику, а простых вещей не можешь себе представить, – продолжал Дюшка. – Ты же сам – супермутант, даже сквозь стены сигаешь!

– Клюшка, тише, ты что! – Бес быстро огляделся по сторонам. – Я же тебя просил, никому…

– Да тут и нет никого.

Они, действительно, находились довольно далеко от других посетителей развлекалки.

– Все равно. Сейчас в кафешку зайдем.

– Там я не буду.

– Тут тоже не стоит.

– Невидимых ангелов боишься? – фыркнул Дюшка. – Ну да, они услышат, щазз! И прилетят на помощь.

– А вдруг! – подмигнул Бес.

Дюшка засмеялся:

– Знаешь, я, когда маленький был, в ангелов верил еще больше, чем в Деда Мороза. Просил: сделайте меня третьим, сделайте меня третьим! Пусть я стану мутантом третьего класса, чтобы и летать, и под водой дышать, и мысли читать…

– Не все тройки летают, и жабры не у всех, – возразил Бес. – А мысли, вон, моя мама преотлично сканирует, а она – обычная двойка.

– А ты, кстати, летать умеешь?

– Дюшка, ты обещал заткнуться! – взвыл Бес. – Мы уже пришли.

– Ладно, ладно, все, молчу, – вздохнул Дюшка. – Буду нем как рыба!

Они вошли в ресторанчик. К ним немедленно приблизилось миловидное лысое создание в фирменном фартучке:

– Добро пожаловать! Зал для пурящих – направо, для коренящихся – налево, все остальные расположе…

– Как рыба! – повторил Дюшка.

– Что, простите? – переспросила лысая. – Вы питаетесь, как рыба? Вам нужен бассейн для кожного питания? Простите, но для третьих мутантов-особяков у нас нет отдельного зала.

– Мы – первые, разве не видно? – гордо произнес Бес, отстраняя девушку в сторону. – Интересуемся, есть ли у вас натуральное рыбное меню. Пошли, Андрей!

– Ох, простите! Есть и натуральное! – Девушка засеменила следом. – Простите, простите! Вы меня не лайкнете?

Бес сделал вид, что не расслышал. Дюшка обернулся, лайкнул.

На Земле-11 за лайки продавцам, официантам и консультантам начисляют небольшие премиальные. Чем больше народу прикоснулось своей браслеткой с муто (идентификационным мутосигналом) к особой метке на рукаве консультанта, тем больше ему будет счастья в материальном эквиваленте. Лайки, впрочем, не отменяют чаевых, которые на Земле-11 также распространены.

Столик мальчишкам достался удобный, у парапета. Без вида на город, зато с обзором нескольких нижних этажей центра, который пока еще не заполнился народом. До конца рабочего дня оставалось несколько часов, а стайки школьников и студентов все это пространство занять не могли, все-таки небольшой научный городок – это вам не столица.

– А ты в детстве в ангелов верил? – спросил Дюшка.

– Ымм? В детстве все верят. – Бес уже внимательно изучал меню.

– А в Мороза?

– Ы-гым.

– А чё ты у них просил?

Бес не ответил. Дюшка вздохнул и тоже уткнулся в меню. Пролистав несколько страниц и убедившись в том, что натуральных блюд, которые ему можно кушать, всего пять, Клюшкин скривился. «Опять придется лопать рыбу и пить дурацкий лимонад, чтоб его!» – подумал он и стал наблюдать за покупателями на других этажах.

– Ты уже определился?

– Ага, вон.

– Форелька, пончик и лимонад? – Бес глянул на табло, которое уже высветило заказ. – Ну, ты консерватор!

Дюшка сжал кулаки и проскрежетал:

– Вот доберусь до биореактора – перестану быть консерватором!

– А, ясно. Слышь, ты извини, я как-то всю дорогу забываю, что ты человек.

– Проехали…

Дюшка опять стал смотреть вниз, а Бес принялся тыкать в табло.

– Смотри, ворона! – вдруг сказал Бес.

– Под каким соусом? – Клюшкин заглянул в меню, но никаких ворон там не увидел.

– Ха-ха, не тут, там! Второй этаж, вон, ну вон же!

Варя Воронина стояла спиной к ребятам и рассматривала что-то в витрине ювелирного магазинчика.

– Ворона под соусом! Ха-ха! Сейчас я ее порадую…

– Бес, не на…

Но Бес уже развернул экран браслетки. Дюшка видел, как Варя оторвалась от витрины и тоже развернула экран.

– Я ей и твою фотку отправил! – похвастался Бес. – Гляди, какая у тебя забавная морденция! Поймал, как раз когда ты говорил «не на…».

Дюшка хотел было разозлиться всерьез, но еще раз глянул вниз и передумал. Варя хохотала, глядя в экран. Потом изящным движением руки откинула волосы назад, посмотрела на Дюшку и приветливо помахала ему. Ну, не только ему, конечно, Бес тоже высунулся.

– «Сейчас поднимусь!» – прочел Бес и добавил: – Обо мне не проговорись!

– А ты – обо мне!

– О тебе? Ты о чем?

– Ну, о биореакторе. И о моих планах.

– Пф! Мог бы и не предупреждать!

– Я на всякий пожарный.

Варя вплыла в зал торжественно, как королева. Настоящих королев на Земле-11 уже несколько столетий не было, и как они ходили, никто точно знать не мог. Но в фильмах всякие принцессы-императрицы двигались так, как сейчас вошла Воронина: шея вытянута, взгляд свысока, клюв по ветру.

– Привет, Дюшка! Здравствуй, Вениамин!

– Привет еще раз, в школе вроде виделись.

– В школе не считается!

Бес встал, галантно пропуская даму: диванчики были на двоих, широкие и тяжелые, их не отодвинешь, как стул или кресло. Варя коротко кивнула и села так же торжественно, как шла. Подвинулась ближе к перилам. Теперь она оказалась прямо напротив Дюшки. Фух.

– Заметь, Клюшка, – сказал Бес, – как тебе, так «Привет, Дюшка». А как мне – так «Вениамин». Хотя ты ее обозвал вороной под соусом, а я пригласил в нашу компанию.

Клюшкин вспыхнул, смутился и с радостью схватился за стакан с лимонадом, который принесли очень кстати. Бес и Варя принялись чирикать ни о чем, о разных глупостях. Дюшка тупо пил лимонад, посматривая то вправо, на куб-светильник на соседнем столике, то влево, на нижние этажи. Время шло, заказ все не приносили. «Жалко, что эта прогулка в визоре получилась такая глупая…» – думал Дюшка.

«Нет, я его не люблю, не люблю ни капельки! – думала Варя. – Еще чего – влюбиться и исчезнуть! Ну, нетушки! Он не в моем вкусе. И толстый. Не, не толстый, но рыжий. И вообще, я никак не могу влюбиться по-настоящему, такое один раз на миллион случается. Это явно не мой случай… Интересно, а он сейчас на меня смотрит?»

Дюшка изучал потолок и задумчиво жевал соломинку.

– Вот, и тут на сто седьмом левеле – бабац! – такой треш! – продолжал Бес. – Все, думаю, конец. И вдруг…

«Жалко, что я не люблю играть, – думал Дюшка. – Самая подходящая тема для разговора с девчонками. Вон как она его слушает, вопросы задает…Интересно, а на меня она хоть раз посмотрит?» И Дюшка опять решительно перевел взгляд на кубический светильник.

– А почему ты силу единонога не использовал? – поинтересовалась Варя.

– Так до нее же бежать надо, до подземелья! И потом…

Тут принесли тощий пончик Дюшке и кучу вкусняшек для Беса.

– Рыба будет готова чуть позже, – извинился официант. – Натурпродукт, сами понимаете… А даму я сейчас обслужу, полминуты.

Клюшкин оттолкнул тарелку с пончиком и сглотнул слюну: принесенная Бесу печень черепаховых кротиков, политая мягким флуоресцирующим соусом, источала такой восхитительный аромат, что…

– Хочешь попробовать? – предложил Бес.

– Мне нельзя, – вздохнул Дюшка.

А Варя одновременно с ним произнесла:

– Ну, давай одну штучку.

Бес галантно переложил на Варину тарелку несколько сияющих кусочков, а Дюшке сказал:

– Да я тебе и не предлагаю, что я, дурак, что ли!

«Если он сейчас при ней вспомнит о том, что я человек, я его убью!» – решил Дюшка.

– Мы знаем, что тебе трансгены нельзя, ты же человек! – бесхитростно улыбнулась Варя и посмотрела на Клюшкина.

А Дюшка посмотрел на нее. И тут же опустил взгляд. Сердце выпрыгивало из груди, и он не мог понять отчего: то ли от злости, то ли от любви, то ли от всего одновременно.

– Держи еще, мне все равно столько не слопать! – сказал Бес, поднимая блюдо с кротиковыми печенками.

– Не надо! – Варя коснулась блюда, отодвигая его и продолжая глядеть на Дюшку. – Я не хочу больше, правда…

– Хочешь, хочешь! – Бес перехватил ее ладонь.

– Ах, так, с позиции силы, значит?!

«Они веселятся, а я тут, как дурак, с этим пончиком! – подумал Дюшка. – Уйти, что ли…» И опять поднял глаза на Варю.

Варя смеялась, отпихивала тарелку с кротиками и смотрела… по-прежнему смотрела на Дюшку. Бес все еще держал ее за руку и не уступал. А Варя улыбалась, и улыбалась совсем не Бесу! Дюшка тоже расплылся в улыбке и вдруг почувствовал себя таким счастливым, просто дальше некуда! А Варя… Варю опять обдало волной того самого непонятного ощущения, как тогда, на улице. «Он рыжий! Он толстый! Он человек, его скоро на опыты! Бес лучше!!! Нет! Нет, не влюблюсь!» Но волна все усиливалась, ее было не остановить.

– Ваш заказ! Шоколадные катышки под куполом, копытце Мировинга, коктейль ведьмы Нири… – Официант наклонился, расставляя на столе новые блюда.

«Какой же он ры-ы-жий! Уи-и!»

Вообще-то не такой уж Дюшка и рыжий. Так, немного совсем. Это просто свет так падает.

Высокий купол над шоколадными катышками скрыл Варю от Дюшки. А когда официант ловко, как фокусник, сдернул купол, описав им полукруг над головами клиентов, Клюшкин ахнул: Вари напротив не было.

Шоколадные катышки, лишенные купола, под которым был специальный ванильный газ, недовольно зашипели и стали набухать от воздуха, разворачиваясь розочками. Некоторые лепестки розочек взлетели в воздух и плавно опустились обратно на блюдо.

– Вам понравилось наше маленькое шоколадное шоу? – поинтересовался официант.

– Где Варя? – спросил, бледнея, Дюшка.

Бес вдруг тоже побледнел. На него это было совершенно не похоже.

– Я не знаю… – прошептал он.

На самом деле Венька Бесов врал: он не сомневался, что только что убил свою одноклассницу Воронину. Убил не полностью, поскольку его правая рука все еще сжимала Варино запястье, точнее, запястье и ладонь. Только они теперь стали невидимы, вместе с пальцами, браслеткой и всей остальной Варей. «И как же это я? Всё, теперь мне конец! – подумал супермутант. – И как же это я, а? Я ж только испепелять могу, но пепла тут нет. Еще могу до инфаркта довести, но тогда тело бы осталось. Что же я натворил? И как? Как же я? Ну, суслик!»

Официант аккуратно складывал купол. Дюшка заглянул под стол, потом вскочил, покрутил головой по сторонам.

– С нами была девушка, – сказал Дюшка, – вы не видели, куда она делась?

Официант с сожалением покачал головой:

– Простите, я не слежу за посетителями. Мое дело – блюда. Вам понравилось, как раскрылись шоколадные розы?

– Послушайте, но она была тут, только что! Такая красивая, с клювом, вот тут сидела. Вы же для нее шоу устраивали! Вы не могли не заметить!!!

Официант вздохнул, понял, что дополнительных лайков не дождется, и слинял.

– Бес!

– А?

– Ты же взял ее за руку!

Бес сообразил, что его пальцы все еще находятся в странном состоянии, словно держат что-то. Да это так и было на самом деле. «Надо отпустить! – подумал он. – Разжать пальцы. А вдруг тогда тут появится труп? Что делать? Что же делать???» Бес спрятал руку под стол и пожал плечами:

– Я ее отпустил и… Кажется, она ушла.

– Куда?

– Ну… Э-э-э… Может, в туалет?

– Но как?! Тебе пришлось бы встать, чтобы ее пропустить. Но ты не вставал!

– Э-э-э… Ну… Может, она через спинку перепрыгнула?

Дюшка еще раз нервно оглянулся. Мутантов в зале было не очень много. Три парочки, таких спрашивать бесполезно. Две компании. Тоже вряд ли помогут. А вон за тем столиком мужчина. Один. Не уткнувшийся ни в экран, ни в книгу. Наверное, он кого-то ждет. Мог смотреть по сторонам и обратить внимание. Надо подойти, спросить.

– Да ладно, чего ты психуешь? – как можно более безразличным тоном сказал Бес. – Ушла и ушла. Может, клюв подкрасит и вернется. А может, на меня обиделась и с концами умотала. Тогда нам больше достанется. Ты что, всерьез в нее втюрился?

«Она не красит клюв», – подумал Дюшка и сел:

– С чего ей на тебя обижаться?

– Как с чего? Вон… – Бес указал подбородком на Варькину тарелку, на которой красовалась горка все еще сияющих кротиков.

– Да ну, из-за такой ерунды…

Уверенности в Дюшкином голосе не было, поэтому Бес осмелел:

– А то! Она же девчонка! К тому же двойка. А двойки тоже обижаться умеют. И вести себя неадекватно. Вот скажи честно, ты никаких за ней странностей раньше не замечал?

Дюшка замечал.

– Она никогда телефонный разговор просто так не обрывала?

Обрывала. Дюшка вновь кивнул.

– Вот видишь, – обрадовался Бес. – А теперь дошло до такого вот финта. Ушла, не попрощавшись!

Дюшка хотел сказать, что с Варей уже на днях такое было: сама его в щечку клюнула, удрала, а потом дулась и обзывала трусом. И когда они хрюкали у деда, тоже было что-то не то. Но Клюшкин смолчал. Чтобы не вдаваться в подробности.

– Бабы – они все такие, – продолжал между тем Бес, цепляя двузубой вилкой шоколадную розочку. – Вот вырастешь, женишься, а она – вьють! – хлопнет дверью, и нет, как не было! Ни за что не женюсь!

– Я тоже, – согласился Дюшка.

Мужчина, у которого Дюшка собирался спросить о Варе, внезапно встал с места и прошелся по залу. Подошел к парапету, глянул вниз. Вернулся за свой столик, кликнул браслеткой.

– Вон, еще одного кинули! – хмыкнул Бес.

Дюшка скосил глаза на кинутого. Вид у мужчины был озадаченный.

– Кстати, вкусная розочка, – сыто облизываясь, сказал Бес. – Варька дурында. Сразу оплатила заказ. Кто ж так делает? Реально жалко, что тебе нельзя. Тем более на халяву.

– А я возьму и съем!

Дюшка не стал церемониться, схватил розу прямо пальцами и отправил в рот. Бесу бы его остановить, но как, если левая рука занята вилкой, а правая все еще держит Варину ладошку?

– Эй, погоди! Сначала до реактора доберись!

Но Клюшкин только отмахнулся и сожрал вторую розочку. Пусть этой Варьке будет хуже, раз она такая обидчивая!

– Фа нифево фо мной не фудет! – Дюшка прожевал, сглотнул и добавил: – Мне бы только до дому дойти, а там адсорбент выпить. Выживу. Я уже сто раз так делал.

«Мне бы тоже только до дому дойти, чтобы разжать руку!» – подумал Бес.

А нервный мужчина, которого, судя по всему, кинула девушка, послал срочное и странное сообщение в СУМАСОЙТИ: «Срочно ускорьте работу над Варей-2 и Варей-3! По возможности привлеките ангелов».

Глава 8 Варя-2 и рыжий Тафанаил

Когда Варя все-таки полностью исчезла (а сосисочники, с подсказки ангелов, были в курсе того, что это произойдет неизбежно), ее смерть решили от всех скрыть. Потратили на эту операцию почти полмиллиарда – столько стоило срочное создание натуральной Вариной копии, способной не только работать по радиокомандам, но и принимать автономные решения на случай всяких неожиданностей. Вопрос о создании робота-копии уже неоднократно поднимался ранее, так что, когда возникла необходимость, почва оказалась подготовленной. Кое-кто из руководства начал было вяло протестовать, но быстро заткнулся.

На внедрении Вариной копии настоял директор Института Биофизики и одновременно заведующий отделом СОСИСки господин Казбеков. «Мы имеем дело с крайне нестандартной ситуацией, – категорично заявил директор. – В целях защиты наших национальных интересов в лице единственного представителя вымирающего человечества…» (Вообще-то директор произнес очень длинную и умную речь, но, поскольку она была совершенно секретная, мы, пожалуй, лучше сделаем вид, что ее вообще не было.)

С Вариными родителями была проведена соответствующая беседа. Им сказали, что они по праву могут гордиться своей дочерью: мутантов, способных влюбиться по-настоящему, родилось не больше дюжины за всю историю человечества.

Варю-2 собирали в Кит-Тае. Внутри она была сделана так же, как остальные биороботы, а нос, глаза, волосы и прочие детали выращивали по спецзаказу. На это ушло целых восемь дней. Отдельно занимались мозговым чипом. Большие сложности неожиданно возникли с голосовыми связками. Вроде бы все сделали, как надо, а включаешь – голос не Варин! Настоящая Варя отлично пела, ее пение просто брало за душу. Биоробот Варя-2 фальшивила реже, но ее пение могло взять за душу только мутантов с полным отсутствием души.

Диди. Вопрос существования души, кстати, ангелами пока не решен. Так же, как и мутантами.

Наконец все было налажено, и огромный ящик с двумя экземплярами готовой продукции полетел в СУМАСОЙТИ. Теперь за дело взялись программисты и психологи-имитаторы. Варю-2 нужно было научить «правильно» улыбаться, определенным образом наклонять голову, не забывать покусывать ногти, когда нервничает, и так далее. Ровно через двадцать дней Варя-2 в первый раз пошла в школу.

Центр управления Варей-2 расположился в гараже, за домом. Гараж переоборудовали таким образом, что в нем постоянно могли находиться двое дежурных, которые работали посменно, сутки через трое. Один из дежурных должен был быть опытным психологом, второй – инженером по биомикропроцессорной технике. Это обеспечивало идеальную работу Вари-2. В углу гаража, в контейнере, хранилась запасная Варя-3, а на нескольких экранах можно было постоянно наблюдать за всем, что происходило вокруг действующей копии, где бы она ни находилась.

Пока работа над Варей-2 шла полным ходом, Варина мама сообщала всем, что дочь болеет.

Дюшка очень переживал болезнь Вари – она проболела почти три недели. Сначала он пытался ей звонить, но Варя упорно не отвечала. Потом он послал ей несколько сообщений. «Привет! Ты на нас с Бесом обиделась?» – «Нет! Я просто болею!» – «Выйди хоть в чат», – «Ну, потом лучше поболтаем! Пока!» – вот и вся переписка. В середине второй недели Клюшкин не выдержал, купил шоколадку и отправился к Ворониным в гости. Дверь открыла Варина мама. У мамы был странный вид, и она почему-то не пустила мальчика в дом, хотя у ее дочери была всего-навсего обычная ангина. Шоколадку взяла. От Вари вечером пришло два слова: «Спасибо! Вкусно!»

– Все-таки она на тебя обиделась! – с укоризной сказал Дюшка Бесу.

Бес подумал-подумал: рассказать ли Дюшке о том, как он считал, что убил ее, как не выпускал невидимую руку и что за странные приключения случились с ним тем вечером, после кафе. Но решил не рассказывать. Ведь Варя выжила, значит, все его ощущения и видения были простым наваждением. А о таких вещах лучше никому-никому-никому ни словечка.

– Обиделась – пусть холодной водички выпьет! – фыркнул Бес.

Дюшка понял, что хоть Бесов и его лучший друг, но… И продолжил переживать разлуку с Ворониной в гордом одиночестве. «Ничего, вот выздоровеет, начну с ней оперхрюком заниматься, и все наладится!» – рассчитывал Дюшка.

Но когда Варя наконец пришла в школу, оказалось, что она неожиданно подтянулась по хрюканью и заниматься с ней дополнительно нет никакой необходимости. В первый же день после уроков Воронина зачем-то понадобилась завучу, и Дюшка так ее и не дождался, во второй – упорхнула гулять с подружками. На третий день Клюшкин решительно подошел к ее парте и взял сумку.

– Я тебя провожу, – сказал Дюшка, и дежурный психолог в гараже покрылся холодным потом.

Они шли, и Варя всю дорогу болтала о том, как она скучно болела и как ее двоюродная тетя, которая сейчас готовит новую телепередачу, встретилась с одним дяденькой, который может опустить палец в жидкий азот и ничего с ним не будет. Что-то было не так. Совсем не так. Дюшка рассеянно слушал историю про незнакомого дяденьку и собирался с духом, чтобы невзначай коснуться Вариной руки и чтобы повторилось такое, как тогда, на улице, в луже. Пытался поймать ее взгляд, чтобы повторилось такое, как тогда, в кафе. Но на улицах было слишком людно. Руки Варя держала в карманах, а смотрела только под ноги и по сторонам. По аллейке, на которой они остановились в прошлый раз, прогуливались, взявшись за ветви, как за руки, молоденькие березки. Лохматый, жизнерадостный покусодонт с лаем носился за силиконовыми городскими синичками, которых городские власти еще не успели сменить на зимних снегирей.

– Ну, давай ранец!

Оказывается, они уже пришли.

– Можно я войду? – вдруг решился Дюшка.

Дежурный психолог из СУМАСОЙТИ лихорадочно соображал, что ему делать. Даже покрылся от волнения мелкой фиолетовой крапинкой. Варя, соответственно, молчала.

– Мы же решили, что будем дружить еще полгода, пока меня не заберут на опыты, – сказал Дюшка.

…Всю следующую неделю ученый совет института пытался выяснить, откуда немутанту Клюшкину стало известно о том, что над ним собираются ставить опыты. А немутант Клюшкин мучительно пытался найти ответ на вопрос: почему портрет Вари Ворониной, стоящий на ее любимом розовом рояле в гостиной, помещен в готичную черную рамку с траурным бархатным бантиком?

Итак, идея с созданием Вари-2 не принадлежала Лапу. Более того, он был даже против такого обмана. Настоял на внедрении копии господин Казбеков. Лап вынужден был уступить.

Прообразом Вари-2 была анериканская установка Хелен, созданная под руководством знаменитого ученого Фредерико Менса еще тогда, когда Лап был совсем маленьким. С тех пор Менс создал около тысячи Хелен, Марий, Майков и прочих механических человеческих кукол для самых разных целей. И вот теперь лично занимался Варей. Фредерико Менс был крутым мутантом третьего порядка. Ему было около двухсот лет, он отлично себя чувствовал, мог жить в серной кислоте, есть живьем жареную картошку и взлетать с весом более двадцати тонн – большая редкость даже для мутантов-«троечников». Чтобы не шокировать народ своей экзотической внешностью, Фредерико Менс постоянно носил невообразимый парик, прикрывал шарфом жабры и вообще старался как можно меньше появляться на публике.

Мутантов мало чем можно было шокировать, но все-таки. Три четверти населения Земли-11 были вполне похожи на обычных людей. Клюв, как у Вари, или корешочки на ступнях, как у бабы Ники, никого не смущали и даже порой были предметом зависти. Но Фредди Менс был уродом с ужасной жабьей кожей, а это совсем другое дело…

Целью своей жизни – возможно, бесконечной жизни, так как Менс никогда не болел, а все его органы были способны достаточно быстро регенерироваться, – Фредерико считал восстановление немутантной человеческой популяции на планете.

– Тогда я смогу спокойно умереть! – шутил он, а на вопрос, как же он это сделает (в смысле, как он умрет, потому что в возможность восстановления популяции немутантов никто уже давно не верил), Менс беззаботно отвечал: – Не беда, что-нибудь придумаю! – и отправлялся купаться в серной кислоте для улучшения пищеварения.

Запустив Варю-2 и тщательно проследив за поведением своего детища в течение первых двух дней, Менс временно успокоился. Варя была лучшей его работой: даже директор школы, суперчувствительная мутантка третьего порядка госпожа Кренгольд поняла, что перед ней кукла, только на третьей минуте общения со своей ученицей. Можно было не сомневаться в том, что Дюшка, не обладающий абсолютно никакими сверхъестественными способностями, подвоха не почувствует. Поэтому, когда научный сотрудник Лап прислал ему сообщение об опасности, Менс этому сообщению попросту не поверил. А зря.

Раньше, пока никаких тайн у Дюшки не было и в Воронину он не влюблялся, за последним человеком можно было в принципе следить и с помощью стандартного набора шпионских датчиков здоровья. Но теперь… Объект Клю все чаще снимал браслетку, поскольку индикатор начинал краснеть и верещать, упорно выбрасывал в унитаз таблетки, плохо спал, чаще плакал, бродил бесцельно вне зон с камерами наблюдения. Раньше Клю делился своими переживаниями с плюшевым мишкой, и эти разговоры благополучно записывались. Но теперь мишка пылился на полке между таким же забытым кубком за победу в оперхрюке и грудой детских энциклопедий, а последний на планете человек переживал молча. У сосисочников наступили напряженные времена. Многим пришлось отменить предновогодние отпуска.

Через две недели после запуска Вари-2 было решено, что у Дюшки должен срочно появиться новый друг. С микрофоном. После долгих споров выбор пал на Рыжего Тафанаила.

Тафанаила не могли отправить в Дюшкин класс, так как он не ходил в школу. Он совершенно не умел разговаривать, у него были треугольные уши, хвост и типичные лапы вместо рук и ног. При этом при всем Тафанаил не был мутантом ни второго, ни третьего порядков. Он был маленьким рыжим котенком, которого Варя с Дюшкой встретили, возвращаясь из школы. Имени на тот момент у него еще не было, он фигурировал в отчетах как «объект Мяу».

Дюшка и его друзья никогда не видели настоящих котят. Кошки, так же как и собаки, и почти все другие животные, вымерли, давно уступив место представителям Fauna Sapiens. Фауна Сапиенсы были искусственно созданными организмами с хорошо развитыми мозгами. Самыми обыкновенными из них были царапазавры и покусодонты, предками которых как раз и являлись кошки с собаками. Фауна Сапиенсы были забавными, сообразительными, говорящими и ненадоедливыми, но отчего-то не пользовались большой популярностью у населения, особенно по сравнению с домашними роботами. Наверное, потому, что робота можно забыть покормить, его можно отключить на время отпуска или каникул, если уезжаешь, а также сдать в бесплатный гарантийный ремонт в случае чего. А за Фауна Сапиенсами требовался постоянный уход.

– Вау! Какая лапочка! – взвизгнула Варя, чуть не наступив на хвост дрожащему от страха крошечному созданию, которое поместили сюда за десять секунд до появления детей.

– Не может быть! – удивился Дюшка. – Ты уверена, что это лапочка? Лапочка – это такое животное? Странно, что я о нем ничего не слышал. Он похож на…

Дюшка не особенно увлекался биологией, но фильмы о животных, особенно вымерших, очень любил. Поэтому, хотя ни одно из них живьем Дюшке не встречалось, он был почти уверен, что перед ними – обыкновенный древний котенок.

В этот момент оператор в гараже поперхнулся чаем и не отреагировал вовремя. Задержка с получением инструкций (пусть даже из-за чая) была, безусловно, непредвиденным обстоятельством. И установка Варя-2, строго в соответствии с вложенной в нее программой, сработала в автономном режиме: вытянувшись по стойке «смирно», она отрапортовала:

– Животного с названием «лапочка» в природе не существует. Мы столкнулись с детенышем кошки обыкновенной, семейство Доместикус Обыкновенус, Несапиенс и Такдалеес. Это семейство характеризуется удлиненным десятым позвонком нижней черепной коробки, что было открыто с помощью метода лазерной энцефалограммы в одна тысяча…

Тут оператор пришел в себя и отключил аварийный режим.

– Я пошутила. Хи-хи! – Варя кокетливо повела плечиками и пощекотала котенка за ушком. – В черепной коробке позвонков не бывает. Как мы его назовем?

Дюшка нерешительно присел рядом с Варей. За пять лет, которые он проучился вместе с Ворониной, она вот так пошутила впервые. Было похоже на то, что Воронину загипнотизировали. Или, может, что-то сделали с ее памятью? Мудрые датчики зафиксировали тревожную реакцию «объекта Клю», а ассистент Лап в журнале напротив полученных данных коротко записал: «Типичная реакция на первую в жизни встречу с настоящим котенком». Потом он подумал и зачеркнул слово «типичная» – кто его знает, какие могли быть реакции на обыкновенных котят у других обыкновенных людей!

– Давай возьмем котенка с собой! – проворковала Варя. – Будем за ним вместе ухаживать…

Варя взглянула на Клюшкина своими пронзительно-чистыми, совершенно обычными человеческими глазами, и в Дюшке невольно шевельнулось то самое чувство, как тогда, в кафешке. Все его сомнения разом улетучились. «Организм Клю вошел в норму», – удовлетворенно прокомментировал оператор, сидящий «на датчиках».

С котенком отправились домой к Варе. Нашли в компьютере, в разделе «историческая биология, не полностью вымершие виды» все, что касается семейства кошачьих. Узнали, чем это чудо кормить, в чем купать. Они сидели у экрана плечом к плечу, и Дюшке ужасно хотелось потихоньку провести ладонью по Вариным волосам, но они были собраны в большой пучок на затылке. А потом тетя Лена, Варина мама, принесла детям по кружке настоящего какао, которым ее специально для Дюшки снабдили люди из СОСИСки. Мама Вари казалась какой-то грустной, ее клюв – не такой большой и красивый, как у дочери, но тоже ничего, – тоскливо свисал на тонкие, ненакрашенные губы. Но Дюшке было так хорошо, что он не придал этому никакого значения – может, у человека неприятности на работе или еще что.

– Интересно, а разрешат ли мне взять его с собой в институт, на опыты? – проговорил Дюшка, глядя, как забавно носится котенок за бантиком на ниточке, другой конец которой Варя обвязала вокруг своего мизинца.

– Ну-у, почему бы нет? – в тон ответила Варя, тоже не отводя глаз от забавного рыжего комочка.

Как раз сейчас он не рассчитал своих возможностей и, смешно выгнувшись в прыжке, плюхнулся на бок. Между тем ассистент в гараже срочно связался со своим руководителем Джереми: «Можно ли будет объекту Клю взять в институт объект Мяу?» «Я не решаю эти вопросы один, сейчас свяжусь с начальством!» – тут же ответил Джереми.

Котенок поднялся, плюхнулся в противоположную сторону и принялся чухаться.

– А вдруг у него эти… про которых мы только что читали…

– Кто? – не поняла Варя.

– Ну, как их… вши, что ли.

Дюшка подошел к экрану и вернулся на ту страницу, где говорилось о паразитах.

– Да откуда у него вши?

– Как это «откуда»? С улицы. Вот послушай, это из старинного руководства по уходу за кошками. Тут написано… Погоди, что-то найти не могу…

Варя-2 нехотя оторвалась от игры с котенком. Именно нехотя. Эти детали поведения были заложены Фредериком Менсом в программу ее реакций в подобных ситуациях.

– Мы должны тщательно проверить малыша на предмет паразитов! – решительно сказал Дюшка, изучив руководство. – Киса, киса, кисонька, мурлышенька, ну-ка иди к папочке…

И он направился к котенку. Оператор напрягся. Андрей Клюшкин заграбастал умывающегося мурлыку поперек живота и принялся внимательнейшим образом его осматривать. Крошечный, втрое меньше булавочной головки, микрофон был надежно прикреплен к внутреннему краю правого уха несчастного животного. Дюшка тщетно попытался его отковырять ногтем. Котенок ответил на его попытку душераздирающим «мяу».

– Странно, – удивился Дюшка. – Не отдирается. Но это вша, точно.

– Вошь, правильно говорить «вошь», – механически поправила его Варя. (Она вновь работала в автономном режиме, пока дежурный оператор соображал, каким образом избежать провала). – И вообще, кошки скорее могут страдать от блох. В конце двадцатого – начале двадцать первого века на них даже специальные ошейники надевали, пропитанные репеллентом, в качестве которого использовали дихлорметило…

– Откуда ты все это знаешь, я же один читал руководство? – поразился Дюшка.

– Просто знаю – и все, – пожала плечами Варя.

– Странно.

Нет, это надо было пресечь двумя минутами раньше! Ассистент понял, что ему грозит минимум выговор за такое количество допущенных оплошностей. Но, в конце концов, он не виноват! И так торчит тут совершенно один. Его напарнику, видите ли, приспичило срочно, прямо во время дежурства, выяснять отношения со своей девушкой. Как будто несколько часов подождать не мог! Что же делать? А вдруг их обоих за такие дела выгонят из института – и прощай кандидатская диссертация и светлое будущее? Директор института, Тафанаил Казбеков, был мутантом добрым, но оплошностей на работе не прощал никому. Особенно таких серьезных оплошностей. Время шло. Андрей Клюшкин мертвой хваткой вцепился в несчастное кошачье ухо, пытаясь во что бы то ни стало извлечь из него крошечную черную крупинку. Варя-2 тупо глядела в компьютер, и, наверное, это было самое безобидное в создавшейся ситуации. Котенок орал дурным голосом. Через три или четыре секунды «блоха» благополучно оказалась в руках у Дюшки, освобожденный котенок юркнул под диван, а Варя оторвалась от компьютера и устало зевнула. И ассистент, молоденький научный сотрудник, чудом попавший на такое хорошее место, решился. Сплюнул трижды через левое плечо и принялся действовать.

– Смотри, я ее вытащил! – возбужденно сказал Клюшкин, перекатывая на ладони черный шарик с крошечными усиками.

Варя нехотя подошла, поджала губки:

– Фу, какая гадость! Она к тому же мертвая! Выброси ее, пожалуйста, и помой руки.

– Ага. Я ее в раковину смою! – согласился Дюшка и отправился в ванную.

А ассистент дал Варе-2 установку на срочное выдворение объекта Клю из дому. Однако объект Клю выдворяться явно не собирался.

– На завтра еще пять задач по прикладной генетике! – напомнила ему Варя.

– Ну да, – согласился Дюшка, заглядывая под диван в поисках котенка. – А как мы его назовем?

– Не знаю.

Дрожащий от напряжения сотрудник лихорадочно придумывал, как бы ему понезаметнее и поправдоподобнее исправить записанную информацию.

– Может, Шарик?

– Шарик, – согласилась Варя.

Проблема заключалась еще и в том, что запись эксперимента велась одновременно на несколько видео камер, а компьютеры в сети дублировались. И все это может просечь Джереми…

– Нет, лучше Тузик.

– Отлично, пусть будет Тузик.

«А что, если просто стереть часть файлов, а потом сдвинуть датчик времени и…» – подумал ассистент.

– Нет, кажется, это не кошачьи клички. Мне бабушка рассказывала…

У ассистента не было ни малейшего желания выслушивать то, что рассказывала этому курносому пацану его драгоценная бабушка.

– А давай назовем его Тафанаилом! – с энтузиазмом предложила вдруг Варя. – Очень подходящая кличка для кота. Сокращенно – Тафик или просто Таф.

– Здорово! – воскликнул Дюшка. – Ну, у тебя и фантазия!

Варя скромно потупилась.

Наконец котенок заснул, а Клюшкин ушел. Менее чем через час все записи были тщательно подчищены, датчик времени выверен с точностью до миллисекунды, файлы с распечатками данных сохранены в отдельной папке с соответствующим серийным номером, а натуральная копия Вари Ворониной отправлена на текущую профилактику. Юный научный сотрудник облегченно вздохнул, сдал дежурство и даже по дороге домой не сообразил, какую невообразимую глупость он допустил, дав маленькому рыжему котенку имя директора секретного института.

Глава 9 Страшная тайна супермутанта

Лучшему другу Андрея Клюшкина Веньке Бесову было тринадцать лет, хотя на самом деле недавно исполнилось аж пятнадцать. Он был блондином, хотя на самом деле у него вообще не росли волосы. Он умел проходить сквозь стены и не только, хотя, кроме родителей, а теперь еще и Дюшки, этого никто не знал. Он числился вторым мутантом, потому что быть вторым мутантом наиболее безопасно, хотя, судя по всему, являлся мутантом четвертого порядка, которых вообще в природе не существует.

Лучшего друга Дюшки Клюшкина даже звали вовсе не Венька Бесов. Его настоящее имя было Ризенгри Шортэндлонг. Если коротко – то просто Ризи или Риз.

Риза Шортэндлонга окружала целая куча тайн. Но самая страшная тайна Ризенгри заключалась в том, что его сестра Дженифер была ангелом, – единственным за всю историю ангелом, родившимся на планете мутантов, и об этом нужно было молчать.

А лучше – и не думать вовсе. Если твоя сестра – ангел, а ты – мутант, об этом лучше не думать вовсе.

Легко и естественно быть таким, как все: мутантом среди мутантов, ангелом среди ангелов, человеком среди людей. Терпимо, хотя и обидно быть худшим из всех: последним в строю, второгодником на «камчатке»… Сложно, зато захватывающе и волнующе быть лучшим из всех: лидером, классиком, признанным гением. Тяжело и утомительно быть одиночкой, белой вороной, плывущей не в потоке, не в хвосте, не впереди всех, а в противоположном направлении. Разные бывают роли. И разные цели. Со всеми ролями можно справиться. Любую цель можно попытаться достичь. Но как быть, если цели у тебя нет вовсе, а ролей – несколько?

Ризенгри никогда не был таким, как все. Лучшему из мутантов приходилось скрывать свое безусловное превосходство над остальными, иначе со спокойной жизнью ему пришлось бы распрощаться. Кому на планете нужен монстр, от которого не может быть секретов, для которого не существует преград? Ризенгри был лучшим, который был вынужден держаться посреди общего потока. И это была первая неприятная сторона его жизни. «Стоит тебе засветиться – и твоя жизнь превратится в кошмар. Если ты вообще останешься жив… Пока это так!» – слова сестры были однозначны. И Ризи, и его родители знали, что Джен можно верить. Ангелы никогда не врут и никогда не ошибаются в своих прогнозах. Риз проверял это много раз: предсказания Джен сбывались всегда, неизбежно и очень точно. Хотел бы и он уметь так предсказывать! Но нет, то, что легко давалось наивному ангелочку Джени, супермутанту Ризенгри было повторить слабо. Тут начиналась вторая неприятная сторона его жизни. Лучший из мутантов оказался не просто худшим из ангелов, а вообще никаким боком не ангелом! Если в мире мутантов он должен был скрываться, то мир ангелов вообще отказывался его принять. Словно он, обладающий невероятнейшими способностями и качествами, был каким-то жалким недоделком, недостойным даже того, чтобы побывать в мире ангелов хоть один раз, хоть в гостях, хоть полчаса.

У ангелов был свой мир, в который они никого и никогда не пускали. Ризи не имел ни малейшего понятия о том, где находится этот мир, насколько он велик, как туда пробраться. Ему было плевать на то, что почти все остальные мутанты вообще не знают о существовании ангелов. Он не чувствовал себя униженным оттого, что был для ангелов существом второго или сто второго сорта. Он даже не стремился в этот неведомый рай. Просто сам факт… Да, пусть он сейчас не такой, как Джен, пусть! Но почему он не может стать таким? Почему? Разве он не может измениться? Да он все может, все, он же супермутант! Вы только скажите, что нужно сделать, – и… Но каждый раз Джен только закусывала губу и тихонько мотала головой. Для Ризи в ее мир дороги не было.

Итак, Ризенгри Шортэндлонг был одновременно самым лучшим, самым худшим, таким, как все, и одинокой белой вороной, которой было неважно, в какую сторону плыть-лететь: по течению, против него или поперек.

Ангелам не рекомендовалось лишний раз появляться среди людей. Точнее, им вообще нельзя просто так появляться среди людей или мутантов. Если они вынуждены появиться, то обязаны остаться незамеченными. Достигнуть этого можно разными способами. Самый простой – не выходить из тонкого состояния. Способ, требующий большего мастерства, – появляться в твердом теле, не вызывающем никаких подозрений. Из-за этих ограничений Ризи виделся с Джен очень редко. Но между Рождеством и Новым годом Джен прилетала обязательно.

Сегодня было двадцать девятое декабря. Ризи допоздна торчал на улице, играя в снежки, а когда наконец завалился домой, его красавица сестра уже витала в облаках над празднично накрытым по случаю ее появления столом, наполняя воздух в комнате тончайшим ароматом цветущих альбийских лугов. При виде Джен Ризи забывал обо всем на свете. С восторженным криком он тут же взлетел в воздух, на ходу превращаясь из Веньки Бесова в самого себя, и бросился к сестре. Пока они обнимались и обменивались новостями, папа отключал все средства связи в целях конспирации, а мама сканировала мысли случайных прохожих в радиусе трехсот метров – не заметил ли кто-нибудь того, что происходило в их доме. Потом они ужинали, а после ужина дарили друг другу подарки и сидели у камина – у самого настоящего камина, какие раньше делали люди в своих домах, чтобы греться в зимнюю стужу. Никому из Шортэндлонгов не нужно было греться – мутантам третьего порядка не бывает холодно, а ангелам и подавно, – просто было очень здорово сидеть вот так, всем вместе, у самого настоящего, хоть и электрического, огня и не думать о том, что все будет плохо.

– Ты здорово вырос за год, – сказала Джен, внимательно глядя на своего младшего брата.

– Да уж, это точно, – согласилась миссис Шортэндлонг.

– Скажете тоже, – отмахнулся Ризи. – Всего сантиметров на сорок и вытянулся.

На тот момент рост Ризенгри составлял два метра пять сантиметров, но это было совершенно неважно – Венька Бесов был мальчиком среднего роста и прибавлял в год по пять-шесть сантиметров, как все.

– Ты лучше про себя расскажи.

– А что про меня рассказывать? У нас все превосходно.

Джен, как и остальные ангелы, жила в раю, а в раю – всем известно – плохо не бывает. Как всегда, она захватила фильм о своей жизни и целую кучу фотографий: вот Джен играет на арфе, на которой вместо струн натянуты солнечные лучики, вот она купается с подружками в потоках нейтрино, вот работает над проектом нового предрассветного тумана. Джен была фантастически, неправдоподобно красива. Даже самые изящные фарфоровые статуэтки кит-тайской работы рядом с ней казались грубыми поделками из каменного века. У Джен были тонкие, абсолютно правильные черты лица, хрупкая точеная фигурка, длинные пальцы, идеальная кожа, королевская посадка головы. Кроме того, Джен почти постоянно улыбалась, причем ее улыбка была искренней, щедрой, зажигательной и одновременно с этим совершенно спокойной.

Мама разглядывала фотки и плакала. (Мутанты третьего порядка не умеют испытывать подобных чувств, но мама Риза и Джен научилась переживать некоторые чувства и позволяла себе проявлять пикантную слабинку в кругу семьи.) С одной стороны, ее утешало то, что Джен будет жить вечно, и не где-нибудь, а в раю, с другой – она бы предпочла, чтобы ее дочь была обычной мутанткой, и тогда они бы жили все вместе, не меняя каждые несколько лет место жительства. Хотя нет, при чем тут Джен! Они переезжают из-за Ризенгри. Сколько еще лет или месяцев они смогут прожить в этом доме? Пока вроде все спокойно, но в любой момент «Венька» может невзначай выдать себя, и тогда каждая минута будет работать против них. Их семья живет в этом городе уже почти пять лет, – до сих пор они нигде так долго не задерживались. Но что их ждет завтра?

Джен прочла мысли мамы, теперь полностью открытые для нее, впрочем, как и мысли большинства остальных людей, подлетела, нежно обняла за плечи:

– Ма, ты не волнуйся. Я еще не сказала вам с папой самого главного. С этого года я смогу помогать вам отслеживать ситуацию с Ризи.

– Да я и сам уже не маленький! – пробурчал тот, но сестра остановила его взмахом невесомой руки.

– Дело не в этом. Просто твой друг Дюшка Клюшкин – последний настоящий человек на Земле, и за ним установлено особое наблюдение. Я не могу сказать тебе всего…

Джен на секунду замялась, подумав о Варе-2, но миссис Шортэндлонг незаметно прижала палец к губам, – кое-что они успели обсудить до прихода Риза. Тогда Джен решительно взмахнула кудряшками, рассыпав вокруг себя сноп золотистого сияния:

– За твоим Дюшкой следят самые крутые мутанты. Ты можешь попасть в их поле зрения по чистой случайности.

– Да я в курсе… Я веду себя очень осторожно.

– Осторожно? А кто проник в секретный институт сквозь стену?

– Да я один раз только, год назад, на пару минут. Всю жизнь теперь мне это припоминать будешь?

– Но если ты попадешься…

– Послушай, ты, ангелочек! Я не хуже твоего знаю, что со мной будет, если я попадусь. И ты ничем не сможешь мне помочь, даже если все твои…

На огромные карие глаза Джен навернулись слезы, с которыми она тщетно пыталась бороться. В отличие от мутантов ангелы обладают всеми человеческими чувствами, тонко воспринимают ситуацию и остро переживают любое проявление насилия или несправедливости. Ризи осекся. Он не понимал, что творится в душе его сестры, но по ее заблестевшим глазам догадался, что сейчас стоит извиниться.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он примирительно. – В принципе я могу не дружить с Клюшкиным, если вас всех это так волнует. Переведусь в другую школу. Или поссорюсь с ним из-за любой ерунды. А через три или четыре месяца его заберут на опыты и…

– Да, у нас осталось всего три или четыре месяца, – задумчиво произнес отец, все это время хранивший молчание. – Я до сих пор не уверен, что мы поступили правильно, сделав это… – прибавил он.

– Сделав что? – не понял Риз.

– Ну… Переехав именно сюда. Как ты считаешь, Марси?

Марсия Шортэндлонг вместо ответа перевела взгляд на дочку.

– Я пока ничего не могу сказать, – покачала головой Джен. – Мне нужно время. Еще немного времени, совсем чуть-чуть. Я теперь буду работать… с другими людьми и…

Дженифер Шортэндлонг с трудом подбирала слова. И не потому, что она знала много того, о чем никогда не узнает никто из ее семьи. А потому, что ее обуревали сейчас самые разные чувства – сильные, сложные и противоречивые.

– Ха-ха! – вдруг перебил ее Ризенгри. – Она будет работать. Наш ангел собирается работать. Держите меня. Помнится, ты еще недавно училась в третьем классе, а?

Ризу Шортэндлонгу вовсе не приходилось подбирать слова. Его чувства были не менее сильны, но просты и однозначны. Считается, что мутанты высших порядков вообще не испытывают никаких таких «тонких чувств», но что у них есть ощущения, эмоциональные и физиологические реакции, логика и всякое такое. Кто знает – может, так оно и есть на самом деле! Ризи, по крайней мере, уж точно никогда не заморачивался на «тонкие чувства». А уж жалеть Джен, у которой и так все в полном шоколаде… Ну, уж нет! Даже если бы Ризи и умел жалеть, сейчас был вовсе не тот случай! Впрочем, Ризенгри жалеть не умел, да ему пока и не приходилось в жизни никого жалеть. Вот злиться… злиться – это совсем другое дело!

– У нас не такие классы, как у вас, – терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила Джен. – Мы учимся совсем другим вещам. Я не могу тебе объяснить, правда. И потом, я уже закончила третий класс…

– Поздновато для твоего возраста, – фыркнул Риз.

– И перешла в четвертый…

– Не может быть! У вас еще и четвертый имеется?

– Теперь мне можно работать с людьми.

– Обалдеть! Ну, так давай, работай! Только не со мной, о’кей? Я же не человек, верно? Я даже для самых крутых мутантов – чудовище, что, не так?

– Нет, Ризи. Ты обычный второй мутант. Просто некоторые твои способности… – попытался угомонить его отец.

– Обычный второй мутант? Некоторые способности? Что ты называешь некоторыми способностями? Может быть, вот это?

Ризи на мгновение сосредоточился. Его лоб прорезала глубокая морщина. Слишком глубокая, чтобы это было похоже на простую задумчивость.

– Не надо, пожалуйста! – вскрикнула мама, но слишком поздно.

Лоб Ризенгри раскололся надвое, голова раскрылась, как игрушечное пасхальное яйцо, правая и левая половинки сместились, вращаясь против часовой стрелки: левая вытянулась вперед, правая, напротив, сдвинулась в сторону затылка. Мистер Шортэндлонг был близок к обмороку, миссис Шортэндлонг застыла, вцепившись в ручки кресла. И только Джен, тихонько отлетев в уголок, спокойно смотрела, что будет дальше. Половинки головы Риза соединились. Часть носа оказалась на месте подбородка, глаз расположился вертикально в одной части лица, половина рта, параллельно глазу, – в другой. На том месте, где должен находиться лоб, теперь торчало ухо, но на этом трансформация не закончилась. Ризи поднял правую руку над полом и медленно втянул в себя большой палец. Затем указательный, средний и безымянный с мизинцем. Он втянул в себя всю руку, по самое плечо. Ухо, торчащее вместо лба, пошевелилось и начало растягиваться в стороны. Вдруг из него появилось что-то кроваво-красное, похожее на толстый, мягкий карандаш. Еще одно и еще… Вскоре из уха, растянувшегося на полголовы, вылезла кисть руки, вывернутая наизнанку. Кисть приветливо помахала окружающим, и мистер Шортэндлонг с глухим стуком упал на пол рядом с супругой – та уже минуту, как лежала без сознания. Джен скользнула к брату.

– Я виновата перед тобой, – сказала Джен. – Мы все виноваты, но я больше всех. Я скажу тебе одну вещь… Я не должна говорить тебе этого, я даже не знаю, что будет, когда мои узнают, что я тебе это сказала, но, наверное, ты все-таки должен это знать.

Ризи медленно возвращался в свое обычное состояние. Джен продолжала говорить, не обращая на его превращения ни малейшего внимания. Можно подумать, она в день по десять раз сталкивается с подобными штуками.

– Мы специально переехали в этот город, чтобы ты мог подружиться с Дюшкой Клюшкиным. Чтобы вы стали настоящими друзьями. Настоящими, понимаешь? Это очень важно. Не для Дюшки, для тебя. Это очень опасно, но это твой единственный шанс – сейчас я скажу тебе самое-самое главное, но об этом никто не должен знать. Лучше пусть обо мне все узнают, и о тебе, и о Дюшке, но только не об этом – ты можешь сделать…

Джен вдруг замолчала. Ризи, а вернее, Венька Бесов собственной персоной, потому что чудовище со смещенной головой и вывернутыми наизнанку руками превратилось в Веньку, не моргая, смотрел ей в глаза. Его взгляд был холодным и полным решимости, ее – виноватым и сомневающимся.

– Нет, все-таки не скажу, – проговорила наконец Джен. – Если я скажу тебе, что именно ты должен сделать, ты уже никогда не сможешь этого сделать.

– Струшу?

Ризенгри Шортэдлонг с самого рождения ничего не боялся.

– Нет. Совсем нет. Просто тогда у тебя не получится.

– Что не получится?

Сейчас Ризи просто люто ненавидел свою сестру. Неужели это ее появлению он был так искренне рад всего какую-то пару часов назад?

– Слушай меня внимательно, – сказала Джен. – Ты можешь быть счастлив. Ты можешь жить практически там же, где и я.

– В раю?

– Ну, в общем, не совсем, но… да, в раю. Почти.

– Как бы не так. Меня и здесь укокошат сразу, как только узнают, кто я. А уж насколько ваши мне не рады…

– Ты думаешь, я вру?

Ангелы не умеют врать. Даже если бы Джен захотела, у нее бы просто ничего не получилось. И Ризи знал об этом.

– Ты можешь быть счастлив. И все вокруг тебя может измениться так, что ты и представить себе не в состоянии. За Дюшкой следят не только мутанты из СОСИСки…

– Из чего?

– Из секретного управления, с которым мы давно сотрудничаем. Мы, ангелы, тоже следим за ним. И как только он сам станет ангелом, – или не станет, это уж как получится, – все может измениться в момент, пойми. У тебя есть три месяца, может, чуть больше или меньше, – столько, сколько вы будете вместе. Я не могу тебе открыть, что именно ты должен сделать. Но могу сказать: будь очень осторожен, так как за Дюшкой вовсю следят. Вокруг него куча видеокамер, которые записывают каждое его движение. В него вшили десяток датчиков, которые контролируют его температуру, давление и все остальное, что только можно проконтролировать. Единственное, чего они не могут, так это залезть в его голову и прочитать мысли. Мы тоже не можем – в случае с Дюшкой этого нельзя делать ни в коем случае.

– А мои мысли вы читаете? – спросил Ризи.

– Нет, – сказала она. – Мы еще ни разу не читали твои мысли. И пока не собираемся.

– Почему?

Джен ответила не сразу. То ли она думала, то ли советовалась с кем-нибудь из своих.

– Так, просто.

И торопливо добавила:

– Но мутанты, особенно те, которые крутятся вокруг Клюшкина, могут в любую минуту просканировать тебя со всеми потрохами. И пожалуйста, больше не спрашивай меня сейчас ни о чем, ладно? Давай-ка мы приведем в чувство родителей. И пора подключаться к миру, верно? Как бы ваши соседи не заподозрили чего неладного…

В первую очередь Джен занялась мамой. В этот процесс Ризи не вмешивался. Потом они уже втроем отпаивали чаем папу. Чай был особенный, настоянный на убойной дозе циклобрюхсана, но мистер Шортэндлонг пришел в себя только после третьей чашки.

– Можно, я задержусь еще ненадолго? – мысленно попросила Джен Рональда Э-Ли-Ли-Доу, своего персонального ангела-куратора по всем вопросам.

– Вообще-то тебе давно пора, малышка, – ответил Рон. – Впрочем, ты же знаешь, я буду прикрывать тебя столько, сколько тебе потребуется.

– Мне пора! – коротко объявила Джен и растаяла в воздухе. Но тут же опять появилась. – Обещай мне, что будешь осторожен, как никогда!

В ее ангельском взгляде было столько тревоги, что любой самый толстокожий мутант смутился бы. Риз уже не раз замечал подобное выражение на лице сестры и знал, что оно означает: сестра пе-ре-жи-ва-ет. Иными словами, ей плохо. Плохо – это примерно так, как бывает, когда чего-то хочешь, чего нельзя.

Плохо – это плохо. Это понятно. Риз вовсе не хотел, чтобы Джени было плохо!

– Обещаю, – пробормотал он, и Джен растаяла окончательно.

Ангел второй категории Рон Э-Ли-Ли-Доу, ни на одну секунду не упускавший из внимания свою подопечную, еще раз проверил, все ли в порядке, и снял защитное поле с дома Шортэндлонгов. Марсия Шортэндлонг, ее муж Элиот, а также трое случайных прохожих, оказавшихся неподалеку, как всегда, абсолютно ничего не почувствовали, – у ангелов свои, особо тонкие методы. А Ризенгри показалось, что внутри него что-то тихонько лопнуло и разлетелось в стороны. Но мысли и ощущения четвертого мутанта Вениамина Бесова никто так и не просканировал.

Ризенгри Шортэндлонг приучил себя оставаться Вениамином Бесовым даже во сне. Он настолько свыкся с ролью пятиклассника Веньки, что иногда уже и сам не мог точно решить, кого из них двоих в нем больше: двухметрового решительного наглеца или спокойного ироничного обыкновенуса. Но в эту ночь Ризи решал гораздо более сложную проблему: он еще и еще раз пытался выстроить информацию, полученную от сестры, в единый логический ряд. Итак, он может быть счастлив. В это особенно хотелось верить. Тем более что ангелы всегда говорят правду, и раз Джен сказала, что он может быть счастлив, то, значит, это действительно так. Счастье – это очень сильная и лучшая из человеческих эмоций. Допустим. Надо попробовать, почему бы нет… Но где он сможет стать счастливым? В раю, среди ангелов? Ему никогда туда не попасть. Ангелом можно или родиться, как Джен, или стать после смерти, если, конечно, ты человек, который всю жизнь совершал только хорошие поступки, и твои мысли были чисты, а желания невинны. Что ж, возможно, у Дюшки Клюшкина и были слабые шансы стать ангелом. Но всем остальным мутантам в рай дорога заказана, это Ризенгри знал наверняка. Он много раз просил сестру взять его с собой хоть на одну минутку, ну хоть на полминутки.

– Это невозможно, милый, – с искренним сожалением неизменно отвечала она. – Не потому, что я не хочу или это кем-то запрещено. Ни один мутант не сможет пробыть там даже пару мгновений, понимаешь? Есть некоторые законы природы, которые просто невозможно нарушить.

– Например?

– Например, подбрось вверх этот стул и пожелай, чтобы он сам по себе завис в небе. Не подвешивая его в электромагнитном поле и не используя телекинез.

– А если я окружу себя каким-нибудь полем, ты сможешь взять меня с собой?

– Ризи, обещаю, что всегда буду помогать тебе. То есть постараюсь делать так, чтобы тебе было лучше. Но ты мутант, а ни один мутант никогда и ни при каких обстоятельствах не попадет в рай, и я ничего в этом смысле изменить не могу! Это не придуманный закон, это закон природы… – От отчаяния глаза сестры наполнились слезами, и она отвернулась.

Этот разговор, который состоялся несколько лет назад, навсегда врезался в память Ризу. И вот сейчас Джен уверяет, что через три месяца все может измениться. Нет, не через три месяца. У него есть «столько времени, сколько они с Дюшкой будут вместе». А потом? Что может случиться потом? На этот вопрос ответа, даже приблизительного, у Ризенгри не имелось. Допустим, Дюшка станет ангелом. Говоря проще, умрет, не совершив ни одного плохого поступка. Плохо, если Дюшка умрет. Хотя какая разница, умрет Дюшка или нет? Ризу было решительно наплевать, что станет с Клюшкиным. Или от злости казалось, что наплевать. Главное – догадаться, что он сам должен успеть сделать за оставшееся время. Но никаких идей на этот счет в голову не приходило. Зато было ощущение, будто он собирает огромную мозаику-пазл, в которую кто-то намеренно или по ошибке подсыпал деталек из другой игры. Лишние кусочки упорно не желали вклиниваться в общую картину, но выбросить их тоже было нельзя. И Ризи все крутил и так и этак, пытаясь найти им подходящее место, а оно все никак не находилось. Да и вообще, имеющихся деталек было явно недостаточно. Тогда Ризенгри вылез из-под одеяла и отправился за недостающими детальками.

Была уже почти середина ночи, но родители все еще сидели в гостиной и не думали отправляться спать. Риз решил, что они обсуждают его недавние превращения, но они вспоминали какой-то исторический месксиканский сериал. Это было по меньшей мере странно. Мама вязала – этим старинным занятием вот уже два сезона подряд увлекалась добрая половина женщин в округе; папа неторопливо раскачивался в кресле, время от времени переключая каналы. В комнате пахло хвоей, а по стенам были развешаны рождественские гирлянды с шарами. Идиллия, да и только. В тот момент, когда Риз, убедившись, что подслушивать нечего, наконец вошел в комнату, мама озабоченно сказала:

– С трудом представляю себе, чтобы женщины могли носить такие нелепые юбки до пола.

– Особенно ужасно выглядят оборки сзади, – с энтузиазмом вставил папа.

– Не могу с тобой согласиться. Сзади оборки выглядят очень даже ничего.

Ризенгри они, похоже, и не замечали. Мама вязала с закрытыми глазами, так, будто прочесывала пространство на предмет наличия в нем посторонних мутантов, способных подслушивать мысли.

– Ты так считаешь? Ты действительно так считаешь? Да любая такая оборка, – отец чуть не задыхался от волнения, – может в любой момент привести к катастрофе!

– Вы что, спятили? – поинтересовался Ризи, усаживаясь на диван.

Мебель в гостиной была огромная, мягкая и очень уютная. Кроме того, она ежедневно меняла окраску, а иногда развлекалась: становилась того же цвета, что и одежда сидящего на ней. Сегодня диван, на который плюхнулся Ризи, пестрел розовыми елочными шарами, утопающими в ослепительно-белом сугробе.

Родители переглянулись.

– Мы обсуждаем фильм, – как ни в чем не бывало ответила мама.

– А почему любая оборка может привести к катастрофе?

– Это я так сказал? – смутился папа. – Ну, я имел в виду, что… э-э…

– Это же так просто! – нашлась мама. – Папа подумал, что в такой длинной оборке можно запутаться, упасть. А если рядом, например, поезд? Раньше ездили исключительно на поездах. Запросто могла произойти катастрофа.

– Вы точно спятили, – вынес окончательное решение Риз. – Обсуждаете какие-то дурацкие оборки, а то, что ваш сын – мутант четвертого порядка, вас вроде и не касается.

– Займись ребенком, Элиот! – приказала миссис Шортэндлонг и отключилась.

Ризи понял, что она опять сканирует случайных прохожих.

– Я бы хотел обсудить твою весьма посредственную успеваемость, – стараясь быть строгим, произнес мистер Шортэндлонг, повернувшись к сыну. – На последнем родительском собрании тебя хвалили, но это еще ни о чем не говорит.

– Все чисто, ребята, – облегченно вздохнула миссис Шортэндлонг, открывая глаза.

– Четвертые мутанты умирают во младенчестве, – быстро сказал отец. – Уже хотя бы поэтому ты никак не можешь быть четверкой. Третьи мутанты тоже способны менять свою внешность, в принципе в этом нет ничего особенного. Способности к регенерации у всех индивидуальны.

– Тройки могут меняться с такой же скоростью, как это делаю я?

– Ну, в смысле скорости ты у нас талант, не спорю.

– О чем ты говоришь, па? Если бы это был просто талант, вы не стали бы меня прятать, подделывать документы, менять страны. Ты даже работаешь пятый год по другой специальности – ради меня. Вы с детства внушили мне, что меня могут прикончить только за то, что я не такой, как все, но это неправда.

– Это правда!

Марсия Шортэндлонг не принимала участия в разговоре. Она снова закрыла глаза, прочесывая местность.

– Это не совсем правда. Да, меня могут убить, забрать в секретное управление, разделить на клеточки, засунуть под микроскоп или сделать еще что-нибудь в этом роде. Но, поверни вы по-другому, я мог бы стать мировой сенсацией, звездой, о которой говорят на каждом перекрестке. Это же было так просто – позвонить на телевидение – и все! Знаете, почему вместо этого вы прячете меня, как уродливую крысу? Ради Джен. Ради нее, я понял. Вам незачем скрывать, что я – уникальный мутант. Но вам позарез нужно скрыть, что Джен – ангел. Что вы, мутанты, смогли когда-то родить ангела.

– Ты несправедлив, сынок. Мы приехали сюда только ради тебя. Джен сказала, что если ты подружишься с Андрюшей Клюшкиным…

– Ага, опять Джен! Джен сказала, и вы переехали. Вы всю жизнь пляшете под ее дудку!

– Тихо! – встрепенулась вдруг мама, и Ризи мгновенно замолчал, подчиняясь глубинному инстинкту самосохранения.

– И все-таки это был замечательный фильм, несмотря на оборки, – сказал папа.

– Ты прав, дорогой, – кивнула головой мама и повернулась к сыну. – Однако нам всем давно пора спать. Нельзя же так нарушать режим!

– Я не хочу спать, – нахмурился Риз.

– Подумай о чем-нибудь хорошем, милый, и засни, – сказала мама. – Обязательно подумай о чем-нибудь хорошем. Скорее!

И Риз-Венька ее понял.

– Я буду думать о том, куда мы поедем отдыхать летом, – ответил он, честно пытаясь представить себе то место, где они уже были в прошлом году.

Это у него получилось. Медленно, во всех подробностях он представил себя идущим вдоль белесой кромки моря, по которому только что прошлись чистильщики. Вдруг воздух в комнате вздрогнул и разошелся невидимыми концентрическими кругами. Вот Венька нагибается, берет загорелой рукой мокрый морской камешек… Воздух вздрогнул еще раз, испустив такие же круги, но только в другой плоскости. Вот он подбрасывает камешек вверх, задирает голову и долго-долго смотрит, как тот летит. Третья, и последняя, серия кругов прошла сквозь голову Риза, где-то за спиной соединилась с двумя первыми, и все исчезло.

Ризенгри посмотрел на мать. Она была бледнее дивана, который все еще изображал сугроб.

– Ты в порядке?

Ризи, безусловно, был в полном порядке.

– О чем ты думал?

– Могу повторить.

Мать с сомнением посмотрела на него, но все-таки закрыла глаза. Ее круги были гораздо менее точными, да и по силе значительно уступали тем, которые Ризи только что почувствовал. Но они были мамины, а все самое страшное осталось позади. И мальчик Венька, которым прикидывался Риз, еще раз с удовольствием прошел по кромке берега, поднял камешек и подбросил его в небо. Только на сей раз он подкрутил его так, чтобы при каждом обороте одна из мокрых граней отбрасывала крохотный солнечный зайчик.

А потом Ризи вернулся в свою комнату. Если до похода в гостиную он еще мог заставить себя заснуть, то теперь остатки сонливости улетучились окончательно. Деталек в головоломке добавилось, но легче от этого не стало. Что-то главное упорно ускользало. Тогда Ризенгри включил свет над письменным столом, взял лист бумаги и стал выписывать всю полезную информацию, которой располагал. Вот что у него получилось.

1. Я – мутант четвертого порядка. Такие мутанты умирают в первые месяцы жизни, но я почему-то выжил. Как я выжил?

2. У меня есть сестра – ангел, и это надо скрывать, потому что ангелы вроде как инопланетяне для людей ХХ века: кое-кто в них верит, но большинство считает, что их нет. Но Джен есть, ее родили мои мама с папой. Это надо скрывать. Почему?

3. Джен мне помогает, и она считает, что я могу жить в типа-в-раю. Для этого я должен сделать что-то, только не знаю что. Джен знает, что я должен сделать, но если она мне скажет, то у меня ничего не получится. Что я должен сделать и как я могу сделать то, сам не знаю что?

4. Мы переехали в этот город специально, чтобы я мог подружиться с Дюшкой. За ним следят как раз те люди из секретного управления, которых я должен опасаться больше всего. Совершенно нелогично. Зачем мне дружить с тем, с кем дружить так смертельно опасно?

5. Джен ни разу в жизни не читала мои мысли, и остальные – тоже. Даже мама. Хотя сегодня меня просканировали дважды подряд, и ничего особенного со мной не произошло. Чего они боялись раньше? Могу ли я сам научиться сканировать?

6. Что произошло с Варей? Как она могла уйти домой, оставив свою руку в моей, причем сделав ее невидимой? Может, она тоже супермутант?

7. Что за наваждение было потом, когда я попробовал найти Варю? Кто такой этот Мейби, Мэ-би или как там его?

8. Что за странную нитку я могу вытягивать теперь из своей ладони?

9. Что бы ни произошло со мной, я бы хотел, чтобы с Дюшкой все было в порядке, потому что…

В этом месте Риз надолго задумался. Ни дописывать, ни вычеркивать последний пункт он не стал. Скомкал лист, вытянул трубочкой губы и тихонько дунул. Лист быстренько испепелился, лихо минуя стадию горения. Ризи высунул из губ-трубочек язык, превратив его в еще одну, более тонкую трубочку. Горстка пепла на столе рассыпалась в пыль. В этой пыли осталось больше вопросов, чем ответов. Ризенгри рассмеялся. Выключил свет. Подошел к окну и нажал кнопку, раздвигающую шторы. Стояла глубокая, черная ночь. Маленький симпатичный город спал, погрузившись в нее, как в омут. Риз подумал, что, пожалуй, он единственный, кому сейчас не спится. Но он ошибался.

Не спалось одновременно с ним еще Дюшке Клюшкину и нескольким миллиардам других разумных существ во Вселенной, одним из которых был Старк.

Глава 10 Cтарк

Разумному существу по имени Старк не спалось потому, что он вообще почти никогда не спал, ему это было попросту не нужно. Пока супермутант Ризенгри Шортэндлонг решал свою головоломку и злился, последний человек Дюшка Клюшкин вертелся в постели и ревел, а Варя Воронина торчала незнамо где, Старк находился одновременно примерно в десяти разных местах и спокойно занимался десятью разными делами. Каждая из десяти частей Старка была самим Старком. Не тратьте время, пытаясь понять! Попробуйте принять этот факт как само собой разумеющийся, это куда безопаснее для нашего земного сознания.

Старк опустился на законсервированную планету, жизнь на которой задержалась на стадии многоклеточных водорослей. Планета была небольшая, скучная, сильно зараженная токсичными газами, принесенными крупным метеоритом. От этих газов когда-то давно и погибли все местные водоросли. Ангелы законсервировали планету много лет назад, с тех пор она спокойно носилась над бездной вокруг своей звезды, и никто ею не интересовался.

Диди. Трудно сказать, для чего было ангелам консервировать эту планету! Обычно так поступают с погибшими цивилизованными мирами, но в данном случае… В общем, спросите об этом у ангелов сами, если вам интересно!

Но однажды на законсервированной планете произошли изменения. Водорослей вдруг стало меньше. Старк опустился на планету, чтобы разобраться, как такое могло произойти.

Оранжевый кислотный закат густым покрывалом лежал на далеких холмах, обступивших бывшее неглубокое море. Старк приземлился на высохшее морское дно, покрытое толстым слоем потемневших спутанных веревок, в которые превратились водоросли. Верхняя часть водорослей еще не успела остыть после жаркого безветренного дня, но уже на метровой глубине, куда провалился Старк, оказалось достаточно холодно. Старк вытянул себя из глубины, перешел в плотное состояние и медленно побрел в сторону отвратительного оранжевого горизонта. Примерно отсюда исчезла часть обычных, ничем не примечательных водорослей. Как такое произошло?

Это не могло быть делом рук людей или других существ с планет, на которых цивилизации развились настолько, чтобы путешествовать по космосу. Все цивилизации до единой полностью контролировались ангелами, и ни одна из них планету не посещала, в этом Старк был уверен. Ангелы сюда тоже не заглядывали, иначе это немедленно стало бы известно такому существу, как Старк. Консервация планеты не нарушалась – он проверил. Тем не менее тридцать три с половиной тонны водорослей улетучились, как не фиг делать.

Старк мог перейти в нематериальное состояние, в мгновение ока охватить всю поверхность бывшего моря и определить, откуда именно исчезли водоросли. Но он не спешил, просто шел на закат и размышлял.

Одновременно с этим Старк исследовал еще несколько миров, в которых были замечены странности. В основном это были планеты, которые ангелы называли «Земли» под разными номерами. На Земле-6 от странной болезни погибали черепашки. С Земли-28 на Землю-75 неправильно перебрасывалась энергия. На Земле-11, с которой в целом все было ясно, Старка слегка волновало поведение супермутанта Ризенгри Шортэндлонга. Но он чувствовал, что решить последнюю проблему будет проще остальных. Фактически в этом решении Старку оставалось поставить последнюю запятую – ответ был уже написан и звучал классически: «Казнить нельзя помиловать».

Старк шел по водорослям, а оранжевый закат выцветал над холмами, линял, сдавал свои позиции, уступая место темноте и безмолвию. Когда стало совсем темно, Старк механически соскользнул во времени на пару часов назад и продолжил свой путь в сторону яркого кислотного заката.

Одновременно с этим далеко отсюда сотая черепашка, лежащая на ладони Старка, вытянула лапки, вздрогнула и замерла неподвижно. Все повторялось: в какой-то момент часть кровяных клеточек животных взрывалась, словно их кто-то помещал в микроволновку с мощным излучением. Однако никакого излучения не было, кроме того, соседние клетки того же животного оставались целыми и невредимыми. Пока объяснения этому не находилось.

Одновременно с этим, еще дальше в пространстве от водорослей и черепашек, все тот же Старк потягивал клюквенный кисель, покачиваясь в любимом гамаке над полуторакилометровой горной впадиной. Он был абсолютно спокоен, умиротворен, любовался прекрасным видом и размышлял о Ризе. Если бы у супермутанта Ризенгри Шортэндлонга не было старшей сестры – ангела, Старк не стал бы уделять ему столько внимания. Но Ризи родился супермутантом именно потому, что его сестра родилась ангелом. И это меняло дело.

О том, что Джени суждено стать ангелом, было известно задолго до ее рождения. Дженифер была запланированным ребенком, своего рода экспериментом: могут ли мутанты произвести на свет настоящего ангела? Да, оказалось, что могут. Элиот и Марсия Шортэндлонг были выбраны из тысячи потенциальных кандидатов на роль родителей ангела. Они оказались самыми типичными здоровыми третьим и второй мутантами, со средними способностями и запросами – словом, идеальной парой для осуществления задуманного. Марсия не упала в обморок, когда перед ней впервые появился ангел с невероятной новостью. Элиот не побежал к психиатру выяснять, все ли с ним в порядке, когда ему впервые показали, на что будет способна их дочь. Для того чтобы супружеская пара смогла родить ангела, Элиота и Марсию немного изменили.

Младенец женского пола появился на свет точно в срок. Дитя было прекрасно, как ангел, и оказалось настоящим ангелом. И если бы мутанты умели любить по-настоящему, Марсия и Элиот до смерти влюбились бы в свою дочь в первое же мгновение ее жизни. Да-да, они бы взорвались и погибли, как Варя Воронина.

«Кстати, а как именно они взрываются? – мимоходом подумал Старк, продолжая исследовать черепашек, идти по водорослям и качаться в гамаке над пропастью. – И есть ли в этом что-то общее с тем, что происходит с черепашками?» Что-то общее было. Но к проблеме Ризенгри Шортэндлонга не имело никакого отношения…

Спустя четыре года после Дженифер у Шортэндлонгов родился уродливый нежизнеспособный мальчик. (Маленькая Джени ждала братика с таким капризным нетерпением, что все вокруг даже стали немножечко сомневаться: а такой ли уж она законченный ангел? Может, она не совсем ангел?) Ребенка назвали Ризенгри в честь героя модного тогда на планете мутантов телесериала. В нем не было ничего ангельского – ни внешне, ни по сути. При этом сразу же было ясно, что малец обладает невероятными способностями, и если только выживет… Ризи выжил не благодаря Рональду О-Ли-Ли-Доу, а благодаря капризу Джен. Ангел Рон просто исполнил желание Джени, которая захотела, чтобы ее братик был жив и здоров.

Старк дошел до того места, откуда исчезли водоросли, огляделся, провел более точные расчеты. Минус тридцать три и шестьдесят пять сотых тонн ничем не примечательных высохших растений. Яма оказалась внушительная – водоросли были сами по себе легкие, пористые, к тому же отдельные ветви прилегали друг к другу неплотно. С одной стороны дно было срезано вглубь, словно огромной острой лопатой. С другой – высохшие веретена были как бы вытянуты из оставшихся. Как будто какой-то гигантский едок слопал эти водоросли, словно макароны с тарелки. Резанул вилкой, подцепил и утащил.

В черепашках взрывались не все клетки, а примерно каждая десятая, и это касалось только внутренних органов. Оболочки клеток разлетались на куски и с силой вдавливались в окружающую ткань. Содержимое взорвавшейся клетки в то же мгновение исчезало.

Ризенгри Шортэндлонг был живым и здоровым, как хотела Джен. Он вырос, стал сильным и красивым подростком, достаточно умным, достаточно уверенным в себе, достаточно самостоятельным. Он никому не желал зла. Он никого не жалел, никого не любил. Он просто жил. Просто жил, обладая при этом невероятными способностями. Он умел злиться и радоваться. Не умел обижаться и переживать. Мог как-то понять другого. И никогда и никак у него не получалось почувствовать другого. Мог сделать что-то хорошее просто так и даже ради кого-то. И так же спокойно мог сделать что-то плохое и даже очень плохое – и просто так, и ради достижения своей цели.

В таком поведении Риза не было ничего особенного. Многие мутанты вели себя намного хуже. И Старк не уделил бы Ризу ни минуты внимания, если бы тот появился на свет в обычной мутантской семье. Но тут вопрос был принципиальный. Вопрос стоял так: стоит ли спасать мир, в котором даже измененные ангелами родители-мутанты самостоятельно не могут родить хотя бы мало-мальски достойный экземпляр?

Старк, идущий по дну моря, отделил от себя частичку себя и перенес ее в то время, когда все водоросли на законсервированной планете еще оставались нетронутыми.

Старк, держащий на ладони черепашку, отделил от себя частичку себя и перенес ее в следующую черепашку, которая могла погибнуть в ближайшее время.

Старк, качающийся в гамаке над пропастью, отделил от себя частичку себя и перенес ее в Ризенгри Шортэндлонга, который все еще не мог заснуть.

Прошло некоторое время, и первая частичка Старка исчезла вместе с тремя десятками тонн водорослей, не принеся ответа на вопрос, кто и как их утащил. Старк, который смотрел на это со стороны, также не смог ни в чем разобраться.

Прошло еще немного времени, и таким же непонятным образом исчезла вторая частичка Старка, помещенная в черепашку.

И только третья его часть, помещенная в Риза, справилась с задачей. Старк тихонько вынырнул из мальчика и собрал все свои части в единое целое. Теперь он почти знал, где ставить запятую.

Конечно, оставались еще вопросы с Землей-28 и Землей-75, а конкретнее, с Мамашем Мумушем и Лещщей Мымбе. Но эти вопросы можно было отложить на будущее. Или на прошлое. Как получится.

Спать Старку по-прежнему не хотелось.

Разумному существу по имени Старк не спалось потому, что ангелы никогда не спят целиком, а ангелы такого высокого полета, как Старк, вообще практически не спят, им это просто не нужно. Старк не спал и размышлял о смысле жизни.

Смыслом жизни Старк считал совершенствование.

Ризенгри Шортэндлонг смыслом жизни считал саму жизнь.

А Дюшка Клюшкин просто хотел стать мутантом.

Глава 11 Не тяните эту нить

Когда Варя исчезла насовсем во второй раз, она испугалась гораздо меньше. Во-первых, она уже знала, что это не так уж и насовсем, что вскоре ты окажешься на том же месте, откуда исчез. Во-вторых, исчезновение – это же классное приключение, это же просто вау!

Единственное, что немного смущало девушку, – это то, что все предыдущие исчезнувшие из-за любви мутанты, по слухам, обратно не возвращались. «Наверное, это потому, что они влюблялись стопроцентно, со всеми потрохами, а я – так, наполовинку. Или даже процентов на тридцать…» Варя твердо решила не втрескиваться в Клюшкина на все сто, оставить все, как есть. Как есть – оптимальный вариант. Особенно здорово будет исчезать во время контрольных. Чувствуешь, что задание сложное, быстро смотришь на Клюшку – и готово, тебя уже нет в классе. Любовь – уважительная причина.

Место, в которое Варя попала, исчезнув вторично, чем-то напоминало реальность из визора Дюшкиного дедушки и чем-то – те декорации с фонтанчиком, где она трясла кулаками, влюбившись в первый раз. Может быть, это и было то же самое место, только за время Вариного отсутствия оно видоизменилось. Фонтан остался прежний, это точно. Кустов стало больше. Игольчатого тумана меньше. Искусственный газон был теперь далеко не везде, и вместо банальных цветочков на нем росли такие штуковины… Ну такие, любопытные… Варя не знала, как их описать, ничего подобного она раньше никогда не видела. Она на всякий случай присела на корточки, понюхала одну штуковину-загогулину. Но запаха не почувствовала.

– Это потому, что у тебя клюв вместо носа, – вежливо подсказал кто-то.

– Ах! – Варя вскочила, стремительно развернулась.

В метре от нее стояли двое. Один пониже и поплотнее, в обычных штанах и рубахе, второй – повыше, в аляповатом пончо.

Диди. Мы, земляне-12, сказали бы «в мексиканском пончо», но на Земле-11 мутанты-мекскиканцы (там страна называется Мекскика) никогда не носили ничего подобного. Что касается загогулин вместо цветочков… Нам их так же не с чем ассоциировать, как и Варе: проволосли на нашей планете не растут, это растение с Земли-78.

– Здравствуйте, – произнес мужчина, который пониже.

Голос у низкого оказался высоким, и Варя поняла, что про клюв говорил высокий, с низким голосом.

– З-здравствуйте, – Варя слегка кивнула в знак приветствия. – А вы кто? Как вас зовут?

– Мебби Клейн, – представился высокий.

Второй промолчал, беззастенчиво рассматривая девушку.

– Очень приятно, – сказала Варя. – А вас как зовут?

– Меня? – удивился второй, увидев, что обращаются именно к нему. – Ну, Мебби Клейн!

«Или издевается, или чудик законченный!» – подумала Варя и произнесла, повернувшись к высокому, который показался ей более адекватным:

– А меня зовут Варя.

Неадекватный хмыкнул, а высокий развел руками, как бы извиняясь, и отрицательно покачал головой:

– Простите, но вас не зовут Варя.

«Они оба психи!» – в панике подумала Варя и повторила спокойно, медленно, как говорят с совсем маленькими детьми:

– Простите, но меня точно зовут Варя. Варя Воронина.

Теперь оба психа отрицательно закачали головами. Это получилось у них довольно синхронно.

– Вас не зовут Варя Воронина, – повторил первый.

– Хм! И как же, по-вашему, меня зовут?

– Мебби Клейн, – не очень уверенно ответил второй.

– Мебби Клейн, – убежденно подтвердил первый.

Варя не выдержала и расхохоталась:

– Значит, если я правильно поняла, вас зовут Мебби Клейн… – Варя отвесила короткий поклон первому. – И вас зовут Мебби Клейн. – Кивок второму. – И меня Мебби Клейн?

– Вы абсолютно правильно все поняли, – улыбнулся первый. – Но это только часть истины.

«Точно психи! – расстроилась Варя. – А вдруг я не влюбилась и не исчезла, а тупо сошла с ума и попала в дурку?»

– Нет-нет, о нет! – успокоил ее первый Мебби Клейн. – Вы именно влюбились и именно исчезли…

– А вовсе не попали в дурку, – добавил второй Мебби Клейн.

«Ы-ы-ы!!! Они мои мысли читают! – совсем расстроилась Варя. – А я-то надеялась на забавное приключение…»

– А куда я попала? – обреченно спросила она.

– В Мебиклейн, уровня Пи, – разъяснил высокий. – Конечно, не в центр, а в пригород, в котором, как видите, еще вовсю идут созидательные работы. Кстати, раз уж в вас есть жилка инфилопера, вы можете принять участие в этих работах.

Варю вдруг осенило. Ну конечно же! Мебби Клейн! Инфилоперы! Это всё из повести Дюшкиного деда, Славика Тихоновича! Потому и на реальность в визоре смахивает. Туман похожий. Из такого тумана 13 D-принтер визора и создавал реальность. Воронина не была сильна в технических деталях, но самые основы в общих чертах представляла.

Варя заулыбалась. Теперь все становилось ясным. Итак, она ни разу не исчезала и уж точно не влюблялась. То есть немножко влюблялась, конечно, но немножко – не в счет, это нормально. А хитрый Дюшка с помощью своего деда, каких-нибудь знакомых гипнотизеров и актеров…

– Нет-нет-нет, все совсем не так! – улыбнулся высокий Мебби Клейн. – Вы все поймете чуть позже, а сейчас я предлагаю сделать три вещи.

– Три?

– Именно так. Первая – слопать конфетку и успокоиться.

Перед Варей появился сладкая цапля на палочке. Варя хотела взять цаплю двумя руками, но левая онемела, словно ее ладонь все еще держал Венька Бесов. Пришлось взять правой.

– Вторая – разобраться с именами, а то мы реально до дурки дойдем. Хотя всех и каждого из нас в данный момент зовут Мебби Клейн, и мы являемся Мебби Клейном не только по имени, но и по сути…

Варя ничего не поняла, но вникать и переспрашивать не стала, а вместо этого откусила голову цапле – вкус оказался приятный, что-то вроде манго.

– Хотя это так, мы будем между собой меня называть Мебб, тебя – Ик, а его – Лейн. Но тебе, для успеха и радости, лучше принять тот неоспоримый факт, что мы все являемся одним целым. Одним целым по имени Мебби Клейн. Хотя у каждого из нас разные функции.

Варя опять ни черта не поняла, к тому же ей не очень понравилось ее новое имя – Ик. Но «ради успеха и радости» она решила не спорить: психи они или нанятые актеры – какая разница? Вроде не агрессивные. Вроде забавные. А если что – она как хрюкнет во все горло!

– Ну вот, теперь твое настроение, Ик, мне нравится гораздо больше! – усмехнулся Мебб.

– Вообще-то на «ты» мы не переходили! – заметила Варя, принимаясь за крыло цапли.

Мебб пожал плечами:

– Но ведь глупо обращаться к самому себе на «вы»!

«Странно, левая рука всерьез затекла, с чего бы?» – подумала Варя.

– Да, нестандартная ситуация, – согласился Мебб. – Лейн, смотри, как любопытно: этот парень все еще на связи! Кажется, мы сможем создать восхитительную сокращалку с Пи на одиннадцатую.

Лейн взял в свои мягкие лапищи Варину руку и – раз! – вытянул из середины ладошки тоненькую черную ниточку Было совсем не больно, только немного щекотно. Но от неожиданности Варя завизжала.

– А-а-а!!! Мама, мама, мамочка, что это??? Откуда это у меня?

– Ик, Ик, спокойно! Это не у тебя. Это у твоего друга, так что не переживай, – невозмутимо сказал Мебб, цепляя ниточку указательным пальцем и немного вытягивая ее в сторону.

Нитка была хоть и черная, но какая-то прозрачная. Как черная леска.

– С черными нитями сложно работать, – вздохнул Лейн. – Сила нужна немереная, и помощников штук семь, не меньше.

Варя с ужасом взирала на черную нить и только что в обморок не падала.

– Это точно не моя? Это точно не из моей руки? Но она же из моей тянется!

– Точно, точно не твоя. Твоя должна быть желтая или зеленая… Ну-ка, попробуй другой рукой. – Мебб отобрал недоеденную цаплю и положил ее прямо на воздух. – Давай, попробуй!

– Как попробовать?

– Примерно так…

Мебб щелкнул пальцами, сдвинул кисть в сторону, и из кончиков его указательного и большого пальцев, сложенных вместе, потянулась яркая фиолетовая нитка, толстая, почти бечевка.

– Это фокус? – недоверчиво спросила Варя.

– Нет, почему? Все настоящее.

– Это магия?

– Да нет же!

– Это обычная способность любого инфилопера, находящегося на уровне Пи. Ну, попробуй же сама, наконец.

Варя щелкнула пальцами, подвигала рукой. Результат был нулевой. Хотя нет. Что-то такое почувствовалось. В пальцах, на самых кончиках.

– Мне не нужно щелкать, – вдруг уверенно сказала она. – Мне лучше так…

Варя раскрыла ладонь, вытянув пальцы вперед, и провела рукой по воздуху. Три лимонные ниточки, тонкие, как паутинки, вытянулись из трех ее пальцев (большой и мизинец остались незадействованными) и повисли в воздухе.

– Ух!!!

– Здорово?

– Круто! А что дальше делать?

– А дальше – все что угодно, кроме одного. Вот эту черную чужую ниточку я сейчас спрячу. И ты ее не вытягивай.

Варя хотела спросить, почему не вытягивать, но вдруг поняла, что знает это. А знает потому, что никакая она сейчас и теперь не Варя, а… а Мебби Клейн, вот! Вот так.

Диди. Не тратьте время, пытаясь повторить эксперименты Мебби Клейна с ниточками из пальцев. Даже если вы являетесь инфилопером, в условиях Земли-12 производство инфи невозможно. Этому препятствуют базовые физические характеристики нашего мира.

Глава 12 Совещание

Дюшка Клюшкин никак не мог уснуть. Он вертелся под одеялом и пытался решить свою головоломку, в которой недоставало еще больше деталек, чем у Риза. Дежурные операторы СОСИСки, следящие за показаниями датчиков, вмонтированных в Дюшку, вынужденно бодрствовали вместе с ним. А поскольку показания этих датчиков не лезли ни в какие рамки, то вместе с дежурными не спала добрая треть сотрудников секретного отдела, мечтающая в этот час только о том, чтобы объект Клю наконец угомонился и задрых. Ангелы следили за всем, что происходило в городе, и, как обычно, ни во что не вмешивались.

Первую половину ночи Дюшка думал о себе и о Варе. Он не мог понять, что происходит с Варей, отчего она за последнее время так изменилась. Но еще хуже было то, что Дюшка не мог понять, что происходит с ним самим. Он не боялся, или, по крайней мере, ему казалось, что он не боится того, что его будут исследовать или клонировать. Где-то в глубине души ему даже приятно было осознавать, что он – особенный, единственный, уникальный. Но в той же самой глубине Дюшке хотелось оправдать эту уникальность каким-нибудь красивым самостоятельным поступком. Например, совершить подвиг, на который ни один обыкновенный мутант не способен. Или написать потрясающую поэму, наполненную сугубо человеческими чувствами. Или сделать еще что-нибудь в этом роде. Короче говоря, отличиться. Стать особенным не потому, что так решила природа, а потому, что ты сам на это способен. Однако дела с поэмами и подвигами продвигались туго. Честно говоря, пока они вообще никак не продвигались. Конечно, Дюшка по праву считался лучшим хрюкальщиком школы, и, кроме того, у него было еще одно не совсем обычное хобби, но все-таки для единственного человека на планете этого было совершенно недостаточно. Вот если бы удалось для начала подтянуть по оперативному хрюканью Варю… Но она сама уже как-то справилась… Эх, Варя, Варя!

Дюшка вылез из постели и подошел к базовому компьютеру. Базовым у мутантов называется непереносной компьютер, жестко подсоединенный к сети. Все остальные компы – браслеты, кольца, сережки, тетрадки и т. д. – связаны с ним, но могут быть перекинуты и на любой другой подходящий приемник.

Диди. Попадете к мутантам – легко разберетесь, у нас на Земле-12 тоже примерно такая же система. Вот на Земле-98 все устроено иначе, там будьте осторожны и ни в коем случае не нажимайте на зеленые кнопки! Э-э… и на остальные тоже. Да.

Дюшке было плохо. С одной стороны, он чувствовал себя полным ничтожеством, с другой – понимал, что все остальные, мутанты, вообще полные уроды. Никто из них не способен его понять! Даже Варя. Да что там Варя… Даже мама! Дюшка тихонько заплакал. В нижней части дома что-то зашевелилось. Дюшка быстро скользнул в ванную комнату, расположенную рядом с его спальней, заперся и пустил воду. Предчувствие его не подвело: мама подошла ровно через десять секунд.

– Ты представляешь, который час? – спросила она сонным голосом.

Пока Клюшкин безуспешно решал свою головоломку, его мама успела уже и заснуть, и проснуться.

– Так ведь с завтрашнего дня – каникулы!

– Тем более. Успеешь еще в ванне насидеться. Скоро утро, а ты…

– Ну, мамуленька!

– Вылезай и спать! Ты портишь себе здоровье, милый!

– Ладно, сейчас.

Мама ушла. Дюшка сглотнул горькую слюну и подставил ладонь под струю воды.

– Ты портишь себе здоровье, милый! – сказал он воде маминым шепотом, но только с добавлением яркой издевательской нотки. – А если ты испортишь себе здоровье, солнышко, то станешь мутантом, и тогда тебя не заберут на опыты. – Дюшка даже не заметил, как стал говорить вслух. – А если тебя не заберут на опыты, тебе придется жить, как всем обыкновенным ребятам, и тогда…

Клюшкин поднялся с краешка ванны и закрыл кран. Его взгляд упал на тюбик с зубной пастой, которой он столько лет безуспешно пользовался для выращивания клюва.

– Только вот не стану я никогда мутантом! – прошептал Дюшка и опять всхлипнул.

– Ты уже спишь? – крикнула снизу мама.

– Ложусь! Спокойной ночи! – как можно более веселым голосом откликнулся Дюшка, перекочевывая в спальню.

К уставшим дежурным операторам СОСИСки присоединилось подкрепление в виде двух операторов «службы НЗ» и врача-невропатолога, поскольку состояние объекта Клю грозило перерасти в неуправляемую истерику. Директора решили пока не беспокоить.

Дюшка опять залез под одеяло. Его знобило, лихорадило и качало – все одновременно. Ему было горько осознавать, что он не способен совершить ни одного достойного поступка. Да он даже в ванне не может сидеть столько, сколько ему хочется! Может, у него потому ничего и не получается, что он – человек? Может, если бы он родился мутантом, все было бы по-другому, лучше? Но мутантом ему не стать. Разве что отправиться в биореактор, про который ему рассказывал Венька. Дюшка накопал кой-чего в сети по поводу этого реактора. Мысленно он не раз совершал к нему путешествие, полное приключений и опасностей. Он пробирался внутрь, как профессиональный шпион, обведя вокруг пальца многочисленную охрану, и становился в итоге самым крутым мутантом с клювом, крыльями и складными членистоногими отростками, которые незаметно убирались под ребра. В этот момент в Дюшкиных мечтах обычно появлялась Варя, окруженная толпой экзальтированных телевизионщиков, которые специально прилетели к реактору брать интервью у только что вылупившегося членистоногого монстра. Но сегодня Варя не появилась. Сегодня на Варе Дюшкина мечта предательски оборвалась, и он вдруг понял, что ему срочно нужно действовать. Клюшкин опять вылез из-под одеяла и подошел к компьютеру.

В этот момент в дежурку СОСИСки вошел директор. Он бросил взгляд на приборы и тоже понял, что надо срочно действовать.

В половине четвертого утра в подземном конференц-зале секретного института по личной инициативе Тафанаила Казбекова собралось экстренное заседание ученых, непосредственно работающих с Андреем Клюшкиным. На нем, кроме самого директора, присутствовали:

– Фредерико Менс, как всегда бодрый, в парике и отличном расположении духа;

– его супруга Сильвия Менс, жизнерадостное создание и одновременно специалист по нестандартной психологии;

– Игорь Лап, откровенно скрывающий зевоту даже после трех противосонных таблеток;

– Лелександр Сергеевич Пушкин, в отличие от своего знаменитого тезки в жизни не написавший ни одного стихотворения, но зато бесспорный ас в области биохимии;

– десяток других сотрудников СОСИСки;

– горстка ангелов-наблюдателей во главе с Димой Чахлыком, темнокожим ангелом атлетического телосложения, от одного кивка которого в конечном итоге могла зависеть дальнейшая судьба собравшейся в этом зале компании.

Графики, на которых были изображены изменения состояния объекта Клю за последние сутки, светились на экранах, расположенных под потолком по периметру зала. Центральный экран в данный момент был подключен к камере, наблюдающей за Дюшкой, который в глубокой задумчивости сидел на кровати, обхватив руками коленки. Разговор умных ученых был очень умным и изобиловал еще более умными словами и выражениями.

– Меня тревожат некоторые показатели лямбда и дельта-два, связанные с изменением профиля ответов рецепторов лимфоцитов за последние три дня, – сказал Пушкин.

– Рецепторов В-лимфоцитов, – уточнил всезнайка Лермонтов, поскольку не все присутствующие были биохимиками.

– Учитывая характер смещения профиля, я считаю, что объект Клю должен быть в срочном порядке изолирован и тщательно исследован в условиях стационара, – продолжил Лелександр Сергеич, бросив уничижительный взгляд на выскочку-компьютерщика.

– А учитывая данные последней энцефалограммы, – перебил Пушкина Лап, включая под потолком два новых экрана, – в данный момент объект Клю ни в коем случае не может быть изолирован от общества. Если мы не хотим его потерять.

– Если вот эта кривая упадет ниже вот этого уровня, – Лелександр Сергеевич ткнул в один из графиков, в котором Лап ничего не понимал, – то лично я слагаю с себя всякую ответственность.

– Я предлагаю пригласить на наше собрание мадам Клюшкину, – встала со своего места Сильвия Менс. – Я сама, как мать четверых детей, могу утверждать, что она эффективнее всех ваших датчиков. Пусть до четырнадцати лет мать сама решает судьбу ребенка. Лучше нее этого никто не сделает.

– Пушкин сделает! – выкрикнул Лермонтов.

– Успокойся, Джереми!

Джереми Лермонтов не думал успокаиваться:

– Мать Андрея Клюшкина является мутантом первого порядка с весьма невысоким коэффициентом интеллекта. Как можно всерьез рассматривать вопрос о ее возможном участии в решении нашей проблемы?

– Тем не менее такое предложение поступило, и мы обязаны его рассмотреть, – остановил его Тафанаил Казбеков. – Кстати сказать, у нас на повестке дня стоит еще вопрос о загадочном исчезновении микрофона из уха объекта Мяу. Не говоря уже о его восхитительной кличке.

Сильвия хихикнула. По залу пробежала легкая волна оживления, кто-то усиленно закашлялся. Всей СОСИСке уже было известно, что именно один из юных протеже Джереми вместе со своим напарником дежурил у Вари-2 в тот момент, когда рыжий котенок получил свою кличку. Лермонтов решил не нарываться на неприятности и сел.

Пока шло совещание, Дюшка Клюшкин наконец заснул. Как будто провалился в бездонную спасительную пропасть. Снов, приснившихся ему этой ночью, Дюшка наутро не вспомнил. И если бы ангелы, умеющие заглядывать в чужие сны так же, как и в чужие мысли, рассказали ему о том, что ему снилось, он бы наверняка не поверил. А снились ему вовсе не биореактор, Варя или предполагаемое путешествие. В первом сне Андрей Клюшкин видел себя маленьким, очень маленьким мальчиком, играющим с огромным пушистым котенком. Котенок возил его на своем хвосте и отчего-то не мурлыкал, а тихонько пел маминым голосом. Только не тем, который у нее сейчас, а каким-то другим, из детства. Второй сон был еще менее связан с реальностью. В нем Клюшкин, обмотанный шкурами, сидел у входа в пещеру, которая почему-то была его родным домом, и листал комиксы. В пещере полыхал костер, но при этом под потолком ярко горел стильный электрический светильник. Было лето, в шкурах было жарко, и Дюшка попытался из них выбраться. Одеяло при этом свалилось на пол, но никто, кроме дежурных операторов, этого так и не заметил.

Экстренное заседание СОСИСки закончилось поздним утром. Дюшка Клюшкин успел за это время заснуть, проснуться и даже выпить серого парного молока – стоимость стакана этого экологически чистого продукта приравнивалась к стоимости среднемесячной зарплаты директора школы, в которой учился Дюшка. К этому моменту экстренный совет по «объекту Клю», постановил следующее.

1. Андрея Клюшкина необходимо срочно изолировать от общества и начать над ним эксперименты.

2. Состояние Андрея Клюшкина в данный момент таково, что его нельзя изолировать от общества и начать над ним эксперименты.

3. С Андреем Клюшкиным надо сделать что-то, чтобы стало возможным срочно начать над ним эксперименты, а заодно спасти от излишних переживаний.

4. Для этого его нельзя изолировать от общества, но зато можно изолировать общество вместе с ним. Для этого бывший интернат на территории института срочно восстановить и превратить в школу для особо одаренных мутантов. И направить туда объект Клю так, чтобы он ничего не понял. Для этого отобрать детей-маломутантов и тоже отправить в эту школу.

5. Поскольку единственным талантом Дюшки Клюшкина является оперативное хрюканье, то в школу для особо одаренных необходимо отбирать учеников именно по этому признаку. А для того чтобы Дюшка, не приведи мутобог, не почувствовал себя хуже других, его будущие одноклассники должны обладать способностями к хрюканью явно ниже Дюшкиных.

Кроме того, в школу нельзя допускать задир, ипохондриков, мутантов высших порядков и прочие опасные элементы.

Ограничение по уровню мутантности было самым жестким. «Группе психологов, проводящих компьютерный отбор претендентов, будет совсем непросто найти оптимальный вариант!» – подумала Сильвия. Плохо было и то, что, согласно постановлению, с каждым из претендентов предстояло провести предварительную беседу, причем интерактивное общение отметалось.

Список предстоящих действий состоял из ста пятидесяти пунктов. Роль Рыжего Тафанаила подробно расписывалась в десятом пункте, хотя ни слова «рыжий», ни тем более слова «Тафанаил» в тексте не было и в помине. Просто предлагалось более тщательно замаскировать микрофон, дополнить его видеокамерой и вернуть объект Мяу объекту Клю. На выполнение этого задания Джереми Лермонтову отводилось двадцать четыре часа. В последнем пункте предполагалось собрать еще один совет ровно через неделю после Нового года, когда «Школа для особо одаренных» будет готова принять первых учеников.

Но самым главным был предпоследний пункт. В нем говорилось, что все до единого события, которые произойдут с «объектом Клю», должны быть веселыми, легкими и беззаботными. Объект запрещалось обижать, ставить в угол, сажать на электрический стул, лишать интернета, компостировать мозги, а также наказывать любым другим способом. С объектом надо было вести себя так, чтобы кривая ПИ на графиках эмоций не поднималась выше критического уровня, отмеченного красной линией. Ну и чтоб другие, пушкинские графики, тоже были в норме.

…Дима Чахлык стал ангелом только после своей десятой смерти, причем даже последняя его жизнь была далеко не безупречна. Он очень хорошо понимал, что расти среди мутантов и оставаться безвинным, как младенец, практически невозможно. Именно поэтому Дима закрывал глаза на многие глупости Дюшки, которые, с точки зрения большинства других ангелов, не лезли ни в какие ангельские ворота. Тем не менее Дима Чахлык был отличным, надежным ангелом. Он хорошо знал Джен, а Рональд Э-Ли-Ли-Доу был его лучшим другом. Поэтому, как только на совете был решен вопрос с Рыжим Тафанаилом и школой, Дима, не покидая собрания, передал эту информацию Рону. В следующие тридцать секунд Рон поделился неприятными новостями с Джен. Еще через полчаса родной брат Джен, Ризенгри Шортэндлонг, знал, что у него остался буквально один день, чтобы что-то сделать. Ну, не один, конечно, но… О том, что он должен сделать, или, по крайней мере, каков должен быть конечный результат его действий, Ризи по-прежнему не имел ни малейшего представления.

Сестра возникла у него в комнате примерно в восемь часов утра. Она сказала, что через сутки с Дюшкой постоянно будет находиться рыжий котенок, начиненный аппаратурой для прослушивания, а еще через несколько дней Клюшкин будет помещен в спецшколу для одаренных детей, которая расположится на территории секретного института. Попросила, чтобы Ризи больше не выходил из облика Веньки Бесова. Предупредила, что сканировать Дюшку нельзя ни при каких обстоятельствах, – как будто бы Риз умел это делать.

– Почему вы так боялись читать мои мысли? – спросил Ризи. – Вчера меня прочел кто-то посторонний, затем мама – и ничего.

– Вчера было совсем не то. Во-первых, ты был предупрежден, во-вторых, оба раза не думал, а мечтал, точнее – вспоминал один конкретный эпизод, занимающий не слишком важное место в мозге. В конечном счете можешь считать, что вчера тебе просто повезло. При других обстоятельствах все могло окончиться иначе.

– Кстати. А как получилось, что я вообще выжил, а не провалился насквозь в пеленки сразу после рождения? Ну или что-то в этом роде?

Джен ответила не сразу. В конце концов она решила, что Ризи имеет право знать кое-что о своем детстве.

– Просто удивительно, что тебя заинтересовало это только сейчас. Тебе помогли, потому что я очень этого хотела. Топала ножками и вопила, что братик должен жить… Я была еще совсем маленькая, и тобой в основном занимался Рон.

– Кто?

– Рональд Э-Ли-Ли-Доу мой друг, ангел. Это было очень сложно. Ты не просто проваливался в пеленки. Первые месяцы ты проскальзывал в мамины руки, не мог научиться сосать, плакать. Даже с дыханием были проблемы. Никто, кроме нас с Роном, не верил, что ты выживешь.

Похоже, последняя фраза вырвалась у Джен помимо ее воли. Ризенгри был потрясен услышанным. Подумать только, а он об этом и не знал! Его выхаживал ангел, причем совершенно посторонний ангел. Ради сестры, ради собственного интереса, ради чего?

– Джен, – сказал он, – а на фига вам это было надо?

Джен молчала. И поэтому Ризи вынужден был искать ответ самостоятельно. Может быть, этот самый Рон его просто – как это там… – просто пожалел? Теоретически Ризи знал, что такое жалость. Это такая штука, когда смотришь на кого-то и думаешь: «Фи, какой он маленький, слабенький и глупенький! Если ему не помочь, ему каюк!» Мысль о том, что он, самый крутой мутант на Земле, мог вызвать у кого-то жалость, обрушилась на Риза внезапно, как кирпич с небес. Он растерялся. Значит, когда-то он вызывал жалость, и ему помогли… И наверное, ему стоит…

– Джен, раз уж так получилось, могу я это… я могу сделать что-нибудь для тебя? То есть для тебя и для Рона?

Сестра улыбнулась:

– Нет, спасибо. Для нас ты ничего не можешь сделать. Более того, у тебя так мало времени, что ты и для себя уже вряд ли успеешь что-то сделать.

– Может, для Дюшки?

Джен опять задумалась, словно советуясь с кем-то невидимым: говорить или не говорить?

– Вопрос с Дюшкой нами уже решен. Очень скоро он станет ангелом. Навряд ли в ближайшее время произойдет что-то такое, что сможет этому помешать.

Ризи Шортэндлонг был мутантом четвертого порядка. Он мог проходить сквозь стены и раскалывать голову надвое. Он умел плакать, смеяться, загорать и даже болеть ветрянкой. Все это – и всегда – он делал исключительно по собственному желанию. И вот впервые в жизни, после слов Джен о Дюшке, Риз почувствовал, как с ним творится что-то неладное, и отнюдь не потому, что он сам этого хочет. Что ж, его друг станет ангелом. Это прекрасно. Но только…

– Клюшкин станет ангелом после смерти?

– Что? А, ну да, конечно. Ты же знаешь, ангелами или рождаются, или становятся после. Так что если Дюшка не наделает никаких глупостей, пока живет…

В глазах Риза медленно прояснялось. Зато теперь рот стал предательски наполняться какой-то горечью.

«Если Дюшка не наделает никаких глупостей, пока живет…»

– И когда же он умрет?

– Понятия не имею! – возмутилась Джен. – Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из нас может желать ему смерти или тем более ее планировать?

Нет, Ризенгри так не думал. Он думал о том, что его сестра прекрасна, даже когда сердится. Еще он пытался представить себе, как его, маленького, выхаживает неизвестный ему ангел. А еще – как Дюшка Клюшкин сам станет ангелом и тоже, возможно, будет помогать какому-нибудь мутанту вроде него. Наверное, этому следует радоваться? Хотя чему радоваться, ведь ему-то самому, наверное, теперь кранты…

– Мы теряем время, – перебила его мысли Джен. – Тебе надо действовать. Даже если у тебя есть один шанс из миллиона, его надо использовать.

– Хорошо, я же не против. Что я должен делать?

– Да не могу я тебе этого сказать!

– Джен, это нелогично. Хоть намекни! Я должен помочь Дюшке не наделать глупостей?

Джен отрицательно покачала кудряшками, разбрызгивая ослепительное сияние. И ответила брату теми же словами, которые сама услышала вчера от Э-Ли-Ли-Доу:

– Не скажу. Но я буду прикрывать тебя столько, сколько тебе потребуется.

И она испарилась. Тщательно переварив всю информацию, полученную от сестры, Ризи так и не пришел ни к какому конкретному ответу. Единственное, что он мог сделать, это поговорить с Дюшкой Клюшкиным с глазу на глаз. Может, в процессе что-то прояснится. Решение о лыжной прогулке было его собственным решением. Было девять часов утра тридцатого декабря. Завтра вечером на Земле-11 должен был наступить Новый год.

Между тем после подписания постановления из ста пятидесяти пунктов совет СОСИСки разошелся по домам. Большинство сотрудников завалились спать. Фредерико Менс нырнул в любимый кислотный бассейн. Джереми Лермонтов отдал распоряжение забрать у Ворониных котенка и принести ему, а затем занялся подбором нового микрофона. Дежурные у Вари-2 уселись смотреть новый фильм, поскольку Варя находилась в отключке и следить за ней не было необходимости. А дежурные у датчиков объекта Клю, заядлые преферансисты, достали новую колоду карт.

Сделали они это с чистой совестью: данные датчиков вполне могли записываться и сами по себе, а если что выходило из нормы, приборы подавали предупредительный звуковой сигнал. Согласно инструкции, дежурные должны были постоянно следить за видеоизображением и прослушивать запись звуков, издаваемых объектом. Но двадцать минут назад за Дюшкой Клюшкиным зашел его друг Венька Бесов, и они решили умотать в лес кататься на лыжах. Ни видеокамер, ни микрофонов на лыжах не было. Разумеется, почти все ребята-мутанты (не говоря уже о взрослых) постоянно носили компьютеры-браслетки или, кому больше нравилось, компьютеры-медальоны. Но Ризи редко следовал этой моде, а Дюшка Клюшкин специально зачастую оставлял свой браслет дома.

– Какие еще лыжи?! Это наша непростительная ошибка! – сокрушенно пробормотал директор, который лично появился в дежурке как раз в тот момент, когда мальчики возились с креплениями.

– Не волнуйтесь, Тафанаил Ибрагимович, – успокоил старший дежурный. – Они же не в первый раз. Все будет в порядке.

Остальные его поддержали:

– Если что не так, мы сразу заметим по датчикам.

– И Игорь Лапундрович считает, что Клю лучше развеяться. А лыжная прогулка в такой день – это же сплошные положительные эмоции!

День, действительно, выдался отменный. Полное безветрие. Всю ночь шел снег, а сейчас ослепительно светило солнце, на небе – ни облачка. В такой день елки, палки, да и вообще все остальные растения предпочитали оставаться на своих местах, потягивая водичку из почвы и занимаясь процессом фотосинтеза – кто умел. Если уж кататься на лыжах, то именно в такой день! Но Тафанаил Казбеков не успокаивался.

– Браслетов на детях точно нету?

– Нет. Вы же знаете, Клю не любит таскать с собой компьютер. А его друг тоже оставил свой дома, растяпа.

– Вы хотите сказать, что ребята сейчас выйдут из дому, и мы потеряем с ними всякую связь?! Кроме встроенных в объект датчиков?

– В конце концов мы можем запустить контрольного лыжника на трассу…

Тафанаил все еще раздумывал. В принципе ему хотелось спать, но он знал, что, пока объект Клю не окажется под его полным контролем, спокойных снов ему не видать.

– Я сам буду лыжником, – наконец принял решение директор. – Аллочка, у нас найдется костюм подходящего размера?

И усталый директор вместе со своей верной секретаршей пампушкой Аллой отправился в гардеробную.

А дежурные по датчикам выждали минут пять и занялись преферансом.

Тафанаил Ибрагимович вышел из института с черного хода. Он был облачен в красно-белый лыжный костюм времен своей молодости, с надписью «Спардак – чемпион» и изображением мифологического героя Спардака в виде мутанта-гладиатора, остервенело сражающегося с мутантом-быком. Под мышкой у директора были зажаты замотанные липкой лентой лыжи, а на лыжи были нацеплены палки. При каждом шаге одна из палок вздрагивала и ударялась об лыжу. От этого звука Тафанаил Ибрагимович внутренне вздрагивал сам, стараясь не подать виду, насколько неуверенно он себя чувствует. Аллочка предлагала ему взять другие лыжи, поновее. Но новые лыжи были слишком молодежной расцветки – зеленые с желтыми сияющими разводами, и Тафанаил от них отказался.

В трехстах метрах от института директор, кряхтя и ругаясь, размотал клейкую ленту, надел лыжи и попробовал на них пройтись. Надо сказать, это ему удалось. Ему даже понравилось. Когда-то, еще школьником, Тафанаил изредка ходил с друзьями кататься на лыжах или играть в снежки. В зрелом возрасте тоже, бывало, катался – на домашнем тренажере. Но последние одиннадцать с половиной лет он был так занят работой, что даже не вспомнил ни разу о том, что в мире существуют такие простые удовольствия. Директор посмотрел вокруг. Ему вдруг стало приятно и хорошо. Ярко светило холодное зимнее солнце, и небо было синее-синее, с редкими белыми облачками, только подчеркивающими эту ослепительную синеву. Растения замерли на месте, наслаждаясь погодой. Вдали виднелись дома, два прозрачных купола, прикрывающие центральный городской парк и развлекательный комплекс, и вышка для полетов и прыжков – любителям экстрима. Впрочем, большинства сооружений отсюда не было видно. Например, новых усовершенствованных трамплинов, введенных в эксплуатацию около месяца назад. Тафанаил Ибрагимович подумал, что неплохо было бы выкроить часок, сходить, посмотреть на них «вживую», не по телевизору. Хотя, с другой стороны, пока этот несносный объект Клю на свободе, о каких трамплинах вообще может идти речь? Директор вздохнул, кликнул по браслетику и соединился с институтом. Выяснилось, что ребята уже вышли из дома и направляются в сторону старой длинной трассы, проходящей вдали от всех укромных и удобных для наблюдения местечек.

Глава 13 Коронный номер тысячелетия

Ризи боялся, что Дюшка не захочет бежать по дальней трассе, где почти никогда не бывает народу, или вообще откажется идти – он известный домосед, этот Дюшка, – но, к его удивлению, Клюшкин сразу же согласился. Большая трасса проходила через лес, а потом долго петляла по пустынным холмам, по местности, заселять или возделывать которую было запрещено: заповедник, неприкосновенные древние постройки и всякое такое. А начало вообще супер: вершина холма; со всех сторон, почти до самого горизонта, тянется ровная снежная гладь, искрящаяся на солнце. А чуть съезжаешь – сразу лес.

На въезде в лес ребята обогнали какого-то смешного толстого дяденьку в допотопном лыжном костюме. Дяденька, пыхтя и обливаясь потом, неумело перебирал ногами. На всякий случай они поздоровались.

– А я думал, все мальчишки сейчас на новых трамплинах развлекаются, – с приветливой улыбкой сказал дяденька.

– А мы поспорили! – не моргнув глазом вдруг соврал Дюшка. – Кто дольше на трассе продержится. Кто проиграет, платит за трамплины.

– Ну, тогда удачи! – сказал дяденька. – Смотрите, не простудитесь. Чуть что – сразу домой, обещаете?

– Замётано! – по-свойски ответил ему Дюшка, и они покатили дальше, оставляя позади странного дяденьку.

Когда они отъехали подальше, Дюшка сказал:

– Я его знаю. Это директор института биофизики. Он на людях редко показывается, но как-то раз заходил к нам домой, к папе, и я его запомнил.

– А почему ты соврал, что мы поспорили?

– А что я должен был ему сказать? «Знаете, мы с моим другом хотим поговорить вдали от посторонних глаз, потому что то, о чем мы будем говорить, большая тайна…» Так, что ли?

Ризи посмотрел на него с нескрываемым удивлением:

– О какой тайне ты говоришь?

– Бес, завтра утром я убегу. В Аффрику.

Бес не знал, что и сказать. Дюшка поправил съехавшую на брови шапку и продолжил движение. Ризи – за ним, ничего не понимая.

Ребята молча выехали на вершину следующего холма. Лыжня стремительно уносилась вниз, забирая вправо, в ложбинку между холмами, на одном из которых сохранились живописные развалины старой фермы. Дюшка с силой оттолкнулся и понесся вперед, не собираясь останавливаться. «Может быть, Джен знала об этих планах? – думал Ризенгри, догоняя друга. – Ведь убегать в Аффрику – это глупость».

Дюшка стоял внизу, опираясь на причудливые зеркальные изогнутые лыжные палки, – самый модный изгиб в этом сезоне, у Клюшкина вечно все самое лучшее, – и тяжело дышал. Риз остановился рядом, и по его виду нельзя было сказать, что проделанный путь стоил ему хоть каких-то видимых усилий. Дюшка набрал побольше воздуха и выдал:

– Мне надо попасть в биореактор. Завтра утром я убегу. Днем меня не хватятся, а потом все будут готовиться к встрече Нового года, и им будет не до меня.

«Если Клюшка превратится в мутанта, он совершит глупость и не станет ангелом. Если я ему помешаю убежать, я сделаю то, чего хочет Джен, то, ради чего мы переехали на эти задворки цивилизации. Я буду жить вечно, попаду в рай – звучит-то как классно! – и у меня все будет хорошо», – подумал Ризи.

– Я просто хочу стать, как все. Понимаешь? – продолжал Дюшка. – Или я стану мутантом, или я не знаю, что со мной будет. Я больше не могу так жить. Не могу – и все.

Дюшка судорожно облизал пересохшие губы и вздохнул. Ризи даже примерно не мог почувствовать того, что переживает Дюшка. Он просто видел, что его другу тяжело. «А ну его, этот рай!» – подумал Ризенгри.

– Завтра будет поздно, – спокойно сказал Риз. – Беги прямо сейчас. Хочешь – я с тобой?

Дюшка обалдел. Он ожидал какой угодно реакции, только не этой. Датчики в дежурном отделении мгновенно зашкалило. Однако не успели сотрудники СОСИСки должным образом отреагировать, как на связь с ними вышел их директор личной персоной. «На повышение адреналина и прочие глупости можете временно не обращать внимания, – сказал он. – Объект Клю носится на лыжах наперегонки с одноклассником. Веселый и довольный жизнью. Я с ним только что разговаривал».

И Тафанаил Ибрагимович присел на пенек съесть пирожок и немного отдохнуть. В этот момент Рон убедился в том, что Джен, находящейся в трех метрах от брата, ничего не грозит, а Ризенгри решил рассказать Дюшке все, как есть, и будь что будет!

– Завтра тебе подбросят котенка. С микрофоном и камерой. Он будет мяукать и носится за тобой, как за родной мамой. Так, что не отвяжешься. Котенок – это их рук дело, из секретного управления!

– Бред! – заявил Дюшка. – Как мне могут его подбросить? Мы нашли Тафа вместе с Варей, и я вытащил у него из уха блоху, он сейчас у нее живет и…

– Живую блоху?

– Ну да, – неуверенно подтвердил Дюшка и вдруг вспомнил, с каким странным металлическим звоном эта блоха упала в раковину.

– Все равно. Вокруг тебя шныряют люди из секретного управления. Через неделю тебя заберут в школу для особо…

– Нет! Меня не могут забрать, пока мне не исполнится четырнадцать!

– Клюшка, это точно! Через неделю или даже раньше. Они уже готовят помещения, срочно. Даже на Новый год будут работать, в ночь.

– Откуда ты знаешь?

Ризи молчал. Если он расскажет Дюшке о Джен, он предаст сестру. Если не расскажет, Клюшкин ему не поверит, и никакого разговора у них не получится. А может, и не надо ни о чем говорить? Дюшку заберут, он умрет и станет ангелом. А ему, Ризу, все равно ничего в своей жизни не нужно менять. Ему с его способностями и на Земле – рай, ну кто ему в чем сможет помешать? Ризенгри решил молчать, но прежде, чем он это решил, у него вырвалось:

– Ты умрешь и станешь ангелом.

– Я и так умру, если останусь в этом городе. А ангелов не бывает, – отрезал Дюшка. – Я всю свою жизнь думал, что они есть, даже разговаривать с ними пытался, дурак. Это все такая чушь. Людей, кстати, тоже не бывает.

– Но ты же человек?

– Я – тупое исключение из правил, ошибка природы. Но я отправлюсь в Аффрику, проберусь в реактор и стану мутантом, как все. Я не хочу быть ни человеком, ни ангелом. Если не веришь, можешь проверить меня на детекторе лжи и убедиться.

– И так вижу, – буркнул Риз. – Но… Ты не сможешь добраться до Аффрики. В тебе с рождения находится куча датчиков, которые передают в центр, или как его там, где ты находишься, и не болит ли у тебя животик, и всякое такое. Только мысли твои сканировать нельзя. Хотя кто их знает, что им придет в голову.

– Ты врешь. У меня только анализатор в браслетке, но я могу снимать ее, когда хочу. Ты точно врешь.

– Нет.

– Докажи.

– Как?

– Ну, например, скажи, где находится хоть один датчик?

Ризенгри задумался. Внезапно ему пришла в голову идея.

– Хорошо, – сказал он. – Если ты не боишься, я попробую. Помнишь, как я однажды на твоих глазах прошел сквозь стенку? Я постараюсь так же пройти сквозь тебя. Места, которые отличаются от естественной ткани, я смогу определить, я уверен.

С некоторыми физиологическими показателями объекта Клю творилось нечто невероятное. Точнее говоря, у него было состояние, близкое к шоку.

– Может быть, объявим тревогу? – предложил один из дежурных, самый молоденький.

– Да будет тебе! А если парень подраться решил или на обгон пошел? – остудил его второй, более опытный. – Пацан спортом занимается. Для людей это особенно полезно.

– И потом, у нас сам директор с ним рядышком, на одной трассе. Уж если что… – добавил третий.

И они спокойно продолжили игру в карты, не обращая больше никакого внимания на надрывающиеся датчики. Одновременно с этой беседой происходил другой, более примечательный разговор между Джен Шортэндлонг и Роном Э-Ли-Ли-Доу.

– Это конец! – ломала руки Джен. – Моя глупость погубит обоих. Никогда себе этого не прощу! Зачем я только рассказала Ризу правду? Что делать, Рон? Что нам делать?

– Не вмешиваться.

– Я не могу не вмешиваться! Мой брат собирается сотворить такую глупость! Это совсем не то, чего мы от него добивались.

– Не то, – согласился Э-Ли-Ли-Доу. – Но это его глупость и его решение. Мы не должны вмешиваться. В функции ангелов не входит защита людей от их собственных глупостей.

Джен попыталась не нервничать.

– Хорошо, – сказала она гораздо более спокойным тоном, – Допустим, Риза нам уже не спасти. Он погибнет вместе с остальными, когда все будет кончено. Тогда я остановлю его ради Андрея. Андрей Клюшкин должен стать ангелом, а не идти на поводу у мутанта четвертого порядка или убегать в Аффрику. Одного его заявления о том, что он не хочет быть человеком, достаточно для того, чтобы и в ангела ему не превратиться.

– Нет, – сказал Рон. – Не вмешивайся. Если Андрей Клюшкин не хочет быть человеком, это его право.

– Я не могу не остановить их! – закричала Джен.

– Можешь, – возразил Рон Э-Ли-Ли-Доу. – Ты все можешь. Ты же ангел.

– Да, – согласилась Джен. – Ты прав. Прости меня, пожалуйста.

И два бестелесных создания продолжили наблюдение над тем, что творилось в лощине, скрытой от посторонних глаз внушительными снежными холмами. Венька Бесов присел на корточки перед Дюшкой, вытянул вперед руки так, что они оказались на уровне щиколоток, и медленно стал перемещать их вперед.

– Тебе комбинезон не мешает? – шепотом спросил Дюшка, хотя вокруг и так никого не было.

– Да нет, что ты! Совсем другая фактура, не спутаешь. Что-нибудь чувствуешь?

– Нет, ничего. Даже не щекотно.

Честно говоря, если бы Клюшкин собственными глазами не видел, как руки Беса исчезают в его икрах, он бы ни за что не поверил, что внутри него кто-то орудует. Ризи не торопился. Как сапер, он должен был все до единого инородные тела обнаружить заранее. Прикоснешься – и кто его знает, что там увидят на мониторах Дюшкины телохранители!

Первый датчик находился на левой ноге. Он представлял собой крошечную пластмассовую манжетку, надетую прямо на подколенную вену. Второй датчик – продолговатый цилиндр диаметром чуть ли не в полсантиметра намертво вцепился лапками в нижнюю часть желудка. Несколько проволочек опутывали сердце. Овальный плоский диск, тоже с лапками, но более короткими, чем у цилиндра, расположился на запястье, под кожей.

– Венька, это у меня родимое пятно, – пояснил Дюшка.

– Как бы не так! – усмехнулся Риз.

Еще два похожих диска только другой, искривленной формы, симметрично были вшиты в виски. И последний датчик, идеально круглый, очень плотный шарик, был впаян в носовую перегородку. Ризи заметил его просто по счастливой случайности, настолько незаметно он был установлен. Потом еще минут пять пытался выяснить, из чего же он сделан, – и не смог.

– Ювелирная работа. С таким хозяйством ни в какую Аффрику ты не убежишь, – констатировал Риз, когда последний датчик был найден.

Дюшка с ненавистью глядел на просвечивающее сквозь кожу «родимое пятно». Теперь он отчетливо видел его выраженную геометрическую структуру. Бес оказался прав. А он, Дюшка, как всегда, остался в дураках.

– Зачем тебе в Аффрику? Тут с тобой целый институт носится.

– Ага. А потом я умру и стану ангелом.

– Что же в этом плохого? У меня сестра – ангел.

– Что?! Ты шутишь???

– Моя старшая сестра Джен – ангел, – обреченно повторил Ризи, и ему показалось, что он только что прыгнул в жуткую бездну, в которую ему теперь падать и падать до самой смерти. – Она прилетает домой на праздники и умеет играть на арфе. Она и ее друг Рон помогли маме меня вырастить, хотя я – мутант четвертого порядка, которые умирают сразу после рождения. А теперь я их предал. И тебе я тоже не друг.

– Вот еще ерундиссимо с плюсом! Как это – не друг, Бес?

– Да какой я тебе Бес! Я вообще не тот, за кого ты меня принимаешь. Я даже внешне другой. Я вообще могу быть практически кем угодно!

Андрей Клюшкин, последний немутант на земле и просто обыкновенный парень с отличным энергообменом и средними математическими способностями, не мог в это поверить. Слишком много совершенно нереальных событий произошло с ним за последнее время, чтобы он мог поверить еще и в это. Тогда Риз нарочито медленно, чтобы не испугать Дюшку, слегка расширил себе нос, увеличил глаза, растянув их в стороны, сделал более пухлыми губы и в довершение всего изменил прическу. Через минуту перед Клюшкиным стоял его одноклассник Боря Кузнецов собственной персоной. Только Боря был выше и коренастее. Разумеется, сотворить такое на компе было бы – раз плюнуть, но чтобы вот так, на самом деле!

– Тело я тоже могу изменить, – добавил Ризи, возвращаясь в свое обычное состояние.

– Класс! – восхищенно произнес Дюшка. – Знаешь, когда ты болтал про датчики, я еще сомневался, но теперь…

Необъяснимо, но факт: почти все показатели, если судить по данным приборов, расположенных в дежурке СОСИСки, пришли в норму.

– Хорошо, что мы не стали бить тревогу! – сказал самый молоденький оператор. – Клюшкин там отрывается с дружками, а мы бы выглядели, как полные идиоты!

– И не говори, – согласился с ним его товарищ, даже не взглянув в сторону приборов. – Между прочим, твой ход.

И они опять погрузились в карты.

– А какой ты на самом деле? – поинтересовался Дюшка.

– Высокий. Худой. Я не могу сейчас показать, одежда лопнет. И меня… зовут Риз, можно Ризи, полностью – Ризенгри Шортэндлонг. Только ты об этом – никому, ладно?

Дюшка кивнул.

– Риз или Ризи?… Мне это больше нравится. Ризи – это нормально, это твое… А Венька – это реально к тебе не липло. Недаром я тебя пожизняк Бесом зову.

– Мне тоже Ризи больше нравится, – согласился Ризенгри.

Вокруг было спокойно и солнечно. Серая каменная кладка заброшенной фермы угрюмой лентой уползала вкось по склону холма, вдоль которого проходила старая лыжная трасса. Прохудившаяся пятнистая крыша бывшего коровника дрожала сквозь восходящие потоки воздуха в классическом стиле постимпрессионизма. Синие тени касались дырявого снега и черными угриками проваливались к земле. Елки, временно перебравшиеся на косогор, на солнышко, нежились в белых холодных лучах, проступая на горизонте грязными смазанными пятнами.

– А в меня ты можешь превратиться? – спросил Дюшка.

– Запросто.

– Ну да? Так, чтобы и в школе поверили?

– Элементарно. Родная мама не узнает. А если бы у меня были твои датчики…

Эта мысль пришла им в головы одновременно. Они ошалело уставились друг на друга и молчали, наверное, целую вечность.

– Знаешь, – попросил Дюшка, – ты бы не мог… На некоторое время. Пока меня не хватятся.

– Я впервые вижу такие штуковины, – покачал головой Риз. – Если бы их можно было где-нибудь достать, тогда – да, а так это безнадежная затея.

– Ты их можешь достать прямо из меня.

– Ну, в принципе, наверное.

– Попробуем?

– Клюшка, я не уверен.

– Давай, Бес!

– Тогда начнем с самого легкого.

Самым «легким» датчиком, с точки зрения Риза, был диск на запястье. Ризенгри залез в руку Дюшки и исследовал его еще раз более тщательно. Одна лапка диска была погружена в вену. Эта лапка была самая тонкая, вытащить ее не представило бы труда. Ризи постарался запомнить, на какую глубину она погружена, чтобы потом установить ее у себя точно так же. Две лапки служили держателями, с ними тоже проблем не должно возникнуть. А вот четвертая лапка оказалась странной: она тянулась вдоль нерва и раздваивалась на конце, причем один обрубок был гладким, а второй распушился наподобие одуванчика. С ним могли возникнуть затруднения.

– Ну, давай же! – торопил Дюшка. – Ты не волнуйся, я боли не боюсь. И кровь тоже видел.

– Что?

О том, что Клюшкину может быть больно, Ризенгри вообще забыл напрочь. Интересно, больно – это как? Ладно, неважно. Надо обдумать, как извлечь этот одуванчик. Может, с кусочком мяса? А что потом? Никогда, даже в раннем детстве, Ризенгри Шортэндлонг не мечтал стать врачом, тем более хирургом.

– Нет, Клюшка, я не смогу! – сказал он. – А вдруг тебе станет плохо?

И он вытащил руку. Дюшка сел на снег и закрыл глаза.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал он. – Мне и так всю жизнь плохо. Вокруг меня нет ничего настоящего. Даже с Варей Ворониной что-то происходит. Она теперь сама не своя. Загипнотизировали ее, что ли? С ней точно поработали, стопроцентно. Я сразу почувствовал, только все верить не хотелось. Дома вообще кошмар. Мои родители заодно с этими, из управления. И учителя, и даже бабушка. У моих сестер любимая игра – друг дружке ногти выковыривать. Я им ничего не говорю, пусть себе, как хотят. Ну давай, Бес! Мне не станет плохо! Хуже, чем есть, все равно не будет, давай!

– Не могу.

– Трусишь?

– Нет, честное слово, нет! Просто это слишком сложно.

Вопрос Дюшки вызвал в памяти Риза его недавний разговор с сестрой. Неужели они там, на небе, могли заранее просчитать эту ситуацию? И Ризи, забыв, что он только что выдал Дюшке все, о чем его так просили умолчать, тихонько позвал:

– Джен!

Он еще ни разу в жизни не звал сестру на помощь. Если она не появится после всего того, что он тут натворил, он не станет обижаться.

– Джен, помоги мне!

Нет, она, конечно, больше не появится, и он этого вполне заслуживает. Но Джен появилась, сгустившись до состояния, когда брат мог ее видеть.

– Это совсем не то, что ты должен был сделать, милый! – сказала Джен.

– Знаю.

– Ты разговариваешь сам с собой? – удивился Дюшка.

Нормальным людям, как и обыкновенным мутантам, не дано видеть ангелов в тонком состоянии.

– Джен, пожалуйста. Я все делаю не так, я вообще урод, и, кроме того, я рассказал Дюшке про тебя и про Рона. Я рассказал ему про то, что он будет ангелом.

– Зачем?

– Не знаю. Но он не хочет быть ангелом. Он хочет попасть в биореактор. Ему нужно в Аффрику, а я не смогу без твоей помощи достать датчики.

– Я не буду тебе помогать.

– Ты обиделась, я знаю. Но ты же обещала, что всегда будешь помогать мне!

– Я не обиделась, и я не собираюсь тебя бросать. Но ты путаешь. Я никогда не обещала, что буду помогать тебе во всяких глупых затеях. Я обещала, что буду всегда стараться поступать так, чтобы тебе было лучше. А ты играешь в какие-то, извини, дурацкие, опасные игры.

– Это не игры, Джен! С этими штуковинами Клюшке не то что до Аффрики – до ближайшего города не добежать!

– Ему незачем туда бежать, Риз! Он хороший, добрый мальчик, и он станет ангелом, если никуда не убежит, а ты должен позаботиться о себе.

– Я. Не хочу. Заботиться. О себе. Джен. Мне не плохо и никогда не будет плохо, потому что я вообще не знаю, что это такое. Я хочу помочь Дюшке, потому что плохо ему. И я сделаю это, даже если все ангелы и все мутанты на свете будут против. Потому что он мой друг. Друг в том смысле, в каком это было принято у людей. Он человек, и он мой друг!

Когда Риз начал говорить, крошечный розово-белесый родничок сострадания затеплился, проснулся внутри него, а потом забился сильней и сильней и ближе к последним словам вырвался из головы мальчика тонким, но самостоятельным лучиком.

– Джен! Я хочу помочь Дюшке, Джен! – орал Ризенгри Шортэдлонг в пустое, с точки зрения Дюшки, пространство.

Джен молчала. Казалось, она была просто ошеломлена речью своего брата. А потом она вдруг широко улыбнулась, засветилась от счастья…

– Жалко, что я не могу видеть твою сестру, – со вздохом произнес Дюшка. – Вы с ней такие добрые. Я бы очень хотел опять поверить в то, что ангелы на самом деле существуют.

Лучи, исходящие от Дюшки Клюшкина, были несравненно более мощные, нежели еле уловимый лучик его друга. Казалось, что Дюшка просто кипит в потоках, сила и цветовая гамма которых постоянно меняются. Рон Э-Ли-Ли-Доу облегченно улыбнулся и мысленно передал Джен:

«Вот видишь, у него все-таки получилось! Ризи только что продемонстрировал типичные положительные человеческие качества в лучшем виде. Которые, кстати, вызвали ответную, тоже положительную реакцию. Конечно, все произошло совершенно не так, как мы планировали, но это неважно. Теперь мы можем поставить на рассмотрение вопрос о возможности трансформации мутантов четвертого порядка в ангелы. Твой брат будет первым. Только ничего пока ему не говори».

Джен была счастлива как никогда:

– Знаешь, что меня интересует больше всего? Нам всегда придется с четверками возиться, или троечники тоже подойдут?

Ризи не видел Э-Ли-Ли-Доу, не слышал их реплик и поэтому не мог понять, чему его сестра так радуется.

– Джен! – в отчаянии закричал он. – Ты мне поможешь? Джен!

– Я должна сообщить тебе радостную новость. Мы только что рассмотрели твой вопрос. Ты можешь пока ничего больше не делать. У тебя все будет хорошо, это точно. И у Клюшкина тоже. Просто идите домой и ни о чем не беспокойтесь.

– Джен! Джен, пожалуйста. Я не смогу сам, Джен!

Золотистое видение бесследно растаяло в прозрачном морозном воздухе. Рон и Джен действительно улетели. У них была еще масса дел, связанных с долгожданными изменениями в судьбе Риза. А за судьбу Дюшки они не отвечали.

Ризенгри Шортэндлонг молчал. Дюшка тоже молчал, глядя куда-то за горизонт, сквозь друга, будто его тут не было.

– Ладно, Бес. Спасибо тебе за то, что ты хотел мне помочь, – сказал Дюшка. – Спасибо за то, что придумал сказку про ангелов. Говоришь, это не сказка? Ладно, верю. Пошли по домам. Не поеду я ни в какую Аффрику. Я стану ангелом, буду жить вечно, пить нектар и навещать тебя по праздникам. Ничего страшного, правда. Я переживу.

– Вечность не переживешь, Клюшка. Ты не сможешь стать ангелом, – ответил Ризи. – Таких пустых глаз у ангелов не бывает. Я видел ангелов, я знаю. А если у них будут такие глаза, то это уже будут не ангелы. Давай руку. Сейчас у тебя появится брат-близнец и, если у меня все получится с датчиками, то мы устроим такой коронный номер тысячелетия, что вообще!

В этот момент Тафанаил Ибрагимович, основательно отдохнув, вышел на холм перед развалинами и оглядел занесенные снегом окрестности. Мальчишек нигде не было видно. Директор настроил свое сердце на длительную нагрузку и принял решение пробежать по всей трассе, не связываясь лишний раз с дежуркой и не выясняя местонахождение изучаемого им объекта. Неожиданно рядом с ним появился Дима Чахлык.

– Ребята разговаривают в лощине, – сказал Дима. – Не стоит им мешать.

– О чем они говорят?

– Родители Вениамина Бесова собираются отправить своего сына учиться в Скортландию. Сейчас мальчики прощаются.

– Это отрицательные эмоции! – заявил директор. – Вот почему в объекте Клю происходят такие странные, мягко говоря, физиологические реакции.

– Я лично прослежу за тем, чтобы все было в порядке, – заверил его Дима. – Мы компенсируем отрицательные эмоции положительными. Пообещаем Андрею поездку в Скортландию в гости к другу. Подберем ему новых, более веселых друзей. Надеюсь, микрофоны и камеры на Рыжем Тафанаиле к вечеру будут готовы?

Если директора и передернуло, то только изнутри.

– Лермонтову дали сутки на выполнение задания.

– Этого слишком много, – как можно более холодным тоном произнес Чахлык. – Рыжий Тафанаил должен быть дома у Клюшкиных к моменту возвращения ребенка. Без блох, вшей и несварения желудка. Пожалуйста, вернитесь в СОСИСку и проконтролируйте этот вопрос, пока я буду следить за ребятами. Надеюсь, вы помните, что любое мое пожелание – это приказ?

Директор вздохнул и повернул лыжи в сторону института. А темнокожий ангел скользнул вниз по склону.

Для начала ангел окружил мальчишек невидимым защитным куполом и включил симулятор сигналов, идущих от «объекта Клю» в дежурное отделение СОСИСки. Затем просочился в купол, сделав свое тело сверхтонким, чтобы Шортэндлонг не смог его почувствовать. А потом медленно и аккуратно стал исправлять то, что успел напортить Ризенгри. Диме пришлось трижды влезать в Риза, чтобы как можно более точно подогнать его внутренние органы под Дюшкины, причем он должен был сделать это так, чтобы четвертый мутант, обладающий многими вполне человеческими ощущениями помимо своих, нечеловеческих, этого не заметил. И ему это удалось. Височные датчики он заменил полностью, а в переносицу вставил новое уникальное устройство собственной конструкции. На самом деле вся операция длилась около шести с половиной часов, поэтому прежде, чем убрать купол, Дима Чахлык сжал время, хотя и очень не любил заниматься подобными нарушениями.

На восторги и эмоции по поводу того, что им все удалось, у мальчишек сил не было. Надо было успеть договориться о куче деталей, пока их не застукали вместе. Ризи должен был отправиться домой первым, Дюшка – досидеть в лощине до темноты. А пока он натаскивал своего новоявленного близнеца, чтобы тот не выдал себя на какой-нибудь ерунде.

– Я люблю спать на животе, повернув голову влево. Марту называю Муськой-Малюськой, а она злится и рисует в моих файлах чертиков. Перед сном я мажу нос зубной пастой.

– Зачем?!

– Чтобы клюв вырос, но это неважно зачем, этого никто не знает.

Дюшка вдруг подумал, какой же он был все эти годы дурак: лелеял свои глупые, мелкие тайны, которые были известны всему секретному управлению. Неужели в туалете тоже были видеокамеры? Можно представить себе, как эти секретные сотрудники веселились!

– Дальше.

– Конфетные бумажки я бросаю за компьютер. Конфеты предпочитаю шоколадные. Да, у меня любимая чашка – большая, желтая, с таким чубриком…

– Это я знаю, еще давай. Утром. Что ты делаешь, когда просыпаешься?

– Сразу не встаю. Отключаю будильник…

– Ты ставишь будильник, чтобы проснуться?

– Ну да. Он уже стоит. Включается с пульта управления. Выключается тоже. Пульт – такой круглый. Будешь кидать его в любую стенку, он к ней прилепится и повиснет. И находить удобно.

– Ладно, разберусь.

– В общем, я, то есть ты, отключаешь будильник и валяешься под одеялом, пока минут через десять не зайдет мама и не сообщит, что ты опаздываешь.

– А зачем ставить будильник на десять минут раньше, если вставать можно на десять минут позже?

– Бес, не задавай глупых вопросов. Я всегда так делаю. Значит, дальше. Мама уйдет, и можно вставать.

– А при маме можно?

– Можно, если очень хочется, только она этому страшно удивится. Потом ты плюхаешься в ванну, во вращалку. Температура там установлена. Что еще? Сушилку я люблю погорячей.

– А зарядка?

– Никогда не делаю зарядку.

– Жалко. Я по утрам обожаю плавать. Или, в крайнем случае, бегать.

– Ничего, ты можешь начать. Только постепенно, а то кто-нибудь догадается.

– Дюшка, я вот что подумал. На какие шиши ты собираешься добраться до Аффрики?

– У меня же карточка.

– Тебе нельзя снимать деньги с карточки. Мы засыплемся в ту же секунду. Сейчас, когда стемнеет, ты пойдешь к моей маме…

Брать в сообщники маму Веньки Бесова, то есть, тьфу, Риза Шортэндлонга, Дюшка долго отказывался. Его убедило только то, что, не появись Бес домой к ужину, родители бросятся искать его по всем закоулкам, и тогда весь их план полетит к черту.

Между тем солнце садилось. Ризи прикрепил к ногам лыжи, взял крутые Дюшкины палки и, не прощаясь, собрался в путь.

– Постой! – сказал Дюшка, когда Ризи сделал первый шаг в сторону города. – Раз уж ты теперь – это я… Не забудь участить дыхание, когда доедешь до верху. И не наполняй бассейн мятной пеной, мятная – Муськина. У Муськи родинка на щеке слева, она ее не снимает. Апреля выше ростом.

Ризенгри только махнул рукой, не оборачиваясь: Дюшке давно пора было быть дома.

– Самое главное! – крикнул Клюшкин. – Я веду дневник. О нем никто не знает. Он в компе, под двумя паролями. Да подожди ты, я напишу их, там целая система.

Ризи повернулся. Дневник – это важно.

– И еще я однажды целовался с Варей Ворониной, – признался Дюшка. – И держал ее за руку. Это было еще до того, как она заболела ангиной. В доме моего деда. А теперь иди.

Дюшка не выдержал и всхлипнул. Бес не уходил.

– Ты чего? Иди! – повторил Дюшка и поднял глаза на своего двойника.

У того по щекам тоже катились слезы!

– Ты что, всерьез плачешь? – обалдел Дюшка.

– Да нет, конечно, как тебе это пришло в голову? – искренне удивился Ризенгри. – Мне-то с чего плакать? Я репетирую. Я никогда раньше плакать особо не пробовал. Но теперь же по вечерам придется… Нормально получается?

Клюшкин кивнул.

– Как ты думаешь, мы еще увидимся?

– А чего об этом думать? – пожал плечами Бес, разворачивая лыжи. – Как получится, так и будет. Долго я тебя заменять не буду, учти. Но три недели, так и быть – обещаю. Ну, давай!

И он легко побежал в горку.

Глава 14 Ангелы

Если бы ангелы умели кипеть от негодования, то Рональд Э-Ли-Ли-Доу уже превратился бы в пар. Но Рон не кипел. Рон прожил на Земле всего ничего, единственную истерику устроил в кабинете зубного врача в невинном трехлетнем возрасте и потом долго раскаивался в том, что вел себя «не как мужчина». С тех пор ему ни разу не захотелось выйти из себя ни при жизни, ни после жизни. Например, на уроках вживления во втором классе (как вы уже поняли, у ангелов совершенно иная система обучения) Рон с трудом добился желаемого результата, когда ему надо было сымитировать гнев банковского служащего на нерадивую уборщицу.

Когда Рон засек незапланированное сжатие времени в районе Дюшки, он бросил Джен, переместился к Диме Чахлыку. Перед Димой сидели два Андрея Клюшкина и обсуждали, как Дюшка обычно делает уроки. Рон остолбенел. Через пару секунд в сжатой форме Э-Ли-Ли-Доу получил полный отчет о том, что произошло.

– Зачем ты это сделал? – спросил Рон.

– Согласился с твоим «крестником» Ризом. Захотел ему помочь.

– Можешь воспроизвести?

– Пожалуйста, – сказал Дима. – Только пока в плоском варианте и без повторов, я все еще слишком занят.

Перед Роном возникло изображение Ризи в облике Веньки Бесова и Дюшки Клюшкина, расслабленно сидящего на собственных лыжах. «Ты не сможешь стать ангелом, Клюшка, – сказал Венька. – Таких пустых глаз у ангелов не бывает. А если у них будут такие глаза, то это уже будут не ангелы». Изображение исчезло.

Рональд понял, что изменить уже ничего нельзя. А то, чего нельзя изменить, лучше принять сразу.

– Тебе понадобятся помощники, – сказал Рон. – Ты, очевидно, останешься с Дюшкой.

– С которым из? – засмеялся Чахлык.

Рон Э-Ли-Ли-Доу всмотрелся в мальчиков:

– Слишком хорошая работа, Дима. Жаль, если мы ее завалим. К Фредерико Менсу придется приставить кого-нибудь персонально. Он единственный, кто может догадаться, даже если ребята будут вести себя идеально.

– Хорошо бы спустить на Менса кого-нибудь из девочек. Ты же знаешь, у него особые представления об ангелах.

Солнце склонилось к западу. Мальчишки наконец окончили обсуждать свои дела, и Ризи ушел.

– Ты знал, что у Дюшки есть дневник? – спросил Рон.

– Да, разумеется.

Дима Чахлык «вел» Ризенгри одной пятой частью себя. Сигналы от датчиков, находящихся в теле мальчика, отправлялись через тонкий эфир, не фиксируемый ни одним земным прибором, к Диме, возвращались обратно и лишь затем поступали на экраны дежурной части СОСИСки. Все показатели были в норме. Ризи даже не забыл участить дыхание, взобравшись на пригорок. Молодец. У него был повышенный пульс, соответствующий долгой лыжной прогулке, красные щеки и вполне удовлетворительное настроение.

А Дюшка между тем отчаянно замерзал. Перед расставанием они с Бесом предусмотрительно обменялись одеждой, но если его собственный костюм был с подогревом, то костюм его друга оказался, что называется, на рыбьем меху, ведь Ризенгри никогда не мерз. По правде сказать, и Дюшка Клюшкин по-настоящему мерз впервые в жизни. Он с удивлением заметил, что пальцы на руках и ногах стали как деревянные, щеки покалывает, а в носу хлюпает. В довершение всего Ризи отправился гулять без шапки, а тщетные попытки Клюшкина натянуть на уши свитер ни к чему путному не приводили. У него болела голова, и кровоточил разрез на руке, через который Риз вытащил первый датчик.

– Поможем? – сжалился Рон.

– И не думай! – отрезал Дима. – Ради чего я тогда старался?

Рон огляделся. Они втроем торчали среди безжизненных глыб снега, стремительно темнеющих в ранних зимних сумерках. Было холодно, противно. К тому же ветер, невесть откуда появившийся час назад, постепенно крепчал. Первые, самые нетерпеливые, елки снялись с места и начали сбиваться в кучки – так теплее. Их было не видно отсюда, но по характерному скрипу корней о снег можно было легко догадаться, что сейчас происходит в лесу.

– Все-таки удивительная вещь – природа! – сказал Дима, не отрывая взгляда от Дюшки. – Это ж надо было так приспособиться! Особенно меня восхищает тот факт, что нижняя часть корневой системы – общая.

Дюшка громко всхлипнул и уселся прямо на снег.

– На самом деле, у них еще хитрее, – поддержал разговор Рон. – Подвижная часть корней не просто вывинчивается из неподвижной. Она обладает своеобразной поисковой системой, позволяющей растению подключиться к устраивающему именно его блоку.

– С каких это пор ты интересуешься ботаникой Земли-11?

– Я вообще-то об этом не узнавал специально. Мне Джен рассказала.

Рон вздохнул. Дима знал, о чем переживает его друг.

– Послушай, Рон, может быть, все обойдется?

– Старик считает, что вряд ли.

– Она часто ходит… туда?

– Часто. И она слишком увлекается лошадьми.

– Мертвыми?

– Ага. Не то чтобы меня это особо волновало, но тем не менее… Она и сейчас наверняка там. Слетаем?

Две четвертинки двух ангелов оторвались от созерцания замерзающего Дюшки и перенеслись к Джен, стараясь и для нее остаться незамеченными.

Джен и в самом деле была «там». Она стояла на вершине невероятного, крутого склона, внизу которого медленно бушевал густой перламутровый океан. На первый взгляд казалось, что огромные, высотой с трех– или четырехэтажный дом волны просто застыли на месте, а хлопья пены непостижимым образом висят в воздухе. Но стоило постоять над океаном минут десять, чтобы заметить, что картина меняется: одна волна разбивается о берег, откатывается назад, захватывая с собой все, что попадается ей на пути, а на смену ей уже несется с такой же скоростью – колыбельная для черепахи, как говорил Рон, – ее подруга. Это было безумное, завораживающее зрелище.

Еще более любопытен был сам склон, вся поверхность которого состояла из длинных и узких, не шире двух метров, террас, покрытых роскошной, совершенно неподвижной растительностью. Стены, поддерживающие террасы, были выложены серым камнем, но камня этого не было видно нигде, кроме самого нижнего уровня. Из этого же камня была построена лестница, уходящая в глубь океана. Все это место традиционно называлось Садом, как и многие другие райские места.

Однако в отличие от других райских садов, легких, воздушных, наполненных жизнью, этот сад был мертвым. Он умер всего-навсего мгновение назад. Птички, упавшие в траву, были еще теплыми, бабочки и стрекозы, сидящие на цветках, не успели соскользнуть на землю, капелька росы, готовая сорваться с кончика бутона новорожденной лилии, так и не сорвалась. Белые лошади, к которым приходила Джен, лежали на одной из нижних террас, над океаном.

Джен никогда не летала в этом саду. Она осторожно спускалась по ступенькам, будто боясь нарушить оглушительную тишину, постоянно царившую над беснующимся океаном. Доходила до жеребенка, который лежал ближе всего к лестнице. Садилась на камни. И долго-долго смотрела вниз. Иногда она проходила вдаль по террасе. Каждый раз шла одной и той же дорогой. Старалась не касаться ни кустов, ни деревьев. Только раз или два она дотрагивалась до мертвых животных, однажды тихонечко погладила по холке жеребенка.

Каждый раз Джен посещало одно и то же видение – слишком уж эти террасы походили на гигантскую декорацию к сказке о спящей красавице. Она представляла себе, как Сад оживает. Она представляла себе это много, много раз и, в принципе, считала, что когда-нибудь смогла бы заставить его ожить. Но этот сад был не ее фантазией, не ее работой. И Джен знала, что она никогда не вмешается в мир, который ей не принадлежит. А когда она приходила в себя, то понимала и то, что в мире, к сожалению, слишком многое необратимо.

В этот раз Джен спустилась гораздо ниже, чем обычно. Она практически дошла до того места, куда долетали брызги. И в первый раз Джен не представляла себе, как оживает сад. Она вообще не думала о саде. Она думала о том, что когда-нибудь, возможно, она сможет привести сюда Риза. Как жаль, что мама с папой не будут жить вечно…

Джен спустилась еще на несколько ступенек. Последние из них были мокрыми. Огромная волна как раз откатывалась назад, а следующая, уже успевшая вздыбиться, но еще не успевшая закрутиться, еще маячила достаточно далеко. Джен присела на корточки. «Наверное, Риз сделает так», – подумала Джен, утопив ладонь в камне. Как же это здорово, что ее брат оказался способен на по-настоящему человеческие чувства! Лучик над его головой был, был! Пусть едва заметный, но был же!

Джен вытащила руку, поднялась, задрала вверх голову. Теперь новая волна закрывала от Джен половину неба и готова была поглотить ее не раздумывая. Джен не стала ждать, когда это произойдет. Она повернулась и полетела над лестницей, не отрываясь высоко от ступенек.

– Итак, Старик уверен, что когда-нибудь Джен уйдет в океан, – то ли сказал, то ли спросил Дима.

– Да. И мне будет ее здорово не хватать, – с невероятной грустью добавил Рон.

В этот момент Дюшка уткнулся лицом в коленки и разрыдался.

– Он часто так плачет? – спросил Рон.

– В общем, да, – ответил Дима.

– Подолгу?

– В среднем по тринадцать с половиной минут, я засекал.

– Вот бедолага. А с чего ты взял, что она уйдет?

– Просто однажды зайдет дальше, чем обычно. Ей станет интересно, как там. Хотя Старк считает, что она уйдет по иной причине. Я спрашивал по какой – не говорит… Я бы не пошел, мне бы духу не хватило. А она даже не задумается.

Рон Э-Ли-Ли-Доу представил себе эту картину: Джен сбегает по ступенькам, беззаботно взмахивает кудряшками, оглядывается, машет им рукой… Внезапно Рону пришла в голову одна идея.

– Как ты думаешь, Джен сможет справиться с Менсом?

– Вряд ли. И Старик будет против.

– Нет, я просто поражаюсь! Ты творишь невесть что с мальчишками, которые даже не подозревают о твоем существовании, и тебе не нужно на это особого разрешения. А использовать Джен по ее прямому назначению – она ведь уже закончила третий класс – ты просто так не можешь. Тебе, видите ли, требуется посоветоваться со старшими. Я показывал тебе, как она лечила Славика?

– Джен еще младенец, – возразил Дима. – Зря ты ее так гоняешь. У нее еще вечность впереди. Она успеет вырасти, если не уйдет в океан. А если все-таки уйдет, тогда тем более – зачем?

– А ты Дюшку чего гоняешь? У него-то уж точно впереди вечность.

– А Дюшке пора взрослеть. Срочно. Он должен успеть стать взрослым по крайней мере за несколько дней до того, как наступит конец света. Иначе – ну какой из него ангел, Рон? А к чему приводит незавершенка… сам знаешь…

Диди. Незавершенкой ангелы называют внезапно прерванную жизнь человека, миссия которого не завершена и жизненная цель не достигнута. Мутангелы также используют этот термин. Люди должны стараться избегать незавершенок, инфилоперы обязаны их избегать.

Дюшка поднялся, кое-как нацепил лыжи, вытер задубевшим рукавом нос. Пока вытирал нос, уронил в снег палку. Пока нагибался за палкой, отстегнулось крепление. Присел поправить крепление – громко пукнул. Рон и Дима дружно прыснули.

– А давай отправим его в цирк! – предложил Рон. – Будет клоуном.

– Главное, не забывать кормить его горохом перед каждым выступлением, – грустно вздохнув, добавил Дима.

Дюшка тяжело взбирался в гору, как лошадка, везущая хворосту воз. Темнокожий ангел пролетел вперед, проверяя его дорогу. Ангел со светлой кожей разровнял снег в лощине, где возились мальчики, и улетел советоваться со Стариком относительно Джен. Земля хотела полностью погрузиться в темноту, но не могла: мутанты слишком любили искусственно освещать свое достаточно бесцельное существование.

Когда появился Рон, Старк думал. Проблемы, стоящие перед ним, были несравнимы ни с проблемами Рона, ни с проблемами Дюшки, Риза, Джен, Димы или со всеми их вместе взятыми проблемами. Ему приходилось снова решать, имеет ли смысл еще раз оттягивать конец света на Земле-11, планете мутантов. Это решение зависело не только от него. Старк был одним из Экспертов, принимающих решения. Он не знал мнения других экспертов, да они ему и не были нужны. Каждый Эксперт принимал решение так, как будто его решение – единственное, как будто он один отвечает за все, что произойдет. Ни один Эксперт не имел права на ошибку. Совсем недавно вопрос о конце света был решен, и был решен положительно. Он мог наступить через секунду, мог оттянуться на столетие или более. Ангелы никогда никого не уничтожали. Но они могли помешать мутантам самоуничтожиться, а могли не вмешиваться. Последним, кто представлял для ангелов интерес на Земле, был Андрей Клюшкин. Андрея Клюшкина надо было успеть забрать. Всем остальным землянам предоставлялась возможность вести ту жизнь, которую они сами себе создали. Совсем недавно Ризенгри Шортэндлонг еще укладывался в общую схему. Совсем недавно – да, но теперь – уже нет.

Старк понимал, что, как мутант четвертого порядка, Риз не может испытывать чувств, свойственных людям и ангелам. Он не умеет сострадать, жалеть, любить. Но факт оставался фактом: то, что другие люди совершали под влиянием этих чувств, Ризи сделал, подчиняясь неизвестно чему! Ни разум, ни логика не могли продиктовать Ризу выбранную им модель поведения. Шортэндлонг-младший помог Дюшке потому, что «Дюшке. Было. Плохо». Что ж, подчиняясь логике, Риз мог понять, что Дюшке плохо. Он мог понять, но не броситься на помощь, забыв о себе!

Выгода?

Забава?

Стечение обстоятельств?

Протест?

Все это одновременно?

Тонкий луч, который видели Рон и Джен, не мог ввести Старка в заблуждение. Луч мог появиться случайно. Или не случайно – если только Риз научился видеть свечение, как ангелы; это еще хуже. Мутант четвертого порядка мог разглядеть свечение над Дюшкой, понять, по какому признаку ангелы определяют истинные человеческие чувства, а потом сымитировать сходную реакцию.

Однозначную оценку поступку Риза Старк пока дать не мог. Возможно, следующий конец света имело смысл предотвратить. «Старику» было несколько тысяч лет. Он был одним из самых молодых Экспертов и по возрасту, и по духу.

Рону не пришлось задавать свой вопрос ни вслух, ни мысленно.

– Можно, – сказал Старк, как только нашел возможность оторваться от своих мыслей и обратить внимание на ангела со странным именем Э-Ли-Ли-Доу.

Итак, Джен можно разрешить заняться Менсом. С этим все просто. Но Рону показалось, что Старик недоволен тем, что натворил Дима.

– Я очень доволен, – возразил Старк. – Очень.

«Но ведь Дима Чахлык нарушил все правила! – подумал Рон. – Чем ты доволен?»

Старк улыбнулся. Рон понял, что он должен сам ответить на свой вопрос. Ответ мог быть простым, сложным, неожиданным. Однозначного ответа вообще могло не существовать, как в коанах дзен. Рон привык к тому, что Старик не задает простых задач, поэтому не стал ломать себе голову прямо сейчас, а оставил головоломку на потом.

– Позови Джен, – сказал Старк и опять отключился, ушел в себя.

Дом Старка был огромен и почти полностью материален, поскольку его хозяин предпочитал обычно находиться в классическом плотном состоянии. Рону нравилось в его доме: он чувствовал себя уютно и в строгом викторианском кресле в красном зале, и в настоящем индейском гамаке на веранде, и на татами в восточной части дома. Но Джен этот мир казался неестественным. Она никогда не была уверена в том, что правильно ведет себя в материальном мире, ведь, едва успев родиться, попала в мир ангелов и почти все сознательные годы жизни провела в тонком состоянии. Кроме всего прочего, Джен нечасто бывала у Старика и даже не знала толком, как расположены основные помещения. Она пролетела анфиладу прихожих, не задерживаясь у водопадов, отделяющих эти прихожие друг от друга, повернула направо, где, по ее мнению, должна была находиться комната с качающимися стенами. Рон пригласил ее именно в эту комнату. Но комнаты на месте не оказалось. Вместо этого Джен попала в знаменитую библиотеку Омеги, в которой находились сокровища Софьи Палеолог, вывезенные ею из Византии, чернокнижное собрание Ивана Грозного, бесценные сокровища древних инков, и прочая, и прочая. И это только с Земли-12, не говоря уже об остальных. Ровные ряды специальным образом оборудованных стеллажей хранили точные копии абсолютно всех исторических реликвий. На торцах стеллажей имелись надписи о содержимом полок. Все это было очень интересно, но сейчас ее ждал сам Старик, и задерживаться было недопустимо.

– Рон, я заблудилась! – виноватым голосом передала Джен. – Я каким-то образом попала в библиотеку. Как мне выбраться?

– Ты пролетела дальше, чем нужно, и к тому же находишься этажом выше. Не стоит летать в этом доме. Выйди, вернись назад, спустись на один этаж по центральной лестнице – ее ни с чем не спутаешь – и пройди вперед, во вторую дверь. Она открыта, ты сразу нас найдешь.

«Зачем возвращаться назад, чтобы потом опять идти вперед?» – подумала Джен и спустилась этажом ниже, проскользнув сквозь пол. Джен не учла того, что потолки в библиотеке были вдвое выше, чем в обычных комнатах дома. Один этаж древнейшего книгохранилища соответствовал двум обычным этажам. Если бы Джен, руководствуясь указаниями Э-Ли-Ли-Доу, спустилась вниз по центральной лестнице, она попала бы именно туда, куда надо. Но, поступив по собственному разумению, она очутилась в подвальной части библиотеки. Джен почувствовала себя полной дурой. Ей было стыдно еще раз звать на помощь. Она решила вернуться обратно тем же путем, каким попала сюда, а затем пройти в качающуюся комнату так, как ей продиктовал Рон. Джен еще раз поднялась к потолку но, прежде чем проскочить его, бросила взгляд на один из стеллажей и не поверила своим глазам. Надпись на нем гласила: «Земля-11. История развития Западной Ивропы. Нереализованные варианты. Тома 2015–4145». Успешно поборов искушение облететь хотя бы этот зал, Джен вернулась в верхнюю часть библиотеки, нашла центральную лестницу и через несколько секунд уже стояла в нужном месте.

Старк отвлекся от своих мыслей и с любопытством уставился на Джен. Девушка не слышала его, как Рон, ведь она была еще совсем молоденьким ангелом и многого не умела. Поэтому она просто стояла и молчала, не представляя, для чего она вдруг понадобилась.

– Лошади еще теплые? – спросил Старк.

– Да, – рассеянно ответила Джен.

Она ожидала любого вопроса, но меньше всего – этого. Старк смотрел ей в глаза и молчал. Джен решила, что ей надо еще что-то сказать.

– Я там ничего не трогаю.

– А почему?

Этот вопрос вообще застал Джен врасплох. Она и сама не знала, почему она ничего не трогает.

– Я… боюсь разрушить… то, что там…

– Там уже все разрушено.

– Нет! Я не верю в это! То есть я не могу в это поверить. Пока. Пока не могу.

– Пожалуйста, пока в нижний зал библиотеки не ходи, – сказал Старик, оставляя тему погибшего Сада. – Ты хочешь работать с Менсом?

– Я не знаю Менса, – растерялась Джен. – И у меня еще Ризи. Его точно можно будет сюда забрать?

– Сюда – нет, никогда. Но его внесли в картотеку, у него есть реальный шанс, и ты ему больше не помогаешь. Для его же блага. Ты не будешь ему ни помогать, ни подсказывать ни при каких обстоятельствах. Да?

Джен подумала о том, как сложно ей выполнить это условие. Нет, специально она ему помогать, конечно, не будет. Но ведь никогда не предугадаешь наперед, что может произойти по чистой случайности. Можно было бы совсем перестать видеть Риза, но что делать, если он сам ее позовет? Прошло достаточно много времени, прежде чем Джен едва заметно кивнула головой в знак согласия.

– Теперь о Менсе, – продолжил Старк. – Слушай внимательно.

Информационными шариками Старк не воспользовался. Поток информации хлынул в голову Джен без всякого предупреждения. Если до этого момента стены в комнате слегка покачивались, то сейчас они просто полетели кувырком. От сильного переутомления людей обычно начинает мутить. А ангелы теряют ощущение пространства и растекаются по нему, изменяя свои очертания. Как ни старалась Джен справиться с собой, ей это не удалось.

– Ничего, бывает! – успокоил ее Старк, когда она кое-как собрала себя обратно. – Не переживай, это я виноват. Ты еще научишься, всему свое время.

Джен кивнула. Она все-таки чувствовала себя виноватой.

– Я передам информацию Рону, а вы с ним потом поработаете в спокойной обстановке.

Джен опять кивнула. Старк убедился, что она в порядке, и повернулся к Э-Ли-Ли-Доу. Они смотрели друг на друга примерно минуту.

– Еще по Сильвии, – попросил Рон. – И дополнительные дисциплины, которые Фредерико изучал самостоятельно.

Эта процедура заняла еще несколько секунд. Теперь вся информация была передана.

– Ты изменишь будущее? – спросил Рон напоследок.

Старк неопределенно пожал плечами. Ангелы ни во что обычно не вмешиваются. Но если на то есть веские основания…

Дома у Джен началась легкая ангельская истерика. Рон ждал, пока она успокоится, и пытался понять, почему Дима Чахлык поступил правильно, поступив так, как ни в коем случае поступать было нельзя.

Глава 15 В чужой шкуре

Ризенгри Шортэндлонг много раз бывал в гостях у своего друга. Он отлично знал расположение комнат, коридоров и подсобных помещений. Однажды они с Дюшкой даже вместе плавали в их замечательном бассейне на минус первом этаже. Сколько раз он мечтал оказаться на месте Дюшки, чтобы все это богатство в одночасье стало его собственностью и ему не нужно было скрывать, что он может шнырять сквозь стены! И вот он подходил к этому дому практически как хозяин, но…

«Но как же я открою дверь?» – подумал Риз. Чтобы замок открылся, требовалось приложить любой палец к фиолетовой пластинке, и, если рисунок линий на пальце совпадал с одним из тех, которые были в памяти компьютера, механизм срабатывал. Перевоплощаясь в Дюшку, Ризи совершенно забыл о существовании этих замков! Что ж, видимо, придется содрать себе кожу с ладоней, позвонить, сказать, что свалился с трамплина, а потом ввести в комп новые данные. Ничего себе задачка, если учесть, что дом начинен видеокамерами! Ризенгри наудачу ткнул пальцем в пластинку. Дверь открылась. Это должно было насторожить мальчика, но у него был такой трудный день, и столько еще сложностей ждало его впереди, что он не обратил на это внимания. Просто вошел – и все.

Лыжи, так же как и все остальное, Дюшка обычно бросал прямо в холле сразу, как только входил. И, не снимая обуви, топал на кухню, чтобы попить. Об этой манере друга Ризи помнил и без специального предупреждения. Холл Клюшкиных был отделан редким тропическим углем в изумительных светло-салатовых тонах, причем пол и потолок мастера покрыли тончайшей работы паласом с длинным ворсом, который умиротворенно колыхался от малейшего движения воздуха. Изначально предполагалось превратить потолок в один сплошной матовый светильник, но затем от этой идеи отказались ради Дюшкиных сестренок: они обожали играть именно на потолке, невзирая на все запреты родителей. Сейчас посреди холла валялась любимая кукла одной из близняшек. Над ее обычно пышной шевелюрой, похоже, кто-то основательно потрудился.

– Ма! Я пришел! – завопил Риз, мимоходом удивился тому, насколько точно ему удалось скопировать Дюшкин голос, и потопал на кухню.

На кухне сидела одна из сестренок и задумчиво размазывала по столу клубничный джем. Орудовала она всей ладонью, периодически ею же поправляя выбивающиеся из косички прядки волос.

– Если ты скажешь маме, что это сделала Муська, а не я, – рассудительно проговорила девочка, – то я расскажу тебе, какой тебя ждет сюрприз в твоей комнате!

И Апреля хитро подмигнула Ризу. Апрелю полагалось называть Алей или Апой-Косолапой, в зависимости от обстоятельств и настроения. Для первого раза Ризи решил выбрать безличную форму обращения.

– А если я расскажу тебе, что сейчас делает Муська с твоими игрушками, то ты не будешь просить меня рассказывать маме…

– Мама! Марта портит мои игрушки! – завопила Аля и бросилась в детскую, на ходу вытирая руки об собственные шортики.

Глядя на стол, Ризи подумал, что было бы хорошо включить уборщика, но вот занимается ли Дюшка дома уборкой? На всякий случай он не стал проявлять инициативу, а откупорил себе банку томатного сока и уселся на любимое Дюшкино место. Из детской раздался нечеловеческий вопль, и что-то грохнуло. Похоже, между сестренками намечалась серьезная разборка. В принципе Ризу это было на руку. Пока суд да дело, можно успеть спокойно оглядеться, выяснить, где лежат ложки, тарелки, салфетки и прочие мелочи, на которых можно проколоться. Риз поставил наполовину опорожненную банку на стол и открыл первый шкафчик.

– Ну, наконец-то!

На кухню вошла тетя Таня, Дюшкина мама. Ризенгри быстро закрыл шкаф и оглянулся.

– Ты даже браслетку не взял! Я не знала, что и подумать! Ты же обещал сегодня зайти в мастерскую к деду до пяти вечера!

Риз не имел ни малейшего понятия, где находится мастерская и кто такой дед, у которого имеется какая-то мастерская. Он знал, что у Дюшки есть еще одна бабушка, которая живет в другом городе, но про второго дедушку он не слышал ни разу. Славик Тихонович, тот который вроде как писатель, – про это Ризи знал. Но дед с мастерской? Ну, Клюшка, ну, скрытник! Может быть, дед – это чья-то кличка?

– А который сейчас час? – спросил Риз, сообразив, что раз Дюшка ставит будильник, чтобы проснуться, значит, у него не развито чувство времени, и он вполне мог бы задать такой вопрос. На самом деле пяти еще не было, но если соврать, что замерз, то вопрос с дедом отложится по крайней мере до завтра.

– Тебе даже лень повернуть голову, чтобы узнать который час! – возмутилась мама.

«Еще бы знать, в какую сторону поворачивать голову: влево или вправо?» – подумал Ризи, но в этот момент мама, наконец, заметила безобразие, которое творилось на столе. Одновременно с этим она обратила внимание на банку с томатным соком, стоящую около ее сына.

– Я просто не узнаю тебя сегодня! – воскликнула тетя Таня. – Компьютер с собой не взял, про деда забыл, шатался невесть где чуть ли не до темноты. Пришел, даже не включил «Карлсона»!

Она выдвинула из-под столешницы около мойки панельку с кнопками и набрала команду. Универсальная кухнемоечная машина активизировалась и принялась за очистку стола от джема. Машина представляла собой портативный механизм округлой формы, оснащенный пропеллером для перелета с места на место. То ли Клюшкины приобрели «Карлсона» не так давно, то ли Ризи просто раньше не попадал на кухню своего друга во время уборки. А он-то считал, что уборщик – это конструкция около духовки, которая включается вон той синей кнопкой на пульте! У Риза дома вообще не было уборщика. Половину всех доходов семьи отец вкладывал в постройку дома в Гавстралии. В этот дом они должны были перебраться в случае какой-либо неприятности с Ризом.

– И еще. Почему ты опять пил папин сублимированный сок с добавками стронция? Тебе скоро четырнадцать, а ума – на год с четвертью. Когда-нибудь ты сведешь меня в могилу своим поведением!

Вот теперь Ризенгри точно знал, что ему делать! Как только тетя Таня заводила свой любимый разговор о гробах с музыкой, Дюшка подходил к ней сзади, тыкался в плечо подбородком и ворковал всякие глупости. Это был проверенный временем беспроигрышный ход для достижения мира в любой ситуации.

– Ну, мамуленька, ну, золотуленька, – завел Дюшкину пластинку Риз Шортэндлонг, обнимая совершенно постороннюю ему женщину и чувствуя себя круглым идиотом.

– Ты мог замерзнуть, – уже совсем другим тоном сказала тетя Таня. – Целый день на холоде. Представляю, как ты устал.

Ризи действительно был не прочь отдохнуть. Все-таки не каждый день приходится заниматься пересадкой датчиков! Ему ужасно хотелось нырнуть в бассейн, подтянуться пару десятков раз на кольцах или хотя бы просто постоять немного на голове. Но Дюшка Клюшкин никогда не отдыхал подобным образом. Поэтому, следуя полученным час назад инструкциям, Ризенгри Шортэндлонг покорно погрузился в лимонную ванну с минеральной водой такой высокой температуры, в которой, с его точки зрения, можно было запросто свариться любому немутанту.

Честно провалявшись в этом кошмаре около часа и иззевавшись окончательно, Ризи отправился ужинать. Искать вилки с ложками, к счастью, не пришлось – его ждал полностью сервированный стол в лучшем виде, вот только продукты были все сплошь натуральные и поэтому совсем не такие вкусные, как те, к которым привык Ризи. Впрочем, это было не самое страшное. Страшное было впереди. Наверху, в его комнате, на столе стояла большая плетеная корзина с сюрпризом, о котором ему сказала Апреля. Этим сюрпризом оказался Рыжий Тафанаил. «Завтра Дюшке подкинут котенка…» – вспомнил Ризенгри. Сестра опять оказалась права. Ну и ладно. Предупрежден, значит, вооружен. Возле корзины находилась коробочка с набором бантиков для игры с котенком и открыткой от Вари.

Варя писала, что она посылает котенка Дюшке в подарок, потому что мама не разрешает держать его дома, а Дюшкина мама совсем не против. Еще Варя писала, что она придет завтра специально, чтобы поиграть с Тафом, только сначала, разумеется, позвонит. Открытка была изрисована цветочками, сердечками и пухлыми ангелочками со стрелами. Ангелочки напоминали поросят, а стрелы – орудия пыток. Ризи с ужасом подумал о том, что ему теперь придется целоваться с Ворониной, провожать ее домой и всякое такое. Он покрутил в руках открытку и заглянул в корзинку.

Котенок спокойно спал, свернувшись калачиком. Он совершенно не был похож ни на одно животное, какое когда-либо приходилось видеть Ризу. Эта тварь действительно была настоящая, а не искусственная! Ризенгри аккуратно приподнял Тафа за лапу, вытащил из корзины и стал рассматривать. Никаких устройств видно не было: те, кто придумали хитроумные Дюшкины датчики, и на сей раз сработали идеально. Котенок издавал отвратительные душераздирающие звуки и странно извивался всем телом, и Ризи решил сунуть его обратно в корзину в надежде, что он угомонится и опять уснет.

Однако котенок и не думал сидеть в корзине и тем более спать. Он тут же выпрыгнул на стол, полизал лапу, сунул нос в коробку с бантиками, но играть с ними не стал. Потом подошел к краю стола, посмотрел вниз, но не спрыгнул, а принялся опять издавать ужасные звуки. Правда, теперь он орал потише. В принципе это существо отдаленно напоминало обыкновенного царапазавра, только не разговаривало, не усыплялось по желанию хозяина и вообще вело себя как-то неестественно. В поступках котенка должна была быть определенная логика, но Риз не мог ее уловить. Поэтому Рыжий Тафанаил ему совершенно не понравился.

Основной монитор, на который выводилась картинка с объекта Мяу, находился в НП-1 (наблюдательный пункт номер один), а точнее, в 114-й комнате «Корпуса Клетки» института Биофизики, самого главного подразделения СУМАСОЙТИ. Техническую работу всей конструкции обеспечивал Джереми Лермонтов, обработкой и интерпретацией данных занимался Игорь Лап. Мысль подбросить Дюшке котенка принадлежала лично Игорю Лапундровичу. Эта гениальная идея возникла у него в процессе написания научной статьи с кошмарным названием «Исследование кинематографических пристрастий немутантов на примере особи мужского пола тринадцати лет». В этой статье Лап проанализировал, какие фильмы посмотрел Дюшка за всю жизнь. А еще он подсчитал, какие из них вызвали у него наиболее «интенсивную реакцию». А какие из них он выразил желание посмотреть еще раз.

Лап установил, что Дюшка абсолютно равнодушно относился к боевикам, ненавидел ужастики, с удовольствием смотрел фантастику, если в ней шла речь о превращении обычных людей в неважно-что-и-каким-образом, но больше всего любил исторические фильмы и фильмы про животных. Даже если это были совсем старые, двухмерные ленты, Дюшка все равно их просматривал полностью, а иногда даже плакал. Особенно забирал Клюшкина трогательный старинный фильм о дружбе полицейского и собаки. Собака – это был идеальный вариант во всем, кроме одного: Дюшка не стал бы устраивать ей место в своей комнате. Скорее всего, он поселил бы ее в специальной будке вне дома. Такой расклад ученых не устраивал. Так вместо собаки появился Тафанаил.

Первая реакция объекта Клю на объект Мяу полностью соответствовала той, которую предсказал Лап. Объект Клю даже перестарался, проявив повышенную заботу по извлечению «блохи». Поэтому Лап с полным на то основанием ожидал, что, получив котенка в подарок от Вари, Дюшка искренне обрадуется и, отложив все свои дела, начнет с ним возиться. Эксперимент с Тафом был, по сути, завершающим экспериментом в работе Лапа над Клю. Описав полученные результаты и сделав соответствующие выводы, Игорь Лапундрович мог смело защищать докторскую диссертацию в ближайшее же время. Поэтому, несмотря на бессонную ночь, трудный день (он буквально не отходил от Лермонтова, пока тот налаживал аппаратуру), праздники и к тому же вечернее время, Лап торчал в 114-й комнате с очередной, чуть ли не сотой за сегодня, кружкой кофе.

Вот сейчас Дюшка бросится к своему сокровищу, прижмет его к груди, наверное, расплачется. Потом он начнет с ним разговаривать, жалуясь на черствых и бездушных окружающих. Расскажет о Варе, о том, как мечтает стать мутантом. Он будет его купать, кормить, сушить феном, чухать за ушком. Потом они отправятся спать, и Клюшкин возьмет его к себе под одеяло. В крайнем случае, перенесет корзинку поближе к кровати. Тогда будущий доктор наук Лап поставит точку в отчете о проделанной работе и отправится наконец спать. А сразу после Нового года допишет последнюю главу и…

Его мысли прервал скрип – кто-то открывал корзинку с котенком. Внезапно раздалось жуткое мяуканье, и на экране появилось изображение Дюшкиной комнаты вверх ногами. Видимо, котенок отчаянно мотал головой и изворачивался, так как перевернутые стены комнаты качались и дергались. Будущий доктор наук смотрел на монитор и не верил своим глазам: Андрей Клюшкин держал Рыжего Тафанаила вниз головой за заднюю лапу двумя пальцами и внимательно осматривал. Лицо мальчика при этом не выражало ни малейшего удовольствия. Лап посмотрел на Лермонтова: не заметил ли тот странного поведения Дюшки. Но Джереми ничего не заметил. Более того, он бросил взгляд на монитор и удовлетворенно заявил:

– Отлично работает камера. Изображение идеальное. Насколько я знаю, с котятами не всегда возятся, опрокидывая их вниз головой. Впрочем, если он даже будет играть, бросая свое чадо со второго этажа, камера выдержит.

Вопрос о том, выдержит ли полеты со второго этажа котенок, просто не пришел Джереми в голову. Лермонтов вежливо попрощался и ушел домой.

А Лап сидел у экрана до глубокой ночи и думал, что же ему теперь делать. Дюшка не потратил на Рыжего Тафанаила ни одной лишней секунды. Он даже не повернул головы, когда несчастное создание свалилось со стола на пол. Объект Клю, опустив котенка обратно в корзину, походил немного по комнате, открывая и закрывая отделения для одежды, затем порылся в своем столе, достал из кармана какую-то бумажку и уткнулся в компьютер. От компьютера отрывался дважды: один раз, когда позвонила мать его друга Веньки Бесова, с которым они сегодня весь день катались на лыжах под присмотром директора, и второй раз, чтобы зайти в туалет. В половине первого ночи он выключил свет, включил будильник, привычным движением швырнул пульт от будильника в стенку около изголовья своей кровати и завалился спать. Заснул как обычно, на животе, голова набок. Котенок послонялся по комнате в поисках съестного и, так ничего не отыскав, тоже заснул. Не в хозяйской кровати, не в собственной корзине – на полу в углу комнаты.

Лапу стало не по себе. Он скачал из дежурки данные с датчиков Дюшки за последние шесть часов. Все до единого показатели были в полном порядке. Он проверил, что делал Клюшкин на компьютере, – ничего интересного, читал свой собственный дневник. Тогда он внимательнейшим образом прослушал разговор Дюшки по телефону. Мама Бесова звонила не просто так. Ее сын собирался уехать в Скортландию, и она устраивала ужин, на который хотела пригласить Дюшку. Лап не сомневался в том, что Дюшка побежит к Бесовым, не мешкая ни минуты. Но Клюшкин вежливо отказался. Правда, он тут же подошел к компьютеру и перевел на кредитную карточку матери Веньки Бесова очень крупную сумму денег из своих личных сбережений – на подарок другу, – но в гости не пошел. Вернулся к своему дневнику и продолжил чтение как ни в чем не бывало. Лап разнервничался.

Основная идея докторской диссертации Игоря Лапундровича заключалась в том, что немутанты – слабые, не умеющие владеть собой существа, склонные к переживаниям по пустякам, нуждающиеся в поддержке и опеке и не представляющие себе жизни без друзей. В качестве поддержки и опоры Дюшки Лап рассматривал сотрудников СОСИСки, родителей и учителей, в качестве друзей – Веньку, Варю и Рыжего Тафанаила. Странное поведение Андрея Клюшкина сегодня вечером решительно перечеркивало честолюбивые планы Игоря Лапундровича. Брошенный Тафанаил сиротливо спал на холодном полу, Варина открытка валялась в корзине для мусора, а с лучшим другом Венькой Дюшка даже не захотел попрощаться по телефону. Похоже, пацан все-таки превращался в мутанта.

Да, именно так: объект Клю мутировал.

Ужас.

Теперь у Лапа было два пути: или продолжить исследования, отложив защиту на совершенно неопределенный срок, или интерпретировать факты в свою пользу. Выпив еще три чашки кофе одну за другой, Игорь Лап решил остановиться на втором варианте.

Ризенгри не напрасно прочел дневник своего друга. К счастью, Дюшка достаточно подробно описывал некоторые ситуации, которые могли бы пригодиться для вхождения в его образ. Например, из дневника Риз узнал, что дед с мастерской – это самый настоящий дедушка Дюшки со стороны матери, тот самый Славик Тихонович. Просто в разговорах Дюшка всегда называл его Славиком и почти никогда – дедом. И никогда в жизни Клюшкин не говорил, что у Славика в доме есть какая-то мастерская. Судя по записям, дед Славик был неординарной личностью с энциклопедическими знаниями, разбирался в старинных чертежах, с удовольствием играл с Дюшкой в футбол и не подходил к телефонам с экранами, если звонили незнакомцы. Но где живет дед, который Славик, Ризенгри так и не выяснил.

Еще оказалось, что у Дюшки есть и секретное хобби, о котором он никогда не рассказывал в школе. Хобби это было связано с какими-то камнями, с которыми Дюшка возился исключительно в доме Славика. Правда, что именно Дюшка делал, так и осталось пока загадкой.

Ценные сведения почерпнул Ризенгри и о взаимоотношениях Клюшкина с котенком. Ризи понял, что вчера вечером вел себя неправильно: как истинный Дюшка, он должен был обратить больше внимания на этого рыжего придурка. Шортэндлонг-младший дал себе слово, что будет тратить на Тафанаила не меньше часа в день (ничего не поделаешь, это вынужденная мера) и постарается немного поплакать завтра вечером, запершись в ванной комнате.

Некоторые мысли Дюшки Риза очень удивили. Слишком многого в своем друге он вообще не мог понять. Основное, что Ризу было непонятно: почему Дюшка постоянно так сильно переживал из-за любой ерунды? Он страдал даже в тех ситуациях, когда любой другой на его месте просто прыгал бы от восторга! Например, первого сентября Клюшка написал: «Папа подарил мне новый ранец. Его можно запрограммировать на поиск любого предмета, который в него положишь. Он умеет пищать, если его открывает кто-то посторонний. Он жутко красивый. Бес наверняка иззавидуется. Теперь мой старый портфель мама выбросит, потому что я катался на нем с горки в прошлом году, и он истрепался. Если бы я знал, что мне купят новый, я бы не стал кататься с горки и портить старый». Смысл последнего предложения до Ризенгри так и не дошел. Он выключил компьютер и пошел спать.

Ризи лежал в теплой и мягкой до безобразия Дюшкиной постели и думал о деталях, которые могут его выдать. Он думал о датчиках, о школе, о Варе, о том, как вычислить местожительство деда и как подделать стиль записей в дневнике. Потом он переключился на мысли о Дюшке.

Глава 16 Морщно и ризно

Оно не помнило, как его звали.

Оно не знало, существовало ли раньше и если да, то где, когда и в каком виде.

Оно обладало разумом, но не знало, что это – разум.

Оно не испытывало никаких проблем и никакого негатива. Скорее, наоборот.

Если бы ему сказали, что оно только что было частицей ангела-эксперта, оно бы не удивилось сразу по двум причинам. Первая – оно не умело удивляться. Второе – оно бы ничего не поняло.

Оно могло думать и размышлять. Но у предметов вокруг осталось слишком мало имен и качеств. Ведь, чтобы размышлять, нужно знать слова и что они значат. Иначе получаются не мысли, а бессвязные обрывки, бред. У него получался примерно такой бред… Итак, оно почти не умело размышлять. Однако кое-что оно осознавало.

Во-первых, оно осознавало, что не всегда находилось тут. Где-то в другом месте были части его или другие, такие же, как оно.

Во-вторых, оно было уверено в том, что рано или поздно во всем разберется.

В-третьих, оно считало себя почти всемогущим. Хотя ни слово «почти», ни слово «всемогущий» ему ни о чем не говорили.

Вокруг было… морщно. Да, наверное, так – морщно. Это было удачно придуманное новое слово. Оно придумало его само, только что! Йа-у! На самом деле вокруг было просто кисло, потому что кровяные клетки, извлеченные из черепашки, были погружены кем-то в посудину, залитую кислой средой. От этого оболочки клеток сморщились, как от щекотки, пошли складками.

Оно не знало, что попало в клетку. Просто сначала вокруг были красно-белесые округлой формы штуки, а потом они изменились и потеряли цвет. Слов «красный», «форма» и «цвет» Оно не знало. Но где-то внутри подобралось слово «морщно» – просто как отражение того, что происходит вокруг. «Морщно» – была первая осознанная мысль, появившаяся в… В чем? В чем может появиться мысль, если нет мозга? Частичка ангела Старка, угодившая в кровяную клетку черепашки, была так мала, она так была далека сейчас от всех остальных его частей, что можно было считать, что ее и вовсе не существует. И уж точно, что она – не Старк!

Частичка ангела Старка, помещенная в Ризенгри, ощущала себя куда комфортнее. Ведь она не была частичкой, она была самим Старком. Нет, не совсем так. Теперь эта частичка была одновременно и Старком, и Ризенгри Шортэндлонгом. Состояние непривычное: Старку еще ни разу не приходилось помещать себя в супермутанта. «А тут, в Ризи, необычно! – подумал Старк. – Я бы сказал – ризно!» Старк улыбнулся. Он любил придумывать подобные словечки и почти тут же их забывать. Йа-у!

Ризи лежал в теплой и мягкой до безобразия Дюшкиной постели и думал о деталях, которые могут его выдать. Он думал о датчиках, о школе, о Варе, о том, как вычислить местожительство деда и как подделать стиль записей в дневнике. Потом он переключился на мысли о Дюшке. Ризу было очень интересно, удалось ли Клюшке уговорить его родителей не предпринимать никаких действий? Решил, что при первой же возможности разузнает, как дела у Клюшки, и, если что, сбежит и отправится вместе с ним в Аффрику. Это будет классное приключение! Это будет то, что надо. А Джен? Она все-таки обиделась. Обещала помогать – и не помогла. Нет, нельзя надеяться на ангелов. Вообще ни на кого, кроме себя, нельзя надеяться. Вот Дюшка. Он вроде ничего парень. А прожил всю жизнь в доме и не обнаружил ни одной камеры! Ризи сегодня за один вечер нашел миниатюрный глазок в прихожей и еще один в центре часов в одной из его верхних комнат. Дурак Дюшка! Нет, не дурак. Просто ему надо стать мутантом. Если Дюшке удастся стать таким же мутантом, как он, Риз, то это будет здорово! Они будут шататься по всему миру и такое творить! Ризенгри расслабился и чуть было не провалился сквозь матрас, но вовремя опомнился.

«А что именно можно сотворить?» – вдруг подумалось Ризу. Ну, для начала можно поиграть «в песочек», любимую игру Риза, когда он был совсем малышом. Из-за этого их семья поменяла восемь городов, когда он был еще в ясельном возрасте. Но ощущения классные. Зарываешься в песок и чувствуешь, как он просачивается сквозь тело. Верхние слои всегда более теплые и рыхлые. Чем ниже, тем холоднее. Еще есть одна хитрость: зарываться надо не вертикально вниз, а наискось, толчками. Обычно народ начинает орать и разбегаться, когда проваливаешься по колени. Дюшке это понравится.

«А что потом?» Потом можно поиграть «в доставалки». Эту игру Ризи придумал тоже давно, кажется, еще до школы. Только играть в нее одному не очень здорово, а больше было не с кем. Суть игры проста. Ноги стоят на месте, а руками нужно дотянуться до предмета, который находится дальше, чем ты можешь достать, просто вытянув руку. Если предмет за углом, в другой комнате, не виден, это сложнее, но интереснее. Кстати, если играть вдвоем, то можно изменить правила…

«А кроме игр?» Конечно, путешествовать! И не просто путешествовать, а проникать туда, куда обычным туристам нет хода. Вот, например…

«А если у Дюшки не получится стать мутантом?» Ризенгри попытался отмахнуться от этой мысли и уйти в мечты о грядущих путешествиях. Но мысль не отвязывалась. Как будто ее вталкивали со стороны. Может быть, в один из Дюшкиных датчиков был вшит передатчик мыслей?

«Нет, это не датчик», – возник ответ в мозгу у Риза, и он подумал, что вот так, наверное, обычно и сходят с ума. Сначала слышат посторонние голоса, затем, наверное, начинаются галлюцинации.

«Тебе не страшно?» – спросил кто-то, обладающий способностью разговаривать мысленно. Но супермутант Ризенгри не понял вопроса. Ему ни разу в жизни не было страшно. Он только знал, как это выглядит со стороны, когда кому-то страшно. Вот Дюшке часто бывало страшно. Ризу хотелось, чтобы ему было хотя бы иногда страшно. Нет, ну действительно интересно: страшно – это как? В принципе Дюшка пытался ему объяснить. Кстати, надо попробовать чего-нибудь испугаться, находясь в Дюшкином теле. А что, это идея. Завтра же первым делом надо будет попробовать.

«Что ты будешь делать, если у Дюшки не получится стать мутантом?» – перебил Ризенгри тот, кто без разрешения влез в его мысли. «Вступлю в общество любителей хорового пения и научусь рисовать картины маслом!» – мысленно ответил сам себе Риз и тут же решил просто-напросто игнорировать все не свои, посторонние мысли. Или свои? Риз уже знал, какие бывают ощущения, если кто-то забирается в голову. Ведь недавно его сканировали. Но сейчас было совсем не так. Никакого вмешательства извне он не замечал. Значит, он разговаривает сам с собой. Этого еще не хватало! Ризи твердо решил не думать больше о Дюшке, а решить, чего именно он завтра попробует испугаться. Например, можно прыгнуть со второго этажа, не выходя из Дюшкиного тела и не используя никаких своих дополнительных способностей.

«Дюшка не станет мутантом!» – звенело в голове Ризенгри, но он подавлял этот звон всеми силами и никак не реагировал. Или нет. Лучше проколоть себе палец булавкой, не отключая никакие отделы мозга. Да, не отключая – это круто. Или…

«Если не хочешь общаться заочно, можем встретиться», – предложил голос. «Где?» – сразу отреагировал Риз, хотя только что твердо решил не разговаривать сам с собой.

«В доме деда. Славика Тихоновича». – «Можно подумать, я знаю, где он живет!» – «Левая Набережная, двенадцать. Замок среагирует на твою руку, так что не звони. К двум часам будь на месте».

«Ну, вот я и сошел с ума, с чем себя и поздравляю», – подумал Ризи и тут же заснул.

Диди. В 99,99 % случаев голоса в голове являются признаком шизы классической или шизы замаскированной. Но остается 0,01 % не шизы… Как проверить, съезжаете вы с катушек или вам звонит ангел, нарушая международные ангельские правила? Задайте вопрос, на который вы точно не знаете ответа. Какое расстояние от села Чесотово до деревни Нижние Дурынды? Как переводится на суахили фраза «ворона прекрасная»? Какая книга стоит пятой с краю на третьей полке снизу в соседней комнате? Три-четыре таких вопроса – и вы убедитесь в том, что вас сбивает с пути истинного собственный внутренний голос, а вовсе не ангел Старк!))

Старк выскользнул из мальчика и воссоединил частичку себя с самим собой. С Ризи почти все было ясно. Ради чистоты эксперимента Старк решил довести начатое дело до конца, но это не было проблемой.

Теперь надо было вернуть частички, помещенные в водоросли и в черепашку.

Старк потерял связь с собой-водорослью, как только водоросль исчезла. То же самое произошло с собой-клеткой. Как только черепашка погибла, частица Старка просто исчезла. Это было ненормально. Так не должно произойти! Старк был слишком опытным ангелом для того, чтобы просто так терять свои части где попало. Новорожденный человек-младенец понятия не имеет, где его рука или нога. Но уже трехлетний ребенок никак не может «потерять» свою руку или запутаться и не знать, что делает его левая нога. Ангелы в этом смысле не так уж сильно отличаются от трехлеток!

Однако факт оставался фактом: две частицы попросту исчезли. Старк пожал плечами, отмотал время назад и вернулся за своими частичками в прошлое. В те моменты своей жизни, когда эти частички еще были с ним.

В прошлом частиц не оказалось!

Старк нахмурился, соскользнул по времени еще дальше в прошлое…

Еще раз.

Просто надо повторить все еще раз – с начала.

Еще раз Старк опустился на законсервированную планету, жизнь на которой задержалась на стадии многоклеточных водорослей. Планета была небольшая, скучная, сильно зараженная токсичными газами, принесенными крупным метеоритом. От этих газов когда-то давно и погибли все местные водоросли. Оранжевый кислотный закат густым покрывалом лежал на далеких холмах, обступивших бывшее неглубокое море. Старк приземлился на высохшее морское дно, покрытое толстым слоем потемневших спутанных веревок, в которые превратились водоросли, и пошел к знакомому месту.

Одновременно с этим далеко отсюда сотая черепашка, лежащая на ладони Старка, вытянула лапки, вздрогнула и замерла неподвижно. Все повторялось: в какой-то момент часть кровяных клеточек животных взрывалась, словно кто-то помещал их в микроволновку с мощным излучением.

Все повторялось, не повторялось только одно: на этот раз в Старке было на две частички меньше. Время вернулось назад, но мир назад вернулся не полностью. Это было невероятно!

Во Вселенной есть места, где все кончается, где все исчезает. Чаще всего эти места похожи на гигантские Черные Дыры – массы такой плотности, что даже лучи света не могут пронестись мимо – притягиваются, проваливаются навсегда в черноту. Иногда эти места похожи на гигантские Медленные Океаны. Возле них можно даже прогуливаться, ничего не произойдет, но прикоснешься – и тебя словно и не было. Очень редко (всего три места таких и известно) они напоминают гигантские Рассеивающие Пустыни. По такой пустыне можно брести, и вроде ничего с тобой не происходит. Ты распадаешься, превращаешься в пыль постепенно…

Но чтобы такое место возникло внутри маленькой черепашки? Среди обычных примитивных водорослей на спокойной планетке? Нет, это что-то новенькое!

Старка охватил азарт исследователя.

Он дошел до нужного куска дна и поместил еще раз частичку себя в нужную водоросль.

Одновременно с этим он взял в руки черепашку – ту самую, в которую уже перемещался, и еще раз проник в одну из ее клеток.

Старк проверил связь с обеими частичками. Все было в полном, наиполнейшем порядке. Один и тот же ангел-эксперт был на планете с водорослями, был самой водорослью, был на планете с черепашками, был одной из клеток черепашки и качался в любимом гамаке над пропастью. Он оставался при этом одним, цельным существом. Это было абсолютно нормальное явление для таких, как Старк.

Сначала бесследно исчезла та часть Старка, которая была помещена в водоросль.

Потом та, которая была в черепашке.

…Оно не помнило, как его звали.

Оно не знало, существовало ли раньше и если да, то где и в каком виде.

Оно обладало разумом, но не знало, что это – разум.

Если бы ему сказали, что оно только что было уже второй по счету частицей ангела-эксперта, которая исчезла в черепашке, Оно бы не удивилось…

Вокруг было… морщно. Да, наверное, так – морщно. Вокруг было полно таких же сморщенных существ, как Оно, но они были чужими и примитивными. Оно их видело, хотя непонятно чем, ведь глаз у него не было. Одно из этих сморщенных существ было им самим. Но они пока не узнавали друг друга, и до их встречи было еще очень далеко.

Неожиданно стало темно и очень, очень, просто ужасно холодно. Контейнер с клетками кто-то поместил в морозильник. Две частички Старка замораживались бок о бок друг с другом, не подозревая об этом. Им не было холодно – они не воспринимали холод как холод.

Глава 17 Дюшка

К моменту, когда достаточно стемнело, чтобы можно было безбоязненно вылезти из укрытия, Дюшка Клюшкин замерз окончательно. Он пробовал прыгать, приседать, махать руками и дышать по системе йогоногов, но все было бесполезно. Тогда он сел на снег и подумал, что, может, ему лучше никуда не ходить, а замерзнуть прямо тут. Его занесет снегом, а потом придут дикие елки – не те, которые водят новогодние хороводы, а настоящие, хищные, – и оставят от Дюшки одни ножки, потому что рожек у Дюшки никогда не было. Еще утром побег в Аффрику представлялся довольно легко исполнимым приключением, которое долгими бессонными ночами Клюшкин продумал до мельчайших подробностей.

Дюшка планировал так. Завтра с утра он собирает рюкзак, берет лыжи и объявляет домашним, что идет кататься до вечера. А сам бросает лыжи в укромном, присмотренном заранее месте, снимает с карточки деньги, тут же, в банке, покупает билет на самолет (после двенадцати лет дети могут летать самостоятельно) и едет в Щереметьево-10. Летит до Кайира. Кайир – это не совсем то, что ему нужно, но для заметания следов – в самый раз.

В Кайир Дюшка собирался прибыть не позже двенадцати часов дня. Это было вполне реально. Во-первых, рейсы на Кайир – каждые сорок минут. Во-вторых, он уже был в этом городе с родителями, на экскурсии, так что вполне представляет себе, куда идти. А в-третьих, проследив его путь до Кайира, родители точно решат, что он отправился по тем местам, где они были вместе, и это собьет их с толку.

Дальше Дюшка планировал нанять частника до Джадо. Это далеко от Кайира, но можно приземлиться в Эльф-Джауфе или заправиться еще где-нибудь по дороге. Дюшка не сомневался, что ему удастся быстро найти какую-нибудь подходящую летающую развалину: на его счету лежала внушительная сумма денег, которую он не тратил – так, брал понемногу на подарки друзьям – и все. А как папа нанимал самолет, чтобы покружить над пирамидами, Дюшка помнил.

От Джадо до биореактора, судя по карте, надо было двигать на север около ста километров. Дюшка смотрел передачи, в которых рассказывалось о работе реакторов и вообще всяких таких штуковин. Для обслуживания таких огромных объектов требовалась масса народу. Около реактора обязательно должен существовать поселок, в котором живет обслуживающий персонал. Как бы ни был засекречен сам объект, никто не имел права запретить Дюшке въезд в поселок! От Джадо до реактора должны ходить автобусы или, возможно, там даже построено метро.

Ясен пень, проще всего просто поехать до нужной точки на метро. Спуститься на третий уровень, заказать метро-такси. Но разве так сбежишь? Тебя через пять минут вычислят и снимут с маршрута. Нет, на частном самолете надежнее, без проблем. Сложности, с точки зрения Дюшки, должны были начаться на этапе проникновения в сам реактор. Тут Дюшка рассчитывал на подземную систему вентиляции. В его любимом фильме, который Клюшкин смотрел, наверное, раз двадцать, главный герой проник в реактор именно таким образом.

Но все эти планы сегодня полетели к черту. Собственно говоря, они вообще оказались нереальными. Просто Дюшка не подозревал о том, что за ним следит целый секретный институт с помощью этих гадких датчиков. Его бы перехватили уже в Кайире. Или в аэропорту в Моксве. Да нет, какая Моксва! Бес прав, его бы остановили прямо в местном банке.

Так или иначе, но теперь Дюшке предстояло действовать по-другому. Зайти к Ризенгри, успокоить его родителей, взять деньги у его мамы и из тайника.

Добираться до Аффрики только на перекладных. До Тульска – ладно, на метро, а дальше вообще неизвестно как, хоть на вей выходи. По вею двигаться автостопом. Ризи считал, что все вполне осуществимо: Киевск, Оддеса, Стрёмбул, потом в Дваполи или в Алексейдрию. Дваполи ближе, зато Алексейдрия – это практически Кайир, в котором Клюшкин уже бывал. Риз считал, что маршрут лучше проложить по старым добрым городам, в которых полно туристов. Обо всем этом Дюшка размышлял, пробираясь сквозь лес. На трассу деревья не выходили, но на одной из полян устроили драку, и Дюшка поторопился про ехать опасное место как можно быстрее.

Размышляя таким образом, замерзший до беспредела Дюшка наконец добрался до дома, в котором жили Бесовы.

– С вашим сыном все в порядке, он теперь некоторое время будет вместо меня, пока я не вернусь, только вы не волнуйтесь, пожалуйста, я к вам ненадолго, если можно, только переоденусь и возьму деньги, а Венька, то есть Риз, пока может пользоваться моими, у меня много, и мама ничего не заметит, потому что у него все здорово получилось, он вообще классный парень, можно мне войти?

Эту убийственную тираду, произнесенную на одном дыхании, Марсия Шортэндлонг услышала от Андрея Клюшкина, позвонившего в двери ее дома, когда на улице уже окончательно стемнело. Единственное, что до нее дошло с первого дубля, это то, что теперь им срочно надо хватать Риза и уматывать из города, в котором теперь каждый последний немутант в курсе их тайны. Однако в данный момент хватать ей было решительно некого. Поэтому она молча впустила Дюшку в дом, тщательно закрыла дверь и просканировала окружающее пространство, огибая Дюшку, чтобы ее не обвинили при случае в том, что она причинила вред последнему человеку.

– Еще раз, – попросила она Дюшку, усаживаясь в кресло напротив.

Дюшка в очередной раз поразился выдержке матери Беса. Она выслушала его сбивчивый рассказ, не изменившись в лице. Только изредка перебивала, желая уточнить детали. Дюшка рассказал ей историю, весьма близкую к реальной. Умолчал он о трех вещах: о датчиках, об истинной причине своего побега и о месте конечного назначения.

– Это просто игра, Мария Даниловна, – пытался он склонить маму Риза на свою сторону. – Меня родители ни за что бы не отпустили одного в Диснейленд, а так хочется. И для Веньки, то есть для Риза, развлечение.

– О, да, – согласилась Мария Даниловна. – Для него это отличное развлечение.

– Значит, вы не сердитесь?

– Я не сержусь, но считаю вашу затею полным безрассудством.

– Но вы нам поможете?

Мама Риза раздумывала не больше пары секунд.

– Хорошо, – сказала она. – Я вам помогу. Прежде всего, тебе надо поесть, помыться и переодеться. Пойдем, я покажу тебе, где ванна. И подыщем, что из вещей моего сына тебе подойдет. А потом найдем, чем тебя накормить. Тебе же не все можно есть, правда?

Сидя в ванной комнате, Дюшка думал о том, что далеко не все мутанты – бездушные сволочи. Вот, например, Мария Даниловна – отличная женщина. Сразу все поняла, не начала кричать, возмущаться. Правда, ванну наполнила холодной водой, но откуда ей знать, что человеку, возвратившемуся с лыжной прогулки с мокрыми ногами, нужна горячая ванна? Дюшка спустил холодную воду и открыл горячую. К счастью, Бесовы жили в типичном доме со стандартной сантехникой. Дюшка болтал в воде ногами, медленно отогреваясь, и ему казалось, что его затея не так уж и безнадежна.

А Марсия Шортэндлонг срочно вызвала мужа с работы, несмотря на то что его смена началась всего полчаса назад, и послала сообщение Джен с просьбой появиться при первой же возможности. Потом она спустилась в подвал и достала из тайника запасные документы на всю семью, которые были приготовлены заранее. Теперь надо было собрать самое необходимое, дождаться мужа, под любым предлогом заманить Ризи домой, вернуть Клюшкиным настоящего Дюшку и уезжать. Марсия действовала оперативно, как автомат. Когда Дюшка вылез из ванны, завернутый в новый банный халат Ризенгри, в спальне Шортэндлонгов уже стояли три аккуратно упакованные сумки с вещами и бумагами. Последнюю, четвертую, сумку еще предстояло сложить. Кроме того, мистеру Шортэндлонгу надлежало разобраться с компьютерами, позвонить паре-тройке знакомых и сделать еще несколько дел, которые требуют его личного участия.

Отогревшийся, сытый и успокоенный Дюшка сидел на маленькой кухне Бесовых и пил клубничный чай с мамой Риза.

– Тебе понравилось, как Венька превратился в тебя?

В разговоре с Дюшкой Марсия упорно называла своего сына Венькой, а не Ризом. Дюшка решил тоже называть его пока по-старому. Хотя внутри себя он сразу перестроился: Риз так Риз.

– Да, он классно превратился. Это было что-то потрясающее. Никогда раньше не думал, что такое в реале возможно.

– Что, похоже получилось?

– Да я бы и сам его от себя не отличил!

Мария Даниловна помолчала, собираясь с мыслями.

– Андрей, я хотела тебя спросить… Ты считаешь Веню своим другом?

Дюшку поразило, что она об этом спрашивает. Да Бес его лучший, нет, единственный, самый надежный друг. У Дюшки никогда не было и не будет такого друга, как Риз! Да он такое ради него сделал, что о чем речь, и вообще…

– Хорошо, – перебила его Мария Даниловна. – Очень хорошо. А ты знаешь, что будет с твоим другом, если хоть один человек, будь это даже очень неплохой человек, узнает, что Ризи может мгновенно менять внешность, проходить сквозь стены и многое другое, неподвластное остальным?

Оба даже не заметили, как стали называть Ризенгри его настоящим именем.

– Что будет?

– Подумай.

– Его покажут по телевизору?

– Нет, Андрей. Его постараются уничтожить, и как можно скорее.

– Но почему?!

– Мне жаль, что ты этого не понимаешь, мальчик.

Мама Риза не смотрела на Дюшку, она смотрела куда-то вдаль, сквозь стену. Дюшке показалось, что она видит будущее.

– Человек с такими способностями – это универсальный шпион. Универсальный настолько, что он одинаково опасен как для врага, так и для той стороны, которая захочет его использовать в своих целях. Ни одной стране мира не выгодно, чтобы на Земле жил мутант, для которого не существует никакой преграды. Мой сын и твой друг – твой лучший друг, который готов ради тебя на любое безумство, – теперь может погибнуть в любой момент из-за того, что ты решил погулять по Диснейленду без родителей.

– Но я скоро вернусь, – пробормотал Дюшка.

То, что он только что услышал, было для него шоком. Если бы Бес сказал бы ему об этом там, в лесу! Можно было бы все переиграть. Просто выбросить датчики в снег – и дернуть в Аффрику, пока их не обнаружили. А теперь…

– Я не знал, Мария Даниловна! Бес, то есть Риз… Он мне не сказал, что все так серьезно. Я не стал бы подвергать его такому риску, честное слово! Я не виноват, что он не сказал мне!

– Успокойся, малыш. Никто тебя ни в чем не обвиняет. Разумеется, ты ни в чем не виноват. Но нам с тобой надо выручить твоего друга из беды, верно?

Дюшка кивнул.

– Я сейчас позвоню твоей маме и попрошу Риза…

– Можно я сам позвоню?

– Ни в коем случае. Ты представляешь, что будет, когда твоя мама увидит тебя у нас дома, в то время как ты спокойно сидишь рядышком с ней?

Да, об этом Дюшка тоже не подумал. Вообще рядом с этой удивительной женщиной он чувствовал себя сопливым мальчишкой, способным совершать только законченные глупости.

– Сиди на кухне и не высовывайся. На экране телефона твоей маме будет видна почти вся гостиная, и тебя в ней быть не должно, согласен?

Дюшка был согласен.

– Я попрошу Риза прийти сюда, ненадолго. Он останется, а ты пойдешь к себе домой. Надеюсь, что твоя мама пока не заметила ничего странного.

Итак, Риз останется тут, а… Мария Даниловна прошла в большую комнату и стала набирать номер.

– Это невозможно! – вырвалось у Дюшки.

Он бросился за матерью Риза и успел нажать на отмену звонка, прежде чем произошло соединение.

– Мы же вроде договорились? – Брови Марсии Шортэндлонг в удивлении взлетели вверх.

– Нет. То есть да. Но это невозможно по другой причине!

– По какой же?

Сказать или не сказать правду?

– Даже если Риз останется дома, а я вернусь, все равно все будут думать, что он – это я, а я – это вообще непонятно кто.

– Я тебя не понимаю. Ты вернешься к маме, а мой сын поменяет свою внешность и станет опять сам собой.

– Да нет же.

И Дюшка рассказал про датчики. Похоже, Мария Даниловна была поражена этой новостью. По тому, с какими подробностями Андрей рассказывал про операцию по извлечению датчиков, она поняла, что все именно так и было.

– Ты хочешь сказать, что вам удалось объегорить целый институт, сотню или больше ученых мужей с мировым именем?

– Выходит, так. Мы молодцы.

Но у Марсии имелось на этот счет другое мнение. Она поняла, что рано или поздно – скорее всего, именно рано, в ближайшее время – ученые мужи с мировым именем поймут, что произошло. Зачем она только послушалась Джен! Зачем они приехали в этот проклятый город! Риза необходимо вызволять сию же минуту. Только бы не было слишком поздно.

– Вы не будете звонить?

Марсия на мгновение отвлеклась от своих мыслей и взглянула на Дюшку. Как же она его ненавидит, этого недоделка, это ничтожество, из-за которого ее гениальный, не имеющий себе равных сын может попасть в лапы к таким же глупцам! Она готова была испепелить этого нахального пацана взглядом!

– Нет, раз ты мне все объяснил, я не стану звонить, – как можно более мягким голосом сказала Марсия. – Я постелю тебе в комнате Ризи, а завтра провожу до метро.

– Да не надо меня провожать!

– Ах да, извини. Я забыла, что ты жаждешь самостоятельности. Но деньги-то тебе нужны?

Дюшка покраснел. Ему было неудобно брать деньги у мамы Беса.

– Я только одолжить. Я верну, если хотите, с процентами. У меня есть свои деньги, на карточке. Их много. Просто я… забыл карточку дома.

Дюшке было стыдно обманывать такую замечательную женщину, но рассказать ей о биореакторе было выше его сил.

– Какие проценты, солнышко? Я одолжу тебе столько, сколько надо. А теперь давай допьем чай, и я постелю тебе чистое белье.

Они сидели на кухне еще минут пятнадцать. Позвонил отец Риза и предупредил, что скоро будет. Остывший чай немного горчил, но Дюшке было неловко просить подлить горячего. Сколько одолжить у Марии Даниловны? Может быть, хватит на частный самолет, который доставит его прямо до Джадо? Конечно, это огромная сумма, но ведь он ее вернет! На всякий случай надо забрать и деньги из тайника Риза. Дюшка решил сделать это прежде, чем ляжет спать.

Комната Беса находилась на втором этаже дома. Это была очень странно расположенная комната.

Основной вход – обыкновенный, через холл, к нему поднималась лестница из нижней гостиной. Но за книжными полками в комнате существовала еще одна дверь. За ней пряталась винтовая лестница, ведущая в чулан на первом этаже. Чулан отделяла от нижней гостиной тонкая перегородка. А дверь из него выходила в небольшое помещение за кухней, с окошком в торцевой части дома. Типовой проект не предусматривал такой конструкции. Все это Элиот Шортэндлонг сделал своими собственными руками для себя и Марси. В случае внезапно возникшей неприятности Ризенгри мог улизнуть прямо сквозь стену, но его родителям такой маневр был не под силу. Тайник Риза находился в чулане, под второй ступенькой винтовой лестницы.

Марсия Шортэндлонг не подозревала ни о тайнике, ни о том, что Ризенгри рассказал Андрею о чулане. Она перестелила постель, показала, где выключается ночник, пожелала мальчику спокойной ночи и вышла из комнаты, тихонечко прикрыв за собой дверь. На самом деле еще не было и восьми вечера, но Марсия решила, что Дюшке надо как следует выспаться, а завтра встать пораньше. Как всегда, она была абсолютно права.

Дюшка досчитал до десяти, вылез из кровати и на цыпочках подошел к двери. Вроде все было спокойно. Он закрылся изнутри и приблизился к декоративному столику с вазой, стоящему в углу комнаты. Как нелепо смотрелась вычурная ваза с хризантемами в мальчишеской комнате с плакатами, черепами, гантелями и прочими такого же рода вещами! Дюшка поднял тяжеленную вазу и переставил ее на пол, стараясь не шуметь. Отодрал керамическую подставку, на которой стояла ваза. Сунул палец в квадратное отверстие посередине стола и нащупал гладкую, похожую на леденцовую конфетку, кнопку. Во рту у Дюшки пересохло. Он чувствовал себя супергероем из кинофильма. Вот они, настоящие приключения! Кнопка послушно утонула от слабого нажатия пальца.

Риз не рассказал Дюшке, как именно работает механизм: сам он обычно проникал в чулан сквозь полки. Дюшка ожидал, что книги разъедутся в стороны, освобождая проход вниз. Но они не разъехались, а стали медленно вращаться: нижние полки поднимались к потолку, а верхние практически оставались на месте. Через несколько секунд проход к тайнику был свободен. Дюшка еще раз проверил, надежно ли заперта дверь. Поискал фонарик, но не нашел и решил действовать на ощупь.

Он благополучно спустился по лестнице и остановился, чтобы глаза хоть немного привыкли к темноте. Из гостиной доносились обрывки разговора. Наверное, отец Беса вернулся домой. Интересно, Мария Даниловна уже рассказала ему о том, что произошло? Дюшка прислушался, но как раз в этот момент разговор смолк. Может быть, они поднимаются к нему в комнату? Забыв о тайнике, Клюшкин взлетел по лестнице и бросился к двери. Но нет, никаких признаков жизни слышно не было. Дюшка опять спустился в чулан.

Тайник он отыскал без труда. В плоской пластмассовой коробке было совсем немного денег – даже на билет до Кайира бы не хватило. Еще там лежал медальон с фотографией очаровательной белокурой девушки с полупрозрачными крылышками за спиной и толстый блокнот в кожаном переплете. Дюшка надел медальон на шею, сунул все остальное себе за пазуху и собрался подняться наверх, но тут снова услышал голоса. Видимо, родители Беса вернулись в гостиную. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Андрей Клюшкин приложил ухо к перегородке, отделяющей чулан от нижней комнаты. Так было слышно гораздо лучше. Мария Даниловна разговаривала с кем-то по телефону. Дюшке не было видно экрана, и он не сразу смог понять, с кем она говорит, но этот кто-то был его тезкой.

– Андрей, ты обязательно должен зайти попрощаться с Вениамином. Он очень тебя ждет. Завтра утром мы отправляем его к родственникам в Скортландию. Он будет учиться в частной школе, и вы не скоро сможете увидеться. Мой муж может заехать за тобой, а потом отвезти обратно.

– Разве он сейчас не на дежурстве? – удивился собеседник Марии Даниловны, и Дюшка с удивлением узнал свой собственный голос.

Ну разумеется! Мать Риза все-таки не выдержала, позвонила домой Клюшкиным! А у дяди Сережи, получается, сегодня дежурство? Но он вернулся домой. Значит, Мария Даниловна его специально вызвала? Дюшка весь превратился в слух.

– Нет, Андрюша. Он тоже дома, и мы все с нетерпением ждем тебя.

– Большое спасибо, Мария Даниловна! – спокойным, полным достоинства Дюшкиным голосом проговорил Риз (Дюшка подумал, что он никогда не разговаривал со старшими таким тоном). – Я очень благодарен вам за приглашение, но уже слишком поздно, а у меня еще есть дела. Передайте, пожалуйста, Вениамину, что я желаю ему приятного путешествия и хочу сделать небольшой подарок. Поскольку я не знаю, что ему подарить, то переведу сейчас немного денег на ваше имя, и пусть он сам выберет себе то, что захочет. Я надеюсь, что у него все будет в порядке, и вы… и вы ему поможете.

– Нет-нет, Андрей. Не нужно никаких денег! Ты должен срочно прийти. Это не телефонный разговор. Мы заедем.

– Я не приду. Мы уже попрощались днем и обо всем договорились. Пожалуйста, не забудьте передать моему другу деньги, которые я сейчас перечислю на ваше имя. У меня все будет хорошо, не волнуйтесь. До свидания.

– Андрей, подожди!

Но трубку уже повесили. В гостиной за стенкой наступила тишина. Дюшка присел на ступеньку и задумался. Итак, Мария Даниловна его обманула. Возможно, она решила, что Ризи сможет переустановить датчики еще раз? Дюшка не имеет права на нее обижаться. Она просто заботится о сыне. Как может, так и заботится. Еще неизвестно, как бы сам Дюшка поступил на ее месте. А Бес молодец, пока не прокололся. Голос подделал, вообще! И про деньги как здорово придумал! Теперь не нужно будет просить взаймы. Как же они сразу не сообразили, что можно перевести их на имя Марии Даниловны!

Клюшкин почувствовал, что его глаза слипаются. Теперь, когда все, похоже, наладилось, можно и отдохнуть. Он поднялся, но в это время в комнате опять послышались голоса, и Дюшка инстинктивно приложил ухо к перегородке. Предки Беса ссорились. Они называли друг друга непривычными именами, и Дюшка догадался, что раз настоящее имя Веньки – Ризенгри, то и его родителей тоже на самом деле зовут иначе.

– Марси, я тебя умоляю! Я тебя умоляю! – возмущенно твердил отец, тяжелой походкой меряя комнату из угла в угол. – Ты же отлично знаешь нашего ребенка. По доброй воле он тебе не уступит. Уж если ему втемяшилась в голову эта блажь, то уговоры абсолютно бесполезны.

– Да, но ради чего он это сделал, Элиот? Тем более в такой момент?! Зачем ему понадобилось становиться именно этим недоделком Клюшкиным?

Дюшка покраснел от негодования. Еще ни разу в жизни его не оскорбляли таким образом!

– Этот недоделок, милая, живет в такой роскоши, которая нашему мальчику и не снилась. Разве мы могли бы обеспечить Ризи бассейном с водой высшей степени очистки или двухмесячным туром на Марс? Наш сын – гений, дорогая моя. Подговорить этого дурачка Дюшку на такой шаг, занять лучшее место под солнцем, обманув при этом целое секретное управление, – для этого надо быть просто гением. Какую сумму он перевел на твое имя?

– Ты даже не поверишь. На эти деньги мы сможем не только достроить дом в Гавстралии, но и обеспечить себе безбедное существование как минимум на год.

– Вот видишь, Марси! Ризенгри просто умничка! Поверь мне, он знает, что делает!

– Но, Эл! Это чрезвычайно опасно! Если бы Дюшка был обыкновенным мутантом, я не стала бы возражать. Что ж, это право каждого – забирать то, что само идет в руки. Но за Клюшкиным следит сотня ученых! Пройдет какое-то время, и они догадаются о том, что произошло. Как только они решат забрать его на опыты, они догадаются. Это может произойти в любой момент. Это может произойти даже завтра!

– Ты права, Марси, ты, безусловно, права! Но не будем пороть горячку. Давай обсудим все спокойно. В каком случае Риз согласится вернуться домой?

– Не знаю. Может, если мы ему скажем, что Клюшкина забирают на опыты?

– Во-первых, он нам не поверит. Во-вторых, он может захотеть в этот институт. Пойми, он сейчас играет, чувствует себя героем. Думает, что может обойти всех. Я считаю, что нам надо уговорить Клюшкина вернуться домой, и тогда… Кстати, а куда это чудо природы собирается сбежать?

– В Диснейленд.

– Куда? Этого не может быть, милая. Он наверняка был в Диснейленде по меньшей мере раз двадцать!

– Элиот, мне все равно, куда этот урод собирается. Хоть в соседнюю галактику. Я добавила ему в чай снотворное, отправила наверх и заперла дверь. Он будет спать до тех пор, пока мы не вернем Риза.

– А когда он проснется?

– Он не проснется. Лекарство всасывается медленно, зато его действие продлится до утра. Я войду раньше и введу ему следующую дозу. Потом ты привезешь Ризи. Встретишь его по дороге в магазин, или на каток, или я не знаю куда, это неважно. Скажешь, что Андрей попал в беду. Например, скажешь, что он попал под машину.

– Допустим. Допустим, Ризи поверит. Но дома он увидит Дюшку живого и невредимого, да к тому же еще и спящего, причем не просто спящего, а усыпленного помимо его собственной воли. Ты думаешь, мы сможем уговорить Ризенгри вставить эти штуки на место и уехать в Гавстралию?

– Не сможем. Но что же делать?

– Не знаю, Марси. Может, действительно подстроить катастрофу?

– Как?

Дюшка слушал их разговор и, несмотря на то что его сердце чуть не выпрыгивало из груди от волнения, а разум возмущенно кипел, сам он буквально засыпал. Дюшке казалось, что его тело сделано из мармелада и сдвинуть его с места почти невозможно. Он знал, что ему ни в коем случае нельзя засыпать, что ему надо срочно бежать из этого дома. Дюшка собрал силы и оторвался от стенки, так и не дослушав, к какому решению придут родители Риза. На ватных ногах он поднялся по винтовой лестнице, опустил полки, вернул вазу на место и попробовал выбраться.

Дверь в комнату действительно оказалась запертой снаружи. Дюшка открыл окно и выглянул на улицу. Прыгать со второго этажа он бы ни в жизнь не решился. Некоторые пацаны в его классе сигали даже с третьего, и ничего. Но они были мутантами, а Дюшка даже на физкультуру почти никогда не ходил. Можно попробовать спуститься по простыням, как в одном старом фильме, но сначала надо хотя бы одеться так, чтобы не замерзнуть. Насквозь промокший лыжный комбинезон сох где-то в другой части дома.

Дюшка открыл шкаф. Вся одежда Ризенгри хранилась в одном-единственном шкафу в его комнате. По-настоящему теплых вещей в гардеробе не было. Дюшка все-таки нашел и натянул на себя футболку, легкий свитер, какую-то мохнатую жилетку с множеством карманов и новую синюю куртку. Куртка оказалась единственной подходящей по размеру шмоткой, все остальное Дюшке было мало. Особенно нелепо смотрелись брюки. Дюшка подумал, что если заправить их в сапоги, то это будет не так заметно. Но сапог в гардеробе не оказалось. То ли вся обувь хранилась у Бесовых отдельно, то ли еще что. Факт оставался фактом: единственное, что нашлось в шкафу, это кроссовки, причем огромные, на два размера больше, чем нужно. Кроссовки, так же как и куртка, были совершенно новые, к тому же какой-то девчоночьей расцветки, с желтыми диагональными полосками. Дюшка удивился: для чего Бесу такие? Однако выбирать не приходилось.

Зевая так, что сводило челюсть, Клюшкин покидал в Венькин рюкзак вещи, которые, как он считал, могут ему пригодиться. Деньги он сунул в один из карманов жилетки. В другой карман зачем-то отправился блокнот из тайника Беса. Медальон с фотографией по-прежнему болтался у Дюшки на шее. Он слабо отдавал себе отчет в том, что делает. У него путались мысли и темнело в глазах. Он содрал с постели простыню и попытался привязать ее к ручке на оконной раме.

Двумя часами позже Марсия Шортэндлонг нашла его спящим на полу в обнимку с пододеяльником, который Дюшка так и не успел привязать к простыне.

Глава 18 Ужин на площади Хамелеона

– Добро пожаловать на Пи! У меня есть для вас три новости: хорошая, плохая и утешительная. С какой начнем?

Варя рассматривала незнакомку и молчала. Еще несколько часов назад, когда Воронина спокойно сидела за столиком кафе с одноклассниками, лучшей новостью была бы вкусная шоколадная розочка. Или если бы Дюшка начал за ней ухаживать. Или если бы оперхрюк исключили из школьной программы.

Но теперь, когда на нее свалилось столько всего, что голова кругом…

– Я отлично вас понимаю. – Невысокая, изящного, почти кукольного телосложения незнакомка почтительно склонила голову. – Но для волнения нет причин. Хорошая, даже великолепная новость заключается в том, что у вас будет масса времени, чтобы переварить все новости и осмыслить их. На Пи у вас, как и у всех нас, неограниченное время и пространство. И почти неограниченные возможности. Все будет очень хорошо – настолько, насколько это возможно.

– Я буду жить вечно? – уточнила Варя.

Она живо представила себе, как вырастает, старится, но все живет, живет, живет, бродит, опираясь на клюку, и трясет седыми поредевшими волосами. Брр!!!

– Нет, что вы! Все гораздо лучше! – улыбнулась незнакомка. – То есть вы, безусловно, теперь сможете жить вечно, оставаясь в любом желаемом возрасте. И наверное, вы так и поступите – для начала…

«О’кей. Для начала я поживу вечно, а там видно будет! – решила Варя. – Расти не буду, ну, разве что годика на два-три. Или пять. Да, лучше на пять…»

– Плохая новость заключается в том, что вернуться обратно на Землю-11 вы не сможете.

Кожа незнакомки была сероватая, с легким зеленоватым отливом, но без чешуи. Варя никогда раньше не видела мутантов такого типа.

– Куда-а я не смогу вернуться?

– Домой, на Землю-11. Это классификация ангелов, но мы ею пользуемся, отдавая дань традиции.

– А-а-а…

«Итак, моя Земля – не единственная, она аж одиннадцатая, ангелы существуют, а обратно меня эти черти не отпустят…» – сделала вывод Воронина.

– Мы не черти, что вы! – Кажется, незнакомка была шокирована мыслями гостьи. – Я не могу дать вам стопроцентную гарантию того, что чертей вообще не существует в природе, поскольку никто не может отвечать за плюс-плюс-бесконечность и за три-плюс-бесконечность, но… Но мы точно не те существа с рогами и копытами, образы которых возникают в вашем воображении.

«Что еще за плюс-плюс и три-плюс? Надо будет выяснить… Но я хочу домой!!! Может, не навсегда, но вот на недельку… Нет, лучше так: неделю тут, неделю – там. Или вот так лучше: когда я хочу – туда, а когда…»

Но незнакомка, вновь поймав Варины мысли, категорически замотала головой.

– Послушайте, я правда ничего не понимаю! – нахмурилась Варя. – Я спокойно обедала с друзьями в развлекалке. Все было хорошо. И вдруг я тут. Сначала два психа появились, с фонтаном и нитками. У меня тоже из пальцев нитки… Сказали, что они – Мебби Клейн, и я – Мебби Клейн… Суслик просто!

– Кто, простите? – не поняла незнакомка.

– Ой, извините, – смутилась Варя. – Это у меня так, вырвалось. Вообще-то, это зверек такой, но у нас это еще и ругательство. У нас – в смысле на Земле-11.

– Ну, где «у нас», это я поняла. – Незнакомка растянула тонюсенькие губы в стороны, что, вероятно, означало улыбку. – Суслик. Что ж, надо запомнить.

– Ой, не надо запоминать. Хотя как хотите… В общем, они стали звать меня Ик и еще обозвали этим… инфопером.

– Инфилопером.

– Да. Потом Мебб объявил, что он – не полностью воплощенный персонаж, и испарился. Лейн, который толстячок, выдал, что он тоже персонаж, но не совсем, и испарился наполовину. Стал как привидение. Тут я точно решила, что попала в дурку. Все, думаю, теперь уж точно жирный суслик! И тут вы появляетесь. Кто вы? Откуда? Я даже не знаю, как вас зовут! Я даже не знаю, как меня зовут!!!

– Меня зовут Янанна, – наконец представилась незнакомка. – Трудно сказать, сколько мне лет и откуда я, потому что эти вопросы и ответы на них лежат в области одномерного времени и трехмерного пространства, но мои несколько жизней лежат вне… Вне этих примитивных понятий, так скажем…

«Вне этих примитивных понятий! – восхитилась Варя. – Ого! Ого…»

– Ого, – кивнула Янанна. – Я занимаюсь всеми сложными случаями, связанными с выходами с уровня Пи, а также с потенциальной возможностью создания сокращалок с нашего уровня на… на такие Земли, например, как ваша планета.

– Значит, к нам все-таки есть выход?

– Нет.

– Ну вот… – Варя очень расстроилась.

Любой бы расстроился, если бы вдруг ему сообщили, что домой все-таки нельзя.

– Но зато мы подошли к третьей, утешительной новости, – продолжила Янанна. – Ваше попадание к нам произошло несколько необычным образом. Счастливым образом. Земляне-11 вообще оказываются у нас крайне редко. Обычно все земляне-11, как и представители двенадцатой, двадцать четвертой, шестьдесят восьмой и некоторых других земель, характеристики которых – я имею в виду конкретных представителей, – частично или полностью соответствуют правилам прохода на Пи, становятся ангелами после завершения жизненного цикла. Или же, при невозможности этого, аннигилируют в грубо-материальном смысле этого слова из-за несоответствия метрик пространств и физических констант при скачковых преобразова…

Варя почувствовала, как ее мозги закипают: «Утешительная новость – в том, что я не это… не ан-ни-ги-лировала, что ли?»

– Из ста сорока одного глубоко влюбившегося мутанта с вашей родины к нам попали лишь трое, – сказала Янанна. – Утешительная новость не только в том, что вы – четвертый по счету представитель мутантов, способных испытывать глубокие чувства без пересадок органов эндокринной системы, но и в том, что, как я уже говорила, ваше проникновение сквозь барьеры произошло удивительным образом, почти нулевая статистическая вероятность которого…

«Ы-ы-ы!!! Может она говорить попроще? Короткими предложениями?» – мысленно взвыла Варя.

– Могу! – торжественно произнесла Янанна. – Рука! Все дело в руке! Вас держал за руку очень сильный инфилопер. Вас крепко. Держал за руку. Инфилопер. Этот инфилопер способен вытягивать черную нить. Это очень сильный инфилопер. Он не разжал руку при переходе. Вы попали сюда с его нитью. Он до сих пор вас держит. Теперь у нас есть связь в одну нить с Землей-11. Это шанс сделать сокращалку до вашей родины.

– Что-о? Так вот почему у меня рука немеет! Но… Венька Бесов – сильный инфилопер?! Он – один из вас???

– Он – один из нас, – поправила ее Янанна. – Поскольку вы, Варвара Ик Мебби Клейн, тоже являетесь инфилопером, хоть и очень слабым.

– Но…

– Никаких «но». Вы можете называть себя Варей, Варварой, Вороной или Горшком Полосатым, но вы также являетесь Мебби Клейном, хотя в ортодоксальном смысле не самостоятельным сотвори… Ой, простите, я опять перешла на сложноподчиненные предложения.

– Но как он до сих пор держит меня за руку? – удивилась Варя. – Прошло уже несколько часов, полдня, если не больше!

– На Земле-11 прошло несколько недель.

– Тем более! Стоп. Что-о-о??? Как это несколько недель!!! Вы серьезно? Меня там уже обыскались, наверное!

– О, нет, нет! – Янанна замахала тоненькими ручками. – Вас никто не искал. Дюшка и Ризи решили, что вы обиделись и убежали, а…

– Кто такой Ризи?

– Ризи Шортэндлонг – настоящее имя Беса, то есть Веньки Бесова. Он – мутант четвертого уровня.

– Таких у нас не бывает.

– Ризи – единственный. Потому он и может удерживать вашу невидимую руку так долго.

– Суслик, жирный суслик… Ой, извините!

– Ничего, ругайтесь, если вам так хочется. У нас это не запрещено…

Варя схватилась за голову и застонала.

– Хорошо. Допустим, они решили, что я сбежала. Но мама? Что подумала мама и все остальные? В школе, везде… Ведь прошло несколько недель!

– Мама? Ваша мама, ангелы и мутанты секретного института в курсе того, что вы влюбились и исчезли насовсем. Они гордятся вами. Хотя, конечно, мама немного переживает. Но ее поддерживают работники института. А остальные… О, остальные не в курсе.

– Не в курсе?

Янанна вздохнула:

– Варя, видите ли… Мутанты заменили вас биороботом.

– Что-о-о??? Зачем? Как? Как? Зачем? Су-у-слик!!!

Янанна еще раз вздохнула. Варя почувствовала, что Янанна ей сочувствует. Она не могла бы этого почувствовать, оставаясь обычной мутанткой второго уровня. Но теперь Варя была не только мутанткой, она была еще и Мебби Клейн.

– Его, этого робота, тоже зовут Варей?

– Да.

– Он… Она… Оно… Эта Варя похожа на меня?

– Полностью.

– А Дюшка? – Варя вскочила. – Дюшка тоже купился? Он ее любит? Любит робота???

– Не-е-ет. – Тонкий рот Янанны опять растянулся, и Варя с изумлением заметила, что у женщины два рта, что то, что казалось глубокой морщиной или шрамом на подбородке – второй рот. – Дюшка сразу почувствовал, что что-то не так. Он общается с вашим двойником, но… Это не более, чем дружеские разговоры.

– Фух… А… А сюда Дюшка попадет?

Янанна пожала плечами. А потом объяснила Варе, что Дюшка почти наверняка станет ангелом. После смерти. Или раньше. Потому что до естественной смерти мальчику далеко, а вот конец света на Земле-11 может наступить очень скоро.

– Нет! Нет! Нет!!! – завопила Варя и отчаянно затопала ногами. – Нет!!! Я не хочу, не хочу! А-а-а!!!

– Ай, давайте без истерик, моя дорогая! Пожалуйста… – покачала головой Янанна, раскрывая маленькие ладошки с очень тонкими длинными пальцами и выпуская из каждого пальца нить своего цвета, целую радугу.

Радуга добежала до Вари, пробежала насквозь…

– Я же сказала, у нас есть шанс. Мы постараемся сделать черную сокращалку.

– Немедленно!

– Нет, когда вы выспитесь. А пока давайте прогуляемся по историческому центру Мебиклейна и немного перекусим. Небольшая экскурсия вам не повредит, не говоря о хорошем ужине. Да и сокращалку мы иначе не сможем сделать.

Варя коротко кивнула. За всю прогулку она не вымолвила и десяти слов. Во-первых, от усталости и избытка впечатлений. Во-вторых, от изумительной красоты удивительного, невероятного, восхитительного старинного города.

Они начали с сердца Мебиклейна, с площади Хамелеона, на которой оказались внезапно. Раз – и на месте.

Мостовые на площади Хамелеона и на прилегающих к ней девяти улицах были сделаны из крупных, неправильной формы, полупрозрачных булыжников. Это была благородная матовая фактура, с редкими вкраплениями песчинок, пузырьков меньшей прозрачности и тоненьких веточек, а может, трещин. Сколькими слоями таких булыжников вымощена площадь, сказать было сложно, поскольку теплый желтый свет, который заливал город, проникал вглубь метра на два-три. Кроме того, каждый булыжник был оплетен разноцветными нитями – не такими яркими, как те, которые вырываются из рук любого опытного Мебби Клейна, а приглушенных, неброских тонов. Желтый свет играл с первым слоем прозрачных камней, щекотал второй слой, касался третьего, угадывался в глубоком четвертом.

– Фантастика! – прошептала Варя, очарованная игрой света.

– Фантастика, именно так! – Янанна получала истинное удовольствие, наблюдая за Варей.

Варя осторожно сделала шаг. Камни казались выпуклыми, а вся поверхность – очень неровной. Как по такой идти? Но на поверку неровности оказались иллюзией: по площади при желании можно было бы кататься на роликах, настолько она была гладкой.

Если смотреть сверху, площадь Хамелеона была похожа на каплю воды с раздвоенным хвостиком, перетекающим, соответственно, в две узкие улочки. По периметру площади располагалось еще семь улиц. Три из них веером расходились от правой стороны капли, дома в промежутках между ними выходили на площадь не фасадами, а торцами. Три улицы с левой стороны, напротив, устремлялись вдаль, раскинувшись широко, по-купечески и отгородившись друг от друга внушительными многоэтажными зданиями, которым навскидку было никак не менее нескольких сотен лет. А может, тысячелетий? Последняя, девятая улочка, выбегающая из самой широкой части площади-капли, издали была не видна, – так, проход между домами, к тому же наполовину заросший каким-то вьющимся растением.

Центров у площади было два. Один, круглый, с огромным деревом – то ли дуб, то ли баобаб – Варя была не сильна в ботанике, – находился в середине широкой части «капли». Второй, треугольником, с непонятным нагромождением камней, располагался ближе к раздвоенным хвостикам.

Площадь была пуста. Абсолютно пуста, если не считать квартета орущих котов. Надо сказать, коты вопили довольно мелодично и драться явно не собирались. Скорее, это было похоже на репетицию.

Ни котов, ни здания Варя толком рассмотреть не успела. Ее взгляд все время притягивали прозрачные булыжники. Янанна, напротив, не обращала на них никакого внимания, а рассказывала то о преданиях, то о реальных историях, связанных с местами, мимо которых они проходили. Варя ради приличия изредка поддакивала и кивала, но все слова пролетали мимо ее сознания.

– Кажется, пора ужинать, – сказала наконец Янанна. – Давай сюда.

Она толкнула низкую калитку, та стала открываться и…

– Ой!

За открытой калиткой было вовсе не то, что виднелось за ней, пока она была прикрыта!

– Тебе не нравится?

Варя осторожно заглянула внутрь. На нее обрушились все оттенки синего. Это было неожиданно и здорово, но… Ни стола, ни стульев, ни вкусных запахов, которые обычно оку… Эгей, только что запахов не было! Откуда этот восхитительный аромат? Варя сглотнула слюну и вошла вслед за Янанной.

Посередине абсолютно пустой синей комнаты-колодца (четыре метра в длину, три в ширину, пять в высоту) стоял единственный высокий столик на одной ножке, причем ножка не внушала особого доверия.

– Это первое меню, – Янанна протянула Варе толстенный фолиант, страниц на тысячу, который лежал на столике с изящной ножкой, не вызывающей Вариного доверия.

«Не зря меня назвали Ик! – икнула от ужаса Варя, принимая фолиант. – Да я до пенсии его пролистать не успею, не то что выбрать хоть одно блюдо!..Ах да, я же теперь буду жить вечно… Но жрать-то хочется сейчас!»

Варя собралась вернуть меню на столик, поскольку листать этот кошмар на весу было решительно невозможно. Но столик-пюпитр оказался занят другим фолиантом, который уже листала Янанна.

– Ах, прости! – спохватилась та, и перед Варей появился такой же столик. – Ты определяйся, а я пока выберу, что нам поесть.

Пристроив книгу, Варя вздохнула и открыла наугад. Первое меню предлагало выбрать… интерьер!

К счастью, тут была опция «резонанс», которая автоматически ловила настроение и вкусы посетителей и предлагала именно то, что соответствовало их подсознательным желаниям. Плюхнувшись в мягкую качельку красного бархата, подвешенную на упругом канате к потолку, Варя почувствовала себя так прекрасно, что выбор ужина с удовольствием предоставила Янанне. И не прогадала.

– А я знаю, почему этот мир называется Уровень ПИ! – насытившись вкусняшками, сказала Варя.

– И почему же? – улыбнулась Янанна.

– Потому что, чтобы сюда попасть, надо уметь испытывать эмоции, большие, чем число пи! – гордо объяснила Варя. – Про это число мы на математике проходили. А про эмоции я узнала, надев Дюшкин браслет с индикатором. Я правильно догадалась?

Янанна опять улыбнулась:

– Наполовину правильно. Мутантам Земли-11, действительно, необходимо обладать хотя бы потенциальной способностью испытывать эмоции в три и четырнадцать, иначе им сюда не попасть. К существам с других планет требования могут быть иные. Но в целом число на индикаторе и название нашего мира – просто совпадение.

– А почему тогда у вас тоже ПИ?

– У нас.

– Ну, у нас. Почему Пи-то?

– В нашем мире не целое число пространственных измерений, – ответила Янанна. – Не три измерения, а три целые и, после запятой, один, четыре, один, пять, девять, два… Иррациональное у нас число измерений. Понятно в общих чертах?

Варя кивнула. Как Варе, ей это было не совсем понятно, а как Ик – почти понятно. Общее ощущение было такое: словно учил вчера урок, разобрался, запомнил, а сегодня с утра встал – забыл. Но стоит заглянуть в учебник…

– А почему не Земля Пи, не мир Пи, а уровень? – поинтересовалась она, смутно догадываясь, что ответ на этот вопрос она тоже как бы знает, но подзабыла.

– О! – улыбнулась нижним ртом Янанна. – Это не так просто объяснить. Давай отложим лекцию на другой раз. Тем более что тебе пора спать.

Варя сонно кивнула.

Столики с недоеденными яствами отплыли в стороны и незаметно испарились. Подуло легким, ночным, лунным…

Где и как Варя спала в первую свою ночь на Пи, покрыто мраком: Варя Ворона Ик Воронина Мебби Клейн Горшок Полосатый отключилась прямо в бархатном висячем кресле, а проснулась, точнее, окончательно проснулась уже на одном из рабочих мест Янанны, в котором все было полностью готово к попытке создания черной сокращалки до Земли-11.

Глава 19 Ангелы никогда не врут

Фредерико Менс несколько раз мельком встречался с Джен Шортэндлонг, поскольку она входила в список ангелов, которым был разрешен круглосуточный допуск в «зону Клю» – местность в радиусе одного километра от точки, в которой в каждый данный момент находился Дюшка. Но он был несказанно удивлен, встретив Джен на утреннем семинаре в СОСИСке. Джен тихонько маячила за спиной Димы Чахлыка, постоянного наблюдателя. Разумеется, Менс не выразил по этому поводу никаких эмоций, поскольку они не были представлены друг другу официально. Коротко поздоровался и прошел на свое место. Семинар вел Игорь Лап. Он должен был доложить о первых результатах воздействия на объект Клю объекта Мяу. О том, что эти результаты положительны, Фредерико уже догадался, бросив взгляд на графики.

Доклад Лапа был безупречен. Каждый вывод обоснован, подтвержден фотографиями и видеоматериалами. Вот Клюшкин входит в дом, вот валяется в любимой лимонной ванне, вот читает открытку, вот заглядывает в корзинку.

– Ради котенка Клю даже отказался идти в гости к однокласснику, мать которого ему специально звонила, – сообщил Лап и продемонстрировал свои слова изображением мамы Веньки Бесова. – Более того, он вернулся к своему дневнику, к которому не притрагивался уже больше недели. Это очень важная поведенческая деталь для немутантов. Ведение дневника говорит о том…

– Достаточно, Игорь Лапундрович! – перебил его Тафанаил Казбеков. – Отличная работа. Благодарю вас. Дело в том, что я вчера встречался с объектом Клю до того, как у него появился объект Мяу.

И директор в красках рассказал о том, как он пошел в лес на лыжах, чтобы лично понаблюдать за Андреем Клюшкиным. С его слов выходило, что мальчик был в таком возбужденном состоянии, что его ни на мгновение нельзя было упускать из виду. Но потом все нормализовалось. Рассказ Тафанаила Ибрагимовича о его подвигах на трассе закончился под гром аплодисментов. Затем слово взял Пушкин.

– Примерно сутки назад мы собрались тут, чтобы принять экстренные меры. Так плохи были дела с основными физиологическими показателями объекта Клю. И вот меры были приняты. Прошу обратить внимание на новые данные.

И Лелександр Сергеевич включил набившие всем оскомину графики. Аудитория с удовлетворением отметила, что на сей раз кривые проходят вдали от критических отметок. Тут Лап включил большой монитор, связав его с камерой, находящейся в котенке, и все увидели, как объект Мяу с воодушевлением носится за бантиком на ниточке, которую дергает объект Клю (это Ризи сделал верные выводы, прочитав накануне дневник друга, и вошел в образ). Тафанаил Ибрагимович удовлетворенно потер руки:

– Я считаю, что мы можем объявить семинар закрытым и разойтись. Поскольку на носу Новый год, а многие из нас так и не успели к нему подготовиться…

– Можно мне посмотреть данные по объекту Мяу еще раз? – вдруг перебил его Менс, обращаясь к Лапу.

Лап вздрогнул:

– Разумеется. Что именно вас интересует?

Фредерико не знал, что конкретно ему было нужно. Просто его насторожил тот факт, что появление крохотного, практически безмозглого существа могло произвести на Клю такое сказочное воздействие. В глубине души ему было обидно за свою не оправдавшую надежды установку Варя-2.

А Тафанаилу Ибрагимовичу не понравилось, что его перебивают.

– Все свободны! – громко объявил он, не дожидаясь ответа Менса. И так же подчеркнуто громко добавил: – Я надеюсь, Игорь Лапундрович, что вы порадуете нас долгожданной докторской диссертацией в самое ближайшее время.

Сразу после окончания семинара Лап, собрав бумаги, подошел к Менсу. Игорь вовсе не хотел наживать себе такого врага.

– Я хочу выразить вам свое восхищение, – начал Лап, расплываясь в классической анериканской улыбке.

– Чем же я вас так восхитил?

– Варей-2.

– Вы находите ее удачной? – хмыкнул Фредерико.

– Не то слово! – с воодушевлением заявил Лап. – К сожалению, я забыл сказать об этом на семинаре. Варя-2 покорила объект Клю настолько, что просто трудно себе представить.

– Не разделяю вашего мнения.

– Вы просто не в курсе последних событий. Вчера Клю должен был пойти к своему обожаемому деду, а затем прощаться с другом Вениамином – и не пошел из-за котенка. Сегодня утром мама вновь напомнила ему о том, что его друг уезжает, но Клю сказал, что не пойдет. Представляете? Он отказался идти!

– При чем же здесь моя установка?

– Клюшкин отказался от встречи потому, что к нему сегодня должна зайти ваша Варя!

Лап рассчитывал, что эта новость должна произвести эффект на Менса. Но Фредерико молчал.

– Если хотите, я пошлю вам сообщение, когда она появится, – добавил Лап. – Вы сможете пронаблюдать за ними лично.

– Я уже давно написал все свои диссертации, молодой человек, – снисходительно улыбнулся Менс, потрепал Лапа по плечу и пошел прочь.

Впрочем, через пару шагов он остановился, повернулся:

– Знаете, пожалуй, я сам присоединюсь к вам, если у меня будет свободная минутка. Вы действительно не против?

– О, что вы! Разумеется. Я буду очень рад.

Как только Фредерико Менс вернулся к себе, он тут же скачал всю имеющуюся информацию по объекту Клю за двое последних суток и углубился в работу. Прежде всего, он тщательнейшим образом проанализировал показания датчиков. Вот первая ночь. Мальчик не спит. Более того, находится в крайне напряженном состоянии. Как сказал бы Пушкин, у него стресс. Вот он, наконец, засыпает. Фаза медленного сна. Фаза быстрого сна. Интересно, что может сниться немутантам? Это лучше спросить у Сильвии, она в этом деле спец.

Фредерико не очень-то разбирался в психологии обычных людей. Он умел строить первоклассные машины, а идея восстановить человеческую популяцию была для него мечтой, корни которой он никогда не анализировал. Сохраняли же люди раньше вымирающих животных, спасали памятники старины, и никому не приходило в голову спрашивать их, для чего они это делают.

Менс сравнил записи всех датчиков и обнаружил, что стрессовое состояние прошло у Клюшкина гораздо раньше, чем он обнаружил у себя в комнате котенка. Поскольку видеозаписей объекта Клю во время лыжной прогулки не было, Менс несколько раз подряд просмотрел то, что делал тот дома.

Надо сказать, что скрытые камеры в доме Клюшкиных были далеко не везде. Родители Дюшки ни за какие деньги не согласились жить, как на съемочной площадке. Камеры прятались в обеих комнатах, принадлежащих Дюшке, в детской ванной на втором этаже, в кухне над его любимым местом и около входа в дом. Изначально еще одну камеру разместили в тренажерном зале, который находился в подвале, рядом с бассейном, но потом ее сняли, так как в этот зал объект Клю забредал разве что по недоразумению.

Сильвия Менс вошла в кабинет мужа, когда тот по третьему кругу досматривал последнюю запись.

– Ты не находишь ничего странного в поведении Клю? – не отрываясь от экрана, спросил Фредерико.

Сильвия присмотрелась повнимательнее. Это была ночь после похода в лес на лыжах. Вот Дюшка выключил компьютер, разделся, швырнул вещи прямо на пол…

– Он поставил будильник, хотя утром не нужно идти в школу, – сказала Сильвия.

– А еще?

– В этом кусочке вроде все.

– Нет, – категорично возразил Фредерико. – Не все. Он забыл закрыть окно, несмотря на то что на улице страшный мороз. В такой холод даже мутанты второго порядка стараются одеться потеплее, первого – включают обогреватели. А обычный человек, нормальный человек, как этот наш Дьюшка – я правильно выговариваю? – может замерзнуть только так. Он не мог забыть закрыть окно, тем более что это окно расположено прямо над его кроватью!

– Но он же забыл!

– Я прихожу к выводу, что он сделал это специально! – торжественно заявил Фредерико.

– Зачем?

– Чтобы простудиться, заболеть и умереть!

– Но ведь он же не заболел!

– Правильно, не заболел. Но только потому, что через несколько минут в комнату вошла его мама и закрыла окно! Посмотри, Сильвия, все сходится.

И Фредерико Менс изложил супруге все свои доводы и рассуждения. Он считал, что Андрей Клюшкин окончательно решил покончить с собой во время разговора со своим другом, Венькой Бесовым. Венька сообщил ему о своем отъезде (это со слов директора, а директору можно верить), Дюшка понял, что лишается единственного друга, и очень огорчился. У него даже пульс на несколько секунд выпал, и датчик, находящийся на запястье, некоторое время вообще не передавал никаких сигналов. Затем, видимо, он принял окончательное решение, а приняв его, разом успокоился.

– С этого момента все данные практически одновременно пришли в норму, – подвел итог Менс. – Есть и еще несколько фактов, говорящих в пользу моей версии. Клю полностью потерял интерес к котенку, никак не отреагировал на драку сестренок, не включил любимого уборщика «Карлсона». Да, вот еще. Он не пошел к деду, даже не отправил ему мейла. Единственное, что не укладывается в мою схему, это то, что он перевел на подарок другу очень крупную сумму денег со своего личного счета.

– У, как раз это проще всего понять! – обрадовалась вдруг Сильвия. – Известная штука в нестандартной психологии немутантов. Люди, предчувствующие свою скорую кончину, часто делали крупные подарки близким, а то и вовсе раздавали свои вещи незнакомцам. У таких людей нарушается шкала ценностей, и они могут натворить кучу глупостей вместо того, чтобы действовать конструктивно. Например, могу рассказать тебе по этому поводу известную в старые времена сказку. Одна глупая девочка продавала на морозе спички. А их никто не покупал. Вместо того чтобы поменять товар, который явно не пользуется спросом, эта девочка стала сжигать спички и смотреть, как они горят.

– Зачем?

– Низачем. Я же тебе объясняю: поступки некоторых людей не поддаются обычной логике. Но я могу объяснить ход мыслей этой девочки. Это моя профессия.

Менс посмотрел на свою красавицу, умницу жену и невольно восхитился ею. Объяснить мысли представителя вымершего вида, да еще согласно теории нестандартной логики – это, безусловно, круто!

– Лучше объясни ход мыслей объекта Клю. Какую глупость он изобразит следующим номером?

Сильвия опять обрадовалась. Она вообще хронически пребывала в хорошем настроении, а если становилась кому-то нужной, то ее настроение возрастало прямо пропорционально интересу собеседника. Сейчас оно дошло до наивысшей точки, и Сильвия находилась буквально в состоянии эйфории.

– Итак, какую глупость? О’кей. Он может выпрыгнуть из окна, отравиться, повеситься, утопиться, заколоться кинжалом, убиться током, заняться членовредительством, заморить себя голодной смертью, броситься под машину… И это только традиционные варианты. Есть еще около сотни более экзотических. Кстати, та девочка из сказки попросту замерзла, когда сожгла последнюю спичку. В древнем Кит-тае…

Еще минуту назад Фредерико Менс даже представить себе не мог, что на свете существует так много способов свести счеты с жизнью!

– Второй курс, полная элементарщина! – пожала плечиками Сильвия, видя его вытянувшееся от удивления лицо.

Очевидно, что при таких обстоятельствах нужно было изолировать объект Клю как можно скорее, не дожидаясь, когда через неделю откроется интернат. Но как только Фредерико Менс встал, чтобы идти со своими выводами к директору, ему позвонил Лап.

– Господин Менс, Варя подходит к дому Клюшкиных, – сообщил он.

– Иду! – откликнулся Фредерико, справедливо решив, что пока Варя-2 с Дюшкой, мальчику ничего не грозит.

Когда в семь утра Ризенгри Шортэндлонга разбудил будильник, он понял, что это его вторая ошибка. Ведь начались каникулы, в школу не нужно, и Дюшка не стал бы вставать так рано. Тафанаил сидел у кровати и внимательно смотрел на Ризи снизу вверх. Риз вспомнил, что он пообещал себе возиться с Тафом побольше.

– Утика-тика! – фальшивым голосом произнес Ризенгри, обращаясь к котенку и соображая, что именно с ним следует делать.

Во всяком случае, его, наверное, полагается чем-нибудь накормить. Только чем? «Ладно, там разберусь», – подумал Ризи, натягивая на себя брюки. Итак, Дюшка не занимается по утрам спортом. Прыгает в ванну, но второй раз за сутки вариться в горячей ванне совершенно не хотелось. А под душ он залезает? Ризи решил не залезать под душ. Он поймал котенка и спустился с ним вниз.

Дюшкина мама уже вовсю орудовала на кухне.

– Ты чего так рано? – удивилась она. – Ты бы выспался. Сегодня ведь вечером – Новый год!

«Вот суслик! Забыл, что Клюшка вырубает будильник и дрыхнет дальше!» – с досадой подумал Ризи. Сестренки еще спали, сослаться на шум нельзя. Соврать, что опять собирается на лыжах пройтись? Еще более нереальная версия…

– Котенок есть хочет! – важно заявил Ризенгри, не подозревая о том, что его слова обязательно войдут в диссертацию одного из научных сотрудников секретного института.

– А, ну достань блюдечко, я налью ему молока, – сказала мама.

Ризенгри не имел ни малейшего представления о том, где у Клюшкиных находятся блюдца.

– Тафу нужна отдельная посуда! – выкрутился он.

– Да, действительно. Я и забыла, что ты изучил о кошках все, что нашел в Сети.

Мама налила котенку молока в пластиковый лоточек из-под джема, а Ризи подумал, что ему срочно надо еще раз залезть в компьютер на предмет кошек.

Андрей Клюшкин отличался аккуратностью, и Ризу не пришлось долго мучиться, гадая, что именно знал его друг о кошках. В папке с названием «Котэтс» в алфавитном порядке располагалось все, что нужно, включая рассказы древних писателей, в которых герои так или иначе имели дело с кошками. Просидев у экрана около часа, Риз более уверенно смотрел на Тафа. Прежде чем позвонила Варя, он заказал с доставкой на дом специальный кошачий туалет. Такая штука была большой редкостью, из сервис-центра сообщили, что заказ принимается только на туалет для карликовых царапазавров, и прибудет он не раньше, чем к вечеру. Потом Риз поместил корзину на пол, чтобы котенок мог самостоятельно в нее забираться, и взял один из бантиков, которые прислала ему Варя.

Крутя в руке бантик, Ризи думал не о котенке, не о Дюшке, не о Джен и не об ангелах. Он думал о своей… правой ладони. С ней что-то было не так, то есть совсем не так. И началось это в тот момент, когда Варя сбежала из кафе. Ризенгри до сих пор не был уверен в том, что Варя сбежала, а не исчезла. Он знал, что мутанты, влюбившись, могут спонтанно исчезнуть насовсем. Это редко, но бывает. Может, Варя все-таки исчезла? Исчезла, а потом опять появилась, но уже в другом месте… А вдруг Варя – тоже супермутант, мутант-четверка? Он, Ризи, умеет летать и проходить сквозь стены, а она – исчезать? Во всяком случае, теперь Ризи был отчего-то уверен, что это не он убил Варю. С ней что-то произошло, да, но не по его вине. Он не знал, откуда появилась эта уверенность.

Ризи крутил в руках бантик, смотрел на котенка и усиленно размышлял. Когда Варя слиняла, он держал ее за руку. Крепко держал. До самого дома. Дома Ризи потихоньку сжал невидимую Варину руку, убедился в том, что по-прежнему держит ее. Но когда стал разглядывать, так ничего и не разглядел – ни в видимом спектре, ни в рентгеновском, ни в ультрафиолете. Дальше начались совсем чудеса. В самом центре своей ладони Ризи заметил точку, похожую на крошечную родинку. Когда он попробовал отковырять эту точку, она неожиданно вытянулась, превратившись в невидимую нить. Хотя нить была совершенно невидима, Ризенгри точно знал, что она черного цвета. Нить легко тянулась и оказалась невероятно крепкой. Ризи не знал, откуда она взялась и что с ней делать. Он не мог ее ни отрезать, ни оборвать, ни засунуть обратно. Эта была проблемка. Ризи подумал-подумал и… обмотал невидимую черную нить вокруг невидимой Вариной руки. Обмотал, а кончик завязал двойным морским узлом.

– Мяв! – сказал котенок.

– Мяв, мяв, – отозвался Ризи, встрепенулся и добавил другим тоном: – Ты моя сюси-пуси ла-а-почка!

Котенок храбро бросился на бантик, а черной нити и привязанного к ней «груза» не заметил, как и все остальные. Ризи стал играть с маленьким пушистым придурком и на время забыл о своих проблемах.

В 114-й комнате «Корпуса Клетки», помимо Лапа и одного из его помощников, Фредерико Менс обнаружил очаровательную молоденькую ассистентку в коротеньком, сияющем чистотой и свежестью лабораторном халатике. Она стояла спиной к дверям и сосредоточенно возилась с кипой бумажек на письменном столе у окна. Менс с удовольствием скользнул взглядом по ее точеной фигурке, особенно отметил тот факт, что на ногах девушки были легкие спортивные тапочки, а не какие-нибудь модные туфли на шпильках или колесиках, в которых, по мнению Менса, работать невозможно. Фредерико многозначительно цокнул языком и повернулся к Лапу.

– Вы очень вовремя, господин Менс! – засуетился Лап, освобождая еще одно место у мониторов. – Установка Варя-2 только что вошла к Клюшкиным и…

– У меня два деловых предложения, Игорь, – перебил его Менс. – Давай перейдем на «ты» – так проще общаться – и не будем называть Варю установкой. Просто Фредерико и просто Варя. О’кей?

– О’кей! – тут же согласился Лап, нисколько не сомневаясь в том, что в душе Фредерико для него навсегда останется господином Менсом, а Варя-2 – железякой на проводе.

– А как зовут наших помощников? – поинтересовался Менс, не сводя глаз с белого халатика.

– Ах да, извиняюсь. Забыл представить. Это младший научный сотрудник Майкл Кэшлоу…

– Можно покороче – Майкл! – пожимая руку Менса, улыбнулся Майкл.

– О! В таком случае меня можно тоже покороче – Фред! – хохотнул Менс.

– А это наш новый наблюдатель Дженифер, – продолжил Лап.

Девушка повернулась, и только теперь Фредерико ее узнал.

– Здравствуйте еще раз! – мелодично проворковала она, хлопая неправдоподобно длинными ресницами. – Мы с вами виделись сегодня утром, но вы были так заняты, что, вероятно, не обратили на меня внимания. У вас так много дел.

Глаза у Джен были обыкновенные, карие. Но казалось, а может быть, это было так на самом деле, что они излучают свет, способный проникнуть даже сквозь панцирь броненосца.

– Вы ошибаетесь, – галантно произнес Менс. – Такого ангела, как вы, не заметить невозможно. Я не хочу показаться бестактным, но позвольте вас спросить: почему вы находитесь в… э-э-э… столь плотной форме?

Ангелы никогда не врут. Когда ангелам надо соврать, они выбирают обтекаемые ответы, содержащие в себе увесистую долю истины. В данном случае правда заключалась в том, что пребывать на территории института в таком облике Джен приказал Старк. Но о Старике Менсу не полагалось знать. С точки зрения Рона, Джен могла сказать, что, находясь в материальном теле, удобнее работать с материальными предметами. Но Джен ни капельки не было удобно! Поэтому Джен улыбнулась и совершенно искренне объяснила:

– В такой форме я могу произвести на вас наиболее выгодное впечатление!

– Оу! Вы смутили меня, юная леди! – произнес Менс. – Если бы я мог надеяться, что в ваших словах отражаются ваши истинные мысли…

Джен одарила его еще одной обворожительной улыбкой и скромно потупила глазки. Каждое ее движение было так естественно – ни капельки кокетства! Менс знал, что ангелы никогда не врут. Именно поэтому он старался никогда не верить ни одному их слову.

Менс переключил свое внимание на камеру, ведущую очередной репортаж из прихожей Клюшкиных. На экране Дюшка неуклюже помогал Варе снять шубку.

– На улице жутко холодно! – с воодушевлением рассказывала Варя. – Вчера твоя мама рассказала моей маме, что вы с Бесом весь день носились на лыжах, как ненормальные. Я так боялась, что ты можешь простудиться!

Риз подумал, что теперь периодически ему придется мерзнуть. И надо не забывать про любимые Дюшкины словечки и мелкие привычки.

– Ерундиссиммо с плюсом! – снисходительно пожал плечами Ризи. – Не так уж и холодно. А потом я в ванну влез. В горячую. Ну, пошли.

Дюшка пропустил Варю вперед.

– Настоящий джентльмен! – восхитился Менс, потирая руки. – Уже ради этого имеет смысл восстановить популяцию людей на планете! Кстати, а как ангелы относятся к этой идее?

– Если вас интересует лично мое мнение, – сказала Джен, – то я к этой идее отношусь скептически, потому что не представляю, как можно восстановить популяцию людей из одного-единственного человека. В любом случае генетический код окажется вырожденным.

– О! Я всегда знал, что ангелы красивы, – заявил Менс. – Но что они еще и умны… Что ж, предлагаю провести небольшой семинар, пока наши подопечные играют с котенком.

И Менс с воодушевлением принялся излагать свой план по вживлению в клонированные ДНК Дюшки фрагментов молекул погибших ранее людей, образцы которых хранятся при сверхнизких температурах. Джен успела проработать с Роном эту теорию Менса, поэтому первый же вопрос, который она задала, привел Фредерико в полный восторг.

– Похоже, мы с вами отлично сработаемся, Джен! Вы схватываете самую суть на лету! Недаром эту девушку выбрали наблюдателем, правда, Игъор?

Игорь Лап сдержанно улыбнулся. Он тоже был знаком с теорией Менса. Только ему потребовалось около трех недель, чтобы в ней разобраться. Ну, ничего. Пока эти голубки воркуют, у них меньше шансов заметить странности поведения объекта Клю, которые могут помешать Лапу защититься.

Варя с Дюшкой опять появились на экране. На сей раз сработала камера, расположенная в первой Дюшкиной комнате. Она давала общий план. Камера на котенке отражала кусок ковра на полу и кусок дивана, из-под которого Таф безуспешно пытался выцарапать лапой смятый в ком клочок бумажки.

– Таф-Таф-Тафинька! – позвала Варя, опускаясь на коленки и подползая к котенку. – Ты моя лапочка, мой ма-аленький…

Ризи тоже опустился на колени и пополз за Варей. Он увеличил содержание в крови эндорфинов и участил пульс, решив, что Дюшка, вероятно, среагировал бы примерно таким образом. Дима Чахлык, отследив эти изменения, только хмыкнул и отправил в дежурное отделение СОСИСки другие, откорректированные данные. Дежурный оператор СОСИСки отметил изменения датчиков и на всякий случай уведомил Лапа об их появлении.

– Спасибо, – откликнулся Лап. – Мы уже обратили на это внимание.

Ризи полз за Варей и явственно ощущал что-то не то. Даже не выходя за пределы Дюшкиного тела, он чувствовал, что Варя ненормально плотная для обычной мутантки. «Вдруг она не просто четверка, как я, а вообще – пятерка?» – подумал он.

– Сегодня вечером для Тафика привезут специальный туалет, – похвастался Дюшка. – Я заказал.

И Ризенгри невзначай коснулся Вариных волос. Волосы были натуральные и, вне всякого сомнения, живые.

– Ух ты, как здорово! – воскликнула Варя и захлопала в ладоши. – Специальный туалет! А он дорого стоит?

Рыжий Тафанаил бросился на Варин палец в полной уверенности, что должен захватить его в плен. Варя заразительно захохотала. Ризенгри тоже.

– Тебя ничего не настораживает в поведении объекта Клю, Игъор? – спросил Менс.

– Нет! – уверенно ответил Лап. – Он ведет себя как обычно. Заботится о животном, проявляет нежные чувства к Варе. Смеется. И физиологические параметры соответствуют. У меня все сходится.

– Обрати внимание на его глаза, Игъор. Майкл, квик! Верни картинку и увеличь.

Младший научный сотрудник СОСИСки нехотя бросился исполнять просьбу Менса.

– Обратите внимание на взгляд Клю!

– Ну, обычный взгляд, – неуверенно пробормотал Лап.

– А ты что думаешь, Джен? – спросил Менс.

У Джен по спине пробежал холодок. Она вспомнила о том, что обещала Старику не помогать Ризу даже косвенным образом. Ну зачем ее брат вздумал изображать из себя Дюшку?!

– Я думаю, что у него слишком спокойный, ничего не выражающий взгляд для такой ситуации, – обреченно сказала Джен.

– Умница! – обрадовался Менс. – Майкл, подбери из архива прошлые снимки глаз объекта Клю в ситуациях с Варей.

– Вы считаете, что мои выводы о благотворном воздействии котенка на Дюшку необоснованны? – прямо спросил Лап. – Вы считаете, что мне надо повременить с защитой?

– Ни в коем случае! – успокоил его Менс. – Выводы обоснованны, воздействие налицо. Более того, я сам напишу положительную рецензию.

– Что же тогда?

– Я подобрал то, что вы просили, – сказал Майкл, порывшись в файлах месячной давности.

Менс мельком взглянул на снимки. Да, раньше Клю смотрел на мир другими глазами.

– Вот что, Игъор, – сказал Менс. – Вы действительно молодец. Но тут нечто другое. Согласно моим наблюдениям, Андрей Клюшкин собирается покончить с собой.

Джен вздрогнула.

– Этого не может быть! – вырвалось у нее.

– Отчего же? Вчера вечером он лег спать, не закрыв окно. Это при прогнозе на ночь – минус пятнадцать градусов. А в ванне он вообще торчал под водой почти пять минут. Любой немутант бы задохнулся. И еще.

Менс выложил все свои соображения по аномалиям в поведении Клюшкина в хронологическом порядке. Все началось после той злополучной прогулки на лыжах. Что именно произошло с Дюшкой в лесу, Менс не знал.

– Или объект Клю в ближайшее время попытается свести счеты с жизнью, или его подменили, и перед нами вообще не он, – вынес заключение Фредерико Менс, завершая свою речь.

– Нет, помирать он не собирается, – возразил Лап. – У него все показатели в норме. Если человек вознамерился замерзнуть или утонуть, у него не будет давление сто десять на шестьдесят, это уж точно.

– О’кей. Значит, его подменили.

– Фредерико, кто мог его подменить? – обалдел Лап.

– Пока не знаю. Может, ангелы.

Джен Шортэндлонг встала, подошла к Менсу и осторожно коснулась ладонью его плеча.

– Фредерико! Я даю вам честное слово, что никто из ангелов даже не планировал подменивать Андрея Клюшкина. Тем более это не могло произойти случайно. Вы же знаете, что мы имеем право только наблюдать, но не вмешиваться. А учитывая все сложности подобной операции, можно точно сказать, что никому из людей или мутантов даже третьего порядка такое не под силу.

Джен выдержала паузу, потупила глазки и другим, сахарным голосом произнесла:

– Хотя такому мутанту, который мог сотворить вторую Варю – просто безукоризненную копию оригинала, – это, вероятно, по плечу. Что ж, в таком случае это превосходная работа, Фредерико, ваша лучшая работа.

И Джен многозначительно посмотрела на Менса.

– Вы подменили Андрея Клюшкина?! – воскликнул Лап.

Все сосисочники, присутствующие в комнате, разом умолкли и в ожидании уставились на спорящую троицу. Фредерико почувствовал себя, как карась на сковородке. Только что он наступал и вот вынужден срочно обороняться!

– Кому ты веришь, Игъор? – возмутился Менс.

– Ангелу, который, по определению, не может говорить неправду.

– Ой, ну что вы! Я не говорила, что Менс подменил Дюшку, – невинно хлопая глазами, проворковала Джен, обращаясь к Лапу. – Более того, если вы хотите знать правду, то могу сказать и повторить: он не прикасался к объекту Клю, не менял его, не корректировал и так далее.

Лап отвел глаза. А Джен повернулась к Менсу:

– Фредерико, простите меня, пожалуйста. Я повела себя бессовестным образом, бросив на вас тень подозрения, которого вы совершенно не заслужили. Не сердитесь на меня, пожалуйста! Мне так неловко… Ну, разумеется, ни вы, ни мы (под местоимение «мы» Джен в данном случае спрятала себя и Лапа с Майклом и поэтому считала свои слова правдой) не подменивали Андрея Клюшкина. А в его поведении надо разбираться. Да, он – сложная личность. Поэтому им и занимается столько людей и, как видите, ангелов. Ну, вы же не сердитесь?

Фредерико Менс смотрел в глаза Джен и понимал, что он не рассердится на Джен, что бы она ни сотворила.

– Хотите, я научу вас играть в теннис? – вдруг спросила Джен. – Эту игру обожали люди, популяцию которых вы хотите восстановить.

Менс отлично умел играть в теннис, но, сраженный красотой девушки, не подумал о том, что Джен могла знать об этом заранее. Пожалуй, он сумеет поставить эту девчонку на место.

– О! – сказал он. – Я немного слышал об этой игре. Было бы очень интересно.

– Давайте попробуем прямо сейчас! – обрадовалась Джен. – Вы точно на меня не сердитесь? С Дюшкой все равно не может ничего страшного произойти, за ним же целый институт следит.

«А ну его, действительно, этого Клюшкина! – думал Менс, увлекаемый кареглазым ангелом в сторону спортивного комплекса. – Сто лет в теннис не играл, а тут такая соперница…»

Игорь Лап вздохнул с явным облегчением, когда Джен с Фредерико удалились.

– Вы не расстраивайтесь, Игорь Лапундрович! – сказал Майкл, мягко беря Лапа под локоток. – У этих ангелов не все дома. А про Менса я вообще молчу. Подбираешь, подбираешь ему фотографии, а он взглянет – и бросит в сторону. Обидно. Придумали тоже: взгляд не тот! Я, например, ничего такого особенного не замечаю. Подумаешь, под водой торчал! Хотел и торчал. Вот я вам одну историю расскажу. Это пару лет назад было…

«Майкл тоже странный, – подумал Лап. – Совсем юный, работает недавно, должен скромнее быть. А он ведет себя так, словно… Словно сын олигарха какого! Нагло ведет себя! Вот!»

Дюшка и Варя купали котенка в любимой клюшкинской ванне. Они посадили Тафа в игрушечный катер и отправили в плавание. А потом устроили бурю, катер потерпел крушение, и котенка спасли пираты. В процессе спасения Ризу потихоньку удалось обнаружить, что правая рука Вари вместо мышц под завязку начинена электроникой.

«Она – не супермутант, она робот!» – обалдел Шортэндлонг.

Рисковать и проверять другие части тела Ризенгри не стал. Он поступил иначе. Когда Варя бережно вытирала Тафанаила, Ризи как бы между прочим спросил:

– Кстати, а чем закончилась история с твоим клювом? Помнишь, ты мне когда-то давно стала рассказывать по секрету и недорассказала?

Дежурные операторы в гараже, а заодно с ними и Лап с Майклом дружно напряглись.

– Не-а, не помню! – спокойно ответила Варя.

– Ну как же! Ты сказала, что это одна из самых запоминающихся на всю жизнь историй в твоей биографии. В пятилетнем возрасте ты с родителями каталась на кит-тайских горках в луна-парке. И твой нос случайно застрял в защитной сетке в тот момент, когда вагончики тронулись с места, и остановить их было невозможно. Папа схватил тебя за ноги, и вас вместе выбросило из вагончика. А дальше ты не успела рассказать. Так что же было дальше?

– В первый раз слышу эту невероятную историю! – воскликнул психолог из гаража. – Вот и работай в таких условиях. Специально же просили Ворониных вспомнить все приключения, произошедшие с их дочерью. И как они могли забыть!

Ризенгри ждал.

– Ну, во-первых, у меня застрял не нос, а клюв, – ответила Варя. – Потому что носа у меня никогда не было. А во-вторых, дальше ничего особенного не произошло. Вагончики уехали, а нас с папой вытащили из сетки.

– Ты же говорила, что вы пролетели с этой сеткой несколько метров и угодили прямо на лоток с мороженым! – самозабвенно фантазировал Риз.

– Да, примерно так и было. Около лотка с мороженым нас и вытащили. То есть меня вытащили. А папа просто рядом стоял.

Ризи подумал, что несмотря на то, что Варя – робот, она – классный робот. А тот, кто ее сделал, – вообще просто гений. И хотя жалко, что она – не супермутантка, как он сам, робот – тоже здорово! С обычными девчонками столько хлопот, просто ужас. А девушка-робот – это как раз то, что надо!

– Ты такая красивая, – совершенно искренне сказал Ризенгри. – Самая лучшая девчонка во всем мире. Давай дружить.

– Давай, – кивнула механическая Варя, и ее обалденные, ниже пояса, локоны коснулись холодной щеки самого крутого мутанта в мире.

– Давай всю жизнь дружить! – предложил Ризи. – Будем ходить друг к другу в гости, а потом отправимся путешествовать. И, может быть, возьмем с собой еще одного моего друга.

– Кого, Веньку Бесова?

– Нет. Я тебе потом скажу. А сейчас у меня есть одна идея. Я хочу спрыгнуть со второго этажа. Я еще вчера решил попробовать.

Сигнал тревоги прозвучал одновременно у всех операторов, задействованных на объекте Клю. Лап оторвал Менса от игры в теннис сообщением: «Ваша блестящая догадка полностью подтвердилась. Клю собирается сигануть вниз со второго этажа».

– Андрей, ты разобьешься! – взвизгнула Варя, бросаясь вдогонку.

Риз распахнул окно и глянул вниз. Нет, даже примерно невозможно представить себе, что можно испугаться такой высоты. Самому Ризу однажды приходилось прыгать и с десятого этажа. Ему тогда было три годика, и они жили в Дайтройте, на окраине. Родители заперли его дома и куда-то ушли. А Ризу захотелось погулять. Он открыл окно и пошел гулять. Журналисты описали это происшествие, как сенсацию: малолетний бескрылый мутант прыгает с небоскреба! Мама радовалась, что никто не успел сфотографировать ее сына, а на следующий день они срочно уехали в Ивропу. С тех пор Ризу категорически запретили выходить из дома через окна. А он удивлялся: для чего же тогда существуют окна, если через них нельзя выходить? Теперь Ризенгри пытался представить себя Дюшкой. Вот земля. Об нее можно разбиться. Она твердая. Она страшная. Нет. Полная чушь. Ничего не получается. Кроме того, Варя вцепилась в него так, что и не вырвешься. Ризи закрыл окно и рассмеялся:

– Ты что, дурочка! Шуток не понимаешь?

– Ваша Варя только что спасла жизнь Андрею Клюшкину! – торжественно доложил Майкл ворвавшемуся в комнату Менсу.

– Клюшкина придется срочно изолировать! – категорически заявил Менс. – Желательно прямо сейчас. Я иду к директору.

– Изолировать перед самым праздником?

– Ничего не поделаешь!

И Менс ушел.

– Хотите, я расскажу один потрясающий случай из моей жизни? Как раз по этому поводу! – с энтузиазмом предложил Майкл, обращаясь к Лапу.

Глава 20 Клинический случай

– Ну и что мы теперь будем делать? – спросил Рон Диму, пока словоохотливый научный сотрудник Майкл грузил Игоря Лапа очередной историей из своей жизни.

– С Ризом – ничего, – ответил Дима. – Сам влез, пусть сам и выкручивается. За датчиками я прослежу, так и быть. С Джен тоже ничего. У нее свое задание. Ты ей один раз помог – и ладно. А вот Дюшку мы отправим в цирк.

– Клоуном?!

– Да каким еще клоуном? За животными убирать. Впрочем, это один из вариантов. Я пока не решил окончательно.

Два ангела сидели на карнизе института биофизики и болтали ногами в воздухе. Внизу полным ходом шло переоборудование одного из корпусов под школу для особо одаренных. Где-то далеко часы пробили двенадцать. Вчера в это время Дима Чахлык помогал Ризу переставлять датчики. Сегодня он наплевал на Риза и собирается мешать Дюшке. Рон решительно ничего не понимал!

– Ну у тебя и планы! А как же биореактор? Твой Клюшкин ведь собирается попасть в биореактор, – сказал Рон.

– Мало ли куда еще он собирается. Ему нечего делать в биореакторе.

– Но он хочет стать мутантом!

– Мало ли кем еще он хочет стать! – возразил Дима. – Я все рассчитал. Я вмешаюсь по минимуму. Сейчас он в психушке…

– Как – в психушке?

– Ах да, прости. Ты же все время возился с Джен и ничего не знаешь.

– Старик свалил слишком много информации по Менсу. А еще мы с ней отрабатывали ее манеры в материальном теле. Все так сложно. Я даже не заметил, в какой момент ты появился в лаборатории. Я просто разрываюсь на части!

Друзья рассмеялись. В устах ангела фраза «я разрываюсь на части» действительно звучала весьма забавно. Особенно если учесть, что даже сейчас Рон находился на крыше наполовину, а Дима – так вообще всего на одну четверть.

– И как наш Дюшка попал в психушку? – поинтересовался Рон.

– Его отвезли туда родители твоего ангелочка. Заплатили из тех денег, которые Ризи перевел для Дюшки. Накачали пацана снотворным – и вперед. Клиника частная, маленькая. Палаты светлые, одноместные. На окнах решетки, на дверях – бронь. Ограда под напряжением. Марсия надеется уговорить Риза вернуться домой. Он же ее любимая игрушка. А Элиот планирует достроить дом в Гавстралии, слинять и заняться дайвингом. Ему вообще до всех остальных как до лампочки.

От этих новостей Рону стало не по себе. Он столько лет помогал этим людям растить их единственного сына, а они поместили его лучшего друга в психушку, присваивают чужие деньги и мечтают только о собственных удовольствиях. Нет, по большому счету он всегда знал, какие они на самом деле. Но все-таки, все же… Рабочие внизу выгружали из трейлеров ящики с оборудованием. Они трудились слаженно, сосредоточенно. Как муравьи. Или как идиоты. «Нет, ангелу недопустимо так думать!» – оборвал свои мысли Рональд Э-Ли-Ли-Доу.

– Старик знает? – спросил он.

– Старк всегда все знает, – без тени сомнения сказал Дима.

– И чё?

– И ничё. Почему его должен волновать Клюшкин? У него свои проблемы. А Клюшкин – это моя работа, и я ее делаю, как могу. По-моему, очень неплохо делаю. Психушка – отличное место для созревания личности. Согласен, долго там находиться не рекомендуется. Сегодня вечером Дюшки там уже не будет. И незавершенки у него не будет, я уж постараюсь… Вообще-то в данный момент меня, как и Старка, больше беспокоит Риз. Так что ты не думай, что я о нем забыл.

– Но с Ризом тоже все решено! – возразил Э-Ли-Ли-Доу. – Мне Старик сказал. Ризенгри дадут шанс в виде еще одной жизни. Его имя внесено в картотеку претендентов. Светлый лучик над его головой появился, значит, шансы у него есть. Я знаю его с пеленок, и он не кажется мне загадкой. Ризи – супермутант, способный испытывать положительные челове…

– Ты просто не понимаешь, Рон, – покачал головой Дима Чахлык. – Ризи – не обычный претендент. Ризенгри Шортэндлонг – это то, с чем никто во вселенной еще не сталкивался. И на что он способен, совершенно неизвестно. Скорее всего, он способен абсолютно на все.

Дюшка Клюшкин проснулся оттого, что ему в глаза било солнце. Он сел на кровати и огляделся. Ужасно болела голова, и вообще все вокруг странно расплывалось. Помещение, в котором он находился, не было комнатой его друга Ризенгри. Дюшка напрягся и попытался вспомнить то, что произошло вчера вечером. Он помнил чулан, тайник, разговор родителей Риза. Помнил, как он одевался и связывал простыни. Вроде бы ему это удалось, и он выбрался из дома. Или это ему приснилось? Да, но где он находится? Дюшка встал и прошелся по комнате. Комната была небольшая, похожая на больничную палату. А! Наверное, он все-таки сорвался и попал в клинику! Дюшка пощупал ноги, руки, голову. Нет, ушибов у него не было.

Дверь в палату оказалась сделанной из металла. На окне решетки. Кроме кровати, в комнате находилось два больших, достаточно уютных кресла, стол между ними. В одном углу – видеосалон, не самый современный, но по виду целенький. В другом – телефон. Дюшка бросился было к телефону, но передумал. Кому он может позвонить? Домой нельзя. Родителям Риза, после того как он узнал, что они собираются бросить его под автомобиль? Можно позвонить деду, но он все равно не возьмет трубку, он не отвечает на незнакомые номера. Варя! Дюшка набрал номер. Неужели сработает?

Трубку подняла Варина мама.

– Здравствуйте, можно Варю! Поскорее! – прерывающимся от волнения голосом попросил Дюшка.

– Привет, Дюшка. Варя только что пошла к тебе, – ответила тетя Лена. – Она будет у тебя через пару минут. Не заигрывайтесь допоздна, ладно?

– Ладно, – пробормотал Дюшка и повесил трубку.

Варя отпадала. Что ж, может, оно и к лучшему. Дюшка подумал-подумал и все-таки набрал номер деда. Можно ведь оставить сообщение… Но телефон почему-то больше не работал. Пока Дюшка разговаривал с мамой Вари, старшая медсестра частной психиатрической клиники, в которой он находился, уже успела получить выговор от главврача за то, что не отключила вовремя телефон в палате нового пациента. Дюшка бросился к дверям и забарабанил в них кулаками. Замок сразу же щелкнул, и в палату вошел средних лет мужчина с приятной, располагающей к доверительной беседе внешностью. От неожиданности Дюшка отступил.

– Ну, что ж, я рад, что вы наконец проснулись, – сказал мужчина. – Давайте познакомимся. Меня зовут Семен Эльфович. Отчество смешное, согласен, но так уж меня зовут.

– А я – Володя, – зачем-то соврал Дюшка, хотя это, наверное, было ни к чему. – А почему телефон не работает?

– Разве он не работает? – удивился Семен Эльфович.

Он подошел к телефону, снял трубку.

– Да, действительно не работает! Это просто безобразие! В каждом номере обязательно должен работать телефон! Сейчас я объявлю выговор завхозу и старшей медсестре. Они обязаны были проверить.

– Ну, вообще-то он работал, – смутился Дюшка. – Я звонил подружке и дозвонился. А потом телефон испортился. Может, не надо объявлять выговор завхозу? И вообще, я могу отсюда уйти?

– Хорошо, – смилостивился Семен Эльфович. – Выговор объявлять не буду. И уйти вы можете в любую минуту, хоть сейчас. Но я бы вам этого не рекомендовал. Я бы посоветовал позвонить вашим родителям, чтобы они приехали и вас забрали. У вас есть родители?

Дюшка молчал.

– Понимаю. У вас есть родители, но они над вами издеваются, и вы не хотите к ним возвращаться. Вот почему мы нашли вас спящим прямо посреди дороги, практически замерзшим, без документов, даже без компьютера, то есть без браслетки.

Он помолчал. Дюшка тоже молчал. Если все было так, как рассказывает ему врач, то самый лучший выход из положения – с ним согласиться.

– А где моя одежда?

– В стирке, разумеется. Ты был весь в грязи!

Дюшка не заметил, как Семен Эльфович перешел с ним на «ты».

– А… со мной были еще вещи… Блокнот, ручка, кошелек…

Доктор оглядел своего нового пациента с ног до головы и решил пока продолжить с ним игру «во взрослые».

– Вы плохого о нас мнения, молодой человек! – обиделся Семен Эльфович. – Разумеется, все, что с вами было, в целости и сохранности. Если вы немного помолчите и дадите мне возможность вам кое-что рассказать, то будет гораздо лучше, уверяю вас!

Дюшка извинился. Семен Эльфович жестом указал ему одно из кресел, сам уселся в другое и откашлялся:

– Уважаемый Владимир! Вы находитесь в частном медицинском учреждении, обладающем всеми лицензиями, каковыми должно обладать подобное заведение. В середине прошлой ночи в отделение скорой помощи нашего э-э-э… центра поступил звонок от случайного прохожего о том, что молодой человек, по виду – из достаточно обеспеченной семьи, лежит в бессознательном состоянии посреди дороги. Мы действительно нашли вас в указанном месте, и вы действительно были без сознания.

– Где меня нашли?

– Я заступил на дежурство утром и не могу ответить на ваш вопрос, но мы можем это немедленно уточнить, если вы желаете. Так вот. Мы привезли вас в клинику, провели необходимые меры по реанимации…

– По реанимации? – удивился Дюшка.

– У вас практически остановилось сердце. Вы провели несколько часов под капельницей. Если не верите, взгляните на свою руку.

Врач нагнулся к Дюшке и завернул ему рукав. Действительно, на вене были видны следы от двух уколов. Кроме того, рука чуть пониже была вся в мелких красных точках.

– Это пробы на аллергические реакции и муто, то есть мутации, – объяснил Семен Эльфович. – Мы же про вас ничего не знали. Вы были без браслетки и не могли даже хрюкнуть. Может, вы мутант третьего порядка, и вас надо приводить в чувство какой-нибудь серной кислотой или еще чем! Ночью дежурил молоденький врач, вчерашний, можно сказать, выпускник. Вы не представляете, как он переволновался из-за вас! Он даже утром звонил, узнавал, как вы себя чувствуете! Это так, между нами, но хорошо бы вам его как-то отблагодарить. Какой-нибудь пустячок, знак внимания…

– Да-да, разумеется, – заволновался Дюшка. – И вас я бы тоже хотел отблагодарить…

– О, с нами все просто! – улыбнулся Семен Эльфович. – Мы – частная клиника, поэтому все наши услуги – платные. Вы можете заплатить наличными, выписать чек, скинуть денежку по карточке или, разумеется, воспользоваться вашей медицинской страховкой. Лучше воспользоваться страховкой, поскольку у нас достаточно дорогая клиника, оборудованная по последнему слову техники. Вам достаточно назвать имя и подтвердить свою личность отпечатком пальца или, если угодно, образцом ДНК. Мы сами свяжемся с вашей страховой компанией.

– Я, вероятно, не буду пользоваться страховкой, – сказал Дюшка. – У меня есть деньги.

Семен Эльфович не сомневался в том, что его пациент не захочет пользоваться страховкой. Судя по тому, что рассказала приятная супружеская пара, которая привезла его сюда, у этого пацана вообще должны быть большие затруднения с деньгами и официальными органами. Впрочем, они заплатили за него вперед, а мальчику, кроме очередной дозы сильного снотворного, пока ничего не кололи. Так что как раз вопрос денег главврача совершенно не волновал. Но сыграть на этом было можно.

– Я очень сожалею, но мы не обнаружили среди ваших вещей карточки, а наличных денег было совсем немного. Но вы не волнуйтесь. В любом случае вы побудете здесь, пока мы не приведем в порядок вашу одежду и не убедимся в том, что с вашим сердечком все в порядке.

– Да я в полном порядке! – воскликнул Дюшка.

– Отлично! Тогда подумайте, кто может помочь вам оплатить лечение и забрать из клиники. Но мы вас ни в коем случае не торопим. Отдыхайте, набирайтесь сил. Ближе к вечеру мы еще раз проверим ваше сердечко, и, если все будет в порядке, вы оплатите счет, и мы отпустим вас на свободу. А хотите, побудьте у нас еще несколько дней. У нас замечательный солярий, грязевые ванны, массажистки.

Дюшка угрюмо молчал. Семен Эльфович встал:

– Стандартный обед у нас через сорок минут. Но вы можете заказать все, что только пожелаете. Ну, вроде бы все сказал. Да, двери в палату закрываются снаружи. Это общее правило нашей клиники, и оно никогда не нарушается. Для связи с дежурной медсестрой достаточно нажать на эту кнопку. За отдельную плату мы можем предоставить вам сиделку или санитара.

Убедившись в том, что санитар пациенту не нужен, врач откланялся и, ухмыляясь про себя, вышел, оставив Дюшку наедине с его невеселыми мыслями. Семен Эльфович, а на самом деле Даниил Петрович, потирая руки, подошел к дежурной медсестре.

– Машенька, таблеточки для номера четыре растворите, пожалуйста, в супчике. А если он не съест супчик, то в компотике. Очень сложный пациент. Отрицает, что нездоров. Просто так лечиться не желает. Ничего не поделаешь. И будьте с ним крайне осторожны. Сейчас он спокоен, но, возможно, постарается сбежать.

– Мне не впервой, Даниил Петрович! – пробасила Машенька, внушительного вида мутантка, весом под два центнера. – И не таких утрамбовывали.

– Нет-нет, Машенька, с этим, пожалуйста, поаккуратнее. Родителям он очень дорог. Они нам за месяц вперед заплатили. Так что пациента не нервировать и не гробить. Даст мутобог, нам его еще не один месяц лечить. А оформлять мы его не будем, не будем…

Машенька хихикнула. Пациентов, за которых платили вперед наличными, иногда держали в их клинике годами. Историй на них не заводили. Первые месяцы они сидели взаперти, некоторых приходилось привязывать. Потом они постепенно становились тихими, привыкали к новым именам и целыми днями смотрели телевизор, бессистемно переключая каналы. Прежде чем у них начинались перебои с сердцем, их выписывали. В клинике, только этажом пониже, были и другие пациенты, обычные. Легальных клиентов с переменным успехом лечили от кариеса, перхоти, целлюлита, фобий, неуверенности в себе и прочих мелких неприятностей. На круглом столе в центральном холле лежала толстенная книга с благодарностями от излечившихся.

Дюшка всего этого, разумеется, не знал. Как не знал и того, что, пока он раздумывает, сидя в кресле у столика, в противоположном углу комнаты спокойно беседуют два ангела, один из которых – темнокожий.

Дюшкины мысли прервал въезжающий в комнату обед. Он бросился было к дверям, пытаясь выглянуть наружу, но не успел. Усатая тетка невообразимых размеров, толкающая столик с едой, заслонила собой все пространство. Особенно аппетитно выглядел бульон, только что посыпанный свежей ароматной зеленью. Кроме бульона на столике находились: искусственное мясо под томатным соусом, маринованные грибочки с половинкой помидора и тушеными водорослями, свежеподжаренный хлеб и компот в высоком красивом бокале, украшенном вишенкой. Вишенка, похоже, тоже была ненатуральная, выглядела слишком уж привлекательно.

– Спасибо, я не голоден, – глотая слюнки, произнес Дюшка.

– Вы такой худенький, вам обязательно надо поесть! – Тетка уставилась на Дюшку жалостливыми глазами.

При всем желании Дюшку нельзя было назвать худеньким! Хотя с точки зрения такой бегемотины…

– Можно мне погулять по коридору? – спросил Дюшка.

– Может быть, если вы не хотите есть, то хотя бы попьете компоту? – предложила тетка, игнорируя вопрос, который ей задали.

Дюшка подумал.

– Нет, я хочу соку, – сказал он. – Но я пью только апельсиновый, натуральный, в герметичной упаковке.

– Ох, – всплеснула руками тетка, – а если апельсинового в буфете не будет? Вам придется ждать, пока мы пошлем курьера в супермаркет.

– Ладно, можно и не апельсиновый, – согласился Дюшка. – Но только в упаковке.

Тетка оставила столик и задом ретировалась.

– Гляди, кое-что соображает, – удовлетворенно заметил Рон.

– Да, ничего, – согласился Дима. – Но его еще обламывать и обламывать.

Дежурная медсестра Машенька открыла огромный холодильник в подсобке и извлекла из него упаковку апельсинового сока. Многие пациенты поначалу требовали еду, запакованную заводским способом. Привычным движением Машенька проткнула пакет иглой с лекарством. Затем на крошечную, не заметную даже под микроскопом дырочку выдавила капельку прозрачного, мгновенно твердеющего клея.

Дюшка выдул сок одним махом. Машенька перенесла его в постель, тщательно подоткнула одеяло, вылила суп и компот в унитаз, а второе съела прямо в палате, выковыривая мясо из соуса всеми шестью пальцами. Ангелы переглянулись и, не сговариваясь, вылетели на воздух, пока она ест. Когда Машенька удалилась, Дима вернулся в палату и взял телефонную трубку.

– К ним едет ревизор! – торжественно объявил Дима, набирая номер.

– Так аппарат же не работает! – заметил Рон.

– А, ерундиссимо с плюсом! – отмахнулся Дима. – Я и без аппарата дозвонюсь.

Друзья расхохотались.

– Опять ты вмешиваешься!

– Только один звонок. Или ты считаешь, что ребенка лучше оставить в этом замечательном, стерильном и обогреваемом помещении?

– А как он попадет в цирк? Опять вмешиваться будешь?

– Ни в коем случае. Дальше я все просчитал. Алло, клиника?

В два часа пятнадцать минут у главврача Даниила Петровича неожиданно возникли крупные неприятности в виде неожиданной комиссии. Вышколенная звонкоголосая секретарша даже не потрудилась представиться, но автоматический определитель номера подсказал Петровичу, что звонят из министерства.

– В настоящий момент комиссия находится в другой клинике, – уведомила секретарша. – Но должна появиться у вас сразу после окончания проводимой проверки.

Главврача вежливо попросили подготовить истории болезней пациентов, находящихся в стационаре. Сказали, что это простая формальность. Заверили, что не отнимут много времени. Заранее принесли извинения за то, что могут немного задержаться.

Несколько секунд Даниил Петрович сидел, тупо уставившись на потухший экран телефона. Затем начал соображать. В настоящий момент в стационаре находилось четверо левых больных. У троих из них были хоть какие-то документы. Двое были законченными даунами, третий отвечал на некоторые вопросы, пускал слюни, ходил под себя и тоже не вызывал никаких подозрений в смысле душевного здоровья. Но новенького пациента из четвертой палаты необходимо было убрать.

Даниил Петрович мысленно распрощался с энной долей купюр из толстой пачки, которую ему на рассвете передали опекуны ребенка, и подошел к Машеньке. Минут через десять они сговорились. Дюшку засунули в ящик из-под сушильного шкафа, который недавно устанавливали в одном из кабинетов клиники. В этот же ящик бросили его вещи, которые никто, разумеется, стирать и не собирался. Даниил Петрович лично помог загрузить Дюшку в фургон. Пока фургон добирался до места назначения, Дима Чахлык покинул Землю и занялся делами, не имеющими к Клюшкину ни малейшего отношения.

Машенька без проблем доставила груз к себе домой. Она жила в крошечной двухкомнатной конуре стандартного многоквартирного дома, в который уважающие себя воры предпочитают не залезать. Всю свою сознательную жизнь Машенька мечтала скопить на приличную квартиру, но все деньги у нее незаметно уходили на еду и до мечты как-то не добирались. Пацан, свалившийся на нее сегодня, был явно подарком судьбы.

Многоопытная медсестра бережно вытряхнула его из упаковки и уложила на диван. Дюшка исправно дышал, и этого было вполне достаточно. Однако было ясно, что постоянно держать его в бессознательном состоянии нельзя. Даниил Петрович сказал, что мальчишка проснется не раньше, чем его успеют доставить обратно в клинику, но кто его знает! На всякий случай Машенька привязала гостя к дивану, полюбовалась произведением своих рук и присела к столу пересчитать аванс, полученный за услугу.

Такие деньги за хранение товара! Машенька задумалась, куда бы их припрятать. Одна комната в квартире служила спальней. Прошлым летом Машенька успела побывать замужем, и на память об этом событии у нее остались: королевских размеров кровать в средневековом стиле, романтические фотографии в мерцающих рамочках и кое-какое барахло мужа, сбежавшего через месяц после свадьбы с труппой передвижного цирка, специализирующегося на дрессировке животных-супермутантов. Машенька взяла в руки одну из фотографий, критически посмотрела на нее и презрительно сплюнула. Неужели этот тщедушный, три четверти года покрытый мерзкой шерсткой с ног до головы мутантик, не имеющий даже приличной специальности, до сих пор считается ее мужем? Фотография полетела в угол. Нет, прятать деньги на светлое будущее среди этих гадких воспоминаний Машенька не собиралась!

Вторая комната была одновременно гостиной, столовой, приемной для редких гостей – словом, выполняла все функции одновременно. Она выглядела более современно и, с точки зрения хозяйки, достаточно уютно. Разумеется, комнатка требовала капитального ремонта или, по крайней мере, элементарной уборки, но ведь это никогда не поздно сделать! Машенька извлекла из стенного шкафа неприметную серую спортивную сумку с потрескавшимися лямками и вытряхнула ее содержимое на пол. Из кучи ненужных теперь вещей бывшего мужа она вытащила довольно приличные еще спортивные брюки, сунула в их застегивающийся боковой карман пачку денег, сами брюки бросила в сумку, а сумку положила в отделение для чистого белья в холле перед комнатой. Леший с ними, с воспоминаниями. Зато ни один вор не найдет!

Паренек на диване спокойно спал. Все складывалось как нельзя лучше. Машенька вспомнила, что скоро Новый год. Неплохо было бы купить чего-нибудь вкусненького, пока все спокойно. Вообще-то ее холодильник был под завязку забит вкуснятиной, припасенной к Новому году заранее. Но ангел, внушивший ей мысль о срочном походе в магазин, не заглядывал в этот холодильник. Поэтому Машенька проверила крепость Дюшкиных веревок и, не вспоминая о своих запасах, выпорхнула из квартиры.

Глава 21 В поисках слоникотюба

Пока настоящий Дюшка Клюшкин спал в квартире Машеньки, лже-Дюшка, то есть Ризенгри, собирался на свидание к деду. Неужели дедушка Дюшки – тоже супермутант, способный передавать мысли прямо в чужую голову? А может, Ризу весь этот мысленный разговор вчера ночью просто пригрезился? В любом случае, все это требовало проверки. Ризи не любил нерешенных задачек.

Супермутант Шортэндлонг вышел из дома без двадцати два. Рыжий Тафанаил орал как полоумный и всем своим видом показывал, что не собирается оставаться дома. Он даже совершенно самостоятельно забрался во внутренний нагрудный карман Дюшкиной куртки. Но Ризенгри был неумолим.

– Маленький ты мой, хорошенький! – сюсюкал он, стоя в профиль к одной из скрытых камер и держа котенка прямо перед своим лицом. – Твой папочка скоро-скоро вернется и принесет тебе мышечку.

Риз немного напрягся и выпустил слезу. Слеза получилась первосортная – большая, соленая.

– Я не могу взять тебя с собой, маленький! На улице хо-лод-но… – Ризенгри выпустил вторую слезу и остался доволен ею еще больше, чем первой. – А вдруг ты выскочишь и убежишь, потеря-а-ешься?

Дюшка ревел, а Ризи вдруг подумал, что, возможно, он немного переигрывает. Но обрывать концерт сразу было стратегически неверно. Он еще раз выразительно всхлипнул и прижал Тафанаила к груди.

– Игорь Лапундрович! Посмотрите, какие кадры! – заорал Майкл, увеличивая изображение.

– Да, это находка! – воодушевился Лап, вглядываясь в происходящее. – Он не мутирует! Ни один Менс не придерется! Все! Последняя точка в докторской поставлена! Ура.

– Ура! – согласился Майкл. – Теперь мы можем заняться моей кандидатской, правда?

– Ну, почему бы и нет? Только надо выбрать что-нибудь новенькое вместо котенка. С учетом сто сорок девятого пункта.

В сто сорок девятом пункте вчерашнего постановления говорилось о том, что объект Клю должен быть максимально отгорожен от всевозможных неприятностей.

– О, разумеется! Как вы думаете, слоникотюб подойдет? У моего знакомого есть один. Он в цирке работает. Мы с ним когда-то в школе вместе учились.

– С кем, со слоникотюбом? – удивился Лап.

Игорь Лапундрович отключил мониторы. Теперь в них не было никакой необходимости: Клюшкин вышел из дома без Рыжего Тафанаила.

– Да нет, со знакомым. А теперь он в цирке работает. Прошлым летом я у него на свадьбе гулял.

– Ну, что ж, – сказал Лап. – Давай набросаем примерный план твоей будущей работы. Как же мы ее назовем? «Взаимоотношения последнего немутанта с представителем Fauna Sapiens, обладающим встроенным интеллектом»? Нет, не звучит. Ладно, еще подумаем. Но слоникотюба доставай сам.

Разумеется, Майкл Кэшлоу готов был раздобыть для себя, любимого, все, что потребуется. Как только Лап удалился договариваться о дне своей защиты, Майкл позвонил знакомому из цирка. Оказалось, труппа вернулась в столицу после очередных гастролей как раз перед новогодними праздниками. Бывшего одноклассника Майкла звали Александром, но к нему с детства приклеилась дурацкая кличка – Мормышка Ы.

С сентября по апрель у Ы отрастала шерсть по всему телу, и он, весь какой-то хлипкий и длинноносый, становился похож на классическую мышь из учебника зоологии. То есть полностью оправдывал свою фамилию – Мышов. Ну, а приставка «мор» появилась благодаря его вечно изможденному, какому-то замороченному виду. Довесок «Ы» объяснялся еще проще: когда Александр смеялся, из его горла вылетал только этот прерывающийся звук: «Ы-ы-ы!»

Мормышка Ы обменялся с Майклом любезностями и пожеланиями всех благ в Новом году и выслушал просьбу о слоникотюбе, не проронив ни одного слова. В принципе достать карликового тюба было парой пустяков: эти животные клонировались элементарно, чуть ли не в домашних условиях, стоили копейки и были удивительно неприхотливы буквально во всех отношениях. Публика не желала их покупать по одной причине: слоникотюбы были животными высшего класса, с встроенным интеллектом и сильным смещением в сторону юмора. Их изощренным проказам не было конца. Первые шалости приводили обладателей тюбов в восторг, но уже через день их обычно возвращали обратно. В зоомагазинах они не продавались по той же причине. В цирке выступали в роли клоунов, имея огромный успех у зрителей и принося кучу проблем дрессировщикам. Никогда нельзя было предсказать заранее, какой очередной номер может выкинуть слоникотюб прямо во время представления. Кстати, у Мормышки Ы как раз был на примете один молоденький тюб, самочка, с особо веселым характером. Справиться с ней не было никакой возможности.

– Ладно, добудем, – пообещал Майклу Мормышка Ы. – Это непросто, но ради старого друга я постараюсь. И еще. Услуга за услугу, идет?

Майкл напрягся. Ему легче было бы просто заплатить.

– А что тебе нужно?

– О, ничего особенного! Просто поможешь мне забрать кое-какие вещи. Ты не волнуйся, ничего противозаконного. Это мои собственные вещи. Я тут, понимаешь, с женой развожусь. Мы быстро управимся, и квартира тут недалеко, на Мраморной улице.

«Ничего себе недалеко!» – подумал Майкл, но отказываться не стал: решил действовать – значит, надо действовать!

В принципе ангелы, обладая уникальными возможностями и наиболее полной информацией, могут все. В принципе ангелы, рассчитывающие на много ходов вперед, не должны никогда ошибаться. В принципе они всегда точно знают, что и как произойдет. Вот только все эти принципы иногда, в исключительных случаях, все-таки не срабатывают.

Когда Мормышка Ы нарисовался у дверей своей бывшей супруги Машеньки в сопровождении научного сотрудника СОСИСки Майкла Кэшлоу, Рон не выдержал и расхохотался:

– Один – ноль в пользу мутантов! А? Что скажешь?

– Что скажу? Жалко!

– Чего жалко?

– Что я – ангел и не могу как следует выругаться. Очень хочется.

Согласно предварительной задумке Димы Чахлыка, Мормышка Ы должен был появиться у Машеньки в гордом одиночестве. При виде связанного мальчика с кляпом во рту у Ы в голове тут же возникал блестящий план изощренного шантажа бывшей супруги. Затем возвращалась Машенька, и после долгих переговоров и торговли супруги заключали перемирие и решали совместно шантажировать главврача частной клиники, в которой работала Машенька. Дюшка при этом перекочевывал в помещение, в котором содержались животные цирка.

Ошибка Димы Чахлыка заключалась в том, что, подготовив появление Мормышки Ы в нужном месте и в нужное время, он занялся другими делами и прошляпил звонок Майкла своему бывшему однокласснику.

– Опять будешь вмешиваться? – спросил Рон.

– Нет, – с сожалением ответил Дима. – Старк запретил. Только что. Категорически. Теперь мы с тобой, дружок, больше не ангелы-спутники. Мы ангелы-хранители. Меня разжаловали.

Диди. Это непроверенная информация, но… У всех людей Земли-12 и Земли-24, а также примерно у каждого второго человека Земли-67 и Земли-68 в обязательном порядке есть минимум один ангел-хранитель. Иногда они справляются со своими обязанностями, иногда нет. Ангелы-спутники, всегда справляющиеся со своими обязанностями, приставляются далеко не ко всем представителям вышеуказанных земель и почти никогда не занимаются охраной своих подопечных.

Наличие ангела-спутника свидетельствует о высоком уровне пи, а также о достаточно высоком уровне дельта человека, курированием которого они занимаются.

Если бы Машенька была в квартире, возможно, все бы и обошлось. Но Машеньки не было. Мормышка Ы на всякий случай позвонил.

– Хорошо, что этой мегеры нет дома! – прокомментировал он, доставая собственный ключ. – Надеюсь, замок не сменили…

Нет, замок не сменили. Дима Чахлык влез в Майкла и принялся подробно изучать его на предмет всяких низменных чувств. Хранители не имеют никаких прав вмешиваться в личную жизнь людей, как своих подопечных, так и посторонних. В крайнем случае они могут отвести от своего подопечного смертельную опасность – и все. Но изучать людей они могут, это ангельскими законами не запрещено.

В квартире царил кавардак. Переступив через гору обуви, Мормышка Ы проник в одну из комнат.

– Ты тоже входи, – пригласил он Майкла. – А то как бы соседи чего не подумали.

Майкл нехотя вошел, прикрыл за собой двери и огляделся. Он знал, что люди могут жить в таких условиях. Более того, он сам однажды целый месяц жил в почти такой же квартире. Ну, разве что в ней было на две комнаты больше – для прислуги. Папочка Майкла был рядовым нефтяным магнатом, однако считал, что его сын должен испытать все тяготы жизни и реализовать все свои мечты. Прежде чем унаследовать фамильное дело, Майкл мечтал поработать дирижером национального оркестра, открыть собственный канал на телевидении и сделаться директором какого-нибудь сверхсекретного института. Отец был убежден, что всего этого Майкл должен добиваться самостоятельно, поэтому… с удовольствием финансировал все начинания своего отпрыска, не вдаваясь в подробности. Сын тратил деньги отца совершенно самостоятельно. В прошлом году он, двадцатидвухлетний президент телекомпании «Шибза Клизмс», блестяще завершил карьеру дирижера и был зачислен в штат СУМАСОЙТИ младшим научным сотрудником. Сейчас Майкл стоял в чужой дешевой квартире, думал о превратностях своей нелегкой судьбы и осматривался.

Помимо того что хозяйка этой квартиры не располагала средствами, она, очевидно, не отличалась и вкусом. А о чистоплотности можно было даже не заикаться. Майкл сделал еще шаг и заглянул в одну из комнат. Мормышка Ы выковырял откуда-то большую серую спортивную сумку с потрескавшимися лямками и второпях кидал в нее вещи сомнительной свежести. Майкл решился зайти в комнату, но, входя, чуть не споткнулся о некий плоский предмет, валяющийся у дверей. Он поднял его, перевернул. Предмет оказался свадебной фотографией. Внезапно кто-то застонал.

– Ты чего? – испуганно спросил Мормышка Ы.

– Это не я.

Бывшие одноклассники прислушались. Стон не повторялся.

– Пошли-ка отсюда, – предложил Майкл. – Для чего тебе эти тряпки? Купишь новые. Я тебе хорошо заплачу за тюба.

– Ладно, сейчас. Еще одну вещицу возьму, из той комнаты. – И Мормышка Ы прошмыгнул мимо товарища.

Александр Мышов не был ангелом. О, он даже приблизительно не был ангелом! Поэтому, увидав на диване связанного по рукам и ногам двенадцатилетнего пацана в бессознательном состоянии, он громко и с удовольствием выругался. Майкл вошел в комнату и обалдел. Лицо мальчика было повернуто в их сторону. Сомнений быть не могло: на диване в комнате бывшей жены Мормышки Ы лежал объект Клю собственной персоной. Майкл протер глаза, икнул и инстинктивно последовал примеру Мормышки, поскольку тоже не был ангелом. Если бы не Майкл, Мормышка Ы, возможно, попытался бы извлечь для себя какую-то пользу из создавшейся ситуации. Однако шантажировать Машеньку в паре с Майклом он посчитал опасным для себя.

– Уходим! – сказал Мормышка Ы, мгновенно забыв о том, что он собирался еще что-то взять.

Он подхватил свою сумку и рванул к дверям. Майкл решительно схватил его за рукав, не двигаясь с места и не произнося ни слова.

– Ты что, сдурел? – возмутился Мормышка. – Смываемся.

Не выпуская рукав и не отводя взгляда от Дюшки, Майкл вынул из кармана пачку смятых бумажек, помахал ею перед носом Мормышки и сунул ему в руки.

– Будешь делать, что скажу! – приказал Майкл.

Мормышка Ы скосил глаза, прикинул размер взятки и энергично закивал головой в знак согласия. Может, и не стоило втрескиваться в эту грязную историю, но, с другой стороны, за такие деньжищи… Интересно, для чего Майклу понадобился этот наполовину придушенный пацан? И как он попал в Машенькину квартиру??

Пока Мормышка Ы тупо пытался разобраться в собственных мыслях, Майкл Кэшлоу активно действовал. Особых талантов дирижера или руководителя телеканала у Майкла никогда не наблюдалось, но дураком он не был, это точно. Сын нефтяного магната открыл браслет-компьютер, ввел код и приложил к экранчику указательный палец спящего мальчика. Нажал еще пару клавиш. Удовлетворенно хмыкнул. Потом отключил экран и позвонил Лапу.

– Я заключаю сделку о слоникотюбе, – отрапортовал он. – С объектом Клю все в порядке?

– Да, – удивился Лап.

– А он сейчас где?

– Только что вошел в дом своего деда.

– Это точно?

– Да. А почему ты вдруг спрашиваешь?

– Так просто. И вы не теряли с ним связь, он никуда не уходил?

– Они с дедом играли в футбол, а теперь в доме, пьют чай. Да в чем дело?

– Ни в чем, Игорь Лапундрович. Не волнуйтесь. Я так просто… Ответственно отношусь к своей работе! До свидания!

– Придурок! – бросил Лап, повесив трубку. – А ведь при таком папочке может и в директора выбиться. Надо быть с ним осторожнее.

Да, да: Лап уже навел справки о своем новом научном сотруднике, слишком уж он странно и высокомерно себя вел.

Майкл отключил компьютер и задумался. Итак, Клюшкин на месте. Значит, перед ним находится его близнец, клон, а может, даже абсолютно точная копия. Во всяком случае, отпечаток пальца этого мальчика был идентичен отпечатку настоящего Андрея Клюшкина, который в полном порядке и здравии находился сейчас далеко отсюда. В настоящий момент Майклу было неважно, что это за ребенок, откуда он взялся, кто еще о нем знает. Главное – поскорее его присвоить, а разобраться можно и позже.

– Отвязываем от дивана и уносим, – приказал Майкл. – А пока я вожусь с веревками, ты вот что… Притащи из моей машины канистру с надписью «На всякий случай». Она в багажнике. Быстрее.

Отвязывая ребенка от дивана, сын нефтяного магната Майкл Кэшлоу не думал о том, где он расположит взрывчатку. О, он еще с детства много раз практиковался в этом на домашнем взрывном имитаторе. Не думал он и о том, как правильно оформить права на свою бесценную находку. Для решения таких проблем в их семье существовал личный юрист с целым штатом хорошо оплачиваемых помощников. Он думал только о том, что теперь ему – ура! – не придется заниматься всю жизнь этой ненавистной нефтью, запасы которой никак не подходят к концу. Еще он думал о том, что его папочке теперь не в чем будет упрекать его, особенно… Тут Майкл заметил на шее мальчика странный медальон. Он аккуратно снял его и попытался открыть, но не смог. Майкл не знал, что этому помешал один из двух ангелов, находящихся в комнате, – такого уровня вмешательство для хранителя было допустимым. Он сунул медальон в карман, решив разобраться с ним позже, и не заметил, как тот бесшумно выскользнул из кармана на пол. Дюшку снесли вниз и заперли в машине.

– Давай увезем его сейчас отсюда! – предложил Рон.

– Нет. С медальоном – это было все, – сказал Дима.

– Что – «все»?

– Последнее вмешательство. Старик хочет, чтобы я больше во-о-бще ни во что не влезал. Теперь я уже даже не хранитель.

Рон промолчал. Будь он на месте Старка, он бы давно пресек всю их с Димой незаконную бурную деятельность. В том, что Дима Чахлык подменил датчики, Рон Э-Ли-Ли-Доу чувствовал и свою вину. Ведь если бы он получше объяснил Джен, что ей не следует предупреждать брата, Ризенгри не предложил бы Дюшке поехать кататься на лыжах, и ребятам не пришла бы в голову идея поменяться ролями, и…

– Да не ругай ты себя понапрасну! – остановил его Дима.

– Что же мне еще делать? – усмехнулся Рон. – Улетать нельзя, вмешиваться тоже.

Между тем Мормышка Ы притащил снизу странную канистру. Майкл вылил из нее немного бензина прямо на пол. Бензина было совсем мало, столовая ложка, не больше.

– Для чего тебе эта пустая дура? – удивился Мормышка.

Майкл презрительно скривился, просунул палец в грязное горлышко, и вдруг канистра тихонько щелкнула и разошлась по шву. Емкость оказалась хитрая, двойная. Однако внутреннюю часть в присутствии своего приятеля Майкл открывать не стал. Он приказал Мормышке Ы спуститься вниз и ждать его в машине.

– Только не вздумай трогаться с места. Тронешься – взлетишь на воздух вместе с машиной, понял?

Мормышка судорожно кивнул, захватил пакет с Дюшкиными вещами (Майкл сказал – взять) и ушел. Кэшлоу-младший профессиональным движением холеной руки вскрыл емкость с супервзрывчаткой и принялся за работу.

– Жалко, что нельзя вмешиваться, – вздохнул Рон. – На третьем этаже такая классная пианистка живет. Она как раз сейчас новую вещь разучивает. А через час погибнет.

Дима заглянул на третий этаж. Да, действительно. Рыжеволосая, приятной внешности мутантка сидела за синтезатором, поглощенная работой. Этажом выше пожилой мутант с синеватой пупырчатой кожей пялился в телевизор. В квартире напротив две подружки сооружали экзотические прически к празднику. За стенкой кто-то ссорился, а в квартире над ссорящейся парочкой хозяева готовились к приему большого количества гостей.

Дима возвратился к Майклу, Рон слетал, проверил, что делает Машенька.

– Этот Кэшлоу – настоящий виртуоз! Недооценили мы его, – досадливо сказал Дима. – Точно рассчитал все, гад. Тут скоро такое будет!

Рон присмотрелся внимательней к тому, что сооружает Майкл Кэшлоу. Вроде ничего особенного. Несколько продолговатых коробочек нейтрального бурого цвета Майкл разложил почти по окружности, строго согласно картинке на экране своего наручного компьютера. На коробочках были красные и желтые метки. Майкл сориентировал их определенным образом. Одну из коробочек он поправлял особенно тщательно, чуть ли не с точностью до миллиметра.

Сымитировал взрыв в программе на браслетике. Дом на экране рухнул, разбросав обломки в радиусе десяти метров. Майкл недовольно покачал головой и углубился в программу. Передвинул пару коробочек. Проверил еще раз. Наконец Кэшлоу остался доволен результатом. Он вышел из квартиры, закрыл дверь и вложил в замочную скважину чип, запускающий реакцию. Судьба дома на Мраморной улице была предрешена.

– Давай останемся! – предложил Рон. – Мне еще ни разу не доводилось находиться в эпицентре взрыва.

– Давай, если хочешь! – пожал плечами Дима Чахлык. – Это правилам не противоречит.

И они остались.

Когда через три четверти часа довольная жизнью Машенька, нагруженная свертками с едой, поворачивала ключ в замке своей квартиры, за дверью раздался оглушительный взрыв. В мгновение ока дом аккуратно рухнул. В соседних домах дружно вылетели все стекла. Но все остальное сохранилось в первозданном виде. Даже два киоска перед домом, торгующие всякой всячиной, каким-то чудом частично уцелели.

– Ничего особенного, – вылетая из многометрового пепельного столба, сообщил Диме Рон. – В следующий раз надо будет попробовать взорваться в плотном состоянии.

Глава 22 Гений

Летом дом деда утопал в зелени. Зелень была искусственной, так как Славик Тихонович не любил, чтобы по его территории шныряли посторонние, пусть даже это обычные, не обладающие рассудком деревья. К осени зелень желтела и осыпалась, а пластиковые ветки убирались в подвал до следующей весны. Так что, когда Ризенгри вошел в ворота, над которыми значилось «Левая набережная, 12», его взору предстал безжизненный, совершенно голый двор. Без снега, льда и прочей грязи, которые дед на дух не переносил.

Фотографию деда, единственную, восьмилетней давности, Ризи обнаружил утром в семейном архиве. Он надеялся, что, как бы дед ни изменился, его можно будет узнать. И его надежды оправдались. Моложавый, крепкий и удивительно загорелый мужчина в безрукавке и шортах, копия своего старого снимка, гонял мяч во дворе дома.

– Пас! – жизнерадостно закричал он Дюшке, посылая ему мяч точным, но несильным ударом.

Ризенгри отбил мяч ногой и нерешительно потрусил за ним вдогонку.

– Матч-реванш, объявленный неделю назад, состоится сейчас! – завопил мужчина, бросаясь наперерез Ризу. – Внимание! Андрей Клюшкин перехватывает мяч и направляется к воротам противника!

Ризенгри поймал взгляд деда и насторожился. Мужчина на фотографии смотрел по-другому. Дед не был дедом, так же как Варя не была Варей. «Играем в футбол, – сказал Ризу мужчина в шортах. – Камера расположена на крыше соседнего дома. Поговорим позже». Ризенгри понял, что Славик Тихонович передал ему эту мысль, не раскрывая рта. Впрочем, Ризи не придал этому никакого значения. Ведь могут быть в природе мутанты круче него, верно?

Они играли в футбол долго и с удовольствием. Действительно с удовольствием. Дед играл чуть лучше Риза. Чуть-чуть, самую капельку. Как раз настолько, насколько это необходимо для получения максимального кайфа от игры. И только когда отправились пить чай, Ризи вспомнил о том, что он забыл притворяться, – играл не как Дюшка, а на полную катушку. Интересно, дед заметил?

– Если бы я даже и не заметил, как ты играешь, Ризенгри Шортэндлонг, это бы ничего не изменило, – улыбнулся Славик Тихонович, когда они вошли в дом.

Теперь дед говорил вслух, открыто и спокойно. Риз понял, что тут камер нет, а если они даже и есть, притворяться дальше ни к чему, его все равно раскрыли. Непостижимо, но факт – этот «дед» действительно умел читать мысли. Разумеется, удивительным было не это, а то, что Риз при этом совершенно не ощущал того, что его мысли читают.

Они расположились в холле, все стены которого были покрыты мельчайшей узорчатой мозаикой из разноцветных камешков. Ризи представил себе, сколько труда надо затратить на то, чтобы довести до конца такую работу.

– Ту стенку Дюшка доделал год назад, – сказал Славик, указывая куда-то за Ризенгри. – А эта была первая. Рассмотришь потом получше. В школе для особо одаренных тебя ждет сюрприз. Будешь делать такую же в центральном вестибюле. Камень уже подвезли. Хобби есть хобби, ничего не поделаешь.

Так вот о каких камнях писал Дюшка в своем дневнике! Нет, ну надо же!

– Дюшка никогда не рассказывал мне о своем хобби! – удивился Ризенгри. – Так вот он чем обычно занимался. А я думал, он уроки так долго делает. Здоровская работа. Чего ж он ее так скрывал?

– А ты раньше рассказывал ему о том, что чуть ли не до поступления в школу иногда садился сквозь стулья?

Ризи промолчал. У него было столько вопросов к этому удивительному деду, что он даже не знал, с которого начать. Кто он, сотрудник института? Откуда все знает? Почему не выдал его, Риза? Почему Дюшка не рассказал о своем хобби ни слова даже тогда, когда они поменялись местами? Когда Клюшкина планируют забрать в эту школу? Смогут ли ученые обнаружить подмену, если Славик их не выдаст? Но, самое главное, кто же такой этот дед на самом деле?

– Стоп! – остановил поток его мыслей дед. – Давай так. У меня к тебе несколько вопросов. В сущности, вопрос только один, но мне нужно, чтобы ты ответил на него честно и полно, так что начнем издали. И я тоже обещаю, что не совру, отвечая на твои вопросы. Только давай по очереди. Согласен?

– Запросто. Кстати, можно считать, что это я уже ответил на первый ваш вопрос! А как вы узнаете, что я отвечу честно? По мыслям? Так я иногда сам себя обманываю. Думаю, что думаю одно, а на самом деле потом понимаю, что не так думал, как думал. Мне сложно объяснить.

– Любопытно, что ты сам об этом заговорил. Что ж, постараюсь ответить как можно точнее. Действительно, если человек врет сознательно, его достаточно легко подловить. Первые примитивные детекторы лжи были созданы еще в середине двадцатого века. Ну, а для того, кто умеет читать мысли, поймать собеседника на откровенном вранье вообще пара пустяков. Совсем другое дело, когда человек пребывает в полной уверенности, что он говорит правду, хотя на самом деле эта правда иногда очень далека от истины. «Я убью его!» – кричит, например, такой человек, кипя от негодования, и в его мыслях – читай их, сколько угодно, – нет ничего иного, кроме живописной картины бездыханного тела врага. Но дай ему в руки пистолет, и что? Он даже не прицелится. Мысли и желания поменялись так, что просто диву даешься! В таких случаях существует несколько методов определения истины. Я расскажу тебе о том методе, который применю к тебе, но только в том случае, если ты сам на него согласишься. Применяя этот метод, я проникаю в твой мозг полностью. В те уголки, о существовании которых ты и не подозреваешь. Я не просто становлюсь тобой. Я становлюсь больше, чем тобой. Но и ты при этом открываешь в себе того себя, о котором прежде не подозревал. Согласен?

Ризи слушал деда не очень внимательно. Почему-то ему не нравились ни этот дед, ни этот разговор.

– К чему вам мое согласие? Если все, что вам нужно от меня, – это один ответ, то можно не церемониться. Тем более что дважды вы уже залезали в мои мысли без спросу.

– Знаешь, Риз, – сказал дед. – Мне нравятся твои вопросы. Но это уже твой второй вопрос, а ведь сейчас моя очередь. А в мысли твои я не залезал. Просто хотел с тобой поговорить по душам. Не получилось.

Славик Тихонович замолчал. Скорее всего, он все-таки читал мысли Риза. Но у Ризенгри в голове мелькали какие-то глупости: он представлял себе, как Дюшка возится с мозаикой, откапывая единственный нужный камешек из горы ненужных, как его мама, беспокоясь, звонит деду, потому что Дюшкин телефон завален камешками, а тот принципиально не берет трубку… В холле было очень светло и очень жарко.

– Ты согласен пустить меня в свое сознание?

– Да, я согласен, – не раздумывая, ответил Риз и тут же подумал: «Ни капельки не хочу, чтобы в мою голову опять кто-то лез».

– Так не пойдет, – сказал дед. – Мы договорились говорить начистоту, а ты уже врешь.

– Я согласен, – повторил Риз, прогоняя лишние мысли. – Я согласен. А тот во мне, который не согласен, – это не я.

– Нет, это не так, – не согласился дед. – Тот в тебе, который не согласен, это как раз и есть ты. И этот настоящий «ты» не хочет меня пускать. Боится говорить правду.

– Я ничего не боюсь! – перебил Риз. – Я вообще не умею бояться! Я не вру вам, честное слово! Как жаль, что вы мне не верите!

«А ведь я действительно боюсь говорить то, что думаю!» – внезапно подумал Ризи и умолк. Он впервые в жизни почувствовал, что, оказывается, тоже чего-то боится!

– Что ж, поскольку ответы твоего внешнего «я» меня не интересуют, а настоящий Ризенгри не горит желанием со мной разговаривать, у меня больше нет к тебе вопросов, – сказал дед. – Я не буду больше ни о чем тебя спрашивать. Иди домой. Уже довольно поздно.

– Я не пойду домой, – заупрямился вдруг Риз. – У меня остался в запасе еще один вопрос.

– Что ж, задавай. Ты собирался узнать, для чего я с тобой церемонюсь, да?

– Ну…

– Ах, нет. Ты хочешь узнать, откуда я про тебя все знаю. И кто я такой.

– Да, и это тоже.

– Но вопрос-то у тебя только один!

– Я сейчас…

Риз задумался. Теперь у него в голове не было никаких глупостей. Он думал о том себе, который, оказывается, умеет бояться самого себя, о том, кем же на самом деле является его странный собеседник, и о многом, многом другом.

– О чем именно вы хотели узнать у меня? – неожиданно спросил Ризенгри.

– Мне было бы легче, а тебе – лучше, если бы ты задал другой вопрос, – усмехнулся дед.

– Но я задал этот!

– Хорошо. Твое право. Мне нужно было узнать, почему…

– Нет, стоп, подождите! Я опять передумал! Можно?

Славик Тихонович кивнул.

– Что сейчас с Дюшкой?

Дед ничего не ответил. Вместо этого прямо перед Ризенгри, почти как в обычном стареньком трехмерном телевизоре, в уменьшенном масштабе возникло изображение незнакомой ему комнаты. Точнее говоря, это была часть комнаты, один ее угол со старым, обшарпанным диваном. На диване, связанный по рукам и ногам, лежал Дюшка. Его глаза были закрыты, но Ризенгри все-таки понял, что его друг жив. А около дивана стояли два мужика и грязно ругались. «Уходим, срочно!» – решительно сказал один из мужчин. Второй согласно кивнул.

Ризенгри вскочил. Видение исчезло. Но вместе с видением исчез и дед.

– Где эта комната? Где она? Почему вы сразу мне не сказали? Почему? – в пустоту кричал Риз.

Похоже, его никто не слышал. Ризенгри бросился на поиски деда, исчезнувшего столь стремительно. Славик Тихонович преспокойно спал в одной из комнат на втором этаже. На нем был синий, до полу халат. Рядом лежал черновик фантастического романа – собственно, первого романа Славика Тихоновича. «Мебби Клейн. Том 1» – значилось на первой странице. «Надо будет, кстати, дочитать до конца. Дюшка наверняка читал, и не раз. Могу проколоться…» – мимоходом подумал Ризи и завопил во все горло:

– Дед, проснись!!!

Мужчина в халате открыл глаза и поднял голову.

– А, Дюшка! Ты давно пришел? – улыбнулся мужчина, и теперь его улыбка полностью соответствовала той, что была на фотографии.

Это был не тот дед! То есть это был не тот дед, который только что показывал Ризу настоящего Дюшку!

– Нет, не очень давно, – не сразу ответил Ризенгри. – Я недавно пришел.

Дед сел, протер глаза:

– А я провозился всю ночь с твоим проектом, и вот он, результат. Сплю средь бела дня, как младенец. Ты уже посмотрел новые камни?

– Нет еще, – сказал Ризи.

– Ты разве не заходил в мастерскую? – удивился Славик Тихонович.

Ризенгри с сожалением покачал головой:

– Извини, что разбудил. Мне пора. Я просто так забежал, на минуту. Я пойду.

– Эй, малыш, да что с тобой сегодня? Ты просто сам не свой! Не забудь хотя бы взять подарки!

Оказывается, Дюшка Клюшкин заранее приготовил сюрпризы для всей своей семьи, собственноручно упаковал их и припрятал до Нового года у деда. Ризи с удивлением обнаружил, что среди разномастных свертков было кое-что и для него, и для Вари, и даже… для Тафика. Впрочем, сейчас ему было не до этого. Он сбивчиво извинился за свою рассеянность, сгреб свертки в сумку и попытался улизнуть. Это ему не удалось.

Невзирая на все протесты, Славик Тихонович взялся провожать Ризенгри до дому. Ризи почти бежал, временами едва ли не забывая о конспирации. По дороге они болтали о камнях, красках и новом проекте Дюшки. Новизна заключалась в том, что в камнях можно спрятать хитроумную систему подсветки, так, чтобы стена заиграла, стала живой. До нашей эры схожим методом пользовались какие-то жрецы в каком-то храме. Только вот где именно находился этот храм, дед не помнил. Риза же куда больше интересовало, где находится комната, в которой лежит связанный Дюшка. Никаких версий на этот счет у него не было.

– Я хочу заглянуть к Бесу, – вдруг заявил Ризенгри. – Не надо меня провожать.

Дед все-таки проводил его до самых дверей. Ушел, только убедившись в том, что родители Дюшкиного друга дома.

Марсия Шортэндлонг молча впустила сына домой, помахала рукой деду, закрыла дверь, затем уселась в любимое кресло и закрыла глаза.

– Все чисто, можешь не проверять, – сказал Риз.

– Откуда ты знаешь, чисто или нет?

– Я научился. Прошлой ночью. И потом, тот, кому очень надо, и так все про тебя знает. Залезет – даже не почувствуешь. Где Дюшка?

– Мы не знаем. Он ушел от нас утром. Сегодня утром. Надел куртку и кроссовки, которые мы приготовили на тот случай, если тебе придется убегать, прикинувшись для безопасности девчонкой.

– Куда он пошел?

– Мы на самом деле не знаем. Он сказал, что хочет поехать в Диснейленд, покататься один, без родителей. Обещал, что ненадолго. Ризи, как хорошо, что ты вернулся! Я уже сложила чемоданы. Элиот! Иди сюда, скорее! Мы сейчас же летим в Гавстралию!

Марсия была на седьмом небе от счастья:

– Мы встретим Новый год в Гавстралии! Ризочка, какой же ты у меня молодец!

– Мам, я не могу сейчас уехать.

– Да-да, я знаю. Андрей рассказал мне про датчики. Ты у меня просто супергерой. Просто гений! Так всех провести! Но это ничего, что датчики. Мы их выбросим по дороге. Никто не поймет. А Дюшка вернется, и все будет хорошо. А потом он приедет к нам в Гавстралию. Знаешь, папа решил достроить еще один этаж к дому. И еще мы сделаем огромный бассейн. Огромный. Больше, чем у Клюшкиных. Тебе понравится.

– Ма, постарайся вспомнить, что еще говорил Дюшка о своих планах?

– Ничего не говорил. Совсем ничего.

– Но о чем-то же вы говорили?

– Он рассказал о том, что вы поменялись местами. Долго сидел в ванной. Потом я его накормила. Он был такой голодный, съел целую тарелку хлопьев, два бутерброда с ветчиной из той банки, которую…

– Мам!

– Но он действительно не делился своими планами!

– А деньги он у тебя взял?

– О да, да, разумеется. Он взял деньги и пошел спать.

– В мою комнату?

– Да, а что?

Ризенгри отстранил мать и бросился вверх по лестнице. Он хотел проверить, удалось ли Дюшке добраться до тайника. Нырять сквозь стены с кучей датчиков Риз не рискнул. Наверху он встретился с отцом.

– Привет, Ризи! Мы не знали, что и подумать. Такая куча денег! Это просто гениальная операция!

– Что-о???

– Но мы все отдали Андрею! – крикнула снизу мама.

Ризенгри влетел в свою комнату и бросился к вазе. Чуть не выронил ее, стаскивая на пол. Едва дождался, пока поднимутся полки. Под второй ступенькой винтовой лестницы было пусто. Значит, Дюшка добрался до тайника. Хорошо. Но что произошло потом?

Ризенгри вернулся к отцу. Элиот Шортэндлонг в растерянности стоял около им же сделанных полок. Риз сосредоточился. Он еще не очень хорошо представлял то, что собирался сейчас сделать. Но это было необходимо. Нужно позарез.

– Папа, где Дюшка? – настойчиво, внятно, почти что по слогам спросил Риз, и отец почувствовал, как в него вклиниваются острые, как только что наточенные хирургические ножи, плотные концентрические волны. Сработано было грубовато, но зато наверняка. Впрочем, для первого раза совсем неплохо.

– Смотри, он действительно научился читать мысли! – воскликнул Рон Э-Ли-Ли-Доу. – Мутантским способом. Интересно, когда?

Впрочем, никто, кроме Димы Чахлыка, его не услышал. Дима ответил:

– Будет плохо, если он так же легко научится подделывать сияние над головой.

А Ризи уже понял, что его предали.

– Номер клиники! – холодно потребовал он.

Отец назвал номер телефона и адрес заведения, а также имя и фамилию главврача. Голос отца был пуст и бесцветен, как у робота. Окончив говорить, он осел на пол и прислонился затылком к стене, закрыв глаза. У него кружилась голова, ему было плохо.

Ризенгри выбежал из дома и понесся в сторону метро. У него не было с собой ни денег, ни карточки, ни универсального проездного билета, которым пользуются все школьники. Он не очень хорошо представлял себе, где находится названная отцом улица, и рассчитывал воспользоваться справочником по дороге. Ему хватило ума не просачиваться через турникет в метро, а просто перемахнуть его с разбегу и успеть заскочить в поезд до того, как на оглушительный свист контролера на платформу выскочила охрана.

Когда Риз, не выходя из образа Дюшки, влетел в поезд, в дежурке СОСИСки хором завопили все сигналы тревоги одновременно. Спустя семь с половиной минут спецгруппа из двенадцати человек, разделившись пополам, двинулась по стопам объекта Клю, которому перед самым Новым годом, на ночь глядя, приспичило отправиться в столицу.

Восхищалась поведением объекта Клю только Сильвия. Она в возбуждении бегала по коридорам института, приставая ко всем окружающим со своими объяснениями сложного психологического устройства обыкновенного человека. В кресле около аквариумов с музыкальными рыбками госпожа Менс встретила Лапа, преспокойно попивающего кофе.

– Полная непредсказуемость – это одна из самых характерных черт этих несчастных созданий! – счастливым голосом произнесла Сильвия, присаживаясь напротив. – Подумать только! Почти четырнадцать лет просидеть рядом с мамочкой и папочкой, а потом вдруг на ночь глядя отправиться гулять в столицу! Правда, он может там не только гулять…

Сильвия сделала паузу и испытующе посмотрела на Лапа. Но Игорю Лапундровичу было все равно, как она смотрит. После последних кадров прощания Клюшкина с котенком его диссертации ничего больше не угрожало, и на все остальное временно можно было не обращать особого внимания.

– Вы полагаете, объект Клю попытается еще раз покончить с собой? – равнодушно спросил Лап.

– Вот именно! – обрадовалась Сильвия.

Вообще-то она собиралась преподнести это Лапу как новость. Но то, что Лап догадался сам, нисколько не испортило ей настроения, так как у нее была в запасе еще одна новость.

– И как вы думаете, куда именно отправился объект Клю?

– О, даже гадать не возьмусь! – вежливо улыбнулся Лап, подавляя зевоту.

– В частную медицинскую клинику! – торжественно заявила Сильвия. – А вы догадываетесь, зачем?

Лап только руками развел. Сильвия огляделась по сторонам, наклонилась к Лапу и страшным заговорщическим шепотом произнесла:

– Чтобы отравиться!

Когда Ризи Шортэндлонг входил в клинику, время, отделяющее его от группы преследования, сократилось до пяти минут двадцати секунд. Но этого времени Ризенгри хватило на то, чтобы узнать страшную новость. Представившись близнецом привезенного утром мальчика, Риз вежливо поинтересовался у Даниила Петровича, где находится его брат в настоящее время. Пока главврач выражал удивление и мямлил нечто нечленораздельное о врачебной тайне, его мозги выдали Ризу адрес медсестры Машеньки и внешний вид ящика, в который упаковали Дюшку Ризи выскочил из клиники за минуту до того, как к ней подъехала опергруппа СОСИСки.

Супермутант Ризенгри Шортэндлонг отлично умел летать или бегать, обгоняя машины. Но он ни на секунду не забывал о том, что сейчас он играет роль обыкновенного человека. К дому Машеньки Риз поехал на такси. За несколько кварталов до нужного места их остановила служба Чрезвычайных Происшествий.

Риз бросил чертыхающегося таксиста и рванул сквозь строй стражей порядка к рухнувшему дому. Его никто не остановил. Риз остановился сам.

Пожар уже потушили. На месте многоэтажного типового дома остался невысокий обгорелый холмик, обильно покрытый густой пеной, которой не пожалели пожарные. Небольшая группа наиболее предприимчивых мутантов разворовывала один из развалившихся от взрыва киосков с продуктами питания. Второй киоск охраняли доблестные стражи порядка. Какая-то женщина, скорее всего, бывшая жительница рухнувшего дома, сидела прямо на земле, в грязной пенистой луже и монотонно раскачивалась из стороны в сторону, не произнося ни звука. Ее уже снимали на камеры невесть откуда взявшиеся репортеры-телевизионщики.

Ризенгри сосредоточился и нырнул внутренним зрением в то, что осталось от дома. Взрыв поистине был чудовищным, и очень хитроумным способом распределен так, что ударные волны спиралеобразно сталкивались друг с другом, подхлестывая процесс в пределах одного здания и не распространяясь далеко в пространстве. Температура в эпицентре была такой, что от большинства предметов не осталось даже пепла. Наиболее термостойкие части здания обуглились, отдельные блоки сложились, как карточный домик. Все обитатели дома почти мгновенно сгорели дотла вместе с мебелью, техникой и прочими предметами быта. Между фрагментами из обгорелых блоков в правой части бесформенной тлеющей груды мозг Риз зафиксировал хорошо знакомый ему с детства предмет – медальон, подаренный ему Джен. Это был давний тайный талисман Риза. Он был сделан не на Земле и не по земным технологиям, поэтому единственный спокойно выдержал нелегкое испытание огнем.

Было очевидно, что Дюшка погиб. У Риза не было никаких оснований думать иначе. Все было кончено. Теперь мутант Ризенгри Шортэндлонг мог выбросить из себя датчики и отправиться куда угодно. Принять любой облик. Пройти в любую дверь. Сделать все, что захочется. Никогда, даже много лет спустя, Риз не мог толком объяснить, почему он этого не сделал, почему остался в облике Дюшки.

А сейчас он тупо стоял и смотрел на медальон, видимый только ему и незаметный для остальных мутантов ангелам. И сжимал в кармане правую руку, к которой невидимой даже ангелам черной нитью была по-прежнему привязана рука Вари, – только уже не Вари, а биоробота.

Ризи чувствовал, что с ним что-то происходит. Он не мог понять, что именно. Черная нить щекотала ладонь, как будто ее кто-то вытягивал. Но не сюда, в эту сторону, а куда-то внутрь. «Отрублю себе руку и выращу новую! – решил Ризенгри. – Надо только поймать момент, когда рядом не будет ни этих научников, ни видеокамер, ни ангелов…»

Лже-Дюшка стоял у братской могилы, в которой погиб его лучший друг, и бездействовал.

Джен посчитала, что Ризенгри хочет выполнить свое обещание, данное им перед расставанием с Дюшкой, – заменять его ровно три недели. Рон решил, что мальчишка просто растерялся. У Димы нашлось сразу три одинаково правдоподобных объяснения поведения Риза. Которая из версий была ближе к истине, так и осталось под вопросом.

Никаких лучиков над головой у Ризенгри на этот раз не возникло. Он не умел воспроизводить нужные лучи, не видел этих лучей над головами других и даже не подозревал об их существовании. Тот проблеск в лощине, наверное, был случайностью, исключением, только подтверждающим правило…

Эксперту Старку было не важно, есть лучи или нет. Он и так знал, что Ризи даже в такой ситуации не испытывает ни смятения, ни растерянности, ни боли, ни опустошенности, ни даже досады на то, что их с Дюшкой планы рухнули. Старк видел, что Риз просто встречает ситуацию, как она есть, анализирует и взвешивает детали этой ситуации и принимает решение, как автомат, а не как человек. Но вот само принятое Ризом решение оказалось еще каким «человеческим»!

Ризенгри Шортэндлонга увезла подъехавшая к дому спецгруппа СОСИСки. Показания датчиков свидетельствовали о сильно выраженном стрессовом состоянии объекта Клю. Фредерико Менс получил бесспорное доказательство своей блестящей догадке: Андрей Клюшкин еще раз попытался покончить с собой, сгорев при пожаре. Джен не стала интересоваться, откуда, по его мнению, мальчик мог узнать, где именно произошел взрыв.

Дима Чахлык и Рон Э-Ли-Ли-Доу, временно оставив возле Риза по четвертой своей части, занялись настоящим Дюшкой. Сын нефтяного короля с комфортом разместил драгоценную находку – связанного мальчика – на одной из загородных вилл, купленных его отцом по случаю. Теперь Майкл Кэшлоу мог стать директором собственного секретного института, предварительно оформив юридически свои права на владение клоном, причем оформление это было чистой формальностью. Дюшку Клюшкина ждали новые приключения, но пока он все еще спал, находясь под действием очередной дозы снотворного, и ни о чем не догадывался. А Старк, самый молодой эксперт ангелов, покинул Землю мутантов и срочно отменил свое предыдущее решение. Очередной конец света на Земле-11 теперь в очередной раз ненадолго откладывался. До полного прояснения ситуации.

До встречи нового, двести пятьдесят шестого года по новому мутантскому календарю на тридцать восьмом меридиане родной планеты Ризенгри Шортэндлонга оставалось всего пять с половиной часов.

Двое шли не оборачиваясь.

Шли мимо кустов плотного игольчатого тумана.

На этот раз в кустах никто не прятался. Кусты были настоящие. Как и люди, которые шли, – если, конечно, это были люди.

Идущие шествовали не друг за другом, а рядом. Более того, они держались за руки – в силу полной неопытности более юного существа.

Идущие все-таки не были людьми, хотя в них было множество человеческих качеств, да и внешне они почти ничем не отлича… Нет, и внешне отличались. У того, то есть у той, которая шла справа, был большой красивый клюв. У той, которая шествовала слева, были сероватая кожа и два рта.

Мебби Клейн – а идущие были именно им – тянул за собой прочную черную нить, конца которой не было видно. Часы справа от Мебби показывали ровно два. Часы слева уверяли, что сейчас – пятнадцать минут одиннадцатого. Оба механизма не врали. Значит, времени у Мебби Клейна было навалом. А вот пространства вокруг еще не было. То есть совсем. Его-то как раз и предстояло создать.

Оглавление

Глава 1 Двое в тумане

Глава 2 Немутант Клюшкин

Глава 3 Ворона

Глава 4 Немного об ангелах

Глава 5 Уровень Пи

Глава 6 СОСИСка в СУМАСОЙТИ

Глава 7 Маленькое шоколадное шоу

Глава 8 Варя-2 и рыжий Тафанаил

Глава 9 Страшная тайна супермутанта

Глава 10 Cтарк

Глава 11 Не тяните эту нить

Глава 12 Совещание

Глава 13 Коронный номер тысячелетия

Глава 14 Ангелы

Глава 15 В чужой шкуре

Глава 16 Морщно и ризно

Глава 17 Дюшка

Глава 18 Ужин на площади Хамелеона

Глава 19 Ангелы никогда не врут

Глава 20 Клинический случай

Глава 21 В поисках слоникотюба

Глава 22 Гений Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg