«Салапапон и Мздыря – два»

Салапапон и Мздыря – два (fb2) - Салапапон и Мздыря – два 686K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Аркадьевич Лигун

Юрий ЛИГУН САЛАПАПОН И МЗДЫРЯ – ДВА (быстрые рассказы)

БЫСТРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ ИЛИ ПАРУ СЛОВ ДЛЯ РАЗГОНА

Первая книжка про Салапапона и Мздырю, выстреленная издательством Росмэн, сразу вызвала вопрос ы у тех, кто не успел увернуться. Вопросов было два: кто такое разрешил и когда будет продолжение? На первый вопрос ответить просто – никто! А на второй – ещё проще, потому что продолжение перед вами!

Только не спрашивайте, что означает «ДВА» в заглавии. Возможно, это номер книжки, а может, это результат простого сложения:

Салапапон + Мздыря = ДВА

Но скорее всего, ДВА обозначает автора Юрия Лигуна и Главного редактора издательства Strelbooks Виталия Лукьяненко, которые ухитрились прочитать эту книжку до запуска в продажу, то есть бесплатно.

Но автора питает сильная надежда, что завтра название придётся менять. Почему? Да потому что теперь каждый скачавший книжку САЛАПАПОН И МЗДЫРЯ – ДВА может считать себя ТРЕТЬИМ!

А третий у нас совсем не лишний…

ПРОВЕРКА ВЫСОТЫ

Однажды Мздыря вышел на балкон и встретил собаку. Собака была системы БАЛКОНКА. Потому что вместо шерсти на ней росли перила. А от перил до когтей умещалось семь с половиной метров высоты.

Это о-го-го! Ведь семь с половиной метров – высота парашютная. Она даже раскрытому зонтику не под силу! Потому что если перевести метры в часы, то целых полсекунды получится. А падать полсекунды с высоты семь с половиной метров – всё равно что месяц в гипсе лежать. Причём не в больнице, а в коридоре.

Только Мздыря сразу прыгать не стал. Он сначала высоту проверил. Залез БАЛКОНКЕ на перила и плюнул ей на когти. А пока слюна летела, он пальцы загибал и, как БАЛКОНКА не увиливала, всё равно загнул пальцев ровно на полсекунды. Поэтому вместо прыжков Мздыря спустился по лестнице пешком. Хоть и медленно, а всё равно быстрее, чем в гипсе лежать.

Только Салапапону тоже пришлось пешком топать. Он бы, конечно, с балкона прыгнул, если б высоту проверил. Но не получилось. У него как назло слюни кончились.

ПРО ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ МАРТА

Один раз Мздыря утром не проснулся. А зачем, спрашивается, утром просыпаться, если ночью опять засыпаться надо?

Вот он и пролежал весь день до первых пролежней. Другой бы продал букетик на Восьмое марта, но Мздыря не стал пролежнями торговать. Вернее, не встал. Ведь Восьмого марта опасно из-под одеяла вставать, потому что только встанешь, сразу налёжанное место займут.

Кто? Да хотя бы Салапапон, который давно мечтал прилечь на диван хотя бы одной ресницей. Ведь он с 23-го февраля не смыкая глаз торговал своими плоскостопками возле областного военкомата.

Только плоскостопки никто не спрашивал, кроме одного, который служить в армии сильно не хотел. Да не вышло! Ведь у Салапапона размер 194-й, и это только в ширину! Поэтому начальник военкомата сильно не хотевшего сразу раскусил и записал его в строительные войска трамбовать плоскостопками жидкий бетон.

Служит теперь как миленький! Уже до ефрейтора дотрамбовался!

ВЕЛОСИПЕД

Однажды Мздыре подарили трёхколёсный велосипед. Правда, одно колесо у него сразу отвалилось, и он стал двухколёсным.

Пока Мздыря с него падал, всё было хорошо.

А как падать перестал, всё стало плохо.

Потому что Мздыря сразу вылетел с детской площадки и врезался в бабушку с помидорами. Велосипед с перепугу поскользнулся на томатном соке, и его со страшной силой понесло на улицу.

На улице Мздыря сразу врезался в троллейбусную остановку. Хорошо хоть на ней всего сто человек стояло, а не тысяча как обычно.

Потом Мздырю вынесло на проспект, где он сразу врезался в светофор.

Потом он выскочил на мост и сразу врезался в «Мерседес». Пока те искали патроны, Мздырю со страшной силой потащило на трассу Москва-Симферополь, где он не сразу, но всё равно быстро врезался в замаскированного милиционера.

Пока милиционер искал шариковую авторучку, Мздырю выкатило на берег моря и врезало в пароход с вертолётом на крыше.

Вертолёт не долго думая подпрыгнул и улетел, а пароход перевернулся кверху попой. А попа у парохода называется киль!

Мздыря хотел было врезаться в краба, но тут из-за кустов вышел Салапапон и отобрал у Мздыри велосипед.

Теперь Салапапон сам во всё врезается. Поэтому переходя дорогу, посмотрите налево.

А если Салапапона слева нет, значит, он справа подбирается.

БУЛАВКА

Однажды Мздыря проглотил булавку. Он булавкой игрался, и она незаметно среди пальцев затерялась. А потом Мздыря этими пальцами фрукты из компота ел и съел одну грушу вместе с булавкой.

Он бы этого и не заметил. Потому что булавка – это ведь не булава, которой богатыри сразу по трём головам Змея Горыныча колотят. Булавка – штучка маленькая, потому что большой штучкой резинку в трусы не затянешь. А маленькой запросто! Вжик – и готово!

Одно непонятно, зачем булавку булавкой назвали, а не резинкозатягивателем?

Короче, проглотил Мздыря булавку и не заметил. Вот если б он две булавки проглотил – тогда другое дело. Тогда б они в животе позвякивали, и он бы услышал.

Так бы и ходил Мздыря с резинкозатягивателем в животе. Но через пять минут булавка растопырилась или, говоря по-научному, расстегнулась. И сразу начала колоться.

У Мздыри от страха живот стал мягким, как надувной резиновый шарик, который булавки страшно любят прокалывать. Типа был шарик, а потом чпок – и нет шарика!

Ну, нет и не надо, тем более, тут пришёл Салапапон и сказал, что чем ждать, пока булавка неизвестно каким чпоком выйдет, лучше её потихонечку выкашливать. Но сколько Мздыря не выкашливал, булавка не выкашливалась.

Два года Мздыря терпел. За это время у него все резинки на трусах поизносились. А как новые вставить, когда булавка в животе? Пришлось Мздыре трусы на подтяжках носить. Неудобно, зато в самое неподходящее время трусы на землю не падают.

А на третий год булавка вдруг взяла и рассосалась.

А когда она рассосалась, сразу Салапапон пришёл и принёс шуруп. Только Мздыря не стал шуруп глотать.

Что он дурак, что ли?

УДОБНАЯ СОБАКА

Однажды Мздыря решил завести собаку. Только собака у него никак не заводилась. Может, у неё бензин кончился? А может, собака не знала, что Мздыря в плохую погоду собаку из дома не выгонит, а себя и подавно?

Но хотя собака не знала, Мздыря не сдавался. Каждое утро он выходил на скамейку и крошил бублик, надеясь, что на бублик сбегутся разнокалиберные собаки и он выберет себе подходящую. Больше всего ему подходила с рыжей усатой мордой и ростом метра полтора от ушей до ошейника.

Но собака не подходила, зато подходили голуби – сразу штук двадцать, а то и пятнадцать. Они за обе щёки уплетали бублик и бубнили: «Вар-вар-вар».

Только голуби, не в пример собакам, были нервными. Они даже погладить себя как следует не давали, а подпрыгивали метров на шесть и роняли на Мздырю шерсть и какашки.

Вообще-то, Мздыря знал, что собак надо ловить колбасой. Но колбаса у него до скамейки не доносилась. Мздыря колбасу ещё на лестнице съедал вместе со шкуркой.

«Да-а-а… – печально думал Мздыря мыслями Малыша из своего любимого мультика про Карлсона. – Видать, так и состарюсь без собаки».

А пока он думал, кто-то громко постучал в дверной звонок. Конечно, это был Салапапон, потому что только он стучал в звонок. Остальные звонили в дверь. Хотя разницы никакой, потому что звонок был, а на замок денег не хватило.

Настучавшись, Салапапон вошёл, но не один, а с божьей коровкой, которая аккуратно сидела у него на плече.

– Бери! – сказал Салапапон. – Только я изредка её навещать буду. Желательно два раза в день И учти, зимой она спит.

– Я тоже! – радостно сказал Мздыря.

А радовался он оттого, что божья коровка была похожа на большую собаку только маленькую – системы мопс.

К тому же божья коровка оказалась очень удобной собакой.

Ночью не храпит, лапу на столбы не задирает и, главное, колбасу не жрёт!

ПЕРЕПУТАНИЦА

Салапапон был большим перепутаником. Он перепутывал соль с огурцами, зубы с расчёской и кашу с Машей. Положит на пачку соли огурец и съест. Или расчёску вместо зубов почистит, а потом за Машей с тарелкой гоняется.

А однажды прискакал к Мздыре и давай стучать в звонок. Минут пять стучал, пока на пороге Мздыря не показался.

Только показался он каким-то странным. На лице морщины, на глазах очки, на ногах валенки, на валенках галоши, а в руке сковородка с яичницей. Но самое странное, что, увидев Салапопона, Мздыря проскрипел:

– Здравствуйте, Зинаида Кондратьевна! Вы опять за спичками?

– А как же! – соврал Салапапон.

Только соврал он не от вранья, а от Зинаиды Кондратьевны, в смысле, от удивления соврал. Ведь пришёл он не за спичками, а за Мздырей. А зачем ему, спрашивается, спички, если он бросил дурацкую привычку играться спичками, когда сгорел сарай за гаражами?

– А у меня как раз последняя спичка на яичницу ушла, – проскрипел Мздыря, пытаясь выдавить Зинаиду Кондратьевну сковородкой за порог.

Салапапон бросил отчаянный взгляд на входную дверь и обомлел. На бронзовой табличке печатными буквами было выбито:

Иван Петрович Сидоров, бывший пенсионер

– Иван Петрович, – испуганно спросил Салапапон, – а зеркало у вас есть?

– А как же! В туалете возле телевизора. Я в нём бреюсь. Только, если вы, Зинаида Кондратьевна, побриться решили, намыливайтесь посильнее, а то на швабре лезвие тупое…

Но Салапапон бывшего пенсионера уже не слушал. Салапапон уже глядел в зеркало возле телевизора. А оттуда на Салапапона глядела широкоплечая старушка в синем сарафане, пропахшем нафталином.

– А-а-а! – закричал Салапапон и, чтоб никто не услышал, смыл воду.

Выбежав на улицу, он прочитал название. Улица называлась Продольной. А ведь Мздыря жил на Поперечной!

Вот так Салапапон из-за своей перепутаницы чуть не превратился в старушку Зинаиду Кондратьевну. Мздыря, конечно, этому бы в жизни не поверил, если бы не широкоплечий сарафан с запахом нафталина.

Хотя, может, Зинаида Кондратьевна тут ни при чём. Может, этот сарафан Салапапон сам на себя напялил. Ведь у него в шалаше такой ералаш, что недолго носки с перчатками перепутать.

Так что если не хотите раньше времени превратиться в старушку, бегом бегите в шкаф и быстренько распутайте все перепутанные вещи!

РИФМЫ

Однажды Салапапон и Мздыря попали на шефский концерт в подшефном детском саду. А шефский концерт, кто не знает, – это такой концерт, который шефы дают для подшефных. Сокращённо он называется подшофе. Потому что когда кончается концерт начинается банкет. А банкет – это когда на стол выставляют банки с кетовой икрой, которую добывают вовсе не из кедов, а из специальной рыбы под названием кета. Но всё это чепуха и никакого отношения ни к чему не имеет. А имеет отношение совсем другое.

Короче, в концерте, кроме собак, умеющих лаять до десяти, и тёти, которая пела громче, участвовал один дяденька, который на любое слово рифму придумывал, чем веселил всех участников подшофе до икоты.

Крикнут из зала «огурец», а он тут же рифму к огурцу присобачит – «оголец». Или крикнут «лето», а он в ответ – «котлета». Он даже рифму к слову «послезавтра» придумал. Наморщил лоб, поскрёб в затылке и крикнул – «позавчера»!

И точно! Ведь если позавчера арифметику не выучил, то послезавтра жди неприятностей…

* * *

– А давай тоже в рифмы поиграем, – сказал Мздыря после концерта, потому что на банкет их не позвали, хотя они специально надели кеды, чтоб кетовой икры попробовать.

– Чур, я первый! – сказал Салапапон.

– Давай! – согласился Мздыря.

– Чайник, – сказал Салапапон.

– Электрический? – спросил Мздыря через пять минут, так как в голову ничего хорошего не лезло.

– Механический! – ответил в рифму Салапапон и, подумав, добавил: – 1:0, я выиграл!

– Так не честно, – сказал Мздыря. – Я ж ещё рифму к чайнику не придумал.

– Так придумывай, кто мешает?

– Как раз чайник мешает. Слово какое-то никакое. Вот если бы оно длиннее было…

– Гидроэлектростанция! – тут же выдал Салапапон.

Мздыря наморщил лоб, поскрёб в затылке, а потом спросил:

– А почему она гидра?

– Потому что на воде работает, а «гидра» по-гречески змея, – непонятно объяснил Салапапон и чтобы помочь другу добавил: – Хорошо, пусть будет атомная.

– Атомная электростанция… – пробормотал Мздыря и закатил глаза.

Через десять минут он издал победный клич и сказал:

– Кипяток!

– Причём тут кипяток? – подозрительно спросил Салапапон.

– Как причём? – заволновался Мздыря. – Атомная электростанция даёт ток. Вот и получается: «ток – кипяток».

На этом игра закончилась со счётом 1:1.

А друзья сварили кипяток в электрическом чайнике и пошли пить чай и есть варенье.

Почему варенье? Потому что было это в воскресенье. А пить чай в рифму – фирменное удовольствие!

ГЛЮК

Однажды Мздыря сидел за компьютером и ел сливу. А что делать, если компьютер сначала потух, а потом погас. Хотя одна лампочка на коробке ещё мигала.

Мздыря, конечно, обиделся, но всё равно не стал бегать вокруг стола и рвать на себе последние волосы. Вместо этого Мздыря подёргал мышку за хвостик, пропылесосил коврик и почистил клавиатуру зубной щёткой.

Не помогло!

Тогда Мздыря нашёл под подушкой сливу и начал её есть. Но как раз за сливой мы его и застали! Так что повторяться не будем.

А пока слива елась, пришёл Салапапон. Но не один, а с каким-то странным типом в ботинке на голове. При этом фуражка у него на левой ноге болталась. А на правой ноге болтался утюг.

Не успел Мздыря удивиться, как тут же удивился ещё сильнее. Потому что у этого типа вместо уха был нос, вместо носа – колено, вместо бровей – напильник, вместо подбородка – подзорная труба, вместо пупка – пять копеек, а вместо всего остального – тарелка с макаронами.

– Это Глюк! – бодро сказал Салапапон. – Мы с ним в компьютерном клубе познакомились. Только там все компьютеры зависли. Можно, мы на твоём доиграем?

– А мой не работает, – промямлил Мздыря.

– У меня заработает! – перебил Мздырю Глюк и вывернул из глаза отвёртку.

При виде глазастой отвёртки компьютер погасил последнюю лампочку и притворился мёртвым. Но Глюк ему не дал. Он постучал локтями по клавиатуре и ловко загрузил в компьютер штук сто украденных программ, отчего в комнате запахло горелым.

– Готово! – сказал Глюк и попросил у Мздыри много денег.

Но лучше бы он этого не делал. Потому что просить у Мздыри денег опасно. Мздыря сам кому хочешь денег даст, когда не просят. А когда просят – лучше не подходи!

Короче, взял Мздыря Глюка за подзорную трубу и закинул на соседнюю крышу вместе с макаронами.

Так что будьте начеку. А вдруг это ваша крыша?

ФУТБОЛ

Салапапон и Мздыря не любили болеть на стадионе. А чего хорошего болеть на жёсткой трибуне под мокрым дождём, когда лучше болеть в мягкой постели под сухим одеялом и есть варенье с мёдом. К тому же Салапапон и Мздыря плохо правила знали. Из-за чего кричали не в тех местах.

Зато играть в футбол они любили. Ведь для этого правил знать не надо. Для правил судья есть, который сам их и придумывает. Поэтому футболисту главное свисток вовремя услышать и быстренько развести руками: мол, я ни в чём не виноват, виноват мой старший брат! А ещё лучше упасть на траву и скукожиться, как личинка шелкопряда…

Но чаще всего тренер Салапапона и Мздырю в ворота ставил. Это было выгодно. Ведь ширина футбольных ворот – семь метров с копейками, а ширина Салапапона и Мздыри – семь метров с рублями!

Короче, объявили как-то чемпионат. И главное, не двора, а всего остального мира! Болельщиков набилось миллиардов пять. Представляете, пять миллиардов больных и все орут, как перед зубным кабинетом!

А как тут не орать, когда бразильцы нашим клепают и клепают? А наши в ответ спят и спят, хотя иногда отклёпывают. Хорошо хоть судья своим человеком оказался. Он на нашей речке себе дачку приметил. Не очень, правда, приметную, но всё же… Из-за этой дачки он бразильцам ни одной шайбы не засчитал, кроме первых восемнадцати. А когда основное время вышло, судья ещё три дня дополнительного времени назначил.

Но и это не помогло, потому что наши никак по-хорошему не просыпаются и никак по-хорошему не звереют. Пришлось пенальти назначать. Наши приуныли, а бразильцы наоборот. Ходят вразвалочку, на траву поплёвывают и руки о трусы потирают. Но не тут-то было! Потому что тренер наконец так озверел, что вскочил со скамейки подсудимых и лично в ворота Салапапона поставил. А за ворота – Мздырю для полного психического устрашения.

Тут уж бразильцы поплёвывать перестали и трусы подтянули чуть ли не по самое горло. Да поздно! Потому что как они по Салапапону не били – и в девятку, и в шестёрку, и в лоб, и по лбу, и сухим листом, и мокрым, и даже липким банным, а наши всё равно выиграли со счётом 24:18!

А ведь предупреждали бразильцев, что Салапапон и Мздыря непробиваемые!

А бразильцы не поверили!

КРАСОТА

Однажды Мздыря пришёл к Салапапону, а тот лежит на диване и притворяется спящим. Хорошо притворяется – сразу и не заметишь. Мздыря тоже не заметил, поэтому сказал:

– Давай я тебя сниму.

– Откуда? – удивился спящий Салапапон. – Если с дерева, то не надо. Я с дерева и без тебя запросто снимаюсь, потому что подо мной ветки гнутся А если с дивана, то снимай сколько влезет, только вряд ли получится!

Тут Салапапон повернулся на живот и намертво вцепился в плюшевую обивку.

– Причём здесь это? – тоже удивился Мздыря. – Я тебя не с ветки снять хочу, а на фотографию.

– Валяй! – сразу согласился Салапапон. – Меня на фотографию ещё никто не снимал. Говорят, я в фотографию не помещаюсь.

– У меня поместишься, – успокоил друга Мздыря. – У меня фотоаппарат с очень широким объективом.

Но не тут-то было! Хотя объектив и вправду был очень широким, только Салапапон был шире.

– Надо во двор! – догадался Мздыря. – Я отойду метров на сто, и ты сразу поместишься.

Но как Мздыря не отходил, отойти не получалось, потому что он всё время упирался разными частями спины то в гаражи, то в кусты, то в бабушку Бабарыкину. Из-за этого у Салапапона то ноги не помещались, то руки, то панамка.

– Надо на улицу! – догадался Мздыря. – На улице можно вдвоём отходить в разные стороны. А если вдвоём отходить, ты в два раза быстрее поместишься.

На улице Салапапон и Мздыря начали довольно ловко пятиться друг от друга, словно всю жизнь ходили задним ходом. При этом Салапапон не мигая смотрел в широкий объектив, а Мздыря наоборот – в узкую дырочку, которая называется видоискатель.

И что бы вы думали? Оба поместились!

Салапапон поместился в один канализационный люк, а Мздыря – в другой. Ведь с тех пор, как у канализационных люков крышки поехали в пункт приёма металлолома, на улицах лучше не пятиться.

Но фотографии всё равно получились! Правда, рентгеновские. Их Салапапону и Мздыре в больнице сделали.

Причём деньги взяли только за плёнку, а красота им даром досталась…

ЖИВЫЕ РАКИ

Однажды Салапапон и Мздыря отправились за раками. Только раки нынче пошли умные, поэтому Салапапон и Мздыря пошли не на речку, а на базар. Ведь умных раков в речке поймать трудно, а на базаре – запросто! Если, конечно, деньги есть хотя бы на одну клешню́…

И точно! На базаре за Мздырей и Салапапоном сразу дедушка увязался. Только не их родной дедушка, как вы подумали, а совершенно неродной старичок, хотя чем-то родным от него попахивало. Может, лаптями, а может, драным зипуном? Короче, был старичок хорош по всем статьям – по удали, посконности, калачности и битости. А ещё по статье за браконьерство. Просто не дедушка, а картина Шишкина. Только медведя с балалайкой не хватало.

– Вы за раками? – сразу догадался битый дедушка.

Но догадался он не по врождённой догадливости, а по маскам и трубкам, которые напялили Салапапон и Мздыря, чтобы не отличаться от настоящих раколовов.

– Да! – жестами объяснил Мздыря, а Салапапон, чтоб ни у кого не осталось сомнений, изобразил пальцами рачьи клешни.

– У меня раков нет! – отрезал битый дедушка и шёпотом добавил: – Но, может, у моей бабушки немножко завалялось.

– Сколько? – жестами спросил Мздыря.

– Метра три, – заговорщицки прошептал дедушка, – если построить в хвост и гриву. А если друг на дружку поставить, в аккурат семьдесят сантиметров. Хотя цена одинаковая.

Деваться некуда: купили раколовы три метра раков и домой принесли. Сложили в прихожей, а пока маски с трубками стаскивали, раки по квартире расползлись.

Один рак залез под шкаф. Другой рак замотался в шарф. Третий рак в ботинок бухнулся. Четвёртый рак в ванну плюхнулся. Пятый рак лёг на матрас. Шестой рак смылся в унитаз. Седьмой рак юркнул в мусор. Восьмой рак повис на люстре. Девятый рак спрятался за шторку. Десятый рак забился в норку. Одиннадцатый рак залез под шкаф и наглотался пыли, которую год копили.

Стоп! Кажется, этот одиннадцатый рак первым раком был. А может, и не был. Может, он был двадцать девятым раком? Раков разве сосчитаешь, когда они друг на дружку похожи, как груши в компоте?

А вот куда остальные восемнадцать членистоногих подевались, ещё долго выяснялось. Очень живые раки попались. Но самое интересное, что в кастрюле с водой и укропом ни одна рачья морда не обнаружилась.

Мало того, что живые, так ещё и сообразительные!

Только Салапапон и Мздыря оказались в сто раз сообразительней. Они плюнули на раков и купили крабовых палочек.

Конечно, раки вкуснее, зато крабовую палочку куда не кинь, она не расползётся.

Лежит себе на одном месте до полного позеленения…

ГАЗЕТА

Однажды Мздыря купил газету и скатал её в трубочку. Получилась подзорная труба.

А Салапапон купил вторую газету и скатал её в две трубочки. Получился бинокль.

Тогда Мздыря купил третью газету и соорудил панамку.

Тогда Салапапон купил четвёртую газету и тоже соорудил панамку, а потом обклеил её перьями из подушки. Получилась зимняя шапка-ушанка.

Тогда Мздыря привязал к пятой газете две верёвочки и завязал вокруг спины. Получился кухонный фартук.

Тогда Салапапон разорвал шестую газету на мелкие кусочки и сбросил с табуретки. Получился снег.

Тогда Мздыря развернул седьмую газету и сбросил её с крыши. Получилось красиво.

Тогда Салапапон и Мздыря сами сбросились и купили газетный киоск. Из свежих газет они сделали газетный самолёт, газетный пароход, газетный абажур, газетный веер, газетную книжную закладку, газетную скатерть-самобранку, газетный накопитель для мусора, газетный рулончик туалетной бумаги, газетный носовой платок, газетную мухобойку и ещё много чего всякого.

Только одного они не стали делать.

Они не стали эти газеты читать.

А не стали, потому что слышали, как их читали бабушки на лавочке. После любой газеты тихие бабушки почему-то превращались в громких и вовсю сыпали колючими словами, пока не засыпали весь двор, который от их слов долго не засыпал.

– Убили!.. Укокошили!.. Ударили!.. Уволили!.. Упрятали!.. Украли!.. Урыли!.. Уничтожили!.. Угнали!.. Укатали!.. Увязли!.. Упи́лись!.. Угорели!.. Удорожали!.. Ухайдакали!.. Улизнули!..

Слова были разными, но последнее слово всегда было одинаковым. Его бабушки выкрикивали хором.

– Ужас! – выкрикивали они.

Вот почему Салапапон и Мздыря газет не читали, а сразу использовали их по нужному значению.

Но это пока газеты на бумаге печатают. А когда последняя газета в Интернет перейдёт, то даже селёдку в неё не завернёшь…

КУСАЧКИ

Однажды кто-то позвонил Мздыре в дверь. Мздыря сразу догадался, что это не Салапапон, потому что Салапапон всегда стучал в звонок.

И точно! На пороге стоял незнакомый сосед сверху. А незнакомым он был, потому что всего пять минут назад вселился в дом и вместо знакомства громко грохотал мебелью.

– Кусачки есть? – спросил незнакомый сосед.

– Нету! – ответил Мздыря.

– Ладно, – сказал незнакомый сосед и ускакал по лестнице к другим соседям.

Мздыря закрыл дверь и расстроился. Ведь он знал, что в их подъезде ни у кого нет кусачек. Значит, незнакомый сосед даром тратит время.

«Надо помочь и заодно познакомиться. Или за два? В общем, как получится», – подумал Мздыря.

Через пять минут он шагал по улице с пустым мешком. А через час шагал с полным, завязанным на морской бантик.

Когда он вернулся, перед домом стоял Салапапон. Запрокинув голову, Салапапон смотрел на Мздырино окно и орал так, что дрожали все остальные окна и фонарь на столбе:

– Мздыря, выходи!!!

Громко у него получалось, у Мздыри даже уши заложило.

– Я уже вышел! – ещё громче закричал Мздыря, чтобы Салапапон услышал.

– А что у тебя в мешке? – так громко закричал Салапапон, что у Мздыри заложило нос.

– Кусачки! – из последних сил выкрикнул Мздыря и бросился к подъезду…

* * *

– Что это? – спросил незнакомый сосед, увидев мешок.

– Кусачки, – объяснил Мздыря.

– Так я уже все лишние провода ножницами перекусил, – махнул рукой незнакомый сосед, а потом снова посмотрел на мешок и подозрительно спросил: – А зачем так много?

– Чтобы наверняка! – объяснил Мздыря. – А какие не подойдут, я обратно заберу.

С этими словами он развязал морской бантик и перевернул мешок дыркой вниз. Оттуда сразу посыпались маленькие, средние, большие, очень большие и неприлично большие кусачки.

– Но это же собаки, а не кусачки! – закричал незнакомый сосед, пытаясь захлопнуть дверь.

– Как это не кусачки? – возразил Мздыря, скатываясь по лестнице. – Пока ловил, три раза меня укусили! А вон тот рыжий, хвост бубликом, – все четыре! Кстати, давайте познакомимся! Меня зовут Мздыря, а вас как?

– А-а-а-а! – прозвучало в ответ.

* * *

…Когда уже знакомому соседу вкатали сорок уколов от бешенства, он наконец успокоился. Но у Мздыри больше ничего никогда не просил.

Потому что Мздыря в лепёшку разобьётся, а сделает!

СБЕРКНИЖКА

Сберкнижка, кто не знает, это такая тоненькая книжка, на которую люди могут положить толстые деньги, если они у них есть. А если не есть, не ходить в баню и экономить на туалетной бумаге, то просто толстенные деньги можно положить.

Только у Салапапона сберкнижки не было, зато простых книжек был целый шкаф и маленькая этажерка. Кстати, этажерка, кто не знает, это тоже шкаф, но недоделанный – без дверей и задней стенки. Из-за этого в этажерке свободно гуляет ветер, и если поставить на этажерку мотор, то она подпрыгнет и улетит. А кто не верит, пусть спросит у старого лётчика, только очень старого, которому недавно сто лет стукнуло, и он расскажет, как его папа летал на этажерке, а девушки в кринолинах кричали: ура! и в воздух чепчики бросали…

Вот, написал на свою голову, а теперь придётся объяснять, что такое кринолин. А кринолин – эта такая юбка с обручами, чтобы ветер, поднятый летающей этажеркой, юбку не растрепал.

* * *

Короче, был у Салапапона большой шкаф и маленькая этажерка, доверху набитые книжками. Это сокровище ему дедушка оставил, когда ушёл в лучший мир, куда со шкафами и этажерками не пускают. Но Салапапон не знал, что это – сокровище, потому что дедушкины книжки снаружи были толстые, а внутрь Салапапон не заглядывал.

Зато у него было настоящее богатство – сто рублей одной бумажкой! А так как сберкнижки у Салапапона не было, то он сунул эту богатство в одну толстую книжку между двумя страницами. Или тремя? Или даже четырьмя? Или даже…

Короче, забыл Салапапон, куда деньги сунул. Начал искать, но какую страницу не откроет, там, кроме букв, совершенно ничего нет! Что делать, неизвестно, и наукой не доказано.

А тут как раз Мздыря зашёл. Он к Салапапону редко заходил, потому что зачем к Салапапону заходить, если Салапапон сам всё время заходит? Но Мздыря зашёл, потому что Салапапон уже полчаса не заходит и не заходит – прямо как Солнце над белыми медведями, которые в отличие от бурых зимой лапу не сосут, потому что на Северном полюсе всё время зима и если сосать лапу круглый год, то лапы ненадолго хватит. И потом лапа из-за вечных льдов такая холодная, что можно запросто подхватить ангину. А это уже опасно, потому что от ангины у белых медведей повышается температура и они начинает растапливать вечные льды и под них проваливаться.

Только причём здесь белые медведи, если у них денег нет и не предвидится? А у Салапапона есть, но он их потерял. Сидит теперь потерянный и незаметно плачет. Но Мздыря не растерялся и предложил быстренько перелистать все книжки во всех дедушкиных шкафах и этажерках, тем более, если сложить все шкафы и этажерки, получится два.

– Ну, и что? – не понял Салапапон.

– А то, что нас тоже два! Значит вместе мы в два раза быстрее шкаф с этажеркой перелистаем.

* * *

Только быстро не получилось. С тех пор уже две полярные зимы прошли вместе с медведями, а Салапапон и Мздыря всё листают и листают, а заодно читают и читают.

Да нет, сто рублей они через пять минут нашли и купили себе лимонада, а бабушке Бабарыкиной с первого этажа – полторта, если не больше. Или не меньше? Хотя какая разница, если бабушка Бабарыкина всю коробку мигом подчистила?

На радостях она Салапапону и Мздыре даже свою новую сберкнижку показала, потому что больше показывать было нечего, разве что свежий коврик, связанный из несвежего. Но как бабушка Бабарыкина сберкнижку не листала, сберкнижка Салапапону и Мздыре не понравилась, потому что, оказывается, читать буквы интереснее, чем цифры.

А кто не верит, и не надо!

КУРСЫ ВОЖДЕНИЯ АВТОМОБИЛЕЙ

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и говорит:

– Пора записываться на курсы вождения автомобилей!

А Мздыря говорит:

– Почему пора? Ведь у нас автомобилей нету.

– Будут! – говорит Салапапон. – Только тогда будет поздно.

– Почему? – спросил Мздыря.

– Потому, что мы сразу начнём неправильно ездить, и у нас права отберут.

– Так у нас же прав нет! – удивился Мздыря.

– Так я тебе об этом битый час толкую! – рассердился Салапапон.

И они пошли записываться.

Только на курсах вождения автомобилей их сразу заставили предъявить деньги и бензин. А у Салапапона и Мздыри как назло денег при себе не было. И ни при себе тоже. Зато у Салапапона был стакан керосина, который от дедушки остался. Дедушка этот керосин в керогаз заливал – такую переносную плитку – и жарил яичницу-глазунью. На керосине, говорил дедушка, глазунья выпуклей получается.

Только курсы вождения автомобилей на керосин не согласились. Они сказали, что с керосином надо идти на курсы вождения самолётов и брать с собой не стакан, а железнодорожную цистерну

– И ладно! – успокоил Мздырю Салапапон. – Не хотят и не надо! Зато мы огромные деньги сэкономим, которых у нас нет. Подумаешь, курсы! Я сам сейчас такие курсы устрою – просто закачаешься! Садись рядом.

– Куда садиться? – спросил Мздыря.

– В наш автомобиль! – бодро сказал Салапапон и хлопнул воображаемой дверцей.

Потом он поправил зеркальце и мягко тронулся с места.

– Левый поворот! – сказал Салапапон, и они дружно повернули налево.

– Правый поворот! – и они дружно повернули направо.

– Задний ход! – и они дружно поехали задом.

– Здорово! – закричал Мздыря. – А давай кого-нибудь обгоним!

– Запросто! – согласился Салапапон и вдавил педаль газа в пол.

Они сразу обогнали старушку с пустыми бутылками. Потом они обогнали очередь в кино. Потом они обогнали велосипед у забора. Потом они обогнали мотоцикл, который как угорелый летел навстречу.

А потом на дорогу, нарушая правила, выскочил воробей.

Салапапон резко крутанул руль и пропустил воробья между колёсами.

– Век не забуду! – радостно чирикнул воробей и вспорхнул на ветку, где жили его детки.

Салапапон мигнул воробью фарами и нажал на тормоза. Одновременно на все – на ножной, ручной и пяточный. А для надёжности выпустил тормозной парашют. Автомобильные колёса завизжали от обиды, но крутиться перестали, потому что с тормозным парашютом сильно не покрутишься.

– Считай, права у нас в кармане, – сказал Салапапон, вытирая пот со лба промасленной тряпкой.

Только Мздыря ему не ответил. И вообще в кабине автомобиля было подозрительно тихо. Даже музыка не играла. Тогда Салапапон осторожно скосил глаза на пассажирское сиденье и увидел, что Мздыри нет!

– Я ж забыл пассажира ремнём пристегнуть! – хлопнул себя по лбу Салапапон и рванул назад задом.

Мздырю он нашёл возле бетонной урны, которую они впопыхах не заметили. Мздыря сидел на асфальте и слюнявил разбитую коленку.

– Живой? – удивился Салапапон.

– Живой! – ответил Мздыря.

– Ладно! – сказал Салапапон. – Накопим бензина и пойдём на курсы вождения автомобилей записываться. А то без прав – никак!

– Ты прав, без прав никак! – согласился Мздыря.

Друзья бросили автомобиль на стоянке и пошли домой пешком.

Конечно, пешком идти не так быстро, как ехать, зато всем твои права до лампочки…

ПОДУШКА

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и постучал в звонок. А Мздыря в глазок глазом глянул и сразу понял, что Салапапон драться пришёл. Потому что у него это прямо на лице было написано печатными буквами. И у Мздыри было написано, только не на лице, а на лбу. Хотя лоб – это тоже лицо, только не вокруг носа, а над бровями.

А дрались Салапапон и Мздыря не кирпичами, как некоторые, а подушками. Ведь подушка, если разобраться, это тоже кирпич, но мягкий. Поэтому только им мягкий кирпич под руку подвернётся, так они сразу драться начинают.

Наволочки трещат!

Перья летят!

Соседи в стенки тарабанят!

Одним словом – красота!

Одно плохо: мягкие кирпичи быстро кончаются, потому что после хорошей драки из них перья наружу лезут, как собачья шерсть из кусачей собаки.

* * *

Мздыря хотел спросить, где Салапапон новую подушку взял, но, присмотревшись понял, что Салапапон нигде её не взял. Это он кулак под ушко подложил и в звонок постучал.

А Мздыря тоже кулак под ушко подложил и дверь открыл.

И хотя подрались они понарошку, у них теперь из-под ушек не перья лезут, а синяки.

Нет, всё-таки подушка лучше кулака. Особенно, когда положить её под ушко и всю ночь сны смотреть.

Ведь во сне синяки быстрей проходят! Тем более, если их друг другу не ставить…

ДОМАШНИЙ МАСТЕР

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и спросил прямо в дверной глазок:

– Починить ничего не надо?

– Починить ничего не надо! – как эхо в горах, ответил Мздыря и загородил спиной холодильник.

– А я возле мусорного бака книжку нашёл! – похвастал Салапапон, вваливаясь в прихожую. – «Домашний мастер, или как сэкономить деньги на ремонте» называется.

– Знаю я этих домашних мастеров, – пробурчал Мздыря. – Мне больше дикие мастера нравятся. Они, правда, дикие деньги дерут, зато чинят быстро.

– Что значит быстро? – заволновался Салапапон. – Ты что, время засекал?

– Не засекал, – честно признался Мздыря. – Но всё равно быстро. Я не успел чай допить, как он мне гвоздь забил и чайник на него повесил.

– Знаю, как ты чай пьёшь, – рассердился Салапапон и, сложив губы бантиком, ехидно всосал в себя воздух. – Полстакана полчаса цедишь, а стакан и того дольше.

– Сам ты дольше! – обиделся Мздыря. – Я чай быстро пью. А если чай с сахаром, ещё быстрее! А если с буб…

– Нету у меня сахара, – оборвал Мздырю Салапапон. – Засекай время!

И Мздыря засёк. А Салапапон выхватил из кармана консервную открывалку и, сверяясь с книжкой «Домашний мастер, или как сэкономить деньги на ремонте», принялся быстро ремонтировать разные предметы.

Не прошло и полстакана чая, как Салапапон вытер пот со лба и сказал:

– Всё!

– Что всё? – спросил Мздыря, поражённый такими темпами.

– Всё – всё! В смысле, у тебя всё не работает, – объяснил Салапапон и, открыв книжку на первой странице, с выражением прочитал: «Совет первый. Перед тем, как что-нибудь ремонтировать, убедитесь, что оно не работает».

– Ну? – не понял Мздыря.

– Вот я и убедился. У тебя не работают холодильник, утюг, выключатель от лампочки, вода в туалете и подошвы на сандалиях!

– Как не работают? – закричал Мздыря и включил утюг.

Из утюга с треском выскочила искра, и в комнате запахло горелым. Мздыря хотел проверить всё остальное, но не стал, потому что со всем остальным всё было ясно. Выключатель от лампочки уныло болтался на одной проволочке. Возле холодильника зрела мутная лужа. Бачок в туалете хрипел, словно его три дня морили жаждой. А сандалии имели такой вид, будто они наступили на противотанковую гранату.

Увидев Мздырино лицо, Салапапон похлопал его по плечу и бодро проговорил: «Совет второй. Когда вы убедились, что ничего не работает, можно приступать к ремонту».

– Нет! – так громко закричал Мздыря, что в доме напротив распахнулись форточки.

А потом Мздыря вытолкал домашнего мастера за дверь и вызвал дикого из сервисного центра. А сам начал быстро пить чай с сахаром и бубликом. А пока он пил, мастер всё починил.

Правда, денег взял. Но немного, потому что Салапапон не успел всё до конца доломать. Ведь он такое первый раз в жизни делал.

Ничего, скоро научится. А когда научится, ни за какие коврижки не приглашайте его ремонтировать велосипед.

Лучше уж на поломанном велосипеде ездить, чем смотреть, как починенный велосипед в углу кучкой валяется.

БОЛЬШИЕ ЩИ ПРОТИВ БИГ МАКА

Однажды Салапапон и Мздыря познакомились с американцем. Вернее, это он с ними познакомился. А если ещё вернее, они с ним в лифте застряли.

И главное, Салапапон и Мздыря даже не знали, что он американец. Они думали, что американцы на самолёте «Боинг» ездят. А этот зачем-то в лифт сел. Вот лифт от удивления и застрял.

А как тут не удивиться, если американец весил пудов восемь. А в килограммах раз в шестнадцать больше. Он даже в зеркале не отражался, потому что его к зеркалу Салапапон и Мздыря прижали, которые хоть и не были американцами, но тоже весили столько, что мало не покажется.

Вот лифт и застрял. Чуть-чуть до второго этажа не дотянул. Был бы лифт «Боингом», то неизвестно, чем бы дело кончилось. Но лифт был лифтом, поэтому всё обошлось. Просто завис, как компьютер, и висит.

А пока прибежавшая лифтёрша его отвисала, американец с ними и познакомился. Правда, он по-русски говорил кое-как, зато Салапапон и Мздыря по-американски вообще никак. Вот и вышло так на так. В смысле, кое-как понятно.

Во всяком случае, Салапапон и Мздыря сразу поняли, что американец испугался. Он задрожал всеми своими восьмью пудами и незаметно сунул палец с золотым перстнем в нагрудный карман. А потом сказал слово «Шит!», которое американцы в американских фильмах всё время говорят, когда сказать нечего.

– Лыком? – вежливо переспросил Мздыря.

– Что есть «ль-иком»? – испуганно переспросил американец.

– Лыком шит или не лыком? – терпеливо объяснил Салапапон. – Поговорка у нас такая.

Услышав нормальную русскую поговорку, американец сразу успокоился. Он ведь поначалу подумал, что Салапапон и Мздыря хулиганы в законе, которые специально лифт подвесили, чтобы отобрать у него перстень вместе с пальцем. А теперь американец убедился, что Салапапон и Мздыря правильные ребята, хотя с виду немного крупноватые.

Поэтому когда лифт перезагрузился, американец на радостях повёл правильных ребят в Макдоналдс, чтобы угостить их правильной американской едой.

Такого не бывает, скажете вы. А вот и бывает! Ведь этот американец был не простым американцем, а был этот американец американским шпионом!

Поэтому в лифт он попал специально – по заданию Центрального Шпионского Управления, где ему задали разузнать, что будет, если незаметно поменять нашего президента на американского.

За столиком шпион по-шпионски изворотливо занял лучшее место – спиной к стене – и затараторил:

– Гамбургер, Чизбургер, Биг Мак, Чикенбургер, Макчикен, Макнаггетс, Чикен Мифик, Биг Тейсти, Фуфик Дрюфик и Какик Попик…

Но так как Салапапон и Мздыря молчали, он спросил:

– Что есть ви будет есть?

– Щи! – твёрдо ответил Салапапон.

– Почь-ему шит? – удивился шпион. – Это не шит, это есть хороший американский еда! Это чикен-микен фули-пули!

От волнения шпион перепутал все слова в словаре, который ему вмонтировали в левый глаз.

– Не буду я фули-пули. Я щи буду! – ещё твёрже сказал Салапапон и, подумав, добавил: – Большие Щи – с чесноком и луком!

– А я Большие Пельмени буду! – сказал Мздыря и, подумав, добавил: – С Большим Хлебом и Большой Горчицей!

– Ай-ай-ай! Не есть вас понимай, – растерялся американский шпион. – Айн-цвай-драй, может, есть пить? Кока-кола?

– Я квас буду, – буркнул Салапапон. – А то у меня от этой кака-колы кака-колики в животе заводятся.

– И я – квас! – сказал Мздыря, потому что очень любил квас.

Так они и не поели. И даже не попили. Но американский шпион всё равно задание выполнил. В своём отчёте он написал, что американского президента к нам засылать рано, потому что в народе ещё сильно развит квасной патриотизм.

Так что пока мы пьём квас и хлебаем щи, никакие Биг Маки нас не одолеют! И никогда не одолеют, потому что мы не лыком шиты!

Кстати, американский шпион, был совсем не толстый. Просто он так присел на свои Биг Маки, что немного припух от голода…

БУДИЛЬНИК

Мздыря так любил спать, что вовсе бы не просыпался. Но вовсе не просыпаться у него не получалось, потому что Мздыря очень любил есть. Так любил, что когда однажды не проснулся, чуть с голоду не умер!

Для этого Салапапон подарил Мздыре будильник. Вернее, не для этого, а для того, чтоб Мздыря раньше времени не проголодался.

Только Мздыре этот будильник сразу не понравился. Циферблат какой-то нахальный и кнопка на башке. Тем более, Мздыря привык спать, пока не проснётся, а теперь ему приходилось спать, пока будильник не зазвенит. А это далеко не одно и тоже. Потому что будильник не знает, когда Мздыря проснётся, а Мздыря не знает, когда будильник зазвенит. А как узнать, если в темноте стрелок не видно? А если бы и видно, всё равно не увидишь, потому что ночью глаза находятся в зажмуренном виде и стрелки им до лампочки, даже если они стрелять начнут.

Короче, стоит будильник на тумбочке, как получасовая мина, а Мздыря ждёт, когда она взорвётся.

А она не взрывается и не взрывается! Зато тикает!

– Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик…

Если вы ещё не заснули, я дальше расскажу.

– Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик…

Чтоб этого не слышать, Мздыря решил засунуть будильник под подушку. А этот зловредный механизм с кнопкой на башке решил зазвенеть, пока его не засунули:

– Дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-нь!

Такой дзынь любого парашютиста с кровати сбросит. Но Мздыря не таков! Он стукнул будильник по кнопке и, пока тот тряс башкой, быстренько перевёл будильную стрелку на четыре часа вперёд. А сам зарылся в подушку, как сапёр в окоп, и притворился мёртвым. Только попробуй притворяться мёртвым, если будильник гнёт своё и всем своим видом показывает, что его за просто так со стрелок не собьёшь:

– Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик… Тик-тик…

От этих тиков у Мздыри начался нервный тик. Он задёргал щекой, пока не сдёрнул с подушки наволочку и не намотал её на голову.

Сразу стало чуть-чуть тише. От этого Мздыря снова засы́пал в себя чуть-чуть сна… и тут:

– Дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-нь!

Мздыря разодрал на груди одеяло, как матрос тельняшку, потом выбросил будильник в форточку, а сам, как подбитый танк, снова рухнул в кровать и…

– Дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-нь!

Мздыря, выхватил из-под кровати молоток, чтобы разбить этот ненавистный «Дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-нь!» на мелкие кусочки. Но сколько Мздыря не носился по квартире, а вернувшийся будильник ему не попадался, хотя звенел, как трамвай перед помятым «Мерседесом». И тут до Мздыри дошло, что звенит вовсе не вернувшийся будильник, а дверной звонок. И точно! За дверью стоял Салапапон и громко стучал в звонок.

– Ух ты! – удивился Салапапон. – Сам проснулся! Я ж говорил, что будильник – полезная штука. А я ещё один принёс! Главное, под твоим окном валяется и звенит как недорезанный. Только кому на улице звенеть? Пускай лучше тебе звенит. Тем более, один будильник хорошо, а два будильника – сам понимаешь! Два будильника тебя в три раза быстрее разбудят… А чего ты плачешь?

– От радости! – сквозь зубы выдавил Мздыря и незаметно спрятал молоток за спину.

Ведь разбивать подарки на глазах у подарившего как-то не очень вежливо.

А Мздыря был вежливым, поэтому решил подождать…

ЛЕНЬ

Однажды Салапапон пошёл к Мздыре, но только занёс ногу для первого шага, как на него напала лень, и он не пошёл.

А Мздыря собрался выбить коврик, но только размахнулся выбивалкой, как на него тоже напала лень, и он не выбил.

А потом лень напала на меня, и я не написал этот рассказ.

А зачем его писать, если его всё равно лень читать будет. Одно утешает, что пока лень его читать будет, на неё тоже нападёт лень. А пока две лени будут выяснять, кто из них ленивее, Салапапон дойдёт до Мздыри и поможет ему выбить коврик. А уж про такое я точно напишу. Хотя вряд ли. Потому что нормальный человек не будет читать про чужой коврик. Он лучше из своего коврика пыль выбьет.

Лично я уже выбиваю. И вот что интересно – бью по коврику, а лень орёт, будто это её по спине колотят. Даже не знаю, что быстрее выбьется – пыль из коврика или лень из меня?

А вы как думаете?

Если, конечно, думать не лень…

БАДМИНТОН

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре, а сам руки за спиной прячет. Даже странно, как он до Мздыри дошёл? Ведь идти со спрятанными за спиной руками страшно неудобно, особенно когда падаешь на живот.

Только Салапапон не хуже нас про это знал, из-за чего упал всего два раза да и то набок. А третий раз вообще не считается. А зачем ему считаться, если в третий раз Салапапон упал в подъезде и его никто не видел, кроме кошки. Но он всё равно рук из-за спины не вынул, потому что хотел Мздыре сюрприз сделать.

И сделал! Когда Мздыря дверь открыл, Салапапон руки из-за спины как выхватит! А в руках – две бадминтонные ракетки!

– Ух ты! – сказал Мздыря, который всю жизнь хотел в бадминтон поиграть, да нечем было.

– Да чего уж, – небрежно махнул ракеткой Салапапон, чтоб Мздыря не заметил, что он заметил, как Мздыре его сюрприз понравился.

Мздыря и вправду ничего не заметил, кроме вешалки, которую Салапапон ракеткой сбил. Но Мздыря не стал ругаться, а вежливо вытолкал Салапапона из прихожей и сердито сказал:

– Пошли на улицу, что ли?

И они сразу пошли, потому что на улице никаких вешалок нет, а столб ракеткой так просто не собьёшь.

* * *

Во дворе Салапапон достал из кармана волан – такой смешной мячик с пластмассовыми гусиными перьями – и огрел его ракеткой.

Волан зашипел, как обиженный гусь, и улетел за железный забор детского сада. Но Мздыря быстро его догнал. Так быстро, что немножко штаны об забор порвал. Правда, и забору слегка досталось, потому что под Мздырей, заборам всегда достаётся…

В отместку за порванные забором штаны Мздыря так забористо стукнул волан по перьям, что тот даже зашипеть не успел, а молча плюхнулся в лужу и начал топиться.

«Не дам себя по перьям стучать! – думал волан, глотая воду. – Для стука у меня есть специальная резиновая шапочка! А если кому-то непонятно, лучше утоплюсь!».

Но утопиться у волана не получилось, потому что Салапапону любая лужа по колено. Вот он и забрался в воду по колено и даже немножко по трусы, но волан спас.

На этот раз бить Салапапон не спешил. Сначала он вытряс воду из сандалий, потом вытер волан об живот, потом поплевал на руки, как кузнец перед лошадью, и только потом ударил. От кузнечного удара волан подпрыгнул и спрятался на дереве.

* * *

– Нет, на улице не поиграешь! – вздохнул Мздыря. – У меня уже рука болит.

– Это точно! – сказал Салапапон, у которого тоже болела рука.

А болели у них руки от кирпичей, которыми они волан с дерева сбивали. Пятнадцать целых кирпичей потратили и четыре половинки, пока сбили. Хорошо хоть ещё ни в кого не попали, потому что попавшие в организм кирпичи сильно вредят здоровью.

– Лучше всё-таки дома играть! – сказал Мздыря. – Дома ни тебе заборов, ни тебе луж, ни тебе деревьев. А вешалку ты уже свалил.

– Дома и стены помогают, – добавил Салапапон.

– Тогда идём к тебе, у тебя стены толще, – быстро сказал Мздыря.

– Ко мне нельзя. У меня дома всё выворот на шиворот и практически нечего есть.

– Ладно, пойдём ко мне, – уныло согласился Мздыря. – У меня, правда, даже теоретически нечего есть, кроме арбузных косточек, зато я как раз генеральную уборку сделал.

* * *

А вот с генеральной уборкой Мздыря поспешил. Надо было её делать не до бадминтона, а после, потому что его генеральная уборка продержалась не дольше, чем генерал без армии. Не успели они разыграться, как сразу разбилась люстра, а перед люстрой разбилась ваза, а перед вазой разбилось окно, а перед окном перевернулась тарелка с арбузными косточками и тоже разбилась, потому что Салапапон сразу поскользнулся на арбузных косточках и упал головой в тарелку.

А чему тут удивляться, если комнатка у Мздыри короткая, а бадминтонные ракетки длинные. Тогда Салапапон предложил раздвинуть стенки, но Мздыря не согласился, потому что в раздвинутой комнате не то что генеральную, но и ефрейторскую уборку делать замучаешься.

Из-за этого, вместо раздвигания стенок, пришлось отпиливать у ракеток ручки, что в общем-то одно и то же, зато пыли меньше. Только от укороченных ракеток волан никуда не улетал, потому что укороченные ракетки били без размаха.

Тогда Салапапон и Мздыря поменяли гусиный волан на шарик от настольного тенниса. Жить сразу стало веселее, хотя от укороченных бадминтонных ракеток шарик отскакивал, но не в ту сторону!

Тогда Салапапон и Мздыря поменяли укороченные бадминтонные ракетки на нормальные от пинг-понга – и стало хорошо.

А когда они смахнули со стола остатки вазы и натянули теннисную сетку, стало просто здорово! Салапапон и Мздыря даже не заметили, как наступил вечер, потому что бадминтон – увлекательная игра.

Если, конечно, к нему приноровиться!

ТЕМПЕРАТУРА

Самое непонятное в мире – это температура!

Смотрите сами: чем жарче бывает лето, тем холоднее бывает арбуз. Если, конечно, положить его в холодильник. А зимой арбуз вообще не бывает, потому что зимой у нас арбузы не растут. Они бы, конечно, росли, но температура не позволяет.

А если набрать полный рот снега…

Короче, пришёл однажды Салапапон к Мздыре, а у Мздыри температура. Причём небольшая, но высокая – тридцать восемь и три. Кстати, легко запомнить: тридцать восемь попугаев и три мушкетёра.

Только Мздыре от этого не легче. Его озноб бьёт, вроде у него не плюс тридцать восемь попугаев и три мушкетёра, а минус четыре танкиста и собака. И главное, сам горячий, как лампочка, а зубы морзянку выбивают, как радисты на Северном Полюсе.

Но это понятно. Непонятно другое. Ведь у Салапапона тоже температура. Если верить термометру – тридцать шесть и шесть. Вроде, нормальная, но Салапапону всё время жарко. Потому что у него внутри тридцать шесть и шесть и снаружи тридцать шесть и шесть.

Хотя ничего удивительного, ведь внутри у Салапапона внутренности, а снаружи у него июль, от которого потеют даже танкисты, а собаки ходят вперевалочку с высунутыми языками.

Так что температура штука очень непонятная, особенно если есть в холодной воде мороженое. Потому что от холодной воды с мороженым температура должна понижаться, а она повышается. Прямо как у Мздыри. Хотя он всего час в холодной воде просидел, а мороженого вообще не ел.

Ведь две пачки не считаются, особенно если их съесть одновременно!

Только что это мы всё о температуре, когда скорость ещё непонятнее? Потому что как не торопись, а поезд всё равно не догонишь.

Но про скорость мы поговорим в следующий раз.

Если температура позволит…

СЛУХ

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре с распухшим ухом и спрашивает:

– Мздыря, у тебя слух есть?

Мздыря немного подумал и отвечает:

– Есть, но плохой. Говорят, скоро конфеты подорожают.

– Я этот слух тоже слышал, только про мороженое, – сказал Салапапон. – Но сейчас я про другой слух спрашиваю. Про ушной, в смысле, про музыкальный.

Мздыря опять подумал и сказал:

– Если я тебя слышу, ушной слух у меня есть. А про музыкальный не знаю. Это как?

– Это когда ты поёшь, а на тебя с кулаками не напрыгивают и не наскакивают.

– А на тебя наскакивают? – спросил Мздыря.

– Сам видишь, – хмыкнул Салапапон и потёр распухшее ухо. – И главное, не успел до припева дойти, а они уже напрыгнули…

– А ну, пойдём! – решительно сказал Мздыря. – Посмотрим, кто тебе ухо распух.

– Их много! – предупредил Салапапон.

– Ничего, нас тоже двое! – сказал Мздыря и достал из шкафа шапку-ушанку.

* * *

Вообще-то, Мздыря думал, что они пойдут за гаражи, где кучкуются страшные хулиганы, чтобы навалиться на кого-нибудь могучей кучкой. Но они почему-то пошли к музыкальной школе.

На лавочке возле входа сидели тихие люди с нотными папками. Некоторые были в очках.

– Эти? – грозно спросил Мздыря.

– Эти! – тихо сказал Салапапон и зашёл за дерево.

Мздыря быстро натянул на голову шапку-ушанку, чтоб в случае чего не получить по ушам, и гаркнул во всю ивановскую:

– Песня!

Не дав народу опомнится, он быстро спел старинную народную песню. Только слова он помнил плохо, поэтому у него получилась какая-то чепуха:

Во саду ли, в огороде

Берёзка стояла.

На ней бабушка-старушка

Сушила одеяло!

Салапапон сразу понял, что сейчас на них наскочат и надают нотными папками по ушам.

И на них действительно наскочили. Правда, только на Мздырю. Причём наскочили все – и народ с нотами, и учитель с баяном, и директор с мандолиной, и завхоз с трубой, и уборщица с балалайкой.

Но наскочив на Мздырю, они не стали лупить по шапке-ушанке, а стали подбрасывать Мздырю в воздух и кричать: «Спой ещё!».

А когда Мздыря спел всё, что знал, а знал он, кроме старинной народной песни, ещё одну про кузнечика, который сидел в траве, как огуречик, и грыз конфетки-бараночки, словно лебеди-саночки, – директор с мандолиной сказал, что принимает Мздырю сразу в двадцать пятый класс музыкальной школы, потому что у него голос звонче, чем у знаменитого итальянского мальчика Робертино Лоретти, который когда стоял на сцене, все падали.

* * *

Вот так, благодаря полному отсутствию ушного слуха у Салапапона, у Мздыри обнаружился абсолютный музыкальный слух и редкий голос сумасшедшей красоты.

Так что теперь Мздыря часто выступает. Правда, пока во дворе. А Салапапон у него продюсером подрабатывает, правда, пока за просто так. Потому что на стадионы Мздырю пока не приглашают. Оказалось, что вместе с абсолютным слухом Мздыря обладает абсолютным не запоминанием слов.

А выступать на стадионе с мятой бумажкой как-то некрасиво. Вот почему на стадионах в основном выступает красивый народ с жидким голосом, зато с твёрдой памятью на любые слова.

Но ничего! Ходит слух, что Мздыря уже выучил два куплета одной хорошей песни, и мы скоро её услышим.

Хотя, может, и не скоро. Ведь в этой песне пятнадцать куплетов, а припевов и того больше…

НАСТОЯЩИЙ ДРУГ

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и говорит:

– Интересно, а сколько времени человек может прожить БЕЗ ЭТОГО?

– Без чего? – не понял Мздыря.

– БЕЗ ЭТОГО! – с нажимом повторил Салапапон и вытащил из заднего кармана химическую колбу, очень похожую на стеклянную клизму.

Стало ясно, что Салапапон к чему-то клонит, а если Салапапон к чему-то клонит, то склонит обязательно. Он недавно на пустыре бетонный столб склонил, который даже японским бульдозером не склонялся. А Салапапон пришёл: раз – и нет столба! А потом: два – и нет Японии!

* * *

…Но это мы слегка отвлеклись. Тем более, Мздыря не бульдозер – его так просто никаким Салапапоном не сковырнёшь. И хотя у бульдозера в запасе двести лошадиных сил, у Мздыри – все двести двадцать, причём не лошадиных, а конских! А может и больше, потому что даже двести двадцать первый конь в жизни бы не догадался, где Салапапон взял колбу. А Мздыря клацнул мозгами и догадался, что стеклянная КОЛБА выпала из слова «КОЛБАСА», на которую прозрачно намекал Салапапон. Честно говоря, Салапапон только и делал, что всю дорогу намекал на колбасу, особенно по утрам. Так что не догадаться было трудно, вот Мздыря и догадался!

А догадавшись, он щёлкнул колбу по лбу и сказал:

– БЕЗ ЭТОГО человек вообще прожить не может! А я могу! Я без колбасы уже целую ночь прожил и ещё бы полчасика продержался, если бы ты меня не разбудил!

– Считай, что я тебя спас! – заорал Салапапон и достал из бокового кармана полкило ливерной.

Другой бы удивился, а Мздыря обрадовался. Хотя сначала подумал, что Салапапон на его личные полкило напасть хочет. А вышло-то наоборот! В смысле, всё вышло правильно! Ведь когда Салапапон и Мздыря сложили свои запасы, то получился целый килограмм удовольствия. А килограмм удовольствия ровно в сто раз больше, чем двести граммов неприятностей, и кто этого не знал, теперь уже не отвертится.

А если кто не понял, к чему мы клоним, то скажем прямо: к тому, что Салапапон настоящий друг. А настоящий друг всегда приходит со своей колбасой!

ТЕЛЕВИЗОР

Салапапон телевизор не любил, а его дедушка любил. В смысле, телевизор дедушка любил его! Или сказать точнее, его дедушка любил его. А которые всё равно не поняли, те и не поймут, потому что мы сами уже в дедушках и телевизорах запутались. Но на всякий случай повторим: дедушка Салапапона любил телевизор! Хотя Салапапона дедушка тоже любил.

Правда, когда дедушка любил телевизор, он был маленьким. В смысле, они оба были маленькими. Дедушка был маленьким, потому что был мальчиком. А телевизор был маленьким, потому что в те времена, когда дедушка был мальчиком, больших телевизоров ещё не было. Да и маленьких было маловато. Зато те, у кого были маленькие телевизоры, считались большими людьми и пользовались уважением и даже завистью. А чтобы ещё больше увеличить зависть и уважение, большие люди прицепляли на экраны увеличительные стёкла-линзы, которые увеличивали маленькие телевизоры, а заодно всё, что они показывали.

А показывали они одну программу и то пару часов в день. Только программа была такая интересная, что к маленькому дедушке весь маленький двор сбегался, потому что ни у кого не то что телевизора, а даже увеличительной линзы не было. А у дедушки линза была, потому что его папа был большим человеком и заведовал целым детским садом. А дедушкина мама была ещё больше, потому что заведовала дедушкиным папой.

* * *

Так вот, сбежится маленький двор на маленький телевизор и сидит. В смысле, сидят. Человек двадцать сидят, а то и все двадцать два: песку натопчут, чая напьют и дедушкины игрушки разбросают.

Но самое интересное, что по маленьким телевизорам никогда не показывали рекламу, хотя маленькие телевизоры назывались КВН!

Не верите? И правильно! Ведь сегодня невозможно представить передачу КВН без рекламы. И любую другую передачу без рекламы представить невозможно. Тем более, что реклама давно стала самой главной передачей, которая иногда впускает в себя мультики. Правда, только такие мультики, которые киборги-убийцы рисуют в свободное от убийств время.

И всё же передача КВН тут ни при чём, потому что телевизор КВН получил своё название вовсе не от Клуба Весёлых и Находчивых, а от фамилий инженеров Кенигсона, Варшавского и Николаевского, которые этот телевизор изобрели. Хотя если бы их посадили перед современным телевизором длиной в полстены и прикрутили бельевой верёвкой к стульям, они бы точно телевизор изобретать не стали. Потому что инженеров Кенигсона, Варшавского и Николаевского от наших передач с непривычки начало бы тошнить. А когда тебя тошнит много не наизобретаешь.

* * *

Салапапона тоже от передач тошнило, а от рекламы болел большой палец, которым он всё время тыкал в кнопки пульта, чтобы от рекламы убежать. Только куда от неё убежишь, если она всё время впереди скачет?

Поэтому от рекламы Салапапон убегал назад, то есть к Мздыре, у которого телевизора давно не было. А зачем Мздыре телевизор, если у него было чистое окно, в котором шелестели деревья, бегали собаки и плавали облака.

А когда однажды перед окном появился рекламный щит, Мздыря его ночью открутил, а Салапапон унёс за гаражи и закопал.

Все, конечно, сразу догадались, кто это сделал. Но Салапапону и Мздыре ничего за это не было.

Первый раз им ничего не было, когда во двор со страшным визгом шин ворвался директор рекламного агентства со своими агентами. Но когда агенты увидели Салапапона и Мздырю, они быстренько запихали директора в машину и ещё быстрей укатили обратно.

А второй раз им ничего не было, когда во двор ворвалась милиция с мигалкой, сиреной и собакой, но вдруг выяснилось, что реклама была установлена без разрешения начальника города.

Это мы к чему? А к тому, что попробуйте хоть разок выключить телевизор и посмотреть в окно, в котором круглосуточно идёт классное кино под названием «Жизнь прекрасна и местами удивительна!».

Тем более, телевизоры скоро вымрут. И случится это в тот день, когда рекламу научаться показывать прямо в мозгах. Говорят, недолго ждать осталось. Ровно столько, сколько изобретателям понадобиться, чтобы изобрести какую-то электрическую штучку.

Поэтому Салапапон и Мздыря не только смотрят в окно, а ещё быстренько начиняют мозги хорошими книжками про добрых богатырей и про отважных мореплавателей. Ведь мозги с хорошей начинкой плохого уже не вместят. Они ж не резиновые!

Так что зря изобретатели стараются!

ПАРАСЕЙЛИНГ

Как известно, море – большое. Однако попасть туда нелегко. Для этого надо, чтобы прицел совпал с целью. А говоря проще, надо чтобы желание совпало с деньгами. Поэтому некоторые прицеливаются год, если не два.

Салапапон и Мздыря только с четвёртого раза попали и то случайно. А когда попали, то сразу в море залезли. И долго не вылезали. А когда вылезли, услышали, как одна загорелая до шкварок тётенька объявляет объявление. Громко объявляет, сразу на наш берег и на турецкий – не хочешь, а услышишь!

– Хотите испытать незабываемые ощущения? – объявляла она голосом, каким нищие выпрашивают деньги в электричках. – Хотите парить в небе, как птицы? Хотите увидеть вид шириной в четыре километра? Хотите потратить деньги так, чтоб не было обидно и больно…

– Хочу! – заорал Салапапон.

– Тогда купите билет на парасейлинг! – бодро закончила тётенька и с любовью посмотрела на Салапапона.

– А что такое «парасейлинг»? – подозрительно спросил Мздыря.

Тётенька с тревогой посмотрела на Мздырю и со скоростью звука объяснила, что парасейлинг – это такой парашют, который привязывают к человеку, а человека привязывают моторной лодке, и запускают в небо.

– А сколько стоит билет? – спросил Салапапон, который последний раз запускался в небо, когда падал с груши.

Тётенька намётанным взглядом оценила крупные и рыхлые фигуры друзей и сказала:

– Запустим даром!

– Почему? – спросил Мздыря, который знал, что всё дармовое, всегда выходит раза в четыре дороже.

– Потому что вас издалека видно будет! Даже с автостанции и с проходящих кораблей. Сразу народ набежит! – бодро объяснила тётенька и добавила: – Тем более, сегодня катером рулит опытный стажёр.

Последняя фраза Мздырю насторожила, зато Салапапон со свистом пропустил её мимо ушей – так ему захотелось испытать незабываемые ощущения и взлететь в небо змеем, чтобы все его увидели.

И таки увидели! И даже услышали, и даже соприкоснулись.

* * *

Но это было потом. А сначала все сели в катер. Стажёр, в смысле, ученик, повернулся облупленным носом к ветру, а загорелая тётенька ловко прикрутила Салапапона к парашюту.

– А выдержит? – недоверчиво спросил стажёр, мысленно сравнивая трос и груз.

– Да куда он денется, если я его морским узлом привязала? – отмахнулась тётенька и скомандовала: – Зажигай!

Стажёр зажёг, отчего катер встал на дыбы и рванул навстречу ветру. Парашют сразу раздулся, как полусытый паук, и уволочил Салапапона за корму, как полудохлую муху. Трос-паутинка удлинялся так быстро, что Салапапона сразу зашвырнуло вверх почти на полкабельтова, что в переводе с морского равняется чердаку небоскрёба.

Стажёр обрадовался, что у него всё так ловко получилось, и случайно сбросил газ. От этого Салапапона сразу сбросило с чердака в набежавшую волну.

Брызг было – не поверите! Но Салапапон не стал тонуть, а поплыл за катером, оставляя за собой пенные буруны. Опомнившийся стажёр снова дал газу и выдернул своего первого в жизни клиента наружу, но не всего, а по верхнюю линию трусов. По нижнюю линию не получилось – мотор не тянул. Тогда умный стажёр начал закладывать широкий вираж у берега, чтобы парашют набрал разгон.

Но малость не рассчитал, потому что Салапапона сразу вынесло на переполненный пляж. Перебирая ногами, он побежал по лежакам и надувным матрасам со скоростью пятьдесят километров в час. Чтобы спасти положение, стажёр ещё добавил газку, и Салапапона понесло на пивную палатку.

Увидев, что на них со скоростью шестьдесят километров в час несётся крупная фигура со страшным от страха лицом, народ начал разбегаться. Но весь не разбежался, потому что пальцами ног Салапапон валил народ, словно кегли.

Столько пролитого пива даже продавец пива ни разу не видел…

Тогда стажёр стиснул зубы и прижался к рулю, как гонщик. От этого катер взвыл, а Салапапона понесло на шашлычную, из которой тут же раздалось истошное блеяние. Но не барашка, а шашлычника, который моментально подсчитал будущие убытки. Они были катастрофическими!

И тут лопнул трос!

* * *

…Неизвестно, куда бы забежал Салапапон без троса, если бы парашют не зацепился за очередь на прогулочный корабль «Пётр Чайковский»…

Короче, загорелая тётенька во всём оказалась права. Салапапон действительно испытал незабываемые ощущения, и все его увидели.

Но главное не это! Главное то, что Салапапон спас жизнь Мздыре, который должен был лететь вторым…

Так что теперь друзья плещутся возле бережка и без риска для жизни испытывают незабываемые ощущения.

А когда над пляжем разносится бодрый призыв посетить аквапарк, где любителей сумасшедших удовольствий ждёт бешеная горка «Жёлтый унитаз», Салапапон и Мздыря сразу ныряют.

Чтоб лишний раз уши не затыкать!

СНЫ

Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и выманил его во двор. И хотя Мздыря спал, но пошёл, потому что лицо у Салапапона было загадочным, как у египетского сфинкса, а уши оттопыривались вопросительными знаками.

– Ты чего? – спросил Мздыря, когда они уселись на край песочницы.

– Я краб! – сказал Салапапон, и его уши из вопросительных знаков превратились в восклицательные.

Мздыря недоверчиво хмыкнул, потому что Салапапон был похож на краба, как кирпич на селёдку. В смысле, ничего похожего! Разве что майка торчала из трусов и носки сползли гармошкой. Но причём здесь крабы?

– Потому что мне приснился сон! – объяснил Салапапон.

– Какой ещё сон? – не понял Мздыря.

– Что я краб, и мой папа краб, и мой мама краб, и мой дядя краб, и мой тётя краб, и все вокруг маленькие крабы, кроме милиции, – неправильно склоняя слова, печально проговорил Салапапон. – Эх…

– А милиция, почему не краб? – удивился Мздыря.

– Почему милиция не краб? – переспросил Салапапон и, воровато оглянувшись, прошептал: – Милиция тоже краб, только большой.

– Че! Пу! Ха! – ударяя каждую букву, проговорил Мздыря. – Мало ли чего ночью приснится, особенно когда есть хочется или наоборот? Лучше выкинь из головы своих крабов и давай башню строить, пока строители песок не растащили.

– Как это выкинь? – ехидно прошамкал Салапапон противным старушечьим голосом. – Куда это выкинь, если крабы к беде снятся? К бо-о-о-льшой бе-е-е-де!

Не успел Мздыря снова удивиться, как из-за спины Салапапона вынырнула незаметно подкравшаяся старушка. Возле уха старушка держала ладошку для подслушивания.

– Теперь жди! – злорадно прокряхтела она и выхватила из кошёлки пачку листовок, с которыми обычно пристают к прохожим всякие проходимцы и обещают конец света.

Мздыря хотел было схватить Салапапона и убежать, но старушка ловко перегородила дорогу и начала быстро перечислять крабовые беды:

– Света не будет, здоровья не будет, денег не будет, погоды не будет, кина не будет…

– А что будет? – перебил старушку Мздыря, потому что Салапапон так расстроился, что уже никого перебить не мог.

– А то! – оживилась старушка. – Бензин сольют! Мыло смылят! Сметану разбавят! Кур прокурят!..

Тут старушка закашлялась и выкрикнула что-то совсем несусветное:

– Запретят кормить котят!

А потом сунула Салапапону листовку за шиворот и протрубила на весь двор:

– Воду – заводам! Брезент – Президенту! Почки – почте! Ушки на макушке!

– Бежим! – закричал Салапапон, и они побежали.

* * *

И чем дольше они бежали, тем больше успокаивались. Ведь как старушка не старалась, а крабы не подтвердились, в смысле, Салапапон и Мздыря ни одной беды до обеда не встретили, а после обеда и подавно! Потому что слово «отобедать» как раз и означает – отогнать беды!

К тому же солнце светило, куры неслись, мыло мылилось, здоровье позволяло! А когда им подмигнул встречный милиционер, чего ни один краб не умеет, Салапапон и Мздыря поняли, что сегодня свет не кончится, а до завтра ещё далеко. Поэтому они сразу перестали бежать и начали есть ледяные конфеты, которые в народе называются леденцами.

…Кстати, Салапапону вчера приснилось, что он одуванчик. Но Салапапон даже просыпаться не стал.

Он просто вытряхнул пух из головы и перевернулся на другой бок.

ПОЛУДЕННЫЙ БЕС

Однажды Салапапон всё утро доставал из пылесоса засосанную пуговицу, поэтому пришёл к Мздыре только в полдень.

Честно сказать, лучше бы он вообще не приходил, потому что полдень для Мздыри самое неудобное время. Даже неудобнее квадратного мяча или прищепок из пластилина. А как полдню быть удобным, если Мздыря уже давно проснулся, а до вечера, когда опять заснуть можно, ещё давней – просто ждать не переждать.

К тому же в окно солнце лупит и пыль на шкафу проявляет. И муха жужжит. На секунду к потолку прилипнет, лапки потрёт и снова жужжит. Уже все уши прожужжала! Нет, чтобы спеть! Или сплясать! Или носки заштопать! Или яичницу поджарить. Так нет, жужжит и жужжит – громче велосипеда с моторчиком!

Короче, не любил Мздыря полдень. Но обычно он через него кое-как переваливал. А сегодня застрял, будто на заборе – одна нога уже там, а другая ещё тут. Страшно неудобная поза – раскоряка называется. А когда ты раскоряченный, то тебе не до гостей. Только разве от Салапапона спрячешься. Он же в звонок будет тарабанить, как заяц в барабан, пока его не впустишь.

* * *

– Ты чего такой кислый? – спросил впущенный Салапапон, чтобы начать разговор.

– Ничего! – буркнул Мздыря, чтобы разговор не начинать.

Не хотелось Мздыре разговаривать. И даже смотреть на Салапапона не хотелось, особенно на его весёлую улыбочку. И даже мороженого не хотелось, особенно сливочного пломбира и особенно в шоколаде с орехами. И вообще ему жизнь надоела, хоть в проруби вешайся.

А всё потому, что ровно в полдень зашёл к Мздыре самый страшный из чертей, которого называют полуденный бес. А самый страшный потому, что нагоняет уныние. А страшнее уныния ничего не бывает. Ведь уныние, как паук: обмотает липкой паутиной и кровь сосёт. Даже икотка лучше, потому что она трусливая, и если её испугать внезапным криком «Гав!», икотка убегает.

Вот Мздыря и приуныл. И как его Салапапон не растормашивал, а никак растормошить не мог. Хотя и муху на балкон выгнал, и спел, и сплясал, и носки заштопал, и яичницу поджарил, только Мздырю ничего не растормошило. Сидит Мздыря и тупо в угол смотрит. А полуденный бес в углу паутину плетёт и лапки потирает.

Хоть скорую помощь вызывай! А толку, если скорая помощь спасает только от аппендицита?

А тут ещё из-за Мздыриной унылости Салапапону взгрустнулось. Это на него полуденный бес первую паутинку накинул.

* * *

Так бы и скисли друзья от уныния до полной простокваши, если бы не сосед сверху, который рано утром уехал, а воду не перекрыл. И ровно в полдень соседская вода стала с потолка капать. А когда на башку капает, нормально не поунываешь.

Первым не выдержал Салапапон. Он вскочил и забегал по комнате, увёртываясь от капель. При этом так отдавил лапки полуденному бесу, что тому не осталось чего потирать.

Набегавшись, промокший Салапапон схватил Мздырю в охапку и бросился на поиски сантехника Ерёмушкина, который ходил вдоль дома и мерил резиновыми сапогами глубину лужи. И хотя глубина была совершенно непонятной, Ерёмушкин сразу всё понял.

– С потолка капает? – задумчиво проговорил сантехник и сразу успокоил друзей научными словами: «круговорот воды в природе» и «капля камень точит».

А потом они долго лазили по подвалу и искали какой-то главный вентиль.

А потом с помощью молотка и зубила его перекрывали.

А потом мыли полы и сушили феном потолок.

А потом мыли руки по самые колени.

А потом пили чай и смеялись, когда сантехник Ерёмушкин опрокинул чашку себе в сапог, но не обжёгся, потому что был в портянках, и не расстроился, потому что ему нового чая налили.

А потом у Мздыри резко кончилось уныние, потому что полуденный бес боится людей, занятых работой, в сто раз больше, чем икотка внезапного крика «Гав!»…

НОЧНЫЕ БАБУШКИ

Мздыря так боялся ночных бабочек, что даже утром свет не включал. Ведь ночные бабочки на свет сразу прилетают и по голове крыльями – бум! бум! бум! Прямо не бабочки, а китайские боксёры.

А Салапапон наоборот. Свет включит – и давай с бабочками разговаривать. Типа кто такие, откуда и куда вы днём деваетесь?

Только Салапапон ночных бабочек бабочками называть стеснялся. Ведь бабочки весёлые, шустрые и цветные. Они с цветка на цветок перепархивают и машут своими крыльями-одёжками – такими яркими, что даже некоторые цветы им завидуют.

Прямо не бабочки, а девчонки – короткие юбчонки!

А вот у ночных бабочек одёжка серая и старая, отчего из неё пыль сыпется. И на порхающих девчонок они ни капельки не похожи. Поэтому Салапапон называл их ночными бабушками и очень жалел. Им же в темноте темно, вот они из предпоследних сил и ковыляют на огонёк, чтобы молодость вспомнить. А некоторые до того навспоминаются, что серые крылышки обожгут и тут же умирают.

Только Салапапон не любил слова «умирают» и никогда не брал его в разговор. Это слово у него в каком-то дальнем ящике валялось, куда Салапапон сто лет не заглядывал. А зачем в ящики заглядывать, когда окно на стене висит. В окне всё время что-то творится, а в ящике ничегошеньки не происходит. И в слове «умирают» тоже ничего не происходит, потому что у него нет продолжения.

Зато в слове «заснуть» продолжение есть! Оно называлось «проснуться». И когда ночные бабушки обжигали крылья и падали вниз, Салапапон сам себе говорил, что они заснули.

Это, конечно, тоже печалило, но не так. Ведь, когда в толпе ночных бабушек, которые бились о кухонное стекло новой ночью, он узнавал заснувших – сколько радости было!

А когда Салапапону было радостно, он сразу вспоминал свою любимую бабушку. Любимая бабушка тоже когда-то давным-давно была бабочкой-девочкой, но при Салапапоне сразу стала старой. Из-за этого бабушка не порхала, а хромала, потому что у неё болели ножки и она их забинтовывала бинтами.

Но свет она всё равно любила и каждый вечер зажигала три свечки возле икон, которым что-то тихо говорила, смешно шевеля губами.

Однажды бабушка рассказала Салапапону, что все люди рано или поздно засыпают. При этом некоторые говорят, что они умирают. Но это неправильно. Потому что у слова «умирают» нет продолжения. А у слова «засыпают» есть! Значит, все заснувшие обязательно проснутся.

…Салапапон открыл окно, и ночные бабушки закружили вокруг лампочки. Одна из них была очень большой, и Салапапон понял, что это ночной дедушка, который прилетел на свет, чтобы поскорее проснуться.

ЦВЕТОЧЕК

Однажды Мздыря полюбил цветочек. Так полюбил, вроде сам его сажал, поливал, лелеял и окучивал. Но на самом деле Мздыря его не сажал, не поливал, не лелеял и не окучивал, но всё равно полюбил.

Короче, была у них во дворе клумба. И на этой клумбе жили всякие живые цветочки, кроме роз в целлофане и кроме кактусов в горшках. Только розы в целлофане и кактусы в горшках – это разве цветочки? Ведь они за деньги продаются, а настоящие живые цветочки и за рубль не продашь, потому что они такие незаметные, что все рубли в трубочки сворачиваются, чтобы их разглядеть.

А Мздыря разглядел! Причём самый незаметный! Зато он не кололся, как розы и кактусы, и давал себя гладить. Вот Мздыря его и гладил, только не пальцами, а глазами, отчего глазам было так хорошо, что они сразу начинали смеяться.

* * *

Но однажды глаза заплакали. Цветочек-то рос с краю, и кто-то на него наступил. Может, не нарочно. А может, и наоборот? Может, он специально на кого-то наступить хотел, который его обидел? А который его обидел, не дал на себя специально наступать, вот цветочку и досталось…

И Мздыре досталось, потому что теперь Мздыря стоит перед цветочком и плачет. А цветочек не плачет, потому что стебелёк на земле лежит. Маленький такой, тоненький, как верёвочка. А верёвочкой сильно не поплачешь.

Короче, стоит Мздыря и плачет, и не знает, как цветочку помочь. А тут Салапапон пришёл. Увидел, что Мздыря плачет, и тоже заплакал, так ему Мздырю стало жалко. А небо увидело, что два человечка плачут, и тоже заплакало. И плакало целую ночь, и слезами по крыше стучало…

* * *

А на следующее утро вышел Мздыря на мокрый двор и засмеялся. Потому что от небесных слёз цветочек ожил и распрямился, и снова стал жёлтеньким-жёлтеньким, как солнышко.

Так что не верьте, когда говорят – слезами горю не поможешь. Ещё как поможешь!

Только если плакать честно…

ЛЁГКИЕ ДЕЛА

Однажды Салапапон попал в село. Потому что трудно не попасть в село, если упасть с дерева, которое посреди села стоит. Вот он и попал.

И Мздыря, чтобы не отставать, тоже залез и тоже попал. А дерево в село ещё раньше попало. Оно выросло из яблочной косточки, поэтому с ног до головы было покрыто красными яблоками и называлось яблоней.

А село называлось Новосёловкой. Правда, жили в нём не новосёлы, а старожилы, потому что их детки-новожилы в город укатили, чтобы пожить как люди. Хотя это непонятно. Вроде в селе они были не люди, а иностранные планетяне с присосками вместо пальцев…

В общем, взяли и укатили! Но оставшиеся старички и старушки всё равно одни не остались, потому что каждое лето в Новосёловку приезжали детки их деток, которые по-научному называются – внуки. Приезжали попить коровьего молока, съесть колючий огурец, искупаться в речке, погладить живую собаку, попрыгать босиком по луже и залезть на яблоню, чтобы уж наверняка в село попасть и пожить по-человечески.

Кстати, пожить как люди и пожить по-человечески совсем не одно и то же. В городе пожить как люди можно, а вот по-человечески не получается. Потому что в городе вместо коровьего молока заставляют пить пакетное, и огурцы там не колючие, и речка так далеко, что пока доедешь, уже возвращаться надо, а встречные собаки гладиться не дают и кусаются, а лужа бензином пахнет, а вместо живых яблонь вдоль дороги мертвецы стоят и столбами притворяются.

Зато в селе даже самая завалящая лужа пахнет воздухом, и полно витаминов. Только не в аптеке, а прямо во саду-ли-в-огороде. Их даже мыть не надо – об живот вытер и готово!

* * *

А ещё в селе церковь есть. В деревне нет, а в селе есть! Этим как раз село от деревни и отличается. В церкви хорошо, потому, что там всё плохое оставить можно – как в больнице больной зуб. И главное, для этого ничего выдирать не надо, а надо просто рассказать Богу про свои плохие дела, и Бог сотрёт их, словно нехорошее слово на заборе, чтобы нехорошие слова хорошее не заслоняли.

А к хорошему быстро привыкаешь. Вот Салапапон со Мздырей и привыкли. А когда привыкли, стали и в городе хорошее искать. И нашли! Оказалось, что в городе тоже церковь есть – точь-в-точь как в Новосёловке, только больше. Но это хорошо, потому что Салапапон и Мздыря тоже не маленькие! Вот они и обрадовались, ведь в Новосёловку не наездишься, а в городе церковь – прямо через дорогу. Даже странно, как они раньше не заметили?

Хотя чего тут странного, если раньше они много чего не замечали. Например, не замечали, что таскают на спинах целые рюкзаки плохих дел и лямками плечи натирают. Потому что плохие дела – тяжёлые, а хорошие дела, наоборот, лёгкие. Такие лёгкие, что тянут не вниз, а вверх. Вроде ногами по земле идёшь, а душа в небе летает! И это не какие-то поэтические враки, а самая прозаическая правда. Ведь все знают, что огурец в основном состоит из воды, но не все знают, что человек в основном состоит из души. Просто её не так сильно заметно, как руки, ноги, брови и остальные мелкие детали организма. Но душа – это самое главное, потому что детали у всех одинаковые, а все почему-то разные.

В общем, человек состоит из души, как яблоня из яблок. И тут даже спорить не о чем, ведь, если бы на яблоне не было яблок, то чем бы она отличалась от дуба?

Поэтому когда твоя душа от радости в небе летает, считай, что к твоим запчастям добавились крылья. Пусть пока маленькие, но это ведь только пока…

* * *

Когда Салапапон и Мздыря поняли, что душа умеет летать, то стали делать только лёгкие дела, чтоб не сломать крылья. Правда, не всегда выходило. Иногда у них и тяжёлые дела случались. Такие, что пригнут к земле, хуже кирпича за пазухой, а то и целого кирпичного завода, да так, что и подъёмный кран не разогнёт.

Только Салапапон и Мздыря не любили пригибаться, а любили весело прыгать, громко плавать и с реактивным визгом гоняться за воробьями. Но с кирпичным заводом за пазухой не сильно попрыгаешь и не сильно до буйка доплывёшь, и воробьёв не сильно погоняешь.

* * *

В общем, не любили Салапапон и Мздыря тяжёлых дел. Но иногда делали… Да вы и сами знаете, как это бывает. Ведь, бывает, и сам удивляешься, для чего ты железную гайку с балкона сбросил, когда под балконом один дядя проходил, которого даже шляпа не спасла?

Но и такое тяжёлое дело можно легко исправить. Например, спрятаться и никому не сказать. А если найдут, долго бубнить с честным лицом: «Я больше не буду!».

Ну, и прячься или бубни, только поможет тебе это как дубу яблочный компот.

Но ведь можно и по-другому. Можно побежать в больницу и попросить у контуженого дяди прощения, а потом угостить его своей любимой конфетой, а потом отнести на завод срочный чертёж, который он не донёс…

Вот и выбирай. Но знай, что обмануть честным лицом ты сможешь только учителей и милиционеров, в общем – всех! Кроме двоих – себя и Бога. Себя не обманешь, потому что ты сам эту гайку и сбросил. А Бога – потому что Он смотрит прямо в сердце и на в понарошку честные лица внимания не обращает. И в отличие от учителей и милиционеров, Он не станет проверять, кто твой папа – министр или продавец носков, и кто твой дедушка – русский или японец, и что у тебя в кармане – дырка или миллион, и как ты умеешь говорить – красиво или заикаясь и краснея.

Потому что Богу важны не лица, не папы, не японцы, не миллионы и даже не самые распрекрасные слова, а важны твои ДЕЛА.

* * *

Вот почему Салапапон и Мздыря старались плохих дел не делать. Так старались, что на их смешные имена, рыхлые фигуры и постоянное отсутствие миллиона в кармане никто внимания не обращал. Зато все сразу обратили внимание на то, что они бабушке Бабарыкиной два ведра картошки с базара притарабанили. Из-за чего бабушке Бабарыкиной пришлось не ковылять в три погибели и не кряхтеть, как обычно, а всю дорогу радостно припрыгивать и весело присвистывать.

Конечно, картошка была тяжёлой, зато дело получилось лёгким. Таким лёгким, что душа не просто летала, но ещё и пела!

Оглавление

БЫСТРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ ИЛИ ПАРУ СЛОВ ДЛЯ РАЗГОНА

ПРОВЕРКА ВЫСОТЫ

ПРО ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ МАРТА

ВЕЛОСИПЕД

БУЛАВКА

УДОБНАЯ СОБАКА

ПЕРЕПУТАНИЦА

РИФМЫ

ГЛЮК

ФУТБОЛ

КРАСОТА

ЖИВЫЕ РАКИ

ГАЗЕТА

КУСАЧКИ

СБЕРКНИЖКА

КУРСЫ ВОЖДЕНИЯ АВТОМОБИЛЕЙ

ПОДУШКА

ДОМАШНИЙ МАСТЕР

БОЛЬШИЕ ЩИ ПРОТИВ БИГ МАКА

БУДИЛЬНИК

ЛЕНЬ

БАДМИНТОН

ТЕМПЕРАТУРА

СЛУХ

НАСТОЯЩИЙ ДРУГ

ТЕЛЕВИЗОР

ПАРАСЕЙЛИНГ

СНЫ

ПОЛУДЕННЫЙ БЕС

НОЧНЫЕ БАБУШКИ

ЦВЕТОЧЕК

ЛЁГКИЕ ДЕЛА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg