«Пионерская история»

Dark Window Пионерская история

Я спросил у дяди Феди:

«Почему машина едет?»

Дядя Федя нос потер

и сказал: «У ей мотор».

Я поправил дядю Федю:

«Не у ей, а у нее».

Возмутился дядя Федя:

«Ах ты, сука, е-мое!»

Я на всякий случай в руку

взял осколок кирпича

и ответил: «Я не сука.

Я орленок Ильича!»

Сбор проходил в беседке, скрывающейся в довольно густом парке, примыкавшем к горстке приземистых деревянных домишек. Хотели начать в шестнадцать ноль-ноль, но, как обычно, потянулись опоздавшие, и пока дожидались их, а затем делали им втык насчет пионерской дисциплины и порядочности, пролетело еще сорок минут.

Вожатая Оля проводила политинформацию, а Колька с Володькой уже откровенно скучали. Просто невозможно было подумать, что предстояло отсидеть здесь полтора часа, но еще более невозможным казалось, что сбор сумеет закончиться раньше.

Володька с тоской оглядывался по сторонам. На голубом небе безмятежно светило жаркое солнце, а тут, в тени, было прохладно и хорошо. Вокруг шумели могучие деревья и еще совсем молодая поросль. Где-то у изб посторонняя бабуся гремела ведром, направляясь к колодцу. В общем, можно даже и посидеть спокойно, нужно только отключить слух, чтобы не слышать, как Оля бубнит себе под нос об очередных судьбоносных решениях. Правда, о них будут, наверняка, спрашивать на уроке мира, но к этому времени (и Володька знал это совершенно точно) они выветрились бы у него из памяти, даже если бы он не только слушал самым внимательнейшим образом, но и записывал в пионерский блокнотик, как это делала, например, Слепышева.

Колька прилагал неимоверные усилия, чтобы не заснуть. Накануне они допоздна жгли костер на Ковылкином пустыре и рассказывали друг другу страшные истории про мертвецов. Возбужденный Колька полночи не мог заснуть, а утром мать подняла ни свет ни заря грядки полоть, даром, что лето.

— Слон, тебя зовут, — почувствовал он внушительный толчок от Мишки, сидящего рядом.

Колька вздрогнул, очнулся и услышал голос вожатой Оли:

— Хоботов, к тебе обращаются.

«Наградил бог фамильицей,» — ругнулся про себя Колька и сделал исключительно внимательное лицо.

— Хоботов, неужели ты думаешь, что летом пионер не должен принимать участие в общественных делах?

— Должен, должен, — разумно согласился Колька.

— Так почему же все, как истинные ленинцы, трудятся, собирают металлолом, а вы с Шумиловым на речке околачиваетесь?

— А че они все мелочь таскают, — вступился за друга Володька. — Мы, может, целую гору металла нашли, только принести одни не потянем.

— Не может такого быть, — не согласилась Оля. — И я вам не верю, и отряд вам не верит. Может, вы сумеете принести хоть что-нибудь в качестве вещественного доказательства?

— Может, и сумеем, — не удержался Володька.

— Вот и сумейте. Идите и принесите, а отряд вас здесь подождет.

Теперь уже ничего не оставалось, как пойти и принести. Володька закрыл глаза и представил себе эту кучу. Ржавые трубы торчали оттуда со всех сторон, громоздились разломанные кровати, а венчало это восхитительное сооружение мощное колесо от катка, тонны, эдак, на две. Может, такая куча и дожидалась сейчас удачливого пионера. Жаль только, что ни Володька, ни Колька не знали ее местонахождения.

Пришлось молча покинуть беседку, а за их спиной Оля молча перевернула страницу и продолжила политическое самообразование.

Программа-максимум имела только один-единственный пункт — найти вышеупомянутую кучу. Правда, до кучи было так же далеко, как до коммунизма.

Программа-минимум предполагала обнаружить хотя бы две-три пусть даже незначительных трубы, чтобы притащить их к месту сбора и убедить всех в существовании грандиозной кучи. А затем привести отряд на пустырь, ткнуть пальцем в землю, гордо заявить, что вот тут-то она и лежала, и свалить ее отсутствие на происки соседней школы. После чего можно укоризненно взглянуть на вожатую и грустно высказать свои соображения о том, что отряд, несомненно, занял бы первое место, если бы Кольку и Володьку вовремя послушались и не ругали понапрасну.

Но это потом, а сейчас срочно требовалась труба, или лопата, или грабли с отломанными зубцами. Вся беда состояла в том, что активные действия пионеров исключали наличие бесхозно валяющегося металла в радиусе пяти километров от Кольки с Володькой, а тащиться еще дальше страсть как не хотелось. Оставался единственный выход — временно позаимствовать парочку железных предметов в одном из ближайших сараев. Самый близкий из них, в тени которого они стояли, был сарай Кузьминичны.

Старухе нездоровилось, и поэтому она не шаталась по двору, не копошилась над грядками, а лежала себе спокойно в избе, изредка поднимаясь, чтобы доковылять до магазина. Значит, не составляло особого труда забраться в сарай, похитить что-нибудь из железного хлама, валяющегося там, предоставить веские доказательства, а вечерком потихоньку вернуть украденное на место.

Замечательный план, как говорится, без сучка, без задоринки. Обрадованные заговорщики весело перелезли через забор и погрузились в заросли крыжовника.

Хитрый куст — крыжовник. Крупные зеленые ягоды так и манят к себе, но лишь забудешься, как острые колючки вцепятся в штаны, да оцарапают босые ноги. Чертыхаясь шепотом, друзья прокрались вдоль стены сарая и, наконец, очутились возле его двери.

И вдруг залитая солнцем медовая тишина взорвалась оглушительным каскадом. Громыхнуло так, будто на жестяной пол посыпались две дюжины пудовых гирь. Содрогнулась земля, подбросив Кольку и Володьку. И через секунду они уже сравнивали колючки крыжовника с не менее острыми иголками шиповника, очутившись в самой середине меж двух кустов.

Впрочем, не все оказалось так плохо. Дверь сарая не закрылась, и друзья прекрасно видели то, что происходило внутри.

Странное синее облако клубилось под потолком, освещая Кузьминичну, бодро кружащуюся вокруг чего-то, скрытого кучей хлама. Отсюда виднелся лишь коричневый тазик, да четыре ножки табуретки, выставляющиеся из-под залатанного покрывала неопределенного цвета, казавшегося теперь серовато-голубым.

Заинтересованный Володька выполз из кустов, расцарапавшись, где только возможно, и тихонько подобрался к двери. Колька, несколько напуганный, после минутного раздумья двинулся за ним. Володька тем временем напряженно уставился в проем.

Колька встал в полный рост, осторожно заглянул туда и почувствовал, как зашевелились волосы на его голове. Крик уже готов был вырваться из горла, а затем он чуть было не проглотил язык, когда Володька, видя испуг друга, яростно зашептал: «Тише ты. Мертвяки!»

До ужаса простая картина представилась глазам пионеров. Кузьминична кружила вблизи двух трупов, что-то зловеще шептала над ними, брызгала зеленоватой жидкостью. Покойнички выглядели свежими, вот только одежда вся измаралась в глине, словно Кузьминична недавно выкопала их из-под земли.

Немного погодя успокоился Колька. И в самом деле, ничего особенного: покойники как покойники. Что, он мертвецов не видел раньше? Колька уже с каким-то зловещим интересом рассматривал столь необычных гостей, как вдруг один из них внезапно открыл глаза и повернулся к Кольке.

Тут уж ничто не могло удержать Кольку. Рев испуганного мамонта пронесся над огородами, и даже Володька, изумленный подобным концертом, вжал голову в плечи. Колькино сердце стучало, как молоток Стаханова, а мысли уже витали на другом конце деревни, вот только ноги почему-то замерли, как вкопанные, и совершенно не желали двигаться с места. Кузьминична подпрыгнула от неожиданности, обернулась и брызнула в ребят той самой зеленой жидкостью. Одурманивающий аромат заполз в головы пионеров и заполонил их целиком. Мальчишки рухнули на земляной пол сарая, как кегли, сбитые ловкой рукой западного бизнесмена, выкачавшего все соки из дружественного нашему народу пролетария.

Очнувшись, открыл Колька левый глаз. Над ним чисто-чисто выбеленный потолок. Где это он? Скосив глаз, увидел Колька Володьку, лежащего рядом, спокойно сопящего и даже похрапывающего. Рассердился Колька и тут же вспомнил все. Мертвецы! Бежать надо!! Не медля ни секунды, бежать!!!

Он вскочил, что есть силы толкнул Володьку и ринулся к двери. Поздно! В темном проеме, ведущем в сенцы, показался тот — один из вернувшихся к жизни. И если бы не знал Колька, что еще недавно он валялся в сарае Кузьминичны, то не отшатнулся бы и не попятился обратно, ибо это уже был не мертвец.

Выглядел вошедший вполне нормально. Темно-желтая куртка и синие брюки очистились от глины и теперь выглядели, как новенькие. Стильные коричневые ботинки сверкали. Широкое лицо с небольшой бородкой вокруг змеино улыбалось. Возле печки обнаружилась Кузьминична, и Колька понял, что уже не уйти. Отчаянно захотелось выпрыгнуть в окно, но в маленькое окошко за спиной вряд ли пролезла бы даже Колькина голова. Володька спросонья глядел по сторонам, еще не вникнув в суть происходящего.

— Куда же вы, ребятки? — заботливо обратилась Кузьминична к мальчишкам. За стол садитесь. Будем чай пить.

Но у Кольки уже включилась пионерская бдительность.

— Нам пора! — твердо заявил он, не теряясь. — Нас ждут.

— Долго будут ждать, — со значением заявил бывший мертвец. — Вряд ли вы отсюда уйдете.

Глаза Кольки испуганно расширились.

— Пока не дадите обещания никому не рассказывать об увиденном, — закончила за мертвеца Кузьминична.

— А как вы говорите? — изумился, окончательно проснувшись, Володька.

— Неважно как, — перебил его Колька, отягощенный государственными заботами. — Такого обещания мы вам дать не имеем права. А вдруг вы — агенты мирового империализма! — и ему вспомнился плакат, на котором пионер прижимал ухо к двери, чутко вслушиваясь в разговор двух подозрительных черных силуэтов. Теперь-то уж никто не скажет, что летом Колька не проявляет бдительность и активность.

— Как могут мертвые быть агентами мирового империализма? — удивился в свою очередь мертвец.

Окошко за спиной у Кольки распахнулось и, обернувшись, он увидел лицо второго покойника.

— Это кто тут агенты империализма. Да будь я сейчас живым, выдрал бы тебя за милую душу вот этим ремнем, — серьезно заявил тот.

Ремня Колька не увидел, но это ему все равно не понравилось. Такими словами в деревне не бросались, а батяня находился сейчас ой как далеко.

— Да я сам в свое время двух шпионов разоблачил. У меня даже благодарность за это дело имеется, — бушевал мертвец. Затем замолк и отправился в избу, видимо, чтобы познакомиться с Колькой поближе.

Шпионская версия, к огромному сожалению, с треском лопнула, и кончилось происшествие тем, что все сели пить чай. Вернее, пили только ребята с Кузьминичной. А покойники молча поглядывали.

Выглядели они теперь как обычные люди. Ничем не отличались от настоящих мужиков. Их выдавали только глаза. Не блестящие с искорками в зрачках, как у всех нормальных граждан, нет, их глаза были мутными, тусклыми, зрачков не имелось совсем. А взгляд такой неприятный и тяжелый, что выдержать его вряд ли кто бы смог.

Колька то и дело косился на них, вспоминая всяческие ужасные истории и собственные ночные страхи. Нет, наяву все выглядело каким-то уж очень обыденным и неинтересным. Не было гниющих лиц, разлагающихся рук, глаз, полыхающих страшным красным огнем. Никто ни на кого не кидался, не душил, не заглатывал. Даже черных гробов нигде не видать. Вот он, а вот мертвецы, да и только.

Володька тем временем удовлетворял свою пытливую любознательность:

— Бабушка, а откуда взялись мертвяки эти?

— Да почитай в позапрошлом году драка у нас случилась. Местные-то их, двоих, и угрохали. Наших посадили потом, а за убиенными так никто и не приехал. Вот я и выпросила у себя захоронить этих незадачников.

— А зачем их оживлять-то?

— Как же, одна я осталась. Немощная, хворая. Кто мне избу починит? Кто огород вскопает? Кто польет, прополкой займется? Сама-то уж я стара. Выверну их из землицы, оживлю на день, а вечерком обратно в землишку. Иначе нельзя, сама совсем не справлюсь.

— Надо было вам, бабушка, в нашу дружину обратиться. Прислали бы помощников, — рассудительно сказал Володька и уточнил. — А насовсем их оживить можно?

— Можно, конечно, да только кто за такое дело возьмется.

— А че сделать-то надо?

— И не спрашивай! Надо всю ночь, когда луна полная, за мертвяками следить, не отходить. Ежели вытерпишь до утра, то оживут они, как прежде, и будут жить еще сколь бог милует. Бабка моя по таким делам была мастерицей. Она бы взялась.

— И мы возьмемся, бабушка, — прервал размеренный говор Кузьминичны Володька. — Пусть трудно!

— Конечно, возьмемся, — горячо поддержал Колька. — Пионер всегда там, где трудно.

— И не пробуйте, ребятки, — замахала морщинистыми руками Кузьминична. — Не дожить вам до утра.

— Доживем, — твердо сказал Колька, стараясь не глядеть на мертвецов.

— Так ведь луна полная должна быть, — обрадовалась бабка. — А без полной луны не получится ничего.

— Вот и хорошо. Сегодня как раз полнолуние, — Володя был умным мальчиком и посещал астрономический кружок в школе.

Огорчилась Кузьминична, да ничего не поделаешь. Упрямый народ пионеры.

— Попомните еще мои слова, — угрюмо пробормотала она. — Сейчас они смирные, а вот разойдутся после полуночи, и не угомонить их тогда.

А покойники и впрямь казались смирными. Бородатого, как выяснилось, звали Матвеем. Он тоже был деревенским когда-то, но переехал в город, да так там и остался. От деревенской жизни он сохранил крепкую фигуру, которой позавидовал бы любой борец, и бородку, хотя подстригал он ее уже по-городскому. Второго звали Федором. Он изначально родился в городе и не собирался его покидать. Хлипкая и худощавая фигура словно намекала на перенесенные в детстве болезни. Что привело их в деревню, ни тот, ни другой уже не помнили. В памяти осталась лишь роковая встреча с подвыпившими местными, один из которых, повздорив, спьяну выхватил нож и этим решил все дело.

Кукушка на часах аккуратно появлялась через час и уже успела прокуковать и десять, и одиннадцать. Теперь маленькая стрелка приближалась к двенадцати, а длинная уже проскочила цифру восемь. Приближалась полночь.

Володьке как-то не верилось, что эти спокойные, добродушные мужики после неприметного движения минутной стрелки вдруг резко озлобятся. А Кольку уже пробирал испуг. Одно дело — при дневном свете бодро заявить, что тебе просидеть до утра с мертвецами (с уже ожившими мертвецами!!!) — раз плюнуть. И совсем другое — действительно провести эту ночь с покойниками. Это вам не баран чихнул! А покойники — вот они, сидят, улыбаются. Но что произойдет с ними после двенадцати?

Кузьминична со страхом поглядывала на часы. Наконец, не вытерпев, она соскочила с места и засеменила к двери, бормоча себе под нос:

— Связалась с вами, окаянные. Пойду-ка я лучше к Петровне заночую.

Пионеры не возражали (вслух). Оставшись вдвоем, они с беспокойством следили за ходом стрелки. Перескочив на деление, она замерла напротив цифры одиннадцать. В этот момент внезапно комната погрузилась в ослепительную тьму. Мгновеньем спустя свет вспыхнул снова, но теперь лампа светила лишь в полнакала.

В наступившей тишине зловеще скрипнула дверь. Взглянув туда, обомлел Колька. Тонюсенькая щель, появившаяся незаметно, увеличивалась в размерах, запуская в избу черноту мрака. Неподвижные мертвецы отбрасывали уродливые тени. Не в силах произнести ни слова, пионеры замерли, сжались. Что-то копошилось в сенях, что вот-вот должно было проникнуть в комнату.

— Может, хоть крестики нательные возьмете? — появилась в проеме голова Кузьминичны.

— Нет, бабушка, — на всю избу заорал взмокший от испуга Володька. — Все ваши предрассудки здесь не помогут.

Плюнуть с досады хотела Кузьминична, да вовремя вспомнила, что в своей избе стоит. Перекрестилась только, да еще раз взглянув на часы, испуганно исчезла, плотно прикрыв за собой дверь.

А большая и маленькая стрелки уже стояли почти рядом. Колька усиленно вспоминал всякие веселые случаи, но в голову ничего не лезло, кроме зловещих историй про мертвецов. Лампочка вновь мигнула, а когда вспыхнула, то ее свет едва освещал стол, вокруг которого сидели Володька, Колька и два мертвеца. Пионеры вовсю старались успокоить себя мыслями, что столь тусклый свет связан лишь с перебоями на станции, но эти слова почему-то казались сейчас совсем не убедительными. Шли последние тягостные секунды суток.

Тени мертвецов колыхались в неверном свете и, казалось, обретали свою собственную черную жизнь. Раздался щелчок в часах и створки окошка раскрылись.

Насмерть перепуганные взгляды мальчишек скакали с циферблата на неподвижные фигуры мертвецов и обратно.

— Ку-ку, — выпорхнула из своего оконца кукушка.

Готовясь дать деру, ребята кинули последний взгляд на покойников и…

Ничего! Ничто не нарушило их покоя. Как те сидели, так и продолжали сидеть в неподвижном забытье, не предпринимая никаких активных действий. В мутном взгляде остекленевших глаз пока не наблюдалось ничего угрожающего.

Мальчишки облегченно вздохнули и, как ни в чем не бывало, продолжили разговор, прерванный четверть часа назад. Страхи Кузьминичны и собственные опасения оказались безосновательными и смешными.

Бежали минуты, покойники не шевелились, а кукушка тем временем прокуковала и час, и два. После второго ее появления в избе уже нечем стало дышать. От мертвецов исходил противный сладковатый запах, от которого кругом шла голова. Не сговариваясь, Колька с Володькой выбрались на крылечко проветриться, оставив подопечных в комнате.

По черному небу неслись с огромной скоростью мелкие лохматые облака. Высоко, словно мертвый глаз, светила мутная Луна. Порывы сильного, задиристого ветра приминали кусты к земле, а невысокие деревца сгибали, чуть ли не пополам. Ночные декорации соответствовали разыгрываемому спектаклю. Кольке почудилось, что все мертвецы с деревенского кладбища вырвались из гроба и теперь идут в гости к ним. Полная Луна на минуту погрузилась в длинное облако, придав ему призрачную окраску, и в наступившем мраке даже Володьке стало не по себе.

Друзья тут же оказались обратно в избушке, оставив завывать ветер вне ее пределов. Первым, что им бросилось в глаза, был жуткий взгляд четырех глаз заметно изменившихся мужиков.

Неяркая лампа освещала их обоих. Синюшные лица злобно ухмылялись. У Федора была пробита щека, и обрывок кожи противно свисал вниз, открывая безобразную дыру. У Матвея лопнула кожа на виске, и оттуда торчало что-то уж чересчур отвратное. Луна, метнувшая пару лучей в оконце, блеснула в его глазах. Мертвецы поднялись и медленным тяжелым шагом двинулись к пионерам.

Не помня от ужаса ничего, Колька рванул дверь на себя. Та не сдвинулась места. Колька рванул ее еще сильнее. Дверь не поддавалась. Мертвецы безмолвно приближались.

— Матвей, — запинаясь от испуга, вымолвил Володька, — надеясь, что сейчас все образуется, и ожившие мертвецы снова станут обычными мужиками. — Матвей, опомнись. Это же я, Колька, В-володька.

Но это уже был не тот Матвей.

Видя безуспешные колькины попытки, Володька рванул дверь с удвоенной силой, но она даже не шелохнулась, словно прибитая к косяку зловещим заклятьем. Синяя разлагающаяся рука потянулась к колькиному горлу.

Завопив, Колька проскользнул под ней и ринулся в другой конец комнаты. Володька без промедления оказался там же. Мертвецы, не спеша, развернулись и снова зашагали к мальчишкам. Замедленные и бесстрастные движения словно говорили, что мальчишки обречены. Возможно, так и случилось бы, не вспомни Володька про лестницу на чердак.

Она располагалась у печки, а добраться туда не представляло особых усилий, так как покойнички не обладали увертливостью. Мигом взлетев на чердак, ребята захлопнули за собой крышку.

У неказистой избушки Кузьминичны и чердак оказался крохотным. Луна, вроде, стала светить ярче. Поток серебряных лучей вливался в широкое окно без ставен и стекла и освещал чуть ли не половину чердака.

Крышку успели придавить бочкой и парочкой ящиков, что создавало полную иллюзию преграды.

— Черт возьми, — вдруг ругнулся Володька. — Дверь-то от себя надо было толкать. Ох, и дурень же я.

«Хорошая мысля приходит опосля,» — хотел прочитать мораль Колька, да не успел.

Снизу раздались равномерные удары. Лишенные чувств мертвецы обладали безграничной последовательностью в поисках живой плоти.

Ребята сидели, сжавшись, возле окна. Удары снизу становились все сильнее. Дрожал потолок, тряслась бочка, и вдруг наступила оглушительная тишина.

Прошла томительная бесконечная минута, за ней еще одна. Липкая тишина затопила окрестности. Ни звука, ни шороха ниоткуда. Мерцающие лунные лучи переливались мертвенным светом, а в темных углах чердака затаилось нечто.

Первым не выдержал Володька. Он вскочил, схватил черенок от лопаты и шаг за шагом осторожно подобрался к люку. Он никоим образом не собирался спускаться вниз, а хотел только проверить надежность баррикады и, по возможности, выяснить местонахождение мертвецов. Секунда за секундой уходили в вечность, и безмолвие продолжало властвовать над миром. Обеспокоенный отсутствием информации, Володька нагнулся пониже, и в этот момент с оглушительным треском крышка лопнула. Ее осколки, перемешавшись с обломками ящиков и бочки, разлетелись по всему чердаку, повалив Володьку навзничь, а за край отверстия уцепилась холодная мертвая рука.

Володька подпрыгнул, заорал, надеясь вернуть себе хоть каплю смелости, и что есть силы вдарил по этой страшной руке. Рука не дернулась, не разжалась, словно не чувствуя удара, а над поверхностью чердака появилась голова Федора.

Невыносимая при электрическом освещении, она казалась теперь в сто раз ужасней в лучах Луны. Размахнувшись, Володька нанес второй удар, вложив в это дело всю душу. Кожа на затылке мертвеца треснула, разорвалась, и Володьку забрызгало склизким противным гноем.

Через секунду оба пионера уже приближались к земле, а жуткий гость принялся обследовать опустевший чердак.

Прыгать через забор Колька наотрез отказался, боясь, что увидит его мертвец и погонится вслед. Вздохнув, Володька начал устраивать убежище в кустах у забора.

Со скрипом растворилась дверь. Из непроглядной темноты на порог избушки выбрался Матвей. Он повертел головой, спустился с крыльца и вдруг зашагал прямо к ним уверенно и зловеще.

— Бежим, — прошептал Володька, но Колька забился еще дальше в кусты, надеясь, что мертвец его не углядит.

— Бежим, — толкнул Володька друга. Он уже уяснил, что мертвецы не видят, не могут видеть своими потухшими глазами, а чувствуют присутствие пионеров и обнаружат их в самое кратчайшее время. Ломая кусты, Матвей приближался все ближе и ближе.

«Дернул же черт, дернул же черт», — стуча зубами от страха, повторял про себя Колька. Он уже ничего не соображал, когда кусты перед ним раздвинулись, и тусклый взгляд Матвея заглянул прямо в его душу.

Вскочив, Володька пнул оторопевшего Кольку и понесся по двору, намереваясь отвлечь внимание на себя. Пинок вывел Кольку из страшного оцепенения, мальчуган одним махом подтянулся на изгороди, перевалился через нее и остановил свои ноги только тогда, когда проскочил несколько соседних дворов.

Гулкие удары Колькиного сердца бушевали во вновь наступившей тишине. Страх покидал Кольку, а звуки начали возвращаться на свое привычное место.

Где-то вдалеке на луну лаяла собака. Ветерок зашелестел листьями. На той стороне улицы хлопнула ставня. Замычала корова в чьем-то хлеву. Мир звуков снова окружал Кольку, вселяя спокойствие и уверенность, но совсем рядом, неподалеку, скрытые ночью бродили два страшных живых мертвеца.

В поленнице, спиной об которую опирался пионер, что-то хрустнуло. Похолодев от ужаса, Колька вообразил, что навалился он на стенку огромного черного гроба, который, медленно раскрывавшись, выпускал нового гостя из мертвого мира.

Сердце вновь заскакало в ритме гнилой, западной пропаганды. Едва сдерживая ноги, готовые унестись на северный полюс, Колька понял, что больше не выстоит здесь ни минуты, и решил пробираться вдоль поленницы к себе домой. Голова кружилась, путая все направления. Он пока не определил, в чей двор его занесло. Опираясь рукой об шершавые торцы поленьев, мальчуган осторожно зашагал вперед.

Скоро поленница оборвалась поворотом. Между ней и невысоким штакетником за кустом крыжовника чернела темнота. И нырнул бы Колька в этот спасительный закоулок, затаился бы там, но, как молния, высунулась оттуда рука и холоднющими пальцами ухватила Кольку за нос.

Глаза Колькины едва не вылетели из орбит. Его чуть удар не хватил, прежде чем он догадался, что завяз в чужом огороде, а рядом стоит донельзя обрадованный Володька. В голове что-то завертелось с такой скоростью, что Колька вновь прислонился спиной к поленнице и бессильно сполз на землю.

Володька терпеливо дожидался, пока Колька окончательно придет в себя, а затем подхватил его под руку и помог выбраться на улицу.

Далеко-далеко за последним двором два зловещих силуэта направлялись к лесу.

— Слава богу, отделались, — облегченно выдохнул Колька, но Володька не поддержал друга, а все так же задумчиво смотрел вдаль.

— На станцию пошли, — наконец, вымолвил он.

— Че им там делать, на станции-то? — тут же спросил Колька. После ухода мертвецов он заметно повеселел и приобрел утерянное душевное равновесие. Володька тихо промолвил:

— Видать, их все-таки в город потянуло.

— Ох, и натворят они там делов! — радостно выпалил Колька, уразумев, что родной деревне уже ничего не угрожает. — А ты куда собрался?

Кольке было чему удивляться — спокойно и решительно Володька зашагал к дальнему лесу, в котором исчезли зловещие фигуры.

— За ними, — коротко бросил на ходу Володька.

— Ты че, спятил?! — изумился Колька. — Они ж тебя сразу придушат.

Володька искоса взглянул на друга, но не произнес ни слова. Мысли крутились у него в голове, но язык словно прилип к небу. Да и что он мог сказать? Разве объяснишь теперь Кольке, что это они заварили потустороннюю кашу, хотя их предупреждали, и предупреждали всерьез. И несмотря на весь свой страх, Володьке не оставалось ничего иного, как топать вслед за ожившими покойниками, чтобы остановить их. Правда, он даже не мог представить: каким способом. А Колька? Да что с него взять?

— Э, нет, — заупрямился Колька и ухватил товарища за локоть. — И сам не пойду, и тебя не пущу.

— Отвянь, — Володька выдернул руку и заспешил вперед. Колька угрюмо топтался на месте, а когда Володька удалился метров на двадцать, поплелся за уходящим товарищем.

Больше всего на свете хотелось сейчас Кольке прибежать домой, забиться под одеяло и мгновенно заснуть, напрочь выбросив из головы все воспоминания об ужасных мертвецах, которые, может быть, уже заглядывают в окно и, забравшись в избу, подбираются все ближе и ближе. И плюнул бы на все Колька, и убежал бы, но словно какая-то ниточка связывала его с Володькой. С каждым метром, увеличивающим расстояние между ними, эта ниточка становилась все тоньше. Но пуще ночных страхов, пуще липкого ужаса новой встречи с незваными гостями, пуще самой смерти боялся Колька, что оборвется она, что уйдет Володька, а он останется здесь в одиночестве с мерзопакостным чувством на душе.

Вот эта боязнь, да еще отсутствие мертвецов в обозримом пространстве гнали Кольку вслед за другом. И как только он прибавил скорость, тут же ниточка стала нитью, веревкой, канатом, цепью, не позволившей Кольке свернуть с пути. А когда он догнал Володьку и зашагал рядом с ним, то уверенность окрепла внутри, окончательно вытеснив всю скопившуюся внутри погань.

Скорые поезда на станции не останавливались. Но любой желающий мог добраться до города первой же электричкой, которая осуществляла здесь минутную стоянку ровно в четыре двадцать.

В настоящий момент таких желающих насчитывалось пять. Две женщины с корзинками, мужчина с мальчиком октябрятского возраста и клюющий носом пенсионер с большим потрепанным портфелем, из которого торчал краешек захватанного вафельного полотенца.

Мертвые глаза невидяще уставились на стену, где рядом с часами, показывающими шесть минут пятого, расположился календарь, на котором значилось: «30 июня. Суббота. 1973 год». Мертвец ткнулся головой в стекло и двинулся на поиски двери. Ничего не подозревавшие пассажиры продолжали предаваться своим мыслям, а пенсионер снова заснул, чтобы через пару минут снова проснуться. За пределами вокзала было темно, и никому, к счастью, не хотелось коротать последние минуты на перроне, пронизываемом утренним сквознячком.

Найти дверь не составило особого труда. Взявшись холодными пальцами за ручку, он уже собрался войти в зал ожидания, туда, где сидела противоестественная его существу живая плоть, как вдруг что-то отвлекло его внимание.

Рывками повернув голову, он почувствовал присутствие двух ускользнувших от него мальчишек. Разбуженный от вечного сна мозг усиленно решал задачу, пытаясь найти компромисс. Там, за дверью, находилось много существ, ничего пока не подозревающих о ждущей их участи. Здесь стояло всего двое, но они были ближе, несравненно ближе.

Володька чувствовал колебания Федора, затормозившего у самого входа в вокзал. Мелкими шажками он приближался к мертвецу, стараясь соблюдать такую дистанцию, чтобы Федор ни в коем случае не смог их достать. Но это теперь не имело значения. Покойник покачнулся (критическое расстояние мальчишки преодолели) и, забыв на время о пятерке за дверью, двинулся в погоню, стараясь настичь пионеров.

Оказалось, что вести за собой мертвеца не так уж и трудно. Бегать он не мог, прыгать — тем более. Все, на что Федор оказался способен, — это тихонько тащиться вслед за Володькой и Колькой, время от времени совершая рывки в безуспешных попытках их догнать.

Отводные пути кончились. Дорожка свернула влево. С обеих ее сторон теперь высились разделенные кирпичными столбами деревянные заборы с колючей проволокой поверх — ограда привокзальных складов. Где-то вдалеке тускло желтел колпак фонаря, а над головами пионеров чернело небо, густо усыпанное звездами. Сзади беззвучно топал оживший труп, а впереди, там, где дорога скрывалась во тьме, появился одинокий мужской силуэт.

— Колька, беги, предупреди мужика, — скомандовал Володька. — Пусть не стоит на дороге.

А Колька и рад оторваться от беспокойного соседства. Прибавив скорость, он весело понесся навстречу незнакомцу. Колька уже раскрыл рот, чтобы возгласом предостеречь его, как крик замер в горле. Улыбаясь, прямо на него шел Матвей.

Колька сто раз видел в кино, как загадочно и зловеще улыбались с экрана иностранные шпионы. Но то в фильмах! И причем там были хотя и враги, но обычные живые люди, которых в конце картины благополучно ловила и примерно наказывала родная советская милиция. Где-то она сейчас?! А колькиным мучениям не видать ни конца, ни края. Мужества у него хватило только на то, чтобы развернуться и лихо броситься обратно к Володьке.

Мертвецы сближались. Если бы они дышали, то их зловонное дыхание раздавалось бы совсем рядом. Колька, закрыв глаза, ждал неминуемой смерти. Володька, резко вращая головой, бегло осматривал окрестности.

Выход! Вернее, малюсенький шанс, свет в конце темного непроницаемого туннеля ухватил Володька, взглянув наверх. Прямо над ними колючая проволока была порвана, и теперь оставалось только перемахнуть забор, чтобы уйти от страшных преследователей.

Володька ткнул Кольку кулаком в бок и, когда тот раскрыл глаза, молча указал наверх. Колька понял без слов и, что есть силы, подпрыгнул, а Володька подпихнул его снизу так, что он без труда оказался на верхушке каменного столба, неприятно холодившего ноги. Теперь Володька подпрыгнул сам и повис, ухватившись за край забора. Холодная рука скользнула по володькиной щиколотке, и он, подтянувшись отчаянным усилием, оказался рядом с Колькой, попутно разорвав правую штанину об колючую проволоку. Мертвецы столкнулись и замерли, жадно уставившись на мальчишек.

Колька вовсе не спешил прыгать вниз. Взглянув по ту сторону забора, Володька уяснил причину его опасений. Возле столба заливалась лаем собака. Глупый пес не понимал всю сложность текущего момента и был готов разорвать потенциальных нарушителей в клочья, не обращая ни малейшего внимания на двух выходцев с того света, находящихся за пределами его владений. Но уж совсем глупо было спастись от мертвецов только затем, чтобы сразу же сделаться жертвами огромного злющего пса. Поэтому, соблюдая все меры предосторожности, пионеры двинулись по узкой доске, ведущей от одного каменного столба к другому.

Страшной была эта дорога. Шатаясь, то и дело теряя равновесие, мальчуганы медленно, шаг за шагом продвигались вперед. Снизу, не отставая, по одну сторону забора за ними семенила собака, гулко гавкая вверх, по другую сторону брели два покойника, влекомые живой плотью.

Володька не знал, сколько прошло времени, пока шли они по этому бесконечному пути, но забор вдруг повернул влево, а рядом с лицом мальчишки тихо зашелестели ветви березы. Впереди очутился лес. Не раздумывая, Володька спрыгнул вниз и нырнул в кусты. Колька, разумеется, последовал за ним. Уразумев, что добыча ускользнула, собака обиженно залаяла. А мертвецы? Те попросту исчезли из вида. Теперь нельзя отсиживаться в кустах, надеясь, что темнота укроет и спасет. Чуя живую плоть, мертвецы сделают все, чтобы уничтожить ее, чтобы сделать себе подобной.

Где-то рядом затрещали кусты, и мальчишки от страха сиганули в разные стороны, мигом потеряв друг друга из виду. Володька быстро оказался в густой чаще, где не только мертвец, а он сам едва пробирался среди переплетенных деревьев. А Кольку вынесло к оврагу.

Далеко на скрытом деревьями востоке уже светлело небо, и алая полоса начинала набирать цвет. Но над колькиной головой небо пока оставалось таким же черным и безысходным. Даже Луна апельсином укатилась прочь. И стоял Колька на краю оврага, и глядел немигающими глазенками, как беззвучно раздвигаются кусты и оттуда вылазит что-то ужасное. То ли это Матвей или Федор, изменившийся до неузнаваемости, то ли вообще это был посторонний мертвец. Но когда он протянул дрожащие от нетерпения руки к колькиному горлу, отшатнулся Колька, а покойник шагнул по инерции вперед.

Зашелестела, зашуршала земля у него под ногами. Покачнулся мертвец, не устоял и осыпался с комьями глины вниз куда-то, на дно оврага.

И замер Колька над обрывом, не в силах убежать. Он словно видел со стороны события, которые произойдут через несколько минут. Отчаяние охватило его, но он все стоял и ждал, ждал нового пришествия нежити.

Тихий шорох всплывал снизу, постепенно приближаясь. Мертвая рука появилась из темноты и стала шарить по земле, разыскивая опору, а может, и колькины ноги. В этот момент кто-то властно схватил Кольку за руку и рывками потащил вглубь леса. Зажмурив глаза, Колька ожидал самого худшего. Но не Федор и не Матвей завладели им. Это, как обычно, успел вовремя Володька.

Наткнувшись на Кольку, Володька вновь обрел уверенность, что было немаловажно в почти проигранной битве. Он выволок Кольку на проселочную дорогу и остановился, размышляя, не двинут ли мертвецы обратно к станции.

Багровый шар медленно выползал из-за горизонта, осветив все кровавым, злым светом. Солнце взбиралось все выше на голубой купол неба, желтея с каждой секундой, пока не засверкало золотом так, что невозможно было выдержать его взгляд. Лучи пронзили лес, заставив переливаться радугой бесчисленные капельки росы, согрели дремавшую на дереве ворону и двух измученных пацанов.

Пионеры затравленно смотрели на лесную просеку, пересекавшую дорогу под прямым углом. Колька — налево, Володька — направо. Оттуда, с обеих сторон, к ним шагали те, от кого мальчишки безуспешно спасались всю ночь, а сил на новую пробежку не осталось совсем. Но…

Но это уже были не мертвецы. На гладкой коже лица Федора выступила свежая щетина. Изысканная прическа Матвея сменила космы, торчащие во всех направлениях еще час назад. Но главное — глаза. Не тусклые с мертвым взглядом. Живые, настоящие глаза так и зыркали по сторонам. Приблизившись к сжавшимся пионерам, Матвей и Федор одновременно улыбнулись и ободряюще взмахнули рукой. А навстречу собравшейся четверке, словно ясновидящая с предсказанием, по дороге спешила Кузьминична.

— Неужто выдержали? — не веря своим глазам, охнула она.

Колька вдруг понял, что от волнения и пережитого страха не может вымолвить ни слова.

— Выдержали, — твердо ответил Володька и пристально оглядел теперь уже бывших покойников.

— Спасибо тебе, — весело хлопнул его по плечу Матвей. — И тебе тоже, обратился он к Кольке. — И вам спасибо, бабушка.

Кузьминична только быстро крестилась.

— И куда Вы теперь? — Володька уверенно подхватил начавшийся разговор.

— В город, куда же еще, — ответил Федор звонким голосом.

Постояв минуту, оба вернувшихся к жизни полноправно зашагали к станции. Пройдя метров двадцать, они обернулись и учтиво помахали рукой на прощание.

— Счастливого пути! — крикнул им вслед Володька. — А с Вами, бабушка, у нас будет особый разговор.

Вечер. Что может быть лучше вечера, когда все дневные заботы уже позади? Солнце садилось, цепляясь, за черные верхушки далеких елок. На сумеречной улице под раскидистым тополем Колька поучал собравшихся вокруг пацанов:

— С мертвецами надобно особое расположение и обхождение. С ними все не так-то просто. Нам с Володькой пришлось побегать за ними. Зато ни ему, ни мне они теперь не страшны.

Володька усмехался, понимая, что деревенское кладбище он еще долго будет обходить за пять верст стороной…

… А недавно мне пришлось снова побывать в тех местах. Желая сократить путь, я пролез в дырку забора и стал пробираться по школьному саду, изобилующему яблонями и крыжовником.

Пройдя метров двадцать, мне вдруг почудилось, что я не один. Кусты малины рядом со мной колыхнулись против ветра, и я ускорил шаг, ведомый мрачными предчувствиями.

Выбравшись на лужайку, я огляделся, ища калитку или хотя бы еще одну дыру в заборе. Но меня уже не хотели так просто отпускать. Быстрые шаги за моей спиной заставили меня оглянуться. Три посиневших мальчугана пяти-шести лет с полуразложившимися лицами направлялись ко мне. Лохмотья одежды трепыхались по ветру. Неестественность их скрюченных фигур не мешала им бежать мелкими шажками. Если бы из кустов на меня вырвалась стая злющих волкодавов, то я напугался бы куда в меньшей степени! Не выдержав, я бросился наутек. Малыши, не отставая, неслись рядом. Их мертвые ноги не знали усталости.

— Пощадите! Убийцы! — взывали маленькие мертвецы. Их руки так и норовили ухватиться за меня. Как мог, я уворачивался, отчаянно высматривая выход. Но, видимо, я уже потерял путь и не видел теперь даже забора, а эта погоня не могла продолжаться долго.

— Убийцы! — не унимались преследователи. Надеюсь, они имели в виду не меня.

Вдруг впереди показалась еще одна фигурка.

«Обложили!» — ухнуло где-то внутри. Бежать теперь не имело смысла. Мертвецы пронеслись мимо меня и замерли перед пареньком на вид совершенно живым. Его красный галстук нервно плескался под порывами ветра. Я только теперь ощутил, как похолодало за последние полчаса.

— Ну, и зачем выскочили? — недовольно спросил мальчишка. — Ведь товарищ еще ничего не сорвал. Может быть, он и не думал даже, а вы сразу гонять.

Я вытер пот со лба и тут узнал этого пионера.

— Володька! Что за нечисть вы здесь развели?

— Необходимые меры предосторожности, — пояснил он. — А то уж слишком много появилось охотников путать свое и наше, — Володька повернулся к убиенным младенцам. — Заступить на пост номер пять.

— Служим Советскому Союзу! — отрапортовали малыши и строем скрылись в кустах.

— Не боитесь темных сил-то? — еле выговорил я, косясь назад.

— Нам нечего бояться! — гордо заявил пионер. — В нашей стране даже темные силы будут служить на благо трудового народа!

Добавить к этому мне было нечего.

Октябрь 1992 г.