«Связующие узы»

Филипп Марголин Связующие узы

Хелен и Норману Штамм, самым замечательным теще и тестю, за то, что они сумели воспитать такую прекрасную дочь

Пролог Юношеские достижения

Декабрь 1970 года

Педро Арагон лежал обнаженный на белом песчаном пляже в объятиях гибкой загорелой женщины, источавшей аромат гибискуса. На ветру покачивались широкие листья пальм, скрывавших любовников от нескромных взоров. Волны неистово бились о берег. Педро испытывал бы чувство полнейшего наслаждения, если бы не муха, непрестанно жужжавшая где-то рядом.

Педро пытался не обращать внимания на назойливое насекомое, однако беспрерывное жужжание то затихало, то вновь возобновлялось с еще большим упорством. Арагон сделал попытку поймать злодейку. Без особого успеха. Звук лишь усилился. Педро открыл глаза – и залитый солнцем пляж мгновенно превратился в узкую кровать с несвежими простынями. Звук прибоя сменился унылой чечеткой дождя, стучащего о грязные оконные стекла дешевой квартирки Педро. Исчез и дурманящий аромат гибискуса. Ему на смену пришел затхлый запах пота, прокисшего пива и недоеденной пиццы.

Педро повернулся на другой бок и уставился на трезвонящий будильник. Какое-то мгновение он проклинал себя за то, что накануне вечером завел проклятые часы. Сон был так прекрасен. Но тут Педро вспомнил, что должно было произойти ближайшим вечером, и вскочил с кровати. На своем веку он видел так много лентяев, профукавших свою удачу, что кое-чему научился: подходящий шанс нельзя упускать никогда.

* * *

Педро Арагон поменял трущобы Мехико на "мощенные золотом" улицы Америки, когда ему исполнилось лет четырнадцать. Он был стройным юношей с жемчужно-белыми зубами, лукавым взглядом красивых глаз и начинающими пробиваться тщательно ухоженными усиками над губами, легко и часто приоткрывавшимися в обворожительной белоснежной улыбке. Невозможно представить, что столь очаровательный мальчик может кому-нибудь причинить зло или тем более убить кого-то. И все же легкий нрав Педро обладал коварной особенностью: он мог внезапно, без всякого повода, смениться необычной, ничем не спровоцированной безумной жестокостью. Именно подобная непредсказуемость и сделала парня настолько опасным для окружающих, что даже очень крепкие мужчины не осмеливались ссориться с ним.

Хесус Дельгадо, уполномоченный одного мексиканского картеля в Портленде, с ходу разглядел в Педро недюжинные таланты. Под его руководством Арагон стал незаменимым участником операций с наркотиками. Двумя месяцами ранее Хесус приказал своему протеже с помощью бензопилы умерить аппетиты одного из руководителей группы торговцев, начавшего присваивать выручку. В награду Педро получил место своей жертвы. Как правило, он продавал небольшие дозы героина конченым наркоманам, но сегодня вечером три университетских панка обещали солидный куш, и Арагон почувствовал, что запахло хорошим наваром.

В последнее время Педро приторговывал в заброшенном доме из нищего района, там, где люди не слишком-то доверяли полиции, и потому за их молчание Арагон мог поручиться. Лужайка у ветхого строения давно заросла, серая краска облезла почти со всех стен, а крыша веранды грозила вот-вот обвалиться. Педро быстро добежал по дождю до развалюхи и постучал в дверь. Ему сразу же открыли.

– Que pasa?[1] – спросил Педро у вооруженного охранника.

– Да не ахти как.

– Все наладится с заходом солнца.

Клайд Хопкинс, мускулистый ковбой со связями в среде лас-вегасских гангстеров, поздоровался с Педро и проводил его в дом. Когда они вошли в маленькую комнатку в задней части здания, худощавый стройный мужчина в очках обменивал пакетик с белым порошком на горсть мятых долларов какой-то накурившейся до одури девице, гротескно похожей на Дженис Джоплин. Получив необходимое, девица выскочила за дверь, даже не взглянув на Педро. Он не удивился, зная, что даже дьявол собственной персоной не смог бы отвлечь наркоманку от вожделенной дозы.

– Эй, Бенни, – обратился Педро к очкарику, сидевшему за расшатанным столиком для игры в бридж, на котором лежали пакеты с порошком. В глубине комнаты стоял вооруженный, мрачного вида культурист.

– Дела сегодня совсем никуда... – откликнулся Бенни, указывая на стопку грязных банкнот, перетянутых резинкой. Педро пересчитал дневную выручку. Маловато, хотя это его не особенно беспокоило. Ребята из университета обещали прийти к десяти тридцати, и тогда все пойдет на лад.

"Приготовишки" появились точно к сроку. Педро наблюдал за ними сквозь стекло входной двери и громко расхохотался, когда увидел, как они вылезают из "ягуара" цвета красного вина.

– Ты можешь поверить своим глазам? – спросил он Клайда, тоже наблюдавшего за парнями.

– Как этим ребятам удалось остаться в живых? – ответил Клайд вопросом на вопрос и покачал головой. Въехать на такой дорогой тачке в их район значило примерно то же, что прийти сюда с плакатом "ПОЖАЛУЙСТА, ОГРАБЬТЕ МЕНЯ!".

По прикидке Педро, мальчишки были его ровесниками – лет восемнадцати, – но если уличная жизнь рано сделала из Арагона мужчину, то трое визитеров казались совсем ребятишками. Да-да, именно так, нежными недорослями с круглыми физиономиями, слегка подпорченными подростковыми угрями. Но во взгляде мальчишек-сосунков не было видно ни страха, ни специфической тоски по наркоте. Он вспомнил, как вели они себя вечером накануне в "Пентхаусе", шикарном стрип-клубе, принадлежащем Хесусу Дельгадо. Строили из себя джентльменов и балдежников, то и дело щеголяя каким-нибудь испанским словцом из школьного лексикона, чтобы показать, что они свои в доску, называли Педро "амиго" и "бро".

Одежда на "приготовишках" напоминала школьную форму: блейзеры, хлопчатобумажные комбинезоны, синие студенческие рубашки и свитеры без воротника. Первый парень, с копной непослушных светлых волос, походил на футболиста, хотя казался все же слишком дряблым и слабеньким. Еще не растряс свой детский жирок, подумал Педро. Второй ростом был с Арагона – пять футов и десять дюймов, – тощий, в очках в черной роговой оправе, с длинными тонкими черными волосами, свисавшими до плеч. Он тоже казался совсем юным, почти ребенком. Большинство, взглянув на него, никогда бы не подумали, что парень уже учится в колледже, а приняли бы его за старшеклассника, которому далеко до выпуска. Последний из "приготовишек" мог бы войти в разряд полутяжеловесов – поджарый и крепкий на вид, постриженный под "ежик". Если кого-то из троих и можно было опасаться, то только этого. Однако Педро был уверен, что о какой бы то ни было опасности здесь нет и речи. Он ожидал получить от пацанов серьезные бабки, или "мучо динеро"[2], как ребята сами их именовали, когда объясняли Арагону свою идею поставок наркотиков на территорию их колледжа. Педро вежливо выслушал предложение, понимая, что здесь он вряд ли промахнется. Он сумеет разобраться с сопляками по-своему, если что-то пойдет не так.

– Педро, дружище! – произнес толстяк.

– Amigo[3], – ответил Педро, встречая парня рукопожатием, которое успел тщательно подготовить, пока тот шел к дверям. – Mi casa es su casa[4].

– Это по-нашему! – с энтузиазмом откликнулся толстяк. Его физиономия озарилась улыбкой, в то время как двое других нервно оглядывались по сторонам, не без тревоги рассматривая "АК-47", лежащий на столе у провалившегося дивана, и трех бандюг, что внимательно наблюдали за вошедшими из разных концов комнаты.

– Итак, ребята, будем делать дело? – спросил Педро, намеренно говоря с сильным испанским акцентом, от которого он уже практически избавился за четыре года жизни в Штатах.

– Дело, si, amigo[5]. Много дел.

– Ну, что вы для меня приготовили? – спросил Педро.

– Эге, все зависит от того, что вы приготовили для нас, – ответил толстяк уклончиво, а двое других продолжали вертеть головами, разглядывая людей Арагона.

Педро ухмыльнулся:

– Для вас я приготовил самое лучшее дерьмо на свете. Пойдем покажу.

Он уже повернулся, чтобы идти, но неожиданно остановился, потому что в комнату ввалился один из охранников. По футболке громилы струей текла кровь. Кто-то ранил его в шею. Сделав несколько шагов, он рухнул на пол. За ним стоял мускулистый негритос, строивший из себя дикого африканца, только что вылезшего из джунглей. Негр держал в руке большущую "пушку". Глаза "приготовишек" округлились от ужаса, а Клайд рванулся за "АК".

– Не думаю, что у тебя что-то получится, – сказал черномазый, выпустив две пули по Клайду. К тому моменту, когда мертвое тело Клайда рухнуло на пол, комната уже наполнилась вооруженными людьми, судя по их виду, настроенными весьма решительно.

Человек, убивший Клайда, опустил свое оружие. Двое его помощников крадучись проследовали по направлению к задним помещениям здания.

– Ты, должно быть, Педро, – спокойно сказал негритос. Арагон ничего не ответил. – Скоро ты станешь бывшим Педро! – Бандит грубо гоготнул.

И пока мысли парня метались в поисках выхода из этой ситуации и хоть какого-нибудь способа выжить, из задней комнаты послышались несколько выстрелов и жуткий вопль.

Предводитель налетчиков широко улыбнулся.

– Кажется, мои ребятишки нашли твои запасы, – сказал он, обращаясь к Педро.

Затем он перевел взгляд на "приготовишек", впервые по-настоящему обратив на них внимание. На их лицах был написан предельный ужас. Все они высоко подняли руки над головой, так, будто снимались в каком-нибудь вестерне в эпизоде, когда грабители врываются в дилижанс с криком "Руки вверх!".

– И что у нас здесь такое? – Негр бросил взгляд на человека, лицо которого уродовал громадный рваный шрам через всю щеку до подбородка. – Абдул, как ты называешь таких милых молоденьких мальчиков, прелестно распевающих в школьном хоре?

– Клубом хористок.

– Да-да, именно так, клуб хористок. – Главарь бандитов вновь повернулся к юношам: – Вы состоите в клубе хористок? – Не дождавшись ответа от оцепеневших от ужаса ребят, он опять обратился к Педро: – Ну что, я, по-твоему, облажался? Клянусь, Педро, ты продаешь травку не по правилам и отбиваешь у меня моих клиентов, и все же прошу прощения, если я тут немного насорил. Вы готовы спеть "Старого черного Джо"?

Арагон молчал.

– Да, кстати, вот что я подумал. Вы, ублюдки, вовсе не клуб хористок. – Он указал пистолетом на Педро: – Я думаю, что ты – торговец наркотиками, торгующий ими на моей территории. – Негр перевел дуло "пушки" на ребят из колледжа: – А вы – господа покупатели, отдающие ублюдочной мексиканской шкуре мои деньги. А это значит, что вы все – я подчеркиваю: вы все! – должны умереть.

– Сэр, прошу вас, сэр, – забормотал заикаясь мальчишка в очках в роговой оправе. – Неужели вы нас не отпустите? Мы никому не скажем. Клянусь.

Вожак взглянул на него, как будто всерьез задумавшись над предложением.

– Клянешься?

– Клянусь, сэр. Мы же не знали, что здесь ваша территория. Мы можем покупать травку и у вас. У нас много денег.

Черномазый ухмыльнулся и кивнул:

– Звучит вполне разумно. – Он повернулся к сообщнику: – Как ты думаешь, Абдул, разумно звучит?

– По-моему, они честные белые ребята, – ответил Абдул.

– Вы честные ребята? – спросил вожак.

– Да, сэр, – ответил парнишка в очках, энергично кивая. – Мы все хорошо учимся.

– Точно? Что ж, Абдул, в таком случае, я полагаю, мы сможем положиться на их честное слово, что они не разболтают полиции о том, как мы перестреляли целый дом народу и унесли их деньги, как ты думаешь?

– Ну конечно, – сказал Абдул, взглянув на ребят со зловещей улыбкой.

– Обещаете? Клянетесь честью настоящих скаутов?

Шутливый тон бандита полностью испарился, когда он медленно поднял дуло своего пистолета и направил его на золотую эмблему, пришитую к блейзеру прямо над самым сердцем у очкарика.

– У меня есть деньги! – простонал мальчишка. – Много денег...

Он сунул руку в карман за бумажником, а на передней части его комбинезона вдруг образовалось влажное пятно. На полу под ногами парня возникла маленькая желтая лужица. Главарь бандитов вначале удивленно уставился на нее, а затем расхохотался. Взгляды черномазых сошлись на мокрой промежности тощего мальчишки.

– Вы посмотрите только! Он же обоссался!

Все залились диким хохотом. И тут произошло нечто совершенно невероятное: мальчишка вытащил из-под блейзера пистолет и открыл из него стрельбу. Поначалу бандиты застыли от изумления, а затем, когда к стрельбе присоединились и двое других "приготовишек", попытались отстреливаться. Слышался звук разбитого стекла, во все стороны летели большие куски штукатурки. Педро рванул за "АК-47". Выстрелом выбило кусок штукатурки рядом с тем местом, где он только что стоял. Арагон схватил оружие, перекатился с ним за диван и стал стрелять по двум бандитам, выбежавшим из задней комнаты. Их срезало автоматной очередью, и оба рухнули на пол.

– Хватит! – крикнул студент-"полутяжеловес" и приставил еще горячий ствол своего пистолета к виску Педро. – Опусти оружие, Педро. Будь умницей. Я просто хочу быть уверенным, что ты меня ненароком не пристрелишь в такой сумятице.

Арагон взвесил свои шансы. Дуло пистолета все плотнее прижималось к его голове, больно врезаясь в кожу. Он отбросил в сторону автомат.

– Ну вот и чудесно, – сказал "полутяжеловес", делая шаг назад.

Педро оглянулся по сторонам. Все налетчики были мертвы, кроме него самого, троих "приготовишек" и вожака банды черномазых, который оказался тяжело ранен и теперь катался по полу, корчась от боли.

– Было круто, – прошептал парень в очках в роговой оправе с благоговейным восторгом.

– Отлично сработано, – согласился толстяк, – особенно когда ты описался.

– Их мой приемчик классно отвлек, ведь так? – сказал тощий, широко улыбаясь.

Толстяк сделал вид, что принюхивается, и махнул рукой перед носом, заметив:

– Их-то, возможно, и отвлекло, а вот мое обоняние, боюсь, привлекает.

– Да ну тебя! – Худощавый рассмеялся, и оба парня взмахнули руками в победном жесте.

Педро взирал на них из-за дивана в глубочайшем изумлении.

Затем худощавый подошел к раненому черномазому, стонавшему от боли. Парень широко и удовлетворенно улыбался:

– Ой, извините, мы вам, как видно, причинили боль?

– Имел я тебя в жопу... – едва смог выдавить раненый.

– Откровенно говоря, сэр, не думаю, что у вас в вашем нынешнем положении встанет.

Толстяк расхохотался.

– Прикончи его, – посоветовал "полутяжеловес", и в голосе парня прозвучал стальной холодок. – Нам нужно отсюда выбираться.

– Спокойнее, спокойнее, – сказал худощавый, обходя жертву вокруг, нацеливая пистолет на разные части тела черномазого и приговаривая: – Эни мени мини мо.

– Кончай придуриваться! – крикнул толстяк.

– Черт, какой же ты зануда! – ответил худощавый, прострелив раненому коленную чашечку так, что у негра вырвался жуткий душераздирающий вопль.

Парень вновь расхохотался:

– О, какой у вас голос, сэр! Вы берете такие высокие ноты! – Но улыбка сползла у него с лица, когда он взглянул в глаза поверженному бандиту. – Ты, наверное, состоял в клубе хористок у себя в школе? А, козел?

– Да ради Бога, кончай с этим дерьмом и пошли! – рявкнул "полутяжеловес" и дважды выстрелил в голову орущему негру.

Педро пытался не показывать собственный страх. Если ему суждено умереть, то он должен умереть как мужчина.

"Полутяжеловес" повернулся к Арагону:

– Собирай свою наркоту.

Педро подумал, что он неправильно расслышал сказанное.

– Мы должны уходить. Копы нагрянут с минуты на минуту.

Значит, они не собираются его убивать! Ноги Педро внезапно сами собой задвигались. Он побежал в заднюю комнату. Там на полу лежал Бенни с дыркой посредине лба. В углу валялся труп его телохранителя. Педро с трудом удалось оторвать взгляд от жуткого зрелища, и он начал складывать в чемодан запасы наркотиков. Закончив, Арагон вернулся в большую комнату.

– Паинька! – крикнул толстяк.

– У нас твои деньги, – обратился худощавый к Педро. – Мы можем продолжить нашу сделку.

Арагон не знал, что сказать, пребывая в полном замешательстве.

– И ты у нас в долгу, амиго, – сказал толстяк. – Ты бы уже сейчас был мертвецом, если бы не наша расторопность.

Педро не отрываясь смотрел на "ягуар", стоявший во дворе.

– Да не знаю я, мужики. Боюсь, что вы попали в серьезный переплет. Копы без труда найдут вашу машину.

"Приготовишки" переглянулись и залились хохотом.

– Не беспокойся, браток, – заверил его худощавый. – Она не наша, мы ее украли.

Педро подумал, что ему бы уже пора перестать удивляться. Эти парни скорее всего были какими-то инопланетянами. И тут толстяк положил руку ему на плечо. Одного взгляда в глаза Арагону оказалось достаточно, чтобы понять: все происшедшее здесь и в "Пентхаусе" было своеобразным спектаклем. И от подобной мысли Педро стало еще страшнее, чем в те минуты, когда ему угрожала почти неминуемая смерть.

– Мы могли бы убить тебя и забрать твою наркоту, – сказал толстяк спокойным и уверенным тоном, – но подобный поступок был бы весьма недальновиден с нашей стороны. Единственное, к чему мы стремимся, – это к взаимовыгодному сотрудничеству, которое принесет нам всем много-много денег.

Худощавый пожал плечами:

– Если наше предложение тебя не устраивает, забирай свои вещички – и вали отсюда.

– Ну, что скажешь, Педро? – спросил "полутяжеловес". – Хочешь подзаработать?

Арагон вспомнил о женщине из своего сна и о чистом белом пляже.

– Давайте обсудим где-нибудь все наши дела поподробнее, – ответил он.

Часть I Блестящий игрок

Настоящее время

1

Сенатор-республиканец от штата Южная Каролина Честер Уиппл, стойкий солдат Господа нашего, особого пристрастия к алкоголю не испытывал, о чем сильно жалел сегодня, меряя шагами гостиную своего джорджтаунского дома. Было два часа ночи, а детектив Джерри Фримонт опаздывал на целых три часа, и никакая молитва не могла успокоить сенатора.

В дверь позвонили. Уиппл бросился в прихожую, однако, открыв дверь, обнаружил на пороге вовсе не детектива, которого ждал уже несколько часов подряд. Вместо него Уипплу улыбался элегантно одетый мужчина со старым школьным галстуком на шее, вроде того, что носили в альма-матер самого сенатора. Нежданный гость оказался среднего роста и сложения. Его рыжеватые волосы были гладко причесаны. Правильный римский нос украшали очки в тонкой оправе. Уиппл, небогатый выпускник сельской государственной школы, с неприязнью относился к своим однокашникам по Гарварду из богатых семей и привилегированных школ; они же, напротив, были настроены к нему доброжелательно. По правде говоря, Честера Уиппла было не так-то легко унизить: он обладал физической силой потомственного крестьянина и духовной стойкостью человека, никогда не подвергавшего сомнению основы своей веры.

– Сенатор, я извиняюсь за вторжение в столь неурочный час, – произнес мужчина, протягивая Уипплу визитную карточку. Из нее сенатор узнал, что перед ним стоит Дж. Стэнтон Нортвуд-второй, адвокат и один из совладельцев известной компании в округе Колумбия. (Правда, спустя несколько дней Уипплу станет известно, что в данной фирме нет сотрудника с подобным именем.)

– Что вам нужно? – спросил сенатор, не скрывая своего удивления и намереваясь выпроводить Нортвуда до прихода Джерри.

Гость Уиппла бросил на хозяина дома мрачный взгляд.

– Боюсь, что я принес вам неприятные новости. Можно войти?

Мгновение Уиппл колебался, а затем провел Нортвуда в гостиную и жестом предложил сесть. Адвокат откинулся на спинку кресла, положив правую ногу на левую и демонстрируя идеально начищенные туфли.

– Это касается мистера Фримонта, – сказал Нортвуд. – Он не придет.

Новость смутила Уиппла. Юрист вроде бы говорил вполне серьезно и с неким налетом мрачной торжественности.

– Он был превосходным детективом, сенатор. Фримонт обнаружил служебную записку, доказывающую, что несколько компаний, занимающихся разработками в сфере биотехнологий, выплатили миллионы в тайный фонд. А фонд этот создал Гарольд Тревис, чтобы обеспечить провал законопроекта о запрете клонирования. Мистер Фримонт также располагал важными фото– и видеоматериалами, на основе которых можно было бы возбудить уголовное дело против сенатора Тревиса и многих других. Однако, к несчастью для вас, у него больше нет названных улик. Теперь они принадлежат нам.

Уиппл был потрясен. Он никак не мог понять, откуда Нортвуд узнал о задании, полученном Джерри Фримонтом.

– Вы озадачены, не так ли? – заметил Нортвуд. – Вы ожидали, что нанятый вами детектив явится с важными материалами, которые можно использовать в ходе выдвижения вашей кандидатуры на президентский пост. А вместо этого появляюсь я... – Он наклонил голову, изобразив притворное сочувствие сенатору. – Хотя, знаете ли, нельзя же всерьез полагать, что мы позволим спокойно вытеснить нас из бизнеса.

От снисходительного тона адвоката Уиппл взорвался. Он принадлежал к числу могущественных политиков, внушавших страх очень многим, и не мог допустить, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне.

– Где Джерри Фримонт? – рявкнул сенатор, нависая над адвокатом. Его тон, казалось, не произвел ни малейшего впечатления на Нортвуда.

– Я бы посоветовал вам сесть, – вместо ответа сказал незваный гость Уиппла. – Вам предстоит пережить еще одно сильное потрясение.

– Послушай, мелкий жулик, я даю десять секунд на то, чтобы ты просто и ясно объяснил, где находится Джерри. Либо я выбью это из тебя!

– В таком случае позвольте мне вам кое-что показать, – ответил Нортвуд, вынимая из внутреннего кармана пиджака снимок, а затем опуская фотографию на кофейный столик, отделявший адвоката от сенатора. – Ему нельзя отказать в мужестве. Вы можете им гордиться. У нас ушло несколько часов на то, чтобы убедить мистера Фримонта сообщить нам, где он прячет улики.

Уиппл был поражен. В мужчине на фотоснимке можно было с большим трудом узнать Джерри Фримонта. Детектив висел в воздухе на цепях, надетых на руки. Непонятно, где точно сделали фотографию, хотя, судя по голым потолочным балкам и наклонным скатам крыши, дело, возможно, происходило в каком-то сарае. На фото были запечатлены только голова и торс Фримонта, однако раны и ожоги на теле были видны превосходно.

– Не слишком приятное зрелище, – вздохнул Нортвуд. – Только вам следует знать – мои клиенты со всей серьезностью желают предупредить вас, что ни перед чем не остановятся в достижении своих целей.

Уиппл не мог оторвать глаз от фотографии. Джерри Фримонт был по-настоящему крутым парнем, в прошлом очень хорошим полицейским и близким другом сенатора на протяжении двадцати лет, начиная с первой политической кампании Уиппла. Ярость исказила черты сенатора, все мышцы тела напряглись, будто он собирался сейчас же отомстить подонкам. И почти в тот же миг Уиппл застыл на месте – Нортвуд держал его на прицеле пистолета.

– Садитесь, – сказал адвокат.

Несколько секунд Уиппл колебался. За это время Нортвуд успел швырнуть на стол еще пару фотографий. Лицо сенатора сделалось белым от ужаса.

– Ваша жена – очень красивая женщина, а внучка – в высшей степени очаровательный ребенок. Ей ведь пять лет, не так ли?

– Что вы...

– Нет-нет, успокойтесь. С ними все в порядке. И если согласитесь с нами сотрудничать, вам не о чем и не о ком будет беспокоиться.

Руки Уиппла непроизвольно сжались в кулаки, но он не двигался с места, несмотря на то что в душе у него все бурлило от ненависти и гнева.

– Пожалуйста, не вынуждайте меня пристрелить вас, сенатор. Это противоречит не только вашим, но и моим принципам. И конечно же, ваша смерть не спасет членов вашей семьи. Если вы полагаете, будто мы оставим их в покое после вашей гибели, то глубоко заблуждаетесь.

Уиппл почувствовал, что силы одновременно с яростью оставляют его. Он тяжело опустился в кресло.

– А если вы сделаете то, что мы попросим, вы и ваша семья будете в полной безопасности.

– Чего вы хотите? – спросил Уиппл. По голосу сенатора чувствовалось, что он потерпел полное и бесповоротное поражение.

Нортвуд встал.

– Двадцать лет – очень долгий срок для политической карьеры, сенатор. Возможно, настало время для отставки, дабы по-настоящему заняться семьей. Кроме того, вы сможете кое-что сделать и для всего человечества, позволив законопроекту, направленному против клонирования, спокойно умереть в кулуарах вашего подкомитета. В настоящее время существуют несколько очень влиятельных компаний, стремящихся получить средства для лечения целого ряда серьезных заболеваний при помощи технологий клонирования. Стоит вам только задуматься, скольким практически безнадежным больным помогут разработки упомянутых компаний, и вы – я в этом уверен – поймете, что ваше прежнее отношение к законопроекту было прискорбной ошибкой.

Нортвуд положил фотографии в карман.

– Надеюсь, мы поняли друг друга, сенатор?

Уиппл сидел, безмолвно уставившись на пустую поверхность стола. Несколько мгновений спустя он так же молча кивнул.

– Я рад, – сказал Нортвуд, не скрывая удовлетворения. – Доброй ночи.

Уиппл услышал скрип туфель Нортвуда, проходящего по паркетному полу прихожей, звук открывающегося замка и шаги уходящего гостя на крыльце. Затем сенатор услышал, как захлопнулась входная дверь – этот звук ознаменовал конец самой главной мечты в его жизни.

2

Аманда Джеффи делала большие взмахи руками и с наслаждением чувствовала, как ее тело взрезает воду в бассейне Молодежной христианской ассоциации. Это были последние пятьдесят метров двухсотметрового заплыва, и она старалась изо всех сил. Какое-то мгновение Аманде казалось, что она не плывет, а летит, но тут перед ней появилась стенка, и она перевернулась в воде, сделав великолепное сальто, после чего начала последний бросок на двадцать пять метров. Аманда была высокой широкоплечей женщиной с мускулистыми руками, которые с восхитительным изяществом и скоростью вели за собой все тело. Прошло еще несколько секунд – и она уперлась в стенку, судорожно ловя воздух ртом.

– Неплохо.

Аманда с удивлением взглянула вверх. На краю бассейна на корточках сидел мужчина с секундомером в руках. У него были растрепанные темно-рыжие волосы, и на вид ему было тридцать с небольшим – примерно ее ровесник. Судя по сложению мужчины, он тоже увлекался плаванием. Несмотря на радостную улыбку и приятное, располагающее лицо, Аманда отпрянула, повинуясь какому-то инстинктивному порыву. Ей почему-то было неприятно оставаться так близко от незнакомца.

– Хотите узнать свое время?

Аманда попыталась подавить внезапную вспышку страха, от которой в это мгновение внутри все сжалось. Она никак не могла отдышаться после заплыва, ей все еще было трудно говорить, и поэтому она ответила легким, едва заметным кивком. Когда мужчина назвал время, Аманда не поверила своим ушам. Все последние годы она не плавала так быстро.

– Меня зовут Тоби Брукс. – Незнакомец указал в сторону первых двух дорожек, где в воде плескались несколько мужчин и женщин разного возраста. – Я в команде мастеров.

– Аманда Джеффи, – выдавила она, еще пытаясь справиться с приступом непонятного страха, который упорно не хотел проходить.

– Рад познакомиться. – Внезапно лицо мужчины приобрело озадаченное выражение. – Джеффи. Да-да, точно! – Аманда была уверена, что Брукс сейчас вспомнит одно из ее дел. – Университетский чемпионат в Беркли; кажется, девяносто третий год?

Глаза Аманды расширились от удивления. И одновременно она почувствовала облегчение от того, что Брукс, видимо, не собирается вспоминать ее недавнее прошлое.

– Девяносто второй, – поправила она, – но все равно неплохо. Откуда вы знаете?

– Я плавал за команду Калифорнийского университета. Вы победили тогда в заплыве вольным стилем на двести метров, верно?

Аманда не могла не улыбнуться, несмотря на мучившее ее неопределенное и все столь же неприятное ощущение.

– У вас хорошая память.

– Моя тогдашняя подружка оказалась среди тех, кого вы оставили в том заплыве далеко позади. О, как она переживала! Из-за вас были испорчены мои планы на вечер.

– Мне очень жаль, – ответила Аманда. Близость этого человека по-прежнему была ей крайне неприятна.

Брукс широко улыбнулся:

– О не стоит сожалений. У нас к тому времени отношения и без того практически испортились. А что вы делали после тех соревнований?

– Участвовала в чемпионате страны. Потом бросила. Меня подкосил выпускной курс. И я вообще не плавала в течение пяти лет после окончания университета.

– Я тоже. Занимался легкой атлетикой, пока занятия не начали сказываться на суставах. И тогда я снова вернулся в спортивное плавание.

Брукс замолчал, и Аманда поняла – он рассчитывает, что теперь она подхватит нить беседы.

– Значит, вы работаете в Молодежной христианской ассоциации? – спросила она ради того, чтобы хоть что-то сказать.

– Нет. Я занимаюсь банковскими инвестициями.

– Ого! – воскликнула Аманда, не скрывая своего удивления. – А я-то думала, что вы тренируете команду пловцов.

– Я плаваю в этой команде и иногда оказываю им некоторую помощь. Наш тренер сегодня отсутствует по болезни. Да, кстати, я ведь не случайно включил секундомер. Не хотите снова посоревноваться? Программа у мастеров довольно средненькая. К тому же в команде большой возрастной разброс: в основном, конечно, двадцатилетние, но есть и трое, кому уже за семьдесят. Нам не помешал бы кто-то с таким опытом и умениями, как у вас.

– Спасибо, меня больше не интересуют соревнования.

– Простите, и все же меня такими словами не проведешь. Я ведь видел, как вы плыли последние метры...

Аманда понимала, что Брукс настроен дружелюбно, и тем не менее само его присутствие вызывало какое-то необъяснимое напряжение. Она почувствовала явное облегчение, когда ее собеседник бросил взгляд на дальние дорожки, где у стенки собралась группа пловцов из команды мастеров. Он поднялся.

– Долг зовет. Мне было очень приятно с вами познакомиться, Аманда. Дайте знать, если вдруг все же решите вступить в нашу группу. Нам очень хотелось бы видеть вас в качестве члена команды.

Брукс вернулся к своим подопечным. Аманда опустилась в воду, прислонившись головой к краю бассейна, и закрыла глаза. Всякий, кто взглянул бы на нее со стороны в эту минуту, подумал бы, что она приходит в себя после тяжелого заплыва. На самом же деле она пыталась взять себя в руки и побороть страх. Аманда повторяла и повторяла себе, что Брукс просто хотел познакомиться, его доброжелательность была совершенно искренней, и поэтому ей не о чем беспокоиться... И все же напряжение и какой-то подспудный страх не проходили, несмотря ни на что.

Немногим более года назад Аманда чуть было не погибла во время расследования ужасающей серии убийств, совершенных хирургом из медицинского центра Святого Франциска. Она так и не смогла полностью оправиться от того кошмара. Начиная работать над делом Кардони, она стремилась расслабиться, и плавание тогда было лучшим способом отвлечься от тяжелых мыслей. Теперь же это не срабатывало. Аманда было подумала о том, чтобы проплыть еще двести метров, но поняла, что на дополнительный заплыв не хватит ни физических, ни психических сил. Встреча с Бруксом лишила ее энергии.

3

Поставщики упаковывали вещи, музыканты уже ушли, а Гарольд Тревис прощался с последними гостями, не включенными в список особых спонсоров. Эти четверо удобно расположились в маленькой уютной комнатке, курили кубинские сигары и потягивали портвейн "Тейлор Флэдгейт" 1934 года. Кроме того, они, не теряя времени даром, заводили знакомство с дамами определенного сорта, в обязанности которых входило одаривать своей благосклонностью джентльменов в обмен на их незаконные пожертвования для предвыборной кампании будущего кандидата в президенты США от республиканской партии.

Вечеринка по сбору средств на выборы проводилась в сельской местности вдали от Портленда, в огромном восьмиугольном здании. Данное сооружение (одно из четырех) принадлежало председателю совета директоров одной калифорнийской компании, занимающейся биотехнологиями. Директор же в данный момент пребывал в главной спальне особняка в постели с потрясающей красоткой из Восточной Азии. Спустя несколько мгновений после того, как задние фары фургона поставщиков скрылись вдали, Тревис кивнул одному из телохранителей, незаметно бродивших по дому во время вечеринки среди множества приглашенных гостей. Охранник начал звонить кому-то по сотовому телефону, а сенатор пересек лужайку и рухнул в шезлонг, стоявший на краю бассейна. Огни из окон особняка отражались в темной воде, покачиваясь, подобно призрачным светлячкам, на мелкой ряби, что поднялась в бассейне из-за едва заметного ветерка. Для сенатора это было первое мгновение одиночества после нескольких долгих часов суеты, и он с упоением наслаждался тишиной и покоем.

Теперь, когда Честер Уиппл вышел из игры, все крупнейшие спонсоры, финансировавшие республиканцев, с радостью готовы услужить Тревису. Газетчики были крайне удивлены неожиданным решением Уиппла выйти из президентской гонки. А уж тот факт, что сенатор воспользовался своим голосом, чтобы блокировать законопроект, направленный против клонирования, который до того защищал с поистине религиозным фанатизмом, поверг журналистов в настоящий шок. Сторонникам Уиппла, если они желали иметь хоть какое-то влияние в Белом доме, оставалось только поддержать Тревиса. И сенатор собирался помочь им в этом. Он никогда прямо не высказывался против названного законопроекта и боролся с ним исключительно с помощью подставных лиц, выполнявших за него всю грязную работу. Сам же сенатор Тревис по большинству других вопросов демонстрировал непробиваемый консерватизм, который так ценили люди Уиппла.

Тревис закрыл глаза и представил свою ноябрьскую победу. У демократов царит полная неразбериха. У них нет даже явного лидера для первичных выборов, не говоря уже о реальном сопернике для него, сенатора Тревиса, на основных выборах. Президентский пост практически у него в кармане.

– Они подъезжают, сенатор.

Тревис настолько погрузился в размышления, что не заметил приближения телохранителя. Сенатор проследовал за охранником ко входу в особняк. Черный "порше" в эту минуту как раз делал последний поворот по длинной подъездной дорожке. Тревис весь напрягся от предвкушения долгожданной встречи и не обратил внимания на Элли Беннет, брюнетку в черном вечернем платье, которая, стоя у входа в дом, тоже наблюдала за прибытием "порше".

Когда машина остановилась, охранник открыл дверцу, и из автомобиля вышла элегантная блондинка. Лори Эндрюс. Она нервно оглянулась по сторонам. Сенатор почувствовал прилив крови одновременно к щекам и промежности, что вызвало в нем ощущения подростка, готовящегося вот-вот расстаться с невинностью.

Джон Дюпре, молодой красавец в обтягивающих джинсах, узкой черной майке и белом шелковом пиджаке, покинул место водителя и подошел к Тревису. К нему же, мило улыбаясь Лори, приблизилась и Элли Беннет.

– Спецдоставка по вашему запросу, сенатор, – сказал Дюпре, одарив всех наглой улыбкой.

– Спасибо, Джон.

Как только Лори увидела сенатора, то тут же смертельно побледнела. Лори Эндрюс казалась хрупкой и крошечной девочкой-подростком, несмотря на то что ей уже перевалило за двадцать и она успела стать матерью. Родители Лори принадлежали к числу суровых, закаленных нелегкой жизнью фермеров. Узнав, что дочь беременна, они не задумываясь выгнали ее из дома. Ей не удалось закончить среднюю школу, да и особым умом Бог девушку не наделил. Внешность была, пожалуй, единственным достоинством Лори. Джон Дюпре нашел ее на улице, отмыл, откормил и сделал одной из своих "кобылок", так как знал, что ради своей дочери Стейси, ради ее безопасности и благополучия Лори пойдет на все. Из страха и необходимости она стала рабыней Джона, хотя, как ей казалось, это положение скоро должно было закончиться. Лори чувствовала, что они со Стейси обязательно будут снова свободны. Но пока ей приходилось выполнять то, что приказывал Джон. И все же Лори не могла предположить, что Дюпре вновь заставит ее отдаваться сенатору. Особенно после того, что случилось в последний раз...

Лори схватила сутенера за рукав:

– Джон, ну пожалуйста!..

– Что случилось? – спросила Элли Беннет, незаметно передав Дюпре миниатюрную кассету. Он быстро сунул ее в карман.

– Это тот самый, – сказала Лори.

Мгновение Элли озадаченно смотрела на девушку, не понимая, что она имеет в виду. Наконец до нее дошло. И она сделала шаг к Дюпре, преградив ему путь к сенатору.

– Не надо, Джон. Пожалуйста, – умоляющим голосом произнесла Элли.

– Ничего не могу поделать, – ответил Дюпре.

– Ты самый настоящий ублюдок!

Выражение лица у Дюпре сделалось несколько озадаченным. Однако прежде, чем он успел ответить, Тревис сказал:

– А разве ты не должна находиться в нашем "логове"? – Сенатор кивнул одному из охранников, добавив: – Уберите ее отсюда.

Телохранитель взял Лори за локоть.

– Отпустите меня! – злобно крикнула она и попыталась вырваться, но страж сенатора только крепче сжал ее руку.

– Извини, – сказала Элли, обращаясь к Лори, когда охранник потащил ее в дом.

– Мне казалось, вы должны были привезти сюда своих лучших девочек! – резко бросил Тревис, обращаясь к Дюпре.

– Элли великолепна, – попытался заверить его Дюпре. – Она будет восхитительна, вы не пожалеете.

– Как бы она не пожалела, – заметил Тревис. Затем он кивнул еще одному человеку, незаметно курившему в тени у боковой стены дома.

Человек переместился в круг яркого света у входа в особняк. Это был довольно смуглый, жилистый, среднего роста мужчина. Под рубашкой с короткими рукавами бугрилась мощная мускулатура, покрытая угрожающей татуировкой. Лицо мужчины было плоским и все в оспинах от угрей. Темно-карие глаза казались безжизненными. Верхнюю губу украшали едва заметные усики.

– Buenas noches[6], Лори, – сказал он умильным голосом, так сильно контрастировавшим с его мрачным, угрожающим видом. – Еще разок я буду твоим шофером.

Лори инстинктивно зажала рот рукой.

– Пошли, chiquita[7].

Она бросила умоляющий взгляд на Дюпре, но сутенер уже смотрел в другую сторону.

– А может, возьмете другую девушку? – все-таки предложил он Тревису, и в его голосе послышалась легкая дрожь.

– У тебя что, мало других проблем, кроме как действовать мне на нервы? – злобно ответил сенатор; затем он повернулся спиной к Дюпре и проследовал в особняк.

– Мануэль, – сказал Дюпре, обращаясь к мужчине, стоящему рядом с Лори, – неужели ты ничего не можешь сделать?

– Кто я такой, чтобы стоять на пути настоящей любви?

– Он же самый настоящий долбаный психопат, – сказал Дюпре, понизив голос так, чтобы его могли слышать только Мануэль и Лори.

Мануэль кивнул в сторону Эндрюс:

– Она всего лишь продажная красотка. А Гарольд вот-вот станет главой ФБР, ЦРУ и всех других букв алфавита, способных в два счета вышибить мозги из нас обоих. Он не тот человек, которого можно злить.

До Дюпре начинала доходить мрачная суть происходящего, и ему пришлось смириться. Повернувшись к Лори, он сказал:

– Мне очень жаль, детка. Я ничего не могу поделать.

Лори стало дурно. Мануэль взял ее за руку и повел к ожидавшей их машине. Когда их фигуры скрылись в темноте, Дюпре сквозь ткань пиджака нащупал кассету. Мануэль прав. Его ведь отпустили из тюрьмы на поруки, и адвокат совсем не уверен в благополучном исходе дела. Ему были нужны друзья, занимающие высокие посты, а более высоких постов, чем в Белом доме, просто не существует.

* * *

Гарольд Тревис разжал кулаки и увидел, что они покрыты кровью. Как это могло случиться? Он вспомнил, как девушка выбежала из спальни. Черт, быстро же она бежала! Поджав свою маленькую попку, с болтающимися грудями, девушка ловко перепрыгнула через кровать. Он дал ей небольшую фору перед тем, как поймать в гостиной, – пусть думает, что сможет удрать. Тревис помнил, как перепрыгнул через кушетку, зажал волосы девчонки в кулаке, а вот что случилось потом, сенатор никак не мог осознать. Эндрюс лежала на полу, голова ее была повернута под каким-то странным углом и окружена широким кровавым нимбом. Черт возьми, какая потеря!

Тревис закрыл глаза и сделал несколько медленных, глубоких вдохов и выдохов. Открыв глаза, он уже был способен более спокойно и трезво оценивать ситуацию. Собственно, никакого повода для волнения нет, убеждал себя сенатор. Это лишь трагическая случайность. Девица, вероятно, ударилась головой о плинтус и сломала себе шею. Такое бывает. И не его вина, что она стала жертвой несчастного случая. От самой фразы, что зазвучала в голове, сенатор почувствовал облегчение. "Стала жертвой несчастного случая..." Произошла трагическая случайность. Маленькая блондиночка находилась в гостиной, и несчастный случай тоже был в гостиной, ожидая ее там, она стала его жертвой – вот и все. А он, сенатор Тревис, не имеет к случившемуся никакого отношения.

Тревис бросил взгляд на свое отражение в зеркале. И был потрясен. Из-за крови густая черная поросль у него на груди сделалась ярко-рыжей, на щеках и на лбу застыли бурые пятна крови. Черт, грязная история получается!

И что же теперь делать? Что делать? Конечно, принять душ. А вот куда девать труп? Тревис не мог рисковать и тащить мертвую проститутку собственноручно. Его могут поймать по дороге. Значит, ему необходима помощь Мануэля, одного из людей Педро Арагона. Итак, вначале принять душ или позвонить Мануэлю – вот в чем вопрос. Нет, можно перемазать телефон кровью, тогда появится множество мерзких проблем. Поэтому Тревис пошел на компромисс. Он направился на кухню, чтобы умыться. Прогулка по дому обнаженным вызвала у него приятные ощущения. Ему было почти пятьдесят, но тело все еще превосходное: крепкое, сильное, тренированное. Ему нравилось чувствовать себя здоровым мужчиной с громадным сексуальным аппетитом.

Умываясь на кухне, Тревис продолжал размышлять над сложившейся ситуацией и над возможными путями выхода из нее. В предыдущий раз Мануэль ему очень помог. Однако тогда ему только пришлось отвезти девицу в больницу, слегка ей пригрозить и немного накинуть сверх обычной платы. В тот раз не было ни трупа, от которого нужно избавляться, ни комнаты, залитой кровью, которую необходимо чистить и мыть. Была и еще одна неприятная сторона в необходимости прибегать к услугам одного из людей Арагона: Мануэль расскажет Педро, а Педро расскажет остальным. И все-таки это неизбежно. Ясно, как божий день, что они вызовут его на ковер, как бывало и прежде. Сенатор улыбнулся, вспомнив, как они распекали его. Тревис тогда стоял перед ними с повинной головой и каялся, хотя в душе весело насмехался над ними. Пусть они там заботятся о своей репутации, пусть думают, что всем распоряжаются они. Только ведь сенатором Соединенных Штатов Америки является он, а не они. И скоро, очень скоро он будет президентом Соединенных Штатов...

4

Тим Керриган протянул руку за чашкой кофе, не отрывая глаз от экрана компьютерного монитора. Он сделал глоток и скорчил недовольную гримасу. Во-первых, офисный кофе уже по определению отвратителен. А теперь он ко всему прочему еще и совершенно остыл. Сколько времени должно пройти, чтобы остыл такой горячий кофе? Старший помощник прокурора округа взглянул на часы и выругался. Было уже половина восьмого, а его резюме по делу должно лежать на столе у судьи Лернера к девяти часам.

Патрульный полицейский Тебо, прослуживший к тому времени в полиции всего каких-нибудь шесть недель, арестовал Клода Дигби, когда парень стоял над телом забитой насмерть восьмидесятипятилетней вдовы Эллы Моррис. Подросток-грабитель сознался в убийстве, однако вчера, буквально за несколько минут до того, как в судебном заседании был объявлен перерыв, адвокат Дигби провел перекрестный допрос Тебо по поводу обстоятельств преступления. Для новичка-копа это было первое судебное заседание, на котором он давал показания, и он начал путаться, что и вынудило Керригана провести весь предшествующий вечер в библиотеке суда, изучая законодательство о признаниях преступников в ходе уголовных процессов.

Синди, жена Тима, очень расстроилась, когда он сказал, что не придет к обеду. Расстроилась и Меган: ей всего пять лет, и она не понимает, почему папа, вместо того чтобы читать ей следующую главу из "Алисы в Стране чудес", должен писать какую-то бумажку для судьи. Тим подумывал о том, чтобы все-таки попытаться объяснить дочери, почему так важна его работа, но потом понял, что слишком устал. И утром они с Синди даже словом не перемолвились. Он встал в половине шестого, чтобы ехать в центр для завершения работы над резюме. Начиная с пятнадцати минут седьмого Тим подыскивал слова, которые смогли бы убедить либерального судью в том, что слегка измененная версия показаний в устах нервничающего копа не может послужить причиной для лишения законной силы уже имеющихся признаний преступника в совершении убийства.

– Ты занят?

Керриган оторвал взгляд от экрана монитора и обнаружил, что в дверях стоит Мария Лопес. Крошки от пончиков, которые она постоянно жевала, пристали к ее нижней губе. После года, проведенного за рассмотрением мелких, но уголовно наказуемых проступков, очкастая и несколько полноватая помощница окружного прокурора недавно была переведена в отдел "D", занимавшийся преступлениями на сексуальной почве, случаями нападений с применением физического насилия и другими серьезными делами. Тим был старшим помощником прокурора в отделе "D" и благодаря этому в некотором смысле начальником Марии. Своим появлением она нарушила ход его мыслей. И это при том, что работа срочная! Тим разозлился, хотя и не подал виду.

– Что случилось? – спросил он, бросив взгляд на часы.

Мария грузно опустилась в кресло, стоявшее напротив стола старшего помощника прокурора. На ней был давно не глаженный костюм, длинные черные волосы выбились из-под большой заколки, с помощью которой она попыталась собрать их в пучок на затылке. Красные, будто у кролика, глаза Марии свидетельствовали о том, что она, так же как и Тим, почти не спала.

– Я занимаюсь делом парня по имени Джон Дюпре.

– Сутенерство, кажется?

Лопес кивнула:

– Принуждение к занятию проституцией. Этот парень предоставляет эскортные услуги джентльменам высшего класса.

– И наверное, наркотики тоже?

– Кокаин и экстази для старшеклассников и студентов колледжей. Дело, которым я занимаюсь, связано исключительно с услугами эскорта и базируется на показаниях одной из девушек Дюпре.

Лопес заерзала в кресле. Нервы у нее явно были на пределе.

– Ну и что? – поторопил ее Керриган.

– Стэн Грегарос не может ее найти.

– И Стэн думает, что девица решила пойти на попятную и слинять? – озабоченным тоном спросил Керриган. Дюпре не принадлежал к числу акул из водоема коррупции, однако и мелкой рыбешкой его назвать было нельзя.

– Он не знает. Ребенок Лори в настоящее время у соседки...

– Лори?

– Лори Эндрюс. Так зовут свидетельницу.

– Ну и что? – сказал Керриган, еще раз украдкой взглянув на часы.

– У Эндрюс с ее соседкой была договоренность. Ребенок оставался у соседки, пока Лори работала. Проблема в том, что Лори так и не забрала Стейси.

– Эндрюс не относится к типу женщин, которые могут сбежать, бросив ребенка?

Лопес отрицательно покачала головой:

– Именно из-за ребенка она и согласилась давать показания. Мы поймали ее на хранении и сбыте наркотиков, и она прекрасно понимала, что, если попадет в тюрьму, Управление по охране прав ребенка заберет у нее девочку.

– Значит, ты думаешь, Дюпре что-то с ней сделал?

– Даже не знаю. Конечно, он способен и на такое. Он может быть крайне жестоким, если девочки его не слушаются.

– А что будет, если Стэн не найдет ее?

Лопес снова заерзала в кресле, опустив голову.

– Когда мы предъявили обвинение, нам удалось убедить судью Робарда рассматривать нашу свидетельницу как надежного информатора, чтобы не пришлось открывать Дюпре ее имя.

– Почему же вы не поместили девушку в такое место, где Дюпре не смог бы ее найти?

Лопес покраснела.

Керриган выпрямился в кресле.

– Скажи прямо, она продолжает заниматься своим ремеслом?

– На это дело обратили внимание люди из ФБР. Они хотели, чтобы Лори не выходила из игры, так как им была нужна информация о том, где Дюпре хранит свои материалы.

Керриган успокоился. В данном случае виновата не Мария. Агенты ФБР умеют кого угодно запугать, а она новичок в таких серьезных делах, и ей, естественно, пришлось пойти на уступки. Керриган вспомнил, какой важной персоной он ощутил себя, когда одно из его дел заинтересовало ФБР.

– Процесс начинается сегодня в полдень, – продолжила Лопес с явным напряжением в голосе. – И мы можем все провалить без свидетельств информатора.

– Попросите отложить процесс.

– Мы уже дважды выступали с таким запросом, чтобы ФБР смогло выжать из свидетельницы всю необходимую им информацию. Адвокат Дюпре устроил целую бурю из-за второго переноса, и судья Робард сказал, что третьей отсрочки не будет.

– Эта женщина настолько важна? – спросил Керриган.

Лопес кивнула.

– Если вы соберете заседателей, а она не появится, Дюпре будет вынесен оправдательный приговор?

– У Робарда не будет выбора.

– В таком случае вам придется прекратить дело. Ведь с того момента, как присяжные приносят клятву, вступает в силу закон о невозможности повторного обвинения в том же преступлении.

– Адвокат Дюпре потребует отказа от нашего иска без сохранения за истцом права на предъявление иска на том же основании.

Керриган на мгновение задумался.

– Робард – крутой парень, – заметил он. – Да, он на это не пойдет. Впрочем, даже если он и согласится, шансы у подобного вердикта преодолеть апелляцию весьма невелики.

Лопес сжала кулаки.

– Мне ведь на самом деле очень хочется прищучить Дюпре.

– Не отчаивайся, Мария. Ребята такого типа, как Дюпре, обязательно рано или поздно спотыкаются из-за чрезмерной самоуверенности. Поверь мне. Просто должно пройти какое-то время.

* * *

Несколько голов повернулось в его сторону, когда Тим Керриган открыл двери зала судебных заседаний судьи Айвена Робарда и проследовал к своей скамье. Прошло уже четыре года, как он начал здесь работать, и все же сейчас Тим ощутил некоторое неудобство. Секретарь суда, охранники и другие постоянные участники процессов успели уже привыкнуть к нему, но некоторые из редких посетителей суда бросали в его сторону взволнованные взгляды и перешептывались.

Для Тима его слава была проклятием. Это значило постоянно чувствовать себя под прицелом любопытных взглядов. Проклятием для Тима была и его внешность. Шесть футов и два дюйма ростом, достаточно высок, чтобы выделяться из толпы; вьющиеся белокурые волосы и яркие зеленые глаза, что притягивало любопытные взоры. Как часто Тим мечтал о том, как однажды войдет в зал суда никто не обратит на него никакого внимания. Он так завидовал Марии Лопес. Никто не бросал на нее больше одного взгляда, да и тот был равнодушным. Незнакомцы не останавливали ее на улице и не просили за обедом в ресторане автограф. Тим был уверен, что Мария, представься ей подобный шанс, ни минуты не задумываясь, поменялась бы с ним местами. А он тем более махнулся бы с ней не глядя, даже не предупредив о том, какой роковой шаг она совершает и как должна быть теперь осторожна.

Не успел Керриган занять свое место, как в зал шагом кинозвезды вошел Джон Дюпре в черном, идеально скроенном по фигуре костюме. Он приковал к себе не меньшее число любопытных взглядов, чем Керриган. Высокий, загорелый, мускулистый парень, его походку отличали те легкость и уверенность, которые, как правило, свидетельствуют о том, что ее обладатель вырос в богатой семье, где его баловали и потакали всем без исключения прихотям. В ухе у Дюпре болталась золотая сережка в форме креста – только одно из бесчисленных драгоценных украшений, которыми он сверкал, шествуя между рядами.

За Джоном тащился его адвокат, Оскар Бэрон, нервный мужичонка невысокого роста. Про Бэрона ходили слухи, будто часть его адвокатского гонорара составляет процент с незаконных доходов Дюпре от девочек и наркотиков.

Лопес оторвала взгляд от бумаг, когда Дюпре зашел за барьер. Подсудимый не обратил никакого внимания на помощника окружного прокурора и занял место за столом рядом с адвокатом. Бэрон в отличие от своего подзащитного остановился рядом с Марией и шепнул ей что-то на ухо. Когда секретарь суда ударил молотком, на физиономии Бэрона появилась широкая улыбка, а на лице Марии унылое выражение, говорившее о предчувствии неизбежного поражения.

Судья Робард вошел в зал через дверь, располагавшуюся за помостом с судейскими креслами. Все встали. Большинство взглядов устремилось на судью, но Керриган не сводил глаз с Дюпре, который беседовал с женщиной, сидевшей среди публики у него за спиной. Кто-то из присутствующих скрывал эту женщину от взгляда Тима. Только когда все поднялись при появлении судьи, Керриган сумел рассмотреть ее. И у него от неожиданности перехватило дыхание.

Хотя бы раз в жизни любому мужчине встречается женщина, красота которой способна заставить его забыть обо всем вокруг. Ее грубая чувственность и одновременно ни с чем не сравнимое очарование потрясли Керригана. Иссиня-черные с шелковистым отливом волосы обрамляли лицо женщины, очертаниями напоминавшее сердечко. Она была обладательницей идеальной кожи оливкового цвета, полных чувственных губ, больших карих глаз и высоких скул. Секретарь суда во второй раз ударил молотком, все сели, и Керриган вновь потерял женщину из виду, хотя так и не смог оторвать глаз от того места, где она только что стояла.

– Хорошенькая попка, а? – прошептал Стэнли Грегарос, детектив, работавший по делу Дюпре.

Керриган почувствовал, как щеки его залились краской смущения.

– Кто она такая?

– Элли Беннет, – ответил Грегарос, опускаясь в кресло рядом с Керриганом. – Из числа девочек Джона. Рабочая кличка – Жасмин.

– Не похожа на обычную проститутку.

– Ни одна из девочек Джона не выглядит как типичная проститутка. Они все высшего класса. С полным средним образованием, откормленные, в общем, умницы, знающие себе цену. Ведь клиентура Джона – люди богатые и влиятельные. Конгрессмены и директора крупных фирм не станут тратить тысячу, а то и две баксов на обкурившихся шлюх.

– Начинаем слушания, – провозгласил судья Робард.

Секретарь суда объявил название дела и номер. Вслед за этим со своего места встала Мария Лопес.

– Вы готовы, мисс Лопес? – спросил судья.

– У нашей стороны есть некоторые проблемы, ваша честь. Я прошу отложить слушание.

– Мы возражаем, ваша честь! – воскликнул Оскар Бэрон, вскочив со стула. – Мисс Лопес выступает с подобным запросом уже в третий раз. Последний раз...

Судья отмахнулся от довода Бэрона. Однако в выражении его лица явно сквозило недовольство действиями обвинения.

– Каковы мотивы вашей просьбы, мисс Лопес?

– Исчез наш основной свидетель. Не далее как два дня назад мы контактировали с ней. Она была вызвана в суд повесткой и заверила, что обязательно будет присутствовать.

– Но ее нет. Ведь так?

– Да, ее нет. Перед началом суда я беседовала с моим помощником. Мы послали следователя, чтобы доставить свидетеля на судебное заседание, однако ее не оказалось дома.

– В прошлый раз, когда я по вашей просьбе отложил слушание дела, то заявил, что больше никаких отсрочек не будет. Вы можете представить хотя бы одно веское основание для того, чтобы я мог изменить свое решение?

Лопес бросил взгляд в сторону Дюпре, она явно нервничала. Джону же, судя по выражению лица, все это до смерти надоело.

– Мистер Дюпре был отпущен на поруки и в течение определенного времени находился на свободе. Он известен своей жестокостью по отношению к женщинам...

– Возмутительно! – закричал Оскар Бэрон. – Мистер Дюпре всегда заявлял, что подобные обвинения в его адрес совершенно беспочвенны. Я нисколько не удивлен, что свидетель стороны обвинения не явился. Она явно опасается быть обвиненной в лжесвидетельстве. И любые намеки на то, что мой клиент имеет какое-то отношение к ее исчезновению...

– Нет нужды так долго ораторствовать, мистер Бэрон, – оборвал его судья Робард и вновь повернулся к Марии: – Все ваше обвинение строится на показаниях отсутствующей свидетельницы?

– Она очень важна для нас, ваша честь.

– Создается впечатление, что вы действительно оказались в очень сложной ситуации. Мистер Дюпре имеет право требовать, чтобы его дело рассматривалось сейчас. Это время было заранее установлено для слушаний. Вам придется выбирать между продолжением дела без участия вашей свидетельницы и отказом в иске.

Лопес предпочла отказ. Бэрон же потребовал отказа от иска без сохранения за истцом права на предъявление иска по тому же основанию. Пока юристы спорили, Керриган повернулся к детективу:

– Как ты думаешь, что произошло, Стэн?

Он покачал головой:

– Ни малейшего представления. Эндрюс казалась вполне надежным свидетелем. Хотя Дюпре может запугать кого угодно... Возможно, она струсила.

Как только заговорил судья Робард, Керриган вновь обратил внимание на то, что происходит в передней части зала.

– Мне все ясно. Иск будет отклонен по ходатайству районного прокурора. Названное решение сопровождается освобождением от поручительства.

– Как следует расценивать это решение, ваша честь? Можно ли считать его отказом от иска без сохранения за истцом права на предъявление иска по тому же основанию?

– Нет, мистер Бэрон. Судебное заседание закончено.

Судья встал, и вслед за ним встали все присутствующие. Керриган слегка подвинулся, чтобы лучше разглядеть Элли Беннет. На какое-то мгновение она повернулась к нему, и у Тима внутри все сжалось. На Беннет был изысканный черный пиджак поверх шелковой блузки кремового цвета. Изящную шею украшала нитка жемчуга. Из-под короткой черной юбки виднелись стройные загорелые ноги.

Расстроенная Мария Лопес сунула бумаги в папку и пошла, опустив голову, по проходу. За ней следовали Керриган и Грегарос.

– Это не твоя вина, Мария, – попытался успокоить ее Тим. – И мне случалось проходить через такое. Большинство помощников прокурора оказываются в подобной ситуации.

– Мы найдем Эндрюс, – заверил обвинительницу Грегарос. – И тогда негодяю от нас не уйти.

Когда они выходили из зала, Керриган бросил еще один взгляд на Элли Беннет, которая оживленно беседовала с Дюпре. Она тоже была чем-то явно расстроена. Но тут дверь за Керриганом закрылась, и парочка исчезла из виду.

* * *

В тот вечер Тим Керриган решил рискнуть в очередной паз навлечь на себя гнев жены и разочарование дочери, задержавшись на работе. Правда, он только делал вид, что усердно трудится. Да, у него было много всяких дел: необходимо подготовить и написать несколько резюме по целому ряду процессов, однако мысли Тима блуждали где-то далеко. К шести часам на своих местах оставались только несколько самых стойких сотрудников их конторы. Когда же наконец все помощники прокурора и секретари ушли, Керриган подошел к столу Марии Лопес. По кабинетам уже ходили уборщицы, но Тима они не беспокоили. И он уже успел заготовить объяснение на случай, если кто-то из помощников прокурора застанет его здесь.

Скоросшиватели с материалами дела Дюпре были аккуратно сложены в одном углу стола Марии. Дрожащей рукой Керриган открыл самый верхний из них. В нем были собраны донесения полиции по делу Дюпре. Он перелистал их и без особого труда нашел то, что искал. Керриган выписал адрес Элли Беннет и номер ее телефона на листок бумаги, а затем вернулся в свой кабинет.

Когда он закрыл за собой дверь, сердце его учащенно билось. Тим сел и уставился на бумажку с нервными каракулями. На столе у него стояла фотография Синди и Меган. Керриган зажмурился. Кровь бешено стучала в висках.

Он протянул руку к телефону и набрал номер Элли. От волнения трубка раскалилась у него в руке. Один за другим прозвучали два гудка. Керриган еще крепче сжал трубку, отвел ее от уха и уже собирался было положить, как вдруг послышался голос:

– Алло?

Голос был женский. И немного хрипловатый.

– Алло? – повторила она.

Керриган положил трубку, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. О чем он думал? Сердце его билось неистово, до такой степени, что он не на шутку испугался и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Мгновение спустя Тим снова поднял трубку и набрал другой номер. Ответила Синди.

– Привет, милая, – сказал он. – Наконец-то освободился. Передай Меган, что скоро буду дома.

5

– Ты не могла бы кое-что посмотреть? – спросил Фрэнк Джеффи, заглянув в кабинет Аманды. Отец Аманды был пожилой мужчина лет около шестидесяти, крепкого сложения, румяный, с вьющимися черными волосами, в которых только-только начинали проглядывать седые пряди. Перебитый в юности нос делал его более похожим на бригадира портовых грузчиков, чем на адвоката.

Аманда бросила взгляд на часы.

– Ты знаешь, я тороплюсь. У меня свидание сегодня вечером.

– Это не займет много времени. – Фрэнк подошел к столу дочери и протянул ей толстую папку. – Вот новое дело, которое я получил в Куз-Бей. Убийство. В летнем домике Элдриджа устроили обыск, и я хочу знать твое мнение. Я надиктовал памятную записку по наиболее интересным пунктам. И я бы, конечно, сделал все сам, но мне нужно ехать в Роузберг на слушания.

– А нельзя подождать до утра?

– Завтра рано утром мне нужно принять по нему ряд решений. Ну не ломайся, помоги отцу.

Аманда вздохнула:

– Иногда ты бываешь таким занудой...

Фрэнк широко улыбнулся:

– Я тоже тебя люблю. Я должен быть в суде к девяти часам утра, поэтому позвони мне в номер мотеля около семи. Номер приколот к папке.

Как только дверь за отцом захлопнулась, Аманда открыла папку. Когда она вытаскивала из нее стопку отчетов полиции, на стол упало несколько фотографий с места преступления. На одной было заснято женское тело на морском берегу, куда его, по-видимому, вынес прибой. Снимки крупным планом раздувшегося и обезображенного лица служили устрашающим свидетельством того, что способны сделать море и его обитатели с человеческой внешностью, в том числе и весьма привлекательной.

Жуткие воспоминания внезапно охватили Аманду. Вот она, обнаженная, со связанными руками, бежит куда-то в темноте, подгоняемая сзади ударами и уколами острого ножа. Она задохнулась, судорожно ловя воздух ртом, как тогда, в ту страшную ночь в туннеле. На какое-то мгновение Аманде даже показалось, что она ощущает запах сырой земли. Ей пришлось закрыть рот кулаком, чтобы не закричать. Она вскочила с кресла и забилась в самый дальний угол кабинета, зажмурившись и сжавшись в комок. Кровь отхлынула у нее от лица, она побледнела. Сердце бешено колотилось.

Аманда хорошо помнила то, как впервые увидела фотографию вскрытия. Она окончила юридический факультет Нью-Йоркского университета в числе лучших, и ей сразу же предложили должность секретаря в отделении Апелляционного суда США по Девятому округу. Однажды утром судья Бухвальд попросил ее представить резюме дела, закончившегося смертным приговором. Из материалов к процессу Аманда узнала, что жена обвиняемого скончалась от шока после того, как он из пистолета выстрелил ей в плечо. Незадолго до обеда Аманда обратила внимание на невинного вида коричневый конверт, лежавший под стопкой бумаг. Он заинтересовал ее, и она его открыла. В конверте было несколько фотографий. Когда Аманда взглянула на первую из них, то чуть было не потеряла сознание. В воспоминаниях эта черно-белая фотография женского трупа на столе патологоанатома представала совсем не такой уж жуткой. Единственная рана находилась на плече жертвы. Из-за отсутствия цвета Аманде было трудно поначалу понять, что перед ней разорванная и изуродованная человеческая плоть. Но когда она наконец осознала это, ей сделалось дурно, и дурнота вместе с ощущением глубокого отвращения сопровождали ее до конца того дня.

За прошедшие годы Аманде приходилось видеть фотографии с изображением всех видов издевательств, какие только можно совершить над человеческим телом. И вскоре она перестала приходить в ужас даже от самых чудовищных снимков. Однако затем в ее жизни появился хирург – убийца-садист. Люди, далекие от работы полиции, подчас считают полицейских и судмедэкспертов крайне бессердечными, судя по грубоватым шуткам, которые специалисты позволяют себе, стоя над трупами. Но те, кто ежедневно имеет дело с самыми жестокими преступлениями и убийствами, вынуждены подыскивать способы психологической защиты от кошмаров, с которыми приходится постоянно сталкиваться. В противном случае они просто не смогли бы работать. Психическая травма Аманды лишила ее такой защиты.

Постепенно она пришла в себя и открыла глаза. Аманда не помнила ни того, как оказалась в углу, ни того, как вообще очутилась на полу.

* * *

Аманда оставила машину в гараже, располагавшемся в подвале бывшего склада, построенного из красного кирпича в Перл-дистрикт, что в Портленде, и на лифте поднялась на верхний этаж. Это было громадное здание площадью в две тысячи квадратных футов с полами из натуральной древесины, высокими потолками и столь же высокими окнами, из которых открывался великолепный вид на металлические аркады моста Фримонт, на танкеры, бороздящие воды Вилламет-Ривер, и на покрытые снегом склоны горы Святой Елены.

Аманда заперла дверь на два замка и осмотрела помещение. Ее страх перед тем, что сюда может кто-то пробраться, был совершенно иррационален и ни на чем не основан. Однако Аманда понимала, что не сможет по-настоящему расслабиться, пока не убедится, что здесь она в полном одиночестве. Она вспомнила точно такую же совершенно иррациональную реакцию на Тоби Брукса. Ей надо перестать вздрагивать от любой тени. Подавляющее большинство людей, которых она встречала, были далеко не чудовищами.

Аманда переоделась и подошла к бару. Она никак не могла избавиться от неприятного воспоминания о своей реакции на фотографию с мертвым телом, и, чтобы как-то прийти в себя, стоило что-нибудь выпить. И тут раздался звонок в дверь, от которого Аманда буквально подпрыгнула. Кто... это... может... быть? Через мгновение она вспомнила. Взглянула на часы. Неужели уже так поздно? Аманда посмотрела в глазок. В прихожей стоял Майк Грин. С букетом цветов в руках. Черт! Что делать?

Майк выступал в качестве прокурора в деле Кардони, и с момента его шумного завершения Аманда несколько раз проводила время в обществе юриста. Внешне Майк был самым первостатейным мужиком: высоким, здоровенным, с курчавыми черными волосами и торчащими усами. Как ни странно при такой внешности, которая многих заставляла думать, что перед ними футболист или борец, Майк никогда никаким настоящим спортом не занимался. Грин отличался невероятно тонким и нежным душевным складом, играл на саксофоне в местном джазовом квартете и из всех видов спорта любил только шахматы. Аманда понимала, что она ему нравится, но после встречи с хирургом она утратила, как ей казалось, способность испытывать любую эмоциональную привязанность.

– Привет, – сказал Майк, когда Аманда открыла дверь. И с изумлением увидел, что она одета по-домашнему.

– Ой, извини. Я совсем забыла, что мы собирались пройтись.

Грину не удалось скрыть своего разочарования. Аманда же почувствовала себя настоящей негодяйкой.

– Я не в форме сегодня, – сказала она, и это была сущая правда. Аманда ощущала себя полностью выжатой и была явно не в состоянии выдержать прогулку с Грином. У него поникли плечи. Рука, державшая букет, опустилась.

– Что случилось, Аманда?

Она отвернулась, боясь встретиться взглядом с Майком.

– Я знаю, мне следовало бы позвонить.

– Я подумал, ты забыла о нашей встрече.

– Перестань устраивать мне перекрестный допрос! – огрызнулась Аманда, рассердившись, потому что ее поймали на явной лжи. – Мы не в суде.

– Мы действительно не в суде, – спокойным голосом подтвердил Майк. – Там-то существуют определенные правила. И все должны им следовать. А ты, когда мы с тобой вдвоем, как кажется, склонна играть по собственным правилам, и я не имею о них ни малейшего представления.

Аманда рассматривала коврик у них под ногами.

– Сейчас мне приходится... многое переживать... Я просто...

Она не стала продолжать и прошла к окну. Поток огней скользил по мосту Фримонт. Аманда занялась разглядыванием этого красочного зрелища так, словно совершенно забыла о присутствии Грина.

– Послушай, Аманда, я знаю, через что тебе пришлось пройти, и поэтому всегда стараюсь быть тактичным. Я... ты мне нравишься. Я хочу помочь тебе.

– Знаю, Майк. Я просто не могу...

Она покачала головой, продолжая стоять спиной к Майку. Аманда ждала, что он скажет что-то еще, но Грин молчал и, по-видимому, продолжал неподвижно стоять у нее за спиной. Когда же она повернулась, то увидела, что он положил цветы на кофейный столик.

– Если ты поймешь, что я тебе нужен, позвони. Я приеду.

Он ушел, тихо закрыв за собой дверь. Аманда села на диван. Она чувствовала себя ужасно. Майк так мил к ней, и ей всегда было так уютно рядом с ним. "Не это ли и привлекает меня в нем?" – задумалась Аманда.

Внезапно в памяти всплыло воспоминание о Тоби Бруксе. Если Майк напоминал Аманде медвежонка, то Тоби напомнил кота. Но не только... Он вызывал в ней мысли о ком-то еще. В ней вновь из глубин подсознания начало подниматься что-то неопределенное, страшное и отвратительное, и Аманде снова, как и тогда в кабинете, сделалось почти дурно. Какой-то непонятный иррациональный ужас овладевал ею, она изо всех сил пыталась не уступать ему. Внезапно Аманда пожалела, что прогнала Майка. Сейчас ей был нужен хоть кто-то, на кого можно опереться. Ей было нестерпимо жутко оставаться одной.

6

Примерно в три часа пополудни в четверг Тим Керриган встретился с детективами, которые вели дело преступной группы, занимавшейся детской порнографией. Затем он провел короткое совещание с помощником прокурора относительно одного запутанного ходатайства. Когда его коллега ушел, Керриган взглянул на часы. Был уже шестой час, примерно минут через сорок пять за ним должен зайти Джек Штамм, прокурор округа Малтнома, и они вместе отправятся на торжественный обед по случаю открытия съезда Общенациональной ассоциации судебных адвокатов.

Чем посещать этот обед, Тим предпочел бы заниматься другими делами. Он положил ноги на стол, закрыл глаза, потер веки и на мгновение отключился. Обрывки случайных мыслей плавно привели его к тому маленькому клочку бумаги, на котором он записал номер телефона Элли Беннет. Стэн Грегарос говорил, что у Элли есть прозвище – Жасмин. Тим произнес название цветка про себя, растягивая каждый слог. И сразу же ощутил нервный зуд и прилив крови к нижней части живота.

Если это случится, Жасмин будет не первой проституткой, с которой Тим имел дело. Однако Керриган почему-то был уверен, что Элли окажется не похожа на тех, других. Она будет вообще не похожа ни на одну из женщин, с которыми он был когда-либо близок. Ее груди будут неописуемо прекрасны, ягодицы – совершенны, а рот сможет просто творить чудеса. "Скажи мне, чего ты хочешь", – произнесет она, и он скажет... Он скажет ей то, чего никогда не говорил и не мог сказать Синди.

Кто-то постучал в дверь. Тим открыл глаза. Мария Лопес стояла в дверях с таким видом, словно только что потеряла своего самого близкого друга. Керриган опустил ноги на пол. Он вдруг услышал, что где-то, надрываясь, звонит телефон, а у дверей его кабинета какие-то люди громко беседуют.

– У тебя найдется свободная минутка?

Тиму не без труда удалось кивнуть. Мария прошла по комнате и села.

– Что случилось? – спросил Керриган свою молодую коллегу.

– Турист обнаружил тело Лори Эндрюс в Вашингтон-парке.

– А, черт!

– Это сделал Дюпре. Он убил ее.

– Ты уверена?

Лопес отрицательно покачала головой.

– Но я знаю, это он убил. – Она потерла лоб рукой. – Я видела фотографии, Тим. Лори была совершенно голая. И так жестоко избита... После всех издевательств подонок выбросил ее, будто мешок с мусором. – Мария замолчала. Из-за пережитого потрясения ей было трудно говорить. – Ее дочку скорее всего отдадут приемным родителям.

– Да не заводись ты так. У нас у всех бывают ошибки, – попытался успокоить ее Керриган, но голос его звучал неубедительно. Ведь говоря о чужих ошибках, Тим уже думал о своих.

* * *

Сильвио Барбера, один из владельцев крупной юридической фирмы на Уолл-стрит и нынешний президент Общенациональной ассоциации судебных адвокатов, оглядел из-за кафедры, установленной для оратора, который должен был выступать с программной речью, толпу, собравшуюся в зале "Хилтона".

– В течение всей своей жизни я был страстным футбольным[8] болельщиком, – признался он. – Самый большой восторг от игры я пережил восемь лет назад, когда «Мичиган» играл против «Орегона». Помните этот матч? Обе команды казались непобедимыми, приближался чемпионат страны. Когда начался четвертый период, «Мичиган» опережал на двадцать очков, спортивные комментаторы уже готовы были списать «Уток» со счета. И вот тут-то произошло то, что стало главным потрясением в истории университетского футбола.

Сразу же после первой драки за мяч один из звездных игроков "Орегона" пробежал шестьдесят пять ярдов, а "Орегон" отставал на тринадцать. "Мичиган" пропустил гол за семь минут до конца. Двумя прогонами позже тот же игрок "Орегона" прорвал линию "Мичигана" на сорок восемь ярдов и сократил преимущество "Мичигана" до шести. Команды обменялись воротами. Когда "Орегон" вновь начал отвоевывать инициативу, на часах оставалось лишь сорок три секунды.

Ведущий игрок "Орегона" отличался великолепным броском. Все ожидали, что он сделает подачу в зону защиты, и молились о чуде. Вместо этого игрок еще раз передал мяч своему защитнику. Через девяносто ярдов "Орегон" стал чемпионом страны. В тот год ни у кого не возникало никаких вопросов относительно того, кто заслуживает приз Хайсмана как лучший футболист среди всех молодежных команд страны.

В настоящее время большинство молодых людей, получающих приз Хайсмана, избирают карьеру профессионалов и зарабатывают миллионы. Однако тот молодой человек был сделан совсем из другого теста. Он пошел учиться на юридический факультет. Как вам всем хорошо известно, большинство выпускников юридических факультетов стараются найти работу в фирмах, подобных моей, но этот молодой человек оказался обладателем стального характера. – Барбера замолчал, так как в аудитории раздался смех. – Он в очередной раз пренебрег богатством и престижем, предпочтя место здесь, в Портленде, в конторе местного районного прокурора. И с тех пор посвящает свою жизнь службе на благо общества.

Когда я узнал, что наш съезд в нынешнем году будет проводиться в Орегоне, то сразу же понял, кто должен выступить у нас сегодня с программной речью. Один из величайших футболистов за всю историю молодежных команд, великий прокурор и, что самое главное, человек твердых моральных принципов, пример для всех нас, присутствующих в этом зале.

Поэтому с величайшим удовольствием представляю вам нашего главного сегодняшнего выступающего – Тима Керригана!

* * *

Тим потерял счет речам, которые ему пришлось произносить. Он произносил их перед молодежными группами и в "Ротари-клубе", в спортивных лагерях и церквях. Благодаря гонорарам, которые он получал за речи, ему удавалось оплачивать учебу на юридическом факультете и свою первую квартиру. И всякий раз, когда он выходил на подиум для очередного выступления, его встречали с воодушевлением и аплодисментами. А по окончании речи многие бросались к нему, чтобы пожать руку, а потом хвастаться, что они прикасались к самому Тиму Керригану. Иногда люди говорили, что он перевернул их представления о жизни. А Тим стоял перед ними, улыбался, кивал, ничем не давая понять, как мучительна для него эта роль.

Когда Джек Штамм сообщил ему о звонке Сильвио Барберы, Керриган попытался отказаться. Штамм неверно истолковал его поведение как один из симптомов патологической скромности Тима. И потому всячески подчеркивал значимость выступления представителя районной прокуратуры Малтнома в качестве главного оратора на общенациональном съезде юристов. Керриган сдался. Хотя, если бы не виски, которое он осушил перед началом банкета, и несколько бокалов других напитков, которые опрокинул уже во время обеда, Тим вряд ли бы справился с сегодняшним выступлением.

Как обычно, по окончании речи Керригана окружила толпа. Со своей самой обворожительной улыбкой и притворным восторгом он выслушивал всех, обращавшихся к нему с восторженными комплиментами. Когда большинство доброжелателей удалились, Тим заметил Хью Кертина, одиноко сидевшего за столиком неподалеку от помоста. Они встретились взглядами, и Хью поднял бокал в пародийном тосте в честь Тима.

Не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы понять, почему бывший нападающий форвард всеамериканской сборной получил прозвище Исполин. После четырех лет, проведенных в тени такого игрока, каким был Керриган, Кертин перешел в профессиональную команду "Великанов". Однако через три сезона его карьера игрока-профессионала закончилась из-за серьезной травмы колена. Впрочем, Исполин, всегда рассматривавший профессиональный футбол в качестве кратчайшего пути к финансовому благополучию, еще играя за НФЛ, успел стать студентом юридического факультета. Теперь же он работал в адвокатской конторе "Рид; Бриггс, Стивенс, Штоттельмайер и Комптон", самой крупной в Портленде.

Как только удалился последний доброжелатель, улыбка сползла с лица Тима, и он рухнул в кресло рядом с Кертином, перед которым уже стоял полный большой бокал виски. Хью поднял стакан.

– За Блестящего! – сказал он, воспользовавшись кличкой, которую выдумал один журналист в то время, когда Керригана продвигали на приз Хайсмана. Тим поприветствовал друга и опрокинул такой же большой стакан виски.

– Ненавижу эту кличку и эти долбаные речи.

– Народу нравится. Им так приятно тебя слушать.

– Что бы я делал без вас, ребята, без вашей поддержки во время тех игр? Кстати, скольким из наших ребят удалось добиться успеха в профессиональном футболе?

– О, Тим, ты был блестящим игроком! Тебе надо было становиться профессионалом.

– Ерунда! Из меня бы ничего толкового не вышло. У меня не было настоящей скорости, да и двигался я не очень. Сейчас мне даже стыдно за себя.

Подобное оправдание Тим предлагал всем, задававшим ему вопрос о том, почему он не стал профессионалом. И он так часто к нему прибегал, что уже начал сам в него верить.

Кертин лукаво заморгал глазами.

– Как только ты начинаешь пьянеть, Тим, то становишься сентиментальным, и мы плавно переходим на одну и ту же тему. Давай поговорим о чем-нибудь еще.

– Ты прав, Хью, нехорошо мне в жилетку плакаться.

– Ну вот еще! Ты ж не девушка.

– Судя по любви ко мне всех этих джентльменов, я гораздо лучше, – парировал Керриган.

Хью откинулся на спинку стула и расхохотался. Керриган тоже не смог удержаться от улыбки. Кертин был его лучшим другом, "самой надежной гаванью". Как только у Тима начинались приступы самоедства, Хью всегда удавалось заманить его на какую-нибудь вечеринку, где пиво лилось рекой. Кертин умел заставить Тима забыть о том чувстве вины, которое висело у него на душе тяжелее двухтонного якоря.

– Ну что, пройдемся по пивку? – спросил Кертин.

– Не могу. Обещал Синди сразу отправиться домой, как только закончится мой позор, – солгал Керриган.

– Как угодно. Мне тоже завтра утром надо быть в суде.

– Но скоро мы что-нибудь провернем, Исполин, – сказал Керриган, уже немного неразборчиво произнося слова. – Скоро что-нибудь провернем.

Кертин внимательно оглядел своего друга:

– Ты в порядке? Машину-то сможешь вести?

– Никаких проблем. Старика Блестящего не притянешь к ответственности за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии.

– Уверен?

На глаза Керригана навернулись слезы. Он наклонился и обнял своего друга.

– Ты всегда так обо мне заботишься, Исполин!

Кертину стало неловко из-за поведения Тима. Он высвободился из его объятий и встал.

– Пора везти тебя домой, дружище, пока ты тут совсем не рассопливился.

Друзья вышли на стоянку. В течение всего обеда лил дождь, и сырой холодный воздух немного отрезвил Керригана. Кертин еще раз спросил его о том, сможет ли он сам вести машину, и предложил подбросить до дома, но Керриган только отмахнулся. Затем Тим сел в машину и выждал, пока его друг уедет. Правда же состояла в том, что Блестящий чувствовал себя совсем не блестяще и ему не хотелось ехать домой. Ему хотелось чего-то еще.

Меган уже, наверное, спит, и мысль о ней почти остановила Тима. Но не совсем... Керриган вернулся в отель и нашел там платный телефон. Затем достал из бумажника клочок бумаги с телефоном Элли Беннет и разгладил его, чтобы четче были видны цифры. Ему сделалось почти дурно, когда он начал набирать номер, и все же Керриган не мог ничего с собой поделать. Послышались два гудка, один за другим.

– Алло?

Женский голос, явно спросонья.

– Это... это Жасмин? – спросил Керриган, и его сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Да...

Как только он воспользовался ее прозвищем, голос внезапно переменился, стал хрипловатым и искусительным.

– Я узнал о вас от одного моего друга, – сказал Керриган. – Я бы хотел с вами встретиться.

Все внутри у Керригана сжалось. Когда заговорила Беннет, он закрыл глаза.

– Уже поздно. На сегодняшний вечер я не планировала никаких встреч.

Однако по ее тону Тим понял, что она готова изменить свои планы.

– Извините. Я... я не был уверен... Мне следовало бы позвонить раньше...

Тим говорил сбивчиво и неловко, а потому решил замолчать.

– Ничего страшного, милашка. У тебя такой... приятный голос. Возможно, тебе удастся выманить меня из постели, но это будет недешево стоить. – Повисла пауза. На противоположном конце провода Керриган слышал звук ее дыхания. – Недешево, и тем не менее ты не прогадаешь, малыш, могу тебя заверить.

Керриган насторожился:

– Сколько... сколько это будет стоить?

– Как вас зовут?

– Зачем вам?

– Мне хочется знать, с кем я разговариваю. Ведь у вас есть имя, не так ли?

– Меня зовут Фрэнк. Фрэнк Крамер, – сказал Керриган, воспользовавшись именем, которое стояло на нескольких фальшивых документах, сделанных им для подобного рода случаев.

– А как зовут вашего друга, Фрэнк?

Она явно осторожничает. Керриган предположил, что ее страх вызван тем, что Дюпре совсем недавно находился под следствием. Керриган внимательно прочел файл на Элли Беннет. В нем был список клиентов с телефонными номерами и адресами. Среди них упоминался и один парень из Пенсильвании, приезжавший сюда на конференцию шесть месяцев назад.

– Рэнди Чанг. Из Питсбурга. Он очень хорошо о вас отзывался.

– Вот как? Ему понравилось?

– В высшей степени.

Керригану было трудно дышать.

– Я не собираюсь проводить у вас всю ночь, – сказал Керриган. – Всего лишь час, не более. Я знаю, уже поздно.

– О'кей. Только это все равно будет вам стоить пятьсот долларов.

– Пять... Но я...

– Я вас предупреждала.

Керриган знал один мотель, где ночные служащие не задают никаких вопросов и привыкли к клиентам, платившим за ночь и проводившим у них в заведении всего час. Элли мотель тоже был знаком. Они одновременно повесили трубки. У Керригана кружилась голова. Он чувствовал, что его в любую минуту может вырвать. Продвигаясь к машине, он старался дышать как можно медленнее. Что он делает?! Ему следует сейчас же позвонить и отменить встречу. Он должен немедленно ехать домой. Однако его автомобиль уже тронулся с места и ехал совсем не в направлении дома.

На дорогах было немного машин. Мысли Тима набегали одна на другую. Сейчас он воспользовался вымышленным именем. А что, если Элли узнает его? Вероятность подобного поворота событий еще больше возбуждала его. И все же неужели он хочет навсегда погубить свою репутацию?

Снова эта пробежка, как тогда в юности, во время футбольного матча. Пробежка на девяносто ярдов, от которой зависело практически все. Как ему хотелось, чтобы нашелся какой-нибудь игрок из "Мичигана", который остановил бы его еще до линии ворот. То, что он сказал Хью, было истинной правдой. Ни один из игроков "Мичигана" не мог к нему тогда приблизиться. Ребята из "Орегона" надежно блокировали их. Но слава и награды достались лишь ему. А потом все покатилось само собой.

Керриган услышал сигнал машины, ехавшей сзади, и его внимание вновь вернулось к дороге. Тим пытался сосредоточиться на дороге, хотя образ Элли Беннет постоянно всплывал у него в голове – Элли, сидевшей в зале суда, затем Элли обнаженной. Она была невероятно прекрасна, от нее захватывало дыхание, и меньше чем через час он будет с ней. Вновь засигналил какой-то водитель, и Керриган крепко вцепился в руль. Подобная рассеянность могла плохо кончиться. Он заставил себя сконцентрироваться. И все-таки даже после этого Тим не обратил внимания на черный автомобиль, следовавший за ним по пятам, едва он выехал из гостиницы.

Керриган припарковал машину на стоянке мотеля. Снова пошел дождь. Капли громко забарабанили по крыше автомобиля. Звук дождя напомнил, как за полторы недели до того знаменитого матча он вот так же сидел, правда, в другой машине, но тоже под дождем. Тим потряс головой, чтобы избавиться от назойливых видений из прошлого. Сердце бешено колотилось. Ему нужно было как-то успокоиться. Как только Керригану удалось немного прийти в себя, он бросился через стоянку по направлению к мотелю.

Через несколько минут Тим уже вешал свой промокший плащ в стенной шкаф номера, который он снял на одну ночь. Рядом с кроватью на столике стояла лампа. Он включил ее, однако верхний свет зажигать не стал. Тим позвонил Элли с телефона в номере и стал ждать, усевшись в единственное здесь кресло. Минуты ожидания тянулись нестерпимо долго. Ему сделалось дурно от страха и отвращения к самому себе. Дважды он поднимался с кресла, намереваясь уйти, и всякий раз возвращался. Несколько раз у него возникали сомнения относительно того, что Элли приедет в мотель, и в глубине души Тим надеялся, что она не появится.

Стук в дверь заставил Керригана вздрогнуть. У него появилось ощущение, как будто он проглотил горячий уголь. Когда Тим открыл дверь, перед ним предстала Элли Беннет, столь же прекрасная и чувственная, как и в тот раз, когда он увидел ее впервые. Тем временем человек, сидевший в черной машине на стоянке мотеля, внимательно наблюдал, как Керриган открывает дверь своей гостье.

– Вы что, не хотите меня впускать, Фрэнк? – спросила Элли с обольстительной улыбкой.

– Да, конечно, проходите, – ответил Керриган, делая шаг назад. Она проскользнула в номер и вначале, перед тем как обратить внимание на клиента, окинула взглядом комнату. Керриган запер дверь. В горле у него пересохло, от вожделения кружилась голова.

– Давайте договоримся, Фрэнк. Вы платите мне мой гонорар, а я превращаю в реальность все ваши самые смелые фантазии. Это ведь справедливый обмен, как вам кажется?

На Элли были короткая юбка, обнажавшая ее восхитительные ноги до самых бедер, и рубашка с бретельками, демонстрировавшая соблазнительную округлость груди. При личном общении ее голос отличался еще большей сексуальной хрипотцой, чем по телефону. Даже от звука голоса все в Керригане напрягалось. Не отрывая глаз от Элли, он вынул деньги из кармана и протянул их.

– Принеси деньги сюда, Фрэнк, – потребовала Элли, сразу демонстрируя власть над ним. Он и рассчитывал на подобный тон, поэтому послушно выполнил ее требование, с радостью подчинив свою волю воле этой женщины.

Элли спокойно пересчитала деньги и положила их в кошелек. Затем стянула с себя рубашку, распахнула юбку, сбросила все, оставив лишь черные кружевные трусики. У Керригана перехватило дыхание. Если бы он мог при помощи мыслей и желаний создать свой идеал женщины, то он был бы в точности похож на ту, что сейчас стояла перед ним.

– Скажи мне, Фрэнк, чего ты хочешь. Скажи мне, о чем ты мечтал.

Керриган опустил глаза, устремив их в пол перед собой. Еле слышно он прошептал свое желание.

Элли улыбнулась:

– Ах, какой же ты застенчивый мальчик, Фрэнк. Ты говоришь так тихо, что я ничего не слышу. Повтори.

– Я... я хочу, чтобы ты меня наказала.

* * *

Синди Керриган включила свет, когда Тим крадучись пробрался в спальню.

– Уже почти два часа ночи.

– Извини. На обеде оказался Хью Кертин. У него были некоторые личные проблемы, и ему нужно было поговорить со мной.

– Ах вот оно что, – холодно протянула Синди. – Ну и как же поживает Хью?

– В общем, все в порядке. Ты же знаешь, Хью есть Хью.

Синди села, прислонившись к спинке их громадной кровати. Одна бретелька ее шелковой комбинации съехала, обнажив изгиб левой груди. У нее были светлые волосы с пепельным оттенком и превосходная кожа с приятным загаром. Большинство мужчин, знавших ее, считали Синди соблазнительной красоткой.

– Меган скучала по тебе, – сказала она специально, зная, что этим вызовет у Тима чувство вины.

Убегая от жены, он тем самым убегал и от дочери, которую сильно любил.

– Извини. Ты же знаешь, как мне хотелось поскорее добраться до дома, – ответил он, снимая одежду.

– А в чем, собственно, состояла проблема Хью? – спросила Синди таким тоном, по которому Керриган заключил – она поняла, что муж ей лжет.

– Офисные дела. Партнерство в юридической фирме оказалось совсем не тем, на что Хью первоначально рассчитывал, – неопределенно ответил Тим, потянувшись за пижамой. – В общем, всякие сложности.

Синди пристально посмотрела на него, не скрывая презрения, однако не стала расспрашивать дальше. Лежа в темноте, задетый за живое и злой, Тим думал о жене. На какое-то мгновение он даже решил заняться с ней любовью, но потом понял, что у него ничего не получится. Да и она все поймет. У него нет сил для секса, все истрачено на Элли. С другой стороны, вряд ли Синди могла надеяться на пробуждение в нем какой-то новой страсти. Секс почти полностью ушел из их семейной жизни.

Вскоре после свадьбы Тима вдруг осенило, что женился он на Синди совсем не по любви. Он женился на ней по той же самой причине, по которой пошел на юридический факультет. Женитьба и учеба на юриста стали для него своеобразными убежищами, островками нормальности, возникшими после той лихорадки в прессе, которая последовала за присуждением ему приза Хайсмана, а затем отказа от карьеры профессионального футболиста. И в то мгновение, когда Керригана посетило это прозрение, у него возникло чувство, словно кто-то набросил серое покрывало на его душу.

Синди была дочерью Уинстона Коллуэя и Сандры Дрисколл. Семейства Дрисколл, Коллуэй и Керриган принадлежали к числу богатейших в Портленде. Тим знал Синди практически всю свою жизнь. В глазах окружающих они были помолвлены, еще когда учились в выпускном классе средней школы. После того как Синди последовала за Тимом в Университет Орегона, они продолжали встречаться. Поженились же они в уик-энд той недели, на которой Тим получил приз Хайсмана.

Тим надеялся, что рождение ребенка поможет ему полюбить жену, но этот эксперимент закончился тем же полнейшим фиаско, каким заканчивались другие попытки Керригана вызвать в себе хоть какие-то чувства к супруге. Необходимость притворяться на протяжении двадцати четырех часов в сутки изнуряла его, лишала сил. И Синди ведь не принадлежала к числу ничего не замечающих дурочек. Он часто задавался вопросом: почему она не уходит от него, почему продолжает вести мучительное и унизительное для себя существование? Тим часто подумывал о разводе, однако понимал, что у него не хватит мужества оставить Синди. А теперь еще появилась и Меган... Одна лишь мысль о том, что он может причинить боль девочке или потерять ее, вызывала у Тима ужас.

Керриган отодвинулся от жены и стал вспоминать о вечере, проведенном с Жасмин. Он уже понял, что к ней его притягивал вовсе не секс. Источником притяжения оказалось ощущение свободы. Обнаженный, в грязном номере мотеля, он был свободен от необходимости соответствовать ожиданиям окружающих. Опускаясь на колени перед Жасмин, Керриган чувствовал, как у него с плеч спадает тяжелая мантия героя. И, касаясь ртом сокровенных частей ее тела, он ощущал себя извращенцем, павшим с пьедестала, на который его вознесли восторги толпы, ненормальным и даже преступником. Только не идолом. О, как бы хотелось, чтобы все, кто так его превозносит и выставляет в качестве примера для молодежи, увидели бы его голым на грязных простынях, с закрытыми глазами умоляющего шлюху о все новых и новых унижениях. Конечно, они с отвращением отвернулись бы, и он бы наконец освободился. Освободился от славы, основанной на лжи.

7

Харви Грант, председательствующий судья в округе Малтнома, был худощавым седеющим брюнетом среднего роста. Закоренелый холостяк, он в течение практически всей своей жизни слыл ближайшим другом Уильяма Керригана, отца Тима, крепкого бизнесмена, патологического педанта, которому Тим никогда не мог угодить. "Дяде Харви" Тим доверял больше всех с самого раннего детства. А когда Керриган решил поступить на юридический факультет, Грант стал к тому же еще и его наставником.

Обычно за стенами зала заседаний судья не привлекал к себе особого внимания. В данный момент, однако, он готовился совершить очень важный удар по мячу, и другие игроки в гольф в его четверке все внимание сосредоточили на нем. Грант слегка коснулся мяча, и мяч медленно покатился к лунке на восемнадцатой зеленой площадке поля гольф-клуба "Уэстмонт". Удар казался замечательным до того мгновения, пока мяч внезапно не остановился на краю лунки. Плечи Гранта разочарованно опустились. Тим Керриган, партнер Гранта, шумно выдохнул. А Гарольд Тревис радостно сжал кулаки. Сегодня он целый день играл из рук вон плохо, и этот неудачный удар пришелся как нельзя кстати.

– Полагаю, джентльмены, вы должны нам с Гарольдом пять баксов. – Фрэнк Джеффи обратился к Гранту и Керригану.

– Я заплачу тебе, Фрэнк, – пробурчал Грант, когда они с Тимом протягивали своим противникам купюры с портретом Авраама Линкольна, – но не отдавай Гарольду ни пенни. Всю игру вел только ты, а он на тебе "висел". Как вам удалось произвести тот удар на семнадцатом, я, видимо, так никогда и не пойму.

Тревис расхохотался и похлопал Гранта по плечу.

– Чтобы доказать тебе, что я способен на сочувствие, выкупаю первый раунд, – сказал сенатор.

– Вот уж действительно повезло, впервые с самого начала игры, – шутливо заметил Керриган.

– Он просто пытается подкупить тебя, Тим, как своего будущего избирателя, – добродушно пробурчал Грант.

– О чем это вы? – спросил Тревис с лукавой улыбкой.

"Уэстмонт" был самым известным элитным клубом в Портленде. Сам клуб, появившийся здесь в 1925 году, когда выстроили небольшое центральное здание, представлял собой разросшееся во все стороны каменное строение, постепенно увеличивавшееся в размерах соответственно росту престижа клуба. Упомянутых джентльменов несколько раз останавливали другие члены клуба, пока они шли по обширному, покрытому плитами патио к столику под сенью громадного зеленого зонтика. Здесь их уже ждал Карл Риттенхаус, помощник сенатора по административным вопросам.

– Ну, как игра? – спросил Риттенхаус сенатора.

– Фрэнк все за меня сделал, а я у него на хвосте выехал, – ответил Тревис.

– Так же, как во время последних выборов ты выехал на хвосте у президента, – пошутил Грант. Все захохотали.

Официантка приняла у них заказ, и Грант, Керриган и Джеффи стали наперебой вспоминать о только что закончившейся игре. Сенатор Тревис сидел молча, в удовлетворенной задумчивости уставившись в пространство.

– Ты какой-то необычно тихий сегодня, – заметил Джеффи.

– Извини. У меня возникли проблемы с фермой. Два сенатора угрожают поднять вопрос о ней на комиссии, если я не проголосую против закрытия военной базы.

– Работа судьи имеет свои преимущества, – сказал Грант. – Если кто-то начнет на меня сильно наезжать, я могу обвинить его в неуважении к власти и засадить в тюрягу.

– Да, я явно выбрал не ту профессию, – откликнулся Тревис. – Правда, не уверен, что здесь подошла бы тюрьма. Мне представляется, что такой вердикт, как "препровождение в режимное учреждение в неуголовном порядке", больше подошел бы ряду моих коллег.

– Работа сенатора чем-то похожа на пребывание в эксклюзивном сумасшедшем доме, – добавил Риттенхаус.

– Не думаю, что мне удалось бы выиграть такой процесс, Карл, – заметил Джеффи. – Политики хитры, а не безумны.

– Ну конечно, – с воодушевлением согласился Грант, – достаточно вспомнить, как ловко провел нас Гарольд, заставив согласиться на то, чтобы его партнером по игре был ты.

– Мне где-то приходилось читать, что далеко не все психопаты становятся серийными убийцами, – сказал Джеффи. – Многие из них делают прекрасную карьеру в качестве успешных бизнесменов и политиков.

– Представьте, каким преимуществом в бизнесе и политике стало бы абсолютное отсутствие совести, – размышлял вслух Керриган.

– А как ты думаешь, чувство вины – вещь врожденная или воспитываемая? – спросил Тревис.

– Врожденное или приобретенное, – ответил Джеффи, пожимая плечами. – Вечный вопрос.

– Мне кажется, способность испытывать чувство вины изначально заложена в каждого из нас Богом, – изрек Грант. – И именно эта способность делает нас людьми.

Харви Грант был набожным католиком. Керриганы и он принадлежали к одной церкви, и Тиму было хорошо известно, что судья не пропускает ни одной воскресной мессы.

– Однако у серийных убийц, профессиональных преступников и, как совершенно справедливо заметил Фрэнк, у некоторых политиков и бизнесменов, по всей вероятности, совесть отсутствует. Если, как вы говорите, каждый из нас рождается с совестью, то куда же она потом девается у таких людей? – спросил Керриган.

– А что, если вообще нет никакого Бога? – вмешался Тревис.

– Эй, – перебил его Риттенхаус с притворным ужасом в голосе, – не так громко, прошу вас. Иначе подобные откровения закончатся заголовком на первой полосе "Орегонца": "СЕНАТОР ТРЕВИС СОМНЕВАЕТСЯ В СУЩЕСТВОВАНИИ БОГА".

Тревис не обратил никакого внимания на его слова и продолжал:

– И если Бога нет, то любая мораль становится относительной. Любой, обладающий силой и властью, может устанавливать свои правила игры.

– Вопрос спорный, Гарольд, – сказал Фрэнк. – Впрочем, тот факт, что у судьи не вышел удар на восемнадцатой лунке, является бесспорным доказательством бытия Божия.

Все рассмеялись, и Тревис встал:

– На столь жизнерадостной ноте я вынужден вас оставить, джентльмены. Спасибо за игру. Для меня это была великолепная передышка в работе и в предвыборной кампании.

– Взаимно, – ответил Грант. – Сообщи, когда снова сможешь вырваться, чтобы я наконец-то отыграл у тебя свои деньги.

Фрэнк Джеффи тоже поднялся с места:

– Спасибо за приглашение, Харви. Игра доставила мне огромное удовольствие.

– Тебе следует подумать о вступлении в "Уэстмонт". Я готов стать твоим спонсором.

– О, Харви, я всего лишь простой провинциальный адвокат. Я буду чувствовать себя неловко в компании таких аристократов, как вы.

– Ну, в таком случае поскорее убирайся отсюда, Фрэнк, пока мы не начали хвастаться своей родословной, – ответил судья.

Тревис, Джеффи и Риттенхаус отправились в раздевалку.

– Гарольд был в превосходном настроении, – заметил Керриган, когда они ушли.

– А почему бы ему не быть в хорошем настроении? Он же уже почти что наш следующий президент. – Грант жестом подозвал официантку. – Ну, Тим, а как у тебя дела?

– Заработался.

Грант улыбнулся:

– А Меган? Как она? Я давно ее не видел.

– Ты ведь не нуждаешься в специальном приглашении, чтобы зайти к нам, дядя Харви, – улыбнулся Керриган. – Она, кстати, спрашивала о тебе.

– Возможно, мне удастся заехать в следующие выходные.

– Она такая умница. Каждый вечер я ей что-нибудь читаю. В последнее время "Алису в Стране чудес". А несколько дней назад я застал ее на полу в детской с книжкой на коленях. Девочка пыталась читать самостоятельно.

– Хорошая наследственность.

Этот разговор о Меган вызвал у Керригана желание поскорее вернуться домой. На какое-то мгновение он задумался: а тактично ли сейчас оставить судью, который жил один и который, как считал Керриган, частенько должен был чувствовать себя всеми покинутым, несмотря на многочисленные вечеринки и постоянные приглашения от коллег и друзей? Но Тим почти мгновенно перешел на размышления о своем собственном положении. Он был женат на прекрасной женщине, у него чудесная дочь, и, несмотря на это, он ощущает себя крайне одиноко. Может быть, судья в его холостяцкой жизни гораздо счастливее, чем он. У Харви Гранта есть любимая работа и уважение коллег. У него есть принципы, которым он никогда не изменял. Керриган уставился на длинное зеленое поле для гольфа и задумался над тем, что значит иметь твердые принципы и соизмерять с ними свою жизнь.

* * *

– Не забыли, что у нас сегодня вечером, в семь тридцать, мероприятие по сбору средств? – напомнил своему боссу Карл Риттенхаус, когда они вышли из клуба.

– У Шуманов?

– Да. Я заеду за вами в семь.

– Ну что ж, до встречи.

Риттенхаус прошел ко входу в клуб и стал ждать, пока один из служащих доставит его автомобиль. В это время другой служащий припарковал неподалеку "рейнджровер" сенатора. Молодой человек положил клюшки Тревиса в багажник "ровера" и мгновенно отскочил в сторону, как только сенатор вручил ему щедрые чаевые. Тревис улыбался, подходя к дверце у водительского места. Все шло как по маслу. Недавний опрос, проведенный Си-эн-эн, показал, что он опережает своих соперников из демократической партии на четырнадцать пунктов, а деньги на его кампанию продолжали литься нескончаемым потоком.

Скрежет шин прервал приятные размышления Тревиса. Рядом с ним затормозил автомобиль Джона Дюпре. Дюпре распахнул дверцу и выпрыгнул из машины, не выключив мотор.

– Лори умерла! – выкрикнул Джон.

– Потише, потише, парень, – ответил Тревис, испугавшись, что кто-то может их услышать.

– Я буду молчать так же, как молчал, когда мне предъявили обвинение. А ведь я мог бы вызвать большой шум, сообщив прокурору все, что мне о вас известно.

– Я очень ценю ваше поведение, Джон, – сказал Тревис, стараясь поскорее успокоить Дюпре. Его могли увидеть беседующим с сутенером, а это уже немалый риск для его репутации.

– Еще бы вы не ценили! И я уверен, что районному прокурору будет интересно узнать о ваших отношениях с избитой насмерть женщиной, которую только что нашли в парке.

– Лори была в полном порядке, когда уходила от меня. И мне ничего не известно о том, что с ней произошло позднее.

– Вам прекрасно известно, что с ней произошло, – заявил Дюпре, ткнув пальцем в сенатора. – Послушайте, Гарольд, я поставлю вопрос проще. Мне нужны деньги.

– Вы что, пытаетесь меня шантажировать? Меня?! – не веря собственным ушам, воскликнул Тревис.

– Шантажировать? – переспросил Дюпре с самодовольной ухмылкой. – Шантаж – преступление. А я преступлений не совершаю. Нет, Гарольд, просто прошу вас помочь мне так же, как я помогал вам. Меня со всех сторон осаждает полиция. Сейчас я даже не могу заниматься своим бизнесом. Я ведь страшно рисковал, доставляя к вам Лори и других девушек.

– Здесь не место для подобных дискуссий! – резко ответил Тревис, его голос звенел от гнева.

– Но "Уэстмонт" – единственное место, где я могу поговорить с вами. Вы ведь не отвечаете на мои звонки.

– Позвоните мне завтра, – сказал Тревис, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Обещаю, мы как-нибудь все уладим.

– Да уж постарайтесь. И кстати, не вздумайте натравить на меня Мануэля или кого-то еще из ребят Педро.

Дюпре протянул сенатору копию кассеты, которую Элли дала Джону в тот момент, когда он привез Лори Тревису.

– Что это такое?

– Запись разговоров ваших дружков о подставном фонде по финансированию новых биотехнологий, который вы использовали, чтобы завалить законопроект, направленный против клонирования. Ребятки хорошо разговорились, едва чьи-то губки коснулись их членов.

Тревис побледнел.

– Можете оставить себе, – сказал Дюпре. – У меня есть копии. Много копий. И мне нужно решить вопрос как можно скорее. Если вас не заинтересует моя запись, боюсь, что она заинтересует передачу "Шестьдесят минут".

Внезапно Тревис увидел, что к нему направляется Карл Риттенхаус.

– Убирайтесь отсюда. Это мой помощник.

– Да я и сам понимаю, что мне тут незачем светиться, – ответил Дюпре, запрыгивая в машину. Риттенхаус подошел, когда Дюпре уже отъехал.

– У вас все в порядке, сенатор? – спросил он, наблюдая, как неизвестный ему автомобиль, набирая скорость, понесся в сторону шоссе.

– Все в порядке, – ответил Тревис, однако его голос заметно дрожал.

– Кто это был?

– Ерунда, Карл. Не стоит обращать внимания.

– Вы уверены?

– Все будет в порядке.

Инцидент насторожил Карла, и, попрощавшись с сенатором, он нацарапал номер "порше" на оборотной стороне одной из своих визитных карточек. Тем временем сенатор Тревис покинул "Уэстмонт". Заехав на тихую боковую улочку, он остановил машину и набрал номер на сотовом телефоне. Его прошиб пот, и пальцы дрожали. Когда ему ответили, Тревис хриплым, срывающимся голосом произнес:

– У нас проблемы.

8

Двумя годами ранее Аманда защищала Алана Эллиса, банкира, против которого было выдвинуто ложное обвинение в сексуальных приставаниях к ребенку, находящемуся под опекой. В конце концов обвинение оказалось снято, однако банкир за это время потерял работу, жену, дом и большую часть своих сбережений. Аманда поняла, что ее клиент находится на грани самоубийства, поэтому попыталась найти ему психиатра, который был бы одновременно и достаточно компетентным, и способным к сочувствию.

Офис Бена Додсона располагался на противоположной стороне той же улицы, где находилась библиотека, в восьмиэтажном здании, занятом под различные медицинские учреждения. Додсон был худощав, смугл и выглядел значительно моложе своих сорока двух лет. Очки в массивной, несколько старомодной оправе увеличивали и без того крупные голубые глаза психиатра, густые черные волосы Бен отпускал до плеч. Как только Аманда вошла в его уютный кабинет, он встал и одарил ее яркой белозубой улыбкой.

– Очень рад снова с вами встретиться. Как поживает Алан?

– В последний раз, когда я получала о нем сведения, он работал в банке на Род-Айленде, – ответила Аманда, садясь в кресло. – Вы и в самом деле ему очень помогли.

Додсон покачал головой:

– Надеюсь, мне никогда не доведется пережить и десятой доли того, через что пришлось пройти этому бедняге. А что вас привело ко мне? У вас нашелся еще один пациент?

Аманда несколько раз репетировала то, как она будет все рассказывать психиатру. Репетировала у себя дома, по пути к Додсону, но теперь, когда она уже пришла к нему, слова застряли у нее в горле. Додсон заметил, что с Амандой что-то не так, и перестал улыбаться.

– С вами все в порядке?

Аманда не знала, как ответить на вопрос. Она не сумасшедшая, большую часть времени чувствует себя прекрасно. Может быть, она совершила ошибку, придя сюда...

– Глупый вопрос, не так ли? – сказал Додсон. – Если бы с вами все было в порядке, вы бы не пришли сюда. Итак, хотите рассказать мне, что вас тревожит?

Аманда старательно отводила глаза от Додсона.

– Это... это так глупо на самом деле.

– И тем не менее достаточно серьезно, чтобы заставить вас пойти по городу в дождь и в ваш обеденный перерыв. Ну-с, и почему же вы не хотите поведать о своей проблеме?

Аманда подумала о Тоби Бруксе, кошмарах и жутких воспоминаниях. Здесь, в кабинете Додсона, все страхи вдруг показались такими глупыми. Все время от времени чего-то боятся, а у нее-то были основательные причины для страшных снов.

– Я, наверное, отнимаю у вас время...

– У меня в данный момент не так много работы, поэтому пусть это вас не беспокоит.

Аманда почувствовала, как кровь прилила к щекам. В последний раз она испытывала подобное смущение, когда идиотски повела себя на первом судебном заседании.

– Примерно неделю назад я была в... в Молодежной христианской ассоциации. Я занимаюсь плаванием в их бассейне. Ну, в общем, я там плавала, когда ко мне подошел один человек. Он... он был очень красив и примерно моего возраста. Он был очень мил со мной.

Аманда осеклась. Додсон терпеливо ждал, пока она возьмет себя в руки и сможет продолжать.

– Однако у меня началась паника. Я была до смерти перепугана. Я даже не могла дышать.

Она замолчала, чувствуя удивительную нелепость своего рассказа.

– Подобное с вами раньше случалось? – спросил Додсон. Он произнес этот вопрос спокойным и совершенно нейтральным тоном, хотя Аманда не знала, что ему ответить. – Вы можете найти какое-то объяснение своему испугу? – задал психотерапевт следующий вопрос, видя, что Аманда не отвечает на предыдущий.

И тут ее охватила паника. Ей захотелось бежать.

– Аманда!

– Могу.

– Вы расскажете мне? – спросил Додсон, стараясь, чтобы его вопрос ни в коей мере не напоминал требование.

– Известно ли вам что-нибудь о том, что случилось со мной в прошлом году?

– Я читал об этом в газетах и видел какую-то передачу по телевидению. Хирург, подвергавший пыткам разных женщин, совершил нападение и на вас.

Внезапно Аманде стало нестерпимо жарко и душно в кабинете Додсона, в ее памяти возник образ туннеля. Она вскочила с кресла:

– Я должна идти.

Додсон тоже встал.

– Аманда, я очень хочу помочь вам, и, как мне кажется, у меня есть кое-какие соображения на сей счет.

Аманда застыла на месте.

– Какие могут быть у вас соображения, я ведь вам ничего не рассказала.

– Сядьте, пожалуйста. Могу я поговорить с вами?

Аманда нехотя снова опустилась в кресло. У нее кружилась голова.

– Я принесу вам воды. Хорошо?

Она кивнула. Додсон на минуту вышел и вернулся со стаканом воды. Он сел. Аманда выпила половину стакана.

– Вы позволите мне высказать ряд предположений? – спросил Додсон.

Аманда настороженно кивнула.

– Вам понравилось, как я работал с Аланом Эллисом, не так ли?

– Да.

– И вы сегодня пришли ко мне, так как знали на примере с Аланом, что я умею помогать людям, попавшим в беду.

К горлу Аманды подкатил комок, на глаза навернулись слезы. Она ощутила сильнейшую слабость и одновременно нелепость своего поведения. Стараясь сконцентрироваться, Аманда ненавидела себя за неспособность совладать с хаосом эмоций.

– Вы пришли ко мне потому, что доверяете мне, потому что знаете, что все сказанное здесь останется между нами, и потому что знаете – я действительно хочу помочь вам и сделаю все, чтобы вы смогли справиться с вашей нынешней ситуацией, – заявил Бен Додсон.

Плотину прорвало, и Аманда разрыдалась. Она рыдала беззвучно, но голова ее мерно покачивалась в такт сдавленным всхлипам. Она прижала кулаки к глазам, чтобы остановить слезы, и все-таки не смогла. Додсон не пытался успокаивать ее. Когда же заметил, что плечи Аманды перестали сотрясаться от рыданий, протянул ей коробочку с носовыми платками, стоявшую у него на столе.

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о том, что произошло у вас в прошлом году с тем хирургом, – произнес Додсон, когда Аманда успокоилась.

Аманда говорила с опущенной головой, стараясь не смотреть в глаза Додсону. Она рассказывала свою историю без всяких эмоций, так, словно передавала содержание какого-то старого фильма, увиденного давным-давно. В этом фильме ее раздели догола, рот заклеили скотчем, руки скрутили за спиной, надев на них пластиковые наручники, а на голову – капюшон. Затем Аманду заставили бежать по туннелю до тех пор, пока она не начала задыхаться. Сзади ее подгоняли уколами острого ножа в ягодицы. Одновременно хирург-маньяк подробно излагал свои планы на ее счет, заявив, что больше всего его интересует экспериментальная проверка того, каков предел боли, которую способен выдержать хорошо натренированный спортсмен. Хирург не скрывал, что хочет довести Аманду до такого состояния, в котором ее организм наконец сдастся – и она либо умрет, либо сойдет с ума.

– Что вы чувствовали перед тем, как вам все-таки удалось убежать?

– Страх, – ответила Аманда. Время, проведенное в кабинете Додсона, лишило ее остатка сил, и ей захотелось свернуться калачиком на ковре и уснуть. – Я... я была уверена, что вот-вот умру.

– А в физиологическом смысле?

– Не понимаю вас.

– Вам было трудно дышать?

– Да, очень трудно. Он заклеил мне рот, а на голову надел капюшон. Были мгновения, когда мне казалось, что я могу потерять сознание.

– А сердце?

– Работало на пределе, и я буквально истекала потом.

– Бывали ли случаи с тех пор, когда вы, чувствуя себя в полной безопасности, тем не менее испытывали те же физиологические симптомы?

– Да.

– Хорошо. А как вы чувствовали себя после того, как вам удалось убежать?

– Поначалу я не поняла, что свободна. Я просто бежала, ожидая, что в любую минуту он снова меня схватит. Затем меня нашли люди из спецподразделения полиции. Какое-то время я была безумно счастлива.

– И кажется, хирургу тоже поначалу удалось сбежать, не так ли?

Аманда кивнула.

– Как вы чувствовали себя в течение этого периода?

– Я страшно боялась. Меня охраняла полиция, но я подскакивала от любого звука. Я постоянно ощущала, будто кто-то следит за мной.

– А что вы почувствовали, когда узнали, что ваш мучитель мертв?

– В то время я жила с отцом. Шон Маккарти, старший детектив, который вел мое дело, сам приехал к нам домой. И лично сообщил о случившемся. Я помню, что вначале даже не совсем поняла то, что он сказал. Так иногда бывает во сне, когда вы видите какого-нибудь человека, который стоит перед вами и что-то говорит, однако смысл его слов до вас не доходит. Не думаю, что я тогда как-то отреагировала. Мне кажется, я просто не поверила этому известию. Когда же до меня наконец дошло, что сказал Шон, я чуть было не упала в обморок от облегчения.

– И вы снова почувствовали себя в безопасности?

– На некоторое время да.

– А когда же чувство безопасности прошло?

Аманда снова ощутила острый приступ тревоги, вспомнив тот первый случай, когда к ней вернулся страх.

– Выпейте еще немного воды, – настоятельно порекомендовал Додсон. – Когда вы сможете снова говорить, расскажите о том, что случилось.

– Я веду себя действительно очень глупо.

– И все же попробуйте. – Додсон тактично улыбнулся, побуждая Аманду к продолжению рассказа.

– Я сидела дома одна и смотрела телевизор, какую-то передачу про полицию. Я включила канал наобум, не зная, что там идет, а оказалось, что это фильм о серийном убийце.

Аманда нервно облизнула губы и сделала еще один глоток воды.

– Он схватил женщину на стоянке и запер ее в своем фургоне. Она кричала и била кулаками в дверь. Они ехали по центру большого города, и все же никто не знал, что женщина внутри этого фургона. У меня началась настоящая паника. Меня прошиб пот. Мне почудилось, что я снова нахожусь в том туннеле и моя жизнь висит на волоске.

– И что же вы сделали?

– Кажется, на мгновение я просто отключилась. Потому что непонятно каким образом вдруг очутилась на полу. Я побежала в ванную. Умылась холодной водой. Сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. И несмотря ни на что, весь вечер была на грани истерики. А потом в течение нескольких часов не могла уснуть.

– Появлялось ли у вас подобное ощущение в каких-то других случаях?

– Да. – И Аманда рассказала Додсону о недавно пережитой ею панике, когда ей случайно попались на глаза фотографии трупа девушки из следственных материалов. – Иногда у меня также бывают ночные кошмары.

– Когда к вам возвращается тот ваш страх, как это обычно происходит?

– У меня возникает ощущение, будто я вновь там, в туннеле. Иногда я даже чувствую запах сырости и грязи. Такое ощущение... ощущение, словно я... словно я теряю...

– Давайте вернемся к тому случаю в бассейне. Расскажите о нем.

Аманда рассказала о попытке Тоби Брукса включить ее в команду мастеров.

– Моя реакция была просто идиотской. Его предложение вступить в команду выглядело в высшей степени нормальным. Более того, с его стороны это была настоящая любезность. И он показался мне вполне доброжелательным парнем. Только меня охватил какой-то совершенно иррациональный смертельный ужас.

– Что вы чувствовали, когда беседовали с Тоби?

– Чувствовала? Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы что-то чувствовать.

– И тем не менее вы сказали, что вас охватила паника, когда он заговорил, и потом вы настолько выдохлись эмоционально, что просто не могли больше плавать.

– Да, именно так.

– И как вы думаете, почему ваша реакция на него была именно такой?

– Не знаю.

– Вы ему не поверили?

– Я... – Аманда осеклась. – Я не знаю. – Она опустила голову. – Думаю, не поверила, – прошептала она.

– Вам сложно доверять окружающим?

– Не знаю.

– Подумайте над моим вопросом. У вас ведь есть друзья, не так ли?

Она кивнула.

– Вы со многими из них виделись со времени того случая?

– Думаю, нет. Мне после того, что случилось, с ними как-то неуютно.

Аманда внезапно вспомнила, как она обошлась с Майком Грином. И ей стало стыдно.

– Есть один человек, с которым я встречалась. Он очень милый и добрый. В тот вечер, когда мне на глаза попались фотографии из полицейского досье, у нас было назначено свидание. Но увиденное настолько выбило меня из колеи, что я совсем забыла о нем. И потом, когда он пришел, я... я попросила его уйти. И при этом не объяснила почему. Уверена, что он обиделся. А ведь он был так добр ко мне...

Аманда опустила голову и прижала к глазам платок.

– Вы через многое прошли сегодня, и, как мне кажется, пора остановиться. А перед тем как вы уйдете, я хотел бы кое-что сказать. Лучше, если вы внимательно выслушаете и обдумаете мои слова. Особенно в том случае, если подобное состояние повторится вновь.

Во-первых, вы не сумасшедшая. Более того, ваше состояние настолько широко распространено, что для него существует даже специальное название. Оно именуется "неврозом на основе посттравматического стресса". Во время Первой мировой войны его называли "военным неврозом", так как у солдат, принимавших участие в боевых действиях, он проявлялся особенно остро. В последние годы невроз часто встречался у солдат, возвратившихся из Вьетнама. Но подобное состояние выявляется не только у тех, кто прошел войну. У людей, которым выпало на долю пережить некое тяжелое событие, выходящее за рамки обычного повседневного человеческого опыта, часто возникают подобные симптомы. Их может вызвать авиакатастрофа, пытки, землетрясение или похищение – одним словом, нечто, связанное с сильным страхом, смертельной опасностью и ощущением собственного бессилия. Данная проблема имеет более острые и затяжные проявления в том случае, если причиной стресса стал другой человек, как это и было в вашем случае.

Один из наиболее характерных симптомов подобного состояния – переживание вновь и вновь травмирующего события в виде ночных кошмаров или ярких воспоминаний, порой близких к галлюцинациям. Годовщина травмирующего события может инициировать чувства напряжения и паники, хотя те же чувства может вызвать и что-то другое, внезапно напомнившее о том событии, например, фильм о серийном убийце или просто встреча с человеком, внешне похожим на того, кто стал причиной вашего кошмара.

– Как Тоби?..

Додсон кивнул.

– Не буду сейчас слишком глубоко входить в эту проблему. Я просто хочу вас заверить, что все ваши психические реакции вполне естественны и нормальны.

– Так почему же их не было сразу после того происшествия? Почему прошло определенное время, прежде чем у меня возникли кошмары и воспоминания с галлюцинациями?

– Хороший вопрос. Поначалу, когда вы полагали, что хирург-маньяк еще находится на свободе и вы можете вновь стать его жертвой, вы вошли в своеобразный "режим выживания", характеризующийся состоянием повышенной бдительности. Вы подавляли свои эмоции, чтобы оградить себя от опасности. Но как только вы ощутили себя в безопасности, то сразу же расслабились, а все ваши сомнения и страхи вышли на поверхность. Уровень психологической защиты у вас резко снизился. И когда вы столкнулись со стимулом, вызвавшим соответствующие ассоциации – фотографиями из полицейского досье или с Тоби Бруксом, – вы были вынуждены вспомнить травмирующее событие. И у вас не было времени психологически подготовить себя к подобному воспоминанию. В результате возник страх повторения кошмара.

– Что мне нужно сделать, чтобы это прекратить? – спросила Аманда почти шепотом. – Собственно, поэтому я и пришла сюда. Я хочу, чтобы подобное больше никогда не повторялось. Ведь раньше я была счастлива. Я была очень счастливым человеком. – Глаза Аманды вновь наполнились слезами. Она приложила к ним платок. – Я хочу снова стать счастливой.

Додсон наклонился к Аманде. Его слова звучали уверенно, и она начала понемногу успокаиваться.

– Вы очень сильный человек, Аманда. Вам ведь пришлось приложить немало усилий, чтобы решиться прийти сюда. Я не могу дать вам полной гарантии того, что вы вновь будете чувствовать себя так, как чувствовали до нападения. Однако хочу вас заверить, что многим людям, пережившим нечто подобное, удавалось справиться с последствиями травмы. На данный момент мне представляется, что вам лучше всего заниматься тем, что больше нравится, и встречаться с теми людьми, которых вы любите и которым доверяете. Кроме того, я бы порекомендовал избегать ситуаций, книг и фильмов, которые способны вызвать в вас ассоциации с прошлым и соответствующую реакцию.

– А как же моя работа, Бен? Я ведь адвокат по уголовным делам. Мне приходится иметь дело с убийствами и изнасилованиями практически каждый день. Как же мне поступить со всем этим?

– На этот вопрос я не готов сейчас ответить, нам вместе предстоит над ним подумать.

Часть II Снова на коне

9

Тим Керриган только что закончил чтение очередной главы "Алисы в Стране чудес" и укладывал Меган, когда внезапно раздался телефонный звонок.

– Ну еще одну главку, пожалуйста, папа, – взмолилась дочь.

– Не сегодня.

– Ну почему?

– Если я прочту тебе сегодня еще одну главу, мы слишком быстро закончим книгу, и тебе будет очень скучно без Алисы и без Белого Кролика.

– Так ведь книга когда-нибудь обязательно закончится, и мне все равно будет скучно.

– Но тебе будет скучно позже.

– Нет, мне не будет скучно. Потому что ты начнешь читать ее сначала!

Керриган поцеловал носик Меган.

– Вы слишком сообразительны, моя маленькая леди.

Меган улыбнулась и постаралась воспользоваться своим преимуществом.

– Ну еще одну главку. Ну пожалуйста!

Керриган уже готов был уступить, когда в спальню вошла Синди.

– Звонит Ричард Кертис, – сказала она. Ричард Кертис был непосредственным начальником Тима. Синди выглядела раздраженной, как всегда, когда кто-то звонил Тиму с работы.

– Я возьму трубку в кабинете. – Он отвернулся от Меган со словами: – Извини, Лютик.

Затем поцеловал Меган, обнял, пожелал спокойной ночи и удалился в кабинет.

– Что случилось, Дик?

– Мне очень неприятно беспокоить тебя дома, однако только что позвонил Шон Маккарти. Он находится на месте преступления, и я хочу, чтобы ты этим занялся.

– А ты не мог бы найти кого-нибудь еще?

– Не в данном случае. Убит Гарольд Тревис.

– Шутишь! Что случилось?

– Его забили насмерть.

Тим закрыл глаза. Перед ним предстала та сцена в "Уэстмонте" после игры в гольф, когда он в последний раз видел Тревиса и беседовал с ним.

– Я не могу, Дик. Я его знал.

– Все его знали.

– Я играл с ним в гольф на этой неделе. Неужели нельзя послать Хэммонда или Пельцера? Они правую руку отдадут, лишь бы увидеть свои имена в газетах.

– Послушай, Тим, смерть сенатора Соединенных Штатов будет освещаться всеми средствами массовой информации страны. Ты знаешь, как управляться с центральными газетами, журналами и телевидением. Мне нужен кто-то, кто умеет вести себя в ситуации, когда репортеры нагло суют микрофон в физиономию.

Мгновение Керриган молчал. Гарольд Тревис. Как вообще такое возможно? Он не мог представить мертвым кого-то из хорошо знакомых ему людей.

– Тим?

– Дай мне минуту на размышления.

– В этом деле нужен ты и никто другой.

Керриган сделал судорожный глоток воздуха. У него кружилась голова. Затем он закрыл глаза и громко выдохнул.

– Я согласен.

* * *

Портленд здесь как-то незаметно заканчивается и практически мгновенно переходит в сельскую местность. Через пятнадцать минут езды от дома Керригана уличные фонари начали исчезать. И вскоре единственным источником освещения осталась луна в последней четверти. В такой темноте у молодого прокурора возникли опасения, что он может проскочить мимо места преступления, но, как оказалось, около поворота стояла полицейская машина, чтобы предотвратить несанкционированный проезд к тому месту, где был убит сенатор. Керриган показал свое удостоверение, и его пропустили на узкую немощеную дорогу.

Автомобилю Тима пришлось проехать чуть больше ста ярдов, подскакивая на ухабах. Выехав из города, он включил оглушительный рок, чтобы не думать о том, куда едет и что там должен увидеть. Теперь же, заметив свет сквозь ветки деревьев, Тим выключил музыку. В этом месте грунтовая дорога повернула, и Керригану в глаза бросилось обилие разного рода автомобилей, припаркованных перед крошечным домиком, внешне напоминавшим букву "А". Создавалось впечатление, что в "хижине" зажжены все огни, отчего лужайку перед домом заливал яркий свет. В полосу этого сияния и въехала машина Тима.

Домик был настолько мал, что без особых неудобств в нем смогли бы разместиться либо холостяк, либо бездетная семья. Прежде чем пересечь лужайку, Тим несколько минут постоял в темноте, понимая, что просто пытается оттянуть наступление неизбежного. Приближаясь к дому, он ощутил легкую дурноту и страх, словно входил в комнату, где стоит фоб с одним из его родственников.

Входная дверь открывалась в выложенную камнем прихожую. Перед Керриганом находилось небольшое помещение, отделявшее вход от узкой кухни. Там стояли только два высоких табурета. Слева располагалась гостиная, которая в данный момент была до отказа забита полицейскими и судебными медиками. Один из них беседовал с Шоном Маккарти. У детектива, занимавшегося убийствами, была кожа алебастрового цвета, будто он никогда не видел солнца. В рыжеватых волосах виднелись седые пряди. Тим несколько раз работал с Маккарти. Они вместе вели дела по ряду убийств. И Тим не мог припомнить момента, когда у этого худого, как трость, детектива лицо не выражало бы предельную усталость. Маккарти заметил Керригана и жестом попросил юриста подождать, пока он закончит беседу.

Тим остановился у низкой стенки, отделявшей комнату от кухни, там, где проходила граница между каменным полом прихожей и ковром гостиной. Вспышка камеры привлекла его внимание к мансарде, нависавшей над гостиной. Оглядывая кухню, Керриган особое внимание обратил на полированные деревянные ступеньки, которые вели наверх, в мансарду. Он предположил, что спальня, по-видимому, расположена в том месте, где сужается крыша. Взглянув под ноги, Тим увидел след из пятен крови, который вел от лестницы через кухню и по ковру в гостиной. Кто-то уже успел протянуть ленту с обеих сторон, чтобы никто случайно не наступил на отпечатки. Конец этой кровавой "тропы" скрывался за группой людей, стоявшей в дальнем конце комнаты.

– Я знаю, ты не большой любитель кровавых историй, поэтому приготовься, – сказал Маккарти, когда смог наконец добраться до Керригана. – Зрелище не из приятных.

Внутри у Тима все перевернулось.

– Справишься? – спросил детектив, с беспокойством глядя на вдруг сделавшееся пепельно-серым лицо помощника прокурора.

– Да-да. Со мной все будет в порядке.

Тело Тревиса от Керригана закрывал фотограф. Он как раз закончил снимать труп и комнату вокруг и отошел в сторону. Чтобы жуткое зрелище не оказалось слишком внезапным для него, Керриган зажмурился, а потом начал медленно поднимать веки. Сенатор лежал на полу подобно старой тряпичной кукле. Руки и ноги его были раскинуты под каким-то странным углом, а голова свесилась на ковер в явно неестественном положении. На Тревисе были джинсы и футболка, но туфли и носки отсутствовали. Ступни ног представляли собой сплошное кровавое месиво. Кто-то перебил сенатору не только сами ступни, но и все пальцы на ногах. Разбитыми оказались также голени и коленные чашечки. Керриган заключил, что убийца Тревиса методично "обрабатывал" свою жертву, закончив головой: лоб, нос, рот и подбородок сенатора тоже превратились в кровавую кашу.

Керригану захотелось поскорее уйти из комнаты. Маккарти заметил, что молодой человек покачнулся, и вывел его из гостиной. Тим прошел за дом к крутому обрыву, исчезавшему где-то в непроницаемой темноте. Со стороны оврага дул холодный ветер. Керриган попытался сосредоточиться на танкере вдали, освещенном цепочкой огней и медленно движущемся по черной ленте, разделяющей долину. Танкер поднимался вверх по Колумбия-Ривер по направлению к Портлендскому порту.

– Жене Гарольда сообщили? – спросил Тим, как только немного овладел собой.

– Она уже вылетела из Сиэтла, где находилась на конференции медиков.

– Это чертовски жуткое происшествие! – заметил Керриган.

Маккарти понимал, что на замечание Тима нет надобности отвечать.

– А орудие убийства нашли?

– Нет. Я думаю, орудовали бейсбольной битой или чем-то вроде того.

– Он похож на... – Керриган покачал головой и замолчал.

– Дик позвонил мне, когда ты был еще в пути. Он сказал, что ты знал его.

– Да. В последний уик-энд я играл с ним в гольф.

– А ты, случайно, не знаешь, не было ли среди знакомых сенатора кого-то, кто ненавидел бы его до такой степени, что мог пойти на подобное зверское убийство?

– Я знал его не настолько близко. Позвоните Карлу Риттенхаусу. Он был его помощником по административным вопросам. Вполне возможно, он вам поможет.

– У тебя есть его номер?

– Нет, однако судья Грант хорошо знает Риттенхауса. Черт, он ведь и Гарольда прекрасно знал. Тревис работал у него солиситором-практикантом во время каникул перед последним курсом на юридическом факультете.

К ним подошел человек в темно-синей ветровке и пальцем указал в направлении передней части здания.

– У нас гость из некой вашингтонской организации, – сообщил Алекс Девор, партнер Маккарти.

– Я как раз задавался вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем здесь появится кто-то из ФБР. Этот человек вам знаком?

– Его зовут Дж. Д. Хантер, и я никогда раньше его не видел.

– А ты, Тим? – обратился Маккарти к помощнику прокурора.

Керриган отрицательно покачал головой.

– Ну что ж, пойдемте встретим гостя.

Все трое во главе с Маккарти вернулись в прихожую, из которой мужчина атлетического сложения внимательно наблюдал за тем, что происходит в гостиной.

– Агент Хантер?

Человек повернулся. На коротком широком носу Хантера сидели очки в роговой оправе. Цвет кожи у него был иссиня-черный. Маккарти представился сам и представил старшего помощника прокурора округа.

– Вы не местный, не так ли? – спросил Тим.

Чернокожий агент ФБР пожал плечами:

– Так как жертвой в данном случае является сенатор, в Вашингтоне сочли необходимым, чтобы делом занялся агент из центрального управления. Политика, знаете ли. В любом случае я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы проинформировали меня о происшедшем.

– Конечно, – сказал Маккарти, – хотя нам самим пока не так много известно. Уборкой здесь занимается одна контора, предоставляющая бытовые услуги. Им позвонили и велели прийти сюда сегодня ближе к вечеру. Женщина-уборщица нашла тело около пяти и сразу же позвонила 911.

– Сенатор жил здесь? – спросил Хантер.

– Нет, – ответил Тим. – У него дом в Данторпе.

– В таком случае кому же принадлежит этот домик?

– Точно пока неизвестно. Бюро, предоставлявшее услуги по уборке, работало при посредничестве одной риелторской конторы. Сейчас контора закрыта, поэтому мы сможем узнать имя владельца только утром.

– А может быть, в самом доме есть нечто такое, что способно указать на его владельца? – настаивал Хантер.

Маккарти отрицательно покачал головой:

– Медэксперты, вероятно, смогут предоставить нам кое-какую полезную информацию на сей счет только после завершения анализа отпечатков, следов крови и так далее. Ящики комодов в спальне пусты, и на кухне мы не нашли никаких счетов или записей. Правда, в шкафу в гостиной были алкоголь и кокаин...

– Кокаин! – воскликнул Керриган.

– Мы обнаружили не только порошок, но и отпечатки пальцев, поэтому очень скоро узнаем, кто им пользовался.

– Молю Бога, чтобы этим человеком не оказался сам Гарольд, – пробормотал себе под нос Тим.

– Что-нибудь еще?

– В общем, да. Тело Тревиса нашли в гостиной, однако следы крови ведут сверху, из спальни. Мы полагаем, что с ним начали расправляться там, наверху, а затем, когда он стал убегать от убийц, те преследовали его до гостиной. Один из наших сотрудников нашел под кроватью сережку. В виде золотого креста. Тревис, естественно, серег не носил. Мы предполагаем, что сережка принадлежит убийце.

– Если так, то у нас действительно важная улика, – заметил Хантер.

– Я, как правило, предпочитаю не торопиться с выводами, – сказал Девор с улыбкой.

– Мне бы хотелось взглянуть на тело, если возможно, – обратился Хантер к Маккарти.

– Ну конечно.

Наблюдая за тем, как агент ФБР идет по комнате к тому месту, где лежит труп, Керриган почувствовал какое-то непонятное беспокойство, причина которого упорно ускользала от него.

* * *

Синди ждала возвращения Тима и не ложилась спать.

– Я услышала звук машины, – сказала она, протянув мужу стакан виски. Лед зазвенел в бокале, подобно колокольчику. – Я подумала, что тебе не помешает выпить.

Тим взял стакан, благодарный за такую предупредительность.

– То, что ты там видел, было ужасно?

– Раньше мне никогда не приходилось заниматься делом, в котором убитый оказался бы моим знакомым. В этом было что-то сюрреалистическое. Мы ведь совсем недавно играли с ним в гольф, – ответил Тим. Он бесконечное число раз за сегодняшний вечер повторил фразу о совместной игре в гольф так, словно никак не мог поверить в то, что человек, которого он видел всего несколько дней назад, может умереть.

Тим опрокинул виски одним глотком и поставил стакан на стол.

– Дебора знает? – спросила Синди.

– Она была в Сиэтле. И сейчас возвращается назад на самолете.

– Ей трудно будет пережить его гибель. Даже не могу представить, как она это выдержит...

– Мне придется завтра с ней беседовать, – сказал Керриган. – Признаться, совсем не горю желанием.

После краткого колебания Синди обняла супруга. Мгновение он, казалось, сопротивлялся, но потом тоже ее обнял. Синди прижалась головой к груди Тима. Пока его не было, она приняла душ, и теперь ее волосы источали аромат свежих цветов. Она подняла голову и взглянула мужу в глаза. В ее взгляде и мягком пожатии руки был заключен вопрос. Они так давно не занимались любовью. Синди вся напряглась, приготовившись к отказу. И Тим понимал, каким страшным ударом для нее окажется его холодность. И тут же он сам ощутил потребность в утешении и ласке. Он поцеловал Синди в лоб и почувствовал, как прошло ее напряжение, поцеловал снова и ощутил, как просыпается в нем давно уже угасшее желание. Синди сжала его руку и повела в спальню.

10

Данторп представлял собой элитарный пригородный район, в котором внушительного вида особняки размещаются вдали от шумных шоссе на обширных, засаженных раскидистыми деревьями земельных участках. Тишина в этих местах нарушается крайне редко. Однако на следующее утро после убийства Гарольда Тревиса автомобиль Шона Маккарти с трудом смог протиснуться между фургонами телевизионщиков, репортерами и ротозеями, заполнившими узенькую улочку перед особняком сенатора, построенным в стиле эпохи Тюдоров и защищенным от праздного любопытства высокой живой изгородью.

Маккарти показал свое удостоверение полицейскому, из последних сил сдерживавшему напор разношерстной толпы в конце подъездной аллеи. Коп поднял шлагбаум и пропустил Маккарти с Тимом Керриганом. На их звонок ответила горничная, впустившая помощника прокурора и детектива в обитую деревянными панелями переднюю, где над полом из полированного дуба, почти полностью покрытым широким персидским ковром, висела громадная хрустальная люстра.

Не успел Керриган переступить порог дома, как к нему бросился Карл Риттенхаус и схватил его за руку. Риттенхаус был человеком рыхлого сложения, с редеющими седыми волосами, которые в ту минуту казались как-то нарочито взлохмаченными. На Тима из-под очков в черепаховой оправе взирали болезненно расширившиеся зрачки Карла.

– Это кошмар, Тим. Кошмар!

– Как Дебора?

– Держится в тысячу раз лучше, чем я. Она там. – Риттенхаус жестом указал в сторону гостиной. – Очень сильная женщина, умеет сохранять лицо. Только, боюсь, когда все уйдут и ей больше не нужно будет демонстрировать мужество на публике, она может сломаться.

Керриган представил Маккарти растерянному и подавленному помощнику Тревиса.

– Послушай, Карл, перед тем как беседовать с Деборой, мы бы хотели кое-что выяснить у тебя. Нечто такое, что нам не хотелось бы обсуждать в ее присутствии. Есть здесь какое-нибудь место, где мы могли бы поговорить наедине?

Риттенхаус провел их в небольшую комнатку по узкому коридору, стены которого были увешаны изображениями парижских бульваров, сделанными пером на бумаге. Вдоль двух стен стояли высокие стеллажи с книгами. Напротив двери находилось огромное окно. Серое небо за ним казалось мрачным и угрожающим.

– У тебя есть какие-нибудь подозрения относительно того, кто мог убить Тревиса? – спросил Тим.

– Никаких!

– Он ведь собирался выставлять свою кандидатуру на пост президента. Нельзя забраться так высоко, не нажив себе врагов.

– Конечно, ты прав. И все же я не знаю никого, кто ненавидел бы его до такой степени, чтобы забить насмерть.

– А дом, в котором был убит Гарольд? – спросил Маккарти. – Кому он принадлежит?

Риттенхаус покраснел.

– Если вы что-то знаете, вам в любом случае придется это рассказать.

– Дом принадлежал сенатору. Правда, я не уверен, что о нем известно Деборе...

– Почему? – спросил Тим.

У Риттенхауса на лице появилась странная гримаса, будто он внезапно почувствовал резкую боль.

– Ну, Тим, неужели мне надо объяснять тебе такие вещи? Гарольд немного погуливал на стороне.

– Вам известно, почему он оказался в том доме прошлой ночью? – спросил Маккарти.

– У меня есть только предположение. После игры в гольф на стоянке в "Уэстмонте" у него возник спор с каким-то человеком.

Риттенхаус во всех подробностях воспроизвел инцидент на стоянке, свидетелем которого он стал.

– Вы знаете человека, спорившего с Гарольдом? – спросил Маккарти, когда Риттенхаус закончил свой рассказ.

– Нет, но я прекрасно его разглядел и без труда узнаю, если увижу снова.

– Превосходно! – воскликнул Тим.

– Я записал и номер машины.

Риттенхаус достал бумажник и показал то, что записал на обороте одной из своих визитных карточек.

– А какое отношение спор в "Уэстмонте" может иметь к пребыванию Гарольда в той хижине? – спросил Керриган, пока Маккарти звонил по телефону, стоявшему на столе у Тревиса.

– Несколько человек из окружения Гарольда встречались с ним здесь для планирования стратегии предвыборной кампании. Мы часто собирались для этого с тех пор, как Уиппл вышел из игры. Мы все были очень взволнованы, так как сенатор упирал на... – Риттенхаус осекся. – Черт! – Он прикусил губу, стараясь сдержать слезы.

– Может быть, воды?

Карл покачал головой:

– Со мной все в порядке.

Риттенхаус помолчал, пока не сумел полностью справиться с овладевшими им эмоциями.

– Встреча закончилась около восьми тридцати, так как Гарольд сказал, что у него страшно разболелась голова. Он попросил меня отменить все мероприятия, назначенные на утро. Сказал, что чувствует себя вымотавшимся до предела и ему необходимо хоть немного побыть одному. После того как сенатор всех выпроводил, я снова задал ему вопрос о парне из клуба, так как этот случай продолжал меня беспокоить. Гарольд как-то странно отреагировал на мой вопрос. Он постарался продемонстрировать, что этот инцидент не имеет никакого значения и что беспокоиться не о чем. Но было в его словах и поведении что-то явно нарочитое. Он объяснил, что Джон (так Гарольд называл того парня) пытался загладить перед ним какую-то вину. Только когда сенатор говорил о той встрече, у меня сложилось впечатление, что он совсем забыл о головной боли.

– Ты полагаешь, что головная боль была всего лишь предлогом для того, чтобы остаться одному?

– Не исключаю.

– И ты думаешь, что потом он мог встречаться с тем парнем? Ну, с которым он поспорил?

– Все, что мне известно, я рассказал.

Керриган хотел задать следующий вопрос, когда их прервал Маккарти:

– Автомобиль принадлежит Джону Дюпре, проживающему в Портленде, дом 10346 по Хоторн-террейс.

Керриган не мог скрыть своего удивления.

– Опиши, пожалуйста, еще раз человека, спорившего с сенатором.

– Молодой, между двадцатью пятью и тридцатью годами. Очень красивый.

– Высокий?

– Выше Гарольда, наверное, около шести футов.

– А волосы?

– Э... полагаю, каштановые.

– Какие-нибудь украшения?

Риттенхаус нахмурился. Затем лицо его осветилось.

– Мне кажется, у него была сережка в ухе.

– Ты можешь ее описать? – спросил Керриган, и сердце у него сжалось от предчувствия.

– Э-э... кажется... да-да, это был крестик. Золотой крест.

Внезапно перед мысленным взором Тима предстал зал суда в момент слушания дела Дюпре. Он вспомнил, как шел по проходу обвиняемый, и его лицо лучилось наглой самоуверенностью не меньше, чем блестели на солнце его многочисленные украшения. Одним из украшений как раз и была сережка в форме креста.

– Шон, позвоните Стэну Грегаросу и попросите его подготовить фотографии Джона Дюпре. И пусть доставит их сюда, да поживее.

– Что это за парень, Тим? – спросил Риттенхаус.

– Джон Дюпре владеет агентством, предоставляющим услуги эскорта высшего класса. За красивым фасадом, естественно, скрывается обычная проституция с девушками по вызову. Мы начинали дело против него на основании показаний одной из девиц, однако пришлось прекратить дело из-за того, что свидетельницу нашли мертвой. Ее забили насмерть.

Риттенхаус побледнел.

– Так же, как и сенатора, – произнес он.

– Так же, как и сенатора, – эхом отозвался Тим.

* * *

Когда Керриган и Маккарти вошли в гостиную, доктор Дебора Кейбл сидела на диване в окружении друзей. Разговор внезапно прекратился, и все уставились на вошедших. Дебора встала, Тим подошел и обнял ее. Это была крупная женщина с седеющими каштановыми волосами, обычно производившая впечатление уверенности и неиссякаемой энергии. Сегодня она казалась измученной и растерянной.

– Как страшно, что мне приходится заниматься делом вашего мужа, – сказал Тим, представив Шона Маккарти.

– Как страшно, что подобное вообще могло произойти, – ответила Дебора.

– Мы не могли бы поговорить наедине? – спросил Тим, бросив взгляд на людей, пришедших выразить сочувствие вдове. Дебора что-то тихо сказала своим друзьям. Некоторые перед тем, как выйти из комнаты, обнимали ее, другие пожимали руку.

– Когда вы вернулись? – спросил Тим, когда все ушли.

– Я вылетела полуночным рейсом. Карл встретил меня в аэропорту. К счастью, газетчики были не в курсе, что я возвращаюсь. А вот здесь к тому времени уже собрался настоящий зоопарк.

Дебора снова присела на диван. Тим и детектив устроились в креслах напротив.

– Расскажите мне, как погиб Гарольд, – попросила жена сенатора, как только они сели.

Керриган колебался.

– Я ведь врач, Тим, нейрохирург. Шокирующие подробности – часть моей профессии.

Дебора выпрямилась, сжав руки на коленях, словно школьница, приготовившаяся узнать нечто неприятное. Она выслушала рассказ Керригана о том, что он увидел в загородном домике, не дрогнув, только еще крепче сжав руки.

– Есть несколько вопросов, которые я вынужден задать вам в связи с происшедшим.

– Вы можете говорить со мной прямо, без всяких этикетных излишеств.

– Хорошо. Известен ли вам кто-либо, ненавидевший Гарольда до такой степени, что смог убить его столь зверским способом?

– Нет, не думаю. Хотя я многого не знаю о жизни Гарольда. – Доктор Кейбл остановила пристальный взгляд своих карих проницательных глаз на Керригане. – Я работаю здесь, а Гарольд в основном был занят в Вашингтоне. А это значит, что мы не так уж часто встречались. Да в течение нескольких последних лет мы в общем-то и не стремились к особенно близкому общению.

– О, мне очень жаль.

Дебора взглянула на Тима с усталой улыбкой:

– Не стоит. Я по крайней мере не жалела. Вы знаете, наш брак с самого начала был какой-то странной ошибкой. Впрочем, мы оба были настолько заняты своими делами: я на медицинском факультете, он – на юридическом, а потом и нашими карьерами, что крайне редко встречались. Нам, по сути дела, было друг на друга наплевать. И когда я наконец решила все-таки задуматься над нашим браком, то поняла, что толком и не знаю Гарольда. – На мгновение она опустила глаза, а когда подняла их снова, Тим заметил в них вызов. – Кроме того, я осознала, что он обманывал меня при любой возможности. Наверное, с того самого момента, как мы впервые встретились.

– Так почему же вы не оставили его?

– Не знаю. Думаю, что просто по инерции. Помимо этого, я была слишком занята, чтобы тратить время на развод, который к тому же испортил бы карьеру Гарольду. Я вовсе не стремилась как-то ему навредить. Я никогда не испытывала к нему ненависти. Должна сказать, что мы слишком плохо знали друг друга, чтобы испытывать друг к другу какие бы то ни было сильные эмоции.

– Не можете ли вы припомнить нечто такое, что могло бы помочь в поисках убийцы Гарольда?

– Мне очень жаль, Тим, и все же я не могу назвать вам ни одного имени. Я не знаю ни одной его подружки. Одно точно – последнюю неделю он был как-то необычно взволнован. Я спрашивала его, не случилось ли что-нибудь, но Гарольд всякий раз уклонялся от прямого ответа. В конце концов я приписала это состояние особому нервному напряжению перед выдвижением его кандидатуры на пост президента.

– Может быть, кто-то ему угрожал?

– Ни о чем подобном он никогда не говорил. Мы не делились друг с другом ничем по-настоящему сокровенным. И кроме того, Гарольд был сенатором Соединенных Штатов. А у сенатора в подобных случаях всегда есть к кому обратиться. Если ему кто-то угрожал, он должен был заявить в ФБР.

– Значит, вы не знаете, чем был расстроен Гарольд? – спросил Маккарти.

– Нет, не знаю.

– Вы знали, что Гарольд владел загородным домиком, в котором и было совершено убийство? – продолжал детектив.

Дебора покраснела. Правда, когда она отвечала, что ей ничего об этом доме не известно, голос ее звучал ровно и без всяких явных эмоций.

– Упоминал ли когда-нибудь Гарольд человека по имени Джон Дюпре? – спросил Тим.

– Он имеет какое-то отношение к происшедшему?

– Вы его знаете?

– Лично нет, но его родители являются членами "Уэстмонта". Клара и Пол Дюпре.

Тим нахмурился:

– Я их что-то не припомню.

– Это неудивительно. Я их тоже почти не знаю. Мы только изредка обмениваемся приветствиями. Они намного старше нас с Гарольдом. Джон у них поздний ребенок.

– И Гарольд знал Джона?

– Я уверена, что Гарольд знал о существовании Джона, однако я их никогда вместе не видела.

– Шон? – Тим обратился к своему спутнику.

– У меня больше нет никаких вопросов.

– В таком случае мы оставим вас. Если вы что-то вдруг вспомните или просто захотите побеседовать, позвоните мне.

Шон Маккарти вышел из комнаты вслед за Тимом, и их место вновь заняли друзья Деборы. К Тиму подошел Карл Риттенхаус, по-видимому, собираясь задать какой-то вопрос.

– Давайте выйдем на улицу, – предложил Тим. – Мне нужно подышать свежим воздухом.

На улице уже чувствовалось дыхание зимы. Ветер поднимал с земли красные и золотые листья, покрывавшие лужайку. Тим был без пальто, только в костюме, и потому сразу же продрог. Впрочем, после душной атмосферы дома Тревиса холод казался приятным и освежающим.

– Дебора помогла вам? – спросил Карл.

Керриган начал было отвечать на вопрос, но в это время сквозь ограждения полицейских проехала машина. Из нее выбрался Стэн Грегарос и заковылял по дорожке на толстых ногах человека, с детских лет занимающегося греко-римской борьбой. Заметив Керригана и Маккарти, Стэн помахал мощной ручищей, в которой держат конверт.

– Вот фотографии, – сказал он Керригану.

– Карл, давайте найдем какое-нибудь тихое место.

11

Суперсовременный дом Джона Дюпре примостился на самом краю крутого холма, вдали от всех соседей, с которыми его разделяли обширные лесные пространства. Окна дома выходили на простиравшиеся в бескрайнюю даль холмы и невысокое взгорье из прибрежной горной цепи. Передний фасад дома отделан дорогой штукатуркой желтовато-коричневого цвета, но задняя часть состояла в основном из стекла, благодаря чему для всех находившихся в нем открывался великолепный вид на окрестности.

Две патрульные машины притормозили за автомобилем Шона Маккарти. Пока Маккарти и Стэн Грегарос неторопливым шагом шли по направлению к дому, несколько полицейских небольшой группкой следовали за ними. Грегарос улыбнулся яркой белозубой улыбкой и расстегнул куртку, так что стал виден висевший на поясе пистолет.

– Джон явно не будет рад нашей встрече, – сказал Стэн, обращаясь к Маккарти.

Подойдя к двери, он трижды с силой надавил на кнопку звонка. Когда дверь открылась, Грегарос продемонстрировал вышедшей на звонок блондинке свой значок полицейского. Узнав детектива, девушка изумленно уставилась на него.

– Дома ли хозяин? – спросил Грегарос.

– А пошел бы ты, Стэнли...

Она попыталась было закрыть дверь, но Стэн помешал ей, поставив ногу на порог.

– Не надо так себя вести, Мюриел.

Блондинка, не сказав ни слова, повернулась спиной к детективу и удалилась.

– Прелестная малышка, – сказал Грегарос Маккарти достаточно громко, чтобы девушка могла его услышать. – Настоящее имя – Мюриел Нуссбаум, прозвище – Сапфир. Блондинка она поддельная, зато минетчица – хоть куда!

Мюриел не удостоила Грегароса ни словом, ни взглядом, удаляясь куда-то в глубины особняка по полу, покрытому толстым ковром. Полицейские проследовали за ней по обширной гостиной с высоким потолком. Подойдя к раздвигающейся стеклянной двери, выходившей на массивный деревянный помост, блондинка отошла в сторону. Грегарос прошел мимо. Дюпре вместе с некой брюнеткой, у которой от принятой дозы уже остекленели глаза, возлежал в ванне, наполненной горячей пенящейся водой. Как только сутенер заметил Грегароса, его смазливую физиономию исказило выражение давней и жестокой злобы. На низком стеклянном столике рядом с ванной лежал сотовый телефон. Дюпре одним прыжком взметнулся из воды, схватил мобильник и начал истерически набирать номер. Детектив прошел по помосту, на котором располагалась ванна. Дюпре же не сводил с него ненавидящего взгляда.

Маккарти внимательно рассматривал Дюпре. Парень обладал тем гладким мускулистым телом, которое созидается долгими тренировками в гимнастических залах. Волосы его были пострижены коротко и стильно, по-видимому, очень хорошим парикмахером. Маккарти не сомневался, что ногти у Дюпре наманикюрены. Затем он перевел взгляд на ухо сутенера. В мочке сверкал бриллиант.

– Эта сволочь здесь. В моем доме, – произнес Дюпре в трубку, едва сдерживая озлобление. Как только Грегарос приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, сутенер ткнул в него телефоном. – Мой адвокат хочет с тобой побеседовать.

– С огромным удовольствием, – ответил Грегарос с подобострастной улыбкой.

Дюпре протянул телефон Грегаросу, но аппарат скользнул между пальцами детектива.

– Ах черт! – воскликнул он, глядя, как телефон погружается в горячую воду на дно ванны. – Какой же я неловкий! А ведь мне так хотелось поболтать с мистером Бэроном.

– Мать твою, Грегарос! – прорычал Дюпре, и все мышцы на его теле атлета напряглись.

– Ты арестован, Джонни-малыш, – сообщил Грегарос Дюпре, внезапно изменив тон на предельно деловой.

– И за что же? – спросил Дюпре с воинственным видом.

– За убийство сенатора Соединенных Штатов Гарольда Тревиса, козел.

Маккарти показалось, что удивление, испытанное Дюпре при этих словах, было совершенно искренним, но ему и раньше приходилось видеть смекалистых негодяев, способных разыграть на публике практически любое человеческое чувство.

– Я не убивал Тревиса, – запротестовал Дюпре.

– Полагаю, что ты и не спорил с ним в "Уэстмонте", а?

Дюпре начал было возражать, однако затем неожиданно замолчал, крепко сжав челюсти. Грегарос грубо схватил его за плечо и повернул так, чтобы полицейский смог надеть на него наручники. На Дюпре были только узкие плавки.

– Не поеду же я в город в таком виде. Разрешите хотя бы одеться.

– Боишься, что кто-нибудь в камере тебя в задницу оттрахает? Но почему-то тебя совсем не беспокоит, когда с твоими девицами делают что-то подобное, а то и похлеще. Тебе полезно было бы на собственной шкуре почувствовать, как живут слабые, которыми ты уже давно привык пользоваться.

Грегарос явно пытался раззадорить Дюпре, заставить сутенера наброситься на него. И все же, заметив, что Дюпре напрягся, Маккарти встал между ним и детективом.

– Я полагаю, мы можем позволить мистеру Дюпре одеться, Стэн, – сказал он спокойно.

Грегарос побагровел от ярости, но промолчал.

– Проведите, мистера Дюпре в его комнату, и пусть он оденется, – приказал Маккарти патрульному. – Внимательно следите за ним. Потом снова наденьте на него наручники.

Как только Дюпре увели, Грегарос резко повернулся к Шону.

– Больше никогда этого не делай! – воскликнул он.

– Я знаю – тебе хотелось бы растоптать Дюпре и смешать его с грязью, – спокойно ответил Маккарти, – да вот мне совсем не хочется предоставлять Оскару Бэрону дополнительных преимуществ, помимо тех, которые он уже получил из-за того, что ты уронил телефон Дюпре в горячую воду.

– Послушай...

– Нет, лучше ты меня послушай, Стэн, – оборвал детектива Маккарти, его голос приобрел нехарактерные жесткие интонации. – Я веду дело Дюпре. Ты участвуешь в задержании только потому, что тебе больше других известно о подозреваемом. Однако я не позволю тебе превратить арест в личную разборку. И если Дюпре действительно убил сенатора Тревиса, то я хочу довести его до камеры смертников, а не возвращать с извинениями в эту горячую ванну лишь из-за того, что тебе понадобилось выпустить пар.

* * *

Когда охрана провела Джона Дюпре в одиночную камеру предварительного заключения, он напоминал злобного енота, который однажды попался Оскару Бэрону в гараже. Адвокат радовался тому, что их разделяет стена из толстого пуленепробиваемого стекла.

– Эй, Джон, как они с тобой обращаются? – спросил Бэрон, произнося вопрос в телефонную трубку, висевшую на стене справа от него.

– Вытащи меня отсюда!

– Это не так-то просто, Джон. Тебя обвиняют в убийстве сенатора Соединенных Штатов...

– Я никого не убивал! Обвинение – полная херня. За всем стоит этот козел Грегарос. Я требую, чтобы ты немедленно привлек его за противоправный арест, словесное оскорбление и угрозу физическим насилием.

– Потише, потише, Джон. Мы никого не сможем привлечь до тех пор, пока не выясним, в чем тут дело.

– В таком случае выясняй. Узнай, каков размер залога, и вытащи меня отсюда.

– Я же тебе сказал – все не так просто. В подобных случаях подозреваемых, как правило, не отпускают под залог. Нам придется требовать слушания дела. На подобные вещи уходит много времени.

– Я не хочу здесь оставаться, Оскар! Я не могу сидеть в одной клетке с кучкой дегенератов.

– Я тоже от этого не в восторге, и все же есть процедурные моменты, которых невозможно избежать. Я же не могу просто вот так взять и в прямом смысле слова вытащить тебя отсюда. К тому же есть кое-что еще. Мой гонорар. Нужно решить и этот вопрос.

На висках Дюпре запульсировали вены.

– О каком таком дерьме ты заводишь речь, Оскар? Разве я не проявлял о тебе всю необходимую заботу?

– Вне всякого сомнения, Джон, – согласился Бэрон, сохраняя деловой тон. – Однако быть защитником в деле об убийстве – нечто принципиально иное, нежели разбираться с делом о каких-то нарушениях в предоставлении эскорта. Дело об убийстве – вещь сложная и дорогая. Возможно, суду взбредет в голову требовать смертной казни, что означает двойной объем работы для адвоката по сравнению с делом, не предусматривающим высшей меры. Поэтому нам следует обсудить финансовый вопрос до того, как я соглашусь ввязаться в твое дело.

– Какая сумма ставится на обсуждение?

Бэрон сделал усилие, чтобы его голос продолжал звучать ровно. Он собирался запросить намного больше денег, чем когда-либо прежде, и надеялся, что Дюпре согласится на эту сумму.

– Мы должны будем нанять собственного детектива – а возможно, и не одного, – экспертов...

– Поближе к делу, Оскар...

– Хорошо, к делу так к делу. – Бэрон задумчиво кивнул. – Скажем, двести с половиной для начала.

– Двести пятьдесят тысяч долларов?

– Названная сумма – предварительный гонорар. Она, конечно, может увеличиться в зависимости от длительности процесса и...

Дюпре расхохотался:

– У меня нет двухсот пятидесяти тысяч долларов.

– Ах, Джон, не дешевись. Речь идет о твоей жизни.

– Нет у меня таких денег.

– А мне казалось, что ты неплохо зарабатываешь на своих девицах и на всем остальном.

– Зарабатывал, пока копы не накрыли мою фирму. "Экзотик" не функционирует уже несколько месяцев, и во всех остальных делах пришлось залечь на дно. Кроме того, тебе прекрасно известно, что мне приходится делиться доходами. Есть другие люди, которые... ну что я тебе рассказываю?..

Дюпре намеренно говорил так туманно, боясь, что их разговор подслушивают.

– Ну и какую же сумму ты можешь себе позволить? – спросил Бэрон.

– В данный момент? Может быть, пятьдесят.

– Это ничтожно малая сумма, даже чтобы начать ведение такого дела, Джон.

– Оскар, ты знаешь, что на меня можно положиться. Я же всегда расплачивался.

– Твое дело может закончиться смертным приговором. Такие дела стоят страшно дорого. А что скажут твои родители, например? У них ведь деньжата водятся...

– Мои родители, наверное, обрадуются, когда узнают о моем аресте. Они со мной не общаются с тех пор, как меня вышибли из колледжа.

– Ну что ж, тебе придется все хорошенько обдумать, Джон. А как только примешь решение, позвони мне, – предложил Бэрон. Теперь ему хотелось как можно скорее уйти, так как адвокат понял – у Дюпре действительно нет денег даже на предварительный гонорар.

– Дерьмо! – выпалил Дюпре, злобно уставившись на Бэрона сквозь стекло, разделявшее их. – Ты просто не хочешь платить за меня залог, жадная свинья!

Бэрон вскочил и с такой же нескрываемой злостью уставился на своего клиента, застрахованный от всяких неожиданностей со стороны Дюпре бетонной стеной и пуленепробиваемым стеклом.

– Эта жадная свинья в данный момент пытается хоть чем-то помочь тебе, дерьмо неблагодарное!

Дюпре не мог позволить Бэрону вот так просто уйти. Ему необходимо было каким-то образом выбраться из тюрьмы.

– Послушай, я погорячился, извини. Успокойся. Ты же видишь, меня засадили в тюрягу, и понятно, что это немного напрягает.

Адвокат снова сел, демонстрируя наигранное нежелание дальше вести беседу. Хотя, подумал Бэрон, возможно, парень блефует, чтобы заставить снизить сумму начального гонорара. Но следующие слова Дюпре развеяли последние надежды адвоката.

– А что, если мне не удастся добыть деньги?

– Скажи судье. Он назначит тебе адвоката.

– Общественного защитника?! – Дюпре побагровел. – Я не стану рисковать жизнью, пользуясь услугами бесплатного адвоката.

– Ну что ты, Джон, они совсем не такие уж плохие. К делам об убийстве допускают далеко не всех. Возможно, тебе попадется вполне приличный защитник. – Бэрон взглянул на часы. – Черт, я совсем забыл про время. Меня же ждут в офисе. А пока подумай, Джон, сможешь ли ты раздобыть бабки на мой предварительный гонорар. Тебе нужен профессионал, а в моих способностях ты имел возможность убедиться.

Дюпре что было сил сжал в руке переговорную трубку.

– Будем держать друг друга в курсе, – сказал Бэрон, пятясь к выходу. Оказавшись в коридоре, адвокат вздохнул с облегчением. Он не любил иметь дело с обозленными клиентами, особенно с такими непредсказуемыми, как Дюпре. Конечно, все обстояло бы совсем иначе, если бы Джон мог заплатить, однако, видимо, парню действительно не удастся найти деньги. Очень жаль, четверть миллиона долларов Бэрону бы явно не помешали.

12

Один раз в месяц Тим, Синди и Меган Керриганы встречались с отцом Тима и его четвертой женой в обитом дубовыми панелями обеденном зале клуба "Уэстмонт". Эти обеды были настоящей пыткой для Тима, но Синди, которая считала Уильяма Керригана обворожительным мужчиной, настаивала на поддержании заведенного ритуала. Синди также сумела подружиться и с Франсин Керриган, которая была на двадцать лет моложе своего мужа, отца Тима, и являлась обладательницей восхитительного загара, свидетельствовавшего о том, что она практически целый год проводит на дорогих курортах, а великолепную фигуру сохраняет с помощью разнообразных форм голодания.

Прибыв в клуб на следующий день после ареста Джона Дюпре, Тим увидел, что отец пригласил на обед новых гостей. Харви Грант сидел за столом рядом с Бертоном Роммелем, богатым бизнесменом, имевшим значительный вес в республиканской партии, и женой Роммеля – Люси.

Уильям Керриган, обладавший густой копной белоснежных волос, в течение всего года демонстрировал отличный загар и поддерживал себя в идеальной форме продолжительными тренировками в личном гимнастическом зале. Ребенком Тим очень редко встречался с отцом. Большая часть времени и сил старшего Керригана уходила на его компанию "Сан инвестментс". Правда, за те редкие минуты, которые отец Тима тратил на общение с семьей, он успевал выразить недовольство своим единственным сыном. К примеру, Уильям продемонстрировал Тиму свое крайнее раздражение по поводу того, что Тим отказался пойти в Пенсильванский университет, который окончил сам Уильям. Его ужаснуло решение сына отказаться от обещавшей миллионы карьеры профессионального футболиста, и уж совсем в полную растерянность его привело последнее решение Тима, выбравшего низкооплачиваемую работу в местной прокуратуре. При жизни мать Тима выполняла роль буфера между отцом и сыном. После ее смерти перед Тимом прошла череда с каждым разом все более молодых мачех, которым он был абсолютно безразличен. Отца же Керриган-младший стал видеть еще реже.

Во время подобных обедов Уильям с особым удовольствием упоминал о различных выгодных финансовых проектах, которыми мог бы заняться Тим, если бы оставил государственную службу. В ответ на предложения отца Тим всегда вежливо улыбался и обещал подумать, про себя моля Бога, чтобы кто-нибудь поскорее сменил тему разговора. Сегодня Уильям был менее разговорчив, чем обычно. Поэтому нить беседы перехватил Харви Грант, очаровывая дам остроумным изяществом не слишком злобных сплетен, время от времени стараясь слегка уколоть мужчин напоминанием об их не очень блестящих достижениях в гольфе, а также пытаясь вовлечь в разговор и Меган, чтобы та не чувствовала себя неуютно во взрослой компании.

– У нас сегодня утром было самое настоящее чаепитие, – сообщила Меган судье, – как у Алисы с Безумным Шляпником.

– И ты была Шляпником? – спросил Грант.

– Конечно, нет.

– Значит, ты была Соней?

– Нет! – рассмеялась Меган.

Грант почесал затылок и сделал вид, что находится в полном замешательстве.

– Так кем же ты была в таком случае?

– Алисой!

– Алисой? Алиса же была маленькой хорошенькой девочкой, а ты такая большая. Как ты могла быть Алисой?

– Я не большая! – запротестовала Меган. "Дядя Харви" был неутомимый шутник, и дочка Тима знала, как он любит подурачиться.

Когда Меган принесли десерт, Керриган-старший предложил мужчинам перейти в патио – подышать свежим воздухом.

– То, что произошло с Гарольдом Тревисом, просто чудовищно, – сказал Уильям, никогда не заводивший разговоров на неприятные темы за обеденным столом.

– С Джоном Дюпре никогда сладу не было. Вы даже не представляете, как с ним настрадались его родители, – сказал Бертон Роммель, худощавый мужчина атлетического сложения, у которого в пятьдесят два года в черных волосах не было заметно и следа седины.

– Вы их хорошо знаете? – спросил Тим.

– Достаточно, чтобы понять, как они страдали.

– Все потрясены, – заметил Харви Грант.

– Я слышал, что губернатор собирается назначить Питера Каултера на место Гарольда, – сообщил Уильям.

– Не староват ли Каултер для этого? – спросил Тим.

– Вот именно, – ответил Уильям. – Его задача состоит только в том, чтобы занять место. С ним расплачиваются за верную службу партии. Пит будет сидеть в кресле сенатора всего год, потом он спокойно уйдет на покой. Пит – безопасная кандидатура, он не способен ни на какие безрассудства, и время, проведенное в должности сенатора, станет превосходным украшением для его некролога.

Бертон Роммель пристально посмотрел на Тима:

– Послушай, Тим, я ведь не случайно попросил твоего отца пригласить меня на обед. То, что случилось с Гарольдом, – настоящая трагедия, но мы не можем себе позволить зацикливаться на ней. Мы потеряли кандидата в президенты и уж тем более не имеем права потерять и место в сенате. Партии нужен человек с безупречной репутацией, который смог бы участвовать в выборах в следующем году.

Тим не сразу понял, на что намекает Роммель.

– Вы хотите, чтобы я выставил свою кандидатуру в сенат? – спросил он не поверив ушам.

– Тебя удивит, Тим, та поддержка, которую тебе окажут избиратели.

– Я польщен, Берт. И не знаю, что ответить.

– Никто и не ждет от тебя ответа здесь и сейчас. До выборов еще целый год. Подумай. Обсуди с Синди. А потом позвони мне.

К радости и великому облегчению Тима, Харви Грант сменил тему разговора, переведя ее на последние футбольные новости, а Роммель с Уильямом закурили сигары. Когда Роммель и Грант решили, что они слишком надолго оставили дам в одиночестве, все направились назад в обеденный зал. Тим последовал за ними.

– Сын, одну минутку, – сказал Уильям. Тим повернулся к отцу. – Ты ни в коем случае не должен отказываться от возможности, которая сейчас представилась. Ты выбрал карьеру в государственной службе. А что может быть выше на этом пути, чем работа в конгрессе?

– Так я же совершенно не разбираюсь в политике, папа. Я там облажаюсь.

– Научишься.

– Мне придется большую часть времени проводить в Вашингтоне, вдали от Меган.

– Не глупи. Они последуют туда за тобой. Синди и Меган понравится в Вашингтоне. Ты получил отличный шанс, Тим. Такими возможностями не разбрасываются.

Между строк читалось: "То есть не поступают так, как ты поступил со всеми остальными своими блестящими шансами".

– Я серьезно обдумаю предложение, – сказал Тим, чтобы успокоить отца. – Это ведь весьма значительный шаг.

– Конечно. И возможность, которая больше никогда не представится, если ты от нее откажешься.

Мгновение они стояли молча. Затем Уильям слегка коснулся рукой плеча сына. Неожиданный знак отцовской любви застал Тима врасплох.

– Мы не всегда хорошо понимали друг друга, сынок, – сказал Уильям, – но ведь я желал тебе только добра. Если ты примешь решение участвовать в выборах, я приведу в действие все свои связи, чтобы помочь тебе победить, и, конечно же, обеспечу всю необходимую финансовую поддержку.

Тима это потрясло. Уже много времени прошло с тех пор, как его отец в последний раз так явно демонстрировал свои чувства к нему.

– Я очень ценю твою заботу, отец. – Комок подкатил к горлу Тима.

– Ты ведь мой сын. Не упусти такую возможность. Подобный шанс сделать что-то по-настоящему значимое для своей страны представляется раз в жизни. Ты справишься, Тим. Я же хорошо знаю, из какого ты теста. Ты справишься.

* * *

Тим развешивал свою одежду в шкафу, когда Синди вернулась в спальню из детской, уложив Меган.

– У тебя, наверное, есть какие-то новости? – спросила она с шаловливой улыбкой.

– Новости? Относительно чего?

– Когда вы, ребята, ушли в патио, Люси Роммель сообщила, что Берт хочет поговорить с тобой о чем-то очень важном.

– Берт предложил мне выставить свою кандидатуру на место Гарольда Тревиса.

Лицо Синди озарилось улыбкой.

– О, Тим! Потрясающе!

– Да, но... я не знаю...

– Не знаешь чего?

– Все это слишком неожиданно. И я вовсе не уверен, что мне нужно ввязываться.

– Ты серьезно? Как тебе вообще в голову могла прийти мысль отказаться от такого предложения?!

Тим услышал, как взволнована Синди, и почувствовал первые признаки боли в животе.

– Я не уверен, что справлюсь, Синди.

– Ты справишься, без сомнения, справишься. Ты не глупее Гарольда Тревиса, ты намного умнее его. Тебе представляется единственный шанс в жизни сделать что-то по-настоящему значимое. И подумай, как это повлияет на Меган. Она будет гордиться тобой. И с кем только мы не познакомимся...

– Я знаю, мне выпал очень важный шанс. Просто нужно немного времени, чтобы привыкнуть к мысли о подобных перспективах.

Синди обняла Тима и прижалась щекой к его груди.

– Я так горжусь тобой! – Она провела рукой по лицу мужа и поцеловала его. – Я всегда знала, что ты совершишь нечто поистине великое.

Внезапно Синди сделала шаг назад и взяла Тима за руку, взглянув ему в глаза. Ему показалось, что она чем-то испугана.

– Тим, я люблю тебя, и все же... В течение тех лет, что мы живем вместе, бывали мгновения, когда мне казалось, будто ты разлюбил меня.

– Синди...

– Нет, позволь, я договорю. – Она сделала глубокий вдох. – Я всегда тебя любила, даже когда казалась раздраженной и холодной. Я так вела себя, потому что думала, что теряю тебя. Я знаю, ты любишь Меган. Я знаю, у нас бывали тяжелые времена. И я не знаю, правда, что делала не так, да только я постараюсь перемениться, если ты мне скажешь – как. – Она сжала руку Тима еще крепче. В ней появилась некая истеричность. – Я хочу чтобы наш брак стал настоящим браком. Я хочу, чтобы ты стал тем, кем должен стать, а я была бы твоей помощницей в жизни. Но мне также известно, что бывают мгновения, когда ты теряешь веру в себя, когда ты думаешь, что не заслуживаешь тех возможностей, которые предоставляет тебе жизнь. – Глаза Тима расширились от удивления. Он и не подозревал, что Синди может быть известно о тех страхах и сомнениях, которые мучили его. – Ты не прав, Тим. Ты добрый, хороший и заслуживаешь того, чтобы стать настоящей звездой. Прими предложение, участвуй в выборах в сенат. Отбрось все сомнения в себе и никогда не сомневайся во мне.

* * *

После того как они закончили заниматься любовью, утомленная Синди сразу же заснула, а вот Тим долго лежал без сна и размышлял. Он представлял себя идущим по вашингтонским коридорам власти – Тим Керриган, сенатор Соединенных Штатов. Это казалось невероятным, и одна мысль о подобной перспективе способна была испугать до смерти. И тем не менее пост сенатора – очень важная должность, находясь на которой он мог бы помочь многим и многим людям. И еще таким образом Тим смог бы искупить свою вину перед Синди, которой причинил много боли. Она бы с восторгом вошла в водоворот вашингтонского высшего света. Жены сенаторов устраивают приемы, обедают с послами и генералами. Жены сенаторов появляются в телевизионных шоу, у них берут интервью модные журналы. Именно для такой роли она и была рождена.

Однако сенатору невозможно спрятаться. А что, если кто-нибудь обнаружит, что произошло тогда в парке, накануне игры за "Кубок Роз"? Тим был почти убежден, что его тайна так глубоко запрятана, что никто и никогда ее не раскроет. Только ведь кто знает, какими ресурсами будут располагать его противники, заинтересованные в дискредитации соперника по политическому марафону?

Тим повернулся на бок. Он не знал, что делать. Он боялся. Хотя, впрочем, он боялся всегда.

13

Дворец правосудия представлял собой шестнадцатиэтажное строение из стекла и бетона, расположенное в квартале от здания суда. Тюрьма округа Малтнома занимала с пятого по одиннадцатый этажи; на других этажах располагались также Центральное управление полиции Портленда, отделение районной прокуратуры и несколько залов для судебных заседаний. В отделанном стеклянными панелями вестибюле Дворца правосудия группа репортеров ожидала прихода Уэнделла Хейеса. Адвокату было невозможно ускользнуть от журналистов, так как он отличался невероятной толщиной и уже издалека бросался в глаза.

– Не могли бы вы объяснить нам, почему именно вас судья Грант назначил представлять интересы Джона Дюпре? – спросил его один из репортеров.

– Не было ли для вас несколько неожиданным это поручение? – выкрикнул другой.

Хейес поприветствовал нескольких представителей прессы, с тяжелым пыхтением пробираясь по ступенькам изогнутой лестницы, которая вела на четвертый этаж в залы судебных заседаний, а затем проследовал в приемное отделение тюрьмы. Он был очень полным и дряблым мужчиной, для которого небольшой путь от здания суда до тюрьмы был настоящим испытанием, лишившим его остатка сил. Даже костюм, сшитый искусным портным, не мог скрыть уродства его расплывшейся фигуры. Хейес вытащил из кармана носовой платок и промокнул им раскрасневшееся лицо. Он остановился, повернувшись спиной к двум помощникам шерифа, наблюдавшим за всем происходящим из-за большого стола приемного отделения. Телеоператор зажег софиты, и помощники шерифа заморгали глазами от ослепительного света, залившего неуклюжую фигуру Хейеса с ног до головы. Репортеры окружили его толпой и наперебой затараторили вопросы.

Хейес одарил братство "четвертой власти" дружеской улыбкой. Он их совершенно искренне любил. Именно их яркие репортажи о его подвигах в залах суда сделали имя адвоката известным в каждой портлендской семье. И Хейес не оставался в долгу. Он был щедр на цитаты, а время от времени, если это было ему выгодно, не гнушался делиться с газетчиками и конфиденциальной информацией.

Хейес поднял руку, и поток вопросов сразу же прекратился.

– Как вам хорошо известно, я редко выступаю в качестве адвоката, назначаемого судом. Я нарушил упомянутое правило в данном случае по личной просьбе судьи Гранта. Он мой старый друг и достаточно настойчивый человек, и для меня, естественно, было невозможно не пойти ему навстречу.

– Почему же судья Грант не обратился к кому-то из тех адвокатов, что включены в список назначаемых судом? – выкрикнул представитель какой-то телесети.

– Джек Штамм собирается требовать смертной казни, что ограничивает список только теми адвокатами, которые имеют право вести дела подобного рода. Для судьи Гранта важным было избежать любых разговоров относительно того, что с мистером Дюпре обходятся несправедливо вследствие известности и популярности покойного сенатора Тревиса.

– На чем будет основываться тактика защиты? – спросила репортер из "Орегонца".

Хейес улыбнулся:

– Грейс, я еще не беседовал с мистером Дюпре и поэтому не могу ответить на ваш вопрос. Именно сейчас я и направляюсь к нему для ведения упомянутой беседы. Поэтому прошу покорно меня извинить...

Хейес повернулся к одному из мужчин, сидевших за столом приемного отделения тюрьмы, – рыжеволосому громиле, габаритами почти не уступавшему самому адвокату.

– Эй, Мак, помоги укрыться от этой толпы, – произнес он достаточно громко, так чтобы его смогли услышать и журналисты. Некоторые из них рассмеялись.

– Конечно, мистер Хейес.

Адвокат хотел было показать охраннику пропуск со штрих-кодом, но тот только отмахнулся.

– А вот кейс ваш я все-таки должен проверить.

Металлоискатель находился между Хейесом и тюремным лифтом. Адвокат протянул охранникам свой дипломат, а из кармана вынул ключи, монеты и маленький швейцарский армейский перочинный нож. После чего юрист снял с себя пиджак и передал его вместе с металлическими предметами охранникам.

– Что вы думаете о перспективах "Блейзеров"? – спросил Хейес в то время, как охранник проверял его пиджак и бегло просматривал бумаги в портфеле.

– Как-то мне не приглянулся этот форвард из Хорватии. Я бы предпочел Дрейка.

– Парня из Далласа? – спросил Хейес, проходя через металлоискатель. – Он мужик крупный, но бросок у него слабоват.

– Да, зато броски противника отбивает классно, а "Блейзеры" основную ставку делают на оборону. – Мак вернул адвокату все вещи, за исключением ножа. – Извините, мистер Хейес. Я должен оставить его у себя.

– Заберу на обратном пути, – ответил Хейес, надевая пиджак. – Улыбнись мне на счастье, Мак.

Это было стандартной присказкой Хейеса, и Мак подарил ему свою ослепительную улыбку, проследовав за адвокатом к тюремному лифту и нажав кнопку того этажа, на котором содержался Джон Дюпре.

* * *

Одной из обязанностей Адама Бакли как тюремного охранника было сопровождение адвокатов в звуконепроницаемые комнаты, предназначенные для встреч защитников с клиентами. Благодаря тому, что каждую из трех комнат снабдили большим окном, у Бакли была возможность заглядывать внутрь помещений и контролировать происходящее там, пока он расхаживал взад и вперед по коридору. Коридор заканчивался толстой металлической дверью. Небольшое стеклянное окошечко в верхней части двери выходило в другой коридор, где находилась площадка для лифтов из приемного отделения.

– Я прибыл для встречи с Джоном Дюпре, – произнес Уэнделл Хейес, как только Бакли открыл дверь.

– Знаю, мистер Хейес. Я его уже провел в комнату номер два.

– Спасибо, – откликнулся Хейес, бросив взгляд в окно ближайшего к лифту помещения на женщину в деловом костюме и молодого негра, которые сидели, склонившись над стопкой отчетов полиции.

Бакли провел Хейеса ко второй комнате для посетителей и открыл перед ним тяжелую стальную дверь. Вторая дверь в противоположной части помещения вела в коридор, где располагались камеры предварительного заключения, в которых содержались подопечные приходивших сюда адвокатов. Джон Дюпре, одетый в оранжевый тюремный джемпер, сидел, развалясь, на одном из двух пластиковых стульев, что стояли по обе стороны круглого стола, привинченного к полу металлическими болтами. Хейес прошел мимо Бакли, а охранник указал ему на черную кнопку интеркома, выглядывавшую из углубления в желтой бетонной стене.

– Нажмите эту кнопку, если вам понадобится помощь, – напомнил он Хейесу, несмотря на то что понимал, насколько хорошо адвокату известны все правила.

Бакли запирал дверь, когда у него снова включилась рация с сообщением, что на этаж поднимается еще один адвокат. Он рысцой подбежал к двери и встретил там следующего государственного защитника, с измученным видом выходившего из лифта, читая на ходу какие-то материалы дела. Бакли узнал юриста и проводил в коридор.

– Мистер Бакли, мне нужен Кевин Кох.

– Сейчас его приведут.

Бакли проходил мимо второй комнаты для встреч с адвокатами, когда Уэнделл Хейес со всего маху ударился о стеклянное окошко.

– Что за... – начал было Бакли, но застыл с открытым ртом и отвисшей челюстью, когда голова Хейеса повернулась к нему, а из левой глазницы юриста фонтаном хлынула кровь, залив стекло. Когда голова Хейеса вновь отвернулась от окошка и обратилась в сторону Дюпре, государственный защитник издал сдавленный вопль и прижался к стене. Бакли, не двигаясь, смотрел, как заключенный нанес адвокату удар ножом. И лишь когда еще больший поток крови хлынул на окошко, а Хейес стал оседать на пол, охранник вышел из транса. Первым его импульсом было ворваться в помещение, однако затем опыт и знания возобладали. Если он сейчас откроет дверь, то окажется безоружным лицом к лицу с вооруженным преступником, таким образом подвергнув смертельной опасности всех находящихся на этаже.

– Попытка убийства в помещении номер два для встреч с адвокатами! – прокричал Бакли в рацию, бросившись к окошку. – На адвоката совершено нападение.

Бакли прижал лицо к окошку, чтобы получше разглядеть, в каком состоянии находится Хейес. Дюпре махнул в сторону охранника каким-то заостренным металлическим предметом. Бакли отскочил, несмотря на то что их разделяло стекло.

– Мне необходимо подкрепление! – закричал он в рацию. – Преступник вооружен!

Дюпре нанес удар по окошку. Стекло зазвенело и все же не разбилось.

– В каком состоянии адвокат? – прозвучал вопрос в рации.

– Не знаю. Кажется, он истекает кровью.

Дюпре бросился к двери в противоположной части комнаты и попытался вышибить ее, но стальная дверь не поддалась. Он начал мерить шагами помещение, что-то бормоча себе под нос.

– Кто еще находится на этаже? – вновь обратились к Бакли.

– У меня тут адвокат и заключенный в помещении номер один и общественный защитник в коридоре, – ответил Бакли в тот момент, когда, судя по ударам, Дюпре обратил внимание на другую дверь.

– Эвакуировать. Я вызываю сержанта.

– Уходите сейчас же, – приказал Бакли общественному защитнику, открыв дверь холла. Захлопнув за ним дверь, охранник открыл дверь в помещение номер один и попросил женщину-адвоката как можно скорее покинуть этаж. Просьба удивила ее клиента. – Возникла чрезвычайная ситуация, – сообщил Бакли заключенному, стараясь не выдать своего волнения. – Сейчас придет ваш конвоир.

Женщина начала было протестовать, когда Бакли услышал, что Дюпре пытается разбить окошко стулом. Стекло в окошке было толстым, и все-таки Бакли был не уверен, что оно выдержит эти удары.

– Выходите! – завопил он, схватив адвоката за руку и вытолкав ее в холл. Заключенный вскочил на ноги.

– Мои бумаги... – продолжала протестовать дама. Тут раздался второй удар стулом по окошку, и она зажала рот рукой, впервые заметив большие пятна крови на стекле. Бакли запер ее клиента и вытолкал женщину в холл с лифтами. Больше она уже не пыталась протестовать. Бакли проследовал за ней, закрыв дверь. Если даже Дюпре удастся разбить стекло, он все равно не сможет выйти за пределы узкого коридорчика рядом с помещениями для встреч с адвокатами.

– Говорит сержант Райс. Опишите ситуацию, – раздался голос в рации.

– В помещении номер один находится заключенный. Я его только что запер. Пока не знаю, есть ли кто-то в помещении номер три, но туда должны были привести Кевина Коха. Я вместе с двумя адвокатами нахожусь в холле, куда выходят оба лифта. Полагаю, что Уэнделл Хейес мертв. – Бакли услышал, как сержант сделал судорожный глоток воздуха при этом известии. – Он находится в помещении номер два вместе с Джоном Дюпре. Дюпре нанес ему несколько ранений каким-то режущим предметом. Видимо, самодельным ножом.

– О'кей. Оставайтесь там, где находитесь, Бакли. Тюрьма заперта, и через минуту к вам придет помощь. А я пройду в указанное помещение через заднюю дверь вместе с ребятами из группы по экстренным ситуациям.

Не успели они закончить беседу, как двери лифтов открылись, и десять членов тюремной группы по экстренным ситуациям в униформе и с масками на лицах выбежали на площадку. Все они были вооружены средствами несмертельного поражения противника и щитами из плексигласа в человеческий рост.

– Бакли? – спросил один из вошедших. Адам кивнул. – Я сержант Миллер. Как обстоят дела?

Бакли повторил то, что уже сообщил сержанту Райсу.

– Давайте пройдем внутрь, – сказал Миллер.

Бакли открыл дверь в коридор. По своей рации он слышал, как сержант Райе переговаривается с Дюпре.

– Мистер Дюпре, с вами говорит сержант Райе. Я нахожусь за этой дверью с пятнадцатью вооруженными людьми. А если вы выглянете в коридор, то увидите еще нескольких.

Дюпре повернулся к окошку. В его глазах застыло отчаяние. С обеих ладоней лилась кровь, в одной руке он сжимал что-то блестящее. Уэнделл Хейес валялся на полу. Его лицо и шея представляли собой сплошное кровавое месиво.

– Мы не собираемся причинять вам вред, – произнес сержант Райе. – Если вы не будете сопротивляться и подчинитесь нашим приказам, мы просто наденем на вас наручники и препроводим в камеру. Но если вы будете продолжать сопротивление, я не смогу гарантировать вам безопасность.

Взгляд Дюпре переместился на тех, кто стоял в коридоре. Спецназовцы в черной униформе, с оружием и щитами в руках, выглядели поистине устрашающе.

– Ну так что же вы решили, мистер Дюпре? – спокойно спросил сержант Райе.

– Попробуйте только приблизиться ко мне! – заорал Дюпре.

Какое-то мгновение длилось гробовое молчание. Затем задняя дверь рухнула в комнату, и в помещение ворвались четверо вооруженных полицейских, прокладывавших себе дорогу громадными щитами. Комнатка была очень узкой, и Дюпре не мог никуда убежать. Он нанес несколько хаотичных и бессмысленных ударов по щитам, но копам очень быстро удалось прижать его к стене, после чего один из них брызнул ему в глаза специальным спреем. Дюпре истошно завопил, двое схватили его за ноги и свалили на пол, в то время как двое других вырвали у него из рук нож. Меньше чем через минуту на руках у Дюпре уже были наручники. Бакли обернулся и увидел, что женщина-адвокат бросилась к Хейесу. Она попыталась нащупать пульс, но через несколько мгновений отрицательно покачала головой.

14

Судебное заседание завершилось рано, и Аманда решила поехать в Молодежную христианскую ассоциацию, чтобы немного поразмяться. Однако тут же ей пришло в голову, что там она может столкнуться с Тоби Бруксом, и ей стало не по себе. Она пыталась не думать о Бруксе, хотя это оказалось не так-то просто.

– Как глупо! – произнесла вслух Аманда. – Обычный парень. Какой вред он может мне причинить?

И тут ей стало грустно. До дела Кардони встреча с человеком, похожим на Тоби Брукса, взволновала бы Аманду. Самой главной ее утратой из-за унижений, через которые она прошла в руках хирурга, стала потеря способности доверять людям.

В раздевалке Аманда быстро переоделась, схватила очки, затолкала свои длинные черные волосы под плавательную шапочку и направилась в бассейн. Подойдя к вращающейся двери, она почувствовала, как у нее внезапно перехватило дыхание от волнения. Из-за этого Аманда тут же сочла себя уже окончательной идиоткой. Возможно, сегодня здесь вообще нет Брукса. И даже если он и здесь, то скорее всего плавает и у него просто не будет времени на болтовню с ней.

Но Тоби был в бассейне и при этом не плавал. Увидев Аманду, он заулыбался и замахал ей.

– Изменили свое мнение по поводу вступления в нашу команду? – спросил он.

– Нет, – выдавила она не без труда. – Я пришла только немного поразмяться.

– Ну что ж, жаль. Через несколько месяцев состоится чемпионат страны. А потом международные соревнования. В этом году они будут проходить в Париже.

– Запах хлорки в Париже? Как романтично! – сказала Аманда, заставив себя улыбнуться.

Тоби засмеялся. Пловцы из команды мастеров закончили разминку и собрались в группу у стенки бассейна.

– Мне нужно постоянно заставлять ребят двигаться. Хорошей вам разминки.

Тоби повернулся к пловцам и прокричал им команду. Из предметов, сваленных в кучу на полу, Аманда взяла ласты и кикборд. Она уже начала надевать ласты, сидя на краешке бассейна перед дорожкой, как вдруг увидела Кейт Росс, идущую по пандусу в облегающих джинсах, голубой рубахе из плотной материи и в кожаной "косухе". В руках она несла свои туфли и носки. Кейт, рослая мускулистая смуглая брюнетка с крупными карими глазами и вьющимися темными волосами, в свои двадцать восемь лет уже успела поработать в полиции, ее специальностью были компьютерные преступления. Несколькими месяцами раньше, работая следователем в одной из крупнейших юридических контор Портленда, она попросила Аманду представлять интересы Дэниела Эймса, одного из ее компаньонов, который обвинялся в убийстве. Аманда помогла Дэниелу выпутаться и затем порекомендовала его в качестве компаньона в фирму "Джеффи, Кац, Лихейн и Бриндизи". Вскоре она и саму Кейт переманила в эту фирму.

– Пришла поплавать? – спросила Аманда. Ее хорошее настроение мгновенно испарилось, так как она сразу же поняла – появление Кейт означает конец надеждам на приятную разминку.

– Не люблю плавать.

– Тогда в чем же дело?

– Судья Робард пытался найти тебя в зале судебных заседаний судьи Дэвиса, но ты уже успела смыться. Он ждет тебя у себя. Твой отец прислал меня за тобой.

Плечи Аманды поникли. Судья Робард успел основательно попортить ей кровь на тех процессах, где он председательствовал. Единственным утешением для адвоката на таких судебных заседаниях было то, что и стороне обвинения от судьи доставалось ничуть не в меньшей степени. И вот сегодня он сорвал ей такую превосходную разминку. К несчастью, у Аманды не было никакой возможности отказаться от приглашения, исходившего от члена районного суда. Это значило бы окончательно погубить свою адвокатскую карьеру.

– Я переоденусь и сразу же поеду во Дворец правосудия, – ответила Аманда со вздохом. – А ты можешь отправляться к моему отцу и сообщить ему, что поручение выполнено.

– Он готовит для тебя обед и хочет, чтобы ты заехала к нему после беседы с судьей Робардом.

* * *

Судья Айвен Робард был фанатиком фитнесса и поэтому все свои выходные и отпуска проводил в бесконечных пробежках и марафонах. Результатом вегетарианской диеты и упражнений стало то, что на его теле высотой в пять футов шесть дюймов не было ни одного грамма жира. Правда, при взгляде на законника создавалось впечатление, что он явно перестарался. Ввалившиеся щеки и глубоко посаженные глаза судьи напоминали Аманде засушенную человеческую голову, которую она как-то видела в Нью-Йоркском городском музее. Аманда была точно уверена, что судья был бы гораздо более приятным человеком, если бы побольше ел и не тратил так много времени на тренировки.

Когда Аманда вошла в его кабинет, Робард сидел за рабочим столом и писал заключение по делу. Все стены в кабинете были увешаны фотографиями судьи, бегущего марафонскую дистанцию по улицам Бостона, Нью-Йорка и других больших городов, стоящего на покоренных им горных вершинах, летящего на дельтаплане и занимающегося виндсерфингом. Даже от разглядывания всех этих фотографий начинала кружиться голова и захватывало дух.

– Наконец-то, – произнес Робард, не отрывая глаз от работы.

– Одна из наших сотрудниц буквально вытащила меня из бассейна, – ответила Аманда. И если своими словами она пыталась добиться сочувствия и снисходительности от товарища по любви к спорту, то ее надеждам не суждено было сбыться.

– Мне очень жаль, – сухо ответил Робард, складывая бумаги, над которыми работал, в аккуратную стопку и поднимая глаза на Аманду, – да только у нас очень серьезная ситуация.

Тут Аманде вспомнилась старая шутка, в которой была фраза: "У кого это "у нас", дружище?" Но она решила, что лучше попридержать язык.

– Вы слышали об Уэнделле Хейесе?

– Только о нем все сейчас и говорят.

– Вам что-нибудь известно о его убийце, человеке по имени Джон Дюпре?

– Только то, что я прочла в газетах.

– Он сутенер и торговец наркотиками. Я был судьей на слушании дела о проституции, где Дюпре выступал в качестве обвиняемого.

До Аманды внезапно дошла причина ее срочного вызова, и она ей совсем не понравилась.

– И что же случилось? – спросила она, чтобы затянуть время.

– Я был вынужден отказать в иске. Основной свидетель обвинения не явился. А вскоре после закрытия дела выяснилось, что она была убита. Короче говоря, Харви Гранту пришла в голову гениальная идея поручить мне ведение дела об убийстве по той причине, что я уже вел дело Дюпре. Поэтому, как я сказал, у нас очень серьезная ситуация. В конституции сказано, что я должен назначить Дюпре защитника. Однако в этом чудесном документе ничего не говорится относительно того, что я должен делать в том случае, если все адвокаты, которых приглашаю, заявляют, что не станут представлять интересы человека, зарезавшего их коллегу.

Аманда понимала, чего ждет от нее Робард, и все-таки ей не хотелось облегчать судье задачу. Поэтому она сидела молча и ждала продолжения. Ее поведение явно раздражало Робарда.

– И что вы думаете насчет моего предложения?

– Насчет какого предложения?

– Мисс Джеффи, главное, в чем вас нельзя обвинить ни при каких обстоятельствах, – это глупость. Так что, прошу, прекратите играть со мной в подобные игры. Я пригласил вас сюда, потому что у вас больше мужества, чем у какого-либо другого адвоката из живущих в нашем городе. А мне в этом деле нужен по-настоящему мужественный адвокат.

Аманда понимала, что выводы судьи основываются на впечатлении от дела Кардони. И ей страшно захотелось сказать Робарду, что в прошлом году все ее запасы мужества были полностью израсходованы.

– Вы бы только послушали, какими отговорками одаривали меня ваши коллеги, – продолжал Робард. – Какое-то сборище слюнявых младенцев!

– Мне казалось, что у Дюпре достаточно денег, чтобы нанять адвоката. В газетах утверждают, будто у него богатые родители.

– Они лишили парня наследства и всякой финансовой поддержки после того, как его выгнали из колледжа и он решил заняться торговлей наркотиками и сутенерством.

– А что же адвокат, занимавшийся тем делом, по которому Дюпре оправдали?

– Оскар Бэрон? Не смешите меня. Он перепуган не меньше остальных. Говорит, что Дюпре не может оплатить его гонорар. И Бэрон не врет. Деньги на оплату услуг адвоката в деле, тянущем на высшую меру, может наскрести лишь миллионер. Кроме того, Бэрон недостаточно квалифицирован для того, чтобы вести подобные дела. Итак, что вы скажете?

– Мягко говоря, ваше предложение несколько неожиданно, судья. Нужно какое-то время, чтобы его обдумать. И мне необходимо посоветоваться с отцом.

– Я уже говорил с Фрэнком, – ответил Робард с хитроватой улыбкой. – Могу вас заверить, что он обеими руками за мой выбор.

– О, неужели? Ну, в таком случае хотелось бы узнать его аргументы. Потому что иначе вам придется либо дать мне время на обдумывание, либо принять мой вежливый отказ от вашего лестного предложения провести несколько ближайших месяцев в компании маньяка-убийцы.

– У нас практически нет времени, мисс Джеффи.

Аманда вздохнула:

– Сегодня вечером я обедаю с отцом. Зайду к вам завтра.

Робард несколько раз кивнул, а затем сказал:

– Ну что ж, приемлемо, вполне приемлемо. Я прихожу сюда, как правило, в семь. – Судья нацарапал что-то на своей визитке. – Вот мой личный номер. Секретарь приходит только в восемь.

* * *

Мать Аманды Джеффи умерла при родах, и Фрэнк Джеффи был единственным родителем, которого она знала. В молодости Фрэнк был большим гулякой, задирой, любителем компаний и застолий, твердо державшимся того мнения, что место женщины – у домашнего очага. Ему бы и в страшном сне не приснилось, что на его долю выпадет одному воспитывать дочь. И вот мать Аманды умерла, и, как это ни удивительно, Фрэнк все силы свои отдал на воспитание девочки. А так как он не имел ни малейшего представления о том, что следует делать в первую очередь, а что можно отложить, он делал все. Поэтому в детстве у Аманды одновременно с куклами и балетом были занятия виндсерфингом, атлетизмом и стрельбой. Как только она продемонстрировала склонность к спортивному плаванию, Фрэнк сразу и с большим энтузиазмом поддержал дочь; он всегда хвалил ее в случае побед, что случалось довольно часто, и никогда не корил в случае неудач.

Шесть лет назад, когда Фрэнк предложил Аманде работать в своей фирме, она некоторое время колебалась. У нее были сомнения насчет того, берет ли ее отец на работу за профессиональные достоинства или просто потому, что она его дочь. В конце концов Аманда приняла предложение отца, предпочтя его целому ряду других. Сделала она это прежде всего потому, что уголовное право было той единственной разновидностью права, которым Аманде хотелось заниматься, а Фрэнк Джеффи являлся одним из лучших специалистов в этой области в США. Теперь же по своим качествам юриста она приближалась к профессионализму отца, и в ее карьере было не много случаев, когда в их деловых отношениях роль отца брала верх над ролью старшего партнера по юридической фирме. Когда же подобное случалось, Аманда резко и недвусмысленно ставила Фрэнка на место. Так она собиралась поступить и в данном случае, въезжая на дорожку, которая вела к викторианскому строению с островерхой крышей. В этом доме прошло все ее детство.

Фрэнк был не бог весть каким поваром, но варить суп с клецками и печь картофельные оладьи – то, что когда-то блестяще умела делать его мать, – научился превосходно. Когда Аманда была маленькой, Фрэнк готовил для нее названные блюда в качестве особых деликатесов. И теперь, увидев их на кухонной стойке, она сразу же поняла, что отец чувствует себя виноватым.

– Я всегда думала, что мы понимаем друг друга, и не слышала ничего о том, что фирма собирается сокращать штаты, – сказала Аманда, сбрасывая плащ на кресло. – Или есть какая-то другая причина, по которой тебе захотелось моей смерти?

– Ну, Аманда...

– Ты на самом деле сказал его чести Айвену Робарду, что я соглашусь представлять в суде интересы убийцы адвоката?

– Нет, я не говорил ничего подобного. Я сказал только, что ты вполне квалифицированный юрист для дел такого рода.

– И ты тоже не менее квалифицированный юрист. Как же вышло, что ты сам не предложил свои услуги по спасению бедного, несчастного мальчика, а решил подставить меня?

– Мне нельзя браться за дело об убийстве сенатора, так как я лично знал Тревиса. Я играл с ним в гольф на прошлой неделе в "Уэстмонте".

– Ах, ну, конечно, я понимаю! Ты не можешь принести себя в жертву, потому что Тревис – твой старый партнер по гольфу, а так как я в гольф не играю, то пожертвовать мной вполне справедливо. О чем, черт побери, ты думал, принимая такое решение?!

– У меня было несколько причин предложить твою кандидатуру Айвену, когда у него возникли трудности с делом. Ну, прежде всего существует важнейший принцип нашей профессии: каждому обвиняемому должна быть предоставлена возможность наилучшей защиты. И меня крайне беспокоит, что адвокаты один за другим отказываются браться за дело Дюпре, потому что они до смерти перепуганы. И все же причина, по которой я хотел бы видеть именно тебя в качестве защитника Дюпре, другая.

Наступила пауза. Когда отец Аманды заговорил вновь, лицо его сделалось предельно серьезным и даже озабоченным.

– То дело в прошлом году было чудовищным. Ты знаешь, я горжусь, как ты с ним справилась, и все-таки мне хорошо известно, что после дела Кардони ты намеренно отказываешься от любых дел, связанных с жестокостью. И я прекрасно понимаю почему. Мне хочется найти способ избавить тебя от страшных воспоминаний. Я подумал, что, возможно, одним из средств излечения может стать возвращение к делам такого рода...

Аманде пришлось признать, что со времен дела Кардони она почти не работала с преступлениями, связанными с особой жестокостью и убийствами. И даже в тех немногочисленных случаях, когда она соглашалась взяться за что-то подобное, ее участие ограничивалось помощью в подготовке документов другим адвокатам, работавшим в фирме. Аманде была невыносима мысль о том, что она снова столкнется с насилием, садизмом, жестокостью в разных формах. А это громадная проблема в том случае, если ваша профессия – уголовное право.

– Все верно, папа. Последний год я жила в состоянии постоянного страха. Только то дело... – Она содрогнулась. – Мне было сложно расстаться с воспоминаниями о нем.

Сердце Фрэнка сжалось при мысли о том, через что пришлось пройти его дочери.

– Я знаю, детка, – сказал он, – и я не стал бы ругать тебя, если бы ты решила сменить круг профессиональных интересов, попробовать себя в какой-нибудь другой юридической сфере. В данном случае ты должна сама принять решение, и я поддержу любое из них. Однако дело, о котором мы сейчас ведем речь, могло бы стать великолепной проверкой для тебя. Если, разумеется, ты хочешь и впредь работать с уголовными преступлениями...

– Я подумаю.

– Хорошо. Правда, на голодный желудок тебе будет тяжело сосредоточиться. Итак, хватит о судах и процессах. Перейдем к еде.

Часть III Презумпция невиновности

15

Незадолго до завершения работы Джек Штамм пригласил Тима Керригана к себе в кабинет. Как только его старший помощник прибыл, окружной прокурор Малтнома жестом предложил Тиму сесть, а секретарше закрыть дверь и никого не впускать. Штамм, который обычно пребывал в приподнятом настроении, сегодня был мрачен.

– Вы могли бы когда-либо поверить, что такая штука произойдет с Уэнделлом Хейесом? И не где-нибудь, а в тюрьме. После подобных сюрпризов мы все здесь начинаем выглядеть настоящими, ни на что не способными придурками.

Штамм запустил пятерню в редеющие каштановые волосы. Глаза его были налиты кровью, а под ними четко выделялись темные круги. Керриган понял: окружной прокурор с момента убийства Хейеса страдает тяжелой бессонницей.

– Я хочу, чтобы ты вел это дело, Тим. И я хочу добиться смертного приговора для Дюпре за убийство Уэнделла Хейеса и Гарольда Тревиса.

Слова начальника испортили Керригану настроение. Дело само по себе грандиозное, но нужно ведь принимать во внимание еще и существование Элли Беннет. Когда они занимались любовью в мотеле, она не показала, что знает Тима. А вот в том случае, если он примет на себя обязанности обвинителя на процессе Дюпре, его лицо будет постоянно мелькать на экранах телевизоров и на страницах газет. Как Элли поступит, если вдруг узнает его? Тим окажется легкой добычей для шантажа.

– Может, вы поручите это дело кому-нибудь другому? – спросил Тим.

Штамм не мог скрыть удивления, столкнувшись с нежеланием Керригана заниматься процессом, сулившим громадную славу и популярность.

– Ваш отдел уже выступал против Дюпре по обвинению в сутенерстве, – ответил окружной прокурор, – а в настоящее время вы работаете над делом об убийстве сенатора.

Керригану нужно было время для размышлений, поэтому он задал вопрос, чтобы на несколько минут отвлечь Штамма:

– Разве у нас есть основательные улики, доказывающие связь Дюпре с убийством Тревиса? Все, чем мы располагаем, крайне незначительно. В момент убийства сутенер находился далеко от места преступления...

– У вас уже есть его сережка, есть и факт ссоры с Тревисом накануне убийства сенатора. Кроме того, не имеет никакого значения, сколько мы соберем улик в деле Тревиса. Суд в любом случае будет на стороне обвинения. Поэтому наша главная цель сейчас – дело об убийстве Хейеса. А оно проще простого. Дюпре находился в одном помещении с Хейесом. У нас имеется непосредственный свидетель. Негодяй принес орудие убийства на свидание с адвокатом. Доказать в данном случае преднамеренность совершенного преступления не составит никакого труда.

– Но если дело об убийстве Хейеса действительно так просто, зачем вам я? При таких обстоятельствах любой новичок из вашего отдела сумеет добиться смертного приговора для сутенера-убийцы.

– Все не так просто, Тим. – Штамм подался вперед. – Мне звонили несколько весьма влиятельных людей. Они сказали, что тебе предложено занять место Тревиса.

Керриган едва не чертыхнулся. Ему бы следовало раньше понять, к чему все клонится.

– Благодаря этим процессам ты будешь находиться в центре внимания в течение нескольких месяцев. И как ты сам только что сказал мне, дело Уэнделла настолько примитивно, что с ним может справиться и добиться смертного приговора даже какой-нибудь практикант с юридического факультета. Трудно представить лучший способ достичь славы и популярности на нашем поприще. О тебе узнает вся страна.

Керригану страшно не хотелось ввязываться в дело Дюпре, и все же что он мог возразить на доводы Джека? Не рассказывать же ему об Элли Беннет...

– А нельзя ли принять решение по делу на основании признания подсудимым собственной вины? – спросил Керриган. – В деле об убийстве Уэнделла практически нет оснований для защиты. Его адвокат предлагает признание в обмен на пожизненное заключение.

Штамм отрицательно покачал головой:

– В данном случае подобный вариант не пройдет. Этот подонок убил сенатора Соединенных Штатов. После чего в нашей же долбаной тюрьме он имел наглость самым зверским образом расправиться с одним из наиболее известных юристов штата. Мне очень жаль, Тим, но я свое решение принял. Сукин сын, о котором мы тут чуть ли не целый час уже болтаем, нарушил главнейшие законы страны и попрал основы нравственности. Ему должен быть вынесен смертный приговор, и почетная обязанность добиться такого исхода для ублюдка поручается тебе, Тим.

* * *

Не успел Керриган вернуться от Джека Штамма, как в его кабинет вошла Мария Лопес. К тому времени большинство сотрудников прокуратуры уже разошлись по домам, а небо за окном Тима начало хмуриться – собирался дождь.

– У тебя не найдется свободной минутки? – спросила Мария.

– Конечно, найдется.

– Ходит слух, что тебе поручают руководить обвинением на процессе против Дюпре.

– Это не слух, – со вздохом ответил Керриган. – Я уже согласился.

Мария собрала всю энергию в кулак.

– Я тоже не хочу остаться в стороне. Ты не мог бы взять меня в качестве помощника? Мне нужен шанс отплатить ему.

– Я не знаю...

– Никто не знает Дюпре лучше, чем я. Я смогу подсказать тебе, кто будет наилучшим свидетелем на этапе определения меры наказания и где искать необходимые доказательства серьезной общественной опасности преступника. – Она постучала себе по виску: – Эти сведения у меня хранятся здесь в готовом виде. Любому другому юристу придется потратить часы и дни на поиски того, что я могу выдать тебе прямо сейчас.

Все сказанное Марией было правдой, однако у нее не было никакого опыта работы с преступниками, которым грозил смертный приговор. С другой стороны, ее страстное желание участвовать в процессе могло оказаться очень полезным. Ведь в случае подготовки смертного приговора юристам, как правило, приходится работать по шестнадцать часов в день и по семь дней в неделю.

– Ладно, – сказал он. – Беру тебя. Ты будешь мне ассистировать.

Лопес просияла счастливой улыбкой:

– И ты не пожалеешь о своем решении, босс. Мы прижмем Дюпре к ногтю, я тебе обещаю. Мы заставим его зарыдать!

* * *

Тим Керриган позвонил Хью Кертину в начале восьмого. Хью принадлежал к породе холостых трудоголиков, и Тим прекрасно знал, что сможет распить с ним стаканчик в любое время и в любом месте, если, конечно, у Кертина не было назначено свидание с одной из его бесчисленных подружек. Они договорились встретиться в "Хардболле", баре, расположенном неподалеку от бейсбольного стадиона и посещаемого в основном рабочими. Вероятность встретиться здесь с кем-то из коллег или начальства была ничтожно мала.

Тим подождал, пока его глаза привыкнут к темноте, и стал искать своего друга среди посетителей бара. На это ему понадобилось всего несколько секунд; он обнаружил Хью в небольшой нише поблизости от заднего выхода. Заметив Керригана, Хью налил ему большой бокал из графина. Тим проскользнул в нишу и первым делом опрокинул половину. Правда, как только он опустил бокал на стол, Хью снова долил его до краев.

– Итак, – начал Хью, – я жду объяснений, по какой такой причине ты оттащил меня от телеэкрана, от двадцать восьмого по счету просмотра "Хищника" с моим любимым Джесси Вентурой в главной роли?

– Мне нужен твой совет.

– Ничуть не сомневаюсь.

Графин опустел, и Кертин сделал знак официанту, чтобы тот принес новый. В колледже Тиму случалось быть свидетелем того, как Хью выпивал по нескольку литров пива без каких-либо серьезных последствий.

– Тут на днях я посещал ежемесячный обед в компании отца в "Уэстмонте".

– И как я вижу, остался жив и здоров.

Тим кивнул:

– Помимо наших семей, на этот раз прибыли и другие гости. Отец пригласил Бертона Роммеля и Харви Гранта. – Тим сделал паузу, потом продолжил: – Руководство партии хочет, чтобы я баллотировался на место Гарольда Тревиса на следующих выборах.

Рука Кертина с бокалом пива застыла в воздухе.

– Ты шутишь!

– Не веришь, что я справлюсь? – спросил Керриган дрогнувшим голосом.

– Конечно, справишься. Вспомни тех кретинов, что десятилетиями заполняют конгресс. Просто твоя новость застала меня врасплох. Черт, если рядом со мной сидит будущий сенатор, нужно вести себя повежливее. Ты же можешь в любой момент натравить на меня налоговую службу.

Керриган улыбнулся. Хью продолжил:

– Главный вопрос, насколько я понимаю, состоит не в том, сможешь ли ты, а в том, должен ли ты. Пост сенатора связан с астрономическим престижем, и, кроме того, у тебя будет возможность сделать много хорошего для большого числа самых разных людей. Но на сенаторском посту тебе придется работать почти по двадцать четыре часа в сутки. Ты забудешь про дом и про семью. Меган будет очень тяжело без тебя. А тебе – без нее. Ты не заметишь, как она вырастет. И все-таки шанс стать сенатором Соединенных Штатов... Это вызов, серьезный вызов. А как к такой перспективе относится Синди?

– Она хочет, чтобы я баллотировался.

– Думаю, что вопрос о том, как к твоему выдвижению относится папаша Керриган, задавать не стоит?

– Он тоже стремится, чтобы я вступил в гонку. Мне показалось, что отец вот-вот лопнет от возмущения, когда я не выразил особого энтузиазма по поводу этого предложения.

– Но ведь ты же ему сказал, что тщательно обдумаешь представившуюся возможность?

– О да! Мне же не хотелось, чтобы его тут же хватил инфаркт.

– Для него это будет очень много значить, Тим.

– Да, папаня сможет хвастаться, что у него в семье есть сенатор.

– Он желает тебе добра.

– Нет, прежде всего он желает добра человеку по имени Уильям Керриган.

– Ты несправедлив к отцу.

– Он очень сложный человек. И всегда таким был. Что бы я ни делал, отец всегда оставался недоволен моими достижениями. Даже когда я завоевывал все те призы на футбольных чемпионатах. А окончательно его достало то, что я не стал профессионалом, отказавшись от выгодных, с его точки зрения, перспектив. И когда мама умирала, он очень редко бывал дома. – Тим сделал большой глоток из своего бокала, а потом продолжил, не отрывая взгляда от блестящей поверхности стола: – Я всегда подозревал, что отец проводит время с одной из своих любовниц. Однако мне до сих пор трудно в это поверить. Моя мать умирает от рака, а он развлекается с одной из своих красоток...

– Ты же ведь не знаешь наверняка...

– Да, не знаю. Но слишком уж быстро отец нашел маме замену.

Керриган не мог заставить себя произнести вслух имя женщины, которая пришла на смену его матери.

– Возможно, я и ошибаюсь, возможно, я несправедлив к нему, только какое дело могло быть столь важным и неотложным, чтобы он был не в силах отложить его в то страшное и тяжелое время? Ведь мама умирала, черт возьми. И он прекрасно знал, что ей остается совсем немного. Почему отец не смог провести с ней ее последние дни?

– Значит, Синди тоже хочет, чтобы ты баллотировался? – спросил Хью, пытаясь отвлечь друга от мрачных воспоминаний. – Твой отец хочет, чтобы ты принимал участие в выборах, партия хочет. А чего же хочешь ты сам?

– Я не уверен, что смогу справиться с сенаторскими обязанностями. – Хью увидел совершенно искреннюю боль в глазах друга. – Почему именно я, Исполин?

– Я отвечу на твой вопрос, хотя вряд ли тебе понравится мой ответ.

– Поэтому-то я тебя и спрашиваю. Ты всегда был искренен со мной.

– Они выбрали тебя, потому что думают, что ты можешь победить, а это единственное, что имеет значение в политике. И они также полагают, что победить ты сможешь, потому что ты – Блестящий. И ведь уже давно пора понять и принять тот факт, что Блестящий Игрок – часть твоей личности, твоего "я", нравится тебе такой имидж или нет. Прошло почти десять лет с тех пор, как ты получил приз Хайсмана. Я знаю, ты считаешь, что получил его незаслуженно, но ведь очень и очень многие люди – и я, кстати, принадлежу к их числу – считают иначе. Настало время и тебе самому освоиться с мнением окружающих и прекратить так решительно отвергать его. Тебе следует взглянуть на представившуюся перспективу под новым углом зрения. Тебе дан шанс все начать с самого начала, совершить нечто, по-настоящему значимое, и доказать, что ты и в самом деле Блестящий. И как мне кажется, именно это и пугает тебя. Ты боишься, что победишь, но в конечном итоге не сможешь справиться с плодами своей победы. Ты знаешь, как я люблю цитировать Оливера Уэнделла Холмса: "Жизнь – это страсть и деятельность, и каждый должен участвовать в страстях и деятельности своего времени, в противном случае он рискует оказаться никогда не жившим". Я с ним совершенно согласен. Ты вот уже несколько лет продолжаешь прятаться от мира в своей прокуратуре, но ведь когда-нибудь все равно придется выйти из своего укрытия. Конечно, страшно расставаться с надежным убежищем, дружок. Всегда есть риск неудачи, провала. Правда, кто знает, может быть, тебе удастся удивить самого себя.

16

Аманду всю ночь мучили кошмары, и, когда она наконец проснулась в поту, обессиленная и с ощущением дурноты, было еще темно и до времени, на которое она накануне установила свой будильник, оставался целый час. Как правило, Аманда начинала день с зарядки, за которой иногда следовал скудный завтрак из нескольких оладий в небольшом кафе, располагавшемся поблизости от ее дома еще с 50-х годов. Этим утром она решила ограничиться холодным душем, поджаренным рогаликом и чашкой чаю.

Мансардное жилище Аманды в Перл-дистрикт, когда-то известном как район складов и пакгаузов, находилось от ее офиса минутах в пятнадцати ходьбы быстрым шагом. Она оставила машину в гараже, надеясь, что прохладная погода и недолгая прогулка несколько успокоят ее. Совсем немного времени оставалось до того, как она будет сидеть лицом к лицу с убийцей, но Аманда то и дело напоминала себе – перед ней будет вовсе не тот человек, который являлся ей в кошмарах сегодняшней ночью. Тот человек мертв. На Джона Дюпре наденут наручники, и рядом с ней в комнате для встреч с адвокатами будет находиться Кейт Росс. Логически рассуждая, у Аманды не было никаких оснований испытывать какой бы то ни было страх, и тем не менее, входя в юридическую контору "Джеффи, Кац, Лихейн и Бриндизи", она чувствовала легкое головокружение. Страх не прошел и во время просмотра материалов дела – ощущение того, что какое-то крошечное насекомое упорно продолжает ползать по нижней части живота, не покидало Аманду, несмотря на все усилия.

* * *

Кейт Росс собрала все необходимые документы по делу Тревиса и Хейеса в окружной прокуратуре и разложила их на рабочем столе Аманды. Адвокат прочла отчеты полиции, не касаясь фотографий жертв и документов по вскрытию до тех пор, пока это не стало совершенно необходимым.

Аманда расположила фотоснимки тел Гарольда Тревиса и Уэнделла Хейеса у себя на столе в надежде, что они не вызовут обычных для нее мучительных воспоминаний. Она повторяла и повторяла себе, что разглядывание подобных фотографий – неизбежная часть ее работы. Неприятная, но весьма существенная часть. Перейдя к просмотру, Аманда невольно затаила дыхание. Она уже успела прочесть данные вскрытий и быстро пролистала снимки, приложенные к ним. Разделавшись с этим, запихнула фотографии в папку с делом и заметила, как у нее дрожат руки. Она закрыла глаза, откинулась на спинку кресла и попыталась расслабиться. Худшее было позади: она просмотрела снимки, и приступа жутких воспоминаний не последовало. И тем не менее Аманда вновь и вновь задавалась вопросом: а не было ли ошибкой ее согласие взяться за дело Дюпре?

* * *

Аманда и Кейт прибыли во Дворец правосудия в десять тридцать. Они показали свои удостоверения охраннику, сидевшему за столом у входа в отсек здания, где располагались камеры предварительного заключения, и Аманда попросила, чтобы ей разрешили встретиться с Джоном Дюпре. Охранник позвонил по телефону. Закончив беседу, он сообщил Аманде, что с ней хочет поговорить начальник тюрьмы Мэттью Гатри.

Через несколько минут в комнату ввалился Гатри. Это был крупный широкоплечий ирландец, которому совсем недавно исполнилось пятьдесят, с большими яркими глазами, начинающими седеть волосами и наметившимся пивным животиком.

– Доброе утро, Аманда.

– Доброе утро, Мэтт. Ваш приход можно воспринимать как визит вежливости?

– Боюсь, что, к несчастью, нет. Я наложил запрет на все посещения Дюпре с глазу на глаз. Мне хотелось сказать вам о своем решении лично, так как понимаю, что вы станете возмущаться и протестовать.

– Не ошибаетесь. Я не собираюсь беседовать с клиентом сквозь стенку из пуленепробиваемого стекла, так, словно он какое-то чрезвычайно опасное животное.

– Ну что ж, это ваши проблемы, – спокойно ответил Гатри. – А что касается Дюпре, так он и есть животное. Последний раз, когда мы позволили ему встретиться с одним из представителей вашей профессии, он вонзил адвокату самодельный нож в глаз и перерезал горло. И я больше не собираюсь предоставлять ему подобную возможность. Кстати, прежде чем вы начнете приводить мне свои доводы, я хочу заметить, что ваша принадлежность к женскому полу не имеет к запрету никакого отношения. Когда я объявил о нем, то не знал, адвокату какого пола придет в голову следующим ввязаться в это восхитительное приключение.

– Послушайте, Мэтт, я очень ценю вашу заботу об адвокатской безопасности. Но если я хочу, чтобы в моих отношениях с подсудимым возникло хоть какое-то доверие, мне необходимо встретиться с Дюпре лицом к лицу. Первая встреча всегда очень важна. Если он будет считать, что я его боюсь, то никогда передо мной не раскроется.

– Я своего решения менять не собираюсь. Одного убитого адвоката с меня хватит.

– Вы же можете надеть на парня наручники. Кроме того, со мной будет Кейт. Она бывший полицейский и великолепно владеет приемами самообороны.

Гатри отрицательно покачал головой:

– Извините, Аманда, однако я остаюсь при своем мнении. Выбирайте: либо "бесконтактный визит", либо ничего.

– Послушайте, я могу добиться специального постановления суда...

– Вам придется его добиваться в любом случае.

Аманда поняла, что дальнейший спор не имеет смысла и Гатри по-своему прав – он искренне желает ей добра.

– Ну что ж, на данный момент я приму ваши условия. И тем не менее, как только освобожусь, тут же направлюсь к судье Робарду за постановлением.

Гатри кивнул:

– Иного я и не ожидал. Надеюсь, вы на меня не обиделись?

– Вы просто еще раз убедили меня, что являетесь одним из самых твердолобых южан, – ответила Аманда с улыбкой.

– И горжусь этим! – рассмеялся Гатри. Затем с более серьезным видом добавил: – Будьте с подонком поосторожнее. Не позволяйте ему пудрить вам мозги и ни на минуту не отпускайте от себя охрану. Джон Дюпре очень, очень опасен.

– Не беспокойтесь, Мэтт. Дюпре – клиент, цену которому я знаю превосходно.

– В таком случае, – сказал Гатри, протягивая громадную ручищу, которую Аманда с удовольствием пожала, – передавайте от меня привет своему папе.

Начальник тюрьмы удалился, Аманда продемонстрировала охраннику содержимое портфеля и прошла через металлоискатель. Ожидая, пока такую же процедуру завершит Кейт, Аманда вынуждена была признаться себе в том, что испытала облегчение, узнав, что ее от Джона Дюпре отделит стена из бетона и пуленепробиваемого стекла.

* * *

Помещение для "бесконтактных посещений" было настолько узким, что Кейт Росс пришлось стоять за Амандой, прижавшись спиной к двери. Аманда сидела на сером металлическом стуле, разложив блокнот и папку с делом на специальной полочке, выступавшей из стены непосредственно перед ней. Нижняя часть стены была из бетона, а верхняя – из пуленепробиваемого стекла. Услышать что-либо сквозь стекло было невозможно, поэтому адвокат и клиент общались при помощи телефонов, находившихся по обе стороны преграды.

С противоположной стороны стеклянной стены открылась дверь, и охранник втолкнул в такое же узкое пространство за стеклом Джона Дюпре. С первого взгляда новый клиент показался Аманде очень красивым и каким-то ненормально встревоженным. На ногах у Дюпре были кандалы, что заставляло его передвигаться неуверенной шаркающей походкой. Взгляд заключенного метнулся в сторону Аманды и застыл на ней. На мгновение это ее испугало. Однако затем она поняла, что во взгляде Дюпре были не только ненависть и агрессия, но и страх. Когда он подошел поближе к стеклу, Аманда заметила, что глаза его опухли и покраснели, а на лице много кровоподтеков.

Охранник резким и грубым движением усадил Дюпре на стул и ушел. На заключенном был спортивный костюм с короткими рукавами. Дюпре положил руки в наручниках на металлическую подставку, и Аманде сразу же стали видны многочисленные швы на его правом предплечье и порезы на пальцах.

Аманда не без труда заставила себя улыбнуться, поднимая трубку телефона и жестом давая понять Дюпре, чтобы он сделал то же самое.

– Кто, черт возьми, ты такая? – спросил он.

– Меня зовут Аманда Джеффи, и суд поручил мне защищать вас.

– О Господи, теперь они в качестве адвоката присылают какую-то шлюху. Лучше бы уж сразу сделали смертельную инъекцию...

Аманда перестала улыбаться.

– Вам назначили шлюху в качестве адвоката, мистер Дюпре, потому, что все остальные слишком напуганы и не желают браться за ваше дело.

– А ты, значит, нет? – сказал Дюпре, постучав трубкой по пуленепробиваемому стеклу.

– Начальник тюрьмы запретил нам встречаться лицом к лицу. Впрочем, как только наша сегодняшняя встреча завершится, я сразу же пойду на противоположную сторону улицы в здание суда и, надеюсь, получу разрешение на встречу с вами в комнате для визитов.

Дюпре указал трубкой на Кейт:

– Это что, твоя охранница?

– Нет, мистер Дюпре. Это ваш следователь. Итак, вы будете продолжать испытывать меня, или мы можем перейти к делу? У меня есть несколько вопросов, которые хотелось бы вам задать. Вы попали в очень серьезную ситуацию. Вы убили известного юриста, и вам с очень большой вероятностью грозит смертный приговор.

Дюпре вскочил и прислонился к металлической подставке, чтобы сохранить равновесие и не упасть. Несмотря на то что между ними была стена, Аманда рефлекторно отодвинулась, пораженная и испуганная внезапной яростью сутенера.

– Я никого не убивал, и мне не нужна потаскуха из окружной прокуратуры в качестве защитника. Убирайся отсюда!

– Мистер Дюпре! – крикнула Аманда в телефон.

Дюпре разбил трубку о стекло, проковылял к задней стене и стал колотить руками в наручниках по стальной двери. Дверь открылась, вошел охранник и пропустил Дюпре в коридор, который вел в камеру. Аманда обессиленно опустилась на стул.

– Что за дерьмо! – воскликнула Кейт.

Аманда собрала бумаги, не отрывая глаз от двери, за которой скрылся ее клиент.

– И что же ты собираешься делать теперь? – спросила Кейт, открывая дверь в коридор.

– Я дам Дюпре время остыть, пока буду добиваться от судьи Робарда разрешения на встречу с подследственным с глазу на глаз. Затем я побеседую с ним в помещении для визитов и надеюсь, что там все пройдет несколько успешнее.

– Удачи тебе.

– А тем временем мы разработаем план действий на процессе и на этапе вынесения приговора.

Кейт нажала кнопку лифта.

– И зачем тратить время на поиски способа убедить присяжных не выносить Дюпре смертный приговор? Я прочла все отчеты полиции и не думаю, что вынесение приговора займет много времени.

– Вот яркий пример негативного мышления, – ответила Аманда с усталой улыбкой. – Мы в нашей фирме "Джеффи, Кац, Лихейн и Бриндизи" стараемся его избегать.

– Нет, я мыслю вполне позитивно. У меня даже есть несколько предложений относительно тактики защиты. Возможно, марсиане направили специальные мысленные токи сквозь бетонную стену и таким способом заставили мистера Дюпре разделаться с мистером Хейесом. Или парень одержим каким-нибудь демоном. Я смотрела что-то подобное по научно-фантастическому каналу.

Лифт доставил их в приемное отделение тюрьмы. Когда дверцы распахнулись, оказалось, что на площадке суетится группа репортеров.

– Ах черт! – процедила сквозь зубы Аманда. – Кто-то им донес.

Пока адвокат шла по коридору, репортеры засыпали ее вопросами. Она остановилась, дойдя до вестибюля. Яркий свет одной из телекамер на мгновение ослепил Аманду, и она зажмурилась.

– Вы защищаете Джона Дюпре? – спросил один из репортеров. – Вы с ним уже встречались с глазу на глаз?

Аманда подняла руку, и вопросы сразу же прекратились.

– Судья Робард обратился ко мне с просьбой защищать мистера Дюпре, и в данный момент я возвращаюсь со встречи с моим клиентом...

– Вам было страшно? – прокричал кто-то. – Дюпре уже признал, что убил сенатора Тревиса?

Аманда терпеливо дождалась, пока репортеры опять немного успокоятся.

– Тем из вас, кто со мной знаком, хорошо известно, что я твердо держусь того мнения, что единственным местом, где могут решаться столь серьезные вопросы, является зал суда, а не страницы газет и журналов. Поэтому я не стану обсуждать детали дела и уж ни в коем случае не буду делиться подробностями бесед с подследственным.

Несколько репортеров продолжили задавать вопросы, не обратив внимания на слова адвоката. Аманда терпеливо выжидала, пока крики прекратятся.

– Я не собираюсь давать никаких комментариев для прессы по этому делу, – повторила она. – Мне очень жаль, но таковы мои принципы. Пойдем, Кейт.

Аманда в сопровождении своей ассистентки вышла через центральный подъезд Дворца правосудия в тот самый момент, когда Тим Керриган взбегал по ступенькам лестницы, которая вела ко входу во Дворец. Керриган мгновение внимательно всматривался в ее лицо, как будто стараясь припомнить, кто она такая. А вспомнив, улыбнулся.

– Эй, Аманда, мы уже порядком не виделись.

– Два года, со времен дела Харрисона.

– В котором вы, если я правильно помню, одержали блистательную победу.

– Вы не знакомы? Мой следователь Кейт Росс. Ранее работала в полиции.

– Ну конечно. Я помню вас по делу Дэниела Эймса.

– Да, я работала с делом Эймса, – подтвердила Кейт.

Репортеры и операторы уже было начали расходиться, как вдруг заметили, что Керриган беседует с Амандой, и сразу же рванулись к ним, подобно стае голодных волков.

– Что это случилось с репортерами?

Аманда глянула через плечо и поморщилась:

– Все объясняется очень просто – мне поручили дело Дюпре.

– В таком случае у нас с вами много общего. Я прокурор в этом деле. Возможно, мне удастся сравнять наш счет.

– Посмотрим, – ответила Аманда, но как-то неуверенно.

– Мистер Керриган! – крикнул кто-то.

– Я оставляю вас вашим поклонникам, – сказала Аманда.

– Премного благодарен, – ответил Керриган.

И пока репортеры окружали плотным кольцом их будущего соперника, Аманда и Кейт бросились со всех ног вниз по лестнице, пытаясь как можно скорее ускользнуть от изголодавшихся по информации представителей прессы.

– Он ведь спортсмен? – спросила Кейт.

– Не простой спортсмен. Примерно десять лет назад Керриган выиграл приз Хайсмана.

Кейт даже присвистнула от удивления.

– И каков же он в суде? – спросила она.

– Совсем не плох. Не глупый парень и очень много работает. – Аманда вздохнула. – Хотя, судя по тому, как развивается это дело, ему не придется особенно напрягаться.

17

Офис Оскара Бэрона находился на девятнадцатом этаже современного многоэтажного здания из стекла и бетона.

Комната для ожидания и приемная были обставлены с исключительным вкусом и создавали впечатление того, что их владелец – преуспевающий адвокат. Однако Аманда прекрасно знала, что адвокат арендует помещение у фирмы, которая и предоставила ему эти комнаты со всей обстановкой.

Секретарь сообщил Бэрону, что его ждет Аманда Джеффи. Пять минут спустя она начала рассеянно листать номер "Таймс". Еще через пятнадцать минут Бэрон влетел в приемную.

– Извините! – выдохнул он, протягивая руку. – Я беседовал тут с одним нью-йоркским адвокатом по поводу дела, над которым мы работаем совместно.

Аманда сделала вид, что слова Бэрона о сотрудничестве с нью-йоркским адвокатом произвели на нее сильное впечатление. Тем временем он провел ее по длинному коридору в свой не слишком просторный офис, откуда открывался вид на реку.

– Значит, Робард навесил на вас Дюпре, – сказал Бэрон, когда они уселись в кресла.

– Я не могла не оказать судье такую услугу, ведь никто другой не соглашался даже близко подойти к этому делу. И кстати, я удивлена тем, что вы отказались защищать Дюпре. Вам бы представился исключительный случай стать знаменитым адвокатом.

– Да-а, теперь я начинаю понимать свою ошибку. – Оскар Бэрон сделал режиссерский жест, сложив пальцы в подобие кадровой рамки. – "КЛИЕНТ ОСКАРА БЭРОНА ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ СТУЛЕ". – Он расхохотался. – Или, может быть, "НА СЧЕТУ ОБЕЗУМЕВШЕГО СУТЕНЕРА ВТОРОЙ УБИТЫЙ АДВОКАТ". Та самая слава, которой мне очень не хватает. Кроме того, он же просто не мог оплачивать мои услуги. – Бэрон наклонился вперед и понизил голос: – Между нами говоря, я рад. Бедняга Уэнделл... – Он взглянул на Аманду, и в его глазах застыл искренний ужас. – Если бы мне не повезло, если бы Господь не был так милостив! Клянусь вам, этот красавчик является мне в ночных кошмарах. Ведь на месте Уэнделла вполне мог оказаться и я.

– Вы думаете, что Дюпре мог бы попытаться убить вас?

– Кто знает, на что способен маньяк?

– Он вам угрожал в то время, когда вы были его защитником?

– Нет, никаких непосредственных угроз не было. И все же парень способен напугать кого угодно. Я всегда чувствовал, что он вот-вот взорвется. Полагаю, что мне просто повезло. Ну а как вы с ним ладите?

– Пока мы находимся на стадии знакомства. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

– Вне всякого сомнения. Да, это та самая стадия, на которой наши клиенты нам не верят и лгут напропалую.

Бэрон хрипло рассмеялся, а Аманда выдавила из себя улыбку.

– Сколько времени вы были адвокатом Джона?

– Только в том единственном деле. Но я предоставлял свои адвокатские услуги и некоторым из его девочек, когда они попадали в беду.

– Женщинам, работавшим в службе эскорта?

Бэрон кивнул.

– Расскажите мне о деле по поводу предоставлявшихся им услугах эскорта.

– Без согласия Джона я не могу делиться с вами никакой конфиденциальной информацией.

– Да, конечно. Только меня интересует информация общедоступная. Информация, содержащаяся в отчетах полиции. Кстати, мне понадобятся копии этих отчетов. В любом случае вы могли бы сейчас вкратце рассказать историю того дела.

– А зачем вам нужны отчеты полиции по делу о службе эскорта?

– Для этапа вынесения приговора. Насколько мне известно, Дюпре был крайне груб и жесток с некоторыми своими девушками. Государственный обвинитель попытается привести подобные примеры из его биографии в качестве доказательства чрезвычайной опасности Дюпре для общества и в будущем.

– Да, наверное. – Бэрон помолчал немного. – Дело об услугах эскорта было довольно большим, знаете ли. Снятие копий будет стоить больших денег.

– Мы оплатим расходы, Оскар.

На физиономии Бэрона отразилось облегчение.

– А теперь насчет услуг эскорта. Каким образом они предоставляются?

– "Экзотический эскорт" – крайне простое дело. Джон набирает девушек...

– Но как он это делал?

– Вы же его видели. Он настоящий жеребец и притом бойкий и обаятельный. Джон ходил по клубам, где бывает много молоденьких девушек. Ему нравятся девочки с образованием, студентки. Как правило, он снимает какую-нибудь первокурсницу, вырвавшуюся из-под родительской опеки. Хорошенько оттрахает ее, подзарядит кокаином и позволит поторчать с ним в его знаменитой горячей ванне. Ну а после таких чудес она готова для него на все. Потом Джон сообщает девчушке о своих "сложностях" в бизнесе. Говорит, что владеет агентством, предоставляющим услуги эскорта, и что у него есть один очень важный клиент, да вот девушка, которая предполагалась в сопровождение этому парню, внезапно заболела. Затем Джонни расписывает, как увлекательно пойти на свидание с совершенно незнакомым человеком, демонстрирует своей пташке потрясающие драгоценности и восхитительные наряды, которые будут на ней, если она согласится пойти на встречу с намеченным клиентом...

– А девушки понимают, что от них ожидают предоставления именно сексуальных услуг?

– Джон делает крайне смущенный вид, когда переходит к вопросам секса. Он признает, что клиент, возможно, будет склонять девушку к интимным отношениям, но добавляет, что этот вопрос она должна решать сама. И тут же говорит, что в случае согласия предоставить клиенту эту маленькую услугу она заработает массу дополнительных денег.

– И подобный подход всегда срабатывает?

– Конечно, нет. Но все-таки срабатывает настолько часто, что позволяет Джону содержать неплохое стойло из прелестных породистых кобылок. Он цепляет девчонок на перспективу легкого заработка или на наркотики. Впрочем, он парень хитрый и одну и ту же девицу не пускает в дело слишком часто.

– Неужели женщины не понимают, что он их использует?

– Некоторые понимают.

– И что происходит в таком случае?

– Он отпускает их, если, конечно, от них не предвидится никаких проблем. Джон может быть весьма жесток с непослушными девушками.

– Как вы думаете, прокурор сможет выставить на процессе женщин, которые заявят под присягой, что Дюпре бил и издевался над ними?

Бэрон пожал плечами.

– А насколько серьезным было его жестокое отношение к женщинам?

– В отчетах полиции об этом подробно рассказано. Так ведь они шлюхи. Я бы их всех клеймил каленым железом.

– Каким образом Дюпре находит клиентов?

– Самым обычным. На него работают администраторы лучших отелей. Напрямую он с ними не расплачивается, может быть, только иногда бесплатными услугами какой-нибудь из своих кобылок. – Бэрон взглянул на Аманду с хитроватой улыбкой, и она задалась вопросом: как часто девушкам приходилось телом оплачивать прихоти своего сутенера? – Настоящий навар администраторы снимают благодаря Дюпре на своих клиентах. Точно таким же образом он проворачивал дела и с барменами из стрип-клубов. Конечно, слухи – лучшая реклама, однако Джон не гнушался и объявлениями в журналах для одиноких мужчин. Ну, вы же знаете объявления типа: "Проведите ночь с девушкой вашей мечты". Правда, там всегда есть добавление: "Принимаются запросы, только разрешенные законом", – однако дальше следует фотография обнаженной девицы в соблазнительной позе, и это лучше любых слов. Большей частью клиенты желают встретиться с одной из рекламируемых девушек. Конечно, все они модели, простая насадка. У Дюпре есть девушка, работающая на телефоне, по имени Элли Беннет. Она отвлекает внимание клиентов, как бы гипнотизируя их. Вообще-то она исключительный экземпляр. Многие мужчины, просто слушая ее, испытывают высшее сексуальное наслаждение.

– Она что, его партнер по бизнесу?

– Нет, у Джона нет партнеров. И даже если бы ему пришло в голову завести партнера, то он никогда бы не взял женщину. Дюпре женщин за людей не считает. Он их презирает. И я искренне удивлен, что Джон согласился чтобы его интересы в суде представляла женщина.

Аманда улыбнулась, но ничего не сказали.

– Так какие же у него отношения с Элли Беннет?

– Она его посредница. Принимает звонки, высылает девушек на дело и собирает деньги.

– Должно быть, он доверяет ей.

Бэрон пожал плечами:

– Не больше, чем кому-либо еще. Ну, кроме того, Элли работает с самыми крупными шишками из клиентуры Джона.

– С какими, например?

– Здесь мы вторгаемся в сферу приватной информации. Джон вам расскажет, если пожелает. И некоторые имена вас удивят.

– Какую же цену он назначает своим клиентам?

– Существует обычная трехсотдолларовая такса за вызов девушки в номер. Джон задал такую высокую планку специально, чтобы с самого начала отсечь всю дешевую клиентуру. Как только девушка приезжает в гостиницу, там сразу же назначается дополнительная плата за эротические танцы, за возбуждающие позы и тому подобное. Когда все закончено, девушка, как правило, задает вопрос, не желает ли клиент чего-либо особенного. С помощью этого вопроса она вытягивает самые сокровенные желания, за которые, естественно, назначается специальная цена совсем по другому тарифу.

– Создается впечатление, что цена может несколько зашкаливать.

– И она действительно зашкаливала. Я же вам сказал, Джон держал самую высокую планку. При солидных тарифах денег больше, а проблем меньше. В полиции десять раз подумают, прежде чем взяться за сенатора или за окружного судью, поэтому Джон и предпочитал иметь дело с такой клиентурой. И даже если какой-нибудь блюститель чистоты нравов поднимет шум, какими сведениями будет располагать полиция? У Джона имелся весь список входящих звонков, который представляла ему Элли. Она является в суд и заявляет судье, что девушки из "Экзотического эскорта" ничего дурного за деньги не делают.

– А как же сами девушки? Они же могли свидетельствовать об обратном.

– Могли, но не свидетельствовали. Если кого-то из них уличали в проституции, Джон выплачивал им приличную сумму в качестве компенсации, а наказание за проституцию не столь серьезно, чтобы девушки особенно капризничали.

– Так каким же образом в таком случае окружному прокурору удалось начать дело против Дюпре?

– Благодаря Лори Эндрюс. Из всех девушек Джона только у нее был ребенок. В полиции пригрозили, что отнимут у нее дочку.

– Лори, кажется, убили, верно?

– Да, в высшей степени трагическое происшествие, – произнес Бэрон с демонстративным равнодушием. – Когда она не появилась на процессе, судья был вынужден прекратить дело. Конечно, после того, что случилось с Уэнделлом, у Керригана, по-видимому, не будет проблем с отысканием достаточных оснований для вынесения смертного приговора. Впрочем, вы же можете собрать жюри присяжных из людей, лютой ненавистью ненавидящих адвокатов. Мой вам совет: во время подбора присяжных рассказывайте как можно больше анекдотов про адвокатов и берите тех, кто будет громче других смеяться.

18

До Тима Керригана донесся стук каблуков по мраморному полу окружного суда Малтномы. Кто-то шел быстрым шагом по направлению к нему. Затем он услышал свое имя. Тим обернулся и увидел Дж. Д. Хантера, агента ФБР, того самого, которого он встретил в загородном домике сенатора Тревиса.

– В вашем офисе сказали, что вы должны быть здесь, – сообщил Хантер. – Рад, что мне удалось вас поймать.

– Я только что закончил обсуждение ходатайства.

– Ну и как?

– В общем, удачно.

– У вас найдется время на чашку кофе? Уже почти три часа. У нас это время для перерыва на кофе.

– Спасибо за приглашение, но у меня по горло работы, и я должен как можно скорее вернуться к себе в офис.

– Мне можно пройтись с вами?

– Ну конечно. А что случилось?

– Меня интересует Джон Дюпре. Убийство Уэнделла Хейеса.

– А почему оно вас заинтересовало? Подобные преступления не относятся к числу преступлений федерального значения.

– Да, вы правы, однако Дюпре может быть связан с одним международным торговцем наркотиками, финансирующим терроризм. То есть меня мало интересует непосредственно Дюпре. Нужно просто увязать кое-какие нити.

– И как же зовут торговца наркотиками? Ну, вдруг Дюпре на допросе проговорится...

– Махмуд Хафнави. Палестинец, живущий в Бейруте. Сразу же сообщите мне, если Дюпре упомянет о нем.

– Да, конечно.

Хантер покачал головой:

– Зловещий субъект этот ваш Дюпре.

– Почему вы так думаете?

– Парень убил собственного адвоката. Что, по вашему мнению, заставило его пойти на подобное преступление?

– Мы все задаемся этим вопросом.

– Хейес и Дюпре знали друг друга? Не было ли между ними какой-нибудь вражды?

– Хейес знал Джона через его родителей, но никаких других связей между ними мы не нашли. Ведь не Дюпре же нанимал этого адвоката. Судья обратился к Хейесу с просьбой представлять интересы подозреваемого.

– А мне казалось, что у такого человека должен быть собственный адвокат.

– У него и был адвокат. Юрист по имени Оскар Бэрон. Да только он отказался защищать Дюпре, так как тот не мог оплатить его услуги.

– Есть какие-либо сомнения в виновности Дюпре?

– В убийстве Хейеса? Никаких. Уэнделл был убит в тюрьме, в помещении для посещения адвокатов. В комнате в тот момент находились только он и его клиент. Помещение было заперто. В виновности Дюпре нет никаких сомнений.

Хантер несколько мгновений шел молча. Затем покачал головой и сказал:

– Принимая во внимание положение, в котором оказался Дюпре, его попытка расправиться с адвокатом выглядит более чем странно.

– А вы когда-нибудь пытались найти логические основания для тех поступков, которые совершают эти люди?

– Да, наверное, вы правы, логику здесь найти трудно. И тем не менее Хейес ведь был одним из лучших адвокатов, не так ли?

Тим кивнул.

– Разумно рассуждая, можно было бы сказать, что Дюпре нужен именно такой парень, как Хейес, – способный блестяще организовать защиту, вызвать у присяжных необходимые сомнения и тем самым спасти подзащитного от смерти. Если бы я был на месте Дюпре, мне бы даже в голову не пришла мысль об убийстве Хейеса.

– Но ему-то пришла. У нас есть свидетель – тюремный охранник. Он все видел собственными глазами. Беднягу увиденное настолько потрясло, что ему пришлось дать внеочередной отпуск.

– Да, и это неудивительно. Наблюдать за тем, как кого-то таким жутким способом полосуют ножом, и не иметь возможности оказать хоть какую-то помощь... Каким оружием пользовался Дюпре?

– Куском зазубренного металла, – ответил Тим. – Создается впечатление, что его оружием был тот рычаг, который в тюрьмах используют для открывания вентиляционных отверстий. Ну и, конечно, у рычага острие было заточено.

– И где же ему удалось заполучить такую штуку?

Керриган пожал плечами:

– Обычная тюремная заточка, самодельная. Мы обыскали камеру Дюпре и остальную часть отсека, пытаясь установить, изготовил ли он орудие убийства собственноручно. Впрочем, он мог и купить его у кого-то.

Они подошли к лифтам. Керриган нажал кнопку "Вверх", Хантер – кнопку "Вниз". Кнопка "Вверх" зажглась зеленым светом.

– Возвращаетесь в Вашингтон? – спросил Керриган, когда дверцы лифта открылись.

– Да, и очень скоро.

– Приятного путешествия.

– Ох, совсем забыл! – воскликнул вдруг Хантер и протянул Керригану свою визитку. – На тот случай, если что-то вдруг обнаружится.

Когда дверцы закрывались, Хантер улыбался так, как улыбаются люди, знающие какой-то важный секрет. Было в агенте нечто такое, что вызывало в Керригане смутное беспокойство. Он вспомнил, что пережил похожее чувство в тот момент, когда они впервые встретились на месте убийства Тревиса. И тогда в Хантере было что-то, встревожившее Тима. И вдруг он неожиданно все понял. Люди, убиравшие в доме, обнаружили тело сенатора за несколько часов до того, как Ричард Кертис позвонил Тиму и попросил его приехать в "хижину" Тревиса. А Дж. Д. Хантер сообщил Керригану, что ему предложили заняться расследованием дела Тревиса, потому что ФБР хочет, чтобы убийством сенатора обязательно занимался агент из Вашингтона. Так каким же образом Хантеру удалось так быстро добраться до Портленда? Должно было пройти определенное время, прежде чем в Вашингтоне узнали бы о гибели сенатора. И даже если бы Хантер прилетел в Портленд на реактивном самолете ФБР, он все равно не смог бы так быстро оказаться в доме Тревиса.

Керриган все еще размышлял над своим странным открытием, когда, войдя в приемную окружной прокуратуры, обнаружил там Карла Риттенхауса, небритого, с налитыми кровью глазами, выглядевшего еще хуже, чем во время их последней встречи. Поначалу Тим подумал, что Карл слишком близко к сердцу принял смерть своего босса.

Заметив Керригана, Риттенхаус вскочил.

– Тим, у тебя найдется минутка? – спросил он дрожащим голосом.

– Конечно, Карл. – Керриган жестом предложил Риттенхаусу проследовать за ним в его кабинет.

– Вчера при нашей встрече ты говорил о Дюпре, – сказал Риттенхаус, как только Тим закрыл за собой дверь. – И ты упомянул, что у него было что-то вроде агентства по предоставлению услуг эскорта и что какая-то женщина оттуда была зверски убита.

– Да, верно. – Керриган бросил папки на стол и сел в кресло.

– Я хотел тебе еще тогда сказать, однако не был совсем уверен... В общем, я отыскал статью об убийстве в газете. Там была фотография. – Риттенхаус опустил голову. – Это та самая женщина.

– Не понимаю, Карл.

– Я видел ее и раньше. Лори Эндрюс. Я привозил ее к сенатору в загородный дом, в его "хижину".

– К сенатору в загородный дом? – Керриган наклонился над столом. – И когда же? В ту ночь, когда ее убили?

– Нет, за несколько месяцев до того. Мы вернулись в город, чтобы посетить несколько встреч со спонсорами. Гарольд попросил меня встретить девушку и отвезти ее к нему в "домик". Вот и все. Больше я никогда ее не видел.

– Но зачем ты решил мне это рассказать?

– А что, если ссора между сенатором и Дюпре в "Уэстмонте" была из-за Лори Эндрюс? А что, если сенатор каким-то образом причастен к ее гибели?

Керригана прошиб пот.

– Ты оказывал подобные услуги сенатору и раньше, Карл? Доставлял ему девушек?

– Один или два раза.

– Совершал ли он по отношению к ним такое, что бы заставило тебя полагать, будто он причастен к гибели Лори Эндрюс?

Карл опустил глаза и сжал руки.

– Как-то раз у него была одна девушка... Еще в Вашингтоне. В посольстве устраивали вечеринку. Сенатор позвонил мне очень поздно, около трех утра, чтобы я отвез девушку домой. У нее был синяк под глазом и кровоподтеки еще в нескольких местах.

– Сенатор избил ее?

– Он сказал, это был несчастный случай.

– А что сказала сама девушка?

– Ничего. Она была страшно напугана, и я не стал спрашивать. Гарольд приказал мне привезти деньги, пятьсот долларов. И я передал ей деньги. Сенатор больше никогда не упоминал о случившемся.

Керриган задал Риттенхаусу еще несколько вопросов, заверил, что Шон Маккарти запишет его показания в любое удобное время, и поблагодарил за визит. Как только Риттенхаус ушел, Керриган схватил папку с отчетами полиции по делу Тревиса. На седьмой странице отчета, представленного сотрудником лаборатории судебно-медицинской экспертизы, значилось, что на плинтусах стен в гостиной дома Тревиса обнаружены следы крови. Старые следы. Керриган позвонил в лабораторию и попросил пригласить к телефону человека, писавшего отчет. В конце беседы Тим, пользуясь своими прокурорскими полномочиями, поручил сотруднику лаборатории провести анализ ДНК, чтобы установить – не принадлежит ли кровь из обнаруженных пятен Лори Эндрюс.

19

Вернувшись в офис после беседы с Оскаром Бэроном, Аманда в отчетах полиции отыскала адрес Элли Беннет. Сорок минут спустя они с Кейт Росс уже стояли в Бивертоне у входа в небольшой домик, расположенный на садовом участке.

Аманде очень хотелось узнать, как выглядит девушка по вызову элитного класса, однако, увидев Элли, адвокат была сильно разочарована. Коротко постриженные черные волосы обрамляли хорошенькое, но отнюдь не отличавшееся исключительной красотой лицо. При искусном макияже и в модных тряпках, Элли, возможно, и выглядела сексуально, но сегодня, без косметики, в несвежих носках, потрепанных джинсах и старой футболке, она больше напоминала студентку колледжа, всю ночь зубрившую материал к сложному экзамену.

– Меня зовут Аманда Джеффи, – представилась адвокат, протягивая Элли свою визитную карточку, на которую та взглянула и не взяла.

– Ну и что?

– Я адвокат. А это следователь Кейт Росс. Суд назначил меня защитником Джона Дюпре. Нам бы хотелось побеседовать с вами о нем.

Аманда помолчала немного в надежде на ответную реплику. Однако Элли не произнесла ни слова, и тогда адвокат продолжила:

– Мисс Беннет, Джону угрожает высшая мера. Мы с Кейт хотим спасти ему жизнь, но, чтобы помочь Джону, нам необходима информация. На данный момент мы очень мало о нем знаем. Поэтому и пришли к вам.

Элли открыла дверь и провела Аманду и Кейт в маленькую, безупречной чистоты переднюю. На полу лежал премиленький половичок. Стены украшали репродукции Моне и Ван Гога. Мебель была недорогая и тем не менее подобранная с несомненным вкусом. Элли опустилась в кресло и сложила руки на груди. По поведению девушки Аманда поняла, что та ей не доверяет.

– О чем вы хотите со мной говорить? – спросила Элли.

– Джону предъявлено обвинение в убийстве Уэнделла Хейеса, адвоката, бывшего защитником Джона до меня, и сенатора Гарольда Тревиса. Нас интересует все, что вы можете рассказать об этих людях. Ведь любая ваша информация будет полезна нам как защитникам мистера Дюпре.

– Мне ничего не известно о Хейесе, но о Тревисе кое-что могу вам рассказать, – злобно ответила Элли. – Если почитать газеты, то создается впечатление, что он чуть ли не ангел какой-то. А на самом деле сенатор был просто мерзким козлом.

– Почему вы так считаете?

На глазах Элли появились слезы.

– Он убил Лори.

У всех хороших адвокатов рано или поздно вырабатывается навык не демонстрировать свои чувства в том случае, если происходит нечто неожиданное. Поэтому и Аманде без труда удалось скрыть удивление.

– Вы имеете в виду Лори Эндрюс? – спросила Кейт. – Ту женщину, тело которой обнаружили в Форест-парке?

Элли кивнула.

– В полиции полагают, что Лори Эндрюс убил Джон, чтобы не позволить ей выступить на суде, – сказала Кейт, стараясь не выдать волнения.

– В день, когда исчезла Лори, Тревис потребовал, чтобы ее привезли к нему. Он приказал одному из людей Педро Арагона доставить Лори в какое-то место, где должно было проходить их свидание.

– Откуда вам это известно? – спросила Кейт.

– Я там была. Тревис устроил вечеринку по сбору средств на предвыборную кампанию и пригласил нескольких крупных шишек из постоянных спонсоров в свой большой загородный дом. Он договорился с Джоном, что тот привезет меня, Лори и некоторых других девушек для развлечения его главных гостей, когда остальная часть публики уже разъедется.

– Вы имеете в виду секс? – спросила Аманда.

– А вы как думаете? – с циничной усмешкой в глазах ответила Элли.

– И что же случилось с Тревисом и Лори?

– Я и еще три девушки большую часть вечера провели в доме у Тревиса. Нам сразу сказали, кому из высоких гостей каждая из нас предназначена. Хотя, чтобы никто из непосвященных не догадался о нашей истинной роли, в течение вечеринки мы делали вид, будто принадлежим к обычным приглашенным. Как только гости разошлись и остались лишь мы, Джон привез Лори, и Тревис приказал одному из людей Арагона увезти ее. – Элли помолчала. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал и срывался: – Лори была до смерти перепугана. Я попыталась убедить Джона, чтобы он помешал Тревису... – Элли покачала головой.

– А зачем Педро Арагону было поставлять женщин сенатору Тревису?

Собеседница адвоката пожала плечами:

– Я знаю только, что Тревис и раньше встречался с Лори. Во время их первого свидания он зверски избил ее. Один из людей Арагона доставил Лори в отделение "Скорой помощи", а потом сказал, что если она кому-нибудь расскажет о случившемся, он убьет и саму Лори, и ее дочь Стейси.

– Но если Тревис избил Лори, зачем же она согласилась снова с ним встретиться? – спросила Аманда.

На лице у Элл и появилось выражение глубочайшего отвращения.

– Она не знала, что замышляет Джон, до тех пор, пока ее не доставили на вечеринку. А потом уже было слишком поздно.

– А почему Джон так поступил с Лори?

– Ему были нужны деньги. С того момента, когда его привлекли к суду, возникли сложности с бизнесом. Думаю, Тревис заплатил Джону за вечер кругленькую сумму.

– Так ведь для сенатора было весьма небезопасно поддерживать отношения с сутенером, находившимся под следствием, – заметила Кейт. – Информация могла бы попасть в газеты.

– Лори работала на Джона, а Тревиса она каким-то образом сильно зацепила. Она была маленькая, хорошенькая и выглядела совсем ребенком. Тревис заставлял Лори играть роль распутной девчонки. И потом как бы наказывал ее. – Глаза Беннет наполнились слезами. – Кроме того, уверена, ему просто в голову не могло прийти, что у него вообще возможны какие бы то ни было неприятности. Он же уже считал себя президентом. Наверное, думал, что ему все сойдет с рук.

Беннет помолчала, и в ее лице появилась какая-то жесткость.

– С определенными эксцессами приходилось мириться всем нам, но то, что делал Тревис... Я забирала Лори из больницы после того, как он первый раз с ней "позабавился". Вы бы видели, как она выглядела! – Элли содрогнулась.

– Думаю, ей не пришло в голову обратиться в полицию, – заметила Кейт.

– Она вообще никому не рассказала о случившемся, кроме меня. Лори страшно боялась Арагона и к тому же опасалась, что, если расскажет полиции о том, чем занимается, органы опеки отберут у нее Стейси. И потом, кто бы ей поверил? Лори была маленькой шлюшкой, а Тревис – крупной фигурой в политике.

– Вам нравится Джон? – спросила Кейт.

Вопрос удивил Беннет.

– Какое это имеет отношение к теме нашего разговора?

– Если вы будете давать показания в пользу Джона, прокурор обязательно задаст вопрос относительно ваших чувств к Дюпре, – объяснила Кейт.

Элли задумалась. Затем она выпрямилась, сжав руки на коленях. В том, как девушка держала плечи, чувствовалось сильное напряжение.

– Не имеет никакого значения, как я отношусь к Джону. Впрочем, я ему многим обязана.

– Чем же?

– Моя мать умерла несколько лет назад, а отец... Ему нужна была женщина, – начала Элли с плохо скрываемой злобой в голосе. – А я оказалась ближе всех. Я сбежала от него, пытаясь убраться как можно дальше, и в результате оказалась в квартирке в том же доме, где жила и Лори. Я едва сводила концы с концами, когда она познакомила меня с Джоном. – Элли пожала плечами. – Заработок легкий, а я в деле, которое мне предложил Джон, не из последних, – добавила она с циничной, хотя и явно наигранной бравадой. – Да и Джон быстро разглядел, что я совсем не дурочка. Собственно, до него на это никто не обращал внимания. Он научил меня работать на телефоне, а потом вести бухгалтерию.

Элли опустила глаза. Когда она вновь взглянула в лицо Аманде, та впервые за все время разглядела необычайную силу, светившуюся во взгляде девушки.

– Джон доверяет мне, и он сумел вселить в меня веру в собственные силы. Я даже начала посещать курсы в Портлендском колледже, чтобы получить аттестат о среднем образовании. И Джону нравилось мое стремление учиться.

– Вы с Джоном любовники?

– Любовники? – Элли рассмеялась. – Да, мы трахались, однако отношения, которые нас связывают, – это нечто другое, не любовь. Джон встречается с огромным множеством других девушек и спит с ними, да только я единственная, кому он доверяет. Я та самая женщина, к услугам которой он прибегает, когда к нему обращается какая-нибудь важная персона. И потом, никто, кроме меня, в его агентстве не разбирается в деловых вопросах. И когда в полиции попытались заставить меня давать показания против Джона, я послала их подальше. Поэтому могу вам сказать: нет, мы не любовники, и все же он очень много для меня значит.

– Элли, у меня есть одна проблема, которую вы могли бы помочь разрешить. Скорее всего Джон доверяет вам, но не доверяет мне. Когда мы встретились с ним в тюрьме, он просто не пожелал со мной разговаривать. При этом должна вам сказать, что я единственный адвокат в Орегоне, который согласился заняться его делом. А это означает, что я единственный адвокат в Орегоне, способный спасти Джона от высшей меры. Мне нужно, чтобы вы побеседовали с ним, убедили его хотя бы выслушать меня. Вы сделаете это, Элли?

– Я поговорю с Джоном. И он встретится с вами.

20

После убийства Уэнделла Хейеса Джона Дюпре поместили в крошечную одиночную камеру. В ней умещались только металлическая койка, привинченная к стене, унитаз и железный умывальник. По ночам Дюпре боялся спать, так как был уверен, что именно ночью за ним придут. Во всех смыслах слова он был конченый человек.

И сегодняшней ночью Дюпре изо всех сил старался не заснуть, но усталость взяла верх. Правда, даже во сне животная часть его мозга бодрствовала, готовясь к встрече с опасностью, прислушиваясь к едва различимому звуку приближающихся шагов. Поэтому стоило Дюпре услышать щелчок замка на дверях камеры, как он вскочил, сжав кулаки и приготовившись к отпору.

В камеру вошел высокий негр крепкого сложения, и дверь с громким стуком захлопнулась за ним. Дюпре охватил ужас. От страха ему даже стало трудно дышать.

– Расслабься, Джон, – сказал чернокожий. Дж. Д. Хантер умел с первого взгляда распознавать, что на уме у его противника: оказать сопротивление или бежать без оглядки. Дюпре бежать было некуда.

Агент поднял руки ладонями наружу, зная, что, если понадобится, он сможет сжать их в кулаки быстрее, чем Дюпре удастся пересечь камеру.

– Полегче, Джон. Я пришел, чтобы помочь тебе. – Хантер говорил спокойно и тихо. – Я агент, работавший с Лори Эндрюс, и можешь поверить, вовсе не за тобой мы охотились. Помоги мне, а я помогу тебе. А уж ты-то ох как нуждаешься в помощи!

От сказанного негром Дюпре еще больше напрягся. Верхняя часть его тела покачивалась, взгляд был устремлен на Хантера.

– Кто тебя послал? – спросил Дюпре. От страха у него пересохло в горле, и потому вопрос прозвучал глухо и хрипло.

– Я агент ФБР.

– Черт!

Хантер медленным движением сунул руку в карман куртки и извлек оттуда удостоверение.

– Уходи! – выкрикнул Дюпре.

– Это твой последний шанс, Джон.

– Не приближайся! – предупредил сутенер.

– Ну что ж, Джон, если ты не желаешь разговаривать, я ухожу.

Хантер постучал по двери, и она распахнулась. Но перед тем, как уйти, агент швырнул свою визитную карточку на койку Дюпре.

– Слушай, Джон, все-таки сделай милость – не мне, себе, – позвони по указанному там телефону.

– Убирайся!

Дверь камеры захлопнулась, и свет погас. Дюпре опустился на койку, обхватив голову руками. Он никак не мог унять дрожь. Некоторое время спустя сутенер немного успокоился и лег навзничь на кровать. Пальцами он случайно коснулся визитной карточки Хантера. На ней была выдавлена эмблема ФБР и имя "Дж. Д. Хантер". Первым порывом Дюпре было разорвать эту бумажку в клочья. "А вдруг Хантер действительно работает в ФБР и сможет мне помочь?" Джон поднес карточку к глазам, пытаясь в темноте разобрать, что на ней написано. Визитка казалась настоящей, да ведь только подделать можно что угодно. Он хотел было смять ее и выбросить, но затем передумал и опустил в карман спортивного костюма. Он пережил слишком сильный стресс и теперь был просто не способен рационально мыслить. Утром, если ему удастся хоть немного поспать и тем самым прочистить мозги, он обязательно продумает, что делать дальше.

21

Аманда ждала охранника, который должен был провести ее в ту комнату, где Джон Дюпре убил Уэнделла Хейеса. Ее руки за это время стали влажными от пота, и начала немного кружиться голова. Судья Робард согласился подписать судебный ордер, требующий от тюремного начальства выдать разрешение на встречу адвоката с подследственным при условии, что Аманда примет все меры безопасности, которые предлагались Мэттом Гатри. Поэтому Аманде было хорошо известно, что охрана будет находиться по обе стороны дверей, ведущих в помещение для встреч с адвокатами, и что Дюпре приведут в кандалах. И все же она никак не могла успокоиться. Начальник тюрьмы хотел также, чтобы при беседе присутствовала и Кейт Росс, однако Аманда возразила, сказав, что имеющихся мер безопасности вполне достаточно. Она прекрасно понимала, что, если действительно хочет, чтобы между ней и клиентом возникло хоть какое-то доверие, необходимо встретиться с Дюпре один на один.

Когда охранник запер ее в помещении для встреч с адвокатами, Аманда с трудом подавила внезапное желание убежать.

– Я справлюсь, – повторяла она себе. – Я справлюсь.

Никаких признаков совершенного здесь несколько дней назад убийства уже не было, но Аманда видела фотографии места преступления и превосходно знала все обстоятельства. Поэтому она села спиной к той части помещения, где в свое время лежал труп Хейеса. Чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей, Аманда вынула блокнот и папку. Она раскладывала их на маленьком круглом столике, когда на задней двери щелкнул замок и охранник ввел в комнату Джона Дюпре. Мгновение заключенный пристально смотрел на Аманду, затем, тяжело волоча ноги, прошел к столу и сел.

– Мы здесь, за дверью, – сказал конвоир, жестом указав на второго охранника, смотревшего в дверное окошко. Впрочем, Аманда уже внимательно разглядывала своего клиента. Дюпре выглядел таким же злобным и дерзким, как и во время их первой встречи, и все же ей показалось, что сегодня в нем появилось что-то еще – что-то похожее на отчаяние.

– Добрый день, Джон, – сказала Аманда, как только охранник запер дверь в комнату.

Дюпре сидел, сгорбившись, на стуле и не отвечал ей. Чтобы хоть как-то его расшевелить и самой немного успокоиться, Аманда попыталась начать с элементарных вещей:

– Прежде чем мы начнем обсуждение вашего дела, я хотела бы убедиться, что вы правильно понимаете суть взаимоотношений адвоката и клиента.

– Оскар Бэрон объяснял мне всю эту нудятину.

– Может оказаться, что у нас с Оскаром разные представления о законе и его исполнении. Поэтому было бы неплохо, если бы вы все-таки уделили некоторое внимание моим объяснениям.

Дюпре пожал плечами.

– Ну, во-первых, все, что вы расскажете мне в ходе наших бесед, считается конфиденциальной информацией. Следовательно, я не имею права разглашать ее кому бы то ни было без вашего на то разрешения. Исключениями из названного правила являются адвокаты нашей фирмы, работающие с вашим делом, и Кейт Росс, следователь.

Во-вторых, вы имеете полное право лгать мне, однако я со своей стороны буду использовать любую информацию, которую вы мне дадите, для принятия решений по вашему делу. И если вам удастся ловко одурачить меня, а это станет причиной того, что мы проиграем процесс, помните – я в таком случае просто возвращусь домой смотреть кабельное телевидение, а вот над вами будет приведен в исполнение приговор суда.

В-третьих, я не позволю вам лгать под присягой. Если вы признаетесь в том, что убили сенатора Тревиса, я не допущу, чтобы вы заявляли на суде, будто в момент его гибели находились в Айдахо. Я не стану тут же обличать вас во лжи, так как мы связаны отношениями адвоката и клиента. Я лишь сниму с себя адвокатские обязанности в вашем деле. Главное, к чему я клоню, – это то, что в рамках нашего с вами дела я буду стремиться быть честным и принципиальным адвокатом. А вам необходимо знать мои принципы, дабы в дальнейшем между нами не возникало недоразумений. Есть вопросы?

– Есть. Какую выгоду вы сами получите от своей работы? Ведь адвокатам, назначаемым судом, ни черта не платят. Тяжелая же, наверное, у вас сейчас полоса в жизни, если вы согласились работать за гроши.

– Работа с преступлением, по которому предусмотрена высшая мера наказания, – это специальность. Очень немногие адвокаты имеют соответствующую квалификацию. В данном случае я выполняю личную просьбу судьи Робарда, который попросил меня представлять ваши интересы в суде.

– И все же почему?

– Буду с вами откровенна, Джон. Он обратился ко мне по двум причинам. Во-первых, я очень хороший адвокат, а во-вторых, другие адвокаты, допущенные к участию в подобных процессах, просто-напросто вас боятся.

– А вы не боитесь? – спросил Дюпре с ухмылкой, приподнимая руки так, чтобы Аманде были лучше видны порезы на кистях и предплечье.

– Вы даже представить себе не можете, через что мне пришлось пройти, чтобы убедить судью Робарда и начальника тюрьмы дать разрешение на эту встречу с вами.

– Да-а, – с сарказмом отозвался Джон, – держу пари, у вас бы сердце ушло в пятки, если бы меня с вами заперли здесь без кандалов. Вы и сейчас-то до смерти перепуганы.

– И вы думаете, что я испытываю обычный женский страх, который ни на чем не основан? Пожалуйста, вспомните – я согласилась защищать вас, прекрасно зная, что вы убили своего первого адвоката.

Дюпре вскочил. Им овладел внезапный и непонятный приступ ярости.

– Заткнись, сучка! Я же сказал, что никого не убивал, и мне не нужен адвокат, считающий меня убийцей.

Как только он вскочил и начал орать на Аманду, мгновенно распахнулись обе двери в комнату.

– Пожалуйста... – начала было Аманда, когда охранники схватили Дюпре, но он оборвал ее.

– Уведите меня отсюда! – закричал Джон.

Охранники потащили его из помещения.

Двери захлопнулись, на какое-то время оставив Аманду наедине с ее собственными мыслями и сомнениями. Так не пойдет. Дюпре – сумасшедший. Он убил двоих и теперь должен получить свое. Однако ее мысли вновь и вновь возвращались к тому, что ярость Дюпре вызвало упоминание об убийстве им Уэнделла Хейеса. Аманда вспомнила и то, что во время их первой беседы он также вышел из себя, едва она стала намекать на его вину. Дюпре настаивает, что он не убивал никого из двух приписываемых ему жертв, а это выглядит просто нелепо при тех уликах, которыми располагает следствие. И тут ей пришло на память нечто такое, о чем она из-за сильного волнения успела забыть, но что беспокоило ее во время их первой встречи и продолжало беспокоить и сейчас. Это воспоминание заставило Аманду задуматься: а не говорит ли Дюпре правду, и, может быть, он на самом деле не совершал никаких убийств?

* * *

Секретарь Оскара Бэрона сообщил ему, что звонит Джон Дюпре и что звонок должен оплатить сам юрист. Адвокат неохотно и с брюзжанием поднял трубку только потому, что от Дюпре к нему пока еще могли поступать клиенты.

– Привет, Джон. Как они там с тобой обращаются? – Бэрон говорил приветливым и жизнерадостным тоном, словно не имел ни малейшего представления о том, что Дюпре совсем недавно отправил на тот свет его коллегу.

– Со мной обращаются как с самым настоящим дерьмом, Оскар. Они засадили меня в одиночку, а вместо адвоката подсунули какую-то сучку, которая боится сидеть рядом со мной в комнате для допросов.

– Аманду Джеффи?

– Откуда ты знаешь?

– Она заходила ко мне.

– За какой надобностью?

В голосе Дюпре послышались гневные интонации. Бэрон улыбнулся:

– Успокойся. Ей просто нужны отчеты полиции по тому старому делу, закрытия которого мне удалось добиться.

– Ничего ей не давай, Оскар. Я постараюсь избавиться от нее как можно скорее.

– Нашел деньжат на мой гонорар?

– Нет, не нашел.

– Ну, в таком случае тебе лучше остаться под крылышком у Джеффи. Она неплохой адвокат.

– Мне не нужны "неплохие адвокаты", Оскар. Здесь поставлена на карту моя чертова жизнь.

– Джеффи занималась делом о серийном убийце и делом о соучастии в Риде. И вполне успешно провела защиту. Она свою работу знает.

– Послушай, я звоню не затем, чтобы ты мне тут расписывал на все лады Аманду Джеффи. Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что.

– И что же?

– Я не хочу обсуждать это по телефону. Приходи в тюрьму. А насчет денег не беспокойся. Элли заплатит тебе с лихвой за ту услугу, которая мне нужна.

22

Офисы орегонских контор, занимавшихся проведением судебно-медицинской экспертизы, располагались в зеленой зоне индустриального района города, в нескольких кварталах от Колумбия-Ривер. В тот же день, когда состоялась ее неудачная встреча с Джоном Дюпре, Аманда ехала на автомобиле по узким улочкам, обрамленным длинными складскими помещениями, разыскивая здание, в котором работал Пол Бейлор. Бетонный пандус вел к дорожке перед офисами импортно-экспортных контор и какой-то строительной фирмы. Последняя из нескольких дверей в фасаде здания открывалась в небольшую прихожую. Из обстановки в ней было всего два кресла по обе стороны небольшого стола, заваленного научными журналами. Аманда нажала на кнопку звонка рядом с дверью. Через несколько мгновений в прихожую вошел Пол Бейлор. Это был худощавый, интеллигентного вида афроамериканец, когда-то изучавший судебную медицину и уголовную юриспруденцию в Мичиганском университете, затем в течение десяти лет работавший в отделе экспертизы орегонской полиции и в конце концов решивший организовать собственное дело. Аманда всегда прибегала к услугам Бейлора, когда ей была нужна консультация судмедэксперта.

Пол провел Аманду в маленький кабинет, обставленный недорогой мебелью. Стол довольно скромного вида был доверху завален бумагами, а книжный шкаф забит книгами по судебной медицине.

– У меня есть несколько вопросов по поводу дела, которым я сейчас занимаюсь, – сказала Аманда, открывая портфель и вынимая оттуда папку.

– Дела об убийстве Тревиса и Хейеса?

Аманда улыбнулась:

– Угадал с первой попытки.

– Угадать несложно. В последнее время невозможно открыть газету или включить телевизор, чтобы не увидеть там тебя. Наверное, мне следует взять у тебя автограф.

– Если я дам тебе автограф, ты сможешь продать его и потом жить на вырученные деньги, не работая. И кто же в таком случае будет проводить для меня экспертизы?

Бейлор рассмеялся, а Аманда извлекла из папки подборку фотографий и протянула приятелю.

– Эти снимки сделаны персоналом тюрьмы сразу же после того, как был убит Уэнделл Хейес. Что ты можешь сказать о ранах?

Бейлор внимательно просмотрел фотографии, на некоторых из них задерживаясь дольше, чем на остальных.

– Раны получены при самообороне, – сказал Бейлор, отложив в сторону снимки. – В том случае, когда имеет место нападение с использованием режущего предмета, раны на теле жертвы бывают либо глубокими, либо продолговатыми и беспорядочными. Раны, сходные с теми, что видны на фотографиях, можно обнаружить на руках, пальцах, ладонях и предплечьях жертв нападений подобного рода. Ведь обычно человек склонен либо инстинктивно отмахиваться от ударов, либо пытаться схватить орудие нападающего. И здесь мы видим нечто похожее. Длинная глубокая резаная рана на предплечье, разрез на месте сращения пальцев, порезы на ладонях и пальцевых фалангах.

– Может ли человек, держащий в руках нож, получить подобные раны?

– Лишь в том случае, если двое дерутся на ножах. Или если тот из них, у которого вначале был нож, потерял его, и им завладел противник. Только эти раны, несомненно, принадлежат жертве нападения, а не нападавшему.

– Очень интересно.

– Ничего интересного здесь не нахожу. Именно такие раны и должны были оказаться на теле Уэнделла Хейеса.

– Все правильно. Только ты сейчас рассматривал руки не Хейеса, а Джона Дюпре.

* * *

Фрэнк Джеффи работал в просторном угловом кабинете, украшенном множеством всякого рода старинных безделушек и остававшемся практически неизменным со времени основания фирмы (то есть после окончания Фрэнком университета более тридцати лет назад).

Когда Аманда постучала в дверь кабинета, ее отец оторвал взгляд от резюме очередного дела.

– Па, у тебя найдется минутка для меня?

Фрэнк отложил ручку и откинулся на спинку кресла.

– Для тебя, дочка, всегда найдется.

Аманда рухнула в кресло напротив громадного стола отца и начала рассказывать о неадекватной реакции Дюпре на ее слова о его виновности в убийстве Хейеса и Тревиса. Также она упомянула о свидетельстве Элли Беннет относительно издевательств сенатора Тревиса над Лори Эндрюс. И в завершение Аманда сообщила отцу о встрече с Полом Бейлором.

– А что ты сама думаешь по поводу всего этого? – спросил Фрэнк, когда Аманда закончила рассказ.

– Характер ран меня все-таки очень настораживает. Их наличие у Дюпре было установлено сразу же после происшествия в комнате для посещения адвокатов.

– Возможно, он каким-то образом их сам себе нанес? – спросил Фрэнк.

– С какой стати он стал бы себя резать?

– Чтобы получить основания для выдвижения версии о самообороне в деле, в котором практически нет других возможностей для защиты.

– И кто поверил бы Дюпре, папа?

– Никто. Это главная причина, по которой, как я думаю, и твоя теория с присяжными тоже не пройдет. Единственное логическое объяснение упомянутых ран сводится к тому, что Дюпре пронес заточку в комнату для встреч с адвокатами, а Хейес каким-то образом вырвал нож у него из рук и, защищаясь, нанес Дюпре несколько ударов. Прежде чем отстаивать тезис о самозащите, тебе нужно будет доказать, что заточку в комнату для встреч пронес Хейес, а не Дюпре. А здесь возникает другая проблема: какие мотивы нападать на Дюпре могли быть у Хейеса?

– А какие мотивы убивать Хейеса могли быть у Джона? – возразила Аманда. – Не забудь о сложнейшем положении, в котором находился Дюпре на момент прибытия в тюрьму Хейеса. Если бы его признали виновным в убийстве сенатора Тревиса, Дюпре ждало бы или пожизненное заключение, или смертельная инъекция. Уэнделл Хейес был превосходным судебным адвокатом. Зачем убивать того, кто в принципе может спасти твою жизнь?

– Ну что ж, неплохое возражение. К несчастью, прокурор не обязан подыскивать достоверные мотивы.

– Да, я знаю. – Аманда выглядела удрученной и подавленной. – Меня беспокоит и кое-что еще. Если Дюпре принес заточку в комнату для встреч с адвокатами, потому что хотел убить Хейеса, то он должен был заранее знать, что к нему придет именно Уэнделл. Грант же назначил Хейеса защитником Дюпре лишь накануне.

– Поэтому нам и нужно узнать, когда Дюпре стало известно, что Хейес будет его адвокатом.

– Верно. Если Джон не знал о том, что его адвокатом назначен Хейес, с какой стати он бы стал приносить с собой заточку?

– Возможно, он пользовался ею для защиты от других заключенных.

– Но даже если твое предположение и справедливо, зачем брать заточку на встречу с Хейесом? В подобном случае он рисковал бы потерять ее во время рутинного обыска.

– А может быть, Дюпре планировал убить любого адвоката, которого ему назначат, с тем чтобы появились основания для признания его в дальнейшем невменяемым?

– В таком случае почему же он не продолжал притворяться безумным и дальше?

– И эти странные раны... – задумчиво пробормотал себе под нос Фрэнк.

– А что тебе известно о Уэнделле Хейесе?

– Очень немногое. Мы встречались в основном на собраниях Орегонской ассоциации адвокатов или ассоциации юристов. Я вместе с ним участвовал в работе нескольких экспертных групп, и иногда мы вместе выпивали на разных вечеринках.

– А не доходили ли до тебя слухи относительно того, что Хейес был не совсем чист?

– Когда адвокат работает с таким количеством дел о торговле наркотиками, о нем всегда ходит масса слухов.

– И каких же?

– Ну, что-то насчет отмывания денег. Но можно ли в подобных домыслах найти объяснение нападению Хейеса на твоего клиента?

– Не знаю, только мне кажется, если его репутация была чем-то запятнана, наличие мотива для нападения становится более вероятным.

– Карьера Уэнделла началась с шумных и очень успешных дел. Вначале дело Блэнтона, затем дело о наемном убийце, к сожалению, уже не помню имени преступника. Уэнделлу тогда очень везло...

– Что ты имеешь в виду?

– В деле Блэнтона прокурор вел с огромным отрывом до тех пор, пока не произошло нечто непредвиденное: главный свидетель, очевидец происшествия, отказался от показаний, а в ходе рассмотрения второго дела из комнаты в полицейском управлении, где хранились вещественные доказательства, исчезла важнейшая улика. Большинство юристов считали, что Уэнделлу посчастливилось, но я знаю нескольких сотрудников прокуратуры, которые склонялись к мнению, что это было не простое везение.

– Однако Хейес в последнее время почти не занимался уголовными делами, не так ли?

– Да, он соглашался участвовать в качестве адвоката в некоторых громких уголовных делах, хотя в целом предпочитал работать на очень богатых клиентов, разбираясь с вопросами коммерческого права.

– И какие же проблемы он предпочитал рассматривать?

– Хейес обеспечил заключение очень выгодного федерального контракта на строительство для фирмы Бертона Роммеля и добился принятия ряда правил по планированию землепользования для другой строительной фирмы. В итоге компания заработала несколько миллионов. Вот какие дела интересовали Хейеса прежде всего.

– Все названные сделки подразумевают значительное политическое давление.

Фрэнк кивнул:

– И в делах подобного сорта Уэнделл тоже был специалистом. Он был членом клуба "Уэстмонт", в который входят все богачи Портленда. И находился в очень близких отношениях с людьми, которые делают большую политику в нашем штате.

* * *

Аманда еще немного побеседовала с отцом. А так как они оба работали допоздна, то решили и поужинать вместе где-нибудь в центре города. Аманда вернулась к себе в офис и некоторое время провела за просмотром материалов, которыми она располагала по делу Дюпре. И тут она вспомнила о том, как Гарольда Тревиса описывала Элли Беннет. Портрет сенатора, представленный ею, разительно отличался от того, что распространялся в прессе. К несчастью, единственным доказательством объективности характеристик, даваемых Элли Тревису, были устные свидетельства покойной Лори Эндрюс, которые суд, конечно же, не примет во внимание. И даже если будет доказано, что Тревис был дегенератом и маньяком, это не снимет с Дюпре обвинений в убийстве. Более того, сведения Элли, будучи представленными на процессе, могут даже усложнить положение Джона. Если Тревис избил одну из его девушек после того, как Джон предупредил сенатора о недопустимости подобного поведения, то у Дюпре таким образом появлялся серьезный мотив для убийства политика.

С другой стороны, если Тим Керриган попытается представить на суде свидетельства, касающиеся убийства Лори Эндрюс, информация об избиениях девушки сенатором будет явно небесполезна. Аманда раздумывала над тем, каким образом превратить рассказ Элли в эффективные свидетельские показания, когда внезапно вспомнила о том, что в доме сенатора нашли кокаин. Теперь важно установить, были ли обнаружены при лабораторном исследовании пакета с наркотиком отпечатки Тревиса. Поэтому она еще раз просмотрела отчеты полиции, из которых выяснилось, что отпечатки на упаковке оказались слишком грязными и размазанными для точной идентификации. Несмотря на разочарование, Аманда тут же задумалась над другими способами доказательства того, что сенатор употреблял кокаин. Среди бумаг она отыскала отчет о вскрытии. Токсикологическая экспертиза никакого кокаина не обнаружила, зато установила кое-что другое. Как сообщалось в отчете, в крови сенатора были найдены следы альпразолама. Аманде это слово было неизвестно. Она уже собиралась поискать его в словаре, когда позвонил отец и сообщил, что готов выезжать. Аманда внезапно ощутила сильную усталость и голод. Отметив для себя, что ей нужно найти сведения об альпразоламе, она схватила плащ и выбежала из офиса.

23

Оскару Бэрону все начинало порядком надоедать. Сидение на заброшенной автозаправочной станции в два часа ночи в такой жуткий холод нельзя назвать приятным времяпрепровождением. Он же адвокат, в конце концов, а не какой-нибудь бродяга. Не он, а его должны ждать. Если бы Джон Дюпре не согласился на немыслимый гонорар, который назначил ему Бэрон, юрист давно бы уже уехал отсюда. И даже при этой, по всем параметрам завышенной сумме, которую он выбил из Дюпре, Бэрон начал сомневаться, что она того стоит.

Ну, во-первых, ему пришлось иметь дело с этой задирающей нос сучкой Элли Беннет. Она принесла деньги и пресловутый "козырь" Дюпре в офис Бэрона примерно через час после звонка Джона. Бэрон предложил ей заняться с ним "профессиональным спортом", чтобы отпраздновать его возвращение к делу Дюпре, но надменная шлюха имела наглость отказать, продемонстрировав свое превосходство.

Во-вторых, во время визита в тюрьму Оскару пришлось терпеть приступы ярости Дюпре. Боже мой, его истерические кривлянья могли продолжаться до бесконечности! Однако Бэрон превосходно владел искусством отключаться в моменты эмоциональных излияний своих клиентов и за гонорар, уже выплаченный Джоном, смог бы вынести любое словесное дерьмо, которым забрасывал его Дюпре.

И вот теперь эта нелепая встреча в дикой пустоши, на которую он вынужден приехать посреди ночи. Дюпре настаивал, чтобы Бэрон увиделся с агентом ФБР по фамилии Хантер. Бэрон позвонил в местное отделение организации и оставил там свой номер. Хантер дозвонился до Оскара по домашнему телефону и сказал, что они должны встретиться за заброшенной автозаправочной станцией на безлюдном участке шоссе, ведущего к побережью. Когда Бэрон осмелился заметить, что сейчас час ночи и что Хантер разбудил его, агент резонно возразил, что подобная конспирация необходима в целях безопасности. Оскар хотел было послать агента куда подальше, но тут вспомнил об обещанной Джоном дополнительной плате за успешно проведенную операцию.

Автомобиль свернул на стоянку, и Оскар погасил окурок. Давно пора. Адвокат вылез из машины и поднял воротник пальто из верблюжьей шерсти, чтобы защитить щеки от пронизывающего ледяного ветра. За ночь погода резко изменилась, и начало подмораживать. Автомобиль притормозил рядом с Оскаром, водитель протянул руку и открыл дверцу. Это был испанец с плоской угреватой физиономией и едва заметными усиками. Лицо сразу же показалось адвокату подозрительным. Оскар точно помнил слова Дюпре о том, что Хантер – чернокожий. Парень же, сидевший в машине, выглядел скорее просто смуглым. Хотя Бэрону до таких нюансов не было никакого дела. Лишь бы платили, и он готов встречаться с любым.

– Агента Хантера вызвали по другому делу, мистер Бэрон. – Испанец протянул свои документы. – Я агент Кастильо.

– Хантер звонил мне совсем недавно.

– Неожиданно возникло какое-то дело, но, уверяю вас, он был крайне расстроен из-за подобной накладки. К сожалению, ничего больше не могу объяснять. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Единственное, что я понимаю, – это то, что он среди ночи вытащил меня из постели, – пробурчал Оскар, залезая в машину.

– Если бы не соображения вашей же безопасности, я бы тоже предпочел какое-нибудь более уютное местечко.

– Да, хорошо, давайте перейдем к делу, а то я промерз здесь до костей...

– Чего желает мистер Дюпре?

– Выбраться из тюрьмы.

– Это весьма непросто. Он же убил сенатора Соединенных Штатов...

– Он это отрицает.

– Ну что ж, тогда есть еще проблема, связанная с убийством мистера Хейеса, которая находится в юрисдикции штата, и в данном случае Бюро ничем помочь не может. Кроме того, у меня есть определенные сомнения в ваших полномочиях, ведь, как мне сказали, интересы мистера Дюпре представляет Аманда Джеффи.

– Ну, вы же видите, что здесь нет никакой Джеффи. Она адвокат, назначенный судом. И Джон ей не доверяет. Он не доверяет никому, кроме меня.

– Значит, ей не известно о наших сегодняшних переговорах?

– Конечно, нет. Ну давайте же перейдем к делу, я хочу поскорее вернуться домой. Вы находите способ вызволить Джона из тюрьмы, а он помогает вам выловить очень крупную рыбку.

– И какую же такую рыбку?

– Педро Арагона, например.

– Продолжайте, – сказал Кастильо так, как будто слова адвоката не произвели на него никакого впечатления. Хотя, судя по тому, как напряглось тело агента, можно было сделать прямо противоположный вывод.

– Мой клиент располагает информацией о кое-каких операциях Арагона. Он может показать, какими путями его люди провозят наркотики, он может даже предоставить схему организационной структуры...

– Нам известно многое из перечисленного вами, мистер Бэрон.

– Но есть ли у вас надежные доказательства? Джон втайне от людей Арагона вел запись и видеосъемку их деятельности. В подобных ситуациях необходимо подстраховываться, как вы понимаете. Располагая уликами Джона, вы сможете без труда арестовать нескольких помощников Арагона. Джон говорит, что у него есть и другие сведения о таких людях, по сравнению с которыми Арагон покажется мелким пескариком.

– Ах вот даже как... И что же это за сведения?

– Он мне не сказал. Джон лишь попросил передать, что те сведения, которыми он располагает, – настоящий динамит.

Бэрон вытащил магнитофон из кармана пальто и положил его на сиденье.

– Позвольте, я продемонстрирую вам образец компромата, который у него есть на Арагона.

Бэрон нажал на кнопку воспроизведения записи. Где-то на середине пленки Оскар остановил магнитофон. Запись представляла собой вполне надежную улику, но была невыносимо скучной. Нудная болтовня наркодилеров о качестве товара и ценах. Беседовали, по-видимому, два каких-то человека на свалке старых автомобилей. Оскар, слушая запись, впал в некий транс и вышел из него, только когда Кастильо зажег передние фары.

– Зачем это? – спросил адвокат, когда дверца рядом с ним внезапно распахнулась. Чья-то рука схватила его за воротник, и громадный мужик начал вытаскивать его из машины. Оскар ухватился за приборный щиток. Его ударили по пальцам рукояткой пистолета, и адвокат истошно завопил. И прежде чем Бэрон понял, что бьет его сам Кастильо, он уже находился на земле. Оскар открыл было рот, чтобы выразить свое возмущение поведением сотрудников ФБР, и тут дуло другого пистолета оказалось у него во рту, выбив несколько зубов. Оскар вновь попытался закричать, но не смог из-за пистолета. Человек, вытащивший юриста из автомобиля, еще глубже засунул дуло ему в рот. Перед глазами Оскара вновь появился Кастильо.

– Если издадите еще хоть один звук, ствол воткнут еще глубже в глотку, и вы задохнетесь. Кивните, если поняли меня.

Оскар дернул головой. Металлическое дуло щекотало ему горло, и Бэрону приходилось сдерживать сильнейший рвотный рефлекс. Кастильо кивнул. Дуло выскользнуло изо рта Оскара, и он стал судорожно вдыхать воздух.

Кастильо присел рядом с Бэроном, схватил его за ухо и резко повернул. Лицо Бэрона исказила гримаса, но, будучи до смерти перепуганным, адвокат не издал ни звука.

– Вы сказали, эта пленка – только образец. У вас есть другие?

– А-а-а. Пожалуйста, прошу вас. Другие – в моем сейфе.

Кастильо отпустил ухо Оскара.

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что полностью находитесь в нашей власти. На помощь никто не придет. Будете вы жить или умрете, зависит исключительно от вашей готовности сотрудничать. Думаю, вы меня поняли.

Оскар кивнул:

– Хорошо.

– Мы уже давно прослушиваем ваш домашний телефон. Кроме того, пока вы посещали вчера мистера Дюпре в тюрьме, мы установили подслушивающие устройства у вас дома и в офисе. Благодаря этому мы узнали, что вы звонили в ФБР. Поэтому не пытайтесь дурачить нас.

– Нет, нет...

– Мне нужен код вашего сейфа, а также ключи от дома и офиса. Мы доставим вас в надежное место. Если ваша информация будет правильной, мы освободим вас. Если вы солжете, будем вас пытать. Вы поняли?

Бэрон кивнул. Он все прекрасно понял. Он понял, в чьих руках оказался. И отсюда следовал единственный вывод – ему придется умереть. Его единственная надежда теперь заключалась в том, что если он не станет изворачиваться и будет честен со своими похитителями, то смерть окажется быстрой и не слишком мучительной.

24

Джон Дюпре позвонил Элли Беннет из тюрьмы и дал ей код сейфа, спрятанного в подвале одинокого домика на Вильяметте, который Джон приобрел для себя под другим именем. Дом располагался на расстоянии нескольких миль к югу от Портленда. Время от времени некоторые "особые" клиенты Джона предпочитали устраивать вечеринки в тех местах, где риск попасться кому-нибудь на глаза был меньше. В сейфе находились деньги и конверты с видео– и аудиозаписями. Элли взяла оттуда какую-то часть денег и несколько кассет для Оскара Бэрона. Джон не сказал ей о содержании записей, однако при этом он был уверен в том, что с помощью этих материалов выберется из тюрьмы.

Помимо суммы на гонорар Бэрону, Элли взяла часть денег Джона для себя. С тех пор как полиция закрыла "Экзотический эскорт", ей стало трудно сводить концы с концами и пришлось заняться обслуживанием вечеринок в баре неподалеку от дома. Она ненавидела эту работу, но ведь как-то надо существовать. Смена Элли в баре закончилась, и она уже подъезжала к дому, когда по радио услышала имя Оскара.

"...зверски убит у себя дома. В полиции журналистам сообщили, что, перед тем как расправиться с жертвой, Бэрона долго пытали. Мотивом преступления предположительно было ограбление".

Элли притормозила. Она не привыкла доверять совпадениям. Убийство, несомненно, каким-то образом связано с пленками, которые она передала Бэрону. Ледяной холод пробежал у Элли по телу, когда она вспомнила, что Оскару было известно ее имя. А что, если он назвал его своим убийцам? Что, если они выяснили, где она живет?

Она решила, что подниматься в квартиру в данной ситуации крайне неразумно. Элли выключила передние фары и медленно развернула машину. Она почти выехала за пределы квартала, когда заметила, что в дальнем конце стоянки вспыхнули фары. Элли изо всех сил нажала на газ и устремилась прочь. На первой же улице она повернула направо и начала петлять по мелким городским улочкам. Здесь Элли немного снизила скорость, но продолжала не отрываясь следить за дорогой в зеркало заднего обзора. Через несколько минут такой езды ей стало казаться, что она ведет себя предельно глупо. Может быть, все это не более чем мания преследования? Возможно, однако рисковать не стоило. Она вынула заряженный пистолет 38-го калибра, который постоянно носила с собой с тех пор, как ее зверски избил один из клиентов, и положила рядом, на место пассажира. Не увидев никаких признаков машины, выехавшей со стоянки, Элли направилась в сторону автострады.

* * *

В загородном доме Дюпре имелась обширная веранда, с которой открывался великолепный вид на реку. На улице было холодно, и Элли пришлось поплотнее укутаться в пальто. Ей был нужен свежий воздух и место, где она могла бы спокойно обдумать случившееся. Элли зажгла сигарету и задумалась о записях, которые она передала Оскару Бэрону. Если Джон так уверен в том, что пленки помогут ему выпутаться из истории с убийством сенатора США, значит, на них записано действительно что-то грандиозное. Но в сейфе еще оставались и другие пленки. Элли погасила сигарету и вошла в дом.

Сейф находился в подвале дома и был укрыт куском линолеума. Открыв его, она пересчитала деньги. Двадцать тысяч долларов. Если кто-то приедет сейчас сюда, то необходимо хватать деньги и как можно скорее бежать. Да вот только бежать Элли не могла. Она не могла оставить Стейси, дочь Лори Эндрюс. Мысль о том, что Стейси будет переходить из одного семейного приюта в другой, была ей невыносима. Если бы только у нее было достаточно денег...

Элли порылась в содержимом сейфа. Она обнаружила несколько бухгалтерских книг и просмотрела их. Там были имена, телефонные номера и адреса клиентов "Экзотического эскорта", там же были ссылки на соответствующие пленки. Элли наобум взяла несколько видеокассет. В подвале имелся телевизор с большим экраном. Девушка включила его, вставила кассету в видеомагнитофон и нажала на кнопку воспроизведения. Она увидела то, что ожидала увидеть. Толстый пожилой мужчина, в котором Элли сразу же узнала одного влиятельного политика, лапал обнаженную Джойс Хамаду, юную японку. Она посмотрела немного еще, затем вставила другую кассету. На ней девушка обнаружила то же самое, только партнеры были другие. Элли была удивлена. Просмотренные пленки будут представлять определенный интерес для полиции, и все же в обмен на подобные штучки никто не отпустит Джона на свободу. На что бы там Джон ни рассчитывал, это должно было быть чем-то другим, принципиально отличающимся от увиденного ею. Затем Элли вспомнила о кассете, которую она опустила в карман Джона на предвыборной вечеринке у Тревиса.

По требованию Джона Элли, едва приехав в загородный дом сенатора, расставила в укромных уголках кабинета и в нескольких спальнях мини-диктофоны. Еще до наступления утра она собрала записи и пленки. Девушкам давалось задание "разговорить" клиентов, и уже далеко не в первый раз Элли приносила подобные кассеты Дюпре. Хотя Джон всякий раз подкидывал денег за помощь в записи "откровений" своей клиентуры, он никогда не говорил, что делает с пленками. Впрочем, Элли была далеко не дурой и прекрасно понимала, что Дюпре использует записи для шантажа. Конечно, только в том случае, если полученная информация была достаточно пикантной и способной подорвать чью-то репутацию. На той вечеринке у Тревиса присутствовало много важных персон.

Элли вернулась к сейфу. Пленки с записями вечеринки были очень маленькие, поэтому она нашла их не сразу. Эти кассеты оказались значительно интереснее сексуальных эскапад, которые она уже успела просмотреть на видео.

25

Джон Дюпре еще был в наручниках, когда Аманда вошла в помещение для встреч с адвокатами. Сегодня клиент не демонстрировал ни агрессии, ни напряжения, которые были характерны для него во время ее прошлых визитов. Вместо этого он сидел, положив руки на стол и низко опустив голову, поникший, с бесконечно усталым и подавленным видом проигравшего.

Аманда села напротив. Нервы ее были напряжены, но она тоже не ощущала страха, который испытала при первом визите. Дюпре поднял голову. Глаза его были налиты кровью, он оказался небрит.

– Спасибо, что вы согласились на встречу со мной, Джон.

– Мне нужна ваша помощь, – ответил он.

Аманда знала, что психопаты умеют блестяще разыгрывать искренность. Да и ей приходилось обманываться раньше, поэтому она была настороже.

– Я всегда стремилась помочь вам.

– Да, я знаю. Извините.

– Тогда давайте забудем то, что случилось во время наших двух последних встреч, и начнем все сначала. Почему вы не хотите рассказать, каким образом у вас появились раны на кистях рук и предплечьях?

Вопрос поразил Дюпре.

– Зачем вам это?

– Я полагала, что вы мне доверяете.

Дюпре заерзал на стуле.

– Джон?

– Вы не поверите.

– А вы попытайтесь объяснить.

Сутенер отвернулся.

– Вам хорошо известно, Джон, почему я здесь, – продолжала Аманда спокойным и ровным голосом. – Я единственный адвокат, согласившийся заняться вашим делом, единственный человек, желающий вам помочь. Но я не могу работать в вакууме.

Взгляды адвоката и ее клиента встретились. Дюпре заговорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово:

– Раны нанес мне Уэнделл Хейес.

– Заточкой?

– Да, заточкой.

– А где он ее взял? – спросила Аманда. – Вырвал у вас из рук?

– Хейес принес нож с собой в тюрьму. Это была его собственная заточка. Он напал на меня, а не я на него. Понимаю, в то, что я сказал, трудно поверить, и все же дело обстояло именно так, как я вам сейчас рассказываю. – Дюпре поднес руки в наручниках ко лбу и вытер пот. – То, что тогда произошло, кажется каким-то кошмарным сном.

– А как же Хейесу удалось пронести нож сквозь металлоискатель?

– Сам не понимаю. Знаю лишь то, что стоило охраннику выйти, как адвокат сразу же набросился на меня. – Дюпре показал швы на кистях рук и на предплечьях. – Естественно, я пытался защищаться – отсюда и раны. Жив я сейчас только потому, что мне удалось схватить его за горло. Он выронил заточку, я перехватил ее и ударил его в глаз.

– Почему же вы после этого не остановились?

Дюпре возмущенно взглянул на Аманду:

– Он же пытался меня убить. Я был заперт с ним один на один. Хейес – крупный мужчина, и я не знал, есть ли у него еще какое-нибудь оружие. Я был вынужден его прикончить.

– Должна быть с вами откровенна, Джон. Ваш рассказ звучит несколько... неубедительно. С какой стати Уэнделлу Хейесу вас убивать?

Дюпре опустил голову.

– Знал ли он вас до того, как судья Грант назначил его вашим адвокатом?

– Вообще-то нет. Он знал моих родителей, хотя они никогда не были друзьями. До того как меня выгнали из клуба, я несколько раз встречался с Хейесом в "Уэстмонте". И все. Можно сказать, что я был с ним практически не знаком.

Аманда кивнула:

– Вот видите. Вряд ли кого-нибудь смогут убедить ваши слова.

– Вы думаете, что я лгу? – резко спросил Дюпре.

– Я этого не сказала. Более того, у меня даже есть свидетель, который может подтвердить ваш рассказ.

И Аманда рассказала ему о том, какую экспертную оценку дал Пол Бейлор увиденному на фотографиях из тюремной больницы.

– К сожалению, свидетельства Пола недостаточно для вашего оправдания, – завершила объяснения Аманда. – Но может быть, у вас есть еще какие-нибудь доказательства того, что Хейес напал на вас?

– Нет, других доказательств у меня нет.

– Тогда вы должны понимать, в чем состоит наша проблема. Вашего слова недостаточно, чтобы убедить присяжных в том, что известный адвокат попытался убить своего клиента, которого он к тому же почти не знал. В чем мог состоять мотив Хейеса? И как можно возразить на вполне резонный аргумент, что Хейес не мог пронести заточку через металлоискатель? Вы-то через металлоискатель не проходили, а орудие убийства относится к тому типу, который часто изготовляют сами заключенные.

– Я могу пройти испытание на детекторе лжи.

– Результаты подобных проверок суд не принимает во внимание.

Дюпре откинулся назад и изо всей силы ударил скованными руками по столу. Охранник за окошком уже поднес рацию ко рту, чтобы вызвать помощников, однако Аманда взмахом руки дала ему знак успокоиться.

– Давайте на минуту оставим в покое Хейеса и поговорим о сенаторе Тревисе, – предложила Аманда.

– Я его не убивал.

– А по поводу чего вы спорили с ним в день накануне убийства?

– У него было свидание с одной из работавших у меня девушек, и вскоре после этого нашли ее труп.

– Лори Эндрюс?

Дюпре кивнул:

– Во время предпоследней встречи он зверски избил ее.

– Тревис признал, что имеет какое-то отношение к убийству Лори Эндрюс?

– Нет. Он сказал, что не прикасался к ней. Только я ему не верю.

– Признаюсь, меня удивляет, почему вы так заинтересовались судьбой Эндрюс. Ведь ее исчезновение в определенном смысле даже помогло вам, не так ли? Благодаря ему было прекращено ваше дело.

– Конечно, я был рад тому, что Лори не появилась на суде. И все-таки я не желал ее смерти.

– На месте убийства Тревиса полиция обнаружила сережку, которая, как предполагается, идентична той, что была на вас во время ссоры с сенатором в "Уэстмонте".

– Неужели?

– А вы не знали?

– Нет. И как она выглядела?

– Золотая, в виде крестика.

– Да, у меня есть такая сережка, да только не понимаю, как она могла оказаться в доме у Тревиса. Я там никогда не бывал.

– Вы беседовали с Тревисом после вашей встречи в загородном клубе? – спросила Аманда.

– Нет.

Аманда сделала запись в блокноте.

– А в тот вечер, когда убили Тревиса, с вами кто-нибудь был?

– У меня было несколько моих девушек. Я много выпил и быстро отрубился. Когда проснулся утром, их уже не было.

– Мне нужен список всех девушек, которые были с вами в тот вечер, чтобы Кейт Росс могла их проверить.

– Приходила Джойс Хамада. Она студентка из университета штата. И Черил... э-э... Черил Риджио. Побеседуйте с ними.

– Хорошо. На завтра назначены слушания о поручительстве. Для вас сейчас главное не отчаиваться. Правда, вы должны понимать, что в деле об убийстве никого автоматически на поруки не отпускают.

– Да, я понимаю. – Дюпре внезапно притих. – Оскар говорил мне.

– Судя по вашему тону, вам уже все известно?

Дюпре кивнул, а затем спросил:

– Вы знаете, что с ним случилось?

– Только то, что сообщали в газетах и по радио.

– Его пытали?

– Так сказано в газетах.

– Грабители, да?

Аманда кивнула:

– Мне все это кажется каким-то нереальным абсурдом. Я ведь всего несколько дней назад беседовала с ним по поводу вашего дела.

– Да, – согласился Дюпре, – нереальным...

26

Когда в 1914 году было завершено строительство здания окружного суда Малтномы, оно занимало практически целый квартал в центре Портленда между Мейн-стрит, Салмон-стрит, Четвертой и Пятой улицами, являясь самым крупным судебным зданием на западном побережье. Внешний вид строения был мрачным и почти зловещим, зато вестибюль отличался величественным изяществом, по крайней мере до тех пор, пока его не испортили громоздкие металлоискатели и кабинки для охраны.

Аманде и Кейт пришлось пробираться мимо телекамер сквозь толпу репортеров, на бегу выкрикивавших вопросы. Обе женщины поспешили как можно скорее подняться по широкой мраморной лестнице в зал заседаний судьи Робарда, расположенный на пятом этаже, надеясь, что тяжело нагруженные оборудованием операторы и не слишком тренированные репортеры не смогут за ними угнаться. Тем не менее несколько преисполненных энтузиазма служителей "четвертой власти" бросились вдогонку за Амандой, одышливо крича вслед вопросы, на которые та постаралась не обращать никакого внимания.

Коридор перед залом был до отказа забит желающими присутствовать на заседании. Им пришлось выстроиться в очередь и проходить через металлоискатель. Аманда помахала в воздухе своим удостоверением, и ее вместе с Кейт без лишних слов пропустили внутрь.

Судья Робард пользовался особым уважением, поэтому дело рассматривалось в одном из самых старых залов. Всякий раз оказываясь здесь, Аманда не могла избавиться от мысли, что этот высокий потолок, мраморные коринфские колонны и орнаментальная лепнина идеально подходят судье с явно преувеличенным чувством собственной значимости.

Зрительские места были почти заполнены, Тим Керриган уже сидел за прокурорским столом. Рядом с ним находилась молодая женщина латиноамериканской наружности, которую Аманда никогда раньше не встречала. Керриган, почувствовав какое-то движение в зале в момент появления в нем Аманды, повернулся в сторону входа. Затем он шепнул что-то на ухо своей соседке, и оба встали с мест.

– Привет, Аманда, Кейт, – сказал Керриган. – Знакомьтесь, мой ассистент Мария Лопес.

Женщины кивнули Марии, и Кейт заняла крайнее место за столом защиты.

– Вы ведь не просите полномасштабных слушаний о поручительстве? – спросил Аманду Керриган.

– Как раз напротив, прошу.

– Робард ни при каких обстоятельствах не отпустит его на поруки.

– В таком случае буду считать, что потратила свое время зря.

Керриган рассмеялся:

– Я знал, что с вами мне придется не сладко.

– Такова моя профессия.

Керриган собирался еще что-то сказать, но тут в зал ввели Джона Дюпре в кандалах и наручниках. Мария Лопес с величайшим удовольствием наблюдала за тем, как Дюпре продвигается по проходу, едва волоча ноги. Аманда вспомнила, что Лопес была прокурором в деле о сводничестве, которое было закрыто за недостаточностью улик.

– Садись рядом со своим адвокатом, – приказал Ларри Маккензи, один из охранников Дюпре.

– Вы что, не собираетесь снять с него цепи? – спросила Аманда конвоира, заметив, что тот явно не склонен освобождать ее клиента от кандалов.

– Согласно приказу они должны оставаться на нем в течение всего слушания.

– Ну что ж, придется решить и этот вопрос.

– Не сердитесь на меня. Я просто выполняю распоряжение.

– Извини, Мак.

– Ну что вы, мисс Джеффи. Хотя на вашем месте я бы не стал слишком настаивать на том, чтобы их сняли. Я был на дежурстве в тот день, когда к нам пришел Уэнделл Хейес и... уже больше не вышел живым. Теперь я жалею, что не предупредил его и не порекомендовал быть поосторожнее.

Аманда отодвинула стул Дюпре, помогла клиенту сесть и только потом устроилась на стуле сама. Секретарь суда ударил своим молотком, и в дверь, располагавшуюся за помостом, быстрым шагом вошел Айвен Робард.

– Прошу садиться! – провозгласил он. – Начинаем слушание дела.

– Слушается вопрос о поручительстве в деле штат Орегон против Джонатана Эдварда Дюпре.

Как только секретарь суда закончил читать номер дела, Тим Керриган встал и заявил, что готов к слушанию.

– Аманда Джеффи, адвокат мистера Дюпре, ваша честь. Прежде чем мы начнем слушания, я бы хотела попросить, чтобы вы распорядились снять кандалы с моего клиента. Он...

Робард поднял руку:

– Ни в коем случае, мисс Джеффи. Вы имеете полное право подать соответствующее прошение властям и в апелляционный суд, но я беседовал с начальником тюрьмы, и он считает, что мистер Дюпре слишком опасен и с него ни при каких обстоятельствах нельзя снимать кандалы.

– Ваша честь, мы находимся на слушаниях об освобождении под залог или поручительство. Вам предстоит решить, можно ли освободить мистера Дюпре из заключения. Решение оставить подследственного в кандалах показывает вашу пристрастность в данном вопросе, и я обращаюсь к вам с просьбой отказаться от участия в слушании.

Робард сухо усмехнулся:

– Неплохой ход, и все же он вряд ли пройдет. Я оставляю этого человека в кандалах только из соображений безопасности; то же самое на моем месте сделает любой другой судья. Кстати, я пока еще не слышал никаких свидетельских показаний. Если мистер Керриган не настаивает на содержании вашего клиента под стражей, мы поговорим об освобождении под залог или поручительство. Поэтому давайте поскорее перейдем к делу.

Все внимание судьи Робарда переключилось на прокурора.

– Мистер Керриган, мистер Дюпре, помимо всего прочего, обвиняется в двух убийствах при отягчающих обстоятельствах. В соответствии с законом я должен освободить подозреваемого, если вы не сможете убедить меня в том, что доказательства его вины достаточно основательны. Каковы ваши доказательства?

– Ваша честь, я намерен пригласить свидетеля по делу об убийстве Уэнделла Хейеса. Как мне представляется, этого будет вполне достаточно для того, чтобы суд счел обоснованным содержание мистера Дюпре под стражей как предположительно виновного в совершении названного убийства. Я вызываю Адама Бакли, ваша честь.

Подобно большинству тюремных охранников, Адам Бакли был крупным и мощным мужчиной. Однако, после того как он стал свидетелем убийства Уэнделла Хейеса, Бакли сильно сбавил в весе. На нем была спортивная куртка, явно купленная задолго до происшествия, так как теперь она мешком висела на поникших плечах охранника. К свидетельскому месту Бакли следовал с опущенной головой, стараясь не смотреть на окружающих. Аманда прочла отчет с его показаниями и знала, что в настоящее время он находится в административном отпуске в результате полученной психологической травмы. Ей было очень жаль Адама, так как она прекрасно представляла, через что ему пришлось пройти.

– Офицер Бакли, – обратился к охраннику Керриган после того, как Адам принес присягу и сообщил все необходимые данные о себе, – вы знали Уэнделла Хейеса?

– Да, сэр.

– Как вы с ним познакомились?

– Время от времени он приходил к нам в тюрьму беседовать с заключенными. Я впускал и выпускал его.

– В день его смерти вы впустили мистера Хейеса в помещение для встреч заключенных с адвокатами, находящееся во Дворце правосудия?

– Да, сэр.

– С кем из заключенных он должен был встретиться?

– С Джоном Дюпре.

– Вы видите мистера Дюпре в этом зале?

Бакли мельком взглянул на Дюпре и тут же отвернулся.

– Да, сэр.

– Вы можете указать на него?

– Дюпре – человек, сидящий вон там, рядом с двумя женщинами, – ответил Бакли, даже не взглянув в сторону стола защиты.

– Находился ли мистер Дюпре в названном помещении в тот момент, когда вы провели туда мистера Хейеса?

– Да, сэр.

– Вы видели его?

– Я сам прошел в комнату для встреч вместе с мистером Хейесом. Дюпре сидел на стуле. Я сказал мистеру Хейесу, что, если ему потребуется помощь, он должен просто нажать на кнопку экстренного вызова. После этого я запер их вдвоем.

– Находился ли кто-нибудь еще в названном помещении?

– Нет. Только мистер Хейес и обвиняемый.

– Были ли на мистере Дюпре кандалы, как сегодня?

– Нет, его руки и ноги были свободны.

– Спасибо. Теперь скажите, офицер Бакли, правда ли, что спустя короткое время после того, как вы заперли обоих мужчин в указанном помещении, вы их снова увидели?

Бакли побледнел.

– Да, сэр, – ответил он дрогнувшим голосом.

– Скажите судье, что вы увидели.

– Мистер... мистер Хейес... Он стоял, прислонившись к окошку. – Свидетель замолчал, ему было трудно говорить. – Ужасно, это было ужасно, – произнес Бакли, качая головой, словно пытаясь вытрясти из нее жуткие воспоминания о случившемся. – Все окошко было залито кровью. Она текла из глаза мистера Хейеса.

– Что вы увидели потом?

Бакли показал на Дюпре:

– Он ударил его ножом.

– Вы хорошо разглядели, каким оружием пользовался мистер Дюпре?

– Нет. Он слишком быстро им орудовал, взад-вперед, взад-вперед...

– Ваша честь, – сказал Керриган, поднимая пакет с вещественными доказательствами, в котором находилась заточка, – мисс Джеффи согласилась признать в качестве вещественного доказательства номер 1 на наших сегодняшних слушаниях оружие, использованное для убийства мистера Хейеса.

– Это так? – спросил Робард.

– Да, ваша честь, – ответила Аманда.

– Офицер Бакли, вы видели, что произошло с мистером Хейесом в результате нападения на него мистера Дюпре?

– Да, сэр. Он истекал кровью.

– Делал ли мистер Дюпре какие-либо попытки напасть на вас?

– Я прижал лицо к окошку, чтобы получше рассмотреть, в каком состоянии находится мистер Хейес, и мистер Дюпре махнул ножом в мою сторону.

– Где в тот момент находился мистер Хейес?

– На полу.

– Ваша честь, мисс Джеффи признает, что мистер Хейес умер от ран, полученных в результате применения вещественного доказательства номер 1, которым орудовал мистер Дюпре.

– Суд принял это во внимание. Еще какие-либо вопросы, мистер Керриган?

– Вопросов больше нет.

– Мисс Джеффи, у вас? – обратился судья Робард к Аманде.

– У меня есть несколько вопросов, ваша честь, – ответила Аманда, встала и подошла к охраннику. – Офицер Бакли, где вы встретили мистера Хейеса в тот день?

– Выйдя из лифта, он позвонил мне и попросил провести в коридор, где расположены наши помещения для встреч с адвокатами.

– И вы провели мистера Хейеса в комнату, где его дожидался мистер Дюпре?

– Да.

– Вы обыскали мистера Хейеса перед тем, как впустить его в помещение для встреч с адвокатами?

Бакли явно удивил ее вопрос.

– Я никогда ничего подобного не делаю. Всех адвокатов обыскивают внизу перед тем, как пропустить их к нам, наверх.

– Итак, вы говорите, что не обыскивали мистера Хейеса?

– Да, конечно, не обыскивал.

– Вы видели обоих упомянутых здесь людей, мистера Хейеса и мистера Дюпре, постоянно, на протяжении всего времени, пока они были заперты имеете в той комнате?

– Нет.

– Почему же нет?

– На лифте поднялся еще один адвокат на встречу со своим подзащитным, и мне пришлось впустить его.

– Сколько же времени прошло с момента, как вы заперли мистера Дюпре и мистера Хейеса вдвоем, до того момента, как вы снова увидели их уже дерущимися?

– Не могу сказать точно. Может быть, минута, а может, и две...

– Значит, вы не в состоянии с уверенностью сказать, что произошло в помещении для встреч с адвокатами в указанный промежуток времени?

– Нет, мэм.

– У меня больше нет вопросов.

– Вопросов больше нет, – отозвался Керриган, – и больше нет свидетелей, ваша честь.

– Мисс Джеффи? – обратился Робард к Аманде.

– У нас есть один свидетель, ваша честь. Мистер Дюпре вызывает Ларри Маккензи.

– Что?! – воскликнул пораженный охранник.

На лицах Керригана и судьи также отразилось изумление неожиданной просьбой адвоката, однако Робард быстро пришел в себя и поманил рыжеволосого культуриста к свидетельскому месту. Проходя мимо Аманды, Маккензи злобно уставился на нее, но она, полностью погруженная в свои бумаги, ничего не заметила.

– Офицер Маккензи, – спросила она, как только охранник принес клятву, – вы находились на посту в приемном отделении тюрьмы в день убийства Уэнделла Хейеса, не так ли?

– Так.

– Пожалуйста, опишите приемное отделение и процедуру пропуска в случае, когда адвокат приходит в тюрьму на встречу с клиентом.

– Приемное отделение находится на Третьей авеню, за пределами вестибюля Дворца правосудия. Когда входит адвокат, мы сидим за столом. Сбоку от стола, между проходом и местом, где у нас стоят несколько кресел для ожидающих, и перед лифтами, на которых адвокаты поднимаются наверх в помещение тюрьмы, расположен металлоискатель.

– Хорошо, значит, если я появлюсь в тюрьме для встречи с заключенным, то подхожу к вашему столу. И что происходит потом?

– Я прошу у вас карточку с электронным кодом и проверяю ваши документы.

– А дальше?

– Вы вынимаете из карманов все металлические предметы и отдаете мне свой портфель для осмотра. После этого проходите через металлоискатель.

– В котором часу мистер Хейес пришел в ваше отделение?

– Около часа, как мне кажется.

– Он был один?

Маккензи фыркнул:

– За ним, как обычно, целый цирк тащился: телевизионщики там, репортеры орали разные вопросы...

– Мистер Хейес проводил пресс-конференцию?

– Он ответил на несколько вопросов. Репортеры буквально прижали его к нашему столу. И когда Хейесу стаю совсем уж невмоготу, он попросил меня спасти его от назойливых журналистов.

– Пропустив его в тюрьму?

– Совершенно верно.

– И что же вы сделали?

– То, что я всегда делаю. Проверил его документы и пропустил через металлоискатель.

– У мистера Хейеса был портфель?

– Был. Его я тоже проверил.

– Вы проносили портфель через металлоискатель?

Маккензи начал было отвечать на вопрос, но потом вдруг запнулся.

– Нет, кажется, нет. Думаю, что адвокат просто прошел с ним внутрь.

– Что делал мистер Хейес, пока вы проводили процедуру проверки?

– Он... кажется... Да, мы разговаривали.

– О чем?

– О "Блейзерах".

– Во время осмотра его портфеля?

– Да.

– Значит, можно сказать, что в ходе процедуры осмотра вы отвлекались на разговоры?

– Вы намекаете на то, что я недостаточно хорошо выполнял свою работу?

– Отнюдь нет, офицер Маккензи. Я прекрасно понимаю, что вы всегда стараетесь выполнять свои профессиональные обязанности со всей необходимой ответственностью. Однако вам и в голову не могло прийти, что Уэнделл Хейес может попытаться пронести в тюрьму какой-либо запрещенный инструкциями предмет, ведь так?

– Хейес не проносил никакого запрещенного предмета.

– Когда он проходил через металлоискатель, на нем была вся его одежда?

Маккензи поднял голову вверх, задумавшись и пытаясь вспомнить обстоятельства того дня. Когда он вновь взглянул на Аманду, в его глазах читалось явное беспокойство.

– Он снял пиджак и... и свернул его. Потом Хейес протянул его мне вместе с дипломатом и металлическими предметами из кармана: ключами и швейцарским перочинным ножом. Я оставил нож у себя.

– Вы хорошо обыскали пиджак?

– Перед тем как вернуть, я прощупал его, – ответил Маккензи, однако в голосе охранника больше не чувствовалось прежней уверенности.

– Репортеры все еще крутились у вашего стола?

– Да.

– И они продолжали задавать вопросы?

– Да.

– Я смотрела сюжет в телевизионных новостях о гибели мистера Хейеса. В студии есть фотографии, на которых видно, как он проходит через металлоискатель. Во время обыска мистера Хейеса снимали?

– Полагаю, да.

– Значит, были включены прожектора и, кроме того, было много других отвлекающих моментов?

– Да, и все же я выполнял свою работу как положено.

– Пожалуйста, вспомните все подробности той процедуры, офицер Маккензи. Вы вернули мистеру Хейесу пиджак и портфель до или после того, как он прошел через металлоискатель?

Маккензи мгновение молчал, силясь вспомнить, и затем сказал:

– После.

– Можно ли предположить в таком случае, что мистер Хейес мог незаметно опустить что-то в карман пиджака или в портфель во время беседы с вами о "Блейзерах" или когда репортеры на мгновение отвлекли вас яркими вспышками и болтовней?

– И что же вы имеете в виду?

– Нечто вроде вещественного доказательства номер 1.

Челюсть у Маккензи отвисла, Керриган бросил на Аманду взгляд, полный недоумения, а в зале среди зрителей пронесся низкий гул изумленного перешептывания. Судья Робард ударил молотком по столу.

– Ничего подобного не было, – настаивал Маккензи.

– Но могло быть?

– Все возможно, конечно. Только Хейес не проносил никакого ножа. А даже если бы и пронес, все равно убийство-то совершил ваш парень.

– Предлагаю не принимать во внимание последний ответ, ваша честь, – сказала Аманда. – Больше вопросов к свидетелю у меня нет.

– Хорошо, я не приму во внимание последний ответ, мисс Джеффи, – ответил судья Робард, – и все-таки я не совсем понимаю, куда вы клоните. Полагаю, вы сможете объяснить свою позицию позднее.

– У меня нет никаких вопросов к офицеру Маккензи, – сказал Тим Керриган, не скрывая своего удивления поведением Аманды.

– Есть ли какие-либо другие свидетели с той и другой стороны?

– Нет, – почти хором ответили Аманда и Керриган.

– Вам слово, мистер Керриган, ибо на вас лежит обязанность обоснования обвинения.

– Вопрос, который стоит в данный момент перед судом, заключается в том, можем ли мы доказать виновность мистера Дюпре в убийстве Уэнделла Хейеса. Если нам это удастся, суд должен будет отклонить просьбу об освобождении заключенного под поручительство. Как все мы только что слышали, по свидетельству офицера Бакли, в комнате для встреч с адвокатами в тот момент находились только два человека – жертва, Уэнделл Хейес, и обвиняемый – и они были заперты в ней. В своих показаниях он также заявил, что видел, как мистер Дюпре нанес удар ножом мистеру Хейесу. Также было оговорено, что орудием, использовавшимся для убийства мистера Хейеса, было вещественное доказательство номер 1. Мне кажется, ваша честь, что я никогда прежде не слышал более убедительного доказательства чьей-либо вины.

Керриган сел, и встала Аманда.

– Давайте сразу расставим все точки над i, мисс Джеффи, – сказал Робард. – Вы собираетесь настаивать на том, что Уэнделл Хейес пронес в тюрьму вещественное доказательство номер 1?

– Нет никаких свидетельств, которые противоречили бы этому утверждению.

Робард улыбнулся и покачал головой:

– Я всегда считал вас одним из самых разумных и творческих адвокатов в Орегоне и должен сказать, что сегодня вы меня не разочаровали. Ну-с, почему бы вам не продолжить и не открыть нам следующий шаг в ваших логических рассуждениях?

– Если Уэнделл Хейес пронес нож в тюрьму, мой клиент в таком случае действовал в целях самозащиты, а это сводит на нет обвинения, выдвигаемые мистером Керриганом.

– Вы были бы бесспорно правы, но только в том случае, если бы существовали свидетельства, доказывающие то, что мистер Хейес нападал на вашего клиента. Однако единственное свидетельство, которое я здесь слышал, сводится к тому, что мистер Дюпре размахивал ножом и наносил им удары мистеру Хейесу. Он даже угрожал офицеру Бакли.

– Тем не менее офицер Бакли не видел того, что произошло в комнате для встреч с адвокатами в очень важный промежуток времени между тем моментом, когда он их запер вдвоем, и тем, когда увидел, как мой клиент наносит удар ножом мистеру Хейесу.

Робард усмехнулся и наклонил голову.

– Мисс Джеффи, вы получаете пятерку, нет, пятерку с плюсом... за стремление к победе, и все-таки приз от вас ускользнул. Я отказываю в освобождении на поруки подозреваемого в убийстве Уэнделла Хейеса и назначаю залог под поручительство в деле об убийстве сенатора Тревиса в один миллион долларов. Если нет каких-либо других доводов и возражений, судебное заседание считается закрытым.

– Он даже не обратил внимания на то, что вы сказали, – мрачно заметил Дюпре.

– А я и не рассчитывала на то, что он примет мои доводы во внимание, Джон.

– Значит, меня можно считать трупом?

– Вовсе нет. Я же говорила: наш судмедэксперт готов свидетельствовать, что ваши раны могли быть получены только в результате самообороны. Другим словами, вы получили их, защищаясь, а не нападая.

– Так почему же вы не сказали это судье?

– Потому что была уверена – подобные доводы вряд ли смогут изменить мнение столь твердолобого судьи, как Робард. Кроме того, я хочу припасти парочку-другую сюрпризов для суда. Мы прорабатываем и еще целый ряд направлений защиты. Так что не отчаивайтесь.

Аманда поговорила с Дюпре еще несколько минут, а затем жестом дала знать Ларри Маккензи, что ее клиента можно отвести назад в тюрьму.

– Мне было неприятно наблюдать, как этот таракашка морочит вам голову, – сказал Маккензи, резко дернув Дюпре за кандалы и таким образом заставив его встать.

– Извините за неприятный сюрприз, но мне пришло в голову вызвать вас в качестве свидетеля только после того, как со своими показаниями выступил Бакли.

– Не стоит извинений, – сказал Маккензи, и все-таки Аманда почувствовала, что какая-то обида на нее у конвоира осталась.

– Аманда, спасибо за предварительный просмотр потрясающего представления, – обратился к ней Керриган, едва Дюпре вывели из зала.

– Наша главная цель заключалась в том, чтобы доставить вам удовольствие.

– Неужели вы и в самом деле собираетесь доказывать, что Дюпре убил Уэнделла Хейеса в целях самозащиты?

– Посмотрим...

– В таком случае – удачи вам.

Аманда уже заталкивала папки в дипломат, когда к низкой перегородке, отделявшей первый ряд зрителей от адвокатских мест, подошла Грейс Рейнолдз, репортер из "Орегонца". Грейс была стройной брюнеткой лет тридцати. Раза два она брала интервью у Аманды для газетных очерков и однажды участвовала с ней в вечеринке, когда за той и другой ухаживали адвокаты из одной фирмы.

– Привет, – сказала Грейс. – Судью ты прямо-таки ошарашила и покорила. Я не видела, чтобы Айвен Грозный так много улыбался со времени последнего вынесенного им смертного приговора.

– Мы ведем частную беседу, Грейс, или ты берешь у меня интервью?

– Ну, Аманда, ты же не будешь строить из себя "Суровую Аманду Джеффи – ненавистницу журналистов" в разговоре со своей старой собутыльницей?

– Не знаю, не знаю...

– А я надеялась, что ты дашь мне настоящий эксклюзив о сутенере-убийце.

Аманда брезгливо поморщилась:

– Ты что, собираешься его так именовать в своей статье?

– На собрании редакционной комиссии предложен именно такой заголовок. Конечно, я могу возразить против мнения редакции, если ты докажешь, что подобное название подпадает под закон о клевете. Правда, не пытайся вешать мне на уши ту смехотворную сказочку, которую ты рассказывала судье.

– Наверное, я теряю свои адвокатские навыки, если люди перестают мне верить.

– Скорее, трезвый рассудок. Твое выступление было самым вызывающим из всех слышанных мной со времени защиты "Твинки".

– И разве та защита не была удачной?

– Не помню. Итак, я получу свой эксклюзив?

– Прямо сейчас вряд ли. Зато я обещаю вспомнить о тебе, когда созрею для подобного интервью, если только ты ответишь на один вопрос.

– Спрашивай.

– Ты же была в здании тюрьмы в тот день, когда был убит Хейес?

– В приемном отсеке. – Она покачала головой. – Опять та же бредятина!

– Я узнала у секретаря Харви Гранта, что Грант назначил Уэнделла Хейеса адвокатом Джона Дюпре около часа в день гибели Хейеса. Это назначение проводилось кулуарно, не в суде, и естественно, пресса приглашена не была. Хейес проследовал во Дворец правосудия через полчаса после своего назначения. Откуда вам и всем другим репортерам стало известно, что Хейес будет в тюрьме?

– Нам подсказали.

– Кто?

– Мистер Аноним.

– И эта подсказка была анонимной для всех журналистов и телевизионщиков?

– Не спрашивала.

– Ну что ж, и на том спасибо.

– А к чему ты клонишь, Аманда? Ты что-нибудь обнаружила?

– Обещаю, ты будешь первой, кому я все расскажу, когда у меня будет достаточно доказательств.

– Давай как-нибудь встретимся за стаканчиком пивка или сходим в кино, – предложила Грейс. – О делах говорить не будем.

– Неплохое предложение.

Кейт наблюдала за разговором двух подруг.

– В чем проблема? – спросила она, как только Грейс ушла.

– Все очень странно. С одной стороны, только три человека – судья Грант, Уэнделл Хейес и секретарь Гранта – знали о том, что судья намерен назначить Хейеса адвокатом Дюпре. А с другой, если Хейесу по каким-то причинам необходимо было пронести в тюрьму заточку и для этого отвлечь охранников в приемном отсеке, лучше всего заполнить отсек орущими журналистами и телевизионщиками, слепящими Ларри Маккензи прожекторами, с обычной для них суетой и сумятицей...

27

У дверей репортеры ждали выходивших из зала суда Тима Керригана и Марию Лопес. Большинство зрителей уже разошлись, но среди журналистов и телевизионщиков Керриган заметил молодую блондинку в солнечных очках, джинсах, футболке и кожаной куртке. Она стояла, прислонившись к мраморной колонне, и, как ему показалось, слишком пристально разглядывала его. Однако тут появился телеоператор и загородил ее своим оборудованием. А когда оператор ушел, блондинки уже не было.

Как только завершилась пресс-конференция, к прокурору подошли Стэн Грегарос и Шон Маккарти.

– Ну, как слушания? – спросил Керриган детективов.

– Верная победа на все сто, – ответил Грегарос. – Ты хорошо поразвлечешься на суде, если Джеффи будет продолжать настаивать на своей дерьмовой теории о том, что Дюпре действовал в целях самообороны.

– У нас есть и другие улики против Дюпре, – добавил Маккарти. – Помнишь, Риттенхаус говорил, что, по словам Тревиса: "Джон собирался все уладить в ночь убийства"?

Керриган кивнул.

– Я попросил переслать распечатку телефонных переговоров Дюпре. Из дома сутенера звонили на виллу Тревиса в Данторпе вечером накануне убийства сенатора.

– Еще один гвоздь в гробик малыша Джонни! – воскликнул Грегарос.

Беседа детективов с прокурорами продолжалась несколько минут, после чего Тим и Мария сели в лифт, который должен был доставить их на этаж, где располагалась окружная прокуратура.

– У меня есть еще работа по другому делу, Мария, – сказал Керриган. – Ты тем временем продолжай изучать улики, о которых мы только что беседовали. А завтра мы свяжемся.

– Хорошо.

Мария ушла, а Керриган открыл свой кабинет. Закрыв за собой дверь, он швырнул папки на стол, а пиджак повесил на крючок. Ослабляя узел галстука, Тим вдруг вспомнил блондинку, которую в течение всего нескольких мгновений видел у входа в зал суда. Что-то в ней показалось ему очень знакомым.

На столе зазвонил интерком.

– На второй линии некая мисс Жасмин, – сказала секретарша.

Керригана парализовал ужас, и он снова вспомнил ту блондинку. Теперь уже без малейших сомнений он мог сказать – у дверей зала судебных заседаний стояла именно Элли Беннет.

Керриган поднял трубку.

– Привет, Фрэнк, – прозвучал знакомый хрипловатый голос.

– Мне кажется, вы ошиблись, – ответил Тим, осторожно подбирая не только слова, но и интонацию.

– Неужели, Фрэнк? Может быть, мне лучше обратиться к газетчикам, чтобы они выяснили, кто из нас ошибается?

– Не думаю, что на этом пути вас ожидает большой успех.

– А вы не думаете, что их заинтересует история о молодом окружном прокуроре, добивающемся смертного приговора для сутенера и одновременно предающемся грязным сексуальным играм с одной из его шлюх?

Тим закрыл глаза и попытался не потерять самообладание.

– Чего вы хотите?

– Давайте встретимся в том же месте, где мы встречались в последний раз, и я все расскажу вам лично. В восемь часов. Не опаздывайте, Фрэнк, или Жасмин очень рассердится.

Керриган почувствовал внезапное страстное томление, стоило воспоминаниям об их встрече всплыть в его памяти. Безумное нестерпимое желание близости с Элли вспыхнуло в Керригане с новой небывалой силой, несмотря на то что он прекрасно понимал: еще одно свидание может повлечь за собой его окончательную гибель.

И тут он вспомнил о Синди. Что-то изменилось в их отношениях, появилось нечто новое, чего раньше он и представить не мог. Они стали ближе друг другу с той ночи, когда он вернулся из дома убитого сенатора.

Синди сумела утешить его и отвлечь от страшных мыслей. Когда Тим занимался любовью с женой, он не испытывал той дикой животной страсти, которую пережил во время близости с Элли и в которой похоть и стыд смешались в огненный коктейль запретных наслаждений. Однако, уходя из мотеля, он чувствовал себя низким, подлым и грязным, а в объятиях Синди ощущал мир и покой.

Какое-то мгновение Керригану казалось, что он сможет проигнорировать шантаж Элли, но потом понял, что у него не хватит мужества на подобный поступок. И кроме того, она ведь действительно обладает определенной властью над ним и способна серьезно испортить ему репутацию. Элли может обратиться в газеты, к Джеку Штамму, а что хуже всего, она может обо всем рассказать Синди. Тим понял, что потерпел поражение. Элли Беннет приказала ему прийти в мотель, а он слишком слаб и напуган, чтобы отказать ей.

Часть IV Веселенькое заведение на Воэн-стрит"

28

Джойс Хамаду было совсем несложно отыскать среди толпы студентов, около трех часов дня громадным валом выкатывавшейся из Смит-Холла. Кейт Росс нашла фотографию девушки в папке с делом, которую Оскар Бэрон дал Аманде. Впрочем, как оказалось, фотография давала весьма отдаленное представление об оригинале. Широкие джинсы и такая же свободная фирменная майка Портлендского университета не могли скрыть роскошную фигуру. Иссиня-черные волосы Хамады свисали до пояса и отливали в полуденном солнце особым блеском, словно были покрыты светящимся лаком. Удивительно красивым ее лицо делали миндалевидные глаза, крупные и необычайно яркие. Вне всякого сомнения, девушка украсила бы собой обложку любого журнала мод.

Кейт проследовала за девятнадцатилетней второкурсницей на противоположную сторону улицы, где располагался гараж. Она немного отстала, когда Хамада поднималась по лестнице на четвертый этаж, но сократила разрыв к тому моменту, когда девушка начала засовывать учебники в багажник старенькой "мазды".

– Мисс Хамада?

Девушка резко обернулась, в глазах ее застыл испуг. Кейт предъявила удостоверение.

– Извините, я, кажется, вас напугала. Меня зовут Кейт Росс. Я следователь и работаю на адвоката, защищающего Джона Дюпре. У вас не найдется для меня минутка?

– Вы ошиблись. Я не знаю такого человека.

– Я беседую с вами здесь, мисс Хамада, единственно по той причине, что мне не хочется подвергать вас публичному унижению в более многолюдном месте.

– Я опаздываю. Мне нужно ехать, – ответила Хамада, открывая дверцу у водительского места.

– Три месяца назад вас арестовали за занятия проституцией, и тем не менее затем обвинение было снято. Джон Дюпре оплатил ваш залог, а также гонорар Оскара Бэрона, защищавшего вас. Не кажется ли, что подобный поступок несколько необычен для человека, который, как вы заявляете, вам совершенно не известен?

Хамада грубо выругалась, и ее плечи безвольно опустились.

– Я не собираюсь оскорблять или унижать вас. Меня вообще не интересует, чем вы занимались в прошлом. Мне просто необходимо побеседовать с вами о том, что может иметь отношение к делу Джона.

Хамада тяжело вздохнула. Она села в машину и жестом предложила Кейт последовать за ней.

– Задавайте свои вопросы, – сказала девушка, едва Кейт закрыла за собой дверцу.

– Почему бы не начать с рассказа о том, как вы познакомились с Джоном?

Хамада рассмеялась, но глаза ее оставались серьезными и даже мрачными.

– Можно сказать, что это случилось, как только я сошла с медфордского автобуса. Тогда я в первый раз приехала в большой город, если вы можете поверить. Примерно через две недели после того, как в университете начались занятия, я с однокурсницами отправилась в один из клубов. Джон стал меня кадрить, и уж не знаю почему, но его приставания мне нравились. Он ведь красавец, не юнец какой-нибудь, прекрасно одевается и вообще супербойкий парень, а не нудный зубрила, как большинство ребят с первого курса. А потом не помню уж как, но я очутилась у него дома. Такие дома я видела только в кино. Ну, естественно, я уже была порядком накокаиненная. А он... он трахал меня до умопомрачения. Мне казалось, что я умерла и родилась вновь в Голливуде.

– Как ему удалось убедить вас работать на него?

– Не хочу углубляться в эту тему. Теперь, после того как Джона посадили, я с той жизнью распрощалась. – Хамада помолчала немного и покачала головой. – Как же зверски он расправился с адвокатом... А ведь на месте того парня могла быть и я.

– Джон когда-нибудь бил вас?

– Бил, – ответила Хамада и опустила голову.

– Почему же вы не ушли от него?

Она рассмеялась грубым гортанным смехом:

– Вы думаете, легко уйти от такого человека, как Джон?

– Дюпре говорит, что вы еще с одной девушкой были у него вечером того дня, когда был убит сенатор Тревис.

– Ну и что? – В голосе Хамады появились оборонительные нотки.

– То, что он говорит, правда?

– Правда.

– Вы, случайно, не помните, не звонил ли Джон кому-нибудь в тот вечер?

– Он постоянно кому-то звонил. Джон буквально висел на телефоне. Я не обращала на это внимания.

– Не упоминал ли он в своих телефонных разговорах сенатора Тревиса?

– Нет, но я ведь не все время находилась с ним в одном помещении. Кроме того, мы довольно рано уехали.

– Почему?

– Джон уже порядком накачался теми таблетками, которые он систематически употребляет, и Элли выпроводила нас.

– Элли Беннет?

– Да, она. Рядом с Джоном Элли ведет себя как наседка. Всегда старается казаться незаменимой.

– У вас что, с ней плохие отношения?

– Да нет, не то чтобы плохие. Просто она, кажется, считает Джона своей собственностью. Но в общем, Элли неплохая.

– Прокурор может пригласить девушек, работавших на Джона, в качестве свидетелей его агрессивности. Если вы будете выступать в качестве свидетеля, каких признаний мы можем от вас ожидать?

– Однажды он побил меня, когда я не захотела идти с одним клиентом. Хотя больше напугал, чем избил. А если я делала то, чего он от меня хотел, Джон был добрым.

– Не можете ли вы хоть чем-нибудь помочь Джону?

– Думаю, что нет. Вы знаете, откровенно говоря, я даже почувствовала некоторое облегчение, узнав, что он попал в тюрьму. Я давно хотела завязать, но из-за него это было трудно сделать. Мне моя "работа" уже порядком опротивела. Чувствовать, как какой-нибудь очередной жирный боров потеет и исходит слюной на тебе... После каждого такого раза мне приходилось чуть ли не часами стоять под душем. И часто даже душ не помогал. Я потом днями не могла отвязаться от преследовавшей меня омерзительной вони.

– Вы работали на Джона только из-за страха?

– Ну, вы же должны понимать. Деньги я зарабатывала там неплохие. Старики у меня совсем не богатые, и заработок у Джона оказался не лишним. Но в целом, должна сказать, я рада подвернувшемуся предлогу завязать со всей этой мерзостью.

* * *

Кейт направилась на квартиру к Элли Беннет сразу же по окончании беседы с Джойс Хамадой. Ей необходимо было выяснить, сколько времени Беннет оставалась с Джоном Дюпре в вечер убийства Тревиса. Кейт попыталась вспомнить, в котором часу, по мнению медэкспертов, произошло убийство. И если удастся установить, что Беннет оставалась с Джоном на протяжении всей ночи, она может стать его самым убедительным алиби.

Кейт въехала на стоянку в квартале, где жила Элли, и сразу же направилась к двери в ее квартиру, которая почему-то была открыта. Следователь постучала. Никто не ответил.

– Элли! – позвала Кейт, толкнув дверь и входя в квартиру. Создавалось впечатление, что через комнату на полной скорости проехал грузовой состав. Репродукции Ван Гога и Моне валялись на полу с разбитыми стеклами, диванные подушки разодраны в клочья, книги разбросаны по полу, книжные полки опрокинуты. Простыни и одеяла тоже валялись на полу, матрацы исполосованы ножом. Из секретера были вытащены все ящики, а одежду Элли вышвырнули из шкафов.

Заглянув ненадолго в кухню и ванную, которые находились примерно в том же состоянии, что и гостиная, Кейт ушла, закрыв за собой дверь и тщательно стерев свои отпечатки с дверной ручки. Затем она проехала на стоянку ближайшего супермаркета и позвонила оттуда Аманде.

– Как ты думаешь, что могло случиться? – спросила Аманда, выслушав рассказ о встрече с Джойс Хамадой и визите на квартиру к Элли Беннет.

– Ни малейшего представления. Однако думаю, что теперь поиск Беннет – наша главнейшая задача.

– Если она сможет представить алиби для Джона на вечер и ночь того дня, когда погиб сенатор Тревис, я думаю, мне удастся убедить Тима Керригана снять это обвинение.

– Я сейчас же займусь поисками.

– А я позвоню Салли Грейс и узнаю, в какое время, по мнению судебной экспертизы, был убит сенатор Тревис.

– Отлично. Позвони мне, когда выяснишь.

– Ладно. Только где же ты собираешься начать поиски?

– Вначале попробую выяснить, не пользовалась ли Беннет в последнее время своей кредитной карточкой, и поговорю с ее соседями. Может быть, удастся узнать через Хамаду или какую-нибудь другую девушку, где сейчас, после прекращения деятельности "Экзотического эскорта", работает Элли.

– Звучит разумно.

Разговор закончился, и Аманда задумалась над новым неожиданным поворотом в развитии событий. Кому понадобилось устраивать погром в квартире Беннет? Возможно, Элли уже мертва или, насмерть перепугавшись, бежала куда-нибудь за тридевять земель. А что, если она действительно убита? Аманде оставалось только надеяться на то, что они смогут найти Беннет, пока та еще жива.

Мать Аманды умерла при родах, но ей посчастливилось с отцом, и потому у нее было по-настоящему счастливое и беззаботное детство. Она считала себя необычайно удачливой, ведь жизнь предоставила ей такое количество благоприятных возможностей. Подумав о судьбе тех девушек, с которыми она познакомилась, занимаясь делом Дюпре, Аманда невольно содрогнулась. Расти рядом с сексуальным хищником вместо отца, торговать собственным телом, чтобы хоть немного заработать. Она подумала о той психологической ране, которую получила только из-за одного-единственного столкновения с человеческой порочностью. От нее Аманда по сей день не могла избавиться. А что, если бы каждый ее день был подобен мгновениям, проведенным в плену у хирурга-маньяка?

Аманда надеялась, что Элли удалось ускользнуть от людей, вторгшихся в ее квартиру, и что Кейт сможет найти Элли, ведь от этого зависело спасение Джона. Девушка по вызову, конечно, не самое лучшее алиби для сутенера, но даже это лучше всего, чем адвокат располагала на данный момент.

29

Тим остановил машину на стоянке мотеля. Синди он сказал, что ему предстоит встреча с одним упрямым свидетелем, которая может затянуться допоздна. Правда, Керриган был совсем не уверен, что жена ему поверила. Он лгал ей и раньше и при этом всегда чувствовал большее или меньшее неудобство. Но сегодня у Тима возникло ощущение, что, солгав, он утратил часть самого себя. Когда раньше он ездил по проституткам, то почти ничем не рисковал. Теперь же Элли Беннет стала не просто угрозой для его карьеры. Он наконец признался себе в том, что она по-настоящему угрожает и его семье. О чем же он думал, связавшись с ней? Если Беннет сообщит об их отношениях прессе, Меган придется расти в атмосфере чудовищного позора, связанного с именем ее отца, а Синди... Синди... Она просто не вынесет подобного унижения.

Элли уже была в номере. На ней были черная водолазка и джинсы, она курила сигарету и смотрела телевизор. Как только вошел Тим и закрыл за собой дверь, Элли выключила телевизор. Она сидела в единственном здесь кресле в уютном полумраке комнаты.

– Садитесь, мистер прокурор, – сказала она, указав ему на стул у стола. Тим отодвинул его и сел. Стол располагался на противоположной от Элли стороне маленькой комнаты. Между ними находилась кровать.

– Чего вы хотите? – спросил Керриган.

– Сразу к делу, не так ли? А может быть, стоило вначале немного заняться традиционным ухаживанием?

Керриган промолчал.

– А Синди нравятся ваши ласки?

– Не втягивайте ее в эту историю! – злобно выкрикнул Керриган, вскакивая из-за стола. В ответ на его вспышку гнева Элли продемонстрировала ему пистолет 38-го калибра.

– Сядьте! – скомандовала она.

Мгновение Тим колебался, затем, повинуясь ее приказу, сел.

– Вот так, Тимми, будь хорошим мальчиком, делай то, что говорят, и с тобой ничего плохого не произойдет.

Керриган сжал кулаки, однако пошевелиться не посмел. Элли положила пистолет на столик рядом с креслом, в котором сидела.

– Я узнала о тебе массу интересного. Например, то, что ты был настоящим футбольным асом, – продолжала она подтрунивать над ним. – А во время нашей последней встречи ты не произвел на меня впечатления сильного мужчины.

– У вас же есть какая-то цель, Элли. Почему бы нам прямо не перейти к ней? Вам нужны деньги? Скажите, деньги?

– Да, и деньги тоже. И все-таки у меня найдутся и другие требования.

– Какие?

– Я хочу, чтобы вы закрыли дело Джона Дюпре.

– Это невозможно.

– Вам придется это сделать, если хотите сохранить работу, семью и репутацию.

– Я не могу закрыть дело, даже если бы я был лично заинтересован в его прекращении. Главный прокурор округа – Джек Штамм. Я его простой сотрудник. Он может закрыть дело только в том случае, если я предоставлю ему основания. А если я попытаюсь сделать нечто подобное самостоятельно, без его санкции, он просто отменит мое решение.

– В таком случае предоставьте ему основание.

– Какое же?

– Джон не убивал сенатора Тревиса.

– Я уверен в прямо противоположном. И даже если бы это действительно было так, и Джон не убивал сенатора, он уж, без всякого сомнения, виновен в убийстве Уэнделла Хейеса.

– Скажите Штамму, что Джон убил Хейеса в целях самообороны, как говорила Аманда Джеффи.

– Нет же никаких доказательств, что Дюпре действовал в целях самообороны. Вы же сами были в зале, когда давал показания охранник.

Элли кивнула.

– И вы слышали, что он сказал.

– То, что он ничего не видел.

– Элли, я ничем не могу помочь Джону Дюпре.

– В таком случае я вас уничтожу.

Керриган почувствовал, как мужество покидает его. Он опустил голову.

– Вы хотите знать правду? У меня ведь осталось совсем немного того, что можно уничтожить. Кто я, собственно, такой? Государственный служащий и неверный муж.

– Если пытаетесь разжалобить меня, то можете не тратить на это силы. – Элли встала. – Подумайте, каким образом можно вызволить Джона из тюрьмы. А также подумайте о том, как достать для меня пятьдесят тысяч долларов. – Керриган был потрясен. – И не тратьте пустые слова на россказни о том, какой вы бедный государственный служащий. Ваша жена и отец – богатые люди. Заставьте их достать для вас деньги или найдите их в каком-то другом месте. Только найдите.

Элли вынула из кармана мини-кассету.

– Не вешай носа, Тимми. Я стою таких денег. И тебе упомянутая истина известна лучше, чем многим другим. – Она подняла кассету. – Когда я получу деньги, ты получишь кассету. И сделаешь на ней карьеру.

– Что это за кассета?

– Запись одного разговора, сделанная на вечеринке по сбору средств на предвыборную кампанию сенатора Тревиса. Здесь имеется очень интересная информация относительно того, каким образом в сенате расправились с законопроектом против клонирования. С помощью моей маленькой кассеты твое имя появится в заголовках всех крупнейших газет, и никто больше никогда не вспомнит о Джоне Дюпре и его деле. До скорого.

Двигаясь по направлению к двери, Элли держала Керригана на прицеле.

– Как мне с вами связаться?

– Не беспокойся. Я сама позвоню.

Дверь за Элли закрылась. Тим не пошевелился. Стул, на котором он сидел, был жесткий и неудобный, но он не замечал подобных мелочей. Перед его мысленным взором стоял образ рассыпающегося карточного домика.

В тот предыдущий раз, когда они встретились в этом номере мотеля, Жасмин спросила его, чего он хочет. И Керриган ответил, что хочет, чтобы она его наказала. А ведь точнее было бы сказать, что ему просто необходимо, чтобы кто-то его наказал, он заслужил наказание.

Керриган закрыл глаза и запрокинул голову. Он – прокурор. Его профессия состоит в том, чтобы обеспечивать неотвратимость возмездия для любого преступника. Однако сам он так долго скрывался от наказания за свое самое тяжкое преступление, что научился обманывать себя ложной уверенностью в том, что теперь навеки избежал кары за когда-то содеянное.

* * *

Недели перед началом чемпионата на «Кубок Роз» слились в одну безумную гонку. Повсюду представители прессы и непрерывные интенсивные тренировки. А в довершение ко всей этой суете и неразберихе обсуждение его свадьбы с Синди. Ему было почти невозможно остаться одному и поразмыслить над своей жизнью. Слишком много разных людей хотели пообщаться с героическим Тимом Керриганом, и Синди не отпускала его от себя ни на минуту. Кроме всего прочего, Тим жил в одном доме с Хью Кертином и двумя другими игроками, что, в свою очередь, означало почти непрерывные попойки.

В сырой и холодный четверг, недели за полторы до решающего матча, Тиму удалось сбежать и уединиться в темном алькове одного захолустного бара. Пивная располагалась всего в трех милях от кампуса, но предназначалась в основном для закоренелых пьянчуг и отличалась атмосферой, которая вызывает отвращение у большинства джентльменов с университетским дипломом. Это было то самое место, где восходящая звезда футбола могла позволить себе расслабиться и выпить без риска оказаться замеченным кем-нибудь из «своих».

К двум часам ночи на исцарапанном деревянном столике перед Тимом уже стоял строй пустых бокалов и рюмок. Выпивка прошибла основательную брешь в трезвом образе жизни футболиста, но ни на йоту не приблизила к решению личных проблем. Синди хочет выйти за него замуж. А вот хочет ли он сам жениться на ней? Он молод, и у него вся жизнь впереди. Откуда ему знать, что Синди – та самая, Единственная? Правда, одно он знал наверняка: Синди будет безумно переживать, если он разорвет помолвку. Но может быть, все-таки лучше короткая драма с отменой бракосочетания, чем трагедия неудавшегося брака, которая будет длиться всю жизнь?

Уже далеко перевалило за то время, которое тренер «Орегонцев» назначил для своих подопечных в качестве обязательного для отхода ко сну. И если бы он по какой-то причине застал Тима здесь в такое время, пьяного или трезвого, то определенно отстранил бы его от участия в играх. Керриган оглянулся по сторонам. Поздние посетители уже начинали расходиться, а он все еще не решил, как ему следует поступить. Может быть, свежий воздух поможет...

Тим не без труда встал из-за стола и направился к двери. Порыв ветра ударил ему в лицо холодными каплями дождя. Машина Тима была на стоянке, но он понимал, что вести ее в таком состоянии явно не с руки. Хью отвезет его домой завтра утром. А сейчас ему нужно просто пройтись, подумать и немного протрезветь.

Тим не знал, сколько времени он шел, когда рядом вдруг притормозила машина и стала медленно следовать за ним. Это была новая и очень дорогая машина. Машина богатого парня. Одна из тех, в которых разъезжают сынки и дочери членов клуба «Уэстмонт». Стекло в окошке рядом с пассажирским местом опустилось.

– Тим, привет, – раздался девичий голос.

Он резко остановился и пригнулся, чтобы рассмотреть лицо водителя. Но в машине была только одна девушка.

– Не узнаешь? Я Мелисса Стеббинз.

Нет, Тим сразу же узнал ее. Мелисса была одним из членов женского клуба, в который входила и Синди. Стеббинз пользовалась весьма дурной репутацией: употребляла наркотики, много пила и спала со всеми подряд.

– Садись, – предложила Мелисса.

Тим вначале хотел отказаться, но дождь отрезвил его до такой степени, что он ощутил, насколько неприятно шляться по улицам в столь мерзкую погоду. Как только Тим открыл дверцу, в салоне автомобиля зажегся плафон. И Мелисса сразу же разглядела его бледное лицо и налитые кровью глаза. А Тим обратил внимание на соблазнительные очертания груди девушки под узким свитером. Когда он сел, у него появились первые признаки возбуждения.

– Что поделываешь здесь в столь поздний час? – спросила Мелисса. – Разве для вас, футболистов, не существует обязательного режима?

– У меня были дела. Тренер мне разрешил.

Вся машина пропиталась запахом алкогольного перегара, да и выглядел Тим далеко не лучшим образом.

– Ну что ж! – рассмеялась она, однако, заметив тревогу на лице Тима, добавила: – Не бойся. Не выдам.

Машина резко развернулась и чуть было не съехала с дороги.

– У-ух! – провозгласила Мелисса, выровняв автомобиль. Тим понял, что он не единственный пьяный в машине и что они едут в направлении, прямо противоположном его дому.

– Я живу на Кирби, – сказал Тим.

– Черт с ним, с Кирби! – рассмеялась Мелисса.

– С тобой все в порядке? Может быть, лучше поведу я?

Мелисса ничего не ответила. Она свернула в парк и направилась в сторону самой запущенной его части, которая со времен появления автомобилей прославилась под названием «Тропа любовников». Мелисса улыбнулась Тиму. Относительно того, что означал ее взгляд, не могло быть никаких сомнений. Если бы он был трезв, то, несомненно, струсил бы, но выпивка на время заглушила все его страхи и комплексы.

Где-то на полпути между тем моментом, когда они остановились, и их первым поцелуем Мелисса сунула руку Тиму в промежность и начала поверх джинсов поглаживать его член. После поцелуя Тим заметил, что у девушки какой-то остекленевший взгляд, однако больше ничего особенного ему в глаза не бросилось.

– Не хочешь? – спросила она.

В руках у Мелиссы была горсть таблеток. Впрочем, даже в том состоянии, в котором он тогда пребывал, Тим ни за что не согласился бы принимать какие-то неизвестные таблетки. И поэтому он просто отрицательно покачал головой. Мелисса пожала плечами. Она бросила горсть себе в рот и запила жидкостью из бутылки, которую Тиму никогда раньше не приходилось видеть. Затем ее рука вернулась к промежности Тима. Мелисса расстегнула молнию у него на джинсах и застежку на трусах. Тим слышал, как громко барабанит дождь по крыше машины. На какое-то мгновение он вспомнил Синди. Но тут Мелисса коснулась губами его члена, и он забыл обо всем. Глаза Тима закрылись, и ягодицы сжались. Он уже почти кончал, когда Мелисса неожиданно и грубо оттолкнула его.

Тим широко открыл глаза. Глаза Мелиссы закатились. Мгновение спустя она начала биться об дверцу рядом с местом водителя. Тим вжался в сиденье, пораженный и до смерти перепуганный. Мелисса продолжала биться в странных конвульсиях. Он понимал, что должен что-то сделать, да только не знал что. Внезапно девушка рухнула на сиденье, еще одно судорожное движение – и Мелисса перестала двигаться.

– О Боже! Мелисса! Мелисса!

Тим заставил себя наклониться к ней, прикоснуться к шее, нащупать пульс. Ее тело показалось ему каким-то клейким, и он с отвращением отдернул руку. Но удалось нащупать пульс или нет? Тим не был уверен. Единственное, чего ему хотелось в ту минуту, – это как можно скорее выбраться из машины.

Дождь не прекращался. Тим застегнул джинсы. Как он должен поступить в подобной ситуации? "Вызвать кого-нибудь, – подумал он, – «скорую помощь» или полицию". Но что будет с ним, если он так поступит? Он пьян и нарушил спортивный режим. Он, у кого собственная свадьба на носу, занимается такими делами с девицей, накачавшейся черт знает чем. А ведь полицейские могут подумать, будто таблетки дал ей он.

Лучше убраться отсюда подобру-поздорову, сказал он себе. И Тим побежал. Потом остановился. Ему нужно кому-нибудь позвонить. Если он бросит ее здесь, а она умрет... Тиму не хотелось об этом думать.

И тут в голову Тиму пришла еще одна мысль: отпечатки пальцев... Он за свою жизнь просмотрел множество детективов. Полицейские ведь будут снимать с машины отпечатки. А в каком месте он к ней прикасался? С той ночи, всякий раз, когда Тим пытался рационально проанализировать все содеянное им тогда, он в первую очередь вспоминал про то, как вытирал ручки на дверях и рычаги управления.

Дождь начал утихать, когда Керриган бегом выскочил из парка. Он находился на расстоянии примерно двух миль от дома. На противоположной стороне улицы были какие-то дома, но свет в них не горел ни в одном окне. Он должен постучать в дверь и рассказать о том, что случилось с Мелиссой. Он может придумать какую-нибудь историю, скажем, что он... Что? Шел по самой глухой части парка под дождем в три часа ночи пьяный? Да и к тому же все его знают. Он же знаменитость. Если в полиции расскажут тренеру о том, чем он занимался – что он был пьян, – тренер, ни минуты не раздумывая, выгонит его из команды. У Тима не было выбора.

Он продолжал бежать. На расстоянии нескольких кварталов от его дома находился двадцатичетырехэтажный супермаркет. Он обогнул его и забежал на стоянку. Там возился какой-то парень, забиравший сигареты из машины. Тим подождал, пока он не уйдет, а затем подбежал к платному телефону и позвонил в полицию. Не назвав своего имени, он сообщил о местонахождении Мелиссы и повесил трубку.

В доме Тима тоже не горел свет и царила гробовая тишина. Он неслышно проскользнул внутрь, прошел в свою комнату и стал поспешно снимать с себя одежду. Может быть, с Мелиссой все уже давно в порядке, повторял и повторял он себе. Да, скорее всего она просто потеряла сознание от таблеток и уже пришла в себя. Она просто-напросто отрубилась. И только. А теперь с ней все уже в полном порядке.

Тим лег в кровать, но никак не мог уснуть. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним вставал образ Мелиссы с остекленевшим взглядом, привалившейся к дверце автомобиля. А из полуоткрытого рта у нее течет струйка пенящейся слюны... Когда Тим полностью протрезвел, он разрыдался, хотя так до конца и не понял, по кому он плачет – по Мелиссе или по самому себе.

На следующий день Тим узнал о смерти Мелиссы. В газетном сообщении говорилось о каких-то уже имевшихся у нее проблемах с сердцем, о наркотиках, алкоголе. Но не было никаких упоминаний о ее спутнике. Тим продолжал задаваться вопросом: выжила бы Мелисса, если бы он позвонил в полицию сразу же, как только вышел из парка? Может быть, она умирала как раз в те минуты, когда он бежал, спасая свою репутацию? Может быть, вовремя вызванный врач спас бы ее?

А самое страшное состояло в том, что он потратил значительное время на стирание отпечатков пальцев из примитивного и подлого стремления спасти свою репутацию. Возможно, те мгновения, что ушли на уничтожение следов, и стоили Мелиссе жизни. Может быть, если бы он остался рядом с ней до прибытия «скорой помощи», Мелисса Стеббинз осталась бы жива?

Всю неделю Тим прожил в ожидании прихода полиции. Бывали мгновения, когда он страстно желал услышать стук в дверь, который предоставил бы ему возможность сознаться во всем и тем самым облегчить душу от страшной вины. Однако за ним так никто и не пришел. Справедливости не суждено было восторжествовать. Срок ее еще не пришел. Вместо того чтобы оказаться в тюрьме, Тим стал победителем в самом крупном и престижном футбольном чемпионате, получил приз лучшего университетского игрока всех Соединенных Штатов Америки. Его повсюду превозносили чуть ли не как национального героя. Но Тим-то знал, кто он такой на самом деле.

30

Билли Брустер помахала рукой Кейт с противоположного конца обеденного зала кафе "Джуниор", где всегда можно выпить кофе, черный и крепкий, без сливок, или съесть кусок яблочного пирога. Брустер была негритянкой с очень короткой стрижкой, работала она в отделе убийств. Они с Кейт дружили, еще когда Кейт работала в портлендской полиции. Дружба их возобновилась во время совместных изысканий в ходе расследования по делу Дэниела Эймса. Кейт остановилась у прилавка, сделала заказ и подошла к Билли.

– Как жизнь? – спросила Кейт, когда они уединились в уголке кафе.

– Откровенно говоря, сейчас не лучшие времена. Сегодня утром брату было отказано в освобождении под поручительство.

– Ты присутствовала на слушаниях?

– Нет. Настроение было отвратное.

– Извини.

Билли оказалась в роли воспитательницы своего младшего брата, когда ей самой не исполнилось еще и шестнадцати. В тот год их отец бросил семью, а матери приходилось пахать на двух работах, чтобы хоть как-то свести концы с концами. И теперь Билли только себя винила во всех жизненных провалах брата. В настоящее время парень сидел в орегонской тюрьме по обвинению в вооруженном ограблении.

– На какой день назначены следующие слушания?

– О, это не имеет никакого значения. У него на счету уже третье преступление, и теперь скоро из тюрьмы не выбраться. – Билли сделала глоток кофе. – А может быть, все и к лучшему. Стоит брату оказаться на свободе, как он обязательно во что-нибудь опять впутается. – Она покачала головой: – Хватит болтать о всяком поганом дерьме. Объясни-ка лучше, с чем связан твой загадочный телефонный звонок?

– Извини, но я не могу сейчас входить во все детали. Пока просто веду поиск.

– Разрешаю тебе вести какой угодно поиск, девочка, при том условии, что ты заплатишь за мой пирог и кофе.

– Слушай, тебе известно, что Аманда защищает Джона Дюпре?

– Это известно всем.

– А ты знаешь, что произошло на слушаниях о поручительстве?

Билли откинулась назад и расхохоталась:

– А как же! У Аманды зубы острые. Только подумать: самооборона!

– Рада, что немного повеселила тебя.

Билли снова рассмеялась:

– Ты же не веришь в подобные истории, Кейт? У тебя ведь мозги настоящего ученого. Поэтому не говори мне, что попалась на такую явную подставу.

Кейт молчала. Билли какое-то мгновение пристально ее разглядывала.

– Значит, ты серьезно.

– Я понимаю, насколько сложно поверить в подобное допущение, но у нас имеются определенные доказательства обоснованности утверждений Дюпре.

– Хотелось бы мне их увидеть.

– Когда они будут окончательно готовы. И хватит твоих вопросов. – Кейт указала на пирог и кофе Билли: – Я плачу эту немыслимую взятку вовсе не для того, чтобы самой отвечать на вопросы, а чтобы получить кое-какую информацию от тебя.

– Ну что ж, приступай.

– До тебя когда-нибудь доходили слухи о том, что Уэнделл Хейес не чист на руку?

Билли смаковала кусок пирога, раздумывая над ответом.

– Если твой вопрос означает, не ведем ли мы какое-либо расследование по его поводу, то, насколько мне известно, – нет. Конечно, всегда возникают те или иные подозрения, когда адвокат начинает представлять интересы торговцев наркотиками, а Уэнделл защищал людей Арагона. До тебя должен был дойти слушок на сей счет, когда ты работала в отделе по борьбе с торговлей наркотиками.

– Я там работала совсем недолго, – сказала Кейт, стараясь не выдать своих эмоций. Ей предложили работать в портлендской полиции, еще когда она училась на факультете компьютерных технологий в Калифорнийском университете, и заниматься расследованием компьютерных преступлений. Однако борьба с хакерами Кейт очень быстро надоела, и она попросила, чтобы ее перевели в отдел по борьбе с торговлей наркотиками. Работая тайным агентом, она оказалась участницей перестрелки на бульварах, в ходе которой были убиты несколько прохожих и главный информатор полиции. Кейт сделали главным козлом отпущения в этом деле и выгнали из полиции.

– Единственное, что еще приходит мне на ум, – из разряда городских слухов.

– Выкладывай.

– Ты когда-нибудь слышала о "Веселеньком заведении на Воэн-стрит"?

– Нет.

– Лет семь назад, когда я еще носила форму, я оказалась первым полицейским, приехавшим на место самоубийства известного банкира Майкла Израэля. Это была классика. Он выстрелил себе в голову в собственном кабинете, предварительно написав записку с признанием в убийстве Памелы Хатчинсон, девушки, якобы забеременевшей от него.

– А что, на самом деле было подобное убийство?

– Было. За восемь лет до того. Хатчинсон работала кассиром в банке Израэля и действительно оказалась беременна. После самоубийства Израэля мы провели баллистическую экспертизу пистолета, из которого он застрелился. Из этой же пушки убили и Хатчинсон.

– А Израэля когда-либо прежде подозревали в убийстве Хатчинсон?

– Никогда. Естественно, после гибели девушки его допрашивали, но это был обычный рутинный допрос. Мы тогда допросили всех в банке. Кроме того, не было никаких оснований подозревать Израэля. Он был женат, принадлежал к уважаемому портлендскому семейству. Тело Хатчинсон нашли на стоянке, на расстоянии нескольких миль от банка. Ее сначала зверски избили, а потом шлепнули. Отсутствовала и ее сумочка. Складывалось впечатление, что девушку ограбили и убили.

– Но какое отношение к убийству Хатчинсон имел Хейес?

– Не торопись, девчушка, – сказала Билли, затолкав себе в рот очередную порцию яблочного пирога. – В тот год, когда я стала детективом, управление по контролю за применением законов о наркотиках арестовало Сэмми Кортеса, мексиканца по национальности, работавшего на Педро Арагона. ФБР шило Кортесу серьезное дело по организации широкомасштабного наркотрафика, что грозило пожизненным заключением без всякой надежды на смягчение наказания. И Кортес разговорился, надеясь добиться снисхождения от властей. Помимо прочего, он заявил, что сможет пролить некий свет на убийство портлендского банкира, совершенное за несколько лет до того.

– Израэля?

Билли кивнула:

– Он сказал, что существует заговор очень влиятельных и богатых людей, которым нужно было избавиться от Израэля. Потому они и заказали его ликвидацию, да так, чтобы она походила на самоубийство. Кортес говорил, что эти люди связаны с Арагоном.

– И он сказал, что к делу причастен и Хейес?

– Он не назвал ни одного имени. Заявил, что не скажет ничего до тех пор, пока ему не дадут твердых гарантий. Единственное, о чем Кортес проговорился, – это то, что упомянутые им загадочные люди связаны между собой уже так долго, что у их группы появилось особое прозвище – "Веселенькое заведение на Воэн-стрит".

Кейт скептически взглянула на собеседницу:

– И какое же отношение мог иметь Арагон к "Веселенькому заведению"?

– Спроси что-нибудь полегче. Кортес, кстати, тоже не смог объяснить это название. Он сказал, будто внутри группы существовала какая-то старая шутка, понятная только им самим. В управлении сочли, что Кортес им лапшу на уши вешает со своим "Веселеньким заведением", но все же нам об этом сообщили. Я отправилась в федеральную тюрьму, где он сидел, так как я знала о "Деле Израэля". Когда прибыла туда, мне сообщили, что с ним до меня примерно полчаса беседовал адвокат. Затем Кортеса ввели в помещение для встреч, и он отказался говорить вообще что бы то ни было. Парень был до смерти перепуган. И как ты думаешь, кто был тот адвокат?

– Уэнделл Хейес?

Брустер кивнула.

– Я кое-что знала о Кортесе из другого дела. Он и в самом деле был довольно крутым парнем и тем не менее очень преданным своей семье. Какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что нужно проверить ситуацию с его родными; у него были жена и восьмилетняя дочь. Как оказалось, ни в день визита Хейеса к Кортесу, ни за день до его визита девочка не посещала школу. А вот стоило Кортесу прекратить сотрудничество с полицией, как она снова пришла в школу. Я попыталась найти девочку, чтобы побеседовать с ней, но мать меня к ней не подпустила.

– Ты полагаешь, что ее взяли в качестве заложницы, чтобы заставить Кортеса молчать относительно этого "клуба"?

– Может быть, и так. А может, все россказни о "клубе" были простой выдумкой. Кортес мог бы много сообщить сотрудникам управления об организации Арагона. У бандитов была масса оснований заткнуть ему рот.

– Кортес все еще находится в тюрьме?

– Кортес уже давно в аду. Его прирезали в тюремном дворе во время прогулки вскоре после начала отсидки.

31

Тиму Керригану нужна была помощь человека, обладавшего властью и связями. Хью Кертин был лучшим другом Тима, но чем Исполин может помочь в случае с Элли Беннет? У Уильяма Керригана были и власть, и связи. Однако рассказать отцу о своих грязных отношениях с проституткой значило бы только еще раз подтвердить его мнение о сыне как о полном ничтожестве и неудачнике. Размышляя над своим положением, Керриган пришел к выводу, что существует лишь один человек, к которому он может обратиться за помощью.

Харви Грант почти в полном одиночестве обитал высоко над городским центром, за каменной стеной в уединенном районе Западных холмов. Тим остановил машину у стальных ворот, ведших в поместье судьи, и назвал свое имя в черный металлический домофон. Ответил Виктор Рейс, пятидесятилетний бывший полицейский, выполнявший у судьи одновременно роль дворецкого, охранника и секретаря. Через несколько мгновений ворота медленно открылись, и Тим въехал на длинную дорожку, которая вела к трехэтажному кирпичному дому, построенному в федералистском стиле.

Сегодня в большей части окон особняка Гранта не горел свет. А вот в другие дни дом частенько освещался яркими огнями вечеринок и полнился голосами гостей. Судья славился своим радушием и любовью как к шумным приемам, так и к немноголюдным встречам с близкими друзьями. Многие стремились получить приглашение на суаре у судьи Гранта, и подобные приглашения очень высоко ценились. Считалось, что присутствие на вечере у Гранта означает автоматическое вхождение в портлендскую элиту.

Тим остановил автомобиль у глубокого портика, где его уже ждал Харви Грант.

– Пройдем в мой кабинет, там нам будет удобнее, – предложил судья и добавил тоном заботливого отца: – А ты выглядишь так, что тебе явно не помешает выпить чего-нибудь крепкого.

– Я совершил нечто немыслимо глупое, – сообщил Керриган, пока они шли по коридору по направлению к отделанному деревянными панелями кабинету судьи.

– Вначале постарайся успокоиться, – посоветовал ему Грант, усаживая Тима в кресло напротив камина с полкой из резного вишневого дерева.

В камине горел огонь. Тим откинулся на спинку кресла и попытался вобрать в себя уютное тепло. Но стоило ему всего на мгновение закрыть глаза, как он почувствовал себя смертельно усталым.

– Ну вот, – произнес Грант. Слова судьи сразу же возвратили Керригана к реальности. До этого момента он не осознавал, насколько встреча с Элли Беннет выпила из него все силы. Судья вложил в руку Тима бокал с холодным напитком и сам сделал глоток из такого же бокала, который наполнил для себя.

– Спасибо, – сказал Керриган и за один раз наполовину опорожнил бокал.

Грант улыбнулся по-отечески теплой улыбкой. Керригана всегда поражало его терпение истинного педагога. Даже в самых напряженных ситуациях в ходе судебных заседаний Харви Грант словно парил над пошлостью треволнений, вызванных грязью грехов человеческих, и снисходил лишь к тому, чтобы дать соперничающим сторонам проникнутый олимпийским спокойствием совет, в котором всегда звучал голос разума и здравого смысла.

– Ну что, немного полегчало? – спросил Грант.

– Нет, судья. Потребуется нечто большее, чем простой стакан виски, чтобы решить мою проблему.

– В таком случае объясни, что случилось.

Керриган, не поднимая глаз на судью Гранта, пересказал ему историю своего постыдного вечера с Элли после выступления на конференции адвокатов, а также всего, что за этим последовало. Время от времени судья отпивал из бокала, но выражение его лица оставалось неизменно спокойным. После исповеди Керриган почувствовал себя значительно лучше. Он знал, что подвергается определенному риску, отправляясь к служителю правосудия такого ранга, как судья Грант. Хотя, с другой стороны, Тим был уверен, что судья сохранит его признания в тайне, и надеялся, что тот найдет какое-нибудь решение его дилеммы.

– Это единственный раз, когда ты совершал нечто подобное? – спросил Грант.

– Нет, – ответил Керриган и еще ниже опустил голову. – Но я всегда был очень осторожен. А с Элли... я не знаю, что на меня нашло. Я был пьян и очень подавлен... – Керриган замолчал. Его оправдания звучали слабо и неубедительно.

– Синди – хорошая женщина, Тим.

Когда Керриган поднял голову, в его глазах стояли слезы.

– Я знаю. И ненавижу себя за то, что лгал ей. Мне становится гадко на душе от одной этой мысли.

– А ведь надо подумать еще и о Меган, – напомнил ему Грант.

Керригану удалось подавить непроизвольное рыдание. Все вокруг него рушилось. Грант сидел молча, оставив Керригана наедине с мрачными мыслями.

– Ты разговаривал с отцом о ситуации с мисс Беннет? – спросил Грант, почувствовав, что Тим немного успокоился.

– О Боже! Конечно, нет. Вы же знаете, какие у нас отношения.

– Значит, ты пришел прямо сюда?

Тим кивнул.

– Как ты думаешь, мисс Беннет пока никому не рассказывала о том, что ей известно?

– Не знаю. Только она же должна понимать, что потеряет всякую власть надо мной в том случае, если наши отношения станут достоянием гласности.

– Как думаешь, что произойдет в том случае, если она обратится в газеты, а ты станешь отрицать все ее обвинения?

– Вы хотите сказать, сможет ли она доказать то, что мы провели ночь вместе?

Грант кивнул. Керриган задумчиво потер лоб. Он пытался вспомнить, что произошло в тот вечер.

– Я прошел в мотель по фальшивому удостоверению, но администратор за столом регистрации мог меня запомнить. И сегодня вечером я снова туда ездил. Возможно, я даже оставил отпечатки пальцев в комнате. Отпечатки могут сохраняться в течение довольно долгого времени. В таких местах уборщицы не слишком прилежные.

– И все-таки главным основанием для претензий будут лишь ее признания, ведь так?

Керриган задумался.

– Телефонные звонки. Я звонил Элли из своего рабочего кабинета вечером того дня, когда впервые встретился с ней, а также воспользовался платным телефоном в том отеле, где выступал с речью. Конечно, невозможно будет доказать, что звонил именно я, однако сам факт звонков может служить серьезной косвенной уликой в ее пользу. Но, собственно, какое имеет значение, удастся ей доказать, что все, сказанное ею, – правда, или нет? Стоит такого рода обвинениям быть выдвинутым, они приклеиваются к человеку навсегда, независимо от их справедливости.

– Ты, безусловно, прав, Тим. Разразится настоящая катастрофа, если названная информация будет предана огласке. И конечно, всем твоим планам занять сенаторское место придет конец.

Грант помолчал немного и сделал глоток из бокала. Его лоб покрыли глубокие морщины.

– Теперь обратимся к той пресловутой кассете, – произнес он. – Ты не знаешь, в чем ее особая ценность?

– У Дюпре было очень серьезное заведение. Его услугами пользовались политики и богатые бизнесмены. Беннет могла записывать информацию самого разного рода, которую потом Дюпре использовал в целях шантажа.

Грант кивнул и снова задумался. Керриган ждал, усталый, вымотанный до предела и в то же время благодарный даже за короткую передышку. Когда судья заговорил снова, каждое слово его казалось тщательно продуманным и взвешенным:

– Ты поступил очень и очень глупо, Тим, поставив тем самым себя и свою семью в крайне опасную ситуацию. И все же, возможно, я смогу тебе помочь. Сейчас поезжай домой и позволь мне заняться твоей проблемой. Если мисс Беннет вновь выйдет на тебя, попытайся затянуть переговоры. Обещай, что выполнишь ее требования, хотя тебе для этого нужно время. Как только я что-нибудь придумаю, то сразу же тебе позвоню.

Грант встал, Тим поднялся вместе с ним. Сделать это было почти столь же сложно, как подняться на гору. Тело казалось почти каменным, а душевная слабость граничила с желанием умереть.

– Спасибо, судья. Вы даже не представляете, как мне помог наш разговор, как много для меня значат встречи и беседы с вами...

Грант положил руку на плечо Керригана.

– Ты наверняка не знаешь этого, Тим, но у тебя есть качества, о которых большинству мужчин остается только мечтать. Я помогу тебе удержаться.

32

Аманда легла спать рано и почти всю ночь проворочалась, пока под самое утро ее не сморил тяжелый, беспокойный сон. Ей приснилось, будто она плывет на корабле в какой-то круиз; какой, она не знала, хотя море казалось безмятежным, а небо – чистым. И тем не менее на сердце у Аманды было неспокойно. Как будто ее мучило странное предчувствие, что тихая погода может в любую минуту перемениться и начнется страшный ураган.

Коридоры корабля, казалось, никуда не вели, она заблудилась в их лабиринтах, одинокая и потерянная, ищущая какого-то неизвестного ей человека. Она зашла в каюту, которая показалась ей чем-то знакомой. Аманда коснулась двери, и та медленно открылась внутрь. В каюте, спиной к ней, стоял мужчина. Когда дверь начала открываться, он так же медленно начал поворачиваться к Аманде. Но в тот момент, когда она должна была уже увидеть его лицо, Аманда в необъяснимом ужасе проснулась, подскочив на кровати.

В течение нескольких секунд она не могла сообразить, где находится: в постели у себя дома или на корабле?.. И тут вдруг увидела отливающие красным цифры на циферблате часов и поняла, что она все-таки дома. Часы показывали пять утра. Аманда попыталась еще раз уснуть, но очень скоро убедилась, что теперь это не удастся. Увиденный сон вызывал недоумение и непонятное беспокойство. Аманда подумала, что в создавшейся ситуации необходимо начать принимать снотворное, чтобы спать спокойнее, в противном случае она просто не сможет полноценно работать. И Аманда решила попросить Бена Додсона во время сегодняшней консультации, назначенной на полдень, порекомендовать ей какие-нибудь таблетки.

Бассейн в клубе открывался очень рано. Аманда отправилась туда на разминку в надежде, что плавание поможет ей прийти в себя. Рассекая воду, она размышляла о своих отношениях с Майком Грином. Он ей нравился, с ним было уютно, и все же в их отношениях не было не то что огня, даже искры настоящего чувства.

Начав учиться в Беркли, Аманда редко приезжала в Орегон. Когда же она вернулась домой и начала работать в фирме Фрэнка, то обнаружила, что большинство ее школьных друзей и подруг разъехались кто куда. А многие из тех, кто остался, уже либо завели семьи, либо имели более или менее постоянных партнеров. Поэтому в их компании Аманда часто чувствовала себя пятым колесом в телеге. Несколько ее старых подруг предпочли карьеру браку, но, встречаясь за обедом или на вечеринке, они все равно говорили почти исключительно о мужчинах. Аманде нравилась работа адвоката, однако ее подруги, состоявшие в счастливом браке, демонстрировали то семейное счастье, которому она всегда втайне завидовала. Поэтому уходила от них Аманда всегда в дурном настроении.

До того как переехать в Портленд, Майк пережил тяжелый бракоразводный процесс в Лос-Анджелесе. И Аманде всегда казалось, что он ждет от их взаимоотношений чего-то значительно большего, чем она способна дать. Майк был ей интересен, но в глубине души она понимала – в их отношениях отсутствует нечто существенное. Для нее он был чем-то вроде надежной гавани. Да только в браке Аманда искала не надежности и безопасности. Ей нужна была любовь.

После тренировки Аманда поехала в центр города. К следующей пятнице она должна была подготовить краткое резюме по одному делу для апелляционного суда, а в это время дня можно сделать массу работы без помех, так как телефоны начинали звонить только с приходом секретарш – в восемь. Аманда забежала в бар на Нордстроме, купила там пирожок и кофе-эспрессо, а затем направилась в Стокман-билдинг. По дороге к себе она проходила мимо кабинета Дэниела Эймса.

Юные годы Дэниела были ужасны. Накануне совершеннолетия он сбежал от своей матери-алкоголички и последовательно сменявшихся безумных, спившихся и звероподобных "папаш", какое-то время жил на улице и в итоге от отчаяния пошел в армию. После армии Дэниелу огромным и упорным трудом удалось закончить колледж и юридический факультет. На юридическом факультете он был одним из лучших, поэтому крупная и престижная портлендская юридическая контора сразу же предложила ему место.

Дэниел что-то искал в каком-то медицинском справочнике, попутно перелистывая истории болезней и врачебные отчеты, – он вел дело о халатности, проявленной при лечении больного. Увидев Аманду, Эймс оторвал взгляд от своих документов и улыбнулся. Дэниел был красив, широкоплеч и являлся обладателем обворожительной улыбки. Аманда уже почти забыла, в каком отчаянии и безнадежности пребывал Дэниел, когда они впервые встретились в окружной тюрьме Малтномы. Против Эймса было сфабриковано дело по обвинению в убийстве одного из наиболее известных сотрудников той фирмы, в которой он работал. Кейт и Аманде удалось спасти его. Адвокатский талант Аманды помог ему сохранить честное имя. И с тех времен Дэниел жил с Кейт Росс.

– Не думал я, что начальство приходит на работу так рано, – пошутил Эймс.

– Я пришла для того, чтобы проследить, насколько прилежно работают мои подчиненные.

– Кейт тоже пришла рано. Она хотела с тобой о чем-то поговорить.

Аманда проследовала в узенький и захламленный кабинет следователя.

– Ну, что у тебя есть для меня? – спросила Аманда, сдвигая бумаги на край стола и ставя на освободившееся место свой завтрак.

Пока Кейт рассказывала о встрече с Билли Брустер, Аманда жевала пирог и прихлебывала кофе.

– Ну и каковы же твои выводы? – спросила она, когда Кейт закончила.

– Если это "Веселенькое заведение на Воэн-стрит" действительно существует и Уэнделл Хейес был в него вхож, его могли просто послать убить Дюпре.

– Зачем?

Кейт пожала плечами:

– Не знаю. Может, Дюпре понимает, почему Хейес на него напал?

– Нет.

Аманда проглотила последний кусок пирога и запила его глотком эспрессо.

– Что у тебя следующее по плану? – спросила она Кейт.

– Я назначила встречу с Салли Грейс. Собираюсь вместе с ней просмотреть отчеты по вскрытию тела Майкла Израэля, чтобы установить, не было ли там каких-либо свидетельств того, что банкира действительно убили.

Аманда встала.

– Если что-нибудь найдешь, сразу же дай мне знать.

– Само собой.

Аманда покачала головой:

– Это дело с каждым днем становится все более запутанным.

* * *

Аманда все еще чувствовала себя крайне неловко из-за своих визитов к Бену Додсону и поэтому никому – включая и отца – не говорила о том, что посещает психиатра.

– Я читал о вас в газетах, – сказал Додсон, как только она вошла в его кабинет и уселась в кресло.

– Репортеры не дают мне покоя, – ответила Аманда с некоторой неловкостью в голосе.

– В последнее время у вас возникали какие-либо проблемы?

Аманда кивнула:

– Во время двух своих первых встреч с Джоном Дюпре я была очень напугана.

– Не думаю, что вашу реакцию можно рассматривать как патологическую, принимая во внимание тот факт, что он убил своего предыдущего адвоката, – улыбнулся Додсон. – Могу ручаться, что сам бы испытал нечто подобное, доведись мне столкнуться с ним.

Аманда рассмеялась и почувствовала, как напряжение стало понемногу проходить.

– Думаю, вы правы.

– Вот видите, далеко не всякий страх иррационален.

– Но я не позволила страху парализовать волю, – с гордостью добавила Аманда. – Я была до смерти перепугана и все же заставила себя остаться в комнате наедине с Джоном.

– Превосходно. Только главное, что меня сейчас интересует, – не было ли у вас снова тех жутких воспоминаний, которые так часто мучили вас раньше? Неожиданно возникающих воспоминаний?

– Разглядывание фотографий трупов сенатора Тревиса и Уэнделла Хейеса как-то необычно сильно расстроило меня. Я хочу сказать, что при моей работе с подобными вещами приходится сталкиваться чуть ли не каждый день. И если всякий раз расстраиваться из-за них... ну, вы понимаете...

Додсон улыбнулся Аманде.

– Как бы то ни было, фотографии на меня подействовали, и страх встречи с Дюпре был гораздо сильнее обычного напряжения, которое я, естественно, испытываю, находясь один на один с опасными клиентами.

– И тем не менее вы справились, не так ли?

Аманда кивнула.

– Во время вашего первого визита вы выразили нежелание продолжать работу в качестве адвоката по уголовным делам. Не изменилось ли ваше отношение к этому вопросу с тех пор?

– Думаю, что изменилось. Моя работа снова стала мне чрезвычайно интересна. – Аманда помолчала немного. – В деле Дюпре есть какая-то странность. Какая-то неувязка. Я не могу распространяться о подробностях дела...

– Ну конечно.

– ...но суть в том, что Джон действительно может быть невиновен. Его ситуация напомнила мне, почему я, собственно, и пошла в адвокаты. Я всегда мечтала защищать тех людей, которые не могут защитить себя сами. Поэтому в каком-то смысле благодаря делу Джона Дюпре я вновь полюбила свою работу.

– Ну что ж, прекрасно. А как насчет кошмаров? Вы хорошо спите?

– Не очень. Кошмары у меня бывают не каждую ночь, но по нескольку раз в неделю наверняка. И мне тяжело засыпать. Я думаю, из-за страха перед кошмарами. Я очень устаю с тех пор, как взялась за дело Джона.

– Может быть, надо попробовать какие-нибудь таблетки?

– Не знаю, – ответила Аманда, хотя совсем недавно хотела просить, чтобы ей прописали лекарство. По непонятной причине сама мысль о приеме таблеток теперь казалась ей не очень приятной.

– В таком случае подумайте над этим и при нашей следующей встрече скажите, что вы решили.

* * *

Спускаясь на лифте в вестибюль здания, в котором располагался кабинет доктора Додсона, Аманда размышляла о "Веселеньком заведении на Воэн-стрит". Идея существования на протяжении нескольких десятилетий хорошо законспирированной организации, объединяющей людей со связями и положением, казалась интересной, но несколько надуманной. Такой же большой натяжкой представлялась ей и связь между гибелью Израэля и делом Дюпре.

Дверцы лифта распахнулись. Аманда на несколько мгновений задержалась в вестибюле. Тайные связи и заговоры, по определению, творятся людьми, находящимися в очень тесном взаимодействии. Сэмми Кортес заявил в полиции, что тайная связь между Педро Арагоном и остальными членами загадочного кружка имела долгую историю. Возможно, существовала какая-то связь между Арагоном и Хейесом, корни которой уходят в те времена, когда Хейес еще не был адвокатом? Аманда вышла на улицу. На противоположной стороне располагалось внушительное здание публичной библиотеки округа Малтнома. В голову Аманде пришла неожиданная мысль, и она перешла дорогу.

Библиотека, занимавшая целый городской квартал, была построена в георгианском стиле. Фасад первого этажа был отделан серым известняком, а верхние этажи выложены из красного кирпича. Аманда поднялась по широким гранитным ступеням, которые вели к главному входу в библиотеку, и прошла прямо на четвертый этаж, в отдел истории, где к тому же находился и библиотечный каталог. Здесь стояли бесчисленные деревянные ящики, забитые давно устаревшими и пропахшими плесенью каталожными карточками газетных статей, расставленными в алфавитном порядке по именам упоминавшихся в этих статьях людей. Аманда выдвинула ящик с большой литерой "А" и листала карточки до тех пор, пока не наткнулась на несколько с именем Педро Арагона. Она занесла в свой желтый разлинованный рабочий блокнот все статьи, в которых говорилось об Арагоне, а затем то же самое проделала и по Уэнделлу Хейесу. Закончив, Аманда на отдельный листок выписала все публикации, в которых упоминались оба заинтересовавших ее человека.

Отдел периодики находился на третьем этаже. Аманда решила начать с самых старых статей. Наиболее давней из них оказалась публикация в "Орегонце" за 1971 год. Такие старые статьи были доступны только на микрофильмах. Когда Аманда отыскала нужную ей пленку, то она установила ее на валик, прикрепленный к серому металлическому аппарату, и повернула ручку. Микрофильм завращался на экране с такой скоростью, что у Аманды вскоре закружилась голова. Пришлось крутить его немного медленнее. Наконец она дошла до нужной даты – 17 января 1971 года. В самом низу газетной колонки помещалось изложение расследования кровавой расправы, учиненной в северном Портленде в декабре 1970 года. Подозрение в организации преступления пало на Педро Арагона. В январской заметке также сообщалось о находке на окраинной свалке Портленда трех пистолетов. Было установлено, что именно это оружие использовалось в декабрьской перестрелке. Далее следствие обнаружило, что пистолеты принадлежали Мильтону Хейесу, богатому портлендскому адвокату и коллекционеру оружия, который сообщил в полицию, что накануне декабрьских событий был ограблен. В заметке давалось объяснение и тому, каким образом грабители проникли в дом Хейеса. Его сын Уэнделл, приехавший из Джорджтаунского университета домой на каникулы, перед тем как уйти с друзьями на рождественскую вечеринку, забыл включить сигнализацию.

Аманда нашла пленку с микрофильмом, там была запечатлена история зверского побоища, имевшего место в декабре 1970 года в доме, где велась торговля наркотиками. Трупами был буквально усеян первый этаж заброшенного строения. Большинство убитых стали жертвами перестрелки, однако человеку, лежавшему в передней комнате, перерезали горло. В нескольких комнатах были обнаружены следы героина. Полиции удалось установить, что несколько убитых являлись членами банды чернокожих из Лос-Анджелеса, остальные были латиноамериканцами из шайки Хесуса Дельгадо, связанного с мексиканским наркокартелем. Один из убитых, Клайд Хопкинс, принадлежал к мафиозному клану из Лас-Вегаса. Педро Арагон, причастный ко многим делам Дельгадо, был арестован на следующий же день после происшествия, но его пришлось освободить из-за слишком надежного алиби, которым он располагал.

Участвовали ли Хейес с Арагоном в декабрьском избиении наркодилеров? Аманда с трудом могла представить себе первокурсника из приличной семьи, убивающего в перестрелке группу наркодельцов в одном из самых мрачных районов Портленда. Но ведь Хейес мог зайти туда прикупить наркотиков или же похитить коллекционное оружие отца, чтобы выглядеть внушительнее при попытке сбавить цену.

Аманда задумалась – а кто были эти дружки Хейеса тогда, в декабре 1970 года? Наверное, с этими же парнями он отправился и на вечеринку, когда было похищено оружие из коллекции его отца. Было бы интересно отыскать отчеты полиции относительно тех событий и найти в них имена приятелей Хейеса.

Аманда решила немного отдохнуть от просмотра микрофильмов и нашла некролог Уэнделла Хейеса. Там значилось, что Хейес окончил портлендскую католическую школу в июне 1970 года, то есть в том же году, когда и состоялась упомянутая бойня. Он учился в колледже, а затем на юридическом факультете Джорджтаунского университета. Аманда попросила у библиографа ежегодник портлендской католической школы. Потом села с книгой за стол и стала листать страницу за страницей.

В старших классах Хейес был вице-президентом ученического совета, а президентом был Харви Грант. Листая книгу, Аманда находила все больше знакомых имен. Бертон Роммель и Уильям Керриган, отец Тима, были членами одних с Хейесом команд по футболу и по классической борьбе. Аманда вспомнила, что Грант тоже выпускник Джорджтаунского университета. Теперь она узнала, что он также окончил и портлендскую католическую школу. Исходя из этого, она сделала вполне логичный вывод, что и в университете будущий судья тоже учился вместе с Хейесом.

Аманда навела справки и относительно биографий Бертона Роммеля и Уильяма Керригана. Нет, ни один из них в Джорджтаунском университете не учился. Роммель окончил Университет Нотр-Дам, а Керриган – колледж Уортона в Пенсильванском университете.

Аманда вернулась к просмотру микрофильмов и вставила в аппарат новую пленку, содержавшую одно из первых упоминаний в печати о Педро Арагоне. Ей хотелось узнать, каким образом человек, начинавший с мелкой уличной торговли наркотиками в Портленде, сумел стать главой мексиканского наркокартеля. Примерно через час Аманда собрала достаточно информации, чтобы путь наверх названного субъекта вырисовался перед ней с достаточной ясностью. Быстрое восхождение Арагона оказалось возможным благодаря серии убийств, начавшейся в 1972 году с устранения Хесуса Дельгадо, непосредственного шефа Арагона. Его прикончили на стоянке в Портленде.

Аманда потратила еще некоторое время на изучение статей с упоминанием Педро Арагона и Уэнделла Хейеса. Большая их часть представляла собой отчеты о судебных процессах, на которых Хейес выступал в качестве адвоката у людей, связанных с Арагоном. Она вернула микрофильмы и отправилась обратно в контору. Входя в библиотеку, Аманда не верила в правдивость истории Сэмми Кортеса о "Веселеньком заведении на Воэн-стрит". А вот теперь она нашла нечто такое, что заставило ее несколько по-иному взглянуть на старую выдумку покойного наркодельца: дом, где была устроена бойня в декабре 1970 года, находился на Воэн-стрит.

33

Тим Керриган уже в течение часа обсуждал с Марией Лопес стратегию проведения процесса. Время приближалось к пяти. Керриган снял пиджак и развязал галстук. Лопес повесила свою куртку на спинку стула, а так как у Марии была привычка, размышляя над чем-нибудь, ворошить волосы, то прическа у нее на голове превратилась в нечто невообразимое.

– Джеффи ходатайствует не присоединять свидетельства по делу об убийстве Тревиса к делу Хейеса, – сказал Тим. – Что ты по этому поводу думаешь? Можем ли мы использовать улики из дела об убийстве Тревиса в ходе суда над Дюпре за убийство Хейеса?

– Я бы по данному вопросу уступила, – ответила Мария. – Зачем нам рисковать отменой решения по апелляции? Ведь дело Хейеса – верняк. Суд займет не больше недели, если не считать процедуру подбора присяжных. Изложение дела займет день, от силы – два. Если Джеффи будет строить защиту на своей выдумке о самообороне, она может превратить процесс в настоящий цирк, созвав всех репортеров и устроив демонстрацию с металлоискателем в приемном секторе тюрьмы. Но все ее потуги – не более чем адвокатский трюк. Как только мы будем иметь обвинительный приговор, то сможем использовать его и в случае, если Дюпре упрется в ходе процесса об убийстве сенатора.

– Очень, очень логично. Но...

Зазвонил телефон. Когда Тим поднял трубку, на лице у него появилось выражение явной досады.

– У меня совещание, Люси. Я же просил, чтобы меня не беспокоили.

– Я знаю, но здесь в приемной некая мисс Беннет. И она очень настаивает.

Керриган почувствовал, как все внутри у него дрогнуло. Элли Беннет звонила уже несколько раз, но он приказал секретарю говорить ей, что его нет. Тим бросил взгляд на Марию. Заметила ли она его волнение? Как оказалось, Лопес на него вообще не смотрела, углубившись в свои записи.

– Хорошо, соедините меня с ней, – сказал Керриган.

Через мгновение он уже говорил с Элли.

– Спасибо за визит, – быстро произнес Тим. – Сейчас у меня совещание, но мне очень хотелось бы с вами встретиться.

– Да, – отозвалась Беннет. – Вам бы наша встреча очень не помешала.

– Давайте я позвоню вам, как закончу свои дела здесь. Ну, скажем, через час?

– Буду ждать. Только помните, я буду очень разочарована, если вы не позвоните в условленное время.

Она опустила трубку. Керриган почувствовал, как на лбу собираются капельки пота. Он и не предполагал, что Элли осмелится появиться у него в конторе. Мария знала Элли. А что, если она видела ее в приемной?

– С тобой все в порядке? – Мария удивленно смотрела на Тима.

Ему с огромным трудом удалось улыбнуться:

– Мне кажется, я немного переутомился. Почему бы нам не остановиться на сегодня?

– Ну конечно. – Мария встала и начала собирать папки. – Выздоравливай.

– Спасибо. Ты прекрасно выполняешь свою работу, Мария.

Лопес покраснела. Она пятясь вышла из его кабинета и закрыла за собой дверь. Керриган набрал номер кабинета Харви Гранта.

– Здесь была Беннет, судья, в приемной, – сказал Керриган, едва услышал в трубке голос Гранта.

– Ее кто-нибудь видел?

– Мне неизвестно, кто там был, кроме нее.

– И что ты сделал?

– Побеседовал с ней по телефону.

– Значит, вместе вас никто не видел?

– Нет. Я отделался от нее, пообещав, что перезвоню через час. Осталось пятьдесят минут.

– Хорошо, успокойся.

– Что мне сказать?

На несколько мгновений воцарилось молчание. Керриган ждал, его рука, державшая трубку, сделалась влажной и липкой, все внутри сжалось.

– Скажи мисс Беннет, что к следующей неделе найдешь решение своей проблемы.

– Но как?

– Скажи, что ты уже почти собрал требуемые деньги, признайся, что работаешь с одним детективом, который тебе кое-чем обязан. Только не говори ни о чем определенно. Скажи, что этот детектив способен устранить некоторые улики, хотя и не говори, каким образом.

– А что произойдет на следующей неделе, ведь Дюпре все еще будет находиться в тюрьме?..

– Мы обсудим это сегодня вечером.

* * *

Перед встречей с Харви Грантом для храбрости Керриган выпил очень крепкого виски. У Тима был такой вид, словно он спал не раздеваясь. Виктор Рейс открыл ему дверь еще до того, как помощник прокурора позвонил. Грубое морщинистое лицо охранника расцвело улыбкой. Керриган был уверен, что Виктор обратил внимание на его помятый вид, так как он обращал внимание практически на все. Но дворецкий ничем не дал понять, что удивлен внешностью гостя.

– Проходите. Судья у себя в кабинете. Вы обедали?

– Да, конечно. Я найду его. Спасибо.

Керриган прошел по коридору в комнату, где в прошлый раз встречался с Грантом. На судье были слаксы цвета хаки, клетчатая рубашка и толстый свитер: Рядом на столе лежала книга по британской военной истории. Грант тепло улыбнулся Тиму и жестом предложил ему сесть.

– Как выдерживаешь свое испытание? – спросил судья.

– Не очень хорошо, – ответил Тим, тяжело опускаясь в кресло.

– Хочешь выпить?

Тим отрицательно покачал головой:

– Я уже...

Улыбка Гранта сделалась задумчивой.

– Сколько времени я тебя знаю, Тим?

– Всю мою жизнь.

Грант кивнул:

– Я присутствовал на твоем крещении, на твоем первом дне рождения и на первом причастии. Я всегда гордился тобой.

Керриган опустил глаза. На них навернулись слезы, и голос его задрожал:

– Мне очень жаль, что я не оправдал вашего доверия.

– О, вовсе нет, сынок. Ты же человек, а не ангел. А каждый человек совершает ошибки.

– Это не просто ошибка.

– Не преувеличивай. То, что сейчас с тобой происходит, – не более чем неизбежные ухабы на жизненном пути. В данный момент они кажутся чем-то невероятно страшным, непреодолимым, и тем не менее мы позаботимся о том, чтобы все миновало. Через год ты уже и не вспомнишь о своих сегодняшних треволнениях.

Во взгляде Керригана появилась надежда.

– Тим, ты мне доверяешь?

– Конечно.

– И ты знаешь, что я желаю тебе только добра?

Тиму хотелось сказать, что для него судья ближе, чем его родной отец, но он не смог произнести этих слов.

– У меня есть решение твоей проблемы, – сказал судья. – Женщина, о которой идет речь, – шлюха, уличная девка. И мы не можем позволить такому отребью испортить тебе жизнь и карьеру.

Керриган наклонился вперед, впитывая каждое слово из плана судьи.

– Ты помнишь слова Гарольда Тревиса о существовании Бога? Ну те, что он сказал, когда мы сидели на террасе "Уэстмонта" после игры в гольф?

– Тогда я в последний раз видел его живым.

– Можно мне задать тебе один вопрос, Тим? Ты веришь в то, что есть Бог, некое высшее существо, которое видит все наши поступки и наказывает нас за наши дурные дела?

Тим не знал, как ответить на этот вопрос. Он получил религиозное воспитание, и порой сама жизнь казалась ему одним большим чудом. Тим помнил, что почти откровением для него стало рождение Меган. И время от времени Керриган переживал дни, когда мир вокруг него наполнялся такой красотой, что он начинал верить в Божественное творение. Но чаще ему бывало трудно рационально принять идею о сотворении мира Богом и о Божественном провидении. Было трудно верить в милосердного Бога, допрашивая ребенка, подвергшегося насилию, ребенка, лицо которого не выражает эмоций, а тело испещрено следами жизни, знавшей только боль и отчаяние. Работа в окружной прокуратуре не способствует укреплению веры.

– Вполне естественно чувствовать сомнения при ответе на подобный вопрос, – сказал Грант, – а уж тем более человеку, привыкшему пользоваться логикой, принимая или отвергая существование чего бы то ни было без явных доказательств, не говоря уже о сверхъестественном, всемогущем существе. Это один из больших минусов юридического образования, по моему мнению.

– А вы верите в Бога?

– Гарольд полагал, что представление о Боге изобретено для того, чтобы держать в узде всякий сброд, – ответил Грант, уклоняясь от прямого ответа на вопрос Тима. – Он был большим циником. И все-таки, может быть, он был прав? Если бы бедняки не верили в посмертное воздаяние, то стали бы они терпеть свои тяготы в земной жизни, не восстали ли бы они против богатых и благополучных? Гарольд полагал, что Бог и Закон изобретены сильными мира сего для того, чтобы управлять массами. И еще он считал, что любая мораль относительна.

– В мире, бесспорно, существуют фундаментальные законы, судья. И мораль вовсе не относительна. Если мы поступаем дурно, то, как бы ни пытались себя обмануть, наша совесть всегда говорит нам, что мы совершили дурной поступок. – Керриган опустил голову. – И я сам четко знаю, что я совершил.

– Это чувство вины, которое мы переживаем в том случае, если верим, что существует некий божественный свод этических правил. Только что было бы, если бы ты наверняка знал, что Бога нет? А раз нет Бога, то есть только те этические правила и законы, которые ты сам для себя устанавливаешь. Если бы сказанное мной было верно, ты был бы совершенно свободным человеком, так как все ограничения, сдерживавшие твои желания, перестали бы иметь какое-либо значение.

– Но какое отношение подобная философия может иметь к случаю с Элли Беннет?

– Если Бога нет, если мир подчиняется воле сильнейших из его обитателей, если не существует никакого божественного наказания и воздаяния, значит, Элли Беннет более не проблема.

– Вы хотите сказать, что ее можно просто убить?

– Устранить, Тим. Так же, как мы стираем неудачное предложение в тексте, который пишем, или убиваем надоевшее насекомое.

– Так ведь существуют незыблемые правила и законы...

– Не для всех. И Гарольд знал это наверняка.

– На что вы намекаете, судья? Я вас не понимаю.

– Ты боишься понять меня. Вот в чем суть. Ответь-ка мне на такой вопрос: как ты поступишь, если я смогу гарантировать, что в случае устранения Элли Беннет лично для тебя не будет никаких последствий?

– Вы не сможете дать мне подобных гарантий. Их не сможет дать никто.

– Но давай все-таки предположим, что смогу.

– Я... я не смог бы никого убить, даже если бы понимал, что никто и никогда не узнает о моем преступлении.

– А как бы ты поступил, если бы грабитель ворвался в твой дом и захотел бы расправиться с Меган? Неужели даже в такой ситуации ты не стал бы убивать?

– Это же совсем другое, это самооборона.

– А разве мы сейчас беседуем с тобой не о ситуации, в которой твой поступок будет расцениваться как вызванный необходимой самообороной? Разве названная женщина не угрожает твоей жизни и жизни близких тебе людей? Представь себя в роли сенатора Соединенных Штатов. А ведь ты уже так близок к вершине, Тим... Подумай о том, что может произойти через несколько лет. Разве ты не можешь представить себя в роли президента Соединенных Штатов, в роли самого могущественного человека в мире?

Уголки рта Керригана опустились. Затем он рассмеялся:

– Посмотрите на меня, судья. Из меня президента не выйдет. Я много пью и шляюсь по дешевым мотелям со шлюхами.

– Это твой собственный взгляд на себя. Однако спроси любого человека в Орегоне, что он думает о Тиме Керригане, и каждый ответит тебе, что Керриган – гражданин с высоким чувством долга и силой воли, пожертвовавший богатством и славой ради служения обществу. И только один человек может доказать противоположное. Только один человек способен разрушить твою семью и тот идеальный образ отца, на котором будет воспитываться Меган. Только один человек стоит теперь на пути к осуществлению твоей самой смелой мечты. Только один человек мешает счастью твоей семьи.

– Я не могу поверить, что все это говорите вы. Вы же верите в Бога. Вы же убежденный католик...

Грант ничего не ответил. Он сделал глоток из бокала.

– Вы же не всерьез говорили об убийстве Элли Беннет? – продолжал Тим. – Ну признайтесь, что все сказанное вами – лишь розыгрыш.

Грант продолжал молчать. На какое-то мгновение Керриган представил, что Элли Беннет мертва. Все его проблемы сразу же исчезнут. Он попробует залечить раны своего не слишком удачного брака и – самое главное – попытается сделать так, чтобы Меган гордилась отцом. Впрочем, мысль о Меган сразу же снова возвратила его к реальности.

– Я знал вас всю свою жизнь, Харви, – сказал Тим, впервые назвав судью по имени. – И я никогда не смогу поверить, что вы способны хладнокровно убить человека, так же как не способен сделать ничего подобного и я. Как я буду смотреть в лицо Меган, зная, что у меня на совести лежит несмываемое пятно подобного преступления? Я не смогу жить с сознанием совершенного.

Тим встал и начал мерить комнату шагами.

– Кроме того, все разговоры о нравственности и Боге не имеют принципиального значения. Ведь на своей прокурорской должности я очень четко уяснил по крайней мере одну вещь: любого преступника в конце концов ловят.

– Ты боишься, Тим. И подобный страх вполне естественен. Только ты увидишь все, о чем сейчас с таким ужасом размышляешь, совершенно в ином свете, если представишь, что никаких последствий не будет. Вообще никаких. – Судья сделал несколько театральную паузу. – И именно это я могу тебе гарантировать.

– Каким образом вы можете гарантировать, что нас не поймают?

– У тебя гораздо больше друзей, чем ты предполагаешь, Тим. Тех, кто верит в тебя и хочет тебе помочь.

– Кто они?

– Друзья, хорошие добрые друзья. На данный момент тебе больше знать и не нужно. Среди них есть полицейские, которым будет поручено расследование, прокуроры...

Тим резко поднял голову.

– Да, Тим, и в твоей конторе. Тебя прикроют. И как только Элли Беннет будет мертва, ты освободишься. Подумай об этом. Подумай о том, что подобный поворот в твоей судьбе будет означать для Меган.

Грант поднял книгу по военной истории и достал лежавшую под ней папку.

– И не нужно преувеличивать сложность того, о чем мы говорим. Многие годы ты играл по собственным правилам. И как мне кажется, поступал таким образом, потому что считал, будто у твоих поступков не будет особых последствий.

Грант протянул папку Керригану, и тот открыл ее. На самом верху лежала фотография Элли Беннет, входящей в мотель вечером того дня, когда они занимались любовью. В папке нашлись и другие фотоснимки, на которых были запечатлены Тим с Элли в номере, в разных сексуальных позах. Ниже фото той ночи находились снимки Керригана в других местах с другими женщинами. На фотографиях были изображены его сексуальные приключения многолетней давности. На некоторых из них Керриган вдыхал кокаин или курил марихуану. Наглое и беспрецедентное вторжение в его личную жизнь, свидетельством которого стали эти снимки, казалось, должно было вызвать у Тима вспышку гнева. Вместо этого он ощутил только шок и внутреннюю пустоту.

– Как?..

– Нам были известны твои похождения в течение некоторого времени. И именно продемонстрированная здесь информация убедила нас в наличии у тебя нужного потенциала.

Керриган тяжело рухнул в кресло и обхватил голову руками.

– Для меня ты все равно что сын, Тим. Я совершенно искренне хочу помочь тебе выпутаться из нынешней передряги. Конечно, все, что я сказал, ново для тебя и может вызвать шок. Я понимаю – требуется определенное время для того, чтобы свыкнуться со многим из того, что ты сейчас услышал. Но ты увидишь, что сказанное мной вполне серьезно, логично и говорилось ради твоей же пользы, сынок.

– Я не стану ее убивать. Не могу. Уйду в отставку. Обращусь в прессу и сознаюсь в том, что совершил. Я просто не способен никого убить.

– Я ожидал такой реакции, Тим. И понимаю, как тяжело совершить первый шаг. Иди домой и выспись. Утром ты многое увидишь совершенно в ином свете. Ты обнаружишь, например, что убийство Элли Беннет – единственный рациональный способ решить твои проблемы. Помни: ты выбираешь между устранением подлеца, желающего погубить тебя, и защитой собственной семьи. Неужели жизнь какой-то грязной шлюхи дороже жизни самых близких тебе людей?

* * *

На полпути домой Керриган остановил машину на обочине, открыл дверцу, и его вырвало. Он сидел, поставив ноги на землю и опустив голову между коленей. Какое-то время спустя Тим вытер рот носовым платком и выкинул его. Температура опустилась почти до нуля, холод пощипывал Керригану щеки. Тим посмотрел вверх. Небо было чистым, ярко светили звезды, но мир, казалось, начал рушиться.

Харви Грант, человек, которому он доверял больше кого бы то ни было, и которого чтил больше собственного отца, как оказалось, на протяжении многих лет знал о самых интимных и грязных его тайнах, вел летопись его нравственного падения и, наверное, делился этой информацией с людьми, хорошо знакомыми Тиму. Интересно, с кем? Сколько их, таких, кто демонстрировал ему свое уважение как нормальному и вполне добропорядочному гражданину, а в воображении представлял его обнаженным, в самых отвратительных позах, молящего о наказании и упивающегося собственным унижением?

Если Харви Грант говорил правду, значит, мир, который казался Тиму таким знакомым и понятным, управляется партией людей, мнящих себя всесильными, презирающими закон и нравственность, людьми, которые ради достижения своих целей способны убить без малейших угрызений совести. Теперь они требуют того же от него, Тима Керригана...

Идти в полицию или к какому-нибудь другому прокурору было бессмысленно. Если в эту группу входит Харви Грант, главный судья и один из самых могущественных людей штата, значит, с ней может быть связан практически любой.

А как насчет ФБР? Он мог бы позвонить кому-нибудь из Вашингтона, да только что он им скажет? Сам его рассказ будет выглядеть бредом сумасшедшего. А у судьи к тому же есть фотографии, которые способны окончательно дискредитировать Тима.

Есть, конечно, еще и возможность самоубийства. Керриган протер глаза. Мы все когда-нибудь умрем. Почему бы не уйти сейчас и не избавиться от мучительной боли? Он загубил свою жизнь, так почему бы не свести с ней счеты? Мысль о бегстве в тишину и покой смерти показалась ему соблазнительной.

И тут Тим Керриган задумался кое о чем из того, что говорил ему Грант. Судья был убежден, что Тим может совершенно безнаказанно убить Беннет. Если он совершит этот один-единственный чудовищный поступок, то его проблемы решатся сами собой и перед ним откроется лучезарное будущее. Поначалу предположение, что он может стать президентом Соединенных Штатов, казалось Тиму абсурдным, однако чем больше он размышлял над ним, тем менее нелепым оно представлялось.

Выборы в сенат выиграть не так уж и трудно. Он и сейчас выглядит как законченный сенатор, он знаменит и пользуется популярностью во всем штате. А стоит сделаться сенатором Соединенных Штатов, тут и президентом не сложно вообразить себя. Любому сенатору не составляет труда войти в президентский забег.

Керриган вспомнил, с какой радостью встретила Синди известие о том, что он, вероятно, будет баллотироваться на место Тревиса. Меган сможет гордиться своим отцом, занимающим столь высокий пост. Перед ней откроется так много дверей. Возможно, он даже сумеет заслужить уважение своего отца.

Керриган больше не чувствовал холода. Он почти забыл о том, где находится. Казалось, что он подошел к границе совершенно иного мира, непохожего на тот, который он знал с детства. Стоит сделать всего один шаг – и он перейдет эту границу и окажется в мире без границ, где сможет поступать так, как ему заблагорассудится, не боясь последствий.

И ведь во многом судья прав. Элли Беннет – шлюха, способная разрушить его жизнь и карьеру. И ради чего она пользуется своей властью над ним? Она хочет, чтобы Тим освободил нераскаявшегося убийцу. Да и в любом случае он не способен выполнить ее требование. Другими словами, Элли Беннет собирается загубить его судьбу и заставить его милую невинную дочурку на протяжении всей дальнейшей жизни нести бремя позора своего отца.

Керриган поднял глаза к небу. Свет звезд вдруг стал ярче, исчезло марево, прояснился и его ум. Он больше не задавался вопросом: нужно ли убивать Элли Беннет? Теперь Тим обдумывал совсем другой вопрос: сможет ли он убить Элли Беннет?

34

Входя в понедельник утром в свой офис, Бен Додсон пребывал в великолепном настроении. Его расписание было до отказа забито пациентами, но секретарша сообщила врачу, что больной, записавшийся на четыре часа, попросил перенести консультацию на другое время, а это значило, что Бен сегодня освободится немного раньше. Проходя к шкафу с историями болезней, где он собирался найти историю первого сегодняшнего пациента, Бен заметил небольшой листок бумаги, лежащий около стола. Психотерапевт взял его и обнаружил, что перед ним та самая записка, касавшаяся Аманды Джеффи, которую он набросал во время одной из их встреч. Додсон нахмурился. Записка должна была находиться в истории болезни Аманды. Как она оказалась на полу?

Додсон нашел папку с историей болезни Аманды. Кажется, все в полном порядке. Он положил записку в папку и вернул ее на положенное место в шкафу. Затем вытащил папку пациента, записавшегося на девять часов, и начал ее просматривать. Но через несколько минут снова невольно отвлекся, вспомнив о записке, выпавшей из "дела" Аманды. Он прекрасно помнил, как после встречи с Джеффи клал записку в папку, а папку ставил в шкаф. Бен вызвал секретаршу и спросил, не брала ли она папку. Она ответила, что нет.

Додсон был уверен, что не просматривал историю болезни Аманды с ее последнего визита, когда и сделал запись на пресловутом листочке. Аманда приходила в пятницу. Возможно ли, чтобы записка пролежала у него под столом незамеченной целый день? Наверное, так оно и было, ведь в противном случае оставалось предположить, что кто-то проник в кабинет Бена в его отсутствие.

* * *

Сразу же по приходе на работу в понедельник Аманда позвонила в справочную службу портлендской полиции. Автоответчик сообщил, что все запросы относительно отчетов полиции должны представляться в письменной форме, однако выдал номер архивной службы. По названному телефону ответила женщина.

Аманда сказала:

– Звонит адвокат Аманда Джеффи, мне необходимо найти несколько отчетов полиции за начало семидесятых годов.

– К несчастью, мы храним здесь отчеты только за последние двадцать пять лет. Я уверена, что запрашиваемых вами документов у нас нет.

– Даже по делам об убийстве?

– Ах, об убийстве! Такие дела мы, конечно, не уничтожаем. Они подлежат бессрочному хранению.

– Можно мне их получить?

– В принципе да. Хотя просто так я их выдать не смогу. Упомянутые отчеты хранятся в закрытых шкафах и в специальных помещениях. Непосредственный доступ к ним имеют только технические сотрудники соответствующего отдела.

– Можно мне поговорить с кем-нибудь из сотрудников? – спросила Аманда.

– Поговорить вы можете, да только бумаги вам все равно не дадут. Необходимо получить специальное разрешение на выдачу отчетов.

– Кто может дать такое разрешение?

– Следователи, которые вели интересующее вас дело.

– Так ведь они скорее всего уже вышли в отставку.

– Вероятно, да.

– Ну и что же я должна делать в таком случае?

– В таком случае, то есть если следователя, занимавшегося делом, найти не удается, любой другой следователь, ведущий подобные дела, может выдать соответствующее разрешение.

– Спасибо.

Аманда набрала номер отдела уголовной полиции по особо тяжким преступлениям и попросила пригласить Шона Маккарти.

– Ты звонишь мне по поводу мистера Дюпре?

– Шерлок Холмс и его дедуктивный метод – ничто по сравнению с тобой, Шон.

Маккарти рассмеялся.

– И чем же я могу тебе помочь?

– Мне понадобились отчеты полиции за начало семидесятых годов. Архивная служба не может их выдать без специального разрешения следователя, работавшего с тем делом, или в случае его отсутствия любого другого следователя, ведущего дела об убийстве.

– Названные отчеты связаны с делом Дюпре?

– Возможно. Чтобы убедиться в этом, я должна их прочесть.

– И что же ты рассчитываешь найти?

– Я не хочу говорить, пока не буду располагать упомянутыми документами.

– В таком случае я ничем не могу тебе помочь.

– Тогда придется подавать ходатайство об истребовании документов. Зачем заставлять меня проходить через подобную изнурительную процедуру?

– Делом занимается Керриган. Ты должна поговорить с ним. Если он скажет, что документы можно предоставить, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты их получила. В любом случае пусть решение принимает он.

Аманда надеялась, что Шон предоставит ей возможность получить отчеты, не спрашивая о причинах интереса к ним. Однако она предполагала, что детектив может и отказать.

Ситуация становилась все более сложной и запутанной.

35

Уик-энд превратился для Тима Керригана в настоящий ад. На протяжении всего того времени, пока он находился дома, Тима мучило беспокойство из-за возможного звонка от Элли Беннет. Когда же его оставляли волнения по поводу звонка, возвращались муки совести из-за того выбора, который ему вскоре предстоит сделать.

В воскресенье Тим с Синди повели Меган в зоопарк. Керриган был несказанно счастлив возможности вырваться из дома. Он занялся проделками дочки и, казалось, совсем забыл о своих проблемах. Как только Меган уложили спать, Тим направился к себе в кабинет под тем предлогом, что ему необходимо закончить кое-какую работу. Ложась в постель, он уже знал, как должен поступить. В ту ночь Тим занимался любовью с Синди со страстью, немыслимой раньше в их отношениях.

На следующий день, прибыв в свой офис, помощник прокурора чувствовал себя усталым и разбитым из-за того, что в предыдущую ночь мало спал. Единственное, чем он смог заняться, был просмотр почты. Среди корреспонденции был и отчет из лаборатории медицинской экспертизы относительно следов крови, обнаруженных на плинтусах в доме Гарольда Тревиса. Кровь оказалась той же группы, что и кровь Лори Эндрюс. Анализ ДНК даст окончательный ответ, принадлежала ли обнаруженная в "хижине" сенатора Тревиса кровь покойной проститутке. Если окажется, что сенатор убил девицу, занимаясь с ней садистским сексом, со стороны Тима будет крайне неэтично использовать свидетельства об убийстве Эндрюс против Дюпре. Ему будет трудно убедить присяжных, что и это преступление совершил Джон. С другой стороны, со стратегической точки зрения не имело никакого смысла строить обвинение на том, что Дюпре убил Тревиса из мести за Эндрюс. Подобный подход сформирует у присяжных ненужное прокурору сочувствие к подсудимому и ненависть к сенатору. Керриган все еще раздумывал, что делать со свидетельствами преступно извращенного характера Тревиса, когда зазвонил телефон.

– К вам Аманда Джеффи, – сообщила секретарь.

Тим был совсем не настроен беседовать с адвокатом Джона Дюпре, однако понимал, что его отказ встретиться будет выглядеть крайне странно. Теперь, когда он принял свое окончательное решение, необходимо вести себя возможно более естественно.

– Аманда! – воскликнул Керриган, как только ее провели к нему в кабинет. – Чему обязан таким неожиданным удовольствием?

Тим всегда тщательно следил за своим внешним видом и обычно выглядел словно настоящий денди. Сегодня же у него под глазами были заметны большие темные круги, а тусклый взгляд ничего не выражал. По волосам, казалось, в самых разных направлениях прошлась расческа, будто ее хозяин нисколько не заботился о конечном результате. Узел галстука оказался не затянут, из-за чего виднелась внутренняя сторона воротника его белой рубашки. Кроме того, Аманда обратила внимание и на нехарактерную дрожь в голосе молодого прокурора.

– До меня дошли слухи, что у вас недостаточно работы, – пошутила она, чтобы скрыть свое удивление. – А мне не хочется, чтобы вы застаивались, и поэтому я решила подбросить вам кое-какую работенку.

Керриган выдавил из себя смешок:

– Ну уж спасибо!

Аманда протянула ему ходатайство об истребовании документов, которое составила сразу же по окончании беседы с Шоном Маккарти. Керриган пролистал документ. Перед ним лежал общий запрос на истребование всех возможных документов, которые могут иметь отношение к делу Джона Дюпре и доказательству его невиновности. Просматривая запрос, Керриган задумался: должен ли он раскрывать Аманде результаты лабораторных анализов, и основана ли эта его обязанность на специальном законе или на конституционном праве? Есть ли у него смягчающие обстоятельства? Если будет установлено, что в "хижине" Тревиса обнаружена кровь именно Лори Эндрюс, то вдруг названную информацию Аманда Джеффи сможет использовать для доказательства невиновности Дюпре в убийстве Лори Эндрюс? Да нет, как раскрытие названной улики повлияет на ход процесса по обвинению Дюпре в убийстве Тревиса и Хейеса?

Под общим запросом лежало несколько запросов на конкретные материалы, на которые Тим просто не обратил внимания, настолько ему хотелось как можно скорее остаться одному. Керриган уже почти дошел до самого конца, когда внезапно что-то в середине запроса вновь заставило его вернуться. Аманда просила представить ей несколько отчетов полиции за начало 1970-х годов. Керригану захотелось задать ей вопрос, какое отношение столь давние дела могут иметь к процессу Дюпре, но потом он решил не заводить разговор на эту тему.

– Я просмотрю ваши ходатайства и возвращу их вам.

– Прекрасно. – Аманда пристально взглянула на Керригана: – У вас все в порядке?

– Кажется, я чем-то заболеваю, – ответил он, вымученно улыбнувшись.

Как только Аманда ушла, Керриган позвонил Марии Лопес и попросил зайти к нему в кабинет.

Когда помощница пришла, Тим передал ей стопку запросов Аманды:

– Аманда Джеффи подала все эти ходатайства. И у меня еще два поручения. Первое тебя, наверное, немного расстроит.

Мария удивленно взглянула на Тима.

– Возможно, Джон Дюпре вовсе не убивал Лори Эндрюс, – пояснил Керриган.

– А кто же в таком случае?

– У сенатора Тревиса были наклонности к извращенному сексу. И он несколько раз пользовался услугами Лори. В "хижине" Тревиса мы нашли следы ее крови.

Керриган кратко изложил Марии сведения, полученные из лаборатории.

– И более того, – продолжал он, – Карл Риттенхаус был помощником по административным вопросам у сенатора Тревиса. Он сообщил мне, что привозил Лори Эндрюс в дом, где был убит Тревис, за несколько месяцев до преступления. Потом Риттенхаус рассказал мне историю, которая произошла в Вашингтоне, когда Тревис зверски избил одну женщину.

– Вполне возможно, что Тревис избил Лори, и все-таки это не снимает подозрений с Дюпре, – продолжала настаивать Мария. – Дюпре убил ее, чтобы она не смогла дать показаний уже после того, как Тревис побил Эндрюс в своем загородном доме.

– Теоретически – да, – согласился Керриган. – Мне необходимо узнать главное: лежит ли на нас обязанность сообщать Джеффи ту информацию, которой мы располагаем о смерти Эндрюс?

– Я выясню.

– И есть еще кое-что. Аманда затребовала отчеты полиции, связанные с перестрелкой, происшедшей в доме торговцев наркотиками в северном Портленде в 1970 году, и убийствами наркоторговцев в 1972 году.

– А зачем ей это?

– Вот я и хочу, чтобы ты выяснила – зачем? Достань отчеты и сообщи, какое отношение они имеют к нашему делу. Если они понадобились Аманде, значит, в них есть нечто такое, из-за чего у нас могут возникнуть проблемы.

36

Управление судебно-медицинской экспертизы штата, двухэтажное здание красного кирпича на Нотт-стрит, укрывшееся под сенью тенистых деревьев, больше напоминало офис по продаже недвижимости, чем морг. Кейт Росс оставила машину на стоянке у здания, пересекла аккуратно подстриженную лужайку и по ступенькам поднялась к парадному входу. В вестибюле она спросила, как ей найти Салли Грейс, и через несколько мгновений уже сидела в кабинете Салли.

Доктор Грейс – стройная женщина с кудрявыми черными волосами, обладательница несколько суховатого, резкого чувства юмора и острого ума, которые делали из нее блистательного свидетеля. Кейт наблюдала за ее выступлениями в качестве свидетельницы на ряде процессов, и ей уже приходилось беседовать с Салли по нескольким предыдущим делам.

– Я нашла папку с делом Майкла Израэля, – сказала Грейс после того, как они немного поболтали на общие житейские темы. – Вскрытие проводил Норман Кац, но он больше у нас не работает.

– Каково же было заключение доктора Каца? Что Израэль покончил с собой?

– Таково было официальное заключение.

Кейт почувствовала неуверенность в голосе патологоанатома.

– Вы не согласны с этим заключением?

– Возможно, и я бы тоже пришла к такому же заключению, хотя есть парочка фактов, которые вызывают сомнения. Правда, их недостаточно, чтобы подвергнуть сомнению заключение Нормана, – поспешно добавила Грейс. – Однако по телефону ты просила меня подумать, не могло ли в данном случае иметь место убийство. Поэтому я и рассматривала все имеющиеся у нас факты под специфическим углом зрения.

– И что же ты выяснила?

– Два интересных факта. Во-первых, у Израэля в крови было обнаружено 600 нанограммов темазепама на миллиметр. Торговое название упомянутого вещества – ресторил. Оно чем-то напоминает валиум, и обычный уровень содержания его в крови составляет где-то между 190 и 507 нанограммами на миллиметр. Другими словами, уровень довольно высок.

– Значит ли это, что кто-то накачал Израэля лекарством, а затем инсценировал самоубийство? – спросила Кейт.

– Вполне возможно. С другой стороны, прием успокоительного имел смысл и в том случае, если Израэль действительно собирался совершить самоубийство. Он должен был успокоиться, чтобы собраться с силами для совершения столь решительного поступка. С другой стороны, 600 нанограммов на миллиметр, конечно, довольно высокое содержание медикамента, и все-таки не настолько высокое, чтобы предполагать намеренное отравление лекарственным средством. Возможно, он сам просто превысил дозу.

– Хорошо. Ты упомянула о двух фактах. Каков же второй?

Доктор Грейс показала цветной снимок, сделанный на месте самоубийства. Верхняя часть тела Израэля лежала на большом зеленом пресс-папье, окрасившемся кровью в красный цвет, которая стекла под голову трупа. Грейс пальцем отметила красное пятно на виске Израэля.

– Сюда вошла пуля. Видишь черный ореол, окружающий входное отверстие?

Кейт кивнула. Ореол выглядел как идеальный круг, начерченный кем-то с помощью циркуля.

– Если человек хочет застрелиться, то обычно стреляет себе либо в рот, либо в висок. В случае выстрела в висок жертва как бы ввинчивает дуло в кожу, и поэтому мы имеем дело со всеми характеристиками ранения в упор, а вовсе не с подобным кружком обгоревшего пороха. В данном же случае перед нами рана, полученная с небольшого расстояния, а это означает, что дуло пистолета при выстреле не касалось виска. Вполне вероятно, что 600 нанограммов на миллиметр темазепама оказалось недостаточно, чтобы полностью отключить Израэля. Доза легкая, и поэтому он в любой момент мог прийти в себя. Если Израэля вначале накачали лекарством, а потом кто-то подвел его руку с пистолетом к виску, тогда Израэль мог дернуться, и это объясняет подобный характер раны. Конечно, все сказанное – чистейшей воды теория. Израэль мог дернуться и сам перед тем, как нажать спусковой крючок.

– А ты уверена в том, что он застрелился?

– Я уверена в том, что он держал пистолет в руке во время выстрела.

Грейс указала на правую руку Израэля на фотографии. На большом и указательном пальцах, а также между ними был заметен слой сажи.

– Вот осадок, который обычно находят на руке, держащей пистолет в момент выстрела.

Кейт потребовалась минута на то, чтобы переварить услышанное.

– Если бы тебе пришлось держать пари: самоубийство или убийство – на что бы ты поставила деньги?

Доктор Грейс передала Кейт копию предсмертной записки, которую она нашла в деле.

В записке говорилось:

Памела Хатчинсон ждала от меня ребенка. Когда я отказался жениться, она стала угрожать, что изобличит меня. Я застрелил ее из того же пистолета, из которого теперь собираюсь застрелиться сам. Я организовал то убийство так, чтобы оно походило на неудавшееся ограбление. Никто не заподозрил меня в совершении убийства, но я так и не смог его забыть. Я больше не могу жить с грузом такой страшной вины на совести. Возможно, Господь простит меня.

– Что ты думаешь по этому поводу? – спросила Грейс, когда Кейт закончила чтение.

– Ну, в общем, довольно формальная записка. В подобных случаях пишут что-то более эмоциональное. Но... – Кейт немного поколебалась, а потом сказала: – Самоубийство.

– Я тоже так думаю. И нужны весьма основательные улики, чтобы заставить меня изменить точку зрения. А кстати, что заставило тебя заняться таким старым делом по прошествии стольких лет?

– Сказка, Салли. Всего лишь одна сказка.

37

В восемь часов вечера Тим оставил машину на подъездной аллее к дому Харви Гранта. Лил сильный дождь, и Керриган в несколько прыжков преодолел расстояние между машиной и портиком. Оказавшись у дверей, он настойчиво надавил на кнопку звонка.

– Она звонила мне домой, – сказал Керриган, как только Грант открыл дверь. Судья сразу же уловил запах алкоголя, исходивший от молодого прокурора. – Мне домой! И Синди подняла трубку.

– Заходи, Тим.

Пройдя мимо судьи и направляясь к его кабинету, Керриган рассеянно провел рукой по волосам, взъерошив их. Он был явно не в себе и казался способен совершить любой, даже самый безумный поступок.

– Я так полагаю, ты принял решение, – сказал Грант, когда Керриган уселся в кресло со стаканом виски в руке. Тим не мог поднять взгляд на собеседника.

– Она не оставила мне выбора. Беннет сказала, что если дело Дюпре не будет прекращено, то на следующей неделе пойдет в полицию. Я пытался объяснить ей все сложности, связанные с прекращением дела, но она не стала слушать. Она... она совершенно не способна мыслить рационально. Я... – Керриган не закончил. Он сделал еще один большой глоток виски.

– Ты принял правильное решение, Тим.

Керриган обхватил голову руками:

– Как я мог встрять в такую историю?!

Грант положил руку на плечо Тиму:

– Из нее ты выйдешь более сильным мужчиной, чем раньше. Сейчас твои эмоции находятся во власти страха и сомнений. А вот когда Беннет будет мертва, ты поймешь, какое блестящее будущее тебя ожидает.

– За это я окажусь в аду.

– Никакого ада не существует, Тим. И никаких вечных мук. И в случае, если Элли Беннет погибнет, ты будешь абсолютно свободен. Твоей семье больше ничего не будет угрожать. Ты станешь сенатором и сможешь помочь бесчисленному количеству достойных и благородных людей.

– Что мне следует делать сейчас?

– Прежде всего – никакой спешки. Нужно немного отвлечься от того, что ты собираешься совершить. Только так ты сможешь совладать с напряжением. Главное – сохранять спокойствие. Ты должен постоянно иметь в виду: все, что делаешь, ты делаешь ради блага своей семьи.

Тим глубоко вздохнул, закрыл глаза.

– Ты уже подумал о том, как это осуществить? – спросил Грант.

– Я думал о своих прежних идиотских ошибках. Не хотелось бы их повторять.

– Превосходно.

– Главная проблема заключается в том, что я не знаю, где живет Беннет. У меня был ее адрес, я взял его из отчетов полиции в деле Дюпре. Позвонил домовладельцу. Он сказал, что она съехала. Удрала, не заплатив квартплату.

– Она свяжется с тобой, Тим. Ей нужны деньги. Ты убьешь ее при встрече.

– Да. Я... я сделаю это.

– Есть кое-что такое, что мы еще не обсудили, – сказал Грант. Тим снова насторожился. – Беннет упоминала о каких-то пленках.

– Именно их она и собирается продать за пятьдесят тысяч долларов.

Грант улыбнулся:

– Помнишь, я говорил тебе, что есть люди, которым не безразлична твоя судьба, друзья, которые хотят защитить тебя от беды и стремятся к тому, чтобы ты добился успеха?

Тим кивнул.

– Деньги не проблема. Их можно предоставить в любой форме, которая устроит мисс Беннет.

– Судья, я...

Грант поднял руку:

– Деньги ничего не значат по сравнению с твоим благополучием и благополучием твоей семьи. Однако ты можешь передать их Беннет только в том случае, если она отдаст тебе записи. Ты понял?

– Конечно.

– Они очень важны.

– Я достану их.

– Знаю. Я уверен в тебе. Как только тебе позвонит мисс Беннет, сразу же перезвони мне.

– Да, конечно.

– И расслабься, расслабься, Тим. Ты не одинок. У тебя много друзей. Теперь тебя никто не сможет и пальцем тронуть.

– Как бы мне хотелось в это поверить...

Грант положил ему руку на плечо:

– Ты можешь мне верить, Тим. Сейчас ты одинок и просто человек. А вот с того момента, когда тебя начнем защищать мы, ты станешь непобедим. Теперь иди домой, к Меган и Синди.

* * *

Судья проводил Керригана до выхода и дождался, пока он уедет. Как только автомобиль Тима скрылся из виду, Грант вернулся к себе в кабинет и набрал телефонный номер.

– Сделано, – сказал он, как только на другом конце провода кто-то поднял трубку.

– Вы уверены, что он доведет дело до конца?

– У него нет выбора. И у нас есть возможность подтолкнуть Тима, если у него возникнут сомнения.

– Отлично.

– Хотелось бы обсудить с вами еще одну проблему, – продолжал Грант. – Аманда Джеффи подала ходатайство об истребовании документов по делу Дюпре.

– Ну и что?

– Она затребовала отчеты полиции по поводу перестрелки в 1970 году в доме, где Педро торговал наркотиками, и отчеты по поводу убийства Хесуса Дельгадо.

– Вы думаете, что она вышла на следы "Клуба"? – В голосе собеседника появилась озабоченность.

– Не знаю. Впрочем, не думаю, что мы можем рисковать.

– Вы хотите устранить ее?

– Нет. Следующий адвокат, которого назначат на ее место, обязательно наткнется на запрос и тоже захочет узнать, что было в тех отчетах. И мы не знаем, кому еще из сотрудников фирмы она сообщила о запросе и его основаниях. – Грант мрачно рассмеялся. – Мы не можем устранить всех.

– Ну и что же вы предлагаете?

– Нам нужно контролировать Джеффи, – ответил Грант. – Я слежу за ней с того самого момента, как ее назначили адвокатом Дюпре. Она проходит лечение у психиатра после того, что случилось с ней во время работы с делом Винсента Кардони. У меня имеется копия ее истории болезни. Вероятно, ее можно запугать и заставить отказаться от поиска отчетов, а то и от дальнейшего ведения дела Дюпре.

38

Аманда работала над ходатайством до семи пятнадцати. Она могла бы поработать и дольше, но уже слишком устала, а по телевизору в восемь часов должен был идти "Свидетель обвинения" по роману Агаты Кристи. Закрыв кабинет, Аманда отправилась к восьмиэтажному гаражу, где стояла ее машина. Шел холодный дождь, и на улице было совсем мало прохожих. Под зонтиком Аманда сжалась от пронизывающего холода. Когда она вошла в здание гаража, вместе с ней в лифт шагнул стройный молодой человек. У него не было зонтика, и на его длинных темных волосах виднелись крупные капли дождя. Мужчина улыбнулся. Аманда кивнула и нажала кнопку с цифрой "6". Мужчина нажал кнопку "7".

Гараж был открыт разгулу стихий, и поэтому, выйдя из лифта, Аманда почувствовала резкий порыв ветра. Вокруг не было никого, а в гараже оставалось всего несколько машин – час был поздний. Сердце у Аманды забилось сильнее, и она стала прислушиваться к малейшим звукам вокруг. Подобное часто случалось с ней в изолированных помещениях со времени нападения хирурга-маньяка.

Аманда услышала шаги. На расстоянии нескольких ярдов от нее шел тот мужчина, которого она встретила в лифте. Аманда почувствовала, как ею овладевает самая настоящая паника. В первое мгновение она пыталась сдержать ее. Аманда повторяла себе, что парень просто ищет свой автомобиль, но тем не менее, воспользовавшись дистанционным пультом и открыв машину, она на всякий случай опустила ключи между пальцев острыми концами наружу.

Аманда ускорила шаг. Она немного успокоилась, когда поняла, что шаги за ее спиной немного отдалились. Расстояние между ними увеличилось, и напряжение начало понемногу проходить. И тут из темноты появились двое мужчин, преградивших ей дорогу к автомобилю. Один из мужчин смотрел мимо Аманды на человека, следовавшего за ней, другой улыбался. Аманда резко повернулась и, размахнувшись, ударила подошедшего мужчину ключами в лицо. Он вскрикнул, а она бросилась бежать к выходу. Если она сможет выбраться на улицу, то позовет на помощь... Однако они уже нагоняли ее. Нет, она не успеет открыть стальную дверь. Аманда резко изменила направление и рванулась вниз по пандусу, но тут ее сбили с ног. Она вытянула руки, чтобы не упасть. Ключи полетели куда-то в сторону, и Аманда ударилась коленями о бетон. Не обратив внимания на боль, она нанесла удар, но человек, сбивший ее с ног, прижал голову к ее спине, и удар прошел мимо цели. Над Амандой склонились и двое других мужчин. По лицу человека, которого она ударила ключами, текла кровь. Он опустился на колени, произнес: "Сука!" – и ударил ее кулаком в лицо. Аманда стукнулась головой о бетон, и этот удар оглушил ее.

Окровавленный человек снова занес руку. Только прежде чем он успел ударить Аманду, третий мужчина схватил его за плащ и оттащил в сторону. Аманда уставилась на плоское рябое лицо третьего. Их взгляды встретились. Аманда закричала. Большая грубая рука мгновенно зажала ей рот. Человек с рябым лицом вытащил из кармана кусок ткани и бутылку с жидкостью. Аманда ощутила сильный выброс адреналина в кровь и еще раз попыталась вырваться. На сей раз ей почти удалось высвободиться, когда место руки, закрывавшей ей рот, заняла тряпка. Аманда стремилась задержать дыхание, но пары вещества, которым была смочена ткань, уже сделали свое дело. Мгновение спустя она потеряла сознание.

* * *

Аманде потребовалась всего секунда, чтобы почувствовать холод и влагу от воды в луже, в которую ее бросили.

– Спящая красавица просыпается, – послышался чей-то голос.

Аманда повернула голову в ту сторону, откуда донесся голос. От острой боли ее лицо исказила гримаса. Крупные капли дождя отскакивали от лица Аманды.

– Ну что ж, теперь мы ее немного потрахаем? – спросил человек с окровавленным лицом.

– Терпение, – ответил рябой, явно выполнявший роль руководителя.

– Как мне хочется заставить эту сучку повопить! Вы только посмотрите на мое лицо...

Рябой пошевелил Аманду мыском ботинка.

– Ну что скажете, сеньорита? Хотите, чтобы мы с вами занялись любовью? О, нашей встречи вы никогда не забудете! Мы превосходные любовники.

Тошнота подступила к горлу Аманды. Она кое-как перевалилась на бок и попыталась справиться с рефлексом; ей не хотелось демонстрировать перед подонками свою слабость.

Вожак повернулся к тому, который постоянно предлагал расправиться с Амандой:

– Мне кажется, мы ей не нравимся. – Он внимательно посмотрел на нее. – Правда, это не имеет никакого значения, не так ли, Аманда?

Только сейчас она поняла, что им известно ее имя. Аманда взглянула на главаря.

– То, чего ты хочешь, и то, чего ты не хочешь, не имеет никакого значения. Ты принадлежишь нам. Мы можем оттрахать тебя, можем избить, можем исполосовать твое личико так, что никому больше в жизни не захочется тебя трахать. Все в нашей власти.

От страха чувства Аманды обострились до предела. Она оглянулась по сторонам. Ее завезли в какой-то лес. Вокруг возвышались темные силуэты деревьев. Аманда попыталась сесть. Любое движение причиняло острую боль.

– Если ты думаешь, что от нас можно убежать, то ошибаешься. Попытаешься сбежать – и мы тебя изобьем. Хочешь, чтобы тебя побили?

Аманда внимательно всматривалась в своего мучителя, но ничего не отвечала. Он протянул руку, схватил ее за волосы и резко потянул вверх. Аманда сжала зубы, чтобы не закричать.

– Давай хотя бы об одном поговорим начистоту. Свободы у тебя больше нет никакой. Поняла? Если мы скажем, что ты должна что-то сделать, ты должна повиноваться. Если зададим тебе вопрос, ты должна будешь на него ответить. Ну, хочешь, чтобы мы тебя побили?

– Нет, – выдохнула Аманда. Он отпустил ее волосы, и она упала на землю. И тут Амандой, лежащей в липкой холодной лесной грязи, овладел немыслимый, неописуемый, животный страх. Ей удалось убежать от хирурга-маньяка только для того, чтобы спустя всего несколько месяцев оказаться в плену у каких-то садистов, вновь беспомощной и одинокой. И на сей раз без всякой надежды на спасение.

– Что это такое?

Аманда попыталась сосредоточиться на предмете, болтавшемся на руке у рябого.

– Мои ключи, – ответила она.

– Верно. У нас есть ключи от твоей квартиры, ключи от дома твоего отца, ключи от твоего офиса. Мы можем проникнуть куда угодно. Мы можем прямо сейчас пойти к тебе на квартиру и устроить там полный разгром. Мы можем пойти к твоему отцу и перерезать ему глотку. Мы сможем сделать все, что захотим. Ты поняла?

Аманда кивнула.

– Встань.

Аманда с трудом поднялась. После наркотического опьянения ее все еще качало из стороны в сторону, а руки и ноги казались ватными.

– Снимай одежду.

Из глаз Аманды покатились слезы, она прикусила губу, однако ни одной другой частью тела не смогла пошевелить. Вожак нанес ей сильный удар в солнечное сплетение. Она скорчилась и упала на колени. На этот раз ее вырвало. Мужчины молча наблюдали. Аманда упала на четвереньки, и ее еще раз вырвало. Когда рвота прекратилась, сверху к ней протянулась рука с носовым платком. Это был тот самый платок, что лежал у нее в сумочке.

– На, утрись, – приказал главарь.

Аманда вытерла рот.

– Попытаемся еще раз. – Голос звучал спокойно и размеренно. – Вставай и снимай одежду.

Аманда с трудом поднялась на ноги и сняла плащ. На ней были блузка и юбка, и она быстро расстегнула пуговицы. Главарь не выказывал никаких эмоций, глядя, как Аманда раздевается, зато двоих других зрелище явно возбуждало. Как только она сбросила с себя юбку и блузку, всю ее покрыла гусиная кожа. От дождя и ветра Аманда страшно замерзла и начала дрожать. Волосы намокли, отяжелели и приклеились к голове и лицу.

– Расстегни бюстгальтер и сними трусики.

Аманда сделала то, что ей было приказано. Слезы смешивались с каплями дождя и скользили по щекам. Она смотрела мимо своих мучителей в темную глубину леса.

– Хорошо. Ты сделала то, что тебе сказали. Теперь у меня есть к тебе вопрос. Ты готова отвечать?

Аманда кивнула, от страха не в силах вымолвить ни слова.

– Что мы можем с тобой сделать?

– Что?

Вожак кивнул, и человек, которого она ударила ключами, схватил ее правый сосок и резко сжал. Аманда закричала. Он вновь сжал сосок. Она инстинктивно попыталась схватить его за руку, и он ударил ее между ребер. Аманда упала на землю, задыхаясь. Они ждали. Аманда начала подниматься на колени, когда вожак ударил ее носком ботинка в бок, и она снова повалилась в грязь.

– Оставайся там, – скомандовал он. – Так нам будет легче оттрахать тебя, если снова не сможешь ответить на вопрос. Ну, слушай же. Что мы можем сделать с тобой?

– Что... Все, что захотите.

– Неплохой ответ, но все-таки поконкретней.

– Из... изнасиловать меня.

– Верно. Что еще?

– Избить меня.

– Что еще?

Аманда дрожала от холода и страха.

– Убить.

– Хорошо. И все же ты забыла одну вещь, которая значительно хуже всего того, что ты только что перечислила.

Что-то еще пришло в голову Аманде, однако она больше не могла произнести ни слова.

– Нет!.. – выдохнула она между рыданиями, сотрясавшими ее.

– Мне кажется, ты поняла, не так ли? Мы можем отвезти тебя в какое-нибудь холодное и темное место, где никто и никогда не найдет тебя. И там мы будем проводить эксперименты, проверяя, сколько ты способна выдержать боль.

Внезапно Аманда вновь ощутила себя в туннеле. Она была обнаженной, как и тогда, когда хирург-маньяк поддерживал в ней животный страх тем, что постоянно повторял, как он будет проводить опыты с ее способностью выдерживать боль. Аманда скорчилась, закрыв голову руками.

– Ты поняла, сучка? Поняла?

Аманда была слишком напугана, чтобы отвечать. Она приготовилась, что за этим последует наказание, но никто ее не ударил.

– А теперь послушай меня. Я расскажу тебе, как ты можешь спастись.

Аманда уставилась в пространство.

– Я посоветую тебе кое-что сделать. Если ты сделаешь так, как скажу, ты спасешься. Если не сделаешь, все твои близкие погибнут, а тебя саму отвезут в такое место, где ты проведешь остаток жизни в страшнейших муках. И продлится твоя агония долго. Очень, очень долго. А теперь спроси меня, как ты можешь спастись.

– Как... как я могу спастись?

– Ты прекратишь расследование дела Джона Дюпре и обеспечишь вынесение ему смертного приговора и приведение названного приговора в исполнение. Сделаешь это – и ты спасена. Будешь продолжать совать свой нос, куда не следует, – и ты понимаешь, что тебя ждет. А теперь одевайся.

Аманде казалось, что она неверно расслышала слова главаря, и тут кто-то из бандитов бросил ей в лицо трусики. Они насквозь промокли и пропитались грязью, но она не раздумывая поспешно надела их. Затем на ощупь нашла остальную одежду. Когда она оделась, ей швырнули ключи.

– Иди вперед, не оглядываясь, четверть мили. Выйдешь на лесозаготовочную просеку – там будет стоять твоя машина.

Мужчины повернулись к ней спиной и исчезли в лесной темноте. Аманда не без труда кое-как надела туфли и встала с земли. Она никак не могла унять страшную дрожь, которая продолжала сотрясать ее тело. Ей безумно хотелось добраться до машины и включить обогреватель. И при этом Аманда боялась, что похитители подстерегают ее в лесу, с тем чтобы раздавить окончательно, неожиданно лишив последней надежды. Когда от нестерпимой дрожи у нее начали стучать зубы, она огромным усилием воли заставила себя сделать несколько шагов вперед. Затем она побежала. Обычно Аманда тратила на то, чтобы пробежать четверть мили, чуть больше минуты, но сегодня ноги ее не слушались. Когда же она наконец выбралась из леса на широкую просеку, то заплакала от облегчения. Вокруг никого не было, а ее машина стояла на обочине. Аманда села в автомобиль и заперла дверцу. Рука у нее так дрожала, что потребовалось несколько минут, чтобы вставить ключ зажигания. Машина тронулась, а обогреватель, доведенный до максимума, начал излучать спасительное тепло. Аманда поехала, продолжая всхлипывать. Что теперь делать? Одиночество было невыносимо. Аманде хотелось броситься к отцу и все ему рассказать, только вдруг за ней следят? Они ведь могут убить Фрэнка, чтобы продемонстрировать свою власть над ней. Бандиты говорили правду: они могут сделать все, что захотят.

* * *

Аманда остановила машину в гараже дома, где находилась ее квартира, но не стала сразу выходить из нее. Она представила, что ее похитители прячутся где-нибудь в темноте, чтобы снова схватить и тем самым подвести зловещую черту под садистской шуткой. Когда Аманда набралась храбрости выйти из машины, то не поехала на лифте, а поднялась по лестнице и, перед тем как броситься к двери в квартиру, внимательно оглядела коридор. Оказавшись внутри своего жилища, она заперла его на несколько замков. Затем осмотрела все закоулки мансарды. Убедившись, что она действительно одна, Аманда прошла в ванную и сорвала с себя всю одежду. Она стояла под душем, и горячая вода, смывавшая грязь, смешивалась со слезами позора и бессилия, что продолжали течь, несмотря на все попытки успокоиться.

Аманда потеряла счет времени, проведенному под падающей сверху водой, и тому, сколько раз она намыливала тело, пытаясь отмыться. Но вот настал момент, и Аманда наконец-то вышла из-под душа и натянула на себя теплый свитер и шерстяные носки. Тело теперь казалось более или менее чистым, однако душа оставалась грязной и опустошенной. Аманда свернулась калачиком на диване и сквозь высокие окна своей мансарды уставилась на огни ночного Портленда. Что теперь делать? Если она возьмет на себя ответственность за вынесение Джону Дюпре смертного приговора, то окажется убийцей. Если же она не последует требованиям своих похитителей, погибнут невинные люди, включая ее отца. О том, что может случиться лично с ней, она вообще старалась не думать.

Аманда обхватила плечи руками. Она чувствовала себя такой беспомощной. А ведь больше всего она ненавидела именно это чувство! И все же Аманда была именно беспомощной, и иначе никак ее состояние нельзя было охарактеризовать. Люди, похитившие ее, прекрасно знали, каким образом нужно воздействовать. Они заставили ее в который уже раз пережить страх, испытанный в руках хирурга-маньяка, и они угрожали убить Фрэнка, самого близкого ей человека на свете. И кто же они такие?

Впервые с момента нападения в гараже Аманда успокоилась настолько, что смогла задать себе подобный вопрос. И едва она его задала, ответ сразу же стал ясен: "Веселенькое заведение на Воэн-стрит" действительно существует.

Часть V Око за око

39

В половине двенадцатого Аманда, с трудом волоча ноги, прошла к себе в спальню, легла и попыталась уснуть. Но всякий раз, когда закрывала глаза, она вновь мысленно возвращалась в лес. Аманда лежала в позе эмбриона и дрожала, несмотря на несколько одеял. Из-за нечеловеческой усталости примерно к половине третьего Аманда все-таки отключилась, хотя и после этого пару раз просыпалась в холодном поту, вспоминая, что видела какой-то жуткий кошмар. Когда она встала, решив больше не пытаться уснуть, еще не рассвело. По окну молотили пулеметные очереди дождя. Сил заниматься зарядкой у Аманды не было. Она прошла на кухню, но единственное, что смогла проглотить, была чашка чаю с тостом. Пока кипятилась вода, Аманда тихо плакала.

Она не могла даже вообразить, что сможет выйти из квартиры. А что, если те мужчины ждут ее в гараже или за дверью? В девять часов Аманда позвонила на работу и сообщила, что заболела. Попросила Дэниела Эймса заняться ее обязательствами на сегодняшний день, потом снова легла в постель, хотя уснуть не смогла. Она попыталась читать и не могла сосредоточиться. Аманда снова и снова продолжала мысленно переживать случившееся.

Потом она прошла в гостиную и включила телевизор. Старый фильм немного отвлек ее от жутких мыслей, но где-то в середине она снова начала плакать. В полдень Аманда заставила себя заняться приготовлением обеда, так как сам процесс стряпни отвлекал от страшных воспоминаний. Аманда делала бутерброд, когда зазвонил телефон, и он так испугал ее, что она выронила нож, который со стуком покатился по полу. Вначале Аманда решила не брать трубку, но, услышав голос Кейт, передумала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Кейт.

– Не очень хорошо.

– Простудилась?

– Да, и очень сильно.

– Ну что ж, может быть, мне удастся немного тебя приободрить.

Кейт рассказала Аманде о своем визите к судмедэксперту и о том, что она узнала о смерти Майкла Израэля. День назад новости, сообщенные Кейт, несомненно, вызвали бы интерес у Аманды, а вот сегодня они оставили ее совершенно равнодушной.

– Уйдя от патологоанатома, я начала искать случаи сходных самоубийств в Орегоне, – продолжала Кейт. – Нашла лишь одно, зато очень интересное. Двенадцать лет назад в окружном суде Малтномы работал Альберт Хэммонд. Ты его помнишь?

– Когда я еще училась в школе в старших классах, отец участвовал в рассмотрении крупного убийства. Председательствовал на процессе Хэммонд. У него были какие-то проблемы?

– Большие проблемы. Хэммонда арестовали за управление автомобилем в нетрезвом состоянии и за сопротивление полицейскому, производившему задержание, Деннису Пикслеру. Ему грозила позорная отставка. Хэммонд сообщил газетчикам, что Пикслер был подкуплен и специально сфабриковал все это дело. Примерно через месяц Пикслер покончил с собой. Он оставил предсмертную записку, в которой оправдывал Хэммонда. В записке говорилось, что наркоторговцы, стремившиеся отомстить судье за вынесенный когда-то приговор, заплатили Пикслеру за то, чтобы он сфабриковал против Хэммонда ложное обвинение. Полиция, конечно, допросила наркоторговцев, упомянутых в записке, и те, разумеется, все отрицали. Жизнь Пикслера была застрахована, однако страховая компания отказалась выплачивать оговоренную сумму, когда судмедэксперт заявил, что смерть Пикслера наступила в результате самоубийства. Вдова Пикслера не признала выводы экспертов и подала в суд на страховую компанию. Отчет о вскрытии был включен в число свидетельств, представленных на суде. Согласно ему, в крови Пикслера было обнаружено шестьсот миллилитров темазепама. Это тот же самый медикамент, который нашли в крови Майкла Израэля. И то же самое количество.

– Интересно, бесспорно, интересно, Кейт. Только ты же знаешь – Робард не позволит нам выступать на суде ни с чем подобным.

– Согласна. И все же такие факты заставляют задуматься. К тому же есть кое-что еще. Ты знаешь, что случилось с Альбертом Хэммондом?

– Он, случайно, не исчез?

– Пропал бесследно полтора года спустя, – сказала Кейт. – И прежде у него появились новые проблемы с законом. Еще один арест за вождение в нетрезвом виде. На этот раз у него в "бардачке" нашли кокаин, и в машине с ним была вовсе не его жена. Когда полицейские прижали Хэммонда, он поклялся, что кокаин в "бардачок" положила его спутница. Хэммонд заявил, что упомянутая дама путешествовала автостопом и он подобрал ее потому, что боялся за безопасность женщины, путешествующей в одиночку. Дальше выяснилось, что женщина была проституткой с большим стажем. И она сказала, будто Хэммонд солгал насчет кокаина, а когда их задержали, постоянно умолял ее сознаться, что кокаин принадлежит ей.

– Ну и что случилось потом? – спросила Аманда, чувствуя, что ради поддержания разговора надо что-то сказать.

– Хэммонд уплатил залог, и с тех пор его больше никто не видел. На той же неделе, когда он исчез, его жену сбил какой-то лихач. Она умерла в больнице. А его сына и невестку убили во время грабежа со взломом.

– Ты шутишь?

– А через неделю после самоубийства Майкла Израэля его жена и дети погибли во время пожара в собственном доме. Интересные совпадения, не правда ли?

– Мне бы хотелось верить, что мы нашли свидетельства какой-то грандиозной тайной организации, орудующей здесь, – наконец сказала Аманда. – Вдруг мы принимаем желаемое за действительное? Да и описанные тобой события разделяют целые годы.

– Если мы сможем как-то увязать их, найдя связь между Израэлем, Хэммондом и Тревисом...

Аманду уже настолько заинтриговало рассказанное Кейт, что она на мгновение забыла о том, что ей самой может угрожать, если похитители узнают, что адвокат вновь активно занялась расследованием дела Дюпре. Впрочем, не прошло и минуты, как она снова об этом вспомнила, и страх стальной дланью сжал ей душу.

– Спасибо за звонок, – сказала Аманда, – и тем не менее я на самом деле чувствую себя отвратительно. Мне надо немного поспать.

– Конечно, – ответила Кейт, хотя в голосе следователя слышалось явное разочарование тем, что столь интересные и искусно отысканные сведения не вызвали у ее шефа ни малейшего интереса. – Извини, что я позвонила домой. Только мне казалось, что тебе будет интересно узнать...

– Мне действительно интересно. Поговорим поподробнее, когда я вернусь на работу.

Аманда повесила трубку и взглянула на бутерброд. Нет, она не могла есть. Аманда еле доплелась до кушетки. Телевизионный пульт лежал на кофейном столике. Она попыталась переключать каналы, но ничего ее не заинтересовало. Она ужасно устала... Ей так хотелось уснуть, а сон не шел... Бен Додсон мог бы дать ей какое-нибудь снотворное, но для того, чтобы получить его, необходимо выйти из дома. Каков шанс того, что никто не будет ждать ее у дверей? Сейчас середина дня. Вокруг много людей. И все-таки, несмотря на то что Аманда повторяла себе, что ей ничто не угрожает, страшная дрожь сотрясала все тело, а из глаз капали слезы.

Наконец Аманда натянула на себя толстовку с капюшоном, джинсы и кроссовки, набросила на голову капюшон и надела темные очки, чтобы скрыть синяки. За дверью никто не ждал, не было никого и в лифте. Аманда боялась идти в гараж и поэтому села в трамвай. Мало-помалу ее успокоило присутствие людей в вагонах. Правда, время от времени она с опаской оглядывала толпу, пытаясь понять, не затаилась ли там какая-то невидимая опасность.

* * *

Бен Додсон был потрясен, увидев Аманду. Она выглядела будто уличная бродяжка, и никакие ухищрения не способны были скрыть синяки у нее на лице.

– Что с вами случилось? – спросил врач, уставившись на ее избитое лицо.

Аманда опустила голову.

– Со мной все в порядке, – пробормотала она.

– Вы уверены?

– Пожалуйста, Бен, я не хочу ничего обсуждать.

Бен открыл было рот и тут же вновь закрыл его, ничего не сказав. Аманда – его пациент, и он не хотел оказывать на нее давление.

– Почему вы пришли? – спросил доктор. – Ведь мы на сегодня не назначали.

– Вы говорили, что можете прописать что-нибудь такое, что поможет мне уснуть. Мне... мне... теперь это очень нужно.

Аманда с трудом подавила рыдание, и Бен провел ее к креслу.

– Случилось нечто такое, что ухудшило ваше состояние? – осторожно спросил он.

– Бен, прошу вас... Просто дайте мне что-то, от чего я могла бы уснуть. Вы можете прописать мне лекарство, не задавая вопросов?

– Да, я могу прописать вам альпразолам.

Название средства вызвало у Аманды ужас, который она не сумела скрыть.

– Что это такое?

– Антидепрессант. Возможно, вы слышали его торговое название – ксанакс. А что?

– Когда делали вскрытие и посмертное исследование тела сенатора Тревиса, у него в крови обнаружили альпразолам. Я никогда до того ничего о нем не слышала и собиралась у кого-нибудь спросить, но забыла. Вам не кажется, что в факте приема сенатором такого лекарства было что-то странное?

– А какова была доза?

– Не помню. Впрочем, я могу позвонить к себе на работу и выяснить.

– Воспользуйтесь моим телефоном.

Аманда позвонила секретарше и попросила ее найти кое-какую информацию из дела Дюпре, после чего изложила результаты токсикологической экспертизы Додсону. Врач был явно удивлен услышанным.

– Вы уверены, что ваша секретарша правильно прочла данные экспертизы? – спросил Додсон.

– Да. Я сама вспомнила эту цифру, как только она назвала ее. А что?

– Данные отличаются от тех, которые можно ожидать в том случае, если человек принимал лекарство в дозах, прописанных врачом.

– Ну и что?

– Такая высокая доза могла ввести сенатора в состояние полного отупения.

– Что вы имеете в виду?

– Он, конечно, смог бы передвигаться, но на ногах держался бы плохо и почти не соображал бы.

– А с какой стати Тревису принимать дозу, от которой он бы пришел в подобное состояние?

– Не имею ни малейшего представления. Возможно, он по ошибке принял двойную дозу.

Пока Аманда вспоминала то, что Кейт рассказала ей о транквилизаторах, обнаруженных в теле Израэля и Пикслера во время вскрытия, Додсон внимательно рассматривал ее побитое лицо.

– Вы оказались втянуты в какое-то очень опасное дело, Аманда?

Она подняла глаза на психиатра. И в ее взгляде он увидел настоящий, ничем не прикрытый ужас.

– Почему вы задаете этот вопрос? – спросила Аманда.

– Ну, во-первых, ваше лицо... и есть кое-что еще...

– Что-то, касающееся меня?

Аманда была не на шутку перепугана. Неужели и Бену угрожали? Неужели люди, похитившие ее, преследовали и его?

– Возможно, я ошибаюсь, хотя похоже, кто-то проник в мой кабинет и рылся в папке с вашей историей болезни.

Додсон рассказал о том, как нашел листок из папки у себя под столом.

– Моя секретарша не брала вашу папку, и я уверен, что накануне вечером листка под столом не было. Я тогда уронил ручку и хорошо помню, как поднимал ее с пола. Если бы листок там был, я бы его обязательно увидел.

Аманда перестала слушать рассказ Додсона, она почти отключилась. Люди, похитившие ее, перед тем как напасть, прочли историю болезни и знали диагноз, поставленный Додсоном, – посттравматическое психическое расстройство. Тот рябой говорил "эксперименты с болью". Когда ее захватил хирург-маньяк, он пугал Аманду своими намерениями подвергнуть ее экспериментам по измерению порога болевой чувствительности. Хирург сорвал с нее одежду, поэтому и похитители тоже приказали ей раздеться. Страх Аманды внезапно прошел, его место заняли гнев и ненависть. Подонки намеренно манипулировали ее чувствами, чтобы заставить снова пережить кошмар, который она испытала, находясь в руках маньяка.

– Аманда!

Голос вернул ее к действительности.

– Я не хотел вас пугать. Просто мне показалось, что я должен вам рассказать...

– Я благодарна вам за эту информацию, – сказала Аманда. Додсона поразила внезапно появившаяся в ее голосе холодная решимость. – Вы мне очень помогли.

40

Аманда захлопнула дверь в кабинет отца. Он вскочил, увидев ее лицо.

– Господи! Аманда! Что случилось?

– Прошлой ночью на меня напали. Трое мужчин похитили меня, когда я была в гараже.

Фрэнк вышел из-за стола.

– С тобой все в порядке? Они...

– Они несколько раз сильно меня ударили, не больше. В физическом смысле я в полном порядке. Только я до смерти напугана, и это как раз то, чего они добивались. И кроме того, я преисполнена возмущения и ненависти.

– Ты сообщила в полицию?

– Нет, ни о какой полиции не может идти и речи. Ты все поймешь, когда я расскажу, что случилось. Садись, папа, на эту историю потребуется определенное время.

Аманда начала рассказ с воспроизведения истории Билли Брустер о самоубийстве Майкла Израэля и об утверждении Сэмми Кортеса, одного из людей Педро Арагона, что Израэля на самом деле убили по приказу могущественных людей, работавших вместе с Арагоном и именовавших себя "Веселеньким заведением на Воэн-стрит".

– Кортес собирался рассказать в полиции о Педро Арагоне и о названном "Клубе", пока в тюрьме его не посетил Уэнделл Хейес. Билли полагает, что люди Арагона похитили дочь Кортеса, чтобы заставить его замолчать, и использовали Хейеса в качестве посыльного.

– Любой адвокат может порекомендовать своему клиенту быть не слишком разговорчивым с полицией.

– Не думаю, что Хейес был просто "любым" адвокатом. Ты же помнишь, Пол Бейлор сказал, что, по его мнению, раны на руках и предплечьях Дюпре – это раны, полученные в результате самообороны. – Фрэнк кивнул. – Дюпре утверждает, что Хейес пронес нож в тюрьму и напал на него.

– Не знаю, Аманда. Пока твои аргументы кажутся мне притянутыми за уши.

– Джон Дюпре поставлял сенатору Тревису девочек, среди них была и Лори Эндрюс, та самая, чье тело нашли потом в Форест-парке. Тревис был связан с Арагоном. И я также обнаружила связь между Арагоном и Хейесом, корни которой уходят еще в семидесятые годы.

Аманда рассказала Фрэнку о побоище, учиненном в домике, где велась торговля наркотиками, и о похищении оружия из дома Уэнделла Хейеса.

– Вот в чем проблема, отец. Домик, где происходили те жуткие события, находился на Воэн-стрит. Я думаю, что "Веселенькое заведение" на самом деле существует. И мне кажется, что его история началась в том самом домишке, где велась торговля наркотиками, в те времена, когда и Арагон, и Хейес были еще юнцами.

– В это трудно поверить, Аманда. Ведь я знаю всех упомянутых тобой людей.

– И насколько хорошо ты их знаешь, отец? Ты же говорил, что практически никогда не общался с Хейесом. Да, ты играл в гольф с сенатором Тревисом накануне его гибели, но насколько хорошо ты его знал?

– В общем, не очень хорошо, ты права, – признал Фрэнк. С минуту он молчал. Когда же снова заговорил, голос его звучал мрачно и сурово: – Тебе придется отказаться от ведения дела Дюпре.

– Нет, я не могу! Если я откажусь, опасность для нас с тобой ни в малейшей степени не уменьшится. И кроме того, они начнут таким же образом шантажировать любого другого адвоката, которого после меня назначат представлять интересы Дюпре. А самое главное: чем больше фактов я узнаю по делу Дюпре, тем больше убеждаюсь – он не виновен ни в одном из приписываемых ему убийств.

Фрэнк ударил кулаком по подлокотнику кресла, в котором сидел.

– Должна быть хоть какая-то зацепка! Ведь не могут же они всегда выходить сухими из воды.

– Не знаю. Сейчас у меня такое ощущение, словно я нахожусь в какой-то опечатанной со всех сторон коробке.

Фрэнк вышел из-за стола и начал мерить комнату шагами. Аманду немного успокоило то, что отец поверил ей, заинтересовался делом Дюпре и готов был помочь.

– Хорошо, – сказал Фрэнк наконец. – Как ты думаешь, дело по обвинению Дюпре в убийстве Уэнделла Хейеса невозможно выиграть, даже если бы была доказана твоя версия о некой загадочной тайной организации?

– Судья Робард не позволит мне даже поднять вопрос о ее существовании без веских доказательств. А их у меня нет.

– Так почему же они набросились на тебя? Зачем они дали понять, что ты вышла на их след? – Он помолчал немного. – Вероятно, ты сделала нечто такое, что достаточно сильно их напугало. Они просто не могли не обнаружить себя.

– Мне стало известно о нескольких самоубийцах, в организме которых был обнаружен один и тот же медикамент. Только эти дела разделяют очень большие промежутки времени. К тому же не существует веских улик, на основании которых их можно было бы связать между собой. Кроме того, откуда они могли узнать о расследовании, которое ведет Кейт? Она сообщила мне результаты своих изысканий только сегодня утром.

– Значит, должно быть что-то еще.

– Точка зрения Пола Бейлора, что раны Джона получены в результате самозащиты, дает мне основания утверждать, что Хейес пытался убить Дюпре. Однако я не думаю, чтобы из-за этого они попытались бы расправиться со мной.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что не могу вспомнить в своих действиях ничего такого, что бы спровоцировало их желание убить меня.

Фрэнк щелкнул пальцами.

– Так они же ведь и не убили тебя.

– Не понимаю.

– Если бы они и в самом деле хотели расправиться с тобой, то убили бы тебя прошлой ночью. По какой-то причине ты представляешь для них большую ценность живая, нежели мертвая.

– И тем не менее они хотят, чтобы я отказалась от ведения дела Дюпре.

– Дело это почти закончено. Твой отказ ничего не решит. Нет, ты сделала что-то такое, что нельзя исправить, просто устранив тебя. Ты где-то оставила "дорожку из хлебных крошек", словно какой-нибудь мальчик-с-пальчик, "дорожку", которой сможет воспользоваться другой адвокат, занявший твое место в том случае, если ты погибнешь. Они полагают, что защитник, который будет назначен на твое место, обязательно наткнется на опасную для них информацию.

– Но на какую такую информацию? Не могу представить, чтобы я на сегодняшний день разыскала что-то, представляющее сколько-нибудь значимую угрозу для них. Черт побери, отец, ведь мы даже не можем доказать, что они действительно существуют!

– Вполне возможно, что речь идет не об обнаруженной информации, а о чем-то... Кстати, какой запрос ты подала в суд?

– Я подавала много запросов: ходатайства разного рода, документы по подбору присяжных заседателей.

– То, что их напугало, несомненно, уже находится среди бумаг окружного суда. В противном случае они сумели бы заставить тебя принести документы, которые находятся в твоем распоряжении. А вот твои ходатайства зарегистрированы судом. Ты уже над ними не властна. Вполне возможно, что их просмотрел судья или прокуратура. Они не могут уничтожить все копии тех документов, которые ты подала на рассмотрение суда, так как они прошли регистрацию и могли поступить в разные инстанции. И любой адвокат, который после тебя будет назначен представлять интересы Дюпре, обязательно захочет с ними ознакомиться. Просмотри все свои запросы и ходатайства. Ты наткнулась на что-то очень серьезное и весьма опасное для этих людей. И ты должна выяснить, что спасло тебя.

– А что будешь делать ты?

– Пока не знаю, – ответил Фрэнк, хотя у него возникла идея, которую он до поры до времени не желал обсуждать с Амандой.

41

Фрэнк настоял, чтобы Аманда переехала жить к нему до тех пор, пока они не найдут какой-нибудь выход из создавшейся ситуации. Поначалу она стала возражать, заявив, что за ней, вероятно, следят и после переезда сразу же сделают вывод, что она все рассказала отцу. Когда же, несмотря на ее вполне убедительные доводы, Фрэнк продолжал настаивать, Аманда решила согласиться без дальнейших пререканий.

Фрэнк вместе с дочерью поехал к ней на квартиру и дождался, пока Аманда уложит все вещи. Первым делом, когда они вернулись к нему, он вручил ей пистолет и порекомендовал постоянно носить его с собой. Фрэнк учил Аманду стрелять с самых ранних лет и знал, что она неплохо владеет оружием. От самой мысли, что ей, возможно, придется убить человека, Аманде сделалось нехорошо. Однако, вспомнив, через что ей пришлось пройти, она поняла, что теперь сможет сделать это. Как же она жалела, что тогда, в гараже, при ней не было оружия.

Фрэнк готовил обед, пока Аманда раскладывала одежду в своей старой комнате. Здесь Фрэнк до сих пор хранил ее призы и медали, а на стенах в рамочках были развешаны вырезки из газет с описанием спортивных побед Аманды. Сам вид ее детской успокаивал Аманду, но она сомневалась, что так же уютно будет себя чувствовать в ней и ночью.

У нее еще отсутствовал всякий аппетит, и все же она заставила себя съесть специально приготовленную Фрэнком лососину с рисом. За едой они почти не разговаривали. После обеда Фрэнк прошел к себе в кабинет и позвонил кому-то.

– Мне нужно встретиться с одним клиентом, – сказал он, уходя. – Не беспокойся, я долго не задержусь. Запри двери и далеко не убирай оружие.

– Хорошо, – ответила Аманда, чувствуя – отец что-то от нее скрывает. Ей очень не хотелось оставаться одной, но она понимала: без серьезной причины Фрэнк бы не оставил ее одну в таком состоянии.

* * *

Музыка, доносившаяся из кабачка "Бунтарь", звучала так громко, что Фрэнку Джеффи показалось, что даже гравий на байкеровской стоянке подскакивает. Тучный бородатый мужчина в куртке мотоциклиста нетвердой походкой вышел из бара в тот момент, когда туда входил Фрэнк. Мужик почти висел на шедшей с ним рядом женщине, затянутой в черную кожу. Тело женщины было сверху донизу покрыто татуировкой.

Фрэнк некоторое время понаблюдал за парочкой, которая, едва держась на ногах, проследовала к своему громадному "харлей-дэвидсону", а затем вошел в бар, встретивший его густым туманом табачного дыма и оглушительным грохотом рока. Джеффи, прищурившись, оглядел помещение и сквозь дымку увидел сидящего в одиночестве Мартина Брича. Неподалеку от него, хотя и не слишком близко друг к другу, расположились трое телохранителей уважаемого гангстера.

На Бриче были полиэстровые брюки лимонно-зеленого цвета, яркая клетчатая куртка и гавайская рубашка. Его вкус не улучшился с тех пор, как Фрэнк с Амандой встретили его в одном стрип-клубе, когда еще занимались делом Кардони. Брич был коренастым крепышом с редкими волосами песочного цвета. Кожа у него была бледная, как мел, из-за того, что бандиту редко приходилось бывать на свежем воздухе. Он радостно помахал адвокату, на протяжении многих лет защищавшему его самого и его людей.

– Привет, Фрэнк! – провозгласил Брич и, как только Джеффи проскользнул к его столику, озарил адвоката улыбкой во весь рот.

– Спасибо, что согласился встретиться со мной, Мартин.

– Пивка или чего-нибудь покрепче? За счет заведения, – предложил Брич, владевший "Бунтарем".

– Пока сойдет и пиво, – ответил Фрэнк, наполняя бокал из бутылки, стоявшей посередине стола.

У Брича была привычка улыбаться до ушей, и выглядел он в такие мгновения комично и глупо. Когда же гангстер не улыбался, выражение лица у него казалось тупым и сонным. Яркая, безвкусная одежда добавляла еще один штрих к образу полудебильного идиота, за которым скрывались острый ум и сильная, хоть и несколько психопатическая личность. Многие из отваживавшихся соперничать с Бричем слишком поздно начинали понимать, как сильно они заблуждались, принимая Мартина за придурка. А некоторым подобное заблуждение стоило жизни.

Фрэнк не сразу решился на эту встречу. Более тридцати лет он имел дело с преступниками разных мастей и не строил никаких иллюзий относительно Брича. Связываться с таким человеком – это примерно то же, что якшаться с самим дьяволом. Правда, Фрэнк не раздумывая продал бы душу сатане, лишь бы спасти Аманду.

– Ну-с, Фрэнк, чем я могу быть тебе полезен?

– Ты помнишь мою дочь Аманду?

– Конечно, помню. Прекрасная девчонка. И очень смелая к тому же.

– Аманда защищает Джона Дюпре.

– Вот оно что...

Фрэнк наклонился к собеседнику:

– Все, что я скажу, должно остаться между нами, Мартин, так как Аманда... Она очень серьезно пострадает, если...

– Ты можешь мне доверять, Фрэнк.

– Прошлым вечером трое мужчин похитили Аманду. Они... они заставили ее раздеться. Они угрожали убить меня и подвергнуть Аманду страшным пыткам, если она не откажется от расследования дела Дюпре.

На Брича, казалось, слова Фрэнка не произвели никакого впечатления.

– Ну и зачем ты пришел ко мне, Фрэнк?

– Ты когда-нибудь слышал о "Веселеньком заведении на Воэн-стрит"?

На невозмутимых чертах Брича отразилось удивление.

– Продолжай, – сказал он.

– Аманда считает, что именно оно стоит за ее похищением. И оно имеет какое-то отношение к делу Дюпре.

Брич откинулся на спинку кресла. На его лице появился не страх и не напряжение, а что-то вроде настороженности.

– Ей нужна помощь, Мартин.

– О похищениях обычно сообщают в полицию.

– Мы думаем, что у них есть свои люди и в полиции.

Брич ждал, пока Фрэнк расскажет ему все, что собирался рассказать. Джеффи колебался, понимая, что у него есть последний шанс каким-то образом отвратить страшную опасность. Он вскочил на ноги:

– Ты можешь сделать так, чтобы они оставили Аманду в покое?

– Я не могу помочь тебе напрямую, Фрэнк, хотя и очень бы хотел. Мне нравится твоя дочь. И все же я не могу связываться с этими людьми. Ты сказал правду о полиции, однако на самом деле все гораздо глубже и хуже. Они могут причинить мне массу больших неприятностей. Я даже толком не знаю, кто они такие. Да, Уэнделл Хейес был одним из них. Наверняка. До меня доходили слухи и насчет сенатора Тревиса. Также я точно знаю, что среди них есть люди Педро Арагона. А у нас с Педро соглашение. Он делает свои дела, я делаю свои. Если твою дочку похитили люди Арагона, я не могу вмешиваться.

Фрэнк сразу сник. Конечно, от визита к Бричу он и не ждал никакого чуда. Джеффи уже встал было, когда Брич остановил его словами:

– Сядь. Я же сказал, что лично не могу помочь. Зато могу свести тебя кое с кем, кто сможет защитить Аманду.

– С телохранителем?

– Вроде того. В настоящее время парень "свободный художник", а раньше служил в "Дельте". Возьмет недешево, однако на него можно положиться.

– Дай мне его номер.

Брич отрицательно покачал головой:

– Нет, подобные дела так не делаются. Сейчас иди к себе домой и спокойно жди. А парень по имени Энтони сам тебя найдет.

Фрэнк протянул руку. Брич пожал ее.

– Я перед тобой в долгу, Мартин, – сказал Джеффи.

– Друзьям надо помогать, – ответил Брич. Но Фрэнк невольно задумался: в какую же историю он ввязывается и куда она его может завести?

42

Тиму потребовалось всего мгновение, чтобы заметить мигающий свет в зеркале заднего обзора, и еще несколько секунд, чтобы понять – за ним следует полицейская машина. Они явно хотят, чтобы он остановился. Прокурор съехал на обочину дороги, вившейся змейкой по Западным холмам. Здесь места для парковки были широкие, а движение не слишком оживленное. Когда следовавшая за Тимом машина тоже остановилась, он заметил, что на ней нет номеров. Из автомобиля вышел Стэн Грегарос. Керриган сжал руль и попытался подавить овладевавшую им панику. Может быть, детективу каким-то образом удалось узнать о планах убийства Элли Беннет? И наверное, сейчас он его арестует...

Грегарос зашел со стороны места для пассажира и постучал по стеклу.

– Стэн! – опустив стекло, воскликнул Керриган как-то неестественно громко. – Только не говори мне, что я превысил скорость.

– Нет, Тим, – ответил детектив. – Произошло нечто куда более важное. Можно мне сесть в машину?

Керриган открыл дверцу рядом с местом пассажира, Грегарос залез на сиденье, положив на колени дипломат.

– Итак, что же случилось? – спросил Тим, стараясь сохранять спокойствие.

Грегарос широко улыбнулся:

– Добро пожаловать в "Заведение".

– "Заведение"? Я не...

Грегарос рассмеялся:

– Все в порядке, Тим. Разве Харви не сказал, что у тебя найдутся друзья, которые помогут разобраться с проблемой Элли Беннет? Ну вот, я один из них.

Керриган закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. От чувства облегчения он даже ощутил легкое головокружение. Грегарос открыл портфель и извлек оттуда два листка бумаги, дощечку с зажимом и пластиковый пакет с пистолетом. Взгляд Керригана упал на пистолет. Он показался ему знакомым. И тут Тим понял, что этот пистолет выступал в качестве вещественного доказательства на одном из процессов, в котором он сам участвовал.

– Это револьвер из дела Мадигана?

– Я позаимствовал его из отдела хранения вещественных доказательств. Дело закрыто, поэтому никто не станет его искать. Зато использование оружия, служившего вещественным доказательством в одном из твоих дел, добавит достоверности показаниям, если тебе когда-нибудь придется таковые давать.

– Каким показаниям?

Вместо ответа Грегарос протянул Тиму один из двух листов бумаги. На нем значилось:

Я отдаю себе отчет в том, что моя смерть причинит сильную боль близким мне людям, и очень сожалею о тех страданиях, которые способен вызвать своим поступком, но я не могу жить дальше с грузом такой вины на совести. У меня были интимные отношения с Элли Беннет, одной из девушек Джона Дюпре, в то время, когда я выступал в качестве обвинителя на его процессе. Она угрожала донести на меня в полицию в том случае, если я не сниму с Дюпре выдвигаемых против него обвинений. Я убил ее из этого же пистолета. Да поможет мне Бог.

– Что это? – спросил Тим.

– Наш страховой полис. Не все знают тебя так же хорошо, как Харви и я. Даже самый достойный человек может сломаться, и поэтому каждый наш новый член подписывает подобный документ.

– Вы... вы убьете меня?

– Было один или два случая, когда мы доверились недостойным людям. С ними вопрос пришлось решать самым кардинальным образом, так же как и с членами их семей, и с ближайшими друзьями – со всеми, кому они могли рассказать о нас.

– Значит, вы угрожаете Синди и Меган?

Грегарос пристально посмотрел в глаза Керригану:

– Это уже не в моей власти, Тим. Среди нас есть те, кто считает, что если стоит вопрос о самосохранении, то не может идти речи о нравственных и каких угодно других ограничениях.

Детектив прикрепил чистый листок бумаги к дощечке с зажимом.

– Ты должен переписать данную записку своей собственной рукой и подписать ее.

– А если я откажусь?

– В таком случае ты окажешься без всякой поддержки, равно как и твоя семья. Конечно, Харви попытается убедить всех остальных, что ты никому о нас не расскажешь, однако они понимают, под каким давлением ты находишься. Мне бы хотелось обещать тебе, что ничего не случится с тобой, твоей женой и ребенком, но, к несчастью, я не могу этого сделать.

Внезапно Керриган почувствовал себя в своей собственной машине, будто в маленькой и узкой клетке. Ему стало трудно дышать.

– Посмотри на себя, – сказал детектив. – На кого ты похож? Ты же полная развалина! А почему? Все из-за этой сучки Элли. Подумай, как тебе будет хорошо, когда ее не станет. Ведь тебе дается единственный возможный путь к реальной безопасности, дружок. Загонишь одну грязную шлюху на тот свет – и тебе гарантировано спокойствие надежнее, чем от целой бутылки транквилизаторов.

Грегарос протянул Керригану ручку. Рука Тима дрожала, когда он переписывал бумагу, и готовая записка выглядела так, словно была написана в автомобиле на полном ходу. Когда все было закончено, Грегарос положил подписанное признание в пластиковый мешок, предназначенный для вещественных доказательств, а образец, с которого Керриган его списывал, – в дипломат. После этого он передал Тиму пистолет:

– Воспользуйся им. Никаких перчаток. Я буду поблизости на случай, если понадоблюсь, хотя ты меня не увидишь. Когда она будет мертва, я заберу пистолет. Все понятно?

Керриган только кивнул, так как во рту у него пересохло настолько, что он не мог произнести ни единого слова. Грегарос снова взглянул Тиму в глаза и дождался, пока все внимание молодого прокурора сосредоточилось на собеседнике.

– Когда-нибудь кого-нибудь убивал?

Перед глазами Тима скользнул образ Мелиссы Стеббинз, лежащей в автомобиле. Затем Керриган все же отрицательно покачал головой.

– Так я и думал. Хотя иногда бывают и самые неожиданные сюрпризы. – Грегарос улыбнулся. – Я расскажу тебе, как делаются такие вещи. Это совсем несложно, если будешь выполнять все мои советы. Итак, слушай внимательно...

43

Со времени похищения у Аманды практически не было аппетита, и первым признаком того, что она стала понемногу возвращаться к норме, оказалось посасывание под ложечкой. Аманда прошла по своему кварталу к мексиканскому ресторану и заказала там салат "тако". Она ела и в мыслях невольно возвращалась к делу Дюпре. Даже при всех тех уликах, которыми она на сегодняшний день располагала, Аманда не представляла, как ей убедить присяжных оправдать Джона в деле об убийстве Уэнделла Хейеса. Тим Керриган легко докажет, что Джон убил своего адвоката. Поэтому единственный способ для Аманды хоть как-то облегчить судьбу подзащитного – попытаться убедить присяжных в том, что Дюпре сделал это в целях самозащиты. Только для выдвижения подобной версии придется доказать, что один из самых видных юристов штата решил рискнуть своей карьерой и пронес в тюрьму заточку, дабы убить человека, которого он практически не знал. Кое в чем она могла основываться на свидетельствах Пола Бейлора, однако главной загвоздкой все равно оставались мотивы Хейеса. В конце концов, Дюпре и так грозила смертная казнь. Зачем же рисковать буквально всем – собственной карьерой, репутацией, жизнью – ради убийства Дюпре, если государство вот-вот почти наверняка расправится с ним само?

Аманда застыла с вилкой, поднесенной ко рту. А ведь неплохой вопрос... Она решила его хорошенько обдумать. Каковы были обстоятельства, которые заставили Хейеса действовать с такой поспешностью? Ей на ум приходил только один ответ. По всей видимости, Хейес полагал, что Джону известно нечто такое, что может нанести серьезный вред самому адвокату или его дружкам по тайному союзу. И что такого страшного мог узнать Джон? Ответ на ее вопрос был способен дать лишь один человек. Аманда поспешно доела салат и направилась в тюрьму.

* * *

Джон Дюпре уже успел приспособиться к тем неудобствам, которые вносили в его жизнь кандалы, и потому сегодня, садясь на стул перед Амандой, сделал это даже не без некоторой грации.

– Как могло случиться, что столь высокооплачиваемый адвокат посещает тюрьму вместо того, чтобы сидеть за роскошным обедом? – спросил Дюпре.

– Ах, Джон, у защиты не бывает передышек.

Дюпре улыбнулся. И Аманда поняла, что он улыбнулся впервые за все время их общения. Возможно, ей наконец-то удалось пробить его броню.

– Значит, – произнес Дюпре с некоторым напряжением, – у вас есть какие-то новости?

– Нет, особенных новостей у меня нет. У меня есть вопросы.

– О чем?

– Уэнделл Хейес пытался вас убить, чтобы вы не смогли ничего рассказать в полиции о тайной организации влиятельных людей, в которую входит Педро Арагон?

– О чем это вы, черт вас возьми? На кого вы работаете?

– Я работаю на вас, Джон, и должна вам откровенно признаться – вы затрудняете мне работу. Вы должны все рассказать.

Дюпре украдкой бросил взгляд на охранника, наблюдавшего за ними, затем наклонился и заговорил так тихо, что Аманда едва могла его расслышать:

– Держитесь от подобных дел подальше. Вы мне все равно ничем не поможете, а с вами быстро расправятся.

– Джон...

– Слушайте меня. – Он повернулся таким образом, чтобы охранник не мог видеть его лица. – Во время разговора прикрывайте рот, вот так, как я.

– Что?

– Вы даже не представляете, с кем связались. Охранник может состоять у них на службе, и он прочтет по губам все, что вы скажете.

– Неужели вы серьезно?

– Делайте так, как я вам сказал.

Слова Дюпре убедили Аманду, что он уверен – им грозит реальная опасность. Она полностью доверяла охранникам, но сделала так, как велел Дюпре, просто чтобы угодить ему.

– Они прислали Хейеса, чтобы заставить меня замолчать, – прошептал Дюпре. – Эти люди повсюду. Они убили Оскара Бэрона.

– Бэрона убили грабители.

– Они организовали убийство таким образом, чтобы оно выглядело как дело рук грабителей. Я попытался через Бэрона передать кое-какие сведения ФБР.

– Уже после того, как меня назначили вашим адвокатом? – спросила Аманда, не скрывая возмущения.

– Успокойтесь. Я направил к ним Бэрона после нашей первой с вами встречи. Я вам тогда не доверял и потому заплатил Оскару за то, чтобы он связался с фэбээровцами и заключил с ними сделку. Я собирался отделаться от вас, как только бы он выполнил мое поручение. Только, видимо, те люди вышли на Бэрона раньше и расправились с ним.

– Эге, помедленней, пожалуйста. А что у вас есть для такого торга?

– Я записывал на пленку все переговоры о наркотиках с людьми Педро Арагона. Мне казалось, что я смогу воспользоваться записями в том случае, если меня когда-нибудь арестуют и придется искать помощи. – Он опустил голову. – Я приказал Элли доставить их Оскару. В газетной заметке говорилось, что, перед тем как убить, его пытали. Зная Оскара, я не думаю, что он стал бы от них что-то скрывать. Поэтому сейчас они наверняка располагают всем, что ему передала Элли.

Теперь Аманда поняла, кто обыскивал квартиру Элли Беннет и что они искали.

– Вы получали какие-нибудь сведения от Элли Беннет или о ней после убийства Бэрона? – спросила Аманда.

– Мы не общались с того самого дня, когда я попросил ее передать пленки Оскару.

– Кейт Росс была у нее на квартире. Там кто-то все перевернул вверх дном.

В глазах Дюпре появился страх.

– Вы же не думаете, что...

– Я не знаю, что думать. Если она бежала, то куда могла направиться?

– Не знаю, Аманда. Честное слово, не знаю.

– Если она выйдет на контакт с вами, обязательно попросите, чтобы она связалась со мной. На сегодняшний день Элли – ваш главный шанс быть оправданным по делу об убийстве Тревиса.

– В каком смысле?

– Кейт беседовала с Джойс Хамадой. Джойс сказала ей, что она вместе с какой-то другой женщиной была у вас дома в вечер убийства сенатора Тревиса. Элли же выгнала их обеих, когда у вас возникли какие-то проблемы с наркотиком, который вы тогда приняли. Если Элли была с вами в момент убийства Тревиса, то она может предоставить вам алиби. И если присяжные ей поверят, они снимут с вас обвинение в убийстве сенатора. Таким образом, нам обязательно как-то надо выйти на нее.

– Она своими визитами меня не жаловала, – заметил Дюпре. – Единственный раз, когда я попытался позвонить Элли уже после гибели Оскара, ни в ее квартире, ни по сотовому никто не ответил.

Аманда записала оба номера Элли.

– Как вы думаете, Хейес попытался убить вас, чтобы защитить Арагона? – спросила Аманда.

– Когда ко мне приходил Хейес, о тех записях никому не было известно.

Что-то в интонации Джона заставило Аманду насторожиться. Она резко подняла голову и пристально посмотрела на Дюпре. Он отвел от нее глаза.

– В таком случае почему же Хейес попытался убить вас? – спросила она. – Почему ему пришло в голову, что он должен действовать как можно быстрее?

– Возможно, он боялся, что я могу заключить сделку с копами.

– И о чем-то им рассказать?

– Да, о сенаторе Тревисе и о тех людях, которые за ним стоят. О тех, кто помогал ему всегда выходить сухим из воды. Тревису, знаете ли, нравился жестокий секс. Когда он однажды зашел слишком далеко с одной из моих девочек, то воспользовался услугами людей Педро, чтобы замести следы.

– И той девочкой была Лори Эндрюс?

Дюпре кивнул:

– Ему на самом деле очень нравилась Лори. Сенатор думал, что я попытаюсь уберечь ее от встреч с ним, и поэтому он всячески старался меня улестить. Он много раз намекал, что может защитить меня от полиции, и потому нет никакого резона бояться копов. Я ему, конечно, не поверил, и тогда Тревис рассказал про этих людей.

– Он сказал вам, кто они такие?

– Нет. Он не называл никаких имен. Однако намекнул, что среди них есть судьи, высокие чины из полиции и даже прокуроры. Все его россказни казались пустой болтовней до тех пор, пока Хейес не попытался меня прирезать.

Что-то в словах Дюпре продолжало вызывать сомнения у Аманды. Она чувствовала в них какую-то логическую нестыковку. И тут до Аманды дошло.

– Вы же не говорили Тревису о записях, ведь так?

– Нет, не говорил.

– И вы не могли бы ничем доказать, что Тревис являлся членом названного сообщества?

Дюпре кивнул.

– И вы не знали ни одного другого члена пресловутого "Заведения", верно?

– Только Тревиса. Да и то я не был уверен, что он не блефует, пытаясь запугать меня.

– Я сомневаюсь, чтобы вы могли заставить названную загадочную компанию всерьез насторожиться. Они не знали о записях, ничего не знали и о том, будто вам что-то известно о них самих. Если, конечно, Тревис не оказался безумен настолько, чтобы рассказать им... И даже если принять это совершенно невероятное допущение, он, вне всякого сомнения, прибавил бы, что вам известно только о нем, как о члене "Заведения", и что вы больше никого не знаете. Кроме того, Тревис был уже мертв, когда Хейес попытался вас убить. Значит, причины его покушения на вашу жизнь по-прежнему остаются непонятными. В вашем рассказе явно чего-то не хватает. Итак, что же вы от меня скрываете?

Дюпре отвел взгляд и нервно облизнул губы.

– Джон, вы должны понимать, что от ответа на заданный мной вопрос зависит ваш шанс выйти из тюрьмы. Теперь вы должны рассказать мне все. Я уже говорила, что все сказанное останется между нами. А если вы будете мертвы, ваше молчание не принесет вам никакой пользы.

Дюпре сделал глубокий вздох:

– Хорошо, расскажу. Кроме пленок, которые я передал Оскару, есть еще и другие. Я не рассказывал о них, так как это единственное, что у меня осталось. Я рассчитывал воспользоваться ими в том случае, если дела пойдут совсем плохо.

– В таком случае я должна вам кое-что сказать, Джон. Дела у вас действительно сейчас плохи так, что дальше некуда. И все будет еще хуже, если нам не удастся получить какие-нибудь реальные, весомые свидетельства в вашу пользу. Итак, что же было на тех пленках?

* * *

На три часа у Аманды было назначено слушание по другому делу. По дороге из тюрьмы во Дворец правосудия она позвонила по сотовому Кейт. Кейт не ответила, и адвокат оставила сообщение, чтобы та позвонила ей как можно скорее. Проходя мимо охраны, Аманда инстинктивно оглядела вестибюль. Взгляд ее невольно задержался вначале на высоком мужчине в кожаном плаще, затем на стройном юноше в ветровке и бейсболке со знаком ВМС, а также на спортивного вида женщине в свитере плотной вязки темно-синего цвета. Все вокруг казалось Аманде угрожающим.

Она поднялась в зал судебных заседаний на пятый этаж. Внутри зала Аманда увидела несколько знакомых ей адвокатов и членов персонала Дворца правосудия. Присутствовало здесь и несколько зрителей: безработные, пенсионеры и женщины, предпочитающие реальные судебные процессы телевизионным "мыльным операм". Никого из ее похитителей в зале не было.

Фрэнк ожидал Аманду у входа во Дворец правосудия, чтобы забрать ее по окончании слушаний. Он сунул дочери в руку пистолет. Когда они пришли к гаражу, Фрэнк нажал кнопку с номером их уровня. В тот момент, когда дверцы лифта закрылись, Аманде показалось, что она заметила, как кто-то стал подниматься по лестнице. В поднимавшемся было некое сходство с тем молодым человеком в ветровке и бейсболке, которого она видела в вестибюле. Аманда засунула руку в карман и крепко сжала пистолет.

Они сели в машину и добрались до дома без всяких инцидентов. Фрэнк оставил автомобиль в гараже. Аманда подняла портфель и ждала, пока отец откроет дверь, введя код. Через кухню они прошли в гостиную. Почувствовав неладное, Аманда вытащила пистолет. В темноте сидел какой-то мужчина. Он был примерно шести футов ростом, поджарый, в бежевых слаксах и темной водолазке. У него были иссиня-черные волосы, завязанные в хвост, высокие скулы и бронзовый загар, выдававшие присутствие индейской крови. Казалось, оружие нисколько не испугало нежданного гостя. Увидев, как Аманда навела на него пистолет, он очень мило улыбнулся.

– Меня зовут Джордж. Я работаю с Энтони, – произнес незнакомец глубоким и четким голосом.

Фрэнк сразу же расслабился.

– Убери пистолет, Аманда. Парень пришел, чтобы помочь тебе.

– Кто...

– Телохранитель. Я его нанял.

Джордж встал и уверенно пересек комнату.

– Очень приятно познакомиться, мисс Джеффи. – Он опять спокойно улыбнулся. – Надеюсь, вы простите мое несколько театральное вторжение, но мне хотелось проверить надежность охранной системы мистера Джеффи. Совершенно очевидно, что она оставляет желать лучшего. Только не стоит отчаиваться – мы ее подновим.

– А где Энтони? – спросил Фрэнк.

– Вы увидите его лишь в том случае, если возникнут какие-то проблемы. Однако будьте уверены – он поблизости.

Аманда продолжала держать пистолет в руке.

– Вы знаете, как управляться с оружием? – спросил Джордж.

Аманда кивнула.

– Хорошо, и все же мне не хочется, чтобы вы случайно пристрелили кого-нибудь из наших ребят. У нас есть пароль – "Красный". Если возникают какие-то проблемы и кто-то выкрикивает слово "Красный", знайте, это друг. – Улыбка Джорджа стала еще шире. – Постарайтесь не стрелять в них.

– Насколько назойливы вы будете? – спросила Аманда.

– Я буду рядом с вами постоянно, хотя и постараюсь быть как можно более незаметным.

Аманда бросила на него скептический взгляд. Джордж принадлежал к тому человеческому типу, который нельзя не выделить даже в огромной толпе.

– Я понял, – улыбнулся он, словно прочитав ее мысли. – Одно из главных предназначений телохранителя заключается в том, чтобы отпугивать определенных людей. Однако тех людей, с которыми столкнулись вы, не так-то легко запугать, и поэтому совсем небесполезно ввести их в заблуждение. Пусть они думают, что я – это все, что у вас есть. Воспринимайте меня как своеобразный отвлекающий маневр. Те люди, которых вы увидите, когда они вам действительно будут нужны, прекрасно знают свое дело.

44

Кейт дождалась заката, прежде чем отправиться в дом Джона Дюпре, расположенный у реки. В кармане у нее лежала бумажка с шифром к его сейфу и описанием конверта, в котором находились записи, сделанные на вечеринке у Тревиса. Все эти данные Дюпре передал Аманде. Рядом с ней на сиденье машины лежал пистолет сорок пятого калибра на случай встречи с людьми Педро Арагона.

Кейт съехала с шоссе на расстоянии нескольких миль от Портленда и выбралась на неосвещенную двухколейную проселочную дорогу. Минут через пятнадцать Кейт свернула на дорожку, что вела к дому Дюпре. Приближаясь к жилищу Джона, она увидела обширную открытую веранду, выдававшуюся в сторону выкошенной лужайки, подходившей к самой реке. Кейт оставила машину позади дома, так чтобы она не была видна с дороги. Затем с пистолетом наготове следователь обошла строение. Двери были заперты, но Кейт имела при себе набор отмычек, который она сохранила еще с тех времен, когда служила в полиции. Они казались игрушкой, хотя Кейт знала, что отмычки способны пригодиться и для серьезных дел. Она вскрыла заднюю дверь и прошла в цокольный этаж. Раздался звук охранной сигнализации. Впрочем, Кейт знала код и быстро заставила ее замолчать.

Здесь она зажгла фонарик и посветила по сторонам. В одном конце помещения она разглядела небольшую домашнюю барную стойку и бильярдный стол посередине комнаты. Одну стену почти полностью занимал громадный плоский телеэкран. Кто-то недавно им пользовался. На столике рядом с диваном стояли банка из-под пива и недоеденная пицца.

По словам Джона, сейф находился под половицами в комнате для стирки в самом низу лестницы, которая вела в подвал. Перед тем как открыть сейф, Кейт решила осмотреть остальную часть дома и убедиться, что она здесь одна. Вид пиццы и пива вызывал у нее невольную тревогу.

Кейт осторожно поднялась по ступенькам и медленно открыла дверь на первый этаж. В доме было темно. Кейт стояла не шевелясь, хотя здесь, на главном этаже здания, не было слышно никаких звуков. Она быстро осмотрела комнаты и наконец дошла до спальни. Практически во всех помещениях дома воцарился уже какой-то нежилой дух, исключение составляла только спальня. В ней, без сомнения, кто-то недавно спал. Одеяло и простыни были отброшены так, словно человек только что встал с постели. На полу рядом с комодом стояла сумка с женской одеждой. В самом комоде валялись какие-то мужские шмотки, вероятно, принадлежавшие Дюпре. Кейт осмотрела ванную комнату и увидела зубную щетку, наполовину использованный тюбик зубной пасты и расческу на раковине. На полке лежала маленькая черная косметичка с разными предметами личной гигиены. Кейт поспешила в подвал, решив поскорее отыскать аудиозаписи и выбраться оттуда, пока не вернулся человек, поселившийся в доме Дюпре.

Сейф был скрыт под несколькими толстыми кусками линолеума. Кейт не без труда удалось отодвинуть линолеум в сторону, после чего она приступила к попыткам открыть сейф, пользуясь шифром, который передал Аманде Дюпре. При этом следователь постоянно прислушивалась: не раздастся ли какой-нибудь звук наверху? Сейф удалось очень быстро открыть, и он оказался полон всякого рода видеокассет, папок и бумаг. Однако прежде чем Кейт успела разобраться с содержимым, автомобильные фары осветили лужайку перед домом Дюпре. Следователь вытащила пистолет и прислушалась. Несколько мгновений спустя раздался звук хлопнувшей дверцы автомобиля, и кто-то открыл парадную дверь дома.

Кейт успела запереть сейф и положить линолеум на место. Она уже прошла половину цокольного этажа, когда дверь сверху открылась, и в подвале вспыхнул свет. Кейт пригнулась и спряталась за стойкой бара. Мужчина громадного роста в длинной куртке с капюшоном и парень поменьше, в ветровке, остановились на верхних ступеньках. Громила держал в руках большую матерчатую сумку.

– Взгляни-ка на этот телевизор, – сказал мужчина поменьше. – Он почти такой же большой, как тот, что висит в спортивном баре.

– Мы сюда пришли не за тем, чтобы телевизор смотреть. Нам приказали очистить сейф.

– Сейчас передают матч по боксу между Чавесом и Крамером. Вот бы посмотреть его на таком большом экране!

– Я буду делать то, что мне поручено. А ты делай что хочешь.

Громила отправился в помещение для стирки белья. Мужчина поменьше схватился за телевизионный пульт. Кейт стало дурно. На громадном экране два боксера полусреднего веса колошматили друг друга. Где-то в середине раунда из помещения для стирки выскочил громила, зажав уши. Затем последовал взрыв, и мужчина в ветровке вскочил с кресла, держа пистолет на изготовку.

– Почему ты не предупредил, что собираешься взорвать сейф? – крикнул он, размахивая пистолетом.

– Не хотелось прерывать твое развлечение.

– Черт тебя подери! Я чуть в штаны не наложил.

Громила вздохнул:

– Выключай. Давай со всем этим заканчивать.

– Я должен досмотреть схватку, – упрямо настаивал второй, засунув пистолет в карман ветровки.

Через несколько минут вновь появился громила со своей большой сумкой. Кейт нужно было принимать решение. Она не могла выбраться из укрытия, не привлекая внимания. Однако если она дождется, пока мужчины уйдут, то не сможет завладеть содержимым сейфа. Кейт была превосходным стрелком и из своего положения могла бы без труда застрелить обоих. К сожалению, она не знала, кто это такие. А вдруг они полицейские?

Кейт резко встала, держа на прицеле обоих.

– Ни с места! Полиция! – крикнула она.

Оба мужчины подпрыгнули от неожиданности.

– Мужчина у телевизора, бросьте свой пистолет на пол.

Парень колебался, и Кейт выстрелом разбила экран телевизора.

– Че-ерт! – выпалил мужчина и закрыл лицо рукой, чтобы защититься от осколков.

– Ну, бросайте на пол! – повторила Кейт, целясь между глаз.

Он бросил пистолет на пол. Кейт приказала перебросить оружие ударом ноги. Когда пистолет оказался у ее ног, она наклонилась, подняла пушку и засунула за пояс.

– Хорошо, теперь вы, – сказала Кейт, прицелившись в громилу. – Мне нужны сумка и ваш пистолет. Будьте умницей, выполните приказ, и я не буду в вас стрелять.

Громила неожиданно швырнул сумку в Кейт и выхватил свой пистолет сорок пятого калибра. Кейт выстрелила и попала ему в колено за долю секунды до того, как сумка ударила ее в плечо, сбив с ног. Громила вскрикнул и упал. Пистолет вылетел у него из рук.

Второй бросился к нему, пытаясь завладеть оружием. Кейт выстрелила парню в бедро, и он, хрипя, рухнул на пол. Громила сжал зубы от боли и все же пополз к пистолету.

– Ты, кретин! – крикнула Кейт. Его пальцы находились всего в нескольких дюймах от пистолета. – Возьми его, если хочешь, чтобы я тебя убила.

Звук голоса Кейт заставил мужчину застыть на месте. Она подошла и ударила бандита ногой по голове. Ее вывело из себя то, что из-за него она вынуждена была стрелять в обоих. Затем Кейт схватила его пистолет и сумку, спиной открыла дверь и закрыла ее за собой. Она перевела дыхание, только когда оказалась рядом с машиной и поняла, что ее никто не преследует.

* * *

Кейт остановила машину у дома Фрэнка. Ее вышла встретить Аманда. Увидев мрачное выражение лица подруги, адвокат сразу же предположила худшее.

– Мне просто пришлось подстрелить двоих ребят, – сказала Кейт. – Надеюсь, это того стоило.

Аманда знала, как ловко Кейт умеет обращаться с оружием, и ее слова не могли не вызвать беспокойства.

– С тобой все в порядке? – спросила Аманда.

– Дрожу, как листок на ветру.

Аманда провела Кейт в кабинет к Фрэнку. Кейт опустила сумку на стол и села. Аманда подошла к бару и налила ей выпить. Кейт наклонилась вперед, уперев локти в колени. До сих пор ей приходилось участвовать в двух перестрелках, и подобное было уже не в новинку. В деле Кейт бывала спокойна и предельно сконцентрирована, словно находилась в каком-то шаре, где все ее эмоции были отключены, а время почти полностью остановилось. Когда же все заканчивалось, она делалась похожа на наркомана в отходняке. Грубые эмоции, которые Кейт в ходе стычки удерживала в себе, вырывались наружу мощным потоком. Она была явно перевозбуждена, с одной стороны, чувствуя настоящий страх, ведь она вполне могла бы погибнуть, а с другой – некоторое отвращение к себе, так как само столкновение доставило ей удовольствие.

– Расскажи, что произошло, – попросила Аманда, протягивая Кейт стакан с виски.

Рука Кейт дрожала, когда она брала стакан, но к моменту завершения рассказа о перестрелке в доме Дюпре она почувствовала себя намного спокойнее.

– Как думаешь, кто это был? – спросила Аманда, когда Кейт закончила.

– Ни малейшего представления. Хотя их главная цель заключалась в том, чтобы забрать содержимое сейфа.

– Ты вызвала полицию?

– Нет еще. Я вначале хотела посоветоваться с тобой.

– Надо вызвать. Джон дал тебе разрешение пройти в его дом и забрать вещи из сейфа. Два других человека могут рассматриваться как грабители. Они не имели никакого права вламываться в дом Дюпре. То, чем они занимались, квалифицируется как воровство.

– Только воровство чего? Если мы направим полицию в дом Дюпре, нам придется рассказать о цели моего визита туда. Им захочется самим осмотреть содержимое сумки. И мне почему-то кажется, что нашему клиенту это не поможет.

– Ну что ж, давай посмотрим, – ответила Аманда, вывалив из сумки на стол кассеты и бумаги. Аудиокассеты с записями вечеринки у Тревиса должны были находиться в простом белом конверте. Среди привезенного Кейт оказалось несколько таких конвертов с аудиокассетами, однако на них стояли даты, не совпадавшие со временем проведения Тревисом его вечеринки. Аманда прослушала отрывки на магнитофоне, но уже через несколько минут стало ясно: кассеты содержат интересную информацию, да только совсем не ту, о которой говорил Дюпре.

Пока они занимались прослушиванием записей, Кейт просматривала большую инвентарную книгу, одновременно сличая номера на видеокассетах с номерами в инвентарной книге.

– Если на этих кассетах заснято то, о чем я думаю, мы сможем испортить не одну репутацию.

– Меня не интересуют репутации, – прервала ее Аманда. – Здесь нет записей с вечеринки Тревиса.

В кабинете Фрэнка был телевизор с видеомагнитофоном. Кейт включила его и вставила кассету. Некоторое время они с Амандой молча смотрели видеозаписи.

– Черт, никогда бы не подумала, что сексом можно заниматься таким способом, – сказала Кейт, глядя, как одна из девушек Дюпре демонстрирует невероятные приемы "сексуальной атлетики".

– А я никогда бы не подумала, что таким сексом может заниматься он, – отозвалась Аманда. – Полагаю, мне будет трудно сохранять серьезный вид, когда мы с ним в следующий раз встретимся в суде.

– Если мы передадим эти материалы в полицию, против Джона выдвинут все возможные обвинения, связанные с проституцией, какие только существуют в уголовном кодексе. И кроме того, мы загубим не только карьеру, но и жизнь многих из тех, кто здесь заснят, – заметила Кейт. – Так что нам делать?

– Хороший вопрос, – ответила Аманда. На лице у нее тоже отразилось явное беспокойство. – Не думаю, что мы обязаны передавать найденные нами кассеты в полицию. Они не проходят в качестве улик ни по какому уголовному делу. Я позвоню утром в адвокатуру штата и посоветуюсь там с одним специалистом по вопросам судебной этики. И тем не менее нам все равно надо сообщить в полицию по поводу перестрелки, – добавила Аманда. – Возможно, те мужчины серьезно ранены. А теперь иди домой и хорошенько выспись.

– Если смогу.

Аманда положила руки на плечи подруги и с силой сжала их.

– Успокойся, Кейт, ты не сделала ничего дурного. Ты просто защищалась. Увидимся утром.

45

Вечером 17 февраля 1972 года конторский служащий, вышедший покурить, стал свидетелем того, как на автомобильной стоянке в северо-восточном Портленде трое мужчин застрелили Хесуса Дельгадо. Он записал номер старенькой темно-синей "тойоты", на которой уехали убийцы. Через несколько мгновений после того, как по различным полицейским постам была разослана упомянутая информация, автомобиль с указанным номером проезжал мимо сотрудника портлендской полиции Стэнли Грегароса.

Стэн патрулировал в одиночку, так как его напарник слег с сильнейшим отравлением. Молодой полисмен следовал за машиной с убийцами до склада, расположенного в отдаленном промышленном районе города. Выйдя из автомобиля, Грегарос осторожно обошел здание вокруг, рассчитывая столкнуться с группой вооруженных гангстеров. Однако увидел он троих очень приличного вида белых парней, одетых так, как одеваются респектабельные студенты университетов, собравшиеся на воскресную прогулку. Они производили впечатление скорее членов какого-то факультетского клуба, нежели банды хладнокровных убийц. К сожалению, благостную картину нарушали оружие, маски и перчатки, которые ребята сложили на капот автомобиля.

Грегарос понимал, что из соображений безопасности он не должен в одиночку приближаться к трем возможным преступникам, какой бы нетипичной ни была их внешность. Впрочем, единственным другим автомобилем поблизости был сияющий новенький черный "феррари" – машина, на которой обычно и ездят такие богатые мальчики. Стэн побоялся, что, пока он будет вызывать подкрепление, ребятки успеют сбежать. Поэтому он вышел из-за угла и потребовал, чтобы все трое бросили оружие и сдались.

Грегарос ожидал, что мальчишки от испуга наложат в штаны, но после минутной растерянности они послушно выполнили его требования: выстроились вдоль стены склада, подняв руки и расставив ноги. Пока он ощупывал задержанных, Харви Грант, самый худенький из ребят, вслух задался вопросом: наверное, молодому полицейскому совсем не помешают пятьдесят тысяч долларов? Грегарос расхохотался, услышав намек на бесстыдную и нелепую взятку. Хотя пятьдесят тысяч долларов были приличной суммой для такого парня, как Стэн, выросшего в бедной и не слишком счастливой семье и пришедшего в полицию после нелегкой службы в ВВС во Вьетнаме.

Когда Грегарос спросил Гранта, где он найдет такие деньги, тот вместо ответа задал ему вопрос, знает ли он, что на стоянке был убит Хесус Дельгадо. Грегарос отступил на шаг и снова внимательно оглядел ребят. "Нет, это невозможно", – сказал он себе. Подобные молодые люди не могут быть связаны с мексиканскими гангстерами. Затем он перевел взгляд на автоматы и маски, сваленные на капоте "тойоты".

– Отпусти нас, и мы с тобой хорошо расплатимся, – сказал Грант. – Кто знает, возможно, у нас наладятся отличные деловые отношения. Ведь нам не помешает иметь своего человека в портлендской полиции.

Грегарос начал колебаться.

– А вот если ты откажешься от нашего предложения, то можешь пожалеть, – продолжал Грант.

– Э? – произнес Грегарос.

Грант повернул голову и улыбнулся. Стэн подумал, что этот парень выглядит как типичный интеллектуал-зануда из студентиков.

– Если ты нас арестуешь, – сказал Грант, – мы поклянемся, что остановили свою машину на здешней стоянке, чтобы покурить травку, а "тойота" стояла здесь и раньше, до того как ты нас арестовал. Что будет стоить твое слово против нашего? Ты знаешь, кто мы такие?

– Три панка, которые начинают компостировать мне мозги.

– Фу-у! Какой неправильный ответ, – вмешался Уэнделл Хейес. – Ты имеешь дело с сыновьями трех очень богатых и очень влиятельных людей.

– Наши папочки не позволят, чтобы нас посадили в тюрьму, – продолжал Грант. – Мы могли бы нанять самых лучших адвокатов, которых только можно нанять за деньги, да только нам они даже не понадобятся. И знаешь почему?

– Почему же?

– Потому что ты единственный свидетель и к тому времени уже будешь мертв.

Ответом Стэна на реплику Гранта стал удар наотмашь, от которого будущий судья сполз на колени. Когда он кое-как вновь поднялся на ноги, из образовавшейся от удара раны на голове потекла струйка крови. Однако на устах парня теперь застыла коварная улыбка.

– Жестокое обращение со стороны полиции! – радостно воскликнул Грант. – Теперь тебе придется отбиваться от массы судебных исков, и как свидетелю тебе мало кто поверит. Я ведь маленький, слабый паренек, сэр, а вы – большой и крепкий негодяй. Хе-хе-хе! Мы соберем такую кучу журналистов, которые так распишут твой поступок, что ты сможешь навсегда позабыть о пенсии. Ну конечно, если ты вообще к тому времени будешь еще жив, в чем я очень сомневаюсь. Мне почему-то кажется, что тебе было бы лучше забрать свои пятьдесят тысяч и распрощаться с нами.

За прошедшие годы Грегарос ни разу не пожалел, что отпустил тогда тех троих ребят. Он стал богат так, как никогда и не мечтал, и приобрел такую власть и могущество, о которых и помыслить ему, простому полисмену, было невозможно. Правда, об этом знали очень немногие, да ведь оно и к лучшему.

Работая в полиции, Грегарос не раз подделывал улики, с его помощью исчезали свидетели в тех делах, которые затрагивали интересы "Заведения". Мускулы Педро Арагона использовались для повседневного устрашения, к помощи Стэна прибегали только в особых случаях, к каким относился и сегодняшний.

"Заведение" проторило Гарольду Тревису путь на вершины политического Олимпа. И вот когда он находился уже на пороге осуществления самой заветной мечты членов организации, особенности личности сенатора сделали его обременительной и опасной обузой для "Заведения". Увлечение кокаином и пристрастие к садистскому сексу завершились убийством Лори Эндрюс. В конце концов Тревис стал жертвой шантажа со стороны Джона Дюпре.

Маккарти успел арестовать Джона Дюпре по обвинению в убийстве Тревиса до того, как члены "Заведения" смогли разобраться с парнем по-своему. Затем следующий прокол – Уэнделлу Хейесу не удалось убить Дюпре в тюрьме. Казалось, удача вновь повернулась к ним лицом, когда Оскар Бэрон привез пленки Дюпре на встречу с Мануэлем Кастильо. Однако среди привезенных записей отсутствовала та, с помощью которой можно было бы свести на нет всю трудную и кропотливую работу по провалу законопроекта, направленного против клонирования. Некоторые из членов "Заведения" вложили громадные деньги в компании, занимающиеся разработкой биотехнологий, и если бы законопроект прошел, они потеряли бы миллиарды.

Во время обыска квартиры Элли Беннет люди Педро не нашли пленку, а сама Беннет исчезла вечером того же дня, когда был убит Бэрон. Все попытки членов "Заведения" найти ее ни к чему не привели. И тут Беннет является собственной персоной и требует пятьдесят тысяч долларов за пленку, которая могла стоить членам "Заведения" в сотни раз дороже.

Несколько часов назад Тим Керриган пришел к Харви Гранту домой и сообщил, что готов убить Элли Беннет сегодня вечером. Об этом судья уже знал. Почти сразу же после того, как Керриган сообщил Гранту, что пресловутая пленка находится у Элли Беннет, Грегарос установил подслушивающие устройства на домашнем и рабочем телефонах Керригана. Когда Беннет позвонила Керригану и сообщила ему о месте обмена, они засекли, что звонила она из дома Дюпре. Для Грегароса не было ничего проще, чем самому убить Беннет в доме Дюпре, однако "Заведению" необходимо было повязать Керригана. Один шанс посадить своего человека в президентское кресло они потеряли. В Керригане же члены "Заведения" увидели нового вероятного кандидата, который вполне мог бы оправдать их ожидания.

В том случае, если в ответственный момент Керриган спасует, сам Грегарос устранит Беннет. Если же все пройдет так, как запланировано, Стэн отвезет пистолет, из которого будет убита Беннет, судье, а тот приобщит оружие вместе с признанием к другим подобным же вещественным доказательствам, каковые отцы-основатели "Заведения" хранили как залог верности новых членов. Чтобы убедиться, что Дюпре не оставил у себя больше ничего такого, что могло бы причинить серьезный вред "Заведению", Грегарос через несколько минут после того, как Элли выехала на встречу с Тимом Керриганом, отрядил специальную группу в дом к Дюпре. После сегодняшнего вечера, думал Стэн, все снова придет в норму.

Грегарос следовал за машиной Беннет в неброском черном "шевроле" с того самого момента, как она выехала из дома Дюпре. Стэн пропустил несколько машин между автомобилем Элли и своим, а затем сел ей на хвост. Ситуация развивалась в соответствии с планом до того мгновения, как Беннет съехала с автострады. Не проехала она и мили, как за автомобилем Грегароса увязалась полицейская машина. Он взглянул на спидометр, чтобы убедиться, что не превысил скорость. На патрульной машине загорелись сигнальные огни. Стэн сбавил скорость и тут заметил, что патрульная машина преследует автомобиль Беннет. Справа от него находился обширный супермаркет с крытыми стоянками. Туда и свернул Стэн, выключив фары.

Патрульный подъехал к Беннет и начал о чем-то с ней беседовать. Элли протянула свои права и документы. Коп вернулся в свою машину и ввел информацию с документов в компьютер. Закончив с этим, он вернулся к Беннет и отдал бумаги. Затем он показал ей на одну из хвостовых фар. Ну конечно. Она не горела. А Стэн и не заметил. Полицейский еще добрую минуту проговорил с Беннет, прежде чем вернуться в свою машину. Грегаросу показалось, что Элли отделалась предупреждением.

Стэн снова пристроился на хвосте у Беннет, как только та съехала с обочины. Он проехал мимо патрульной машины и обратил внимание на то, что полисмен связывается с кем-то по рации. Мгновение спустя патрульный автомобиль развернулся на 180 градусов и направился в противоположном направлении.

Чем больше они отдалялись от центра города, тем менее оживленным становилось движение. Грегаросу пришлось еще больше отстать от машины Беннет. Луна была в первой четверти, а автомобиль Элли – темно-синего цвета, однако Стэну для слежки хватало и ее единственной задней фары. Когда же она свернула на двухрядную дорогу, которая вела в Форест-парк, Стэн выключил фары и дал Элли возможность отъехать на довольно приличное расстояние.

Беннет свернула направо, а затем на узкую дорогу. Стэн знал, что Элли настояла на том, чтобы встреча состоялась на уединенной лужайке на краю глубокого оврага у самой оконечности парка. Грегаросу этот уголок был хорошо знаком, и потому он решил отстать на еще большее расстояние. Беннет свернула на колею, проложенную машинами прямо в траве, которая вела непосредственно к той самой лужайке. Внезапно Грегароса ослепил яркий свет передних фар грузовика с обслуживающим персоналом парка. Он тащил небольшой прицеп с садовым инвентарем и неожиданно выехал с одной из боковых аллей. Стэн решил, что водитель грузовика его не разглядел, так как фары "шевроле" были выключены. Детектив съехал на обочину, чтобы избежать встречи с громоздкой машиной и уповая на то, что водитель грузовика не станет сигналить. Но он проехал тихо. Грегарос взглянул на дорогу. В это мгновение красноватый глазок единственной задней фары в машине Беннет, подобно светлячку, скользнул в сторону лужайки.

Дорожка, по которой Стэн ехал, с обеих сторон была обсажена рядами аккуратно подстриженных кустов, с трудом различимых в темноте. Когда он проезжал мимо них, дорога резко повернула в сторону. Грегарос развернул машину и остановился. Пистолет Стэна лежал на сиденье пассажира под журналом. Он вынул его и пошел по дороге, направляясь к лужайке, а затем свернул в сторону, под покров деревьев. Дойдя до конца небольшой рощицы, он спрятался за стволом массивного дерева и стал ждать.

Беннет остановилась на самом краю оврага. Автомобиль Керригана находился рядом, на расстоянии примерно метров четырех от нее. Грегарос видел, как Тим прошел к открытому окну автомобиля Элли. В руках он держал дипломат с деньгами, которые ему предоставил судья. Беннет что-то сказала. Стэн слышал ее голос, хотя слов разобрать не смог. Керриган открыл дипломат, закрыл его и положил на заднее сиденье автомобиля Беннет. Захлопнув заднюю дверцу, он повернулся и спиной закрыл от Грегароса Элли. Детектив услышал, что Тим требует у нее пленку. Беннет что-то ответила, Керриган протянул левую руку и затем положил какой-то предмет в карман пальто. Затем он сунул руку в другой карман, а потом, почти мгновенно, направил что-то в окошко водителя. На какую-то секунду вспышка выстрела озарила автомобиль Беннет. Элли вскрикнула, и кровь залила окно. Керриган еще дважды нажал на курок. Беннет упала на бок и исчезла из поля зрения Грегароса.

Керриган схватил дипломат с деньгами, подбежал к своей машине и вернулся с канистрой бензина. Разлив бензин в салоне автомобиля Элли, Керриган зажег спичку. Когда машина вспыхнула, он неловким прыжком отскочил в сторону. Грегарос вышел из-за деревьев. Керриган до такой степени сосредоточился на своей работе, что не заметил его. Тим наклонился вперед, уперев руки в колени, и его несколько раз вырвало.

– Хорошая работа.

Услышав голос, Керриган в ужасе отскочил в сторону.

– Это же я, Стэн.

Керриган издал стон облегчения. Грегарос заглянул внутрь машины. Кровь была разбрызгана по ветровому стеклу. Беннет рухнула лицом вниз на пассажирское сиденье, так, словно в момент выстрела она отвернулась от Керригана. Кровь стекала ей под голову, а языки огня уже лизали волосы и руки. Одежда и обивка машины занялись пламенем. Грегарос ощутил запах горящей кожи. Ему пришлось отойти от машины, так как жар сделался нестерпимым.

– Давай пистолет, – сказал Стэн.

– Нужно вначале выбраться отсюда, а то машина вот-вот взорвется, – ответил Керриган, с опаской всматриваясь в горящий автомобиль.

Грегарос протянул Тиму пластиковый мешок:

– Пистолет.

Керриган вытащил оружие из кармана и бросил в мешок.

– Пленка.

Тим извлек из кармана пленку и протянул ее детективу.

– Ты превосходно выполнил свою работу, – сказал Грегарос. – Судья будет гордиться тобой.

Керриган ничего не ответил. Даже в темноте детектив видел, что прокурор бледен как полотно. Он прекрасно понимал, что должен переживать в эту минуту Тим. Грегарос тоже после совершения своего первого убийства с трудом смог справиться с тяжелым приступом дурноты. А вот второе оказалось уже совсем обычным делом.

Тим побежал к своему автомобилю, а Грегарос быстрым шагом пошел через рощицу. Керриган проезжал мимо, когда Стэн еще садился в свою машину. Грегарос направился к городу. Несколько мгновений спустя в зеркале заднего обзора он увидел, как взрыв озарил ночное небо.

46

В пять утра Стэн Грегарос громко постучал в дверь спальни Харви Гранта и вошел, не дождавшись приглашения.

– Что происходит? – воскликнул Грант, нащупывая очки.

– У нас проблема.

– Беннет все еще жива?

– Нет, вот она-то как раз мертва. Керриган великолепно справился с заданием. – Грегарос положил пластиковый пакет с орудием убийства на журнальный столик. – Он заполучил также и кассету. Впрочем, я, откровенно говоря, не поверил Беннет на слово, что она отдаст все записи, которые Дюпре сделал на вечеринке. И поэтому после того, как она ушла, я послал двоих парней в дом Дюпре. Предполагалось, что они заберут содержимое сейфа и принесут мне. Они действительно очистили сейф, но тут появился некто, выстрелил в них и забрал сумку с записями.

– Что ты хочешь этим сказать: некто выстрелил в них? Значит, их кто-то поджидал в доме Дюпре? У нас что, утечка информации?

– Не знаю, да только я не верю в совпадения. Думаю, Джеффи известно о записях.

– Аманде Джеффи?

Грегарос кивнул:

– Люди Педро сумели добраться до одного из наших врачей, и он позвонил мне. Они сказали, что стреляла в них женщина. Следователь из команды Аманды Джеффи хорошо владеет оружием. Я показал им фотографию, и они ее сразу узнали.

Грант мерил шагами спальню. Ситуация принимала крайне серьезный оборот. Никто не знал всего, что мог записать Дюпре. И Джеффи может в настоящий момент располагать информацией, способной разрушить то грандиозное предприятие, созданию и развитию которого Грант посвятил всю свою жизнь.

Если она будет так же активно расследовать дело Дюпре, то обязательно рано или поздно наткнется на материалы следствия по убийству Дельгадо и убийствам на Воэн-стрит. В этих материалах содержалась та единственная нить, которая могла вывести ее на имена отцов-основателей "Веселенького заведения" – имена тех ребят, что тогда, тридцать лет назад, помогли Уэнделлу Хейесу забрать из запертого шкафа его отца три пистолета.

– Необходимо немедленно подключить к делу Кастильо, – сказал Грант. – Нам нужно вернуть сумку, а Джеффи – устранить.

– Я позвоню ему из автомобиля.

– Куда ты едешь?

– Маккарти послал мне сообщение на пейджер. Он хочет, чтобы я прибыл на место убийства Беннет.

– Зачем?

– Не имею ни малейшего представления.

– Он не может знать, что ты там был?

– Откуда? И в любом случае я буду держать вас в курсе.

* * *

Солнце только что взошло, когда автомобиль Стэна Грегароса остановился рядом с одной из полицейских машин неподалеку от места убийства Беннет. Двое криминалистов снимали отпечатки шин, а два копа, которым было поручено отгонять зевак, бездельничали, так как никому из завсегдатаев парка еще не стало известно о случившемся. Над обгорелым остовом машины Элли Беннет еще поднимался дымок. Грегарос, подойдя ближе, ощутил резкий запах, похожий на аромат пережаренного шашлыка, типичный для места, где было совершено убийство с поджогом.

Заметив Грегароса, Шон Маккарти прервал беседу с одним из криминалистов.

– Не очень приятное начало дня, а, Стэн?

– Э... вы же меня знаете. Я совсем не против запаха хорошо прожаренного мяса поутру. Чем обязан такой чести?

Маккарти указал на автомобиль:

– Мы выяснили, что машина принадлежала Элли Беннет.

– Одна из девушек Дюпре?

Маккарти кивнул:

– Тело сильно повреждено огнем, и все же это несомненно женское тело, и оно, в общем, соответствует описанию Элли Беннет.

– Лори Эндрюс. И вот теперь Беннет.

– Вы забыли Оскара Бэрона.

– Думаете, все три убийства каким-то образом связаны между собой?

– Две девушки Дюпре и его адвокат убиты практически один за другим. Не кажется ли вам подобное совпадение несколько странным?

– Дюпре в тюрьме. Он не мог убить ни Бэрона, ни Беннет.

– Вот потому-то я вас и пригласил. Вы лучше, чем кто-либо другой, знаете все особенности операции, связанной с Дюпре. У него был какой-нибудь партнер который стал бы по его требованию убирать свидетелей?

– Пожалуй, нет. Он был одиночкой. Я...

– Шон!

Детектив обернулся. По лужайке шел Алекс Девор в сопровождении атлетически сложенного мужчины в форме.

– Это Дмитрий Рубин. Он технический рабочий в парке. Дмитрий позвонил в "Службу спасения" прошедшей ночью.

– Рад познакомиться, мистер Рубин, – сказал Маккарти. – Меня зовут Шон Маккарти. Мой коллега – Стэн Грегарос.

– Мистер Рубин только что закончил давать показания. Повторите, пожалуйста, то, что вы мне рассказали.

– Прошедшей ночью я ехал в гараж и по дороге встретил машину. Я запомнил ее, потому что она ехала с отключенными передними фарами. Она появилась как-то вдруг из темноты, а я чуть было не столкнулся с ней.

– Можете ее описать? – спросил Грегарос, стараясь ничем не выдать своего волнения.

– Пожалуй, нет. Я подумал, что это какая-нибудь ребятня выбралась на ночную прогулку.

– Продолжайте, мистер Рубин, – сказал Девор.

– Через несколько минут произошел взрыв. Услышав его, я отскочил. Затем повернулся и направился в сторону взрыва. Когда я был на полпути сюда, мне встретилась машина.

– Та же, которую вы видели раньше? – спросил Грегарос.

– Нет, другая. Но вот несколько секунд спустя за ней последовала машина с выключенными передними фарами.

– Можете назвать модель или марку какой-либо из двух машин?

– Лучше, – вмешался Девор, – мистеру Рубину удалось запомнить почти полностью номер машины, которую он увидел сразу же после взрыва.

– К сожалению, не полностью, – сказал Рубин извиняющимся тоном. – Она ехала слишком быстро.

– А как насчет той машины, которая ехала с выключенными фарами? – спросил Грегарос.

Рубин отрицательно покачал головой:

– Я записывал номер предыдущей. Голову-то опустил, а к тому моменту, как я ее поднял, оказалось уже поздно.

– Не расстраивайтесь, – заметил Маккарти. – Вы и так нам очень помогли.

– Да, неплохая работа, – добавил Грегарос свою любимую фразу, умело скрыв радость и облегчение от того, что Рубин не разглядел его машину. И тем не менее, если полиции удастся по частично записанному номеру выйти на Тима Керригана, могут возникнуть немалые сложности.

* * *

Примерно через час после того, как Стэн Грегарос выехал из парка, Кейт Росс вошла в кабинет Аманды.

– Ты слушала сегодняшние местные новости? – спросила она.

– Что-нибудь относительно перестрелки в доме Джона?

– Относительно этого как раз ни единого слова. Элли Беннет убита.

– Что?!

– Ее тело обнаружено в Форест-парке.

Сообщение о гибели Элли поразило Аманду.

– Она сделала запись разговоров гостей на вечеринке у Тревиса, и она же доставила пленки Оскару Бэрону, где были зафиксированы сделки между наркоторговцами. Наверное, с ней расправились люди, убившие Бэрона.

– Держу пари, что именно она была той женщиной, которая ночевала в доме Дюпре.

– Ее ведь могли убить и те люди, которых ты подстрелила прошлой ночью. Они задержаны?

– Не знаю.

– Они сами могли бы оттуда выбраться?

– Наверное. Конечно, раны они получили основательные, но тот из них, что покрупней, с виду очень крепкий. Кстати, ты приняла решение относительно того, что делать с информацией, которая находится в сумке?

– Нет еще. Если двое подстреленных тобой ребят скрылись, возможно, нам и не придется принимать никакого решения. Просто будем сидеть тихо. В любом случае мы обсудим этот вопрос позже.

47

Мануэлю Кастильо нужно было время, чтобы обдумать, как наилучшим способом расправиться с Амандой Джеффи, хотя ему приказали устранить ее как можно скорее. Первоначально он собирался захватить адвоката на стоянке, там, где ее похитили в первый раз, однако теперь Аманду сопровождали отец и индеец атлетического сложения. Индеец, по мнению Кастильо, с его накачанными мышцами и завязанным в узел хвостом был не более чем пустышкой, привыкшей красоваться в роли телохранителя. При реальной опасности, когда вокруг него начнут свистеть пули, такой сразу же от страха наделает в штаны. И все же Мануэль не мог рисковать и убивать Джеффи до того, как заполучит все материалы, добытые ею из сейфа Дюпре.

После недолгого раздумья Кастильо остановился на плане нападения на Аманду у нее дома. Рано утром, когда все еще крепко спят, они ворвутся в дом, и звук включившейся сигнализации перепугает до смерти тех, кто будет находиться там в это время. Затем Кастильо и его ребята перебьют всех, кроме самой Аманды. Как только они заполучат сумку, то перед тем как ее прикончить, они немного поиграются с Амандой. Без одежды она выглядит весьма аппетитно, и ее обязательно нужно проучить за неповиновение. Поэтому, когда в три часа ночи водитель остановил фургон у дома Фрэнка Джеффи, Мануэль был погружен в фантазии, в которых представлял Аманду обнаженной, привязанной к стойкам его громадной кровати и вопящей от ужаса.

Кастильо натянул маску и постучал прикладом по стенке, отделявшей кабину фургона от задней части машины. Водитель должен был оставаться в кабине и, не выключая мотор, дожидаться возвращения Мануэля и его группы. Все ребята были одеты в черное и вооружены автоматами. Фургон тоже был окрашен в черный цвет, и на нем укрепили краденые номера.

Для нападения они выбрали темную и безлунную ночь. Дом тоже оказался погружен в полную темноту. Кастильо быстрым шагом перешел лужайку и, перед тем как попытаться вскрыть замок, оценивающим взглядом оглядел дверь. Один из его людей ударом ноги вышиб ее и ворвался внутрь.

* * *

Джордж, охранник Аманды, уже ждал их. Первого человека Кастильо он пристрелил, едва тот влетел в дверь. Сам Кастильо упал на пол и дал в направлении Джорджа автоматную очередь. Она ударила его в бок и плечо. Следующий человек, ворвавшийся в дом, разрядил автомат в живот телохранителю. Джордж упал на пол и продолжал отстреливаться. Ему удалось прострелить коленную чашечку третьего. Кастильо, не обращая внимания на перестрелку у входа, бросился по лестнице на второй этаж. Сигнализация вопила с такой силой, что он даже не заметил, как последний человек из его группы упал замертво, убитый пулей в затылок.

* * *

Вой сигнализации разбудил Аманду, она вскочила с постели, забыв о пистолете. В комнате было темно, и в первые минуты она потеряла ориентацию. Дверь распахнулась.

– Это я! – крикнул Фрэнк. – Беги!

Аманда услышала выстрелы и выбежала на площадку. Звук сигнализации перекрывался треском автоматных очередей. Фрэнк схватил Аманду за руку и потащил ее по направлению к узкой задней лестнице, которая вела на кухню. Они уже почти добрались до кухни, когда очередь прочертила страшную линию по лестничной площадке. Обернувшись, Аманда увидела, как в ее комнату нырнул какой-то человек в черной маске.

– Беги! – выкрикнул Фрэнк.

Аманда побежала к задней лестнице. Кастильо, уже находившийся в спальне, выставил автомат в дверную щель и нажал на курок. Аманда уже почти спустилась по задней лестнице, когда услышала хрип Фрэнка. Она обернулась, и в это мгновение на нее сверху покатился отец, чуть не сбив ее с ног. Он упал в кухне.

– Папа!

Плечо и одна штанина Фрэнка были залиты кровью. Аманда склонилась над ним.

– Беги! – из последних сил выдохнул Джеффи. – Скорее!

Аманда оглянулась в поисках пистолета, но он выпал из рук Фрэнка на верхней площадке в тот момент, когда его ранила очередь из автомата Кастильо. Она схватила отца и потащила в кладовую, полагая, что темнота может их скрыть. Сквозь истошные вопли сигнализации она услышала тяжелые шаги по задней лестнице. Перед ней оказалась дверь в подвал. Аманда открыла ее и прыгнула в темноту.

Скудный лунный свет сочился сквозь грязные подвальные окна. При таком освещении трудно было что-либо различить, однако Аманда выросла в этом доме и знала каждый дюйм подвала. Справа от лестницы, у некрашеной бетонной стены, Фрэнк как-то сложил дрова. Рядом с ними лежал топор. Перед самой лестницей с потолка свисала электрическая лампочка. Аманда схватила топор и ударила по лампочке. В разных частях подвала висели еще три лампочки. Аманда пробежала по подвалу, на ходу разбивая их. Едва она успела расправиться с последней, как услышала, что дверь в подвал распахнулась.

Потолок в подвале поддерживали массивные деревянные столбы, расположенные через равные промежутки. Аманда спряталась за одним из них и стала ждать. Несколько раз отец брал ее с собой на охоту и научил бесшумно двигаться в лесу. И теперь она постаралась вспомнить те уроки.

Кто-то стал медленно спускаться по ступенькам. Аманда крепче сжала топор. В тусклом лунном свете она разглядела мужчину с автоматом в руках. Он смотрел в сторону вязанки дров. Убедившись, что Аманда не стоит у него за спиной, бандит повернулся в ее сторону. На лицо мужчины была натянута маска.

– Эй, милашка, выходи-ка!

Она узнала голос рябого мужчины, несколько дней назад руководившего ее похищением, и начала дрожать от ужаса.

– Если ты сразу сдашься, я не стану тебя долго мучить, – сказал он, продвигаясь по бетонному полу. – Если же ты будешь от меня прятаться, я заберу тебя с собой. И мы будем развлекаться вместе, только вдвоем, я и ты, много-много часов и много-много дней.

Аманда знала, что у нее есть только один способ спасти свою жизнь и жизнь отца.

– Я читал об одном парне, – продолжал Кастильо. – Он держал женщину закованной в цепи под кроватью в ящике. Когда у него возникало желание, он вытаскивал ее из ящика и трахал. Иногда даже кормил ее. А потом снова клал в ящик, как колоду карт. У меня дома прекрасная кровать. Под ней много места, и гроб там тоже поместится.

Ужас, охвативший Аманду, был настолько силен, что почти парализовал ее. Огромным усилием воли она заставила себя не слушать слова, которые произносил мужчина, и полностью сосредоточилась на своей задаче, примерно так, как она это делала во время соревнований по плаванию. Когда ее мучитель подойдет к ней на нужное расстояние, она будет наносить удары один за другим, не размышляя, будет бить, бить и бить его, так же ритмично, как во время заплыва: мощными ударами, один за другим.

Кастильо подошел совсем близко к столбу, за которым пряталась Аманда. Она услышала, как его ноги скользнули по бетонному полу в нескольких дюймах от нее. Как только бандит повернулся к ней спиной, Аманда вышла из-за столба и резко ударила налетчика топором. Топор вошел в плечо Кастильо с омерзительным глухим звуком. Бандит захрипел, и его автомат с грохотом покатился по полу. Аманда мощным движением вырвала топор из тела и замахнулась, чтобы нанести новый удар. Кастильо в каком-то суеверном ужасе уставился на нее. Светлая фланелевая пижама Аманды была забрызгана кровью. Ее лицо тоже было все в крови. Она производила впечатление обезумевшего маньяка.

Острие топора вонзилось в колено Кастильо. Он издал душераздирающий вопль. Следующий удар пришелся ему в бок. Кровь фонтаном била из плеча, ноги и из какой-то третьей раны. Мануэль рухнул на пол лицом вниз, не в состоянии удержаться. Аманда продолжала обрушивать на него все новые и новые удары, каждый раз издавая жуткий воинственный вопль.

– Не надо... – прохрипел Кастильо, перед тем как топор опустился на него в последний раз. Лезвие вошло в горло наемного убийцы, прервав его на полуслове. Аманда наступила ему на плечо и вырвала топор из тела. Она готовилась нанести новый удар, но чьи-то шаги отвлекли ее. Стройный молодой человек в бейсболке ВМС, которого Аманда видела в вестибюле здания суда и, как ей показалось, также в гараже, одним прыжком спустился вниз по подвальной лестнице. Он навел автомат на Аманду и застыл. Она подняла топор.

– Красное! Красное! – закричал парень. – Все в порядке, Аманда. Вы в безопасности.

Однако жажда крови не оставила Аманду, и она сделала шаг вперед по направлению к молодому человеку. Он опустил оружие.

– Они все мертвы. Вы в безопасности, – сказал он тихо. – Я – Энтони.

Аманда сжала рукоять топора. А что, если это их очередная "шутка"?

– Нам необходимо вызвать "скорую помощь" для вашего отца. Он ранен. Его нужно как можно скорее отправить в больницу.

Внезапно руки Аманды стали невероятно тяжелыми, она больше не могла держать топор, и он с грохотом упал на пол.

– Нужно вызвать "скорую", – повторял Энтони на ходу, повернувшись и взбираясь вверх по лестнице. Аманда следовала за ним. Пока Энтони звонил 911, она опустилась на колени рядом с отцом и положила его голову себе на колени. Когда прибыли полиция и врачи, Аманда все еще сидела на полу рядом с Фрэнком, но Энтони и молодой индеец уже исчезли. Аманда попыталась вспомнить, как выглядел парень в бейсболке, и не смогла ничего воспроизвести в памяти.

48

Автомобиль с визгом затормозил на обочине, и из него выскочил Майк Грин. Несколько экспертов осматривали черный фургон, припаркованный рядом с домом Фрэнка Джеффи. Когда Майк проходил мимо, фотограф как раз делал очередной снимок, и вспышка фотоаппарата осветила водителя фургона. Голова его была откинута назад. В свете фотовспышки Майку удалось разглядеть рваную рану на шее водителя.

На площадке перед домом установили специальное освещение. Здесь был обнаружен еще один труп. Мужчина, одетый в черное, лежал на траве лицом вниз. Судмедэксперт снимал с него маску, под которой виднелась большая, покрытая запекшейся кровью рана. При входе в дом лежали еще два трупа.

– Майк...

Грин поднял голову и увидел Шона Маккарти и Стэна Грегароса, выходивших из коридора, который вел к кухне.

– Где она, Шон?

– Наверху. Мы увели ее подальше от этого кошмара.

– С ней все в порядке?

– Джеффи в шоковом состоянии. Первый полицейский, который прибыл сюда, обнаружил ее на кухне. Она сидела на полу. Рядом лежал Фрэнк, Аманда положила его голову себе на колени и укачивала, как ребенка.

– Фрэнк?..

– У него два серьезных пулевых ранения, но врачи приехали как раз вовремя. В настоящее время он находится в больнице. Хирург считает, что Фрэнк выкарабкается.

– Слава Богу!

– Это не все, – сказал Маккарти. – В подвале лежит еще один труп. Этого человека убила Аманда... топором.

– Самооборона, – добавил Грегарос. – Парень, труп которого лежит в подвале, – Мануэль Кастильо, киллер Педро Арагона.

– Что Арагону нужно от Фрэнка и Аманды? – спросил Майк детектива.

– Когда мы беседовали с ней, она находилась в шоковом состоянии. И я не давил на нее, – ответил Маккарти. – Мы надеемся, Аманда сможет все прояснить, когда придет в себя.

– Черт! Как же ей не везет! После всего того, через что ей пришлось пройти с Кардони...

– С ней все будет нормально, – сказал Маккарти.

– Я бы хотел ее увидеть.

Грин направился в сторону лестницы на второй этаж, но Маккарти остановил его:

– Аманде сейчас очень нужен друг. Поэтому я и позвонил вам. Не превращайте вашу встречу в допрос. Просто постарайтесь ее успокоить. Понятно?

Грин кивнул, пожал руку Маккарти и побежал вверх по лестнице. Аманду фотографировал судебный эксперт. Когда Грин ворвался в комнату, она испугалась. Майк уставился на залитую кровью пижаму и лицо Аманды.

– С тобой все в порядке? – спросил он. Она кивнула, хотя по страху, который Майк разглядел в ее глазах, он понял, что на самом деле все далеко не так.

– Я закончил, Майк, – сказал фотограф, – а сейчас нам будет нужна одежда.

Рядом с Амандой сидела женщина-полицейский.

– Давайте пройдем в вашу комнату, – предложила она. – Снимем с вас эти вещи и наденем что-нибудь потеплее.

Майк проследовал за женщинами по коридору и ждал у двери в комнату Аманды, пока она переодевалась и приводила себя в порядок. В дальнем конце коридора лаборант осматривал следы крови, разбрызганной по стене вдоль черной лестницы.

Аманда выглядела чудовищно. Он не мог представить себе, через что ей пришлось пройти. Аманда была очень крепкой женщиной – ведь она сама предложила себя в качестве приманки для поимки хирурга-маньяка, – но характер у нее оставался мягким и добрым. Майк знал полицейских, которым случалось убивать преступников с целью самообороны. Как бы ни было оправдано убийство с юридической точки зрения, в любом случае оно оставляло психологические шрамы в душе убийцы.

Дверь в комнату Аманды открылась, и она вышла, одетая в слаксы и свитер. Волосы у нее были влажные от наскоро принятого душа. Аманда была настолько бледна, что Майк не решался начать беседу. Он был не уверен, что она захочет с ним говорить.

– Можно... – начал было он, но Аманда не дала закончить, упав ему на грудь.

Майк крепко обнял ее и прижал к себе. Аманду продолжали сотрясать рыдания.

– Шону позвонили из больницы, – сказал Майк, ведя ее по коридору в кабинет, где они смогли уединиться. – Сообщили, что с твоим отцом все будет в порядке.

– Я убила его, Майк! Я утратила контроль над собой...

Майк забыл о предупреждении Шона относительно обсуждения с Амандой случившегося. Он отступил на шаг, положил руки ей на плечи и заставил ее взглянуть ему прямо в глаза.

– Ты не могла этого не сделать.

– Ты не понимаешь... Я хотела его убить! Я не могла остановиться! Мне просто перестали повиноваться мои собственные руки. Они двигались сами собой.

– Аманда, послушай меня. Ты ничего дурного не совершила. Человек, которого ты убила, – Мануэль Кастильо, боевик из шайки Педро Арагона. Выбора не было: либо ты должна была убить его, либо он – тебя.

Майк хотел сказать что-то еще, но тут постучали в дверь. В комнату вошел высокий, крепкого сложения чернокожий мужчина в очках. Грин раньше его никогда не встречал.

– Мне очень жаль, и все-таки я вынужден вас прервать. Мне необходимо кое-что обсудить с мисс Джеффи.

– А кто вы такой? – спросил Грин.

– Дж. Д. Хантер. Из ФБР.

– Неужели не можете подождать?

– Я получил информацию, что мисс Джеффи до сегодняшнего нападения уже похищали и среди похитителей был один из нападавших. – Майк уставился на Аманду. – Похищение людей – преступление федерального значения.

– О чем он говорит? – спросил Грин.

Аманда сжала его руку:

– Все в порядке, Майк. Позволь мне побеседовать с ним.

– Я бы хотел поговорить с мисс Джеффи наедине, если вы не возражаете.

Майк понимал, что ему следует оставить их, но ему ужасно не хотелось расставаться с Амандой. Она устало улыбнулась ему:

– Я ведь пока еще адвокат. И знаю, как себя защитить.

Майк послушно вышел из комнаты.

– Кто вас вызвал? – спросила Аманда, как только дверь за Грином закрылась.

– Шон Маккарти, – ответил Хантер.

– Мне кажется несколько необычным вызывать ФБР на этом этапе расследования.

Хантер рассмеялся:

– А от вас ничего не ускользнет. Я слышал, что вы не промах.

– Итак, чего же вы хотите?

– Боюсь, что не могу сказать вам всего. По крайней мере сейчас. Однако я был бы вам очень признателен, если бы вы поверили мне на слово, что Джон Дюпре может очень выиграть от результатов моего расследования.

Аманда на мгновение задумалась.

– Задавайте ваши вопросы.

– Расскажите мне о похищении.

Аманда сделала глубокий вздох. Ее похититель был мертв, но она еще не успела свыкнуться с фактом его смерти.

– Несколько дней назад меня захватили в гараже, где я обычно оставляю свою машину. Человек, труп которого лежит в подвале, и двое других, кажется, те, что валяются в гостиной, отвезли меня в лес. Они угрожали мне... – Аманда запнулась, не в состоянии повторить угрозы Кастильо.

– Вам известно, почему вы были похищены?

Аманда кивнула:

– Они хотели, чтобы я отказалась от ведения дела Джона Дюпре.

– Насколько мне известно, это совершенно провальное дело. Почему же оно до такой степени обеспокоило Педро Арагона, если в любом случае Дюпре скорее всего будет осужден?

Аманда не знала, что ей можно было говорить сидевшему перед ней человеку. В "Веселеньком заведении на Воэн-стрит" состояли сенатор, адвокаты, судьи. Почему бы среди членов общества не быть и агенту ФБР? Аманда закрыла глаза. Теперь ей было на все наплевать. После того, что случилось сегодняшней ночью, она решила, что лучшая защита – в обнародовании всей известной информации о "Заведении". Ее молчание чуть было не стало причиной гибели Фрэнка.

– Несмотря на распространенное мнение о виновности Джона Дюпре, вполне вероятно, что он не виновен ни в одном из убийств, которые ему приписываются, – сказала Аманда. – Я уверена в том, что Уэнделла Хейеса направили в тюрьму, чтобы он убил Джона. Именно Хейес, а вовсе не Джон пронес заточку в комнату для встреч с адвокатами.

Аманда пристально следила за тем, как реагирует Хантер на ее признания, и была удивлена, не увидев никакой реакции.

– Кто, по вашему мнению, направил Хейеса в тюрьму с целью убийства вашего клиента?

– Вы когда-нибудь слышали о группе под названием "Веселенькое заведение на Воэн-стрит"?

– Да, слышал, однако меня удивляет то, что вам о нем известно. Может быть, вы расскажете мне все, что о нем знаете?

– Как я думаю, Педро Арагон познакомился с Уэнделлом Хейесом в 1970 году. Им тогда, наверное, едва перевалило за двадцать. Они заключили договор друг с другом. Видимо, кроме них, в группу входили также еще несколько друзей детства Хейеса. В течение последующих лет Уэнделл и его друзья достигли довольно высокого положения в обществе и за это время завербовали в свое "Заведение" массу новых членов. Если не ошибаюсь, среди них есть банкиры, судьи, политики, окружные прокуроры, полицейские. Ну-с, как вам мой рассказ?

– Продолжайте, мисс Джеффи, – ответил Хантер ничего не выражающим голосом.

Аманда рассказала агенту ФБР о тех уликах, которые свидетельствовали о том, что Лори Эндрюс убил сенатор Тревис. Затем она пересказала Хантеру версию убийства Хейеса, которую ей представил Джон Дюпре, и свидетельства в ее пользу, в том числе и мнение Пола Бейлора, что Дюпре сам подвергся нападению.

– Следователь из нашей группы отыскала информацию о двух самоубийствах, имевших место несколько лет назад, которые, вполне вероятно, были на самом деле убийствами, совершенными этими людьми. И как мне кажется, главная причина, по которой они хотели меня устранить, заключается в том, что я подала запрос на предоставление доступа к отчетам полиции об убийствах, имевших место в домике торговцев наркотиками в декабре семидесятого года. И вот здесь-то и заключается главное. Упомянутый дом находился на Воэн-стрит.

Застывшее лицо Хантера внезапно преобразилось, озарившись широкой улыбкой.

– Оружие, похищенное из дома Уэнделла Хейеса, использовалось в ходе перестрелки в притоне наркоторговцев. Полиция пришла к выводу, что оружие похитили грабители, но я полагаю, что его взял сам Уэнделл. В ночь той страшной расправы у Хейеса было алиби. Считалось, что он находился на рождественской вечеринке с друзьями по колледжу, которые приехали домой на каникулы. Могу держать пари, что где-то сохранились материалы допроса этих ребят. И как мне кажется, именно они и были первыми членами "Веселенького заведения на Воэн-стрит". Вот отчет об их допросе и является тем единственным документом, который может нас на них вывести.

– Мисс Джеффи, – сказал наконец Хантер, – если вам когда-нибудь надоест ваша адвокатская работа, место в ФБР для вас обеспечено.

– Значит, вы мне верите?

– Вне всякого сомнения. Я уже некоторое время занимаюсь названной проблемой. У сенатора Тревиса действительно была склонность к садистскому сексу, и он был явно неравнодушен к Лори Эндрюс. Дюпре покупал наркотики у Педро Арагона. Когда портлендская полиция арестовала Эндрюс, она согласилась сотрудничать в качестве информатора, чтобы вывести их на Дюпре. ФБР давно пытается покончить с картелем Арагона, и в ходе следствия мы узнали о Лори. Во время беседы она рассказала нашему агенту о сенаторе, после чего сразу же пригласили меня. До нас доходили слухи, что Педро был связан с несколькими довольно влиятельными людьми в Орегоне, и мне был известен рассказ Сэмми Кортеса о "Веселеньком заведении на Воэн-стрит". Когда Уэнделл Хейес попытался убить Дюпре, я впервые всерьез воспринял всю эту историю. Собственно, вы предоставили мне сейчас последнюю деталь, которой так не хватало.

– Не хватало для чего?

– Боюсь, что не могу раскрыть всего до тех пор, пока мы не захлопнем ловушку. И тем не менее заверяю вас – вы оказали ФБР неоценимую услугу, сообщив мне сейчас все известные вам факты.

– Ну, если я вам действительно так уж помогла, окажите и мне услугу.

– С удовольствием.

– Отвезите меня в больницу. Я должна повидаться с отцом.

Часть VI Пробег в девяносто ярдов

49

Харви Грант снимал свою судейскую мантию, когда в его комнату влетел Тим Керриган и рухнул в кресло.

– Вы должны мне помочь, – взмолился он.

– Что случилось, Тим? – спросил Грант, внезапно охваченный страхом. Керриган выглядел как закоренелый алкоголик или наркоман. Если он сломается, это приведет к настоящей катастрофе.

– Я... я вижу страшные сны. Я вижу ее горящее тело, вижу выражение ее лица в тот момент, когда я нажал на курок. Взрыв. И кровь, текущую отовсюду.

Судья сел рядом с Керриганом.

– Я рад, что ты пришел ко мне, Тим. Я рад, что ты понимаешь: мне можно доверять и я всегда готов тебе помочь.

– Вы единственный человек, с которым я могу поговорить. – Тим обхватил голову руками. – Не могу забыть о том, что сделал. Я не могу с этим жить. Возможно, мне следует обратиться в полицию. Я скажу им, что все спланировал и совершил сам. Я не сообщу ничего о вас и о других.

Грант старался говорить как можно спокойнее. Ему нужно было любым способом не позволить Керригану сдаться.

– Ты думаешь только о себе, Тим, – сказал судья. – А твое признание погубит Синди. И подумай о Меган. За ней на всю жизнь закрепится слава дочери убийцы, и у нее больше не будет отца. А ты ведь по своему прокурорскому опыту знаешь, что происходит с детьми, которые вырастают с подобным пятном на репутации семьи. Своим признанием ты лишишь ее счастливого будущего.

Керриган кивнул:

– Вы правы. Мне следовало бы подумать о Меган. Только что мне делать? Я не нахожу себе места. Мне невыносимо тяжело.

– Время залечит твои раны. Пройдет два года, и ты даже не вспомнишь свои нынешние переживания. Будешь в Вашингтоне. А Меган и Синди будут рядом с тобой. Ты станешь одним из самых могущественных людей Америки, и Элли Беннет покажется тебе образом из какого-то давнего, полузабытого кошмара.

Тим с надеждой взглянул на Гранта:

– Вы думаете, что так на самом деле и произойдет?

Судья сжал плечо Керригана:

– Поверь мне, Тим. Твое чувство вины – пустое чувство. Оно пройдет. Все будет в порядке, и твоя жизнь снова войдет в нормальную колею.

Керриган обнял Гранта:

– Спасибо, Харви.

Судья похлопал Тима по спине. Он налил ему стакан воды и дождался, пока Тим возьмет себя в руки. Потом они еще немного поговорили, и Керриган, уходя, чувствовал себя намного лучше. И все же, как только дверь за молодым прокурором закрылась, Грант без сил рухнул в кресло.

– Пришел детектив Грегарос, судья, – сообщила секретарша Гранта по интеркому.

– Пусть войдет, – ответил Грант.

Судье редко приходилось видеть Грегароса в полной растерянности, но сегодня полицейский выглядел ужасно.

– Что произошло прошлой ночью?

– Кастильо облажался. Он и все его люди мертвы.

– А Аманда Джеффи?

– Она-то и убила Мануэля.

– Ну и баба!

Грегарос пожал плечами:

– Какой бы она ни была, в любом случае Мануэль мертв.

– Дела никуда, – сказал Грант. – Сюда только что заходил Тим Керриган.

– Я видел, как он выходил, – сказал детектив. – Выглядит просто чудовищно. Что случилось?

– Парень самый настоящий слизняк. На какое-то время удалось его успокоить, но он вызывает у меня сильную тревогу.

– Да уж как не тревожиться! У нас серьезные проблемы, судья. Помните, я говорил вам, что парень из обслуживающего персонала парка записал большую часть номера машины, на которой ехал Керриган? А теперь этот чертов Маккарти!.. Сукин сын слишком хитер. Он пропустил полученный номер через компьютер в отделе регистрации транспортных средств и на распечатке среди прочих наткнулся на фамилию Керригана. После чего он справился со сводкой телефонных звонков Керригана и Беннет и выяснил, что Беннет звонила домой к Керригану за несколько дней до убийства и что оба они звонили в мотель у аэропорта. Затем Маккарти опросил клерка мотеля, который в точности описал ему обоих: Беннет и Керригана.

– И что же намерен делать Маккарти?

– Мне удалось убедить его не пороть горячку. Я сказал, что мы погубим карьеру Керригана, если начнем против него открытое расследование, не убедившись на все сто процентов в его виновности. Он собирается побеседовать с Джеком Штаммом до разговора с Тимом, а Штамма не будет в городе до завтрашнего дня. У нас есть немного времени.

Грант закрыл глаза. Он начинал терять контроль над происходящим.

– Мне очень неприятно говорить об этом, но я вынужден признать – привлечение к делу Тима с нашей стороны оказалось большой ошибкой, – произнес наконец судья.

– И что же теперь делать?

– Я вызову остальных. Нужно подумать над тем, как сократить наши потери.

50

– Тим!

Керриган обернулся и увидел бегущую за ним Марию Лопес, сгорбившуюся под потоками проливного дождя. В одной руке она несла дипломат, в другой – термос, так что зонтик ей держать было не в чем. Волосы у нее намокли и спутались. На Марии был плащ, но она почему-то забыла его застегнуть, и вся ее блузка была покрыта крупными дождевыми каплями.

– Что случилось? – спросил Тим, раскрыв над Лопес свой зонтик.

– Позвонила какая-то женщина, – сказала Мария, немного отдышавшись. – Она говорит, будто может доказать, что Дюпре убил сенатора Тревиса. Она хочет встретиться с нами в домике Тревиса.

– Когда?

– Сейчас. Тревис записывал на пленку свои сексуальные похождения, и пленка была включена в тот момент, когда Дюпре его убил. Пленка находится в домике Тревиса. Мы должны поехать туда прямо сейчас, так как сегодня вечером она уезжает из города.

– Подожди-ка. А что это за женщина?

– Она не назвала своего имени. Из того, что женщина сказала, я поняла, что она одна из девушек Дюпре, кто-то из тех, кого он частенько избивал.

– Здесь что-то не так. Мы хорошо обыскали домик и никаких пленок там не нашли.

– Возможно, она привезет ее с собой.

Тим на мгновение задумался.

– Я позвоню Шону Маккарти. Хочу взять его с нами.

– Она сказала, что не должно быть никаких полицейских. Она убежит, если увидит кого-нибудь, кроме нас.

Тим заколебался.

– Нам нужно туда пойти, – настаивала Лопес. – В деле об убийстве сенатора у нас недостаточно улик против Дюпре. Если на пленке действительно записано все то, что говорит эта женщина, мы сможем прижать его к стенке.

– Хорошо. Поехали. Мой автомобиль на стоянке.

– Нет. Она спросила меня, на какой машине мы приедем, и я дала ей описание своей. Если она увидит другую тачку, то может испугаться и сбежать.

– Надеюсь только, что мы не охотимся за какой-нибудь очередной химерой.

– Она явно чем-то напугана, Тим. Не думаю, чтобы она разыгрывала передо мной спектакль.

* * *

– Какая отвратительная погода сегодня ночью, – заметил Керриган по дороге в домик Тревиса. Дождь лил с такой силой, что дворники на ветровом стекле не справлялись с потоками воды.

– С тобой все в порядке, Тим? – спросила Мария. – Ты выглядишь так, словно тебя пропустили через машину для отжимания белья.

– Ничего страшного. Просто я вконец вымотан.

– Выпей кофе, – предложила Лопес. – Это тебя взбодрит.

– Неплохая идея.

Тим открутил крышку термоса Марии и налил горячего кофе.

– Хочешь еще?

– Спасибо, достаточно.

Керриган допил свой кофе в тот момент, когда Мария свернула с шоссе на незаасфальтированную дорогу, что вела к домику Тревиса. Сквозь ветви деревьев не было видно огней, и Тим уже начал подумывать, не попались ли они на удочку какого-то шутника.

– У меня такое впечатление, что здесь никого нет, – сказал он, оглядываясь по сторонам в поисках машины.

Мария остановила автомобиль перед самым домом. Керриган открыл дверцу и хотел выйти, но от движения у него закружилась голова, и ему пришлось снова сесть.

– Что случилось? – спросила Лопес.

Он покачал головой:

– Нет, ничего. Все в порядке. Пойдем.

Керриган не без усилия встал и последовал за Марией.

Она несла термос и дипломат, казалось, не обращая никакого внимания на дождь. Тиму было трудно угнаться за помощницей. У него постоянно кружилась голова, и ему было все труднее сосредоточиться.

– Ну вот, давай я тебе помогу, – сказала Лопес, беря Тима под локоть и поддерживая его, когда он входил в дом.

– Мне что-то нехорошо, – заявил Тим.

Мария зажгла свет в гостиной и провела его к дивану.

– Должно быть, съел что-то не то, – заметила она. Ее слова звучали как будто издалека. Тим взглянул вверх. Мария держала в руке пластиковую чашку, которая одновременно являлась крышкой для термоса. – Выпей еще немного кофе. Может быть, это приведет тебя в норму.

Керриган проглотил полчашки, пролив немного на плащ. Что-то случилось и с его ртом – он тоже отказывался ему повиноваться.

– Давай снимем плащ, – предложила Мария, потянув его за один рукав.

Тим оглянулся по сторонам.

– Здесь никого нет, – произнес он, с трудом выговаривая каждое слово.

– Может, нас действительно обманули, – ответила Мария. Она открыла дипломат и извлекла из него лист бумаги. Тиму он показался очень знакомым. Он до такой степени сосредоточился на рассматривании бумаги, что не заметил пистолета в пластиковом пакете, который тоже достала Мария. Керриган обратил на него внимание, только когда тот с грохотом стукнулся о кофейный столик рядом с диваном.

– Что это? – спросил Тим и попытался сесть, однако у него не хватило сил. Бумага показалась ему очень похожей на то признание, которое он подписал во время встречи со Стэном Грегаросом. Впрочем, у Керригана перед глазами все расплывалось, и он никак не мог ее прочесть.

– Мне очень жаль, Тим, что у тебя ничего не получилось, – сказала Мария. – Никто же не мог предположить, каким слабаком ты окажешься.

До него не сразу дошел смысл слов. А к тому времени, когда он понял, к чему Мария клонит, она уже надела перчатки и извлекла пистолет.

– Что... что ты...

– Я готовлюсь помочь тебе покончить с собой. Через несколько секунд действие лекарства достигнет высшей точки.

Керриган покачал головой:

– Я не понимаю.

– Естественно, не понимаешь. Ты, наверное, все еще думаешь, что я толстая унылая дурнушка, по глупости и от женского одиночества безраздельно увлеченная работой помощника окружного прокурора. – Она расхохоталась. – Признаюсь, первая часть моего амплуа была несколько неприятна и оскорбительна, а вот что касается увлеченности – она была вполне искренней. Мне нравится моя работа.

Керриган уставился на Марию.

– Позвольте представиться, Тим. Я дочь Педро Арагона.

Тим несколько раз с силой качнул головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее туман, заполнявший ее. Керриган терял сознание с невероятной быстротой, хотя еще и пытался бороться.

– Тим, даже не мечтай сопротивляться действию лекарства. Я положила в кофе очень большую дозу.

Керриган попытался встать и тут же рухнул на бок. Мария пожала плечами:

– Как тебе удобнее.

Тим уже почти отключился. Когда он перестанет что-либо осознавать, Мария вложит пистолет ему в руку, направит дуло в висок и нажмет на курок. Глаза Керригана закрылись. Лопес взяла пистолет и обошла вокруг стола. Затем она нащупала пульс Керригана и тяжело вздохнула. Ей на самом деле очень нравился Тим. Он был таким обалденным парнем. Если бы все шло по плану, она могла бы рассчитывать на то, чтобы со временем затащить его к себе в постель. Если бы ей удалось сбросить вес, она стала бы по-настоящему сексуальной девчонкой, а ведь всем известно, что у Тима в семье проблемы.

Ну что ж, не получилось... Мария приставила дуло пистолета к виску Керригана.

– Сладких снов, мальчик, – сказала она.

51

Харви Грант встретил Марию Лопес в парке напротив здания суда во время обеденного перерыва и передал ей письменное признание Тима Керригана и пистолет, из которого тот убил Элли Беннет. Когда Керриган вместе с Лопес отправились в загородный домик Тревиса, Грант обедал. Судья лег спать в десять часов вечера и спал спокойным сном, ожидая, проснувшись утром, получить известие об убийстве Тима Керригана. Но с утренней газетой пришли дурные новости.

Как правило, перед тем как отправиться на работу, Грант съедал обильный и вкусный завтрак, да только статья на первой странице "Орегонца" надолго лишила его аппетита и пробудила в нем то, о чем он, казалось, давно забыл, – страх.

"ПОМОЩНИК ОКРУЖНОГО ПРОКУРОРА АРЕСТОВАНА ПО ОБВИНЕНИЮ В ПОПЫТКЕ УБИЙСТВА

Мария Лопес, помощник окружного прокурора округа Малтнома, арестована прошлой ночью ФБР по обвинению в попытке убийства Тима Керригана, обладателя приза Хайсмана и ее непосредственного начальника по работе в окружной прокуратуре. Упомянутое преступление произошло в домике, где Джон Дюпре, владелец "Экзотического эскорта", предположительно совершил убийство сенатора Гарольда Тревиса. Керриган является прокурором, а Лопес – его помощником в деле по обвинению Дюпре в убийствах Тревиса и известного орегонского адвоката Уэнделла Хейеса.

В заявлении для прессы агент ФБР Дж. Д. Хантер отметил, что он и несколько других агентов на протяжении определенного времени занимаются расследованием, деталей которого он не может раскрыть. В ходе этого расследования они установили наблюдение за Лопес и Керриганом. Агенты оказались в доме Тревиса в тот момент, когда помощник окружного прокурора Лопес выстрелила в Керригана из пистолета. Они арестовали Лопес, которая в настоящее время находится в камере предварительного заключения. Агенты отказались давать какие-либо комментарии относительно состояния Керригана, а также сообщать о его местонахождении".

* * *

В статье также рассказывалось о футбольной карьере Керригана и его достижениях на посту прокурора.

Грант всегда гордился умением держать эмоции под контролем. И теперь он сделал усилие и отмел сомнения и страхи, вспомнив и трезво оценив все плюсы и минусы своего положения. Мария Лопес находится в тюрьме, и ей предстоит тяжелое время. В том случае, если Керриган жив, ей грозит обвинение в попытке убийства. Если же он умер, то ее обвинят в убийстве напрямую. Впрочем, Мария ни при каких обстоятельствах не станет сотрудничать ни с полицией, ни с ФБР. Она настоящая дочь своего отца, Педро Арагона, и готова жизнь отдать за него и за "организацию". И все же что, если она расколется? Ладно, по крайней мере это произойдет не сразу. Кроме того, ее свидетельств будет явно недостаточно для того, чтобы возбудить дело против него, рассуждал Грант. Однако тут же он понял, что агенты будут располагать не только признаниями Марии Лопес. ФБР завладело пистолетом, из которого Керриган застрелил Элли Беннет, и его "предсмертной" запиской. Основываясь на упомянутых свидетельствах, они заведут совершенно беспроигрышное дело против Керригана. Располагая великолепным орудием давления на него, они заставят Тима пойти на сотрудничество. Керриган сразу же все расскажет, как только узнает, что судья отдал Марии приказ прикончить его.

– Нет, Тим должен понимать, что мы убьем Синди и Меган, если он заговорит, – произнес Грант вслух. – Однако он находится в руках ФБР со вчерашнего вечера. Возможно, Синди и Меган они уже успели взять под охрану.

Судья схватил телефон и набрал домашний номер Керригана.

– Да, – ответила Синди. Ее голос звучал неуверенно, она явно была чем-то напугана.

– Это Харви.

– Слава Богу. Я подумала, что опять какой-нибудь репортер. – Грант услышал в ее голосе искреннее облегчение. – Они не прекращают трезвонить с раннего утра. На подъезде к дому у нас засела целая операторская команда.

– Я прочел о том, что произошло с Тимом, в утренней газете. Он в порядке?

– Мне сказали только то, что он жив. Больше ни на один вопрос не ответили. Отец Тима сегодня встречается с Кэтрин Хикокс, – добавила она, назвав имя федерального представителя в штате Орегон.

– Если кто-то вообще и сможет выяснить, что происходит, так это Билл.

– Я очень беспокоюсь за Тима. В газетной заметке говорится, что та женщина попыталась убить его. Но ведь они же вместе работают. С какой стати ей нужно было убивать Тима?

– Я знаю примерно столько же, сколько и вы, однако обязательно побеседую с Джеком Штаммом и попытаюсь что-нибудь выяснить. А пока позаботьтесь о Меган. Ей придется нелегко.

– Пожалуйста, позвоните мне, как только что-нибудь узнаете. Мне ведь неизвестно даже, в каком он состоянии...

– Не позволяйте слишком разыграться воображению, Синди. В газете говорится, что Лопес обвиняют в попытке убийства, значит, Тим и в самом деле скорее всего жив.

– О Боже, мне остается только надеяться.

– Вам нужно быть сильной. Всякий раз, когда вами будет овладевать паника, думайте о своей дочери.

– Да, конечно, Харви. Большое вам спасибо. Вы так много для нас делаете.

Грант повесил трубку. Синди и Меган дома. Это значит, что Керриган еще не разговорился. Хотя сколько он продержится?..

* * *

Кэтрин Хикокс, член клуба "Уэстмонт", уже много лет знала Уильяма и Тима Керриган. Она находилась в своем офисе, когда к ней прибыли Уильям и его адвокат Питер Шваб. Она обменялась быстрым рукопожатием со Швабом, но руку Керригана не отпускала несколько дольше.

– Какое неприятное известие, Билл. Вы держитесь?

– Я-то держусь. И все же мне будет намного лучше, когда меня наконец-то поставят в известность о состоянии моего сына.

Кэтрин выпустила руку Керригана-старшего и представила человека, сидевшего в ее кабинете:

– Дж. Д. Хантер. Агент ФБР, занимающийся делом вашего сына.

Хикокс уселась за стол, пока Хантер пожимал руку Керригану и Швабу.

– Что с моим сыном?

– Когда мы ворвались в дом Тревиса, Мария Лопес приставила пистолет к виску Тима. Оружие выстрелило в тот момент, когда, встревоженная шумом, она обернулась в нашу сторону. Благодаря этому пистолет немного сместился, и Тим получил всего лишь легкое ранение в голову. Ничего серьезного. Мы поместили его в специальное отделение госпиталя. Я подумал, что вашего сына пока лучше содержать в больнице, нежели в тюрьме.

– С какой стати вы вообще где бы то ни было должны его содержать?

– Тим является главным подозреваемым в деле об убийстве проститутки, которую застрелили несколько дней назад в Форест-парке.

У Керригана отвисла нижняя челюсть. Несколько мгновений он изумленно смотрел на Хантера, затем взглянул на Кэтрин. Она молча кивнула.

– Вы серьезно?

– К сожалению, да, Билл, – ответила Хикокс.

– Вы планируете перевести Тима в тюрьму, как только он сможет передвигаться? – спросил Шваб.

– Нет, мы собираемся освободить его сегодня же.

– Но если он подозреваемый, почему же вы его освобождаете?

– Я не могу объяснять вам все мотивы наших действий. Впрочем, могу вас заверить, что мы передаем все материалы, которыми располагаем, соответствующим органам штата. Кэтрин считает, что данное преступление не является преступлением федерального уровня. У нас также имеется ряд свидетельств, которые в настоящее время проверяются в лаборатории. Если будут получены результаты, которые мы предполагаем, я уверен – Тиму Керригану предъявят обвинение.

– Насколько мне известно, положение у Тима крайне серьезное, – заметила Хикокс.

– Все, с кем я имел возможность побеседовать о вашем сыне, говорят о нем только хорошее, – сказал Хантер. – Вероятно, он находился под сильнейшим давлением. Мне очень хочется ему помочь, и вы со своей стороны можете многое сделать для того, чтобы он получил самый мягкий приговор.

– Что я могу сделать?

– Перед тем как продолжить, я должен попросить вас не разглашать ту информацию, которую я сообщу.

– Не понимаю.

– Я не могу продолжать объяснений, не получив вашего обещания.

Керриган решил посовещаться со своим адвокатом. Когда они закончили обсуждение, он вновь повернулся к Хантеру:

– Я даю вам обещание, что буду держать в секрете все, что вы мне сообщите. А теперь скажите, чем я могу помочь Тиму.

– Если Тим согласится сотрудничать с нами и даст показания по одному делу, расследование которого мы в настоящее время осуществляем, это может повлечь смягчение как выдвигаемых против него обвинений, так и приговора. Однако на данный момент он отказывается идти на сотрудничество. Если хотите ему помочь, вам следует поехать в больницу и попытаться вразумить его. Поверьте мне, сейчас Тиму жизненно необходима ваша помощь.

52

За столом перед толстой стальной дверью, преграждавшей вход в специальное отделение центрального госпиталя штата, сидел вооруженный полицейский. Уильям Керриган вписал свое имя в регистрационный журнал, после чего коп проверил его документы и нажал кнопку под столом. Несколько мгновений спустя стальная дверь открылась, и другой полисмен повел Керригана по коридору, устланному линолеумом и пропитавшемуся слабым запахом антисептиков. Где-то примерно посередине коридора располагалась дверь в палату Тима, перед которой сидел еще один полицейский. Перед тем как открыть дверь в палату, охранник во второй раз проверил документы Керригана.

Тим повернулся лицом к двери, когда в палату вошел его отец. Керриган-младший был смертельно бледен. Толстая повязка покрывала почти всю правую сторону его головы, а из-под повязки виднелся громадный темный синяк.

В глазах Тима застыло равнодушное выражение человека, утратившего всякий интерес к жизни.

– Как ты? – спросил Уильям.

– Со мной все кончено, отец. – На глаза Тима навернулись слезы. – Все кончено.

Уильям пододвинул стул к кровати. Тим на мгновение отвернулся от отца и вытер глаза.

– Все будет в порядке, сынок. Я беседовал с Хантером, агентом ФБР, который занимается этим делом. Сегодня тебя выпишут из больницы. Как только отсюда выйдешь, мы наймем лучших адвокатов и вытащим тебя, обязательно вытащим.

– Нет, думаю, что ничего не выйдет. Ты даже не представляешь, что со мной случилось.

– Хантер сказал, что ты убил какую-то женщину. Только ведь ты никого не убивал, не так ли, Тим?

– Я на самом деле ее убил. – Керриган-младший казался окончательно сломленным. – Да простит меня Господь. Я... я застрелил ее, а потом поджег. – Тим отворачивался, стараясь не встретиться взглядом с отцом. – Я ужасный человек. Я погубил Синди и Меган.

– Хантер сказал, что он поможет тебе, если ты согласишься с ним сотрудничать. Он не сказал, чего конкретно хочет от тебя, но заверил, что в том случае, если ты согласишься помочь им в каком-то расследовании, они смогут многое для тебя сделать.

– Я не могу, отец. Если я...

– В чем дело?

– Я не могу тебе сказать. Ты окажешься в страшной опасности.

– Меня это не волнует. Ты мой сын. Чего они от тебя хотят?

– Ты не понимаешь. Если я заговорю, они убьют Синди и Меган. Возможно, они даже с тобой расправятся.

– О ком ты говоришь?

Тим покачал головой.

– Люди, угрожавшие тебе, не могут быть сильнее федерального правительства. И я со своей стороны сделаю все, чтобы защитить Синди и Меган.

– Ты ничего не можешь гарантировать. Ты даже не представляешь, с кем имеешь дело.

– В таком случае тебе придется все мне рассказать.

Тим отвернулся и уставился в окно. Его отец терпеливо ждал. И тут внезапно Тим принял решение.

– Возможно, ты действительно сможешь мне помочь. Возможно, мы сможем что-то придумать.

Керриган-младший задумался. Потом глубоко вздохнул.

– Это Харви, отец. Харви Грант. Он мне угрожает.

Челюсть Уильяма отвисла. Потом он расхохотался.

– Харви – мой самый старый друг. Мы же с ним вместе учились еще в начальной школе. Он тебя очень любит. И он твой крестный отец.

– Пожалуйста, пойми меня правильно. Я, попав в сложную ситуацию, пошел к Харви. Я не пошел к тебе. Я чувствовал, что он... что ты...

– Тебе не стоит оправдываться, Тим. Я понимаю, почему ты не пришел ко мне. Я не отношусь к числу сердечных людей, способных посочувствовать чужому горю. Мне вообще тяжело демонстрировать свои чувства. Только поверь мне, я всегда тебя любил. Часто я бывал жесток с тобой, но лишь потому, что хотел, чтобы из тебя получился настоящий человек.

– Мне всегда казалось, что ты разочарован во мне, что ты жалеешь, что я... твой сын.

– О нет, Тим. Я всегда гордился тобой. А теперь расскажи, что же все-таки случилось.

Тим рассказал отцу о вечере, проведенном с Элли Беннет, и о ее попытках шантажировать его, дабы добиться оправдания Джона Дюпре. Затем он сообщил ему о встрече с Харви Грантом и о том, что произошло в Форест-парке.

– Не могу в это поверить, – сказал Уильям. – Я знал Харви всю жизнь. Я бы ни на мгновение не заподозрил его в...

– Все, что я рассказал, – чистая правда. И теперь ты понимаешь, почему я не хочу сотрудничать с ФБР. Грант организует убийство Синди и Меган. Впрочем, кое-что можно использовать и против него. Я знаю, каким образом можно установить имена членов его группы.

– Как?

– Когда я подписывал свое "признание", Стэн Грегарос сказал, что все новые члены их сообщества делают то же самое. В "предсмертных записках" членов "Заведения" имеются их подписи. На оружии имеются их отпечатки пальцев. Если улики попадут в руки полиции, то копы получат список всех членов и надежные основания для открытия дел по обвинению в убийстве. Я хочу, чтобы ты позвонил Харви. Я пойду с тобой. Для верности нам нужно встретиться с ним в каком-нибудь публичном месте. Мне кажется, для этого идеально подойдет клуб "Уэстмонт".

Уильям взглянул на забинтованную голову Тима:

– Ты уверен, что справишься?

– Нам нужно действовать немедленно. Я сказал Хантеру, что Мария безумно в меня влюблена, но что я отверг ее любовь. И тогда она из чувства мести убила Элли Беннет. Я сказал ему также, что она, видимо, вложила пистолет мне в руку, когда я был без сознания, а затем сама написала записку. Правда, в лаборатории, конечно же, проведут экспертизу. И уже скоро Хантер будет знать, что на ней – мой почерк. Тогда я снова окажусь в тюрьме. Именно поэтому мы должны встретиться с Харви сегодня вечером.

– А чего ты хочешь от Харви?

– Обещания, что он не причинит вреда моей семье. Я ничего не сообщу властям, если он оставит всех моих родственников в покое. Я буду, конечно, всячески отбиваться от обвинения в убийстве, хотя спокойно приму яд, если меня осудят. – Тим опустил голову. – В любом случае я это заслужил.

Керриган-младший взглянул на отца. В его глазах читалась решимость.

– Ты скажешь Харви, чтобы он пообещал не трогать Синди и Меган. Если он не согласится, я сделаю все, чтобы его уничтожить.

53

Харви Грант находился в рабочем кабинете, когда до него по сотовому телефону из палаты Тима дозвонился Уильям Керриган.

– Как Тим? – спросил судья.

– Через полчаса его выпустят.

– Превосходно. Я очень беспокоился.

– Неужели, Харви?

– Конечно. В газете говорилось только, что Мария Лопес попыталась убить Тима. И до твоего звонка у меня не было никакой информации о его состоянии.

– Ну что ж, сейчас он вроде более или менее в порядке. А еще он хочет, чтобы мы сегодня вечером пообедали в "Уэстмонте" втроем.

– Неужели ему не хочется поскорее вернуться к Синди и Меган?

– Конечно. Да только для него важнее обеспечить их безопасность.

– Не понимаю.

– Думаю, что все-таки понимаешь. Мы сейчас с Тимом довольно долго беседовали. Он рассказал мне о визите, который недавно нанес тебе.

– Ах вот как...

– Я не хочу обсуждать этот вопрос по телефону. А ты?

– Полагаю, что нет.

– Тогда давай встретимся в восемь в "Уэстмонте". И, Харви, мне кажется, что тебе вначале следует выслушать наши предложения, не прибегая к поспешным и непродуманным действиям. Тим придумал способ разрушить твой карточный домик.

– О чем ты?

– Он все расскажет сегодня вечером. Тим уже изложил свои мысли на бумаге. Как только я выйду из госпиталя, его письменные свидетельства окажутся у Питера Шваба.

– Я никогда и ни при каких обстоятельствах не совершу ничего, что могло бы повредить Тиму. Для меня он все равно что сын.

– Я рад, Харви. Надеюсь, твое отношение к нему не изменится к сегодняшнему вечеру.

* * *

– Какой вред может причинить нам Тим? – спросил Грегарос после того, как судья пересказал ему содержание своей беседы с Уильямом Керриганом.

– Ты говорил Тиму, что другие члены "Заведения" также подписывают "предсмертные признания" при вступлении в организацию?

– Да.

– Если полицейским удастся заполучить эти признания и оружие, с помощью которого были совершены убийства и самоубийства, у них в руках окажется надежное основание для открытия дел обо всех тех убийствах. Затем с кем-нибудь они наверняка договорятся. И тогда против нас будут уже не только свидетельства Керригана и Марии.

– Керригану же неизвестно, где "признания" спрятаны.

– Полицейские могут добиться получения ордера на обыск в моем доме. А получив его, они там все облазают и обнюхают.

– В таком случае следует избавиться от "признаний".

– Ни в коем случае! Если мы уничтожим "признания", то потеряем власть над "нашими". Страх заставляет их подчиняться. Нам просто следует убрать "признания" из моего дома. Не беспокойся. Я все продумал. Только нужно действовать быстро. Поэтому мы проведем нашу операцию сегодня вечером, до того как Керриган успеет хоть что-нибудь рассказать.

* * *

Несколько часов спустя Харви Грант положил все записки с "признаниями" и оружие в большую коробку, которую Виктор Рейс, его ассистент, перенес на кухню. Дверь из кухни вела в гараж, поэтому никто из наблюдавших за домом не смог бы увидеть, чем они занимались. Рейс положил коробку в багажник "кадиллака" Гранта. Завершив эту работу, он отвез судью на встречу с Керриганами.

Величественные каменные колонны украшали въезд в "Уэстмонт". Рейс проехал под ними по широкой подъездной аллее и затормозил у входа в здание клуба. Швейцар открыл дверь и помог судье выйти, затем подошел к дверце водителя. Рейс уже вышел из машины. Он отдал швейцару ключи от "кадиллака". В кармане у Рейса оставалась вторая пара ключей, которыми он собирался воспользоваться позже.

Когда Грант с Рейсом вошли в главный банкетный зал, к ним подошел Бертон Роммель.

– Нам нужно поговорить о Тиме, – сказал Роммель. – До меня дошли слухи, что он попал в серьезную беду. Это может повлиять на наше решение выдвинуть его кандидатуру на место Гарольда.

– Сегодня я как раз обедаю с Тимом и Биллом, Берт. Я все выясню.

– Хорошо.

– Позвони мне завтра, и я расскажу тебе, что произошло.

– Обязательно. Подобные вопросы нужно решать немедленно, – многозначительно произнес Роммель.

– Совершенно с тобой согласен. Глупо отсиживаться и ждать, пока все само устроится.

– Значит, мы мыслим одинаково.

Через минуту после того, как судью покинул Роммель, к нему подошли Керриганы.

– Я заказал для нас обед в одном из малых банкетных залов, – сказал Грант.

Узкий коридор вел в заднюю часть клуба "Уэстмонт", где располагались три отдельных банкетных зала. Тот, в котором Грант и его сотрапезники должны были встретиться, незадолго до прихода судьи тщательно осмотрели, разыскивая подслушивающие устройства. Когда все четверо вошли, Грант плотно закрыл дверь.

– Я вынужден настаивать на том, чтобы, прежде чем мы начнем нашу беседу, вы разрешили Виктору проверить вас на наличие "жучков".

Уильям напрягся, но Тим сжал руку отца, стараясь успокоить его.

– Все в порядке, отец. Пусть нас обыщут, ведь надо как можно скорее перейти к делу.

Рейс выполнил поручение быстро и весьма профессионально. Закончив, он отрицательно покачал головой.

– Виктор, подожди, пожалуйста, за дверью и постарайся, чтобы нас во время беседы не побеспокоили.

– Как ты себя чувствуешь, Тим? – спросил Грант, едва дверь за Рейсом закрылась.

– Мария действовала по вашему приказу, Харви, – ответил Тим, – поэтому можете не тратить время на этот дерьмовый спектакль.

Улыбка сползла с лица Гранта.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Ваших гарантий того, что Синди, Меган и мой отец не пострадают в том случае, если я буду хранить молчание.

* * *

Закрыв дверь малого банкетного зала, Виктор Рейс вышел из здания клуба, попросил у швейцара ключи от автомобиля, который его интересовал, и осведомился насчет номера места его парковки. Кроме того, он попросил назвать место парковки "кадиллака" Гранта. Швейцар выдал Рейсу всю нужную информацию без каких-либо вопросов.

Гараж клуба "Уэстмонт" находился неподалеку от основного здания. Рейс осторожно проследовал к нему по небольшой лужайке. Здесь в ожидании своих автомобилей стояли два члена клуба, но Рейсу они были хорошо знакомы. Вокруг не было видно никаких чужих машин или фургонов.

"Кадиллак" Гранта находился на втором уровне. Прежде чем извлечь коробку из багажника "кадиллака", Рейс тщательно осмотрел гараж. Он был пуст. Неподалеку стояла другая машина, которая как раз и была необходима Рейсу. Он перенес коробку в другой автомобиль и положил ее в багажник. Минуту спустя Рейс вернул ключи швейцару, а сам возвратился к дверям малого банкетного зала и стал дожидаться там своего хозяина.

* * *

Полчаса спустя Рейс повез Гранта домой. Сотовый телефон судьи зазвонил, когда они уже практически подъехали к воротам. И в момент звонка в зеркале заднего обзора Виктор Рейс заметил две машины, следовавшие за ними. Хотя было очень темно, но Рейс искренне удивился, как он мог не обратить на них внимания раньше.

Грант вытащил свой мобильник:

– Алло?

– Это я.

– Почему ты звонишь?

– Коробки в багажнике нет.

Грант побелел. Он уже хотел было обратиться с вопросом к Рейсу, когда заметил, что следовавшие за ними машины остановились у ворот его дома. Рейс резко затормозил. Оказалось, что тут уже находилось еще несколько автомобилей. Из одного вышел Дж. Д. Хантер, а еще несколько вооруженных агентов ФБР выпрыгнули из других машин, окружив автомобиль Гранта. Хантер прижал свое удостоверение к окошку водителя. За спиной агента ФБР стоял Шон Маккарти. Рейс опустил стекло.

– Добрый вечер, судья Грант, добрый вечер, мистер Рейс, – поприветствовал их Хантер. – Не могли бы вы выйти из машины?

– Что происходит? – возмутился Грант.

– Для начала подстрекательство к убийству Тима Керригана и помощь в его организации. Далее – попытки убийства Аманды Джеффи, Фрэнка Джеффи и Джона Дюпре. Да, чуть не забыл. Убийство сенатора Гарольда Тревиса. Уверен, что в дальнейшем будут выдвинуты и другие обвинения, хотя полагаю, что на данный момент и этих более чем достаточно.

54

Дж. Д. Хантер понимал, что Харви Грант просто так не сдастся, и потому решил поморить его с часок в одиночестве. Примерно через час они встретились в узкой, неудобной и душной комнате для допросов. Судье были прекрасно известны все трюки следователей, и поэтому он не стал жаловаться на духоту и на время, проведенное в ожидании допроса. Он просто пристально взглянул агенту ФБР в глаза холодным оценивающим взглядом.

– Добрый вечер, судья, – произнес Хантер, когда еще один агент вкатил в комнату телевизор с видеомагнитофоном. – Возможно, вы ожидаете, что я стану затягивать вас в паутину хитроумных вопросов, но должен разочаровать: к вам у меня вопросов нет. Кроме того, как мне сказали, с некоторых пор агентам категорически запрещено использовать резиновые дубинки.

Грант воспринял шутку Хантера с каменным выражением лица.

– Мы также не будем с вами играть в хорошего и плохого полицейского, – продолжал агент. – Просто будем показывать и рассказывать. Поэтому сядьте поудобнее и расслабьтесь. Любое сотрудничество с нами с вашей стороны может быть только добровольным. Лично я надеюсь, что вы сотрудничать не станете. У нас достаточно улик, чтобы начать суд прямо сейчас, и потому у меня нет никакого желания предоставлять вам возможность для какого-то бессмысленного самооправдания.

В помещение вошел третий агент и остановился у двери, ожидая, пока пришедший с Хантером сотрудник ФБР проверит видеомагнитофон перед тем, как вставить в него кассету.

– Я очень хочу показать вам фильм, и все же до этого мне бы хотелось, чтобы вы встретились с одним человеком. Кстати, как у вас с сердцем? Не жалуетесь?

Грант продолжал молчать. Хантер рассмеялся:

– Я знал, что вы крепкий орешек!

Он повернулся к агенту, стоявшему у двери, и кивнул. Тот открыл дверь и сделал шаг в сторону. Судья рванулся вперед и в ужасе уставился на невероятное зрелище, которое предстало перед ним.

В дверях стояла Элли Беннет.

– Привет, ваша честь, – сказала она. – Не могла дождаться, когда же наконец меня пригласят давать показания против вас и вашей компании.

Хантер кивнул, и Элли вышла из комнаты. Уходя, она не сводила глаз с Гранта.

– Мисс Беннет жива и здорова. Ее смерть была обычным розыгрышем.

Грант, судя по его виду, пребывал в полной растерянности.

– Не очень-то расстраивайтесь по поводу того, что вас немножко надули. Когда нам нужно создать некую иллюзию, мы пользуемся услугами настоящих волшебников. А тот парень, что помогал нам, – профессионал в высшем значении слова. Я видел его шоу в Лас-Вегасе и Лос-Анджелесе. Как правило, в ходе бесед с подозреваемыми я не раскрываю секреты нашего "волшебника". Однако для вас сделаю исключение, чтобы вам было чем занять себя и своих сокамерников в долгие зимние ночи в ожидании смертной казни.

Грант крепко сжал челюсти, чтобы не выдать волнения, однако мозг его продолжал работать активно и четко. Хантер кивнул, и на экране появилось изображение. Автомобиль Стэна Грегароса, следующий за машиной Беннет в ту ночь, когда Керриган должен был ее убить. Хантер показал на заднюю часть автомобиля Элли:

– Одна из задних фар мисс Беннет неисправна. Намеренно, заметьте. По нашему поручению полицейский патруль остановил ее, чтобы обратить внимание Элли на упомянутую неисправность. Когда Стэн прибыл в парк, он следовал за машиной с одной горящей задней фарой. Вся наша хитрость в общем-то и строилась на этой маленькой детали.

На экране появились кадры с Грегаросом, въезжающим в парк, а затем следующим по извилистым дорожкам по направлению к лужайке.

– За несколько часов до того наш "фокусник" соорудил там некое подобие декораций. Мы насадили высокие кусты, чтобы с дороги ничего не было видно. С обеих сторон находились особые черные "завесы". Фокусники называют их магическим занавесом. Они кажутся плотными, но автомобиль свободно проезжает сквозь них. Той темной ночью Стэн, конечно же, не мог понять, что на обочине дороги, по которой он ехал, стоит декорация. Ряд низко установленных маячков указывал Элли путь сквозь "занавес" за декорацию, где она и остановила свою машину. Там же находилась и специально оборудованная машина, идентичная – вплоть до неисправной задней фары – той, на которой ехала Элли. Внутри машины лежал манекен в точно такой же одежде, как и та, что была на мисс Беннет. К одежде были прикреплены специальные пакеты с кровью, а к голове "трупа" приклеен парик. Ремень безопасности под одеждой был соединен с магнитным замком, установленным с задней стороны водительского сиденья. Он удерживал тело до момента подачи специального сигнала, по которому оно освобождалось от ремня.

На экране телевизора подставная машина ехала вверх по дороге по направлению к лужайке.

– Механизм управления был проложен под гравийной дорожкой, – пояснил Хантер. – Он вел от декорации к лужайке. Под передним бампером машины мы установили специальное устройство, которое позволяло управлять ею дистанционно. Агенты, занимавшиеся этим, находились в замаскированном домике с хорошим видом на лужайку, располагавшемся за деревьями. Система дистанционного управления подобна той, с которой немцы экспериментируют на своих автобанах.

Внезапно на экране появился грузовик обслуживающего персонала парка с включенными яркими фарами.

– Этим грузовиком управлял агент ФБР, – сказал Хантер. – На следующее утро с ним и встретился Стэн. Он превосходно сыграл роль технического работника парка, записавшего большую часть номера машины Тима. Как бы то ни было, на какое-то мгновение агент намеренно, чтобы отвлечь его, ослепил Стэна ярким светом своих фар. В темноте в течение нескольких секунд Грегарос не заметил подмены. Когда же он снова увидел автомобиль с единственной горящей задней фарой, направлявшийся в сторону лужайки, то без малейших сомнений решил – это автомобиль мисс Беннет.

Теперь на экране появилась лужайка, где, как казалось Грегаросу, и произошло убийство Элли Беннет Тимом Керриганом. Здесь съемка велась сверху.

– К тому времени, когда Стэн подъехал к лужайке, Тим Керриган находился у окна второй машины. Наверное, вы уже поняли, что он работал на нас.

Грант почувствовал, что у него начала кружиться голова. Желудок сдавили мучительные спазмы.

– На пленке в аппарате с дистанционным управлением, находившемся на месте автомобильного магнитофона в подставной машине, были записаны слова, которые, как предполагалось, должна была произносить Элли Беннет. Наши агенты, сидевшие в замаскированном домике, в нужный момент включали и выключали запись. Магнитофон фиксировал все, что говорил Стэн. Я могу воспроизвести эту пленку, если пожелаете. Впрочем, вашему адвокату так и так придется ее прослушать.

На экране Тим Керриган разряжал свой пистолет в манекен.

– Под передним местом пассажира была установлена небольшая катушка, приводимая в движение электрическим мотором. Тонкие прозрачные нити, которые практически невозможно разглядеть даже при дневном свете, шли через левую сторону нижней челюсти в рот "трупа". Когда Тим выстрелил, пакеты с кровью открылись, залив ею весь автомобиль. После чего магнитный замок отсоединился, катушка пришла в действие, голова и верхняя часть манекена рухнули направо лицом вниз на сиденье, так что физиономию "убитой" разглядеть было невозможно. С магнитофона прозвучал заранее записанный вопль Элли. Тим облил салон машины бензином и бросил туда спичку. Переднее сиденье предварительно пропитали специальным составом, из-за которого оно мгновенно воспламенилось, а это не позволило Стэну по-настоящему внимательно рассмотреть салон машины. За то короткое мгновение, в течение которого он смотрел внутрь машины, Грегарос сумел увидеть только "труп" в одежде Элли. Короче говоря, все, что он видел и слышал – выстрелы, кровь, вопли, – убедило его в том, что Тим действительно убил мисс Беннет.

Хантер кивнул, и агент выключил видеомагнитофон.

– Мне очень жаль, что вам пришлось так долго ждать, однако раньше я демонстрировал свое маленькое шоу Стэну. Я должен предоставить вам возможность провести здесь еще некоторое время и поразмышлять над проблемами жизни и смерти. При обдумывании таких глобальных вопросов тишина и уединение идут на пользу.

Хантер уже поднялся, собираясь уходить, но тут будто вспомнил нечто и остановился.

– О, я забыл сказать, что вы имеете право ничего не рассказывать. Хотя если вы все-таки решите заговорить, все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Вы, естественно, имеете право на услуги адвоката. Если у вас нет средств нанять адвоката, мы предоставим вам бесплатного защитника.

Сообщив все это Гранту, Хантер улыбнулся своей ослепительной улыбкой и сказал:

– Ну, теперь все. До скорого.

55

Тим Керриган ждал, пока Дж. Д. Хантер звонил в дверь дома Уильяма Керригана. За ними сгрудились несколько других агентов в ветровках с фирменным знаком ФБР на спинах, словно защищая Хантера и Керригана от разбушевавшихся стихий. Однако Тим не замечал ни ледяного ветра, ни проливного дождя. Он чувствовал необычайную внутреннюю пустоту. Наверное, он переживал самые тяжелые минуты в своей жизни.

Дверь открылась. Уильяма явно смутил приход сына в сопровождении агентов ФБР. Он отвез Тима домой сразу же после их встречи с Харви Грантом, и вот Керриган-младший вновь возвращается. И не один.

– Почему ты не дома?

– Тим здесь для того, чтобы дать вам шанс, мистер Керриган. Это часть нашего договора.

– Я вас не понимаю.

– Харви и Стэн схвачены, отец. Агенты ФБР пришли сюда с ордером на арест, но мы с Хантером хотим вначале побеседовать с тобой. Конечно, ты можешь отказаться. Ты имеешь право сразу же, не разговаривая с нами, попросить адвоката. Только я думаю, что в этом случае ты совершишь непоправимую ошибку.

– Мы располагаем коробкой с подписанными "признаниями", – сказал Хантер. – Все остальные члены вашей организации будут арестованы еще до наступления утра.

На верхней ступеньке лестницы появилась Франсин:

– Кто там, Билл?

Хантер прошел мимо Уильяма в дом и показал его жене свое удостоверение. За ним проследовали Тим и другие агенты.

– ФБР, миссис Керриган. У меня имеется ордер на обыск в вашем доме. Мы постараемся провести его как можно аккуратнее. С вами во время обыска будет находиться один из наших агентов.

– О чем они говорят, Билл?

– Пусть обыскивают, – сказал Керриган жене.

– Мы могли бы побеседовать где-нибудь наедине? – спросил Хантер.

Несколько агентов прошли вверх по лестнице. Франсин позвала мужа, но он не обратил на нее никакого внимания, проводя Тима и Хантера по коридору в свой кабинет. Хантер закрыл дверь, и сразу же стало тихо – визгливые вопли протеста Франсин больше не были слышны.

– Элли Беннет жива, отец, – сказал Тим, едва они сели.

Уильям растерянно взглянул на сына. Впервые в жизни Тим увидел, что его отец потерял контроль над ситуацией.

Уильям Керриган повернулся к Хантеру со словами:

– Вы сказали мне, что Тим убил ее.

– Убийство мисс Беннет было инсценировано. Она жива и здорова, а также готова давать показания на суде. Вам следует знать, мистер Керриган, что мы записали на аудио– и видеопленку высказывания детектива Грегароса, сделанные им на месте инсценированного убийства, которые изобличают его. И не только его. Мы также получили ордер на обыск до того, как вы встретились с Харви Грантом в клубе "Уэстмонт", и мы записали ваш звонок судье, где вы сообщили, что коробки в багажнике вашей машины нет.

Хантер сделал паузу. Уильям хотел было что-то сказать, но потом решил, что лучше промолчать.

– Неужели у вас не возникло вопроса, о какой коробке идет речь? – спросил агент ФБР.

– Я ничего не знаю ни о каких коробках.

– Неужели? – удивился Хантер. – Значит, вы впервые слышите о коробке с "признаниями", которую Виктор Рейс извлек из багажника машины судьи и, как ему казалось, положил в вашу машину? Неужели это не вызывает у вас никаких, хотя бы отдаленных, воспоминаний?

Уильям Керриган молчал.

– Нам пришлось обманом выманить у судьи пресловутые "признания", так как мы не понимали, где они находятся, – сказал Тим. – Я сказал тебе, будто знаю о них все и что в случае невыполнения моих требований сообщу имеющиеся у меня сведения полиции. Мы знали, что ты расскажешь Харви, а он, в свою очередь, поймет, что мы сможем получить ордер на обыск. Поэтому он и решил действовать немедленно, вывезя "признания" из своего дома. Он не мог передать их никому из тех людей, которые сами подписывали эти документы. Таким образом, они могли быть переданы только одному из отцов-основателей "Заведения". Уэнделл Хейес мертв, Педро Арагон в Мексике. Оставался только ты.

– Мы попросили Тима, чтобы он настоял на встрече именно в "Уэстмонте", – продолжил Хантер. – Мы полагали, что вы воспользуетесь шансом перепрятать улики, и предположили также, что "признания" будут перенесены из машины Гранта в вашу. Так как, естественно, вы не могли позволить Тиму стать свидетелем названного переноса, мы сделали вполне логичный вывод, что его осуществит Виктор Рейс за то время, пока вы трое будете беседовать. Мы осмотрели вашу машину, пока вы находились в больнице у Тима, а затем подыскали точную копию с соответствующими номерами и замками, к которым подошли бы ключи от любого "мерседеса", на тот случай если бы вы дали ваши ключи Рейсу. Швейцар – агент ФБР. Единственное, что нам оставалось сделать, – это попросить его назвать Рейсу номер парковочного места, где находилась копия вашего автомобиля. Рейс положил коробку в багажник, мы отогнали нашу машину и поставили на ее место ваш "мерседес".

– Мы уже успели просмотреть "признания", – сказал Тим. – Имена некоторых авторов нас потрясли. Откровенно признаюсь, мне сделалось дурно от мысли, что я полностью доверял упомянутым там людям.

– Против вас будут выдвинуты обвинения в сговоре с целью убийства Гарольда Тревиса и в попытке убийства семьи Джеффи, Джона Дюпре и вашего собственного сына, – вмешался Хантер. – Уже по одному обвинению в убийстве сенатора Тревиса вам может грозить смертный приговор. Мы хотели предложить вам сотрудничество с нами. Не будем скрывать, нам очень поможет, если один из отцов-основателей "Веселенького заведения на Воэн-стрит" согласится выступать в качестве свидетеля обвинения. В этом случае вам можно рассчитывать на замену смертного приговора пожизненным заключением. Однако вы должны принять решение прямо сейчас. Мы еще не начали допросы Харви Гранта и детектива Грегароса, хотя им уже известно, что Элли жива и что Тим обманул их. Я обещал Тиму, что поговорю с вами до того, как мы начнем их допрашивать.

– Что ты решил, отец?

Керриган тупо уставился на сына, а потом сказал:

– Мне бы следовало раньше понять, что у тебя не хватит духу совершить настоящее убийство.

Тим опустил голову. Даже сейчас, в таком критическом положении, отец не удержался от попытки унизить его.

– Ваш сын продемонстрировал удивительную смелость, – сказал Хантер, – и он очень настаивал на том, чтобы мы дали вам возможность хоть отчасти оправдаться.

Керриган пристально посмотрел на агента:

– У меня нет причин оправдываться. Я не знаю, что, по вашему мнению, совершили Харви Грант и упомянутый вами детектив, только я ко всему этому не имею никакого отношения.

* * *

Дж. Д. Хантер приказал одному агенту отвезти Тима Керригана домой, а другому – доставить отца Тима в тюрьму. Синди увидела автомобиль и открыла дверь мужу.

– С тобой все в порядке? – спросила она, внимательно всматриваясь в Тима. Он ничего не рассказывал жене, и все же она поняла, что происходит нечто ужасное.

– Меган спит?

– Да, уже несколько часов.

– Нам нужно поговорить.

Тим провел жену в гостиную.

– Я должен тебе все рассказать. Я хочу, чтобы ты знала – я очень люблю тебя. – Тим опустил глаза. – Так было не всегда, но теперь люблю, люблю по-настоящему. Хотя, возможно, ты возненавидишь меня, когда услышишь то, что я собираюсь сейчас рассказать.

– Просто расскажи, что случилось сегодня, – ответила Синди. Она сохраняла внешнее спокойствие, однако Тим понимал, как трудно ей было сдерживать накопившиеся эмоции.

– Только что был арестован мой отец по обвинению в сговоре с целью совершения убийства и в попытке убийства нескольких человек, включая и меня самого.

Синди уставилась на Тима так, словно ничего не понимала.

– Харви Грант и несколько других людей – некоторых из них мы очень хорошо знаем – также находятся в тюрьме.

– Боже мой! Это невозможно.

– Они виновны, Синди. И ты даже не представляешь всю меру жестокости, на которую эти люди были способны.

– А ты?.. Ты тоже... был с ними?

– Нет, я работал на ФБР.

Тим снова опустил голову. Ему казалось, что целый мир всей тяжестью навалился ему на плечи.

– И что же ты сделал? – спросила Синди.

Тим сделал глубокий вздох. Он должен был сознаться во всем. А потом он согласится с любым решением, которое примет Синди.

– Я совсем не тот человек, за которого ты меня принимаешь. Я очень дурной человек.

Комок подкатил к горлу Тима, у него перехватило дыхание, и какое-то мгновение он не мог произнести ни слова. Затем Керриган снова сделал глубокий вздох, взглянул Синди прямо в глаза и начал с рассказа о том, как бросил умирающую Мелиссу Стеббинз в темном парке за полторы недели до начала чемпионата на "Кубок Роз".

56

Кейт Росс нашла Аманду за столиком больничного кафетерия. Она сидела, рассеянно помешивая кофе. Аманда выглядела мрачной и уставшей, как, впрочем, и все остальные посетители этого кафе.

– Как отец? – спросила Кейт, садясь за столик.

– Он в операционной. Врачи говорят, что вряд ли будут какие-то серьезные последствия. Они скоро закончат, и тогда я буду знать наверняка.

– А ты сама как себя чувствуешь?

– Физически, в общем, ничего. Мне просто повезло. Но я... – Она пожала плечами.

– Я все понимаю, Аманда. Одна часть тебя безумно рада тому, что ты жива, а тот негодяй мертв, зато другая часть страдает от тяжелейшего чувства вины, несмотря на то что ты прекрасно понимаешь, что ничего дурного не совершила.

Аманда кивнула:

– Что-то в этом роде. Я стараюсь не думать о случившемся у нас дома. В основном я думаю об отце. И очень беспокоюсь.

– У меня есть кое-какие новости, которые отвлекут тебя от мрачных мыслей. Джек Штамм собирает совещание. На два часа он назначил слушания, где собирается снять все обвинения с Дюпре.

– Что?!

– Их проведет Дэниел, так что не волнуйся. И еще одна новость, которая тебе придется по душе. Харви Грант, Стэн Грегарос и отец Тима Керригана арестованы.

– Члены "Веселенького заведения на Воэн-стрит"?

– У меня возникла та же самая мысль. И кое-что еще. Ты слышала, что случилось с Тимом? – спросила Кейт.

– У кого-то в комнате ожидания отделения интенсивной терапии была газета, и я увидела заголовок. Не могу поверить в то, что Мария Лопес хотела его убить. Кому-нибудь известно, почему она это сделала?

– Я знаю только то, что она находится под арестом. Я попыталась разузнать что-нибудь из своих источников, но ребята либо ничего не знают, либо не хотят говорить. И все же, что бы ни происходило, одно ясно – наш клиент оправдан. Дэниел позвонит после окончания слушаний. Я попросила его выяснить, почему сняты сразу все обвинения и не связано ли оправдание Дюпре с только что произведенными арестами. Кстати, в дом Дюпре поехала патрульная машина сразу же после того, как я позвонила в полицию по поводу перестрелки. Подвальная дверь была широко открыта, полицейские нашли там осколки и пятна крови, но никаких тел.

– Значит, твои дружки смылись?

– Видимо, да.

– Я думаю, что таким образом снимается вопрос о том, что делать с кассетами из сумки.

– Ты собираешься вернуть их Джону?

Аманда задумчиво помешала кофе. Кейт ждала, пока она примет решение.

– Очень многим людям может быть причинен непоправимый вред, если содержание кассет из сумки будет предано гласности, – сказала Аманда. – Правда, возможно, они того и заслуживают. Люди, заснятые на кассетах, считаются столпами нашего общества. Именно они постоянно требуют ужесточения законов. А ведь с их стороны все эти слова – ложь и лицемерие.

– Я полностью согласна со всем, что ты сказала. Только мне бы не хотелось стать тем, кто вытащит наружу всю правду о них, – заметила Кейт. – Наверное, для сохранения общего благополучия и безопасности будет лучше, если содержимое сумки исчезнет.

Часть VII Судьба Педро

57

Тим Керриган обнял Синди за плечи и наблюдал за тем, как Меган бегает вприпрыжку по берегу и собирает ракушки. У Хью Кертина был друг, бывший полузащитник из "Кардинала", который владел недвижимостью на Мауи. Они провели уже целую неделю на морском берегу, и в запасе было еще семь дней до того, как Тим должен будет вернуться в Портленд, на слушания по делу о "Веселеньком заведении на Воэн-стрит". Керриган считался одним из основных свидетелей обвинения. Жизнь у моря была бы идеальной, если бы не вооруженная охрана, сопровождавшая семейство Керригана повсюду, куда бы они ни шли.

Тим находился в отпуске. Его приключение с Элли Беннет уже сделалось известным. Прокурору предстояло давать показания относительно своих с ней отношений в открытом суде. Тим не сомневался и в том, что Харви Грант сделает все, чтобы его отношения и с другими проститутками стали всеобщим достоянием. После этого Керриган вряд ли сможет сохранить свое прокурорское место. Впрочем, он был совсем не уверен в том, что ему хочется его сохранять.

Хью прав. Он превратил работу окружного прокурора в своеобразное укрытие. Но куда ему теперь податься – другой вопрос. С таким запятнанным прошлым о политике не могло быть и речи. Бертон Роммель прямо сказал Тиму об отсутствии у него каких-либо шансов на наспех собранном совещании через несколько дней после начала рассмотрения дела. С другой стороны, вряд ли у него в ближайшее время вообще найдутся силы и возможности для какой-либо другой деятельности, кроме суда. Допросы, показания, очные ставки, встречи с федеральными прокурорами и прокурорами штата не оставят времени ни на что другое. И Тим был рад такому своеобразному дополнительному отпуску. Он поможет ему залечить те раны, которые он причинил себе и своему семейству.

Тим всегда стремился добиться похвалы от отца, но слышал только критику и унижения. На протяжении всей своей жизни рядом с Керриганом-старшим он чувствовал себя мелким и недостойным. Теперь же Тим узнал, что его отец был лжецом и негодяем, и наконец-то понял: самооценка не может и не должна иметь ничего общего с тем, как относится к нему отец.

Признание, которое Тим сделал Синди, было, пожалуй, самым трудным для него поступком в жизни. Он видел у нее на лице одновременно и боль, и нежелание верить тому, что она слышала. Потом Тим сказал о поворотном пункте в своей жизни – о дне, который он провел с ней и с Меган в зоопарке.

– Я убедил себя, что могу убить Элли и тем самым поставить на всем крест. И в то же время я понимал, что для меня ее убийство станет одновременно и самоубийством. Тот случай с Мелиссой Стеббинз чуть не доконал меня. А убийство Элли Беннет уничтожило бы полностью. Хотя вовсе не мысли о моей собственной судьбе остановили меня. Я подумал о Меган. – Комок подступил к горлу Тима, какое-то время он не мог говорить. – Тебя я к тому времени уже обманывал и предавал не раз, но для нее я был настоящим героем. Когда я встретился с Хантером, то почувствовал, что снова начинаю свой пробег в девяносто ярдов, хотя теперь уже совершенно самостоятельно, без всякой поддержки. Я понимал, что сотворенные мной низости станут всеобщим достоянием, и все-таки надеялся, что когда она вырастет, то будет считать меня... – Он снова замолчал на мгновение. – Нет, конечно, не героем. Я никогда им не был и не буду. Всего лишь человеком, пытавшимся поступить достойно.

В ту ночь они с Синди спали в разных постелях, и Тим подумал, что их семейная жизнь закончилась. В течение нескольких следующих дней Синди была вежлива, но предельно холодна с ним. Правда, он довольно редко видел ее – день и ночь Керриган проводил в отделении ФБР, в окружной прокуратуре Малтномы и в офисе федерального представителя. Однажды вечером, возвратившись домой, как обычно очень поздно, Тим проходил мимо открытой двери в их общую спальню, направляясь в комнату для гостей, где ночевал все последние дни. Синди еще не спала. И она позвала мужа в спальню. Они занимались любовью, не говоря ни слова, однако Тим понял, что Синди решила дать ему шанс начать все сначала.

Меган нашла кусочек дерева, выброшенный волнами на берег, и позвала отца. Она хотела сейчас же показать ему свою находку. Синди улыбнулась, взглянув Тиму в лицо, и сжала его руку. Если это теплое рукопожатие было единственным вознаграждением за все страдания, то Керриган был бесконечно благодарен и за него.

58

В течение двух недель после той ночи, когда она убила Мануэля Кастильо, Аманде непрерывно снились жуткие кошмары. В конце концов она сдалась и начала принимать таблетки, которые прописал ей Бен Додсон. Благодаря лекарству кошмары прекратились, но у нее возникло некое чувство вины перед собой из-за того, что она принимает таблетки. Три дня назад она прекратила употреблять лекарство, решив вступить в борьбу со своими демонами с открытым забралом.

Конечно, убийство Кастильо оказалось ужасным делом, но она совершила его в целях самозащиты, и потому у нее не было причин стыдиться своего поступка. Мануэль Кастильо был страшным человеком. В полиции Аманде сказали, что она избавила Портленд от психопата, совершавшего убийства без малейших угрызений совести. Шон Маккарти даже прочел ей список чудовищных преступлений, в которых Кастильо был главным подозреваемым. Но больше всего ее успокаивало осознание того, что если бы она проявила тогда хоть малейшие колебания, Фрэнк был бы мертв.

В предыдущую ночь Аманда впервые ни разу не проснулась. Ей снились сны, но это уже были не кошмары. Сегодня, во время очередного визита к доктору Додсону, Аманда сообщила, что не принимает таблеток. Он поддержал ее в стремлении обходиться без лекарств, хотя и предупредил, что одна спокойно проведенная ночь еще не означает, будто с проблемами покончено. Аманда и сама понимала, что ей предстоит пройти большой путь, прежде чем она снова почувствует себя нормально. И все же сейчас ей было намного лучше, чем на протяжении очень многих месяцев.

Фрэнка выписали из больницы, и он проходил восстановительный курс дома. Он надеялся, что уже со следующей недели сможет приступить к работе, пусть и неполный рабочий день. Аманде хотелось поскорее вернуться к себе на квартиру, но оставить сейчас отца в одиночестве было невозможно. Поэтому она продолжала жить у него, в своей старой детской. Левая рука Фрэнка все еще была в гипсе, и он страшно хромал. Ему было тяжело передвигаться, а готовка при помощи одной руки оказалась особенно мучительным занятием.

Неделю назад Аманда впервые после нападения на их дом посетила бассейн. К тому моменту, когда она подошла к воде, несколько пловцов из группы мастеров уже плавали по дорожкам, отведенным специально для членов команды. Она шла к своей дорожке, когда из воды появился Тоби.

– Аманда!

– Привет!

– Я глазам своим не поверил, когда увидел вас по телевизору. С вами все в порядке?

– Не совсем, и все-таки, кажется, я постепенно прихожу в норму. Я подумала, что мне следует вернуться к своему обычному режиму.

– Прекрасная мысль. – Брукс кивнул. – Должно быть, вам пришлось пережить нечто кошмарное.

Аманда не ответила. Ей было неприятно любое воспоминание о происшедшем.

– Я ведь хотел вам позвонить и справиться о здоровье, – сказал Тоби. – И дважды почти набрал ваш номер.

– А почему же только "почти"?

Тоби пожал плечами:

– Не хотел докучать вам. Подумал, что вам, наверное, и без меня достаточно людей звонит. Я знаю, что если бы нечто подобное случилось со мной, мне бы, наверное, хотелось побыть одному.

Тоби помялся. Затем пристально взглянул Аманде в глаза.

– И я ведь вас совсем не знаю. Мы беседовали всего дважды на протяжении нескольких секунд.

Аманда постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно, но сердце у нее забилось так, словно она приближалась к концу длинной дистанции в ходе какого-то соревнования.

– В следующий раз попробуем растянуть нашу беседу хотя бы до минуты, – сказала она.

– Как насчет ближайшего уик-энда?

– Надо посоветоваться с отцом. Из больницы его выписали, однако он еще не совсем выздоровел. Мне можно вам позвонить?

– Да, конечно. – Тоби широко улыбнулся. – За это время я придумаю, каким способом вас можно привлечь в команду.

– Попробуйте меня подкупить. Вполне подойдет обед в хорошем ресторане.

– Я сверюсь с той частью бюджета, которая у меня отведена на взятки, и буду ждать вашего звонка, – ответил Тоби и снова прыгнул в воду.

Аманда направилась к дорожке. Где-то в середине беседы она перестала чувствовать страх.

Метрдотель провел Аманду, Тоби Брукса, Кейт Росс и Дэниела Эймса к столику в самом конце ресторана. "Мефисто" был последней попыткой Портленда угнаться за нью-йоркской модой. Здесь стоял невероятный шум, ресторан до отказа заполняли стильные молодые люди, и Аманде показалось, что она в этом заведении чуть ли не самая старая. Тоби предложил "Мефисто" в качестве места их второго свидания, так как готовили здесь превосходно, и еще можно было понаблюдать за самыми разными людьми.

Болезненно худая официантка подошла к столику и приняла у них заказ, который пришлось выкрикивать, так как гам в ресторане поднялся уже совершенно невообразимый.

– Если я оглохну, то подам на вас в суд! – прокричала Аманда Тоби. Он улыбнулся.

– Я иду в туалет! – крикнула Кейт подруге в ухо.

Аманда сказала Тоби, куда они направляются, и проследовала за Кейт сквозь толпу. Когда они проходили через бар, кто-то взял ее за руку. Аманда повернулась и увидела Джона Дюпре.

– Вы здесь одна? – спросил он.

– Нет, со мной мой друг и знакомые.

– Назовите столик, и я пришлю вам бутылку шампанского.

– Это лишнее.

– Совсем нет. Если бы не вы, я был бы сегодня очень далеко отсюда и, уж конечно, не смог бы вас ничем угостить.

Улыбка исчезла с лица Дюпре, оно стало предельно серьезным.

– Вы сделали очень много для меня, Аманда.

– Вам следовало бы благодарить Элли.

– А вы ничего о ней не слышали?

– Она подлежит специальной защите как свидетель по особо важному делу, у нее сейчас другое имя. Никто не скажет вам, где ее найти. Я знаю только, что она удочерила девочку Лори Эндрюс.

– Великолепно. Надеюсь, у нее все хорошо.

– Надеюсь. Она этого заслуживает. Вы бы до сих пор сидели в тюрьме, если бы не Элли. Должно быть, она очень сильно вас любила, если рискнула столь многим.

Мгновение Дюпре удивленно смотрел на Аманду.

– Вы хотите сказать, любила в прямом смысле слова? – спросил он.

Аманда кивнула.

– Вы заблуждаетесь.

Аманда растерянно посмотрела на Дюпре. Он рассмеялся:

– Вы ведь не знали, не так ли?

– Не знала чего?

– Ну про Элли. И почему она удочерила ребенка Лори. Нет, Элли любила не меня. Ее возлюбленной была Лори.

– Так она же сказала мне, что вы и она...

– Что? Что мы трахались?

Аманда кивнула.

– Да, верно, один раз. Собственно говоря, втроем с Лори. Только с самого начала было ясно, что они друг другу гораздо интереснее, чем я. И поэтому... – Джон пожал плечами.

Аманда уже перестала его слушать. Элли и Лори любили друг друга. Ей все сразу стало ясно.

– Что-нибудь не так? – спросил Дюпре.

– Элли, должно быть, возненавидела вас за то, что вы послали Лори к сенатору Тревису.

– Боже, конечно! Элли вообще чуть с ума не сошла, когда обнаружили тело Лори.

– Однако она все же простила вас? – спросила Аманда.

– Только после того, как меня засадили. Она пришла в тюрьму и сказала, что сделает все, чтобы меня вытащить. Думаю, она говорила искренне.

Аманда почувствовала себя неловко. Внезапно раскрашенная рыжеволосая девица с вызывающим вырезом и в обтягивающей юбке пробралась сквозь толпу и повисла на руке Дюпре. Аманда обратила внимание на то, что зрачки у девки величиной с колеса. Дюпре перехватил взгляд Аманды и покраснел.

– Кто это? – подозрительно спросила рыжеволосая.

– Мэгги, познакомься с моим адвокатом Амандой Джеффи.

Мэгги кивнула и бросила на Аманду взгляд уверенной в себе собственницы.

– Приятно было познакомиться, – сказала Аманда. – Увидимся, Джон.

Кейт Росс ожидала Аманду у дверей в вестибюль.

– Что надо Дюпре? – спросила она.

– Просто поприветствовал.

– Девчушка, с которой он проводит время, накокаинилась выше крыши.

– Я его адвокат, Кейт, а не мать.

– Поняла.

– Я хотела кое-что обсудить с тобой, – сказала Аманда. Вокруг не было никого, но она тем не менее оглянулась по сторонам, чтобы еще раз убедиться, что их никто не слышит. – Джон сказал мне нечто, заставляющее задуматься. Ты знала, что Элли Беннет и Лори Эндрюс состояли в интимной связи?

– Ни черта себе!

– А может быть, "Веселенькое заведение на Воэн-стрит" и не имеет никакого отношения к убийству сенатора Тревиса. У них, естественно, были причины устранить его – сенатор вышел из-под контроля и ставил под угрозу всю тайную организацию. Но вспомни обстоятельства убийства.

– Ты права. Оно отличалось от остальных.

Аманда кивнула:

– В "Заведении" предварительно накачивали свои жертвы транквилизаторами, чтобы запутать следствие и подтолкнуть к предположению, что в данном случае имело место самоубийство. А вот в случае с Тревисом все было ясно.

– И еще вспомни, каким способом он был убит, – сказала Кейт скорее себе, чем Аманде. – Человек, расправившийся с Тревисом, явно испытывал к нему сильнейшую личную ненависть. – Кейт задумалась, а потом спросила: – Ты полагаешь, что Элли убила Тревиса, чтобы отомстить за Лори Эндрюс?

– Карл Риттенхаус рассказал Тиму о телефонном звонке Тревису в ночь убийства. Звонивший утверждал, что Джон Дюпре хочет как-то загладить перед ним вину за случай в "Уэстмонте". В отчете полиции сообщалось, что в тот вечер сенатору звонили из дома Джона. И нам известно, что Элли была единственным человеком, остававшимся с Дюпре после того, как Джойс Хамада и Черил Риджио ушли. А Хамада к тому же сказала, что он полностью отключился.

– Значит, ты думаешь, что Беннет позвонила Тревису, заманила его в "домик", накачала таблетками и забила насмерть?

– А почему бы и нет? В таком предположении что-то есть. Вот возьми, к примеру, попытку Уэнделла Хейеса убить Джона. Хейес и его приятели точно полагали, что Дюпре убил одного из их товарищей. Возможно, они попытались расправиться с ним в отместку за убийство одного из членов тайной организации.

– Минутку. А сережка? В "хижине" Тревиса нашли сережку Дюпре. Как она туда попала?

– Элли не могла простить Джону, что он опять послал Лори к сенатору уже после того, как в первый раз тот ее зверски избил. Думаю, она накачала Джона наркотиками, забрала одну из сережек и оставила ее на месте преступления, чтобы навести полицию на его след. Да вот только когда Джона арестовали, она пожалела о содеянном и попыталась спасти его.

– Ну что ж, это не исключено, – ответила Кейт. – Впрочем, можно ли найти доказательства такой версии?

– Не стоит даже пытаться. Моя работа состояла в том, чтобы добиться оправдания Джона. Убийцу Тревиса пусть ищут другие. Зачем нам вмешиваться в дела полиции?

– И ты не хочешь им помочь?

– Тревис был подонком. Он убил Лори Эндрюс и получил по заслугам. Что касается меня, то мне безразлично, убил ли его Джон, члены "Веселенького заведения" или Элли Беннет. Для него смерть была заслуженной карой.

– А что, если Гранта или Керригана-старшего обвинят в убийстве, которое они не совершали?

Аманда вспомнила свои ощущения в тот момент, когда похитивший ее Кастильо издевался над ней, и ужас, который она пережила в подвале дома Фрэнка. Кастильо действовал по приказу Гранта или Керригана. Они хотели сломить ее, расправиться с ней, а затем просто уничтожить. И не только ее. Скольких людей они убили? И даже если их приговорят к смертной казни за преступление, которого они не совершали, то так им и надо. Справедливость восторжествовала, когда "Веселенькое заведение на Воэн-стрит" прекратило свое существование.

59

Педро Арагон нежился на солнце в патио своей асиенды, когда один из его людей принес ему телефон. Рядом с Педро лежала обнаженная девица. Она была удивительно похожа на женщину, которую он видел во сне утром того дня, когда впервые встретил Харви Гранта, Уэнделла Хейеса и Уильяма Керригана много лет назад.

– С вами будет говорить сеньор Керриган.

Педро ожидал звонка, но все-таки надеялся, что его опасения не оправдаются. Ему сразу же стало грустно.

– Ты знаешь о наших событиях, Педро?

– Знаю. Мне сюда приходят газеты. Бедные Харви и Стэн. У них дела совсем плохи. А как у тебя?

– Отбиваюсь изо всех сил. Пока что они меня не выдали. И Мария тоже. Ты ее хорошо воспитал. Потрясающая девчонка.

– Спасибо, Билл.

Педро ждал. Он знал, что его старый друг скоро перейдет к главному. В голосе Керригана чувствовалось напряжение.

– Нам нужно встретиться, и как можно скорее.

– Конечно. И когда ты хочешь приехать?

– Я рассчитывал, что ты приедешь ко мне.

Педро задался вопросом: кто заставил Билла позвонить – ФБР, Бюро по борьбе с распространением наркотиков или портлендская полиция?

– В Орегоне сейчас дожди и слякоть, а здесь солнце и тепло. Приезжай ко мне, амиго.

– Это будет непросто.

– Рядом со мной красивая молодая женщина, Билл. Она многое умеет. Я и для тебя найду красотку. Хочешь рыженькую или блондинку? Получишь любую, какую пожелаешь.

– Встречаться у тебя будет не слишком благоразумно. После того, что случилось с Мануэлем, за тобой следят со всех сторон. Приезжай сюда. Нам надо торопиться. Я пока еще не под подозрением, так ведь ситуация может очень быстро измениться.

Женщина, лежащая рядом с Педро, повернулась на спину, представив взгляду Арагона роскошные груди. Ему особенно нравились ее соски красивой формы, выступающие над холмиками грудей.

– Что ты сказал? – переспросил Педро, которого отвлекло созерцание сосков так, что он пропустил мимо ушей последнюю фразу Керригана.

– Я сказал, что ты можешь прилететь на своем личном самолете. Воспользуйся посадочной площадкой в Систерс. Встретимся и побеседуем в моем рыбачьем домике в Кэмп-Шерман. За нами не будет никакой слежки.

– Хорошая идея. Позволь, я подумаю и перезвоню тебе.

– И когда ты примешь решение?

– Нам нужно торопиться, ведь верно?

– Да, очень.

– Значит, скоро. Пока.

Педро повесил трубку и мрачно улыбнулся. Паршивый Билл Керриган. Бандиты не знают, что такое долг перед друзьями. А вот узы крови – это совсем другое дело. Мария держится. Педро перестал улыбаться. Он по-настоящему беспокоился за нее. Адвокаты говорят, что дело сложное, и все-таки надежды не теряют. Может быть, им удастся ее вытащить.

Педро вздохнул, встал и прошел к краю патио. Перед ним простиралась небольшая лужайка, за ней обширный бассейн, а дальше еще лужайка, за которой начинались джунгли. По периметру его владений располагалась вооруженная охрана.

Какое-то время Педро наблюдал за охраной, потом ему стало скучно. Он отвернулся. И его взору вновь предстали роскошные груди красотки. Он почувствовал легкое возбуждение. С этим надо было что-то делать. Арагон похлопал красотку по бедрам и что-то прошептал ей на ухо. Она захихикала и встала со своего шезлонга. Следуя за ней в дом, Педро на мгновение ощутил приступ меланхолии. "Веселенького заведения на Воэн-стрит" больше нет.

Однако затем он снова повеселел. Оно ведь просуществовало дольше, чем Арагон мог предположить вначале. Гораздо дольше. Ему было очень жаль Харви, Уэнделла и Билла, но Педро был большим поклонником дарвинизма. Выживают сильнейшие, разве не так? Он остался единственным выжившим и будет вести себя так, как подобает вожаку стаи. Педро показалось, что ему суждено жить вечно.

* * *

Мисс Санни Дей сбрасывала с себя остатки одежды на главной сцене клуба "Джангл", а его владелец Мартин Брич сидел в своем кабинете за кулисами и занимался нудными наставлениями. Объектом назиданий был единственный друг Мартина, его главный киллер Арт Прочаска – великан без малейших проблесков совести. Он являлся обладателем совершенно лысой головы, по форме напоминавшей пулю.

– Вчера я посетил китайский ресторан на Восемьдесят второй, Арти. Думаю, тебе известно это заведение.

– "Джейд"?

– Да, именно.

Брич бросил другу через стол узкий листок бумаги.

– Вот посмотри, какой совет я получил у тамошнего предсказателя судьбы.

– "Когда мы перестаем думать, то упускаем свои возможности", – вслух прочел Прочаска.

– Именно. Предсказание заставило меня задуматься над тем, что жизнь иногда подсовывает нам самые неожиданные возможности. Как, например, Джеффи. Я сделал услугу Фрэнку, а его девчонка отплатила услугой нам, изрубив в куски Мануэля Кастильо. Чудесная девочка! Кто бы мог подумать, что она на такое способна?

– Ну, это была неожиданность, Марти! Да, девчонка просто сделала гамбургер из Кастильо.

– А так как теперь ребята Педро выбыли из игры, в торговле наркотой воцарилась прискорбная анархия, – продолжал Брич.

У Прочаски имелись лишь весьма туманные представления о значении слова "анархия". Поэтому он только кивнул, надеясь, что Брич не станет спрашивать его мнение относительно этой самой "анархии".

– Сейчас, после арестов судей, адвокатов и копов, которые были с ним связаны, Арагон очень слаб. – Брич сделал паузу и вперил пристальный взгляд своих глаз-бусинок в Прочаску. – Понимаешь, к чему я клоню, Арти? Перед нами на тарелочке лежит реальный шанс. И как говорит предсказатель, мы упустим его, если не будем действовать быстро. Что скажешь?

Лоб Прочаски на мгновение избороздили морщины – он размышлял над возможностью, о которой говорил его друг. И тут ему пришло в голову, что главная идея в предсказании Марти состоит в том, что, слишком долго думая, можно все испортить. Кроме того, Прочаска никогда не любил раздумывать. Он всегда был человеком действия.

– Что означает анархия? – спросил Прочаска.

– Все вокруг делают что хотят. Никаких законов, никакой власти, никакого порядка.

– Порядок – это хорошо.

– Конечно, хорошо. Особенно когда порядок наводят хорошие парни.

– Только Педро так просто не отдаст свою территорию, Марти. Он устроит нам тяжелую жизнь.

– Да, – задумчиво согласился Брич. – Он из тех, кто умеет доказать – на его территорию можно войти, только перешагнув через его труп.

Прочаска улыбнулся, а Брич в глубокой задумчивости уставился на стену напротив.

– Энтони говорит по-испански? – спросил он.

– Думаю, что да.

– Как считаешь, ему понравится предложение проехаться до Мексики?

Примечания

1

Как дела? (исп.)

(обратно)

2

Больших денег (исп.).

(обратно)

3

Друг (исп.).

(обратно)

4

Мой дом – твой дом (исп.).

(обратно)

5

Да, друг (исп.).

(обратно)

6

Доброй ночи (исп.).

(обратно)

7

Цыпочка (исп.).

(обратно)

8

В данном случае имеется в виду американский футбол.

(обратно)

Оглавление

Пролог Юношеские достижения

Часть I Блестящий игрок

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Часть II Снова на коне

  9

  10

  11

  12

  13

  14

Часть III Презумпция невиновности

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

Часть IV Веселенькое заведение на Воэн-стрит"

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

Часть V Око за око

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

  48

Часть VI Пробег в девяносто ярдов

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56

Часть VII Судьба Педро

  57

  58

  59

Реклама на сайте