«Зло с небес»

Пролог

– А сейчас, – начал телевизионный ведущий, – вы увидите видеозапись, на которой запечатлено историческое и одновременно трагическое событие: впервые после второй мировой войны территория Соединенных Штатов подверглась нападению извне. По утверждению нашего сегодняшнего гостя, повторение такого рода происшествий вполне возможно и даже неизбежно, а он-то знает, что говорит. Мы покажем вам видеоленту, на которой заснят командный пункт одного из подразделений по пресечению незаконной перевозки наркотиков. Подразделение это базируется в море близ берегов Флориды. Включите запись.

* * *

“"Внимание, всему персоналу платформы. Говорит представитель командования. Согласно рапорту, радарная станция аэростатического базирования над Большой Багамой подверглась нападению и была уничтожена иностранным самолетом. На нашей платформе объявлена повышенная боевая готовность. Освободить палубу и подготовить ее к взлету и посадке. Всем сменившимся с вахты явиться на боевые посты ".

В просторном помещении в окружении компьютеров на консолях и радарных экранов суетились человек десять. Сама комната напоминала зал слежения в хьюстонском центре управления полетами имени Джонсона. Мужчины и женщины переминались с ноги на ногу, на лицах их явственно читались страх и растерянность.

– Садитесь по местам и следите за своими секторами! – с заметной дрожью в голосе кричал какой-то офицер, очевидно, один из старших чинов. Он поспешно сел за свой компьютер, стоявший на консоли, которая слегка возвышалась над остальными. – Надеть спасательные жилеты! Продолжать слежение за секторами. Исполняйте!

Операторы тотчас вернулись к своим компьютерам и спокойно занялись делом, но чувствовалось, что на командном пункте царит напряжение.

– "Сандстрэнд-351 ", – послышался женский голос, – вы покидаете воздушный коридор и приближаетесь к зоне ограниченной аэронавигации. Немедленно отвалите влево и ложитесь на курс 350.

– Двадцать первый, ваша цель на северо-северо-западе, в девяти милях. Можете атаковать. Предлагаю взять лево руля, чтобы избежать столкновения: в пяти милях справа от вас и чуть сзади идет «Чайка-1»в режиме автоперехвата.

– Майкл, с Хоумстед вам в поддержку взлетают тревожные истребители. Один F-16 в модификации "капкан-01 " в тридцати милях от базы и идет к вам со скоростью 1, 2 числа Маха.

– Проклятье! – послышался голос старшего офицера. – Продолжайте посылать предупреждающие сигналы. Сообщите ему, что сейчас рванет, и он может считать, что отлетался.

– Майкл...

Голова старшего офицера резко повернулась на звук.

– Прикажите двадцать первому перехватить и опознать этого подонка.

Офицер по имени Майкл откликнулся мгновенно, будто его заставил говорить страх.

– Передайте F-16 отбой атаки, пусть наболтается поблизости.

Спустя несколько секунд послышался резкий громкий хлопок. Было видно, как все, кто сидел на командном пункте, повернули головы к источнику звука.

– Я хочу, чтобы вы вели обычный перехват: световые сигналы, предупредительные ракеты. Сядьте ему на хвост, осветите кабину, но не атакуйте, пока он не увидит огни, предписывающие ему следовать за вами. Понятно? Двадцать первый, зайдите с фланга, подберитесь на расстояние артиллерийского выстрела, попробуйте дать предупредительный залп...”

* * *

–Предупредительные залпы – это гроб, – подал голос гость в телестудии.

– Не понимаю вас, адмирал, – сказал ведущий. – Чтобы говорить такое, нужна стопроцентная уверенность в собственных словах. Возможно ли это? Ведь вы всего лишь взглянули на экран радара.

– Если вы нарушаете закон и вторгаетесь в чужое воздушное пространство, будьте готовы к самым плачевным последствиям, – ответил гость.

– Значит, сначала пальба, а вопросы – потом, так, адмирал? – подначил его ведущий.

– В данном случае такой принцип помог спасти человеческие жизни.

– А в другом, возможно, погубил бы невинных людей.

– Я не куплюсь на тот довод, что-де лучше отпустить сотню преступников, лишь бы спасти чью-то невинную жизнь, – заявил гость. – Ни в чем не повинные люди на самом деле очень редко попадают в такие положения, и обычно все кончается тем, что мы отпускаем на волю виновных. Пора прекратить это безумие.

Никто не ответил, но было видно, как зрители кивают в знак согласия. Заметив, что публика начинает склоняться на сторону гостя, ведущий понял, что аудитория настроена гораздо менее либерально, чем ему хотелось бы, и решил обсудить это с продюсером.

– Может быть, продолжим просмотр видеоматериала? – торопливо предложил он, и участники передачи опять уставились на экран.

* * *

“ – Он направляется прямо к платформе... Он совсем близко. Я отключил блокировку одной из ракет, – послышался новый возбужденный голос по радиосвязи. – Разрешите атаковать?

– Огня не открывать. Зайдите с фланга и заставьте его отвернуть.

– Он вот-вот нанесет удар. Разрешите атаковать? Разрешите открыть огонь?

И тут прорвался еще один голос, исполненный безумного страха:

– Не стреляйте, не стреляйте, вы меня слышите? Не убивайте меня!

– Заставьте его отвернуть от платформы! – закричал старший офицер.

– Цель уклоняется вправо, курс ноль четыре ноль, набирает высоту... Уже довольно далеко от платформы”.

* * *

Зрители увидели, как все, кто сидел на командном пункте, с облегчением расслабили плечи, и сами несколько расслабились, но спустя несколько секунд они снова услышали крик женщины-оператора:

* * *

“ – Засекла две цели, курс ноль семь ноль, дальность десять миль, высота пять тысяч футов, скорость четыреста узлов. Быстро идут на сближение. Еще один объект находится на большой высоте, рядом с F-16.

Тотчас раздался срывающийся мужской голос:

– Мейдей, мейдей, мейдей<Сигнал бедствия, подаваемый с земли летательным аппаратом>, «капкан-01», пять миль к юго-западу от платформы Хаммерхед-1. Подвергся нападению, имею повреждения. Имею повреждения. Три самолета... Нет, четыре насчитал. Четыре самолета появились откуда ни возьмись и сближаются снами на большой скорости. Никаких опознавательных знаков... Атакующий строй”.

* * *

Видеозапись оборвалась. Ошеломленные зрители притихли.

– Разумеется, все мы помним, что произошло потом, – произнес отставной контр-адмирал береговой охраны США Айэн Хардкасл, обращаясь к публике в студии. Фил Донахью тем временем выступил вперед, готовясь представить своего гостя. – Авианосная платформа пограничных войск США, известная под названием Хаммерхед-1, была поражена двумя осколочными бомбами и двумя военно-морскими ракетами типа “круз” аргентинского производства. В итоге сорок один человек, мужчины и женщины, расстался с жизнью.

– Запись, которую вы только что видели, была сделана на командном пункте платформы пограничных войск США, расположенной между Багамскими островами и побережьем Флориды, несколько лет назад, когда она подверглась нападению и была уничтожена изгнанным с Кубы военачальником Аугусто Салазаром, который впоследствии стал контрабандным торговцем наркотиками, – произнес Фил Донахью, обращаясь к камере, и продолжал: – Наш сегодняшний гость, как говорится, не раз бывал в пасти у напасти и участвовал в разного рода перепалках. Дамы и господа, познакомьтесь с адмиралом Айэном Хардкаслом, в прошлом – адмиралом береговой охраны, командующим седьмым береговым пограничным округом со штаб-квартирой в Майами и командующим службой охраны границ США.

Зрители захлопали – вежливо и, возможно, с некоторой опаской. Слава, которая шла об Айэне Хардкасле, повсюду опережала его, и мало кто мог похвастаться тем, что и впрямь понимает взгляды и побуждения адмирала.

– Прослужив своему правительству двадцать семь лет, он вышел в отставку, а теперь в одиночку отправился в крестовый поход, имеющий целью, как писал адмирал в редакционной статье “Таймc”, “положить конец разложению оборонной мощи Америки”, – продолжал Донахью. – Вы видели его портреты на обложках всех журналов, от “Ньюзвик” до “Пипл”; это он кричит на всех углах, что Америка в опасности, поскольку мы внушили себе, будто нам ничто не грозит. Наш враг, по его мнению, это безликий таинственный мир терроризма, с которым Америке, по сути дела, еще не приходилось сталкиваться. Действительно ли нам угрожает опасность или все это – просто горькая тирада отчаявшегося и уставшего наставника борцов с распространением наркотиков, который вдруг увидел, что больше не властен повлиять на выполнение предложенных им программ по охране границы? Наш почетный гость – самый воинственный из всех воинствующих американских ястребов, Айэн Хардкасл, ждет ваших звонков и высказываний. Оставайтесь с нами.

Вдохновляемая режиссером и осветителями, публика в студии разразилась усердными рукоплесканиями.

Донахью бегом бросился подправлять грим, а Хардкасл, оставшийся в одиночестве на подмостках, встал и потянулся.

Он был высок и поджар, его седые волосы отросли чуть длиннее, чем в те дни, когда он служил в береговой охране, и были красиво зачесаны назад. Узкие синие глаза опутывала сеточка глубоких “волевых” морщинок, которая придавала адмиралу сходство с ястребом, весьма уместное, если учесть его политические умонастроения. Теперь он носил слегка затемненные очки: годы трудной службы в морской пехоте и береговой охране начали давать о себе знать, пусть и с опозданием. На адмирале был темный костюм, слишком большой для его тощей жилистой фигуры, и это придавало ему еще большее сходство с каким-нибудь одержимым фанатиком вроде капитана Ахаба. В общем, весьма приметная, хоть и зловещая личность.

В свои шестьдесят лет Хардкасл был отставным контр-адмиралом береговой охраны. В годы вьетнамской войны он служил в морской пехоте, командовал саперным подразделением и со временем пристрастился к наркотикам, не выдержав тягот ратного дела. После курса лечения его перевели в береговую охрану. Там-то и началась его долгая и выдающаяся карьера, приведшая адмирала к высокому посту командующего самым горячим участком морской границы США.

В 1990 году благодаря своему усердию Хардкасл был назначен начальником оперативного отдела объединенных служб береговой охраны, пограничной таможни и бюро по пресечению распространения наркотиков. Все вместе это называлось службой охраны границы, а в просторечии именовалось Хаммерхед, в честь службы, занимавшейся в двадцатых годах выявлением и перехватом доставляемых в страну партий спиртного. Тогдашний вице-президент США, Кевин Мартиндейл, был в числе наиболее рьяных ее покровителей. И хотя служба провела множество успешных операций, ее постоянно распекали за неспособность принять действенные меры к тому, чтобы положить конец незаконному хождению наркотиков, равно как и за применение армейского оружия, самолетов и военной тактики, хотя ей противостояли гражданские лица. Во время президентской кампании на Хаммерхед насели по-настоящему, требуя, чтобы служба отказалась от наступательной тактики, а в 1993 году, при новой власти, се и вовсе распустили.

Хардкасл вышел в отставку в 1993 году, но развил бурную деятельность как лектор и консервативный политикан. Он присоединился к крупной политической силе консервативного толка под названием “Проект-2000”, которая ставила себе задачу к 2000 году прибрать к рукам и Конгресс, и Белый дом. И хотя многие как в Вашингтоне, так и в других городах считали Хардкасла толковым, правдивым и популярным оратором, способным крепко покрыть кого угодно, его взгляды зачастую воспринимались как слишком крайние и реакционные, чтобы можно было доверить ему пост в партии или высокую правительственную должность.

Образ жизни Хардкасла тоже казался политикам отталкивающим. Адмирал с успехом преодолел шоковые последствия травм и хандру, в которую впал после нескольких отправок во Вьетнам, но недоброжелатели то и дело напоминали об этой поре его жизни, ставшей ныне далеким прошлым, особенно если Хардкасл слишком распалялся во время публичных выступлений, посвященных столь остро волновавшему его предмету. Кое-кого тревожили его нечастые запои. Хардкасл был в разводе, и его не раз лишали права посещать своих младших детей. Но любопытнее всего были кое-какие весьма занятные образчики его вольнодумства. Он предлагал узаконить некоторые наркотики и ужесточить правила торговли стрелковым оружием, что не способствовало его популярности в среде правых консерваторов.

Через несколько секунд Донахью трусцой вернулся к камере, сделал Хардкаслу знак, подняв большой палец, взял микрофон и быстрым шагом подошел к своим зрителям, которые как по команде захлопали, когда камера наехала на него.

– Итак, мы снова с адмиралом Айэном Хардкаслом, бывшим начальником службы перехвата наркотиков, известной как Хаммерхед, – возвестил Донахью, когда ему подали сигнал, что они в эфире.

На экранах появилась видеозапись, а Донахью давал пояснения. Большой оранжевый самолет с пропеллерами и словами “Пограничная служба США. Следуйте за мной”, выведенными на борту здоровенными буквами, вел огонь управляемыми снарядами из пусковых труб, расположенных под фюзеляжем. Из люка выпрыгивали на пляж вооруженные до зубов бойцы группы захвата.

– Все вы помните Хаммерхед с их великолепной авиацией, вертолетами, которыми управляли роботы и которые совершали облеты побережья в поисках контрабандистов. Я уверен, что вы помните событие, происшедшее в 1992 году и положившее начало жарким спорам о том, нужно ли нам такое подразделение, как Хаммерхед.

Донахью едва сдерживал улыбку. Пленка крутилась. Фотография, сделанная с зависшего над землей вертолета. На пляже лежит женщина, рядом – двое малолетних детей и вооруженные мужчины в оранжевых летных комбинезонах. Неподалеку стоит большой самолет V-22, два тяжелых пропеллера на концах крыльев крутятся на холостом ходу, поднимая громадные клубы песчаной пыли.

– Эта беременная мексиканская женщина была убита при попытке задержать ее прямо на глазах у охваченных ужасом зевак и телезрителей. История Хаммерхед была короткой, теперь их нет, подразделение распущено и, разумеется, утратило доверие общества. Адмирал Хардкасл утверждает, что опасность сохраняется до сих пор, однако теперь она исходит не от контрабандистов, а от террористов. А вы как думаете?

Еще до начала передачи помощники Донахью нашли среди зрителей девицу с либеральными взглядами, готовую высказать суждение по любому поводу, обладавшую неплохо подвешенным языком, не боявшуюся выложить все, что у нее на уме и довольно миловидную. Как раз то, что нужно дать в эфир после рекламного ролика.

– Поднимитесь, пожалуйста, – попросил Донахью, выдергивая девушку из кресла и вручая ей микрофон.

– Мистер Хардкасл, у меня сложилось впечатление, будто вы ведете войну, – начала она. – В небе полно истребителей, везде радары, автоматчики и тому подобное...

– Ваш вопрос, мадам, – поторопил ее Донахью.

– Вопрос у меня такой. Судя по записи, с безопасностью у нас туго, зато смертоубийств хватает. Эти парни – что кодла неонацистов в мерзких оранжевых костюмах. Они готовы бросать бомбы на невинных людей, если те не желают играть по их правилам.

– Мадам, – отвечал Хардкасл, – кубинские торговцы наркотиками под предводительством полковника Аугусто Салазара использовали гражданские самолеты. Они делали вид, будто терпят бедствие, отвлекали наше внимание, а потом напускали на нас кубинские бомбардировщики. Не мы, а они развязали эту войну.

– Но вам, адмирал, полагалось быть начеку и не допускать таких нападений, разве нет? – подпустил шпильку Донахью. – При всем уважении к вашим бойцам замечу, что нападавшие, похоже, расправлялись с ними без больших усилий.

– Присяга обязывает нас играть по правилам, Фил, – Хардкасл пожал плечами. – А правила ведения боевых действий в те времена предписывали нам открывать только ответный огонь. Мы всегда знали, что угроза нападения существует. Это знание было своего рода расплатой за нашу осведомленность. Но Конгресс и суды сделали нас почти беззащитными. Однако позвольте мне указать вам на одно обстоятельство, – продолжал адмирал. – В самый разгар увольнений из Хаммерхед мы сохранили способность вести радарное наблюдение за всем юго-востоком Соединенных Штатов и наглухо прикрыли территорию Флориды с помощью самолетов быстрого реагирования. Потребление зелья значительно снизилось, потому что мы сделали практически недоступными такие наркотики, как кокаин и марихуана...

– Но зато возросло число гангстерских разборок и насильственных преступлений, поскольку торговцы и потребители повели борьбу за тот товар, который все-таки поступал на улицы наших городов, – вставил Донахью.

– Фил, моей задачей было убрать наркотики с улиц, перекрыв пути их доставки в Америку, – возразил Хардкасл. – И мы это сделали. У нас получилось. Никто не может в этом сомневаться.

– Думается, мы сейчас собрались здесь именно потому, что сомневаемся в этом, адмирал, – ответил Донахью, закатывая глаза.

– Сейчас мы имеем границы, широко распахнутые для любого вторжения, – предостерегающим тоном проговорил Хардкасл. – У нас нет службы охраны границ. Есть какой-то ущербный пограничный патруль, таможня и береговая охрана. В былые времена я мог позвать на помощь четыре эскадрильи истребительной авиации национальной гвардии, теперь осталась только одна. Какой-то ураган уничтожил одну такую эскадрилью, две других прикончил Конгресс. Дамы и господа, на сегодняшний день на всю Северную Америку осталось лишь двадцать подразделений оборонительной авиации. Да-да, двадцать. То есть всего сорок самолетов, готовых хоть сейчас подняться в воздух, чтобы отразить вторжение.

– О каком вторжении вы говорите, адмирал? – спросил Донахью. – О русском? Китайском? Северокорейском? Кому сегодня придет охота захватывать Соединенные Штаты? Может быть, это у вас своего рода паранойя?

– Фил, после распада Советского Союза и операции “Буря в пустыне” мы получили доказательства того, что ни одна держава не способна взять верх над Соединенными Штатами в ходе военного столкновения, протекающего в рамках, предусмотренных международными договорами, – сказал Хардкасл. – Но перед лицом самостоятельных захватчиков мы беззащитны. Нынешние террористы хитры, проворны и вооружены как никогда. Что нам противопоставить этой угрозе? Мы все время урезаем расходы на оборону, безопасность и программы борьбы с терроризмом.

– Адмирал, я могу рассказать вам об источниках реальной угрозы безопасности Америки, – с жаром возразил Донахью. – Сорок миллионов американцев не имеют медицинской страховки. Более миллиона американцев – мужчин, женщин и детей – лишены крыши над головой. Ежедневно в среднем три сотни американцев убивают друг друга из огнестрельного оружия, а пятьдесят с лишним тысяч американцев гниют в переполненных тюрьмах, не получая никакого наркологического лечения, страдая от последствий бездарного и жестокого воспитания. В то время, как мы не можем позаботиться о людях, которые живут прямо на улице за стенами этого здания, вы получаете щедрую пенсию от береговой охраны и более чем щедрую стипендию от консерваторов из “Проекта-2000” и при этом требуете оплачивать программы борьбы с какими-то мифическими пугалами, которых никто никогда не видел и которые не оказывают прямого влияния на чью-либо жизнь.

– Скажите это тем пятнадцати тысячам человек, которые работали в центре мировой торговли в девяносто третьем году, или сотне тысяч так или иначе пострадавших в девяносто четвертом, когда террористы обстреляли из минометов аэропорт Хитроу, – прошипел Хардкасл. – Дамы и господа, Америка сделалась мишенью для террористов потому, что мы позволили ей сделаться такой мишенью. И я говорю уже не об угонщиках самолетов, похитителях людей, отправителях писем со взрывчаткой или мафиозных разборках, я говорю о целой кампании террора против Америки на том уровне, какой в Европе и на Ближнем Востоке известен уже несколько десятилетий. Нам нужны военные и, что еще более важно, политики в Белом доме, готовые отвратить опасность, прежде чем она начнет угрожать жизни миллионов американцев.

– Вы говорите о разрозненных действиях каких-то одержимых или о грызне заморских террористов, годами воюющих между собой, – отмахнулся Донахью. – Не улавливаю связи.

– Дамы и господа, а знаете ли вы, что сейчас на территории Соединенных Штатов действуют три тысячи только выявленных шаек террористов? – воскликнул Хардкасл. – Знаете ли вы, что каждый год мы недосчитываемся трех с лишним сотен фунтов обогащенного плутония, которого достаточно для производства тридцати ядерных зарядов? Четыре года назад за небом над США следили четыре радарные установки дальнего обнаружения. Теперь осталась одна, да и та работает всего сорок часов в неделю. В прошлом году мы отправили в Саудовскую Аравию сто систем противовоздушной обороны типа “патриот”. Догадываетесь, сколько “патриотов” действует в самих Соединенных Штатах? Совершенно верно, ни одного! Небо кишит летательными аппаратами без опознавательных знаков.

– Вы хотите сказать...

– Я хочу сказать, что мы, как граждане США, не должны допустить, чтобы наша оборона развалилась, – отвечал Хардкасл. – Все думают: раз никакой угрозы нет, зачем тратить деньги на предотвращение того, что, возможно, и так никогда не случится? На основе многолетнего опыта службы в пограничных войсках, береговой охране и оборонных учреждениях я заявляю вам, что опасность существует. Не стану утверждать, что Саддам Хуссейн может вторгнуться в Вашингтон. Я говорю о контрабандных торговцах наркотиками, которые владеют американскими банками, подпольных продавцах оружия, возящих свой товар по нашим шоссе и через воздушное пространство, о правительственных зданиях, уязвимых для нападения со стороны сравнительно плохо вооруженных, но умело скрывающихся террористов. Нам нельзя с этим мириться.

– Ну-ну, – подал голос молодой студент-телезритель, позвонивший в студию. – Я слыхал, вас выкинули со службы из-за алкоголизма, стрессов, полученных во Вьетнаме, и семейных неурядиц. Скажу вам честно, старина, по моему мнению, не вам учить президента, как управлять армией.

Зрители в студии жиденько захлопали.

– Делать выводы, не зная всех обстоятельств, – это все равно, что палить из незаряженного ружья, сынок, – ответил Хардкасл. – Во-первых, я и вправду страдал от стресса, который заработал за годы службы во Вьетнаме, и болел алкоголизмом. Я никогда не боялся сознаться в своих пороках. Но при этом я почти тридцать лет прослужил в армии, занимаясь в основном разрешением тех трудностей, которые встают перед нашей страной, когда ей не удается уберечь свой суверенитет и защитить границы. Кроме того, что еще важнее, я – американец, которому есть что сказать по поводу обороны страны. Я знаком с фактами, я имею опыт и поэтому знаю, что говорю. Вопрос в другом: хочет ли кто-нибудь меня слушать?

Опять раздались рукоплескания, на сей раз чуть громче, чем прежде.

– Только не я, дружище, – ответил звонивший. – По-моему, вы спятили. И он повесил трубку.

– Оставайтесь с нами, – сказал Донахью. Зазвучала музыка, и передача прервалась. Опять пошел рекламный ролик.

Часть 1

ГОРОДСКОЙ АЭРОПОРТ ЧИКО, КАЛИФОРНИЯ, АВГУСТ 1995 ГОДА, 21.08 ПО ТИХООКЕАНСКОМУ ПОЯСНОМУ ВРЕМЕНИ

– Шевелитесь, хватит зады просиживать! – Анри Казье достал из-за спины болтавшийся на ремне АК-47 и поднял его повыше, чтобы было видно всем, кто находится в ангаре. Он громко передернул затвор, и один из патронов подбросило в воздух. Крутящийся кусочек меди сверкнул в свете плафонов, и все, кто был в ангаре, резко повернули головы. Патрон упал на отшлифованный бетонный пол со звуком, не уступавшим громкостью выстрелу.

– Шевелитесь, не то ваши ничтожные жизни оборвутся прямо здесь и сейчас.

Казье не было нужды бряцать древним советским стрелковым оружием, чтобы настращать любого из этих рыжеволосых рабочих. Этот человек родился в Голландии, в англо-французской семье, жившей в Бельгии. В прошлом он был солдатом элитного первого экспедиционного корпуса бельгийской армии, так называемым “красным беретом”, а до того, в юности, только и делал, что попадал в передряги и выпутывался из них. В пятнадцать лет его поймали при попытке пронести наркотики в американские армейские казармы возле Антверпена, посадили на “губу”, а уж там солдаты американской армии насиловали мальчишку двое суток кряду, все время, пока устанавливалась его личность. Потом Анри сдали бельгийским властям, а те предложили ему выбирать между десятилетней воинской повинностью и таким же тюремным сроком. Так Анри попал в армию.

Он побывал с экспедиционными войсками в Африке и Азии, но опять не поладил с властями и угодил на два года в бельгийскую каторжную тюрьму, после чего был с позором изгнан из армии в 1987 году. Тогда он отправился в Германию, где занялся сперва торговлей наркотиками, а потом продажей оружия на черном рынке, наемничеством и, наконец, террористической деятельностью.

Его обритая наголо голова загорела до того, что приобрела цвет дубленой кожи – итог долгих лет, проведенных в бесчисленных джунглях, тренировочных лагерях в пустыне и на “бойнях” – в местах боевых операций. Ее покрывали несметные царапины, вмятины и пятна, приобретенные в течение жизни. Лицо отличалось эдакой грубой красотой: ясные живые зеленые глаза, чисто мужской нос со следами многочисленных переломов, выдающиеся скулы и тонкие твердые губы, крепко сжимающие сигарный окурок. Мешковатый летный комбинезон не мог скрыть развитых мышц. Мощные предплечья, мозолистые ладони, держащие АК-47 так, будто тот весил всего несколько унций. Казье можно было бы снимать для рекламы сигарет или одеколона, не будь этих шрамов и ссадин, которые в большинстве своем так и не были толком обработаны и зашиты и теперь портили это весьма фотогеничное лицо.

Бывший воин бельгийского спецназа стоял в напряженной позе, взгляд его перебегал с одного рабочего на другого: вдруг кто-то из них осмелится посмотреть в его сторону? Но внутренне Казье расслабился.

Почти всю свою сознательную жизнь он прослужил в пехоте. Это была его работа. Но последней любовью Казье стала авиация. В бельгийском спецназе почти всех обучали управлению самолетами или вертолетами, и Казье обнаружил в себе большую склонность к пилотированию. Уйдя из спецназа и попав в темный мир профессиональных вояк, наемников, он стал летчиком, умевшим к тому же стрелять из легкого оружия, знавшим толк во взрывчатке, владевшим тактикой десантирования и мудреным искусством человекоубийства во всем его многообразии. Словом, весьма ценным товаром. У Казье была лицензия пилота гражданской авиации, выданная американским федеральным управлением воздушного транспорта, и по мере надобности он ее продлевал. Это было частицей той его жизни, которая лежала на поверхности, но вообще-то Казье налетал тысячи часов на сотнях разных самолетов, совершая посадки во всех странах мира, причем такие, которые никогда не заносились ни в один бортовой журнал и не попадали в банк данных федерального управления воздушного транспорта.

Погрузка самолета почти закончилась, и меньше чем через полчаса он будет в воздухе. Рабочие только что подняли три ящика по хвостовому трапу чехословацкого двухмоторного турбовинтового транспортника LET L-600. Этот самолет был одной из тысяч старых крылатых машин, купленных на легальном рынке после крушения Советского Союза, когда любой желающий мог за бесценок приобрести подержанный русский военный транспортник, двигатели, запчасти и даже опытных пилотов для перегона самолетов. Эта тридцатилетняя престарелая птичка была куплена через греческого посредника всего за полмиллиона долларов, причем к ней прилагались запасной двигатель “мотор-лет”, всевозможные запчасти и даже пилот. Самолет был в хорошем состоянии, чего не скажешь о пилоте. Это был спившийся полковник румынских ВВС, и он пригнал зверюгу из Праги в США, но потом кое-кто услышал, как румын перемывает косточки своему работодателю Казье, сплетничая о нем с какой-то девицей, которую однажды вечером подцепил в баре. Такая глупость была смерти подобна. Несколько недель назад Анри Казье использовал старого болтуна и его новоиспеченную американскую подружку в качестве живых мишеней, когда пристреливал свою новую снайперскую винтовку, а потом похоронил обоих под тысячетонной толщей щебня у паромной переправы близ Окленда. Казье занимался торговлей оружием, и первым требованием, которое он выдвигал, нанимая работника, было строжайшее соблюдение тайны.

Анри Казье был первым и единственным пилотом LET L-600, его суперганго, механиком, наземной обслугой и офицером безопасности. Обязанности второго пилота Казье доверил молодому эфиопу по имени Тадделе Корхонен, который прошел курс подготовки на Кубе. Казье прозвал эфиопа Аистом, потому что тот был высок, худосочен и умел невероятно долго сидеть без движения. Однажды Казье даже видел, как Корхонен стоял на одной ноге, будто громадная черная болотная птица.

Убедившись, что шестеро грузчиков достаточно напуганы и вкалывают изо всех сил, Казье влез через передний люк в грузовой отсек L-600, чтобы осмотреть поклажу. Между бортом и тремя деревянными ящиками оставалось всего несколько дюймов пространства, чтобы только-только протиснуться. В команде не было толстяков. К тому же Казье приходилось смотреть под ноги, переступая через толстые брезентовые крепежные ремни, удерживавшие ящики на палубе.

В грузовом отсеке пахло оружейным маслом, шлифованной сталью, серой, порохом, страхом и смертью. И, разумеется, деньгами. Большими деньгами.

Первый ящик стоял возле грузового трапа, чуть ближе к носу, и заключал в себе большой приз; его содержимое стоило дороже самолета, на котором он путешествовал, и, возможно, дороже, чем люди, суетившиеся поблизости. Это были три “гроба” с пусковыми установками ракет “стингер”, запускаемых с плеча и самонаводящихся на источник теплового излучения. К ним прилагались девять похожих на гробы ящиков, в каждом – по две ракеты “стингер” в фибергласовых футлярах и четыре цилиндрические “жестянки” элементов питания. В трех других ящиках лежали две пусковые установки в сборе с прицелами и четырьмя батареями. Эти ракеты были похищены с базы национальной гвардии в Теннесси вскоре после окончания операции “Буря в пустыне” и возвращения личного состава. Потом ракеты прятали по разным тайникам, разбросанным по стране, а тем временем продавцы искали покупателей. Казье удавалось водить власти за нос, пока ракеты были припрятаны и не попали на рынок, но как только их извлекли на свет (а значит, пришлось нанимать грузчиков, водителей грузовиков, посредников, охранников и банкиров), американское бюро по борьбе с контрабандой спиртного, табака и огнестрельного оружия, армейский отдел специальных расследований и ФБР сели ему на пятки. Казье был уверен, что не обошлось без стукача и скоро он (или она) будет выявлен. А убить стукача – такое удовольствие, которое он не уступит никому.

Во втором деревянном ящике лежала всякая всячина: военное снаряжение, полевая форма и сапоги, армейские КП, или консервированные продукты, известные в обиходе под названием “какашки и письки”, медикаменты, палатки, электрические генераторы и пятифунтовые связки наличных денег. Как минимум две тысячи долларов в связке. Когда придет время подмазывать чиновников в Мексике, на Багамах, Бермудах или Гаити – в месте назначения груза, достаточно будет втихую сбросить одну связку, и полегчавший на пять фунтов самолет мигом поднимется в воздух. В каждой связке было столько денег, сколько гаитянский таможенник зарабатывал за десять лет честного труда, а Казье редко доводилось встречать людей, способных отказаться от взятки.

Третий ящик, стоявший ближе всех к передней переборке грузового отсека, был и вовсе набит мерзостью. Почти пятьсот фунтов боеприпасов, мощной взрывчатки, детонаторов, пластиковых мин, фугасок и бикфордова шнура. Большая часть этой дряни отличалась стабильностью и не представляла опасности при перевозке, за исключением материала, сложенного в самую середину ящика и окруженного пеностирольным каучуком, поглощающим энергию удара. Это были пятьсот фунтов тентанитрата пентаэритритола, или ТНПН – главной составляющей шнуров взрывателей и запалов больших фугасных бомб. Чтобы перевезти это вещество на самолете, кристаллы его залили водой, и получилась вязкая серая жижа. Потом ее поместили в ящики и обложили мокрой губкой для охлаждения и защиты от ударов. Вещество взрывалось при нагревании всего лишь до 350 градусов по Фаренгейту. ТНПН было самым чувствительным из всех первичных взрывчатых веществ, используемых в военном деле, почти таким же опасным, как нитроглицерин. Трения, возникающего при соприкосновении двух кристаллов, было достаточно, чтобы произошел взрыв.

Напичканный взрывчаткой ящик поместили в носовой части самолета, поближе к центру давления L-600, где аэродинамические воздействия были более равномерны. Лучше ему, по возможности, не елозить без нужды. Казье не был самым великим пилотом в мире, но за десять с лишним лет он не сорвал ни одной операции по перевозке оружия. Аист, его второй пилот, перед каждым полетом и уже в воздухе несколько раз проверял все крепежные скобы и ремни, но тем не менее, Казье трижды самолично убедился, что все стропы на стоявшем в середине ящике укреплены достаточно надежно.

Спустя несколько секунд подошел мускулистый грузчик и остановился под ближайшим к Казье люком.

– Весь груз поднят на борт, как вы и велели, – доложил он.

Казье пробрался к третьему ящику и осмотрел коробки со “стингерами”. Еще раньше он начертил на всех крышках едва видимые карандашные линии, которые, разумеется, не должны были бы совпасть, если бы кто-то открывал ящики. Ни в один из них не залезали. Казье несколько раз дернул ремни, сильно толкнул штабель ящиков и убедился, что они принайтовлены на совесть. Добравшись до второго ящика, Казье достал три стопки наличных.

– Хорошо поработали, господа, – сказал он. – Вы сделали свое дело. Эти деньги – не только за ваши труды, но и за ваше молчание. Позаботьтесь же о том, чтобы молчание и впредь было золотом.

Глаза грузчика радостно блеснули, когда он увидел связки денег, но мгновение спустя он удивленно заморгал: в руке Казье откуда ни возьмись появился выкидной стилет. Бельгиец взглянул на изумленную физиономию грузчика, и на его миловидном лице мелькнула улыбка. Потом он бросил пачки в подставленные ладони грузчика и провел острым как бритва лезвием по одной из стопок. Жадная хватка грузчика не помешала долларовым бумажкам волной хлынуть из надреза.

– Пересчитай, – небрежно бросил Казье, складывая нож, который тотчас исчез в потайном кармане.

– Нет нужды, сэр, – едва слышно выдохнул грузчик и повернулся, чтобы уйти. Казье поначалу немного смутился, потом пожал плечами и кивнул, как бы давая понять, что ценит этот сделанный экспромтом комплимент.

– Если мы вам понадобимся, сэр, зовите.

– Мне могут пригодиться такие парни, как ты, – сказал Казье, обращаясь к затылку грузчика. – Вступай в мою команду сейчас и будешь каждый раз зашибать столько же, если не больше.

Грузчики остановились и переглянулись. Никому из них явно не хотелось принимать это предложение, но они боялись сказать “нет” Анри Казье. Тем не менее, единственный в бригаде чернокожий обернулся и взглянул на бельгийца.

– Эй, парень, я согласен. Прямо с ходу. Остальные грузчики, все белые, почувствовали облегчение оттого, что единственный негр покидает их общество.

Чернокожий был здоровенным парнем с мускулистыми плечами и широкой мощной грудью, но у него было брюшко и расползшийся зад, как у водителя грузовика с большим стажем, оставившего спорт боксера или бывшего артиллериста-заряжающего, превратившегося в лежебоку. Глаза у него были ясные, не замутненные наркотиками или чрезмерными возлияниями, но рыхлый живот и грудная клетка говорили о том, что парень еженедельно вливает в себя по меньшей мере ящик пива.

– У тебя есть какой-нибудь паспорт? – спросил его Казье.

– Ну, капитан, – ответил грузчик зычным утробным басом. – Откуда?

– Он обойдется тебе в тысячу долларов. Деньга вперед, – сказал Казье. Он протянул руки к пачкам наличных, которые держал старшина грузчиков, и показал, чтобы тот бросил ему одну связку.

– Нет, так не пойдет, – сказал бригадир. – Мы их потом поделим.

Но Казье вскинул АК-47. Он не целился в людей, однако угроза была совершенно очевидна, и грузчик отсчитал тысячу долларов сотенными бумажками из той пачки, которую разрезал бельгиец. Он вручил деньги негру.

– Трудись в поте лица, и они вернутся к тебе сторицей, – сказал Казье, протягивая руку.

Негр криво улыбнулся ему, крепко сжимая деньги громадными ручищами.

– Ничего я тебе платить не буду, приятель, – заявил он. – У тебя вон целый поганый самолет есть, так что можешь просто пустить меня на борт, и дело с концом.

– Сунь этого черномазого в грузовой отсек вместе с багажом, – посоветовал один из грузчиков и заржал, но тотчас притих под суровым взглядом бельгийского наемника.

– В некоторых местах, куда мы будем летать, тебе понадобится паспорт, – сказал Казье, – а хороший документ стоит кучу денег. – Он пожал плечами. – Деловые издержки.

В груди негра бушевал такой гнев, что воздух в ангаре нагрелся еще на несколько градусов.

– Доверься мне, – ободряюще произнес Казье.

В конце концов парень сдался, вручил Казье деньги и запрыгнул на борт L-600. Остальные со всей возможной поспешностью зашагали к боковой двери ангара. Они были уверены, что этот чернокожий здоровяк очень скоро превратится в покойника. Не позже, чем он закроет за ними дверь.

– Кажется, они называли тебя Круллом? – спросил Казье оставшегося грузчика.

– Ага, – отвечал негр.

– Это настоящее имя?

Парень колебался всего секунду.

– Конечно, нет, капитан. Впрочем, готов спорить, что и ты не капитан вовсе.

Казье знал, что подлинное имя негра – Джефферсон Джонс, что его совсем недавно отпустили на поруки из флоридской тюрьмы, где он отсидел три года из семи за вооруженное ограбление, и что он состоял в гражданском браке и имел двоих детей. Его арестовывали сначала за торговлю наркотиками, потом – оружием, но больше ни разу не сажали. Мелкий жулик, любитель, доселе не выказывавший большой склонности к темным делишкам. Казье слышал, что он неплохой работник, умеет управляться с огнестрельным оружием, превосходит по уровню умственного развития заурядное пушечное мясо, вспыльчив, если его задеть, но в общем спокоен.

– Хороший ответ, друг мой, – сказал Казье. – Я видел ваше досье, мистер Крулл.

– Что видел? – переспросил негр, удивленно вытаращив свои и без того большие глаза.

– Ваше личное дело. Я знаю, что вы говорите правду. Ибо лгать мне смертельно опасно, вы уж поверьте.

– Что ж, ты у нас начальник, – рассудил Крулл. – И не вру я тебе.

– Очень хорошо.

Казье знал, что в бытность свою головорезом Джоне пускал в ход самое разнообразное оружие, и уже давно выбрал его себе в наемники из множества возможных кандидатур, о чем негр, конечно, не подозревал.

– Приступайте к работе, мистер Крулл. Открывайте ворота ангара, а когда мы выедем, опять закройте их, поднимитесь на борт и задрайте вот этот люк, – Казье показал ему, как захлопнуть и запереть дверцу, и Крулл отправился открывать ворота. Створки сдвигались вручную, и сделать это оказалось несложно. В ангар потек теплый ночной воздух Калифорнии. Пора в путь.

– Приготовься запускать движки! – крикнул Казье Аисту. – И пусть нам разрешат маневрирование. Скажи им, что мы стоим не здесь, а возле грузового терминала “Авгруп”. Поехали.

Он наклонился, в последний раз проверил ремни и двинулся к пилотской кабине.

БОРТ АМЕРИКАНСКОГО ШТУРМОВОГО ВЕРТОЛЕТА UH-60 ТОГДА ЖЕ

На экране появились помехи – вероятно, вертолет пролетал над линией электропередачи, – но как только эфир очистился, изображение снова стало четким и цветным.

– Я вас не расслышал, помощник шерифа Лассен, – произнес Джозеф Уимен, представитель федерального окружного суда восточной Калифорнии. – Повторите ваши последние слова.

– Ваша честь, я сказал, что, поскольку Анри Казье чрезвычайно опасен, мне необходимы как можно более широкие полномочия при его задержании, – произнес помощник шерифа Тимоти Лассен, глядя на девятидюймовый экран видеофона, вмонтированного в спинку сиденья перед ним.

Сорокавосьмилетний Лассен был вторым по важности лицом в конторе шерифа в Сакраменто. “Черный ястреб”, на борт которого транслировался кодированный микроволновый телесигнал из учреждения, летел на высоте тысячи футов в сторону муниципального аэропорта Чико. Худощавая фигура Лассена выглядела непривычно громоздкой в бронежилете Кевлара, выписанном по почте незадолго до вылета и надетом поверх черного облегающего летного комбинезона; этот жилет был частично скрыт под другим, черным, с зелеными буквами “Шериф США” на груди. Тяжелые истертые ботинки остались у Лассена со времен учебы в академии судопроизводства в Куантнко, штат Вирджиния, и с тех пор, как он окончил ее, ботинки служили ему, только когда он охотился на уток. Его голову украшали черная бейсболка, нахлобученная задом наперед, и маленький, хрупкий на вид микрофон с наушниками, приглушавшими пронзительный вой двух вертолетных винтов.

Судью Уимена подняли с постели только для того, чтобы он подписал ордер на арест и отдал соответствующие указания Лассену. По голосу судьи, даже искаженному микроволновой связью и частыми помехами в эфире, можно было верно судить о том, насколько он взволнован.

– Обширные полномочия – это сложно, – недовольно буркнул Уимен. – Учтите, вам придется действовать к западу от наших границ...

– Полагаю, ваша честь, мы будем почти над своей территорией...

Видеофон был рассчитан на двустороннюю связь, наподобие телефонной, однако система кодирования не всегда позволяла вступать в разговор, и замечание Лассена осталось без внимания.

– ...ордер разрешает вам задействовать военную авиацию, но пальба недопустима, шериф.

– Ваша честь... Прошу прощения, ваша честь, – Лассен сказал это дважды, чтобы собеседник наверняка услышал его. – Анри Казье стоит на первом месте в списке разыскиваемых лиц, на его задержание выдано пятьдесят семь ордеров, и все они уже устарели. Это всемирно известный террорист, крупнейший торговец оружием. Его преступления на юге Европы затмевают своей жестокостью все злодеяния итальянской мафии, а теперь он обосновался в Соединенных Штатах, где успел принять участие в нескольких нападениях на арсеналы. Недавно Казье обчистил склад планирующих бомб, принадлежащий ведомству технического обеспечения, а уж он-то знает, как их применять, поскольку обучался этому делу в спецназе бельгийских ВВС, где из него сделали еще и первоклассного пилота. У Казье есть свои шерифы, свое ФБР, АТО и полиция, все вооружены до зубов. Нам пришлось прибегнуть к помощи ВВС, чтобы получить хоть какую-нибудь возможность бороться с ним!

Покачав головой, судья Уимен проговорил прямо в объектив видеокамеры, установленной на его рабочем столе;

– Обрушить на него огневую мощь наших ударных соединений? Взять живым или мертвым? Как вы себе это представляете? Как какую-нибудь вендетту, что ли? Нет, шериф, я не подпишу ордер на задержание “живым или мертвым”.

– Ваша честь, в этом году Казье расправился с четырьмя офицерами федеральной службы безопасности, – сказал Лассен. – Он уничтожал свои жертвы не чем-нибудь, а пулями из М-16 или АК-47. Такая вот убойная сила. А один судья, как полагают, был убит прицельным выстрелом из сорокамиллиметрового гранатомета, предназначенного для пробивания отверстий в бетонных стенах бомбоубежищ и бункеров. Мы смогли опознать убитого только потому, что нашли фалангу его пальца, отброшенную почти на сто ярдов от места взрыва.

Теперь настала очередь судьи перебить собеседника. Лассен умолк, увидев шевелящиеся губы Уимена. Затем в наушниках послышался недовольный голос:

– ...необходимости напоминать мне об этом, шериф. Благодарю вас, я и сам достаточно хорошо знаком с действием гранатомета М-206. И мне не хуже вас известно, какую опасность представляет для нас Анри Казье. Однако ордер, выданный окружным судом, предусматривает лишь арестподозреваемого, там ни слова не говорится о его казни.

– Совершенно верно, ваша честь, мне предписано задержать Казье и передать его в руки правосудия. Но я не смогу выполнить эту задачу без потерь, если не получу мощной огневой поддержки. Казье – убийца, ваша честь. Нет никаких сомнений в том, что он будет убивать каждого представителя сил правопорядка, вставшего на его пути, сражаться, пока не израсходует весь боекомплект, припасенный для самообороны. Казье скорее пожертвует собой и своими подручными, чем сдастся в плен. Он будет драться, как волк, пойманный в капкан, с той лишь разницей, что не замедлит перекусить не свою, а чужуюногу, лишь бы выбраться на свободу. Чтобы взять его живым, мне потребуются чрезвычайные полномочия. В противном случае мои люди не пойдутна эту бойню.

– Шериф Лассен, не ставьте мне ультиматумов, – предостерегающим тоном произнес Уимен.

– Я всего лишь пытаюсь подчеркнуть, насколько опасен Анри Казье, – спохватился Лассен. – Мы связались с психологами из ФБР. Они говорят, что Казье стал жертвой насилия в тюрьме, куда попал еще подростком, и с тех пор непрестанно проявлял агрессивность во всех...

– Вот как, шериф Лассен? – Уимен усмехнулся. – Не думал, что Казье когда-либо попадал в тюрьму.

– Его поймали с поличным на базе американских крылатых ракет в Бельгии, когда он пытался продать гашиш солдатам караульной службы, – объяснил Лассен. – Гарнизонной тюрьме Казье предпочел выдачу бельгийским властям, но сначала его двое суток насиловали американские охранники. Как я слышал, они даже применяли полицейские дубинки – отнюдь не в целях, предусмотренных уставом. А ему было только пятнадцать лет. С тех пор он при первой возможности убивает всех военнослужащих, попадающихся ему на глаза. Полагаю, в моих людей он начнет стрелять, как только завидит их, ваша честь...

– Понимаю вашу обеспокоенность, шериф, – перебил Уимен, – но даже если она обоснована, я все равно желаю, чтобы его предали суду, а не пристрелили, как бешеную собаку. Не обременяйте себя правом распоряжаться жизнью и смертью подозреваемых, шериф, а если не можете справиться со своими обязанностями, то сложите их с себя. Вы получите ордер, на котором будет стоять моя подпись, так что будьте любезны выполнять мои распоряжения.

И, помолчав, добавил:

– Я отклоняю условие “живым или мертвым”. Вы привезете Казье и его людей живыми. В противном случае вам придется объяснить мне и генеральному прокурору Соединенных Штатов, почему это не удалось сделать, и, уверяю вас, ваша карьера и место жительства – дома или в камере федеральной тюрьмы – будут в значительной мере зависеть от вашего ответа. Вы можете использовать любой военный самолет или вертолет для доставки ваших агентов и для наблюдения за подозреваемыми, но учтите, ни один летательный аппарат не должен приближаться к ним менее чем на пятьсот метров, а бортовое вооружение не должно применяться до тех пор, пока вы сами не окажетесь под обстрелом. Ну как, шериф Лассен, вы согласны выполнять мои приказы?

У Лассена не было выбора. Уимен принадлежал к числу тех чиновников окружной администрации, с которыми полицейские предпочитали не спорить. Если он настаивал на соблюдении всех пунктов судебного постановления, то подчиненный, не нашедший способа следовать им, чаще всего оказывался уволенным. Разумеется, Лассен мог бы рискнуть карьерой ради того, чтобы навсегда избавить общество от Казье, но двадцать лет безупречной службы приучили его уважать правила игры. Постоянно таская оружие и значок на груди, человек делается довольно значительной фигурой в глазах других людей. Если тебе выпадает такая роль, то через какое-то время начинает казаться, будто правосудие – это то, что ты предпринимаешь для его отправления, особенно в отношении матерых головорезов, подобных Казье. Лассен не хотел порочить себя и власть, предоставленную ему конституцией. Равно как не желал бросать псу под хвост свою почти завершенную карьеру. Как-никак он состоял в помощниках шерифа с тысяча девятьсот семидесятого года, работал на ответственных должностях в Калифорнии и Орегоне. Восемь из этих нелегких лет (с восьмидесятого по восемьдесят восьмой) он тянул лямку в группе специального назначения (ГСН). С восемьдесят восьмого по девяностый был начальником этого подразделения, пока не утвердился на посту главы полицейского ведомства в Сакраменто.

– Да, ваша честь, – ответил Лассен.

– Ну, вот и хорошо. Поймите, шериф, я не меньше вас желал бы покончить с Казье. Но предписания судебного ордера должны исполняться до последней буквы, иначе администрация округа оставит не у дел нас обоих. -Уимен поднял правую руку, и в пассажирском салоне “Черного ястреба” Лассен сделал то же самое. – Признаете ли вы, – процитировал Уимен, – что в этих постановлениях содержится правда, только правда и ничего, кроме правды, и клянетесь ли исполнять их в полной мере, насколько позволяют ваши силы и возможности?

– Признаю и клянусь, ваша честь.

Уимен подписал три ордера и вручил их помощнику, который по очереди вложил документы в факс-машину, подсоединенную к той же линии связи. Через несколько секунд ордера вышли из печатающего устройства, установленного на борту штурмового вертолета “Черный ястреб”. Согласно решению прошлого состава верховного суда, постановления, переданные по факсу, считались имеющими ту же силу, что и оригиналы.

– Я останусь здесь на тот случай, сели понадоблюсь вам. Все это время я буду с вами, Лассен.

– Благодарю вас, ваша честь.

– Мой помощник говорит, что судья Сеймур подписал несколько ордеров для АТО<Бюро по делам, связанным с незаконным оборотом алкоголя, табака и оружия, сокращенно – АТО, контролировало спрос и предложение таких ходких товаров, как спиртное и нарезные стволы>, действительных на этот же срок, – сказал Уимен. – Поскольку меня не поставили в известность о его участии в этом деле, то можно предположить, что АТО будет действовать параллельно с вами, но без вашего ведома.

– Я не знал об участии АТО в этой операции, ваша честь, – сказал Лассен. – У нас есть сведения о том, что Казье приземлился всего несколько часов назад. Не могли бы вы сообщить мне какие-либо подробности, касающиеся этих ордеров? Задействован ли агент Фортуна?

– А, ваш старый знакомый? – Уимен усмехнулся, и в его голосе прозвучала издевка, заметная даже после обработки в дешифраторе кодированной связи. – Я вижу, вы надели бронежилет Кевлара. Полагаю, он вам пригодится, и не только для защиты от Казье.

– Лучше бы попытаться выйти на Фортуну по каналу секретной радиосвязи, – Лассен покачал головой. – Но, во всяком случае, еще раз спасибо за предоставленные сведения, ваша честь.

– У меня такое чувство, что стрельба начнется еще до того, как вы повстречаетесь с Казье, – пошутил Уимен, стараясь хотя бы отчасти разрядить напряжение в предвкушении операции. – Ну ладно, желаю удачи.

В приемнике послышался короткий гудок – Уимен отключил связь, затем последовал тонкий писк, означавший автоматическую проверку безопасности линии, и наконец канал освободился.

Лассен вставил карточку с адресным кодом в паз передатчика, снова услышал писк автоматической проверки эфира и замер в ожидании. Через несколько секунд в приемнике прозвучало:

– “Тигр Первый” на связи.

Даже прибегая к сверхбезопасному, застрахованному от подслушивания микроволновому диапазону, специальный агент Рассел В. Фортуна пользовался своим старым, полученным еще во Вьетнаме кодовым именем.

– Я “Чистильщик Первый”, на канале семьдесят-бис, – произнес Лассен.

В глубине души он недолюбливал всю эту показуху с паролями и отзывами, но знал, что Фортуна не ответит, пока не услышит его личного кода и уведомления о том, что используется канал шифрованной связи, тем более, если вызов поступил во время проведения тайной операции.

– Как поживаешь, Расс? Куда-нибудь направляешься? Прием.

Наступила недолгая пауза, в течение которой Лассен смог без труда вообразить, как Фортуна в своем полужестком бронекостюме, делавшем его похожим на имперского космического штурмовика из “Звездных войн”, ошалело встряхивает головой в стальном шлеме.

– Что за шутки, Лассен? – наконец взорвался Фортуна. – Еще немного, и ты сорвешь всю операцию! Доводилось ли тебе когда-нибудь слышать о коммуникационнойбезопасности?

– Мы на безопасной волне, Расс. Прибереги свои лекции для кого-нибудь другого. Мне нужно знать твой статус. Ты принимаешь участие в захвате цели номер один? Прием.

– Боже милостивый! Лассен, почему бы тебе не связаться с агентством печати и не сообщить этим кретинам, что мы вышли на дело?

Последовала еще одна короткая пауза, затем:

– Да, через десять минут мы будем на месте. Нам удалось засечь его махинацию в Чико, и сейчас мы мчимся туда на всех парах. Поскольку у нас нет времени согласовывать наши действия, я прошу тебя об одолжении. Предупреди начальство аэропорта и полицию, пусть оцепят летное поле. И не суйся туда, пока я не дам о себе знать, ясно? Прием.

– Расс, нам сообщили, что Казье располагает таким запасом тяжелого вооружения и взрывчатки, что сможет разнести половину аэропорта. Моему спецназу осталось до цели всего пятнадцать минут, а у нас есть несколько штурмовых вертолетов “Апачи” и “Черный ястреб” из калифорнийского отряда национальной гвардии. Мы прикроем тебя.

– Штурмовые вертолеты? Ты в своем уме? – повысил голос Фортуна. – Казье начнет стрелять, как только заслышит одну из этих штуковин! Интересно, какой дурак выдал тебе ордер, предусматривающий вертолетную атаку? Так ты оцепишь аэропорт или нет?

– Успокойся, Расс, об оцеплении я позабочусь, – сказал Лассен и включил сверхвысокочастотный передатчик, чтобы связаться с Келли Пелтиером, командиром федеральной группы специального назначения, которая занималась захватом и обезвреживанием наиболее опасных и хорошо вооруженных преступников. – Но ничего не делай, пока мы не подлетим поближе, и извести меня о своем плане атаки.

– У меня нет времени на такую чепуху, – отрезал Фортуна. – Если хочешь, можешь настроиться на нашу оперативную частоту, но, повторяю, не вздумай появляться над аэропортом! Мы можем принять твои летающие гробы за воздушное прикрытие Казье и по ошибке сбить один-два вертолета.

Специальный агент Фортуна возглавлял юго-восточное отделение АТО. Бывший морской пехотинец, знаток всех видов оружия и человек, прозванный за неиссякаемый запас энергии ходячей динамо-машиной (впрочем, такие люди довольно часто встречались в департаменте государственных сборов), он был большим знатоком тактических штурмовых операций, ведущихся силами небольших подразделений, во всяком случае считал себя таковым. Он всегда полагался на внезапность и натиск, зачастую и вправду ошеломлявшие противника, а главное, поражавшие окружных судей, которые предпочитали выдавать ордера именно ему, потому что его действия, как правило, приносили результат. Лассен недолюбливал такую тактику, видел в ней недостатки следственной работы. Сам он в ходе выполнения заданий многократно встречался со своими агентами, а потом окружал подозреваемого и ждал, пока тот допустит какую-нибудь ошибку. Его метод хотя и отнимал много времени и требовал привлечения всего личного состава, зато значительно снижал риск для подчиненных. Фортуна любил сколотить ударную команду, наскоро составить план штурма и атаковать в лоб, прокладывая дорогу шквальным огнем из стволов крупного и среднего калибра. Итогом таких действий обычно бывали ранения агентов и гибель подозреваемых, но пальба все-таки успевала кончиться до прибытия съемочных бригад с местного телевидения. Эта разница в стиле работы двух параллельных структур порой приводила к несогласованности при выполнении одного и того же задания.

– Ребята, Фортуна опять играет в Рэмбо, – произнес Лассен в микрофон внутренней связи вертолета, чтобы его могли слышать пилоты и остальной экипаж. – Пол, ты посадишь машину на краю летного поля, самом дальнем от места действия, высадишь команду и сразу переместишься на безопасное расстояние. -Затем он обратился к командиру ударной бригады ГСН. – Кел, свяжись по телефону с начальником диспетчерской службы Окленда и потребуй расчистить воздушное пространство в радиусе пяти миль от аэропорта. Если через девять минут он не предпримет самых решительных действий, просто выйди в эфир на частоте УКВ сто двадцать пять и пять или двести сорок три и передай всем бортам, что Чико не принимает из-за густого тумана. Господи, в какое дерьмо мы суемся!

– Тим, если я передам сообщение в сверхвысокочастотном диапазоне, его примут все телевизионные станции округа.

– Меня это не волнует, я забочусь о том, чтобы Фортуна не сбил нас или какой-нибудь гражданский самолет, который попробует совершить посадку, – сказал Лассен. – Действуй, Кел.

ГОРОДСКОЙ АЭРОПОРТ ЧИКО, КАЛИФОРНИЯ ТОГДА ЖЕ

– Чико, земля, я борт LET “Виктор-Майк-Ту-Джульетт”, готов к взлету, прошу разрешения диспетчерской службы аэропорта, – передал по рации Казье.

– Борт LET “Виктор-Майк-Ту-Джульетт”, я Чико, земля, выруливайте на левую взлетную полосу один-три по рулежному пути “альфа”, ветер один-восемь-ноль при скорости один-три, – последовал ответ из службы наземного слежения.

– Я LET “Ту-Джульетт”, вас понял, – радировал Казье.

Расс Фортуна, сидевший на переднем сиденье шестиместного пикапа, опустил руку с УКВ-рацией и повернулся к командиру оперативной группы.

– Вовремя и как раз в том месте, где ему положено находиться, – сказал он.

Пикап срезал угол и помчался к открытым воротам, сопровождаемый машинами с агентами АТО и полицейскими. Три агента АТО, сидевшие позади Расса, на вираже дружно громыхнули амуницией. Полужесткие бронежилеты Кевлара, в которые они были облачены, напоминали хоккейные доспехи с толстыми наплечными, шейными, нагрудными, наспинными и ножными щитками, способными защитить от плотного пулеметного огня и в то же время сохранить достаточную свободу движений. Цельнометаллические пуленепробиваемые шлемы были снабжены микрофонами, наушниками и опускающимися окулярами приборов ночного видения с литиевыми батареями, расположенными на затылке. Все трое имели при себе скорострельные гранатометы, на поясе у каждого висели сумки с запасными магазинами и черные нейлоновые кобуры с автоматическими пистолетами сорок пятого калибра. Наручников и дубинок у них сейчас не было – слишком трудное задание им предстояло выполнить. Если сегодняшние подозреваемые не присмиреют при виде их пистолетов и штурмовых винтовок, то их следовало успокоить выстрелом в голову. Их главным оружием были полуавтоматические карабины “Хеклер-энд-Кох МР5” с пламегасителями на стволах; кроме того, у водителя была снайперская винтовка пятидесятого калибра с тридцати кратным оптическим прицелом ночного видения, способная с первого выстрела вывести из строя двигатель любого самолета.

За воротами виднелся ряд небольших ангаров, тянувшийся справа от бетонной площадки. Навстречу выруливала ширококрылая “сессна” с горящими бортовыми огнями. Водитель пикапа включил мигалку, вынуждая пилота уступить дорогу ему и двум фургонам с затемненными окнами, следовавшим за ним. В их салонах сидели еще двенадцать агентов АТО в полном боевом снаряжении. Оба фургона свернули на летное поле, чтобы окружить Казье.

– Доложи обстановку.

Командир оперативной группы раскрыл справочник аэропорта и развернул карту.

– Наземные службы располагаются к юго-востоку от диспетчерской вышки, вплотную к взлетно-посадочной полосе тринадцать-левая, – ответил он. – Один большой ангар на востоке, другой на юго-востоке и еще один на севере. Вполне достаточно места для маневра. От северо-восточных ворот нам нужно проехать между вот этим ангаром и диспетчерской вышкой. Тогда мы подрежем его на рулежной дорожке.

– Но он может воспользоваться не большой взлетной полосой, а параллельной, не так ли? Значит, мы должны перекрыть обе взлетные полосы.

– Полоса тринадцать-правая имеет три тысячи футов длины, – возразил оперативник. – А для разбега L-600 требуется по меньшей мере пять тысяч, тем более Казье, у которого на борту топливо и груз. К тому же ему будет мешать сильный боковой ветер, это еще больше усложнит взлет. Думаю, нам нужно сосредоточиться на длинной полосе.

– Так или иначе, я хочу, чтобы третье подразделение обогнуло вышку с востока, проехало до конца рулежной дорожки и заняло исходную позицию на восточной стороне правой полосы один-три, вот на этом перекрестке. Тогда оно сможет перекрыть взлетный участок полосы тринадцать-правая, а если понадобится, то и длинную, левую.

– Тогда на Казье у нас останется всего два подразделения, – сказал оперативник. – Пространство аэропорта слишком удобно для маневра, если он захочет улизнуть, мы можем упустить его. Не положиться ли нам на федеральную службу с ее вертолетами?

– Нет, слишком поздно, – решительным тоном произнес Фортуна. – Если самолет Казье удастся остановить, то люди шерифа нам понадобятся, но я хочу занять позиции до того, как на линии огня появится кто-нибудь еще.

Командир оперативной группы взял трубку радиотелефона, чтобы отдать необходимые распоряжения.

Перекресток за наблюдательной вышкой оказался свободен – ни авиационной техники, ни машин наземной обслуги. Вокруг горели прожектора, освещавшие также ангар предполетного обслуживания. Из-за его угла только что начал выруливать самолет Казье. Фортуна включил радиопередатчик.

– Вижу самолет. Направляюсь к нему.

– Первый, я второй, – Прозвучало в динамике. – У меня в поле зрения появилось несколько подозрительных личностей, движущихся вдоль рулежной дорожки, от ангара на запад. Они несут какие-то свертки – не могу разглядеть, что в них. Оружия или раций не вижу. Я могу перехватить их, взяв с собой двоих людей из моей группы, а остальных направить на фланг цели и блокировать ее с запада.

– Действуйте, – произнес в микрофон Фортуна. Два агента АТО молча вылезли из фургона и заняли исходную позицию, укрывшись за шасси одного из припаркованных самолетов. Пятеро людей шли прямо на них, не замечая ни засады, ни машины, стоявшей в темноте чуть поодаль. Как только все пятеро подняли руки, – в прибор ночного видения водитель наметанным глазом разглядел, что в свертках они несли пачки денег, – фургон сорвался с места и помчался к маневрировавшему самолету Казье.

– А ну, бросайте свертки, – скомандовал один из агентов. – Живо!

Выскользнув из их разжатых рук, свертки упали на землю, и в тот же миг все вокруг озарила яркая вспышка, сопровождаемая грохотом мощного взрыва.

* * *

– Говорил же я им, пересчитайте деньги, – усмехнулся Казье, пряча передатчик в полетную сумку, стоявшую рядом с его креслом.

Сейчас они могли видеть даже очертания фургона, полыхавшего вдалеке, рядом с ангаром предполетного обслуживания. Крулл, примостившийся между сиденьями пилотов, чтобы посмотреть на взлет, с ужасом уставился в лобовое стекло.

– Мистер Крулл, вы не разочарованы тем, что вступили в мой экипаж?

– Нет... нет, командир, – смутился тот. Аист ухмыльнулся, обнажив остатки прокуренных зубов.

Казье сложил телескопический прибор ночного видения, в который наблюдал за действиями агентов АТО, и передал Круллу. Тот бережно его упаковал.

– Какое мне дело до тех белых ребят? Хрен с ними.

– Если вы будете хорошо работать и держать язык за зубами, мистер Крулл, – прибавляя скорость, сказал Казье, – то нам предстоит долгое и взаимовыгодное сотрудничество. Мне неважно, какого цвета у вас кожа. Но стоит вам встать у меня на пути или проболтаться кому-нибудь о моих действиях, и вас ждет приблизительно такая же участь. Это я обещаю.

– Заметано, командир.

– Самолет на рулежной дорожке “браво” рядом с вышкой, – прозвучало в динамике, – вас вызывает земля. Остановитесь, ждите дальнейших указаний. Это приказ из полицейского департамента. Как поняли? Прием.

– Аист, следи за подачей топлива! – крикнул Казье. Он протянул руку через всю кабину и щелкнул тумблерами зажигания, поставив их в рабочее положение, чтобы не дать двигателю заглохнуть во время взлета.

– Мистер Крулл, ваша задача – наблюдать вот за этим индикатором. Когда он покажет “шестьдесят”, нажмите эту кнопку, и заработает секундомер. Вы отсчитаете ровно двенадцать секунд, причем начиная с седьмой будете говорить: “готов, готов...”, а на двенадцатой скажете: “есть”. Вам все ясно?

– На кой черт, приятель?

– Мистер Крулл, я ведь говорил, держите язык за зубами и будьте начеку, тогда вы преуспеете в моей организации, – строго произнес Казье. – Вы поняли, что я вам сказал?

– Понятно, командир.

– Очень хорошо. Это тест на ускорение. Видите ли, мистер Крулл, мы воспользуемся не длинной взлетной полосой, а короткой, обозначенной на карте индексом “один-три правая”. Двенадцать секунд – это время, в которое нам нужно уложиться, чтобы увеличить скорость с шестидесяти узлов до ста двадцати. В противном случае мы потерпим аварию. По-моему, все достаточно просто.

– Если так, то нам лучше поторопиться, – сказал Крулл. – Не очень-то приятно плюхаться носом в землю, имея такую гору динамита за спиной.

– Совершенно верно. Кстати, будьте любезны, нажмите вон ту кнопочку, мистер Крулл.

Крулл потянулся к небольшой алюминиевой коробке, привинченной над приборной панелью, посмотрел на Казье – тот разглядывал циферблаты – и на Аиста, ухмылявшегося во весь рот. Затем надавил на кнопку...

...и как будто очутился в кольце вулканов, выбрасывающих огненную лаву в. черное небо над аэропортом, заволакивающих пеленой пламени строения возле наблюдательной вышки. Один за другим взлетали на воздух частные самолеты и машины различных аэродромных служб, припаркованные вдоль бетонной дорожки. Взрывы сопровождали L-600 на всем пути к взлетно-посадочной полосе, скрывая его с обеих сторон клубами огня и дыма.

– Дьявол, что все это?..

– Ах, какая жалость! – вздохнул Казье с сокрушенным видом. – Аэропорты Америки словно специально созданы для того, чтобы устанавливать в них взрывчатку. Нужно лишь сказать, что ты хочешь помыть лобовое стекло или нарисовать пару загогулин на земле, и любой пилот предоставит свой самолет в твое полное распоряжение. Но я разочарован: срабатывает только половина моих взрывателей. Полагаю, мне придется поговорить с нашими мексиканскими поставщиками. Они должны заплатить по рекламации.

Крулл чувствовал себя, как в каком-то адском кошмаре – вокруг них планомерно и неотвратимо разрушался огромный аэропорт, а Казье разглагольствовал о деловых проблемах, точно все эти взрывы были всего лишь мерцанием светлячков за окном его кабинета. Крулл видел, как одна из вспышек полыхнула под диспетчерской вышкой, но темнота и дым помешали ему разглядеть, рухнула ли на землю ее железобетонная конструкция.

– Как будто ставишь в ряд костяшки домино, а потом наблюдаешь, упадут ли они все до одной, если толкнуть крайнюю, да? – спросил Казье. – Хочешь или нет, все равно смотришь. Разрушение притягательно, мистер Крулл.

* * *

Шестьдесят секунд назад специальный агент Фортуна командовал тремя машинами с семнадцатью хорошо вооруженными агентами АТО – и вот два фургона уже исчезли в клубах пламени, а сам он вместе с экипажем оставшегося пикапа лежал на земле, укрывшись за его бронированным корпусом. Они оказались беспомощны перед этим огненным смерчем, несущимся по летному полю и сметающим все на своем пути. Легкую одномоторную “сессну” с плейбоевским кроликом, нарисованным на стабилизаторе, рвануло так, что вдребезги разлетелось ветровое стекло пикапа и лопнули оба передних баллона. Двоих агентов оглушило взрывом, один схватился за ухо, из которого сочилась кровь лопнувшей барабанной перепонки. Прочие остались невредимы – четверо из восемнадцати, составлявших оперативную группу. Таковы были последствия погрома, устроенного бельгийцем Казье.

– Второе подразделение, вызываю на связь! Второе подразделение, вызываю на связь! – прокричал Фортуна в микрофон портативной рации.

Никакого ответа.

– Второе подразделение...

Он даже не пытался связаться с агентами третьего подразделения, потому что видел,как их вышвырнуло из фургона, когда разом взорвались бомбы, оказавшиеся в руках грузчиков из ангара предполетного обслуживания.

– Проклятье, отзовитесь хоть кто-нибудь!..

– Расс, это я, Тим. Только что настроился на твою частоту. Как обстановка?

– Этот звереныш расставил ловушки по всему аэропорту, – мрачным голосом произнес Фортуна. – Никаких вестей от двух вспомогательных подразделений. – Разговаривая на открытой частоте, он не собирался трепаться о том, что оба фургона с агентами АТО взлетели на воздух. – Сейчас его самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу один-три-левая. А как дела у тебя?

– Мы в пяти минутах лета. Расс, – ответил Лассен. – Постараемся блокировать ВПП.

Три вертолета с агентами ГСН были недалеко от аэропорта, и пилоты видели пожары, полыхавшие на всем летном поле. Напоминавшие множество зажженных бенгальских огней, они затмевали все остальное – и посадочные огни, и прожектора на рулежных дорожках, и вращающийся маяк на диспетчерской вышке. Пилоты различали лишь очертания транспортного самолета, двигавшегося в узком пространстве между двумя океанами огня. Всего несколько десятков ярдов отделяли Казье от начала левой взлетной полосы один-три.

Связавшись с остальными двумя вертолетами, Лассен приказал:

– “Черный ястреб” – на середину полосы одии-три-левая. “Апачи” – зависнуть на юго-востоке для прикрытия. Мы полетим вперед и на всякий случай блокируем правую полосу. Мне нужно, чтобы...

Внезапно на земле что-то сверкнуло, и светящаяся полоса прочертила черное небо, устремляясь прямо на них. “Черный ястреб” Лассена резко отвернул влево на добрых два десятка градусов от прежнего курса, которым продолжал следовать второй “Черный ястреб” федерального спецназа. Полоса тотчас исчезла, и Лассен уже хотел спросить, что это было, как вдруг справа полыхнул яркий сноп пламени. Соседний вертолет озарило снизу и подбросило на несколько футов вверх.

– Мейдей! Мейдей! – радировал пилот второго “Черного ястреба”. – “Охотник-два” подбит. Горит левый двигатель, падает давление. Мы снижаемся!

– “Охотник-один”, я “Оса”, – передал пилот штурмового вертолета “Апачи”. – Вижу машину в том месте, откуда выпущена ракета. Рядом трое людей. Кажется, они готовят к выстрелу еще одну портативную пусковую установку. Прошу разрешения на атаку.

Лассен не колебался. Такой сценарий он мысленно прокручивал не раз начиная с того дня, когда в военно-воздушные силы калифорнийской национальной гвардии поступили вертолеты типа “Апачи”. Ордер, подписанный судьей Уимсном, особо подчеркивал, что он не мог применять бортовое вооружение, пока их группа не попадет под обстрел. Но именно это произошло несколько секунд назад.

– Разрешение дано, – немедленно радировал Лассен. – Действуйте согласно обстановке, “Оса”.

Он хотел узнать у пилота, где находится “Апачи”, но через секунду понял сам, когда невдалеке темноту разорвали вспышки огня, вырвавшегося из кассетных пусковых установок вертолета. “Апачи” выпустил две ракеты, и обе попали в одно и то же место на земле, откуда тотчас взметнулся яркий столб пламени. Мгновение спустя Лассен увидел искрящуюся точку, носившуюся по земле зигзагами и оставлявшую за собой светящийся след подобно какой-то обезумевшей комете. Неразорвавшийся “стингер” или “рэдай”, догадался он.

– Цель поражена, прямое попадание двумя ракетами, – доложил пилот “Апачи”.

– Хорошая стрельба, “Оса”, – радировал Лассен. – Займите позицию в конце взлетно-посадочной полосы один-три-левая, держите в поле зрения преследуемый самолет и попытайтесь блокировать его на рулежной дорожке.

– Вас понял.

Однако через несколько секунд пилот снова вышел на связь:

– “Охотник”, я “Оса”. Преследуемый самолет вырулил на взлетную полосу один-три-правая. Повторяю, один-три-правая. И, кажется, начинает разбег. Могу я открывать огонь?

Лассен опустил окуляры прибора ночного видения и оглядел аэропорт, лежавший всего в двух милях по курсу. В самом деле, Казье не стал выруливать на длинную взлетную полосу, а свернул на короткую и уже начал разбег. Блокировать полосу было поздно. Но Лассен все еще мог остановить его – “Апачи” имел на борту двадцатимиллиметровую пушку, способную в два счета раскрошить самолет Казье, плюс две кассетные установки НуРС (неуправляемых реактивных снарядов), одного залпа которых было бы достаточно, чтобы навсегда избавить землю от Анри Казье и его подручных. Одно слово – и на месте двухмоторного транспортника осталась бы дымящаяся дыра в бетонированном летном поле.

– “Охотник”, я “Оса”. Должен ли я открывать огонь? Прием.

За одну только эту ночь Анри Казье отправил на тот свет уйму агентов АТО, да еще убил или ранил десяток судебных исполнителей во втором вертолете, не считая тех несчастных обывателей, которые оказались в аэропорту, когда Казье решил разрушить его, чтобы прикрыть свое бегство. А сколько людей стали его жертвами в последние годы? И скольких человеческих жизней стоило оружие, которым он торговал по всему миру?

Анри Казье заслуживалсмерти.

Но, к несчастью, старший судебный исполнитель Тимоти Лассен не имел ни законного, ни морального права убивать его. Пожелает ли судья Уимен или любой другой федеральный судья призвать его, Лассена, к ответу за то, что он выпустит парочку НуРСов по самолету Казье? Едва ли, подумал Лассен...

– “Охотник”, цель набирает скорость! Какие будут указания? Следует ли открывать огонь? Прием.

...но как же совесть, верность присяге, ответственность перед законом, который я не могу нарушить?

– Отставить, “Оса”, -произнес он в микрофон. – Повторяю, отставить. Не выпускайте преследуемый самолет из виду. Висите у него на хвосте, сколько сможете, и докладывайте о его маневрах. Все, конец связи.

* * *

Вырулив к началу взлетной полосы один-три-правая и развернув самолет, Казье уперся ногами в педали тормоза. Аист сосредоточился на индикаторах работы двигателя, а Казье отжал ручку газа. Когда роторы турбин набрали обороты, транспортник задрожал всем корпусом. Они слышали громкие хлопки, доносившиеся из-под крыльев, а Крулл краем глаза видел тонкие языки пламени, изредка вырывавшиеся из левого сопла и озарявшие черный гудрон под фюзеляжем.

– Самолет на взлетной полосе один-три-правая! Немедленно заглушите двигатели!

Аист что-то гаркнул и ткнул пальцем в один из приборов, но Казье только покачал головой. Крулл видел, что несколько стрелок на циферблатах уже перешли за красную черту. Казье не обращал на них никакого внимания. Казалось, это будет продолжаться целую вечность, но наконец индикатор мощности показал девяносто процентов, и Казье отпустил тормоза. Взглянув на приборный щиток, Аист выругался. Двигатели все еще не набрали нужное число оборотов.

– Эй, командир, – сказал Крулл, – кажется, у нас сложности.

– Шестьдесят узлов... Давай! – закричал Казье, и Крулл нажал кнопку секундомера. – Не зевай, веди отсчет времени.

– Пять секунд! – крикнул Крулл. Указатель скорости воздушного потока почти не подавал признаков жизни.

– Семь секунд!.. – Только сейчас стрелка перевалила за девяносто узлов. – Готов... готов... есть!

Казье не прореагировал, он продолжал сжимать руками штурвал и упираться ногами в рулевые педали, стараясь удержать самолет на средней линии взлетной полосы.

– Командир, двенадцать секунд прошли! А мы набрали только сто десять узлов. Ты собираешься отменить взлет?

– Ни в коем случае, – сдавленным голосом произнес Казье.

Едва передние ограничительные огни скрылись под крыльями, он всем телом навалился на штурвал. Нос транспортника стал неуверенно подниматься. Глаза Аиста расширились от ужаса, уже были видны белые шевроны на границе летного поля, когда самолет оторвался от земли. Но в следующий миг Круллу показалось, что Казье решился на самоубийство, поскольку он отжал от себя штурвальную колонку, и нос транспортника опустился.

– Какого дьявола?! Что ты делаешь?

– Заткнись! Тебя не спросил! – гаркнул Казье. – Мы просто подпрыгнули на кочке, скорость отрыва еще не набрана!

Он не отрывал взгляда от счетчиков скорости воздушного потока и вертикального ускорения. Первый все еще колебался вокруг отметки “110” – для взлета им по-прежнему не хватало десяти узлов. Круллу оставалось лишь смотреть на стремительно надвигавшиеся черные кроны деревьев, росших за оградой аэропорта. Оранжевый флюгер, подсвеченный прожектором, находился почти на уровне глаз. Они все еще летели слишком низко.

– Поднимай закрылки! – заорал Крулл. – Мы врежемся в ограду!

Казье промолчал, и через несколько секунд индикатор скорости воздушного потока коснулся отметки “120”, а указатель вертикального ускорения медленно пополз вверх. Как только это произошло, Казье плавно потянул штурвал на себя. Все, кто был в кабине, сквозь рев моторов услышали приглушенный шорох деревьев, пригнутых ветром от двух турбин, и тотчас почувствовали, как их тела стали наливаться тяжестью. Внизу промелькнули крыши домов, теснившихся в долине между двумя пологими холмами.

– Господи!.. Дружище, мне казалось, что мы уже покойники, – выдохнул Крулл. – Либо ты сумасшедший, либо у тебя стальные нервы. Какого дьявола ты засорял мне мозги всей этой чушью о тесте на ускорение, если все равно не отказался от взлета?

– Мистер Крулл, на свете есть вещи похуже, чем гибель в авиационной катастрофе, – проговорил Казье, осторожно поднимая закрылки и продолжая следить за индикатором скорости воздушного потока. – Например, попасть в лапы военных или полиции. Я никогда не сдамся им. Прежде чем они меня схватят, им придется победить меня, а уж я постараюсь не отправиться на тот свет в одиночку. Если же они все-таки возьмут меня в плен, то я сделаю все возможное, чтобы бежать, потому что для меня нет ничего хуже тюрьмы. Однажды я уже был в тюрьме и не собираюсь туда возвращаться.

– Ну, в таком случае ты чертовски везучий сукин сын, – с довольной улыбкой произнес Крулл. – Эти ублюдки нас уже не догонят.

Аист с изумленным видом посмотрел на Крулла, а затем захохотал, да так громко, что заглушил рев двух авиационных турбин.

– Над чем смеется этот осел?

– Он смеется, потому что мы еще не спаслись, мистер Крулл, – сказал Казье. – Если я и впрямь нужен властям, то они не преминут использовать против меня ту карту, которая еще осталась у них в запасе.

ОПЕРАТИВНЫЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ ПОГРАНИЧНОЙ БАЗЫ ВВС ЮГО-ВОСТОЧНОГО ОБОРОНИТЕЛЬНОГО СЕКТОРА, РИВЕРСАЙД, КАЛИФОРНИЯ

В ночной смене только что закончились изнурительные трехчасовые учения, в ходе которых самолеты противника – десять штурмовиков Су-25 – пытались прорвать оборонительный экран США со стороны Мексики, чтобы нанести бомбовый удар по базе береговой охраны в Сан-Диего и таможне пограничной заставы в Риверсайде и облегчить торговцам наркотиками проникновение на американскую территорию. Мысль о такой возможности родилась после ряда нападений кубинских террористов, действительно имевших место несколько лет назад, когда поднаторевшие в политике наркокартели использовали тяжелые вооружения для защиты своих торговых путей от американских береговых охранников. Результатом тех событий стала дюжина новых сценариев построения воздушных преград, введенных в компьютерную систему юго-восточного оборонительного округа.

Подполковник Джон Беррел, исполнявший обязанности старшего офицера, занес в журнал последнее замечание о проведенных учениях. В целом он остался доволен своей вахтой. Его подчиненные были молоды и необстреляны, но работали слаженно. Разве что чересчур самонадеянные операторы из группы контроля за оружием допустили некоторую несогласованность действий, посчитав, что они достаточно хорошо знакомы с уставом, и ни разу не заглянув в него. Эти несколько оклеенных пластиком страничек в красном переплете, лежавших на каждом пульте, воплощали многолетний опыт несения боевого дежурства и застраховывали оператора от неприятностей во время проверок боеготовности личного состава.

Его команда справилась с наиболее важной частью работы: обнаружением, выслеживанием и опознанием противника.

Беррел нажал кнопку селектора.

– Внимание, объявляю отбой тревоги. Все станции справились с поставленной задачей. (Едва ли сейчас стоило разбирать допущенные промахи – впереди была долгая ночь, и он не хотел перегружать головы своих подчиненных.) Проверьте правильность оформления тренировочных тестов и переключайте программы в рабочий режим. Повторяю, переключайте программы в рабочий режим.

Несколько лет назад на европейских базах американских ВВС обыгрывали на компьютерах ситуацию, в которой два десятка советских бомбардировщиков вторгались в воздушное пространство Западной Германии. Учения прошли успешно, однако после их окончания оператор забыл отключить тренировочную программу. И вот когда полчаса спустя на радарах появилась “вторая волна” воображаемых русских “бэкфайров”, запаниковавшее командование выслало им навстречу несколько дюжин вполне реальных и очень дорогих в эксплуатации американских, западногерманских, бельгийских, норвежских и датских истребителей. Разумеется, битва “фантомов” с фантомами обернулась для НАТО ощутимой потерей престижа и денег.

Вот были золотые деньки, подумал Беррел. Вплоть до политических коллизий девяносто первого и девяносто второго годов оборона считалась важнейшей областью национальных интересов. Радары постоянно прощупывали горизонт; новобранцы вглядывались в зеленые циклограммы на мониторах, стараясь отличить дружественные объекты от вражеских; опытные пилоты сутками напролет просиживали в самолетах, готовые по первой команде стартовать с аэродрома и уничтожить противника. До крушения советского блока опасность войны была и в самом деле велика. Русские “бэкфайры”, фиксируемые американскими радарами на расстоянии в пятьсот миль от побережья, могли в любую минуту выпустить десяток крылатых ракет АС-12 с ядерными боеголовками, каждая из которых была способна смести с лица земли такой город, как Вашингтон со всеми его пригородами.

В тысяча девятьсот девяносто четвертом году Советского Союза уже не существовало; опасность вторжения краснозвездных армад осталась в прошлом. Русские продолжали бороздить небо на своих тяжелых бомбардировщиках, но теперь, слава богу, это были предпродажные перелеты, в результате которых благополучные западные страны получали добротные мишени для учебных бомбометаний в Неваде. В то же время силы военно-воздушной обороны США оказались урезанными до восемнадцати мест базирования на всем протяжении Соединенных Штатов, Аляски, Гавайев и Пуэрто-Рико. Причем только две базы несли боевое дежурство, то есть всего лишь тридцать шесть самолетов защищали сорок миллионов кубических миль воздушного пространства. Правда, многие страны, включая Россию, Китай, Иран и Северную Корею, все еще держали свои бомбардировщики и крылатые ракеты нацеленными на США, но не представляли для них реальной угрозы. Вот почему ВВС утратили свое былое оборонительное значение.

Америке все еще приходилось проводить учения на распознавание и перехват целей, но сейчас в роли нарушителей выступали террористы, бандиты, торговцы наркотиками и просто воздушные хулиганы. Чтобы доказать всему миру, что Америка не перестала заботиться о национальной обороне, нужно было демонстрировать постоянную готовность к патрулированию и охране границ. Остатки воздушных соединений базировались на юге и юго-востоке, чтобы истребители могли достичь любой точки Мексики и карибского региона, где пролегали основные пути перевозки контрабандных грузов и нелегальных передвижений.

Беррел уже заканчивал просмотр журнала проведенных учений, когда к его столу подошла представитель совместного командования сектором капитан ВМС Франчина Тельман. Подчиняясь штабу североамериканских ВВС, входившему в состав объединенного штаба национальной обороны, отдельные оборонительные сектора включали в себя все рода войск США и Канады. Тельман, кадровый офицер, двадцать лет следившая за линиями воздушных сообщений, была представителем военно-морских сил в юго-восточном оборонительном округе. Пятидесятидвухлетний ветеран ВМС, она не могла без веской причины появиться на командном пункте, где только что закончились сложные и ответственные учения. Дважды разведенной, ей до сих пор не везло в личной жизни, и соблюдение воинского этикета значило для нее так же много, как обеспечение образцовой работы сектора.

– Добрый вечер, Джон, – сев рядом с Беррелом, сказала она. – Как дела у “Рыбы-молот”-семь?

– Неплохо, Франчина. Придется проэкзаменовать Джорджа на знание устава – он не справился с несколькими тестами на координацию. А в остальном...

На столе Беррела зазвонил телефон, вспыхнула кнопка прямой связи командного пункта с оклендским центром контроля воздушных сообщений. Маршруты авиаперевозок, за которыми следил ЦКВС Окленда, считались самыми напряженными в мире и покрывали пространство от северной и центральной Калифорнии до Невады.

– Командный пункт ВВС юго-западного оборонительного округа, подполковник Беррел.

– Джон, это Майк Лихи, – произнес представитель оклендского центра. – Мне только что позвонил специальный агент Фортуна из АТО. Они преследуют одного контрабандиста, который недавно вылетел на самолете из аэропорта Чико, и сейчас им нужна помощь. Он держит курс к юго-западной границе, на запросы не отвечает. Его опознавательный код – семь-дедьта-четыре-ноль-четыре.

– Понял, Майк, – ответил Беррел. – Подождите, не кладите трубку.

Он повернулся к своему заместителю, начальнику технического персонала сержанту Томасу Бидуэллу. Подобные звонки не были редкостью, но обычно они исходили от федеральной службы безопасности, а не напрямую от представителя центра.

– Том, оклендский центр беспокоится из-за одного несанкционированного взлета с аэродрома Чико, опознавательный номер семь-дельта-четьгре-ноль-четыре. Засеките его, но никаких решений пока не принимайте, нам он не нужен. Это запрос из АТО.

– Слушаюсь, сэр, – отчеканил Бидуэлл. Он открыл журнал на нужной странице, вписал в соответствующую графу время запроса и передал сведения во все секции наблюдения и опознания. Поскольку цель с самого начала находилась в воздушном пространстве округа, а оперативный командный пункт обычно вел наблюдение за объектами, вторгавшимися извне, личному составу предстояло выделить новый самолет из сотен других, отраженных на множестве экранов радарного слежения. Повернувшись к телефону, Беррел произнес:

– Майк, ваш беглец никуда от меня не денется. Вы хотите, чтобы мыпосадили его или просто вели наблюдение?

– Ведите наблюдение, – сказал Лихи. – Я не знаю, что нужно департаменту государственных сборов. Хотя, полагаю, вы можете заранее поднять своих асов с постелей и предложить им прогуляться к самолетной стоянке.

– Майк, это какие-то учения?

– Боюсь, нет, подполковник, – ответил Лихи. – Пилот этого самолета – один из боссов мафии, занимающейся торговлей оружием. Мне сказали, что несколько минут назад в Чико он убил двенадцать агентов АТО. И у него на борту с десяток тонн взрывчатки.

Привстав с кресла, Беррел показал Франчине Тельман на второй телефон, пригласив ее послушать разговор, а левой рукой нажал кнопку звонка на столе. Дело принимало серьезный оборот. Техники, отдыхавшие после учений, поспешили к своим пультам.

– Какой тип самолета, Майк? – спросил Беррел.

– Чехословацкий L – 600, – пошелестев какими-то бумагами, ответил Лихи. – Двухмоторный турбовинтовой транспортник среднего класса. Полетный вес – тридцать тысяч фунтов, грузоподъемность с топливом – шесть тысяч.

– Какой у него тип взрывчатки?

– Лучше спросите, какого типа у него нет, – хмыкнул Лихи. – Боеприпасы, ракеты, пиротехнические средства. Вероятно, пару лет назад подозреваемый имел выход на арсеналы национальной гвардии. Вы когда-нибудь слышали об Анри Казье?

– Вот дьявол! – непроизвольно выругался Беррел. Лихи с таким же успехом мог бы спросить его о Карлосе Ильиче. Или об ИРА. Или об Абу Нидале.

– Вас понял, – сказал Беррел. – Не кладите трубку. Твою мать,подумал он, вот чего я не люблю.Ночной перехват над густонаселенной местностью, когда цель – самолет с отъявленными головорезами на борту. Беррел не хотел, чтобы его пилоты сбивали кого-то в мирном небе, но против Казье нужно было применять оружие.

Беррел повернулся к начальнику технического персонала, но Бидуэлл, слышавший разговор с оклендским центром, опередил его.

– Сэр, я предлагаю объявить боевую тревогу на аэродроме Фресно, – сказал он. – Держу пари, этот парень намылился в Мексику. Конечно, транспортник L-600 рассчитан на дальние перелеты, он может рвануть и в Канаду. Но я бы поставил на Мексику.

Сержант Бидуэлл редко ошибался, более того, Беррел не мог припомнить случая, когда бы его предсказания не сбылись. Бидуэлл предпочитал экономить силы и перехватывать цель с помощью самолетов, базировавшихся на минимальном удалении от ее трассы. Однако у Беррелла было чувство, что департамент государственных сборов и АТО сейчас не думают об экономии материальных ресурсов. Они хотели, чтобы каждый пилот ВВС был готов броситься вдогонку за ублюдком, который отправил на тот свет их агентов. Казье славился не только своими безумными выходками, но и находчивостью, и Беррел не хотел, чтобы юго-восточный сектор упустил шанс поймать его.

– Все равно, пусть также объявят боевую готовность в Кингсли и на границе, – сказал Беррел. – Сдается мне, сборщики налогов и АТО не захотят выпустить этого парня за пределы нашего радарного слежения. Неплохо бы и в северо-западном округе начать прогревать двигатели на тот случай, если им тоже придется участвовать в этом марафоне.

Снова зазвонил телефон прямой связи с оклендским центром.

– Старший офицер Беррел.

– У нас только что был разговор с департаментом государственных сборов, – сказал Лихи. – Они хотят, чтобы вы вышли на цель, вели скрытое наблюдение за ней и ждали дальнейших указаний. Похоже, в департаменте склонны перехватить ее и повести на вынужденную посадку. Сейчас их останавливает только то, что самолет находится над густонаселенной местностью. Как только он окажется близ какого-нибудь небольшого аэродрома или над морем, последует приказ применить силу.

– Майк, с вами говорит капитан Тельман, представитель командования округа. Пожалуйста, повторите, что вы сказали.

Лихи повторил свои слова.

– Майк, нужно попробовать отговорить департамент от таких действий, – сказала Тельман. – Вы же знаете, у нас нет отработанной методики, с помощью которой мы могли бы заставить этот самолет совершить вынужденную посадку.

– Вы не можете произвести пару выстрелов по его курсу и немного потеснить его в нужную сторону?

– Майк, вы слишком часто смотрите телевизор. У нас не разработано процедур для таких действий, и я не хочу, чтобы нечто подобное происходило над перенаселенной территорией с самолетом, начиненным взрывчаткой, за штурвалом которого такой террорист, как Казье. Слишком велика опасность катастрофы, это куда рискованнее, чем просто вести скрытое наблюдение за ним. Но даже если командование ВВС одобрит такие действия, явсе равно не думаю, что они к чему-нибудь приведут. Если цель не подчинится нашим сигналам и не изменит курс, мы будем вынуждены либо продолжать следовать за ней, либо открыть огонь на поражение. Далее. Наши методики не позволяют нам приближаться к объекту на длину луча прожектора вооруженного летательного аппарата, и мне бы не хотелось применять силу против самолета, до отказа нагруженного взрывчатыми веществами и пилотируемого таким психопатом, как Казье.

– Все ясно, капитан, – сказал Лихи. – Я всего лишь передал запрос агента АТО. Разумеется, он не знает ваших методик, а потому полагает, что вы выполните любую его просьбу, хотя бы потому, что он потерял людей. Хорошо, нам нужно будет посоветоваться с судебными инстанциями. Сами-то вы что рекомендуете предпринять?

– Я бы с радостью сбил этого подонка, – сказал Беррел, – но ведь вы желаете, чтобы мы вели скрытое преследование и узнали, куда он направляется, не так ли? Кстати, может быть, в АТО уже выяснили его маршрут?

– Не думаю, – ответил Лихи. – В аэропорту в качестве места назначения отмечена Аризона, но, насколько мне известно, там его никто не ждет.

– Если он попытается пересечь границу, мы сможем обсудить какие-нибудь героические деяния. Насколько я понимаю, нам всем хотелось бы избавить мир от этого ублюдка, – Беррел вздохнул. – Но если он останется над американской территорией, я буду рекомендовать скрытое преследование. Наши истребители без труда смогут догнать его, а при нашей бортовой электронике он даже не будет знать, что у него на хвосте висит F-16 “фолкен”. Пусть агенты АТО летят за нами на самолетах или вертолетах. Когда он совершит посадку, они повяжут его.

– Не вешайте трубку, подполковник, я посоветуюсь с департаментом государственных сборов, – сказал Лихи.

И через некоторое время произнес:

– АТО не видит ничего плохого в том, что по нему будет выпущена парочка ракет, но департамент настаивает на скрытом преследовании. Они пришлют запрос по официальным каналам, а мне ведено заранее заручиться вашим согласием.

– Можете рассчитывать на нас, Майк, мы сделаем все, что в наших силах. Подождите одну минуту.

Он повернулся к Тельман, которая слушала их разговор по параллельному телефону.

– Ну, что думаете, Франчина?

– В общем, я не против скрытого преследования, – ответила она. – Какой у него курс?

Беррел еще раз взглянул на экран радара.

– Прежний, на юго-восток. Скоро выйдет из зоны аэронавигации класса Б.

“Зоной аэронавигации класса Б”, известной также как “область предельного контроля”, называлась сеть авиалиний над аэропортом Сан-Франциско, по напряженности занимавшая пятое место в Соединенных Штатах. Цель, приближавшаяся к ее центру, была технически досягаема, но международный аэропорт Сан-Франциско принимал и отправлял в путь по одному самолету каждые шестьдесят секунд и любые действия перехватчиков повлекли бы за собой неразбериху во всем графике воздушных перевозок.

– Я согласна с сержантом Бидуэллом, но полагаю, что мы должны как можно скорее выйти на цель. Если она возьмет курс в сторону гор, мы упустим ее, – сказала Тельман. – Нужно поднять в воздух пару истребителей из Фресно, объявить полную боевую готовность в Кингсли и предупредить пограничников. Необходимо также задействовать самолеты с системой слежения АВАКС – на случай, если Казье все-таки попробует укрыться за горной цепью.

Самолеты ВВС с бортовой системой радарного слежения АВАКС Е-3 базировались в предгорьях неподалеку от городка Тинкер. Если бы чехословацкий транспортник пересек хребты Сьерра-Невада, прежде чем его обнаружили истребители, наземные радары потеряли бы цель из виду. Тогда за ней пришлось бы следить с воздуха, передавая информацию на командный пункт сектора.

– И, конечно, обо всем нужно доложить командованию, – добавила Тельман.

– Хорошо, – сказал Беррел.

Он открыл журнал, взял со стола карандаш, затем повернулся к сержанту Бидуэллу.

– Том, зарегистрируй эту цель как “специальная-девять”. И распорядись о скрытом сопровождении.

– Слушаюсь, сэр.

Бидуэлл открыл свой собственный журнал, заполнил несколько первых граф и включил селектор.

– Внимание, всему техническому персоналу. Цель с параметрами семь-делъта-четыре-ноль-четыре обозначена индексом “специальная-девять”. Повторяю, “специальная-девять”, скрытое наблюдение. Перехват с аэродрома Фресно. Операторы, доложите на свои станции Повторяю, доложите на свои станции.

– Командный пункт, на связи старший офицер отдела вооружений. Веду цель с параметрами семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Прошу подтвердить параметры.

Отдел вооружений осуществлял общий контроль за всеми действиями перехватчиков, начиная со взлета и кончая посадкой.

– Подтверждаю, цель с параметрами семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Отдел вооружений, отдаю приказ о перехвате.

– Есть, приказ о перехвате принят, – ответил старший офицер отдела вооружений.

Он сделал пометку в журнале боевых вылетов и повернулся к технику, сидевшему рядом с ним.

– Полная боевая готовность на базе Фресно, получите подтверждение. Поставьте в известность первую группу контроля за вооружениями.

– Есть, сэр.

Техник сверился с четырьмя индикаторами на пульте, чтобы убедиться в том, что требуемая группа свободна и может приступить к работе. Группе контроля за вооружениями (ГКВ), состоявшей из начальника и трех техников, предстояло в течение всей операции держать связь с пилотами перехватчиков. ГКВ-один была самой опытной среди молодого персонала этой смены. Убедившись в ее готовности исполнять задание, техник отдела вооружений включил селектор.

– ГКВ-один, параметры вашей цели – семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Ее индекс “специальная-девять”. Осуществляйте скрытый перехват и преследование. Повторяю, “специалъная-девять”, скрытый перехват и преследование. Вылет по боевой тревоге из Фресно.

– ГКВ-один, приказ понял, – ответил начальник группы. – Внимание всем станциям. Говорит ГКВ-один. Приступаем к перехвату цели с параметрами семь-дельта-четыре-ноль-четыре. Фресно, поднять в воздух звено истребителей.

Техник группы вооружений открыл журнал на соответствующей странице, откашлялся, затем провел рукой вдоль ряда выключателей, защищенных прозрачными пластиковыми колпачками, и остановил руку возле помеченного надписью “ФРЕСНО”.

– Сэр, Фресно на связи. Объявляю вылет по боевой тревоге.

Проследив за его рукой, начальник группы убедился в том, что техник не ошибся кнопкой, затем кивнул, и техник-связист нажал ее. Мысленно он сказал: “Простите, ребята, что приходится поднимать вас с постели таким способом”. По своему опыту он знал, что их пробуждение будет не из приятных.

ГРУППА СРОЧНОГО ПЕРЕХВАТА, 94-Я ИСТРЕБИТЕЛЬНАЯ ЭСКАДРИЛЬЯ (КАЛИФОРНИЙСКИЙ ОТРЯД ВВС НАЦИОНАЛЬНОЙ ГВАРДИИ), ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ ЧАСТЬ ФРЕСНО, КАЛИФОРНИЯ

Военные моряки называли это состояние “прибрежной лихорадкой”, имея в виду возбуждение последней ночной вахты в море перед заходом в порт. Во времена стратегического военно-воздушного командования, когда тревожные группы в большинстве своем сменялись по четвергам, его именовали передовым сухостоем”, подразумевая вполне естественное желание вернуться домой и повидать жену или подружку после семи суток непрерывной вахты. Но, как бы оно ни называлось, чувство было все тем же – вам так хотелось поскорей сдать вахту и поспешить к домашнему очагу, что вы допоздна оставались на ногах, пожирали все, что попадалось вам на глаза, смотрели вес фильмы, какие оказывались под рукой, весь вечер играли в покер и, в общем, изматывали себя всеми доступными средствами.

Майор Линда Маккензи, один из двух пилотов F-16А, дежуривших в эту ночь в военно-воздушной части Фресно, оторвалась от покера лишь в половине одиннадцатого вечера. “Прибрежная лихорадка” во Фресно никогда не бывала слишком болезненной: вахта здесь продолжалась всего трое суток и тревожной группе разрешалось видеться с родственниками. Тем не менее, человеческая натура сказывалась во всем, отчасти проявляясь в бесконечных карточных играх, в которых принимали участие все экипажи тревожной группы. Проведя за столом больше пяти часов, Маккензи наконец достигла того состояния, когда потребность в отдыхе взяла верх над предвкушением встречи с семьей.

– Все, с меня хватит, – сказала она после очередной партии.

Командиры экипажей и солдаты караульной службы, сидевшие за столом, дружно застонали. Ответив им усталой, немного досадливой улыбкой, она сгребла в ладонь пригоршню монет и долларовых купюр, лежавших перед ней.

– Ну, Линда, еще один кон, – взмолился ведущий ее звена, подполковник Эл Винсенти, по прозвищу “Говорун”. Но даже он не смог сдержать зевка. Ветеран ВВС, Винсенти летал в сто девяносто четвертой эскадрилье “Черные грифоны” с тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Сейчас в его активе числилось больше семи тысяч часов полетного времени – и это только на тактических истребителях.

– Ребята, через тринадцать часов мне вести трехместный самолет в Сиэтл. Вам тоже не мешало бы выспаться.

Как и многие пилоты воздушной национальной гвардии, Маккензи работала на авиалиниях, точнее, в “Америкэн эрлайнз”, расположенной за Сан-Франциско. Учитывая занятость военных летчиков, гражданские компании предоставляли им достаточно времени для тренировочных полетов.

– И это говорит женщина, которая на прошлой неделе грозилась нас всех кастрировать, если мы не продолжим игру? – усмехнулся один из командиров группы. – Когда выигрываешь, это уже совсем другое дело, да, Линда?

– Угу. Ладно, шуты, расстаемся до утра.

Линда поменяла монеты на купюры, положила выигрыш в левый нагрудный карман и направилась в свою комнату.

Там она разделась, побросав обмундирование как попало, а не сложив его, чтобы при необходимости можно было быстро одеться. Последний учебный вылет по тревоге предстоял рано утром, значит, слишком мала вероятность побудки среди ночи, поэтому Линда решила рискнуть и принять душ. Во время водных процедур на дежурстве не до рассусоливаний – включить кран, наскоро ополоснуться, вытереться, – но она уже расслабилась и знала, что ей никто не помешает. Все омовение заняло не больше пяти минут. График был соблюден.

Линда услышала голоса в коридоре, затем скрип соседней двери. Она завернулась в полотенце и выглянула из комнаты как раз в тот момент, когда Эл Винсенти закрывал свою дверь.

– Эл? А ну-ка, подойди сюда.

Он шагнул к ней. В следующее мгновение она схватила его за лацкан летного комбинезона и потащила в свою комнату.

– Линда, какого черта...

Не дав ему договорить, она обняла его и поцеловала. Сначала он сопротивлялся, затем сдался. Это еще больше возбудило ее, она прижалась к нему всем телом, а через некоторое время начала ощупью расстегивать молнию на его комбинезоне.

– Линда, уже поздно.

– Эл, нас никто не услышит. Игра будет продолжаться еще не меньше часа, к тому же командиры группы любят спать перед телевизором.

– Линда, я не собираюсь оставаться с тобой, – сказал он.

Спереди комбинезон был уже расстегнут, и она приступила к боковым молниям. Он не помогал ей, но и не мешал.

– Линда...

– Тебе не придется ничего делать, – прошептала Маккензи. – В этом полете я буду играть ведущую роль.

Отступив назад, она сбросила с себя полотенце, взяла его руки и положила на свою грудь.

– Линда, это не самая лучшая мысль.

– Не буду спорить. – Маккензи улыбнулась. – Вот только скажу, что в одних твоих пальцах больше соблазнительности, чем у иных парней, годящихся тебе в сыновья, во всем теле.

– Включая твоего мужа Карла?

– Его-то я и имею в виду. – Маккензи засмеялась, проводя ладонями под его комбинезоном.

– Думаешь, если я сглупил прошлым летом, переспав с тобой в центре переподготовки “Орел”, то считаю это правильным поступком? Линда, больше ты не заманишь меня в свою постель.

Внезапно взревела система внутреннего оповещения:

– Дежурная группа, вылет по тревоге. Дежурная группа, вылет по тревоге. Всем экипажам занять места согласно боевому расписанию.

Ночную тишину взорвал оглушительный вой сирены. Через секунду Винсенти, застегнув все молнии, выскочил за дверь, а Маккензи, проклиная все на свете, спешно натягивала на себя сорочку и летный комбинезон.

По пути к самолету перед его мысленным взором еще некоторое время стояла Линда, разгоряченная, с мокрыми волосами и упругой грудью, но затем в голове замелькали параграфы боевого устава, процедуры вылетов по тревоге. На бегу Винсенти увидел своего механика, как раз появившегося из-за угла. Прибавив ходу; он первым достиг ангара.

На стене, справа от узкой входной двери, были две большие рукоятки.

– Внимание, открываю ворота! – крикнул Винсенти, рванув на себя оба рычага.

Два огромных противовеса, лишившись опоры, стали опускаться, а вместе с ними начали поворачиваться передние и задние створы ангара. Парашют висел на стойке возле рукояток. Винсенти быстро надел его, затянул грудные и ножные лямки – не туго, чтобы не мешали подниматься по трапу в кабину F-16. Теперь перчатки. Вжикнули молнии, щелкнули кнопки на раструбах, и он со всех ног бросился к своему истребителю.

В два прыжка преодолев шесть ступенек, Винсенти плюхнулся в кресло пилота. Все, теперь он занял свое место и был готов к бою.

Он застегнул шлем и включил стартер. Затем выжал педаль газа. Когда двигатели набрали пятнадцать процентов рабочей мощности, перевел их на холостой ход.

Через шестьдесят секунд механик помог ему закрепить пристяжные ремни, проверил замки парашюта и подсоединил шланг высотной маски к кислородному баллону. Гироскопическая система передала информацию на бортовые навигационные приборы. Автоматически подключилась система жизнеобеспечения. Крутанув рычаг управления, Винсенти проверил, хорошо ли работают контролирующие приборы. Его механик уже стоял за воротами ангара и был готов дать команду на взлет. Мимо пробежала майор Линда Маккензи, босиком, в белых носках и с ботинками в руке. На ходу застегнув последнюю молнию своего комбинезона, она показала Элу кулак с вытянутым вверх средним пальцем.

– Лучше покажи мне свои сиськи – сейчас, когда я захлопнул фонарь кабины, – хмыкнул Винсенти.

Пока Линда включала и разгоняла двигатели, он опробовал бортовую радиостанцию. В обоих ультракоротковолновых и одном коротковолновом диапазоне стояли экстренные частоты эскадрильи, но там никто не отвечал. Молчание в эфире означало, что перехватчикам предстояло скрытое преследование, им нужно было приблизиться к цели, не обнаружив себя.

Винсенти извлек из-под катапульты матерчатый футляр и проверил его содержимое. Это был набор окуляров ночного видения АМ/ОНВ-11, которые вставлялись в его летный шлем и позволяли ориентироваться в темноте, как днем. Для этого было достаточно нескольких огней на земле, света луны или даже звезды.

Он увидел, как механик Линды встал за воротами ангара и махнул рукой, а секундой позже мигнули бортовые огни се истребителя, поэтому он включил микрофон и произнес:

– “Фокстрот Ромео” на старте, проверка.

– Второй на старте, – дрожащим от напряжения голосом отозвалась Линда.

“Фокстрот Ромео” был позывным их звена на время этого трехдневного дежурства: в североамериканских ВВС перехватчики пользовались позывными, которые начинались на две определенные буквы и цифру, менявшиеся только по приказу командования.

– Земля, я “Фокстрот Ромео”, готов к вылету по тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, я Фресно, земля, выруливайте на полосу три-два. Ветер слабый, высотомер три-ноль-ноль-шесть.

Красный сигнал над воротами сменился зеленым. Винсенти перевел бортовое оборудование из контрольного режима в навигационный, снял предохранитель с катапультирующего кресла, включил рулежные огни, снял колеса с тормозов и, получив окончательное разрешение на старт, вывел самолет из ангара, на прощание махнув рукой технику. По пути к концу взлетной полосы он радировал:

– “Фокстрот Ромео”. Маневр номер два, исполняйте.

– Два<При переговорах между ведущим и ведомым “Два” в американских ВВС означает приблизительно то же, что в наших – “Есть”>.

Он включил частоту диспетчерской вышки.

– “Фокстрот Ромео”, проверка.

– Два.

– Диспетчерская, борт “Фокстрот Ромео”, вылет по боевой тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, я диспетчерская Фресно. Ветер слабый, полоса три-два свободна для взлета. Передаю службе заходов на посадку.

– Борт “Фокстрот Ромео”, разрешение на взлет получил. “Фокстрот Ромео”, маневр номер три, исполняйте.

– Два.

Винсенти включил следующий канал, проверил связь с Маккензи, затем передал:

– Служба заходов на посадку Фресно, я звено “Фокстрот Ромео”. Вылет по боевой тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, я служба заходов на посадку. Даю взлет, потолок неограничен. Передаю оклендскому центру, эшелон десять тысяч.

– Борт “Фокстрот Ромео”, вас понял.

Не глядя на Маккензи, он быстро вырулил на взлетную полосу, еще раз для проверки крутанул рычаг управления, перевел дроссель в боевое положение, переключил дожигатель топлива на рабочий режим и выжал до отказа педаль газа. Самолет начал набирать скорость. На семидесяти узлах переднее колесо оторвалось от земли, на девяноста нос истребителя поднялся до взлетного угла атаки, на ста двадцати F-16 “сокол” взмыл в небо. Чтобы не потерять ускорение, Винсенти тотчас выровнял самолет и убрал шасси. Когда скорость достигла двухсот пятидесяти узлов, он стал набирать высоту. На двух тысячах футов он уменьшил нагрузку на дожигатель топлива и передал по рации:

– “Фокстрот Ромео”, маневр номер четыре, исполняйте.

– Два.

Он переключил частоту радиостанции. Истребитель уже летел на высоте десять тысяч футов.

– “Фокстрот Ромео”, проверка.

– Два.

– Оклендский центр, звено “Фокстрот Ромео”, вылет по боевой тревоге.

– “Фокстрот Ромео”, радарный контакт – семь миль, северо-восток от воздушного терминала Фресно, высота десять тысяч футов. Выстраивайтесь в паре с ведомым. Перехожу на тактическую контрольную частоту.

– “Фокстрот Ромео”, подстраивайтесь ко мне. Маневр номер пять, исполняйте.

– Два.

Настроившись на частоту базы ВВС быстрого реагирования “Сьерра-Петэ”, Винсенти вышел на связь с Маккензи, затем передал:

– “Сьерра-Петэ”, с вами звено “Фокстрот Ромео”, высота шестьдесят тысяч футов.

– “Фокстрот Ромео”, есть радарный контакт, прошу взлетные данные. Ложитесь на курс три-ноль-ноль, держите ориентировочную высоту два-четыре, два-пять.

– Вас понял, курс три-ноль-ноль, высота два-четыре, два-пять. “Фокстрот Ромео”, приступаю к маневрированию.

Винсенти снизился до двадцати тысяч четырехсот футов (обычно он выполнял полеты на тридцати тысячах и выше). Затем передал на землю сведения о работе двигателей, наличии кислорода, расходе топлива, давлении в кабине и боезапасе к двадцатимиллиметровой пушке – все то, что называлось “взлетными данными”. Навесные баки были уже пусты, горючее поступало из баков в крыльях, его оставалось на два часа полета.

– Два вышел в зеленый коридор, два и девять, – передав свои взлетные данные, сообщила Маккензи.

– Вас понял, я ведущий, снижаюсь до девятнадцати.

– Хорошо, звено “Фокстрот Ромео”, вы в зеленом коридоре, взлетные данные приняты, – ответил техник группы контроля за вооружениями базы ВВС “Сьерра-Петэ”. – Ваша цель в тридцати градусах от вас, слева по курсу, расстояние сто пятьдесять миль, высота шесть тысяч футов. Это чехословацкий транспортный самолет L-600, индекс “специальная-девять”. Следуйте вектором перехвата.

– “Фокстрот Ромео”, вас понял, – сказал Винсенти. Он остался доволен услышанным: индекс “специальная-девять” подразумевал скрытое сопровождение, поэтому с наземного пункта слежения задали вектор, позволявший приблизиться к цели не более чем на милю. Потом Винсенти должен был пользоваться прибором ночного видения. Если бы ему дали бортовой номер транспортника или другую опознавательную информацию, он смог бы подобраться к цели еще ближе, – в прошлом ему доводилось в кромешной темноте подлетать к преследуемому чуть ли не на десять метров и оставаться незамеченным с его борта, – но обычно от перехватчиков требовалось сопровождать объект в ста или ста пятидесяти метрах и ждать дальнейших указаний с земли.

– “Фокстрот Ромео” ведомый, индекс цели предусматривает процедуры “специальная-девять”.

– Два.

Теперь Маккензи следовало отстать от ведущего на пять миль, чтобы они не сливались на экранах наземных радаров, а затем надеть и опробовать прибор ночного видения. Выключив наружные огни и внутреннее освещение кабины, Винсенти достал из матерчатого чехла окуляры АМ/ОНВ-11 и ощупью вставил их в пазы шлема.

Прибор был установлен правильно, но Винсенти ничего не увидел – перед глазами стояла сплошная тьма. Он щелкнул выключателем и посмотрел вверх, где должна была появиться контрольная зеленая точка. Снова ничего. Батареи стояли на месте, и их меняли после каждого дежурства. Значит, неисправность в самом устройстве. От досады он с силой щелкнул по микрофону.

– Эй, два, как у вас дела с прибором ОНВ? – Все в порядке, – ответила Маккензи. – Вижу вас как на ладони.

– А мой не работает. Придется вам руководить перехватом.

– Ладно, Говорун.

В голосе Маккензи послышалось нескрываемое ликование. Не считая тренировочных полетов, в их звене Винсенти всегда был ведущим и, разумеется, руководил всеми перехватами.

– Меняемся местами – ты вниз, я наверх, – сказала Линда. – И я беру на себя радиопереговоры.

– Слушаюсь, “Фокстрот Ромео”. Передаю вам управление полетом.

Сбросив мощность на восемьдесят процентов, Винсенти снизился до двадцати четырех тысяч футов. Затем переключил радар, приготовившись пристроиться к Линде, когда она поравняется с ним.

– “Фокстрот Ромео”, ваша цель в тридцати градусах, расстояние девяносто миль, – передавал оператор с базы “Сьерра-Петэ”. – Поворачивайте направо, курс три-три-ноль. Держитесь ориентировочной высоты двадцать.

Приказ приняла Маккензи. Желая побыстрее выйти на перехват, она увеличила мощность двигателей почти до боевой. Чтобы не отстать от нее, Элу Винсенти пришлось на всю катушку включить дожигатель топлива.

– “Фокстрот Ромео”, ваша цель держит курс на юго-западную границу, высота девять тысяч пятьсот, скорость два-два-пять. Радируйте, когда вступите в зону радарного контакта.

Это был “установочный” и, вероятно, последний ультракоротковолновый вызов. Далее пилотам F-16 AN/APG-66 предстояло ориентироваться по показаниям своих радаров. Зафиксировав и опознав цель, бортовые компьютеры должны были автоматически выдавать всю навигационную и управляющую информацию на прозрачные экраны, работающие на жидких кристаллах и встроенные в летные шлемы.

Радар Линды засек несколько воздушных объектов, находившихся на высоте от пяти до двадцати тысяч футов, но в одиннадцать часов вечера встречи с летательными аппаратами уже не могли быть слишком частыми. Двумя минутами позже на экране появился самолет, параметры которого полностью соответствовали данным, полученным из службы наведения.

– “Сьерра-Петэ”, я “Фокстрот Ромео”. Есть радарный контакт с объектом, летящим на расстоянии тридцать девять миль, высота девять и пять, курс три-ноль-три.

– “Фокстрот Ромео”, это ваша цель.

– Есть. Я “Фокстрот Ромео”, прошу разрешения на процедуры “специалъная-девять”.

– “Фокстрот Ромео”, я “Сьерра-Петэ”, разрешение дано.

– Я “Фокстрот Ромео”, вас понял.

Голос Маккензи дрожал от возбуждения. Винсенти не смог сдержать улыбку. Разумеется, Линде не в первый раз приходилось руководить перехватом, пусть даже и ночным, но сегодняшний был для нее слишком важен. Он хорошо помнил свое первое подобное задание. Тогда ему достался заподозренный в шпионском полете китайский лайнер, который “сбился с курса” и пытался вторгнуться в пространство над военно-морской базой Аламеда, что близ Окленда.

Да, тот успех был одним из многих, составивших его нелегкую карьеру. В авиацию Винсенти пришел в конце шестидесятых, после получения степени бакалавра политических наук в государственном университете Западной Вирджинии. А в колледже он занимался футболом. Тогда он считался неплохим спортсменом. Но, в отличие от своих товарищей по команде, заведомо обеспеченных приличной синекурой вроде продажи автомобилей, был вынужден тянуть лямку, и все кончилось поступлением в школу подготовки офицеров, которая в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году направила его на летные курсы. Оттуда он прямиком попал во Вьетнам, где с шестьдесят девятого по семьдесят третий сделал сто тринадцать боевых вылетов на истребителях-бомбардировщиках F-100 “суперсаблж” и F-40 “фантом”, а также занимал командирские должности в различных тактических подразделениях.

Вернувшись из Вьетнама, Винсенти обучался в колледже командного состава ВВС, затем нес службу в войсковых частях в Алабаме и Аризоне, но после второго развода был вынужден демобилизоваться из действующей армии. В семьдесят восьмом он получил место в калифорнийском отряде национальной гвардии. Не считая времени, проведенного в Германии в восемьдесят шестом и восемьдесят седьмом годах, Винсенти с тех пор совершал полеты на F-106S, F-40 и F-16 с авиационного терминала Фресно.

Воспоминания о тех полетах вернули его в действительность. Сейчас Линде Маккензи не следовало поддаваться настроению и забывать процедуры предстоящей операции. Нажав желтым пластиковым маркером несколько кнопок цифрового декодера, прикрепленного к его левой ноге, Винсенти произнес в микрофон:

– “Сьерра-Петэ”, я “Фокстрот Ромео”, удостоверьте радиоконтакт паролем.

– “Сьерра-Петэ” контакт подтверждает. Пароль “Индия”, – прозвучало в наушниках.

Ответ был правильный. Согласно инструкции, перехватчик, находящийся в непосредственной близости от преследуемого самолета, должен был идентифицировать радиосигнал, пользуясь ежедневно заменяемой карточкой с его личным магнитным кодом. Итак, Линда Маккензи все-таки допустила ошибку, руководя сегодняшней операцией, уныло подумал Винсенти. Ну что ж, для того и существуют ведомые, чтобы в любой обстановке прикрывать ведущего.

Увы, Линда была невнимательна. Она забыла выключить один тумблер.

При обычном перехвате прожектор в сто пятьдесят тысяч ватт, расположенный на левой части фюзеляжа, был предназначен для того, чтобы освещать цель, но “специальная-девять” предусматривала скрытое сопровождение, а значит, этот прожектор следовало выключить. Между тем его яркий луч, вдвое более мощный, чем посадочные огни любого лайнера, пронизывал пространство перед истребителем Линды, приближавшимся к преследуемому транспортнику, а Винсенти, летевший справа на пять миль позади нее и не имевший возможности воспользоваться прибором ночного видения, не замечал его света.

Аист первым увидел его – яркий свет далеко справа, за стабилизатором L-600, почти скрытый обтекателем двигателя. Черный горизонт сливался с небом, и этот одинокий немигающий огонь был похож на луч лазера, нацеленный прямо в них. Он тронул Казье за руку и показал в сторону иллюминатора. Чтобы разглядеть его, бельгийцу пришлось привстать со своего кресла.

– Вижу, – сказал Казье.

В темноте трудно было определить расстояние, но, судя по яркости луча, самолет летел довольно далеко и намного выше их транспортника.

Однако прожектор принадлежал не пассажирскому самолету, Казье сразу это понял. Он двигался быстро, в точности повторяя их курс, но не пересекая его. Вне всякого сомнения, их преследовали.

– Плохи наши дела, Аист, – добавил Казье. – Эти ублюдки уже выследили нас. И, полагаю, послали вдогонку военную авиацию.

Аист ткнул пальцем в региональную карту Сан-Франциско и залопотал что-то невразумительное на смеси эфиопского, английского и испанского языков.

– Успокойся. Они ничего нам не сделают.

– Вот как? – Глаза Джефферсона Джонса, “Крулла”, уставившегося в иллюминатор, были так широко раскрыты, что в темноте отчетливо блестели белки. – Выходит, это военный самолет? Он нас собьет?

– Расслабься, Крулл, – небрежно бросил Казье. – Меня перехватывали десятки раз – американская таможенная служба, береговая охрана, агентство по борьбе с наркотиками и даже военные вертолеты, но никогда не стреляли. Не думаю, что в мирное время им дано право убивать людей без суда и следствия.

– Интересно, это было до или после того, как ты начал дюжинами мочить легавых и взрывать целые аэропорты? – спросил Крулл. – Что если на этот раз они позволят своим ребятам “ненароком” израсходовать парочку ракет?

Крулл махнул рукой в кромешную темноту за окном кабины, под которой простирались невидимые равнины восточной Калифорнии и горы Сьерра-Невада.

– Кстати, там не видать ни зги, командир. Самое подходящее место, чтобы укокошить горстку контрабандистов.

– Заткнись, твою мать. Понимал бы что-нибудь.

Чернокожий верзила пробудил его собственные опасения – сейчас, после стольких предупреждений, за которыми следовали все новые преступления, власти и впрямь могли прийти к решению убрать его. А кто справился бы с этой задачей лучше, чем военно-воздушные силы США? У него были враги во всем мире, в каждой стране, в каждом народе. Если кто-нибудь и пожалел бы о нем, так только кредиторы, вложившие деньги в его нынешнюю операцию.

Да, он вовсе не был уверен, что истребители не откроют огонь.

Казье задумался о маршруте полета. Его курс на восточные предгорья Сьерра-Невада давал возможность вскоре спрятаться от наземных радаров. На региональных штурманских картах рельеф местности обозначался через каждые тридцать миль, и ему надо было всего лишь прибавлять по пятьсот футов к каждой градуировочной линии – это дало бы возможность лететь в мертвой зоне радарного слежения, хотя и достаточно высоко над землей. Однако радары истребителей все равно засекли бы его там. Нужно было срочно найти какой-нибудь выход из создавшегося положения. Если перехватчикам прикажут открыть огонь, их цель будет видна, как на лад он и, а падение его самолета в любую точку на почти безлюдной границе Невады и Калифорнии не представляло практически никакой угрозы для местных жителей. Летчикам только и надо было, что улучить момент и нажать на гашетки.

– Они не будут стрелять по нам, – решил Казье. – Это Америка, а военным здесь запрещается заниматься правоохранительной деятельностью, за исключением наблюдения и сопровождения транспорта. Они не могут брать на себя задачи судей, присяжных и исполнителей приговора. По закону не могут.

– По-моему, ты прав, командир, – снова усевшись в углу кабины, сказал Джонс. – А если нет, я не желаю ничего знать об этом. Так или иначе, скоро все будет позади.

* * *

Когда цель снизилась и увеличила скорость, Винсенти насторожился, а после того как высота стала меньше предусмотренной регламентом безопасных полетов, он насторожился пуще прежнего. Когда же цель принялась резко взмывать вверх и пикировать, повторяя рельеф местности, ему стало ясно, что их обнаружили. Взгляд, брошенный через плечо на Маккензи, подтвердил эту догадку: ее опознавательный прожектор сиял вовсю. Итак, скрытое преследование было сорвано. Ну что ж, ставить ее в неловкое положение уже не имело смысла. Винсенти включил декодер.

– “Фокстрот Ромео”, проверка бортового оборудования.

– Два, при необходимости я вас вызову. Продолжайте наблюдение за целью.

– “Фокстрот Ромео” ведущий, рекомендую произвести проверку бортового оборудования. Мое в полном порядке.

– Два, ваше дело – следить за целью. Не нарушайте инструкцию.

Она не поняла намека. У него не оставалось выбора.

– Ведущий, я нахожусь слева от вас. Проверьте ваши чертовы выключатели!

Опознавательный прожектор погас в ту же секунду. Винсенти мог себе представить, какое отчаяние охватило Линду, когда она сообразила, почему изменилось поведение цели. Спустя еще несколько мгновений в наушниках послышался ее голос:

– “Сьерра-Петэ”, я “Фокстрот Ромео”. Кажется, на преследуемом самолете нас заметили. Сейчас он летит над самой землей. Прошу дальнейших указаний.

Оператор из группы контроля за вооружениями ответил банальным “Фокстрот Ромео”, действуйте по инструкции”, и пилоты двух истребителей были вынуждены продолжать преследование, оставшись наедине со своими мыслями и сомнениями.

* * *

– Как их, черт возьми, разглядели в такой темноте? – рявкнул в телефонную трубку Чарлз Лофстром, исполнительный директор и шеф тактических операций бюро алкоголя, табачных изделий и оружия. Через пятнадцать минут после того, как два F-16 поднялись в воздух, у представителей АТО, федеральной полиции, ВВС и ПВО состоялось телефонное совещание, на котором подполковник Беррел вкратце доложил о ходе операции.

– Я много раз занимался ночными перехватами. Должное соблюдение инструкций позволяет истребителю приблизиться к цели на несколько дюжин ярдов, ничем не обнаруживая себя.

– Неважно, как это произошло, мы поставлены перед фактом, – вступил в разговор глава полицейского управления восточнокалифорнийского административного округа Коллинз Бакстер. – Сложность в том, что Казье знает о преследовании. Нужно срочно принимать какое-то решение.

– Сбить этого подонка – и дело с концом, – с раздражением бросил Лофстром. – Ордер я могу взять на себя.

– Мы не можем сбить его, – сказала капитан Тельман. – Полагаю, Лофстром, вам это уже разъяснили.

– Я знаю вашу предусмотрительность, капитан, как знаю и то, что очень многие федеральные судьи с радостью выдадут мне ордер, предписывающий сделать все необходимое, чтобы не дать Казье уйти от преследования.

– Никакой федеральный судья не вправе вынуждать ВВС пойти на какие-либо действия, тем более на убийство. Если у вас появится такой ордер и вы потребуете от меня исполнения его предписаний, мне придется сообщить их моему начальству, которое в свою очередь обратится к своим вышестоящим инстанциям... Вы понимаете, к чему я клоню, Лофстром? Думаю, вам следует избрать иную тактику.

Осторожность Франчины Тельман взбесила Лофстрома, однако предложение избрать иную тактику показалось ему не такой уж плохой идеей.

– От вас никто не требует его уничтожения, – сказал он. – Призывая вас к решительным действиям, я подразумевал упреждающие меры. Выпустить пару ракет перед его носом, припугнуть – что-нибудь вроде этого.

– Агент Лофстром, я уже говорила вам, что наши пилоты не открывают огонь иначе, как на поражение, – с досадой покачав головой, сказала Тельман. – Мы не привыкли расходовать боекомплекты ради того, чтобы кого-то испугать.

– На флоте вы применяете такие меры – я имею в виду предупредительные выстрелы по курсу корабля-нарушителя.

– Да, когда твердо знаем, что на линии огня никого нет, и никто не пострадает от осколков, – объяснила Тельман. – В условиях гонки через всю северную Калифорнию при скорости триста миль в час и высоте десять тысяч футов у нас не может быть такой уверенности. Тем более ночью, вблизи густонаселенных районов. В такой обстановке мы не имеем права на риск.

– Это вы не имеете права на риск? А как насчет моих агентов? Или невинных жертв, которые все еще лежат в аэропорту? Господи, мы ведь не за Санта-Клаусом гоняемся! – взорвался Лофстром. – Да известно ли вам, что Анри Казье в течение последних трех лет убил едва ли не столько же людей, сколько ваш драгоценный флот потерял со времен Вьетнама?

– Известно, Лофстром, – спокойным тоном произнесла Тельман. – И все-таки я не поставлю своих подчиненных в такое положение, когда их действия будут угрожать кому бы то ни было. Силы правопорядка должны задерживать подозреваемых на земле, живыми. Мои перехватчики не станут выполнять за вас вашу работу.

– Тогда подозреваемый уйдет от преследования, – снова вспылил Лофстром, – а я не могу этого допустить. Капитан Тельман, сегодня вечером погибли шестеро моих лучших агентов, и я хочу, чтобы Казье понес наказание за их смерть. Ваши истребители могут это сделать – так пусть же они предпримут решительные действия!

– Послушайте, эти пререкания никуда нас не приведут, – проговорил в трубку радиотелефона Тимоти Лассен, находившийся на стоянке аэропорта Чико, куда приземлился его “Черный ястреб”. Автостоянка была единственным уцелевшим пятачком в аэропорту. – Пусть перехватчики продолжают преследование, где-нибудь ему все равно придется совершить посадку. Вряд ли у него хватит топлива, чтобы без дозаправки долететь до Мексики, но если все-таки хватит, то Интерпол и государственный департамент должны получить разрешение на его арест. Мы посылаем за ним вертолет, нужно также задействовать таможенные службы и кого-нибудь еще. Если он по пути сбросит оружие, то “Черный ястреб” или “Апачи” без труда обнаружат этот груз. При попытке приземлиться Казье тоже не сможет далеко уйти.

– У нас нет времени на такие мероприятия, – возразил Лофстром. – Мы не сможем достаточно быстро организовать масштабное слежение, а чтобы договориться о совместных действиях с мексиканским правительством, вообще потребуется несколько дней.

– Казье пробудет в воздухе еще как минимум два, а скорее все три часа, – сказал Лассен. – Я уже связался с отрядом калифорнийской национальной гвардии, и мне обещали выделить столько “Черных ястребов” и “Апачей”, сколько потребуется для успеха операции. Мы можем получить разрешение на действия за границей штата.

– Интересно, каким образом калифорнийские вертолеты собираются преследовать самолет, летящий из Невады в Аризону, а потом в Нью-Мексико? – спросил Лофстром. – Они смогут перехватить Казье лишь в первые несколько секунд после его приземления, а для этого им нужно не только всю дорогу висеть у него на хвосте, но и оттеснять от границы с Мексикой, делая как раз то, что сейчас в состоянии сделать пилоты ВВС. Если наши летчики заставят его отклониться от курса или совершить посадку, он будет в какой-то степени деморализован, и мы получим шанс окружить его. Если он попытается пробиться с боем, мы в соответствии с законом откроем огонь на поражение и положим конец всем нашим нелепым разногласиям.

Лофстром обратился к Франчине Тельман:

– Ну как, капитан? Смогут ваши прославленные асы заставить Казье свернуть или приземлиться? Вы говорите, они не имеют права произвести несколько выстрелов по его курсу, а я утверждаю обратное. Я также полагаю, что они в. силах оттеснить его и вынудить пойти на посадку...

– Агент Лофстром, у нас нет разработанных методик для таких действий, – перебила его Тельман.

Она ненадолго задумалась, сверилась с пультом управления полетом, а затем добавила:

– Хотя, учитывая нынешние координаты цели, я думаю, наши пилоты могут открыть огонь из пушек, не опасаясь за себя, а также за невредимость преследуемого объекта и кого-либо другого. Я готова доложить эти соображения штабу североамериканской воздушной обороны и штабу ВВС. Полагаю, ответ будет получен через несколько минут.

– Наконец-то в вас заговорил здравый смысл, мадам, – Лофстром с облегчением вздохнул. – Лассен, поднимайте ваши вертолеты и ведите ему наперерез. Если наш план сработает, он будет вынужден отклониться в сторону западной границы и еще до подлета к Мексике сжечь вес запасы топлива. Тогда мы возьмем его, не пересекая границ Калифорнии.

– Агент Лофстром, у подозреваемого на борту полным-полно взрывчатки, и мне не хочется думать, что вы собираетесь направить его в какой-нибудь из густонаселенных районов, – предостерегающим тоном произнес Лассен. – Я советую либо посадить его на какой-нибудь достаточно изолированный горный аэродром, либо сбить над горами. Если он долетит до Сакраменто, Стоктона или Сан-Хосе, мы будем бессильны что-либо предпринять.

– Согласна, – сказала капитан Тельман. – Лучше не выпускать его из малонаселенных районов. В этом случае у наших пилотов будут развязаны руки.

– Послушайте, я не прощу себе, если мы упустим этого подонка, – сказал Лофстром. – Нам нужно не просто продержать его какое-то время над горами, надеясь на то, что он где-нибудь сбросит груз или потерпит аварию, – тогда у него будет шанс улизнуть от нас. Чтобы найти его в сьерре, поисковой группе понадобится не меньше чем полдня. Мы не можем так рисковать. Казье прошел полный курс обучения выживанию в горах, он без труда пробудет там несколько недель или даже больше. Пусть истребители загонят его в ловушку, где мы сосредоточим наши вертолеты и воинские подразделения. Если ему удастся вырваться из окружения, государственные ведомства договорятся о совместных действиях в Мексике – наши соседи тоже не заинтересованы в том, чтобы Казье остался на свободе. Решительность – вот что сейчас главное. Если мы не будем тратить силы на бесполезные споры, то считайте, что этот ублюдок уже в наших руках.

* * *

Казье круто положил самолет на правое крыло, и Аист тотчас уставился в окно кабины, пытаясь разглядеть какие-нибудь признаки погони. Крулл всматривался в иллюминатор входного люка. Прошло несколько секунд. Вместо того чтобы вернуться на прежний курс, Казье неожиданно повернул вправо, надеясь застать преследователей врасплох. Однако тьма была кромешная, даже звезды заволокло мглой. Казье снова повел L-600 в сторону мексиканской границы, а затем опять начал маневрировать.

– Больше ничего не видно, – буркнул Аист. – Куда же черт возьми, запропастился проклятый прожектор?

– Вероятно, наши вояки поняли свою оплошность, – сказал Казье, – и, может быть, сейчас возвращаются на базу.

– Или висят у нас на хвосте, – заметил Крулл. – Что собираешься предпринять, командир?

– А мне не нужно ничего предпринимать, – ответил Казье. – Если они еще здесь, то либо откроют огонь и отправят нас на тот свет, либо оставят в покое. Но, как я полагаю, драться у них кишка тонка. Скорее они будут преследовать нас и попытаются захватить, когда мы приземлимся.

– Верно, ты что-то припас для них на месте посадки, командир? – спросил Крулл.

– Какой-нибудь сюрприз для них найдется, – сказал Казье. – А сейчас я хочу, чтобы вы оба...

Внезапно справа по борту, всего в нескольких футах от крыла темноту разорвала яркая красно-голубая вспышка, и сквозь рев двигателей донесся характерный, ни на что другое не похожий грохот скорострельной пушки крупного калибра. Следующий сноп пламени, вырвавшийся из той же точки, отразился на диске бешено вращающегося правого пропеллера. Затем кабину залил ослепительный белый свет мощного прожектора. Все трос мужчин на борту транспортника непроизвольно зажмурились. Прожектор замигал, делая по три короткие вспышки через равные, довольно длительные промежутки времени. Это был сигнал МОГА (Международной Организации Гражданской Авиации), принятый для предупреждения самолета о встрече с вооруженным перехватчиком.

– Внимание, на L-600, это военно-воздушные силы Соединенных Штатов Америки, – послышался женский голос из динамика бортовой радиостанции, настроенной на частоту калифорнийского отряда ВВС национальной гвардий. – Вас сопровождают два истребителя. От имени департамента государственных сборов и министерства юстиции США приказываю вам немедленно лечь на курс два-четыре-ноль и выпустить шасси. В случае неподчинения мы откроем огонь на поражение. Как поняли? Прием.

– Они все время висели у нас на хвосте – завопил Аист и инстинктивно попытался отвернуть транспортник от F-16, пронесшегося перед самым лобовым стеклом. – Что делать? Что же теперь делать?

– Возьми себя в руки, дурак! – прикрикнул Казье, отталкивая эфиопа от штурвала.

Быстрым движением он отключил бортовой радиомаяк, передававший рутинные сведения о самолете на наземные пункты слежения за воздушным сообщением. Уже не было смысла выдавать L-600 за обычный рейсовый транспортник.

– Мы не сдадимся властям! Никогда! Я не доставлю им такого удовольствия.

Вновь засверкали, загрохотали выстрелы – на этот раз у правого лобового стекла, и кабину транспортника вновь озарил ослепительно яркий луч прожектора. Глаза Казье только-только успели привыкнуть к темноте, поэтому сейчас он зажмурился не от неожиданности, а от режущей боли.

– Внимание, на L-600, это последнее предупреждение.

– Нет! – заорал Казье. – Нет, суки, мать вашу!..

– Немедленно выпустите шасси! – снова послышался женский крик в динамике радиостанции. – Больше предупреждений не будет!

– Гляди! – истошно закричал Корхонен. Луч прожектора скользнул немного в сторону и выхватил из темноты высокие горные склоны” поднимавшиеся совсем рядом, почти перед самым носом самолета – были различимы даже отдельные стволы деревьев. Казье понял, что его вынуждают опускаться все ниже, к этим вздымающимся отрогам и утесам. Бели так пойдет дальше, ему придется либо расходовать больше топлива на полет над неровной местностью, либо отвернуть вправо или влево. Каждая минута, потраченная на это незапланированное маневрирование, отдаляла его от цели.

– Ублюдки! – заорал Казье. – Если вам нужна моя жизнь, вы ее получите, но отправитесь в ад вместе со мной!

С этими словами он положил самолет на правое крыло, направив его прямо на F-16.

Истребитель без труда уклонился от столкновения – все его маневры были заранее просчитаны и учтены. Все ясно, подумал Казье, они решили поиграть в кошки-мышки. В таком случае этот крутой вираж будет стоить ему благополучной посадки в Мексике. Если Казье верно определил свои координаты, то слева должен был начинаться резкий подъем земной поверхности и поворот в ту сторону мог быть гибельным. Поэтому у него не было иного выбора – только взять правее и набирать высоту.

– Все равно не доберетесь до места назначения, господа, – произнес все тот же женский голос. – Путь к мексиканской границе перекрыт вертолетами федеральной полиции, а к ним только что присоединились еще несколько истребителей и самолетов с радарной системой слежения, поэтому бреющий полет вас не выручит. Самое лучшее, что вы можете предпринять, это следовать за мной и сдаться.

Корхонен и Джонс с тревогой посмотрели на Казье. Луч прожектора, направленный прямо на террориста, освещал каждый мускул его напряженного лица. Впервые за все время они видели на нем выражение такого крайнего отчаяния. Сейчас он был похож на зверя, загнанного в ловушку.

– Что будешь делать, командир? – спросил Джонс.

– Что делать? Думать, вот что! – Казье отмахнулся. – Раньше мне казалось, что они не осмелятся открыть огонь, но теперь я уже не уверен в этом. Горы – превосходное место для того, чтобы они “по ошибке” выпустили парочку ракет, не подвергая опасности гражданское население. Да, здесь нужно поломать голову.

Он на несколько секунд замер, его пальцы продолжали постукивать по обшарпанным рожкам штурвала, а затем положил L-600 на правое крыло, сбавил обороты обоих двигателей, включил все наружные огни и, к удивлению Аиста, нажал ручку выпуска шасси.

– Командир, что ты делаешь? – ахнул Аист, когда самолет немного встряхнуло.

– Выигрываю время, дружище, – сказал Казье. – Увидев выпущенные шасси, они не станут нажимать на гашетки, во всяком случае, я на это надеюсь. Нам нужно дотянуть до Сакраменто или Стоктона – до любого города, расположенного где-нибудь поблизости. Чем дольше мы будем оставаться над населенными районами, тем меньше вероятность, что они собьют нас.

– Держитесь курса три-ноль-ноль, на аэродром Мейтер, – передала летчица ВВС.

Аэродром Мейтер когда-то принадлежал североамериканским военно-воздушным силам, но затем был отвоеван административным округом Сакраменто и переоборудован в транзитный пункт для транспортных и крупных пассажирских самолетов. От старых времен ему достались двухмильная взлетно-посадочная полоса, а от новых – база боевых вертолетов национальной гвардии. Силы, располагавшиеся там, обладали достаточной огневой мощью, чтобы захватить Казье и обеспечить сохранность его груза.

– За вами в пределах одной мили следуют два истребителя. Не отклоняйтесь от указанного курса, пока не получите дальнейших распоряжений. Вы меня поняли? Прием.

Казье нажал на кнопку микрофона.

– Mais oui, мадемуазель. Вас понял. Хотя не знаю, зачем вы все это делаете. Очевидно, вы спутали меня с кем-то другим. Уверяю вас, я не совершил ничего противозаконного. Но все равно готов выполнять ваши указания. Не могли бы вы зажечь ваши опознавательные огни, мадемуазель? Я вас не вижу.

– Зато я держу вас в поле зрения, – ответила летчица. – Не занимайте эфир, пока вам не прикажут выйти на связь.

Именно на такой ответ он и надеялся.

– Мистер Крулл, рядом с креслом второго пилота в металлическом футляре лежит прибор ночного видения. Достаньте-ка его.

Снова включив микрофон, Казье произнес:

– Вероятно, вы вменяете мне в вину какой-то очень серьезный проступок, раз угрожаете сбить мой самолет. Полагаю, такое относительно небольшое преступление, как излишняя разговорчивость, не может усугубить полагающегося мне наказания. – Казье старался говорить раскованно, добродушно. – Судя по голосу, вы должны оказаться очень привлекательной особой, мадемуазель. Пожалуйста, скажите, как вас зовут. Прием.

Ответа не последовало – Казье его и не ждал. Он снова сбавил обороты двигателей, совсем немного, чтобы с истребителей не заметили уменьшившейся скорости транспортника. Затем, плавно набирая высоту, бросил через плечо:

– А не поглядеть ли нам, на какой минимальной скорости умеют летать эти прославленные F-16?

– Я готов, – объявил Крулл.

Он уже водрузил на голову прибор ночного видения – допотопный ОНВ-3, довольно громоздкую монокулярную модель с батареями, расположенными в отдельном ранце.

– Настрой его и внимательно смотри в правое окно, – приказал Казье. – Если увидишь истребитель, сообщи мне его приблизительный угол атаки.

– Угол чего?

– На сколько градусов его нос поднят над линией горизонта. И еще скажи, опущены ли его закрылки – это такие поворачивающиеся штуковины на переднем и заднем краях крыльев. Ну, давай.

Спустя несколько минут Крулл сообразил, как пользоваться прибором, и уставился на F-16, следовавший за ними по правому борту. К тому времени Казье снизил скорость L-600 до ста шестидесяти узлов и на десять градусов поднял закрылки. Транспортник уже подлетал к центральной части долины Сакраменто. Впереди виднелись огни мегаполисов, протянувшихся с севера на юг, от Модесто до Мэрисвилла, а на западе в поле зрения появился Сан-Франциско. Через несколько минут L-600 должен был войти в девяносто девятый воздушный коридор – узкое пространство между многочисленными городами с населением свыше двух миллионов человек. Казье почувствовал себя в безопасности: если бы истребители сейчас открыли огонь, то отправили бы на тот свет не меньше сотни мирных жителей.

– Мадемуазель, вы все еще не сказали, как вас зовут, а мне бы очень хотелось знать ваше имя, – произнес он в микрофон. – Пожалуйста, доставьте мне это небольшое удовольствие, ведь мы все равно никогда не встретимся.

– Не занимайте эфир, – прозвучал в динамике рассерженный женский голос.

Казье улыбнулся – летчица явно нервничала. Должно быть, ей нелегко было управлять истребителем, летевшим со скоростью сто шестьдесят узлов.

– Приятель, я ни черта не смог разобрать, – сказал Крулл, вернувшийся в кабину и устроившийся между креслами пилотов. – Только разглядел какие-то хреновины, ходящие туда-сюда у них на хвостах.

– Элероны горизонтальных стабилизаторов. – Плевать, как они называются. Мне показалось, что передняя часть крыльев немного отклонена вниз. Больше я ничего не увидел.

– А шасси? Колеса у них видны?

– Вот черт, совсем забыл. Да, шасси выпущены.

– Отлично.

Казье не очень хорошо знал тактико-технические данные истребителей F-16, но понимал, что они летели на предельно допустимой минимальной скорости. Через какое-то время перехватчики должны были либо перегнать тихоходный L-600 и оставить его без присмотра, либо перепоручить преследование кому-то еще. То и другое давало ему шанс вырваться на свободу.

* * *

– Ведущий, уходите вперед и набирайте скорость, – передал Винсенти по каналу кодированной связи.

Его истребитель летел, описывая круги, на тысячу футов выше Казье и Линды Маккензи. Как только он выпустил шасси, транспортник максимально замедлил ход и перестал быть таким безопасным объектом преследования, как прежде, – ему пришлось сделать несколько виражей, чтобы не свалиться в штопор. Теперь Линде предстояло последовать его примеру – и чем быстрее, тем лучше.

– Ведущий, они у меня в руках. Перехожу на радарное слежение.

Маккензи пропустила его слова мимо ушей. Когда она выпустила шасси, максимально увеличила полезную площадь предкрылков и закрылков, переключила бортовую контрольную систему на режbм “взлет – посадка” и уменьшила подачу топлива, индикаторы угла атаки стали то и дело зашкаливать, а в кабине зазвучали прерывистые гудки, предупреждающие об опасном снижении скорости, что заставило ее убрать одну руку с рычага управления и приглушить сигнал. В полете на низкой скорости не было бы ничего необычного, если бы ей предстояло приземление, но она не привыкла к таким действиям в условиях движения на высоте, ночью, в непосредственной близости от этого странного самолета, уже пытавшегося протаранить ее. Тем не менее, она не хотела прекращать преследование и доставлять Казье удовольствие, сначала обогнав транспортник, а затем пропав из его поля зрения.

– Ведущий, как слышите? – снова радировал Винсенти. – Уходите вперед, я прослежу за ними.

– Ничего, я справлюсь, Эл, – ответила Линда. Она все еще старалась удержать истребитель в хвосте транспортника, хотя уже поняла, что не справится с этой задачей. В подобных случаях, когда скорость преследуемого самолета оказывалась слишком мала, все методики перехвата предписывали совершать облеты вокруг цели. Но фигуры высшего пилотажа сейчас были очень опасны, поскольку при таком сложном маневрировании она не смогла бы наладить устойчивый радарный контакт, а Винсенти остался без прибора ночного видения.

И все-таки у нее не было выбора. Сигнал занижения скорости звучал уже в седьмой раз. Сейчас цель делала не больше ста пятидесяти миль в час, и Маккензи не могла удержать F-16 позади нее.

– Корректирую ход операции, – через несколько минут радировала она. – Два, берите на себя перехват, я выбываю. “Сьерра-Петэ”, говорит “Фокстрот-Ромео”, цель снизила скорость, переходим на радарное слежение.

– Два приступает к действиям, – ответил Винсенти. Маккензи плавно увеличила тягу двигателей, убрала шасси и положила истребитель на правое крыло, отвернув от тихоходного L-600.

* * *

– Не выдержал, не выдержал! – закричал Джонс. – Вот он, убирает шасси, отворачивает... и... улетает!

– Не улетает, а просто делает вираж, чтобы держать нас на виду и не свалиться в штопор, – сказал Казье. – Но главное – они дали нам передышку, а преимущество малой скорости позволит нам и дальше выигрывать время.

– Нам-то что от этого? – с озадаченным видом спросил Джонс. – Они все равно висят у нас на хвосте, и я совершенно уверен, что сейчас они вызывают подмогу. С выпущенными шасси мы никуда от них не денемся.

– Не каркайте, мистер Крулл, – огрызнулся Казье. – И вообще, заткнитесь, не мешайте мне думать.

Времени на раздумья у него было немного, поскольку вскоре на трассе девяносто девятого воздушного коридора засияли яркие огни Сакраменто. Вокруг города располагались четыре аэропорта – довольно больших, с множеством вспомогательных служб, контор и производственных помещений. Аэродром Мейтер, самый крупный из них, располагался восточнее. Уже виднелись его вращающийся маяк и посадочные огни – до них оставалось меньше тридцати миль, то есть примерно пятнадцать минут полета. Сейчас транспортник двигался на северо-запад, по направлению к скоростной автостраде номер пятьдесят, связывавшей Сакраменто и предгорья Сьерра-Невада. Долетев до этого шоссе, им предстояло повернуть на запад, к пятимильному предпосадочному пути аэродрома. Мерцающие огни огромного города представляли собой захватывающее зрелище, но Казье их не замечал. Мысленно он уже видел свой самолет окруженным федеральными агентами, слышал выстрелы, взрыв...

Выстрелы...

Взрыв...

Да, у него на борту было достаточно взрывчатки, чтобы разворотить еще один американский аэродром с прилегающими к нему окрестностями.

– Возьми штурвал, – бросил он Аисту, отстегивая плечевые и нагрудные ремни. – Делай все, что они прикажут, пока не услышишь меня.

– Мы приземляемся? – недоверчиво спросил Аист. – Идем на посадку?

– Нет, если только они не выведут из строя наши двигатели. Но даже тогда им придется сначала померяться со мной силами. Мистер Крулл, передайте прибор ночного видения Аисту и следуйте за мной.

Он встал с кресла и направился в грузовой отсек. Там было тесно – они с трудом протиснулись между громоздкими ящиками, штабелями, стоявшими на тележках, и холодной дюралевой обшивкой самолета. Особенно туго пришлось дородному Круллу. Он старался не касаться упаковок со взрывчаткой большой разрушительной силы, лежавших на штабелях сверху. Крулл не боялся передвигать эти ящики и коробки на земле во время погрузки, но сейчас, когда транспортник бросало из стороны в сторону, они казались ему хрупкими, как яичная скорлупа, в любую секунду готовая...

– Мистер Крулл, возьмите два футляра с гранатометами из этого ящика и подайте их мне, – прокричал Казье, стараясь голосом перекрыть рев двигателей.

Крулл в ужасе вытаращил глаза.

– Подать... что?

– Черт тебя подери, не тяни волынку! Ослабь крепления, открой ящик и дай мне два футляра с гранатометами.

За всю свою жизнь Крулл никогда не испытывал такого страха, как в те несколько минут, пока выполнял приказ Казье. Его глаза не видели ничего, кроме обернутой в пеноплен коробки с надписью PETN, стоявшей посередине штабеля. Каждый дюйм, на который он вытаскивал гранатометы из ящика, грозил обернуться внешне незначительным сдвигом этих коробок в застывшей белой пенистой массе. Мысленно он уже видел, как смещаются мельчайшие кристаллики взрывчатого вещества, как их трение через какую-то долю секунды приводит к возгоранию, как яркая вспышка пламени вырывается из их упаковки, как детонирует весь смертоносный груз самолета, в долю секунды уничтожая его, превращая в тысячи горящих разлетающихся осколков. Крулл удивлялся собственной силе – он одной рукой держал на весу тридцатифунтовый ящик с гранатометами, а другой умудрялся переставлять тяжелые ящики и коробки, заполняя брешь в штабеле, чтобы не дать опрокинуться упаковке в белом пеноплене, и в то же время балансируя на качающемся полу транспортника. Казье не помогал ему до тех пор, пока не взял у него первый футляр с гранатометом и не приступил к работе.

Поднеся террористу второй гранатомет, Крулл не поверил своим глазам – бельгиец развязал все крепления на тележке со “стингерами” и раскладывал гранаты между ящиками с ракетами, методично снимая их с предохранителей и поочередно продевая крепежные стропы в чеку каждой из них – взведенной, поставленной в боевое положение!

– Эй, что ты делаешь? – закричал Крулл.

– Готовлю небольшой боезапас, – Казье криво усмехнулся. – Нам предстоит атаковать силы правопорядка, поджидающие нас на аэродроме.

– Каким образом, черт возьми?

– Чтобы взорвать “стингеры”, нужны детонаторы, – невозмутимо объяснил Казье. – Для этого сгодятся гранаты, но у меня нет времени на изготовление контактных взрывателей. Поэтому, нам нужно сбросить их за борт вместе с этими ящиками. Падая с высоты сто двадцать восемь футов, они взорвутся как раз над самой землей. Полагаю, результат оправдает наши ожидания.

– Дружок, я вижу, ты совсем спятил.

Это замечание Казье пропустил мимо ушей. Надев наушники с микрофоном, он включил бортовое переговорное устройство.

– Аист, веди самолет на посадочную полосу, которую они тебе укажут. Скажешь мне, когда до нее останется чуть больше мили. А перед самым приземлением вильнешь в сторону машин, которые, без сомнения, будут припаркованы у ее края. Затем сразу жми на газ и набирай высоту. И дай мне знать, когда пролетишь ровно двести футов. Все понял? – Казье не ждал ответа, поскольку теперь все зависело от того, насколько точно Корхонен сумеет согласовать свои действия с волей командира. – После этого маневра ты полетишь на бреющем, над самой землей, и постараешься держать курс на запад. Запомни, когда они погонятся за нами, наше спасение будет в скорости и малой высоте.

* * *

Линда Маккензи еще никогда не испытывала такого упоительного чувства удовлетворения, как на подлете к аэродрому Мейтер. Еще бы, они только что участвовали в задержании самого опасного террориста в мире – и его перехватом руководила она.Небольшая оплошность, допущенная ею в начале полета, разумеется, будет забыта. Ведь, как теперь стало ясно, благодаря этой ошибке они добились даже лучшего результата, чем при скрытом преследовании, предусмотренном процедурой “специальная-девять”.

Федеральные агенты и полицейские, очевидно, уже приготовились к захвату подозреваемого. По обе стороны двухмильной взлетно-посадочной полосы аэродрома впритык выстроились машины с мигалками на крышах, а к ним стягиваются все новые и новые автомобили, стоянка перед командным корпусом бывшей военной базы, вероятно, забита до отказа. Все подъездные пути перекрыты усиленными нарядами военных. В радиусе пяти миль не осталось почти ни одного штатского. Когда-то все это пространство было охранной зоной войсковой части ВВС, и местные жители еще не успели обжиться в ней.

– Казье, вам отведена посадочная полоса два-два-левая, – передала Маккензи по рации. – Остановите самолет в ее конце и не пытайтесь никуда сворачивать.

– Вас понял, – ответил чей-то незнакомый голос. Говорил не Казье – скорее всего, второй пилот. А если Казье сбежал? Прекратив визуальное наблюдение, они могли не заметить парашютиста, выпрыгнувшего с борта L-600. Такой вариант не устраивал ни ВВС, ни полицию. Транспортник с оружием был желанным трофеем, но главной целью все-таки оставался Казье.

– Анри Казье, с вами говорит специальный агент фортуна из бюро по алкоголю, табаку и оружию при американском департаменте государственных сборов, – прозвучало на том же канале радиосвязи. – Как руководитель операции, я должен вам сообщить, что сейчас на вас нацелены ракеты “стингер” и бортовые пушки наших вертолетов. В случае попытки к бегству нам дано указание открыть огонь по вашему самолету.

Вы поняли меня, Казье?

– Расс? Это ты? Ca va bien, mon ami? – ответил грубый голос с французским акцентом. – Как дела у нашего знаменитого американского штурмовика?

Голос принадлежал Казье – значит, он был на борту. Все в порядке, подумала Маккензи, сегодня и впрямь выдался удачный вечерок.

– Вы напрасно веселитесь, Казье. Бьюсь об заклад, ваше настроение испортится, как только вы узнаете, сколько артиллеристов и гранатометчиков держат вас на прицеле, – проговорил Фортуна. – Идите на посадку и не вздумайте выкинуть какую-нибудь глупость. За вами следят повсюду – от берега до берега.

– Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь из твоих парней случайно нажал на гашетку, Расс, – сказал Казье. – Окажи любезность, попроси их опустить оружие. Я решил сдаться. Почему бы американскому правосудию не проявить ко мне некоторое снисхождение?

– Ничего, пусть мои ребята помогут вам привыкнуть к новой обстановке, – ответил Фортуна. – С этой минуты вы всю жизнь будете видеть направленные на вас стволы. А теперь выходите из эфира и делайте, что вам приказано. Учтите, аэродром оцеплен, и в случае чего мы воспользуемся свободой действий, которую нам предоставили для вашего задержания. Либо вы сдаетесь, либо мы отправляем вас на тот свет.

– Что ж, заранее радуюсь нашей встрече, mon ami, – Казье засмеялся.

До взлетно-посадочной полосы оставалось меньше двух миль, Маккензи решила сопровождать L-600 во время захода на посадку, держась слева и немного позади, чтобы при необходимости пустить в дело двадцатимиллиметровую пушку и ракеты. Получив сигнал с командного пункта, она могла одним залпом вывести из строя левый двигатель транспортника и таким образом заставить его приземлиться к югу от летного поля, не подвергая опасности население городка Ранчо-Кордова, находившегося на севере. Она не знала точного местоположения истребителя Винсенти, но полагала, что тот держит в поле зрения оба самолета, чтобы в случае чего немедленно прийти ей на выручку, взять на себя преследование или нажать на гашетки.

– Казье, вам пора заходить на посадку, – снова радировал Фортуна. – Снижайте скорость. Если мы услышим, что ваши двигатели прибавляют обороты, это будет сигналом открыть огонь.

– Я понял, Расс, – передал Казье.

Затем переключил микрофон на бортовую связь.

– Аист, сколько осталось?

– Одна миля, сэр.

Казье нажал кнопку электропривода, и грузовые створы в борту отсека начали открываться. Верхняя половина поднялась через несколько секунд; чтобы опустить нижнюю, снабженную гидравлическими поршня ми, потребовалось значительно больше времени.

– Встаньте-ка вон у той тележки, мистер Крулл, – Казье зловеще ухмыльнулся. – Вам предстоит важная задача – вовремя отцепить крайнюю стропу.

Не успел Крулл подойти к тележке, как двигатели взревели на полную мощность.

– Готовься! – крикнул Казье. Он снова переключил канал радиосвязи и заорал в микрофон:

– Рассел, дружок, закрой глаза и протяни руки, сейчас ты получишь большой сюрприз!

И, сорвав с головы микрофон с наушниками, схватился за рычаг выгрузки контейнеров.

В то же мгновение самолет резко накренился и пошел вверх. Корхонен действовал безукоризненно. Выглянув в грузовой люк, бельгиец увидел множество полицейских машин, скопившихся впереди, на пересечении главной взлетно-посадочной полосы и широкой рулежной дорожки аэродрома.

– Давай! – закричал Казье. – Отцепляй! Крулл потянул на себя защелку, но ничего не произошло – ее заклинило. Он напрягся, покраснев от натуги, но, зажатая между дном тележки и накренившимся полом грузового отсека, защелка все равно не поддавалась.

– Командир, ничего не получается! – сдавленным голосом прокричал Крулл.

Казье уже мчался на подмогу – в его руке сверкнул нож с выкидным лезвием. Пробежав по наклонной поверхности, он с ходу перепрыгнул через тележку и одним взмахом перерезал оставшуюся стропу. Тележку не пришлось даже подталкивать: прокатившись по роликам, вмонтированным в пол, она быстро набрала скорость, вылетела в отверстие грузового люка и исчезла из виду.

* * *

Маккензи уже собиралась вернуться на базу Фресно и принимать поздравления по поводу удачного завершения операции, как вдруг весь мир полетел вверх тормашками.

Когда до земли оставалось всего несколько футов, L-600 резко повернул вправо, прямо на полицейские автомобили и машины аэродромного обслуживания, выстроившиеся в линию на севере взлетно-посадочной полосы. Этот маневр застал ее врасплох – следуя за L-600 по нисходящей траектории, Линда смотрела то на приборную панель, то на южную сторону бетонной дорожки аэродрома. Она сразу дернула рычаг управления вправо, но истребитель тут же клюнул носом, завалившись на крыло, и ей пришлось увеличить подачу топлива до восьмидесяти процентов. Следующим шагом нужно было снова взять транспортник в прицел, однако при ее скорости и угле атаки это было невозможно. К счастью, L-600 начал набирать высоту и вскоре самостоятельно выполз на линию огня, очутившись прямо напротив ее ракетных установок.

– Земля, я “Фокстрот Ромео”, готов к атаке. Цель уходит – следует ли мне открывать огонь?

– Линда, это я, Эл, – раздался в наушниках встревоженный голос. – Отваливай влево!

Она слышала крик своего напарника, но не могла опустить глаза, чтобы переключить диапазоны: до L-600 оставалось не больше трехсот ярдов. Правда, у нее мелькнула мысль, что Винсенти не предупреждал, а приказывал убираться подобру-поздорову от опасного места. Тем не менее, она предпочла остаться у левого крыла транспортника.

– Цель у меня в прицеле, – произнесла она в микрофон. – Земля, жду ваших указаний. Следует ли мне атаковать? Земля, ответьте...

Краем глаза Маккензи уловила отблеск яркой вспышки, озарившей правое крыло истребителя, но та сверкнула где-то у самой земли, и Линда подумала, что это был отсвет полицейской мигалки или вспышки какого-нибудь фотографа.

Затем она увидела столб огня вокруг ее истребителя, услышала какой-то громоподобный треск и почувствовала, как что-то с чудовищной силой ударило в фюзеляж F-16.

Тринадцать гранат, уложенных между ящиками со “стингерами”, разорвались еще до того, как грузовая тележка достигла земли, что увеличило радиус разрушений. Цепная реакция, вызванная сработавшими запалами, была молниеносной – осколки гранат пробили топливные баки с содержащимся в них сжиженным газом, воспламенили топливные компоненты и взрывчатые вещества. Некоторые ракеты взорвались сразу, у других сначала пришли в действие двигатели, отчего раскаленные добела части оболочки посыпались на машины и ближние здания аэродрома. Когда остатки тележки рухнули на землю, на месте ее падения поднялся фонтан пламени, во все стороны разбрасывавший огненные брызги и неразорвавшиеся, боеголовки. Казалось, у ракет вдруг появились глаза или заработала система самонаведения – каждая попадала в какую-нибудь машину или строение.

– Ох, дьявол... – только и мог выдохнуть Джефферсон Джонс, вместе с Казье наблюдавший за происходящим внизу.

Сверху все это напоминало огромный фейерверк с множеством пиротехнических эффектов – мощные взрывы следовали друг за другом, чередуясь с более мелкими и оставляя после себя клубы багрового пламени, бушевавшего на половине летного поля.

– Вот это да!.. Волшебное зрелище, – пробормотал Казье. – Невероятно... абсолютно невероятно.

Когда L-600 взял курс на восток и стал набирать высоту, Крулл подошел к щитку с рубильником и начал закрывать створы грузового люка.

Казье потупился, облокотившись на вторую тележку. Затем поднял глаза на третий штабель ящиков – единственный, содержавший настоящуювзрывчатку.

– Двигай вторую тележку к грузовому трапу, – надевая наушники и устанавливая микрофон, приказал он Круллу. – И помоги мне придвинуть к ней третью. Эти ящики я приберегу для цели, которую будут помнить еще очень долго.

Он нажал кнопку бортовой связи.

– Аист, делай все, как я сказал. Скоро я сменю тебя за штурвалом.

* * *

Сигнал “АВАРИЙН. ОСТ. ДВИГ.” палевой верхней панели зажегся одновременно с лампочкой “ДАВЛЕНИЕ ГИДР./МАСЛО”, расположенной справа. Нижняя панель, казалось, была целиком освещена предупреждающими индикаторами “ЭЛЕКТР. СИСТ.”, “ТЕМП. ТОПЛ.”, “ПОСТ./ПЕР. ТОК” и прочими, горевшими как будто для того, чтобы во всей красе показать приборы, стрелки которых остановились далеко за красными отметками.

Так, пора катапультироваться, подумала Линда.

Ей еще не доводилось прыгать с парашютом из истребителя ни разу за те десять лет, что она летала на F-16. “Не мешкайте. Доверьтесь бортовому оборудованию”, – говорили инструкторы в центре подготовки основного летного состава ВВС, и сейчас Маккензи была готова последовать их совету. Она нащупала рукоятку катапульты и...

– Линда! Это я, Эл! Как слышишь? Мне показалось, что тебя задело, но сейчас я вижу – огня нет. Повторяю, огня нет. Как слышишь? Прием.

Маккензи удивилась, услышав в наушниках голос Винсенти. Она не предполагала, что какая-то часть оборудования еще работает. Она нажала педаль газа – никакого результата, недаром на приборной панели горят лампочки, показывающие количество оборотов ниже холостого хода. Она потянула на себя рычаг управления – ага, поддается с трудом, но все-таки действует. Автоматически включился аварийный блок питания. Нос истребителя задрался – F-16 пошел вверх. Значит, не все потеряно. Если больше ничего не случится, она сможет набрать высоту за счет скорости и подняться немного выше, прежде чем катапультироваться, однако для принятия решения у нее остается всего несколько секунд.

Маккензи опустила рукоять катапульты, положила обе руки на рычаг управления и внимательно оглядела контрольные лампочки на приборной панели. Двигатель заглох из-за попадания плотного воздушного потока в какую-то пробоину перед самой турбиной, поэтому она немедленно перевела рычаг газа на холостой ход, выждала несколько мучительнейших секунд, пока скорость воздушного потока не упала до допустимой для безопасной работы системы зажигания, а затем плавно надавила на педаль подачи топлива. Как раз в тот миг, когда она решила, что двигатель уже никогда не заведется, счетчик зарегистрировал увеличение оборотов с пятидесяти пяти до шестидесяти пяти процентов, а стрелка показателя температуры на лопастях турбины вышла из красной зоны. Линда быстро, но осторожно нажала педаль газа, и тяга стала расти. Скорость достигла ста семидесяти узлов. Она могла продолжать полет.

Линда довела подачу топлива до восьмидесяти процентов и принялась изучать другие неисправности. Несколько раз нажав на кнопку “АВАРИЙНЫЙ ПУСК”, она попыталась завести генераторы – никакого эффекта, кнопка все время возвращалась в исходное положение. Тогда она установила тумблер аварийного блока питания на положение “ВКЛ.” и осмотрела индикаторы потребления электроэнергии. Силы тока едва хватило для работы основного оборудования, и все-таки истребитель держался в воздухе. Рация действовала только на частоте связи с напарником, вот почему в наушниках все еще звучал голос Винсенти. Она включила микрофон.

– Эл, как меня слышишь?

– Слышу отлично, Линда, – сказал Винсенти. – Выходи из виража и опусти нос. Я над тобой, в пяти тысячах футов. Ты можешь управлять самолетом? Проверь двигатели.

– Я устранила неисправность в турбине, но у меня работает только аварийный блок питания, – сказала Маккензи.

Она выровняла угол тангажа – F-16 почти не слушался рулей.

– Кажется, у меня вышла из строя вся гидравлика, аварийного блока питания на нее не хватает, а он работает только за счет воздушного потока в турбине. – Она подумала, что из-за увеличивающейся нагрузки все бортовые электросистемы минут через пятнадцать окажутся и вовсе обесточенными. – Но давление в порядке, а с основным оборудованием я пока управляюсь. Черт возьми, что это было?

– Казье выбросил какой-то предмет из хвостового люка, – ответил Винсенти. – Бомбу или еще что – не разглядел. Видел только взрывы. Но сейчас важно не это. Тебе нужно продержаться, тогда у нас все будет в норме. Я пристроюсь у тебя с правого крыла, а потом мы вместе начнем набирать высоту. Как у тебя с топливом?

– Не знаю, индикатор не работает, – сказала Маккензи. – Но все время загорается лампочка перегрева. По-моему, я потеряла один подвесной бак.

– Вижу, нет бака под левым крылом. Но правый на месте, вот только здорово помят, – проговорил Винсенти, осветив прожектором самолет Линды. – Не думаю, что его можно будет сбросить, тебе придется приземляться с разбитым.

В течение нескольких минут Винсенти делал облеты ее истребителя, со всех сторон осматривая его. Тем временем они поднялись на десять тысяч футов, оставив внизу редкие ранчо и фермы южных пригородов Сакраменто.

– Линда, у тебя полным-полно пробоин на брюхе и на обеих плоскостях. Возможно, ты не сумеешь выпустить шасси. Что думаешь делать? Как он слушается рулей?

Маккензи поняла смысл этого вопроса: будет ли она катапультироваться или попытается посадить самолет?

– Я еще никогда не прыгала с истребителя, – сказала Маккензи. – Веди меня в Макклеллан.

База ВВС Макклеллан, находившаяся к северу от Сакраменто, располагала множеством взлетно-посадочных полос и оборудованием, предназначенным для приема поврежденных самолетов. Без посторонней помощи Маккензи не смогла бы посадить свой F-16.

От центра Сакраменто до военного аэродрома Макклеллан было не больше двадцати миль, но Линде Маккензи этот полет показался самым длинным в жизни. На подходе к северной взлетно-посадочной полосе базы скорость истребителя равнялась двумстам двадцати узлам, то есть намного превышала допустимую, а при ее уменьшении возникали трудности с управлением. Несколько раз двигатель отказывался подчиняться педалям газа.

– Готовься к аварийной посадке, Линда, – сказал Винсенти. – У нас двести с лишним узлов – слишком большая скорость.

– Эл, у меня только что отказал двигатель, – глухим голосом отозвалась Маккензи.

Винсенти понимал, насколько обманчиво ее спокойствие. На свете нет ничего хуже, чем неполадки с основным оборудованием. В таких случаях даже у самых хладнокровных пилотов в конце концов начинают сдавать нервы.

– Вот что, Линда, забудь об этом, – сказал Винсенти. – Будем садиться с выключенным двигателем. Переведи топливную систему в режим “СТАРТ 2” и перекрой магистральный трубопровод.

– “СТАРТ 2”не включается, Эл.

– Ладно, забудь об этом. Отключи стартер. Через минуту-другую мы еще раз попытаемся обезопасить двигатель. До аэродрома осталось шесть миль.

Они летели над Сакраменто, внизу мерцало море городских огней. База Макклеллан была прямо по курсу – отчетливо виднелись ее вращающийся маяк и прожектора на взлетно-посадочной полосе. Большая часть пути осталась позади, но испытания еще не кончились.

– Перекрой воздухозаборник и проверь температуру на выходе. Опусти нос на одиннадцать – семнадцать градусов ниже горизонта. Готовься к выпуску шасси.

– Я готова, Эл.

Ее истребитель стал снижаться по скользящей траектории. Винсенти находился справа и видел, с каким трудом Линда удерживала истребитель от падения. Узкие стрелообразные крылья F-16 не были приспособлены для планирования. Правда, при хорошей начальной скорости да еще с работающим блоком аварийного питания Линда все же могла рассчитывать на посадку с выведенным из строя двигателем. Электронный дисплей на ее шлеме действовал вполне исправно, нос истребителя был нацелен прямо на начало посадочной полосы. Ей предстояло всего лишь следить за величиной угла атаки и держать его в пределах минус одиннадцати – семнадцати градусов по отношению к горизонту. Тогда скольжение было бы сравнительно плавным.

– Пять миль, Линда. Когда будешь готова, выпускай шасси.

– Выпускаю.

Она нажала кнопку фиксации люков и попыталась сдвинуть вниз рукоятку выпуска – та не поддалась.

– Заклинило рукоять, – передала она и надавила на кнопку фиксации стоек шасси, после чего вновь попыталась опустить рукоятку. – Ничего не получается, Эл. У меня не загорелась ни одна контрольная лампочка.

– Вижу твое правое шасси и половину переднего, – сказал Винсенти. – Попробуй еще раз – может быть, разработается.

Маккензи подняла рукоять, выждала несколько секунд и опять опустила, предварительно нажав кнопку фиксации стоек.

– Попробовала, – выдохнула она в микрофон. – Индикаторы не загораются – ни зеленые, ни красные.

– Осталось четыре мили. Воспользуйся аварийной системой. И следи за скоростью, Линда, ты заваливаешься. Опусти немного нос.

– Слушаюсь.

Она сделала необходимые поправки. С третьей попытки левая стойка вышла из паза и приняла вертикальное положение.

– Ну как, все в порядке, Эл? Ты видишь шасси?

– Не вижу переднего, – ответил он. – Может быть, оно выйдет, когда скорость будет меньше ста девяноста. Увеличивай угол атаки до минус тринадцати градусов, но готовься сажать самолет на два колеса. Попробуй еще раз нажать кнопку “СТАРТ 2” и зафиксируй педаль подачи топлива в нейтральном положении. Планируешь хорошо, вполне можешь приземляться. Ты отлично справляешься со своей задачей, Линда. Вот только немного подними нос, сейчас он на одиннадцати градусах.

– При малой скорости он начинает рыскать, – сказала Маккензи. – Мне придется держать двести узлов до самого захода на посадку.

– Хорошо, но помни, что тормозной парашют едва ли раскроется, а гасить скорость реверсом ты не сможешь. Тебе придется пользоваться одним только аэродинамическим торможением на всей посадочной полосе. Девочка, я буду с тобой.

– Спасибо, Эл, – тихо произнесла Маккензи. Затем добавила:

– Эл, у нас все будет хорошо, правда? Я хочу сказать – вообще все.

Господи, подумал Винсенти, говорить о любви всего за несколько секунд до захода на посадку, при скорости двести двадцать узлов, в кромешной тьме, перед незнакомым аэродромом, а главное – на поврежденном истребителе! Только Линда Маккензи способна на такое.

Он не ответил – не было времени. Его F-16 летел всего в нескольких футах над правым краем посадочной полосы, когда самолет Маккензи, несшийся со скоростью двести двадцать узлов в час, коснулся бетонной дорожки.

А затем случилось худшее из всего, что могло произойти.

Переднее шасси так и не вышло из паза, но Маккензи держала нос истребителя задранным высоко в воздух – так, чтобы увеличить аэродинамическое сопротивление, максимально используя поверхность фюзеляжа. За хвостовым оперением тянулся искрящийся огненный шлейф, появившийся сразу же после соприкосновения истребителя с бетонной дорожкой. Внезапно Винсенти увидел яркую вспышку – загорелся поврежденный правый топливный бак, с самого начала волочившийся по посадочной полосе. Истребитель клюнул носом и завертелся волчком. Пламя охватило все правое крыло и воздухозаборник, и тут Маккензи катапультировалась. Прежде чем начать набор высоты, Винсенти успел краем глаза уловить два сверкнувших сопла ее катапульты.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит пункт слежения Макклеллан, сообщите ваши намерения.

Винсенти понял, что взлетно-посадочные полосы теперь будут закрыты и в Макклеллане, и в Мейтере – обоих крупных аэропортах Сакраменто, приспособленных для приема военных самолетов. В нескольких милях, правда, находился аэропорт Метро. Его могли направить туда, хотя командование ВВС не любило посылать боевые истребители на гражданские аэродромы, Кроме того, неподалеку были военные базы Бил и Трэвис, обе в пятидесяти милях, а топлива у него хватило бы даже для того, чтобы вернуться к терминалу Фресно. Однако он хотел повидать Линду, хотя бы ненадолго остаться со своим напарником. Тем более что начнется расследование катастрофы, и ему, ведущему их звена и очевидцу аварии, все равно придется выступать свидетелем.

Черт вас побери, со злостью подумал Винсенти, когда нужно, вас не докличешься. Он зафиксировал педаль газа в положении “ТЯГА КРЕЙС.” и нажал кнопку рации.

– Земля, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, прошу разрешения отложить посадку. Сообщите координаты преследуемого самолета, который только что покинул пределы аэродрома Мейтер.

– Хорошо, “фокстрот Ромео”, ждите ответа. Ждать пришлось недолго.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, ваша контрольная группа приказывает вам как можно скорее призем-л1пъся на аэродроме Бил. Вы можете связаться со службой слежения за заходами на посадку диспетчерского пункта Сакраменто на частоте 109, 1.

Винсенти повернул истребитель на юго-восток, а не на север, как ему было указано, и начал прощупывать ночное небо радаром.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, как поняли? Вам приказано приземлиться в Биле. Прием.

Винсенти отвязался от этого оператора с его назойливыми указаниями, настроив рацию на частоту западного сектора службы слежения Сакраменто.

– Сакраменто, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вылет по боевой тревоге, поднимаюсь на высоту шесть тысяч. Прошу дать координаты преследуемого самолета, который покинул пределы аэродрома Мейтер. Прием.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба заходов на посадку Сакраменто. В последний раз ваша цель замечена на западе, приблизительно в пятидесяти трех милях, высота неизвестна. Вы покидаете мою аэронавигационную зону, передаю вас службе слежения Трэвис, частота ноль-два-семь и пятнадцать сотых.

Точность координат цели оставляла желать лучшего, но работать было можно. Минуту спустя Винсенти засек низко летящий объект, двигавшийся на запад вдоль прибрежного взгорья между Сакраменто и Сан-Франциско и делавший двести узлов на высоте не больше нескольких сотен футов над землей.

Скорее всего, это и был Казье.

Он явно избегал зоны действия местных радаров, поэтому огибал пункт радарного слежения, находившийся близ базы Трэвис.

– Служба слежения Трэвис, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, – скороговоркой передал Винсенти. – Прошу разрешения на перехват самолета, уходящего от преследования на бреющем полете в тридцати одной миле у меня по курсу. Прием.

* * *

Как ни крепки были нервы у Анри Казье, однако даже у него на лбу выступил пот, когда динамик бортовой радиостанции воспроизвел диалог военного пилота и оператора гражданского радарного пункта: “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения Трэвис, ваша максимальная скорость два-пять-ноль. Держитесь в стороне от зоны аэронавигации Трэвис, класс Д, и ждите дальнейших указаний.

– Этот летчик преследует нас, – сказал Казье. – Странно, мне казалось, что они оба приземлятся после того, как эта сука напоролась на взрывную волну. – Он пожал плечами. – Оказывается, я ошибался.

– Но ему ведь приказали идти на посадку, – с озадаченным видом произнес Аист. – Ему приказали садиться! Почему он не подчиняется приказу?

– Возмездие, – просто объяснил Казье. – Можешь мне поверить, он жаждет отомстить за сбитый истребитель. Этот пилот, он и есть настоящий ведущий. Та была слишком неопытна. А этот... этот нас не упустит. Уж он-то постарается отправить нас на тот свет, я таких знаю.

– Хорошенькое дельце! – простонал Джонс. – Ты хочешь сказать, этот военный самолет подожжет нас вместе с нашим грузом? Дьявол, что же нам делать?

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения Трэвис. Вам приказано не превышать скорости два-пять-ноль узлов, вы меня слышите? – опять прозвучал голос в динамике. – Немедленно сбавьте скорость... “Фокстрот Ромео”, покиньте мою зону аэронавигации и свяжитесь с зоной залива Сан-Франциско на частоте один-два-семь и ноль. “Фокстрот Ромео”, как поняли? Прием.

– Он не отвечает, – сказал Джонс. – Что, черт возьми, у него на уме?

Казье переключил радиостанцию на указанную частоту – она была общей для большинства крупных аэропортов, располагавшихся вокруг залива Сан-Франциско. Истребитель и там не давал о себе знать.

– Этот парень больше не подчиняется ни федеральным властям, ни своему командованию, – заключил Казье. – Он решил преследовать нас, пока кто-нибудь один... не выйдет из игры.

– Но, будь он проклят, что же все это значит? – взорвался Джонс.

– Это значит, дурак безмозглый, что он дезертировал. Иными словами, со своими двадцатимиллиметровыми пушками он разнесет эту посудину в щепки при первой же возможности, не дожидаясь санкции руководства, – спокойно произнес Казье. – За те две секунды, в течение которых его палец будет нажимать на гашетку, в нас полетит штук сто снарядов, длиной в два раза превышающих твой большой палец и весом примерно в фунт каждый. Он расправится с этим самолетом так же легко, как ребенок – с мыльным пузырем... Ну как, теперь понял?

Его глаза внимательно осматривали пространство за окном. На юге были Сан-Франциско, Окленд, база морской авиации Аламеда, Хейуорд и Сан-Хосе – все они входили в аэронавигационную зону залива Сан-Франциско, перегруженную даже ночью. В черном небе мерцали посадочные огни десятка, а то и дюжины самолетов. Их расходящиеся книзу цепочки были похожи на гигантские рождественские гирлянды – несколько спиралей и линий, каждая из которых заканчивалась на земле в каком-нибудь воздушном порту.

Через какое-то время Казье нарушил молчание:

– Вот куда нам надо лететь.

Он резко отклонил штурвал влево и подал вперед, направив нос самолета в самую гущу наземных огней.

– Дружище, что ты делаешь?

– Мы не сможем уйти от пилота, который сейчас преследует нас, – сказал Казье. – Значит, нам нужно заставить его отказаться от погони, если это еще возможно.

– Что ты задумал?

Но Крулл уже вес понял. Их самолет летел прямо к международному аэропорту Сан-Франциско – тому месту, куда стягивалось большинство светящихся точек, плывших в ночном небе.

Перед ними была аэронавигационная зона одного из самых загруженных воздушных портов Америки.

– Черт побери! Командир, ты и впрямь решил залететь в гущу всего этого?

– А почему бы и нет? Игра продолжается, ставки растут, – Казье усмехнулся. – Сейчас мы переходим к последнему этапу русской рулетки.

Покрутив ручку настройки радиостанции, он послушал голоса диспетчеров, передававших на самолеты координаты заходов на посадку в различные аэропорты – Окленд, Мартинес, Аламеду, Хейуорд и Сан-Франциско. L-600 уже приближался к северному побережью залива Сан-Пабло. Слева простирались огни города Валеджоу справа – лесистая граница округа Мэрин, обозначенная автомобильными фарами и фонарями сто первой скоростной магистрали. Через несколько минут транспортник, двигавшийся со скоростью три мили в минуту, должен был очутиться над заливом.

– “Кактус” девять-семь-три, коридор занят, опасность на пути вашего следования. Неопознанный объект, три мили к юго-западу, высота не определена, – передавал диспетчер какому-то другому самолету.

– Девять-семь-три, объекта не вижу, – ответил пилот “боинга-737” юго-восточной авиакомпании, недавно вылетевший из международного аэропорта Окленда.

Голос пилота казался усталым – вероятно, как и многие опытные летчики, он не совсем доверял диспетчерам. Наземные радары в этом районе нередко регистрируют различные воздушные помехи, вызванные пролетающими стаями птиц, туманом, дымом и просто повышенной влажностью. По ночам самолеты летают с зажженными бортовыми огнями, а если огней нет – значит, это не самолет. И, кроме всего прочего, кто же захочет столкнуться в воздухе с другим самолетом?

– Это он, – сказал Казье, показав за окно – вверх и немного вправо.

Определить тип самолета было трудно. В темноте виднелись только бортовые огни – посадочные, опознавательные, навигационные и предупредительные, позволявшие судить об его размерах и курсе. Этот турбовинтовой лайнер двигался намного быстрее тихоходного L-600, и все же транспортник еще мог догнать его, нужно было лишь верно рассчитать упреждающий угол. Казье снова потянул на себя штурвал и отвернул влево, направив L-600 наперерез пассажирскому воздушному судну.

– Борт девять-семь-три, говорит диспетчерская служба залива Сан-Пабло. Объект начал маневрировать. Сейчас он в двух милях, угол тридцать градусов.

– Я девять-семь-три, пытаюсь его обнаружить, пока безрезультатно.

– Он нас не видит, – пробормотал Казье. Подавшись вперед, он включил все посадочные огни.

– Ну, а теперь?

– Я девять-семь-три, вошел в визуальный контакт с объектом, о котором вы сообщили, – тотчас прозвучал в динамике голос гражданского пилота. – На какой высоте он летит?

– Ваш эшелон пока свободен, – сказал оператор службы слежения. – Вы пролетите прямо перед ним.

– Не торопитесь, ребята, – сказал Казье. Продолжая набирать высоту, он повернул влево, чтобы уменьшить угол упреждения.

– Ну, а теперь как?

– “Кактус” девять-семь-три, угроза столкновения! Немедленно отверните на тридцать градусов вправо! – закричал диспетчер.

Лайнер зажег несколько добавочных красных огней и изменил курс. Казье криво усмехнулся, представив себе, какие чувства сейчас испытывают его пассажиры – вытягивают шеи, расплескивают кофе, бросаются к иллюминаторам и таращат глаза на черное небо, а стюардессы выбиваются из сил, призывая их не нарушать центровку самолета.

– Этот ублюдок повернул прямо на меня! – истошно закричал пилот лайнера, сразу позабыв все инструкции по ведению радиопереговоров. – Повторяю, этот парень повернул прямо на меня. Служба слежения, мне нужны его бортовые координаты и полетные данные.

– “Кактус” девять-семь-три, ваш запрос принят, переходите на связь со службой слежения залива Сан-Пабло на частоте один-три-пять и четыре. Отбой. Внимание борту самолета с координатами три-ноль-ноль и двенадцать градусов, ориентация по Окленду, вы входите в зоны аэронавигации класса Б Сан-Франциско и класса В Окленда. Предупреждаю, у вас нет разрешения на пересечение, тридцатимильного контрольного барьера в режиме В. Немедленно покиньте зоны аэронавигации А и Б, свяжитесь со службой слежения залива Сан-Франциско на частоте один-два-семь и девять и сообщите ваши полетные данные”.

Анри Казье расхохотался.

– Великолепно, просто великолепно! – хмыкнул он чуть погодя.

– Твою мать, мы чуть не столкнулись! – выругался Крулл.

– Мистер Крулл, наш смертный приговор был подписан в ту самую секунду, когда я услышал по радио голос этого военного летчика, – совершенно серьезным тоном произнес Казье. – Он жаждет мести и ради нее готов пожертвовать своей карьерой. Следовательно, мы будем защищаться.

Затем на его лице вновь появилась широкая улыбка.

– Если нам и на этот раз повезет, мы отправимся к праотцам, прихватив с собой несколько американских подданных.

С этими словами он снова повернул L-600 к Сан-Франциско и начал снижение. Через некоторое время впереди замаячили огни международного аэропорта.

* * *

– “Фокстрот Ромео”, вижу вас на радаре, вы находитесь в десяти милях к юго-западу от базы Трэвис, – передал оператор пункта ПВО “Сьерра-Петэ”. Благодаря разветвленной сети ретрансляционных радарных станций военные диспетчеры из восточной Калифорнии имели возможность отслеживать и при необходимости вызывать на связь любой самолет ВВС, находившийся над территорией Соединенных Штатов. – Пилот, вам должны были сообщить приказ, обязывающий вас совершить посадку в Биле. Вы испытываете трудности с его выполнением?

– Никак нет, “Сьерра-Петэ”, – ответил Винсенти. – Кто сегодня командует сменой? Джон? Мэри?

– Эл, это я, Беррел, – вступил в разговор подполковник Джон Беррел, подключившийся к коммуникационному каналу группы контроля за вооружениями. – Сегодня моя очередь, но со мной в паре дежурит Браво (кодовым именем “Браво” служащие командного пункта называли представителя штаба юго-западного сектора ПВО, капитана военно-морских сил Франчину Тельман). Какого дьявола ты канителишься? Я приказал тебе садиться на дозаправку в Биле.

– Джон, мне необходимо получить разрешение на перехват Казье в районе залива, – сказал Винсенти.

– Что? “Фокстрот Ромео”, повторите, что вы сказали!

– Ты слышал, Джон, – невозмутимым тоном произнес Винсенти. – Казье направился в международный аэропорт Сан-Франциско. Метит, стервец, прямиком во взлетно-посадочную зону, один авиалайнер уже чуть не свалился в штопор, пытаясь избежать столкновения с ним. Я думаю, у него на борту осталось еще немало взрывчатки, от которой он вполне может избавиться над каким-нибудь приглянувшимся ему местом – над городом или аэропортом, не знаю. Джон, я могу остановить его примерно в тринадцати милях к северу от того и другого. Сейчас он летит над мостом, а через минуту окажется над заливом Сан-Франциско. Мне нужно иметь разрешение на атаку, пока он не пересек мост. Прием.

– Эл, я не вправе давать такие санкции, – Беррел замялся. – Понимаю, ты хочешь отомстить Казье, но...

Несколько мгновений в эфире не было слышно ни звука, затем женский голос произнес:

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, это Браво (говорила Франчина Тельман, Винсенти сразу узнал ее чеканную манеру). Я приказываю вам немедленно приземлиться на военно-воздушной базе Бил. Повторите приказ и приступайте к его исполнению. Прием.

– Франчина, если вам нужен Анри Казье, я могу перехватить его. Для этого достаточно дать мне устное разрешение.

– “Фокстрот Ромео”, свой приказ вы уже получили. Выполняйте его, или я привлеку вас к суду, едва вы ступите на землю. И советую вам прибегнуть к надлежащей процедуре ведения радиопереговоров.

– Франчина, – пропустив мимо ушей ее последнее требование, сказал Винсенти, – он пытался протаранить пассажирский лайнер, а сейчас намеревается врезаться в самую гущу самолетов, прибывающих в Сан-Франциско.

– Вижу, Винсенти. Уверяю вас, мы тоже следим за ним, – уже другим тоном, видимо, отказавшись от попыток наладить дисциплину радиосообщений, произнесла Тельман. – И еще мне известно, что федеральные аэронавигационные правила вы нарушаете так же грубо, как Казье. Между прочим, радарные центры Трэвиса, Сан-Франциско и Окленда сейчас в один голос вопят о кровавой мести пилоту, вторгшемуся в их воздушное пространство. Как, по-вашему, чью просьбу мы должны удовлетворить, их или вашу? Послушайте мудрого совета, Эл. Побыстрее убирайтесь из их владений и приземляйтесь в Биле. – Она немного помолчала, затем добавила: – Пожалуйста.

Винсенти сжал и разжал пальцы рук, лежавших на ручке управления. Вот он, решающий момент, подумалось ему. Он все еще находился вне зоны аэронавигации класса Б, окружавшей Сан-Франциско, и мог без труда подняться на восемь тысяч футов, чтобы покинуть запретное воздушное пространство. Попытайся Казье что-нибудь вытворить, Винсенти еще успел бы принять ответные меры. У него мелькнула мысль воспользоваться старым трюком военных летчиков – отключить рацию, подать сигнал о перебоях в работе радиооборудования, подождать и снова выйти на связь, если Казье благополучно минует опасную зону, поскольку будет держаться в верхнем эшелоне, ему будут вынуждены поверить. Однако при любом из этих вариантов Казье уйдет от наказания.

– Франчина, я не могу этого сделать, – сказал Винсенти.

– Не валяйте дурака, Винсенти, – разозлилась Тельман. – Я приказываю вам покинуть аэронавигационную зону класса Б. До сих пор ваша карьера считалась у нас одной из самых успешных, стоит ли губить ее ради Казье? Вы свое задание выполнили. Теперь прекращайте преследование и не суйте нос, куда не надо. Учтите, если новый инцидент в зоне Б произойдет по вашей вине, я не смогу спасти вас от Ливенуорта.

Кислородная маска лишь отчасти приглушила проклятия, которыми разразился Винсенти. Казье сейчас находился примерно в двадцати милях от него, только что перелетел северную оконечность острова Сокровищ. Еще несколько минут, и он минует мост через залив Сан-Франциско. И тогда, повернув направо, еще через минуту окажется над городом, а через три – над мостом Золотые Ворота; если же и после этого продолжит лететь по прямой, То на исходе четвертой минуты ворвется в пространство международного аэропорта. Видеть его перемещения – почти то же самое, что наблюдать за торнадо, несущимся в прериях, когда не знаешь, в какую сторону он помчится в следующий миг, и молишься о том, чтобы этот смертоносный вихрь повернул куда угодно, но только не к тебе.

– Послушайте, Эл, – еще раз попыталась сменить тон Тельман, – прошу вас, прекратите преследование.

– Будьте вы все прокляты, – пробормотал Винсенти. Он выжал на полную дожигателъ топлива и потянул на себя рычаг управления. Через шестьдесят секунд его истребитель поднялся на восемь тысяч пятьсот футов, оставив внизу аэронавигационную зону класса Б и перейдя на полет по полусферической траектории. Он уже пролетал над городом Ричмонд, лежавшем на пути в Окленд, когда Казье, к тому времени миновавший мост через залив, взял курс на Сан-Франциско. Винсенти тотчас переключил рацию на ультракоротковолновый диапазон.

– Земля, я “Фокстрот Ромео” ноль-первый F-16, боевой перехват, вызываю диспетчерскую службу залива на частоте один-два-семь и ноль. Нахожусь на высоте восемь тысяч пятьсот, десять миль к северу от радарного пункта Окленд. Прошу дать разрешение на полет класса Б и координаты на перехват самолета, летящего в западном направлении от моста через залив Сан-Франциско. Также прошу разрешения на увеличение скорости до четыре-ноль-ноль узлов. Прием.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения залива Сан-Франциско, вашу просьбу удовлетворить не могу, – ответил оператор диспетчерского пункта. – У меня нет сообщения о том, что вы выполняете боевой перехват, для начала я должен связаться с людьми из вашего сектора воздушной обороны. Дайте позывные на частоте четыре-три-ноль-ноль, сохраняйте прежнюю скорость и высоту, не входя в зону аэронавигации Сан-Франциско. Отбой. Внимание борту три-семь-два, возьмите влево на один-пять-ноль и сбавьте скорость захода на посадку! Борт два-ноль-девять-девять, немедленно прибавляйте скорость – в ста пятидесяти градусах по вашему курсу появился неопознанный летательный аппарат, высота неизвестна...

В голосе оператора зазвучала болезненно-напряженная интонация. Винсенти знал, почему. Еще только услышав слово “отбой”, он ухе кричал в микрофон:

– Земля, моя цель – этот неопознанный самолет, я вижу его на радаре! Дайте мне разрешение на перехват, я уберу его из вашей зоны заходов на посадку. Прием.

– Черт возьми, я не могу работать, когда несколько бортов говорят одновременно! Внимание всем. Пожалуйста, заткнитесь и слушайте меня, – с раздражением произнес оператор. – “Фокстрот Ромео” ноль-первый, я же вам ясно сказал: не могу, держитесь прежнего курса и не входите в аэронавигационную зону класса Б. Дельта четырнадцать, отверните влево на два-ноль-ноль градусов и снижайтесь до пяти тысяч футов, для посадки вам отведена полоса один-девять левая. Борт восемь-два-два, занимайте высоту шесть тысяч...

Распоряжения оператора посыпались с пулеметной скоростью – пробиться в эфир стало невозможно. У Винсенти мелькнула мысль отжать рычаг управления и спикировать прямо на хвост Казье, однако сейчас это было бы слишком опасно: чем ближе Казье подлетал к международному аэропорту Сан-Франциско, тем больше самолетов окружало его со всех сторон и тем меньше возможностей для атаки оставалось у Винсенти.

Ну что ж, он, по крайней мере, выполнил часть своего приказа – прекратить преследование, – хотя все еще горел желанием свести счеты с Казье. Горючего на F-16 хватило бы еще на час полета, к тому же вокруг было достаточно много военных баз, пригодных для посадки истребителя. Лучше всего сейчас было бы подождать, продержаться еще какое-то время над зоной Б – “над схваткой”, невесело подумал Винсенти, – и посмотреть, что замыслил этот маньяк, сидевший за штурвалом чешского транспортника.

Не переключая диапазона рации – не хотел слушать воплей Франчины Тельман или кого-нибудь еще из юго-западного сектора воздушной обороны, – он продолжал следить за зеленой точкой, мерцающей на экране его радара. На высоте в несколько тысяч футов от цели он чувствовал, что болтаться над местом событий совершенно бессмысленно, однако не мог ничего предпринять – только наблюдать за трагедией, развертывавшейся внизу.

* * *

– Неопознанному летательному аппарату, находящемуся в воздухе над портом Сан-Франциско, – передал перепуганный оператор на аварийной частоте диапазона ультракоротких волн. – Говорит диспетчерская. Вы без предварительного уведомления пересекли оклендскую зону аэронавигации класса В и держите курс на зону класса Б, на вхождение в которую требуется соответствующее разрешение диспетчерского пункта. На пути вашего следования множество самолетов, стартующих из международного аэропорта.

Оператор попробовал сменить тактику. Сейчас он решил, что пилот, с которым ему пришлось иметь дело, попал в беду – возможно, за штурвалом оказалась жена летчика, лежащего с сердечным приступом в соседнем кресле, или какой-нибудь ребенок, из озорства угнавший самолет и направивший его в самый большой из находившихся в пределах видимости аэропортов. Какой смысл угрожать ему или ей? Лучше предложить какой-нибудь разумный выход, в то же время защитив воздушное пространство и законопослушные воздушные суда, уже находящиеся в нем.

– Вам необходимо выполнить поворот на сто восемьдесят градусов и покинуть зону аэропорта Сан-Франциско, потому что здесь очень много больших самолетов и вы можете потерпеть аварию, – почти заискивающим тоном произнес оператор, изо всех сил старавшийся совладать с тревогой и злостью, которые все больше охватывали его. – Если вы меня слышите, то поверните назад и летите в сторону залива или Сакраменто. Вам не обязательно отвечать мне, нужно лишь отвернуть от Сан-Франциско, чтобы мы успели убрать с вашего пути кое-какие самолеты, а потом помочь вам сориентироваться... Борт пять-восемь-один, вас понял, перевожу в верхний эшелон... Неопознанный летательный аппарат, находящийся над ограничительной линией аэропорта, вы должны немедленно повернуть назад... Борт американского самолета три-семь-два, опасность столкновения! Неопознанный летательный аппарат в шестидесяти градусах, высота неизвестна... Дельта четыре-двадцать-два, у нас нарушен график заходов на посадку, прошу перейти во второй эшелон и повторить заход...

Винсенти резким движением сорвал с лица кислородную маску. Линии авиасообщений над Сан-Франциско запутывались с каждой минутой – и все из-за одного безумца.

Он должен был что-то предпринять!

Винсенти снова надел маску и включил микрофон.

– Служба слежения Сан-Франциско, говорит “Фокстрот Ромео” ноль-первый, нахожусь над мостом через залив, восемь тысяч футов над землей. Сообщаю, что объект, нарушивший график движения, летит на высоте тысяча футов. Это транспортный самолет L-600, пилотируемый скрывающимся террористом. Настоятельно рекомендую отложить все ближайшие вылеты, закрыть посадку и разрешить мне расправиться с этим ублюдком. Прием.

В эфире наступила полная тишина, точно из аэронавигационной зоны Сан-Франциско вдруг выкачали воздух. Этот эффект произвело слово “террорист”, мгновенно подействовавшее на всех, кто слышал его.

Наконец спустя полминуты или даже больше оператор передал:

– Хорошо, “Фокстрот Ромео” ноль-первый. Говорит служба слежения Сан-Франциско, ждите ответа.

Обычно диспетчеры употребляли выражение “ждите ответа” вместо подразумевавшегося “не мешай мне, я занят”, но сейчас оно означало “погоди, я расчищу тебе путь”.

– Борт английского самолета двенадцать-ноль-че-тырнадцатъ, разрешение на взлет отменяется. Дельта пять-девять-восемь, оставайтесь на прежнем месте. Борт пять-восемь-один, ложитесь на обратный курс и свяжитесь со службой слежения залива. Дельта четырнадцать, развернитесь и ждите дальнейших указаний. Борт американского самолета два-ноль-девять-девять, разрешаю заходить на посадку, вам отведена запасная полоса один-девять правая. “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вижу вас на радаре, вы в одиннадцати милях к северу от порта Сан-Франциско, высота восемь тысяч пятьсот. Каковы ваши намерения?

– Я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, прошу дать разрешение на экстренное вхождение в аэронавигационную зону класса Б, скорость пять-ноль-ноль узлов, и предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя, – ответил Винсенти.

Запросом на “предупредительные оперативные меры” военные летчики обычно выражали намерение выстроиться в боевой порядок или произвести дозаправку в воздухе, однако Винсенти хотел получить право на этот режим полета, чтобы перехватить Казье.

– Хорошо, “Фокстрот Ромео”, – необычно решительным тоном произнес оператор. – Вам разрешено на максимально допустимой скорости войти в аэронавигационную зону класса Б, чтобы блокировать пространство в радиусе пяти морских миль вокруг международного аэропорта Сан-Франциско и принять предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя. Оставайтесь на этой частоте.

– Ясно, разрешение принял, – ответил Винсенти, уже давивший на рычаг управления и чувствовавший, как от резкого перепада давления у него закладывает уши.

Из пике он вышел уже к югу от моста через залив и со снижением высоты пошел в сторону международного аэропорта Сан-Франциско. На экране радара к тому времени осталось лишь несколько зеленых точек, и только один самолет находился в непосредственной близости от аэропорта. Это был Казье.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вижу нарушителя на радаре, приступаю к оперативным действиям, – передал Винсенти. – Предлагаю связаться с Оклендом, там тоже нужно отложить все ближайшие вылеты. Думаю, летать над Сан-Франциско сейчас будет небезопасно.

– “Фокстрот Ромео” ноль-первый, что вы сказали?.. – тотчас прозвучало с диспетчерской вышки аэропорта. Однако ответа не последовало.

* * *

Сидевший за штурвалом L-600 Тадделе Корхонен до отказа выжал педаль газа. Под крылом промелькнули пирсы, доки и склады порта Сан-Франциско.

– Какого черта мы летим так низко над городом? – спросил Джефферсон Джонс, вместе с Казье убиравший со второго стеллажа пачки денег и упаковки кокаина. – Ты хочешь сбросить всю оставшуюся взрывчатку на Сан-Франциско?

– Конечно, нет, – ответил Казье. – Потеря “стингеров” не сулит ничего хорошего моим торговым операциям, и я должен поправить дела, сохранив хотя бы взрывчатку и боеприпасы. Кроме того, мы все еще летим. Пока мы в воздухе, у нас есть надежда.

Голоса, перебивавшие друг друга на канале диспетчерского пункта, внезапно сменились полной тишиной. Казье насторожился. Затем из динамика послышалось:

– Алло, “Фокстрот Ромео” ноль-первый, говорит служба слежения Сан-Франциско, ждите ответа... Борт английского самолета двенадцать-ноль-четыре, разрешение на вылет отменяется. Дельта пять-девять-восемь, оставайтесь на прежнем месте. Борт пять-восемь-один, ложитесь на обратный курс и свяжитесь со службой слежения залива...

– Черт возьми, что он творит? – опешил Джонс. – Такое впечатление, будто отсюда выметают всех, кто попадется под руку.

– Именно это он и делает, – сказал Казье. – Но зачем?

– Внимание всем самолетам, опасность в зоне воздушного движения. Борт американского самолета два-ноль-девять-девять, разрешаю заходить на посадку, вам отведена запасная полоса один-девять правая. “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вижу вас на радаре, вы находитесь в десяти милях к северу от порта Сан-Франциско. Каковы ваши намерения?

– Я “Фокстрот Ромео” ноль-первый, прошу дать разрешение на экстренное вхождение в аэронавигационную зону класса Б, скорость пять-ноль-ноль узлов, и предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя, – прозвучал ответ.

– “Фокстрот Ромео” ноль один... Опять этот проклятый истребитель! – вырвалось у Джонса. – Командир, он снова у нас на хвосте!

– Ему ни за что на свете не позволят спикировать сюда на скорости пятьсот узлов, – сказал Казье. – Это невозможно.

– Ладно, “Фокстрот Ромео” ноль-первый, вам разрешено на максимально допустимой скорости войти в аэронавигационную зону класса Б, чтобы блокировать пространство в радиусе пяти морских миль вокруг аэропорта Сан-Франциско и принять предупредительные оперативные меры против самолета-нарушителя. Оставайтесь на этой частоте.

– О боже, ему дали карт-бланш! – Казье опешил. – Никакой оператор не вправе давать такие разрешения!

– И все-таки он получил их, – Джоне хмыкнул. – И теперь собирается стереть нас в порошок. Что будем делать, командир?

Казье стал оседать на пол. Сейчас он напоминал проколотый автомобильный баллон, из которого медленно выходит воздух.

Джоне впервые за все время увидел настоящий ужас, отразившийся на его лице. Казье смотрел в открытый грузовой люк L-600, как будто пытался разглядеть в темноте истребитель, выбирающий позицию для стрельбы.

– Дружище, мы можем сдаться в плен, – добавил Джонс. – Скажи ему, что мы сдаемся. По-моему, это лучше, чем умереть.

– Я никогда не сдамся! – выпалил Казье. – Слышишь, никогда!

Он подошел к панели бортовой связи и нажал кнопку микрофона.

– Аист, а ну-ка, живо лети в Сан-Франциско, к зданиям терминала.

L-600 тотчас накренился на левое крыло и начал снижаться. Казье переключил рацию на ультракоротковолновый диапазон.

– Внимание истребителю F-16, говорит Анри Казье. У меня на борту несколько тонн взрывчатки, и я готов сбросить ее на международный аэропорт Сан-Франциско, если вы не покинете этот район.

– Казье, ты отправишься на тот свет намного раньше, чем думаешь, – произнес мужской голос на той же частоте. – Я настигну тебя в двух минутах лета от аэропорта, а ракеты могу выпустить хоть сейчас – ты уже находишься в пределах их досягаемости (Винсенти блефовал, у него вообще не было ракет, а на расстояние прицельного огня он мог выйти не раньше чем через тридцать-сорок секунд). Бросай взрывчатку прямо сейчас, в залив, и уходи от берега. Потом повернешь на север, и я провожу тебя на базу морской авиации Аламеда.

Повернувшись к Джонсу, Казье крикнул:

– Готовь к сбрасыванию вторую тележку. Затем произнес в микрофон:

– А откуда мне знать, что вы меня не убьете после того, как я выполню все ваши приказы?

– Я не собираюсь давать тебе, сукин сын, никаких ручательств, кроме одного: если ты сейчас же не отвернешь от берега, то через три секунды будешь трупом. Какой вариант тебя больше устраивает?

– Хорошо, я сбрасываю взрывчатку. Только не выпускайте ракеты.

Он направился к Круллу. Общими усилиями они вытолкнули вторую тележку в грузовой люк, когда до мыса Фуллерс, начинавшегося к северу от аэропорта, оставалось несколько сотен ярдов. Затем Казье взял в руки микрофон и нажал кнопку бортовой связи.

– Аист, сбавь скорость и поверни на север... а потом снова возьми курс на международный аэропорт и газуй на всю катушку.

И еще раз переключил рацию на УКВ.

– Готово. Взрывчатка сброшена, теперь я поворачиваю на север. Ваша взяла! Я хочу выступить с официальным обращением ко всем, кто слышит меня на этой частоте. Я, Анри Казье, сдаюсь в плен военно-воздушным силам Соединенных Штатов Америки при условии, что по мне не будет открыт огонь. А чтобы не было так называемого “несчастного случая”, призываю вас быть моими свидетелями.

– Черт возьми, да ты совсем рехнулся! – заорал Джонс, пытаясь перекричать свист ветра и рев авиационных турбин. – Ты собираешься сбросить последнюю тележку на международный аэропорт? Господи, тогда-то уж он наверняка выпустит по нам ракету... Иисус, пресвятая богородица...

– Будь у него ракеты, он бы уже давно сбил нас, – резонно заметил Казье. – У него только пушки, как и у предыдущего истребителя. Скорее всего, этот пилот хочет подождать, пока мы вылетим на середину залива, чтобы потом открыть огонь. Поэтому, я надеюсь, он не успеет догнать нас, когда мы повернем и наберем скорость. Вот так, безнаказанно, мне еще никто не угрожал. – Он бросил микрофон, затем подошел к стойке с парашютами и надел один из них. – Мы сбросим взрывчатку на аэропорт Сан-Франциско, а чуть позже незаметно парашютируемся. Аист включит автопилот и прыгнет с нами.

– Ошибаешься, никто никуда прыгать не будет, – сказал Джонс.

Пока Казье застегивал лямки парашюта, Джоне быстро нагнулся, одной рукой приподнял штанину своей спецовки, а другой вынул небольшой автоматический пистолет из кобуры, прикрепленной к его лодыжке.

– Заложи руки за голову и поворачивайся ко мне спиной.

– Что такое? – изумленно уставившись на пистолет, спросил Казье.

– Полиция, Казье. – Свободной рукой Джонс достал из заднего кармана бумажник, раскрыл, чтобы показать пятиконечную звезду, закрыл и сунул за пояс. – Ты задержан, подонок. Поворачивайся, живо.

– Шериф Джонс, если вы начнете стрелять в этом отсеке, мы оба окажемся в аду.

– Да, но сначала я увижу твою смерть, – сказал Джонс. – Отойди в тот конец отсека и повернись лицом к борту. Ну, пошевеливайся.

Когда Казье, который медленно двинулся к левому борту транспортника, обошел третью тележку с грузом, Джонс шагнул к переговорному устройству и нажал кнопку.

– Аист, это Джонс. Поворот на Сан-Франциско отменяется, держи курс на середину залива. Именем закона ты арестован. Я федеральный шериф, и, если ты поведешь самолет к берегу...

Внезапно L-600 накренился – так резко, будто выполнял “бочку”. Услышав слово “шериф”, Корхонен бросил самолет на левое крыло, и Джонс на несколько секунд потерял равновесие. Этого времени бельгийцу оказалось достаточно. Казье мгновенно упал на колени, – вот почему первая пуля Джонса пролетела мимо, – выхватил из правого голенища сапога автоматический “вальтер”, увернулся от второго выстрела, отпрыгнул в сторону грузового люка, а затем несколько раз нажал на курок. Он целился в сердце Джонса, но попал в горло и голову. Переодетый шериф успел сделать еще три выстрела и замертво рухнул на пол.

– Пора кончать с этим проклятым занятием, – пытаясь подняться на ноги, пробормотал Казье. – Если дела так и дальше пойдут, то скоро власти начнут залезать ко мне в постель.

Одна пуля задела его левую ногу, разодрав кожу от колена до лодыжки. Превозмогая боль, он встал, проковылял вперед и сел рядом с Корхоненом. Затем сказал:

– Молодчина, Аист. Я знал, что на тебя можно рассчитывать. Таких, как ты, в моей организации всего несколько человек.

– Спасибо, сэр. – Аист осклабился, обнажив два ряда гнилых зубов. – У нас падает давление во втором двигателе. Должно быть, пуля попала в маслопровод. В воздухе продержимся не больше десяти минут. Какие будут приказания?

– Нам нужно кое с кем свести счеты. Потом мы уберемся отсюда, получим деньги и укроемся в Мексике, – сказал Казье и показал в сторону международного аэропорта Сан-Франциско. – Веди самолет к главному терминалу, Аист. Начнешь огибать его справа, но в последнее мгновение свернешь прямо к нему. Тележку я приготовлю заранее. После этого ты возьмешь курс на юг, вдоль берега, поднимешься на среднюю высоту, поставишь автопилот, и мы оба выпрыгнем с парашютами. Проберемся к центральной равнине и свяжемся с нашими мексиканскими агентами. Еще раз спасибо, Дружище.

Он хлопнул Корхонена по плечу и вернулся в грузовой отсек.

Однако там он наткнулся на непредвиденное препятствие. Тело Джонса лежало в хвостовой части отсека между оставшейся тележкой и грузовым люком. Как Казье ни старался, со своей раненой ногой он не мог сдвинуть с места трехсотфунтовую тушу убитого шерифа. Взрывчатка оказалась запертой в самолете.

Он пожал плечами, запихнул “вальтер” поглубже в голенище сапога, сунул за пазуху несколько пачек стодолларовых купюр, затянул лямки парашюта и взвесил на руке две оставшиеся гранаты.

– Ну, прощай, Аист, – ни к кому не обращаясь, сказал он. – Ты был хорошим пилотом.

Затем вынул из каждой гранаты предохранительную чеку, положил обе на штабель ящиков со взрывчаткой и выпрыгнул в грузовой люк, держа руку на кольце парашюта.

На последних трехстах футах, оставшихся до коммерческого терминала международного аэропорта Сан-Франциско” Тадделе Корхонен уже не смотрел на красные индикаторы работы двигателей. К чему жалеть эту допотопную посудину, думал он, если ее все равно придется бросить? Увидев внизу посадочные полосы девятнадцать-левая и девятнадцать-правая, он немного отвернул на север. На рулежных дорожках Х-образного бетонного поля стояло множество готовых к вылету самолетов, круглое здание главного терминала было окружено широкофюзеляжными аэробусами и машинами обслуживания. Когда купол терминала скрылся под носом транспортника, Аист дважды нажал кнопку бортовой связи, давая знать хозяину, что пора сбрасывать груз, а затем резко потянул штурвал на себя и круто пошел вверх...

Первый взрыв был не слишком громким. Корхонен, сосредоточившийся на наборе высоты, просто не обратил на него внимания.

Следующий взрыв оказался в сотни раз мощнее. Он и сейчас не успел ничего понять, лишь почувствовал жгучую боль в затылке, прежде чем его тело и остальное содержимое транспортного самолета L-600 было разорвано на части ударной волной от взрыва двух с лишним тонн сдетонировавшей взрывчатки.

* * *

Винсенти выругался. Проклятье, он ведь знал, что Казье выкинет что-нибудь подобное. Дерьмо! Та же самая уловка, на которую поддалась Маккензи: сделать вид, что сдается, а затем нанести удар и скрыться. Ну нет, он этого так не оставит. Винсенти решил во что бы то ни стало покончить с Казье. Он блефовал, когда сказал, что готов сбить транспортник ракетой, но ничуть не кривил душой, говоря о своем желании увидеть Казье мертвым. Это не было блефом.

К несчастью, ему не удалось вовремя начать атаку.

Когда Казье отвернул от международного аэропорта Сан-Франциско, Винсенти расслабился – был уверен в победе, – и вот, всего несколько секунд спустя, со всем своим огромным преимуществом в высоте, скорости, маневренности и вооружении, уже не мог угнаться за тихоходным гражданским транспортником, не рискуя при этом свалиться в штопор или на выходе из пике врезаться в постройки на берегу залива. У него не было выбора – только уменьшить тягу до минимальной и как можно больше увеличить радиус виража, вследствие чего L-600 ненадолго выпал из сектора радарного наблюдения. Тем временем Казье сообщил о том, что сбросил груз в залив, – Винсенти не поверил, что террорист такого пошиба может добровольно избавиться от всей своей взрывчатки, – а еще позже погасил бортовые огни и вновь взял курс на Сан-Франциско. Винсенти оказался в положении, не позволявшем ни атаковать, ни даже уследить за целью. Через несколько секунд он” правда, догнал транспортник, но Казье уже на полной скорости летел над аэропортом. В тот самый миг, когда Винсенти положил палец на гашетку и увидел на электронном табло шлема надпись “В ЗОНЕ ПРИЦЕЛЬНОЙ СТРЕЛЬБЫ”, нос транспортника начал подниматься, и...

И затем L-600 исчез в клубах ослепительно яркого пламени. Взрыв последовал сразу за вспышкой, сверкнувшей в открытом отверстии грузового люка. Винсенти машинально включил дожигатель топлива, до предела выжал педаль газа, дернул на себя рычаг управления и взмыл в черное небо, подальше от этой смертоносной кометы.

Когда его глаза вновь обрели способность видеть, он снизился и облетел вокруг аэропорта. Тот представлял собой ужасающее зрелище. Объятые пламенем останки . L-600 рухнули на центральный терминал, превратив в руины диспетчерскую вышку и все западное крыло здания, а оставшуюся часть залив морем огня. Всего через несколько секунд после их падения терминал горел так, будто пожар бушевал не меньше часа. Искореженные обломки транспортника разлетелись гигантским веером, искромсав и сметя в сторону южного терминала сотни машин и автобусов, стоявших у выходов на летное поле. Пламя с невероятной скоростью перекидывалось с одного уцелевшего самолета на другой. Винсенти насчитал двенадцать горящих авиалайнеров. Из дыма то и дело поднимались столбы огня – взрывались топливные баки, – почти достигавшие высоты, на которой Винсенти кружил над аэропортом...

И вдруг он увидел освещенного снизу отблесками пожара парашютиста, вынырнувшего из темноты приблизительно в полумиле от него.

Невообразимо! Кому-то удалось выпрыгнуть из транспортника всего за несколько секунд до взрыва!

Казье! Не раздумывая, Винсенти повернул истребитель к быстро снижающейся белой точке. Сейчас он смотрел только на нее. Вероятно, Казье услышал рев приближающегося реактивного самолета или разглядел его бортовые огни, потому что парашют заскользил по наклонной траектории – человек, паривший под его куполом, натянул две правые стропы – и стал опускаться еще быстрее.

Дальнейшие события произошли с молниеносной быстротой. С середины летного поля всего в нескольких сотнях футов перед носом F-16 внезапно взмыл в небо вертолет – то ли пожарный, то ли спасательный. Чтобы избежать столкновения, Винсенти резко отвернул влево и тотчас потерял парашютиста из виду. Когда он смог вернуться на прежний курс, Казье уже бежал по земле. У Винсенти мелькнула мысль расстрелять его из пушки, но в район аварии как раз начали прибывать пожарные вертолеты. Стрельба на бреющем полете сейчас грозила новыми катастрофами. Ему оставалось лишь снова набрать высоту, покинуть аэронавигационную зону класса Б международного аэропорта Сан-Франциско и взять курс на базу ВВС Бил, стараясь не думать о предстоящем разговоре с начальством.

* * *

Двое служащих со станции воздушной береговой охраны, находившейся к северу, за международным аэропортом Сан-Франциско, не могли поверить своим глазам, когда увидели взрыв над центральным терминалом. Это зрелище можно было сравнить разве что с кадрами видеосъемки, запечатлевшей какой-нибудь удачный бомбовый удар во время войны в Персидском заливе. Они слышали рев достаточно большого двухмоторного транспортного самолета, пронесшегося над их ангаром, вышли посмотреть, а затем увидели взрыв, от которого земля под ногами заходила ходуном.

Но даже последовавшие разрушения поразили их меньше, чем парашютист, камнем свалившийся с неба и едва не угодивший на ограду аэропорта.

– Боже... неужели он выпрыгнул из этого транспортника? – вырвалось у одного.

– Везучий парень, – заметил другой. – Вовремя выпрыгнуть из самолета, да еще пролететь в нескольких дюймах от ограды! По-моему, он повредил ногу.

Они подбежали к человеку, лежавшему на земле. Один служащий склонился над ним, другой бросился к парашюту, чтобы сложить его и не дать ветру потянуть парашютиста в сторону залива.

– Эй, Тод! – стараясь перекричать рев пламени и грохот взрывов, окликнул его первый моряк. – Сходи за рацией и...

Второй моряк, занятый парашютом, не расслышал его слов. В этот миг мимо пронеслись пожарные машины, спешившие к месту катастрофы.

– Что ты сказал, Уилл?

Ответа не последовало.

Он расстелил парашют на земле и обернулся.

– Что ты сказал?

Уилл лежал на траве в нескольких футах от ограды. Вся верхняя часть его головы была снесена пулей крупного калибра. Парашютист стоял на ногах, нацелив пистолет прямо в лицо второму служащему. Он увидел вспышку огня, услышал хлопок выстрела, а затем наступила темнота.

Казье отстегнул парашют, скатал его и отнес в ангар. Там стоял пикап, принадлежавший двум убитым служащим. Бросив парашют за заднее сиденье пикапа, он вернулся к их телам, вынул из нагрудных карманов удостоверения личности и переоделся в спецовку, снятую с одного из них. Затем сел за руль машины и включил зажигание.

* * *

Рассвет застал его уже на мексиканской границе. Еще через некоторое время он укрылся в одном из своих убежищ в Мексике. Вспоминая о транспортнике, врезавшемся в центральный терминал международного аэропорта Сан-Франциско, Казье криво усмехался. Он знал, что в скором будущем ему предстоит увидеть немало таких зрелищ. Только таким способом он мог свести личные счеты с АТО, с американскими ВВС и со всем правительством Соединенных Штатов. Американцы должны были за многое заплатить: за его незаслуженное тюремное заключение, за пытки, надругательства, годы скитаний, безденежья, за всю искалеченную юность. Казье понимал, что никогда не сможет формально обвинить и привлечь Соединенные Штаты к суду за эти преступления. На всем свете только он один мог вершить правосудие.

Обдумав новые планы возмездия и собрав достаточно денег, он решил вернуться в американское убежище, устроенное в Нью-Джерси, – “Гнездо Совы”, так он назвал его, – чтобы обсудить предстоящие операции с командным составом своей организации. Кроме того, ему важно было узнать, насколько осуществимы его мечты о наказании этой проклятой страны – Америки.

А ответ на этот вопрос следовало искать на востоке, в Ньюбурге, штат Нью-Йорк. Только один человек мог посоветовать ему, как быть, и Казье должен был побыстрее встретиться со своей советчицей.

Казье провел в своей ногалесской крепости ровно столько времени, сколько ушло на изменение наружности. Он без труда состарил себя лет на тридцать при помощи обыкновенной косметики и упражнений по изменению походки и движений, потом пустил в ход свой поддельный американский паспорт и сел на самолет, отправлявшийся из Ногалеса в Альбукерке. Охрана работала спустя рукава, никаких признаков погони не было, а заказать билет из Альбукерке в Чикаго и дальше оказалось совсем просто. Никто не стал приглядываться к согбенному старому доходяге с испитой физиономией, поднимавшемуся на борт самолета.

Часть 2

НЬЮ-ЙОРК, АВГУСТ 1995 ГОДА

Когда помощник увидел Гарольда Дж. Лейка, первой его мыслью было: «Господи, сейчас он выпрыгнет».

Наглухо закрытые окна, специально сконструированные так, чтобы не впускать в помещение жару, вонь и шум Манхэттена, были сделаны из трехслойного дымчатого стекла и, разумеется, Лейк просто не мог бы из них выпрыгнуть, разве что в шкафу у него хранился ледоруб. Тем не менее, вид Лейка изрядно перепугал Теда Фелла, его адвоката, помощника и, если такое определение вообще к кому-нибудь подходит, друга и доверенное лицо. Даже в лучшие свои дни Лейк был задумчив и мрачен, а по большей части просто пребывал в хандре. Сегодня же этот высокий, стройный темноволосый предприниматель, вкладчик и делец с Уолл-стрит, выглядел как собака, выброшенная дождливой ночью на улицу.

– Принес тебе на подпись письма о намерениях, – доложил Фелл. – Сложностей с реконструированием долга я не предвижу. Через несколько недель все будет в порядке. Можно считать, мы выскочили. – Фелл выложил на стол перед Лейком небольшую папку с бумагами – единственный предмет, выглядевший неуместно на огромной и пустой полированной поверхности этого роскошного стола из красного дерева, отделанного мрамором. Лейк продолжал смотреть в огромное окно своего кабинета на Парк-авеню и дымную мглу, окутавшую небо. Уже сейчас температура воздуха на улице достигала 80 градусов, а обещали все 90 да еще при девяностопроцентной влажности. Чего ему не хватает здесь, в кабинете на сорок первом этаже небоскреба? Тут так уютно и прохладно, сердито подумал Фелл. – Сверху мои замечания и предложения, но сперва я хотел бы отнять у тебя несколько минут и поговорить о сделке...

– Кто заключал сделку? – осведомился Лейк. Фелл немного помедлил с ответом, и Лейк сказал за него: – “Юнивесл”. Черт! И чего вы добились? – Голос его звучал нервно, что обычно было ему не свойственно, и в нем отчетливо слышался нью-джерсийский выговор, на избавление от которого было потрачено столько лет.

– “Юнивесл эквити” предлагает нам десять и одну десятую процента, – быстро вставил Фелл.

Лейк раздраженно потер глаза, сунул нос в бумаги, дабы убедиться, что Фелл говорит правду, затем снова откинулся на спинку черного кожаного кресла с высокой спинкой и уставился в окно.

Президентом и основателем “Юнивесл эквити сервисез лимитед” в Глазго, Шотландия, был Бреннан Максорли – один из богатейших людей в мире, владелец крупнейших инвестиционных компаний закрытого типа. Максорли успел запустить лапу в сотни разных жирных пирогов, разбросанных по всему свету, – от нефте – и газодобычи до банковского дела, морских перевозок и компьютеров. В прошлом Максорли и Лейк, его преданный ученик, не раз проворачивали сделки на пару, однако сегодня их совместные дела можно было сравнить с гражданской войной в США, которую кто-нибудь назвал бы не войной, а “расхождением во взглядах”. Рядом с Максорли Лейк выглядел всего лишь слепнем на спине огромного жеребца. Он чертовски раздражал Максорли и его вкладчиков, мог даже заставить их споткнуться и потерять самообладание, и все равно Лейк был всего лишь жалкой мошкой по сравнению с Бреннаном Максорли.

– Стоит мне сказать ему “нет”, и я погиб, – Лейк укоризненно взглянул на Фелла. – И он знает это. Ты согласился на его условия?

– Последнее слово за тобой, босс, ты можешь и не соглашаться на сделку, – ответил Фелл. – Но мы же сами ее добивались! Верно? Дело сделано, время рассчитаться и получить свою долю.

– Какого дьявола ты согласился на эти десять и одну десятую процента, Тед?

– Никто сейчас не дал бы тебе больше, Гарольд. Нам нужно восемнадцать миллионов долларов, сегодня же. Будь у меня в запасе хоть три дня, я смог бы выбить для тебя восемь с половиной процентов. А Максорли сразу сказал “да”, вот я и согласился.

– Слишком уж быстро согласился.

– Может, тебе и не нравится Максорли, босс, но на этот раз он нас в беде не оставил, – заметил Фелл. – Деньги на депоненте и готовы двигаться. Максорли лично гарантировал ссуду, босс, он сам ездил в банк специально, чтобы подписать бумаги.

– Да на деле он хочет только одного: видеть меня банкротом, ублюдок! – мрачно сказал Лейк. – Он был бы просто счастлив видеть меня разоренным или распродающим свое имущество. Он с удовольствием подвел бы меня под суд. Да и в банк он наверняка отправился лишь для того, чтобы провести там очередное совещание и на весь мир объявить о моем банкротстве.

Фелл предпочел промолчать, однако про себя заметил, что Гарольд Дж. Лейк и сам не промах, когда речь заходит о том, чтоб подвести кого-нибудь под суд или вообще уничтожить конкурента на рынке, в делах или любой другой области. Помимо прочих дарований, Лейк прославился на весь мир как зачинатель торговли опционами. Бизнес его сводился к тому, чтобы уговорить вкладчика подписать опционную сделку на покупку или продажу акций. У Лейка существовало немало способов разнюхать, у каких акций есть будущее: по отсутствию рекламы, оставшимся без ответа телефонным звонкам, необычайной деятельности чиновников компании, занимающейся торговлей ценными бумагами, даже по тому, где, как и когда они проводят отпуск. Подобно генералу, планирующему вторжение, Лейк был настоящим мастером выбора цели, а выбрав, предпринимал целый ряд запутаннейших, сложнейших и порой совершенно окольных шагов, чтобы этой цели достигнуть. Сам он называл эту систему действий “вечным двигателем”. Он заключал целый ряд сделок и контрактов” создавал компании, чьи доходы и активы всегда превышали расходы и задолженности. Создавал сеть, империю, целиком замкнутую на себя же, с собой заключавшую договоры, на себе зарабатывавшую деньги, возмещавшую себе все расходы, платившую только самой себе. Настоящее дерево с золотыми монетами вместо листьев, современный вариант мидасовского золотого дождя.

Лейк был гением по части такого рода сделок. Получив диплом в Руггерс и степень магистра экономики управления в Гарвардском университете, он начал карьеру со среднего звена в управлении целым рядом компаний и брокерских фирм, специализирующихся на финансировании производства, долгосрочных кредитах и спекуляциях разного рода бумагами. В 1980 году поступил на службу в “Юнивесл эквити сервисез”, где руководил скупкой недвижимости. Затем в 1985 году разработал систему торгов, по которой цены на аукционах искусственно взвинчивались, а главными конкурентами выступали “Юнивесл эквити” и компания, тайно финансируемая самим Лейком. Его уволили, однако “Юнивесл” так и не удалось отыскать доказательств незаконности его сделок. Расставшись с “Юнивесл”, Лейк работал в самых разных финансовых и торговых компаниях, пока наконец не основал свою собственную.

– Мы все еще на плаву и имеем достаточно, чтобы продержаться несколько месяцев, – сказал Фелл после паузы и, заметив взгляд патрона, поднялся. – Так что давай попробуем держаться той же линии. Откуда нам было знать, что какой-то псих из Сан-Франциско в клочья разнесет международный аэропорт, убив при этом пятьсот человек? Не одни мы на этом деле потеряли, другие вкладчики тоже, в том числе и Максорли. Это вызвало заминку на рынке, вот и все. И те, кто сегодня утром налетал на тебя, обязательно вернутся через несколько недель, выискивая, чем бы поживиться. Они поймут, что поступали скверно, когда давили на тебя, но все равно вернутся, потому как куда им деваться? А уж мы постараемся выкачать из них как можно больше за то, что они хотели припереть нас к стенке и тем самым потеряли лицо.

Тед Фелл был одним из немногих, вернее, пожалуй, единственным человеком на свете, кто мог позволить себе так разговаривать с Лейком, прямо и без обиняков, да и то лишь потому, что Фелл как нельзя лучше дополнял организацию, созданную Лейком. Он дополнял Лейка там, где тот был силен, и был незаменим в тех областях, где тот был слаб. Выпускник Дартсмутского колледжа и юридического факультета Гарварда, Фелл успел поработать в крупных юридических компаниях Олбани, Уилминггона и Нью-Иорк-Сити и специализировался в основном на финансировании, страховых операциях и организации корпораций. Имея юридические полномочия б шестнадцати штатах, он считался ведущим специалистом в этой последней области, то есть в создании фиктивных корпораций и офшорных предприятий. С Лейком он начал работать еще в “Юнивесл ЭКВИТИ”, помогал ему заключать сделки по недвижимости и, когда сознательно, а когда и нет, участвовал в манипуляциях с акциями, за которые их обоих и уволили.

Лейк не слишком внимательно слушал своего помощника, однако в том немногом, что все же успел расслышать, здравый смысл был. Взрыв, устроенный террористами в международном аэропорту Сан-Франциско вчера вечером, был чистой случайностью, нелепостью, черт возьми, иначе просто быть не могло, иначе он, Лейк, разорен. Семьсот погибших, тысячи раненых, материальный ущерб, оценивающийся в сотни миллионов долларов, к тому же еще миллиардные убытки, вызванные закрытием аэропорта минимум на год...

Шанс, что такое могло случиться, был один на миллион...

Впрочем, ущерб, нанесенный финансам Лейка, был катастрофичен, и то, что он вызван злосчастным стечением обстоятельств, не уменьшало катастрофы. Редко используя в сделках собственные деньги, Лейк предпочитал играть втемную, лишь на короткое время оставаясь без прикрытия. Одна из его излюбленных опционных тактик сводилась к подписанию контракта по не покрытому ничем вкладу, за чем, собственно, и следовал сам опцион, или “голый опцион”, во время которого он соглашался за определенную мзду, разумеется, скупить акции по условленной цене, на что у него не было денег, или же продать акции, которыми он не владел. При обычных обстоятельствах навар, полученный в результате подписания такого контракта, стоил этого риска. Но если деятельность на рынке замедляется, контракт уже подписан, как это случилось накануне при участии одного проницательного зарубежного инвестора, Лейк был обязан продать свои акции по более низким ценам или купить их за наличные, которых у него не было. В обоих случаях ему срочно была нужна наличность, чтобы обеспечить все свои контракты.

Обычно при приближении угрозы падения курса зарубежные брокеры Гарольда Лейка немедленно прекращали все сделки по приобретению, что позволяло отсрочить выплаты по наиболее рискованным, не покрытым ничем акциям, но быстрота и неожиданность атаки террористов и столь же быстрая реакция на происшедшее зарубежных дельцов сделали это невозможным. Лейк был держателем всех векселей, и, если истекал их срок, все они по закону подлежали оплате, иначе он просто вылетал из дела. Столь резкого падения цен на акции Лейка было достаточно, чтоб вызвать недоверие к целому ряду других сделок, в которых он участвовал. Нью-Йоркская фондовая биржа открывалась только через три часа, чикагское отделение фондовых опционов – через четыре, а Лейк уже успел потерять процентов сорок лишь на своих ценных бумагах, которые не были покрыты наличностью. Всю ночь его со всех сторон теребили вконец издерганные вкладчики, угрожая забрать (и забирая) деньги, вложенные в десятки других проектов. Выстроенный из костяшек домино замок рушился прямо на глазах с той же скоростью, с какой планета огибает Солнце. Заслышав о чудовищном преступлении террористов, вкладчики окапывались, подгребали под себя наличные и оставляли спекулянтов, подобных Лейку, голыми и беззащитными. Попытка занять деньги, чтобы покрыть потери и продолжить операции, лишь продлила бы агонию. Восемнадцати миллионов долларов не хватило бы Лейку и на пару месяцев даже при нулевой процентной ставке, не говоря уже о совершенно непомерных десяти процентах. Лишение прав на выкуп закладных, а с ним и банкротство были неизбежны.

Но еще ужаснее потери капитала и собственности выглядела перспектива потери престижа, “потери лица”. Чисто японское понятие, казалось бы, эта “потеря лица”, но на Уолл-стрит его переняли в полной мере. Оно было своеобразным уолл-стритовским вариантом старой поговорки: ты на коне до первой неудачной сделки. Проигравших не любит никто, и это позорное клеймо оставалось на дельце очень и очень долго.

С чисто технической точки зрения он мог бы выйти из дела прямо сейчас, поскольку никто уже больше не захочет связываться с ним. Но речь шла о выживании. О банкротстве нечего и помышлять, оно помогло бы спастись от нескольких, но не от всех кредиторов. Люди, с которыми он имел дело, не позволят ему уйти от суда, спрятавшись за спинами адвокатов.

Лейк глубоко вздохнул, затем поднялся, расправил плечи, втянул живот и напряг грудные мышцы, пока они не заныли. Попав в беду, он всегда подтягивался, заставлял кровь быстрее бежать по жилам, а мозг – напряженно работать. Стоит начать мыслить и чувствовать, и тотчас принимаешься действовать, как воин. Время самому переходить в наступление.

– Я хотел бы встретиться наедине с Джорджем Джекоксом, – сказал Лейк, – и получить отчет.

Джекокс был независимым налоговым юристом и бухгалтером с собственным штатом из двух юрисконсультов и шести бухгалтеров, а заодно занимался делами Лейка.

– Прежде всего надо реструктировать долг Максорли.

– Джордж на Аляске, охотится, – напомнил ему Фелл. – До субботы с ним никак не связаться. Могу попробовать поговорить с его партнером.

– Этот Шербер – задница и больше никто! – отрезал Лейк. – К тому же только Джордж знает, где заръгга собака. Бери самолет, и быстренько за ним. А еще лучше введи все данные в портативный компьютер и передайте ему по спутниковой связи. Потом надо позвонить...

– Но, босс, я думаю, прежде всего нам надо подписать эти бумаги и задействовать ссуду, – возразил Фелл. Сейчас он просто не смел сказать Лейку, что вряд ли может позволить себе поселиться даже в общежитии для молодых католиков, не говоря уже о том, чтобы зарезервировать частный самолет для перелета из Нью-Йорка на Аляску и обратно. – До последней радиотрансляции из Европы у нас осталось два часа. Через полтора телефон раскалится от звонков, и нам лучше воспользоваться радиосвязью, чтобы сообщить всем нашим клиентам, что мы на плаву, иначе начнутся уже настоящие неприятности.

– Не собираюсь висеть на телефоне весь день и тратить время на болтовню с распсиховавшейся шайкой придурков, – ответил Лейк. – Они влезли в игру, а это и есть часть игры, пусть попотеют несколько часов, пока мы разберемся со здешним дерьмом. Пусть только Джекокс попробует уехать в следующий раз из этого вонючего города без звонка, я живо найду ему замену!

– Но нам вовсе не нужен Джекокс, во всяком случае не для того, чтобы читать ведомости или выставлять на продажу сумму, подверженную риску, – заметил Фелл. – Я сам займусь юридической стороной торгов. Надо раздобыть денег, прежде чем начинать выкручивать кому-то руки.

– А разве ты еще не раздобыл их, Тед? – рявкнул Лейк, повернувшись к своему давнему партнеру. Лейк был немного ниже ростом и не столь грузен, как Фелл. Жилистый, мускулистый, поджарый, он выглядел физически слабее рослого и крепкого юриста. Однако отчаяние, в котором пребывал Гарольд Лейк, придавало ему облик пугающий и грозный. Вся внешняя напускная сдержанность слетела, и, несмотря на усталость, ом вовсе не собирался снова надевать эту маску. Он напыщенно произнес: – Не собираюсь влезать в восемнадцатимиллионный долг, чтобы меня доставали разные придурки, которые считают, будто могут помыкать мной только потому, что на рынке произошел неожиданный спад, а потом притворятся, что вообще-то все в порядке, на рынке, мол, была заминка и не более того. Боже мой, Тед, раз в три месяца рынок неизбежно откалывает такие штучки! Разве моя вина, что этот чертов террорист взорвал международный аэропорт?

– Успокойся, босс, – начал было Фелл. Тут на столе Лейка зазвонил телефон – атака, которой ожидал Фелл, началась.

– Посылай всех куда подальше! – прошипел Лейк, возвращаясь к столу, и снова уставился в окно.

Фелл снял трубку, сказал, что шеф его занят и что он сам готов ответить на все вопросы.

– Уходи, Тед, – приказал Лейк помощнику. Фелл, невзирая на гнев начальника, вознамерился было остаться, но, увидев, что Лейк начал просматривать принесенные ему бумаги, немного успокоился и вышел.

Взрыв в аэропорту Сан-Франциско, дело рук какого-то вооруженного безумца, мог, разумеется, произойти по чистой случайности, предугадать такое событие невозможно. Однако Гарольд Лейк был совершенно уверен в том, что инцидент может повториться. Да, за всем этим стоял безумец...

И он, Лейк, как и весь остальной мир, знал, кто был этим безумцем.

Деятельность Гарольда Лейка не сводилась к одной лишь торговле опционами. Несколько “учреждений”, с которыми он работал, не были зарегистрированы ни в списках “Стэндард”, ни в “Пуэо” или “Дун энд Брэд-стрит”. А некоторые из его клиентов и вкладчиков, платившие ему огромные комиссионные и проворачивавшие с ним очень выгодные сделки, никак не могли бы попасть в знаменитый “Кто есть кто”, разве что кто-нибудь издал бы этот справочник для подпольных дельцов. Самым крупным из его тайных клиентов был не кто иной, как Анри Казье, целиком ответственный за положение, в котором Лейк сейчас оказался. В планы Лейка вовсе не входило связываться с людьми такого калибра. Он был слишком тщеславен и осторожен, чтобы рисковать. Но еще в 1987 году, пытаясь начать собственное дело после увольнения из “Юнивесл эквити”, Лейк позволил себе приблизиться к контрабандистам, рэкетирам и более крупной рыбе, в „том числе к главарям мафии, контролирующей Нью-Йорк. Они учуяли в нем жадного на наживу манипулятора наличными, однако Лейк сделал все возможное, чтобы устоять перед их заигрываниями. Вплоть до обвала на рынке в 1987 году. Именно тогда Гарольд Лейк за один вечер потерял миллионы. Ему срочно требовалась наличность, и он перестал гнушаться неотмытых денег. Заключил несколько контрактов и не успел опомниться, как на его счета потекли деньги, нажитые на наркотиках. Лейк сохранил платежеспособность и постепенно, шаг за шагом, научился отмывать деньги. В 1991 году появился Анри Казье и потребовал, чтобы Лейк вел все его счета. Вообще-то это было предложение, но сделанное в такой форме, что Лейк просто не мог отказаться. Разумеется, если не хотел, чтобы ему всадили пулю в лоб.

Казье вовсе не походил на типичного социопата. Он стремился к власти, был мегаломаньяком и, несомненно, психом, обладал недюжинным умом. Имел несколько предприятий, разбросанных по всему миру, которые существовали вполне легально, аккуратно предоставляли отчеты, платили налоги, вели всю необходимую документацию. Они были лишь верхушкой айсберга, и сидели там люди безупречно чистые и честные исключительно благодаря Гарольду Лейку и ему подобным личностям в других странах. Нет, надо выследить этого сукиного сына, причем немедленно, и сказать, чтобы убирался к себе в Мексику и не высовывал оттуда носа, иначе он перекроет ему все источники отмытых денег.

Первым делом Гарольд взялся за телефон и набрал специальный номер, выводящий его на частную систему связи, застрахованную от прослушивания и установления номера, с которого звонят. В случае если кто-то пытался проследить звонок, то выходил на компьютер с двумя тысячами имен и адресов, а если преследователи пытались установить имена, те за считанные секунды выбрасывались из памяти компьютера. Затем голосовая система подсоединяла звонившего к частной системе поиска абонента, и снова выследить его было невозможно. Лейк набрал три цифры “911”, потом повесил трубку и вернулся к бумагам. Фелл пометил самые сомнительные и важные пункты в контракте, требующие изменений или особого внимания, но в целом рекомендовал подписать. И Лейк с неохотой сделал это, добавив внизу, под графой подписи, несколько слов: “Чтоб вы подавились”. Затем нажал кнопку селектора и соединился с кабинетом Фелла.

– Бумаги подписаны, Тед. Иди и забери эту пакость.

Почти в ту же секунду из ящика стола донесся слабый гудок. Он открыл его и достал ПЦК – персональный цифровой компьютер системы “эппл ньютон”, портативный, размером с небольшую книжку в бумажной обложке. В ПЦК был встроен радиотелефон, позволяющий принимать развернутые цифровые послания в любой точке мира, где бы вы ни находились, прямо подключаться к другим компьютерам, отправлять и принимать факсы... Он включил его и с помощью кодового слова соединился с системой секретной связи. Послание было кратким: “Гнездо Совы. Немедленно”.

Потрясенный, он вскочил на ноги, натянул пиджак, сунул компьютер в боковой карман и торопливо вышел из кабинета через заднюю дверь.

БАЗА ВВС БИЛ, ЮБА-СИТИ, КАЛИФОРНИЯ, ТОГДА ЖЕ

Полковник Чарлз Гаспар, командующий оперативной группой 144-го боевого подразделения ВВС национальной гвардии штата Калифорния, спросил:

– И ты хочешь сказать мне, что влип в эту дурацкую историю, Винсенти?

Высокий, лысеющий, он поднялся, обошел стол и остановился, глядя прямо в глаза подполковнику Винсенти. Ветеран Эл Винсенти стоял навытяжку и дерзко следил за каждым движением Гаспара, что еще больше разозлило полковника. Мужчины были примерно одного роста, но Гаспар на семь лет моложе и, несмотря на свой более высокий чин, не мог устрашить ветерана и боевого пилота. Гаспар налетал вдвое меньше часов; поговаривали, что Винсенти успел позабыть больше, чем Гаспар когда-либо знал. И это было известно всем.

– Попробуй не поверить мне, Чак, – с жаром сказал Винсенти. – Попробуй опровергнуть хоть слово. И проиграешь.

– Только не надо угрожать мне, Эл, – сердито ответил Гаспар. – И не пытайся. Тебя бросят на растерзание псам и без моего участия. Ты сам заварил эту кашу, собственноручно. Этим делом занялось ФБР, и первой их жертвой станешь ты. Так что умерь пыл.

Гаспар глубоко вздохнул. Винсенти было крайне важно стоять на своем. Если уж невозможно убедить Гаспара, давнего друга и боевого товарища, в правдивости этой истории, ему и вовсе никто не поверит.

– Так ты говоришь, что последний полученный тобой приказ предписывал преследовать Казье и что ты должен был приземлиться в Биле только в том случае, если горючее было на исходе, либо в случае потери контакта с Казье, так, Эл?

– Да. Это я написал в рапорте.

– Но запись диспетчера свидетельствует об обратном.

– А моя подтверждает, что я принял приказ преследовать.

– Сравнение записей не в твою пользу, Эл, – заметил Гаспар. Хотя кабины военных самолетов не были снабжены устройством для записи радиопереговоров, центр управления истребителями F-16 вел запись с борта на цветную видеопленку. Эта система, записывающая также радиоселекторные переговоры и данные о поведении боевой машины в воздухе, была аналогична “черному ящику”, и часто использовалась пилотами для фиксирования важнейших событий полета. – Известно, что получение тобой этих приказов наземными службами не подтверждено. Тут два варианта; или пленка была сфальсифицирована, или ты просто врешь, что получил приказ преследовать.

– Так, выходит, меня обвиняют в фальсификации приказов? – воскликнул Винсенти. – Похоже, дело идет к тому, что скоро на меня взвалят вообще всю ответственность за этот инцидент. Анри Казье взрывает два аэропорта, убивает сотни людей, а виноват я! Интересно, что по этому поводу скажут средства массовой информации?

– Тебе запрещено давать интервью.

– Говорю как на духу, Чак, – сердито начал Винсенти, – я все выложу. Пусть только ВВС попробуют подвести меня под суд! У меня имеется копия записи центра управления, и, будь уверен, я раздам ее всем теле – и радиостанциям, какие только смогу вспомнить!

– Черт подери, да что это с тобой, Эл? – воскликнул Гаспар. Он был уже не на шутку обеспокоен и с тревогой всматривался в лицо друга. Скрытность и изворотливость были не в его характере. Заявив о неисправности мотора, Винсенти не приземлился на базе в Биле, как ему было приказано, а сел на аэродроме Фресно. Хоть Фресно и оказался ближе, и именно там был его дом, горючего у него вполне хватило бы, чтобы дотянуть до Била и выполнить приказ. Согласно установившемуся среди пилотов F-16 порядку, Винсенти забрал с собой все видеозаписи полета, и они находились у него часа два, пока его не вызвали в военную адвокатуру при четвертом подразделении ВВС. Там офицер отобрал у него видеопленку, заставил сдать анализы мочи и крови и доставил Винсенти сюда, на базу в Биле, где должна была работать комиссия по расследованию происшествия. Теоретически у Винсенти было достаточно времени, чтобы обработать пленку, подделать ее и снять с нее копию. В глубине души Гаспар не думал, что его друг способен на такое. Винсенти всегда играл в открытую, однако сейчас он был в таком состоянии, что, похоже, действительно способен на все.

– Страшно жаль, что Линда погибла, – глухо заметил Гаспар.

Винсенти сглотнул ком в горле и кивнул, гнев его таял с каждой секундой, сменяясь угрюмым молчанием.

Линда Маккензи не успела отстрелиться от пилотского кресла после катапультирования со своего “фэлкона”. Случилось это уже на подлете к Макклеллану. Линда все еще находилась в кресле, и у нее раскрылся лишь вспомогательный парашют, когда она врезалась в землю на скорости свыше ста миль в час. К счастью, она умерла через несколько часов, во время операции в госпитале, так и не приходя в сознание..

– Это не твоя вина, и я понимаю, какую боль ты испытываешь и как больно тебе было вчера, – продолжал Гаспар. – Но теперь ты нарушил правила игры, трепло ты эдакое! Ты опозорил армию, опозорил свой мундир, пренебрег своим долгом!

– Хватит нести всякую чушь, Чак, – ответил Винсенти. – Военные затеяли какую-то мышиную возню, стараясь замести следы. Мы с Линдой исполняли свой долг, как могли. И вообще не следовало гоняться за этим долбаным террористом, тем более зная, что на борту у него взрывчатка. И, уж конечно, не следовало гнать его над Сакраменто или позволять приближаться к Сан-Франциско. Мы должны были или разнести его ко всем чертям, или оставить в покое.

– Тут я с тобой не спорю, Эл. И не собираюсь вникать в эту возню, – сказал Гаспар. – Мне нужны только факты.

– Здесь тебе не совещание, Чак. И не анализ “усвоенных уроков”. Это даже не расследование происшествия. Ты не желаешь слушать ни моих объяснений, ни выводов. И тебе вовсе не нужны факты. Потому что у всех уже сложилось определенное мнение о том, кто виноват. Это же настоящая инквизиция! Все теперь смотрят на меня и Линду как на виновников несчастья. Почему мы допустили, чтобы Казье летел над Мейтером и Сан-Франциско и сбросил там свои бомбы, почему мы позволили Казье убить столько людей? А я скажу тебе, почему, дурень. Я вовсе не собирался этого допускать. И если они не отстанут, вообще умолкну. Найму себе адвоката, откажусь от дачи показаний, и плевать я хотел на всех вас и ваши военно-воздушные силы и на все федеральное правительство в полном составе! У меня долг лишь перед моим напарником, пусть даже она погибла, и, черт меня подери, я исполню этот долг! Теперь скажи, как ты будешь действовать, Чак, с учетом всего этого?

– Ладно, Эл. Я поддержу твое заявление, потребую, чтобы тебе не объявляли дисциплинарное взыскание и немедленно разрешили снова летать. Не знаю только, сработает ли, – добавил Гаспар. – Думаю, ты прав, приятель, ребята из ФБР хотят, чтобы полетели головы, потому что Казье удрал. И тебя выбрали козлом отпущения. Через несколько часов сюда пожалует новый директор ФБР собственной персоной, Лэйни Уилкс по прозвищу Гашетка, чтобы начать расследование и провести в аэропорту пресс-конференцию.

– Замечательно! – пробормотал Винсенти. Лэйни Уилкс, новому директору ФБР, дали прозвище Гашетка по двум причинам. Во-первых, за настойчивое стремление ввести строжайший контроль над распространением огнестрельного оружия. Она ратовала не только за строгий запрет продажи этого оружия частным лицам, но и за полное, в масштабах всей страны, изъятие всех стволов. Во-вторых, за взрывной нрав, который она впервые проявила во время сенатских слушаний, а потом в залах суда, на пресс-конференциях и заседаниях Конгресса. – Чак, ты можешь с тем же успехом передать мой рапорт в ФБР и без своей подписи. Эта Уилкс – та еще сучка, из либералов. Да она обеими руками ухватится за возможность обвинить в этой истории всех и вся, заявить прессе, что от армии все беды, что она отбилась от рук. Потом начнет распинаться о разлагающем влиянии общества, оружия или той же армии на молодежь. Ну, в общем, будет нести всю эту муть. И бороться с ней бесполезно.

– Я вовсе не собираюсь отчитываться перед Уилкс, Эл, – заметил Гаспар.

– Знаю, но пресса ее обожает и Белый дом тоже, и, если ты пойдешь на нее войной, она похоронит тебя заживо, – сказал Винсенти. – Чем дальше от нее ты будешь держаться, тем лучше.

– Да, но начальство желает, чтобы я пошел с ними на ее пресс-конференцию в аэропорту, – твердо заявил Гаспар. – Для журналистов это будет настоящий праздник. Еще бы! Им предоставят пленки с записями, где ты угрожал Казье и гнал его прямиком на Сан-Франциско по воздушному коридору класса Б. И журналисты придут к мнению, что именно ты вынудил Казье взорвать самолет над Сан-Франциско.

– Да это полная чушь, Чак! – возмутился Винсенти. – У Казье вовсе не было намерения сдаться или выкинуть взрывчатку в безопасном месте. Он выбросил только ящик с какими-то военными приборами, а взрывчатку оставил на борту. И целью его было или протаранить авиалайнер в воздухе, или сбросить взрывчатку на Сан-Франциско, прежде чем его собьют.

– Но журналисты и правительство придерживаются иного мнения, Эл, – сказал Гаспар. – Как бы там ни было, ты попал в переплет. Если у тебя есть приятели в высоких сферах, мой совет, обратись к ним.

– К черту – с горечью воскликнул Винсенти. – Хотят отобрать у меня крылышки, пусть! Но вот что я скажу тебе, Чак: Анри Казье вовсе не собирается залечь на дно. Он нарочно, а вовсе не случайно взорвал аэропорт Мейтер. И мне кажется, что этот сукин сын испытывал кайф, глядя надело рук своих. Заметив, что я у него на хвосте, он прямехонько направился к самому большому из имевшихся поблизости аэродромов, в Сан-Франциско. И этот ублюдок намерен и дальше высматривать большие аэродромы, Чак. Я это точно знаю. Если представится возможность, скажи это Лэйни Уилкс.

– Да забудь ты хоть на секунду о Казье и Уилкс! – сказал Гаспар. – Давай лучше займемся твоими передрягами. Командующий подразделением снял с себя всю ответственность, пленки нет, во всем обвиняют моего лучшего друга и пилота. Остались только ты и я. Я не собираюсь учить тебя, что надо говорить, а что – нет. Лучше всего сказать комиссии по расследованию всю правду, иначе они тебе задницу отгрызут. Но я хочу, чтобы ты восстановил в памяти последовательность событий, минута за минутой. Не упускай ни одной мелочи.

Винсенти заговорил, и Гаспар почти сразу понял, что друг его был прав. У него тоже создалось впечатление, что Анри Казье обязательно вернется и что ни один из аэродромов США нельзя отныне считать безопасным местом.

На столе Гаспара зазвонил телефон, и он раздраженно схватил трубку.

– Я же сказал, сержант, ни с кем не соединять!

– Простите, сэр, но мне только что звонили из центра управления полетами базы, – сказал его адъютант. – У них тут приземлился самолет одного очень важного лица, и они получили список пассажиров. – Адъютант назвал одно имя из списка, и Винсенти увидел, как Гаспар разинул от удивления рот. – Он хочет немедленно встретиться с вами и подполковником Винсенти на командном пункте базы.

– Ни черта себе! – воскликнул Гаспар и весело уставился на изумленное лицо Винсенти. – Сейчас будем. – Он повесил трубку и улыбнулся другу уже во весь рот. – Ну, ковбой, похоже, у тебя и впрямь появился влиятельный защитник. И он полон решимости выступить на пресс-конференции Лэйни Уилкс с сенсационным заявлением. Идем!

* * *

– Бомбежка террористом Сакраменто и Сан-Франциско прошлой ночью – событие совершенно чудовищное и трагическое для всех нас, – говорила Лэйни Уилкс, директор ФБР, участникам пресс-конференции с трибуны, установленной прямо у края взлетной полосы неподалеку от диспетчерской базы ВВС в Биле. Именно здесь должно было начаться расследование нападения Казье. – Поскольку мы только приступили к работе, я сейчас не вправе раскрывать все подробности. Скажу лишь одно: мы развязали беспрецедентную по масштабам в истории США охоту за Анри Казье, которому в последние секунды перед падением грузового самолета на аэропорт в Сан-Франциско удалось выпрыгнуть. По следу его идут три тысячи агентов Федерального бюро, и я полагаю, вернее, совершенно уверена, что очень скоро его схватят.

Уилкс всегда выступала выразительно, напористо, и пресса относилась к ней с большим уважением. Лэйни Уилкс сделала головокружительную карьеру: начав выступать в окружных и государственных судах Алабамы в качестве адвоката, она затем стала консультировать политические кампании и постепенно превратилась в одну из ключевых политических фигур Америки. Родившаяся в трущобах Монтгомери, она возглавила одно из ведущих бюро уголовных расследований мира и, несомненно, стала едва ли не самой знаменитой и уважаемой личностью, хотя и была женщиной. Ее уже прочили в кандидаты на пост вице-президента, и ни у кого не вызывало сомнений, что эта сорокавосьмилетняя афроамериканка, высокая, статная и красивая женщина, станет одной из ведущих политических фигур XXI столетия.

– Директор Уилкс, у вас есть какие-нибудь зацепки по этому делу? – спросил кто-то из журналистов.

– Я не могу вдаваться в подробности, но, похоже, нам удалось проследить происхождение взрывчатых веществ и другого оружия, примененного в ходе налета, а также установить регистрационный номер самолета. Он зарегистрирован в США и числится за небольшой фирмой по воздушным грузоперевозкам в Редмонте, Орегон. Очевидно, именно оттуда Анри Казье отправился в свой преступный рейс.

– Анри Казье действовал здесь, в Калифорнии? Но почему вы не обнаружили этого раньше?

– Как вы знаете, Казье необычайно умен и изобретателен, – ответила Уилкс. – И если уж отдавать этому дьяволу должное, то следует признать: в этом случае он действовал по правилам, которые в свободном обществе, подобном нашему, означают, что со стороны правительства и спецслужб пристальной слежки за ним не было. До сих пор удалось обнаружить лишь, что несколько лет он занимался вполне законными делами как здесь, в Калифорнии, так и в других западных штатах, а также в Канаде. Он платил налоги, исправно представлял все отчеты о своей деятельности – комар носа не подточит. Да само исчадие ада могло бы свободно жить и действовать в нашей стране, разумеется, не привлекая к себе особого внимания.

– Директор Уилкс, не могли бы вы сказать пару слов о маршруте, который проделал Анри Казье с того момента, как прошлой ночью вылетел из аэропорта Чико? – спросил другой журналист. – Насколько я понял, служба шерифа, агенты АТО и даже ВВС США имели возможность перехватить, а то и вовсе сбить его.

– К сожалению, у меня еще не было времени тщательно изучить действия АТО, – Уилкс сдержанно улыбнулась, – а потому не могу дать на этот счет исчерпывающих объяснений. Из министерства финансов тоже пока не поступало сведений, но, насколько мне известно, именно они потребовали вмешательства ВВС. Что же касается службы шерифа, то ее роль сводилась к попытке задержать Казье для дачи показаний по ряду правонарушений. К сожалению, вынуждена признать, что действия этих служб не были достаточно четко согласованы.

– Не согласованы? – возмущенно возроптали журналисты.

В этот момент возле группы репортеров притормозил синий седан ВВС, и оттуда вылезли несколько офицеров в форме и один штатский. Уилкс узнала в этом последнем одного из своих помощников и жестом попросила его подвести офицеров к трибуне.

Приглашенный занять место на трибуне рядом с Уилкс, Гаспар не стал дожидаться нападок с ее стороны, а взял инициативу в свои руки – шагнул к микрофону и, даже не дав Уилкс возможности представить его, заговорил:

– Дамы и господа, я – полковник Чарлз Гаспар, командующий оперативной группой сто сорок четвертого подразделения ВВС национальной гвардии штата Калифорния, базирующегося во Фресно. Здесь со мной находится подполковник Эл Винсенти, пилот, участвовавший в ночных событиях, – Гаспар не стал представлять третьего офицера, молодую женщину в чине капитана ВВС, которая осталась стоять рядом с трибуной. Она была членом военной юридической коллегии, приписанной к подразделению Эла Винсенти, и задачей ее, как военного юриста, было проследить за тем, чтоб Винсенти не вынуждали отвечать на вопросы, способные повредить ему в том случае, если он должен будет предстать перед судом. – Мы находимся здесь по просьбе директора ФБР, госпожи Уилкс, и хотели бы сделать несколько заявлений по поводу вчерашнего инцидента, – продолжал Гаспар. – Будучи начальником подполковника Винсенти и представителем сто сорок четвертого подразделения, буду говорить от имени Винсенти и своего подразделения...

Но журналисты не дали ему закончить.

– Подполковник Винсенти, почему вы преследовали Анри Казье над Сан-Франциско? – выкрикнул один из репортеров. – Скажите нам, почему вы хотели его уничтожить? Может, на том основании, что ему приписывается намерение уничтожить вашего напарника, Линду Маккензи?

– Почему, когда речь заходит об Анри Казье, – взорвался Винсенти, – вы считаете уместным употребить слово “приписывается”-, а все мои поступки у вас, похоже, сомнений не вызывают? Казье бомбил Мейтер и международный аэропорт Сан-Франциско! – Тут репортеры защелкали своими аппаратами и зажурчали камерами, целясь в разъяренное лицо пилота, остальные же подались вперед, к трибуне, чтобы слышать каждое слово. – И вовсе не я гнал его над Сан-Франциско, – продолжал Винсенти. – Он сам выбрал этот маршрут и летел над городом, пытаясь оторваться от меня.

– Но кто отдал вам приказ преследовать его до самого города? Кто дал приказ атаковать его?

Тут женщина-юрист протиснулась к микрофону.

– Дамы и господа, подполковник Винсенти должен предстать перед специальной комиссией ВВС и комиссией по расследованию происшествия, а также будет допрашиваться в ФБР. А потому не стоит, наверное, обвинять его перед лицом средств массовой информации.

– Думаю, капитан права, – сказала Уилкс, протягивая руки и как бы защищая юриста. – Здесь подполковник Винсенти не подсудимый, к тому же мы вовсе не склонны считать его ответственным за действия Анри Казье. – Винсенти и дама-юрист, похоже, вздохнули с облегчением, а Уилкс продолжала: – Но, похоже, вся эта история лишний раз свидетельствует о том, какие непредсказуемые последствия может вызвать участие военных в делах, напрямую не связанных с их ролью в жизни общества. Первейшая задача военных – разрушать и убивать, и именно к этому стремился подполковник Винсенти прошлой ночью, когда преследовал самолет Казье над Сан-Франциско.

– Не я загнал туда Казье, он сам направился к Сан-Франциско, – парировал Винсенти. И снова шагнул к микрофону. Уилкс пришлось подвинуться, чтобы дать ему место. – И главная задача военных – вовсе не разрушать и убивать. Наша задача – обеспечивать национальную безопасность, защищать страну от всех врагов, как внутренних, так и внешних. Террорист в небе – это прямая угроза национальной безопасности, она требует вмешательства военных. И то, что нам приходится действовать над территорией Америки, а не какой-нибудь иностранной державы, вовсе не означает, что мы не можем или не желаем выполнять свой долг. И полицию, и ФБР, и даже АТО – всех нас переиграли. И Казье это понимает.

– Извините, подполковник, но мне кажется, что сейчас не время служить панихиду или призывать к оружию, – заметила Уилкс с добродушной улыбкой, словно Винсенти неудачно пошутил или уподобился уличному проповеднику. – Уж как-нибудь управится ФБР с Анри Казье. Это я вам обещаю. Полагаю, на этом мы могли бы закрыть пресс-конференцию, – сказала она в микрофон. – Благодарю вас, дамы и господа, за то, что пришли.

Перед трибуной, словно по мановению волшебной палочки, возникли телохранители Уилкс. Некоторые репортеры все еще выкрикивали какие-то вопросы, но пресс-конференция закрылась. Однако Уилкс еще не закончила все свои дела. Отойдя от микрофона, она повернулась спиной к камерам и журналистам и прошипела Винсенти:

– Настойчиво рекомендую вам, подполковник, держать язык за зубами и всеми силами способствовать расследованию. Сейчас не время рассуждать о вещах, о которых вы не имеете ни малейшего представления. Вы поняли меня, подполковник?

Винсенти уже собрался ответить, но тут его внимание привлекло движение на летном поле. Он увидел, как на взлетную полосу сел реактивный самолет G-20B, военизированная модель “гольфстрим-Ш”, и покатил прямо к трибуне. Уже казалось, что он вот-вот порвет красный заградительный канат, отделяющий место проведения пресс-конференции от взлетной полосы; агенты ФБР полезли за оружием, но тут самолет, лихо развернувшись, остановился, и моторы его заглохли. Журналисты тоже остановились и дружно обернулись в его сторону. Люк распахнулся, из G-20 вышли пассажиры.

Винсенти был удивлен, нет, скорее даже потрясен не столько видом человека, выходившего из 0-20, сколько тем, как его появление подействовало на Лэйни Уилкс. Впрочем, этот высокий худощавый седовласый мужчина привлек не только ее внимание.

Остальные мужчины и женщина, следовавшие за ним, были известными в стране людьми: бывший вице-президент США Кевин Мартиндейл, сенатор от Техаса Жоржетт Хейердал, член палаты представителей от партийных меньшинств штата Джорджия Пол Уэсткот и конгрессмен из Сан-Франциско Сэмюэл Лейланд. Возглавлял эту группу Мартиндейл. Именно он направился прямиком к директору Уилкс и трибуне, но глаза всех присутствующих были прикованы к высокому осанистому мужчине, шагавшему рядом с ним.

– Прошу простить за столь позднее прибытие и вторжение, – сказал в микрофон Мартиндейл, пока журналисты торопливо обступали трибуну со всех сторон. – Но мы следили за пресс-конференцией по телевизору, госпожа Уилкс, и, когда увидели, что она заканчивается, взяли на себя смелость приземлиться прямо здесь. Простите за вызванный переполох, но то был мой первый опыт управления такой игрушкой. Вести самолет и одновременно читать инструкцию довольно сложно.

Он подождал, пока стихнет смех, и продолжал:

– Уверен, все прибывшие вам хорошо известны.

Мистер Уэсткот – представитель палаты от меньшинств. Именно он любезно предоставил нам свой самолет. Сенатор Хейердал – новый сопредседатель сенатского подкомитета по вопросам развития армии и национальной обороны, входящего в комитет по военным вопросам при сенате. Их группа сейчас разрабатывает основные принципы построения армии США на будущее, от пятнадцати до пятидесяти лет. И я уверен, что все вы прекрасно знаете контр-адмирала береговой охраны Айэна Хардкасла, бывшего командира службы охраны границ США, возглавляющего сейчас специальную группу безопасности по борьбе с контрабандой, известную под названием Хаммерхед. Пол Уэсткот был настолько любезен, что уведомил меня о намерении конгрессмена Лейланда возглавить специальную группу, созданную при Конгрессе для расследования обстоятельств вчерашнего происшествия. Он и пригласил меня, а также сенатора Хейердал и адмирала Хардкасла в качестве своих гостей и советчиков.

Уилкс изо всех сил старалась не подавать виду, но, похоже, появление этой четверки и в особенности Айэна Хардкасла было крайне для нее нежелательно. После вступления в должность новой администрации в 1993 году служба охраны границ была распущена, и Айэн Хардкасл, еще в 1990 году основавший специальную группу из всех родов войск для несения пограничной службы, стал регулярно появляться на телевидении и радиостудиях и рассуждать о распаде американской армии в целом и системы внутренней безопасности, в частности. Каждый шаг, предпринятый новой администрацией США в военном плане, будь то операции в Сомали, политика в Боснии, сокращение расходов на оборону или разрешение поступать на военную службу гомосексуалистам, закрытие баз и множество прочих тому подобных действий, подвергались со стороны Хардкасла самой суровой критике буквально через несколько минут после принятия того или иного решения президентом или его кабинетом, а зачастую даже до того. Хардкасл обладал недюжинным ораторским даром, был дьявольски красив, начитан и досконально знал все, что касалось военных программ. Да, он представлял собой грозного оппонента.

– Прежде всего, мне хотелось бы выразить свои глубочайшие соболезнования семьям и сослуживцам майора Линды Маккензи, а также специальных агентов АТО Руссо, Формана, Уикерса, Критчека и Баумана и всем тем, кто потерял своих родных и близких в Сан-Франциско, – продолжал бывший вице-президент Мартиндейл. – Трагедия подобного масштаба не могла оставить равнодушным ни одного человека. И наш прямой долг сделать все, чтобы Анри Казье и остальные виновники столь чудовищного преступления предстали перед судом незамедлительно. Но в наших интересах также не допустить подобных трагедий впредь, – продолжал Мартиндейл. – Всем вам известно, как горячо адмирал Хардкасл критиковал политику нынешней администрации в военных вопросах и национальной безопасности. Доныне это был практически глас вопиющего в пустыне. После нашего поражения на прошлых выборах адмирал Хардкасл непрестанно побуждал меня отказаться от добровольного невмешательства в дебаты по этим вопросам и снова заняться политикой с учетом интересов обороны в будущем. К сожалению, я тогда отказался, – обернувшись, он бегло улыбнулся Хардкаслу, а потом добавил: – Честно говоря, Айэн, старый морской волк, вы умеете подкрадываться незаметно, как приливная волна. Не далее как на прошлой неделе во время выступления в клубе национальной печати адмирал Хардкасл заговорил об угрозе терроризма здесь, в США. Ознакомившись с текстом его речи, я сделал несколько запросов по вопросам, которые он поднял, проверил ряд фактов. Короче, адмирал Хардкасл знает, что говорит. В сущности, он предсказал вчерашнее происшествие. Именно тогда я и решил объединиться с ним, с союзом американских граждан при Конгрессе и с оперативно-тактической группой под названием “Проект-2000” и принять предложение конгрессменов расследовать все обстоятельства этой трагедии и сделать определенные выводы о существующей для общества угрозе и мерах по ее предотвращению.

Причина его пребывания здесь была завуалирована слишком прозрачно, и Лэйни Уилкс, а также большинство журналистов прекрасно это понимали. В группу “Проект-2000” входили правые центристы умеренного толка и консерваторы, только и выискивающие возможность начать атаку на Белый дом в 1996 году. Образованный в 1992 году союз американских граждан при Конгрессе служил как бы зеркальным отражением “Проекта-2000” и состоял из бывших и нынешних членов Конгресса, четверти сенаторов США и примерно ста членов палаты представителей. Уже с самого своего зарождения “Проект-2000” прославился благодаря имени одного из своих членов – бывшего вице-президента Кевина Мартиндейла, которого причисляли к наиболее вероятным кандидатам на предстоящих президентских выборах. Ясно,своим неожиданным появлением здесь он хотел показать всем, что добровольное затворничество его окончилось и что он вышел на борьбу за кресло в Белом доме. Выход его был тем более неожиданным и рискованным, что он не побоялся бросить вызов одной из самых влиятельных и опасных фигур в администрации президента. Что ж, тем хуже для нее, тем более что на этой пресс-конференции он застал ее, что называется, врасплох.

Но такой ход был весьма характерен для Мартиндейла. Обычной тактикой этого политика, бывшего конгрессмена США от Миннесоты, бывшего мэра города Миннеаполиса, была внезапность, нанесение удара противнику в самое уязвимое место, копание в чужом грязном белье. Именно благодаря этим качествам на него делали такую большую ставку во время двух сроков пребывания его на посту вице-президента, когда на Конгресс нападали левые либералы и иже с ними. Необычайная стойкость и консерватизм убеждений превратили его в одного из главных сторонников введения более строгого законодательства, более суровых судебных приговоров, смертной казни и мер по укреплению положения армии. Будучи вице-президентом, он оказывал всемерную поддержку пограничной службе адмирала Айэна Хардкасла Хаммерхед, а его презрение к нынешней администрации проявилось почти сразу же после инагурации нового президента. Мартиндейл был не слишком высокого мнения о человеке, которого всегда называл “этой змеей с Юга с весьма сомнительной репутацией”, особенно в том, что касалось частной жизни. Еще более низкого мнения был он о супруге президента, которую, как и вес остальные республиканцы, считал склочницей от политики, а среди своих называл не иначе как Стальная Магнолия.

Выступление вице-президента Мартиндейла было затем кратко прокомментировано Уэсткотом, сенатором Хейердал и Лейландом. Обычно разговорчивый, Хардкасл отказался давать какие-либо комментарии и отвечать на вопросы, что, по всей вероятности, вызвало еще больше вопросов и удивления, чем если бы он заговорил. Затем Мартиндейл и все сопровождавшие его лица сошли с трибуны и окружили директора ФБР Уилкс с ее людьми.

– Рад снова видеть вас, судья Уилкс, – сказал Мартиндейл, протягивая руку. Журналисты, не слышавшие их разговора, защелкали камерами, когда Уилкс ответила на рукопожатие. – Надеюсь, вы извините нас за это вторжение, но подкомитет при сенате хотел бы участвовать в расследовании с самого начала, так что у нас не было выбора.

Уилкс лишь с большим трудом удавалось сохранить самообладание.

– Буду рада в любое время просветить подкомитет и любую другую организацию при Конгрессе по этому вопросу, господин вице-президент, – сухо заметила она, пропуская мимо ушей извинения Мартиндейла. Все заметили, что она весьма недовольна тем оборотом, который приняла устроенная ею пресс-конференция. – Не уверена, что сенату стоило создавать эту комиссию. Я, со своей стороны, обещаю полную поддержку. И, разумеется, я счастлива видеть всех вас и работать с вами, хотя, господин вице-президент, столь пристальное внимание Конгресса к такому прискорбному, но случайному акту насилия кажется мне весьма странным.

– Помнится мне, несколько лет тому назад, кажется, в 1991 году законодательный комитет при сенате проводил такое же расследование, – заметил Мартиндейл, одарив красавицу Лэйни Уилкс лукавой мальчишеской улыбкой. – Итогом его стал судебный процесс над бывшей пограничной службой безопасности. Их люди были замешаны в контрабанде наркотиков. Вам, должно быть, знакомо это дело, судья Уилкс, оно слушалось в вашем округе.

Уилкс, разумеется, помнила дело Марии Фуэнтес. Молодая беременная мексиканка, работавшая “челноком”, – сама она не была ни торговцем, ни распространителем наркотиков, а просто переносила их через границу, вполне, впрочем, осознанно, – проглотила тридцать презервативов, наполненных кокаином, весом почти в тридцать фунтов и общей стоимостью около двухсот тысяч долларов и пыталась вывезти их в США на борту небольшой моторной лодки вместе с двумя своими малыми детьми. Ее обнаружили с воздуха, но никому бы и о голову не пришло искать у нее наркотики, если б она не запаниковала и не пустилась наутек при виде истребителя-перехватчика береговой охраны V-22 “Морской лев”, направлявшегося к ней. Погоня длилась два часа. Истребитель ревел моторами над головой, а Фуэнтес гнала лодку вперед, пока не причалила к берегу неподалеку от популярного морского курорта Палмето-Бич, что неподалеку от Мобайла, Алабама. Женщина схватила двух своих ребятишек и бросилась наутек. На глазах сотен потрясенных этим зрелищем отдыхающих ее попытались задержать, но во время ареста один из презервативов лопнул и женщина отравилась, что привело к преждевременным родам на глазах у зевак и двух насмерть перепуганных детишек.

Происшествие наделало немало шума, особенно досталось Хаммерхед, потом – тогдашнему вице-президенту Мартиндейлу, стороннику жесточайшего режима охраны границы, а также командующему береговой охраны, адмиралу Айэну Хардкаслу. Вынужденный прислушиваться к общественному мнению, комитет по законодательству при сенате начал расследование, произошла намеренная утечка тенденциозно подобранных сведений, которые немедленно просочились в средства массовой информации, и, как следствие, семья погибшей подала в суд на Хаммерхед за необоснованные преследование, обыск и задержание. По сути дела, Хаммерхед обвиняли в незаконном применении насилия к женщине, что заставило ее проглотить порошки и привело к гибели. Федеральный суд под председательством Лэйни Уилкс во всем винил правительство и сравнивал Хаммерхед с восточногерманскими пограничниками, расстреливавшими мирных немецких граждан при попытках перебраться через берлинскую стену.

Правительству пришлось выплатить семье погибшей огромную сумму в десять миллионов долларов, а также возместить моральный ущерб целой группе случайных свидетелей происшествия, заявивших, что эта ужасная сцена вызвала у них “глубочайшую психическую травму”. Кевин Мартиндейл и Айэн Хардкасл подверглись публичному осмеянию. И хотя позднее, после апелляции, приговор был признан Верховным судом США недействительным, происшествие стало началом конца Хаммерхед и службы охраны границ. Их распустили вскоре после вступления в должность нового президента в 1993 году.

– Я очень хорошо помню дело Фуэнтес, господин вице-президент, – с легким раздражением ответила Уилкс. – Но комитет по законодательству имел тогда полное право расследовать тот случай. Кроме того, расследование касалось серьезных нарушений в работе пограничных служб, его никак нельзя сравнить с расследованием, проводимым сейчас ФБР. В данном случае ФБР обладает определенной неприкосновенностью и не потерпит вмешательства сената. Думаю, вы это понимаете.

– Я не вправе говорить от лица сената, судья Уилкс, но, полагаю, правила игры несколько изменились. Мы получили полномочия свыше, – ответил Мартиндейл и взял из рук помощника конверт, скрепленный печатью сената США. – Уверяю вас, мы вообще не собираемся вмешиваться в ваше расследование. Мы просто требуем, чтобы вы отчитывались, не чаще трех раз в день, по пунктам, перечисленным в этом документе. Кроме того, к некоторым ведущим вашим сотрудникам будут приставлены наблюдатели. Будьте любезны ознакомить нас со списком людей, возглавляющих это расследование, и мы тут же дадим каждому из них по наблюдателю.

– Извините, господин вице-президент, но это, должно быть, какое-то недоразумение, – перебила его Лэйни Уилкс. – Я не могу допустить к расследованию людей, совершенно для нас посторонних. К тому же я просто не располагаю временем, чтобы отчитываться перед вами по три раза на дню. Бюро проводит ежедневные брифинги для прессы в Вашингтоне, думаю, этого вполне достаточно.

– Наши наблюдатели – люди вполне сведущие. Это бывшие сотрудники ФБР, РАО<От DIA – Defence Intelligence Agency – разведывательное агенство обороны> и ЦРУ, – заметил Мартиндейл. – Они знакомы с методами вашей работы, а наш главный консультант по ФБР – Джеффри Пек. – Зрачки Уилкс расширились от удивления. Пек когда-то был заместителем директора ФБР, ветераном бюро, уволенным со своего поста по подозрению в неблаговидных поступках. Никаких определенных обвинений против него выдвинуто не было. Пек с пеной у рта утвердил о своей невиновности и отказался сам подать в отставку, хотя на него оказывалось нешуточное давление, но с приходом к власти новой администрации в бюро произошла неизбежная в таких случаях чистка, и его вышвырнули. Президенту пришлось употребить свое влияние, чтобы уволить Пека. Теперь же им вновь предстояло столкнуться с ним. Вкрадчивая улыбка на устах Мартиндейла слегка поблекла, когда он добавил: – И еще я совершенно уверен, что три коротеньких брифинга в день не очень вас обременят, тем более что наш устав категорически этого требует. Надеюсь на ваше понимание.

Уилкс заметила, как улыбка окончательно сползла с губ вице-президента, и поняла, что он не намерен разводить препирательства. Но, с другой стороны, она просто не могла позволить этим чужакам запугать себя.

– Разумеется, я все понимаю, господин вице-президент. И постараюсь пойти навстречу вам и вашим людям во всем. Однако совершенно необходимо получить от президента pro tem<Здесь – расширение прав> сената. – Уилкс прекрасно понимала, что нынешний вице-президент встанет на дыбы, едва услышав всю эту чушь. – И мы начнем сразу же, как...

– Прошу прощения, судья Уилкс, мне следовало бы передать вам это раньше, – сказала сенатор Жоржетт Хейердал и протянула ордер, подписанный лидером партийных меньшинств в сенате. – Как вы знаете, вице-президент сейчас за границей и на время передал часть своих полномочий лидеру меньшинств. К нашему прискорбию, у сенатора Коллингсуорта погибла в Сан-Франциско тетка, и он был вынужден срочно уехать. И поскольку парламентский организатор партий большинства сейчас тоже отсутствует, он поручил нам передать этот документ. Вот здесь, в уставе его организации, сказано, что мы имеем право проводить такого рода расследования.

Уилкс приняла бумагу, даже не взглянув на нее. Ей было довольно хорошо знакомо такое положение, именовавшееся “паровозное депо”. Официально сенат США никогда не объявлял перерыва на каникулы – молоток (а с ним и полномочия председателя) всегда, денно и нощно, был у кого-нибудь в руке, пока все остальные пребывали “на запасных путях”. Председательствующий или вице-президент США обычно предоставляли право решать, кто будет замещать его, лидеру своей партии в сенате, но на случай всяких чрезвычайных обстоятельств или действий был установлен определенный порядок. В обычных условиях председатель сената – чисто декоративная фигура, но он способен наделить немалой властью того, кто разбирается в законах и имеет мужество применить их. В частности, передача полномочий на проведение определенной работы одному из подкомитетов сената как раз и служит примером применения этой власти, быстрого приведения в действие “паровозного депо”.

– Срок действия этих полномочий ограничен пятью сутками. А для отмены их требуется единогласное решение сената, – поучительным тоном добавила Хейердал. – Однако пока это положение в силе.

– Благодарю вас, сенатор, законы я знаю, – прервала ее Уилкс.

Разумеется, вице-президент, находящийся сейчас в Токио, немедленно отменит это решение, для этого ему надо всего лишь зайти в американское посольство или ступить на борт самолета ВВС США – и то, и другое место считаются территорией Америки. Он бы в минуту разогнал эту шайку к чертовой матери. Но на этом этапе игры, особенно после завершения пресс-конференции для журналистов, такое решение, пожалуй, будет неразумным. Любые колебания вице-президента или Уилкс в отношении такой широко известной группы, как “Проект-2000”, могут быть восприняты как стремление спрятать концы в воду.

– Я уже говорила, что счастлива сотрудничать с вашим подкомитетом, господин вице-президент, – Уилкс вздохнула. Сопротивляться им в открытую и дальше бесполезно, подумала она. Необходимо немедленно связаться с министерством юстиции и президентом, пусть сами разбираются с Мартиндейлом и Хардкаслом. – В одном из ангаров SR-71 оборудовано помещение для нашей группы. Мне необходимо узнать о последних новостях в ходе расследования. Можете присоединиться.

– Благодарю, судья Уилкс, – сказал Мартиндейл, и на лице его вновь засияла знаменитая мальчишеская улыбка. Он подал ей руку, предварительно убедившись, что они с Уилкс попадают в кадр.

Уже после завершения этой импровизированной пресс – конференции Хардкасл заметил стоявших у синего седана офицеров ВВС. Подойдя к ним, он протянул руку и спросил:

– Подполковник Винсенти, полковник Гаспар? Я – адмирал Хардкасл из береговой охраны США. – Они обменялись рукопожатиями, и Хардкасла представили офицеру по внешним связям и советнику по обороне при подразделении Винсенти. – Хочу выразить свои соболезнования по поводу гибели майора Маккензи. Знаю, вы потеряли прекрасного товарища. – Летчики кивнули, но не сказали ни слова, в глазах их читалось недоверие. – Полковник Винсенти, не могли бы вы рассказать мне об Анри Казье?

– Подполковнику Винсенти не рекомендуется говорить на эту тему с кем бы то ни было, адмирал, – заметила советник по обороне.

Хардкасл метнул в ее сторону сердитый взгляд, затем снова обратился к Винсенти.

– Но мне необходимо знать, подполковник, – сказал он. – Я принимаю участие в этом расследовании как представитель сената.

– Еще одно правительственное расследование, – Винсенти усмехнулся. – Замечательно! Только этого нам не хватало.

– Мы не собираемся обвинять вас в чем бы то ни было, подполковник. Обвинять следует других. И в первую очередь Белый дом и Пентагон, – заметил Хардкасл. – Моя задача – убедить Конгресс и президента всерьез задуматься о национальной безопасности.

– Ценю это намерение, адмирал, – вставила советник по обороне. – И все же мы не собираемся обсуждать...

– Всего лишь один вопрос, если позволите, – сказал Хардкасл. Винсенти не ответил, но и не возразил. – Вы же охотник, подполковник. И должны держать свою добычу в поле зрения. Расскажите мне об Анри Казье.

Сперва Винсенти не знал, как ему отнестись к этому высокому, худощавому, похожему на привидение человеку. Он, разумеется, видел Хардкасла на экране телевизора, но, когда тот произнес это слово, “охотник”, в голове у него словно что-то щелкнуло. Да, да, подумал Винсенти, я знаю, о чем это он. Эл Винсенти владел тайнами, ведомыми только охотникам.

Прежде чем сделать смертельный бросок и настичь жертву, охотник устанавливает с ней некое подобие внутренней телепатической связи. Охотник на оленя чувствует себя оленем, представляет себя на его месте. Летчик, сбрасывающий бомбы, порой со всей ясностью представляет себя на земле, со всей отчетливостью видит, как снаряды падают ему на голову. Неопытному охотнику такое не по плечу, он целиком сосредоточивается на мишени, и вот колдовская связь разрушена, и добыча, как правило, ускользает. Молодой или слишком горячий летчик обычно после этого спивается, сходит с ума или достает свой револьвер сорок пятого калибра и разносит себе череп. Винсенти помнил, что однажды на учениях Хардкасл выставил перед своими чудовищными истребителями-бомбардировщиками целый ряд мишеней. Ему, должно быть, хорошо известно, что такое выследить, найти, догнать, атаковать и уничтожить цель. Господи, да что там учения, он делал это по-настоящему! Хардкаслу приходилось стрелять по живым мишеням. Винсенти не ведал, сколько людей уничтожил адмирал лично, но знал, что убивать ему доводилось. Он понимал, что это такое. И Винсенти тоже...

– Этот человек презирает опасность, – сказал Винсенти. – У него отсутствует чувство страха. Я ни секунды не ощущал, что этот Анри Казье испугался. Даже когда выбросился с парашютом. Он был... счастлив. Доволен. Готов начать...

– Начать что, подполковник?

– Не знаю, адмирал, – Винсенти пожал плечами. – Вообще толком не понимаю, о чем это я. Вы спросили, что я чувствую, думая о Казье. Ну, и это было первое, что пришло в голову. Жаль, что упустил мерзавца. В следующий раз не промахнусь.

Все уже направились к машинам, когда Лэйни Уилкс обернулась и увидела, что адмирал Хардкасл говорит с пилотом F-16, участником вчерашних событий и с командиром его группы. Извинившись перед бывшим вице-президентом и сенатором, она направилась к ним.

Хардкасл не обратил на нее никакого внимания.

– Надеюсь, вам представится такой шанс, подполковник, – говорил он. Тут Уилкс подошла уже совсем близко, на лице ее застыло мрачное выражение. – Хотя... как знать. Что ж, до встречи! И не принимайте близко к сердцу болтовню газетчиков. Помните, у вас есть сторонники.

– Прошу прощения, адмирал Хардкасл, – раздраженно начала Уилкс, остановившись в нескольких шагах от них. – Могу я поговорить с вами?

Хардкасл закрыл блокнот, пожал руки Винсенти и Гаспару, дружески хлопнул Винсенти по плечу и отошел с Уилкс в сторону. Толпа уже почти рассосалась, остались лишь несколько помощников Уилкс. Журналисты уехали, чиновники были одни. Ветеран береговой охраны протянул Уилкс руку и сказал:

– Страшно рад видеть вас снова, судья Уилкс. Уилкс стояла, уперев руки в узкие бедра; жакет распахнулся, открывая взору маленький револьвер в кожаной кобуре, тонкую талию, высокую грудь. Глаза защищали от ярких лучей солнца темные очки, на губах блестела красная помада, и трудно было не заметить, как красива эта резкая и уверенная в себе женщина, строгий блюститель закона и ревностный борец за гражданские права. Но на примере Сандры Джеффар, бывшей своей сослуживицы, тоже очень красивой, знаменитой и незаурядной женщины, Хардкасл знал, что порой эта красота бывает обманчива и под ней может таиться жестокость, обычно мало свойственная прекрасному полу.

– Послушайте, адмирал, – сердито начала Уилкс, – давайте кое-что проясним. Я согласилась на это представление только потому, что мы с вами, Мартиндейл и Уэсткот оказались на глазах у газетчиков. Все эти ваши сенатские полномочия – полная чушь. Вице-президент отменит их еще до захода солнца. Они могут даже принять закон, запрещающий выдачу подобного рода полномочий. Вы, очевидно, этого не понимаете, даже Мартиндейл не понимает, но уверяю вас, все эти бумажки яйца выеденного не стоят. Я знаю это, и Уэсткот тоже. И после того, как они будут отозваны, вы вылетите с этой базы и навсегда уберетесь восвояси, больше вас и видно-то не будет.

– Что ж, посмотрим, судья, – Хардкасл улыбнулся.

– Чего вы добиваетесь, Хардкасл? – спросила Уилкс. – Паясничаете перед камерой, зарабатываете себе популярность!

– А чем вы лучше, судья? Выволакиваете подполковника Винсенти к камере, обвиняя его в провале операции, бросая на растерзание газетчикам! – рявкнул Хардкасл. – Я внимательно слушал вашу пресс-конференцию, судья, и полагаю, что вы заблуждаетесь. Анри Казье вовсе не “ангел смерти”, а самый заурядный маньяк. Он готов уничтожить любого, в том числе и себя. У него напрочь отсутствует понятие священности жизни...

– Избавьте меня от этих изречений! У нас есть исчерпывающая психологическая характеристика этого человека, адмирал.

– Тогда вы, судья, должно быть, не слишком внимательно ее читали, потому что там наверняка сказано, что любая попытка остановить Казье будет стоить человеческих жизней, – продолжал Хардкасл. – Он убьет всякого, кто попробует схватить его, а потом покончит с собой.

– Бюро сталкивалось с подобными психопатами и прежде, адмирал, и Казье ничем от них не отличается. – Она вздохнула и театрально закатила глаза.

– О, нет, он совсем другой, судья! Он имеет доступ к самолетам, новейшему оружию, самой мудреной военной технике, – ответил Хардкасл. – Он может устроить такой террор, какой этой стране и не снился!

– Послушайте, адмирал, вы извините, но у меня нет времени выслушивать все эти ваши воинственные речи. Мне надо заниматься расследованием, – раздраженно проговорила Лэйни Уилкс. – И, уверяю, мы сумеем справиться с любым его сюрпризом и нам не потребуются для этого ни военные, ни дорогостоящие мощные истребители, набитые автоматами и самонаводящимися ракетами. Обойдемся мы и без авианосцев стоимостью в сотни миллионов долларов, которые торчат в Мексиканском заливе, без мягких дирижаблей с установленными на них радарами, без этих таинственных роботов-вертолетов, которые то и дело почему-то разбиваются. В отличие от бывших так называемых “силовых структур” ФБР вовсе не склонно путать и вызывать панику у доброй половины нашего законопослушного населения лишь затем, чтобы поймать какого-то ублюдка. – Она преднамеренно укусила Хаммерхед – оснащенное самой сложной техникой подразделение, некогда возглавлявшееся Хардкаслом. Уилкс всегда считала, что военным нет места во внутренних силовых структурах, что права личности, равно виновной и невиновной, следует защищать при любых обстоятельствах. – И потом, позвольте мне напомнить вам еще кое-что, адмирал, – продолжала директор ФБР. – Это мое расследование, я правлю здесь бал. И не стану колебаться ни секунды и вышвырну вас вон с базы, а то еще и арестую, если вы посмеете вмешиваться в мое расследование, пусть даже от имени сената... Я запрещаю вам говорить с пилотами, командирами, прессой, что бы вы там ни видели и ни слышали. Я плевать хотела на ваши полномочия и арестую вас, как только вы посмеете вмешаться в дела ФБР. Долго вас в тюрьме не продержат, особенно если учесть, какой визг поднимут ваши дружки с телевидения Дэвид Бринкс и Ларри Кинг, но, будьте уверены, вы проторчите там достаточно, чтобы нарушить все их планы и программы шоу. Я ясно выражаюсь, адмирал?

– Да, яснее некуда, судья, – ответил Хардкасл. – Однако должен заметить, что мы видывали такое и прежде. Аугусто Салазар, Пабло Эскобар, Мануэль Норьега – все они возомнили, что можно объявить Штатам войну и победить. Анри Казье спрячется за билль о правах и будет крутить и вертеть им, чтобы добиться своего. Не допускайте, чтобы это случилось. Используйте все свои возможности и средства.

– Да вы сами параноик, Хардкасл! Почему бы вам не заняться тем же, что и Казье? Мне кажется, вы уже дозрели! – С этими словами она развернулась на каблучках и быстро отошла от Хардкасла.

Его ждал лимузин бывшего вице-президента, и несколько секунд спустя он присоединился к своим.

– Ну, что там было, Айэн? – спросил его Мартиндейл, когда Хардкасл уселся напротив вице-президента и рядом с сенатором Хейердал.

– Не думаю, что она хочет сотрудничать, – со вздохом ответил Хардкасл. – Теперь на каждом шагу будем сталкиваться с ее противодействием.

– Скверно, – заметил Мартиндейл.

– Попробовал, правда, припугнуть ее маленько. Но тут она уже окончательно взбесилась, – сказал Хардкасл.

– Теперь наверняка полетит прямиком в Белый дом, изливать свою злобу, – заключила Хейердал. – И наши полномочия не протянут и до конца дня, когда газетчики улягутся спать. – Затем, обернувшись к Хардкаслу, она заметила: – Уилкс – очень могущественный и грозный противник.

– Да, крутая девушка, – согласился Хардкасл. – И сильная. И красивая. Журналисты ее обожают. Однако при всей ее крутости Анри Казье все же покруче будет. И когда начнется война нервов, он победит.

– А откуда вы так хорошо знаете Казье, Айэн? – спросил Уэтскот, сидевший рядом с бывшим вице-президентом. – Вы что, гонялись за ним вместе со своим Хаммерхед?

– Мы навели о нем кое-какие справки, – ответил Хардкасл. – Полагали, что он мог работать с летчиками Салазара, применявшего военную технику для защиты своих грузов и наркотиков во время перевозок. Казье умеет летать на всех машинах – от истребителей “мираж” до вертолетов “хьюи”. Одно время работал в Европе главным инструктором коммандос. Но Казье всегда вел себя крайне осторожно, и я потерял его след после того, как береговая служба была распущена. Однако кое-что о Казье все же знаю, конгрессмен Уэтскот, и еще кое-что – об Аугусто Салазаре.

– Не сомневаюсь, что все были бы счастливы увидеть этих мерзавцев в тюрьме или, еще лучше, – на дне самого глубокого океана, – заметил Кевин Мартиндейл. – Однако лучше пока сохранять это желание в тайне и постараться привлечь внимание администрации к чертовски безграмотному использованию армии и неумению планировать ее совершенствование. Впрочем, нам вовсе не хочется выглядеть в глазах прессы эдакими канцелярскими крысами... Да, мы здесь для того, чтобы наблюдать, – продолжал Мартиндейл, обводя строгим взглядом всех сидящих в лимузине. – Но мы одновременно должны доказать им, что знаем лучший способ. Таким образом, вопрос, стоящий перед нами, прост: что мы можем сделать лучше, окажись рычаги управления у нас в руках? А с учетом угрозы, исходящей от Казье, что мы могли бы сделать такого, чего не делает нынешняя администрация? Да, мы плюнули в пирог Лэйни Уилкс, испортив ей пресс-конференцию. Но на деле президент занят именно тем, чего от него и ждут: призывает к массированной облаве на этого человека, приказывает директору ФБР устроить здесь временный штаб и лично возглавить расследование. Тогда чем мы отличаемся от нынешних обитателей Белого дома?

Нам нужен свой, особый план действий, опираясь на который, мы можем заявить: “Президент должен был сделать то-то и то-то”. Тогда американцы, прилипшие к своим телевизорам, скажут: “Да, вот придурок, он должен был сделать, но не сделал этого! Нет, все, в 1996-м голосую за Мартиндейла”. Вы улавливаете?

Все закивали, отовсюду послышалось:

– Да, сэр.

– Кто-нибудь хочет что-то добавить?

– Судя по поведению Уилкс, я бы сказал, что администрация склонна рассматривать это происшествие как случайность, не имеющую аналогов, – подвел итог Хардкасл. – Расследование ФБР сведется к координации действий федеральных агентств, вернее, к отсутствию этой координации. Уилкс уже предостерегла Винсенти и Гаспара от выступления перед прессой. Несомненно, в ближайшее время произойдет “утечка” сведений о действиях Винсенти в Европе, и все придут к одинаковому выводу: именно Винсенти испортил дело. Федеральные власти, в особенности ВВС, получат хорошую взбучку. Их обвинят в неправильных методах атаки и гибели стольких людей.

– Кстати, вы что-то говорили об этом Винсенти по пути сюда, – сказал Мартиндейл. – Что там произошло?

– Винсенти летал на “фантомах” F-4 в Исландии незадолго до того, как к власти пришел Горбачев, – объяснил Хардкасл. – У него произошла схватка с бомбардировщиком “баджер”, летевшим на бреющем надо льдом. Радары слежения вышли из строя, но он все равно продолжал преследование и сбил эту чертову штуковину.

– Вы шутите? Ничего об этом не слышал.

– И неудивительно, – заметил Хардкасл. – Тогда же выяснилось, что на этом бомбардировщике летел экипаж из пилотов, симпатизировавших Андропову. Они хотели развязать третью мировую войну, сбросив бомбы над базами США в Исландии. На борту у них было ядерное оружие, однако они уверяли, что никогда не применили бы его.

– Но и Винсенти, похоже, тоже не снискал лавров героя в этом бою?

– Нет, сэр. Загвоздка была в том, что Винсенти так и не получил разрешения открыть огонь: связь между истребителем и диспетчерской была прервана. Винсенти пошел напролом и уничтожил цель точно так же, как сделал это вчера. Да, среди бывалых воздушных волков он слывет героем, а в армии – бешеной собакой. Летчики высоко оценили его победу над “баджером”, но...

– Но Пентагон – нет, – закончил за него Мартиндейл. – Винсенти не повинуется приказам. Винсенти сперва стреляет, а потом задает вопросы. Тогда вопрос уже к вам, Айэн: он что, действительно “бешеный пес”?

– Нет, сэр, конечно, нет. Но и моя репутация не столь уж безупречно чиста, – с прохладной улыбкой заметил Хардкасл. – Положа руку на сердце, я не советовал бы вам так открыто поддерживать Винсенти. Однако сам я хотел бы регулярно совещаться с ним. Он знает всю подноготную и мог бы оказаться очень полезным нам и ВВС, когда Казье предпримет еще одну попытку.

– Погодите минутку, Айэн. Так вы считаете, что это не случайное одиночное происшествие? – спросил его Мартиндейл. Он уже начал нервничать: мысли его высокопоставленного друга принимали нежелательный оборот, а поскольку сегодня предстояло еще несколько пресс-конференций, его следовало остановить, и немедленно. – Разве вы не думаете, что Казье лишь по чистой случайности протаранил аэровокзал своим самолетом, уничтожив при этом несколько сотен человек?

– Знаете, я и сам не могу толком объяснить это, сэр. Но после разговора с подполковником Винсенти, пилотом F-16, преследовавшим самолет Казье, у меня почти не осталось сомнений, что мы услышим об этом негодяе еще раз, – ответил Хардкасл. – Казье не собирается залечь на дно.

При всем своем вдохновенном стремлении разоблачить военную политику нынешней администрации Белого дома далеко не все пассажиры лимузина разделяли столь крайние взгляды отставного офицера береговой охраны. Бывший вице-президент нервно провел рукой по волосам.

– Господи, Айэн! – взмолился Мартиндейл, выдавливая усталую улыбку. – Остается лишь молить Бога, чтобы вы ошиблись.

Продолжать спор не было времени: лимузин подкатил к самолетному ангару, превращенному в штаб расследования, и члены сенатского подкомитета начали выходить из машины. В двенадцати ангарах, выстроившихся в ряд вдоль ограды базы в Биле, некогда размещались самолеты-разведчики класса SR-71 “блэкберд” – самые скоростные в мире машины подобного типа (до изобретения прославленной “авроры SR-92”).

– Не будете ли любезны задержаться на минутку, господин вице-президент? – сказал Хардкасл. Все, кроме него и Мартиндейла, уже покинули лимузин, и агент секретной службы захлопнул дверцу.

– Выкладывайте, адмирал.

– Вы знаете, сэр, как я верю в вашу кампанию, – начал Хардкасл. – На свете не было человека счастливее меня, когда я увидел вас в совете директоров, опять такого же деятельного, помогающего собирать деньги для оперативных групп, и все прочее. Я знаю, публично вы не заявляли о своем намерении баллотироваться в 1996 году, но уверен, что будете, и я на все сто процентов за вас.

– Уже предчувствую, сейчас последует какое-то “но”...

– Да, сэр. Но после разговора с Винсенти я понял, что для борьбы с нынешней администрацией недостаточно просто накапливать оружие. Нет, мы должны разработать такую систему мероприятий, которая бы позволила всем быть твердо уверенными в том, что атаки, подобные вчерашней, не повторятся.

– Атаки? Но разве это была атака, Айэн? Это была выходка безумца, стремившегося уйти от возмездия! – фыркнул Мартиндейл. – Подражающие Казье психопаты, взрывающие еще один аэропорт в нашей стране... Нет, это просто представить себе невозможно!

– Я так не думаю, сэр, – сказал Хардкасл. – Мне кажется, что Казье вскоре снова появится сам. И считаю, что нам совершенно необходимо разработать программу защиты центральных аэропортов от подобных нападений. Я отношусь к вам с бесконечным уважением, сэр, и все же мне хотелось бы знать, насколько серьезно вы намерены рассматривать существование этой угрозы. А если это просто один из способов сколотить себя имя в политике, заявить о себе...

– Боже правый, Хардкасл, оставьте вы эту риторику!.. И угрозы, – ответил Мартиндейл и приподнялся, показывая, что собирается выйти из машины. – Во-первых, все мои действия здесь, не говоря уже о “Проекте-2000”, – часть моей предвыборной программы. Нравится вам это или нет, но я участник игры и должен соблюдать ее правила. Вы знаете, Айэн, насколько серьезно я отношусь ко всему, что связано с обороной. И когда я объединил силы с тактическими группами, вы согласились на эти условия. Вы и другие члены “Проекта-2000” шли со мной в ногу. Или я шел с вами. И нечего тут мудрить. Я понятно выражаюсь?

– Да, сэр.

– Для вас – просто Кевин, Айэн, – сказал Мартиндейл. – И сейчас, и когда я буду в Белом доме. А я буду в Белом доме, мой друг, можете не сомневаться на этот счет. Что же касается Казье, пока я не вижу никаких доказательств того, что террор развязан. Думая так, мы лишь начнем сеять панику и потеряем свое лицо. Черт, даже если это правда, мы будем выглядеть, как кликуши. Я вовсе не собираюсь устанавливать на лужайке перед Белым домом ракеты системы “пэтриот”, Айэн. Все, что я хочу сказать людям этой страны, можно выразить очень просто: нынешний президент обкакается, когда дело дойдет до применения военной силы и поддержки военных. – Мартиндейл немного помолчал, затем, похоже, решил продолжить и высказаться до конца. Кевин Мартиндейл никогда особенно не таил своих чувств и мыслей. – Честно говоря, Айэн, вы уже начинаете приобретать славу паникера. Я не хочу сказать, что вы не правы, но чувствую, что многие готовы от вас отвернуться. После катастрофы не прошло и суток, так что давайте не будем делать поспешных выводов, во всяком случае пока не получим конкретных фактов по этому делу. Хорошо?

– Хорошо, сэр, – ответил Хардкасл. – Но я остаюсь при своем мнении... и своей репутации.

– Смотрите, не промахнитесь, Айэн, – заметил Мартиндейл. – Я очень ценю вашу поддержку и помощь и всегда готов считаться с вашим мнением. Однако позвольте уж мне принимать решения и делать публичные заявления, хорошо?

– Да, сэр, – сказал Хардкасл и вышел из лимузина. Затем обернулся к бывшему вице-президенту. – Однако все же подумайте об этом, сэр. Что, если Анри Казье снова нанесет удар? И что должны предпринять вы, чтобы его остановить?

Но Мартиндейл уже настраивал себя на выступление перед журналистами, которые собрались возле ангара, где располагалось теперь нечто вроде штаб-квартиры ФБР, а потому слушал Хардкасла лишь вполуха и расслышал только две последние фразы. Что, если Казье вернется, что, если это только начало, а не конец кошмара? Что надо сделать, чтобы остановить его?

– Черт возьми, Хардкасл... – пробормотал бывший вице-президент. Игнорировать мнение адмирала Айэна Хардкасла он просто не мог.

НЬЮБУРГ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК, ПОЗДНЕЕ В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ

Сонный маленький городок Ньюбург, что в часе езды к северу от Нью-Йорка, был идеальным логовом для террористов. Население составляло всего двадцать тысяч человек, до Нью-Йорка можно было добраться на автомобиле, поезде, по воздуху и даже по реке Гудзон, но одновременно Ньюбург был куда более деревенским, чем большинство городов-спутников Нью-Йорка. Жизнь тут текла тихая и уединённая. В Ньюбурге был первоклассный международный аэропорт Стюарт, откуда ходили прямые рейсы до Ла-Гардиа, Чикаго, Вашингтона, Хейсфилда в Атланте и даже до Торонто и Монреаля, но ежедневное количество взлетов и посадок не превышало дюжины. Всего в нескольких милях отсюда находилась военная академия США Уэст-Пойнт, а в нескольких часах езды располагался знаменитый горнолыжный курорт Кэтскилз.

Пассажирам нравился международный аэропорт Стюарт, там никогда не было суеты и толчеи и царил порядок. Анри Казье Стюарт тоже устраивал как нельзя больше, потому что служба безопасности работала там спустя рукава, что превращало маленький аэропорт в очень удобное место для проведения разного рода мелких контрабандных операций, в том числе и провоза оружия. Казье не раз провозил там полностью заряженные “узи” прямо в чемодане, предварительно частично разобрав их и упаковав детали в конфетные или подарочные коробки в золотой оберточной бумаге. Упаковка надежно защищала содержимое от рентгеновских лучей, а охранники ни разу не удосужились лично досмотреть его багаж, тем более что происходило это в утренние часы, когда у прилавка толпились пассажиры, спешившие попасть в Нью-Йорк, Бостон и Вашингтон. Старый трюк “пистолет в Библии” работал безотказно. Если бы Казье захотел угнать самолет, проще всего это было сделать именно здесь.

Существовали и другие причины: довольно оживленное движение на взлетных полосах, где маленькие частные самолеты взлетали и садились совсем рядом с большими, выполнявшими коммерческие рейсы, что позволяло без особого труда и хлопот перегрузить контрабандный товар; город окружали обширные леса; он был относительно далеко от оживленных магистралей; на территории аэропорта пустовало немало просторных помещений и ангаров, а местные жители чувствовали себя здесь в относительной безопасности, поскольку в Стюарте базировались довольно крупное подразделение полиции штата Нью-Йорк, войсковая часть и резервный отряд ВВС. Казье не раз использовал это благодушие в своих интересах. Однажды он, обрядившись в униформу снабженца ВВС, подъехал к аэропорту на трейлере и собственноручно перегрузил несколько сотен фунтов контрабандного товара в самолеты, припаркованные у ворот, причем никто даже не поинтересовался, чем он занимается. Такой же трюк проделал он с военно-транспортным самолетом резерва ВВС, играя роль командира экипажа G-5A “гэлэкси”. Тогда Казье удалось выкрасть целые комплекты оружия и военного оборудования прямо из-под носа у военных, вытащив их из гигантского грузового авиалайнера, и снова никто не остановил его и не задал ни одного вопроса.

Но что самое главное – городок был тихий и мирный, идеальное место для того, чтобы залечь на дно, отсидеться и разработать новые планы, хотя, как мы уже говорили, попасть оттуда в любую точку земного шара не составляло труда. Вот почему Анри Казье, благополучно оказавшись в Альбукерке, вылетел оттуда, хоть и кружным путем – через Чикаго, Кливленд и Питтсбург – в Ньюбург, где находилась его база. Необходимо было переждать шум и переполох, вызванный устроенным им взрывом в Калифорнии, отдышаться от запаха гари и крови, выбросить все это из головы хотя бы на время.

Но, разумеется, это было не единственной причиной появления Анри Казье в Ньюбурге. Городок был удобным местом для встречи с его “тыловым” помощником – дельцом с Уолл-стрит по имени Гарольд Лейк. Когда возникала необходимость встречи с глазу на глаз, Лейк мог оказаться в Ньюбурге через полтора часа, а банковские документы, подписанные им в брокерской конторе Ньюбурга в полдень, до конца рабочего дня уже попадали по адресу. К тому же Казье физически ощущал, как сужается вокруг него кольцо, особенно сильным было это ощущение в Нью-Йорке. А маленький тихий Ньюбург нравился ему еще и тем, что позволял общаться с горожанами, одновременно сохраняя инкогнито.

Второй причиной была мадам М.М. Роччи. На самом деле ее звали, как он знал, Джо Энн Вега. “М. М.” же было сокращение от “Министра Метафизики”. Звучало это как сценический псевдоним или прозвище, пришедшее из второразрядных фильмов сороковых годов, но на самом деле все обстояло куда сложнее. В течение вот уже нескольких лет она была духовной наставницей этого самого опасного в мире преступника.

Несмотря на свой ум, жизненный опыт, стойкость, жестокость и инстинкт выживания, Анри Казье все же позволял себе одну слабость, одно отклонение от четкого аналитического взгляда на вещи, и этим отклонением была астрология. И уж, разумеется, Казье вовсе не был склонен считать астрологию лженаукой. Одна женщина-астролог из Дании, которую он посетил еще школьником, предсказала ему блестящую военную карьеру, и, следуя ее совету, он решил стать военным. Во время развертывания военных операций ООН в Африке еще один звездочет, шаман из Заира, заявил, что Казье станет великим вождем целых народов, прославится на весь мир своими героическими деяниями. Занявшись бизнесом, бельгиец непременно раз, а то и два раза в год советовался с астрологами. Он считал их предсказания удивительно точными и, следуя их предостережениям, никогда не предпринимал неверных шагов.

С мадам Вегой он познакомился года три назад. Как-то раз днем он добирался до нужного места пешком – по тактическим соображениям подобные прогулки по дорогам средь бела дня были совершенно недопустимы, и Казье прибегал к ним только в самых крайних случаях – и, завидев полицейский автомобиль, заскочил в ее крошечный салон через заднюю дверь. Вега была изрядно удивлена, увидев незнакомого мужчину, выходящего из ее ванной, однако кричать не стала и выгнать тоже не пыталась. Она, похоже, тотчас сообразила, что этого человека преследуют. Не выразив ни малейшего испуга, эта дама предложила ему чашечку растворимого кофе с ореховым печеньем двухдневной давности, приобретенным в дешевой лавке поблизости, – единственное угощение, оказавшееся у нее дома.

Веге было за сорок. Длинные черные вьющиеся волосы, тронутые сединой, украшали разноцветные бусинки. Большие черные глаза, круглое хорошенькое личико, тяжелые округлые груди, сильные пальцы и руки, тонкая талия и крепкие ягодицы, стройные ноги. Она походила на цыганку, но уверяла, что ее родные – еврейские беженцы из Чехословакии. Вега не возражала, когда Казье проверил дом, осмотрел все входы и выходы и удостоверился, что у хозяйки нет ни друга, ни жильцов, ни детей, ни мужа. Она сказала, что видит, как он напуган, понимает, что ему грозит опасность, и разрешила остаться, обещав помочь в меру сил.

Ему хотелось лишь затаиться и отоспаться. Она провела его в укромный уголок на чердаке. Осмотрев его и обнаружив минимум три способа выбраться оттуда, она согласился и лег спать. Проснувшись, увидел, что она сидит рядом и ждет. Оказывается, пока он спал, она составила для него полную астрологическую карту. Он слушал с интересом, но немного недоверчиво, пока она не заговорила о жизни Анри Казье в прошлом. Она угадала дату его рождения с погрешностью всего в неделю, затем час рождения с погрешностью лишь в два часа и, наконец, совершенно точно назвала страну – он родился в Нидерландах, хотя воспитывался и рос в Бельгии. И она все это угадала.

Как человек по природе недоверчивый и осторожный, Анри Казье сперва подумал было, что Веге удалось раздобыть какие-то сведения о нем. Ведь он, Казье, становился в Америке не менее заметной фигурой, чем был в Европе. Но это отняло бы у нее уйму времени и усилий, не говоря уже о том, что доступ к такого рода сведениям в Ньюбурге был строго ограничен. Оказывается, ничего подобного: она узнала о нем все, просто изучив его внешность, а затем обратившись к своим многочисленным книжкам и справочникам по астрологии; узнала и соединила неким невероятным мистическим образом эти отрывочные фрагменты в цельную картину. Она говорила о его военном прошлом, его бесстрашии, нежелании считаться с другими. О его грубой напористости, стремлении к успеху, его энергии и силе. Она узнала, что он был женат, но детей в браке не нажил, несмотря на большое желание иметь их. Впрочем, это было только начало, а дальше она начала говорить ему уже совсем невероятные вещи.

Оказывается, рождению Анри Казье сопутствовало удивительное, редкостное сочетание планет: Солнце, кровавый Марс, названный так в честь античного бога войны, затем Юпитер и Луна. Все они тогда оказались в созвездии Скорпиона, а потому Анри Казье был Скорпионом в четвертой степени и обладал следующими ярко выраженными качествами: высоким интеллектом, скрытностью, страстностью и силой. До сих пор Вега еще ни разу не встречала людей с подобным расположением звезд. Если и могли сочетаться в одном человеке такие свойства, как стремление к богатству, огромная сексуальная энергия, звериная напористость и божественная непобедимость, то Анри Казье обладал каждым из них в полной мере. Лишь несколько человек в истории рода людского обладали подобной астрологической картой, таким набором покровительствующих судьбе планет: военачальники Наполеон Бонапарт, Улисс, Александр Македонский; политики Линкольн и Гитлер; военные мыслители Сен-Цу и Клаузевиц. Гадания по ладони и на картах тоже подтверждали это, хотя и одного взгляда на сидевшего перед ней мужчину было достаточно. Шрамы на его теле говорили о боевом прошлом, звезды предсказывали, что и будущее его тоже связано с войной. Судьбой его правил Марс, а влияния других, “мирных” знаков и планет не наблюдалось.

Обычно Казье оценивал астрологов по количеству точно угаданных ими фактов его биографии, но с Джон Энн Вегой этот вариант не проходил. Можно было подумать, что она писала его биографию, а уж потом создала в его честь панегирик и эпитафию. Будущее она ему сулила не слишком радостное. Его ждали многочисленные приключения, переживания, богатство и власть, но жизнь он должен был прожить недолгую, одинокую и полную опасностей. Она заметила, что ничего удивительного тут не видит – ее собственная жизнь тоже была полна событий и приключений, хотя и отмечена одиночеством.

Не слишком удивила ее и его атака. Она была слишком хорошей профессионалкой и уже достаточно успела узнать о Казье, когда в нем вдруг пробудился рычащий яростный зверь, а потому восприняла это с профессиональным хладнокровием.

Пожалуй, после убийства изнасилование – это лучший способ заставить женщину молчать. Ибо очень немногие женщины решаются рассказать, что были изнасилованы, особенно если они одиноки. Это также лучший способ напугать женщину и сделать ее своим союзником. Казье был настырен и жесток, но не стал причинять ей телесных увечий. Он заставил Вегу раздеться перед ним, сначала заняться оральным сексом, затем раздвинуть ноги и умолять, чтобы он ее изнасиловал. И не потому, что ему нравилось все это или он считал, что ей нравится быть в подчиненном положении жертвы, но потому, что это еще больше связывало ее, унижало, давало больше поводов молчать о случившемся, стремиться подавить в своем сознании само воспоминание об этом событии. И сколь беспомощно ни выглядела она в те минуты, все же неким непостижимым и ужасным образом она была его соучастницей.

Это изнасилование было актом насилия над человеком, в нем вряд ли можно было усмотреть чисто сексуальные побуждения, но мотивацией стало не ограбление, не убийство или нанесение увечий. Оно походило на пробуждение к жизни величайшего из террористов в истории человечества, своего рода духовное крещение Анри Казье, превращение его в самого сатану в обличье человека. Она могла бы смириться с этим и жить или отвергнуть это и тогда умереть, но он вовсе не старался раскрыть перед ней свою тайну. Да и не было нужды. Джо Энн Вега подобно другим беспомощным жертвам Казье поняла это, едва успев заглянуть ему в глаза, глаза убийцы. Да, это изнасилование было актом насилия, но оно обещало еще больше насилия после того, как чары разрушатся.

Он заставил ее вылизать языком все свое тело, затем ушел, не сказав ни слова – не угрожая, не насмехаясь, не оскорбляя. Ушел, воткнув в деревянную раму окошка возле задней двери маленький нож. Предупреждение. И обещание вернуться.

И он возвращался, два-три раза в год. Насилия больше не было, они стали любовниками... Они спали и мылись вместе, изощренно и неутомимо занимались любовью, рассказывали друг другу о своей жизни. Занятия любовью с Анри Казье напоминали битву с пламенем или гигантской океанской волной – от него исходили тот же жар, та же мощь, та же неукротимая энергия. Вега стала его духовным наставником, его советчиком, и еще она постоянно изучала этого мужчину. Хотя отношения их можно было назвать исполненными страсти, он никогда не был по-настоящему близок ей, никогда не выказывал стремления осесть, хотя подмечал все ее нужды и обеспечивал защиту и безопасность, как ни один мужчина прежде. Он давал ей деньги, не слишком много, чтобы откладывать на черный день или привлекать к себе излишнее внимание, но вполне достаточно, чтобы не зависеть теперь от заработка гадалки. У Веги было два врага – член местного городского совета, который мечтал вышвырнуть ее из города на том основании, что она якобы торгует наркотиками (на самом деле она отказала ему в любви), и соседский парнишка, который, напившись, иногда ломился к ней в дверь. Оба они таинственно исчезли. Джо Энн ни разу не говорила о них с Казье.

Джо Энн знала, что Казье придет к ней, знала также, что этот наезд будет не похож на другие. В его отсутствие она продолжала изучать его гороскоп и как раз перед налетом на Сан-Франциско закончила новый. Она знала, что он задумал, задолго до того, как весь мир услышал об этом чудовищном теракте. Карты сулили огонь, кровь, боль, но не говорили о его смерти, как прежде. Вообще все дурные знаки – недолгая жизнь, страдания, одиночество – в картах отсутствовали. Человек, который скоро должен был появиться у нее, не был более человеком, он перевоплотился. Так говорили карты.

На улице стояла темень и лил такой сильный дождь, что казалось, струи его вот-вот ворвутся в дом сквозь закрытые окна. Вега докурила сигарету в своей гостиной (она же спальня), отделенной от приемной и кухни тонкой перегородкой, и уже направлялась на кухню, чтобы вытряхнуть пепельницу, как вдруг увидела его, стоящего в дверном проеме. Он успел раздеться до пояса и, очевидно, стоял так уже несколько секунд, судя по натекшей под ним луже, однако не произносил ни слова. За пояс джинсов был засунут маленький револьвер.

– Добро пожаловать, Анри, – сказала Джо Энн, и в глазах ее засветилась теплота. – Рада тебя видеть.

Он не ответил. Обычное для него поведение. Даже в приливе болтливости он редко произносил больше десяти слов разом. Он заметно похудел, но на груди по-прежнему бугрились мускулы, а живот был втянут и упруг даже на вид, как стиральная доска. И еще Анри обрил голову. Он часто менял прическу, хотя обычно предпочитал короткую солдатскую стрижку. Вега не сводила глаз с его груди, крепких мускулистых рук и плоского живота. Она почувствовала, как на какую-то долю секунды напряглись ее соски и тело захлестнула волна острого желания. Она заглянула ему в глаза, но так и не смогла прочесть в них ответа. Глаза Казье горели огнем. Но не от гнева или страха, нет. Они горели желанием. Было ли это вожделением? Порой она ощущала его, даже стоя на другом конце комнаты. Все Скорпионы очень сексуальны, а уж такие, как он, порой излучают ауру вполне осязаемой плотской энергии. Анри промок до нитки, но от него исходил жар.

Нет, это не страсть, а нечто другое. Ему нужно было что-то более значительное, чем Джо Энн. Огонь в его глазах отражал нечто виденное им чуть раньше, воображаемое с такой живостью, что можно было потрогать, почувствовать...

– Снимай все свои мокрые тряпки, – сказала она. – Сейчас приготовлю чай. Есть гамбургер, если ты голоден.

Он словно прочитал ее мысли. Выдернул из-за пояса револьвер, потом расстегнул джинсы, стянул их и бросил на пол. Господи, тихо ахнула про себя Вега, он просто великолепен! Но потом перевела глаза с выпуклости между ног ниже и увидела, что левая нога у него перевязана, а на грязных бинтах проступили пятна крови размером с четвертак.

– Анри, ты ранен? Идем в спальню.

Мужчина молча повиновался. Тщательно протерев пол кухонным полотенцем и сунув мокрую одежду Казье в стиральную машину, чтоб никакой случайный посетитель не заметил беспорядка, Джо Энн достала из аптечки перекись водорода, гидрокортизоновую мазь и свежие бинты. Войдя в спальню, она увидела его стоящим возле постели – поставив на одеяло раненую ногу, он разматывал грязные мокрые бинты. Она присела рядом и осмотрела рану. Большая, глубокая, она походила на след от раскаленной кочерги или шпаги, которой его полоснули по голени. Кровь и грязь засохли и забили всю рану, чистить ее будет трудно и больно.

– Следы сражения с ВВС, да?

– Да, – просто ответил он. Новость о чудовищном преступлении в Сан-Франциско уже, конечно, долетела до Ньюбурга. О ней кричали все газетные передовицы, сообщения передавались по всем радиостанциям и в программах Си-Эн-Эн. На Казье уже расставили сети, но в основном в западных и юго-западных штатах. По мнению спецслужб, он должен был уходить в Мексику.

– Ты пришел ко мне за советом, – сказала она, словно читая мысли и намерения Казье. – Ты должен встретиться со своими главными помощниками и составить план... Но прятаться ты не будешь. Ты хочешь атаковать... атаковать много целей, много людей... Вижу море крови, большие разрушения. Но зачем, Анри? Это что, месть? Я не вижу четкой и ясной причины...

– Ты знаешь причину, мадам Вега, – прошипел Казье. – Прекрасно знаешь.

– Qui, mon cher, – мягко ответила Вега, чувствуя, как соски ее снова напряглись, а между ног стало жарко и влажно. О да, она прекрасно знала, почему Анри Казье вступил на тропу войны...

В детстве Анри был очень скверным мальчиком. Он чувствовал себя изгоем, рожденным в стране, чуждой обоим его родителям. Изгой, живущий в чужой стране, Казье напоминал баллистическую ракету, лишенную системы управления, – море энергии и полное отсутствие чувства направления, нет ясного пути, нет цели. Он развлекался, воруя по мелочам и хулиганя на улицах, и к пятнадцати годам стал законченным преступником. Немало побродяжничал по Западной Европе. До 1977 года в руки властям он не попадался. Затем его поймали при попытке продать гашиш сотрудникам базы ВВС США неподалеку от Антверпена, в Бельгии. Его схватила служба безопасности ВВС. Сперва Казье отвели к начальству, но оно не проявило ни малейшей охоты возиться с ним. Было решено передать Казье в руки местной жандармерии. Американцы не обладали властью на бельгийской территории, а потому многие мелкие проступки и преступления, такие, как, к примеру, вандализм, сходили местным хулиганам с рук. Но то ли тогда в жандармерии не хватало людей, то ли из-за выходных или просто по халатности, но до понедельника за парнишкой никто не явился, и он оставался на территории базы ВВС.

Американцам представилась счастливая возможность развлечься, они страшно скучали здесь, в Бельгии, вдали от родного дома, среди чужеземцев. В последующие сорок восемь часов Анри Казье передавали из одной группы безопасности в другую, чтобы все имели равную возможность попрактиковаться в “технике ведения допроса”. Казье втискивали в пятидесятипяти-галлонные бочки, обливали, предварительно раздев донага, ледяной водой из пожарных шлангов, часами задавали одни и те же вопросы, заставляли, приковав цепями к столбу, стоять голыми коленями на кирпичах и, наконец, приказали рыть себе могилу, а потом забросали его землей под оглушительные автоматные очереди. При этом его не били, не нанесли ни одной раны, не оставили на теле ни единого следа...

Все это продолжалось до глубокой страшной ночи, когда Казье остался под надзором двух охранников, запертый в укромном местечке, где никто не мог услышать его криков. Охранники тоже работали по очереди.

Привязав сильного, стройного и красивого юношу к столу, они стали насиловать его самым мерзким и жестоким образом – сначала полицейской дубинкой, потом сломанной ручкой от метлы и наконец уже “живьем”. Опасаясь, что командир все же может услышать крики истязуемого, они заставили его сосать ствол кольта М1911, и скоро Казье начал молиться, чтобы кто-нибудь из них нажал на спусковой крючок и избавил его от мучений.

Само собой разумеется, что почти все леденящие душу подробности этой истории были лишь плодом изощренного воображения Джо Энн Веги. Да, Анри Казье действительно продержали два дня в кутузке на базе ВВС США, лишь это было доподлинно известно, а о том, что с ним там происходило, Казье ни разу и словом не обмолвился, разве что туманно намекал на некие “обстоятельства”. Но этим можно было объяснить его ненависть к американцам, его страх и ужас при одной мысли об аресте и его неукротимую жажду мести.

Веге нравилось представлять, как некий огромный, непременно чернокожий солдат обращается с ее Анри как с десятидолларовой шлюхой. Она возбуждалась, едва вообразив себе эту картину.

Как бы там ни было, но антверпенское задержание стало для Казье третьим по счету. У него был выбор: десять лет трудовых лагерей для иностранных наемников в Бельгии или десять лет тюрьмы. Казье с охотой и даже радостью выбрал лагеря. Там он закалился, многому научился и смог встать в ряды регулярной армии, затем присоединился к “Фест Пара” – специальной бригаде быстрого реагирования, известной также под названием “Красные береты”. Потом Казье поступил в летную школу и даже получил офицерский чин. Прошло еще два года, и наконец подобно большинству других солдат он получил назначение в резервные службы. Он расстался с армией, превратившей его в гладко смазанную, идеально натренированную машину, нацеленную на убийства, с мозгами, перекрученными, как швейцарские горные дороги.

– Я хочу знать, осуществятся ли мои планы по разрушению, мадам Вега, – сказал Казье. – Мне нужен твой совет. Я не могу отдавать приказы своим людям, не будучи уверенным в успехе.

– Вижу много крови, огромные разрушения... – начала Вега. – Вижу смерть, Анри, много смертей. Но твоей смерти не вижу, хотя все вокруг тебя – смерть. Вижу крылья ангела смерти, черного властелина, он летит в небесах в своей огненной колеснице, которой правишь ты...

– От твоих видений мне проку нет, – раздраженно заметил Казье. – Мне нужно знать, удастся ли мой замысел.

Она обмакнула марлевый тампон в перекись водорода и без предупреждения начала промывать рану, снимая грязь и кровь. Казье ни разу не вскрикнул, даже не поморщился, хотя боль была совершенно невыносимой.

– Я смотрю, тут у тебя мышца обнажилась, Анри, – сказала Джо Энн. – Надо бы зашить, и еще антибиотики.

– Раньян, – коротко ответил Казье. Она кивнула в знак согласия. Луи Раньян был терапевтом без диплома, пытавшимся в свое время убедить ее заняться торговлей наркотиками. Казье тогда потолковал с ним. Но убивать не стал, а вместо этого предложил стать своим лекарем. Теперь Раньян жил в Ньюарке, штат Нью-Джерси, под присмотром лейтенантов Казье. – Ладно, дочисти там и перевяжи потуже. Мне через час в дорогу.

– Хорошо. – Она старалась действовать осторожно, но скребла рану с такой силой, что пошла кровь. Вега понимала, что так крепко давить нельзя, и вдруг поймала себя на мысли, что хочет причинить ему боль. Почему?

– О чем задумалась, Джо Энн? А ну-ка, выкладывай! – приказал Казье. – Ты не ответила на мой вопрос, а ведь обязана, ты мой духовный советник.

Она подняла глаза. Взгляд медленно скользнул по обнаженному телу, затем остановился на окаменевшем лице.

– Вижу еще больше крови, Анри, – прошептала она. – Вижу кровь у тебя на руках...

– Да-да, – нетерпеливо кивнул он. – А что мои планы?

– Ты что, принимал какие-то лекарства, обезболивающее? Может, кокаин? – Она знала ответ, прежде чем его горящие глаза впились в нее. Анри Казье никогда не принимал никаких лекарств, разве что антибиотики и аспирин. Она снова прикоснулась к ране на ноге, на этот раз ногтем. Ни один мускул не дрогнул на его угловатом лице. – Ты перешагнул боль, Анри, – сказала она и начала нежно поглаживать раненую ногу. – Вижу, что душу твою покинули и другие человеческие свойства. Ты затронут крылом смерти, Анри, но по какой-то неведомой причине черный ангел отпустил тебя... на время.

– Да, – сказал он, и глаза его расширились. Теперь она говорила правду. Ему никогда не удавалось сформулировать это прежде, но слова Джо Энн служили подтверждением его догадки: миссия, которую он только что завершил, с трудом вырвавшись из пасти смерти, изменила его.

– Ты заключил сделку с дьяволом, – продолжала она, поглаживая теперь уже правую его ногу. Затем пальцы коснулись круглых, твердых, как камень, ягодиц. – Ты торговался с ним и выпросил еще несколько дней жизни в обмен на остатки человеческого в твоей душе... Покажи мне правую руку. – Он протянул ей руку, и она взглянула на ладонь. Ее пересекал свежий ожог длиной дюйма в три. Казье получил его, вцепившись в нейлоновый шнур парашюта, когда прыгал из самолета над Сан-Франциско. Шрам располагался перпендикулярно его и без того короткой линии жизни. – Вот он, подписанный тобой контракт, Анри. Ведь ты не заметил этой раны, а? Очевидно, нет, поскольку с удивлением уставился на шрам. Не знаю, сколько тебе осталось. Может, часы, а может, дни. Может, всего несколько минут...

Глаза его гневно сверкнули. Он понял, что последнее предупреждение продиктовано ее эгоизмом – она хотела провести эти последние минуты с ним.

– Нет, не больше, – добавила она. – И еще я вижу кровь, много крови... И не вся она твоя.

– Конечно. Уж что-что, а это я гарантирую.

– Это очень серьезная сделка, Анри, сделка с властелином тьмы, – сердито заметила Джо Энн и снова занялась раной. – Она окончательна и бесповоротна. Дьявол дал тебе невероятную силу, избавил от боли, наделил неутомимостью и острым зрением. Но за все это надо платить.

– Платить? Чтоб я платил?

– Да, черт возьми! И цена – не много, не мало – твоя жизнь, твое будущее, – сказала она. – Душа твоя уже принадлежит ему. Теперь он хочет управлять твоим разумом. Он платит тебе за то, что превратил тебя в свое оружие против смертных. А цель его – месть!

– Это и моя цель.

Глаза Веги сверкнули, и она глубоко вздохнула. Ее трясло от возбуждения. Интересно, способен ли он...

– Тогда сделай это, Анри! – сказала она. – Я говорю тебе, Анри, ты – избранник темных сил. Ты призван принести очистительный огонь на планету Земля. Владыка тьмы освободил тебя от боли. Ты не будешь чувствовать ни голода, ни боли, ни усталости. Ты бросишь вызов законам природы. У тебя будут глаза ястреба, уши волка, стремительность гепарда... Ты будешь мыслить гениально, как не удавалось до сих пор ни одному полководцу. Пора заставить все это работать, Анри.

– Я уже заставил, Джо Энн, – сказал Казье, и голос его звучал низко и глухо, как со дна могилы. – Смерть с небес, ниоткуда и отовсюду... Люди думают, что завоевали небо. А я говорю: они боятся неба, боятся своих машин и приборов, которые несут их над землей. И отсутствие боли – это знак, что именно мне предначертано исполнить волю!

– Преврати свою ненависть в жажду крови, Анри, – умоляла его Вега. – Ты не просто солдат и не машина, ты – меч сатаны! Так будь им! Внемли! Сделай это! Сделай!

Она увидела, как губы его искривились в улыбке, потом заметила, что у него эрекция, и поняла, что он действительно изменился. Анри Казье не интересовали больше ни сторонники, ни советчики, ни духовные пастыри. Его интересовала только война. Властелин тьмы внушил ему, что он волен завоевать всех и вся. Она слышала этот голос. И теперь он собирается подчиняться только ему.

Одним движением он сорвал с нее блузку и бюстгальтер, словно они были из бумаги, и зверь, сидевший в Анри Казье, снова вырвался наружу, и на этот раз сдержать его не могло ничто.

Час спустя Джо Энн Вега мрачно задавала себе вопрос: переживет ли страна то, что уготовано ей Анри Казье? Если боль, которую она только что испытала, умножить, а затем разделить на трехсотмиллионное население этой страны, она вряд ли выдержит эту атаку.

ОКРЕСТНОСТИ БЕДМИНСТЕРА, НЬЮ-ДЖЕРСИ, ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ

– Вот чего я добиваюсь, – говорил Казье людям, собравшимся вокруг.

Совет проходил в стоявшем особняком доме в сельской местности штата Нью-Джерси. Гарольд Лейк приобрел его через посредников, и формально дом принадлежал нескольким американским и офшорным корпорациям и считался вполне безопасным местом. Ночь стояла теплая и душная, но охранники Казье держали все окна и двери плотно закрытыми. Прилегающий участок в тридцать акров был обнесен стеной, вдоль которой расхаживали патрули с собаками. Систему охраны довершало сложное электронное устройство с датчиками. В каждой из комнат этого дома с семью спальнями сидело по вооруженному охраннику, которые не сводили глаз с экранов, следя за всем, что происходило в доме и вокруг него.

Здесь собрался “генеральный штаб” Казье, организованный наподобие военного. Здесь были ответственные за разработку планов и операций, разведку, материально-техническое обеспечение тыла, транспорт, связь, безопасность, оружие и боеприпасы. Из всех этих людей Гарольд Лейк, не считавший себя штабным офицером и отвечавший за поставки оборудования, закупки и финансы, состоял в организации дольше других. В окружении этих известных на весь мир террористов, контрабандистов, наемников и убийц Лейк выглядел явно не на месте.

Томаз Изидро, офицер, отвечающий за безопасность, считался здесь вторым человеком после Казье, и Лейку приходилось тщательно взвешивать каждое слово, чтобы не вывести из равновесия этого ублюдка. Рожденный и выросший в Мексике, Изидро до вступления в маленькую армию Казье был членом колумбийского наркокартеля. Ему удалось очень быстро завоевать авторитет среди людей Казье просто потому, что все они побаивались его. Изидро отвечал также за новобранцев и обучал их, применяя при этом методы и выказывая жестокость, невиданные даже в колумбийской мафии. Лишь с помощью грубой физической силы и чувства превосходства удавалось Казье кое-как держать этого психопата в узде. Впрочем, они были похожи, словно две горошины в стручке.

– Ты сошел с ума, Анри, – заявил Лейк. – Я просто ушам своим не верю. Ты что, всерьез собрался взорвать три крупнейших в стране аэропорта?

– Я хочу отомстить правительству Штатов за то, что меня преследуют, как бешеного пса, – ответил Казье. – Я хочу видеть, как каждый гражданин этой страны будет дрожать, едва заслышав мое имя. Я хочу видеть, как эту страну с ее так называемой демократией разрушат ее же собственные вооруженные силы. Они стреляли в меня, Лейк, они посмели стрелять в меня! Я хочу разрушить эту военную машину, посеять в сердцах людей ненависть и недоверие к ней. Я хочу показать всему миру, каковы эти вояки! Мясники и бешеные псы, все до одного!

– Раз хочешь, Анри, значит, так тому и быть, – заметил Изидро, отпив из бутылки глоток “бурбона”. – Да, ребята, это будет что-то! Мы разнесем не один какой-нибудь там самолетишко, а весь аэродром к чертовой матери! – Он расхохотался.

– Но зачем, Анри? – спросил Лейк, игнорируя выкрики Изидро. – К чему все это? У тебя на хвосте и так половина всех федеральных агентов. На тебя объявлена охота в пятнадцати странах...

– Заткнись, ты, Придурок, рваная жопа! – прошипел Изидро. Гарольд Лейк метнул в его сторону злобный взгляд, он ненавидел это прозвище – Придурок, здесь его так называли все из страха и преклонения перед Изидро. – Человек отдал нам приказ, и мы обязаны повиноваться. А твое дело – позаботиться лишь о денежках, осел ты эдакий!

– Три аэропорта за тридцать дней. Все они будут атакованы тяжелыми грузовыми или пассажирскими самолетами, начиненными взрывчаткой, – заметил Грегори Таунсенд, англичанин по происхождению, отвечавший у Казье за разработку планов операций. Некогда Таунсенд служил в группе британских стратегических коммандос и занимался разработкой планов военных операций по всему миру. Несколько лет назад, во время освобождения заложников в Белфасте, он потерял глаз, а затем, прослужив в британской армии без малого пятнадцать лет, уволился с весьма скромной пенсией. И потому, когда Казье предложил ему войти в свою организацию, он с радостью согласился. – Так, стоимость одного самолета – от миллиона до двух миллионов долларов. Плюс надо накинуть миллион на горючее, плюс миллион-другой на взрывчатку. Итого, Анри, эта операция обойдется нам примерно в восемь-девять миллионов долларов. Для ровного счета – десять. Если мне не изменяет память, у нас на балансе где-то миллионов одиннадцать. На первых порах хватит. А что за сделку ты заключил с этим клиентом? Разумно было бы просить минимум миллионов по десять на каждую из операций.

– Никаких клиентов и сделок, – ответил Казье. – Никаких гонораров и зарплат. Я сам займусь этим.

Большинство присутствующих отвели глаза, разочарованные решением Казье, однако перечить не осмелились. Лейк выглядел удрученным и не скрывал этого. Изидро же, напротив, похоже, был страшно доволен.

– Так что давай. Придурок, прикрывай свои банковские лавочки и превращай все бумажки в зелененькие, – сказал он. Таунсенд кивнул в знак согласия. – Наличные нужны нам через три дня. А с тобой, Таунсенд, я хотел бы просмотреть список самолетов. Потом надо раздобыть карты объектов, нанять мальчиков-летчиков, в общем, вся эта дребедень. Может, удастся наложить лапы на склад военных боеприпасов. Представь, как было бы здорово выпустить парочку ракет “гарпун” или управляемых лазером бомбочек на О'Хэар или Лос-Анджелес.

Изидро отпил еще глоток, поперхнулся, заметил недовольную гримасу на лице Казье, но затем сообразил, что адресована она не ему, а Лейку. Изидро был добрым другом Анри Казье, по крайней мере, если Казье и имел друга, то им был не кто иной, как Томаз Изидро, однако последнему вовсе не хотелось выказывать перед боссом или другими членами военного совета хотя бы малейшие признаки слабости или неуверенности. Если Казье не вернется с одного из заданий, он, Изидро, будет бороться с Таунсендом за главенство в организации и управление всеми ее фондами, а потому необходимо все время держать себя в форме. Таунсенд хитер и вообще крепкий орешек, но все эти годы относился к нему с нескрываемой заносчивостью, и Изидро, как, впрочем, и все остальные, не доверял ему.

– Расслабься, Анри, все будет в порядке! – сказал Изидро Казье. – На подготовку к первым двум рейдам денег нам хватит. Мясник и Жулик могли бы заняться этим складом Сенешета в Массачусетсе, посмотреть, что там у них имеется. Но особо не шебуршить. Думаю, мы сможем набрать семь-восемь тонн нитрата аммония на свалке, потом у нас хранится еще около тонны ТНТ<Сокр. от тринитротолуол> для взрывателей. Труднее будет с запалами, придется выходить на рынок. У меня есть контракт с военным заводом национальной гвардии в северной Калифорнии, думаю, хоть часть запалов мы там раздобудем.

– У меня есть сведения о передислокации войсковых частей, – вмешался Таунсенд. – Из Европы недавно вернулись несколько подразделений ВВС национальной гвардии, большая часть их имущества находится сейчас на складах в международном аэропорту Стюарт в ожидании отправки к местам нового назначения, уже здесь, в Штатах. Сам понимаешь, какой там бардак с учетом после переброски через океан. Мы могли бы попробовать разжиться там гравитационными бомбами, боевыми зажигательными средствами, приборами ночного видения и всем прочим. Так что, Придурок, мне надобна наличность для честных расчетов.

– Меня зовут не Придурок, ты, задница! И никакой наличности у меня нет! – вдруг взорвался Лейк. Все присутствующие с ужасом воззрились на него. Все, кроме Анри Казье, который все время, пока шло совещание, так и не спускал с Лейка мрачных глаз.

Изидро грязно выругался.

– Что ты несешь, Придурок? У нас же в банке на счету одиннадцать миллионов. А перед последней встречей, всего восемь дней назад, накануне чикагской операции, были все двадцать!

– Но это было до того, как Корхонен вывел транспортный самолет на Сан-Франциско и уничтожил несколько сотен человек, – злобно ответил Лейк. – До того, как все воздушные перевозки на западном побережье сократились на три четверти. До того, как почти все европейские вкладчики послали меня куда подальше.

– Ты что, хочешь сказать, что пустил на ветер одиннадцать миллионов наших денежек, и все за какой-нибудь один день?!

– Я хочу сказать, что потерял вчера сто миллионов долларов, включая и те одиннадцать, принадлежавшие организации. И все благодаря тебе, – Лейк ткнул пальцем в Казье, который по-прежнему не сводил с него глаз. – Тебе, решившему развлечься и взорвать Сан-Франциско! Я потерял все, черт бы тебя побрал, все! Я разорен! Я хуже, чем разорен, я погиб...

Изидро набросился на него, как пантера, и не успел Лейк глазом моргнуть, как оказался припертым к стенке, а у горла его блеснул нож. Остальные обступили их, наблюдая за расправой.

– Сдается мне, – прошипел Изидро, придвинувшись к Лейку так близко, что тот ощущал на лице его жаркое дыхание, – сдается мне, нам пора найти ему замену...

– Нет, – спокойно произнес Казье. – Пусть сперва скажет.

– Но он же ограбил нас, подонок!

– Пусть говорит! – приказал Казье.

Голос его не изменился, но в нем звучала такая скрытая сила и целеустремленность, что все на секунду замерли. Потом Изидро, гневно сверкнув глазами, легонько царапнул Лейка по шее ножом, оставил порез дюйма в два длиной, слизнул с лезвия кровь и плюнул Лейку в лицо.

– Счетовод поганый... – прорычал он. – Ладно, считай, что тебе повезло. Живи... пока, – и отошел от Лейка. Напряжение, царившее в комнате, немного спало.

Лейк трясся всем телом, но скорее от гнева, чем от страха. Он отер кровь с лица, прижал платок к царапине на шее и заговорил:

– Я отмывал деньги этой организации три года, находил законные капиталовложения, создавал легальные прикрытия, проделал громадную работу, – сказал он. – Большую, кропотливую работу, потому что именно я и никто другой оплачивал каждую операцию заранее, подстраивая под нее дела...

– Ни хрена ты не делал. Придурок, – заметил Изидро. – Да мы тебя почти не видели, а то, что ты тут несешь, – обычные жидовские увертки!

– Ты что же, думаешь, что можешь войти в банк с чековой книжкой террориста и спокойно выписать чек на три-четыре миллиона долларов? – злобно огрызнулся Лейк. А потом, повернувшись к Таунсенду, продолжал: – А ты думаешь, что можешь спокойно взять семь миллионов фунтов стерлингов, вырученных от продажи бомбардировщика ИРА, превратить их в доллары и поместить в первый попавшийся банк на углу, а, Таунсенд? Деньги должны выглядеть чистыми, а для этого нужно потрудиться. Деньги должны законно прослеживаться минимум на трех десятках уровней только в США и еще на трех десятках уровней в других странах, и все одновременно. В придачу вы хотели, чтобы я проводил финансовый анализ всех ваших предприятий, клиентуры, их отношений с правительством вплоть до самой верхушки. И я исполнял все это беспрекословно, каждый раз, когда вы затевали сделку или налет, и мы всегда точно знали, какие ходы могут предпринять все игроки или что они скажут миру... Я добывал вам все что нужно и держал деньги организации не мертвым грузом, но в движении, – продолжал Лейк. – И остался без всякого прикрытия, когда ты, Анри, совершил налет на аэродром. Вообще без прикрытия! Я потерял все! А теперь этот вонючий псих тычет в меня ножом и пытается взвалить всю вину на меня! Что ж, валяйте! Убивайте меня, Анри, потому что, если вы этого не сделаете, какой-нибудь вкладчик из Японии или ЮАР с удовольствием сведет со мной счеты.

– Смотри-ка, этот тип хочет сдохнуть, Анри! Я с радостью ему помогу. – Изидро рассмеялся и снова достал нож. – Не позволю какому-то жалкому счетоводишке указывать, что я должен делать, а что нет!

– Ты разрушил веру в нашу организацию, Гарольд, – тихо произнес Казье. – Армия перед тем, как устремиться в атаку, не ждет отчета от банкира. Ты это знаешь. Ты обязан был сохранить наши фонды в целости и не встревать в сомнительные сделки с капиталовложениями.

– Но, Анри, нельзя же держать одиннадцать миллионов долларов наличными в коробке из-под обуви где-нибудь под кроватью, – возразил Лейк. – Ты возглавляешь международную организацию, наладить четкую работу которой только с помощью наличных невозможно. Тебе нужны были недвижимость, деловые связи, лицензии, правительственные контракты, визы, поручительские письма, регулярный и законный доход, ведь нельзя же использовать замаранную кровью наличность для законных сделок. Немного можно отмыть по банковским счетам офшорных предприятий, но, будьте уверены, рано или поздно ФБР или министерство финансов непременно проследят и прикроют все ваши операции по Штатам, а возможно, и зарубежные счета заморозят. Хочешь существовать в США на законных основаниях, ныряй поглубже, вкладывайся в производство, занимайся тем же, чем и остальные. И потом, этим делом нельзя заниматься всего год, или два, или по два месяца в году, иначе власти тут же разнюхают...

– Мне надоело это овечье блеяние, капитан, – сказал Изидро. И, с быстротой кобры подскочив к Лейку, ухватил его за горло, глубоко впившись пальцами в плоть. – Позволь положить этому конец.

– Оставь его, Томаз, – приказал Казье и вытащил свой автоматический кольт сорок пятого калибра. – Если он и умрет, то от моей руки. – Увидев оружие, Изидро обрадовался, тут же отпустил Лейка и отошел в сторону. – Говори, Гарольд, – сказал Казье. – Твое последнее слово, только быстро! Попробуй доказать мне, почему тебя нельзя прикончить за все, что ты натворил.

Сперва у Лейка перехватило дыхание, и он перетрусил пуще прежнего, но при виде огромного пистолета сумел сделать выдох.

– Скажу тебе одно, Анри, и, если не понравится, можешь всадить мне пулю в лоб, потому как мне терять нечего, моя карьера на Уолл-стрит и так кончена. Сегодня во второй половине дня я получаю ссуду в восемнадцать миллионов. – Лейк не умолял, не требовал, он просто констатировал факт. – И я могу превратить их в пятьдесят миллионов, если ты последуешь моему...

– Так ты захапал наши деньги? – На этот раз Изидро ухватил Лейка не за горло, а за лацканы пиджака. – Лучше отдай по-хорошему, ты, слизняк!

– Анри, ты собираешься начать серию атак на американские аэропорты, повторить то, что сделал в Сан-Франциско, – сказал Лейк, не обращая внимания на Изидро и глядя прямо в горящие глаза Казье. – Что ж, это меня устраивает. Я прошу лишь об одном: позволь мне выбрать для тебя мишени.

– Ах ты, поганый полоумный Придурок!

– Нет, я не Придурок. Послушай, Анри, из-за твоей вчерашней вылазки я потерял больше ста миллионов долларов. Но кто-то нажил на этом деньги. Огромные деньги, Анри. Они сделали деньги, поскольку правильно угадали, как поведет себя рынок ценных бумаг...

– Все это сплошной треп, Анри, – злобно заметил Изидро. Он уже давно не понимал, о чем идет речь. Наличные, женщины и сражения – вот тут Томаз Изидро был и впрямь силен, а все остальное казалось ему ерундой. – Он, видите ли, хочет продавать и покупать на наши деньги какие-то поганые акции! Кончаем с этим ублюдком, ребята!

– Это не треп, – сказал Лейк. – Я уже все просчитал. Пожалуйста, нападай на свои аэропорты, Анри, но только на те, которые я выберу. Или хотя бы предупреди за несколько дней до начала операции. Дай мне время подготовить контракты. И я ручаюсь, Анри, что на каждой твоей операции мы наживем миллионы. А самое главное, это будет законно на все сто процентов. Сто процентов!

Казье, похоже, не слышал, и Лейк закрыл глаза, не желая видеть, как плюнет огнем дуло пистолета сорок пятого калибра. Но вместо этого он вдруг услышал голос Казье:

– Продолжай, Гарольд.

Лейк открыл глаза. Дуло пистолета было опущено, а Казье смотрел ему в глаза, и Лейк сразу же почувствовал, что он весь внимание. Сейчас или никогда, Гарольд...

– Послушай, Анри, мы вот как поступим. Мы заключим контракт на опцион...

– Бог мой, да о чем ты, парень?

– Слушай, черт бы тебя побрал! – рявкнул Лейк. – Я говорю о быстрых деньгах, законных на сто процентов. Я говорю о том, как превратить несколько тысяч долларов в сотни тысяч и даже миллионы. Допустим, ты владеешь сотней акций, которые купил по семь долларов за штуку, а теперь продаешь по десять за штуку, – начал объяснять Лейк. – И ты не собираешься продавать этот пакет меньше чем по восемь, потому как купил по семь, и тебе неохота терять деньги...

– Мать его за ногу, Анри! Опять он за свое!

– Я хочу купить твои акции, но у меня нет денег уплатить за них, – торопливо продолжал Гарольд. – И вот я жду, что скоро твои акции понизятся в цене до пяти долларов за штуку, но, с другой стороны, если я буду долго ждать, ты можешь продать их кому-то другому по семь и выше семи. Но я еще не вышел из игры, потому что готов заплатить тебе наличными по опциону и купить весь пакет. Я понятно объясняю? – Казье кивнул, однако Лейк понимал, что в запасе у него всего несколько секунд, да и то лишь благодаря тому, что он долго верой и правдой служил Казье. – Итак, мы договорились о сделке. Я плачу тебе пятьдесят долларов чистоганом, и мы подписываем контракт, где сказано, что если в течение ближайших двух месяцев акции понизятся до цены ниже восьми долларов за штуку, я имею право купить все твои акции в любое время в течение этих двух месяцев. Если по истечении шестидесяти дней акции останутся на уровне восьми долларов за штуку или выше, контракт теряет силу и ничего не происходит. У тебя остаются пятьдесят...

– Но, как я понял, у тебя нет денег на покупку этих акций, – вмешался Таунсенд. Из всех присутствующих он был самым образованным и умным, и Лейк понимал что задача его – не только убедить Казье в своей честности и преданности, но и объяснить все Таунсенду. Иначе он погиб...

– Я не покупаю твои акции, Таунсенд, – ответил Лейк. – Я покупаю опцион, право на покупку твоих акций. И если не соблюдаются условия контракта, то теряю это право. А если все в порядке, то волен или покупать, или нет. Для покупки нужны деньги. Но ценность заключена в самом контракте как таковом. Я могу продать его любому, кто пожелает приобрести акции. За наличные, разумеется. Да и не нужны мне вовсе никакие акции, мне нужны только наличные.

Лейк уже совершенно забыл об Изидро. Большинство присутствующих следили только за выражением лица Казье. Однако тот слушал очень внимательно, и Лейку оставалось лишь надеяться, что он все понимает и следит за ходом его мысли. Таунсенд же, похоже, был в недоумении.

– Но откуда ты возьмешь эту самую наличность? – раздраженно спросил он. – И почему это тебе надо платить кому-то, чтобы купить у него акции?

– Я плачу, чтобы заложить эти акции, отложить до тех пор, пока контракт или действует, или теряет законную силу, – объяснил Лейк. – Ты хочешь за свои акции по десятке. Я полагаю, что они понизятся до пяти, и плачу тебе наличными за то, что ты обещаешь продать их именно мне, а не кому-то другому, если они упадут ниже восьми. Про себя ты, конечно, думаешь, что я чокнутый, но тебе позарез нужны мои наличные, поэтому ты и соглашаешься на сделку. Берешь наличные, подписываешь контракт и помещаешь акции на депонент. А наличные, которые я заплатил, уже твои, что бы там дальше ни случилось.

Таунсенд кивком головы дал понять, что уразумел. Изидро отпил еще глоток “бурбона” и громко икнул, несколько человек беспокойно заерзали в креслах, одновременно и заинтригованные, и утомленные столь долгим объяснением.

– Но откуда, черт побери, тебе знать, что эти акции, контракт по которым ты подписываешь, непременно пойдут вниз?.. – Тут Таунсенд запнулся, и Лейк понял, что англичанин уловил его мысль. – Так ты предлагаешь...

– Мы будем так планировать свои операции, чтоб цена акций изменялась в нужном нам направлении, – ответил Лейк, и на лице его засияла широкая улыбка. – Захочется нам, чтобы акции “Юнайтед эйрлайнз” упали, нанесем удар по их аэропорту или ремонтным сооружениям. Цена упадет до нуля, и мы в порядке... Можно сыграть и по-другому, – продолжал Лейк. – Упадут акции “Эйрлайнз”, тут же упадут и акции смежных компаний, как-то: авиационных заводов, нефтяных концернов, а цены на нефть и акции других транспортных предприятий поднимутся. Мы подписываем контракт на покупку автомобильных или железнодорожных акций по определенной цене или заключаем товарную опционную сделку по нефти, золоту, алюминию – чему угодно и, как только акции или цена товара упадут ниже их стартовой стоимости, начинаем действовать...

– Ну, а федеральные власти? – спросил Таунсенд. Теперь, после того, как он понял идею Лейка, в голосе его улавливался даже намек на некую британскую цивилизованность. – Разве федеральные агенты не заподозрят неладное, если мы начнем делать деньги таким образом?

– Да, – согласился Лейк и снова покосился на Казье. Он чувствовал, что того интересует не столько сама информация, сколько искренность соратника, и что шанс убедить его в ней на все сто десять процентов представился ему именно сейчас. – Не думаю, что нам удастся долго крутиться таким образом. Рано или поздно все эти совпадения начнут вызывать подозрения... – Голос его теперь звучал уверенно, в нем даже звенели стальные нотки, как в прежние добрые времена, до происшествия в Сан-Франциско. – Но полагаю, что, если Анри нанесет удар по трем заранее выбранным целям, мы успеем снять навар, закрыть лавочку и убраться подальше, прежде чем служба безопасности, налоговый департамент и ФБР выйдут на наш след.

– Выходит, тогда нас будут преследовать уже сразу три американских федеральных агентства?

– Да такие опционные сделки совершаются по тысяче раз на дню, – успокоил его Лейк. – И каждый день через руки дельцов проходят миллионы долларов. У федеральных агентов свои правила. И, конечно, их чиновники следят за этими сделками, но машина работает медленно, к тому же они всегда охотятся за крупной рыбкой. Кроме того, мы не крадем эти деньги, мы просто перемещаем их, распространяем, только, так сказать, в нужном нам направлении. Сотни других дельцов делают деньги, человек, однажды их потерявший, может потом их вернуть, да еще с наваром, буквально на следующий день или через неделю... Все это звучит громко, но на деле-то это вовсе не деньги, а так, мелочь. Крупным дельцам нужно зашибать минимум по миллиону в день, чтобы держаться на плаву. И нас заслонят как раз вот такие, по-настоящему крупные дельцы, сверхмощные вкладчики и брокеры и даже некоторые из чиновников. Вот тогда-то мы и должны снять свой навар и юркнуть в кусты. Начнется суматоха, в ней можно затеряться. Прекрасная возможность уйти... Власти будут гоняться за слонами и позволят муравьям спокойно подбирать крошки. Только наши “крошки” будут миллионами, возможно, даже десятками миллионов долларов.

– Анри, этот поганец окончательно запудрил нам мозги, – проворчал Изидро, совершенно сбитый с толку и изнуренный длинной речью Лейка. – Надо, чтобы эта сволочь вернула нам наши деньги, вот и весь разговор!

Казье взглянул на Изидро, затем на Таунсенда, потом на Лейка, мрачно кивнул и заметил:

– В твоем плане, Гарольд, есть некоторые достоинства, однако это не уменьшает твоей вины. Как посмел ты поставить на карту само существование нашей армии, лишив ее источников финансирования? Это же почти предательство! Однако, учитывая все твои заслуги и многолетнюю службу в организации, я откладываю суд над тобой на двенадцать часов. А пока генеральный штаб рассмотрит твое предложение. За эти двенадцать часов, находясь под арестом, ты обязан передать все фонды организации лично мне.

– Пожалуйста, – ответил Лейк. – Я смогу получить одиннадцать миллионов долларов, лежащие на твоих офшорных счетах, через три...

– Наличными, – заметил Изидро. – И без всяких там еврейских баек о контрактах и прочем дерьме.

– Наличными, – согласился Казье.

Лейк сглотнул слюну, пытаясь сообразить, каким образом лучше доставить эту огромную сумму в “Гнездо Совы” из дружественного банка. И быстро понял, что это невозможно.

– Но, Анри, за двенадцать часов этого не провернутъ, – возразил он. – Один-два миллиона – еще куда ни шло, но одиннадцать... Самый быстрый способ получить деньги – через федеральный резервный банк Нью-Йорка или Бостона, но не хочется ворошить это осиное гнездо. А значит, придется обращаться в коммерческие и частные банки, что займет время. Не так много у нас банков, имеющих под рукой такую сумму наличными, поэтому придется обращаться в несколько, что увеличивает вероятность...

– Тогда ты умрешь, Гарольд, – сказал Казье и снова вскинул пистолет.

– Погоди! – воскликнул Лейк. – Я могу получить четыре, нет, пять миллионов с помощью одного лишь телефонного звонка. Я когда-то договорился с “Вин миллионз”, казино в Атлантик-Сити, что в случае крайней необходимости они ссудят меня наличными. Они могут прислать мне пять миллионов в течение нескольких часов, до того, как инспектор надзора за азартными играми завтра утром проверит их счета. Правда, они берут двадцать процентов...

– Ты заплатишь их из наших фондов, – вставил Казье.

– Конечно, конечно, – согласился Лейк. Двадцать процентов в неделю составляли совершенно астрономическую сумму в один миллион процентов годовых, но сейчас это был единственный выход. – Но остальные шесть миллионов, Анри, должны остаться на счетах различных офшорных предприятий. Мы не можем подписывать наши контракты по опционам, имея лишь наличные. – Пистолет был по-прежнему направлен на него, недоверие читалось на лицах мужчин, обступивших Лейка со всех сторон. – Прошу, Анри, ты должен мне поверить, в последний раз! Я получаю ссуду в восемнадцать миллионов. Шесть из них выплачу Фраге из казино “Вин миллионз”, четыре должен другим кредиторам, остальные ты можешь...

– Ты даешь нам пятнадцать миллионов, – сказал Казье. – Пять наличными сейчас же, десять распределишь по нашим офшорным счетам. Остальное – твое.

– Но... но это совершенно невозможно! – возразил Лейк. – Мне нужно покрыть тридцать разных счетов и депозиты. Четырех миллионов вполне достаточно для проведения любой...

– Или ты соглашаешься на эти условия, или умрешь, – сказал Казье. – Так что решай сам.

– Но, Анри, я не могу заняться ни одной операцией, даже переговорить с брокерами, пока... – Казье передернул затвор пистолета. В наступившей мертвой тишине щелчок показался страшно громким, он отозвался в ушах Лейка колокольным звоном. – Ладно, хорошо! – выкрикнул он. – Я согласен! Пятнадцать миллионов тебе! Пять сейчас, десять на счета... – Он умолк и поднял глаза на Казье и Таунсенда. Смотреть на Изидро он не осмеливался. Потом добавил: – Это на операцию “Штурм небес”, да?

– Что это еще за штурм небес? – удивился Таунсенд.

– Самое подходящее название для нашего проекта, – ответил Лейк. – Это из высказывания римского трибуна Квинта Горация Флака: “Нет высот, на которые бы не замахивались смертные, в безрассудстве своем они штурмуют даже небеса”. Здорово, правда?

На лице Изидро читались отвращение и злоба, он яростно грыз ногти. Однако Казье одобрительно кивнул. Лейк знал, что угодил Казье. Тот обожал давать громкие названия всем придуманным им операциям. Казье поставил пистолет на предохранитель и сунул его за пояс. Обернувшись, Лейк увидел, какой урон мог быть нанесен убранству комнаты, нажми Казье на спусковой крючок. На стене висела картина XIX века – портрет маслом Авраама Линкольна, некогда оцененный в сто тысяч долларов. С него пришлось бы смывать кровь и мозги Лейка, если б столь удачно придуманное название операции не убедило Анри Казье.

Затем Казье поставил вопрос на голосование перед членами генштаба. Это было, разумеется, чистой формальностью, потому что почти никто не осмеливался ему перечить. Лишь Томаз Изидро проголосовал против, считая, что Лейк заслуживает смертной казни за разбазаривание фондов организации.

– Глаз с тебя не спущу. Придурок, сучий ты потрох! – прошипел он Лейку, когда члены штаба занялись детальной разработкой планов трех операций. – Только попробуй хоть раз, один раз оступиться, задницу оторву! И пусть Казье бесится, пусть даже вышвырнет меня на улицу, зато ты сдохнешь, паршивый пес! Ты это заслужил!

Затем Изидро схватил стул, уселся прямо рядом с Лейком и, не сводя с него глаз, прислушивался к каждому слову, пока Лейк говорил по своему радиотелефону, а потом связывался через систему “эппл ньютон” и спутник сперва со своей конторой, чтобы удостовериться, что ссуда поступила, а после – с Леонардо Фрага, вице-президентом и главным управляющим отеля “Вин миллионз” и одноименного казино в Атлантик-Сити. Под ледяным, исполненным ненависти взглядом этого убийцы у несчастного Лейка дрожали пальцы. Но он предпринимал первые шаги по подготовке операции под громким названием “Штурм небес”.

БАЗА ВВС БИЛ, ЮБА-СИТИ, КАЛИФОРНИЯ, ДВА ДНЯ СПУСТЯ

– Комиссия подвела лишь предварительные итоги, – начал подполковник Эмерсон Старр. Он был командиром оперативной группы базы ВВС в Макклеллане, и его назначили руководить расследованием происшедшей здесь позавчера аварии истребителя F-16. – Область нашей деятельности была в значительной степени ограничена участием в этом расследовании ФБР, службы шерифа и АТО, одним словом, наша комиссия пока не может выступить с окончательной оценкой происшедшего, поскольку доступ ко всем необходимым данным контролируется ФБР. Мы лишь знаем, что был взрыв, знаем, что F-16 оказался в опасной близости от места этого взрыва, но о самом взрыве нам практически ничего не известно. А потому у нас нет оснований со всей уверенностью утверждать, что именно он вызвал повреждения F-16. Однако, основываясь на записях радиопередач, показаниях наземных служб слежения и предварительном осмотре обломков, комиссия пришла к выводу, что возможной причиной аварии стало случайное столкновение F-16 с землей, вызвавшее повреждение мотора и разгерметизацию, а первопричиной послужил колоссальной силы наземный взрыв в аэропорту Мейтер.

Беспокойно поерзав в кресле, Старр продолжал:

– Предварительный отчет комиссии по этому происшествию, приведшему к гибели пилота Линды Маккензи, далеко не полон. Однако мы готовы доложить главнокомандующему ВВС, начальнику штаба воздушной обороны и генерал-адъютанту штата Калифорния следующее: смерть майора Маккензи стала итогом пренебрежения “Сводом правил боевых действий в воздухе 55-16”, “Правил управления истребителем F-16”, параграф 5-53, и “Технических условий для IF-16А-I”, раздел третий, параграф...

– Все это чушь собачья! – рявкнул Эл Винсенти, вскакивая на ноги. – И нечего вешать нам лапшу на уши, подполковник! Катастрофа не была вызвана ошибкой пилота, черт бы вас взял!

– Подполковник Винсенти, сядьте! – резко приказал Старр.

– Я бы хотел обратиться к комиссии, сэр.

– Комиссия уже выслушала ваши показания, подполковник, – ответил Старр. – Сядьте на место, или я удалю вас.

– Что ж, попробуйте, Старр! Полковник Гаспар вскочил.

– Лучше сядь, Говорун, – шепнул он Винсенти. – Ты и так ходишь по слишком тонкому льду.

– Уверяю вас, подполковник, у меня достаточно полномочий, чтобы заставить вас замолчать, если вы не заткнетесь сами, – сказал Старр. – А теперь или вы успокоитесь, или я прикажу вывести вас отсюда.

Винсенти окинул Старра гневным взором горящих глаз.

– Полковник Гаспар, прошу вас, выпроводите подполковника Винсенти!

– Он больше не будет мешать нам, – сказал Гаспар и, дернув товарища за рукав, заставил его сесть.

– Спасибо, сэр, – Старр кивнул. – Итак, я уже говорил, что майор Маккензи нарушила несколько правил, что и привело к ситуации, в которой пилоту предписывается срочно катапультироваться, находясь на высоте ниже двух тысяч футов. Катапультироваться предписывается в случае разгерметизации, катастрофической поломки двигателя, потери управления, неспособности набрать нужную скорость и высоту, при небезопасном боезапасе или поломке приборов управления полетом, невозможности держаться нужного курса, коротком замыкании, разбалансировке... Этот список можно продолжить. Согласно имеющимся данным, а также показаниям ее сослуживцев и представителей техобслуживания с завода-производителя, майор Маккензи задержалась с катапультированием, и никаких попыток приземлиться ей предпринимать не следовало.

Однако наша комиссия сомневается в том, что майор Маккензи четко представляла себе, какие именно неполадки имеют место, поскольку было темно, к тому же одних показаний приборов недостаточно, – продолжал Старр. – Подполковник Винсенти, напарник, тоже не мог определить, что с ее машиной. Из всего этого комиссия заключила, что майору Маккензи следовало бы попытаться произвести срочную посадку. Учитывая, насколько густонаселенной была местность, на которую мог бы упасть уже неуправляемый более истребитель в случае, если бы она катапультировалась вовремя, комиссия также заключила, что действия майора Маккензи и подполковника Винсенти, позволившие дотянуть поврежденный самолет до базы ВВС в Макклеллане, помогли спасти десятки, если не сотни жизней.

А потому комиссия пришла к выводу, что действия майора Маккензи и подполковника Винсенти соответствовали директивам и принципам ВВС США касательно мер безопасности при пролете над густонаселенными районами. Мы считаем, что майор Маккензи действительно рисковала жизнью и в конечном счете пожертвовала собой, чтобы спасти жизни других, хотя и не следовала при этом ряду правил, предписанных при катапультировании, которые могли бы спасти ей жизнь. С другой стороны, не нарушь она правила, это вызвало бы гибель многих ни в чем не повинных людей и разрушения, а потому действия майора Маккензи в данной обстановке заслуживают всяческих похвал.

Затем, окинув подполковника Винсенти неодобрительным взглядом, Старр добавил:

– Далее комиссия пришла к выводу, что повреждения, причиненные истребителю F-16 подполковника Винсенти, могли нарушить работу радиосвязи, а также повредить установленные на борту видеокамеры, из-за чего в центре управления полетами было столько шума. Разумеется, это лишь предварительные выводы, поскольку, как я уже говорил, мы не имеем доступа ко всей информации, связанной с катастрофой. Тем не менее, наша группа придерживается мнения, что истребитель подполковника Винсенти тоже был поврежден, как и машина майора Маккензи, и что именно эти повреждения могли привести к тому, что подполковнику Винсенти пришлось действовать в обход установленных правил. Учитывая, что последний приказ, полученный подполковником Винсенти с земли, предписывал преследовать террориста, мы не усматриваем в его дальнейших действиях неповиновения приказу. Все эти наши предварительные выводы будут переданы в специальную комиссию, созданную наверху для расследования поступков и действий подполковника Винсенти, последовавших за катастрофой в Макклеллане. Хочу также напомнить всем присутствующим, что выводы нашей комиссии представляют собой строго служебные сведения и что ни один из вас не имеет права разглашать их или обсуждать с представителями прессы, которые, как я понимаю, уже ждут за дверью. Если журналисты начнут задавать вопросы, отсылайте их в центр общественных связей при ВВС. До тех пор, пока их люди не сочтут, что можно открыть доступ к данным и фактам, касающимся взрыва в Мейтере, наша комиссия будет воздерживаться от комментариев.

Все поднялись и начали выходить, все, кроме Гаспара и Винсенти, которые, когда комната опустела, снова уселись на свои места. Винсенти, измучившийся и осунувшийся, выглядел так, словно его поколотили.

– Твой длинный язык когда-нибудь принесет тебе огромные неприятности, друг мой, – заметил Гаспар своему подчиненному. – Тебе следует дружить с людьми типа Старра, а не орать на них.

– Просто я подумал, что сейчас они начнут поливать грязью Линду перед прессой и начальством, как поливали меня и наше подразделение, – ответил Винсенти. – Я страшно устал от всего этого дерьма, Чак. Чувствую себя каким-то изгоем, выродком, словно это несчастье в Сан-Франциско действительно произошло по нашей вине.

– Да какое тебе дело, кто и что там думает или болтает, трещотка ты эдакая!

– Думаешь, легко слышать по десять раз на дню всю эту муть, которую несут газеты, радио и телевидение? – воскликнул Винсенти. – Куда ни пойдешь, только и слышишь: “Вон тот парень, который упустил Казье! Тот парень, который дал ему удрать!..” И, знаешь, я уже почти начинаю верить во всю эту дребедень.

– Это будет продолжаться и дальше, подполковник, – раздался голос у них за спиной. Они обернулись и увидели, что посреди комнаты стоит адмирал Айэн Хардкасл и внимательно прислушивается к их разговору, а его помощник возле дверей следит, чтобы никто не вошел. – Правительству нужен козел отпущения, и оно выбрало вас. Имя Маккензи станет святыней, ваше – напротив. Скорее даже так: с оправданием Маккензи ваша вина удваивается.

– Знаете, что я думаю, Хардкасл? Я думаю, вы нарочно разжигаете все эти страсти в прессе своими стенаниями о плачевном состоянии противовоздушной обороны, – сердито заметил Винсенти. И, поднявшись, оказался лицом к лицу с адмиралом. – Мне лично доводилось быть свидетелем того, как о таких авариях забывали уже через два дня. Но вы не позволите, чтобы об этой истории тоже забыли. Чего вы, черт возьми, добиваетесь?

– Казье снова нанесет удар, подполковник, – сказал Хардкасл. – Я в этом убежден.

– Ага, так теперь вы выступаете уже в роли Карнака Великолепного, да, адмирал? – взорвался Винсенти. – И цель ваша – играть жизнями людей и их карьерами. Все это – лишь ради достижения каких-то ничтожных и жалких политических выгод!

– Два дня назад, когда мы только появились здесь, подполковник, это еще было правдой, – ответил Хардкасл. – Но теперь все по-другому. Вот почему вице-президент Мартиндейл и вся остальная компания были здесь.

– А вы разве нет? – спросил Гаспар.

– Нет, с тех пор, как впервые поговорил с вами, – ответил Хардкасл. – С тех пор, как заставил ФБР отчитываться по делу Казье. Это не человек, а настоящее чудовище, очень опасное. Да, я убежден, что он нападет снова. Но правительство пытается уболтать людей. Успокоить их россказнями о том, что Казье – чистой воды безумец, что действовал он в горячке и не посмеет предпринять новых нападений, что на него развернута охота таких масштабов, что стоит ему снова высунуть нос и его тут же схватят. Однако в досье ФБР о нем говорится нечто совсем противоположное. С другой стороны, правительство также настаивает, что действия ВВС национальной гвардии следует ограничить, что никаких специальных мер со стороны военных предпринимать не надо. Поговаривают даже о полном роспуске континентальных подразделений противовоздушной обороны. Тем самым мы только провоцируем Казье.

– При всем своем уважении к вам, адмирал, должен заметить, что ни черта вы не знаете, – сказал Гаспар. – Это всего лишь догадки.

– Причем все ваши догадки почему-то совпадают с линией вашей партии, – вставил Винсенти. – И вы ничем не лучше Уилкс и всей остальной шатии-братии, включая министерство юстиции.

– Я пытаюсь удержать правительство от окончательного расформирования инфраструктуры внутренней безопасности в нашей стране, – сказал Хардкасл. – Это чистая правда, это я говорю вам от всего сердца. Вы профессиональный летчик, военный летчик, вы должны понимать, правду я говорю или нет. И если вы собираетесь сидеть и спокойно смотреть, как министерство юстиции и верхушка ВВС подрезают вам крылья и разрушают вашу карьеру, пожалуйста, воля ваша... но вы можете объединиться со мной и помочь в расследовании. Если мои люди помогут вице-президенту Мартиндейлу и “Проекту-2000”, что ж, прекрасно. Я верю в его кандидатуру и в то, что мы своего добьемся. Вы, конечно, можете не верить. Но я буду продолжать свою игру. Так, как хочу я. И я не собираюсь быть ничьим рупором.

– Понятно. Однако при этом все же хотите сделать из меня свою марионетку? – спросил Винсенти. – Хотите употребить меня, как последнего сукиного сына, а сами тем временем поносите Белый дом и любого, кто встанет у вас поперек дороги?

– Я хочу, чтобы вы поделились со мной своими знаниями, Эл, – сказал Хардкасл. – Вам известны все нюансы, все тонкости, сам же я давно расстался с ВВС. Да, у меня есть политические сторонники, есть также кое-какие идеи, как помочь существующей ныне системе независимо от того, кто сидит в Белом доме. И мне нужна ваша помощь, чтобы эти идеи воплотились в жизнь. А в благодарность за это я, в свою очередь, готов помочь вам сохранить положение на службе, упрочить карьеру и дать возможность вашему подразделению отмыться от той грязи, которую сейчас на него льют ведрами. Я не хочу сказать, что вас и ваше подразделение, а возможно, и все ВВС медленно изжарят на вертеле, если вы откажете мне в этой помощи, однако, полагаю, вы не хуже меня умеете читать между строк.

Винсенти и Гаспар хранили молчание и не сводили с Хардкасла дерзких глаз, пытаясь угадать, что за таинственные силы стоят у него за спиной. Хардкасл дал им вдоволь налюбоваться собой, затем обернулся к помощнику, стоявшему у дверей, и сказал:

– Покажите подполковнику, Марк, кто хочет с ним поговорить.

Полковник Марк Шихэн, помощник Хардкасла, отпер дверь, распахнул ее, и в помещение, толкаясь и отпихивая друг друга локтями, ворвалась целая свора журналистов, выкрикивающих на ходу вопросы. В дверь просунулось несколько камер, засверкали вспышки.

– Я не говорю с прессой, – крикнул Винсенти. – Мне нечего сказать вам, господа!

Хардкасл сделал знак Шихэну, и тот, не слишком церемонясь, начал выталкивать журналистов обратно, за дверь, затем затворил ее и запер.

– Вы, конечно, можете и дальше придерживаться своей линии, подполковник, и отказываться говорить с прессой, но уже без моей помощи, – заметил Хардкасл. – Вам кажется, что сегодня вы выглядите на телеэкранах, мягко говоря, не слишком хорошо. Но имейте в виду, что уже завтра вас назовут сообщником Казье или же самым большим авантюристом среди американских военных со времен Джорджа Кастора.

– Ничего, я сумею за себя постоять.

– Я не о вас говорю, подполковник. Мне не безразлична ваша карьера, ваше будущее, ваш выход в отставку, состояние дел в вашем подразделении, наконец, и вообще все, что связано с системой обороны. И в одиночку вам с четвертой властью не совладать.

– Вы что, шантажируете меня, я правильно понял?! – взвился Винсенти. – Так ставите вопрос? Или я помогаю, или вы бросаете меня на съедение акулам?

– Мне работать надо, подполковник, – ответил Хардкасл. – А вы просто большой ребенок, помимо того, что офицер и джентльмен. Считаете, что можете делать свою игру? Что ж, валяйте! Но я тоже веду свою игру, тоже сражаюсь. И хотел бы сражаться плечом к плечу с вами, а не в одиночку. Хотя и без вас тоже могу обойтись. А вот обойдетесь ли вы без меня – это еще вопрос.

Винсенти и Гаспар снова погрузились в молчание. Хардкаслу, похоже, все это надоело. Он встал и направился к двери.

– Всего хорошего, подполковник, – бросил он. – Я уведу этих шутов от двери, так что через пару минут можете выходить. Но вот вам последний совет: постарайтесь, чтобы это не было похоже на бегство. Хотя, уверен, у вас вряд ли получится.

Хардкасл подошел к двери и уже собрался было отворить ее, как вдруг услышал:

– Ладно. Так и быть... Я вам помогу.

Адмирал обернулся и кивнул Винсенти и Гаспару.

– Ангар “браво”, комната для брифинга. Завтра в шесть утра, – сказал он. – И не забудьте захватить оригинал пленки.

– Нет у меня никаких оригиналов, я уже говорил. И комиссия знает: бортовая камера была повреждена.

– Знаете что, подполковник, приберегите эти байки для комиссии ВВС, – заметил Хардкасл. – Давайте играть в открытую. И поверьте, ни одно бюро расследований не увидит и не услышит этих записей, они по праву принадлежат сенату США, и ни один из военных рангом ниже министра обороны не наделен достаточной властью, чтобы затребовать их в свое распоряжение.

– Тогда мне придется получить гарантию неприкосновенности со стороны вышестоящей комиссии и право не подчиняться непосредственному начальству.

– Это уже сделано. Вы числитесь специальным экспертом-советником и свидетелем в расследовании, проводимом сенатом. А все действия комиссии и трибунала против вас прекращены на неопределенный срок.

– Какой еще трибунал? О чем это вы, черт возьми?

– Ах, ну да, конечно, вы, должно быть, еще не знаете... – сказал Хардкасл, и на лице его появилась злорадная ухмылка. – Объясните ему, Марк.

– Командование ВВС получило распоряжение министерства обороны и лично президента привлечь вас к трибуналу, – сказал Шихэн. – За пренебрежение служебным долгом, действия, порочащие звание офицера, неподчинение четким и законным приказам. Независимо от заключения экспертной комиссии ВВС вы должны будете предстать перед судом, и вам могут запретить летать года на четыре. Возможно, направят работать куда-нибудь на склад в Гринленд, понизят в чине до капитана, затем уволят в отставку без всяких почестей. Мы видели этот документ, он уже подписан и получил одобрение наверху.

– И вы собираетесь допустить, чтобы это случилось?! – простонал Винсенти. Зрачки его расширились, казалось, он никак не может поверить в то, что такое возможно. – Собираетесь разжаловать меня, если я не стану вашим союзником?

– А вы что думали, мы здесь в игрушки играем, подполковник Винсенти? – парировал Хардкасл. – Вообразили, что можете бить себя в грудь и валить все на других? Тогда позвольте заверить вас: это не игра. Я на полном серьезе утверждаю, что Анри Казье снова нанесет удар. Я на полном серьезе говорю, что знаю, как остановить его. Я на полном серьезе заявляю, что мне необходима ваша помощь. Нет, сам я не подписывал этого судебного документа, это сделали ваши же, в синих кителях, те самые, в ряды которых вы вступили двадцать лет назад. Я не дал бумаге хода. Ну, кому вы теперь будете помогать?

Винсенти шагнул к Хардкаслу, за ним следовал Гаспар, готовый вмешаться в случае необходимости. Но вместо того, чтобы излить свой гнев и возмущение на Хардкасла или Шихэна, Винсенти протянул адмиралу руку и тот принял ее.

– Позвольте поблагодарить вас, прежде чем я забуду то, что вы для меня сделали, и вспомню о вашем превращении в вонючего политикана, – тихо проговорил Винсенти.

– Спасибо за доверие. Надеюсь, что смогу его сохранить, – ответил Хардкасл. – Теперь к делу. Сейчас мы выходим отсюда. Вы с полковником Гаспаром держитесь рядом со мной. Не пытайтесь пробиться сквозь толпу. Прокладывать дорогу – забота Марка. Вы, полковник Гаспар, можете твердить свое коронное: “Без комментариев”, ведь в конце концов вы военный и не под следствием. Вы, Эл, постарайтесь ответить на каждый их вопрос. Это, конечно, почти невозможно, но попробуйте сделать вид, что скрывать вам совершенно нечего. К любому журналисту, задающему вопрос, поворачивайтесь лицом. И не обращайте внимания на камеры. Не выказывайте отношения к вопросу, не грубите. Сперва выслушайте, потом обдумайте и отвечайте. И не слушайте, что я буду им говорить. Я не ваш адвокат, и они не должны заподозрить, что мы в некотором роде в сговоре. И, что бы я ни сказал, не принимайте это близко к сердцу.

– Но судья запретила нам говорить с прессой.

– Сейчас вы работаете на сенат США, Эл, и боретесь за спасение своей карьеры. Не забывайте этого, – ответил Хардкасл. – Отныне мы хозяева положения. А мундир свой будете защищать, когда мы поймаем Анри Казье.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ МЕМФИСА, ТРИ ДНЯ СПУСТЯ

– Мемфис, говорит “Экспресс-314”. Готовлюсь к посадке на три-шесть левую, – доложил пилот “боинга-727”, принадлежавшего компании “Юнивесл экспресс”.

– Добрый вечер, “Экспресс-314”, – ответил Билл Гейз, один из шести дежурных диспетчеров наземной службы мемфисского международного аэропорта, и по привычке бросил взгляд через высокие стеклянные окна башни на юг, где в шести милях располагалась АСП<Автоматическая система приземления>. В небе светилась линия огоньков – все они двигались к северу. Это были посадочные огни авиалайнеров. Между одиннадцатью вечера и часом ночи на аэродроме наступал час “пик” – именно в это время производился основной прием грузов, предназначенных для компании “Юнивесл экспресс” (ее огромные склады располагались в северной части аэропорта), и тогда самолеты садились с интервалом от 60 до 90 секунд.

Гейз сверился с экраном ТИРКД (трехмерного индикатора-радара короткого диапазона), укрепленным высоко на стене в диспетчерской, чтобы каждый мог видеть его из любого угла зала. В верхней части экрана загорелись цифры – “боинг-727” должен был садиться на свою полосу седьмым.

– Триста четырнадцатый, радарный контакт есть. Доложитесь за пять миль до посадки. Ваша очередь – семь!

– “Экспресс-314”, понял вас.

При посадке машин компании “Юнивесл экспресс” использовалась новая техника, позволяющая самолетам маневрировать с помощью приборов спутниковой связи. Эта техника в совокупности с сигналами, поступающими с АСП, позволяла осуществить посадку с необычайной точностью, с ее помощью любой мало-мальски опытный пилот мог приземлиться и подвести свою машину к нужному месту, даже не глядя на взлетную полосу. И никаких неприятностей при посадке, Разве что неисправности в системе переключения скоростей, случиться просто не могло. В мемфисском международном уже давно забыли о таком частом прежде случае, как “промах при посадке”, когда пилот ведет свою машину на высоте 100-200 футов от земли и вдруг вынужден прервать посадку, поскольку он или она не видит взлетной полосы. Использование подобной системы, обеспечивающей почти стопроцентную надежность и безопасность, позволило сильно увеличить пропускную способность аэропорта здесь, в Мемфисе, и почти каждый аэропорт в стране стремился сейчас обзавестись этой техникой. Такие понятия, как “полет вслепую” и “неточный заход на посадку”, почти исчезли из обихода благодаря этой системе.

Размышления Гейза прервал вызов по внутреннему радиотелефону.

– Башня Мемфис, вызывает “Ромео-17”!

– Башня слушает.

– Привет, Билл, это Даг из семнадцатого. – Даг Лейтимер из семнадцатого сектора служил диспетчером мемфисского КРУП (контрольного радарного управления посадкой), расположенного на 180 футов ниже Гейза, в основании башни наземной службы мемфисского международного. Задачей диспетчера D-2 было помогать радарной службе управления полетами, соединяясь по радиотелефону с другими контрольными службами, получая всевозможные полезные сведения и помогая вести компьютерное обслуживание по каждому из рейсов. – Получил сообщение о приближении “шортс-300” компании “Юнивесл экспресс”. Находится в пределах визуального отслеживания, должен зайти на посадку на три-шесть левую. Удаление полторы мили, высота восемь тысяч. Не может найти свой “клочок”. Займешься им?

– Разумеется, – ответил Гейз.

Каждый самолет, следующий в системе наставлений ВВС, был снабжен “клочком”, или полоской бумаги, позволяющей наземным службам прослеживать и управлять его полетом с помощью компьютера. Вес полеты “Юнивесл экспресс” осуществлялись в этой системе – такова была политика компании, – и каждый отслеживался от начала до конца как службами самой компании, так и ФУА<Федеральное управление авиации>. Лента отслеживания разрабатывалась станцией наземного обслуживания или центром управления и контроля и с помощью электроники передавалась от сектора к сектору по мере продвижения самолета. Конечно, иногда самолет мог “потерять” свой “клочок”, но случалось это крайне редко.

Самолет без “клочка” формально “выпадал” из системы, и тогда его вели уже более традиционным способом. Этому парню еще повезло – наземные службы сейчас не были слишком загружены. В этот миг возле складов “Юнивесл экспресс” стояло около полутора сотен самолетов всевозможных моделей и размеров, обслуживающих компанию. Они или разгружались, или готовились к вылету. Нагрузка большая, однако справиться с этой “заблудшей овцой” они были вполне в силах.

– Передай, пусть садится на два-семь, если его устраивает, – сказал Гейз.

Полоса два-семь находилась в северной части аэропорта, рядом с комплексом складских помещений “Юнивесл экспресс”. Обычно пилоты “Юнивесл экспресс” чуть ли не дрались между собой в стремлении занять более удобное местечко для загрузки и выгрузки. А этого, похоже, предложение вполне устраивало.

– Оставайся на связи, – сказал Лейтимер. Гейз слышал, как он переговаривается с пилотом по радио. – Хорошо, Билл, он направляется на два-семь, высота шесть тысяч. Д. Л.

– Принято, Б. Г., – ответил Гейз и передал информацию службам, управляющим посадкой на полосу номер два-семь. – Как там вообще у нас сегодня, Даг? Напряженно?

– Похоже, что все самолеты в Техасе устремились к нам, Билл, – ответил Лейтимер.

– Чудненько, – устало заметил Гейз. – Скажи своим ребятам, чтобы перекидывали все прилеты с юго-запада к югу от Тьюники. У нас уже почти полна коробочка.

Цепочка огоньков, приближающихся к полосе три-шесть, стала ярче, они увеличивались в размерах и все дальше отстояли друг от друга. Каждый самолет, следующий правилам, установленным для воздушного пространства в мемфисском международном, имел защитный “цилиндр”, минимум шести миль в длину и около двух тысяч футов в диаметре, в центре которого находился сам самолет и проникать в который не разрешалось ни при каких обстоятельствах. Если в поле зрения пилота оказывался заходящий перед ним на посадку самолет, он предупреждал об этом диспетчера, и тот мог сократить эти параметры до двух миль и пятисот футов соответственно, но большинство пилотов, летевших ночью, были вынуждены слишком напряженно следить за показаниями своих приборов и, как правило, этого не замечали. До сих пор все в этом смысле шло гладко, но любой самолет, летящий слишком быстро или, напротив, медленно, вполне мог создать аварийную обстановку. Потому не следовало ждать, когда возникнет такая ситуация, а побыстрее “разбросать” их подальше друг от друга.

– Усек, Билл? Направляй юго-западные к югу от Тьюники, Д. Л., – ответил Лейтимер. – Еще поговорим. Пока!

– Пока, Д. Г. – Гейз отпил глоток кофе с обезжиренным шоколадным молоком, повышавшим содержание кофеина. Ночь выдалась хлопотная, напряжение, похоже, спадет лишь после часа, а потому ему следовало быть в форме.

* * *

– Он хочет посадить меня на два-семь, – сказал молодой пилот, сидевший справа от командирского кресла в грузовом авиалайнере “шортс-330-200”. – Я согласился. Похоже, он действительно хочет помочь.

Анри Казье сидел в хвостовой части самолета и обозревал свой смертоносный груз, когда услышал переговоры по радиотелефону. Он поднес микрофон к губам.

– Следуй его векторам, но скорость не прибавляй, – сказал Казье. – Через минуту подойду. – И он продолжал осмотр груза.

Построенный в Северной Ирландии, довольно причудливый на вид и не слишком вместительный “шортс-330-200” был тем не менее, весьма популярной моделью турбовинтового самолета, используемого для перевозки пассажиров и грузов на короткие расстояния. Его в свое время приобрели с этой целью для ВВС США, армии и национальной гвардии. Свыше двухсот машин было построено для работы на местных авиалиниях, в них размещалось до тридцати пассажиров или семь с половиной тысяч тонн груза. Этот, построенный двадцать лет тому назад, уже не использовался для армейских нужд, да и вообще во всем мире продолжали осуществлять пассажирские и грузовые перевозки лишь считанные единицы машин этой модели. Рынок подержанных самолетов был забит ими, за вполне умеренную цену вполне можно было сколотить целый воздушный флот, предварительно обучив пилотов управлять этим “мусоровозом”. “Птичка” Казье была грузовым вариантом модели 300-200, в ВВС США ее называли “G-23B шерп”, и была она слегка модифицирована – снабжена отсеком для грузов в хвостовой части и специально встроенными катками для их загрузки и выгрузки.

Сегодня “шортс” превратился в бомбардировщик.

Казье осматривал три стандартных контейнера для перевозки багажа, грузов или почты. В каждом находилось по две тысячи фунтов смеси ракетного пропелланта, приготовленного на основе нитрата аммония, который удалось похитить со склада промышленных отходов в западном Массачусетсе, и тринитротолуола. Все три контейнера были связаны между собой цепью, а передний прикован цепью к рычагу спускного устройства. В четвертом ящике, находившемся в хвостовой части, хранился вспомогательный парашют шести футов в поперечнике и сорокафутовый главный парашют для сбрасывания на землю грузов, последний крепился тросом к трем контейнерам.

Все это сооружение представляло собой весьма надежную и испытанную систему для сбрасывания груза наподобие тех, что использовались многими тактическими транспортными самолетами, в том числе и “шортс-300”. В нужный момент выпускался вспомогательный парашют, он разворачивался в воздухе, и трос, связывающий его с контейнерами, натягивался. При прохождении над целью раскрывался главный грузовой парашют и вытягивал контейнеры из специального грузового отсека. В каждом контейнере было установлено по взрывному устройству, дававшему возможность произвести взрывы с интервалом в одну секунду после попадания в цель первого контейнера, что позволяло, проломив крышу взрываемого объекта, разнести его уже изнутри.

Вполне удовлетворенный осмотром, Казье прошел в пилотскую кабину и надел наушники.

– Повтори, что ты там говорил, Робертс!

– Я использовал универсальные позывные, что вы мне дали, капитан, – ответил молодой летчик. – И запросил посадку на три-шесть правую, как вы велели. Но наземная служба предложила вместо нее два-семь и...

– Ты должен был ответить “нет”, – сказал Казье. – Я же приказал: только три-шесть правая!

– Да, сэр, но мне показалось, что это будет выглядеть несколько подозрительно, если мы вдруг откажемся приземляться на два-семь... – ответил пилот. – Диспетчер сказал, что на два-семь мы будем вторыми, а на три-шесть – только восьмыми. Ветра почти нет, так что все взлетно-посадочные полосы сегодня задействованы. И вот я подумал, что у нас нет другого выхода, как...

– Запроси снова три-шесть правую, и быстренько, Робертс! – прошипел Казье. – Тебе платят не за то, чтобы ты думал, а за то, чтобы летал и садился, где прикажут. Давай, соединяйся с ним!

Робертс взялся за радио, Казье тем временем сверился с портативным спутниковым навигационным прибором, снабженным экраном с картой. Они уже отклонились от курса на много миль, и вернуться к заходу на посадку на три-шесть было практически невозможно. Да и запрашивать два-семь тоже, наверное, поздно. Их план под угрозой срыва.

– Ты лучше бы сверился еще раз с приборами и сообразил, как снова лечь на нужный курс. И не теряй времени! – предупредил Казье пилота. – И смотри, не суй впредь нос не в свое дело, иначе ты покойник!

* * *

Через некоторое время радиотелефон внутренней связи ожил снова.

– Билл? Даг. “Сьерра-12”. “Юнивесл-107” передумал. Теперь он, видите ли, желает сесть на три-шесть.

– Ну и бог с ним! – с заметной досадой произнес Гейз. Неоднократно прослушав записи своих радиопереговоров в присутствии старшего диспетчера-инспектора, он был теперь достаточно осторожен и не употреблял нецензурных выражений. Только этого ему не хватало – чтобы вокруг толклись желторотые пилоты, сами толком не понимающие, чего хотят. – Свяжи его со мной. Я дам ему три-шесть левую. Потом попробую перекинуть на правую, по крайней мере хоть эту ношу сниму с твоих плеч. Б. Г.

– Спасибо, Билл, с меня причитается. Вот он, появился. Ну, пока! Д. Л.

Несколько секунд спустя в микрофоне прорезался голос пилота “шортс-300” компании “Юнивесл экспресс”:

– Башня Мемфиса, говорит “Юнивесл экспресс-107”. Снижаюсь до двух тысяч, пересек Аркабульту. Запрашиваю разрешение на посадку на три-шесть правую!

– “Экспресс-107”, радиоконтакт, – ответил Гейз, сверившись с экраном радара. – Держите левее, ноль-четыре-ноль, снижайтесь до двух тысяч и держитесь на этой высоте, затем по вектору один-шесть-ноль, чтобы сесть на три-шесть левую, повторяю, левую! Я пока попробую запросить насчет правой.

– “Экспресс-107”, вас понял, держу курс ноль-четыре-ноль, сбрасываю с шести до двух!

Голос пилота звучал как-то угнетенно, если не сказать испуганно. Гейзу этот голос не был знаком, должно быть, пилот новенький, а более старший и опытный, летящий с ним, очевидно, снисходителен к его промашкам. Большинство экипажей “Юнивесл экспресс” старались держаться в стороне от основного потока движения, перелетали или облетали стороной Мемфис – скос воздушное пространство класса Б, следуя к резервной базе в Хоули-Спрингс или направленному радиомаяку в Лузахэтчи, а уж потом меняли курс, чтобы зайти на посадку на полосу два-семь. Даже при встречном ветре большинство пилотов “Юнивесл экспресс” выбирали именно полосу два-семь, поскольку она находилась ближе других к складам, а эти ребята из “Юнивесл” отчитывались за каждый галлон топлива.

Следующие несколько минут все шло гладко, но начала образовываться своего рода “пробка” – явление в подобных обстоятельствах неизбежное. Пилот “Юнивесл-107” летел со скоростью свыше двух тысяч морских миль в час и начал обгонять летевшие перед ним самолеты.

– “Экспресс-107”, доложитесь перед тем, как набрать последнюю перед приближением скорость! – сказал в микрофон Гейз. Подобные фокусы неизбежно создадут в ближайшие три часа “эффект ряби”, с досадой подумал он. “Экспресс-107” сбросит скорость до ста двадцати, а это означает, что следующие за ним самолеты начнут его нагонять и Гейзу придется его “осаживать”. Да, натворил этот парнишка дел, а ведь ночное дежурство складывалось поначалу так спокойно. Гейз завершил свой разговор коротким “принято”, чтобы подчеркнуть свое неудовольствие.

– Сто седьмой, корректирую курс, снижаю скорость до ста двадцати узлов, – ответил пилот.

Парень, похоже, совсем зеленый, подумал. Гейз, а капитан ему не слишком помогает. Надо, пожалуй, сообщить о нем в “Юнивесл”. Гейз надавил на кнопку

“Юнивесл дисплей” на пульте прямой связи и через секунду услышал:

– “Юнивесл экспресс”, диспетчер Клайн.

– Привет, Руди. Билл Гейз из наземной службы. – Салют, Билл! Как сегодня дела? Надеюсь, мои птички не причиняют тебе особых хлопот?

– Возникла одна маленькая сложность, и я подумал, что, может, тебе стоит уведомить об этом Майка. – Майк Чезвик был главным пилотом “Юнивесл экспресс”. Они дружили с Гейзом и часто заглядывали друг к другу в контору. – Одна из твоих птичек как раз заходит тут у нас на посадку. Особых нарушений пока нет, но парень ведет себя довольно рискованно...

– Ясненько, Билл. Гм... Ты это о ком?

– О сто седьмом, разумеется. Последовало долгое молчание, затем снова зазвучал голос Руди:

– Ты сказал, сто седьмой?

– Да, – ответил Гейз. – “Шортс-330”, садится через пару минут.

– Наш сто седьмой сел часа как четыре назад, – сказал Клайн. – Это его ежедневный маршрут, из Шривпорта в Мемфис, и обычно он прибывает в одиннадцать вечера, а не в два ночи. И вообще наш последний прилет приходится на час тридцать, а где-то в три начинаются отлеты. Какой самолет, говоришь? “Шортс”?

– Да. Хвостовой номер “Ноябрь-564”.

– Впервые слышу о таком номере... – буркнул Клейн. – У нас летают три “шортса”, Билл, но мы не используем их в регулярных рейсах большой дальности, только в коротких. Да и то крайне редко. Так, погоди-ка, сейчас загляну в расписание... Нет ничего. Не вижу никаких “шортс” ни в сегодняшнем, ни во вчерашнем... Правда, это еще ничего не значит, они частенько вылетают без уведомления загодя. Должно быть, он из технических служб, но ни черта о нем не знаю, ей-богу! Придется парковать его у заднего, сорокового, все остальные ворота уже заняты.

“Час от часу не легче”, – подумал Гейз, и чувство беспокойства тут же сменилось страхом.

– Оставайся на связи! – Гейз еще несколько раз позвонил по радиотелефону, связался с еще одним диспетчером, затем снова соединился с Клейном. – У нас запрашивает посадку еще один самолет от “Юнивесл”, прибывает на два-семь, рейс 203 из Цинциннати. “Боинг-727”.

– Да, у нас двести третий из Цинциннати, Билл, и обычно это “боинг”. Но он уже благополучно приземлился на одиннадцать-пятнадцать. Да, вот рапорт экипажа о приземлении... А ты уверен, что эта твоя птичка из “Юнивесл”?

– Ну да. Во всяком случае, так он говорит, – ответил Гейз, хмурясь. – Причем на этого моего парня нет “клочка”.

– А на “боинг-727” есть?

– Не отключайся...

Ну, конечно, “клочка” у того не оказалось. Что ж, у него нет времени заниматься всей этой путаницей, к тому же потеря “клочка” случалась довольно часто и не столь уж это важно. Оба самолета будут на земле через несколько минут.

– Послушай, Руди, мне надо бежать. Тут же позвоню тебе, как только выкрою секунду, и мы разберемся во всей этой хреноте уже с самими ребятами. Пошлю за ними сопровождение из службы безопасности. До скорого! – Что ж, есть у них этот злосчастный “клочок” или нет, разница невелика, подумал Гейз, отключаясь, и вернулся к своему радиопереговорному устройству.

– Мемфис! Сто седьмой! Нахожусь в семи милях, запрашиваю посадку на три-шесть правую!

– Сто седьмой, не отключайтесь! – Гейз перевернул страницу с перфолентой “Юнивесл-107” и тут вспомнил, что надо еще кое-что проверить. Пробежал глазами табло, где отмечались все посадки и взлеты на трех полосах. Все графы табло были заполнены. Намечалась пробка, и избежать ее можно было с помощью быстрого маневрирования, во время которого пилот подлетает к одной полосе, ведомый приборами, а затем должен быть готов к быстрому перебрасыванию на другую, как правило, параллельную полосу. В сложившейся обстановке это далеко не лучший выход. – Нет, сейчас никак не могу дать вам ее, сто седьмой! Продолжайте подлет к левой, помните, вы на очереди седьмой! Доложитесь, когда достигнете разметки. А по приземлении свяжитесь с диспетчером. – Теперь этому новичку понадобится минут десять, чтобы подрулить к нужным ему воротам, а это означает дополнительный расход горючего, галлонов пятьдесят, которые стоят около сотни долларов. Шотландцы – народ прижимистый, а именно шотландцы владели компанией “Юнивесл экспресс”, так что придется бедняге выложить денежки. – Конец связи! “Юнайтед экспресс-231”, возвращайтесь на курс без промедления! Приземляйтесь на седьмую, как только освободится! – Про себя Гейз отметил, что надо бы не забыть проверить, как сел этот злосчастный “Юнивесл экспресс”. Как-никак, а парнишка совсем зеленый, к тому же, нервничает, да и капитан у него спит, что называется, на лету. А движение сегодня оживленное. Короче, все основания для беспокойства есть.

* * *

– Ты опаздываешь на целых тридцать секунд, Робертс! – крикнул Казье. Кен Робертс был одним из лучших его пилотов и прослужил, у Казье почти столько же, сколько и Тадделе Корхонен, однако был гораздо моложе и менее опытен. Он работал на Казье вот уже почти год, но до этого рейса осуществлял лишь грузовые перевозки – доставлял в нужное место наркотики, оружие или боевиков и возвращался. Он никогда не участвовал в боевых операциях подобных этой. Кроме того, Робертс был американцем, одним из немногих американцев в команде Казье. Правда, до сих пор никаких сомнений в его благонадежности не возникало, да и приказам он подчинялся беспрекословно. Но это пока... – Поддай газу! Давай наверстывай!

– Но, капитан, диспетчер наземной службы...

– Он тебе не начальник! Здесь командую я! – рявкнул Казье. А парнишка-то оказался слабаком... Похоже, придется заворачивать. Казье уселся в пилотское кресло, застегнул ремни, взялся за руль и включил двигатель на 85 процентов мощности. – Вали в хвостовой отсек и стой у этого долбаного пускового механизма, – приказал он Робертсу. – И будь готов сбросить груз вручную, если автоматика не сработает. Вали! – Парнишка повиновался и пулей вылетел из пилотской кабины.

Террорист переключился с обычных радиоволн на одну из секретных ультразвуковых частот и сказал в микрофон:

– Номер два, как обстановка?

– Зеленый свет, полная готовность, хозяин, – ответил Геннадий Михеев, один из новых и самых многообещающих пилотов Казье. Михеев, русский пилот, летавший прежде на бомбардировщиках, чувствовал себя на седьмом небе, управляя “боингом-727-100”, очень старой, но тем не менее, надежной машиной, одним из нескольких самолетов, взятых в аренду у компании “Вэлсан партнерс”, находившейся в Норфолке, штат Коннектикут, и специализировавшейся на переоборудовании и подновлении “боингов-727”. – Правда, большой уверенности в этой системе сброса у меня нет, капитан. Одни неурядицы с ней...

– Мне нужны результаты, а не отговорки, Михеев! – крикнул Казье в микрофон. – Ты сам хотел пойти на это задание, умолял меня разрешить тебе вылететь именно на “боинге” и нанести решающий удар. А твоим партнерам очень прилично заплатили за разработку этой системы.

Михеев вместе с несколькими другими русскими летчиками разработал довольно сложную и хитрую систему сброса взрывчатки на первую цель – огромный склад в мемфисском международном аэропорту, принадлежавший “Юнивесл экспресс”. Она была аналогична системе, изобретенной Казье для “шортс-300”, но состояла из десяти высоких узких контейнеров, в каждом из которых находилось по полторы тысячи фунтов взрывчатки. Этот чудовищный груз должен был выкатиться из задней двери “боинга-727”.

Но прежде на землю должны были упасть шесть бомб МК-80 по пятьсот фунтов каждая. Их предстояло сбросить из багажного отсека, находившегося по правому борту “боинга”. Именно им предстояло взорваться до сброса основного смертоносного груза и снести почти всю огромную, площадью в тридцать акров, крышу терминала “Юнивесл экспресс”, пробив в ней аккуратную дырочку, в которую и упадет остальная взрывчатка.

Итак, внутри здания должно было взорваться двенадцать с лишним тысяч фунтов взрывчатых веществ, что обеспечивало катастрофические по масштабам разрушения.

Система была снабжена портативным компьютером и специальным навигационным блоком, позволяющим произвести приблизительный баллистический расчет попадания в цель. Михеев гарантировал точность до пятидесяти футов при полете на любой высоте и с любой скоростью, несмотря на то что термин “баллистический”, который он то и дело употреблял, торгуясь с Казье, чтобы подороже продать свою идею, был, по сути, большим преувеличением, поскольку до сих пор еще никто и никогда не рассчитывал траекторию полета грузовых контейнеров, связанных между собой канатами. Михееву щедро заплатили за его честолюбивые изыскания, и вот теперь, за несколько минут до взрыва, он начинает вилять.

– И никакой тебе пощады, если не сработает, – пригрозил Казье.

– Но, капитан, цель слишком мала, – жалобно заметил Михеев. Первой намеченной для удара целью был не огромный склад, а ангар, и не грузовая площадка. Последняя представляла собой практически открытую наклонную плоскость с лентами конвейеров, пакетами и ящиками, подлежащими предварительной сортировке и упаковке. Все эти механизмы в случае их повреждения можно было легко заменить. Нет, намеченной для Михеева целью была западная часть склада, где размещались центр связи “Юнивесл экспресс”, компьютерная система, контролирующая упаковку и загрузку товаров, а также правление компании. На установку и обновление только одной компьютерной системы была потрачена за несколько лет колоссальная сумма – около трех миллиардов долларов, на восстановление ее могло уйти в два-три раза больше. Если весь комплекс занимал по площади тридцать акров, то предназначенная для Михеева цель – всего лишь около пятнадцати тысяч квадратных футов. При сбрасывании смертоносного груза с помощью сложной, хотя еще ни разу не испытанной системы с авиалайнера, летящего со скоростью около четырехсот футов в секунду, шанс промахнуться не так уж мал. – Я, конечно, постараюсь, но не могу ручаться.

– Ты постараешься и попадешь точно в цель! – прокричал в микрофон Казье. Треск и помехи на линии лишь подчеркивали злобу, звеневшую в его голосе. – Иначе я лично займусь тобой! И до твоей семейки тоже доберусь! Я знаю, где они торчат. В Белизе. И о твоей восемнадцатилетней любовнице тоже знаю. Знаю номерной знак “лендровера”, который водит твоя жена. Знаю, в какую католическую школу ходят твои дочки-близняшки. И еще знаю, что они, эти очаровашки, уже становятся женщинами... – Казье отвел от уха микрофон, когда Михеев разразился целым потоком русских эпитетов. – И если ты промахнешься, я схвачу твою жену, твою любовницу и дочек, заставлю солдат трахать их в задницы у тебя на глазах, а потом сдеру с них шкуру живьем, с каждой по очереди! А ты будешь смотреть, как они умирают. Медленно и мучительно...

– Скотина! – взорвался Михеев. Затем произнес что-то непонятное по-русски, но Казье почувствовал, что он пытается подавить гнев. Слишком уж хорошо знал Михеев Казье и понимал, что тот слов на ветер не бросает.

– Ты профессиональный военный, – добавил Казье уже более миролюбивым тоном, когда Михеев наконец унялся. – И тебе известна цена провала. Это твоя смерть и гибель твоих близких. Таков закон коммерции. И ты знал о цене заранее, знал, на что идешь, когда подписывал со мной контракт и получал весьма щедрый задаток. Так что никаких провалов. С другой стороны, в случае успеха я обещаю, что твоей семье выплатят все, что тебе причитается. Им хватит на безбедное существование до конца дней. Даю тебе слово солдата, а я еще никогда не нарушал обещаний, данных товарищу по оружию. За неудачу – строгое наказание, за успех – щедрое вознаграждение, даже если тебе суждено погибнуть.

И больше Казье не сказал Михееву ни слова, а русский летчик ничего ему не ответил. Он сделал свои выбор, знал, что ему предстоит: или с честью выполнить задание, или же, в случае провала, его ждут бесчестье и мучительная гибель всех близких и любимых им женщин, а затем и его собственная.

И, разумеется, Михеев знал единственный способ полного поражения намеченной цели.

* * *

Когда они пролетели еще четыре мили, рация опять ожила.

– “Экспресс-107”, я над разметкой.

Ага, подумал Гейз, новый голос. Этот человек определенно старше и опытнее. В голосе слышался легкий иностранный акцент. Стало быть, капитан наконец очнулся...

– Вас понял, сто седьмой. В миле перед вами садится “метролайнер”, вы пятый на очереди!

– Сто седьмой, вижу “метро”, отмените ИФР. Похоже, задело действительно взялся профессионал, с облегчением вздохнул Гейз. Отмена ИФР означала, что вокруг самолета образовывалось нечто вроде защитного пространства, а это помогало ускорить поток движения, особенно с учетом того, что именно “Юнивесл-107” был первопричиной пробки из-за слишком высокой скорости на подлете. Теперь Гейз мог уплотнить график прибытия и гораздо быстрее расчистить воздушное пространство. Он был далеко не уверен, что пилот “Юнивесл” действительно видел совсем маленький по сравнению с “боингом” рейсовый самолетик “фэрчайлд метро”, однако ему оставалось лишь держаться за ним.

– Вас понял, сто седьмой. Поддерживайте визуальный контакт с “метро”, самолетный ответчик 1200, вы теперь четвертый, прямо за “метролайнер”, готовьтесь к посадке!

– “Юнивесл-107”, готов к посадке на левую полосу, – ответил пилот “Юнивесл”. Еще пара минут, подумал Гейз, и можно будет выбросить этот проклятый самолет из головы и жить спокойно по крайней мере до конца этой смены. Неплохо бы сделать небольшую передышку...

– Башня Мемфиса, говорит “Америкен-501”!

– Добрый вечер, “Америкен-501”, направление ветра три-ноль-ноль, скорость три, вы номер шестой, сообщите, когда зайдете на посадку!

– Пятьсот первый, вас понял!

Да, смена выдалась нелегкая, но все в целом складывается не так уж плохо. Работа опытного воздушного диспетчера отчасти походила на игру. Гейз проработал уже десять лет и мог, взглянув на огоньки в небе, безошибочно определить высоту, скорость и удаленность одного самолета до другого. Радар, конечно, надежнее, но и одного взгляда на посадочные огни ему было достаточно.

Черт, похоже, образуется дыра, и неудивительно, что виной тому снова этот злосчастный “Юнивесл экспресс”. В расположении посадочных огоньков наблюдался пробел –огни “Юнивесл экспресс” вообще не горели, а значит, он не достиг нужной скорости.

– “Экспресс-107”, сбросить скорость, ветра нет! – Нет ответа. – “Юнивесл экспресс-107”, говорит наземная служба Мемфиса, проверьте, сброшена ли скорость! Конец связи! – На этот раз Гейз не стал дожидаться ответа, а громко крикнул старшему диспетчеру: – Джон, номер четыре, заходящий на посадку на три-шесть левую, не включил огни, и ответа я от него не получил!

Одновременно раздался еще чей-то крик:

– Джон, тут у меня “попрыгунчик”<Так диспетчеры называют самолет, не отвечающий на запросы с земли>, похоже, он не сбросил скорость за две мили при посадке на два-семь! Уверен, он промахнется!

Это казалось невероятным, на поле одновременно садились два самолета без посадочных огней и связи. Шанс, что подобное может произойти, был астрономически мал, а потенциальная опасность катастрофы, напротив, очень велика.

– Высоко ли твой “попрыгунчик”, Билл? – крикнул старший диспетчер Гейз взглянул на экран.

– Пятьсот Похоже, он тоже промахнется.

– Он заворачивает?

– Нет.

– Дьявол! Объявляю аварийную обстановку! – крикнул старший диспетчер. – Отменить все вылеты! Очистить взлетно-посадочные полосы, зажечь огни, дать этим пилотам право выбора!

Внешне старший диспетчер держался спокойно. Подошел к пульту прямой связи, не сводя глаз с экрана радара. Кнопки телефонов и радио на панели располагались таким образом, что позволяли в считанные секунды соединиться со всеми службами, работающими в аварийной обстановке, двумя пожарными бригадами мемфисского международного аэропорта, городской пожарной станцией, местным отделением безопасности и всеми диспетчерами, ведущими не только самолеты “Юнивесл экспресс”, но и все другие, которые взлетают и садятся на их аэродроме. Одну за другой он нажимал эти кнопки, даже не глядя на них, а затем заговорил, и голос его звучал спокойно и уверенно:

– Говорит Виктор, башня Мемфиса. Объявляется аварийная тревога. У Гейза на три-шесть левую и два-семь садятся две машины, связь отсутствует. Три посадки отменяются, один взлет тоже... Атланта центральная, – говорит башня Мемфиса, объявляется аварийная тревога, оставайтесь на связи... Мемфисская аварийная, мемфисская аварийная, говорит старший диспетчер наземной службы, объявляю аварийную тревогу. На три-шесть левую и два-семь садятся две машины, радиосвязь отсутствует, возможно, повреждение посадочных устройств у обеих, на борту примерно шесть душ. Оставайтесь на связи!.. – Когда он завершил это обзванивание, для пилотов, находящихся в воздухе, начался неизбежный в подобных случаях этап обмена встревоженными возгласами типа: “О чем это он? Что он там бормочет, черт бы его побрал?”, а потому он снова прошелся по всем кнопкам и повторил все распоряжения и предупреждения еще раз.

– В двух милях! – раздался чей-то голос. С прижатой к уху трубкой телефона и радиомикрофоном в другом ухе Гейз взглянул на экран радара. Оба самолета прибавили скорость и начали набирать высоту, оба находились примерно в пятистах футах от земли. Гейз сказал в радиопередатчик:

– “Экспресс-107”, почему не сообщаете о промахе при заходе на посадку? Подтвердите, что промахнулись при заходе на посадку! – И снова никакого ответа, ни по радиотелефону, ни на экране радара.

– Три-шесть левая свободна! – крикнул кто-то из диспетчеров.

Слава богу, подумал Гейз и объявил по радио:

– “Экспресс-107”, путь на посадку свободен. Ваша полоса три-шесть левая, ветра нет, допустимый пробег восемь тысяч триста футов, аварийные службы задействованы! Подтвердите, что слышали меня!

И снова ответа не последовало.

– Сто седьмой отклоняется вправо! – объявил старший диспетчер. – Вторая заходящая на посадку машина – тоже вправо! Ни один из них не подтвердил промаха при заходе на посадку. Правда, столкновение им пока не грозит. И все же, на высоте пятьсот футов... Господи, еще один “Юнивесл” набирает скорость свыше двухсот сорока! – Внутри воздушного пространства класса Б скорость была ограничена двумястами сорока милями в час, а самолет, собирающийся сесть на полосу два-семь, превысил ее... – Что, черт возьми, происходит? Похоже, они копируют друг друга, оба набирают скорость, оба летят на высоте пятьсот футов, оба устремились к полосе...

– Прямо как во время этих долбаных воздушных парадов, – заметил чей-то голос.

– Может, у них приборы вышли из строя? – предположил еще один диспетчер. – Или же они назначили друг другу свидание? Может, это военные?

– Надеюсь, это не чья-то злая шутка? – сказал старший диспетчер. – А если это игры “Юнивесл”, будьте уверены, я задам им хорошую взбучку!

Гейз говорил по радио, пытаясь проинструктировать нескольких пилотов, собирающихся зайти на посадку, и согласовать действия с главным управлением аэропорта для передачи этих рейсов в его ведение. Внезапно он прервал переговоры и взглянул на полоску темного неба, где находился “Юнивесл экспресс-107”, словно мог видеть кабину и сидящего в ней летчика. Тот голос, что он слышал, не голос молодого пилота, а второй, голос более старого, более опытного...

Это был иностранец, да, определенно. Он говорил с французским акцентом, хотя и старался скрыть его за южным выговором. Фальшивый акцент, фальшивые номера...

– Господи! Кажется, это налет! – воскликнул Гейз.

– Что? Что ты сказал, Билл?

– Черт! Мы должны предупредить... – Тут он умолк, вконец растерянный и сбитый с толку. Предупредить? Но кого? Предупреждать было некого. – Думаю, нам надо направить “Юнивесл-107” и тот второй самолет прочь от аэропорта. И выяснить...

– Но это же нарушение инструкции! – возразил старший диспетчер. – Лучшее место для самолета с неполадками – это земля.

– Никаких неполадок у них нет! Они атакуют! – воскликнул Гейз.

– Постой-ка, Билл...

* * *

“Шортс шерп” использовался для перевозки военных и гражданских грузов и был оборудован довольно простой системой сброса этих грузов и людей на землю с парашютом. Длинный лонжерон, закрепленный в носовой части самолета прямо под пилотским креслом, имел три стрелы, калиброванные для сбросов на высоте от восьмисот до двух тысяч футов при скорости полета двести узлов.

За минуту до сброса Казье приказал Робертсу открыть дверцы грузового люка и развернуть наклонный пандус. Когда первая стрела оказалась над намеченной целью, Казье дал сигнал готовности, открыл дроссели на полную мощность и нажал на зеленую кнопку первого сброса.

Кен Робертс смотрел, как из маленькой пушки выстрелил парашют, скользнул по пандусу и, вылетев в открытый люк, тут же раскрылся позади самолета, натянув стропу, к которой крепился груз. Когда под второй стрелкой показалась основная цель – огромное складское помещение возле расположенных под углом друг к Другу зданий аэровокзала, Казье нажал на красную кнопку. Дверцы отсека, где хранился главный парашют, раздвинулись, первый парашют вытянул его из отсека, и замки, удерживавшие контейнеры со взрывчаткой, открылись. Главный парашют, полностью раскрывшись, вытянул контейнеры из грузового отсека с грохотом и скрипом, напоминавшим скрежет затормозившего на полном ходу товарняка.

Как только колесики первого контейнера соскользнули со ската, стягивавшие связку контейнеров цепи тут же начали лопаться от непомерной тяжести. Казалось, эти чудовищные ящики не желают подчиняться никаким законам аэродинамики. Они кувыркались в воздухе, вертелись колесом, выделывали невероятные кульбиты и разлетались во все стороны по мере приближения к земле. Последним двум, обладавшим меньшей инерцией, чем первые, едва хватило энергии, чтобы выкатиться из грузового отсека, и тогда Казье задрал нос самолета вверх, дабы сообщить ящикам последнее ускорение. Очевидно, этим двум запоздавшим контейнерам суждено пройти мимо намеченной Казье цели, но они все равно сделают свое дело.

* * *

Восемнадцатиэтажная башня диспетчерской службы мемфисского международного аэропорта была расположена к северу от главного здания аэровокзала, с нее открывался самый лучший обзор всех подъездов и подходов к главному зданию, ангарам, складам и другим помещениям компании “Юнивесл экспресс”, а также полный обзор всех взлетно-посадочных полос и стоянок.

Половина служащих этой башни смотрела сейчас из окон на восток, ожидая увидеть первый терпящий бедствие самолет; Гейз и вторая половина сотрудников смотрели на юг. Вглядываясь во мрак, они надеялись рассмотреть второй самолет “Юнивесл экспресс”, одновременно отвечали на вопросы и пытались направить самолет прочь от поля. У Гейза был помощник, младший диспетчер, сейчас он сигналил красным фонариком примерно в том направлении, где, по их предположениям, должен был находиться “Юнивесл”, давая знак пилоту не приземляться. Второй помощник проделывал то же самое, сигналя самолету, подходившему с востока.

Но радиосвязи с ними по-прежнему не было.

Южная часть взлетно-посадочной полосы три-шесть левая была ярко освещена прожекторами, и, как только “Юнивесл экспресс-107” промчался в нескольких сотнях ярдов от этого места, Гейз заметил его и крикнул:

– Вижу сто седьмой! Господи, что же он вытворяет Самолет шел низко, но все равно слишком высоко, чтобы сесть, потом вдруг сбросил скорость и, нырнув вниз, резко пошел на сближение с землей.

– Вот он! Пилот, должно быть, видит посадочную полосу, но все равно не попадает на три-шесть левую, погрешность ядров сто!

– Он может взять левее, – заметил старший диспетчер. Гейз взялся за рацию и объявил, что “Юнивесл-107” может садиться на три-шесть правую. Эта расположенная восточнее параллельная полоса находилась всего в четверти мили от три-шесть левой, однако пилоту понадобилось бы проделать почти акробатический трюк, чтоб посадить на нее свою машину. Похоже, он собирается перелететь через главное здание аэровокзала и, если не предпримет мер предосторожности, вполне может задеть антенны, расположенные на его крыше. Судя по чисто визуальным наблюдениям, он выдавал не менее трехсот узлов, так что попасть на полосу ему теперь никак не удастся. А летел он лишь чуть-чуть выше башни.

Внезапно Гейз заметил... О, сперва он даже не понял, что это такое...

– “Юнивесл-107” терпит аварию! – воскликнул он. – Вижу обломки, что-то отваливается от самолета... Наверное, шасси... О, нет! Теперь вижу, это парашют! Черт, кто-то выбрасывается из самолета с парашютом!

– Вот он, снижается! – крикнул кто-то из служащих, указывая на восток. – Похоже, собирается сесть на два-семь! Вижу шасси! Нет, это не шасси! Боже, что он вытворяет?! Что он делает, дьявол его раздери?

Гейз обернулся. Направляющийся к западу самолет быстро снижался, нацелившись на самый конец взлетной полосы. Он все еще находился чуть правее центральной отметки на экране радара, но шасси уже выпустил и, похоже, действительно собирался садиться, хотя скорость по-прежнему была слишком велика.

Старший диспетчер вдавил кнопку аварийной связи.

– Мемфисская аварийная? Говорит старший диспетчер башни. Один “Юнивесл экспресс-727” садится на два-семь, впритирку! Шасси есть. Направляющийся к северу самолет...

Он не попадет на эту полосу. Промахивается примерно на полмили и при его теперешней скорости никак не сумеет развернуться достаточно быстро. Конечно, он вполне может сесть и на поле, между полосами...

– Аварийная! “Юнивеел-727” садится на два-семь! Отклонение к северу, скорость слишком высока! Может врезаться в ограждение стоянки ВВС национальной гвардии. А если попробует завернуть на полосу, может задеть ее левым крылом... О, черт! Да набирай же ты высоту, болван! Давай, тяни вверх! Вверх!..

И в этот миг самолет врезался в здание склада контейнеров “Юнивесл экспресс”.

Вся северная часть поля озарилась ярчайшей вспышкой, стало светлее, чем днем. Западный угол складского помещения исчез в море пламени. Огненный шар, в который превратился самолет весом в двести двадцать тысяч фунтов, резко нырнул вниз, прямо к центру складского комплекса площадью в тридцать акров, на несколько секунд скрылся из виду, затем, упруго отскочив от земли, одним махом снес всю северозападную часть здания и несколько раз перевернулся, разнося в щепки его западное крыло, где размещались правление компании “Юнивесл экспресс”, центр связи и компьютерный комплекс. И наконец рухнул на землю. Жар, вызванный взрывом и возгоранием, проник даже сквозь многослойные стекла диспетчерской, расположенной в полумиле, и Гейза швырнуло на пол, когда взрывная волна вдребезги разнесла эти стекла, а помещение башни захлестнул целый океан раскаленного воздуха...

Однако вылетели стекла окон, выходящих вовсе не на север, нет... Это были окна, расположенные за спиной Гейза и выходящие на юг. Вскочив на ноги, он затряс головой – уши заложило от грохота. Несколько диспетчеров бежали к выходу, но Гейз остался, купаясь в чудовищном жаре, грохоте и море света, которые вызвал взрыв. Но взорвался не склад “Юнивесл экспресс”, а сам аэровокзал.

Гейз потянулся к аварийной кнопке, но старший диспетчер перехватил его руку – связи все равно не было

– Идем отсюда, Билл.

– Что случилось, черт побери? Сто седьмой врезался в аэровокзал?

– Наша башня тоже повреждена. Идем!

Но Гейз никак не мог заставить себя пошевелиться. Сколь чудовищной и впечатляющей ни была картина катастрофы над складами “Юнивесл экспресс”, то, что произошло с главным зданием аэропорта, не шло ни в какое сравнение. Само здание было охвачено огнем, разрушено и превратилось в бурлящий водоворот пламени. Горели два самолета, еще два отлетели в сторону и перевернулись. Гейз видел, что в иллюминаторах одного из пассажирских лайнеров мерцают огоньки, значит, люди устремились к люкам. Река пламени разливалась всего в нескольких ярдах. Тут Гейз увидел, как распахнулся самый дальний от пожарища люк и оттуда вылетел надувной трап для аварийной эвакуации. С другого борта, там, где к самолету подступало пламя, люки тоже распахнулись, но пассажиры, слава богу, не выходили из них. Похоже, эвакуация проходит быстро и организованно...

...Нет, недостаточно быстро!

Ибо в этот миг левое крыло лайнера вдруг охватило пламя, затем грохнул взрыв, расколов гигантский фюзеляж точно пополам. Из этих разорванных половинок на пылающий асфальт посыпались пассажиры и багаж. Гейз даже пригнулся, когда взрывная волна докатилась до него.

– Билл! – прозвенел чей-то крик. – Выходи! Давай же!.. Но Гейз, словно завороженный, не сводил глаз с дыма и пламени, охватившего аэровокзал. Пострадало не только главное здание. Теперь ой видел, что горят прилегающее к нему с севера строение, северо-западное крыло гаража и южное крыло отеля “Шератон”, расположенное всего в нескольких сотнях ярдов от башни. Он слышал рев огня, вдыхал вонь горелого керосина. Все это походило на огненный ураган...

– Билл! Черт, где же ты? Идем!

Помещение быстро наполнялось дымом, и Гейзу пришлось опуститься на колени и ползти к выходу на четвереньках. Глаза у него слезились. И не только от дыма...

* * *

– О... Бог ты мой... – пробормотал Робертс, словно не веря своим глазам и ушам, когда очередь мощных взрывов сотрясла мемфисский международный аэропорт, находившийся прямо под ним. Но зрелище горящего аэровокзала не шло ни в какое сравнение с чудовищным морем огня, разлившимся в том месте, где совсем недавно находились склады “Юнивесл экспресс”. Впечатление было такое, будто там взорвалась ядерная бомба, сровнявшая с землей и превратившая в пыль и прах всю северную часть аэропорта. Казалось, языки пламени вздымаются в небо выше самолета, а внизу словно бушует извергающийся вулкан.

– Я же сказал, Робертс, закрой дверцы грузового отсека! – раздался из переговорного устройства голос Казье. Но Робертс был слишком потрясен, чтобы управлять своим телом. Смерть, чудовищные разрушения, и он – свидетель всего этого, да не просто свидетель, а участник, виновник... Это же террористический акт против собственного народа, его соотечественников! Он, молодой американец, был просто не в силах постичь случившееся, осознать до конца, что произошло. А произошло нечто гораздо более страшное, чем он мог себе представить.

Теперь они взяли курс на запад, и он больше не видел ни горящего “Шератона”, ни главного здания аэровокзала. Но этот огонь и дым, эта кровь – дело его рук.

– Знаю, это тяжелое зрелище, Кеннет, – раздался у него над ухом голос. Он поднял голову. Рядом стоял Казье, очевидно, он включил автопилот. – Все эти разрушения, смерть. Ужасно, не правда ли?

– Господи, да... – еле слышно пробормотал Робертс. – Все эти люди, там, внизу, они же погибли...

– Настал и твой черед последовать за ними, – тихо сказал Казье и, неожиданно резким движением схватив сзади Робертса за голову, вонзил ему в основание черепа военный кортик. Несколько раз повернул нож... Крови почти не было – сердце Робертса остановилось почти мгновенно, словно выключили ток. Казье приподнял его, используя как рычаг лезвие кортика, все еще глубоко погруженное в плоть, потом подтащил тело к открытому грузовому люку и сбросил вниз.

Автопилот вел “шортс” в ночном небе, машина немного дрожала, что объяснялось потоками нагревшегося за день воздуха, поднимавшегося с холмов западного Теннесси и северного Миссисипи. Но, похоже, Казье вовсе не замечал тряски. Он стоял у грузового люка, на самом его краю, причем не был пристегнут фалом и парашюта у него не было, и вглядывался в отдаленное зарево над тем местом, где совсем недавно находился мемфисский международный аэропорт.

Он бросил вызов Богу, нет, самому дьяволу! И пусть кто-нибудь попробует достать его. Он никому не позволит расправиться с собой. Пусть только сунутся... А ведь все так просто – всего один небольшой шажок, тугой удар воздуха в лицо или разрыв всего одного проводка в сложной системе автопилота “шортса”, и он полетит вниз, на землю, и будет мертв, как Кен Робертс...

Но нет, еще не время... Умирать пока рано. Джо Энн Вега была права: властелин тьмы наделил его даром непобедимости.

И он хочет, чтобы смерть продолжала гулять по земле...

БАЗА ВВС БИЛ, ЮБА-СИТИ, КАЛИФОРНИЯ, НЕСКОЛЬКО МИНУТ СПУСТЯ

Хоть Айэн Хардкасл и был адмиралом береговой охраны в отставке, он предпочел расположиться со своей группой в специальной офицерской комнате отдыха на базе ВВС в Бель-Эйр. Группа была небольшая, и сегодня они заняли биллиардную, где обычно устраивались вечеринки с выпивкой и закусками.

Подполковник Эл Винсенти, с которого благодаря поддержке Хардкасла, Мартиндейла и сенатского подкомитета сняли все обвинения, но временно запретили летать, лениво катал по протертому сукну стола биллиардные шары.

Полковник ВВС в отставке Марк Шихэн, он же начальник штаба Хардкасла, его военный аналитик и советник по политическим вопросам, пил четвертую за вечер чашку кофе и просматривал стопку бумаг, давая пояснения.

– Знаете, адмирал, мне кажется, пора внести эти предложения оперативной группы по “Проекту-2000” на рассмотрение исполнительного комитета, – сказал он. – Работа проделана колоссальная...

– Нет, я предпочел бы подождать и набрать побольше данных, – ответил Хардкасл и промахнулся в дуплете. Винсенти лишь вопросительно вскинул брови при виде этой его дерзкой, но безуспешной попытки и с легкостью загнал свой шар в лузу. – В докладе еще полно недоработок. И потом, я хотел бы теснее сотрудничать с Мартиндейлом. Но тот, к сожалению, проводит большую часть времени в разъездах и встречах с потенциальными пожертвователями в фонды, и его, похоже, не слишком заботят дела, творящиеся под самым носом.

– Хотите честно, сэр? – спросил Шихэн.

– Для этого я вас и нанял, Марк. Валяйте, выкладывайте!

– Мне кажется, сэр, вы страдаете синдромом Росса Перо, – сказал Шихэн. – Все вроде бы любят Перо. Он человек искренний, прямолинейный, популярный. Во всяком случае, народу на него пашет немало. Он четко выражает свои мысли. Манеры и все прочее... И потом, он не боится нападать на крупных шишек, причем на их собственной половине поля. Но по тем же самым причинам его не уважают. Он бьет между глаз, пользуясь прямолинейной логикой, выработанной за долгие годы...

– И людям это не нравится.

– Да, людям это не нравится, – эхом откликнулся Шихэн. – И правительству тоже. Люди всегда стремятся заткнуть тебе глотку, как только им покажется, что ты стал слишком уж давить. Они тут же начинают подозревать, что за тобой стоят некие скрытые силы, что имеется некий тайный умысел. А уж прав ты или нет – значения не имеет.

– Нет, Марк, я этого не принимаю, – сказал Хардкасл и ударил кием, когда Винсенти нарочно промахнулся по легкому шару, чтобы не убирать стол после игры. Винсенти, похоже, раздражало все и вся – Хардкасл, Шихэн, весь мир. За вечер он не вымолвил и десятка слов, задал только несколько вопросов по делу, а все, что говорили другие, лишь бесило его. – Все, что я излагаю здесь, не вымысел, не художественная литература. Это сама жизнь, – продолжал Хардкасл. – И мои цели, как и методы их достижения, вполне реальны и осуществимы.

– Но, сэр, то, что вы здесь описываете, это Америка в осаде, Америка, занявшая оборонительные позиции, – возразил Шихэн. – Кому понравится узнать, что мы так уязвимы? Они скорее сочтут вас лжецом, чем смирятся с мыслью, что стране грозит небывалый разгул терроризма!

Хардкасл снова допустил промах в длинном и сложном ударе, чем избавил Винсенти от хлопот по уборке стола, но, казалось, вовсе не заметил этого, а только сказал Винсенти:

– Установите их снова, Эл! Удваиваю ставку.

– Да в том пиве, что вы мне уже задолжали, адмирал, запросто можно искупаться, – заметил Винсенти.

– Вы же вроде не пьете, а? Вы что, думаете, я всерьез делаю эти ставки? Я вовсе не собираюсь платить за проигрыш, Эл. Ладно, давайте, ставьте шары, – с улыбкой повторил Хардкасл. – Нет, Марк, утром я должен быть на встрече в исполнительном комитете оперативной группы.

– Но пресс-конференция только на следующей неделе, – напомнил Шихэн. – Почему бы не подождать несколько дней и не заручиться за это время поддержкой Конгресса? На выходные у нас назначена маленькая сходка в Вирджиния-Бич. Похоже, посещаемость будет хорошая.

– Сходка? – переспросил Винсенти, устанавливая биллиардные шары.

– Прекрасный способ сдвинуть с места самых недоверчивых в Конгрессе, – объяснил Хардкасл. – “Проект-2000” устраивает в Вирджиния-Бич прием для начальников и членов их семей. Бесплатный проезд, бесплатные жратва и выпивка в неограниченном количестве, свой пляж, будут предоставлены даже яхты и водные лыжи. Нам необходимо привлечь к себе внимание сильных мира сего, по крайней мере заставить их выслушать, что мы собираемся сказать. Уверяю, эта затея стоит потраченных на нее денег.

– Да, верно, в этом есть смысл, – пробормотал Винсенти. Он уже закончил устанавливать шары, затем вдруг положил кий на сукно. – Простите, сэр, но мне надо идти, – сказал он. Хардкасл поднял на него глаза, на лице появилось подобие улыбки. – Если, конечно, я вам сейчас больше не нужен.

– Хотите что-то сказать, Эл? Валяйте, говорите! – велел Хардкасл. – Выкладывайте!

– Сэр?

– Да вы весь вечер только тем и занимались, что бросали на меня и Марка осуждающие взгляды. Но не промолвили и слова, – продолжал Хардкасл. – Если есть что-то на душе, надо ее облегчить.

– Мне нечего сказать. Я в этих играх не силен.

– Ерунда! Ведь я позвал вас сюда не случайно, – настаивал Хардкасл. – И доклад вы читали.

– Я уже сделал по нему замечания, сэр.

– Да, очень милые, вежливые такие замечания. Вполне шаблонные, – сказал Хардкасл. – Нет, не этого я от вас ждал.

– Я не силен в политике, адмирал.

– Меня мало волнуют ваши политические выкладки, Эл, – продолжал Хардкасл. – Для этого у меня имеется полковник Шихэн и оперативная группа “Проекта-2000”.

– Так чего же вы от меня хотите, сэр?

– Хочу, чтобы вы сказали, прав я или не прав. Близок к истине, или все это бред.

– Я уже комментировал ваш план.

– Тогда, значит, я прав, – Хардкасл кивнул. – Винсенти собрался было что-то сказать, но передумал. – Или не прав? – продолжал Хардкасл. – Так что же из двух, а, Эл? Истина это или бред собачий? – Винсенти смотрел на Хардкасла, явно пытаясь сообразить, как бы недипломатичнее ответить на этот вопрос. – Черт побери, Винсенти, я же уже говорил: мы здесь не для того, чтоб играть в молчанку. Давайте, выкладывайте! Мне нужно знать ваше мнение.

– Но, сэр, я недостаточно подготовлен, чтоб указывать вам, что надо делать, а что нет.

– Это из-за Линды, Эл? Ведь так?

Винсенти нахмурился, лицо его помрачнело.

– О чем это вы, адмирал?

– О Линде Маккензи. Она мертва, и вы считаете себя виноватым.

Все члены команды Хардкасла перестали переговариваться и наблюдали, чем закончится этот обмен репликами.

– Сэр... – начал Винсенти, глядя Хардкаслу прямо в глаза, – несмотря на все мое к вам уважение, ни хрена вы не поняли!

– Но Линда была вашим ведомым...

– Перестаньте называть ее по имени, адмирал! Можно подумать, она была вашей подружкой. Для вас она майор Маккензи!

– Кто виноват, что вы вылетели в ту ночь с испорченным прибором ночного видения? – спросил Хардкасл. – Кто виноват, что Линде позволили приблизиться к Казье без проверки работы всех приборов? Кто, наконец, виноват, что она подошла слишком близко к этому опасному вооруженному преступнику?

– Я не обязан объяснять вам все это, Хардкасл.

– А я считаю, что она вообще не должна была лететь с вами, Эл, – продолжал Хардкасл, шагнув к Винсенти, который, как успел с тревогой заметить Шихэн, теперь стоял на расстоянии вытянутой руки. – И считаю, что вы не справились с обязанностями командира звена. Какого черта вы посмели летать с Линдой, которую трахали, а?

При этих словах человек пять тотчас повернулись к адмиралу. Винсенти бросился на Хардкасла, Шихэн, в свою очередь, на Винсенти, остальные присутствующие, побросав блокноты и компьютеры, вскочили на ноги. Винсенти ухватил Хардкасла за рубашку, но тут Шихэн облапил его сзади, и на помощь ему подоспели еще двое офицеров. Хардкасл лишь улыбнулся, видя, как Винсенти трясется от ярости.

– Вы надменная, надутая дрянь! Да как вы смеете?! Тут Шихэн оттащил наконец Винсенти от Хардкасла и прислонил его к биллиардному столу. Он негодовал на Винсенти за то, что тот посмел поднять на Хардкасла руку, но и поведение начальника, позволившего себе говорить таким образом с пилотом ВВС, тоже возмутило и разозлило его.

– Прекратите! – крикнул Шихэн. И весь его гнев обрушился на Хардкасла: – Адмирал, вы вели себя просто недопустимо!

– Знаю. И прошу прощения, – спокойно сказал Хардкасл Винсенти. – Но ведь я прав, не так ли, Эл?

Ответа не последовало, Винсенти лишь гневно сверкнул глазами.

– Давайте поговорим серьезно, Эл. Ведь вы – ключ ко всему, что здесь происходит. Давайте же, не молчите, черт бы вас побрал, Эл!

– А почему, собственно, я должен доверять вам, Хардкасл? – воскликнул Винсенти. – И вообще, чем вы здесь занимаетесь? Что это за игра? Кто дал вам право совать свой нос во все это?

– Я здесь потому, что люблю поболтать, Эл, – таким же спокойным тоном заметил Хардкасл. – У меня богатое, интересное прошлое, и люди обожают слушать меня, потому что я развлекаю их своими байками и вообще выступаю в роли шута. Нет, если серьезно, я здесь потому, что мне небезразлично.

– Чушь! – парировал Винсенти. – Вы здесь для того, чтобы выпендриться перед прессой и разрекламировать этот хренов “Проект-2000”!

– Да, у меня есть несколько задумок, которыми я хотел бы поделиться, – признался Хардкасл. – И мне постоянно затыкают глотку, потому что никто не желает прислушаться. Люди предпочитают внимать этой пустой, витиеватой и бесцветной болтовне, этим бессмысленным словесам, исходящим из Белого дома. Да, я и впрямь хочу ознакомить прессу с идеями и задачами “Проекта-2000”, хочу, чтобы общество поверило в то, во что верю сам, и чтобы нам дали деньги, которых у нас нет. Да, у меня есть план действий, Винсенти, и связан он с укреплением национальной обороны, только и всего. Я здесь потому, что недавнее происшествие в очередной раз выявило нежелание правительства действовать, а также тот факт, что наши вооруженные силы. ослаблены...

– Я уже слышал все это по телевидению, радио, в речах, читал в газетах, – сказал Винсенти. – И, честно признаться, считаю изрядной мутью, потому как вы сами не знаете, о чем говорите. Ту же ошибку вы совершили и с Хаммерхед, адмирал. Но вы слишком преисполнены сознания собственной важности и значительности, поглощены развертыванием всех этих толстозадых платформ для воздушных операций, поднятием в воздух всех этих шаров с радиолокаторами, и вам некогда постичь главное. Вы наделены достаточной властью, чтобы привести в действие подразделение воздушной обороны, Хардкасл, но вы ни разу не посоветовались ни с одним из своих парней, как ее лучше организовать, эту оборону. Да, у вас были ребята из береговой охраны и таможенной службы, но разве входит хоть один боевой летчик в ваш военный совет? Нет, черт возьми, ничего подобного!

– У нас в совете есть представители ВВС...

– Ну да, конечно. Из АВАКС и систем оповещения воздушного базирования, а вовсе не те ребята, которым знакомы правила игры, настоящие боевые пилоты, – заметил Винсенти. – В борьбе с контрабандой наркотиков вы задействовали почти весь флот АВАКС, установили чуть ли не по всей длине границы разные радары, но разве хоть раз вы использовали в своих операциях F-4, F-106, F-15 или F-16? Настоящие боевые машины? Пожалуй, только в одном случае, когда этот полоумный выродок Салазар двинул на ваши укрепления свою боевую технику. К тому же вы умудрились истратить миллиарды на все это мудреное оборудование, по сути выбросив денежки на ветер, в то время как под рукой у вас были прекрасные пилоты и лучшие в мире машины, вполне способные справиться со всеми задачами. Марк Шихэн шагнул к Винсенти.

– Думаю, вы уже достаточно тут наговорили, подполковник Винсенти...

– Нет, пусть закончит, Марк, – улыбнулся Хардкасл. – Хочу выслушать все до конца. Давайте, Эл, продолжайте! Итак, вам все это не нравится. Почему?

– Да потому, что вы всегда останавливаетесь на полдороге, – ответил Винсенти. – Вы остановились на полдороге с Хаммерхед и повторяете ту же ошибку сейчас. И мыслите как-то двойственно, и работаете в основном на показуху, только это вас и волнует, а вовсе не взвешенный, логичный всесторонний подход к этой стратегической задаче. У вас имелись сногсшибательные, страшно дорогие надувные лодки, самонаводящиеся снаряды и ракеты, несколько вертолетов и кораблей. И что толку? Да ничего. Когда ваши авиационные подразделения попали в переплет, когда политики сочли, что они не могут должным образом выполнять свои задачи, вся эта ваша инфраструктура пошатнулась и тут же рухнула. Но, черт побери, вам же прекрасно известно, что летчики делали свою работу хорошо и что только из-за какого-то одного вшивого судебного процесса, из-за какой-то одной паршивой контрабандистки, с которой имели несчастье связаться ваши ребята, вся система пограничных служб в считанные секунды развалилась к чертовой матери! А почему, позвольте спросить? Да потому, что вся эта организация держалась только на ваших воздушных подразделениях. То же происходит и с нынешним планом, – продолжал Винсенти. – Он тоже целиком и полностью опирается на воздушные подразделения, по большей части состоящие из истребителей F-16 и F-15. Однако любой знаток без труда увидит, какие бреши зияют в этой структуре, и, мне кажется, Казье достаточно умен, чтоб проскочить даже через самый плотный воздушный кордон. Да вся эта нынешняя мура просто никакого сравнения не выдерживает с распущенным Хаммерхед! – Винсенти окинул Шихэна, а потом Хардкасла сердитым взглядом. – А я-то думал, тут у вас работают умные ребята. Даете советы будущим президентам, формируете политику и законы, тратите сотни миллионов долларов и сами не понимаете, что ни черта не умеете!

– Тогда помогите мне, – сказал Хардкасл. – Помогите мне разработать методику борьбы с террористами подобными Казье.

– Да кишка у вас тонка с ним бороться, – выпалил Винсенти. – Все, что я вижу здесь, это шайка каких-то чиновников, дерущихся за место под солнцем. Устраиваете приемчики на разных там пляжах, пресс-конференции, фонды, но, как только запахнет порохом, тотчас подожмете хвосты. И мне вовсе неохота тратить время на кучку политиканов, которые только и хотят, что набрать побольше голосов на предстоящих выборах.

Тут вернулся отошедший на неcколько минут Шихэн и доложил:

– Сэр, только что звонили от вице-президента Мартиндейла. Он возвращается из Сан-Франциско, уже в дороге. Новое нападение Казье на аэропорт. Международный в Мемфисе. Всего несколько минут назад. По предварительным данным, погибли несколько тысяч человек...

– О боже!.. – прошептал Хардкасл.

– Ему уже звонил президент, адмирал, – продолжал Шихэн. – И он хочет, чтобы вы с вашей группой немедленно прибыли для доклада в Белый дом. Там желают услышать полный отчет по вашей программе воссоздания сети противовоздушной обороны США.

– Господи! Позвоните летчикам, Марк, пусть подготовят “гольфстрим” к вылету. Довезите меня до оперативной базы, соберите всех наших людей, и безотлагательно! – приказал Хардкасл. Затем обернулся к Винсенти. – Вы летите со мной, Эл.

– Но мне не разрешено покидать базу, сэр.

– Я разрешаю, – сказал Хардкасл. – Со вчерашнего дня вы член моего совета, а президент только что распорядился доставить всех в Вашингтон. У нас еще есть часов пять в запасе, за это время вы вполне успеете внести все свои замечания по улучшению моей программы. Идемте!

ЧАСТЬ 3

БЕЛЫЙ ДОМ, ЗАЛ ЗАСЕДАНИЙ, НАУТРО

– Я могу сказать вам только одно, адмирал Хардкасл, – сердито говорила министр юстиции США Элизабет Лоув, помахав докладом и с отвращением швырнув его на стол. В тот же миг дверь, ведущая в Овальный кабинет, распахнулась, и все встали. – Вы, очевидно, совсем сошли с ума или настолько плохо осведомлены, что путаете причину со следствием... – Тут она заметила, что в зал вошел президент Соединенных Штатов, и обратилась уже к нему: – Я просто глазам своим не могу поверить, господин президент. Вы принимаете этого безумца здесь, и тем более в такое время!

– Что касается этого документа, то позвольте мне ответить министру юстиции, господин президент, – сказал Айэн Хардкасл, и на губах его заиграла еле заметная вызывающая усмешка.

– Всему свой черед. Для этого мы и проводим встречу, – заметил председатель президентского совета. Когда президент, бросая гневные взгляды на Хардкасла, уселся, Лоув молча заняла свое место рядом с остальными. Откуда Хардкаслу было знать, что Элизабет Лоув, одна из самых одаренных политиков в ближайшем окружении президента, уже имела с ним встречу с глазу на глаз и успела надавать массу советов по проведению совещания. И ее сердитая тирада в адрес Хардкасла была лишь частью поспешно, но тщательно продуманного плана, имеющего целью загнать Хардкасла и его единомышленников в ловушку.

Члены исполнительного комитета по борьбе с терроризмом, или сокращенно ИКБТ, подчинялись совету по национальной безопасности и лично президенту Они собрались сегодня в зале заседаний Белого дома, чтобы выслушать отчет о том, как продвигается охота на Анри Казье. В ИКБТ входили чиновники из министерств финансов, юстиции, обороны, транспорта и энергетики, а также представители ЦРУ и штаба СНБ. Поскольку президент назначил встречу в Белом доме, здесь присутствовали также почти все члены его кабинета и их представители в ИКБТ, так что в помещении было тесновато.

Это был просто очередной кризис администрации, которую, похоже, с самого начала преследовали напасти. Неурядицы начались, когда президент попытался снять запрет на службу в армии гомосексуалистов, следующим провалом был пакет законопроектов по здравоохранению. И, наконец, трения в самом Белом доме. Например, супруга президента, известная под прозвищем Стальная Магнолия, на этой встрече, равно как и на нескольких других, предшествующих ей, отсутствовала. Эта властная, волевая и очень умная женщина, обычно неразлучная с мужем, последнее время тратила все силы, пытаясь выпутаться из скандала, возникшего из-за какой-то сомнительной сделки с недвижимостью. Дело грозило принять совсем скверный оборот и перерасти в новый Уотергейт для нынешней администрации. Оно еще больше осложнилось после самоубийства личного советника супруги президента.

Однако теперь, в разгар серьезнейшего кризиса, охватившего страну, у президента не было ни сил, ни времени думать о жене. Перед этим несчастным парнем, которого многие называли Билли с южных холмов, стояли куда более серьезные задачи. Разразившийся в стране кризис мог стать последней соломинкой для нынешней администрации. Разумеется, в зависимости от того, справится она с ним или нет.

Помимо президента, членов ИКБТ и Хардкасла, на встрече присутствовали также подполковник Эл Винсенти, помощник Хардкасла полковник Марк Шихэн и некая Дебора Харли, оказавшаяся здесь в качестве секретаря Хардкасла, но на деле помощник-распорядитель бывшего вице-президента Кевина Мартиндейла. Его на встречу не пригласили, однако он успел позаботиться о том, чтобы на ней присутствовал его лазутчик; Даже если президент и его люди знали, кто такая Дебора Харли на самом деле, сейчас это их, похоже, ничуть не волновало.

Лицо Винсенти помрачнело, когда директор Федерального бюро расследований Лэйни Уилкс начала излагать подробности нападения на мемфисский международный аэропорт. Он с легкостью представил себе два самолета, устремившихся в атаку, несущих смерть сотням ни в чем не повинных людей. К счастью, список погибших оказался не столь обширен, как в Сан-Франциско: около двухсот погибших и свыше пятисот раненых, в основном работники компании “Юнивесл экспресс”, кладовщики. Но Винсенти чувствовал себя ответственным за каждую смерть. Изредка поднимая глаза от стола, он видел, как смотрят на него члены ИКБТ, и знал, что они молча осуждают его за то, что он не остановил Казье, хотя имел такую возможность.

Скрестив руки на груди, Хардкасл рассматривал овальный стол из вишневого дерева, Марк Шихэн наблюдал, как президент достает из вазочки на столе конфеты “эм-энд-эмс” и бросает их в рот одну за другой. Хардкасл ждал, когда же разразится буря.

– Мы оказываем всяческое содействие местным властям в розыске самолета, – говорила судья Лэйни Уилкс, – но при нападении на аэропорт вышли из строя все окрестные радары, как периферийные, так и центральные, расположенные в мемфисском международном, и проследить, куда направился этот самолет, пока не удалось. Сейчас наши лучшие сыщики вплотную занялись торговцами самолетами в южных и юго-восточных штатах, особенно теми, кто продает гражданские и военные транспортные машины. Но таких торговцев и посредников там около двухсот тридцати, к тому же преступники вполне могли раздобыть самолет в Центральной или Южной Америке. Перегнать его оттуда в южные штаты США не составляет труда. Для получения ордеров на обыск подобных заведений тоже требуется время. Мы...

При упоминании об ордерах Хардкасл тяжело вздохнул, несколько человек подняли на него глаза, но, поскольку адмирал не проронил ни слова, промолчали. Сделав вид, что не заметила этого, Уилкс продолжала:

– Как я уже говорила, сэр, мы не можем позволить себе, чтобы вылазки Казье довели нас до такого состояния, когда везде и всюду нам станут мерещиться сплошные преступники и террористы. Это только распаляет людские ресурсы и сеет панику. В погоне за Казье задействованы все наши агенты. У меня имеются агенты в Мексике и Канаде, они тоже участвуют. Я также разослала своих людей по четырем точкам, где имели место подозрительные взрывы, но все они вернулись ни с чем. Лишь за один прошлый месяц наше бюро расследовало около сотни случаев подобных взрывов, имевших место на территории США, но ни к одному из них Казье отношения не имеет.

– Тем не менее, этот Казье преступил черту, и, как мне кажется, мы обязаны расследовать любой подобный инцидент, – заметил министр транспорта Ральф Мерски. Затем он обернулся к президенту и сказал: – Господин президент, действуя в соответствии с федеральными правилами гражданской авиации, я распорядился закрыть международный аэропорт в Таксоне, поскольку там сейчас расследуется весьма подозрительное происшествие. Мы полагаем, что Казье летел на коммерческом авиалайнере и, опасаясь быть пойманным, убил несколько человек из технического персонала. Вообще, если следовать закону, я должен был бы закрыть все крупные аэропорты, расположенные вблизи тех мест, где случались какие-либо подозрительные происшествия, пусть даже судья Уилкс и убеждена, что они не имеют никакого отношения к Казье. Но я провел совещание с владельцами крупнейших авиакомпаний страны, и все они в один голос умоляли меня не закрывать аэропорты.

– А чего еще вы от них ожидали? – вмешалась министр юстиции Лоув. Согласно акту о национальной безопасности, принятому в 1949 году, министр юстиции США должен был возглавлять борьбу с терроризмом в кризисных ситуациях. Закаленный армейский ветеран, юрист и член парламентского лобби, Элизабет Лоув как нельзя лучше соответствовала этому назначению и могла справиться с делом не хуже любого мужчины. – Им нужно только делать деньги, и они готовы ради этого поставить на карту жизнь любого человека. Они будут доказывать и убеждать, что свой следующий удар Казье нанесет где угодно, только не по их аэродромам и самолетам...

– Знаю, Лиз, – оборвал ее Мерски. – Но для этого мне нужны указания из Белого дома, – и, обращаясь к президенту, продолжал: – Мы уже приняли меры безопасности третьего уровня, когда агенты спецслужб подключены к поиску взрывчатых веществ в багаже, обнаружению бомб в автомашинах, припаркованных рядом с аэровокзалами, пресечению любых попыток похищения самолетов с поля, ну и так далее. По закону я должен был бы принять меры безопасности второго уровня во всех аэропортах, где есть самолеты, рассчитанные более чем на восемнадцать пассажиров. Именно этого требует обстановка, когда существует непосредственная угроза со стороны террористов как на местах, так и в национальном масштабе, господин президент.

Президент Соединенных Штатов сидел, слегка ссутулившись, за огромным столом и выглядел так, словно сон был ему вообще ни к чему. Высокий, молодой, особенно по сравнению с большинством членов комитета, прекрасно сложенный и красивый мужчина с густыми, рано поседевшими волосами. Лишь темные круги под глазами от недосыпания и сеть морщинок в уголках глаз – итог нервного напряжения, чтения газет и просмотра телевизионных программ без очков – старили его. Толстые пальцы обхватили чашечку кофе. Он отпил глоток – опять холодный. Президент со звоном опустил чашку на блюдце, бросил в рот еще одну пригоршню “эм-энд-эмс” (его пристрастие к дешевым лакомствам уже стало притчей во языцех) и протянул со своим немного гнусавым южным выговором:

– Но, Ральф, разве этот твой третий уровень защитит хоть кого-нибудь, если вдруг Казье придет на ум сбросить на головы людей еще одну бомбу? Почему до сих пор вы не предприняли более строгих мер безопасности?

– Дело в том, сэр, что у нас в Штатах просто не разработано до сих пор мер по борьбе с воздушными налетами. Никаких, кроме разве что закрытия аэропортов, – ответил Мерски. – Лет тридцать назад был разработан план гражданской обороны на случай нападения Советов с воздуха. Да и то речь там шла в основном об эвакуации, срочной медпомощи, перекрытии доступа к средствам навигации...

– Выходит, единственное, что нам остается, это закрыть все аэропорты? – недоверчиво протянул президент. Боже, до чего он ненавидел все эти заседания, особенно в отсутствие жены! Эта долбаная история с недвижимостью отнимает теперь все ее время, которое она могла бы провести рядом с ним, помогая советом и делом. Черт! Дернуло же их вкладывать деньги в эту дурацкую землю! Ну да ладно... Как-нибудь переживем. Но ему было трудно, страшно трудно жить без нее, особенно теперь. Она была нужна ему, как никогда прежде. – И вообще, не надо быть конструктором ракет, чтобы сообразить, какое может произойти несчастье! Вы что, забыли, какой развал начался в стране, когда американские воздушные диспетчеры объявили забастовку? Какая началась паника, забыли? Бог ты мой... Ладно. Кто еще хочет выступить? – Он повернулся к Хардкаслу, Винсенти и министру обороны доктору Дональду Ширу. – Адмирал Хардкасл, я просил вас приехать, поскольку наслышан о вас. – Он сделал паузу, не решаясь продолжать, но потом все же отважился: – И потому, что, как мне говорили, вы настоящий гений, когда речь заходит о катастрофе! Сам я несколько иного мнения и, честно признаться, подозреваю, что этот ваш “Проект-2000” есть не что иное, как часть вашей политической кампании, которую вы проводите с вице-президентом Мартиндейлом, – продолжал он. – Нам ни к чему вмешательство в расследования подобного рода. А все эти спектакли, которыми вы дирижировали в сенате, чтобы получить возможность влезть в расследование, проводимое ФБР в Сан-Франциско, всего лишь грязная дешевая игра, чтобы использовать обстановку для укрепления своего политического престижа!

– Ну, да, разумеется. Особенно если учесть, что Казье нанес новый удар, – дерзко заявил Хардкасл. Президент развел руками и кивнул.

– Да, нанес. Я полагал, что он уже далеко, но ошибался. Придется заняться им вплотную. А вы предлагаете нам техническую помощь в этом деле, за что я вам безмерно благодарен. – Он поднял со стола памятку “Действия в случае воздушных ЧП”, сочиненную Хардкаслом, и сердито добавил: – Но вы показываете эту бумагу мне и одновременно прессе. А это, знаете ли, дурно пахнет. Американцы видят, как вы, выступая по телевидению, расписываете свой план, они, бедняжки, так и прилипают к ящику, потому что знают вас как человека действия и рассчитывают увидеть вас в деле. И это заставляет меня задать вам один очень важный вопрос, адмирал: вы действительно хотите помочь мне разрешить этот кризис или же просто ведете свою политическую кампанию?

– Я пытаюсь остановить Казье, господин президент, – спокойно ответил Хардкасл. – Все очень просто. К тому же, при всем уважении к вам, не могу не заметить, что от этого кризиса зависит и ваша политическая карьера. В не меньшей степени, чем моя.

– Когда мне потребуются ваши советы по политическим вопросам, адмирал, я сам вас спрошу, – протянул президент. – И, несмотря на все мое к вам уважение, смею заметить, что иметь дело с вами, адмирал, мне куда труднее, чем с Казье. По крайней мере, этот маньяк не выступает по телевизору каждые два часа. Однако давайте к делу. Люди доктора Шира уже вкратце обрисовали мне ваши идеи, и, хотя лично я считаю некоторые предложенные вами меры просто опасными, ничего другого, увы, нам, похоже, не остается.

– От всей души надеюсь, что вы согласитесь на эти меры, господин президент, – сказал Хардкасл. – Хотелось бы также, чтобы этот план поддержали и ваши советники. Меры безопасности первого уровня – это единственный шаг, который предписывается принимать в подобной обстановке. Но разве помогут они остановить Казье? Ведь они в основном предполагают закрытие почти всех крупнейших аэропортов и большинства навигационных радиостанций. Однако Казье это не остановит...

– Насколько я понимаю, ваши предложения сводятся к тому, чтобы передать все полномочия в руки военных? – скептически заметила Лэйни Уилкс. И ткнула пальцем в доклад Хардкасла. – Вы хотите использовать военных для обеспечения законности и правопорядка на территории США?

– Проблема уже вышла за рамки законности и правопорядка, судья Уилкс. Это вопрос национальной безопасности.

– Ошибаетесь, Хардкасл. Это прежде всего уголовное расследование, и вестись оно должно с привлечением соответствующих служб. Я, господин президент, не спорю, кризис серьезный, но введение военного положения – не выход.

– Я вовсе не собираюсь вводить военное положение, – быстро ответил президент, нервно проводя рукой по волосам. – И хотел бы, чтобы это было ясно с самого начала!

– Но, господин президент, я читала предложения адмирала Хардкасла, – возразила Уилкс, – и это самый реакционный и наглый военный переворот.

– Не могу не согласиться с вами, – заметила министр юстиции Лоув. – Чтобы охранять наше небо и гоняться за Анри Казье, военные нам вовсе ни к чему. Существует исполнительный комитет по борьбе с терроризмом, он отвечает за обстановку и контролирует ее.

– Судья Уилкс, Лиз, погодите минутку, – вмешался президент. – Я пригласил сюда Хардкасла и полковника, чтобы выслушать их мнение. – Он снова повернулся к Хардкаслу. – Меня посвятили в ваш план, адмирал. Слишком уж жесткие меры. Объясните, будьте добры, чем отличаются они от введения военного положения?

– Критики этого плана, господин президент, могут навешивать на него любые ярлыки, – ответил Хардкасл. – Моя же цель предельно проста: защитить наши главные международные аэропорты от нападений с воздуха.

– Но, господин президент, я полагаю, ФБР вполне может справиться с ситуацией, не прибегая к крайним мерам, предполагающим участие военных, – заметила Лоув, держа в руке свою копию доклада, который Хардкасл представил и в министерство обороны тоже. – Вы пишете здесь о ракетах “земля – воздух”, истребителях, эскортирующих коммерческие рейсы, о “свободных от огня” зонах вокруг крупных городов и аэропортов. – Она удрученно покачала головой. – Смешно! Причем, заметьте, это не какой-нибудь там очередной дурацкий роман Дейла Брауна, это реальность!

– Все следует построить и организовать так же, как и на военной американской базе, которая находится на чужой территории и подверглась нападению извне, – начал объяснять Хардкасл. – План предполагает, сэр, что все воздушные перевозки по стране будут осуществляться с обеспечением максимального уровня безопасности.

– Это само собой разумеется, адмирал.

– И тогда, сэр, это будет проще, чем отобрать у младенца конфетку. Пусть только Анри Казье попробует напасть на какой-нибудь аэропорт, когда он будет окружен непроницаемой железной оборонительной стеной. А самое главное – следует организовать жесточайший контроль всех передвижений в воздухе, на тот случай, если вдруг Казье отыщет в этой сети щелочку и попробует напасть.

– Меня это совсем не радует, – заметил президент, больше всего на свете желавший, чтобы вдруг случилось чудо и ему и его администрации не пришлось больше заниматься всем этим дерьмом. Почему, ну почему только вместо него не выбрали его жену? Передать это дело в ее руки – вот чего ему больше всего хотелось бы сейчас. – Однако я пригласил вас, поскольку многие считают, что ваш план имеет свои достоинства, особенно в критических ситуациях подобных этой. Так что вы конкретно предлагаете, адмирал?

– Мой план, сэр, состоит из двух одинаково важных частей, – начал Хардкасл. – Прежде всего, мы управляем передвижением каждого воздушного судна над территорией США, используя гражданские и военные радарные системы. Во-вторых, план предполагает использование воздушных и наземных систем обороны с целью отслеживания, опознания и, при необходимости, блокирования любого летательного аппарата, если он не опознан или отклоняется от должного курса...

– Снова Хаммерхед на наши головы! – заметила Лэйни Уилкс с таким выражением на лице, словно в комнате запахло газом. – Новая атака на билль о правах, адмирал!

– До тех пор, пока вы не схватите Казье, судья Уилкс, у нас просто нет другого способа обеспечить безопасность воздушных перевозок.

– Но все это выглядит несколько нереально, адмирал, – вмешался министр транспорта Мерски. – Поставить каждый самолет в стране под контроль? Наши воздушные диспетчеры и так перегружены. Как и на чем будут летать люди? В стране сотни тысяч самолетов. И ваше выражение “блокировать” – это ведь не что иное, как замаскированное предложение сбивать любой самолет, даже гражданский, если он отклонился от курса или неправильно зашел на посадку, например, из-за метеоусловий.

– Лично я, адмирал Хардкасл, не склонен считать, что этот план сработает. Нет, до добра он не доведет, только вызовет еще большую панику и беспорядок, – сухо заметил вице-президент. – Где это видано, чтобы каждый самолет в крупном аэропорту страны эскортировался вооруженными истребителями? Это же прямое нарушение конституционных прав!

– Единственный верный способ опознать подозрительный самолет – это перехватить его и обследовать визуально, – вставил Винсенти. – И во многих случаях отвести подозрительный самолет от той или иной территории можно лишь с помощью истребителя-перехватчика. К подключению наземных систем противовоздушной обороны можно прибегать лишь в крайних случаях. Ведь если самолет террориста будет сбит ими в нескольких милях от крупного аэропорта, это приведет к огромным разрушениям на земле, к тому же по намеченной цели довольно просто промахнуться...

А потому перехват должен осуществляться как можно дальше от крупных населенных пунктов. Ракета “стингер”, к примеру, обладает радиусом действия в одну-две мили, а пушка передвижной зенитной установки – вдвое меньшей дальностью. И террорист, в которого угодили из пушки “эвенджер” или ракетой “стингер”, скорее всего упадет именно на территории аэропорта, хоть это и вызовет меньше смертей и разрушений, чем если он достигнет своей цели. “Пэтриот” имеет максимальный радиус действия около шести миль, ракета “хок” – около двадцати, это минимальное расстояние, на которое можно позволить приблизиться подозрительному самолету...

– Нет, это просто безумие какое-то... – пробормотал кто-то из присутствовавших.

Ответом ему был одобрительный гомон.

– А потому опознание, контроль и блокировка должны осуществляться вооруженными истребителями-перехватчиками, которыми будут управлять радары АВАКС. Это позволит перехватить нужный самолет как можно дальше от намеченной им цели, лучше всего – за сотни миль от нее, – продолжал Винсенти. – Вообще все подозрительные самолеты следует держать как можно дальше от крупных аэропортов, и лучший способ посадить такой самолет на специальную базу, где его можно обследовать визуально, это задействовать перехватчики.

– Нет, это действительно безумие! – воскликнула министр юстиции Лоув. – Только вообразите: летит какой-нибудь рейс “америкэн эйрлайнз” с двумя сотнями с лишним пассажиров на борту, и вот все они наблюдают, как на крыло им садится истребитель! Бог мой, а если при этом произойдет несчастный случай? Один случайный выстрел, и самолет будет сбит? Это вызовет просто массовую истерию...

– Мне кажется, госпожа Лоув, что паника, охватившая страну, уже граничите массовой истерией, – заметил Хардкасл. – Мой полет из Калифорнии в Вашингтон отложили на несколько часов только потому, что наземные службы потеряли на этот рейс какие-то бумаги, и самолет не выпускали в воздушное пространство. Я слышал, что диспетчеры ударяются в панику всякий раз, когда борт отклоняется от намеченного курса всего на пару миль, причем не имеет значения, что это происходит в сотне миль от крупного аэропорта. Пора начать овладевать положением, иначе страну и впрямь охватит паника.

– Господин президент, при всем своем уважении к подполковнику Винсенти, мы вынуждены попросить адмирала Хардкасла и его людей забрать свои ракеты “пэтриот” и истребители F-16 и отправиться выступать с ними в телевизионном шоу, – ехидно вставила Лоув. – Мы не нуждаемся в такого рода средствах, чтобы овладеть положением.

– Полностью согласна, господин президент, – встряла директор ФБР Уилкс. – Рано или поздно Казье допустит какую-нибудь ошибку. И если катастрофа в Мемфисе – его работа, то могу заверить вас, сэр, кольцо вокруг него сужается все плотней.

– Хорошо, Лиз, – ответил президент и поднял руки. – Теперь скажите мне, какие меры будут приняты, чтобы успокоить людей, в особенности пассажиров?

Пока Лоув говорила, Дебора Харли, помощник Мартиндейла по особым поручениям, наклонилась к Хардкаслу и сунула ему в руку какую-то записку. Он обернулся к ней. Харли было под пятьдесят, смазливая блондинка с ярко-зелеными глазами и еле заметной, никогда не сходящей с губ насмешливой улыбкой.

– Что это, мисс Харли? – спросил он.

– Кое-какие наблюдения, адмирал, – шепнула она. Улыбка продолжала играть на ее губах, но глаза смотрели жестко и холодно.

Хардкасл нахмурился. Он совсем не знал Харли, видел ее лишь на разных приемах и мероприятиях рядом с Мартиндейлом. Иногда она исполняла роль его секретаря, иногда – водителя, телохранителя, даже жены. После провала на прошлых выборах Мартиндейл развелся с женой, и в жизни его начали чередой появляться шикарные женщины, – бульварные газетенки прилежно вели их учет, – но лишь Дебора Харли непременно возвращалась к Мартиндейлу. Было в этой красивой женщине нечто загадочное и соблазнительное – идеальная “приманка” для бульварных газет, однако они почему-то никогда не трогали ее. Прежде Хардкасл не обмолвился с ней ни словом, не считая обычных приветствий и любезностей. Очень уж деловая она была, эта мисс Харли.

Он с трудом разбирал незнакомый почерк. В записке было всего два слова: “Это ЛОВУШ...” Он уже собрался было спросить ее, что сие означает, но тут к нему обратился президент:

– А каково ваше мнение, адмирал?

– Простите, сэр, – ответил Хардкасл, складывая записку и пряча ее в карман, – вы не могли бы повторить?

– Господи, адмирал, у нас здесь важное совещание! – раздраженно заметила Лоув. – Мое предложение сводится к тому, что единственный способ контролировать перевозки – это ограничиться самолетами, осуществляющими взлет и посадку с аэродромов, оснащенных башнями наземного слежения, где персонал может визуально опознавать все вылетающие самолеты, а также использовать компьютеры для управления движением в целом. Таким образом, нам удастся сохранить большую часть рейсов, ограничить число целей, представляющих интерес для террористов, и не подвергать опасности жизнь мирных граждан, используя разные там пушки и ракеты.

– Но если вы заметили, госпожа Лоув, это часть и моего плана тоже, – ответил Хардкасл. – Полагаю, что власти должны со всей определенностью знать цель и характер каждого рейса. При действующей ныне системе борт, следующий в пределах визуального отслеживания, может войти в любую систему управления движением. Мы называем такие самолеты “выскочками” и должны их устранить. Ведь Казье может загрузить обычный транспортный самолет взрывчаткой где-нибудь на базе в пустыне, затем связаться со службой слежения и подогнать этот самолет к любому крупному аэропорту. Причем получить от диспетчеров первоклассное обслуживание вплоть до момента сброса взрывчатки на землю. Ограничившись аэропортами с башнями диспетчеров, федеральные власти без труда определят, кто в данный момент находится у них в системе. А с получением ордера на личный досмотр мы сможем...

– Визуальный досмотр? – перебила его Лоув. – Вы что же, собираетесь досматривать каждый самолет, который покажется вам подозрительным? А вы представляете себе, Хардкасл, сколько их может быть, этих самолетов?

– В среднем каждые пять секунд с тридцати крупнейших аэродромов страны поднимается в воздух один самолет грузоподъемностью свыше семидесяти пяти тысяч фунтов, – ответил Хардкасл. – Это составляет семнадцать тысяч рейсов в день. Но три четверти из них – обычные пассажирские рейсы, следующие по расписанию. Таким образом, у нас остается четыре тысячи рейсов в день. Это грузоперевозки, полеты с неизвестной нам целью, опять же грузовые, деловые, частные, мелкие коммерческие и экспедиционные рейсы. Таких производится около ста тридцати в день на каждом из крупнейших аэродромов, то есть около пяти в час. И мне кажется, что эти самолеты вполне можно подвергнуть досмотру. Конечно, необходимо должным образом задействовать местные, окружные и федеральные власти, в том числе резерв полиции и армии, тогда мы сможем досмотреть каждый такой самолет. Впрочем, я не питаю иллюзий по поводу неуязвимости этой системы, – продолжал Хардкасл. – Уж на что надежной, плотной, многослойной системой слежения обладали наши службы охраны границ, однако контрабандисты все равно умудрялись отыскать лазейку. Казье не только крайне опасен, он очень умен и изобретателен и, мне кажется, сумеет найти выход и здесь. А потому нам следует быть готовыми вовремя остановить его, до того, как он подберется к аэропорту. А это предполагает создание интегрированной сети противовоздушной обороны. Мы должны иметь возможность отследить и при необходимости атаковать любой враждебный самолет в любой точке нашего воздушного пространства, особенно вблизи тридцати трех крупнейших аэродромов с воздушным пространством класса Б.

– Я решительно против этой идеи, господин президент, – вмешалась Лоув. – Думаю, это приведет лишь к авариям и гибели ни в чем не повинных людей. Это все равно, что напустить на наши аэропорты Грязного Гарри.

– Я тоже против, господин президент, – заметил министр транспорта Мерски. – Возникнут сложности при взаимодействии гражданских диспетчеров с военными.

– Но эта трудность вполне разрешима, господин министр, – возразил Хардкасл. – Я доказал это с Хаммерхед. Такого рода меры действуют очень успешно, господин президент, я убедился в этом на своем опыте. Причем наладить эту систему можно в течение нескольких дней, что тоже очень важно, сэр.

Президент погрузился в молчание, по всей видимости, обдумывая услышанное, затем обратился к Хардкаслу:

– Хорошо, Айэн. Я не в восторге от этой идеи, но меры принимать надо. – Он вынул из кармана карточку, взглянул на нее и объявил: – Дамы и господа, министр юстиции Лоув, я собираюсь объявить в Конгрессе, что, согласно статьям 332 и 333 американской конституции, отныне я беру на себя всю ответственность за использование военных в этой кризисной ситуации. Госпожа Лоув, по закону отныне вашим заместителем в исполнительном комитете по борьбе с терроризмом назначается военный. Он будет взаимодействовать с органами правосудия и военными службами и согласовывать их действия. Хотелось бы особо подчеркнуть, что военное вмешательство будет ограничиваться лишь охраной главных аэропортов страны и ни в коем случае не означает введения военного положения.

Затем президент, обернувшись к Хардкаслу, продолжал:

– Пора переходить от слов к делу, адмирал. А потому позвольте объявить: я назначаю вас руководителем программы. Именно вы будете отныне осуществлять связь между военными и комитетом по борьбе с терроризмом.

Хардкасл едва не свалился со стула от удивления.

– Простите, сэр?

– У меня нет выбора, – просто ответил президент. – Казье до сих пор на свободе. Судья Уилкс делает все возможное для его поимки, но пока он не схвачен, мы должны принять самые жесткие меры. Мнения в моем кабинете по этому поводу разделились. Мне нужны лучшие люди, чтоб возглавить эту операцию и, как ни печально это признавать, но лучшей кандидатуры, чем вы, у нас не оказалось. Ну, что скажете, адмирал? Вы согласны? – Хардкасл быстро взглянул на Шира, Мерски, Лоув и Уилкс. Все, кроме последней, сидели молча и смотрели прямо перед собой с безразличным выражением на лицах. Уилкс же кипела от гнева. – Мне нужен ваш ответ, Айэн. Ждать больше нельзя. Вам необходимо объединиться с доктором Широм и двинуть в бой тяжелую артиллерию.

– Тогда я с вами, господин президент, – ответил Хардкасл, – и готов немедленно приступить к делу.

– Прекрасный ответ, – заметил президент, обрадованный тем, что заседание на этом можно закрыть. – Сегодня днем сделаю официальное заявление для прессы. Вы будете подчиняться Майклу Лифтеру, моему специальному помощнику по вопросам национальной безопасности. Однако все же хотелось бы, чтобы вы постоянно держали в курсе дела министра юстиции Лоув, она, в свою очередь, будет докладывать мне. Жалованье составит три генеральских оклада, ну и так далее, адмирал. Счастлив, что вы с нами. А теперь можете быть свободны. Майкл и доктор Шир вскоре присоединятся к вам. Удачи!

С тем Хардкасла и отпустили. Он поднялся и вместе со своими помощниками покинул зал заседаний. Вскоре возле Овального кабинета к нему подошел советник по вопросам национальной безопасности Майкл Лифтер с помощником.

– Мы проводим совещание в Пентагоне, – сказал Лифтер. Это был высокий худощавый чопорный мужчина с маленькими темными беспокойными глазками и высоким лбом, что придавало его лицу немного зловещее и загадочное выражение. – Министр Шир присоединиться к нам уже там, вместе с председателем. Уверен, они намерены провести видеоконференцию с генералом Лоусоном, главнокомандующим Атлантическим военным округом. – Хардкасл знал, что председателем был весьма популярный (во всяком случае, у средств массовой информации и широкой публики) военный, влиятельный главнокомандующий объединенными военно-воздушными силами генерал армии Филипп Т. Фримен. Генерал армии Томас Лоусон был главнокомандующим войсками США на Атлантическом побережье – важный пост, связанный с обороной сорока восьми “нижних штатов”. Хардкасл не был знаком с Лоусоном лично и предпочел бы видеть на этом посту генерала ВВС Чарлза Ская (удивительно подходящее имя для генерала ВВС<В пер. с англ. “небо”>), бывшего пилота легендарного подразделения “Буревестник”, который командовал сейчас космическим штабом США и, значит, был начальником штаба обороны аэрокосмического пространства США, а также американо-канадского штаба противовоздушной обороны. Но таков был выбор президента. – Мы можем поехать в моей машине.

– Если не возражаете, сэр, мы присоединимся к вам уже там, – сказала внезапно возникшая рядом Дебора Харли.

Лифтер немного растерялся. Взглянул на Харли, ее змеиные глаза смотрели равнодушно и презрительно. Затем перевел взгляд на Хардкасла.

– Мне необходимо обсудить с вами ряд важных вопросов, адмирал.

– Мы присоединимся к вам в кабинете председателя, мистер Лифтер, – с нажимом повторила Харли.

Забрав у секретаря Белого дома свои пластиковые пропуска, они вышли, и Хардкасл обратился к спутнице:

– Что, черт побери, все это означает, мисс Харли? И о чем говорилось в этой дурацкой записке?

– Там говорилось, что вас подставили, адмирал, причем все было разыграно, как по нотам, – ответила Харли. – Неужели вы этого не поняли?

– Не понял чего? – спросил Шихэн.

– Ну, а вы, подполковник Винсенти? – спросила Харли. – Хоть вы-то смекнули, что к чему?

– Думаю, да, – ответил Винсенти. – Мне неприятно говорить это, адмирал, но вас обвели вокруг пальца, как мальчишку.

– Вы что, всерьез полагаете, будто назначить вас командующим ПВО – такая уж удачная мысль, адмирал? – спросила Харли. – Позвольте все же узнать, почему вы согласились?

– Потому что так я помогу исправить положение, – ответил Хардкасл. Он лихорадочно вспоминал вереницу только что развернувшихся перед ним событий и чем дольше думал об этом, тем сложнее виделось ему положение. – Тогда я смогу быть хоть чем-то полезен, черт возьми! Смогу испытать мой план в действии...

– У вашего плана, адмирал, безусловно, есть свои достоинства, – заметила Харли, – но вы не входите в администрацию президента. Вам не позволят выполнить свою программу, как вы того желаете. Вы всего лишь помощник советника по вопросам национальной безопасности, причем этот Лифтер – просто советник и не имеет отношения к военной верхушке. Более того, отныне вам не позволят выступать перед прессой, даже о своем “Проекте-2000” вы больше не имеете права говорить. По условиям договора Белого дома о неразглашении, только председатель объединенного комитета начальников штабов через пресс-секретаря Белого дома может указывать вам, кому вы имеете право давать сведения, а кому нет. И если вы нарушите это условие (а я уверяю вас, именно этого они от вас и ждут), они имеют полное право засадить вас за решетку. В прошлом они не раз проделывали подобные штучки. И так изгадят вам карьеру и репутацию, что, уверяю, вы сочтете себя счастливчиком, если после этого вам позволят стать председателем отряда бойскаутов где-нибудь в окрестностях Вашингтона. И тогда вам уже ничем не смогут помочь ни лидер нацменьшинств Уэсткот, ни сенатор Хейердал, ни даже бывший вице-президент Мартиндейл. Вас просто раздавят, адмирал Хардкасл, и вы сами виноваты в этом. Так что, похоже, вам придется отменить все свои ближайшие выступления по телевидению. – Пожав плечами, Харли одарила его веселой, хоть и немного усталой улыбкой. – Ничего, не расстраивайтесь, адмирал. Президент – настоящий мастер по части такого мелкого мошенничества, иногда он так заигрывается, что обманывает самого себя и свою жену.

Хардкасл хранил мрачное молчание на всем пути от Белого дома к западному крылу здания Пентагона, но, когда машина остановилась, обернулся к Харли и заметил:

– Может, президент действительно обвел меня вокруг пальца, мисс Харли, но зато я назначен помощником советника по национальной безопасности. А потому сейчас намерен самым серьезным образом ознакомиться с положением дел в этом учреждении и рассчитываю на вашу помощь.

Дебора Харли слегка вздернула плечо, глаза ее засверкали от радостного возбуждения, потом их выражение изменилось.

– Прошу прощения, адмирал, но у меня уже есть работа.

– Я не совсем понимаю, в каком качестве вы служите Кевину Мартиндейлу, мисс Харли, но в одном уверен: теперь я вхож в Белый дом. И думаю, что, если вы последуете за мной, от этого будет куда больше пользы и вице-президенту лично, и “Проекту-2000” тоже. Куда больше, если вы будете продолжать шпионить за его политическими противниками. Вы согласны?

Харли покраснела, этого Хардкасл от нее никак не ожидал.

– Сейчас мне кажется не слишком уместным обсуждать...

– Да что это с вами, мисс Харли? Может, вы опасаетесь, что не пройдете проверку на благонадежность в спецслужбе Белого дома?

– Не думаю, что это будет трудно, адмирал, – ответила Харли. – Я наизусть знаю, что написано в моем тамошнем досье, тем более что сама составляла его. Мало того, я видела также и ваше досье. И даже могу показать его вам, только чуть погодя.

Хардкасл кивнул. По ее самоуверенной ухмылке и немигающему взору он понял, что она не врет. Эта женщина была не просто помощником-распорядителем при Мартиндейле, но и его доверенным лицом, его невидимой союзницей, способной с легкостью проникнуть в святая святых Белого дома и нынешней администрации, и с ней приходилось считаться.

– Нашли там что-нибудь интересное для себя, мисс Харли?

Она рассмеялась, погрозила Хардкаслу пальцем и ответила:

– Я вам одно могу сказать, адмирал. Если ваш план будет пущен в ход хотя бы частично, а к Казье принята только половина тех мер, которые вы принимали в прошлом на Гаити, Багамских островах и в Колумбии в бытность свою командиром Хаммерхед, я этому Казье не завидую.

УЧЕБНАЯ БАЗА МОРСКОЙ АВИАЦИИ В ФЭЛЛОНЕ, НЕВАДА, ТРИ ДНЯ СПУСТЯ

Перед началом похода экипажи самолетов авиационного соединения обязаны доложить командиру о способности и готовности выполнить порученное задание. Для этого ударные подразделения ВМС и морской пехоты на западе США проходят обязательное двухмесячное обучение в Фэллоне, на тренировочной базе ВМС на севере штата Невада. Там они в поте лица отрабатывали применение артиллерии, пуск ракет и бомбометание. Полигон занимал тысячи квадратных миль и располагался на территории трех округов, где среди одиноких холмов и высохших озер каждый год сотни мужчин, а теперь и женщин штурмовали пустыни и горы, выстраивались на сбитых из досок площадках и взлетных полосах, которые выгрызли в этой насквозь прожженной солнцем земле бульдозеры, а потом сбрасывали на нее тонны бомб, ракет, снарядов и пуль. Эти земли использовались также для испытания новых видов оружия. Благодаря своей удаленности от населенных районов Фэллон служил также крупнейшим в стране артиллерийским складом, где хранились, сортировались, распределялись, обновлялись, демонтировались и уничтожались тысячи тонн взрывчатки и оружия.

Это восьминедельное пребывание в Фэллоне воспринималось морскими летчиками совсем не как трагедия. Хотя на самой базе все было оборудовано по первому разряду, единственный близлежащий городок был таким маленьким и захолустным, что не имело смысла надеяться найти там развлечения и отдых после многотрудных учений. Разве что в многочисленных борделях. Зато на базе каждому предоставлялась прекрасная возможность подготовиться к долгому пребыванию в открытом море, где возможностей развлечься или расслабиться было еще меньше, к тому же условия для тренировочных полетов здесь были просто великолепные. И обычно летчики с нетерпением ждали встречи с неизменно синим и ясным небом Фэллона, его горными хребтами, исправными ракетами и артиллерийскими установками. Все это давало возможность показать начальству, на что они способны, имея на вооружении самые современные машины морской авиации.

Место это притягивало также торговцев оружием и контрабандистов. Попасть сюда не составляло труда, если у вас имелись деньги и нужные связи.

Приземлившись в городском аэропорту Фэллона, расположенном в пяти милях к северо-западу от базы, Грегори Таунсенд, третий помощник Казье, заведовавший разработкой планов операций, арендовал просторный ангар, где экипаж принялся заправлять и снаряжать их старенький грузовой “хэвиленд С-8 буффало”, а Изидро со своими ребятами начал готовиться к встрече с нужными людьми.

Вскоре после полуночи послышался шум мотора – к ангару приближался грузовик. Затем последовала часовая пауза, очевидно, прибывшие ожидали подкрепления, чтобы оцепить ангар. Наконец Изидро и Таунсенда встретили несколько мужчин, подъехавших на военном автомобиле “хамви”. Из него вышли шесть человек, все вооруженные до зубов винтовками М-16 и автоматами “беретта”. Двое были в военно-морской форме, остальные в штатском, хоть и с короткой военной стрижкой. А мужчина, сошедший с переднего сиденья “хамви” и державшийся как начальник, выглядел типично штатским. Двое вооруженных винтовками парней встали возле Изидро и Таунсенда, двое других загнали людей Казье в самолет, стоявший в ангаре, и держали их там под наблюдением, а еще двое заняли посты у переднего и заднего выходов из ангара.

Таунсенда и Изидро обыскали, оружие отобрали. Изидро был вооружен до зубов – тяжелый автомат, два револьвера, два ножа. Все это у него изъяли, однако разрешили оставить при себе металлический чемоданчик, который предварительно тщательно осмотрели. В нем лежали наличные: доллары США двадцати-, пятидесяти– и стодолларовыми купюрами, а также чеки на предъявителя для швейцарских и немецких банков.

– Они притащили наличные, – сообщил солдат, тщательно проверивший чемодан на предмет оружия, мужчине в штатском.

– Мы уже давно ведем с вами дела, – сказал начальнику Таунсенд, – и хотим, чтобы и дальше у нас все шло, как по маслу. Всегда готовы платить хорошие деньги за хороший товар. Наличными.

Но даже эти слова не спасли его от бесцеремонного и очень дотошного обыска. У Таунсенда оказался при себе лишь кольт сорок пятого калибра, а также сигнальный фонарик фирмы “Текна”, который тоже придирчиво осмотрели, даже свинтили нижний колпачок и вытряхнули батарейки. Затем, к изумлению обыскивающего, за поясом у Таунсенда обнаружили шестнадцатидюймовый нож в кожаном футляре, прикрепленный таким образом, что выхватить его можно было в долю секунды. Продемонстрировав нож всем остальным присутствующим, солдат сердито рявкнул:

– Ну, чем вам не долбаный крокодил Данди, а? Зачем он тебе, малыш?

– Змей обдирать, – огрызнулся Таунсенд. – Эй, смотри, поаккуратнее с ним. С этим ножичком связаны сентиментальные воспоминания.

– Не иначе как о мамочке?

– Папаша бил мать и прикончил ее, когда я был еще ребенком, – спокойно произнес Таунсенд. – А нож этот я позаимствовал из спальни Муаммара Каддафи, когда меня послали устранить его вместе с нашими ребятами из спецназа. Там погибли трое наших лучших парней, а этого ублюдка Каддафи не оказалось дома. – Подавшись вперед, он продолжал тихим зловещим шепотом: – И знаешь, я так расстроился, что уволился из армии, вернулся домой, надрался, взял этот ножичек и отрезал им голову папаше.

Солдат никак не мог сообразить, правду ли говорит Таунсенд или шутит, но, заглянув в его мерцающие крокодильи глаза, решил больше не заострять внимания на ноже, сложил все оружие на переднее сиденье “хамви” и отступил, не произнеся больше ни слова.

Тем временем обезоруженный Таунсенд внимательно разглядывал людей, стоявших вокруг. Все они с виду были профессиональные вояки, однако он не преминул заметить, как они расслабились, стоило только отобрать у него и Изидро оружие. Знай эти придурки хоть что-нибудь о приемах и правилах рукопашного боя, они бы никогда не позволили себе распоясаться, пусть даже их и десятеро против двоих. Парней в морской форме они с Изидро знали, остальных он видел впервые. И Таунсенду это не понравилось.

– А эти придурки откуда? Мы же договорились, что встречаемся вчетвером.

– Так это было до того, как ты попросил тяжелое оружие, Таунсенд! – Греншо рассмеялся. – С первым заказом трудностей не было, шестьсот фунтов нитрата аммония и перхлората. Дьявол, эти долбаные десантники вываливают тут в открытые колодцы минимум по шесть тысяч фунтов в день разных химических отходов и взрывчатки. Попробуй, попей оттуда водичку годика два, только пукнешь – и сразу задница оторвется!

– Ладно, давай ближе к делу, – нетерпеливо оборвал Таунсенд. – Перхлорат и гидразин можно раздобыть где угодно, весь штат Невада завален этим дерьмом. А где остальное?

– Я же говорю тебе, приятель, товар стоит денег, – обернувшись к охраннику у ангара, Греншо посигналил ему фонарем. Вскоре к ним с грохотом подкатили два пятитонных грузовика, крытые пятнистым маскировочным брезентом. Когда грузовики остановились и двери ангара закрылись, Греншо подошел к первому из них и откинул край брезента. Таунсенд вспрыгнул наверх осмотреть груз. Там стояли восемь пятидесятипятигаллонных железных бочек с надписью “Осторожно, взрывчатка” и четыре бочки с надписью “Огнеопасно”. Найдя в кузове подходящий инструмент, он отвинтил крышки всех восьми бочек по очереди, и вокруг распространился характерный кисловатый, с привкусом металла и крови запах перхлората алюминия. Осмотрел Таунсенд и другие четыре бочки, только на этот раз ему пришлось смешать в маленькой пластиковой пробирке унции две жидкости из второго набора с щепотью порошка, взятого из первых восьми. Тщательно разболтав содержимое пробирки, он осторожно поднес к ее горлышку зажигалку, и из трубочки с характерным громким хлопком вырвался голубоватый сноп огня.

Такую же проверку он устроил каждой из четырех бочек и был полностью удовлетворен. Гидразин и перхлорат алюминия сами по себе были очень чувствительными взрывчатыми соединениями, но в смеси друг с другом образовывали густой и не слишком устойчивый газ, дававший при смешении с кислородом и воспламенении колоссальной силы взрыв, в сотни раз превосходящий по мощности взрыв газолина или тринитротолуола.

– И вы волокли весь этот груз через пустыню, связав бочки простыми нейлоновыми веревками? – спросил Таунсенд, соскакивая с грузовика. Он знал, что перхлората алюминия и гидразина здесь достаточно, чтобы сровнять с землей все башни международного торгового центра. – Вы или храбрее, или глупее, чем я думал.

– Уж поумнее вас будем, двух дураков, Таунсенд, – огрызнулся Греншо и весело махнул рукой в сторону двухмоторного “хэвиленда”. – Мы-то сюда доехали целые и невредимые. Теперь поглядим, как вы попретесь отсюда с грузом на этом куске дерьма. Ты открывал бочки. Сам видел, стоит хоть горсточке гидразина попасть в воздух рядом с заводимым мотором – и хана. А там у вас мало того, что гидразин, еще и перхлорат имеется. Так что фейерверк получится, будь здоров!

Таунсенду пришлось признать, что он прав. Да, отправка этого груза сулила немало осложнений.

– А вот тут, ребятки, товарец уже посерьезней, – шагнув ко второму грузовику, Греншо отбросил брезент и открыл взорам присутствующих какое-то странной формы оружие – восемь устройств длиной от четырех до пяти футов. – Чтобы раздобыть этих красавчиков, пришлось попотеть, – с гордостью добавил он. – Все остались с войны в Персидском заливе, все работают как часы. Три канистры с напалмом “марк-77”, три воздушно-взрывных устройства “Си-Би-Ю-55” и шесть гроздьевых бомб “Си-Би-Ю-59”.

– Прекрасно, – Таунсенд кивнул. Да, трофеи действительно впечатляли, пожалуй, даже слишком. Такой товар и вправду под ногами не валяется. Греншо отвечал за военное снаряжение и занимал достаточно высокий пост, но даже он был обязан строго отчитываться за эти виды вооружений. – Будьте любезны, мой фонарик!

– Пожалуйста, ради бога, – ответил Греншо и подал знак одному из своих парней. Тот отдал Таунсенду фонарик. Запрыгнув в кузов, Таунсенд зажал фонарик в зубах и начал тщательно осматривать груз.

Канистры с напалмом “марк-77” были чуть больше обычных баллонов для газа, с той разницей, что заполняли их бусины химического вещества, которое Таунсенд тоже проверил. При добавлении газолина бусины эти растворялись и образовывали напалм, с помощью которого можно было утопить в огне целый городской квартал. “Си-Би-Ю-59” лежали в металлических ящиках с надписью по бокам “Содерж. блю-77/В”, которые вскрывались с помощью барометрического запального устройства, разбрасывая при этом в радиусе четырехсот футов семьсот бомб системы АПАМ. Каждая такая однофунтовая микробомба напоминала по форме бейсбольный мяч и была наполнена стальными метательными снарядами в виде стрел, которые пронзали все и вся, что попадалось им на пути. Некоторые из них взрывались при соударении, другие были снабжены часовыми механизмами и могли взрываться через несколько минут и даже часов.

Но подлинным сокровищем были воздушно-взрывные устройства “Си-Би-Ю-55”. Эти канистры представляли собой довольно вместительные емкости, которые можно было заполнить гидразином и перхлоратом алюминия – веществами из первого грузовика. В нижней части каждой из канистр находилось автоматическое устройство с тремя мини-бомбами системы “блю-73”. Когда взрывчатые компоненты смешивались, из канистры автоматически выбрызгивалось огромное облако взрывчатого газа, затем вылетали мини-бомбы и поджигали этот газ – получался взрыв, эквивалентный по мощности взрыву десяти бомб в две тысячи фунтов каждая. “Си-Би-Ю-55” была самой мощной неядерной бомбой в американских военных арсеналах. Во время вьетнамской войны применение ее было ограничено, поскольку густая листва деревьев гасила ударную волну, но она стала оружием номер 1 в пустынях Ирака. По официальной версии, ее использовали лишь для “расчистки минных полей”, но на деле оружие успели испытать на иракских войсках – бомба разносила в куски и сжигала все в радиусе пятисот ярдов. Применять оружие столь чудовищной убойной силы считалось неэтичным, в этом смысле оно приравнивалось к химическому, биологическому и ядерному оружию.

– Да, Греншо, это впечатляет... – заметил Таунсенд и осветил фонариком лицо Греншо, затем выключил его. Казье просто с ума сойдет от радости, когда узнает, какие игрушки им удалось раздобыть. – Надеюсь, чеки на предъявителя тебя устроят? Прежде вроде бы устраивали.

– Раз ты притащил мою долю в штатовских зелененьких, мне на это дерьмо наплевать, – ответил Греншо. – Это наши офицеры свихнулись на разных там долбаных чеках, только не я. Ладно, давай, слазь оттуда и...

Ослепленный лучом фонарика, Греншо не видел, что делает Таунсенд, не видел почти до самого конца. А Таунсенд тем временем отвинтил дно фонарика, вытряхнул оттуда две крайние батарейки, свинтил их вместе и швырнул в него. Не успел Греншо вскинуть свой автомат, как Таунсенд нажал на кнопку, и двухдюймовая стрела с острыми, как лезвие бритвы, краями вонзилась в грудь Греншо с отчетливым звуком “пуфф!”. Она пронзила сердце, отскочила от ребра и завертелась внутри тела, разрывая кровеносные сосуды и легкие. Все это произошло в какую-то долю секунды. Таунсенд развернулся и метнул стрелу в водителя первого грузовика, затем в двух солдат, стоявших рядом. Потом соскочил на землю. Все произошло так быстро, что водитель второго грузовика не успел опомниться и сидел неподвижно за рулем, когда Таунсенд подбежал, распахнул дверцу, вскочил на подножку и, приставив стрелу к его левому виску, выстрелил.

Изидро презирал все эти ухищрения в стиле Джеймса Бонда. Как только Греншо упал, он развернулся, ударил металлическим чемоданчиком стоявшего рядом с ним солдата, выхватил у него автомат и принялся поливать огнем все, что двигалось, однако был при этом достаточно осторожен, чтоб не угодить в Таунсенда и груженный взрывчаткой грузовик. В считанные секунды еще трое солдат полегли на землю. Охранник, дежуривший у задней двери ангара, едва заметив, что Изидро бежит к нему, пустился наутек. Но парню не повезло. Деваться ему было некуда, а задняя дверь оказалась запертой изнутри, и Изидро всадил ему пулю в грудь с расстояния пятидесяти футов, затем подошел и выстрелил еще раз – уже в голову.

– Бог ты мой, Изидро, стоило одной такой пуле отлететь рикошетом куда не следует, и она бы всех нас прикончила, – сказал Таунсенд.

– Мы и так уже сваляли дурака, согласившись встретиться с ними здесь, – ответил Изидро. – Это работа для пехоты, а я партизан, не какой-нибудь там сраный перевозчик мусора. Ладно, пора сматываться отсюда к чертовой матери! Эй, Линарес, подыми свою задницу и давай загружай взрывчатку, да поживей!

Иохан Линарес, командир экипажа, вышел из “хэвиленда” вместе со своими ребятами. Они уже давно успели прикончить двух охранников, которым поручили запереть их в самолете.

– И все же я не пойму, какого хрена нам понадобилось убивать этих парней, – проворчал Изидро, когда взрывчатку и оружие начали перетаскивать на борт. – Они, конечно, задницы дырявые, все до единого, но всегда вели с нами честную игру, и мы уже давно неплохо сотрудничали с ними. Что это нам дает?

– Дело приняло довольно крутой оборот, особенно после этой истории в Мемфисе, – объявил Таунсенд. – Да, мы платили этим придуркам хорошие деньги, но агенты ФБР могут выйти на них, а сумма, которая будет обещана за наши головы, может свести с ума кого угодно. Особенно такую задницу, как этот Греншо. Думаю, Анри был прав. Как только завершим серию ударов, тут же начнем искать новые источники поставок. К тому времени все будут трястись, словно овечьи хвосты, при одном только упоминании о нас. И придется иметь дело с по-настоящему крутыми парнями, а не этим мусором.

– Да, но только в том случае, если сами останемся живы, – философски заметил Изидро. – Наш Анри, мать его за ногу, совсем спятил. Разве что сатана поможет нам теперь выбраться живыми из этой передряги.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ, ДВА ДНЯ СПУСТЯ, НА ВОСХОДЕ СОЛНЦА

Если тебе надо воевать, быть готовым мгновенно отразить атаку, горбатиться всю ночь, приводя свои подразделения в боевую готовность, то тебе еще повезло, что приходится заниматься этим в Далласе, штат Техас.

Подполковник армии США Валери Уитт вышла на смотровую площадку с чашкой кофе в руках, как только первые лучи солнца показались над горизонтом, высвечивая смутные очертания Далласа. Утро стояло туманное и прохладное, а полевую куртку она оставила внизу, в своем новом кабинете. Она позволила себе такую роскошь – выпить чашечку кофе, любуясь рассветом, яркими золотистыми лучами солнца, веером расходящимися над горизонтом. На секунду она перенеслась мыслями в свой родной город Оганквит, штат Мэн, вспомнила, как ей нравилось любоваться рассветом из окон родительского дома на побережье. И еще потом, на пляже Треже-Ки на Багамах, во время медового месяца. Красиво... Господи, какая же это красота!..

Но зрелище, открывшееся ее взору, очень быстро вернуло Валери к действительности. В нескольких сотнях ярдов от начала взлетно-посадочной полосы 35-правая располагалось подразделение “эвенджер ПЛПВО”<Передняя линия противовоздушной обороны>. Отсюда, с высоты, оно выглядело крошечным пятнышком, однако можно было отчетливо различить две пусковые установки, нацеленные в небо и имеющие каждая по четыре ракеты “стингер”. Да, это не медовый месяц. И не родной дом... Это Форт-Уэрт, Техас. И еще это война. Валери Уитт командовала третьим батальоном сорок третьего полка и была назначена старшим командиром артиллерийского подразделения ПВО, призванного оборонять международный аэропорт Даллас-Форт-Уэрт. Ее штаб разместился на втором уровне многоэтажной башни наземной службы аэропорта, откуда она могла прекрасно обозревать все свои противовоздушные подразделения. Но командный пункт наведения, главный информационный и координационный центр, а проще говоря, гигантская стальная коробка, окрашенная в зеленый цвет и начиненная радарными устройствами, радиопередатчиками и кондиционерами – для электроники, а не для людей, – была установлена на крыше терминала 2W. Кроме центра, там размещалась группа связи, она сидела в грузовике с двумя антеннами УВЧ, позволяющими подразделению Уитт связываться со всеми остальными противовоздушными подразделениями, окружавшими аэропорт Даллас-Форт-Уэрт. Поскольку этот далласский аэропорт был одним из крупнейших и важнейших в стране, власти не пожалели средств, чтобы остановить Казье, если тот посмеет напасть на него.

В одиннадцатой бригаде, пригнанной сюда из Форт-Блисс, Эль-Пасо, Техас, насчитывалось шесть батарей, оснащенных ракетами “пэтриот”. Две находились на базе ВВС в Карсвелле, к западу от Даллас-Форт-Уэрт, две – на десантно-воздушной базе к югу от Далласа и еще две – на вспомогательном аэродроме к северу от городка Форт-Уэрт. Каждая батарея имела по четыре пусковых” устройства для ракет типа “пэтриот”, то есть вдвое меньше положенного, поскольку слишком много оказалось в стране аэропортов, которые надо было охранять. И в каждом пусковом устройстве было по четыре ракеты.

Кроме того, на подступах к территории аэропорта стояли четыре взвода с ракетами “хок” класса “земля – воздух” средней дальности, двенадцать пусковых установок для тридцати шести ракет “хок” и восемь подразделений “эвенджер”. Располагались они на концах взлетно-посадочных полос. Последние были оснащены шестьюдесятью четырьмя ракетами “стингер” малого радиуса действия. По округам Тарранта и Далласа были размещены специальные группы связи, обеспечивающие слаженные действия батарей “пэтриот” и батальона ГИКЦ, подчиненного Уитт, что позволяло контролировать все ракеты системы “земля – воздух”, все эти “пэтриоты”, “хоки”, “эвенджеры” и “стингеры”, которые будто лес обступили далласский аэропорт. В свою очередь командный пункт Уитт имел прямую связь с начальником ПВО – офицером, с которым она не была лично знакома. Связь осуществлялась через систему АВАКС. И хотя Уитт была наделена полномочиями поднять в небо любую из ракет, охраняющих Даллас-Форт-Уэрт, вся ответственность за запуск ракет над территориями крупнейших аэропортов юга США – в Даллас-Форт-Уэрт, межконтинентального хьюстонского, в Тузле, Нашвилле, Мемфисе и Новом Орлеане, а также за направление истребителей на перехват ложилась именно на этого офицера из ПВО.

Уитт закончила обход смотровой площадки вокруг башни, убедилась, что погода хорошая, осмотрела аэропорт и обозрела все подразделения “хоков” и “эвенджеров”, расположенные вокруг и внизу. Вдали, к югу, возникли в туманной дымке два истребителя F-16, они взлетели в небо с базы в Далласе, затем, оставляя за собой белый пушистый след, свернули к востоку. Надо же, истребители... Такое скорее можно увидеть где-нибудь в Бейруте, Багдаде или Тель-Авиве, но никак не здесь, в Техасе. Что случилось с миром, если какой-то террорист-одиночка способен держать всю страну в напряжении и страхе, заставить власти ограничить права честных граждан, чтобы хоть как-то защитить их?

Уитт вернулась в свою маленькую штаб-квартиру, оснащенную несколькими радиопередатчиками, компьютерами и радарами. И не успела она войти, как один из радиопередатчиков ожил:

– Всем подразделениям “Тигр”, всем подразделениям “Тигр”, внимание, вызывает центр!

Уитт схватила трубку радиотелефона, напрямую связывающего ее с находившимся внизу грузовиком ГИКЦ.

– “Тигр-100” слушает!

* * *

Снаружи грузовик ГИКЦ казался огромным, но места в нем хватало лишь троим. Боевой офицер батальона, капитан Джим Коннор, сидел слева, перед большим двенадцатидюймовым цифровым радароскопом, снабженным лампочками, индикаторами и клавишной системой. Это он принимал решение, должно или не должно подчиненное ему подразделение выпустить ракету по вражеской цели, и принимал на себя всю ответственность за проведение операции, если связь между ним и начальником ПВО, осуществляемая в системе АВАКС, оказывалась по каким-либо причинам прерванной. Старший сержант артиллерийской технической службы Майк Пьерини сидел справа, перед таким же с виду радаром. Пьерини отвечал за опознание всех целей, возникших на экране радара, и их подразделение на своих, враждебных и неизвестных – на тот случай, если ребятам из АВАКС такое опознание провести не удастся. Он помогал Джиму Коннору и поддерживал связь с ракетными подразделениями.

Между ними располагался матричный принтер, а над их головами – статVC-дисплей всех ракетных снарядов, размещенных в подразделениях под командованием Уитт. Считывая с одного из дисплеев, Коннор ответил:

– “Тигр-100”? Все подразделения докладывают о полной боевой готовности, мэм! “Пэтриот-96”, “хок-36” и “эвендхср-стингер-64” доложили полную боевую готовность. Все подразделения исполняют команду “огня не открывать”!

– Хорошо. Конец связи, “Тигр-100”.

БОРТ САМОЛЕТА “Е-ЗС СЕНТРИ” АВАКС, НАД ЭЛЬДОРАДО, ТЕХАС

Подполковнику Валери Уитт было бы небезынтересно узнать, что начальником ПВО южных и центральных районов Соединенных Штатов назначен человек, который был на десять лет молохе се, на пять лет меньше прослужил в армии всего лишь в чине майора. Но именно таков был Уильям Кестрел по прозвищу Кид, находившийся сейчас на борту “Тигр-90”, а проще говоря, в самолете “Е-ЗС сентри”, где, помимо него, находились также радарные, сигнальные и контрольные системы. Голубоглазый, светловолосый, хрупкий Кестрел выглядел даже моложе своих тридцати восьми и уж куда моложе любого из двадцати двух членов экипажа, хотя на самом деле был здесь, вероятно, самым старшим.

Кестрел был одним из командующих одиннадцатью подразделениями ВВС, находящимися сейчас в воздухе на таких же самолетах, что позволяло покрыть почти всю континентальную часть территории США. На северо-востоке Е-ЗС базировались в Элизабет-Сити, северная Калифорния, в Эллентауне, Пенсильвания, и Индианаполисе, штат Индиана, на юго-востоке – в Гейнсвилле, Флорида; центральные области контролировались из Де-Мойна, штат Айова, а район Скалистых гор – из Симарона, Нью-Мексико, и Биллингса, Монтана. Центрами базирования Е-ЗС на юго-западе были Мормон-Меза в Неваде и Портвил в Калифорнии, а на северо-западе – Лейк-Вью, Орегон. Летевший на высоте двадцати девяти тысяч футов “Е-ЗС сентри”, оснащенный мощными радарами наблюдения AN/APV-2, закрепленными на тридцатифутовом блюдце ротодома в верхней части этого самолета, представлявшего собой переоснащенный “боинг-707”, мог обнаружить и проследить за перемещением любого летательного аппарата в радиусе трехсот миль.

Три часа назад они дозаправились в воздухе, а в общей сложности экипаж Кестрела находился в полете вот уже около восьми часов. Им предстояло отдежурить еще четыре часа, пока на смену им не взлетит с базы ВВС в Тинкере, Оклахома-Сити, другой Е-ЗС. В обычных обстоятельствах эта работа могла показаться скучной и утомительной. Поток воздушного движения значительно снизился после того, как правительство распорядилось, чтобы все самолеты, пролетающие над территорией США, взлетали и садились только в аэропортах с башнями наземной контрольной службы, сообщали о своем маршруте заранее и не удивлялись, если их постоянно будут держать под контролем радаров. К тому же людям вовсе не улыбалась перспектива быть заживо похороненными под развалинами аэровокзала, на который в любую секунду могло свалиться несколько тонн взрывчатки, а потому число желающих летать изрядно сократилось.

Пассажирские и коммерческие самолеты, стоявшие на земле без движения, сменили военные истребители. Они эскортировали обычные авиалайнеры, пролетающие над территорией США. По самым скромным оценкам, в воздухе одновременно находилось свыше двухсот истребителей F-16 и F-15, и это только приписанных к ВВС национальной гвардии, а также еще добрая сотня других. Они плотно садились на хвост любому самолету, неважно, большому или маленькому, если он вдруг отклонялся от курса, нарушал хота бы одно из новых правил, или если пилот делал либо говорил что-нибудь подозрительное. За последние двенадцать часов не было, пожалуй, на территории США ни одного аэродрома с бетонной взлетной полосой длиной минимум пять тысяч футов и заправочной станцией для реактивных двигателей, на который хотя бы раз не приземлился истребитель.

Судя по показаниям на радаре Кестрела, все военные самолеты находились сейчас в воздухе. И все до единого были крайне необходимы ему сейчас, потому что, казалось, во вверенный ему сектор как назло устремились все бестолковые пилоты, все борта с неисправной радиосвязью и системой сигналов, все заблудившиеся и сбившиеся с курса машины. Труднее всего пришлось ночью, когда новые правила только что вступили в действие, но и теперь, хотя близилось утро, нарушителей, путаников и просто остолопов, возомнивших, будто они умеют летать, похоже, не убавилось.

– Всем подразделениям “Тигр”, всем подразделениям “Тигр”, говорит “Тигр-контроль”, – начал Кестрел, и голос его, передаваемый в системе спутниковой связи, звучал у всех в наушниках так, словно Кестрел был прямо у них над головой. – “Тигр-100”!

– “Тигр-100” слушает, – ответила подполковник Уитт из аэропорта Даллас-Форт-Уэрт. – Все подразделения в полной боевой готовности, подтверждаем команду “огня не открывать”!

– “Тигр-200”!

– “Тигр-200” слушает, все подразделения в полной боевой готовности, подтверждаем команду “огня не открывать”, – ответил командир батальона, размещенного в международном аэропорту Хьюстон-Хобби и охранявшего также хьюстонский межконтинентальный. Перекличка продолжалась. Кестрел по очереди связывался со всеми подразделениями в Новом Орлеане, Мемфисе, Литтл-Роке, Оклахома-Сити, Тузле, Джексоне и Спрингфилде. Не во всех этих пунктах размещались ракеты “пэтриот”, но хотя бы по два подразделения с ракетами “эвенджер-стингер” и по одному с “хок” там обязательно было. И всех их контролировал Кестрел из своего Е-ЗС.

– Ладно, все на местах, похоже, эту ночь мы благополучно пережили, – доложил майор Билл Кестрел адмиралу Айэну Хардкаслу и подполковнику Элу Винсенти, наблюдавшим за развертыванием систем ПВО. Поскольку аэропорт Даллас-Форт-Уэрт считался важнейшим и самым загруженным в стране, а нападение Казье на мемфисский международный произошло совсем недавно, логично было предположить, что следующий свой удар он нанесет именно здесь, и на защиту Форт-Уэрта было брошено невиданное количество людей и техники. Идеальное место для наблюдения за работой системы в целом, идеальное место для выявления всех потенциальных неполадок. – Однако есть признаки, что некоторые пилоты уже начали пробовать нашу систему на зуб.

– Что вы имеете в виду, Кид? – спросил Хардкасл.

– Это чисто пилотский жаргон, – ответил Кестрел, и Винсенти, ветеран ВВС и пилот истребителя F-16, презрительно улыбнулся. – Дело в том, что все летчики страшно не любят опаздывать. Это и понятно, от этого зависит вся их работа. И многие нарушения новых правил будут происходить именно по этой причине. Вот вам прекрасный пример. – Кестрел уменьшил разброс на экране радара, чтобы было лучше видно. – Борт из Литтл-Рока, 757, он вообразил, что небеса принадлежат одному ему. Он опаздывает на час. Казалось бы, ну и что с того? Все сейчас опаздывают самое меньшее на час. Но ему неймется. Сперва он отказался садиться на четвертую в Блю-Ридж, подавай ему, видите ли, тридцать пятую левую. Мы закрыли тридцать пятую левую и тридцать шестую правую, эти полосы слишком близко расположены к аэровокзалу, а этот придурок, как нарочно, запрашивает именно их. Наземная служба говорит “нет”, мы уводим его на запасные полосы в пятнадцати милях и хотим, чтобы он был на экранах у диспетчера по заходам на посадку. Тогда он со страху делает ошибки одну за другой, орет как бешеный, мечется туда-сюда, будто летучая мышь. Видите, он срезает угол? Так ему сроду не попасть на запасные полосы. Идет со скоростью двести пятьдесят узлов, это в пределах допустимого, но не слишком умно, поскольку через несколько секунд ему предстоит сделать разворот на девяносто градусов. Парень он нормальный, это на девяносто девять процентов, но делает глупости, и до добра это не доведет. Так что выбора у меня нет. – Он нажал на кнопку селектора, связывающего его с помощником, хотя помощник и сидел рядом (делалось это для того, чтобы весь экипаж знал, что происходит), и сказал: – Наведение на цель номер 7113! Два истребителя F-16 к вылету! Огня пока не открывать, но сообщить подразделениям 124, 125, 146 и 148, что номер 7113 подозревается во враждебных намерениях. Сообщить “Тигру-112”, что с востока в его направлении движется “боинг-757”. Повторяю, всем подразделениям, огня не открывать! Не поддаваться на провокации этого дурака! – Кестрел указал на экран своего радара. – Видите? Он прорвался в коридор, предназначенный для приема другого борта. Мечется, как крыса, вылетевшая из огня. Хорошо еще, что впереди никого нет. Теперь смотрите, – и Кестрел указал на точку в верхней части экрана. Там тотчас возник белый мигающий прямоугольник с буквами внутри “авар.”. – Вот все они так, сперва спорят, кипятятся, начинают лепить ошибки, потом до них доходит, что натворили, и они объявляют аварийную ситуацию. Смотрите, он уже практически вторгся в воздушное пространство над базой в Далласе, пролетает над точкой, где установлены ракеты “пэтриот”. Господи...

– Ну, и что же вы собираетесь предпринять? – спросил Хардкасл.

– У меня нет выбора, адмирал, – ответил Кестрел. – Мы не можем позволить ему лететь дальше. Слушайте... – Он нажал еще одну кнопку: – Даллас, восточный подход, говорит “Тигр-контроль”. Борт США ID U7113 нарушает правила. Нужно вытеснить его к Скэрри, а потом пригнать истребитель для визуального опознания. Подтвердите, что поняли меня! Повторяю, борт U7113 отклонился от курса более чем на две мили, находится в двадцати милях от аэропорта Даллас-Форт-Уэрт... – Хардкасл и Винсенти слышали, что отвечает диспетчер наземной службы. Судя по голосу, весело ему не было. – У меня в воздухе находятся два F-16 с базы в Далласе... Да, знаю, он объявил аварийную ситуацию, диспетчер, но он нарушает правила, он все еще не лег на свой курс... Какой ваш контрольный номер, мэм?.. Прекрасно, мой командир свяжется с вашим начальником. Повторяю, он нарушил воздушное пространство над системами ПВО! Сообщите ему, что, если он снова нарушит летные параметры, он будет сбит без дальнейших предупреждений... Да, черт возьми, я говорю совершенно серьезно! Конец связи, “Тигр”!

Сердито вдавив еще одну кнопку, он переключился на другой канал.

– Всем подразделениям “Тигр”, говорит “Тигр-контроль”! Борт U7113 объявил аварийную ситуацию, для его посадки срочно готовится полоса 31 правая в Даллас-Форт-Уэрт. Истребители-перехватчики с базы в Далласе уже в воздухе. При пересечении им границ воздушного пространства, охраняемых ПВО, повторяю, при нарушении границ все батареи “хок” и “эвенджер” должны открыть огонь... Повторяю, все батареи “хок” и “эвенджер” должны открыть огонь с расстояния в пять миль. – Он снова переключился на другой канал, на этот раз на частоту УВЧ-аварийную, которая имела связь с диспетчерскими службами аэропорта Форт-Уэрта: – Внимание, всем бортам, внимание, всем бортам, говорит “Тигр-контроль” ПВО США. Имеем интересный объект, садится на полосу 31 правая далласского аэропорта Форт-Уэрт! Предупреждаю: не нарушать свои воздушные коридоры, иначе по вам будет открыт огонь в интересах национальной безопасности! Повторяю, всем бортам, не нарушать свое воздушное пространство, иначе будете сбиты без предупреждения! “Тигр”, конец связи!

Кестрел обернулся к Хардкаслу и Винсенти и сказал:

– Итак, господа, я только что отдал приказ оборонительным системам ближнего действия открыть огонь по борту 757, если он хоть на милю отклонится от заданного курса при заходе на посадку на расстоянии пяти миль от полосы, больше чем на полмили – на расстоянии двух миль от предназначенной ему полосы или больше чем на тысячу футов – на расстоянии мили от аэровокзала. Тем временем наши F-16 будут пытаться сесть ему на хвост или следовать поблизости, пока он не сядет. Так что этого придурка взяли в тиски, и теперь на него и его пассажиров, прошу не забывать этого, нацелены пусковые установки с двадцатью четырьмя ракетами, а также ракеты и пушки двух истребителей F-16. Как глупо... Он может погибнуть через какие-нибудь две минуты, а вам придется потом разбираться с последствиями этой катастрофы.

Две последние перед посадкой минуты прошли в напряженном ожидании. Истребитель F-16 присоединился к борту 757, когда тот находился на расстоянии двух миль отточки приземления.

– “Тигр-контроль”, говорит “Танго Экс-Рей-311”, цель выглядит чистой, никаких открытых портов и лишних приборов не видно, шасси выпущены. Вижу в иллюминаторах пассажиров. Вроде бы все нормально... – Тут наступила короткая пауза, пилот F-16 тоже готовил свой самолет к посадке. Он летел немного выше и справа от авиалайнера почти до самого конца, отводя его от ракетных подразделений, расположенных между взлетно-посадочной полосой и восточными терминалами аэропорта Даллас-Форт-Уэрт. – “Контроль”, докладывает “Танго-311”...

– “Контроль”, докладывает “Тигр-148”, держу цель под визуальным наблюдением, – доложил дежурный офицер подразделения “эвенджер”, расположенного на подходе к взлетной полосе. – Держу борт под наблюдением с помощью телескопической инфракрасной камеры... Похоже, он в порядке, шасси и закрылки выпущены... “Контроль”, цель садится... “Контроль”, вижу, он включил реверсы, похоже, это обычный самолет... “Контроль”, он сворачивает к северу, к скоростной магистрали, пересекает полосу 21... “Контроль”, его окружают ребята из службы безопасности. Запрашивают разрешение быть свободным. Конец связи.

– Внимание, всем подразделениям “Тигр”, всем подразделениям “Тигр”, говорит “Тигр-контроль”. Всем подразделениям: огня не открывать! Повторяю, всем подразделениям: огня не открывать! Цель U7113 приземлилась. Конец связи, “Тигр-контроль”. – Кестрел снял наушники, предварительно сообщив своему старшему помощнику, что берет перерыв на несколько минут, затем сделал Хардкаслу и Винсенти знак следовать за ним в хвостовую часть самолета. – Мне нужна передышка.

Хардкасл и Винсенти вышли за ним в коридор. Кестрел тут же скрылся в туалете и просидел там, как им показалось, слишком долго. Когда он наконец вышел, лицо его было мокрым от воды, и он с гримасой отвращения проглотил две понижающие кислотность таблетки.

– Длинный, однако, выдался у нас денек, – пробормотал он.

– Прекрасная работа, майор, – похвалил его Хардкасл.

– И такое происходит по два-три раза в час, господа, – сказал Кестрел таким тоном, словно и не слышал комплимента. Он действительно страшно устал. – Пилоты объявляют аварийную ситуацию, и все наши меры безопасности и правила летят к чертям. Все наземные службы мечтают как можно скорее посадить такой борт на землю и сажают, причем, заметьте, так быстро, что мы даже не успеваем проверить этот борт. Мои ребята уже на последнем издыхании, а ведь мы работаем всего лишь второй день.

– Но разве ваши ребята к этому не привыкли? – спросил Хардкасл. – У вас в экипаже, если мне не изменяет память, есть даже ветераны “Бури в пустыне”. Во время ближневосточного кризиса эти парни сделали тысячи вылетов, контролируя сотни бортов.

– Во время операции “Буря в пустыне”, как и в большинстве подобных ситуаций, почти все взятые на заметку подозрительные цели, как правило, оказывались хорошими ребятами, а мы, насколько я понимаю, ищем ребят скверных, – объяснил Кестрел. – Каждая наша цель –потенциальный преступник, пока он благополучно не приземлится на посадочную полосу. Более того, все наши так называемые “преступники” летят почему-то именно к тому месту, которое мы призваны оборонять, и нам приходится пропускать их! Это ни на что не похоже! Мы привыкли действовать в куда более обширном диапазоне, а тут получается, что большинство критических ситуаций возникает совсем близко к земле и в непосредственной близости от обороняемой нами точки, так что, если произойдет что-либо непредвиденное, у нас даже не будет времени принять ответные меры...

– Не обижайтесь, майор, но скажу вам со всей определенностью: я скорее загоняю до смерти несколько таких экипажей, как ваш, чем позволю Казье разбомбить еще один аэровокзал, – сказал Винсенти. – Да, противовоздушная оборона – довольно грязная игра, но нам приходится играть в нее, никуда не денешься.

– Понимаю вас, Эл, и не могу с этим спорить. Это наша работа, и мы обязаны ее выполнять, – ответил Кестрел. – И я уже почти нажил язву из-за таких вот придурков, которым непременно надо сесть на пять минут раньше своих дружков... Что ж, я не жалуюсь. Но вы поставьте себя на место пилота, который, хлопая крылышками, подлетает себе к аэропорту и уже готов сесть, но при этом знает, что кто-нибудь из ребятишек в подразделении “эвенджер” может в любой момент нажать на спуск и всадить в его самолет, полный мирных граждан, парочку ракет. Именно с этой проблемой придется иметь дело вашим парням из Вашингтона, если вдруг случится какая ошибка. У нас, мне кажется, один выход: как можно быстрее схватить этого ублюдка Казье или же еще туже закрутить гайки и ужесточить новые правила, иначе мы начнем уничтожать ни в чем не повинных американцев.

– С чисто тактической точки зрения сделать можно не так уж много, – ответил Хардкасл. – Можно, конечно, прижать к ногтю пилотов, нарушающих правила или объявляющих аварийную ситуацию и действующих в обход этих правил, чтобы побыстрее приземлиться, но пока Вашингтон, я в этом уверен, и слышать не хочет ни о каких новых мерах, ограничивающих воздушное движение. Конечно, хотелось бы, чтобы ребятишки из ФБР сняли наконец свои белые перчатки и начали шустрее шарить по кустам в поисках Казье, но, думаю, они и так лезут из кожи вон...

– Майор Кестрел, еще одна цель замечена в нарушении правил. – К ним подошел офицер из группы технического слежения. – Может, вернетесь к пульту?

– Иду. – Кестрел кивнул и проглотил еще одну таблетку, прежде чем проследовать вместе с Хардкаслом и Винсенти к кабине. Он сел в кресло, надел наушники и обернулся к своему старшему помощнику: – Ну, что там у нас, Тодд?

– Частный “727”, готовится к посадке, докладывает, что потерял свой летный план, – сообщил помощник. – Примерно час назад вылетел из международного в Сан-Антонио, башня наземной службы подтверждает вылет.

– Нельзя подпускать его к Даллас-Форт-Уэрт без плана, – раздраженно заметил Кестрел. – Какого дьявола тамошние ребята не отфутболили его обратно в Сан-Антонио? – Он понимал, что задал своему помощнику чисто риторический вопрос, на который тот не сможет ответить, а потому, не дожидаясь ответа, переключился на канал, связывающий его с далласской службой приземления. – Даллас-Уэст? Говорит “Тигр-контроль”!

– Даллас-Уэст слушает, выкладывайте!

– Да, сэр. Так вот, частный “727”, номер 35Т90, запрашивает посадку в Даллас-Форт-Уэрт, не имеет летного плана. Посадка без плана запрещена.

– Оставайтесь на связи, я соединю вас с нашей центральной...

Примерно с минуту Кестрел ждал, пока его соединят, затем ему пришлось объяснить все сызнова дежурному диспетчеру, который ответил:

– Но, “Тигр”, у нас полным-полно самолетов, которые летят без плана. Система перегружена, за день мы пропускаем примерно пять процентов бортов без плана, и даже если каждый пилот, находящийся сейчас в небе, будет его заполнять, мы все равно не в силах проследить за всем этим.

– Понимаю ваши сложности, Даллас-Уэст, но давайте сперва займемся этим парнем, – перебил его Кестрел. – Перебросьте этот борт или на один из вспомогательных аэродромов, или обратно в Сан-Антонио. Мы не можем позволить ему приземлиться ни в Даллас-Форт-Уэрт, ни в Эллиане, ни в Лоуве.

– Как я понял, ваши правила предписывают военным визуально опознавать любой самолет, не имеющий плана или отклонившийся от курса?

– Верно, – ответил Кестрел. – Если он попытается приблизиться к аэропорту с воздушным пространством класса Б без плана. Если же он отклоняется от курса, то подлежит перехвату.

– Тогда почему просто не перехватить этого парня, проверить его визуально, а потом решить, может он садиться или нет?

– Наша цель не в этом, – принялся терпеливо объяснять Кестрел. – Цель перехвата вовсе не в визуальном опознании. При необходимости перехватчик должен быть готов сбить цель как можно дальше от всех крупных аэропортов и густонаселенных районов.

– Но почему, бог ты мой, вы обязательно хотите ее сбить?

– Да не хочу я ее сбивать! – воскликнул Кестрел. И взглянул на Хардкасла, который прислушивался к этому разговору с выражением крайнего изумления на лице. – Поймите, сэр, у этого самолета нет необходимых документов. Он не входит в систему, а это есть не что иное, как нарушение, заставляющее нас подозревать в нем террориста. Он приближается к крупному аэропорту с воздушным пространством класса Б, отмеченному федеральными властями как особо ценный и охраняемый объект. А он отклонился уже на три мили к востоку и летит на тысячу футов ниже, чем должен.

– Он следует вектору?

– Не знаю, сэр, – ответил Кестрел, готовый рвать на себе волосы от отчаяния. Потом обернулся к старшему помощнику, тот кивнул. – Да, мой старший помощник говорит, что он следует вектору, но это не столь важно. Важно, что у него нет плана, что он не включен в стандартное расписание и не следует указаниям, отклоняясь от курса. Я настоятельно прошу вас отвести его на вспомогательный аэродром или назад, к месту взлета.

Наступила недолгая, но томительная пауза, затем в наушниках снова прорезался голос:

– Ладно, “Тигр-контроль”, я... Но, сэр, тут у нас такое творится. И я не вполне уверен, что эту задачу...

– Я ведь уже объяснил вам все, если вы слушали, конечно!

– Я не совсем понял последнее, “Тигр”, – продолжал диспетчер занудным и отрешенным тоном, подсказывавшим, что он прекрасно слышал все, что говорил ему Кестрел, но не принял к сведению. – Если вы считаете, что на борту террорист, тогда я лучше свяжу вас со службой безопасности или своим непосредственным начальником. Оставайтесь на связи...

Хардкасл нажал кнопку своего микрофона.

– Даллас? Говорит адмирал Хардкасл, специальный помощник президента по борьбе с воздушным терроризмом. – Кестрел делал Хардкаслу отчаянные знаки, призывая не вдаваться в подробности, но было уже слишком поздно. – Я возглавляю все операции, связанные с охраной нашего воздушного пространства. И я приказываю вам отвести подозреваемый самолет от аэропорта Даллас-Форт-Уэрт, пока его не опознали. Вы меня поняли?

– Кто, вы сказали?

– Адмирал Хардкасл, специальный помощник президента.

– Вы хотите сказать... президента... Соединенных Штатов? Это вы имеете в виду?

Хардкасл окаменел от злости, на скулах заходили желваки. Он дернул микрофон, плотнее прижал его к губам и рявкнул:

– Мое имя Хардкасл, сэр! И я обещаю устроить вам веселую жизнь, если вы немедленно не выполните все мои указания!

– Э-э... ясно, мистер Хардкасл. – По тону диспетчера было понятно: он не привык, чтобы ему угрожали. – Я соединяю вас с нашим управляющим, отдавайте приказы ему и орите на него! Оставайтесь на связи! – и голос в трубке заглох, а вместо него зазвучала какая-то простенькая умиротворяющая мелодия.

– Черт бы его взял, он отключился! – воскликнул Кестрел. И приказал по селектору помощнику: – Тодд, направить “Танго Экс-Рей-311” на перехват цели 35Т90! Классифицировать цель как неопознанный объект. Объявить состояние боевой готовности в подразделениях 112, 113, 131 и 132, но огня не открывать. Дать знать всем остальным службам. – Затем Кестрел, обернувшись к Хардкаслу, с горечью заметил: – Что-то скверные у меня предчувствия насчет этого последнего, адмирал...

ГЛАВНЫЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ И КООРДИНАЦИОННЫЙ ЦЕНТР ПВО, АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ

Полковник Валери Уитт совсем запыхалась, пока добежала от башни наземной службы до эскалатора, поднявшего ее на крышу терминала 2W. Именно там располагался информационно-координационный Центр. Она влезла в машину связи и оказалась лицом к лицу с капитаном Джимом Коннором и старшим сержантом артиллерийской технической службы Майком Пьерини.

– Что там у нас, Джим?

– “Тигр-контроль” только что определил этот объект как неопознанный, – ответил Коннор и постучал кончиком фиксационного карандаша по стеклу перед экраном радара. – У него нет плана, и “Тигр” направил к нему двух перехватчиков и объявил тревогу в подразделениях “пэтриот” Далласа и Карсвелла и подразделениях “хок” 131 и 132. Приказано огонь не открывать.

Уитт немного расслабилась и перевела дух. Очередная тревога, наверное, уже пятнадцатая за два дня, с тех пор, как она приступила к своим обязанностям. Ей уже доводилось сталкиваться с подобным в 1991 году, во время войны в Персидском заливе. Тогда, в первые дни конфликта, все службы системы АВАКС определяли любой мало-мальски подозрительный объект как неопознанный. Когда союзные силы притерлись и стали чувствовать себя увереннее, а действия их сделались слаженнее, боевую тревогу стали объявлять реже, и даже появление ракеты “скад” считалось обычным делом. Похоже, тут происходило то же самое. Уитт проверила данные: да, все подразделения “пэтриот”, “хок” и “эвенджер” доложили о полной боевой готовности и приняли к сведению команду “огня не открывать”. Неопознанный объект находился пока в тридцати милях, в пределах досягаемости ракет “пэтриот”, и через несколько минут окажется в радиусе действия подразделений “хок”. Истребители были в воздухе, и наземные службы вели их. Так что пока ничего страшного не случилось.

Уитт следила за экраном и видела, как истребители-перехватчики приближаются к подозрительному самолету. Все воздушное пространство в радиусе пятидесяти миль над аэропортом Даллас-Форт-Уэрт было поделено на коридоры безопасности, соответствующие стандартным требованиям подлета к любому крупному аэропорту По форме эти коридоры напоминали постепенно сужающиеся желоба, причем сужение начиналось с четырех радиомаяков, расположенных в разных точках вокруг аэродрома, а высота их постепенно уменьшалась по мере приближения к взлетно-посадочным полосам и зданию аэровокзала. Если к Форт-Уэрт приближался какой-либо подозрительный объект, а подозрение вызывало сочетание малой высоты и большой скорости, отклонение от курса и отсутствие опознавательных знаков, то любой самолет, летящий вне такого коридора, можно было сбивать ракетами “пэтриот” класса “земля – воздух”. В радиусе двадцати миль от аэропорта эти коридоры заметно сужались, а в двух милях от взлетно-посадочной полосы напоминали по форме туннель, ширина которого составляла всего несколько сотен футов. И, хотя ракеты “пэтриот” могли сбивать вражеский самолет в любой точке его следования, даже на очень небольшой высоте и в непосредственной близости от аэровокзала, все же радиус их действия желательно было ограничивать двадцатью – пятьюдесятью милями от Даллас-Форт-Уэрт.

Ракеты “хок” могли быть задействованы на расстоянии от двадцати до двух миль от зданий аэровокзала, а ракеты “эвенджер” и “стингер”, равно как и пятидесятимиллиметровые пушки, – на расстоянии до двух миль.

– Все же не пойму, что там происходит, – пробормотала Уитт. Всего лишь несколько секунд назад этот самолет был обычным бортом, частным “боингом 727”, осуществляющим обычный или чартерный рейс, посылающим наземным радиомаякам обычные сигналы и ведущим себя вполне нормально, особенно с учетом новых условий, весьма осложнивших систему воздушных передвижений в целом. А теперь службы АВАКС признали его “неопознанным объектом”.

– В подразделении “пэтриот” ему дали код на уничтожение 0, 75, – заметил сержант Пьерини.

Контрольная компьютерная система “пэтриот” была запрограммирована таким образом, что любой признанный враждебным самолет оценивался по ряду параметров: расстоянию, скорости, направлению движения, высоте полета, точности следования курсу и удаленности от коридора безопасности. В зависимости от этих показателей каждой цели давался специальный код, или код на уничтожение. Так, код 1, 0 означал, что, по мнению службы “пэтриот”, данный объект готов нанести удар или по подразделению “пэтриот”, или в пределах его защитной зоны. А этому дали 0, 75. Возможно, они недооценивали противника...

– Огня не открывать, сержант, – сказала Уитт. – Там перехватчики. Пусть сами займутся этим сопляком.

– Все подразделения подтвердили прием команды “огня не открывать”, – ответил Пьерини.

БОРТ ИСТРЕБИТЕЛЯ F-16 “ТАНГО ЭКС-РЕЙ-311”

Вертикальные и горизонтальные линии на экране радара истребителя F-16 “Танго Экс-Рей-311” продолжали двигаться, но в верхней левой его части появился маленький белый квадратик. Капитан Рон Хаймс из сто одиннадцатой воздушной эскадрильи под названием “Техасцы”, базирующейся в Эллингтон-Филд, Техас, щелкнул переключателем дросселя и навел две белые линии на белый квадратик, затем продолжал нажимать и отпускать кнопки, пока линии не пересеклись на нем. Затем он переключился на среднюю частоту повтора, чтобы яснее видеть цель. Компьютер зафиксировал параметры неопознанного объекта: расстояние тридцать миль, скорость триста узлов, высота пять тысяч футов с тенденцией к снижению. Хаймс взялся за микрофон и доложил:

– “Танго Экс-Рей-311”, джуди! – Это означало, что цель на радаре есть и что он ждет дальнейших сведений.

– Слышу вас, триста одиннадцатый, – откликнулся дежурный по наведению на цель с борта Е-ЗС АВАКС. – Только проверьте носовую часть. Вам предоставляется квадрат 6-8.

– Триста одиннадцатый принял! Носовая в порядке! – ответил Хаймс, давая дежурному понять, что все оружие на борту в порядке. Затем он переключил внимание с экрана радара на приборную доску с экраном, где тоже были обозначены все данные по цели, и приготовился к перехвату. В отличие от используемых в течение последних нескольких лет истребителей F-16, на борту которых находились лишь пушки и боеприпасы к ним, Хаймс и его напарник были полностью экипированы не только для нанесения удара по цели, но и для перехвата. У Хаймса имелось шесть ракет радарного наведения AIM-120A “барашек”, по два навесных топливных бака под крыльями и двести снарядов для двадцатимиллиметровой пушки, а у его напарника – четыре ракеты AIM-9P “вертихвостка”, самонаводящиеся на источник теплового излучения. Ракета AIM-120A “барашек” представляла собой нечто вроде “ракеты-робота” средней дальности и могла самонаводиться на цель с расстояния в двадцать пять миль с помощью встроенного в нее радара, ее не надо было наводить с борта, а летела она со скоростью, вдвое превышающей скорость звука.

Над Далласом и в окрестностях Форт-Уэрта на небольшой высоте наблюдались туман, вызванный испарениями, а также типичные для летнего времени скопления кучевых облаков. Хаймс отметил небольшую термальную турбулентность на всех высотах. Его кабина со стеклянным фонарем превратилась сейчас в некое подобие парника – в нее проникали жаркие лучи техасского солнца, и грифельно-серый шлем пилота накалился. Обычно Хаймсу нравилось летать, даже в таких условиях, но это его задание было крайне ответственным и изнурительным. Лишь два истребителя F-16 из его подразделения были задействованы над Даллас-форт-Уэрт, все остальные машины ВВС техасской национальной гвардии были переброшены в Огайо охранять тамошние крупные аэропорты. А это означало, что Хаймсу и его напарнице, капитану Джани Маккаллум, одной из первых чернокожих военных летчиц в мире, приходилось откликаться на каждый вызов в окрестностях этого аэропорта с очень оживленным воздушным движением.

Прежде никто не думал, что истребителей придется использовать в таком напряженном режиме, и усталость начинала сказываться. В среднем истребитель национальной гвардии поднимался по боевой тревоге раз в три дня и находился в воздухе не более двух часов. Здесь же, в Даллас-Форт-Уэрт, они вылетали каждые несколько часов и днем, и ночью независимо от погоды. Порой они едва успевали перекусить и заправиться, как их снова поднимали в воздух. Каждый вылет длился от двадцати до тридцати минут, но напряжение и нагрузки, которые они испытывали при этом, были несравнимы ни с чем. Еще бы, ведь они преследовали чудовище, террориста, который мог одним махом уничтожить сотни людей, если пилот перехватчика не сумеет выполнить свое задание. Правда, пока все их вылеты сводились к тому, что они нацеливали свои смертоносные ракеты и пушки на лайнеры, полные мирных пассажиров, а вовсе не взрывчатки. Опасная игра...

Хаймс сначала заметил дымный след самолета и слегка качнул вертикальным стабилизатором, давая Маккаллум знак отойти чуть левее и занять более выгодную для стрельбы позицию, затем потихоньку начал набирать высоту. Когда лайнер оказался под ним, Хаймс продолжал маневрировать и занял позицию с правого борта “боинга-727”, ближе к хвосту. Быстро проверил. Прекрасно, Маккаллум пристроилась выше и левее левого крыла лайнера. Она должна оставаться в этой позиции, пока “боинг” или не окажется на земле и уже не будет больше классифицироваться как неопознанный объект, или пока они его не уничтожат.

– “Тигр-контроль”, говорит триста одиннадцатый, Позицию занял, полная боевая готовyость, напарник тоже готов, – доложил Хаймс на борт АВАКС. – Объект вижу. Готовьтесь к визуальному опознанию.

– “Тигр-контроль” готов.

– “Танго Экс-Рей-311”, докладываю! Перехватил “боинг-727”, регистрационный номер “Ноябрь-виски 357”. Бежевого цвета, с темно-синей полосой по борту, букв нет. На синем вертикальном стабилизаторе большой геральдический знак в виде золотого креста. – Хаймс сместился влево еще на несколько ярдов, пока не увидел на хвосте авиалайнера тень от своей первой ракеты AIM-120 “барашек”. – Вижу надпись: “Ю-Н-И-В-Е-С-Л” в орнаменте. С правой стороны под крылом несколько иллюминаторов зашторено. Похоже, самолет взят напрокат в “Уэстфолл эйр”, повторяю, в “Уэстфолл эйр”. Продолжает двигаться...

Компания “Уэстфолл эйр” находилась в Даллас-Форт-Уэрт, а владельцами ее были те же шотландцы, которым принадлежали компании “Юнивесл экспресс” в Мемфисе и “Скай партнерз интернэшнл эйрлайнз” в Нью-Йорке. Это была одна из крупнейших чартерных компаний на юге США, и самолеты ее знали во всем Техасе.

Хаймс осторожно скользнул ниже, пока взору его не открылось брюхо самолета. Страшно грязное, видимо, от выхлопных газов и небрежной эксплуатации, но в остальном все было нормально.

– Триста одиннадцатый под целью! Ни открытых портов, ни каких-либо посторонних предметов не видно. Антенн тоже... Продолжаю движение вперед с целью визуального наблюдения за экипажем.

– Понял вас! – откликнулся дежурный. Хаймс начал понемногу отставать, затем поднялся над лайнером и двинулся вперед, пока не поравнялся с окнами пилотской кабины. Тихонько переместился еще чуть ближе, пока не увидел, что летчики, сидевшие в кабине, дружно повернули к нему головы. Теперь он знал, что его заметили.

– “Тигр-контроль”, вижу двух мужчин в кабине цели! Они меня тоже видят, повторяю, они меня тоже видят! – Он надавил на кнопку, включающую видеокамеру, закрепленную на оконцовке правого крыла. С помощью переключателя на панели навел ее объектив на кабину, потом настроил. Наконец лица мужчин, сидевших в лайнере, стали отчетливо видны на мониторе. – А ну-ка, улыбочку, ребята! – сказал он вслух и сделал прекрасный, по его мнению, снимок.

– “Танго-311”, говорит “Тигр-контроль”. Вы должны отвести этот борт лучше всего в Форт-Уэрт-Мичем, курс три-пять-один, высота две тысячи футов, над базой ВВС в Карсвелле и базой морской авиации в Далласе не пролетать. Посадка на вспомогательный аэродром в Лоув-Филд в Далласе исключена. Огня не открывать, повторяю, огня не открывать!

– “Танго Экс-Рей-311”, вашу команду понял, огня не открывать. Конец связи, – и Хаймс переключился на другую волну, связался с аэропортом Форт-Уэрт-Мичем, находившимся в пятнадцати милях от Даллас-Форт-Уэрт, затем переключился на УКВ и поднес микрофон к губам: – Внимание! Борт семьсот двадцать седьмой, авиалайнер “Ноябрь-виски 357”, говорит истребитель ВВС США “Танго Экс-Рей 311”, нахожусь правее и выше вашей кабины. Вы нарушили установленные федеральными властями правила полетов в условиях чрезвычайного положения. Все прежние ваши ориентировки отменяются, курс на Даллас-Форт-Уэрт вам запрещен. Приказываю отвернуть влево и держать курс три-пять-ноль, затем снизиться и держаться на высоте двух тысяч футов. Приготовиться к посадке на аэродроме Форт-Уэрт-Мичем. Как поняли меня? Дайте знать, моя частота на ОВЧ 121, 5, на УВЧ – 243, 0. Конец связи!

В наушниках на частоте ОВЧ Хаймс услышал:

– “Танго Экс-Рей-311”, говорит “Уэстфолл эйр-257 виски”, ваша передача принята. – Типично техасский выговор, впрочем, не совсем, чуть мягче, так говорят в Хьюстоне. – Пункт нашего назначения – аэропорт Даллас-Форт-Уэрт, летное поле уже в пределах видимости, наземные службы посадку разрешают. В чем загвоздка?

– “Уэстфолл-357”, говорит “Танго Экс-Рей-311”, все прежние ориентировки отменяются. Вам приказано сесть в аэропорту Мичем. Над базой ВВС не пролетать. Будем эскортировать вас до посадки. Снижайтесь и берите влево, курс три-четыре-пять. Конец связи!

– Вас понял...

Хаймс опасался, что они будут спорить, но авиалайнер отвернул влево и лег на курс три-четыре-ноль, к аэропорту Мичем. Он заметно снизился и сбросил скорость, и Хаймс был вынужден сделать то же самое, чтобы держаться рядом.

– “Тигр”, говорит триста одиннадцатый. “Уэстфолл-357 виски” взял курс на Мичем. Конец связи!

– “Танго Экс-Рей-311”, вас понял. Снижайтесь и держитесь на высоте две тысячи, до аэропорта двадцать одна миля. Свяжитесь с наземной службой Мичема, частота 118, 3... Конец связи.

– Свяжитесь с башней Мичема, “Уэстфолл”, ждите... О, черт!.. – выругался вдруг Хаймс. Вот оно, началось. Его чартерный клиент, похоже, проснулся. Еще бы, ведь каждый, кто фрахтует “боинг-727”, мнит себя важной персоной.

– Эй, “Танго Экс-Рей-311”, мой клиент хочет знать, почему мы не можем приземлиться в Даллас-Форт-Уэрт. Наш курс обговорен в Сан-Антонио. Конец связи!

– “Уэстфолл-357 виски”, у меня нет таких сведений, сэр, но вы обязаны следовать моим инструкциям. Все прежние ориентировки отменяются. Вы не можете приземлиться в Даллас-Форт-Уэрт. Конец связи!

– Хорошо, “Танго Экс-Рей”, но мне действительно необходимо знать...

Тут на линии что-то зашуршало, словно кто-то комкал листок бумаги. Хаймс бросил взгляд на кабину авиалайнера и увидел, как помощник пилота поднимается со своего места, а в его кресло садится какой-то другой мужчина в белой рубашке, при галстуке и с черной бородой. Затем в наушниках зазвучал голос с характерным ближневосточным выговором:

– Слушайте меня, истребитель ВВС, мы садимся в Далласе на большом аэродроме. И никаких гвоздей! Прямо сейчас. Вы меня поняли?..

Тут Хаймс увидел, как этот ублюдок выдернул штурвал управления из рук пилота и резко бросил “боинг” вправо, прямо под нос его истребителю F-16.

Господи, боже мой!.. Хаймс схватился за штурвал и что было сил вывернул его. Он успел заметить, как на него надвигается нос “боинга”, затем под сиденьем послышалось громкое “хлоп” – это F-16 ударило воздушной волной от огромного авиалайнера. Они разминулись всего на каких-то несколько футов. Хаймс продолжал набирать высоту, поднял закрылки и старался выровнять машину. Когда это ему наконец удалось, он оказался на высоте около пяти тысяч футов над “боингом”, и тот исчез из виду.

– Борт “Тигр”, это ведущий, проверка!

– Я тебя вижу, Рон, – откликнулась Маккаллум. – Нахожусь ниже на семь сотен.

– Не слезай с “боинга”, Джани!

– Но я думала, тебе нужна помощь, вот и подошла.

– Нет, черт возьми! Я же сказал, не слезай с цели! Слишком поздно, с горечью подумал Хаймс. И переключился на “Тигр-контроль”.

– “Тигр-контроль”? Докладывает “Танго Экс-Рей-311”, мы потеряли цель! Он подрезал меня, прямо под носом! Конец связи.

БОРТ САМОЛЕТА Е-ЗС “ТИГР-КОНТРОЛЬ” АВАКС

Когда истребитель потерял цель, Кестрел и его команда остались как бы без глаз. Они больше не имели визуального контакта с нарушителем, и проследить за его перемещениями и действиями теперь можно было только с помощью двухмерного радарного устройства.

– Визуальный контакт с неопознанным объектом потерян, – доложил дежурный сектора вооружений.

Кестрел подался ближе к экрану. Авиалайнер находился в пятнадцати милях, над озером Арлингтон, он уже давно вышел за пределы коридора безопасности, а высота его была на пятьсот футов меньше положенной. Скорость немного превышала допустимую, а курс он по-прежнему держал на аэропорт Даллас-Форт-Уэрт. По новым правилам, этот мерзавец давно должен был очутиться на том свете.

– Внимание! Объявляется боевая тревога! Всем службам ПВО, всем частотам башни Даллас-Форт-Уэрт и всем частотам наземных контрольных служб, попробуйте связаться с этим неопознанным. Он свернул на запад!

Дежурный сектора вооружений взялся за радио.

– “Танго Экс-Рей-311”, говорит “Тигр-контроль”! Держитесь курса ноль-шесть-пять, снижайтесь!

– Вас понял, “Тигр”, – откликнулся пилот F-16. – Снижаюсь!

Но Кестрел понимал, что главные трудности еще " впереди. Этот сукин сын направлялся прямехонько к западным терминалам Даллас-Форт-Уэрт. Подняв голову, он увидел, что Хардкасл и Винсенти внимательно наблюдают за ним.

– Адмирал, подполковник, валяйте! – сказал Кестрел. – Пришло время, когда мне нужен ваш совет.

– Вы еще можете попытаться перехватить его, – тут же выпалил Винсенти. – До посадки пять минут. Надо сесть ему на хвост и попробовать развернуть. И если через пять миль он не завернет...

– Прижмите его к ногтю!

– Адмирал?

Хардкасл колебался. Ведь именно он всего три дня назад возглавлял заседание в Пентагоне, где были разработаны и приняты к исполнению новые меры безопасности. Свыше ста человек корпели тогда над картами и схемами тридцати крупнейших аэропортов страны, стараясь выработать простейшие и безопаснейшие способы перехвата враждебного самолета, приближающегося к аэропорту. И задача была решена, штаб разработал план, смысл которого сводился к тому, что даже если пилот и нарушал все предписанные правила, делал все наоборот, у него все же оставалась узкая лазейка, последняя страховка, способная спасти его, если он, конечно, не имеет ничего общего с террористом, и превращающаяся в смертельную ловушку в том случае, если это террорист, поставивший своей целью нанесение удара по аэропорту.

Но все это в теории, на картах, схемах, графиках и компьютерах. Этот парень нарушил все правила, преступил последнюю черту. Он не мог выглядеть более враждебным, даже если бы на борту у него оказались боевые ракеты. Он должен был погибнуть две минуты назад, когда направил свой самолет на F-16...

Но тут Хардкасл услышал свой голос:

– Продолжать перехват... – и все планы и теории полетели к чертям, как обычно и случается в такой обстановке. – Свяжитесь с наземными службами и башней Даллас-Форт-Уэрт, пусть отводят все другие борты. И чтобы ни один не смел приближаться к аэропорту, пока мы не разберемся с этим.

Кестрел облегченно вздохнул, да так громко, что, несмотря на рев моторов, это услышали не только присутствовавшие в кабине, но и все остальные техники и связисты, находившиеся на борту самолета АВАКС.

БОРТ ТРАНСПОРТНОГО САМОЛЕТА CN-235 К СЕВЕРО-ЗАПАДУ ОТ АЭРОПОРТА ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ

– Внимание всем самолетам, над аэропортом Даллас-Форт объявлена воздушная тревога. Ввиду сложной оперативной обстановки не подлетайте к аэропорту ближе чем на десять миль. В противном случае вы можете попасть под огонь ракетных комплексов.

Это объявление, переданное на частоте диспетчерской службы аэропорта, прозвучало несколько раз. Затем тот же голос произнес:

– Борт семьдесят пять дельта, поворачивайте вправо, на курс два-четыре-ноль. Ваш коридор не представляет опасности для полета, извините за задержку.

– Я борт семьдесять пять дельта, ложусь на курс два-четыре-ноль, – ответил второй пилот турбовинтового транспортного самолета CN-235.

Переключив рацию на другую частоту, он тряхнул головой и расхохотался.

– Боже, какой идиот! – воскликнул он, обращаясь к первому пилоту. – Видно, этому парню жить надоело – так и лезет на рожон.

Первый пилот, куривший сигарету с марихуаной, сделал глубокую затяжку, задержал дым в легких и наконец выдохнул.

– Он просто спятил, – сказал он. – Но я думаю, сейчас ему пропишут радикальное средство от умопомешательства.

– Хорошо, нам-то что делать? – спросил второй пилот.

– А что мы, черт возьми, можем сделать? Если мы сунемся в эту десятимильную зону, у них будет законное право выпустить в нас ракету. Придется отвернуть.

Тяжелый транспортник лег на правое крыло и повернул на юго-запад.

– Босс с ума сойдет, если мы сорвем эту поставку, – нахмурился второй пилот. – А мы и так опаздываем. Как же быть, приятель?

Ответ на этот вопрос пришел через несколько минут – из диспетчерской вышки аэропорта.

– Борт семьдесят пять дельта, аэропорт Даллас временно закрыт по причине воздушной тревоги, – передал оператор службы слежения за заходами на посадку. – Я могу дать вам коридор в Редберд или Мичем. Какое направление вам больше подходит?

– Подождите, – произнес в микрофон второй пилот.

Перегнувшись через кресло, он сказал:

– Вот дерьмо! Босс убьет нас. Куда мы летим? Первый пилот пребывал не в том состоянии, которое позволило бы ему сосредоточиться на вопросах, волновавших второго пилота. Он лениво пожал плечами, затем блаженно улыбнулся.

– Да хоть в Мичем, топлива хватит. Моего личного тоже.

Однако, взглянув в левое окно, первый пилот увидел аэропорт, а к западу от аэропорта нечто такое, что еще никогда не попадалось ему на глаза. Размышлять над увиденным он, впрочем, не стал.

– У меня есть идея, – сказал первый пилот, резко положив самолет на левое крыло и перейдя на плавное снижение. – Я полагаю, мы можем сорвать не только поставку, но и график заходов на посадку.

БАТАЛЬОН ПРОТИВОВОЗДУШНОЙ ОБОРОНЫ MICC, АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ

– Дальность стрельбы восемь миль, – громко произнес сержант Пьерини. – Ракетной батарее “Тигр сто одиннадцать” отводится канал связи ноль-восемь-девять, “Тигру сто двенадцать” – канал ноль-девять-два, а “Тигру сто тринадцать” – ноль-девять-три. Рекомендовано привести в боевую готовность батареи ракет “пэтриот” и “хок” сто тридцать один и сто тридцать два.

– Сообщение принял, – сказал капитан Коннор. – Свяжитесь с командным пунктом “Тигров” и поставьте их в известность об изменениях в системе коммуникаций. И передайте, что боевой режим остается прежним – без особого распоряжения огонь не открывать.

Ракеты “пэтриот”, размещенные на базе ВВС Карсуэлл, в аэропорту Альяне и на военно-морской авиационной станции Даллас, все еще могли уничтожить авиалайнер, однако чем ниже он летел и чем больше отдалялся от них, тем меньше была вероятность, что они собьют его. Командные пункты этих комплексов продолжали вести наблюдение за самолетом, но лишь “хоки” и “эвенджеры” открыли бы огонь, если бы получили соответствующий приказ.

Такой приказ должен был прозвучать по радио еще минуту назад, подумала полковник Уитт, вглядываясь в экран радара. Сомнений быть не могло – самолет приближался к аэропорту Даллас-Форт.

– Даже если пилот этой посудины не террорист, – сказала она вполголоса, – его все равно следует отправить на тот свет. По-моему, таким болванам не место в человеческом обществе.

– Шесть миль... режим прежний, полная боевая готовность, – доложил Коннор. – Пять-точка-пять миль...

– Держи связь с батареями сто тридцать один и сто тридцать два, – сказала Уитт.

Она перегнулась через голову Коннора и трижды нажала кнопку сирены, приказывая обслуживающему персоналу отойти от пусковых установок, чтобы во время старта никто не оказался рядом с соплами ракет.

– Сержант, – добавила она, – передайте службе безопасности аэропорта, что мы готовы к пуску.

– Цель поворачивает! – вдруг крикнул Коннор. – Неизвестный покинул восемнадцатый коридор, лег на курс два-девять-ноль, продолжает поворачивать... Курс два-семь-ноль с набором высоты! Цель летит на высоте три тысячи футов.

– Повезло же этому сукиному сыну! – воскликнула Уитт и впервые за все время вздохнула полной грудью. – Надеюсь, федеральная полиция все-таки свернет ему голову – хотя бы за то, что он отнял у меня пять лет жизни. Ладно, Джим, передай в батальон, пусть проверят...

Внезапно на мониторе Коннора замигал один из цифровых блоков, регистрировавших положение самолетов в воздухе.

Пьерини почти в ту же секунду расшифровал эти данные.

– Транспортный самолет с идентификационным номером четыре-кью-один-два-один повернул к аэропорту Альянс, – доложил он. – Во время воздушной тревоги он летел в сторону, противоположную от диспетчерской вышки... Командный пункт подтверждает отклонение от курса... Сэр! Командный пункт присваивает ему индекс “неизвестный” и регистрирует под номером девятнадцать. Нам сообщают его координаты: три мили к востоку от аэропорта Альянс, высота быстро уменьшается, сейчас она меньше двух тысяч футов, скорость двести узлов... так, дальность две мили, цель приближается, высота один-точка-пять, по-прежнему уменьшается...

– О боже!.. – Не сводя взгляда с экрана, Уитт спешно переключила рацию на частоту командного пункта “Тигр” и приблизила к губам микрофон, укрепленный на ее наушниках. – Командный пункт “Тигр”, говорит сотый, жду ваших распоряжений относительно неизвестного летательного аппарата с идентификационным номером девятнадцать, нарушившего воздушное пространство над аэропортом Альянс. Докладываю: он подлетает к аэропорту Альянс, дальность меньше двух миль.

– Потеряна связь с “Тигром” сто тринадцать! – крикнул Пьерини. – Информация не поступает, обрыв на линии... “Тигр” сто тринадцать молчит!

– Черт возьми, что случилось? – закричала Уитт. Она уже несколько раз щелкнула выключателем коротковолновой рации – на канале “Тигра” никто не отвечал. – Вот дерьмо, все пропало! Срочно проверить оборудование, программное обеспечение тоже.

Она переключила рацию на частоту самолета-радара АВАКС.

– Командный пункт “Тигр”, говорит сотый. Проверьте связь с “Тигром” сто тринадцать, на наши запросы он не отвечает. Прием.

БОРТ САМОЛЕТА-РАДАРА АВАКС Е-ЗС,

КОМАНДНЫЙ ПУНКТ “ТИГР-90”

– Я его вижу, – не отводя взгляда от экрана, сказал Кестрел.

На его мониторе мигала яркая стрелка, указывающая на передвижение неизвестного самолета с индексом “19”. Это операторы из группы наблюдения привлекли внимание Кестрела к новому нарушителю, вторгшемуся в аэронавигационную зону аэропорта Даллас-Форт. Он мысленно выругал себя за то, что вовремя не заметил его маневра. Впрочем, это было неудивительно, ведь Кестрелу приходилось следить одновременно за полдюжиной крупных аэропортов, одним из которых был Даллас-Форт. Удивительно было то, что крошечный голубой квадратик, обозначавший местоположение двух ракетных комплексов “пэтриот” в аэропорту Альянс, исчез – не замигал, что указывало бы на нарушение в коммуникационной сети, а бесследно пропал, будто никогда и не горел на дисплее.

– Что-то случилось с “патриотами”, размещенными в Альянсе. Тодд, пусть один истребитель слетает туда и разведает обстановку.

В ту же минуту, точно пилот истребителя услышал его, в наушниках прозвучало:

– Командный пункт “Тигр”, я “Танго-Рентген” триста одиннадцать, преследую авиалайнер семь-два-семь в пятнадцати милях к юго-востоку от аэропорта Альянс. Вижу клубы огня и дыма над аэропортом.

Также вижу... “Тигр”, кажется, это взрывы! Да, определенно, целая серия взрывов! По-моему, один из ракетных комплексов взлетел на воздух.

Кестрел тихо выругался, затем так же тихо произнес:

– Кто они такие, эти неизвестные? Где они?

– Один неизвестный, цель с индексом восемнадцать, находится в десяти милях от аэропорта Мичем, – ответил старший офицер. – Другой, с индексом девятнадцать, сейчас летит в двух милях к северо-западу от аэропорта Альянс.

– Сэр, поступило сообщение из диспетчерской службы Мичем. Неизвестный, обозначенный номером восемнадцать, просит разрешения нарушить западную границу аэронавигационной зоны класса Д. Ему нужен коридор в аэропорт Уилл Роджерс.

– Запрос отклоняется, – сказал Кестрел. – Приказываю пилоту “Танго-Рентген” триста одиннадцать перехватить неизвестных восемнадцать и девятнадцать. Диспетчерская, говорит командный пункт “Тигр”. Приказываю...

– Сэр, цель девятнадцать поворачивает вправо и снижается... Ложится на курс ноль-девять-ноль, высота тысяча...

Предупреждать этого парня было уже поздно, так же, как перехватывать или проводить визуальное опознание. Кестрел облизнул пересохшие губы, мечтая о сигарете, но на нее тоже не было времени.

– Сэр, неизвестный девятнадцать ложится на курс один-два-ноль...

Кестрел встал и нажал кнопку на верхней левой коммуникационной панели, обозначенной одной-единственной буквой Б. Затем произнес в микрофон:

– “Тигр” сто, я “Тигр”. Приказываю поразить цель девятнадцать. Повторяю, поразить цель девятнадцать.

БАТАЛЬОН ПРОТИВОВОЗДУШНОЙ ОБОРОНЫ MICC, АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ

По команде главного компьютера ракетных комплексов “пэтриот” на экране радара загорелся яркий ободок, опоясавший красный квадратик с индексом “НЕИЗВ. 19” и обозначивший готовность системы к боевому запуску. Капитан Коннор протянул руку к верхней приборной панели и нажатием кнопки привел в действие сирены, одновременно взвывшие на территориях пусковых установок в аэропорту Далласа и на базе ВВС Карсуэлл. Он еще раз посмотрел на экран – горел только один ободок, а это означало, что компьютер следит за целью, но еще не готов к стрельбе. Тогда он переключил тумблер на нижней панели, отмеченный надписью “ПУСК”.

У управляющего компьютера было два варианта действий. Цель находилась в радиусе стрельбы “Тигра” 111, комплекса “патриот” на базе ВВС Карсуэлл, и “Тигра” 136, ракетного комплекса “хок” в аэропорту Даллас-Форт, и он выбрал батарею номер один, ракетный комплекс “пэтриот”, расположенный ближе к северу. Не прошло и пяти секунд, как компьютер командного пункта в Карсуэлле принял сигнал, обработал его, выбрал оптимальную пусковую установку, привел в боевую готовность первые две ракеты, передал стартовую информацию системам наведения, отключил предохранители и запустил двигатель ракеты номер один. Из сопла вырвался сноп пламени, выбивший наружу защитный стекловолоконный колпак, ракета пришла в движение, диэлектрическим кварцевым носом пробила другой защитный стекловолоконный колпак, закрывавший ее спереди, и с яростным ревом устремилась в небо. Пусковой компьютер выждал три секунды, чтобы улеглись колебания пусковой установки, сотрясенной выбросом раскаленных газов, и подал стартовую команду второй ракете.

Стрельба ракетами “пэтриот” всегда производилась залпами, по две штуки сразу – для повышения эффективности каждого ракетного удара.

БОРТ САМОЛЕТА 75-В

– Видал, приятель, а? – с торжествующим видом спросил второй пилот.

Тележка с четырьмя кассетными бомбами, которую они сбросили на позиции ракетных установок “пэтриот” в аэропорту Альянс, вызвала настоящий катаклизм под крылом самолета. Выжженная солнцем земля с западной стороны взлетно-посадочной полосы, казалось, вскипела от взрывов – вспучилась, вспузырилась клубами желтого пламени на территории, примерно равной площади двух городских кварталов. Некоторые бомбы упали вблизи заряженных пусковых установок, и оттуда в небо взметнулись огромные столбы пламени, своими ударными волнами сотрясавшие корпус небольшого транспортника. В результате одного из таких взрывов сработал двигатель какой-то ракеты, и двое террористов увидели, как она взлетела над взлетной полосой, описала дугу и угодила в самую гущу зданий, высившихся в северной части аэропорта.

– Эй, давай сделаем облет. Я хочу еще немного посмотреть.

– Пожалуйста, дружище, – с довольной улыбкой ответил первый пилот, положив самолет на правое крыло, чтобы второй пилот мог со всеми удобствами полюбоваться видом, открывшимся из окна кабины. – Ну как, понравилось?

Внезапно первый пилот изумленно уставился в лобовое стекло, затем повернулся к своему напарнику и небрежно бросил:

– Хорошо было летать с тобой, дружок.

– Что ты сказал?

Большим пальцем правой руки первый пилот показал на левое окно. Над горизонтом как раз в это мгновение появилась белая точка, быстро прочертившая небо и скрывшаяся из поля зрения. Второй пилот вытянул шею, пытаясь увидеть продолжение ее траектории.

– Дьявол, что это бы?..

* * *

Пусковая установка номер один была настроена на угол шестьдесят градусов и направлена на северо-запад – в сторону, почти противоположную от самолета, находившегося на восточной границе аэронавигационной зоны, однако “пэтриот” не нуждались в точном предстартовом наведении на цель. Ракета быстро выправила курс, оставив белый дымчатый след в утреннем техасском небе. Через пятнадцать секунд она уже была на высоте пятнадцать тысяч футов над местом, откуда ее выпустили. Еще через шесть секунд, двигаясь со скоростью, в два раза превышающей скорость звука, первая ракета поразила цель. После этого радар командного пункта продолжал фиксировать только самый крупный обломок фюзеляжа, оставшийся от сбитого самолета. В него-то система наведения и направила вторую ракету, хотя для успешного выполнения задания оказалось достаточно первой, выпущенной на три секунды раньше.

– Неизвестный девятнадцать сбит, – монотонным, совершенно безразличным голосом доложил Коннор.

Самолет – никто не знал ни его типа, ни количества пассажиров на его борту – был уничтожен быстро, без суеты. Была точка на экране радара, а затем исчезла. У Коннора появилось ощущение какой-то жуткой, почти тошнотворной усталости. Все его подчиненные и он сам действовали точно так же, как на обычных учениях: маленький белый “мячик”, изображавший ракету “пэтриот”, пересекал экран; пунктирные линии показывали упреждающую траекторию ракеты, пересекающуюся с траекторией цели; мигающий крестик, зажегшийся в момент совмещения “мячика” и белой точки на горизонтальном пунктире, означал, что компьютерное время полета истекло, и радарная система пыталась определить, поражена ли цель. Но, конечно, это было отнюдь не учебное занятие.

– Проверьте предстартовый режим на всех пусковых установках, – произнес Коннор голосом, едва различимым из-за шума кондиционеров на командном пункте. – И доложите о готовности к повторной стрельбе.

БОРТ САМОЛЕТА “ТИГР”-90

На борту самолета АВАКС установилось гнетущее молчание. В отсеке вооружений и наблюдения большинство операторов занимались своими собственными секторами и не знали, что ракета “пэтриот” минуту назад уничтожила воздушное судно, находившееся вблизи техасского аэропорта Даллас-Форт. Однако старший офицер командного пункта и майор Кестрел буквально оцепенели, уставившись в экран бортового компьютера. Остальные операторы и техники, участвовавшие в подготовке залпа, стояли на ногах и молча смотрели на Кестрела. Почти всем им уже не раз приходилось сбивать различные цели, но раньше это были ракеты “скад” над Саудовской Аравией или Израилем и радиоуправляемые самолеты-мишени над Мексиканским заливом или Тихим океаном, а не гражданские самолеты над Америкой.

– Доложите обстановку во всех подразделениях “Тигр”, – сказал Кестрел, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом. – И подтвердите режим полной боевой готовности на всех пусковых установках.

Он мог бы и сам посмотреть на табло, отражавшее степень боеготовности всех наземных и воздушных подразделений ПВО, но хотел услышать необходимую информацию от кого-нибудь другого, чтобы убедиться в своей власти и в том, что он владеет положением.

– Сэр, неизвестный восемнадцать все еще просит разрешения следовать в Оклахому...

– Пусть этот ублюдок приземляется в Мичеме, – приказал Кестрел. – И пусть звено “Танго-Рентген” триста одиннадцать в полном составе сопровождает его, пока он не зайдет на посадку. Я не буду возражать, если ради выполнения моего приказа они снесут ему лобовое стекло или отстрелят один двигатель. И еще я хочу, чтобы федеральные агенты арестовали этого сукиного сына и его экипаж.

– Меры приняты, Уилл, – ответил Айэн Хардкасл. – Полицейские и агенты ФБР уже выехали на задержание.

Он только что снял наушники после разговора с агентами службы шерифа, прибывшими на место происшествия в аэропорту Даллас-Форт.

– Майор... у вас не было выбора, – добавил Хардкасл, с участием глядя в бледное лицо Кестрела. Сам кадровый военный, он понимал чувства этих людей, всю жизнь учившихся убивать, но так и не сумевших сделать убийство частью своей натуры. – Вы приняли верное решение и действовали согласно обстановке.

– Тогда почему, черт возьми, мы потеряли целый ракетный комплекс “пэтриот”, адмирал? – спросил Кестрел. – Там, на пусковой площадке в Альянсе находилось не меньше сотни солдат и офицеров!

– Уилл, вы рассчитались с парнем, который их атаковал. Откуда нам было знать, что неизвестным девятнадцать управляет террорист? Он соблюдал график полетов, не отклонялся от курса...

– Да? В таком случае зачем мы вообще нужны, адмирал? – взорвался Кестрел. – Мы не можем остановить ни одного подонка, желающего бросить нам вызов. Этот самолет из Вестфалии нарушает все правила полетов! – Он ткнул пальцем в экран радара. – Он до сих пор все делает не так, а мы позволяем ему уйти безнаказанным!

– С ним мы разберемся, Уилл.

– Вы хотите сказать, что мне следует выпустить в него парочку ракет?

– Разумеется, нет, – ответил Хардкасл. – Ваша задача заключается в защите указанных вам аэропортов от воздушного нападения.

– Вот именно! А разве справился я с этой задачей?

– Если вы не имеете права принимать меры до тех пор, пока террорист не нанесет удара, это не ваша вина, а недостаток системы, – вмешался в разговор Эл Винсенти. – Вы сделали все что могли...

– Сэр, прошу вас надеть наушники, – перебил его старший офицер, явно встревоженный тем, что собирался сообщить им. – У нас появился еще один неизвестный. Сейчас он над Хьюстон-Хобби, подает сигнал бедствия.

– Дерьмо! – выругался Кестрел, садясь в кресло и надевая наушники. – Адмирал, я не знаю, что сейчас произойдет. Но, запомните мои слова, эта система снова не сработает.

НЕПОДАЛЕКУ ОТ БЕДМИНСТЕРА, ШТАТ НЬЮ-ДЖЕРСИ, ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ

По телевизору только что закончился экстренный выпуск новостей Си-Эн-Эн, целиком посвященный поискам Анри Казье. Джо Энн Вега дрожала от возбуждения, глядя на фотографии с места его последней операции, запечатлевшие позицию ракет “пэтриот” вблизи Форт-Уэрт после того, как на них с транспортного самолета были сброшены шесть кассетных бомб. Передача закончилась комментариями военных экспертов, расхваливавших тактико-технические данные “пэтриотов” и пытавшихся убедить телезрителей в способности ракет класса “земля – воздух” защитить любой аэропорт от нападения воздушных террористов.

Она встала с софы, подошла к окну, выходившему на небольшую лужайку, и покачала головой, вспомнив слова военных комментаторов. Ни один человек, подумала она, не защитится от Анри Казье. Даже “пэтриоты” не остановят его. Только сам Анри Казье сможет прекратить убийства и разрушения.

Глядя на дождь, моросивший за окном, Джо Энн Вега с высоты своего третьего этажа увидела, что охранники, до сих пор спокойно расхаживавшие взад-вперед перед особняком, внезапно насторожились. Недокуренные сигареты полетели на землю, из-под плащей выглянули дула небольших автоматов. Примерно через пару минут из зарослей высокого кустарника, окаймлявшего лужайку, выкатился тяжелый шестиместный фургон. Проехав по гаревой дорожке, он остановился в пятидесяти ярдах от входа в особняк. Один охранник тотчас направился к водителю, другой пошел осматривать салон, а третий осветил фонарем капот, проверяя номера машины.

Охранники отошли в сторону, фургон проехал еще несколько футов и остановился возле парадного крыльца. Выбравшийся из салона незнакомый мужчина постоял на лужайке, докуривая сигарету. Отшвырнув ее в сторону, он посмотрел наверх и увидел Вегу, стоявшую у окна и наблюдавшую за ним. Некоторое время они смотрели друг на друга, затем он поднял воротник плаща и направился к дому.

Стараясь унять внезапную дрожь, Вега потянулась за сигаретами. Пачка была пуста. Она задрожала еще сильнее и прижала руки к груди.

Итак, Анри вернулся. Это хорошо...

Ньюбург она покинула несколько дней назад, сразу после нападения на Мемфис. Как и следовало ожидать, Ньюбург и международный аэропорт Стюарт стали пунктами дислокации регулярных военных частей, занятых охотой на Казье. На посадку один за другим заходили транспортные С-5 “гэлэкси”, С-141 “старлифтер” и С-17 “глоубмастер”, доставлявшие в Нью-Йорк войска и военное снаряжение, затем переправлявшиеся в аэропорты Коннектикута. Кроме того, в международном аэропорту Стюарт расположились штаб полиции штата Нью-Йорк и подразделения ФБР, усиленные агентами АТО. Принимать Казье в таком месте было уже небезопасно.

Сейчас Вега снимала весь третий этаж особняка – тут были просторные комнаты с роскошной мебелью, небольшая галерея, хорошо оборудованный бар и множество панорамных окон, из которых она могла наблюдать за оленями и другим зверьем, наведывавшимся в усадьбу. Ее новая ванная комната была больше, чем гостиная в апартаментах в Ньюбурге. Тихое, спокойное место... тихое и уединенное, как и подобает тюрьме. Ей не позволяли принимать гостей, пищу приносили охранники, патрулировавшие коридор и периодически навещавшие ее, даже если она находилась в ванной. Они не разговаривали с ней, поглядывали на нее искоса и равнодушно, даже когда заставали ее в ванной или перед зеркалом, рядом с только что снятым платьем или блузкой. Разумеется, телефона у нее не было. Ей не хотелось никому звонить, но отсутствие связи с внешним миром действовало угнетающе, подчеркивало изоляцию от него.

Ей разрешили взять с собой астрологические книги, карты звездного неба, игральные карты и даже новый компьютер с ее собственной программой, поэтому она проводила время, составляя карту военных действий, которые вел Анри, и его жизнеописание, обещавшее когда-нибудь превратиться в нечто подобное Книге Откровений, подробный план начатой им кампании террора. Она знала, что ее сила растет с каждым днем. Конечно, жизнь каждого человека в любой момент могла сложиться по-разному, но Джо Энн старалась найти самые верные из путей сущего, возможных для нее и Анри. Им предстояло идти в одном и том же направлении – к страшной, жуткой смерти. Гибель Анри была неизбежна, но грозила она не только его душе – страдающей, истерзанной жаждой мести и кровопролития. Она видела тысячи и тысячи людских душ, блуждающих в тумане будущего и оплакивающих свою несвоевременную разлуку с прежним миром...

– Привет, Джо Энн.

Вега оглянулась и увидела его неподвижно стоящим перед ней. Его каштановые вьющиеся волосы росли поразительно быстро – настолько, что сейчас он казался совершенно другим человеком. Он выглядел усталым и похудевшим, но худоба лишь подчеркивала гибкость и мускулистость его фигуры, чем-то напоминающей тело гепарда. На нем были спортивный костюм и просторная черная майка.

– Здравствуй, Анри, – с дрожью в голосе проговорила она, взволнованная его внезапным появлением. – Рада тебя видеть.

– Неплохо выглядишь, Джо Энн, – небрежно заметил он.

От этих слов ее сердце забилось еще сильнее. Они были самыми нежными из всех, которые ей доводилось слышать от него прежде. Он шагнул к ней, скользнув взглядом по ее телу, и сказал по-французски:

– Са ва, Джо Энн. Как дела?

– Са ва бьен, мерси, Анри, – ответила она. – Без тебя мне было одиноко. Я бы хотела, чтобы ты остался со мной, но...

– До сих пор это было невозможно, – вместо нее закончил Казье. – Джо Энн, ты знаешь, какие силы движут мной и насколько мы оба ничтожны перед ними. Я приехал к тебе, чтобы еще раз услышать о своем будущем...

– Я же говорила, что силы, которые владеют тобой, непобедимы, – перебила его Вега. – Я видела много путей, из которых тебе предстоит выбрать один-единственный. Сейчас ты очень уязвим.

– Уязвим? В каком смысле?

– Против тебя восстали силы добра, – сказала Вега. – Твои воины ослабели, у них нет такой решимости, какая есть у тебя. Ты должен использовать власть, чтобы сплотить их вокруг себя.

– Это я и сам вижу. – Казье улыбнулся. – Скоро ты убедишься в этом.

– Хорошо, – кивнула Вега.

Она отвела глаза, как будто не решалась высказать все, что было у нее на уме. Казье взял ее за руку, молча приказывая ей договорить.

– Повелитель обеспокоен тем, какие цели ты выбираешь, – тихо произнесла она. – Эти второстепенные аэропорты, они сводят на нет все твои прежние усилия.

– Я не понимаю, Джо Энн.

– Повелитель тьмы подарил тебе сверхъестественные способности, Анри, – сказала Вега. – Вечную жизнь, власть, неведомую смертным, ясновидение, физическую силу, а ты их тратишь на цели, которые ставит перед тобой какой-то биржевой маклер.

– Он их очень тщательно выбирает, – возразил Казье. – Я не совсем понимаю, чем он руководствуется, но денег он зарабатывает для нас столько, сколько я еще никогда в жизни не видел.

– Неужели ты думаешь, Анри, что повелителю тьмы интересно, сколько денег ты получаешь? – спросила Вега. – Он наделил тебя способностями гораздо более ценными, чем деньги. Ты собираешься разменять их на долларовые купюры?

– А если так, то что? – Казье нахмурился. – Ты мой советчик! Говори!

Вместо ответа она молча посмотрела на него, затем они повернулись к телевизору. Несколько мужчин и женщин стояли на ступенях Белого дома – шел репортаж с импровизированной пресс-конференции. “Анри Казье представляет опасность для всего американского общества. Мне кажется, Белому дому и Пентагону пора бросить играть в бирюльки и подумать о том, как остановить этого мерзавца, – говорил мужчина, стоявший во главе демонстрации (в нижней части экрана поползли титры: «Вице-президент Кевин Мартиндейл»). – К сожалению, Белый дом до сих пор держит под завесой секретности свои планы по преодолению этого кризиса, жертвами которого стали еще тридцать человек, погибшие сегодня утром близ Далласа. Такое положение дел становится просто невыносимым! Американский народ вправе знать, какие меры принимает администрация для борьбы с нынешним кризисом”.

– Вот, – сказала Вега. – Вот она, твоя цель.

– Кто? Эти люди? Я согласен, их следует наказать, ноя не...

“Я и мои коллеги на обоих побережьях материка настаиваем на том, чтобы сенат провел слушания по кризису, парализовавшему нашу страну, – говорила женщина, представленная оператором как сенатор Жоржетт Хейердал. – Мы будем требовать только одного – объявления полномасштабных боевых действий против Анри Казье”.

– Полномасштабных боевых действий! – фыркнул Казье. – Эти идиоты не смогут справиться и с ребенком, не говоря уже о группе хорошо выученных солдат.

“Конгресс должен принять законодательный акт, дающий нам право провести мобилизацию всех сил на охоту за Казье, – продолжала Хейердал. – Мы просим президента издать указ, обязывающий национальную гвардию помогать службам правопорядка в охране всех аэропортов, защите воздушного пространства, сопровождении гражданских рейсов и расследованиях, которые проводит ФБР”. Камера показала крупным планом группу солдат, вооруженных “стингерами”, и снова повернулась объективом к Белому дому.

– Вот она, твоя цель, – повторила Вега.

Казье в замешательстве уставился на экран телевизора.

Белый дом? Капитолий? Но... Ну, конечно!

– Да, – замирая от восторга, выдохнул он. – Да, это настоящая цель! Все, больше не будет ни аэропортов, ни мелких делишек в угоду кому-то другому!

О да, он знал, что его никто не остановит.

* * *

– Атака на аэропорт Даллас-Форт потерпела полную неудачу, – сказал Казье, собрав свой штаб. Заметив недоброе настроение своего командира, они сразу притихли, почти все, за исключением Томаза Изидро. – Новых провалов я от вас не потерплю. Ясно?

Подняв с пола пластиковый пакет, он бросил его на круглый кофейный столик, стоявший перед ним. Пакет упал набок и раскрылся, но никто не посмел прикоснуться к нему, никто, кроме Изидро, в последнее время совершавшего такие отчаянные поступки, какие другому и не снились. Выдержав строгий взгляд Казье, Изидро взял пакет, заглянул внутрь, одобрительно улыбнулся и поднял голову. Затем вытряхнул из пакета что-то липкое, напоминающее размокший кусок чернозема.

– Кажется, это принадлежало Джорджу Личемпсу, тому кретину, который для операции в Далласе нанял двоих любителей покурить травку за штурвалом самолета. Я прав, Анри? – Изидро взял в руки содержимое пакета, делая вид, будто рассматривает его, но на самом деле наблюдая за реакцией остальных офицеров, большинство которых в ужасе уставились на Казье. – Что ж, я полагаю, бедолага Джордж и впрямь поработал не от всего сердца.

Изидро улыбнулся и бросил слипшуюся черную массу – уже достаточно узнаваемую – обратно в пакет.

Тед Фелл, поверенный Гарольда Лейка, не выдержал – зажав рот обеими руками, он бросился в коридор. Самого Гарольда тошнило ничуть не меньше, но он был вынужден крепиться. Гарольд видел, какими презрительными взглядами Казье и Изидро проводили его помощника.

– Согласен, Личемпс потратил слишком много денег и нанял пилотов, непригодных для этой миссии, – сказал Грегори Таунсенд, старавшийся не смотреть на кофейный столик и окровавленный пакет с человеческими внутренностями. – Однако его бездарность не умаляет важности проведенной операции, выявившей новые сведения об армейских подразделениях ПВО, дислоцированных в аэропорту Даллас-Форт. Мои люди, побывавшие в аэропорту, установили, что наш транспортный самолет был уничтожен ракетой “пэтриот”, выпущенной с военно-воздушной базы Карсуэлл. Самолет в это время находился на высоте менее тысячи футов над землей. Стрельба производилась с расстояния пятнадцати миль, скорее всего это был залп двумя ракетами, как и предписывают инструкции по применению “патриотов”. Таким образом, мы теперь знаем, какую грозную силу представляют собой эти ракеты. Таунсенд помолчал, затем добавил:

– Немаловажна и другая полученная нами информация. Армейские подразделения позволили первому неопознанному семьсот двадцать седьмому пролететь ровно пять миль над аэропортом Даллас-Форт – на крейсерской скорости это всего лишь сорок пять секунд до начала бомбометания. Наши люди видели два F-16, поднявшихся по тревоге с базы военно-морской авиации, но эти истребители тоже не принимали никаких мер. По крайней мере, один, а возможно, и несколько комплексов “хок”, не считая мобильных пусковых установок “эвенджер”, находились в радиусе стрельбы, и все же никто не открывал огонь по неопознанному семьсот двадцать седьмому.

– Это не значит, что в следующий раз они тоже не будут стрелять, – сказал один из штабных офицеров.

– В следующий раз их придется нейтрализовать, – подытожил Таунсенд. – Увеличить число самолетов, рассредоточить по всему фронту атаки. До последнего момента строго соблюдать график полетов, а затем всем сразу повернуть на аэродром. Случай с первым неопознанным самолетом показывает, что воздушные оборонительные подразделения и истребители, сопровождающие подозреваемый самолет, оставляют его в покое, как только он оказывается на земле. Какое-то время они его еще преследуют, но уже не принимают за враждебную цель. Этот факт мы можем обратить себе на пользу. Разумеется, не забывая о скорости и посекундном расчете времени.

– Сложность заключается в подборе пилотов, пригодных для выполнения такой миссии, – заметил Изидро. – Деньгами их уже не привлечешь, Анри, сейчас все знают, что из этого путешествия не возвращаются.

– Как раз сейчас это уже не проблема, – доверительным тоном произнес Таунсед. – У нас появилась система, с помощью которой мы можем управлять любым из наших самолетов по радио.

– Ни черта она не работает, эта система, – отмахнулся Изидро. – Иначе мы не стали бы искать пилотов, готовых на все ради порции кокаина. Слава богу, игла делает человека сговорчивым.

– Мои радиоуправляемые системы уже прошли испытания на небольших самолетах, – вспыхнул Таунсенд. – Они разработаны на основе обычного автопилота, умеют держать заданную высоту и скорость, имеют выход на спутниковую навигационную сеть. Контролируя их работу, я могу вывести самолет на любую точку бомбометания, какая тебе придется по душе.

– Спутниковая навигационная сеть находится в ведении министерства обороны, – заметил Казье. – Власти могут в любую минуту блокировать ее, по крайней мере, частично.

– Анри, с помощью распыляющейся взрывчатки ты можешь поразить цель, пролетая в полумиле от нее, – напомнил Таунсенд.

Казье ненадолго задумался, затем кивнул.

– Хорошо, мы будем использовать радиоуправляемые системы, но только на небольших самолетах. Большими по-прежнему будут управлять пилоты. Кстати, Грегори, где сейчас твои радиоуправляемые самолеты?

– Первый из них я только что отправил на испытания в аэропорт Буни, – ответил Таунсенд. – Если хочешь, я могу загрузить его несколькими бочками с распыляющейся взрывчаткой и послать в какое-нибудь другое место.

– Очень хорошо.

Назвав аэропорт назначения, Казье добавил:

– Томаз прав, у нас не будет недостатка в пилотах, которые за соответствующее вознаграждение согласятся выполнять эти полеты. Вы можете распоряжаться любыми суммами денег, необходимыми для набора экипажей. Запомните только одну простую вещь: либо эти экипажи доставляют груз на указанные им цели, либо умирают той же смертью, какая была уготована месье Личемпсу. Понятно?

Последовало дружное “да, сэр”, и снова установилась тишина.

– Итак, ключ к успешной атаке – уничтожение наземных оборонительных рубежей на подступах к выбранной цели, – сказал Казье. – Мы будем высылать рейнджеров на ближние батареи “пэтриотов”, “хоков” и “эвенджеров”, а также на их командные пункты. Наши разведчики будут определять места их дислокации и координировать атаки на всех направлениях.

– Остаются истребители и радарные системы, управляющие их действиями, – заметил Таунсенд. – Зная местонахождение радарных терминалов, мы можем заранее разрушать их. Сложнее обстоит дело с воздушными системами радарного слежения. Мы должны их уничтожить, пока они на земле. Нам известны главные оперативные базы самолетов-радаров в Оклахоме, а остальными аэродромами займутся наши разведчики. Разрушить их необходимо одновременно с местами размещения истребителей...

– Я предлагаю обсудить более актуальную тему, – вдруг перебил его Гарольд Лейк.

В комнате стало тихо, как в могиле. Офицеры оторопели от дерзости Лейка, осмелившегося прервать разговор, начатый самим Казье. Лейк обвел взглядом их изумленные лица, отхлебнул виски из бокала, который держал в руке, и добавил:

– Не понимаю, почему вы на меня так уставились? Нам предстоит очень серьезный разговор. – Зная о том уважении, которое Казье питал к протоколу, Лейк повернулся к террористу. – Анри, я прошу слова.

– Говори, Гарольд, – кивнул Казье. – Ты заслужил это право. Я недооценил твой вклад в эту кампанию. Твоя идея относительно выколачивания денег с биржи и оптового рынка сначала вызвала у меня недоверие, но сейчас я вынужден признать, что результат превзошел все ожидания. Я поздравляю тебя с успехом и приношу извинения за свое невежество в экономических вопросах. Мы слушаем тебя, Гарольд.

– Спасибо, Анри. Наш разговор, господа, я хочу предварить кратким отчетом о состоянии наших финансовых дел. Наша наличность составляет почти девяносто миллионов долларов, не считая тех денег, которые у нас на руках. Ближайшие торги принесут нам еще десять – двенадцать миллионов...

– Не морочь мне голову! – с пафосом воскликнул Изидро. – Уверен, выручка должна составить гораздо больше!

– Военные действия не лучшим образом сказываются на состоянии рынка, – невозмутимо продолжал Лейк. – Единственный надежный источник финансирования, оставшийся у нас на сегодня, – перерегистрация “шортсов”, доставшихся нам после операции в Мемфисе. Разумеется, мы не просто перекрашиваем их, но и готовим новую сопроводительную документацию, а это требует времени и денег. Кроме того, нам нужно закупить самолеты, оружие и снаряжение для предстоящей миссии.

Лейк еще раз отхлебнул из бокала и добавил:

– Учтите, каждая моя новая сделка привлекает все более пристальное внимание властей, в скором будущем надо ожидать каких-нибудь действий со стороны казначейства. Само по себе расследование меня не беспокоит – источник денег надежно скрыт и в общем я не делаю ничего противозаконного, однако наши дела получат ненужную огласку, а это затруднит наши дальнейшие операции. Я подозреваю, что ФБР и полиция уже интересовались документами на тот транспортник, который мы купили для рейда в Даллас. Если так и дальше пойдет, то через какое-то время начнется тотальная слежка за всеми брокерскими конторами, банками и торговцами самолетами.

– У тебя есть какое-то предложение, Гарольд?

– Я думаю, настало время рассовывать денежки по карманам, собирать манатки и сматываться из этой страны, – сказал Лейк. – Обычная контрабанда и тактические операции приносили нам примерно шесть миллионов долларов ежегодно. Это половина того, что мы заработаем на одних только военных операциях, не считая наших основных источников дохода. Добавлю, что за последние две недели я наладил работу наших деловых представительств в семи различных странах. Они занимаются законными делами, власти даже и не заподозрят нашего участия в их деятельности. Я получил доступ в авиационные и оборонные министерства таких стран, как Чешская Республика, Индонезия и Китай, а это значит, что нам продадут оружие и самолеты по первому же телефонному звонку из подконтрольных нам банков.

Офицеры слушали внимательно, поглядывая то на Лейка, то на Казье.

– Анри, я ручаюсь за свои слова, мы можем распоряжаться целыми государственными ведомствами, банковскими счетами, кредитными линиями и индустриальными производствами, способными дать нам не меньше десяти миллиардов долларов чистой прибыли, – продолжал Лейк. – Мы становимся игроками – настоящими, глобального масштаба. Наш бизнес будет гораздо более легален, чем сейчас. Мы сможем протянуть свои незримые нити по всей планете, в любое место, где есть телефон, и навсегда забыть о ФБР и полиции. Если мы воспользуемся этой ситуацией, то через пару месяцев обоснуемся где-нибудь в Южной Америке, купим плантации в пригородах Каракаса или Рио и заживем, как короли, причем оставшихся денег хватит, чтобы обеспечить беззаботное существование нашим внукам и правнукам.

Слова Гарольда Лейка произвели большое впечатление на аудиторию, включая Казье, задумчиво смотревшего на своего офицера. Томаз Изидро вздохнул и негромко произнес:

– Да, Анри, наш уродец нарисовал нам заманчивую картину. Представляю, какой бум поднимет пресса, когда федеральные агенты сядут нам на хвост. Не знаю, случится ли это в действительности, но...

– Томаз, как всегда, преувеличивает опасность, но я разделяю его мысли, – сказал Таунсенд. – Анри, мы еще ни в одной стране не задерживались на такой долгий срок. Мы всегда были в движении, и это делало нас недоступными для властей. По-моему, в Америке мы загостились. Пора уносить ноги, по крайней мере, на несколько недель залечь на дно.

К всеобщему удивлению Казье кивнул, явно удовлетворенный услышанным.

– Очень хорошо, – скрестив руки на груди, сказал он. – Мой советник говорит, что власти слишком близко подобрались к нам. Поэтому мы прекратим нашу деятельность, разлетимся кто куда и встретимся уже в новом месте – после одной миссии.

Он повернулся к Лейку.

– Гарольд, ты сказал, что у “Юнивесл эквити” в Америке остались еще две нетронутые компании – “Уэстфолл эйр” в аэропорту Даллас-Форт и “Скай партнерз интернэшнл эйрлайнз” в Нью-Йорке?

– Да, это так, – подтвердил Лейк. – Сейчас они пытаются покрыть убытки, используя общественные настроения как инструмент давления на рынок. “Юнивесл экспресс” переправила почти все имущество в другие аэропорты, и президент компании, мистер Максорли, обещает совершать регулярные рейсы, даже если остальные авиационные агентства прекратят полеты на время тревожной обстановки в воздухе. Мы потеряли чартерный самолет, принадлежавший компании “Уэстфолл эйр”, но она все равно не сулит нам больших барышей. Настоящую ценность для нас представляет “Скай партнерз”. Сейчас ее доходы гораздо выше.

– В таком случае она будет нашей целью – второстепенной, Гарольд, – Казье улыбнулся. – А сейчас я расскажу о нашей приоритетной цели и о том, что потребуется от всех вас.

В комнату вернулся Тед Фелл – бледный, со слезящимися красными глазами и тщетно пытающийся не вспоминать той страшной минуты, когда ему показали человеческое сердце, исторгнутое из груди провинившегося агента. Феллу казалось, что он всю жизнь будет помнить окровавленный пластиковый пакет, который Казье с явно назидательными целями принес на собрание своего штаба.

Стоявшие у двери охранники обыскали Фелла и с безразличным видом отвернулись от него. Он прошел в дальний угол комнаты и только тогда заметил пятна на своем костюме. Извинившись, он снова вышел в коридор. Фелл понимал, что по сравнению с содержимым пакета, все еще лежавшего на кофейном столике, его внешний вид не имел большого значения для обстановки офицерского собрания, однако побоялся вызвать неудовольствие Казье и решил привести себя в порядок.

Проходя по коридору, он услышал голоса, доносившиеся из кухни, и повернул к лестнице – не хотел попадаться на глаза охранникам, отдыхавшим от дежурства или, что вероятнее, переключившимся на службу Бахусу. Поднявшись на третий этаж, Фелл увидел аккуратно сложенное полотенце и пачку салфеток, лежавшие на небольшом столике. Он взял то и другое и уже направился к ванной, как вдруг его внимание привлек негромкий женский плач, донесшийся из-за соседней двери.

Сначала Фелл решил пройти мимо этой двери, забыть о ней, как и обо всем, что творилось в этом доме. Он подумал, что едва ли Казье имеет жену или любовницу. Какая дура добровольно согласится спать с таким психопатом? Может быть, это его пленница? Или своего рода рабыня, которую он держит для удовлетворения своих плотских потребностей? В любом случае Казье не станет церемониться с тем, кто сунет нос в его личные дела. Фелл услышал стон, за которым последовал приглушенный кашель – звуки были натужными, болезненными. Может быть, она пыталась прийти в себя после побоев или каких-то других истязаний? Насилие над женщиной – это признак трусости, а именно она бродила такое явление, как терроризм. Оба эти определения подходили к Анри Казье. И не подходили к Теду Феллу – он заслуживал другой характеристики.

Он был либо неробкого десятка, либо неисправимым тупицей, потому что неожиданно для себя самого отворил дверь и переступил через порог.

Прихожая оказалась небольшой и довольно уютной, однако Фелл не смог оценить ее по достоинству. Его внимание привлекла женщина, лежавшая на кровати посреди комнаты. Белье валялось рядом. Разорванное платье открывало для обзора грудь, живот и ноги, свесившиеся с края кровати. Ее голова была повернута в другую сторону, поэтому она не могла видеть его. Ее черные волосы были всклокочены, а руки перепачканы запекшейся...

– Вам опасно быть здесь, – вдруг произнесла она. И через несколько секунд, задержав дыхание и стараясь превозмочь боль, добавила: – мистер Фелл.

Фелл почувствовал почти непреодолимое желание броситься бежать из этой комнаты. Очевидно, войдя сюда, он произвел немного больше шума, чем ему казалось. Однако хриплый голос женщины и ее дрожащие руки говорили о том, что ей и в самом деле плохо.

– Кто вы? – шепотом спросил он. – И откуда знаете, как меня зовут? Что с вами? Это Казье, да?

– Мое имя не имеет значения, – слабым голосом ответила она. – Я знаю всех, кто сегодня приехал сюда, за исключением вас и мистера Лейка, которого тоже никогда не видела. Я...

Она попыталась приподняться на локте, но новый приступ боли повалил ее назад, на покрывало. Фелл осторожно прикрыл дверь, прошел в комнату и сел на кровать рядом с ней. Ее лицо было обезображено несколькими ссадинами и синяками. Из разбитого носа все еще текла кровь. Прикрывая ее ноги обрывками платья, он не мог не заметить красного пятна, расплывшегося под ягодицами.

– О боже... Вот сукин сын!..

– Он больше не владеет собой, – пробормотала женщина. – Им управляет повелитель тьмы.

– Казье? Кто им управляет?

– Я пробовала остановить его, – с трудом проговорила она. – Пыталась объяснить ему, что у него еще есть выбор, но он уже не управляет своей судьбой. Его душой завладели другие силы. Он уже не слышит доводов человеческого разума.

– Забудьте о Казье, – сказал Фелл. – Здесь есть какой-нибудь запасной выход? По-моему, вас нужно показать врачам.

– Для меня отсюда нет выхода, – сказала женщина. – Пока Анри жив, я не смогу уйти отсюда. А вот вы – сможете.

От очередного приступа боли она зажмурилась, прикусив губу и надолго задержав дыхание. Когда ее глаза вновь открылись, в них вдруг появилось новое выражение. Было видно, что у нее созрел какой-то план.

– Вы моя единственная надежда. Вы должны остановить Казье, пока он не осуществил свой последний замысел.

– Какой замысел? О чем вы говорите? – Мысль о том, что он, Тед Филл, попробует остановить Казье, заставила его улыбнуться и в то же время ужаснула. – Эй, мисс, я пытаюсь помочь вам, но при этом не собираюсь становиться на пути Казье. Последний парень, перебежавший ему дорогу... ну, это его сердце лежит там, внизу, на кофейном столике. А со своим я не спешу расставаться.

О сердце Вега ничего не знала, поэтому была вынуждена скрыть улыбку, уже почти появившуюся на ее губах. О господи, Анри и впрямь преступил черту! Ей захотелось увидеть это сердце, увидеть нож, которым его вырезали из человеческой груди, или услышать от него самого, как он это сделал. Но она довольно успешно изобразила выражение ужаса на лице.

– Тед Фелл, послушайте меня, – сказала женщина. – Вы должны убить Анри Казье.

– Что?..

– Вы должны, Тед Фелл. – Она сунула руку под подушку и достала маленький автоматический пистолет двадцать второго калибра. – У меня для этого слишком мало сил. Если он вернется, он меня убьет, я знаю.

Вега закрыла лицо окровавленной ладонью, при этом вновь обнажилась ее грудь. Она мысленно усмехнулась, заметив неравнодушный взгляд Теда. Типичный самец, подумала она, никакой благодарности, одно только желание вцепиться в сиськи и сдавить обеими лапами. Вега решила, что он справится с отведенной ему ролью – наведет ствол на Анри Казье, и тогда она посмотрит, как Анри, Таунсенд и Изидро нашинкуют из него приманку для рыбной ловли. Она вложила пистолет в его руку.

– Вы должны это сделать, Тед... ради меня. Ведь вы хотите помочь мне, да?

Она приподнялась на локте. Грудь качнулась, а на лицо упала прядь волос, придав ей особенно беззащитный вид, и Фелл попался на крючок. Он взял пистолет и молча сунул его в карман брюк. Даже если он не достанет его, подумала Вега, кто-нибудь непременно обратит внимание на этот оттопыренный карман. Она решила прислушиваться к каждому звуку и при первом же признаке потасовки побежать вниз.

– Идите, Тед. Спасите меня, прошу вас! Она с неожиданной силой столкнула его с кровати, но Тед и не нуждался в этом. Мгновение спустя он был уже у двери.

– Не останавливайтесь, Тед! Очередной приступ кашля заглушил ее последние слова, но он уже не слушал, а шел на цыпочках к лестнице.

Никем не замеченный, он спустился на первый этаж. Затем посмотрел наверх, огляделся и уже собирался пройти в гостиную, где проходило собрание, как вдруг лицом к лицу столкнулся с Томазом Изидро, только что вышедшим оттуда. Мексиканец оттолкнул его в сторону, при этом ухватив за лацкан пиджака.

– Куда ты, мать твою, ходил, придурок? – прошипел Изидро.

Фелл открыл рот и сразу закрыл, глотнув воздух, как задыхающаяся рыба. Он настолько перепугался, что но мог говорить. Выражение презрительности на лице Изидро сменилось гримасой ненависти. Он притянул Теда к себе и с силой встряхнул.

– Я спрашиваю, недоносок, где ты?.. Внезапно он заметил желто-зеленые пятна на сорочке Теда, втянул носом воздух, поморщился, а затем увидел точно такие же пятна на персидском ковре, устилавшем коридор.

– Ах, кусок дерьма! Ты заблевал весь мой ковер!

– Я... я не смог удержать...

– Ну, так вычищай же его, мать твою! – сказал Изидро, пригнув его лицом к пятнам на ковре.

Фелл ожидал пинка, но услышал еще раз: “Дерьмо!”, а затем звук удаляющихся шагов. Немного придя в себя, он почистил ковер при помощи веника и совка, которые нашел в ящике на стене, а оставшиеся пятна принялся оттирать носовым платком. Он ползал по коридору на коленях и напряженно думал.

Мог ли он выполнить просьбу той женщины? Способен ли был убить Казье? Нет слов, мир стал бы лучше без этого психопата, не гнушающегося поднимать руку на слабую женщину, но ведь Изидро и остальные прикончат его в ту самую секунду, когда он... Или не прикончат? Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы видеть непримиримую борьбу за власть, раздирающую организацию Казье. Может быть, он как раз окажет им услугу... Да, вполне может быть.

– Эй, задница, ну-ка, поднимайся! – послышался голос за его спиной.

Фелл с трудом встал на ноги – у него вдруг задрожали колени и затряслись руки. По коридору шел охранник с автоматом в руках. Заметив пятна на костюме Фелла, он остановился и присвистнул.

– Живо прячься, все уже расходятся.

Бросившись в небольшой холл перед гостиной, где проходило собрание, Фелл понял, что опоздал. Офицеры двигались ему навстречу, на ходу надевая пиджаки и обмахиваясь носовыми платками. Он поймал взгляд Казье, полный ненависти и презрения. Однако стоило Казье мельком посмотреть на следы рвоты, как его глаза ясно сказали Теду, что он не будет удостоен даже такой почести, как немедленная расправа. Казье презирал слабых. Он был животным, настоящим животным в облике человека. С его точки зрения Фелл заслуживал смерти – но не от его рук. Изидро мог ликовать: Тед был его желанной добычей.

Однако по-настоящему он испугался, увидев лицо Гарольда Лейка – подавленное и такое бледное, будто он уже несколько часов был покойником. Он буквально повис на Фелле, когда тот помогал ему надеть пиджак.

– Гарольд, в чем дело? – шепнул Тед, когда они направились к выходу. – Что случилось?

– Пошли, – выдохнул Лейк. – Потом расскажу.

– Там остался мой чемоданчик, – стараясь оттянуть время, сказал Фелл. – Сейчас, только заберу его.

Фелл вернулся в гостиную, надел плащ и взял в руки чемоданчик. В комнате их было двое. Ближайший охранник прохаживался по коридору. Казье стоял у дальнего окна, разглядывая лужайку перед особняком. Вот она, подходящая минута, второй такой уже не будет. В подкладке его плаща была прорезь – рука Теда скользнула в нее, затем в карман брюк...

– Анри! – послышался женский крик за его спиной. – Анри, у него пистолет!

Казье отпрыгнул в сторону – в его руке, как по волшебству, вдруг появился нож. Фелл оглянулся. На женщине – это была она, та самая – был красный шелковый халат. Никаких следов крови на лице, даже немного косметики. Ее рука с вытянутым указательным пальцем была простерта в его сторону. Увидев, кто угрожал ему, Казье немного поколебался, затем усмехнулся и опустил нож. Фелл был в смятении – зачем она это сделала?

Трое охранников разом набросились на Фелла, повалили на пол и заломили руки за спину с такой силой, что он взвыл от боли. За несколько секунд его обыскали с ног до головы и поставили перед Казье.

– Командир, у него ничего нет, – доложил охранник. Фелл только сейчас вспомнил, что после встречи с Изидро не выдержал и спешно засунул пистолет под горшок с каким-то декоративным растением, стоявший возле лестницы. Охранники отпустили Фелла и повернулись к женщине. Она сразу смутилась.

– Он безоружен, Вега, – сказал Казье. – А почему ты думаешь, что у него должен быть пистолет?

– Я... наверное, я слишком устала, – ответила она. – Прежде он не попадался мне на глаза... Я его испугалась.

– Он уже собрался уходить, – сказал Казье. Он бросил на Фелла угрожающий взгляд, и Тед почувствовал что-то теплое в паху. Он едва успел напрячь низ живота, чтобы не обмочиться. Затем двое охранников выпроводили его из дома.

Лейк молчал – не мог говорить? – до тех пор, пока они не оказались в салоне шестиместного фургона, два передних сиденья которого были отгорожены толстым пуленепробиваемым стеклом. Фелл задыхался. Сучка, она хотела убить меня, подумал он. Зачем? Кто она такая, черт возьми? Однако, в конце концов, страх уступил место любопытству: что случилось с его боссом?

– Гарольд, что произошло? Я ничего не понимаю.

– Мы закрываем контору, – помолчав, сказал Лейк. – Первым делом, завтра же, нужно будет приостановить выплату денег по всем заключенным контрактам. И обналичить все счета. Для этого снова придется обратиться в казино “Вин миллионз”.

– Да, там нам не откажут, – сказал Фелл. – Значит, время сматывать удочки? Пора посмотреть, как выглядит Бразилия зимой.

– Мы вылетаем завтра вечером... в крайнем случае, послезавтра. Все зависит от того, сколько времени Анри будет пересчитывать наличность.

– Превосходно, – с облегчением вздохнул Фелл. – Я как раз на прошлой неделе проверял готовность экипажа к вылету. Если мы действительно уносим ноги, у нас не будет никаких проблем. Одна посадка на дозаправку – и мы за пределами этой страны с двадцатью миллионами долларов в карманах. Заживем припеваючи в этом, как его... Абаэт или как-нибудь еще? – Лейк, бледный и осунувшийся, не слушал его. – Черт побери, Гарольд! В чем дело? Казье никогда не пронюхает о тех деньгах, которые нам достались от азиатских контрактов. Он тебя в чем-нибудь подозревает? Что он...

– Предстоит еще одна операция, – сказал Лейк. – Очень опасная...

– Если мы и впрямь убираемся отсюда, то я ничего не боюсь, – улыбнулся Фелл. – Ведь мы закрываем лавочку... да?

Лейк не ответил. Он молчал всю дорогу до гаража, где их ждал лимузин. Пересев в другую машину, Фелл снова подумал о женщине, умолявшей его остановить Казье. Очевидно, он задумал что-то чудовищное, если даже Лейк не мог говорить об этом.

Все равно, решил Фелл. Через два дня они окажутся за пределами Штатов. Двадцать миллионов долларов и самолет помогут им неплохо устроиться в Бразилии и забыть обо всем, что было. Он больше не хотел вспоминать о женщине, чья мольба, казалось, тронула его сердце...

И все-таки он помнил о том, что происходило с опытными наемными солдатами, встававшими на пути Казье. Помнил окровавленный пластиковый пакет в руках улыбающегося Изидро. Как же в таком случае сложится судьба скромного адвоката из Спрингфилда? Будут ли у него хоть какие-нибудь шансы? Только два: вести тихую обеспеченную жизнь в экваториальной Бразилии или пойти к властям и столкнуться с Анри Казье, Томазом Изидро, Грегори Таунсендом и встретить почти неизбежную смерть.

Чтобы прийти к такому выводу, Теду Феллу не требовалось заканчивать гарвардскую юридическую школу.

МОХАВЕ, КАЛИФОРНИЯ, ДВА ДНЯ СПУСТЯ

– Они прибывают быстрее, чем мы успеваем их чинить, – сказал мужчина. – Я к вашим услугам, господа.

Гарольд Лейк молчал, утратив дар речи от изумления. Он смотрел не на какие-нибудь конуры собачьего питомника или вольеры для скаковых лошадей, а на длинный, протянувшийся на две с половиной мили ряд самолетов всевозможных форм и размеров, пребывавших в различных стадиях ремонта, но преимущественно в очень хорошем состоянии. Казалось, все авиакомпании мира сочли своим долгом поставить сюда два-три самолета, что подтверждалось пестрым разнообразием эмблем на их хвостовом оперении. Даже Тед Фелл, ненавидевший все, что так или иначе относилось к воздушным перевозкам, был потрясен увиденным.

– О боже, мне и не снилось ничего подобного, – выдохнул он.

– Полагаю, как и многим другим, – заметил директор по техническому обслуживанию, с улыбкой посматривавший в окно комфортабельного “рейнджровера”. – У нас в Мохаве пересекаются маршруты большинства гражданских самолетов, как на базе ВВС “Дэвис-Монтана” у военных. После второй мировой войны мы их отремонтировали больше десяти тысяч.

Менеджер повернулся к Лейку.

– Но содержание современных авиалайнеров обходится гораздо дороже, поэтому, когда наступают тяжелые времена и никто не летает, компании присылают свои самолеты к нам – низкая влажность, почти нет дождей, в общем идеальные условия для хранения. Некоторые фирмы переправляют их сюда сразу после покупки. Три года назад, когда они подписывали контракт на постройку, индустрия процветала. Сейчас другое дело. Половина билетов на рейсы остается в кассе, доходы не покрывают расходов... Вот они и ставят своих красавцев в этот ряд. Когда дела пойдут на поправку, мы распеленаем этих младенцев. – Он показал на самолет, судя по размерам – DC-10 или L-1011, полностью Д закрытый серебристой полиэтиленовой пленкой. – Раньше мы их поднимали в воздух, чтобы поддерживать в рабочем состоянии, но теперь компании хотят хранить их как можно дольше, а для этого некоторые самолеты нужно защищать от песка и воды.

– Они в полиэтилене? – спросил Фелл, . – Вы шутите!

– Ничуть. Запечатаны, как свежий номер “Плейбоя” на прилавке в каком-нибудь магазине, – сказал директор. – Это недавнее изобретение. Полиэтилен очень технологичен и превосходно предохраняет самолеты от непогоды. Все швы тщательно запаяны, внутри вакуум, поэтому батареи не окисляются. В такой оболочке самолет может простоять десять лет и будет как новый. Собственно, это мы и гарантируем фирмам. Ни старения, ни запыления, ни коррозии.

– Невероятно! – воскликнул Лейк.

Разглядывая шеренгу самолетов, он не переставал восхищаться – среди них было лишь несколько MD-11, “боингов 757” и “боингов 767”. Очевидно, цвет американского самолетостроения даже в трудные времена был при деле.

– Думается, это хозяйство тянет эдак на четыре-пять миллиардов долларов.

– Почти угадали, мистер Лейк. – Директор улыбнулся. – Точная цифра – три миллиарда семьсот двадцать миллионов долларов. Мы каждую неделю проводим инвентаризацию. – Он повернул руль и остановил “рейнджровер” возле одного самолета. – Вот он, триста тридцать первый. Предпродажный осмотр почти завершен. Милая крошка, верно?

Лейка коробило, когда о неодушевленных предметах говорили как о людях. Взглянув на самолет, он поморщился. Перед ними стоял двухмоторный турбовинтовой транспортник G-222, короткофюзеляжный, приземистый, с почти вертикальным хвостовым оперением и высоким расположением крыльев – отнюдь не “милая крошка”, разве что в сравнении с каким-нибудь совсем уж громоздким и неуклюжим летательным аппаратом. На боку были бело-оранжевые полосы и надпись “ТУШЕНИЕ ПОЖАРОВ С ВОЗДУХА”. Лейк открыл толстую папку с сопроводительными документами.

– Оборудован водометами, модификация восемьдесят восьмого года. И, кажется, в неплохом состоянии?

– G-222 – лучшая водометная машина, имеющаяся в распоряжении воздушного флота, – сказал директор по техническому обслуживанию. – Двигатели “роллc-ройс”, по четыре тысячи лошадиных сил каждый, максимальное ускорение на взлете – четыре вместо обычных двух с половиной – важное достоинство, если вашим клиентам придется тушить пожар на дне какого-нибудь глубокого каньона. Если он вам не нравится, то вы ничего не смыслите в подобной технике. Какую, говорите, группу вы представляете?

– Я защищаю финансовые интересы одного брокера, заключившего контракт с “Уолтер Виллис и компания”, – сказал Лейк. – Этот G-222 или любой другой самолет подобного типа, который я смогу найти в течение ближайших трех дней, он перегонит на свое ранчо в Колорадо, чтобы немного переоборудовать и, вероятно, пустить в дело, если лето и дальше будет таким же жарким и сухим.

Разумеется, в этих словах не было ни доли правды, однако за последние два дня он провел необходимую подготовительную работу, которая позволяла ему надеяться, что обман будет раскрыт лишь в случае дотошного расследования с привлечением множества государственных ведомств. Кроме того, несколько лет назад Лейк, уже тогда сотрудничавший с президентом “Юнивесл экспресс” Бреннаном Максорли, помогал финансировать покупку двух подобных самолетов для “Уолтер Виллиса” – крупнейшей частной пожарной компании мира. Позже он участвовал и в других финансовых сделках, связанных с торговлей авиационной техникой, поэтому в Мохаве к нему относились с доверием.

– Никогда не работал с самим мистером Виллисом, – сказал директор. – Как поживает этот старый индюк?

Фелл посмотрел на мужчину, затем на Лейка. Зная своего босса, он понимал, какие недобрые чувства тот должен был испытывать в эту минуту. Тед отступил на шаг и принялся изучать эмблему “Эйр Италия”, украшавшую хвост самолета.

– Хорошо поживает, – спокойно ответил Лейк. Он взглянул на директора, с явным подозрением смотревшего на него, затем добавил:

– Уолтер поживает хорошо – для человека, который уже одиннадцать месяцев лежит в могиле! Бездушный сукин сын, вот вы кто!

У директора открылся от изумления рот – он не ожидал такого яростного отпора. Лейк не дал ему опомниться:

– Компанией сейчас владеют его сын Бред Виллис и несколько частных вкладчиков. В январе я был шафером на свадьбе Бреда. Вы знакомы с семьей Виллисов?

– Нет, но...

– Тогда зачем вы спросили о самочувствии Уолтера? Мой друг Бред до сих пор не может свыкнуться со смертью отца. Лейк знал о Бреде только то, что тот за последний год успел зарекомендовать себя крайне безответственным прожигателем жизни. Бреннан Максорли и “Юнивесл” отхватили немалый куш, когда купили компанию у Бреда. – И, уж конечно, Уолтер даже перед смертью не был, как вы изволили выразиться, “старым индюком”, ему шел всего лишь седьмой десяток, и он до конца дней своих оставался в превосходной физической форме. – Лейк демонстративно отвернулся от директора. – А может быть, вы просто проверяете меня, мистер Адамc? Вы меня в чем-то подозреваете?

– Помилуйте, у меня и в мыслях не было...

– Сэр, в этом нет никакой необходимости, – сказал Лейк. Он был и впрямь возмущен тем, что какой-то ублюдок пытался заманить его в такую халтурную ловушку. – Я мог бы называть имена весь день. Уверен, они произвели бы на вас немалое впечатление. Но мои рекомендательные письма, моя репутация, наконец мои деньги – разве они не говорят за меня?

– Уверяю вас, мистер Лейк, я вовсе не хотел...

– Если мне не изменяет память, два дня назад в Лос-Анджелесе я положил на ваш банковский счет заверенный депозитный чек на сумму девять миллионов долларов. Несчастные клерки два дня и две ночи проверяли его подлинность, результат вам известен. – Он достал из кармана портмоне, раскрыл его и показал содержимое менеджеру. – Вот еще один заверенный чек на сумму шестнадцать миллионов четыреста тысяч долларов, выписанный на вашу компанию и датированный сегодняшним числом. Он помечен как вторая часть депозита за два купленных у вас самолета.

Увидев вожделенно вытаращенные глаза директора, Лейк скомкал чек в кулаке, поднес к его лицу и держал так до тех пор, пока на лбу мужчины не выступили крупные капли пота.

– Я не позволю вам обращаться со мной как с мальчишкой, пытающимся купить бутылку дешевого вина в какой-нибудь забегаловке. Тед!

Фелл повернулся к транспортнику, поднес два пальца к губам и свистнул. Трое мужчин, занимавшихся предпродажным осмотром самолета, с удивлением посмотрели на него.

– Кончай работу! – крикнул он. – Сделка расторгнута.

– Подождите, мистер Лейк, – взмолился директор. – Я и не думал вас проверять. Клянусь, у меня даже мыслей таких не было. Уверяю вас, я не буду думать ничего такого...

– После того, как ваша компания узнает о случившемся, продавать самолеты вы тоже не будете.

– Поймите меня, мистер Лейк, я не хотел, это все парни из федерального ведомства. Когда с ними пообщаешься, в голову чего только не лезет, чувствуешь себя каким-то внештатным сыщиком.

При упоминании о федеральном ведомстве Лейк и Фелл разом уставились на директора. Лейк опомнился первым и бросил предостерегающий взгляд на Фелла. Тот повернулся и пошел к самолету, не сумев скрыть ужаса, застывшего на его лице.

– Какие такие парни из федерального ведомства? – спросил Лейк. – О чем вы говорите?

– Они сюда чуть ли не каждый божий день наведываются – то из Лос-Анджелеса, то из Вашингтона, то из Сакраменто. – Директор сплюнул. – Думаю, это все из-за того террориста, который почем зря бомбит американские аэропорты. Федеральные агенты все время задают каверзные вопросы, стараются подстроить какую-нибудь ловушку, как будто в результате я смогу на серебряном блюдечке преподнести им Анри Казье или его голову.

– Ну, все! Мое терпение лопнуло, – взорвался Лейк. – Федеральные агенты, как же! Вы просто не хотите отвечать за свое бесцеремонное поведение и возлагаете всю вину на кого-то еще, существующего только в ваших фантазиях!

– Нет, мистер Лейк, они и сейчас здесь. Взгляните, вон один из них. – Мужчина показал на темно-серый седан “шевроле-каприз”, разъезжавший туда-сюда по рулежной дорожке. – Это... черт, забыл его имя... – Он полез в карман и достал визитную карточку. – Ах, да! Это Тимоти Лассен, судебный исполнитель. Вот его карточка.

Лейк дрожащими руками взял ее – от страха он уже плохо владел собой. Все верно, на карточке были указаны имя и должность. Судебным исполнитель. Здесь, в Мохаве, в двух шагах от самолет, который они собираются купить для Казье!

– Ну... может быть, я и впрямь погорячился, – не отводя глаз от приближающегося седана, сказал Лейк. – Не учел, что из-за них вы слишком много нервничали в последние дни.

– Что правда, то правда, мистер Лейк, – с облегчением вздохнул директор, поняв, что сделка все-таки состоится.

Лейк сделал знак Феллу, и тот велел техникам продолжать работу.

– Я обращусь в свой банк с просьбой выписать новый чек для вас. Это займет еще один день, но, я думаю, вы войдете в мое положение.

– Ну, конечно, конечно! – Директор был готов расцеловать Лейка. – Я искренне извиняюсь за свое поведение. Мне очень жаль, что так...

– Инцидент исчерпан. Больше ничего не хочу слышать о нем. – В голосе Лейка появилась повелительная интонация. – Мои клиенты ценят не только быстроту действий, но и разумную инициативу. Кое-кто может поинтересоваться, почему окончательная выплата денег отложена на один день. Так вот, этот вопрос надо уладить.

– Можете рассчитывать на меня, мистер Лейк, – сказал директор.

Как раз в эту минуту к ним подрулил седан, из которого вышел высокий стройный мужчина в темно-сером костюме. С виду он был немного старше Лейка. Из-под его расстегнутого пиджака выглядывали белоснежная сорочка и узкий синий галстук в косую полоску. Несмотря на жаркую погоду, мужчина почему-то предпочитал не снимать пиджака.

– Простите, мистер Феннелли, не подскажете, как мне выбраться отсюда? Кажется, я заблудился.

– Все очень просто, агент Лассен, – сказал директор и махнул рукой на юго-восток. – Поезжайте между этими двумя большими ангарами, там увидите ворота. И будьте осторожны на рулежной дорожке – сейчас самое время регламентных полетов.

– Понятно, – сказал Лассен. Он явно не нуждался в разъяснениях директора. Его глаза смотрели на Лейка.

– Привет. Тим Лассен, а вас как зовут?

– Гарольд Лейк, – представился Лейк и пожал протянутую руку Лассена. – Мой помощник Тед Фелл (последовало еще одно рукопожатие). Мистер Феннелли сказал мне, что вы исполняете обязанности федерального шерифа. – Он кивнул головой в сторону гор, окружавших аэропорт Мохаве. – По-моему, самое подходящее место для шерифа, как на старом диком западе. Вам не хватает только коня и шестизарядного винчестера.

Лассен довольно доброжелательно улыбнулся, но его глаза не переставали рассматривать Лейка.

– Пожалуй, вы недалеки от истины, мистер Лейк, – сказал он. – Эта пустыня и горы – самое дикое и опасное место во всей стране. Здесь нередко укрываются преступники – беглые заключенные, грабители, налетчики... террористы... Видно, думают, что горы защитят их от закона... Это ваш самолет, мистер Лейк? Итальянский, не так ли?

Вопрос федерального агента прозвучал вполне естественно, чего Лейк не ожидал. Помолчав, он ответил:

– Нет, не мой. По правде сказать, я ничего не смыслю в самолетах.

– Значит, ваш, мистер Фелл? – спросил Лассен, повернувшись к помощнику Лейка.

– Нет, – вырвалось у Фелла. – Я вообще их не перевариваю. Во время полетов глотаю столько пилюль, что впадаю в полубессознательное состояние.

– Хороший самолет, – заметил Лассен. – Раньше я тоже плохо разбирался в них, но последнее время мне часто приходилось иметь дело с авиационной техникой.

– Наверное, вы ищете террориста Казье? – Лейк с пониманием кивнул. – Того психопата, который бомбит аэровокзалы, да?

– Угадали, – сказал Лассен. – Этот самолет относится к тому типу, которыми пользуется Казье, – большой, относительно недорогой, с изрядной грузоподъемностью, сконструированный специально для сбрасывания груза на землю. Он ведь оборудован противопожарными системами, не так ли?

– Водометами, – уточнил Лейк. – Да, он итальянский. Его применяют во всем мире – для тушения пожаров, для транспортировки военных грузов, даже для коммерческих перевозок. Ну, так как продвигается ваше расследование? Скоро вы избавите нас от этого ублюдка?

– Надеюсь, да. Либо он уберется из Америки, либо сделает какую-нибудь глупость, и тогда мы поймаем его, – задумчиво произнес Лассен.

– А вы не слишком самонадеянны? – с небрежным видом спросил Лейк.

– Видите ли, мистер Лейк, я мог бы с чистой совестью сказать, что каждое раскрытое нами преступление – итог работы экспертов, криминалистов, следователей... Но, в сущности, преступник сам выдает себя, потому что окружает себя всяким сбродом, привлекающим к нему наше внимание, а также людьми, которые выдают его, спасая свою шкуру.

Его глаза вновь остановились на Лейке. От этого взгляда у нью-йоркского банкира похолодело в груди.

– Люди, окружающие Казье, отнюдь не такие фанатики, как он, – продолжал Лассен. – Рано или поздно они поймут, что их вожак зашел слишком далеко. Мел-кис пешки в его игре, они не захотят мириться с таким положением дел. Тогда у них появится дилемма: обратиться к властям, чтобы “скостить” срок или даже стать свидетелем обвинения, либо умереть. Кроме того, эти мелкие пешки непременно затеют грызню между собой, каждый человек будет опасаться, что другой донесет раньше, чем он, и тогда суд не окажет ему никакого снисхождения... Простите, этим разговором я, кажется, отвлекаю вас от дела. Какие у вас планы, мистер Лейк?

Лейк опешил настолько, что не сразу смог ответить на этот вопрос. Лассен в точности описал дилемму, стоявшую перед ним.

Приказы Казье с каждым днем становились все менее выполнимыми. Лейк уже давно искал удобного случая, чтобы забрать деньги и укрыться на ранчо где-нибудь в Бразилии или Таиланде, но Казье ни на минуту не оставлял его в покое, все время держал в поле зрения. Вот и сейчас он послал Лейка в Мохаве, хотя тот мог заключить эту сделку, не выходя из своего кабинета и пополняя свой портфель новыми выгодными контрактами. Лейк, зарабатывавший у себя в конторе до пятнадцати миллионов долларов в день, был вынужден стоять на рулежной дорожке какого-то вонючего аэропорта и краснеть перед этим чертовым федеральным агентом, не сводившим с него взгляда и как будто видевшим его насквозь.

– Мелкая пешка – это я, – наконец сказал Лейк. – Я работаю на одного брокера, который и в самом деле способен затерроризировать всех своих компаньонов, если ему что-нибудь втемяшится в голову. Думаю, на днях я выдам его какому-нибудь психиатру.

Шутка подействовала – все рассмеялись. Лассен погрозил ему пальцем, как бы говоря: “Ну, здорово же вы подловили меня”.

– Ладно, желаю удачного дня. Мне нужно вернуться в Сакраменто, а дорога займет много времени. Был рад поговорить с вами. Еще раз спасибо, мистер Феннелли.

Пожав всем руки, Лассен в последний раз посмотрел на самолет, повернулся и зашагал к своему седану. По пути он снял пиджак, и Лейк увидел, что оружия у него не было.

Какая-нибудь канцелярская крыса, подумал Лейк. Должно быть, в федеральном ведомстве дела идут не лучшим образом, раз они прислали его в Мохаве.

– С виду неплохой парень, – сказал он, обращаясь к Феннелли.

– То же самое я слышу о нем в течение последних четырех дней, – ответил тот. – Прилетает, ходит по аэродрому, никого ни о чем не расспрашивает, заглядывает в ангары и снова улетает. Вон там стоит его самолет.

Лейк снова насторожился. Канцелярской крысе не предоставят самолет. Да и чин судебного исполнителя никому просто так не дают. Лейк пожалел о том, что не пригляделся к нему получше.

– После обеда мне нужно возвращаться в Лос-Анджелес, – сказал он. – Мои коллеги уже ждут меня.

– Хорошо, мистер Лейк. – Феннелли протянул ему руку, но Лейк демонстративно не принял ее. – Хорошо, все будет в порядке, можете не сомневаться. Если вам потребуется что-нибудь еще, пожалуйста, дайте мне знать...

– Все, что мне требуется, мистер Феннелли, это чтобы вы занимались своей работой, а не болтали с исполнительным судьей Лассеном.

– Понимаю вас, мистер Лейк.

Он открыл две правые дверцы “рейнджровера” – для Лейка и Фелла, а сам сел за руль. Они уже возвращались к стоянке самолетов бизнес-класса, как вдруг он хлопнул себя по лбу и развернул машину на сто восемьдесят градусов.

– Совсем забыл, мистер Лейк! Вы ведь хотели посмотреть еще один самолет!

Лейку не особенно хотелось осматривать его, но он промолчал. Поездка не заняла много времени.

– Вот он. Кажется, предпродажный осмотр еще не закончен.

Выйдя из машины, Лейк вытаращил глаза. Такое же потрясение читалось и на лице Фелла.

Видно, это какая-то шутка, со злостью подумал Лейк. Анри Казье приказал ему купить этот самолет, и Лейк согласился, даже не поинтересовавшись, зачем он нужен. Впрочем, приглядевшись к нему, Лейк понял замысел Казье.

Это был “боинг 747-200F”, все еще принадлежавший компании “Ниппон карго эйрлайнз”, хотя эмблема на стабилизаторе была уже закрашена белой краской. Он представлял собой модификацию пассажирского “боинга 747” с поднимающейся кабиной, под которой при желании опускался трап в грузовой отсек. Через этот и два огромных боковых люка внутрь можно было завезти двести тысяч фунтов полезного груза.

– Красавчик, ничего не скажешь, – вздохнул Феннелли. – Одна из самых первых моделей, построен в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Каркас, стрингеры, нервюры – все это в относительно неплохом состоянии, хотя десять лет эксплуатации в тропическом климате не могли не сказаться на нем. Но все еще стоят его “родные” двигатели RB211, поэтому грузоподъемность на десять процентов меньше, чем с новыми – J19D или CF6. Но для полетов вполне пригоден. Кстати, вам полагаются комиссионные. Кто будет заниматься лакокрасочными работами?

– Какими работами?

– Лакокрасочными, – сказал Феннелли. – Ваши представители сказали, что первым делом перекрасят его. Куда вы собираетесь поставить его на ремонт? Знаете, мы готовы взять эту работу на себя. Поверьте, у нас есть все необходимое, ваши заказчики останутся довольны. Конечно, мы сделаем некоторую скидку. Подумайте о нашем предложении, мистер Лейк.

Идиоты, мысленно выругался Лейк. Оба, Казье и Таунсенд, только они могли послать сюда ребят, не Умеющих держать язык за зубами. У Лейка были на примете четыре предприятия, с одним из которых он собирался заключить выгодный контракт н” отделочные и покрасочные работы: Литтл-Рок в Арканзасе, Салива в Канзасе, Портсмут в Нью-Гемпшире для Ньюарк в Нью-Джерси. Там самолет не привлек бы виимания властей. И вот – предложение от Феннелли, которому Лейк не доверял.

– Боюсь, мистер Феннелли, этот вопрос будут решать заказчики, – сказал Лейк. – Разумеется, я сообщу им о вашем желании.

Когда четырехместный самолет, зафрахтованный вместе с пилотом, вылетел в Лос-Анджелес, Лейк облегченно вздохнул.

– Тед, немедленно свяжись с экипажем, который наняли на этот транспортник, – приказал он. – Скажи, чтобы впредь они помалкивали, когда их не спрашивают. С удовольствием посмотрю, как Казье разберется с ними. И скажи...

– Гарольд, по-моему, радиотелефон не совсем подходит для таких переговоров, – перебил его Фелл. – На телефонную станцию сигнал будет передан в ультракоротковолновом диапазоне – его можно будет поймать на обычном тридцатидолларовом приемнике.

– Разве мы не пользуемся декодерами, когда разговариваем по городскому телефону?

– Да, но на радиоволне декодер может не сработать.

– Эта штука стоит больше тысячи долларов, почему она вдруг должна забарахлить? – с раздражением спросил Лейк. – Мне нужно связаться с банком, чтобы приостановить выплату денег по контракту с Феннелли, нужно убедиться в том, что мои люди в филиале “Юнивесл” и в “Уортинггон энтерпрайз” не сидят сложа руки. Если Феннелли решит выйти на связь с ними, я должен знать об этом. Давай, Тед, набирай номер.

* * *

Лассен сидел в кресле “Пайпер-Чейни 11” и смотрел в иллюминатор. Было душно, и он расстегнул еще одну пуговицу сорочки. Внезапно загорелась лампочка на радиотелефоне. Он надел наушники, нажал кнопку с надписью “СПЕЦ. СВЯЗЬ” и подождал, пока аппаратура синхронизировала сигнал его абонента. Через не – сколько секунд на панели зажглась зеленая лампочка, и Лассен произнес:

– “Чистильщик” на связи.

– “Чистильщик”, это “Воробей”, – послышался голос в наушниках.

Позывные “Воробей” принадлежали тактическому штабу миссии, находившемуся на борту самолета связи RS12K. По причине отдаленности от больших городов федеральным агентам, занимающимся специальными расследованиями на окраинах штатов, предписывалось вести служебные переговоры посредством штабной коммуникационной линии. Эта линия располагала оборудованием, позволявшим прослушивать каналы телерадиотелефонной связи, проложенные в сотнях миль от местонахождения штаба.

– У нас есть сообщение для вас, – добавил голос.

– Подождите. – Лассен подключил к телефону компьютер, открыл на нем новый файл и подготовил для приема информации. – Слушаю.

– Ваш объект летит в направлении аэропорта Санта-Моника, – доложил оператор тактической миссии. – Полет проходит по графику, никаких отклонений от заявленного маршрута. Мы записали три радиотелефонных вызова, абоненты пользовались декодером и связывались через телефонную станцию Мохаве. Вам нужны номера коммутационного пункта? Прием.

– Подождите, попробую сам угадать. – Лассен заглянул в предыдущий файл, записанный на жестком диске компьютера. – Номер восемьсот.

– Он самый, – ответил голос. – Разговор был закодирован, но мы создавали помехи, и им приходилось повторять пароль по нескольку раз. В конце концов, ваш объект приказал оператору отключить декодер. Мы записали все сообщения и номера абонентов. – Штабной связист продиктовал номера и пароли. Скорее всего, последние уже не могли принести никакой пользы, едва ли Лейк стал бы прибегать к ним еще раз. – Кроме того, мы записали несколько имен, вероятно, кодовых, и ввели радиосигнал в компьютер. Из-за наших помех они довольно часто повторяли одну и ту же информацию, поэтому нам, возможно, удастся воссоздать алгоритм их декодера. У меня все. Прием.

– Хорошо поработал, “Воробей”, – сказал Лассен. – Спасибо за сообщение. Конец связи.

Разумеется, эта информация почти ничего не доказывала, но начало было неплохое. Закон никому не запрещал пользоваться кодами и декодерами в телефонных переговорах, однако в данном случае их применение не могло не вызвать подозрений. Дешифровка кодовых имен могла отнять немало времени, а ему нужно было проверить еще шесть аэропортов от Мохаве до Рино.

Поэтому он решил передать полученное сообщение в Сакраменто.

Гарольд Лейк и Тед Фелл были новыми именами, всплывшими в ходе расследования, которое проводил Лассен, поэтому он не жалел о сегодняшнем полете. Эти двое парней из Нью-Йорка, сетовавшие на свое невежество в области авиации, проделали очень неблизкий путь и потратили уйму денег, чтобы побывать в Мохаве и купить два очень больших транспортных самолета. Лассен подумал, что стоило бы попросить Феннелли навести кое-какие справки о них и об их брокерской конторе. Конечно, все это требовало особой осторожности и осмотрительности. Лассен вовсе не хотел, чтобы Лейк почуял неладное и скрылся, оставив свои покупки в Мохаве.

Терпение и осторожность, вот что сейчас нужно, еще раз подумал Лассен.

ЧАСТЬ 4

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ АТЛАНТИК-СИТИ, ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ

– “Ноябрь-Джульетта-641”, сообщите высоту, доложите о радарном контакте и поднимитесь до десяти тысяч футов.

Спустя несколько секунд он услышал на той же частоте:

– Ведущий, дай мне несколько узлов, ладно?

А затем – женский голос, приглушенный наушниками:

– Внимание! Внимание!

Майор Грег Манди вздрогнул и насторожился: “Стервозная Бетти” подействовала на него в точности так, как предполагалось. Женский голос, произносящий слово “внимание” в кабине истребителя ПВО F-16 “фэлкон”, в обиходе окрестили “Стервозной Бетти”. Это был рожденный компьютером тоненький голосок, который предупреждал пилотов о неполадках в самолете; сигнал повторялся и зрительно, на верхнем экране, в середине которого вспыхивали огромные буквы: “ВНИМАНИЕ”. Мужской голос, прозвучавший раньше женского, принадлежал ведомому Манди, Тому Хамфри, который, очевидно, испытывал сложности при сближении с ведущим и просил Манди немного сбросить обороты.

Манди высунул нос из кислородной маски и высморкался, чтобы прогнать из сознания туман, прекрасно понимая при этом, что он просто заталкивает дерьмо, которым была полна его голова, еще дальше вглубь и позднее это скажется далеко не благотворным образом. Потом он придирчиво оглядел кабину. В конце концов Манди уразумел, что проходит рубеж трех тысяч узлов – предельно допустимой скорости для F-16 и летит на пятом ряду форсунок, а шасси до сих пор выпушено. Он тотчас рванул вверх рычаг управления шасси, снизил мощность до крейсерской, а потом переключил подачу кислорода в положение “КИСЛОРОД 100%”, чтобы наполнить легкие этим газом в чистом виде.

– “Ноябрь-Джульетта-641”, звено из двух машин, уходит от Атлантик-Сити в эшелоне от пяти до десяти тысяч футов, – передал он, вспомнив, что не доложился и на пункт диспетчера по заходам на посадку Атлантик-Сити.

– Два, – отозвался капитан Том Хамфри. – Радарный контакт, три мили.

Хорошие ведомые редко сообщают по радио о чем-либо, кроме своего положения в звене, но Хамфри был новичком в подразделении; он только что закончил летные курсы, где его учили управлять истребителями прикрытия и перехватчиками ПВО F-16, и сразу же попал в ВВС национальной гвардии штата Нью-Джерси. Ну, а новичок, известное дело, на первых порах всегда выказывает излишнюю словоохотливость при выходе в эфир. Манди справедливо полагал, что со временем это пройдет.

Взлетать сегодня было огромной ошибкой, сказал себе Манди. Личный состав 119-й истребительной эскадрильи “Рыжие черти” ВВС национальной гвардии Нью-Джерси и еще пять перехватчиков ПВО F-16 летали вот уже шесть суток кряду, неся боевое дежурство в воздухе с тех пор, как была объявлена тревога по терроризму. Четыре часа вахты, потом восемь – отдыха. База – международный аэропорт Атлантик-Сити. В отряде вдруг начался грипп, и два пилота, приписанные к сторожевому подразделению воздушного пространства класса Б над Филадельфией, перешли на “исполнение служебных обязанностей, не связанных с пребыванием в воздухе”. Если вспомнить о гриппе, эта формулировка означала, что они попросту валялись на койках, и звенья были вынуждены перейти на режим четыре-четыре. Помимо озноба и ломоты – первых признаков гриппа, Манди и его сослуживцы, пилоты “фэлконов”, испытывали ощущение запредельной усталости, и это уже начинало сказываться на летном мастерстве.

– “Ноябрь-Джульетта-641”, – передала служба заходов на посадку из Атлантик-Сити, – пусть этот горлопан, ваш ведомый, выйдет на связь, как только приблизится к вам на две мили. Когда подниметесь выше десяти тысяч футов, свяжитесь с вашингтонским центром, восьмая кнопка.

– Шестьсот сорок первый все понял.

– Два.

Теперь, когда шасси было поднято и спрятано в портах, преодолеть высоту в десять тысяч футов и подняться до пятнадцати не составляло труда. Манди велел ведомому перейти на частоту вашингтонской диспетчерской и проверил связь. Их почти сразу же прогнали обратно, на тактическую частоту, и они связались с “Либерти-90”, своим проводником на борту самолета АВАКС, которому предстояло вести их в течение нескольких часов. Радарная станция АВАКС Е-ЗС барражировала над Эллентауном, штат Пенсильвания, милях в ста к северу, и осуществляла радарное слежение на малых высотах в воздушном пространстве от Ричмонда, штат Вирджиния, на юге, до Бостона на севере. Иметь радарный самолет АВАКС на северо-востоке Соединенных Штатов было далеко не так важно, как на западе или среднем западе страны: движение здесь было не таким оживленным, а радары наземного базирования работали в столь большом радиусе, что любой самолет, идущий на высоте более 200 – 300 футов над поверхностью, имел постоянный радарный контакт с федеральным управлением гражданской авиации.

Первым делом надо было дозаправиться в воздухе, над морем, в полусотне миль к востоку от Лонг-Бранч, штат Нью-Джерси: F-16 “фэлкон” должен брать горючее с летающих танкеров не менее трех раз за четыре часа патрулирования. Ночь стояла ясная и нежная, видимость миль на сто. Четко выделялись огни Нью-Йорка, Ньюарка, Лонг-Айленда, Трентона, Уилмингтона, Кэмдена, Филадельфии и даже Эллентауна. Ведомый Манди заметил мощные опознавательные огни танкера на несколько секунд раньше, чем тот попал на экран радара, и самолеты начали маневрирование, необходимое для дозаправки в воздухе. Маневр назывался “якорь” – . самолеты описывали эллипс и половину времени, уходящего на заправку, делали вираж, а потом шли по прямой до конца заправочной процедуры.

Звено F-16 пристроилось в тысяче футов под стратосферным танкером КС-135 и начало подъем к нему. Подобравшись на пять миль, Манди провел все предконтактные процедуры и сосредоточился на танкере. Он проверил синий огонек справа от верхнего экрана. Тот горел, а значит, заправочный порт был открыт, давление в топливной системе упало, огни на дверце порта были включены и баки готовы к дозаправке.

– “Ноябрь-Джульетта-641” в пяти милях, – сообщил он.

Теперь Манди отчетливо видел огни заправщика; он уже никак не мог потерять его, поскольку небо было безоблачным. Поэтому Манди развернул свой тревожный радар в положение “готовность номер два”, чтобы не обдать танкер потоком электромагнитного излучения.

– Звено “Ноябрь-Джульетта” на предконтактной позиции, один-пять готов, – передал радист заправщика, и Манди начал медленный подъем прямо на его мигалку. Хамфри сидел у него на левом крыле. – Один-пять смещается левее. – Огоньки на оконцовках крыльев танкера чуть сдвинулись, и Манди тоже подался влево, срезая угол и ускоряя сближение. Он осторожно пристроился к отмеченному белым фонарем концу дозаправочного патрубка позади хвостового оперения танкера.

Сделав левый поворот, они пошли на север, к Лонг-Айленду. Огни Нью-Йорка, еще недавно являвшие собой такое красивое зрелище, теперь превратились в серьезную помеху, и Манди пришлось во все глаза смотреть на фонари на закрылках танкера, чтобы определить, насколько крутой вираж тот заложил. Горизонт исчез из виду.

– Поворот наполовину пройден, – передал пилот заправщика.

Вскоре Манди и Хамфри приблизились к заправочному патрубку на пятьдесят футов и зависли чуть ниже. Когда они вышли из виража, носы их самолетов смотрели на юг.

– Шестьсот сорок первый, предстыковочное маневрирование закончил, готов, – радировал Манди.

– Шестьсот сорок второй, отвалите в сторону, – велел оператор патрубка. Хамфри отдалился от Манди и занял место чуть левее, позади левого крыла заправщика.

– Шестьсот сорок первый, можно стыковаться, один-пять готов.

– Шестьсот сорок первый, есть стыковка, – ответил Манди, когда патрубок с лязгом вошел в дозаправочное гнездо.

Направляющие огни вытянулись двумя пестрыми ” вереницами вдоль брюха танкера и обозначали границы дозаправочной мачты. Они замелькали, и Манди увидел, что он немного отстает от центра заправочного “конверта” как по горизонтали, так и по высоте. Майор принялся маневрировать, даже не сдвигая консоль управления, а скорее силой воли подталкивая истребитель в правильное положение. F-16 был слишком шустрой машиной, и пилот не мог проводить сколь-нибудь значительных коррекций, особенно при скорости пять миль в минуту и всего в нескольких футах от другого самолета. Манди метнул быстрый взгляд на указатель уровня топлива, стоявший неподалеку от его правого колена, и увидел, что индикаторы обоих баков, хвостового и носового, ползут по часовой стрелке, а столбик общего уровня движется вверх.

– Один-пять отворачивает влево, – сообщил пилот заправщика, и Манди снова устремил взгляд на танкер. И тут весь мир колесом завертелся у него перед глазами.

– Шестьсот сорок первый, опуститесь на два... на четыре фута... Левее, шестьсот сорок первый...

Манди решил, что его бросило в крутой штопор с пикированием, и невольно попытался выправить самолет, положив его на правое крыло и набрав высоту. Чувство “опрокидывания” было вызвано совокупным воздействием левого поворота, потери из виду горизонта и поворота головы вправо, когда он захотел взглянуть на указатели уровня топлива. Поняв это, Манди сместил консоль вперед и посмотрел на верхние экраны, чтобы снова сориентироваться в пространстве.

– Один-пять отстыковался, – сообщил оператор заправщика.

– Шестьсот сорок первый отстыковался, – подтвердил Манди. Сейчас важнее всего было разойтись с заправщиком. Манди снизился на несколько сотен футов и сбросил мощность двигателей. Если верить собственной голове, он по-прежнему падал в смертельный штопор, кувыркаясь против часовой стрелки, но руки, Манди повиновались глазам, а глаза следили за приборами. Приборы же указывали, каково истинное положение вещей.

– Э... ладно, я залил примерно три тысячи фунтов, подача топлива, похоже, в порядке. Давайте пустим к соске шестьсот сорок второго, а потом я опять подойду и зальюсь под завязку.

Эта отговорка никуда не годилась; операторы патрубков на заправщиках мгновенно раскусывали пилотов, терявших пространственную ориентацию, и либо сразу отстыковывались, либо пытались направить истребитель в нужную сторону. Но никто не хотел ранить гордость Манди.

– Х-х-хорошо, шестьсот сорок первый, – ответил оператор патрубка, и по его голосу любому стало бы ясно, что он прекрасно понимает, в чем дело. – Можете сместиться под правое крыло.

Когда Манди исчез из поля зрения оператора, тот позвал:

– Шестьсот сорок второй, путь свободен, можете присасываться, один-пять готов.

Отвалив от заправщика и набрав высоту, Манди испытал огромное облегчение. Теперь он был в безопасности и летел у правого закрылка танкера. Все три машины шли весьма расхлябанным боевым порядком. Манди сбросил кислородную маску, нащупал в левом наколенном кармане комбинезона носовой платок, хорошенько высморкался и потер ноздри, дабы вновь обрести ясность мысли. Черт, не помогло. Выбора не оставалось. Он извлек из левого кармана маленький пульверизатор. Военные врачи этого не одобряли, но у пилотов истребителей было неписаное и широко распространенное правило, гласившее: “Плюнь на всякие сомнения и займись самолечением”.

Вдруг с треском ожил динамик безопасной голосовой связи в сверхвысокочастотном диапазоне.

– “Ноябрь-Джульетта-641”, это оператор, доложите обстановку.

– Шестьсот сорок первый в зеленом коридоре, восемь тысяч сто футов, – ответил Манди. Ему не хватало примерно трех фунтов топлива до полной заправки. – Шестьсот сорок второй у патрубка.

Правду сказать, у Хамфри были те же трудности с Дозаправкой, что и у Манди, но это естественно для новичка, а вообще-то Хамфри – парень с крепким хребтом и хороший ведомый.

– Мы следим за внезапно появившейся целью в ста двадцати милях, “яблочко”, – объявил оператор радара. – “Яблочко”, – повторил он.

Точкой передачи цели с радара на радар воздушным перехватчикам служил международный аэропорт Атлантик-Сити.

– Цель слишком далеко, трудно уследить, – добавил оператор. – Мы в режиме ручного управления на земле, а она снизилась с двух тысяч четырехсот до трех сотен футов за последние несколько минут. Пожалуй, наберите высоту и будьте готовы слетать туда, посмотреть, что и как.

– Шестьсот сорок первый понял. – Манди знал, что после первого обнаружения цели у операторов АВАКС есть три минуты, чтобы определить, враждебна она или нет. Именно столько времени требовалось ему на дозаправку. Он переключил рычажок микрофона на высокочастотный диапазон. – Шестьсот сорок второй, мне надо сделать еще один заход. Как у тебя?

В этот миг оператор заправщика объявил:

– Носовой бак отсоединен, шестьсот сорок второй. Конец патрубка освободился и вынырнул из горловины бака, расположенной на “хребте” F-16 позади фонаря кабины. Огни на мгновение осветили облачко топливных паров. Хамфри так подобрался к танкеру, что вертикальный стабилизатор оказался в опасной близости к хвосту заправщика. Хамфри чуть снизился и проворно “попятился” назад.

– У меня десять и одна, – передал он. – Если присосусь еще разок, буду полный.

– Дай-ка лучше я присосусь, сорок второй, – сказал Манди. – У нас могут быть гости.

– Понял, – ответил Хамфри. – Ухожу под левое крыло.

– Ясно, шестьсот сорок второй уходит под левое крыло заправщика.

Как только Хамфри отвалил от танкера, оператор патрубка передал:

– Шестьсот сорок первый, путь свободен, стыкуйтесь, один-пять готов.

– Шестьсот сорок первый стыкуется...

– Вы уже сосете, шестьсот сорок первый. Нигде не протекает.

На этот раз Манди сделал все как надо. Более того, он держался так ровно и старался сохранить это положение, что возникла новая трудность – автокинез. Зеленый направляющий огонь, казалось, вдруг сдвинулся с места и пополз, но не вдоль ряда других маяков, а по спирали – он медленно вращался по часовой стрелке. Манди знал, что это лишь еще одна разновидность потери пространственной ориентации, при которой неподвижная светлая точка приходит в движение, и всему виной мелкие подрагивания глазных яблок. Он изо всех сил старался не следить за светлым пятном, но не мог остановиться, и мозг посылал рукам команды, которые передавались в систему управления. Пустяк, но неприятно.

– Шестьсот сорок первый, выравнивайтесь! Опуститесь на четыре фута...

Без толку. Ощущение “штопора” с каждой секундой становилось все явственнее. Манди резко отстыковался, успев прервать контакт в тот миг, когда направляющий огонь дополз до предельно допустимого положения на хвосте самолета.

– Шестьсот сорок первый отстыковался...

– Шестьсот сорок первый, отваливайте! Отваливайте! Отваливайте! – заорал оператор патрубка.

Манди машинально перевел дроссель на холостой ход, опустил нос и начал снижение. Посмотрев вверх, он увидел в нескольких футах от себя обзорный иллюминатор заправщика. Еще доля секунды, и F-16 врезался бы в танкер. Услышав крики “отваливай!”, пилот заправщика дал полный газ на всех четырех моторах, потянул штурвал на себя, но все равно самолеты прошли в каком-нибудь ярде друг от друга.

“Смотри на приборы!” – приказал сам себе Манди. Из-за резкого снижения скорости голова его дернулась вперед, и он начал было поднимать нос F-16, но вовремя спохватился, ибо это было чревато столкновением. Он подавил жуткое чувство, когда кажется, будто ты вертишься и кувыркаешься, и сосредоточился на индикаторе тангажа, заставив стрелку показать ровный полет и опустив нос на пять градусов. Потом увидел, что высотомер пошел против часовой стрелки, и немного прибавил мощности, чтобы выровнять самолет.

– Шестьсот сорок первый отвалил, один-пять, – передал он, потом на миг снял руку с консоли, похлопал ладонью по правому приборному щитку и включил все внешние огни.

– Я вас вижу, шестьсот сорок первый, – объявил оператор патрубка. – Скоро следующий вираж. Вы нас видите?

– Меня что-то крутит всего, – ответил Манди, продолжая смотреть на индикатор положения самолета в воздухе. Наконец он выровнял машину и бросил взгляд на верхний экран и другие приборы. – Я пойду по прямой и ниже вас. Шестьсот сорок второй, подстроишься ко мне на выходе из виража. Я доложу “Либерти”, что происходит. – Он переключил микрофон на сверхвысокие частоты, обеспечивающие безопасную голосовую связь, и сказал: – Центр, шестьсот сорок первый возвращается на дежурство, двое в зеленом коридоре, примерно одиннадцать миль друг от друга.

– Понятно, шестьсот сорок первый, – ответил контролер отдела вооружений с борта самолета АВАКС. – Шестьсот сорок первый, вектор 160. Ваша птичка в ста милях, идет низко, “яблочко”, скорость триста двадцать узлов. Сделайте только опознавательный облет. Доложите о контакте с целью.

– Шестьсот сорок первый принял, все ясно.

– Два, – откликнулся Хамфри.

– Шестьсот сорок первый отворачивает вправо, – передал Манди. Головокружение почти прошло, но состояние было все таким же тяжелым, если не хуже. Надо бы сделать соответствующую поправку, а то совсем дерьмово пошли дела, сказал он себе, а в микрофон произнес: – Шестьсот сорок второй, мой курс ноль-четыре-ноль, семьдесят пять миль до “яблочка”, сближаюсь под углом семнадцать градусов.

– Ату его! – крикнул Хамфри. Он видел ведущего, поэтому Манди перешел на боевую мощность, стал на направляющий вектор и бросился в погоню за целью. Хамфри подтянется, когда сможет, займет свое место в боевом построении и доложится.

При скорости сближения почти в сто миль в час на перехват не требовалось много времени. Радар Манди нащупал одинокую точку примерно в семидесяти милях от побережья Нью-Джерси. Манди подключил курсор радарного контроля к управлению рядами форсунок, потом нажал кнопку “определитель цели” на своей консоли и услышал в наушниках сигнал “замок”, который тотчас повторился визуально на верхнем экране. Тогда Манди нажал кнопку посыла ориентационньгх радарных сигналов, и на его радароскопе появилась строка кодированных символов – 1X 2Х ЗХ 4Х СХ, означавших, что пойманная им цель не передает никаких аэронавигационных сигналов. А применительно к чокнутым вроде Казье такое поведение в воздухе однозначно воспринималось как враждебное, не говоря уж о том, что оно являло собой образчик глупости. Будь у меня неполадки с опознанием или радио, я бы сейчас держался подальше от воздушного пространства Соединенных Штатов, подумал Манди.

– Центр, шестьсот сорок первый, радарный контакт, ноль градусов, удаление тридцать миль, фюзеляж не окрашен.

– Это ваша цель, – ответил контролер отдела вооружений с борта АВАКС. – Шестьсот сорок первый, идите с “холодными носами”<“Холодный нос” означает, что боевое вооружение самолета должно оставаться на предохранителе>, только опознавательный облет.

Манди покосился на левый многофункциональный экран, где были данные по вооружению самолета. Он нес две ракеты AIM-120 “барашек” радарного наведения и четыре “сайдуайндера” – “вертихвостки” AIM-9P, самонаводящиеся на источник теплового излучения, да в придачу двести снарядов к пушке и два навесных топливных бака. Он пока не выбрал оружие, которое пустит в ход, и ни одна единица вооружения не стояла на боевом взводе.

– Шестьсот сорок первый подтверждает: оружие заблокировано, опознавательный облет.

– Два, – отозвался Хамфри. Ему полагалось провести полную проверку вооружения и доложиться, но сейчас чем меньше радиопереговоров, тем лучше, решил Манди, силясь избавиться от тумана в голове и воздушных пробок в ушах.

Последние десять миль до поворота перед перехватом он пролетел очень быстро. Моторы нарушителя визжали, он развил почти четыреста миль в час и снизился до трех тысяч футов над водой. Это был не террорист и не контрабандист. Похоже, это вояка, изготовившийся к нападению. Манди помнил, что кубинские контрабандисты, которых несколько лет назад останавливали ребята из Хаммерхед, использовали для перевозки наркотиков военные самолеты, и Казье тоже вполне мог сесть на боевую машину. Мысль эта, понятное дело, не принесла Манди ни малейшей радости.

Ладно, пора разобраться, что к чему. Манди был в пятнадцати милях от носа неопознанного самолета, выше и чуть левее. Он заложил крутой вираж влево и начал быстрое снижение. Ему надо было потерять двенадцать тысяч футов высоты, чтобы очутиться на четырех тысячах.

И тут его голову словно пронзил раскаленный докрасна клинок. Он почувствовал режущую боль в носовых пазухах, от которой, казалось, вот-вот лопнут глаза. Зрение и слух отключились, задавленные жуткой болью, лицо исказилось и покрылось морщинами, как покрывается трещинами стена медленно падающего дома. Манди знал, что с ним, и ничуть этому не удивился, хотя никак не ожидал, что на него навалится такая невыносимая боль. Простуда и насморк – вот в чем дело. Во время взлета, при резком наборе высоты, слизь закупорила евстахиевы трубы его среднего уха, а от этого в пазухах и ухе упало давление воздуха, и пазухи резко захлопнулись. А теперь, при быстром снижении, давление возросло, воздух хлынул внутрь и заполнил частичный вакуум в среднем ухе и пазухах. Несколько лишних фунтов давления на нежную мембрану пазух, и барабанные перепонки ощутили острую боль. Манди попробовал повертеть головой и проделать глотательные движения, но боль не утихала. Тогда он сбросил маску и попытался вогнать в забитые пазухи еще немного аэрозоля.

Вдруг левое ухо отпустило, на миг утихла боль и в правом, и Манди смог взглянуть на приборы, но тут почувствовал, как по шее стекает теплая струйка, и понял, что облегчение ему принес вовсе не аэрозоль. Просто у него лопнули обе барабанные перепонки. Манди пришлось до отказа увеличить громкость рации, чтобы слышать ее. Он просунул палец под наушник шлема, чтобы вытащить липкие сгустки крови, но это почти не помогло.

Несмотря ни на что, он как-то умудрился не упустить нарушителя, и теперь звено Манди было в каких-то трех милях от неопознанного самолета. Он шел с потушенными внешними огнями – еще один признак злого умысла. Приблизившись, Манди сумел различить очертания. Самолет был гражданский, а не военный – во всяком случае майор ни разу не видел военных самолетов такого образца.

– Центр, шестьсот сорок первый на связи, вижу гражданский самолет, то ли двух-, то ли трехмоторный, двигатели расположены в хвостовой части. Никаких наружных огней, иллюминаторы тоже темные. Похоже, турбореактивный, класса “хокер” или “гольфстрим”. Включаю прожектор для опознания.

Манди едва слышал свой собственный голос в наушниках. Это было все равно, что прислушиваться к голосам, звучавшим за стеной. Боль была терпимой, но потеря слуха и накатывавшее время от времени головокружение мешали сосредоточиться.

– Понял вас, шестьсот сорок первый, – отозвался Хамфри.

Если контролер вооружений на борту АВАКС и ответил, Манди не услышал его. Но он продолжал лететь вперед. Когда он приблизился к нарушителю на милю, тот в его сознании перестал быть просто “неизвестным самолетом” и превратился во вражеский. Они летели над побережьем Нью-Джерси на северо-запад, чуть севернее Си-Айл-Сити. Оба самолета немного набрали высоту, но по-прежнему делали шесть миль в минуту. Яркие огни Филадельфии и пригородов ослепительно сняли на горизонте в каких-нибудь пятидесяти милях.

– Центр, вижу двухмоторный турбовинтовой самолет типа “фэлкон” или “лир”, номер на хвосте – “Ноябрь-114 СМ”. Цвет то ли серебристый, то ли серый на темно-синем. Огней нет, не видно и вооружений, равно как и открытых портов. Пошел догонять. Подтвердите согласие.

Манди услышал тихое:

– Валяйте, шестьсот сорок первый.

Получив “добро” с борта АВАКС, он включил левый прожектор и увеличил мощность, развернув юркий истребитель таким образом, чтобы прожектор осветил правый борт нарушителя и ряд иллюминаторов.

С той точки, в которой находился Манди, луч прожектора проникал в правое окно кабины нарушителя. Майор переключил рацию на частоту 121, 5 – международную частоту национальной гвардии и сказал:

– Неопознанный двухмоторный турбовинтовик Н-114СМ, я борт истребителя ВВС США, иду справа от вас. Вы нарушаете государственные правила воздухоплавания. Приказываю снизить скорость, немедленно отвернуть влево, лечь на курс 170 к Си-Айл-Сити и выпустить шасси. Немедленно ответьте на частоте 121, 5, конец.

– Добро пожаловать, F-16, – прозвучало в ответ. – Это Барри Кендалл из телепрограммы “Шепоток”. Говорю с вами на международной аварийной авиационной частоте. Вы меня слышите? Как самочувствие?

“Гольфстрим” включил внешние огни и начал снижать скорость.

– Вы можете сообщить мне ваше имя и откуда вы?

– “Ноябрь-114СМ”, вы по уши в дерьме, – Манди еле удержался от площадной брани. Разумеется, он знал эту теле про грамму, одну из так называемых “мусорных” передач “желтого” телевидения, которую делали любители ставить камеры в самых неожиданных местах и снимать на видеопленку людей, когда те совершают какие-либо неблаговидные поступки. Манди не понимал, чего ради они рискуют жизнью.

– Вот что, “Ноябрь-114СМ”, вы допустили грубое нарушение правил. Если будете идти прежним курсом, по вам могут открыть огонь без предупреждения. Немедленно отверните влево к Си-Айл-Сити и готовьтесь к посадке в международном аэропорту Атлантик-Сити. Все.

– Пилот ВВС, это Барри. Мы ведем прямой репортаж по национальному телевидению, и за ходом перехвата следят двадцать миллионов зрителей. Должен сказать, что вы, ребята, искали нас дольше, чем я рассчитывал. Мы все время были у вас на радарах, или вам пришлось сперва выслеживать нас?

Манди хотел повторить предупреждение, но этот ублюдок не дал ему заговорить.

– Теперь, когда вы нас опознали, экипаж снова намерен выполнять полетное задание, и мы последуем к месту нашего назначения, в аэропорт Ньюарка. Мы отключили ночную камеру и будем снимать обыкновенной. Спасибо за помощь, парни.

После этих слов в кабине вспыхнул яркий прожектор, направленный прямо на Манди.

Луч мгновенно ослепил его. Боли он не почувствовал, но разозлился не на шутку. Когда Манди резко повернул голову и пригнулся, защищая глаза, у него опять началось головокружение. Казалось, F-16 перевернулся через хвост брюхом кверху. Манди машинально проорал что-то в микрофон, редко толкнул вперед консоль и только потом понял, что у него просто кружится голова, а руль в полном порядке. Он успел подняться почти на тысячу футов, прежде чем наконец совладал с самолетом и снова убедил себя, что указатель положения машины в воздухе не врет.

Но, когда Манди закричал, Том Хамфри тоже машинально отреагировал на этот вопль. Он ударил по расположенной на щитке управления дроссельными заслонками кнопке с надписью “воздушный бой”, и компьютер управления огнем мгновенно сменил режим работы с “визуального опознания” на “воздух – воздух”, тотчас поставив на боевой взвод самонаводящиеся ракеты AIM-9 и двадцатимиллиметровую пушку. Потом Хамфри перевел рычажок “боевые/холостые” в положение “боевые”, и на панели приборов, ведающих боезапасом, сразу появилась надпись: RDY4A-9LM, означавшая, что четыре ракеты заряжены. Теперь настала очередь большой кнопки с надписью “выпуск”, которая открывала самонаводящиеся боеголовки ракет. Через несколько секунд Хамфри увидел мигающий ромбик с правого края верхнего экрана. Значит, первая “вертихвостка” поймала турбовинтовой самолет и стала на “пуск”. Хамфри нажал кнопку старта на своей консоли. На все про все ему понадобилось около трех секунд.

Ракета AIM-9P с короткой вспышкой соскользнула со второго пускового желоба и мгновение спустя угодила в левый двигатель турбовинтового самолета.

Ничего этого Манди не видел и видеть не мог. Краем глаза он заметил вспышку, потом услышал, как кто-то орет: “Мейдей! Мейдей! Мейдей!” Затем – громкий разряд статического электричества, короткое: “Ой, бля...”

И больше ничего.

– Шестьсот сорок первый, говорит “Либерти”.

– Шестьсот сорок первый, слушаю. – Шестьсот сорок первый, это был ваш “мейдей”? Доложите обстановку.

– Шестьсот сорок первый в зеленом коридоре, – ответил Манди. – Меня ослепил прожектор “лира”, пришлось прервать перехват. “Мейдей” слышал. Шестьсот сорок первый потерял из виду цель. Шестьсот сорок первый ведомый, доложитесь.

Никакого ответа.

– “Ноябрь-Джульетта-642”, свяжитесь с “Либерти” напрямую.

По-прежнему молчание. Манди поискал глазами фонарь кабины ведомого. Довольно бесполезное занятие в темное время суток. Тогда он раздраженно м в микрофон:

– Том, ты в воздухе, черт возьми?

– Второй в воздухе, – наконец отозвался Хамфри. Черт, ведущий, я думал, ты подвергся нападению.

Манди уловил нотки ужаса в голосе ведомого, и горле у него стало сухо, как в песчаной пустыне.

– Повтори, шестьсот сорок второй.

– Я думал, он в тебя стреляет, – прохныкал Хамфри, и Манди услышал, что его ведомый рыдает. Господи, да он в слезах... – Я думал, он в тебя метит, Грег. Я думал, тебя подбили.

Наконец Манди уразумел, что натворил его ведомый.

– Том, это Грег. Ты меня видишь? Видишь мои огни? Сообщи, где ты. Ответа не было.

– Том, где ты?

Потом Манди решил, что лучше обратиться к Тому резче, по-военному:

– Шестьсот сорок первый ведомый, проверка.

– Второй в... О, боже, боже, я сбил этот вонючий самолет! – ответил Хамфри.

– Том, ты делал свое дело. Теперь возвращайся ко мне под крылышко! – воскликнул Манди. – Где ты? Сообщи местонахождение. Ты видишь меня? Центр, дайте мне вектор к шестьсот сорок второму. Том, чтоб тебе, отвечай!

Вдруг Манди увидел яркий сполох огня, и мгновение спустя F-16 на полном форсаже пулей вылетел вперед из-под его левого крыла. Оставляя в небе огненный след, он устремился на север, потом развернулся прямо перед носом Манди и рванулся на восток, в просторы Атлантики.

– Том, я вижу твои сопла. Подожди секунду, сейчас наладим радарный контакт. Внимание, можешь выключить форсаж, Том.

Но пламя по-прежнему вырывалось из дожигателя топлива. При работе на пятом ряду форсунок F-16 сжигал почти сто тысяч фунтов топлива в час, значит Том останется без горючего меньше чем через три минуты.

Манди повернул на восток и бросился в погоню за своим ведомым.

– Шестьсот сорок второй, ты у меня на радаре, вырубай дожигатель, говорят тебе!

Манди и самому пришлось включить дожигатель, чтобы не упустить Хамфри с радара.

– Том, выключай дожигатель. Я вижу, ты теряешь высоту. Набери восемь тысяч футов, я буду правее тебя и чуть сзади.

Спустя девяносто секунд “Ноябрь-Джульетта-642” рухнул в Атлантический океан в двенадцати милях восточнее Лонгпорта, штат Нью-Джерси. Дожигатель топлива у него работал на всю катушку, и самолет ударился о воду на скорости, значительно превосходящей скорость звука. Отпускники на Деревянной набережной в Атлантик-Сити потом рассказывали, что видели в небе над океаном ниточку света и подумали, будто это падает звезда.

А коли так, некоторые даже загадали желание.

НОВОЕ ЗДАНИЕ АДМИНИСТРАЦИИ ПРЕЗИДЕНТА, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, БЕЗ МАЛОГО ЧАС СПУСТЯ

Подполковник Эл Винсенти трусцой вбежал во временный кабинет Хардкасла в новом здании администрации, стоявшем напротив Белого дома. Его наконец уговорили повесить в шкаф летный комбинезон и облачиться в парадный мундир на то время, пока он работал поблизости от Белого дома, но было видно, что Винсенти чувствует себя в нем неловко. Заметно было также, что брился он в машине по пути сюда: в нескольких местах щетина осталась нетронутой. Дебора Харли, напротив, по своему обыкновению выглядела опрятно и подтянуто, хоть сейчас на прогулку. А между тем она приехала на несколько минут раньше Винсенти.

– Что стряслось, адмирал? – спросил подполковник. – Секретарь говорил что-то о несчастном случае.

Хардкасл вручил ему электробритву и настольное зеркало. Похоже, у адмирала был большой опыт бритья на бегу.

– Приведите себя в порядок, пока я буду посвящать вас в дело, – велел он Винсенти. – Около часа назад звено истребителей из Атлантик-Сити перехватило турбовинтовой самолет, который шел без огней и радиосвязи и норовил подобраться к Филадельфии со стороны океана. Оказалось, что на борту была бригада телевизионщиков из программы “Шепоток”.

– Можете не продолжать, – сказал Винсенти. – Высотная пушка?

– Хуже. “Вертихвостка” прямо в выхлопную трубу. Уже после перехвата и опознания, – ответил Хардкасл.

Винсенти чертыхнулся себе под нос. В лучшие времена такое могло привидеться пилоту перехватчика только в ночном кошмаре, но при нынешнем чрезвычайном положении это рано или поздно должно было произойти.

– Но еще хуже то, что стрелок обвинил себя во всех тяжких и грохнулся на своем F-16 в океан.

– О боже, нет! – вскричал Винсенти. – Президент наложит полные штаны.

– Еще увидим, – ответил Хардкасл, и тут зазвонил телефон. – Через два часа Лифтер созывает штабное совещание. В четыре утра разбудят президента, и первое совещание в Овальном кабинете, вероятно, начнется в пять. Нас ждет трудный день.

Секретарша Хардкасла давно ушла, потому что было далеко за полночь, и адмирал сам снял трубку.

– Хардкасл слу...

– Это адмирал Айэн Хардкасл, тот самый, что охотится за Анри Казье? !

Хардкасл указал на отводную трубку на столе секретарши. Харли опрометью бросилась туда, проверила, есть ли выключатель на микрофоне (он был), и сняла, трубку. Нажав кнопку на телефонном аппарате, Дебора начала записывать разговор и отслеживать звонившего. Когда она поднесла трубку к уху, Хардкасл спросил:

– Кто это?

– Никаких имен, – ответил звонивший. – Просто слушайте. Боевой штаб Анри Казье находится в трехэтажном особняке по адресу: Коттедж-роуд, Бедминстер, Нью-Джерси. Его охраняют вооруженные до зубов стрелки. Еще несколько часов назад Казье был там, но не знаю, застанете ли вы его. Он замышляет большое дело.

Телефон умолк.

– Проклятье! – Хардкасл повесил трубку. – Кто-то позвонил и сообщил, где Казье, – сказал он Винсенти.

– Опять? Это будет уже тысяча какой-то там звонок.

– На сей раз, похоже, сведения достовернее, чем обычно.

– Передайте это в ФБР, Айэн, и все дела. Давайте, вернемся к...

– Дебора, – позвал Хардкасл, пропуская предложение Винсенти мимо ушей.

– Я узнала номер по определителю, – сказала Харли. Все звонки в правительственные учреждения проходили через определитель номеров, который моментально сообщал, с какого телефона звонят, и сразу же подключал компьютер для записи разговора. Биржа в Манхэттене. Можно узнать адрес через ФБР... Но позвольте мне самой заняться этим звонком, если нет возражений. – Харли улыбнулась. – Возможно, он связан с тем, что я уже когда-то слышала. В службе шерифа допрашивали одного вкладчика с Уолл-стрит, речь шла об авиаремонтной фирме в Мохаве, которая взяла на себя роль посредника при покупке нескольких больших самолетов для фирмы в Монтане, занимающейся тушением лесных пожаров. Вкладчик сказал, что в ходе служебного расследования они обращались в какую-то делопроизводительскую службу на севере Нью-Джерси. И там следствие зашло в тупик.

– Но теперь, возможно, снова выберется на дорогу, – ответил Хардкасл. – Любопытно, почему мы и слыхом не слыхивали об этом расследовании?

– Потому что служба шерифа перепоручила дело ФБР, – отвечала Харли. – Было доложено лично директору Уилкс. – Хардкасл кивнул. – Айэн, если мы отдадим это на откуп Уилкс, дело ляжет в стопку сообщений от сумасшедших. Позвольте мне заняться им. Я сообщу в службу шерифа. Пусть попытаются взять Казье. После всего, что им довелось пережить в Калифорнии, они это заслужили.

Хардкаслу явно стало не по себе.

– Уж и не знаю, Дебора, – сказал он. – Я не прочь помочь шерифам восстановить свое доброе имя, покрытое позором после налета на Чико, но мы ровным счетом ничего не выиграем, если начнем бодаться с Лэйни Уилкс и президентом.

– Вы поручили мне принимать звонки от психопатов и сообщать о них властям, – рассудила Харли. – Вы имели в виду ФБР, но я поняла под словом “власти” службу шерифа. И если на меня накинется министерство юстиции, я это как-нибудь переживу, ух вы мне поверьте.

– Я вам верю, – отвечал Хардкасл. – Ладно, будь по-вашему. Немедленно сообщите о звонке тем властям, которым считаете нужным, мисс Харли.

– Есть, сэр, – с улыбкой ответила она.

– Коль уж я высунул голову из норы, нет смысла прятаться туда опять, Дебора, – сказал Хардкасл.

Он снял трубку телефона на своем столе и позвонил в два места, потом быстро отстукал письмо на бланке консультанта совета национальной безопасности и вручил его Харли. Она пробежала его глазами, улыбка ее с каждым мгновением делалась все шире и радостнее.

– Вы получили от меня неограниченные полномочия на изъятие кое-какой электронной техники, которая может понадобиться “властям” в ходе этой операции. Возьмите в Пентагоне правительственный вертолет. Туда вас доставит вертолет СНБ. Экипажи в центре вооружений в Петаксент-Ривер уже ждут вас.

– Есть, сэр, – сказала Харли. – Разрешите идти? Спасибо, Айэн.

НЬЮ-ЙОРК, ТОГДА ЖЕ

– Черт, да кому ты звонишь среди ночи? От удивления Тед Фелл едва не слетел кубарем со своего сиденья. Гарольд Лейк прежде никогда не обходил дозором залы и не заглядывал в маленький кабинетик Фелла. До сегодняшнего вечера. Фелл почувствовал, как колотится сердце в груди, и не без труда совладал со своим голосом.

– Господи, Гарольд, чего ты вынюхиваешь?

– Мне нужна сводка по опционному контракту на вклады Исакавы. Через полчаса откроются японские биржи. С кем ты говорил по телефону?

– С Ким, – ответил Фелл. Лейк тотчас вспомнил, что у Фелла есть более или менее постоянная подружка, которую тот время от времени вытаскивает на вечеринки с коктейлями. Должно быть, это она. – Сказал ей, что сегодня не приду домой.

– Ты вроде уже звонил ей, когда мы вернулись из Джерси.

Фелл пожал плечами.

– Ничего, думаю, вреда не будет. Пусть не чувствует себя заброшенной.

Это высказывание прозвучало весьма двусмысленно, и Фелл надеялся, что у Лейка пропадет охота продолжать расспросы в том же духе. Гарольда Лейка никогда не занимала чья-либо личная жизнь, и то, что он задавал такие вопросы теперь, было немного странно.

– Я сунул сводку в твою папку для входящей почты. Мы неплохо выглядим, пока Исакава не догадается, что нас подвесили за ушко и по этой причине мы распродаем свой портфель. Если его осенит, мы опять сползем до пятнадцати процентов.

Феллу вспомнились те времена, когда ежедневный прирост в пятнадцать процентов считался невероятно высоким. Теперь же эта цифра составляла от трети до половины их обычных прибылей, да и то лишь в самый неудачный день.

– Мы сворачиваемся, но это вовсе не значит, что мы проглотим любое дерьмо, которое сунут нам япошки или этот подонок Квек-По Ляо из Сингапура, – сказал Лейк. Несколько секунд он пытливо смотрел на Фелла, подозрительно прищурив глаза. – Этот бешеный засранец Изидро и впрямь тебя настращал, верно я говорю?

– Не понимаю, как ты мог сидеть и любоваться его играми с этим... человеческим сердцем, – ответил Фелл, и во взгляде его появилась отрешенность. – Это было жутко, мерзостно!

– Лучше бы тебе не лезть в их мир, Тед, – сказал Лейк, но, когда он произносил эти слова, перед его мысленным взором вновь возникло это отвратительное зрелище. – Забудь о них.

Самое сдержанное высказывание, какое я только слышал в этом году, подумал Фелл, вспомнив жуткую встречу с женщиной в доме Казье. Вероятно, она ловила кайф, когда умирали мужчины.

– Как тебя угораздило связаться с этим зверьем, Гарольд?

Лейк передернул плечами и привалился к двери, словно сама мысль об этом лишила его последних сил.

– Сначала из-за денег, – ответил он. – Казье нанял одного парня, обязанностью которого было отмывать деньги, но он оказался ничтожеством. Внаглую тащил из фондов Казье по меньшей мере десять процентов. Понимаешь, даже не заботился о том, чтобы покрыть недостачу. В конце концов Казье взял его за задницу. Ты видел сердце, Тед, но, когда я впервые встретился с Анри Казье, он нес в сумке отрезанную голову этого поганого банкира. Тогда мне, как водится, предложили на выбор свинец или серебро. Либо пулю в череп, либо несметное богатство, если я примкну к ним. От такого предложения нелегко отказаться. Слушай, я знаю, на кого работаю. Убийца злее Шакала, террорист покрупнее Абу-Нидала, более оборотистый торговец оружием, чем Аднан Кашоги. Я все равно что старший художник при Ли Лакока или Ральфе Лорене. Ты работаешь на лучшего...

– Гарольд, ты соображаешь, что говоришь? – перебил его Фелл. – Ты служишь убийце, душегубу, террористу. Он убивает ради денег, бездумно и равнодушно.

– Ну и что? Все мы так или иначе делаем что-то ради денег. Если думать об этом, можно спятить к такой-то матери. – Фелл заметил, что изысканной речи Лейка как не бывало и он снова произносит слова со своим былым нью-джерсийским выговором. Уже по одному этому можно было догадаться, как глубоко он погряз в пучине преступного мира. – Проверь, как дела с самолетом и системой безопасности, Тед.

– Еще рано, Гарольд.

– Я хочу, чтобы все было готово через двадцать четыре часа, – сказал Лейк. – Пусть будут под рукой по первому требованию. И больше никаких звонков этим твоим девицам. Еще несколько дней, и мы дернем из Штатов, уйдем из жизни этой бабы и всех остальных людей. Тед... свыкнись с этой мыслью.

Лейк попятился прочь от двери и побрел по коридору назад, но оглянулся на своего адвоката. Фелл снова пустыми глазами смотрел на телефон, словно силясь вспомнить что-то (или кого-то) очень далекое.

Лейк больше не мог этого вынести. Он ворвался в кабинет Фелла и добежал до стола, прежде чем адвокат заметил его присутствие. Лейк ударил по кнопке повторного набора номера. На экранчике появился номер с кодом 202.

– Так, Тед, что же происходит, черт побери? Это же код Вашингтона, округ Колумбия, а твоя любовница живет тут, в Манхэттене. В округе Колумбия у нас нет ни одного посредника. Тогда чей это номер, мать твою?

– Это номер для связи с новым представителем службы безопасности, которую мы наняли, Га...

– Не ври мне, падло! – заорал Лейк. – Что ты сделал, черт возьми? Кому ты позвонил, Тед?

У Фелла был вид человека, готового еще раз повторить свою лживую историю, но Лейк ухватил его обеими руками за воротник сорочки и гаркнул:

– Отвечай!

– Хардкаслу, – вяло произнес Фелл. – В совет национальной безопасности... Тому парню, который больше всех распинался по телевизору о противовоздушной обороне.

– О, черт! Ты шутишь? Признавайся, мать твою! Черт! Черт... – бормотал Лейк, выдирая из телефона провод, ведущий к запоминающему устройству. – Ты, жопа дырявая, не обезопасил линию. Теперь Казье все узнает.

– С меня довольно, Гарольд, – сказал Фелл. – Я устраняюсь от этой операции. Я намерен держаться подальше от мясников и чокнутых вроде твоих Казье и Изидро. Будь у тебя мозги, ты поступил бы также.

– Но что ты сказал? Что ты сделал?

– Хотел оставить сообщение на автоответчике совета национальной безопасности, – объяснил Фелл. – Трубку снял сам Хардкасл. Я рассказал ему про особняк Казье в Бедминстере и про заложницу, которую он там держит.

– Какую заложницу? Что за чертовщину ты плетешь?

– В комнате на третьем этаже у него сидит женщина, Гарольд. Он из нее дух вышибает.

– Темноволосая, полноватая, похожая на дикарку? По выражению лица Фелла Лейк понял, что угадал.

– Дурак, это его личный звездочет. Варга или Вега, черт ее знает, как звать эту гребаную стерву. Она не заложница, Тед, она любит, когда ее дубасят. Она от этого кончает. И ты позвал легавых ей на выручку? Да небось она и научила Казье творить все эти гадости! Она такая же свихнутая, как и он. Они одного поля ягода, ни дать ни взять герои ужастика, мать их совсем!

– О, господи... – Теперь Фелл все понял. Он-то думал, что выручит ее, а эта баба только словила бы кайф, глядя, как Казье разделывает его на кусочки. Вот ведь жопа, подумал Фелл. Какого черта я тут делаю? – Ладно, это неважно, – сказал он, продолжая лихорадочно шевелить мозгами. – Не для нее старался, а ради собственного блага. Мне уже обрыдло стоять истуканом и смотреть, как Казье рвет Америку на части.

– И поэтому ты выпустил Крысу из норы! – воскликнул Лейк. – Боже, Тед, да теперь я и плевка не дам за наши шкуры.

– У нас уже готов план бегства, Гарольд. Так давай осуществим его и уберемся отсюда ко всем чертям.

– Через шесть, от силы через десять часов будут оформлены опционные контакты, которые принесут мне сорок миллионов долларов, Тед. Я не могу уехать. Я должен подписать доверенность, заплатить за оформление контрактов, расписаться за наличные. Я не могу бежать, рискуя этой операцией.

– Гарольд, я умываю руки, – заявил Фелл. Он рассказал Лейку о женщине, о том, как она попыталась заставить его поднять оружие против Анри Казье, чтобы потом посмотреть, как бандит будет убивать его.

– Я сообщил о Казье властям, подсказал, как его найти. Если кто-нибудь уйдет из-под облавы, они попытаются выследить нас, поэтому я хочу заблаговременно смыться и спрятаться в безопасном месте. Я и тебе помогу выбраться отсюда, но, если ты хочешь остаться, не жди от меня помощи.

– Лейк задумался лишь на мгновение. Он понимал, что Фелл прав. Казье и иже с ним совсем спятили и недолго думая прикончат любого, кто шевельнет пальцем, чтобы помешать им. Фелл уже все решил за них обоих, но Лейк и сам знал, что пора уносить ноги.

– Ладно, Тед, ты прав, – согласился Лейк. – Предупреди экипаж самолета и охрану, мы отправляемся. Я оформлю контракты и ордера на погашение долгов и попрошу банк послать фонды в особняк, Таусенду. Он знает, как распорядиться чеком. Господи, надеюсь, ФБР прищучит Казье, иначе он наверняка выследит нас.

БЕДМИНСТЕР, НЬЮ-ДЖЕРСИ, ТРИ ЧАСА СПУСТЯ

Первый охранник услышал его издалека, тяжелый ленивый гул в небе. Он приложил левую руку к уху, поднес манжету к губам и сказал:

– Пост три, с юга большой вертолет.

– Понял, – ответил начальник караула. Все знали, что Томаз Изидро, начальник службы безопасности, будет сидеть на канале охраны, поэтому ответы были краткими и поступали без задержки.

Первый охранник вытащил из футляра бинокль ночного видения русского производства и оглядел небосвод. Угол обзора был весьма ограничен, однако его задача заключалась не в том, чтобы сканировать небо, надо было лишь осматривать линию деревьев на расстоянии примерно семидесяти ярдов и длинную гаревую подъездную аллею, ведущую к широкой проселочной дороге. Дождь перестал, но облака по-прежнему были плотными, их резво гнал по небу сильный низовой ветер, хотя летняя гроза уже прошла. Охранник увидел горящие желтые глаза небольшого зверька, енота или опоссума, семенившего от дерева к дереву в поисках ночной добычи. Прибор ночного видения всегда высвечивал множество всяких зверей – оленей, лис, кроликов...

...и людей. Охранник усмехнулся, увидев, как в полутора сотнях ярдов от него из-под деревьев вышел писавший там второй часовой, на ходу застегивая ширинку. Из его пасти валил дым. Вот жопа, курит в карауле, хотя в доме сидит его начальство. Он слегка прикрывал сигарету, чтобы не увидели Изидро или Казье, но прибор ночного видения четко регистрировал дым. Заметь это Изидро, наверняка дал бы охраннику под зад. Парень жутко рисковал и все из-за какой дерьмовой сигареты.

Охранник опустил бинокль ночного видения и прислушался к шуму вертолета, но ничего не услышал.

– Пост три, чисто, – доложил он.

– Вас понял.

Охранник немного расслабился, и бинокль повис на ремешке у него на шее над винтовкой “кольт” АР-15, полуавтоматической модификацией стандартной армейской М-16. Ночью над Бедминстером не было почти никакого воздушного движения, но поместье располагалось всего в нескольких милях от шоссе 78 и окружного шоссе 208, так что у них время от времени появлялись гости. Шоссе 78 было главной дорогой из Ньюарка в Эллентаун, и вертолеты и легкие самолеты частенько летали вдоль него, когда...

Охранник насторожился, услышав какой-то шум. Он взял винтовку наизготовку и опустился на колено, вглядываясь в линию деревьев. Еще по службе в армии он знал, что ночью уголки глаз лучше улавливают движение, поэтому он тщательно осмотрел деревья. На своем месте он был очень уязвим – слишком далеко от дох; а (но все же достаточно близко, чтобы на него падал свет) и слишком далеко от деревьев, так что укрыться ему было негде. Он потянулся к биноклю...

– Что это ты, черт побери, тут делаешь у всех на виду, дурья твоя башка? – Охранник так перепугался, что чуть не грохнулся на мокрую траву. Томаз Изидро умудрился выйти из парадной двери дома прямо рядом с ним, а он ничего не услышал. Охранник вскочил и направил винтовку на Изидро, но тот схватил ее за ствол и вырвал из рук часового.

– Черт побери, Ваккаро, что это с тобой? – спросил Изидро, возвращая ему оружие.

– Мне показалось, я слышал какой-то звук, сэр.

– Да-да, это я икал и пердел, выйдя из дому, – сказал Изидро. У третьего помощника Казье под мышкой торчал пистолет, который было легко выхватить, но сейчас его руки были заняты гамбургером и чашкой с кофе. – А теперь уйди со света.

– Слушаюсь, сэр.

– А что там такое с вертолетом?

– Слышал его с полминуты, с юга, – ответил охранник. – Но, судя по звуку, он не приближался. Большой.

И тут они оба услышали, как в роще треснула ветка под чьей-то ногой. Изидро резко и сильно толкнул охранника вправо, подальше от света, кофе и гамбургер отлетели в сторону, в руке мгновенно появился девятимиллиметровый пистолет Сауэра.

– Сообщи в дом, черт побери! – громким шепотом велел Изидро.

– Пост три, к востоку от лесополосы нарушитель, – радировал охранник. Он укрылся за высоким кустом и снова поднес к глазам бинокль ночного видения.

И увидел одинокую фигуру, бегом направлявшуюся к дому. Совсем рядом с гаревой дорожкой. Охранник поднял винтовку, прицелился... и тут узнал бегущего.

– Мик, черт бы тебя побрал, что это ты делаешь? – прошептал охранник в микрофон. Бежавший распластался на земле, указав винтовкой в сторону деревьев. – Мик, отвечай же!

– Что? – радировал в ответ второй охранник. Первый видел, как он говорит в рукав, прижимая наушник к левому уху. – Это ты говорил, Томми, придурок?

– А это ты там шумел в деревьях? – радировал в ответ первый.

Он видел, как охранник по имени Мик нервно пригнул голову. Он поднес микрофон к губам:

– Пост три, охрана. Не отключайтесь, а я прочешу деревья. – Он увидел, что второй охранник поднимается на ноги, раздраженно отряхивается и накидывает ремень винтовки на плечо. – Мик, оставайся на месте, пока я не прочешу лесополосу.

Томми увидел, как агент по имени Мик вдруг резко повернул голову к деревьям, а две-три секунды спустя услышал новый звук – только уже не хруст треснувшей ветки.

Незнакомый голос крикнул:

– Ни с места! ФБР.

Мик завозился с винтовкой, но не успел даже опустить ее и попробовать выстрелить с бедра, как услышал быстрое “тра-та-та” автоматной очереди и повалился на землю.

– На восточном краю лесополосы нарушители, федеральные агенты! – радировал Томми. Он вгляделся в лес и заметил всего одну фигуру в черном, в армейской каске, в пуленепробиваемой маске под очками ночного видения, черной униформе и черной броне с надписью “Служба шерифа”. – Я вижу всего одного, в лесополосе к востоку! Я...

Зеленоватая фигура шерифа вдруг исчезла за вспышкой огня, и охранник, уронив прибор ночного видения, потер натруженные глаза. Дежурный охранник в особняке включил расставленные вокруг дома мины, реагировавшие на движение, и первый помощник шерифа канул в Лету...

* * *

– Потерял связь с Дэвисом из наземной команды у цели тринадцать, – доложил командующий захватом с воздуха. – Я услышал оклик, потом выстрел, затем наступила тишина.

– Я бы назвал это “офицеру нужна помощь”, – сказал заместитель начальника службы судебных исполнителей США Уильям Лэндерс. – Так я и знал. Ведь это цель тринадцать, мое несчастливое число. – Лэндерс в полном боевом снаряжении и каске на голове сидел на борту одного из “отбойных молотков” – вертолетов CV-22 с наклонным несущим винтом. Тот завис прямо над домом Казье в Бедминстере. В службе судебных исполнителей США Лэндерс был фигурой номер два, ветеран с двадцатилетним стажем, опытный боевой агент, бывший командующий приданной их службе группой особого назначения, известной также как ГОН. – Приступим к выполнению плана нападения “Альфа”.

“Отбойный молоток”, прежде принадлежавший Хаммерхед, применявшийся в борьбе против контрабандного ввоза наркотиков, все еще нес заметные издалека оранжевые опознавательные знаки службы охраны границ США. Он взлетел с вертолетной площадки и так направил оконцовки крыльев, что два больших несущих винта оказались по углом 45 градусов, а это обеспечивало более высокую полетную скорость.

Одновременно с других близлежащих площадок поднялись еще два вертолета CV-22 и понеслись к поместью. В районе Бедминстера было немало домов, отвечавших описанию неизвестного телефонного осведомителя, так что служба судебных исполнителей США немедленно направила нескольких агентов из Нью-Йорка, Филадельфии и Ньюарка в этот район, чтобы начать наблюдение за всеми подозрительными домами. К сожалению, один из них заплатил за успех поисков жизнью. И вот теперь три вертолета CV-22 с десятью вооруженными до зубов агентами ГОН в каждом окружили особняк Казье в надежде захватить этого самого известного в мире преступника.

CV-22, на котором летел Лэндерс, понадобилось всего две минуты, чтобы добраться до поместья. Идя низко и медленно, этот гибрид самолета и вертолета уменьшил вращение винтов так, что лопасти едва ли не висели. Когда вертолет находился примерно в пятистах ярдах от особняка, Лэндерс включил набор из четырех прожекторов “ночное солнце” в три тысячи свечей каждый и направил их на парадную дверь особняка. Стоявший между пилотскими креслами Лэндерс наблюдал за приближением к дому через телескопическую телекамеру их CV-22. В двухстах ярдах от дома Лэндерс включил мегафон:

– Внимание. Это служба судебных исполнителей США. У нас есть ордер на обыск и разрешение войти в дом. Немедленно выходите из дома с поднятыми руками.

* * *

– Служба судебных исполнителей США, ха-ха, – сказал Томаз Изидро Анри Казье. – Давай покажем этим сукиным детям, Анри.

Оба террориста облачились в боевое снаряжение, плотно облегающий защитный черный костюм, перчатки, стойкие к токсическим веществам, пуленепробиваемые пластиковые шлемы, прочные черные кроссовки и портупеи, с которых свисали пистолеты, ножи, гранаты и иные орудия и приспособления.

– Нельзя рисковать, особенно когда там эти штурмовые вертолеты.

– Если сделаем все как надо, один из этих вертолетов будет нашим.

– Я сказал, нельзя рисковать, – отрезал Казье. – Время ратных подвигов еще придет, Томаз, и я хочу, чтобы, когда оно наступит, ты был рядом со мной. А сейчас нам нужно остаться в живых, чтобы довести до конца свой замысел. Действуй по плану бегства, а через шесть часов встретимся на ранчо Кэтскилла. Нас ждет приз покрупнее, чем два-три жалких вертолета с наклоном несущего винта, – сказал Казье, протягивая руку. Изидро пожал ее, они обнялись. – Bonne chance, mon ami!<Желаю удачи, друг мой (фр.)>

– Тем же концом по тому же месту, дружок, – ответил Изидро. Он поднял шлем и повернулся к своему начальнику охраны. – После того как загорится знак “ДВЕРЬ ОТКРЫТА”, отключишь на десять секунд минное поле, потом снова его включишь. – На мгновение его глаза полыхнули огнем, усиливая действие последнего приказа. – И я хочу услышать здесь побольше взрывов, иначе вернусь и засуну твои кишки тебе в глотку. Ты слышишь?

– Я слышал взрыв, потом потерял связь с Дэвисом, – доложил один из агентов на земле. – Я думаю, здесь все заминировано.

– Зараза, – сказал Лэндерс. – Вся лужайка перед домом может оказаться заминированной, а это как раз наша зона посадки. – Он повернулся к другому человеку, наблюдавшему за картиной внизу. – Есть какие-нибудь соображения, агент Харли?

Агент секретной службы США Дебора Харли, облаченная в такое же боевое снаряжение, как и судебные исполнители США, с той лишь разницей, что на ее бронежилете значилось: “АГЕНТ КАЗНАЧЕЙСТВА”, напряженно вглядывалась в экран телевизора.

– Охраны на крыше я уже не вижу, значит, надо думать, крыша и балкон над парадным входом тоже заминированы. Давайте...

– Подразделение один, это третий, от дома на большой скорости отъезжают четверо мотоциклистов, – радировал один из пилотов CV-22. – Все в разные стороны.

Харли и Лэндерс увидели одного из мотоциклистов, катившего на север, прямо к лесу, со скоростью не меньше шестидесяти миль в час.

– Попытайтесь задержать их, не убивая! – крикнула Харли.

– Всем подразделениям вступить в бой с мотоциклистами, стараясь перехватить, на поражение не стрелять.

Лэндерс знал, что это бесполезная команда: при выполнении задания с применением оружия от гибели никто не застрахован, особенно если учесть, каким вооружением оснащены CV-22. Пытаться ранить человека из оружия, назначением которого было пробивать броневики и стены зданий, – дело совершенно безнадежное.

Пилот вертолета, на котором находился Лэндерс, поставил спусковой рычаг в положение 1, открывая казенную часть пушки и синхронизированно пулемет “хьюз” и термальный прицел на носу CV-22. Теперь направленный вперед инфракрасный прицел повторял движения головы пилота, а пулемет автоматически настраивал на визирную нить, нанесенную на сетку на стекле перед правым глазом пилота. Когда визирные нити застыли в точке в двух-трех футах перед передним колесом мотоцикла, пилот перевел рычаг спуска в положение 2. Пятидесятизарядная очередь пулемета была похожа на звук бензопилы, она эхом заходила по алюминиевому корпусу “отбойного молотка”, как бы вспарывая его шкуру.

Мотоциклист, очевидно, успел заметить вспышку, вырвавшуюся из дула пулемета, потому что тут же резко вильнул влево. На скользкой траве мотоцикл пошел юзом, мотоциклист слетел с машины и покатился вниз. Мотоцикл же скользнул вперед, и пулеметный огонь мгновенно превратил его в кучу металлолома.

CV-22 опустился ниже. Мотоциклист прокатился по земле несколько футов, потом остановился и, то ли сидя, то ли лежа, потряс головой, чтобы очухаться. На нем были плотный темный облегающий костюм и маска. Харли и Лэндерс не могли его узнать.

– Лягте лицом вниз и вытяните руки и ноги! – крикнул Лэндерс в мегафон, когда они высветили мотоциклиста прожектором. Пилотам Лэндерс сказал: – Зависните прямо над ним, ребята. Зацепим его и поднимем спасательной лебедкой. Будем надеяться, что он лежит не на мине, иначе мы...

– Он шевелится, черт бы его побрал! – выругался пилот. Он отвлекся и потерял мотоциклиста из виду, а тот вскочил и подбежал под брюхо “отбойного молотка”. – Хвостовые стрелки, внимание!

Послышалось громкое “бу-ум!”, и вертолет резко накренился влево. Пилот выправил машину, поднялся чуть выше и развернул хвост вертолета, так что они оказались носом к лесу. На приборной доске не загорелось никаких предупредительных надписей, и вертолет хорошо слушался руля.

– Что случилось? – спросил пилот по внутреннему телефону. – Что-то взорвалось?

– Мина, – прокричал один из хвостовых стрелков. – Подозреваемый добрался до деревьев и тут напоролся на нее. Он взорвался, как гнилой помидор.

– Ну, теперь мы знаем, что мины снова включены, – сказал Лэндерс. – Довольно хитро задумано: защитная система с дистанционным управлением по всему периметру. Вы еще сомневаетесь, что мы нашли нужный нам дом?

* * *

Охранник по имени Томми видел все это. Видел, как мотоциклист стрелой понесся от дома к лесу, как громадный вертолет открыл по нему огонь, как мотоциклист трижды перевернулся в воздухе, как его разнесло на мелкие кусочки, когда он подорвался на одной из мин. Большой, похожий на ящик вертолет с двумя винтами и крыльями, как у самолета, сейчас завис у края лужайки, держа нос чуть правее парадной двери и будто решая, что же делать дальше. Томми сменил свою полуавтоматическую винтовку АР-15 на автоматическую М-16 с пятидесятизарядным магазином и сорока-миллиметровым гранатометом М206 и занял позицию у одного из пуленепробиваемых поликарбонатных окон внутри особняка.

Слепящий прожектор большого вертолета вдруг повернулся и осветил дом. Томми опустил прибор ночного видения – при таком сильном свете он был не нужен. Из мегафона вертолета донесся голос:

– Выходите из дома с поднятыми руками! Это наше последнее предупреждение!

– Еще две такие же штуковины окружают дом, – радировал кто-то.

– Босс проскочил?

– Не думаю.

– Что будем делать? – крикнул Томми через плечо. – На этой хреновине чертовски большая пушка.

– Затаитесь, – сказал начальник охраны. – Никому не стрелять. Они не воспользуются крупным калибром, если только мы не...

– Что это вы тут делаете? – раздался женский голос у Томми за спиной. Томми повернулся, направив в ту сторону М-16. Это оказалась “ведьма”, как все ее называли, подстилка Казье, чокнутая баба, которая жила наверху. Она была в красном шелковом халате, темные длинные волосы разметались по плечам, точно львиная грива. Халат не был завязан, открывая взгляду груди и низ. – Почему вы не атакуете?

– Заткнись и убирайся отсюда, – сказал Томми, невольно заглядевшись на тело ведьмы. Ведьма недурна, подумал он, но и впрямь сумасшедшая – разгуливает полуголая во время перестрелки. – Спустись в винный погреб и посиди там, пока все не закончится.

Джо Энн Вега заметила, что взгляд стрелка с вожделением скользнул по ее телу, прежде чем он снова повернулся к окну. Еще один типичный боров, раздраженно подумала она.

– Слушай ты, сукин сын, выйди-ка туда и поубивай их. Отомсти за Анри.

– Там оперативники, и у них тяжелое вооружение. Мы подождем, пока не будем знать, что босс в безопасности.

– Анри уже мертв, – сказала ведьма. – Я видела, как его убило вон там. – Томми сглотнул, ибо весть о гибели Казье расстроила его, но он остался на своем посту. – Вы должны отомстить за него! – пронзительно вскричала ведьма. – Выйдите и поубивайте этих федеральных агентов, ну же!

– Я сказал, заткнись, убирайся со своими большими сиськами вниз и спрячься там, леди.

Эти слова и решили дело; боров явно заслужил свою участь. Джо Энн Вега подняла свой автоматический “лорсин” 38-го калибра и с расстояния двух футов всадила три пули Томми в голову. Послышалось еще несколько выстрелов – кое-кто из стрелков выпустил со страху несколько очередей. Вега наклонилась, отобрала у мертвеца М-16, быстро прошла к парадной двери и резко ее распахнула.

– Я отомщу им за тебя, Анри, любовь моя, – сказала Вега вслух. – Боже, как я презираю слабаков!

Она вышла на улицу, халат распахнулся на ветру. Выглянув из-под козырька над крыльцом, она прицелилась по прожектору большого вертолета на дальнем краю просторной лужайки и спустила курок. Первый ее выстрел пришелся точнее всего, она промахнулась всего на несколько футов, зато другие пули ушли выше и правее.

Она расстреляла почти весь магазин, паля преимущественно в небосвод, и попыталась сообразить, как запустить полуторадюймовые гранаты из гранатомета, висевшего под винтовкой, когда пушка вертолета открыла огонь. Одна из пуль диаметром 12, 7 миллиметра угодила ей в голову, а две в туловище, и Джо Энн Вега рассыпалась будто банан под ударом молотка. Затем пулемет прошелся по всему фасаду дома, разбив окна, за каждым из которых сидел стрелок. Потом из левой подфюзеляжной гондолы шасси выскочила длинная цилиндрическая подвеска, и в фасад дома врезались три ракеты, разнеся в щепки парадную дверь и проделав в стенах две горящие бреши шириной в человеческий рост.

Скользнув влево, чтобы прикрыть правый борт вертолета от стрелков перед домом, CV-22 направился к особняку. На несколько выстрелов из автоматического оружия с верхних этажей дома тут же ответили огнем из пулемета. Затем пулемет прочесал тропинку по лужайке перед домом, вызвав ужасный взрыв – грохнула одна из мин у самого дома. Еще две ракеты ударили по парадной двери дома. CV-22 завис ярдах в двадцати от фасада, высоко задрав нос, повисел несколько секунд, затем резко подал влево и замер над домом.

Ведя за собой шестерых судебных исполнителей США, Дебора Харли и Уильям Лэндерс спрыгнули с заднего грузового трапа “отбойного молотка”. Идя по выстриженной пулеметом тропинке, они могли не опасаться мин. Стреляя по окнам, большинство которых были объяты пламенем, Харли и семеро судебных исполнителей ворвались в дом.

Первый этаж был разгромлен. Стены почернели от Дыма и огня, перевернутая и разбитая мебель тлела, повсюду валялись изуродованные тела. Харли, надевшая противогаз, застрелила одного вооруженного охранника, мотнувшегося из кухни к лестнице, затем побежала наверх, сначала бросив две гранаты на лестницу. Потом с помощью других агентов принялась прочесывать комнаты. Она застрелила еще двух бандитов, которые по глупости не бросили оружие, а еще шестерых ослепленных и задыхающихся от дыма охранников передала на попечение оперативников.

Двенадцати судебным исполнителям понадобилось всего пять минут дотошных поисков, чтобы очистить весь дом. Все кончилось очень быстро. А чтобы обеспечить безопасный подход к дому, из ближайшего арсенала в Пикатинни пришлось вызвать команду саперов национальной гвардии Нью-Джерси. Разминирование началось через пять минут.

Хардкасл прибыл на место примерно через час после налета. Он радостно посмотрел на огромный грохочущий “отбойный молоток”, зависший неподалеку.

– Так приятно видеть вас снова за работой, ребята, – вполголоса произнес он, обращаясь к этим нескладным машинам. Теперь они принадлежали ВМС США, но он всегда будет думать о них как о своих детищах. Затем Хардкасл повернулся к Деборе Харли, увидел ее бронежилет с надписью “АГЕНТ КАЗНАЧЕЙСТВА” и сказал с улыбкой: – И вас тоже приятно видеть, агент Харли. Мне бы следовало знать, что вы из секретной службы. Тогда бы сразу стало понятно, почему вы чуть ли не заправляете Белым домом и, похоже, имеете доступ к более обширным секретным сведениям, чем обычный помощник вице-президента.

– Вице-президент Мартиндейл терпеть не может, когда вокруг него вертятся тайные агенты, поэтому я не столько телохранитель, сколько помощник, – сказала Харли.

Саперы разрешили им снова войти в дом, и Харли принялась стягивать с себя бронежилет.

– Вы уже провели опознание тел? – спросил Хардкасл. –Казье был здесь? Вы его убили?

– Да-да, думаю, что убили, – ответила Харли. Она провела Хардкасла к лежащим в ряд трупам за особняком, где судебные исполнители снимали отпечатки пальцев и делали снимки для опознания. – Стрелки, отставные солдаты, боевики, несколько известных уголовников и наемных убийц. Казье вербовал только самых лучших. – Носком башмака она приподняла простыню, и Хардкасл увидел спутанные, покрытые коркой волосы и окровавленные, но узнаваемые женские черты. – Одна женщина, наверное, из местных, мы в спешном порядке стараемся установить ее личность.

Харли расстегнула “молнию” на черном мешке с тремя полосками клейкой ленты. Внутри оказалось тело изрешеченного пулями высокого, хорошо сложенного мужчины – его убили с одного из CV-22.

– Вот этот очень похож на него, адмирал. Один из флотских летчиков слегка разнервничался и пальнул по нему из пулемета. Основываясь на лучшем из представленных мне описаний, я думаю, что это Анри Казье.

– Отпечатки пальцев? Зубы?

– Мы уже позвонили в ФБР, – сказала Харли, от которой не укрылось разочарованное выражение лица Хардкасла, когда она об этом упомянула, и она поспешно добавила: – Оперативники сняли отпечатки и сфотографировали тела, но в лаборатории ФБР и оборудование, и картотеки лучше, Айэн, там меньше вероятность ошибки при опознании, а работу они могут сделать быстрее. Получить данные для опознания Казье можно еще только в бельгийской армии или в Интерполе, поскольку в американских тюрьмах он никогда не гостил. Я знаю, что вы не очень-то ладите с судьей Уилкс, но раз уж нужно стопроцентное опознание, приходится обращаться в ФБР. Судебные исполнители как раз этим занимаются. Но я, возможно, сумею найти вам что-нибудь для комитета или Белого дома.

Харли заглянула в записную книжку, извлеченную из полевой сумки защитного цвета, затем опустилась на колени возле трупа.

– Полагали, что у Казье должны быть татуировки парашютиста-десантника на обеих руках между большим и указательным пальцами. – Она подняла страшно изуродованные пулями руки и сняла с них перчатки. Один из стоявших рядом судебных исполнителей не выдержал и отвернулся, а Харли колдовала над трупом с такой беспечностью, будто купала младенца. – Вот одна татуировка на левой руке... а вот шрам на правой после лазерной операции. Похоже, он собирался удалить татуировки. Очевидно, они приводили в исполнение хорошо отработанный план бегства. Поблизости нашли спрятанные машины, маскировочные приспособления, даже небольшой двухместный вертолет.

– Черт! Вы взяли его! Вы и впрямь убили Анри Казье! – восхищенно воскликнул полковник Марк Шихэн.

– Я не собираюсь ликовать, пока не подтвердятся данные дактилоскопии и стоматологии, – заявил Хардкасл. – Мне удалось получить кое-какие сведения о парне, который сообщил нам о Казье.

– Обменяйтесь впечатлениями с этим господином, – предложила Харли и подошла к одному из судебных исполнителей, который вел протокол обнаружения трупов. – Адмирал Хардкасл, познакомьтесь с Тимоти Лассеном, заместителем начальника службы судебных исполнителей из Сакраменто. Несколько дней назад он отслеживал деньги от сделки по покупке самолетов. Я радировала ему о налете. Тим, адмирал хочет назвать вам одно имя.

Лассен сверился с записной книжкой и сказал, опередив адмирала Хардкасла:

– Тед Фелл. Работает на одного “жучка” с Уолл-стрит, по имени Гарольд Лейк.

– Господи Иисусе! – воскликнул Хардкасл. Как ни быстро развивались события, подумал он, судебные исполнители и люди вроде Деборы Харли действовали еще быстрее. – Откуда, к чертям собачьим, вы это узнали, заместитель Лассен?

– Всего лишь обычная старая госпожа удача, – признался Лассен. – Лейк был посредником в нескольких крупных сделках по всей стране. Казалось бы, они все расплачивались чеками – самолеты для тушения пожаров с воздуха, самолеты для корпораций, запчасти и все такое прочее. Но один покупатель не знал, что именно Лейк проворачивал сделку, и много чего рассказал мне о Лейке – о том, что он в долгах как в шелках, что в один прекрасный день его непременно поймают на отмывании денег. Тогда я копнул поглубже. Похоже, финансовое положение Лейка изменилось после нападения Казье на Мемфис.

– Изменилось?! Мне показалось, вы сказали, он в долгах как в шелках.

– Сказал, – признал Лассен и объяснил: – Он был банкротом, даже хуже того. Но за два дня до нападения на “Юнивесл экспресс” Лейк провернул одну запутанную, немыслимую сделку по акциям. По сути дела, он побился об заклад, что акции “Юнивесл экспресс” упадут в цене, причем обвально, и он захотел сторговать сотни тысяч акций.

– У Лейка было столько свободных денег? – Чтобы провернуть такое дело с опционом, особенно много и не нужно, – ответил Лассен. – Достаточно было четырех-пяти миллионов долларов, чтобы лед тронулся и шарик взлетел...

– И где же он смог раздобыть столько наличных?

– Вы даже не поверите, – продолжал Лассен. – Он берет деньги в долг у Максорли, Бреннана Максорли, президента “Юнивесл эквити сервисез”, с которым в свое время имел дело, но потом расстался. Кстати, о шариках. Используя деньги “Юнивесл”, Лейк бьется об заклад, что акции “Юнивесл эквити” взлетят. Это все равно, что играть в кости с родной матерью.

Как бы там ни было, через два дня после того, как Лейк заключает эту сделку на опцион, Казье взрывает “Юнивесл экспресс”. Акции “Юнивесл” резко обваливаются. Теперь уже Лейк владеет всеми этими акциями по нескольку центов за доллар, а когда акции приходят в норму, он продает их. Теперь Лейк купается в деньгах, у него миллионов семьдесят.

– Может, мне стоит открыть счет у этого парня? – заметила Харли.

– Пожалуй, не надо, Дебби, – сказал Лассен. – Лейк сейчас на коне, но вместо того, чтобы вернуться к акциям и ценным бумагам, он занимается сдачей в аренду самолетов – крупных транспортников. Один из самолетов, который он покупает, из того городка близ Атланты, где в ангаре были убиты эти два фэбээровца. Второй его самолет сбивают над Форт-Уэрт. И знаете что? Одна из неразорвавшихся бомб, обнаруженных в Форт-Уэрт, совпадает по серийному номеру с партией армейских бомб, украденных несколькими днями раньше из арсенала ВМС в Неваде.

– Господи Иисусе, Гарольд Лейк и этот Тед Фелл финансируют Анри Казье?

– Похоже на то, – согласился Лассен. – Но, очевидно, Фелл одумался. Это, по-моему, естественно, когда связываешься с сумасшедшим вроде Казье, независимо от того, сколько денег загребаешь. Похоже, Гарольд Лейк настучал на Анри Казье, верно, адмирал?

– Звонили из личного кабинета Лейка в Манхэттене, – сказал Хардкасл. – Прежде чем выехать сюда, я передал эти сведения судье Уилкс и ФБР. Как обычно, они мне не ответили. А как насчет других самолетов, которые купили Лейк и Фелл, агент Лассен? Вы за ними проследили?

– К сожалению, я прекратил следить за самолетами, когда в этом отпала нужда, – ответил Лассен. – Но потом стало ясно, что Лейк связан с самолетами над Форт-Уэрт, и я попытался вернуться назад, чтобы пройти по их следам. Один я отыскал. Это маленький грузовой турбовинтовик, прошедший переоснастку в Ньюбурге. Остальные я пока не нашел. Возможно, они используются в рамках закона.

– А возможно, и нет, – сказал Хардкасл. – Нам нужно найти эти самолеты.

– Начать, пожалуй, следует с Ньюбурга, – с жаром заговорил Лассен. – Возможно, мы сумеем отправиться туда на одной из ваших внушающих благотворительный страх птичек. Вид у этих вертолетов весьма зловещий.

– Звучит резонно, – сказал Хардкасл. Он попросил своего помощника Марка Шихэна радировать, чтобы CV-22, “отбойный молоток”, подобрал их с наскоро оборудованной вертолетной площадки на лужайке перед домом. Разговаривая по радио, Шихэн получил другое сообщение, которое он передал Хардкаслу, а тот повернулся к Лассену и Харли и сказал: – А ну-ка, ребята, угадайте? Сама судья Уилкс направляется сюда. Она хочет, чтобы все побросали свои дела и ждали, пока она появится здесь со своей командой.

– Ну, я думаю, дела здесь закончены, – заметил Лассен. – Террористами занимается ФБР, а не судебные исполнители или секретная служба.

– У вас достаточно улик, чтобы арестовать Лейка или Фелла, агент Лассен?

– Вполне, – ответил Лассен. – Вы сказали мне, что звонили с номера Лейка и сообщили, где Казье, значит, он годится в свидетели. Я косвенно увязал Лейка с самолетами, использовавшимися при двух бомбардировках.

– Тогда я предлагаю вам взять его, – сказал Хардкасл. – ФБР мы потом все объясним. Кроме того, вам придется подготовить место для посадки вертолета судьи Уилкс.

– Вас понял, – сказал Лассен.

* * *

Он подождал, пока оранжево-белый “отбойный молоток” сядет, затем заткнул уши, чтобы не слышать оглушительного рева двигателей, и отошел. Не успел большой вертолет подняться в воздух и скрыться из виду, как показался бело-синий “белл джет-рейнджер”, покружился над местом посадки, пока внизу готовили дымовые маяки, потом быстро приземлился.

Первой с борта сошла судья Лэйни Уилкс, директор ФБР, она кипела от злости. За ней последовали два агента, вооруженные автоматами “узи”. Она не стала дожидаться, когда затихнет шум турбин, а сразу же набросилась на Хардкасла:

– Вы полетите со мной, адмирал. Вы, агент Харли, агент Лэндерс и все остальные, кто ответствен за этот налет.

Уильям Лэндерс, все еще в бронежилете и с автоматом МР5 в руках, спросил:

– Доложить вам об операции, прежде чем мы отправимся, судья?

– Заткнись, Билл, – отрезала Уилкс. – Вы чертовски хорошо знаете, что ГОН влезла в расследование, проводимое ФБР, и тем не менее, продолжали операцию без моего разрешения. Я несу ответственность за всех, кто убит здесь, и, уверяю вас, я собираюсь поджарить вас на костре за каждого из них. Хардкасл, а куда эта... эта штуковина, этот ваш вертолет с кривым винтом отправился?

– Он не принадлежит мне, судья Уилкс, – зевая, ответил Хардкасл. – Он принадлежит ВМС. Мы позаимствовали его для этой операции.

– Для этой операции?! Вы хотите сказать, для этого побоища? – вскричала Уилкс. – Куда, к чертовой матери, направился этот вертолет?

– Расследовать наводку, которую нам дали под утро.

– Мы проверили эту контору в Манхэттене. Похоже, оттуда спешно съехали.

– Кажется, мы знаем, куда могли уехать Гарольд Лейк и Тед Фелл, – сказала Дебора Харли. – Агенты службы судебных исполнителей собираются это проверить.

– Я велела всем оставаться на местах, – взорвалась Уилкс. – Этим расследованием занимается ФБР, Хардкасл. Вы лезете не в свое дело. Вы не имеете права проводить аресты или вести расследование без разрешения моего учреждения. Я собираюсь поломать все...

– Мы считаем, что убили Анри Казье, судья, – объявил Хардкасл.

Уилкс замолчала, не договорив, и изумленно уставилась сначала на Хардкасла, затем на Лэндерса с Харли и, наконец, на ряд мешков с телами, разложенных перед особняком.

– Где он? – недоверчиво спросила она слегка дрогнувшим голосом. – Покажите мне. – Она повернулась к одному из своих помощников: – Вызовите сюда летучий отряд по опознанию и оцепите территорию. Выгоните всех из этого дома. Ну же! Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь!

Уилкс последовала за Харли с Лэндерсом к мешку, в котором лежало изрешеченное пулями тело Анри Казье, и Лэндерс объяснил, как они опознали его.

– Это еще не подтверждено, – подчеркнул Лэндерс, – но, судя по моим оперативным записям, одно из тел, которые мы обнаружили, наверняка его. Он пытался улизнуть на мотоцикле вместе с тремя другими, мы убили одного из мотоциклистов. Двоим удалось скрыться. Их ищут полиция штата и шерифы. – Затем он объяснил, что случилось с четвертым мотоциклистом, и кратко доложил, как проходила облава.

Когда Лэндерс закончил, один из агентов протянул ему записку.

– Мы опознали женщину, убитую во время налета, – сказал он. – Джо Энн Рокки, известная также как Джо Энн Вега, из Ньюбурга, штат Нью-Йорк.

– Туда-то и направляются судебные исполнители, чтобы посмотреть, не найдут ли они Лейка и Фелла, – сказал Хардкасл. – Это местечко и Ньюбург, похоже, служат основными базами операций Казье в США.

– Я надеюсь, поздравления еще впереди, – сказала Уилкс, осмотрев тело и приказав застегнуть мешок и охранять его, – но вы все равно нарушили мои указания. Иного я от вас и не ожидала, адмирал Хардкасл, и я весьма разочарована тем, что секретная служба и судебные исполнители позволили вам водить себя за нос, адмирал. Ну, это будет ваша последняя ковбойская выходка, Хардкасл, я вам обещаю. Мы опросим всех вас в министерстве юстиции. Отныне и впредь бюро берет на себя охрану этих тел и места происшествия. Идемте.

ШТАТ НЬЮ-ЙОРК. НЬЮБУРГ, МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ СТЮАРТ, ТОГДА ЖЕ

Кордоны на дорогах еще не убрали, но останавливали и обыскивали уже не все машины. Водитель лимузина просто показал легавому, которому уже все осточертело, пропуск на аэродром, и тот махнул им рукой, чтобы проезжали. В международном аэропорту стало заметно спокойнее, снова выполнялись челночные рейсы.

Для Гарольда Лейка это означало одно: Анри Казье оставил Ньюбург, так почему бы не воспользоваться этим? Ну и что с того, если вокруг него кишат полицейские штата, военные, летчики и агенты ФБР? Пусть уж у Казье болит голова о том, как избежать встречи с властями, а не у него. Присутствие всех этих людей в униформе весьма успокаивающе действовало на разум Лейка.

Разумеется, помогло и то, что его окружала собственная охрана. На часть денег, полученных от сделок, заключенных по поручению Казье, Лейк нанял маленькую армию и ВВС. Сначала новую рыжеволосую секретаршу с точеной фигуркой, умевшую стенографировать, печатать шестьдесят слов в минуту и державшую девятимиллиметровый автоматический браунинг в кобуре рядом с пышной левой грудью. Потом Лейк завел себе нового шофера и телохранителя, купил новый бронированный седан “линкольн”, поставил охрану внутри и снаружи своей квартиры в Истсайде, приобрел реактивный самолет “гольфстрим-Ш” с дальностью полета шесть тысяч миль и ранчо в Бразилии, которое тоже охранялось.

Эти меры безопасности обошлись ему в треть всех денег, полученных от Казье за последние несколько недель, но игра стоила свеч. Анри Казье был безжалостен. Многие из этих охранников были не ценнее проволочных заграждений – их скорая тихая смерть подскажет внутренней охране, что Казье вышел на охоту и круг сжимается. У Лейка не было никаких идей относительно возможности уйти от Казье, просто он надеялся, что власти всего мира, призванные следить за соблюдением закона, и его собственные силы безопасности уберут террориста, прежде чем он подберется слишком близко.

Купив “гольфстрим”, Лейк первым делом сменил регистрационный номер и перекрасил самолет, добившись того, что самолет изменил внешний вид и не будет никому мозолить глаза до тех пор, пока он не понадобится Лейку. Когда они подъехали к самолету, Лейк и сам не узнал его и уже принялся было расспрашивать шофера, когда начальник его охраны, здоровенный, как футболист, крутой парень по имени Мэнтус вылез из самолета, заметив приближение седана.

Седан остановился в нескольких ярдах от самолета, где его быстро обыскали, затем подъехал прямо к подножию спущенного бортового трапа. Мэнтус стал перед Дверцей седана, заслонив Лейка на тот случай, если кто-то смотрит в эту сторону из аэровокзала, но дверцу не открыл – Лейку и Феллу пришлось самим открывать свои дверцы. Как считал Мэнтус, работа телохранителя заключалась в том, чтобы быть начеку и иметь свободные руки, дабы выхватить оружие или скрутить нападающего, а не открывать дверцы и таскать багаж.

– Все готово, мистер Лейк, – сказал Мэнтус. – Мы готовы лететь.

– Тогда полетели! – рявкнул Лейк и быстро поднялся на борт самолета.

Люки закрылись, как только на борту очутился Фелл. Просторный салон “гольфстрима” предназначался для весьма важных персон, и Лейк сразу же почувствовал себя в безопасности, а нарастающий рев двух больших турбовинтовых двигателей и сладковатый терпкий запах горючего успокоили его расшатанные я нервы. Лейк увидел стюардессу корабля, брюнетку по имени Диана, которая провела его к большому, обшитому серой кожей раскладному креслу владельца по правому борту в средней части самолета, пристегнула ремень Лейка, а когда самолет начал разбег, приготовила ему “кровавую Мэри”. Тед Фелл устроился за письменным столом за спиной Лейка и проверил, работают ли телефон и факс.

– Забудь обо всем этом, Тед, – бросил Лейк. – Никто нам не позвонит и не пошлет факс – эти штуки даже не подключены.

Фелл посмотрел на Лейка, как будто слова патрона его удивили; затем, поняв, что тот прав и что эти телефоны и впрямь никогда не подключались (из страха, что с их помощью Казье легко может узнать об их планах бегства), он обратил взор на устланный коврами пол и положил руки на колени.

– Все... все кажется каким-то нереальным. Мы бежим. И уже никогда не вернемся назад, – сказал Фелл.

– Во всяком случае пока Казье, Таунсенд или Изидро разгуливают по земле, а это, я надеюсь, не продлится, – ответил Лейк. – Ты просто думай об этом как о продолжительном и очень-очень уединенном отпуске, Тед. Через год мы начнем налаживать наши офшорные банковские и маклерские связи, удостоверившись, что все чисто, тихо и благополучно забыто. Чтобы никто не мог связать нас с биржевыми махинациями. Не успеешь оглянуться, как мы снова окажемся на бирже. Тем временем мы загорим, пока... – Тут большой “гольфстрим” остановился, двигатели заработали вхолостую, мягко зазвонил бортовой телефон. Фелл потянулся было к трубке, но Лейк снял ее сам. – Что там такое происходит?

– Команда из диспетчерской, сэр, – сказал пилот. – Взлеты отменены для всех рейсов. Всем приказано вернуться обратно к местам стоянки.

– За каким чертом они это делают?

– Не знаю, сэр, – ответил пилот. – Полиции нигде не видно.

Лейк все понял. Он окинул Фелла испепеляющим взглядом и сказал:

– Черт побери, Тед, сраное ФБР выследило нас.

– Но как? Звонил-то я из Нью-Йорка. Об этом самолете и его местонахождении никто не знает, Гарольд. Возможно, за нами следили от самого города. Что будем делать?

– Откуда мне, к чертям, знать? Дай мне подумать, – сердито сказал Лейк.

Он выглянул в ближайший овальный иллюминатор, проверяя, не окружает ли их полиция, но иллюминатор выходил на противоположную от аэровокзала сторону. “Гольфстрим” находился на параллельной рулежной дорожке, приближаясь к началу взлетно-посадочной полосы, впереди был только один самолет МД-80 компании “Юнайтед эйрлайнз”. Лейк спросил по внутреннему телефону:

– Какие вам дали указания, пилот?

– Всем самолетам ведено отрулить к местам их прежней стоянки, сэр, – ответил пилот. – Скоро поедем назад и минут через пять вернемся на стоянку.

– Они блокируют взлетно-посадочную полосу? – спросил Лейк. Последовала довольно долгая напряженная пауза – команда авиалайнера, вероятно, рассматривала возможные варианты ответа. Лейк закричал: – ну?..

– Нет, сэр, нашу взлетную полосу никто не блокирует, – наконец ответил пилот.

– Прекрасно. Как только этот самолет “Юнайтед эйрлайнз” уберется с дороги, вы плюнете на указания Диспетчерской вышки и взлетите, – сказал Лейк. – Это приказ.

– Сэр, я не могу его выполнить.

– Не выполните, я войду в кабину и прострелю вам голову, – как можно спокойнее и увереннее сказал Лейк. Он носил пистолет, но стрелял из него всего раз, несколько месяцев назад, и сейчас даже не был уверен, заряжен ли тот. Мэнтус, который сидел в кресле возле люка, услышал слова Лейка, но не выказал никакого удивления. Казалось, ему плевать на то, что его работодатель перестреляет пилотов.

– В таком случае я надеюсь, сэр, вы сами поведете этот самолет без ветрового стекла, – сказал пилот. – Если вы начнете стрелять или попытаетесь открыть дверь кабины, мы застопорим тормоза, выбьем ветровое стекло, выпрыгнем и убежим.

Лейк явно не умел угрожать людям расправой.

– Что ж, тогда давайте попробуем так, – сказал он. – Взлетите, и я заплачу вам двадцать тысяч долларов.

– Пятьдесят, – тотчас ответил пилот.

– Каждому, – вмешался второй пилот.

– Картер, Люс, дурьи ваши головы, вам и так платят достаточно, чтобы вы водили эту машину. Делайте, как вам говорит мистер Лейк, иначе я сам застрелю вас, – послышался зычный угрожающий голос у них за спиной. Это был начальник охраны Мэнтус. – Садитесь, мистер Лейк.

– Мы взлетаем или нет?

– Моя работа – защищать вас, мистер Лейк, – сказал Мэнтус. – Вы полагаете, что снаружи ФБР или какое-то другое агентство, призванное следить за соблюдением закона, но я не заметил никаких тому подтверждений. Этот аэродром, очевидно, считается небезопасным. Что бы там ни происходило, я полагаю, в воздухе вы будете в большей безопасности, чем на земле. С управлением авиации мы разберемся позже. А сейчас сядьте и пристегнитесь. Если возникнет какая-нибудь сложность, дайте мне знать. С пилотами вам разговаривать необязательно. Вам ясно, мистер Лейк?

Лейк не привык повиноваться чьим бы то ни было приказам, но ему ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть своему здоровенному телохранителю. Тот, очевидно, знал, что делает.

Как только авиалайнер впереди отрулил, “гольфстрим” тут же выехал к началу взлетной полосы и приготовился к взлету. Лейк увидел, как МД-80 съехал с полосы, и пилот тотчас поставил свой самолет на центральную линию, разогнал двигатели до взлетной мощности и отпустил...

...Но вдруг Лейк увидел, как на оконцовках крыльев и на бетоне рядом с его самолетом вспыхнул яркий свет, и еще до того, как пилот успел убавить обороты двигателя, он понял, что ничего у них не получится. По внутреннему телефону он услышал:

– На полосе аварийные машины, сэр, она перекрыта. Из кобуры под мышкой Мэнтус вытащил самый большой и зловещий пистолет, какой Лейк когда-либо видел, но Лейк сказал:

– Уберите его, Мэнтус, там ФБР. Я полагаю, у вас есть на него разрешение?

– Само собой, мистер Лейк, но вы уж лучше позвольте мне...

– Уберите пистолет в кобуру и снимите пиджак, чтобы они первым делом увидели ваш пистолет, – велел Лейк. – Все сохраняют спокойствие, все делают, что им говорят, никто не сопротивляется, и никто, повторяю, никто ничего не говорит. Ни единого слова. Если они вам скажут, что вы арестованы, отвечайте: “Я хочу немедленно поговорить со своим адвокатом”. Понятно? – Пилотам, запертым в кабине, Лейк прокричал: – Выключите моторы немедленно.

Потом отдраил входной люк.

– Нет! Вырубите только левый двигатель! – крикнул Мэнтус в кабину. Он раздраженно повернулся к Лейку. – Сэр, оставайтесь на месте. Я посмотрю, что им нужно.

– Это моя забота, Мэнтус.

– Нет, моя, – возразил Мэнтус. – Вы наняли меня защищать вас, сэр. Я практикующий адвокат штата Нью-Йорк, а также отставной военный. Мы законопослушные граждане, но вы не должны ставить себя под удар пли позволять, чтобы ущемлялись ваши права. Ну, не вмешивайтесь...

– Вы хороший человек, Мэнтус, – сказал Лейк. – И люди у вас первоклассные, но все это дерьмо заквасилось задолго до того, как вы взошли на борт.

– Сэр, вы, возможно, по уши в дерьме, но теперь ваши трудности – это мои трудности, – сказал Мэнтус; – Если вам нужно сдаться полиции, мы сделаем это не сгоряча, а с толком и по порядку.

– Мне нужно сотрудничество правительства... Его защита... чтобы остаться в живых, – сказал Лейк. – Я Должен дать им все, чего они пожелают.

– А почему вам нужна защита правительства, сэр?

– Все это слишком сложно, – сказал Лейк. – Я... Мне нужно выйти наружу.

– Я сказал, оставайтесь на месте, и это приказ, – сказал Мэнтус. Он кивнул Диане, стюардессе, которая извлекла откуда-то десятимиллиметровый автоматический пистолет и взяла под наблюдение аварийные выходы, чтобы предотвратить нападение с тыла. – Я ваш адвокат и в штате Нью-Йорк представляю вас. Вам не нужно говорить ни слова. Вы меня поняли?

Лейк кивнул. Впервые за долгое время он почувствовал, что все в порядке. Мэнтус опустил трап и вышел наружу.

Огромный, похожий на коробку воздушный корабль с двумя здоровенными вертолетными винтами на концах коротких толстых крыльев завис в нескольких сотнях ярдов перед “гольфстримом”, направив на него мощный прожектор. Он начал медленно опускаться на взлетно-посадочную полосу, куда уже выехала желто-синяя машина нью-йоркской полиции со сверкающей мигалкой. Она развернулась перед “гольфстримом” и остановилась ярдах в двадцати от носа самолета. Из машины вылез полицейский, он держал руку на рукоятке своего табельного оружия и прятался за дверцей.

– Сколько еще людей на борту? – крикнул он в мегафон.

– Пятеро, – прокричал Мэнтус в ответ.

– Кто-нибудь вооружен?

– Один, сотрудник частного агентства безопасности.

– Пусть он, Гарольд Лейк и Тед Фелл выйдут, держа руки на виду.

Мэнтус повернулся и показал рукой на люк. Но никто не вышел. Трап убрали, а люк задраили.

– Я сказал, чтобы Лейк и Фелл вышли сюда, немедленно! – прокричал полицейский.

Но Мэнтус не смотрел на полицейского, он смотрел на приближающийся вертолет. Он узнал в нем “оспри V-22”, использовавшийся службой охраны границ несколько лет назад для борьбы против контрабандного ввоза наркотиков. Дверца с правой стороны открылась, появились несколько человек при оружии. И в тот же миг обе задние дверцы полицейской машины резко распахнулись, из них выскочили двое мужчин с автоматами и открыли огонь по V-22.

Мэнтус забарабанил по борту “гольфстрима” и закричал:

– Убирайтесь отсюда, немедленно!

Он выхватил свой пистолет, но было слишком поздно. Он увидел, как между глаз блеснул красный луч лазерного прицела, и свет дня сменился мраком ночи.

Правый двигатель “гольфстрима” взревел почти на полных оборотах, а нос резко вильнул вправо. Оконцовка левого крыла едва не задела крышу седана. Грегори Таунсенд, одетый в форму полицейского штата Нью-Йорк, неторопливо достал с переднего сиденья машины легкую противотанковую ракетную пусковую установку, вскинул ее, подождал, пока “гольфстрим” отъехал ярдов на семьдесят, прицелился и выстрелил. “Гольфстрим-III” взорвался огромным огненным шаром, волосы и брови Таунсенда опалило жаркой волной. Таунсенд бросил использованную пусковую трубу из стекловолокна, не обращая внимания на жар, на разрушения, на двух мертвых товарищей у себя за спиной, спокойно уселся в седан и умчался прочь. Несколько минут спустя его подобрал поджидавший на другом краю аэродрома вертолет, и он улетел. Их никто не преследовал.

БЕЛЫЙ ДОМ, ТОГДА ЖЕ

Телефон на прикроватной тумбочке был запрограммирован на мягкое пробуждение: он начинал звонить медленно и едва слышно, постепенно набирая силу в зависимости от важности звонка, которую определял оператор Белого дома. Все, кроме тех, кто звонил по срочным делам, связанным с обороной страны, будили президента после трех-четырех звонков. Но только не первую леди. Заслышав первый же тихий звонок, она быстро и молча вскакивала с постели, и ее стройное энергичное тело почти не оставляло вмятины на огромное роскошном матраце. На втором звонке она, не включая света, натягивала свой халат от Армани и шлепанцы и поспешала к тому краю кровати, где спал президент. На третьем звонке она нажимала кнопку ответа на аппарате и слегка касалась плеча мужа.

– Я подожду за дверью, – просто сказала она, целуя его в щеку. Президент тем временем пробудился.

Первая леди бодро прошла через спальню, открыла одну из двухстворчатых дверей и оказалась в президентских покоях, неплотно прикрыв за собой дверь. Теодор, слуга президента, впустил официанта с подносом, на котором стояли кофейник с крепким черным кофе “кона” и вазочка печенья с орешками для президента, а также чайничек с чаем “эрл грей” и ломтики огурца для первой леди да еще небольшая стопка сообщений, требовавших немедленного внимания президента. У дверей стоял агент секретной службы. Сложив руки на груди, он непринужденно оглядывал покои и изредка бормотал что-то в микрофон, прикрепленный внутри его левого рукава, докладывая службе внутренней безопасности, что все спокойно.

– Доброе утро, мэм, – любезно приветствовал ее Теодор.

– Доброе утро, – рассеянно ответила первая леди. Она тут же схватила с подноса бумаги, села на диван и погрузилась в чтение. Официант поставил поднос на столик рядом и налил ей чаю. Теодор служил в Белом доме уже при двух администрациях, и ему было чертовски непривычно слышать приветствие первой леди ранним утром, когда поступали эти тревожные сообщения. Большинство первых леди сидели в личных покоях до тех пор, пока не кончалась суматоха, а потом их слуги приходили и вводили их в курс дела. Но нынешняя первая леди – другое дело. Она всегда вставала раньше мужа, даже не потрудившись одеться, прежде чем выйти, всегда сама хватала сообщения из центра связи и редко дожидалась пробуждения супруга. Она сама делала пометки, названивала по телефону, а то и входила в желтый Овальный кабинет, основную жилую комнату посреди второго этажа, чтобы поговорить с начальником аппарата Белого дома или с кем-нибудь еще, если надо было срочно дать ответ.

– Там кто-нибудь ждет, Теодор? – спросила первая леди.

– Нет, мэм, – ответил слуга.

Первая леди сняла трубку телефона рядом с кушеткой. Она услышала привычное: “Да, господин президент”, молча стерпела оплошность оператора, употребившего существительное мужского рода, и сказала:

– Местонахождение председателя объединенного комитета начальников штабов и помощника генерального прокурора.

– Минутку, мэм... Председатель находится в пути сюда, его ожидают через пять минут. Помощник прокурора тоже следует сюда, прибудет минут через пятнадцать.

– Попросите директора ФБР, министров юстиции и связи немедленно явиться в Белый дом, – сказала первая леди и положила трубку.

Слово “попросите” было, разумеется, лишним – это был приказ, а не просьба. Кроме того, раздраженно подумала первая леди, если уж будить президента, так чертовы сотрудники должны бы давно проснуться и сидеть по местам, прежде чем он встанет.

– Можете войти и помочь президенту, Теодор, – сказала первая леди, продолжая читать.

– Да, мэм.

Тайный агент сообщил, что он уходит от двери, затем в сопровождении слуги быстро вошел во внутренние покои. Его место у двери внешних комнат занял другой тайный агент, на сей раз женщина, которая доложила, что в помещении безопасно.

Несколько мгновений спустя из внутренних покоев появился президент в студенческой вискозной спортивной фуфайке с короткими рукавами, шортах для бега трусцой и кроссовках на босу ногу, волосы его были зачесаны назад и смочены холодной водой.

– Сегодня я запросто мог бы поспать еще часа четыре, – сказал он, зевая. – Это “кофейный” звонок или нет?

– “Кофейный”, – сказала первая леди.

– Шикарно, – пробормотал президент. “Кофейные” звонки означали, что ему следует выпить кофе, поскольку, вероятно, утром больше спать не придется. – Что там еще? Надеюсь, не новое нападение Казье?

– Плохие и не очень плохие вести, – сказала первая леди, протягивая мужу сообщения. – Самолет с бригадой телевизионщиков на борту был случайно сбит ВВС.

Президент в изнеможении покачал головой, потянувшись за кофе и засовывая в рот печенье.

– О, господи...

– Это случилось сегодня рано утром, но командование решило, что можно разбудить тебя и попозже. Я думаю, тут они ошиблись. Следовало позвонить тебе.

– Согласен, – пробормотал президент, на самом деле не соглашаясь с ней. Он был благодарен, если ему позволяли урвать хотя бы одну лишнюю минуту сна. – А что там за не очень дурные вести?

– ФБР считает, что они взяли Анри Казье.

– Ну, черт! – прокаркал президент. – Это не “не очень плохая весть”, золотко, это просто шикарная новость! Взяли мертвым, я надеюсь?

– Мертвым, – сказала первая леди. – Убили в перестрелке в одном поместье на севере Нью-Джерси во время облавы, устроенной службой судебных исполнителей и адмиралом Хардкаслом.

– Этот Хардкасл – ужасно высокомерный сукин сын, – с радостью сказал президент, – но я бы расцеловал его в губы, если он устроил эту облаву.

– Плохо то, что ее устроили не мы, – холодно сказала первая леди. – Об этой операции нас не поставили в известность ни судья Уилкс, ни помощник генерального прокурора Лоу, так что можно лишь предполагать, что Хардкасл превысил полномочия и устроил этот налет на свой страх и риск.

– Куколка моя, мне как-то наплевать, – сказал президент. – Лишь бы этот бельгийский ублюдок был мертв. Нам нужно получить подтверждение этому, да побыстрее – возможно, мы успеем выступить в утренней программе новостей.

– Ты не станешь выказывать такое... ликование по международному телевидению, – решила первая леди. – Ты будешь хвалить ФБР, министерство юстиции, губернатора Нью-Джерси Сила. Я уверена, что в облаве участвовали и легавые из Нью-Джерси. И службу судебных исполнителей похвали за их усилия. а о Хардкасле вообще не упоминай. – Первая леди на мгновение задумалась, потом добавила: – Упомянешь о нем, только когда дело дойдет до объяснений случайной гибели гражданского самолета. В сообщении говорится, что во всем виноват гражданский самолет и что пилот, который выпустил по нему ракету, разбился, направив самолет в океан...

– О, боже! – воскликнул президент, потянувшись на этот раз за горячей булочкой.

– Мы сделаем так, чтобы этот грубый промах нес на себе отпечатки пальцев Хардкасла, – сказала первая леди, лихорадочно шевеля мозгами. – Это докажет, что судья Уилкс все время была права. В конце концов, ФБР больше подходило для разрешения этой головоломки, а план Хардкасла использовать воинские подразделения с самого начала был ошибкой. Понимаешь, нам надо стереть твои отпечатки пальцев с этого решения пустить в ход армию.

– Это не будет иметь никакого значения, радость моя, – небрежно протянул президент, прихлебывая кофе. – Все кончено. Теперь мы можем вернуться к нормальной жизни.

– Что имеет значение, милый, так это политические осадки. Ты одобрил подключение Хардкасла, так что сам виноват, если погибли посторонние люди. Нам надо представить этого дурака Хардкасла инакомыслящим, который никого не слушает. Я знаю, мы заставим его давать показания перед комиссией Конгресса. – Первая леди включила свой юридический разум на полную мощность, введя его в режим работы на возмещение убытков. – Если Хардкасл свидетель, ему нельзя выступать перед журналистами. Ты можешь лишить его полномочий, а то и уволить в отставку.

– Это нетрудно, – сказал президент, проглатывая остатки булочки. – Его все равно никто не любит. Что мне нужно, золотко, так это хороший старт. Я ведь должен еще победить на выборах. Во время всей этой суматохи с Казье Кемп и Беннет разъезжали по восточным штатам, Уилсон и Браун поносят меня на Западном побережье, а Доул в Канзасе настраивает против меня Средний Запад – уж слишком я засиделся здесь, в Вашингтоне.

– Я тебе и прежде говорила, что негоже прятаться за парадным мундиром власти, – сказала первая леди. – Если ты просто отменишь чрезвычайное положение, некоторые могут сказать, что все это политиканство. Пусть Лоув, Уилкс и комитет по борьбе с терроризмом сделают заявление для прессы и объявят об окончании чрезвычайного положения в воздухе. И заставят ведомство Хардкасла заявить, что истребители и ракеты класса “земля – воздух” снимаются с режима повышенной боевой готовности на время расследования этого несчастного случая. Пресса будет слушать Уилкс и Лоув. Когда газетчики начнут выяснять, почему ты до сих пор не в пути, они обнаружат, что ты отправился в поездку по шести штатам, начиная с Калифорнии. Но пусть весь удар примет на себя аппарат. Я уже тебе об этом говорила.

– Да знаю я, знаю... Пусть общественное мнение будет каким угодно, – сказал президент. – Не будь темой газетных заголовков, но управляй их тоном.

– Вот именно, – согласилась первая леди. – И нам нужно успокоить продюсеров той телебригады, которую сбили душегубы Хардкасла. Можем дать им эксклюзивное интервью из Белого дома или с борта самолета ВВС № 1, пока будем совершать турне.

– Давай сделаем это на борту самолета – это всегда производит обалденное впечатление на средства массовой информации.

– Это мы решим позже, – сказала первая леди, как бы закрывая тему. – И опять же, важно подчеркнуть, что неумелое руководство Хардкасла привело к несчастью: экипажи самолетов ВВС выполняли приказ. Напряжение, которое нагнетал везде Хардкасл с этим своим круглосуточным патрулированием и ракетами, и довело до беды. Не забывай об этом.

– Я тебя понял, – сказал президент. – Я собираюсь подремать часок, пока аппарат согласует свои действия.

– Давай сначала сфотографируемся, – напомнила ему первая леди.

– Сфотографируемся?!

– Ну, якобы мы с тобой встали среди ночи и работаем, когда нам сообщили об этой ужасной трагедии, – сказала первая леди, потянувшись к телефону. – Надобно предстать перед народом небритым, в поношенной бумажной фуфайке. Помни: ты озабочен этим несчастным случаем. Напусти на себя встревоженный вид. Ты разделяешь их боль.

Президент вздохнул и согласно кивнул. Иногда даже он вынужден был признать, что его жена малость переигрывает.

МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ США, КАБИНЕТ ЗАМЕСТИТЕЛЯ МИНИСТРА, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, ЧЕТЫРЕ ЧАСА СПУСТЯ

– Я рада, что это закончилось, – сказала заместитель министра юстиции Элизабет Лоув во время первого в тот день заседания исполнительного комитета по борьбе с терроризмом при президенте. – Если бы борьба потребовала большей крови... Ну, я просто рада, что все закончилось. – Опущенные ею слова были: “Это и впрямь могло бы повредить переизбранию президента”, однако все присутствовавшие в Овальном кабинете знали, что она имеет в виду. Айэну Хардкаслу Лоув сказала: – Адмирал, президент встречается с продюсерами этого дерьмового шоу “Шепоток”. Каково окончательное мнение о причинах несчастного случая... и что случилось с пилотом, который выпустил ракету?

– Капитан Хамфри покончил с собой, вот и все, – ответил подполковник Эл Винсенти заместителю министра юстиции. – Он спятил от горя из-за этого несчастного случая, залетел подальше в океан, чтобы никого не убить, и гробанулся.

В комнате ненадолго наступила кладбищенская тишина.

– Господи Иисусе, какой ужас! – пробормотал кто-то. Винсенти в ярости задирался, чтобы узнать, кто это сказал, но все отвели глаза. Наконец один из помощников министра обороны, которого Винсенти не узнал, спросил:

– У него была семья? Жена и дети?

– Том Хамфри был молодоженом, – ответил Винсенти. – Они... она... ждет своего первенца.

– Как же, черт побери, такое могло произойти, адмирал Хардкасл? – спросил Ральф Мерски, министр транспорта. – На мой взгляд, этого трагического случая можно было избежать. У ВВС есть весьма определенные инструкции, которым полагается следовать во время перехвата, но их не придерживались.

– Пуск ракеты произошел совершенно случайно, министр Мерски, – ответил Айэн Хардкасл. – Это ошибка, только и всего. Они преследовали вражеский самолет.

– Ради бога, это же был самолет телевизионщиков. Они ответили на запрос.

– Он нарушил закон и летел как вражеский самолет, без позывных и опознавательных огней, – сказал Хардкасл. – А у ведущего была потеря ориентировки.

– Вы хотите сказать, что он наложил в штаны?

– Я хочу сказать, что он потерял ориентировку, – отрезал Хардкасл. – Вам бы следовало знать о потере пространственной ориентации, мистер Мерски, ведь вы дипломированный летчик. Манди потерял управление самолетом из-за неожиданной вспышки света, когда телевизионщики на борту “лира” включили прожектор, и из-за потери пространственной ориентации, а Хамфри отреагировал так, будто его ведущего только что подстрелили. Это была ошибка.

– Чертовски дорогая ошибка, – вмешалась Лоув. – Адмирал, нам сообщили, что Конгресс намерен начать расследование этого несчастного случая и вам выписана повестка. – Она кивнула одному из своих помощников, и тот вручил бумагу Хардкаслу. Адмирал даже не вскрыл конверт, а передал его Шихэну. Он был до того взбешен, что испугался, как бы не разорвать повестку на клочки, а потому даже не притронулся к ней. – До решения этого вопроса вы временно освобождаетесь от исполнения своих обязанностей в комитете по борьбе с терроризмом начиная с этой минуты.

– Что?! – удивился Хардкасл. – Меня выгоняют? Почему?

– Нас сурово критиковали за ваш образ действий, адмирал, – ответила Лоув. – Ваша тактика противовоздушной обороны просто не сработала, и примером тому – вчерашнее ночное происшествие возле Атлантик-Сити. К тому же ваши действия при облаве на тот особняк в Нью-Джерси, пусть и успешные, были превышением власти.

– Министр Лоув, я сделал то, что должен был сделать.

– Чего и следовало ожидать, адмирал, – сказала Лоув, отводя взгляд от Хардкасла, чтобы он не заметил презрения в ее глазах. “Да, мы все знали, что вы пустите в ход оружие и пошлете к чертям билль о правах, – подумала заместитель министра юстиции. – Жаль только, не удалось более наглядно показать, что вы связаны с Мартиндейлом. Впрочем, этим еще не поздно заняться”, – напомнила себе Лоув. – Весьма сожалею, адмирал. Расследование в Конгрессе вот-вот начнется. Мы можем помочь вам с адвокатом. – Лоув повернулась к Винсенти и добавила: – Подполковник Винсенти, вам тоже будет вручена повестка как свидетелю-эксперту, поэтому, как и адмиралу Хардкаслу, вам запрещается беседовать с представителями прессы об этом происшествии.

– Президент распорядился, чтобы ВВС сделали соответствующее заявление об этом случайном уничтожении самолета, – сказала Лоув остальным своим советчикам, сидевшим вокруг, – в котором будет выражено наше соболезнование семьям погибших телевизионщиков. – “Было очевидно, что президент тоже хочет откреститься от этого дела, – подумала Лоув. – Да, команда этого «лира» дала маху, но, если бы можно было извлечь выгоду из тяжелой утраты, президент не захотел бы ее терять”. – Генерал Скай...

– Прежде всего, мадам, если позволите, мы хотели бы выразить соболезнование семье капитана Хамфри, пилота F-1, погибшего уже после злосчастного выстрела, – ответил генерал Скай. Пятидесятивосьмилетний Скай был “трижды начальником” – космического командования США, противовоздушной космической обороны США и североамериканской противовоздушной обороны, ответственным за противовоздушную оборону континентальных Соединенных Штатов, Северной Америки и всего американского имущества в космосе. Высокий, видный, совершенно не терпящий болтовни, Скай выказывал всему свету свое раздражение по поводу этих бесконечных заседаний. – Совершенно очевидно, что угрызения совести и чувство вины заставили его броситься со своим самолетом в море.

– Генерал...

– Если вы выразите соболезнование только телевизионщикам, которые нарушили закон и стали причиной этого несчастного случая, мадам, вы и президент лишитесь доверия многих ваших сторонников в армии, – сказал Скай. – Капитан Хамфри, его жена и ребенок, да и вся войсковая часть заслуживают лучшего отношения к себе.

– Я этого не забыла, генерал, – сердито ответила Лоув. – Мы и не собирались выражать соболезнование только семьям телевизионщиков. Спасибо, что напомнили мне.

Однако было очень мало шансов на то, что генерал Скай поймет намек.

– Я лично съезжу в Атлантик-Сити и встречусь с командиром его подразделения.

– Я хотел бы сопровождать вас, генерал, – тут же сказал Хардкасл.

– Я тоже, генерал, – эхом откликнулся Винсенти.

– Согласен, господа, – сказал генерал, – если только министерство юстиции, сенат или кому там нужен кусок вашей задницы позволят вам поехать и выразить свое сочувствие. Спасибо вам. А о встрече с телевизионщиками мы поговорим позже.

– Я рада, что мы это уладили, – сказала Лоув, закатывая глаза. – А что касается свертывания систем противовоздушной обороны...

– Что?! – возмутился Хардкасл. – Я думаю, это несколько преждевременно, мисс Лоув.

– Это и впрямь глупая затея, – сказал Скай, нисколько не стесняясь в выражениях. – И впрямь глупость. Истребители – первая линия обороны, нужно иметь глаза там, наверху, чтобы видеть, кто пикирует на нас оттуда.

– Генерал, возможно, вы не поняли. Мы взяли Анри Казье, – сказала директор ФБР Лэйни Уилкс. – Чрезвычайное положение закончилось.

– Скажите это Лейку, Феллу и экипажу того “гольфстрима” в Ньюбурге, – ответил Хардкасл. – Это была бесцеремонная расправа на месте. Возможно, это был не сам Казье, но, вероятно, один из его людей.

– Мы лишили Казье возможности действовать, – сказала Уилкс. – Мы заняли его особняк, взяли нескольких солдат, его подружку и его банкира. У нас есть наводка на несколько миллионов долларов, принадлежащих организации Казье. Он обездвижен, он банкрот.

– Мы ничего не знаем о нескольких самолетах, которые приобрел Лейк, – возразил Хардкасл, – и о нескольких единицах вооружения, украденных с базы морской авиации в Фэллоне, а эта кража приписывается Казье. Его по-прежнему следует считать опасным.

– Это неважно, судья Уилкс, если верховное командование прикажет мне вернуть патрульные истребители на землю, я это сделаю, – сказал Скай. – Такого приказа я пока не получил, так что пусть летают. Все очень просто.

– Меня беспокоит то, что, если мы по-прежнему будем держать в воздухе истребители и ракеты, могут произойти новые несчастные случаи, особенно когда диспетчерские службы толком не работают, – заметил министр транспорта Мерски. – Кроме того, не помогли же истребители над Атлантик-Сити и над Форт-Уэрт. Или помогли?

– Если не давать этим ребятам свободы действий при выполнении своей работы, мистер Мерски, то работа не будет выполнена, – заявил Скай. – Поставьте воздушный кордон и скажите гражданским авиаторам, что они могут летать в пределах этого кордона. Пусть уразумеют, что, если они будут играть в дурацкие игры и шнырять где попало, им поотстреливают задницы, это ясно как божий день.

– Генерал, президент боится во всеуслышание объявить, что чрезвычайное положение отменено, поскольку он считает, и я с ним согласна, что подобное заявление только раззадорит подражателей или сообщников Казье и они взорвут какой-нибудь аэровокзал или авиалайнер, – сказала заместитель министра юстиции Лоув. – Вместо этого мы хотим предложить президенту быстро, но без всякого шума вернуть патрульные истребители на землю, чтобы воздушное движение над Америкой наладилось. Меры безопасности в аэропортах останутся на самом высоком уровне, и мы снова хотим ввести в действие воздушную полицию, но надо снять воздушные кордоны, убрать из аэропортов армейское оружие, охраняющее воздушное пространство класса Б, и отменить участие военных диспетчеров в работе гражданских.

– Президент хочет, чтобы число полетов постепенно увеличивалось, – добавил Мерски. – Допускаю, что переход к бесконтрольному воздушному движению или полетам по правилам визуального воздухоплавания должен быть растянут на более длительное время, но в первую очередь президент должен сделать все, что в его силах, чтобы помочь авиалиниям возобновить полеты.

– Помощник Лоув, министр Мерски, если все, что вы предлагаете, будет осуществлено, военные не смогут помешать мерзавцам вроде Казье, – заявил Хардкасл. – Слишком уж много самолетов ведет себя подозрительно и даже незаконно.

– Единственный способ достаточно уверенно отличить самолет террориста от всех остальных, идущих на посадку, сводится к увеличению числа перехватчиков и сокращению числа рейсов, пока все не утрясется, – добавил подполковник Винсенти.

– А мы заявляем вам, подполковник, что не этого хотят президент и американский народ, – сказала Элизабет Лоув. – Кроме того, искать и задерживать террористов – моя работа и работа ФБР. Это не дело армии. Я передам ваши замечания, генерал Скай и адмирал Хардкасл, но посоветую президенту немедленно прекратить дозорные полеты истребителей над всей территорией Соединенных Штатов.

– Может быть, помощник прокурора Лоув, нам следует всем вместе пойти к президенту и высказать свое мнение? – предложил Скай.

– Генерал, наш комитет для того и создан, чтобы толпы людей не осаждали Овальный кабинет со своими мнениями, день-деньской стучась в его двери, – заявила Лоув, не давая четырехзвездочному генералу ВВС помыкать собой. – Моя задача как председателя исполнительного комитета по борьбе с терроризмом состоит не только в том, чтобы согласовывать текущие операции против террористов, но и в оценке степени угрозы стране и определении лучших способов борьбы с этой угрозой, равно как и в доведении моих соображений до сведения президента.

По моему мнению и по мнению большинства членов нашего комитета, опасность сходит на нет, тогда как риск, связанный с непрерывным перехватом и военным управлением воздушным движением вырос до такой степени, что, как мы полагаем, можно рекомендовать ограничить участие армии в осуществлении чрезвычайного положения.

– Помощник Лоув, я предостерегаю вас: не спекулируйте на пожеланиях президента, пытаясь подвести основания под решения комитета по политическим вопросам, – вмешался Хардкасл. – Президент хочет, чтобы все вернулось в обычную колею. Этого хотим мы все. Но мы считаем, что время еще не пришло. По крайней мере, давайте подождем две-три недели, пока ФБР не проанализирует финансовое положение Казье по компьютерам Лейка, обследует руины особняка в Нью-Джерси, выследит убийц Лейка и Фелла в Ньюбурге и задержит еще нескольких членов организации Казье.

– Этот комитет – не резиновая печать президента, адмирал, –прошипела Лоув. – Наши подкомитеты день и ночь трудятся над решением этой головоломки, и все мы единодушно решили, что военные нам больше не нужны.

– По моему мнению, они нам и вовсе были не нужны, – сказала директор ФБР Уилкс. – При более согласованных действиях мы гораздо раньше решили бы эту задачу.

– Мы не хотим полностью отменять чрезвычайное положение или отстранять военных, – сказал Мерски. Он открыл папку со сводками коллегии своего министерства и продолжал: – Я предлагаю следующее: пусть военные и дальше ведут наблюдение, но без истребителей-перехватчиков. Мы оставляем на местах противовоздушные системы наземного базирования малого радиуса действия, а именно передвижные установки “эвенджер” с ракетами “стингер”, но отключаем все системы с ракетами “пэтриот” и “хок”. Система охраны в аэропортах будет подвергаться оценке каждый день. Мы снимем все чрезвычайные заслоны в воздушном пространстве класса Б, но потребуем, чтобы все самолеты в этом воздушном пространстве обязательно включались в планы полетов. Ни одному самолету не будет позволено неожиданно появляться в воздушном пространстве класса Б.

– Кто-нибудь еще хочет принять участие в обсуждении? – спросила Лоув.

– Обсуждение, похоже, бессмысленно, – сказал Скай.

– Очень хорошо, – отвечала Лоув. – Вношу предложение принять рекомендации министра Мерски и министерства транспорта и незамедлительно представить их президенту.

Предложение было поддержано и принято. Представитель министра обороны проголосовал за него вместо генерала Ская, и, поскольку Хардкасла на время отстранили от работы в исполнительном комитете по борьбе с терроризмом, его голос, поданный против, записали как “воздержался”.

– Благодарю вас всех. Наше следующее заседание состоится завтра утром, если только положение не изменится. Генерал Скай, я не думаю, что нам потребуется ваше присутствие, если только об этом не попросит член комитета.

– Меня это вполне устраивает, помощник Лоув, – сказал Скай. – Все равно эта мелочная игра в силовую политику только съедает мое время. Но вот что я вам скажу, мисс Лоув. Я передам по начальству свои категорические возражения против действий этого комитета. Я сообщу начальнику штаба ВВС, что ваши рекомендации не отражают моего мнения, и попрошу его передать мое мнение командующему ВВС, а через него – в Белый дом. Честно говоря, я не верю, что вы передадите мои слова президенту. Здесь нет ничего личного, помощник Лоув... – Скай помолчал, посмотрел на Лоув, затем пожал плечами и сказал: – Ладно, пусть будет и личное. По моему убогому разумению, любой человек, который допускает, чтобы его сотрудников, даже таких ребят, как Хардкасл, вывешивали на солнышко, и не желает замечать опасности, которая под самым носом, просто дурак. А членов кабинета, позволяющих, чтобы у них на глазах творилось все то, что творилось сегодня здесь, надо принародно гнать пинком под зад.

– Я поощряю свободное выражение мнений на заседаниях, которые провожу, – сдавленно проговорила Лоув. – Но на сей раз предупреждаю вас: следите за своим языком, иначе у вас будут серьезные неприятности.

– Мои замечания занесены в протокол, мадам, и я надеюсь, что их не вычеркнут оттуда.

– Уж будьте уверены, генерал, – с горечью ответила Лоув.

– В таком случае приношу свои извинения, если я кого-нибудь обидел. Вам лучше знать, кто вы, – сказал Скай, собирая свои бумаги, чтобы откланяться. – Я надеюсь, президент знает, что делает. – Он встал и направился к выходу. Хардкасл, Винсенти и Шихэн последовали за ним.

– Я надеюсь, вы дадите Скаю по мозгам, как только представится возможность, – сказала Уилкс, когда остальные члены комитета тоже ушли.

– Скай уже вырыл себе яму, из которой ему не выбраться, – ответила Лоув. – Нам нужно поговорить о более важных делах, а именно о поездке президента в Калифорнию за голосами.

– Охрана и мухи не пропустит, – пообещала Лэйни Уилкс. – Президент будет в полной безопасности, особенно когда мы уберем эти истребители и ракеты.

– Я с вами согласна, – сказала Лоув. – Но мне нужно, чтобы вы постарались и выяснили с полной уверенностью, что у вас в морге и впрямь лежит тело Казье, а его организация прекратила существование. Вверяю вам безопасность президента, коль скоро вы говорите, что справитесь.

– Его безопасность будет обеспечена, помощник Лоув, – заверила ее Уилкс.

– Да уж смотрите, – сказала Лоув. – Передовой отряд президента отправляется через два дня, и, как только они кажутся в пути, в Калифорнию слетятся все сумасшедшие, готовые угробить президента.

Она взглянула на директора ФБР и добавила:

– Честно говоря, судья, во время этого кризиса вы постоянно на шаг отставали от службы судебных исполнителей и Хардкасла. На тот случай, если вы забыли, напоминаю, что в следующем году выборы. Реакция президента на этот кризис очень важна. Он хочет, чтобы народ видел его на улицах и в небе, и вовсе не желает, чтобы все смотрели, как он прячется за истребителями F-16 или ракетами “пэтриот”... Или даже за спинами агентов ФБР.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ПИЗ, ПОРТСМУТ, НЬЮ-ГЕМПШИР, ДВЕ НОЧИ СПУСТЯ

Международный торговый порт Пиз некогда был небольшой, но очень важной базой стратегических бомбардировщиков, закрытой в 1990 году и обустроенной для мирных нужд. В восьми больших ангарах, где когда-то стояли бомбардировщики “стратофортресс” Б-52 и стратосферные танкеры К-135 для дозаправки самолетов в воздухе, теперь размещались несколько мелких прикрепленных к базе операторов, обслуживающих легкие гражданские самолеты. В одном ангаре, где прежде мог стоять всего один Б-52, теперь размещалось два с лишним десятка легких самолетов. Диспетчерская база была переделана в терминал для челночных рейсов компании “Бар-Харбор эйрлайнз”, оттуда осуществлялось воздушное сообщение со всей Новой Англией.

Первой компанией, придавшей торговому порту Пиз его “международный” статус, была “Люфтганза эйрлайнз”, которая в 1992 году построила современный деловой центр в близлежащем Киттери, штат Мэн, и переоборудовала три больших ремонтных ангара в Пизе в мастерскую по всевозможному ремонту и осмотру самолетов, одну из самых современных в мире.

Порт располагался в очень удобном месте, в часе лета от шести из десяти самых оживленных аэропортов Северной Америки, в непосредственной близости к многим европейским и азиатским трансполярным маршрутам. Хорошие школы, щедрые налоговые льготы, никакого подоходного налога, сельский воздух, хотя совсем рядом был Бостон и насыщенный воздушный коридор 128, пересекающий через северо-восток Массачусетса. Международный торговый Пиз становился жизненно важным американским аэропортом и облегчал работу уже перегруженному и разросшемуся международному аэропорту Бостон – Логан.

Его популярность и успех вскоре вышли ему боком. Со дня открытия и поныне в нем ежегодно происходили по две крупные авиакатастрофы.

Обитатели прибрежных районов, живущие в глуши “зеленые” и встревоженные богатые массачусетские отпускники, у которых были пляжные домики в Вайнярде и Наррагансетте, убили курицу, несшую золотые яйца, и велели “Люфтганзе” убираться восвояси. Возмущенная “Люфтганза” дала сдачи, бросившись в распростертые объятия городка Роли в Северной Каролине, где было еще тише, а налоги – еще меньше. Международный торговый порт Пиз практически за одну ночь превратился в город-призрак.

Но в Пизе по-прежнему оставались оборудованные мастерские по ремонту тяжелых реактивных самолетов, так что иногда трехтысячефунтовым “сесснам” наносила визит одна из их трехсоттысячефунтовых кузин. Самой деятельной компанией была “Портсмут эйр”, которая снимала примерно треть ремонтных мастерских “Люфтганзы” в Пизе, но тем не менее, лишь с трудом удерживалась на грани закрытия.

Реактивный “боинг 147-200” со знаками “Ниппон эйр” пригнали в Пиз на следующий день после предпродажного осмотра в Мохаве, и с тех пор он стоял под замком в одном из перестроенных ангаров, достаточно просторном, чтобы самолет уместился в нем целиком и не пришлось рубить ворота, проделывая дыру для хвоста. Ангары были спроектированы так, что окраска самолетов не вредила окружающей среде: все ядовитые пары оставались внутри, а работать могли сразу несколько бригад красильщиков. Туда пригнали несколько автоцистерн краски, чтобы перекрасить самолет, и работа кипела день и ночь.

Диспетчерская в Пизе закрывалась в девять часов вечера, и к ночи аэропорт затихал, хотя порой там появлялись опоздавшие самолеты. В начале второго ночи двухмоторный “пайпер аэростар” вышел в эфир на частоте диспетчерской Пиза, зашел, забирая вправо, на посадочную полосу 30 и приготовился к посадке. Поскольку Пиз был одним из любимых аэропортов пилота, он знал, что лучше всего начинать снижение так, чтобы сесть на середину полосы, тогда у него еще останется шесть тысяч футов, а время выруливания к месту стоянки на северной половине поля сократится. Никаких осложнений с посадкой, выруливанием и подъездом к кладбищенски тихому месту стоянки. Пилот заметил, что в ремонтном ангаре “Портсмут эйр” кипит работа, но в этом не было ничего необычного – эти ребята день и ночь обслуживали те немногие самолеты, которые еще попадали туда.

Все шло прекрасно, пока пилот “аэростара” не решил отключить электронасосы подачи топлива после поворота на параллельную рулежную дорожку. Через несколько секунд оба двигателя зачихали и заглохли, подавившись парами. Он чуть не разрядил аккумулятор, пытаясь завести хотя бы один двигатель. Тогда он в сердцах остановился, закрыл самолет, оставив только габаритные огни, чтобы в его “аэростар” не врезался другой самолет, схватил свой чемоданчик, запер кабину и направился к аэровокзалу в надежде найти кого-нибудь, кто бы помог ему оттащить его шеститысячефунтовый самолет на стоянку.

Терминалы, общие и “Бар-Харбор эйрлайнз”, были давно закрыты. Единственным оазисом жизни в аэропорту была “Портсмут эйр”, поэтому он прошел к ее громадному ангарному комплексу. Комплекс был окружен двенадцатифутовым проволочным забором с колючей проволокой поверху, но калитка с цифровым замком у стоянки была приоткрыта, и пилот вошел в нее. Передняя дверь конторы была заперта. Он прошагал мимо правления к западному фасаду ангаров и попробовал другую дверь. Тоже на замке. Но в тот миг, когда пилот прошел мимо, стальная дверь с лязгом отворилась, кто-то громко откашлялся и плюнул на улицу, после чего отпустил дверь. Этот человек не заметил стоявшего за дверью пилота “аэростара”, который успел схватиться за нее, прежде чем она закрылась, и ступил внутрь ангара...

От зрелища, открывшегося его взору, у пилота отвисла челюсть. Там стоял самолет ВВС № 1 – авиалайнер президента Соединенных Штатов!

Громадный авиалайнер “боинг-747” занимал весь ангар. Белый сверху, голубой и черный снизу, с ярко-синей полосой, бежавшей от хребта кабины вдоль средних иллюминаторов к хвосту, он являл собой зрелище, внушавшее благоговейный страх. Пилот, профессор из Дартмута, знал, что раньше самолет ВВС № 1 довольно часто прилетал в Пиз, когда президент Буш садился там по пути в свое родовое поместье в Кеннебанкпорте, но ему ни разу не доводилось увидеть, как прибывает президент или его свита, и вот теперь он мог с близкого расстояния полюбоваться одним из самых знаменитых самолетов в мире!

Он отчетливо видел слова “СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ” на борту, хотя буквы выглядели несколько неряшливыми и неровными. Пилот стоял возле хвостового оперения и видел шеврон ВВС у основания вертикального стабилизатора, серийный номер 28000 и американский флаг на середине вертикального стабилизатора, нарисованный так, будто флагшток отклонен вперед, а полотнище расправлено в противоположную сторону. Страшно воняло краской. Казалось, что самолет ВВС № 1 подновляют или чистят. Пилоту и в голову бы не пришло, что самолет ВВС № 1 будут чинить здесь, в захолустном Портсмуте, штат Нью-Гемпшир, хотя, разумеется, такого рода сведения не подлежат огласке.

Пилот направился к носу самолета, шагая под оконцовкой правого крыла. Он прошел мимо нескольких рабочих, но они не обратили на него внимания. Он остановился у стены ангара, наблюдая за тем, как кто-то рисует рядом с носом печать президента США. Подобно надписи печать была выведена неплохо, но не профессионально. Издали она смотрелась вполне сносно, но вблизи...

– Простите, сэр, – услышал пилот.

Он повернулся и оказался лицом к лицу с высоким, сурового вида парнем с коротко подстриженными волосами, облаченным в темно-зеленый летный комбинезон. Он был похож на летчика морской авиации. Вид у него был до того мерзкий и противный, что, казалось, вот-вот убьет вас голыми руками, но, к счастью, он пребывал в добром расположении духа или во всяком случае был настроен снисходительно.

– Вход сюда воспрещен.

– Прошу прощения, – сказан пилот “аэростара”. – Я доктор Клеменц, профессор истории из Дартмута. Клеменц – с буквой “ц”, – добавил он, как будто его часто просили произнести фамилию по буквам. – Мой “аэростар” застрял там, на рулежной дорожке. Я ищу какой-нибудь буксир.

– Пара пустяков, сэр, – произнес морской летчик с заметным бруклинским выговором. – Но прежде я, пожалуй, уведу вас из этой зоны, а то нас возьмет за одно место охрана.

Он провел пилота вдоль стены к фасаду ангара. Завидев высокого моряка, рабочие явно струхнули, они было направились к нему, но, сделав несколько шагов, отступили назад.

– Вы, ребята, и впрямь обслуживаете здесь самолет ВВС № 1?

– Отрицать это бесполезно, не правда ли, сэр? – отшутился морской летчик. – Но будьте добры, сэр, никому ни слова, ладно? Мне и без того многое придется объяснять – например, как вы попали сюда.

– Передняя калитка была не заперта, боковую дверь кто-то открыл, желая подышать свежим воздухом... Послушайте, я что, арестован? Если так, мне, пожалуй, лучше ничего больше не говорить.

– Я не посажу вас под арест, сэр... если только вы не попытаетесь бежать.

– Уверяю вас, я не побегу... ээ, простите, как ваше имя?..

– Капитан Кук, Дейв Кук, – сказал высокий парень, протягивая руку. Клеменц пожал ее.

– Морская пехота? Кук кивнул.

– А я всегда считал, что самолет ВВС № 1 находится в ведении военных летчиков.

– Они его пилотируют, а морским пехотинцам полагается его охранять, – сказал Кук после короткой неловкой паузы. Клеменц кивнул, принимая это объяснение. Морские пехотинцы охраняли Белый дом, так почему бы и не самолет ВВС № 1? Главным во всем этом высказывании было слово “полагается”.

– Бывает и так, – сказал Клеменц, пытаясь успокоить военнослужащего и чувствуя свою вину. Возможно, его вторжение сюда обернется большими неприятностями для дружелюбного моряка или даже погубит его карьеру.

– Что верно, то верно, сэр, – согласился здоровяк. Он провел доктора в какой-то кабинет мимо перепуганных людей. Почти все они были в цивильном платье, но вооружены до зубов. Они хотели схватить Клеменца, но Кук остановил их, резко покачав головой.

Профессор почувствовал, как Кук бросает на охранников острые взгляды будто дротики, молчаливо упрекая их за головотяпство. Кук крепко схватил одного из них за предплечье, шепнул что-то ему на ухо и отпустил.

– Присаживайтесь, доктор Клеменц. Кофе? Чай?

– Если я пробуду здесь недолго, то ничего не надо, капитан, – сказал Клеменц с кривой улыбкой. Он боялся, что застрянет тут надолго.

– Думаю, что нет, доктор Клеменц, – ответил военнослужащий, взяв блокнот и отыскав карандаш в ящике стола. Он записал адрес Клеменца в Ганновере, штат Нью – Гемпшир, место работы, фамилии и адреса родственников и друзей, живущих поблизости, – никаких родных в Портсмуте, всего лишь несколько знакомых. Клеменц любил ловить рыбу и омаров и часто прилетал в Портсмут, но он был относительно новым человеком в этом районе и обычно приезжал летом, поэтому мало кого знал в городе. Он сказал, что живет вместе с другим профессором в Йорк-Харбор.

– А как вы собирались добираться до дома, сэр?

– Аэропортовской машиной, – ответил Клеменц. – Нам разрешают ставить здесь машину за пятьдесят долларов в месяц. Это всего лишь побитый “датсун”. Он стоит прямо у диспетчерской. Долго мне еще тут сидеть, капитан? Я оставил огни включенными, чтобы никто не врезался в мой “аэростар”. Вы поможете мне отбуксировать его к месту стоянки? Я вовсе не собираюсь вас торопить, поскольку сам забрел в запретную зону, но уже поздно, и я...

– Разумеется, сэр, – ответил Кук. – Если не возражаете, сэр, мы съездим к вам домой в Йорк-Харбор, просто чтобы удостовериться, что вы там живете. Это не причинит вам неудобств, сэр?

– Нет... нет, я полагаю, нет...

– Вам не нужно было никому позвонить? Оставить сообщение в диспетчерской о вашем самолете?

– Когда они увидят стоящий самолет, то поймут, что это мой.

– Очень хорошо. Я думаю, здесь делать больше нечего, – сказал Кук. – Я бы хотел сделать несколько снимков для наших досье. Вы не возражаете?

– Нет, пожалуй, нет.

– Хорошо. Сэр, вероятно, скажу это еще два или три раза, прежде чем вы уедете, но вы должны совершенно четко уразуметь: то, что вы видели здесь сегодня, должно оставаться тайной. Я уверен, вы легко можете представить себе, какими опасностями чревата утечка сведений: диверсанты, террористы, экстремисты, которые вдруг узнают, что самолет ВВС № 1 обслуживается здесь. Наша служба безопасности обычно хороша, но, если даже непрофессионал может случайно проникнуть сюда, представьте себе, что тут может натворить шайка подготовленных террористов.

– Да, я все прекрасно понимаю, – серьезно сказал Клеменц.

– Вот и хорошо, – сказал Кук. – Давайте сделаем несколько снимков и покончим с этим. Сюда, сэр.

Кук прошел обратно в ангар, пропуская Клеменца вперед...

И когда профессор переступил порог кабинета, он увидел десятка три мужчин – рабочих, занятых отделкой самолета ВВС № 1. Они стояли в нескольких шагах от двери, перед самолетом, и смотрели на Клеменца со странной смесью удивления и... чего-то еще. Жалости? Но, когда из кабинета вышел Кук, на их лицах появилось выражение откровенного, неприкрытого, подлинного страха.

Клеменц почуял смерть еще до того, как чья-то рука схватила его за волосы, рванула его голову вверх и вперед, и он ощутил резкий укол в затылок. Нож вошел в основание черепа над верхним позвонком. Он издал короткий крик, полный не столько боли, сколько удивления и покорности судьбе. И все, больше он ничего не чувствовал.

Анри Казье несколько секунд держал дергающееся тело на кончике лезвия ножа, чтобы все рабочие и охранники насмотрелись вволю. Ни один из них не посмел отвести взгляд, хотя кто-то весьма кстати упал в обморок, когда увидел, как тело забилось в предсмертных судорогах.

– Этот человек просто вошел сюда! – закричал Казье. – Он просто вошел! Никто не удосужился его остановить, окликнуть его, даже посмотреть на него, хотя он явно не носит опознавательного значка или условленной одежды этого дня. Он будет висеть здесь, у ворот ангара, как напоминание всем вам о бдительности. А теперь возвращайтесь к работе, график придется уплотнить. Пошевеливайтесь!

Вооруженные охранники уводили трех человек в наручниках, когда Томаз Изидро и Грегори Таунсенд подошли к Казье. Казье сбросил с лезвия мертвого профессора, отшвырнул к стене. Человек умер так быстро, что из ножевой раны почти не вытекло крови.

– Прости за это, Анри, – небрежно сказал Изидро, пнув труп ногой, так что маленькая струйка крови из раны закапала на одежду человека, а не на пол ангара. – Приди я сюда пораньше, я бы присмотрел за этими подонками получше, но я не могу быть в двух местах сразу.

– Ты можешь заступить на пост завтра к вечеру? – спросил Казье.

Таунсенд призадумался, потом сказал:

– Думаю, что да, Анри. Нам понадобятся “шортсы”, чтобы перевезти ребят и пожитки, но, я думаю, мы...

– Не думай, Таунсенд, – с угрозой сказал Казье. – Можете ли вы быть на месте завтра к вечеру?

– Я бы предпочел две ночи, чтобы расставить всех по местам, Анри, – сказал Таунсенд. – Но мой ответ – “да”. Я буду готов отправиться завтра вечером.

– Через две ночи этого человека хватятся, может, даже раньше. Мы должны отправиться завтра вечером, – сказал Казье, чисто вытерев лезвие и убирая нож в ножны. – Вы отправитесь, как только сможете загрузить “шортсы”. Я прослежу за погрузкой и подготовкой к полету.

– Ты позаботишься о плане полета, Анри? – спросил Таунсенд. – Не забывай о приказе федерального управления гражданской авиации № 7210.3. Нам нужно шестнадцать часов.

– Я помню, Тауни, помню, – сказал Казье, просчитывая все на несколько часов вперед.

Поскольку самолет ВВС № 1 был военным самолетом специальной воздушной миссии, полетное задание на рейс в Вашингтон могло быть введено в файл только через специальную систему телетайпа. К счастью, у них был доступ к подобному терминалу в международном аэропорту Пиза. 157-я группа по заправке самолетов, небольшое подразделение ВВС национальной гвардии Нью-Гемпшира, использовала эту систему для Атлантической танкерной временной оперативной авиагруппы, осуществлявшей заправку рейсов из Европы в Северную Америку, в том числе и самолета ВВС № 1. К тому же торговый порт Пиз, еще в бытность свою базой ВВС, был любимым местом привалов президента Джорджа Буша и его семьи, когда они отправлялись отдыхать, поэтому тут был установлен терминал. Организация Казье подкупила нескольких охранников аэропорта, чтобы те предупредили их о прибытии в аэропорт инспектора штата или страны, сообщали о местонахождении полицейских патрульных машин штата и добывали горючее, запчасти к самолетам и другие материалы.

Для полета их фальшивого ВВС № 1 надо было, чтобы один из диспетчеров ВВС национальной гвардии ввел в систему план военного рейса, который стартовал не в Портсмуте, штат Нью-Гемпшир, а в Манчестере, штат Нью-Гемпшир, месте, где состоятся широко разрекламированные дебаты между претендентами на президентское кресло в 1996 году, организованные лигой голосующих женщин. План полета с использованием позывных СВМ-2800 (СВМ означало специальную воздушную миссию, стандартные позывные для военных полетов, подобных этому; 2800 был хвостовой номер одного из двух самолетов ВВС № 1VC-25А в реестре) должен был быть введен в файл не ранее чем за шестнадцать часов до предполагаемого времени взлета, хотя точное время взлета не могло быть зафиксировано.

Сразу же после того, как самозваный ВВС № 1 окажется в воздухе, диспетчер ВВС национальной гвардии передаст ОПОТ, или оповещание о тревоге, в специальный отдел, известный под названием АТМ-200, в центре контроля за воздушным движением при федеральном управлении гражданской авиации, запрашивая особый приоритет на этот рейс и сменив позывные СВМ-2800 на “Фокстрот Исполкома Один”, что означало, что член семьи президента или сотрудник Белого дома (но не сам президент, ибо это было бы слишком легко проверить) находится на борту. Этот ОПОТ будет передан АТМ-200 различным центрам по контролю за воздушным движением по всему маршруту полета, а также в центры командования операциями сектора ПВО, чтобы все знали, что в воздухе находится президентский приближенный. После этого предполагалось оглушить диспетчера, чтобы он потом мог заявить, будто над ним совершили насилие и аппаратура использовалась без его ведома. Разумеется, Казье позаботится о том, чтобы просто убрать его подальше от греха.

– Обо всех этих мелочах я позабочусь, – сказал Казье. – А теперь за дело. – Таунсенд и Изидро повернулись, чтобы уйти, но Казье остановил их, добавив: – И чтобы больше никаких промашек. Меры безопасности будут жесткими, и каждый должен следовать плану, иначе я посвящу последние дни своей земной жизни поискам и расправе с вами. Теперь идите.

ЧАСТЬ 5

МЭРИЛЕНД, КЭМП-СПРИНГС, БАЗА ВВС ЭНДРЮС, НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

Свое удостоверение военнослужащего США Томаз Изидро приготовил загодя. В нем говорилось, что он причастен к училищу иностранных языков министерства обороны, расположенному в военном городке в Монтеррее, штат Калифорния; при себе он имел несколько пропусков, в которых он именовался внештатным преподавателем фарси и наречия мандаринов, прикрепленным к 89-й авиабригаде, чтобы подготовить к предстоящему визиту президента некоторых членов экипажа. Однако проникнуть на военно-воздушную базу Эндрюс, где базировались авиалайнеры президента Соединенных Штатов, оказалось детской забавой, и ему не пришлось представлять ни одну из своих верительных грамот. Охрана у ворот при въезде с Вирджиния-авеню по-прежнему проверяла у всех удостоверения, но не было ни собак, ни обысков, ни расспросов. Улыбающаяся сучка из ВВС в своей голубой, как у игрушечного солдатика, форме, дурацком черном берете, белом пристежном воротничке и красивых блестящих сапожках быстро взглянула на удостоверение и махнула рукой, чтобы машина проезжала. Так четыре международных террориста с небывалой легкостью проникли на территорию главной военно-воздушной базы страны.

– Ни проверки машины, ни обыска, – заметил один из террористов, когда они уже были далеко за воротами. – Даже на твое удостоверение толком не посмотрели.

Изидро позаботился о том, чтобы его удостоверение не казалось слишком новым или безупречным с виду, однако столь откровенная небрежность и впрямь озадачила его. Неужели они больше не боятся Казье?

– За нами по-прежнему могут следить по мониторам, – предупредил Изидро, – так что смотрите в оба и держите ушки на макушке.

Нужды повторять это не было: соваться в логово врага, который тебя ищет, занятие не обычное, да и приятным делом назвать его было нельзя. Однако благодаря явно ущербным мерам безопасности у них сразу стало легче на душе, и они смогли сосредоточиться на предстоящих заданиях.

Следуя указателям, они проехали на север по Вирджиния-авеню примерно с полмили, до поля для гольфа базы... и, к своему удивлению, обнаружили, что оно открыто. Площадка была на замке много дней, поскольку армия разместила там целую батарею ракет “пэтриот”, задачей которой было защищать Капитолий, а также аэродромы Эндрюс, вашингтонский национальный и имени Далласа, равно как и другие важные объекты округа Колумбия от нападения с воздуха. Изидро свернул направо, на Саут-Уилинг-роуд, и они увидели прямо перед собой целую батарею ракет “пэтриот”. Она стояла не далее чем в тысяче футов от них, на Вайоминг-роуд. Стоянку ракет “пэтриот”, видневшуюся в конце левой взлетно-посадочной полосы тридцать шесть, сейчас сворачивали; последние девять лунок поля для гольфа все еще не использовались, но первые девять были открыты, и там уже расхаживали игроки – на расстоянии каких-нибудь одного-двух приличных ударов по мячу от пусковых установок.

– Нет, ни фига себе... – не удержался Изидро, удивленный и обрадованный открывшейся взору картиной. – Пожалуй, нам следовало бы спрятать наши причиндалы в чертовы мешки для клюшек.

Они увидели, что все восемь пусковых установок “пэтриот” свернуты и готовы к переезду, а большая плоская антенная решетка еще поднята, но на ней и перед ней работали солдаты. Очевидно, никакой радиации от нее не исходило, иначе бы человек перед ней изжарился и превратился в хрустящую корочку, столько электромагнитной энергии исходило от этой штуковины. Передвижная электростанция все еще работала, а автомашина с пультом управления, судя по всему, была укомплектована обслуживающим персоналом, зато на самом полигоне, похоже, уже никого не было. Задачей Изидро было вывести его из строя.

– Ну, что будем делать? – спросил один из коммандос.

– Будем делать то, зачем нас сюда послали, просто все будет гораздо легче, – ответил Изидро. – Электростанция все еще работает, так что вполне возможно, что здесь просто проводится профилактический осмотр, а ракетные базы в Форт-Белвуаре и на аэродроме имени Даллеса, наверное, несут дежурство.

Две другие группы коммандос были посланы на ракетные базы в военном аэропорту Дэвисон в Форт-Белвуаре и в вашингтонском международном аэропорту имени Даллеса, но, если и те базы тоже не в состоянии боевой готовности, задача этих групп будет гораздо легче. Последняя проверка показала, что все еще действуют базы ракет “хок” на поле для гольфа в Восточно-Потомакском островном парке около университета Джорджа Вашингтона, на Поле для гольфа около больницы имени Уолтера Рида и на поле для гольфа Ист-Кэпитол-кантри-клаб. Были отправлены и другие группы, чтобы уничтожить и эти базы. Однако при базе ракет “пэтриот” на аэродроме Эндрюс находился Центр объединенного командования, или ЦОК, откуда осуществлялся контроль за всеми установками противовоздушных ракет “хок” и “эвенджер”.

Группа террористов свернула направо, на Висконсин-роуд, затем налево, выехала на Саут-Периметер-роуд и направилась к жилому кварталу и к восточной взлетно-посадочной полосе. На военно-воздушной базе Эндрюс было две параллельные полосы по две мили длиной, причем основная часть базы располагалась с западной стороны, а казармы обслуги и младшего командного состава находились на восточной. Площадка для разбега дежурных истребителей размещалась с южной стороны восточной взлетной полосы, где стояли два истребителя с приставленными к ним трапами, готовые взлететь в любую минуту; неподалеку стояли еще два истребителя, но, судя по всему, без вооружения. Как ни странно, охрану у въезда в жилой городок сняли. Террористы развернулись и поехали назад по Саут-Периметер-роуд, направляясь к основным постройкам базы. В небольшое озерцо к югу от западной полосы стекались многочисленные ручейки и ручьи, и все они вели к аэродрому. Проще всего подобраться к взлетно-посадочным полосам было именно оттуда.

Они покатили на север по Арнолд-авеню вдоль ряда ангаров на главной площадке базы. Были видны все до единого военные самолеты весьма важных персон – небольшие реактивные, огромные вертолеты и громадный белый самолет воздушного командного поста, модифицированный “боинг-747” Е-4, напоминающий президентский самолет ВВС № 1, но специально предназначенный для того, чтобы президент и военные руководители могли вести третью мировую войну с воздуха. Самого самолета № 1 они не увидели. Но им это было и не нужно, ведь они гнали свой.

Они свернули направо на Третью улицу и попытались поехать на север по Игл-роуд, улице, которая проходила прямо перед более новыми ангарами, однако из-за заторов впереди были вынуждены снова вернуться на Арнолд-авеню, и это подсказало им, что в ангарах за тем отрезком Игл-роуд находятся какие-то по-настоящему ценные объекты. Однако никаких патрулей по-прежнему нигде не было, только заторы на дорогах. От двух ангаров, мимо которых им удалось проехать по Игл-роуд, ясно была видна дежурная взлетно-посадочная полоса в другом конце летного поля, а в бинокль они даже смогли разглядеть на юго-западе поднятую антенну установки “пэтриот”, направленную на запад, в сторону столицы.

– Давайте воспользуемся дистанционным управлением и поработаем прямо отсюда. Зачем рисковать без нужды? – предложил Изидро. – Для максимальной эффективности используем радиодетонаторы с малым радиусом действия, а на случай, если потребуется наше непосредственное вмешательство, сами расположимся в радиусе дальности полета ракеты.

– На расстоянии нам вряд ли удастся уничтожить обслугу ракет “пэтриот”, – сказал один из террористов. Он указал на красно-белое блочное здание в конце полосы. – Передатчик системы приземления по приборам. Может помешать нашему радиосигналу, а то и взорвать детонатор, как только мина будет подсоединена.

– Прекрасно, тогда сделаем все сами. Меня это вполне устраивает, – сказал Изидро. – Все равно никакой охраны нет, как будто разгуливаешь по парку. Если только тут нет никакой ловушки, это будет самая легкая работа из всех, что нам когда-либо приходилось выполнять.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ АТЛАНТИК-СИТИ, ПОЗЖЕ В ТОТ ВЕЧЕР

– Готов, готов... Третий может лететь.

– Третий, – отозвался подполковник Эл Винсенти, легко выжав рычаг управления и прибавив скорость. Он летел на третьем истребителе “фэлкон” F-16 с радиокомпасом в звене из пяти самолетов, проходя над зданием штаба базы около противовоздушной реактивной пусковой установки в аэропорту Атлантик-Сити. С земли этот V-образный строй по-прежнему казался целым, однако в нем зияла большая прореха между ведущим и самолетом номер пять справа от ведущего – построение с “пропавшим”, означающее, что один из товарищей погиб при исполнении служебного долга. Винсенти, как главному представителю летчиков-истребителей при комитете по борьбе с терроризмом, созданном в связи с чрезвычайным положением благодаря выходкам Казье, оказали честь и разрешили полететь на месте “пропавшего” в прощальном полете 177-й группы истребителей, посвященном памяти Тома Хамфри, который погиб, когда разбился его F-16.

Винсенти поднялся на высоту до двух тысяч футов, включил свой импульсный ответчик, чтобы наземная служба обеспечения полета могла поймать его на радаре, затем сверился с контрольным пунктом подхода к зоне аэродрома:

– Подход к зоне аэродрома Атлантик-Сити, “Дьявол ноль три” над международным аэропортом Атлантик-Сити.

– “Дьявол ноль три”, радарный контакт, поднимитесь до пяти тысяч, будьте готовы продержаться двадцать минут на перекрестке НААДА, чтобы пропустить прибывающие и отправляющиеся самолеты.

Эта задержка имела смысл – по сути, он ее ожидал. Контрольная служба полетов закрыла все прилеты и вылеты из международного аэропорта Атлантик-Сити на тридцать минут, чтобы национальные гвардейцы-летчики из Нью-Джерси могли совершить этот мемориальный полет, так что по справедливости всем гражданским самолетам следовало дать улететь.

– Вас понял, А-Сити, – радировал в ответ Винсенти. – “Дьявол ноль три” отключается от полета по приборам, просит разрешения лететь по радару, назначение – международный аэропорт Атлантик-Сити по кольцевому маршруту Белтуэй, с залетом как можно дальше.

– Вас понял, “ноль три”, оставайтесь в этой системе опознавания и на этой частоте, придерживайтесь правил визуального полета на маршруте Белтуэй, ваша просьба о залете за пределы учтена.

– “Ноль три”, вас понял.

Теперь появилось гораздо больше ограничений, чем тогда, когда Винсенти летал на F-4E из аэропорта Атлантик-Сити (миллион лет назад), но и сейчас полетать не так уж плохо, подумал он, по крайней мере в сумерках, особенно если включены огни. Он знал, что внешняя иллюминация большинства исторических зданий и памятников в Вашингтоне на время чрезвычайного положения, вызванного действиями группы террористов Казье, была отключена; не было сделано никаких заявлений, однако ходили слухи, будто президент собирался распорядиться, чтобы в Национальном парке это ограничение отменили. Винсенти повезло уже в том, что он вообще летел, не говоря уже о том, что он совершал мемориальный полет в составе соединения национальной противовоздушной обороны. Мало кто хочет летать в строе с “пропавшим”, все считают, что лететь близким строем в память о товарище-пилоте, который... ну, совершил ошибку, – значит, искушать судьбу. Разбиться и сгореть в бою – это одно дело, а возбудиться и случайно сбить неопознанный гражданский самолет, а потом кончить жизнь самоубийством – совсем другое, и это не так-то просто. Все жалели Хамфри и его семью, но ни один из сослуживцев не хотел, чтобы и с ним, не дай бог, произошло то же самое. Так уж устроены летчики-истребители.

Разумеется, то, что Хамфри сбил “лирджет”, а потом и сам разбился, никто не назвал самоубийством или сумасшествием, во всяком случае в ВВС или в Белом доме. Прикрываясь фразой: “Ведется расследование, пока я никак не могу это прокомментировать”, Хардкасл и Винсенти растолковали прессе, какую ошибку совершила телевизионная группа, нарушив закон, только не сказали, что те заслуживали расстрела. Несколько завуалированных намеков на отказ механического или электронного оборудования на борту F-16 из-за постоянных полетов во время чрезвычайного положения, другие намеки на неправильную “переключаемость” вперемежку с прочими комментариями вроде “а если бы это оказался Казье, международный аэропорт Атлантик-Сити был бы сейчас дымящейся ямой” сделали свое дело. С прессой нужно было работать умеючи. Больше чем другие военные, Хардкасл, в прошлом командир одной из самых непоследовательных военизированных организаций в американской истории – Хаммерхед, понимал, что важно не сообщать прессе факты, а отмеривать информацию по крохам, давая репортерам возможность делать собственные выводы, но так, чтобы потом как бы случайно оказалось, что они совпадают с вашими. Это не всегда срабатывало, но способ был весьма действенным.

Хамфри оказался жертвой обстоятельств. Да, он чокнулся. На военных реактивных самолетах не было магнитофонов для записи голосов из кабины или полетных данных, так что до самого последнего сообщения с борта оставалось лишь гадать, что случилось. Хардкасл нередко прибегал к обычным дурачествам, чтобы объяснить отказы в работе дорогостоящего военного оборудования. Во время перехвата Хамфри задумал заснять “лирджет” своей пистолетной камерой. Он увидел, как поток света попал на заслонку над кабиной его ведущего, увидел, что тот на мгновение потерял управление машиной, решил, что это нападение, и выпустил ракету. При чрезвычайном положении подобная реакция была вполне понятна. Разумеется, объяснял Хардкасл, смерть членов телегруппы “Шепоток” достойна сожаления, но ее, вероятно, можно было бы избежать, если бы команда с телевидения и экипаж “лирджета” следовали закону и не лезли в поисках сенсаций куда не следует. Казалось, хоть раз вина будет возложена на того, на кого следует.

Однако, будучи в Атлантик-Сити, а не в Вашингтоне, Винсенти на самом деле всего лишь пытался оттянуть неизбежное – пристрастный допрос, который в этот самый момент учиняла Хардкаслу и Харли в Вашингтоне судья Лэйни Уилкс. Следующим на очереди был Винсенти. Эти длящиеся с утра и до поздней ночи заседания были на девять десятых возмездием и карой и лишь на одну десятую желанием получить сведения. Уилкс утверждала, что имеются горы информации, способные убедить кого угодно, в том числе и президента Соединенных Штатов, что мотоциклист, убитый экипажем V-22, и был Анри Казье. Видеозапись одного из двух мотоциклистов, которым удалось бежать, сделанная с третьего V-22, была неубедительной. Изображение получилось расплывчатое, пытаться опознать по нему человека не имело смысла. Однако, по мнению Винсенти, любой из двух удравших мог быть Анри Казье. Уилкс и другие чиновники министерства юстиции не соглашались с этим утверждением. Для Эла Винсенти все это было не более чем умные догадки и рассуждения – и, разумеется, политика. Чем дольше в воздухе чрезвычайное положение, тем больше нервничала общественность. А президенту нужно было как можно скорее покончить с этим чрезвычайным положением.

Винсенти восхищался тем, сколь мужественно Харли противостояла Уилкс и остальным сотрудникам ФБР. Она определенно была тем человеком, с которым ему хотелось бы познакомиться поближе. Он по-прежнему не знал наверняка, в каких отношениях она была в бывшим вице-президентом Кевином Мартиндейлом, однако, когда речь заходила об ухаживании за женщинами, Винсенти предпочитал не тушеваться и не отступать. Он был готов заменить Мартиндейла в любой день недели. Шутки шутками, но ему страшно хотелось, чтобы Харли по крайней мере хоть чуточку возгордилась, узнав, что организация Казье разгромлена, источники его финансирования перекрыты, а сами деньги изъяты, что с каждым часом к его заднице подбираются все ближе и ближе. Винсенти надеялся, что Казье снова спрячется под тем камнем, из-под которого выполз, а Харли не верила, что это когда-нибудь произойдет. Однако полиция США и ФБР уже, что называется, наступали членам организации Казье на пятки, так что, если Казье и не было среди тех, чьи изрешеченные пулями тела она вытащила из особняка в Нью-Джерси, все равно можно было считать, что он попался.

МЭРИЛЕНД, АЭРОПОРТ КЕМБРИДЖ-ДОРЧЕСТЕР, ТОГДА ЖЕ

Этот небольшой аэропорт на берегу залива Чоптэнк в юго-восточном Мэриленде облюбовали рыболовы со всего северо-востока США, но вечером он был таким же темным и тихим, как и окружающая его сельская местность. Военно-морская и военно-воздушная базы на Пэтьюксент-ривер находились всего в тридцати милях к юго-западу, где флот Соединенных Штатов готовит всех своих летчиков-испытателей и проводит испытания новых и несерийных самолетов. Это был своего рода военно-морской эквивалент базы ВВС Эдвардс, и поэтому местность к югу от этого небольшого аэропорта была нередко заполнена самолетами морской авиации, проводящими учебные воздушные бои, выполняющими фигуры высшего пилотажа или необычные воздушные маневры. Однако не позднее чем в начале десятого вечера самолеты морской авиации разлетались по своим базам. Никто не смел нарушать покой маленького мирного курорта в Чесапикском заливе в летнее время, если только у вас не было мощных политических или финансовых рычагов...

...или если вы не были международным террористом, которому все нипочем.

Внутри ангара, снятого для этой цели, Грегори Таунсенд проверил крепеж устройств под крыльями одномоторного самолета “сессна-172”. Под каждое крыло, у ноги шасси, он прикрепил по канистре с топливовоздушной взрывчаткой “БЛЮ-93”. Это было простое приспособление с двумя проушинами, соединенное с пиропатроном, небольшие заряды которого должны были вышибить проушины из креплений и сбросить бомбы. Заряды были крупнее, чем нужно, и от них, вероятно, останутся дыры в тонком алюминиевом крыле “сессны”, но это не имело особого значения, только бы бомбы летели без помех. Когда бомбы оторвутся от крыльев, обычный кабель выдернет из канистр прикрепляющий штырь, и три секунды спустя канистры разбрызгают взрывчатый пар, а еще через две секунды по три бомбочки размером с бейсбольный мяч в хвостовом конусе каждой канистры взорвутся в центре парового облака и раздастся взрыв, эквивалентный взрыву десяти тысяч фунтов тротила. От взрыва топливовоздушной смеси сгорит все в радиусе тысячи футов, а в радиусе полумили разрушатся или получат повреждения чуть ли не все постройки и сооружения.

Когда канистры были как следует прикреплены и проверены, Таунсенд и двое его помощников набросили на крылья просмоленную парусину, чтобы канистр не было видно, и, используя взятый напрокат грузовичок и нейлоновый буксирный трос, оттащили самолет к югу вниз по пандусу и вывели его по параллельной рулежной дорожке на стартовую площадку в конце взлетно-посадочной полосы тридцать четыре. В аэропорту Кембридж-Дорчестер стояло много самолетов, однако прикрепленного к базе оператора, который бы их обслуживал, не было, так что частные машины, буксирующие самолеты, представляли собой самое обычное зрелище. У ресторана “Рануэй” близ небольшого здания аэропорта толкались несколько зевак – обычная публика, которая околачивается в аэропортах днем и ночью, но когда они увидели самолет с наброшенной на крылья парусиной, то решили, что его ремонтируют, и больше почти никто не удостоил его взглядом: зрители приходили посмотреть, как самолеты взлетают и садятся, а не как прогревают двигатели или опустошают и чистят бензобаки. К тому времени, когда Таунсенд и его боевики добрались до площадки для разбега, огни и зрители остались далеко позади.

Таунсенд вывел “сессну” на взлетно-посадочную полосу тридцать четыре, затем взобрался в кабину и запустил двигатель. Его бойцы тем временем поставили грузовик в хвост самолета, привязали трос к задней скобе, а другой конец – к заднему бамперу грузовика и натянули нейлоновый трос, чтобы он удерживал самолет на месте.

Стоявшему в кабине прибору глобальной спутниковой системы поиска понадобилось всего пятнадцать секунд, чтобы для точности наведения подключиться к достаточному количеству спутников. Он проверил аэронавигационные данные в приборе. План полета включал всего три точки – первоначальная точка взлета примерно в двух милях от отправного конца полосы, место выравнивания самолета над Чесапикским заливом и место назначения: 38-53.917 северной широты и 77-27.312 западной долготы, на высоте примерно две-надцат футов над уровнем моря, то есть географические координаты Овального кабинета в Белом доме в Вашингтоне, округ Колумбия, запрограммированные с возможной погрешностью плюс-минус шесть футов. Убедившись, что блок ГССП обменивается информацией с автопилотом “сессны”, Таунсенд задействовал систему. ГССП тут же ввел в систему первоначальную высоту в тысячу футов и первоначальное вертикальное ускорение в триста футов в минуту. Горизонтальные стабилизаторы “сессны” слегка повернули закрылки вниз, готовые выполнить команды автопилота. Затем Таунсенд вышел из кабины и знаком велел своим бойцам приготовиться к запуску. Он уже начал выжимать рычаг управления, чтобы включить тягу на взлет, и...

Единственный приемник ОВЧ “сессны” вдруг ожил – Таунсенд даже не подозревал, что тот включен:

– Кембридж-ЮНИКОМ, Кембридж-ЮНИКОМ, “Сенека-43-дубль Поппа”, в десяти милях к северо-востоку от аэродрома, прошу информацию о посадке, пожалуйста, перехожу на прием.

Таунсенд и опомниться не успел, как кто-то в аэропорту радировал в ответ:

. – “Сенека-43 Поппа”, Кембридж-ЮНИКОМ, посадочная полоса три-четыре, ветер в пять часов три-один-ноль, высотомер два-девять-десять-восемь, никакого движения не замечено. Сейчас аэропорт закрыт, парковка доступна, но нет ни горючего, ни обслуживания. Прием.

– Вот срань! – выругался Таунсенд, вернув рычаг управления в нейтральное положение, чтобы решить, как быть. – Какого черта он тут делает?

За последние несколько дней, пока его люди следили за оживленной работой в аэропорту, после девяти вечера не было ни одного взлета и ни одной посадки, ни единой. Под угрозу была поставлена вся их миссия, а он еще даже не запустил самолет!

Будто в ответ на свой вопрос Таунсенд услышал:

– Эд, Эд, это Пол, – ответил пилот “Сенеки”. – Да, это всего лишь я. На этот раз я заправился на мысе Мей. По сравнению с прошлой неделей бензин у них подешевел на тринадцать центов. Я уже и пообедал в Уайлдвуде, потому-то и опаздываю. Надеюсь, ассоциация домовладельцев не доставит мне особых неприятностей. Я уж постараюсь, чтобы шума было как можно меньше.

Таунсенд схватил микрофон и радировал, стараясь по возможности скрыть свой британский выговор:

– Контроль движения в зоне аэропорта Кембридж, я “сессна-125-Браво”. Я провожу небольшую проверку двигателя и тормозов в конце полосы тридцать четыре. Через пять минут закончу.

– Послушайте, “сессна-125-Б”, вы что, прогреваете там двигатели? – спросил дежурный на земле. – Вы же знаете, что нельзя гонять двигатели после восьми вечера. Постановление округа.

– Это очень важно, – ответил Таунсенд. – Через минуту я закончу.

– Вы тот, который отбуксировался туда с парусиной на крыльях? – спросил дежурный. – Ассоциация домовладельцев слушает нас на ЮНИКОМе. Они могут позвонить шерифу и пожаловаться. На вашем месте я бы шел спать. И смотрите, не сливайте бензин из баков, округ от этого с ума сходит.

– Поцелуй меня в задницу, – сказал Таунсенд.

Он выключил микрофон, снова выжал рычаг и надежно его закрепил, закрыл боковую дверь кабинки пилота и сделал знак помощнику, чтобы тот убрал парусину с правого крыла...

...и, конечно же, когда сам Таунсенд снял парусину с левого крыла и вернулся к грузовичку, у здания аэропорта замигали красно-синие огоньки – патрульная машина шерифа. К тому времени и двухмоторный “Сенека” тоже уже шел на посадку, ему оставалось две-три минуты. Когда солдаты изготовили к бою свои спрятанные автоматы, Таунсенд отпустил зажим на хвосте “сессны” и самолет понесся по взлетной полосе.

Казалось, “сессна” так и не взлетит. Набирая скорость, она как-то припадала на левое колесо, но легко и быстро неслась по левой стороне полосы, чересчур близко к огням по краю, а оконцовка левого крыла опустилась так низко, что Таунсенд подумал: сейчас самолет перевернется и пойдет кувыркаться. Но в тот миг, когда он решил, что он вот-вот зацепится крылом за грунт, “сессна” взлетела в ночное небо, а крылья выровнялись, пока она грациозно набирала высоту, идя своим курсом. Координаты плана полета ГССП, должно быть, слегка нарушились, и самолет тут же попытался откорректироваться. К счастью, во время разбега он не успел съехать с полосы.

Создавалось впечатление, что патрульная машина норовит поехать по какой-нибудь рулежной дорожке и, возможно, перекрыть ее. Машина направила свой прожектор на самолет, словно шериф пытался разобрать регистрационный номер.

– Он увидит эти канистры со взрывчаткой под крыльями, мистер Таунсенд, – напомнил ему один из солдат.

– Ну, а мы отвлечем мысли этого служаки на что-нибудь другое, – предложил Таунсенд.

Он указал на “Сенеку”, который делал последний круг, заходя на посадку. Когда патрульная машина подала назад, собираясь снова выехать на главную рулежную дорожку, второй боевик укрылся за грузовичком, чтобы его не было видно. Как только “Сенека” приземлился на посадочный конец полосы, опустив закрылки и почти заглушив двигатели, бандит открыл огонь. Он выпустил по самолету всю обойму – тридцать два патрона, вновь зарядил автомат и опять принялся палить.

Девятимиллиметровые пули изрешетили левый борт самолета, а одна зацепила голову пилота, и он потерял сознание. Большинство пуль пришлось на левый пропеллер, они отбивали от него огромные куски, которые разлетались во все стороны. Никем не сдерживаемый двигатель пошел вразнос и затрясся. “Сенеку” занесло влево, он описал пируэт чуть ли не на полный крут и разбился. Потом пошел юзом через параллельную рулежную дорожку всего в нескольких футах от патрульной машины, несколько раз перевернулся по пути к парковке у южного крыльца аэродрома, разрушив при этом с полдюжины самолетов, и наконец эффектно взорвался и запылал.

Единственный свободный объезд мимо обломков пролегал по самой взлетно-посадочной полосе, по ней-то и помчались Таунсенд с боевиками. Патрульная машина попыталась было их преследовать, но ей пришлось вернуться – шериф решил чем мог помочь оставшимся в живых. Преследования не было, патрульной машине шерифа и пожарным понадобилось пятнадцать минут, чтобы как-то отреагировать на происшедшее, и призыв найти людей в грузовичке-автофургоне был заглушен призывом прислать кареты “скорой помощи” и врачей. Таунсенд и его люди направились на север через мост Кембридж к городку Истону, взяли в аэропорту Ньюмен свой самолет “сессна-210”, приготовленный для побега, и менее чем через тридцать минут после аварии уже были за пределами штата и летели в свое логово.

МЭРИЛЕНД, НАД ЗАЛИВОМ ЧЕСАПИК БЛИЗ АННАПОЛИСА, ТОГДА ЖЕ

Чтобы как-то убить время до посадки, Винсенти летел на запад, как бы догоняя красивый, сначала желтый, потом оранжевый и, наконец, красный закат. Северный и центральный Мэриленд и Чесапикский залив были окутаны мраком, если не считать случайных огоньков на фермах и в поселках да белых точек бегущих огней судов в заливе, но вскоре показались огни Балтимора и Вашингтона – это было поистине красивое зрелище. Справа виднелся город Абердин со своим знаменитым испытательным полигоном. Большая вспышка света справа и была Балтимором, а слева по курсу раскинулись Вашингтон и его вирджинские пригороды. Винсенти летел прямо к мосту Аннаполис – Чесапик-Бей.

Винсенти сбросил полторы тысячи футов и летел на высоте всего в тысячу футов над поверхностью земли, на тысячу футов ниже воздушного пространства класса Б вокруг Вашингтона. Лететь в таком перегруженном авиатранспортном воздушном пространстве ночью было довольно опасно, но ведь летать всегда немного опасно, однако же всякий раз, когда ему выпадала такая возможность, он от нее не отказывался. Пока он ничего не нарушил, использовал все доступные ему средства, чтобы держаться подальше от других самолетов, и то и дело переговаривался с диспетчером воздушных трасс. Структура воздушного пространства вокруг округа Колумбия и Вашингтона вынуждала пилотов, летавших по правилам визуального полета, либо подниматься слишком высоко, выше десяти тысяч футов, либо опускаться слишком низко. Но Эл по-прежнему надеялся, что ему попадется дружелюбно настроенный дежурный и что при большом везении он сможет как следует рассмотреть окрестности столицы.

Разумеется, причина, по которой ему вообще позволили находиться наверху, заключалась в том, что министерства юстиции и транспорта рекомендовали отменить противовоздушное чрезвычайное положение – шаг, который озадачивал и приводил Винсенти в бешенство. В рекордно короткий срок они добились отмены всех ограничений на полеты, сопровождения истребителями и защиты ракетами “пэтриот”. Президенту очень хотелось, чтобы все вернулось на круги своя и он мог повести предвыборную кампанию и заявить всем, что владеет положением, а так называемый исполнительный комитет по терроризму одобрил это решение.

Винсенти перелетел трехмильный мост Аннаполис – Чесапик-Бей, обогнул с юга морскую академию США и город Аннаполис и повернул на запад, к Роквиллу. Винсенти видел утопающие в огнях центр космических полетов Годдарда, больницу Уолтера Рида, храм мормонов и морской госпиталь в Бетесде. Пройдя примерно в пяти милях к северу от Бетесды, он услышал:

– “Дьявол ноль три”, вам знакомы специальные маршруты один и четыре, сэр?

– Подтверждаю, “Дьявол ноль три”.

– “Дьявол ноль три”, оттуда, где вы сейчас, направляйтесь к международному аэропорту Атлантик-Сити прямо через перекресток Кэбин-Джон, специальный маршрут № 1, Хейнс-Пойнт, специальный маршрут № 4, ноттингемский всенаправленный курсовой маяк УКВ-диапазона, прямо, на высоте двух тысяч футов, не залетайте за обсерваторию, Капитолий или арлингтонское национальное кладбище, держите скорость на уровне двухсот узлов, сообщите, когда пройдете мост Уилсона.

– Ноль три, все записал, спасибо. – Винсенти сбавил скорость и поблагодарил свою счастливую звезду. Спецмаршруты № 1 и № 4 – это маршруты вертолетов, которые обычно идут вдоль Потомака. Ему предстояло короткое, но весьма зрелищное путешествие.

Оно и впрямь вышло зрелищным. Начав с военно-морской исследовательской лаборатории Тейлора, он полетел над Потомаком на юг, и перед ним во всей своей красе полыхали залитые огнями просторы Вашингтона и его вирджинских пригородов. Винсенти увидел военно-морскую обсерваторию США, университет Джорджтауна, остров Тедди Рузвельта, затем слева показался Капитолий. Мемориалы, памятники и исторические здания были ярко освещены. Белого дома он не увидел, зато почти все до единого здания и памятники вдоль Молла предстали во всей своей красе, вплоть до самого Капитолия. Казалось, стоит ему протянуть руку, и он дотронется до памятника Вашингтону. Он видел все – огни, освещающие мемориал ветеранов войны во Вьетнаме, Зеркальные пруды, мемориал Джефферсона... Зрелище поистине было захватывающее.

Он пролетел к востоку от арлингтонского кладбища и разглядел мемориал Иводзима, даже увидел единственную точку света, отмечавшую участок Кеннеди. Последуй он на запад вдоль Мемориального моста, увидел бы сквозь деревья ярко-желтое сияние вечного огня. На фоне огней Пентагон-Сити четко был виден пятиугольник Пентагона. Винсенти заметил, что на вертолетную площадку в Пентагоне опускается вертолет, и подумал: интересно, кто же там на борту? Он надеялся, что там, внизу, в этом дворце шарад, все спокойно.

БОРТ РАДАРНОГО САМОЛЕТА ВВС АВАКС Е-ЗВ, НАД ВОСТОЧНОЙ ПЕНСИЛЬВАНИЕЙ

На борту радарного самолета АВАКС командир корабля майор Скотт Милфорд добросовестно продолжал сканировать все пять жизненно важных секторов, к которым он был прикреплен: Бостон, Нью-Йорк, Филадельфию, Питтсбург и Вашингтон, округ Колумбия, но он неизменно возвращался проверить “Фокстрот Исполкома Один”.

За модифицированным “боингом-747”, номер по ВВС VC-25A, который обычно величали самолетом № 1 ВВС США (хотя на самом деле называли его так, только когда на борту находился сам президент Соединенных Штатов; нынче же вечером он шел под наименованием “Фокстрот Исполкома Один”, что означало, что на его борту находится кто-то из членов семьи президента или какой-нибудь высокопоставленный чиновник из Белого дома), был закреплен обычный код отметчика системы управления воздушным движением федерального управления гражданской авиации, и все вроде бы было нормально. Он летел по маршруту семьдесят семь, часто используемому высотному коридору для рейсов из Новой Англии с последующей пересадкой на рейсы в районы Филадельфии и Балтимора. Обычно самолету VC-25A обеспечивали прямой маршрут от аэропорта до аэропорта, даже если движение было довольно напряженным, но, поскольку президента на борту не было, экипаж, очевидно, работал спустя рукава и следовал по обычным маршрутам полетов, чтобы не усугублять и без того напряженное положение с управлением аэронавигацией над всем восточным побережьем. После происшествия в Лос-Анджелесе Белый дом кое-чему научился. Тогда самолет ВВС № 1 заблокировал рулежную дорожку, и президент застопорил движение в международном аэропорту Лос-Анджелеса на то время, пока президента за двести долларов подстригал знаменитый голливудский парикмахер. Этот случай показал, насколько чувствительна общественность к тому, что первое лицо страны, пользуясь привилегиями своего положения, попросту говоря, плюет на простой народ.

Механик экипажа Милфорда – капитан Морин Тейт повернулась и увидела, что ее командир хмурится, глядя на радароскоп.

– Вас все еще волнует тот рейс VC-25, сэр? – спросила она, и в глазах ее он уловил насмешливый огонек.

– Да не VC, а вся политика Белого дома не дает нам покоя, – пожаловался Милфорд. – Мы создаем целостную систему сложной противовоздушной обороны, и нас же обвиняют, когда она не срабатывает, зато когда президент пожелает вдруг ступить на тропу предвыборной кампании, он за одну ночь все отменяет. А сейчас Белый дом везет одну из своих важных шишек по нашему воздушному пространству, а мы впервые услышали об этом только двадцать минут назад.

– Это вина федерального управления гражданской авиации, а не Белого дома, – сказала Тейт. – Мы проверяли, у них есть план полета и предупреждение об опасности. К тому же северо-восточный сектор ПВО поднял в воздух два F-16 с аэродрома в Отисе, и они его осмотрели – это VC-25, как пить дать.

Самолет ВВС № 1 обычно имел эскорт военных истребителей, если находился во враждебном воздушном пространстве или в непосредственной близости от него, а в эти дни, когда Казье разгуливал на свободе, воздушное пространство над Соединенными Штатами определенно следовало рассматривать как враждебное. Однако обычная процедура предусматривала, что истребители не должны подходить ближе чем на три мили – достаточно близко для такого большого авиалайнера, как 747-й, – а после захода солнца вообще не должно было быть никакого сопровождения, если только о нем не попросят, поэтому истребители, взлетевшие с небольшой базы на мысе Код, вскоре после перехвата вернулись домой. Наверное, с них сделали несколько обалденных снимков.

– Пожалуй, у меня неспокойно на душе, потому что обычно мы получаем сообщение от командования военными операциями в воздухе или от командования 89-й авиабригады, прежде чем они сажают VC-25, – сказал Милфорд.

Это не было ни законом, ни обычаем, но во время проведения специальных операций и особенно при чрезвычайном положении, как сейчас, центр операций миссий поддержки (ЦОМП) 89-й авиабригады – подразделения ВВС, которое сопровождало правительственные самолеты с базы ВВС Эндрюс, обычно извещал командование боевыми операциями и АВАКС, что у них будет спецрейс по такому-то и такому-то воздушному пространству. Чтобы облегчить перелет весьма важных персон, достаточно было устного согласия. От Милфорда не укрылась веселая улыбочка Тейт, и он добавил:

– А еще я расстроен, что не получил приглашения на президентскую вечеринку в саду.

– Все через задницу, как у нас заведено, – подбросила Тейт. – Хотите радировать и поднять хай в Эндрюс? Я могу связаться с ЦОМП. – Милфорд на мгновение заколебался, не желая лишний раз беспокоить экипаж VC-25, но Тейт приняла его нерешительность за согласие. – Связь, это ГИ, соедините меня с 89-й из ЦОМП на четвертой кнопке, ладно?

– Сделаем, – ответил офицер связи, а секундой позже сказал: – ЦОМП на четвертой кнопке, ГИ. Позывные “Полночь”.

– Благодарю.

– Эй, а это еще кто такой? – спросил Милфорд. Он переключился на вашингтонский сектор радарного экрана, где большая электронная стрелка указывала на быстро и низко идущую радарную цель прямо посреди округа Колумбия, всего в нескольких милях от Капитолия. – Господи Иисусе, кто это? Кто дал ему разрешение летать там?

– Диспетчер вашингтонских аэродромов по заходу на посадку знает о нем, сэр, – доложила Тейт, сверившись с отделом связи. – Это F-16 из Атлантик-Сити, “Дьявол ноль три”. Похоже, он летит по кольцевому маршруту Белтуэй.

– Но кто ему разрешил?

– Ему разрешил диспетчер вашингтонских аэродромов, сэр, – ответила Тейт. – Национальный аэродромный диспетчерский пункт тоже говорит с ним. Он летит по правилам визуального полета.

– Я этому не верю, я просто этому не верю, – сердито сказал Милфорд. – Еще два дня назад мы были готовы взрывать самолеты вроде этого за двадцать, за тридцать миль от столицы, а теперь позволяем им подлетать чуть ли не к парадной двери Белого дома. У него даже нет плана полета. А для чего же тогда мы здесь, в небе, если УВД позволяет этим ребятам летать, где им только вздумается? И от нас еще ждут, что мы задержим этого парня, если он окажется террористом?

Милфорд позвонил прямо диспетчеру вашингтонских аэродромов по заходу на посадку. Послышался ответ:

– Диспетчер вашингтонских аэродромов. Пул.

– Мистер Пул, это майор Милфорд, с борта “Кожа девять ноль”, радарного самолета, приданного вашему сектору, – ответил Милфорд. – У вас “Дьявол ноль три” летит визуально прямо по центру национального воздушного пространства класса Б. Я бы хотел, чтобы он убрался оттуда как можно скорее.

– Какая-нибудь особая причина, майор?

– Какая-нибудь особая причина? Сэр, у нас же чрезвычайное положение для ПВО! – прокричал Милфорд, стараясь сохранять самообладание. – Федеральное управление гражданской авиации, возможно, отменило некоторые специальные ограничения по полетам и по полосам воздушных подходов, но мы по-прежнему отвечаем за недопущение возможных террористов в воздушное пространство класса Б. Когда несанкционированные визуальные полеты проходят по жизненно важным воздушным артериям страны, это и впрямь осложняет нашу работу. Вам этого достаточно, мистер Пул, или мне еще поговорить с инспектором диспетчерских служб?

– Хорошо, хорошо, майор, я вас понял, – ответил диспетчер, явно сникший при этой угрозе и не имеющий никакого желания барахтаться в волнах. – А что если мы направим его на Ноттингем, а оттуда в международный аэропорт Атлантик-Сити, и по кольцевому маршруту больше не будет никаких полетов без предварительного согласования с вами?

– Было бы здорово, мистер Пул, спасибо, – сказал Милфорд. – “Кожа-90” связь прекращает. – Он отключил телефонную связь, снял головной телефон и устало протер глаза и лицо. – Господи боже мой, и что такое с этими диспетчерами? – пробормотал он. – Похоже, каждый из них считает, что с ним такого произойти не может, и они относятся ко всему так, будто ничего не случилось. У меня эти диспетчеры ФУГА, разрешающие летчикам, что только те ни пожелают, уже вот где сидят, а когда пилот оказывается террористом, обвиняют нас... Смотрите, вон еще один летит по правилам визуального полета, врывается в воздушное пространство класса Б. – Милфорд указал на новую цель, только что возникшую на экране и отмеченную службой наблюдения и оповещения как НЕОПОЗНАННАЯ. Цель шла медленно и направлялась на северо-запад, к вашингтонскому президентскому или потомакскому аэродрому со скоростью менее двух миль в минуту – легкий самолетик, совершающий осмотр местности. – Для острастки нам следует сбить этого парня.

– “Фокстрот Исполкома Один” разрешили снижение на посадку, – доложила Тейт. – Он в двадцати милях к северо-востоку от поттстаунского всенаправленного курсового маяка УКВ-диапазона.

– Он останется без хвоста, если хочет добраться до перекрестка РОННИ на высоте восьми тысяч футов, – заметил один из сотрудников управления вооружений, сидевших за спиной Тейт, наблюдая за тем, как снижается VC-25. Перекресток РОННИ в пятидесяти милях к северу от базы Эндрюс был обычным местом поворота для правительственных самолетов, совершающих посадку в Эндрюс. Пилоты получали прекрасный долгий и прямой подход, где почти не было движения и можно было обойтись минимумом поворотов, а значит, и не очень беспокоить пассажиров.

– Хорошо еще, что на борту нет президента, – сказал второй сотрудник управления. – Я слышал, Стальная Магнолия приходит в ярость и поносит весь экипаж, если ей закладывает уши при посадке.

– Сейчас ее мысли заняты делами поважнее... например, как добиться того, чтобы ей и президенту не предъявили обвинения.

Все засмеялись.

– Вот он, – доложил первый чиновник, следя по монитору за снижением “Фокстрота” и мысленно высчитывая его скорость. – Он идет на посадку со скоростью по меньшей мере полторы тысячи футов в минуту Я думаю, сегодня вечером полетят головы.

– Всем следить за изменением дискретного кода ответчика, – велела Тейт.

Прежде чем пройти высоту в десять тысяч футов, правительственные самолеты вроде “Фокстрота” переключали свои ответчики на какой-нибудь дискретный код, например, 2222, используемый только в районе терминалов, с тем, чтобы диспетчеры все поняли и предоставили самолету быстрое обслуживание. Когда происходило это переключение, цель обычно исчезала с экрана радара примерно секунд на двенадцать, пока компьютеры радара не подхватывали новый код. Если диспетчеры оказывались не готовы к этому переключению, они иногда терялись и нажимали кнопку тревоги.

Милфорд сканировал свои четыре жизненно важных объекта. Воздушное движение еще отнюдь не нормализовалось, но за последние несколько суток ночные полеты почти прекратились, а вот теперь они постепенно возобновлялись. Помогло сокращение числа ограничений на выбор маршрута полета, расширение полномочий диспетчеров и частичный отход от устоявшихся процедур прибытия и отправления. Этот новый самолет, медленно шедший по правилам визуального полета, который начался где-то в Мэриленде, находился сейчас над ноттингемским всенаправленным курсовым маяком УКВ-диапазона, по-прежнему направляясь на северо-запад – его курс наверняка приведет к базе ВВС Эндрюс с юга, но он определенно должен был ворваться в воздушное пространство класса Б. Этот дурак заслуживает того, чтобы его лишили лицензии, подумал Милфорд.

– Есть какие-нибудь данные об этом самолете, летящем по правилам визуального полета? – спросил Милфорд отдел воздушного наблюдения и оповещения.

– Все еще проверяю, КК.

Господи Иисусе, подумал Милфорд, какой непроходимый дурак. Чрезвычайное положение в воздухе официально еще не было отменено, хотя ФУГА и объявило, что полеты в крупнейшие аэропорты страны уже не должны проходить по специальным коридорам прибытия. Нетрудно было скрыть и идущее по всей стране перебазирование ракет “пэтриот” большого радиуса действия.

– КК, никаких изменений в системе опознавания государственной принадлежности цели по рейсу “Фокстрота”.

Милфорд немедленно переключился на радарный экран воздушного пространства класса Б над Вашингтоном и увеличил изображение, поместив VC-25 вверху радароскопа, а базу ВВС Эндрюс, место назначения самолета, внизу. “Фокстрот” находился на перекрестке РОННИ, заходя на посадку по приборам на левую взлетно-посадочную полосу один-восемь и уже опустившись до восьми тысяч футов... Однако по-прежнему никакого изменения в коде ответчика.

Экипажи, летающие на этих правительственных самолетах, подобных ошибок никогда не делали. Никогда.

Следующий вопрос заключался в том, как оповестить экипаж об этой промашке. Конечно, от экипажей VC-25 не требовалось менять коды ответчика или быстрого обслуживания этих самолетов, но задерживать в воздухе любой из президентских самолетов, особенно если президент на борту, считалось дурным тоном. Но и болтать об этом на открытой частоте тоже не ахти как умно. Милфорд переключил свою радиопанель на центр операций миссий поддержки 89-й авиабригады – на людей, которые поддерживали непрерывную связь со всеми правительственными самолетами:

– “Полночь”, это “Кожа-90” на общей линии ЦОМП, перехожу на прием.

– “Кожа-90”, это ЦОМП 89-й авиабригады, подождите. – Последовала довольно продолжительная пауза. Вероятно, таким образом старший дежурный на Эндрюс мог посмотреть в своей книге позывных, кто такой “Кожа”. Затем послышалось: – Я вас слушаю, девяностый.

– Я слежу за вашим самолетом SAM-2800 “Фокстротом”, находящимся в пятидесяти двух милях от Эндрюс, куда он направляется. Вы не можете попросить его сменить свой код запросчика? Прием.

– Простите, что вы сказали, девяностый?

– Повторяю, я слежу за “Фокстротом”, идущим на посадку в Эндрюс, а он не сменил свой код запросчика в соответствии с процедурой терминала. Вы можете попросить его сменить свой код запросчика?

Последовала еще одна небольшая пауза. Вероятно, старший дежурный запрашивал экипаж VC-25, передают ли они свой правильный код, и просил их немедленно изменить его, если они об этом забыли. Милфорд смотрел на свой радарный экран, ожидая, что код в любую минуту изменится, однако этого не произошло.

– Э-э... “Кожа-90”, мы не можем подтвердить вам местонахождение наших самолетов по этому каналу. Придется вам связаться с нами по безопасной линии. Прием.

– Что за чертовщину несет этот парень? – пробормотал Милфорд. – Весь белый свет знает, что этот самолет находится там. – По радио же он сказал: – “Полночь”, у меня есть подтвержденный военный план полета SAM-2800 и разрешение ФУГА на “Фокстрот”, летящий по приборам из Манчестера, штат Нью-Гемпшир, в Эндрюс. Сейчас он находится менее чем в пятидесяти милях от Эндрюс, снижается для посадки. Наблюдение за ним в воздухе ведется более часа. Я думаю, играть с этим самолетом в кошки-мышки поздновато. Мне только и нужно, чтобы он сменил свой запросчик системы государственной принадлежности цели. Прием.

После еще одной неопределенной паузы, из-за которой Милфорд чуть не чокнулся и из-за которой на него теперь обратили внимание все члены экипажа самолета АВАКС, дежурный ЦОМП заговорил снова:

– “Кожа-90”, старший диспетчер велит мне сказать вам, что нет никакого SAM-2800 или “Фокстрота”, идущего на посадку в Эндрюс. Все наши авиалайнеры проверены, и ни один из них сейчас не возвращается в Эндрюс . Тут явный обман.

Милфорд почувствовал, как кровь отхлынула от лица, а мышцы живота напряглись, и он подумал, что его сейчас вырвет.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – громко выругался он, а по радио прокричал: – “Полночь”, вы уверены?

– Я не могу сообщить вам по этому каналу, где находится VC-25, “Кожа”, – ответил дежурный ЦОМП. – Могу, однако, сказать, что на посадку в Эндрюс он не заходит. Других наших авиалайнеров и близко нет от Эндрюс. Ближайший вылетел полчаса назад, место назначения – Лэнгли.

– Черт побери, я не могу этому поверить, – сказал Милфорд. Тейт и чиновники управления вооружений ждали указаний. Сейчас ему нужно было действовать... – Связь, это КК. Свяжитесь с вашингтонским подходом к зоне аэродрома и вашингтонским центром, посоветуйте им объявить чрезвычайное положение для воздушного пространства класса Б в районе Балтимор – Вашингтон. Мне нужно, чтобы воздушное пространство очистили, а тому семьсот сорок седьмому дали указание оставаться за пределами воздушного пространства класса Б. Служба наблюдения и оповещения, КК, отметьте радарную цель P045Y как “неизвестную”. Морин, у нас есть кто-нибудь на подхвате? У нас есть возможность сбить этого парня?

– Так-точно, сэр, – тут же ответила Тейг. – Два F-16 – тактические “птички”, не перехватчики – стоят по готовности “пять” в Эндрюс.

– Объявите им взлет, – приказал Милфорд.

– Слушаюсь, сэр, – повиновалась Тейт. Она держала палец на кнопке “взлет” с того мгновения, когда услышала, что с “Фокстротом” что-то неладно. По межсамолетной связи Тейт объявила: – Всем станциям, всем станциям, экстренный взлет с Эндрюс, неизвестная цель P045Y, обозначенная как “Бандит-1”... КК, “Альфа-Виски один-один” и “один-два” ответили на сигнал; “Вооружения один”, перехватчики будут у вас на кнопке “два”.

– Кто еще у нас есть, Морин? – спросил Милфорд.

– Самые доступные средства – это перехватчики F-16 в Атлантик-Сити и истребители тактического назначения Р-15 в Лэнгли могут добраться до цели за пять минут, но они не в “пятой” готовности.

– Позвоните в Лэнгли и велите им поднять в воздух все, что у них там есть, – сказал Милфорд. – Пусть машины в Атлантик-Сити стоят с работающими моторами в конце взлетно-посадочных полос на случай, если “Бандит-1” попытается удрать или что-нибудь не получится с истребителями в Эндрюс. Возьмите танкер из Дувра или Магуайра и поставьте его над ноттингемским курсовым маяком для дозаправки в воздухе. Всем прилетевшим понадобится горючее, если они прибудут в округ Колумбия на полном газу.

– Какие указания насчет полета “Альфа-Виски”, сэр? – спросила Тейт.

Милфорд сверился с радароскопом. Теперь уже неизвестный 747-й находился всего в сорока милях; при его скорости, шесть-семь миль в минуту, через пять минут он будет над Капитолием.

– Если “Бандит-1” повернет и не войдет в воздушное пространство класса Б, приказ перехватить, опознать и следовать за ним неотступно, – сказал Милфорд. – Если же “Бандит-1” войдет в воздушное пространство класса Б, приказ вступить в бой и уничтожить с максимально дальнего расстояния. Связь, на кнопке “четыре” свяжитесь со старшим дежурным национального центра военного командования.

Затем Милфорд потянулся к своим основным радиоканалам, выбрал общий канал, связывающий пятнадцать баз с ракетами класса “хок” и двадцать взводов с переносными ракетами “стингер”, запускаемыми с плеча (эти подразделения были приданы вашингтонским аэропортам имени Даллеса и национальному, базе ВВС Эндрюс, балтиморскому международному аэропорту и району Капитолия), и сказал:

– Всем подразделениям “Кожи”, объявляется противовоздушное чрезвычайное положение в аэропортах: вашингтонском имени Даллеса, вашингтонском национальном и балтиморском для воздушного пространства класса Б. Радарная цель P045Y сейчас классифицирована как “неизвестная” и обозначена как “Бандит-1”. Приготовиться к бою, повторяю, приготовиться к бою.

На мгновение самолет, медленно продвигающийся вперед по правилам визуального полета, был позабыт...

БАЗА ВВС ЭНДРЮС, ТОГДА ЖЕ

– Диспетчерская Эндрюс, “Альфа-Виски-П”, экстренный взлет, выруливание на исполнительный старт для взлета не северо-запад.

– “Альфа-Виски-II”, диспетчерская Эндрюс, правая рулежная дорожка три-шесть, ветер один-семь-ноль на пяти тысячах футов, высотомер три-ноль-один, ожидайте немедленного разрешения на взлет и пересечение линии сдерживания. Перекресток Браво взлет разрешил, остается семь тысяч пятьсот футов.

Понадобилось значительно меньше пяти минут, чтобы экипажи двух истребителей F-16Аиз 121-й эскадрильи истребителей “Гардиэнс” национальной противовоздушной обороны округа Колумбия подбежали к своим машинам, запустили двигатели и начали выруливать на взлетную полосу. Неважно, что там кто-то сказал в министерстве юстиции, они знали, что они – последняя линия обороны на подступах к столице. “Гардиэнс” не просто отказались вернуться к обычным противовоздушным операциям, но постоянно пребывали в состоянии повышенной боевой готовности, чтобы не терять времени после получения команды. Экипажи даже в свободное от несения службы время не отходили больше чем на шесть шагов от кабин своих самолетов, а правая полоса тридцать шесть была обозначена как полоса для экстренного взлета, так что она всегда была свободна и использовалась только в самых экстренных случаях. К тому времени, как отзвучало эхо трех долгих клаксонов, их тут же сменил рев двух турбовинтовых двигателей Прэтта и Уитни F100-Р-200.

Оба самолета – не противовоздушные истребители F-16, а стандартные боевые модели – несли на борту по четыре тепловые ракеты AIM-9 “сайдуайндер”, боеприпасы для двадцатимиллиметровой пушки и по одному баку с горючим, расположенному по центру. До линии сдерживания они добрались менее чем за минуту, едва успев провести последнюю проверку маршрута.

– Рейс “Альфа-Виски”, взлет на северо-запад разрешен, свяжитесь с пунктом назначения, – радировали из диспетчерской.

– Рейс “АВ” к взлету готов, нажимаю кнопку три.

– Два.

В целях безопасности ночью истребители выполняли стандартный взлет гуськом, а не боевым строем. Ведущий вырулил на взлетную полосу, даже не подумав притормозить, а сразу же ударил по газам, как только выровнялся по центровой линии полосы. Увидев свет пятой стадии форсажной камеры своего ведущего, ведомый принялся считать про себя, и, хотя ему полагалось ждать десять секунд, он стал выруливать на взлет через восемь. Он мягко перевел рычаг управления на боевую мощность, проверил показания приборов, поставил дроссель на режим форсажной камеры, посмотрел, как раскачивается сопло, проверил подачу горючего и давление на выхлопе, перевел дроссель в зону пять и...

Впереди вспыхнул яркий свет, как будто на горизонте полыхнула молния или на полосу направили луч прожектора. Пилот не услышал никаких сигналов отмены взлета ни от ведущего, ни из диспетчерской, поэтому он продолжал взлет, подняв носовое колесо и переключив внимание с показаний приборов на взлетную полосу, когда прошел критическую скорость. Затем он...

Показалась еще одна яркая вспышка света, и тут пилот увидел огненный клубок – тот катился по полосе, потом свернул налево через внутреннее поле, затем вернулся обратно направо, пересекая линию разгона. Критическую скорость пилот уже прошел, надо было взлетать, ибо, попытайся он остановиться, у него уже не оказалось бы дорожки. Он все еще раздумывал, не потянуть ли дроссель назад на “холостой ход”, но опыт сказал ему: нет, ты уже ни за что не остановишься, взлетай, дальше, дальше...

Второй F-16 врезался прямо в огненный шар, в который превратился его ведущий. Пилот уже подумал, что его пронесло, но в мотор попало довольно много горящего металла и осколков, и его за несколько секунд разнесло на куски. Какое-то мгновение летчик пытался избежать столкновения с огненным шаром, отвернув налево, к другой полосе, но, когда заметил знак “ПОЖАР” и увидел, что находится на высоте менее ста футов над поверхностью земли и быстро снижается, то без колебаний катапультировался.

* * *

– Ну, усраться и скончаться! – злорадно вскричал один из боевиков Казье. – Обоих членососов ушатали!

– Ты чертовски прав, – ответил его напарник. Они прятались в укрытии между двумя ремонтными ангарами к западу от параллельной западной взлетной полосы, и им были хорошо видны обе полосы и особенно площадка для экстренного взлета истребителей. На них было обычное солдатское обмундирование и ботинки, только форменных сорочек они не надели – летом в свободное от службы время это было обычным делом. С наступлением ночи они успешно поставили вдоль обеих взлетно-посадочных полос несколько радиоуправляемых керамических мин и, услышав клаксон, включили их. Когда инфракрасные сенсоры обнаружили горячие двигатели самолета, мины автоматически взорвались.

– А теперь давай сматываться отсюда ко всем чертям. В нашем распоряжении тридцать секунд, чтобы добраться до назначенного места встречи, иначе Изидро уедет без нас.

Террористы привели в действие переключатели на радиодетонаторах, которые должны были запустить небольшие взрывные устройства в этих приборах либо через несколько минут, либо немедленно, если их обнаружат, так что следователи не смогли бы использовать их как доказательство или определить по ним, откуда прибыли террористы.

Они попытались выйти из укрытия со стороны улицы у затемненной стоянки, но взрыв на полосе собрал толпу гораздо быстрее, чем они ожидали, и им пришлось подождать, пока мимо пронесутся несколько машин службы безопасности. Но пока они прятались в тени, дожидаясь, когда проедут машины, прямо у них за спиной послышалось резкое “бум!”, а затем шипение и треск горящей проводки. Один из саморазрушающихся минных детонаторов сработал слишком рано... и привлек внимание полицейского патруля безопасности, дежурившего на площадке для взлета у ангаров. Сине-белая патрульная машина резко остановилась, завизжали шины, и офицер службы безопасности, направив прожектор в проем между ангарами, немедленно высветил двух боевиков, прячущихся на другом его конце.

– Эй, вы, двое между ангарами! – крикнул офицер в мегафон. – Служба безопасности! Станьте на колени, руки за голову, живо!

Боевики побежали, сначала вместе, потом бросились в разные стороны.

Когда они выскочили из своего укрытия, мимо проезжала еще одна машина службы безопасности. Сидевший в ней офицер принял по радио тревожный сигнал от напарника, а теперь и сам увидел террористов. Он затормозил, вышел из машины и крикнул непринужденным тоном:

– Стойте! Служба безопасности с собаками! Остановитесь!

Он уже распахнул правую заднюю дверцу и прокричал несколько команд своей немецкой овчарке, указав на одного из подозреваемых. Собака лаем сообщила ему, что видит жертву, и офицер скомандовал:

– Фас!

Подгоняемый ревущими вокруг сиренами, первый террорист бежал на север по Арнолд-авёню так быстро, как еще сроду не бегал. Подкатывали машины из пожарной команды базы, направляясь к пожарищу от перекрестка Арнолд-авёню и Четвертой улицы. На мгновение террорист подумал, что может затеряться в суматохе среди машин, если только доберется до Четвертой улицы. За пожаркой находились телефонная станция базы, продовольственные склады и театр, там было где спрятаться, можно было угнать машину, взять заложников.

Однако погоня длилась недолго. Поскольку собака была обучена преследовать врага бесшумно, террорист услышал ее рычание, лишь когда зубы собаки впились ему в верхнюю часть левой икры. Вскрикнув, террорист упал и покатился по земле, но клыки собаки все не отпускали его ногу. Когда он попытался встать, пес выпустил ногу, схватил его за правое запястье, что и положено делать натасканному сторожевому псу, и принялся мотать головой, норовя сбить бандита с ног, чтобы облегчить задачу проводника. Зубы несколько раз попали на кость, собака и человек повалились на землю. Собака мотала головой, как динамо-машина, не останавливаясь ни на миг, выворачивая и тряся запястье так, словно хотела оторвать преступнику руку.

Но террорист оказался левшой. Он выхватил девятимиллиметровый автоматический браунинг и, прежде чем собака успела заметить пистолет и схватить его за левую руку, прижал ствол к огромному покрытому шерстью телу и спустил курок. Брызнула кровь, полетели клочья, но пес по-прежнему не отпускал бандита. Даже когда пес издох, террористу пришлось сунуть дуло браунинга в пасть, чтобы ослабить хватку на изуродованной руке и получить возможность...

Фары, визг шин, истошный крик:

– Ни с места! Иначе вы мертвец!

Было слишком поздно. От натуги и потери крови у него уже кружилась голова, сопротивляться было невозможно. Сдача в плен исключалась. Если его не убьют легавые, то убьет Казье. Невезение не служило оправданием: арест считался предательством, караемым смертью. Уж лучше принять быструю смерть от рук легавых, чем смотреть, как Казье исторгает из его груди бьющееся сердце.

Террорист сел на землю, чтобы представлять собой как можно более объемную мишень, навел свой браунинг по фарам и выстрелил. Полиция безопасности ответила на его пальбу огнем из скорострельной винтовки М-16.

Он не был разочарован.

* * *

Армейский полковник Уэс Слоттер, командир 108-й противовоздушной зенитной бригады из Форт-Полк, штат Луизиана, был командующим всех наземных сил противовоздушной обороны столицы страны. Из автофургона центра объединенного командования ракетами “патриот” на базе ВВС Эндрюс он поддерживал постоянную связь со всеми подразделениями ракет “патриот”, “хок”, “эвенджер” и “стингер” в районе Вашингтона, а также с тремя радарными самолетами АВАКС Е-ЗС и национальным центром военного командования в Пентагоне, где находился штаб командующего объединенными противовоздушными силами. Хотя его штаб размещался в Форт-Белвуаре, штат Вирджиния, Слоттер, как и его наставник, генерал X. Норман Шварцкопф, ненавидел торчать в своем кабинете, когда его подразделения были развернуты на поле, даже если это “поле” означало всего лишь Молл или какое-нибудь поле для игры в гольф в Восточно-Потомакском островном парке, и, когда объявили противовоздушную тревогу, он находился на пути в центр объединенного командования.

Направляясь быстрым шагом к автофургону центра, он тоже прекрасно видел аварию двух истребителей F-16 менее чем в миле от того места, где стоял он сам.

Слоттер побежал обратно к автофургону центра, кое-как протиснувшись – он был грузным мужчиной – мимо техников к командующему батальоном ракет “патриот” подполковнику Джиму Бакуоллу, который сидел за передатчиком на месте офицера связи, рядом с начальником пожарной охраны батальона и техником по радарам.

– Господи Иисусе, на взлетно-посадочной полосе только что потерпели аварию два истребителя, – сказал Слоттер. – Что происходит, Джим?

– Минуты две назад, сэр, АВАКС объявил по радио чрезвычайное положение в воздухе, – ответил Бакуолл. – Мы следим за единственным правительственным авиалайнером, направляющимся к округу Колумбия с севера. Очевидно, он вылетел из Нью-Гемпшира, назвавшись “Фокстротом”.

– Правительственный рейс? Ни фига себе! – воскликнул Слоттер. Просто не верилось, что этот ублюдок так здорово все провернул. Сначала это, потом они устраивают аварию двух истребителей. ВВС несут потери. Он был не из тех, кто готов критиковать другой род войск, особенно во время чрезвычайного положения, когда в любое время с каждым могло случиться что угодно, но эти примадонны из ВВС порой и впрямь не стоили доброго слова. – Давайте попытаемся не делать никаких ошибок сами. Все докладывают, что у них порядок?

– Да, сэр, – сказал Бакуолл. – Все наземные подразделения “эвенджеров” развертываются к бою. Эта радиостанция поддерживает связь со всеми батареями ракет “хок”, кроме тех, что в Балтиморе, но у АВАКС была с ними хорошая связь. Мы проверяем наши каналы связи, чтобы узнать, в чем загвоздка.

– Этот АВАКС командует всеми наземными подразделениями, а?

– Да, сэр, – ответил Бакуолл. – Ракеты запускаем мы, но кого, когда и как атаковать, нам говорит “Кожа-90”. Если мы потеряем с ними связь, мы имеем полное право действовать на свой страх и риск, но пока связь надежная, красная кнопка остается за “Кожей-90”.

И эта идея Слоттеру тоже не нравилась. Какой-то парень из ВВС имеет власть над дюжиной батарей ракет “хок” и двумя дюжинами подразделений пусковых установок “эвенджер” да еще полный контроль над запуском ракет “пэтриот”, если они все еще поддерживают связь... Нет, это противоестественно.

Слоттер видел, что техникам-смотрителям хочется пробраться внутрь и заняться проверкой систем, чтобы восстановить связь с подразделениями ракет “хок” в Балтиморе и международном аэропорту Вашингтона. В фургоне не было места для лишнего человека, особенно высшего офицера.

– Я буду на пути в национальный центр военного командования в Пентагоне, полковник, – сказал он. – Как можно скорее сообщите мне по безопасной линии о состоянии связи.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Бакуолл. Слоттер протиснулся мимо техников-наладчиков и вышел, чуть не столкнувшись с солдатом, поднимавшимся по ступенькам к ЦОК. У солдата, одетого в форму “АЛИСА” и перетянутого хлопчатобумажным ремнем, шлем Кевлара был застегнут под подбородком и натянут на глаза, и Слоттер не узнал его. Было непривычно видеть на ЦОК солдата в полном боевом обмундировании – сотрудники службы безопасности обычно держались подальше отсюда.

– Простите меня, сэр, – сказал солдат. – У меня депеша для командира.

– Командир батальона сейчас занят, – сказал Слоттер. – Я полковник Слоттер, командир бригады. Давайте ее мне.

Правая рука солдата поднялась... но вместо депеши в ней был небольшой автомат с продолговатым глушителем. Не успел Слоттер крикнуть, как ощутил резкие сокрушительные удары, а потом и вовсе перестал что-либо чувствовать.

Томаз Изидро столкнул тело с задней платформы фургона командующего ракетами “пэтриот”, пнул ногой входной люк, швырнул в фургон гранату со слезоточивым газом и две ручные гранаты, плотно захлопнул дверь и соскочил с грузовика. Вскоре люк открылся, и граната со слезоточивым газом вылетела назад, но было уже слишком поздно. Две другие мощные гранаты так и не подобрали, и взрывы в ЦОК ракетами “пэтриот” мгновенно разрушили все, что было в фургоне.

– Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь! – крикнул Изидро своим подручным.

Ему бы следовало поместить взрывчатку на аппаратуру антенны, но аппаратура все еще была развернута, как и электростанция. Он отстегнул две последние гранаты, выдернул чеки и побежал к грузовику с антеннами, когда вдруг услышал:

– Стой! Брось оружие!

“И все-то они играют в ковбоев, – подумал Изидро. – Вы же в бою, идиоты-американцы, почему же вы так и норовите приказать врагу остановиться?” Изидро бросил первую гранату в антенну, затем резко повернулся и подкатил вторую под грузовик с электростанцией... И в этот миг три сотрудника армейской службы безопасности открыли по нему перекрестный огонь из своих скорострельных винтовок М-16. Его изрешеченное пулями тело упало на землю всего в нескольких футах от того места, где лежал напарник, застреленный другим охранником, когда пытался поставить мины с дистанционным управлением вокруг антенны и электростанции.

И все же первая граната сработала. Бросок Изидро вышел очень точным, граната отскочила от задней решетки и приземлилась в волнообразном рожке наверху. Взрыв сорвал всю оснастку и аппаратуру с крыши фургона. Вторая граната подкатилась под передвижную электростанцию, но от взрыва грузовик повалился на левый бок, дизельное топливо разлилось, и начался пожар.

БЛИЗ МОЛЛА, ТОГДА ЖЕ

Когда от майора Милфорда, находившегося на борту радарного самолета АВАКС Е-ЗС, поступило предупреждение, что Вашингтон подвергается нападению с воздуха, наземные установки противовоздушной обороны, которые последние несколько дней стояли тщательно зачехленными, были немедленно приведены в боевую готовность.

С Первой улицы к востоку от Капитолия и до мемориала Линкольна ракетные пусковые установки “эвенджер” выкатились из гаражей и заняли позицию вдоль Молла на расстоянии шести тысяч футов друг от друга. Одновременно установки “эвенджер” заняли позиции на концах главных посадочных полос в аэропортах имени Даллеса, национальном, Эндрюс и Балтимора. Пусковая установка “эвенджер” была смонтирована на грузовике многоцелевого назначения с высокой проходимостью, или новом армейском “джипе”, оснащенном вращающейся башенкой, двумя пусковыми четырехзарядными установками со “стингерами”, тяжелым пулеметом 50-го калибра, лазерным определителем расстояния и телескопическим инфракрасным сенсором. Стрелок, сидевший в кабине между двумя пусковыми установками, мог засекать приборами и поражать воздушные цели на расстоянии до трех миль. В расчет “эвенджера” входили также водитель-заряжающий и два солдата службы безопасности.

– Всем подразделениям “Кожи”, местонахождение “Бандита-1” ноль один восемь градусов, дальность тридцать миль, всем подразделениям быть готовыми к последовательному опросу состояния.

Сержант первого класса Пол Латроп толчком открыл пуленепробиваемый навес над своим противовоздушным “эвенджером” передового базирования, чтобы в кабину попало немного свежего воздуха, и потянулся, желая немного размять затекшие мышцы. Он был стрелком подразделения и сидел в крошечной узкой кабине между двумя четырехзарядными установками ракет “стингер”. Кабинка была рассчитана на человека не выше шести футов ростом и не склонного к полноте. Штурвал управления башней находился у самой его груди, а колени были согнуты и почти доставали до приборной доски. Но на марше сидеть в тесной кабине было еще хуже, чем в жару. Никаких мягких подкладок, как у танкистов, у него не было, и его бросало в этом встающем на дыбы полудиком скакуне-вездеходе во все стороны, отчего все кости страшно болели.

Подразделение Латропа стояло с западной стороны памятника Вашингтону, откуда открывался едва ли не круговой обзор воздушного пространства, кроме, разумеется, того сектора, который загораживал сам памятник. Латроп ясно видел фасад Белого дома, мемориал Линкольна, мемориал Джефферсона и, разумеется, сам Капитолий. К востоку от памятника Вашингтону, около Капитолия, стоял еще один “эвенджер”, оттуда хорошо просматривалось небо на востоке, которого не мог видеть Латроп. Дальше, у Западно-Потомакского островного парка, располагались другие установки, охраняющие округ Колумбия с юга, а также Форт-Макнэйр, арлингтонское национальное кладбище, Пентагон и восточный фасад Капитолия.

Вряд ли можно было надеяться, что удастся незаметно развернуть установки вроде “эвенджеров” вдоль Молла в Вашингтоне, округ Колумбия, поэтому чуть ли не сразу после того, как они выехали из тайных мест базирования у железнодорожного вокзала Юнион, Западно-Потомакского парка, медицинского центра ВМС и с территории университета Джорджа Вашингтона, собралась толпа зевак. Полиция округа Колумбия и сотрудники армейской службы безопасности пытались оградить Молл и разогнать всех собравшихся, но в теплый летний вечер, когда впервые за много дней памятники были освещены, кругом бродили толпы народу. Подсветку еще не отключили, и Латроп праздно гадал, кто же имеет доступ к рубильнику по освещению столицы. Безусловно, не президент... и не Стальная Магнолия.

Тут-то до него и дошло, что перекличка противовоздушных расчетов прекратилась. Он сказал в микрофон:

– Майк, как меня слышишь?

– Как будто ты мне громко в ухо дышишь, – ответил специалист Майк Рестон.

– Что случилось?

– Не знаю, – ответил Рестон. Рестон отключил контрольку шума, и Латроп услышал завывание радио. – Радио все еще работает. Не отключайся.

По радио Латроп услышал:

– Контроль, “Кожа-713”, радиопроверка. Контроль, 713, радиопроверка.

– Семьсот тринадцатый, это “Кожа-601”, будьте наготове. – Это говорил лейтенант, отвечающий за четыре базы ракет “хок”, расквартированные в округе Колумбия, в Восточно-Потомакском островном парке, к югу от Капитолия, на берегу Потомака.

– Контроль, должно быть, ушел из эфира, – сказал Рестон.

Латроп забеспокоился. Когда бандит находится всего в нескольких минутах лету, ему нужна была связь с кем-нибудь, имевшим радар большого радиуса действия, чтобы тот обнаружил для него цели, прежде чем бандит подберется совсем близко. Пассивный инфракрасный сенсор на “эвенджере” годился только на расстоянии от пяти до восьми миль, так что обнаружение цели на большом расстоянии было жизненно важно. ЦОК (Центр объединенного командования) ракетами “пэтриот”, располагавшийся на базе ВВС Эндрюс, обеспечивал радарное слежение для подразделений “хок” и “эвенджер” – и надо же, именно сейчас возникли трудности с радиосвязью.

– Всем подразделениям “Кожа-600” и “Кожа-700”, говорит “Кожа-601”, – сказал командир батальона ракет “хок” по командной сети. – ЦОК вышел из строя, повторяю, ЦОК вышел из строя. Контроль за операциями берет на себя 601-й. “Бандит-1”, местонахождение ноль один ноль, двадцать восемь миль, боевая готовность, боевая готовность, всем подразделениям...

И тут передача прервалась.

– Какого хрена?

– Эй, ребята... расчеты “Кожа-700”, это 711-й, вижу огонь в Восточно-Потомакском островном парке, – радировал один из членов расчета “эвенджера”, стоявшего в Восточно-Потомакском парке. – Вижу... сущее дерьмо, парни, вижу большие взрывы к югу за заливом. По-моему, только что уничтожена база ракет “хок”.

– Повтори-ка, Уинфилд! – радировал Латроп. – Ты говоришь, видел взрывы?

Когда Латроп отпустил кнопку микрофона, стрелок расчета “Кожи-711” по фамилии Уинфилд уже докладывал:

– ...я вижу и нескольких парней, направляющихся в мою сторону... Усраться можно, парень, они стреляют по мне, всем подразделениям... мать твою!..

– Уин, что там, черт побери, происходит? – Но тут Латроп бросил взгляд налево и увидел двух мужчин в шортах, бегущих по длинной дорожке к западу от памятника Вашингтону, однако на спинах у них почему-то были большие мешки или рюкзаки. Латроп поднялся во весь рост и крикнул своему охраннику: – Эй, Келли, присматривай за теми двумя парнями с западной стороны! Не позволяй никому приближаться к машине! Там уже творится черт знает что! Мы потеряли связь с Уинфилдом с 711-й установки.

Охранник по имени Келли передвинулся клевому заднему углу грузовика и заметил двух парней, норовящих легкой трусцой подбежать к их машине. Келли крикнул:

– Стойте! Ни с места!

Бегуны не остановились. Полицейская патрульная машина округа Колумбия тоже заметила их и направила на них фары, пытаясь заставить их остановиться. Первый вроде как заколебался и потоптался на месте, пока его не догнал второй, затем они побежали дальше. Полицейская машина покатила по тротуару, водитель кричал в мегафон, чтобы бегуны остановились, но те знай себе приближались к “эвенджеру”. Келли вскинул винтовку М-16 и крикнул:

– Я сказал: стой! Последнее предупреждение! Остановитесь!

Бегуны свернули в сторону от памятника Вашингтону, они были уже примерно в пятидесяти ярдах от “эвенджера”, у небольшого газетного киоска... Затем вдруг оба остановились и опустили свои мешки.

– В чем дело, солдат? – крикнул один из бегунов. – Что тут происходит? Келли крикнул:

– Оставьте эти мешки на земле и поднимитесь... Но его прервал страшный взрыв, прокатившийся по Моллу. Где-то возле Капитолия вспыхнуло яркое желтое пламя.

– Семьсот двенадцатый, вы слышите меня? – радировал Латроп. – Вуд, дружище, отвечайте... Семьсот двенадцатый, вы слышите меня? Что это за огонь? – Но Латроп уже знал, что это горел остов “эвенджера”, стоявшего к западу от Капитолия. Кто-то уничтожал по одному все противовоздушные расчеты вокруг столицы...

...А теперь они нападали здесь. Два бегуна отскочили за газетный киоск, где их было не видно расчету “эвенджера”, и вдруг по “эвенджеру” Латропа открыли огонь из автоматов. Полицейская машина, которая неслась к ним, резко затормозила, и ее прошила автоматная очередь. Укрывшись за “эвенджером”, Келли открыл ответный огонь из своей винтовки М-16, пробивая дыры в фибергласовом киоске. Полицейская машина изрядно пострадала – бегуны стреляли крупнокалиберными ...

Латроп опустил крышку и повернул башенку на запад, в сторону киоска. Автоматные очереди тут же ударили по крыше, и девятимиллиметровые пули оставили в ней вмятины, но, к счастью, не пробили ее. Один из бегунов метнулся к полицейской машине, стреляя на бегу. Латроп легко выследил его в окошко с инфрасканером, перевел рычаг на “ОРУДИЯ”, нажал кнопку “ОГОНЬ” на левой контрольке башни и гашетку с правой стороны. С расстояния всего в каких-то две сотни футов тяжелый пулемет пятидесятого калибра, назначением которого было сбивать самолеты весом в пятьдесят тысяч футов с расстояния в милю, моментально разнес первого бегуна на несколько больших кусков. Латроп тут же повернул башенку, взял на мушку киоск, готовый разнести в клочья и его...

...но второй бегун тем временем уже вытащил из мешка легкую противотанковую ракету, прицелился и выстрелил, и менее чем с двухсот футов он просто не мог промахнуться. Казалось, будто ракета направлена Латропу прямо между глаз. Он почувствовал, как невероятный взрыв потряс весь его восьмитысячефунтовый грузовик, и увидел яркую вспышку света, а уж после этого не видел и не чувствовал ничего...

ЗДАНИЕ ФБР ИМЕНИ ГУВЕРА, ТОГДА ЖЕ

То, чему они сейчас подвергались, вполне можно было назвать допросом. Дебору Харли, Айэна Хардкасла, заместителя начальника полиции США Уильяма Лэндерса вместе с несколькими полицейскими агентами и пилотами ВМС в течение последних девяти часов допрашивали в зале заседаний директора о налете CV-22 на поместье Казье в Бедминстере и попытке перехватить Гарольда Лейка и Теда Фелла в Ньюбурге. Ими занималась небольшая армия следователей. Их просили начертить подробные карты маршрутов полетов и передвижений в особняке после начала атаки, изложить все рутинные переговоры по радио и представить всеобъемлющие записи обо всем, что касается этой операции, начиная с того, где они купили горючее для самолета с наклонным несущим винтом “отбойный молоток”, до полного списка всего использовавшегося вооружения.

Наконец группу пришла навестить судья Лэйни Уилкс, директор ФБР. И если сотрудники и другие свидетели то и дело входили и выходили, принося записи, которые запрашивало ФБР, Харли и Хардкасл пробыли там весь день и, встав при появлении в зале Уилкс, почувствовали, до чего они устали.

– Добрый вечер, агент Харли, адмирал Хардкасл, – приветствовала она их. – Весьма вам признательна за то, что вы помогли бюро подготовить доклад для министерства юстиции и Белого дома. Мне сказали, что вы здесь с полудня.

– Вы чертовски хорошо знаете, что мы торчим здесь весь день, – сердито ответил Хардкасл. Он давно уже "избавился от кителя с галстуком и переоделся в сорочку с короткими рукавами и удобные просторные брюки. Харли была в деловом костюме, но сняла жакет. Она по-прежнему выглядела такой же спокойной и свежей, как и в начале этого марафонского заседания, на котором они отчитывались.

– Что-нибудь не так, адмирал? – мягко спросила Уилкс.

– Прежде чем все это начинать, нам бы следовало сначала разрешить самим представить доклады о происшествии, – сказал Хардкасл. – Думаю, было бы куда больше толку, если бы вы сначала ознакомились с нашими докладами, а уж потом дополнили их подробностями. Большей частью мы дублируем наши сообщения, и нас держат здесь как заключенных.

– Адмирал, я директор ФБР уже три года, а за тридцать лет служения закону участвовала в тысячах уголовных и смешанных расследований, – решительно оборвала его Уилкс, – так что, я полагаю, мне кое-что известно о том, как проводить расследование и принимать доклад.

Честно говоря, судя по вашим действиям при налете на бедминстерское поместье, я сомневаюсь, имеете ли вы представление о том, как следует соблюдать закон. Сделайте нам одолжение, адмирал, и позвольте бюро заниматься своей работой... для разнообразия. – Она оглядела комнату, заметила чашки из-под напитков и коробки из-под сэндвичей в корзинах для бумаг. – Я вижу, о вас тут заботятся. Уже недолго осталось. Я уверена, вы согласитесь, что лучше покончить со всем сразу.

– Судья Уилкс, а вы по-прежнему считаете, что тело, обнаруженное в особняке, это труп Анри Казье? – с легким раздражением в голосе спросила Харли.

Уилкс прищурилась, недовольная этим вопросом.

– Простите, – ответила она ледяным тоном, – но я не могу говорить с вами о ведущемся расследовании, агент Харли.

– Она не меньше вас занимается этим расследованием, судья Уилкс, – заявил Хардкасл. – А может, даже и больше.

– Одно то, что вы откровенно пренебрегли политикой и этикой министерства юстиции и разгромили гнездо террористов, еще не дает вам права все знать, – прошипела Уилкс. – Если бы речь шла не об Анри Казье, я бы позаботилась о том, чтобы вас разжаловали, а заодно и заместителя Лэндерса. Вам, похоже, безразлично, а может, вы просто не отдаете себе отчета в том, что вы вмешались в самое крупное расследование нашего бюро после попытки взорвать центр мировой торговли. Однако я скажу вам, что оружие, которым вы воспользовались, чтобы убить Казье и еще одиннадцать человек, находившихся в доме, и впрямь достаточно мощное, коль скоро их лица изуродованы до полной неузнаваемости.

– Значит, учинив весь этот допрос, вы хотите сорвать на нас зло, так, судья Уилкс? – спросил Лэндерс, не желая, чтобы его запугивал кто бы то ни было, пусть даже сама директор ФБР. – Вам необязательно запирать нас. “Разбирайте” нас хоть полтора месяца, пока пресса не вываляет нас в горячих угольях за “жестокий” налет на поместье и “безграмотность” при задержании Гарольда Лейка.

– Заместитель Лэндерс, все эти маленькие сложности, с которыми вы столкнулись, не имеют никакого отношения ко мне, в них виноваты вы сами, вы и адмирал Хардкасл, который действует по принципу “плевать мне на торпеды, полный вперед, атаковать собаку”, – сказала Уилкс. – Вы сами вмешались в расследование ФБР, и теперь я вынуждена расхлебывать заваренную вами кашу. На следующей неделе мы отчитываемся в Конгрессе по этому происшествию, и я должна быть готова к слушаниям, так что, честно говоря, если это и причиняет вам какие-то неудобства, мне все равно. Во всяком случае, я просила вас о содействии. Если вы отказываетесь, мне не остается ничего другого, кроме как назначить показания под присягой и заставить вас присутствовать.

– И непременно позаботиться о том, чтобы общественность узнала обо всем, – вставил Хардкасл.

– Такого рода показания – ваш гражданский долг, адмирал, – сказала Уилкс, даже не пытаясь скрыть презрения. – Ну-с, прошу прощения... – Тут заработал ее пейджер, и она прошла к ближайшему телефону на столе конференц-зала. – Директор Уилкс... Что? Когда? Я сейчас там буду... Нет, я не желаю размещать ЧЕРНОГО ТИ... Я сказала, что сейчас спущусь. – Она резко положила трубку и торопливо направилась к двери.

Хардкасл и Харли вскочили, поняв по выражению ее лица, что случилось нечто ужасное.

– Что там такое, судья? – спросил Хардкасл.

– Ничего. Я сообщу вам потом.

– Получить рекомендацию от вашего центра командования разместить ЧЕРНОГО ТИГРА – это не совсем “ничего”, судья, – подчеркнул заместитель Лэндерс.

– А что такое ЧЕРНЫЙ ТИГР? – спросил Хардкасл.

– Вас это совершенно не касается, – предостерегающим тоном сказала Уилкс.

– ЧЕРНЫЙ ТИГР – это кодовое название для совместной федеральной и военной команды, предназначенной для защиты столицы, – объяснила Харли Хардкаслу. – В мирное время отряд в основном используется в случае гражданских беспорядков. Командует им генеральный прокурор, в нем представлены высокие должностные лица из ФБР, контрразведки, службы шерифов США. Здесь их представляет Билл, двухзвездный генерал, командующий вашингтонским военным округом, плюс другие военные чины. Где-то в столице совершено нападение, разве не так, судья Уилкс?

– Заместитель Лэндерс, вы пойдете со мной. С вами двумя я поговорю позже, – сказала Уилкс и заспешила прочь.

Лэндерс дружески сжал руку Харли и последовал за Уилкс в подземный центр по чрезвычайным операциям ФБР.

И вдруг за открытыми окнами конференц-зала они увидели вспышку света, как будто лопнула огромная лампочка, а несколько секунд спустя послышался грохот, похожий на резкий удар грома. Все подошли к окну. Вспышка появилась на юге, где-то возле Молла, но они ничего не увидели.

Хардкасл потянулся к телефону, намереваясь позвонить своему заместителю Шихэну.

– Это был не гром, это напомнило мне о бомбовой атаке в Сальвадоре, свидетелем которой я однажды был, – сказал он Харли. – Около Молла что-то происходит.

– Забудьте о телефонном звонке, давайте выберемся отсюда, – сказала Харли. – Поговорим по дороге. Поедем в моей машине.

НА БОРТУ РАДАРНОГО САМОЛЕТА АВАКС Е-ЗС “КОЖА-90”

– КК, связь, мы только что потеряли контакт с подразделением ракет “хок” в Восточно-Потомакском парке.

Милфорд был ошарашен. Самозваный “Фокстрот” находился менее чем в тридцати милях от Капитолия, причем как раз именно в той точке, где противовоздушные подразделения среднего радиуса действия должны были бы открыть огонь, они вдруг пропали из эфира. Сначала уничтожили истребители, взлетавшие с аэродрома Эндрюс, затем центр объединенного командования там же, который осуществлял общее управление всеми подразделениями и пусковыми установками ракет “хок” и “эвенджер” по всему городу, и вот теперь вырубили радарную систему ракет “хок”.

Подразделения “эвенджеров”, если они еще остались там, внизу, были фактически слепы. У стрелков на установках “эвенджер” были запросчики-ответчики типа “свой – чужой”, так что они могли опознать любой самолет, который не передавал контрольных кодов воздушного движения, однако датчики слежения на “эвенджерах” имели весьма ограниченную дальность. Даже если бы они и засекли самозваный “Фокстрот” на максимальном расстоянии, в их распоряжении оставалось всего несколько секунд для нанесения удара, прежде чем самолет достигнет пределов досягаемости. Ракета “стингер” могла поражать цели, летящие со скоростью менее двухсот узлов, а самозваный самолет летел вдвое быстрее.

– Состояние взлетно-посадочной полосы на аэродроме Эндрюс?

– Закрыта, сэр, – доложила Тейт. – Там осталось всего два приписных истребителя, ни один из них к полету не готов.

– Состояние батарей “пэтриот”? Есть хоть какие-нибудь в боевой готовности?

– Коммандос разгромили базу “пэтриот” на аэродроме имени Даллеса, – ответил главный инженер. – База в Форт-Белвуаре не повреждена, но сегодня утром батарея приготовилась к маршу, так что она ответить не может.

Милфорд чуть ли не с болезненным чувством беспомощности и страха взглянул на радарный экран. Ему нечем было нанести ответный удар, нечем. Единственный истребитель F-15C с одной управляемой радаром ракетой “спэрроу” взлетел несколько секунд назад с базы ВВС в Лэнгли, около Хэмптона, штат Вирджиния, но даже на режиме пожирающей горючее форсажной камеры ему потребуется около десяти минут, чтобы оказаться в радиусе возможного нанесения ракетного удара по самозваному самолету № 1. Два истребителя взлетели с аэродрома в Атлантик-Сити, но они подойдут на расстояние выстрела не раньше чем через пятнадцать минут.

И не только это. Теперь еще у них появилась новая забота. Тот медленно летящий самолет из Мэриленда находился уже совсем рядом с воздушным пространством класса Б базы ВВС Эндрюс, примерно в шестнадцати милях к юго-востоку от столицы. Он не заявил о себе ни на одной из частот, определенных для чрезвычайных положений, не передавал никаких ответных кодов и не отклонялся ни на йоту от своего курса, чтобы попытаться обойти район ограниченной аэронавигации. Он был “мертв” и шел курсом... на столицу. Теперь его обозначили опознавательными “Бандит-2”, но задержать его не было возможности, как не было возможности задержать и самозваный № 1.

– Связь, КК, соедините меня с Бельм домом, Капитолием и Пентагоном, дайте сигнал приоритетной тревоги, – попросил Милфорд. – Если вам придется добиваться их чертова внимания, скажите им, что столица подвергается нападению с воздуха.

– КК, связь, сеть связи национального командования для чрезвычайных положений, позывные “Палисад”, кнопка четыре, – сказал офицер связи несколько секунд спустя. – Мы без труда убедили их, что творится неладное.

– Говорите, “Кожа-90”, это “Палисад”.

– “Палисад”, это Милфорд, командир АВАКС по северо-восточному сектору. У нас есть неопознанный самолет, зашедший на посадку примерно в четырех минутах лета к северу... уже примерно в трех минутах лета к северу от столицы. – Милфорд обнаружил, что дышит чересчур громко, и, сознательно задержав дыхание, снова овладел своим голосом. – Я объявил чрезвычайное положение для воздушного пространства класса Б в районах Вашингтона и Балтимора. Ставлю вас в известность, что все мои противовоздушные системы несколько минут назад подверглись одновременной атаке террористов и у меня не осталось ни самолетов, ни систем наземного базирования, чтобы нанести ответный удар. Рекомендую поставить в известность руководство, пусть укроются в подземных убежищах. Я также слежу за медленно движущейся целью на высоте полторы тысячи футов в шестнадцати милях к юго-востоку от столицы, скорость относительно поверхности сто узлов, расчетное время прибытия в столицу – примерно через двенадцать минут. Вступить в связь ни с одним из этих самолетов мы не смогли: они вражеские, повторяю, вражеские самолеты. Как меня поняли?

– “Кожа”, вас понял, не отключайтесь. Ответ последовал почти мгновенно:

– КК, старший инженер. “Марин-два” и еще два вертолета взлетели с аэродрома в Анакостии, – доложила Тейт. – Три самолета вылетают из Куантико.

Морская станция в Анакостии, всего в нескольких милях к югу от столицы, служит подсобной базой для морских пехотинцев, подразделения морской авиации, которые водят правительственные вертолеты, в том числе “Марин-один” и “Марин-два”, перевозящие президента и вице-президента в столицу, чтобы сократить их время в пути. Очевидно, главный инженер объединенной сети связи при чрезвычайных положениях был научен не относиться легкомысленно к предупреждениям или угрозам. Вертолеты сядут на южной лужайке Белого дома, чтобы забрать президента или вице-президента. Другие вертолеты приземлятся с восточной стороны Капитолия, чтобы доставить в безопасное место членов Конгресса или судей Верховного суда, если в этом возникнет необходимость. Третьи приземлятся около здания ФБР, министерства юстиции, государственного департамента и Пентагона, и все только для того, чтобы наиболее важные члены правительства, если они все еще в столице, оказались в безопасности.

– Обеспечьте этим вертолетам зеленый коридор, главный инженер, – сказал Милфорд, изучая неожиданно вспорхнувшие над столицей и прилегающими районами самолеты. – Получите их тактические частоты у “Палисада” или используйте “КОНВОЙ”, чтобы обвести их мимо “Бандита-1”, когда они будут к этому готовы...

Тут он замолчал, и у него отвисла челюсть от удивления. Диспетчерская вашингтонского аэропорта очищала воздушное пространство вокруг города; идущие на посадку воздушные суда задерживались на высоте сорока тысяч футов вокруг воздушного пространства класса Б... и Милфорд мысленно отбрасывал все удаляющиеся самолеты, все, кроме одного...

– Бог мой... Господи Иисусе, Морин, “Дьявол ноль три”. Это же F-16, разве нет?

– “Дьявол...” – Главный инженер уже давно выбросила из своего мысленного каталога этот самолет, как только командир корабля выгнал его из воздушного пространства, но сейчас она о нем вспомнила... Она набрала его позывные и расширила свой радароскоп, пока не увидела мигающий блок данных.

– Боже... “Вооружения-один”, у вас же по-прежнему есть “Дьявол ноль три”? Он в трех милях к западу от Ноттингема.

– Я поймал его, – доложил сотрудник управления вооружений.

– Свяжитесь с “Дьяволом ноль три” по... Нет, неважно, свяжитесь с ним по каналу “КОНВОЙ”, со спецканалами не возитесь. Возможно, тот, кто летит на “Бандите-1”, услышит, что происходит, и поймет намек.

– Я поймал его, я поймал его, – возбужденно повторил старший лейтенант Эд Флинн, пилотирующий контрольную станцию “Вооружения-один”. Он переключил свой передатчик на 125, 5, канал “КОНВОЙ” для международных чрезвычайных положений, и радировал: – “Дьявол ноль три”, это контроль “Кожи” на канале “КОНВОЙ”, как меня слышите? – А про себя, как и все находившиеся на борту радарного самолета АВАКС, молился, чтобы пилот “Дьявола ноль три” ответил...

* * *

А Винсенти молился, чтобы хоть кто-нибудь связался с ним, поскольку диспетчерская и командный пост базы ВВС Эндрюс на его позывные не отвечали. С тех пор, как он услышал, что объявлена воздушная тревога, он из кожи вон лез, пытаясь связаться с кем-нибудь – с кем угодно – и предложить свою помощь.

– Контроль “Кожи”, это “Дьявол ноль три”, слышу вас громко и четко, а вы меня?

– “Дьявол”, мне нужно, чтобы вы немедленно взяли лево руля и легли на курс два девять пять, снизились и держались на высоте трех тысяч футов. Подтвердите.

Винсенти круто развернулся и через три секунды уже летел в другую сторону. Он увеличил подачу горючего, доведя мощность двигателя до боевой.

– Лег на ваш курс, “Кожа”, – доложил Винсенти. – Это вектор на бандита?

– Совершенно верно, – стараясь дышать и говорить как можно ровнее, ответил диспетчер. – Ваш бандит на северо-западе, низко, скорость упала на сорок миль в час. Мне нужно, чтобы вы выжали из своего самолета все что можно и пошли на перехват. Каковы ваши возможности, “Дьявол”?

Проверив, сколько у него горючего, Винсенти быстро подсчитал все в уме, затем перевел рычаг управления двигателем за фиксатор и включил третью зону форсажной камеры. Стрелка скорости медленно поползла вверх, указатель числа Маха колебался в пределах 1, 0, приближаясь к скорости звука.

– Вас понял, “Кожа”, – ответил Винсенти. – Перейдем на тактическую частоту?

– Нет, “Дьявол”, – послышался голос другого человека, постарше. – На это сейчас просто нет времени, кроме того, мне хочется, чтобы наш бандит слышал это. “Дьявол”, мы считаем, что ваша цель – “боинг-747”. Он может быть выкрашен, чтобы походить на VC-25 или любой другой правительственный самолет, но это не VC-25, повторяю, это не VC-25. Это установлено многими независимыми источниками. На его борту нет никаких важных шишек или государственных служащих. Полагают, что он везет противника. Мы также следим за другим самолетом, к югу от столицы, движущимся медленно, но тоже направляющимся к Вашингтону. Кто бы они ни были, они не ответили на наш радиоприказ отвернуть от воздушного пространства класса Б. Оба самолета определенно вражеские. Мне нужно, чтобы вы отогнали их прочь из этого района, а особенно подальше от запретных зон Р-56, от аэропортов вашингтонского национального и имени Даллеса. В первую очередь займитесь “Бандитом-1” на северо-западе; у нас есть другие перехватчики, которые, возможно, смогут задержать этого парня с юга. Возьмите “ Бандита-1” с запада или с севера, а “Бандита-2” – с юга, если можете сделать их визуальный перехват. Вы знакомы с этими запретными зонами, “Дьявол”?

– Подтверждаю, – ответил Винсенти.

Зоны Р-56 (А и Б) были запретным воздушным пространством над Моллом и военно-морской обсерваторией США.

Винсенти, просто хохмы ради, проверил состояние вооружения. У него на борту, как он прекрасно знал, не было никакого оружия или боеприпасов, всего лишь пленка для его видеокамеры “пистолет”. “По крайней мере, хоть сфотографирую преследование, – кисло подумал Винсенти. – Разумеется, вполне возможно, что у бандита и впрямь отключена радиосвязь, или самолет ведет какой-нибудь пассажир, который не в состоянии ответить. Не исключено, что, увидев меня, он откажется от своей затеи и последует за мной из этого района”.

Как раз в этот миг на панели на уровне лба Винсенти загорелся желтый предупредительный сигнал “ОСНОВНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ”, и он услышал в наушниках женский голос, произносивший: “Внимание... Внимание... Внимание...” Это послужило ему напоминанием, что у него едва-едва хватит горючего, чтобы вернуться в Атлантик-Сити. “Здесь много аэродромов, подумал он. – Назад я не вернусь”. Но сигнал был плохой. На такой мощности он жег по пятьдесят тысяч фунтов топлива в час. Очень скоро ему придется лететь на одних парах.

– “Дьявол”, ваш бандит летит на малой высоте, в тридцати милях от вас, северо-северо-запад.

Там было множество радарных целей – десятки самолетов кружили над аэропортами вашингтонским национальным и имени Даллеса, но только один был по этому азимуту и на таком удалении. Винсенти замкнул радиолокационную отметку, воспользовавшись своим запросчиком системы опознавания государственной принадлежности цели, чтобы посмотреть, не передаст ли цель каких-нибудь кодов или сигналов воздушного движения, однако ничего не увидел и не услышал. “Только бы не оказалось, что это еще одна команда чертовых телевизионщиков”, – сказал себе Винсенти.

– “Дьявол ноль три”, джуди, – сообщил он контролеру АВАКС.

Компьютер нанесения огневого удара определил бандита как находящегося на высоте двух тысяч футов, всего в нескольких сотнях футов над землей. Его скорость относительно поверхности была 360 узлов, а скорость сближения – 250 узлов. Винсенти собирался перехватить бандита в каком-то десятке миль к северу от столицы, поэтому он подтолкнул дроссель в зону 5 форсажной камеры. Стрелка скорости воздушного потока переместилась за 1, 0. Когда он перевалил за скорость звука, не последовало ни неожиданного шума, ни болтанки, ни вибрации, ничего такого, разве что земля внизу проносилась чертовски быстро.

– Движется очень быстро, до него двадцать восемь миль, – сказал диспетчер.

– Диспетчер, “Дьявол”. Повторите для меня указания относительно этой цели, – радировал Винсенти. Он решил, что может немного поиграть, в надежде, что экипаж самолета перепугается и даст о себе знать. – Последние ваши указания были не допустить бандита в Р-56 и в вашингтонский национальный аэропорт. Неважно, что я услышу по радио, даже если они станут называть себя представителями властей, действующими на законном основании? Имею ли я право поступать по своему усмотрению?

– Этот голос кажется мне знакомым. – На их частоте появился еще кто-то. – Мы знаем друг друга, “Дьявол”? Мы встречались?

От этого голоса у Винсенти мурашки побежали по спине. “Это он, – подумал Винсенти. – Срань, это же Казье”. Этот голос он слышал над Сакраменто, перед тем как убили Линду. “Это Казье. И он находится на борту этого самозваного “Фокстрота”. Винсенти настроил микрофон:

– Казье, это подполковник... это Эл Винсенти, напарник пилота, которого вы убили над Сакраменто. Помните меня?

– Я вас спрашиваю, кто же теперь станет сомневаться в предначертании судьбы? – со смехом в голосе спросил Казье. – И впрямь, подполковник Винсенти, действуют какие-то загадочные силы, которые снова свели нас вместе. Но разве вы не тот, кому полагается не пускать в небо типов вроде меня, дорогой подполковник?

Винсенти хотел было ответить, но тут снова загорелся желтый свет основного предупреждения, и на экране на уровне лба он увидел показатель уровня горючего в баках. В заднем баке его оставалось меньше четырехсот фунтов. Если он будет и дальше лететь на той же скорости, через несколько мгновений этот бак опустеет. Когда загорелся показатель уровня топлива в переднем баке, он увидел, что лететь ему осталось всего минуты две, а может, и всего лишь двадцать-тридцать секунд, если он не сменит режим. Нормальная посадка на такой скорости была невозможна. Не обратив на это внимания, он нажал кнопку микрофона:

– Я не собираюсь предупреждать вас снова, Казье. Вы немедленно повернете на запад, выпустите шасси и направитесь на запад или на север, иначе я снесу вас с гребаного неба. На этот раз я не стану раздумывать. У меня достаточно причин, чтобы подпалить вам задницу, Казье. Повинуйтесь, иначе умрете. Это мое последнее предупреждение.

Ответ последовал незамедлительно:

– Очень хорошо, – просто сказал Казье, и, к удивлению Винсенти, 747-й взял право руля и повернул на запад. – Ну, вы дали слово, что не будете стрелять по мне. – Казье засмеялся. – Вы дали мне слово, не так ли, подполковник? Мы на открытой частоте – нас, возможно, слушают тысячи людей. Вы обещали не причинять мне вреда, если я изменю курс.

– Обещал, – сказал Винсенти. Он сразу же уменьшил мощность до девяноста процентов, чтобы сохранить каждый фунт горючего. – Но если вы попытаетесь уйти от меня или не исполните моих указаний, я без колебаний открою огонь.

– Я полагаю, ваш диспетчер “Кожи” тоже слышал наш разговор? – спросил Казье.

– Мы слушаем, Казье, – ответил диспетчер. – Сейчас вы находитесь в пределах досягаемости ракет “хок”. Я предлагаю вам продолжать лететь на запад.

– Очень хорошо, – усмехнувшись, радировал Казье в ответ. – Я готов рискнуть и пойти под суд. Насколько я понимаю, в ваших федеральных судах нет смертного приговора, верно? Жизнь в одной из ваших отменных американских тюрем меня вполне устроит.

Несколько мгновений спустя, когда самолет Казье должен был пролетать над Потомаком чуть южнее Рок-вилла, штат Мэриленд, Винсенти взял лево руля и зашел в хвост тяжелому “боингу-747”. И, конечно же, самолет был выкрашен в цвета американских ВВС, только краска в некоторых местах отставала и надписи были выполнены некачественно, хотя и весьма правдоподобно. Издали он определенно напоминал самолет №1.

– “Дьявол”, диспетчер. Я показываю бандита направляющимся на запад, цели слились. Вы его видите?

Не успев сообразить, что он говорит на открытой частоте, Винсенти ответил:

– Подтверждаю, диспетчер, я сижу у бандита на хвосте. Его шасси опущено. Самолет 747-й, напоминающий VC-25. Он... – И в этот миг 747-й заложил крутой вираж влево; убрав шасси, авиалайнер быстро набирал скорость. – Казье, прекратите поворот. Немедленно следуйте на запад.

– Очень жаль, подполковник Винсенти, – твердо сказал Казье. – Очень жаль, что вам дали самолет без вооружения. Вы могли бы сегодня стать героем.

– Предупреждаю вас, Казье, поверните на запад, иначе буду стрелять.

– Вы меня обманули, подполковник, вы были со мной неискренни, – насмешливо сказал Казье. – Со мной, человеком, который убил Линду Маккензи, человеком, который терроризировал нацию, считающуюся якобы самой сильной в мире, с тем, кто уничтожил ваши истребители и привел в полную негодность всю вашу систему противовоздушной обороны. Я ваша Немезида, подполковник. Будь вы вооружены, вы бы атаковали меня, не задумываясь. Вы приблизились ко мне на расстояние, с которого могли бы стрелять по мне из пулемета или выпустить ракету, тем более что мы находимся над пустынной территорией, где невинным людям на земле не угрожает почти никакая опасность, и вы бы наверняка выстрелили по мне, если бы могли. Но вы не можете, вот в чем ваша беда. Не думаю, что в бой вступят и базы ракет “хок”, о которых вы мне наврали. Мои люди весьма умело позаботились о них.

747-й развернулся, направляясь на восток, и Казье предостерегающе добавил:

– И, послушайте, подполковник, ваша служба национального парка по истинно чиновному головотяпству до сих пор не выключила освещение в вашей столице. Мы, вероятно, находимся милях в двенадцати от нее, и я очень отчетливо вижу здание вашего Капитолия. Это же так просто – держать курс на мемориал Иводзима и на памятник Вашингтону. Молодцы, честное слово, что обеспечили меня такими прекрасными ориентирами. Я надеялся нанести удар по Белому дому, но, боюсь, не успею его увидеть. Зато здание Капитолия вижу очень четко, вон на том холме, залитом светом. Спокойной ночи, подполковник. Вы сделали все что могли. Ваше правительство, безусловно, не сможет ни в чем вас обвинить.

Винсенти в кислородной маске громко выругался и снова выжал дроссель на полную мощность, сильно накренившись, чтобы срезать поворот и остаться поближе к 747-му. Но, как только он передвинул дроссель за тысячный фиксатор мощности, в третий раз загорелся сигнал счетчика топлива, сообщая, что его почти не осталось и в переднем баке. При такой мощности, когда сгорает десять тысяч фунтов горючего в час, у Винсенти его оставалось меньше чем на минуту.

Он знал, что предстоит сделать. У него попросту не было выбора.

В РАЙОНЕ МОЛЛА, ТОГДА ЖЕ

Радио в машине Харли захлебывалось от новостей. Харли будто робот выехала из гаража ФБР на Четвертую улицу и направилась на восток, к министерству финансов, но, проезжая по Пенсильвания-авеню мимо отеля “Вашингтон”, услышала еще одно сообщение о террористах, которых видели у памятника Вашингтону, и тогда она свернула на юг, на Пятнадцатую улицу, и с ревом понеслась в ту сторону. Аварийный огонек помигивал над приборной доской.

– Почему нам не вернут наше личное оружие? – спросил Хардкасл в перерыве между радиопередачами.

– Потому что в ФБР полно параноиков, – ответила Харли, – либо же им не велели ничего возвращать. Возможно, таким образом судья Уилкс показывает нам свою власть. Впрочем, это неважно, все равно нам не нужны эти допотопные пугачи. Потому-то я и поехала на своей машине.

Хардкасл никогда не считал свой верный и надежный кольт сорок пятого калибра пугачом и надеялся, что Дебора говорит не о нем.

Они понеслись по Пятнадцатой улице, пересекли проспект Конституции и увидели простенький седан, стоявший на восточном тротуаре, примерно в двухстах ярдах от памятника Вашингтону. Коренастый седой полицейский в штатском, а может, просто сдавший дежурство, стоял рядом с седаном, направив свой револьвер тридцать восьмого калибра в сторону памятника и пытаясь вызвать кого-то по передатчику, который безнадежно барахлил. Харли резко затормозила, нажала кнопку, чтобы открылся багажник, и выскочила из машины, показав полицейскому свой золотой значок работника контрразведки.

– Контрразведка. Что у вас, офицер?

– Автоматный огонь, за памятником укрылись два человека, они вывели из строя вон ту полицейскую машину, – ответил полицейский, указывая на машину, стоявшую с другой стороны памятника, которую было едва видно. Сам он стоял в добрых трехстах ярдах от памятника – соваться ближе с жалким револьверчиком в руках легавый не решался. Башковитый парень.

– Они только что разнесли из базуки армейскую ракетную установку.

Харли поджидала Хардкасла у багажника машины. Он предусмотрительно потянулся к тяжелым темно-синим бронежилетам, которые там увидел.

– Вы всегда возите в багажнике два бронежилета? – спросил Хардкасл.

– Иногда я надеваю два сразу, Айэн, – ответила Харли. – Не такая уж я и гордая, поверьте мне. – Она откинула лацканы и задние отвороты жилетов, показав слова “АГЕНТ КАЗНАЧЕЙСТВА”. Затем приподняла коврик на полу, отомкнула висячий замок, потянула за ручку тяжелой металлической дверцы, под которой была полость для запаски, и вытащила два короткоствольных автомата, похожих на оружие будущего, с зелеными пластиковыми ложами, которые, казалось, охватывали всю ствольную коробку. – Автоматы Стейра. Приходилось ими пользоваться?

– Пользовался постоянно, когда служил в береговой охране и состоял в Хаммерхед, – ответил Хардкасл. Он сунул два тридцатизарядных рожка в карманы брюк, третий загнал в автомат и поставил его на предохранитель. Они снова вскочили в машину и поехали к памятнику Вашингтону.

НАД АРЛИНГТОНОМ, ШТАТ ВИРДЖИНИЯ, ТОГДА ЖЕ

“Боинг-747” был уже над Арлингтоном и шел над самыми деревьями и зданиями. Создавалось впечатление, что Казье собирается нанести удар по жилым домам к северу от мемориала Иводзимы, однако Винсенти знал, что цель его – вовсе не они. “Боинг” уже застил ему весь обзор. Они были почти у самого мемориала, но Винсенти не видел ничего, кроме отражения огней Арлингтона и Вашингтона от крапчатой белой краски “боинга”.

– Что делаете, подполковник? – радировал Казье. – Любуетесь видом? Я во всяком случае любуюсь.

– Я буду любоваться тем, как вы врежетесь в землю и вам придет конец.

– Не думаю, что вы это увидите, подполковник, – радировал Казье в ответ. – К сожалению для вас, я не на борту семьсот сорок седьмого. Однако спасибо, что подумали обо мне.

Кровь отхлынула от лица Винсенти. Казье не на борту “боинга”? Он прошипел:

– Казье, вы ведь мертвец, вы еще этого не знаете, но вы уже мертвец.

– Пока вы будете тратить слова на угрозы, я буду прогуливаться по Моллу и смотреть, как мой семьсот сорок седьмой врежется в здание Капитолия, а потом погляжу, что бы еще такое натворить во время паники, которая за всем этим последует, – сказал Казье. – Возможно, соберу своих оставшихся солдат да нанесу-ка визит в Белый дом. Чао, подполковник.

– Мать твою так, Казье! – в ярости сказал Винсенти по радио.

Он толкнул рычаг управления на полную мощность, чтобы догнать “боинг”, но почти сразу же появился сигнал предупреждения на дисплее и на панели вспыхнули ярко-красные буквы “ДВИГАТЕЛЬ”. У него кончилось горючее, и двигатель F-16 загорелся.

У ПАМЯТНИКА ВАШИНГТОНУ, ТОГДА ЖЕ

Тут из-за памятника Вашингтону, примерно в сотне ярдов от них, появился мужчина – они увидели его очертания на фоне окутавшего памятник светлого ореола. Харли мгновенно повернула машину направо, подставив мужчине левый борт, и тот выпустил по ним автоматную очередь.

Увидев мужчину, Хардкасл открыл дверцу и выскочил из машины, прежде чем Харли ее остановила. Выпрыгивая, он почувствовал, как ему на ногу легла чья-то рука, и решил, что Дебора у него за спиной. Хардкасл укрылся за правым передним колесом, прицелился, поставил “стейр” в положение автоматической стрельбы и выпустил короткую очередь в том направлении, где должен был находиться террорист.

– Дебора! – громко крикнул он через плечо. Террориста он уже не видел – тот либо бежал, либо залег.

– Дебора, с вами все в порядке?

– Черт побери, нет! – громко крикнула Дебора. Хардкасл прислонил свой автомат к машине рядом с собой, чтобы без труда до него дотянуться, и ползком добрался до дверцы с пассажирской стороны. Дебора лежала на сиденье, левая щека и левая рука ее были в крови. У руки был такой вид, будто в нее попала пуля возле самой кромки бронежилета, но оказалось, что просто вылетело стекло и ее изрезало осколками.

– В следующий раз, адмирал, когда будете вылезать из машины, – удивительно четким голосом и все еще с налетом юмора, несмотря на раны, сказала Харли, – не тратьте времени попусту. Мне придется переползать через вас.

– Ради бога, – сказал Хардкасл. – У вас есть аптечка?

– Забудьте обо мне, со мной все в порядке, – сказала Харли. – Где этот стрелок, который палил в нас?

Хардкасл услышал, как кто-то бежит. Он потянулся к своему автомату... и увидел стоявшего менее чем в пятнадцати футах от них высокого страшного с виду воителя, облаченного в черное, с вязаной маской на лице; на ремне у него висели гранаты и иное оружие. Мужчина держал небольшой автомат с длинным глушителем. Воитель поднял автомат, прицелился...

... и остановился, опустил оружие и сказал с явственным французским акцентом:

– Адмирал Хардкасл, я полагаю?

Хардкасл снова потянулся было к своему оружию, но стрелок выпустил короткую очередь по земле рядом с ним. Пока автомат стрелял, Хардкасл слышал только легкое потрескивание, но он увидел следы от пуль на земле. Затем вооруженный террорист подбежал к машине, схватил “стейр”, отшвырнул его в сторону и встал над Хардкаслом, всего в двух-трех футах от него. Он был высок и мощен, с телом атлета, это было сразу видно, хотя террорист был буквально увешан оружием.

– Офицер пострадала, – попробовал заговорить Хардкасл. – Кто вы такой, черт побери?

Бандит стащил с головы вязаную маску, открыв узкое лицо и коротко подстриженные волосы.

– Я ваш старый друг, адмирал... Анри Казье. На лице адмирала отразилось потрясение, потом ярость. Он попытался вскочить и броситься на Казье, но террорист молниеносно ударил его ногой по голове, и адмирал будто пушинка отлетел прочь.

– Превосходно, адмирал, просто превосходно, – сказал Казье. Он заглянул в машину, обыскал Харли и забрал ее автомат. Затем быстро проверил бардачок и вытащил оттуда автоматический пистолет тридцать восьмого калибра. – Даже израненная она прекрасна, – заметил Казье. Потом повернулся к Хардкаслу и сказал: – Сначала я встречаю моего старого друга и коллегу подполковника Винсенти, а теперь вот вас.

– Винсенти?

– Он вон там! – Казье махнул рукой на запад, в сторону мемориала Линкольна и мемориала Иводзимы. – Пытается задержать мой семьсот сорок седьмой, не дать ему врезаться в Капитолий. Он...

– Что?

– О да, адмирал, – вполголоса сказал Казье. – У вас и у юной леди отменные места для моего последнего представления. Вы станете очевидцами разрушения Капитолия, когда мой семьсот сорок седьмой врежется в него, после чего засвидетельствуете падение Белого дома, когда он рухнет от моей топливовоздушной взрывчатки. Хотя, похоже, мы находимся слишком близко к месту взрыва – меня уверяют, что от него пострадает или будет разрушено буквально все в радиусе полумили. Если судьба оставит нас в живых, значит, вероятно, вы этого заслуживаете. К сожалению, у меня не будет возможности все это увидеть. Плох тот солдат, который останавливается, чтобы полюбоваться разрушениями, им же самим причиненными. Au revoir, адмирал. Надеюсь...

– Ни с места! ФБР! – раздался голос у них за спиной. – Бросьте оружие! – Казье выпустил из рук автомат, и тот с грохотом упал на землю. – Теперь поднимите...

Недолго думая, Казье прыгнул за машину и рывком поднял Хардкасла на ноги, приставив пистолет к его виску. Оказалось, что Казье держит на мушке судья Лэйни Уилкс, которая стояла футах в двадцати от них.

– Бросьте пистолет, живо! – крикнула она.

– Мне нынче везет, – Казье ухмыльнулся. – Это же не кто иной, как прекрасная директор ФБР Лэйни Уилкс! А я думаю, госпожа директор, что это вам следует бросить свой пистолет, иначе я тут же вышибу адмиралу мозги. И вы тоже не шевелитесь там, в машине, агент казначейства! – крикнул он, заметив движение в салоне машины.

– Плохой ход, – проговорил Хардкасл. Голос его звучал слабо, казалось, в глотку ему вцепилась стальная рука. – Эта дама, вероятно, объявила бы вам благодарность, спусти вы курок. Судья, познакомьтесь с Анри Казье. Анри – директор ФБР Уилкс. – Даже в полутьме, окружавшей памятник Вашингтону, Хардкасл увидел, что Уилкс ошеломлена.

– Жуть как рад, мадам, – галантно сказал Казье. – Адмирал, очень хорошо, что вы сегодня вечером в пуленепробиваемом жилете. Госпожа директор, я сделаю вам спортивное предложение. Если вы не опустите оружие, я убью адмирала, а сам все равно убегу. Отшвырните свой пистолет, дайте мне фору, и погоня начнется заново, на равных условиях. Договорились?

– Этому не бывать, Казье, – сказала Уилкс, голос которой дрожал от напряжения, растерянности и откровенного замешательства. – Оружие никто сдавать не собирается.

– Ну, а ваш голос говорит совсем о другом, госпожа директор, – заявил Казье. – Я полагаю, вы верите в своих агентов. Они, безусловно, способны схватить меня в столице страны. А теперь – бросьте оружие! Это мое последнее предупреждение.

К удивлению Хардкасла, табельный револьвер Уилкс закачался на ее указательном пальце, повиснув дулом вниз.

– Уилкс, не делайте этого, – простонал Хардкасл. – Он все равно меня убьет!

– Ни с места! Полиция округа!

Полицейский офицер в штатском пробрался к памятнику и приблизился к Казье. Тот молниеносно направил на него пистолет... а Хардкасл потянулся и, схватив Казье за правое запястье, заломил его руку кверху. Офицер, стоявший довольно далеко, выстрелил и промахнулся. Казье с легкостью стряхнул руку Хардкасла и трижды выстрелил в офицера, две пули угодили ему в грудь. Уилкс встала на одно колено, снова вскинув свой револьвер.

Казье прицелился...

...и они выстрелили одновременно. Три пули сорок пятого калибра попали в Уилкс, одна в плечо и две в грудь, а две пули тридцать восьмого колибра ранили Казье в живот и левое плечо. Уилкс упала на спину и затихла. Казье зажал рану на животе рукой, но устоял на ногах. Он направил пистолет на Хардкасла, но вдруг ноги его подкосились, и он опустился на одно колено. Поняв, что он действительно ранен, Казье встал, шатаясь и позабыв о Хардкасле, и побежал на юг, к театру “Силвэн” и Тайдл Бейсинг. Почему-то ему удалось развить поразительную скорость. Не успел Хардкасл опомниться и схватить один из автоматов “стейр”, а Казье уже добежал до проспекта Независимости и растворился в темноте.

Первой мыслью Хардкасла было пуститься в погоню за Казье, но ведь рядом были три раненых офицера. Окружной полицейский оказался мертв. Лэйни Уилкс была жива, но очень тяжело ранена.

– Я направлялась к Белому дому... и вдруг услышала по радио... Где... а где Казье? – задыхаясь, спросила она.

– Он убежал, – ответил Хардкасл, пытаясь закупорить одну рану носовым платком, а другую ладонью. Уж больно сильное было кровотечение.

– Нет... не позволяйте ему уйти, Хардкасл, черт бы вас побрал...

– Лежите спокойно, судья. Сейчас прибудет помощь, – солгал он.

– Насилие... насилие омерзительно, – хрипло выдавила Уилкс. – Когда оно кончится? Когда оно... Ему когда-нибудь придет конец? – Ее голос перешел в шепот и замер.

– Срань! – вслух выругался Хардкасл. – Чертов ублюдок! – Он повернулся, чтобы взять свой автомат, и увидел, что к нему направляется Харли. – Дебора, лягте.

– Она мертва?

– Тяжело ранена. Легавый мертв, – сказал Хардкасл. – Я иду искать Казье. Оставайтесь здесь и посмотрите, не сможете ли помочь Уилкс.

– Как бы не так! Куда он побежал? Я сообщу об этом.

– Сообщите, но вы... – Он повернулся и посмотрел в сторону мемориала Линкольна, в ту сторону, откуда доносился нарастающий рев самолета. – О, боже мой, вон он! – крикнул Хардкасл, указывая на мемориал Иводзимы. – Он направляется... Господи Иисусе, Дебора, падайте на землю, падайте на землю!

Харли подбежала к Уилкс, схватила ее под мышки и потащила за памятник Вашингтону, где было безопасно...

И тут разверзлась преисподняя.

У МЕМОРИАЛА ИВОДЗИМЫ, ТОГДА ЖЕ

Когда “боинг” был севернее мемориала Иводзимы, точно между штатами, Винсенти закрыл глаза и направил свой F-16 прямо в правую заднюю часть фюзеляжа, между задней кромкой крыла и передней кромкой горизонтального стабилизатора.

Ударом снесло почти все хвостовое оперение “боинга”, он перевернулся через нос, и к ужасному взрыву над мостом Теодора Рузвельта добавился взрыв бензиновых паров из разбитого бака F-16. Авиалайнер упал к востоку от Рок-Крик-Парвей, на транспортной развязке к западу от медицинского центра ВМС и хирургического комплекса, и покатился огромным огненным шаром в двести футов высотой. Основная масса горящих обломков прошла на расстоянии менее четырехсот ярдов от мемориала Линкольна. Пылающий металл, огонь и осколки пронеслись через Зеркальный пруд, мост Кутца и монетный двор на восточной стороне.

Тайдл Бейсин, сметая все на своем пути. Когда эта огненная лавина накатила на мост Фрэнсиса Кейса, он взорвался, и к небу взметнулось грибовидное облако, зато после этого кренящийся остов самолета уже перестал кувыркаться. Страшный огненный ураган из разлетающихся обломков и горящего топлива распространился подобно вееру в полмили шириной и в две мили длиной, от Смитсоновского института и министерства энергетики до Южно-Капитолийской улицы. За каких-то две минуты почти две квадратные мили округа Колумбия охватил огонь.

У ПАМЯТНИКА ВАШИНГТОНУ, ТОГДА ЖЕ

Скрывшись за квадратным каменным фасадом памятника Вашингтону, Хардкасл и Харли дышали по-собачьи мелко и часто. Руки и ноги у них тряслись. Они в ужасе вытаращили глаза, попытались зажмуриться, но не смогли. Они просто не могли не смотреть и все ждали, что пламя вот-вот поглотит их.

Взрыв произвел опустошительные разрушения. Хардкасл успел мельком увидеть громадный белый корпус “боинга” справа от мемориала Иводзимы. Казалось, он идет на посадку, только вот летел он с невероятной скоростью, двигатели ревели громче, чем при взлете, и шасси было убрано. И, разумеется, перед ним не было посадочной полосы, а всего лишь Конститьюшн-Гарденз, протянувшийся на три мили, и Молл.

Но тут Хардкасл увидел какое-то пятно, полоску света слева от “боинга”, затем короткую вспышку огня, и вдруг этот огромный авиалайнер просто упал перед ним прямо с неба – ни дать ни взять огромный пеликан, увидевший рыбку в Потомаке и нырнувший за ней. Все вокруг тотчас исчезло за стеной огня и обломков, и лишь теперь Хардкасл бросился в укрытие, крепко прижимая к себе Харли, точно желая уберечь ее от ужасной взрывной волны, которую, как он прекрасно понимал, сдержать было невозможно. Послышался страшный скрежет покореженной стали, а огненный смерч высотой с Капитолий с пугающей стремительностью двинулся в сторону, казалось, прямо на них. Он шипел во влажном ночном воздухе. Хардкасл не раз видел замедленные съемки авиакатастроф, когда аварии либо просто смаковали, либо пытались проанализировать. Но этот самолет во время соударения с землей наверняка имел скорость триста-четыреста миль в час. Земля загудела, будто разразилась целая тысяча землетрясений сразу; фонари вокруг памятника Вашингтону лопнули, словно разбитые пулеметной очередью. Воздух был горяч и заряжен электричеством, как перед сталеплавильной печью, а когда к небу взметнулось огромное грибовидное облако, пронесшийся мимо ураган высосал из легких последние остатки воздуха.

Но они не умерли.

Хардкасл долго стоял без движения, но наконец поднял взор и увидел, что рядом с ним валяется огромный обломок. Как ни странно, ни он, ни Харли не пострадали. Он отполз к северной стороне памятника и опасливо выглянул из-за угла, посмотрев на запад.

Там шел дождь из обломков и вязкой маслянистой жижи, которая, как знал Хардкасл, была топливом из баков самолета, а вовсе не дождем. Подбитый “боинг” проскочил на юг, между памятниками Линкольну и Вашингтону, пронесся над серединой Зеркального пруда и огромной огнедышащей грудой рухнул за Тайдл Бейсин. Далеко к юго-востоку в небо рвались языки пламени от разрозненных пожарищ, но моря огня, такого, как, скажем, после бомбежки Дрездена, Хардкасл, вопреки ожиданиям, не увидел. “Боинг” чудом миновал самые важные правительственные здания и памятники, пройдя всего в нескольких сотнях футов от них.

– Все кончено, – сказал Хардкасл Харли, которая тоже встала и, обогнув памятник, подошла к нему, чтобы посмотреть, какие причинены разрушения. – Я думаю, его сбил Винсенти. По-моему, я видел, как то ли ракета, то ли сам F-16 врезался в “боинг”, прежде чем тот добрался до Потомака.

– У меня в голове звенит, – сказала Харли. – Сроду еще не слышала и не ощущала ничего подобного. – Она обошла памятник, как бы прослеживая взором разрушительный маршрут сбитого “боинга”. – Казье ведь побежал в том направлении, разве нет?

– Да, – с гордостью ответил Хардкасл. – Он понесся к проспекту Независимости. Он бежал прямо к линии падения этого “боинга”. Боже, я надеюсь, что он изжарился. Хорошо бы Казье испепелило его собственное оружие.

– Это было бы слишком безупречным проявлением справедливости, – сказала Харли. Она сбегала к машине, достала из полного всякой всячины багажника аптечку и принялась перевязывать раны Уилкс. Директор ФБР была без сознания, но кровотечение немного ослабело. – Жаль, что он не получил по заслугам раньше. – Она снова бросила взгляд на запад и заметила грузовик с установкой “эвенджер”. Казалось, он стоит чуть ли не на самом опаленном краю огненного шара за Конститьюшн-Гарденз. – Что это? Одна из армейских противовоздушных штуковин?

– Это противовоздушная система передового базирования “эвенджер”, – объяснил Хардкасл. – Вероятно, была одной из целей Казье. Ему нужно было вывести из строя наземные противовоздушные установки, чтобы обеспечить нападение с воздуха.

– Пожалуй, нам лучше пойти посмотреть, нет ли там кого.

– Я пойду один. Вдруг ракеты на борту дестабилизировались от огня, – сказал Хардкасл. – Там, возможно, есть радио.

– Вы уж позвоните в бюро и сообщите, что Уилкс тяжело ранена.

– Сначала ее поразила встреча с Казье, а уж потом его пули, – сказал Хардкасл. – Она хотела играть по правилам, даже с самим чертом, стоявшим перед ней.

Быстро шагая к “эвенджеру”, он с горечью покачал головой.

– Лэйни Уилкс спасла мне жизнь. Но как мне теперь жить. Господи!

БОРТ РАДАРНОГО САМОЛЕТА АВАКС Е-ЗС “КОЖА-90”

Милфорд видел, как F-16 и самозванец № 1 сходились на экране радара. Они шли низко, стремительно, они слились воедино и вдруг исчезли прямо над Потомаком, на западной окраине столицы.

– О, господи...

– Связь с “Бандитом-1” и “Дьяволом ноль три” потеряна, – доложила главный инженер Морин Тейт.

Весь экипаж АВАКС молчал, все понимали, что произошло – самолет террористов “боинг-747” только что нанес удар по Вашингтону, округ Колумбия.

– “Бандит”... “Бандит-2” находится сейчас в двенадцати милях к юго-востоку от столицы, – заикаясь, проговорила Морин Тейт, пытаясь заставить свой разум опять включиться в работу. – Скорость относительно поверхности девяносто три узла, медленно снижается, расчетное время прибытия в район столицы – через девять минут.

– Главный инженер, “Вооружения-три”, мне нужно связаться с “Лима-Гольф-31”, – сообщил сотрудник отдела вооружений. “Лима-Гольф-31” был истребитель F-15, вылетевший из Лэнгли и пытавшийся преследовать “боинг”. – У него оказалось меньше бензина, чем он полагал, и до столицы ему не дотянуть. – С самого взлета F-15 шел в режиме форсажной камеры, а взлетел он, вероятно, далеко не с полными баками. – Эндрюс закрыт, национальный сейчас напоминает зоопарк, над ним очень много самолетов... Предлагаю посадить его на военно-морской аэродром Пэтюксент-Ривер. – Тейт повернулась к Милфорду, который кивнул в знак согласия. Это был их последний шанс остановить второго террориста. Теперь им оставалось только ждать, когда он нанесет удар...

...Нет-нет, должно же быть что-то еще. Когда-то у него было несколько десятков зенитных ракетных установок, размещенных в районе округа Колумбия. Трудно себе представить, что Казье или даже целая армия террористов могли вывести их из строя за несколько минут, причем все до единой.

Чтобы предотвратить эту последнюю угрозу, им нужен был всего один выстрел...

– Связь, КК, пройдитесь по всем каналам и постарайтесь отыскать хоть какое-нибудь подразделение противовоздушной обороны “Кожа”, – приказал Милфорд. – Кто-то же должен быть боеспособен! Если возможно, попробуйте взять какие-нибудь установки “эвенджер” из Пентагона, или из аэропорта имени Даллеса, или из национального в столицу, чтобы попытаться задержать “Бандита-2”.

– Любое подразделение “Кожи”, любое подразделение “Кожи”, это диспетчер “Кожи-90”, – радировал оператор. – Если вы меня слышите, заговорите на любой тактической частоте или на ОВЧ 105, 5. Повторяю, если вы меня слышите, свяжитесь со мной на любой тактической частоте. Прием.

У ПАМЯТНИКА ВАШИНГТОНУ, ТОГДА ЖЕ

Вся передняя часть верхней башенки “эвенджера” была сплющена и почернела – очевидно, от выстрела из небольшого, но мощного противотанкового ружья. Двигатель грузового вездехода сгорел и теперь дымился. Башенка казалась перекошенной, вероятно, она сошла со своих направляющих. Хардкасл нашел на задней платформе “эвенджера” огнетушитель и погасил двигатель, чтобы можно было добраться до водителя и стрелка. Оба были мертвы. Третьего члена расчета “эвенджера” он нашел неподалеку – его застрелили из автомата. “Да, Казье и впрямь прирожденный заплечных дел мастер”, – подумал Хардкасл и пробормотал:

– Милосердный Боже, не знаю, как ты на это посмотришь, но я бы с радостью отдал весь остаток жизни за твое обещание, что Казье и впрямь...

Хардкасл принялся извлекать тела из “эвенджера”. Снимая шлемофон с водителя, он услышал доносившееся из наушников:

– Любое подразделение “Кожи”, любое подразделение “Кожи”, это диспетчер “Кожи-90”. Если вы меня слышите, заговорите на любой тактической частоте или на ОВЧ 105, 5. Повторяю, если вы меня слышите, свяжитесь со мной на любой тактической частоте. Прием.

Кто-то все еще был в эфире, стараясь узнать, остался ли кто-нибудь в живых. Хардкасл попытался вспомнить, кто такой “Кожа”, хотя это не имело особого значения, поскольку “эвенджер” был явно выведен из строя. Он потерял ход, а башенка и антенны сгорели.

– Неизвестный пилот, неизвестный пилот, – заговорила другая рация в “эвенджере”, – неопознанный самолет над вашингтонским национальным, один-два-пять градусов по радиальной, две мили, это диспетчер “Кожи” на “КОНВОЕ”, немедленно сверните, иначе по вам будет открыт огонь без предупреждения. Вы находитесь в воздушном пространстве класса Б вашингтонского национального аэропорта и приближаетесь к запретному воздушному пространству. Немедленно поверните на юг и передайте сигнал 76700. Вниманию всех самолетов: не приближайтесь к базе Эндрюс или к вашингтонскому национальному аэропорту, принимаются меры противовоздушной обороны. Повторяю, неизвестный пилот...

Хардкасл ахнул. Вот зараза! Еще один воздушный бандит Казье!

Он чуть не забыл, ведь Казье сказал, что у него есть и второй самолет, направляющийся бомбить Белый дом топливовоздушной взрывчаткой.

Это и был “неизвестный пилот”, он находился всего в нескольких милях.

Хардкасл натянул на голову толстый пуленепробиваемый кевларовский шлем, снятый с водителя “эвенджера”, поднес микрофон к губам и нажал кнопку передачи:

– Диспетчер “Кожи”, это... ну, это адмирал Айэн Хардкасл, на борту установки “эвенджер” на Молле. Как вы слышите этот передатчик?

– Говорит диспетчер “Кожи”, повторите.

– Диспетчер “Кожи”, это адмирал Хардкасл с борта одной из армейских установок “эвенджер” на Молле. Вы меня слышите?

– Парень, ты на связи с диспетчером “Кожи”. Это канал, используемый при воздушной тревоге. Если нужна медицинская или полицейская помощь, перейди на ОВЧ 121, 5 или на УВЧ 243, 0. Прием.

– Выслушайте меня. Анри Казье направил какой-то самолет на Вашингтон, округ Колумбия, самолет, который начинен взрывчаткой. Я нахожусь на земле, у одного из ваших “эвенджеров”. Все члены экипажа перебиты. Мне нужно знать, сколько времени в моем распоряжении и могу ли я что-нибудь сделать, чтобы предотвратить катастрофу. Прием.

– Послушайте, сэр, если вы на Молле, держитесь подальше от любых воинских подразделений, которые могут вам встретиться. Власти будут арестовывать или убивать любых мародеров и грабителей. Советую вам убраться из этого района как можно скорее. Если вы ранены или ваш дом получил повреждения, вам следует немедленно связаться с соответствующими органами...

Голос диспетчера неожиданно смолк, и на канале связи появился другой:

– Это адмирал Хардкасл, советник Белого дома по противовоздушной обороне?

– Совершенно верно. Я... – Хардкасл вдруг вспомнил из инструктажей, кто такой “Кожа”. – Это командир АВАКС, летающего над восточной Пенсильванией?

– Это майор Милфорд, командир корабля, – ответил Милфорд с “Кожи-90”. – Адмирал, мы следим за неопознанным самолетом примерно в девяти милях от вас к югу, на высоте около трех тысяч футов, ходовая скорость восемьдесять семь узлов, направляется прямо к столице. Какая там обстановка? Прием.

– Семьсот сорок седьмой разбился к западу от Конститьюшн-Гарденз, разрушив или повредив все, что находилось между мемориалом Линкольна и столичным яхт-клубом, – сказал Хардкасл. – Мы обнаружили установку “эвенджер”, по которой выстрелили из противотанкового ружья, к западу от памятника Вашингтону. Экипаж перебит, передняя часть грузовика, башенка и кабина стрелка изрядно покорежены. Этот самолет, за которым вы следите, принадлежит Анри Казье. Он говорит, что на борту самолета находится топливовоздушная взрывчатая смесь и что он собирается бомбить Белый дом. Нельзя ли каким-то образом вновь запустить эту установку? Возможно, дистанционно? Прием.

– Такое возможно, – ответил Милфорд, потрясенный услышанным. – У водителя должно быть компьютерное устройство дистанционного управления. Вам следует отыскать катушку волоконно-оптического кабеля ярдов в пятьдесят длиной. С его помощью вы сможете управлять установкой.

Компьютер оказался в крепкой пластиковой коробке у правого борта грузовика и был подключен к патрону под приборной доской, рядом с ним лежала круглая катушка. Коробка легко снималась со своего держателя. Волоконно-оптический кабель был тонкий, но крепкий.

– Я нашел его, – сказал Хардкасл. – Не отключайтесь.

Устройство для дистанционного управления представляло собой портативную ЭВМ с черно-белым экраном, запечатанной и покрытой пластиком клавиатурой и координатной ручкой размером с палец, встроенной в основание под клавиатурой. К удивлению Хардкасла, прибор работал. На экране высветилось простое меню выбора, и, нажав несколько кнопок, он получил радарное изображение неба над городом. Через три-четыре секунды Хардкасл понял, что означают символы на радароскопе – неопознанный самолет, обозначенный значком “А”, находился всего в десяти милях к югу.

– Дистанционное управление работает, и я получил изображение здешнего района.

– Хорошо, – сказал Милфорд. – Значит, телеметрия между АВАКС и установкой функционирует. Вы видите перевернутый вверх ногами корректурный знак вставки в нижней части экрана? Увеличьте или уменьшите изображение, чтобы увидеть его.

– Я его вижу.

– Теперь передвиньте курсор рукоятки на этот корректурный знак и нажмите кнопку под координатным шаром. – Хардкасл проделал эти манипуляции, и знак вставки оказался внутри ромба. – Что произошло?

– Вокруг знака вставки появился ромбовидный знак.

– Хорошо. Теперь посмотрите на меню выбора внизу экрана, там должна быть кнопка или многофункциональная клавиша, на которой написано “ОГОНЬ” или “АТАКА” – нечто вроде этого. Вы ее видите?

– Да. Это закрытый переключатель, на котором написано “ОГОНЬ”.

– Хорошо. Выйдите из установки, отойдите сами и отведите всех, кто есть поблизости, по крайней мере, ярдов на пятьдесят, потом нажмите эту кнопку. Башенка должна повернуться, а пусковые установки должны начать наводиться на цель. Можете подключить свой шлемофон к устройству дистанционного управления. Ракеты полетят, когда самолет будет находиться в пределах досягаемости. Действуйте.

Хардкасл подключил шлемофон водителя к портативному компьютеру, выбрался из грузовика, отмотал волоконно-оптический кабель по меньшей мере на пятьдесят футов и опустился на колени. Харли была далеко у него за спиной и хлопотала над Уилкс. Удостоверившись, что определительный ромбовидный знак по-прежнему охватывает изображающий врага символ “А”, он нажал кнопку “ОГОНЬ”. Она пожелтела, потом стала мигать. Направленная на запад башенка не повернулась.

– Башня не повернулась, а кнопка “ОГОНЬ” мигает желтьм, – радировал Хардкасл.

– Я не знаю, что это означает, – сказал Милфорд. – Отключите кнопку “ОГОНЬ”, вернитесь к установке и посмотрите, не заклинило ли башню и может ли она вращаться.

Хардкасл отключил кнопку и подбежал к “эвенджеру”. Ну конечно, вся циркулярная дорожка, по которой ездила башня, была покорежена и чуть ли не сорвана со своего основания. Двигаться башня никак не могла.

– Не думаю, что она может двигаться, – радировал Хардкасл. – Противотанковая ракета покорежила к чертям собачьим направляющие башни. Там везде разлилась жидкость.

– А не может она повернуться в другом направлении?

– Нет. Вся башня сошла с направляющих. Чтобы поставить ее на место, нужен кран.

– Тогда вам лучше как можно скорее убраться из этого района, адмирал, – посоветовал Милфорд. – Вы сделали все что могли. Через пять-шесть минут самолет будет у вас над головой.

Сдаваться Хардкаслу не хотелось, как не хотелось, чтобы рядом с ним оказался кто-нибудь еще. К тому же их машина вряд ли на ходу.

– Дебора, направляйтесь в сторону Капитолия. В нашем распоряжении не больше пяти минут.

– А как же директор?

– Вы идите, Уилкс я принесу. Казье собирается бомбить Белый дом, а от врзывчатки, которой он пользуется, мы все можем изжариться. Вы сумеете дотащить туда Уилкс?

– Не думаю, – сказала Харли. – Я останусь здесь с вами, Айэн. Ничего другого сделать нельзя.

– Я заберу Уилкс через минуту, а вы направляйтесь к Капитолию. Идите же!

Харли неохотно встала и побрела на восток, к Капитолию. Хардкасл нашел четырехбатареечный фонарик, осмотрел “эвенджер” изнутри и тут же попал в самую точку. С полок за пассажирским сиденьем он снял два зеленых пластиково-стальных ящика, открыл их и увидел комплект для запуска ракет с плеча и два жестяных цилиндра.

– Что это такое? – спросила Харли у него за спиной.

– Я же сказал, уходите к Капитолию.

– Я не в силах, я почти не вижу, куда иду, – сказала Харли. – Я помогу вам. Вы знаете, что это такое?

Хардкасл выругался и потянул за желто-черное ушко сбоку агрегата. С противоположной стороны тут же выскочило решетчатое устройство, напоминающее открытую клетку для зверей.

– Это устройство для запуска ракет “стингер” с плеча, – сказал Хардкасл. – Я полагаю, мы можем взять ракеты с этой установки и запустить их. Нам остается только придумать, как вытащить ракеты из установки.

– Армия, похоже, уже позаботилась об этом, – сказала Харли, посветив фонариком на внутреннюю сторону крышки упаковочного ящика, где они увидели цветные картинки вроде кадров из мультиков, подробно объясняющие, как это сделать. Они разомкнули две защелки в нижней части правой пусковой установки и увидели саму установку, потом открыли еще две защелки на одной из зеленых алюминиевых трубок, и ракета “стингер” выпала из установки. Харли помогла вставить эту алюминиевую трубку в установку для запуска ракет с плеча. Хардкасл взял один из жестяных цилиндров, вставил его в паз перед спусковым крючком, повернул, и тот встал на место. Зеленый огонек сбоку агрегата подсказал ему, что установка готова к действию.

– Подайте-ка мне компьютер, – попросил Хардкасл. – На нем карта, показывающая, где сейчас находится самолет Казье.

Харли принесла компьютер, открыла его и изучила экран. Хардкасл тем временем нажал кнопку микрофона на шлемофоне:

– “Кожа”, это Хардкасл. Я нашел установки для запуска ракет “стингер” с плеча. Я попробую сбить самолет “стингером”.

– А вы когда-нибудь прежде стреляли “стингерами”, адмирал?

– А это так трудно? – спросил Хардкасл. – Здесь есть инструкция с картинками.

– Три мили, – сказала Харли. – Направляется прямо к нам.

– Вы можете разобраться в этой инструкции? – спросил ее Хардкасл.

Харли изучила рисунки.

– Похоже, кнопка на левой стороне агрегата для... для ОСЧ?

– Ответчик “свой – чужой”, – объяснил Хардкасл. – Он сообщит нам, передает ли самолет соответствующие сигналы. Это не имеет значения. Если он подлетит сюда, я его расстреляю. Дальше.

– Большой рычаг позади агрегата. Потяните за него вниз большим пальцем, когда самолет будет находиться в пределах досягаемости. Питает гирокомпас ракеты, охлаждает наводящуюся головку и заряжает цилиндр с отработанным газом.

– Какая дальнобойность?

Харли сверилась с экраном компьютера.

– Две мили.

Время, казалось, тянулось страшно медленно. В небе Хардкасл ровным счетом ничего не видел, ему мешали огни и затухающее зарево на юге, а сейчас по всему городу завыли сирены, и он не мог даже прислушаться.

– Удаление? – крикнул он.

– Полторы мили...

– Я его вижу... Господи Иисусе, он так низко! – крикнул Хардкасл.

Это была небольшая одномоторная “сессна” с выпущенным шасси, и, казалось, она летит на высоте меньше ста футов. Она находилась к югу от Тайдл Бейсин, над самыми верхушками деревьев. Случайные порывы ветра или тепловые потоки от пожара сносили самолет в сторону или заставляли терять высоту, но он снова выравнивался и ложился на прежний курс, направляясь прямо на Белый дом. Хардкасл нажимал на большой рычаг за рукояткой агрегата, пока тот не щелкнул и не остановился. Вдруг донесся хлопок сжатого воздуха и громкое жужжание.

– По-моему, все включено. Что дальше?

– Большая кнопка перед рукояткой. Нажмите ее большим пальцем и держите, чтобы открылся затвор наводящейся головки. Посмотрите в прицел и поймайте цель.

Хардкасл посмотрел сначала над прицелом, наводя по вертикали, а уж потом заглянул в прицел. В центре прицела под крошечным кружком была зубчатая рамка. Когда “сессна” оказалась в центре этого кружка, он услышал громкое “бип-бип-бип-бип”...

– Он пищит. Что дальше?

– Нажмите на спуск и сбейте его к такой-то матери, – сказала Харли.

Хардкасл нажал на спуск.

Послышалось очень громкое “вушшшшш”, а отдача вышла совсем слабая. Ракета выскочила из алюминиевого цилиндра, полетела в небо... и тут же упала на землю, примерно в пятидесяти ярдах от них. Мгновение спустя включился двигатель ракеты, почти не касаясь земли, она быстро понеслась куда-то и скрылась из виду.

– Срань! Она не пошла по курсу. Не пошла! – вскричал Хардкасл.

– А должна была полететь! – крикнула в ответ Харли. – Мы все сделали правильно.

Но Хардкасл уже вытаскивал вторую ракету из установки “эвенджер”. Он снял пусковую трубку с наплечного агрегата, открутил горячий цилиндр с батарейками, установил вторую ракету в наплечную пусковую установку и прикрутил новый блок питания.

Когда Хардкасл снова поднял “стингер” на правое плечо, “сессна” уже находилась над мемориалом Джефферсона и опускалась все ниже. Пересекая огненную полосу, прочерченную на земле “боингом” террористов, она попадала в восходящие потоки горячего воздуха и ее крылья неистово раскачивались. Хардкасл еще раз прицелился, нажал рычаг запуска, и вдруг из обоих концов установки пошел кислотный белый газ. Хардкасл швырнул ракету вместе с пусковой установкой на землю. Газ выходил под высоким давлением, и блок питания под рукояткой дымился.

– Ракета, должно быть, неисправна, – сказал Хардкасл.

Харли уже бежала к “эвенджеру”, чтобы снять еще один снаряд, а Хардкасл открыл второй ящик и вытащил новую ручную пусковую установку. Теперь он мог сам изучить руководство по применению.

“Вон оно что!” – воскликнул он про себя.

Ракета выталкивалась из пускового цилиндра сжатым азотом, после чего следовала полуторасекундная задержка, прежде чем запускался мотор самой ракеты. Пусковая трубка должна была находиться в вертикальном положении или во всяком случае быть поднятой вверх, чтобы ракета не упала на землю раньше, чем заработает ее мотор. Последний рисунок показывал, как наводить ракету на цель и как правильно держать установку навскидку. Когда раздастся сигнал, означающий, что цель поймана, “стингер” надо поднять так, чтобы цель попала в одно из углублений на донышке прицела – в зависимости от направления ее полета. Наводящаяся головка ракеты все равно не упустит цель, а когда мотор ракеты заработает, она отыщет ее и поразит.

Когда они зарядили третью ракету и прикрепили блок питания, “сессна” была уже почти над головой, она летела западнее памятника Вашингтону, и расстояние до нее не превышало длины футбольного поля. Хардкасл отчетливо видел два предмета под крыльями самолета. Наверняка баллоны с той самой гремучей смесью. Он подождал, пока “сессна” удалится на север, и, когда она находилась над проспектом Конституции, включил блок питания, щелкнул переключателем и убрал щиток с поисковой головки. Услышав телеметрический сигнал, он навел ракету на “сессну” в последний...

– Ни с места! – крикнул кто-то у него за спиной. – ФБР! Немедленно бросьте ракетную установку!

– Нет! – вскричала Харли. – Я Харли из контрразведки! – Она показала свое удостоверение сотрудника казначейства США, надеясь, что агент ФБР заметит “сигнал безопасности” обычного федерального агента – согнутый палец над значком и два пальца на удостоверении. – Мы пытаемся задержать тот самолет!

– Я сказал, бросьте ее! – Очевидно, в горячке агент не заметил “сигнала безопасности” Харли. Агенту ФБР, подъехавшему к памятнику Вашингтону, вполне могло показаться, что Хардкасл пытается выстрелить из базуки по Белому дому или зданию министерства торговли.

– Нет! – вскричала Харли. – Я из контрразведки! Он имеет полное право на это! Не делайте глупостей!

Хардкасл почувствовал, как две пули резко ударили его в спину, но пуленепробиваемый жилет спас ему жизнь. Он поднял установку, взял цель в средний вырез прицела и, хотя установка была направлена гораздо выше “сессны”, нажал на спуск... И тут две пули впились в шлем Кевлара. Не сумев поразить его выстрелами в спину, агент решил пальнуть ему в голову. На этот раз он уложил Хардкасла.

Ракета вылетела из трубы и взмыла ввысь, почти скрывшись из виду. К “сессне” она и не приблизилась. Хардкасл решил, что промахнулся и на этот раз. “Это был наш последний шанс, черт побери”, – подумал он и рухнул ничком, контуженный и неподвижный.

“Наш последний шанс... О, боже, нет...”

Он посмотрел в сторону Белого дома, и тут кто-то крикнул:

– Глядите!

“Сессна” как раз прошла над нулевой координатой в северном конце Эллипса и продолжала лететь к Белому дому, когда на ее крыльях мелькнули две короткие вспышки – это упали канистры с топливовоздушной смесью.

– Всем лечь! Ложитесь! – пробормотал Хардкасл. – Бомбы... бомбы уже... летят... – Но губы, казалось, больше не слушались его.

Ракета “стингер” уже нырнула вниз, когда из ее моторчика вырвался яркий оранжевый язычок пламени, а спустя долю секунды, описав плавную и грациозную дугу, она врезалась в левый борт “сессны” у самого сопла, недалеко от кабины. Полуторафунтовая боеголовка взорвалась при соприкосновении, и самолет перевернулся через нос, пошел по спирали вниз и разбился на южной лужайке у Белого дома.

А когда из канистр стала вытекать смертоносная гремучая смесь, взорвалась ракета “стингер”. Облако паров не успело толком рассеяться и смешаться с воздухом, чтобы набрать сокрушительную взрывную мощь. Но все равно, взметнувшийся над лужайкой огненный шар имел около тысячи футов в поперечнике. Этого вполне хватило, чтобы вся южная лужайка обуглилась, а в старых зданиях администрации и казначейства вылетели стекла. Поликарбонатные пуленепробиваемые стекла в окнах Белого дома покрылись рябью и задрожали от взрыва, но все же уцелели. Харли за полмили чувствовала исходивший от этого огненного шара страшный жар. Послышалось несколько громких взрывов. Это упали на землю, не причинив никакого вреда, бомбочки с топливовоздушной взрывчаткой, разнесенные большим взрывом на несколько сотен футов.

Харли и агент ФБР подбежали к Хардкаслу. Агент приставил пистолет к голове адмирала, но Харли сунула ему под нос свой жетон и удостоверение.

– Вызовите “скорую”, болван, – приказала она. – Он только что спас Белый дом. Директор тоже ранена... Она вон там.

– Директор... ФБР?

– Нет, директор картины “Я люблю Люси”.

– Ну, господи Иисусе, агент, откуда мне, к чертям собачьим, знать...

– Да вызовите же “скорую”, черт побери! – завопила Харли. Она осторожно расстегнула шлем – он распался на куски у нее в руках.

– Айэн! С вами все в порядке? Вы меня слышите? Ответа не было. Затылок Хардкасла покрылся блестящей алой кровью, такой яркой на фоне седых волос.

– Айэн! Не покидайте меня, останьтесь со мной!

– Хорошо, хорошо, Дебора, – пробормотал он тихим сдавленным голосом, как бы обращаясь к земле, на которой лежал. – Только ответьте на этот чертов звонок, ладно? С ума можно сойти от звона!

ЭПИЛОГ НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

Ближайшим уцелевшим аэропортом в окрестностях Вашингтона, считавшимся совершенно безопасным, была военно-морская база Пэтюксент-ривер – Трэпнелл, находившаяся милях в сорока к юго-востоку. Воздушное пространство в радиусе пятидесяти миль во всех направлениях было закрыто, от поверхности земли до самого космоса, и его безопасность была обеспечена вновь введенными в строй базами и установками ракет “пэтриот” и “хок” класса “земля – воздух” и постоянно барражирующими истребителями. Ровно в 9.00 самолет ВВС № 1 – настоящийсамолет ВВС № 1 – приземлился на взлетно-посадочной полосе Трэпнелла длиной в две с половиной мили. Его поджидало звено из трех правительственных вертолетов, и президент Соединенных Штатов, первая леди и группа членов правительства сели в среднюю машину, совершенно не обращая внимания на небольшую кучку репортеров и фотографов, которым разрешили освещать прибытие президента. Всем было ясно, что говорить с представителями прессы президенту совсем не с руки.

После взлета эти три вертолета ВМС несколько раз перестроились в воздухе, чтобы никто на земле, будь то зенитчик, террорист или убийца, не смог определить, в каком из них находится президент. Они летели высоко и быстро, сначала к Арлингтону, по пути последнего полета “боинга”, который разбился в городе. Кроме трех истребителей F-16, никому не разрешали приближаться к президенту; один патрулировал на высоте двадцати тысяч футов, два других кружили довольно низко, на расстоянии трех миль от вертолета ВМС № 1. У них был приказ без всяких вопросов и предупреждений открывать огонь по любому самолету, который пусть даже совершенно случайно окажется в радиусе двадцати миль от президентского вертолета.

Группа из трех вертолетов пролетела над местом воздушного тарана у мемориала Линкольна, затем вдоль двухмильной полосы разрушений над Зеркальным прудом, мостом Куща, Тайдл Бейсин и южной окраиной Вашингтона. Обгоревший покореженный остов “боинга” все еще лежал у моста Кейса, но вокруг уже стояли краны, чтобы убрать обломки. Сверху была четко видна сине-голубая раскраска, как на самолете ВВС № 1. Пожарные суда все еще поливали водой дымящиеся лодки и здания в столичном яхт-клубе “Вашинггон-марина” и другие здания вдоль Уотер-стрит, и было видно, как толстая радужная струя пролившегося горючего стекает по Вашингтонскому каналу в Потомак. Серьезно пострадали здание аудиторского управления, театр “Силвэн” и музей Большого огня. Полностью были разрушены юго-западный угол Монетного двора, Выпускной мост, мост Кутца, большая часть сакур на восточной стороне Тайдл Бейсин, “Японский фонарь”, мемориал Джона Пола Джонса и затвор шлюза в Тайдл Бейсин. У Монетного двора поставили охрану из солдат и национальных гвардейцев, чтобы предотвратить хищение денежных знаков и матриц, с которых печатают деньги. Около Юго-Восточного университета и Шестой улицы вспыхнуло несколько больших пожаров, которые еще не были потушены.

Вертолеты взяли курс на Белый дом; все три шли на высоте в тысячу футов и начинали снижаться западнее памятника Вашингтону и севернее Эллипса, направляясь к южной лужайке и повторяя маршрут летевшей на автопилоте и несущей взрывчатку “сессны”. Крайний с запада вертолет опустился первым, из него выпрыгнули десять вооруженных до зубов агентов личной охраны, потом он снова взлетел, и тогда приземлилась средняя машина, с президентом и первой леди, а уж за ней – и третий вертолет, с советниками президента, несколькими репортерами и охраной. На крышах Белого дома и нескольких близлежащих зданий были размещены солдаты с ракетами “стингер” и пулеметами. Они разглядывали небо, выискивая малейшие признаки угрозы.

В то утро Белый дом выглядел не очень-то белоснежным.

Его фасад был слегка поврежден, на южной стороне виднелись длинные черные и серые полосы. Старому зданию администрации, зданию казначейства и южной лужайке досталось изрядно. Деревья в садах еще дымились. Для посадки вертолета ВМС № 1 на южной лужайке установили стальную посадочную площадку для боевых вертолетов, а чтобы президенту не пришлось ступать по опаленной земле, проложили высокий настил. Для представителей прессы ярдах в шестидесяти от того места, где должен был проходить президент по пути к Белому дому, соорудили деревянный помост.

У мест для прессы поставили трибуну, но настил до нее не доходил, да никто и не ждал, что президент сделает заявление по столь прискорбному поводу. Но как только он показался из вертолета, несколько вооруженных агентов расположились перед платформой для прессы, лицом к собравшимся, а президент прошел по покрытой шрамами земле к трибуне, сопровождаемый первой леди, которая, как и положено, шествовала справа. Все видели, что под костюмами на них пуленепробиваемые жилеты.

– Я не собираюсь отвечать на вопросы, – торжественно заговорил президент, – сделаю лишь следующее заявление. Я хочу выразить свое искреннее сочувствие семьям всех погибших во время этой... этой опустошительной трагедии. Я разделяю их боль, боль всех американцев, пытающихся осмыслить катастрофу. Я хочу поблагодарить всех федеральных агентов, полицию округа Колумбия, военных, которые не дрогнули перед нависшей угрозой, а особенно директора ФБР Лэйни Уилкс, которая была ранена в перестрелке с самим Анри Казье. Если бы не их усилия, катастрофа могла бы принять гораздо большие размеры. Наконец, я хочу попросить всех американцев оказать содействие в восстановлении столицы и привлечении к ответственности всех виновных в этом бедствии. Я торжественно обещаю...

Он вдруг что-то увидел и замолчал, движение в толпе приковало его внимание. Президент во все глаза смотрел на...

...бумажный самолетик, который проплыл над головами репортеров, бесшумно летя прямо к нему. Четыре тайных агента схватили президента и потащили его и первую леди к Белому дому, а к группе репортеров с автостоянки у здания казначейства моментально подскочили автофургоны тайной полиции без номерных знаков и патрульные машины полиции округа Колумбия. Мгновение – и репортеры оказались в окружении вооруженных агентов.

– Одну минуточку! Подождите! – вскричал президент, вырываясь из рук агентов. – Я хочу прочесть эту записку! Я хочу посмотреть ее!

Но агенты утащили его и первую леди от греха подальше.

Территория в радиусе двенадцати кварталов вокруг Белого дома была оцеплена агентами охраны и полиции округа Колумбия, все улицы были перекрыты. Когда полиция округа подтянула подкрепление, десятки тайных агентов смогли разместиться на территории, непосредственно прилегающей к самому Белому дому, предоставив полиции и охране Национального парка заниматься создавшимися пробками на улицах и справляться с нахлынувшими зеваками. В суматохе никто даже не заметил, как один из агентов тайной полиции, стоявший в тени статуи Александра Гамильтона, снял наушники, а затем пиджак и галстук и вразвалочку зашагал по улице к поджидавшему у отеля “Вашингтон” лимузину.

* * *

– Право, можно было обойтись и без этой глупости, Анри, – заметил Грегори Таунсенд, когда лимузин покатил по Пенсильвания-авеню. Он опустил полуавтоматический крупнокалиберный браунинг, который держал в руке. – Нам бы следовало быть уже за сотню миль от этого чертова города.

– Мне нравится Вашингтон, Грегори, – сказал Анри Казье, и в глазах его вспыхнули веселые искорки. Он поправил повязки на груди и на ребрах, чтобы было удобнее сидеть. – Я думаю, нашу новую базу мы создадим прямо здесь. А что думаешь ты?

Таунсенд указал на металлический чемодан на противоположном сиденье.

– Я думаю, тебе следует забрать свои наличные, употребить все навыки выживания, которыми ты владеешь, и убраться из этой страны как можно быстрее, – ответил он. – Ты знаешь, где в Бразилии находится ранчо Лейка, ты можешь получить доступ к его счетам в швейцарских банках, и у тебя наверняка где-то стоит про запас самолет или суденышко. Езжай в Бразилию и отдохни малость. Американцы, как обычно, вскоре займутся своими делами, тогда и подумаешь о возвращении сюда.

– У дьявола не бывает отпуска, – заявил Казье. – Моя работа еще не закончена, Грегори. Ты видел, как легко оказалось проскользнуть на закрытую пресс-конференцию президента, переодевшись агентом их же охраны? Они набирают новых агентов, которые не знают друг друга. Моя цель – проникнуть в сам Белый дом, возможно, даже в спальню первой леди, трахнуть ее и, наконец, уничтожить это заведение. Меня ничто не остановит.

– Анри, деловые счета и контакты, которые установил для тебя Лейк, принесут нам миллиарды долларов, – гнул свое Таунсенд. – Если мы снова займемся делом, мы будем господствовать на международном рынке торговли оружием, диктовать финансовую политику, с нами никто не сможет тягаться. Ты же победитель, Анри. Зачем же выбрасывать деньги на дурацкие замыслы вроде ночи любви со Стальной Магнолией?

– Потому что мне нужно свести счеты, Грегори, – сказал Казье, поморщившись от боли в груди. – Потому что мне даровано бессмертие. Деньги ничего не значат, неужели ты не понимаешь? Мадам Вега была права:

зачем понапрасну растрачивать мой дар, торгуя оружием или наркотиками, когда я могу найти более достойное применение своим способностям, уничтожив самую великую нацию на земле? Нет, Грегори, у меня большие планы, и ты – их участник. У нас будут сотни солдат, я разрушу весь этот город, а потом поставлю на колени всю нацию. Я...

– Ну, черт меня дери! – пробормотал Таунсенд, закатывая глаза. – Анри, с меня хватит.

Он наставил свой браунинг на Анри Казье и выстрелил пять или шесть раз. К счастью, особые разрывные пули, обладающие малой скоростью, не пробили бронированных дверей лимузина службы безопасности. Казье посмотрел на блестящие красные раны у себя груди и животе, и Таунсенд увидел, как его глаза вспыхнули лютой ненавистью. Казье выхватил нож из болтавшихся на шее ножен, но Таунсенд легко отразил слабый удар, разоружил Казье, выпустил ему в лоб еще одну пулю и столкнул тело на пол. Потом невозмутимо отодвинул перегородку, отделявшую салон от водителя, и навел на него браунинг.

– На кого вы работаете?

– Я работаю на капитана Таунсенда, – тотчас ответил водитель.

– Верно, – сказал Таунсенд. – А теперь найдите какое-нибудь укромное местечко, где мы могли бы избавиться от этого мусора.

Оглавление

Пролог

Часть 1

  ГОРОДСКОЙ АЭРОПОРТ ЧИКО, КАЛИФОРНИЯ, . АВГУСТ 1995 ГОДА, 21.08 ПО ТИХООКЕАНСКОМУ ПОЯСНОМУ ВРЕМЕНИ

  БОРТ АМЕРИКАНСКОГО ШТУРМОВОГО ВЕРТОЛЕТА UH-60 . ТОГДА ЖЕ

  ГОРОДСКОЙ АЭРОПОРТ ЧИКО, КАЛИФОРНИЯ . ТОГДА ЖЕ

  ОПЕРАТИВНЫЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ ПОГРАНИЧНОЙ БАЗЫ ВВС ЮГО-ВОСТОЧНОГО ОБОРОНИТЕЛЬНОГО СЕКТОРА, . РИВЕРСАЙД, КАЛИФОРНИЯ

  ГРУППА СРОЧНОГО ПЕРЕХВАТА, 94-Я ИСТРЕБИТЕЛЬНАЯ ЭСКАДРИЛЬЯ (КАЛИФОРНИЙСКИЙ ОТРЯД ВВС НАЦИОНАЛЬНОЙ ГВАРДИИ), . ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ ЧАСТЬ ФРЕСНО, КАЛИФОРНИЯ

Часть 2

  НЬЮ-ЙОРК, АВГУСТ 1995 ГОДА

  БАЗА ВВС БИЛ, ЮБА-СИТИ, КАЛИФОРНИЯ, . ТОГДА ЖЕ

  НЬЮБУРГ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК, . ПОЗДНЕЕ В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ

  ОКРЕСТНОСТИ БЕДМИНСТЕРА, НЬЮ-ДЖЕРСИ, . ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ

  БАЗА ВВС БИЛ, ЮБА-СИТИ, КАЛИФОРНИЯ, . ДВА ДНЯ СПУСТЯ

  МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ МЕМФИСА, . ТРИ ДНЯ СПУСТЯ

  БАЗА ВВС БИЛ, ЮБА-СИТИ, КАЛИФОРНИЯ, . НЕСКОЛЬКО МИНУТ СПУСТЯ

  БЕЛЫЙ ДОМ, ЗАЛ ЗАСЕДАНИЙ, . НАУТРО

  УЧЕБНАЯ БАЗА МОРСКОЙ АВИАЦИИ В ФЭЛЛОНЕ, НЕВАДА, . ТРИ ДНЯ СПУСТЯ

  МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ, . ДВА ДНЯ СПУСТЯ, НА ВОСХОДЕ СОЛНЦА

  БОРТ САМОЛЕТА “Е-ЗС СЕНТРИ” АВАКС, . НАД ЭЛЬДОРАДО, ТЕХАС

  ГЛАВНЫЙ ИНФОРМАЦИОННЫЙ И КООРДИНАЦИОННЫЙ ЦЕНТР ПВО, . АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ

  БОРТ САМОЛЕТА Е-ЗС “ТИГР-КОНТРОЛЬ” АВАКС

  БОРТ ТРАНСПОРТНОГО САМОЛЕТА CN-235 . К СЕВЕРО-ЗАПАДУ ОТ АЭРОПОРТА ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ

  БАТАЛЬОН ПРОТИВОВОЗДУШНОЙ ОБОРОНЫ MICC, . АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ-УЭРТ

  БОРТ САМОЛЕТА-РАДАРА АВАКС Е-ЗС,

  БАТАЛЬОН ПРОТИВОВОЗДУШНОЙ ОБОРОНЫ MICC, . АЭРОПОРТ ДАЛЛАС-ФОРТ

  БОРТ САМОЛЕТА 75-В

  НЕПОДАЛЕКУ ОТ БЕДМИНСТЕРА, ШТАТ НЬЮ-ДЖЕРСИ, . ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ

  МОХАВЕ, КАЛИФОРНИЯ, . ДВА ДНЯ СПУСТЯ

  МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ АТЛАНТИК-СИТИ, . ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ

  НОВОЕ ЗДАНИЕ АДМИНИСТРАЦИИ ПРЕЗИДЕНТА, ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, . БЕЗ МАЛОГО ЧАС СПУСТЯ

  НЬЮ-ЙОРК, . ТОГДА ЖЕ

  БЕДМИНСТЕР, НЬЮ-ДЖЕРСИ, . ТРИ ЧАСА СПУСТЯ

  ШТАТ НЬЮ-ЙОРК. НЬЮБУРГ, МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ СТЮАРТ, . ТОГДА ЖЕ

  БЕЛЫЙ ДОМ, . ТОГДА ЖЕ

  МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ США, КАБИНЕТ ЗАМЕСТИТЕЛЯ МИНИСТРА, . ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ, . ЧЕТЫРЕ ЧАСА СПУСТЯ

  МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ПИЗ, ПОРТСМУТ, НЬЮ-ГЕМПШИР, . ДВЕ НОЧИ СПУСТЯ

  МЭРИЛЕНД, КЭМП-СПРИНГС, БАЗА ВВС ЭНДРЮС, . НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

  МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ АТЛАНТИК-СИТИ, . ПОЗЖЕ В ТОТ ВЕЧЕР

  МЭРИЛЕНД, АЭРОПОРТ КЕМБРИДЖ-ДОРЧЕСТЕР, . ТОГДА ЖЕ

  МЭРИЛЕНД, НАД ЗАЛИВОМ ЧЕСАПИК БЛИЗ АННАПОЛИСА, . ТОГДА ЖЕ

  БОРТ РАДАРНОГО САМОЛЕТА ВВС АВАКС Е-ЗВ, . НАД ВОСТОЧНОЙ ПЕНСИЛЬВАНИЕЙ

  БАЗА ВВС ЭНДРЮС, . ТОГДА ЖЕ

  БЛИЗ МОЛЛА, . ТОГДА ЖЕ

  ЗДАНИЕ ФБР ИМЕНИ ГУВЕРА, . ТОГДА ЖЕ

  В РАЙОНЕ МОЛЛА, . ТОГДА ЖЕ

  НАД АРЛИНГТОНОМ, ШТАТ ВИРДЖИНИЯ, . ТОГДА ЖЕ

  У ПАМЯТНИКА ВАШИНГТОНУ, . ТОГДА ЖЕ

  У МЕМОРИАЛА ИВОДЗИМЫ, . ТОГДА ЖЕ

  У ПАМЯТНИКА ВАШИНГТОНУ, . ТОГДА ЖЕ

  У ПАМЯТНИКА ВАШИНГТОНУ, . ТОГДА ЖЕ

ЭПИЛОГ . НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО