«Окно в пустоту»

Окно в пустоту (fb2) - Окно в пустоту 427K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктория Александровна Борисова

Виктория Борисова Окно в пустоту

Проклятий нет, есть только зеркала, которые держишь перед душами мужчин и женщин

(Стивен Кинг, «Худеющий»)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Визит незнакомки

День начинался явно неудачно. Когда молодой, но весьма преуспевающий бизнесмен Вадим Покровский сумел, наконец, разлепить глаза, над Москвой уже вовсю сияло солнце, а где-то совсем рядом заливался настойчивой трелью дверной звонок. «Кого же это принесло так рано?» — подумал Вадим. Морщась от противного вкуса во рту и с трудом поднимая голову от подушки, он потянулся за часами. Стрелки золотого «Роллекса» неумолимо показывали 11. Значит, действительно, уже пора. От разминки на тренажере и утренней пробежки по парку опять придется отказаться. Ворча и чертыхаясь, Вадим поднялся с низкой широкой арабской кровати с дурацкими резными спинками и поплелся открывать.

Как он и ожидал, за дверью громоздилась фигура Рината Галеева — бессменного личного шофера, телохранителя, доверенного лица, а при случае — няньки в периоды запоев и прислуги «за все». Ринат выглядел так, будто сошел со страниц дешевого детективного романа в мягкой обложке. Огромный, почти двухметрового роста, в неизменном спортивном костюме и кроссовках, c золотой цепью в палец толщиной на могучей шее, Ринат был незаменим при общении с несговорчивыми, но впечатлительными клиентами.

И только Вадим знал, какая трусливая, рабская душа жила в этом могучем теле. «С Ринатом пора расставаться», — в который раз подумал он. Впрочем, эта мысль скоро проходила. Когда-то Вадим вытащил Рината из больших неприятностей, платил по-царски, и, по правде говоря, cуществующее положение его вполне устраивало.

Насколько оно устраивало самого Рината, Вадим никогда не интересовался.

— Привет, Ринат. Ты молодец, как всегда вовремя. Пока свари кофе, а я хоть чуть-чуть себя в порядок приведу. А то поднять — подняли, а разбудить забыли. Давай, действуй, сейчас поедем, — с этими словами Вадим направился в ванную.

«Итак, что мы видим на этой интересной картинке?» Огромное, во всю стену зеркало отразило его красивое мужественное лицо, несколько опухшее и помятое после вчерашней пьянки и крепкое, мускулистое тело бывшего спортсмена, покрытое ровным средиземноморским загаром.

— Да, животик-то уже висит. Не буду спортом заниматься — скоро совсем жиром заплыву. Да еще все эти ночные пьянки-гулянки по девочкам и вовсе до добра не доводят. Удовольствие, в общем, средненькое, дешевое, а теперь извольте видеть, Вадим Александрович, башка трещит и во рту будто кошки нагадили. Еще СПИД словить не хватает. Нет, достаточно с меня таких развлечений, — в который раз думал Вадим.

Многих мужчин, да и женщин тоже в подобном состоянии посещают добродетельные мысли и благие намерения. Жаль только, что с улучшением самочувствия клятвы бывают забыты, а начало новой жизни откладывается на неопределенно долгий срок. В этом отношении Вадим не был исключением из правил, хотя и старался по возможности заниматься собой. Но жизнь брала свое, текучка заедала, пробуждения, подобные сегодняшнему, случались все чаще и чаще; купленный за бешеные деньги спортивный тренажер большей частью пылился в стенном шкафу, а походы с друзьями в парилку, спортзал и бассейн часто заканчивались обыкновенной пьянкой и групповиком с веселыми девочками. А пока, принимая душ, Вадим продолжал давать себе бесполезные клятвы. Учитывая события недалекого будущего, это уже не имело никакого значения.

По дороге к центру города, удобно устроившись на заднем сидении темно-синего БМВ, Вадим неожиданно для себя самого подумал о том, как же красива бывает Москва в начале осени. Совсем скоро зарядят дожди, небо покроет серая хмарь и почти до Нового года потянется промозглое, сырое и слякотное время. Но пока… Москва сияла последней красотой бабьего лета. Вадим вдруг по-новому увидел и ярко-синее небо, и увядающее золото листьев, старые московские дома и дворики, купола церквей. Куда-то под сердце подкатил странный тревожный холодок. «А ведь это в последний раз. В будущем году уже не увижу,» — почему-то подумал Вадим. Конечно, он тут же отогнал от себя эту дурацкую, неизвестно откуда взявшуюся мысль. К чему это? Жизнь была прекрасна и удивительна, дела в последнее время шли хорошо, явных врагов Вадим на тот момент не имел, да и тайных, вроде бы, тоже.

И все-таки… Что-то было не так.

Подъезжая к небольшому старинному особняку, где располагался его офис, Вадим заметил во дворе новенький, сверкающий безупречной полировкой «Джип-Чероки» темно-зеленого цвета.

«Да, хороша игрушка. Тысяч тридцать баксов, небось, стоит. Интересно, чья это? Неужели мои сотруднички так оборзели? Узнаю — уволю», — лениво подумал Вадим. Впрочем, в том же здании располагались еще три конторы, посетителей всегда было много и джип мог принадлежать кому угодно.

Поднимаясь на третий этаж в свой офис, Вадим снова почувствовал холодок около сердца Неужели на работе что-то случилось? Беспокойство это нельзя было считать напрасным, ибо бизнес Вадима был весьма и весьма многогранен. Он подразумевал собой очень многое — от оптовой торговли шмотками, игрушками и продуктами питания до разнообразных финансовых махинаций и совсем уж темных и незаконных дел.

Но в офисе все было как обычно. У дверей скучал дюжий охранник, порхали туда-сюда с бумагами девочки из бухгалтерии. За столом, уткнувшись в компьютер, сидел Боря Бейдер, один из самых ценных Вадимовых сотрудников.

В свои 25 лет Боря был мало похож на «Мистера Мира». Он был толст, неуклюж, страдал астмой и говорил так, будто язык с трудом помещается у него во рту. Словом, на свежего человека Боря производил совсем не привлекательное впечатление.

Однако, через некоторое время знакомые совершенно переставали замечать Борину неприглядную внешность и видели перед собой только доброго, умного, на редкость трудолюбивого человека, не озабоченного ни амбициями, ни сексуальными проблемами. Главное же его достоинство заключалось в том, что в своей области Боря был магом и волшебником. Только он мог превратить любого обер-мошенника в удачливого и респектабельного бизнесмена, чьи доходы, даже рассмотренные под микроскопом, не оставляют ни у кого и тени сомнения в их легальности.

— Привет, Боря. Что новенького?

— Да так, ничего особенного. Данилов деньги принес, может, их на биржу отправить? Наш интерес — 5 %.

— Ладно, Боря, делай как знаешь. Ты у нас большой специалист, тебе и карты в руки. Что еще?

— Больше пока ничего. Хотя нет, тут вас девушка какая-то дожидается. Говорит — из агентства пришла, на работу устраиваться. Красивая.

Вадим вспомнил, что действительно с неделю назад давал поручение подыскать ему хорошенькую и, желательно, неглупую девушку «без комплексов». Прежняя секретарша Марина недавно уволилась по собственному настойчивому желанию, хотя работы было немного, а платил Вадим куда как хорошо. Как ни хотелось девочке работать в шикарном офисе и общаться с крутыми бизнесменами, видно, те самые «комплексы», которые раньше назывались обыкновенным человеческим и женским достоинством, все же оказались сильнее.

— Хорошо, Боря, я у себя, минут через пять позови ее, ладно?

В своем кабинете Вадим удобно расположился за столом и приготовился обозревать достоинства новой претендентки. «Посмотри. что за девочка, — думал он, — а, может, и того… На профпригодность проверим».

Вошедшая девушка совсем не была похожа на тех хорошеньких куколок с глупенькими мордашками, которых Вадим уже видел ох как много. Эти девочки так горели желанием приобщиться к «сладкой жизни», и, как им казалось, «шикарному миру большого бизнеса», что по первому требованию потенциального начальника готовы были раздвинуть ноги, обслужить его каким угодно другим способом, или, допустим, станцевать голыми на столе.

Первое, что поразило Вадима — это редкая, исключительная, гордая красота его утренней посетительницы. Высокая, стройная, с отличной фигурой, одета дорого и модно, но не слишком. Длинные черные волосы схвачены резной деревянной заколкой, бледное точеное лицо, яркие губы… Девушка казалась бы совсем юной, если бы не глаза. Большие, черные, миндалевидные, широко расставленные, они были такими древними и мудрыми, что встречаться с ней взглядом было все равно что смотреть в бездну. «Тьма кромешная», — некстати пришло в голову Вадиму.

— Ну, что же, проходите, садитесь, давайте знакомиться, — бодро начал он. Вадим уже решил для себя, что не возьмет на работу эту девушку. В офисе ей не место, но поближе познакомиться не мешает.

— Меня зовут Диана, — тихо сказала она.

— Хорошо, Диана. Где работали раньше? С какой скоростью печатаете? Компьютером владеете? — задавал Вадим привычные вопросы.

Вдруг девушка, сидящая напротив него, вытянула вперед левую руку, сделала ею странный, неуловимый жест, посмотрела Вадиму прямо в глаза и произнесло несколько слов на непонятном языке. Яркий полуденный свет за окном погас, все завертелось перед глазами у Вадима и он потерял сознание.

Сколько это продолжалось — он не знал. Открыв глаза, Вадим с удивлением обнаружил, что лежит на камнях в темной и сырой пещере. Девушка так же сидела напротив него, подкидывая ветки в костер. На ней было длинное темное платье, волосы распущены по плечам, прекрасное лицо сосредоточенно и строго. В неверном мерцающем свете костра Вадим разглядел у нее за спиной огромную, грубо вырезанную из дерева фигуру какого-то древнего идола.

— Эй, как я здесь оказался? Меня что, похитили? Зачем?

— Молчи, — ответила девушка, не меняя выражения лица.

Молчи и жди, если не хочешь остаться здесь навсегда.

— Где я?

— В другом мире. Там, где сходятся все пути.

Девушка бросила в костер горсть листьев и веток, и он вспыхнул ярким голубым пламенем.

— Помни, сын земли, что день гнева близок, и нет за тебя ходатаев в мире мертвых, — заговорила она страшным, низким и хриплым голосом, — смерть твоя уже у порога, а душа пуста и темна, и нет тебе прощения, ибо безумен тот, кто строит дом на песке, а счастье — на крови ближнего.

Костер погас, все исчезло. Последнее, что разглядел Вадим — улыбку идола, и это было страшнее всего. В ней Вадим увидел вечную мудрость и какое — то мрачное, безжалостное сочувствие.

«И сострадая, сердце Всевышнего остается твердым».

Вадим очнулся за столом в своем кабинете. Так же светило солнце, и если не врет хваленый «Роллекс», времени прошло совсем немного. Девушки в кабинете больше не было.

Дико болела голова, перед глазами плыли красные круги, но, в общем, состояние было более-менее терпимым.

— Что это было? — подумал Вадим, — точно, пора с пьянками завязывать. Кому сказать, здоровенный мужик в обморок грохнулся. Вадим попробовал встать. Ноги были как ватные, но все же слушались. Он подошел к окну, хотел открыть его — и обомлел. Из подъезда как раз выходила его сегодняшняя посетительница. Быстрой походкой она подошла к темно-зеленому джипу, села за руль и уехала.

— Та-ак. Очень интересно. Если может позволить себе такую машину, то спрашивается, на хрена козе баян, а ей работа. Наверняка есть папик богатенький или хахаль крутой. Хотя нет, скорее второе. Такая и покойника на грех наведет. И все-таки, зачем она здесь была? Что ей нужно? Может, подосланная? А зачем? Да еще этот обморок… Отравить она меня не могла, это точно. А может, она того… Как это сейчас называется? Экстрасенс. ведьма, колдунья, что там еще. Вот чушь какая, не верю я во все это. Сейчас куда ни плюнь — в колдуна попадешь. Обвешаются всякой всячиной и морочат головы дуракам. Нет, наверное, все проще. Девчонке действительно нужна была работа, а я вырубился не вовремя после вчерашней пьянки. А джип…Ну, мало ли. Может, взаймы у кого-нибудь взяла, чтобы повыпендриваться. Всякое бывает.

И вообще, надо ехать домой. Здесь от меня сегодня все равно никакого толку.

С трудом держась на ногах и стараясь побороть подступающую дурноту, Вадим вышел в коридор, чтобы позвать Рината. Самому вести машину в

таком состоянии было бы чистым безумием.

— Боря, ты тут остаешься за главного. Я на тебя надеюсь. Завтра приеду — во всем разберусь, — с этими словами Вадим нетвердой походкой вышел из офиса.

Будь он в нормальном состоянии, обязательно заметил бы обалделое выражение лица своего подчиненного. Кто бы мог подумать, что толстый, смешной, неуклюжий Боря окажется под таким сильным впечатлением от гордой и страшной красоты незнакомки? Но, с другой стороны, кто сказал, что это доступно только красавцам? Во всяком случае, произошло то, что произошло, и Боря тоже наблюдал из окна, как девушка садилась в темно-зеленый джип.

И даже записал номер.

Вернувшись домой, Вадим проспал как убитый почти сутки. На следующее утро он встал бодрым и отдохнувшим. Быстро вскочив с постели, Вадим натянул спортивный костюм и отправился бегать по парку. Прохладный ядреный воздух ясного осеннего утра подействовал на него освежающе и чуть пьянил, как молодое вино. Старый парк, могучие деревья, водная гладь пруда… Вадим по-настоящему любил все это. Сейчас парк со всех сторон окружали районы новостроек, в основном населенные тем контингентом, который в просторечии именуется «лимитой». Вадимовы родители, коренные москвичи, когда-то получили здесь квартиру и были рады наконец-то выбраться из коммуналки. Как и многие люди их поколения, они инстинктивно тянулись к природе и к земле. Получив на работе участок где-то у черта на рогах, охотно пополняли собой по выходным поток дачников, забивающих до отказа пригородные электрички.

Разбогатев, Вадим купил родителям добротный дом в подмосковной деревне, нечасто, но крупно помогал деньгами, наслаждался обретенной свободой и считал себя очень хорошим сыном. Со временем даже редкие встречи с родителями стали его тяготить, а их заботы и беспокойство о нем — откровенно раздражать. Но все же их отношения продолжали оставаться, что называется, нормальными. По нашим временам это уже совсем не плохо.

Вадим давно уже мог бы купить квартиру в более благополучном и престижном районе, нередко поругивал свой «быдловник» но все же совсем не торопился переезжать оттуда. По натуре он был ленив, к вопросам быта почти равнодушен, близость парка для утренних пробежек его устраивала, в шумный и загазованный центр перебираться не хотелось. Главная же причина заключалась в том, что будучи далеко не глупым человеком, Вадим хорошо понимал конечность существующего постсоветского бизнеса. Каждому ясно, что если алкоголик дядя Вася постоянно живет в долг и продает из дома вещи, то для него это когда-нибудь кончится очень плохо. Сейчас в масштабах огромной страны и бывшей великой державы происходит примерно то же самое. Вадим не стремился к эмиграции. Он знал, что трудно вписаться в чужой образ жизни, особенно если здесь чувствуешь свою значимость, а там ты — никто, и звать тебя никак. И все же… Приятнее быть чужаком в свободной и богатой стране, чем все потерять при очередном крутом повороте. Поэтому Вадим старался максимально обезопасить себя. Большая часть его средств давно уже осела на кодированных счетах в оффшорных банках Мальты и Кипра.

В таких условиях покупка по бешеной цене какой-нибудь бывшей коммуналки на Кутузовском или Ленинском проспекте представлялась ему как полный идиотизм.

Поэтому Вадим ограничился тем, что сделал в квартире ремонт, бегал по утрам в парке, когда представлялась возможность и стойко пытался не замечать окружающую его действительность.

Бодрый и довольный, с ощущением счастливой легкости во всем теле, Вадим возвращался домой. Он давно привык не видеть ободранный подъезд, заплеванные лестницы и обшарпанные стены, испещренные шедеврами «наскальной живописи» в основном неприличного содержания.

Но сейчас, подходя к двери своей квартиры, Вадим заметил нечто необычное. На стене черной краской был нарисован странный символ — треугольник, вписанный в круг и куча каких-то непонятных закорючек вокруг него.

Опять подростки балуются, — равнодушно подумал он. Заставить бы их языком это вылизать.

Но все же где-то в дальнем уголке его сознания черной точкой засела тревожная мысль. Слишком уж тщательно были вычерчены геометрические фигуры. Слишком аккуратно нарисованы чудные закорючки. Это было совсем не похоже на подростковое хулиганство. Но главное… Вадим даже не смог бы этого объяснить. Неведомый символ внушал ему тупой безотчетный страх.

Дальше дни потянулись за днями. Все было как всегда, разве что дела у Вадима пошли лучше обычного. Самые сложные сделки проходили без сучка и задоринки, деловые партнеры вдруг стали на удивление сговорчивы, Боря провел очень удачную биржевую операцию. Жизнь вошла в привычный ритм, и Вадим совершенно забыл про странный случай, который выбил его из колеи. Даже рисунок в подъезде оказался тщательно замазанным на следующий день. Вадим поначалу даже удивился: неужели у местных дебилов совесть проснулась? Но скоро выбросил это из головы. Замазали — и слава Богу.

Даже погода в этом году решила устроить приятный сюрприз. Осень стояла на удивление теплая и сухая.

Такой бодрости и уверенности в себе Вадим не испытывал уже давно. Ощущение было такое, будто он долго карабкался в гору и теперь стоял на пике своей удачи. Весь мир был у ног и звезды радостно подмигивали сверху.

Все кончилось в тот день, когда Олег Данилов, старый друг и компаньон по бизнесу, предложил расслабиться в сауне. Вадим, конечно, уже позабыл свои благие намерения, предстоящий длинный и пустой вечер не радовал, и он с удовольствием согласился.

Когда Вадим приехал, веселье было в самом разгаре. Столы накрыты, друзья-приятели в белых простынях напоминали древнеримских патрициев, в бассейне с визгом плескались голые девочки. Хорошо!

Через двор плыла, Собой цвела, Ры-жа-я![1]

Надрывался магнитофон. И вдруг… Вадим с трудом удержался, чтобы не шарахнуть об пол дорогую японскую электронику. Резкая боль, словно раскаленная игла, пронзила голову. Перед глазами вспыхнул колдовской ярко-синий свет и на фоне его, как живое предстало нежное лицо рыжей Кати. Когда же это было? Не так уж и давно… Два, или нет, три года назад.

Тогда Вадим был всего лишь мелким, дешевым рэкетиром. Сколотил банду подельников, и все они весело и не без успеха принялись «трясти» новоявленный класс мелких собственников. Сейчас, конечно, смешно вспоминать — ерунда, мелочевка, а, главное — большая глупость. В устойчивые криминальные группировки они не входили, соперничать с ними — кишка тонка, ребятишки болтали и пили слишком много, о некоторых оперативных хитростях понятия не имели. В общем, типичный «дикий» рэкет, легкая добыча либо для ментов из РУОПа, либо для более или менее серьезных бандитов.

Тогда-то и оказалось в их поле зрения небольшое, но уютное СП некоего Семена Яковлевича Гольдберга. Там трудилась переводчицей милая девочка Катюша. Рыжие вьющиеся волосы, веснушки, веселые плутоватые зеленые глаза с золотистыми крапинками… Вадим и тогда очень внимательно относился к любой информации о предполагаемых «клиентах». А кто знает больше, чем секретарши? Часто к ним относятся как к неодушевленным предметам. Эдакое «украшение офиса» на двух ногах (ну о-очень длинных и стройных). А на самом деле эти девочки многое видят и слышат. Да еще если зуб имеют на своих начальников, то делаются просто бесценными источниками информации.

Катя его тогда очень выручила, сама того не подозревая. Кто же знал, что у этого Гольдберга давно все схвачено, сам он — американский гражданин и вообще Вадиму не по зубам? Вовремя сумели отойти в сторону — и то хорошо. Хуже было то, что Катя полюбила Вадима по-настоящему. Да и он сам не то чтобы увлекся или влюбился, но как- то привык к ней. Почему бы и нет? Катя была не то чтобы красавицей, но очень милой, нежной… уютной какой-то. Никогда не скандалила, ничего не требовала, не рвалась замуж. В общем, не обременяла Вадима своим присутствием.

Черт его дернул связаться с фальшивыми чеченскими авизовками! Ну, хотелось человеку побыть директором фирмы, даже фиктивной. В длинной отлаженной цепи случился сбой, деньги, что называется, «зависли», и непонятно было, удастся ли получить их обратно.

Чеченец Магомед, как и все практически его соплеменники, шуток не понимал и на Вадимовы объяснения не реагировал. Он только каменел лицом, и в глазах его Вадим уже видел свою смерть. Очень плохую смерть. До сих пор он не забыл свои судорожные попытки «сохранить лицо», предательски потные, липкие ладони, срывающийся голос.

И надо же было так случиться, что Катя пришла именно в этот момент. Она влетела в квартиру радостная, оживленная, пахнущая дождем и весной. Весело защебетала на кухне, распаковывая принесенные с собой свертки и принялась готовить ужин.

Магомед скривился и процедил сквозь зубы: «Отправь девочку домой, к маме. Мешает». Надо ли говорить, что Вадим поспешил выполнить его приказ.

В конце этого длинного и неприятного разговора Магомед сказал: «Ладно, ты вот что. Говоришь, денег у тебя нет? Зато девочка есть. Пришлешь ее ко мне — подожду. Недели две, не больше. Завтра же и пришлешь. Ты понял меня, Вадик? Где я живу, ты знаешь. Будь здоров.»

Вадим, конечно, знал, что по мусульманским обычаям женщина даже не друг человека. Доходили до него и темные, неясные слухи о своеобразных сексуальных наклонностях самого Магомеда. Недаром же он выстроил себе огромный дом на отшибе, далеко не только от города, но и от всякого жилья вообще. Будучи весьма неглупым человеком, Вадим очень прозорливо представил себе, что ожидает Катю — и содрогнулся.

Но делать было нечего. Оставался, правда, чисто технический вопрос — как уговорить Катю. Правду ей сказать ни в коем случае нельзя, — тоскливо думал Вадим. Ах, вот оно что — она, скорее всего, поняла, что ее любимый в затруднительном положении, если не в беде. Чтобы мне помочь, она пойдет на что угодно. И, кстати, поверит чему угодно, дурочка. Можно будет ей сказать, что я болен или занят, а Магомеду надо срочно передать большую сумму денег, натолкать «кукол» в дипломат, и… Что и требовалось доказать.

Все удалось на удивление легко и просто. Катя сразу поверила, забеспокоилась почти материнской тревогой, хотя и была намного моложе и с полным чемоданом резаной бумаги направилась навстречу своей печальной судьбе. Ринат отвез ее до порога, и у Вадима не было никаких оснований ему не верить.

Но в ту же ночь в доме Магомеда произошел пожар. Говорят, взорвался газовый баллон. Огромный, затейливо сложенный из бруса лиственницы дом сгорел, как свеча, и все, кто в нем был, погибли.

Будучи в глубине души человеком не то чтобы злым, но трусливым, Вадим был даже рад, что все так кончилось. Он очень надеялся, что Катя так и не узнала о его роли в этой гнусной истории.

Дньги, «зависшие» на чужих счетах, потом все же удалось получить назад, хотя и частично. Поскольку Магомед погиб, а его наследники так и не объявились, Вадим, выждав некоторое время, спокойно их присвоил.

Так был заложен фундамент его теперешнего финансового благополучия.

Вадим потряс головой, и наваждение исчезло. Но и развлекаться ему больше не хотелось. До парилки он так и не дошел, веселье друзей стало казаться надуманным и фальшивым, а девушки — некрасивыми и тупыми до отвращения.

«Какого черта они все выхваляются друг перед другом? А, главное, какого черта я тут делаю? — думал он, — уехать, что ли, отсюда? А дома что? Весь вечер в телевизор пялиться? Или вызвонить по телефону какую-нибудь шлюху, которая будет ничем не лучше этих? Тогда уж лучше здесь оставаться…»

Вокруг было много людей, но в тот вечер Вадим впервые напился в одиночестве.

На следующий день Вадимовы сотрудники с трудом узнали своего шефа. Несмотря на пьянки и загулы, он всегда появлялся перед ними чисто выбритый, небрежно-элегантный, благоухающий дорогоим одеколоном. А тут… Всего за один день Вадим как будто постарел и осунулся. Красные, в прожилках глаза, мощный запах перегара, который не перебить никаким «Диролом», придавали ему какой-то жалкий и потерянный вид. Даже дорогой фирменный костюм выглядел мятым и потрепанным.

Буркнув что-то вроде приветствия, Вадим быстро прошел к себе в кабинет. Хотелось укрыться от любопытных взглядов и закрыть за собой дверь.

Устроившись на привычном месте за столом, Вадим достал папку с последним контрактом, закурил и попытался сосредоточиться. Мысли путались, печатные строчки извивались и прыгали перед глазами. Вадим откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

Не сказать, чтобы он особенно жалел Катю, но в этот раз Вадим провел действительно плохую ночь. Стоило закрыть глаза, и снова возникало лицо, которое он давно забыл. Заставил себя забыть. Катя молчала, ни в чем не упрекала его, как никогда не упрекала и при жизни, но от одного ее взгляда хотелось провалиться сквозь землю.

«Я же не хотел этого, не хотел! Я не виноват, что все так получилось! Это просто стечение обстоятельств, несчастный случай, и не более того. И, в конце концов, я не убивал ее!»

Вадим прекрасно понимал всю бессмысленность подобных самооправданий. В милиции почти всегда можно дать взятку, в суде нанять хорошего адвоката, да и вообще вся наша Фемида часто оказывается продажной, как девочка с панели.

Но как дать на лапу человеку, которого уже нет в живых?

Нет, все-таки надо собраться. Прочь все эти мысли. Так что там с контрактом?

Вадим выпрямился — и не поверил своим глазам. Напротив него, точно так же, как и две недели назад, сидела девушка с длинными черными волосами. Как же ее звали? Странное имя какое-то…Но если тогда она вызвала у Вадима ярко выраженный мужской интерес, то теперь внушала ужас и отвращение. Вадим был готов на что угодно, лишь бы не смотреть сейчас на ее лицо, но и глаз оторвать не мог.

Девушка молчала, не двигалась, и только смотрела на него в упор, улыбаясь мрачной безжалостной улыбкой пещерного идола. Глаза ее испускали какое-то мертвенное сияние. Длинные черные пряди волос разметались по плечам и Вадиму показалось, что это живые, шевелящиеся змеи. Он с трудом удержался, чтобы не закричать и бросился прочь из своего кабинета.

Все сотрудники были на своих местах и с удивлением уставились на него. Вид у Вадима был действительно безумный.

— Боря, зайди ко мне, — еле выговорил он белыми от ужаса губами.

Боря поднялся и пошел за ним. Вадим пропустил его в дверь впереди себя, но Боря вошел как ни в чем не бывало.

Незнакомки в кабинете больше не было.

Вадим постарался задержать Борю у себя как можно дольше. Он попросил его еще раз объяснить суть последней биржевой операции, но в смысл Бориных слов не вникал совершенно. Вадима сейчас занимали совсем другие мысли.

— Очень интересно. Одна галлюцинация — это случайность, а три — уже система. Вот бы узнать, куда девалась эта девка? Не в окно же вылетела! Или ее тут вообще никогда не было? Нет, в первый раз точно была. И Боря ее тоже видел. Да уж, Боря… Сидит тут, бухтит что-то себе под нос, и горюшка ему мало. Да, кстати, Боря говорил — она пришла из агентства. Если так, у них должны быть ее координаты.

К тому моменту, когда Боря закончил излагать и вопросительно поднял свои большие, светлые, неожиданно красивые глаза, у Вадима уже созрело решение.

— Боря, ты молодец и гений. Я, пожалуй, отъеду на часок. Если будет что-то важное — сбрось мне на пейджер, а нет — рули сам.

Вадим подхватил с вешалки свой плащ и быстро вышел. Оставаться одному в собственном кабинете ему больше не хотелось.

Отныне и навсегда это помещение будет внушать ему страх.

Вадим отправился в агентство по трудоустройству, к услугам которого иногда обращался. Там его встретили как почетного гостя. Но даже девушка, которая подавала ему кофе, заметила его нездоровый вид, бледное лицо, трясущиеся руки.

Менеджер агентства, вертлявый молодой человек в ярком галстуке, несколько удивился его просьбе. Он-то хорошо знал свой контингент. Однако все анкеты Вадиму, конечно, предоставил.

С фотографий глядели молоденькие девчушки, хорошенькие и не очень, которые изо всех сил старались казаться деловыми, компетентными, уверенными в себе.

Просмотрев все анкеты до конца, Вадим окончательно убедился в том, о чем давно догадывался.

Конечно же, Дианы не было среди них.

«Ну, что же, отсутствие результата — тоже результат, — думал Вадим за рулем по дороге к себе в офис. Теперь остается только самый простой вопрос — что, черт возьми, происходит?»

Остаток рабочего дня тянулся бесконечно. Вадим с удовольствием убрался бы домой пораньше, но сегодня предстояло несколько важных встреч. Партнеры, как назло, запаздывали, и он бесцельно толкался по офису, изобретая всевозможные предлоги, чтобы не оставаться одному.

Кое-как закончив свои дела, Вадим отправился домой. В этот раз он не отпустил Рината у подъезда, как обычно, а попросил подняться в квартиру вместе с ним. Ринат очень удивился — такого раньше никогда не было, но что поделаешь? Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак. И вообще, шеф сегодня какой-то странный. Запил, не иначе. Это, конечно, его дело, но… Ринат хорошо понимал, что если Вадим запьет всерьез и надолго, то на плаву уже не удержится. Ситуация меняется каждый день, а конкуренты пошли ох какие зубастые. С таким начальником надо расставаться, пока не поздно.

И, возможно, даже с пользой для себя.

Несколько лет назад по собственной глупости Ринат попал в абсолютно идиотскую ситуацию. Как-то вечером они с друзьями мирно квасили на квартире одного из них. Когда «приняли на грудь» достаточно, захотелось женского общества. Легко сказать, но где возьмешь телок во втором часу ночи? Хорошо, нашлась под рукой газета с рекламой, в которой состоятельным клиентам предлагают все земные радости круглосуточно. Вызвав проституток по телефону и натешившись вдоволь, друзья решили заодно поправить за их счет собственное материальное положение. Двоих девчонок оставили у себя в заложницах, а еще двоих отправили за деньгами, пообещав в противном случае убить оставшихся. Конечно, такая идея могла придти в голову только с пьяных глаз, да и то не каждому. Но, с другой стороны, кто же знал, что девчонки с перепугу побегут на Петровку и недавно организованный РУОП покажет себя во всей красе? Уже через час в квартиру, выбив хлипкую дверь, ворвались омоновцы в масках. Всех, кроме насмерть перепуганных заложниц, положили лицом в пол, и по спинам загуляли дубинки.

Это уже потом незадочливые вымогатели поняли, наконец, что их дурацкая и жестокая пьяная выходка обойдется им очень и очень дорого. Захват и удержание заложников, совершенные группой лиц, грозили серьезными сроками.

Сам Ринат вообще не понял, зачем ввязался в эту историю. Вадим никогда не был особенно жаден, и как раз в это время он неожиданно разбогател. Работа не пыльная, платят хорошо, казалось бы — живи и радуйся, так нет ведь… И добро бы еще серьезное дело было. Нет, все же прав был герой известного кинофильма — самое дорогое на свете — это глупость, потому что за нее дороже всего приходится платить.

Мать Рината, Алия Загидулловна, узнав об аресте сына, прибежала к Вадиму в слезах. Не сказать, чтобы это его особенно тронуло, но Вадим боялся, что Ринат «поплывет» и начнет рассказывать про их общие дела тоже.

Поэтому Вадим надавил, где нужно, девчонки от своих показаний отказались, дело благополучно развалилось, и Ринат «со товарищи» вновь оказался на свободе.

Но странное дело — особой признательности к своему благодетелю Ринат не испытывал. Ему казалось, что Вадим держит себя барином и гоняет его как мальчишку. Ринат умел терпеть и выжидать и вот теперь, кажется, дождался своего часа.

Вадим метался по своей квартире, как тигр по клетке. Все вокруг его раздражало, хотелось на ком-нибудь сорвать свою злость. Огромный многоквартирный дом жил своей жизнью, люди возвращались с работы, вокруг хлопали двери, раздавались голоса, и это раздражало Вадима еще больше.

За стеной соседка Валентина громко скандалила со своим мужем. Ее резкий, визгливый голос действовал на усталый измученный мозг как бормашина.

— Дубина ты стоеросовая, бездельник, наказание мое! Только и можешь, что водку жрать да диван задницей просиживать! Или вон с дружками своими, пьяницами, целый день шляешься. Господи, да когда же все это кончится!

Валентинин муж Коля, видимо, уже находился в состоянии блаженного подпития, а потому отвечал буйной супружнице довольно мирно.

— Ну, Валь, че шумишь-то? Че шумишь? Мы с Толиком к его шефу ходили, да, он мне работу обещал, точно обещал, ну, выпили на радостях, а ты шумишь, дура.

— Я дура? Это я-то дура? Работу ему обещали, скажите, пожалуйста! Дадут, догонят, и еще добавят, как же, дожидайся! Белого коня пришлют! А не хотите ли вы, Николай Иваныч, большим начальником стать?

И так без конца. Черт бы побрал эти дома, построенные в период развитого социализма. Перегородки будто картонные, каждое слово слышно. Да еще эта идиотская фраза упорно вертелась в мозгу: «Белого коня пришлют!» С чего бы это? Своих проблем довольно, причем здесь алкаш Коля и его скандальная жена?

Ну, хорошо, белый конь. Что же это может означать? Лично мне его уж точно никто присылать не собирается. Впереди на лихом коне? Тоже нет. Что-то из книг? Посмотрим. Чего не сделаешь, чтобы отвлечься! Вадим потянулся к книжной полке. Читать он всегда любил, и литературы скопилось довольно много.

Ну, что там? «Над пропастью во ржи» — не то, «Аквариум» — не то, «Гарики на каждый день» — тоже. Ах, вот оно — Агата Кристи, «Вилла „Белый Конь“». Забавная логическая игра ума про неких изобретательных злодеев, которые организовали бюро по устранению неугодных за деньги. Приходит клиент, заказывает убийство, ему показывают какой-то шарлатанский магический сеанс и призывают ждать результата. Вскоре жертва умирает, вроде бы естественной смертью. На самом деле вся магия — сплошное надувательство, для отвода глаз, а жертвы были банально отравлены. Весь фокус в том, чтобы создать атмосферу таинственности. Судебно-медицинские экспертизы тогда были не в моде, а судить человека за колдовство было уже невозможно. Хорошо придумано, ничего не скажешь!

Но, что если это действительно существует? Что, если я оказался под колпаком у каких-то неведомых, а главное, неуловимых убийц? Да, именно убийц, ведь так бормотала та девка: «смерть твоя у порога». А неуловимых потому, что с точки зрения Уголовного кодекса они безупречны.

Теперь надо разобраться. Если вся магия черная и белая — сплошное шарлатанство, средство запугивания слабонервных, то шансы у меня еще есть. Я не кисейная барышня, с живым, конкретным, осязаемым противником справлюсь, не впервой. Во всяком случае, попытаюсь. А если против меня и правда какие-то неведомые силы, тогда дело плохо. Очень плохо.

Интересно, куда мне теперь податься? В милицию? Даже не смешно. «Здрасьте, гражданин начальник. Меня тут пытаются убить при помощи черной магии. А, может, белой, тут я не специалист. В общем, разберитесь и примите меры. Лучше всего будет сжечь их всех на костре. Кого? Не знаю. Найдите.» В лучшем случае меня просто обматерят и пошлют подальше, в худшем — вежливо выслушают и отправят в дурдом.

Вадим, конечно, кривил душой. При его занятиях не иметь «своих людей» в правоохранительных органах было бы неосмотрительно. Другое дело, что люди в погонах в основном придерживаются материалистических воззрений и в сказочку про колдунов не поверят никогда. А если не поверят, то и помочь не смогут. И, главное, не захотят.

Так что еще? В церковь? Можно попробовать. Ровно тридцать и три года был неверующим и некрещеным, и вот — пожалуйста. Хотя… Священники ведь тоже люди, и деньги они любят не меньше, чем все прочие. За две тысячи лет они должны были придумать что-то действенное против таких созданий. Не даром же хлеб ели! Завтра же съезжу в церковь!

Успокоенный этой мыслью, Вадим незаметно уснул. Сначала ему снилось, что он идет по лесной тропе. Деревья стояли в пышной зелени, лучи солнца пробивались сквозь кроны, идти было легко и приятно. Вадим улыбался во сне. Он чувствовал, что в конце этой тропинки его ждет что-то важное. Его цель близка, и когда он дойдет, все будет хорошо.

И точно. Скоро он вышел на большую, освещенную солнцем поляну. Посреди ее стояла маленькая, но очень красивая белоснежная церковь. От блеска золотых куполов слепило глаза. Вадим еще удивился — кто ее здесь построил? И зачем, если вокруг нет жилья?

Медленно и осторожно он зашел внутрь. Пахло чем-то странным и приятным. Наверное, это ладан, — догадался Вадим. С икон строго глядели лики святых. Перед ними горели маленькие серебряные лампадки. Спиной к Вадиму стоял высокий священник в черной рясе.

Вадим хотел окликнуть его, чтобы рассказать о своей беде и попросить о помощи, хотел объяснить, что заплатит сколько угодно, лишь бы избавиться от колдовского наваждения, но не смог даже открыть рот. Предательская немота сковала его язык, и он лишь промычал что-то невнятное.

И тут священник обернулся. Церковь, солнечная поляна, иконы, благостное настроение — все вдруг исчезло. В темноте полыхало ярко-синее адское пламя. Вместо священника стоял стоял высокий парень в изорванной и залитой кровью армейской форме. Лицо его было страшно изуродовано, вместо глаз зияли пустые кровоточащие глазницы.

Хуже всего было то, что Вадим хорошо знал этого парня. Слишком хорошо.

Прошлое снова всплывало в памяти.

1983 год. Закавказье. Горный учебный центр в Шемахе. Только не надо при слове «горный учебный центр» представлять себе белые комфортабельные корпуса на фоне красивого пейзажа. Нет, были просто палатки зимой прямо на снегу, а в них — грязные, завшивленные, полуголодные «защитники отечества», полдня занятые растопкой маленьких железных печурок, а еще полдня — распилкой мокрых дров и сбором чахлого кустарника. Чему солдаты должны были там научиться — одному Богу известно, но для любого вероятного противника к концу двухмесячного пребывания в «учебном центре» они представляли собой просто легкие для поражения мишени. «Учебные», так сказать.

Вадим так и не смог понять, почему добротное и теплое обмундирование для горных условий выдавалось только на строевом смотре. И долго не мог забыть абсолютно гротескную картину: к самой большой палатке, где готовили пищу (не еду, а именно пищу) жалким подобием строевого шага двигаются сгорбленые от холода, закутанные в черные от копоти, рваные и прожженные бушлаты, фигуры солдат с котелками в руках. И при этом еще поют охрипшими на морозе голосами что-то бодро-маршевое. Потом, получив свою порцию горячего, тут же на морозе, стоя, пытаются проглотить ее как можно скорее.

Многие болели. Одессит Леня Фишан чуть не умер от гнойного аппендицита, потому что капитан Маслов не хотел нарушать главное условие учений — полную автономность. «Есть санчасть, пусть сами справляются.» Палатка с красным крестом действительно была, но молоденькие санинструкторши Лена и Люся не заканчивали даже медучилища и большую часть времени развлекали господ офицеров. В лучшем случае они могли бы перевязать палец или дать аспирин. Пока бравый капитан понял, наконец, что полостную операцию им не сделать и вызвал помощь по рации, аппендицит осложнился перитонитом, и Леня выжил просто чудом.

В ообщем, желающих попасть в горный учебный центр по второму разу не было, да и быть не могло.

Как известно, москвичам в армии трудно, а на отдаленных национальных окраинах — особенно. Для Вадима служба была бы просто невыносимой, если бы не сослуживец и земляк Володя Костин. Он обладал удивительно легким, солнечным характером, умел в любой ситуации видеть что-нибудь смешное и забавное, а когда смеешься — уже легче. Кроме того, общий язык Володя находил с кем угодно и ладил со всеми. Даже здоровенные чеченцы и дагестанцы, которых все боялись, почему-то не обижали его.

Вадима же, как москвича и студента, Володя выделял особо. Со временем они очень подружились. В горном учебном центре, в продуваемых ветром палатках, они мечтали о том, как вернутся в Москву, как пойдут по улице Горького, зайдут в ресторан «Пекин»… О красивых московских девочках, с которыми обязательно познакомятся. И вообще, о той новой жизни, которая обязательно наступит, стоит только, сжав зубы, дотянуть свой срок здесь, выжить и выстоять.

Но сам Вадим выстоять не сумел. Перед очередной отправкой в горы он запаниковал и решил избежать ее любым путем. Сослуживец Заур Имранов, неистовый горец и законченный наркоман, задумал решить для себя эту проблему путем подкожного впрыскивания бензина, и Вадим последовал его примеру. Возможно, если бы в санчасть явился только один солдат с подобным нагноением, все сошло бы благополучно, но двое — это уже подозрительно. Начальник санчасти насторожился, и… Результатом явилось медицинское заключение со словами «в ране обнаружены остатки нефтепродуктов» и чистосердечные признания обоих «героев» в попытке уклонения от исполнения воинского долга путем членовредительства. Заур подписал эту бумагу из-за полного равнодушия к своей дальнейшей судьбе, Вадим — из страха, что будет еще хуже. Дело закономерно должно было кончиться трибуналом.

Но до суда обвиняемые содержались в части и выполняли воинский долг так же, как и все прочие. Когда Вадим рассказал Володе о том, что произошло, он не надеялся, что друг сумеет помочь. Просто нада было хоть кому-то высказаться. Володя только покачал головой и сказал: «Да-а, ситуация, скажем прямо, хреновая. Но ты погоди пока лоб зеленкой мазать. Может, я еще что-нибудь придумаю. Где наша не пропадала!»

И, действительно, придумал. Среди Володиных друзей, приятелей и просто доброжелателей оказался молоденький лейтенант из военной прокуратуры. Как Володя умудрился с ним подружиться — Вадим не знал, да это и не важно.

Через пару дней Володя пришел веселый и сказал: «Слушай, я, кажется, додумался. Ничего обещать не буду, но кое-что сделать попробую. В общем, пиши другую объяснительную такого примерно содержания — что ты прыщ на ноге расковыривал, а потом в бочку с бензином залез. Мы же все так от вшей спасаемся. Жаль только, они, подлые об этом не знают и не дохнут. Но бензин таким способом мог попасть в рану, хотя бы теоретически. Потом инфекция, воспаление…

Так что пиши, и этому своему джигиту скажи, пусть подпишет. Вытаскивать — так обоих. Напишешь — отдашь мне, а там посмотрим.»

Утопающий хватается за соломинку, и Вадим, конечно, последовал совету друга. Вечером того же дня Володя шепнул ему на ухо: «Кажется, все в порядке. Ничего не бойся, мы еще поживем!»

А дело было так:

Получив новую объяснительную, Володя отправился в военную прокуратуру. Вызвав своего знакомого, он упросил показать дело друга. Дескать, этот дурак сам попал под трибунал и его невинного, за собой тянет. Кажется, грозят большие неприятности. и надо хотя бы знать, что там написано. Лейтенант долго отнекивался, но, в конце концов, дело вынес. Володя при нем взял объяснительные и стал читать, хотя и без того прекрасно знал содержание этих бумаг. Увидев вдалеке военный патруль, Володя быстро сунул листки в карман шинели. Когда опасность миновала, достал снова и отдал обратно.

Но достал из другого кармана.

Лейтенант унес дело и подмены не заметил. Но когда на заседании трибунала в военной прокуратуре государственный обвинитель начал громко и с выражением зачитывать собственноручное Вадимово признание, у всех присутствующих просто глаза на лоб полезли. Суд, конечно, сошел на нет, но за Вадима всерьез взялся Особый отдел. И там, под пудовыми кулаками «отцов-командиров», размазывая по лицу слезы и кровь, Вадим все рассказал о том, кто ему помог.

Командир части собирался в том году поступать в академию, и скандал ему был совсем не нужен. Поэтому Вадима тихо перевели в другую часть, а Володя попал в Афганистан со следующим пополнением.

Вернувшись домой, Вадим не пытался его найти.

Он проснулся в холодном поту. Была глубокая ночь. Дрожащими руками Вадим долго пытался прикурить сигарету. Неужели такое теперь будет все время?

А главное, почему я? Святым, конечно, меня не назовешь, но ведь другие-некоторые творили и не такое. И ничего, хорошо жили, сладко ели, крепко спали. Или. может, не так уж и крепко? Может, они тоже видят кошмары и зовут маму по ночам? А утром встают и отправляются творить то же самое…

Промаявшись до самого утра, Вадим разыскал Володин адрес и телефон в своей старой записной книжке. «Может, он еще жив-здоров, а все мои видения — только плод больной фантазии. Ну, ведь из Афгана многие приходили живыми. А если даже это правда… У него родители пожилые, уже тогда были пожилые, а сейчас, наверное, совсем старенькие. И если я смогу им чем-то помочь, то все кошмары кончатся. И Катю надо постараться найти. Хотя нет, вряд ли она жива. От всех, кто там был почти ничего не осталось.

А, главное, в церковь надо обязательно. Я уж не знаю, что там — покаяние, пожертвование на храм, или что другое. Вон сейчас все бывшие коммуняки дружно постные рожи скорчат и в церкви со свечками стоят. Некоторые даже храмы восстанавливают — оч-чень, говорят, богоугодное занятие. А скажи им завтра, например, ислам принять — всем скопом побегут обрезание делать.

Так, может, все-таки, спасает не крест, а вера? Ладно, поеду, а там посмотрим. „попитка не питка, верно, товарищ Берия?“»

Вадимовы поиски успехом не увенчались. В Катиной квартире давно жили другие люди, которые о прежних жильцах ничего не знали и знать не хотели, тем более, что квартира уже сменила не одного хозяина. Смутное время, ничего не поделаешь.

Володиной же квартиры как таковой больше не существовало в природе. Ветхий пятиэтажный дом «хрущевской» постройки (быстрее строим — быстрей развалится) попал под первую очередь реконструкции и теперь вместо него возвышались нарядные кирпичные строения.

Но еще хуже было другое. Зайдя в церковь, Вадим вдруг почувствовал себя так плохо, что едва не потерял сознание. Находиться там было для него просто невыносимо. Все тело корежила и скручивала невыносимая боль, казалось, что голова вот-вот лопнет и разлетится на куски. Ноги сами несли его прочь.

Уже в дверях Вадим столкнулся лицом к лицу с пожилым низеньким священником. «Что с вами, сын мой?» — участливо спросил он. Вадим отшатнулся. На него снова смотрело пустыми глазницами ужасное лицо из его ночного кошмара.

Вечером Вадим снова по-черному напился. Еще одна надежда была потеряна. Захмелеть по-настоящему он никак не мог, а, главное, очень боялся заснуть. Поэтому когда в 12 ночи к нему вдруг заявился Коля Бык, Вадим обрадовался ему как родному.

Николай Семенович Быков ныне считался генеральным директором некоего, ка он сам выражался, «общества с ограниченной уголовной ответственностью». Насчет последнего он разбирался хорошо, ибо на его мужественном лице с перебитым носом ясно читалось уголовное прошлое, настоящее и будущее.

Коля как огня боялся своей молодой, красивой, безумно ревнивой и стервозной жены, а потому всех своих многочисленных случайных подружек водил «в гости» к приятелям.

— Привет, Вадим. Тут такое дело, понимаешь…

— Понимаю, понимаю. Давай, заходи, и пассию свою тоже тащи сюда.

— Чего тащить? — не понял Коля.

— Ну, телку, телку свою веди. Ты ведь не один? Или скажешь, что ты ко мне чаю зашел попить в первом часу ночи? И как тебе самому не надоест? А еше говоришь, что Ленку свою любишь.

— Ленку я люблю, но тело требует, — ответствовал Коля и через минуту появился снова рядом с крепкой румяной девахой явно из провинции.

— Знакомься, это Надя.

— Ох, Коля, ну и вкус же у тебя!

— Ничего, хорошего человека должно быть много! А главное дело, знаешь, какая девка темпераментная? Ураган просто. Правда, Надюха?

Девица покраснела и смущенно захихикала. Вадим понравился ей гораздо больше, чем грубоватый Коля. Что такое темперамент, Надя представляла себе довольно смутно, но если Коля остался доволен, может, и этому она понравится?

— Шевелись, Надюха, давай, пошурши там по сумкам, накрывай на стол! А мы пока тяпнем от трудов праведных, — мощный Колин голос гремел на всю квартиру.

Удобно устроившись на диване, Коля достал из кармана маленькое зеркальце, короткую стеклянную трубочку и пакетик с белым порошком. Насыпав порошок на зеркальце двумя аккуратными полосками, он поочередно втянул их носом через трубочку.

— Эх, хорошо забирает!

Вдим с удивлением наблюдал за его странными манипуляциями.

Хочешь попробовать? Классная штука, между прочим. Третью ночь уже не сплю — и ни в одном глазу.

— А что это такое?

— Кокаин. Раньше эта штука через нас только транзитом проходила, и то редко, а теперь сюда везут сколько угодно. Покупатель с деньгами появился.

— Наркоманом стать не боишься?

— Да, чего там. Однова живем. И потом, ломки от этой штуки никогда не бывает. Ну что, будешь?

Буду, — решительно ответил Вадим. Если уж есть возможность не засыпать, ею обязательно нужно воспользоваться.

Порошок оказался горьковатым на вкус. Потом зубы во рту занемели, как после наркоза, а голова будто наполнилась цветами. Мир вдруг стал таким простым, понятным и прекрасным, как никогда раньше. Вадим наслаждался этим новым, счастливым ощущением.

Ночь прошла весело. Спать совсем не хотелось, все заботы и тревоги, кошмарные видения и угрызения совести отступили куда-то далеко.

Для Вадима это стало началом конца. Жизнь для него превратилась в кошмар. Светлые промежутки эйфории после приема кокаина становились все короче и короче, а когда действие его проходило, чудовищные видения накатывали с новой силой. Теперь к ним добавились рвущие мозг мигрени и постоянные кровотечения из носа.

Медленно и неуклонно, сам того не замечая, Вадим превращался в развалину, тень человека.

Однажды, проснувшись среди ночи, он как бы увидел себя со стороны.

— Во что я превратился? Трясущийся наркоман, живущий от одной дозы до другой. Если буду продолжать в том же духе, долго не протяну, это точно. Выходит, эта девка была права. Душа моя действительно пуста и темна.

Да разве есть у человека душа? Конечно, нет! Нас же этому всегда учили. Первичность материи, вторичность сознания, три источника, три составных части марксизма… Тьфу ты, черт, что за ерунда лезет в голову! Нет в человеке никакой души, и быть не может.

Тогда что же так свербит и мучает где-то там, внутри? Почему именно теперь, когда я дорвался до всего, чего так хотел, ничто не мило? Почему рука сама тянется к белому порошку, и его требуется все больше и больше?

И кстати, о белом порошке. Запас на исходе, надо бы Коле позвонить. Ему-то хорошо, у него нервная система, как у первобытного человека. Не поспит ночь, снимет себе еще одну шалаву, а наутро как огурец. Везет же некоторым!

Вадим ошибался. Коле, действительно, почти всегда везло, но жить ему оставалось всего несколько часов.

Около 10 утра, собираясь уходить, Коля запирал за собой массивную железную дверь своей квартиры. Дел предстояло много, и он был совершенно трезв, собран и сосредоточен. В эту ночь он даже хорошо выспался, тем более что жена уехала к своей матери в Белгород.

Надо сказать, что маску эдакого рубахи-парня, шумного, простодушного и несколько дубоватого Коля выбрал себе совершенно сознательно. На самом же деле при полном отсутствии какого бы то ни было образования, а тем более общей культуры он был далеко не глуп, а главное, обладал каким-то сверхъестественным, звериным чутьем к опасности. Да если бы не обладал, разве он прожил бы так долго?

Коля попал в места заключения лет 10 назад. Тогда он был еще молод и неопытен, а потому загремел на 8 лет за убийство в пьяной драке. В лагере он быстро стал стукачем. Администрация, правда, очень берегла своих «источников» и всячески старалась создать им авторитет среди осужденных. Коля, во всяком случае, считался «правильным».

По заданию своих благодетелей ему пришлось совершить немало таких дел, по сравнению с которыми то, за что он был осужден, казалось просто невинной детской шалостью.

Выйдя на свободу (кстати, досрочно, как вставший на путь исправления), Коля быстро сориентировался в новой ситуации. Да и старые лагерные связи помогли. Как известно, большинство «новых русских» вышли из це-ка и зе-ка, так что Коля оказался при деле. Тогда еще не все пироги были поделены, и он сумел сколотить первоначальный капитал, торгуя чем ни попадя и разрешая возникающие конфликты привычным способом.

Поворачивая ключ в замке, Коля услышал за спиной шаги. Кто-то быстро спускался по лестнице. Коля не успел обернуться.

Он вообще больше ничего не успел.

Негромкий хлопок выстрела из пистолета с глушителем никто не услышал. Да и услышали бы — еще глубже схоронились за своими дверями. Кому же охота влезать в чужие неприятности! Время сейчас не такое.

Тело нашли только через час.

В тот же вечер «Дорожный патруль» сообщил о случившемся. «Предположительно, убийство бизнесмена явилось следствием криминальной разборки». Надо понимать — туда ему и дорога.

В тот вечер программист Игорь задержался на работе дольше обычного — только что проведенный в офис удаленный биржевой терминал требовал тестирования. Самого Игоря это обстоятельство не очень беспокоило — дома его ждать было некому, а работу свою он любил.

Несколько лет назад Игорь закончил физтех, потом увлекся компьютерами, благо и время подоспело подходящее, быстро стал настоящим «хакером», относился к компьютерам почти как к живым существам, и похоже, они отвечали ему взаимностью.

Закончив работу, он вышел в холл и вдруг увидел там своего шефа и работодателя, Что понадобилось Вадиму в офисе в половине одиннадцатого вечера — неизвестно. Почему он сидел один и смотрел в одну точку — тоже непонятно. Насколько Игорь успел узнать своего начальника, тот всегда любил большие шумные компании, рестораны, ночные клубы и общество красивых девушек. Подойдя поближе, Игорь понял, что Вадим давно и тяжело пьян. Если уж человеку типа Вадима Александровича пришла вдруг в голову идея квасить у себя в офисе в одиночку поздним вечером, это легко было сделать у себя в кабинете, а не ютиться в холле на диванчике для посетителей за низким и неудобным журнальным столиком.

Но больше всего поразило Игоря невиданное отчаяние и какое-то затравленное одиночество в глазах шефа, который всегда казался ему таким сильным, умным и уверенным в себе.

— А, Игорек! Привет. Я думал, уже все ушли. Присаживайся, давай выпьем.

— Нет, Вадим Александрович, вы же знаете, я не по этой части. Давайте, я вас лучше домой отвезу. Поздно уже.

— Да ты что, Игорек! Время детское. Еще Ринат, сука, где-то шляется. Да ладно, х… с ним. Вот сейчас допью и поеду куда-нибудь. Раз-звлекаться. Любишь развлекаться, Игорек? Нет? Ведь ты у нас хороший мальчик… Ну, и правильно. лучше не надо. Скучное это занятие.

Представив себе Вадима за рулем в таком состоянии, Игорь справедливо подумал, что скорее всего в этом случае шеф завтра окажется в морге, а он сам — без работы. Они работали вместе уже довольно давно, и Вадим был совсем неплохим начальником. Он всегда хотел быть самым новым из всех «новых русских» и выпендривался чуть больше, чем следовало, но к своим подчиненным всегда относился неплохо. В хорошую минуту мог помочь даже совсем незнакомому человеку. В общем, с ним вполне можно было иметь дело. Пдумав так, Игорь принял решение.

— Вот что, Вадим Александрович, давайте лучше ко мне поедем. Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем, — притворно заблажил он. — А ты один живешь, Игорек? Ах, да, знаю, что один. Ладно, поехали, только пожрать и выпить купим по дороге, а то я уже все допил. И еще кое-что у меня с собой есть. Хочешь попробовать? Ладно, ладно, шучу. Поехали.

Игорь жил в добротном «сталинском» доме недалеко от метро Автозаводская. По дороге в его машине Вадим быстро отключился. Бормотал во сне что-то неразборчиво. Игорю показалось, что его грозный шеф не то жалуется кому-то, не то просит у кого-то прощения.

— Ну, что, выпьем? На брудершафт? И не надо больше по имени-отчеству, ладно?

— Хорошо, Вадим.

Игорь разлил по рюмкам дорогой французский коньяк. Пить он не умел, и пока мусолил свою рюмку, Вадим опрокинул в себя целых три. Вообще, он хлестал коньяк, как воду, но не пьянел и все так же смотрел перед собой остекленевшими, мертвыми глазами.

— Вадим… Я понимаю, не мое дело, если не хочешь — не говори, но… Ведь что-то происходит с тобой в последнее время, правда?

— Правда, Игорь. Ты не дурак и не слепой.

— Тогда расскажите… То есть расскажи.

— Я бы тебе рассказал. Только, боюсь, ты не поверишь. Я и сам не верю, что такое возможно. Для меня это слишком невероятно, понимаешь? Иногда готов сам себя в дурдом отправить.

Игорь подумал, что Вадим почти созрел для этого. Дурдом — не дурдом, но лечебница для алкоголиков — это уж точно.

— Так что же все-таки случилось? Ты скажи, я понятливый.

— Видишь ли, Игорь… Кажется, меня хотят убить.

— Да уж, — Игорь не удержался от иронии, — в нашей стране и в наше время ты, конечно, первый и последний, кто с этим сталкивается. Так кто же? И за что? И как ты об этом узнал?

Продолжая монотонно опрокидывать в себя рюмку за рюмкой, Вадим поведал ему свою историю. Разумеется, он сказал не все. Умолчал про рыжую Катю и про ту нехорошую роль, которую он сыграл в Володиной судьбе.

Получалось, что однажды к нему явилась загадочная незнакомка. Она пришла ниоткуда и исчезла в никуда, а у него с тех пор все пошло наперекосяк. Появились кошмарные сны, галлюцинации наяву, и теперь он ни спать, ни работать, ни вообще жить нормально не может. Про кокаин он, разумеется, тоже умолчал.

Таким образом, все, что он рассказал Игорю, была чистая правда.

Только не вся.

Игорь сидел, задумавшись. Вадиму он поверил. Приходится верить тому, что видишь, а если здоровенный мужик, не страдающий избытком воображения меньше чем за месяц становится сам на себя не похож, тут должна быть какая-то причина. И он знал человека, который мог бы во всем этом разобраться.

Андрей когда-то учился вместе с Игорем на физтехе. Он еще тогда увлекался йогой и вообще восточными философиями. Потом вдруг ударился в оккультизм, занимался какими-то странными делами, писал мало кому понятные статьи и даже сумел заинтересовать ими университете Родса в Грейнстауне, ЮАР. Теперь Андрей бывал в Москве редко, но Игорь все же надеялся его застать.

Так и вышло. Когда Игорь позвонил, изложил свое дело и попросил о помощи, Андрей согласился и назначил встречу на завтрашний вечер. Обязательным условием было только то, чтобы Вадим тоже приехал. «Я не могу даже пытаться помочь человеку, не видя его самого. Приходите вместе, поговорим, а там посмотрим», — сказал он.

В однокомнатной холостяцкой квартире у Андрея царил почти казарменный порядок. Сам хозяин выглядел так, что его легко было принять за студента или младшего научного сотрудника. Пока Вадим излагал свою историю, он вежливо улыбался и согласно кивал. Но когда, уже в конце разговора, Игорь заглянул в глаза друга, они были словно подернуты льдом.

Ровно через неделю в квартире Игоря раздался телефонный звонок.

— Приходи, надо поговорить, — услышал он в трубке голос Андрея.

Конечно же, Игорь поспешил придти к нему. На этот раз Андрей уже не улыбался. Напротив, он был очень серьезен и сосредоточен, глаза смотрели устало и грустно.

— Проходи, садись. Как дела не спрашиваю, знаю, что плохо, а времени для вежливости уже нет.

— Что, совсем безнадежно?

— Честно говоря, да. Я вообще не хотел браться за это дело. Твой Вадим мне совсем не нравится, да ты, наверное, это и сам, наверное, понял.

— Не любишь «новых русских»? Конечно, Вадим пижон и выпендрежник, но, в общем, совсем не плохой человек. А главное, сейчас он в большой беде.

— «Новых русских» я действительно не люблю, но не в этом дело. Просто с самого начала я понял, что Вадим врет. Ну, во всяком случае, недоговаривает. Например, ты знал, что он наркоман? Нет? Я так и думал.

Видишь ли, человек, который выпендривается слишком много, как правило, не имеет внутри настоящего стержня.

— Так что, вся проблема в наркотиках?

— Нет. Если бы это было так, Вадим мог бы считать, что ему повезло. В данном случае все гораздо хуже и наркотики — только вторичное явление. Реакция на стресс.

— Так ты узнал, в чем дело?

— Да. Я тут провел целое расследование. Даже обидно, что зря. Так ты передай своему Вадиму, что я ничего не смог поделать. И еще вот что. В прошлый раз он у меня 500 долларов оставил. Аванс, надо понимать. Дешево же он меня ценит, ну да Бог с ним. Ты отдай ему, ладно?

И самое главное. Я знаю, работу сейчас найти непросто, но ты уходи оттуда как можно скорее. Этот человек обречен, понимаешь? Ты не можешь ему помочь, но он вполне способен потянуть тебя за собой.

— Может быть, ты лучше расскажешь мне, в чем дело? Я ведь уже большой мальчик и могу сам решать, что делать дальше.

— Игорь. я знаю, ты хороший парень и просто так друга не бросишь. Но сейчас ты лучше поверь мне. Вадим не стоит твоих забот, и все, что с ним сейчас происходит, он вполне заслуживает.

— Андрей, ты пойми, я не могу видеть, как на моих глазах погибает человек, который мне доверился. Пусть не самый лучший, но ведь и не самый плохой из всех! Даже если ты и прав, так ведь и Христос простил разбойника на кресте!

— Христос был Богом, а ты нет. Не бери на себя слишком много.

Хорошо, я могу рассказать тебе о том, что узнал. Но ты сам-то уверен, что тебе это нужно? Или просто хочешь успокоить свою совесть?

— Нет, не хочу. С моей совестью все в порядке. Но я чувствую, что прикоснулся к чему-то неведомому и страшному. Вадима я знаю довольно давно, и излишней чувствительностью он никогда не страдал. Не могу себе представить, что должно было случиться, чтобы довести его до такого состояния?

— Видишь ли, мы с тобой физики. Ты никогда не задумывался, почему так много много нашего брата приходит к разного рода мистицизму? А потому, что мы лучше других понимаем конечность материалистической философии. Чем больше узнаешь о мире, тем больше возникает новых вопросов и приходится либо признать возможность какого-то иного взгляда на вещи, либо всю жизнь ходить по замкнутому кругу. Вот и признаем себе потихоньку.

Но большинство почему-то считает, что все это существует где-то очень далеко и нас, грешных, совершенно не касается. Иными словами, людям кажется, что миры разделяет стена, а это всего лишь занавеска. Если подойти слишком близко, увидишь за ней окно в пустоту. И пусть Бог поможет тому, кто оказался на пороге. Просто потому, что больше ему никто не сможет помочь.

— Хорошо, а при чем тут Вадим? Физтеха он не кончал, в Бога не верит, а в мистику — тем более.

— А если человек, допустим, в радиацию не верит, может он заболеть лучевой болезнью или нет? Есть силы, которые действуют объективно, независимо от наших знаний и нашей веры.

Колдовство существует примерно столько же времени, сколько само человечество, но достоверных свкдений на эту тему очень и очень мало.

— Почему? Уж чего другого, а книг по оккультизму на каждом книжном лотке навалом. Я сам недавно очаровательную вещь видел — самоучитель «Как стать ведьмой». Представляешь, рядом лежат руководства по столярному делу, и допустим, вязанию крючком, а заодно можно и ведьмой стать.

— А ты никогда не задумывался, откуда берутся все эти «познания»? В основном, это либо плод больной фантазии автора, либо выдержки из процессов средневековой инквизиции, а иногда и то, и другое вместе. Знаешь, я даже сам заинтересовался, потому и раскопал до конца эту историю.

С самого начала я понял, что Вадим стал объектом агрессии на нематериальном уровне. У него был вид человека, который уже мертв и сам никак не может в это поверить. Его жизненные силы почти на нуле. Такое воздействие называется «энвольтованием на смерть». Окончательно меня убедил в этом рассказ Вадима о таинственном символе, кем-то нарисованном возле двери его квартиры. Это так называемый «пантакль ненависти», очень сильная штука, если умеючи ее использовать.

— Но если есть воздействие, значит, его можно как-то снять или нейтрализовать? Или хотя бы найти тех людей, кто это сделал? Ведь они же убийцы, пострашнее любых бандитов.

— Найти их возможно, но лично я бы не советовал. Они действительно убийцы, причем наемные, а потому подходить к ним близко очень опасно.

— Они что, сатанисты?

— Я сначала тоже так думал. Оказалось — нет. Сатанизм возник сравнительно недавно, в семнадцатом веке, когда преследования за колдовство постепенно пошли на убыль. И знаешь, что интересно? Авторами их «теоретической базы», то есть описания шабашей, сделки с Сатаной и, главное, черной мессы, стали сами католические священники.

— Что, отступники?

— Нет, инквизиторы. Я почел массу материалов по процессам колдунов и ведьм. Оказывается, все вопросы обвиняемому должны были сопровождаться мучениями, добровольные признания законом не признавались. А пытки применялись ну просто людоедские. Тебе перечислять не буду, когда читал, меня самого чуть не вырвало. После ареста об освобождении не могло быть и речи, обвиняемый мог рассчитывать разве что на легкую смерть. А потому, чтобы избежать новых страданий, люди готовы были не только признаваться в чем угодно, но и изобретать себе все новые и новые преступления. Ну, и сообщников, конечно, тоже. Так что большинство сожженных на кострах за колдовство, никакого отношения к нему не имели, а их «преступления» существовали только в воспаленном воображении церковников.

— Но ты же сам говорил, что колдовство существует.

— Существует, и еще как. В Англии король Генрих Восьмой издал закон против ведьм, если не ошибаюсь, в 1542 году, а самая знаменитая колдунья того времени дожила до глубокой старости и скончалась естественной смертью.

— Значит, в застенки попадали только невиновные?

— Тоже нет, бредень был слишком частый. Но в протоколах допросов записано нередко, что обвиняемый как бы не замечал мучений пытки, упорно отмалчиваясь на все вопросы. Это явление называлось «Maleficium taciturnitatis», то есть заговор молчания.

Таким образом, о колдунах и ведьмах доподлинно не известно почти ничего.

— Но ведь Вадим был в церкви, и не смог там находиться. Неужели и там они имеют власть?

— Конечно, нет, но неужели ты думаешь, что церковь и ее внешние атрибуты спасают кого-то сами по себе? Это только в дешевых «ужасниках» нечестивые создания боятся креста и святой воды.

— Послушай, но ведь это же ужасно! Если такая секта или тайное общество действительно существует, действует в глубокой тайне и убивает людей тихо и незаметно, то мы все можем чувствовать себя в опасности!

— Вот мы и подошли к самому интересному. Ты знаешь, у меня есть друзья в самых разных кругах, и кое-что я сумел узнать.

— И что же?

— Кажется, я понял сам принцип их действий. Они в совершенстве освоили так называемый «эффект зеркала». Я совершенно случайно натолкнулся на эту мысль. Оказывается, колдовство опасно не только для жертвы. Если оно направлено против сильного духовно, чистого и праведного человека, то обратный удар поражает самого колдуна. Наши «новые русские» избыточной душевной чистотой, как правило, не страдают, но и рисковать нельзя. Ты заметил, что Вадим не рассказывал содержание своих видений и кошмарных снов? В прошлом у него есть много такого, о чем не хочется вспоминать. То, что с ним сейчас происходит — это всего лишь угрызения совести. Несколько раз в своей жизни он предавал тех, кто ему верил, а теперь расплачивается за это. Ни ты, ни я здесь ничего изменить не можем, а потому лучше все оставить как есть и отойти в сторону.

Оставшись один, Андрей вытянулся во весь рост на стареньком диванчике и наконец-то расслабился. Он очень устал за эти дни.

Игорь, кажется, ему поверил. С парнем все будет в порядке. С некоторых пор Андрей ощутил в себе способность к ясновидению и до сих пор не знал, считать это даром или проклятием. Он откровенно посмеивался над придурковатыми экстрасенсами, вещающими с телеэкранов. Тайное творится тайно, а непосвященным и знать об этом ни к чему. На неподготовленного человека такие вещи действуют плохо, а иногда — даже смертельно. Никто ведь не разрешает несмышленым детям играть со спичками.

Конечно, он сразу почувствовал некий дискомфорт в присутствии Вадима. Потом «считал» информацию его видений — и ужаснулся. Если бы не Игорь — отказался бы сразу. Парень был в опасности, и его необходимо хотя бы предупредить. Есть люди, с которыми даже рядом стоять нельзя.

Потом эти протоколы «ведьмовских» процессов… Андрея даже передернуло. Экстрасенсорные способности оказали ему плохую услугу. До сих пор страшно вспоминать, какой поток человеческих страданий обрушился на него с пожелтевших страниц.

Наконец, он сумел расспросить некоторых осведомленных людей.

И тогда разрозненные куски информации сложились в одно целое. Андрей никогда не интересовался криминальными разборками, но теперь он знал, почему в последние годы так часто гремят выстрелы наемных убийц и почему так неуловимы загадочные киллеры.

Андрей закрыл глаза и перед ним снова предстали события недалекого прошлого. Он точно знал, как это было…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Скрыто — не забыто

Над городом стояла ночь. Луна в небе напоминала огромное всевидящее око. Был канун большого весеннего полнолуния — колдовской ночи, когда духи неба и земли празднуют вечное возрождение жизни. В такую ночь всегда происходит нечто необычное, тайное становится явным, а явное — тайным и судьбы разных людей завязываются мертвым узлом. Веселая ночка, ничего не скажешь.

Светились окна в большом добротном кирпичном доме. Странный это был дом и странные люди там собирались.

Все они побывали за чертой, отделяющей обыденный мир, где люди спят, едят, занимаются любовью и охотятся за деньгами от других миров, где обитают сны и кошмары, чудовища и ангелы, души умерших и еще не рожденных. Там как в зеркале отражаются все наши мысли и желания, чувства и идеи.

Если кто-то из живущих вольно или невольно переступает эту черту, он больше никогда не будет таким, как раньше. Человек либо тихо умирает, либо теряет рассудок, либо просто становится немного другим, приобретая необычные способности. Многие получают дар предвидеть грядущие события.

И даже изменять их по своему усмотрению.

Сегодня у них было очень важное дело.

Окна зашторены наглухо, чтобы ничего из происходящего внутри не досталось постороннему глазу. Да и не ходят здесь чужие, нечего им тут делать. Дом стоит в лесу, а до ближайшей деревни километров двадцать, не меньше.

Просторная, свободная от всякой мебели комната освещена четырьмя масляными светильниками, подвешенными к потолку. В их тусклом, мерцающем свете фигуры людей в длинных черных одеждах с надвинутыми на лицо капюшонами казались призрачными, нереальными. Эти фигуры образовывали правильный круг. Люди молчали и не двигались, но их воля и разум, их внутренняя энергия создавали конус силы чудовищного напряжения. В центре этого круга, рядом с маленькой бронзовой жаровней, испускающей легкий, странно пахнущий дымок, стояли еще двое — мужчина и женщина. На них были такие же одежды, но капюшоны откинуты и лица открыты.

Длинные черные волосы девушки, свободно падяющие почти до талии, придерживал только узкий ремешок на лбу. Глаза ее были закрыты, руки свободно повисли вдоль тела, тонкое бледное лицо ничего не выражало. Раскачиваясь из стороны в сторону, она пела какую-то нескончаемую песню на древнем языке, неизвестном почти никому из живущих.

И, казалось, не было в мире больше ничего, кроме этого тихого, нежного, душу и кровь леденящего пения.

Мужчина был высок и крепок. Возраст его трудно было определить, но до старости ему явно еще далеко. Светло-русые волосы и борода придавали ему сходство с древним викингом. Ярко-синие глаза смотрели твердо и осмысленно. В противоположность девушке, он был неподвижен, только его руки, тонкие и белые, двигались в такт его пению. Одну за другой они сплетали и завязывали в узлы какие-то разноцветные веревочки.

Этот странный обряд продолжался бесконечно долго. Наконец, резким, точным движением мужчина связал концы веревочек крепким узлом и швырнул их в жаровню. На краткий миг вспыхнуло яркое голубое пламя, потом все погасло.

Только луна по-прежнему плыла над миром, да еще людям, чьи судьбы сплелись сейчас колдовским узлом, не дано было спать в эту ночь.

Катя Ключевская не спала, хотя было далеко за полночь. Только что ей позвонил Вадим. Уж чем-чем, а временем он никогда не стеснялся. Катя не сердилась на него. Она была влюблена, и этим все сказано. Мир казался ей прекрасным, а будущее представало в розовом свете.

Всегда, сколько Катя себя помнила, в доме звучал голос Окуджавы, призывающий всех присутствующих срочно взяться за руки. Катины родители были типичными «шестидесятниками». Они познакомились на вступительных экзаменах в институте, а поженились на следующий день после получения диплома. Обожали выезды на природу с гитарами и палатками, бесконечные посиделки на кухне, разговоры о политике и литературе (в основном, не одобряемой официально). Несмотря на прожитые вместе долгие годы, родители восторженно и влюбленно смотрели друг на друга, и не менее восторженно, но с некоторым удивлением — на подрастающую дочь. Катя уродилась, что называется, ни в мать, ни в отца, и скоро начала смотреть на них как на любимую, знакомую, вдоль и поперек прочитанную книгу.

И только один раз Катин отец по-настоящему удивил ее. Это случилось очень давно, в конце 79 года. Москва готовилась к новогодним праздникам. У Кати они всегда ассоциировались с запахом мандаринов, шуршащей елочной мишурой, бутылками шампанского для взрослых, а главное, с тем особенным, радостным, предновогодним возбуждением. И вдруг по телевизору проскочило короткое, невнятное сообщение о вводе советских войск в Афганистан. Катя даже испугалась, когда увидела неподвижное, окаменевшее лицо отца.

— Что случилось, папа? Тебе плохо?

— Нет, ничего, котенок, все в порядке.

— Пап, ну я же вижу. Ты мне сам говорил, что врать нехорошо.

— Ладно, иди сюда, — отец ласково привлек ее к себе и усадил на колени, — понимаешь, котенок, случилось кое-что действительно плохое. Нельзя устанавливать свои порядки в чужой стране, тем более, в такой. Боюсь, это плохо кончится и для нас, и для них.

— Папа, но ведь всегда можно что-то сделать!

— Нет, котенок, не всегда. Но знаешь, если ничего нельзя изменить, надо все знать, все видеть, и не дать себя обмануть. Конечно, ты еще маленькая для таких разговоров, но я думаю — ты все поймешь. А пока пойди спроси маму, что у нас на ужин.

Этот разговор Катя запомнила навсегда. Позже она поняла, как важно видеть только то, что видишь, а не то, что тебе предписано или то, что хотелось бы.

Время шло. После школы Катя сумела пробиться в Ин. яз. и считалась там если не блестящей, то весьма способной студенткой. В общем, жизнь текла ровно, спокойно и почти счастливо.

Но летом 91 года пьяный водитель «Камаза» смял в лепешку старенький «Москвич» с Катиными родителями. Катя осталась совершенно одна, к тому же грянули всем известные перемены. Словом, о продолжении учебы не могло быть и речи.

Когда-то у Катиного папы был приятель Сема Гольдберг. В своем диссидентстве он пошел чуть дальше кухонных разговоров. Случись такое раньше, Сема, конечно, сгинул бы в недрах ГУЛАГа, но времена были уже не те.

Он благополучно отбыл на историческую родину, как водится, до нее не доехал, и обосновался в Нью-Йорке. Когда на прежней родине задули ветры перемен, Семен Яковлевич Гольдберг вернулся туда уже как американский гражданин, стал бойко скупать по бросовым ценам все, что плохо лежит и продавать на Запад уже по ценам мирового рынка.

При всей своей акульей хватке Семен Яковлевич был не чужд некоторой сентиментальности и охотно взял на работу дочь погибшего друга. Учитывая, конечно, Катин почти совершенный английский язык и вполне пристойный немецкий. Таким образом, взаимовыгодная сделка состоялась. Семен Яковлевич получил грамотного, толкового и преданного сотрудника, а Катя — интересную, хорошо оплачиваемую работу и к тому же гарантию от многих неприятных моментов, с которыми, как известно, сопряжена работа секретаря-референта.

И вот однажды, в промозглый и слякотный ноябрьский вечер, Катя возвращалась домой. Возле нее вдруг затормозила машина и незнакомый красивый парень предложил подвезти. Катя прекрасно знала, какими неприятностями могут быть чреваты подобные ситуации, но… Ей показалось, что этого человека она ждала всю свою жизнь. Вадим довез ее до самого дома, был очень мил и деликатен, робко попросил телефончик.

Конечно же, они стали встречаться. Вадим часто и охотно водил ее по ресторанам, делал ей подарки, при случае мог подкинуть денег на модную тряпку. «Ты покупай сама, я все равно в них ничего не понимаю,» — говорил он. Но для самой Кати важнее было другое — Вадим уважал ее, считался с ней, живо интересовался ее работой.

Завтра начинаются длинные майские праздники. Хорошо понимая предпраздничные настроения своих сотрудников, мудрый Семен Яковлевич решил распустить их на день раньше. «Лучше пейте дома, чем на рабочем месте», — любил повторять он.

Катя улыбнулась. Пить она не любит и не умеет, но впереди почти две недели свободы! Правда, завтра ей предстоит небольшое дело. Вадим просил ее отвезти деньги для своего компаньона. За этим он, собственно, и звонил так поздно. Этот компаньон ей совершенно не нравится. Смотрит зверем, и по роже видно — бандит. Но Вадим так просил! Завтра у его важное дело, а деньги надо отвезти срочно. Да и чего бояться? Ее отвезет Ринат, он же доставит обратно. Кроме того, Кате было приятно, что что любимый человек так доверяет ей. даже больше, чем своему другу. Вадим сказал, что Ринату про деньги лучше не говорить.

А вообще-то лучше бы спать. Завтра будет длинный день. Утром Катя собиралась отправиться на Измайловский рынок. У подруги Наташи через неделю день рождения, и хорошо бы поискать что-нибудь для нее. Наташа замужем за бизнесменом, и дорогим подарком ее не удивить, а вот от какой-нибудь оригинальной безделушки она наверняка придет в восторг.

Вечером Вадим ждет ее у себя. Потом надо будет выполнить его поручение, а потом… Вадим обещал сводить ее куда-нибудь потанцевать. Наверное, это будет ночной клуб. Катя уже представляла себе, как будет двигаться под музыку в объятиях любимого. Как после этого они поедут к нему домой. И как будут любить друг друга всю ночь.

Все будет просто прекрасно.

На другом конце города в тесной «хрущевской» квартирке на узком диване лежал без сна старик. Когда-то он был мужем и отцом, но уже много лет его некому было так называть. Звали его Сергей Петрович Костин.

Большую часть своей жизни он был очень одиноким человеком. Закончив институт, тихо инженерил в небольшом НИИ. Работа состояла в бесконечном переписывании прошлогоднего вранья и составлении планов такого же вранья на будущий год. Со временем Сергей Петрович пристрастился к весьма необычному хобби — изготовлению ювелирных поделок из серебра, благо, его запасы в родном НИИ были практически неконтролируемы. Сергей Петрович занимался этим больше для собственного удовольствия, чем для заработка. Просматривал книги, каталоги, альбомы по искусству. Он стал очень неплохим специалистом, обладал тонким вкусом, хорошо чувствовал стиль. Знакомые охотно обращались к нему, когда требовалось нечто оригинальное и необычное.

Так и текла его жизнь, медленно и ровно, до 35 лет. К этому возрасту Сергей Петрович созрел в законченного старого холостяка, был застенчив, близорук, неловок, обществом других людей тяготился, никаких перемен для себя не ждал. И вдруг… Любовь, конечно, всегда приходит неожиданно, но как могла болезненная, задумчивая, некрасивая девушка разбудить подобные чувства — непонятно. Ира работала в каком-то машбюро, любила поэзию и природу и к своим 27 годам утратила всякую надежду выйти замуж. Сергей Петрович тогда сильно активизировал ювелирную деятельность — денег стало требоваться больше, смотрел на Иру преданными собачьими глазами, старался угадывать все ее желания и чувствовал себя так, будто получил прекрасный и незаслуженный подарок. И уж совсем невозможное счастье принес тот день, когда Ира, смущенно улыбаясь, сообщила, что беременна.

Володька родился здоровым, крепким и крикливым. Увидев его впервые, Сергей Петрович понял, что ближе и дороже этого комочка, завернутого в голубое одеяльце, у него нет никого и ничего. Даже Ира, по-прежнему любимая, как-то отошла на второй план. После родов она долго болела, да и вообще не отличалась хорошим здоровьем, и Сергей Петрович стал и отцом, и матерью для своего сына. Сам купал, кормил, укладывал спать.

Потом Володька стал подрастать, и они с Ирой не успели оглянуться, как сын вымахал в здоровенного красивого парня. Он был веселым, общительным, хорошо разбирался в технике, играл на гитаре. Сергей Петрович часто недоумевал, как могли они — двое серых мышат — произвести на свет такого сына.

Счастье кончилось осенью 82 года, когда Володя недобрал баллов на вступительных экзаменах в университет и ушел в армию. Сергей Петрович навсегда запомнил лицо сына в тот день, когда они прощались на вокзале — открытое, радостное, родное лицо.

— Папа, мама, не грустите, я скоро вернусь, — крикнул Володя из окна вагона.

Сначала он служил в Азербайджане, но потом произошла какая-то темная история, и Володя попал в Афганистан.

А еще через месяц — погиб. Он действительно вернулся домой скорее, чем они ожидали.

У Сергея Петровича было такое чувство, что небо раскололось и земля ушла из-под ног. Цинковый гроб, хлопоты с похоронами, поминки — все прошло будто в тумане, в полусне.

У него оставалась еще Ира, но это было еще тяжелее. После того, как пришло известие о смерти сына, она не кричала, не плакала, не искала сочувствия у окружающих. Она просто кончилась, перестала существовать. Ира теперь смотрела на мир пустыми, тусклыми, безжизненными глазами. Жила, как заведенный автомат — вставала по утрам, шла на работу, где ею были очень довольны — печатать она стала еще быстрее и безошибочнее, чем раньше, — возвращалась домой, бестолково топталась на кухне, пытаясь что-то приготовить, причем нередко в суп сыпала сахар, а в чай соль, потом принимала снотворное и шла спать.

И только один раз, спустя два года после Володиной смерти, Сергей Петрович, проснувшись ночью, застал жену в слезах. Она рылась в вещах сына, разложила по комнате его одежду, просматривала его школьные тетрадки, будто надеялась найти там что-то важное. Сергей Петрович бросился к ней, обнял, прижал к себе, пытаясь утешить, говорил какие-то нежные, жалкие слова, в которые сам не верил.

Наконец Ира немного успокоилась и затихла в его объятиях, продолжая всхлипывать, как обиженный ребенок. Утешая ее, Сергей Петрович и сам не заметил, как по его щекам текут слезы.

Так они и просидели всю ночь на диване, плача и обняв друг друга, среди разбросанных по комнате вещей сына. Одежда, книги, тетради, старые игрушки их мальчика казались теперь такими же мертвыми, как и он сам.

Как будто из них тоже ушла жизнь.

После той ночи Ира прожила недолго. Милосердный сердечный приступ успокоил ее навсегда.

Оставшись в одиночестве, Сергей Петрович окончательно замкнулся в себе. Равнодушно вышел на пенсию, когда подошел его срок, и был даже рад, что больше не надо общаться с сослуживцами, выслушивать их назойливые соболезнования и отвечать на идиотские вопросы. Шли годы, менялась жизнь, и круто менялась. Рухнула система, которая казалась незыблемой, кончилась грязная и кровавая война, которая отняла его мальчика, потом полки магазинов запестрели импортным изобилием, а деньги превратились в труху. Ему было все равно. У стареющего, одинокого и очень несчастного человека осталось только одно желание — еще раз увидеть сына, хотя бы во сне. Поговорить с ним, вымолить прощение за то, что не сумел уберечь. Но Володя все не приходил. По большей части Сергей Петрович мучился бессонницей и только под утро проваливался ненадолго в беспокойный, тяжелый и тревожный сон.

И вот по ночам, когда накатывали тяжелые мысли и воспоминания, Сергей Петрович стал все чаще возвращаться к любимому делу, которое в прежние, счастливые времена давало возможность сводить концы с концами. Сергей Петрович убеждал себя и немногочисленных старых знакомых, что изготовление серебряных украшений помогает прожить на нищенскую пенсию инженера в условиях бешеной инфляции.

Это было правдой лишь отчасти. Деньги его больше не интересовали. Он любил свое дело, и это было последнее, что у него осталось.

В окно лился холодный лунный свет. Поняв, что заснуть все равно не удастся, Сергей Петрович поднялся с постели и включил электричество. Ну, и что дальше? Почитать, что ли? Он пробежал взглядом по книжным полкам. Когда-то он здорово пополнил свою библиотеку за счет книг, которые тоннами свозились в макулатуру. Сведя близкое знакомство с работниками склада вторсырья, Сергей Петрович за бутылку водки или небольшую денежную мзду легко получал туда свободный доступ.

Среди огромных отвалов мусора иногда попадались просто бесценные сокровища. Например, лет двадцать назад по чьему-то недосмотру там оказались совсем уж редкие экземпляры. Эти книги были вывезены из Германии еще после второй мировой войны. Зачем — неизвестно, после войны победители тащили что ни попадя, случалось и не такое.

Например, один политработник, а по совместительству военный корреспондент долго таскал за собой тяжеленную печатную машинку, шикарный «Ундервуд» с широкой кареткой. Потом, уже в Москве вдруг оказалось, что это еврейская машинка и печатает слова справа налево. Так наказал жадного политработника еврейский Бог.

В общем, книги долго пролежали в каком-то хранилище, потом кем-то были списаны и подлежали уничтожению. Серегей Петрович иностранных языков не знал, но кожаные тисненые переплеты, старинная веленевая бумага, готический шрифт и непонятные, но красивые гравюры внушали к себе невольное уважение. Таким образом, три старинны толстых фолианта были спасены от уничтожения и заняли свое место в библиотеке скромного советского инженера.

Ну, откуда ему было знать, что в его руках оказались бесценные гримуары[2] шестнадцатого века? И что один из них содержит рисунок талисмана огромной разрушительной силы, которого больше нет нигде в мире? И что этот талисман может быть изготовлен только раз в сто лет, в строго определенный день и час, когда все планеты приходят в соответствующее положение?

А главное, что это время наступило как раз сейчас, сию минуту?

После смерти жены в квартире Сергея Петровича царил привычный беспорядок. Разыскивая себе что-нибудь почитать, он случайно задел причудливую, винтом завернутую стопку книг, которая и так держалась на честном слове. Ругнув себя за неуклюжесть, он принялся подбирать книги с пола, укладывая их в такое же шаткое и ненадежное сооружение.

Одна из старинных немецких книг оказалась раскрытой. На пожелтевшей от времени странице Сергей Петрович вдруг увидел рисунок такого редкого по красоте украшения вроде медальона, что так и замер с книгой в руках.

Эта вещь просто заворожила его. Захотелось сделать ее прямо сейчас, немедленно. Ведь заснуть все равно не удастся, можно попробовать хотя бы занять себя.

Никогда еще работа не шла так легко и споро. Медальон получился еще красивее, чем в старой книге. Сергею Петровичу даже показалось, что украшение испускает какое-то голубоватое сияние.

Он еще раз полюбовался своим изделием. Такая красота, даже жаль расставаться. Но что поделаешь, не самому же носить.

Разнообразных побрякушек, изготовленных в часы бессонницы, у него скопилось уже довольно много, а пенсия еще не скоро. Надо будет завтра выйти с ними на рынок. Деньги, конечно, не главное, но жить-то надо.

И еще… Будет лишний повод хоть ненадолго уйти из дома и занять себя чем-нибудь.

Магомед Ходжаев тоже не спал всю ночь. Близкое полнолуние растревожило и его. Волком хотелось завыть на луну. Тем самым волком, что на чеченском знамени.

Магомед родился в ссылке, в маленьком шахтерском поселке недалеко от Караганды. До сих пор помнится ему пыльная, продуваемая всеми ветрами, бесприютная степь.

Когда чуть-чуть подрос, слушал и запоминал рассказы старших о том, как целый народ везли через всю страну в телячьих вагонах. Как выбрасывали под откос трупы тех, кто не выдержал дороги. Как уже здесь, в Казахстане, издевался над ссыльными комендант Юдин. И впитывал, впитывал в себя, как губка, горе и злобу своего народа.

Потом умерла мать. Работа откатчицы в шахте вообще не способствует здоровью и долголетию. Магомеда отправили к родственникам, жившим в Чуйской долине. Уже в те времена многие оборотистые людишки ездили туда за коноплей. Людишек, конечно, ловили, но у чеченцев они часто могли найти приют и защиту. Ибо они были преступниками, врагами государства, а «враг моего врага — мой друг».

Время шло. Для подрастающей чеченской молодежи героями становились бандиты, воры, грабители и убийцы. Банда Ахмеда-Маргелы, еще в шестидесятые годы наводившая ужас на среднеазиатских зубных техников, стала легендой в устах чеченских подростков.

Потом началось возвращение на историческую родину. Тогда чеченский криминалитет уже превратился в мощную силу, которая до поры ждала своего часа.

И, как известно, дождалась. Грянул 91 год. До этого времени бешеный нрав Магомедовых соплеменников знали только те, кому довелось служить в армии или сидеть в тюрьме.

После — узнали все остальные.

Джинн вырвался на свободу. Жить стало легко и вольготно. Связи вплоть до высших российских кругов обеспечивали надежную защиту. Магомед отправился в Москву «гонять воздух». Афера с фальшивыми авизо легко приносила большие деньги. Правда, для прикрытия такой деятельности часто бывает нужен русский Вася. Но это как раз не проблема, чего другого, а дураков здесь всегда хватало. Хуже то, что деньги на этот раз девались неизвестно куда. Ладно, разберемся. Этот самый Вадик выглядит, как побитый щенок. Деньги он теперь пусть хоть родит, а достанет. Шакал этот Вадик, одно слово. Бабу свою внаем сдает, чтобы шкуру уберечь. Да, завтра будет весело. Телка того… Гладкая. Магомед сладко потянулся в предвкушении удовольствия. Не так ему нужна была Катя, как хотелось еще раз насладиться унижением и покорностью Вадима, но, раз уж так получилось, почему бы не попользоваться?

Надо сказать, что услугами профессиональных проституток Магомед пользовался крайне редко. Молоденькие, красивые и глупые русские девочки были куда слаще. И лучше приезжие, чтобы в случае чего искать было некому. Сначала — себе, потом — своим мальчикам, потом — еще что-нибудь, смотря по настроению.

Конечно, мимолетные Магомедовы подружки не знали, что что многим из них придется либо удобрить собой кусок близлежащего болота, либо превратиться в тупые забитые существа, полностью лишенные разума и воли. Даже те, кому повезло вернуться домой и выжить, не скоро приходили в себя. Магомед искренне считал, что все его жертвы недостойны никакого уважения и в собственных глазах был морально безупречен. Накопленная годами злоба требовала выхода, и теперь он наслаждался местью.

Всем.

А очень далеко отсюда, на американском континенте было уже утро. Над небольшим городом в штате Нью-Гемпшир медленно и лениво вставало солнце. Том Хартли, преуспевающий белый американец тридцати двух лет от роду, торопился на работу и настроение у него было — хуже некуда.

Том был менеджером в небольшой компьютерной фирме. Его босс, Питер Блюм, когда-то жил в Нью-Йорке и познакомился там с русским евреем Сэмом Гольдбергом. Тогда Сэм был нищим эмигрантом, существовал в основном на пособие, именуемое Вэлфером, но все ж не унывал, веры в себя не терял, прокручивал мелкие гешефты и строил наполеоновские планы. Теперь, когда в России все изменилось, Сэм вернулся туда уже как американец, открыл свое дело и принялся бомбить всех прежних знакомых предложениями о сотрудничестве. Питера он соблазнял огромным, вновь открывающимся российским рынком, где о компьютерных технологиях пока знают лишь понаслышке. Питер решил, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Том отправился в командировку в Москву.

Это было примерно полгода назад. В течение месяца Том добросовестно изучал положение дел, и, вернувшись обратно, доложил свои соображения. Он считал, что рынок сбыта в Росии действительно есть, но бизнес настолько криминализирован, а сами русские настолько непредсказуемы, что иметь с ними дело крайне рискованно. Кроме того, контора Сэма показалась ему очень подозрительной, а его самого Том искренне считал просто старым жуликом.

Единственным приятным впечатлением от Москвы для него стала Кэт, по-русски Катя, работавшая у Сэма переводчицей. Она хорошо говорила по-английски, была очень мила, приветлива и корректна, но на предложение Тома поужинать вместе и вообще познакомиться поближе ответила вежливым отказом. Тома это несколько удивило, потому что обычно русские красавицы охотно шли на интимное общение с иностранцами, кто за деньги, а кто и просто так, за призрачную возможность найти богатого мужа. Том быстро оставил свои притязания, но почему-то до сих пор не мог забыть эту девушку. Мысленно он называл ее Пусси Кэт. Катя действительно была похожа на веселого котенка, часто смеялась, но иногда, задумавшись, становилась просто прекрасной, и тогда Том видел в ее лице такое редкое сочетание нежности и отваги, что хотелось схватить ее в охапку, увезти навсегда из грязной, голодной, сверкающей фальшивыми огнями Москвы, любить, уважать и оберегать от всего на свете.

Теперь ему снова предстояла утомительная, и скорее всего, безрезультатная поездка. Почему-то все деловые переговоры у русских сопряжены с таким тяжелым и беспробудным пьянством, что придти в себя удастся не скоро. Конечно, он снова увидит Катю, но от этого будет только хуже. Приходится признать, что он ей не нужен, а материальными благами и обещанием сытой спокойной жизни ее не купишь. Эх, будь все проклято!

Том спокойно и уверенно вел машину по тихой, сонной улице своего городка. Неизвестно откуда на дорогу вдруг выскочила большая рыжая кошка. Том любил животных и не хотел начинать свой день с убийства беззащитной твари. Он резко ударил по тормозам и успел остановиться как раз вовремя. Кошка была всего лишь в полуметре от его машины.

— Ну, что же ты, киска, бегаешь по дорогам! Так недолго и до инфаркта довести нервного водителя вроде меня. Или от тебя мокрое место останется. Ну и глупое же ты создание!

Том вышел из машины, чтобы отнести животное в безопасное место. Почему-то кошка не убегала и вообще не казалась испуганной. Она просто спокойно и уверенно стояла посреди дороги и смотрела на него в упор огромными изумрудно-зелеными глазами. И на какой-то момент Тому показалось, что на него смотрит совершенно разумное существо.

Существо, которое нуждается в его помощи.

Кошка не далась ему в руки. Всего лишь раз она благодарно ткнулась головой в его ладонь, потом развернулась и гордо, медленно удалилась.

Том снова сел за руль. Он был вполне доволен собой, но его настроение резко изменилось. Теперь ему хотелось отправиться в эту дурацкую деловую поездку. Он точно знал, что практических результатов это не принесет но его собственная жизнь должна круто измениться, и не обязательно в худшую сторону. Он был спокоен и уверен, что все идет так, как нужно.

И только одна смутная мысль не давала ему покоя. Откуда, черт возьми, взялась на дороге эта кошка? Том не был специалистом в этой области, но кошка была ухоженная, дорогая, явно породистая. Такие стоят бешеных денег. Эта киска вполне могла быть балованным домашним сокровищем какой-нибудь обеспеченной леди. Том давно жил на своей улице и хорошо знал всех соседей.

Ни у кого из них такой кошки не было.

Ночь прошла. В красно-кирпичном доме недалеко от Москвы все выглядело совсем по-другому. Как будто и не собирались там странные люди, не было никаких магических обрядов, не струился над жаровней синеватый дымок и черноволосая ведьма не раскачивалась в такт словам древнего заклинания. Сказки все это, граждане.

Комната, освещенная солнцем, казалась уютной и мирной. Дородная, все еще красивая женщина средних лет сидела за столом. В руках у нее была колода карт и сейчас она сосредоточенно раскладывала их в строгом, ей одной ведомом порядке.

Пасьянс, что ли?

Нет, вряд ли. Слишком уж она была серьезна. Да и карты совсем не напоминали те, которыми режутся в «подкидного дурака». Да и бормотала эта женщина что-то непонятное:

— Добрый и строгий человек… Это хорошо. Подарок… Значит, талисман перейдет из рук в руки так, как нужно. Предательство… Катастрофа, скорее всего пожар… Люди, люди, что же вы с собой делаете!

Прежде чем перевернуть последнюю карту, она помедлила. Очень важно, кто будет Посланником. Наконец, перевернув ее, женщина улыбнулась. «Дочь огненного меча», — прошептала она.

На карте была изображена молодая девушка с огненно-рыжими волосами, легко, без всякого усилия удерживающая разъяренного льва. Волосы ее были заплетены в короткую косу, правая рука и правая грудь обнажены, над головой витал знак бесконечности.

Значит, все правильно. Остается только ждать ночи.

Кате не удалось выспаться, о встала она очень рано. Утро было теплым и ласковым, впереди длинный интересный день, что еще нужно человеку?

Она быстро натянула джинсы, тонкий свитерок, навела легкий макияж и позавтракала перед включенным телевизором. Со времени смерти родителей Катя так и не привыкла есть в одиночестве, а такая компания все же лучше, чем никакой.

На экране развеселые девушки то признавались в вечной любви какому-то бухгалтеру, то собирались навсегда покинуть пределы нашей необъятной родины.

Сбегая по лестнице, Катя напевала себе под нос привязавшуюся мелодию: «Америкен бой, уеду с тобой, уеду с тобой, Москва, прощай…»Да уж, Америкен бой — воплощенная мечта всех московских кошелок. Конечно, среди них действительно попадаются неплохие люди. Катя вспомнила Тома Хартли, который приезжал к ним на фирму еще перед Новым годом. Том был приятный парень, Катя чувствовала, что очень нравится ему, но тогда у нее уже был Вадим. И потом… Ей совершенно не хотелось пополнять ряды дешевых русских красоток, глядящих жадными глазами на каждого заезжего кавалера. Может, у него дома жена и пятеро детей, так почему бы не развлечься в деловой поездке? Тем более, что в Москве предложение по этой части намного превышает спрос. Да Бог с ним, с Томом, себя упрекнуть ей не в чем, а за других она не отвечает. И вообще, лучше не заводить романов на работе, так жить проще.

На Измайловской ярмарке Катя быстро нашла подарок для подруги. Массивный браслет в виде китайского дракона с бирюзой во рту наверняка приведет ее в восторг.

Времени оставалось еще много и Катя решила просто прогуляться по рядам, тем более, что вокруг было много интересного.

Среди прочих безделушек Катя увидела серебряный медальон удивительной красоты. Она и сама не могла бы объяснить, почему он ей так понравился, но сочетание причудливо изогнутых завитушек и затейливой гравировки выглядело на редкость законченным и гармоничным. Это была та вещь, которую ей действительно хотелось иметь. Катя взяла медальон в руки, любуясь совершенством формы. Какая жалость, что больше нет денег! За такую прелесть наверняка запросят много. Катя искоса взглянула на продавца — седого, грузного, бедно одетого пожилого человека. Его глаза, плавающие за толстыми линзами очков, показались ей добрыми и печальными. «Бедненький… Трудно, наверное, сейчас прожить. И вид у него такой интеллигентный… Мой папа был такой же. Каково ему теперь стоять на рынке! Ну, ничего, я заплачу, сколько он скажет, лишь бы согласился отложить эту штуку хотя бы на полчаса. Вот только сейчас примерю ее…»

Катя накинула себе на шею тонкую цепочку. Медальон показался ей странно-теплым, как будто перед этим кто-то долго держал его в руках. Но главное… От мысли, что его придется снять и отдать обратно, Кате стало не по себе.

Налюбовавшись, она подняла руки, чтобы снять медальон. Но прядь ее вьющихся волос непонятным образом накрепко переплелась с цепочкой. Покраснев от смущения, Катя тянула и дергала изо всех сил. Продавец сочувственно наблюдал за ней.

Сергею Петровичу было жаль эту рыженькую симпатичную девушку. У бедняжки был такой вид, будто она вот-вот заплачет. Ее волосы действительно запутались крепко, а предложить свою помощь он не решался. За годы одиночества он совсем отвык от общения с людьми, да и чувствовал себя сегодня далеко не лучшим образом. Болела голова, перед глазами мелькали мушки.

Только его болезненным состоянием и можно объяснить то, что случилось дальше. Все окружающее куда-то исчезло. Солнечное майское утро вдруг превратилось в серые сумерки. С расстроенного лица незнакомой девушки на него смотрели глаза сына. Как будто его мальчик, убитый десять лет назад, на краткий миг вернулся обратно.

Вернулся, чтобы попросить о чем-то.

Все это продолжалось несколько секунд, не больше. Вокруг так же шумел базар, солнце светило еще ярче, а девушка так же безуспешно пыталась снять медальон.

— Извините, я сейчас, — бормотала она.

Сергей Петрович принял решение. В конце концов, пенсия уже скоро, а денег ему с собой в могилу не брать.

— Скажите, деточка, вам нравится эта вещь?

— Да, очень, я обязательно куплю, только домой схожу за деньгами.

— Знаете, что? Давайте сделаем так. Я хочу, чтобы вы взяли и носили этот медальон, а о деньгах говорить не будем.

— Ну, как же… Я так не могу.

— Можете, можете, деточка. Сделайте приятное старому человеку. Носите на здоровье и будьте счастливы.

Сергей Петрович быстро собрал свой товар и поспешил уйти с рынка. У него больше не было сил.

Но, в то же время, впервые за много лет, он чувствовал себя почти счастливым.

Как будто в недалеком будущем ему предстояло что-то хорошее.

Катя отправилась домой. Она была очень смущена и недовольна собой. «Неудобно как-то получилось. Он такой старенький, интеллигентный и беззащитный, а я — нахалка. Надо будет обязательно вернуться и заплатить,» — думала она.

Дома Катя переоделась в модное удлиненное платье из «вареного» шелка. Если они с Вадимом пойдут вечером куда — нибудь ужинать и танцевать, то джинсы будут явно неуместны.

«Голубой цвет мне, кажется, к лицу, — размышляла она перед зеркалом, — хотя, зеленый, наверное, был бы лучше».

Сергея Петровича она, конечно, не застала, хотя и долго бродила по рядам. «Ничего, в следующий раз приду. Он, наверное, тут часто стоит,» — успокоила себя Катя.

Конечно же, она ошибалась. Больше им встретиться уже не пришлось.

Вадим непривычно суетился и прятал глаза. Таким Катя его никогда еще не видела.

— Катюш, ты сейчас быстренько съездишь и вернешься. Тут совсем недалеко. А у меня это… Дела. Ты извини, ладно? Зато потом сходим куда-нибудь. Хочешь в «Арлекино»? Хочешь — пойдем. Да, и еще вот триста долларов, завтра какую-нибудь эдакую шмотку тебе купим. Ты же у меня умница. Сейчас Ринат приедет. Только ты ему про деньги не говори. Он что-то это… Ненадежен последнее время. Вот «дипломат», сама не открывай, там замок кодовый. Магомед знает.

Слушая его болтовню, Катя с ужасом почувствовала, что все это ложь. В первый раз она посмотрела другими глазами на человека, которого любила. Она затеребила пальцами тонкую цепочку с медальоном, придумывая предлог, чтобы уйти.

Но она не успела, да, наверное, и не могла бы успеть. Звякнул дверной звонок. Вадим как будто даже обрадовался, что все кончилось и не надо больше притворяться.

В машине Рината Катя все еще пыталась успокоить себя. Ехать пришлось долго, и она задремала. Ей снилось, что она снова маленькая, родители живы и все хорошо. По комнате развешана елочная мишура, отец поднимает ее высоко-высоко, под самый потолок, а она визжит и смеется. Папа высокий и сильный, а его добрые, любимые руки — самое надежное убежище. Потом он прижимает ее к себе крепко-крепко и шепчет на ухо: «Не дай себя обмануть, котенок. Не дай себя обмануть.»

— Вставай, приехали, — услышала она голос Рината.

Катя медленно открыла глаза. Было уже темно, вокруг стоял высокий могучий лес. Большой красивый дом, окруженный забором показался ей каким-то зловещим.

— Ты иди, я тебя подожду.

Катя вышла из машины. Калитка оказалась отпертой. До дома ей оставалось пройти всего несколько шагов. Казалось, узенькая, аккуратно вымощенная плитами садовая дорожка жжет ей ноги сквозь подошвы легких летних туфелек.

Она поднялась на крыльцо, нажала кнопку звонка, где-то внутри дома простучали шаги… И дверь захлопнулась за ней.

Том летел в самолете. Вообще-то он не склонен был к абстрактным философствованиям, но сейчас думал о том, как легко стало в последние годы преодолевать огромные расстояния. Кто бы мог подумать во времена Колумба и Магеллана, что Землю можно будет обогнуть за несколько часов, дожевывая завтрак и размышляя о своих делах? И кто бы мог подумать всего несколько лет назад, что приехать в Россию можно будет легко и просто?

Преграды, созданные людьми, бывают сильнее океанов и гор.

Сейчас все по-другому. Расстояния сократились, а, главное, рушится незримая стена между людьми, которя делает их врагами и может в конце концов привести к мировой катастрофе, в которой не дано выжить никому.

Даже к своей безответной любви Том начал относиться иначе. Теперь он понял, что любовь — сама по себе дар Божий, и возможность любить — уже счастье. Том радовался, что снова увидит Катю. Пусть он ей не нужен, пусть она любит кого-то другого — это все не важно. Главное, что она есть, и спасибо ей за это. Оказывается, в любви нельзя быть собственником и эгоистом, отдавая, получаешь больше, а ревность выдумали идиоты.

Том был бы совершенно счастлив, если бы к его благостным размышлениям не примешивалась тревога за Катю. Бедная девочка, такая одинокая в этом жестоком мире. Теперь Том был готов на что угодно, лишь бы защитить и уберечь ее.

И как могло случиться, что ничтожное происшествие с кошкой на дороге подвигло обычного среднего американца к подобным рассуждениям?

Чудны дела Твои, Господи.

— Значит, девочка, ты меня обмануть хотела, — Магомед уже был предупрежден о нехитром маневре Вадима, да и самому догадаться труда не составляло, — лоха нашла, да? А знаешь, чем за это расплачиваются?

Катя забилась в угол дивана. Мысли метались у нее в голове, как маленькие испуганные зверьки. После того, как она услышала шум мотора удаляющейся машииы Рината, никакой надежды у нее уже не осталось. Значит, Вадим действительно подставил ее. Этих бандитов здесь человек пять, и она полностью находится в их власти.

— Послушай, Магомед, отпусти меня, пожалуйста. Я ведь и правда не знала, что в «дипломате», — Кате казалось, что лучше оказаться одной в лесу среди ночи, чем оставаться в этом уютном и красивом доме. И она была совершенно права.

Магомед засмеялся.

— Ваха, — обратился он к одному из своих приспешников, — ты еще видел таких наглых шлюх? Дешевая блядь, вон, грошовую безделушку на себя нацепила, и сама со всеми потрохами три рубля не стоит, а туда же, вы… Ладно, пора кончать это базар, держите ее.

Двое дюжих молодцов легко подхватили ее под локти, поставили на ноги. Магомед рванул платье на плече.

— Ну, что, шлюшка, сама разденешься, или тебе помочь?

— Отпусти меня, я же ничего тебе не сделала!

Хлесткий удар в лицо отбросил ее к стене. Катя ощутила во рту соленый привкус собственной крови. Она поняла, что своим робким сопротивлением только раззадорила бандитов, и теперь ей уже не спастись. Вместе с отчаянием к ней пришла неожиданная смелость. Когда нечего терять, уже нечего бояться, не так ли? Глаза ее заволокло багровой пеленой. Страх куда-то пропал, и только ярость рвалась наружу.

Никто не заметил, что серебряный талисман у Кати на груди вдруг засветился странным голубоватым светом.

— Гады, сволочи, чтоб вам сгореть! — в отчаянии закричала она.

Что произошло дальше, никто так и не понял. Катя вытянула вперед левую руку, защищаясь от новых ударов. Потом на ее ладони появилось небольшое белое пятно. В полумраке комнаты оно сверкало и переливалось перламутровыми отблесками. Пятно быстро превратилось в яркий, ослепительно-белый луч. Он ударил в голову Магомеда, прошел сквозь стену, оставив в ней огромную обугленную дыру. В соседнем помещении раздался взрыв, и пламя забушевало вокруг.

На полу корчилось то, что еще недавно было Магомедом Ходжаевым. Наружных повреждений у него не было, но невиданный огонь словно пожирал его изнутри. Одежда на нем тлела, кожа на лице и руках быстро обугливалась и чернела, изо рта и ушей вырывались языки голубоватого пламени. Он все еще был жив и кричал, не переставая.

Не каждому удается попасть в ад еще при жизни.

Магомедовы подручные застыли в оцепенении. Никто из них не мог ни пошевелиться, ни открыть рот, не говоря уже о том, чтобы выбраться из горящего здания или попробовать спасти своего главаря.

Катя в последний момент успела увернуться от рухнувшей потолочной балки. Закрывая лицо руками, она бросилась к двери. Спасать своих мучителей Катя не собиралась. «Они-то меня не помиловали», — неожиданно зло и жестко подумала она.

Был страшный момент, когда Катя почувствовала, что не может справиться с дверным замком. «Неужели и я сгорю тут вместе с ними? Нет, черт возьми, нет! Я не хочу гореть тут заживо вместе с этими подонками! Не бывать этому!»

Наконец-то замок поддался ее усилиям и дверь распахнулась настежь. В комнату хлынул поток свежего воздуха, и пламя разгорелось с новой силой. Со звоном лопались стекла, дом Магомеда быстро превращался в огненную могилу для всех своих обитателей.

Катя выбежала из проклятого дома. С наслаждением она вдыхала полной грудью прохладный и чистый ночной воздух.

И вовремя: взметая в небо целые фонтаны огненных искр со страшным треском рухнула крыша. Толстые бревна еще догорали, но, в общем, все было уже кончено. Не разбирая дороги, Катя бросилась бежать через лес, прочь от этого места.

Ветки деревьев хлестали ее по лицу, колючий кустарик царапал ноги. Только сейчас Катя заметила, что ее руки сильно обожжены и покрыты волдырями. Боль и страх гнали ее вперед. Она боялась, что если остановится, то упадет и больше не сможет подняться. Катя проклинала себя за глупость, проклинала своего бывшего возлюбленного и вообще весь мир. Она не задумывалась о странном происшествии в доме Магомеда и о том, что явилась причиной страшной, мученической смерти пяти человек.

Полная луна вела ее за собой, как маяк. Катя не знала, куда бежит и что ждет ее в конце пути.

Лес понемногу редел. Кате показалось, что между стволами деревьев мелькают фигуры людей и слышатся голоса. Странно было только то, что эти люди разговаривали на непонятном языке. Откуда здесь ночью, в лесу взялись иностранцы?

Но сейчас это было не важно. Если здесь есть люди, значит, можно рассчитывать на помощь и спасение. Собрав остатки сил, Катя выскочила на поляну.

То, что предстало перед ней, поразило ее еще больше, чем пожар. На лесной поляне, образовывая правильный круг, стояли люди в длинных черных одеждах. В центре этого круга, воздев руки к луне, стоял высокий мужчина. Его одежды были белоснежными, и, казалось, отражали лунный свет.

Катя вскрикнула и потеряла сознание. Высокий мужчина подхватил ее на руки, что-то повелительно сказал остальным, и все они скрылись за деревьями.

Ночь Великого полнолуния принесла свои плоды.

Впервые за много лет Сергей Петович Костин смог, наконец, заснуть покойно. В окно светила полная луна, но ее свет почему-то казался не зловещим, а мудрым, вечным и почти радостным. Впервые воспоминания о сыне не терзали и не мучили его. Сергей Петрович вспоминал первые шаги своего мальчика, его смешные словечки, его улыбку. Потом он заснул, и ему приснился сын.

Он стоял высоко-высоко, где-то рядом с луной, но Сергей Петрович хорошо видел его лицо, каждую черточку. Володя выглядел почти таким же, как в тот день, когда они прощались на вокзале, но в чем-то казался мудрее и старше.

— Здравствуй, отец. Не грусти, мне хорошо здесь. Я помню и люблю тебя. Скоро мы увидимся.

— Володька, милый мой, но почему сейчас? Почему ты раньше не приходил? Я так ждал тебя!

— Не знаю, отец. Ты сделал что-то важное. А теперь прощай, я не могу надолго задерживаться.

Сергей Петрович почувствовал, как по щекам его течет горячая соленая влага. Вот сейчас все кончится, сын уйдет, и он опять проснется в той же опостылевшей комнате. А что потом? Та же одинокая, ненужная опостылевшая жизнь.

— Володька, не уходи! Я болен, стар и одинок. Я не могу так больше. С тех пор, как ушла твоя мать, мне уже незачем и не для кого здесь оставаться. Возьми меня к себе, пожалуйста!

— Хорошо, отец. Сегодня такая ночь, когда желания сбываются. Иди ко мне. Про маму я знаю, она тоже здесь.

Из-под ног сына протянулся длинный серебряный луч. «А вот посмотрим, сумею ли я ходить по радуге», — подумал Сергей Петрович, прежде чем ступить на него. Лунная дорожка оказалась странно-призрачной и в то же время надежной. Идти по ней было легко и приятно, и Сергей Петрович, еще не веря своему счастью, торопясь и смешно взмахивая руками, пошел по лунной дороге вверх. Туда, где ждал его сын.

И даже не заметил, что умер.

Семен Яковлевич Гольдберг собирался в аэропорт встречать Тома. Этот чертов твердолобый американец был очень нужен ему. Дела у Семена Яковлевича в последнее время шли совсем не так, как хотелось бы. Когда Том приезжал в прошлый раз, Семен Яковлевич делал все возможное и невозможное, чтобы угодить ему. Ну, и себе, конечно. На все его старания Том лишь брезгливо кривился и никакого энтузиазма к дальнейшему сотрудничеству не проявлял. В этот раз Семен Яковлевич специально подстроил так, чтобы Том приехал на праздники. Непринужденная обстановка иногда творит чудеса. Кроме того, он, кажется, «положил глаз» на переводчицу Катю. Может быть, с этой стороны удастся к нему подъехать? Боже ж мой, как трудно стало жить!

Когда Катя, наконец, пришла в себя, было уже утро. Она почему-то медлила открывать глаза. Ей было тепло и уютно, а слабость и истома во всем теле казались даже приятными. «Сейчас-сейчас… Еще минуточку… На работу ведь сегодня не надо. И Вадим…» Вадим. Да, конечно, Вадим. Воспоминания о страшных событиях вчерашней ночи отогнали остатки сна, заставили резко открыть глаза. Господи боже мой, где это я? И чем все кончилось?

Катя лежала на большой широкой кровати в совершенно незнакомой комнате. Стены были обиты узкими деревянными дощечками, а в открытое окно заглядывали душистые гроздья цветущей сирени. Рядом с кроватью в кресле сидела черноволосая девушка в джинсах и белой рубашке. Она читала какую-то книгу в потертом кожаном переплете. Катя пыталась сообразить, как же, собственно, она попала сюда — и не могла.

Увидев, что Катя пришла в себя, незнакомка отложила книгу и улыбнулась.

— Привет, сестренка. Добро пожаловать обратно в мир живых.

— Привет. А ты кто?

— Это не важно. Если хочешь, зови Дианой. Вам, людям, почему-то обязательно нужны имена. Попробуй встать, если сможешь. Думаю, что тебе пора завтракать.

Откинув одеяло, Катя увидела, что она совершенно обнажена, а ее руки тщательно и умело забинтованы. Тонкая цепочка с медальоном по-прежнему холодила шею.

Диана подошла к стенному шкафу и выложила на кровать такую же, как у нее, белую рубашку, джинсы, и белье.

— Надень это, сестренка. Наверное, будет длинновато, но пока сойдет. Вчера от твоего платья мало что осталось.

В просторной светлой кухне Диана проворно поставила на стол свежие булочки, апельсиновый сок и большую тарелку с горячей, аппетитно пахнущей яичницей. Никогда еще еда не казалась Кате такой вкусной и сытной. Силы быстро возврвщались к ней.

Катины мысли представляли собой смесь любопытства и страха. Кроме того, было огромное, все затопляющее чувство возвравщенной радости бытия. Как бы то ни было, пока она еще жива. Учитывая события вчерашней ночи, это можно было считать удачей. Обожженные руки болели, ноги сильно исцарапаны, но могло быть и хуже. Гораздо хуже.

— Послушай, Диана, я могу о чем-то спросить?

— Конечно.

— Кто меня перевязывал?

— Один из наших братьев. Кода-то он был врачом. Не волнуйся, там нет ничего страшного, ожоги не глубокие. Все заживет и даже шрамов не останется.

— А раздевал кто?

— Я.

— А… Больше ничего не было?

Диана громко, искренне рассмеялась.

— Жаль тебя разочаровывать, сестренка. Ты неплохо сложена, но здесь твои женские прелести никого не интересуют.

— А как вы все оказались в лесу? И что вы делали там среди ночи? И чем вы вообще занимаетесь?

— Черной магией. Колдовством, — ответила Диана так спокойно и просто, будто речь шла о ремонте квартир или торговле овощами. Ее глаза стали вдруг сухими и безжизненными, как два черных камня в пустыне.

— Поторопись, сестренка. Тебя ждет Грандмастер.

«Этого еще не хватало. Сперва — бандиты, потом — колдуны. Просто интересно, что со мной будет дальше,»- думала Катя, поднимаясь вслед за Дианой по витой железной лесенке. Особенного страха, она, впрочем, не испытывала. Видимо, даже у страха есть свой предел.

В комнате царил полумрак. Как будто и не было за окном солнечного утра, не бушевала весна и сирень не распускала свои душистые гроздья.

Сидящий за столом мужчина смотрел на Катю прямо в упор. «А ведь он красив,»- некстати подумала она.

— Здравствуй, проходи, садись. Я рад, что ты в порядке, — приветствовал ее мужчина.

Катя несмело опустилась на стул напротив него. На столе горели две свечи. В комнате странно пахло. Этот запах не был резким или неприятным, но как-то странно пьянил, кружил голову, навевал сон.

— Полагаю, ты хочешь о чем-то спросить?

— А можно? Вопросов у меня очень много, даже не знаю, с чего начать.

— Начни с самого главного, будет проще.

Катя долго собиралась с мыслями, и наконец выпалила:

— А правда, что вы все — колдуны?

— Правда. Мы предпочитаем другое название, но это уже вопрос терминологии. Видишь ли, много лет назад наши предки зарабатывали себе на жизнь, убивая за плату разных чудовищ. Сейчас мы занимаемся тем же самым. Мир не очень-то изменился с тех пор.

«Бог ты мой, — с ужасом подумала Катя, — неужели он сумасшедший? Чудовища, колдовство, какие-то предки — это же просто безумие! Но, с другой стороны, если бы еще вчера мне кто-нибудь рассказал о пожаре в доме Магомеда и о том, что случилось с ним самим — я бы ни за что не поверила».

— А разве в наше время есть чудовища? — Вслух спросила она.

Грандмастер невесело усмехнулся.

— Конечно, есть. Например, вчера вечером ты познакомилась с одним из них.

Другое дело, что те, кто заказывает убийства почти всегда суть такие же чудовища, как и жертвы, но после нашей работы их все же становится меньше.

— Значит, вы просто наемные убийцы? Тогда причем здесь колдовство?

Катя понимала, что узнав такие тайны, она вряд ли может рассчитывать на то, чтобы уйти отсюда живой, но все-таки ей было любопытно. Веселая отчаянная сила, которая вчера заставила ее прокричать страшные слова в лицо бандитам, не совсем покинула ее.

— Нет, тут ты ошибаешься., - Катин собеседник улыбался вполне дружелюбно, но его улыбка вдруг показалась ей страшнее волчьего оскала, — вульгарной уголовщиной мы не занимаемся.

— А что вам нужно от меня?

— Та безделушка, что ты носишь на шее — не простая вещь. Полагаю, ты и сама это понимаешь. Так вот, теперь она нам нужна.

— А почему вы не взяли медальон, пока я спала?

— Хороший вопрос. Дело в том, что ты получила талисман так, как было нужно, и ты владеешь им. Он может быть отдан только по доброй воле, а не взят обманом, силой или за деньги. Помнишь, что ты натворила в доме этого дикого горца? Здесь могло быть еще хуже.

— А если я его вообще не отдам?

— Встань и посмотри на себя в зеркало, — приказал Грандмастер.

Катя повиновалась. Большое зеркало в резной деревянной раме отразило ее во весь рост. Катя глянула на себя — и обомлела. Рассеченная губа немного распухла, под глазом расплывался большой синяк, но дело было не в этом. И даже не в том, что на левом виске появилась маленькая седая прядь.

Катино лицо неуловимо, но сильно изменилось. Вместо молодой, хорошенькой и веселой девушки из зеркала смотрела взрослая женщина, грозная в своей красоте. Как будто совершенно другое существо, мудрое и древнее, все видевшее и все знающее, нацепило Катино лицо, как маску. Глаза, которые раньше были зеленовато-карими и небольшими, расширились и засветились нестерпимо ярким зеленым светом. Выражение глаз было таким, будто они видели вечность и ее отражение застыло в них навсегда.

— Теперь ты поняла, что я хотел тебе сказать? Какое-то время ты могла управлять силой талисмана, но теперь он начинает управлять тобой.

Пока у тебя есть шанс уйти отсюда и жить нормальной человеческой жизнью, но скоро его не будет. Мы пришли сюда по своей воле, у нас за плечами века и поколения наших предшественников, но тебе с этим не справиться. Талисман обладает огромной разрушительной силой, она раздавит тебя, а потом… Даже я не в силах представить себе, что будет дальше.

Катя, бледная и напряженная, изо всех сил старалась казаться спокойной. Она еще раз посмотрела на себя в зеркало, сняла через голову цепочку с талисманом и положила его на стол перед Грандмастером.

— Возьмите, это ваше, — сказала она. Ей показалось, что талисман в ее руке потеплел и еле заметно замерцал голубоватым светом.

Будто прощался.

— Ты приняла верное решение. Возвращайся в свой мир. И, — Грандмастер улыбнулся неожиданно тепло, — мне кажется, что тебя скоро постигнет приятная неожиданность.

— Нет уж, — Катя устало покачала головой, — хватит с меня неожиданностей. В последнее время их и так было больше, чем нужно. И вообще, — она с трудом удержалась, чтобы не заплакать, — и вообще, как мне жить дальше?

— Как придется, — просто ответил Грандмастер, — не суетись раньше времени. Неужели ты думаешь, что прошла через все это и осталась жива только для того, чтобы лить слезы до конца своих дней? Ты очень ошибаешься. Успокойся. Мне много лет, больше, чем ты думаешь, и я могу позволить себе дать один совет. Ничего не бойся и ничего не жди, все, что должно придти, обычно приходит само по себе. Просто потому, что так нужно. Иногда людям это нравится, иногда — нет, но обычно они не могут ничего изменить. А знаешь, почему? Потому, что большинство людей слишком глупы и трусливы, чтобы принимать жизнь такой, какова она есть. Ты не из их числа, и с тобой все будет в порядке. Насколько это возможно, конечно.

А теперь уходи. Наше время истекло. Кто-нибудь доставит тебя в город. Прощай.

Из кабинета Грандмастера Катя вышла, покачиваясь. Голова кружилась, мысли путались, перед глазами мелькали разноцветные круги. Черноволосая Диана, не сказав ни слова, взяла ее под руку, вывела из дома и посадила в машину. Сама села за руль.

— Ну, что сестренка? Куда тебя отвезти?

Катя разрыдалась.

— Я не знаю… Не знаю…, - повторяла она. Я ведь теперь вообще не человек, а дух бесплотный. У меня нет ни денег, ни документов. Я всего боюсь. И даже домой к себе попасть не смогу, у меня ключей нет. А ты еще спрашиваешь — куда!

Диана покачала головой.

— Странные вы, люди! Сначала бросаете свою жизнь на ветер, а потом убиваетесь из-за мелочей.

Она порылась в бардачке, и в руках у нее неизвестно откуда появилась Катина белая сумочка.

— Вот твой паспорт, ключи, триста долларов… Не думаю только, что тебе они понадобятся. Губная помада еще завалялась… Носовой платок вот… Кстати, на, утри глазки. Ну, что поехали?

Катя кивнула. Всю дорогу до Москвы она сосредоточенно молчала. Когда до Катиного дома оставалось совсем немного, она, наконец, решилась заговорить.

— Диана.

— Что?

— Знаешь, я тоже хотела бы сделать заказ.

— Ты его уже сделала.

— Как это?

— Очень просто. Когда ты была хозяйкой талисмана, ты сильно пожелала этого, и теперь нам придется выполнить. Это будет, но не сейчас. Время еще не пришло.

— Значит, Вадим умрет?

— Да.

— А если я прощу его?

— Знаешь, сестренка, в этой жизни приходится нести ответственность не только за слова и дела, но и за мысли. И потом, с чего ты взяла, что можешь простить или не простить кого бы то ни было? Человек платит только за свои грехи, не больше того, но и не меньше. Лучше пока не думай об этом. В ближайшее время тебе будет чем заняться.

Катя упрямо покачала головой.

— Нет. Я не хочу его убивать.

— Вот тебе и раз! Чего же тебе надо?

— Я хочу, чтобы он помнил меня. Помнил то, что он сделал со мной всю свою жизнь, до самой смерти. Я хочу, чтобы ему стало стыдно, понимаешь?

— Честно говоря, не совсем. Но хорошо, пусть будет, как ты хочешь. Вот и приехали. Прощай, сестренка, больше не увидимся.

— Прощай, Диана.

Катя порывисто обняла и поцеловала свою спутницу, потом быстро вышла из машины.

Идя к подъезду, она думала о том, что Диана, конечно, ведьма, скорее всего — убийца, и, вполне возможно, просто чудовище.

Но лучшей подруги у нее никогда не было, и, скорее всего, уже не будет.

Катя поднялась в лифте на свой этаж, подошла к двери, достала ключи… И тут она увидела Тома. Он, видимо, уже давно и безнадежно терзал дверной звонок. Обернувшись и увидев Катю, Том расцвел такой счастливой и глуповатой улыбкой, какую даже странно было видеть на лице взрослого мужчины.

И Катя улыбнулась в ответ.

Так закончилась эта история. О ее героях больше сказать почти нечего. Том женился на Кате и увез ее с собой. С помощью хитроумного Гольдберга он сумел довольно быстро преодолеть все формальности. Хотя в данном случае на российско-американском сотрудничестве пришлось поставить большой жирный крест, Семен Яковлевич был совсем не плохим человеком и бескорыстно радовался, что «девочка сумела-таки хорошо устроиться». Он же продал по доверенности Катину квартиру и переправил деньги счастливым молодоженам. На этой сделке Семен Яковлевич кое-что заработал, ну да бог с ним. Коммерция давно стала его плотью и кровью, и что-нибудь наваривать было для него так же естественно, как дышать. Впрочем, уже через год Гольдберг скончался от обширного инфаркта. Никакие потусторонние силы тут были ни при чем, просто он курил по пачке «Кэмела» в день, любил при случае выпить, а его вес давно перевалил за центнер.

Не обвинять же черную магию во всех бедах на свете.

Тихий провинциальный городок был взбудоражен слухами. Америка — это не Нью-Йорк, Америка — это провинция. Многочисленные городишки с идиотскими названиями вроде Трои или Южного Парижа, разбросанные от Аляски до Флориды, живут по своим законам. Там, где все знают родословную друг друга по меньшей мере до дедушек, где, уходя за покупками, не запирают дверей, где простодушный, веселый и добрый человек может лет двадцать прослужить в должности городского шерифа и уйти на пенсию после торжественного обеда в его честь, люди очень настороженно относятся ко всем вновь приезжающим. А тут русская… Тома считали в городе очень респектабельным и благоразумным молодым человеком, и такого экстравагантного поступка от него никто не ждал.

Однако разговоры на эту тему скоро прекратились сами собой. Новоиспеченная миссис Хартли отнюдь не напоминала монстра. Кроме того, городских кумушек очень удивило, что она говорит по-английски не хуже их самих. Небольшая вечеринка для друзей и соседей, устроенная молодой четой через месяц после приезда, окончательно помирила их с городом.

Не сказать, чтобы Том и Катя сразу же после свадьбы оказались на счастливых небесах. Применительно к семейной жизни такие вещи бывают только в слащавых дамских романах и в романтических грезах очень молодых или очень глупых девушек. Ежедневное совместное существование способно приглушить даже самые пылкие чувства. Если добавить к этому огромную разницу в привычках, образовании, воспитании и образе жизни, то картина становится и вовсе безотрадной. И все же… Чаще им было хорошо вместе. Обстоятельства, которые их соединили, были настолько необычайны, что иного развития событий просто не предполагалось. Этого не было в сценарии. Поэтому Том и Катя учились жить друг для друга.

Просыпаясь по ночам и слушая ровное дыхание мужа, Катя все чаще чувствовала, что прошлое уходит куда-то далеко.

Как будто все это было не с ней.

Итак, «хеппи энд» состоялся. Можно ставить точку и проливать слезы умиления.

Вот только по Москве слишком часто загремели выстрелы наемных убийц. Ни один киллер не был задержан на месте преступления с оружием в руках. Ни один впоследствии не был арестован и предан суду, как ни клялись в этом с высоких трибун милицейские руководители разного ранга. Впрочем, биография жертв очень часто была такова, что убийцы лишь убавляли работы правоохранительным органам. Это было тем более удивительно — ведь ребятишки тоже не пальцем деланы, однако вот не убереглись.

Вокруг каждого убийства было много шума, слухов и домыслов. Версии выдвигались самые разные, но доподлинно никто ничего не знал.

Никто, кроме странного человека, назывющего себя Грандмастером.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Обаяние зла

И все птицы спят, и все звери спят… И все добрые люди тоже давно уснули. Счастлив тот, кто засыпает вечером, видит хорошие сны, а утром встает, чтобы приняться за дневные дела. Ведь недаром люди отвели ночь для воровства и убийства, для сумасшедшего разгула и черного колдовства.

А еще — для любви.

Боря Бейдер устал ворочаться с боку на бок. Поднявшись с постели, он тяжело и неуклюже протопал на кухню. Не разбудить бы родителей…

Но мама с папой мирно спали, а вот Боря — не мог. Его душу тревожил образ загадочной черноволосой незнакомки. Всего лишь раз она прошла мимо него, всего лишь раз мельком на него посмотрела.

И пропал казак…

Боря даже не знал, чего, собственно, хочет. Поначалу он надеялся, что Вадим возьмет ее на работу. Тогда можно было бы, по крайней мере, видеть ее каждый день. Но проходили дни, от незнакомки не было ни слуху, ни духу, и все его существо постепенно наполняла неведомая прежде тоска.

Боря был реалистом. Он прекрасно понимал, что у такой красавицы не имеет никаких шансов на взаимность. Но ведь никто не может запретить человеку надеяться на чудо!

Стараясь не греметь посудой, Боря заварил себе крепкий чай, закурил и уселся на свое любимое место в самой середине уютного углового диванчика.

Мама до сих пор ворчит из-за курения. Хорошо, что хоть сейчас она меня не видит. Переполошилась бы — не дай Бог!

Боря втайне надеялся, что курение поможет ему похудеть, а потому дымил, как паровоз.

Сейчас ему казалось, что голова забита серой паутиной. Боря понимал, что самое разумное для него сейчас — это выбросить незнакомку из памяти, забыть ее и жить, как жил раньше.

Но был и другой выход — попытаться ее найти. Еще раз увидеть ее. Еще раз заглянуть в манящую и жуткую бездну ее черных глаз. А там — будь, что будет.

Найти! легко сказать! Он ведь не знает, кто она такая, где живет, не знает даже имени.

Только номер машины.

Вспомнив об этом, Боря подскочил на месте от радости. Диван жалобно скрипнул под его тяжестью, но Боря даже не заметил. Найти владельца по номеру машины большого труда не составляет, а у Вадима Александровича были друзья в милицейских кругах, это Боря знал точно. В последнее время он сам, правда, стал какой-то странный, но, если подойти к нему в хорошую минуту, наверное, не откажет.

Успокоенный этой мыслью, Боря залпом допил остывающий чай и отправился спать. На этот раз он заснул сразу же, спал крепко и спокойно.

На следующий день Вадим появился на работе около часа дня. В дела фирмы он давно уже не вникал, но по привычке все еще обозначал некую руководящую деятельность. Хорошо еще, что на Борю вполне можно было положиться. Пожалуй, он был слишком уж осторожен и стратегических решений принимать не мог, но с повседневными делами вполне справлялся. Боря был настолько скрупулезен и методичен, что фирма вполне могла удержаться на плаву.

Пока.

Вот и он, легок на помине. Боря вошел с целой кипой бумаг и принялся по обыкновению дотошно и занудливо излагать положение дел. Наконец, Вадим не выдержал.

— Боря, давай короче. Разорение нам завтра не угрожает? Налоговая не цепляется? Рэкет, прости Господи, не трясет? Значит, жизнь прекрасна и удивительна, давай, что там подписать, и если это все, ты свободен.

После Колиной смерти Вадим уже успел найти нового поставщика, недавно принял свою дозу и теперь находился в состоянии блаженной эйфории. Все проблемы казались разрешимыми, неприятности — несущественными, а он сам — почти всемогущим.

Правда, несколько дней назад Вадим зачем-то затеял ремонт в своем кабинете и перебрался в тесный и неудобный закуток. Так спокойнее. Здесь черноволосая ведьма пока не появлялась.

Вадим хотел поскорее покончить с делами, но, вместо того, чтобы уйти, Боря почему-то замялся и густо покраснел.

— В чем дело, Боря? На-ка, давай, выкладывай, как сказал отец сыну, когда тот проглотил полтинник. Случилось что-нибудь?

— Да нет, Вадим Александрович, все в порядке. Понимаете, у меня к вам большая просьба…

Оставшись один, Вадим долго и озадаченно смотрел на листок из календаря с нацарапанным на нем номером. Ай да Боря! Ай тихоня! Вот уж никогда бы не подумал! Интересно, кого это ему искать понадобилось?

Вадим удивленно пожал плечами и потянулся к телефону.

Опер Сергей Арефьев сидел у себя в кабинете за обшарпанным канцелярским столом, тыкая пальцами в клавиши допотопной, раздолбанной печатной машинки. Ему предстояла нелегкая задача — написать обоснованный и юридически грамотный отказ в возбуждении уголовного дела. Шедевры канцелярско-милицейского языка цеплялись друг за друга, образовывая причудливые и замысловатые цепочки.

Смысл этого литературного произведения сводился к одному — граждане, оставьте милицию в покое и сами справляйтесь со своими проблемами.

А всего несколько лет назад Сергей был восторженным юношей и пламенным комсомольцем. Он пошел служить в органы с искренней верой в правоту своего дела. Как получилось, что храбрый и честный парень Серега Арефьев сломался в первый раз, когда начал брать деньги у своих «подопечных» и оказывать им разного рода услуги — он сейчас уже не помнит, да это и не важно.

Брать взятки, как и терять невинность, тяжело и страшно только впервые. Потом — привыкаешь.

Сергей тоже привык. За два года он сильно поправил свое материальное положение, продвинулся по карьерной лестнице и угрызениями совести никогда не страдал. Это все выдумано для слабонервных интеллигентов, а преступность… Да что преступность? С ней, проклятой, бороться нельзя, ее можно только организовать и возглавить.

От плодотворного труда Сергея оторвал телефонный звонок. После короткого, но содержательного разговора он заметно повеселел. Просьба пустяшная, делов на копейку, а сто баксов сейчас будут очень кстати.

Но набрав знакомый телефон и записывая данные какого-то Геннадия Андреевича Разлогова, 1934 года рождения, Сергей почувствовал себя очень плохо. Голову словно сдавило железным обручем, пальцы начали противно дрожать, лоб покрылся липкой испариной, а к горлу подступила тошнота.

К счастью, Сергей еще находился в том возрасте, когда люди не склонны обращать особого внимания на свои хвори.

«Давление, наверно, шалит. Переработался», — подумал он. Сергей действительно считал себя очень много работающим, а потому ценным для общества человеком.

Вечером у него было просто прекрасное настроение. Сергей выполнил поручение и получил свой честно заработанный гонорар. После окончания рабочего дня он позвонил домой и горестно поведал жене, что ему сегодня опять придется дежурить не в очередь. Однако его дальнейшие планы на вечер не имели никакого отношения к борьбе с преступностью.

Как и у всякого уважающего себя оперативника, у Сергея имелась конспиративная квартира. Туда-то он сейчас и направлялся. Разумеется, квартира эта предназначалась для общения с агентурой, а вовсе не для интимных развлечений личного состава, но Сергей точно знал, что служебное положение существует для того, чтобы им пользоваться. В самом деле, не тащиться же домой. Там — вечно орущий ребенок и давно опостылевшая супружница.

В десять придет Светка. Девка она, конечно, тупая, но зато грудь — пятый номер. И ноги длинные. И вообще, ему ведь с ней не в шахматы играть. Порнушку надо бы прихватить какую-нибудь.

Когда Сергей добрался до неприметной многоэтажки на окраине Москвы, до прихода Светки оставалось еще полчаса. Она никогда не опаздывает.

Небольшая однокомнатная квартира на пятом этаже была стандартно обставленной, чисто убранной, и… подчеркнуто никакой. Глазу не на чем зацепиться. Как раз то, что и требуется.

Сергей привычно раскупорил бутылки (Светка пила только ликеры, а он сам терпеть не мог этого липкого, приторно-сладкого пойла), поставил видеокассету и удобно развалился кресле. На экране молодые красивые мужчины и женщины с энтузиазмом совершали половые акты в самых различных формах. Кто бы мог подумать, что в человеческом теле для этого столько возможностей!

Сидя в мягком уютном кресле с бокалом вина в руке, Сергей незаметно отключился.

Ему снилось, что он медленно, крадучись входит в какое-то полутемное помещение. Со всех сторон на него пялятся здоровенные, наглые бандитские рожи. Вот проклятая работа, и ночью от нее нет покоя! Ну, я вам сейчас!

Но в этот момент заиграла музыка, замелькали разноцветные прожектора, и Сергей с ужасом понял, что находится на эстраде ночного клуба. Но еще хуже было другое — он был совершенно голый. На нем была только милицейская фуражка, да еще капитанские погоны чудом держались на плечах. И уж совсем было невыносимо, что помимо своей воли Сергей вдруг начал грациозно двигаться под музыку, покачивая бедрами, и даже кокетливо улыбаться.

Музыка звучала все быстрее и быстрее, плавный блюз перешел в бешеный канкан, а капитан Арефьев все никак не мог остановиться.

К счастью или к несчастью, но все на свете когда-нибудь заканчивается. Музыка затихла, прожектора погасли, публика издевательски зааплодировала, и Сергей смог наконец-то перевести дух. Ему казалось, что самое страшное уже позади, вот сейчас он наконец-то проснется и все в его жизни будет по-прежнему. Но в этот момет он увидел, что к эстраде медленно идет высокий человек в длинной черной хламиде. Лицо его было спрятано под капюшоном.

Сергей никогда не был трусом, но сейчас все его существо охватил панический страх. Фигура в черном двигалась прямо на него, а он не мог пошевелиться. Даже бандитские рожи вокруг показались ему теперь близкими, симпатичными и почти родными. Но и они вдруг куда-то пропали.

Теперь они остались вдвоем — он и это чудовищное нечто под черным покрывалом. Только сейчас Сергей, наконец, понял, что оно не было больше человеком.

Подойдя почти вплотную, существо вытянуло вперед что-то похожее на руку. Но это была не рука. У Сергея даже не хватило сил на то, чтобы испугаться еще больше. На него указывала невероятно уродливая, огромная когтистая лапа, покрытая зеленовато-коричневой чешуей.

Низкий и хриплый голос из-под черного покрывала произнес всего два слова.

Продажный мент.

Сергей проснулся от собственного крика. Давно знакомая и привычная квартира вдруг приобрела какой-то призрачный, нереальный вид. Все предметы вроде бы на месте, но изменилась атмосфера.

Как будто здесь есть кто-то еще.

Сергей потянулся за бутылкой, чтобы налить себе еще вина. Приснится же такое! Точно, переработался.

С журнального столика он смахнул на пол листок бумаги. Надо выбросить. Непорядок.

Работая опером, Сергей привык очень внимательно относиться к документам.

Но что это за бумага? И откуда она здесь взялась? Развернув листок, Сергей тут же отбросил его прочь от себя, будто боялся обжечься. На стандартном листе для пишущей машинки отвратительной ярко-красной губной помадой были небрежно нацарапаны те же слова.

Продажный мент.

Трясущимися руками Сергей порвал бумагу на мелкие клочки. Сложил их в пепельнице аккуратной горкой. Зашарил по карманам в поисках спичек. Ах, вот зажигалка. Ничего, тоже подойдет.

Но почему из маленькой зажигалки «Крикет» вырвался целый сноп ярко-синего пламени? Так недолго и пожар устроить. Почему из-за горстки бумажных обрывков вся квартира наполнилась дымом и гарью? Сергей почувствовал, что не может больше дышать.

Туман скоро рассеялся. Сергей немного успокоился, отдышался, и вновь повернулся к экрану телевизора.

И вновь увидел прямо перед собой кошмарную фигуру из своего сна.

Пальцы нащупали рукоять табельного пистолета. Так просто он не дастся. Сергей выстрелил, целясь в голову. В последний миг своей жизни Сергей еще успел разглядеть лицо этого монстра.

Лицо было его собственное.

Потом все кончилось, и темнота поглотила его.

Светлана Самсонова появилась ровно в десять. На звонок ей никто не открыл. Светлана уже собиралась уходить, когда обнаружила, что дверь не заперта. Раньше Сергей такого никогда себе не позволял. Интересно, что он на этот раз придумал?

В квартире стоял резкий неприятный запах. Сергей лежал посреди комнаты на боку, почти касаясь подбородком колен. Рядом валялся пистолет. Подойдя ближе, Светлана увидела, что вокруг его головы растеклась большая лужа крови. Но там было что-то еще. Какие-то странные желто-серые сгустки. Боже мой, это, наверное, его мозги.

И лишь тогда, осознав наконец, случившееся, женщина зашлась в истошном крике.

Алексей Сергеич Иващенко, крупный мужчина средних лет, блаженствовал в ванной. Горячая вода, нежная пена, запахи ароматических солей всегда успокаивали его. Для полного счастья он прихватил с собой «Одиссею капитана Блада» и теперь внимательно следил за перипетиями пиратских разборок.

Почему-то это подростковое чтиво тоже действовало на него благотворно. А сейчас он нуждался в отдыхе как никогда.

Сам себя он называл эстетом и гедонистом. В общем-то так оно и было. Алексей Сергеич действительно любил вкусную еду, красивые вещи и телесный комфорт. Он считался одним из самых богатых и преуспевающих торговцев антиквариатом в Москве.

Наживать состояние Алексей Сергеич начал давно, еще лет двадцать назад. Тогда он был всего лишь нищим студентом. После третьего курса поехал в стройотряд — подработать. Кто бы мог подумать тогда, что эта поездка определит всю его дальнейшую судьбу!

Совхоз Андрюшино, райцентр Куйтун… Боже мой, как давно это было! До сих пор помнит Алексей, как поразила его красота сибирских лесов

Но на фоне величественной и гордой красоты Сибири особенно жалкой, грязной и убогой казалась жизнь ее обитателей.

Покосившиеся избы, деревянные тротуары, по деревне бродят одичавшие, грязные и худые свиньи и коровы… Чем и как живет местное население — неясно. Уже тогда, в семидесятые это было Богом и людьми забытое место.

Оставшиеся в деревне мужики уже тогда спились окончательно, причем в целях экономии потребляли какое-то жуткое пойло мутно-зеленого цвета, пахнущее ацетоном.

Алексей работал на пилораме. Его напарником был страшно худой, словно высохший от пьянства бывший зек по имени Николай. Освободился он всего полгода назад, считался ссыльным и уехать никуда не мог. Да и некуда и незачем ему было ехать. Поэтому и прижился бывший з/к в избе у одинокой сибирячки Анны Прохоровны. К тому времени она разменяла пятый десяток, но женщина была свежая, разбитная, и, что особенно странно, жизнью не шибко умученная. Нежданному сожителю Анна Прохоровна была только рада. «Какой ни есть, а мужик. Хоть пьяница, конечно, зато тихий». И то сказать, был Николай действительно редким молчуном. За весь месяц, что проработали они вместе, Алексей от него и слова не слышал. Так и не узнал ничего о прошлой жизни случайного напарника, ни о том, за что он был осужден.

Перед отъездом зашел проститься. Анна Прохоровна тут же захлопотала вокруг стола, сооружая немудрящую закуску. Накладывая квашеную капусту, отодвинула с кадушки какую-то почерневшую доску. И вдруг… Словно в душу глянул Алексею старинный, строгий иконный лик.

— Анна Прохоровна… Откуда это у вас?

— Что? Ах, это, — отмахнулась она. — У нас этого добра раньше пруд пруди было. Деревни-то кругом раскольничьи, кержацкие. А уж сколько их в печках сожгли, да возле сельсовета топором порубили…

Через час Алексей уже трясся в стареньком, раздолбанном автобусе по грунтовой дороге в райцентр. С собой он увозил икону, бережно завернутую в чистое полотенце. Анна Прохоровна охотно согласилась уступить ее всего за десятку. Зачем ему икона — он точно не знал, как и все почти его сверстники был неверующим, но почему-то на хотелось оставлять такое чудо в грязной избе на кадушке с капустой.

С тех пор и зачастил Леша Иващенко в «турпоездки» по сибирским деревням. Нищие старухи, едва сводившие концы с концами на грошовую колхозную пенсию охотно расставались с бесценными иконами. Если артачились — никогда не настаивал, улыбался, разводил руками — мол, простите, что взять с дурака, и сразу же уходил.

Хоть и считался Леша преступником, но угрызений совести не испытывал. Он не грабил, не убивал, старухам платил, по их понятиям, щедро, а что до «расхищения национального достояния», то в печках за незабываемые революционные годы его сгорело много больше.

А дальше — пошло — поехало. Появились в руках легкие, шальные деньги, а к хорошему человек привыкает быстро. Уже не казалась привлекательной работа инженера-электронщика с окладом 120р. Конечно, и бизнес тогда был опасен, могли посадить, и надолго.

Да вот — Бог миловал.

От всех потрясений и перемен Алексей пострадал не особенно, ибо заблаговременно переводил все свои деньги в симпатичные зелененькие бумажки с портретами заокеанских президентов. Конечно, опасно это было. Обменный курс был совсем другой. Это сейчас за доллар дают пять тысяч, а тогда — десять лет.

В те времена Алексей Сергеич постепенно приобрел вкус к красивой жизни, научился наслаждаться каждым ее мгновением. Невесть откуда появились у него вальяжные замашки московского барина. А уж в своем бизнесе Алексей Сергеич разбирался так, что иным искусствоведам и не снилось.

Так бы и жил себе дальше Алексей Сергеич, если бы не встретился на его пути Коля Бык.

Выбор у него был простой — отдай все, или умри. Как человек неглупый, Алексей Сергеич понимал, что даже если будет покорным, в живых его все равно не оставят. А потому, как он не был напуган, но стал искать выход из создавшейся ситуации. Алексей Сергеич не только не имел контактов в криминальной среде, но и вообще не было у него ни напарников, ни подельников, ни близких друзей. Он всегда был один, потому что знал: случись что — продадут. И только теперь впервые об этом пожалел. Не то что проблему решить — просто посоветоваться, поговорить не с кем.

Один человек родится, и умирает тоже один.

И вот однажды встретил он на улице давнего, еще со студенческих лет знакомого художника Павла Кудрина. Поздоровались, разговорились

Алексей Сергеич и сам не понял, как он, такой скрытный и осторожный вдруг открыл душу старому знакомому и даже рассказал ему откровенно обо всех своих бедах.

— Вот нутром чувствую, Паша — не выкрутиться мне на этот раз. Я, как колобок — и от бабушки ушел, и от дедушки ушел… А вот от него — не смогу. Ведь сволочь, бандит, наверняка — убийца, а теперь поди ж ты… Уважаемый бизнесмен, законопослушный гражданин, и никто не моги его тронуть. Мог бы — сам бы убил его, гада, но ведь я-то не уголовник. Наверняка или сорвется что-нибудь или сразу же попадусь. Еще сидеть из-за такого… В тюрьме мне уж точно не выжить. Это только в кино показывают, что киллера нанять — раз плюнуть. Я уже и на это согласен, лишь бы выскочить. Но как это сделать?

В этот момент Павел вдруг протрезвел и стал очень серьезным.

— Знаю я такого человека. Только… Не дай Бог с ним встретиться. Тебе — очень надо? Если так — сведу.

Да уж, свел… Даже сейчас, сидя в теплой ванне, Алексей Сергеич почувствовал ледяной озноб, вспоминая единственную встречу с этим человеком.

Странно — он не мог вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах с ним встречался. Не помнил даже, как он выглядит. Только глаза… Глубокие, мудрые, все понимающие… И безжалостные.

Разговор был коротким. Собеседники хорошо понимали друг друга. Условия были простыми — сначала работа, потом — деньги.

Цена была, конечно, высокой, но, с другой стороны — жизнь дороже. И потом… За много лет Алексей Сергеич научился хорошо разбираться в людях. Он сразу понял, что его собеседника нельзя пытаться обмануть ни при каких условиях, иначе Коля Бык по сравнению с ним покажется просто ангелом.

Через несколько дней выстрел наемного убийцы оборвал непутевую Колину жизнь, а деньги отправились по назначению. Алексей Сергеич был вполне доволен работой, но… Решение финансовых вопросов еще не есть решение всех проблем. С тех пор с Алексеем Сергеичем стали твориться вещи непонятные. Приближалось полнолуние и все чаще он стал видеть во сне эти безжалостные, волчьи глаза. Просыпаясь, он долго курил, пил воду, а потом лежал до утра без сна, бессмысленно уставившись в потолок.

Он даже утратил изрядную часть своего жизнелюбия и оптимизма. В самом деле, чего же стоит налаженная, тщательно и любовно обустроенная жизнь, если ее так легко оборвать в любой момент? И, если он сумел найти идеального наемного убийцу, то где гарантия, что никто не сможет «заказать» его самого?

Боря ликовал. Наконец-то он получил, что хотел. «Чую с гибельным восторгом — пропадаю…» Он чувствовал, что маховик его жизни раскручивается все сильнее. Получив заветный адрес неведомого ему человека, Боря всерьез задумался. Результатом он был несколько разочарован. Боря надеялся узнать имя и адрес черноволосой красавицы, но понимал, что вряд ли она живет под именем какого-то гражданина Разлогова.

— Так, 34 года рождения… Значит, теперь ему уже за шестьдесят. Интересно, кто он моей красавице? Муж? Отец? Начальник? Любовник? А, может быть, вообще никто? Может, она водит машину по доверенности, а он — просто бывший владелец?

В любом случае, он что-то знает о ней.

Боря особенно тщательно побрился, надушился дорогим одеколоном, надел новый костюм. Отражение в зеркале его не особенно утешило. Боря намеренно затягивал привычные повседневные дела. Долго, тщательно завязывал галстук. Сказал маме, что собирается к друзьям.

Уже в прихожей долго всматривался в адрес, аккуратно переписанный еще днем в рабочий еженедельник. Он старался не думать, куда и зачем едет сейчас.

Знал только одно — не поехать туда он просто не мог.

Было уже довольно поздно, когда он разыскал наконец старую пятиэтажку где-то в Чертаново. Поднимаясь по обшарпанной лестнице на третий этаж, Боря недоумевал. Жилище «новых русских» он представлял себе совершенно по-другому.

Дверь долго не открывали. Наконец, он услышал какое-то странное, тяжеловесное шаркание и тихий, робкий женский голос спросил:

— Кто там?

— Мне… Я к Геннадию Сергеичу.

Щелкнул замок. Дверь распахнулась. Боря увидел маленькую, худенькую молодую женщину с гладко зачесанными темно-русыми волосами, одетую в длинное бесформенное вязаное платье. Большие серые глаза ее смотрели грустно и осуждающе.

— Вам Геннадия Сергеевича? Вы что, правда не знали? Папа уже три месяца как умер.

Вот тебе и раз! Последняя ниточка оборвалась со звоном.

— Подождите! — взмолился Боря, — подождите, пожалуйста!

Он стал сбивчиво рассказывать наспех сочиненную историю о дорожно-транспортном происшествии, единственным свидетелем которой стал водитель темно-зеленого джипа. Выражение лица его собеседницы стало испуганным и совсем детским.

— Ладно, заходите. Я ведь совсем одна, даже чаю попить не с кем.

— А вы не боитесь пускать в дом незнакомого мужчину? — шутливо спросил Боря.

— Да нет, не боюсь. Мне кажется, вы хороший человек.

Когда девушка повернулась и пошла в комнату впереди него, Боря понял, наконец, откуда раздавалось это странное, тяжелое шаркание. Девушка медленно, с трудом передвигалась на скрюченных, изуродованных, частично парализованных ногах. В маленькой квартирке было чисто прибрано и даже уютно. Но все здесь говорило о более чем скромном достатке. Чистенькая, пристойная нищета.

Марине Разлоговой не повезло с самого рождения. Она была поздним ребенком, ее родители были историками. Папа занимался древним Египтом, а мама — вопросами научного коммунизма. Оба они были искренне увлечены своей работой и свято верили в то, что сперва нужно сделать карьеру в науке, а потом уже обзаводиться детьми.

Когда Марине пришло время появиться на свет, акушерки в роддоме слишком долго пили чай. Процесс рождения ребенка давно уже обмазан липкой позолотой сладкой лжи. На самом деле на родильном столе лежит не Мадонна, а истерзанный болью кусок мяса. Если у женщины после десяти часов непрерывных страданий остается хоть какая — нибудь мысль, она мечтает только о том, чтобы все это побыстрее кончилось. Врачи и акушерки настолько привыкают к этим крикам и стонам, что воспринимают их всего лишь как некий звуковой фон, неизбежный в их работе вроде шума станков в цеху.

Марининой маме было уже трицать пять лет. Во всем мире это — цветущий возраст для женщины, и лишь на одной шестой части света врачи называют таких «старыми первородящими», а поэтому почти никакой ответственности за здоровье и жизнь матери и ребенка не несут.

Марина родилась мертвой. Это произошло в конце декабря и могло сильно подпортить показатели за год. Вообще-то мертворожденного ребенка положено реанимировать в течение пяти минут, а потом могут произойти необратимые процессы и даже смерть головного мозга. Над Мариной люди в белых халатах трудились в течение часа. В конце концов они победили. Слабенький, синий, жалобно пищащий комочек был обречен на жизнь. И какую жизнь!

Родителям тогда ничего не сказали. Они заволновались только через несколько месяцев, когда Мариночка не могла ни сидеть, ни ползать и вообще не проявляла свойственного здоровым детям любопытства и охоты к перемене мест. Тогда и прозвучал впервые страшный диагноз — ДЦП.

Первое, что Марина запомнила в своей жизни — это боль. Мышцы ее маленького тела постоянно сводило страшной судорогой. У больных ДЦП они становятся твердыми, как дерево и даже иногда ломают кости. Такие люди навсегда заперты в тесные клетки своих квартир и распяты на кресте своих страданий. До них никому нет дела.

Сперва была еще какая-то надежда. Но когда Марина в двенадцать лет почти не могла говорить и передвигалась, ползая как-то странно, по-крабьи, никаких надежд не осталось даже у измученной Марининой мамы. Она очень быстро постарела, даже съежилась как-то, начала много курить и часто, сидя поздно вечером на тесной кухоньке с сигаретой и стаканом крепкого чая, плакала над своим несчастным ребенком, над своей загубленной жизнью и думала о том, что же будет с Мариночкой, когда ее не станет.

Такой момент настал, и намного раньше, чем она ожидала. В день, когда Марине исполнилось тринадцать, Ольга Павловна Разлогова купила торт. С деньгами в семье было туго, но она очень старалась хоть чем-то порадовать свое дитя. Она ждала автобуса, и очень волновалась, В тот момент, когда водитель грузовика не справился с управлением, снес остановку и превратил в кровавое месиво всех, кто терпеливо дожидался общественного транспорта, она все еще продолжала инстинктивно прижимать к себе нарядную коробку с розочкой, нарисованной на крышке. Через час, не приходя в сознание, Ольга Павловна скончалась.

Узнав о случившемся, Геннадий Семенович впервые в жизни по-черному напился. Погружаясь в тайны давно прошедших времен, он мог хотя бы на несколько часов в день забыть о своем несчастье. Теперь он остался один с больным и беспомощным ребенком на руках. Сидя в тесной комнате, пропахшей мочой и лекарствами, он рюмку за рюмкой вливал в себя дешевую водку и плакал.

А с кровати за ним наблюдали пристальные, настороженные глаза дочери.

Еще одной бедой Марины было то, что она прекрасно понимала все, что происходит вокруг, но не могла этого выразить. Когда она пыталась что-то сказать, из перекошенного рта раздавалось только невнятное мычание. Руки и ноги не слушались. Боль сводила с ума. Марина ненавидела свое тело. Ей казалось, что тело — это тюрьма, в которой бьется, мучается и гибнет постепенно ее душа. Сейчас она понимала, что случилось что-то очень плохое, что мамы уже нет и никогда не будет, что отец в отчаянии…

В этот момент дверь тихонько открылась, и вошел тот человек. Увидев его, Марина испугалась еще больше. Она почувствовала страшную, безжалостную силу, исходящую от него. Она замычала, заплакала, попыталась забиться в угол своей кровати, когда он уверенно, спокойно, по-хозяйски подошел к ней, положил на лоб свою холодную, тяжелую ладонь и сказал:

— Спи, дитя. Тебе надо отдохнуть.

Она действительно провалилась в сон, и даже боль на время отпустила. Незнакомец о чем-то долго разговаривал с папой. Сквозь дремоту Марина слышала только обрывки этого разговора.

Он уговаривал папу что-то сделать для него, папа оказывался, махал руками, утирал слезы с лица, громко, некрасиво сморкался и повторял, что он честный человек, что он ученый, а не лавочник, и за деньги не продается.

Незнакомец только улыбался, и, уходя сказал:

— У всего есть цена. И у тебя — тоже. Вот твоя цена, — он указал на Марину. — Я, конечно, не Бог, но плачу всегда честно.

С этого дня состояние Марины стало медленно, постепенно, но неуклонно улучшаться. Врачи только руками разводили. Отец же наблюдал улучшения со страхом и все чаще напивался.

Вскоре незнакомец пришел еще раз.

Отец молча выложил на стол целую пачку старинных пожелтевших рукописей, глиняных дощечек с древними надписями, каких-то ножей, бронзовых колец, а также и вовсе непонятных предметов. Он был очень бледен, руки у него дрожали.

Незнакомец не скрывал своей радости.

— Хорошо, очень хорошо…

Он улыбнулся Марине, потрепал ее по щеке. Потом пристально посмотрел ей в глаза, произнес несколько слов на каком-то непонятном языке и провел рукой возле ее лица, словно отгоняя что-то. Марина почувствовала сильный удар, потом ей показалось, будто душа ее отделяется от тела, покидает его. Сначала она видела как бы со стороны и комнату, в которой провела всю свою жизнь, и отца, и странного незнакомца. Потом все это исчезло, и ей явились совсем иные картины, то исполненные невиданной красоты, то таинственные и страшные. Она пришла в себя только через сутки.

Марина так и не поняла, что же с ней произошло. День за днем, шаг за шагом она выходила из своей тюрьмы. Боль, терзавшая ее столько лет, постепенно отпускала. Прежде чужое, ненавистное тело понемногу начинало слушаться. Она быстро научилась читать, книгу за книгой «проглатывала» обширную отцовскую библиотеку, начала даже понемногу вставать с постели. Мало того. Марина начала рисовать. Сначала робко, неуверенно она пыталась переложить на бумагу свои чудесные видения.

Только одно огорчало ее в те дни. Отец ходил как в воду опущенный. Иногда ей казалось, что он даже не рад ее выздоровлению. Странный незнакомец больше не приходил, но отец виделся с ним. После таких встреч отец приходил всегда совершенно пьяный, с остановившимся бессмысленным взглядом. Марина терпеливо помогала ему раздеться, укладывала в постель как маленького.

Засыпая, отец все бормотал о том, что продал ради нее свою жизнь, и совесть, и душу, о каких-то деньгах, которые он не возьмет никогда. В один из таких вечеров в ее память намертво врезалось странное слово Курлык. Потом она узнала, что это небольшой дачный поселок под Москвой. В тот вечер отец бушевал и возмущался больше обычного, а утром так и не проснулся — тихо отошел во сне.

Боря не замечал больше ни болезненной бледности, ни исхудавшего лица, ни изуродованного тела Марины. Она казалась ему теперь хрупким и нежным стебельком, смятым чьей-то грубыми, равнодушными руками.

Уже в дверях она остановила Борю:

— Послушайте… Я вас очень прошу. Не ходите туда, пожалуйста. Я ему очень обязана, но… Это очень, очень страшный человек. Иногда мне кажется, что и не человек вовсе. Я не могу этого выразить, но чувствую… Если есть хоть малейшая возможность, не ходите туда.

Боря мягко отстранил ее.

— Нет, мне действительно очень нужно. Ты не волнуйся, все будет в порядке.

— Тогда… Может, вы еще как-нибудь зайдете ко мне?

— Хорошо. Я зайду обязательно. И спасибо тебе большое, ты мне очень помогла.

Повинуясь внезапному порыву, Боря вдруг наклонился и осторожно, бережно поцеловал ее в лоб.

У себя в машине он всегда держал старенький потрепанный атлас автомобильных дорог. Борина бухгалтерская аккуратность и педантичность не подвела его и сейчас. До поселка Курлык было километров пятьдесят. Конечно, поздновато наносить визит кому бы то ни было, но Боря не мог ждать.

Умом он, конечно, понимал, что это опасно. Бандит, занимающийся старинными редкостями (бывают ведь и такие!), не брезгует никакими средствами. А если он, к тому же, обладает экстрасенсорными способностями… «Новые формы жизни не могут быть отозваны»

Грандмастер сидел у камина и задумчиво смотрел на огонь. Он устал. Колдуны живут долго, но не вечно. Уже скоро, совсем скоро ему придется уйти туда, где черная трава растет под багровым небом. Где высятся огромные замки из серого камня. Где веками бродят одинокие, неприкаянные души.

Это началось еще в те времена, когда Божьи ангелы прельстились красотой дочерей человеческих. Рожденные от них дети были людьми… Но не совсем. С тех пор прошли века, но время от времени то там, то тут появлялись странные люди, которые вдруг обнаруживали у себя способность летать. Или двигать предметы взглядом. Или предсказывать будущее. Или врачевать страшные недуги одним прикосновением. Или… Да мало ли что еще.

Иногда их провозглашали святыми, иногда — порождением дьявола и врагами рода человеческого, а иногда — просто шарлатанами.

Некоторые пытались спасать человечество, неся людям свет и знание, и… погибали жалкой смертью. Другие — создавали тайные общества, стремились к несметным богатствам и власти над миром. Ни тех, ни других Грандмастер не понимал. Людей он презирал настолько, что даже не стремился к власти над ними.

Он видел много стран, но только здесь, в России, смог развернуться по-настоящему. За последние сто лет атмосфера зла здесь настолько сгустилась, что стала почти осязаемой. Заниматься магическими изысканиями можно было легко и без помех, тем более что религия усилиями победившего пролетариата практически сведена на нет, а интерес к оккультизму в последние годы сильно вырос. Однако средства к существованию необходимы даже колдунам.

Каждый зарабатывает себе на жизнь, как может. Грандмастер выбрал — убийство.

Никто не удивлялся, когда человек внезапно умирает от инсульта или сердечного приступа. Или сходит с ума. Или кончает с собой. Градмастер и его группа выполняли такие поручения много лет. Ограничение было только одно — жертва не должна быть духовно чистым и сильным человеком. И тогда все страхи, слабости, а, главное, подлости, совершенные в течение жизни, можно обратить против него самого.

Крупные фигуры в мире политики и бизнеса, как правило, не страдяют избытком душевной чистоты.

Но иногда тихая, естественная смерть не устраивает заказчика. Иногда требуется громкое, явно криминальное убийство, скандал, демонстрация полного бессилия правоохранительных органов… И, конечно, гарантия, что это убийство никогда не будет раскрыто.

Грандмастер усмехнулся, вспомнив события недалекого прошлого. Да, с девчонкой тогда хорошо получилось. Ее ни в коем случае нельзя было убивать, и в то же время надо было заставить замолчать навсегда.

Он искал талисман много лет. Триста лет назад сумасшедший алхимик нашел наконец-то нужное соотношение каббалистических символов, позволяющее на короткое время вернуть в этот мир души умерших в их прежнем, земном обличье.

Всем известно, что убивать людей — большой грех, но мало кто думает о том что быть убитым — почти такой же грех, как убивать самому, ибо пролитая кровь есть пища дьявола. При насильственной смерти души убитых долго бродят где-то в сумеречной зоне, одержимые бессильной жаждой мести. Пользуясь талисманом он на короткое время научился возвращать их обратно в мир живых. Он создал армию идеальных убийц. Его солдаты появлялись и исчезали где угодно и в любое время. Сделав свое дело, они исчезали бесследно.

Конечно, и здесь были свои трудности. Если когда-нибудь случится так, что по его вине погибнет чистый и праведный человек, все таинственные и страшные силы, которые он вызвал к жизни, могут обернуться против него самого.

Грандмастер никогда и никого не обманывал. Правда, его заказчики никогда бы не смогли ничего о нем рассказать, даже если очень захотели. Грандмастер хорошо умел хранить свои тайны

Но сейчас он понимал, что ошибся. В отлаженную систему защиты от любопытных, вкрался какой-то сбой, а это может стоить очень дорого. Кто-то стоит очень близко, он почти проник в его тайну.

Покойного Сергея Арефьева Грандмастер не боялся. Он уже был в грязи и крови по самую маковку, и увидеть на миг собственную душу стало для него непосильным испытанием. Но было уже слишком поздно. Информация ушла на сторону, к третьему лицу.

Хуже всего было то, что Грандмастер не мог разглядеть этого человека.

За окнами уже светало, огонь давно догорел, а он все сидел, уставившись в камин невидящим взглядом. Он видел другое…

С утра зарядил мерзкий нескончаемый дождь. Бабье лето давно кончилось, и осень окончательно вступила в свои законные права. Дескать, погуляли, граждане, порадовались, пора и честь знать.

Сегодня Вадим с большим трудом смог подняться с постели. Кошмарные видения окончательно замучили его. Хохочущая черноволосая ведьма с дьявольским блеском в глазах, окровавленное, изуродованное лицо Володи, Катя, протягивающая ему руки из пламени, пещерный идол с его ужасной, безжалостной улыбкой без конца сменяли друг друга, и некуда было деться от них. Спиртное давно перестало действовать, и даже кокаин впервые не помог. Вадим измучился настолько, что теперь ему хотелось только одного — прекратить эту пытку любым путем. Даже перестав жить.

Вадим действительно устал бороться за свою жизнь. Все его усилия упирались в какую-то незыблемую стену. Он даже пытался обращаться к экстрасенсам. Один, низенький, толстенький и жизнерадостный, долго творил какие-то пассы руками, приговаривая невнятное о космической энергии и астральных телах, а пересчитывая гонорар, не поленился пересмотреть каждую бумажку на свет. Другой, молодой парень, выглядевший совершенно обычно, выслушал Вадима, быстро и цепко посмотрел на него, и тут же вежливо распрощался.

Ринат, против обыкновения, вел машину молча и сосредоточенно думал о чем-то своем. На своего шефа он старался не смотреть. Дело в том, что несколько дней назад Сергей Федотов, один из «заклятых друзей» Вадима сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

Странное поведение Вадима в последнее время не осталось незамеченным. Мало того, он допустил несколько серьезных ошибок, которые дорого стоили его компаньонам. Разумеется, ошибиться может каждый, но Вадим, похоже, окончательно вышел из доверия. Разговор с Ринатом был короткий и конкретный. Он должен был аккуратно и незаметно убрать своего шефа, и тогда солидная сумма в «зеленых», а, главное, — высокое положение в новой команде ему гарантированы. В противном случае, Вадима уберут все равно, а он, Ринат, может легко разделить его судьбу.

Как человек невеликого ума, Ринат не догадывался, что и выполнив это задание, он вряд ли проживет долго.

Маленькое, аккуратное взрывное устройство с таймером, оттягивало карман его кожаной куртки. Оставалась одна проблема — как улучить момент, когда Вадим останется один в машине, и самому не подставиться.

В офисе Вадима ждал весьма неприятный сюрприз — куда-то пропал Боря Бейдер. Дома его тоже не было — уже несколько раз звонила встревоженная Борина мама.

Где же он, черт возьми? Раньше за ним никогда такого не водилось, чтобы вот так исчезнуть, никого не предупредив. Может, и правда с ним что-то случилось? Или просто у бабы какой-нибудь пропадает?

— Ну, пусть он только появится, — думал Вадим, изобретая все мыслимые и немыслимые кары нерадивому подчиненному. Даже себе он не хотел признаваться в том, что вряд ли сможет без него обойтись.

Из ящика выпал маленький листок из блокнота.

Номер… Адрес… Темно-зеленый джип «Чероки»! Так вот кого он разыскивал!

Вадим аккуратно сложил листок и спрятал во внутренний карман пиджака. Стараясь сдержать волнение, он нажал кнопку селектора.

— Ринат! Я уезжаю. До понедельника ты свободен.

— Далеко собираетесь?

— В пансионат. Отдохнуть хочу, расслабиться.

Надо же, как все удачно сложилось! Такого сюрприза Ринат не ожидал. Сколько он ломал голову! А тут представился просто замечательный случай. Грех не воспользоваться.

— Хорошо, тогда я только на заправку сгоняю, а то там бензина меньше полбака осталось.

— Давай, только быстро.

Вадим старался оставаться спокойным. Так или иначе, сегодня должна была решиться его судьба. Подумав, он открыл маленький сейф, вделанный в стену и достал оттуда пистолет. «Беретта», купленная им из глупого бахвальства года полтора назад, сегодня действительно могла понадобиться.

Ринат заправлялся только сегодня утром, бак был почти полон, но он очень надеялся, что Вадим этого не заметил. Отогнав машину в укромный закоулок, он достал взрывное устройство, завел таймер, как его научил Федотов, и аккуратно приклеил миниатюрную коробочку под днище автомобиля. Он очень торопился поскорее покончить с этой грязной работой. Времени было в обрез, ну и потом… Ринат, конечно, никогда не был ангелом, но убивать людей, а тем более близко знакомых, ему раньше не случалось.

Ринат был неопытным диверсантом. Он слишком сильно перекрутил таймер. Взрыв должен был прогреметь не через два часа, как по его подсчетам, а через целых двенадцать.

Через десять минут машина уже стояла у подъезда. Ринат молча отдал ключи.

Вадим сел за руль и включил зажигание. Впервые за последние дни для него забрезжила хоть какая-то надежда.

А таймер уже начал отсчитывать последние часы его жизни.

Прошло немало времени, пока он разыскал, наконец, ветхую пятиэтажную «хрущобу» где-то у черта на рогах. Вадим не уставал удивляться, какой же разной может быть Москва. Ближе к центру это почти Европа с нарядными витринами магазинов, дорогими ресторанами, элегантно отделанными зданиями банков и офисов. В дорогих и престижных жилых районах, даже по окраинам, давно уже выстроены и дома улучшенной планировки, и многоярусные гаражи, и современные, комфортабельные торговые центры. А здесь… Такое впечатление, что время здесь остановилось где-то в конце семидесятых. Только дома, выстроенные когда-то как временное спасение от коммуналок, ветшают с каждым годом все больше и больше.

На всякий случай Вадим поискал глазами темно-зеленый джип у подъезда. Нет, конечно нет. Только старый «москвич» да Жигули-копейка, которым давно пора на свалку. Не будет уважающий себя человек жить в такой трущобе.

Чертыхаясь, Вадим поднялся по грязной, заплеванной лестнице на третий этаж. Немного помедлив, нажал кнопку звонка. Почти сразу за дверью послышались тяжелые торопливые шаги. «Будто кто гвозди вбивает», — с раздражением подумал Вадим.

Перед ним стояла какая-то тщедушная пигалица в бесформенном балахоне. Лицо ее показалось Вадиму разочарованным, будто она ждала кого-то другого. «Вот, поди ж ты, и у таких убогих бывает личная жизнь», — про себя удивился Вадим. Но что ж поделаешь, возможно она что-то знает. Придется быть с ней любезным. Бог ты мой, до чего же я дошел! Кто бы знал, что придется лебезить перед эдакой кикиморой! Может быть, она что-то знает, а может быть — нет, но выбирать не приходится. Пауза несколько затянулась. Вадим не знал, что сказать, а пигалица смотрела на него явно неодобрительно. Скорее всего он ошибся. Не может, ну никак не может она иметь никакого отношения ко всей этой истории. Наконец, Вадим ляпнул первое, что пришло ему в голову:

— Я ищу Бориса. Он не был здесь вчера?

— А вы его друг? — недоверчиво спросила она.

— Ну, в общем, да.

Вадим несколько погрешил против истины, но в данных обстоятельствах счел это вполне допустимым.

Пигалица снова расцвела счастливой улыбкой.

— Да, он приходил. Проходите, пожалуйста. Очень хорошо, что вы пришли, я так за него беспокоюсь!

Она неуклюже засуетилась, затопталась в тесной прихожей. Только сейчас Вадим заметил ее скрюченные, изуродованные ноги. Вот уж убогая, так убогая!

В тесной комнате, которая, видимо, здесь считалась «большой», было чисто прибрано, но запах! Смесь лекарств, спертого воздуха, дешевой еды и еще чего-то неуловимого, но отвратительного. Комната была заставлена уродливой обшарпанной мебелью, произведенной, видимо еще в те времена, когда у каждого советского человека культивировалось презрение к комфорту. Очень много книг, мольберт у окна… Даже это почему-то раздражало Вадима.

Не нравилось ему здесь. Ну, очень не нравилось!

Хромоногая пигалица гремела посудой на кухне. Вадим уже почти потерял терпение, когда она вошла, наконец, в комнату, осторожно неся в руках огромный жостовский поднос, на котором очень сиротливо выглядели две чашки (одна — с отбитым краем), заварочный чайник, и маленькая вазочка с каким-то древним, засохшим печеньем.

Вадим тяжело вздохнул. Сама мысль о том, чтобы что-то съесть или выпить в этом доме вызывала у него тошноту, но он мужественно преодолел себя, попытался нацепить на лицо самую обаятельную улыбку, и, прихлебывая горячий чай (кстати, оказавшийся неожиданно крепким и вкусным), небрежно спросил:

— Так вы давно знакомы с Борисом?

— Нет, только со вчерашнего дня.

— Так зачем он приходил к вам?

— Понимаете, он хотел найти одного человека. Это знакоый моего отца. Папа умер недавно, — она потупилась и кивнула на фотографию с черной ленточкой за стеклом в серванте, — я только мельком слышала, что этот человек живет за городом, я даже имени его не знаю.

— За городом? Где? — Вадим уже с трудом сдерживался, чтобы не схватить ее за плечи и не закричать прямо в лицо: да говори же ты, наконец, чертова кукла!

— Поселок Курлык. Смешное такое название, правда?

Да уж. смешнее некуда. Просто обхохочешься. Но кое-что он узнал, и на том спасибо. Надо быстрее убираться отсюда, эта хромая кошелка с каждой минутой раздражала его все больше и больше.

Все могло бы быть совсем по-другому, если бы Вадим не бросил беглый взгляд на мольберт. То, что он увидел, заставило его кардинально изменить свои планы.

На листе плотной белой бумаги был изображен один из его постоянных кошмаров. Темная пещера. Костер. Ярко-синий колдовской огонь. Пещерный идол. Тот самый, это точно, Вадим не мог ошибиться, слишком часто он видел его в последнее время. Значит, она — одна из них. Тех, кто так мучил его в эти страшные дни.

Марина испуганно смотрела на него. Она уже успела пожалеть о своей откровенности. Показная приветливость куда-то исчезла, и теперь она видела только налитые кровью безумные глаза.

Глаза зверя.

Она попыталась убежать от него и уже шагнула к двери, когда он бросился на нее. Поначалу она пыталась защищаться, кричать, закрывала лицо от ударов, но силы были явно не равны. Вадим опомнился только когда она затихла и бессильно обмякла в его руках.

Певая вспышка ярости прошла. Глядя на бесчувственное тело Марины, Вадим испытывал странное удовлетворение. Теперь он хотя бы мог ясно мыслить. Мог бороться за свое спасение.

Значит, он все-таки нашел, что искал. Как она сказала? Курлык? Действительно, смешное название. Только вот дела там творятся совсем не смешные.

Он поедет туда. Поедет и разворошит все это гадючье гнездо, даже если это будет стоить ему жизни. Нет, просто так он не сдастся!

А что же делать с этой убогой? Здесь ее оставлять нельзя, это точно. Придет в себя, начнет звать на помощь. Или она уже того… Совсем откинулась? Нет, пока дышит. А что, если она солгала, и поселок Курлык даже не существует в природе? Может, добить ее, пока в себя не пришла? Нет, пожалуй, есть идея получше — он возьмет ее с собой.

И если она его обманула, то сильно пожалеет о том, что родилась на свет.

Бог ты мой, где это я? И сколько же времени прошло? Боря медленно, мучительно разомкнул веки. Шевелиться он не мог. С трудом повернув голову и скосив глаза, Боря обнаружил, что он крепко и умело связан, буквально распят в низком и широком мягком кресле с резными подлокотниками. В свете хмурого осеннего дня он разглядел небольшую, совершенно пустую комнату с белыми стенами, испещренными какими-то странными рисунками. Сильно хотелось пить. Боря вспомнил события прошедшей ночи… И только теперь по-настоящему испугался. Он слишком поздно понял, что проник в чужую тайну.

Тайну, которая может стать для него роковой.

Негромко скрипнула дверь. Позади себя Боря услышал чьи-то шаги.

— Ну, вот и все, — промелькнуло в голове.

— Кто здесь? — спросил он. Голос предательски дрожал.

— Развяжите его, — услышал Боря низкий, уверенный мужской голос прямо у себя за спиной.

Сильные ловкие чужие руки быстро освободили его от веревок, но Боря не смел обернуться на своего собеседника.

— Как ты попал сюда? Только не лги.

Боря с трудом разлепил запекшиеся губы, сглотул вязкую слюну.

— Хочешь пить? Пей.

Узкая бледная рука поставила перед ним высокий запотевший стакан с прозрачной рубиново-красной жидкостью. В первый момент Боря испугался, но, здраво рассудив, что в его положении бояться уже нечего, жадно выпил половину. Холодный напиток был кисловатым на вкус и пронизывающе-приятным.

— Рассказывай.

Боря молчал.

— Хорошо. Я спрошу по-другому. Зачем ты сюда пришел? Что тебе нужно здесь? Я тебя не знаю, а незваных гостей не люблю.

…В горле будто ком стоял. Боря понимал, что сейчас он в большой беде. Ему отчаянно хотелось жить. Но Марина… Легко представить себе, что с ней сделают эти бандиты. И та, другая у них в руках… А, может, и она сообщница? Да, в общем, уже все равно.

Никогда жизнь не казалась ему такой прекрасной, как сейчас. Но зато и цена была непомерной. Боря не был героем, но сейчас он прекрасно понимал, что вряд ли сможет спокойно жить дальше, если из-за него пострадает слабый, невинный и абсолютно беззащитный человек.

А голос за спиной продолжал:

— Ну, что же ты молчишь? Ты ведь понимаешь, что я легко могу тебя заставить.

Боря упорно молчал. В глубине души он продолжал надеяться неизвестно на что. Его невидимый собеседник вдруг рассмеялся. Боря услышал странный сухой щелчок, тускло-серый свет осеннего дня за окном на мгновение погас, а когда Боря открыл глаза снова, комната выглядела совсем по-другому. Беленые стены стены заменили деревянные резные панели, бетонный пол превратился в узорчатый паркет, и даже сама эта маленькая неуютная каморка как-то увеличилась в размерах. Окна были затянуты тяжелыми бархатными гардинами, высокие светильники в форме каких-то невиданных бело-розовых цветов заливали ее ярким светом. Напротив него сидел в кресле крупный светловолосый мужчина лет сорока пяти. Он рассматривал Борю с неподдельным интересом.

— Не удивляйся. Просто теперь ты здесь не пленник, а гость.

Знаешь, а ведь ты счастливый человек. В тебе есть любовь. Мир наполняют мужчины и женщины, которые не только не умеют любить, но еще и гордятся этим. Теперь понимаю, почему я не мог тебя увидеть. Значит, ты хотел найти Диану?

Кстати, я рад, что Марина чувствует себя хорошо. А этот старый дурак все же проболтался. Ну, скажи мне хоть ты, почему никому из вас, людей, ни в чем нельзя доверять?

Боря обомлел.

— Нет! Она здесь не при чем! Я же ничего не сказал!

— Но ты подумал. Этого вполне достаточно. Так зачем ты все-таки хотел ее найти?

— Не знаю. Просто после того дня я не мог жить спокойно. Я был… Как будто болен, понимаете?

— Так чего же ты хочешь? Забыть ее навсегда? Жить так, как жил раньше, будто ничего не случилось?

— Вы можете все?

— Нет, не все. Но очень многое. Например, если хочешь, могу заставить тебя забыть ее. Стереть твою память.

Боря задумался. Это действительно было очень заманчиво — просто забыть ее. Но почему-то он почувствовал сожаление. Он понял вдруг, что потеряет что-то очень важное.

— Нет. Я только хочу увидеть ее снова. Хочу, чтобы она знала, понимаете. Я никому не скажу про вас, обещаю. Если вы меня отпустите, конечно.

Грандмастер усмехнулся.

— Да ты и не сможешь, даже если очень захочешь. Убивать тебя не входит в мои планы, но это место ты забудешь навсегда. Хорошо, если уж ты сумел найти дорогу сюда, ты увидишь Диану. Прощай.

Он щелкнул пальцами, на мгновение вспыхнул яркий голубой свет, потом все погасло и Боря остался в полной темноте.

Тихо скрипнула дверь. Боря увидел высокую фигуру, в длинной белой одежде со свечой в руке. Боря всмотрелся пристальнее и увидел лицо Дианы под капюшоном. Сейчас она показалась ему еще прекраснее, чем в первый раз. Боря попытался встать ей навстречу, что-то сказать, но Диана приложила палец к губам. Тихо, неслышно ступая, она подошла к нему, провела по его лицу нежной, прохладной рукой и поцеловала в лоб.

Боря никогда раньше не испытывал такого. Сумасшедшее, невиданное блаженство затопило все его существо. Боре казалось, что сейчас он умрет, растворится в этой теплой, ласковой волне, и отчасти он был даже рад этому. Он увидел волшебный, божественный свет, и всем своим существом потянулся к нему. Ему казалось, что сейчас он поймет что-то самое важное, ради чего только и живут люди.

Ему казалось, что все это продолжается бесконечно долго, дольше, чем вся его предыдущая жизнь. Он увидел теперь отражение Бога во всем, что окружало его. Он почувствовал, ощутил всем сердцем самую важную истину — Бог есть любовь. Теперь он был в свете, и в нем был свет.

Когда Боря очнулся, он сидел за рулем своей шестерки посреди пустынной проселочной дороги. Вокруг уже темнело. Он чувствовал себя усталым и опустошенным, но в то же время было и облегчение. Его мучительная любовь, наваждение, похожее на душевную болезнь, теперь исчезло куда-то. Почему-то он вспомнил о Марине.

Он знал теперь, куда ему ехать и как дальше жить.

Грандмастер был очень недоволен. Вот уже больше часа он напряженно вглядывался в блестящий черный камень с ярко-алой щелью, похожей на глаз посередине, и не мог разглядеть там ни-че-го. Такое случалось с ним крайне редко. Человек, которого он не мог бы увидеть таким образом, должен быть либо чист душой и почти что свят, либо…

Либо окончательно безумен.

Вадим гнал машину вперед. Хорошо, что уже стемнело, да и погода мерзкая. Даже гаишников на трассе не видно. Его сто раз могли остановить, тело Марины на заднем сиденье прикрыто кое-как, да и она сама могла бы придти в себя…

Но нет, обошлось. Ему всегда везло. Сколько раз он сам говорил, что ему черт люльку качал? Говорил вроде бы шутя, но с тайной жадной надеждой — а вдруг?

Вот и Курлык. Обыкновенный дачный поселок. В промозглых осенних сумерках дощатые домишки на шести сотках, почему-то гордо называемые дачами казались особенно убогими. Не похоже, что здесь кто-то живет постоянно. Неужели он приехал зря?

А это что такое? Безобразный грунтовый проселок вдруг перешел в аккуратную асфальтовую дорожку. Очень скоро Вадим увидел высокий бетонный забор, мощные железные ворота, а за ним — большой коттедж из красного кирпича с кокетливыми башенками. По всему было видно, что люди здесь живут серьезные. Только вот как попасть внутрь?

Ярость и отчаяние придавали ему сил. Сейчас он готов был головой пробить стены, лишь бы войти туда. Но этого не потребовалось.

Тяжелые ворота неожиданно легко распахнулись перед ним, будто его здесь ждали. Вадим въехал в аккуратный ухоженный дворик. Он вышел из машины, чтобы осмотреться. Вокруг никого не было. Вадиму почему-то очень не понравилось здесь. Решимость оставила его. Только что он готов был прорываться любой ценой, но сейчас начал прислушиваться к доводам разумной осторожности.

Ну, хорошо, я нашел то, что искал, — думал он, — остается маленький вопросик — что делать дальше? Ломиться в дверь, размахивая пистолетом? Рэмбо из себя изображать? Глупо. Вежливо постучаться и сказать: «Извините, пожалуйста, это не вы меня, случайно, заколдовали?» Еще глупее. Развернуться и уехать ни с чем? А стоило ли тогда вообще огород городить? И что тогда делать с этой кикиморой? Кстати, надо посмотреть, как она там, жива ли еще.

Вадим приоткрыл заднюю дверцу и заглянул внутрь. Марина все еще была без сознания. Выглядела она ужасно. Левый глаз заплыл, на щеке расплылся огромный багрово-синий кровоподтек. Темно-русые волосы слиплись от крови. Голова безвольно моталась на тонкой шее. Она еще дышала, но ее дыхание было поверхностным, слабым, почти незаметным. Губы уже начали синеть.

Да, похоже, что долго она не протянет, — уныло размышлял Вадим. Что же мне теперь с ней делать?

В этот момент он услышал, как хлопнула дверь. Вадим обернулся, и увидел на крыльце человека, встречи с которым ждал так долго. Вадим сразу понял, что это именно он, иначе и быть не могло. Незнакомец смотрел на него спокойно и чуть насмешливо. Это разозлило Вадима еще больше. Он быстро достал пистолет, приставил его к виску девушки, там, где еле заметно билась тоненькая голубая жилка, вытащил ее из машины и закричал:

— Чертов колдун! Сними с меня свое заклятие, или как оно у вас там называется! Сними, или я убью эту хромую суку прямо сейчас! Ты ведь понимаешь, что терять мне уже нечего!

В этот момент Вадим был страшен. Он почти потерял человеческий облик. Его волосы, ставшие за последний месяц почти седыми, слиплись от пота и свисали на лицо сальными космами. Глаза покраснели и налились кровью.

Грандмастер задумался. Впервые за долгие годы он не знал, как ему поступить. Даже у его могущества были свои пределы. Он не мог допустить смерти этой девушки. Иначе он потеряет все.

— Оставь ее. Я обещаю сделать все, что ты хочешь.

Вадим повиновался. Неизвестно почему, но он поверил этому человеку. Он опустил на землю бесчувственное тело Марины и неверными шагами, качаясь, будто пьяный, подошел к крыльцу.

Из левой пристройки вышли двое мужчин. Быстро, почти бегом они направились к Марине, подняли ее и унесли в дом. Один из них коснулся ее лба, потом груди, и безнадежно покачал головой.

В маленькой комнате, освещенной только масляным светильником, было очень тепло, почти жарко. Марина лежала на высоком столе, покрытом черной узорчатой тканью. Грандмастер жестом отпустил своих помощников и подошел к ней.

Жизнь медленно угасала в ее теле. Даже если бы сейчас ее удалось бы каким-то чудом быстро доставить в хорошую клинику с самым современным оборудованием, остаток жизни она пролежала бы в коме, опутанная трубочками и проводками. Один из помощников, молодой черноволосый парень с большим шрамом на правой щеке, тихо тронул его за рукав.

— Что ты делаешь, мастер? Она ведь почти мертва. Разве ты — Бог?

Грандмастер задумчиво и светло улыбнулся.

— Нет, не бог. Но иногда делаю Его работу.

Он медленно, осторожно взял в руки искусно ограненный хрустальный шар. В глубине его почти сразу появилась маленькая светящаяся точка. Она пульсировала, как живая, то уменьшаясь, то расширяясь и отбрасывала на темные стены комнаты разноцветные блики тысяч граней. Грандмастер поднял шар над головой Марины и провел вдоль всего ее тела. Волшебный свет в глубине шара постепенно тускнел, пока совсем не погас. Хрустальный шар стал тусклым, серым, мертвым и тяжелым, как придорожный булыжник. Грандмастер с трудом удерживал его в руках. Дело обстояло хуже, чем он думал. Она слишком далеко ушла вперед по дороге к смерти. Пытаясь вернуть ее, он сам может пострадать. Но если дать ей умереть, будет еще хуже.

Грандматер выпрямился во весь рост, держа хрустальный шар на уровне глаз. Сконцентрировав всю свою волю, он пристально посмотрел в центр и твердо, медленно произнес слова древнего заклинания, которым даже он решался пользоваться не часто. Ничего не произошло. Шар оставался таким же холодным и мертвым, как раньше.

Он уже почти потерял надежду, когда, наконец, снова увидел крохотную, светящуюся точку. Сейчас она горела тихим и слабым голубым пламенем, то затухая, то вспыхивая вновь. Грандмастер с удивлением посмотрел на Марину. Он пытался спасти ее потому, что не хотел невинной жертвы. Но теперь он видел ее ум, талант, который сам освободил когда-то. Сейчас он держал в руках ее теплую, трепещущую душу, как раненного воробья. Впервые, наверное, за свою долгую жизнь он почувствовал горькое сожаление от того, что не может помочь.

Напряжение становилось нестерпимым. Хрустальный шар разлетелся вдребезги. Из него хлынули в разные стороны ослепительные, разноцветные потоки света.

И только тогда Грандмастер почувствовал, наконец, как его сила медленно перетекает в это хрупкое, искалеченное тело. Ее щеки постепенно порозовели, губы приобрели нормальную окраску, обморок перешел в глубокий здоровый сон.

Грандмастер повернулся и медленно пошел прочь. Никогда еще он не чувствовал себя настолько обессиленным. Мучительно было бы видеть кого бы то ни было, а тем более — Вадима, но он был связан обещанием. Грандмастер не был больше человеком, а потому не мог нарушить своего слова.

Вадим устал ждать. Он и сам не мог бы сказать, сколько времени находится в этом странном доме. Рослый детина с совершенно бандитской физиономией провел его в небольшую комнату, освещенную всего лишь тремя свечами. Детина жестом указал на широкое и низкое кресло, а на попытку о чем-то спросить ответил таким взглядом, что Вадим почел за благо заткнуться. Им овладела какая-то истома, не хотелось ни вставать, ни шевелиться, но сознания он не терял.

Вадим уже начал беспокоиться, что его обманули, когда дверь, наконец скрипнула и в комнату вошел Грандмастер. От Вадима не укрылось, что он выглядит сейчас почти стариком, будто прошло много лет. Длинная черная хламида тихо шелестела при каждом его шаге. На шее поблескивал серебряный медальон причудливой формы.

— Так чего же тебе надо от меня, человек?

— А то ты не знаешь! Ты и твоя девка! Все вы медленно убиваете меня. Сними это!

Грандмастер посмотрел на него как на редкое насекомое, со смешанным чувством любопытства и брезгливости.

— Ты так уж сильно хочешь жить? И с чего ты взял, что именно я могу сохранить твою никчемную жизнь?

— Ты наслал это на меня! — Вадим чувствовал, что не может справиться с собой. Его голос срывался на истерический визг.

— А при чем здесь я? Разве это я предал твоего друга и твою девушку?

— Я хочу все забыть.

Грандмастер покачал головой. До чего же все-таки глупы бывают люди! Он должен был помнить про свое предательство, пока жив. Что ж, пускай забудет.

— Хорошо, я выполню то, что обещал. Закрой глаза.

Вадим повиновался. Сначала он не почувствовал ничего. Потом перед ним стали возникать одно за другим уже знакомые видения, так измучившие его в последние дни. Они сменяли друг друга все быстрее и быстрее, кружились в адском хороводе, пока пока не слились в клубящийся черный дым. Голову будто сдавило стальным обручем. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Потом пришла боль. Но эта боль была и очищением, как будто где-то в глубине его существа прорвался огромный отвратительный нарыв. В первый момент Вадим почувствовал, что умирает, но почти сразу наступило облегчение.

— Можешь открыть глаза.

В этот момент Вадим был готов расцеловать весь мир.

— Ну, спасибо тебе, отец! Ты мне действительно помог. Если я чем могу… Ты только скажи!

Грандмастер гадливо поморщился.

— Уходи. Тебе здесь нечего делать.

А на прощание хочу дать тебе один совет. Внимательнее следи за машиной и лучше подбирай себе друзей. А это — возьми на память.

Он протянул Вадиму небольшую коробочку с торчащими из нее проводами.

— Не бойся. Эта штука уже безопасна — детонатор вынули.

Вадим похолодел. Неужели он преодолел такие испытания, чтобы быть разорванным на куски? А кто имел доступ к его машине? Только Ринат. Вот уж верно говорят, что предают только свои.

Но это ничего. Ведь он победил. Теперь он будет жить. Его кошмар кончился!

Легким, упругим шагом он направился к своей машине. Никогда в жизни ему еще не было так хорошо! Теперь все пойдет по-другому. Он бросит наркотики — больше они не нужны. Это даже не составит особого труда. Когда жизнь так прекрасна, глупо травить себя всякой гадостью. Он станет чаще навещать родителей. Найдет себе хорошую девушку, женится, заведет детей…

Вадим так и не обернулся. Так и не увидел невеселую усмешку Грандмастера. Он-то знал, что всем наполеоновским планам не суждено было воплотиться в жизнь. Знал, но ничего не сказал.

Последнее дело — спорить с покойником.

Вадим сроду не был аккуратным водителем. Но сейчас он хотел жить, как никогда раньше. Садясь за руль, он аккуратно пристегнул ремень безопасности.

Вадим гнал машину вперед по ночному шоссе. Давно перевалило за полночь, в окна барабанил противный осенний дождь, но ему было все равно. Еще никогда в жизни Вадим не был так счастлив. Только сегодня утром он чувствовал себя конченным человеком, а сейчас сердце его летело и цвело. Он знал, что теперь его жизнь изменится, все пойдет по-другому.

И только одна смутная мысль беспокоила его теперь. В этом странном доме он видел что-то. Какую-то вещь, предмет…

Медальон! Где-то он видел его раньше, это точно. Но где, когда — вспомнить не мог.

Вадим скоро отогнал от себя эти мысли. Ему хотелось в полной мере насладиться своим новым, счастливым ощущением радости и покоя. Он даже не мечтал о будущем, не строил никаких планов.

Струи дождя заливались в полуоткрытое окно, холодили лицо и шею, но сейчас он не замечал этого. Не заметил он, как его занесло на скользкой дороге, он не вписался в поворот, машина вылетела за обочину и врезалась в дерево.

Когда взорвался бензобак, Вадим был еще жив. Он еще пытался выбраться из машины. Уже сгорая заживо, последним отчаянным усилием костенеющих пальцев он еще пытался расстегнуть замок ремня безопасности, ставший для него смертельным капканом.

И знаете, что? Пытаясь выбраться из огненной могилы, он смеялся.

Ведь это и правда смешно, не так ли?

А очень далеко отсюда, на другом краю света холодный ноябрьский ветер бился в окна красивого старинного дома.

Внутри было тепло и уютно. Уютно, несмотря на страшный беспорядок в комнате. Такой погром могла учинить разве что банда грабителей… или один здоровый, жизнерадостный годовалый малыш, который сейчас посапывал на диване рядом с мамой.

Мать тоже спала. Ее тяжелые, вьющиеся рыжие волосы разметались по диванным подушкам. Красивое лицо с тонкой белой кожей, какая часто бывает у рыжих, дышало миром и покоем. Молодая женщина улыбалась во сне. Потом тонкие брови вдруг сошлись над переносицей, уголки губ опустились, лицо приняло неожиданно злое и жестокое выражение.

Малыш, словно почувствовав перемену, начал ворочаться и хныкать. Женщина открыла глаза, обняла сына, зашептала что-то ласковое и успокаивающее.

И снова в доме наступила благодатная тишина. За окном уже совсем стемнело, и в комнате, освещенной лишь рассеянным мягким светом ночника, трудно было разглядеть что-нибудь еще.

Ярким пятном выделялась только книга в мягкой обложке, небрежно брошенная на диван. Если присмотреться, можно разобрать заглавие:

«Иногда они возвращаются».

Возвращаются. И еще как.

КОНЕЦ

Примечания

1

 Песня Александра Новикова.

(обратно)

2

Старинные книги-руководства по колдовству.

(обратно)

Оглавление

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Визит незнакомки

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ Скрыто — не забыто

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Обаяние зла Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg