«Луна-парк»

Луна-парк (fb2) - Луна-парк [litres] (пер. Николай Гусев) 1552K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ричард Карл Лаймон

Ричард Лаймон Луна-парк

Richard Laymon

FUNLAND

Печатается с разрешения наследников автора и литературных агентств Lennart Sane Agency AB и Prava I Prevodi International Literary Agency.

Серия «Мастера ужасов»

Стихи Робин в переводе Амета Кемалидинова

© 1989 by Richard Laymon

© Николай Гусев, перевод, 2018

© Татьяна Веряйская, иллюстрация, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Эта книга посвящается

Энн Лаймон и Келли Энн Лаймон,

моим жене и дочери,

моим верным спутницам,

моим лучшим подругам… с любовью

Примечание автора

«Троллиная охота» – реальная практика, проводящаяся в некоторых районах Калифорнии. Болета-Бэй и Фанленд – вымышленные места. Все персонажи и события этой истории – плод фантазии автора.

1

Он вышел из тени закрытого пассажа и поплелся к Тане. Напоминал тварь из фильмов про зомби, только что выбравшуюся из могилы. Бледное лицо, озаренное лунным светом, глаза, похожие скорее на дыры, голова склонена набок, загребает ногами, а изодранная одежда полощется и хлопает на ветру.

Таня остановилась. Сложила руки на груди. Ей было тепло в тренировочном костюме, несмотря на промозглый ветер с океана, но теперь она чувствовала, как по коже бегут мурашки. Лоб будто ремнем стянуло. Волоски на руках и затылке поднялись дыбом.

Человек приближался.

Таня понимала, что никакой это не зомби.

Зомби не реальны. Зомби не могут вот так ковылять к вам. Зомби не существуют.

Это тролль.

Один из этих полоумных бродяг, этих паразитов, что бросаются на любого, кого занесло ночью на пляж или променад. Слишком много развелось их в последнее время. Грязное, ободранное отребье.

Тролль, находившийся уже в нескольких шагах от Тани, протянул к ней руку.

Она отпрянула и торопливо оглянулась, внезапно подумав, что его собратья могут подкрадываться к ней сзади. Но больше никого не увидела.

Тем не менее она знала, что они наблюдают. Тролли. Двое, трое, может, дюжина. Притаились в тени аттракционов и игровых стендов, в каждом темном уголке, следят снизу сквозь щели в дощатом настиле. Следят, а сами остаются невидимыми.

– Будет пара монет, дорогуша?

Она снова повернулась к троллю.

Теперь ей были видны его глаза. В лунном свете они влажно поблескивали и слезились. Зубы щерились в притворной, заискивающей ухмылке. Многих недоставало. Даже сильный ветер не мог развеять исходящий от него кислый душок.

– Да, – сказала Таня, – конечно.

Она передвинула набедренную сумочку на живот, расстегнула и достала кошелек.

– А баксом не разживешься, сердешная? – Опустив голову, он поскреб подбородок. – Я уж столько дней не ел…

– Я посмотрю, что найдется, – сказала она и открыла кошелек.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Будто не понимаешь, что тут небезопасно. Тут много бродит нашего брата.

– Я в курсе, – ответила Таня.

– А ты такая славная да пригожая. Нам такие по душе.

Вместо монет Таня извлекла из кошелька белую карточку. Подавшись вперед, она положила ее на протянутую ладонь тролля.

– Шо? – Он хмуро посмотрел на нее.

– Читать умеешь?

– Шо за нах?

– Там тебе послание.

Он разорвал карточку и бросил на землю. Ветер подхватил и разметал обрывки.

– Мне баксы нужны! – Он потряс перед ней протянутой рукой. – Гони четверик!

Таня передвинула сумочку назад, ощущая спиной ее вес.

– К твоему сведению, неграмотный выродок, на карточке написано: «Дорогой тролль, привет тебе от Огромного Козла Графа»[1].

– Шо за НАХ?!

Таня набросилась на него. Он с визгом отскочил. Она поймала его за заскорузлый от грязи ворот пальто и сделала подсечку, одновременно толкнув назад. Он грохнулся спиной на дощатый настил променада. Подняв ногу, Таня вогнала ее в живот противника, отчего у тролля перехватило дыхание. Он перекатился на бок, свернулся калачиком и захрипел.

Таня пошарила за пазухой, вытащила свисток на шнурке и, отвернувшись от скорчившегося тролля, коротко свистнула.

Билетная будка оказалась дальше, чем Таня рассчитывала.

Как бы эта ошибка дорого ей не стоила.

Но нет.

Они выскочили из своего укрытия за будкой и бросились к ней: Нейт, Самсон, Рэнди, Светлячок, Ковбой, Карен, Хизер и Лиз.

Команда.

Троллеры Тани.

Глядя на них, она испытала прилив гордости. Улыбаясь, взметнула кулак над головой. Остальные вскинули кулаки в ответ. Кто-то, должно быть Ковбой, издал боевой клич.

Таня повернулась к троллю. Тот корчился на досках, пытаясь уползти. Она подбежала к нему и ногой припечатала его лодыжку к дощатому настилу. Вскрикнув, тролль обмяк. Прижимая его вывернутую ногу, Таня стояла и ждала. Сначала ей были слышны только свист ветра и далекий тяжелый рокот набегающих на берег волн, но потом она услышала топот приближающейся команды.

В считаные секунды они с троллем были окружены.

Нейт шлепнул ее по заднице:

– Ну как все прошло?

– Не беспокойся.

Всем скопом они накинулись на тролля.

– Не трожьте меня! – запричитал тот. – Пустите!

А потом только охал, мычал и визжал под градом ударов.

Обернувшись, Таня оглядела променад. Поблизости не было ни души. Если другие тролли и наблюдали за ними (на что она весьма надеялась), то они явно не рвались спасать этого доходягу.

– Нет! Прошу!

Таня снова посмотрела на тролля. Карен вцепилась в одну штанину его мешковатых брюк, Хизер – в другую. Одним рывком они стащили с него штаны, оголив тощие бледные ноги.

– Ой-е-е-е-е, – протянул Ковбой, – да у него эта штука прям как у мула.

– А тебе никак завидно, – подколола Лиз.

– Иди в жопу, сучка.

– Заткнитесь оба, – сказал Нейт, – пойдем поднимем его.

Тролля, уже раздетого донага, ухватили за запястья и щиколотки и подняли с настила. Он брыкался и извивался. Он ревел.

– Пусти-ите меня! – орал он. – Ну отпусти-ите!

Таня разложила его пальто и, задержав дыхание, кинула сверху одежду и обувь. Сырые рубашка и брюки где-то были скользкими, а где-то заскорузли. Таню чуть не стошнило, но она заставила себя завернуть все барахло в пальто. Потом подняла получившийся тюк и, держа подальше от себя, последовала за остальными, которые уже волокли измученного тролля к фонарному столбу.

Фонарь, как и все фонари Фанленда, отключался через час после закрытия.

Ковбой сдернул с плеча моток веревки, взялся за один конец и метнул ее вверх. Разматываясь в воздухе, веревка захлестнула перекладину столба и повисла с петлей на конце. Ковбой схватил ее.

– Нет! – молил тролль, пока Ковбой продевал его голову в петлю. – Пожалста! Пожалста! Я ж ничо не сделал!

– Он же ничего не сделал! – передразнила Лиз.

– Давайте вздернем его, – сказал Самсон.

– Подвесим повыше, – добавила Карен.

– Нет! – заверещал тролль, мотая головой, но Ковбой уже затянул петлю.

– Пожалуй, пора тебе размять шею, – произнес он, склонившись над попрошайкой. – Хочу поглядеть, как ты спляшешь воздушную джигу.

– Давайте не тянуть время, к делу, – велела Таня, отбросила сверток одежды и ухватилась за свободный конец веревки. Натягивая ее, она попятилась. Тролль завизжал. Все отпустили его. Таня заметила, как по ногам бездомного полилась моча. Зашатавшись, он плюхнулся задом на доски и засучил ногами, пытаясь подобрать их под себя. Внезапно он рванул веревку, отчего та ожгла Тане ладони. К ней на помощь тут же подоспели Самсон, Хизер и Ковбой.

– Ладно, порядок, – сказал Нейт.

Они перестали тянуть.

– Держите, – сказала Таня и отошла, оставив остальных удерживать натянутую веревку.

Голый тролль пританцовывал на цыпочках, вцепившись руками в петлю на горле.

Таня спросила его:

– Сдохнуть хочешь?

Он уже не то что рыдал – ревел в голос. Длинная сопля болталась у самого подбородка.

– Ты омерзителен, – отчеканила Таня. – Отброс. Вонючая куча экскрементов.

– Что в переводе означает «говно», – уточнила Лиз.

– Мы не хотим, чтобы ты и тебе подобные ошивались среди нас. Чтобы духу твоего здесь не было. Нас тошнит от вас. Ты это понимаешь?

Он смотрел на нее, словно перепуганный до смерти ребенок.

– Вздернуть его! – гаркнула Таня.

Тролль начал подниматься. Он царапал петлю и дрыгал ногами, словно хотел убежать прямо по воздуху.

– Достаточно, – сказал Нейт.

Тролль рухнул. Ударившись пятками о настил, он приземлился на задницу, и его колени подогнулись, причем одно из них угодило ему в челюсть, отбросив голову назад. Хныча, он распластался на променаде и содрал с шеи петлю.

Нейт вырвал веревку из его рук.

Обмотав петлю вокруг правой лодыжки тролля, туго затянул ее.

– Тяните, – скомандовал Нейт.

Правая нога тролля задралась.

За ней поднялось и тело.

Когда его голова была примерно в ярде от настила, Ковбой обмотал свободный конец веревки вокруг подножия столба.

– Завис конкретно, – прокомментировал он.

Они сгрудились перед троллем. Тот болтался из стороны в сторону, вращался, дрыгался, мотал головой и пытался ухватиться руками за доски. Левая нога бестолково сучила в воздухе.

– Че-то он даже похорошел, – заметил Ковбой.

– А был бы еще краше, – добавила Таня, – если бы петля все-таки была на шее. – Она присела и посмотрела троллю в глаза. – В следующий раз, выродок, мы тебя уроем! Понял?! Так что вали отсюда к чертям собачьим, как только сумеешь выбраться.

– Далеко-далеко, – добавил Нейт.

Хихикая, Хизер выскочила вперед и с силой толкнула ладонями тролля в бедра, раскачав его, словно ребенка на качелях.

Таня носочком туфли подкатила к нему тюк зловонной одежды. Достала из сумочки небольшой флакон жидкости для зажигалок, обрызгала пальто. Чиркнув спичкой, загородила пламя от ветра и поднесла к пропитанному жидкостью тряпью. Тюк тут же вспыхнул огненным шаром.

Пламя осветило заросшее, измазанное соплями лицо тролля и его раскачивающееся тело.

Таня пнула горящий тюк.

Тот отлетел и остановился прямо под троллем.

Тролль с визгом обхватил голову и задергался, словно пытаясь сесть.

– Ты сдурела?! – взревел Нейт. Бросившись вперед, он пнул ботинком горящую кучу тряпья. Она рассыпалась, порыв ветра подхватил тлеющие лохмотья.

Тролль вцепился Нейту в брюки. Нейт заехал ему по лицу коленом и отпрянул. Он повернулся к Тане:

– Совсем, что ли?..

– Мне показалось, что он продрог.

– О Господи! Ладно, народ, сматываемся.

Оставив тролля болтаться вниз головой на залитой лунным светом набережной, они ушли.

2

– О-о-о-о-о, какие ляжечки. М-м-м.

Дэйв обернулся, увидел, что «говорит» зеленый носок, натянутый на руку нищенки, и пошел дальше.

Если Джоан и услышала высказывание по поводу его ног, то не обратила внимания – как не обращала внимания на взгляды, возгласы, присвистывания и тому подобное на свой счет.

– Лакомые ноги. Откуда ж они? Наверняка из постели. Да. Приятны, точно девичьи сосцы, когда Енох надкусил сосиску.

– А она права, – сказала Джоан. – У тебя и впрямь прекрасные ноги.

Дэйв остановился и снова посмотрел на старуху. Та сидела на скамейке, закинув ногу на ногу. Бросив свирепый взгляд на прогуливающуюся мимо молодую парочку, она тут же отвернула от них свою обвислую бордовую физиономию и заговорила с носком. Парень и девушка прибавили шагу, отводя глаза.

Несмотря на жару, старуха куталась в одеяло, покрывавшее голову наподобие капюшона и спадавшее на плечи. Из-под одеяла виднелась цветастая футболка. Колени старухи прикрывала выцветшая юбка. На скамейке рядом с ней стояла желтая пластиковая тарелка с несколькими монетами.

– Иди, – сказала Джоан, – дай ей доллар. Она все-таки похвалила твои ноги.

– Что она там говорила про Еноха?

– Что за Енох?

– Понятия не имею. Он, вроде, надкусил какую-то сосиску…

– Да кто знает? И какая вообще разница? Она не в себе.

Дэйв подошел к старухе. Она посмотрела на него сквозь засаленные пряди седых волос, потом отвела взгляд. Зато кукла-носок повернулся к Дэйву:

– И-и-и-и-и, – протянул он. – Ноженьки медные. Одна здесь, другая там. Медные ноженьки, лосьон «Коппертон». Ноженьки мягкие, ноженьки пуховые.

– Что вы говорили про Еноха? – спросил Дэйв.

Смотревший на него носок от вопроса, казалось, вздрогнул. Даром что его широкий рот был всего-навсего ложбинкой между большим и остальными пальцами старухи. До чего жалкая кукла, подумал Дэйв. Даже глаз нету.

Рот носка захлопал:

– Любопытному копу отчекрыжили жопу…

– Он задал вам вопрос, леди, – перебила носок Джоан.

Носок вздрогнул.

– Господи, Дэйв.

Носок перевернулся, притворяясь мертвым.

– Что случилось с Енохом? – повторил вопрос Дэйв.

– Помер-помер-помер, – пропел носок. – Чур, молчок! Где, ой, где тогда был этот прекрасный медный загар? Дома, в койке. Что и говорить. – Неожиданно носок метнулся к Дэйву, несколько раз цапнул его за ляжку и шмыгнул к промежности.

Охнув, Дэйв отпрянул. Носок ухватился было за край его шорт, но тут же разжал хватку.

– Черт возьми, дамочка! – рявкнул Дэйв.

Джоан согнулась пополам от хохота.

Дэйв поспешно ретировался, даже не оглянувшись на старуху.

Джоан последовала за ним.

– Она пыталась пощупать меня там.

– Хотела добраться до твоей пушки.

Дэйв чувствовал, как по спине ползут мурашки.

– Может, арестуем ее за нападение на полицейского?

– Смейся, смейся, напарница. Посмотрел бы я, как бы ты смеялась на моем месте. Боже! – Дэйв до сих пор ощущал на себе проклятый носок. Он принялся тереть бедро.

– Я к ним вообще стараюсь не подходить, – заметила Джоан. – Только чтобы надеть наручники. И то предпочла бы делать это в перчатках. И в противогазе. А еще лучше – в костюме химзащиты, если бы, конечно, смогла его раздобыть. Это уже даже не люди. Моя бы воля, я бы давно избавилась от них от всех.

– Затуси с троллерами.

– Если честно, между нами, девочками, я бы лучше была с ними, чем против них. Не думаю, конечно, что мне выпадет такая возможность. Кстати, я собираюсь купить себе хот-дог. Будешь?

Дэйв взглянул на свои руки. Вроде не грязные. Но ведь он тер ими ногу. Там, где старуха дотрагивалась своим носком. Однако голод не тетка. Они патрулировали луна-парк с самого открытия. С десяти. А сейчас около трех.

– Возьми тогда и мне один, ладно? А я пока схожу отмоюсь.

– Обязательно с мылом. Эту троллью слизь отмыть не так-то просто.

Оставив напарницу в очереди за хот-догами, Дэйв направился к ближайшей мужской уборной. В Фанленде были две туалетные зоны, по одной на каждом конце набережной. Эту он посещал уже в шестой раз.

Патрулируя парк, они частенько заглядывали и туда: Дэйв в мужскую уборную, Джоан – в женскую. «Раз дерьмо случается, – говаривала Джоан, – где ж искать его, как не в сортире?»

Там и впрямь частенько встречались бомжи, извращенцы, а то и торговцы «дурью». Впрочем, сегодня единственным возмутителем спокойствия был какой-то забулдыга, пробравшийся в дамский туалет. Когда Джоан выдворяла его оттуда, ее лицо побледнело так, словно с него сошел весь загар.

Дэйв вошел, готовый, как обычно, к любым сюрпризам, но не обнаружил никого, кроме стоявшего перед писсуаром мальчонки лет девяти-десяти. Дверь одной из кабинок была закрыта. Дэйв подкрался, заглянул под нее и увидел лишь пару ног с джинсами на щиколотках. Поднявшись, он заметил, что мальчик у писсуара косится на него через плечо.

– Веселый денек выдался? – спросил Дэйв, подходя к раковине.

– Очень здорово стрелять из «Базуки».

Дэйв улыбнулся:

– Мне она тоже нравится. Эти теннисные мячики так и бабахают.

Он вытащил несколько бумажных полотенец из держателя, намочил и принялся оттирать ногу.

– А пистолет у вас настоящий? – спросил мальчик.

– «Смит-энд-Вессон» тридцать восьмого калибра.

– Вы полицейский?

– А что, не похож? Или я для тебя просто парень, который отмывается бумажными полотенцами?

Мальчик улыбнулся. Застегнув ширинку, он подошел к Дэйву.

– Видишь значок? – спросил Дэйв и показал мокрым пальцем на прикрепленную к рубашке синюю бляшку.

– Это ваша форма? Вы такую все время носите?

– Только когда жарко. А так мы выглядим как настоящие копы.

– Чудно́.

Дэйв уже привык к подобным замечаниям. Его синее кепи больше походило на бейсболку, только вместо логотипа Высшей Лиги на лбу была вышита звезда с золотыми буквами ПУББ: Полицейское управление Болета-Бэй. Такая же эмблема красовалась на белой рубашке. Шорты были в тон кепи, на ногах – синие кроссовки с белыми носками. Только черный кожаный пояс с пистолетом в кобуре, дубинка, рация и наручники выдавали в нем полицейского.

– Все равно круто смотрится, – признал мальчуган, умыв руки, вытащил бумажное полотенце и принялся вытирать их. – Я тоже хочу быть полицейским.

– Хорошая мечта. Может, когда-нибудь станем напарниками.

– Ну не знаю… Я же из Лос-Анджелеса и служить буду в полиции Лос-Анджелеса.

– Это замечательно, мистер.

Мальчонка просиял, бросил «ну ладно, пока» и был таков.

Дэйв закончил оттирать ногу, сполоснул руки и улыбнулся, вспомнив, как Джоан посоветовала ему использовать мыло против «тролльей слизи».

Но улыбка тут же угасла, едва в памяти всплыла старуха, и то, как она прикасалась к нему.

Вот всегда так: с ними по-человечески, а они…

Вечно Глория их защищает… Надо непременно познакомить ее с этой ведьмой-кукловодом.

Они тоже люди, Дэйв.

Тогда зачем они так себя ведут?

«Отлично, – мелькнуло в голове у Дэйва, – я спорю с Глорией, а ее здесь даже нет».

Эх, ей бы хоть половину мозгов Джоан…

Мечтать не вредно.

Вытерев руки, он вышел на солнечный свет. Джоан сидела за круглым столиком у края променада, держа в руках хот-дог и небольшой стакан кока-колы. На столе рядом с ней лежали еще два хот-дога, пакетик с картофелем фри и большой стакан колы. Дэйв сел рядом.

– На убой меня кормишь? – спросил он.

– Нельзя же вечно сидеть на одном творожке и бобовых стручках.

– Видела бы ты, что она приготовила мне вчера.

– Аппетит мне хочешь испортить? – спросила Джоан. Она надорвала зубами пластиковый пакетик и выдавила горчицу в хот-дог.

Посмотрев на нее, Дэйв снял бумажную обертку с одного из хот-догов и надкусил его, чувствуя, как хрустит поджаристое кукурузное тесто. Кожица на сосиске лопнула, брызнув в рот горячим соком. Дэйв блаженно вздохнул.

– Вот это еда, – сказал он.

– Так какой же кулинарный изыск приготовила тебе вчера Глория?

– Какую-то ерунду в горшочке.

– Что?

– Овощи какие-то.

– Но ты хоть примерно понял, что это было? – Она с улыбкой откусила приличный кусок хот-дога, на верхней губе остался желтый след горчицы. Так она и жевала, с горчицей на губах.

– Более-менее, – сказал Дэйв. – По крайней мере основной состав: водяные каштаны, побеги бамбука, грибы, горох. И много-много соевого соуса.

– Ладно хоть грибы. Не так уж и плохо. – Она вытерла горчицу с губ. – А соевый соус очень даже ничего со стейком.

– Умоляю, не надо о стейках.

– Похоже, она пытается сделать из тебя мальчика-рикшу.

– Таким образом мой организм «очищается».

– А я ела во-о-от такенный гамбургер. – Джоан растопырила большой и указательный пальцы, показывая его объем. – Не возражаешь, если я полью картошку кетчупом?

– Я думал, ты купила ее для меня.

– Для нас. – Она вскрыла зубами пакетик, выдавила кетчуп на картошку и отправила в рот несколько ломтиков.

– А ведь все это скажется на твоих бедрах.

– Ага, это ведь у тебя прекрасные ноги, – бросила она и отправила в рот еще одну порцию картошки.

Спасибочки, напомнила, подумал Дэйв, и в памяти тут же возник образ скользящего по бедру носка.

– Думаешь, прошлой ночью троллеры снова нанесли удар? – спросила Джоан.

– Мне показалось, что та бабка пыталась на это намекнуть.

– Енох надкусил сосиску? Да уж, звучит зловеще. Узнаю подлую руку троллеров.

– Шутки в сторону, – сказал Дэйв. – Кто знает, что она имела в виду.

– Ну, обычно, когда говорят, что кто-то надкусил сосиску, это значит, что кто-то надкусил сосиску.

– Логично.

– Ладно, если серьезно, то лично я до сих пор не видела, чтобы они кого-то прикончили, а ты? – спросила Джоан. – Кошмарят бомжей, и все. До убийств им далеко.

– Не так уж и далеко. Посмотри только, как все происходит. Сначала они просто отлавливали бомжей и выгоняли из города, а со временем стали действовать жестче.

– Да и шуточки у них стали более жестокими, – признала Джоан.

– Все чаще доходит до побоев. Рано или поздно и до убийства дойдет. Если уже не дошло. Кто сказал, что они на это не способны? Учитывая, как эти бродяги появляются и исчезают, детишки вполне могут мочить их направо и налево. Никто и не заподозрит, пока тела не найдут.

– Не думаю, что дело зашло так далеко, – возразила Джоан, глядя в свой стакан с колой и помешивая ее соломинкой. – Несколько дней назад они подвесили того урода на фонарном столбе. Сомневаюсь, что они пошли бы на это, если бы на самом деле убивали троллей и уничтожали тела. Мне кажется, им просто нравится мучить и унижать их.

– Тот парень вполне мог стать первой жертвой, а дальше убийства встали бы на поток.

– Детишки наверняка местные, – заметила Джоан. – Только им могут быть известны лазейки в парк, когда он закрыт. Они просто хотели напугать бомжа до усеру.

– Может, с этим Енохом они как раз и перестарались.

– А может, старая кликуша просто запудрила тебе мозги.

– Надо бы расспросить об этом кого-нибудь еще.

– О, блестящая идея, – сморщила нос Джоан. – Провести остаток дня, общаясь с бомжатиной.

– Многие из них наверняка знают того парня. Почему бы не задать им несколько вопросов?

– Только для этого нам потребуется переводчик. Знаешь кого-нибудь, кто умел бы говорить по-бомжацки?

По лицу Дэйва скользнула улыбка:

– Где твоя человечность, напарница?

– Приберегаю для человеков, кои изредка все же попадаются. – Она взяла пакетик с картошкой фри. – Понимаешь, о чем я?

– Мне почти не попадались.

Она поднесла пакетик с картошкой к его носу:

– На, возьми хоть одну, здоровяк. Она к чертям вышибет из тебя проклятые ростки бамбука.

Когда с едой было покончено, Джоан собрала все обертки и картонные стаканчики и отнесла их в мусорное ведро. На ее ногах остались красные отметины от стула. Видимо, картошка фри все-таки добралась до ее бедер, подумал Дэйв, никакого вреда, уж конечно.

Впрочем, если поставить ее рядышком с Глорией, получится реклама той самой «отравы», которой Глория тщательно избегала (чем несказанно гордилась). Джоан была выше Глории примерно на фут, имела довольно объемистые формы и мускулатуру там, где у Глории были кожа да кости. Там, где Джоан была округлой, Глория была прямой, как доска. Кожа Джоан сияла здоровьем; кожа Глории была бледной и нездоровой. Джоан излучала силу и уверенность в себе; рядом с ней Глория казалась бледной немочью.

– Так и будешь ворон считать? – спросила Джоан.

– А, нет… Просто всякая дрянь в голову лезет.

Они снова отправились на обход.

Дэйву было паршиво. С тех пор как две недели назад они с Джоан стали работать в паре, настроение его с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Разумеется, с Глорией хватает проблем. Но не факт, что Джоан так уж идеальна. У каждого свои недостатки. Чужой хлеб слаще калача. Но чужой хлеб быстрей приедается. Никакая Джоан не идеальная. Помоги Господь тому, кто с ней свяжется.

– Офицер?

С одного взгляда через плечо Дэйв понял, что улыбающиеся Джоан четверо парней – моряки. Формы на них не было, но короткие стрижки и юные лица говорили сами за себя. Казалось, они сбежали с уроков и теперь не могут нарадоваться свободе.

– Чем могу служить, джентльмены? – спросила Джоан.

– Разрешите с вами сфотографироваться? Всего по одному снимку, а? С каждым из нас. Были бы очень признательны. Что скажете? Можно? Без дураков, всего четыре снимка. Мы прекрасно понимаем, вы на дежурстве, и все такое, но видите ли, нам скоро отплывать в Персидский залив и…

– Почему бы и нет? – перебила Джоан.

Дэйв не верил своим глазам.

Без тени раздражения или смущения она позволила предводителю встать рядом с собой. Он слегка прижался к ней, скорчив рожу пареньку с фотоаппаратом. Прежде чем тот успел сделать снимок, Джоан приобняла морячка. Паренек тут же зарделся, как рак. Как только снимок был сделан, он отошел, качая головой, и уселся на променаде.

– Господа, я умер и побывал в раю, – заявил он.

Следующий моряк был прыщавым толстячком. Джоан погладила его по голове, отчего он закатил глаза. Она обняла его и привлекла к себе. Тощий паренек щелкнул фотоаппаратом.

Третьим был ухмыляющийся чернокожий гигант. Когда он встал рядом с Джоан, ему, чтобы попасть в кадр, пришлось слегка наклониться.

Наконец самый первый матрос подошел к очкарику с фотоаппаратом и протянул руку за камерой:

– Генри, твой черед. Иди.

– О, пожалуй, не стоит. – Генри покачал головой и робко улыбнулся. – Боюсь, что дама уже подустала от нас.

– Ко-ко-ко, – стали поддразнивать его товарищи.

– Иди покажи, на что ты способен.

– Генри женщин боится.

– Не дразните его, ребята, – сказала Джоан и посмотрела на Генри: – Не бойся меня. Иди сюда.

Паренек побледнел, но все же подошел.

Его приятели засвистели, заулюлюкали.

Он встал рядом с Джоан. Ростом он был так мал, что головой едва доставал ей до плеча. Слегка наклонившись, Джоан коснулась пальцем его щеки. Он посмотрел на нее со смущением и восторгом, слегка повернулся и попытался чмокнуть ее в щеку. Она же изловчилась и поцеловала его прямо в губы. В тот же миг щелкнул фотоаппарат.

Приятели парня притихли.

Как только поцелуй закончился, Генри обнял Джоан, и они так и стояли, обнявшись. Дэйву было видно его лицо: очки сползли, сдвинутые щекой Джоан, глаза закрыты, губы поджаты. Генри кивнул, и Дэйв понял, что Джоан что-то шепчет ему на ухо. Внезапно лицо его расплылось в улыбке.

Он отошел от Джоан и вернулся к своим друзьям.

– Везучий же сукин сын, – пробормотал кто-то из них.

Чернокожий гигант похлопал его по плечу.

– Счастливого пути, ребята, – сказала Джоан и помахала рукой на прощание.

Оживленно жестикулируя и толкаясь, парни пошли прочь. Только Генри молча поднял руку и грустно улыбнулся. Со стороны казалось, будто он прощается с лучшим другом.

Опустив голову, Джоан расстегнула кожаный чехол на поясе. Достала солнцезащитные очки, надела и повернулась к Дэйву:

– Славные ребята.

– Ты сделала их день.

– Ладно, пойдем. Мы должны следить за порядком.

3

Джереми Уэйн мчался вниз по склону на своем десятискоростном велосипеде, улыбаясь ветру, треплющему его расстегнутую рубашку. Он испытывал непередаваемое чувство свободы и возбуждения.

Он направлялся к променаду Фанленда.

Вчера вечером он уже побывал там, после того как целый день распаковывал вещи, но тогда его сопровождала мама.

«Мы просто осмотримся», – сказала она ему. Что они и сделали. Быстренько прошлись по променаду, не играя в игры и не катаясь на аттракционах. «У тебя будет еще уйма времени для этого, потом», – сказала мама.

И теперь это «потом» наступило, решил Джереми.

Свернув за угол, он оставил жилой район позади. Крутя педали, он мчался мимо мотелей, сувенирных магазинов, заправочных станций, торговых лавок, баров и продуктовых тележек. В машинах, похоже, сидели одни подростки, врубавшие магнитолы на полную мощность. Почти все прохожие были в купальных костюмах.

Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Он был счастлив покинуть Бейкерсфилд. До чего отстойная дыра… Ему казалось, что везде будет лучше, чем там. Но здесь!

Да это просто райский уголок!

И он будет здесь жить, всего в нескольких милях от Фанленда и пляжа.

Еще не подошел к концу июнь, впереди целое лето, долгие дни безделья. Гуляй себе по променаду, валяйся на пляже, да на девчонок глазей.

Потрясающе.

Он подкатил к просторной парковке, остановился, обвел взглядом территорию Фанленда. Первыми в глаза бросились ворота с ухмыляющимся лицом клоуна, увенчивающим арку. Джереми знал, что за стенами парка его ждут всевозможные магазинчики, закусочные, аттракционы, комнаты смеха, игровые аркады и прочие развлечения. По всей протяженности променада тянулись высоченные изогнутые рельсы американских горок, вышка для прыжков с парашютом, обзорные площадки, колесо обозрения…

«Ты не находишь все это немного аляповатым?» – спросила его вчера вечером мама.

«А по-моему, шикарно», – ответил он тогда.

Он понимал, что это вовсе не Диснейленд, не Ягодная ферма Нотта и даже не Волшебная гора. Ему случалось отдыхать в лучших луна-парках страны, и Фанленд в Болета-Бэй по сравнению с ними был маленьким. Маленьким, примитивным и в самом деле слегка аляповатым.

Зато – его.

А главное – он был куда более захватывающим, неповторимым. Он не выглядел старомодным, предсказуемым и безопасным.

Вчера вечером, прогуливаясь по парку, Джереми испытывал странное теснение в груди и жар в паху.

Здесь могло произойти все что угодно.

То же самое Джереми ощутил и сейчас, слезая с велосипеда. Он пристегнул его к специальной стойке за багажник и направился к главным воротам парка.

Поднялся по бетонной лестнице.

Вошел внутрь.

Вот вам и еще одно преимущество: не нужно выкладывать двадцать с лишним баксов только за вход. За аттракционы, понятное дело, платить придется, но вход совершенно свободный.

Он мог ходить сюда каждый день, когда вздумается.

В кошельке у Джереми лежали тридцать долларов, но он прошел мимо первой билетной будки, решив для начала просто прогуляться. Он уже знал, что кассы расставлены вдоль всего променада на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Так что он сможет прокатиться на любом аттракционе, как только захочет.

Он похлопал себя по карману, ощущая приятную выпуклость бумажника, и застегнул его на кнопку.

В таких местах осторожность не будет лишней. Он еще с прошлого вечера понял, что здесь ошивается уйма подозрительных личностей.

Он зашагал вдоль променада; подозрительные личности не заставили себя ждать. Вот тощий неопрятный парень в соломенной ковбойской шляпе, выглядящей так, будто ее истоптала лошадь. С уголка рта свисает коричневая сигаретка, а сам порос щетиной, будто три-четыре дня не брился. Затем Джереми увидел толстого бородатого байкера в обвислых джинсах и куртке с обрезанными рукавами на голое тело. Его грудь украшал вытатуированный череп, из глазницы которого выползала змея. Байкера сопровождала худощавая женщина с невыразительным лицом, одетая в джинсы и кожаную жилетку, отороченную бахромой. Спереди жилетка была расстегнута, демонстрируя полное отсутствие лифчика. Заметив сквозь шнуровку краешек ее груди, Джереми неловко отвел взгляд. Ему не хотелось, чтобы она заметила, как он подглядывает, но то, что он успел разглядеть, его все равно впечатлило.

В Диснейленде такую публику точно не встретишь.

Попадались здесь и приличные люди, и даже семьи, но в основном он видел придурковатого вида толстяков в обвисших джинсах и грязных рубахах; крутых парней, покрытых татуировками, с прилипшими к лицам недобрыми ухмылочками, причем многие носили ножи за поясом; заносчивых девиц в коротеньких шортах и обтягивающих топиках; дико гогочущих парней со стрижками, которые толкали друг дружку, свистя и улюлюкая, когда мимо проходила смазливая девчонка… Да еще бомжей. Этого добра здесь было побольше, чем на какой-нибудь Скид-Роу[2] в Лос-Анджелесе.

Джереми почувствовал, как волнение перерастает в тревогу.

Да уж, это не Диснейленд.

Здесь всякое может случиться.

Он уже пожалел, что явился сюда один. Вчера он чувствовал себя гораздо спокойнее, ведь рядом была мама.

Вот блин, подумал он. Неужели я такой маменькин сынок, что не могу и шагу без нее ступить? Как-никак шестнадцать годков стукнуло.

Ну что со мной может случиться?

Пусть многие посетители выглядели грязными, неотесанными и буйными, немало было и вполне приличных: хорошо одетые супруги, семьи с детьми, парочки или небольшие группки самых обыкновенных подростков.

Полным-полно детворы.

И все, кажется, замечательно проводят время. Как будто не замечают рыщущего рядом сброда.

Но они-то гуляют не в одиночку, подумал Джереми.

– Слышь, красавчик, – услышал он резкий голос, заглушивший все остальные звуки. – Да-да, ты, в синих шортах.

На мне сейчас как раз синие шорты.

Но это вовсе не значит, что она обращается ко мне.

Джереми обернулся.

– Да, ты, – сказала девушка. Она стояла в игровой будке и жестами приглашала его зайти. Позади нее находился металлический стенд, уставленный бутылками. Стены по обе его стороны были до потолка забиты мягкими игрушками. – Шагай сюда, – звала она. – Давай, красавчик, не стесняйся. – Она перекинула мячик из руки в руку, опираясь одной ногой на небольшой выступ в кабинке. Фартук, в который она складывала деньги, прикрывал шорты. Ее груди качнулись под тонкой тканью футболки, когда она подкинула и поймала мячик. – Всего по доллару за бросок. Сбил бутылки – выиграл приз. Кто не рискует, тот не выигрывает.

Джереми покраснел, промямлил: «Нет, спасибо», – и поспешил прочь.

Мог бы и попробовать, думал он. А теперь она решит, что я полный лох.

Тем более, поучаствовав в игре, я мог бы получше ее рассмотреть. Пусть на мордашку она не фонтан, зато все остальное…

– Здорово, парнище.

Джереми остановился как вкопанный при виде ухмыляющегося коричневыми зубами бомжа.

– Парнище, поделись долларом, а? Ты ведь хороший мальчик, не? Смекаешь? – Он протянул грязную руку. – Подай четвертак убогому.

Джереми почувствовал холодок в паху.

– Нет у меня четвертака, – выдавил он, слыша в собственном голосе плаксивые нотки. – Извините.

– Тады доллар давай, парнище, – другой рукой бомж почесал задницу. – Ведь ты же славный парнище, верно? А то я не ел уже…

– Канай отсюда, говно собачье!

Джереми вздрогнул и отпрянул, когда какой-то парень проскочил мимо него и боднул бомжа головой в ковбойской шляпе.

– Чеши отсюда! Ну! Проваливай!

Прикрывая голову обеими руками, бомж поспешно улизнул.

Парень, на вид чуть старше Джереми, хотя вполне мог бы сойти и за его ровесника, нахмурился, снял шляпу и отряхнул ее.

– Ну вот, теперь, сука, вся во вшах, – проворчал он.

– Извини, – сказал Джереми.

– С этими обсосками только так. – Он водворил шляпу на голову, после чего, улыбаясь, протянул Джереми руку. – Звать меня Гибсон. Джордж Гибсон. Но кореша меня Ковбоем кличут.

Джереми пожал руку. Хватка у парня оказалась железная.

– А я Джереми. Джереми Уэйн.

– Ха, Уэйн! Джон «Герцог» Уэйн[3]!

– Угу. Спасибо, что прогнал этого гада.

– Не парься, Герцог. Ничего, что я буду звать тебя Герцогом? Дал Бог имечко – Джереми. Как и Джордж. Ненавижу свое имя – Джордж. Ты здесь один или с кем-то?

Джереми замялся. Парень-то вроде вполне дружелюбный, но как знать, что у него на уме. Не исключено, что он в сговоре с тем бомжом, и это какой-то трюк для развода простофиль. Или он просто хочет заманить Джереми в укромное местечко, а там ограбить. Или он педик.

– Эй, просто скажи, ты здесь с кралей? Она отошла куда-то?

– Не, я один, – признался Джереми.

Ковбой хлопнул его по плечу:

– Черт возьми, я тоже! Я тебе покажу округу. Почему бы нам не закорешиться?

– Не знаю, я просто…

– Да ладно тебе, не ссы, погнали!

Ковбой развернулся и пошел вперед, цокая каблуками по деревянному настилу. Джереми держался рядышком. А почему бы и нет? Парень как будто ничего. Конечно, если он на самом деле хочет только дружить…

– Слышь, Герцог, а ты откуда сам?

– Ну, теперь я местный. Мы только что сюда переехали.

– Да ладно? И куда же?

– Прямо сюда, в Болета-Бэй.

– Да? А куда конкретно?

Ему что, нужен мой адрес?

– Не знаю, – солгал Джереми. – Куда-то в нескольких кварталах отсюда. Там, на холме.

– А я живу на Лилак-Лейн. Вот же ж названьице для улицы, а? Лилак.

Джереми знал, где это. Всего в квартале от Поппи. Выходит, этот парень – почти что его сосед.

– Мы на Поппи живем.

– Отлично, – он снова хлопнул Джереми, – выходит, мы соседи.

– Мир тесен, – сказал Джереми. Ему показалось, что эти слова прозвучали как-то неуверенно. Хотя, если не соблюдать осторожность, то Ковбой вскоре начнет держать его за придурка. А Джереми этого натерпелся с лихвой. Здесь у него появился шанс начать жизнь с чистого листа, забыв о прошлом.

– Хэй! Чтоб меня. Вафельный рожок будешь?

Джереми покачал головой.

– Да ладно тебе, я угощаю.

С этими словами Ковбой извлек из кармана джинсов пачку банкнот и купил две «Супервафли» за свой счет. По три пятьдесят за каждую.

– Блин, спасибо… – проговорил Джереми, когда Ковбой протянул ему хрустящий вафельный рожок, на вид раза в два больше обычного, с пломбиром, шоколадным кремом и взбитыми сливками, присыпанными сверху арахисом и украшенными вишенкой.

– Не могу гулять на пустое брюхо, Герцог.

– А куда ты собираешься пойти?

– К резервуару с водой.[4]

Они пошли вдоль променада, жуя свои «Супервафли». Джереми по-прежнему видел вокруг стайки хулиганов, бомжей и оборванцев, но больше не боялся их. Ведь с ним теперь был Ковбой. Если кто докопается, он уже не будет один.

Ковбой размашисто шагал впереди, приветствуя встречных друзей и знакомых – некоторые из них, кстати, работали на игровых площадках. Знакомых у него хватало. И девушек в том числе. Заурядных, симпатичных и сногсшибательных красоток. Все они радостно отвечали на его приветствие.

Повезло мне, подумал Джереми. Если мы с ним действительно подружимся, глядишь – и познакомлюсь с одной из них.

У него никогда не было таких друзей, как Ковбой. Его единственным другом в Бейкерсфилде был тощий застенчивый очкарик по имени Эрни, очки которого постоянно ломались то от прилетевшего в лицо мяча (он никогда не мог его поймать), то от кулака (школьные задиры частенько вымещали на нем настроение), он грезил об Аляске и посещал кружок радиолюбителей.

Хороший парень, но конченый задрот.

Послушать Эрни, так все популярные парни в школе являлись пустоголовыми засранцами, рабами гормонов и просто козлами. Привлекательные девчонки были, в свою очередь, унылыми пустышками, притом убежденными, что их дерьмо благоухает розами.

С таким другом черта с два склеишь девушку. А вот с таким, как Ковбой…

– Эй, раскрасавица! – заорал вдруг Ковбой, прервав его раздумья.

Девушка улыбнулась и помахала Ковбою рукой. Она сидела на узкой платформе и болтала босыми ногами над стеклянным резервуаром с водой.

В это время пущенный кем-то мяч угодил в мишень. Девушка с визгом плюхнулась в воду. Сквозь стекло Джереми видел, как у нее изо рта поднимаются пузырьки. Она вынырнула, согнула ноги, пригладила намокшие темные волосы и погрозила кулаком окунувшему ее парню. Добравшись до лесенки на бортике резервуара, она полезла наверх.

Ноги ее блестели от воды, и Джереми удалось рассмотреть проступающие сквозь шорты очертания трусиков. Футболка облепила ее тело, через тонкую ткань розовела кожа. Длинные волосы спадали вдоль лопаток, почти доставая до застежки лифчика.

Держась за перила, она выбралась из воды и снова заняла свое место.

– Отличный бросок! – прокричала она.

– Да? Тогда взгляни на этот!

– Только мне не хочется задерживать дыхание.

Мяч снова полетел в цель, но на этот раз не попал и отскочил назад.

Девушка с улыбкой хлопнула в ладоши.

Джереми отметил, что на лицо она не красавица. Со спины такие девушки просто отпад, а как обернется – одно разочарование. Словно Господь, одарив их прекрасным телом, решил не заморачиваться на лице. Не то чтобы она была совсем уж дурнушкой, нет, но глаза ее были слишком близко посажены, маленький носик вздернут, как пятачок, а рот, напротив, великоват. Передние зубы торчали над нижней губой, словно мраморные плиты.

Следующий мяч тоже не попал в цель.

– Никакой ты не Бозо, Нолан!

Парень махнул рукой и, обняв свою подружку, поплелся прочь.

– А ну-ка, – сказал Ковбой и занял место ушедшего парня, передав Джереми вафлю. – Дай мне три мяча, Джим, – попросил он продавца и протянул три доллара.

– Смотри, не сбей флюгер на крыше, – поддразнила девушка.

– Готовься хлебнуть водички, Лиззи! – парировал Ковбой и бросил первый мяч. Тот попал прямо в центр металлической мишени. Лиззи снова рухнула в воду.

Забираясь обратно, она оглянулась на Ковбоя:

– Отличный бросок для новичка. А это с тобой кто? Твой друг?

Джереми почувствовал, как краснеет.

– Это мой приятель Герцог. Новичок в городе. Мы только познакомились.

– Рада встрече, Герцог.

– Я тоже.

Она уселась на платформу. Ковбой метнул второй мяч. И снова Лиззи свалилась в воду.

Ковбой улыбнулся:

– Это единственный способ ее отмыть. Ванну принимать отказывается, свинюшка такая.

– Пусть Герцог попробует, – сказала Лиззи, выбираясь обратно.

Ковбой протянул Джереми последний мяч.

– Ой, да ладно, – смутился Джереми. – Кинь сам.

– Не стесняйся, – подбодрила его Лиззи.

Вздохнув, он отдал вафлю Ковбою и взял мяч.

Это начало конца, подумал он. Сейчас я промажу на целую милю, и они поймут, какой я недотепа.

Он с размаху бросил мяч.

В яблочко!

Мяч угодил в мишень и отскочил.

Лиззи не свалилась в воду.

Она засмеялась и хлопнула в ладоши:

– Непруха, Герцог.

Вот черт!

– Надо кидать немного сильнее, – улыбнулся Ковбой, покачав головой. – Дай ему еще одну попытку, – сказал он и достал деньги.

– Нет, нет. Лучше как-нибудь в другой раз. Сегодня я очень устал. Ну, понимаете, весь день распаковывал вещи, мебель таскал…

– Ковбой! – крикнула Лиззи сквозь решетку.

– Ась?

– Таня ничего не просила мне передать?

– Нет, а что, должна была?

– Расскажи ей о Джанет. Я хочу взять ее с собой сегодня вечером. Позвони и скажи, что она решила, ладно?

– Договорились. Адиос. Береги сисечки, чтобы от воды не скоробились.

Лиззи залилась краской. Несколько человек, находившихся поблизости, рассмеялись, Джереми же был слишком смущен.

– Ладно, Герцог, погнали.

Они направились дальше. Джереми нагнал Ковбоя и пошел рядом с ним вдоль променада. Миновав площадку, они спустились по бетонной лестнице и оказались на пляже.

4

– Ну хоть кто-то умеет играть на банджо, – заметил Дэйв. Разудалый мотивчик едва пробивался сквозь общий гомон – шум многочисленных аттракционов, голоса, смех, визг посетителей на «Корабле викингов» и пальбу из «Базуки».

Музыка, похоже, звучала где-то впереди. Дэйв заметил, что в северном конце променада собралось кольцо слушателей.

– Пойдем глянем, что там, – сказал он.

– Всяко лучше чем опрашивать троллей, – вздохнула Джоан.

После обеда они допросили семерых попрошаек, и никто из них ничего не знал о человеке по имени Енох. На вопрос, не замечали ли они прошлой ночью чего-нибудь странного, один из бродяг сообщил, что на его глазах в небе завис космический корабль с планеты Моджо, в котором сидело существо, похожее на ящерицу, но ростом с человека, и посасывало через вставленную в горло трубочку содержимое собственного желудка. Другой поведал, как его поймала парочка альбиносов и затащила под променад, чтобы там скормить своему ручному пауку. Какая-то бабенка утверждала, что к ней явилась Пресвятая Богородица, вручила круглый серый камень и сказала, что внутри спрятан алмаз. На протяжении всего рассказа бабенка не прекращала попыток разгрызть этот камень, точно грецкий орех. Следующий бомж и вовсе городил какую-то невнятную околесицу, еще один бросил на них взгляд и обозвал убийцами… Лишь один из опрошенных казался совершенно нормальным, но он утверждал, что всю ночь крепко спал в дюнах и ничего не видел.

Все это время Джоан лишь вздыхала да закатывала глаза и наконец сказала Дэйву, что расспросы попрошаек на променаде – пустая трата времени.

Не такая уж и пустая. Теперь Дэйв окончательно убедился, что история о «надкусившем сосиску» Енохе сродни байкам про спрятанный в камне алмаз, альбиносов-похитителей и пирушку инопланетного ящера.

В окружавшей музыканта толпе раздались аплодисменты. Горстка слушателей покинула круг. Большинство осталось, потом подошли еще несколько человек. Некоторые протискивались вперед, очевидно, желая отблагодарить исполнителя деньгами.

Когда Джоан и Дэйв подошли, заиграла следующая мелодия – «Когда святые маршируют». Музыка звучала с такой живой мощью, с такими затейливыми аккордами, что Дэйв решил: музыкантов как минимум двое. Пытаясь найти лазейку в толпе, чтобы подобраться поближе, он был уверен, что слышит дуэт, а то и целое трио, исполняющее банджо-версию «Святых» так мастерски, что зрители, только что хлопавшие в ладоши, остановились и замолчали, наслаждаясь игрой.

Джоан не стала расталкивать толпу, а ждала, когда Дэйв отыщет лазейку.

Завидев полицейских, кучка неряшливо одетых байкеров тут же отделилась от толпы и рассыпалась в разные стороны. Наконец Дэйв отыскал проход, и они с Джоан смогли пройти.

Не трио. Не дуэт.

Все это исполняла одна-единственная девушка, на вид не старше восемнадцати лет.

Она стояла прямо, как солдат по стойке «смирно», опираясь на одну ногу, а другую выставив вперед, и играла на банджо. Банджо было тяжеленное, таких больших Дэйву видеть еще не доводилось; оно висело на животе девушки, закрепленное широкой лентой.

Разложенный перед ней чехол был завален долларами и монетками, рядышком на тротуаре лежал расстегнутый рюкзак.

«Святые» закончились. Публика взорвалась аплодисментами. Девушка чинно склонила голову, вытянув руки по швам. Пока все хлопали, несколько человек (в основном дети, посланные родителями) вышли вперед бросить деньги. Несмотря на то что ее голова была опущена, Дэйв расслышал, как девушка вполголоса благодарила их.

Наконец, когда зрители поутихли, она подняла голову и, подмигнув мальчишке, стоявшему рядом с Дэйвом, заиграла «Паффа, волшебного дракона».

– Чертовски здорово, – прошептала Джоан.

– Я и говорю.

Левая рука девушки сновала по струнам с невероятным проворством. Правая была почти неподвижна, лишь пальцы подбирали аккорды. Девушка стояла прямо, слегка притоптывая ногой. Играя, она смотрела вперед. Из правого уголка рта выглядывал розовый кончик языка.

Дэйву она показалась совсем молоденькой и очень уязвимой.

Судя по рюкзаку, она не из местных.

Оглядывая толпу, он пытался определить, кто бы мог ее сопровождать. Не факт, что у нее нет спутника, но Дэйв подозревал, что она путешествует в одиночку.

Ездит, скорее всего, автостопом, ночует на улицах.

Рано или поздно она доиграется.

Такие путешествия опасны и для мужчин, а для девушки риск увеличивается в десятки раз.

Впрочем, издали она вполне могла сойти и за парня. Светлые волосы острижены очень коротко, стройное тело, грудь обрисовывается только из-за прижимающего рубашку банджо. Лицо тоже по-мальчишески угловатое, разве что щеки слишком гладкие, но и это не мешало принять ее за паренька, у которого проблемы с гормонами.

Дэйв решил, что такая схожесть с парнем ничем не лучше. Чего доброго какой-нибудь злоумышленник подберет ее на дороге, приняв за юного гея.

Ей вообще повезло, что она сумела добраться сюда целой и невредимой.

Дэйву стало интересно, как ее вообще занесло в Болета-Бэй.

Она не тролль. Самая обыкновенная уличная музыкантша, зарабатывающая игрой на пропитание.

Но детишкам-то все одно.

Да и одежка у нее явно не для банкета в ротари-клубе.

На ногах – высокие походные ботинки, покрытые толстым слоем пыли, и старые потертые джинсы, одна из штанин порвана, в зияющей прорехе розовеет бедро. Вместо пояса – лента, одновременно служащая ремнем для банджо и прикрывающая свободным концом дыру в штанах. Рукава старой линялой синей рубашки обрезаны в плечах, верхние пуговицы расстегнуты, на шее ожерелье из белых ракушек, а на голове повязана красная бандана.

В таком прикиде местные подростки легко примут ее за тролля.

И обойдутся с ней соответствующим образом.

Эта девчонка напрашивается на неприятности, думал Дэйв, когда она допела «Дракона».

Под грохот аплодисментов он вместе с другими слушателями прошел вперед, доставая бумажник, вытащил пять долларов и бросил в чехол. Девушка поблагодарила. Дэйв обошел чехол и остановился напротив нее.

– Офицер? – спросила она, глядя на него с недоумением, но спокойно.

– Где вы научились так играть?

– Папина школа.

– Это великолепно.

– Спасибо. А в чем проблема?

– Я обратил внимание, что вы путешествуете с рюкзаком. Вы намерены заночевать где-то поблизости?

– Ну да. А что, это незаконно?

– Вообще-то да, но мы стараемся смотреть сквозь пальцы. А вы здесь одна или с кем-то?

Девушка помотала головой, не сводя глаз с Дэйва.

– Оставьте ее в покое, – возмутился кто-то сзади.

– Проклятые копы, – подхватил второй голос.

– Она же никому не мешает!

– Почему вы не цепляетесь к настоящим нарушителям?

Девушка подняла руку, чтобы успокоить ропщущих.

– Я просто хотел предупредить, – начал Дэйв, – что у нас тут проблемы с подростками, которые любят шляться по ночам и нападать на людей. Они тут уже натворили делов. Конечно, в основном их жертвами становятся местная пьянь да бомжи, но в любом случае ночевать здесь небезопасно. Я бы не хотел, чтобы эти молодчики…

– Слышь, ты, оставь уже девчонку в покое!

– Пожалуйста, успокойтесь! – крикнула девушка. – Он не запрещает мне играть. Я продолжу буквально через минуту.

– Спасибо, – сказал Дэйв. – Так вот, поблизости много мотелей, думаю, всего разумнее было бы зарегистрироваться в одном из них. Вы можете позволить себе ночь в мотеле? Некоторые стоят не больше тридцати пяти – сорока долларов. Есть совсем дешевый, на Клэнси-Стрит.

– Даже не знаю, – потупилась девушка. – Я обязательно подумаю, офицер. Спасибо большое…

– Дэйв. Меня зовут Дэйв.

– А я – Робин.

– Очень приятно, Робин. – Ему действительно нравилось это имя. Оно подходило ей как нельзя лучше.[5] – Но что-то мне подсказывает, что ты не воспользуешься моим советом. Я прав?

Она пожала плечами.

Он снова достал бумажник и, отсчитав двадцать долларов, протянул девушке:

– Возьми, ладно? И сними себе комнату на ночь.

Ее пальцы мягко коснулись его ладони, отстраняя ее:

– Благодарю, но я не могу этого принять. Правда не могу. Это слишком много. Я смотрю, вы и так уже дали пятерку. Этого более чем достаточно. Это очень высокая плата за мою игру, и больше я не возьму. Договорились?

– Я не хочу, чтобы ты стала боксерской грушей для озверевших юнцов.

Он отметил, что в ее спокойных голубых глазах промелькнула искорка страха.

– Буду предельно осторожна, – сказала девушка.

У меня, неожиданно подумал Дэйв. Она могла бы переночевать у меня.

Нет, это глупость. Первым делом она подумает, что я хочу залезть к ней в штаны.

– Что ж, как знаешь, – сказал он. – Раз комнату на ночь ты искать не собираешься, советую схорониться где-нибудь, по возможности, подальше и поглубже. Там, где никто тебя не заметит. Главное, не вздумай и близко подходить к променаду, когда Фанленд закроется и погаснут фонари. Это их излюбленное место для «забав».

– Буду держаться как можно дальше, – ответила Робин. – И постараюсь найти укромное местечко. – Ее губ коснулась легкая улыбка. – Я всегда только так и поступаю. Мой папочка дураков не воспитывал.

– Что ж, надеюсь, все обойдется. Удачи тебе, Робин.

Она кивнула и похлопала его по руке:

– Спасибо.

Дэйв пошел прочь. Многие глазели ему вслед, когда он протискивался через толпу.

За его спиной Робин объявила:

– Эта композиция прозвучит специально для офицера Дэйва.

– О чем вы там говорили? – спросила Джоан, приподняв брови.

Прежде чем он успел ответить, банджо заиграло новую мелодию. Он обернулся. Глаза девушки были устремлены прямо на него. Кончик языка торчал из уголка рта.

5

– А куда мы идем? – спросил Джереми.

– Надо заглянуть к Тане, – ответил Ковбой. – Кстати, как тебе Лиз?

– Мужик, поверить не могу, что ты это сказал.

– В смысле?

– Ну, по поводу сисек.

– Да ладно, ей по душе такие вещи. Уж я-то знаю.

– Вы часто общаетесь?

– Шутишь, что ли? Она ж моя пассия.

– Твоя девушка?

– Прямо в точку, Герцог.

Джереми чуть не брякнул «ого», но вовремя спохватился, осознав, как по-дурацки это бы прозвучало. Вместо этого он зачем-то спросил:

– Неплохо, а что насчет сестры?

– Двоюродной. Кстати, можешь увидеться с ней сегодня вечером, коли есть желание. Не только с ней, но и с другими моими друзьями. Надо только у Тани спросить. Но она небось будет только рада.

– Здорово.

Они шагали по пляжу, петляя между расположившимися на полотенцах и одеялах загорающими. Ковбой шел впереди, и Джереми понимал, что сам выбрал бы точно такой же маршрут, если бы шел в одиночку. Поближе к девушкам. Они были дивно хороши, когда лежали на песке практически голышом, не считая узеньких купальников. Многие растянулись на спине, но некоторые устроились на животе, ослабив завязки лифчиков и освободив грудь. Кто читал книги, кто журналы, многие болтали между собой, некоторые, похоже, дремали. Попадались даже парочки, которые вели себя настолько смело, будто находились на пляже одни.

Лавируя между ними, Джереми старался отвлекать себя, сосредоточившись на своей «Супервафле» и отвечая иногда на реплики и шуточки Ковбоя. Он был так возбужден, что с трудом мог глотать.

А ведь теперь я могу ходить сюда хоть каждый день, думал он.

Когда только вздумается.

Просто так. Гулять и глазеть.

Черт, да это почище Фанленда.

Ковбой тем временем приблизился к стройной девушке, которая лежала на одеяле, уткнувшись лицом в скрещенные руки. Джереми умудрился разглядеть бледную незагорелую кожу на одной из ее грудей. Грудь слегка выпирала под тяжестью девичьего тела. Девушка была почти обнажена, не считая узенького бикини, да и то, казалось, вот-вот лопнет. Лифчик и трусики, состоявшие из тоненьких треугольничков ткани – и больше ничего.

– М-да, – пробормотал Ковбой. – Такая одежка лишь подчеркивает все прелести.

– Мне б на место ее парня, – сказал Джереми.

Парень стоял возле девушки на коленях и втирал в ее спину масло для загара. Она вздрогнула от очередного прикосновения. Ягодицы слегка колыхнулись. Отставив флакон в сторону, он принялся растирать масло по всему ее телу, стараясь делать это как можно нежнее и мягче. Джереми представил, что это его руки ласкают ее тело. Что на месте этого парня находится он сам.

Он не мог оторвать глаз от этого зрелища, и Ковбой, похоже, разделял его чувства. Оставив парочку позади, Ковбой остановился и оглянулся. Джереми последовал его примеру.

Парень массировал одну из ягодиц девушки, масло стекало вниз, сверкая на солнце. Он принялся нежно втирать его.

– Эх, – сказал Ковбой. – Жаль, что она лежит не на спине.

– Да уж, перевернулась бы и забыла, что бикини развязано…

– Добро пожаловать в Болета-Бэй, – улыбнулся Ковбой.

– Кажется, я влюблен в это место.

– Погоди, вот увидишь Таню, – сказал Ковбой и пошел дальше.

Джереми еще раз обернулся, посмотрел, как парень натирает маслом бедра девушки чуть ли не в самой промежности, и поспешил за Ковбоем.

– Кто такая эта Таня? – спросил он.

– Нейтова девчонка. Потерпи, скоро сам увидишь. Многие парни нарочно тонули, только чтобы она их вытаскивала.

– В смысле?

– Она спасатель. А еще капитан в группе поддержки. Видел бы ты, как она скачет во время игры… у слепого встанет.

– Ты от нее тащишься?

– Найдешь парня, который не тащится – знай: он педик. Хотя, конечно, бывают девчонки и погорячее…

– Но вроде ты говорил, что она девушка какого-то Нейта?

– Да он мудила. Эх, отбил бы я ее, да мы с ним, как на грех, лучшие кореша…

– Ага, и Лиз бы вряд ли обрадовалась.

– Да, кстати, Лиз тут ни при чем. Нейт там, или не Нейт, а только Таня посмотрит на меня тогда, когда я вырасту футов на шесть, да сменю физиономию.

– А если, например, попробовать опоить ее или…

– Э! Опоить ее? – Ковбой снял шляпу и треснул Джереми по плечу. – Да пошел ты! Я что, по-твоему, извращуга какой-нибудь? Ради Бога, скажи, что ты пошутил! Это ж в голове не укладывается!

Джереми сгорал от стыда. Если Ковбой заподозрил в нем тряпку и неудачника, предложение опоить Таню могло убедить его окончательно. Надо срочно выкручиваться.

– Не могу дождаться, чтобы ее увидеть, – сказал он.

– Считай, дождался. – Остановившись, Ковбой вытянул руку и указал на ближайшую спасательную вышку. Это была самая обыкновенная вышка, выкрашенная в белый цвет, с деревянной лестницей, ведущей на смотровую площадку. Там, наклонившись вперед и опершись руками на перила, стояла девушка.

– Это она? – спросил Джереми.

– Так точно.

Они подошли ближе.

Она стояла вполоборота, так что Джереми не видел ее лица. Но даже так она выглядела великолепно. Росту в ней было, как показалось Джереми, почти шесть футов. Обнаженные ноги, бронзовые от загара, были красивыми и сильными. Одета она была в красные шорты и белую рубашку навыпуск.

Шорты с рубашкой висели на ней свободно, но не могли скрыть упругости и объема ее ягодиц. Ветер колыхал ее рубашку, обрисовывая грудь и идеально плоский живот. Волосы, стянутые в хвост, сверкали золотом.

Если она и на лицо такая же…

– Эге-гей! Таня! – гаркнул Ковбой, подходя к подножию лестницы.

Повернув голову, Таня посмотрела вниз. Ее глаза были скрыты за темными очками.

Но даже в очках ее лицо было прекраснее, чем Джереми представлял себе со слов Ковбоя. Не просто прекрасное – волшебное. Золотистая челка спадала на высокий лоб. Резко очерченные скулы, кожа, настолько загорелая, что на ее фоне зубы сияли белизной. Рот чуть широковат, полные, чуть темнее кожи губы оттеняли величественную красоту ее лица, отчего оно выглядело беззащитным и одновременно до боли эротичным.

– Привет, Ковбой, – произнесла она. Как и ожидал Джереми, у нее был грудной чистый голос.

– Нынче вечером все в силе?

Она повернулась к Джереми. У него возникло чувство, что он тает, как кусок масла на сковородке.

– Насчет Герцога не волнуйся. Он парень что надо. Кстати, хочет с нами. Потому я его и привел. Надеюсь, ты не против? И еще Лиз хотела спросить, можно ли ей взять с собой двоюродную сестру?

– Нет.

Внутри у Джереми все сжалось. К горлу подкатил ком.

Раскусила. То-то все слишком хорошо шло! Пустить пыль в глаза Ковбою он смог, но ей… Она смогла увидеть его насквозь. Поняла, что он изгой. Черт. Черт!

Таня отошла от перил. Подойдя к лестнице, она наклонилась и устремила взгляд на Ковбоя. Божественная, прекрасная… и грозная.

– Это касается только нас, – сказала она. – Чужакам нос совать нечего. И вам с Лиз пора бы это усвоить.

– Но Герцог местный. Он только переехал.

Сняв очки, она посмотрела на Джереми. Ее глаза могли затмить голубизной полуденное небо. Она изучала Джереми. Его сердце пустилось в галоп. Ноги обмякли.

– Без сопливых обойдемся, – изрекла она.

Эти слова будто окатили его ведром ледяной воды.

– Эй! – рявкнул кто-то на Таню.

Это я, осознал Джереми. Это я сам кричу.

– Да пошла ты! – выпалил он.

Он все еще держал в руке «Супервафлю». Остаток рожка с лужицей расплавившегося мороженого в глубине.

Он швырнул его.

Мороженое выплеснулось. Но не все. В рожке еще оставалось достаточно. Оно забрызгало Тане бедро, а часть попала даже в штанину ее свободных шорт.

Джереми смотрел во все глаза, не веря в содеянное.

Рожок отлетел, а Таня ринулась вниз по лестнице.

– Боже, Герцог… – услышал он слова Ковбоя.

Пожалуй, самое время дать деру. Вместо этого он остался на месте, вытянув руки по швам.

Таня ухватила его за ворот расстегнутой рубашки и вздернула на цыпочки. Она смотрела прямо ему в глаза. Ее верхняя губа чуть приподнялась, обнажая зубы:

– Ты, крысеныш…

– Да пошла ты, сестренка. Драть тебя с кобылой вместе, на которой прискакала.

Он не мог поверить, что такое сказал.

Вот теперь она меня точно убьет.

Вместо этого она с невероятной силой рванула его за ворот рубашки, буквально содрав ее. И тут же сунула ему в руки.

– Вытри за собой.

Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

– Что?

– Ты слышал, что я сказала.

Надавив на плечи, она поставила его на колени.

Он смотрел, как белая струйка мороженого медленно стекает по ее бедру. Подняв руку, Джереми провел по нему краем рубашки, стирая крем и чувствуя при этом упругость ее мышц. Во рту пересох-ло. Из легких будто вышел весь воздух, сердце готово было выскочить из груди.

Оттерев бедро, он остановился и перевернул рубашку сухой стороной. Подвернув рукав, прошелся им по шортам. И опустил руку.

– Эй, ты не закончил.

– А?

– Доведи дело до конца.

Обернув ладонь рубашкой, словно в перчатку, он снова коснулся ее ноги, а затем скользнул под шорты. Ткань рубашки тут же увлажнилась. Он ощущал гладкость Таниной кожи. И ни намека на трусики.

– Ты только все размазываешь.

Она вытащила его руку наружу, нашла на рубашке сухое место, снова обернула ею руку и отправила обратно.

Болезненное вожделение. Стыд. Теснота. Жар.

Он тер. Он осязал ее. Ее ногу, ложбинку, где нога соединяется с телом. Стоит лишь продвинуться еще на несколько сантиметров…

О Боже. Боже! Так близко!

Только не делай этого!

Бога ради! Нет! Не надо!

Он выдернул руку. И посмотрел на Таню снизу вверх.

– Что надо сказать? – спросила она.

Он пожал плечами.

– Что надо сказать?

– Спасибо, – буркнул Джереми.

– Ха! – услышал он возглас Ковбоя.

– Встань.

Он встал.

Губы Тани изогнулись в улыбке:

– В час ночи. Прямо под клоуном.

– То есть я могу прийти?

– Да, – в ее дымчато-голубых глазах сверкнула насмешка. – Ковбой, введи его в курс дела. И вели Лиз оставить двоюродную сестрицу дома. Или может сама не приходить.

6

Глория Вестон

МОНСТРЫ СРЕДИ НАС

Его зовут Гаррисон Бентли. Друзья называют его Бентсом. А некоторые из нас – троллем.

Несколько дней назад его жестоко избили, раздели догола и привязали к одному из аттракционов под названием «Ураган» в Фанленде. На лоб приклеили записку: «Привет от Огромного Козла Графа».

Нет, аттракцион не оборвал жизнь Гаррисона Бентли, когда начал работать, отнюдь. Нет, вагончики не сошли с рельсов вместе с пассажирами от удара о его тело. Гаррисона успели вовремя обнаружить, предотвратив тем самым трагедию.

На грани смерти от переохлаждения он был доставлен в приемный покой больницы, где на его теле были обнаружены многочисленные ушибы и ссадины. А также вывих плеча, два сломанных ребра и перелом носа.

Все нанесенные ему телесные повреждения со временем заживут, но никакое время не способно исцелить раны, нанесенные его душе. Каково это, страдая от побоев и унижения, оказаться привязанным на страшной высоте над променадом и провести там совершенно голым несколько долгих, бесконечных часов… В темноте, понимая, что рассвет принесет не долгожданное спасение, а громкий рев мотора аттракциона, который начнет свой обыденный маршрут с того, что лишит его жизни.

Такие раны никогда не заживают.

Эти шрамы останутся у Гаррисона Бентли на всю оставшуюся жизнь.

Но за что?

Мы, добропорядочные жители Болета-Бэй, прекрасно знаем, за что.

Он совершил преступление и понес заслуженное наказание.

Что же за чудовищное преступление совершил этот человек?

Ответ на этот вопрос мы все тоже прекрасно знаем.

Его преступление состоит в том, что он стал бездомным.

Он стал «троллем».

И именем «Огромного Козла Графа» его постигло справедливое правосудие.

Он далеко не первая жертва изуверов, обжившихся в нашем городке и орудующих в основном в районе пляжа и променада, жертва «троллиной охоты» – язвы нашего благопристойного общества. На данный момент – последняя жертва.

Нашим властям известно уже как минимум о двадцати подобных случаях, когда бездомные становились жертвами преступной молодежной группировки. Самые первые из них, начавшиеся прошлым летом, незначительны в сравнении с жестокими истязаниями Гаррисона Бентли. Сначала жертв просто связывали, затыкали рот кляпом и вынуждали покинуть город. И они действительно уносили ноги. За много-много километров, ужасно напуганные, но все же невредимые. Они навсегда запоминали предупреждение: никогда больше не показываться в Болета-Бэй.

Однако вскоре такие методы перестали удовлетворять растущие аппетиты подростков. Им уже мало было просто изгонять несчастных из города, и они стали жестоко избивать их, бросая затем на месте преступления, которым мог оказаться и переулок, и пляж, и темное пространство под дощатым настилом променада, и различные укромные местечки за аттракционами и игровыми стендами Фанленда. И всегда с визитной карточкой, напоминающей о том, что он – или она – жертва «Огромного Козла Графа».

Но вскоре этим зверенышам наскучили и побои, и хотя избиения все равно продолжались, в «игру» стали вноситься все новые, все более изощренные элементы пыток и измывательств.

Четыре недели назад совершающий утреннюю пробежку мужчина обнаружил бездомную, которая представилась впоследствии как «Полоумная Мери», прикованную наручниками к парапету набережной. Как и все предыдущие жертвы, Мери была сильно избита, но, в отличие от других, ее еще к тому же раздели догола. Каждый дюйм ее тела был покрыт зеленой краской из распылителя.

Бифф, следующая жертва, был точно так же раздет и разукрашен в красно-желтую полоску.

Люси приклеили задом к скамейке на променаде, к ее лицу тем же клеем прилепили тарелку для подаяния.

Джеймс был обнаружен на карусельной лошадке со связанными за спиной руками и петлей на шее. Если бы он упал с этой лошадки, прежде чем его обнаружили…

Гаррисон оказался привязан к «Урагану».

И конечно же, на нем они не остановятся. Наша местная компания варваров будет и дальше изгаляться над бездомными, становясь все изощреннее в своей жестокости.

И в этом виноваты мы.

Мы – их сообщники.

Мы всегда стараемся избегать всех этих «бомжей, алкашей и психов», которые встречают нас на каждом шагу с протянутой рукой. Мы боимся их, как рассадников некоей страшной болезни, заразы, передающейся от одного лишь их присутствия.

И эта болезнь действительно распространилась.

Да, она распространилась среди всех нас, друзья, и называется эта болезнь – чувство вины.

У нас есть все: дома, семьи, еда, одежда и бесчисленные предметы роскоши. А у них нет ничего.

И мы ненавидим их за напоминание об этом.

И мечтаем, чтобы они ушли.

И троллеры хотят того же самого. Троллеры – наши дети, они реагируют на бомжей точно так же, как и мы, со страхом и отвращением. Они видели те же реакции на наших лицах. Они слышали, как мы насмехаемся или бормочем проклятия в их адрес. И некоторые из них, скорее всего, небольшая группка, решили сделать благое дело и очистить город. Очистить, навсегда избавив от этих разносчиков заразы. Они изобрели вид спорта под названием «троллиная охота».

Разумеется, власти с самого начала осуждали их деятельность.

Но многим из нас она пришлась по душе.

В конце концов кто-то все-таки взялся за решение «бомжовой проблемы». И вот уже на бамперах наших автомобилей и витринах магазинов стали появляться наклейки вроде: «Охотники на троллей», «Одного тролля хватит, чтобы испортить весь день» и даже «Огромного Козла Графа – в президенты!» Гуляют остроты вроде: «Какую приманку вы используете для охоты на троллей? „Вискас“!», или «Как можно определить, что тролль сдох? Он не попросит мелочи, если на него наступишь!»

Мы не осуждаем совершенные против этих людей акты насилия, мы превратили их в спорт. Мы аплодируем их зачинщикам. И таким образом льем воду на мельницу Огромного Козла Графа.

Интересно, будем ли мы праздновать тот день, когда обнаружим первого убитого руками наших детей бомжа?

Я в этом сомневаюсь.

А такая возможность нам обязательно представится. Завтра, через неделю, через месяц, но они совершат свое первое убийство.

Ради нас.

Этот момент неотвратим, и приближается он стремительно.

На этот раз тролль умрет.

Бомж, алкаш, псих. Попрошайка, бубнящий что-то на одному ему понятном языке, одетый в лохмотья и воняющий, как куча протухшего мусора. Наверняка многие из нас полагают, что мир станет гораздо лучше, если этот тролль покинет его. Если он умрет.

Но убийцами будем мы с вами.

А жертвой, давайте не хитрить с самими собой, будет вовсе не тролль.

Не тролль, а человек. Мужчина или женщина, в какой-то момент своего жизненного пути разминувшийся с удачей, родившийся под несчастливой звездой или раздавленный тяжелым сапогом наркозависимости. Человек, а не тролль.

Человек. Ребенок, боготворимый когда-то отцом и матерью. Ребенок, подстерегавший Санта-Клауса в канун Рождества. Девчушка, мчавшаяся на роликовых коньках по дороге. Мальчуган, радовавшийся своему первому велосипеду, плакавший, когда лопнул воздушный шарик, надувавший пузыри из жвачки и обожавший мороженое в рожках.

Ребенок, который непременно влюбился бы в Фанленд с его хот-догами и сахарной ватой, с многочисленными игровыми стендами и головокружительными аттракционами.

Это и есть наш тролль.

Наша жертва.

Тот, кто уже совсем скоро будет найден убитым где-нибудь на пляже, с прикрепленной к телу карточкой, на которой будет подпись: «Привет от Огромного Козла Графа».

Позвольте мне немного перефразировать эту подпись.

Пусть лучше она звучит так: «Привет от Огромного Козла Графа и граждан Болета-Бэй».

Дэйв сложил «Вечерний стандарт» и бросил на журнальный столик. Поднял кружку пива. Сделал большой глоток.

– Ну, что скажешь? – спросила Глория. Она сидела рядышком на диване, поджав под себя ногу и облокотившись рукой на подушку. И смотрела на Дэйва, слегка приподняв бровь, готовая ответить на критику.

– Неплохая работа, – сказал он.

– По-моему, ты лукавишь.

– Ну, это должно всех взбудоражить.

– Да, на то и был расчет. То, что происходит в нашем городке, – позорище. С этим надо что-то делать.

– Абсолютно с тобой согласен. – Дэйв допил пиво и поставил кружку на место. – Кстати, почему бы нам не сходить на Крысиную пристань?

– Не пытайся сменить тему.

– Но я проголодался.

– Так все же, что ты думаешь о том, что написано в статье?

Дэйв вздохнул. Почему бы не высказать ей все и поскорее со всем покончить? Сказать то, что она так желает услышать.

– Разве не лучше вести споры на сытый желудок? – спросил он. «Ребенок, подстерегавший Санта-Клауса в канун Рождества», «девчушка, мчавшаяся на роликовых коньках по дороге» и «мальчуган, радовавшийся своему первому велосипеду» были еще свежи в его памяти, и Дэйв подумал, что Глория сейчас очень похожа на рыбака, у которого клюет.

– Я, – сказала она, – видимо, уже затрахала тебя с этим?

– Специально решила подобрать словечко повульгарнее?

Теперь на ее лице явственно читалось, как она рада возможности его задеть:

– О? А эта твоя Джоан, разве она выражается мягче?

– Это совсем другое.

– Почему другое?

– Я думал, ты хотела поговорить о бомжах.

– Вернемся к ним позже. Сперва скажи мне, почему Джоан можно «выражаться», а мне нет? Ах, да. Она ведь «свой в доску парень». Только вот никакой она не парень. Или ты не замечал?

– Ты никак переела своего овса? Или побегов бамбука?

– Когда Джоан была у нас на той неделе, она выражалась, как матрос, а ты и слова поперек не сказал.

– Я не критикую своих гостей.

– Но ей, значит, можно так разговаривать?

– Меня это не волнует.

– Но тебя почему-то волнует, что я сказала слово «затрахала»?

– В твоих устах это прозвучало наиграно и по-детски. Как у второклашки, который хочет шокировать родителей.

Приоткрыв рот, она покраснела.

– Сволочь, – выдохнула она.

Дэйв понял, что перегнул палку. Конечно, она первая затеяла скандал, противопоставляя свою активную общественную позицию полицейской толстокожести; но она не ожидала, что это будет принято так близко к сердцу. И не рассчитывала быть посрамленной.

– Прости, – сказал Дэйв и положил руку ей на плечо.

Она резко отдернулась.

– Но ты сама спросила…

– Иди к черту. Ах, пардон за мою «детскость». – Она встала с дивана и направилась к выходу.

– Глория…

Она открыла дверь.

– Давай забудем обо всем и пойдем на Крысиную пристань?

Она посмотрела на него.

Глаза ее покраснели.

Боже правый.

– Эй, – сказал он. – Я не имел в виду ничего плохого.

– Нет. Конечно же, нет. Наслаждайся своим ужином. – Хлопнув дверью, она ушла.

Джоан застегнула молнию белого джинсового платья и посмотрелась в зеркало. Это было ее первое платье с тех пор, как мини-юбки вернулись в моду. К таким вещам еще нужно привыкнуть.

– Ничего прикид, – сказала Дебби с порога спальни.

Джоан обернулась и посмотрела на сестру:

– Как по-твоему, не слишком короткое?

– Выглядит отлично, – сказала Дебби, входя в комнату. – Одолжишь как-нибудь?

– Конечно, только… – Сестра ростом пониже, но платье наверняка придется ей впору. Трудно было поверить, что за короткое время она так выросла. Трудно и немного грустно.

– Только что?

– Не хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь из твоих парней пускал на него слюнки.

– Не говори ерунды.

– Твои парни не пускают слюнки?

– Тебе лучше знать. По-моему, ты знаешь о них больше, чем я сама.

– Кто-то должен следить за тобой.

– Кто-то и за тобой должен следить.

– О чем ты?

– Ты все еще встречаешься с этим? – Ее верхняя губа чуть вздернулась.

– Да, и он будет здесь с минуты на минуту.

– Что ж, это твоя жизнь.

– Абсолютно верно. И чем тебя так не устраивает Гарольд?

– Да собственно ничем. Хм-м-м. Он само совершенство. Интересно, почему ты до сих пор не вышла за него замуж?

– Он не предлагал, – ответила Джоан.

Дебби сделала страшные глаза:

– Но ты же все равно бы не согласилась, верно? В смысле, если б он сделал тебе предложение, ты все равно бы его отшила, да?

– Думаю, я поступила бы потактичнее.

– Но ты же на самом деле не собираешься за него замуж?

– Не думаю.

– Слава Богу, значит, ты еще не совсем «ку-ку».

– Спасибо.

– Он же безнадежен. Спроси меня, что ты в нем нашла, я и ответить не смогу.

– Хочешь, чтобы я ответила?

– Да, скажи, что ты в нем нашла?

– Просто Гарольд хороший парень.

– Но ведь ты могла бы найти и получше.

– Правда? Интересно, с каких пор ты у нас за мамочку?

Самодовольная улыбка сошла с лица Дебби.

– Извини, – сказала Джоан.

Дебби пожала плечами, но по глазам было видно, что слова Джоан ее задели. Словно почувствовав это, она скорей отвернулась.

– И куда же ты пойдешь с Мистером Совершенство?

– В кино. Знаешь, сейчас в Университете проходит летний кинофестиваль.

– Как заманчиво…

– А потом, наверное, еще куда-нибудь. Дома буду что-то около полуночи, но если что – обязательно позвоню.

– Не меняйте из-за меня свои планы.

Пытаясь загладить вину за «мамочку», Джоан предложила:

– Может, хочешь поехать с нами?

– О, это было бы шикарно.

– Уверена, Гарольд не будет против.

– И я смогу увидеть все его эрогенные зоны?

– Это вряд ли, – сказала Джоан.

– То есть он не распускает руки при посторонних?

– Не говори глупостей. Он вообще не распускает руки, при посторонних или нет.

– Чепуха. – Прищурившись, Дебби посмотрела на Джоан. – Он ведь занимается с тобой этим.

– Для меня это новость.

– Пытаешься меня обмануть?

– Точно. Я величайшая в мире обманщица.

– Но это… Как-то странно. Ты что, не даешь ему?

– Тебе-то что за дело?

– Да просто любопытно. Ты встречаешься с парнем целый месяц, а у вас еще ни разу ничего не было. В чем проблема?

– Не знаю, – она почувствовала, что начинает краснеть.

– Так значит, все-таки дело в нем? Он не той ориентации, что ли?

Джоан пожала плечами:

– Давай не будем об этом, ладно? Не знаю, в чем дело, и не хочу об этом говорить.

– Какого черта тогда ты до сих пор встречаешься с ним?

– Я же сказала, потому что он хороший парень. Так что, хочешь с нами, или как?

– Чем же тогда вы с ним занимаетесь? Ничем?

– Поехали вместе, и все узнаешь.

– Ни за что. Божечки. Я всегда догадывалась, что с этим типом что-то не так.

В дверь позвонили.

– Ладно, до встречи, – сказала Джоан. – После полуночи.

– Ага. Удачи.

Джоан схватила лежащую на кровати сумочку и выбежала в коридор. Открыла дверь. На крыльце стоял Гарольд. Он заглянул ей в лицо, словно хотел удостовериться, что не обознался, после чего перевел взгляд на грудь; впрочем, он вел себя так почти всегда. Не потому, что восхищался ее грудью: похоже, просто не мог долго смотреть ей в лицо.

– Как поживает моя любимая полицейская?

– Вся извелась, – ответила она.

Он с улыбкой кивнул:

– Готова?

– А то. – Закрыв за собой дверь, она подошла и взяла его за руку. Он неуверенно сжал ее ладонь.

– Думаю, сегодняшний фильм тебе понравится, – проговорил он, когда они шли к его «Вольво».

– Значит, хоть сегодня он будет без субтитров?

– Сегодня показывают «Макбета» Полански.

– Серьезно? А я думала, что Шекспир – это для умных.

– Ты невыносима.

– Да ладно, я же пошутила.

– Ужас.

Гарольд открыл перед Джоан пассажирскую дверцу. Она забралась в машину и посмотрела на него. Он так ни разу и не взглянул на ее ноги.

Чего и следовало ожидать. Хотя в ней теплилась надежда, что это платье разбудит его чувства.

Похоже, выбросила деньги на ветер, подумала Джоан, когда он закрыл дверь.

Она опустила глаза: будь платье еще хоть чуточку короче, стали бы видны трусики. Она чувствовала бедрами шершавую обивку сиденья.

Гарольд уселся за руль.

– Как тебе мое новое платье? – спросила Джоан.

– Очень к лицу, – отозвался он и завел машину.

– Может, не поедем на этот фильм?

– Но это же классика. – Автомобиль отъехал от тротуара.

– Я его уже смотрела. Он и в подметки не годится версии Орсона Уэллса. Все новшество – голозадые девки. Небось поэтому ты так хочешь его посмотреть?

– Не говори глупостей.

– Давай лучше на променад?

Он посмотрел на нее встревоженно.

– Когда-нибудь бывал там?

– Один раз. И поверь, мне вот так хватило.

– А я хочу туда. Там весело.

– Джоан, ты и так каждый день патрулируешь этот променад, неужели тебя и после работы тянет туда?

– Думаешь, на дежурстве я могу покататься на карусели или колесе обозрения? Знаешь, чем я сегодня там занималась? По десять раз проверяла туалеты, да выслушивала бредни всяких ненормальных о летающих тарелках и явлениях Девы Марии.

– Это злачное место. Там очень опасно.

– «Мне тогда грозит опасность, когда я к ней спиной; но лишь лицо увидит Цезаря, то сгинет…»[6]

– И грязно. В этом парке ужасная грязь, а на тебе новое белое платье. Ты испортишь его, как только сядешь куда-нибудь. Это безумие. Самое настоящее безумие.

– За последние три недели я вдоволь насмотрелась высокохудожественных фильмов. Ну же, поехали в Фанленд, а? Я куплю тебе сладкую вату.

– Терпеть не могу.

– Какой ты нудный. Ладно, не бери в голову, поехали смотреть твоего «Макбета». А на променад я как-нибудь потом выберусь сама, может, даже подцеплю там симпатичного морячка…

Гарольд молча развернул автомобиль в сторону Фанленда.

7

– Двадцать три, – сказал работник аттракциона «Угадаю возраст». Джоан показала ему свои водительские права, чтобы доказать, что ей двадцать семь лет, и он выдал ей приз – ластик в форме динозавра.

Она предложила Гарольду тоже поучаствовать, на что тот ответил, что это портит карму.

Джоан подумала, что благодаря редеющим волосам и объемистому брюшку, выпирающему из расстегнутой спортивной куртки, шансы Гарольда на победу весьма высоки. Парнишка наверняка даст ему не меньше сорока лет вместо реальных тридцати четырех. Естественно, Гарольд, стеснявшийся своей внешности, участвовать в игре отказался.

Они гуляли по променаду.

Джоан не бывала здесь по вечерам с прошлого лета. После наступления темноты луна-парк совершенно преображался: игровые стенды были ярко освещены, неоновыми огнями подмигивали названия аттракционов, куда ни глянь – тянулись гирлянды разноцветных электрических лампочек. К запахам сладкой ваты, попкорна, хот-догов, картошки фри, машинного масла, туалетной воды и одеколонов примешивался запах океана, создавая какой-то особый, чарующий, аромат. Да и народу было гораздо больше, чем днем. Все казалось Джоан таинственно-сказочным.

Здесь так каждый вечер, а я все пропускаю.

Эх, ну почему Гарольд не желает этого понимать…

– Ты что-нибудь хочешь? – спросила она у него.

– Хочу. Но уже слишком поздно. «Макбет» давно начался.

– Но должно же найтись хоть что-то тебе по вкусу. Как насчет вон той карусели? – Джоан остановилась возле нее, наблюдая за выходящими людьми. Девушки смеялись, какая-то парочка с улыбкой держалась за руки. – Давай прокатимся, – предложила Джоан.

– Прокатись, если хочешь. А я здесь подожду.

– Да ты не представляешь, как это здорово.

– Нет, иди без меня, если тебе так хочется.

Джоан пожала плечами:

– Может быть, позже. Пойдем, – она взяла его за руку и повела дальше. – Мы обязательно найдем то, что понравится и тебе.

– Скорее ад замерзнет.

Вдруг она увидела ту самую ведьму с носком на руке. Старуха неподвижно просидела на одном месте весь день, и только ее кукла-носок то и дело «заговаривала» с людьми, которым не повезло проходить мимо. У Джоан возник соблазн подвести к ней Гарольда.

В конце концов, он так мечтал посмотреть «Макбета», а чем эта мадам не одна из трех сестер-ведьм?

Хотя, конечно, это жестоко.

Вспомнив, как эта ведьма схватила за ногу Дэйва, Джоан не смогла сдержать смеха.

– Ты чего? – спросил Гарольд.

– Одна из моих любимиц среди бомжей, – кивнула она в сторону старухи.

– Не вижу в ней ничего забавного, – сказал Гарольд.

– Носок, который у нее на руке, сегодня цапнул Дэйва за ногу.

– Читала статью Глории о «троллиной охоте»?

– Читала. По-моему, весьма топорно.

– А по-моему, она отлично поработала.

– Ей бы перестать для начала задирать нос. Мы, оказывается, пособники, подумать только! Типичная слезовыжималка. – Подняв руку, она показала на громаду «Урагана». – Мы с Дэйвом задницами рисковали, карабкались туда вызволять того бедолагу. Стоило нам поскользнуться – и пиши пропало… остались бы только рожки да ножки. Нечего мне говорить о «пособниках». Она прекрасно знала, что мы это делали. Но упомянула она об этом в своей статейке? Черта с два. Смысл этой писанины – вдолбить читателям, что полиция и большинство горожан одобряют «троллиную охоту». Не представляю, как она может смотреть Дэйву в глаза, после того как накропала этот пасквиль.

Отпустив руку Гарольда, она подошла к «Базуке» и заплатила служителю. Тот зарядил пушку пятью теннисными мячами. Джоан схватилась за широченный ствол, прицелилась и сделала первый выстрел. Мяч попал прямо в живот кукле-мишени, отчего та свалилась с подставки и завертелась на веревочке.

Джоан посмотрела на Гарольда. Вид у него был удрученный, наверное, из-за того, как она отреагировала на статью Глории.

Она выстрелила еще раз и снова сбила куклу, на сей раз попав в голову.

– Мы давно прижали бы этого треклятого «Огромного Козла Графа», если бы хоть одна из жертв согласилась помочь. Но они запираются. Никакого толку, ясно? Знаешь, что нам удалось выяснить на данный момент?

Выстрелом в грудь она сшибла следующую куклу.

– Это подростки. Одни утверждают, что вся банда состоит из девушек, другие – что наоборот, из парней, а числом колеблется от трех до пятидесяти человек. Вот что мы выяснили со слов пострадавших. Предводитель банды – Сатана собственной персоной, с рогами, копытами и всем, что полагается, а среди участников – роскошная блондинка, майор Дональдсон, здоровенный негр, двойник Чарли Мэнсона и даже некий Зарч из четвертого измерения…

– Да уж, понимаю, – сказал Гарольд.

Джоан снова выстрелила и промахнулась.

– Эта самодовольная сука понятия не имеет, о чем пишет.

Последний заряд угодил кукле в лицо.

– Я не хотел тебя расстраивать, – сказал Гарольд, положив руку Джоан на плечо.

– А с чего ты взял, что я расстроена?

– Глория просто выполняет свою работу.

– А мы выполняем свою, только очень уж нелюбезно эта Глория о ней отзывается.

Они влились в поток толпы.

– Может, покатаемся на машинках?

– Боюсь, в таком настроении ты собьешь кого-нибудь насмерть.

– Нормальное у меня настроение, – пробормотала Джоан.

– Пожалуйста, не проходите мимо!

Обернувшись, она увидела Джаспера Данна. Мертвенно-бледный старикан стоял на крыльце своего павильона и зловеще усмехался ей. Она ускорила темп.

– Не торопитесь так, мисс коп. Загляните вместе со своим замечательным кавалером к нам, и вашему взгляду предстанут невероятные, непостижимые уму вещи и чудеса из Музея Диковин Джаспера. Не проходите мимо, зайдите и увидите двуглавого младенца, лысого орангутанга с острова Борнео, настоящую мумию Рам-Хо-Тепа и много других таинственных и загадочных экспонатов. Вы будете дрожать от страха и удивления. Вы…

Она пошла дальше.

– Я бы зашел, – сказал Гарольд. – Разве тебе неинтересно посмотреть Музей Диковин Джаспера?

– Этот хмырь – отъявленный мерзавец.

– Он тебе что-то сделал?

– Этот его взгляд. Всякий раз, когда я прохожу мимо… Слава Богу, в основном он торчит в своем павильоне, и за все дежурство я его почти не вижу. Но ты не представляешь, как он обожает сверлить тебя странным взглядом и наслаждаться реакцией. Особенно у девушек.

– Он же рекламирует аттракцион, от которого мы будем «дрожать от страха и удивления». Так и должно быть, – возразил Гарольд. – Ты когда-нибудь там бывала?

– Только раз, когда одна из посетительниц упала в обморок.

– Должно быть, там и впрямь что-то поразительное. Не знаешь, отчего с ней такое случилось?

– Думаю, просто перегрелась на солнышке. Но когда я зашла, она лежала на полу с задранной до талии юбкой, а Данн стоял возле нее на коленях. Не могу быть уверена, что он делал что-то плохое, но он явно испугался, когда ее парень привел нас.

Она остановилась и оглянулась на павильон. Две молоденькие девушки поднимались по ступенькам, протягивая Данну билеты. Одна была довольно крупной, а другая, напротив, очень изящной. На ней был короткий топик и белые шорты.

– Смотри, – сказала Джоан, – держу пари, он сейчас увяжется за ними, держась почти вплотную. Чертов развратник.

И Данн действительно проскользнул в дверь вслед за девушками.

– Отвратительно. А ведь этому типу принадлежит еще и «Веселый домик». – Джоан кивнула в сторону двухэтажного здания рядом с Музеем Диковин. На неработающей неоновой вывеске над входной дверью стояла надпись: «Веселый домик Джаспера». Все окна были заколочены листами фанеры. – Я слышала, что он там в одном из коридоров установил решетки. На полу. Специально, чтобы прятаться под ними и заглядывать под юбки проходящим девушкам.

– Очаровательный тип. Поэтому лавочку и прикрыли?

Джоан покачала головой:

– Однажды вечером туда пробралась пара уродцев. Он выставлял их в Музее Диковин. Самые настоящие уроды. В смысле, люди, но с жуткими дефектами… Так я слышала. Так вот, двое из них сбежали и пробрались в «Веселый домик». Было это лет пять-шесть назад, я тогда еще жила в Стенфорде, эту историю мне рассказал Дэйв. Он говорил, что они напали на маленькую девочку с бабушкой.

– Ужас, – пробормотал Гарольд.

– Старушка сразу свалилась с инфарктом.

– А что с девочкой?

– Она не пострадала. Ее спасли оказавшиеся рядом моряки. Однако бабушка умерла, и пришлось Данну закрыть свое шоу уродов вместе с «Веселым домиком». Но никто не смог заставить его снести это здание.

– Наверное, надеется открыть его когда-нибудь снова.

– Ни капли не удивлюсь. Ведь в Музее Диковин нет решеток в полу.

Гарольд снова посмотрел на «Веселый домик» и покачал головой.

– Думаю, мне бы там понравилось, – сказал он.

– Тогда это полный облом. Единственный аттракцион, который тебя заинтересовал, – и тот закрыт.

– Нет, ты не поняла. Я имел в виду немного другое. Когда я был ребенком, то ходил в Ривервью в Чикаго. И там был аттракцион типа «Веселого домика», назывался то ли замком, то ли дворцом Аладдина, не помню точно… но помню, что он мне очень нравился.

– Значит, не все еще потеряно. – Она взяла его за руку, и они двинулись дальше. – Значит, ты все-таки посещал луна-парки. В счастливом детстве…

– Прежде чем стать занудой.

Джоан улыбнулась:

– Расскажи побольше о своем детстве.

– Я был всегда слишком робок для счастливого детства.

– Подожди минуточку. – Она сжала его руку и с улыбкой помахала проходившим мимо двум офицерам. – Привет, Джим и Бет.

Те подошли, и Джим тут же уставился на ее ноги.

– Тебя за день не достало это место, чтобы еще и вечером приходить? – удивилась Бет.

– Так ведь Дэйв не позволяет мне кататься на «Урагане» во время дежурства.

– Точно, зато позволяет на него лазить, – съязвил Джим.

Она представила их Гарольду, и они пожали друг другу руки.

– Будь с ней поосторожнее, Гарри, – сказал Джим.

– Она такая хрупкая?

– У нее черный пояс.

– Да, но он не дает мне права избивать людей, – сказала Джоан.

– Ни в коем случае не позволяй ей приковать себя наручниками к кровати. Как только ты станешь беспомощен, тут она и применит свой опыт.

– Ты испытал это на собственной шкуре? – спросил Гарольд.

– В своих фантазиях, – ответила за него Джоан.

Бет пихнула Джима локтем в бок:

– Ладно, пошли уже, Казанова. Рада была познакомиться, Гарольд.

– И я тоже, – сказал Джим, хлопнув Гарольда по ладони. – У меня есть один совет для тебя, Гарри. Будь с ней пожестче.

Гарольд улыбнулся и кивнул.

– Это были твои последние слова, – сказала Джоан.

– Поглядим.

Джим и Бет ушли, но прежде чем они растворились в толпе, Джоан увидела, как они переглянулись и принялись что-то горячо обсуждать. Она не сомневалась, что речь идет о ее кавалере, и что Джим точно не скажет о нем ничего хорошего.

– Интересный парень, – сказал Гарольд.

– Весьма интересный.

По крайней мере Джим предпринимал какие-то попытки ее завоевать, подумала Джоан. Пусть она была к нему равнодушна и пришлось даже применить грубость, чтобы его отшить, все равно он хотя бы пытался.

– А это правда, насчет черного пояса?

– Да. У меня действительно есть черный пояс. С подвязками.

– Хочешь сладкой ваты?

– Еще как. Было бы здорово.

«Не разумнее ли все-таки от него избавиться?» – подумала она.

Он купил одну сахарную вату. Только для Джоан. Оторвав большой кусок, она отправила его в рот, чувствуя, как он быстро тает на языке.

– Расскажи еще об этом Ривервью, – сказала она. – Что тебе еще нравилось, кроме замка Аладдина? Может, американские горки?

– Я так и не рискнул на них прокатиться. Как и на «Свободном падении» и многом другом. Говорю же, я был очень робок.

– А на колесе обозрения?

– Боялся даже мимо ходить.

– А если я предложу отправиться на него прямо сейчас?

– Ой, не думаю, что это хорошая мысль.

– А я думаю иначе.

Табличка возле аттракциона гласила, что билет на двоих стоит пятерку. Джоан направилась к кассе. Гарольд поспешил следом.

– Джоан, послушай, мне совершенно не хочется кататься на этой штуке.

Джоан встала в очередь.

– Подержи, – велела она, передав ему сахарную вату. – Давай попробуем? Уверена, тебе понравится.

Он настороженно посмотрел на вату в своей руке и покачал головой. Джоан сняла с плеча сумочку, отыскала бумажник и взяла десятку.

– Если ты думаешь, что сможешь затащить меня на эту смертоносную штуковину…

– Послушай, дружок, все боятся высоты.

– И это говорит леди, которая забиралась на «Ураган».

– Забиралась. И боялась до усрачки. Но в любом случае я это сделала. Сделала потому, что должна была. Вот и ты должен прокатиться на колесе обозрения по той же причине.

– Ничего я не должен.

– Должен.

Она купила билеты и получила пять долларов сдачи.

Гарольд последовал за Джоан к очереди на колесо. С нервной улыбкой он вернул ей сладкую вату.

– Ты же не думаешь, что я на самом деле поеду на этой штуке?

– Тебе понравится. Вот увидишь.

– Не понравится. По той простой причине, что я не поеду.

– Но ведь я уже купила билеты.

– Можешь прокатиться два раза. А я постою здесь, на земле, в безопасности, и подожду тебя.

Она посмотрела ему в глаза:

– Я хочу, чтобы ты прокатился вместе со мной, Гарольд. Это же всего-навсего колесо обозрения. Я не собираюсь тащить тебя на «Ураган», «Свободное падение» или что-то в этом роде. Всего одна поездка на колесе. Она тебя не убьет.

– Не убьет лишь потому, что меня там не будет.

– Ну Гарольд, ну пожалуйста.

Его нервная улыбка сменилась досадливой гримасой.

– Не понимаю, чего ты добиваешься? Зачем так настаиваешь, чтобы я сел на это дурацкое колесо? Ради Бога, это же просто глупый аттракцион. Давай прекратим пререкаться. Какая тебе разница, прокачусь я на нем или нет?

– Очень большая разница, – сказала Джоан.

– А, понял. Так я докажу, что я настоящий мужчина. Это испытание такое, да?

– Можешь воспринимать и так, – ответила Джоан.

– Ладно, прокачусь на этой чертовщине, если это тебя осчастливит.

– Прекрасно, – пробормотала она, откусывая кусок сладкой ваты, и отвернулась. Чувствуя, как вата тает во рту, она испытала желание разреветься.

Колесо обозрения вращалось на полной скорости: сверкали спицы, кабинки раскачивались, пассажиры визжали. Она увидела, что некоторые из них сидят обнявшись, и швырнула свою вату в мусорное ведро.

– Я же сказал, что поеду с тобой. – В голосе Гарольда прозвучало крайнее раздражение.

– Я слышала, что ты сказал.

– Тогда чего ты дуешься?

– Неужели ты совсем не умеешь веселиться?

– Ну прости, – проговорил он, хотя в его голосе не звучало ни малейшего раскаяния. – Боюсь, я действительно не большой весельчак. Наверное, тебе скорее следовало приехать сюда с одним из твоих приятелей-копов. Уверен, тот же Дэйв охотно бы прокатился на этом колесе.

– Уж он-то точно не стал бы ныть.

– Прекрасно. Теперь я еще и нытик.

– Ничего прекрасного.

– Бог ты мой.

– Ты ни разу даже не прикоснулся ко мне, Гарольд.

Он разинул рот.

– Бога ради, Джоан, – он огляделся по сторонам, будто опасаясь, что кто-нибудь мог услышать их разговор. Но стоявшие в очереди весело переговаривались, все заглушалось смехом, визгом, пальбой в тире и музыкой.

Никто и не думал их подслушивать.

– Что? – спросила Джоан. – Со мной что-то не так?

– Нет, конечно же, нет.

– Тогда в чем дело? Мы вместе уже не первую неделю. Ходим, держась за ручки, целуемся на прощание в щечку и желаем друг другу спокойной ночи. И все.

– Но я думал, что тебе нравятся именно такие отношения.

– Много ты понимаешь в…

– Любезные, вы проходить собираетесь?

Гарольд словно оцепенел.

Джоан поняла, что подошла их очередь.

– Мы можем не делать этого, если ты не хочешь, – сказала она.

Он лишь покачал головой и прошел в воротца. Работник забрал билеты у Джоан, и они с Гарольдом вышли на платформу, ожидая, когда к ним спустится ближайшая кабинка. Наконец она подъехала. Пока они забирались в нее, кабинка лениво покачивалась. Работник удостоверился, что они сели правильно, и закрепил поручень безопасности.

Кабинка слегка дернулась и поплыла вверх, но через некоторое время остановилась, чтобы в следующую кабинку могли сесть пассажиры.

Гарольд обеими руками вцепился в поручень.

Джоан положила ладонь ему на бедро, он перевел взгляд на нее. И тут же охнул, когда кабинка снова пошла вверх.

– Ну чего ты так боишься? – спросила Джоан. – Колесо обозрения абсолютно безопасно. Так же, как и я.

– Да-да, – пробормотал он.

Колесо поднималось все выше. Гарольд зажмурился, да так и сидел, цепляясь за поручень, упершись ногами в пол и плотно стиснув зубы.

– Расслабься, – похлопала его по плечу Джоан. – А то из-за тебя мне тоже не по себе становится.

– Извини, пожалуйста, – процедил он, не разжимая зубов.

– Эй, ты же не думаешь, что мы опрокинемся, если ты откроешь рот?

Он с шумом втянул в себя воздух, когда колесо совершило еще один оборот. Теперь они находились почти на самом верху.

Ну и высотища, подумала Джоан. У нее было такое чувство, что все ее внутренности остались далеко внизу.

– Бог ты мой, – пробормотала она.

Весь променад был виден, как на ладони.

Если эта гадская кабинка действительно упадет…

– Я не из тех мужчин, – проговорил Гарольд, – которые достойны встречаться с такой девушкой, как ты.

– Это… Ой! – Колесо снова провернулось, и Джоан, что было сил вцепившись в поручень, осознала, что они находятся на предельной высоте. Кабинка раскачивалась взад-вперед.

Она вдруг поняла, что ей уже не так страшно.

Пусть они поднялись еще выше, зато земля скрылась из виду. Отсюда она видела покрытые лесом холмы, береговую линию и фары машин на шоссе. Но променада, слава Богу, не было видно.

Ничего страшного внизу нет.

Ничего, обо что можно разбиться, если кабинка вдруг сорвется или опрокинется.

Самое главное – сидеть спокойно и не раскачивать ее еще сильнее.

Наконец они начали спускаться, и Джоан снова увидела променад. Чтобы не смотреть на него, она повернулась к Гарольду. Тот так и сидел, зажмурившись.

Мужик, подумала она, а трус.

Хотя мне тоже страшно.

Но не до такой же степени.

Она поняла, что это не стало для нее новостью. Только подтвердило ее подозрения. Быть может, она для того и привезла его сюда. Чтобы вырвать его из воображаемого мира и… Вывести на чистую воду. Конечно, она это не задумывала, скорее всего, идея зародилась где-то в глубине подсознания, но именно поэтому она отказалась от похода в кино и настояла на поездке в Фанленд.

Колесо продолжало движение, опуская их все ниже и ниже. Но Джоан уже не пугалась, когда через каждые несколько футов оно останавливалось. Опустив их до самого низу, колесо снова стало набирать высоту. Страх, сидевший в Джоан, прошел. Они сделали еще один круг и снова начали спускаться вниз.

Все правильно, думала Джоан. Ко всему нужно сперва немного привыкнуть.

Может, и с Гарольдом надо так же. Просто затащить его в постель, а дальше все само образуется.

Неплохая идея. Браво. Ладно, допустим, этот его страх я переборю. А что делать со всем остальным?

Она прекрасно понимала, что никогда не сможет положиться на него, почувствовать себя с ним как за каменной стеной. В их паре роль сильнейшей досталась ей. Роль лидера.

Скорее мамочки, чем любовницы.

Нет уж, спасибо.

Наконец, колесо обозрения остановилось, и они вылезли.

– Можешь отвезти меня домой? – спросила Джоан, когда они оказались на променаде.

– Я, наверно, тебя расстроил, – сказал он.

– Вовсе нет. Все нормально.

– Но все же я проехался на этом колесе.

– Да уж. Все-таки ты очень смелый, раз смог набраться храбрости и сделать это.

– А насчет остального…

– Ничего страшного, – перебила Джоан. – Я прекрасно все понимаю.

Она взяла его за руку. Пройдя через весь променад, они покинули Фанленд и оказались на стоянке. Гарольд открыл перед Джоан дверь автомобиля, а когда она расположилась на сиденье, обошел капот и уселся на место водителя, даже не взглянув на нее.

Они вырулили со стоянки.

– Я как чувствовал, что не светит нам сегодня посмотреть «Макбета», – сказал он.

Джоан промолчала.

– Может, остановимся где-нибудь, перекусим на сон грядущий?

– Нет, спасибо. Что-то я себя неважно чувствую. Лучше отвези меня домой.

– Но мы еще должны обсудить…

– Как-нибудь в другой раз, ладно?

– Ладно.

Подъехав к ее дому, он свернул на обочину и заглушил мотор, после чего повернулся к Джоан:

– Я пойду с тобой, – сказал он. В тусклом свете фонарей она видела нервную улыбку на его лице.

– Не сегодня, – сказала она. – Мне правда неважно.

– Джоан, прошу тебя.

– Я позвоню.

Она хотела похлопать его по колену, но, заметив, что он собирается перехватить ее запястье, отдернула руку и распахнула дверь автомобиля.

– Не уходи вот так. Пожалуйста.

– Все в порядке, – сказала она. – Я позвоню тебе.

Она вышла из машины, захлопнула дверь и поспешила к своему дому.

8

Робин проснулась, не веря, что фильм уже закончился. Она пришла в кинотеатр с небольшим опозданием и пропустила начало новой картины о Джеймсе Бонде, так что по окончании сеанса решила не уходить и досмотреть пропущенное. Когда дойдет до момента, с которого она начала, Робин собиралась уйти.

Она много чего собиралась сделать.

Очевидно, она задремала и проспала весь сеанс. В зале зажегся свет, зрители покидали свои места.

Спасибо, хоть никто не обобрал. Видно, не зря она крепко держалась за лямку своего рюкзака. Банджо тоже было на месте, стояло на полу между ног.

Отодвинув его, она встала и закинула на спину рюкзак.

В туалете никого не оказалось, и Робин посвятила несколько минут умыванию и чистке зубов.

Вестибюль также практически пустовал – в кинотеатре не осталось никого, кроме нескольких работников, готовившихся к закрытию. Подростки. Они стояли на улице у стеклянных дверей и разговаривали.

– А он такой: «Не стану я тебя убивать», а я такая: «Черта с два, Джой», – рассказывала одна из девушек.

– Надеюсь, так оно и было, – отвечала другая, – вот козлина.

Робин открыла дверь плечом и вышла на улицу, где ее сразу встретил порыв холодного ветра, проникший под рубашку. Поеживаясь, она торопливо зашагала по улице, пока не оказалась возле неосвещенного входа в магазин. Там она остановилась, расстегнула рюкзак и достала ветровку из тонкого нейлона. Надев ее, вытащила из бокового кармашка рюкзака нож в чехле и сунула в задний карман джинсов.

Затем она снова взвалила рюкзак на плечи, взяла банджо и пошла дальше. Посреди улицы снова остановилась. Машины уже не ходили, лишь несколько автомобилей стояло у тротуара. Чуть дальше, на повороте, какой-то мужчина выгуливал собаку. Больше Робин не видела никого. Ни в одном окне не горел свет, все рестораны и магазины закрылись на ночь.

Она перешла на другую сторону улицы и направилась на юг, в сторону променада.

Это оказался один из тех районов, которые после наступления темноты вымирают.

Впрочем, сейчас уже гораздо позже, чем просто «после наступления темноты», напомнила она себе.

Тем не менее ей показалось странным, что в таком притягательном для туристов месте, как Болета-Бэй, все заведения закрываются в такое время.

«Интересно, который час?» – подумала она. Скорее всего, уже за полночь.

Значит, Фанленд тоже закрыт.

Сама не зная почему, она почувствовала укол страха. Ей вспомнились слова того полицейского о банде подростков.

Пусть только сунутся, подумала она. Сразу отведают моего ножа.

С каждым шагом она ощущала, как его лезвие упирается в ягодицы.

Это был охотничий нож ее отца.

Он уже не раз выручал ее. Как правило, достаточно было вовремя его выхватить – и вопрос исчерпан.

Пустить нож в ход ей пришлось только один раз. Это произошло на автобусной станции в Сан-Франциско. Она подрабатывала там, моя посуду по ночам. Однажды к ней вломился какой-то парень, прижал Робин к стене, разорвал рубашку и попытался стянуть джинсы. У нее не было другого выхода, кроме как сунуть ему нож между ребер. Он проговорил: «Смотри, что ты наделала…» – и рухнул на колени.

Несмотря на теплую ветровку, при одном воспоминании о той ночи Робин почувствовала, как ее сковывает холодом.

Она перешла другую улицу, оставив спальный район позади. Здесь уже не было деревьев, выстроившихся вдоль дороги. Вместо них стояли фонарные столбы с натриевыми лампами. Начали появляться бутики, чайные лавки, рестораны, пекарни и книжные магазины. Практически половину улицы занимал универсам «Вулворт», а через дорогу от него находились магазин автозапчастей и заправка, где Робин съела чизбургер с чашечкой кофе, перед тем как отправиться в кино. Сейчас уже ничего не работало, хотя кое-где горел свет. Стальные воротца магазина запчастей были заперты на замок.

А в следующем квартале ей стали попадаться бомжи. Один растянулся на скамейке автобусной остановки. Другой свернулся калачиком у входа в телемастерскую.

Робин переложила банджо из левой руки в правую, чтобы в случае опасности было легче добраться до ножа в кармане.

Но ни один из бомжей, похоже, не обращал на нее внимания, и она продолжала идти.

Уже на подходе к перекрестку она услышала скрипучий звук колес и догадалась, что это, должно быть, тележка из супермаркета. Судя по звуку, она была достаточно далеко. Свернув за угол у винного магазина, Робин посмотрела направо и увидела сгорбленную старуху, толкавшую перед собой эту самую тележку. Тележка была доверху завалена каким-то хламом, и Робин поспешила отвести взгляд.

– Иди ко мне, принцесса!

Она ускорила шаг.

– Иди ко мне! У меня для тебя кой-чего есть! Не убегай!

Робин не оглядывалась.

– Тогда чтоб тебе кровью умыться! Кровью!

Перейдя на другую сторону тротуара, Робин оглянулась через плечо и увидела, что старуха роется в мусорном контейнере.

Робин запыхалась. Сердце отчаянно стучало в груди.

До чего же они жуткие, подумала она.

Многие из бомжей, вроде той старухи, едва походили на людей. Скорее на… инопланетян каких-нибудь. Замотанные в тряпье и бормочущие что-то на тарабарском языке, они блуждают в темноте… От таких лучше держаться подальше.

Не позволяй им себя запугать, подумала она. В конце концов, они все-таки люди.

Тут она заметила еще одного. Он стоял на другой стороне улицы, но Робин все равно почувствовала, как по спине побежали мурашки. Он замер, прямой и неподвижный, прислонившись спиной к тускло освещенной витрине комиссионнки и вытянув руки по швам. Темное пальто доходило ему до колен, под ним белели голые ноги. Такой же бледной была и безволосая голова. И он, похоже, в упор глазел на Робин.

Ну это уж курам на смех, сказала она себе. Я ведь даже не могу разглядеть его глаз.

Одни лишь темные дыры.

И тем не менее она ощущала на себе его пронизывающий взгляд. От него бросало в дрожь. На мгновение ей представилось, как он бросается к ней через дорогу, хватает и тащит в какой-нибудь закуток…

Это обыкновенный человек. Я и так достаточно натерпелась страху сегодня.

Пройдя немного вперед, она обернулась и снова посмотрела на него.

Тут таких до хрена и больше.

Казалось, городок поразила какая-то бомжовая эпидемия.

Неудивительно, что подростки сколотили банду. Они тоже боятся их. Вот и решили избавиться от этих страшилищ. Трудно их осуждать.

Если даже тут все кишит бомжами, подумала Робин, то ли еще будет на пляже.

Пожалуй, надо было прислушаться к совету Дэйва и заночевать в мотеле.

Впрочем, может, и обойдется. Если излюбленное место тех подростков – променад и пляж, то все бомжи небось давно оттуда разбежались. Наверное, поэтому их так много здесь: это изгнанные из своих логовищ «беженцы».

Послышался шум приближающейся машины. Она проехала по правой стороне и сбросила скорость. На крыше мигал проблесковый маячок. Полицейские.

Робин обернулась. Тип в плаще так и стоял столбом, вперив в нее взгляд.

Но уже не возле комиссионки.

Теперь он стоял гораздо ближе.

Патрульная машина остановилась.

– Позвольте с вами пообщаться, – окликнули Робин из окошка со стороны водителя.

Она сошла с тротуара и направилась к автомобилю. Наклонившись к окошку, она увидела двоих мужчин в форме. Оба на вид не старше самой Робин. Оба усатые. Тот, что сидел на пассажирском сиденье, прихлебывал из бумажного стаканчика.

Нормальные люди.

Но копы. А слово «копы» частенько созвучно слову «проблемы».

Дэйв был, пожалуй, приятным исключением.

– Чем могу быть полезна, офицеры? – спросила Робин.

– Поздновато бродить по улицам, – сказал тот, что за рулем.

– Я только что из кино.

– Смотрели про Бонда? – спросил другой полицейский. – Барахло.

– Ну да, тот парень явно не Шон Коннери[7].

– И куда путь держите? – осведомился тот, что за рулем.

– На пляж.

– Не лучшая идея.

– Знаю. Меня уже предупредили о возможных опасностях. Знаете офицера по имени Дэйв?

– Карсона-то? Еще бы! Он рассказывал вам про «троллиную охоту»?

Робин кивнула.

– Садитесь в машину, мы вас подвезем.

– Спасибо.

Несмотря на то что ее сердце забилось быстрее, Робин открыла заднюю дверь, закинула в салон рюкзак, уселась сама и, положив банджо на колени, захлопнула дверь за собой. Полицейские внушали доверие, но кто знает, можно ли на самом деле им доверять? Тут она целиком в их власти. Тем не менее копам лучше не перечить, а делать, как они говорят. Одно из золотых правил, которые она выучила назубок и которых придерживалась в любой ситуации.

По крайней мере они заберут ее от того ублюдка.

Машина свернула за угол.

– Премного благодарна, – сказала она. – А то эти бомжары заставили меня хорошо понервничать.

– Большинство из них тихони и вряд ли способны причинить вред, – заметил сидевший за рулем полицейский.

Второй коп повернулся и посмотрел на нее.

– Подростки, вот кого нужно опасаться, – сказал он.

– Ну, если честно, то бомжи несколько раз уже на меня нападали.

– Позволь спросить, давно ты так кочуешь по городам и весям?

– Пару лет.

– Тяжко небось приходится?

– Меня все устраивает. Впереди целая жизнь, уверена, я обязательно обживусь где-нибудь.

– Ты поосторожнее, вокруг ошивается столько разного сброда…

– От родителей сбежала? – спросил коп за рулем.

– Мне уже перевалило за восемнадцать, так что не думаю, что это имеет какое-то значение, верно?

– А родня хоть знает, где ты находишься?

– Отец умер, а матери своих забот хватает.

– Кошмар, – сказал второй полицейский.

Робин пожала плечами.

– Чем на хлеб зарабатываешь? – спросил водитель. – Я так понял, ты уличный музыкант?

– Ну да, играю на банджо. По крайней мере эту неделю.

– Собираешься задержаться здесь на неделю? – спросил полицейский за рулем.

– Здесь такой классный пляж… А вообще не знаю. Как получится.

Но скорее всего, я уеду уже завтра, подумала она. Подальше от этой орды бомжей.

– Смотри в оба, опасайся банды троллеров, – сказал второй полицейский.

– Думаю, если уж нарвусь на них, то постараюсь согреть им сердце своей музыкой.

– Какое там сердце у этих засранцев! – буркнул коп за рулем и тут же добавил: – Прости за выражение. Не то чтобы я горой стоял за бродяг, но…

– Да от них тут одна только вонь, – вмешался второй.

– Но они имеют право на то, чтобы их оставили в покое.

– Оно, конечно… – Он вдруг отвернулся от Робин. Она услышала, как им что-то передавали по рации, но треск и щелчки мешали разобрать слова.

– Говорит четырнадцатый, – сказал второй коп. – Мы выезжаем.

Автомобиль свернул к обочине.

– Извини, но придется высадить тебя здесь.

Робин распахнула дверцу.

– Спасибо, что подвезли, – сказала она и, подняв с сиденья рюкзак, вылезла из машины.

– Береги себя.

Она захлопнула дверь. Мигалка на крыше вспыхнула голубым светом, и автомобиль умчался.

На углу улицы, где она стояла, находился мотель «Приют путешественника» с голубым неоновым табло, извещавшим, что имеются свободные места. Рядом было припарковано несколько машин. Через дорогу находился супермаркет, он еще работал. Возле него остановился автомобиль, из него вылез мужчина и направился в супермаркет. У пикапа на краю парковки собралась стайка молодежи. Одни сидели на капоте и бампере, другие стояли рядышком, курили, смеялись, болтали, пили из бумажных стаканчиков. Из салона гремела музыка.

Робин заинтересовало, что они делают здесь в такой поздний час.

А не те ли это самые троллеры?

Впрочем, вид у них был безобидный.

Оставшийся позади квартал был тих и пустынен; про́клятое кладбище, полное шаркающих зомби. А здесь улицы прекрасно освещались и были шумными. Местность открытая, вокруг ходят нормальные люди, ездят машины.

Робин пошла вперед и свернула за угол. Впереди, всего в паре кварталов от мотеля, высилась освещенная арка Фанленда. Лунный свет играл на лице клоуна над воротами.

Робин направилась туда, минуя многочисленные мотели, закусочные, бары, винные магазины, выстроившиеся по обеим сторонам улицы. Тут и там сновали люди.

Увидев на тротуаре заросшего бомжа, который сидел, прислонившись спиной к стене сувенирной лавки, Робин не испытала ни капли страха. Когда она проходила мимо него, бродяга опустил бутылку, завернутую в бумажный пакет, и прохрипел:

– Подайте четвертак на чашечку кофе?

Достав из кармана джинсов долларовую купюру, Робин протянула ее бомжу, и тут же отдернула руку, избегая его прикосновения.

– Госпди благслви, – скороговоркой пробубнил он.

Робин поспешила дальше.

Оглянувшись, она увидела, что бомж остался сидеть на своем месте. Вдалеке молодежь по-прежнему кучковалась вокруг пикапа, но с такого расстояния музыка доносилась слабо.

Робин перешла дорогу и оказалась между автостоянкой и входом в Фанленд. Билетные будки были закрыты. На парковке стояло несколько машин. У одной было спущено колесо. «А у других что, аккумуляторы сели?» – почему-то подумала Робин. Или они стоят здесь по какой-то иной причине? Может, хозяева просто не хотят их забирать?

Окно ближайшего «Шевроле» отчего-то запотело изнутри, и Робин постаралась скорее от него отойти: вдруг кто-то поднимется с сиденья, прижмется лицом к стеклу, заметит ее…

Не разумнее ли будет пойти назад, размышляла она, и заселиться в один из тех мотелей? Всего на одну ночь.

Не будь мокрой курицей.

Я смогу позаботиться о себе.

Она прошла через стоянку и поднялась по лестнице. Освещенное лунным светом лицо клоуна приветствовало ее улыбкой.

9

Той же ночью, только немного раньше, Джереми лежал дома в своей кровати.

Когда зазвонил будильник, он с размаху кинул в него подушкой. Без двадцати час. Будильник будет звонить еще пять минут, если его не выключить. Придется вставать.

Поспать так и не удалось. Он ворочался и метался на постели, а в голове бурлили воспоминания о Ковбое, о променаде, о пляже, о Тане – вперемешку с любопытством, надеждами и болезненными фантазиями… опять же о Тане. Его трясло. Он потел. Он так вертелся, что несколько раз пижама перекручивалась вокруг тела, отчего швы врезались в подмышки и пах. Не выдержав, он снял ее. Но собственная нагота до того обострила возбуждение, что он почел за лучшее снова одеться.

Еще никогда два часа ожидания не казались столь долгими и столь чудесными.

Но наконец они миновали.

Вернувшись к постели, он сложил две подушки и накрыл их одеялом – на случай, если мама решит проведать его, скажем, по дороге в туалет.

Он снял влажную от пота пижаму и спрятал под одну из подушек.

Весь дрожа, он опустился на колени и вытащил из-под кровати подготовленную заранее одежду. Ковбой велел одеться во все темное, прибавив, что «дубак будет как у эскимоса в жопе», и посоветовал прихватить с собой нож, а то мало ли что.

Слова о ноже заставили Джереми призадуматься.

– Бога ради, что мы там будем делать? – спросил он.

– Да просто для понту. И потом, ночью всякое случается, надо быть во всеоружии.

Ясное дело, ничего хорошего ребята не замышляют. Кто же станет сбегать из дома по ночам и собираться в час ночи у входа в луна-парк, просто чтобы потусоваться и поболтать? Джереми хотел расспросить Ковбоя поподробнее, но не стал, опасаясь, как бы тот не счел его чересчур подозрительным. Да какая, к черту, разница, что они там будут делать? Главное – быть с ними.

Одним из них.

Он хотел примкнуть к ним во что бы то ни стало.

Джереми натянул трусы и темно-синие джинсы, похлопав предварительно по карману, дабы убедиться, что ключи и нож на месте. Потом надел футболку и синюю ветровку. Остались только носки и кроссовки, которые дожидались его на выходе.

Он выглянул в темный коридор, посмотрел в сторону материной спальни.

В старом доме во время ночных вылазок Джереми приходилось пробираться мимо ее комнаты на цыпочках. А здесь комната матери находилась в самом конце коридора. Совсем другое дело!

Джереми прокрался к входной двери и осторожно снял цепочку. Она, конечно же, забренчала, но не сильно. Дверь открылась почти беззвучно, благо он смазал петли перед ужином, пока мать принимала ванну.

Что еще было хорошего в новом доме, так это наличие веранды. Там, в углу, Джереми уже ждал велосипед. В старом доме велосипед приходилось держать в гараже, так что Джереми никогда не пользовался им в своих ночных вылазках.

Опираясь о перила крыльца, он надел носки и ботинки, взял велосипед, аккуратно выкатил его и спустился по ступенькам.

Улица была освещена фонарями и луной, но под деревьями, там, куда свет не пробивался, стоял непроглядный мрак. На крылечках некоторых домов горел свет, но большинство окон были темными. Разумеется, кругом не было видно ни души.

Ветер обдавал прохладой лицо и руки. Он веял со стороны океана, влажный и освежающий, но в то же время вызывал у Джереми тревогу, напоминая, какое расстояние предстоит преодолеть в ночи одному. Внезапно тревога совсем одолела его, и на мгновение он пожалел, что выбрался из постели.

Ничего, скоро я окажусь среди ровесников. Это будет здорово.

Дрожа от холода, Джереми оседлал велосипед, оттолкнулся ногой от тротуара и покатил вперед. Свернув в соседний переулок, он взглянул на наручные часы. Без десяти час.

Спустя короткое время Джереми оказался возле берега у входа в Фанленд. В кустах под забором мирно почивал какой-то забулдыга, но, кроме него, поблизости никого не было.

Наверное, я просто приехал раньше всех, подумал Джереми.

А может, они встречаются в самом парке, чтобы не «светиться».

Он остановил велосипед на стоянке, спрыгнул с него и, защелкнув замок, направился к арке. Почти бегом преодолев лестницу, он очутился прямо под клоунской физиономией и стал оглядываться по сторонам. В темноте просматривалась билетная будка и небольшой участок променада за ней, но ни одного человека вокруг.

Джереми снова посмотрел на часы. Две минуты второго.

Немного подумав, он тихонько двинулся дальше, мимо билетной будки и магазинчика со сладостями и газировкой. Остановившись посреди променада, еще раз огляделся. Отсюда ему открывался вид на всю территорию Фанленда, не считая тех мест, которые скрывались в тени, но он по-прежнему не видел ни одной живой души.

Ну и где они?

Поблизости их нет, это точно. Может, затаились где-нибудь, чтобы тихонько подкрасться и напугать?

Джереми ждал. Никто не появлялся.

«А вдруг все это злой розыгрыш?» – подумал он. Вдруг они вовсе и не намерены показываться, а его сюда вызвали только чтобы посмеяться, потому что с первого взгляда догадались, какая он тряпка?

Он прислонился спиной к билетной будке. Где-то в отдалении кричали чайки. Волны, бледные в лунном свете, с шумом разбивались о берег. Он чувствовал себя маленьким, замерзшим и ужасно одиноким.

Надо было сразу сообразить: это слишком хорошо, чтобы быть правдой, думал он.

Наверняка Танина затея.

Таня.

Джереми сел и прижал колени к груди.

Розыгрыш. Знай свое место, задрот. Все это время они смеялись у меня за спиной.

А что если все они просто опаздывают?

Ага, конечно…

Он приподнял рукав куртки и включил подсветку часов. Двенадцать минут второго.

Они могли задержаться, сказал он себе. Подожду до полвторого, а там уже…

Послышались чьи-то тихие, но быстрые шаги.

Они пришли!

Пасмурное настроение как рукой сняло. Он поднялся и вышел из-за билетной будки, подняв руку в знак приветствия.

Девушка, находившаяся от него на расстоянии всего нескольких шагов, вскрикнула и замерла на месте. На ней был рюкзак и чехол с каким-то музыкальным инструментом, скорее всего банджо. Лицо ее в темноте казалось смазанным пятном, но для Лиз она была слишком худощава, а для Тани – мала ростом.

– Извини, если напугал, – сказал Джереми.

Она обернулась и огляделась по сторонам.

– Остальные еще не подошли.

Она снова посмотрела на Джереми:

– Так ты один из этих?

Он ощутил себя идиотом. На плечах у этой девушки был солидных размеров рюкзак, а в зажатом в руке чехле – банджо. Она точно не из местных. Уличный музыкант, бродяжка – вот она кто.

– Смотря кого ты имеешь в виду под «этими», – сказал Джереми, а сам подумал: о чем это она?

– Троллеров.

– Не понимаю, о чем ты, – пожал он плечами. – Что еще за троллеры?

Девушка снова огляделась по сторонам, после чего подошла к Джереми:

– Уйди с дороги, малыш.

Это была вовсе не робкая просьба. Это был приказ. И Джереми покорно сделал шаг в сторону.

Она прошла мимо, снова огляделась и сбежала вниз по лестнице.

Когда она оказалась внизу, Джереми мог видеть только ее макушку. Спустя несколько секунд в поле зрения снова возникли ее голова, плечи и рюкзак. Она обернулась, и Джереми ощутил где-то в груди резкий укол страха. Но девушка лишь смотрела на него несколько секунд, отступив на пару шагов, а потом снова отвернулась и зашагала в направлении пляжа.

– Сука, – прошептал Джереми.

Уйди с дороги, малыш.

Хули она тут раскомандовалась?

Надо было не сходить с места и выдать что-нибудь вроде: «Да ну? А ты меня заставь!»

А она улыбается, она же у нас крутая, опускает свое банджо, скидывает с плеч рюкзак и стягивает ветровку, а под ней – одна тоненькая футболочка. И вот уже она, задрав руки над головой, снимает и ее – потому что только так она любит драться – и стоит перед ним в одних джинсах…

Джереми представил ее голой по пояс, кожа кремовая в свете Луны, только пятнышки сосков темнеют. Она медленно подходит к нему. Слегка пригибается, раскинув руки, точно рестлер на ринге…

«Не заставляй меня делать тебе больно», – говорит он.

«Хочешь помахаться?» – спрашивает она.

Да уж, это было бы нечто. Бороться с ней, повалить на землю и…

Но, конечно, еще лучше, если бы на ее месте была Таня.

Как насчет этого – побороться вот так с Таней?

Да она меня по асфальту размажет.

Плевать, оно того стоит.

Черт, ну где же она?!

Кто-то хлопнул Джереми по плечу сзади, отчего тот вздрогнул и обернулся.

– Здорово я к тебе подобрался по-индейски? – спросил Ковбой.

– Черт, ты напугал меня до усеру.

– Скажи спасибо, что это оказался я. Если стоишь здесь в одиночку – держи ухо востро, ведь тут ходит много опездов, и все рады тебя захавать…

– Где остальные?

– Дома в постельках, надо думать…

– А что случилось?

– Сегодняшнюю вылазку отменили.

Все-таки я оказался прав, подумал Джереми. Они не презирают меня. Просто у них изменились планы.

Он почувствовал, как к горлу подкатил комок, защипало глаза, захотелось разреветься. Он не мог понять, из-за чего это чувство: то ли от облегчения, то ли, наоборот, от разочарования, что сегодняшняя встреча не состоится.

– Как это? – спросил он.

– Из-за клятой статьи в «Стандарте». Не читал?

Джереми покачал головой.

– Какая-то коза-журнашлюшка накатала про нас статейку. Такой пурги нагнала! Нейт подумал-подумал, да и решил, что нынче тут может быть жарковато. Ты, кстати, не встречал поблизости копов?

– Не-а, – ответил Джереми. Он хотел было рассказать Ковбою про девушку, но передумал.

– Честно говоря, по мне так не стоит из-за этой статьи заморачиваться. Но Нейт, понимаешь, осторожность любит. Побоялся, что сегодня здесь могут устроить засаду или типа того. Сыграть по-крупному и таки взять нас. Короче, он позвонил Тане и посоветовал отменить веселуху.

– Я не вполне понимаю, – сказал Джереми.

– Да ладно, Герцог, как думаешь, зачем я сюда пришел? Ответ прост: ты б проторчал тут всю ночь, а вечеринка сорвалась.

– Что ж, спасибо.

– Я бы и раньше подошел, но сам понимаешь, дела, то-се…

– Да ладно. Лучше поздно, чем никогда.

– Ты часом не подумал, что мы про тебя забыли?

– Честно говоря, была такая мыслишка.

– Пошли-ка отсюда, пока не допрыгались.

Джереми направился вслед за Ковбоем к выходу.

– Допрыгались до чего? – спросил он.

– Тролли, мужик.

Джереми вспомнил вопрос девушки насчет троллеров.

– Что еще за тролли? – спросил он.

– Ну тролли, будто не знаешь?

– Типа чудищ, что живут под мостами?

– Прямо в точку, Герцог. Под мостами, под променадом, на пляже, короче – везде, где только можно. Они как тараканы. Засядут в укромном местечке, а потом как выскочат, как выпрыгнут…

– Это же бабушкины сказки.

– Я что, по-твоему, похож на бабушку? – Ковбой пихнул его локтем в бок и расхохотался.

Они сбежали вниз по бетонной лестнице, и Джереми кивнул в сторону стоянки, на которой оставил велосипед.

– Я говорю не о тех троллях из сказок, – сказал Ковбой. – Я говорю о бомжах, чудилах и алконавтах, вроде того, что цеплялся к тебе сегодня, пока я не подошел.

– Это был тролль?

– Так точно.

Подойдя к своему велосипеду, Джереми полез в карман брюк за ключом, как вдруг обратил внимание, что его велосипед – единственный на стоянке.

– А ты как сюда добирался? – спросил он Ковбоя.

– Пехом. Кстати, в следующий раз тоже не пользуйся великом.

В следующий раз!

– А когда следующий раз? – спросил Джереми, стараясь не выдать голосом волнения.

– Да кто знает? Таня, та хоть каждую ночь бы устраивала, да Нейт не позволит. Допустим, завтра.

– Внесите меня в список участников, ладно?

– Ясен пень, Герцог.

Улыбаясь, Джереми присел, чтобы открыть замок.

– Но про велик забудь, – напомнил Ковбой. – Никогда не знаешь, как карта ляжет. Вот придется уносить ноги по-быстрому, а велик станет лишней обузой, придется бросить.

– Ладно, в следующий раз приду пешком. – Джереми открыл замок, размотал цепь и выкатил велосипед из стойки. – Кстати, мы ведь можем встретиться и пойти вместе, а?

– Прости, старик. Ты парень что надо, конечно, а только ты – не Лиз.

– А, понял. Ну что ж, нет проблем.

Они пошли вдоль улицы. Джереми катил велосипед рядом с собой.

– Расскажи все-таки, чем вы занимаетесь, когда встречаетесь здесь? – спросил он.

– Развлекаемся по-свойски.

– Вы… троллеры?

– И снова в самую точку, Герцог. Они тролли, а мы – троллеры.

Джереми кивнул. Все его догадки оказались ошибочными. Даже самые безумные.

– Так что же вы делаете? – допытывался он. – Устраиваете на них охоту?

– Мне больше по душе слово «рыбалка». Оно ведь как ведется? Сперва заманиваем их. Типа, на крючок. Таня, кстати, отличная приманка. И вот один из троллей глотает наживку… барабанная дробь… Он наш! Дальше уж мы оттягиваемся с ним на всю катушку. Ну, или с ней.

– То есть вы избиваете их, или что?

– Или что. – Ковбой повернулся к Джереми. Глаза его были скрыты под полями шляпы, но губы сжались в тонкую линию. – У тебя что, проблемы с этим?

– У меня-то? Вовсе нет, я бы сам с радостью отмудохал этих уродов.

Губы Ковбоя расплылись в улыбке:

– Я сразу распознал тебя, Герцог. Я видел твое лицо, когда эта паскудина подвалила к тебе на променаде. Ты тогда чуть в штаны не навалил с перепугу.

– Эй, да я…

– Да, парень, ты так был напуган, что чуть не обосрался. Но это не все. Кроме испуга, я прочел в твоих глазах, как тебе хочется выдрать из его груди сердце и запихать ему прямиком в его Срио-Гранде.

Джереми с облегчением улыбнулся:

– Правда?

– Ты сам это знаешь, мужик. Вот и все в нашей команде – так же. Это червие, от него у всех мороз по коже, а они не имеют никакого права подходить к нормальным людям. Что они могут сделать полезного – забиться в какую-нибудь нору, желательно поглубже, и там подохнуть.

– Но они этого не делают, – сказал Джереми.

– Бляха, нет, конечно. Единственное, что они делают, так это выползают из своих нор и пристают к таким, как мы: «Не найдется ли четвертака, дружище? – пискляво заканючил Ковбой. – Я бедненький… неделю не жрамши… Прояви милосердие…» А потом понимаешь, что эта мразота еще и пытается тебя облапать, если не полез в карман за монетами.

А ведь так оно и есть, подумал Джереми.

– Понимаешь, о чем я? – спросил Ковбой.

– Конечно.

– Я говорю: «Хер тебе, а не милосердие, тролль». Понимаешь, что это значит?

– Что он не получит от тебя монету?

– И это тоже, Герцог. Но на самом деле это значит, что он никакого милосердия от меня не дождется.

10

– Бакстер.

– А? Что?

– Просыпайся.

Со стоном он открыл глаза. В номере мотеля было темно. Он лежал на боку, чувствуя, как горячее тело Ким прижимается к его спине.

– Что такое? – пробормотал он.

– Давай же поднимайся, – прошептала она, щекоча его шею теплым дыханием.

– Но ведь ночь еще… Или нет?

– Чуть больше трех часов, – сказала она.

– О Боже.

– Вставай и выходи, хорошо?

– Выходить?

– К пляжу. Мы должны побывать там вдвоем.

– С ума, что ль, сошла?

– Поверь, это будет здорово.

– Нет уж. Даже не думай.

– Ну пожалуйста, – она коснулась губами его щеки, лаская руками его грудь и живот. – Это будет так романтично. Мы встретим восход солнца вдвоем.

– Чертов пляж, – пробормотал он.

– Что ты, вовсе он не чертов. Только представь, это останется одним из самых ярких воспоминаний в нашей жизни. Наше первое утро вместе, проведенное на берегу пляжа во время восхода солнца.

– Это не первое наше утро.

– Первое с тех пор, как мы стали мужем и женой. И я очень хочу, чтобы оно было особенным.

– Мы себе задницы отморозим.

– Об этом не волнуйся. Захватим с собой одеяло, идет? Ну пожалуйста… – Ее рука украдкой скользнула ему в трусы. – Обещаю, твой большой друг останется очень доволен.

– Да?

– Да, – сказала Ким. – Что скажешь?

– Но это же безумие.

– Обещаю, тебе понравится.

Матрас заскрипел, когда она откатилась и соскочила с кровати. Свет щипал Бакстеру глаза не хуже мыльной пены. Он зажмурился. И тут же почувствовал, как с него сдернули одеяло, оставив практически голым.

– Ой, Господи!

– Хоп! Хоп! Хоп! – покрикивала Ким, за лодыжки стаскивая его с кровати.

Прищурившись, он посмотрел на нее. Ким взирала на него сквозь упавшую на глаза челку; на ее плече алел след засоса. Она отпустила ноги мужа, и он сел.

– Кто оденется последним, тот тухлое яйцо, – сказала она.

– Считай меня тухлым яйцом, – ответил он, сидя на полу и наблюдая, как Ким открывает чемодан. Ее ягодицы, покрытые (за исключением небольшого треугольника посередине) таким же золотистым загаром, как и спина, и ноги, слегка колыхались.

Ну и пускай там немного холодно, подумал он. Все равно классно. Она права. Будет потом что вспомнить.

Ким надела серые мешковатые спортивные штаны и теперь, нагнувшись, возилась со шнурком на талии. Затем она вытащила из чемодана толстовку и повернулась:

– Так и будешь сидеть на полу?

– Залюбовался.

Он смотрел на ее грудь, когда она, подняв руки, натягивала толстовку. Грудь слегка покачивалась, когда Ким безуспешно пыталась попасть в рукава. Наконец она надела толстовку и расправила ее на талии.

– Я готова, – сказала она.

– Эх…

Ким взяла с тумбочки расческу и направилась в ванную. Когда она скрылась, Бакстер поднялся и стал натягивать тренировочный костюм. Такой же, как у Ким, только поновее. Бакстер купил его, когда Ким перебралась к нему и стала вытаскивать его с собой на утренние пробежки. Когда она вышла из ванной, он уже заканчивал завязывать шнурки.

Он зашел в ванную почистить зубы. На полочке над раковиной заметил пластиковый флакон масла от загара. Сполоснув рот, он положил флакон в карман толстовки.

Когда он вернулся, Ким сворачивала взятое с кровати одеяло. Она уже обулась.

Взяв с комода ключ с пластиковой биркой, на которой были написаны адрес и название мотеля, он сунул его в тот же карман, куда положил масло.

– Что у тебя там? – спросила она, приподняв брови.

Он достал флакон и показал ей.

– Ну так. А ты прозорлив, как я погляжу, – сказала она.

– Просто хочу, чтобы все было по высшему разряду.

Он открыл дверь, и они вышли на балкончик. Улица перед мотелем была хорошо освещена, но оказалась совершенно пустынной – ни машин, ни людей. На парковке перед круглосуточным магазинчиком через дорогу от них не стояло ни одного автомобиля.

– Здорово, правда? – спросила Ким и обняла его сзади. – Как будто мы с тобой одни-одинешеньки на всем белом свете.

– Просто все остальные сейчас нежатся в постелях.

– А мы зато понежимся на пляже.

Они добрались до конца балкона, спустились по лестнице и оказались на стоянке мотеля. Несмотря на тепло там, где к нему прижималась Ким, Бакстер чувствовал, что холодный ветер пронизывает спортивный костюм насквозь. Его затрясло, и он стиснул покрепче зубы, чтобы не стучали.

– Бедненький, – протянула Ким, остановилась на углу и достала одеяло. Они накинули его на плечи, и Бакстер почувствовал себя куда лучше. Ким скользнула рукой в задний карман его штанов, и стало совсем хорошо.

Они прошли мимо бомжа, прикорнувшего под стеной магазина; заметив его, Ким нервно выдернула руку из кармана Бакстера.

– Выходит, мы все-таки не одни на белом свете, – съехидничал тот.

– Бедненький.

– Да уж, действительно, не очень-то ободряющее зрелище.

– Мы с тобой такие счастливчики. Глядя на него, начинаешь это осознавать, правда? Как можно жить так, как он, не имея ничего: ни крыши для ночлега, ни людей, которым ты дорог?

– А что, предложим ему наш номер, пока нас не будет.

Она легонько шлепнула его по заду:

– Это тебе не шутки. Это просто ужасно. Наверное, мы могли бы хоть чем-то ему помочь…

– Но чем? Бумажник я с собой не взял. Одеяло не наше. В принципе ты можешь снять свою курточку и отдать ему, я буду только за.

– У, кобелина, – сказала она и шлепнула его еще раз.

Перейдя улицу, они оказались у парковки Фанленда. Там все еще стояло несколько машин, и Бакстер подумал, что внутри вполне могут быть сексующиеся подростки. Или уже слишком поздно? Нет. Вряд ли. Хотя, вспомнив юность, он вдруг понял, что даже в таких случаях никогда не возвращался домой позднее двух ночи.

А сейчас уже половина четвертого.

Нет, в такое время здесь только мы. Ну и дрыхнущие бомжи. Может быть, несколько патрулирующих полицейских.

Хорошенькое получится дельце, если нас тормознут копы.

Мы же не нарушаем закон, сказал он себе.

Но вызываем подозрение, бродя здесь среди ночи.

– Нарушители на неверной стороне полуночи,[8] – молвил он.

– А?

– Просто вспомнилось. Ох, чует мое сердце, что незаконно это.

Они миновали шоссе, поднялись по лестнице и вошли в тень под аркой Фанленда. Несмотря на одеяло, несмотря на теплую руку Ким, когда они снова вышли под лунный свет, Бакстер снова ощутил пробирающую дрожь. Он окинул взглядом пустой променад.

– Что не так? – спросила Ким.

– Просто проверяю, насколько здесь безопасно.

Она крепче сжала его ягодицу:

– Не будь паникером.

Они остановились на краю променада, откуда открывался обзор на пляж.

– Ну разве не чудесно? – спросила она.

Ничего чудесного Бакстер в упор не видел. Знакомого пляжа, где он нежился на солнышке, натирая Ким маслом и любуясь волнами Тихого океана, больше не было. Берег выглядел темным и ледяным, словно на чужой планете.

Бакстеру совершенно не хотелось туда идти.

– Не уверен, что тут никого нет, – проговорил он.

– Да правда, что ли? – Ким вынула руку из его кармана и повернулась к нему. Развернула одеяло. Потом расстегнула куртку, задрала толстовку себе и Бакстеру, после чего прижалась своим телом к его. Сначала он ощущал только нежную гладкость и тепло ее кожи, а потом почувствовал, как ее руки начали пробираться ему в штаны, лаская его там.

– Почему бы нам не вернуться в мотель? – прошептал он.

– Почему бы нам не остаться здесь?

– Не нравится мне тут.

– Чувствуешь, как хорошо?

Он поежился.

Она ласкала его, а он озирался по сторонам. Луна превратила доски променада в выбеленные кости. В черной тени, казалось, кто-то скрывается.

Я и впрямь становлюсь параноиком, подумал он.

И почувствовал, как брюки спустились до лодыжек. Ветер тут же обдал холодом кожу.

– Оп-па! – сказала Ким.

Он нагнулся, пытаясь натянуть штаны, а Ким, сорвав с него одеяло, накинула его себе на плечи и, кружась, побежала вниз по лестнице на пляж.

– Черт возьми, Ким!

Она кружилась на песке, размахивая над головой одеялом, словно гигантским флагом.

Бакстер завязал шнурок на поясе и тоже начал спускаться. Он не спешил, наблюдая, как резвится Ким.

Он сошел с последней ступеньки. Песок под ногами был необычайно мягок. Осторожно ступая, Бакстер приблизился к Ким. Ему хотелось подбежать, сгрести ее в охапку и унести в безопасное место… Но если он будет спешить, то она все поймет и с хохотом пустится наутек.

– Иди ко мне, – сказал он, остановившись.

Она улыбнулась и накинула одеяло на плечи:

– А что мне за это будет?

– Поцелуй.

– А еще?

– Ким, ну я ж серьезно. У меня от этого места мурашки по коже.

– А по-моему, здесь здорово.

Он метнулся к ней.

Она отскочила. Его пальцы ухватили только краешек одеяла. Смеясь, она побежала вдоль берега, поднимая тучи песка и неумолимо приближаясь к темной тени, отбрасываемой променадом. Бакстер со всех ног бросился следом, но мешало одеяло. Он свернул его и сунул под мышку. Бежать стало легче, но Ким к тому времени была уже далеко впереди.

Оглянувшись через плечо, она прокричала нараспев:

– Копуша, копуша, толстый, как груша!

Неужели она не понимает?

Не понимает чего? Мы здесь одни. Ей весело. Это я вбил себе в голову невесть что.

Но Бакстеру очень не нравилось, что Ким неумолимо приближается к променаду, к его длинным теням, к черной земле под сваями…

Она снова обернулась.

– Лови! – весело прокричала она, стянула с себя толстовку и запустила в Бакстера. Ветер тут же подхватил толстовку и швырнул во тьму. Бакстер умудрился коснуться краешка рукава и почти поймать ее, но не успел сжать кулак. Толстовка выскользнула из пальцев и упала на песок. Бакстер кинулся влево и подхватил ее. Он пробежал еще несколько шагов, и тут его осенила идея. Он остановился.

– Покедова, Ким. Желаю тебе весело добраться до мотеля, как набегаешься тут.

Она притормозила. Остановилась. Повернулась, положив руки на бедра. Грудь ее вздымалась от бега. Кожа, за исключением грудей, была темной от загара, груди же выглядели так, будто кто-то обмазал их сливками, а потом облизал соски, решив оставить их темными.

Бакстер смотрел на нее. Она смотрела в ответ.

– Не думаю, что ты хочешь уйти, – сказала она.

Пляж больше не казался ему уютным, и чувство, что из тени променада за ними наблюдают десятки глаз, никуда не делось, но Ким была права: он больше не рвался уйти отсюда.

Ким была обнажена по пояс, открыта и беззащитна.

Бакстер хотел ее.

Хотел прямо здесь и прямо сейчас.

Так и держа руки на бедрах, она направилась в его сторону.

Он смотрел в темный лес свай под променадом, ежился, но понимал, что никуда отсюда не денется.

Страх, который всего лишь минуту назад звучал криком, требуя бежать без оглядки, теперь казался ледяными пальцами, ласкающими, пощипывающими, поглаживающими его, пальцами призрачной шлюхи, с болезненным вожделением ожидающей начала любовной игры.

Ким остановилась в нескольких шагах от него.

– Ты, наверное, замерзла, – сказал он.

– Ничуть. Чувствую себя замечательно.

Он подумал, что ее, наверное, согрел бег. Да и сам он уже не чувствовал холода. Дрожь, никак не желавшая его отпускать, имела к холоду очень слабое отношение.

– Сними все остальное, – сказал он.

В свете Луны он увидел, как она улыбнулась:

– Что, больше не боишься?

– Ну же, сделай это.

Балансируя на одной ноге, она принялась стягивать кроссовку и носок:

– Мне ни капельки не страшно, а тебе?

Бакстер кивнул в ответ, а сам вглядывался в темноту. Ледяные пальчики страха ощупывали его, то и дело сжимаясь.

Ким прыгала на одной ноге, ее груди подскакивали, когда она пыталась высвободить из кроссовки и носка вторую ногу.

– Так и будешь стоять столбом? – спросила она, развязывая узелок на поясе.

– Да, – ответил он.

Ее спортивные штаны упали на песок. Она шагнула вперед, высвобождая ноги из резинки. Потом приблизилась к Бакстеру, но вместо того, чтобы обнять его, взяла одеяло и уже с ним в руках побрела во тьму, под навес променада. Когда темнота сомкнулась над ней, страх сдавил Бакстера с невероятной, неожиданной силой, силой уже не похотливой шлюхи, но жестокой ведьмы, терзающей его.

Ким расстелила одеяло.

– Нет, – сказал Бакстер. – Давай расстелим его здесь, под Луной.

– А если кто-то будет мимо проходить? – спросила Ким. – Тут поспокойнее.

– Но мне хочется видеть тебя.

– Ага! – Она вышла из тени, отчего его страх немного ослабил хватку. Повернувшись спиной к океану, Ким развернула одеяло, присела на корточки и расстелила его на песке, прижав с двух углов своими кроссовками. Взявшись за противоположные концы, Бакстер снял обувь и проделал то же самое.

Ким заползла на одеяло и легла на спину, заложив руки за голову.

– До чего хорошо, – сказала она.

– Думаешь, не слишком холодно, чтобы мазаться маслом? – дрожащим голосом спросил Бакстер.

– А мне хочется, – сказала Ким.

Он отыскал в кармане пластиковый флакон и бросил на одеяло у ее ног, затем снял носки и тренировочный костюм и опустился перед ней на колени.

Она лежала прямо, сжав ноги, ее загорелая кожа почти сливалась с темным песком и темным одеялом, но все равно выделялась на фоне темноты променада. Руки с расставленными локтями по-прежнему покоились под головой. Она слегка извивалась, словно наслаждаясь мягкостью одеяла и предвкушая прикосновения мужниных рук.

Бакстер снял крышку с флакона и провел дорожку масла по ее правой ноге и выше. Ким вздрогнула и выгнула спину, когда дорожка пересекла ее пах, и вновь расслабилась, когда муж повел ее вниз по левой ноге. Он стал водить руками по ее коже, размазывая масло. Аромат кокоса вызывал мысли о сладкой вате; ему захотелось попробовать кожу Ким на вкус.

Ее подбритые голени были немного шершавыми, зато кожа бедер казалась атласной.

Она раздвинула ноги. Она застонала, забилась, когда он начал натирать ее там.

Склонившись над ней, Бакстер обнял ее скользкими от масла руками. Ее нагота, прикосновения ее тела – все это лишало его самообладания, несмотря даже на ветер, который поглаживал его ноги, обдувал промежность, проникая между ягодиц, взбирался по спине и ерошил волосы. Несмотря на все это, Бакстер был невероятно возбужден.

Стараясь успокоиться, пока не стало слишком поздно, он положил руки на бедра Ким, опустил голову и закрыл глаза.

Она сказала, что ей невероятно хорошо.

Да не то слово.

Они уже занимались любовью дважды, в номере мотеля перед сном. И бесчисленное множество раз на протяжении предыдущего месяца. Но такого он не испытывал никогда.

А ведь это только начало. Она еще даже не дотронулась до него.

Надо бы начать сзади, подумал он.

Он почувствовал ладони Ким у себя на спине. Они скользнули вдоль плеч и, обхватив его руки, направили их вниз, между ее ног.

– Проявляешь инициативу? – пошутил он, приподняв голову.

Она улыбнулась и, изогнувшись, вытянула руки над головой.

Он ласкал ее пальцами.

Она ахнула.

Но ведь я не сделал ей больно, подумал Бакстер… и когда она выскользнула из-под него, он, чувствуя, как ладони соскочили с ее бедер, подумал: чего это она?

– Бакс! – завизжала Ким.

Он поднял голову.

Тень, тень из-под променада засасывала ее.

Нет, не тень.

Два с трудом различимых во мраке сгорбленных силуэта тащили ее за запястья.

– Нет! – закричал он.

Половина тела Ким уже скрылась под променадом. Ее ноги сучили по воздуху.

Бакстер поймал одну из них и вцепился в нее обеими руками. Несмотря на скользкое масло, он пытался удержать Ким, но не мог. Его тащило вместе с ней, колени путались в одеяле, прорывали канавы в песке.

– Стойте! – завопил он. – Вы что?!..

Крик так и застрял у него в горле. Позади двух нападающих в темноте под променадом скрывались и другие. Они выбирались из-под опор и балок – сгорбленные, оборванные тени. Сколько их там? Восемь? Десять?

Бакстер выпустил ногу Ким.

Она исчезла во тьме.

– Не бросай меня! – визжала она.

Бакстер поднялся на ноги.

Он застыл на месте, понимая, что еще есть время бежать. Потом, с ревом ненависти и отчаяния, ринулся во тьму. Навалившись на тех двоих, что тащили Ким, он свалил их с ног и, взгромоздясь на одного, крикнул Ким, чтобы она убегала. Костлявые руки похитителей вцепились в его тело. Пальцы с длинными ногтями терзали кожу. В руку вонзились зубы. Второй вгрызся ему в бедро. Бакстер закричал от невыносимой боли и принялся бить вслепую, пытаясь сбросить нападающих, но озверевшие твари вцепились намертво. Их вонь душила его.

– Вставай, Бакс! Быстрее!

– Беги! – заорал он. Черт бы ее подрал, почему она не убегает?! Неужели не видит, сколько их здесь?

«А где же остальные?» – подумал он. Ведь они, по идее, должны наброситься на него.

Он не переставая наносил удары кулаком тому, кто лежал под ним, чувствуя, что уже прилично его отделал. Тип хрипел, дергался и в конце концов отпустил его. Тогда Бакстер ударил локтем другого, попав, очевидно, в солнечное сплетение.

Он понял, что свободен. Они отпустили его. Он выкарабкался на четвереньках из-под скрюченных тел, поднял глаза и увидел Ким.

Она стояла в темноте между Бакстером и ужасной сворой, замахиваясь куском топляка, словно Дэви Крокетт, из последних сил обороняющий стены Аламо прикладом разряженного мушкета.[9] Похоже, ни одному из этих выродков не хватило отваги рискнуть головой и напасть на нее.

Бакстер смотрел на нее со смесью страха и восхищения.

Он с трудом поднялся на ноги.

И успел заметить какое-то движение наверху, чуть левее. Он обернулся как раз в тот момент, как темная фигура спрыгнула с променада. Она неслась вниз, раскинув руки, точно крылья огромной летучей мыши, черные лохмотья трепетали на ветру. Ким тоже увидела ее. Она попыталась отскочить, но старая ведьма обрушилась на нее сверху и повалила на песок.

И тогда Бакстер ринулся в бой.

11

Мэг и Чарли выбрались из-под променада и побрели к лестнице.

– Так нечестно, – бубнил Чарли. – Нечестно, нечестно.

– Заткнись, – сказала Мэг.

– Мы все пропустим! – ныл он.

Мэг стукнула его по руке.

Он схватился за ушибленное место и отскочил от нее подальше.

– Мы все пропустим!

– Ничего не попишешь, – сказала Мэг. – Глянь зато, чего нашла. – Она усмехнулась и помахала перед ним ключом от мотеля. – Теперь повеселимся.

– Я тоже хочу.

– И хочется, да колется.

– Так нечестно.

Они поднялись по лестнице. Когда они ковыляли через променад, до ушей Чарли долетел приглушенный страдальческий крик. Он знал, что это из «Веселого домика». А он не участвует! С досады он хлопнул себя по виску.

– Эй.

Он хмуро взглянул на Мэг. Та порылась в кармане пальто и, вытащив оттуда бутылку, предложила ему. Он выхватил бутылку у нее из рук. После пары глотков чуток полегчало.

Но все равно нечестно, думал он.

Он сделал еще один глоток и вернул бутылку Мэг.

– Оставь себе, – отмахнулась она, – у меня еще есть.

Когда бы он ни встретил Мэг, у нее была с собой бутылка. И это, как правило, был хороший, настоящий вискарик, не какое-нибудь дешевое пойло. Чарли не знал, где Мэг добывает на него деньги, но подозревал, что она может получать пособие по инвалидности. Вроде не калека, но притворяться она умеет. Иначе откуда деньжата? Пенсия по инвалидности – это вам не пособие для бездомных, это раза в три поболе. Может, у нее где-то большая заначка. Или она просто лучше всех умеет выклянчивать милостыню. Видал он, как она это делает: никогда не попросит денег напрямую. Встанет перед «клиентом», в глаза жалостливо заглянет и такая: «Господь вас благослови!» Чаще всего раскошеливаются.

Чарли присосался к бутылке: эх, хорошо! До нутра прогревает. Кайф. К моменту, как он приговорил эту бутылочку, они с Мэг уже поднимались по лестнице на балкончик мотеля.

Мэг отперла дверь в двести десятый номер, и они вошли. Чарли закрыл дверь, а Мэг зажгла прикроватную лампу.

– Располагайся, – сказала она. – Разве не пр-рэлэстно?

Он стоял у двери, наблюдая, как она бродит по комнате. Похоже, визит сюда ужасно ее взбудоражил. В мусорном ведре она обнаружила пустую бутылку из-под вина, перевернула, вытрясая в рот последние капли. На столе лежала пачка «Салемс», Мэг вытащила сигаретку, зажала в губах, прикурила. Пробежалась руками по постели, вынула изо рта сигарету, взяла подушку и обтерла лицо. Тщательно исследовала содержимое каждого чемодана и отправилась в ванную.

Со своего места Чарли не мог видеть, чем там занимается Мэг. Решив, что она наверняка надыбала что-то хорошее, он заковылял туда и остановился, столкнувшись с ней в дверях.

Ее пальто валялось на полу, а сама Мэг расстегивала свитер. Сигарета болталась в уголке рта, пуская тоненькую струйку дыма Мэг в глаз, отчего та щурилась. Справившись со свитером, она бросила его на пальто и стала возиться с пуговицами клетчатой рубашки.

– Ты че делаешь? – спросил Чарли.

– Напряги извилины.

– Я свалить хочу.

– Перебьешься.

– Не хочу все пропускать.

– Мы уже все пропустили. Хорош бурчать.

Он понимал, что она права. Даже уйди они прямо сейчас, к их возвращению основная забава давно закончится.

– Так нечестно, – пробормотал он.

– В кои-то веки тебе представился шанс помыться. Помыться по-настоящему. Радовался бы.

– Забодала, – огрызнулся Чарли.

Нахмурившись, Мэг принялась стаскивать с себя футболку. Та была грязно-серого цвета. При виде кожи Мэг в язвах и струпьях, Чарли поспешил отвести взгляд.

– У-у-у-у-у, – протянула она, хихикнув. – А Чарли-то у нас стесняша.

– Вовсе нет, – сказал он. Но больше смотреть не стал, а подошел к кровати и развалился на постели. Простыни были свежие, белоснежные. И пахли приятно. Он решил, что это запах женщины, которая здесь спала.

Из крана полилась вода, со скрежетом задернулась занавеска.

Он закрыл глаза.

– Эй! Глянь сюды!

Спросонья он перекатился на бок, а когда открыл глаза, то увидел стоящую перед комодом Мэг. На ней была полупрозрачная ночная сорочка с таким глубоким вырезом, что под ней при желании можно было разглядеть очень многое (он, впрочем, таким желанием не горел). Костлявую изуродованную грудь украшало жемчужное ожерелье. На запястьях и пальцах красовались браслеты и кольца, в уши были вставлены жемчужные серьги. Из ушей на плечи капала кровь. Губы были красными и блестящими. Мэг одарила Чарли чарующей улыбкой, продемонстрировав коричневые пеньки зубов, и принялась расчесывать свои длинные темные волосы.

– Разве я не хороша?

– Угу, как шлюха, сдохшая недели три назад, – отозвался он.

Ее глаза вылезли из орбит. Она запустила в Чарли щеткой для волос, угодив точнехонько в левую бровь. Он опрокинулся на кровать, Мэг с визгом набросилась на него. Он откатился в сторону и свернулся калачиком, обхватив голову руками. Матрас заходил ходуном, когда Мэг запрыгнула на него.

– Я тебе яйца оторву, мешок говна! – визжала она.

Чарли верещал и стонал, когда она скакала по кровати, пиная его ногами, а потом уселась сверху и, оттянув его голову за волосы, врезала ему кулаком в лицо. После чего оставила его в покое. Он лежал неподвижно.

Сел он, только услышав, как она плачет.

Мэг съежилась на ковре, уткнувшись лицом в ладони.

Он встал и подошел к ней.

С размаху отвесил пинка по ребрам.

– Квиты, – буркнул он.

Она так и валялась на полу, рыдая, пока Чарли собирал одежду мужчины и туалетные принадлежности и складывал их в чемодан.

В кармане брюк он нашел кошелек с почти тремя сотнями налички, в основном мелкими купюрами. Он не посмел взять ни одной двадцаточки. Потом беды не оберешься. Пару месяцев назад Эдгар участвовал в подобном же дельце, а на следующий день Гадкая Нэнси засекла, как он отваливал десятку за кварту бурбона. Когда идешь на дело, себе можно брать только одежду. И ничего больше.

Эдгар тогда божился, что нашел десятку на пляже. Никто ему не поверил, и беднягу заставили «пройтись по домику».

Чарли снова перебрал пальцами купюры. Помимо двадцаток, нашлось несколько десяток, а также восемь купюр по доллару. Чарли подумал: почему бы и не рискнуть? Кто докажет, что он не мог получить щедрую милостыню?

Он оглянулся на Мэг; та перекатилась на бок и не смотрела на него.

Никто никогда не узнает.

Но тут в памяти снова возник Эдгар, Чарли вздрогнул и почувствовал, как слабеют ноги, сжимается мошонка, по спине бегут мурашки, а желудок сковывает леденящим холодом.

Дрожащими руками он закрыл бумажник и сунул обратно в карман брюк мужчины. В переднем кармане отыскалась связка ключей. Достав ее, он бросил брюки в чемодан.

Только он успел закрыть чемодан, как подошла Мэг. Он пригнулся и поднял руки для защиты, но удара не последовало.

– Дай взглянуть, – попросила она, и Чарли отступил назад. Мэг прошла мимо него в угол комнаты и открыла другой чемодан, очевидно, с вещами женщины. Сняла сорочку. Чарли зажмурился.

– Дурень чертов, – буркнула она.

Когда Чарли вновь посмотрел на нее, она была уже в ярко-розовых трусиках и натягивала какие-то зеленые брюки. Надев их, она улыбнулась Чарли, достала из чемодана черный лифчик и застегнула на груди. Потом вытащила зеленую кофточку и тоже надела, разгладив ее на животе и груди.

– Здорово, – сказала она. – Почему б и тебе не прибарахлиться?

– Я и этому рад.

– Чертов дурень. – Расстегнув жемчужное ожерелье, она бросила его в чемодан. Туда же отправились и кольца с браслетами. Затем она вытащила из окровавленных мочек серьги. Чарли отметил, что они были для уже проколотых ушей, а уши Мэг, насколько он помнил, проколоты не были. До недавнего времени.

Она вытащила из чемодана белые носки и теннисные туфли, надела, подойдя к шкафу, достала женскую нейлоновую ветровку. Принесла одежду из ванной, бросила в чемодан и стала бродить по комнате в поисках других женских вещей.

– Ключи взял? – спросила она.

Чарли поднял связку, и Мэг выхватила ее из его руки.

Закрыв чемодан, она подошла к двери. Чарли взял оба чемодана и вышел на улицу вслед за ней.

Небо на востоке уже посветлело, но заря еще не занялась. С балкона открывался хороший обзор. Перед мотелем Чарли никого не видел. Улица была пустынна, не считая машин на стоянке.

Мэг пошла вперед, он потащился за ней с чемоданами в руках. Едва он спустился с лестницы, как его спутница уже отыскала нужный автомобиль. Это был синий БМВ. Пока Чарли плелся через стоянку, Мэг открыла багажник.

Он закинул туда оба чемодана.

Мэг забралась на водительское сиденье и распахнула дверь. Чарли сел в машину, отметив приятный аромат кожаной обивки.

Мотор заурчал, когда Мэг повернула ключ в зажигании.

– Прокатимся? – спросила она, кивнув в сторону улицы.

– Назад хочу, – сказал Чарли.

– Пожалуй, ты прав. Но на веселье мы уже опоздали.

А может быть и нет, подумал он, но все же сказал:

– Главное, не забывать про осторожность.

Она пробормотала что-то неразборчивое и на полной скорости направила автомобиль к Фанленду, проскочив мигающий красным сигнал светофора. Затормозила она так резко, что Чарли чуть не расшиб голову о приборную панель.

– Забери вещи, – распорядилась Мэг.

Она дала Чарли ключи, он открыл багажник и достал чемоданы, после чего подошел к окошку и вернул ей связку.

– Что ты задумала? – спросил он.

Мэг улыбнулась ему:

– От тачки нужно избавиться. Не переживай, я знаю уйму замечательных способов.

Машина взревела и умчалась, взвизгнув шинами по асфальту.

Чарли взял чемоданы.

Волоча их по лестнице к променаду, он гадал, сколько же они с Мэг отсутствовали. Скорее всего, очень долго. Наверняка все веселье уже закончилось.

Хотя как знать?

Иногда оно длилось целую вечность.

Он ускорил шаг.

12

Робин выползла из своего спального мешка. Утро было серым и туманным. Дрожа от холода, она уселась на мешок. Порывшись в рюкзаке, достала свежее белье и носки, синие джинсы и рубашку с обрезанными рукавами. Окинула взглядом верхушки окружающих ее лагерь дюн, никого не заметила и подумала, что если даже кто и есть поблизости, вряд ли ему удастся ее увидеть.

Одним быстрым движением она вытащила небольшую стопку купюр из трусиков, которые были на ней, и сунула их в передний карман джинсов. Потом сняла трусики с футболкой и переоделась в то, что достала из рюкзака.

Затем она подняла ветровку, которую использовала в качестве подушки. Прямо под ней лежал нож. Когда она надела ветровку, дрожь утихла.

Нож она сунула в боковой карман рюкзака.

Затем обулась в свои походные ботинки. Они холодили ноги даже сквозь носки, ну да ничего, скоро прогреются.

Она встала и поднялась по песчаному склону. Отсюда прекрасно просматривались голые дюны и плоская песчаная коса, уходящая в океан. В сером небе, перекликаясь, кружили чайки. Какой-то мужчина бежал вдоль берега, рядом трусил черный лабрадор. На пляже неподалеку от Фанленда какой-то чудак охотился за сокровищами с помощью металлоискателя. Еще дальше собрались кружком несколько серферов в мокрых костюмах; их товарищи в воде седлали волны, или лежали животом на своих досках, подгребая руками, или выходили из воды, волоча ноги; казалось, они готовы дневать и ночевать на пляже.

Она отвлеклась от серферов, заметив, что кто-то спускается по главной лестнице с променада. Девушка в белой рубашке и красных шортах, помахивающая сумочкой. Она находилась довольно далеко.

По той же самой лестнице вчера спускалась на пляж сама Робин; она была поражена, что так далеко забралась.

Мальчишка возле билетной кассы всерьез напугал ее. Он и дружки, которых он дожидался. Наверняка это были те самые троллеры. Кто еще устроит здесь сходку в столь поздний час?

Робин посмотрела в другую сторону.

Она тогда только и думала, как бы оказаться от этого парня подальше. Футах в сорока – пятидесяти впереди высился сетчатый забор, обозначавший границу общественного пляжа. За ним, на изрядном расстоянии от берега, стоял чей-то дом.

Сейчас наступило время прилива, и волны достигали края забора. Ночью, когда прилива не было, Робин могла бы спокойно обойти этот забор, даже не замочив ног, и обустроиться за ним, но она всегда забиралась на чужую территорию с огромной неохотой.

Ничего, местечко в дюнах тоже отличное, подумала она.

Подростки так и не нашли меня.

Если, конечно, вообще пытались.

– А это что еще за прекрасная незнакомка?

Робин обернулась на голос. На гребне дюны, сразу за местом ее ночлега, стоял мужчина. Бомж. Пожилой и тучный, в грязной одежде, с узловатым посохом в руке. При мысли о том, как долго он мог за ней следить, она содрогнулась. Неужели он подглядывал, как она переодевалась?

– Профессор Е. А. Поппинсак, – представился он, снимая шляпу – выцветший коричневый котелок. За ленту на тулье были заправлены красные перья, торчащие по бокам, точно крылышки Меркурия. Мужчина был лыс, зато обладал густыми усами, лихо закрученными на концах. Одет в грязную куртку из оленьей кожи с бахромой, трепещущей на ветру, и клетчатые штаны, которые уместнее смотрелись бы на игроке в гольф, чем пляжном бомже. – Доброго утра, дорогуша. Позволите составить вам компанию за чашечкой чая?

Робин покачала головой.

– Простите, – сказала она, – но у меня ничего нет.

– О, зато у меня все есть. Надеюсь, вы не станете отказываться? Усядемся, и грустные сказанья припомним мы о смерти королей…[10]

Не дожидаясь ответа, мужчина спустился с холма, высоко подняв посох.

Странная птица, подумала Робин. Но ей понравились веселые искорки в его глазах, и вообще дядечка выглядел вполне безобидным. В своем наряде он чем-то напоминал эдакого знахаря, путешествующего из города в город и продающего чудодейственные эликсиры.

Заинтригованная, Робин последовала за ним через дюны. Его лагерь располагался прямо позади нее, на площадке в сорок или пятьдесят футов, окруженной песчаными наносами.

– Добро пожаловать в мои хоромы, – молвил Поппинсак и указал на лежащий рядом спальный мешок. Робин уселась на него, а старик поставил кастрюлю на газовую горелку, предварительно добавив в нее воды из фляжки.

– Да я смотрю, у вас тут есть все удобства, – сказала Робин.

– Притом нет такой мерзости, как ипотеки, налоги, страховки и счета за коммунальные услуги. Бог дал, Поппинсак взял. – Он достал из кармана пальто чайные пакетики, выключил горелку и закинул пакетики в кастрюлю.

– Итак, как же тебя зовут? Пак или Пип?

– Робин.

– О, Робин. Робин, птичка-невеличка без единого яичка. И без петушка. Хотя это, при желании, вполне можно исправить.

Это высказывание повергло ее в шок. Возможно, этот чудак не так уж и безобиден.

– И урожденный висельник порою все ж избегает петли. Слова. Слова – вот страсть Поппинсака. Музыка разума. Двадцать шесть букв[11] – бесчисленное множество миров…

– Я пишу стихи, – сказала Робин, немного расслабившись. – Песни.

Его глаза загорелись:

– Бард?! – Он хлопнул себя по коленям, отчего из его клетчатых штанов в разные стороны полетела пыль. – Мы родственные души. Спой мне песню.

Робин улыбнулась и пожала плечами:

– Я не взяла банджо.

– Так сбегай же за ним скорей и песней мне отплати за этот сладкий чай.

– Действительно, почему бы и нет?

Она встала и побежала в свой лагерь, на ходу поражаясь, как близко друг от друга они, оказывается, спали. Интересно, думала она, знал ли Поппинсак этой ночью, что она спит неподалеку? Если да, то он и не пытался причинить ей вред. Теперь она была рада его обществу.

Какая-никакая, а компания.

Интересно, если бы троллеры все-таки отыскали ее, бросился бы Поппинсак на выручку, размахивая посохом?

С банджо в руках она вернулась в его «апартаменты», вынула инструмент из чехла и уселась на одеяло.

– Уж не твою ли игру вчера я слышал? – спросил Поппинсак.

– Вполне возможно. Вчера я играла на променаде.

– А я играл на берегу словами.

– Играли словами? – спросила она.

– Беовульф, Теннесси Уильямс, Микки Спиллейн. «Смиттинг Грендель как птица по свету летает и дамочек с радостью он ублажает…» Это было легко. А ты, моя дорогая, как раз поддержишь меня музыкой. Знала бы ты, как я рад с тобой познакомиться. Спой, светик, не стыдись.

– Это песня, над которой я сейчас работаю. Проверю-ка я ее на вас.

Поппинсак с улыбкой закрыл глаза и, положив руки на колени, привалился спиной к песчаной дюне.

Пальцы Робин летали по струнам банджо. После вступления она запела:

Я была там и тут, мой драгоценный? Дошла за тобою до края Вселенной. Выворачивалась наизнанку, стояла вверх ногами, Сходила с ума и носилась кругами. Низко падала и высоко летала, Где бы я не была, я смеялась и рыдала — Все потому, что я тебя искала, Все потому, что я тебя искала. Я не знаю твоего лица, не знаю имени, Но я тебя найду, ты только жди меня. Я узнаю тебя по величавой походке, И как услышу в голосе дрожащие нотки. В твоих глазах свет солнца яркий, Твоя улыбка будет мне подарком. Я буду искать тебя, Да, я буду искать тебя. Ты звезды, и море, и солнце, и луна. Там-тарам и тра-на-на-на. Хватит писать, пора остановиться. Пам-парарам и лампа-ца-дрица.

Улыбаясь и кивая, Поппинсак начал аплодировать.

– Дева-менестрель, – сказал он. – Робин, королева бардов. А эта строчка: «В твоих глазах свет солнца яркий, твоя улыбка будет мне подарком», эх…

– В смысле, эта строчка отстой? – спросила она.

– Прелесть. Ты прелесть. И сейчас я принесу чай.

Он поднялся с песка и, подойдя к вещевому мешку, принялся что-то искать в нем. Через несколько минут Поппинсак вернулся с перчаткой и двумя пластиковыми кружками. Натянув на руку перчатку, он налил горячего чая в одну из кружек и протянул ее Робин. От него пахло так, будто он с головы до ног облился одеколоном, но даже это не приглушало не особо приятный душок. На щеках заметно проступали фиолетовые прожилки капилляров. Огромный нос картошкой был изрыт оспинами и напоминал Робин большую переспелую клубничину. В усах застряли крошки еды.

На расстоянии, подумала она, Поппинсак смотрится куда как симпатичнее.

– Предпочитаешь со сливками? – спросил он.

– А у вас есть сливки?

– Ни капельки. Сдобрить ложечкой рома? – Он достал из кармана пальто пластиковую флягу.

– Нет, но все равно спасибо.

Наполнив свою кружку, он щедро плеснул туда рому и вернулся на место.

Робин посмотрела на свой чай. К ее радости, ничего в нем не плавало. Она сделала глоток.

– Неплохо, – сказала она.

Отхлебнув из своей кружки, Поппинсак вздохнул и причмокнул.

– Поведай, дева-менестрель, какой судьбой-злодейкой ты занесена на этот проклятый богами пляж?

– Я просто путешествую, смотрю мир.

– Спасаясь от чего-то иль кого-то?

Она покачала головой:

– С чего вы взяли, что я от чего-то спасаюсь?

– Твою обиду с болью пополам в твоих глазах я вижу.

– Вы с ума сошли.

– Я видел все, что происходит на Земле и в Небесах; я видел самый Ад, и ты мне говоришь, что я свихнулся?

– Эдгар По, верно?

– По счастью, нет. Итак, раскроешь ли ты мне свое сердце?

Она не видела причин скрывать от Поппинсака правду.

– Мой отец умер. Мать завела хахаля, которого я интересовала гораздо больше нее. Я ударилась в бега. Конец.

– И как это ты так долго путешествуешь?

– Как, как… Ножками. Расскажите лучше о себе.

– Чтобы остроумье краткостью затмить, скажу просто, что я – бомж-книгочей.

– А вы правда были профессором?

– О да, но перестал преподавать: уж лучше бисер собирать, чем перед свиньями метать.

– То есть вы забросили преподавание и посвятили все время книгам?

Он кивнул и сделал глоток сдобренного ромом чая.

– И давно вы здесь, в Болета-Бэй?

– Быть может, день, быть может, вечность целую.

– А троллеров не боитесь?

Он взглянул на Робин, приподняв густые серые брови:

– А ты боишься троллей?

– Мы же тролли, так? В смысле, подростки наверняка нас ими и считают.

– Тролли, тролли, – затянул Поппинсак на манер Роберта Ньютона в роли Долговязого Джона Сильвера. – Бывают безобидные, бывают очень злые, но знает Поппинсак о них истории такие, что кровь застынет в жилах и сердце застучит…

– Вы что, пытаетесь меня напугать? – скорчила гримаску Робин.

– Ты прекрасный бард и менестрель, – сказал Поппинсак уже своим обычным голосом. – Умная леди, дерзкая и отважная. Но если отбросить все эти достоинства, то ты еще совсем ребенок и не знаешь жизни.

– Возможно, знаю больше, чем вы думаете. Я всякого навидалась.

– И была Божьим свидетелем на Страшном суде?

– О чем вы? – пробормотала она.

– Уноси ноги. Собирай вещи и уезжай. Доберись до Сан-Франциско или Лос-Анджелеса, а там садись на автобус до Палуковилля. – И с выражением добавил: – Уноси ноги к чертям из этого города, Робин. Если останешься, рискуешь просто-напросто исчезнуть.

Она уставилась на него.

– Все знали Робин-Пташку. Никто не знал, куда она пропала.

– Вы в самом деле меня пугаете.

– Если пташка упорхнет, может, завтра не умрет…

– Но если здесь так опасно, – спросила она, – почему же тогда вы остаетесь?

– В самом деле почему? Наверно, ради дивных песен, что здешние русалки мне поют. – Он допил свой чай и произнес одно лишь слово: – Прощай.

Робин кивнула:

– Мне уйти?

– Твоя компания для меня бесценна. Внемли моим предупрежденьям и беги.

– Думаю, я так и поступлю, – сказала она. – В любом случае у меня от этого места мурашки по коже, а вы уже четвертый человек, который предупреждает меня об опасности.

Она допила чай, поставила кружку на песок и убрала банджо в чехол.

– Спасибо за чай, – сказала она, вставая.

– А тебе спасибо за песню.

Она помахала ему на прощанье, повернулась и покинула лагерь Поппинсака.

В кафе двумя кварталами восточнее променада Робин заказала на завтрак яичницу с сосисками, картофельные оладьи и тост. Пока она ела, из головы не шел странный старик и его предупреждения.

Зловещие тролли. Исчезновение. Страшный суд.

Что за чертовщина? Впрочем, он вполне мог просто брать ее на испуг. Может, решил, что она вторглась на его территорию. Может, ему просто нравится людей пугать.

Но когда он это говорил, то и сам выглядел слегка испуганным.

Вообще-то нельзя исключать, что он нес полный бред, не имеющий ничего общего с реальностью. В конце концов, он явно любит заложить за воротник.

Как бы там ни было, а вчерашнее знакомство с троллями было не из приятных, да и подростки представляли серьезную угрозу.

Взорвать бы этот город к чертям собачьим.

Покончив с едой, Робин сверилась с меню. Завтрак стоил четыре восемьдесят, и Робин достала из кармана пачку банкнот.

Начала отсчитывать нужную сумму.

И разинула рот.

Желудок сжался.

Она смотрела на купюры, не в силах поверить своим глазам.

Однодолларовые.

Вчера, после того как она вышла из кинотеатра, у нее было шесть двадцаток и одна десятка.

Значит, в промежутке между кинотеатром и кафе кто-то вытащил у нее деньги и заменил двадцатидолларовые купюры на банкноты по доллару.

И она знала, когда это можно было сделать.

Только пока она спала.

Может, в кинотеатре?

Но она сильно сомневалась в этом.

Там было слишком много народу.

Кто бы осмелился обчистить ее при такой куче свидетелей? А если б кто и рискнул, он не смог бы запустить руку в карман ее джинсов, пока она сидела, не разбудив ее. Джинсы были слишком тесными.

Нет. Как бы ни хотелось ей верить, что ограбление произошло в кинотеатре, она понимала, что это не так.

Деньги вытащили после того, как она обустроилась на ночь.

Несмотря на то что в кафе было тепло, Робин почувствовала, как по спине ползут мурашки. Она стиснула ноги. Она представила Поппинсака, стоящего на коленях в темноте рядом с нею. Вот он расстегивает молнию ее спального мешка, наверняка обыскав уже рюкзак и даже обувь и полагая, что деньги она хранит ближе к телу. Представила его руки, исследующие ее тело, пока она спит, – не корысти ради, но удовольствия для, вот его рука проникает в трусики, нащупывает там деньги… и не только.

Птичка-невеличка, и ни одного яичка.

Грязный ублюдок.

И он поил меня чаем! И я для него пела! И все это время у него были мои деньги, а он вспоминал, что со мной проделывал!

Лицо Робин пылало. Сердце бешено колотилось. Ее всю трясло.

Он все у меня захапал, всю меня облапал, а потом еще прикидывался другом.

Так вот почему он советовал скорее покинуть город – надеялся, что я уеду раньше, чем обнаружу его проделки.

Она оставила пустую посуду на столе, накинула на спину рюкзак и, подняв банджо, подошла к кассе. После оплаты завтрака у нее осталось ровно семь долларов.

Она вышла на улицу.

Теперь мне не покинуть город, думала она, как бы ни хотелось.

Конечно, семь долларов – лучше, чем ничего. Но на дорогу все равно не хватит.

Дрожа от гнева и стыда, она поспешила к променаду.

Фанленд еще не открылся, но работники уже готовились к приему посетителей. Внизу, на пляже, бригада уборщиков сгребала мусор в кучи. Там же рылась и кучка бомжей. Поппинсака среди них не было.

Несколько бегунов трусили вдоль берега. Какой-то мужчина в трико делал зарядку, выкидавая такие трюки, что, глядя на него, создавалось ощущение, будто смотришь балет в замедленном действии. Какой-то малыш возился в песочнице, а родители его фотографировали. Загорающих не было, солнце еще не начало припекать. Серфингисты исчезли, купальщики еще не появились. Тем не менее на вышке уже сидела девушка-спасатель, одетая в белую блузку и красные шорты. Та самая, которую Робин видела до встречи с Поппинсаком.

Она поплелась дальше, оставляя всех позади. Наконец, миновав сорок – пятьдесят метров забора, отделявшего границу общественного пляжа, она свернула в сторону и продолжила свой путь через дюны.

Борясь с отчаянием, она опустила банджо на землю, скинула с плеч рюкзак, вытащила из него нож и сунула в задний карман джинсов.

Он же будет все отрицать, думала она. И что тогда? Зарезать его?

Там поглядим.

Черт возьми, никто не смеет проделывать со мной такие фокусы!

Она нашла место своего ночлега, где Поппинсак подкрался к ней ночью и… лапал ее.

Теперь она уже знала, где его искать.

Она помчалась через дюны. Добежав до последней, выхватила нож…

Взлетела на вершину…

Поппинсака и след простыл. Только два использованных чайных пакетика сиротливо валялись в песке.

13

Джереми спустился по лестнице на пляж. Время приближалось к полудню, солнце жарило вовсю, поэтому многие девчонки уже загорали, развалившись на песочке. Но они его нисколько не интересовали. Первым делом он устремил взгляд на спасательную вышку.

И она была там.

Таня.

Даже на таком расстоянии он узнал Таню по прекрасной фигуре, загорелым ногам и золотистым волосам.

Его чувства обострились.

Ему хотелось подойти к ней, обнять и поцеловать, ощущая, как прижимаются друг к другу их тела.

По крайней мере мог бы просто подойти и поздороваться, подумал он.

Но он не смог заставить себя сделать хотя бы шаг вперед.

Он изо всех сил стиснул зубы.

Чертов трус.

Он поднялся по лестнице к променаду. Они договорились встретиться там с Ковбоем во второй половине дня, но конкретного времени не назначали. Поднявшись, Джереми огляделся вокруг, надеясь разглядеть друга в толпе.

Он почему-то предполагал, что Ковбой должен быть где-то именно в южной стороне. Все самые лучшие аттракционы, в том числе и резервуар с Лиз, находились там. Но на северной стороне Джереми еще не бывал, а поскольку для встречи с Ковбоем у него был целый день, он решил прогуляться сперва туда.

Попадавшаяся на пути публика ничем не отличалась от той, что он видел вчера: алкаши и голодранцы, крутые парни и хулиганы, молодежные компании, а прилично одетые и безобидные на вид люди в меньшинстве. В основном это были парочки или даже целые семейства, вероятно, приехавшие на отдых.

Вчера, до встречи с Ковбоем, он изрядно натерпелся страху, бродя среди этой публики. Сегодня все было иначе. Пусть он один, одиночество не донимало его. Он знал, что теперь у него есть друзья. Не только Ковбой, но и Лиз, и Таня, даже те подростки, которых он не знал, наверняка приходились друзьями Ковбою или кому-нибудь из остальных, а значит, могли стать друзьями и Джереми.

Он ощущал свою сопричастность.

Тут он услышал музыку банджо. Мелодия доносилась из-за павильонов где-то впереди.

Неужели это играет та сучка, что облаяла его прошлой ночью?

Он продолжал идти, а музыка становилась все громче.

Наконец он увидел толпу, собравшуюся вокруг музыканта. Или музыкантов? Звучит так, будто она играет не одна. Неужели у нее есть друзья? Где же тогда они были прошлой ночью?

А если она узнает меня и натравит их?

Но я же ничего ей не сделал.

Ее дружки тоже вряд ли что-то мне сделают, решил он. Вокруг полно народу.

Подойдя к толпе, он стал искать в ней лазейку.

Пробравшись наконец немного вперед, Джереми увидел, что она играет в одиночку.

Что это? Боевой гимн республиканцев? А потом он превратился в «Дикси». А потом – в «Когда Джонни вернулся домой». Три песни, казалось, перетекали из одной в другую, сливаясь в единую мелодию.

Хороша, стерва.

И на мордаху тоже. Эдакая пацанка, но не без женственности. Руки оголены, рубашка с обрезанными рукавами слегка расстегнута, открывая ленточку на груди.

Последний аккорд – и песня закончилась. Публика хлопала и кричала. Многие вышли вперед, чтобы бросить деньги в чехол от банджо. Джереми приготовился пригнуться, если девушка глянет в его сторону, но она устремила взгляд вниз.

Как только она снова подняла голову, он юркнул за ближайшего высокого мужчину.

– Эту песню я сочинила сама, – объявила девушка. – Можете считать ее антивоенной… а можете и нет.

Она заиграла. Расслабившись, Джереми стоял и смотрел на нее. Она же смотрела прямо перед собой, как и во время исполнения предыдущей композиции.

Не выпуская банджо из рук и продолжая играть, она запела:

Это – величайший пир Из всех, что видел целый мир. Костры горят по всей стране, И вся страна горит в огне. Тут есть горячий лимонад, Тут есть картошка-фри, Рассыпчатые пироги — Подходи, бери! Арбузов нам не перечесть, Конфетки из алтея, Есть что выпить да поесть — Эй, подходи смелее! Давай хватай сосиску – и к нам скорей беги, Но, ради Бога, булочки в духовке не сожги!

Экая гнусь, возмутился Джереми. Но большинству слушателей, судя по тому, как одобрительно они улыбались и хлопали в такт, песенка явно пришлась по душе.

Она продолжалась, но Джереми решил, что с него довольно. Он выбрался из толпы и пошел прочь.

Конченая сучка. Это ж надо – глумиться над ядерной войной! Он пожалел, что не выстоял против нее прошлой ночью. Дать бы ей по щам и швырнуть на землю.

Разорвать на ней рубашку.

Ну что, милая, мы больше не крутые, да?

Ну и как тебе это нравится?

Глядишь, после этого она сочинила бы песню о том, как прикольно, когда из тебя вышибают все дерьмо, а потом еще и насилуют.

Словно прочитав его мысли – а может, все было написано у него на лице, – проходившая мимо женщина-полицейский устремила на Джереми пристальный взгляд. С нею был мужчина. Оба одеты в белые рубашки, синие кепи и шорты. Если б не кобуры, Джереми ни за что бы не догадался, что перед ним копы.

Женщина кивала напарнику, который продолжал ей что-то рассказывать, а сама так и сверлила глазами Джереми.

Она что, ясновидящая?

Напустив на себя невинный и беззаботный вид, он отвернулся.

Она хочет остановить меня, подумал он.

Лицо горело. Сердце колотилось. Он чувствовал, как все тело охватывает дрожь.

Я же ничего не сделал!

Она прошла мимо.

Он выдохнул.

Выждав несколько секунд, оглянулся через плечо. Теперь она смотрела на своего напарника.

Сука тупая, подумал Джереми. Чего она так на меня уставилась?

Впрочем, для полицейской она выглядит очень даже ничего. И похожа на Таню. Из-под кепи спадают золотистые волосы. Широкая спина, ноги сильные и загорелые.

А если она ее старшая сестра? Или мать?

Мать? Да быть не может!

Слишком молодо выглядит.

Он разглядел проступающие сквозь ее рубашку бретельки лифчика, опустил глаза и вперился взглядом в покачивающиеся при ходьбе ягодицы, обтянутые синими шортами.

Кто-то прошел мимо, закрыв Джереми обзор.

Он сдвинулся чуть в сторону, стараясь увидеть женщину снова, но без толку.

– Эй, амиго!

Он с улыбкой обернулся:

– Слышь, мужик, ты каждый раз подкрадываешься незаметно.

– Залюбовался служительницей закона?

– Задница у нее что надо, – сказал Джереми и пошел по променаду рядом с Ковбоем.

– И остальное не хуже, Герцогище.

– Ты ее знаешь?

– Офицер Делейни. Вроде нормальная. Она патрулирует променад всего пару недель.

– Она настоящий полицейский? – спросил Джереми. – Или что-то вроде охранника?

– Настоящее не бывает. Это же общественный парк. Охраняется ПУББ, не какой-то там частной охранной лавочкой.

– И даже ночных сторожей нет?

– Не-а. Только полиция. И нам это на руку. Если видим патрульную машину, тупо сваливаем. Да и бывает такое нечасто. Ты же знаешь копов, они не вылазят из магазинов с пончиками.

– Выходит, никто из вас ни разу не попадался?

– Копы даже ни разу не засекали нас, – сказал Ковбой. – Эй, ты ж только глянь. – Он остановился и кивнул направо, в сторону огороженной площадки напротив карусели. Из ворот вывалились парень с девушкой; девица повисла на руке своего дружка, словно ноги ее не держали. Джереми прикинул, что лет им примерно по двадцать. На девушке были синие джинсовые шорты, обрезанные так высоко, что открывали ноги практически целиком. Вдобавок, вырезы на бедрах доходили чуть ли не до пояса. Футболка тоже была наполовину обрезана и едва прикрывала грудь.

Видок у нее был весьма крутой. Обесцвеченные белые волосы торчат во все стороны, в ушах серьги из красных перьев, на губах серебристая помада. Девица энергично жевала жвачку.

Ее дружок выглядел и того круче. Одет в мотоциклетные бутсы и потрепанные джинсы. На поясе нож в кожаном чехле. Футболки на нем не было, торс был загорелым и мускулистым, на груди красовалась татуировка – змея, обвивающая кинжал, а на мочке уха болталось что-то вроде миниатюрных наручников.

Они остановились у ворот и обернулись, поджидая другую пару.

Парень, которого они ждали, был жилистый и низкорослый, с фиолетовым ирокезом. Он тоже был обнажен по пояс и носил кожаные штаны. Джереми не заметил у него татуировок, зато на поясе так же, как и у первого, висел нож.

Голова его спутницы была обрита наголо, а тонкие черные брови напомнили Джереми императора Минга Беспощадного[12]. Сквозь тонкую майку просвечивали соски, похожие на большие темные монеты. Для такого худосочного тела ее грудь казалась слишком большой и покачивалась при каждом шаге. Помимо футболки, на девушке были черная кожаная мини-юбка и сапоги до колен.

– Ради таких девах я в лепешку расшибусь и на двухъярусную койку раскошелюсь, – изрек Ковбой, продвигаясь в их сторону.

– Держу пари, они кусаются.

– О да, детка, куси меня. – Ковбой подошел к компании почти вплотную, держась сзади. – Как тебе лысая? – Джереми захотелось предупредить его, чтобы он говорил потише. – Детка-конфетка…

– Ты что, они услышат.

– А мы им заднюшки намнем. Фить-фить-фить!

Группа свернула влево, Ковбой поспешил за ними. Они остановились перед павильоном, который назывался «Музей Диковин Джаспера». Стоявший на платформе костлявый старик в цилиндре хитро поглядывал на них сверху.

– Народ, мимо не проходите, а заходите и смотрите! В музее Джаспера чудеса невиданные, неслыханные. Не упустите случая, загляните: двухголовый младенец, лысый орангутанг с острова Борнео, настоящая мумия Рам-Хо-Тепа, и много других таинственных и загадочных диковин ждут вас. Да, господа, направо, сюда. И леди с собой возьмите. От страха будут содрогаться, к вам теснее прижиматься. Народ, мимо не проходите, а заходите и смотрите. Всего по три билета на рожу, на «Урагане» прокатиться дороже. Смотрите диковину ту и эту, ваш покорный слуга собирал их по всему белу свету. Джаспер, великий путешественник, много чудес повидал и под одной крышей бережно собирал. Народ, мимо не проходите, а заходите и смотрите!

– Держу пари, полное фуфло, – сказал Ирокез своим приятелям достаточно громко, чтобы Джаспер слышал каждое слово. На это старик лишь усмехнулся, продемонстрировав отсутствие переднего зуба. – Был я раз на шоу уродов, так там только стремные фотки были какие-то.

– Заверяю вас, – произнес Джаспер, – все мои экспонаты подлинные. Раньше, когда ваш покорный слуга еще имел собственное шоу уродов, все экспонаты присутствовали во плоти, и безобразный вид их превзошел бы все ваши ожидания. К сожалению, по требованию властей мне пришлось закрыть шоу уродов, но память о них сохранилась в Музее Диковин. Эту невероятную коллекцию фотографий вы можете увидеть на входе в мой павильон.

– Ну а я что говорил, – кивнул Ирокез. – Сраные фотки.

– Вы глубоко заблуждаетесь, молодой человек. В Музее Джаспера собраны не только фотографии, но и самые настоящие экспонаты, которые вы можете посмотреть, а если наберетесь смелости, то даже потрогать.

– Че, заглянем? – предложил татуированный и обратился к своей подруге: – Че скажешь?

Та пожала плечами, отчего ее обрезанная футболка приподнялась, и Джереми успел разглядеть краешек ее груди.

– Я не прочь, – сказала она. Голос у нее был грудной, с легкой хрипотцой.

– Да, – добавила бритоголовая, – зайдем позырим.

Джаспер поднял руку:

– Не помню, говорил ли я вам, что сегодня у нас Женский день? А это значит, что дамы могут посмотреть Музей Диковин совершенно бесплатно. Заходите, не бойтесь. – Он снял цилиндр и распахнул входную дверь.

– Кароч, он меня уговорил, – сказал татуированный, доставая из кармана небольшую стопку билетов. – Идем, Джингльс, – бросил он своей девушке и потянул ее за руку к лестнице.

Ирокез тоже достал билеты.

– А вы? – спросил Джаспер, посмотрев на Джереми и Ковбоя.

– Мы тоже идем, – ответил Ковбой.

В желудке у Джереми похолодело.

– Ну, не знаю… – промямлил он.

– Трусишь?

Я не трус, подумал он, а вслух сказал:

– У меня нет ни одного билета.

– Не вопрос, – ответил Ковбой, – моих хватит.

Джереми хотел заглянуть под вырез футболки поднимавшейся по лестнице девушки. Но когда он повернулся в ее сторону, она уже была наверху и вслед за своим парнем заходила в дом. Девица в кожаной юбке еще поднималась, но весь обзор загораживал Ирокез.

Джереми почувствовал, что ему не до подглядывания. Нет, конечно, он никогда не отказался бы заглянуть девушке под юбку или в вырез футболки. Но не теперь. Не теперь, когда он понял, что ему придется идти в Музей Диковин Джаспера.

Одного вида самого Джаспера было достаточно, чтобы его бросило в дрожь.

Ему совершенно не хотелось видеть, что за диковины он хранит.

К тому же, как ни соблазнительно одеты девицы, оказаться в замкнутом пространстве вместе с этой «великолепной четверкой» ему совершенно не улыбалось.

Но Джереми не мог допустить, чтобы Ковбой посчитал его трусом.

Он поднялся по лестнице вслед за Ковбоем, и тот протянул пачку билетов похожему на скелет старику.

14

О, просто отлично, подумал Джереми. Мало того, что мы здесь с этими четырьмя отморозками, так еще и сам Джаспер увязался следом. Не иначе старый пердун дрожит за свои бесценные экспонаты.

Дверь захлопнулась, отрезав уличный свет.

Джереми ожидал, что обстановка Музея Диковин будет как в обычном музее, и был неприятно удивлен, очутившись в полутемном коридоре. Единственным источником света были лампы, закрепленные над рамками развешанных по стенам фотографий.

Галерея Диковин.

Джингльс с дружками остановилась возле первой фотографии. Со своего места Джереми не мог разглядеть, что там изображено.

Девушка хихикнула.

– Будто глядит на нас, – сказал татуированный парень. – Типа, живой и ща как прыгнет.

– Расслабься, – бросил Ирокез. – Ни хрена он не живой. Это, типа, фотоэффект.

Джереми вздрогнул, когда на его плечи опустились чьи-то руки. По спине побежали мурашки.

– Прошу прощения, молодой человек, – проговорил Джаспер и, отстранив его, прошел мимо. Ковбой отпрянул. При всей своей браваде, он тоже явно нервничал.

Джаспер обошел его и приблизился к одной из фотографий:

– Это Джим и Тим, – сказал он. – Сиамские близнецы.

– Мы как бы читать умеем, – бросила лысая девушка.

– Давайте уже перейдем к настоящим штукам, – встрял Ирокез. – Кому нахрен сдались долбаные фотки?

– Это фотографии самых необычных, странных…

– Он что, решил задрать нас своей трепотней? – вспылила Джингльс.

– Да, мужик. Исчезни.

– Как пожелаете, – молвил Джаспер и быстро зашагал по коридору. Но за угол не свернул, а остановился в темноте, выжидая.

– Так-то лучше, – сказал Ковбой и, сняв шляпу, помахал ею над плечом Ирокеза. – Забздел старый членосос.

– Сгинь, – сказал Ирокез.

– Ой, звиняй, Чингачгук.

Джереми застонал.

– Слышь, пацан, ты ничего не попутал?

Ковбой открыл было рот, но Джереми толкнул его локтем.

Бритоголовая обняла Ирокеза и прошептала:

– Ладно тебе, Вуди, не связывайся с сосунками.

Они отвернулись, а Джереми схватил Ковбоя за руку.

– Давай подождем, пока они зайдут куда-нибудь, – прошептал он.

– Слыхал, как она нас назвала?

– Слушай, эти парни могут запросто оторвать нам яйца.

– А мне не боязно.

Джереми увидел, что вся честная компания удаляется по коридору. Они даже не останавливались посмотреть фотографии. Наверное, им, как и Вуди, не терпелось увидеть «реальные штуки».

Джереми подошел к фото сиамских близнецов Джима и Тима. Эти двое, сросшиеся бедрами, были одеты в причудливые сдвоенные стринги. При виде снимка Джереми почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, но все равно стоял перед фото и разглядывал его.

– Эй, они же убегают, – сказал Ковбой.

– Но мне хочется посмотреть фотографии, – солгал Джереми.

– Ну и оставайся тут, – проворчал Ковбой и пошел дальше.

Джереми поспешил за ним. Проходя мимо снимков, он бросал на них быстрые взгляды, радуясь, что не приходится разглядывать их повнимательнее. Там были мужчина с лишней рукой, которая торчала из груди иссохшим отростком; поросшая шерстью особа в бикини, чье лицо больше напоминало собачью морду; человек с языком, свисающим изо рта до самой груди; безногое создание, стоящее на руках; двухголовая женщина; трехгрудая женщина; великан рядом с карликом; и человек с длиннющими руками, свисающими до самого пола.

Фото длиннорукого было последним в коридоре. Джаспер исчез; очевидно, последовал за панками.

Джереми сделал глубокий вдох. Его трясло и подташнивало. Спертый воздух не пошел ему на пользу. Пахло, как в ветхой развалюхе, запертой много лет. Задрав край футболки, Джереми вытер взмокшее лицо и свернул за угол вслед за Ковбоем.

Отойдя от стены, они увидели еще один коридор, похожий на тот, который только что миновали. Четверка собралась в его конце. Неподалеку стоял и Джаспер, практически невидимый в темноте, не считая бледного, словно светящегося лица.

– Давай подождем, пока они уйдут, – прошептал Джереми.

– Да не ссы, – сказал Ковбой и направился в сторону группы. Правда, не слишком быстро.

– Оно тебе подмигнуло, – сказал татуированный. Его рука лежала на спине девушки. Точнее, под ее футболкой.

– Вовсе нет, – отозвалась его подружка, но в ее голосе прозвучала тревога.

– Пошли к бошкам? – спросил Вуди и рассмеялся.

Они свернули к следующей экспозиции, и Джереми увидел, что они обсуждали человеческий эмбрион в банке.

– Потряс, – сказал Ковбой, подходя ближе, и склонился над светящимся сосудом. Джереми подошел вместе с ним, но нагибаться не стал. Ему и так все было прекрасно видно.

Жидкость в банке была темной и желтоватой. Желтой была и кожа плода. У него было две головы. Все четыре глаза были широко открыты.

Джереми подумал, что этот зародыш, вероятно, извлечен из двуглавой женщины, чье фото висит в первом коридоре.

Ковбой придвинул лицо так близко к банке, что чуть не касался ее носом.

– Похож на маленького старикашку, – заметил он.

Сглотнув, Джереми отвернулся. Группа окружила следующий экспонат. Бритоголовая стояла в обнимку с Вуди, а татуированный обнимал свою девушку, поглаживая ее по спине.

– Глянь, что щас будет, – сказал Ковбой.

Джереми обернулся.

Ковбой поднял банку обеими руками и принялся вращать ее. Плод наклонялся, колыхался, поворачивался. Какие-то ошметки и темные пятна поднимались вдоль стен сосуда.

Джереми поперхнулся. Зажал рот рукой. Молясь, чтобы его не вырвало, он поскорей отвернулся. Сморгнув с глаз слезы, он увидел Джаспера, застывшего в темноте. Наверняка старик заметил, что делает Ковбой, но виду не подавал. Казалось, ему абсолютно все равно.

Когда Ковбою надоело возиться с эмбрионом, Джингльс и компания были уже далеко.

Впереди, освещенная снизу неярким прожектором, стояла мумия.

– Да уж, это явно не Карлофф[13], – изрек Ковбой, направляясь к ней.

Эта мумия совершенно не походила на те, что Джереми случалось видеть в фильмах ужасов или в музеях.

Она не была спелената.

Иссохший коричневый труп крепился к стене стоймя с помощью жгута и кожаных ремешков.

Глаз не было. Челюсть отвисла. Правая рука отсутствовала.

– Смахивает на вяленую говядину, – заметил Ковбой.

Вероятно, ради приличия, вокруг пояса трупа была повязана тряпица. Джереми решил, что это дело рук старикана.

Когда Ковбой присел и приподнял тряпицу, Джереми закрыл глаза.

– Фу-у-у, – протянул Ковбой, – кто это тут забздел? Иди глянь сюда.

Джереми открыл глаза, но на мумию взглянуть так и не решился. В коридоре оставались еще два экспоната. Припанкованная четверка уже закончила их осматривать и скрылась за углом.

– Девчонки уходят, – сказал Джереми.

– Да и пес с ними, – отозвался Ковбой и, распрямившись, направился к следующему экспонату. Подойдя к нему, он замедлил шаг, словно раздумывал: полюбоваться или все-таки нагнать девчонок?

Экспонат победил.

Едва взглянув на него, Джереми решил держаться подальше.

– Ты что, раньше сюда не ходил? – спросил он.

– Да как-то желания не возникало. Видеть не могу эту падлу Джаспера. Боже, ты ж только глянь на эту хрень.

«Хренью» оказался черный паук почти трех футов в высоту.

Джереми метнул на него еще один быстрый взгляд и поспешил пройти мимо.

Он решил, что это чучело.

Будь он живым – сидел бы в клетке, а не стоял вот так, прямо перед посетителями.

Он поспешил к трем сморщенным головам на пьедесталах. По сравнению со всем остальным, их обезьяноподобные лица, с зашитыми веками и губами, казались чуть ли не симпатичными.

За спиной он услышал Ковбоя:

– «Джасперус Гигантикус». – Судя по голосу, он читал надпись на табличке перед экспонатом. – «Обнаружен Джаспером Данном в дождевых лесах Новой Зеландии 10 апреля 1951 года». Бедный зубастик, – прибавил он уже обычным голосом. – Такого и родная мамочка не полюбит. А у тебя там что?

– Какие-то высушенные головы, – ответил Джереми, надеясь, что Ковбой наконец отойдет от проклятого паука.

– Да ладно? А знакомые среди них есть? – Джереми услышал приближающиеся шаги Ковбоя. – Ага. Хм-м-м. Ну что ж, идем. – Он даже не остановился, чтобы взглянуть поближе.

Джереми последовал за ним. Прежде чем свернуть за угол, он оглянулся на паука. Так и сидит на своем пьедестале. Само собой, подумал Джереми, а чего ты ожидал?

Он резко остановился. Он рассчитывал, что компания панков окажется хотя бы в середине следующего коридора, но они столпились у самого первого экспоната.

Это существо находилось в клетке. В очень большой клетке. Оттуда, где стоял Джереми, было хорошо видно, что оно не живое.

В точности, как и мумия, оно было закреплено в стоячем положении при помощи кожаных ремней.

– Не похоже это на лысого орангутанга с острова Борнео, – заметил татуированный.

– А ты их когда-нибудь видел? – осведомилась его спутница.

– Ну я видел орангутангов в зоопарке, этот ни хрена не похож.

Джереми тоже подумал, что на орангутанга это существо совсем не похоже. А вот если взять Тварь из Черной Лагуны[14], заменить ей лапы с перепонками на когтистые, а чешую – на белую и гладкую кожу, будет самое то. Выглядело существо довольно внушительно – более шести футов ростом, с огромными мускулами, но плоть его была мягкой на вид и даже какой-то осклизлой.

На нем не было ничего, кроме трусов, и оттуда выпирало что-то поистине громадное.

– Это что, в натуре, за хрень? – спросил татуированный, повернувшись к Джасперу, стоявшему немного поодаль.

– Мне было предложено исчезнуть, – смиренно отвечал Джаспер, – так что не обессудьте…

– Да это просто резиновый костюм, – сказал Вуди. – Наш знаменитый путешественник прикупил его на распродаже в Голливуде.

– Точняк, – согласилась его подруга, – я его видела в каком-то кинчике.

– Уверяю вас, – сказал Джаспер, – существо, находящееся перед вами, настоящее, как собственно и все экспонаты моего Музея Диковин. Еще менее десяти лет назад оно жило и дышало. Эх, видели бы вы, как оно бесновалось, убивая и насилуя.[15]

– Заливай кому-нибудь другому, – пробормотал Вуди.

– Сдается мне, что это твой папашка, Чингачгук.

В желудке у Джереми все заледенело.

Вуди обернулся. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Челюсть отвисла. Дыхание участилось, он остолбенел, только грудь ходуном ходила.

Затем его рука потянулась к выкидному ножу на поясе. Он вытащил его и выкинул лезвие.

– Упс, – сказал Ковбой, улыбнулся, слегка приподняв шляпу, и вдруг, развернувшись, метнулся за угол.

Джереми бросился следом.

– Держи их! – услышал он крик Вуди.

Резким ударом Ковбой распахнул дверь, солнечный свет резанул Джереми по глазам. Щурясь, он увидел, как Ковбой перемахнул через деревянные перила и спрыгнул на дощатый настил променада. Джереми последовал его примеру, но, приземлившись, понял, что не удержится на ногах, и упал, ударившись коленями о доски. Он попытался подняться.

Но кто-то обрушился ему на спину, придавив к настилу.

– Ща тя покрошу, паскуда! – Это был голос Вуди.

Джереми почувствовал, как его схватили за волосы и задрали голову вверх, причинив дикую боль. Он понял, что собирается сделать Вуди. Перерезать ему глотку.

Вместо этого парень рванул волосы Джереми вниз, стукнув его лицом о дощатый настил.

– Слышь ты, дефективный, – услышал Джереми. – Он тебе ничего не сделал.

Это был голос Ковбоя.

Вуди слез со спины Джереми.

– Давай подойди и забери его, раз такой крутой, – сказал Вуди.

Джереми привстал на четвереньки. Подняв голову, он увидел перед собой всю честную компанию. Они окружили Ковбоя, а тот и не пытался бежать – он стоял и улыбался им, медленно поворачиваясь на месте.

У Вуди и татуированного в руках блестели ножи. Эти двое тоже улыбались.

Вокруг уже собирались взволнованные зрители, с нетерпением ожидающие, что будет дальше. Неужели они думают, что это все шутки?

– Когда я последний раз наткнулся на такое дерьмо, – говорил Ковбой, поворачиваясь то к Вуди, то к татуированному, – то просто почистил ботинок.

«Идиот!» – подумал Джереми.

Татуированный бросился на Ковбоя с ножом, тот уклонился, но лезвие все-таки достало его предплечье.

– Ах ты ж сволочь…

Вуди бросился на него с явным намерением изувечить.

Джереми кинулся на Вуди и схватил его за ногу. Тот упал, но ему на выручку подоспела Джингльс и топнула ногой по руке Джереми. Он вскрикнул. Она топнула еще раз, но он успел отдернуть руку и откатиться. Джингльс поспешила к нему, и как только Джереми перевернулся на спину, впечатала ботинок ему в живот.

В тот момент, когда она только занесла ногу для удара, Джереми осознал, что ему открывается потрясающий вид: девчонка в коротеньких шортах и обрезанной футболке стоит прямо над ним. Он видел нижнюю часть ее грудей и даже немного соски.

Здорово, подумал он.

А потом тело взорвалось болью и дыхание оборвалось.

15

Бомж отвесил стоявшей перед ним женщине оплеуху. Миниатюрный кассетный диктофон вылетел у нее из руки, чуть не смазав по лицу прохожего. Когда женщина повернулась поднять диктофон, Дэйв увидел, что это не кто иная, как Глория.

– Знаменитая журналистка на службе, – съязвила Джоан.

– О Господи, – пробормотал Дэйв.

Отстегнув дубинку от кольца на поясе, Джоан направилась к бомжу. Дэйв же подошел к Глории. Та подняла с пола диктофон и потрясла возле уха, проверяя на исправность.

– Глория.

Обернувшись, та на мгновение обомлела. Но тут же улыбнулась:

– А, это ты.

– Да, это я. – Он не смог скрыть раздражения в голосе. – Какого черта ты делаешь?

– Я пыталась взять интервью, но…

– Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, нет!

– Заткнись, – Джоан подтолкнула бомжа к Глории. Его водянистые глаза были полны ужаса.

Вздохнув, Глория покачала головой:

– Не бейте его. И вообще оставьте его в покое. Он ничего не сделал. Это я сама… вторглась на его территорию. – Она встретилась с ним взглядом. – Мне правда очень жаль. Я не хотела, чтобы у вас были неприятности.

– Отпусти его, – сказал Дэйв.

– Свободны, мистер, – бросила Джоан и прицепила дубинку обратно к ремню.

Бродяга побрел прочь, что-то бурча себе под нос.

– Извините меня, – сказала Глория.

– Нет проблем, – улыбнулась Джоан и пожала плечами. – Вы в порядке?

– Да. Поймите, я не хотела никаких неприятностей. Только надеялась услышать о троллиной охоте из первых уст… И видите, как вышло? Они просто-напросто не доверяют мне.

– Они все ненормальные, – сказала Джоан.

– Почему бы тебе не заняться чем-нибудь другим? – спросил Дэйв. – Все равно ты никогда не добьешься от них ничего пут…

– Полиция!

Обернувшись, Дэйв увидел, что сквозь толпу бежит мальчонка лет десяти-одиннадцати. Он указывал пальцем куда-то назад.

– Полиция! – закричал он снова. – Там драка! Поножовщина! – Добежав до Дэйва, парнишка остановился. – Там, за «Веселым домиком»!

Дэйв сорвал с пояса рацию и нажал кнопку вызова:

– Срочно подкрепление. В Фанленд, – проговорил он. – Возле павильона Данна. На всякий случай пришлите еще и скорую.

Он повесил рацию обратно на пояс и припустил за Джоан. Та уже мчалась в указанном пыхтящим мальчишкой направлении. Дэйв несся за ней со всех ног, но не мог догнать. Ее рвение ему совсем не понравилось. Даже не разобравшись в ситуации! Пацан сказал, там поножовщина. Интересно, сколько народу в ней участвует?

– Подожди! – крикнул он Джоан.

Но она, казалось, его не слышала.

– Гадство, – пробормотал Дэйв.

Взволнованный и раздосадованный, он тем не менее в который раз восхитился Джоан. Боже, какая же она все-таки отчаянная и прыткая! Глядя, как лихо она огибает прохожих, он поневоле вспомнил О. Дж. Симпсона[16].

Она двигалась великолепно.

Дэйв успел бросить последний взгляд на ее шорты. В следующий миг толпа поглотила ее.

Собравшаяся у Музея Диковин толпа напомнила Джоан о почитателях таланта девушки с банджо. Только здесь, похоже, народу было еще больше. Некоторые убегали, оставшиеся же не стояли на месте, мирно слушая музыку, а подпрыгивали и галдели.

– Прочь с дороги! Полиция! Разойдись! Прочь с дороги! Пошевеливайтесь! – выкрикивала Джоан, пробираясь в толпе. Многие отказывались посторониться, нарочно мешали. Им явно хотелось продолжения банкета. Джоан расталкивала их, требуя дать дорогу. Мимо самых упорных приходилось протискиваться.

Ее пихали локтями.

Кто-то дернул ее сзади за шорты и чуть не стянул их.

Наконец ей удалось прорваться в глубь толпы.

То, что открылось ее взгляду, напоминало бойцовский ринг.

– Полиция! – закричала она, продвигаясь вперед и одновременно пытаясь оценить ситуацию. – А ну прекратить!

Подросток с окровавленным лицом навалился на девушку и самозабвенно бил ее коленом в живот. Не считая коротко обрезанных шортиков, девушка была совершенно голой. От каждого удара ее ноги содрогались.

Вторая девушка, в кожаной юбке и драной маечке, оттолкнулась от пола и бросилась на подростка. Она врезала ему по ноге, и все трое сбились в кучу-малу.

Выхватив из-за пояса дубинку, Джоан решила сперва заняться остальными драчунами.

– Полиция! – гаркнула она, кидаясь к ним.

Тот, что насел сверху – субъект с фиолетовым ирокезом, – поднялся с тела противника и повернулся к Джоан. В правой его руке сверкал нож, в левой было отрезанное ухо.

Паренек за его спиной растянулся на настиле, зажимая рукой кровоточащую рану. Тот, что находился под ним, судя по всему, приятель Ирокеза, отпихнул раненого и начал вставать.

– Вы оба! – рявкнула Джоан. – Ни с места!

Краем глаза она уловила какое-то движение и, глянув налево, увидела, что девчонки пытаются улизнуть. Если раньше Джоан считала их жертвами, то теперь сильно сомневалась. Толпа расступилась, освобождая им дорогу. Пострадавший парнишка так и сидел на деревянном настиле, вытирая кровь с лица белой футболкой.

Джоан снова повернулась к тем двоим. Ножи были у обоих. Они переглянулись.

– Бросайте оружие!

Один покачал головой. Второй, с ухом в руке, тоже.

Джоан решила, что придется стрелять.

Правильно, подумала она, заодно разгоню к чертям всех этих ротозеев.

– Бросайте сейчас же! – Это был голос Дэйва, и раздался он прямо у нее за спиной.

Осклабившись, отморозок с ирокезом отправил отсеченное ухо в рот. Он начал жевать, и Джоан подумала: ты что творишь, псих, его же можно еще пришить!

Он выплюнул ухо; шмякнувшись о правую грудь Джоан, оно прилипло к футболке, а в следующий миг ее нога влетела парню прямо в солнечное сплетение. Подхватив ухо, Джоан умудрилась все той же ногой врезать Ирокезу в челюсть. Из его рта брызнула кровь вперемешку с осколками зубов. Нож отлетел в толпу. Парень рухнул на променад и остался лежать неподвижно.

Его дружок развернулся. Один из зрителей не успел отойти с дороги. Молодчик всадил нож ему в живот, толкнул заголосившего парня на спину и метнулся в стремительно рассеивающуюся толпу.

– Я возьму его, – сказал Дэйв.

Он бросился вдогонку, а Джоан присела на корточки над корчившимся на деревянном настиле подростком.

– Твое ухо у меня, – сказала она. – Врачи пришьют, будешь, как новенький. – Ей самой хотелось верить в свои слова. У него были и другие раны.

Послышался вой сирен.

– Держись. «Скорая» будет с минуты на минуту.

– Иного я и не ждал, – пробормотал паренек.

Она пошла дальше и опустилась на колени перед парнем, которого только что пырнули в живот. Тот был в сознании, обхватив руками рану, он хныкал и сучил пятками по настилу.

Она ласково накрыла его руки ладонью:

– Все будет хорошо, не отпускай рану. «Скорая» уже в пути.

После чего отошла, решив, что лучше, пожалуй, осмотреть раны паренька с отсеченным ухом и постараться оказать первую помощь до приезда скорой.

Дэйв перемахнул через парапет и спрыгнул на пляж. Приземлившись на ноги, он упал и перекувыркнулся. Посмотрел в сторону океана, ожидая увидеть парня там, потом повернулся к променаду – в тот миг же парень выскочил из-под платформы и бросился на него, размахивая ножом.

Увернуться от удара времени уже не было.

Когда лезвие уже неслось к нему, Дэйв отпрянул в сторону, и вместо того, чтобы вонзиться в грудь, оно лишь вспороло ее. Дэйв не почувствовал боли, лишь услышал звук собственной рассекаемой плоти и почувствовал, как по ребрам побежала теплая струйка крови.

Одной рукой он перехватил запястье нападавшего, а другой нанес удар куда-то в район локтя. Хрустнула кость. Парень заорал и уронил нож.

Дэйв швырнул парня лицом на песок. Опустившись на колени, заломил его сломанную руку за спину. Парень орал, но не сопротивлялся, и Дэйв в секунду защелкнул на нем наручники.

Джингльс сидела в темноте под променадом, облокотившись спиной о балку. Живот нещадно болел от ударов, и сидеть так, свернувшись калачиком и прижимая колени к груди, было гораздо легче.

– Много времени прошло? – спросила Лорна.

– А хрен его знает. Час? – Может, и больше, подумала Джингльс. С того момента, когда она услышала вой сирен, минуло, похоже, несколько лет. Тот сопляк так избил ее, что она обсикалась. Поначалу мокрые шорты не причиняли особого неудобства, но через некоторое время кожа под ними стала зудеть и чесаться. Джингльс уже казалось, что эти мучения длятся целую вечность. Ну, не вечность, но пару часов как минимум.

– Бьюсь об заклад, копы давно отбыли, – сказала Лорна.

– И что?

– Не пора ли вылезать?

– Ага, конечно! Слушай, если ты еще не заметила, я там кое-что потеряла. Все гандон этот!

– Что ж делать-то?

– А я знаю? – Джингльс встала и, отняв руки от живота, принялась отлеплять мокрые шорты от задницы. Обернувшись, посмотрела через темный лес свай на залитый солнцем пляж. По песку бродили несколько человек.

– Не хочешь сходить и подыскать мне какую-нибудь одежонку? – предложила она.

– Бикини чье-нибудь слямзить?

– Или полотенце.

– Просто так взять и спереть, да? Меня, значит, легавые повяжут, а ты тут будешь спокойно прохлаждать сисечки, так, что ли?

Джингльс отступила за одну из балок и встретилась с Лорной взглядом:

– У тебя деньги есть?

– Я кошелек в машине оставила.

– Ага, я тоже. Блин. Там, наверху, полно бутиков, а в них шмоток навалом. Не против сбегать туда и стащить что-нибудь для меня?

– Очнись. Посмотри на меня. – Лорна встала и ухватилась за сваю. – Как по-твоему, смогу я сунуть что-то под свою майку, а?

Джингльс покачала головой. Через тоненькую ткань Лорниной маечки все прекрасно просматривалось. Да и под юбчонкой ничего не спрячешь – слишком коротка.

– А не надо ничего прятать, – предложила она. – Наденешь и вся недолга. Напяль футболку поверх своей – и вперед. Никто не вкурит, что не твоя.

– И думать забудь. Посмотри на меня еще раз и скажи: похожа я на человека, который может зайти в магазин, покрутиться, посетить примерочные и выйти просто так, ни с чем?

– Честно говоря, нет, – признала Джингльс. Лорна была права. Ее бритая голова и откровенный наряд сразу привлекут к ней внимание. Многим ее внешность запомнилась еще до драки. А теперь, когда ее нижняя губа разбита и опухла, а лямка на маечке оборвана и свисает, почти обнажая левую грудь, остаться незамеченной и вовсе невозможно.

– Один взгляд на меня, – сказала Лорна, – и гребаные охранники вызовут копов.

– Парни-то? Не, не должны.

– Черта с два. Забудь об этом.

– А добраться до автомобиля? – спросила Джингльс.

– Вуди его заблокировал.

– Разбей окно.

– Он меня прибьет.

– Никого он не прибьет. Небось давно уже в кутузке. Так что ничего не бойся, разбей окно, достань деньги и купи мне…

– Я что, похожа на чокнутую? Влезать в машину средь бела дня?

– Ну, я бы ради тебя это сделала.

– Тебе легко говорить, не ты ж пойдешь.

– Дай мне свою майку, я пойду и принесу что-нибудь.

– Ну уж дудки. Кинуть меня захотела? Свалить и оставить здесь одну? Ха-ха. – Ее взгляд стал настороженным. – Даже не думай. Я сама пойду и достану одежду.

– Допустим. А если нет?

– Эй, мы же подруги. Я тебя не брошу, мы обязательно что-нибудь придумаем.

Увы, добром Лорна майку не отдаст. Да и машину Вуди взламывать не хотелось… Слишком рискованно.

– Послушай, – предложила Лорна. – А если перекантоваться тут до темноты? А потом гопануть первого попавшегося прохожего и отобрать одежду для тебя? Как тебе вариант?

– Ну-у, эт надолго.

– У тебя есть идеи получше?

– Не-а, – покачала головой Джингльс.

Они сидели в нескольких футах друг от друга, облокотившись на сваи, и ждали. Через некоторое время Лорна растянулась на песке.

Джингльс вслушивалась в рокот волн с пляжа, шаги прохожих над головой, еле слышные звуки каллиопы и отдаленный рев «Урагана».

Ничто не радовало глаз: песок, пустые бутылки, мусор, пакеты и тряпье, скорее всего, оставленные местной пьянью, сваи, толстые, как телефонные столбы, да фундаменты каких-то построек.

Большинство зданий, как полагала Джингльс, держались на сваях. Между сваями и фундаментами царила непроглядная темнота.

Впрочем, Джингльс совершенно не хотелось вглядываться в нее.

Она перевела взгляд на ближайший фундамент и догадалась, что он принадлежит «Веселому домику», поскольку тот находился как раз позади Музея Диковин и был двухэтажным. А двухэтажной постройке не обойтись без фундамента.

Бетонные блоки подымались прямо из песка и подпирали настил променада. Все они были украшены «произведениями искусства», какие Джингльс обычно видела (а частенько и рисовала сама) в общественных туалетах. Помимо традиционных изображений половых органов, попадались мультяшного вида черепа, пауки, змеи и изуродованные трупы. Надписи, которыми перемежались рисунки, в основном касались секса, но попадались и более тревожащие: «Высоси мою кровь», «Порви ее», «Остерегайся!» и «Правь, Сатана!»

Надпись: «Читай между строк» была нацарапана на одной из досок, прибитых на середине бетонной плиты фундамента.

Джингльс предположила, что этими досками, скорее всего, забита дыра в шлакоблоке, проделанная местными бомжами и алкашней при попытках прорваться в заброшенный «Веселый домик».

Скорее всего, подумала она, после наступления темноты бомжи здесь просто кишмя кишат.

Ничего, нас к тому времени здесь уже не будет. Мы свалим, как только сядет солнце.

Но прежде чем солнце село, пришел туман. Тьма сгустилась. Джингльс обнаружила, что уже не различает рисунки и надписи на шлакоблоках, что было хорошо: многие ее нервировали. Но туман отнимал тепло.

Дрожа от холода, Джингльс отлепилась от балки, встала на четвереньки и посмотрела на пляж. Пространство под настилом затянула сплошная серая мгла.

Мимо прошли несколько отдыхающих, она видела их вполне отчетливо.

Туман был достаточно густым, чтобы не пропускать солнечные лучи, но не настолько, чтобы улизнуть незамеченными.

Песок казался намного теплее воздуха, поэтому Джингльс заползла на пятачок за одной из свай и улеглась на животе, опустив лицо на скрещенные руки. Так-то лучше. Ледяной воздух выстуживал спину, зато груди, погруженной в теплый песок, было хорошо.

Джингльс посмотрела направо. Ее подруга лежала на своем месте и дремала.

Джингльс прищурилась, пытаясь рассмотреть края досок, прибитых к фундаменту «Веселого домика».

Если бы только удалось выломать несколько этих досок…

Там, внутри, тепло, хорошо.

Она стиснула зубы, чтобы не стучали.

Досидеть бы там до темноты. В комфорте и безопасности.

Джингльс поднялась на колени, отряхнула с кожи песок. Она подползла к Лорне и принялась будить ее.

Лорна перекатилась на бок, свернулась калачиком и обхватила себя руками:

– Господи, ну и холодрыга!

– Вставай.

– Зачем?

– Увидишь.

Лорна поднялась и проследовала за Джингльс к заколоченной стене фундамента.

– Что ты задумала?

– Думаю, мы сможем туда залезть.

– О черт.

– По-твоему, лучше тут околевать?

Джингльс вцепилась пальцами в край доски и потянула.

Она ожидала сопротивления.

Доски ведь были прибиты прямо к шлакоблокам, крест-накрест.

Но неожиданно вся конструкция поддалась и отошла в сторону.

Так это дверь!

Боже правый.

Открывшийся проем зиял кромешной темнотой. Но Джингльс чувствовала, что оттуда тянет теплом.

– Не по душе мне это, – пробормотала Лорна.

Мне тоже, подумала Джингльс. Самая настоящая дверь. Потайная дверь. Ей тоже это ни хрена не нравилось.

Но возможность согреться была так заманчива…

– Там тепло, – сказала Джингльс. – Пошли.

Она шагнула во тьму. Лорна вошла следом за ней.

Джингльс закрыла дверь.

– Да-а… – выдохнула она. Тепло проникало через ее кожу. Дрожь прекратилась. Джингльс блаженно вздохнула. – Здорово, правда?

И лишь потом она почувствовала на теле чьи-то руки, хватающие ее со всех сторон.

16

Дэйв принял душ и снял намокшую повязку, которую ему наложили в отделении неотложной помощи. Разрез, находившийся примерно в двух дюймах под правым соском и достигавший в длину около четырех дюймов, был заштопан, напоминая застежку-молнию. Лезвие ножа рассекло кожу, но мышцы не пострадали.

Если бы он не успел так быстро увернуться…

Тебе здорово повезло, подумал он.

Сделав из марли новую прокладку, он примотал ее бинтом к ране.

Войдя в спальню, он причесался и накинул халат, прошел на кухню за пивом и только открыл дверь холодильника, как в дверь позвонили.

Он не думал, что это Глория. Он видел выражение ее лица, когда Джоан забиралась вместе с ним в машину скорой. Явиться в отделение неотложки она тоже не удосужилась. Но вдруг она решила выказать сочувствие или поздравить его? Или взять интервью для «Стандарта»…

А может, и не для того, подумал он, подходя к двери. Может, она хочет утешить меня. Небольшое утешение мне не помешает.

Он открыл дверь.

– Здорово, тигр!

Он почувствовал, как лицо расплывается в улыбке:

– Мой личный Чак Норрис.

– Я принесла тебе лекарство, – сказала Джоан, доставая из прижатого к груди бумажного пакета бутылку шампанского. Дэйв заметил, что оттуда выглядывает запечатанное горлышко еще одной бутылки.

– Заходи, – сказал он.

Она пожала свободным плечом:

– Я просто хотела занести тебе выпивку. У меня привычка – никого не обременять.

– Ломай привычку. – Он провел ее в прихожую и закрыл дверь. – Присаживайся и чувствуй себя как дома, а я пока накину что-нибудь.

Он поспешил в спальню, где сбросил халат и облачился в нижнее белье и вельветовые брюки. Надел клетчатую рубашку, сунул ноги в мокасины и стремглав бросился обратно в гостиную.

Джоан склонилась над журнальным столиком, расставляя бутылки шампанского. При виде Дэйва она улыбнулась и распрямилась, вытирая руки о юбку.

Юбка была коротенькая и представляла собой нижнюю часть белого джинсового платья с молнией спереди и глубоким декольте. Его рукава были закатаны по локоть.

– Здорово выглядишь, – сказал Дэйв. – Собираешься на свидание с Гарольдом?

– Вряд ли. Принарядилась, чтобы немножко тебя приободрить.

– Считай, приободрила.

Вслед за ним Джоан прошла на кухню.

– Ну и как самочувствие? – спросила она. – Скверно он тебя порезал.

– Да ничего страшного, – отозвался Дэйв. Словно обличая его во лжи, рана ожгла болью, когда он полез в шкаф за фужерами. Он скривился.

Джоан положила руку ему на плечо:

– Расслабься, приятель.

– Интересно, как там остальные.

– Я заезжала в больницу. – Джоан забрала фужеры и направилась в гостиную. – Говорят, ухо пареньку вроде пришили. Но вот у второго серьезная травма черепа.

– Благодаря твоей молниеносной ноге, – сказал Дэйв, даже не пытаясь скрыть восхищения в голосе. – Ты просто уничтожила этого парня.

Джоан посмотрела на него, криво усмехнувшись:

– Вот и доктора так считают.

– Ты шутишь?

– Он до сих пор не пришел в сознание.

– Но ведь придет?

– Они не знают.

– О Боже.

– Эй, ему просто не повезло. Давай-ка лучше выпьем. Садись.

Дэйв осторожно опустился на диван. Облокотившись спиной на мягкую подушку, он наблюдал, как Джоан сдирает фольгу с одной из бутылок.

– Пробка, не пластик, – сказал он. – Видно, стоящая вещь.

– Самая лучшая, – сказала Джоан и, открутив проволочный крепеж, бросила его на стол. Зажав бутылку в одной руке, другой она принялась расшатывать пробку. – Итак, в какую бы семейную реликвию, желательно керамическую, мне лучше прицелиться?

– Лишь бы не в меня.

С громким хлопком пробка вылетела из бутылки, пролетела через всю комнату и угодила в кресло-качалку. Над горлышком взвилась струйка белого пара, но пены не пошло.

– Молодец, – сказал Дэйв.

Джоан наполнила бокалы, протянула один Дэйву и присела рядом.

– За быструю реакцию и чудесное спасение, – сказала она.

– За это грех не выпить.

Они чокнулись бокалами и выпили.

– И правда отличное, – сказал Дэйв.

– Хотела взять шесть бутылок, но подумала, что это будет слишком. Хотя не каждый день выпадает шанс задержать пару хулиганов с ножами. Чем не повод отметить?

– Что мы, собственно, и делаем. А как там мой задержанный?

– В порядке. Его рука будет как новенькая к тому моменту, когда он выйдет из тюрьмы. Возможно, случится это лет через десять, но я сильно сомневаюсь.

– Он несовершеннолетний?

Джоан повела бровями:

– Девятнадцать лет.

– Охренеть. А приятелю его сколько?

Веселье сошло с ее лица:

– Столько же. Так что, боюсь, никакого судебного разбирательства не будет. Если он вообще выживет.

– Все будет в порядке.

Джоан пожала плечами и, выдавив из себя улыбку, глотнула шампанского:

– Его зовут Вудро. Это, по-твоему, нормально? Вудро Абернати. Вполне подходящее имя для типа с фиолетовой паклей на голове, словно у какого-нибудь урода из «Безумного Макса». Видел, как он жевал ухо того парнишки?

Дэйв кивнул. Он смотрел Джоан прямо в глаза. Глаза, обычно выражавшие уверенность и легкое удивление, а сейчас казавшиеся немного дикими. Он видел в них замешательство, боль и страх.

– Нет, раз уж Вудро так хотел кушать, почему не купил хот-дог?

– Ты поступила правильно, – сказал Дэйв и похлопал ее по бедру. Только чтобы подбодрить, но как только ладонь прикоснулась к коже, он испытал прилив тепла. Он поспешно убрал ладонь и положил на свою ногу. – Подонок понимал, что делает.

– Первого удара было вполне достаточно.

– Но он все еще оставался вооружен.

– Я смогла бы отнять у него нож и без второго удара. Не нужно было его добивать. – Она допила шампанское, снова наполнила бокал и потянулась за фужером Дэйва. – Зачем только я это сделала… – пробормотала она.

– Наверняка с ним все обойдется. А если и не выживет, можешь быть уверена, что спасла чью-то жизнь. Жизнь его следующей жертвы… или жертв.

– Да. Это я и буду себе говорить. Гадство.

– Ты впервые причиняешь кому-то серьезный ущерб?

– Ну, в прошлом году я сломала ключицу одному парню. Остановила за превышение скорости, а он в драку полез. Огромный детина, а мозгов как у ребенка.

– Н-да, – сказал Дэйв, – А я как-то прикончил одного парня. Еще в Лос-Анджелесском департаменте когда служил. Хренов наркоман. Пер на меня, паля из «Мак-10».

– Боже.

– Отличная, кстати, штука, да вот беда, через пару секунд кончается весь заряд. Так вот, пока этот парень перезаряжал магазин, я успел влепить ему в грудь четыре «маслины».

– Боже, – повторила она.

– Это был типичный случай из серии «Он-или-я», тебе не кажется?

– Ну, я бы сказала: да.

– Мразь был парень. Полжизни провел за решеткой: несколько лет за нападение с применением огнестрела… несколько лет за изнасилование… еще несколько лет за вооруженный грабеж. В восемнадцать лет он подозревался в торговле кокаином, но поскольку ордера на обыск не было, то в этом обвинения с него сняли.

– Нехороший какой-то парень, – сказала Джоан, и в ее голосе наконец прозвучали прежние веселые нотки.

– По всем статьям. И вот он бросился на меня с этим сволочным пистолетом-пулеметом. И я его прикончил. И это чуть не надломило меня самого. Потом месяцами маялся. И смысл?

– Для меня смысл есть. Сейчас.

– Вот после этого я и оказался здесь. Думал, в маленьком городке царят тишь-гладь да Божья благодать. Понимаешь? Все-таки не Лос-Анджелес. А что привело сюда тебя?

– Семейные обстоятельства. Мама вышла замуж за поэта, который постоянно ездил сюда на всякие писательские конференции, а в один прекрасный день взял и решил осесть.

– Городской сумасшедший, – сказал Дэйв.

– Ты заметил? Туристы из больших городов искренне считают, что тут рай земной, а южные штаты – мекка деревенщины.

Дэйв вдруг вспомнил, как она вела себя вчера с моряками.

– Ты раньше служила во флоте? – спросил он.

– Папа служил. Мы потеряли его во Вьетнаме. В дельте Меконга. Он там был стрелком на патрульном катере, – она сделала еще глоток шампанского. – Короче, потом мама закрутила с этим поэтом и перевезла нас сюда. Я тогда училась в магистратуре университета библиотечному делу…

– Ты… библиотекарь?

Она легонько стукнула его по руке тыльной стороной ладони:

– А ты что-то имеешь против библиотекарей, крутой парень?

– Просто в голове не укладывается. Как будущий библиотекарь в итоге стал полицейским?

– Мама вместе со своим поэтом однажды пропали. Мне нужна была работа, а в ходе расследования мне приходилось общаться с полицейскими. Бет Ланье – вот кто заронил в мою голову эту идею, а дальше само пошло-поехало.

– Почему я никогда не знал об этом?

– А ты никогда не спрашивал, – улыбнулась Джоан, допивая шампанское, поставила фужер на столик и наполнила остатками из бутылки. После чего принялась откупоривать вторую.

– Я уже был здесь, когда ты вступила в ряды полиции, – сказал Дэйв, – но ничего не слышал об исчезновении твоей матери.

– Одинокий Волк Карсон? Есть уйма вещей, которых ты не слушал, – она хихикнула, – то есть не слышал.

Она направила горлышко бутылки в сторону кресла-качалки, где приземлилась первая пробка, и снова выстрелила. На этот раз пена все-таки пошла.

– Уй бля! – выдохнула Джоан и принялась наполнять стаканы. Пены было слишком много, так что ей пришлось приложить горлышко бутылки ко рту и выхлебать ее.

– Не захлебнись, – со смехом предупредил Дэйв. Подавшись вперед, он наблюдал, как шампанское стекает с уголков ее губ по подбородку и шее, по запястьям и предплечьям, капает с донышка бутылки на ноги и платье.

Наконец, когда фонтан пены иссяк, Джоан опустила бутылку и глубоко вздохнула. За сим последовала слабая отрыжка. Джоан покраснела и потупилась:

– О Боже, прости.

– Не парься.

Она вытерла ладонями мокрые бедра, раздвинула колени и посмотрела вниз, на обивку дивана:

– Вроде ничего не попало, – пробормотала она.

Дэйв смотрел в ту же сторону, но отнюдь не на обивку. Он видел только гладкую поверхность ее бедер и розовые трусики. Ощутив прилив вожделения, он поспешил отвернуться.

– Не беспокойся насчет дивана, – проговорил он слегка дрожащим голосом. – Сейчас принесу бумажные полотенца.

– Спасибо. Еще раз прости.

– Ничего страшного. – Он встал, поморщившись, когда жжение напомнило о ране, и отправился на кухню, где оторвал два бумажных полотенца от рулона, висевшего возле раковины.

Когда он вернулся в комнату, Джоан уже была на ногах, глядя на него с жалобной улыбкой. Подол ее белого платья спереди был покрыт мокрыми пятнами, отчего ткань в этих местах посерела.

Взяв у Дэйва полотенца, Джоан покачала головой. Вместо того чтобы вытереться, она скатала их в плотный ком и стала вытирать бутылку шампанского, потом опустилась на колени, подняла с пола фужеры, вытерла лужицу, поставила бокалы на сухое место на столике, протерла сам столик…

Дэйв хотел сказать, чтобы она не беспокоилась. Столик очень старый, шампанское ему точно не навредит. Но вместо этого молча стоял и смотрел на нее.

Это была настоящая Джоан. Куда девалась вся ее суровость?

Она выпрямилась с мокрыми полотенцами в руках:

– Покажешь, где корзина для мусора?

Дэйв обошел вокруг столика и взял у нее полотенца. Бросил на стол. Положил руки ей на плечи. Посмотрел в глаза.

Она покачала головой:

– Я лучше пойду.

Он ничего не ответил. Он лишь подался вперед, и Джоан обвила его руками. Ее гладкая щека коснулась его лица. Он чувствовал, как щекочет ухо ее дыхание, когда она прошептала: «Ты ниже меня», чувствовал ее смех – порыв теплого воздуха в ухе, чувствовал, как слегка подрагивает ее спина под его руками, как подергивается ее живот, как ее грудь колышется от смеха, трясь о его грудь.

Она прижала его к себе сильнее, и он поморщился.

– Ой, – выдохнула она, – извини, пожалуйста.

Он запустил ладонь в ее густые волосы и повернул ее голову к себе так, чтобы их рты оказались на одном уровне, после чего прижал свои губы к ее, ощущая их приятную мягкость и влажность, ловя ее дыхание.

Неожиданно в дверь позвонили, Джоан отпрянула от Дэйва и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

Он покачал головой.

Джоан провела тыльной стороной руки по губам.

Позвонили опять.

– Глория? – прошептала она.

– Не знаю.

– У тебя есть черный ход?

– Забудь об этом. Садись и выпей.

– Боже, Дэйв.

– Я не позволю тебе убегать тайком.

– Я не могу здесь находиться.

– Можешь. Сядь и расслабься.

Поморщившись, она склонилась над столом, подняла свой бокал и подошла к креслу-качалке. Когда звонок в дверь повторился, она вздрогнула, быстрым движением подняла с кресла две пробки, расправила платье и села.

Дэйв подошел к двери и открыл ее, вымучивая улыбку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Глория, сперва посмотрев на его грудь и лишь потом в глаза.

– Неплохо.

Она вошла в дом, прижалась к нему, обвила руками и подставила губы для поцелуя.

Дэйву совершенно не хотелось ее целовать. Ему не нравилось, как она льнула к нему. Ее тело казалось маленьким, костлявым и напряженным, и прижималась она чересчур сильно.

Он подумал, не наблюдает ли за ними Джоан.

Хотя вряд ли. Наверняка она сейчас вжалась в кресло и отвернулась, мечтая оказаться где-нибудь подальше.

Он поцеловал Глорию. Ее губы были холодные и жесткие; они приоткрылись, пропуская ее язык ему в рот, и Дэйва пробрала дрожь.

Он попятился от нее. Она посмотрела на него ошеломленно и с раздражением.

– Что это с…

– Здесь Джоан, – сказал он и заметил, как Глория резко поджала губы. – Проходи.

– О. Вот как? – Выдавив кривую улыбку, она прошла мимо него.

Джоан поднялась с кресла:

– Я заскочила на минутку, принести нашему герою немного лекарств, – сказала она. С улыбкой (показавшейся Дэйву ужасно виноватой) она протянула Глории недопитый бокал, показывая, что за «лекарства» она имела в виду.

– Очень мило с твоей стороны, – проговорила Глория.

Дэйв заметил, что Джоан затянула молнию на своем платье на несколько сантиметров выше. Пятна от шампанского еще не высохли, хоть и заметно уменьшились.

– Я схожу еще за фужером, – сказал Дэйв.

– А я вам не помешала? – спросила Глория.

Джоан покачала головой.

Дэйв поспешил на кухню. На этот раз он открыл шкаф левой рукой, и рана не болела, когда он доставал фужер.

Он вернулся в гостиную. Глория сидела на диване. Как раз там, где до того сидела Джоан.

Интересно, могла ли она чувствовать оставшееся после нее тепло?

Да какая разница?

Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях и переводя взгляд с Джоан на Дэйва.

Ему совершенно не хотелось думать о том, что она сейчас чувствует.

Он поставил бокал на стол и поднял бутылку шампанского.

– Мне самую капельку, – сказала Глория. – Там и осталось-то, как я погляжу, совсем чуть-чуть.

– Очень много вылилось во время выстрела, – сказал Дэйв, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку. Глория выгнула бровь. Он наполнил фужер почти до половины, прежде чем она остановила его.

Он повернулся с бутылкой к Джоан. Та покачала головой:

– Спасибо, но мне, пожалуй, хватит. Мне на самом деле пора домой.

– О, не стоит торопиться из-за меня, – сказала Глория.

– Обычно мы с Дебби как раз ужинаем. – Она встала. – Дэйв, завтра ты, я так понимаю, не выйдешь?

– Нет, почему же.

– Ладно, не будем задерживать хорошего человека, – вмешалась Глория.

Дэйв поставил бутылку и пошел провожать Джоан.

– Спасибо, что зашла, – сказал он. – Твое лекарство очень помогло.

Он вышел с ней на крыльцо, оставив входную дверь открытой, чтобы Глория могла их видеть.

– Извини, если доставила тебе неприятности, – прошептала Джоан.

– Все в порядке.

Ему хотелось обнять ее, но он держал руки по швам.

– Успокойся, ладно?

– И ты тоже.

Он проводил ее взглядом до машины, а затем, вздохнув, вошел в дом и закрыл дверь.

– Вы вдвоем, похоже, неплохо проводили время, – сказала Глория.

– У нас выдался тяжелый день.

– И вам нравится вот так успокаивать друг друга?

Он перегнулся через столик, наполнил свой бокал шампанским и уселся в кресло-качалку.

– О, это верный ход. Держаться от меня подальше.

– Ты просто не в духе.

– А почему я должна быть в духе, зайдя сюда и обнаружив Джоан, причем уже изрядно под мухой?!

Дэйв прокрутил в голове несколько избитых отговорок: «это не то, что ты думаешь»; «да между нами ничего и не было»; «у тебя нет поводов ревновать»…

Враки.

– А что мне оставалось делать? Не пускать ее?

– И упустить удовольствие в ее компании? Трудно представить.

– Да она и забежала-то всего на пару минут…

– О, подозреваю, это была очень… насыщенная пара минут. Я видела это милое платьице, в которое она вырядилась. Я видела вину на твоем лице… и на ее. Чем вы занимались до моего неожиданного появления? Полагаю, не только пили шампанское.

– Не начинай, Глория.

– О, я задела за больное?

– Сегодня меня порезали. И я действительно не в настроении для подобных сцен.

– А она что, не подняла твое настроение поцелуями?

– Да что с тобой такое?

– Со мной? – Ее брови выгнулись в дугу.

– Ты превратилась в настоящую стерву. Последние пару недель ты ведешь себя так, будто единственная твоя забота – отравлять мне жизнь. Цепляешься ко всему: не к моим предпочтениям в еде – так к моим убеждениям. Не достаешь меня – поливаешь дерьмом Джоан. Меня от этого уже тошнит.

– А меня тошнит от нее. Тебе это не приходило в голову? Мало того, что ты проводишь с этой девкой по восемь часов на работе, ты только о ней и твердишь: Джоан сказала то, Джоан сделала это. Приходила к нам на барбекю, даже в выходной от нее покоя нет.

– Успокойся.

– Можешь сказать, сколько раз мы трахались с тех пор, как она влезла в нашу жизнь?

Дэйв ничего не ответил. Он только глотнул шампанского.

– Ни разу. Ни разу!

– Ну…

– И я догадываюсь почему. Ты занимаешься этим с ней, верно? Верно?!

– Мне кажется, тебе сейчас лучше уйти.

– Ты с этой шлюхой…

– Замолчи! – Он вскочил на ноги и указал ей на дверь. – Пошла вон. С меня довольно.

Глория встала, глядя на него и качая головой:

– О, вот это мило. Очень мило. – Она пошла к двери, не оглядываясь. – Та-та, Глория, я здорово с тобой поразвлекся, но настало время тебя бросить. Тебе далеко до золотой сучки-амазонки. Вали отсюда, есть деваха получше.

– Постой, – сказал Дэйв.

Он не хотел, чтобы она оставалась; он хотел, чтобы она ушла, но только не так. Пусть она и несла ужасный, гнусный вздор, будто ненормальная.

Она открыла дверь.

– Глория.

Она остановилась. Обернулась, приподняв брови.

– Разве свиньи могут говорить? Разве они могут извиняться? Их тоже гложет чувство вины? Ну-с, что наша свинья имеет сказать?

Ей все как об стенку горох, подумал он. И сказал только:

– Хрю-хрю.

17

Вместо того чтобы уйти в шесть, как вчера, Робин взяла себе небольшой перерыв. Она съела хот-дог, вернулась к лестнице на пляж и продолжала играть и петь.

Только вряд ли от этого будет какой-то прок.

После того как Фанленд окутал вечерний туман, народу резко поубавилось и уж тем более практически не осталось людей, готовых стоять и слушать ее музыку. Несмотря на то что ветровка была теплой и непродуваемой, холодный ветер проникал сквозь джинсы, вызывая дрожь. В перчатках играть она не могла. В перерывах между песнями приходилось отогревать руки под мышками.

Играя на холоде для двух или трех человек и иногда получая за усилия четвертак, она мысленно переносилась в места, где хотела бы сейчас оказаться. В теплые места. В кафе, кинотеатр, в свой спальный мешок наконец. Она даже представила себе, как снимает номер в мотеле и забирается в ванну, полную горячей-прегорячей воды.

Но вместо этого она вынуждена находиться здесь. Спасибо тебе, Поппинсак.

Отрабатывать жалкие гроши, чтобы иметь возможность обосноваться в каком-нибудь теплом месте, а завтра или послезавтра покинуть этот городишко, набитый бомжами, ворами и троллерами.

Весь день она высматривала упитанного старичину в куртке из оленьей кожи и шляпе с перьями.

Наверняка схоронился где-то, на случай, если она не внимет его совету бежать из города.

Пока ее руки были заняты попурри из песен Стивена Фостера (которое в тот момент все равно никто не слушал), в голове снова и снова прокручивалась одна и та же сценка.

Вот она прячется в темноте, а Поппинсак, пошатываясь, выходит на гребень омытой лунным светом дюны. Он замечает ее и приподнимает шляпу.

«Эгей! – говорит он. – Мы встретились вновь! Как поживаешь, птичка-невеличка?» Притворяясь, что рад ее видеть, он спускается вниз по склону.

Она стоит, направив на него нож:

«У тебя есть кое-что, принадлежащее мне, вороватый крысюк».

«Вздор и чепуха».

«Выворачивай карманы», – требует она.

«Ты заблуждаешься, милочка. Не касался Поппинсак твоих прелестей, не отнимал сокровища твои…»

– Даже не думай! – вдруг заорала она, вцепившись в банджо, когда какой-то алкаш присел рядом с ней и цапнул сложенную пополам долларовую купюру. – Эй! – Она шагнула к нему, но он отпрянул, развернулся и бросился наутек. Полы пальто хлопали у него за спиной, точно крылья.

Робин смотрела ему вслед, думая, стоит ли бросаться в погоню. Если оставить здесь вещи…

Бомж попытался обогнуть идущего по променаду парня. Внезапно тот вскинул руку, и бродяга треснулся о нее лицом. Он грохнулся на спину. Парень наступил ему на запястье, нагнулся и вырвал банкноту. Как только он поднял ногу, бомж проворно откатился к краю променада, прошмыгнул под перилами и был таков.

Парень подошел к Робин, протягивая купюру и улыбаясь. Робин увидела, что он очень молод, возможно, не старше восемнадцати. На нем были джинсы и клетчатая рубашка, волосы коротко подстрижены. Он был хорошо сложен и аккуратно одет – из тех парней, что можно встретить в свитере с почетной эмблемой школьной спортивной команды.

– Держи, – сказал он, протягивая ей доллар.

– Спасибо, – ответила Робин и положила его в карман куртки. – Не стоило ради меня рисковать.

– Да какой там риск. Всегда приятно осадить негодяя, опустившегося до воровства у женщины.

– Я Робин, – сказала она и протянула руку.

– А я Нейт, – он пожал ее.

Рука показалась Робин теплой и сильной.

– Как дела? – спросил он.

– Просто аншлаг, – ответила Робин, обведя рукой несуществующую аудиторию.

– А так всегда в туман. В такие дни я обычно закрываюсь пораньше.

– Ты здесь работаешь?

– Ну да, – ответил он, указав большим пальцем себе за спину. – Ты бывала в пассаже?

– Не-а…

– Если ты не против, я именно тот парень, который может это исправить.

– Я та девушка, которая не может себе этого позволить. У меня и денег-то…

– Судя по тому, как здорово ты поешь и играешь, тебе должны платить по двадцать баксов за песню.

– Спасибо.

– Я слушал твою игру из магазина. Слов, конечно, разобрать не мог, но игра меня просто потрясла. В жизни не слышал ничего прекраснее.

Робин с улыбкой пожала плечами.

– И я считаю, что не слишком хорошо с моей стороны наслаждаться весь день твоей музыкой и не заплатить, – с этими словами он достал из кармана бумажник.

– Нет. Пожалуйста, не надо… Ты и так уже проучил того бомжа ради меня…

– Но я настаиваю, – он вытащил двадцать долларов.

– Нет. Я не возьму их.

– Я не хочу всучивать их тебе насильно.

– Вот и хорошо. Тогда просто убери их обратно.

– Ладно, тогда давай так: ты споешь мне сейчас песню, а я брошу за это денежку в твой чехол.

– А вот это, пожалуй, вполне по-честному.

Она отступила на пару шагов и заиграла. Взяв быстрый, живой темп, она увидела, как его лицо расплылось в улыбке. Пока он покачивал головой в такт музыке, Робин запела:

Кэти и Келли, две подружки-крошки, отправились как-то раз В страну Мур-Мяу, где живут только кошки, С собой взяв солидный запас: Набили карманы чипсами с сыром, фруктовою жвачкой, желе из инжира… И вот уж в Мур-Мяу, в страну котят, Как ветер на роликах девочки мчат! Пришлось ровно в полдень им остановиться В бамбуковой тени, чтобы подкрепиться. Кот Клю там в тени их давно уже ждет: «Я Клю, а кто вы?» – спросил девочек кот. «Мы – Кэти и Келли, две дружные крошки, Идем мы в Мур-Мяу – где правят лишь кошки». «А можно мне с вами? Удрали все птицы, И нечем давно уже мне подкрепиться. Как видите, нет моих больше ушей, Беда, я не слышу и писка мышей. Три недели прошло, как я птицу поймал, А крыс я и вовсе уж год не видал, С ужасного дня, когда Тофф, злющий пес, Мне уши отгрыз… покушался на нос!» «Бедненький Клю! – сказали Келли и Кэти. – Ты самый несчастный котик на свете. Конечно, тебя мы с собою возьмем, Поешь и умойся – мы сразу пойдем». Желе и чипсов поел Клю немного — Кот, Кэти и Келли вышли в дорогу. Помчались вперед они ветра быстрей — Не встретить компании вам веселей! В Мур-Мяу – страну с ярко-синей травою, Где небо зеленое над головою, Живут там котята – пушисты и милы, Но часто Порою Йо-хо! Большие чудилы!

Улыбаясь Нейту, она сплясала импровизированный танец.

Он захлопал в ладоши и покачал головой:

– Эй, это было здорово!

– Немного, наверное, глуповато…

– Это твоя песня?

– Да, я сама их пишу. Это была детская песенка, если что. Там еще много куплетов.

– Вот как? А пса они тоже встретят?

– Конечно.

– Сейчас мне, к сожалению, пора бежать, но как-нибудь я с удовольствием послушаю продолжение.

– Думаю, завтра я все еще буду здесь.

– Отлично. Не спеши уезжать. – Он наклонился и бросил в чехол от банджо сложенную банкноту.

– Спасибо, – сказала Робин.

– Я действительно очень рад знакомству с тобой, Робин. До завтра, да?

– До завтра. И еще раз спасибо за помощь.

– Можешь всегда на меня рассчитывать, – он попятился. – Пока.

– Пока.

Он поднял руку в прощальном жесте, повернулся и направился в сторону главных ворот.

Поппинсак бросил взгляд на часы, висевшие за барной стойкой.

– «Сегодня», – объявил он, – кануло в «завтра» и сделалось «вчера». И это был удачный день.

Он протянул стакан виски в сторону часов, подмигнул и осушил его одним глотком.

Поднявшись с барного стула, он сунул книгу в мягкой обложке в котомку, поверх других новых книг и бутылок. Застегнул «молнию», взвесил котомку в руке.

– Экая тяжесть. Даже в мешке Санта-Клауса не сыскать таких чудес. Как будто Святки наступили среди лета. Стены падубом украсьте, фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла! – пробасил он и, толкнув дверь паба, вывалился на улицу.

– Ах, бесподобно, – провозгласил он, втянув носом свежий ночной воздух. – Божественный эфир приятнее всего, когда ты залил очи.

Он поправил ремешок котомки, шишковатой рукоятью посоха сдвинул шляпу на затылок и пустился в обратный путь.

Густой туман висел над улицей, скрывая Фанленд. Поппинсак знал, что луна-парк находится где-то впереди, знал и то, что сейчас он уже закрыт.

Его пробирала легкая дрожь страха.

Обычно он надежно укрывался в дюнах задолго до закрытия Фанленда.

– Сегодня Поппинсак чересчур припозднился, – бормотал он, – но надо плыть, когда утихли волны, и жить вовсю, покуда полон кошелек. О, как благодарить мне ту, что так щедра на развлечения ночные? Благодарю тебя я, Робин-пташка. Ах, упорхнула ль ты из этой клетки? Или сидишь в засаде, в надежде свои денежки вернуть? Ты глупая и легкая добыча. Ах, женщина, ты можешь быть отважна, но разумом слаба; и ты обречена на землю пасть с пробитой головою.

Он рассек воздух посохом:

– Изрублена, изрезана, избита и брошена, как сорванный томат. И сей томат – она, моя соловушка, певица, поэтесса, менестрель! Мой бард, моя грудастая певунья, малиновка, о Робин! Сойдемся ль мы с тобой на берегу ночном в смертельной схватке? Ну, коли будет так, готовься, милая, отведать моей палки…

Но пока он неуклюже ковылял мимо бара «Маяк», оттуда вышел какой-то мужчина.

Поппинсак остановился и повернулся к двери. В течение нескольких секунд, прежде чем она захлопнулась, он созерцал внутри тусклый свет, пронизанный дымом воздух и красочную батарею расставленных вдоль стены бутылок. Он слышал смех, разговоры, женский голос, поющий из музыкального автомата, стук кия по бильярдным шарам и звон стаканов. Он ощущал исходившее из бара тепло. И запах. Он втянул ноздрями знакомый, уютный аромат опилок, дыма сигарет и сигар и пьянящей смеси пота, мочи и выпивки.

– Богов благословенье, – сказал он. – Испытывает жажду Поппинсак.

С этими словами он зашел в бар.

Робин сидела на свернутом спальном мешке, поджидая Поппинсака у подножия песчаного холма, где прошлой ночью был разбит его лагерь.

Впрочем, ему наверняка хватит мозгов не возвращаться сюда, напомнила она себе.

Но ведь я сказала ему, что собираюсь уехать из города, и он, вполне возможно, так и подумал. А если и знает, что я здесь застряла, то наверняка убежден, что мне не достанет мужества его подкараулить.

Что делать, если он действительно появится?

Как долго его ждать?

От холода ее всю трясло, несмотря на то, что она сидела, плотно обхватив колени и прижимая их к груди. Ужасно хотелось забраться в спальный мешок. Но что, если она согреется там и уснет, а в это время появится он? Тогда она окажется в его власти.

Робин встала и поднялась по песочной насыпи. Огляделась.

До ее ушей доносился шум прибоя, но океан был неразличим за густой пеленой тумана. Бледные удушливые испарения не позволяли разглядеть что-либо на расстоянии дальше двадцати – тридцати футов.

Она подумала, что вполне могла упустить Поппинсака, когда сидела внизу. Он мог присмотреть себе местечко где-то неподалеку. Не исключено даже, что он вернулся на свое старое лежбище, увидел ее и поспешил спрятаться или решил дождаться, когда она заснет.

Она понимала, что нужно идти на поиски.

Но залитый туманом пустынный пейзаж наводил на нее страх. Страшно было даже просто стоять здесь, на открытой местности. Хотелось спуститься и залечь там, где никто ее не заметит.

Ну давай, покажись, если ты здесь, умоляла она про себя.

Она еще раз осмотрелась по сторонам, и тут ее охватил страх, что кто-то, возможно, бродит в тумане и может в любой момент выйти на нее. Не обязательно Поппинсак. Скажем, пара-тройка полоумных троллей. В такой туман их сразу и не увидишь. Если она еще хоть немного задержится, они вполне могут напасть.

Повернувшись, Робин спустилась по склону и уселась на сложенный спальный мешок.

Это просто смешно, убеждала она себя. Не пугайся. Никого там нет.

Но может быть кто угодно.

И если она заберется в спальник и уснет, этот кто-то может к ней подкрасться.

«Какого черта я вообще здесь делаю?» – подумалось ей.

Все равно эта затея добром не кончится. Если Поппинсак все-таки придет, не факт, что я смогу вернуть хотя бы часть своих денег. Кто-то из нас сильно пострадает. И лучше бы он, а не я. Но это навсегда останется на моей совести. К тому парню, которого я пырнула ножом в автобусном парке, прибавится еще один.

Даже все мои деньги того не стоят.

По крайней мере с тем парнем в автобусном парке у меня не было другого выхода. Он сам на меня напал. Тут совсем другое.

Да ну его в болото, решила она.

Как гора с плеч свалилась.

Привязав свернутый спальный мешок к рюкзаку, она накинула его на плечи и, взяв в руку банджо, снова поднялась на вершину песочной насыпи. Еще раз осмотрелась, желая убедиться, что поблизости никого нет, но воображение больше не рисовало пугающих фантомов. Она уже не чувствовала себя настолько уязвимой.

Она поплелась по песочной насыпи на север и вскоре добралась до забора, огораживавшего территорию общественного пляжа. Пошла на плеск волн. Песок под ботинками стал ровным и плотным. Вскоре ее взору открылась черная океанская гладь.

Прилив отступил, так что она дошла до самого конца изгороди, не замочив ног.

Она чувствовала, что вот-вот окажется на безопасной территории, где нет этих ужасных троллей… и троллеров. Хотя троллеры заботили ее меньше, они, по крайней мере, были вменяемыми людьми, а не безумцами.

Она пошла в направлении дома, и вскоре он возник из тумана. Окна были совершенно темными.

Дом стоял на сваях.

Подойдя к лестнице на крыльце, она вгляделась в темноту между свай. Вполне сойдет, чтобы переночевать.

А ведь я нарушаю закон, подумала она. Меня могут заметить утром, когда я буду уходить.

Ну и наплевать.

Все, что сейчас имеет значение – найти какое-нибудь более-менее укромное местечко, где можно спокойно поспать.

Она опустилась на четвереньки и полезла в темноту, волоча банджо за собой.

18

Джереми остановился под тускло мерцающей улыбчивой рожей клоуна. Впереди не было видно ни зги, лишь непроглядная тьма под аркой Фанленда да туман бледным занавесом расстилался по ту сторону перил.

Джереми включил подсветку наручных часов: без двух минут час.

Он пришел на две минуты раньше.

Он полагал, что Ковбой, скорее всего, еще в больнице. Он переживал, что придется встретиться с остальными без Ковбоя (а ему была необходима его поддержка), но желание оказаться рядом с Таней было так сильно, что он решил прийти во что бы то ни стало.

А вдруг они сегодня не будут встречаться здесь, подумал он со смесью надежды и тревоги.

Когда он проходил мимо билетной будки, чья-то рука поймала его за плечо и развернула. Здоровенный детина схватил его за грудки и вздернул в воздух.

– Все в порядке, – послышался Танин голос.

Парень отпустил его.

Откуда-то сбоку вышла девушка, а за нею – группа подростков. На девушке был темный спортивный костюм, черты лица смазывались в тени, но по росту и светлым волосам Джереми узнал Таню.

– Не думала, что ты появишься, – сказала она.

– Сам не знал, надо ли приходить, – ответил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее. – Но я приходил сюда вчера ночью и… Ты знаешь о драке? Мы с Ковбоем…

– Да, мы слышали.

– Я навещала его сегодня вечером, – сказала Лиз, подойдя к Тане.

– Он в порядке?

– Ухо пришили. Скорее всего, завтра выпишут.

– Здорово.

– Он сказал, что ты навалял обсоскам.

– И правильно сделал, – сказала незнакомая Джереми девушка.

Он почувствовал, как начинает краснеть:

– Да ладно, я просто старался помочь.

– Жаль, меня там не было, – проворчал громила. – Поубивал бы гадов.

– Одна из полицейских и так чуть это не сделала, – это снова сказала незнакомая девушка. Протиснувшись между Таней и Лиз, она протянула руку. – Рада познакомиться с тобой, Джереми. Я – Светлячок.

– И я рад знакомству, – сказал он, пожимая руку. В своей ветровке и джинсах Светлячок казалась очень хрупкой. У нее были светлые волосы, и хотя в темноте он не мог толком ее разглядеть, у него сложилось впечатление, что она красива и, возможно, немного моложе Тани.

Она отступила назад, и Джереми протянул руку парень, стоявший по другую сторону от Тани:

– Я Нейт.

– Привет, – Джереми пожал ее. Рука была сильной, но не сжимала его ладонь слишком крепко. Он вспомнил слова Ковбоя о том, что Нейт – парень Тани.

– Добро пожаловать на борт, – сказал Нейт.

У меня нет никаких шансов, подумал Джереми. Этот парень походил на заядлого спортсмена… красавца-спортсмена.

– А я Самуэль, – сказал детина, схвативший Джереми возле кассы. На нем была куртка с огромной буквой «В» на груди. Наверное, логотип университетской футбольной команды. Или команды по сумо, подумал Джереми.

Самуэль пожал его руку. Очень крепко пожал.

– Можешь звать меня Самсон.

– А вы можете называть меня Герцог, если хотите, – сказал Джереми, разминая пальцы после рукопожатия Самсона. Вроде, действовали. – Это Ковбой придумал.

Сбоку подошел щуплый очкарик:

– Мои приветствия и поздравления. Я Рэнди. Можешь так и называть меня – Рэнди. – Он улыбнулся.

– Или Сэнди, – сказала Лиз.

– Не обращай внимания на Елизавету, Герцог, она всегда задирается на тех, чей коэффициент умственного развития выше, чем у нее. А у нее он, доложу тебе, как у устрицы.

Она стукнула его по затылку.

– Перестань, – толкнула ее Таня.

– Он как гвоздь в ноге.

– Прибереги злость для троллей, – сказала Таня.

– Пропустите и меня, – заканючил плаксивый голосок. – Я тоже хочу с ним познакомиться. – Сквозь сборище ребят пробилась девица с рыхлой физиономией и прической, напоминающей футбольный шлем. На ней был темный комбинезон из эластичной ткани, плотно обтягивающий ее пышные формы. – Я – Хизер, – представилась она, пожимая руку Джереми.

– Привет, – сказал Джереми.

Она подошла ближе. Ее грудь и живот уперлись в него. Изо рта у нее пахло луком:

– А ты миленький.

Он выдавил улыбку, словно в благодарность за комплимент.

– Ну вот, это вроде бы все, кроме Карен, – сказала Таня и, обернувшись через плечо, крикнула: – Иди сюда, познакомься с Герцогом.

– Да, да.

Таня отступила в сторону, и позади нее показалась брюнетка в берете, надвинутом на затылок. На шее у нее был повязан шелковый платок, один конец которого спадал на плечо, а другой прикрывал правую грудь. На ней был такой же комбинезон, как и у Хизер, только ее тело в нем выглядело стройным и подтянутым.

– Привет, – сказал Джереми.

– Боже мой, не могу передать словами, какая честь для меня с тобой познакомиться.

От ее сарказма у Джереми засосало под ложечкой.

– Не обращай внимания, – вмешался Рэнди, – Карен исходит презрением к любой твари мужеского полу.

– И даже к тебе, – подметила Лиз.

– Еще одна умная реплика кретинки.

– Итак, теперь ты знаком со всеми, – сказала Таня. – Надеюсь, Ковбой успел объяснить тебе, чем мы здесь занимаемся?

– Идем на троллей?

– Ты что-то имеешь против? – спросила Карен.

– Нет. Черт, да мне эти уроды словно заноза в заднице.

– Что они тебе сделали? – спросил Нейт.

Джереми пожал плечами:

– Да вроде ничего особенного.

– Тогда почему ты рвешься бить их вместе с нами?

Он понимал, что по-хорошему следовало бы сказать правду: нет у него никакой особой ненависти к троллям, он просто-напросто хочет стать частью их группы, быть поближе к Тане. Что его, в сущности, совершенно не волнует, чем они занимаются здесь по ночам.

Но этого он сказать не мог и потому стал вспоминать тот, первый, день, когда один из бродяг пристал к нему на променаде и начал просить милостыню. Он до сих пор помнил эти безумные глаза, коричневые зубы и кислую вонь. Он помнил испытанные тогда смятение и отвращение. И еще он помнил страх – страх, заставивший его почувствовать себя никчемным, беспомощным человечком.

– Я ненавижу их, – произнес он, слыша искренний гнев в своем голосе, – потому что они бродят вокруг, пристают ко всем подряд, постоянно клянчат деньги. Они грязные. От них смердит. Большинство из них – сумасшедшие. Они – мразь. Я считаю, что от них нужно избавляться, как от мусора. Они и есть мусор. Когда кто-то из них просит у меня четвертак, я еле сдерживаюсь, чтобы не заехать ему коленом по яйцам.

– Наш человек, – произнес Самсон и похлопал его по плечу.

– Как боженька сказал, – прибавила Лиз.

– Они и впрямь жуткие и противные, – сказала девушка по прозвищу Светлячок, – но мало того: они – зло. Именно поэтому мы и приходим сюда каждую ночь. Они творят страшные дела. Нападают на людей. Люди пропадают без вести.

Некоторые кивнули в подтверждение ее слов. Никто не стал возражать.

Джереми почувствовал нарастающую тревогу.

– Из-за них люди пропадают без вести? – спросил он, стараясь скрыть дрожь в голосе и не слишком в этом преуспев.

– Конечно, доказательств у нас нет, – сказала Хизер.

– Это просто наша гипотеза, – пояснил Рэнди, – что в исчезновении людей виноваты тролли.

– Да кто же еще, – сказала Светлячок. – Они похитили мою сестру. Как-то вечером она решила пройтись вдоль пляжа и… просто исчезла. Они схватили ее.

– Мы не можем быть точно уверены, – возразил Нейт. – Что случилось с сестрой Светлячка и со многими другими – никто не знает. Но люди здесь пропадают бесследно. Думаю, такое случается везде, но здесь почему-то чаще всего.

– А как же наши тролли? – встрял в разговор Самсон. – Те, которые попали под нашу руку? Большинство из них мы больше никогда не видели.

– Мы думаем, что выгнали их из города, – сказал Нейт, – но точно не знаем.

– Им от нас здорово достается, – захихикала Лиз.

– Мы подозреваем, – продолжал Нейт, – что, после того как мы оставляем наших жертв, за ними приходят другие тролли.

– И забирают их, – подхватила Лиз.

– Святый Боже, – пробормотал Джереми.

Самсон кивнул:

– Обычно мы или приковываем их наручниками, или сажаем на клей, или подвешиваем там, откуда хрен снимешь… а потом они исчезают. Такое происходит не всегда, но частенько. Будто их просто взяло и унесло ветром. Некоторых потом находят, большинство – нет.

– Но если их похищают другие тролли, то что… Что они с ними делают?

– Жрут, – сказала Лиз и опять хихикнула.

– Мы не знаем, – сказал Нейт.

Джереми застонал.

– Это уж не твоя забота, – сказал Нейт.

– И бояться тоже не надо, – добавила Хизер, – они ни разу не ловили никого из нас.

– Мы охотники, – подытожила Лиз.

– Но ты должен знать и цену, – сказал Нейт. – Это очень непростая работа. Если ты решишь остаться с нами, то в глазах закона будешь соучастником. Независимо от того, кто из нас и что сделает с троллем, вину мы разделим поровну. Понимаешь, о чем я?

– Конечно, – ответил Джереми.

– До сих пор мы ни разу не попадались полиции. Но удача в любой день может от нас отвернуться. Рано или поздно кто-нибудь может проколоться. Не исключено, что это будешь ты.

– Если ты «крыса», – сказала Лиз, – мы найдем способ тебя достать.

– Я не «крыса».

– Все еще хочешь присоединиться? – спросил Нейт.

– Да, конечно хочу.

– Ладно, – сказала Таня, – тогда давайте проведем посвящение. Сегодня ты будешь приманкой. Мы будем прятаться здесь, а ты броди взад-вперед по променаду, пока какой-нибудь тролль не решит на тебя напасть. – Она порылась в кармане своей поясной сумки, вытащила оттуда карточку и протянула ее Джереми. – Дашь ему это.

– Или ей, – добавил Рэнди, – если это окажется троллиха.

Джереми поднес карточку к глазам вплотную. Сообщение было написано достаточно большими и жирными буквами, чтобы он смог его прочесть: «ДОРОГОЙ ТРОЛЛЬ, ПРИВЕТ ТЕБЕ ОТ ОГРОМНОГО КОЗЛА ГРАФА».

– Мило, – сказал он, чувствуя, как губы непроизвольно растягиваются в улыбке.

– Это наша визитная карточка, – пояснила Таня.

– Хотя большинство этих хмырей не умеют читать, – сказал Самсон, – мы все равно находим, что это крутая фишка.

– Ага. Мне нравится. – Джереми сунул карточку в карман куртки. – Итак, я даю это троллю, а что потом?

– А потом подаешь нам сигнал. – Таня расстегнула ворот кофточки, показывая висящий на груди блестящий свисток, сняла его и передала Джереми. – Просто свистни один раз.

Он сжал свисток в руке, чувствуя сохранявшееся на нем тепло. Танино тепло. Только что свисток находился под ее одеждой, прижимался к ее коже и вот теперь он у Джереми в руке. Он представил себе, как свисток качается в такт ее ходьбе, ударяясь то об одну, то об другую грудь.

– И после этого твоя главная задача – не дать троллю улизнуть до нашего появления.

Он кивнул, слушая ее слова, но не придавая им особого значения, продел голову через цепочку и повесил свисток на шею. Теперь тот касался его кожи.

– Вопросы есть?

– А?

– Ты готов?

– В какую сторону мне идти?

– На твое усмотрение.

Он повернулся к южной стороне Фанленда, так как ее он знал лучше. Чья-то рука хлопнула его по плечу. Чья-то – по заду (ему было ужасно интересно, кто это сделал, но он все же нашел в себе силы не оборачиваться). Несколько голосов пожелали ему удачи.

И он отправился в одиночную прогулку по променаду.

Подняв руку, он прижал свисток к груди через куртку. И снова подумал о том, где совсем недавно тот находился. А потом до него дошло, что Таня касалась его не только грудью. Ведь наверняка она не только носила этот свисток, но и использовала по назначению: сегодня, на своей спасательной вышке, или несколько ночей назад, во время очередной троллиной охоты. Он был у нее во рту, зажатый между ее теплых губ, заполненный ее теплым дыханием, влажный от ее слюны. Она касалась его языком.

Джереми вытащил свисток из-под куртки. Вставил в рот. Сможет ли он почувствовать ее вкус? Вкуса в свистке было не больше, чем в пустой ложке. Но все равно он прикасался к ее коже, к ее губам…

Низкий печальный стон туманного горна прокатился в ночи, вторгаясь в нее, как звон будильника, разбивающего сладкие сны. Магия свистка моментально исчезла. Джереми вдруг вспомнил, что он на променаде совершенно один и служит приманкой для троллей.

Его пробил озноб, отчего мошонка сжалась, а пенис скукожился.

Посмотрев через плечо, он увидел лишь несколько ярдов темной набережной с одной стороны и игровые стенды с другой. Туман скрадывал их очертания, превращая в размытые силуэты. Никаких следов ребят не было видно.

Он остановился и прислушался. Ночь казалась до странного тихой, словно туман не только ослепил его, но и приглушил все звуки.

Ему очень хотелось услышать за спиной голоса остальных.

Джереми пошел на второй заход. Он щурился, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в тумане. Доски настила казались мокрыми. Справа стояла скамейка. Слава Богу, пустая. Позади нее он видел призрачные очертания машинок из аттракциона «Прокатись с ветерком».

Он надеялся, что и там никого нет.

Свисток будто приклеился к губам. Джереми выплюнул его, оставив болтаться поверх куртки, и облизнул губы.

Он ускорил шаг.

Он держался на середине променада. Справа и слева хватало мест, где могли притаиться тролли: аттракционы, кабинки… Если двигаться по обочине, могут застичь врасплох.

А потом, по левую руку, он увидел деревянную лестницу, ведущую на крыльцо Музея Диковин Джаспера.

Вот тут мы сегодня дрались, подумал Джереми. Он вновь и вновь вспоминал эту драку. Оно того стоило. Он помог Ковбою («навалял обсоскам»), отдубасил тех девок, хорошенько их пощупал, одной даже майку порвал и всласть нагляделся на ее сиськи. Всякий раз, когда он вспоминал тот момент, его обуревали гордость и возбуждение.

Теперь он тоже попытался вызвать эти чувства, но без толку.

Его память отказывалась воспроизводить драку.

Вместо этого она услужливо обрисовывала ему Музей Джаспера. Галерею Диковин с пугающими фотографиями на стенах. И, что гораздо хуже, экспонаты. Безглазая мумия, подвешенная на ремнях, со старой тряпицей, скрывающей пах. Гигантский паук. Лысый орангутанг с острова Борнео – или кем он там был на самом деле. Отвратительный двухголовый эмбрион в банке с темной жидкостью.

И все это находится совсем рядом, в этом самом здании, за его закрытыми дверями.

Джереми почувствовал тошнотворный страх, осознав, как близко он сейчас к этой ужасной коллекции.

Он ускорил шаг.

То, как здание Музея Диковин соединялось с «Веселым домиком», заставило Джереми вспомнить фотографию сиамских близнецов Джима и Тима.

Ладно хоть «Веселый домик» заколочен. Джереми был несказанно этому рад. Рад, что не может узнать, что в нем находится.

Он жалел, что вообще отправился на эту экскурсию.

Повезет, если после такой чертовщины меня не замучают кошмары, подумал он.

Но если бы он не зашел в Музей Диковин, то не случилось бы и драки.

За все хорошее приходится платить.

Платить, переживая что-то плохое. Вот, например, сейчас. Это плата за возможность присоединиться к троллерам. Присоединиться к Тане. Воспринимай проклятый Музей Диковин как плату за славную драку.

Ну почему этот тролль никак не выйдет, чтобы все наконец закончилось?

А если ни один так и не появится? Так и слоняться тут ночь напролет?

А если эти брожения не увенчаются успехом, посвящение придется проходить сначала?

И тут его сердце оборвалось: он услышал приближающиеся шаги. Сзади? Он обернулся. Вглядываясь в туман, он схватил свисток и поднес к пересохшим губам. Другая рука нащупала складной нож в кармане вельветовых брюк. Джереми задался вопросом, нужно ли его доставать, а потом вспомнил о карточке в кармане куртки.

И полез за ней.

Неясный силуэт, чуть темнее тумана, спешил к нему, но вдруг остановился. Он по-прежнему оставался темным, словно стоял за полупрозрачной занавеской.

– Это ты, Джереми? – раздался голос.

Девичий голос.

– Да. А кто это?

– Светлячок, – ответила она.

Она шагнула к нему. Теперь он видел ее развевающиеся волосы, смазанные черты лица, темную куртку и джинсы. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

Она сжала его руку:

– Возвращаемся, – сказала она. – Там впереди идет один.

– Тролль?

– Да. Скорее. Будем брать.

19

Они остановились, и Джереми позволил Светлячку взять его за руку. Они прижались спиной к стене магазина. Пытаясь перевести дух, Джереми заметил Самсона, крадущегося позади билетной кассы. Чуть поодаль стояла Хизер. Нейт и Лиз прижимались к стене по другую сторону площадки.

Где все остальные?

Где Таня?

Какое-то движение сверху привлекло его внимание, и он понял, что кто-то находится на крыше билетной будки. Все, что видел Джереми, – нечеткий изгиб спины, но он догадывался, что это, скорее всего, Таня. Вроде все в сборе, за исключением Рэнди и стервозины Карен. Касса была примерно семи или восьми футов в высоту. Очевидно, Таню туда подсадил Самсон.

Глядя в ее сторону, Джереми услышал низкий, что-то невнятно бормочущий мужской голос.

Тролль?

Судя по звуку, он уже где-то рядом.

– Кто убил Робин, птичку-невеличку? – декламировал он. – Кто поверг ее во прах? «То сделал я, – скажу я им, – вы знаете меня как Поппинсака». А это вам – не жук накакал. В королевстве приморской земли…[17] И облака накроют саваном гробницу…

Светлячок, не выпуская руки Джереми, медленно двинулась вдоль стены. Джереми не отставал. Он заглянул ей через плечо и увидел силуэт человека, нетвердой походкой плетущегося к темноте под аркой.

Пожилой толстяк в причудливой шляпе с перьями и кожаной куртке с развевающейся бахромой. В одной руке посох, в другой – увесистая котомка.

– Чтоб пописать-помочиться, нужно очень потрудиться, – провозгласил он, поворачиваясь к стене.

Джереми его манера речи напоминала игру какого-нибудь известного актера; так, например, говорил Ричард Бертон в фильме про Гамлета, который им показывали в прошлом году на уроке английского.

До его ушей донеслось журчание струи.

Этот тип отливал прямо на стену, не более чем в трех ярдах от места, где замерли в ожидании Лиз с Нейтом.

Слава Богу, грязный старый пердун стоит к нам спиной, подумал Джереми. Но все равно почувствовал, что краснеет. Ему не нравилось, что и Светлячок наблюдает это зрелище вместе с ним.

– И эта струя просочится до Ада, и бороду Дьяволу смочит, как надо. И горделивого дракона сегодня ждет сырое лоно. Быть может, этой мглистой ночью дракон весьма неплохо кончит… – Он хохотнул. – Но плохо кончит Робин-невеличка, на вертеле обжаренная птичка.

Журчание прекратилось.

Светлячок повернулась к Джереми и улыбнулась. Он скорчил брезгливую гримасу, но не был уверен, сможет ли Светлячок ее разглядеть.

Старый тролль отвернулся от стены.

Джереми обрадовался, увидев, что тот все-таки убрал свое хозяйство обратно в штаны.

Но не особо обрадовался, когда тролль шаткой походкой направился в их со Светлячком сторону.

– Хо-хо! Хо-хо! Прекрасная ночь, чтобы смело границы отринуть! Штучка, дракон, петушок… хоть розой назови ее, хоть нет.[18] Воспрянь, моя роза, иль завянь навечно!

Он чуть не врезался в билетную будку, но вовремя успел вскинуть руку и опереться о стену.

– Так держать! Концы отдать! Я старый морской волк. Мне есть чего порассказать, но вряд ли будет толк…

Таня спрыгнула с крыши билетной будки.

Она падала, согнув ноги и раскинув руки, ее золотые волосы развевались.

До ушей Джереми донесся негромкий хлопок от удара ее подошв по плечам кожаной куртки тролля, а затем бомж крякнул от боли и изумления.

Колени старика подогнулись, и он рухнул вперед. Таня подпрыгнула на его плечах, как на батуте, и приземлилась ногами ему на спину, откуда тут же соскочила, пытаясь удержать равновесие. Когда она повернулась к троллю, тот распростерся лицом вниз.

– Пошли наваляем ему, – прошептала Светлячок и потянула Джереми за руку от стены. Он поспешил за ней к поверженному троллю.

Светлячок отвесила ему пару пинков. Джереми вышел вперед и от души лягнул старика в бок. Тут подоспели и остальные. Самсон отшвырнул с дороги котомку. Они перевернули его. Бомж был настолько ошеломлен внезапным нападением, что даже не пытался отбиваться. Схватившись за руки и за ноги, троллеры растянули его на земле. Хизер принялась бить его ногой в живот. Рэнди схватил его посох и, размахнувшись, огрел по ребрам, едва не задев по голове Лиз.

Задыхаясь, тролль выдернул руку из хватки Светлячка и ударил ее кулаком в грудь. Светлячок опрокинулась на спину. Джереми перехватил его запястье. Кулак разжался. Джереми схватил старика за средний палец и выламывал назад, пока не услышал треск. Тролль испустил страдальческий вопль. Это за то, что ударил Светлячка, подумал Джереми, но все равно ему стало немного не по себе.

Лиз саданула бомжа локтем в грудь, чуть пониже горла.

Карен лягнула в пах, отчего Джереми скривился.

Тролль вскинул голову, но тут же к нему подоспел Самсон и врезал кулаком точнехонько промеж глаз. Тролль тюкнулся затылком о доски.

И обмяк.

– Ладно, – сказала Таня. – Достаточно. Теперь давайте поднимем его.

Джереми пришел на помощь. Старик, казалось, весил целую тонну, но когда они приподняли его над настилом, Самсон подставил плечо и взвалил бомжа себе на плечи.

– Точно удержишь? – спросил Нейт.

– Не боись, – ответил Самсон, но по голосу чувствовалось, что ему и впрямь приходится нелегко. – Куда мы его потащим?

– Все за мной, – сказала Таня.

Нейт поднял сумку:

– Что он в ней таскает, кирпичи, что ли?

Таня шла впереди, сопровождаемая Нейтом с одной стороны и Карен с другой. Самсон двигался следом, сгибаясь под тяжестью жирного тролля, вяло шевелившего руками у него за спиной. Джереми обратил внимание, что сломанный палец торчит из ладони под неестественным прямым углом.

Господи, и я на такое способен?

– Ты в порядке? – спросил он у Светлячка, когда та подошла к нему.

– Все нормально.

– Он неслабо врезал тебе. Но я ему за это палец сломал.

– Замечательно.

Они свернули налево и двинулись вниз по променаду.

Рэнди обогнал всех и теперь возглавлял шествие, неся на посохе котелок тролля с воткнутыми в него перьями.

Как отрубленную голову на пике, подумал Джереми. Интересно, откуда такая ассоциация? Может, из какого-нибудь фильма? Или из картинки в учебнике истории?

Кто-то шлепнул его по заду. Оглянувшись, он увидел позади себя Хизер.

– Ну как, тебе все еще нравится? – спросила она.

Он пожал плечами, не зная, что сказать. Мучило чувство вины, но вместе с тем он испытывал невероятное волнение. Сердце отчаянно колотилось, во рту пересохло, а в горле словно застрял тугой комок.

– Да, – только и смог ответить он.

– Это еще цветочки, – сказала Хизер. – Ягодки будут потом.

– А что будет дальше? – спросил он.

– Это зависит от того, что придумала Таня, – сказала Светлячок.

– Но можешь не сомневаться, будет очень круто, – добавила Хизер и положила руку ему на спину. Он ощутил, как ее большие мягкие груди упираются в плечо, и ему захотелось вырваться.

Почему из всех присутствующих здесь девушек к нему жмется именно она?

На внимание Тани он, конечно, даже не рассчитывал, но Светлячок ему тоже нравилась, и у нее, насколько он понял, не было парня в этой компании. Даже в темноте, не позволявшей хорошо рассмотреть черты, она казалась ему красивой. И уж точно не похожей на эту жируху с противным запахом изо рта.

Только этого мне и не хватало, подумал он. Из всех девчонок на меня повесилась именно эта.

Светлячок, шедшая по другую сторону от Джереми, прибавила шагу и ушла вперед, оставив его наедине с Хизер.

Та скользнула своей рукой в задний карман его вельветовых брюк и погладила ягодицу.

– Такая хорошая и теплая, – сказала она.

– Жаль, что Ковбой веселье пропустит, – решил перевести тему разговора Джереми.

– Он засранец.

В ее устах это слово прозвучало особенно грубо.

– Он мой лучший друг, – сказал Джереми.

Он надеялся, что, услышав это, она отстанет. Вместо этого она лишь игриво сжала его ягодицу и поцеловала в ухо.

Джереми отвернулся.

И увидел сквозь туман Музей Диковин Джаспера. В его воображении тут же возник образ: Хизер, как один из экспонатов коллекции, толстая, раздетая донага, прикручена к постаменту кожаными ремнями и жгутами. Она похожа на каравай, который еще не отправили в духовку. Ремни врезаются в жир так глубоко, что их практически не видать. Язык вывален изо рта. Мертвые глаза закатились, отчего вместо зрачков видны только белки. Картинка заставила Джереми покраснеть от стыда.

Она просто хочет быть со мной милой, говорил он себе. Наверняка она ужасно одинока. В конце концов, это ведь не преступление.

Внезапно тролль начал вырываться. Здоровой рукой он стукнул Самсона по спине.

Самсон наклонился и скинул его с себя. Тролль рухнул на деревянный настил и не успел пошевелиться, как уже был окружен.

Джереми высвободился от Хизер и со вздохом облегчения наступил старику на запястье.

– Не трогайте его, – сказала Таня. – Просто несите и все.

– Я поведу его, – сказал Самсон и, схватив толстого тролля за густые усищи, потянул на себя.

Стеная, похныкивая и задыхаясь, бомж поднялся на ноги.

Самсон пошел вперед, волоча его за собой за усы.

– Сворачиваем сюда, – скомандовала Таня и поспешила в указанном направлении. Рэнди бросился за ней, вместе со шляпой, болтавшейся на палке у него над головой. Через мгновение оба растворились в тумане. Следом за ними исчезли Карен и Нейт.

Джереми услышал скрип открывающихся ворот.

– Куда мы идем? – спросил Самсон.

– На колесо обозрения, – отозвалась Таня.

– Ух ты. – Это был голос Хизер. Прямо позади него.

Джереми ускорил шаг и вскоре поравнялся со Светлячком.

– Что мы собираемся делать? – спросил он ее.

– Сейчас увидим, – ответила она.

Самсон тащил тролля, а Лиз шла позади них, на случай, если бродяга сумеет вырваться. Они двигались к одной из низких оград на краю променада – такими был огорожен каждый аттракцион. Прошли в открытые ворота.

Колесо обозрения высилось за воротами, почти целиком скрытое густым туманом. Джереми видел только нижнюю его часть: несколько кабинок, одни явственно, другие с трудом, крепежи, соединявшие их друг с другом, и спицы, уходившие далеко ввысь и растворявшиеся в тумане.

Как только они вместе со Светлячком миновали ворота, видимость стала лучше. Теперь Джереми была видна посадочная платформа, возле которой находилась кабинка, высадившая сегодня своих последних пассажиров, прежде чем аттракцион выключили. Товарищи казались размытыми фигурами. Джереми увидел, что Самсон ведет тролля вверх по одной из лестниц, а за ними следует Лиз.

– У-у-у-у-у, вот будет здорово, – протянула Хизер. Вместо того, чтобы снова вцепиться в Джереми, она обогнала его и поспешила к лестнице.

Светлячок держалась рядом с Джереми, когда они взошли на платформу.

– Все в сборе? – спросила Таня.

– Кого нет, – сказал Рэнди, – отзовись.

– Ты так же смешон, как лопнутый гондон, – съехидничала Лиз.

– Отлично, – сказала Таня. – Давайте отправим ублюдка на небеса.

Самсон, не выпуская из рук усов тролля, приподнял его на цыпочки, а Лиз, Карен, Хизер и Светлячок принялись его раздевать. Он пританцовывал, пытаясь сохранять равновесие, и тихонько хныкал, но реального сопротивления не оказывал. Таня наблюдала эту сцену, сложа руки на груди и одобрительно кивая.

Вскоре они раздели тролля до кальсон.

Джереми удивился: он думал, что кальсоны носят только актеры в кино про ковбоев. Ан нет, оказывается, этот старый пердун тоже.

Хизер и Лиз содрали с него и кальсоны.

Джереми не верил своим глазам. Он был близок к шоку, лицо горело от стыда.

Мужик был волосатым, словно обезьяна. Огромный живот свисал так низко, что целиком скрывал хозяйство, чему Джереми был несказанно рад. Тем не менее, стянув с него кальсоны, Лиз и Хизер не спешили подниматься с колен, а смотрели именно «туда», перешептываясь и хихикая. Тролль явно хотел прикрыть срамоту, но Карен и Светлячок крепко держали его за руки. Ему оставалось лишь тихонько всхлипывать.

Хизер протянула руку.

Глаза тролля расширились, рот раскрылся, готовый издать вопль.

– Ты что, совсем? – буркнула Лиз.

– Да я только посмотреть…

– Это лишнее, – отрезал Нейт.

– Давайте уже заканчивать, – сказала Таня. – У нас нет никого на шухере, так что лучше поскорее управиться и сматывать удочки. – Она повернулась к Рэнди. Тот полез в карман, достал оттуда что-то щелкающее и бряцающее и передал ей.

Джереми увидел, что это пара наручников.

– Пойду заведу мотор, – сказал Нейт и куда-то убежал.

Тролля подвели к кабинке колеса обозрения и ударом сбили с ног. Кабинка тут же просела, когда его задница шмякнулась о подножку, но посадочная платформа остановила ее.

Словно осознав, что все избиения и унижения были лишь прелюдией к основному действу, тролль завизжал и начал вырываться. Он пытался размахивать руками и ногами, корчился, но подростки держали его крепко.

Таня ударила его ногой в живот. У тролля перехватило дух, и он, согнувшись, завалился спиной на переднее сидение кабинки, пытаясь сделать вдох. Таня опустила металлический поручень безопасности.

Двигатель аттракциона заработал. Джереми почувствовал, как платформа завибрировала под ногами.

– Как им удалось запустить колесо? – удивленно пробормотал он.

– Приятели Нейта дали ключи, – ответила Лиз.

Таня закончила возиться с троллем и отошла в сторону. Он все еще сидел на подножке, откинувшись спиной на сиденье, жирные волосатые ноги болтались.

Руки его были скованы вокруг поручня безопасности.

– Начнем, пожалуй, – сказала Таня. Джереми и все остальные отступили в сторону. – Давай, Нейт! – крикнула она.

Где-то неподалеку Нейт дернул рычаг.

Колесо обозрения покачнулось и начало медленно проворачиваться. Кабинка пошла назад и вверх, раскачиваясь под тяжестью тролля. Тот съехал с подножки и заорал, когда браслеты наручников рванули его за запястья.

– Нет! – завопил он. – Пожалуйста!

Спустя секунду он уже болтался в воздухе, удерживаемый на поручне безопасности одними наручниками.

Колесо обозрения подняло его еще выше, потом скрипнуло и остановилось с легким рывком, отчего тролль снова вскрикнул. Так он и повис, раскачиваясь в шести-семи футах над землей.

– Подними его выше, – сказала Таня.

– Этого более чем достаточно, – ответил Нейт. – Уж больно он толстый. Чего доброго сорвется.

– Опустите меня. Пожалуйста. Я уйду из города. Сделаю все, что угодно. Прошу вас!

– Прокати его до самого верху, – сказала Таня.

– Боже мой, да! – выпалила Хизер.

– Прокати его еще! – крикнула Лиз.

– Не думаю, что мы…

– Черт! – заорала Таня. – Сделай это! Это же сраный тролль!

Нейт покачал головой.

Он так и продолжал качать головой, когда Таня направилась в его сторону.

– Если не хочешь ты, я сделаю сама, – сказала она.

– Таня… – начал было он, но даже не попытался ее остановить.

Она сдвинула огромный рычаг вперед. Заглушая крики тролля скрипом и грохотом, колесо снова пришло в движение.

Голый брыкающийся тролль уплывал в туман, казалось, белая мгла засасывает его вверх. Он орал всю дорогу. Даже когда он полностью скрылся из виду, Джереми слышал его вопли.

Таня вернула рычаг в исходное положение.

Колесо остановилось.

Из тумана доносились крики и визг тролля.

– Боже, – пробормотала Светлячок, – он же сейчас на самом верху.

– Прекрасное место, чтобы ночь скоротать, – сказала Таня.

– Давайте опустим его, – попросил Нейт, – я займусь этим.

– Договорились, – сказала Таня, – утречком. Иди и выключи колесо.

– Но мы не можем…

Тролль голосил, не переставая, но, помимо крика, Джереми вдруг услышал еще один звук, от которого у него свело зубы, а волосы на всем теле поднялись дыбом.

Он услышал глухой удар.

Крик оборвался.

Еще удар.

– О, Боже, – пробормотал Нейт.

А потом из тумана вылетел тролль, отскакивая от спиц и крепежных механизмов колеса и кувыркаясь, словно сумасшедший акробат.

20

Платформа содрогнулась, когда тролль грохнулся на нее.

Никто не произнес ни слова. Тишину нарушал лишь гул мотора.

Джереми смотрел на тело. Оно лежало всего в паре шагов от него, лицом вверх, и тени недостаточно хорошо скрывали его. От крови лицо его казалось черным. Нос был размозжен в лепешку. Одна нога вывернулась под неестественным углом, другая была вытянута прямо. Руки, все еще закованные в наручники, покоились на животе. Из левого предплечья торчала окровавленная кость.

Джереми отвел взгляд от трупа и посмотрел на остальных. Все стояли неподвижно, глядя туда же.

Лиз поднесла руку ко рту. Джереми решил, что она борется с позывами рвоты, и хотел было отвернуться, но, услышав сдавленные звуки, понял, что она просто хихикает.

– Оп-паньки! – сказала она через некоторое время.

– Боже мой, – произнесла Светлячок. – Вот мы и доигрались.

– Вот это бабахнулся, – сказала Хизер.

Нейт отошел и выключил двигатель.

– Всем сохранять спокойствие, – скомандовала Таня.

– Как так вышло? – пробормотал Рэнди.

– Наверное, поручень безопасности не выдержал его веса, – сказала Таня.

– Мы убили его, – сказал Рэнди.

– Все верно подметил, дурик, – прокомментировала Лиз.

– Ладно, – сказала Таня, – главное сейчас – не паниковать. Нам нужно избавиться от тела и всех улик, чтобы никто и никогда не узнал, что здесь произошло. Лиз, Карен и Хизер, я хочу, чтобы вы отмыли всю кровь. Возьмите ведро и швабру. Джереми, ты собери все вещи этого мужика и закинь их куда-нибудь поглубже под променад. Ты, Светлячок, помоги ему. Ты, Самсон, займешься телом, а Нейт пока сбегает за доской для серфинга. Мы отправим его плавать в океан.

– А мне что делать? – спросил Рэнди.

– Сделай нам одолжение и просто засунь свою голову в задницу, – сказала Лиз.

– Ты можешь остаться со мной, – сказала ему Таня. Закатав рукава, она забралась под колесо обозрения и присела возле трупа. Самсон последовал за ней.

Больше никто не сдвинулся с места.

Таня подняла вывернутую ногу тролля за лодыжку и вытянула ее. Когда она взялась за вторую ногу, Рэнди, наблюдавший за всем этим, подбежал к ограждению платформы, перегнулся через него, и его вырвало.

– Ай, молодца! – сказала Лиз. – Это я убирать не буду.

Кто-то взял Джереми за руку. Обернувшись, он увидел, что это Светлячок.

– Давай займемся нашей работой, – сказала она.

Он отвернулся от Тани и Самсона, возившихся с телом, и принялся собирать одежду тролля.

Нейт проскочил мимо него и побежал вниз по лестнице. Лиз, Карен и Хизер остались.

– Я помогу вам, ребята, – сказал Рэнди. В руке он все еще держал посох с шляпой на конце. Шляпа свалилась, когда он наклонился поднять кальсоны. Она закатилась под колесо обозрения, и Рэнди полез за ней.

Джереми увидел, что Самсон и Таня уже вытаскивают труп из-под колеса. Таня придерживала его за ноги, а Самсон волочил за запястья. Они тащили его к задней части платформы.

– Никогда не думала, что такое может случиться, – прошептала Светлячок.

– Да, кошмар, – сказал Джереми.

– Боже.

Он подобрал носки и башмаки, а затем поднял глаза и увидел, как Самсон с Таней поднимают тролля, чтобы перебросить через ограду. Спустя мгновение они скинули его на пляж.

Самсон поднял котомку и последовал за Таней вниз по лестнице.

– Кажется, все собрали, – сказала Светлячок.

Вместе с Рэнди, который все еще держал посох (но уже без шляпы, и не размахивая им, как трофеем), они спустились с платформы и прошли в открытые ворота. Таня и Самсон свернули влево и перелезали через ограждение променада. Самсон, очевидно, успел сбросить вниз сумку тролля, и теперь они вместе с Таней спрыгнули следом, исчезнув из виду.

Когда Джереми дошел до парапета, то увидел, что эти двое уже идут по пляжу. Едва они прошли несколько шагов, как туман поглотил их.

Сумка с вещами тролля валялась на песке прямо под ногами. Джереми вывалил свою ношу за парапет. Обувь приземлилась гораздо быстрее, чем носки и брюки, которые немного покружились в воздухе, прежде чем упасть. То же произошло и с рубашкой, которую бросила Светлячок. Рубашка будто плыла по воздуху, трепеща рукавами. Тяжелая куртка из кожи упала раньше. Рэнди бросил посох, тот воткнулся в песок, точно копье. Не выпуская из рук котелка, он пролез под перилами.

Стоя там, он пытался собраться с духом, чтобы прыгнуть. Краем шляпы поправил очки.

– Тебе не обязательно прыгать, – сказала Светлячок.

– Я не боюсь.

– Да ладно тебе, Лиз все равно нет, никто не будет над тобой смеяться.

– Если Таня прыгнула, значит, и я смогу. – И он прыгнул. Ноги его коснулись песка, колени подогнулись, и он завалился вперед. Потом поднялся на ноги и стал наблюдать, как Светлячок с Джереми перелезают через ограждение.

Оказавшись по ту сторону перил и взглянув вниз, Джереми понял, почему Рэнди было так страшно прыгать. Но ведь все остальные сделали это. И ему придется. Он не хотел при всех выставиться мокрой курицей.

Светлячок прыгнула.

Когда она приземлилась, Джереми прыгнул следом. Он не хотел думать о тролле, но на мгновение вдруг почувствовал себя им – стариком, летящим с огромной высоты и понимающим, что сейчас умрет. На мгновение его обуял ужас.

А затем ноги ударились о песок. Колени подогнулись, ударив по подбородку и посылая по зубам волну боли. Джереми завалился на спину. Когда он сел, Светлячок протянула руку. Он схватился за нее, и она рывком поставила его на ноги.

– Ты в порядке? – спросила она.

Кивнув, он провел кончиком языка по зубам. Он боялся, что некоторые окажутся сломаны, но обошлось.

– Надо было перекатиться.

– Вот и я так думаю.

– Если вам обоим не требуется моя помощь, – сказал Рэнди, – то я, пожалуй, догоню Таню.

– Конечно, – сказала Светлячок.

Рэнди убежал в туман.

Джереми и Светлячок принялись собирать с песка одежду тролля.

– Жалко мне Рэнди, – сказала Светлячок, – он такой чувствительный парень. А то, что случилось сегодня, – слишком жестоко.

– Это точно.

– Он… он же здесь совсем по другой причине, чем большинство из нас. Он с нами только потому, что по уши влюблен в Таню.

– Серьезно?

Светлячок подошла к сваям и зашвырнула куртку и брюки тролля как можно дальше в темноту.

– Думаешь, стоит кидать все одной кучей? Может, лучше раскидать вещи среди балок?

– Нет. Лезть туда не стоит. Там могут быть тролли.

– Боже правый.

– Во-во. Так что лучше не торчать здесь слишком долго.

Джереми швырнул носки, ботинки и рубашку и поспешил отойти.

– Думаешь, кто-нибудь мог видеть, что произошло?

– Тролли-то? Некоторые – могли. Они всегда скрываются где-то рядом. Готова поспорить, они знают обо всем, что здесь происходит. – Она взяла кальсоны, вытащила посох из песка и подняла котелок.

Джереми поднял котомку. Она оказалась ужасно тяжелой.

– Ну, они могут рассказать об этом? – спросил он.

– Это исключено.

Они подошли к самому краю променада и забросили вещи тролля в темноту.

– А я, пожалуй, раскидаю лучше содержимое его сумки где-нибудь поблизости, – сказал Джереми.

– Нет, не надо. Просто закинь под променад. К утру она уже опустеет.

Взяв холщовую котомку за ремень, Джереми раскрутил ее хорошенько и отпустил. Она исчезла в темноте. Через секунду она приземлилась с глухим стуком и стеклянным звоном, будто несколько бутылок перестукнулись друг с другом.

– Вот тролли порадуются, – сказал он.

– Твою ж мать! – раздался сухой, хриплый голос из темноты прямо перед ними.

Джереми вздрогнул. Светлячок сжала его ладонь. Ему хотелось развернуться и бежать без оглядки, но она, держась за него, лишь медленно отступала назад. Он слышал ее учащенное дыхание.

– Рад теперь, что ты не там? – спросила она, когда они отступили на несколько шагов.

– Боже!

– Меня постоянно мучают кошмары, как они нас ловят. Это худшее, что можно себе представить, понимаешь?

Она выпустила его руку и повернулась.

Джереми тоже повернулся. Потом все-таки глянул через плечо. Темнота под променадом за стеной тумана казалась лишь мутным пятном. Джереми попытался разглядеть колесо обозрения, но оно уже совершенно скрылось из виду.

– Спорю, ты и подумать не мог, что тебя втянут в такую историю, – сказала Светлячок.

– Тому мужику повезло еще меньше, – покачал головой он.

– Это плохо, очень плохо… Я чувствую себя какой-то больной, грязной, понимаешь? Да, он был тролль, но все же… – Она прижалась к Джереми, и он положил руку ей на спину. – Все равно, это было просто ужасно.

– Да.

Они продолжали идти, не видя перед собой ничего, кроме песка и тумана.

– Надеюсь, его не вынесет на берег днем, когда на пляже будут отдыхающие…

Судя по шуму прибоя, Джереми предположил, что они подошли достаточно близко к берегу. Но ни моря, ни Тани, ни кого бы то ни было пока не просматривалось.

– Нейт что, собирается вывезти его в океан на доске для серфинга? – спросил он.

– Похоже на то.

– И он побежал за ней домой?

– Нет. Он скоро вернется. Он держит ее на складе в магазинчике, где работает. Иногда, до открытия, он любит покататься.

– Он парень Тани?

– Да.

Джереми почувствовал, что его ноги больше не вязнут в песке. Поверхность пляжа стала тверже и шла под уклон. Тут и там лежали водоросли, похожие на каких-то неведомых тварей со щупальцами, издохших на берегу.

Белая пена неровной бахромой набегала на берег. Светлячок притормозила. В паре метров от ее ног пена остановилась и схлынула назад. Джереми слышал, как откатывала волна, уступая дорогу следующей.

– Остальные должны быть там, – сказал он, кивая влево.

Светлячок повернулась в указанном направлении и пригляделась. Рука ее прижалась к боку, и Джереми слегка усилил объятия.

– Думаю, нам нужно идти туда, – сказала она.

– Да.

Но она не двигалась. Вместе с нею не двигался и Джереми. Он чувствовал, как чаще забилось сердце.

Все в порядке, говорил он себе, мы просто немного постоим.

Ему стало интересно, о чем она думает.

– Ты слышишь их? – спросила Светлячок.

– Не-а. Будем искать?

– А ты хочешь? – спросила она.

Он пожал плечами. На самом деле ему хотелось остаться здесь, и это было странно. Ведь он мечтал вовсе не о Светлячке, а о Тане. И мог увидеть Таню прямо сейчас, быть рядом с ней, слышать ее голос.

Но я не смогу вот так ее обнять, подумал Джереми. Она девушка Нейта. У меня нет ни единого шанса.

– Кажется, я хочу завязать с троллиной охотой, – сказала Светлячок.

– Серьезно?

– Я не знаю. Убить человека… Я ненавижу троллей, но убивать их…

– Если ты уйдешь из команды, как я смогу увидеть тебя? – Эти слова вырвались у него, прежде чем он успел опомниться и оставить их при себе.

Она повернулась к нему.

– Так почему бы тебе не оставить мне свой номер? – сказала она.

Его сердце в этот момент, казалось, отбивает барабанную дробь.

– Я… мы… нам только провели телефон. Я еще не знаю, какой будет номер. Если ты оставишь мне свой…

– Я не могу, – сказала она. – Я бы очень хотела, но мне не разрешают отвечать на звонки парней.

– Что?

– Моя мать, она… немного с приветом. Считает, что я еще слишком молода, чтобы общаться с парнями.

– Сколько тебе?

– Шестнадцать.

– Мне тоже.

– Наверное, мы можем где-нибудь встретиться, – предложила она.

– Конечно, – он еле справлялся с дыханием. – Это было бы здорово.

– Что если здесь, на пляже, завтра? К полудню тумана уже не будет. Как насчет часа дня? Мы можем встретиться возле спасательной станции.

– Замечательно.

Светлячок прижалась к его боку.

А затем кто-то подошел со стороны пляжа. Оба вздрогнули.

Это был Нейт. Босой, в костюме для плавания. С доской для серфинга под мышкой.

Он остановился в нескольких шагах, качая головой.

– Где все остальные? – спросил он.

– Где-то там, – сказала Светлячок, указав в ту сторону левой рукой.

– Вы идете?

– Да, идем.

Светлячок отпустила Джереми, и они вдвоем последовали за Нейтом. Джереми ощущал холод в боку, к которому еще недавно прижималась Светлячок.

– Таня? – крикнул Нейт.

– Сюда, – раздался ее голос. Далеко, зато прямо по курсу.

Светлячок взяла ладонь Джереми в свою. Ее тепло, казалось, проходило через его руку и переполняло его с ног до головы.

Он поймал себя на том, что мечтает о завтрашнем дне. У него будет настоящее свидание, и он надеялся, что при солнечном свете она будет так же хороша, какой кажется сейчас, в темноте. Скорей всего, на ней будет купальник, возможно даже бикини. И они встретятся возле спасательной станции, а значит, он наверняка увидит еще и Таню. Он сможет любоваться ими обеими.

Это будет великолепно, подумал он.

Затем он увидел три темные фигуры, стоящие в тумане перед Нейтом. Обнаженное тело тролля лежало у их ног. Наручники были сняты.

Когда они подошли к группе, Светлячок так и не выпустила руки Джереми. Он был на седьмом небе от счастья. В некотором смысле это смотрелось так, будто она держала его за руку специально, чтобы похвастаться перед всеми: «Вот, посмотрите, что у меня есть».

Ему казалось, что они с ней уже стали… парой.

– Кто-нибудь видел тебя? – спросила Нейта Таня, когда он положил доску и встал на колени около трупа.

– Нет. Если только тролли. Я, по крайней мере, никого не заметил.

– Да уж, этот тролль им точно не достанется, – сказал Самсон.

Вместе с Нейтом они перекатили труп на доску для серфинга. У Джереми слегка прихватило живот, когда он увидел, что сломанные ноги мертвеца раздвинуты. Но, слава Богу, сейчас тролль лежал лицом вниз, скрывая пенис из виду. На одной из ягодиц темнело пятнышко. Родимое пятно?

– Он упадет с доски, если не привязать, – сказал Нейт. – Я нигде не нашел веревку. У кого-нибудь есть ремень?

– Да, – сказал Самсон. – Только его не хватит, чтобы обернуть вокруг тролля и доски.

– Нам нужна как минимум пара ремней.

– У меня есть один, – сказал Джереми.

– И у меня, – сказала Светлячок.

– Извиняюсь, – сказал Рэнди и задрал куртку, показывая, что не подпоясан.

Снимая свой ремень, Джереми наблюдал, как Светлячок задирает ветровку, расстегивает пояс и вытягивает его из петель в джинсах. На ней была клетчатая рубашка. Светлячок вытащила ее подол наружу и расправила, обнажив на миг небольшой бледный участок кожи возле бедра. Вытащив ремень, она снова опустила ветровку.

– Ты вернешь их нам? – спросила она Нейта, передавая ему ремень.

– Постараюсь, конечно, – ответил он.

– Просто это подарок от сестры, – сказала она извиняющимся тоном.

Ее сестры. Одной из пропавших без вести. Одной из тех, кого утащили тролли. Когда Джереми слышал об этом раньше, Светлячок еще была ему чужой, а теперь он испытывал к ней особое чувство и словно принял на себя тяжесть ее потери.

Нейт передал ремень Джереми Самсону. Тот приподнял доску над песком, и Нейт просунул скрепленные друг с другом ремни под нее. Оседлав тролля, он затянул ремень на его спине, а ремнем Светлячка привязал лодыжки к задней части доски.

– Отлично, – сказал он. – Все готово.

– Не совсем, – возразила Таня. Перешагнув доску вместе с трупом, она подошла к Джереми: – Давай карточку.

Он смутился. Какую карточку? Она же давала ему свисток. А потом вспомнил, что она имеет в виду, залез в карман, вытащил визитку Огромного Козла Графа и протянул ей.

В ответ она улыбнулась.

– Подожди, – сказал он. – Возьми еще свой свисток. – Он снял его и бросил ей на ладонь.

– Точно, думаю, тебе он больше не понадобится, – сказала она и накинула цепочку на шею через голову. – Будем считать, что ты и так прошел посвящение.

– Мы все прошли посвящение, – сказал Нейт.

Таня подошла к изголовью доски для серфинга и присела на корточки. Взявшись за голову тролля, повернула лицом к себе. Дернула за подбородок. Рот открылся. Она сунула в него карточку и захлопнула челюсть.

– Мне кажется, это не очень хорошая идея, – сказал Нейт.

Таня оставила карточку там и встала.

– Мужик все равно пойдет на корм рыбам, – сказала она. – А записку после пары минут в воде никто не сможет прочесть.

– Ну и черт с ней, – пробормотал Нейт, пожав плечами.

Вместе с Самсоном они подняли доску и понесли, словно носилки.

Остальные двинулись следом. Джереми видел приближающиеся и удаляющиеся барашки волн, но продолжал идти. Холодная вода промочила носки и ботинки.

Он уже мог видеть океан. Черные волны с белыми шапками накатывали из тумана.

Он представил тролля, совершенно одинокого среди этих черных холодных волн, и внутри все похолодело.

Он не живой, сказал себе Джереми. Он ничего не чувствует. Он ничего не сознает.

Но ужасный холод никуда не делся.

Все, кроме Самсона и Нейта, остановились. Рэнди подошел как можно ближе к Тане. Светлячок обхватила пальцами руку Джереми.

Нейт с Самсоном, стоя по колено в воде, спустили свой груз на воду. Самсон пошел обратно, а Нейт с силой толкнул доску в океан.

Большая волна захлестнула голову и спину мертвеца.

Когда волна ушла, Джереми увидел, как Нейт плывет вперед, толкая доску перед собой.

Светлячок развернула Джереми к себе и, обняв, уткнулась лицом ему в шею.

Когда он снова посмотрел на океан, то увидел лишь туман и волны.

21

После переклички Дэйв устроился за своим рабочим столом, чтобы подготовить доклад о вчерашнем происшествии в Фанленде. Стуча по клавишам печатной машинки, он вновь прокручивал все в уме. Он описывал действия Джоан против вооруженного ножом преступника, а в мыслях была другая Джоан, открытая и беззащитная, терзающаяся угрызениями совести по поводу парня. Он вспоминал, какой она была в его объятиях и как приятно было ее целовать.

Стол Джоан находился сбоку. Он перевел на нее взгляд. Вытянув ноги и откинувшись на спинку вращающегося стула, она разговаривала по телефону. Так же как и на Дэйве, на ней была ярко-синяя куртка с логотипом Полицейского управления Болета-Бэй и форма для патрулирования пляжа. Куртка была расстегнута, из нее, растягивая футболку, выпирала правая грудь.

Почувствовав взгляд, она повесила трубку, развернулась к Дэйву и приподняла брови:

– Вудро Абернати пришел в сознание два часа назад.

– Рад это слышать. – Рад он был за Джоан, не за Вудро. Вполне вероятно, немало людей пострадает из-за того, что этот ублюдок выкарабкался. Зато Джоан больше не будет жить с чувством вины и мыслью о том, что погубила его.

Слегка улыбнувшись, она покачала головой, а затем глубоко вдохнула, отчего ее грудь заметно приподнялась, немного задержала воздух и выдохнула, завалившись вперед так, будто весь кислород покинул ее легкие. Так она и сидела, сложив локти на бедрах и глядя в пол.

Дэйв продолжал печатать свой доклад, а глаза его не могли оторваться от Джоан. Ему очень хотелось подойти к ней. Но в кабинете они были не одни.

Наконец она выпрямилась и встретилась с ним взглядом. Склонив голову набок, она улыбнулась, шлепнула себя рукой по колену и спросила:

– Готов идти, напарник?

– Да, я почти закончил.

– Тогда я буду ждать тебя в машине.

Он смотрел, как она уходит. Теперь, не отвлекаясь на нее, он закончил доклад очень быстро, подписал и положил на стол начальнику.

Когда он подошел к патрульной машине, Джоан уже сидела за рулем. Он забрался в салон и она, вырулив со стоянки, направилась в сторону Фанленда.

– Полагаю, ты сейчас испытываешь огромное облегчение, – сказал он.

Она кивнула:

– А как ты? Как рана?

– Немного затвердела и чешется, а в целом неплохо. Спасибо за лекарство.

Джоан поморщилась:

– Я действительно очень сожалею о том, что произошло.

– О чем?

– Ха! А и правда – о чем мне жалеть? Ну устроила чертов спектакль, ну напилась в зюзю, ну пролила на диван чертово шампанское, ну накинулась на тебя, ну рассорила вас с Глорией. Гадство. А так – переживать не о чем.

– Да уж, по тому, как ты все это описала, – звучит действительно ужасно, – сказал Дэйв.

Она не смотрела на него, но он увидел, как плотно сжались ее губы. Она отрывисто кивнула.

– Самое худшее во всей этой чертовщине, – продолжил Дэйв, – произошло, когда мы поцеловались.

Она резко обернулась. На мгновение ее глаза широко распахнулись от изумления, и тут же сузились. Уголок рта выгнулся кверху.

– Врешь, – сказала она.

– Ага, подловила.

– Я так переживала из-за того, что сделала с этим парнем. Да и ты еще был ранен. Но все равно это была наша, пусть небольшая, но победа. Вот я и решила, что неплохо бы отметить ее вместе. Ну, ты же понимаешь? Ведь мы напарники. Вот и подумала, почему бы не зайти к тебе и не пропустить несколько…

– Не произошло ровным счетом ничего плохого.

Она снова посмотрела на него:

– Я твоя напарница, а не напарник. Вот в чем был наш прокол. Все было отлично, за исключением этой мелочи.

Дэйв протянул руку и похлопал ее по плечу:

– Не переживай. Я думаю о тебе не как о напарнице, а как о напарнике.

– Да. Отлично.

– О напарнике, который выше меня ростом, – добавил он, надеясь напомнить, что она сказала вчера, когда он обнял ее.

Ее лицо смягчилось, и он понял, что она вспомнила.

– Единственное, о чем я на самом деле жалею, – сказал он, – это что как снег на голову свалилась Глория и прервала наш поцелуй.

Джоан вывела патрульный автомобиль на парковку возле Фанленда. Остановила, выключила двигатель и посмотрела Дэйву в глаза, положив руку на бедро.

– А как же Глория? – спросила она.

– Ее больше нет в моей жизни.

– О Боже. – Джоан опустила глаза. Казалось, она смотрела на свою руку, водя ею по ноге вверх-вниз.

– Не беспокойся о ней, – сказал Дэйв.

– Нет, конечно, нет. Что мне беспокоиться? Подумаешь, увела у нее парня.

– Я никогда не был ее парнем.

Рука Джоан остановилась. Нахмурившись, Джоан снова посмотрела ему в глаза:

– Про меня тоже когда-нибудь скажешь: «Не беспокойся о Джоан, я никогда не был ее парнем»?

– Твоим я был. Ты что, не помнишь нашего первого патрулирования? – сказал Дэйв. – Ты тогда просто ничего не заметила.

Ее брови взметнулись, губы изогнулись в улыбке, и она толкнула его ногой:

– Ерунда.

– А что насчет тебя и Гарольда?

– Я никогда не была его девушкой.

Дэйв улыбнулся:

– Так эти высокие каблуки на нашем первом патрулировании были для меня?

– Не льсти себе.

Он попытался придать лицу потрясенное выражение:

– Как, нет?

– Просто я знала, что тебе нравятся мои ноги.

Робин узнала несколько лиц в собравшейся толпе, но Нейта среди них не было. Где же он?

Он обещал, что сегодня они увидятся.

Она высматривала его с самого утра. А сейчас уже около полудня.

Она подумывала сделать небольшой перерыв и забежать в его магазинчик. Но боялась показаться слишком назойливой.

Он обязательно придет, говорила она себе.

Он должен прийти.

Тем не менее она не находила себе места. Играя и не переставая думать о Нейте, она заметила, что к зрителям присоединился Дэйв со своей напарницей. Они останавливались возле нее всякий раз, когда маршрут патрулирования приводил их в эту часть променада. Дэйв больше не пытался заговорить с нею после того, первого дня в этом городке, но всякий раз, завидев его, она кивала и улыбалась.

Вчера она с трудом поборола искушение пожаловаться ему на Поппинсака. Каждый раз, замечая его среди слушателей, она подумывала об этом. Дэйв казался хорошим парнем и наверняка сделал бы все возможное, чтобы ей помочь. Но тогда пришлось бы рассказать обстоятельства кражи. А это было стыдно. Кроме того, вчера она еще надеялась разобраться с Поппинсаком самостоятельно, и если бы старый негодяй вынудил ее пустить в ход нож, копам не стоило знать, что Робин имела на него зуб.

Она могла бы рассказать все Дэйву сейчас, поскольку больше не собиралась выслеживать этого типа. Но все равно не знала, как рассказать ему, что деньги были похищены из ее трусиков.

Можно рассказать его напарнице, подумала она. С женщинами обсуждать такое гораздо проще. Она вызывала у Робин симпатию, хоть им пока не довелось перекинуться ни словечком. Глаза у нее добрые и улыбка хорошая.

Играя, Робин раздумывала, как лучше поступить. Большую часть деньжат Поппинсак наверняка уже промотал, да и поблизости его вроде бы не видать…

Когда она закончила исполнять одну из песен, Дэйв подошел к ней и с улыбкой кинул в чехол от банджо сложенную банкноту. Робин поблагодарила его, он махнул рукой и вместе с женщиной вернулся на свой маршрут.

– Спой про «Величайший пир», – попросил грузный парень, которого она наблюдала среди зрителей уже не первый день.

– Заявка принята, – сказала она и заиграла первые аккорды.

Как обычно, слушатели качали головами в такт и смеялись (или стонали).

Она уже заканчивала песню, как вдруг увидела в толпе Нейта. От волнения она моментально забыла текст и перепутала аккорды. Пришлось выкручиваться.

Когда аплодисменты и свист[19] стихли, она объявила, что собирается взять небольшой перерыв. Люди выходили вперед, кидали деньги в чехол и расходились.

Нейт остался.

Он подошел ближе. Руки его выглядели накачанными, кожу покрывал бронзовый загар, который ей не удалось разглядеть вчера из-за темноты.

Настоящий качок, подумала она и сама улыбнулась этой мысли. Дурацкое слово – «качок». Но ему подходит.

– Злая какая песенка, – сказал он.

– Так и я злая девушка.

Он покачал головой и улыбнулся. Улыбка эта, правда, показалась Робин слегка напряженной.

– Слушай! – сказала она. – Касательно прошлого вечера: ты мне кинул в чехол двадцатку. Ты ведь понимаешь, что не надо было этого делать?

– У меня ничего другого не было.

– Ладно, в таком случае позволь мне угостить тебя обедом.

– Мне нужно бежать в магазин, – сказал он. – Я оставил там Гектора за главного, а он суетлив, что твоя собачонка.

Для Робин это прозвучало, как отговорка.

– Ну ладно, – сказала она, пожав плечами и надеясь, что он не заметил ее разочарования.

– Просто хотел зайти проведать тебя и поздороваться.

Она попыталась улыбнуться:

– А я думала, ты хочешь услышать продолжение про страну Мур-мяу.

– Наверное, как-нибудь в другой раз, – ответил он.

– Ну что ж, как знаешь.

– Мне надо возвращаться.

А сам стоял и смотрел на нее. И совершенно не походил на того веселого и живого парня, с которым Робин познакомилась вчера вечером. Он выглядел усталым, подавленным.

В конце концов она не выдержала и спросила:

– С тобой все в порядке?

– Конечно.

– Может, подхватил чего? – Она шагнула вперед и прикоснулась ладонью к его лбу. Гладкая кожа была горячей и влажной. – По-моему, тебя слегка лихорадит, – сказала Робин, опустив руку.

– Ну что вы, сестра, – сказал он, изобразив на лице усталую улыбку.

– Просто обыкновенная девушка. – (Птичка-невеличка, и ни одного яичка. Будь проклят, скотина Поппинсак.) – Моя ладонь определяет температуру не хуже градусника. Советую немедленно идти домой, выпить аспиринчику и отдохнуть.

Его улыбка слегка оживилась:

– Как бы я был рад это сделать. Всю ночь глаз не сомкнул.

– Я тоже, – сказала Робин, вспоминая ночь, проведенную под пляжным домиком.

– Где ты ночуешь? – спросил Нейт.

– На пляже.

Он нахмурился и покачал головой:

– Нельзя так делать.

– Знаю. Тролли, троллеры…

Он еще сильнее нахмурился:

– Здесь небезопасно.

– Я уже заметила.

– Тебя кто-то донимает?

– Два дня назад меня обокрали во сне. Ну а про вчерашнего бродягу ты, конечно, сам в курсе. Кстати, еще раз спасибо.

– Лучше держись от этого пляжа подальше, Робин.

– А я люблю свежий воздух.

– На ту двадцатку, что я дал тебе, ты вполне можешь устроиться в мотеле.

– А я коплю на БМВ, – пожала она плечами.

– Это тебе не шутки.

– На двадцать баксов я могу неделю завтракать по-королевски, и предпочту это крыше над головой.

– Не хочу, чтобы с тобой произошло что-то плохое.

– Я могу позаботиться о себе.

– Не говори чуши.

Робин вздрогнула.

Нейт покачал головой и зажмурился:

– Прости. О Боже. – Он потер лицо. – Зря я так… Прости.

– Все в порядке.

– Мне пора. Увидимся. – Он поспешил прочь.

Робин глядела ему вслед, пока он не скрылся в толпе. Что это с ним в самом деле? Да, лоб у него действительно разгоряченный, но вряд ли от болезни. Скорее похоже на сильное потрясение или депрессию, чем на болезнь.

А не связано ли это с ней?

Едва ли.

Но он так спешил уйти…

Робин поймала себя на том, что после вчерашнего знакомства весь день ждала этой встречи. Она, конечно, старалась выбросить Нейта из головы, но никак не удавалось. Особенно после того, как она отказалась от наезда на Поппинсака.

Лежа прошлой ночью под сваями пляжного домика, она спала очень плохо, постоянно вздрагивая и просыпаясь. То ей мерещилось, что кто-то к ней подползает, то – что ее обнаружили жильцы… Успокоиться и снова заснуть помогали только мысли о Нейте.

Теперь это казалось немножко глупым.

Вчера он просто проявил любезность, а ты уже навоображала себе невесть что.

Тоска грызла ее. Давным-давно странствует она по городам, наслаждаясь свободой, презрев одиночество, с нетерпением ожидая каждого нового дня. Все началось с необдуманного бегства, но постепенно переросло в настоящее путешествие.

Потому-то она и оказалась здесь.

А теперь она поняла, что все кончено.

Нейт мог стать тем, кого она искала все это время.

Мог.

Но не стал.

Она стояла, терзаемая чувством невероятного одиночества, холодного и серого, словно океан.

– Умираю с голоду, – сказала Джоан.

– Чего тебе хочется?

За две недели совместного с Дэйвом патрулирования променада, она перепробовала почти все, что продавалось в местных магазинчиках, и теперь пыталась выбрать из огромного количества вариантов: гамбургеры, чизбургеры, хот-доги, чили-доги, субмарины, рыба с жареной картошкой, жареные мидии, плюс мексиканская, китайская и греческая кухни.

– А что это за штука такая в пита, с бараниной и сметаной? – спросила она.

– Гиро?

– Точно. Не хочешь такую?

– Она сильно пачкается, – сказал Дэйв. – Не хотел бы, чтобы ты смущалась из-за того, что капает.

– Иди на хрен, – сказала она и слегка толкнула его.

– И пойду.

– Не кипятись, напарничек. – Она увидела, что они идут мимо главного входа. – Что за беда, если мы измажем нашу форму? Сходишь, приведешь себя в порядок, а я подожду вон там.

– Попить чего-нибудь будешь?

– Ага, пивка. Но согласна и на колу.

– Тебе с луком? – спросил он, снимая куртку.

– Нет, со льдом.

Он передал ей куртку:

– Гиро я люблю с луком, – отчеканил он. – А тебе нужен лук?

– Конечно, нужен! Обещаю о нем заботиться, – сказала она, с улыбкой глядя, как Дэйв закатывает глаза. – Буду кормить, водить на прогулки, убирать за ним…

– Короче, возьму на свое усмотрение.

– Возьми, только знай, я не хочу, чтобы ты вонял луком в одиночестве.

– Не волнуйся, – сказал он, – возьму и тебе лука.

Улыбаясь, Джоан отвернулась и направилась в сторону главного входа. Проходя мимо касс, она сняла куртку. Оглянулась и увидела, что он смотрит на нее. Прекрасно.

Утро выдалось восхитительным хотя бы из-за их разговора в машине. Конечно, она все еще испытывала чувство вины перед Глорией, но решила, что как-нибудь переживет. Все равно Глория ему не пара.

«А я?» – спросила она себя, спускаясь по лестнице.

А я – это я.

До чего же хорошо.

Джоан подошла к патрульной машине, закинула куртку в багажник, захлопнула его и поспешила обратно через парковку.

Она вдохнула полной грудью свежий аромат океана. Солнце пригревало, дул теплый ласковый ветерок. Она чувствовала необычайную легкость, силу и энергию. Ей нравилось, как ветер треплет ее футболку и шорты, щекоча кожу. Нравилось чувствовать движение собственных мышц, слышать, как поскрипывает кожа затянутой вокруг бедра кобуры. Нравилось ощущать колыхание груди под чашечками лифчика, трение сосков о ткань. Свои тоненькие трусики. Мягкие, но такие упругие подошвы обуви. Ей нравилось даже сосущее чувство голода в животе.

А потом она увидела двух бомжей, сидящих на бетонной лестнице. Точнее, двух бомжих. И свет померк.

Дыхание участилось. Сильнее забилось сердце. Живот сковало холодом, а мышцы ног размякли.

Одной из бомжих была Глория.

Боже мой, подумала Джоан, конечно, потеря Дэйва для любой женщины станет ударом, но так опуститься за одну ночь?!

Тут она сообразила, что это маскировка.

Шок начал проходить.

Что бы ни случилось, Глория не сдавала позиций. Пару дней назад она выпустила эту статью о троллиной охоте, вчера пыталась взять интервью у бомжей на променаде. Теперь она решила сделать следующий шаг, самый дерзкий – прикинуться одной из них.

Она превосходно поработала над собой. Ее волосы, обычно черные и ухоженные, превратились в растрепанную паклю с проседью. Лицо чумазое. Из одежды – темно-серая толстовка, вся испещренная дырками, которые, скорее всего, были проделаны ножницами. Выцветшую юбку в цветочек Глория, похоже, раздобыла на благотворительной раздаче в комиссионке. Под юбкой виднелись красные колготки, порванные на колене. Вместо обуви ноги были замотаны в полиэтиленовые мешки, стянутые сверху бечевкой. Возле нее на лестнице покоился продуктовый пакет, в котором что-то лежало, скорее всего, бутылка с олицетворяющим все мирские блага пойлом.

Или запасная пара обуви, подумала Джоан.

До сих пор Глория не замечала Джоан. Все ее внимание было приковано к собеседнице – тучной пожилой женщине в трикотажной шапке и пальто, из-под подола которого выглядывали голые колени. На ногах красовались большие потертые армейские бутсы.

Разговаривая, женщина то и дело взмахивала руками, кривила лицо и закатывала глаза. Глория кивала. В эти моменты, подумала Джоан, Глория была как никогда близка к провалу. Ее спокойное кивание выдавало вменяемость и сосредоточенность – качества, позабытые троллями давным-давно.

Джоан шагнула к женщинам…

Но потом развернулась и бросилась вверх по лестнице.

Не стану вмешиваться, решила она. Черт с ней, с этой Глорией, она уже взрослая девочка и вольна делать все, что душе угодно.

Но она понимала, что надо рассказать Дэйву.

22

Джереми вышел из ванной и поспешил на кухню. Там на коленях стояла его мать, выстилая бумагой днище буфета. Джереми посмотрел на часы. Без десяти час. Давно пора выходить.

Мать выглянула из-за буфета и нахмурилась:

– Ты в порядке, дорогой? Каждые пять минут в туалет бегаешь.

Это, конечно, было преувеличением, но за последний час он действительно сходил уже раза три.

– Наверное, что-нибудь не то съел, – сказал он.

– Только не говори, что покупал что-то в этом Фанленде…

Его снова прошибла судорога; стиснув зубы, он поспешил обратно в уборную, поспешно сдернул плавки и чудом успел плюхнуться на унитаз.

Господи, думал он, теперь точно опоздаю.

Он не сомневался, что еда тут ни при чем. Скорее всего, это из-за погибшего тролля… или из-за Светлячка. Как будто даже его нутро протестовало против случившегося… или против свидания с девушкой. А возможно, против того и другого сразу.

Он закончил свои дела и поспешил обратно на кухню. На часах было уже без двух минут.

– Ничего, если я возьму твою машину? – спросил он у матери.

– Я записана к парикмахеру на два, – ответила она. – Могу подвезти тебя до пляжа, если хочешь. Только мне кажется, что идти туда в таком состоянии не лучшая затея.

– Но я должен быть там. У меня кое с кем встреча, а на велосипеде я точно опоздаю.

– Ладно, ступай к машине. Я буду через минуту.

– Спасибо, – сказал он.

Он открыл машину, уселся на пассажирское сиденье и снова ощутил судороги в животе. Кожа покрылась мурашками.

Это просто нервы, успокаивал он себя. Нет времени снова бежать в туалет. Как только я окажусь на пляже, все пройдет.

Наконец подошла мать и села за руль.

– Ты точно уверен, что нормально себя чувствуешь? – спросила она, выводя автомобиль со двора.

– Да, – сказал Джереми, а сам подумал: заметит ли она дрожь, пробегающую по его лицу?

– Может, дело вовсе не в еде. Может, тебе тяжело возвращаться туда после случившегося.

Он понял, что она имеет в виду драку с теми четырьмя ублюдками… и ничего больше.

– Вполне возможно. Я действительно немного переживаю из-за этого, – сказал он.

– Впредь будь осторожнее, сладенький. Там полно всяких сомнительных личностей.

– Да.

– И еще, мне кажется, что этот Ковбой – не очень подходящая для тебя компания.

– Но ведь ты даже не видела его.

– Хочешь сказать, что будь ты тогда один, драка бы все равно состоялась?

– Наверное, – солгал он. – Сегодня я все равно встречаюсь не с Ковбоем. Он, скорее всего, до сих пор в больнице.

– А с кем же тогда у тебя встреча?

– С девушкой.

Мать с улыбкой повернулась к нему и удивленно приподняла брови:

– Вот уж не знала, что ты встречаешься с девушкой.

– Это подруга Ковбоя. Она на самом деле хорошая, – сказал он, подумав, не зря ли упомянул о ее дружбе с Ковбоем. – Она тебе понравится.

– А звать ее как?

– Светлячок.

– А настоящее имя?

– Мы только вчера познакомились. – Он почувствовал, что желудок приходит в норму. Наверное, благодаря маме он отвлекся от навязчивых мыслей.

– Она твоя ровесница?

– Думаю, да.

Они доехали до бульвара у подножия холма и остановились на светофоре.

– Симпатичная?

Он чуть было не ляпнул, что видел ее только в темноте, но вовремя спохватился:

– Да, очень даже.

– Ну что ж, это здорово. Я о том, что наконец-то ты познакомился с хорошенькой девушкой. Я бы с радостью увиделась с ней как-нибудь. Может, пригласишь ее к нам на ужин?

– Мама, мы ведь с ней пока что едва знакомы.

Свет светофора сменился на зеленый. Мать проехала вперед и свернула к Фанленду.

– Если ты боишься, что она может мне не понравиться…

– Я не об этом. Черт!

Она бросила на него острый взгляд:

– Если в этой девушке что-то не так, отчего тебе даже стыдно знакомить ее с матерью, то подумай дважды, прежде чем с нею связываться. Мы приехали в этот городок всего пару дней назад, а ты уже успел вляпаться в неприятности. Мне почему-то кажется, что эти твои новые приятели отнюдь не из тех ребят, с кем следовало бы общаться.

– Они самые обыкновенные ребята…

– …которые обращаются друг к другу по кличкам. Уж не связался ли ты с какой-то бандой?

– Но это же смешно.

– Я хотела бы увидеть эту Светлячка.

– Ладно, ладно.

– Я хотела бы увидеть ее сегодня.

Автомобиль сбавил скорость, приближаясь к въезду на стоянку.

– Можешь высадить меня прямо здесь, – сказал Джереми.

– Я хочу пойти с тобой и познакомиться с этой девочкой.

– То есть что, прямо сейчас?

Кивнув, она въехала на стоянку и взяла талон у служащего возле будки.

– Боже, мама, нет! Ты все испортишь!

– Тебе всего шестнадцать лет, и я не позволю тебе связываться со всякими потаскушками и банди…

– Мама, черт тебя дери! Что ты городишь?!

– Не смей говорить со мной в таких выражениях, молодой человек. – Она припарковала машину и вытащила ключ. – Пойдем.

– Тебе нельзя со мной, – покачал головой Джереми.

– Не говори, что мне можно, а что нельзя.

– Тогда я никуда не выйду из машины.

– Ладно. Поехали домой.

– Мама, умоляю!

Она уставилась на него; суровое выражение ее лица немного смягчилось:

– Я же тебе добра желаю, дорогой.

– Нет в Светлячке ничего плохого, – проговорил он, чувствуя, как дрожит голос. Еще немного – и он заплачет.

– Я просто хочу познакомиться с ней. Посмотреть, кто она такая. Я достаточно проработала учительницей, чтобы в момент отличить хорошего ребенка от дурного.

– Я приглашу ее к нам, ладно? Только не ходи со мной на пляж. Пожалуйста. Если ты это сделаешь, то все испортишь. Эти ребята, они ко мне хорошо относятся, я не хочу, чтобы они посчитали меня маменькиным сынком. Если они увидят, что ты сопровождаешь меня, как маленького, я никогда здесь не приживусь. Все будет точно как в Бейкерсфилде. Ты не представляешь, как ужасно мне там было.

– Ты никогда об этом не рассказывал.

– Извини, – пробормотал он. – Но там было ужасно. Я не хочу, чтобы это повторилось и здесь. Сейчас у меня появился шанс начать новую жизнь. Пожалуйста, не лишай меня его.

– Просто я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

– Просто поверь мне, ладно?

– Ладно. Желаю хорошо провести время. И пригласи эту девушку к нам на ужин сегодня же вечером.

– Хорошо, мам. Спасибо.

Он перегнулся через сиденье и поцеловал ее.

Затем он вышел из автомобиля. Обошел его сзади. Мать смотрела на него из окошка. Он помахал ей рукой. Она уехала.

Боже мой, думал он, она чуть было все не испортила.

Зря он вообще сказал о Светлячке. Зря попросил машину. Что мешало, как обычно, воспользоваться велосипедом?

Что ж, урок усвоен. С этого момента он будет держать рот на замке.

На лестнице он заметил пару троллих. Они были заняты разговором и не обращали на него внимания. Он решил проскочить побыстрее, пока они не стали выклянчивать у него деньги.

Оказавшись на территории Фанленда, он посмотрел налево и увидел колесо обозрения. Оно казалось невероятно высоким, и вновь он увидел старика, летящего вниз в тумане…

Торопливым шагом Джереми пересек променад, достиг лестницы и бегом спустился на пляж. Там он направился к спасательной станции. На таком расстоянии он не мог различить Светлячка среди множества распластавшихся на песке тел.

Интересно, думал он, сможет ли он узнать ее при свете дня?

Оттуда, где он находился, была видна лишь площадка возле спасательной вышки и никого, похожего на Светлячка, он там не видел.

Он шел вперед, а голова будто сама собой снова и снова поворачивалась в сторону колеса обозрения. Он не хотел смотреть туда, но ничего не мог с собой поделать. Кабинки ярко алели на фоне бледного неба.

И снова он увидел, как падает старый тролль.

И снова почувствовал холодок в животе.

Это не моя вина, сказал он себе.

Он боялся, что Фанленд погублен для него навсегда. Неужели он никогда больше не сможет прийти сюда, не мучаясь воспоминаниями о прошлой ночи?

Но были среди этих воспоминаний и хорошие. Впервые в жизни он стал частью команды, а не изгоем. Чувства, пережитые им, когда Таня дала ему свисток. А еще момент, когда они со Светлячком стояли вдвоем на пляже, и он обнимал ее.

Это то, о чем я все время мечтал, подумал он. Необходимо пройти через это все. Нет худа без добра. Вряд ли я встречался бы сегодня со Светлячком, если бы вчера ночью старый черт не грохнулся с высоты. Это нас и сблизило.

А значит, оно того стоило.

Оно должно того стоить.

И тогда, словно эти мысли избавляли его от ответственности, он нашел в себе силы отвернуться от колеса обозрения.

Он приблизился к спасательной вышке.

Наверху кто-то дежурил. Но не Таня. Какой-то парень в красных плавках.

Разочарование охватило Джереми.

Я здесь не ради Тани, подумал он. Он пришел, чтобы встретиться со Светлячком, но рассчитывал, что и Таня будет на месте. Пусть не подойти к ней, но хотя бы смотреть. Любоваться ею, стоящей на вершине вышки, ее позолоченными солнцем волосами, трепещущими на ветру футболкой и шортами, ногами, длинными, крепкими и обнаженными.

Он вспомнил, как запустил в нее позавчера остатком мороженого.

Какой дурацкий поступок. Какой великолепный поступок. Этим он доказал, что не слабак. И как знать, не брось он в нее этот чертов рожок, наверняка она не приняла бы его в свою команду троллеров.

Он вспоминал, как она заставила его счищать мороженое со своей ноги. Он беспрестанно прокручивал этот момент в голове – особенно когда она просунула его руку в штанину своих шорт.

Светлячок хорошая девушка, может, даже очаровательная. Но она – не Таня. Она просто девушка; Таня же… что Таня? Что-то большее. Богиня?..

– Джереми? – окликнул его девичий голос. Джереми обернулся. Светлячок стояла на коленях на расстеленном одеяле – всего в нескольких метрах от спасательной вышки – и махала ему рукой.

А лучше бы Таня, подумал он, поднимая руку в знак приветствия. Но, подойдя ближе, вдруг понял, что не очень-то и сожалеет о ней.

Светлячок оказалась лишь смутно похожа на ту девушку, какой он представлял ее себе вчерашней ночью. В темноте он не мог видеть ослепительного блеска ее золотистых волос. Вот, должно быть, откуда ее прозвище, подумал он. Темнота скрадывала синеву ее глаз и мягкий загар. Зубы в темноте казались серыми; теперь они сверкали белизной. Тени скрывали черты лица; теперь же Джереми мог видеть ее глаза, носик, губы, изящный подбородок…

Она была прекрасна. И очаровательна. В основном из-за улыбки. Широкой, искренней, кажущейся даже великоватой для ее лица. От улыбки на ее щеках появлялись забавные ямочки, а кожа вокруг глаз лучилась морщинками. Глаза ее были исполнены радости, но была в них и толика грусти… возможно, даже обиды.

Улыбка, подумал он. Это за улыбку ее прозвали Светлячком.

Улыбка сделалась чуть кривой.

– В чем дело? – спросила Светлячок.

Он понял, что стоит, как вкопанный. Стоит столбом, таращась на нее, как одурманенный, с расстояния семи-восьми метров. Смутившись, он покачал головой и подошел к краю ее одеяла.

– Сядь и расслабься, – сказала она.

Он опустился на колени, чувствуя, как колотится сердце. Он не мог поверить, что это та девушка, с которой он познакомился прошлой ночью. Та, которая была рядом, когда они услышали страшный голос тролля под променадом, которая обнимала его, когда они вышли на пляж, которая тесно-тесно прижалась к нему, когда они наконец запустили труп тролля в плаванье. Если бы он знал тогда, как она хороша… И замечательно, что не знал, подумал он. Мог бы все испортить.

– Да что с тобой? – требовательно спросила она, уже не улыбаясь, и он увидел в ее глазах беспокойство.

– Ты… Ты такая красивая…

Улыбка вернулась, на этот раз робкая, а вместе с нею на лице проступил легкий румянец.

– Не такая уж и красивая, – сказала она. – Но все равно спасибо. – Она разгладила одеяло ладонью. – Давай садись. – Она переменила позу, снова встав на колени, чтобы освободить для него больше места, и уселась, скрестив ноги.

Джереми сел напротив нее.

– Я уж думала, ты не придешь, – сказала она.

– Извини, просто сложно было вырваться из дома.

– Да ладно, ничего страшного. Я сама пришла сюда несколько минут назад. – Уголок ее губ слегка дернулся вверх. – Не так-то легко вернуться сюда после того, что произошло.

– Я понимаю.

– Тебе не жарко в этой рубашке? – спросила она.

– Немного, – ответил он, доставая из кармана солнцезащитные очки и надевая их. Снял рубашку, скатал в комок, стараясь не выронить из карманов ключи и бумажник, и бросил на одеяло. – Так-то лучше.

Теперь, в темных очках, он позволил себе рассмотреть Светлячка поподробнее.

– То есть ты тоже переживаешь? – спросила она.

На ней было не бикини, а обычный цельный купальник.

– По какому поводу?

Даже вырез на груди не был достаточно глубоким.

– Я о том мужике.

Зато ткань была черной, тонкой и шелковистой. Она плотно облегала тело.

– Да, – ответил он, – очень переживаю.

Он устремил взгляд на ее грудь.

– И я. Так и стоит перед глазами… Все, что произошло там…

Он перевел взгляд с ее груди вниз, на плоский живот.

– …будто кошмарный сон, – продолжала она. – Но ведь все было на самом деле, верно?

Она откинулась назад, выставив бедра, и Джереми не мог не обратить внимания на узкую ложбинку между ними.

– Тут уж ничего не попишешь, – сказал он.

Она сидела так, что ему были видны открытые ложбинки там, где ноги соединяются с пахом. Лобковых волос не было.

– Думаю, – добавил он, – время лечит.

Она переменила позу, и он увидел, как масло для загара поблескивает на внутренней стороне ее бедер.

– Очень на это надеюсь.

Джереми перевел взгляд на ее лицо:

– Мне очень жаль, что мы убили того мужика, – сказал он, – но все равно я ужасно рад, что познакомился с тобой.

Уголки ее губ изогнулись в легкой улыбке:

– Я тоже очень рада. – Подавшись вперед, она положила руку ему на колено. С мгновение сидела неподвижно, а потом, осторожно погладив, убрала руку. – Хочешь, я дам тебе своего масла для загара?

– Да, было бы неплохо.

Не меняя положения ног, она прилегла рядом с Джереми, опершись на локти, и залезла рукой в боковой карман джинсовой сумки. Достав оттуда пластиковый флакончик, передала ему.

Потом, опустив голову на руки, она наблюдала, как Джереми втирал масло в свою кожу. Слава Богу, что он уже успел провести некоторое время на солнце и его кожа не была слишком белой. Он прекрасно понимал, что не обладает внушительной мускулатурой, но упорные тренировки не прошли даром, и он знал, что больше не похож на мозгляка.

Наконец он закончил, вернул флакон Светлячку и прилег на бок лицом к ней.

– Тебе обязательно быть в этих очках? – спросила она. – Мне было бы гораздо приятнее видеть твои глаза.

Джереми почувствовал укол тревоги. Неужели она заметила, как он ее разглядывает?

Он снял очки.

Она улыбнулась:

– У тебя красивые глаза.

– Спасибо. У тебя тоже.

Они смотрели друг на друга. Глаза в глаза. Ее лицо было так близко от его, что он никак не мог сфокусировать взгляд на обоих ее глазах одновременно. Их синева уже начала казаться ему какой-то запредельной.

Он чувствовал себя немного не по себе, играя с ней в гляделки. Ему было хорошо, но как-то странно. Он никогда еще не испытывал ничего подобного. Он испытывал… неуверенность.

Как будто она смотрит ему в душу.

А я – ей, подумал он.

В голове не укладывалось, что это та самая девушка, которая вчера ночью избивала ногами тролля. Сейчас он не видел в ней той злобы. Только нежность и растерянность, смесь радости и печали, ума, любопытства, надежды.

Ему казалось, что он знает, о чем она думает.

Интересно, а знает ли она, о чем думаю я?

Может, она ждет, когда я поцелую ее?

– Хотела бы я, чтобы никого не было вокруг, – сказала Светлячок.

– Да, – сказал Джереми. – Я тоже.

– Почему? – спросила Светлячок.

Он улыбнулся:

– Эй, так не честно. Ты первая сказала, что жалеешь о том, что мы здесь не одни.

– Но ты же согласился.

– Ну да.

– Что бы ты сделал, если бы поблизости никого не было?

– А что бы сделала ты?

Светлячок протянула ладонь и провела ею по его лицу:

– Думаю, мне бы захотелось тебя поцеловать, – сказала она. – Ты тоже думал об этом?

– Да.

Она перевернулась на живот и посмотрела на него, приподнявшись на локтях:

– Но только не сейчас, когда вокруг куча народу. Вот почему мне хочется, чтобы мы оказались одни. Это личное, надеюсь, ты понимаешь?

– Да.

– Посмотришь, как некоторые сосутся на пляже средь бела дня у всех на глазах, и противно становится. У них никакой сдержанности.

– Или самоуважения, – добавил Джереми, глядя на Светлячка со спины.

Спина была почти обнажена, не считая перекрестья лямок между лопатками и треугольника ткани чуть ниже талии, плотно облегающего ягодицы. Ее кожа цветом напоминала зефир, если его немного подержать над огнем.

Он подумал, как было бы здорово, если бы она попросила натереть ей спину маслом для загара.

– Откуда ты переехал? – спросила она.

– Из Бейкерсфилда.

– А девушка у тебя есть?

– Не совсем.

– Что значит «не совсем»?

– Ну, на самом деле у меня ни с кем не было ничего серьезного. Так, были в школе некоторые девчонки…

– А в моей школе нету парней.

– Как это?

– Я хожу в школу святой Анны. Она только для девочек.

– И у тебя ни разу не было парня?

Она улыбнулась и слегка пожала плечами:

– Было несколько. Но ничего серьезного. Моя мама, она всегда все портила, отпугивала их.

– Совсем как моя.

Светлячок перевернулась на спину и положила голову на руки.

Плакали мои шансы натереть ей спинку, подумал Джереми.

– Родичи такие дотошные, – сказала она, щуря один глаз от солнца, а другим косясь на него.

– Да уж, это точно. Я чуть не попал впросак, ляпнул своей, что иду на свидание с девушкой.

– Наверное, не следовало.

– Знаю. Но так уж вышло. И теперь она хочет познакомиться с тобой.

– Что, серьезно? Она что, боится, что я могу научить тебя плохому?

– Ну если честно, то да.

Светлячок прикрыла ладонью глаза от солнца и посмотрела на Джереми:

– А если она права?

– Я очень на это надеюсь.

Она рассмеялась:

– Если хочешь, чтобы тебя научили плохому, обратись к кому-нибудь еще. К Хизер, например.

– Надо подумать.

Она опустила руку на одеяло и снова закрыла глаза.

Локоть ее находился прямо перед глазами Джереми. Он обратил внимание, что ее рука только снаружи покрыта золотистым загаром, а с внутренней стороны белая, гладкая и нежная.

– Если ты действительно хочешь, я познакомлюсь с твоей матерью, – сказала она, не открывая глаз.

– Ты не обязана этого делать.

– Да все в порядке. Если это облегчит тебе жизнь, то почему бы и нет?

– Отлично. Тогда и я познакомился бы с твоей.

– Скорее ад замерзнет. Забудь о моей матери. Если такое случится, она приложит все усилия, чтобы мы больше не увиделись.

– Не может все быть настолько плохо.

– Уж поверь. – Светлячок перевернулась на бок. – Что насчет сегодняшнего вечера?

– Э-э-э-э-э… Ну если это тебя действительно не…

– Сегодня мы все собираемся в восемь у Тани. Ты тоже приглашен.

– Это шутка?

– Это ее идея. И она попросила, чтобы я передала тебе. Мы все должны там быть.

– Что-то вроде собрания?

– Не знаю. Это впервые. Наверняка на тему того, что случилось ночью.

– Н-да…

– Заинтригован?

– Признаться, да.

– Я в любом случае поеду на машине, вот и подумала, почему бы не заехать за тобой? Заодно и с матерью твоей познакомлюсь…

– Это было бы здорово!

– А ты уверен, что она тебя потом отпустит?

– Конечно. Когда вы с ней познакомитесь… В общем, уверен, что ты ей понравишься. Черт, да она будет в восторге. А что насчет твоей?

– Да не переживай. Что-нибудь придумаю. Скажу, например, что у нас в школе вечеринка. Она верит всему, что я ей говорю. Иногда она меня с ума сводит, но всегда доверяет. Я могу наплести ей что угодно.

Светлячок умолкла. Джереми лег рядом с ней, положив голову на руки. Их локти соприкасались. Она даже не пыталась отодвинуться. Он тоже. Ощущая ее локоть своим, он закрыл глаза.

Солнце согревало его своим теплом. Кожей он чувствовал легкий бриз.

Все идет как нельзя лучше, подумал он.

Она бы поцеловала меня, не будь никого рядом. Сегодня вечером у нас будет возможность остаться наедине. В ее машине.

Интересно, а что будет у Тани? Мысли об этом возбуждали и нервировали его.

Но еще больше нервировали мысли о том, что они окажутся вдвоем со Светлячком в ее машине. Может, она не повезет его домой сразу после того, как все закончится. Может, они припаркуются в каком-нибудь темном и пустынном местечке. И, может быть, поцелуями дело не ограничится.

Робин никак не могла избавиться от ощущения холодной пустоты, засевшего в ней после встречи с Нейтом. Она играла на банджо, пела, а внутри чувствовала нестерпимую боль.

Это было как тоска по дому.

Ничего, пройдет, убеждала она себя.

Она пережила жесточайший приступ тоски по дому, когда сбежала – два года назад. Это началось не сразу. Сначала были только гнев – гнев на Пола, на мать, взявшую его сторону… и страх за свою жизнь. Тоска навалилась неделю спустя и оказалась сокрушительной.

Робин тогда держала путь через какой-то городок, на улицах уже смеркалось. Был октябрь. Холодный ветер швырял в нее листья. Робин чуяла аромат дыма из каминных труб. По обе стороны улицы приветливым, теплым светом горели окна.

И тогда оно впервые пронзило ее. Чувство потери. Внезапно она осознала, что бредет по улице одна-одинешенька, никем не любимая, без надежды вернуться в родной дом, когда-то бывший оплотом уюта, счастья и безопасности.

Это сломило ее, но она продолжала идти, не обращая внимания на ветер, бьющий в лицо, проникающий в рот и размазывающий слезы по щекам.

Она не переставала плакать, и в ту же ночь решила вернуться домой. Может, она сможет сладить с Полом. Может, получится сдать его в полицию.

На следующее утро она тронулась в обратный путь.

Некий Джордж согласился подбросить ее на своем автомобиле. Ему было около сорока, он оказался веселым и разговорчивым. Все шло хорошо. А потом он остановил автомобиль на пустынном участке дороги, где не было ничего, кроме простиравшихся вдаль кукурузных полей. Он повернулся к Робин, и по его глазам она поняла, что произойдет дальше.

Это был тот самый шальной, лихорадочный блеск, который она столько раз видела в глазах Пола.

– Даже не пытайтесь, – сказала она.

– Ай, да брось. Будь умницей, я же тебя подвез.

Она хотела выскочить из машины. Но на заднем сиденье лежали ее рюкзак и банджо. Она не могла убежать без них.

А нож лежал как раз в боковом кармашке рюкзака.

Она расстегнула ремень безопасности и посмотрела мужчине в глаза:

– Просто позвольте мне взять вещи и уйти, хорошо?

Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Дрожащим голосом она проговорила:

– Не смейте. У меня сифилис.

Он лишь улыбнулся, продолжая расстегивать пуговицы.

– Надо же, какое совпадение, – сказал он. – У меня тоже.

Обеими руками он разорвал на ней рубашку.

Ее кулак угодил ему прямо в нос. Из ноздрей хлынула кровь. Схватив мужчину за горло, Робин треснула его затылком о боковое стекло. Глаза его закатились. Она била его головой о стекло, пока он не обмяк. Потом достала из зажигания ключ. Оставив бесчувственного мужчину в автомобиле, она выскочила и торопливо выгрузила банджо и рюкзак.

Ключ она бросила на пол между его ног, а сама подхватила свои пожитки и бросилась в кукурузные заросли. Там она затаилась и достала нож.

Она ждала, когда Джордж очухается и отправится на ее поиски.

А пока ждала – думала, как глупа она была в своем стремлении вернуться домой. У нее не было дома. Там был Пол, а Пол был хуже Джорджа.

Вскоре она услышала звук заводящегося автомобиля. Несколько минут подождала, а затем вышла на дорогу. Та была пуста. Джорджева автомобиля и след простыл. Она повернула на запад и отправилась в путь.

С того дня она перестала тосковать по дому.

Но гложущая душевная боль, что причинил ей Нейт, была не лучше.

Робин объявила перерыв. После того как слушатели разошлись, она собрала деньги из чехла для банджо, взяла инструмент вместе с остальными вещами и отошла к ближайшей скамейке.

Она пересчитала наличку.

Шестьдесят три доллара семьдесят пять центов.

Достав из рюкзака хлопковый носок, она ссыпала всю мелочь туда, а бумажные деньги сложила пополам и сунула в карман джинсов.

Часов у Робин не было, но она полагала, что у нее еще есть время добраться до банка и обменять мелочь на банкноты. Оттуда она пойдет на автовокзал и купит билет куда-нибудь подальше отсюда.

Чего здесь задерживаться? Денег на ближайшее время должно хватить, даже если отдать половину за билет на автобус. Конечно, Нейт – не повод, чтобы остаться. И лучше свалить из этого пристанища бомжей, воров и троллеров поскорее, пока не нажила настоящих проблем.

Нагнувшись, она сунула набитый монетами носок в боковой карман своей сумки.

Кто-то уселся на скамейку рядом с ней. Робин подняла голову посмотреть, кто это.

Это был Нейт.

Он улыбнулся ей. Теперь он не выглядел больным и измученным.

– Как дела? – спросил он.

– Нормально.

– Прости за старое. Я не должен был так с тобой разговаривать.

– Все в порядке, – сказала Робин. Сердце ее колотилось.

– Я переживаю за тебя. Вот и психанул. Понимаешь, я знаю, что тут с людьми случается. Не хочу, чтобы тебе причинили вред. А ночуя на пляже… ты сама ищешь неприятностей.

Тебе не придется больше переживать, подумала она. Я покину Болета-Бэй еще до темноты. Исчезну навсегда.

И больше ты меня никогда не увидишь.

Нахмурившись, он посмотрел ей в глаза, сжал губы в тонкую линию и покачал головой:

– Не хочу, чтобы ты превратно поняла мое предложение… – начал он.

– Какое предложение?

– Я хочу, чтобы ты взяла это, – он полез в передний карман своих брюк, вытащил ключ, привязанный к большому овалу из зеленого пластика, и протянул его Робин.

Она взяла его и перевернула бирку. На ней стояло название мотеля, «Вайфарер-Инн», и адрес. Это был ключ от одного из номеров.

– Без возражений, – сказал Нейт. – Комната уже оплачена. Я знал, что нет смысла давать тебе деньги, поэтому просто снял номер. – Он пожал плечами. – Иначе ты просто сберегла бы их на завтраки.

У Робин перехватило горло. Сердце стучало, как отбойный молоток.

– Ты не волнуйся, – сказал он. – Я не пойду с тобой и не начну приставать, ничего такого. Черт, да я даже номера не знаю. Просто хочу, чтобы ты была в безопасности.

Она взяла его за руку и сжала.

– Это… очень мило с твоей стороны, – сказала она. Голос дрожал, и она ничего не могла с этим поделать. – Не надо было, но…

– Ты воспользуешься ею, правда? Комнатой.

– Да. Но только позволь мне расплатиться с тобой.

– Ни за что.

– Но я серьезно. Сейчас у меня денег с избытком. – Она услышала в собственном голосе странные нотки. Глаза вдруг наполнились слезами. – Я собиралась купить билет на автобус сегодня вечером, но теперь думаю, что останусь.

– Ты собралась уезжать? – Он был явно поражен, и она почувствовала, как его рука напряглась.

– Да, но… не сейчас. Не когда подвернулся шанс отдохнуть в гостиничном номере.

– Но ты все равно собираешься уехать? А я думал, ты решила обосноваться где-то здесь.

Она шмыгнула носом. Пожала плечами.

– Мне нужно возвращаться в магазин, – сказал Нейт. – Ты обещаешь, что воспользуешься комнатой?

– Обещаю.

– Отлично.

– Но ты должен позволить мне заплатить. Ты не обязан тратить на меня столько денег. Блин, да ты же наверняка сам зарабатываешь гроши в этом магазинчике…

– Он принадлежит моей семье, – улыбнулся Нейт. – А также весь пассаж, американские горки, колесо обозрения и много чего еще. Так что не сомневайся, с деньгами у нас все в порядке. Чего там, мы богаты до безобразия. Я езжу на «Транс-Ам», а живу в двенадцатикомнатном доме с собственным бассейном и теннисным кортом. Так что не волнуйся, я могу позволить себе снять для тебя номер в мотеле.

– Ладно, ты меня убедил, – сказала Робин, глядя на ключ. – Я принимаю подарок. Спасибо.

– Не за что. – Он высвободил свою руку и поднялся со скамейки. – Значит, до встречи завтра, да?

– А не раньше?

– Поверь мне, Робин, это не какой-нибудь подлый трюк. Честное слово, я даже не видел номера твоей комнаты.

– Я тебе верю.

– Надеюсь, тебе там понравится, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

– Номер комнаты – двести сорок. Комната двести сорок.

Нейт обернулся через плечо и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами. Рот его слегка приоткрылся.

– Это на случай, если ты вдруг решишь убедиться, что я действительно отправилась туда.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой он и поспешил прочь.

– Советую проснуться и перевернуться, иначе обгоришь.

Джереми открыл глаза. Светлячок лежала, опершись на локоть, и улыбалась, глядя на него сверху вниз.

– Неужто я заснул? – спросил он. От солнца он чувствовал себя отяжелевшим и вялым.

– Действительно, и чего это ты? Ночью, что ли, не выспался?

– Сам не пойму, – сказал он.

Светлячок засмеялась.

– Перевернись, – сказала она. – Я тебе спину смажу.

От этих слов он сразу забыл про тяжесть. Он быстро повернулся на живот и положил подбородок на скрещенные руки.

– Во сколько ты соберешься домой? – спросила она.

– Около трех.

– И я тоже.

Он вздрогнул, когда масло теплой струйкой потекло на спину. Потом почувствовал руки Светлячка. Они скользили по его коже, втирая в нее жидкость.

Казалось, ничего не может быть романтичнее, чем ее прикосновения. Она делала это бесстрастно, но Джереми подумал: она, наверное, очень старается не подавать виду, что хочет чего-то большего. Но и от этих ее прикосновений он чувствовал себя восхитительно.

– Как думаешь, долго Нейт пробыл там? – спросила она.

– Не знаю.

– Я уж думала, он утонул. Боже, до чего жутко было, пока мы его ждали…

– Да уж, – Джереми вспомнил, как испугался, увидев наконец Нейта. Первой его мыслью тогда было, что это убитый тролль выходит к ним из тумана.

Руки Светлячка скользили по его спине и бокам.

– Я очень рада, что ты был там со мной. В твоих объятиях мне было как-то спокойнее.

– Я тоже рад, – сказал Джереми.

Он почувствовал, как масло полилось на тыльную сторону ног. Когда ее руки принялись растирать его, он немного приподнялся и повернулся, чтобы ослабить давление на пенис. Светлячок массировала верхние и внешние части ног. Потом перешла на внутренние. Но выше колен подниматься не стала. Джереми подозревал, что она понимает: массировать там – это уже не просто массаж.

Вскоре она убрала руки.

– Все, – сказала она. – Можешь проделать со мной то же самое?

– Конечно.

Она легла, а Джереми встал рядом с ней на колени, стараясь изогнуться так, чтобы скрыть выпуклость спереди.

Она расстегнула лямки купальника и обнажила спину.

Это выглядело возбуждающе, но в то же время невинно. Это лишь для того, чтобы после загара на спине не осталось белых полосок. Девушки всегда так делают. Это еще ничего не значит.

Но Джереми понимал: она прекрасно знает, что делает.

Она пригладила волосы и убрала их со спины. Теперь ее гладкая спина была обнажена до самого низа купальника.

Джереми нанес на нее немного масла, поставил пузырек между колен и обеими руками принялся растирать его. Кожа ее была теплой и скользкой.

Не думай об этом, предостерег он себя, понимая, что в таком состоянии легко все испортить.

Это было как вытирать с Тани мороженое.

Не думай об этом!

Он поскорее закончил обрабатывать ее спину, стараясь не касаться боков, потому что ее грудь – Боже! – была слишком близко, а коснувшись ее, он вполне мог потерять самообладание.

– Ты пойдешь домой одна? – спросил он, растирая масло по ее бедрам (на самом деле ему просто нужно было отвлечься).

– Да, – ответила она, – я живу не так далеко отсюда.

Он налил масла на ее бедра. Оно начало просачиваться между ними. «О, нет!» – подумал он и поскорее вытер его, стараясь не думать о том, где находятся его руки.

– Я бы хотел проводить тебя. – Голос его дрожал.

– Тогда ты узнаешь, где я живу.

– А что в этом плохого? – Он быстрыми движениями растирал масло по ее икрам.

– Я не позволю узнать, где я живу, никому из троллеров, – сказала Светлячок. – Я даже свое настоящее имя никому не говорю.

Джереми остановился.

Закончил. Слава тебе, Господи.

Закрыв бутылку, он отставил ее и лег на спину:

– Почему ты не хочешь, чтобы кто-то знал?

– На всякий пожарный. Вдруг что-то пойдет не так. Кто-то из нас может попасться копам. Конечно, такого еще не бывало, но мало ли. Я не верю во все эти клятвы, что никто не расколется. Нет, я не думаю, что любой из нас тут же заложит остальных, но… Полицейские, они такие, могут пообещать смягчить наказание за дачу имен и адресов, а это очень заманчиво. И тогда они смогут повязать всех. Кроме меня.

– То есть, получается, ни один из троллеров не знает, кто ты на самом деле?

– И где я живу. Копам не видать меня, как своих ушей. Честно говоря, после вчерашнего я несказанно рада, что соблюдала конспирацию.

– Да, – сказал Джереми. Он слегка расстроился, понимая, что она не доверяет и ему. – Самому бы так законспирироваться.

– А кто-нибудь знает, кто ты на самом деле?

– Я называл Ковбою свою фамилию. И адрес тоже.

– Ну что ж, могу только сказать, чтобы ты особо не переживал. Тут вот какая штука: единственная причина, почему я до сих пор себя не выдала, в том, что я хожу в другую школу. Никто из троллеров не ходит в школу Святой Анны. Все они посещают самую обыкновенную, государственную, ведь ты тоже пойдешь туда, так?

– Так.

– Значит, как только занятия в школе начнутся, они в любом случае узнают, кто ты. Так что анонимность сохранить все равно не получится.

– Вот засада!

– Да не переживай ты так. До сих пор никто не попадался, и вообще, сдается мне, что всей этой троллиной охоте пришел конец.

– Серьезно?

– Готова поспорить, что сегодняшняя встреча именно этому и будет посвящена. Понимаешь, никто из нас не планировал совершать убийство. Оно все изменило. Думаю, Нейт смог убедить Таню, что пора расходиться.

Внезапно Джереми испытал чувство утраты. Как будто ему сказали, что все его новые друзья вдруг покинули город.

– По крайней мере уж для меня-то все точно закончилось, – сказала Светлячок.

– Но ведь мы все равно будем видеться, да?

– Надеюсь. Разве есть причина нам не встречаться?

– Нет. Боже, конечно нет. – Произнося эти слова, он почувствовал странное ощущение вины. Словно он предавал кого-то. Но кого? Таню? Ковбоя? Всю команду троллеров? Или саму Светлячка?

23

Откинувшись на мягкую спинку тренажера, Джоан отрегулировала вес. Трос скрипнул, когда она сделала первый подъем. Вес за ее спиной составлял сто десять фунтов.

После тренировки она, пожалуй, позвонит Дэйву и узнает, чем завершилась эпопея с Глорией. Время перевалило за семь, так что все должно было закончиться.

Она потянула ручки тренажера вниз.

Какой уже раз, шестой?

Сердце работало в учащенном ритме, дыхание было тяжелым, футболка промокла от пота.

Еще шесть раз – и все, подумала Джоан.

Она тренировалась уже полчаса. Начав с легкой разминки, она повторила несколько приемов карате. Но карате наталкивало на мрачные мысли. Воображение тут же нарисовало картинку – ее нога врезается в челюсть Вудро Абернати. Настроение испортилось, и Джоан решила перейти на силовые тренажеры. Она уже успела поработать над всеми группами мышц, и этот тренажер был последним.

Она сделала еще один жим и выпустила ручки. Задрав подол футболки, вытерла мокрое лицо.

Не считая возникшего после занятий карате приступа вины, чувствовала она себя превосходно. Конечно, силовые тренировки необходимы, однако именно карате помогало поддерживать необходимый уровень ловкости и уверенности. Но заставить себя снова заняться им она не могла.

Внезапно ее осенила идея. Она подошла к допотопной стереоустановке в углу тренажерного зала, выбрала нужную пластинку и поставила на проигрыватель. Осторожно опустила иголку на то место, которое прекрасно запомнила, после чего подошла к краю мата.

Высокий чистый голос Джона Денвера запел «Калипсо». Пританцовывая на мате в такт музыке, Джоан совершила три кувырка в противоположном направлении. Встав на ноги, она пошатнулась, но снова развернулась и продолжала занятия, танцуя, прыгая, кувыркаясь, делая кульбиты и сальто. Закончила она тройным сальто назад, приземлившись на пятую точку.

С порога раздались негромкие аплодисменты.

Обернувшись, она увидела стоявшую там с ухмылкой на лице Дебби.

– Интересно, получится ли когда-нибудь у такой недотепы, как ты, закончить это упражнение правильно?

– Просто немного сбилась с ритма.

– С удовольствием показала бы, как надо, но увы, должна бежать.

– Не стану тебя задерживать.

– Я нормально выгляжу?

На Дебби были белые джинсы и шелковая синяя блузка под цвет глаз. Лицо слегка раскраснелось после пляжа. Светлые волосы мягко струились вокруг лица.

– Выглядишь великолепно, – сказала Джоан. – Даже мертвого парня поднимешь.

– Если там вообще будут парни, – сморщила носик Дебби. – Ты же знаешь Джессику. Такая паинька. Я буду несказанно счастлива, если увижу хоть одного парня в миле от ее дома.

– В любом случае желаю весело провести время. И не забывай, что домой ты должна вернуться к двенадцати.

– Думаю, что буду даже раньше. А ты сегодня вечером встречаешься с Дэйвом?

– Не знаю.

– Может, тебе стоит показать эти упражнения ему? Уверена, ему бы понравилось, особенно когда с тебя во время сальто чуть не слетела футболка.

– Ладно, ты уходить собираешься?

Дебби рассмеялась:

– Когда уже я смогу его увидеть?

– Что ты пристала? У меня с ним еще практически ничего не было.

– Ну интересно же, какой он из себя.

– Если действительно интересно, приходи завтра на променад в наше дежурство.

– Ага. Спасибо, конечно, но я, пожалуй, откажусь.

– Что это ты вдруг так настроилась против Фанленда? Раньше ты всегда ходила туда с удовольствием.

– Это было, пока моя Старшая Сестра не начала его патрулировать.

Джоан улыбнулась:

– Я тебе мешаю?

– Можешь помешать, если я все-таки надумаю пойти туда поразвлечься.

– Ну, извини, конечно, но служба есть служба.

– Может, переведешься в другое место?

– Вполне возможно. Не переживай, не буду же я патрулировать Фанленд вечно.

– Просто я боюсь, что ты мне все лето испортишь.

– А ты ходи в те дни, когда у меня выходной. Или по ночам. С приятелями.

– Ладно, – сказала Дебби. – Пора бежать, а то опоздаю. Пока. Смотри без глупостей.

– Ха-ха.

Махнув рукой на прощание, Дебби исчезла за дверью.

Джоан села на пол и стала делать упражнения на растяжку, пока не услышала звук отъезжающего автомобиля. Она поднялась и отправилась в спальню. Сев на край постели и сняв с телефона трубку, она почувствовала трепет в животе.

Глупо так волноваться, звоня Дэйву.

Она посмотрела на телефон.

Господи, я же не малахольная девочка-подросток.

Собравшись с духом, она набрала номер.

Гудок прозвучал восемь раз, прежде чем она повесила трубку.

Ладно. Значит, дома его нет. Интересненько.

Это еще не значит, что он сейчас с Глорией. А хотя бы и с ней? Мне что, надо бояться, что они сойдутся снова?

Никаких шансов.

Откуда такая уверенность? Черт возьми, еще несколько дней назад они были вместе. Ничего удивительного, что он продолжает заботиться о ней, и что он огорчился, когда я рассказала, что эта стерва устроила игры с переодеванием на променаде.

Он расстроился по той же причине, что и я: чувствует свою ответственность.

Джоан хотела наплевать на обед и бежать на поиски. Но Дэйв наотрез отказался. «Черт возьми, – сказал он, – не собираюсь я все бросать и гоняться за ней. Если она сама затеяла всю эту кутерьму, то это ее проблемы».

Но обед все равно был испорчен. Джоан слишком расстроилась из-за Глории и подозревала, что и Дэйву кусок в горло не лез. Из-за всех этих треволнений еда не приносила ни малейшего удовольствия.

Покончив с едой, они направились ко входу в Фанленд. Джоан осталась возле касс, а Дэйв спустился по лестнице и вернулся через минуту, сообщив, что Глории там нет. Они продолжили обход, надеясь встретить ее. На глаза им попалось с десяток бомжей, но Глории среди них не было.

В конце рабочего дня Дэйв сказал, что отправится к Глории домой. Было видно, как ему неохота, но оба понимали, что выбора нет.

Глория была брошена и находилась в глубокой депрессии.

И все по их вине.

И они будут виноваты, если после этой идиотской выходки со «шпионажем» Глорию изобьют, изнасилуют, а то и чего похуже.

Кто-то должен вразумить ее, и этим кем-то должен быть Дэйв.

Джоан смотрела на телефон, думая, не позвонить ли еще раз.

Может, Дэйв душ принимает.

Может, самой принять душ, а потом набрать его снова?

Она жалела, что не поехала с ним, но Дэйв ее не просил, а сама она предложить не решилась. Чем меньше она будет попадаться на глаза Глории, тем лучше.

Это было очевидно.

Поставив телефон обратно на тумбочку, она встала и прошла в ванную. Войдя, заперла за собой дверь.

Такая крутая полицейская, а запираешь дверь, подумала она.

Она всегда запиралась, прежде чем принять душ или ванну. Всегда, когда находилась в доме одна.

Это вызывало у нее некий потаенный страх. Мысль о том, что в доме может происходить что-то жуткое, а она не услышит за шумом бегущей воды. Что-то как в фильме «Психо».

После Дебби в ванной висел пар, витал запах ее одеколона. Разлила она его, что ли?

Джоан приоткрыла окно на несколько дюймов, сняла туфли и носки, повесила тренировочный костюм на ручку двери и подошла к ванне. На коврике еще темнели отпечатки мокрых ног Дебби.

Склонившись над краем ванны, Джоан потянулась к крану с горячей водой и вздрогнула, услышав дверной звонок. Все тело покрылось мурашками.

Звонок повторился. Слабый, тихий.

Поморщившись, Джоан выпрямилась.

До чего вовремя, подумала она. Я тут как раз с голой задницей.

Подойдя к двери ванной, она влезла в спортивные штаны (влажные и липкие после тренировки), сняла с ручки футболку, натянула через голову, вышла из ванной и направилась к входной двери.

Посмотрела в глазок.

Гарольд.

Ну бляха-муха!

Джоан открыла дверь и посмотрела на него, изобразив на лице широкую улыбку.

Он бросил короткий взгляд на ее лицо и тут же опустил глаза. Совершенно по-гарольдовски.

– Извини, – сказал он. – Кажется, я не вовремя?

– Да нет, все в порядке. Я только что закончила тренировку. Входи.

Она посторонилась, пропуская его.

Гарольд вошел, закрыв за собой дверь:

– Наверное, нужно было сперва позвонить, но… – Он пожал плечами.

– Ничего страшного. Хочешь что-нибудь выпить?

– Немного белого вина не помешало бы. Если оно у тебя есть, конечно.

– Конечно, есть. Пойдем.

Она направилась в кухню, Гарольд за ней. Сердце Джоан билось сильнее обычного.

Он не должен был приходить.

Неужели ему непонятно? Разве она неясно дала ему все понять тем вечером?

Выходит, что нет.

Она думала, как сказать ему, что она не хочет больше с ним встречаться: как можно более прозрачно, но не в лоб.

Присев на корточки, она достала из шкафа бутылку «Шабли».

– Боюсь, недостаточно холодное, – сказала она, – но если хочешь, могу добавить льда.

– Только немного. Не хочу, чтобы оно оказалось разбавлено водой, – проговорил Гарольд, отрывистым смешком выдавая свое напряжение.

Он обо всем догадался, все верно.

И тем не менее он здесь.

Джоан передала ему бутылку. Он подошел к буфету, где хранился штопор. Ему случалось несколько раз ужинать здесь, поэтому он прекрасно помнил, где что лежит.

Добрая старая Дебби. Прямолинейная девочка. После первого же его визита она сказала: «Гарольд – тупица. Зачем ты тратишь на него время? Брось его и найди себе нормального парня. Ты же коп, должна знать много хороших парней».

Джоан выставила на стол пару бокалов, в один бросила кубик льда. Гарольд тем временем возился с пробкой. Нагнувшись, он зажал бутылку между ног и тянул за рукоять штопора.

Наблюдая за ним, Джоан вспоминала, как сама открывала вчера вечером шампанское в доме у Дэйва.

Вот бы оказаться там прямо сейчас, подумала она.

Но его там нет.

Он сейчас общается с Глорией, а я вынуждена общаться с Гарольдом. У нас обоих проблемы, мешающие нам быть вместе.

Наконец Гарольд вытащил пробку. Наполнив бокалы, он протянул Джоан тот, что без льда.

– Надеюсь, ты не очень сердишься из-за того, что я здесь? – спросил он, когда они вошли в гостиную.

– Нет, все в порядке. Просто у меня тут слегка не прибрано…

– Выглядишь как всегда великолепно.

– Спасибо, – пробормотала она.

Гарольд сел на диван, Джоан рядом.

– Я собиралась тебе позвонить, – сказала она.

Гарольд кивнул в ответ. Сделав глоток вина, он уставился на свой бокал:

– Я все понимаю. И догадываюсь, что ты собиралась сказать. И меня бы это не очень обрадовало. Всякий раз, когда раздавался звонок, я думал, что это ты, и… Это очень тяжело, Джоан. Приехать сюда вот так, и… Мне было… Плохо… Физически… Весь день.

– Мне очень жаль, – пробормотала она.

Он поднял руку, как бы отказываясь от извинений:

– Ты не виновата. – Он взглянул на нее с мрачной улыбкой и вновь устремил взгляд в бокал. – Честно говоря, мой первый половой контакт произошел, когда мне было двадцать пять лет. Девушка сама меня соблазнила. Хотя я не питал к ней ни малейшего интереса. Она была… нехороша собой. Честно говоря, очень нехороша. Как и любая другая женщина, с которой мне доводилось общаться.

– Спасибо, что откровенничаешь, – сказала Джоан в надежде его приободрить.

– Если помнишь, ты первая подошла ко мне.

– Да, я помню.

– И я… был просто сражен. Не мог поверить, что общаюсь с женщиной не просто очаровательной, но вдобавок такой остроумной и начитанной. Такого со мной еще никогда не случалось. Я никак не мог понять, что ты нашла в таком, как я…

– Ты мне нравишься, Гарольд. На самом деле. Все время, пока мы были вместе, мне было хорошо.

– Ты не понимаешь. – Он резко выдохнул через нос. – Не знаю, как передать это словами. Те моменты, которые мы проводили вместе, для меня были как… как проблески рая. Поэтому я никогда не смел рисковать, поэтому я никогда… – он покачал головой.

– Не прикасался ко мне?

– Я очень этого хотел, – признался он, угрюмо глядя на свой бокал. – Ты представить себе не можешь, как мне хотелось обнимать тебя, целовать. Как я мечтал о…

Звонок телефона прервал его.

У Джоан екнуло сердце.

Это наверняка Дэйв.

Телефон продолжал звонить.

– Ты не собираешься брать трубку? – спросил Гарольд.

– Нет, – сказала она и осторожно опустила руку на колени. Телефонная трель прозвучала еще семь раз.

После того как телефон смолк, повисла гнетущая тишина.

Гарольд заплакал. Протянув руку, он поставил бокал на стол и отвернулся от Джоан. Она прикоснулась к его спине и слегка погладила, ощущая, как та содрогается от плача.

– Я знаю, что все кончено, – проговорил он сдавленным голосом. – Тебе нужен… Ретт Батлер, а я… Я не тяну даже на Эшли… Пруфрок[20], вот я кто.

– Эй, да успокойся. Все будет в порядке.

– Нет, я так не думаю.

– Мы по-прежнему будем видеться. По-прежнему останемся друзьями. Ведь между нами никогда и не было ничего большего. Возможно, нам обоим этого и хотелось, но ничего же не было. Так что давай остановимся на том, что есть.

Он покачал головой и вытер глаза.

– Давай сходим на следующей неделе в кино.

– Нет. Я не могу. Господи, мне не нужна твоя жалость.

– Ну и черт с тобой.

Он резко повернулся к ней. Мокрые глаза покраснели. На щеках блестели дорожки от слез. Он в упор уставился на нее. И вдруг расхохотался.

– Прими мою жалость, или иди на хер?

Он продолжал смеяться.

Телефон снова зазвонил.

– На этот раз я все-таки отвечу. А ты пока воспользуйся случаем и возьми себя в руки.

Он остался сидеть на диване, а Джоан бросилась в кухню и сняла трубку:

– Алло?

– Привет, это я.

– Привет, – сказала она, почувствовав приятное тепло где-то внутри. – Ну как?

– Никак. Приехал к ней домой, а ее там нет. Вообще-то я приезжал туда дважды. Первый раз до ужина, второй после.

– Думаешь, она до сих пор играет в эти игры?

– Не удивлюсь, если да. Я собираюсь ехать на променад и искать ее там. Просто хотел предупредить на всякий случай, чтобы ты знала, что происходит.

– Я начинаю волноваться. Эй, а что если я поеду с тобой?

– Боюсь, это только усугубит ситуацию. Если мы найдем ее, и она снова увидит нас вместе…

– Да, я понимаю. Блин.

– С тобой все в порядке?

– Да. Просто я очень скучаю по тебе.

– Ты скучаешь по мне?

– Нет, я ужасно устала от твоей физиономии. Конечно, скучаю. Я так надеялась увидеться с тобой вечером… Я звонила тебе не так давно.

– И я тебе звонил.

– Да, я так и поняла, что это был ты. Просто не могла ответить. Раз ты считаешь, что Глория может совершить какую-нибудь глупость, снова увидев нас вместе, то…

– Да плевать мне на это. Давай я заеду за тобой. Минут через десять тебя устроит?

– Может, хотя бы полчасика? Мне нужно принять душ.

– А может, перед этим дождешься меня?

– Ха-ха. Так вот о чем мечтает наш мальчик Дэви.

– Признаться, да.

– До встречи. – Она положила трубку и вернулась в гостиную. Гарольд продолжал сидеть на диване. Он больше не плакал.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Вроде, да.

– Так что, свозишь меня в кинотеатр на следующей неделе?

Он выдавил жалкую улыбку:

– Ты намекаешь на то, что мне уже пора?

– Боюсь, что да. Мне нужно привести себя в порядок и уйти. Это звонил Дэйв, у нас чрезвычайная ситуация в Фанленде, и нужно спешить туда.

Кивнув, Гарольд допил свой бокал.

Он встал. Джоан взяла его за руку, и они направились к двери.

– На какой фильм пойдем? – спросила она.

– Не знаю.

– Тогда просто поедем туда и посмотрим то, что будет идти. Если, конечно, ты к этому времени не найдешь себе какую-нибудь красотку и не предпочтешь отправиться в кино с ней.

– Нет, моя дорогая, я прекрасно понимаю, что это ты с радостью хотела бы отправиться в кино не со мной.

Его слова словно ударили ее током. Она-то думала, что смогла успокоить его, что помогла залечить душевную рану. Но рана оказалась слишком глубокой. Сердце ее обливалось кровью.

Гарольд открыл дверь.

Джоан схватила его за руку, не давая уйти, и повернула лицом к себе. Страдания в его глазах не было. Он просто выглядел проигравшим, побежденным, и в глазах его была лишь пустота.

– Я хочу поехать в кино с тобой, – сказала она.

– Не обманывай себя. – Он отдернул руку и вышел в уличные сумерки.

Джоан закрыла дверь и, облокотившись на нее, глубоко вздохнула.

Чувствовала она себя прескверно. Хорошо, что он ушел. Хорошо, что все закончилось.

А все действительно закончилось. Он ушел, отказавшись принимать утешительный приз в виде дружбы.

И она была этому рада.

Это было как удар в челюсть Вудро Абернати. Радость и облегчение словно серым дождем приглушалось чувством вины.

24

– Рада была познакомиться с вами, мисс Уэйн.

– Что ж, и я тоже, Светлячок.

– Мне надо быть дома до полуночи, так что я привезу Джереми домой к половине двенадцатого. Так будет нормально?

– Конечно, конечно. Повеселитесь, ребятки.

Джереми открыл дверь перед Светлячком, а когда та вышла, улыбнулся матери. Та в ответ состроила гримасу – вскинув брови, закатила глаза и поджала губы, всем своим видом словно говоря: «Поверить не могу, что ты сумел подцепить такую девушку».

Как только дверь закрылась, Джереми взял Светлячка за руку и сказал:

– Ты сразила ее наповал!

– Ну конечно.

– Нет, честное слово.

– Здорово. Она мне тоже понравилась.

Они дошли до тротуара. Светлячок открыла пассажирскую дверь для Джереми, а сама обошла машину спереди.

– Ты сегодня выглядишь просто великолепно, – сказал он, когда она села за руль.

– Спасибо. Ты тоже.

Ему, конечно, хотелось бы, чтобы на ней было платье, но и в белых джинсах она смотрелась потрясающе. И ему нравилось, что блузка на ней легкая и шелковистая. Если он обнимет ее, блузка заскользит по коже…

Исходивший от нее аромат напоминал Джереми запах леса после весеннего дождя.

Светлячок завела машину и отъехала от обочины.

– Я тут подумала, – сказала она, – что нам совершенно не обязательно ехать на это собрание к Тане. Думаю, ты уже догадался, что там все разговоры будут о том мужике. Мы могли бы заняться чем-то другим. Чем-то более интересным. Съездить в кино, погулять по Фанленду.

– Не хочешь к Тане? – спросил Джереми.

– А тебе как больше хочется? Я к тому, что мы не обязаны туда ехать.

Идея сходить со Светлячком в кино или в Фанленд пришлась Джереми по душе. С другой стороны, ему крайне не хотелось пропускать вечеринку у Тани.

– Если честно, мне очень интересно, что там будет, – сказал он.

– Ладно. Тогда едем туда. Никаких проблем.

– Уверена?

– Это просто была мысль. На самом деле мы должны туда пойти. Таня хочет, чтобы собрались все. Наверное, я просто немного струхнула.

– Ты боишься?

– Нет, я не боюсь. Может, немного нервничаю. Не знаю, как объяснить… меня гложет какое-то странное чувство, что нам не помешало бы держаться от них подальше.

– Тогда, может, в самом деле лучше не ехать? – сказал он, стараясь не выдать голосом разочарования.

– Нет. Ты же не хочешь этого пропустить. Тем более, я не уверена, что мои ожидания верны. Может, там будет здорово.

– Ладно, давай тогда просто заедем ненадолго, – предложил Джереми. – Посмотрим, что да как, а там уже решим, оставаться или нет.

– Хорошая мысль, – сказала Светлячок.

Джереми откинулся на спинку сиденья.

Поездка выдалась на славу. Джереми немного нервничал, но в то же время был счастлив. Он в машине наедине со Светлячком, его подружкой (не страшилой какой-нибудь, девчонкой что надо, как сказал бы Леттерман[21]). Она была красива, и она была… его. И они вместе ехали на вечеринку. К Тане. Туда, где возможно все, но одно ясно наверняка: он будет рядом с Таней. А Таня не просто красива, она божественна.

Это происходит на самом деле, думал он. Прямо сейчас. Со мной.

Отвлекшись от своих мыслей, Джереми обнаружил, что они находятся на совершенно незнакомой ему улице.

– Где мы? – спросил он.

– Можешь называть это «другой стороной».

– Что?

– Мы направляемся к северной окраине. Это район, где живут богатеи.

– И Таня тоже?

– Естественно. Вместе с отцом – мануальным терапевтом и мачехой-адвокатом.

– Но если они настолько богаты, почему ей приходится работать?

Светлячок направила автомобиль в узенький переулок; вдали маячили лесистые холмы.

– Думаю, ей это просто нравится. Сам знаешь, какая это работа. Она спасатель. Стой себе на вышке весь день, лови восхищенные взгляды, изображай героиню.

Судя по тону, Светлячок относилась к Таниной работе с иронией.

– Тебя послушать, так она тебе не очень-то по душе.

– Нет, почему же. Я прекрасно к ней отношусь, просто не боготворю, как некоторые.

«Это что, на меня намек? – встревожился Джереми. – Неужели она обо всем догадалась? Но как?»

Светлячок остановила автомобиль на развилке. Достала из кармана блузки лист бумаги, развернула. В слабом синеватом свете сумерек Джереми увидел, что это нечто вроде карты, нарисованной шариковой ручкой. Некоторое время Светлячок, нахмурившись, смотрела в нее, потом вывернула руль влево и медленно поехала по дороге.

Джереми не видел домов. Только деревья да изредка почтовые ящики. Он догадался, что сами дома находятся дальше.

– Как ты познакомилась с Таней? – спросил он. – Ведь ты ходишь в другую школу, да и живешь не… Или ты тоже из этих краев?

– Черт, нет, конечно. Я живу за… короче, в твоем районе. Я познакомилась с ней, когда разыскивала банду троллеров. Тогда только и разговоров было, что про них да про Огромного Козла Графа, и я решила их выследить. Я следила за ними по ночам, и вскоре мы встретились. Я просто сказала им, что хочу присоединиться, и объяснила почему.

– Из-за твоей сестры?

– Да. Я прошла посвящение, и с тех пор я с ними.

– И что, весь состав в группе прежний?

Она кивнула:

– Практически. Двое покинули группу, и Рэнди с нами тогда еще не было. Он присоединился после того, как Таня спасла его, когда он захлебнулся и чуть не утонул. Она ему сделала искусственное дыхание рот-в-рот, и когда он очухался, то решил, что очутился в раю. И с тех пор он один из ее поклонников.

Светлячок остановила машину. Взглянув через лобовое стекло на дорожный указатель, она сверилась с картой.

– Так, это Эвион, – сказала она, кивая направо. – А ее дом находится на третьем съезде. – Она поехала вперед.

Третий съезд находился с левой стороны дороги и резко уходил вверх по крутому склону. Светлячок переключилась на первую передачу, свернула в нужном направлении и сбросила скорость. Джереми не представлял, что они увидят, когда приедут. Скорее всего, какой-нибудь коттедж или небольшой домик – что еще может стоять на холме? Но когда дорога выровнялась, а лес расступился, Джереми увидел дом, больше всего похожий на особняк преуспевающего плантатора-южанина – с огромной верандой и белыми колоннами. Для Болета-Бэй дом казался просто огромным.

Скорее всего, для его постройки пришлось вырубить кучу деревьев. Ведь к дому прилегали еще и гараж для трех автомобилей, и просторная площадка. Змеящаяся дорожка привела к широкой стоянке справа от гаража. Там уже стояло пять автомобилей.

Светлячок припарковалась рядом с джипом, украшенным флагом Конфедерации на антенне.

По дороге к веранде она взяла Джереми за руку. Ее ладонь была немного влажной.

Джереми понял, что она волнуется. Но почему? Чего она так боится?

Поднявшись на крыльцо, они остановились перед тяжелыми дубовыми дверями. Джереми нажал на кнопку звонка и услышал раздавшийся внутри звонок на мотив песни «Мой старый дом в Кентукки».

– Они что, южане? – спросил Джереми.

– Да кто их знает? Таня – точно нет, она выросла здесь.

Правая створка двери распахнулась.

– Какие люди, Герцог и Светлячок! – воскликнул Ковбой и хлопнул Джереми по плечу. – Давненько не виделись, дружище. – Всю правую сторону его головы покрывала огромная повязка с большим бугром в том месте, где должно было находиться ухо. Руки тоже были забинтованы, еще несколько бинтов Джереми разглядел на его теле через тонкую ткань футболки. – Проходите и присоединяйтесь к веселью. – Они вошли, он проследовал за ними через холл. – Я слышал, прошлой ночью вы грохнули тролля. Блин, а я все пропустил…

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Светлячок.

– Как пожилая леди, вкусившая топора войны.

Он повел их по лестнице в огромную комнату, обставленную роскошной мебелью и коврами, с бильярдом и баром в дальнем конце. Все троллеры уже собрались там.

Джереми поискал взглядом Таню и наконец нашел: склонившись над бильярдным столом, она изготовилась нанести удар по шару. Она была босиком, в белых шортах и рубашке настолько длинной, что та почти полностью скрывала шорты. Поскольку Таня наклонилась вперед, рубашка свободно болталась, не касаясь живота и груди.

Карен, стоявшая рядом с Нейтом по другую сторону стола, глазела на нее так, словно пыталась заглянуть под эту рубашку.

Таня изловчилась и метким ударом загнала в лузу шар за номером восемь. Нейт покачал головой. Очевидно, этот удар принес Тане победу.

Стоявший на углу стола Рэнди приветственно помахал рукой Джереми и Светлячку.

Таня положила кий на стол и с улыбкой повернулась к ним.

– Рада, что вы приехали, – сказала она и шагнула вперед. Джереми видел плавные движения ее тела под рубашкой, но сразу же поспешил перевести взгляд на ее лицо.

Кто-то похлопал его по заду. Обернувшись, он встретился взглядом с поросячьими глазенками Хизер и постарался выдавить улыбку.

– Как дела, Герцог? – спросила она.

Он лишь плечами пожал.

Стоявший позади нее Самсон подмигнул и поднял стакан, наполненный чем-то красным. Неподалеку от него стояла Лиз с таким же напитком. Все трое – Хизер, Самсон и Лиз – буквально минуту назад отошли от бара.

Хизер еще раз шлепнула Джереми по заду:

– Почему бы и тебе не взять порцию пунша и не присоединиться к вечеринке?

– По какому случаю гуляем? – спросила Светлячок, поглаживая Джереми по спине и как бы отметая тем самым притязания Хизер.

– Давайте назовем это поминками, – сказала Таня. – Поминками по «хорошему троллю».

– Ибо хороший тролль – мертвый тролль, – добавил Ковбой. – Черт, ну почему меня там не было?!

– О, зато я все видела, – давясь от смеха, проговорила Лиз. – Он такие охрененные тройные сальто выделывал, пока летел…

– Но много очков потерял на старте, – сказал Самсон.

– Точно. Я бы присудила ему не больше восьми.

Некоторые засмеялись. Светлячок к ним не присоединилась. Нейт тоже.

– Итак, – сказала Таня, – предлагаю всем взять стаканы и выпить за упокой нашего хорошего тролля.

Она подошла к бару, перегнулась через стойку и достала литровую бутылку рома.

– Йо-хо-хо! – взвизгнула Хизер.

Таня вылила половину бутылки в стеклянную чашу. Отставив бутылку, она принялась перемешивать получившийся коктейль специальным ковшиком.

Когда все бокалы были наполнены, она подняла свой:

– Я пью до дна за тех, кто в море, – провозгласила она. – За тех, кого любит волна и рыбехи жрут…

– За это я пить не стану, – пробормотал Нейт.

– Эй, да что с тобой? – сказала Таня. – Это же был просто хренов тролль.

– Это был человек, а мы убили его.

– Мы его не убивали, это был несчастный случай.

– Счастливый случай, – добавила Лиз.

– А я его профукал, – сказал Ковбой.

– Мы его убили, – повторил Нейт.

Таня посмотрела на него. Вид у нее был одновременно злой и разочарованный.

– Это был несчастный случай. Все бы обошлось, не будь он таким кабанярой. И если бы крепления этого вашего колеса обозрения не держались на соплях!

Нейт побледнел.

– По-твоему, я не знаю, что там произошло? – спросил он почти шепотом.

– Ладно, – сказала Таня. – Мы охотились на троллей и пришибли одного. Так уж вышло, что он погиб. Теперь уже никакие охи-ахи, хоть бы их испускал целый мир, не помогут вернуть его к жизни.

– Неужели есть желающие? – вставила Лиз.

– Так что давайте просто нормально повеселимся, а? Я не для того вас тут собрала, чтобы сидеть с кислыми минами. Я хотела, чтобы мы повеселились, расслабились, немного выпили и оставили случившееся в прошлом. Все мы знаем, что произошло. И никого из нас это не радует.

– Говори за себя, – сказала Лиз. – Меня все более чем устраивает. Одним троллем стало меньше. Всех бы так.

Ковбой с ухмылкой поправил прическу. Улыбнувшись в ответ, она обняла его.

– Я согласен с Лиз, – сказал Самсон. – Хер с ними. Хороший тролль – мертвый тролль.

Нейт посмотрел на него в упор, а потом перевел взгляд на Таню:

– Это нужно прекратить. Нам давно пора было остановиться. Ситуация все сильнее выходила из-под контроля. И когда-нибудь подобное должно было произойти…

– Ты говоришь прямо как та журнализдка, что накатала про нас статью.

– Та «журнализдка» была права! И вчера ночью мы сами это доказали, верно? И нечего меня лечить, как, дескать, всем вам жаль. Вы все были страшно рады, что тролль разбился. А вспомните ночь во вторник… Как ты, Таня, чуть не подожгла того бомжа!

– Знатный бы шашлычок вышел, – сказал Ковбой.

– Да вы что, все с ума посходили?

– Это война, мужик, – сказал Самсон.

– Что они вам сделали?

– От них несет мочой.

– О, замечательно. От них несет мочой, за это их убивать, что ли?

– Слышь, козел, это был несчастный случай, и ты сам это прекрасно знаешь.

– Ты ввязался в это из-за меня, – сказал Нейт. – И ты, Ковбой, тоже. Помните? Я хотел, чтобы вы помогли мне надрать им задницы за то, что они сделали с Таней. У вас самих тогда не было зла на троллей. Я настроил вас против них. А теперь пришло время остановиться. Мы надрали им задницы. Мы воздали им сторицей. И за Таню, и за сестру Светлячка.

Нейт переводил полный ярости взгляд с одного троллера на другого, пока не остановил его на Рэнди:

– Что лично ты имеешь против них? Ничего, вот что. Только историю о том, что произошло с Таней. И ради этого стоит убивать? Это и тебя касается, Карен.

Карен с усмешкой показала ему средний палец.

– Что они сделали тебе, Хизер? Ты это делаешь только ради компании. Да, у нас тут охренительная компания! Но не лучше ли просто похудеть и начать жить по-человечески?

Хизер поджала губы и заморгала.

Глаза Нейта встретились с глазами Джереми:

– Я не знаю твоей истории. Ты ненавидишь троллей? Хочешь убивать их? Или для тебя это просто способ влиться в компанию, как для Хизер?

Джереми залился краской и не произнес ни слова.

– Вот она, твоя проклятая война, – сказал Нейт, повернувшись к Самсону.

– Все сказал? – молвила Таня. Ее голос звучал спокойно, но в то же время сурово. – А теперь вон из моего дома.

– Скажи им, – попросил Нейт. – Ты единственная, кого они послушают. Просто скажи им, что все кончено, и все закончится.

– Закончились только наши с тобой отношения.

– В этом ты права.

Какое-то мгновение она выглядела потрясенной. Как будто ожидала, что он попросит прощения. Джереми видел, что она не хочет его терять. Ее верхняя губа чуть приподнялась.

– Убирайся, – сказала Таня. – Вали на хер отсюда.

– Ты одержима, Таня. Не тяни их за собой на дно.

– Убирайся!

Он поставил стакан на барную стойку:

– Я ухожу. Кто-нибудь пойдет со мной? Самсон? Ковбой?

– Нет, – сказал Самсон. – Извини, чувак, но я на стороне Тани. Мы должны очистить наш городок. Я за то, чтобы ходить где хочу, не ожидая, что в любой момент ко мне подвалит ходячая куча говна и начнет выпрашивать мелочь.

– Я тоже, – сказал Ковбой. – Ничего не меняется, я смотрю. Мне страшно не хочется терять тебя, дружище, и надеюсь, что до этого не дойдет, но я как был в деле, так и остаюсь.

Слушая Самсона и Ковбоя, Нейт качал головой. Когда они закончили, он оглядел остальных.

– Вы все совершаете большую ошибку, – сказал он. – Она превратит вас в банду головорезов.

Он развернулся и направился к выходу.

– Смотри, не вздумай стукануть копам, – предупредила Таня.

Он резко обернулся.

– Я больше не занимаюсь троллиной охотой, – сказал он, – но это не делает меня мудаком, готовым предать своих друзей.

После этого он ушел.

– Сволочь, – прошипела Таня. – Ну и хрен с ним, как-нибудь переживем. – Дрожащей рукой она подняла свой бокал: – Долой троллей!

– Долой троллей! – поддержал тост Ковбой.

Все окружили Таню и чокнулись бокалами.

25

Робин сидела на кровати в номере мотеля, облокотившись на пару подушек, смотрела телевизор и ждала Нейта.

Она понимала, что он может и не прийти; передавая ей ключ, он совершенно точно сказал, что не придет. И она поверила ему. Но тем не менее она надеялась, что он понял намек, когда она назвала ему номер комнаты.

Он тогда показался ей таким удивленным и растерянным…

Конечно, Робин подозревала, что у него есть девушка. Возможно, он с ней прямо сейчас. А может быть, до сих пор занят в одном из своих магазинчиков.

Но ведь он их владелец, напомнила она себе, и наверняка мог бы оставить кого-нибудь на замену, если бы собрался уйти. Вчера вечером, например, он вообще закрыл все пораньше.

Ну же, Нейт. Где ты?

С момента заселения в отель она не прекращала ждать Нейта, надеясь, что он может появиться с минуты на минуту.

За это время она уже успела воспользоваться услугами прачечной внизу. Переодевшись в спортивные шорты и футболку, она загрузила грязную одежду в стиральную машину и вернулась в номер принять душ. К приходу Нейта ей хотелось быть чистой, но мылась она второпях, опасаясь не услышать, когда Нейт постучит.

Может, так и вышло, думала она теперь, лежа на кровати. Что если он приходил, пока она была в ванной, и ушел, так и не дождавшись, когда ему откроют?

Если это правда, он должен вернуться и попытать счастья еще раз. Ведь так?

Не считая времени, проведенного в душе, она не могла пропустить его.

Пока ее одежда сушилась после стирки, Робин находилась в комнате, а когда отправилась пообедать, балкон ее номера постоянно был на виду. Она специально заняла подходящий столик в кафе через дорогу.

Вернувшись после обеда в свой номер, она собиралась принять долгую, горячую, ванну. Пока та набиралась, Робин вышла в комнату, чтобы шум бегущей воды не помешал услышать Нейта. Одежду она разложила на кровати, чтобы иметь возможность поскорее одеться: трусики, лифчик и голубое платье, которое она купила в сувенирном магазине вчера вечером, прежде чем покинуть променад.

Выключив воду и открыв дверь в ванную, Робин не опасалась, что не услышит стука. Она расслабилась и глубоко вдохнула, ощущая, как горячая вода ласкает тело. Ванна была для нее редчайшей роскошью.

В основном Робин мылась в туалетных кабинках, но двери в кафе и на заправках редко запирались, так что там не удавалось раздеться и помыться как следует. Иногда она пользовалась бесплатным душем в городских бассейнах или возле пляжей. На многих пляжах душевые кабинки ставились за пределами зоны отдыха, и Робин по возможности пользовалась ими, хотя для этого приходилось переодеваться в купальник. Зачастую она просто купалась в реках и озерах, а вода там всегда была невыносимо холодной.

И лишь в тех редких случаях, когда Робин останавливалась в мотелях, ей удавалось принять настоящую горячую ванну. Обычно она могла позволить себе это не чаще раза в месяц, да и то не всегда.

Но когда такое случалось, она устраивала в ванной целые марафоны. Иногда даже засыпала там, просыпаясь потом в холодной воде, со скоробившейся кожей. А на следующее утро, перед выселением, снова принимала ванну.

Сегодня она знала, что не заснет. Пусть ласковая горячая вода расслабляет, она не позволит себе заснуть. Ведь если она заснет, то может не услышать стук Нейта.

Когда ее почти сморило, она выбралась из ванны. Вытершись крохотным полотенцем, обернула его вокруг талии, но полотенце оказалось настолько коротким, что завязать его было невозможно. Тогда она повесила полотенце обратно на крючок и вышла из ванной. Вернулась с зубной пастой и щеткой, стала чистить зубы.

Сняв с крючка на стене свежее полотенце, Робин села на кровать и принялась вытирать волосы. После ванны ее кожа была горячей и влажной. Сквозь открытое окно, шевеля занавески, проникал прохладный ветерок. Почувствовав, что достаточно высохла, чтобы вещи не липли к телу, Робин оделась.

Потом она стала расчесывать волосы перед большим зеркалом на комоде.

Ей нравилось, как смотрится на ней платье. Облегающее, без рукавов, чуть-чуть не доходящее до колен. Темно-синяя эмблема над левой грудью изображала колесо обозрения и «Ураган». И то и другое принадлежит семье Нейта, с улыбкой подумала Робин. Сверху над картинкой была надпись «Фанленд», а снизу – «Болета-Бэй. Калифорния».

Ткань платья была мягкой и нежной, отчего в магазине Робин сперва решила, что это ночная сорочка, пока не заметила точно такое же на одной из продавщиц.

Нет, на ночнушку совсем не похоже, убедилась она, разглядывая свое отражение.

Подойдя к сумке, она вытащила свежевыстиранный пояс. Он был соткан из ярких красных и голубых лент, в тон ремню от банджо. Она обвязала его вокруг бедер таким образом, чтобы свободные концы свешивались вдоль левой ноги. Вот теперь точно платье…

Она надела ожерелье из белых раковин. Вырез у платья была достаточно большой, так что ожерелье смотрелось очень выигрышно. На фоне загорелой кожи Робин ракушки выглядели такими же белыми, как и ее зубы.

Она медленно повернулась, любуясь своим отражением.

Сейчас она выглядела, как Робин-туристка или Робин-студентка. На уличного музыканта Робин она больше не походила.

Робин-невеличка, ни одного яичка…

Поппинсак.

Ее лицо вспыхнуло.

Скотина.

Не надо сейчас вспоминать о нем.

Чтоб ты сгнил, чтоб тебя…

Забудь о нем.

Нейт, где же ты?

Робин обратила внимание, что по телевизору началась новая передача; значит, с того времени, как она закончила одеваться, прошло не меньше часа. Она поднялась с кровати, раздвинула занавески и выглянула в окно. На улице уже вечер. Скорее всего, часов девять, подумала она.

Он не придет, сказала она себе.

И в тот же миг он прошел мимо окна, помахав рукой; Робин сперва решила, что у нее разыгралось воображение. Но Нейт подошел к окну, и улыбка тронула краешек его рта:

– Я смотрю, ты здесь, значит, все в порядке.

– Да. – Она поспешила к двери и открыла ее.

Он стоял на пороге, глядя на нее:

– Ты выглядишь… здорово.

– Спасибо. Заходи.

Не двигаясь с места, он заглянул в номер:

– Может быть… пройдемся немного? Такой дивный вечер.

Она испытала странную смесь разочарования и облегчения:

– Да. Конечно. Минуточку.

Он ждал, пока она натягивала белые носочки и теннисные туфли.

– Как тебе номер? – спросил он.

– Замечательно. Мне очень нравится. Особенно ванная.

Она взяла с комода ключ и вышла на балкон, заперев за собой дверь. Затем повернулась к Нейту:

– У меня нет карманов.

Кивнув, он взял ключ и положил в карман замшевого пиджака, надетого поверх футболки.

– Главное, не потеряй.

– Постараюсь, – улыбнулся он.

Бок о бок они прошли вдоль балкона. Тумана не было, но вечер был прохладный и ветреный. Нейту, очевидно, не было холодно в пиджаке и джинсах. Робин же вся дрожала в своем тоненьком платьице.

Она подумывала вернуться в номер и пододеться, но не хотела портить внешность ветровкой или свитером. А холод – пустяки.

Они спустились по лестнице и пересекли стоянку перед мотелем.

– Куда мы идем? – спросила она.

– Куда угодно, только не в Фанленд, – сказал Нейт.

– Хороший выбор.

Когда они вышли на тротуар, огни луна-парка мерцали где-то позади. Улица была ярко освещена и наполнена шумом проезжающих машин. Вокруг сновали толпы прохожих, они входили и выходили из магазинов и просто гуляли.

– Сегодня ты опять закрыл свои магазинчики пораньше? – спросила Робин.

– Нет. Там работает мой брат. Куда бы ты хотела поехать? Есть хочешь?

– Ничуть.

– А как насчет кино?

– Я бы предпочла просто погулять. Мы могли бы перейти в какое-нибудь местечко поспокойнее.

– Неплохая мысль.

Они были на середине квартала, как вдруг из-за угла показался тролль. Нетвердой походкой он побрел в их сторону, хмуря брови, потрясая кулаками и сердито бубня что-то себе под нос.

– Почему бы нам не свернуть прямо здесь? – предложил Нейт.

– Хорошая мысль.

Он улыбнулся и взял Робин за руку. Они подождали, пока движение немного рассосется и перешли на другую сторону улицы. Он не выпустил ее руки.

– Я уже подустала от этих типов, – сказала Робин.

– От них все устали.

– Может быть, эти троллеры все-таки занимаются правильным делом…

Нейт промолчал. Дойдя до угла, они свернули направо и оказались на улице, идущей вверх под не слишком крутым уклоном. Издали в их сторону двигался одинокий автомобиль. Остальные машины были припаркованы вдоль тротуара или возле домов. Небольшие домики теснились друг к другу. Единственным человеком, которого они видели, была женщина, выгуливающая собаку.

– Здесь намного лучше, – сказала Робин.

– У нас неплохой городок. По большому счету. Здесь полно мест, куда можно пойти.

– А центр вообще роскошный.

– Сюда съезжаются художники и поэты. И богачи, ценящие здешнюю атмосферу. – Он взглянул на Робин. – Ты ведь поэт.

– Немного не такой, как все.

– Да, в твоих песнях есть смысл. Во всяком случае, в тех, что мне довелось услышать. Вообще это очень хорошее место для всех… творческих людей. Много книжных магазинов, университет, полно кафе – сиди себе целыми днями и пиши. Ну и Фанленд, конечно. Да, я бываю в нем слишком часто, но мне очень нравится это место. Оно одновременно какое-то дикое и живописное. И злачное.

– Тебе нравятся злачные места, да?

– Такие, как это – да. Но в Болета-Бэй есть много чего еще, нельзя судить о нем по паре досадных случаев на променаде.

– Ты заодно с торгово-промышленной палатой?

– Я просто хочу сказать, что Фанленд – это не лицо нашего городка. Сам город отнюдь не такой… больной. Здесь много хороших мест.

– Ты говоришь это для того, чтобы я не спешила уехать?

– Да.

Робин почувствовала, как внизу живота разливается тепло. Она сжала руку своего спутника.

– Ты направляешься куда-то конкретно? – спросил Нейт. – Ну, я про Голливуд или что-нибудь в этом роде…

Она засмеялась:

– Нет, я просто бродячая музыкантша.

Робин-невеличка.

На сей раз эхо Поппинсакова голоса прозвучало слабее. Наверное, вместе с Нейтом ей все нипочем.

– Если у тебя нет конкретной цели, то почему бы не задержаться еще на какое-то время?

– Почему бы и нет.

Они пересекли безлюдную улицу, и Нейт вывел Робин на дорожку, ведущую в парк. Тот был погружен в темноту, не считая света нескольких фонарей, расположенных вдоль аллеи. Под каждым из них стояла скамейка.

Отсюда Робин были видны несколько скамеек.

И все пустовали.

– А где же тролли? – удивилась Робин.

– Этот район патрулируется дружинниками. Вот тролли и обходят его стороной.

– Дружинники? Это что-то вроде взрослой версии троллеров?

– Не совсем. Это нормальные граждане. А насколько мне известно о троллерах, они немногим лучше бандитов. Вот почему я не хочу, чтобы ты ночевала на пляже. Там они и охотятся. Променад, пляж. Я, конечно, понимаю, что ты не тролль, но…

– Вот спасибо…

Нейт остановился и повернулся к ней. Взяв Робин за вторую руку, он посмотрел ей в глаза.

– Это не шутки, – произнес он, нахмурившись. – Они избивают людей, если попадешься им ночью, тебе не поздоровится.

– Что же мне делать? – спросила Робин. Ей хотелось, чтобы сердце не колотилось так часто, но оно и не думало успокаиваться. Она понимала, что происходит. Нейт всеми способами старается удержать ее. Потому что хочет, чтобы она была с ним.

Боже!

Стараясь не выдать голосом дрожи, она сказала:

– Ты хочешь, чтобы я не покидала город. И в то же время говоришь, что если я останусь, то на меня могут напасть троллеры. Да и здешние бомжи, как я понимаю, тоже представляют опасность. Таким образом, ночуя на пляже, я здорово рискую. Не можешь же ты оплачивать мне каждую ночь в мотеле.

– Мы найдем тебе подходящее место.

– Это стоит денег. А у меня их маловато. И я не позволю тебе за меня платить.

– Я подыщу тебе работу. Будешь получать зарплату.

– Не знаю, Нейт. Я… Для меня важна моя музыка. В ней вся я, понимаешь? Если я устроюсь на настоящую работу…

– То, чем ты сейчас занимаешься – разве не настоящая работа? Только не в дальнем конце променада, а, скажем, у главного входа. Иногда возле магазинной галереи. – Он улыбнулся. – Чтобы я мог послушать. Но чаще всего – за «Ураганом» и колесом обозрения. Там бывают длиннющие очереди, люди в них были бы рады тебя слушать. Будем выплачивать тебе почасовую ставку. Начнем, скажем, с семи долларов в час. А ты к тому же будешь получать «благодарности» от восторженных слушателей.

– И смогу оставлять их себе? – спросила она.

Улыбаясь, он проговорил:

– Ты что же, думаешь, это акт благотворительности?

– Надеюсь, что нет. Не вижу смысла платить кому-то за то, чтобы клиенты веселее проводили время.

– Ты будешь отдавать нам проценты с чаевых. Сорок процентов. В итоге у тебя будет шестьдесят процентов от выручки в плюс к тому, что будем платить тебе мы.

– Это чересчур щедро, Нейт.

– Черт, зато представь, какой будет шикарный пиар! Как только слух о тебе разнесется вокруг, я не удивлюсь, если люди специально начнут приходить в Фанленд, чтобы послушать твои выступления.

– Я не так хорошо играю.

– Не прибедняйся. Посмотрим, как дело пойдет, а там, глядишь, и пару настоящих концертов устроим.

Робин улыбнулась и покачала головой:

– У тебя наполеоновские планы, приятель.

– Ты просто сама не знаешь, насколько хороша. И не только благодаря музыке. Да, твоя музыка восхитительна, но дело не только в ней. Я наблюдал за публикой во время твоего выступления. Эти люди… многие из них просто влюблены в тебя.

Эти слова взволновали ее. Робин знала, что это так. Она давно подметила, что многие из тех, кто восхищенно слушал ее выступления, появлялись в толпе каждый день. Но услышать об этом от Нейта было приятно и в то же время чуток неловко.

Они просто влюблены в тебя.

Она вдруг подумала, не намек ли это, что Нейт влюбился в нее?

– По рукам? – спросил он.

В этот раз Робин не чувствовала того озноба, который испытала, когда они перебегали дорогу, чтобы избежать встречи с троллем, но ее снова пробрала дрожь.

– Попытка не пытка, – сказала она.

Сжав ее ладони, он слегка встряхнул их.

– Ну вот и договорились, – сказал он. – Отлично.

– Не ломай мне руки, лучше поцелуй меня.

На его лице появилось то самое выражение удивления и замешательства, какое Робин видела, когда назвала ему номер своей комнаты.

Он отпустил ее руки. Он обнял ее, и она прижалась к нему. Она чувствовала тепло и безопасность. Она чувствовала себя… как дома.

Не тешь себя надеждами, подумала Робин. Но тут его губы нашли ее, и она сдалась.

26

– Вон там, – сказал Дэйв, увидев «фольксваген» Глории.

Проезжая вдоль рядов автостоянки, они заметили как минимум двенадцать машин той же марки, но именно эта принадлежала Глории. Дэйв узнал ее по номерному знаку и наклейкам «Нет Вьетнаму в Никарагуа» и «Одной атомной бомбы хватит, чтобы испортить весь день» на бампере.

– Стало быть, она здесь, – сказала Джоан. – Как мы и думали.

Дэйв припарковался на свободном участке и вышел из машины, предварительно прихватив из-под сидения фонарик.

– Значит, ищем на променаде? – спросила Джоан.

– Думаю, да. Неплохой способ провести время.

Дэйв скользнул рукой под заднюю часть куртки Джоан, и пока они шли, медленно поглаживал ее спину, ощущая сквозь блузку тепло и мягкость ее тела. Каждый раз, когда рука спускалась ниже, к бедру, костяшки его пальцев задевали за деревянную рукоятку неслужебного пистолета 38-го калибра, висевшего у нее на поясе.

– Что мы скажем Джиму и Бет? – спросила она.

– О-о-о-о-о…

– Мы рискуем встретить их, сам знаешь. Бет-то ладно, а вот Джим… Он этого так не оставит, про нас узнает все управление. Ты же знаешь, как у нас разлетаются слухи.

– Надо будет прикинуться шлангами.

Джоан с улыбкой похлопала его по заду:

– Тогда не лучше ли держать руки при себе?

– Да, конечно.

Она высвободилась от его объятий:

– Начнем прямо сейчас.

Они подошли ко входу. Дэйв обвел взглядом променад и травянистый склон перед Фанлендом. Сначала он не замечал ничего, кроме нескольких парочек, направлявшихся к выходу, а потом увидел человека, лежавшего в траве у стены старого павильона в дальнем северном конце. С такого расстояния человек походил на груду тряпья. Куча поблизости, очевидно, являлась его рюкзаком.

– Смотри, вон там.

Джоан кивнула:

– Пошли проверим.

Когда они приблизились к лежащему, Дэйв увидел, что тот бородат.

Джоан тоже заметила это и сказала:

– Это точно не Глория, если только у нее не разыгрались гормоны.

– Все равно пойдем мимо него, а то обратно придется крюк делать.

– Надеюсь, он спит.

Но он не спал. Он встал и спустился по склону, преградив им дорогу. В свете ближайшего фонаря можно было разглядеть лихорадочный блеск в его глазах – диких, безумных; Дэйву они напомнили глаза Чарли Мэнсона.

– Помогите бродяге, чем сможете.

Это была не просьба, это было требование.

– Мы ищем… – начал было Дэйв.

Джоан схватила его за руку и потащила в сторону.

– Ищете Господа?! – выпалил мужик. – Так это я и есть! Дайте мне доллар!

– Отвали! – крикнула Джоан через плечо, волоча Дэйва прочь.

– Ты, долбаная манда! Че провякала?! Ведьма гнойная, прошмандовка!

Дэйв выдернул руку и повернулся к нему:

– Сейчас я тебе кой-чего дам, засранец!..

– Доллар дай! Доллар дай! Дай доллар, не то к хренам прокляну!

– Дэйв!

Его внезапно перехватили за левую руку. Дэйв почувствовал, как ее тянут назад, чуть ли не выламывая, и неожиданно осознал, что сжимает в ней увесистый металлический фонарик.

– Дэйв! – снова закричала Джоан. – Не надо! Пойдем отсюда!

Он позволил Джоан оттащить себя в сторону и сделал шаг назад, не сводя глаз с бомжа.

– Нахрен шла! – Бродяга прижал средние пальцы обеих рук ко рту и зачастил: – Шоб ты сдохла, шоб ты сдохла! Сдохла, сдохла, быстро, шлюха!!!

Он еще долго прыгал, орал и размахивал руками; Дэйв и Джоан слышали его крики, пока не свернули за угол павильона.

Джоан прислонилась спиной к стене и покачала головой.

– Ты в порядке? – спросил Дэйв.

– Я? Это ты ему чуть башку не снес.

– Да. Секундное помрачение…

– Да уж точно. Господи. – Она отошла от стены, положила руки Дэйву на плечи и стала поглаживать его затылок. – Я очень ценю твою храбрость, приятель, но не нужно кидаться на защиту моей чести. Да мне насрать-положить, что он там кричал.

– А мне – нет.

– Свиномачо.

– Да, я такой.

От того, что она массировала его голову и шею, он немного расслабился; слегка даже потянуло в сон.

– Ну вот, теперь на нас лежит проклятье.

– Блин, – пробормотал Дэйв. – И чтобы снять его, я должен вернуться и дать ему доллар?

– Лучше сразу пятерку. Чтоб наверняка.

Дэйв пошел было назад, но она сильнее сжала его шею:

– Куда это ты собрался?

– Ну… – До него вдруг дошло, что насчет пятерки она пошутила. Само собой. Он что, всерьез собирался пойти и дать этому троллю пять баксов, лишь бы тот снял с него какое-то идиотское проклятие? Невероятно, но на долю секунды он воспринял эту идею вполне серьезно.

Джоан немного ослабила хватку и снова начала массировать ему шею. Он опустил голову и закрыл глаза.

– С этого момента, – проговорила Джоан тихо и ласково, – предлагаю держаться подальше от всех троллей, какие нам попадутся. Не думаю, что стоит спрашивать их про Глорию. Ничего не узнаем, только ее рассекретим.

– Хорошо. Ты права.

– Кроме того, они пугают меня до усрачки.

Эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба. Дэйв улыбнулся, восхищенный непосредственностью Джоан, и положил руки ей на талию:

– Может, лучше все-таки вернуться и снять проклятие?

– Свиномачо суеверный.

– Ничего смешного. Сдохнуть все-таки пожелали, не хухры-мухры.

Она повернула его голову лицом к себе и чмокнула в губы. Дэйв почувствовал, как ее грудь прижалась к нему. Он обнял Джоан еще сильнее, запустил руки ей под куртку и принялся поглаживать спину. Она отвернулась.

– Лучше бы поскорее найти Глорию, – прошептала она, щекоча дыханием его ухо.

– А может, ну ее? Давай уберемся отсюда и…

– Это нехорошо.

– Но это ее игра. Хочет играть в Отважную Журналистку – пожалуйста, но мы-то тут при чем?

– Говори-говори. Может, даже убедишь себя.

– Черт.

– Давай еще час поищем, – сказала Джоан. – А потом вернемся ко мне, найдется она или нет. Мы не обязаны ее останавливать. Мы не обязаны ее предостерегать. Но попытаться мы можем, так что давай попробуем.

– Она знает о риске, – заметил Дэйв.

– Но это не облегчит нашу совесть, если что-нибудь случится.

– Ладно. Еще час. – Он выпустил Джоан из объятий и посмотрел на часы. – Сейчас без двадцати десять.

– Фанленд закрывается в одиннадцать. Давай поищем ее до закрытия.

– А вечеринка, на которую отправилась Дебби, до скольки?

– Она должна быть дома к полуночи.

– Черт, хреново.

Джоан посмотрела ему в глаза:

– Знаю. Но это всего лишь одна ночь. А потом забудем про Глорию.

– Да. Ты права, по крайней мере, тогда нас не будет мучить совесть, что мы ничего не сделали.

Они поднялись по бетонной лесенке, что вела от павильона к променаду. Здесь было не слишком людно. Правда, в последнее время народ приходил послушать девушку с банджо. Дэйв попытался вспомнить ее имя. Какое-то птичье… Чиви? Нет, Робин. Точно, Робин. Очень милая девушка. Где-то она сейчас? Не место тут одинокой девушке. Особенно по ночам. Особенно, когда кругом бродят психи, вроде ублюдка, которого они только что повстречали. Особенно, когда рыщут троллеры, подыскивая очередную мишень для издевательств. Дэйв очень надеялся, что она послушалась его совета и ночует в мотеле.

– А поищем там? – спросила Джоан, кивая в сторону входа в большой павильон.

Дэйв посмотрел туда и не заметил ни одного тролля.

– Только быстренько, – сказал он.

Они вошли.

В огромном зале было тепло и светло. В центре под музыку каллиопы вращалась карусель. Вдоль стен выстроились киоски, предлагавшие посетителям соленые ириски, кренделя, чипсы «начос», вяленую говядину и мороженое. В конце павильона расположилась закусочная: гамбургеры, хот-доги, картошка фри, попкорн. Были киоски с различными сувенирами Фанленда: пепельницами, тарелками, тамтамами, резиновыми ножами, рюмками, чашками и вымпелами. Где-то торговали ракушками, где-то футболками, толстовками и кепками с логотипом Фанленда.

Обычно Дэйв видел в павильоне толпы народу. Но нынче вечером было не особенно людно. Посетители бродили вокруг, кто дегустировал угощения, кто рассматривал сувениры, кто фотографировал своих детей на карусели.

Бомжей не наблюдалось.

И Глории тоже.

– Ты не голодна? – спросил Дэйв.

– Нет. Но ты можешь сходить и купить чего-нибудь.

Он покачал головой.

– Приедем ко мне – тогда и перекусим.

– Хорошо.

Ему была приятна мысль, что потом они поедут к Джоан.

А ведь могли бы быть у нее прямо сейчас.

Спасибо за все, Глория.

Они вышли через противоположную дверь и чуть не врезались в Джима и Бет.

При виде их глаза Бет полезли на лоб. Джим лишь слегка выгнул уголок рта, не то в усмешке, не то в оскале.

Тридцать секунд, подумал Дэйв. Тридцать чертовых секунд, и мы бы с ними разминулись.

– Итить-колотить, да еще татуху набить! – воскликнул Джим. – Молодые голубки!

– Не мели ерунды, – ответил Дэйв, понимая, насколько глупо это звучит.

– Мы ищем Глорию Вестон, – сказала Джоан.

– Планируете ménage à trios[22]?

Джим знал о связи Дэйва с Глорией. Черт, про нее знали все. Для сослуживцев это сделалось неисчерпаемым предметом острот: подумать только, коп и либеральная журналистка!

– Как насчет взять с собой и нас? – предложил Джим. – Сообразить на пятерых.

– Вынь на минутку голову из жопы, – сказала Джоан, – и послушай: Вестон вжилась в роль бомжа, дабы получше разузнать все тонкости их жизни.

– Ничего себе. Дальше что?

– Это ненормально, – сказал Дэйв.

– Вы не видели ее? – спросила Джоан.

– Я на эту мразоту стараюсь не смотреть. Они мне аппетит отбивают.

– А мы смогли бы ее узнать? – спросила Бет. – Она сильно изменила свою внешность?

– Ну, она растрепала волосы, – стала перечислять Джоан, – переоделась в серую рубашку, фиолетовую юбку и красные колготки. Естественно, все эти вещи изрядно запачканы и потрепаны. И еще пакеты. Два пакета. На ногах.

– Она надела на ноги пакеты?! – переспросила Бет.

– Последний писк моды у троллей, – сказала Джоан.

– То есть она реально сейчас где-то здесь?

– Так вы ее не видели?

– Не думаю. Уж на тролля с пакетами на ногах я бы внимание обратила. Что делать, если она нам попадется?

– Просто проследите за ней, – попросил Дэйв. – Потом мне расскажете. До закрытия Фанленда мы поищем вместе с вами. Ни капли не удивлюсь, если она и ночь решит провести где-то здесь. Она никогда не сдается на полдороге. Раз решила побыть троллем, значит, без конца будет торчать здесь.

– Как по мне, – сказал Джим, – то не наша это забота.

– С ней может случиться беда, – возразила Бет.

– А не поделом? – Он поймал взгляд Дэйва. – Извини, старик, я понимаю, конечно, что у вас с ней шуры-муры, но Бог свидетель, она обсирает нас всякий раз, как садится за пишущую машинку. Читал ее белиберду про троллеров?

– Я люблю ее не больше твоего.

– Ну и в чем тогда проблема? Хочет примазаться к этим глистам – пожалуйста. Поживет с ними чуток, глядишь, и запоет по-другому. Тут и сомневаться нечего. Сама же будет требовать, чтоб их всех перевешали.

– Это вряд ли, – сказал Дэйв.

– Хотя ты прав: «Они когда-то были детишками, ждали Санту…» Этому высеру самое место в параше.

– Ты ужасен, – сказала Бет.

Джим нахмурился:

– Я прекрасно знаю ваше мнение на этот счет… леди.

Бет, кажется, слегка опешила. Пожав плечами, она встретилась глазами с Дэйвом:

– Я все равно не хочу, чтобы с ней что-то случилось.

– Глория не ведает, что творит, – сказала Джоан. – Мы просто хотим предупредить ее.

– Мы будем ее высматривать, – пообещала Бет.

– Спасибо.

– Да, – сказал Дэйв. – Мы вам правда очень благодарны.

Когда он проходил мимо Джима, тот подмигнул ему и прошептал:

– Во, блин, повезло. Пропади она пропадом, твоя Вестон.

Дэйв лишь головой покачал.

– Что ж, все к лучшему, – сказала Джоан.

– Посмотрим. – Только когда впереди показалась лестница на пляж, Дэйв осознал, что встреча с Джимом и Бет им только на руку.

– Может, не стоит осматривать остальную часть променада? – сказал он. – Если Глория где-то здесь, они ее найдут.

– Бет точно будет искать. Да и Джиму охота поглядеть на нее в компании троллей.

– И я его понимаю, – признался Дэйв. – Ну так как? Оставляем променад им?

– Конечно.

Они сбежали по бетонной лестнице. Достигнув песка, Джоан остановилась:

– С чего начнем?

– Не знаю, – сказал Дэйв, осматриваясь.

Пляж был залит бледным лунным светом. Тут и там виднелись темные пятна – это были расположившиеся на одеялах отдыхающие. В основном – парочки. Некоторые сидели, но многие лежали, обнявшись.

Дэйв увидел человека, одиноко трусившего вдоль берега. Перед ним, виляя хвостом, бежала собака. Она подбежала к группе из трех человек. Женщина с волосами, собранными в хвост, присела на корточки, чтобы ее погладить. Справа, возле спасательной станции, прогуливались двое влюбленных.

– Интересно, кто-нибудь занимается «этим» прямо здесь? – спросила Джоан.

Очевидно, она имела в виду людей на одеялах.

– На мой взгляд, это малость через край, – сказал Дэйв.

– Любовь толкает на отчаянные поступки.

– Хочешь попробовать?

– Я хочу попробовать поскорей найти Глорию.

– Я это и имел в виду.

– Весьма удивлюсь, если мы обнаружим ее на открытой местности, – сказала Джоан. – Она же вся грязная и оборванная, значит, должна быть там, где встречаются тролли.

– Что-то не вижу я здесь укромных уголков.

Джоан показала пальцем за спину.

– Я знаю, – сказал Дэйв.

– Я знаю, что ты знаешь.

– Только не говори мне, что хочешь туда забраться, ладно?

– А у нас есть выбор?

– Конечно, есть.

– Мы будем искать Глорию или только вид делать?

– Ты прямо как Джимини Крикет[23].

– Давай посмотрим, – сказала Джоан, взяв его за руку, – пока у меня нервы не сдали.

Развернувшись, они прошли мимо лестницы и вступили в темноту под променадом. Дэйв включил фонарик. Мощный луч фонарика немного рассеял мрак. В его свете тени от свай словно бы покачивались.

Дэйв вздрогнул от испуганного возгласа; Джоан так вцепилась ему в руку, что чуть не раздавила. Какая-то темная фигура промелькнула в луче света, на мгновение исчезла во мраке и тотчас возникла вновь. Дэйв не был уверен, мужчина это или женщина, но по грязным коричневым брюкам и пальто определил, что точно не Глория. Поскуливая, человек метнулся назад, в темноту, и Дэйв отвел от него луч.

– Мать честная, – пробормотала Джоан.

– Ты уверена, что хочешь туда?

– Куда ты, туда и я.

– Руку больно.

– Ой, извини. – Джоан ослабила хватку.

Они стояли неподвижно, пока Дэйв обводил фонариком пространство впереди.

– Как будто все тихо, – прошептал он.

– Большинство наверняка засело в глубине.

Он переместил луч света немного влево. Увидел женщину с грязным лицом, глазевшую на него из-за дальней балки. Позади нее маячили еще несколько закутанных фигур.

По спине Дэйва побежали мурашки.

Он поскорее отвел фонарик.

– Гадство, – прошептала Джоан.

– Будем проверять их?

– Нет.

– В чем дело, Джимини Крикет?

– Всему есть предел.

– Рад это слышать.

– Попробуй позвать ее.

– Глория? – прокричал он. – Ты здесь?

Пятеро или шестеро троллей на разные лады подхватили его оклик:

– Гло-о-о-ория?! Йу-ху-у, Глор-р-рия?! Глор-р-р-р-р-рия?!

Дэйв застонал. Вцепившись в руку Джоан, он бросился назад, уворачиваясь от преграждавших дорогу свай. Тролли продолжали звать Глорию, похоже, это их весьма забавляло. Груда одеял слева развалилась, выпуская изможденного человека. Ахнув, Джоан отпрянула и со всего маху треснулась о балку.

– С-с-слы-ы-ы-ышь, – затянул выбравшийся из темноты тролль, – как насчет пожаловать ветерана парой монет?

Обхватив Джоан рукой за талию, Дэйв вытащил ее из-под променада. Вырвавшись в серебристый свет луны, они бежали без передышки, пока не оказались достаточно далеко от страшного места.

Джоан вцепилась в Дэйва обеими руками. Грудь ее судорожно вздымалась, Дэйв ощущал ухом ее тяжелое дыхание.

– Ты в порядке? – спросил он.

Она кивнула, задев щекой его лицо.

– Ты там ударилась?

– Не сильно. Плечом.

– Напрасно мы все-таки туда полезли.

– Боже, все эти люди…

– Тролли.

– Но что если Глория все же там?

– Это ее проблемы.

– Проклятие.

– Мы туда не вернемся, – отчеканил Дэйв. – И мне плевать, что ты сейчас скажешь.

– Пошли.

– Нет.

– Я имела в виду, ко мне.

– Ты серьезно?

– Я хочу убраться отсюда. Немедленно.

Но она так и продолжала стоять, прижавшись к Дэйву и не двигаясь.

– Мы как два трусливых цыпленка, да? – проговорила она через некоторое время.

– Ага, жареных, по-кентуккийски.

– Ну, зажарить бы нас не зажарили. Все-таки мы вооружены…

– Ага, а ты вдобавок приехала из города Кунг-Фу.

– Одному Богу известно, сколько их там.

– Да и кто сказал, что у них тоже нет оружия?

– Разумная мысль.

– Ладно, ты, вроде, хотела уехать? – спросил Дэйв.

– И сейчас хочу. Пойдем.

27

– Я просто хочу уехать, – сказала Светлячок.

– Но ведь еще рано. Еще очень рано, – голос Джереми звучал как-то глухо. Наверное, это от выпивки, подумал он.

Светлячок сжала его руку:

– Пойдем. Все перевозбудились. Включая тебя.

– Я в порядке, – сказал Джереми. – Почему нельзя остаться еще немного?

– Ну раз ты так хочешь, давай останемся. Но только на несколько минут, ладно?

Он взглянул на стакан в своей руке и обнаружил, что тот пуст. Решил больше не наливать – Светлячок не одобрит. Она не пила, как все остальные: после одного стакана пунша сразу же перешла на пепси.

– Может, потанцуем? – предложил Джереми.

– Не знаю. Мне не до танцев. Да еще и музычка дерьмо. Ненавижу такую.

– Это «Бисти Бойз».

– Ну-ну.

В данный момент из танцующих осталась только Карен, несколько минут назад разоблачившаяся до лифчика и трусиков. Она дергалась и извивалась, ее волосы мотались в такт движениям, груди раскачивались, будто лифчика на ней вовсе не было, кожа блестела от влаги. Танцуя, Карен не сводила глаз с Тани.

Та же не проявляла к Карен ни малейшего интереса. Она смотрела только в свой стакан. Еще недавно она тоже танцевала, но, в отличие от Карен, совершенно одетой. Сейчас она развалилась на диване со стаканом пунша, положив босые ноги на ближайший столик. Рэнди сидел рядом, уткнувшись головой в колени и свесив одну руку. Похоже, он заснул.

Скорее уж вырубился, понял Джереми.

Пока Рэнди был в сознании, он буквально накачивался пуншем. Причем вел себя презабавно: хихикал, пародировал покойных президентов, то Честера А. Артура, то Томаса Джефферсона, снимал-надевал очки и опять придурковато хихикал… Наконец он рухнул на диван и затих.

Джереми вдруг очень захотелось оказаться на этом диване вместе с Таней.

Только не в отключке.

Он представил себя рядом с ней (и без лежащего рядом Рэнди). Таня сидела, слегка раздвинув колени. В дальнем углу комнаты расположился в кресле Ковбой с Лиз на коленях. Они сидели там уже довольно давно, и Джереми подозревал, что руки Ковбоя находятся у нее под кофточкой.

– Ну что, теперь ты готов идти? – спросила Светлячок.

– А который час?

– Пятнадцать минут одиннадцатого. Но ты же сам говорил, что мы могли бы уехать пораньше. Все равно ничего интересного.

– Пару минут, ладно?

– Чего ты ждешь? Надеешься, что Карен скинет с себя все остальное?

– Ничего подобного, – запротестовал Джереми.

– Я видела, как ты на нее смотришь. Как по мне, это гадко. Ты же понимаешь, чего она добивается?

– Просто танцует.

– Она хочет, чтобы Таня обратила на нее внимание.

– Но Таня же не лесбиянка.

– Тебе-то откуда знать?

– Ну она ведь была с Нейтом.

– Ага, а теперь Нейт ушел, и у нее депресняк. Глядишь, Карен и обломится.

– Ха-ха.

– А может, обломится кому-нибудь из парней, – Светлячок выгнула бровь. – Может, даже тебе. Ты на это рассчитываешь?

Он почувствовал, как лицо обдало жаром.

– Нет!

– Ага. Конечно.

– Честное слово.

Она прищурилась:

– Тогда докажи. Давай уйдем прямо сейчас.

Боже, подумал Джереми, что же делать? Что, если я откажусь? Возможно, это действительно мой шанс.

– Ладно, – сказал он. – Можно и уйти.

Губы Светлячка сжались в тонкую линию. Глядя ему в глаза, она кивнула:

– Отлично. – И, нащупав его руку, нежно сжала.

– Только мне надо заскочить в туалет.

– Понятно, – улыбнулась она. – Только чтобы туда попасть, нужно дождаться, когда его освободит Хизер, и за это время успеть еще поглазеть на Карен.

Джереми оттолкнулся от стены. Туалет был действительно занят. Он решил не «глазеть» на Карен, а просто смотреть на Светлячка.

А ведь она и в самом деле красивая, подумал он.

Интересно, не произойдет ли что-то в машине? Он до сих пор не исключал этого. Светлячок обещала приехать домой к полуночи, так что у них еще уйма времени, чтобы припарковаться в каком-нибудь укромном местечке…

Хизер вышла из туалета. Вид у нее был нездоровый, пухлое лицо стало белее мела.

– Нашла Буэно? – осведомился Самсон.

– А? Что? Кого нашла? – растерялась Хизер.

– Ну как же, того Буэно, которого ты все время звала. Я же слышал, как ты там голосишь: «Буэ-э-э-эно! Буэ-э-э-эно!

– Три ха-ха. Ты так же смешон, как беременная прыгунья с шестом.

Широко улыбаясь, Самсон нетвердой походкой подошел к туалету и, облокотившись о дверной косяк, заглянул внутрь:

– Буэно? Буэно, ты там?

Джереми снова привалился к стене, сморщил нос и посмотрел на Светлячка:

– Похоже, она там блевала.

– Точно.

– Это отвратительно. Небось вонища стоит…

– Скорее всего, наверху есть еще один туалет.

– Пойду спрошу, – он оттолкнулся от стены и направился к Тане. Таня знает. Догадываясь, что Светлячок, скорее всего, наблюдает за ним, он старался вести себя как можно осмотрительнее. И не глазеть на Карен. Он остановился между столом и диваном, задев руку Рэнди. Однако тот не проснулся.

Таня подняла голову и улыбнулась:

– Привет, Герцог. Как дела?

– Отлично. Я просто…

– Подходи, садись. – Она убрала ноги со столика и поставила туда свой стакан, после чего взяла Джереми за руку и притянула на диван рядом с собой. – Тебе здесь нравится?

– Да. Потрясающе.

– Это хорошо. – Она приобняла его за плечо. – Ты хороший парень, Герцог. Очень хороший парень. Знаешь, что мне нравится в тебе?

Он покачал головой, отчего почувствовал легкое головокружение.

– Ты стойкий. Стойкий и мужественный. – Она погладила его по плечу, глядя прямо в глаза, и кивнула как бы в подтверждение своих слов. – Я не хотела видеть, как погибнет этот бомж. А ты хотел?

– Нет.

– Конечно, нет. Но ты видел это, а теперь не ноешь, как некоторые. Да, ты очень стойкий и мужественный.

– Спасибо, – сказал он.

– Ты настоящий друг. Мы все тут настоящие друзья. Семья, понимаешь?

– Да.

– Мы должны уничтожить всех этих гребаных троллей. Должны очистить от них это место.

– Да, точно.

Она прижалась к нему, придавив его ногу своей, а потом привлекла его к груди и поцеловала.

Меня целует Таня, подумал он.

Ему просто не верилось.

Наверняка Светлячок все видит.

Ему было наплевать.

Он мечтал об этом поцелуе с того момента, как впервые увидел Таню, и вот это происходит, происходит на самом деле.

Ее губы были мягкими, теплыми и влажными. Они приоткрылись. Его рот наполнился ее дыханием. Ее грудь уперлась в его грудь. Ее руки поглаживали его спину. Он неловко обнял ее и прижал к себе. Ее язык скользнул ему в рот.

А затем она отстранилась.

Это не должно было заканчиваться, подумал он. Он чувствовал себя обманутым, словно его выдернули из сна – самого сладкого сна в жизни, который только-только начинался. Ему было мучительно больно. Но в то же время необыкновенно радостно. Как можно чувствовать себя так ужасно и так замечательно в одно и то же время?

Ее губы и кожа вокруг них были влажными.

Это от моей слюны, подумал Джереми. Моей. Боже.

Глядя ему прямо в глаза, она поджала ноги и сказала:

– Пойдем со мной.

Ошеломленный, он поднялся с дивана. Таня уложила Рэнди головой на подушку, тоже встала и направилась к лестнице.

Светлячка у стены уже не было. Оглядевшись вокруг, Джереми нигде ее не заметил.

Неужели ушла?

Да какая разница, подумал Джереми. Боже, куда мы идем? Подальше от всех. Куда-то, где мы останемся наедине. Что происходит?

Мы собираемся делать ЭТО?

Во рту у него пересохло, сердце бешено колотилось, когда он поднимался по лестнице вслед за Таней.

Но ведь я совсем не знаю, как ЭТО делается! Вдруг я слажаю, и она будет смеяться надо мной?

Когда они оказались на верхней площадке, Таня взяла его за руку.

– Куда мы идем? – спросил он тихим, срывающимся голосом.

– В мою комнату.

Эти слова, казалось, лишили Джереми способности дышать. Следуя за ней, он судорожно ловил воздух ртом.

– У меня есть для тебя кое-что.

Когда они поднимались по широкой, застланной ковром лестнице на второй этаж, его ноги дрожали.

Интересно, а где ее родители? Светлячок полагала, что они сидят наверху, не желая беспокоить Таниных гостей. Но сегодня пятница, должно быть, они куда-то уехали.

А если они вернутся и застукают нас?

Джереми проследовал за Таней по коридору, и они наконец оказались в комнате. Таня включила свет и закрыла дверь.

Джереми стоял посреди самой огромной спальни, какую ему приходилось видеть. Здоровенная кровать с лампами по обеим сторонам, бюро, туалетный столик с зеркалом, еще один столик, телевизор с видеомагнитофоном, проигрыватель, диван, полки, заставленные мягкими игрушками, призами, фотографиями в рамках и книгами… Там имелась и ванная комната, хотя отсюда ему была видна только раковина.

Пол спальни устилал толстый голубой ковер, занавески на окнах были розовыми. В воздухе был разлит тонкий, сладкий аромат, напоминавший Джереми запах масла для загара.

Танина комната.

Комната, где она спит. Где переодевается. Где ходит в туалет и душ, где принимает ванну.

И я нахожусь здесь.

И мы собираемся заняться ЭТИМ. Прямо тут, на ее постели.

– Присядь, – сказала Таня и отвела его к кровати. Опустившись на постель, он вцепился руками в колени, стараясь сохранять спокойствие.

Она подошла к столику. Достала что-то из выдвижного ящика, спрятала за спиной и подошла к Джереми.

Резинка?

Она остановилась перед ним.

– Протяни руку, – сказала она.

Он подчинился. Пальцы дрожали.

На ладонь легло лезвие опасной бритвы.

Смятение и ледяные уколы страха мешали дышать.

– Просто подержи это, – сказала Таня. Опустившись на колени, она положила руки ему на бедра. От прикосновения ее рук в такой близости от паха через все тело Джереми прокатилась горячая волна.

– Скажи, почему ты присоединился к нам?

– Чтобы… чтобы охотиться на троллей.

– Зачем?

– Ковбой. Он меня пригласил.

– И это все?

Джереми пожал плечами:

– Думаю, чтобы завести друзей. Особенно тебя, – добавил он, чувствуя, как по виску стекает капля пота.

– Меня. Точно. Я так и знала. Здесь все из-за меня.

Кроме Светлячка, подумал он. Но Светлячка сейчас здесь нет.

– Тролли причинили мне невероятную боль и страдания, – сказала Таня. – Вот почему мы их преследуем. С этого все и началось. Мы воздаем им. И прошлой ночью ты присоединился к нашему делу. Присоединился ради меня.

Джереми кивнул.

Она встала и начала расстегивать пуговицы рубашки.

Этого просто не может быть, думал Джереми. Не верю…

Он наблюдал, как ее руки медленно двигались вниз по желто-голубой клетчатой ткани, расстегивая пуговицы. Когда с последней было покончено, Таня скинула рубашку.

Сердце Джереми заколотилось, живот втянулся, член встал, при том, что анус и мошонка, наоборот, стянулись и буквально заледенели.

– Вот что они со мной сделали, – сказала Таня, когда рубашка упала на пол позади нее.

Она стояла перед ним, одетая лишь в белые шорты. Кожа ее золотилась от загара. Даже грудь. Большая, прекрасная, совершенная. В свете ламп она, казалось, блестела. Темные соски стояли торчком.

Розовый изогнутый шрам начинался прямо над левым соском. Он проходил по всей левой стороне груди и спускался дальше, вниз. Огромный, толщиной примерно с палец, бледно-розовый, блестящий, немного вздутый, он огибал край пупка и исчезал за поясом шорт.

Таня расстегнула шорты и спустила их вниз по бедрам.

Ее кожа там была гладкой и безволосой.

Страшный шрам спускался до самого лобка и ниже, где, казалось, разрастался еще шире, примерно на дюйм, и уходил прямо в пах.

– Разбитая бутылка, – сказала Таня.

Джереми кивнул. Ее слова доносились откуда-то издалека. Он не мог оторвать от нее глаз, чувствуя головокружение, потрясенный ее наготой, удрученный видом безобразного шрама и удивленный, что она показала ему себя.

– Те трое напали на меня в будке спасателей, – сказала она. – Тролли. Они там ночевали. Я пыталась отбиваться, но они сумели меня скрутить. Один из них разбил о мою голову бутылку вина. А потом они раздели меня.

– Боже, – пробормотал Джереми.

– Один из них сделал это, – она коснулась рубца в паху кончиком пальца и медленно провела им по всей длине шрама, через живот, ребра и грудь. – Он измазал меня всю своими слюнями, пока резал, а двое других держали. А потом он меня изнасиловал. Кряхтя и пуская слюни. От него несло перегаром, по́том и помоями. Когда он закончил, за дело взялись двое других. Один трахал меня в зад. Другой – в рот. Перед тем, как бросить меня там и уйти, они помочились. На меня. На мое лицо…

Она шагнула вперед, выйдя из лежащих на полу шорт. Ногой отбросила их в сторону. Опустившись на колени перед кроватью, она вытащила из-под нее несколько коричневых полотенец. Два из них она расстелила на ковре у ног Джереми, одно поверх другого, а остальные бросила рядом. Встав на расстеленные полотенца, она сказала:

– Порежь свою руку.

Джереми кивнул. Ему казалось, что он сошел с ума, слушая ее рассказ.

Он взял лезвие дрожащими пальцами левой руки. Прижал острый край к правой ладони. Хлынула кровь, и он зажал разрез, чтобы хоть немного сдержать ее.

Таня взяла у него бритву. Одно быстрое движение – и рядом со шрамом появилась тонкая красная полоса. Таня взяла окровавленную руку Джереми и прижала ее к надрезу на своем теле. Кровь тонкими ручейками стекала вниз по его руке, по Таниным ногам, капала на полотенце, впитываясь в него.

Таня так плотно прижимала к себе его руку, что Джереми мог ощутить рельеф ее мышц под кожей. Он пытался выгнуть кисть как можно сильнее, чтобы не прикасаться к шраму, но Таня направила его пальцы, раскрывая липкую и скользкую от крови плоть.

– Твоя кровь во мне, – прошептала она. Она тяжело и часто дышала. Она медленно терла его руку о свое тело. – Моя кровь в тебе. Ты мой… кровный возлюбленный. Скажи это.

Джереми услышал, будто бы со стороны, как повторяет эти слова.

Она повела его руку вверх, удерживая ее на шраме. Тот напоминал на ощупь узкую выпуклую ленту. Оставляя за собой кровавый след, рука Джереми скользила вдоль живота, ребер и наконец оказалась на груди. Под ее нажатием грудь выгнулась вверх и чуть в сторону. Сосок изогнулся, будто резиновый, когда палец Джереми прошелся по нему. Таня повела его руку выше, и Джереми встал на ноги. Его набрякший член был зажат в штанах, точно в ловушке.

Она поднесла его руку к своему рту. Поцеловала. Слизнула кровь. Глядя Джереми прямо в глаза, она взяла в рот его палец и принялась сосать и вылизывать его, пока тот не стал совсем чистым, после чего проделала то же самое и с остальными.

– Наша с тобой кровь, – прошептала она. Ее губы, щеки и подбородок были все заляпаны ею. Наконец Таня отпустила руку Джереми и вложила в его ладонь лезвие.

– Носи его с собой на память.

– Я никогда не забуду.

– Я знаю.

Достав из кармана носовой платок, Джереми завернул в него лезвие и крепко прижал ткань к ране.

– Иди домой, – нежно сказала Таня. – Увидимся завтра.

У него сдавило горло.

Он должен уходить?

Но он же так заведен! Не меньше ее!

Не могло все закончиться!

Внезапно он выпалил:

– Но разве мы не будем?..

Она приложила палец к его губам:

– Сначала ты должен проявить себя.

– Как?

– Со временем. Прояви свою стойкость. Свое мужество.

– Не сегодня?

– Не сегодня. Но, возможно, очень скоро.

В дверях спальни он остановился и посмотрел на Таню. Она стояла на полотенцах. Голая и измазанная кровью.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– И я люблю тебя, Джереми.

Он оставил ее.

Дойдя до лестницы, он услышал слабые звуки музыки, смех и голоса троллеров внизу. Он задумался: стоит ли спускаться обратно и продолжать вечеринку?

Ему совершенно этого не хотелось.

Тем более, Таня сказала ему идти домой. Она не говорила, чтобы он спускался вниз и присоединялся к остальным.

С другой стороны, кто-нибудь из них мог бы его подвезти.

Ничего, дойду и пешком, решил он.

Он выбежал на веранду, спустился по ступенькам, сошел с тротуара и зашагал по дороге.

В воздухе витал сосновый аромат. Ночь выдалась не слишком холодной, но Джереми пробирала дрожь. В горле стоял тугой ком. Джереми скрестил руки на груди. Руки, в одной из которых до сих пор был зажат носовой платок с завернутой в него бритвой.

Он чувствовал себя очень странно.

Растерянным, разочарованным, слабым, опустошенным.

Сломленным.

Но в то же время счастливым.

Ему хотелось прыгать и кричать от счастья. Ему хотелось разрыдаться. А еще, где-то в самой глубине души, он хотел вернуться домой, забраться под одеяло и забыть о Фанленде, о пляже, о Тане, обо всех троллерах вместе взятых – забыть навсегда.

28

Глория проснулась на заднем сиденье своего «фольксвагена». Она понятия не имела, как долго спала. Выглянув в окно, она увидела, что стоянка, за исключением трех-четырех других автомобилей, уже опустела.

Фанленд был закрыт на ночь.

Чувствуя дрожь в животе от волнения и страха, она подняла свой пакет для продуктов. Затем толкнула спинку сиденья вперед, открыла дверцу автомобиля и выбралась наружу. Заперев машину, она направилась к главному входу в Фанленд.

День не задался с самого начала. Взять что-то худо-бедно похожее на интервью ей удалось только у трех субъектов – Мосби, Динка и женщины, отказавшейся называть свое имя. Глория записала все на мини-диктофон «Сони», спрятанный под рубашкой. Возможно, полученный материал на что-нибудь и сгодится, но она в этом сомневалась.

С Мосби они больше часа просидели на лестнице перед Фанлендом, но Глория так и не добилась от нее ничего путного, кроме россказней про собак. Собаки, оказывается, это реинкарнация мертвых фашистов, сговорившихся уничтожить человечество при помощи радиоактивного кала, который они извергают в густонаселенных районах. Мосби, считавшая себя своего рода мстителем, истребляла собак с помощью толченого стекла, которое подсовывала им в пищу.

Динк, заросший и изрядно потрепанный для своих двадцати лет тип, утверждал, что он исследователь с планеты под названием Зансьон. Население Зансьона состоит исключительно из мужчин. Столкнувшись с угрозой вымирания, они отправили Динка на Землю, чтобы он тщательно изучил земных женщин. Но «Врата путешествий» закроются через два часа, так что времени у него в обрез. Если ему не удастся постичь загадку некоего «тайного источника», население его планеты будет обречено. И теперь Глория – его единственная надежда. Она поинтересовалась, чем может помочь, и он ответил, что она должна лечь и позволить ему ввести его «исследовательский зонд» в основание ее «тайного источника». Посоветовав ему засунуть свой «исследовательский зонд» себе же в «анальный тракт», Глория поспешила ретироваться.

Третью бездомную Глория повстречала, когда в парке совсем уже стемнело, и, по крайней мере, эта женщина показалась ей более-менее вменяемой, пусть и отказалась называть свое имя. «Никому не скажу, – заявила она. – Если кто прознает, как меня зовут, – мне крышка». Глория решила не настаивать и просто ходила за ней, слушая разговоры о том, как люди «выкидывают годные вещички». При этом дама то и дело останавливалась порыться в очередной мусорке, извлекая оттуда «сокровища». В основном она собирала газеты, консервные банки и бутылки, сдавала в утиль и получала скудные гроши. Подбирала она и объедки, которые тут же отправляла в рот, блаженно похрюкивая. В такие моменты Глория поспешно отворачивалась, борясь с рвотой.

Пока у нее совершенно не было информации, на которую она рассчитывала. Но она не сомневалась, что в это время суток на променаде можно повстречать кого-нибудь подходящего. Или на пляже. Бездомного, который даст ей прекрасное интервью и завоюет сердца читателей.

В такой час немудрено нарваться и на троллеров. На этот случай она положила в свой продуктовый пакет электрошоковый пистолет. С другой стороны, если она им откроется, они могут поделиться с нею собственным взглядом на ситуацию. Но это если уж совсем повезет.

Надо что-то придумать, решила она, поднимаясь по лестнице к главному входу в Фанленд. Если она напишет обо всем, что ей сегодня наплели эти типы, получится пропаганда Огромного Козла Графа.

Интересно, так Дэйву понравится?

Этому двуличному поганому ублюдку.

Да пошел он.

Ей очень хотелось предстать перед Дэйвом в таком виде во время его дежурства на променаде. Весь день она прикидывала, как бы поэффектнее это сделать. Наверняка он бы пришел в шок. «Совсем крыша поехала? – спросил бы он. – Ты хоть соображаешь, как это опасно?» А она бы ухмыльнулась: «Обойдусь без твоей заботы. Прибереги ее для своей драгоценной сучки-амазонки».

Но драгоценная сучка-амазонка, скорее всего, патрулирует вместе с ним. Глория понимала, что снова видеть их вместе будет слишком больно. Так она и не вышла к нему.

Наверняка они сейчас вместе, подумала она, присаживаясь на скамейку.

Да и черт с ними.

Он никогда не ценил ее, променял в итоге на эту белобрысую шлюху.

Когда-нибудь он еще пожалеет. Очень пожалеет.

– Дам ему две недели, – пробормотала она. – Две недели, потом он опомнится и как миленький прибежит. Будет умолять меня вернуться. А я расхохочусь ему в лицо.

Бред! Ты прекрасно знаешь, что сразу кинешься ему на шею и…

– Ну и где эти чертовы тролли? – спросила она, подняв голову и озираясь по сторонам. Залитый лунным светом и мрачными тенями променад выглядел совершенно пустынным.

– Давайте уже, устройте хоть какую-то движуху! – закричала она. – Бомжики, ау-у! Эй, Огромный Козел Граф! Появись, черт возьми, хоть кто-нибудь! Сколько можно тратить мое гребаное время!

Огромный сгусток мрака отделился от теней на променаде.

И устремился к Глории.

«Боже! – подумала она. – Я не это имела в виду!»

Она вскочила на ноги, уронив с колен пакет. Одеяло выпало из него вместе с электрошоковым пистолетом. Грохнувшись на деревянный настил, пистолет отлетел в сторону, и Глория поняла, что добраться до него уже не успеет.

Лицо бродяги было мертвенно-бледным, черное пальто колыхалось на ветру. Он надвигался на Глорию, протягивая руки, словно монстр из фильма ужасов.

– Оставь меня в покое! – завизжала Глория. Она метнулась вправо и опрометью бросилась наутек, слыша за спиной громкий топот.

Она допустила ошибку. Надо было просто перепрыгнуть через парапет – тогда бы она оказалась на пляже – или рвануть влево, увернуться от тролля и выскочить на улицу. Но теперь ее гнали в южную сторону променада, в самую глубь его. С левой стороны не было никаких проходов, а справа высились одни лишь ограждения аттракционов.

Судя по топоту, тролль начал отставать. Глория рискнула оглянуться через плечо. Он находился в двадцати футах позади, гораздо дальше, чем когда согнал ее со скамейки.

Настоящий великан.

Зато медлительный.

Да уж, призов на Олимпиаде ему не взять, подумала Глория. Но это ее ничуть не успокоило. Ни капельки. Она уже начала выдыхаться.

Если я остановлюсь, он разорвет меня на куски.

Это абсурд, убеждала она себя. Я же не ребенок! А он не страшный великан. И это не страшная сказка. И не кошмарный сон.

Ну что может случиться?

Он изнасилует и убьет меня.

Какая-то частичка ее сознания, ответственная за самые гнусные мысли, нашептывала ей, что это еще не самое худшее.

Она снова оглянулась. Тролль еще сильнее отстал.

Я справлюсь! Если не трусиха! Если он не загонит меня в угол. Если там, в темноте, не затаились ему подобные.

Боже, она уже мечтала, чтобы здесь оказались троллеры!

Где ты, Огромный Козел Граф?

А может, это он и есть.

Нет. Это тролль. Тролль. Худший из кошмаров детства, обитающий под мостом. Боже!

Впереди по правую руку показалось ограждение одного из аттракционов, и Глория подумала, не перемахнуть ли через него. А если не получится? Короткая заминка – и тролль настигнет ее в считанные секунды. Если она зацепится за забор юбкой или…

Нет. Она не решилась.

Просто беги, сказала она себе. Беги со всех ног. Потом перепрыгнешь через парапет.

А как только ты окажешься на пляже…

Внезапно в дверном проеме справа вспыхнул свет.

Это из галереи Данна, поняла она.

Из его Музея Диковин…

Высокая, похожая на мертвеца фигура Джаспера Данна возникла в дверях. Облаченный во фрак и цилиндр, он поднял трость над головой.

– Бегите сюда! – крикнул он. – Скорее!

Глория бросилась к нему.

Она в жизни бы не подумала, что когда-нибудь обрадуется при виде Джаспера Данна.

Но уж лучше он, чем тот, позади.

Задыхаясь, она начала карабкаться по деревянной лестнице.

– Скорей, скорей! – подгонял ее Джаспер. – Здесь вы будете в безопасности!

Он отступил в сторону, и Глория влетела в павильон.

Когда она с визгом развернулась, чтобы выбежать обратно, Джаспер вогнал ей в живот набалдашник трости. Глория согнулась пополам и рухнула на колени, слыша, как за ее спиной перешептываются и хихикают тролли.

– Ну что, отправим ее «пройтись по домику»? – спросил Джаспер.

Тролли радостно загалдели, заулюлюкали, захлопали в ладоши.

Что там насчет самого худшего?..

Глория вдруг поняла, что в самом скором времени ей предстоит это узнать.

29

Дэйв выключил звонок и уставился на циферблат часов, недоумевая, зачем вообще заводил будильник; потом вспомнил, что собирался встать на полчаса раньше, чтобы проверить Глорию перед тем, как отправиться на работу.

Сплошной геморрой.

Ладно бы он просто убил на ее поиски весь вчерашний вечер. Но через это прошла и Джоан. Происшествие под променадом всерьез ее напугало. А когда они наконец приехали к ней домой и она скинула блузку, он увидел на ее плече прескверный след ушиба от удара о балку.

Дэйв вспомнил, как бросил взгляд на ушиб, а потом перевел на ее гладкую, прекрасную грудь, туго обтянутую блузкой, наслаждаясь мягким золотистым оттенком ее загара под белоснежным лифчиком.

Он откинулся на кровати и закрыл глаза, предаваясь воспоминаниям.

Ссадина на ее шее. Ссадина над изгибом ее ключицы. То, как Джоан выгибала шею, чтобы разглядеть травму.

– Теперь на всю жизнь шрам останется, – сказала она.

– А ты рубашку не снимай, – пошутил он.

– Паршиво.

Она накинула блузку на плечи, не став застегивать пуговицы, приобняла Дэйва и посмотрела ему в глаза.

– Что ж, – сказала она, – вот мы и здесь.

– Наконец-то одни. Ни минуты впустую.

Он поцеловал ее в улыбающийся рот и почувствовал, что улыбка исчезла. Джоан прижала его к себе – так сильно, что надавила на его рану под ребром, и он вздрогнул от боли.

– Прости, – прошептала она прямо ему в рот и, немного ослабив хватку, принялась целовать его с удвоенной страстью.

Страстно. Жадно. Она будто с цепи сорвалась, и Дэйв чувствовал то же самое. Слишком долго они ждали этого момента.

Дэйв вытащил полы блузки из ее шорт и завел руки ей за спину. Слегка изогнувшись, она жадно посасывала его язык. Он расстегнул застежки лифчика. Вся ее спина, от талии до плеч, казалась шелковистой под его ладонями.

Внезапно откуда-то с улицы донесся мягкий хлопок автомобильной дверцы.

Джоан прервала поцелуй и посмотрела ему в глаза:

– Это Дебби, – прошептала она.

Загремела, поворачиваясь, дверная ручка, в замке заскрежетал ключ.

За время, понадобившееся Дебби, чтобы войти в кухню и миновать гостиную, Дэйв и Джоан умудрились кое-как привести себя в порядок и усесться на противоположных концах дивана. Джоан успела насухо вытереть губы, а Дэйв – схватить журнал с телепрограммой.

Когда девушка вошла, Дэйв посмотрел на нее. Он был потрясен: пусть Дебби и не была точной копией Джоан, сходство оказалось разительным. Ее еще не до конца развитое тело наверняка притягивало мальчишек, а на лице до сих пор сохранились детские веснушки, забавные и невинные, – уже совсем скоро они исчезнут навсегда. Дэйв почувствовал странную печаль. Эта девушка наверняка была копией шестнадцатилетней Джоан. Как жаль, что он не знал ее тогда.

Когда она подошла, он поднялся с дивана.

– Что-то ты рановато, – сказала Джоан.

– Вечеринка оказалась совсем уж дурацкой. – Ее рот дернулся, будто она сама не знала, что с ним делать – растянуть в улыбке или скривить в плаксивой гримасе. Она сжала губы. Пожала плечами. Посмотрела на Дэйва и протянула ему руку.

– Я Дэйв, – сказал он, пожимая ее.

– Да, я догадалась. Приятно познакомиться.

– На всякий случай, если ты еще не понял, – сказала Джоан, – это моя сестра, Дебби.

– Привет, Дебби.

– Я, кажется, не вовремя?

– Да мы просто болтали, – сказала Джоан.

– Ну-ну…

– Что, на вечеринке совсем не оказалось парней, да?

С лицом Дебби что-то произошло. На мгновение показалось, что она хочет выдавить улыбку, но вдруг ее брови опустились, глаза наполнились слезами, а подбородок задрожал.

Джоан замерла в замешательстве:

– Дебби! Боже мой, что?..

Яростно помотав головой, девушка выбежала из комнаты.

Джоан вскочила на ноги и посмотрела на Дэйва.

– Извини. Проклятье! Лучше, наверное, мне пойти за ней и узнать, что случилось.

– Наверное, сейчас я здесь лишний.

– Только не уходи.

– Нет, я лучше пойду. А ты позаботься о Дебби. Увидимся утром.

– Черт!

– Да уж… – Он прижал Джоан к себе, быстро поцеловал и отпустил. Она поспешила в прихожую. Подол рубашки болтался сзади.

Дэйв посмотрел на часы на тумбочке.

Целых полчаса впустую, подумал он. Нет, не впустую. Совсем не впустую.

Он вылез из-под одеяла, стиснув зубы от свежего утреннего холода, и поспешил надеть халат. Затянув его поясом, он отправился в ванную.

Он думал, застегнула ли Джоан лифчик, прежде чем зайти в комнату Дебби.

Девчонка нашла самое неподходящее время вернуться домой.

Бедный ребенок. Вид у нее был ужасно расстроенный. Должно быть, на вечеринке произошло что-то нехорошее.

Что бы там ни было, Джоан наверняка сможет приподнять ей настроение…

Полчаса спустя, с еще влажными после душа волосами, Дэйв подошел к машине. Он бросил на заднее сиденье куртку – мало ли, вдруг дождь или туман – и сел за руль.

Настроение было замечательным. Скоро он снова будет с Джоан.

Возможно, этим вечером им уже никто не помешает. А то пригласить ее к себе?

Тем более, завтра выходной.

А значит, они найдут много способов приятно провести время…

Он свернул за угол и повел автомобиль налево, к дому Глории. При одном воспоминании о ней прекрасное настроение сразу же омрачилось.

Пусть она только будет на месте, подумал он.

Гробить на нее еще один день совершенно не хотелось.

Она должна быть дома, сказал он себе.

Пожалуйста. Разве я много прошу?

Он еще раз свернул и увидел впереди «фольксваген» Глории, припаркованный у ее дома.

Он пробормотал:

– Сука тупая.

А сам подумал: слава тебе, Господи!

Радуясь ее возвращению и негодуя из-за ее рябячьей выходки, Дэйв въехал на участок и припарковал автомобиль позади нее. Он выскочил из машины и бросился к входной двери. Нажал кнопку звонка, услышал, как его трель заливается внутри дома. Подождал.

Ну же, черт возьми! Шевели задницей.

Он прислушался. И вспомнилось время, когда вот так же, стоя здесь, он был рад слышать ее шаги. А ведь это было не так уж и давно…

Как же все могло так быстро перемениться?

Его охватило жгучее чувство вины.

Она сама виновата. Нечего быть такой…

Да где ж она?

Дэйв забарабанил в дверь так, что та затряслась.

– Глория! – позвал он. – Давай открывай. Разговор есть.

Она не открывала.

Ключи от ее дома были у него под рукой, он так и не отцепил их от связки. Нащупав нужный ключ, он просунул его в замок, повернул и, слегка приоткрыв дверь, просунул голову в проем. Гостиная была пуста. В доме царила тишина.

Дэйв распахнул дверь и вошел.

– Глория! – позвал он еще раз.

Она очень громко храпела, да к тому же всегда запирала на ночь дверь своей спальни, так что могла попросту его не услышать. Он прошел по коридору. Дверь в ванную была открыта, внутри никого. Он отправился в спальню.

Дверь не заперта. Кровать не застелена.

Он вошел.

Возле шкафа стоял стул, заваленный одеждой.

На спинке лежал темно-серый свитер. Отсюда Дэйву были отлично видны проверченные в нем дырки. С сиденья свисал подол фиолетовой толстовки, а под ним на полу валялись красные колготки. И на колготках, и на рубашке местами зияли дыры.

Это была та самая одежда, которую Джоан описала ему вчера за обедом. Наверняка Глории пришлось полночи корпеть с ножницами.

Дэйв подошел к стулу. Сколько раз он так же бросал на него одежду? Гораздо чаще, чем Глория. Должно быть, она вчера слишком вымоталась, чтобы закинуть шмотки в корзину.

А может, оставила здесь специально, чтобы придать еще более помятый вид.

Дэйв поднял толстовку и бросил на кровать. Взял следующую вещь. Это оказалась грязная белая футболка. В отличие от остальных вещей, она не была искромсана ножницами.

В нос шибануло запахом пота. Дэйв сморщил нос и отбросил футболку.

Она явно подошла к этому маскараду с душой. Учла все нюансы – даже неприятный запах от одежды.

Он поднял юбку. Джоан оказалась права: похоже, Глория специально прикупила барахло в каком-нибудь дешевом филиале Армии Спасения.

Это была юбка с пуговицей и молнией на боку.

Причем пуговица отсутствовала.

А там, где юбка переходила в пояс, изрядный кусок ткани был выдран с мясом.

Такое ощущение, будто Глория срывала ее с себя.

Глория… или кто-то еще.

Бросив юбку на кровать, Дэйв опустился на четвереньки и принялся осматривать ковер. Пуговицы нигде не было.

Но это не значит, что ее здесь нет.

Он поискал на тумбочке Глории, потом на туалетном столике…

Это безумие, думал он, переживать из-за какой-то дурацкой пуговицы. Она может быть где угодно.

На променаде. Или на пляже. Если кто-то дернул ее за юбку, чтобы сорвать.

Господи, не надо спешить с выводами.

Когда Дэйв поднимал со стула красные колготки, руки его дрожали. Колготки были грязными и рваными, но это, несомненно, постаралась сама Глория.

На стуле осталась только пара черных трусиков. Дэйв поднял и их, подумав, что никогда не видел в гардеробе Глории ничего подобного. Очень маленькие, они состояли из тонкого эластичного пояса и полупрозрачной ткани шириной в несколько дюймов, а к промежности суживались практически до нуля.

Нахмурившись, Дэйв внимательно осмотрел трусики.

Что-то в них вызвало его подозрения, как отсутствие пуговицы на юбке.

Почему? Они ведь не разорваны.

Что-то тут не то, подумал Дэйв.

Он бросил трусики на стул, еще раз взглянул на них и вдруг понял.

Какого черта они делают в самой нижней части кучи? Под колготками, которые снимаются в первую очередь. Трусики должны лежать поверх колготок, а скорее – поверх юбки.

Раз уж на то пошло, они должны были находиться на самом верху кучи. Глория всегда снимала трусики в последнюю очередь, готовясь ко сну, – так и расхаживала в них по дому, пока развешивала одежду и чистила зубы на ночь.

Так почему же трусики лежат в самом низу?

Напрашивалось единственное объяснение: одежду с Глории сняли где-то еще, а потом принесли сюда и сложили на стул.

Спокойствие, сказал он себе. Только спокойствие. Не сходи с ума. Скорее всего, Глория просто разделась в ванной, приняла душ и отнесла все сюда.

Он поспешил в ванную и осмотрел там все в поисках пуговицы. Но не обнаружил ее.

Впрочем, и это еще ничего не значит.

Эта версия куда логичнее, чем то, что кто-то «помог» ей раздеться.

Дэйв открыл аптечку. Зубная щетка Глории стояла в кружке. Он провел пальцем по щетинкам. Сухая. Значит, Глория утром не чистила зубы.

Он подошел к ванне. Ее дно было сухим, а лежавшая на держателе для душа мочалка совершенно не выглядела влажной.

Слишком много нестыковок.

Глория должна была вернуться домой вчера ночью. Ее автомобиль стоит на дороге.

Дэйв вышел из ванной. Сердце бешено колотилось. Его грызли дурные предчувствия.

Он решил обойти весь дом в поисках Глории.

Или ее тела?

Нет. Хорош раздувать из мухи слона.

Тем не менее он обследовал все комнаты, осмотрел каждый шкаф, заглянул во все уголки, где можно было поместить труп.

Бродя по дому, Дэйв старался не думать о том, что ищет на самом деле, обращая внимание на любые мелочи, могущие доказать, что Глория вернулась живой и невредимой.

На обеденном столе он нашел ключи и кошелек Глории. Лежащие в бумажнике восемьдесят долларов убедили его, что дело не в ограблении. Но больше это ни о чем не говорит. Скорее всего, она вчера просто оставила бумажник дома. Тут он вспомнил, как Джоан говорила, что на ногах у Глории вместо обуви были пакеты.

Те пакеты, что ему удалось найти, были аккуратно сложены и подвешены на специальный крючок возле двери. Еще один был заправлен в мусорное ведро. Больше ни одного. Выходит, те, что она носила на ногах, просто-напросто исчезли.

Она могла выбросить их по дороге домой. Но что насчет всего остального?

Кстати, она могла оставить их в машине.

Точно. Проверим машину.

А если она заперта?

Внезапно Дэйв вспомнил про оставленные на обеденном столе ключи.

Итак, ключи есть. Глории нет. А дом был заперт.

Чертовски много нестыковок.

Он взял ключи и поспешил на улицу. Заглянув в окно «фольксвагена», на полу за пассажирским сиденьем он увидел продуктовый пакет. Открыв водительскую дверцу, он забрался внутрь, сел, откинул пассажирское сиденье и поднял пакет.

Там лежало только старое одеяло, которое Глория всегда возила с собой в багажнике.

Интересно, а где диктофон? Без него она шагу не ступит.

Он проверил бардачок. Там диктофона тоже не оказалось.

Может быть, он лежит где-то в доме, а я просто его не заметил.

Но что-то еще было не так…

Дэйв схватился за руль. Вытянув ноги, коснулся педалей.

Водительское сиденье было отрегулировано будто специально под его рост. Для Глории такая высота была слишком большой.

Значит, кто-то другой отрегулировал его под себя.

Выходит, подумал Дэйв, последним человеком, сидевшим прошлой ночью за рулем автомобиля Глории, был некто высокий.

Он откинулся на спинку кресла, зажмурил глаза и услышал собственный стон.

30

Телефон зазвонил, вырывая Робин из сладкого сна. Она открыла глаза, уперлась взглядом в потолок и поняла, что лежит не в спальном мешке, а в настоящей кровати. Еще через мгновение она вспомнила, где находится. И сразу догадалась, кто звонит. Перекатившись на живот, она приподнялась на локтях и сняла трубку:

– Алло?

– Говорит ваш персональный будильник.

– Привет, босс. – Прохладный ветерок проникал в комнату, холодил грудь. Робин засунула под нее подушку.

Когда она потянулась за одеялом, чтобы прикрыть плечи, Нейт на другом конце провода спросил:

– Ну как, хорошо спалось?

– Не очень. Все ты виноват.

– Я? – с притворным удивлением спросил он. – Как это? Я выбрал плохой мотель? В нем слишком шумно? Или кровать жесткая? Или что-то еще? Видимо, я слишком рано ушел.

– Вот то-то и оно. Ты не ушел.

– Что?

Робин немного сдвинулась в сторону, чтобы ощутить тепло простыней и подушки:

– Что бы я ни делала, мне никак не удавалось выбросить тебя из мыслей. Полночи ты не давал мне заснуть.

– Жаль, что меня на самом деле не было рядом.

– Еще как жаль…

Трубка замолчала, слышны были лишь помехи.

– Эй, ты еще там? – спросила Робин.

– Извини, я немного отвлекся, чтобы отвесить себе оплеуху за то, что испортил тебе ночь.

– Эй, ты с ума сошел?

– Ничего не могу поделать, чувствую себя дурак дураком.

– Не глупи. Ты очень милый.

– Правда?

– Правда.

– Если бы я только знал, что ты так маешься…

– Но ты же знал, верно?

– Наверное, да. Во всяком случае, надеялся. Просто не хотел, чтобы ты подумала, будто я сделал все это специально, чтобы… остаться. В смысле, я боялся, что ты неправильно меня поймешь. Понимаешь? Снял тебе комнату. Пообещал устроить на работу. Я не хотел, чтобы выглядело так, будто все это ради того, чтобы затащить тебя в постель.

– Но ведь мы оба понимаем, что все именно так.

В трубке послышался смешок. Робин почти ощущала на своем ухе его дыхание.

– Ты для меня значишь гораздо больше, – сказал Нейт.

– Ты для меня тоже.

– Хочешь, позавтракаем вместе? – спросил он.

– Конечно. Я уже готова. Через сколько ты сможешь подъехать?

– Минут через десять, если потороплюсь.

– Так поторопись.

Робин повесила трубку и вылезла из постели. От прохладного утреннего воздуха все тело покрылось мурашками. Дрожа, она зашла в ванную, сходила в туалет и почистила зубы. Она знала, что ванна взбодрит и согреет ее, но времени не было. Робин понимала, что Нейт подождет ее, если она попросит, но ванна не имела никакого значения. Все, что имело значение – это вновь оказаться с ним как можно скорее.

С того момента, как он ушел от нее ночью, Робин испытывала странное чувство, будто он забрал с собой частичку ее самой. Чувство, будто ей не хватает чего-то, непонятно чего. Но она утешала себя тем, что когда он вернется, все опять наладится.

Наверное, эта недостающая частичка и есть Нейт, думала она, умываясь. Или мое украденное сердце. Как насчет такого варианта?

Интересно, существует ли песня, в которой поется о такой вот потерянной частичке?

Он забрал мое сердце и умчался куда-то, Но ведь он же вернется, вернется когда-то.

Принесет мое сердце на серебряном блюде? Да ну их, эти блюда, она же не Иоанн Креститель[24]… Лучше так:

С моим сердцем в кармане он скрылся той ночью, Но вернется к утру, и я знаю, он точно Принесет мое сердце, положив на поднос, Если, прежде, конечно, не съест его пес…

Робин улыбнулась своему отражению в зеркале, взяла полотенце и стала вытираться. Закончив с утренними процедурами, она вышла из ванной. Желая предстать перед Нейтом как можно эффектнее, она решила надеть новое платье. Тем более, на этом платье есть логотип Фанленда, подумала она, самое то для первого рабочего дня в этом парке.

Только закончив возиться с поясом, она услышала шаги на балконе, а через мгновение – стук в дверь.

– Минуточку, – отозвалась Робин.

Проходя мимо зеркала, она поправила прическу, подошла к двери и открыла ее.

Нейт вошел в комнату и тут же заключил Робин в объятия. Она ответила тем же. Их губы соединились в поцелуе. Потерянная частичка была восстановлена.

Робин снова ощущала себя единым целым.

Отстранившись, она посмотрела ему в глаза и прошептала:

– Я по тебе скучала.

– А я скучал еще сильнее.

– Нет, не сильнее, чем я.

– Поверь, гораздо сильнее.

– Ладно, верю.

Он улыбнулся, и она ощутила его дыхание на своих губах.

Его руки нежно скользнули по спине Робин вниз, но не задержались на пояснице, а опустились еще ниже и, обхватив за ягодицы, прижали ее к себе.

Робин слегка выгнулась назад, стараясь не разрывать столь приятных объятий, и сказала:

– Я еще не успела собрать свои вещи.

– У тебя для этого куча времени. Выписка из номера в одиннадцать, а сейчас только восемь. После завтрака ты можешь еще немного отдохнуть здесь, если захочешь.

– Ух ты!

Она тут же представила себе, как снова будет принимать ванну.

– А во сколько мне приступать к работе?

– Как только будешь готова. Просто приходи к пассажу – у меня там есть специальная комнатушка, где ты сможешь оставить свои вещи.

– Звучит неплохо.

– Ага. Ну что, готова идти завтракать?

– Да, я голодна как волк.

– Отлично.

Она поцеловала его еще раз и отвернулась, чтобы взять с полки сумочку и ключ от номера.

Взявшись за руки, они шли вдоль балкона. День выдался ясным, но прохладный утренний ветерок слегка пробирал Робин, пока они не вышли из тени мотеля и не оказались на разогретой солнцем стоянке.

Нейт подвел Робин к пассажирской дверце своего «транс-ам».

– Я смотрю, ты не шутил, когда говорил, что денежки у тебя водятся.

– Нет, конечно. – Он открыл ей дверь.

– Знаешь, тут через дорогу есть прекрасное место, чтобы позавтракать.

– Ладно, попробую довериться тебе. Ты ведь у нас эксперт, – с улыбкой сказал Нейт и захлопнул дверцу.

Они перешли улицу и вошли в кафе. Уселись друг против друга прямо перед витриной. Вскоре подошла официантка и наполнила их кружки горячим кофе. Сделав глоток, Робин посмотрела на кружку Нейта: густой, горячий пар исходил из нее, струясь перед его лицом.

– Даже не знаю, когда еще мне было так хорошо, – сказала она.

– Просто тебе нужно почаще останавливаться в мотелях.

– Дело вовсе не в мотеле. Не из-за него мне так хорошо. Из-за тебя.

Нейт покраснел:

– Не такой уж я и хороший, как ты думаешь.

– Старушек бьешь?

– Гораздо хуже, – проговорил он с вымученной улыбкой, но Робин заметила какой-то мрачный огонек в его глазах.

– С тобой все в порядке?

– Просто проголодался. – Он взял одно из меню и принялся изучать.

Робин взяла свое.

– Что ты мне порекомендуешь? – спросил он. – Интересуюсь у тебя, как у главного специалиста по завтракам.

– Первый номер. Два яйца, сосиска и картофельные оладьи.

– Надо было догадаться. Дай-ка мне еще один шанс: в яйцах ты больше всего любишь желток, верно?

– В самую точку.

Снова подошла официантка, и они сделали заказ. Как только официантка ушла, Нейт уставился в окно.

– Прекрасный день, – сказала Робин.

– Да, – он повернулся к ней. – Жаль, что приходится тратить его на работу.

– Ну почему же жаль? Я из-за этого нисколечки не переживаю.

– На самом деле мы можем выйти на работу в пять. Меня пока подменит Гектор.

– Это который суетлив, как собачонка? Я думала, ты не очень-то доверяешь ему свои дела.

– Ну, в чрезвычайной ситуации…

– Что еще за чрезвычайная ситуация?

– Я хочу быть с тобой. Наедине. С тобой, и только с тобой.

Робин почувствовала, как по всему телу разливается тепло. Горло сдавило. Она перегнулась через стол и погладила Нейта по руке.

– Я подумал, что мы могли бы пойти ко мне домой, – сказал он. – Я поджарил бы пару стейков на барбекю, мы поплавали бы в бассейне.

– А что, мне нравится.

– Отлично! Просто здорово!

– Ты говорил, что хочешь побыть со мной наедине. А где будут твои родители?

– Там же, где и сейчас. В Сан-Франциско. Они не вернутся до следующей среды.

– До следующей среды? – Внезапно сердце Робин застучало сильнее обычного.

– Ты можешь до того времени остаться у меня, если хочешь.

– Боже, – пробормотала она, вся дрожа. Вместе с волнением и надеждой она испытывала и ужасную тревогу.

Просто все происходит слишком быстро.

– Вообще-то ты вовсе не обязана этого делать, – сказал Нейт. – То есть я не хочу тебя заставлять. Но у нас есть пара комнат для гостей. Или, пока мы не подберем тебе постоянного места, ты можешь оставаться в мотеле…

– Просто у меня никак в голове не укладывается. Боже…

– Не торопись с ответом, хорошо? На стейки-то ты придешь? А насчет остального… будет так, как ты решишь сама. Прислушайся к своим чувствам, когда придет время.

Когда придет время.

– Ладненько. На барбекю я обязательно приду. И… там и обсудим все остальное.

Официантка принесла заказ, и Робин уставилась в свою тарелку.

– Что-то не так? – спросил Нейт.

– Не уверена, что могу есть.

– Извини. Слушай, если ты так переживаешь из-за предстоящей ночи… – Он нахмурился и покачал головой. – Я не хотел тебя обидеть. После того как мы позавтракаем, я вернусь в мотель и зарегистрирую тебя еще на несколько ночей. Завтра у меня выходной, и мы можем провести весь день в поисках квартиры, хорошо? Ведь ты все еще планируешь остаться здесь, да? Я вовсе не хотел… отпугнуть тебя. Все мой чертов язык. Я совершенно не хотел принуждать тебя… Черт, сморозил какую-то чушь. Я вовсе не пытался затащить тебя к себе домой. Я прекрасно понимаю, как это прозвучало, но… – Внезапно он замолчал с недоуменным видом. – Что в этом смешного?

– Ты.

– Я?

– Ты так взбудоражен…

– Просто не знаю, как тебе объяснить…

– Если ты спросишь, согласна ли я на твое предложение, я отвечу утвердительно.

Уголок его рта слегка приподнялся:

– Да?

– Да.

– Просто я не хочу, чтобы ты подумала, будто я пытаюсь…

Робин с улыбкой подняла руку.

– Расслабься, – сказала она. – И поешь.

Он пожал плечами, посмотрел на нее, как бы спрашивая, не продолжить ли ему свой монолог, затем покорно склонился над тарелкой и принялся за завтрак.

Робин тоже приступила к еде. Сердце бешено колотилось, кусок не лез в горло, она запивала водой и кофе и запихивала в рот новые порции, думая лишь о том, чтобы Нейт не заметил ее волнения.

Нейт заметно повеселел:

– Я смотрю, аппетит к тебе вернулся?

– Как видишь. Наверное, из-за твоего монолога.

– Я просто имел в виду, что ты поживешь в моем доме сейчас, пока у тебя нет постоянной крыши над головой.

– Да-да, я так и поняла.

– Поверь, я никогда…

– Ешь давай, ладно?

– А мотель тебе понравился? – спросил Нейт, кивая в его сторону. – Мы могли бы подыскать другой, если…

– Мотель просто шикарный.

Нейт завершил завтрак в молчании. Все это время он смотрел на Робин, пытаясь выдавить улыбку, и она понимала, что он не только расстроен, но и очень смущен.

Она подошла к кассе вслед за ним. Он расплатился и открыл перед ней стеклянные двери.

Когда они вышли на улицу, Робин взяла его за руку.

– Давай же взбодрись, – сказала она. – Ведь это не конец света.

– Я знаю. Извини.

Подойдя к обочине дороги, они подождали, когда остановится поток машин, и перебежали на другую сторону.

– В следующий раз все будет хорошо, – сказала она.

– Да.

– Я не хочу провести весь день, мучаясь вопросом, что будет этой ночью, понимаешь?

– Конечно.

– Иначе мои пальцы запутаются в струнах банджо, и я забуду, как петь.

Они остановились на стоянке перед мотелем.

– Сейчас я пойду в офис и…

– Зайди на минутку ко мне. Я хочу дать тебе кое-что.

– Ладно.

Они поднялись по лестнице и оказались на балконе. Робин достала из сумочки ключ от номера. Попыталась засунуть его в скважину, но промахнулась, и он скользнул мимо.

– Ты очень волнуешься, – заметил Нейт.

– А все из-за тебя. – Наконец ключ вошел. Робин повернула его и открыла дверь. Нейт прошел в комнату вслед за ней, не заметив, как Робин повесила табличку «Не беспокоить» на внешнюю ручку двери, прежде чем закрыть ее.

Он обернулся. По выражению его лица Робин догадалась, что он ни о чем не подозревает. Он все еще переживал из-за этого разговора о предстоящей ночи, но уже держался посмелее.

Она обняла его, посмотрела ему в глаза и увидела в них растерянность.

– Мы что-то говорили о следующем разе? – сказала она, чувствуя, как дрожит голос от волнения. – Вот, кажется, и он.

– А?!

– Если бы я просто дожидалась сегодняшнего вечера, весь день бы пошел насмарку.

Нейт был потрясен.

– Ты шутишь, – прошептал он.

– Разве?

Он издал сдавленный стон, скорее мучительный, чем радостный. А потом обнял Робин, прижал к себе, и она нашла ртом его губы.

31

– Что он сказал? – спросила Джоан, когда Дэйв вышел из кабинета начальника.

– Он согласен, что ситуация серьезная, но пока, мол, не имеет права ничего предпринимать. Если Глория не обнаружится до завтра…

– Опять сраные двадцать четыре часа, – сказала Джоан. – То же самое было, когда исчезла моя мать.

– Тебе удалось что-нибудь выяснить?

Покачав головой, Джоан подняла со спинки кресла куртку и закинула на плечо:

– Я сделала несколько звонков. В редакции она не появлялась со вчерашнего утра. В больницу похожих на нее по описанию женщин не доставляли. В морг тоже.

– Уже что-то.

Они подошли к патрульной машине. Джоан бросила куртку в багажник и скользнула на пассажирское сиденье. В салоне стояла невыносимая духота, поэтому Джоан опустила свое окно. Дэйв сел за руль, и они выехали со стоянки.

– Кто-то явно не желал, чтобы подозрения пали на Фанленд или пляж, – сказала Джоан. – Но если это так, значит, с Глорией действительно случилось что-то страшное. Иначе зачем бы преступникам заметать следы?

Дэйв кивнул:

– Им пришлось изрядно постараться, имитируя ее возвращение домой.

– Кстати, как им удалось выяснить, какие у нее машина и адрес?

– А очень просто. Во-первых, стоянка ночью наверняка практически пустовала, а во-вторых, они спокойно определили ее «фольксваген» по ключу. А в бардачке нашли права и прочли адрес.

– Это сделал кто-то очень шустрый, – заметила Джоан. – И хорошо знакомый с городом. Сильно сомневаюсь, что на такое способен кто-нибудь из бомжей. У них на это мозгов не хватит.

– Не все же они ненормальные.

– Не знаю, лично я еще ни одного нормального не встречала. Я склоняюсь к тому, что это дело рук троллеров.

– Или какого-то третьего лица, о ком мы даже не догадываемся. Может, она столкнулась с серийным убийцей. Нужно учитывать любые варианты.

– Возможно, – сказала Джоан. – Но я бы поставила на Огромного Козла Графа и его шоблу. Наверняка они напали на нее, перепутав с троллем.

– Думаю, она бы быстро объяснила им, кто такая на самом деле.

– Сказала бы, кто она? Она не идиотка. Узнай они, что им в руки попалась Глория Вестон, ей бы не поздоровилось.

– «Не поздоровилось» бы ей, посчитай они ее троллем. Но если бы они поняли, что она совсем не та, за кого себя выдает… – Дэйв покачал головой. – Это значило бы, что их жертва – вменяемый человек. Который может их опознать, свидетельствовать против них. И тогда ей бы не просто «не поздоровилось».

– Хочешь сказать, что они могли ее убить? Дэйв, это слишком серьезный шаг для шайки ребят, которые до сих пор только и делали, что тузили бомжей и оставляли их… в неудобном положении.

– Но что, если они перешли эту границу…

– Да. Господи. Я понимаю, о чем ты…

– Не думаю, что они стали бы проделывать такие фокусы с автомобилем и одеждой, не будь уверены, что она уже никогда не вернется домой. Ни-ког-да.

– Ситуация становится все страшнее.

– Она знала, на что шла, – сказал Дэйв.

– Неплохой способ самоутешения.

– Ага.

Дэйв сбавил скорость и свернул на стоянку Фанленда.

– Послушай, – сказала Джоан, – это пока лишь версия, «худший вариант». С Глорией может быть все в порядке. Ведь могут быть и другие объяснения. Она могла встретить кого-нибудь прошлой ночью. Парня. Возможно, какого-нибудь старого приятеля. Он мог отвезти ее домой в ее же машине. Там она переоделась и пошла с ним куда-то.

– Оставив дома ключи и кошелек?

– Ты говорил, что у нее есть запасные ключи.

– Хорошая теория, – сказал Дэйв. – Надеюсь, ты права. Но слишком много в ней неувязок.

– Всем неувязкам тоже можно найти простые объяснения.

Дэйв остановился на парковке, заглушил двигатель и посмотрел на Джоан.

– Я знаю, – пробормотала она.

– Черт возьми, мы пытались ее предупредить.

– Да. Пытались. Но могли бы и получше пытаться.

– Кто ж знал, что так выйдет.

– Я жалею только, что мы не слишком усердствовали в поисках. Мы могли бы остановить ее. Я бы могла. Я могла подойти к ней еще тогда, когда увидела на ступеньках в нелепом костюме тролля.

– Она бы послала тебя подальше.

– Но тогда она была еще жива, Дэйв. И я видела ее. Блин, я просто могла бы заковать ее в наручники и доставить домой, если бы знала, чем все закончится.

– Но мы не знали. Нам не стоит себя винить. Мы знали, что это опасно, но… жизнь вообще опасная штука. Как знать, вдруг меня сегодня пристрелят на работе…

Джоан почувствовала, как внутри что-то сворачивается в тугой комок.

– Эй, не говори так.

– Я к тому, что рискую каждый день, и раз ты волнуешься за мою жизнь, то что теперь, заковать меня в наручники и держать дома?

– Я виню себя в том, что вовремя не очистила Фанленд от ублюдков, которые это сделали.

Дэйв улыбнулся:

– Вот так другое дело. В этом я тоже могу винить и тебя и себя. Беда в том, что мы не знали, что эта ее идиотская выходка приведет к смерти. Если, конечно, она мертва. Мы даже этого не знаем наверняка. Давай, нам лучше поскорее оказаться на променаде.

Они вышли из машины. Джоан смотрела на Дэйва, обдумывая, как лучше преподнести ему свой план.

– Мы обязательно выясним, кто это сделал, Дэйв. Мы припрем его к стенке… его или их. Мы обязательно узнаем, что они с ней сделали.

– Серьезно? И как же мы это сделаем?

– Вернемся сюда ночью. После закрытия. Я буду переодета.

– Использовать тебя в качестве приманки? Ни в коем случае.

– Мы должны это сделать. И ты это знаешь.

Джереми сидел, сгорбившись, за кухонным столом, подхватывая ножом из тарелки куски яичницы и бекона и с жадностью отправляя их в рот вместе с румяными тостами.

– Для человека с бодуна у тебя превосходный аппетит, – заметила мать.

Он ничего не ответил, только кивнул и запихнул в рот очередную порцию яичницы. До нынешнего дня он никогда не страдал похмельем, но слышал, что в его состоянии обычно воротит при одной мысли о еде. Он же, наоборот, испытывал зверский голод.

Оно и неудивительно: его рвало всю дорогу домой. Будешь тут голоден, подумал он.

– И все-таки я жду объяснений насчет вчерашнего.

Он осторожно взглянул на нее. Повернуть глаза значило перевести регулятор боли в голове на максимум.

– Я же извинился. Блин, чего тебе еще надо?

– Я хочу знать, почему ты пришел домой пьяный?

– Я не думал, что от пунша можно так окосеть.

– Ну-ну…

– Честное слово. Тем более, остальные его тоже пили…

– А если бы остальные прыгали с…

– Знаю, знаю! Господи, сказал же, что сожалею. Не надо больше выносить мне…

– Не смей говорить в таком тоне.

Он откинулся на стуле и закрыл глаза. Они казались горячими и пересохшими. И слишком большими. Ощущение было такое, словно они раздулись в два-три раза и пульсируют, вызывая чудовищную головную боль.

– Я усвоил урок, – пробормотал он. – Я себя чувствую… хуже некуда. Обещаю, что никогда больше не буду пить. Только прекрати меня прессовать. Пожалуйста, ладно? Мне еще нужно встретиться со Светлячком на пляже.

– Ах, вот оно что. Светлячок. Пожалуй, я заблуждалась, сочтя ее вполне приличной барышней.

Джереми открыл глаза и нахмурился:

– Она…

– Я не считаю нормальным идти на вечеринку и там напиваться в хлам. Тем более зная, что еще нужно довезти до дому тебя. И я не намерена выслушивать никаких оправданий. А ты в следующий раз думай, прежде чем садиться в машину к…

– Мама, она не пила. Ничего, кроме пепси…

– И я должна в это верить?

– Это правда. Она не выпила ни грамма алкоголя.

– То есть она понимала, что этот пунш довольно крепок?

– Нет. Она просто не пьет пунш. – Несмотря на пульсирующую боль, в голову пришла идея: – Я только что вспомнил. Она говорит, у нее диабет. Поэтому она и пила не пунш, а пепси без сахара.

– Хм-м-м-м…

Он не знал, поверила мать или нет, но его самого удивляло, что он так отчаянно защищает Светлячка. Черт, ведь она уехала и оставила его там.

Без особой причины.

Возможно, он когда-нибудь спросит ее об этом. Если они еще увидятся.

Но в данный момент Светлячок была для него лишь поводом отправиться на пляж, поэтому он и пытался убедить маму в ее невиновности. Иначе с нее станется посадить его под замок.

А если он не пойдет на пляж и не увидит Таню…

– А потом она узнала, что пунш очень крепкий, – сказал он, – и предупредила меня. Я и не стал больше пить.

– Пожалуй, я поторопилась со своими выводами о ней.

– Кстати, ты очень ей понравилась. Говорит, вот бы ей такую маму.

– Правда? – Мать приподняла брови, явно польщенная.

– Да, она говорит, что ты очень милая.

– Что ж, это, конечно, хорошо, но я считаю, что сейчас тебе все-таки нужно остаться дома. Я не могу просто взять и закрыть глаза на вчерашнее.

– Но ведь Светлячок ждет меня. Будет ждать. А потом решит, что я нарочно не пришел.

– Александр Грэхем Белл изобрел очень удобное устройство…

– Я не знаю ее телефона, мама. А она – моего… Пожалуйста. Это несправедливо по отношению к Светлячку. Она собиралась устроить пикник, наверное, уже все подготовила, будет меня ждать. Ждать, не зная, где я и что со мной. Это просто несправедливо.

– Надо было думать об этом прошлой ночью.

– Отлично! – взорвался Джереми. – Хорошо. – Он с грохотом бросил нож и вилку прямо в тарелку, и мать вздрогнула, как от пощечины. В его глазах блестели слезы. – Я останусь дома. Останусь дома навсегда. Ломай мою жизнь, разве не этого ты добиваешься? Впервые в своей чертовой жизни я завел друзей, а ты только и делаешь, что пытаешься все испортить! Если уж ты так меня ненавидишь, так лучше просто пристрели! Пристрели и покончи с этим раз и навсегда!

Оттолкнув свой стул, он бросился вон из кухни.

– Джереми! – закричала мать ему вслед.

– К черту! Пошло все к черту!

Он влетел в свою комнату и бросился на кровать. Голова разрывалась от боли. Ему казалось, что кто-то орудует в его мозгах острыми кинжалами. Натянув подушку поверх ушей, он уткнулся лицом в одеяло и мучительно зарыдал.

Прошло несколько минут, прежде чем он услышал шаги. Матрас слегка просел, когда мать опустилась на край кровати. Рукой она принялась нежно поглаживать его спину.

– Если это действительно для тебя так важно… – начала она. Голос ее звучал приглушенно, но Джереми не мог не уловить в нем легкой дрожи. Он перестал сжимать подушку, но продолжал держать ее на голове. – Я не хочу лишать тебя пикника с симпатичной девушкой. Ты же знаешь, я сама была в твоем возрасте и все прекрасно понимаю.

– Извини, – сказал он. – Я не должен был… кричать, и все такое…

– Да, не должен был… Но мне кажется, что и я была слишком строга с тобой. Но наказания тебе не избежать: во-первых, на две недели я урезаю тебе карманные деньги, а во-вторых, теперь ты моешь посуду.

– Как долго? – пробормотал он.

– Столько же. Две недели.

– Это жестоко.

Он услышал, как она рассмеялась. А затем отвесила ему несильного шлепка по заду и поднялась с матраса.

Он перевернулся и сел, глядя, как она идет к двери. Уже в дверях она вдруг обернулась и посмотрела на него. Глаза ее покраснели, а лицо было мокрым от слез.

– Спасибо, мама – сказал он.

– Если у нас и бывают какие-то дрязги, все равно знай, что я люблю тебя, дорогой.

– Я знаю. Я тоже тебя люблю.

– А теперь лучше поторопись, если не хочешь, чтобы Светлячку пришлось ждать.

Нейт нежно поцеловал Робин в губы.

– Я хотел бы остаться, – прошептал он.

– Я тоже. Но не могу больше тебя задерживать.

– У нас впереди еще целая ночь. И завтра, и следующий день, и следующий.

– Ты уже, наверное, устал от меня.

– Я никогда от тебя не устану. – Нейт снова принялся целовать ее в губы, постепенно опускаясь ниже, к подбородку, к шее. Его член выскользнул из нее, но Робин до сих пор ощущала его внутри. Нейт целовал ее соски, грудь, живот, а потом встал перед ней на колени; в глазах его были тревога и печаль.

Робин сложила руки под головой, приподняла колени и разогнула их, нежно опустив ноги Нейту на спину.

– Я никогда еще не чувствовал… ничего подобного ни с одной девушкой, – проговорил он, медленно водя рукой по ее бедру. – А что насчет тебя?

– А что насчет меня?

– Скажи, как тебе это все?

– Нет уж. Ты начал, ты и продолжай…

– Кажется, я в тебя влюбился. Но не из-за того… что между нами было только что… Я влюбился в тебя гораздо раньше.

– И я полюбила тебя гораздо раньше, а то, что между нами было, только усилило это.

– И со мной то же самое. – Он сложил руки на коленях. – Боже, если бы только не нужно было никуда идти…

– Я пойду с тобой.

– Нет. Ты же хотела остаться и принять ванну. – Он улыбнулся. – Теперь ты и в самом деле в ней нуждаешься. – Он похлопал Робин по колену и поднялся с кровати.

Робин перевернулась на бок и смотрела, как он нагнулся за трусами. Тело его было гладким и мускулистым, кожу покрывал золотистый загар, за исключением того места, которое обычно скрывалось под шортами. Там кожа была белой.

Когда Нейт надел джинсы и стал их застегивать, Робин села на краю кровати, глядя, как Нейт надевает футболку, носки и теннисные туфли.

Это странное чувство – быть обнаженной, когда он одет.

Странное, но прекрасное.

Она встала, он подошел к ней. Положив руки на ее бедра, он посмотрел ей в глаза и проговорил:

– Надеюсь, мы увидимся в час или около того. Буду ждать. Подходи к пассажу, когда будешь готова.

– Постараюсь как можно скорее: я ведь уже скучаю.

Она обняла его, прижала к себе и нежно поцеловала.

Джереми ехал ближе к обочине, стараясь крутить педали как можно медленнее: любое движение отзывалось в голове болью. Впрочем, ему уже полегчало, наверное, благодаря свежему утреннему ветерку.

Больше всего он сейчас мечтал купить мороженого, когда доберется до Фанленда. Хотя похмелье было у него впервые, он почему-то не сомневался, что мороженое поможет хоть немного затушить жестокую изжогу.

Он снова вспомнил, как запустил остатками своего мороженого в Таню, как вытирал его с ее ног, пробираясь в шорты, а потом воспоминания вернули его во вчерашнюю ночь, в спальню Тани, отчего сердце забилось чаще, а боль в голове запульсировала еще сильнее.

Не думай об этом, сказал он себе.

Но теперь, вернувшись мыслями в Танину спальню, он уже не мог думать ни о чем другом.

Перед глазами поплыли круги, он испугался, что сердце вот-вот выскочит из груди, а голова взорвется от боли. Он зажмурился и почувствовал, как велосипед повело в сторону. Открыв глаза, он увидел, что его вынесло на середину проезжей части. Со всех сторон ему сигналили автомобили. Не оглядываясь, он вывернул руль вправо, стараясь не обращать внимания на проносящиеся мимо машины. «Мудила!» – крикнул ему какой-то водитель. Переднее колесо велосипеда уперлось в бордюр, и Джереми затормозил, поставив ногу на тротуар, пытаясь отдышаться и хоть немного взять себя в руки.

Он зажмурился и обхватил голову руками. Образ Тани кружился перед глазами, не эротичный, но жутко искаженный. Джереми не мог выбросить его из головы. Он чувствовал, что сейчас или упадет в обморок, или его вырвет.

Пляж, сказал он себе. Я должен добраться до пляжа.

Он уже видел себя лежащим на горячем золотистом песке.

О, как бы это было прекрасно. Просто лежать, не двигаясь, и ни о чем не думать.

Представив себе пляж, Джереми почувствовал, как головная боль отступает. Он стал думать об успокаивающем шуме прибоя и чайках.

В конце концов, устав терпеть, он вытащил из кармана рубашки бутылек аспирина, открутил колпачок и всухую проглотил три таблетки.

Казалось, они застряли где-то в середине груди.

Запить. Нужно срочно чего-нибудь выпить.

Оглядевшись, он увидел автомат с газировкой возле мотеля. Медленно оседлав велосипед, Джереми въехал на тротуар и повернул туда.

Вдруг какое-то движение на балконе второго этажа привлекло его внимание.

Это просто какой-то парень выходит из одного из номеров.

Но что-то в нем казалось таким знакомым…

Парень развернулся и задержался в дверях, видимо разговаривая с кем-то внутри. Потом махнул рукой на прощание, закрыл за собой дверь и направился к лестнице.

Когда парень повернулся к нему в профиль, Джереми узнал его.

Нейт.

Забыв о жажде, Джереми развернул велосипед и шмыгнул за угол. Оказавшись на другой стороне улицы, он обернулся и увидел, как Нейт забирается в красный спортивный автомобиль. Джереми отъехал чуть подальше, прежде чем услышал урчание заводящегося мотора. Когда звук стал слабее, Джереми обернулся и убедился, что автомобиль отъезжает.

Он вывел велосипед обратно на угол, где увидел Нейта.

Посмотрел на закрытую дверь номера.

Что, черт возьми, Нейт, ты там делал?

В мотеле. В десять часов утра, в субботу.

Скорее всего, он был там с девушкой, другого объяснения Джереми не видел.

С Таней? Таня там?

Нет, в этом нет никакого смысла.

Он заметил кафе прямо через дорогу и сообразил, что если займет там место возле окна, то сможет без труда разглядеть того, кто выйдет из номера.

Тем более, там можно чем-нибудь запить аспирин, казалось, прожигавший в груди дыру.

Не отрывая глаз от двери номера, Джереми слез с велосипеда и зашел в кафе.

32

Пепси-кола помогла растворить аспирин и унять боль, хотя и не полностью.

К тому времени, как Джереми ее допил, из номера так никто и не вышел.

Ему здорово полегчало. Сода помогла унять боль в животе, а аспирин – в голове. Кроме того, купив напиток, он мог спокойно посидеть в кафе.

Некоторое время он цедил через соломинку воду от растаявшего льда.

В кафе хватало свободных мест, но сидеть с пустым стаканом становилось неудобно. В конце концов он подозвал проходившую мимо официантку и заказал мороженого.

Он собирался купить вафельный рожок в Фанленде, но решил, что и эта порция повредит. Сидя здесь просто так, он рискует вызвать подозрения.

Наконец мороженое принесли, и Джереми принялся за него так медленно, что последние ложки были уже не мороженым, а густым молоком.

Из номера тем временем так никто и не вышел.

Но Джереми своими глазами видел, что Нейт был там не один. Перед тем как выйти, он стоял в дверях и с кем-то разговаривал.

Это должна быть девушка, верно?

Но не Таня. Она никак не могла быть Таней. Оба были слишком злы друг на друга, когда Нейт ушел с вечеринки.

А если они помирились?

Джереми уже устал задаваться этим вопросом. Каждые пять минут в голову приходили одни и те же мысли.

Девушка, конечно, может быть Таней. Но он не верил в это; не хотел верить. Если они помирились и сняли номер в мотеле, это крах. Таня ужасно зла на Нейта. Джереми очень хотел в это верить. В противном случае у него нет ни единого шанса.

Кто же там, черт возьми?

А если она не выйдет? Не могу же я торчать тут весь день.

Джереми подумал, что придется заказывать что-то еще. Может, второй стакан пепси. Он покосился на официантку. Стоя к нему спиной, та протирала столик возле двери.

Он выглянул в окно.

И увидел, как дверь номера распахнулась. На балкон вышла девушка. Худенькая девушка в голубом трикотажном платье. Ее яркие светлые волосы были почти такими же короткими, как у Джереми. Несмотря на то, что она находилась слишком далеко и Джереми не мог разглядеть ее лица, прическа выдавала ее. Так же, как и фигурка. И рюкзак с чехлом.

Девица с банджо!

Та самая сучка, что облаяла его на променаде, пока он ждал Ковбоя. Та самая сучка, которую он обнаружил на следующий день – горланящей непотребную песенку о ядерной войне и «сосисках-гриль». Та самая сучка, с которой он боролся в своих фантазиях – и побеждал.

Он следил, как она идет вдоль балкона. Она двигалась легкой, летящей походкой, словно находилась на седьмом небе от счастья.

Еще бы ей не быть счастливой, подумал Джереми. После перепихона с Нейтом.

Погоди, вот Таня об этом узнает!

Он пялился на ее стройные загорелые ноги и небольшую попку, плотно облегаемую платьем. Рюкзак подпрыгивал, когда она сбегала вниз по лестнице.

Джереми вытащил из кармана бумажник, бросил на столик доллар «на чай», взял счет и поспешил к прилавку. Там никого не было. Слегка занервничав, он оглянулся через плечо и увидел, что девушка заходит в контору мотеля. Наверное, чтобы сдать ключ от номера или записаться еще на одну ночь.

Наконец, официантка закончила со столиком и подошла к кассе. Джереми расплатился и бросился к двери. Садясь на велосипед, он увидел, как девушка вышла из конторы и направилась в сторону Фанленда. Конечно!

Он ждал перерыва в движении, чтобы вместе с велосипедом перейти на противоположную сторону. Когда ему это удалось, девушка была уже на полквартала впереди. Он вскочил на велосипед и поехал следом.

Невероятно, думал он. Таня лопнет от злости. Черта с два они помирятся после такого. Нейт чпокает девку с банджо! Черт возьми, сучке не хватает всего ничего, чтобы носить гордое звание тролля.

То-то Нейт так вчера на всех ополчился. Вовсе не из-за того жирного старпера, что грохнулся с колеса обозрения. Это мы так должны были думать. А на деле он попросту запал на врага. Неудивительно, что он так хотел остановить троллиную охоту.

Неудивительно, что он ушел так поспешно.

Ему нужно было уйти.

В мотель.

Сношать своего тролля.

– Ни хрена себе, – сказал Джереми. – Вот паскуда!

Держась на расстоянии примерно в полквартала, он вслед за девушкой добрался до Фанленда. Пока она поднималась по главной лестнице, он пристегивал к стойке велосипед и потерял девушку из виду, когда она вошла в парк.

Оказавшись в Фанленде, Джереми поразился царившему там столпотворению. Была суббота, а ему еще не случалось гулять здесь в выходные. Он сновал в толпе, пытаясь отыскать девушку, но в конце концов сдался.

Это уже не имело значения.

Он не сомневался, что найдет ее, когда захочет. Небось опять скоро забренчит на своем банджо, останется лишь идти на звуки музыки.

Сейчас важнее рассказать обо всем Тане.

Вывести Нейта на чистую воду.

И удвоить свои очки в борьбе за Таню. «Ты должен показать себя с правильной стороны, – говорила она. – Доказать свою преданность». Лучше доказательства не придумаешь.

Может, его будет достаточно.

Он спустился по лестнице на пляж.

И остановился.

Как будто влекомая невидимым магнитом, его голова повернулась влево. Настолько, насколько позволяла шея.

Он смотрел на колесо обозрения.

Как сверкают на солнце его спицы! А тогда были темными и утопали в тумане. Он снова слышал вопли того старика в ночи, глухие удары его тела о спицы, видел, как оно летит вниз…

Джереми ухмыльнулся.

С одним покончено, на очереди еще сотня.

Все они должны заплатить.

Мы с Таней уничтожим их.

Не переставая ухмыляться, он отвернулся от колеса обозрения и побрел по песку.

На пляже, как и на променаде, было яблоку негде упасть. По дороге приходилось огибать расстеленные на песке одеяла, полотенца, складные стулья и даже несколько огромных зонтов. Повсюду сновали мокрые ребятишки, их радостные крики и смех сливались с голосами ди-джеев и рок-певцов из стоявших повсюду радиоприемников. Отдыхающие читали, спали, ели и пили, разговаривали, натирались лосьонами для загара.

На мужчин Джереми внимания не обращал.

А вот женщин изучал тщательно.

Вскоре во рту у него пересохло, а дыхание сбилось. Ему снова стало паршиво. Колотящееся сердце гнало кровь к голове, пробуждая боль, которая вроде бы уже почти отпустила.

Он пытался не заострять внимание на полуобнаженных женских телах, но их было слишком много.

Внезапно его взгляд остановился на блондинке в черном купальнике. Светлячок? Сердце застучало еще сильнее. Голова гудела.

Что же мне делать?

Надо поговорить с ней. Попросить прощения. Может, еще не слишком поздно.

Блондинка подняла голову, и Джереми увидел ее лицо. Глазки маленькие, нос острый, тонкие губы, тяжелый подбородок. Нет, это не Светлячок.

Слава Богу, подумал он.

Но в то же время почувствовал себя разочарованным.

Ты же не хотел, чтобы это оказалась Светлячок, успокаивал он себя.

Скоро у меня все наладится с Таней. Она уже почти моя.

Он поднял голову, прищурившись, посмотрел в сторону спасательной вышки. Там стоял парень в красных плавках.

– Черт!

Со злости Джереми ударил себя кулаками по ляжкам.

Вчера у нее была бурная ночь. Наверное, сегодня она не нашла в себе сил встать на работу.

Но я должен рассказать ей про Нейта!

От невыносимой боли закружилась голова, он упал на колени. Сняв рубашку, расстелил ее на песке и лег, опустив лицо на сложенные руки.

Пойду домой, думал он. Пойду домой и позвоню оттуда.

Нет. На променаде установлены платные таксофоны.

Он понял, что ему не хочется вставать. Горячий песок умиротворял… Солнечное тепло будто бы придавливало тело сверху, мягкий ветерок трепал волосы и ласкал спину.

Потом. Я сделаю это потом.

– Разрази меня гром, коли это не Герцожище.

Голос донесся словно откуда-то издалека.

Кто-то коснулся спины Джереми. Со стоном он перевернулся на бок и увидел Ковбоя.

– Здорово, – ответил он.

Похмельный синдром так и не прошел, но головная боль, похоже, отпустила.

Интересно, долго ли он проспал?

Расстелив полотенце на песке, Ковбой скрестил ноги и сел лицом к Джереми. На нем были все та же старая шляпа и плавки. Сбоку к его голове будто прикрепили наушник, а тело было испещрено порезами. Джереми не считал, но полагал, что их не меньше шести – восьми. Все на руках, груди и животе.

На некоторых были швы. Все были покрыты бурой коростой, кожа по краям покраснела.

– Не доверяешь бинтам?

– Солнышко – лучший лекарь. Как делишки, старый коняга?

– Да вроде нормально.

– А я вот с бодунища, голова что кочан.

– У меня тоже. Хотя уже, вроде, полегчало.

– А чего ты ушел так рано?

– Это все Светлячок, – сказал Джереми, подумав, заметил ли кто-нибудь, что она ушла без него. – Ей нужно было вернуться домой пораньше.

– Ты же не рассказал ей о ритуале?

Джереми показалось, что его ударили в лицо:

– О ритуале?

– О договоре на крови.

Ковбой знает?! Стараясь не выдать голосом потрясения, он сказал:

– Нет. Я ничего не говорил Светлячку.

– Вот и ладушки. Это только между Таней и парнями. Ну и Карен, потому как она лесби. Остальных девчонок это не касается.

– Она делала это со всеми парнями? – спросил Джереми.

– Естественно. И с Карен, я говорил.

Джереми кивнул, чувствуя себя обманутым, ограбленным. Он-то думал, что Таня провела этот ритуал, потому что считала его особенным. Думал, что она избрала его. Может, здесь какая-то ошибка, убеждал он себя, может, Ковбой говорит о чем-то другом…

– Значит, вы тоже заключали этот договор на крови, – сказал он. – И как все происходило?

– Старик, оно те надо?

– Конечно. Мне интересно, как это было у тебя? Что она сделала?

Ковбой поджал губы:

– Это было необычно, мужик. Ты не поверишь.

– Поверю.

– Сижу я, значится, дома один, да? Дело было прошлым летом, субботний вечер. Родаки свалили на какую-то тусовку, а мне, хоть и сижу дома один как перст, что-то неохота приглашать Лиз. Сижу, короче, в гостиной, смотрю по видаку «Зловещих Мертвецов-2»… Ты, кстати, это кино смотрел?

– Ага. Крутое.

– А помнишь, у того парня рука ожила и давай его херачить чем попало, а он такой…

– Так что по поводу Тани? – перебил Джереми.

– А, ну, значит, сижу такой в темноте, смотрю эту хренотень и дрожу от страха. А Таня только месяц как из больнички. Мы мотались по округе, искали тех говнюков, что ее обработали. Нас тогда было мало: она с Нейтом, я да Самсон; и знали мы только, что какие-то бомжары порезали ее «розочкой от бутылки». Это ни для кого не было секретом. Даже в газетах писали. Но всего мы не знали, что они там с ней проделывали. Нейт знал небось, но виду не подавал. Пообщались, короче, с кучей бомжей, а тех пидарасов так и не нашли. Нескольким прописали люлей и заставили свалить из города. На том и успокоились.

– Успокоились? – Джереми сел. Кожа на спине буквально пылала. Понимая, что почти наверняка обгорел, он взял рубашку, отряхнул с нее песок и накинул на плечи.

– Нейт так решил. Он смысла не видел, понял, что нам все равно не найти тех мразей, порезавших Таню. Да мы, по чеснаку, все думали, что те уж давно смылись подальше.

Джереми кивнул:

– Итак, ты смотрел «Зловещих Мертвецов». А что потом?

– Короче, приспичивает мне поссать, останавливаю фильм и топаю в тубзик. Один у нас на первом этаже, ну, знаешь, рядом с гостиной. Там еще нет ванны. Только душ, точнее душевая кабинка. Стою, значит, спиной к этой самой кабинке, пытаюсь заправить своего питончика обратно в пижаму, как вдруг слышу – душевая занавеска поехала. Первое, что мне захотелось сделать, так это заорать благим матом да драпануть оттуда во все лопатки… Но обернулся. Смотрю, Таня. Прикинь, стоит в душевой кабинке голышом, а в руке – мясницкий нож!

– Мясницкий нож?

– Бля, мужик, я знаешь что тогда подумал? Я подумал: мне капец. Она спятила, и будет из меня разделанный гусь.

– Боже, – пробормотал Джереми.

– Только она не набросилась на меня. И ни словечка не произнесла. Стоит, глаза таращит, а затем как давай водить лезвием по своим шрамам. – Ковбой покачал головой. Он смотрел на Джереми, но создавалось впечатление, будто он видит перед собой Таню. – Просто водила лезвием, понимаешь? Не сильно, чтобы не порезаться. И очень медленно. По всей длине, от соска и до самой киски. Бля-а… Большей дичи в жизни не видел. – Наконец его взгляд снова прояснился. – Как тебе это нравится, Герцог? Видал такое когда-нибудь?

– Нет.

– Вся такая загорелая и…

– А что было потом? Давай рассказывай!

– Ага, лады, так вот, стоит она и выделывает эти штучки с ножом. А потом вдруг говорит: «Вот что они со мной сделали, Ковбой. И это еще цветочки». И выкладывает всю правду-матку. Во всех подробностях, что они там с ней вытворяли.

– Да, она и мне рассказывала.

– А потом и говорит: «Они должны заплатить. Ты поможешь мне заставить их заплатить?» Я пытаюсь напомнить ей, как долго мы их искали, и ни хрена, а она прикладывает лезвие к губам, помолчи, мол. «Все они хороши, – говорит. – Если бы не те трое, это сделали бы трое других. Любой из них на такое способен. Все они – зло. Все должны заплатить». Сдается мне, смысл в этом есть. Не знаю. А тогда только башкой кивнул. Спорим, ты сделал то же самое?

Джереми кивнул.

– В общем, я пообещал, что буду охотиться на троллей вместе с ней хоть до Второго пришествия, коли ей того хочется. Тут она схватила меня за руку и втащила к себе в душевую кабину. Я уж подумал, что питончика ждет работенка, но тут она подняла свой мясницкий нож и поднесла к моей руке. – Подняв правую руку, он указал на небольшой бледный шрам на запястье.

Джереми в ответ поднял свою и показал Ковбою крошечный след от лезвия бритвы.

– Не особо большой порез, – отметил Ковбой. – Хотя зрение у меня сейчас не очень.

– Тем не менее кровь была.

– Ну вот, и мне она такой же примерно сделала. А потом порезала себя.

– Внизу?

– Да, прямо там.

– И ты прижал туда свою руку.

– Мамой клянусь! Засунула мою руку прямо себе промеж ног и говорит: «Теперь твоя кровь во мне, а моя в тебе. Мы кровные возлюбленные. Не кровные братья, как это называют индейцы, а кровные возлюбленные».

– То же самое она сказала и мне. И много чего еще. А что было потом? Ты занялся с ней этим?

Ковбой вытаращил глаза:

– А ты?

– Нет.

Он облегченно вздохнул:

– Я тоже. Но она намекнула, что все возможно, ежели я буду с ней в ее борьбе с троллями. Не знаю, взаправду ли это она. По крайней мере ничего такого не было.

– Но ты ведь не думаешь, что это просто ложь?

– Как знать? Я все жду. Может, я себя еще не проявил как следует.

– А она не занималась… этим… с кем-то из остальных парней?

– С Нейтом. Но я думаю, они делали это и раньше, так что это не то, что договор. А если у нее что-то с кем-то и было, я о том ни сном ни духом. Но я знаю, что «кровную любовь» она со всеми крутит.

– Может, она не занималась этим из-за Нейта?

Ковбой усмехнулся:

– Кому что, а вшивому – баня. Надеюсь, ты прав, и скоро нам обломится.

– Теперь, когда Нейт вне игры.

– У Нейта, видать, совсем шарики за ролики заехали, раз ушел от такой девчонки. Знал же, как мы все ему завидовали, а просто взял и кинул ее. Только потому, что всрался после убийства чертова тролля.

– Да, – сказал Джереми.

А сам подумал: вовсе не из-за этого. Но тебе я черта с два расскажу.

Это была его тайна. Его, и только его.

Никто не расскажет Тане правду о девушке с банджо. Никто, кроме него.

– Так мы встречаемся сегодня ночью? – спросил он.

– Да по-любасу, Герцог. Время и место те же самые.

Как же долго ждать, подумал он. Слишком долго. Я должен рассказать ей обо всем немедленно.

33

– Ты посмотри, какие люди, – сказала Джоан. Судя по тону, встреча с этими мальчишками ее не слишком обрадовала.

Вслед за ней Дэйв подошел к ребятам. Те о чем-то оживленно болтали, жуя корн-доги. Джоан остановилась прямо перед ними. Сперва они испугались, но потом выдавили напряженные улыбочки.

– Ну, как ваши дела? – спросила она.

– Все путем, – отозвался парень в ковбойской шляпе. Одна сторона его головы была забинтована. Он был в одних плавках, будто специально выставляя напоказ покрывающие его тело раны. Они выглядели довольно свежими и напомнили Дэйву собственную, которой он любовался сегодня утром в зеркале.

– Я бы хотел поблагодарить вас, – сказал паренек Джоан и перевел взгляд на Дэйва. – И вас тоже. Мне б крышка, кабы не вы…

– Рады, что смогли помочь, – сказала Джоан.

– Как твое ухо? – спросил Дэйв, пытаясь вспомнить имя парня.

– Да пришили на славу.

– Здорово вы врезали тому типу, – сказал другой паренек. Уэйн. Кажется, Уэйн. По сравнению с первым выглядел он прекрасно, не считая небольшого синяка на лбу. – Серьезно. Вмазали ему по челюсти, как футболист по мячу.

Джоан побагровела. Дэйв прекрасно понимал, что вовсе не от скромности.

– Рада, что хоть так смогла остановить его, – сказала она.

– А чем закончилась история с этим Чингачгуком и его дружбаном? – спросил тот, что с пришитым ухом. – Небось уже морозят яйца в тюрячке?

– Они оба находятся под стражей, – сказал Дэйв. – Один из них до сих пор в больнице.

– Надеюсь, это тот, что пытался сожрать мое ухо.

– Он самый, – сказал Дэйв.

– Боже, я так и думал, – сказал Уэйн, глядя на Джоан с благоговением. – После этого вашего удара я сразу же решил, что ему конец. Это было действительно круто.

– Ничего крутого в этом нет. – Она повернулась ко второму подростку и смерила его испепеляющим взглядом. – Я рада, что ты не сильно пострадал, но нечего было лезть на рожон. Уверена, ты сам хотел неприятностей и получил их. Чему было много свидетелей, включая и моего напарника. Так что вот тебе мой совет, дружок: веди себя тише воды, ниже травы и знай, что отныне я за тобой приглядываю. Подозреваю, ты нередко тут воду мутишь. Еще раз что-нибудь выкинешь – я буду тут как тут.

– Да, мэ-эм, – протянул паренек с видом смущенным и виноватым. Дэйв, правда, подозревал, что все это лишь показуха. – Прошу прощения.

Джоан посмотрела на Дэйва:

– Пойдем.

Они пошли дальше.

– Парочка раздолбаев, – буркнула она.

– Ничего, думаю, они извлекли урок.

– Этот пацан, Уэйн, небось остался только доволен. Помнишь, как он разодрал футболку на одной из тех девчонок? Наверное, осуществил одну из своих потаенных фантазий.

– Две против одного, и обе – гораздо больше его.

Джоан улыбнулась:

– То есть ты за него?

– Он должен был защищаться. Пусть даже они были девчонками. Иногда справиться с ними бывает гораздо сложнее.

– Да? Ты так считаешь?

– Ну, одну такую я знаю точно.

– И она тоже больше тебя. Но зато у тебя ноги красивее.

Дэйв опустил глаза, будто желая убедиться в этом.

– Вот что правда, то правда.

Она шлепнула его по заду.

– Смотри, напарница, не перегибай палку.

– Извини, что-то забылась.

– Не сказал бы, что мне это не понравилось. Думаю, каждый раз, когда ты касаешься моей задницы, ты делаешь это по зову сердца.

– Ладно, проехали. Во сколько ты собираешься ко мне заехать?

– Как насчет шести?

– Может, лучше в семь? Мне нужно немного времени, чтобы принять ванну и подготовить костюм.

Костюм. Они обсуждали эту затею с самого утра, и Дэйв надеялся, что все уже забылось, но, зная Джоан, понимал, что это вряд ли. Если ей что-то пришло в голову…

Я не смогу ее переубедить, решил он. Что я могу сказать? Дескать, Глория, сука, сама напросилась, и лучше просто-напросто о ней забыть? Нет, на Джоан это точно не подействует.

Она делает это по зову сердца.

Сознательно идет на риск.

Я прекрасно понимаю, как она не хочет возвращаться сюда после закрытия парка. Наверняка ей гораздо страшнее, чем мне. И тем не менее она не намерена отступать.

Такова ее натура.

– Давай наденем жилеты, – сказал он.

Джоан взглянула на него, шутливо нахмурившись:

– Думаешь, кто-то будет в нас стрелять?

– Я не шучу.

– Я тоже. Во-первых, жилет испортит мне весь костюм, а во-вторых, у нас нет никаких оснований считать, что троллеры ходят с огнестрельным оружием.

– Готов поспорить, ножи у них точно есть. И получить еще одно перо под ребро я предпочел бы в жилете.

Она посмотрела на него и кивнула:

– Я тоже. Ладно, уговорил, пойдем в жилетах.

– А каким будет твой остальной ансамбль? – спросил он.

– Ну, скрипки, кларнет…

– Не дури, – сказал он. – Ты же понимаешь, о чем я: что ты собираешься надеть?

– Поверх жилета? Даже не знаю.

– Неужели у тебя нет шкафа, забитого доверху грязным тряпьем?

– А не позаимствовать ли нам вещи нашей леди?

– Да. Я могу заехать к Глории и взять их.

Озорной взгляд исчез с ее лица:

– Не надо.

– Колготки вполне бы…

– Боже, не надену я колготки Глории. Или что угодно еще. Это ее вещи. Тем более, их держал в руках тот урод, который… с нее их снял.

Эти слова нарисовали в голове Дэйва образ распростертой на спине, истошно вопящей Глории, в то время как чьи-то руки грубо разрывают на ней одежду.

– Тем более, – сказала Джоан, – если я надену ее вещи, то могу уничтожить улики.

– Точно.

Улики. Волосы незнакомца. Возможно, образец крови. Возможно – спермы. Дэйв не заметил ничего подобного, но для такого дела существуют эксперты. Даже самый завалящий след…

– Ты в порядке?

– Да, просто задумался об уликах.

– Извини. Напрасно я это сказала.

– Нет, ты права. Я совершил ошибку, когда касался ее вещей.

– Но благодаря этому ты догадался…

– Да. Это тоже. И тем не менее я действительно допустил ошибку. Если бы я держал руки от них подальше, все могло бы уже раскрыться, и нам не пришлось бы идти сюда ночью.

– Эх, ее бы слушать в стереокачестве, – сказал Ковбой, приложив ладонь к забинтованному уху.

– Она ничего так, да?

Девушка с банджо стояла возле длинной очереди перед «Ураганом», постукивая ногой в такт песне «Берега Рок-Айленда». В своей новой одежде она больше не походила на бродяжку. Джереми нравилось ее платье. Достаточно короткое, оно обнажало стройные ноги, а банджо она прижимала так, что ткань плотно обтягивала грудь.

И все равно не Таня, подумал Джереми.

Как мог такой парень, как Нейт, променять Таню на такую? В этом не было никакого смысла.

Может, потому, что была в ней… какая-то невинность и вместе с тем – загадка.

Невинность. Ага, конечно. Джереми вспомнил, как она огрызнулась на него в среду ночью. Она та еще сучка. Еще крутую из себя строит. Да уж, невинна, как шлюха.

Я должен рассказать о ней Тане!

Ну на хрена этот Ковбой свалился как снег на голову, а теперь ходит за мной хвостом?

У Джереми возникло странное ощущение, будто время уже на исходе и если он упустит момент и не поговорит с Таней прямо сейчас, все его шансы будут упущены навсегда.

Банджо смолкло. Ковбой, люди в очереди на аттракцион и просто слушатели зааплодировали.

– Ох и полазил бы я у нее под трусиками.

Встань в очередь за Нейтом, подумал Джереми, а сам сказал:

– Да уж, я бы тоже не прочь прыгнуть с ней в койку.

Девушка снова взяла банджо, сыграла первые аккорды и запела:

Любила я парня, что жил за болотом С одноглазой собакой и стареньким кольтом. Был злым этот парень, а пес – еще злей, Но злость их едва ли сравнится с моей…

Джереми почувствовал, как на его плечо опустилась рука:

– Повиси тут, корешок. Мне нужно сбегать отлить. Я скоро вернусь.

– Хорошо, увидимся.

Ковбой развернулся и стал пробираться через толпу. Немного выждав, Джереми поспешил в другую сторону.

Наконец-то!

Добравшись до телефона-автомата у главного входа, он подумал, что Ковбой наверняка уже закончил свои дела в сортире.

Хотя он все равно не знает, где меня искать. Вряд ли он вообще заметил, что я куда-то отошел.

Весь дрожа, Джереми раскрыл толстый телефонный справочник, пристегнутый к автомату, и полистал его. Эшленд. Только три номера с этой фамилией. И два из них были номерами Рональда Эшленда, доктора. Джереми вспомнил, как Светлячок говорила ему, что отец Тани работает мануальным терапевтом. Один из номеров был от его офиса на улице Грув, на другом значились данные его дома на Эвион.

Отыскав домашний номер, Джереми снял трубку, кинул в автомат четвертак и набрал нужную комбинацию цифр.

Из-за музыки, гомона толпы и грохота аттракционов гудки в трубке были еле слышны, поэтому Джереми как можно сильнее прижал ее к правому уху, а левое заткнул пальцем.

Это помогло.

Гудки стали четче.

Боже, подумал он, я действительно звоню Тане. Сердце заколотилось сильнее, и головная боль снова напомнила о себе. Пластиковая телефонная трубка тут же стала влажной и скользкой от пота.

Может быть, Тани нет дома.

Он почти надеялся на это.

Что я делаю?

Кровные возлюбленные. Верность. Ты должен показать себя. Ты же хочешь ее, не так ли?

Да!

– Алло? – ответил женский голос.

– Привет. Это Таня?

– Минуточку, я позову ее к телефону.

Наверное, это ее мачеха. Пошла звать ее. Она дома!

Джереми окинул взглядом толпу. Так, Ковбоя пока не видать.

Ну же, Таня. Бери трубку!

– Она скоро подойдет, – раздался голос ее мачехи.

– Мам, я уже взяла, – послышался голос Тани, и Джереми услышал, как трубку параллельного телефона кладут на рычаг.

– Привет, – сказал он. Сердце стучало, как ненормальное. Боль пульсировала в голове. – Это Джереми. Герцог.

– О, как твои дела? Слыхал уже, что мы снова встречаемся сегодня ночью?

– Да. Ковбой мне сказал.

– Ты ведь придешь, да?

– Конечно! На самом деле я звоню, чтобы кое-что тебе сказать. Кое-что о Нейте.

– Ублюдок вонючий.

– Да не то слово. Дело в том, что сегодня утром я видел его. Он был в мотеле. С девушкой.

Таня ничего не ответила.

– Мне очень жаль, – сказал Джереми, некоторое время послушав тишину. – Просто я решил, что должен сказать тебе об этом.

Таня что-то пробормотала.

– Что? Я не расслышал.

– Кто она?

– Я не знаю ее имени. Это та девка, что играет на банджо на променаде. Ты, наверно, видела ее. Такая тощенькая, с короткой светлой стрижкой, как у парня. Лет где-то восемнадцати – двадцати. Она выступает за деньги, которые прохожие бросают ей в чехол от банджо. Кстати, выступает прямо сейчас. Возле «Урагана».

– Да, я видела ее.

– Ну вот, Нейт был вместе с ней в одном из номеров мотеля. Не знаю, ночевал ли он там, но около десяти утра я видел, как он оттуда вышел. Я случайно проезжал мимо на велосипеде. Он меня не заметил, а я засел в ресторане напротив, хотел дождаться, когда из номера выйдет та, с кем он был. В смысле, после того, что произошло между вами вчера, это вряд ли могла быть ты, понимаешь? А это оказалась та самая девка с банджо. Вслед за ней я и приехал сюда, в Фанленд. Мне кажется, это из-за нее он вчера так себя повел.

– Ты имеешь в виду, что она уже заранее ждала его в мотеле?

– Вроде того.

– Грязный членосос.

– Вот-вот, – сказал Джереми. – Боже, это как нужно охренеть, чтобы променять тебя на какого-то чертова тролля. Она по части внешности тебе в подметки не годится. Да и никто не годится.

– Спасибо. Ты славный парень.

Его сердце чуть не выскочило из груди. Несмотря на дикую головную боль, он почувствовал, как где-то внутри зажегся огонек гордости и надежды.

– Просто я подумал, что ты должна об этом знать. Я имею в виду, после прошлой ночи… после того, как мы стали кровными возлюбленными.

– Все верно. Ты правильно поступил, что рассказал мне все. Теперь я у тебя в долгу. – Она снова замолчала.

Она у меня в долгу. Значит, я проявил себя? Да. Наверное. Боже!

– Ковбой сейчас с тобой? – спросила она.

– В данный момент нет. Я оставил его, чтобы позвонить тебе.

– Он знает обо всем этом?

– Нет. Я решил, что лучше будет сохранить это в тайне и никому не рассказывать. Мне кажется, об этом не должен знать никто, кроме тебя. То есть это вроде как личное и…

– Это хорошо. И не говори никому. Это будет наш секрет. Только твой и мой. Говоришь, она все еще там, на променаде?

– Да. Бренчит и горланит свои идиотские песенки.

– Отлично. Можешь сделать мне одно одолжение?

– Конечно. Все, что угодно.

– Присмотри за ней. Выследи, если сможешь. Я хочу знать, где мы сможем взять ее сегодня ночью.

– Но у меня нет машины.

– Ничего страшного. Просто постарайся сделать все, что в твоих силах. И позвони мне, как только сможешь что-нибудь разузнать.

– Договорились.

– Отлично. Молодец. Потом мы встретимся. Только ты и я.

34

Вторая половина дня тянулась целую вечность. Робин пыталась сосредоточиться на музыке и хотя бы пару минут не думать о Нейте. Лучше всего для этого подходили песни, тогда она могла полностью сосредоточиться на словах. Но в промежутках между словами и когда приходилось просто играть, разум покидал ее.

Ей было хорошо и привольно. Она только волновалась и чуточку нервничала от мыслей о будущем.

Беспокоиться не о чем, твердила она себе. Самый «деликатный» вопрос они между собой уже решили – больше это не будет висеть над ними, вызывая неловкость. Они теперь вольны наслаждаться друг другом…

Если, конечно, вечер когда-нибудь наступит.

Иногда ей до боли хотелось к нему. Когда тоска окончательно заела, Робин взяла перерыв и отправилась к магазинному пассажу, чтобы хоть ненадолго увидеться с Нейтом. Она знала, что один взгляд на него развеет ее тоску. Они немного поболтали, и она задержалась в пассаже чуть дольше, чем рассчитывала, глядя, как он общается с покупателями. В основном это были дети, которые относились к нему, как к старому приятелю. Он менял их монеты на жетоны для игровых автоматов, обучал азам новичков. Он настоял, чтобы Робин сама попробовала сыграть в «Космических Захватчиков», «Реактивную атаку» и «Супербратьев Марио». Но она старалась не увлекаться, опасаясь, что Нейт решит, будто она пользуется ситуацией.

И все же самым лучшим моментом был обеденный перерыв. Купив на одном из прилавков по куску пиццы и пепси, они засели с ними в подсобке.

– Это мой второй дом, – сказал тогда Нейт, хотя Робин решила, что это больше похоже на небольшой магазинчик спортивных товаров. Стоящий посреди комнаты небольшой столик был завален различными документами, а вокруг валялись волейбольные мячи, кроссовки, фрисби и прочая спортивная утварь. На крючках висели несколько купальников и полотенец, а также трубка и маска для подводного плавания вместе с костюмом. К одной из стен была прислонена доска для серфинга.

– Научишь меня кататься на ней? – спросила она.

На мгновение его глаза будто остекленели, и Робин подумала, что у него, наверное, связана с серфингом какая-нибудь неприятная история. Может, друг утонул или что-то еще… Но он быстро пришел в себя. Жуя пиццу, он кивнул:

– Конечно. Я из тебя настоящую калифорнийку сделаю.

– Ловлю на слове.

Закончив с пиццей, он подпер спиною дверь, чтобы никто не смог приоткрыть ее ни на дюйм. Робин прижалась к нему. Так они стояли и целовались – долго-долго.

Вот и сейчас она мечтала о его объятиях.

Но не раньше пяти, думала она, исполняя попурри из песен «Бич Бойз». Когда она последний раз смотрела на часы, они показывали без четверти пять. Казалось, это было около часа назад.

Время может неумолимо лететь вперед, если вы хорошо его проводите, но еле ползет, когда вы чего-то ждете.

Она плавно перешла от мотива «Серфинг в США» к «Калифорнийским девчонкам» и улыбнулась реакции публики. Всякий раз, когда она затягивала следующую песню, слушатели неистовствовали, подбадривая ее криками и хлопая в ладоши. И ведь так здесь было с самого начала. Она как раз перебирала струны, подбирая мотив, когда позади двух приплясывающих и подпевающих девочек увидела Нейта. Слова песни опять чуть не вылетели из головы.

Она закончила под грохот аплодисментов. Люди покидали очереди на аттракционы, чтобы бросить ей деньги в чехол банджо. Некоторые задерживались сказать комплимент. Поблагодарив всех, она заявила, что заканчивает выступление. Послышались стоны и протесты, а потом аплодисменты грянули вновь. Люди проталкивались вперед, желая отблагодарить ее деньгами и добрым словом.

– Блистательное выступление, – сказал Нейт.

– Да, денек удался, – признала она, присев на корточки, чтобы собрать деньги. – Даже не думала, что до пяти часов можно столько собрать.

– Да, я тоже.

Она передала монеты и банкноты Нейту, убрала банджо в чехол и закрыла застежки. Они вернулись в пассаж и в подсобке пересчитали выручку. Сорок восемь с половиной долларов.

– Улов что надо, – сказал Нейт. Он разделил сумму, отдал Робин ее долю и вручил ей чек.

– Что это?

– Заработная плата за неделю вперед.

– Ты не должен этого делать.

– Ну, если ты не хочешь…

– Нет, я такого не говорила.

Он рассмеялся и поцеловал ее.

– Готова?

– Всегда готова.

Нейт поднял ее рюкзак, помог ей закинуть его на плечи, а потом взял банджо и они вышли на улицу.

Когда они вышли из пассажа, Джереми схватился за перила и отвернулся, делая вид, что смотрит на пляж. Выждав несколько секунд, огляделся вокруг. Сперва он почувствовал приступ паники, но спустя мгновение, когда мимо прошла компания байкеров, заметил Нейта, обнимающего девушку в толпе на противоположной стороне променада. Они шли к нему спиной.

Боясь потерять их из виду, он двинулся следом, немного прибавив шаг.

Если после всего этого просто взять да и упустить их…

Он сам не мог поверить, сколько ему пришлось прождать. Часы и часы. После звонка Тане он снова вернулся к месту выступления. Он ожидал, что встретит там Ковбоя, но того не оказалось. Возможно, он сам отправился на поиски Джереми. Но время шло, а он не возвращался. Джереми почувствовал даже небольшую обиду. Хорош друг – вот так просто уйти и бросить тебя… С другой стороны, это открывало свободу действий. Какая там слежка, когда Ковбой все время ошивается рядом.

Поняв, что Ковбой уже вряд ли вернется, он вышел из толпы слушателей. Пока он мог ее слышать, а стало быть, свое дело делал, поэтому некоторое время провел, просто сидя на скамейке и наблюдая за прохожими. Потом подошел к игровым стендам и постоял около них, наблюдая, как люди пытаются выиграть призы: кто закидывал баскетбольный мяч в казавшееся чересчур маленьким кольцо, кто при помощи молоточка и трамплина забрасывал резиновых лягушек в кувшинки, кто метал дротики в пластмассовые рожи клоунов, стараясь проколоть привязанные к их шляпам воздушные шары.

Несколько раз он подходил к прилавку с едой, где сначала взял себе напиток и запил им еще одну порцию аспирина. Затем купил чипсы «начос» со вкусом сыра. Попозже – мороженое. Еще попозже – корн-дог на палочке.

Примерно раз в час девушка устраивала перерыв. Каждый раз она убирала банджо в чехол и отправлялась в торговый пассаж. Там она общалась с Нейтом, иногда играла в автоматы, а затем снова возвращалась на променад, но всякий раз – в другое место. За все время она успела выступить в трех: у входа в пассаж, возле «Урагана» и колеса обозрения.

Когда пришел Нейт, она как раз выступала перед собравшейся возле колеса очередью. Наблюдая за ними, Джереми подумал: наконец-то. Каким-то образом он понял, что Нейт пришел не для того, чтобы увести ее на очередной перерыв. Может быть, из-за того, что Нейт пришел к ней сам. Может – из-за того, что она передала ему деньги. А может – из-за того, как спешила она собраться.

Джереми последовал за ними к пассажу, увидел, как они зашли в подсобку, после чего перешел на противоположную сторону променада, невдалеке от парапета, и стал ждать.

Они вышли через десять минут, Нейт с банджо, а девушка – с рюкзаком на плечах.

Наконец-то, подумал Джереми.

Лишь бы не упустить их сейчас, сказал он себе, спеша сократить расстояние.

Он последовал за ними мимо билетных касс у главного входа и с вершины лестницы наблюдал, как они спустились и вышли на парковку. Он видел, как они уселись в спортивный автомобиль Нейта, тот медленно выехал со стоянки и покатил куда-то на восток.

Не теряя ни секунды, Джереми бросился к телефону. Набрав номер Тани, он успел услышать только один гудок. Трубку тут же сняли.

– Алло?

– Таня, это я. Джереми.

– Я ждала твоего звонка. Какова ситуация?

– Они только что уехали. В автомобиле Нейта. Это же его красный спортивный автомобиль?

– И сучка с ним?

– Да. Не знаю, куда они поехали, но…

– Кажется, я знаю. Даже уверена. Ты проделал замечательную работу, Герцог. Молодчина. Ты уже собираешься домой?

– Ну да, вроде как.

– Я позвоню около девяти. Сегодня вечером мы встретимся. Только ты и я. Перед троллиной охотой.

– Отлично!

Таня повесила трубку.

Джереми сделал то же самое. А затем уставился на телефон. Во рту пересохло так, будто его набили бумагой, сердце отчаянно колотилось, не давая дышать.

У меня получилось, подумал он. Господи, получилось! «Только ты и я…»

Они еще не начали подъем по узкой дороге среди холмов, а дома по пути уже выглядели огромными и дорогими. Робин полагала, что дом, в который везет ее Нейт, будет вообще сказочным. При этой мысли ей делалось неуютно.

Ее семью нельзя было назвать бедной. Отец и мать раньше работали, на жизнь хватало. Но богачами они даже близко не были.

– Что-то случилось? – спросил Нейт.

– Мне немного… не по себе.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты живешь в огромном доме. Водишь автомобиль, который наверняка стоит гораздо больше, чем мой отец мог бы заработать за год…

– А это тут при чем?

Робин пожала плечами:

– Не знаю. Разве ты никогда не сталкивался с теми, кто не привык к такой роскоши?

Он улыбнулся:

– Не переживай, привыкнешь.

– А если твои родители узнают о нас?

– Что значит «если»?

– А что ты сейчас имеешь в виду?

– Они вернутся в среду, – сказал он. – И никаких «если» не будет. Я просто познакомлю тебя с ними.

– Ну прекрасно! Они небось здорово обрадуются, узнав, что ты спутался с уличной музыкантшей.

– Мы скажем, что ты дебютантка.

– Еще прекрасней.

– Уверен, Робин, ты их сразишь наповал.

– Ага. Так оно и будет. Их кондрашка хватит, когда они узнают, что их сынок связался с бродяжкой.

– Ты не бродяжка. Ты работаешь. И никогда ею не была. Ты художник, поэт, музыкант. Ты обязательно им понравишься.

– Что-то я сомневаюсь.

Нейт свернул к обочине и остановил машину. Дорога была пуста, не считая теней высоких деревьев. По левую сторону стоял почтовый ящик, за ним дорога продолжалась. Никаких признаков жилья.

Нейт выключил двигатель, поставил автомобиль на ручной тормоз и повернулся к Робин. Протянув руку, он обнял ее за шею. Нежно поглаживая, посмотрел в глаза:

– Если в моей семье водятся деньги, – сказал он, – это не значит, что мы плохие люди.

– Я знаю, но…

– Никто не собирается презирать тебя. Тем более мои родители. Для них главное – был бы человек хороший. Уверен, они тебя полюбят. Точно так же, как и я. Ну, не совсем так же.

– Надеюсь.

– Только не будем говорить, что ты жила у нас. Это может все испортить. Они, конечно, прекрасные люди, но все-таки они мои родители. Они до потолка подпрыгнут, если узнают. А виноват буду я, и только я, из тебя же они сделают невинную жертву.

– Да? – она улыбнулась. – У вас уже были подобные ситуации?

– О, пару раз они засекали меня на горячем.

– Тебя застукивали дома с девушками?

– Раз или два. Но ни одна из них не оставалась на ночь. Ты будешь первой. Причем первой не только в этом.

– А в чем же еще?

– Ты моя первая крошка с банджо.

– Ты ужасен.

– Ты первая, в кого я влюбился.

Робин поперхнулась:

– Правда?

– Правда. – Он прижал ее к себе и опустил руку ей на плечо. Робин повернулась к нему и склонилась поближе. Он поцеловал ее, нежно поглаживая рукой затылок. Его пальцы приятно ерошили ей волосы. Другая его рука мягко обхватила ее грудь, и Робин застонала.

– Я тебя очень люблю, – прошептала она.

– Но любила бы еще больше, будь я нищебродом?

– Возможно.

– И кто из нас теперь ужасен?

– Жаль, что мы встретились сейчас, а не много лет назад, – сказала она, слегка задрожав от его прикосновений к груди.

– Я тоже. Боже, как бы я этого хотел. Это было бы…

– Но у меня такое ощущение, словно я знала тебя всю жизнь. По-твоему, это нормально?

– Нет.

Она засмеялась и снова поцеловала его.

– А я уверена, что да.

– Ну, если ты уверена… Не могу перечить эксперту по завтракам.

– А причем здесь завтраки?

– Они очень важны для меня.

– Ты издеваешься? – спросила она.

– Вроде того. – Он поцеловал ее в кончик носа, продолжая поглаживать по волосам, и убрал руку от груди. – Ну что, готова ехать дальше?

– Да, поехали.

Он завел машину и выехал на дорогу. Вскоре та разветвилась на две полосы, и они притормозили. И там, на обочине, их поджидал белый автомобиль марки «Триумф». За рулем сидела блондинка в темных очках. Нейт взглянул на автомобиль и вздрогнул, будто от неожиданного тычка в спину. Он дал по газам и резко свернул направо.

– Охо-хо, – сказала Робин.

Нейт поморщился, взглянув на нее, покачал головой и посмотрел в зеркало заднего вида.

– Кто это была? Твоя девушка?

– Бывшая.

– А она об этом знает? О том, что уже бывшая?

– Да. Мы расстались. Между нами все кончено. – Он снова глянул в зеркало.

Развернувшись, Робин посмотрела в заднее окно. Дорога позади была пуста.

– Говоришь, все кончено, да?

– Что ты имеешь в виду?

– Если ты боишься, что она может следовать за нами…

– Ты не представляешь, на что она способна. Порой такие штучки выкидывает!

– Брошенная девушка со склонностью к штучкам. Великолепно! Похоже, теперь мне придется держать ушки на макушке.

– Не волнуйся.

– Почему нет? Ты ведь волнуешься.

Нейт бросил еще один взгляд в зеркало заднего вида, потом свернул с дороги к горной гряде и переключился на первую передачу. Мотор ревел, когда машина поднималась по крутому склону. Узкую вьющуюся дорожку по обе стороны окаймляли деревья, сквозь листву которых с трудом пробивались пятна дневного света. За деревьями Робин не могла разглядеть, далеко ли дом.

– Ты бросил ее из-за меня? – спросила она.

– По множеству причин, но… да, думаю, ты сильно повлияла на это.

– А она об этом знает?

– Теперь, видимо, да.

– Замечательно!

Они въехали на вершину холма. Впереди, за лужайкой, в окружении нескольких деревьев, стоял деревянный дом, напомнивший Робин одну из лыжных баз, на которых ей доводилось бывать во время своих путешествий. Конечно, он был не так огромен, но все же довольно велик, с высокими покатыми крышами, крытым крыльцом и большими балконами.

– Красотища, – сказала Робин. – Так и тянет запеть йодлем[25].

– Так не стесняйся.

– Не хочу, чтобы у тебя уши завяли.

Дорога свернула, и они подъехали к лужайке. Нейт нажал рычажок на пульте управления, прикрепленном к одному из солнцезащитных навесов. Двери гаража впереди начали подниматься. Это был один из трех гаражей, находившийся ближе всех к дому. Шум двигателя, когда машина въехала в гараж, стал гораздо громче, а потом стих.

Нейт вытащил ключ из замка зажигания и повернулся к Робин.

– Вот мы и дома, – промолвил он и выдавил нервную улыбку.

Робин почувствовала, что и сама покрылась мурашками. Сердце забилось сильнее, в груди будто застрял тугой ком.

– Ну что ж, – сказал Нейт, – думаю, теперь можно зайти в дом.

– Я только за. – Робин выбралась из машины и тут же почувствовала слабость в ногах. Она закрыла дверь и посмотрела на Нейта через крышу автомобиля. Он снова одарил ее нервозной улыбкой и нагнулся, скрывшись из виду, чтобы вытащить банджо и рюкзак. Робин обошла машину сзади и приблизилась к нему.

– Ты тоже чувствуешь что-то такое? – спросила она.

– В смысле, от того, что мы сюда приехали? – Он попятился и коленом захлопнул дверь автомобиля. – Да, я тоже немного нервничаю.

– Я к тому, что нас видела твоя девушка.

– Бывшая девушка. И из-за этого я совершенно не переживаю. – Он опустил банджо и нажал кнопку на стене. Двери гаража с грохотом закрылись, Нейт отпер замок и вошел в дом.

Робин подняла банджо и вошла следом. Они оказались в большой кухне. Нейт закрыл дверь и поставил рюкзак на красный кафельный пол. Робин опустила банджо рядом.

Она сразу же обняла Нейта. Откинув голову назад, она посмотрела ему в глаза.

– Ты вся дрожишь, – сказал он.

– И ты тоже. Скажи, отчего ты так волнуешься?

– Наверное, оттого, что нахожусь здесь с тобой.

– Боишься, что мы засветились?

– Не мы. Ты.

– Ты так нервничаешь из-за меня? – спросила Робин.

– Вроде того.

– Ладно. Но ты заставляешь нервничать и меня. А в этом нет никакого смысла, верно? После того, что было в мотеле…

– Может, мы боимся все испортить?

– Может, ты и прав.

– Я так волнуюсь за тебя, Робин. Это все равно, что… очень многое поставить на карту. Я боюсь все испортить и потерять тебя…

– Я люблю тебя. Даже если ты все испортишь, я все равно буду тебя любить. Если, конечно, ты не сожжешь стейки.

35

– Ну, что скажешь? – спросила Джоан.

Сидящая за кухонным столом Дебби оторвалась от недоеденного куска пиццы. Она тут же перестала жевать и очумело уставилась на сестру.

Джоан подошла ближе, остановилась, повернулась и прошлась по кухне, словно по подиуму.

Последние полчаса она провела в своей спальне за подготовкой наряда: темные, давно уже «просившие каши» кроссовки, которые она держала для работы в саду, выцветшие и обвисшие синие спортивные штаны, свободная рубаха серого цвета и старая зеленая шапка, которую она последний раз надевала год назад, отправляясь на рыбалку.

Даже не взглянув в зеркало, она знала, что одежда не выглядит достаточно потрепанной. И зеркало подтвердило ее опасения. Чтобы это исправить, она взяла ножницы, прорезала на штанах дырку чуть выше колена, просунула туда пальцы и потянула, раздирая ткань, пока дыра не стала похожа на огромный рот. То же самое Джоан проделала и с рубашкой, разорвав ее чуть ниже правой груди. Затем немного прошлась по своему наряду щеткой с кремом для обуви, чтобы было похоже на пятна грязи. Неизвестно зачем, просто в качестве яркого штриха, она повязала правое колено красным платком. В завершение всего, она закутала плечи в рваное коричневое одеяло, использовавшееся для семейных пикников еще в пору ее детства. Немного подумав, она накинула его верхнюю часть на голову, словно капюшон, и снова посмотрелась в зеркало. Вроде бы все в порядке, за исключением лица. Слишком гладкое и ухоженное, и взгляд чересчур ясный. Еще бы жировик во всю морду, или хотя бы усы, подумала она, мрачно усмехнувшись. Но сам костюм удался на славу, поэтому она пошла на кухню, чтобы продемонстрировать его Дебби.

– Что происходит? – выдавила Дебби. – Кто-то устраивает маскарад?

– Разве я не очаровательна?

– До того очаровательна, что блевать тянет. Ты похожа на тролля.

– Спасибо.

– Ты же не собираешься идти куда-то в таком виде?

– Думаешь, Дэйв не оценит образ?

– Подожди. Объясни по-человечески, что ты затеяла?

– Я собралась на троллиную охоту. – Джоан кинула одеяло на спинку стула, сняла шапку и подошла к шкафу, где хранился ликер. – Буду выступать в роли приманки.

– Ты спятила? Что ты имеешь в виду? – Голос Дебби звенел от волнения.

Джоан присела перед дверцей шкафа, открыла ее и достала бутылку бурбона:

– Все в порядке, – сказала она. – Со мной будет Дэйв. Мы собираемся выйти на променад после закрытия Фанленда.

– Зачем?

– Хотим взять кого-нибудь из троллеров. По крайней мере очень на это надеемся. – Она отвинтила с бутылки крышку, налила бурбона в ладонь и плеснула его на свой свитер. Потом еще раз. И продолжала: – Знаешь такую Глорию Вестон?

– Нет.

– Писала статью для «Стандарта». Несколько дней назад она решила серьезно взяться за троллеров. – Глотнув бурбона, Джоан закрыла бутылку, убрала ее обратно в шкаф и поднялась на ноги. – Прошлой ночью Глория сама переоделась троллем и отправилась в Фанленд. С тех пор ее никто не видел. Она пропала.

– О Боже… – Вид у Дебби сделался такой, будто она только что обнаружила на куске пиццы надкусанного червя.

– Мы полагаем, что она попала в лапы к троллерам.

– И поэтому собираетесь…

– Подстроить все так, чтобы и я попалась им.

– Джоани, тебе нельзя этого делать!

«Джоани». Дебби не называла ее так последние несколько лет.

– Эй, все будет в порядке. – Джоан подошла к Дебби и погладила ее по затылку. Девочка взглянула на нее с тоской, лицо ее раскраснелось. – Ничего плохого не случится. Я обещаю.

– Конечно, ты обещаешь. Держу пари, мама тоже была уверена, что с ней «ничего плохого не случится».

Джоан вздохнула. Пожалуй, не стоило посвящать Дебби в свои планы.

– Там будет Дэйв. Если ты думаешь, что мы не сможем справиться с кучкой шпаны…

– А что насчет троллей? – выпалила Дебби. – Что, если это вовсе не подростки схватили вашу репортершу? Что, если это тролли, и следующей они схватят тебя? Там все ими кишит. Что, если ты попадешься им и…

– Во-первых, я не думаю, что тролли так уж опасны.

– Но вспомни, ведь именно они похитили маму!

– Это только твои догадки. Мы не знаем точно, что случилось с мамой. И вряд ли когда-нибудь узнаем. Но будь уверена, я ни одному троллю не позволю тронуть себя и пальцем. Да что там тронуть, я их на пушечный выстрел не подпущу.

– Ну да, конечно.

– Мы с Дэйвом будем вооружены. И мне плевать, кто это будет, хоть дети, хоть тролли… С нацеленным в морду пистолетом не попрыгаешь.

– А что ты будешь делать, если патроны кончатся?

– Ты слишком преувеличиваешь. – Она потрепала Дебби по волосам. – Блин, да я не знаю, кончатся ли они вообще. Я вооружена до зубов.

– Ничего смешного.

Дебби заплакала.

Присев на корточки, Джоан нежно коснулась щек сестры:

– Эй, давай только без слез.

– Ты – все, что у меня осталось.

– Я буду очень осторожна. Конечно, я не могу обещать, что ничего не случится. Черт, ты ведь понимаешь, что в любой момент на наш дом может рухнуть, например, самолет и убить нас обеих. Мы не можем контролировать все вокруг. Мы просто должны быть всегда начеку и делать то, что необходимо. И мне необходимо пойти туда сегодня ночью.

– Почему?

– В исчезновении Глории Вестон есть доля моей вины. Она была девушкой Дэйва. Она переоделась в тролля из-за нас, из-за нас она не ведала, что творит.

Дебби шмыгнула носом и моргнула:

– Из-за того, что Дэйв бросил ее?

– Да. Поэтому мы чувствуем себя виноватыми. Понимаешь?

– Нет. Если она совершила какую-то глупость, это ее личные проблемы.

– Не только ее, наши тоже. А теперь мне надо поскорей привести свой костюм в порядок, иначе Дэйву придется ждать.

– Интересно, как бы тебе понравилось, попрись я среди ночи в Фанленд?

– Я бы точно не обрадовалась. Абсолютно. И я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но я не собираюсь ничего от тебя утаивать. Или ты бы предпочла, чтобы я все делала втихаря?

– Нет, не думаю.

– Постарайся воспринимать такие вещи с мужеством. Это моя работа, и иногда она бывает действительно опасной. Особенно для девушки, каковой я и являюсь. – Улыбнувшись, она взъерошила волосы Дебби. – Доедай лучше свою пиццу, пока не остыла.

Она встала, подняла со стула одеяло и направилась к себе в комнату.

Выглянув из окна гостиной, Дэйв увидел, как машина Джоан притормозила на обочине. Он поспешил к двери и открыл. Джоан шла по дорожке с пакетом в руках. В последний раз у нее тоже был такой. С шампанским. Только сейчас вместо шампанского в пакете лежал костюм тролля.

Как же ему не хотелось этого делать!

Набитая сумка была напоминанием о том, что ждет их впереди.

Вечно мы влипаем в паршивые истории, подумал он. Интересно, наступит когда-нибудь такой момент, когда над нами не будет висеть дамоклов меч?

Ну да ничего, у нас еще есть в запасе несколько часов перед выходом. Нужно только постараться не думать о том, что будет дальше. Эти мысли не должны все испортить.

Добравшись до крыльца, Джоан посмотрела на Дэйва и улыбнулась.

А вдруг мы вместе в последний раз?

Эта мысль поразила его. Он убеждал себя, что это смешно, но вид улыбающейся Джоан запечатлелся в его мозгу, словно фотография. Запечатлелся, чтобы сохраниться в памяти навсегда.

Она выглядела прекрасно. Золотистые волосы трепетали на легком ветру, озаренные лучами вечернего солнца. На ней было то же самое белое платье, что и в четверг, когда она пришла к нему с «лекарством» для поднятия настроения. На этот раз рукава были закатаны по локоть. Из-под подола сверкали гладкие, загорелые, сильные ноги.

– Ну и как поживает мой парень? – спросила она, поднимаясь на крыльцо.

– Вроде ничего.

– Не слышу уверенности в голосе.

Он отступил на шаг и закрыл за ней дверь. Поставив на пол сумку, она обняла его, и они стали целоваться.

Крепко прижимая ее к себе, Дэйв ощущал тепло и мягкую упругость ее тела. От сильного объятия боль в боку снова дала о себе знать, но хватки он не ослабил.

Я не потеряю ее, мысленно поклялся он. Ни за что.

Хлопнув его по ягодице, она прервала поцелуй и слегка отстранилась. Нежная кожа ее щеки скользнула по его лицу. От ее волос пахло свежестью и чистотой.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Да. – Он не стискивал ее больше, просто нежно обнимал. – Весь в предвкушении предстоящей миссии.

– До нее все равно еще уйма времени.

– Именно это я себе и твержу.

– Пять часов. Еще целых пять часов.

– Может, за это время нам все-таки позвонят из управления…

– Я смотрю, ты и правда в плохой форме. – Она посмотрела ему в глаза. – Жилеты хоть подготовил?

– Да.

– Значит, мы защищены. Правда, вряд ли эти жилеты смогут спасти нас от пожелания «сдохнуть, сдохнуть, быстро сдохнуть».

– Очень смешно.

– Ага. А еще очень хочется есть.

– Это намек?

– Перед выходом я любовалась на то, как Дебби уплетает пиццу. У тебя есть пицца? А? Ну скажи, что есть?

– Как насчет шиш-кебаба?

– О, это даже еще лучше.

– И пиво, – добавил он.

– Люблю пиво.

– Когда пьешь пиво, воображаешь себя крутым парнем?

– Если бы потребление пива делало меня похожей на парня, – сказала она, – тебя ждал бы полный облом.

Она снова прильнула губами к губам Дэйва, обняла его, стала поглаживать по спине и бедрам. Он тоже ласкал ее спину, а потом, слегка сжав одну из ягодиц, запустил руку под подол платья. На ней были узкие трусики. Он поглаживал ее ягодицы сквозь ткань, скользил рукой по гладкому изгибу бедер…

Неожиданно у нее заурчало в животе. Не прерывая поцелуя, она тихо рассмеялась.

– Это еще один намек? – прошептал он.

– Ты собираешься заняться кебабом?

– Угу.

– Огонь, я так понимаю, еще не развел?

– Пока нет.

Поцеловав его еще раз, она сказала:

– Тогда тебе лучше взяться за дело.

Разомкнув объятия, она отступила назад и, глядя ему в глаза, вытерла мокрые губы тыльной стороной ладони. Расправила платье.

– Всем остальным успеем заняться попозже, – сказала она. – Надеюсь, ты вспомнишь, на чем остановился?

– Не уверен.

– Ничего, если что, я тебе напомню. У меня память, как у слона.

– И аппетит тоже.

Они прошли на кухню. Дэйв достал из холодильника пару банок пива, открыл обе, вручил одну Джоан. Через раздвижные стеклянные двери они вышли на улицу. Сидя на мягком лежаке и потягивая пиво, Джоан наблюдала, как Дэйв разводит огонь.

– Это займет некоторое время, – сказал он.

– Я могу чем-то помочь?

– Нет. Нужно дождаться, пока огонь разгорится и превратится в угли. Не хочешь пока чего-нибудь перехватить?

Она покачала головой:

– Ты же знаешь, я слежу за фигурой.

– Что-то не так? – спросил он, присаживаясь на шезлонг возле нее.

– Пока что все путем, – сказала она. – Но ты же знаешь, как это бывает: сейчас вот мы забудемся тут на минутку с этим пивом… И лишь потом я осознаю, какого крутого парня подцепила.

Он почувствовал, как его бросило в жар:

– Я крутой парень?

– По-моему, у тебя есть все шансы им стать.

– И ты, значит, подцепила меня?

– Думаю, да. – Она одарила его самодовольной улыбкой, и он уловил в ее глазах лукавый огонек. – А что на этот счет думаешь ты?

– Что мне и впрямь выпал замечательный шанс.

– Хотя, – сказала она, – не исключено, что это ты меня подцепил. А я просто попалась на крючок. – Она скинула сандалии, и они шлепнулись на бетонный пол. Опустив босые ноги на шезлонг, она поставила рядом банку пива и согнула правую ногу в колене. – Глупое сравнение, да? Послушать – так мы с тобой прямо пара окуньков: на крючок, подцепил…

– Надеюсь, ты не окажешься слишком крупной особью и не сорвешься с удочки, – сказал Дэйв.

– Считай, что я уже в твоем улове.

– И что мне теперь с тобой делать? Ударить по голове дубинкой? Очистить и бросить на сковороду?

– Черт, нет же. Я трофей. Меня беречь надо.

– Мне нравится эта идея.

– Мне тоже.

Она подняла свою банку и закрыла глаза. Дэйв наблюдал, как дернулось ее горло, когда она сделала глоток. Затем она опустила банку, сладко потянулась, отчего платье задралось, оголяя бедра, сложила руки за голову и вытянула ноги.

– До чего хорошо, – пробормотала она.

– Что?

– Вот так валяться на солнышке с банкой пива, наслаждаясь запахом костра. С тобой. И знать, что никто не вторгнется и не нарушит идиллию.

– Да уж, раньше постоянно кто-то мешал.

– Это верно, но я рада, что ты смог познакомиться с Дебби.

– Она очень симпатичная барышня.

– Ты ей понравился.

– Но мы же только познакомились.

– Она очень быстро составляет мнение о моих парнях. И, кажется, ты первый, кого она по-настоящему одобрила.

– Значит, у нее хороший вкус.

– У нее наметанный глаз на неудачников. Не то что у меня. Я как мама, которая всегда западала на хлыщей со щенячьим взором. Может, в прошлой жизни она была таксой? – Открыв глаза, Джоан хмуро посмотрела на Дэйва. – Думаю, это все-таки какой-то материнский инстинкт. И ведь ни к чему хорошему это не приводит. Ну, когда общаешься с такими парнями… даже не знаю, как сказать, скорее детьми, чем мужчинами… Я прекрасно понимаю, что это не дело. Я видела, как страдала от этого моя мать. Она хотела заполучить рыцаря в сверкающих доспехах, а попадался всегда лакей. Я себе такого не желаю. Но это происходит. Время от времени. Похоже, я всегда буду притягивать к себе парней, которые не могут твердо стоять на ногах. Наверное, в прошлой жизни я была костылем.

– Я не против на тебя опереться, – сказал Дэйв. Он действительно так считал. Но, глядя в глаза Джоан, не мог понять, правильно ли она его поняла.

– В любое время, – ответила она. – Все-таки сверкающие доспехи очень тяжелы.

– Ты все-таки считаешь меня рыцарем, да?

Она улыбнулась:

– Можно сказать и так.

– А ты дева в беде, которую я должен спасти?

– Допустим.

– Для несчастной девы ты слишком крута.

– Не такая уж я крутая, – сказала она, и ее взгляд вдруг стал мягким и умоляющим… Точно такой же взгляд Дэйв видел, когда она рассказывала ему про Вудро Абернати. Взгляд маленькой девочки, которой необходимо, чтобы ее крепко обняли и сказали, что все будет хорошо.

Дэйв встал с шезлонга и подсел к Джоан, которая тут же придвинулась к нему и тесно прижалась, обвив ногами.

– Крутой быть тоже неплохо, – прошептал он, касаясь ртом ее губ. – Мне нравится, когда ты крутая. Но точно так же – когда не очень. Ты нравишься мне любой. Почти любой.

Она откинулась назад. Жалобный взгляд мгновенно исчез, сменившись прежним озорным блеском:

– Так-так. Ты хочешь сказать, что я не совершенна?

– Ну, есть одна ма-а-а-а-а-ленькая проблемка…

– Я знаю, что я выше тебя. Но обещаю, что никогда не стану носить каблуков. А тебе мы купим какую-нибудь высокую обувь.

– Не беспокойся. Меня вполне устраивает твой рост. Твое тело подходит мне именно таким, какое есть. Каждый дюйм.

– Ты еще не видел каждый дюйм.

– Так увижу.

– Это все зависит… Так все-таки, что же со мной не так?

– А ты очень разозлишься, если я скажу правду?

– Я разозлюсь сильнее, если не скажешь. – В ее взгляде он уловил тень беспокойства. – Что это, Дэйв?

– Я не хотел бы, чтобы ты была трусихой. Но… иногда… Да хоть вспомни, как ты лезла на этот чертов «Ураган», чтобы спасти того парня… Или как ломанулась вперед меня, чтобы разогнать драку… Да взять хоть всю эту идею с походом на променад сегодня ночью… Я не хочу тебя потерять, понимаешь? Я не хочу когда-нибудь тебя потерять.

– То есть ты хочешь сказать, что мужества у меня больше, чем мозгов?

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь однажды вышиб тебе эти мозги. Или выпустил кишки.

– Как мило звучит, – сказала она.

– Я просто не выдержу, если с тобой что-то случится. Я люблю тебя.

– Ты любишь меня? – спросила она.

– Да.

– Я тоже тебя люблю.

– Герои долго не протягивают, Джоан. А я хочу быть с тобой до самого конца. Хочу, чтобы мы были вместе даже тогда, когда станем совсем дряхлыми.

– И всегда могли опереться друг на друга? – прошептала она.

– Верно.

– Я тоже хочу этого.

36

Когда зазвонил телефон, Джереми соскочил с дивана, крикнув:

– Это меня!

Мать оторвалась от книги, кивнула и снова принялась за чтение.

Он знал, что для звонка от Тани еще слишком рано. Знал, даже не глядя на часы. Весь вечер время тянулось ужасно медленно. Оно начало тянуться еще с тех пор, как он стоял на променаде, следя за Нейтом и его подружкой с банджо, а после второго звонка Тане и ее обещания перезвонить ему в девять и позже встретиться («только ты и я») минуты вообще стали казаться вечностью.

Этот звонок раздался на полчаса раньше.

Но это хоть как-то спасало от тридцати минут мучительного ожидания.

Он схватил трубку, висевшую на кухонной стене, и, хотя был уверен, что мать далеко и не услышит разговор, сказал как можно тише:

– Привет. Таня?

– Ну здорово.

Голос не был похож на голос Тани.

– Светлячок?!

– Прости, если разочаровала.

– Нет… все в порядке. – Он почувствовал, как лицо залилось краской. – Просто… Таня сказала, что позвонит мне сегодня вечером. Ну, сама знаешь, троллиная охота.

Светлячок помолчала.

– Сегодня ночью?

– Ну, пока не знаю. Потому и жду от нее звонка.

– То есть, если я верно все поняла, ты намерен пойти.

– Я еще не решил, – сказал Джереми, чувствуя где-то внутри горечь. Горечь от того, что приходится лгать ей.

– Правда?

– А ты? – спросил он.

– Ни за что на свете. Я же сказала, что больше не собираюсь этим заниматься. И тебе не советую.

– Я думал над этим.

– Это как ураган. Нейт был прав, когда ушел. Я считаю, что нам всем надо остановиться, но никто меня и слушать не станет. Кроме, может быть, тебя. Ты еще хочешь ухаживать за мной, Джереми?

– Конечно. Конечно, да.

– Честно?

– Да.

И он знал, что это действительно чистая правда.

– А как же Таня? – спросила она, и в ее голосе он услышал боль.

– А что Таня?

– Я видела, как она целовала тебя.

– Да она пьяная была. И я тоже, это ничего не значит. Она всех вчера целовала, после того как ты ушла. Думаю, это просто в знак благодарности за то, что мы не бросили ее, как Нейт.

– Только не говори, что тебе не понравилось.

– Я жалел лишь о том, что на ее месте была не ты.

Светлячок снова помолчала. А затем произнесла:

– Так я тебе и поверила.

– Серьезно, она не… мой типаж. Понимаешь? Она какая-то странная.

– Я пыталась тебе это объяснить.

– Если честно, мне очень хотелось оказаться после вечеринки с тобой вдвоем.

– И мне тоже хотелось побыть с тобой. До того момента, как ты поцеловал ее.

– Она сама меня поцеловала. Я не виноват.

– Мне очень больно. Понимаешь, очень. Нет, я понимаю, как она великолепна, любой парень готов припасть к ее ногам. Да что там парень – даже эта стерва Карен. Но я думала… я думала, что между тобой и мной что-то есть, понимаешь?

– Да. Так и есть. Ты мне очень нравишься. И когда я понял, что ты ушла с вечеринки, у меня жутко испортилось настроение. И я ушел вслед за тобой. Без тебя мне там все было не в радость. Чувствовал себя не в своей тарелке. Совершенно одиноким.

– Прости, – пробормотала она.

– Не извиняйся. Это я во всем виноват.

– Как ты сумел добраться домой?

– Пешком.

– О нет. Пешком? Но это же огромное расстояние. Я думала, кто-то подвез тебя.

– После того как ты уехала, мне ни с кем не хотелось общаться.

– Выходит, ты добирался до дома почти всю ночь.

– Да нет, всего пару часов.

– Боже, мне так жаль. Знала бы, что все так обернется, – не ушла бы. Но пойми мое состояние. Я не могла иначе, понимаешь? Я была ужасно расстроена.

– Мы еще когда-нибудь сможем увидеться?

– А как ты думаешь, почему я звоню тебе, дурачок?

Когда она произносила это, он почти видел ее улыбку. Ее сияющую, незабываемую улыбку. Улыбку Светлячка.

– Моя мама ушла на свидание, – сказала она. – И я совсем одна. Она не вернется еще несколько часов, вот я и подумала, может, ты захочешь приехать?

– Это было бы здорово!

Таня.

Таня позвонит с минуты на минуту.

Он забыл. Он не мог в это поверить, но он действительно забыл. Забыл, что она обещала позвонить и договориться о встрече наедине, о том, чем он грезил всю вторую половину дня.

– Отлично, – сказала Светлячок. – Тогда записывай адрес. У тебя есть под рукой карандаш или…

– Постой! Я не смогу. Я не смогу приехать сегодня. Я бы рад, но мама здесь, и я не смогу от нее улизнуть.

– А и не надо выбираться тайком. Скажи, что хочешь прокатиться на велосипеде или что-нибудь еще придумай. Время детское. Я бы очень хотела увидеться с тобой.

Джереми вздохнул.

Она одна, подумал он. Боже. У нас есть все возможности для… Она ведь явно хочет «этого» так же, как и я, если зовет к себе, зная, что ее мать вернется не скоро. Иначе не стала бы так рисковать. Черт, она действительно этого хочет.

Но Таня.

– Я просто не могу, – сказал он. – Мама не пускает меня из дому. Типа в наказание за вчерашнее. Во-первых, я пришел очень поздно, а во-вторых, она заметила, что я пил. Так что я вроде как под домашним арестом, и она не пускает меня вообще никуда.

– То есть ко мне ты не придешь, зато собираешься отправиться на троллиную охоту.

– К тому времени мама уже заснет. Кроме того, я сказал, что «возможно» пойду на троллиную охоту, а не что пойду туда точно.

– А вчера после вечеринки они на нее не ходили? – спросила Светлячок.

– Не думаю. Хотя я сразу пошел домой, откуда мне знать? А что?

– Да нет, ничего, – пробормотала она, а затем, помолчав несколько секунд, сказала: – Слушай, если потом ты все-таки сумеешь улизнуть из дома ради троллиной охоты, то вместо этого можешь приехать сюда. Я уверена, что матери не будет дома почти всю ночь, так что у нас куча свободного времени. Ну, что скажешь?

Черт! Он мог бы пропустить троллиную охоту. Против этого он не возражал. Но встречу с Таней перед этим…

Как же мне выпутаться?

– Подумай хорошенько, прежде чем отвечать, – сказала Светлячок.

– Ой, ну что ты…

– Если тебе хочется быть с Таней, то почему бы сразу не признаться?

– Это вовсе не так.

– А мне почему-то кажется, что именно так.

– Я буду выглядеть, как мокрая курица, если не появлюсь.

– Я не собираюсь просить тебя, Джереми. Это твой выбор. Ты сам вправе решать, с кем тебе лучше, со мной или с Таней.

– Это нечестно…

– Ладушки. Кажется, я получила ответ на интересующий меня вопрос. Пока.

– Светлячок!

Она повесила трубку.

– Проклятье! – Джереми швырнул трубку на рычаг. Он бросился в ванную, запер дверь и привалился к ней спиной. Ощерившись, он несколько раз ударил себя кулаками по ляжкам, а потом съехал спиной по двери на пол и обнял колени.

«Сука! – думал он. – Черт бы ее побрал! Это нечестно!»

Раз ей так без хера не можется – пускай и идет на хер.

Он впился зубами в колено и сжимал челюсти, пока не почувствовал боль. От вкуса вельветовой штанины пересохло во рту.

Я мог бы поехать к ней домой, подумал он.

Он представил себя вместе со Светлячком на диване в полумраке комнаты. Представил ее в своих объятиях, как ее губы прижимаются к его губам. Представил ее мягкое и гладкое тело, благоухающее маслом для загара.

Его зубы разжались. Он закрыл рот и прижался губами к влажной ткани штанов.

Это было бы замечательно.

В самом деле.

Но ведь еще не все потеряно, подумал он. Если я сейчас же перезвоню ей…

Но тогда я упущу Таню.

Он вновь увидел себя в комнате Тани, увидел ее, стоящую перед ним, обнаженную и поблескивающую от пота, ощущение от ее кожи в кровавых потеках. Откуда-то из глубины живота разлилось тепло. Он испытывал волнение… и вожделение. Он задрожал, тоскуя по ней… но в то же время и страшась ее.

Она плохая, думал он. Возможно, сумасшедшая. Я не хочу ее. Лучше держаться от нее подальше. Так все-таки, что же со мной не так? Боже!

Так позвони же Светлячку. Но как? Я не знаю номера ее телефона. Я не знаю даже ее настоящего имени.

Джереми услышал шаги в коридоре. А затем стук в дверь.

– Сладенький? Там тебе кто-то звонит.

Его сердце екнуло.

Отползя от двери, он ответил:

– Сейчас выйду.

Придвинувшись к унитазу, он смыл воду, поднялся на ноги, поспешил обратно к двери и открыл ее. На пороге стояла мать и хмуро смотрела на него:

– С тобой все в порядке?

– Да. Все нормально. Кто звонит? Светлячок?

– Она не представилась.

– Наверняка она. Она обещала перезвонить.

Торопясь к телефону, он услышал за спиной голос матери:

– Только не вздумай строить никаких планов, не предупредив меня. Не забывай, что ты все еще наказан, молодой человек.

– Да, я знаю. – Прежде чем войти в кухню, он обернулся и увидел, что мать направляется в гостиную. Он взял трубку.

Пусть это будет Светлячок, подумал он. Пожалуйста.

– Алло?

– Это я.

Таня.

Чувство разочарования и утраты охватило его. Но следом неожиданно накатил жар. Сердце забилось чаще.

– Секундочку, – сказал он.

– Ты взял? – послышался голос матери с параллельного аппарата.

– Да. Спасибо.

Она положила трубку.

– Все в порядке, – сказал он. – Она отключилась.

– Сможешь выйти попозже? – спросила Таня. – Где-то около полуночи?

– Полуночи?

– Да. Только ты и я. С другими встретимся позже.

У него перехватило дыхание; он только и смог выдавить:

– Да.

– Возьмем мою машину. Я припаркуюсь через дорогу от твоего дома.

– Ладно.

– С тобой все в порядке? Голос какой-то чудной.

– Просто немного волнуюсь, – сказал он.

– Я тоже. В общем, уже совсем скоро. В полночь.

– Да.

– До встречи, Герцог.

– До встречи. – Он повесил трубку, обернулся и посмотрел на настенные часы. Без десяти девять. Еще три часа и десять минут. Целая вечность.

Да никакая не вечность.

Полночь уже совсем скоро. Он знал это. И что-то ему подсказывало, что Таня наверняка приедет гораздо раньше.

От волнения он весь взмок, его трясло так, что пришлось стиснуть зубы. Чтобы хоть как-то унять дрожь, он обхватил себя за плечи.

Но дрожь никак не унималась. Казалось, содрогается все нутро.

Надо принять душ, подумал он. Горячий душ. Он поможет унять эту дрожь. И скоротать время. Кроме того, во время встречи с ней я хочу быть чистым.

Пошатываясь, он побрел в ванную. В голове перемежались образы: шрам на теле Тани, ее обнаженная грудь; улыбка Светлячка; лезвие, скользящее по Таниной плоти; рука Светлячка в его руке; Танин рот, обсасывающий кровь с его пальцев; вот он растирает по спине Светлячка масло для загара; вот он размазывает по животу и груди Тани кровь.

37

Робин сидела на диване, скрестив ноги и подложив под себя полотенце, чтобы не намочить обивку мокрым бикини. Она играла Нейту на банджо и пела.

Он сидел перед ней на полу с мечтательным и отсутствующим видом. После плаванья волосы его растрепались и переливались золотом в свете горящего за спиной камина. Огненные блики играли на его обнаженных плечах и бедрах. Вино в бокале, стоявшем у его колен, сверкало, подобно рубину. Пока Робин пела, Нейт не сделал ни глотка.

Закончив очередную песню, Робин сказала:

– Кажется, тут становится жарковато.

– Погасить камин?

– Нет, не надо. И так прекрасно.

– Ты из-за него вся сверкаешь, – сказал Нейт.

Она вытерла мокрое лицо руками и принялась осматривать свое тело. Грудь поблескивала в отсветах пламени, будто смазанная маслом. Бикини давно должно было высохнуть после бассейна, но по краям оставались влажные разводы.

– Это пот, – сказала Робин.

– Ты и потная хороша.

Капли пота поблескивали на ее боках. Она провела по телу руками, вытирая их.

– Хороша или нет, – сказала она, – но как бы банджо не испортить. – Робин убрала его подальше от живота, сняла ремень через голову и взялась за свободный краешек полотенца, чтобы протереть поверхность. Затем она положила инструмент на диван рядом с собой.

– Это всё? – спросил Нейт.

– Не хочу больше тебя утомлять.

– Я готов слушать тебя вечно.

– Может, когда-нибудь я напишу песню специально для тебя.

– Это было бы здорово. И о чем она будет?

– О, еще не знаю. – Она потянулась к столу, взяла свой бокал и сделала глоток. – Слово «Нейт» прекрасно ложится на стихи, пиши все, что хочешь: «Нейт Великий – король Коста-Рики», например, или «Нейт мой прекрасный, ты просто первоклассный», «Нейт, ты – моя судьба, мы с тобою вместе навсегда».

– «Капитан Нейт свою шхуну к ней в бухту вогнал, от столкновенья задрожал причал» – предложил Нейт.

– Ага. «Вогнал». Ты на что намекаешь, а?

– Ну вообще-то я с детства мечтал стать моряком…

– Моряком, говоришь? Ну хорошо. «Капитан Нейт», кстати, как нельзя лучше подходит для исполнения на банджо. – Она опять подняла инструмент и, взяв несколько вступительных тактов к песенке «Вали его на пол!»[26], запела:

Нашла себе я капитана, Нейт зовут его, Ходит он под парусами, йо-хо-хо-хо-хо! Нет его на свете лучше никого! Он такой классный, такой сексуальный, От самой макушки до пальчиков ног. Как же я хочу его, кто представить бы мог!

Смеясь, он покачал головой, поставил свой бокал на ковер и зааплодировал:

– Просто фантастика. А что ты имела в виду под словом «макушка»?

– Верхнюю часть твоей головы, конечно.

Он положил руку на макушку и взъерошил волосы:

– Сексуальная, да? И пальцы тоже? – Он пошевелил ими.

– Ты что, смеешься над моей песней?

– Мне очень нравится твоя песня.

– Я понимаю, что она дурацкая, – сказала Робин. – Как почти все мои песенки. Вообще-то банджо в принципе не предназначено для серьезных вещей. Это такой живой, веселый и дерзкий инструмент.

– Прямо как ты.

– То есть такой ты меня видишь? – спросила она.

– Иногда. Вообще, я вижу тебя абсолютно разной: серьезной, грустной, невинной, надеющейся, испуганной… но и храброй. Нужно быть храброй, как черт, чтобы вот так пуститься в дальние странствия.

– По большому счету от отчаяния.

– Чувствую, я многого о тебе не знаю, Робин. Расскажи мне все.

– Я всего-навсего обыкновенная девушка, которая любит банджо, сытные завтраки и горячие ванны.

– Горячие ванны, да? – Улыбаясь, он допил свое вино. – Бьюсь об заклад, ты не отказалась бы от настоящего джакузи.

– Слушай, это было бы классно.

– Только это займет какое-то время. Нужно подождать, пока вода нагреется, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Посидишь здесь, пока я схожу и все подготовлю?

– Если честно, я бы лучше насладилась свежим воздухом.

Взяв бутылку вина, Нейт смотрел, как Робин встала, взяла с дивана полотенце и принялась вытирать с себя пот. Накинув полотенце на плечи, она забрала свой бокал и вслед за Нейтом направилась к раздвижной двери. Его спина поблескивала в свете огня, синие плавки блестели. В центре, между ягодиц, пот проступил на ткани треугольным пятном.

Робин коснулась рукой нижней части его спины и растерла влагу по коже.

Нейт открыл дверь и улыбнулся Робин через плечо.

– Йо-хо-хо, – сказала она. А затем, когда ее обдало холодным воздухом, выпалила: – Йо-йо-о-о-о!

– Скорее к бассейну! Спасайся! – Он взял у Робин бокалы.

Пригнувшись и обхватив плечи руками, она бросилась к глубокой части бассейна, где, отбросив полотенце, нырнула в воду, ощущая ее прохладу и понимая, что на самом деле вода гораздо теплее ночного воздуха. Ноги коснулись дна. Оттолкнувшись, Робин медленно поднялась на поверхность и поплыла к бортику. Когда она стояла на цыпочках у края бассейна, кромка воды доходила ей до подбородка.

Она видела, как Нейт в темноте возится с джакузи.

– Как ты можешь выносить такой холод? – спросила она дрожащим голосом.

– Сила воли.

– Окуни свою силу воли в бассейн, пока не замерзла и не разбилась.

Он закончил с кранами и медленно направился к мелководному краю бассейна.

– Знаете, что это за человек? – спросила Робин, обращаясь к воображаемой толпе. Нейт поднял согнутые руки и напряг их, демонстрируя бицепсы. – Это же Мистер Вселенная собственной персоной!

– Хочешь, зажгу фонари в бассейне? – спросил он.

– Да. Тогда мне будет легче любоваться твоим великолепным телом.

Он снова побрел назад и щелкнул выключателем возле двери. Площадка так и осталась погружена в темноту, зато бассейн вдруг наполнился светом. Нейт вернулся обратно. Бледно-голубые блики от воды мерцали на его коже. Он присел на край бассейна и нырнул. Приподнялся над водой, вновь погрузился и мягко, будто скользя, поплыл к Робин. Приблизившись, он встал на ноги и повернулся к ней. Теперь он двигался вброд, погружаясь все глубже и глубже. Сейчас кромка воды доходила ему до груди, искажая очертания его тела внизу.

– Ты похож на отражение в кривом зеркале, – проговорила Робин, стуча зубами.

– Вроде тех, что вытягивают тебя футов на десять?

– Нет, вроде тех, что полностью тебя коверкают.

Нейт все глубже погружался в воду. Когда он приблизился, вода доходила ему до плеч. Робин подошла и прижалась к нему.

– Ты дрожишь, – сказал он.

– А ты нет?

– Я сделан из железа. Это нервная дрожь, или ты замерзла?

– Как черт. А все эти нервы и треволнения я оставила в прошлой жизни.

– Выходит, мы ничего не испортили, – сказал он.

– Да, ты ведь не сжег стейки.

– Я счастливчик.

Они покрепче прижались друг к другу, и Робин почувствовала исходящее от Нейта тепло. Оно обволакивало ее целиком, унимая дрожь, но не изгоняя ее полностью. Там, где ее тело не касалось Нейта, она ощущала холод. Холод, напоминавший ей о промозглых октябрьских ветрах.

– Мы могли бы подождать в доме, – сказал он.

– Со мной уже все в порядке. Ну, почти.

– Кстати, вода в джакузи наверняка уже хоть немного нагрелась.

– А долго она вообще греется?

– Точно не знаю, но там уже наверняка гораздо теплее, чем здесь.

– Так какого черта мы делаем в бассейне?

– Целуемся.

– Но мы же не целуемся.

– А по-моему, целуемся. – Он прижался приоткрытым ртом к губам Робин. Его влажные губы сначала показались ей холодными. Зато язык был теплым. Обхватив ее обеими руками, он сделал шаг назад. Робин повисла на нем, обхватив руками и ногами. А потом почувствовала холод, когда он вытащил ее из воды.

Развернувшись, он поднял ее еще выше и усадил на кафельную плитку джакузи.

– Спасибо за доставку, – сказала она.

– Пойду включу пузырьки.

Он отошел от Робин, нарушив их теплую связь. От холода у нее чуть не свело дыхание, но лишь на мгновение, пока она не повернулась и не погрузилась в нежную, успокаивающую воду джакузи. Вода была совсем не горячая. Ни теплая, ни холодная. Просто… хорошая. Вздохнув, Робин облокотилась на гладкий бортик, погрузившись в воду по плечи, и вытянула ноги. Вдруг она ощутила, что ее левое бедро словно бы обдувает теплый летний ветерок. Пощупав там рукой, она почувствовала давление и отыскала в нижней части бортика небольшое отверстие, из которого струилась горячая вода. Чуть подвинувшись, Робин устроилась прямо перед ним. Тепло согревало спину и распространялось вокруг. Она застонала от блаженства.

Вдруг раздалось бульканье, и вода в джакузи вспенилась. Робин показалось, что ее кожа пошла мурашками.

Из темноты появился Нейт. Он держал в руках бокалы, бутылку и полотенца. Поставив все это возле бортика джакузи, он наполнил бокалы, опустился в воду и протянул один Робин. Она сделала глоток. Во рту вино казалось прохладным, но стоило его проглотить, как по всему телу разлилось приятное тепло.

Нейт сидел напротив, только голова и рука с бокалом выступали из воды. Все остальное было едва различимо среди бурлящих пузырьков. Лица в темноте тоже было почти не разглядеть. Оно выглядело каким-то искаженным, незнакомым.

– Ты похож на буку, – сказала Робин.

– Благодарю за комплимент. А ты сейчас вылитая Злая Королева из сказки.

Робин усмехнулась:

– Кто на свете всех милее?..

Она почувствовала, как он нежно поглаживает ее одной ногой:

– Всем известно, что это Робин. Пташка Робин.

Пташка Робин. Без яичек.

Поппинсак.

– Меня так называл один бомж, – сказала она. Вода полностью нагрелась и была необыкновенно теплой. Уютной. Над поверхностью джакузи поднимался пар, слегка розовея в свете фонарей. Робин глотнула еще вина.

– Пташка Робин, – сказала она. – «Робин, птичка-невеличка, и ни одного яичка».

– Вот скотина, – пробормотал Нейт.

– Весельчак. С первого взгляда он мне здорово понравился. Поппинсак его звали. Красиво говорил! Чем-то он похож на странствующего лекаря из старых ковбойских фильмов. Такой, знаешь, ездит в фургончике, торгует эликсиром от всех хворей. И одет соответственно. Видел бы ты его куртку из оленьей кожи и усаженный перьями котелок! – Нейт резко отдернул ногу. – Колоритный персонаж. Он пришелся мне по душе, а потом выяснилось, что он меня обчистил.

– Обчистил тебя?

– Да. Пока я спала на пляже. Еще до того, как мы с ним познакомились и он угостил меня чаем. Представляешь, он был со мной такой душка, а перед тем выкинул эдакую пакость.

Нейт медленно покачал головой.

Эта история о краже сидела у Робин глубоко внутри и казалась слишком личной, чтобы посвящать в нее Нейта, но начав рассказ, она испытала огромное облегчение. Нужно рассказать ему все.

– Он вытащил у меня деньги. Деньги, которые я хранила в нижнем белье. – При этих словах она ожидала от Нейта бурной реакции. Таковой не последовало. – Я спала, а он залез мне в трусы и… Бог знает, что там еще делали его… шаловливые ручонки. А наутро он как ни в чем не бывало познакомился со мной и называл птичкой-невеличкой.

Нейт пробормотал что-то, но его слова заглушило бульканье воды.

– Что?

– Ничего.

– Убила бы скотину.

– Я уже.

– Что? – спросила Робин.

– Я убил его.

Пораженная, она уставилась на Нейта. Поставив бокал, она подошла к нему и опустилась на колени, положив руки ему на бедра.

– Старикан с такими усами, как у моржа? – спросил он.

– Да.

– Я убил его в четверг ночью.

– Я не верю, – проговорила Робин. Но она верила: Нейт выглядел слишком мрачным, чтобы шутить. – Как?..

– Ты сама знаешь, кто такие троллеры.

– Ты троллер?

– Был им. Сейчас уже нет. После того что случилось с тем стариком, у меня погас запал. Это было ужасно. И виноват в этом я. Без меня они бы не смогли включить колесо обозрения. У меня был ключ. Конечно, мы не хотели, чтобы он упал, но…

– Как это вышло?

– Мы приковали его наручниками к поручню безопасности на одной из кабинок и подняли вверх. Поручень не выдержал. Он сорвался. Сорвался с огромной высоты и всю дорогу кричал. И тогда я вывез его тело на доске для серфинга в океан. Просто вывез и скинул.

– Боже… – пробормотала она.

– Это было в тот же вечер, когда я встретил тебя.

Она вспомнила, как той ночью поджидала Поппинсака. Как сидела в тумане с ножом наголо, а потом испугалась и убралась подальше, к домику за пределами городского пляжа.

– Я тогда пыталась отловить его сама, – сказала она. – Хотела вернуть свои деньги. Поэтому я сидела и поджидала его в дюнах.

– В общем, мы убили его.

– Мне кажется, появись он тогда, я бы сделала то же самое. У меня был нож… И я хотела причинить ему настоящую боль. Хотела отплатить ему сторицей.

– Что ж… После того как он с тобой обошелся, мне стало немного легче. Но пусть даже он получил по заслугам… мне тошно об этом думать.

– Я понимаю, – пробормотала Робин. – Извини.

– Как оно тебе? Ты занималась любовью с убийцей.

Она осторожно потерла ноги. В горле словно застрял комок, мешающий говорить, но все-таки она выдавила:

– Это похоже на несчастный случай.

– Допустим, это был несчастный случай. Он оказался слишком тяжелым для этого поручня. Но приковали-то его туда мы, понимаешь? Он оказался там из-за нас. Все твердят, что это был несчастный случай, но факт остается фактом: с ним расправились мы. Он был троллем, и мы пришибли его. Большинство ребят обрадовалось, что он упал! Таня – та точно была на седьмом небе от счастья. Она всегда жаждала их крови, с того времени, как мы придумали этот прикол с Огромным Козлом Графом. А в последнее время зверела все больше.

– Таня – это та самая девушка в автомобиле? – спросила Робин.

– Да. Она очень сильно пострадала однажды от троллей, понимаешь? Так что я не могу ее винить. Они изнасиловали ее и проделали еще множество мерзостей. Нетрудно понять, как она их ненавидит. Я тоже мстил им за то, что они с ней сделали. До этого случая она была… такая… невинная, веселая, беззаботная… Она мухи не могла обидеть.

– Ты любил ее, да? – спросила Робин.

Он замялся. Положив руки ей на бедра, он посмотрел ей прямо в глаза:

– Я любил Таню. Пока она не попала в лапы к троллям. Они убили в ней именно ту частичку, которую я любил.

– Мне очень жаль, – прошептала Робин.

– А теперь она исполнена ненависти. Все, что ее волнует, – это тролли. – Он покачал головой. – Мы отомстили за нее. Она ликовала, но продолжала и продолжает хотеть большего. Ее аппетиты растут и растут. Теперь, после того, как мы убили одного из них… Я даже думать боюсь, что будет со следующим троллем, который им попадется. Но я, по крайней мере, в эти игры не играю. Единственное, о чем я жалею – что не бросил все раньше. Пока не дошло до убийства. Я не остановился вовремя. И теперь я убийца. – Его ладони скользнули вверх и нежно обхватили лицо Робин. – И теперь я вынужден жить с этим, – продолжал он. – Наверное, я правильно сделал, что рассказал тебе обо всем. Лучше потерять тебя прямо сейчас, чем позже.

– Ты не потерял меня, – сказала она.

– Ты что, не понимаешь, что я говорю? Я…

– Однажды я тоже убила человека.

– Нет. – Пальцы Нейта сдавили ее лицо.

– Да. По крайней мере думаю, что убила. Каждый раз я пытаюсь убедить себя, что он выжил. Каждый день пытаюсь. Все равно не верю. Нож был большущий, а я воткнула его прямо ему в середину груди. Может, конечно, он и не умер. Но я думаю, что умер.

Тяжело вздохнув, Нейт притянул ее к себе. Робин привстала и забралась к нему на колени. Он обнял ее и крепко прижал к груди.

– О Господи, – бормотал он ей в ухо. – Робин, Робин…

– Он напал на меня, – сказала она. И срывающимся голосом добавила: – Но это не оправдание.

– О… Боже, мне очень жаль. Мне очень жаль…

– Мы с тобой подходящая парочка для преисподней, да?

Внезапно она почувствовала, как его тело затряслось. Он плакал. Не выпуская ее из своих крепких объятий, он всхлипывал и содрогался всем телом.

Робин тоже заплакала.

Так, наслаждаясь теплом бурлящей воды, они сидели и плакали вместе.

38

В одиннадцать часов мать Джереми отложила книгу и включила новости.

– Пойду-ка я лягу, – сказал Джереми.

Мать явно удивилась:

– А как же «Субботним вечером в прямом эфире»[27]?

– Да ну его, – сказал он. – Летом идут одни дурацкие повторы. И вообще, если честно, что-то я совсем никакой.

Она приподняла бровь:

– Надо же? Всего-то до середины ночи прошлялся.

– Вот именно. – Он поцеловал ее, пожелал спокойной ночи и отправился к себе. Заперев за собой дверь, он собрал одежду, которую планировал надеть позже, положив предварительно в передний карман вельветовых штанов швейцарский армейский нож. Потом достал из нижнего ящика стола лезвие Тани. «Носи его с собой на память», – сказала она тогда. Лезвие до сих пор было завернуто в носовой платок. Белая ткань была вся в бурых пятнах свернувшейся крови.

Джереми достал лезвие, посмотрел на него. Воспоминания прошлой ночи нахлынули с новой силой, вызывая страх и вожделение.

«Кому нужно лезвие на память? – думал он. – Кто сможет забыть… такое?»

Но Таня попросила его носить лезвие с собой.

Он снова завернул его в платок и сунул в карман штанов.

Потом скатал подготовленную одежду и затолкал под кровать. Снял пижаму и аккуратно повесил на спинку стула. Выключил свет и лег в постель.

Светящийся циферблат часов на тумбочке показывал четверть двенадцатого. До выхода оставалось еще полчаса.

Минуты поползли.

В голове кипели образы и видения. Таня и Светлячок. Их лица, их тела, их запах, их голос. Светлячок и Таня. Тролль, падающий с колеса обозрения, Таня, поправляющая его сломанные ноги, Джереми ломает ему палец за то, что ударил Светлячка. Музей Диковин Джаспера, Ковбой, трясущий банку с эмбрионом внутри, огромный и жуткий паук, скукоженная мумия, Ковбой высмеивает четверых отморозков, вот те гонятся за ними, а вот Джереми разрывает рубашку на той девчонке и касается ее груди. Карен отплясывает на вечеринке, вся взмокшая, в одних трусиках и лифчике. Насмешливый, хриплый голос тролля из темноты под променадом. И какой бы образ ни возникал в его голове, все они почему-то замыкались на Тане. Или на Светлячке. Думая о Светлячке, он испытывал мучительное чувство вины и потери. Мысли о Тане зарождали в нем какое-то странное желание. Он хотел ее, он боялся ее. Ему было стыдно из-за того, что он променял Светлячка на Таню. И страшно.

Звук шагов в коридоре вырвал Джереми из этих суматошных мыслей. Хлопнула дверь, зажурчала вода из-под крана, послышался шум сливаемого бачка, наконец мимо двери прошаркали материны шаги. Значит, она отправилась в свою спальню.

Тридцать пять минут двенадцатого.

Он отсчитывал минуты до выхода, обдумывая способы улизнуть незаметно, но к этим мыслям то и дело примешивались другие – пугающие: что ждет его на этом ночном рандеву с Таней?

Без четверти двенадцать он скатился с кровати, запихнул халат и пижаму под покрывало и, дрожа от холода, опустился на колени возле кровати. Достал одежду. Уселся на ковре и стал ее надевать.

Одевшись, он подкрался к двери и тихонечко приоткрыл ее. В коридоре было темно, даже из комнаты матери не проникал свет. Но Джереми подозревал, что она еще не спит. Затаив дыхание, чувствуя, как от напряжения стучит в висках, он коснулся стены кончиками пальцев, чтобы не сбиться с курса, и пошел вперед, тихо ступая по полу резиновыми подошвами.

Добравшись до входной двери, он бесшумно снял цепочку и повернул защелку замка. Тот открылся, приглушенно щелкнув. Повернув ручку, Джереми медленно открыл дверь и вышел на крыльцо. Осторожно притворил дверь за собой.

Сквозь сетчатую дверь веранды была видна вся улица, залитая светом фонарей. Вдоль бордюров стояли несколько машин. Одна из них вполне могла оказаться Таниной. Впрочем, Джереми понимал, что еще рано, и она, скорее всего, еще не подъехала.

Может быть, она вообще не приедет.

Эта мысль одновременно и обнадежила и разозлила его.

Он закрыл сетчатую дверь и спустился на одну ступеньку.

Если она не приедет, сказал он себе, я смогу отправиться к Светлячку.

«Слушай, я что-то передумал. Можно войти?»

Черт, я же адреса ее не знаю.

На другой стороне улицы фары одного из припаркованных автомобилей ярко вспыхнули и снова погасли.

Сердце Джереми екнуло.

Он ускорил шаг, добрался до тротуара и оглянулся на свой дом, в глубине души надеясь, что сейчас в одном из окон зажжется свет, входная дверь распахнется, и мать выбежит с криком: «Куда это ты намылился, молодой человек?»

Дом был погружен во тьму. Побег удался.

Джереми перешел через дорогу. Из открытого окна подмигнувшего фарами автомобиля высунулась рука и помахала ему. Он помахал в ответ. Подойдя ближе, он разглядел, что это старый «Форд LTD». Пассажирская дверь распахнулась, но в салоне царила темнота. Либо свет не работал, либо Таня специально его выключила.

Остановившись у двери, Джереми наклонился и заглянул внутрь. Таню окутывала тень, размытые черты лица напоминали маску, но Джереми все равно узнал ее. Он уселся на пассажирское сиденье и захлопнул дверь.

– Садись поближе, – сказала Таня.

Он придвинулся к ней. Двигатель работал, но с перебоями. Джереми чувствовал, как машина вибрирует под ними. Несмотря на то что все окна были открыты, в салоне стояли неприятные запахи бензина и сигаретного дыма. Но присутствовал и другой аромат, нежно-мускусный, навевавший Джереми мысли о ночных джунглях и дикарях. И исходил он от Тани.

Она повернулась к нему. На ней были темный свитер и спортивные штаны. Взяв Джереми за руку (ту, что была порезана), Таня прижала ее к губам. Другой рукой она оттянула подол свитера и направила руку Джереми вверх по своей горячей коже – прямо к груди. Удерживая ее там, она обняла его, наклонилась и поцеловала. Ее рот будто поглотил его. Она застонала, когда Джереми принялся осторожно ласкать ее грудь. Та была невероятно гладкой, сосок пружинил под пальцами. Джереми тер его, а язык Тани тем временем скользнул ему в рот. Джереми сдавил сосок, коснулся находящегося под ним шрама и провел по нему пальцами, остановившись лишь там, где начинался пояс ее штанов, желая проследовать дальше, но не решаясь. Вместо этого он скользнул рукой вверх, наткнувшись на висящий на ее шее свисток. Ему хотелось прикоснуться к другой ее груди, но, не осмелившись этого сделать, он просто вцепился в свисток.

Таня прервала поцелуй и слегка отстранилась.

– Пора начинать, – прошептала она. – А на это у нас еще будет время. Позже. У нас будет куча времени на все что угодно.

Джереми кивнул и вытащил руку из-под ее свитера.

Она нежно поцеловала его, потом достала из поясной сумки что-то, упакованное в пакет.

– Это тебе, – сказала она.

Джереми с недоумением смотрел на пакет, пытаясь понять, что в нем.

– Это хирургические перчатки, – пояснила Таня. – Мы же не хотим оставить везде отпечатки пальцев. – Она достала еще один такой же пакет и, развернув его, натянула перчатки.

– Неужели необходимо надевать их прямо сейчас? – спросил Джереми. Ему совершенно не хотелось обтягивать руки резиной. Ему хотелось, чтобы они были свободны, чтобы осязали Таню.

– Машина чужая, – сказала она.

– О… – пробормотал он. Живот свело, он почувствовал, как член начал скукоживаться. – Ты хочешь сказать, что угнала ее?!

– Разумеется.

Он покосился на замок зажигания. Ключа из него не торчало, но мотор работал на холостых оборотах.

– Святый Боже, – проговорил Джереми.

Таня повернулась вперед, сняла ручной тормоз, потянула вниз рычаг переключения передач и развернула машину в сторону от тротуара.

– Мы бросим ее где-нибудь возле Фанленда, когда закончим, – сказала она. – Не переживай, хозяева обязательно ее отыщут. Дело в том, что мы не можем воспользоваться моей машиной, иначе меня запросто смогут вычислить.

– Что мы собираемся делать? – спросил Джереми.

– Проучить одного тролля, – сказала она. – Я знаю, где сегодня можно найти превосходного тролля.

– Правда? И где же?

– У Нейта дома.

Робин приподнялась на локте и посмотрела на Нейта. Он выглядел умиротворенным, как ребенок. Руки и ноги разметал в стороны – так и уснул. Грудь его мерно вздымалась и опадала. Робин положила на нее руку. Его кожа, золотистая в мерцании свечей, на ощупь оказалась прохладной.

Осторожно убрав руку, она встала с постели, подняла одеяло, сброшенное на пол, когда они занимались любовью, и накрыла Нейта. Он не шелохнулся.

Робин улыбнулась.

Бедолага, весь вымотался, подумала она.

А кто бы не вымотался?

Она и сама ощущала во всем теле невероятную слабость. Мышцы казались разваренными, точно пудинг. Кожа вокруг рта припухла, ее слегка покалывало от непрерывных поцелуев. Щеки зудели от его щетины. Так же, как плечи, грудь и шея. Соски немного саднили. Внутри она ощущала какую-то странную мягкость.

Перестарались, подумала она и снова улыбнулась.

Она подошла к комоду, любуясь своим отражением в зеркале. Да уж, выглядит она действительно как выжатый лимон. Наклонившись, она задула свечи на комоде, после чего решила сделать то же самое со свечами на тумбочке со стороны Нейта. Робин не хотелось его будить, поэтому вместо того чтобы перелезть через кровать, она заставила себя ее обойти. Перед тем как погасить последнюю свечу, она наклонилась и осторожно придвинула руку Нейта к боку.

Наконец она задула все свечи, скользнула под одеяло, повернулась к Нейту и стала придвигаться к нему, пока не почувствовала тепло его тела. Нежно положила руку ему на грудь и прислушалась к дыханию. Затем поцеловала его в плечо.

Он хныкнул.

Наверное, видит дурной сон.

Робин осторожно погладила его по груди, надеясь отвлечь от неприятного сновидения. Ритм его дыхания не изменился. Нейт по-прежнему спал. Робин прислушивалась, готовая разбудить его, если он снова захнычет.

Может быть, ему снится падение Поппинсака?

Как жаль, что она не может избавить его от этого бремени. Просто поцеловать и тем самым стереть из памяти все дурное.

Если бы только можно было вылечить его любовью…

Но он обречен жить с чувством вины. У него свое бремя, у Робин – свое.

Слава Богу, что мы рассказали об этом друг другу, подумала она.

Она и так любила его. Но взаимная откровенность, словно жаркое пламя, сплавила их души в единое целое.

Она вспомнила, как стояла в джакузи, крепко прижавшись к нему, и рыдала, как их слезы смешивались, ощущение, будто они с ним слились воедино, как они со слезами целовались…

Когда воспоминания покинули ее, она провалилась в сон.

Таня погасила фары. Дорога впереди погрузилась в темноту. Она резко свернула на узкую дорожку, возникшую впереди и казавшуюся бледно-серой полосой посреди сумрака леса. Через некоторое время Таня переключила передачу, но не прибавила скорость, очевидно опасаясь шумом двигателя выдать себя.

– А ты уверена, что они здесь? – прошептал Джереми.

– Уверена, – сказала Таня. – Только вместо нее здесь должна была быть я.

– А?

– У нас было все на мази. Его предки уехали до среды, и я собиралась все это время пробыть с ним.

– Черт.

– Говнюк вонючий.

– Он просто ненормальный, если променял тебя на эту девку.

– Большая ошибка. Сейчас он увидит, насколько большая.

Они добрались до вершины холма. В темноте маячил огромный черный силуэт дома с покатыми островерхими крышами. Все окна были темные, лишь некоторые слегка поблескивали в лунном свете. Дом выглядел мрачным и безлюдным.

Джереми очень надеялся, что там и вправду никого нет.

Его мутило от ужаса.

Он был счастлив находиться с Таней, но как же ему хотелось, проникнув в дом, никого там не застать!

Он вытер взмокшие ладони о вельветовую ткань брюк, забыв, что на руках резиновые перчатки. Руки так и остались влажными.

Все будет в порядке, сказал он себе.

Она сказала, что Нейта берет на себя. Стало быть, ему надо позаботиться о девушке. Нет проблем – позаботится. Он прекрасно справился с теми двумя на крыльце Музея Диковин – и ему понравилось. Вот он, долгожданный шанс побороться с музыкантшей.

Как странно: ведь впервые столкнувшись с ней на променаде, он так все и представлял.

Таня словно вдохнула жизнь в самые дерзкие его мечты, воплотила их в реальность колдовской силой своего темного очарования.

Я не хочу бить эту девушку, думал он. На самом деле я этого не хочу.

Его трясло от страха, от какого-то мучительного предвкушения.

Пожалуйста, пусть дома никого не окажется.

Машина подъехала к стоянке перед крыльцом. Таня остановилась и опустила рычаг ручного тормоза. Двигатель продолжал тихонько урчать, когда она открыла дверь и вышла из автомобиля. Джереми хотел напомнить ей, что надо бы заглушить мотор, но вовремя вспомнил, что у нее нет ключей.

Он вышел из машины и на дрожащих ногах подошел к капоту, пока Таня доставала что-то с заднего сиденья. Она подошла к нему с бумажным пакетом в руках.

– Что это? – прошептал он.

– Вещи, – сказала она. – Увидишь.

Он поднялся вслед за ней по лестнице на крыльцо. Таня вытащила из кармана свитера ключ и отперла замок.

По крайней мере нам не пришлось его взламывать, подумал Джереми.

Таня распахнула дверь. Внутри царила темнота.

Они вошли в прихожую, и Таня бесшумно затворила за собой дверь.

Джереми слышал только барабанную дробь собственного сердца. Оно колотилось так, что Джереми почти чувствовал, как оно гонит кровь по сосудам.

Таня присела на корточки. Поставила сумку на пол. Тихо забренчал металл. Джереми узнал этот звук и тут же вспомнил старого бродягу. В слабом свете, льющемся из окон, он увидел, как Таня подняла руку, демонстрируя ему извлеченный из сумки предмет. Это была пара наручников. Она передала их Джереми, достала еще одну пару и положила в карман свитера.

Затем она извлекла из сумки молоток и тоже передала его Джереми.

Его дыхание оборвалось. Желудок стянулся тугим узлом. Мошонку словно стиснули ледяные пальцы.

Таня тем временем достала из сумки топорик и встала, оставив пустую сумку на полу.

Джереми выдавил шепотом:

– Мы же не хотим их убивать, а?

– Шутишь, что ли?

– А что же тогда мы собираемся делать?

– Девка отправится с нами. А Нейт – нет. Пошли.

На дрожащих одеревенелых ногах он последовал за Таней к лестнице. Они медленно поднимались на второй этаж. Всякий раз, как лестница под ногами издавала скрип, Джереми вздрагивал. Сердце стучало, как бешеное, из горла вырывался сухой, надтреснутый хрип. Джереми с трудом сглотнул, и хрип прекратился.

Лестнице, казалось, не будет конца.

А ведь сейчас, вместо всего этого, я мог бы быть со Светлячком, думал Джереми. Боже, ну почему я не поехал к ней?!

Наручники. Молоток. Топор.

Все оказалось гораздо хуже, чем он мог вообразить.

Он представил, как разворачивается и мчится вниз по лестнице – прочь из этого дома, прочь от Тани, прочь от поджидающего его безумия…

А потом он вспомнил, как держал руку у нее под свитером.

«На это у нас еще будет время. Позже. У нас будет куча времени на все что угодно».

Она находилась тремя ступенями выше, едва заметная в темноте. Он знал, что под свитером на ней ничего нет.

Он знал, что никуда не убежит.

Оказавшись на площадке, Таня повернулась к нему:

– Не делай ничего, пока я не скажу, – прошептала она.

Джереми кивнул и положил наручники в карман куртки.

Бок о бок они двинулись по коридору. У открытой двери в спальню Таня остановилась. Заглянула внутрь. Постояла, не двигаясь, а потом уперла обух топорика в спину Джереми и подтолкнула его вперед. Он вошел в комнату. В слабом лунном свете, льющемся из окна, он разглядел кровать. Одеяла были взбиты.

Это они.

Таня была права. Они здесь.

А вдруг она лгала, что не собирается их убивать?

Что я здесь делаю?

Таня закрыла дверь. Толкнула Джереми топориком в предплечье, а потом вложила рукоять ему в руку. Почему она не оставила его себе?

Хочет освободить руки, понял Джереми, наблюдая украдкой, как она пересекла комнату, направляясь не к кровати, а к комоду у стены. Рядом с ним стоял стул с прямой спинкой. Таня подняла его и пошла обратно.

Если я не позволю ей взять топор…

Совершенно беззвучно она опустила стул на ковер перед дверью и спинкой подперла ручку.

По идее, стул должен был помешать кому-то войти, но Джереми понимал, что главное – не позволить никому выйти.

Она протянула руку за топориком. Джереми не попытался его удержать. Она переложила топорик в левую руку, а правой схватила Джереми за запястье и повела к кровати. Когда они остановились в изножии, он услышал ровное дыхание спящих.

Таня бесшумно проскользнула вдоль левой стороны кровати, низко склонилась над спящими и переложила топорик в правую руку.

Джереми увидел, как топорище взмыло вверх.

И обрушилось вниз.

Нет!

Звук удара болью отозвался в его собственной голове. Съежившись, он почувствовал, как обмякли ноги, и в тот же миг кто-то потрясенно ахнул. Одеяло на другой стороне кровати взметнулось.

– Хватай ее! – гаркнула Таня.

Девушка была нагая; на фоне белых простыней ее тело казалось темным силуэтом. Запутавшись в одеяле, она извивалась на краю постели, пытаясь руками высвободить ноги.

Джереми набросился на нее, повалил. Матрас отпружинил. Она корчилась и извивалась под ним. Джереми пригвоздил одну ее руку к кровати, но перехватить вторую не мог – молоток мешал. Ее ногти прочертили на его щеке огненные полоски боли. Он выпустил молоток. Как только тот ударился об пол, Джереми схватил девушку за запястье.

Вот ты и попалась!

Она вырвалась и скинула его на бок. Он рухнул спиной на ковер. Молоток впился между лопаток. Девушка взгромоздилась сверху и, рыдая и рыча, вцепилась зубами Джереми в подбородок. Он заорал, выпустил ее запястья и ударил девушку кулаком в лицо. Не разжимая хватки, она откинулась назад, раздирая его плоть. Обезумев от боли, Джереми схватил ее за короткие волосы над ушами и, выкручивая голову, перевернулся, распластав ее на полу рядом с собой.

Она заехала ему коленом в живот. Воздух словно взорвался в груди. Он согнулся пополам, обхватив живот руками.

– Что там за херня? – послышался голос Тани.

С трудом глотая воздух, Джереми увидел, как девушка выползла из-под него и поднялась на ноги.

Комната наполнилась светом.

Девушка замерла, глядя через плечо на кровать.

– Ни с места, – предупредила Таня.

Джереми попытался сесть. Тяжело дыша и держась за подбородок, он увидел Таню, которая сверлила девушку ненавидящим взглядом. Она стояла над неподвижным телом Нейта с топориком наготове. В свете синей прикроватной лампы Джереми видел, что все лицо Нейта залито кровью из раны во лбу. Рана была не просто большая – огромная, но все же Таня ударила его не лезвием, а обухом. Теперь же она занесла над его головой именно лезвие.

– Одень ее, Герцог. Она не должна привлекать внимания.

Кивнув, он подобрал молоток и встал. Подошел к девушке. Та стояла как вкопанная, не сводя глаз с Тани. На Джереми она и не взглянула.

– Руки за голову, – выдохнул он.

Она распрямилась, подняла руки и сомкнула пальцы на макушке.

Стоя у нее за спиной, Джереми смотрел на ее гладкую загорелую кожу, бледные ягодицы и стройные ноги.

Он провел рукой по подбородку. Резиновая перчатка стала скользкой от крови.

Он с силой провел гвоздодером по середине девичьей спины. Девушка зашипела и вздрогнула. На коже проступили две параллельные глубокие борозды, потекла кровь.

Джереми посмотрел на Таню.

Таня кивала и улыбалась.

Джереми обошел вокруг девушки и встал перед ней. Ее глаза смотрели прямо ему в лицо. В них были страх и боль, но преобладало омерзение, словно больше всего на свете ей хотелось его уничтожить.

Он размазал свою кровь по ее щекам и подбородку. Он ударил ее по лицу наотмашь, так что ее голова мотнулась. Но она продолжала смотреть на него. Смотрела, оскалив зубы, словно зверек, но не сопротивлялась, когда его рука скользила по ее телу – сжимая, пощипывая, лаская. Когда же он влепил головкой молотка ей в живот, она согнулась пополам и упала на колени, с хрипом втягивая в себя воздух. От удара коленом в челюсть ее голова запрокинулась, и девушка рухнула на пол.

– Будет с нее, – сказала Таня. – Время поджимает.

Пока Джереми искал одежду девушки, Таня приковала Нейта наручниками к кровати. В шкафу Джереми обнаружил рюкзак и вытащил из него джинсы и голубую рубашку. Он швырнул вещи девушке и смотрел, как она медленно, превозмогая боль, пытается их надеть. Прежде чем она успела застегнуть на рубашке первую пуговицу, он схватил ее за волосы, рывком поднял на ноги и сковал ее руки наручниками за спиной.

Затем он вытащил свой ремень, продел конец через пряжку и накинул на шею девушке получившуюся петлю.

Схватив с верхней части комода ключи Нейта, Таня кинула их в сумочку и выключила свет.

– Отлично, – сказала она. – Напомни мне разбить окно, когда на улицу выйдем. Все должно походить на ограбление.

– Ладно, – сказал Джереми.

Держась за ремень, как за поводок, он вывел девушку в темный коридор.

39

Легкое пошатывание кровати вывело Дэйва из дремоты. Сквозь закрытые веки он почувствовал свет. «Неужели уже утро?» – подумал он. Джоан заставила его поставить будильник на полночь, но вдруг он выключил его во сне? Он на это надеялся. Надеялся, что действительно проспал до самого утра.

Кто-то сел на него голым задом. Дэйв прогнулся под этим приятным весом и открыл глаза. Со смесью испуга и разочарования, он обнаружил, что свет исходит от прикроватной лампы. Джоан склонилась над ним, опершись руками на матрас рядом с его плечами. Нежно улыбнувшись, она опустилась еще ниже, коснувшись сосками его груди, и начала слегка покачиваться, поглаживая его ими. Он чувствовал твердую теплую тяжесть ее грудей. А потом она прижалась губами к его рту.

Он медленно провел рукой по ее спине.

Она отстранилась:

– Пора вставать, милый.

– Проснись и пой, да? – сказал он.

Но тут же осекся, увидев в ее глазах знакомый огонек.

– А, – сказал он. – Уже встаю.

Она снова поцеловала его и сказала:

– Нам пора выходить.

– Вот это меня и пугает. Который час?

– Половина первого.

– А что с будильником?

– Я отключила его. Все равно уже давно проснулась.

– Не спалось? – спросил Дэйв.

– Не хотелось. Я сочла это пустой тратой времени. Гораздо приятнее было сидеть здесь и смотреть на тебя.

– Попахивает вуайеризмом.

– Как скажешь, приятель.

– Ты должна была разбудить меня.

– А я не хотела. У тебя впереди трудная ночь и нужно хоть немного выспаться. – Она поцеловала его еще раз. – А теперь – па-адъем!

Она слезла с Дэйва. Он сел, натянул одеяло до пояса и смотрел, как Джоан надевает трусики и натягивает через голову футболку. Когда ее лицо выскользнуло из ворота, она сказала:

– Представление окончено. Теперь можешь тоже одеться.

Дэйв придвинулся к краю кровати, спустил ноги на пол, но вставать не стал.

Вместо этого он смотрел, как Джоан надевает один из двух темно-синих жилетов, которые он вечером прихватил из участка. Накинув жилет на плечи, она закрепила его ремешками по бокам.

– Со стороны кажется, будто ты собралась прокатиться на водных лыжах, – сказал он.

– Пытаешься выдать желаемое за действительное. – Присев на корточки, она достала из продуктового пакета кобуру и, надев ее, сунула под левую подмышку «Смит-энд-Вессон 0,38». Кобуру чуть поменьше Джоан пристегнула к правой лодыжке. В нее вставила хромированный пистолет-полуавтомат. Когда же извлекла из пакета кожаные ножны, Дэйв покачал головой. Она выпрямилась и прикрепила ножны к правому боку. В них отправился длинный обоюдоострый нож.

– Боже всемогущий, – сказал Дэйв. – Где ты только все это достаешь? Заказываешь по каталогу «Солдаты удачи»?

– Как ты догадался?

– Можно еще вопрос? У тебя там УЗИ часом не припрятан?

– С такой экипировочкой он мне не понадобится. – Она снова полезла в мешок и вытащила оттуда пару тренировочных брюк, вымазанных, судя по виду, гуталином.

Дэйв поднялся с кровати. Достав из комода нижнее белье и носки, он отложил их в сторону, наблюдая, как Джоан натягивает на себя какую-то мешковатую толстовку, такую рваную, что местами сквозь дыры проглядывал синий жилет. Дыры в штанах оголяли ноги.

– Моя сексуальная Рембо, – сказал Дэйв. По примеру Джоан он надел футболку, чтобы жилет не натирал кожу. Потом – джинсы, жилет и кроссовки. Подошел к шкафу, где хранилось его собственное оружие: короткоствольный револьвер 38-го калибра, который он вставил в поясную кобуру, и 9-миллиметровая «Беретта», которую поместил в кобуру на плече.

– Не очень-то надежная защита, – сказала Джоан, косясь на «Беретту».

– Не думаю, что нам придется отбиваться от целой армии, – сказал Дэйв.

– А вот Дебби думает, что придется.

– Ты что, сказала ей, да? – Дэйв накинул плотную клетчатую рубашку и бросил взгляд на повязанный вокруг бедра Джоан красный платок. – А это зачем?

– Чтобы быть стильной. Да, я сказала ей. Наверное, надо было сохранить все в тайне, но я так не люблю. Она, мягко говоря, не обрадовалась. Боится, что я не вернусь.

От слов Джоан внутренности Дэйва завязались узлом.

– Я прекрасно ее понимаю, – сказал он.

– Она больше переживает насчет троллей, чем из-за подростков. Она убеждена, что это они что-то сделали с мамой. – Джоан взяла носки и драные кроссовки, присела на край кровати и попыталась согнуться, чтобы надеть их. – Проклятье, – пробормотала она, поняв, что этого не позволяет жилет.

– Дай помогу, – сказал Дэйв.

– Мой рыцарь. Как романтично.

Опустившись на колени, он стал натягивать ей носки.

– А у тебя неплохо получается, – сказала она, потрепав его по волосам. – Из тебя выйдет неплохой надеватель носков для наших детишек.

Он улыбнулся ей:

– Наших детишек?

– Разве ты не хочешь, чтобы у нас были дети?

– Хочу, конечно.

– И сколько?

– Столько, сколько тебе захочется, – сказал он, и вдруг пожалел, что этот разговор о детях и счастливом будущем они затеяли именно сейчас. В тот момент, когда никакого будущего им может и не светить. Предстоящая ночь маячила перед Дэйвом черной стеной, за которой, может статься, ничего нет и не будет.

Это смешно, сказал он себе.

Но ведь Глория попала в их лапы.

Глория была одна. Без оружия. В этой игре правила совсем другие.

Закончив зашнуровывать обувь, он погладил бедра Джоан сквозь мягкую ткань тренировочных брюк и просунул ладонь в одну из дырок.

– Может, на всякий случай по дороге еще раз заглянем в дом Глории? – сказал он.

– Думаешь, стоит? Ее там нет, и мы оба прекрасно это знаем.

– Не мешало бы еще раз проверить. Это займет всего несколько минут.

Ее взгляд потемнел:

– Не хочу снова туда идти.

– Можешь подождать в машине, – сказал Дэйв. Они уже были там после ужина. Джоан вошла в дом вместе с ним, и это, очевидно, ее расстроило. С угрюмым видом она бродила по дому за Дэйвом, крепко сжимая его руку. И он не мог ее винить. Это был дом его бывшей любовницы, женщины, которую вчера ночью, скорее всего, убили и спрятали тело в каком-нибудь укромном месте, рассчитывая, что его никто не найдет.

Когда Дэйв хотел показать ей рваную одежду Глории, Джоан помотала головой, резко заявила, что не хочет этого видеть, и чуть ли не силой вытащила его из дома.

Неудивительно, что ей не хочется идти туда снова.

– Ладно, тогда я просто позвоню ей, – сказал Дэйв.

– Если тебе так хочется…

Он подошел к телефону на тумбочке и набрал номер Глории. После трех гудков трубку сняли:

– Привет. Это Глория.

Сердце Дэйва радостно екнуло.

– Глория? – спросил он и увидел, как Джоан с изумленным видом повернулась к нему.

– К сожалению, сейчас меня нет дома, но если хотите, можете оставить сообщение…

– Черт, – пробормотал он. – Это автоответчик.

Он оставлял сообщения раз, наверное, сто. Как он мог позволить этой чертовой штуке себя обмануть, зажечь в душе огонек надежды?

На лице Джоан тоже читалось разочарование.

– …я отвечу вам, как только смогу.

Точно, подумал он. Как только сможешь.

Мертвая. Она мертвая, а говорит со мной, как ни в чем не бывало.

В телефонной трубке прозвучал сигнал, извещающий о начале записи.

Он вспомнил, как часто она жаловалась, что автоответчик зависает.

Вспомнил, как часто она снимала трубку лишь после того, как он назывался.

– Это Дэйв, – сказал он.

Джоан скривила губы. Ей это явно не нравилось.

– Если ты там, то ради Бога, возьми трубку.

Он прислушивался к далеким, бессмысленным звукам.

– Глория? Это Дэйв. Ты там?

Я говорю с мертвой женщиной.

Он повесил трубку.

Джоан подошла к нему и обняла.

– Мы могли бы просто взять и бросить всю эту затею, – пробормотал он. Крепко обняв ее, он чувствовал ее твердый жилет, чувствовал рукоятки пистолета и ножа, но помимо этого ощущал и тепло ее ног, нежную мягкость ее щеки. Он поцеловал ее:

– Если из-за нее я потеряю тебя…

– Мы все задолжали Богу смерть,[28] – сказала она.

– Только это я и хотел услышать.

– Еще срок не пришел.[29] – Она ласково похлопала его по спине и отошла.

Он смотрел, как она снова полезла в пакет, достала оттуда вязаную шапку и натянула на голову так, чтобы белокурые волосы бахромой торчали по краям.

Изогнув брови, она спросила:

– Ну как я выгляжу?

– Великолепно.

Она взяла сумку, в которой явно оставалось что-то еще.

– Неужели там УЗИ?

– Просто старое одеяло, – сказала она.

– А оно-то тебе на что?

– Чтобы быть еще более стильной.

Когда они вышли в прихожую, Дэйву пришлось немного подождать, пока Джоан рылась в своей сумочке. Наконец она вытащила полицейский жетон.

– Без него никуда, – сказала она. – А ты свой прихватил?

Он похлопал по своему бумажнику.

Джоан задрала кофту, прицепила жетон к лямке кобуры, снова подняла сумку и вместе с Дэйвом вышла из дома.

Дэйв запер дверь, отыскал в связке ключ зажигания и направился к дороге, где их ожидал автомобиль.

Автомобиль со спущенными шинами.

– Какого черта? – пробормотал он.

Он обошел машину. Все четыре колеса безнадежно сдулись. Скосив глаза, он увидел, что Джоан уже направляется к своему автомобилю.

Она обернулась к нему и сообщила:

– У меня то же самое.

– Ты шутишь. – Он поспешил к ней. Припаркованный у обочины автомобиль Джоан стоял на четырех сдутых колесах. – Чтоб меня.

– Похоже, кто-то решил сорвать нашу миссию, – сказала она.

– Но это же какое-то безумие. Детишки балуются.

– Одна детишка. Моя сестренка.

– Дебби? Думаешь, это ее рук дело?

– Скорее всего. Вряд ли это совпадение. Господи, выходит, она расстроилась гораздо сильнее, чем я думала.

– Она знает, где я живу?

– Твой адрес есть в телефонной книге, напарничек. Она просто отыскала его, пришла пешком и потрудилась.

– Да уж потрудилась на славу!

– Маленькое чудовище. Дождется она у меня трепки.

Дэйв не смог сдержать улыбки:

– Она очень храбрая девочка. Видимо, это у вас в крови.

– Как же мне хочется ее придушить.

– Она сделала это только из любви к тебе.

– Да, я знаю. Но все равно выпотрошила бы крысючку.

Дэйв рассмеялся:

– Да, я прекрасно тебя понимаю.

Отвернувшись, она присела возле переднего колеса.

– Надеюсь, она хотя бы их не порезала.

– Дебби не зашла бы так далеко. Думаю, она просто выпустила воздух. – Джоан ощупала шину обеими руками, затем встала и потерла ими лицо. Теперь ее лоб, щеки и подбородок были измазаны грязью, бледно-серой в свете уличных фонарей.

– Понял, – сказал Дэйв. – Это тоже для стильности. Стало быть, мы все равно идем?

– Я – да.

– Отлично, – буркнул он. – Мне вызвать такси?

– Давай пешком. Не так уж далеко.

– Хорошо. Только подожди минутку. Хочу захватить свой фонарик.

Он подошел к своей машине, испытывая необъяснимое ликование. Ничто не сможет остановить Джоан, но сдутые шины, по крайней мере, задержат ее. Экскурсия по пляжу откладывается как минимум на полчаса.

Все-таки отсрочка.

Спасибо, Дебби. Большое спасибо. Теперь я твой должник.

Надо будет купить ей мороженку, подумал он и усмехнулся.

Открыв свою машину, он вытащил из-под водительского сиденья фонарик и вернулся к Джоан.

– Предлагаю идти не спеша, – сказал он. – Иначе не дай Бог кто-нибудь из нас споткнется и вывихнет лодыжку.

40

– Ну как там дела? – спросила Таня, обернувшись через плечо.

– Прекрасно, – сказал Джереми. Собственный голос показался ему каким-то странным… как будто даже немного плаксивым. – Лучше не бывает.

Девушка растянулась на заднем сиденье, а он сидел у нее на животе. Он немного приподнялся и сразу услышал, как она стала с жадностью втягивать в себя воздух. Ему это понравилось.

Они проехали мимо уличного фонаря. На мгновение его луч осветил обнаженную грудь девушки. Джереми снял перчатки, еще раз ущипнул ее и почувствовал, как девушка вздрогнула.

Мучить ее было здорово, но удовольствия он не испытывал.

Он испытывал разочарование.

Сидя на этой сучке, он мог позволить себе гораздо большее. Ее руки были скованы за спиной, рубашка расстегнута. Черт возьми, она вся в его власти.

Но с таким же успехом на ее месте мог оказаться и парень, поскольку никакого сексуального влечения Джереми не испытывал.

Он ударил ее. Она поморщилась. Он ударил снова.

– Ты меня изуродовала, шмара!

– Дай-то Бог, – пробормотала она.

Он заставил ее закричать.

– Угомонись, – велела Таня.

– Что мне теперь делать? – запричитал он. – Видала, как она меня? Как я с такой рожей домой приду? Что я маме скажу?

– На этот счет не переживай.

– Боже, я не могу вернуться домой. – Он осторожно коснулся раны на подбородке, и на глаза вновь навернулись слезы.

– Что-нибудь да придумаем, – сказала Таня.

– Любой догадается, что со мной произошло. С первого взгляда.

– Я позабочусь о тебе, – сказала Таня. – Не переживай.

– Тебе легко говорить. Лицо-то не твое.

– Но моя проблема. Мы оба замешаны, Герцог. Все будет в порядке. Утром я отвезу тебя домой и расскажу твоей маме, что на пляже на тебя напали собаки. Я спасатель. Она мне поверит.

Да! Это и впрямь должно сработать. Он почувствовал себя немного лучше. Придется еще придумать объяснение своему уходу, но за этим дело не станет.

– А что насчет Нейта? – спросил он.

– Мертвее дерьма.

Стон ужаса вырвался из горла девушки. Она заелозила, забилась под Джереми, и ему пришлось опять угостить ее кулаком. Удар пришелся под ребра и на мгновение вышиб из нее дух. Она тут же обмякла, громко хрипя.

– Она точно никому ничего не расскажет, – сказала Таня. – Уж мы позаботимся.

– Я позабочусь. – Джереми наклонился и принялся терзать девушку. Она корчилась, содрогалась от боли. Будь у нее в легких достаточно воздуха, она бы небось вопила в голос.

– Ради Бога, только не сейчас. Над ней должен потрудиться каждый. Не хотим же мы лишить остальных такого кайфа?

– А я и не убиваю ее. – Он со злобой посмотрел на девушку. Ее голова моталась, рот разинулся так широко, будто чьи-то невидимые пальцы растягивали его, пытаясь разорвать. – Я разве тебя убиваю? – спросил он. – А? Нет. Только щиплю легонечко. Совсем легонечко щиплю. Как тебе так, а? А вот так?

Он почувствовал, как машина остановилась.

– Ладно, – сказала Таня. – Приехали.

Она вышла из автомобиля и открыла пассажирскую дверь со стороны девушки. Нагнувшись, схватила ее под мышки. Джереми приподнялся и смотрел, как Таня выволакивает девушку из салона. Он вылез следом.

Тихо закрыл дверь. Девушка лежала на спине, Таня уселась сверху и уже заканчивала застегивать пуговицы на ее рубашке.

– Бери ее за ноги, – скомандовала она.

Как только он подошел, девушка безуспешно попыталась лягнуть его. Он схватил ее за обе ноги и приподнял над землей. Таня подняла ее за плечи. Вместе они потащили ее вверх по лестнице. Прошли под лицом клоуна, ухмыляющимся в лунном свете. Когда они миновали арку, вокруг них сомкнулись тени.

Какая-то бледная фигура вышла из-за билетной будки.

Джереми затаил дыхание и замер, почувствовав, как дернулись ноги девушки, поскольку Таня сделала еще один шаг. Затем она тоже остановилась.

– Это всего лишь я.

Нет!

Чувство вины захлестнуло его, жгучее и тошнотворное.

Это была Светлячок – одетая во все белое, она стояла в тени, отчего создавалось впечатление, будто ее одежда светится во мраке. Руки ее были сложены на груди. Океанский бриз трепал ее волосы.

Она не знает, что я сделал, подумал Джереми. Но ее присутствие было похоже на яркий свет, и в этом свете он отчетливо увидел, что сотворил нечто ужасное и постыдное.

Что я наделал?

О Боже, что я наделал?

– Остальные уже здесь? – спросила Таня.

Светлячок покачала головой.

– А мы вот раздобыли тролля для сегодняшних торжеств, – сказала Таня.

– Я вижу. Джереми, оставь ее, пойдем со мной.

– Какого черта? – возмутилась Таня.

– Не ввязывайся в это, – продолжала Светлячок. Она подошла к Джереми. – Если ты останешься, тебе несдобровать.

– Если тебя что-то не устраивает, – сказала Таня, – проваливай.

– Заткнись. Джереми… – Она положила руку ему на плечо. И вдруг сильно сжала: – Что у тебя с лицом?

– Да вот, с этой были проблемы, – пробормотал он.

– Боже.

Он выпустил ноги девушки. Та тут же принялась лягаться. Таня швырнула ее ничком и поставила ногу ей на спину.

– Больно? – спросила Светлячок.

– Да. Очень.

– Мне очень жаль. Если бы ты поехал ко мне, такого бы не случилось. Я прекрасно понимаю, что я… не такая, как Таня. Я знаю, ты хочешь ее. Черт, естественно, ты же парень. Кто бы поступил иначе? Но пойми, она тебя погубит. Посмотри, что с тобой стало.

– Скажи ей, чтоб валила на хер отсюда, – отчеканила Таня.

– Она права, – сказал Джереми. – Уходи.

– Я никуда отсюда не уйду. Не уйду, пока ты не пойдешь со мной.

– Я не пойду с тобой, – сказал он.

– Йо! – послышался голос Ковбоя. – Все готовы надрать пару троллиных задниц?

– У нас уже есть один, – сказала Таня.

Ковбой и Лиз подошли ближе:

– Ого, хороша чертовка!

– Да это ж настоящая троллесса! – сказала Лиз.

– А еще среди нас есть предатель.

– Да ну?

– Светлячок.

– Не-е-ет. В чем дело, Светлячок, детка? Ты ведь не бросишь нас, нет?

– Скурвилась? – осведомилась Лиз.

Ковбой подошел ближе. Отпустив плечо Джереми, Светлячок повернулась к нему.

Ковбой – мой друг, подумал Джереми. Он почувствовал невероятное облегчение и благодарность. Совсем как тогда, в самый первый день, когда Ковбой отогнал от него попрошайничавшего тролля.

– Скажи мне, что это не так, – встревоженно произнес Ковбой.

– Я завязала с троллиной охотой, – отрезала Светлячок.

– Шутишь, что ли? После того, что эти голимые членососы сделали с твоей сестрой…

– Здорово, банда. – Рэнди. – Эй, у вас что, уже есть один экземпляр?

– Светлячок хочет нас покинуть, – сообщила Лиз с нескрываемым отвращением.

– Правда?

– Что за тачка у входа? – Это подошел Самсон.

– Мы с Герцогом привезли на ней тролля, – сказала Таня.

– Вы мотор не выключили.

– Пофиг.

– Интересно, кто тут у нас? Девчонка? Вот это дело!

– Мы займемся ею буквально через минуту. Сначала Герцог должен прогнать проклятого предателя.

– Она не предатель, – сказал Ковбой. – Она просто не сдюжила. – Он повернулся к Светлячку: – Что за новости? Из-за того дохлого куска дерьма, что ли?

– Это только одна из причин. Все вышло из-под контроля, Ковбой. Посмотри, что стало с Джереми.

Ковбой посмотрел на него:

– А-ахренеть. Сучкина работа?

– Она меня укусила, – проговорил Джереми дрожащим голосом. – И поцарапала.

– Ничего, она крепко пожалеет.

Лиз и Рэнди подошли поближе, чтобы посмотреть на него. Самсон не подошел. Он стоял на коленях рядом с девушкой, пытаясь перевернуть ее на спину.

Рэнди приподнял очки, прищурился, глядя на лицо Джереми, и пробормотал:

– Черт возьми…

– За это она умрет, – сказала Лиз.

От их сочувствия у Джереми сдавило горло. Они мои друзья, подумал он.

Я не сделал с этой девушкой ничего, чего не сделали бы они.

Они на моей стороне, даже если Светлячок – нет.

Ну и к черту Светлячка, раз так. Кому она сдалась?

Внезапно, отпихнув Рэнди, откуда ни возьмись появилась Хизер. Ее бледная одутловатая физиономия придвинулась к Джереми так близко, что он почувствовал запах лука у нее изо рта.

– Бедняжка Герцог, – сказала она. А затем обняла его. Ее грудь и живот напомнили Джереми туго набитые мешки с желе. Просунув ладони в задние карманы его вельветовых брюк, она схватила его за задницу.

Светлячок оттащила ее прочь.

– Мы уходим, – сказала она. – Давай, Джереми.

– Нет. – Его голос прозвучал четко и твердо. Здесь и сейчас с ним были друзья. Множество друзей. И все они были на его стороне. – Я не уйду. Если тебе не нравится – скатертью дорожка. А я остаюсь.

Она потянула его за рукав куртки.

Неожиданно кто-то набросился на Светлячка сзади, обхватив ее рукой за горло. Ее руки взметнулись. Она схватила противника за голову, извернулась и, присев, перебросила его через плечо. Суча ногами, нападающий грохнулся на доски. Светлячок отступила на несколько шагов и подняла кулаки, готовая защищаться.

Но никто больше не подошел к ней.

На променаде у ног Светлячка, задыхаясь, лежала Карен.

– Всем стоять и слушать меня! – сказала Светлячок. – Нейт был прав. Это зашло слишком далеко. Но я здесь не для того, чтобы отговаривать вас от троллиной охоты. Я ненавижу их так же, как и любой из вас. Ужасно ненавижу. Они отняли у меня мать.

– Сестру, – поправил ее Ковбой.

– Нет, мать. У меня нет матери, благодаря троллям. Но у меня есть сестра, и многие из вас ее знают. Мое настоящее имя – Дебра Делани. Моя сестра – Джоан Делани, полицейский, последние несколько недель патрулирует Фанленд.

Ковбой поднес руку к перевязанной стороне головы.

– Да, – сказала Светлячок. – Это она спасла твое ухо.

– Мотать-колотить.

– Твоя сестра – коп?! – выпалила Таня.

– Я знала, что вы не возьмете меня в команду, если я о ней расскажу. Но больше я не троллер. Я приехала, чтобы предупредить вас. Джоан придет сюда сегодня ночью, переодетая бомжихой. Вместе с напарником. И придут они за вами, ребята. Я спустила им шины, но не думаю, что это их остановит. Они могут нагрянуть с минуты на минуту. Вы – мои друзья. В частности ты, Джереми, но остальные тоже. Я не хочу, чтобы Джоан арестовала кого-то из вас. Или ранила. Так что, прошу вас, отмените все. По крайней мере на сегодня. Отмените и уносите ноги, пока не поздно.

Она стояла, тяжело дыша, и медленно переводила взгляд с одного на другого.

Таня шагнула в ее сторону.

Светлячок подобралась и снова встала в бойцовскую стойку.

Поднявшись на колени, Карен пробормотала:

– Вали ее.

– Заглохни, – небрежно бросила Таня. Она протянула Светлячку руку: – Спасибо за предупреждение, Дебби. Ты молодец. Даже несмотря на то, что твоя сестра – коп.

Светлячок протянула руку в ответ. Таня подошла ближе, опустила руку и обняла Дебби.

Они обнялись.

Джереми не верил своим глазам.

Он-то был почти уверен, что Таня ударит ее коленом в живот.

Они разомкнули объятия, и Таня повернулась к Джереми:

– Иди с ней, если хочешь. Я тебя не держу… вообще никого не держу.

– Я не могу, – сказал он.

Не после того, что мы сделали, подумал он. И не с таким лицом.

Уже слишком поздно.

– Я останусь с тобой, – сказал он Тане.

– Молодчина. Ладно, троллеры! Вы слышали, что сказала Дебби. Копы уже в пути. Придется сделать все быстро. Рэнди, ты стоишь на шухере. Увидишь, что кто-то идет, – свисти в свисток как сумасшедший и беги. Начнем, пожалуй!

Она пожала Светлячку руку и поспешила к закованной в наручники девушке. Остальные присоединились к ней.

Светлячок подошла к Джереми.

– Прости, – сказал он.

– И ты меня. Черт возьми, думаю, будь я парнем, я бы тоже осталась с Таней. Мы же все равно друзья?

– Конечно. Если ты хочешь иметь такого друга, как я, – добавил он с дрожью в голосе.

– Хочу.

– Отлично. И спасибо… за то, что предупредила нас.

– Эй, а для чего еще нужны друзья?

Он хотел обнять ее, но держал руки по швам, понимая, что никогда уже не сможет сделать этого снова.

Он отдалился от того мира, где юноши и девушки встречались, обнимались, целовались, где невинность сменялась необузданной страстью. В том мире он мог быть счастлив со Светлячком. Тот мир отныне был потерян для него навсегда.

– А ну иди сюда, сучка!

Остальные заулюлюкали.

Джереми отвернулся от Светлячка и увидел, как Самсон поднимает закованную в наручники девушку. Он оторвал ее от променада, держа за рубашку и промежность, перехватил поудобнее и вскинул над головой, как живую штангу. Он двинулся вперед, а остальные последовали за ним, все, кроме Рэнди.

– Я думала, ты не хочешь ничего пропустить, – сказала Светлячок.

Джереми покачал головой.

– Пошли за ними.

– Разве ты не уходишь?

– Я же уже сказала. Без тебя я не уйду. Если ты решил остаться, то и я остаюсь. Кто-то должен присматривать за тобой.

Они поспешили нагнать группу.

Процессия быстро двигалась вниз по залитому лунным светом променаду. Таня, возглавлявшая шествие, подошла к ограде вокруг колеса обозрения. Открыв воротца перед Самсоном, она поднялась на деревянную платформу.

Оказавшись наверху, Самсон поставил девушку на ноги. Таня встала за ее спиной. Джереми услышал тихий щелчок и понял, что она расстегнула один из браслетов наручников.

– Как ты собираешься завести эту штуковину? – спросил Самсон.

– У меня есть ключи Нейта.

– Черт побери, – сказал Ковбой.

– Отпусти ее.

Самсон отпустил воротник девушки; как только та начала оседать назад, Таня приподняла ее и, схватив за рубашку, разорвала ее на плечах.

– Неплохо, – сказал Самсон.

– Сними с нее штаны.

Самсон потянул джинсы вниз по ее ногам. Таня, обхватив девушку руками за грудь, приподняла ее. Самсон стянул джинсы и бросил их в сторону.

– Кто хочет позабавиться?

– А как же копы? – спросил Самсон.

– Забудь о копах. Кто хочет отыметь ее?

– Даже не знаю, – протянул Самсон, лаская грудь девушки. – Я бы рад, но она тролль, понимаешь? Еще подцепишь чего…

– Ничего, я понимаю…

Лиз пихнула Ковбоя под локоть.

– Нет, пожалуй, – пробормотал он.

– Джереми?

Его сердце бешено заколотилось.

Только не на глазах Светлячка.

Он просто не сможет.

Кроме того, он помнил об обещании Тани. Все будет. Позже.

– Не я, – сказал он.

– Сборище лизоблюдов, – сказала Таня и ударила свою жертву коленом. Девушка пошатнулась, но устояла. Следующим ударом Таня сбила ее с ног, платформа задрожала. Опустившись на колени, Таня прижала девушку руками:

– Ну же, кто-нибудь!

Вперед вышла Карен, склонилась над девушкой и, постанывая, стала тискать, ласкать, облизывать и пощипывать ее.

– Ты ведь не хочешь этого, – прошептала Светлячок.

Хочу, подумал Джереми, испытывая чувство вины и одновременно ненавидя Светлячка за то, что она стоит здесь и наблюдает за ним.

Девушка укусила Карен за лоб.

Взвыв, та схватилась за пострадавшее место, а потом набросилась на девушку с кулаками и дубасила по лицу, пока Самсон не оттащил ее.

– Давайте уже запустим ее наверх и свалим отсюда, – сказал он. – Эти копы могут нагрянуть в любой момент.

– Да, да, хорошо.

Таня с Самсоном затащили девушку в кабинку. Опершись о спинку сиденья, Таня рывком опустила поручень безопасности, перекинула через него цепочку наручников и защелкнула свободный браслет на запястье девушки.

– Если она тоже упадет… – пробормотала Светлячок.

– Одним хорошим троллем станет больше, – сказала Лиз. – Прокатим ее!

– Поднимем ввысь! – воскликнул Ковбой.

Таня вытащила из кармана свитера визитную карточку:

– Привет тебе от Огромного Козла Графа.

Достав из кармана небольшой пластиковый футляр, она выудила оттуда длинную булавку и подняла на всеобщее обозрение. Затем проткнула ею карточку. Девушка вздрогнула и взбрыкнула ногами, когда Таня вогнала в нее булавку вместе с карточкой – чуть выше левой груди.

– Господи, – пробормотала Светлячок.

Лиз рассмеялась:

– Прямо бейджик на нудистском сборище!

Таня поспешила к пусковому механизму. Спустя несколько мгновений двигатель загрохотал, отчего вся платформа задрожала. Колесо пришло в движение, протащив голые пятки девушки по доскам.

Кабинка накренилась под ее весом. Девушка охнула, когда браслеты наручников дернули ее за запястья.

Колесо набирало скорость, унося залитую лунным светом девушку в вышину. Как только она оказалась на самом верху, Таня включила колесо. Девушка резко остановилась. Она мучительно закричала. Казалось, она вот-вот сорвется. Джереми практически видел, как ее руки вырываются из суставов, и обнаженное безрукое тело летит вниз сквозь ночную тьму. Но ничего не произошло. Девушка продолжала висеть, раскачиваясь вместе с кабинкой.

Стоявшие на платформе троллеры пялились на нее.

– Иисус-прыгучий-Христос, – пробормотал Ковбой.

– Да блин, – возмутилась Лиз. – Она падать-то собирается?

Двигатель смолк.

Встревоженный Джереми поспешил к Тане.

– Она жива, – прошептал он. – Мы не можем оставить ее в живых. Господи, она все расскажет…

– Не переживай, ладно? Браслеты застегнуты свободно. Даже очень свободно. Меня удивляет, как она до сих пор не упала. После такой-то остановочки. Скорее всего, просто сжала кулаки.

– А если не упадет?

– Упадет. Я бы ей и десяти минут не дала.

– Ты уверена?

– Говорю тебе, я тоже рискую задницей. Гробанется как миленькая. – Таня прошла мимо Джереми. Он поспешил за ней, и они присоединились к остальным. Все стояли, задрав головы.

Кабинка уже не раскачивалась. Девушка висела прямо, не двигаясь. Было видно, что силы ее на исходе.

«Может, сознание потеряла?» – подумал Джереми. Если так, почему она еще не упала? Может, браслеты не такие свободные, как думает Таня?

– Ладно, – сказала Таня. – Давайте валить отсюда.

Они поспешно спустились по лестнице и вышли за ворота. Остановившись посреди променада, Джереми снова посмотрел вверх. Отсюда девушка была видна очень хорошо. Она висела на невероятной высоте. Падение точно ее убьет. Она не двигалась. Голова свесилась на грудь. Но он не мог разглядеть, сжаты ее кулаки или нет.

Неожиданно по глазам хлестнула яркая вспышка света.

– Черт! – выпалила Хизер.

Джереми обернулся. В каких-нибудь тридцати футах от них стоял гигантский тролль, прижимая к роже фотоаппарат. Снова полыхнула вспышка.

– Взять его! – завопила Таня.

Все бросились на тролля. Тот круто развернулся, отчего камера на ремне мотнулась в сторону, перемахнул через перила, спрыгнул на берег и был таков.

– Держи его! – снова закричала Таня. Она первой добежала до парапета и перепрыгнула через него. Самсон перелез через перила, повернулся и тоже спрыгнул. Ковбой перескочил ограждение и приземлился, придерживая шляпу. Карен и Лиз перелезали через перила, в то время как Хизер протискивалась под ними. Джереми тоже полез было на парапет, но Светлячок поймала его за полу куртки.

– Не надо, – сказала она.

– Этот мужик сфотографировал нас!

– Они с ним разберутся.

Он стряхнул ее руку и снова полез на ограждение.

– Пожалуйста. Черт возьми, прошу тебя!

Он покачал головой, перелез через парапет и прыгнул. Ноги подкосились, и он покатился по песку. Приподнявшись, он увидел, как рядом приземлилась Светлячок.

– Отвяжись! – огрызнулся он.

– Я пойду с тобой.

– Нужна ты мне…

Но когда он бросился за остальными в темноту под променадом, она последовала за ним.

– Где он? – Голос Тани.

– Господи, нельзя его упустить. – Карен.

– Мы найдем его. – Ковбой. – Найдем и надерем его жалкую задницу.

– Спляшем на его морде. – Лиз.

– Боже, темнота-то какая. – Голос Самсона.

– Заткнитесь все, – сказала Таня. – Может быть, нам удастся его услышать.

Где-то слева от них в темноте замерцал свет.

– Там! Там!

– Черт возьми, это же гребаная дверь!

В мерцающем свете возник темный силуэт огромного тролля. Пригнувшись, он нырнул в дверной проем. Тролль исчез, но свет остался.

Они поспешили на свет, уворачиваясь от толстых опор променада.

Следующим силуэтом, который увидел Джереми на фоне открытой двери, была Таня. Не медля ни секунды, она нырнула внутрь. Остальные последовали за ней.

Как только Джереми вошел в дверной проем, откуда-то издалека донесся слабый, но пронзительный свист.

– Это Рэнди, – прошептала за его спиной Светлячок. – Джоан здесь.

Джереми ожидал, что она побежит к сестре, но Светлячок положила руку ему на спину и вошла следом.

– Копы здесь, – объявил Джереми. – Только что Рэнди свистел.

– Они нас не найдут, – ответила Таня. – Закройте дверь.

Светлячок закрыла.

Они оказались в маленькой комнатке, все стены которой были обставлены горящими свечами. Дверь за их спинами была вмонтирована в бетонную стену. Еще одна дверь находилась слева. Впереди была лестница.

Ковбой дернул вторую дверь.

– Закрыто, – сообщил он.

– Где мы, черт побери? – спросила Хизер глухим плаксивым голосом.

– Похоже на подвал, – сказал Самсон.

– Блестящая дедукция, – пробормотала Лиз.

– Твою ж мать! – раздался сверху сухой старческий голос. – Добро пожаловать в «Веселый домик» Джаспера.

Таня достала из поясной сумки выкидной нож и щелкнула лезвием.

Джереми нащупал в кармане свой швейцарский армейский нож.

Он видел, что Самсон, Карен и Ковбой также вооружились.

– Все готовы? – прошептала Таня. Она осмотрела всю группу, в ее суровых глазах отражалось мерцание свечей. Затем она повернулась и начала подниматься по лестнице.

41

Робин зажмурилась от боли и страха, но когда послышались крики, приоткрыла глаза. Далеко-далеко внизу маленькие фигурки троллеров бежали по променаду.

Ее желудок, казалось, провалился куда-то вниз.

Божечки, высотища какая!

Яркая вспышка сверкнула в темноте, на мгновение осветив крошечные фигурки. Вспышка исходила от стоявшего перед ними гиганта. Резко развернувшись, он кинулся к парапету, перемахнул через него и скрылся под променадом.

Подростки бросились в погоню и вслед за ним попрыгали через перила.

«Неужели они оставили меня здесь? – недоумевала она. – Неужели они закончили меня мучить?»

Нет. Нет, они не закончили. Они вернутся. Они должны меня убить. Я свидетель.

О Боже, Нейт.

Мертвее дерьма.

Они убили его. Таня убила.

Но зачем тогда она приковала его наручниками к кровати? Может быть, она солгала тому парню? Герцог, она называла его Герцогом. Она бы не стала приковывать Нейта, если бы он был мертв, не так ли?

Наверное.

Наверное, он жив.

Я смогу вызвать ему помощь, если мне удастся отсюда выбраться.

А если не удастся, они вернутся и убьют меня. Таня или Герцог. Может, правда, они не станут этого делать на глазах остальных.

Все, что им нужно, это еще разок запустить и резко остановить колесо – и тогда Робин отправится в полет.

Прошлая такая остановка чуть ее не убила.

Тогда ей показалось, будто какой-то могучий великан резко дернул ее вниз. Стальные браслеты впились в запястья, и Робин подумала, что вот-вот выскользнет из них. И тогда она сжала кулаки что было сил. Если бы не это, она бы наверняка уже полетела вниз.

Тут и конец Робин.

Теперь только сжатые кулаки удерживали ее от падения.

Просто разожми кулаки, подумала она, и все будет кончено.

Страдания прекратятся.

Мгновенная вспышка боли – и все. Потом вся боль пройдет.

Я не хочу падать!

Онемение в руках сменилось болью. Робин почувствовала, что по рукам и бокам течет кровь. Ветер с океана быстро остужал ее. Он остужал и царапины от гвоздодера на спине, но они и так уже не кровоточили.

Скоро руки окончательно онемеют, подумала она, или я потеряю столько крови, что лишусь чувств, и тогда мне конец.

Она знала, что ее нос и губы тоже разбиты, но там кровотечение вроде остановилось. Кровь текла лишь из запястий, а еще одна тоненькая струйка бежала по левой груди – там была воткнута проклятая булавка.

Выдернуть бы эту булавку и вонзить Тане в ее паскудный глаз!

Робин приподняла голову, думая, сможет ли выдернуть булавку зубами. Но достать до нее не получалось. Мешал подбородок.

Самое время переживать из-за булавки.

Тут в любой момент можно разбиться вдребезги, а я беспокоюсь о какой-то дурацкой булавке.

Ее подбородок задел уголок карточки. Робин вздрогнула, когда от этого прикосновения шевельнулась булавка под кожей.

Потом она увидела, как далеко внизу по променаду медленно бредут три неуклюжие фигуры. Они подходили с трех сторон, каждая поодиночке, но все трое направлялись к колесу.

Один из них остановился прямо под ней. Его лысина блестела в лунном свете. Он поднял голову, и Робин разглядела черную повязку на его глазу. Он аж рот разинул.

Мурашки побежали по ее коже. Она сжала ноги вместе.

Пока одноглазый тролль таращил на нее уцелевший глаз, другой пробирался через ворота. Третий брел вслед за ним, и вот уже они вошли на огороженную территорию аттракциона.

Робин услышала вырвавшийся из собственного горла тихий всхлип. Услышала грохот прибоя. А еще – далекую трель свистка.

– Что это было? – спросил Дэйв.

– Похоже на полицейский свисток, – сказала Джоан.

– Он раздавался с променада?

Джоан покачала головой:

– Не знаю. Вроде бы оттуда.

– Может, это как-то связано с той машиной…

Она нахмурилась:

– Возможно, кто-то попал в беду, – сказала она и сорвалась с места.

Дэйв бросился за ней и вскоре догнал ее.

Они бежали по променаду мимо парковки Фанленда.

Если кто-то и впрямь попал в беду, подумал Дэйв, мы вполне можем не успеть.

Теперь он жалел, что их автомобили не на ходу.

Джереми ступил на площадку. Скорее всего, мы на первом этаже, подумал он. Там находилась дверь. Таня попыталась повернуть ручку, покачала головой и начала подниматься на следующий лестничный пролет. Самсон шел следом. Рядом с ним находилась Карен, за ней шли Ковбой и Лиз.

– Не нравится мне все это, – прошептала Хизер. Она шла позади Джереми, держась за его куртку.

– Мне кажется, тот тип, за которым мы погнались, был вроде приманки, – проговорила Светлячок.

Джереми скорчил гримасу, отчего тут же почувствовал боль в ране. Лучше бы Светлячок молчала. Находиться внутри «Веселого домика» было не очень-то приятно и без мыслей о ловушке. Он вспомнил, каким мрачным и запущенным выглядело это здание со стороны променада. А ведь оно стоит впритык к Музею Диковин Джаспера. Он вспомнил о странных и чудовищных экспонатах, выставленных в галерее. Музей Диковин был частью этого проклятого здания. Не исключено даже, что одна из дверей приведет их прямиком туда.

На следующей площадке лестница закончилась. Все, кто шел перед Джереми, остановились. Он поднялся на последнюю ступеньку. Впереди тянулся темный коридор.

– Сейчас бы фонарик хоть завалящий, – прошептал Самсон.

Таня подошла к стене, вытащила из кованого подсвечника одну свечу и медленно двинулась вперед. Остальные последовали за ней. Светлячок прильнула к Джереми, сжимая его левую руку.

– Боже! – ахнула Таня и отшатнулась от стены, когда оттуда внезапно вынырнула рука.

– Пару монет, душечка?

Рука, появившаяся из противоположной стены, сорвала с Ковбоя шляпу. Чертыхнувшись, тот выхватил ее и отскочил назад, столкнувшись с Лиз.

– О Боже! – вскрикнула Лиз. – Боже правый!

Джереми почувствовал, как свело нутро. Прямо перед ним, в стенах, стояли тролли: прижавшись рожами к прутьям решетки, они протягивали руки и хватали ребят за одежду. Тролли хохотали, насмехались, повизгивая от восторга, и орали:

– Пару монет! Дай пару монет!

– Оближи меня, милочка!

– Как насчет доллара?

– Ой пошла потеха, ой пошла потеха!

– Теперь вы наши!

– Уи-и-и-и-и, да!

– Трахни меня, трахни меня!

– Падаль-падаль! Все вы падаль!

Завопила Хизер. Джереми обернулся. Беззубая карга, протянув руки, вцепилась ей в рукав комбинезона. Джереми полоснул ножом по одной из рук. Старуха взвизгнула и отпустила Хизер. Не переставая кричать, та помчалась обратно к лестнице и через некоторое время скрылась из виду.

– Давай за ней! – прокричала Светлячок прямо Джереми в ухо.

– Нет! – выдохнул он. – Если хочешь, иди. Я остаюсь с Таней.

– Идиот!

Он пошел за остальными. В свете Таниной свечи он видел, как троллеры, сбившись в кучку, движутся по середине коридора. Тролли тянули руки сквозь прутья решетки, отчаянно пытаясь добраться до них. Чья-то рука вцепилась ему в плечо, и у него перехватило дыхание, прежде чем он понял, что это всего лишь Светлячок.

Коридор погрузился во тьму.

Огонек Таниной свечи догорел.

– Дверь! – услышал он ее крик сквозь злобные голоса троллей.

Вытянув руку вперед, Джереми коснулся какой-то ткани. Джинсовая куртка Ковбоя?

– Это я, – сказал он на всякий случай.

– Все заходим! – позвала Таня. – Живо, живо!

– Черт побери!

Джереми упустил куртку Ковбоя, врезавшись во что-то плечом. Дверной косяк? Он шагнул вперед. Ноги погрузились во что-то мягкое.

– Что это? – раздался голос Самсона.

– Поролоновый пол, – сказала Лиз. – Фишка «Веселого домика».

– Забавно.

– Я хочу выбраться отсюда! – заскулила Карен.

– Закройте кто-нибудь дверь! – рявкнула Таня.

Он почувствовал, как Светлячок отпустила его руку.

– Я закрою, – сказала она.

Он услышал, как захлопнулась дверь, лязгнул засов. Бешеный галдеж троллей стих, сменившись приглушенным гулом.

– Ладно, – сказала Таня. – Все здесь?

– Хизер сбежала, – сказал Джереми.

– По ходу, она из нас самая умная, – сказал Ковбой.

– Давайте выбираться отсюда, – взмолилась Карен.

– Такое чувство, что они давно нас здесь поджидали, – сказал Самсон. – Я тоже считаю, что нужно валить как можно скорее.

– Да, – согласилась Лиз.

– Мы должны отнять у того мужика камеру.

– Зачем? – спросил Самсон. – Ну сделал он фотки. Ребята стоят на променаде. И что? Они ничего не доказывают. А вот здесь – полная жопа.

– Не стоит оно того, – добавил Ковбой.

Повисло молчание. Джереми слышал лишь собственное сердцебиение и дыхание окружающих.

Окружающих.

Светлячок стояла рядом с ним, и он знал, что остальные находятся где-то впереди. Но тихие звуки дыхания, похоже, доносились со всех сторон. Жаркий, спертый воздух наполняло зловоние.

– Ладно, – сказала Таня. – Идем назад, откуда пришли, и валим отсюда к чертовой матери.

Снова взяв Джереми за руку, Светлячок шагнула назад. Он услышал металлический скрежет дверного замка. Ее пальцы сжались сильнее.

– Дверь заперта, – прошептала она.

– Черт!

– Кажется, мы здесь не одни, – проговорила Лиз; ее голос выдавал панический ужас.

Что-то мягкое и скользкое коснулось руки Джереми. Правой руки. Той, в которой он сжимал нож.

Кто-то лизал ее, словно собака.

– А-а-а-ай! – Он резко отдернул руку.

Темная комната огласилась, словно сиренами, визгом, воплями и проклятиями.

Ладонь Светлячка выскочила из руки Джереми.

Он развернулся, чтобы найти ее, и в тот же миг кто-то вцепился ему в ногу и потащил на себя. Джереми зашатался, пытаясь сохранить равновесие, но, не выдержав натиска, упал.

Нападавший схватил его за ноги и притянул к себе. Нос Джереми наполнился смрадом гниющего мусора. Противник разорвал на нем рубашку, и Джереми почувствовал, как чьи-то волосы щекочут живот. Он ощущал лицо, нос, усы, сухие губы и быстрый влажный язык. Схватившись за прядь жирных волос, Джереми оттянул лицо от себя и нанес удар ножом. Лезвие вошло… куда-то, примерно в середину спины, как показалось Джереми. Противник закричал и вырвался, освободив Джереми, но выбив нож у него из рук.

Он быстро сел и уставился в темноту перед собой. На всякий случай он моргнул, дабы убедиться, что глаза открыты.

Со всех сторон доносились звуки борьбы.

Скорее вставай, скомандовал он себе. На полу лежать нельзя.

Он поднялся на колени. Кто-то рухнул ему на спину, свалив ничком. С трудом согнув колени, Джереми пнул атакующего, сбив его с ног. Тело упало на него. Он рванулся назад. Рука вцепилась в подбородок, пытаясь оттолкнуть его.

– Джереми? – услышал он до боли знакомый голос.

Отпустив подбородок, рука схватила его за плечо и притянула к себе. Светлячок обняла Джереми.

Поддерживая друг друга, они с огромным трудом поднялись на ноги и, сделав несколько шагов вперед, уперлись в резиновую стену.

Неожиданно сбоку возникла вертикальная полоса света. Тускло-оранжевого света. Через мгновение она стала шире.

– Дверь! – прошептала Светлячок.

Там горели свечи.

Кто-то бросился в дверной проем.

– Бежим! – выдохнул Джереми.

Поддерживая друг друга, они рванули к двери. Путь преграждали смутные силуэты борющихся на полу людей. Они корчились, кто лежал на полу, кто стоял на четвереньках, кто уже поднимался на ноги, пошатываясь. Чьи-то руки хватали Светлячка и Джереми, те отбивались ногами и уворачивались. Кто-то набросился на Светлячка сбоку, но та ударом локтя смогла отбросить тролля назад.

Темный силуэт вырос в дверном проеме, преграждая вход.

Джереми бросился на него.

Вытянув руки, человек поймал его за воротник куртки, подтащил к себе и вышвырнул в освещенный коридор. Джереми влетел в руки Тани. Отвернувшись от нее, он увидел, как стоящий в дверном проеме Самсон вытаскивает из темной комнаты Светлячка.

Рядом, прислонившись к стене, стоял Ковбой, Лиз рыдала, прижавшись к его груди.

Дверь захлопнулась.

Самсон дернул за ручку, ударил в дверь плечом. Безрезультатно. Он ударил еще раз.

– Ради Бога, не надо! – выдохнула Таня.

– Карен не выбралась. – Он шарахнул по двери ногой. Ручка отлетела, но сама дверь устояла.

Самсон повернулся и, качая головой, привалился к косяку. Его лицо было искажено ужасом.

Светлячок зажала рот рукой. Широко раскрытыми глазами, полными ужаса, она смотрела на Джереми. Дыхание ее было сбивчивым, белая блузка разорвана до самого живота, с плеча тоже свисал клок ткани. На плече виднелись свежие ссадины. На белой чашечке лифчика остался кровавый отпечаток ладони.

Джереми подошел к ней и осторожно прикрыл плечо оторванным концом блузки, закрепив его бретелькой лифчика. Он обнял Светлячка. Она вся дрожала и с трудом глотала воздух.

– Все в порядке, – приговаривал он. – Все в порядке.

Где-то в глубине души он задавался вопросом, почему успокаивает Светлячка, а не Таню…

Впрочем, это ему тоже нравилось.

– Бедная Карен, – прошептала она.

– Давайте сейчас побеспокоимся о самих себе, – раздался голос Тани откуда-то из-за спины Джереми.

Светлячок прижалась к нему как можно плотнее.

А потом отстранилась и взяла его за руку.

Ковбой все еще обнимал Лиз. Шляпу он потерял, зато нож по-прежнему был при нем. Это был выкидной нож, из тех, что продаются по доллару, с грозного вида лезвием. Оно стало скользким от крови. В крови была и рука, которой Ковбой обнимал Лиз за поясницу. Другой рукой он поглаживал ее по волосам.

Задний карман ее джинсов был оторван и болтался лоскутом под ягодицей. Также она лишилась одной кроссовки.

Самсон, не считая всклокоченных волос, выглядел целым и невредимым. Но по тому, как крепко он обхватывал руками грудь, Джереми понял, что Самсона трясет. Возможно, у него тоже был нож, но Джереми его не видел.

Нож Тани был при ней, она сжимала его в правой руке. Рукава ее свитера по локоть пропитались кровью. Спереди ткань потемнела и намокла, облепляя живот и грудь. Брюки от талии до колен тоже были залиты кровью.

Она улыбнулась краешком рта.

– Не волнуйся, Герцог. Это не моя кровь. Моя только здесь, – сказала она и коснулась небольшой рваной раны в виде полумесяца над левой скулой. Все ее лицо с той стороны было в крови. Тонкие струйки оставили дорожки на щеке и на челюсти, сбегали ниже, на шею…

Джереми подошел к ней, вытаскивая из кармана платок. Развернув его и достав бритву, он положил ее в карман рубашки и передал платок Светлячку.

– Спасибо, – пробормотала она, прижав его к ране. – Знаешь что, Герцог? Теперь у тебя есть замечательная отмазка насчет ран на лице. Можешь рассказать маме, что на тебя напали тролли.

– Если я когда-нибудь еще ее увижу, – сказал Джереми.

– Не волнуйся, увидишь. – Оглядев остальных, Таня добавила: – Мы все выберемся отсюда. Правда?

Ответил ей только Самсон:

– Да, конечно.

– Что ж, тогда за дело. – Таня подождала, пока все подойдут к ней. Светлячок снова взяла Джереми за руку. Уголок ее рта слегка дернулся в попытке улыбнуться. В глазах застыл страх.

Таня двинулась вперед.

В этом коридоре не оказалось никаких потайных отверстий и решеток в стенах. Никаких следов троллей тоже не наблюдалось.

Но тут Джереми почувствовал, что его подошвы скребут по металлической решетке. Он посмотрел вниз. Первым, что бросилось ему в глаза, было чье-то размытое лицо. Он тут же соскочил с решетки.

– Они под нами! – закричал он.

Самсон, находившийся на такой же панели, скакнул вперед.

Джереми оглянулся. Ковбой поднял Лиз на руки и, прижав к себе, ступил на решетку. Он принялся отплясывать на ней, топоча ботинками.

Джереми и Светлячок продолжали идти по коридору. Под следующей решеткой они увидели еще два лица. Тролли молча следили снизу, как молодые люди одним прыжком перемахнули через панель, не наступив на нее.

Джереми слышал, как Ковбой позади продолжает скакать на той решетке:

– Забери меня черт, если я не начинаю…

Оглушительный грохот едва не оглушил Джереми. Оборачиваясь, он уже знал, что увидит, как Ковбой проваливается сквозь пол.

Но он ошибся.

Ковбой по-прежнему стоял на решетке. А вот Лиз упала. Ковбой возился с лезвием ножа, как вдруг что-то обрушилось на него сверху.

Мужчина. Огромных размеров голый мужчина с волосатой спиной и лысой головой. Он вылетел из люка в потолке и повис вниз головой, раскачиваясь, словно живой маятник. Вокруг обеих его лодыжек были затянуты веревки. В каждой руке он держал по мясницкому тесаку.

– Ви-и-и-и-и-и-и! – заорал он, устремляясь в сторону Ковбоя.

Ковбой отскочил назад. Ножи сверкнули, нацелившись на Лиз. Но она лежала на полу, где они не могли ее достать. Клинки со свистом рассекли воздух, разминувшись с ее телом всего на пару дюймов. Человек отлетел назад и снова полетел на Ковбоя с ножами наперевес.

Ковбой метнулся ему навстречу и тут же резво отскочил. От столкновения подвешенное на веревках тело изменило траекторию полета и врезалось в стену. Один из тесаков застрял в стене. Второй брякнулся на пол.

Ковбой успел схватить тесак прежде, чем человек снова полетел вперед. Он пронесся над Лиз, окропив ее чем-то жидким. Выгнулся в сторону Джереми и Светлячка, а затем бессильно повис, вращаясь вокруг своей оси. Выкидной нож Ковбоя торчал из его горла. Тело истекало мочой и кровью.

Ковбой перепрыгнул через Лиз, оттолкнул тело к стене и набросился на него с тесаком. Светлячок отвернулась, когда Ковбой наносил удар. Лезвие вспороло живот. Кишки выплеснулись на пол клубком огромных скользких змей.

Джереми согнулся пополам и его вырвало.

Блевотина хлынула сквозь решетку у его ног.

– Уйбля! – воскликнул кто-то внизу.

Опорожнив желудок, Джереми выпрямился и увидел, как Ковбой помогает Лиз подняться на ноги. Тело висело посреди коридора, покачиваясь и вращаясь. Джереми не позволил себе на него смотреть. Вместо этого он смотрел, как Ковбой и Лиз проходят мимо.

В одной руке Ковбой сжимал тесак, в другой нож. Лиз держала второй тесак.

Проходя мимо тела, она хватила по нему тесаком. Удар отсек часть кишок, они соскользнули на лицо мертвеца, а потом звучно шмякнулись на пол.

Джереми зажал ладонью рот. На этот раз ему удалось сдержать рвотный позыв.

Ковбой усмехнулся. На лице белели глаза и зубы – все остальное стало бордово-красным. Он выглядел так, будто ему на голову опрокинули корыто с кровью. Джереми чувствовал ее запах.

– Слабый желудок, Герцог?

– Да ты же его просто выпотрошил.

– Раскромсал выродка, а четвертака не дал.

– Я уж думал, вы покойники, – сказал Самсон.

– Все в порядке? – спросила Таня у Джереми за спиной.

– Ванна бы мне не помешала, – сказал Ковбой.

Лиз рассмеялась и хлопнула его по груди. От рубашки полетели кровавые брызги.

– Ладно, – сказала Таня. – Движемся дальше. Всем быть настороже. Бог знает, на что мы еще можем наткнуться.

Они пошли дальше. Джереми ступил на решетку без колебаний. Они все пошли по решеткам. Словно после того, как Ковбоя атаковал подвешенный, такие мелочи, как тролли под ногами, совершенно их не беспокоили.

Продвигаясь вперед, они посматривали на потолок. Вглядывались в стены.

И наконец добрались до конца коридора.

По правую сторону находилась закрытая дверь. По левую зиял чернотой открытый проем.

Таня сняла со стены свечу, опустилась перед проемом на колени и подалась вперед. На мгновение ее голова вместе со свечой исчезли в темноте.

– Ну не знаю, – сказала она, выбравшись обратно.

– Что там?

– Горка.

– Горка? – переспросил Самсон.

– Это же, мать его, «Веселый домик», – напомнила Лиз.

– И куда она ведет?

– Вниз, – сказала Таня. – Больше мне ничего не удалось разглядеть. Но эта горка должна вывести нас на первый этаж.

– Да, – сказал Самсон. – И к тому, что нас там поджидает.

– Все лучше, чем торчать здесь.

– Почему бы нам не попробовать ту дверь? – спросила Светлячок.

– Хорошая мысль, – сказала Лиз. – Попробуй.

– Нет, не надо, – заволновался Джереми.

– Я иду на горку, – сказала Таня.

– Не надо, – повторил Джереми.

– И что же нам теперь делать? Оставаться здесь? Одолжи мне свой тесак, Ковбой.

Тот протянул ей тесак, но Самсон вытянул руку и перехватил его.

– Я пойду первым, – сказал он. – А вы подождите здесь, пока не услышите моего ответа.

Таня поцеловала его в губы.

Джереми ожидал укола ревности, но нет. Парень заслужил поцелуя, подумал он. Куда как больше чем я.

– Ты молодец, – сказала Таня. – Теперь я у тебя в долгу.

Самсон выдавил подобие улыбки, отвернулся, присел и начал продвигаться к отверстию. Таня дала ему свечу.

– Наверняка потухнет, – сказал Самсон, но свечу все равно взял. Наклонившись вперед и прижимая тесак к груди, он залез в проем и скрылся из виду.

Таня опустилась на колени и заглянула туда.

– Будьте готовы прыгать как можно скорее, – сказала она. – Возможно, придется действовать быстро.

И тут из отверстия вырвался крик. Не крик испуга, нет – то был истошный, душераздирающий вопль страдания.

– Самсон! – закричала Таня.

– О, милосердный Боже!!! – выл Самсон. – О, мать ва… А-а-а-а-а!!! А-а-а-а-а!!!

– Что там? – спросила Таня.

– Я… я… Боже, как больно!!!

– Нам спуститься?

– Нет!!! Нет!!! Ради Бога!!!

– Может, все-таки попробуем дверь, – предложила Светлячок. Сжав руку Джереми, она бросилась к противоположной стороне коридора.

– Подожди! – закричал он.

Но она распахнула дверь… и отпрянула.

Ахнув, она круто развернулась, и тут же из комнаты, точно чертик из табакерки, выскочил тролль. Неуклюжий мужик с грязно-серым лицом и длинной черной бородой. Ухватив Светлячка сзади за блузку, тролль рванул ее на себя, сбив с ног. Джереми бросился ей на помощь. Вытаращив глаза, она ускользала в темноту дверного проема, протягивая Джереми руки. Тесак, вероятно пущенный Лиз, кувыркаясь пролетел на волоске от головы бродяги, едва не задев его, и исчез во тьме. Пальцы Джереми коснулись пальцев Светлячка. Но она ускользала.

– Нет! – закричал он, когда она исчезла в комнате. Дверь захлопнулась, ударив его по плечу и отбросив в сторону.

Вновь ринувшись к двери, Джереми услышал лязг засова. Он вцепился в ручку, дергая и выкручивая ее.

– Нет! – кричал он. – Отпусти! Отпусти ее, скотина!

Он колотил по двери, таранил ее плечом, бил ногой.

Дверь не открывалась.

Рыдая, он повалился на колени.

42

Буквально через секунду после того, как Робин услышала слабый звук свистка, на променад выбежал мальчишка. Она догадалась, что это тот самый, которого банда поставила на стреме на случай появления копов.

И этот свисток мог означать только одно.

Копы прибыли.

Я обязана продержаться, подумала она. Копы снимут меня отсюда.

Если, конечно, узнают, что я здесь.

Мальчишка был уже далеко.

Он остановился посреди променада и заозирался по сторонам, явно недоумевая, куда подевались его дружки. Он походил на малыша, потерянного в супермаркете и пытающегося отыскать мамочку.

Если он что-то и кричал, Робин не могла его слышать.

Он оглянулся было в сторону Фанленда, но потом бросился вперед. Последнее, что Робин удалось увидеть – как он добежал до ведущей на пляж лестницы. Дальше обзор закрывала ее левая рука.

Она снова взглянула вниз.

Тех троих троллей не видать. Но Робин знала, где они. Сзади. Скорее всего, на платформе колеса обозрения. Может, пытаются запустить проклятую штуковину.

Ей ужасно хотелось увидеть, что там происходит.

Внезапно левая кисть соскользнула, чуть не выскочив из браслета. Желудок ухнул куда-то вниз. Задыхаясь, Робин напрягла всю силу воли и сжала кулак.

Пальцы дрожали от напряжения.

Рука выскользнула из браслета.

Божечки!

Судорожно вцепившись в наручники, Робин смогла удержаться. Сердце бешено колотилось, ноги дрожали.

«Сейчас! – кричал внутренний голос. – Сейчас или никогда!»

Божечки!

Сжав правую руку в кулак и вцепившись левой в поручень безопасности, Робин согнула локти и дернулась вверх. Выше, выше… Подножка проскребла по ягодицам, по бедрам. Мышцы нещадно ныли. Браслет врезался в запястье, как острый нож. Она всхлипнула и застонала, болтая ногами, словно пытаясь подняться на ступеньки несуществующей лестницы. Кабинка закачалась, поддавая ее подножкой.

Робин медленно подтягивалась, пока не увидела свое кровоточащее запястье. Тогда она разогнула пальцы и схватилась правой рукой за браслет правого наручника. Заставила себя подтянуться еще выше. Ее глаза были уже в нескольких дюймах от соединительной цепи. Выше. Вот и поручень безопасности. Еще выше. Поручень уже на уровне подбородка.

«И что теперь?» – спросила она себя.

Мышцы рук горели. Она стиснула зубы. Пот разъедал глаза. Что-то, то ли пот, то ли кровь, текло по бокам, остывая в потоках холодного океанского бриза.

Сделай это!

Правой рукой Робин обхватила поручень безопасности, выпустила браслет и схватилась за него же левой рукой. Затем выбросила голову вперед, зацепив поручень подбородком.

От резкого движения кабинка затряслась. Подножка ударила ее под коленки.

Крепко уцепившись за поручень, Робин согнула ногу и оттолкнулась от кабинки. Когда та вновь приблизилась, ей удалось опереться ногами о подножку. Оттолкнувшись руками от поручня, она как можно сильнее откинулась назад и упала на сиденье. Кабинка бешено затряслась, будто хотела выкинуть ее. Распластавшись на спине, Робин отталкивалась пятками от бортика до тех пор, пока полностью не оказалась на сиденье.

Вскоре кабинка замедлилась.

Робин опустила руки и свела ноги вместе. Некоторое время так и сидела, дрожа и задыхаясь.

Я справилась, подумала она.

Боже мой, я справилась!

Большим и указательным пальцами левой руки она ухватилась за головку булавки и выдернула ее. Ветер подхватил карточку, завертел и унес в ночь. Вслед за нею Робин бросила и булавку. Ранка болела и чесалась. Как ни странно, это досаждало больше, чем остальные раны. Все они были куда серьезнее, но эта казалась самой докучливой. Робин принялась растирать ее ладонью.

Почувствовав себя немного лучше, она опустила руки на колени и стянула браслеты наручников. Бросила наручники на сиденье. Повращала руками. Они онемели, но кровь уже начала разгоняться по ним. Пальцы подрагивали, словно пробуждаясь ото сна.

Холодные порывы ветра хлестали Робин. Стиснув зубы, она скрестила руки, обхватив груди ладонями, и сжала ноги вместе.

Теперь главное не окочуриться от холода.

И тут она вспомнила о трех троллях внизу.

Страх ледяной волной разлился внизу живота.

Им меня не достать, убеждала она себя.

Если бы они могли завести колесо и опустить ее вниз, то давно бы это сделали.

Может, они просто затаились где-то и ждут, пока копы…

Копы!

Робин медленно наклонилась вперед и схватилась за поручень безопасности. Заглянула за бортик. Площадь перед воротами Фанленда была пустынна. Робин осмотрела весь променад. Омытые лунным светом доски походили на выброшенный морем плавник. Тени казались черными потеками.

Может, сигнал того мальчишки оказался ложной тревогой.

Может, он действительно увидел полицейских, но те направлялись куда-то еще.

Дай им время, сказала она себе.

Ей казалось, что с того момента, как парень засвистел, минула целая вечность, хотя на самом деле прошло не больше двух-трех минут.

Они еще могут появиться.

Именно в тот момент она увидела, как чья-то темная фигура вышла из тени под аркой главного входа. Робин затаила дыхание. А потом разочарованно выдохнула.

Это не коп, это всего-навсего чертова троллиха. Ковыляет себе, старая ведьма, сгорбившись и по самую макушку закутавшись в одеяло.

Постой-ка!

Та девушка, что предупреждала остальных… она говорила, что ее сестра – полицейский, и что она собирается прийти сюда, переодетая троллем!

Это она!

Робин заметалась на сиденье. Набравшись смелости, она высунулась из кабинки и, держась за поручень безопасности, стала размахивать свободной рукой и кричать.

Стоя посреди променада, Джоан медленно обернулась.

Никого.

«Где они, черт возьми?» – подумала она.

Кто-то должен быть здесь. Кто-то же свистел в свисток. А на стоянке стоит машина с включенным двигателем.

Все-таки не зря мы потратили время на то, чтобы ее осмотреть, думала Джоан. Это заняло всего минуту или две. Возможно, этот автомобиль и есть то, что мы ищем. Он был заведен при помощи проводков, а значит, скорее всего, угнан. Возможно, это дело рук тех же людей, что схватили Глорию.

Но где они сейчас?

И где их жертва?

На заднем сиденье была чья-то кровь.

Они должны быть где-то здесь.

По крайней мере теперь им от нас не уехать, подумала она.

Пока Дэйв переписывал номера машины, Джоан перерезала ножом провода зажигания, закрыла все окна и заблокировала двери.

Им никуда не деться. На этой машине – точно.

Она повернулась и покачала головой:

– Как будто ни души.

Подсвеченный огнями с автостоянки силуэт возник из сумрака возле билетной будки.

– Что ты собираешься делать? – спросил Дэйв.

– Они должны быть где-то рядом.

– Хочешь, пойду с тобой?

– Это сорвет наш план.

– Если они уже взяли кого-то, вряд ли им понадобишься еще и ты.

И то правда. Да и свист мог издать стоявший на шухере, предупреждая своих товарищей, что кто-то приближается. Возможно, они убежали на пляж или разбежались кто куда, попрятавшись в многочисленных укромных местах Фанленда.

– Держись ближе, чтобы я постоянно была у тебя на виду, – сказала Джоан. – Я пойду по променаду вниз, вполне возможно, что…

– Сзади!

Она обернулась.

Две бледные фигуры бегом взбирались по лестнице с пляжа.

Руки их были пусты.

Парень и девушка.

Нет, эти точно не опасны, решила Джоан.

Щупленький невысокий мальчишка был в очках, сверкающих в лунном свете. На шее болталась цепочка со свистком из хромированной стали. У пыхтящей за его спиной девицы физиономия была круглой, как шар для боулинга. Комбинезон в обтяжечку лишь подчеркивал жировые складки, при каждом движении подскакивавшие вместе с грудями.

Так вот вы какие, троллеры!

Толстый и тонкий.

Но поблизости вполне могли затаиться их дружки, готовящиеся напасть.

Джоан скользнула рукой под толстовку и сжала рукоять своего пистолета 38-го калибра.

Надеюсь, они не слышали Дэйва, подумала она.

Всего в нескольких шагах от нее подростки остановились. Запыхавшись, они стояли и смотрели друг на друга.

– Не найдется пары монет? – проскрипела Джоан. – У меня несколько дней маковой росинки…

– Нам нужна помощь, офицер, – перебил мальчишка.

Офицер?..

– Это просто ужас какой-то! – взорвалась девушка. – Я сбежала. Я сбежала и не знаю, что там происходит, но точно какой-то ужас! Тролли. Там кругом тролли в стенах. Вы должны пойти…

– Дэйв! – крикнула Джоан через плечо.

Он поспешил вперед. С пистолетом наголо.

– Они узнали меня. Говорят, что-то стряслось.

– Лицом вниз, – скомандовал Дэйв. – Руки за голову, детки, скрепляем пальчики в замок.

– Мы ничего не делали, – запротестовал было мальчишка, но все же последовал приказанию. Так же, как и девушка.

– Что вы тут делаете?

– Ничего.

– Пусть договорят, – сказала Джоан. Отбросив одеяло, она встала позади мальчишки и начала обыскивать его. – Что-то происходит внизу.

– Остальные… – проговорила девушка. – Мы вошли в… подвал… и…

– Давайте сначала поговорим о прошлой ночи, – сказал Дэйв. – Расскажите-ка мне о тролле, который попался вам вчера.

Джоан нащупала в правом переднем кармане мальчишки что-то твердое и выпуклое.

– У него что-то есть.

– Мы ничего не делали прошлой ночью, – сказал парень. – Самое время сейчас задавать вопросы о каком-то дурацком…

Джоан запустила руку в его карман.

– Эй! У вас нет ордера на обыск. У меня есть права!

– У тебя есть право завалить хавальник, – сказала Джоан.

– Пожалуйста! – заскулила девушка. – Наши друзья!

– Ваши друзья – троллеры, – сказал Дэйв. – И если они замешаны в том, что нас интересует, всем вам придется чертовски несладко. Давайте-ка вернемся к прошлой ночи.

Джоан вытащила из кармана мальчишки нож и нажала кнопку на ручке. Лезвие выскочило и заблокировалось.

– Выкидушка, – сообщила она.

Убрав лезвие, она бросила нож Дэйву. Тот взглянул на него и засунул в карман джинсов.

– Вы по уши в дерьме, детки, – сказал он. – Теперь я хочу услышать все, что вам известно о той женщине, которую вы со своими дружками прикончили здесь вчера ночью.

Закончив обыскивать паренька, Джоан подошла к девушке. Ее тело под велюровым комбинезоном было рыхлым и мягким.

– Прошлой ночью нас здесь не было, – заявил мальчишка. – Не понимаю, о чем вы говорите.

Девушка зарыдала:

– Их убьют! Их всех убьют! Я знаю!

– Она чистая, – сказала Джоан.

– Ладно. Но один арестованный за ношение оружия у нас имеется.

Джоан встала перед ними:

– Где остальные?

– Они меня арестуют. Не говори им ничего.

– Я должна сказать! Это было просто ужасно! Тебя там не было, ты не знаешь, что там творится!

Паренек недоверчиво скривился.

– Никто тебя не арестует, Рэнди. Они не смогут. Если они арестуют тебя, то им придется сделать то же самое и с ее сестрой, а…

Сердце Джоан дрогнуло:

– С чьей сестрой?

– С вашей, – сказал мальчишка.

– Светлячок, – сказала девушка. – То есть Бетти.

– Дебби, – поправил ее мальчишка.

Джоан оцепенела.

– Святый Боже, – пробормотал Дэйв.

Дебби. Троллер. Нет, этого быть не может.

Тролли в стенах.

Их убьют! Их всех убьют!

– Покажите нам, где они, – сказала Джоан.

– Нет. – Мальчишка вцепился в рукав девушки и посмотрел на Джоан. – Сначала вы должны пообещать нам, что…

Джоан залепила ему оплеуху. Его голова мотнулась. Очки слетели и проскользили по доскам.

– Шевелись! – рявкнула она в лицо девушке.

Развернувшись, та побежала к лестнице, Джоан последовала за ней.

– Все будет в порядке, – сказал Дэйв.

– Нет! – кричала Робин. – Вернитесь!

Но они не слышали ее. Они не слышали ни одного ее крика. Они даже ни разу не повернулись в ее сторону.

Она была слишком далеко. Слишком далеко от них и слишком высоко, чтобы докричаться сквозь шум ветра и прибоя.

Вцепившись в бортик кабинки, она смотрела, как толстуха сбегает по лестнице на пляж, а за ней спешат мужчина и женщина. Мальчишка наклонился. Поднял очки, надел, постоял немного, будто не зная, что делать дальше, а потом бросился за остальными.

Все четверо спустились на пляж и исчезли под променадом.

Робин застонала.

Она высунулась из кабинки еще дальше и посмотрела вниз.

Платформа возле колеса обозрения была пуста.

Куда делись тролли?

И тут, повернув голову, она увидела их.

На колесе. Они карабкались по спицам и перекладинам. Они шли за ней.

43

– Реви – не реви, Светлячку ты этим никак не поможешь, – сказала Таня. Она подняла Джереми на ноги. Сквозь слезы он увидел, как Ковбой подошел к двери, подергал ручку, покачал головой.

– Нам надо идти дальше, – сказала Таня, потирая грудь.

– Она только что была здесь, она была здесь только ради меня.

– Она была троллером, как и все мы. И всегда рисковала так закончить, месяцами, задолго до того, как отправилась сюда за тобой.

– Неужели ничего нельзя сделать?

– Скорее всего, она уже мертвей мертвого, – сказал Ковбой.

– Ты должен быть мужественным, – добавила Таня. – Ради меня. Ты мой боец. Мой возлюбленный. – Она нежно привлекла его к себе и подняла подол окровавленного свитера. Лиз с Ковбоем находились рядом и наверняка все видели, но не сказали ни слова. Таня прижалась к нему грудью, немного липкой от просочившейся сквозь свитер крови, но все равно гладкой и мягкой.

Это неправильно, думал Джереми. То, что она делает… Все, что происходит… Светлячок… Светлячка больше нет… Я не смог спасти ее… Она не должна делать этого со мной…

Даже сейчас, когда по его щекам катились слезы, а сам он задыхался от рыданий, он чувствовал, как где-то глубоко внутри разливается приятное тепло.

– Ты мой храбрый возлюбленный, – говорила Таня.

Джереми взялся рукой за одну из ее грудей и начал поглаживать ее.

– Да, – сказала она. – Да, почувствуй меня. Я живая. Я твоя. – Она нежно сжала его ширинку. – Когда мы выберемся отсюда, ты возьмешь меня.

Он шмыгнул носом и кивнул.

– Если собственная шкура тебе дорога недостаточно, – вставил Ковбой.

Таня отстранилась от Джереми, одернула свитер, подошла к отверстию в стене и присела на корточки:

– Самсон?

Никакого ответа.

Джереми совершенно забыл про Самсона, с того момента, как Светлячок открыла дверь и…

Он видел все как сейчас – ужасного тролля, умоляющий взгляд Светлячка, летящий нож, захлопнувшуюся дверь. Оказаться наедине с этим чудовищем… Боже!

Как-то она говорила ему, что больше всего на свете боится попасть в лапы к троллям. И вот это случилось.

Джереми надеялся, что она мертва. Надеялся, что она умерла быстро. Это гораздо лучше, чем быть живой, пока тролль проделывает что-то ужасное…

Прости меня, думал он. Боже, Светлячок, прости меня. Это моя вина. Если бы только сегодня вечером я поехал к тебе домой…

– Черта с два я туда полезу, после Самсона-то, – сказал Ковбой.

– Это наш единственный выход, – возразила Таня.

– Я спущусь вниз, – сказал Джереми. Он еще раз шмыгнул носом и вытер глаза. – Я пойду первым.

Таня кивнула:

– Ладно. Ты молодчина.

– Давайте попробуем спустить его, – сказала Лиз. – Будем удерживать, понимаете?

– Хорошо, – сказала Таня. – Забирайся туда вниз головой, я возьму тебя за ноги и спущусь за тобой. Лиз, ты хватай за ноги меня.

– А я буду якорем, – сказал Ковбой.

Таня передала свой нож Джереми. Сняла со стены свечу и тоже протянула ему.

Держа нож со свечой перед собою, Джереми лег на пол и пополз вперед, отталкиваясь локтями и коленями. Металлическое покрытие горки отражало пламя свечи, мерцая расплавленным золотом. По обе стороны находились деревянные стены, деревянный потолок возвышался над ним на расстоянии примерно трех футов. Свеча мерцала во тьме бледным огоньком. Джереми прищурился, но ничего не смог разглядеть, слишком уж густая была темнота.

– Ты видишь его? – спросила Таня.

– Нет. Я вообще почти ничего не вижу. – Извиваясь, он начал продвигаться вперед. Сначала локти и грудь, а затем и живот коснулись прохладной гладкой поверхности спуска. Джереми почувствовал, как руки Тани сжали его лодыжки. Крепко вцепившись в них, она подалась вперед, подтолкнув Джереми, и через несколько секунд он уже растянулся на металлической дорожке.

Какое-то время он лежал неподвижно. Потом полез дальше. Он представлял себе, как, держась за его ноги, вслед за ним спускается Таня.

– Видишь что-нибудь? – спросила она.

– Пока нет.

– А вот и я, – сказала Лиз.

Джереми спускался все ниже и ниже.

В тусклом мерцании свечи показались голова и плечи Самсона.

– Я вижу его! Самсон? Самсон? – Тот не отвечал и не двигался. – Он здесь, прямо на пути.

– Он мертв? – спросила Таня.

– Не знаю. Кажется, да.

– Можешь сказать, что с ним случилось?

– Хм-м…

Он вытянул руки, коснувшись кулаками плеч Самсона, и толкнул его. Тело качнулось, но не упало.

– Он застрял, – сказал Джереми.

– Сможешь пролезть мимо него?

– Не знаю. Отпусти ноги. – Он почувствовал, как Таня отпустила его, и поднял голову. Глаза и рот Самсона были широко открыты, руки согнуты в локтях, пальцы скрючены так, словно перед смертью он царапал темноту.

– Сделай что-нибудь, – сказала Таня.

– Да. Сейчас. – Он поднял кулаки и продолжал спускаться, пока не уперся локтями в плечи Самсона.

Подняв свечу, он осмотрел тело. Ран не увидел. Но ноги Самсона были раздвинуты, а металлическое покрытие спуска под ними было залито кровью.

Недалеко за ногами Самсона спуск заканчивался.

– Вижу пол, – сказал Джереми.

– Что случилось с Самсоном?

– Кажется, на ножи какие-то напоролся. Они, наверно, из самой горки торчат.

– Боже, – пробормотала Таня.

– Ладно, я спускаюсь дальше.

Джереми приподнялся, зажал Танин нож в зубах, чтобы освободить правую руку, и начал продвигаться вперед, перебираясь через тело. Голова Самсона запрокинулась на бок, и Джереми почувствовал, как его волосы щекочут щеку. Опасаясь сам напороться на ножи, он, прежде чем двигаться дальше, опустил руки Самсона вниз. Тело под ним закачалось. Оно рывком сдвинулось на несколько дюймов, и Джереми услышал звук трения о поверхность спуска, когда оно немного съехало вниз. Когда тело остановилось, Джереми внимательно изучил окровавленную поверхность спуска, дабы убедиться, что никакие лезвия больше не поджидают его на пути, а затем поспешил перебраться через Самсона, стараясь не думать о том, какие опасности могут подстерегать в темноте внизу. Он почувствовал, как голова трупа уперлась ему в пах. Почувствовал прохладную влажную ткань его джинсов на своей груди, и в тот же миг понял, что начинает соскальзывать. Вцепившись в ногу Самсона, он использовал ее как рычаг, чтобы хоть немного замедлить свой спуск и не дать свече погаснуть.

Держась за ботинок Самсона, он соскользнул к концу горки. И прислушался. Никаких звуков, кроме глухих ударов собственного сердца и своего же прерывистого дыхания, он не слышал.

Если тролли и поджидали его, то вели они себя очень тихо.

Выставив перед собой свечу, он осторожно вытянулся вперед. До пола было уже рукой подать. Подняв голову, он огляделся по сторонам. В мерцании свечи ему удалось разглядеть часть коридора.

Троллей видно не было.

Он спустился с горки и встал, вглядываясь сквозь слабое мерцание свечи в темноту. Затем повернулся к спуску.

– Я внизу! – крикнул он дрожащим голосом. – Никого не вижу. Все вроде спокойно.

– Уже спускаюсь, – отозвалась Таня.

– Скорее.

– Там, – сказала девушка и указала рукой в нужном направлении. Дэйв направил луч фонарика в скопление свай и осветил бетонную стену фундамента. Вся стена была исписана граффити. – Правее, – сказала девушка. Он перевел луч. Бледный круг света выхватил из темноты забитую досками дыру. – Это дверь. Она была открыта. Они вошли в нее. Это «Веселый домик». Мы гнались за каким-то типом.

Дэйв обошел Джоан и поспешил к стене. Зажав фонарик под мышкой, он потянул за края досок. Импровизированная дверь распахнулась наружу. Он склонился над проемом. Небольшого размера помещение. На стенах – зажженные свечи. Лестница, ведущая наверх. Дэйв оглянулся через плечо, но никого не увидел.

– Они пошли по лестнице? – спросил он.

– Да, – послышался голос девушки. – Мы все пошли туда. Но я струсила и убежала. Все эти тролли…

– Ладно, – сказала Джоан. – Вы двое, марш отсюда. Ступайте домой.

– Разве вы не будете меня арестовывать? – спросил мальчишка.

– Нет. Иди домой.

– Боже! Спасибо.

– Извини, что пришлось ударить тебя, малыш. А теперь – брысь!

Через несколько секунд Дэйв увидел бледный силуэт Джоан, направляющейся к нему. Она вошла в освещенное мерцанием свечей помещение, сунула руку под свитер и вытащила револьвер. Ее лицо было измазано грязью с автомобильного колеса для большего сходства с троллем, но вместо этого она походила на бойца из отряда коммандос, замаскировавшегося перед ночной вылазкой. Дэйв видел страх в ее глазах. И горе.

– Мы вернем ее, – сказал он.

– Задницей клянусь, что вернем, – сказала Джоан и бросилась вперед, к лестнице.

– Стой! – крикнул он.

Она остановилась и обернулась.

– Я пойду первым. Держись рядом. И от меня – ни на шаг, черт возьми.

Джоан кивнула.

С фонариком в одной руке и пистолетом в другой, Дэйв взбежал по лестнице, перескакивая через три ступеньки за раз. На первой площадке он прикрыл Джоан, пока та пыталась отворить дверь. Дверь была заперта. Они взбежали по лестнице на второй этаж.

Там Дэйв увидел перед собой темный коридор. Он посветил туда фонариком. Впереди никого не было. Но кровь его буквально застыла в жилах, когда он увидел решетки вдоль стен.

Тролли в стенах.

Однако никаких троллей он не видел.

Он вздрогнул, когда что-то толкнуло его. Это оказалась Джоан. Она прижалась к его спине.

– Не останавливайся, – прошептала она.

Он двинулся вперед, освещая фонариком стены по обе стороны от себя. За решетками возникли лица. Грязные, оскаленные лица мужчин и женщин. Джоан тихонько взвизгнула.

На протяжении всего коридора, словно щупальца неведомого чудовища, тянулись из стен машущие руки.

Дэйв бросился вперед, Джоан последовала за ним.

Тролли в стенах смеялись и издевались, просили милостыню, хихикали, осыпали их грязной бранью и угрозами. Кончики чьих-то пальцев коснулись руки Дэйва, но тут же соскользнули, лишь дернув его за рукав. Позади вскрикнули, но это был крик боли, и Дэйв догадался, что Джоан врезала кому-то по руке.

По крайней мере она не бежит от всей этой сволочи сломя голову, подумал он.

Он сам едва не поддался такому порыву, но тем не менее не снимал пальца со спускового крючка.

Он покрепче сжал рукоять фонарика.

Луч метнулся вверх и осветил дверь.

Робин опустилась на колени на сиденье кабинки. Сквозь лабиринт стоек и спиц она высматривала внизу троицу троллей, медленно поднимающихся к ней.

– Ути-пути, – сюсюкал тот, что находился ближе всех. Чтобы добраться до спицы, ведущей к самой высокой кабинке, ему оставалось около двадцати футов. Оказавшись там, он по внешнему колесу, которое имело очень плавный наклон, без труда сможет перебраться к кабинке Робин.

Он был тощий, с серым лицом и практически лысый, не считая клоков волос, торчащих возле ушей. Темные пиджак и брюки были изрядно ему велики. Тролль подобрался так близко, что Робин могла слышать, как хлопает его одежда на ветру.

– Ой, что щас будет! – визжал он. – Да, сэр! Никуда не уходи, крошка! – Он сипло засмеялся, будто отколол невероятно смешную шутку.

– Я доберусь до нее первым, говнюк, – отрезал мужчина под ним. Тот, что с повязкой на глазу.

Голос его был тверд. Этот не казался сумасшедшим или придурковатым.

Третий тролль находился ниже этих двоих, очевидно, карабкался осторожнее. Пока что он выглядел наименьшей угрозой.

Те уроды доберутся до меня гораздо раньше, подумала Робин.

Тип в костюме не по размеру уцепился рукой за верхнюю кабинку. Повернувшись к Робин, он осклабился:

– О-о-о-о-о, наша ми…

Он заверещал, когда одноглазый тролль дернул его за штанину. Суча ногами и извиваясь, он сумел было вырваться из хватки одноглазого, как вдруг его рука разжалась, и он сорвался. У Робин перехватило дыхание, когда она смотрела, как тролль падал, кувыркаясь в лунном свете. Он грянулся на платформу вверх тормашками. Колесо обозрения содрогнулось от удара.

Одноглазый тролль добрался до верхней кабинки, но вместо того, чтобы забраться в нее, он подтянулся на узкой стальной балке внешнего колеса. Широко расставив ноги, он начал медленно подбираться к Робин.

На полу у подножия горки Джереми нашел другую свечу. Он предположил, что ее уронил Самсон. С помощью своей свечи он зажег фитиль. Света вокруг стало в два раза больше. Джереми разглядел тесак для разделки мяса. Должно быть, тот скатился со спуска, поскольку лежал в середине коридора.

Зажав обе свечи в левой руке, Джереми присел на корточки, поднял тесак и поспешил обратно к горке.

Он смотрел, как спускается Таня. Вытянувшись вперед, она коснулась руками пола. Ее спортивные штаны съехали до колен, и обнаженные ягодицы выглядели великолепно в мягком мерцании свечей.

Она упала на пол и перевернулась на спину, пытаясь отдышаться.

Джереми почувствовал, как его дыхание оборвалось.

– Глянь сюды, – прошептал кто-то.

– Ням-ням, вкусняшечка!

– Отпердольте ее, юноша, – посоветовал скрипучий женский голос.

Желудок Джереми сжался. Ахнув, Таня резким движением подтянула штаны до талии.

– Охо-хонюшки…

– Ну что, детишки, пошалим?

Подняв свечи, Джереми посмотрел вверх.

Решетки на потолке. Лица, прижатые к металлическим прутьям.

– Тролли драные! – взревела Таня.

Вязкая нить слюны капнула ей прямо на лоб. Вытерев ее испачканным в крови рукавом, Таня схватила Джереми за руку и оттащила к стене.

– Как бы я хотел порешить их всех, – прошептал он.

Эта фраза вызвала хохот и насмешки со стороны потолка.

Стоя у стены, Джереми вернул Тане ее нож и отдал одну из свечей.

Лиз тоже спустилась с горки, встала и присоединилась к ним.

– Еще одна дивчина.

– Чем больше, тем веселее!

– Поторопись, Ковбой! – крикнула Лиз.

– Ковбой? – хохотнул тролль. – У них тут и ковбой есть!

– Раздевайтесь, девочки. Дайте наглядеться. Ну же, будьте умнички.

– Нажрись говна, – огрызнулась Лиз.

– Дай-ка я лучше сожру тебя!

Наконец появился и Ковбой. Но не вниз головой, как остальные. Сначала показались его сапоги. Он полз задом, волоча за собой Самсона. Огромное тело свалилось прямо на Ковбоя, сбив его с ног.

Задняя часть джинсов Самсона была распорота и пропитана кровью. Там же висел огромный шмат бедра. Это сделало одно лезвие. Второе рассекло пополам промежность. От одного вида этой ужасной раны Джереми почувствовал ледяную боль в паху.

Ковбой выбрался из-под тела, Таня присела рядом с ним.

– Там с правой стороны спуска два огромных лезвия приторочены, – сообщил Ковбой. Ему приходилось говорить громко, чтобы перекричать смех, визг и ехидные выкрики троллей с потолка. – З-зараза. Все, что я мог сделать, так это вытащить его оттуда. Одно из лезвий прямо по яйцам ему прошлось.

– Видимо, оно перерезало и бедренную артерию, – сказала Таня. – Вот почему он умер так быстро. С такой раной и минуты не протянешь.

– Это была хреновейшая, блин, минута, – сказал Ковбой.

Таня похлопала Самсона по спине. Потом встала:

– Ладно, нам пора двигаться дальше.

– Я его тут не брошу, – отрезал Ковбой.

– Это безумие, – сказала Лиз.

– Он слишком большой, чтобы таскать его с собой, – сказала Таня. – Нам повезет, если сами живыми выберемся… С трупом это точно не получится.

– Я ни за что не оставлю Сэмюэля здесь. Он был моим другом. Как вы думаете, что эти гребаные тролли сделают с ним, когда мы уйдем?

– Он мертв, – сказала Лиз. – И в заботах твоих не нуждается.

– Все равно я его не оставлю.

Он перевернул тело, схватил за руки, усадил. Джереми присел за спиной Самсона и приподнял его. Таня тоже присоединилась к ним.

Они подняли Самсона с пола. Ковбой поднырнул под тело и поднял его на плечи.

Точно так же, как сам Самсон нес того старого толстого тролля к колесу обозрения, подумал Джереми. Только Ковбой намного меньше Самсона.

– Сможешь его удержать? – спросила Таня.

– Да.

Лиз пошла рядом с ним, а Джереми присоединился к Тане.

В правой руке он сжимал тесак, а левую, со свечой, вытянул вперед, щурясь и пытаясь разглядеть хоть что-то в ее слабом свете. Они медленно продвигались через коридор. Голоса троллей над ними стихли. Там, куда они вышли, похоже, не было решеток ни в полу, ни в стенах, ни в потолке. От этого на душе становилось немного легче, но Джереми не переставал ожидать нападения, понимая, что атаковать могут откуда угодно.

Я должен глядеть в оба, подумал он.

С мертвым Самсоном и Ковбоем, тащившим его огромное тело, Джереми чувствовал себя главным защитником группы.

Я должен уберечь их, говорил он себе. Я. Герцог. Сейчас все зависит от меня.

Он испытал даже прилив гордости.

В конце коридора проход внезапно скруглялся.

– Я проверю, что там, – прошептал Джереми, ускорил шаг и обогнал Таню.

Он остановился, увидев, что это какое-то хитрое приспособление, напоминающее лежащую на боку бочку. Деревянную бочку. Стены ее изнутри были усеяны стальными шипами, поблескивающими в мерцании свечи.

Джереми осторожно поддал ее ногой.

От удара бочка начала медленно поворачиваться вокруг своей оси.

Таня подошла ближе.

– Как мило, – пробормотала она.

– Нам через нее не пробраться, – сказал Джереми.

Лиз тоже приблизилась к ним, разглядывая вращающийся цилиндр.

– Блин. Здорово они тут все обустроили. И что нам теперь делать? Она же просто на куски нас порежет.

– Мы пройдем через нее, – сказала Таня. – Ковбой, тащи Сэмюэля.

44

Дэйв распахнул дверь. Лучом фонарика обвел комнату, и открывшееся ему зрелище едва не заставило его бежать из «Веселого домика» куда глаза глядят. Но он понимал, что уйти отсюда без Дебби они не могут, и потому шагнул внутрь.

– Полиция! – рявкнул он. – Бросить оружие! Все к стене!

Джоан вошла следом за ним.

– О Боже, – прошептала она.

Дверь захлопнулась.

Они стояли плечом к плечу, держа пистолеты наизготовку, пока мощный луч фонарика Дэйва обшаривал темноту.

Тролли поднимались друг с друга, вставали с распростертых на полу неподвижных тел и брели к правой стороне комнаты; двое бросили в мягкий резиновый пол ножи и прижались спинами к стене. Троллей было около десятка. Большинство почти не одеты, некоторые и вовсе голые. Все были буквально пропитаны кровью.

Четыре тела остались лежать на полу.

Два мужских, два женских.

Голые и изуродованные. Дэйв видел обезображенные лица с пустыми глазницами, перерезанные глотки, оторванную руку, мужчину с освежеванной грудью. Он увидел нечто еще более худшее – и резко отвел луч фонарика от этой кровавой бойни. Он посмотрел на троллей, выстроившихся вдоль стены.

– Что вы за люди? – прошептал он.

Иссохшая карга усмехнулась и, подняв руку, повторила:

– Что вы за люди? Что вы за люди?

Ее рука двигалась в такт словам, открывая и закрывая «рот» натянутого на нее окровавленного носка.

Дэйв нацелил пистолет ей в лицо.

– Пуля в башку, – пропел носок. – И башка разлетится в лапшу. Пропади моя головушка!

– Заткнись!

Джоан шагнула вперед и остановилась над одним из женских трупов. Дэйв посветил на него фонариком.

Женщина была молодой и стройной. Ноги ее торчали в разные стороны, словно двое троллей играли с ними в перетягивание каната. От груди почти ничего не осталось. От лица не осталось совсем ничего.

– Это не Дебби, – пробормотала Джоан.

Как она умудрилась это определить?

Дэйв не нашел в себе сил задать этот вопрос.

Он знал, что другая изуродованная девушка точно не может быть сестрой Джоан. Тело было слишком упитанным.

Джоан перешагнула через труп. Отвернувшись, она направилась в другую сторону, к двери в противоположном конце комнаты.

– Пойдем, – сказала она.

Дэйв осветил стену со стоящими вдоль нее троллями:

– А что делать с… этими?

– Мне все равно. Давай просто оставим их.

– После того, что они сотворили?

– Мне все равно. Мне нужна Дебби.

Дэйв пошел за ней, освещая путь фонариком, чтобы не наступить на труп. Ботинки проваливались в мягкий пол, скользили в крови. Он направил луч вперед, чтобы осветить дорогу Джоан, а затем перевел его на выстроившихся вдоль стены троллей.

Джоан подождала, пока он не окажется рядом с ней, и открыла дверь.

– Кто за нами сунется – считай покойник, – предупредил Дэйв и вслед за Джоан шагнул в дверной проем. Затворив за собой дверь, он подергал ее за ручку. Та оказалась заперта.

Он попятился, держа пистолет наготове на случай, если дверь вдруг распахнется, а в глубине души даже надеясь, что тролли все-таки решат последовать за ними.

Присев, Джереми положил тесак на пол и схватился за один из стальных шипов, торчавших в цилиндре, стараясь сделать его как можно более устойчивым, чтобы Таня могла к нему перебраться. В мерцании ее свечи он видел Лиз и Ковбоя, также удерживавших цилиндр за шипы с другой стороны. Все же их усилий было недостаточно. Цилиндр покачивался из стороны в сторону, пока Таня перебиралась через него по трупу Самсона.

Джереми было тошно от мысли, что они используют его тело вот так. Но иначе пробраться через цилиндр было невозможно. Самсон оказался достаточно высок, чтобы перекрыть большую часть пути от одного конца до другого, и достаточно массивен, чтобы принять в себя всю длину четырехдюймовых шипов.

Сейчас в нем этих шипов что-то около двадцати – тридцати, подумал Джереми.

Но Самсон-то чувствовать их не может.

А если бы и мог, то, наверное, даже был бы этому рад. Он стал для своих друзей чем-то вроде мостика на пути к спасению. И скорее всего, ему бы понравилось, как ползет по нему Таня.

Таня уже почти добралась до конца. Остановившись, она склонилась над Самсоном, поцеловала его в губы и прошептала:

– Спасибо тебе, Сэмюэль.

Они теперь все зовут его Сэмюэлем, осознал вдруг Джереми. Словно называть его по кличке теперь как-то неправильно.

Таня приподнялась. Стоя на коленях на груди Самсона, она подалась вперед и протянула руки. Джереми поставил свою свечу на пол, схватил Таню за запястья и потянул. Наконец она спрыгнула.

Им обоим удалось перебраться через этот туннель.

Когда они присели, чтобы подержать цилиндр для Лиз, тот слегка закачался, колыхая тело Самсона из стороны в сторону. Несмотря на это, тело не падало и не съезжало, точно намертво приклеенное к стене цилиндра. Только оно было не приклеено.

Вся дрожа, Робин вжалась в спинку сиденья и наблюдала, как тролль медленно движется к ней вдоль обода колеса обозрения.

Он уже практически добрался до нее.

Она молилась, чтобы он упал.

Двигаясь с превеликой осторожностью, он тем не менее похоже совсем не испытывал страха. Его ноги обвивали узкую рампу, а руки рывками подтягивали его все ближе и ближе к Робин. Он ни разу не взглянул на свои руки. Единственный его глаз не отрывался от вожделенной цели.

Робин подумала, не попробовать ли удрать. И даже на какой-то миг отвернулась от тролля, выглянула из передней части кабинки и взвесила свои шансы перебраться в ту, что пониже.

Кабинка была на расстоянии восьми или десяти футов внизу, но располагалась гораздо дальше. Слишком далеко, чтобы попытаться перепрыгнуть. Скорее всего, Робин не допрыгнет. Можно попробовать перебраться туда на руках по одному из внешних колес, между которыми крепятся кабинки, но даже это казалось слишком большим риском.

Дождись его, подумала она, не будь трусихой.

Достаточно уже нависелась в воздухе.

И потом, если она все-таки доберется до соседней кабинки, это станет лишь временной передышкой.

Тем более, так она приблизится к другому троллю, который ниже.

Единственное, что еще можно сделать – броситься вниз…

Нетушки.

Спасибо, я лучше тут посижу.

Впрочем, когда одноглазый был уже на расстоянии вытянутой руки, она задумалась, правильный ли сделала выбор.

– Не приближайся, – сказала она. – А то сброшу к чертовой матери!

Его лицо расплылось в ухмылке.

Робин протянула руку к сиденью, туда, где возле ее правого колена лежали наручники, и просунула пальцы в один из браслетов.

– Я предупреждаю тебя, – сказала она.

– Ой, боюсь, ой, страшно!

Робин вжалась в спинку сиденья, когда левая рука тролля ухватилась за бортик. Он склонился к ней, кабинка затряслась под его весом. Прежде чем он успел перевалиться через бортик, она вцепилась ему в запястье, а другой рукой нанесла удар. Браслет наручников врезался в его скулу. Рот тролля разинулся от боли. Встав на колени, Робин схватила его за запястье, резко вывернула и отпустила.

Тролль в ужасе завопил.

Его правая рука успела уцепиться за край кабинки. Левая мазнула по воздуху. Не дав ему ухватиться за бортик левой рукой (он болтался в воздухе, держась за кабинку одной лишь правой, и дрыгал ногами), Робин разжала его пальцы.

– Не-е-е-е-е-е-ет! – заорал он и полетел вниз.

Джоан была до глубины души потрясена зрелищем отвратительной резни в темной комнате, вся извелась от тревоги за сестру, но страха почти не испытывала.

Но вот это ее напугало.

Человек, подвешенный за ноги в середине коридора. Поджидающий их.

В животе у нее будто корчились ледяные змеи. Мороз продрал по спине. Руки и ноги покрылись мурашками. Соски болезненно набухли и затвердели. Если бы не туго натянутая шапочка, волосы встали бы дыбом.

Она остановилась, глядя на мужчину.

Что он там делает?

Он не двигался.

Просто ждал, вися в темноте, слабо освещенный мерцанием нескольких свечей, установленных вдоль стен коридора. Что-то в его фигуре заставило Джоан предположить, что он совершенно голый. И что-то в его фигуре было не так.

Направив на него револьвер, она начала подбираться ближе.

– Что там? – спросил Дэйв.

Она оглянулась на него. Он по-прежнему стоял к ней спиной, не сводя глаз с двери в темную комнату.

– Посмотри лучше сам, – сказала она.

Он повернулся:

– Боже!

Выставив фонарик вперед, он направил луч на подвешенного.

И застонал.

Джоан почувствовала странную смесь отвращения и облегчения. Подвешенный тип с выпущенными наружу кишками выглядел омерзительно, но уж никак не хуже всего, что она видела в темной комнате. Она была рада, что он мертв. Теперь он не так страшен.

Дэйв отвел луч фонарика подальше от него.

Джоан дождалась, пока Дэйв догонит ее, а затем ускорила шаг. Когда они приблизились к трупу, Дэйв вырвался вперед, стараясь не светить на него фонариком, прижался спиной к стене и поскорее прошмыгнул мимо. Джоан последовала его примеру.

После этого она припустила за Дэйвом. Пару раз она слышала, что ботинки стучат по металлическим решеткам.

Сразу вспомнились истории о том, как Джаспер Данн использовал эти решетки, чтобы заглядывать под юбки. Здесь он, наверное, этим и занимался, подумала она.

Проходя по следующей решетке, она опустила глаза и увидела внизу бледное, размытое пятно – чье-то лицо. Она ахнула.

Дэйв резко обернулся.

– Ничего, – сказала она. – Идем дальше.

Под решетками в полу она увидела еще лица.

Чертовы зрители.

Дэйв остановился. Он дошел до конца коридора. По правую сторону находилась закрытая дверь. Слева в стене было небольшое отверстие.

Подойдя к нему, он опустился на колени и посветил внутрь.

– Боже, – пробормотал он.

– Что?

– Это горка.

Джоан присела сзади и заглянула через его плечо. Покрытие спуска сверкало, как серебро. На третьей четверти пути вниз из него выступало двойное лезвие, словно кто-то установил там охотничьи ножи клинками вверх. Само лезвие и вся нижняя часть спуска были измазаны кровью.

– Кто-то на него напоролся, – прошептал Дэйв.

Джоан сжала его плечи.

Не Дебби, подумала она. Только не Дебби. Пожалуйста.

– Видимо, остальные нашли какой-то другой путь, – сказала она.

– Вот не знаю. После первого подростка остальные вполне могли обойти эти лезвия.

– Переползли через них по нему? Или по ней…

– Да.

– Боже.

– Давай проверим дверь, – сказал Дэйв.

Он передал фонарик Джоан. Она стояла посреди коридора – левая рука на уровне бедра, фонарик направлен на дверь, правая вытянута вперед, указательный палец застыл на спусковом крючке «Смит-энд-Вессона». Осмотрев дверь, она поняла, что та должна открываться наружу.

Дэйв встал справа от двери и, подняв пистолет, приблизился к ручке. Левой рукой он повернул ручку и потянул.

Дверь не открылась.

Он посмотрел на Джоан и покачал головой.

– Почему бы нам не взломать ее? – предложила она.

– Если она заперта, значит, дети не пошли этим путем.

– Может быть, ее заперли после того, как они вошли туда.

– Я думаю, они пошли через спуск.

– А мы так не сможем.

Внезапно за дверью лязгнул засов.

Дэйв вздрогнул. Сердце Джоан чуть не выпрыгнуло из груди.

Дверь широко распахнулась.

– Ни с места! – крикнула Джоан.

Стоящее на коленях окровавленное существо улыбнулось:

– Не стреляй, Джоани.

– Мы не сможем вытащить его оттуда, даже если очень захотим, – сказала Таня.

– А мы не хотим, – добавила Лиз.

– Черта с два мы оставим его троллям, – упирался Ковбой.

– Светлячка мы оставили, – напомнил ему Джереми.

– И Карен, – добавила Таня. – Не волнуйтесь, мы найдем способ вытащить их отсюда. Вызовем отряд копов, например. Но в первую очередь нам необходимо выбраться отсюда самим.

– Да, я тоже так считаю.

– Возьмешь его? – спросил Джереми, показывая на тесак.

– Оставь лучше себе. У меня свое перо есть. – Ковбой повернулся к Самсону: – Адиос, Сэмюэль.

Они пошли по коридору дальше, Таня и Джереми впереди, Ковбой и Лиз следом.

Вскоре они остановились возле стены, испещренной огромным количеством двойных дверей.

Желудок Джереми скрутило.

– Черт, – пробормотала Таня.

Джереми пнул одну из дверей. Она распахнулась, и он тут же шарахнулся назад, увидев чью-то фигуру посреди освещенной свечами комнаты: тощий мальчишка, весь в крови, держал в руке свечу. Когда дверь захлопнулась, до него дошло, что этот мальчишка – он сам.

Он распахнул дверь снова.

И снова увидел себя в зеркальном отражении.

Комната, примерно в три раза шире коридора, была увешана зеркалами. На полу стояли свечи, напомнившие Джереми о шипах в бочке. Окружающие комнату зеркала приумножали их свет, наполняя комнату огненными язычками.

На потолке зеркал не было. Там были решетки. Для зрителей.

В зеркалах напротив Джереми видел лишь собственное отражение – затаившихся троллей не было. Он шагнул внутрь.

Как только остальные вошли за ним, над решеткой в потолке появилась грязная бородатая харя:

– Здорово, детишки. Как вам удалось добраться досюда живыми?

– Пошел ты, – ответил ему Джереми.

– Засранчики маленько зассали, а?

Приподнявшись на цыпочки, Джереми вскинул свечу. Пламя лизнуло прутья. Тролль завизжал, когда его борода вспыхнула.

– Хa! – крикнул Джереми.

– Молодчина, Герцог!

Джереми наблюдал за орущим троллем. Стоя на коленях, тот принялся тушить ладонями горящую бороду, но пламя перекинулось на лицо и волосы. В мгновение ока его голова превратилась в огненный шар.

– Как тебе это, сука?! – заорал Ковбой.

Джереми перевел взгляд на находившиеся перед ним зеркала. Ковбой, Лиз и Таня – все подпрыгивали под решетками, вытягивая вверх руки с горящими свечами и пытаясь достать лица склонившихся над ними троллей. Лиз засмеялась, когда ей это удалось. Ковбой сыпал проклятиями, приговаривая: «Это вам за Сэма!» Таня же действовала молча, приплясывая под решеткой среди свечей и целясь пламенем в троллей. При каждом прыжке ее свитер приподнимался, обнажая покрытый шрамами живот.

Тролли заахали, заголосили. Как минимум нескольких достало пламя свечей.

– Все хорошо, – пробормотала Джоан. – Теперь уже все хорошо. – Она стояла на коленях, обнимая сестру и плача. Дебби тоже рыдала, прижавшись к ней.

К горлу Дэйва подступил тугой комок, на глаза навернулись слезы.

Мы сделали это, подумал он. Мы нашли ее вовремя. Хотя одному лишь Богу известно, что ей пришлось пережить.

Дэйв подошел к Джоан с другой стороны, присел и взял фонарик. Проскользнув за спиной Дебби, вошел в комнату. Размером она была с большой чулан. Кроме единственной двери, других выходов не наблюдалось.

Посреди комнаты распростерлось мертвое тело. Возле его ноги валялся пропитанный кровью кусок блузки Дебби. Ее лифчик был зажат в правой руке.

Дэйв осветил лицо убитого.

Несмотря на густую бороду и слипшиеся от крови волосы, Дэйв узнал его.

Тролль, пожелавший им сдохнуть.

Тролль с глазами Чарли Мэнсона.

Впрочем, теперь глаз у него вовсе не было – на их месте зияли кровавые дыры.

Его нижняя губа, вероятно разодранная зубами Дебби, свисала с уголка рта и лежала на бородатом подбородке, словно дохлый слизень. Голова покоилась на правом плече. Вся левая сторона шеи была изрублена, из одной засечки торчал мясницкий тесак.

Его пальто и рубаха были распахнуты. Покрасневшая кожа груди была испещрена глубокими царапинами.

Дэйв обернулся. Джоан прижалась лицом к щеке девушки, закрыв глаза. Он задался вопросом, видела ли она бойню, учиненную в комнате.

Спина и ягодицы Дебби были изодраны ногтями. Разорванные трусики висели на коленях. Джинсы съехали до лодыжек.

Дэйв прошел мимо обнимающихся и плачущих девушек, прислонился к стене и закрыл глаза.

Боже, что за дикая схватка произошла в этой темной запертой каморке! Казалось невероятным, что победу в ней одержала Дебби.

Может, оно и неудивительно, подумал он. Черт, в конце концов, она сестра Джоан.

Что за ребенок!

А ведь она и без оружия здорово отделала этого типа – прежде чем прикончить его тесаком.

– Мы… мы должны спасти остальных, – сказала Дебби.

– Черт с ними, с остальными.

– Они мои друзья.

Дэйв посмотрел на них. Джоан помогала девушке подняться на ноги. Он отвел глаза, когда Дебби наклонилась и сорвала с себя остатки нижнего белья, услышав лишь звук рвущейся ткани.

– Что он сделал с тобой? – спросила Джоан.

– Это не имеет значения.

– А он не?..

– Нет, он не всунул мне, – она шмыгнула носом. – Не могу поверить, что осталась жива.

– А я верила в тебя, – сказала Джоан.

– Когда я услышала ваши голоса…

– Все хорошо, – сказала Джоан.

– Дэйв, тот тип в комнате мертв?

– Ты еще не видела его? – спросил он, глядя на нее. Она снимала с себя свитер.

– Он мертв, – выдавила из себя сквозь рыдания Дебби. – Мертв. – Окровавленной ладонью она смахнула с глаз слезы и натянула джинсы. В некоторых местах те еще оставались белыми.

Все ее тело было измазано в крови, но серьезных ран Дэйв не заметил.

Джоан сняла с плеча кобуру и чехол с ножом. Потом сняла и пуленепробиваемый жилет.

Ее футболка прилипла к коже. Она была белой. Эта белизна немного успокоила Дэйва. За последние несколько минут он видел столько крови, что ему начало казаться, будто красный – единственный существующий в природе цвет.

Джоан натянула жилет на сестру и застегнула ремешки. Затем дала Дебби свой свитер. Девушка вытерла им лицо, а потом натянула через голову. Джоан вновь накинула на себя ножны и кобуру.

Затем Джоан наклонилась, вытащила из другой кобуры небольшой пистолет-полуавтомат и дала его Дебби.

Дебби прошла мимо нее, направляясь к спуску.

– Постой!

– Да, я знаю, что там что-то не так.

Когда Дэйв подошел к Джоан, та взяла его за левое запястье и направила луч фонарика в комнату.

– Боже мой, – пробормотала она.

Оба вздрогнули, услышав вопль, исполненный ужаса и страдания. В несколько мгновений пространство вокруг них наполнилось криками, смехом и визгом – одни голоса звучали тише, другие громче. Похоже, они доносились откуда-то из коридора. Дэйв резко обернулся. И увидел поднимающийся над одной из решеток в полу дым. Дым и мерцающий свет огня.

– Какого черта? – спросила Джоан.

– Думаю, надо убираться отсюда как можно скорей, – сказал Дэйв.

Дебби взяла Джоан за руку.

Проскочив мимо них, Дэйв опустился на колени и направил луч фонарика в темный проем горки.

– Давайте вернемся тем же путем, каким пришли, – сказала Джоан.

– Мы не можем! – выпалила Дебби. – Мои друзья там, внизу! Мы должны спасти их!

– Думаю, мы сможем миновать этот спуск, – произнес Дэйв.

45

– Знай наших, – выдохнула Таня.

– Хоть бы все здесь сгорело дотла, – добавила Лиз.

– Сперва бы задницы унести, – сказал Ковбой. Со свечой в одной руке и ножом в другой он шагнул в зеркальный лабиринт. Лиз двинулась за ним.

Джереми, стараясь держаться поближе к Тане, направился к проходу в стене между зеркалами. Кто-то, находившийся над потолком, продолжал кричать. Некоторые плакали и жалобно скулили.

Мы показали им, где раки зимуют, подумал он. Возможно, одного-двоих даже прикончили.

Вот бы прикончить их всех.

Вот бы спалить это гребаное место дотла, и чтоб каждый проклятый тролль изжарился.

Но Джереми сомневался, что несколько подожженных бород дадут нужный результат.

Да и ладно. Мысль о том, что Светлячок исчезнет в этом огне, приводила его в ужас. Самсон и Карен тоже сгорят. Они не заслужили совместной кремации с погубившими их троллями.

Джереми видел, как Лиз исчезла среди зеркал. Но как только он миновал проход в стене, то сразу увидел ее вновь вместе с Ковбоем. Они находились слева. По крайней мере ему так казалось. Наверняка не скажешь. В этом зеркальном пространстве отражения были повсюду. Бесчисленное множество окровавленных подростков со свечами, ножами и мясницкими тесаками. Отражения в отражениях… Джереми не мог определить, где находятся настоящие Ковбой и Лиз, а где их двойники. Свернув за угол, они исчезли, и Джереми оказался в компании собственных отражений. И Таниных. Сжимая в руке тесак, он двигался вперед, а их с Таней двойники сопровождали их по бокам. Острие тяжелого тесака звякнуло об стекло. Джереми свернул вправо, и тут же перед его глазами вновь предстали многочисленные копии Ковбоя и Лиз.

– Остановитесь, – сказала Таня. – Нам лучше держаться вместе и не терять друг друга.

Джереми поспешил вперед, держась за Танино плечо и касаясь зеркал костяшками пальцев левой руки, чтобы не сбиться с курса.

– Ладно, буду как собачка на привязи.

Его пальцы перестали чувствовать стекло. Сделав шаг вперед, он немного отступил в сторону и врезался в спину Лиз.

– Эй, осторожней со свечой, – предупредила она, слегка отстранившись.

– Извини.

– Глядите, что я нашел, – сказал Ковбой.

Джереми шагнул в сторону, чтобы голова Лиз не закрывала обзор. Ковбой стоял перед ним (а может, это было только его отражение), склонившись над чем-то. Наконец он разогнулся. Нож он зажал в зубах. В одной руке держал свечу. В другой – фотокамеру со вспышкой.

– Фантастика, – сказала Таня.

– И фотик недурен, – промычал Ковбой с зажатым во рту ножом. – «Минолта»[30].

– А тебе не насрать? – сказала Лиз. – Пленку вытащи.

– Да вот, хочу себе оставить. – Он перекинул ремень через голову, слегка вздрогнув, когда задел рукой перевязанное ухо.

– Оставляй, если хочешь, – сказала Таня. – Только пленку вытащи. Сейчас же. Нельзя рисковать, вдруг потеряем.

– Лады, как скажешь. – Опустив голову, он стал разглядывать камеру, пытаясь разобраться в ее устройстве. – Я, правда, не уверен, что…

– Сзади! – закричала Таня.

Лиз завизжала.

С удивлением на лице, Ковбой отскочил в сторону и обернулся, выхватив изо рта нож. Огромный тролль вырос перед ним с топором, занесенным для удара. Десять огромных троллей возникли в зеркалах. Пятьдесят. Взмахнув топорами одновременно, они обрушили их на голову Ковбоя. Брызги крови разлетелись во все стороны. Половинки головы упали на плечи. Ноги заскользили вперед. Ковбой бухнулся задом на пол. Тролль вновь поднял топор и замахнулся для следующего удара.

Не переставая кричать, Лиз заковыляла к Ковбою. Присев на корточки, она схватила половинки головы и свела их вместе, будто в надежде, что они срастутся.

– Нет! – заорала Таня.

Тролль сделал широкий шаг к Лиз.

Джереми метнул тесак. Кувыркаясь, тот полетел вперед, ловя отблески свечей. Лезвие вонзилось в грудь тролля. Тот заревел. Но не упал. С тесаком, торчащим из груди, он вновь взмахнул топором.

Джереми услышал влажный звук удара.

Голова Лиз, вращаясь, слетела с шеи в облаке собственных волос и брызг крови. Топор не остановился. Он просвистел дальше и разнес зеркало справа. Голова Лиз врезалась в зеркало, отскочила на пол и покатилась.

Ее обезглавленное тело так и сидело возле Ковбоя. Из обрубка шеи, словно из толстого шланга, хлестала кровь. Развернувшись вполоборота, тролль выдрал топор из зеркала. Когда он вскинул его к плечу, Таня бросилась в сторону Лиз и перепрыгнула через бьющий из ее шеи кровавый фонтан. Она врезалась в тролля, словно в могучий дуб. Тролль даже не шелохнулся. Таня отскочила от его груди и упала спиной на тела Лиз и Ковбоя. Задетый ею тесак еще некоторое время держался в груди бродяги, а затем выпал и брякнулся на пол.

Тролль нависал над Таней с топором у плеча.

Джереми увидел рукоять Таниного ножа, пробившего ему глотку.

Тролль постоял, не двигаясь, а потом начал заваливаться назад. Топорище разбило находившееся позади него зеркало. Он рухнул прямо под град осколков.

Все свечи, кроме той, что была в руке Джереми, погасли.

Но единственный язычок пламени, оставшийся у него, множился в зеркалах, заполняя пространство оранжевым свечением.

Джереми увидел, как Таня поднимается с тел Ковбоя и Лиз.

Она подползла к поверженному троллю и вырвала у него топор.

Расставив ноги, она подняла топор над головой. Джереми видел, как она резко опустила его, слышал влажный звук удара.

Нагнувшись, Таня выдернула нож из горла бродяги и замерла над телом.

– Подойди и возьми топор, – проговорила она хриплым, задыхающимся голосом. – Он может нам пригодиться.

Джереми кивнул. Шагнув вперед, он посмотрел на тела Лиз и Ковбоя и поспешил перевести взгляд на мертвого тролля. Таня оставила топор торчать в его лице.

Хорошо, подумал Джереми.

И поскользнулся на разлитой по полу крови. Пытаясь удержать равновесие, он вскрикнул и взмахнул руками.

Свеча погасла.

Темнота накрыла их, словно черный плащ.

Он упал на тела своих погибших друзей.

В верхней части спуска Дэйв привязывал к ботинкам бронежилет.

– Вроде нормально, – пробормотал он.

Джоан приобняла его за плечи.

Он оттолкнулся и поехал вниз по спуску, ногами вперед, нацелив луч фонарика на лезвия впереди. Приблизившись к ним, он притормозил и уперся в них привязанным к ногам жилетом. Сквозь жилет лезвия казались не острее пары стальных стержней.

Зажав фонарик между бедрами, он направил его луч в сторону ног, потом лег на спину, вытянул руки над головой, и крикнул:

– Все в порядке.

Дебби спустилась на животе, вытянув руки вперед. Дэйв поймал ее за них, притормозив ее скольжение, и притянул к себе.

– Возьми фонарь, – сказал он. – И будь осторожна, переползая через лезвия. Когда спустишься вниз, не забывай про пистолет.

Держась за него, она перебралась ниже, взяла фонарик и, встав на четвереньки, переползла через его ноги и находившиеся под ними лезвия.

– Получилось, – прошептала она.

Добравшись до конца спуска, она осветила пол фонариком, и спрыгнула вниз.

– Отлично, теперь Джоан.

Джоан начала спускаться. Перелезая через Дэйва, она коснулась грудью его щеки. Дэйв почувствовал ее мягкость через тонкую ткань футболки. Это прикосновение словно напоминало о реальном мире.

Там, снаружи, существует реальный мир, подумал он.

Он поднял руки и поглаживал ее спину, пока она перебиралась через него вниз. Поглаживал ее ягодицы, ноги.

– Нашел время, – прошептала она.

Он тихо засмеялся.

– Там, снаружи, существует реальный мир, – сказал он ей. – Хочешь верь, хочешь нет.

– Рада, что ты напомнил. – Она сжала его колено. – Пока все идет нормально, да?

– Все в порядке.

Она переползла через его ноги и добралась до конца спуска, где Дебби помогла ей слезть. Взяв фонарик, она направила его луч на ноги Дэйва.

Дэйв сел. Он сгибал ноги в коленях до тех пор, пока не смог достать до привязанного к ним жилета. Прижимая его к лезвиям, освободил ноги и вытянул их так, чтобы они оказались по обе стороны от лезвий.

– А ведь совсем недавно это казалось мне хорошей идеей, – пробормотал он.

Джоан передала фонарик Дебби и подошла к окончанию спуска. Упершись коленями и ступнями, она протянула вперед руки.

– Охо-хо, – сказал Дэйв.

– Охо-хо, – повторила она.

Как только она ухватилась за его запястья, Дэйв подался вперед. Она потянула. Его ягодицы поднялись над поверхностью спуска. Внутренние части бедер плавно скользнули мимо лезвий. Джоан дернула его, причем так резко, что он чуть было не сложился пополам. Колени подогнулись. Он перелетел через лезвия и, миновав спуск, упал прямо на Джоан. Вместе они повалились на пол.

Отвязав с ног жилет, он передал его Джоан, но та покачала головой:

– Он твой. Надень его.

– Я хочу, чтобы он был на тебе, – сказал Дэйв.

– Ну а я хочу, чтобы на тебе.

– А я не хочу, чтобы на тебе вообще что-то было, – вмешался голос с потолка. – Давай, карамелечка, покажи мне…

– Ублюдок! – выкрикнула Дебби. Она вскинула руку с пистолетом, но стрелять не стала. Покачав головой, она опустила оружие.

– Эй, карамелечка, – сказал тролль.

– Детка, детка, детка, – сказал другой.

– Какой лакомый кусочек.

– Где все остальные? – закричала в потолок Дебби. – Где мои друзья?

Тролли захохотали.

– О, были, да сплыли, были, да сплыли…

– В ад угодили…

– Пойдемте, – сказала Джоан. Осветив помещение фонариком, она увидела слева проход и бросилась в том направлении.

– Пока-пока, конфетка.

– Передавай привет!

Дэйв слегка подтолкнул Дебби, и она тоже побежала.

Он поспешил за ней, по дороге натягивая жилет. Он хотел, чтобы его надела Джоан, но какой смысл тратить время на пререкания?

Джоан и Дебби присели у края преграждавшего путь деревянного цилиндра. Когда Дэйв приблизился к ним, Дебби пробормотала:

– О Боже, нет.

Мертвый подросток растянулся внутри цилиндра. Вся внутренняя поверхность ощетинилась стальными шипами.

– Один из твоих друзей? – спросила Джоан.

– Самсон.

– Похоже, они использовали его как мост, – сказал Дэйв.

– Думаю, мы поступим так же, – сказала Джоан.

Дебби приставила ладонь ко рту и закричала:

– Ау! Джереми! Эй, ребята, это я, Светлячок! Вы меня слышите?

Никакого ответа.

– Джереми? Таня? Ковбой? Лиз? Это Светлячок. У нас есть оружие! Подождите! Или возвращайтесь! Теперь все будет в порядке! У нас есть оружие!

Снова никакого ответа.

– Проклятье, – пробормотала она.

– Я пойду первым, – сказал Дэйв. Обойдя их, он коснулся краем ботинка одного из шипов. Цилиндр качнулся из стороны в сторону.

– Боже, – сказал он.

Джоан и Дебби схватились за шипы по краям цилиндра, чтобы сделать его как можно более устойчивым.

Дэйв оперся на голени мертвого подростка. Те оказались довольно устойчивы под его весом. Еще бы им не быть устойчивыми, подумал он. Они насажены на шипы.

Наклонившись вперед, он опустился локтями на бедра парня и пополз вперед.

Стоя на коленях на сиденье и вжимаясь спиной в бортик, Робин наблюдала за взбирающимся по балке троллем.

Он двигался тем же путем, что и двое других.

Ну, с этим она разберется.

С двумя покончено, остался один.

Этот тип был значительно крупнее, чем предыдущий тролль. У него была круглая физиономия, короткая шея, плечи – что окорока. Маленькие глазки сидели близко друг к другу. Поросячьи глазки, подумала Робин. Мясистый нос пятачком. Узкая прорезь рта, сухощавые губы.

Свинья свиньей, подумала Робин.

Но еще он казался маленьким мальчиком, против воли засунутым в это огромное тело.

На его голове сидела бейсболка козырьком назад. Волос под ней не было.

– Уходи, – сказала она. – Я не хочу убивать тебя.

Произнося это, она будто воочию увидела себя с Нейтом – как они стояли в джакузи, оплакивая убитых ими людей.

Увидела Нейта, распростертого на кровати. Его окровавленную голову.

Она почувствовала, как комок подступил к горлу.

О Боже, Нейт.

Неужели он это заслужил? Неужели его постигло столь жестокое правосудие?

– Я правда не хочу тебя убивать, – взмолилась она срывающимся голосом. – Я никого не хочу убивать.

Тролль оседлал балку и уставился на нее.

– Просто уйди, – попросила она. – Пожалуйста.

Тролль опустил голову. Смотрел на мертвые тела двух других? А потом сгорбился и вцепился руками в балку.

Он боится, догадалась Робин. Он не хочет упасть.

– Если я сброшу тебя отсюда, – пригрозила она, – костей не соберешь.

Он жалобно захныкал.

О нет, подумал Джереми. Мы забыли фотокамеру.

Она осталась где-то там, на шее у Ковбоя, с компрометирующей пленкой внутри.

Он решил не говорить об этом Тане.

Она могла настоять на том, чтобы они вернулись за ней. Они прошли долгий путь в кромешной темноте, постоянно натыкаясь на зеркала, пытаясь отыскать выход, оказываясь в тупиках. Снова возвращаться…

И вновь оказаться там, с этими трупами…

Джереми вздрогнул, вспомнив, как упал на Лиз и Ковбоя. Пытаясь тогда подняться, он вляпался рукой во что-то скользкое и мягкое.

Кроме того, сказал он себе, никакого значения эта пленка больше не имеет. Большинство ребят на ней уже мертвы.

Остались только мы вдвоем. И Хизер. Счастливица Хизер. Она сбежала по лестнице, прежде чем началась заваруха.

А ведь мы тоже могли убежать.

Если бы только я послушался Светлячка.

Я виноват, что Светлячка убили.

Казалось, это случилось давным-давно, и последующие события приглушили боль потери вместе с чувством вины.

А ведь всего пятнадцать минут прошло, подумал он.

Топорище звякнуло о стекло. Он медленно повернулся влево и, не встретив никаких препятствий, двинулся в том направлении. Таня шла следом, крепко сжимая рукой его плечо.

Будь у нас свечи, подумал он, мы бы уже наверняка выбрались из этой дыры.

Мы могли бы просто-напросто прорубить дорогу топором – и прощай, лабиринт.

Но делать это без света было очень опасно. Они уже обсуждали это, и оба согласились, что в таком случае их разрежет на куски осколками зеркал.

Они блуждали в лабиринте уже целую вечность, но, по крайней мере, пока никто не пытался на них напасть. Тролли больше не появлялись.

Джереми свернул, потом еще раз.

И увидел проблеск света.

– Отлично, – прошептала Таня.

Слабое свечение впереди оказалось отражением. Край топора снова ударился о зеркало. Джереми повернулся, и свет стал ярче.

Вместо зеркала слева открывался выход в коридор. На стенах горели свечи. Джереми поспешил туда и, выйдя из лабиринта, глубоко вздохнул.

– Мы сделали это, – прошептала Таня. Обхватив себя руками, она последовала за Джереми.

По левую сторону коридора в стенах были вмонтированы решетки, точно такие же, как в коридоре выше. Однако троллей за ними Джереми не видел.

– Ну и где же, черт возьми, наши зрители? – спросила Таня.

– Может, они все убрались. Может, их огонь отпугнул.

– Я бы не стала на это рассчитывать.

Справа по коридору была дверь. Еще одна находилась в самом конце.

– Что будем делать? – спросил Джереми.

Таня ничего не ответила. Она переводила взгляд с одной двери на другую и хмурилась.

– Вон та в самом конце, – сказал Джереми, кивнув в сторону дальней двери. – Она может вести на лестницу.

– Если это так, держу пари, что нас будет поджидать еще какая-нибудь подлянка.

– Да уж. Так они и позволят нам уйти.

– Проклятые двери, – сказала Таня. – Давай просто прорубим себе выход.

– Да!

– Хватит играть по их правилам. У нас есть топор, можем сыграть по-нашенски. – Она сделала несколько шагов вперед, подошла к правой стене и постучала по ней острием ножа. – Возможно, там тоже какая-то комната. А может быть и нет. Все, что нам нужно – пробить дыру, а там, глядишь, и окажемся на променаде.

– Очень надеюсь.

Таня отошла в сторону. Джереми поднял над головой топор и размахнулся что было сил. Тяжелое лезвие ударило в стену. Когда он высвободил его, толстый кусок дерева откололся и упал на пол. Джереми заглянул в образовавшуюся узкую щель.

Там стояла темнота.

Отойдя чуть в сторону, он ударил снова. Топорище проломило стену.

– Получилось! – закричал он.

– Да, черт возьми!

Джереми стал вытаскивать топор, как вдруг кто-то, находившийся по другую сторону стены, вырвал рукоять у него из рук.

Прежде чем Джереми успел сообразить, что произошло, топор исчез в дыре.

– Боже мой, – выдохнул он.

– Лучше нам…

Оба подскочили, когда из стены вылетел кусок. Джереми успел увидеть появившееся примерно на дюйм лезвие топора, прежде чем оно снова исчезло.

Теперь топор у них. И они идут за нами.

Джереми услышал безумный смех.

И понял, что это смеется он сам.

Таня схватила его за руку, и они бросились по коридору.

Они бежали, пока пол под их ногами неожиданно не исчез.

И тогда, бок о бок, они провалились в черную бездну – подвал «Веселого Домика».

46

Отвернувшись от трех трупов в зеркальном лабиринте, Дебби согнулась пополам, и ее вырвало. Джоан гладила ее по спине, пока рвота не прекратилась.

Бедный ребенок, через какой ад ей пришлось пройти. А ведь это еще не конец.

Но худшее уже позади, убеждала себя Джоан. Самым ужасным было оказаться запертой в той темной комнате наверху, борясь за жизнь. Дебби чертовски повезло, что она смогла выжить. И не свихнуться. Многие наверняка бы уже повредились в уме, случись с ними такое.

А она держится.

То, что сейчас ее стошнило, пожалуй, хороший знак. Значит, еще не оторвалась от реальности.

– Да этот верзила будто с чертова бобового стебля спустился,[31] – проговорил Дэйв. В его дрожащем голосе слышались нотки удивления и отвращения.

Наконец Дебби выпрямилась и, не преставая рыдать, вытерла рот свитером.

– Двое других – подростки, – сказал Дэйв. – Одна – девушка. А другой – парень из той драки.

– Нашей драки? – спросила Джоан.

– Тот, с ухом.

– О нет.

Для того она спасла его ухо? Чтобы ему раскроили пополам голову в этом безумном «Веселом домике»?

Дебби обернулась. Хлюпая носом и тря глаза, она пробормотала:

– Это Ковбой. И Лиз. Боже! – Она зажала рот рукой и зажмурилась.

– Кто-нибудь еще остался? – спросила у нее Джоан.

Она кивнула:

– Джереми, – выдавила она сквозь прикрывавшую рот ладонь. – И Таня. Только они. – Она убрала руку и, прижавшись лицом к плечу Джоан, крепко обняла ее. – Джереми мой друг, Джоани. Я пыталась остановить его. Я не хочу, чтобы он погиб.

– Ладно, – сказал Дэйв. – Проберемся через эту хреновину самым коротким путем. – Он выхватил пистолет и закричал: – Все, кто меня слышит, лицом в пол! Стрелять буду!

Стоя в ногах гигантского мертвого тролля, он зажал фонарик между ног, направив его луч на зеркало впереди, и открыл огонь.

Когда грохот выстрелов разорвал тишину, Дебби подскочила и заткнула уши пальцами.

Джоан зажала уши руками.

Дэйв продолжал стрелять, «Беретта» грохотала, содрогаясь в руках, зеркала взрывались от пуль. Осколки разлетались, сверкая в луче фонарика. Дэйв водил стволом, пробивая проход в зеркальном лабиринте.

Впереди, на расстоянии примерно сорока футов, замерцали свечи. Мерцание становилось ярче, по мере того как Дэйв продолжал громить зеркала.

После тринадцатого выстрела он выкинул пустой магазин себе в ладонь и заменил на новый.

Джоан и Дебби осторожно обошли тела. Они встали позади Дэйва. Глядя мимо него, Джоан увидела темные осколки стекла и освещенный свечами коридор.

И лежащие на полу тела.

Дэйв провел дрожащей рукой по губам.

– Боже, – пробормотал он. – Я же предупреждал, что буду стрелять.

– Тогда почему они не легли? – спросила Джоан.

– Может, просто не расслышали.

– Пойдемте. – Вытащив зажатый между ног Дэйва фонарик, Джоан пригнулась, прошла через разбитое зеркало и двинулась в направлении коридора. Под ногами хрустело стекло. – Будьте осторожны, – предупредила она.

Она двигалась медленно.

Прежде чем перебраться через очередное разбитое зеркало, Джоан сбивала висящие в раме осколки стволом револьвера. По звону и хрусту стекла под обувью она поняла, что Дебби с Дэйвом идут за ней.

Впереди некоторые из лежащих в коридоре людей зашевелились.

Они переворачивались, ползли, вставали.

Как минимум трое остались лежать.

Подростков среди них, насколько Джоан могла видеть, не было.

Но и на троллей они не походили.

Она почувствовала, как по спине пополз холодок. Кожа покрылась мурашками.

Она вспомнила, что когда-то у Джаспера Данна было собственное шоу уродов. Но ему пришлось закрыть шоу после того, как несколько уродов сбежали и напали на посетителей «Веселого домика».

Шоу-то он закрыл.

А вот уродов, похоже, оставил.

Устроил им жилище в «Веселом домике».

Дэйв, идущий позади Джоан, застонал.

Чья-то рука вцепилась в подол ее футболки, отлепив его от вспотевшей кожи. Дрожащим сдавленным голосом Дебби проговорила:

– Я хочу уйти. Пожалуйста, Джоани. Разве мы не можем уйти?

Летя в темноту, Джереми был совершенно уверен, что падение размозжит ему все кости. Вместо этого он приземлился на что-то упругое. Сеть? Он погрузился в нее спиной, потом его слегка отпружинило вверх. Тугие нити дрожали, когда он пытался выпутать руки и ноги.

Они были липкими.

Он увяз в них.

Справа, совсем рядом, он слышал тяжелое дыхание Тани. Она пыталась выпутаться, сотрясая сеть.

– Ты в порядке? – прошептал он.

– Что это за хрень?

Немного левее Джереми, где-то впереди, распахнулась дверь.

Это другая дверь, понял он. Та, что у подножия лестницы.

Это выход.

Кто-то вошел, держа в руке керосиновую лампу. Джереми сощурился, когда резкий свет резанул его по глазам.

Он увидел, что вошедший – высокий и бледный, точно мертвец, одет в цилиндр и фрак. Джаспер Данн.

Вслед за ним вошли тролли и столпились на балкончике, где он стоял. Все они хранили непривычное молчание.

Когда глаза Джереми немного привыкли к свету, он увидел больше.

Он увидел слишком многое.

Он почувствовал себя так, будто все его внутренности ссохлись в черную гниющую массу.

Липкие веревки, в которых он запутался, оказались нитями паутины, растянутой по всему подвалу «Веселого домика». Паучьей паутины. По всей ее поверхности в нескольких футах над песком висели иссушенные останки человеческих тел, запеленатые в серые шелковистые коконы.

Таня завизжала.

Джереми повернул к ней голову.

Он увидел, как она бьется и извивается.

Он увидел паука, притаившегося в углу подвала.

Такого же паука, какого он видел в Музее Диковин Джаспера.

Только больше. Гораздо больше.

«Джасперус Гигантикус, – зазвучал в глубине сознания голос Ковбоя. – Обнаружен Джаспером Данном в дождевых лесах Новой Зеландии…»

Скорее всего, тот, в галерее, – детеныш этого.

– Нет! – вопила Таня. – Нет!

Паутина раскачивалась и тряслась под тяжестью подползавшего черного чудовища.

Его глаза горели желтыми огоньками. Рот зиял огромной отверстой раной. Клыки истекали ядовитой жижей.

Огромное черное существо приплясывало на паутине.

Прямо над Таней.

Ее вопль буквально разорвал Джереми уши.

Рот паука задушил ее крик. Джереми видел, как его клыки впились ей в лицо.

Ее запутавшееся в паутине тело мучительно выгнулось и забилось в предсмертных судорогах.

Джереми повернулся на бок, вытаскивая правую руку из оплетенного паутиной рукава куртки. Освободив ее, потянулся к карману рубашки. Там лежало лезвие бритвы, которое он сунул туда после того, как отдал Тане платок.

Скорей полоснуть себя по горлу!

Может, он успеет умереть, прежде чем паук придет за ним.

Карман рубашки пустовал.

Он потерял лезвие. Наверное, когда спускался с горки.

Но какая разница?

Лезвия не было.

Джереми услышал выстрелы, и в этот момент лапы паука обвили тело Тани, словно руки чудовищного любовника.

Робин услышала далекие хлопки выстрелов и оглянулась через плечо. Не увидела ничего, кроме пустынного, залитого лунным светом променада. Но выстрелы продолжались. Скорее всего, они доносились из-под променада или из какого-то здания Фанленда.

Через несколько секунд они прекратились. Единственными звуками, что она слышала теперь, были стук собственного сердца, порывистые завывания ветра, шум прибоя на пляже да тихий скулеж тролля.

Она снова повернула голову вперед.

Тролль по-прежнему оставался на расстоянии четырех или пяти футов от нее, обнимая стальную балку.

Он будто застыл там.

Он почти добрался до меня, да, видать, нервишки сдали.

Видно, страх высоты взял верх.

Робин вспомнила, как сама поднималась на верхотуру. Как лазала по деревьям, когда была маленькой, как пробиралась по горам и утесам во время своих странствий. Сперва все идет как по маслу, а потом – бац! Страх, дикий, парализующий страх. Осознаешь, что есть риск погибнуть, и все, что остается, – висеть мешком, ожидая падения.

Пока что-нибудь не разрушит паралич.

Снимет проклятие.

И тогда ты снова готов действовать.

Тот малый, подумала она, или упадет, или очухается.

Если очухается, игра начнется сызнова.

Но ей не хотелось, чтобы он упал.

Тролль поднял голову, когда Робин запела:

Вчера я взошла на вершину горы, Где легко до небес дотянуться рукой, Чтобы всласть поглядеть на сиянье луны И звезд отраженье в пучине морской.

Он сел и уставился на нее.

Пробираясь через разбитые зеркала, Дэйв увидел впереди достаточно, чтобы понять: те, в коридоре, – «артисты» из Шоу Уродов Джаспера Данна.

Он много слышал о них и видел их фотографии в Музее Диковин.

Считалось, что все они покинули город и разбрелись кто куда, после того как шоу уродов прекратило существовать.

Шесть лет назад. Незадолго до того, как он прибыл сюда из Лос-Анджелеса.

Неужели все это время они жили здесь, в «Веселом домике»?

Те, кто не пострадал от его пуль, стояли в коридоре всего в нескольких ярдах за последним разбитым зеркалом. Просто стояли, не двигаясь. И наблюдали.

Дэйв не хотел, чтобы первой из лабиринта вышла Джоан.

Не хотел, чтобы она первая столкнулась лицом к лицу со сборищем уродов.

Он обогнал ее.

Теперь, когда Джоан не загораживала обзор, его глазам открылась более ясная картина происходящего.

На полу лежала с развороченным пулей горлом Донна – Женщина-Собака. Рядом с ней корчился от боли обнаженный по пояс мужчина с сухощавым отростком посреди груди – Джулиан, Трехрукий Человек. Его маленькая коричневая рука сжимала пулевое отверстие у левого плеча. Рядом с ним лежала Красотка Вильма, совершенно голая, за исключением леопардовых трусиков-бикини. Одной рукой она зажимала кровоточащую рану в бедре, другой прикрывала груди: две абсолютно нормальные и третью, небольшую припухлость, бледную и влажную от пота.

Кажется, погибла только Донна, подумал Дэйв. Могло быть и хуже.

Господи, он вообще не хотел никому причинять вреда.

Миновав последнее разбитое зеркало, он прицелился в Змееязыкого Антонио.

– Брось топор, – скомандовал он.

Язык мужчины выскользнул изо рта. Антонио с гневом смотрел на Дэйва, а два длинных и узких кончика его языка скользили от одной половины лица к другой, слизывая слезы.

– Я не хочу стрелять в тебя, – сказал Дэйв.

– Брось его, – велела Джоан, приблизившись к ним и также нацелив пистолет на Антонио.

Двухголовая женщина, каждая из голов которой носила собственное имя (Дэйв никак не мог их вспомнить), повернула одно из лиц к Антонио. Протянув руку, она похлопала его по плечу. Он взглянул на нее и, всхрапнув, втянул язык.

Одна голова кивнула Антонио. На лице другой появилась ласковая улыбка.

Антонио бросил топор.

– Простите, – сказал Дэйв. – Мне жаль, что я открыл стрельбу. Я не хотел никого застрелить.

– Мы не знали, что вы здесь, – добавила Джоан. Она убрала револьвер и передала Дэйву фонарик, а затем, наклонившись, принялась снимать с ноги платок.

Дэйв опустил пистолет, не снимая пальца со спускового крючка. Он сомневался, что эти люди выкинут какой-нибудь трюк. Они выглядели перепуганными, растерянными и несчастными. В глазах некоторых как будто даже забрезжил огонек надежды.

– Мы пытаемся найти своих друзей, – сказала Дебби. – Вы не видели их? Может, вы знаете, где… – ее голос дрогнул. – …где они могут быть? – закончила она шепотом.

Кто-то из людей кивнул. Кто-то хмыкнул. То ли Джим, то ли Тим, один из сиамских близнецов, коснулся пальцем шрама на горле и просипел:

– Ша-а-а-аспе-е-е-е-е.

– Джаспер? – спросил Дэйв. – Джаспер Данн?

Близнец кивнул.

– Он вырезал вам голосовые связки? – спросила Джоан.

– Та-а-а, та-а-а-а-а-а-а, Ша-а-а-а-а-спе-е-е-е.

– Боже, – пробормотала Дебби.

– Он держит вас здесь в неволе? – спросил Дэйв.

Двухголовая женщина указала на дверку в стене коридора.

– Мы вытащим вас отсюда, – сказала Джоан. Опустившись на колени, она обвязала платок вокруг раны на ноге Вильмы и туго затянула.

– А как же Джереми? – с мольбой спросила Дебби. – Мы должны найти его!

– Найдем, не волнуйся. – Джоан обвела взглядом остальных. – Двое подростков, – сказала она. – Парень и девушка. Вы видели их? Знаете, где они могут быть?

Уродцы расступились, оборачиваясь. Несколько рук вытянулись, указывая в дальний конец коридора.

Дэйв увидел там еще одну дверь.

Но между ними и концом коридора на месте пола зиял черный квадратный провал.

Что это? Люк?

Перепрыгнув через тело Донны, женщины-собаки, Дебби метнулась к дыре.

– Нет! – закричала Джоан.

Дэйв бросился за ней.

Дебби уже почти миновала уродцев Джаспера, как вдруг чья-то рука схватила ее за лодыжку. Вскрикнув, она рухнула на пол.

Дэйв кинулся на нее, прикрыв своим телом, пока она пыталась подняться.

Он обернулся. И увидел лысого мужчину, запрокинувшего голову и растянувшего губы в мрачной улыбке. Ног у него не было. Зато имелись две огромные мускулистые руки, и одной из них он крепко держал Дебби за ногу. Это был Великолепный Энди, Человек-Торс.

– Спасибо, – сказал ему Дэйв.

Тот подмигнул.

Похлопав Энди по плечу, Джоан присела по другую сторону от Дебби.

– Глупенькая, – пробормотала она. – Просто держись нас, и все…

Дебби ахнула и вздрогнула.

Уродцы позади них разразились визгом и хрюканьем.

Дэйв обернулся. Уродцы Джаспера словно с ума посходили: одни улепетывали по коридору, другие бросались к отверстиям в стене, а кто-то спешил укрыться в разбитом зеркальном лабиринте.

– Дэйв.

Голос Джоан. Точнее, шепот.

– Дэйв?

Он посмотрел в ее сторону.

Широко распахнутые, потрясенные глаза Джоан на мгновение встретили его взгляд, а затем уставились в другую точку.

В противоположный конец коридора.

Дэйв посмотрел туда же.

И увидел черные паучьи лапы, поблескивающие в мерцании свечей. Они высовывались из черной дыры в полу. Скрежеща когтями по доскам, из темного люка выбирался громадный паук.

На спине у него восседал Джаспер Данн: на голове цилиндр, в каждой руке – по револьверу.

Этого не может быть.

У Дэйва возникло чувство, будто ему засадили дубинкой под дых.

Он оцепенело смотрел на ползущего к нему чудовищного паука и оседлавшего его Джаспера, который размахивал над головой шестизарядными револьверами, точно полоумный ковбой.

Этого не может быть.

На мгновение Дэйв лишился дара речи; поднявшись на трясущихся ногах, он потянул за собой Дебби.

– Беги, – сказал он. Собственный голос звучал словно откуда-то издалека. – Убегай.

Она стояла рядом, не в состоянии сдвинуться с места.

Джоан поднялась на ноги, выставила вперед свой «0,38» и шагнула к пауку. Дальше все происходило, будто в замедленной съемке: Дэйв поднял «Беретту», а Джаспер прицелился в него из обоих револьверов. Все выстрелили одновременно. Грохот прокатился по всему коридору. Пули просвистели возле лица Дэйва. С головы Джаспера сорвало шляпу. Одна из пуль попала в Дебби, и та отлетела назад. Глаз паука взорвался алыми брызгами. Другая пуля раздробила правое запястье Джаспера, и револьвер вылетел из его руки. В тот же миг еще одна пуля вошла точно ему в лицо. Он успел отдернуть голову, лишившись половины подбородка. И тем не менее он по-прежнему восседал на пауке, целясь в них из оставшегося револьвера.

Зверь был размером почти шесть футов. Такой подомнет их под себя в считаные секунды.

Дэйв открыл по нему огонь. Пуля Джаспера чиркнула его по руке, но он не остановился. Одна из передних ног паука подломилась. Продолжая дырявить его щетинистую башку, Дэйв увидел, как Джоан выбежала вперед.

– Нет! – закричал он.

Паук зашатался. Но даже рухнув брюхом на пол, он по-прежнему рвался вперед, протягивая к Дэйву когтистые лапы.

Последний выстрел из «Беретты» разнес ему второй глаз.

Потянувшись за 38-м калибром, Дэйв увидел, как Джоан с ножом в руке перескочила через две паучьи ноги. Она была уже без револьвера. Должно быть, патроны кончились.

Джаспер прицелился ей прямо в лицо. Он не мог промахнуться. Стрелял практически в упор.

Дэйв выхватил свой 38-й.

Однако это движение показалось ему таким медленным… таким медленным…

Он слышал, как щелкнул спусковой крючок Джаспера.

Отрывистый, резкий щелчок.

Выстрела не последовало.

У него тоже кончились патроны!

Теперь пистолет Дэйва был нацелен на Джаспера, но тот не опускал своего оружия. Опасаясь получить пулю, Джоан перескочила через распластавшегося на полу паука и нырнула Джасперу за спину, взобравшись на горб чудовища. Круто развернувшись, Джаспер ударил ее локтем. Обхватив его левой рукой за шею под простреленным подбородком, Джоан резко дернула его на себя, а правой рукой всадила нож ему в грудь. Затем, вытащив, всадила еще раз, после чего отбросила нож. Джаспер накренился, разжал ноги и рухнул вниз головой прямо под ноги пауку.

Тем временем сам паук вцепился клещами в Дэйва.

Он ухватил его чуть ниже колен.

Как же он до сих пор не издох?

Дэйв снова принялся стрелять, лихорадочно спуская курок и всаживая пулю за пулей в голову твари, как вдруг монстр лапами свел его ноги вместе, и Дэйв опрокинулся назад. Скользя на раскиданных по полу гильзах, он расслышал крик Джоан, прежде чем грохнуться спиной на пол.

«Почему она кричала?» – подумал Дэйв.

Приподнявшись на локтях, он увидел, что Джоан по-прежнему сидит на пауке. Визжа, точно сирена воздушной тревоги, она вонзала нож в его выпуклую спину.

Она кричит из-за меня.

Пока он извивался, пытаясь вырваться из когтистой хватки, чудовище потянуло его к себе. Он заскользил по полу.

Оно подняло голову.

Вернее то, что осталось от головы. Отвратительное изрешеченное пулями месиво, из которого хлестала во все стороны багрово-желтая жижа.

«Проклятой тварюге давно пора околеть! – бунтовал разум Дэйва. – Какого черта она не уймется?»

Чудовище продолжало тянуть.

Заорав, Дэйв выбросил правую ногу вперед, попав по одному из клыков зверя, и оттолкнулся, пытаясь освободиться из его мертвой хватки.

Неожиданно вперед выскочил Антонио и одним взмахом топора раскроил паучью голову пополам. Лапы разжались. Дэйв высвободил ноги и откатился назад, а Антонио ударил снова.

Дэйв перевернулся на бок.

И оказался лицом к лицу с Дебби.

Так они и лежали, глядя друг другу в глаза и слыша влажный хруст разрубаемой туши.

Дебби придвинулась к Дэйву.

Он положил руку ей на спину и притянул к себе, почувствовав, как лицо девушки прижалось к его шее.

– Пуля попала в жилет? – прошептал он.

И почувствовал, как она кивнула.

Робин продолжала напевать, пока тролль потихоньку приближался к ней. Когда он оказался совсем рядом, она замолчала и протянула ему руку. Он вцепился в нее. Крепко сжав руку тролля, Робин помогла ему залезть на сиденье.

Задыхаясь и дрожа от пережитого страха, он сел рядом с ней, вцепившись одной рукой в бортик кабинки, а другой в руку Робин.

Она сомкнула ноги, думая, не сошла ли с ума, добровольно затащив к себе этого тролля, а свободной рукой прикрыла грудь.

– Все хорошо, – проговорила она. – Теперь ты в безопасности.

Он вздрогнул, когда издалека вновь донеслись звуки пальбы.

Робин отвернулась от него. Судя по звуку, выстрелы доносились не то из Музея Диковин Джаспера, не то из «Веселого домика», которые находились на противоположной стороне променада, примерно на полпути от колеса обозрения к главному входу. Предыдущие выстрелы прозвучали так, будто кто-то открыл беглый огонь из одного пистолета. Теперь же казалось, что несколько единиц оружия различного калибра бьют в унисон.

Тролль выпустил ее руку. А потом приобнял Робин за плечи и прижался к ней дрожащим телом.

Все в порядке, думала Робин. Это он от страха.

Она поняла, что стрельба прекратилась. Затем последовала еще одна серия выстрелов, и тоже закончилась.

Тролль потихоньку приходил в себя. Робин чувствовала, как его дрожь проходит. Он начал поглаживать ее руку от плеча до локтя. От этих прикосновений ее кожа покрылась мурашками.

Она посмотрела на него.

– Это была полиция, – сообщила она. – Они скоро будут здесь.

По крайней мере я очень на это надеюсь, подумала она.

Боже, а если полицейские погибли в перестрелке?

– Когда они появятся, – продолжала она, – то достанут нас отсюда. Так что не дури, понял?

Он повернулся к ней, упершись в ее ногу коленом. Глаз его в темноте было не разглядеть, но Робин чувствовала, что он плачет.

– Дэнни любит тебя, – прохныкал он. Его голос не был высоким и детским, как ожидала Робин. Он оказался низким и скрипучим.

Приобняв ее за плечо, другой рукой он скользнул по ее бедру.

– Мягко, – сказал он.

Перехватив его запястье, Робин прошептала:

– Не надо. Пожалуйста.

– Дэнни любит тебя, – повторил он.

– Тогда не делай этого.

Он убрал ладонь с ее ноги, и она выпустила его запястье. Он отпустил ее плечо. Теперь он начал возиться с пуговицами на своем грязном, рваном пальто.

– Дэнни, нет.

Он расстегнул пальто. Под ним оказались майка без рукавов и семейные трусы. Под майкой бугрились мощные мышцы.

Где мне сладить с таким.

Если я начну сопротивляться, будет только хуже.

Черт возьми, я не позволю ему меня изнасиловать!

Так-то он хочет отблагодарить меня за спасение…

Дэнни высвободил из пальто руки и выдернул его из-под ягодиц.

И накинул Робин на плечи.

У нее сдавило в горле. Когда она просунула руки в рукава, мужчина нежно обхватил рукой ее правую грудь.

– Мягко, – сказал он. А затем убрал руку, запахнул пальто и стал возиться с пуговицами.

Когда он закончил, Робин прижалась к нему.

– Спасибо, Дэнни, – сказала она. – Робин любит тебя.

Он снова положил руку ей на плечи.

– Споешь? – спросил он.

– Конечно.

47

Она пела «О, благодать»[32], а Дэнни обнимал ее и покачивался из стороны в сторону. Эта песня словно вернула Робин в прошлое, на похороны отца, где старый отцовский приятель Чарли Мак-Ферсон играл на волынке, а она стояла у могилы со своим банджо, они вместе наигрывали эту мелодию и пели.

Но на этот раз песня была посвящена Нейту.

Голос Робин дрожал. По щекам текли слезы.

Дэнни посмотрел на нее и склонил голову. А потом снял бейсболку и надел на Робин. Кепка оказалась ей велика и сразу съехала на глаза. Робин продолжала петь, а Дэнни снял с нее бейсболку и водворил обратно – на этот раз козырьком набок.

Сквозь свой дрожащий голос Робин расслышала слабый отдаленный грохот. Лязг. Глухие удары.

Она замолчала.

Из передней стены «Веселого домика» вылетела деревянная панель и с грохотом рухнула на променад. В образовавшемся проломе мелькнул бледный луч фонарика.

Дерево трещало, куски отлетали и падали вниз.

Вскоре дыра сделалась размером с дверной проем.

И из «Веселого домика» начали выбираться люди.

Завидев их, Дэнни стал тыкать пальцем в их сторону и смеяться.

Робин не могла поверить своим глазам. У вышедшей женщины, похоже, было две головы. Мужчина, державшийся за плечо, имел какой-то странный отросток на груди, очень похожий на маленькую ручонку. Еще один мужчина – один из тех полицейских, которых она видела не так давно, – вышел из пролома в стене, держа на руках безногого человека.

Дэнни хлопнул себя по ноге и, смеясь, указал пальцем на тощего верзилу, который помогал пробраться через пролом женщине. У этой женщины, одетой в одни лишь трусики-бикини, похоже, было три груди.

Потом наружу выбрался не то один, не то двое. Они выглядели так, словно их бедра были склеены вместе.

Следом за ними появилась девушка с фонариком. Выбравшись наружу, она повернулась и направила луч света в проход, освещая путь женщине, несущей чье-то обмякшее тело.

У Робин подвело живот, когда она увидела, кого несет на руках женщина. С такого расстояния нельзя было различить черты лица, но тем не менее Робин сразу узнала его. Узнала по росту, темным волосам и одежде. По ране на подбородке, оставленной ее зубами.

Этот ублюдок Герцог.

Мертвый?

А где Таня? Где все остальные?

Неужели они сбежали?

Женщина присела. Опустив Герцога на дощатый настил перед «Веселым домиком», она начала было подниматься, как вдруг парень схватил ее за перед футболки и попытался вскочить. Женщина упала на колени. Герцог заорал что-то ей прямо в лицо.

Дэнни тревожно вскрикнул и задрожал.

Похлопывая его по ноге, чтобы успокоить, Робин смотрела, как женщина оторвала руки Герцога от своей футболки и прижала их к променаду. Но тот продолжал кричать, дергаться, выгибаться всем телом и сучить ногами.

Девушка передала свой фонарик мужчине-полицейскому, присела на корточки возле Герцога и схватила его за ноги, пытаясь остановить судороги.

Робин сняла бейсболку и водрузила ее обратно на голову Дэнни, только на этот раз козырьком вперед. Так ей нравилось больше.

– Пора дать им знать, что мы здесь, – сказала она.

– Дэнни хорошо тут.

– А мне кажется, есть места и получше, – возразила она.

Кабинка покачнулась, когда она наклонилась вперед и схватилась за поручень безопасности.

Дэнни сделал то же самое.

– Помогите! – закричала она. – Мы здесь, наверху!

– Помогите! – закричал Дэнни. – Мы здесь, наверху! – Он улыбнулся ей.

И люди на променаде повернули головы к ним.

48

– Готовы к ослепительному финалу? – спросил Весьма Великолепный Максвелл.

Толпа одобрительно загалдела.

– В таком случае мне нужна отважная и прекрасная доброволица из зала. Мужчин просьба не беспокоиться. – Поднялся целый лес рук, но он указал на кого-то в третьем ряду. – Вы. Мне кажется, вы подойдете как нельзя лучше.

Молодая женщина поднялась со своего места и прошла вперед, под одобрительные свист и выкрики мужской половины зала.

– Бог ты мой, – сказала Джоан.

– Это Деббичка! – выпалила Кэрри, подскочив на коленях Дэйва. – Что она будет делать?

– Смотри и все увидишь, – сказал Дэйв.

– А почему Стив не идет вместе с ней?

– Максвелл же сказал, что мужчины ему не подходят, – сказал Дэйв.

– Но он же совсем один.

– Он просто хочет посидеть и посмотреть, – пояснила Джоан настырной четырехлетке.

– Не могу понять почему, – съехидничал Дэйв.

– Просто вы все старые пердуны, – сказала Кэрри.

Дэйв нежно провел по ее голове ладонью:

– Следите за своим языком, барышня.

Она засмеялась.

Потом разразилась смехом и аудитория, когда Воистину Великолепный Максвелл, опираясь на Дебби, попытался оседлать одноколесный велосипед, притворился, что потерял равновесие, колесо прокрутилось, и он завалился на свою помощницу, будто невзначай ухватив ее за зад через белые джинсы. Наконец с грехом пополам устроившись на высоком седле, он помчался по сцене, чуть не падая и то и дело теряя управление.

В конце концов он худо-бедно обрел равновесие и вытер красным платком вспотевший лоб.

Дебби повернулась было, чтобы уйти, но Максвелл крикнул:

– Подождите-подождите! Вы так легко не отделаетесь!

На сцену вышел ассистент Максвелла с тремя горящими факелами и передал один Дебби.

– Дорогие мои, – сказал Максвелл. – Этот факел в ее руке приготовлен специально для меня.

Сидя на своем велосипеде, он стал подначивать Дебби.

– Разожги во мне пламя, – говорил он, когда она изготовилась метнуть в него факелом. – Во мне, а не на мне. Помни, я не бесчувственное полено!

Публика никак не отреагировала на этот каламбур, поэтому Максвелл поднял ладонь кверху и провел ею над волосами. Дэйв знал этот жест, означающий что-то вроде «шутка пролетела над головами зрителей». Постоянно наведываясь с семьей в амфитеатр Фанленда, он у многих исполнителей видел этот жест. И он ему никогда не нравился.

«Шутка не пролетела над нашими головами! – захотелось крикнуть ему. – Она тупо несмешная!»

Дебби метнула все три факела Воистину Великолепному. Третий пролетел чуть выше, чем было нужно. Максвелл откатился на своем одноколесном велосипеде назад и перехватил факел, прежде чем тот успел упасть. Дэйв вынужден был признать, что Максвелл в самом деле Великолепный.

Жонглируя факелами, фокусник поблагодарил Дебби и предложил встретиться с ним после шоу, чтобы помочь «затушить пожар».

Ее длинные светлые волосы колыхнулись из стороны в сторону, когда она помотала головой в ответ. Обернувшись, она помахала рукоплещущей публике и поспешила уйти со сцены, дабы избежать очередной реплики Максвелла.

Кэрри подалась в сторону и потянула Джоан за рукав кофты:

– Мамочка, почему ты не идешь туда?

– Спасибо, дорогая, что-то не хочется.

– Да ладно тебе, это будет весело.

– Я не думаю, что Максвеллу нужна еще одна простофиля, – сказала ей Джоан.

– Просто кто?

– Просто кто-то для шуточек.

– Тем более, – подхватил Дэйв, – мама туда уже выходила, когда выступал Чародей Фред. Причем вместе с тобой, малышка.

– Со мной?

– Ты тогда была у нее в животике.

– Боже, не напоминай, – сказала Джоан. – Это худшее впечатление всей моей жизни.

– Неужели все было настолько плохо?

– Как по мне, так да, милый.

– Но нельзя же не признать, – заметил Дэйв, – что он так и сыпал шутками.

– Да, только не на кого-нибудь, а на беременную женщину.

Максвелл закончил жонглировать, спрыгнул с велосипеда и поклонился публике. Потом повторил на бис. Он снова стал жонглировать факелами, но теперь помощник завязал ему глаза. В завершение Максвелл перебросил один из факелов через колено, провел под ним второй ногой и успел поймать до того, как тот ударился об пол.

Обнимая Кэрри, Дэйв зааплодировал. Та схватила его за запястья и стала помогать.

Воистину Великолепный Максвелл покинул сцену.

Свет погас. Публика умолкла. До ушей Дэйва доносились слабые звуки музыки, голоса и смех с променада. Он слышал отдаленный рев «Урагана».

– Сейчас будет выступать Робин? – прошептала Кэрри.

– Думаю, да, – сказал Дэйв.

– А она споет про страну Мур-Мяу?

– Раз пообещала тебе, значит, споет.

– Надеюсь, она не забудет.

Голос из громкоговорителя прогремел в темноте:

– Дамы и господа, амфитеатр Фанленда с гордостью представляет вашему вниманию изюминку нашей программы – исполнительницу собственных песен, только что вернувшуюся со «Старинной Гранд-Опри»[33].

Дэйв услышал, как зрители начали перешептываться.

– Возможно, вы слышали ее песни по радио. Возможно, вы видели ее в прошлом месяце на шоу Долли Партон[34].

Давай уже, хорош балаболить, думал Дэйв.

– Наша собственная певчая птичка Болета-Бэй, королева банджо Фанленда, мисс Робин Трэвис!

Аудитория буквально сошла с ума. Джоан прижалась к Дэйву и, щекоча дыханием его ухо, прошептала:

– Здорово Нейт сумел ее раскрутить.

– А ты как думала?

На сцене вспыхнули огни, публика взревела. Робин стояла во главе своего ансамбля и улыбалась.

На ней был тот же наряд, который Дэйву доводилось видеть и раньше: куртка из оленьей кожи с развевающейся на ветру бахромой, шелковистая белая блузка, короткая кожаная юбка и белые сапожки на стройных ногах.

Она оглянулась на музыкантов. Сквозь гул ликующей толпы пробилась барабанная дробь. Робин снова повернулась вперед и принялась постукивать правым сапожком по сцене в такт барабану. Как только она взяла первые аккорды на своем банджо, публика притихла. Быстрая, звонкая мелодия наполнила стены амфитеатра, и толпа буквально взорвалась, узнав в ней вступление к песне «Цыганка»:

Я – цыганка с банджо, Скитаюсь по свету, Я – цыганка с банджо, Пою песню эту. Это – песня гор, Это – песня пустынь, Это – песня бурных морей. Это – песня лесов, Это – песня степей И души бродячей моей.

Сидящая на коленях Дэйва Кэрри приподнялась, и он услышал, как она начала тихонько подпевать Робин. Джоан прижалась к нему сильнее и положила теплую руку ему на спину.

– Следующая песня, которую я хочу исполнить, очень важна для меня, – объявила Робин в середине выступления. – Я пела ее для человека по имени Нейт тем вечером, когда мы впервые встретились. Должно быть, она понравилась ему, потому что после этого он взял меня в жены. Так что эту песню я исполняю специально для тебя, Нейт, а также для своей особой подруги, Кэрри Карсон, дочери двух моих любимых копов.

И она запела:

Кэти и Кэрри, две подружки-крошки,                 отправились как-то раз В страну Мур-Мяу, где живут только кошки, С собой взяв солидный запас: Набили карманы чипсами с сыром,         фруктовою жвачкой, желе из инжира… И вот уж в Мур-Мяу, в землю котят, Как ветер, девчонки на роликах мчат!

Кэрри вскочила с колен Дэйва:

– Это я! – заверещала она. – Эта песенка обо мне!

После завершающей песни и последовавшей за ней бури оваций Робин сыграла и спела еще три на бис. А потом сцена погасла. Через несколько секунд, когда свет вновь зажегся, ни Робин, ни ее группы на сцене уже не было.

Дэйв, Кэрри и Джоан подождали, пока зрители немного разойдутся. Когда толпа заметно поредела, Джоан сложила старое коричневое одеяло, которое подстилала под сиденья, Дэйв взял Кэрри за руку, и они пошли вниз по лестнице.

Дебби и Стив встретили их у выхода из амфитеатра. Аттракционы уже закрылись на ночь. Яркие фонари погасли, но лампы вдоль променада еще горели, освещая дорогу возвращающимся домой посетителям концерта. Фанленд казался до странного тихим.

– Дашь мне автограф? – спросила Дебби у Кэрри.

– Что?

– Ну, ты же теперь большая знаменитость, да?

– Вы обе, – сказала Джоан.

– Боже, не напоминай. Никогда в жизни так не смущалась. Мне хотелось свернуться калачиком и умереть, когда он начал меня лапать.

– Но ты же понимаешь, что без твоей помощи он никогда бы не забрался на этот одноколесный велосипед, – поддел ее Дэйв.

Дебби ощерилась и толкнула его в плечо.

– Не ссорьтесь, дети, – сказала Джоан.

Взяв Стива за руку, Дебби бросила ей:

– Увидимся позже, ладно?

– Куда пойдете? – спросила Джоан.

– В «Пиццерию Пита». Завтра Стиву уже нужно быть дома, впрочем, как и всегда, вот мы и подумали, что… ну, понимаете, неплохо бы выжать из этого вечера максимум.

– Можно и мне с вами? – спросила Кэрри.

– Нет, тебе нельзя, – сказала ей Джоан.

– Почему-у-у?

– Потому что, барышня, уже поздно. Ты и так уже несколько часов как должна лежать дома в кроватке.

– Ну я не хочу спать.

– Ты им всю малину испортишь, малышка, – объяснил Дэйв.

– Нет, не испорчу.

– Лично я не против, чтобы она пошла с нами, раз уж ей так хочется, – сказал Стив.

– И я тоже, – сказала Дебби, поглаживая девочку по голове. – Это важная ночь для нее. Не хотелось бы портить ее сейчас.

Дэйв с Джоан переглянулись. Джоан пожала плечами:

– Ладно, я не против.

– Мы привезем ее домой в час или около того, – сказал Стив.

– А может, нам пойти в этого «Пита» всем вместе? – предложил Дэйв.

Кэрри взглянула на него и покачала головой:

– Ты нам всю малину испортишь.

– Кроме того, – сказала Джоан, – я хотела бы прогуляться по пляжу.

Дэйв поймал ее взгляд:

– Я тоже.

Они стояли рядом и смотрели, как их дочь уходит с Дебби и Стивом.

– Два влюбленных лебедя и утенок, – сказала Джоан.

– Ей будет весело с ними.

– И им с ней тоже. Хотя вот заняться чем-нибудь эдаким при ней они точно не смогут. Кстати говоря, раз уж речь зашла об этом…

Она повернулась к Дэйву.

Он осмотрелся по сторонам. Променад казался безлюдным.

Он обнял ее, прижал к себе покрепче и поцеловал в губы. И в тот же миг лампы погасли.

– Пойдем на пляж, – прошептала она ему в губы.

В обнимку они спустились с променада. У подножия лестницы они остановились, и Джоан развернула свое одеяло. Пляж был залит бледным светом луны. Океан казался совершенно черным, лишь белели барашки волн, разбиваясь о берег.

– Укроемся? – спросила она.

– Конечно.

Они накинули одеяло на плечи и запахнули его спереди.

– Хорошо и тепло, – сказала Джоан.

– Ага, а главное, никто не сможет увидеть, что мы делаем под этим одеялом, – добавил Дэйв, скользнув рукой под ее кофточку. Он принялся поглаживать гладкую кожу ее спины.

– Что ты имел в виду под фразой «никто не сможет увидеть»?

– Что за нами сейчас может наблюдать кто угодно.

Джоан оглянулась через плечо. И посмотрела в темноту под променадом. Дэйв почувствовал, как ее спина напряглась.

Он осмотрелся по сторонам.

Но никого не увидел.

– Ну вот, напугал нас обоих, – сказала Джоан. Улыбаясь, она скользнула рукой в задний карман его вельветовых брюк. – Ты ужасен. – Она сжала его ягодицу.

– Пойдем. – Он повел ее вперед, стремясь увеличить расстояние между ними и черным сумраком променада.

Вероятно, некоторые бомжи и сейчас прячутся там, подумал Дэйв. Болета-Бэй по-прежнему привлекала бродяг. Но их, во всяком случае, было уже не так много. Гораздо меньше, чем до той роковой ночи.

Тролли удрали из «Веселого домика», прежде чем полиция ранним утром успела его оцепить. Уже к полудню ни на пляже, ни на променаде невозможно было увидеть ни одного тролля. Многих замечали на дорогах, ведущих из города.

Те же, кто по какой-то причине не бежал, пали жертвами разъяренных горожан. Их избивали, вышвыривали из города и даже убивали. В последующие несколько недель тела четырнадцати троллей были обнаружены в переулках, мусорных контейнерах, под променадом и даже в лесу за городом. На всех трупах, кроме трех, были обнаружены распечатанные карточки, или же просто криво нацарапанные надписи: «Привет от Огромного Козла Графа и его друзей».

Убийцы так и не были задержаны.

Вскоре ни в самом Болета-Бэй, ни в его окрестностях невозможно было встретить ни одного тролля.

«Веселый домик» Джаспера и его Музей Диковин снесли той же зимой. Первым событием, произошедшим в возведенном на их месте амфитеатре, стала свадьба Нейта и Робин в июне.

Дэйву их свадьба показалась священной церемонией, изгнавшей из этого места последние остатки зла.

Летом того же года все-таки объявилось несколько бродяг и попрошаек. И они уже не встречали со стороны горожан никакого ожесточения. На самом деле они значительно отличались от тех, что заполняли Болета-Бэй в дни, когда «Веселый домик» Джаспера еще стоял здесь. Так или иначе, они казались куда менее опасными.

Менее опасные, да, но Дэйв при виде их всегда волей-неволей вспоминал ночь в «Веселом домике», и его кожа тут же покрывалась мурашками. Он знал, что и Джоан реагирует так же.

Когда они добрались до берега, она оглянулась еще раз, как бы желая убедиться, что за ними никто не наблюдает.

– Все чисто? – спросил Дэйв.

– Вроде да.

Она скинула свою половину одеяла, Дэйв обнял ее и приподнял кофточку, обнажая грудь. Он принялся ласкать ее. Грудь покрылась гусиной кожей, соски набухли и встали торчком. Джоан тихо застонала.

– Давай найдем местечко, где можно расстелить одеяло, – прошептала она.

– Прямо здесь, на открытой местности?

Она пробежалась глазами по пляжу и указала пальцем на спасательную станцию в ста ярдах к северу.

– Под ней есть темное местечко, – сказала она.

Дэйв поцеловал ее грудь, опустил кофточку. Завернувшись в одеяло, они побрели по утоптанному песку к спасательной вышке.

– Становится прохладно, – сказал Дэйв.

– Ты должен позаботиться о том, чтобы я не мерзла, приятель.

– Что ж, я постараюсь.

– И я опять…

Темный силуэт вырос на платформе перед будкой спасателей. Джоан изо всех сил вжалась в Дэйва, обхватив его рукой за бедра.

Залитая лунным светом фигура спрыгнула на песок, споткнувшись, упала на колени, снова встала и побрела в их сторону.

– Вот засада, – пробормотала Джоан.

Это был мужчина. Тролль. Всклокоченные волосы и борода сияли под бледной луной, точно снег. На нем болталось слишком большое для его тощего тела темное пальто. Штанины мешковатых брюк были закатаны, обнажая голые белые лодыжки. На одной из раздрызганных кроссовок не хватало шнурка, и она чуть не слетела с ноги, когда мужчина подошел ближе.

Он протянул руку.

– Пойдем-ка отсюда, – сказал Дэйв.

– Подайте четвертак? – Голос был хриплый, плаксивый. И слишком молодой для совершенно седого тролля. – Хотя бы четвертак, родненькие…

– Дай ему что-нибудь, Дэйв.

Дрожащими руками Дэйв полез за бумажником. Он чувствовал тошноту, страх и злость на проклятого тролля, испортившего такую чудесную ночь. Но потом ему стало жаль бедолагу. Дэйв вытащил пять долларов и отдал троллю, как можно осторожнее, стараясь не позволить его тощей руке коснуться себя.

– Господь, благослови вас! Господь, благослови вас обоих!

Тролль отвернулся и по деревянной лесенке вскарабкался наверх.

Дэйв с Джоан поспешили к выходу с пляжа. Он чувствовал, как она вся дрожит в его объятиях.

– А ведь так все хорошо начиналось… – сказал он.

– И хорошо продолжится. Дома, в нашей постели.

– Точно, можно расстелить на ней это старое одеяло и представить, будто мы на пляже.

– А для пущего эффекта оставить окна открытыми.

– Тогда давай прихватим еще немного песка для полноты картины.

– Давай лучше не будем.

Целых пять баксов. Пять зелененьких!

Господь, благослови их.

Он не переставал задаваться вопросом, кто они такие. Они казались ему смутно знакомыми. Быть может, он уже встречал их где-нибудь поблизости.

А может, женщина была одной из медсестер, что лечили его в психушке. Он попытался представить ее во всем белом, с улыбкой дающую ему таблетки.

Возможно, это была она.

Он запихнул банкноту в карман рубашки. Опустившись на колени, стал вглядываться в щели между досками.

Он знал, что они кишмя кишат пауками. Просто он не может их видеть.

Слишком темно, даже при лунном свете.

Из глубокого кармана пальто он достал баллончик спрея от насекомых. Белый туман с шипением брызнул из распылителя. Он ползал, распыляя его во все стороны, стараясь не пропустить ни дюйма.

– Получай, сволота, – бормотал он. – Знай наших! Никогда вам не добраться до Герцога.

Убедившись, что полностью обезопасил себя, он убрал баллончик обратно в карман. Потом достал бутылку красного вина. Протянул к Луне и хорошенько встряхнул.

Там еще оставалось несколько хороших глотков.

Выдернув пробку, он начал пить.

Примечания

1

В оригинале «Great Big Billy Goat Gruff», название взято из норвежской народной сказки «Три козлика и тролль». (Здесь и далее прим. переводчика.)

(обратно)

2

Скид-Роу – район в Лос-Анджелесе, населенный в основном беднотой и бездомными. В США его название стало нарицательным для любых трущоб вообще. (Прим. редактора.)

(обратно)

3

Джон Уэйн – знаменитый американский киноактер, прославленный ролями крутых ковбоев, чем и объясняется восторг Ковбоя. Популярное прозвище «Дьюк» («Герцог»), по словам самого Уэйна, прицепилось к нему из-за его пса по кличке «Герцог», который всюду следовал за ним в детстве. (Прим. редактора.)

(обратно)

4

Dunk Tank, или Easy Dunker – резервуар, наполненный водой, над которым расположено специальное сиденье. Испытуемый садится на это сиденье, а его визави получает в своё распоряжение определённое количество снарядов-мячей. Этими снарядами снайпер должен попасть в центр мишени, расположенной на специальном стенде, второй неотъемлемой части бака-ловушки. В случае точного попадания срабатывает пружинный механизм, сиденье опускается – и тот участник дуэли, который трепетно восседал на постаменте над бурлящим потоком, оказывается в воде. Как правило, месть не заставляет себя ждать, ибо противники меняются местами; правда, не у всех получается попасть в цель, и тогда кто-то выходит, почти в буквальном смысле слова, сухим из воды. (Прим. перев.)

(обратно)

5

Робин (англ.) – малиновка. (Прим. переводчика.)

(обратно)

6

У. Шекспир, «Юлий Цезарь», Акт 2, сцена 2. (Пер. П. Козлова.)

(обратно)

7

Очевидно, Робин и полицейские имеют в виду Тимоти Далтона, игравшего агента 007 с 1985 по 1989 год. Многие, напротив, считают его одним из лучших исполнителей этой роли. (Прим. редактора.)

(обратно)

8

«Тhe wrong side of midnight» – возможно, Бакстер цитирует одноименную песню группы U.D.O. Хотя упомянутая песня была выпущена в альбоме 2007 года, не исключено, что написана она гораздо раньше; группа начала свою деятельность в 1987 году. (Прим. редактора.)

(обратно)

9

Дэвид Крокетт, более известный как Дэви Крокетт (англ. Davy Crockett; 17 августа 1786 – 6 марта 1836) – американский путешественник, офицер и политик, вошедший в фольклор. С 4 марта 1827 по 3 марта 1831 годов представлял штат Теннесси в нижней палате Конгресса как противник президентского Закона о переселении индейцев. В результате проиграл на выборах 1830 и 1834 годов, однако был вновь избран в 1833 году. Проиграв очередные выборы, отправился в Техас. Погиб в 49 лет, защищая крепость Аламо во время войны за независимость Техаса. (Прим. редактора.)

(обратно)

10

Шекспир, «Ричард II», акт 3, сцена 2; перевод Д. Михаловского.

(обратно)

11

Имеется в виду, разумеется, английский алфавит. (Прим. редактора.)

(обратно)

12

Минг Беспощадный – главный антагонист серии комиксов «Флэш Гордон» и их экранизаций. (Прим. редактора.)

(обратно)

13

Борис Карлофф (наст. имя – Уильям Генри Пратт) – британский актёр кино и театра. Прославился ролями Франкенштейна и мумии. (Прим. редактора.)

(обратно)

14

Персонаж одноименного классического фильма ужасов студии «Юниверсал». (Прим. редактора.)

(обратно)

15

О чем подробнее можно прочесть в романах Ричарда Лаймона «Подвал» и «Дом Зверя». (Прим. редактора.)

(обратно)

16

Орентал Джеймс «О. Джей» Си́мпсон (англ. Orenthal James «O. J.» Simpson, 9 июля 1947) – известный игрок в американский футбол, первый игрок НФЛ, пробежавший с мячом более 2000 ярдов за сезон. (Прим. перев.)

(обратно)

17

«В королевстве приморской земли…» – Поппинсак цитирует строчку из поэмы Эдгара По «Аннабель Ли». (Прим. редактора.)

(обратно)

18

Поппинсак цитирует строчку из «Ромео и Джульетты». (Прим. редактора.)

(обратно)

19

В США и многих европейских странах, в отличие от России, свистом выражают одобрение. (Прим. редактора.)

(обратно)

20

Пруфрок – персонаж поэмы Томаса С. Элиота, одинокий «маленький человек». (Прим. редактора.)

(обратно)

21

Дэвид Майкл Леттерман – американский комик, ведущий популярной программы «Вечернее шоу с Дэвидом Леттерманом» на телеканале CBS. Леттерман также является теле- и кинопродюсером. Его компания Worldwide Pants продюсирует его шоу. В 1996 году телеведущий занял 45 место в рейтинге 50 самых лучших телевизионных Звезд за все времена. (Прим. редактора.)

(обратно)

22

Втроем (франц.). (Прим. перев.)

(обратно)

23

Джимини Крикет – имя Говорящего Сверчка в диснеевском мультфильме «Пиноккио». В отличие от книги, является постоянным спутником Пиноккио в качестве олицетворения его совести, всячески старается отговаривать деревянного человечка от опрометчивых поступков и убеждает поступать правильно. (Прим. редактора.)

(обратно)

24

Согласно библейской легенде, падчерица царя Ирода попросила у своего отчима подарок – отрубленную голову Иоанна Крестителя на серебряном блюде.

(обратно)

25

Йодль (нем. Jodeln) в культуре различных народов – особая манера пения без слов, с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков. (Прим. переводчика.)

(обратно)

26

«Blow Man Down» – «Вали его на пол!» – пиратская песня о бедном моряке, который шел по своим делам по Райской улице, как вдруг увидел симпатичную девушку. Он подкатил к ней со всей вежливостью, после чего его ждали сплошные неприятности. (Прим. переводчика.)

(обратно)

27

Saturday Night Live («Субботним вечером в прямом эфире») – вечерняя музыкально-юмористическая передача на американском канале NBC, одна из самых популярных и долгоиграющих в истории телевидения США. (Прим. редактора.)

(обратно)

28

«Whose ruined body had likely been discarded in some lonely place where the killers hoped she would never be found» – цитата из произведения У. Шекспира «Король Генрих IV», часть 2, акт 3, сцена 2. (Прим. перев.)

(обратно)

29

«Tis not due yet» – там же. Часть 1, акт 5, сцена 1. (Прим. перев.)

(обратно)

30

Минолта (англ. Minolta) – японская компания, один из ведущих мировых производителей фотокамер и вспомогательного оборудования для них, фотокопиров, факсовых аппаратов и лазерных принтеров. (Прим. перев.)

(обратно)

31

Имеется в виду английская народная сказка «Джек и бобовый стебель», где выросший до неба волшебный стебель привел главного героя в жилище великанов-людоедов. (Прим. перев.)

(обратно)

32

«О, благодать», всемирно известный под своим английским названием «Amazing Grace» (букв. «Изумительная благодать») христианский гимн, написанный английским поэтом и священнослужителем Джоном Ньютоном. (Прим. перев.)

(обратно)

33

Grand Ole Opry (англ.) – одна из старейших (с 1925) американских радиопередач, проводимая в прямом эфире в формате концерта с участием звёзд кантри. Двухчасовая передача транслируется из здания «Гранд-Ол-Опри-Хаус» в Нэшвилле и занимает важное место в индустрии музыки кантри. (Прим. перев.)

(обратно)

34

Долли Партон – американская кантри-певица и киноактриса, которая написала более 600 песен и двадцать пять раз поднималась на верхнюю позицию кантри-чартов журнала «Биллборд» (Прим. редактора.)

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg