«Абсолютная власть»

Абсолютная власть (fb2) - Абсолютная власть (пер. Сергей Павлович Дягилев) 1612K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дэвид Балдаччи

Дэвид Балдаччи Абсолютная власть

Посвящается

Мишель, моему лучшему другу, моей любимой жене, моей сообщнице в преступлении, без которой эта мечта не осуществилась бы.

Моим родителям, сделавшим для меня так много.

Моему брату и моей сестре — они принесли столько жертв ради своего младшего брата и все еще готовы на новые.

Глава 1

Автомобиль с выключенными фарами медленно остановился, и он выпустил руль из рук. В последний раз под шинами хрустнул гравий, и наступила тишина. Какое-то время он прислушивался к тому, что происходит вокруг, а потом надел старые, видавшие виды инфракрасные очки. Дом медленно приобрел резкие очертания. Он удовлетворенно откинулся на спинку сиденья и огляделся. Справа от него лежала небольшая сумка. Обивка салона машины была выцветшей, но чистой.

Машина была краденой. Причем из весьма необычного места. С зеркала заднего вида свисала пара миниатюрных пальм. Он мрачно ухмыльнулся, взглянув на них. Вполне возможно, он скоро попадет туда, где растут настоящие пальмы. Спокойная, прозрачная, голубая вода, оранжево-розовые закаты и поздние восходы. Нужно было выходить. Пора. На этот раз он был уверен в себе, как никогда.

Шестидесятишестилетний Лютер Уитни вполне подошел бы на роль сборщика налогов в Фонд социального обеспечения и выглядел полноправным членом Американской ассоциации пенсионеров. Обычно в этом возрасте большинство мужчин осваивают новую для них специальность: становятся дедушками, нянчат внуков, давая отдых износившемуся телу.

Лютер же до сих пор своей специальности не изменил ни разу. Его работа заключалась в том, чтобы тайно, обычно ночью, как теперь, вторгаться в чужие дома, забирая столько вещей, сколько он в состоянии был унести.

Постоянно находясь в конфликте с законом, Лютер, тем не менее, никогда не применял оружия, не считая того времени, когда участвовал в войне между Северной и Южной Кореями. Даже размахивать кулаками ему приходилось по большей части в барах, да и то в целях самообороны: выпивка делает людей гораздо развязнее, чем следовало бы.

У Лютера был один критерий выбора своих жертв: он крал лишь у тех, кто мог достаточно безболезненно это пережить. Он не считал, что чем-то выделяется из огромной массы взломщиков, обирающих состоятельных людей, вынуждая их покупать все новые и новые дорогие безделушки.

Изрядную часть своей долгой жизни он провел в исправительных заведениях обычного, а затем и усиленного режима, расположенных по Восточному побережью. На его счету были три срока в трех различных штатах. Годы, вычеркнутые из жизни. Важные, невозвратимые годы. Но с этим уже ничего нельзя было поделать.

Лютер настолько отточил свои навыки, что имел все основания считать: четвертого срока он не получит. Цена очередного прокола была непомерно высокой: его упрячут за решетку лет на двадцать. А в его возрасте такой срок все равно, что пожизненное заключение. Кроме того, он имел шанс быть поджаренным на электрическом стуле: именно так в штате Вирджиния было принято обращаться с закоренелыми преступниками. Многие жители этого богатого историческими традициями штата были богобоязненными людьми, и религиозный принцип «око за око» требовал максимальной меры возмездия. По количеству отправленных на тот свет преступников Вирджинии удалось превзойти все остальные штаты, кроме двух, и лидеры в этой области — Техас и Флорида — разделяли нравственные принципы своего северного единомышленника. Но не в отношении простой кражи со взломом — даже добропорядочные вирджинцы иногда проявляли снисхождение к нарушителям закона.

И даже под угрозой этого риска, он не мог отвести взгляд от дома, который правильнее было бы назвать дворцом. Он неотступно думал о нем на протяжении нескольких месяцев. Сегодня это наваждение кончится.

Миддлтон, штат Вирджиния. Сорок пять минут езды к западу от Вашингтона, округ Колумбия. Огромные поместья, непременные «ягуары» и лошади, сто́ящие столько, что на эти деньги можно было бы в течение года прокормить жильцов городской многоэтажки. Территории, которые занимали поместья, говорили о любви их владельцев к роскоши. Он не мог не отметить иронический смысл фамилии очередной жертвы — Копперз. Полицейские.

Каждая подобная вылазка сопровождалась у него выбросом в кровь огромного количества адреналина. Он ощущал себя бейсболистом, через все поле несущимся к мячу: стадион затаил дыхание, пятьдесят тысяч пар глаз устремлены на него, как будто весь смысл существования этих людей на какое-то время свелся к его игровому маневру.

Лютер долго осматривал местность своими все еще острыми глазами. Невдалеке от него мелькнул светлячок. Кроме светлячка и Лютера вокруг не было ни души. С минуту он прислушивался к хору цикад, а затем этот звук отошел на задний план: он был привычным для всякого, кто долгое время жил здесь.

Он подал машину немного вперед по асфальтированной дороге и свернул на грунтовую дорогу, ведущую в густой лес. Его седые волосы покрывала лыжная шапочка, на жесткой коже лица лежал слой камуфляжной краски, спокойные зеленые глаза вглядывались в темноту, массивная нижняя челюсть была похожа на глыбу каменного угля. Он был сухощав и подтянут как прежде и походил на разведчика-диверсанта, кем он когда-то и был. Лютер вышел из машины.

Встав за деревом, он изучал цель. Въезд в это поместье, как и во многие другие в округе, не являющиеся фермами или конезаводами, закрывала огромная решетка чугунных ворот, укрепленных на двух кирпичных колоннах, но без ограды. На территорию можно было проникнуть прямо с дороги или из леса. Лютер заходил со стороны леса.

В две минуты Лютер достиг края кукурузного поля, примыкающего к дому. Очевидно, владелец не нуждался в собственной сельскохозяйственной продукции, но ради забавы играл роль деревенского сквайра. Лютеру это не мешало: ведь посадки позволяли ему незаметно подойти почти к парадной двери.

Несколько мгновений он выжидал, а затем погрузился в заросли кукурузы.

Его ноги, обутые в спортивные туфли, ступали неслышно, что было важно, так как звуки здесь распространялись далеко. Он смотрел прямо перед собой и уверенно двигался вперед, приспосабливаясь к небольшим неровностям почвы. После изнуряюще душного летнего дня воздух уже остыл, но не настолько, чтобы выдавать дыхание облачками пара, которые издалека могут заметить чьи-то беспокойные или бессонные глаза.

За последний месяц он несколько раз продумывал всю операцию по минутам, и теперь замер на краю поля перед тем, как ступить на примыкающий к дому открытый участок. Каждая деталь была тщательно взвешена, пока все не превратилось в точный сценарий: переход, остановка, новый переход и так далее.

Перед открытым участком он низко присел и снова внимательно осмотрелся. Торопиться некуда. Он знал, что сторожевых собак здесь нет. Никакой человек, будь он даже чемпионом по бегу, не сможет убежать от собаки. Кроме того, у Лютера от одного их лая кровь стыла в жилах. Внешней системы сигнализации тоже не было, вероятно, из-за обилия снующих в округе оленей, белок и енотов. Впрочем, вскоре Лютеру предстояло разбираться с чертовски сложной системой защиты у самого дома, на отключение которой у него было всего тридцать три секунды, включая десять секунд на демонтаж панели управления.

Частный охранный патруль проехал здесь тридцать минут назад. Считалось, что охранники должны изменять маршруты своего движения, обследуя каждый сектор один раз в час.

Но после месяца наблюдения Лютер выявил закономерность их передвижения. У него есть как минимум три часа до прохождения очередного патруля. Ему же потребуется значительно меньше времени.

Густые кусты — укрытие для воров — примыкали к кирпичной площадке перед домом подобно выводку гусениц, облепившему ствол дерева. Он взглядом проверил каждое окно в доме: везде тишина и мрак. Два дня назад он наблюдал, как караван автомобилей с жильцами отбыл куда-то на юг, и осторожно навел справки о всех владельцах соседних имений и прислуге. Ближайшее поместье находилось более чем в трех милях отсюда.

Лютер глубоко вздохнул. Он все тщательно спланировал, но в таком деле невозможно предусмотреть абсолютно все.

Он ослабил затяжку лямок своего ранца и затем выскользнул из кукурузных зарослей, мягко передвигаясь по газону, и через десять секунд оказался перед массивной деревянной входной дверью, усиленной стальной рамой, которая соединялась с запирающей системой, считавшейся одной из самых прочных. Но эти ухищрения ничуть не волновали Лютера.

Из кармана куртки он достал дубликат ключа от входной двери и вставил его в замочную скважину, но не повернул.

Еще несколько секунд он прислушивался. Затем снял с плеча ранец и переобулся, чтобы не оставлять следов. Он приготовил электрическую отвертку, с помощью которой до электронного узла сигнализации можно добраться в десять раз быстрее, чем вручную.

Следующий предмет, который он достал из ранца, весил ровно шесть унций и был его самым дорогим капиталом. Прозванный Лютером Мудрецом, этот небольшой компьютер обеспечил полный успех его последних трех вылазок.

Лютер располагал пятью цифрами, составляющими защитный код дома, и уже заложил их в память своего мудреца, которому предстояло разрешить проблему последовательности цифр кода, чтобы избежать оглушительного рева четырех сирен, расположенных по углам крепости, в которую он вторгался.

Он взглянул на торчащий из двери ключ и привычным движением прикрепил компьютер к поясному ремню, так что тот теперь висел у него на боку. Ключ свободно повернулся в замке, и Лютер приготовился услышать знакомый звук — низкое гудение охранной системы, обещающее ему неминуемую кару, если в нее за короткое время не будет введен правильный код.

Он снял кожаные перчатки и вместо них надел тонкие резиновые, которые на концах пальцев и на ладони были двухслойными. Не в его правилах было оставлять улики. Лютер глубоко вздохнул и открыл дверь. Моментально раздался резкий сигнал охранной системы. Он вбежал в огромное фойе и через секунду оказался перед панелью сигнализации.

Автоматическая отвертка работала бесшумно; шесть металлических болтов упали ему на ладонь, а оттуда — в кармашек на поясе. Тонкие провода, тянувшиеся от компьютера, блеснули в лунном свете, проникавшем в фойе, и затем Лютер, подобно врачу, прослушивающему грудь пациента, нашел нужный участок, закрепил контакты проводов и включил питание своего устройства.

Фойе освещалось темно-красным светом. Инфракрасный датчик уже зафиксировал Лютера и ожидал заключения электронного мозга о том, кто пришел — друг или враг.

На цифровом индикаторе компьютера замелькали янтарные цифры; обратный отсчет отведенного на операцию времени велся на этом же индикаторе, в верхнем правом углу.

Прошло пять секунд, и затем на дисплее застыли цифры 5, 13, 9, 3 и 11.

Раздался еще один звуковой сигнал, и система охраны отключилась, красные огни погасли, сменившись дружелюбными зелеными. Лютер отсоединил провода, закрепил панель в прежнем положении и, собрав в ранец свое оборудование, осторожно запер входную дверь.

Спальня хозяев находилась на третьем этаже, куда можно было добраться на лифте, однако Лютер предпочел лестницу. Ему не хотелось зависеть от того, что он не мог полностью контролировать. Оказаться на несколько недель запертым в лифте не входило в его планы.

Он взглянул на датчик на потолке. Тот отключился, распознав в Лютере своего. Теперь можно было подняться наверх.

Дверь спальни была не заперта. Он включил неяркий фонарь и осмотрелся. В темноте светился зеленый индикатор на второй панели управления, прикрепленной около двери.

Дом был построен недавно; Лютер навел справки в управлении округа и даже достал в конторе уполномоченного по планированию копию чертежей постройки, которая, ввиду огромных размеров, требовала особого разрешения местных властей, хотя они, разумеется, вряд ли осмелились бы игнорировать волю хозяина-миллиардера.

Вообще-то Лютер уже однажды посещал этот дом, днем, при большом скоплении народа. Он был в этой комнате и видел то, что хотел увидеть. И именно поэтому сегодня вновь пришел сюда.

Шестидюймовая литая корона оказалась у него над головой, когда он опустился на колени возле гигантской кровати с балдахином. Рядом с кроватью была тумбочка, на которой стояли небольшие серебряные часы, лежали дамский роман и антикварный нож для вскрытия конвертов с украшенной серебряными накладками толстой кожаной рукояткой.

Все вокруг было солидным и дорогим. В комнате находились три шкафа, встроенных в стену, по размерам такие же, как комната, где жил Лютер. В двух были женские платья, туфли, сумочки, а также все нужные (и ненужные) вещи, на которые женщина может тратить деньги. Лютер покосился на фотографию в рамке, стоящую на столике, и криво усмехнулся, поскольку с нее смотрела очень молодая женщина, а рядом с ней находился муж, которому было явно за семьдесят.

На нескольких снимках была изображена та же леди, красующаяся на фоне дома; беглый осмотр ее гардероба подтвердил, что у нее отвратительная манера одеваться.

Он вгляделся в зеркало высотой в рост человека, изучая витиеватую резьбу обрамляющей его деревянной рамы. После этого он обследовал его края. Зеркало было массивным, но изящным, и казалось вмурованным в стену. Лютер знал, что в шести дюймах от верхней и нижней его кромок расположены тщательно замаскированные петли.

Лютер вновь взглянул на зеркало. Полгода назад ему уже удалось увидеть тайник вблизи.

Запирающую систему, встроенную в раму зеркала, можно было бы вскрыть, используя лом и грубую силу, но на это уйдет много драгоценного времени. К тому же останутся очевидные следы взлома. И хотя дом, вероятно, будет необитаемым еще несколько недель, кто знает, что может случиться. Когда он покинет особняк, здесь не останется явных следов его пребывания.

Лютер быстро прошел к телевизору, расположенному у стены огромной комнаты. Здесь же стояли обитые ситцем стулья и большой кофейный стол. Он взглянул на три пульта дистанционного управления, лежащие на столе. Один для телевизора, другой для видеомагнитофона, а третий должен облегчить его ночную работу на девяносто процентов. На каждом из них стоял фирменный знак, и все три были похожи друг на друга, но он быстро установил, что два пульта подходят к соответствующим устройствам, а один — нет.

Лютер вернулся к зеркалу и, направив на него пульт, нажал красную кнопку в его нижней части. С помощью этой кнопки видеомагнитофон переводится в режим записи. Сегодня ночью, в этой комнате, ее нажатие означало, что банк гостеприимно распахивает двери перед удачливым клиентом.

Лютер наблюдал, как дверь легко, бесшумно отворилась на открывшихся взгляду петлях. Следуя давней привычке, он положил пульт точно на то место, где тот лежал раньше, вынул из ранца сумку и вошел в тайник.

Водя в темноте лучом фонаря, Лютер с удивлением увидел в середине комнаты мягкое кресло. На его подлокотнике лежал точно такой же пульт, очевидно, на случай, если вошедший в тайник случайно будет в нем заперт. Затем он увидел настенные полки.

Первыми в сумку легли аккуратно перевязанные пачки банкнот, затем — содержимое шкатулок, явно не дешевая бижутерия. Он нашел долговых обязательств и других ценных бумаг примерно на двести тысяч плюс еще две шкатулки, одна с коллекцией античных монет, а другая с печатями, в том числе с рисунком, вид которого заставил Лютера нервно вздохнуть. Он не прикоснулся к бесполезным для него чистым бланкам банковских чеков и документам. Быстро оценив общую стоимость добычи, он понял, что разжился не менее чем двумя миллионами долларов.

Лютер снова посветил фонариком по полкам, стараясь ничего не пропустить. Стены комнаты были толстыми, очевидно, несгораемыми. Тайник, видимо, сообщался с системой вентиляции, воздух в нем был свежим, не застоявшимся. Здесь можно было оставаться довольно долго.

* * *

Сопровождаемый микроавтобусом лимузин быстро двигался по дороге; каждый из водителей имел достаточный опыт, чтобы не пользоваться фарами.

На просторном заднем сиденье лимузина находились мужчина и две женщины, одна из которых была изрядно пьяна и делала попытки раздеть мужчину и раздеться самой прямо в машине, не обращая внимания на мягкое сопротивление своей жертвы.

Напротив них, сжав губы, сидела другая женщина, которая делала вид, что не обращает внимания на этот нелепый спектакль, сопровождающийся хихиканьем и пыхтеньем, но в действительности пристально наблюдавшая за каждым их движением. Внимание женщины было сосредоточено на большой книге, лежащей у нее на коленях, страницы которой были испещрены заметками и датами, и на мужчине, сидящем напротив. Он как раз воспользовался тем, что его подружка решила скинуть свои туфли на шпильках, и налил себе еще выпить. А пить он мог невероятно много. Поглоти он алкоголя в два раза больше, чем за эту ночь, даже тогда его поведение не изменилось бы заметно: не было бы ни бессвязной речи, ни нарушенной координации движений, что могло бы иметь фатальные последствия для человека в его положении.

Она была вынуждена обожать его, его странности, порой грубые манеры и одновременно его способность на публике производить впечатление человека безупречно честного, сильного, такого, как все, но в то же время великого. В него были влюблены все женщины Америки, их покорял его безукоризненный внешний вид, потрясающая уверенность в своих силах, а также то, кем он был для всех них. И он охотно отзывался на это восхищение ответными эмоциями, хотя и не всегда уместными, что ее порой изумляло.

К сожалению, эти эмоции никогда не были адресованы ей, несмотря на ее тонкие намеки: прикосновения, чуть более долгие, чем следовало бы; то, что она стремилась сразу же показаться ему на глаза утром, когда хорошо выглядела; сексуальный подтекст некоторых ее высказываний во время их деловых совещаний. Но пока еще время не пришло, — а оно придет, уверяла она себя, — ей приходилось быть терпеливой.

Она выглянула в окно. Все это слишком затянулось, и остальные дела, естественно, откладывались. Ее губы скривились, выражая недовольство.

* * *

Лютер услышал, как в главные ворота въехали машины. Он бросился к окну и проводил взглядом автомобили, скрывшиеся за особняком. Он сосчитал людей: из лимузина вышли четверо, из микроавтобуса — один. В его мозгу лихорадочно проносились возможные версии происходящего. Хозяева дома вернулись бы более широкой компанией. Патрульные же обычно ездят парами. Лица людей невозможно было различить. На мгновение Лютеру пришла в голову мысль: а что если это грабители? Нет, слишком невероятное совпадение. Кроме того, преступники не идут грабить в одежде, более пригодной для вечеринки в дорогом ресторане.

Он обдумывал свое положение, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи, с противоположной стороны дома. Он сообразил, что путь к отступлению закрыт, и быстро спланировал дальнейшие действия.

Схватив сумку, он подбежал к панели управления у двери в спальню и включил систему охраны дома, поблагодарив свою память, которая сохранила цифры кода. Затем он проскользнул в тайник и тщательно закрыл за собой дверь. Он прошел в дальний угол маленькой комнаты. Теперь оставалось только ждать.

Он заставил себя дышать ровно и спокойно. Это как полет на самолете: чем больше ты летаешь, тем больше вероятность несчастья. Оставалось только надеяться, что приехавшие не пожелают сделать вклад в частный банк, где он теперь находился.

До него донеслись взрыв смеха и оживленная беседа вместе с громким сигналом охранной системы, прозвучавшим подобно реву взлетающего реактивного самолета. Вероятно, с кодом было не все в порядке. На лбу у Лютера выступили капли пота. Он представил себе, как завывает сигнал тревоги и прибывшая полиция приступает к осмотру дома, чисто случайно начиная с его убежища.

Он не курил почти тридцать лет, но теперь ему отчаянно захотелось затянуться. Он тихо поставил на пол сумку и медленно распрямил ноги, чтобы они не затекли.

Кто-то поднимался по дубовой лестнице. Кто бы они ни были, их нисколько не волновало то, что их могли услышать или увидеть. Лютер насчитал четверых, возможно, пятерых. Они свернули влево и направились в его сторону.

Он слышал как с легким скрипом отворилась дверь спальни. Лютер стал вспоминать. Все было оставлено там, где находилось раньше, а его вещи были при нем. Единственное, к чему он прикасался — это пульт, но и он был помещен вровень с тонкой полоской пыли на столе. Теперь Лютер различил три голоса — один мужской и два женских. Похоже, одна из них была пьяна, а другая разговаривала с деловыми интонациями в голосе. Затем Деловая исчезла, дверь закрылась, но не была заперта, а Пьяная осталась наедине с мужчиной. Где же остальные? Куда ушла Деловая? Опять послышалось хихиканье. Шаги приблизились к зеркалу. Лютер как можно плотнее вжался в угол, надеясь укрыться за креслом так, чтобы его не видели, хотя и знал, что это вряд ли возможно.

Затем в его глаза ударила вспышка света, и он чуть не вскрикнул — столь неожиданным был переход от полной тьмы к яркому свету. Он поморгал, чтобы быстрее привыкнуть к свету, и его зрачки сузились за несколько секунд.

Затем, когда прошла примерно минута, он выглянул из-за кресла, и снова испытал потрясение. Казалось, что дверь тайника исчезла, прямо у него перед глазами была эта чертова спальня. Он чуть не упал навзничь, но удержался. Тут Лютер понял, зачем нужно кресло.

Он узнал обоих людей, находившихся в комнате. Женщину он уже видел сегодня на фотографиях: молодая жена хозяина, одевающаяся, как шлюха.

Мужчину он видел при других обстоятельствах, и уж точно тот не был хозяином дома. Лютер изумленно покачал головой и выдохнул. Руки его дрожали, сердце бешено стучало. Он подавил позыв тошноты и стал пристально наблюдать за происходящим в спальне.

Дверь тайника пропускала свет только со стороны спальни, и он как будто смотрел на огромный экран телевизора.

Затем он увидел то, от чего у него перехватило дыхание: бриллиантовое ожерелье на шее женщины. Двести тысяч, оценил он, взглянув на него опытным глазом. Может, больше. Одна из тех безделушек, которые, как правило, кладут в домашний тайник, прежде чем перейти к ночному отдыху. Он облегченно вздохнул, когда женщина сняла украшение и небрежно бросила его на пол.

После того как страх медленно отступил, Лютер поднялся, подошел к креслу и осторожно сел. Значит, старик здесь наблюдал, как его малышку ублажает нескончаемая вереница партнеров. Судя по ее поведению, кое-кто из этой вереницы был не очень состоятельным. Но джентльмен, с которым она проводила эту ночь, был совершенно иного разряда.

Лютер повернул голову из стороны в сторону, прислушиваясь, не доносятся ли звуки из других частей дома. Что он мог поделать? Занимаясь воровством более тридцати лет, он в первый раз оказался в подобном положении. Отделенный от краха лишь стеклом толщиной в дюйм, он поудобнее устроился в мягком кожаном кресле и стал ждать.

Глава 2

В трех кварталах от белой громады Капитолия Джек Грэм открыл входную дверь своей квартиры, сбросил плащ на пол и прошел прямо к холодильнику. С банкой пива в руке он плюхнулся на потертое кресло в гостиной, сделал глоток; его глаза блуждали по крошечной комнате. Совсем непохоже на то место, откуда он только что вернулся. Мышцы на его квадратной челюсти напряглись и расслабились. Сомнения медленно отошли в подсознание, чтобы потом вернуться. Они всегда возвращались.

Еще один ответственный званый ужин с Дженнифер, его будущей женой, ее семьей, знакомыми и партнерами по бизнесу. Совершенно очевидно — у людей их круга не бывает «просто друзей». Каждый выполняет определенную функцию, причем целое важнее, чем составляющие его части. По крайней мере, так предполагалось, хотя у Джека было свое мнение на этот счет.

Там были представители промышленности и финансов, главные фигуры, о которых Джек читал в «Уолл-Стрит Джорнал», прежде чем перейти к спортивным страницам. Среди них крутились политиканы, чтобы заполучить голоса на следующих выборах и доллары на текущие расходы. Иерархию гостей замыкали вездесущие юристы, одним из которых был Джек, и пара общественно значимых фигур, которые должны были символизировать близость власти к народу.

Он допил пиво и включил телевизор. Туфли отлетели в сторону, сорокадолларовые носки, подаренные его невестой, повисли на абажуре лампы. Со временем она купит ему подтяжки за двести баксов и подходящий по расцветке галстук ручной работы. Черт! Растирая пальцы на ногах, он подумал еще об одной банке пива. Телевизор не вызывал у него интереса. Он убрал со лба прядь густых темных волос и в тысячный раз задумался над тем, как со скоростью космического корабля проносится его жизнь.

Служебный лимузин, принадлежащий компании отца Дженнифер, отвозил их в ее особняк в северо-западной части Вашингтона, куда Джек, возможно, переедет после свадьбы. Она терпеть не могла его квартиру. До свадьбы оставалось месяцев шесть, по меркам невесты всего ничего, а он сидит здесь, мучаясь в догадках.

Дженнифер Райс Болдуин была так ослепительно красива, что вслед ей оборачивались не только мужчины, но и женщины. Она была также умна и хорошо воспитана, имела богатых родителей и собиралась выйти замуж за Джека. Ее отцу принадлежала одна из крупнейших и богатейших компаний в стране. Торговые центры, банки, радиостанции, крупные дочерние компании. Этот список можно было продолжать и дальше, и везде он внес свой вклад. Немного было людей так же полезных для этой компании, как он. Ее прапрадедушка был одним из первых промышленных магнатов Среднего Запада, а семейству матери когда-то принадлежал большой участок земли в деловой части Бостона. Боги были благосклонны к Дженнифер Болдуин. Все знакомые парни Джека безумно завидовали ему.

Он поерзал в кресле и попытался достать зачесавшееся место на спине под плечом. За неделю он не уставал на работе. Шестифутовое тело Джека, даже в его тридцать два года, было таким же крепким, как в годы учебы в школе, где он опережал всех в любом виде спорта, и в колледже, где конкуренция была намного жестче, но где ему удалось стать лучшим борцом в тяжелом весе. Джек поступил на юридический факультет Вирджинского университета, где выпускал «Юридическое обозрение», окончил университет среди лучших студентов и вскоре занял место общественного защитника в системе уголовного судопроизводства округа Колумбия.

Все его сокурсники после университета поступили на работу в крупные фирмы. Периодически звоня ему, они давали телефонные номера психиатров, которые помогли бы ему избавиться от своего безумия. Он улыбнулся и пошел за второй банкой пива. После этого холодильник опустел.

Первый год работы Джека в качестве общественного защитника был тяжелым: он постигал азы и проигрывал больше дел, чем выигрывал. Со временем он перешел к более серьезным делам. И вкладывая в каждое из них свою юношескую энергию, природный талант и здравый смысл, понял, что счастье, наконец, повернулось к нему лицом.

А потом он взялся за самые серьезные дела. И кое-кому от него крепко досталось.

Он обнаружил, что играет свою роль очень естественно и может проводить перекрестные допросы с теми же непринужденностью и мастерством, с какими когда-то швырял на борцовский мат соперников, весивших значительно больше него. Как адвоката Джека уважали и любили.

Затем он встретил Дженнифер. Она была вице-президентом по развитию и маркетингу в «Болдуин энтерпрайзиз». Очень общительная, она к тому же обладала искусством вызвать у любого собеседника чувство своей значительности. Его мнение хотя и необязательно учитывалось, но всегда внимательно выслушивалось.

Когда миновала пора взглядов украдкой, пришло нечто другое. По крайней мере, так казалось. Джек не был бы человеком из плоти и крови, если бы не почувствовал влечения к Дженнифер. И она с самого начала дала понять, что симпатия взаимна. Восхищаясь для вида успехами Джека в качестве общественного защитника, Дженнифер мало-помалу убедила его, что он уже выполнил свою миссию помощи бедным, затравленным и несчастным, что, возможно, пора подумать и о себе и своем будущем и что, может быть, она станет частью этого будущего. Когда он, наконец, ушел из общественных защитников, сослуживцы устроили в его честь пышную прощальную вечеринку, радуясь, что избавились от серьезного конкурента. Это должно было бы подсказать ему, что в мире есть еще много бедных, затравленных и несчастных, нуждающихся в его помощи. Он не ожидал, что в дальнейшем будет испытывать такие же трепет и волнение, как на прежней работе; по его мнению, такое время бывает лишь раз в жизни, и для него оно позади. Пришла пора двигаться вперед; даже маленьким мальчикам вроде Джека Грэма когда-то приходится взрослеть. Возможно, для него настал как раз такой момент.

Он выключил телевизор, взял пакет попкорна и отправился в спальню, перешагнув через кучу грязного белья, набросанную перед дверью. Джек не обижался на Дженнифер за то, что она не любила его жилище; в быту он был порядочным лентяем. Но его действительно волновало то, что, даже будь эта квартира безукоризненно опрятной, Дженнифер никогда не согласилась бы жить здесь. Во-первых, не тот район. Конечно, это Капитолийский холм, но не самая престижная его часть.

Во-вторых, размер. Площадь ее городского особняка равнялась примерно пяти тысячам квадратных футов, не считая помещений для прислуги и гаража для двух машин, где размещались ее «ягуар» и только что купленный «рэйндж ровер» — как будто кому-нибудь, кто живет в округе Колумбия, с его забитыми транспортом дорогами, действительно необходим автомобиль, способный заехать на гору высотой двадцать две тысячи футов. У него же было четыре комнаты, не считая ванной.

Он вошел в спальню, снял одежду и лег в постель. Напротив висела карточка, которая одно время была у него в конторе, пока смертельно ему не надоела. На ней было извещение о его приеме на работу в «Паттон, Шоу и Лорд», крупнейшую юридическую фирму в Вашингтоне, осуществляющую обслуживание самых солидных и надежных компаний, в том числе и компании его будущего тестя. Своей деятельностью Джек должен был обеспечить поступление многомиллионной суммы на счет фирмы. Такое поступление гарантировало бы ему, что в будущем он станет компаньоном. Компаньоны в «ПШЛ» получали по меньшей мере полмиллиона долларов в год. Конечно, для Болдуинов это не более чем чаевые, но он не был Болдуином. Во всяком случае, пока.

Он натянул на себя одеяло. Теплоизоляция дома была неважной. Он проглотил пару таблеток аспирина, запил их остатками кока-колы в бутылке, стоящей на тумбочке, и оглядел свою тесную, неряшливую спальню. Это напомнило ему о предстоящем расширении жилища. Приятные, греющие душу мысли. Дома должны быть обжитыми, в них всегда должно быть место для малышей, носящихся из комнаты в комнату в поисках новых приключений или чего-нибудь такого, что они еще не успели разбить.

Что касается Дженнифер, то она дала понять, что топот маленьких ножек — достаточно отдаленная перспектива, к тому же не гарантированная. Главное место в ее сердце и мыслях занимала карьера в компании отца, которая значила для нее, может быть, даже больше, чем он, Джек.

Он перевернулся на другой бок и закрыл глаза. В оконное стекло ударил порыв ветра. Джек посмотрел в ту сторону. Через мгновение он отвел глаза, и взгляд его остановился на шкатулке.

В ней хранилась часть его коллекции призов и наград, полученных в школе и колледже. Но не они его занимали. В полутьме он протянул длинную руку к фотографии в рамке и вытащил снимок. Это стало почти ритуалом. Он не опасался, что его невеста случайно наткнется на эту фотографию, потому что она категорически отказывалась входить в его спальню больше, чем на минуту. Они занимались любовью либо у нее дома, где Джек лежал в постели, уставясь в потолок высотой в двадцать футов, украшенный фресками с изображениями средневековых всадников и юных дев, пока Дженнифер развлекалась на нем и, наконец, обессилев, перекатывалась, чтобы поменяться с ним местами, либо в загородном доме ее родителей, где потолки были еще выше, а фрески скопированы с росписей какой-то римской церкви тринадцатого века. Поэтому Джек думал, что сам Господь наблюдает, как ритмично двигается на нем прекрасная и абсолютно нагая Дженнифер Райс Болдуин, и что ему придется вечно гореть в аду, расплачиваясь за минуты плотских удовольствий.

У женщины на фотографии были шелковистые темно-русые волосы, слегка завивающиеся на концах. Она улыбаясь смотрела на него, и он вспомнил день, когда сделал этот снимок.

Загородная велосипедная прогулка. Он только что поступил на юридический факультет, а она училась на втором курсе колледжа университета Джефферсона. Это было всего лишь третье их свидание, но казалось, что они знакомы уже целую вечность.

Кейт Уитни.

Он медленно выговорил ее имя, его рука инстинктивно коснулась ее губ и ямочки на левой щеке, придававшей ее лицу легкую асимметричность. Миндалевидные скулы, изящный нос и чувственные губы. Острый, упрямый подбородок. Джек остановил взгляд на больших глазах с поволокой, которые, казалось, всегда были полны озорства.

Он лег на спину и поставил снимок себе на грудь, так что она смотрела прямо на него. При мысли о Кейт он всегда вспоминал и ее отца, с его острым умом и кривой усмешкой.

Джек часто навещал Лютера Уитни в его маленьком домике в окрестностях Арлингтона, видавшем лучшие годы. Они проводили время, попивая пиво и рассказывая разные байки, причем рассказывал в основном Лютер, а Джек — слушал.

Кейт никогда не бывала у отца, и он тоже не делал попыток встретиться с ней. Джек узнал о нем почти случайно и, несмотря на возражения Кейт, захотел познакомиться с ним получше. На ее лице редко появлялось что-нибудь, кроме улыбки, но отец никогда не был для нее поводом улыбнуться.

Когда он окончил университет, они переехали в округ Колумбия, и ее приняли в Джорджтаунскую юридическую школу. Жизнь казалась идиллией. Она приходила на его первые судебные заседания, где его от волнения била нервная дрожь, иногда пропадал голос и он едва не забывал, за каким столом должен сидеть адвокат. Но по мере того как возрастала тяжесть преступлений его клиентов, ее энтузиазм стал иссякать.

Они расстались на первом году его практики.

Причины были просты: она не могла понять, почему он решил защищать интересы людей, нарушивших закон, и не могла вынести, что ему нравится ее отец.

Он отлично помнил, как в этой комнате умолял ее не покидать его. Но она ушла, это произошло четыре года назад, и с тех пор он не видел ее и ничего не слышал о ней.

Он лишь знал, что она поступила на работу в прокуратуру штата Вирджиния, где она теперь, несомненно, занимается тем, что усаживает на скамью подсудимых его бывших клиентов. В остальном ее жизнь была ему неизвестна.

Но лежа в постели и глядя на ее улыбку, говорящую ему о множестве вещей, о которых он так и не узнал от женщины, на которой через полгода собирался жениться, Джек размышлял, действительно ли Кейт и дальше останется для него загадкой, и в самом ли деле его жизнь станет гораздо более запутанной, чем он когда-либо мог предполагать. Он схватил телефонную трубку и набрал номер.

Четыре гудка, и он услышал голос автоответчика, который был непривычно резок и сух. Раздался сигнал, и Джек заговорил, решив сказать что-нибудь забавное, импровизируя на ходу, но сразу же занервничал и быстро положил трубку. Его руки тряслись, дыхание участилось. Он мотнул головой. Боже мой! Он вел столько дел об убийствах, а теперь трясется, совсем как неопытный шестнадцатилетний юнец, набирающийся храбрости, чтобы назначить первое в жизни свидание.

Джек отложил фотографию в сторону и представил, чем сейчас занимается Кейт. Наверное, все еще сидит в конторе, прикидывая, на сколько лет засадить за решетку очередную жертву.

Затем Джек подумал о Лютере. Может, в этот самый момент он тайно переступает порог чужого дома или убегает из него еще с одним мешком дорогих безделушек?

Ну и семейка, Лютер и Кейт Уитни. Такие разные, и такие похожие. Одни из самых целеустремленных людей, которых ему приходилось встречать, но их цели были разнесены по разным галактикам. В тот вечер, когда Кейт ушла из его жизни, он заглянул к Лютеру, чтобы попрощаться и выпить последнюю бутылку пива. Они сидели в маленьком ухоженном саду, около обвитой клематисом и плющом изгороди, окруженные густым ароматом сирени и роз.

Старик воспринял все спокойно, задал несколько вопросов Джеку и пожелал ему удачи. Так уж сложилось, и Лютер это хорошо понимал. Но уходя, Джек заметил, как блестят от влаги глаза старика. Вместе с дверью захлопнулась и часть его жизни.

Джек, наконец, выключил свет и закрыл глаза, ощущая, что близится утро предстоящего дня. Его горшок с золотом, приз, который выпадает только раз в жизни, стал на один день ближе. Такие мысли не способствуют хорошему сну.

Глава 3

Наблюдая сквозь стекло за происходящим в комнате, Лютер внезапно подумал, что эти двое — очень привлекательная пара. Подобная мысль в таких обстоятельствах была довольно нелепой, но от этого нисколько не теряла своей справедливости. Мужчина лет сорока пяти был высок и красив. Женщине на вид было не больше двадцати пяти; у нее были пышные золотистые волосы, прелестное овальное лицо, огромные глубокие синие глаза, которые с обожанием смотрели в изящное лицо мужчины. Он прикоснулся к ее гладкой щеке, она спрятала губы в его ладони.

Мужчина держал два бокала, которые наполнил из бутылки, принесенной с собой. Один бокал он передал женщине. Бокалы зазвенели, и они пристально посмотрели друг на друга. Он одним глотком опорожнил свой бокал, в то время как она отпила лишь чуть-чуть. Поставив бокалы, они обнялись, стоя посередине комнаты. Его руки скользнули вниз по ее спине и снова вернулись на обнаженные плечи. Руки и плечи женщины были покрыты ровным загаром. Наклонившись, он поцеловал ее в шею.

Лютер отвел глаза, смущенный тем, что наблюдает за этой интимной сценой. Странное чувство для человека, находящегося в смертельной опасности. Но он был не настолько стар, чтобы его не тронули нежность и страсть, которые он видел перед собой.

Подняв глаза, он невольно улыбнулся. Теперь пара медленно танцевала. Очевидно, мужчина был гораздо опытнее в танцах, чем она, он мягко вел ее в простых па, пока они не замерли около кровати.

Мужчина отошел, чтобы наполнить бокал, и быстро осушил его. Бутылка опустела. Его руки вновь обвились вокруг ее талии, она подалась к нему, развязывая галстук. Руки мужчины потянулись к молнии на ее платье и медленно поползли вниз. Черное платье быстро соскользнуло вниз, и она медленно вышла из него, открыв взгляду черные трусики, телесного цвета чулки и спину без полоски бюстгальтера.

Ее тело было совершенным. Каждая линия находилась именно там, где положено. Ее талию Лютер мог бы обхватить пальцами двух рук. Когда она повернулась, чтобы снять чулки, Лютер увидел ее большие полные груди. Ноги были поджарыми и крепкими, возможно, в результате ежедневных тренировок под пристальным наблюдением личного тренера.

Мужчина быстро разделся и сел на кровать, наблюдая, как женщина избавляется от последней детали своего туалета. Ее ягодицы были полными и крепкими, они белели на фоне безукоризненного загара. Увидев ее окончательно раздетой, мужчина расплылся в улыбке. Его зубы были прямыми и белыми. Несмотря на выпитый алкоголь, глаза казались ясными и прозрачными.

Польщенная его вниманием, она улыбнулась и медленно подалась к нему. Когда она приблизилась, он обхватил ее своими длинными руками и привлек к себе. Она нежно погладила его по груди.

И снова Лютер начал отводить глаза, больше всего желая, чтобы спектакль поскорее закончился и эти люди ушли. Ему потребуется всего лишь несколько минут, чтобы вернуться к машине, и эта ночь останется в его памяти как незабываемый, смертельно опасный эпизод.

В это мгновение он увидел, как мужчина схватил ягодицы женщины и ударил по ним ладонью, потом еще и еще. Лютер поморщился, как будто это ему сделали больно; белая кожа теперь горела огнем. Но либо женщина была слишком пьяна, чтобы почувствовать боль, либо ей нравилось подобное обращение, во всяком случае улыбка не исчезла с ее лица. Лютер снова стиснул зубы — пальцы мужчины опять впились в мягкую плоть.

Губы мужчины пробежали по ее груди, она провела пальцем по его густым волосам и прижалась к нему теснее, раздвинув его ноги. Она закрыла глаза, на губах появилась довольная улыбка, и голова запрокинулась. Затем она открыла глаза и впилась губами в его губы.

Его сильные пальцы переместились с ягодиц вверх и начали осторожно массировать ей спину. Затем они начали вонзаться ей в кожу, и в конце концов она поморщилась от боли и подалась назад. Она слегка улыбнулась, и он отпустил ее, почувствовав прикосновение ее пальцев. Его внимание переместилось на ее грудь, и он приник к ней губами. Ее глаза опять закрылись, а дыхание перешло в тихий стон. Губы мужчины целовали ее шею. Его глаза были широко раскрыты и смотрели прямо на Лютера, не видя его.

Лютер глядел на мужчину, в его глаза, и ему не нравилось то, что он видел. Он видел в них разверзшуюся пропасть и море мрака. У него мелькнула мысль, что обнаженная женщина попала в объятия совсем не такого ласкового и нежного, как ей, возможно, казалось.

Наконец, терпение ее иссякло, и она толкнула своего партнера на кровать. Она расставила ноги, и Лютеру открылось то, что обычно видит лишь гинеколог или близкий мужчина. Она уселась на него верхом, но неожиданно он грубо оттолкнул ее в сторону и, оказавшись наверху, схватил ее ноги и поднял их, поставив вертикально к кровати.

Следующее его движение заставило Лютера замереть в кресле. Он схватил ее за шею и приподнял, зажав голову между своими ногами. От неожиданности она судорожно вдохнула воздух; ее губы оказались в дюйме от его члена. Затем он рассмеялся и отпустил ее. На мгновение растерявшись, она, наконец, неуверенно улыбнулась и приподнялась на локтях, наблюдая за возвышающимся над ней партнером. Одной рукой он взял свой напряженный член, а другой широко развел ей ноги. Он бешено смотрел, как она лежит, готовая принять его.

Однако вместо того, чтобы войти в нее, он схватил ее груди и с силой сжал, очевидно, с чрезмерной силой, так как Лютер услышал крик боли, и женщина резко ударила мужчину по щеке. Он отпустил ее и дал ответную крепкую пощечину, Лютер заметил струйку крови в углу ее рта, залившую напомаженные губы.

— Вонючий ублюдок! — Она скатилась с кровати, села на полу и отерла рот, чувствуя вкус крови; ее затуманенный алкоголем разум на мгновение прояснился.

Первые слова, отчетливо услышанные Лютером в эту ночь, ударили его по голове подобно паровому молоту. Он встал и приник к стеклу.

Мужчина ухмыльнулся. Лютер похолодел при виде этой ухмылки: она была больше похожа на оскал хищника, готового растерзать свою жертву.

— Вонючий ублюдок! — повторила она немного тише заплетающимся языком.

Как только она встала на ноги, он схватил ее за руку, заломил ее, и женщина тяжело упала на пол. Мужчина сидел на кровати и торжествующе смотрел на нее сверху вниз.

Лютер стоял вплотную к стеклу, сжимая и разжимая кулаки, чувствуя, как учащается его дыхание, и наблюдал за происходящим, надеясь, что вот-вот вернутся другие люди. Он покосился на лежащий на подлокотнике кресла пульт, а потом его взгляд снова перенесся на сцену, разворачивающуюся в спальне.

Женщина приподнялась с пола, медленно приходя в себя. Ее романтические чувства исчезли без следа. Лютер понял это, наблюдая за ее осторожными, расчетливыми движениями. Ее партнер не заметил произошедшей с ней перемены и яростного блеска ее глаз, иначе он не встал бы и не подал ей руку, чтобы помочь подняться.

Улыбка тотчас исчезла с его лица, когда она резко ударила его коленом между ног, заставив скорчиться от боли и положив конец сексуальному возбуждению. Он рухнул на пол, не издав ни звука, и тяжело дышал, в то время как она схватила трусики и начала надевать их.

Он поймал ее за лодыжку и бросил на пол. Трусики были у нее на уровне коленей.

— Маленькая шлюшка, — задыхаясь, выговорил он, продолжая держать ее за лодыжку и подтягивая ближе к себе.

Она ударила его ногой, потом еще и еще. Ее нога глухо стучала в его грудную клетку, но он все же продолжал тащить ее.

— Вонючая маленькая шлюха, — сказал он.

Услышав в этих словах угрозу, Лютер ближе подступил к стеклу, его рука уперлась в него, как будто желая проникнуть сквозь зеркальную поверхность, схватить мужчину, заставить его отпустить ее.

Мужчина с трудом поднялся на ноги, и у Лютера кровь застыла в жилах.

Руки мужчины сомкнулись на горле женщины. Ее затуманенный алкоголем мозг вернулся к реальности. Глаза, полные ужаса, расширились, она смотрела то влево, то вправо, а давление на шею все усиливалось, и ее дыхание стало замедляться. Она вонзила ногти в его руки, оставив кровавые следы.

Лютер увидел кровь на коже мужчины, однако его хватка не ослабевала.

Она била его ногами и дергалась из стороны в сторону, но он был раза в два тяжелее ее и даже не пошевелился.

Лютер снова взглянул на пульт. Он может открыть дверь. Он может это прекратить. Но его ноги не двигались. Он беспомощно смотрел сквозь стекло, пот катился по его лбу, каждая клеточка его тела готова была взорваться, он отрывисто дышал. Обеими руками он уперся в стекло.

Лютер затаил дыхание: женщина бросила взгляд на стоящую у кровати тумбочку и затем, отчаянно дернувшись, схватила нож для вскрытия конвертов и резко ударила им по руке мужчины.

Он застонал от боли, отпустил ее и схватился за окровавленную руку. Мгновение он смотрел на свою руку, не веря, что ранен. Ранен этой женщиной.

Когда он снова взглянул на нее, Лютер похолодел от убийственного оскала, появившегося на его лице.

Затем мужчина ударил ее так сильно, как никогда не бьют женщину. Тяжелый кулак вошел в мягкую плоть, и из ее носа и рта хлынула кровь.

Из-за выпитого ею алкоголя или по какой-то другой причине удар, который мог искалечить человека, лишь еще больше разозлил ее. Женщина рывком поднялась с пола. Она повернулась к зеркалу, и Лютер заметил ужас на ее лице, когда она увидела, как пострадала ее красота. С расширившимися от удивления глазами она потрогала распухший нос и прикоснулась к расшатавшимся зубам. Главные достоинства ее лица были утрачены.

Она повернулась к мужчине, и Лютер увидел, как мускулы на ее спине напряглись столь сильно, что стали похожи на стальные. Молниеносно она еще раз ударила ногой в пах мужчине. Тот снова на мгновение стал беззащитным, почувствовав приступ тошноты. Он свалился на пол и со стоном перекатился на спину. Он лежал, согнув ноги, закрывая руками ушибленное место.

С окровавленным лицом, с глазами, выражение которых переменилось с безысходного ужаса на прищур убийцы, она упала на колени рядом с ним и высоко занесла нож.

Лютер схватил пульт и сделал шаг к двери, чуть не нажав на кнопку.

Мужчина, почувствовав приближение смерти и видя, что нож начал движение к его груди, закричал что было сил. И этот вопль был услышан.

Остолбенев, Лютер наблюдал, как в мгновение ока распахнулась дверь спальни.

Двое коротко стриженных мужчин в деловых костюмах, не скрывавших их внушительное телосложение, ворвались в комнату, держа в руках пистолеты. Прежде чем Лютер успел о чем-то подумать, они оценили ситуацию и приняли решение.

Выстрелы из двух пистолетов прозвучали почти одновременно.

* * *

Кейт Уитни, сидя в конторе, еще раз перечитывала дело. У парня уже было четыре срока, и еще шесть раз его арестовывали без предъявления обвинения, так как свидетели либо были слишком запуганы, чтобы давать показания, либо их находили мертвыми в мусорных баках. Парень был настоящей ходячей бомбой с часовым механизмом, готовой взорваться рядом с очередной жертвой.

На этот раз он обвинялся в убийстве жертвы после ее ограбления и изнасилования, что по законам штата Вирджиния предусматривало высшую меру наказания. И на этот раз она решила требовать смертной казни. Она никогда не выдвигала таких требований раньше, но этот парень заслуживал смерти как никто другой, и суд, безусловно, ее поддержит. Зачем оставлять его в живых, когда он жестоко и безжалостно оборвал жизнь девятнадцатилетней студентки колледжа, чья вина состояла лишь в том, что она зашла в супермаркет, чтобы купить колготки и туфли?

Кейт потерла глаза и, взяв со стопки бумаг на столе резиновое кольцо, собрала волосы в «хвост». Она оглядела свою небольшую, скромную комнату; везде громоздились горы папок с делами, и в миллионный раз она спросила себя: когда же этому придет конец? Конечно же, никогда. Ситуация может лишь ухудшаться, и она должна сделать все возможное, чтобы остановить этот поток крови. Она начнет с Роджера Симмонса, младшего, двадцати двух лет от роду, одного из самых жестоких преступников, которые ей когда-либо встречались, а за свою короткую карьеру ей пришлось повидать целую армию таких типов. Она вспомнила, как он посмотрел на нее тогда, в суде. Выражение лица, где не найдется места ни состраданию, ни нежности, ни какому-либо другому доброму чувству. Это также было лицо человека, лишенного надежды, что подтверждалось его преступлениями, как будто совершенными монстром из фильма ужасов.

Она помотала головой и взглянула на часы: далеко за полночь. Кейт поднялась, чтобы выпить еще кофе: ей становилось трудно сосредоточиться. Последний сотрудник прокуратуры ушел часов пять назад, уборщицы — часа три назад. Она по коридору прошла на кухню. Если Чарли Мэнсон сейчас на свободе и принялся за свое, то по сравнению с негодяями, снующими сегодня по улицам, он просто дилетант.

С чашкой кофе в руке она пошла обратно в рабочую комнату и на мгновение задержалась, чтобы посмотреть на свое отражение в окне. Для людей ее профессии внешний вид неважен; черт, у нее уже больше года не было мужчины. Но она не могла отвести глаз. Она была высокой и худощавой, возможно, кое-где чересчур худой, и сохранила привычку пробегать каждый день по четыре мили, в то время как ее пища стала менее калорийной. Она питалась в основном низкосортным кофе и сухим печеньем, ограничиваясь двумя сигаретами в день и надеясь когда-нибудь бросить курить окончательно.

Кейт чувствовала, что вредит своему здоровью, сверхурочно разбирая одно чудовищное дело за другим, но что ей оставалось делать? Уволиться, потому что она не выглядела как женщина с обложки журнала «Космополитэн»? Она утешала себя мыслью, что ее работа по шестнадцать часов в сутки помогает этим женщинам хорошо выглядеть. Ее задача заключалась в том, чтобы люди, нарушившие закон и причинившие вред другим, были наказаны. В любом случае, считала она, ее работа приносит пользу.

Кейт поморщилась при виде своей прически. Нужно подстричь волосы, но где взять для этого время? Ноша с каждым днем становилась все тяжелее, но до сих пор не оставила заметных следов на ее лице. Даже в ее двадцать девять лет оно после четырехлетней изнурительной работы с делами и бесчисленных процессов оставалось свежим. Она вздохнула, осознав, что и это не продлится долго. В колледже редкий мужчина не поворачивал голову ей вслед, а у многих при разговоре с ней перехватывало дыхание и выступал холодный пот. Но на пороге тридцатилетия ее часто посещала мысль: то, что она долгие годы принимала как должное и над чем частенько даже посмеивалась, уходит от нее. И подобно многим вещам, которые считаешь данными свыше или пренебрегаешь как несущественными, способность поразить общество одним своим появлением, Кейт чувствовала, уходит от нее.

То, что она прекрасно выглядела после нескольких лет тяжелого труда, было удивительным, если учесть, что она делала для этого относительно мало. Хорошие гены, вот в чем, очевидно, все дело; ей просто повезло. Но затем она подумала об отце и решила, что по части генов ей повезло не очень сильно. Человек, обкрадывающий других, а потом делающий вид, что ведет нормальную жизнь. Человек, который обманывал всех, включая жену и дочь. Человек, которому нельзя доверять.

Она села за стол, отпила кофе, добавила еще сахару и, помешивая ложечкой свой ночной стимулятор, посмотрела на папку с делом Симмонса.

Кейт взяла телефонную трубку и позвонила домой, чтобы прослушать оставленные сообщения. Их было пять: два от других юристов, одно от полицейского, который будет выступать на суде против Симмонса, и одно от следователя, который любил звонить ей в самое неподходящее время и занимать ее пустой болтовней. Надо бы сменить номер телефона. Последнее сообщение быстро прервалось. Но она сумела расслышать тяжелое дыхание на другом конце провода и почти разобрала пару слов. Голос показался ей знакомым, но она не смогла уверенно его опознать. Неужели нельзя было придумать ничего лучшего.

Кофе придал ей сил, ее внимание вновь сосредоточилось на обстоятельствах дела. Она взглянула вверх на небольшую книжную полку. На ней стояла старая фотография: ее покойная мать с десятилетней Кейт. С фотографии было вырезано изображение Лютера Уитни. Огромная дыра рядом с матерью и дочерью. Огромное ничто.

* * *

— Ах ты черт!

Президент Соединенных Штатов сидел на полу, одной рукой прикрывая ушибленные интимные части тела, а в другой держа нож для вскрытия конвертов, который секундой раньше мог стать орудием убийства. Теперь на нем была не только его кровь.

— Черт возьми, Билл, вы же ее пришили!

Один из его спасителей наклонился, чтобы помочь ему подняться, а другой осмотрел женщину: две пули крупного калибра пробили ей череп.

— Простите, сэр, у нас было мало времени. Простите, сэр.

Билл Бертон работал агентом секретной службы двенадцать лет, а до этого состоял в полиции штата Мэриленд, и его пуля почти разнесла вдребезги голову красивой молодой женщины. Несмотря на большой опыт, он дрожал как ребенок, проснувшийся от ночного кошмара.

На его счету уже было одно убийство при исполнении служебных обязанностей. Но тот парень, имевший четыре судимости, был известен откровенной враждой к полицейским и целился в Билла из полуавтоматического пистолета.

Он взглянул на маленькое, нагое тело и подумал, что сейчас его вырвет. Его напарник, Тим Коллин, увидел выражение его лица и взял его под локоть. Бертон с усилием вздохнул и кивнул ему. Ничего, он справится.

Они осторожно помогли встать на ноги Алану Ричмонду, президенту Соединенных Штатов, политическому герою и кумиру людей всех возрастов, а ныне просто-напросто голому и пьяному. Президент посмотрел на них, испытанный им ужас начал проходить под действием алкоголя.

— Она мертва? — Он говорил слегка заплетающимся языком, а глаза его блуждали из стороны в сторону.

— Да, сэр, — отчеканил Коллин. Пьян президент или нет, но его вопрос не должен оставаться без ответа.

Бертон снова взглянул на женщину и затем на президента. Это их работа, его работа. Защищать этого проклятого президента. Чего бы это ни стоило, его жизнь не должна закончиться таким образом. Чтобы какая-то пьяная сука зарезала его, как свинью.

Рот президента скривился в такой усмешке, какой ни Коллин, ни Бертон раньше не видели. Президент поднялся.

— Где моя одежда? — требовательным тоном спросил он.

— Вот она, сэр. — Бертон наклонился, чтобы поднять одежду, и, протянув ее президенту, вытянулся по стойке «смирно». Она была, как, похоже, и все в комнате, в крови.

— Ну что ж, оденьте меня и приведите в порядок, черт побери. Я должен где-то произнести какую-то речь, ведь так? — Он резко засмеялся.

Бертон посмотрел на Коллина, а Коллин — на Бертона. Они оба наблюдали, как президент рухнул на кровать.

* * *

Когда прозвучали выстрелы, глава администрации президента Глория Рассел находилась в туалете на первом этаже, так далеко от той комнаты, как только могла уйти.

Она сопровождала президента во время многих подобных поездок, но вместо того чтобы привыкнуть к ним, каждый раз злилась все больше. То, что самый могущественный человек на планете мог ложиться в постель со всеми этими праздными шлюхами, было выше ее понимания, но все же она почти научилась не обращать на это внимания. Почти.

Она лихорадочно подтянула чулки, схватила сумочку, распахнула дверь, пробежала по коридору и взлетела по лестнице, даже на каблуках-шпильках перескакивая через ступеньку. У двери спальни ее остановил агент Бертон.

— Мэм, не советую вам на это смотреть, вид не из приятных.

Она протиснулась мимо него и остановилась. Первым ее порывом было убежать обратно, вниз по лестнице, в лимузин, вон отсюда, вон из этой скверной страны. Она не жалела Кристи Салливан, которая хотела, чтобы ее трахнул президент. Она добивалась этого два последних года. Ну что ж, иногда получаешь не то, что хотел, а иногда — гораздо больше.

Она заставила себя успокоиться и пристально посмотрела в лицо агента Коллина.

— Что, черт возьми, произошло?

Тим Коллин был молод, силен и предан человеку, которого ему приказали защищать. Его учили, что ради спасения президента нужно пожертвовать даже жизнью, и он не сомневался, что при необходимости именно так и поступит. Прошло несколько лет с тех пор, как он обезвредил человека, покушавшегося на жизнь кандидата в президенты Алана Ричмонда, который выступал с речью на автомобильной стоянке торгового центра. Коллин уложил потенциального убийцу на асфальт и не дал ему вытащить пистолет из кармана, прежде чем другие охранники успели среагировать. Для Коллина единственным назначением в жизни было защищать президента.

Агенту Коллину потребовалась одна минута, чтобы четко доложить Глории Рассел о происшедшем. Бертон мрачно подтвердил его отчет.

— Либо она его, либо мы ее, мисс Рассел. У нас не было выбора. Иначе остановить ее было невозможно. — Бертон инстинктивно посмотрел на президента, который по-прежнему лежал на кровати, безразличный ко всему вокруг.

Они прикрыли наиболее важную часть его тела простыней.

— Вы хотите сказать, что ничего не слышали? Никаких угрожающих звуков до… до этого момента? — Она обвела рукой комнату.

Агенты переглянулись. Им доводилось слышать много звуков из спален, где бывал их шеф. Некоторые могли быть истолкованы как звуки агрессии, некоторые — нет. Но до сих пор все заканчивалось благополучно.

— Ничего необычного, — ответил Бертон. — Потом мы услышали крик президента и вошли. Нож был дюймах в трех от его груди. Остановить его могла только пуля.

Он стоял, вытянувшись, и смотрел прямо ей в глаза. Они с Коллином выполнили свою работу, и этой женщине не удастся повернуть дело иначе. Их никто не посмеет обвинить.

— В этой комнате был нож? — недоверчиво спросила она Бертона.

— Будь моя воля, президент не ездил бы на эти… маленькие экскурсии. В половине случаев он не позволяет нам проверять все заранее. У нас не было возможности осмотреть комнату. — Он взглянул на нее.

— Он президент, мэм, — добавил Бертон, как будто это положение все оправдывало.

А для Рассел так оно и было, и Бертон прекрасно это понимал.

Рассел внимательно оглядела комнату. Когда Алан Ричмонд предложил ей участвовать в предвыборной кампании, она была профессором политологам в Стэнфорде и известна в масштабах страны. Ричмонд казался таким неукротимым, что каждый хотел присоединиться к его команде.

Она стала главой администрации президента и имела все шансы стать государственным секретарем в случае переизбрания Ричмонда, чего, как все полагали, он без труда добьется. Как знать, может быть, именно теперь формируется пара Ричмонд — Рассел? Они были великолепными деловыми партнерами: она — стратег, он — мастер политических кампаний. Их шансы росли с каждым днем. Но теперь?.. Теперь, когда перед ней труп и пьяный президент в доме, который должен быть пустым.

Рассел почувствовала, что скорый поезд резко затормозил. Затем она отогнала от себя эти мысли. Неужели им помешает этот кусок мертвой человеческой плота? Нет, ни за что!

Бертон сдвинулся с места.

— Может быть, вызвать полицию, мэм?

Рассел посмотрела на него, как на сумасшедшего.

— Бертон, позвольте мне напомнить вам, что наша работа — защищать интересы президента в любой ситуации, и ничто — повторяю, ничто — не является более важным. Вам понятно?

— Мэм, леди мертва. Я полагаю, мы…

— Правильно. Вы с Коллином застрелили женщину, и она мертва. — Сорвавшись с губ Рассел, слова повисли в воздухе.

Коллин потер палец о палец, рука его инстинктивно потянулась к кобуре. Он уставился на то, что недавно было миссис Салливан, как будто мог вернуть ее к жизни.

Бертон пожал огромными плечами и подошел ближе к Рассел, так что разница в их росте стала еще более заметной.

— Если бы мы не выстрелили, президент бы погиб. Это наша работа. Делать так, чтобы президент был жив и здоров.

— Вы опять правы, Бертон. И теперь, когда вы предотвратили его убийство, как вы объясните полиции, жене президента, вашему начальству, юристам, прессе, Конгрессу, финансистам, всей стране, всему этому чокнутому миру, почему президент оказался здесь?! Что он здесь делал? И при каких обстоятельствах вы и агент Коллин застрелили жену одного из самых богатых и влиятельных людей в Штатах? Если вы вызовете полицию или еще кого-то, то именно этим вам придется заниматься. А теперь, если вы готовы принять на себя полную ответственность за такой поворот событий, берите трубку и звоните.

Бертон побледнел. Он отступил на шаг, теперь его преимущество в росте не имело значения. Коллин застыл на месте, глядя в сторону. Он никогда не слышал, чтобы с Биллом Бертоном разговаривали подобным образом. Тот мог сломать шею Рассел одним движением руки.

Бертон еще раз взглянул на труп. Как это можно правдоподобно объяснить? Ответ был прост: никак.

Рассел внимательно изучала его лицо. Бертон бросил на нее ответный взгляд. Глаза его бегали из стороны в сторону, он старался не смотреть на нее в упор. Она выиграла. Рассел снисходительно улыбнулась и кивнула. Теперь инициатива принадлежит ей.

— Сварите кофе, полный кофейник, — приказала она Бертону, воспользовавшись этой сменой ролей. — А затем станьте у входной двери на тот случай, если у нас вдруг будут поздние гости.

— Коллин, сходите к машинам и переговорите с Джонсоном и Варни. Ничего подробно им не сообщайте. Скажите пока, что произошел несчастный случай, но с президентом все в порядке. Больше ничего. И пусть остаются там. Понятно? Когда будет нужно, я вас позову. Мне надо все обдумать.

Бертон с Коллином кивнули и вышли. Они привыкли подчиняться приказам, отдаваемым начальством. И Бертон не искал неприятностей на свою голову. В конце концов, они ему не оплачиваются.

* * *

Лютер не двигался с места с тех пор, когда пули пробили череп женщины. Он боялся пошевелиться. Шок постепенно прошел, но взгляд его постоянно возвращался к тому, что недавно было живым человеческим существом. В прошлом ему довелось лишь однажды наблюдать убийство. Трижды осужденного педофила, в позвоночник которого вонзилось четырехдюймовое лезвие ножа, бывшего в руках его малопривлекательного дружка. Теперь на него нахлынули совершенно другие эмоции, как будто он был единственным пассажиром судна, заплывшего в незнакомую гавань. Все казалось чужим. Любой изданный им звук мог стать роковым. Пока у него не подкосились ноги, он медленно сел обратно в кресло.

Он наблюдал, как Рассел обошла комнату, наклонилась над трупом, но не прикасалась к нему. Затем она подняла нож, взяв его за лезвие носовым платком. Она долго и напряженно смотрела на предмет, чуть было не оборвавший жизнь ее шефа и сыгравший роковую роль в судьбе другого человека. Она осторожно положила нож в свою кожаную сумочку, которую поставила на тумбочку около кровати, и засунула платок обратно в карман. Она бегло осмотрела растерзанное тело, совсем недавно бывшее Кристиной Салливан.

Она невольно восхищалась тем, как Ричмонд обставляет свои фривольные приключения. Все его «подружки» были богатыми и известными женщинами, и все — замужем. Это гарантировало, что новости о его адюльтерах не появятся в какой-нибудь бульварной газетенке. Всем его женщинам, так же как и ему, было что терять, и они это отлично сознавали.

Ох уж эта пресса. Рассел улыбнулась. Президент находился под пристальным вниманием журналистов. Он не мог сходить в туалет или выкурить сигару так, чтобы читатели не узнали об этом в мельчайших подробностях. По крайней мере, так думали сами читатели. И это мнение основывалось преимущественно на переоценке возможностей прессы без учета способности журналистов высасывать сенсации из пальца. Они не понимали, что хотя администрация президента из-за неспособности справиться со всеми проблемами, стоящими перед страной, могла утратить часть своей огромной власти, сам президент был окружен абсолютно верными и способными к действию людьми. Теми людьми, чьи навыки в проведении секретных мероприятий позволяли скрывать многое от пронырливых журналистов, любящих стряпать сенсационные статьи, чтобы попасть на первые полосы вечерних газет. При желании президент мог передвигаться так, что никто и не знал о его местонахождении. Он мог даже исчезнуть с политической сцены на неопределенно долгое время, хотя это противоречило принципам работы благополучного политика. И все это было возможно благодаря одной группе людей.

Секретная служба. Они были лучшими из лучших. Эта элитная группа подтверждала свою репутацию в течение многих лет и подтвердила еще раз, планируя это последнее мероприятие.

Вскоре после полудня Кристи Салливан вышла из своего салона красоты в северо-западной части города. Пройдя один квартал, она свернула в подъезд жилого дома и через тридцать секунд вышла, одетая в длинный плащ с капюшоном, который достала из сумочки. Темные очки закрывали ее глаза. Она прошла несколько кварталов, разглядывая витрины, затем спустилась в метро. Она проехала несколько станций, поднялась наверх, прошла еще два квартала и оказалась в переулке между двумя предназначенными к сносу домами. Двумя минутами позже из переулка появилась машина с затемненными стеклами. За рулем сидел Коллин. Кристи Салливан села на заднее сиденье. Вместе с Биллом Бертоном она находилась в потайном месте, пока президент не присоединился к ним вечером.

Поместье Салливанов как нельзя лучше подошло для запланированного свидания, так как, по иронии судьбы, ее загородный дом был тем местом, где ее появления ожидали меньше всего. И Рассел знала, что он будет абсолютно пустым, а его система сигнализации не станет для них препятствием.

Рассел села на стул и закрыла глаза. Да, вместе с ней в этом доме находились двое из наиболее способных сотрудников секретной службы. И впервые этот факт обеспокоил главу администрации. Четверо сопровождавших ее и президента агентов были тщательно отобраны лично президентом специально для этих милых шалостей. Все они были абсолютно лояльными и отлично подготовленными. Они заботились о президенте и умели держать язык за зубами, о чем бы их не спрашивали. До сегодняшней ночи развлечения президента с замужними женщинами не порождали неразрешимых проблем. Но то, что произошло сегодня, слишком многое поставило под угрозу. Рассел покачала головой, стараясь придумать какой-нибудь план действий.

* * *

Лютер изучал ее лицо. Оно было умным, привлекательным, но и очень жестким. По нему можно было судить, насколько напряженно работает ее мозг. На лбу то появлялись, то исчезали складки. Время шло, а она не шевелилась. Затем глаза Глории Рассел открылись, обвели комнату, не упуская ничего из виду.

Лютер непроизвольно отпрянул: ее взгляд упал на него подобно лучу прожектора, ползущему по тюремному двору. Затем она перевела глаза на постель. С минуту она смотрела на спящего мужчину, а затем на ее лице появилось выражение, которое Лютер не смог расшифровать. Какая-то смесь улыбки и гримасы.

Она встала, подошла к кровати и вгляделась в Ричмонда. Всенародный любимец, живущий ради своей страны; по крайней мере, так думали люди. Человек истории. Теперь он не выглядел таким великим. Только половина его тела лежала на кровати, ноги были раскинуты, ступни почти касались пола. Неловкое положение, если не сказать больше, особенно раздетого донага человека.

Глаза ее пробежали по телу президента, задерживаясь на некоторых местах, что показалось Лютеру странным, учитывая то, что лежало на полу. Прежде чем Глория Рассел вошла в эту комнату и столкнулась лицом к лицу с Бертоном, Лютер думал, что услышит вой сирены и будет наблюдать за снующими по комнате полицейскими, следователями, медиками и коронерами, а у дверей дома будет, вероятно, стоять вереница автомобилей прессы. Очевидно, у этой женщины были другие планы.

Лютер раньше видел Глорию Рассел по различным каналам телевидения и постоянно встречал ее имя в газетах. Рассел трудно было с кем-нибудь спутать. Длинный узкий нос и высокие скулы — подарок от предков из племени чероки. Черные, как смоль, прямые волосы до плеч. Большие глаза, полные такой синевы, что они напоминали об океанских глубинах, таящих опасность для любого неосторожного.

Лютер осторожно пошевелился в кресле. Одно дело — наблюдать, как она в Белом доме разъясняет смысл последних политических решений. И совсем другое дело — видеть ее в комнате, где находится труп, когда она рассматривает пьяного, голого мужчину, лидера всего демократического мира. Лютеру уже надоел этот спектакль, и все же он не мог отвести глаз.

Рассел бросила взгляд на дверь и, быстро пройдя через комнату, заперла ее. Столь же быстро она вернулась к кровати. Она протянула руку, и на мгновение Лютер съежился от дурного предчувствия, но Рассел лишь погладила президента по лицу. Лютер расслабился, но вновь напрягся, когда ее рука скользнула на его грудь, едва задержавшись на густых волосах, и затем спустилась на его живот, поднимавшийся и опускавшийся в ритме дыхания.

После этого ее рука спустилась еще ниже, и она медленно стянула с него простыню и сбросила ее на пол. Ее рука протянулась к его паху и осталась там. Она посмотрела на дверь и опустилась на колени перед президентом. Лютер был вынужден закрыть глаза. Он не разделял интересов хозяина дома по части наблюдения представлений такого рода.

Прошло несколько долгих минут, и Лютер открыл глаза. Глория Рассел снимала чулки и аккуратно складывала их на стул. Затем она осторожно взобралась на спящего президента.

Лютер вновь закрыл глаза. Интересно, слышен ли внизу скрип кровати, подумал он. Возможно, нет: дом очень большой. И даже если слышен, то что это меняет?

Десятью минутами позже до Лютера донесся еле слышный невольный вскрик мужчины и тихий стон женщины. Но Лютер не открывал глаз. Он не знал, почему. Видимо, это была смесь животного страха и отвращения от неуважения к погибшей женщине.

Когда Лютер, наконец, открыл глаза, Рассел смотрела прямо на него. На мгновение его сердце замерло, но потом рассудок подсказал, что все в порядке. Она быстро надела чулки. Затем уверенными, плавными движениями подкрасила губы, глядя в зеркало.

На ее лице застыла улыбка, щеки раскраснелись. Она как будто помолодела. Лютер взглянул на президента. Он опять погрузился в глубокий сон; последние двадцать минут, вероятно, уже стерлись в его памяти как чрезвычайно реалистичный и приятный сон. Лютер посмотрел на Рассел.

Было ужасно видеть, как эта женщина улыбается, глядя прямо на него, в комнате, где совершилось убийство, не подозревая о его присутствии. Ее лицо было властным. И на нем было выражение, уже виденное Лютером в этой спальне. Эта женщина тоже вызывала ощущение опасности.

* * *

— Здесь надо все привести в порядок, кроме этого. — Рассел показала на труп. — Одну минуту. Может быть, он уже переспал с ней. Бертон, осмотрите каждый дюйм ее тела и удалите все, что дало бы возможность это установить. И затем оденьте ее.

Надев перчатки, Бертон пошел выполнять приказ. Коллин сидел рядом с президентом, понуждая его выпить очередную чашку кофе. Кофеин поможет ему протрезветь. Но лишь время окончательно приведет его в порядок. Рассел присела рядом. Она прикоснулась к руке президента. Теперь он был полностью одет, хотя волосы его были растрепанны. Его рука болела, но они перебинтовали ее, как могли. У него отменное здоровье; скоро все заживет.

— Господин президент! Алан! Алан! — Рассел повернула его лицо к себе.

Почувствовал ли он, что она сделала с ним? Вряд ли, думала она. Он так отчаянно хотел сегодня переспать с женщиной. Она отдала ему свое тело, не задавая никаких вопросов. А фактически, она изнасиловала его. Но, рассуждая здраво, осуществила его мечту. Неважно, помнит ли он о происшедшем, о принесенной ею жертве. Но, черт возьми, теперь он узнает, что она собирается делать дальше.

Президент приоткрыл глаза, но еще не воспринимал окружающее. Коллин помассировал ему шею. Он приходил в себя. Рассел взглянула на часы. Два часа ночи. Нужно возвращаться. Она слегка ударила его по щеке, чтобы привлечь его внимание. Коллин напрягся. Черт, эти парни видят любого насквозь.

— Алан, вы занимались с ней сексом?

— Что?..

— Вы занимались с ней сексом?

— Что?.. Нет. Не думаю. Не пом…

— Дай ему еще кофе, хоть влей в его чертову глотку, но заставь его протрезветь.

Коллин кивнул и принялся за дело. Рассел приблизилась к Бертону, чьи облаченные в перчатки руки проворно изучали каждый дюйм тела покойной миссис Салливан.

Бертону доводилось участвовать во множестве полицейских расследований. Он точно знал, что ищут следователи и где. Он не предполагал, что будет использовать свои знания, чтобы запутать следствие, но он также не предполагал, что когда-нибудь случится нечто подобное.

Бертон оглядел комнату, оценивая, какие ее части нужно осмотреть, и вспоминая, в каких еще комнатах они успели побывать. С отметинами на шее женщины и другими микроскопическими физическими уликами, несомненно, оставшимися на ее коже, ничего нельзя было поделать. Медики обязательно обнаружат их, что бы они ни предпринимали. Впрочем, ни один из этих следов реально не мог бы вывести на президента, если, конечно, полиция не будет подозревать его, а вероятность этого почти равнялась нулю.

Пусть полиция ломает голову над несоответствием попытки удушения женщины и ее смерти от пули.

Внимание Бертона опять обратилось на убитую, и он стал осторожно натягивать на нее нижнее белье. По его плечу постучали.

— Проверьте ее.

Бертон поднял глаза и попытался что-то сказать.

— Проверьте ее! — Рассел нахмурилась.

Бертон миллион раз видел, как она делает это, общаясь с персоналом Белого дома. Они все ее боялись. Он же ее не боялся, но понимал, что надо вести себя осмотрительно и выполнять распоряжения Рассел. Бертон медленно сделал то, что ему приказали. Затем положил тело в точности так, как оно упало. Он отрицательно мотнул головой.

— Вы уверены? — недоверчиво спросила Рассел, хотя по своему опыту общения с президентом отлично знала, что, скорее всего, он не был близок с этой женщиной, а если и был, то не кончил. И все же могли остаться следы. Дьявол, они могут определить что угодно по мельчайшим остаткам.

— Черт возьми, я же не гинеколог. Я ничего не нашел. Может, я что-то и увидел бы, но не захватил с собой микроскоп.

Рассел пришлось с этим смириться. Сделать еще нужно много, а время быстро уходило.

— Что сказали Джонсон и Варни?

Коллин, вливавший в президента четвертую чашку кофе, поднял голову.

— Они поинтересовались, что за чертовщина здесь происходит, если вы это имеете в виду.

— Вы же не ска…

— Я сказал то, что вы велели, и больше ничего, мэм. — Он взглянул на нее. — Они умные парни, мисс Рассел. Они работают с президентом со времени предвыборной кампании. Они не собираются ничего портить, вам ясно?

Рассел вознаградила Коллина улыбкой. Симпатичный парень и, что важнее, верный президенту охранник; он будет очень полезен ей. А вот с Бертоном могут быть проблемы. Но у нее есть сильный козырь: он и Коллин нажали на курки, возможно, по долгу службы, но кто может это подтвердить? Ясно одно: они тоже влипли.

* * *

Лютер наблюдал за их действиями, сравнивая, как бы сам поступил в подобных обстоятельствах. Парни молодцы: методичные, осторожные, все обдумали и ничего не упустили из виду. Защитники закона и профессиональные преступники по образу действий мало чем различаются. Во многом одинаковые навыки, приемы, просто направления их деятельности различаются, так неужели вся разница в этих направлениях?

Теперь женщина была полностью одета и лежала именно там, куда упала. Коллин закончил обработку ногтей ее пальцев. Под каждый ноготь он впрыснул специальный раствор и затем отсосал его шприцем, чтобы удалить частички кожи и другие улики.

Кровать была перестелена, простыня, одна из главных улик, — засунута в пакет; впоследствии ее предполагалось сжечь. Коллин уже осмотрел первый этаж.

Все предметы, которых они касались, были тщательно протерты. Бертон чистил пылесосом ковер.

Несколько раньше Лютер наблюдал, как агенты обыскивают комнату. Цель обыска заставила его невольно улыбнуться. Ограбление. Ожерелье они тоже положили в пакет вместе с множеством колец. Они создали видимость, что женщина в доме наткнулась на грабителя и тот убил ее, не зная, что в шести футах прячется наблюдающий за ними настоящий грабитель.

Свидетель!

Лютер раньше никогда не был свидетелем ограблений, кроме тех, которые совершал сам. Преступники ненавидят свидетелей. Если бы они обнаружили его, то непременно убили бы; в этом он не сомневался. Престарелый преступник, имеющий три судимости, — не слишком большая жертва ради Вождя Нации.

Президент, все еще не протрезвевший, с помощью Бертона покинул комнату. Рассел смотрела им вслед. Она не замечала, как Коллин тщательно обыскивал комнату. Наконец, его острый взгляд остановился на сумочке Рассел, которая стояла на тумбочке. Из пакета торчала рукоятка ножа. Коллин быстро вынул нож, взяв его через пластиковый пакет, и собрался вытереть. Лютер непроизвольно дернулся, увидев, как Рассел подбежала к нему и схватила за руку.

— Не надо, Коллин.

Коллин не был так догадлив, как Бертон, и определенно был не на стороне Рассел. Он удивился.

— Но, мэм, на нем же его отпечатки. И ее тоже, плюс другие следы. Я имею в виду кожу, смоченную кровью.

— Агент Коллин, президент нанял меня в качестве своего помощника. То, что вам кажется очевидным, на мой взгляд, требует дополнительного осмысления. Пока это дело не будет закрыто, нож вытирать не надо. Положите его в пакет и отдайте мне.

Коллин попытался возразить, но угрожающий взгляд Рассел заставил его замолчать. Он послушно положил нож для вскрытия конвертов в пакет и передал ей.

— Пожалуйста, будьте с ним осторожны, мисс Рассел.

— Тим, я всегда осторожна.

Она вознаградила его улыбкой. Он улыбнулся в ответ. Никогда раньше она не называла его по имени; он сомневался, знает ли она его. Он также обратил внимание, и не в первый раз, что глава администрации — очень привлекательная женщина.

— Конечно, мэм. — Он начал укладывать вещи.

— Тим…

Он взглянул на нее. Она приблизилась к нему и посмотрела прямо в глаза. Она говорила тихо и выглядела почти смущенной.

— Тим, мы столкнулись с очень необычной ситуацией. Я хочу вас кое о чем попросить. Вы понимаете?

— Это и впрямь необычная ситуация, — сказал Коллин. — У меня сердце ушло в пятки, когда я увидел занесенный над президентом нож.

Она коснулась его руки. Ее ногти были длинные и ухоженные. Она показала на нож для вскрытия конвертов.

— Пусть это останется между нами, Тим, ладно? Не говорите ни президенту, ни даже Бертону.

— Я не уверен…

Она сжала его руку.

— Тим, мне действительно нужна ваша поддержка. Президент не осознает, что произошло, и, думаю, Бертон сейчас не способен трезво оценить ситуацию. Мне нужен надежный человек. Мне нужны вы, Тим. Это слишком важно. Вы ведь понимаете? Я бы не просила вас, если бы не была уверена, что вы справитесь.

Он улыбнулся в ответ на комплимент и затем посмотрел ей в глаза.

— Хорошо, мисс Рассел. Как скажете.

Пока Коллин заканчивал сборы, Рассел смотрела на окровавленный кусок металла длиной в семь дюймов, который едва не положил конец ее политическим планам. Если бы президент погиб, для нее не было бы никакого прикрытия. Отвратительное слово — «прикрытие», но оно часто употребляется в высших политических кругах. Она слегка поежилась при мысли о газетных заголовках: «Президент найден мертвым в спальне своего близкого друга. Его жена обвиняется в убийстве. Партийные лидеры обвиняют в случившемся главу администрации Глорию Рассел». Но этого не произошло. И не произойдет.

Предмет, который она держала в руке, стоил больше, чем целая гора оружейного плутония, больше, чем вся нефть Саудовской Аравии.

Обладая этой вещью, как знать, может, она и добьется, чтобы пара претендентов называлась Рассел — Ричмонд? Перед ней открывались безграничные возможности.

Она улыбнулась и положила пакет в свою сумочку.

* * *

Вопль заставил Лютера резко повернуть голову. Его шею пронзила боль, и он чуть не вскрикнул.

В спальню вбежал президент. Глаза его были широко раскрыты, но он все еще не был полностью трезв. Воспоминания о нескольких последних часах обрушились на него, как Боинг-747, приземлившийся прямо на голову.

Вслед за ним вбежал Бертон. Президент кинулся к трупу. Рассел бросила сумочку на тумбочку около кровати, и они с Коллином перехватили его на полпути.

— Черт возьми! Она мертва! Я убил ее! О, Боже милостивый, помоги мне! Я убил ее! — закричал он и разрыдался, а затем снова закричал.

Он хотел пробиться сквозь выросшую перед ним стену, но оказался слишком слаб. Бертон пытался оттащить его сзади.

Затем Ричмонд судорожно рванулся, но потеряв равновесие, пролетел по комнате, врезался в стену и свалился на тумбочку. В конце концов президент Соединенных Штатов рухнул на пол и, хныча, скорчился в позе зародыша рядом с женщиной, с которой этой ночью собирался заняться сексом.

Лютер с отвращением наблюдал за ним. Он потер шею и медленно покачал головой. Слишком трудно становилось выносить дальше все невероятные события этой ночи.

Президент медленно приподнялся и сел на полу. Бертон, видимо, чувствовал то же, что и Лютер, но хранил молчание. Коллин вопросительно посмотрел на Рассел. Она перехватила его взгляд и самодовольно согласилась с этой незаметной сменой караула.

— Глория…

— Да, Алан.

Лютер вспомнил, с каким выражением несколько минут назад Рассел смотрела на нож. Он также знал кое-что, чего не знал никто из находившихся в комнате.

— Все будет в порядке? Сделайте так, чтобы все было в порядке! Прошу вас, Глория, пожалуйста. О Боже, Глория!

Она ободряюще опустила руку на его плечо, так же как делала это во время бесконечной предвыборной гонки.

— Все под контролем, Алан. У меня все под контролем.

Президент был еще пьян, чтобы ухватить смысл сказанного, но для нее это было неважно.

Бертон прикоснулся к миниатюрному динамику переговорного устройства, находящемуся у него в ухе, и несколько секунд внимательно слушал. Он повернулся к Рассел.

— Нужно убираться отсюда к чертовой матери. Варни заметил на дороге патрульную машину.

— Сигнализация?.. — в недоумении спросила Рассел.

Бертон отрицательно покачал головой.

— Должно быть, обычная проверка, но если они что-то увидят… — Он не стал продолжать, так как все было ясно без слов.

В этом районе богатых уехать на лимузине было лучшим способом обеспечить себе прикрытие. Рассел поблагодарила Бога за то, что взяла за правило использовать во время этих маленьких приключений взятые напрокат лимузины без постоянных водителей. Имена на всех бланках были вымышленными, аренда оплачивалась наличными. Машину забирали и через некоторое время возвращали. Они тщательно вычистят автомобиль. Полиция зайдет в тупик, если зацепится за этот след, что было крайне маловероятно.

— Пошли! — Рассел слегка запаниковала.

Президенту помогли подняться. Рассел вышла вместе с ним. Коллин забрал пакеты. Затем застыл на месте.

Лютер нервно вздохнул.

Коллин повернулся, взял с тумбочки сумочку Рассел и вышел.

Бертон завершил уборку комнаты с помощью небольшого пылесоса и тоже удалился, выключив свет и закрыв за собой дверь.

* * *

Для Лютера мир вновь стал чернильно-черным. Он впервые оказался в этой комнате наедине с мертвой женщиной. Остальные, очевидно, привыкли к лежащей на полу окровавленной фигуре, перешагивая или обходя безжизненное тело. Но Лютер еще не свыкся с трупом, находящимся в каких-то восьми футах от него.

«Богатая неразборчивая сука» — такая неофициальная эпитафия, возможно, ожидает ее. Да, разумеется, она обманывала своего мужа, хотя Лютера это не слишком заботило, но она не заслужила такой смерти. Президент не убил бы ее, это несомненно. Если бы не ее контратака, убийства не произошло бы.

Обвинять сотрудников секретной службы трудно. Это их работа, и они ее выполнили. Она совершила ошибку, попытавшись убить президента в приливе чувств, ударивших ей в голову. Возможно, это и к лучшему. Если бы Салливан оказалась чуть проворнее, а реакция агентов — чуть медленнее, она, скорее всего, провела бы остаток жизни в тюрьме. Или была бы казнена за убийство президента.

Лютер сел в кресло. Его ноги затекли. Он заставил себя расслабиться. Скоро он смоется отсюда. Нужно приготовиться к пробежке.

Ему многое требовалось обдумать, учитывая, что он невольно оказался в роли подозреваемого номер один в том, что, без сомнения, будет названо отвратительным и ужасным преступлением. Судя по богатству потерпевшего, можно было ожидать, что на поиски преступника будут брошены огромные силы полиции. Но уж точно они не будут искать ответа в резиденции президента. Они обыщут все и, несмотря на меры предосторожности, принятые Лютером, вполне могут выйти на него. Он осторожен, очень осторожен, но никогда не сталкивался с такими силами, которые будут мобилизованы на раскрытие этого преступления.

Он быстро перебрал в уме все свои действия этой ночью. Очевидных промахов вроде бы не было, но обычно неприятности приносят промахи, совсем не очевидные. Он нервно вздохнул, сжал и разжал пальцы и вытянул ноги, чтобы успокоиться. Все по порядку. Он еще не выбрался отсюда. Многое могло пойти не так, как он планировал.

Он подождет еще две минуты. Он считал секунды и видел, как они садятся в машину. Должно быть, они дождутся, когда патрульная машина окончательно скроется из виду, прежде чем уехать.

Он осторожно открыл свою сумку. В ней было наиболее ценное из содержимого этой комнаты. Он почти забыл, что пришел сюда, чтобы совершить кражу, и уже совершил ее. Его машина находилась в доброй четверти мили от дома. Он поблагодарил Бога, что давно бросил курить. Ему понадобится весь объем его легких. От скольких агентов секретной службы ему нужно будет уйти? По крайней мере, от четырех. Черт!

Зеркальная дверь медленно отворилась, и Лютер шагнул в спальню. Он еще раз нажал на кнопку и швырнул пульт обратно на кресло. Дверь закрылась.

Он взглянул на окно. Ранее он предусмотрел запасной вариант ухода. В его сумке лежал стофутовый моток чрезвычайно прочной нейлоновой веревки с узлами через каждые шесть дюймов.

Лютер обошел мертвое тело так, чтобы не ступить в лужу крови. Лишь однажды он взглянул на останки Кристины Салливан. Ее жизнь уже не вернуть. Надо позаботиться о своей собственной.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы добраться до тумбочки и пошарить рукой за ней.

Пальцы Лютера нащупали пластиковый пакет. Когда президент налетел на тумбочку, сумочка Глории Рассел опрокинулась на бок. Пакет со своим бесценным содержимым вывалился и соскользнул за тумбочку.

Лютер быстро засунул пакет в свою сумку. Он стремительно приблизился к окну и осторожно выглянул наружу. Лимузин и микроавтобус оставались на месте. Это плохо.

Он перешел к противоположной стене комнаты, достал веревку, завязал ее на ножке невероятно тяжелого комода и протянул к другому окну, через которое он выберется на часть двора, не видимую с дороги. Он осторожно открыл окно, моля Бога, чтобы все прошло гладко.

Он выбросил веревку из окна, и она повисла вдоль кирпичной стены дома.

* * *

Глория Рассел посмотрела на массивный фасад дома. Его хозяин — обладатель огромного состояния. Состояния и положения в обществе, которых Кристина Салливан не заслуживала. Она добилась их с помощью своей грудки, искусно выставляемой задницы и своего дрянного ротика, которые каким-то образом служили источником вдохновения для престарелого Уолтера Салливана, пробуждая кое-какие эмоции, глубоко запрятанные в его душе. Через полгода он о ней и не вспомнит. В его мире твердокаменного богатства и власти ничего не переменится.

Мысль пронзила ее мозг подобно молнии.

Она уже почти выбралась из лимузина, когда Коллин схватил ее за руку. Он держал кожаную сумочку, купленную ею в Джорджтауне за сотню баксов, а теперь стоившую для нее неизмеримо больше. Она опустилась обратно на сиденье, ее дыхание стало ровным, и она улыбнулась Коллину, чуть покраснев.

Президент, находящийся в полубессознательном состоянии, не заметил этого обмена взглядами.

Затем Рассел заглянула в сумочку, на всякий случай. Ее челюсть отвисла, а руки лихорадочно обшаривали немногие предметы в сумочке. Она приложила все усилия, чтобы не завопить во весь голос, и с ужасом посмотрела на молодого агента. Ножа не было. Он по-прежнему находился в доме.

Коллин рванулся вверх по лестнице, за ним побежал донельзя изумленный Бертон.

Когда Лютер услышал их шаги, он находился на полпути вниз.

Еще десять футов.

Они ворвались в спальню.

Еще шесть футов.

Два агента секретной службы заметили веревку и на мгновение остолбенели. Потом Бертон кинулся к окну.

Еще два фута. Лютер разжал руки и, ударившись о землю, побежал.

Бертон подскочил к окну. Коллин отшвырнул в сторону тумбочку: пусто. Он подбежал к Бертону. Лютер уже скрылся за углом. Бертон начал было вылезать через окно, но Коллин остановил его. Через лестницу они выйдут быстрее.

Они впопыхах кинулись к двери.

* * *

Лютер рвался вперед через кукурузное поле, уже не заботясь о том, чтобы не оставлять следов; теперь его волновало одно: выживание. Сумка немного замедляла бег, но он слишком много работал в течение последних нескольких месяцев, чтобы уйти с пустыми руками.

Он выскочил из прикрытия, которое создавали ему кукурузные заросли, и началась наиболее опасная часть его стремительного бегства: сотня ярдов открытого поля. Луна исчезла за сгустившимися облаками, уличных огней здесь не было, так что в темной одежде его вряд ли заметят. Но в темноте человеческий глаз лучше всего различает движущиеся объекты, а он двигался так быстро, как только мог.

* * *

На мгновение два агента секретной службы остановились у микроавтобуса. Из него выскочил агент Варни, и они помчались по кукурузному полю.

Рассел, опустив стекло, наблюдала за ними с выражением ужаса на лице. Даже президент зашевелился, почувствовав недоброе, но она быстро успокоила его, и он вернулся в состояние пьяной дремы.

Коллин и Бертон на бегу надели инфракрасные очки, и вид перед ними отдаленно стал походить на видеоизображение, сопровождающее компьютерную игру. Теплые предметы красные, холодные — темно-зеленые.

Агент Травис Варни, высокий и мускулистый, бежал впереди них, слабо представляя, что происходит. Он двигался с легкостью бегуна, которым когда-то был.

Состоявший в секретной службе три года, Варни был неженат и полностью предан своей профессии. Бертона он воспринимал как человека, призванного заменить его отца, убитого во Вьетнаме. Они искали кого-то, что-то совершившего здесь, в доме. Это что-то затрагивало интересы президента и, следовательно, его собственные. Варни искренне посочувствовал тому, за кем он гнался, на тот случай, если он ему попадется.

* * *

Лютер услышал погоню. Они спохватились раньше, чем он ожидал. Его первоначальная скорость снизилась, но все же была достаточно высокой. Они сделали серьезную ошибку, не погнавшись за ним на микроавтобусе. Им следовало бы догадаться, что у него есть транспорт. Это было не сожалением, а просто размышлением. Лютер радовался, что они оказались далеко не такими догадливыми, какими им, возможно, надлежало быть. В противном случае очередного восхода солнца он так и не увидел бы.

Он срезал путь, пробежав по лесной тропинке, замеченной им во время последней репетиции, и выиграл на этом около минуты. Он прерывисто дышал, его одежда насквозь промокла от пота, а ноги, как в детском кошмарном сне, казалось, двигались все медленнее.

Наконец, он выскочил из леса и, увидев свою машину, порадовался, что поставил ее капотом к дороге.

* * *

В сотне ярдов впереди себя Бертон и Коллин, наконец, увидели красную фигуру. Бегущий изо всех сил человек. Их руки потянулись к наплечным кобурам. На таком расстоянии от оружия мало толку, но они уже могли об этом не беспокоиться.

Где-то невдалеке взревел автомобильный двигатель, и Бертон с Коллином побежали так быстро, как будто их по пятам преследовал смерч.

Варни по-прежнему находился впереди них и немного левее. У него будет более выгодная линия огня, но станет ли он стрелять? Что-то подсказывало им, что не станет; его не обучали стрельбе по убегающему человеку, больше не представляющему опасности для президента, защищать которого он поклялся. Однако Варни не знал, что на карту поставлено не только благополучие президента. Под угрозой оказался целый общественный институт, и вдобавок — два агента секретной службы, уверенные, что не совершили ничего дурного, но в то же время достаточно сообразительные, чтобы понять, что груз ответственности тяжким бременем рухнет на их плечи.

Бертон был неважным бегуном, но не сбавлял скорости, пока эти мысли проносились в его голове, и более молодой Коллин с трудом поспевал за ним. Бертон понял, что они опоздали. Его ноги замедлили движение: он увидел, как, взревев мотором, автомобиль отвернул в сторону от них. Несколькими мгновениями позже он отъехал уже ярдов на двести.

Бертон остановился, опустился на одно колено и прицелился, но все, что он видел, — это облако пыли, поднятое удаляющимся автомобилем. Затем задние габаритные огни исчезли, и он окончательно потерял цель из виду.

Он повернулся к Коллину, стоящему рядом и смотревшему на него. Наконец-то они стали осознавать отдаленные последствия событий этой ночи. Бертон медленно поднялся и засунул оружие в кобуру. Он снял инфракрасные очки, Коллин сделал то же самое.

Они обменялись взглядами.

Бертон тяжело дышал, ноги его подкашивались, руки дрожали. Теперь, когда в кровь перестал поступать адреналин, его тело в полной мере ощутило усталость. Вот и все, не так ли?

К ним подбежал Варни. Бертон не настолько потерял голову от огорчения, чтобы не заметить с легкой завистью и не без гордости, что у парня даже не сбилось дыхание. Он проследит, чтобы Варни и Джонсон не пострадали вместе с ними. Они этого не заслужили.

А вот им с Коллином, видно, не поздоровится. Но когда раздался голос Варни, обреченность Бертона сменилась слабой искоркой надежды.

— Я запомнил его номер.

* * *

— Где же, черт возьми, он был? — Рассел в недоумении оглядывала комнату. — Неужели прятался под этой чертовой кроватью?

Она испытующе посмотрела на Бертона. Этот парень не прятался ни под кроватью, ни в одном из шкафов. Убирая комнату, Бертон осмотрел все эти места. Он безапелляционно сообщил ей об этом.

Бертон взглянул на веревку, а затем на открытое окно.

— О Боже, такое ощущение, что парень все время наблюдал за нами и знал, когда мы ушли из дома.

Бертон осмотрелся в поисках еще какого-нибудь призрака, рыскающего поблизости. Его взгляд остановился на зеркале, сместился дальше, остановился и вернулся обратно.

Он посмотрел на ковер перед зеркалом.

Во время уборки он несколько раз провел по этому месту пылесосом, пока все не стало ровным. Когда он закончил работу, дорогое ковровое покрытие было на добрую четверть дюйма толще, чем теперь. С тех пор, как они вернулись в комнату, туда никто не ступал.

И все же, наклонившись, он обнаружил явные следы ног. Весь участок был примят, как будто кто-то топтался по ковру. Он надел перчатки, подскочил к зеркалу, ощупывая и разглядывая его края. Крикнул Коллину, чтобы тот принес инструменты. Рассел ошеломленно наблюдала за их действиями. Бертон засунул ломик между стеной и краем зеркала, и они с Коллином со всей силой налегли на инструмент. Замок не был очень прочным; по мысли изобретателя защитить тайник должна была скорее хитрость, чем прочность.

Раздался скрежет, между зеркалом и стеной образовался зазор, и дверь распахнулась.

Бертон и вслед за ним Коллин бросились внутрь. На стене был выключатель. Комната ярко осветилась, и агенты осмотрелись по сторонам.

Рассел заглянула в дверной проем и увидела кресло. Оглядевшись, она похолодела, увидев внутреннюю поверхность двери. Прямо перед ней была кровать. Кровать, на которой не так давно… Она потерла виски; жгучая боль пронзила голову.

Полупрозрачное зеркало.

Она обернулась и обнаружила, что через ее плечо сквозь зеркало смотрит Бертон. Его предположение о том, что за ними следили, подтвердилось.

Бертон беспомощно уставился на Рассел.

— Видимо, он все время был здесь. Все это проклятое время. Я не могу в это поверить! — Он оглядел пустые полки тайника. — Похоже, он неплохо поживился. Скорее всего, деньгами и драгоценностями.

— Какая, к черту, разница?! — взорвалась Рассел, тыча пальцем в зеркало. — Этот парень все видел и слышал, а вы позволили ему уйти!

— У нас есть номер его автомобиля. — Коллин рассчитывал на еще одну одобрительную улыбку. Он ее не получил.

— Ну и что? Думаете, он будет ждать, когда мы найдем его и постучимся к нему в дверь?

Рассел опустилась на кровать. У нее кружилась голова. Если кто-то был здесь, он все видел. Она покачала головой. Сложная, но контролируемая ситуация внезапно сменилась непостижимой катастрофой и полностью вышла из-под контроля. Особенно, если учесть, что сообщил ей Коллин, когда она вошла в спальню.

Этот сукин сын завладел ножом! Отпечатки, кровь — все ведет прямиком в Белый дом!

Она посмотрела на зеркало, потом на кровать, где совсем недавно занималась сексом с ничего не соображавшим президентом. Она инстинктивно поправила жакет. Внезапно она ощутила приступ тошноты и оперлась о спинку кровати.

Из тайника вышел Коллин.

— Не забудьте, что он, находясь здесь, совершил преступление. Если он обратится в полицию, у него будут крупные неприятности. — Эта мысль осенила молодого агента, пока он разглядывал тайник.

Рассел подавила сильный приступ рвоты.

— Ему не нужно никуда идти. Ты слышал о такой штуке, как телефон? Возможно, прямо сейчас он уже звонит в «Пост». Черт! А потом завопят бульварные газетенки, и вскоре мы увидим его по телевидению, со смазанным изображением лица, снятого на каком-нибудь маленьком островке, куда он благополучно сбежал. После этого выйдет книга, а затем — кинофильм! Проклятье!

Рассел представила себе, как небольшая посылка приходит в «Пост», Генеральную прокуратуру США или лидеру меньшинства в Сенате… Куда бы она ни поступила, политический ущерб будет максимальным, не говоря уже о возбуждении уголовного дела.

В сопроводительной записке будет вежливая просьба сопоставить отпечатки пальцев и кровь на предмете с данными президента Соединенных Штатов. Это прозвучит как шутка, но они это сделают. Обязательно сделают. Отпечатки пальцев Ричмонда есть в архивах спецслужб. Найдут ее тело, проверят ее кровь, и перед ними встанут вопросы, на которые они не смогут ответить сами.

Тогда им конец, всем им конец. А этот ублюдок просто сидел здесь и ждал свой шанс. Не зная, что сегодня сорвет крупнейший куш в своей жизни. И дело не только в деньгах. Он с шумом и треском сбросит президента на землю без всяких шансов на оправдание. Часто ли такое кому-либо удавалось? Вудворд и Бернштейн в свое время стали суперменами: им удалось не совершить ни одного промаха. А это дело затмит любой Уотергейт. Ох и заварушка предстоит…

Рассел едва добралась до туалета. Бертон взглянул на труп, а затем на Коллина. Оба молчали, их сердца учащенно бились от сознания, что это сквернейшее дело может закончиться для них могилой. Не в состоянии думать о чем-либо другом, Бертон и Коллин аккуратно уложили инструменты, пока Рассел опорожняла свой желудок. Через час они закончили сборы и уехали.

* * *

Дверь за ним тихо затворилась.

Лютер прикинул, что в его распоряжении сутки, в лучшем случае двое. Он рискнул включить свет и быстро осмотрел комнату.

Его жизнь превратилась из нормальной или почти нормальной в жизнь, полную страха.

Он снял ранец, выключил свет и осторожно подошел к окну.

Ничего угрожающего. Все тихо. Побег из того дома стал самым жутким событием в его жизни, даже хуже атаки вопящих северокорейцев. Руки до сих пор подрагивали. На обратном пути каждая встречная машина, казалось, впивается фарами ему в лицо, пытаясь выведать его тайну. Дважды, когда мимо него проезжали полицейские машины, по его лбу лил пот, а дыхание перехватывало.

Машина была возвращена на ту же стоянку, с которой Лютер «позаимствовал» ее тем вечером. Номер на ней никуда их не приведет.

Он сомневался, что они могли его разглядеть. Даже если и так, то они лишь приблизительно определили его рост и телосложение. Его возраст, раса и черты лица им неизвестны, и больше они ничем не располагают. По скорости бега они, вероятно, посчитали его более молодым. Оставалась единственная зацепка, и на обратном пути он размышлял, что с ней делать. А пока он упаковал в две сумки столько вещей из нажитых за последние тридцать лет, сколько сможет унести. Сюда он уже не вернется.

Утром он закроет банковские счета; у него будет достаточно денег, чтобы убраться отсюда подальше. На его век опасностей уже хватит с лихвой. А намерение перейти дорогу президенту Соединенных Штатов было бы безумной затеей.

Свою последнюю добычу он спрятал в укромном месте. Три месяца труда ради трофея, который мог привести его к гибели. Он запер дверь и исчез в ночи.

Глава 4

В семь часов утра окрашенные под золото двери лифта открылись, и Джек вступил в роскошно отделанный холл — приемную фирмы «Паттон, Шоу и Лорд».

Люсинда еще не пришла, и главный стол в приемной, сделанный из прочного тикового дерева, весящий около тысячи фунтов и стоящий долларов по двадцать за каждый из этих фунтов, пока пустовал.

Он прошел по широкому коридору, освещаемому мягким светом неоклассических настенных канделябров, повернул направо, затем налево и через минуту открыл дубовую дверь своего кабинета. Где-то вдалеке слышался отдаленный трезвон телефонов: город просыпался и приступал к работе.

Шесть этажей общей площадью намного больше ста тысяч квадратных футов, один из лучших районов города, более двухсот высокооплачиваемых адвокатов, двухэтажная библиотека, полностью оборудованный тренажерный зал, сауна, души и индивидуальные шкафчики, десять конференц-залов, несколько сот человек обслуживающего персонала и, что важнее всего, клиенты, о которых мечтает любая другая солидная фирма страны, — все это была империя Паттона, Шоу и Лорда.

Фирма пережила период глубокого спада в конце 1970-х и затем, когда кризис завершился, обрела прежнюю силу. Теперь она процветала, тогда как многие из ее конкурентов зачахли или сбавили темп. Она располагала лучшими адвокатами практически в любой области законодательства, или, по меньшей мере, в тех областях, которые приносили наибольший доход. Многих переманили из других ведущих фирм, существенно увеличив им жалование и пообещав, что переход на другую работу не будет стоить им ни доллара.

Три главных компаньона были назначены нынешней президентской администрацией на высокие государственные посты. Компания выплатила каждому из них выходное пособие свыше двух миллионов, отлично понимая, что, вернувшись в бизнес после работы в правительстве, они с помощью своих новых деловых контактов принесут фирме десятки миллионов долларов.

Неписаным, но строго соблюдаемым правилом компании ПШЛ было то, что дело нового клиента может быть принято к производству, только если сумма сделки превышает сто тысяч долларов. Комитет по управлению решил, что работа с меньшими суммами для фирмы невыгодна. Благодаря этому правилу, фирма процветала. Людям в столице требовалось самое лучшее обслуживание, и они охотно его оплачивали.

Фирма сделала лишь одно исключение и, по иронии судьбы, для единственного, кроме Болдуина, клиента Джека. Он считал, что должен постоянно проверять справедливость этого правила. Если он хочет утвердить свое право на отказ от него, то должен как можно чаще его опровергать. Он сознавал, что вначале его победы будут незначительными, но и это было бы хорошо.

Он сел за свой стал, взял чашку с кофе и пробежал глазами «Пост». У Паттона, Шоу и Лорда было пять кухонь и три постоянно работающих администратора-хозяйственника со своими собственными компьютерами. Сотрудники фирмы выпивали около двух тысяч чашек кофе в день, но Джек покупал кофе в небольшом уличном кафе, так как не выносил то пойло, что подавали здесь. Его приготавливали из дорогого импортного порошка и получали напиток, вкусом напоминавший смесь грязи с морскими водорослями.

Он откинулся на спинку стула и оглядел свой кабинет. Неплохая комната для новичка крупной фирмы, из окна которой открывался красивый вид на Коннектикут-авеню.

В службе общественных защитников Джек делил кабинет еще с одним адвокатом; вдобавок там не было окна, только гигантский плакат с видом гавайского побережья, купленный Джеком одним отвратительным холодным утром. Однако на прежней работе кофе нравился Джеку гораздо больше.

Когда он станет компаньоном, то получит новый кабинет, вдвое больше этого, может быть, в центральной секции здания; но это пока лишь планы. При поддержке Болдуина он может стать четвертым из наиболее влиятельных сотрудников фирмы, а остальным троим уже за пятьдесят и шестьдесят, и они больше времени проводят в гольф-клубах, чем на работе. Он взглянул на часы. Пора браться за дело.

Как обычно, сегодня он пришел одним из первых, но вскоре здание станет подобным муравейнику. Зарплата на фирме ПШЛ была такой же, как на ведущих нью-йоркских фирмах, и за большие деньги требовалась соответствующая отдача. Клиенты представляли собой огромные компании, и стоимость контрактов была столь же внушительной. Ошибка при ведении дела могла привести к срыву проекта, скажем, на четыре миллиарда долларов, что вызвало бы банкротство фирмы.

Он знал, что у каждого младшего члена корпорации и младшего компаньона проблемы с желудком; четверть из них проходили тот или иной курс лечения. Джек наблюдал, как они, с бледными лицами и пухлыми телами, ежедневно маршируют по безупречно чистым коридорам ПШЛ, неся на своих плечах новый неимоверно тяжелый юридический груз. Такой ценой приходилось платить за уровень жалованья, который включал их в пятипроцентную группу самых высокооплачиваемых специалистов страны.

Он единственный среди них был пока свободен от бремени компаньонства. В юриспруденции власть клиента — великий уравнитель. Он проработал у Паттона, Шоу и Лорда около года, являлся младшим членом корпорации, но уже удостоился уважения самых высокопоставленных и опытных сотрудников фирмы.

Все это заставило бы его чувствовать себя виноватым и недостойным, если бы он не был столь же невысокого мнения об остальной своей жизни.

Он проглотил последний крошечный пончик, подался вперед и открыл папку. Часто его работа была монотонной и не соответствовала уровню мастерства — решаемые им задачи не были интересными и увлекательными. Заключение договоров об аренде земли, формирование компаний с ограниченной ответственностью, составление меморандумов о намерениях — всем этим были заполнены его рабочие дни, и эти дни становились все длиннее и длиннее, однако он быстро схватывал все новое; ему приходилось это делать ради того, чтобы выжить. Навыки работы в суде теперь стали для него практически бесполезными.

Фирма традиционно не занималась судебными тяжбами, предпочитая более прибыльные и безопасные дела в области налогового и корпоративного права. Если все же суд становился неизбежным, его переадресовывали элитным фирмам, специализирующимся на судебных тяжбах, которые, в свою очередь, передавали Паттону, Шоу и Лорду попадавшую к ним несудебную работу. Такая практика сложилась давно и полностью себя оправдала.

До перерыва на ланч две кипы бумаги перекочевали из его входящего лотка в исходящий, он продиктовал три отчета о ревизиях и пару писем и четыре раза переговорил по телефону с Дженнифер, напоминавшей ему об обеде в Белом доме, куда они собирались этим вечером.

Какая-то организация присудила ее отцу титул «Бизнесмен года». То, что такое событие стало поводом для приема в Белом доме, говорило очень многое о тесной связи президента с крупным бизнесом. По крайней мере, Джек увидит его вблизи. Скорее всего, знакомство с ним не состоится, хотя кто знает?..

— Уделишь мне минутку?

В дверь просунулась лысеющая голова Барри Элвиса. Он был старшим членом корпорации; это означало, что его попытки стать компаньоном не увенчались успехом более трех раз, и теперь вряд ли когда-либо увенчаются. Благодаря таким качествам, как трудолюбие и ум, его была бы счастлива принять на работу любая фирма. Однако Барри был лишен способности убеждать собеседника и, следовательно, привлекать в фирму новых клиентов. Он зарабатывал сто шестьдесят тысяч в год и работал достаточно усердно, чтобы получать ежегодно еще двадцать в виде премий. Его жена не работала, дети посещали частные школы, он ездил на «бимере» последней модели, и жаловаться ему было почти не на что.

Очень опытный адвокат, имеющий за плечами десятилетний стаж работы по самым сложным делам, он терпеть не мог Джека Грэма.

Джек жестом пригласил его войти. Он знал, что Элвис не любит его, понимал почему и относился к этому спокойно. Конечно, он мог схлестнуться с таким, как Элвис, но это пока не пойдет ему на пользу.

— Джек, надо бы разобраться с объединением Бишопа.

Джек в недоумении уставился на него. Это дело — настоящий гвоздь в ботинке — давно закрылось, по крайней мере, он так считал.

— Я полагал, Реймонд Бишоп давно забыл об этом деле.

Элвис опустился на стул и положил на стол Джека папку толщиной в четырнадцать дюймов.

— Дела умирают, а затем вновь оживают, чтобы схватить тебя за горло. Твои пояснения по поводу вторичных финансовых документов необходимы нам завтра во второй половине дня.

Джек едва не выронил ручку.

— Это же четырнадцать соглашений и больше пятисот страниц текста, Барри! Когда ты об этом узнал?

Элвис поднялся, и Джек уловил на его лице плохо скрываемую усмешку.

— Пятнадцать соглашений и, согласно официальным данным, шестьсот тринадцать страниц текста через один интервал, не считая вещественных доказательств. Спасибо, Джек. Паттон, Шоу и Лорд высоко ценят твою работу. — Он вновь повернулся к нему. — Ах да, желаю приятно провести время в компании президента, и передай от меня привет мисс Болдуин.

Элвис вышел из комнаты.

Джек посмотрел на гору документов перед собой и потер виски. Интересно, подумал он, когда в действительности этот сукин сын узнал про воскресшее дело Бишопа? Что-то подсказывало ему, что не сегодня утром.

Он взглянул на часы, позвонил своей секретарше и отложил все остальные свои дела, взял восьмифунтовую папку и отправился в конференц-зал номер девять, самый маленький и уединенный зал фирмы, где можно было спрятаться от всех и спокойно поработать. Он мог напряженно трудиться еще шесть часов, пойти на прием, вернуться, работать всю ночь, затем принять душ, побриться, закончить со своими пояснениями и положить их на стол Элвиса к трем, максимум к четырем часам дня. Черт бы его побрал!..

Обработав шесть соглашений, Джек доел остатки своих чипсов, допил кока-колу, натянул пиджак и спустился вниз.

На такси он добрался до дома. И остановился в растерянности.

Перед его домом был припаркован «ягуар». Тщеславная надпись УСПЕХ на номерном знаке подсказала, что его дожидается его будущая прекрасная половина. Должно быть, она им недовольна. Она снисходила до того, чтобы посетить его дом, лишь если была им недовольна и желала дать ему это понять.

Джек посмотрел на часы. Немного опоздал, но только совсем немного. Открывая входную дверь, он провел ладонью по подбородку; может, ему не надо бриться. Она сидела на диване, застелив его простыней. Он не мог не признать: она выглядела блистательно; настоящая голубая кровь, как бы это мало ни значило в нынешние времена. Даже не улыбнувшись, она поднялась и взглянула на Джека.

— Ты опоздал.

— У меня много работы.

— Это не причина. Я тоже работаю.

— Да, но разница в том, что твой шеф носит такую же фамилию, как ты, и ты вертишь им, как заблагорассудится.

— Мама с папой уже уехали. Лимузин будет здесь через двадцать минут.

— Еще масса времени. — Джек разделся и прыгнул под душ. Он высунулся из-за занавески. — Джен, ты не могла бы достать мой синий пиджак?

Она зашла в ванную и оглядела ее с плохо скрываемым отвращением.

— В приглашении сказано: смокинг.

— Смокинг предпочтителен, — поправил он ее, смывая с глаз мыло.

— Джек, не надо. Ради всего святого, это же Белый дом, это же президент.

— Они оставляют это на твое усмотрение — смокинг или не смокинг, — и я пользуюсь своим правом отказаться от смокинга. Кроме того, у меня его нет. — Он улыбнулся ей и задернул занавеску.

— Ты же собирался его купить.

— Я забыл. Ладно, Джен, ради Бога. Никто не будет за мной наблюдать, никого не будет волновать, как я одет.

— Спасибо вам, Джек Грэм, большое спасибо. Я просила вас только об одном небольшом одолжении.

— Тебе известно, сколько стоит эта ерунда?

Мыло щипало ему глаза. Он подумал о Барри Элвисе, о необходимости работать всю ночь и объяснять это Дженнифер и ее отцу, и его голос стал строже.

— И как часто мне придется надевать эту чертовщину? Один, два раза в год?

— Когда мы поженимся, мы будем посещать много приемов, где смокинг не предпочтителен, а обязателен. Так что это хорошее вложение денег.

— Лучше уж я буду тратить свою зарплату на бейсбольную лотерею. — Он снова высунул голову, чтобы показать, что он шутит, но ее уже не было.

Он вытер волосы полотенцем, обмотал его вокруг пояса и зашел в крошечную спальню, где обнаружил висящий на двери новый смокинг. Перед ним возникла улыбающаяся Дженнифер.

— Подарок от «Болдуин энтерпрайзиз». Это Армани. На тебе он будет смотреться великолепно.

— Откуда ты узнала мой размер?

— Твой рост — ровно сорок два. Ты мог бы работать моделью. Личной моделью Дженнифер Болдуин. — Она обвила его плечи своими благоухающими руками и прижалась к нему.

Он ощутил прикосновение ее груди к своей спине и пожалел, что у него нет времени, чтобы воспользоваться случаем. Хотя бы один раз без этих чертовых херувимов и колесниц. Возможно, все прошло бы чуть по-другому.

Он с вожделением взглянул на маленькую, неубранную кровать. Ему предстояло работать всю ночь. Черт бы побрал Барри Элвиса и неугомонного Реймонда Бишопа.

Почему каждый раз, когда он видит Дженнифер Болдуин, ему хочется, чтобы их отношения как-то изменились, а точнее, улучшились? Значит, нужно измениться ей, или ему, или им обоим так, чтобы прийти к взаимному согласию? Она прекрасна и имеет все, о чем можно только мечтать. Господи, чего же ему тогда не хватает?

* * *

Лимузин двигался по улицам, только что пережившим кошмар часа пик. В семь часов вечера, в рабочий день, деловая часть округа Колумбия была довольно пустынной.

Джек осмотрел свою невесту. Ее легкое, но очень дорогое платье не скрывало отточенной линии шеи. Совершенные, тонкие черты лица изредка озарялись царственной улыбкой. Ее пышные золотисто-каштановые волосы были собраны в пучок на макушке; обычно она их распускала. Она выглядела, как одна из самых шикарных супермоделей.

Он подвинулся ближе к ней. Она улыбнулась ему, проверила в зеркальце свой безупречный макияж и погладила его по руке.

Он провел ладонью по ее бедру и слегка задрал подол платья. Она мягко отстранилась от него.

— Может, позже, — тихо прошептала она, чтобы не услышал водитель.

Джек улыбнулся и заметил, что позже у него может разболеться голова. Она засмеялась, а он вспомнил, что сегодня вечером никакого «позже» не будет.

Он вновь откинулся на спинку мягкого сиденья и посмотрел в окно. Раньше он никогда не бывал в Белом доме, а Дженнифер была там уже дважды. Она не нервничала, в отличие от него. Он поправил свой галстук-бабочку и пригладил волосы: они свернули в сторону Белого дома.

Охрана Белого дома тщательно проверила их. Дженнифер, как обычно, удостоилась восхищенных взглядов всех присутствующих мужчин и женщин. Когда она наклонилась, чтобы поправить туфельку, ее грудь чуть выступила из платья стоимостью в пять тысяч долларов, что заставило почувствовать себя гораздо счастливее нескольких сотрудников Белого дома. На Джека, как обычно, мужчины смотрели с завистью. Затем они прошли в здание и предъявили свои приглашения офицеру морской пехоты, который провел их по коридору, а потом вверх по лестнице в Восточный зал.

* * *

— Черт возьми! — Президент нагнулся, чтобы поднять текст своей речи на сегодняшнем приеме, и боль пронзила его предплечье. — Думаю, у меня повреждено сухожилие, Глория.

Глория Рассел опустилась в одно на широких плюшевых кресел, которыми жена президента обставила Овальный кабинет.

Первая леди обладала хорошим вкусом, но не более того. Она была мила, однако не блистала интеллектом. Никакого покушения на власть президента и хорошая поддержка на выборах.

Ее происхождение было безупречным: старые связи, старые деньги. Связь президента с консервативной частью богачей нисколько не подрывала его позиции среди либералов, правда, главным образом благодаря его личному обаянию и способности достигать согласия.

— Думаю, мне нужно показаться врачу. — Президент, так же как и Рассел, был не в лучшем расположении духа.

— А как ты объяснишь прессе, откуда у тебя колотая рана?

— А что, черт возьми, врачебной тайны уже нет?

Рассел закатила глаза. Иногда он был таким тупицей.

— Алан, ты же живешь будто под микроскопом, все, связанное с тобой, становится достоянием гласности.

— Ну, положим, не все.

— Поживем — увидим, не так ли? Это далеко не конец, Алан.

После событий прошедшей ночи Рассел выкурила три пачки сигарет и выпила литра два кофе. В любой момент их мир, их карьера могли рассыпаться в прах. Вот-вот в дверь постучится полиция. Она еле сдерживалась, чтобы, закричав, не выбежать из комнаты. Тошнота волнами накатывалась на нее. Она сжала зубы и вцепилась в кресло. Мысли о полном крахе не покидали ее.

Президент бегло просмотрел текст, кое-что запоминая; остальное он скажет экспромтом. У него была феноменальная память, что не раз сослужило ему хорошую службу.

— Для этого я и нанял тебя, Глория, не так ли? Чтобы все улаживать.

Он посмотрел на нее.

Знает ли он, что она сделала с ним, подумала она. Ее тело напряглось и расслабилось. Нет, он не может этого знать. Она вспомнила его пьяные причитания; Господи, как бутылка виски способна изменить человека!..

— Конечно, Алан, но все же необходимо принять некоторые решения. Нужно выработать различные варианты действий в зависимости от того, с чем нам придется столкнуться.

— Я не могу полностью изменить свои планы. Кроме того, этот парень нам ничего не сделает.

Рассел покачала головой.

— Я не уверена.

— Ну только подумай! Он же совершил кражу! Думаешь, он попытается попасть в вечерние выпуски новостей? Да его же моментально засадят за решетку. — Президент покачал головой. — Я в безопасности. Этот парень не посмеет тронуть меня, Глория. Никогда.

Возвращаясь на лимузине в город, они выработали общий план действий. Их позиция будет проста: категорическое отрицание. Абсурдность любых обвинений, если они будут, сыграет им на руку. И сама эта история тоже была абсурдной, несмотря на свою абсолютную истинность. Сочувствие Белого дома к бедному, неуравновешенному преступнику и его несчастной семье.

Конечно, события могли бы развиваться и иначе, но Рассел предпочла пока не говорить об этом президенту. На самом деле выработанный ими сценарий казался ей наиболее вероятным. Только такой ход событий позволит ей сохранить свое место.

— Произошли и более странные вещи. — Она посмотрела на него.

— Вы же убрали там все следы, ведь так? Они ничего не найдут, кроме нее, правда? — В его голосе послышались нотки нервозности.

— Правда. — Рассел закусила губу.

Президент не знал, что в руках свидетеля находится нож для вскрытия конвертов с отпечатками пальцев и следами крови его и Кристины Салливан.

Она встала и прошлась по комнате.

— Конечно, я не могу говорить о наличии явных признаков сексуального контакта. Но если бы даже они и были, то не вывели бы следствие на тебя.

— Боже мой, я даже не помню, занимались мы этим или нет. Похоже, что занимались.

При этом замечании она невольно улыбнулась. Президент повернулся и взглянул на нее.

— А как насчет Бертона и Коллина?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты с ними разговаривала? — В вопросе был явный подтекст.

— Им, как и тебе, есть что терять, не так ли, Алан?

— Как и нам, Глория, как и нам. — Он поправил галстук перед зеркалом. — Что с нашим лазутчиком? Есть какие-нибудь зацепки?

— Пока нет, они проверяют номерной знак.

— Когда, по-твоему, ее хватятся?

— Думаю, скоро. Через пару деньков. Ее хватятся, наведут справки. Позвонят ее мужу, проверят дом. Завтра, может, послезавтра, максимум через три дня.

— А затем начнется полицейское расследование.

— Здесь мы ничего не можем поделать.

— Но ты будешь полностью в курсе дела?

Брови президента озабоченно сдвинулись, когда он стал перебирать в уме возможные варианты развития событий. Переспал ли он с Кристи Салливан? Ему хотелось верить, что да. По крайней мере тогда эта ночь не была бы полным провалом.

— Настолько в курсе, чтобы не вызвать подозрений.

— Это довольно просто. Можешь объяснить свою заинтересованность тем, что Уолтер Салливан — мой близкий друг и политический союзник. Естественно, мне небезразлично, как продвигается следствие. Обдумай все хорошенько, Глория, я плачу тебе именно за это.

А ты хотел переспать с его женой, подумала Рассел. Тоже мне друг.

— Эта мысль уже приходила мне в голову, Алан.

Она закурила и медленно выпустила дым. Ничего, пока все нормально. Надо лишь держаться в этом деле впереди него. Всего лишь на один шажок впереди, и все будет в порядке. Это нелегко; он очень проницателен, но в то же время самоуверен. Самоуверенные люди, как правило, переоценивают собственные возможности и недооценивают возможности других.

— Никто не знал, что она встречается с тобой?

— Думаю, она действовала скрытно, Глория. Чердак у Кристи не был переполнен, ее достоинства располагались ниже, но она неплохо разбиралась в экономике. — Он подмигнул главе администрации. — Если бы ее муж обнаружил, что она развлекается на стороне, даже с президентом, она потеряла бы около восьмисот миллионов.

Рассел знала о странном пристрастии Уолтера Салливана к наблюдениям из-за зеркала. Слава Богу, что там, в темноте, сидел не сам Салливан.

— Я предупреждала тебя, Алан, что твои маленькие приключения могут для нас плохо кончиться.

Президент с недоумением посмотрел на нее.

— Послушай, не думаешь ли ты, что я первый парень, занимающий этот пост, который позволяет себе развлечься на стороне? Не будь так дьявольски наивна, Глория. К тому же я в миллион раз осторожнее, чем многие из моих предшественников. Я несу всю тяжесть моей работы… и не упускаю своих шансов. Поняла?

Рассел нервно почесала шею.

— Безусловно, господин президент.

— Итак, остается всего один парень, который может нам навредить.

— Чтобы разрушился карточный домик, достаточно упасть одной карте.

— Неужто? Но в этом домике живет уйма народу. Не забывай об этом.

— Конечно, шеф, я помню.

В дверь постучали.

— Пять минут, сэр, — сообщил вошедший помощник Глории Рассел.

Президент кивнул и жестом попросил его удалиться.

— Этот прием как нельзя вовремя.

— Рансом Болдуин внес огромный вклад в твою предвыборную кампанию, так же как и все его друзья.

— Дорогая, не тебе указывать, перед кем у меня политические долги.

Рассел встала и приблизилась к нему. Она взяла его за руку и пристально посмотрела в лицо. На его левой щеке был небольшой шрам. Напоминание о шрапнели, угодившей туда во время краткосрочного пребывания в армии в конце вьетнамской войны. Когда его политическая карьера пошла в гору, все женщины сошлись на том, что это крошечное несовершенство сильно увеличивает его привлекательность. Рассел поймала себя на том, что разглядывает этот шрам.

— Алан, для защиты твоих интересов я сделаю все что угодно. Все обойдется, но нам необходимо работать вместе. Мы одна команда, Алан, и мы отличная команда. Им не удастся причинить нам вред, если мы будем действовать сообща.

Какое-то мгновение президент изучал ее лицо и затем ответил ей той улыбкой, которая обычно сопровождала заголовки на первых полосах газет. Он чмокнул ее в щеку и прижал к себе, а она прильнула к нему.

— Я люблю тебя, Глория. Ты — моя опора. — Он поднял текст речи. — Время выступать.

Он повернулся и вышел. Рассел посмотрела ему вслед, тщательно вытерла щеку и последовала за ним.

* * *

Джек разглядывал роскошно отделанный Восточный зал. Здесь собралось множество наиболее влиятельных людей страны. Всюду вокруг него сплетались утонченные сети бесед, а ему оставалось лишь стоять и пялиться по сторонам. Он осмотрел зал и заметил свою невесту, оживленно болтающую с конгрессменом из какого-то западного штата. Она, несомненно, пыталась обеспечить «Болдуин энтерпрайзиз» поддержку еще одного надежного законодателя.

Его невеста тратила много времени на деловое общение с представителями власти всех уровней, от уполномоченных округов до председателей сенатских комитетов. Дженнифер умела нащупать нужные струнки человеческого самолюбия, добиться расположения собеседника и сделать так, чтобы все нужные фигуры были расставлены по местам, когда «Болдуин энтерпрайзиз» намеревалась провернуть очередное дело. То, что за последние пять лет доходы компании ее отца удвоились, было в значительной степени ее заслугой. И в самом деле, какой мужчина мог устоять перед ней?

Рансом Болдуин, ростом шесть футов пять дюймов, с густыми седыми волосами и бархатным баритоном, мелькал то здесь, то там, пожимая руки политикам, которых он уже заполучил, и ведя переговоры с теми, кто ему еще не принадлежал.

Церемония награждения была короткой. Джек посмотрел на часы. Скоро придется возвратиться на службу. Дженнифер сказала, что в одиннадцать в отеле «Уиллард» состоится вечеринка для узкого круга приглашенных. Он провел рукой по лицу. Черт, ему везет, как утопленнику…

Он уже собрался отозвать Дженнифер в сторонку, чтобы объяснить ей причину своего раннего ухода, но в этот момент к ней подошел президент, к ним присоединился ее отец, и через мгновение все трое направились к нему.

Джек поставил на стол свой бокал и прокашлялся, чтобы не показаться полным идиотом, если слова вдруг начнут застревать у него в горле. Дженнифер и ее отец разговаривали с президентом, как старые друзья. Они болтали и смеялись, как будто это был какой-нибудь дядюшка Нед из Оклахомы. Но это был не дядюшка Нед, это, черт возьми, был президент Соединенных Штатов!

— Так вы и есть тот счастливчик? — Президент благожелательно улыбнулся.

Они пожали друг другу руки. Он был одного роста с Джеком, и Джек с восхищением отметил, что на такой работе президент сумел остаться подтянутым и бодрым.

— Джек Грэм, господин президент. Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр.

— У меня такое ощущение, как будто я уже вас знаю, Джек. Дженнифер мне столько про вас рассказывала. Главным образом, хорошего. — Он улыбнулся.

— Джек — компаньон на фирме «Паттон, Шоу и Лорд».

Дженнифер все еще держалась за руку президента. Она взглянула на Джека и мило улыбнулась ему.

— Пока еще не компаньон, Джен.

— Это вопрос времени, — загудел голос Рансома Болдуина. — Имея такого клиента, как «Болдуин энтерпрайзиз», ты можешь назначать свою цену любой фирме страны. Не забывай об этом. Не позволяй Сэнди Лорду вешать тебе лапшу на уши.

— Прислушайтесь к нему, Джек, его голосом говорит сам опыт. — Президент поднял свой бокал и сразу же невольно отдернул руку вниз.

Дженнифер, почувствовав толчок, отпустила его руку.

— Извините, Дженнифер. Надо меньше играть в теннис. Опять проблемы с этой чертовой рукой. Ну что ж, Рансом, похоже, у вас отличный протеже.

— Да, но ему придется сразиться с моей дочерью за право управлять империей. А может, Джек будет королевой, а Джен — королем? Как на это смотреть с точки зрения равноправия? — Рансом громко рассмеялся.

Джек почувствовал, что краснеет.

— Рансом, я всего лишь юрист, я вовсе не подыскиваю себе свободный трон. В жизни есть много других занятий.

Джек взял свой бокал. Разговор повернулся не так, как ему хотелось бы. Он был вынужден защищаться. Джек раздавил зубами маленький кусочек льда. И что на самом деле Рансом Болдуин думает о своем будущем зяте? Особенно теперь? Впрочем, Джека это не особенно беспокоило.

Рансом перестал смеяться и внимательно посмотрел на него. Дженнифер задрала нос, как она поступала всегда, когда Джек говорил что-то, по ее мнению, неуместное, а это случалось очень часто. Президент посмотрел на каждого из них, улыбнулся и, извинившись, ушел. Он направился в угол зала, где стояла женщина.

Джек смотрел ему вслед. Он видел эту женщину по телевидению, она объясняла позицию президента по всевозможным вопросам. Глория Рассел сейчас не выглядела особенно счастливой, но, вероятно, счастье редко посещает людей, вынужденных решать мировые проблемы.

Однако это уже были побочные мысли. Джек познакомился с президентом, пожал ему руку. Пусть его рука заживает быстрее. Он отвел Дженнифер в сторону и объяснил ситуацию. Она не испытала удовольствия.

— Это совершенно неприемлемо, Джек. Осознаешь ли ты, как много значит для папы сегодняшний вечер?

— Послушай, я же всего лишь работяга, тебе это известно?

— Это смешно! И ты это знаешь! Никто на этой фирме не может требовать от тебя столь многого, не говоря уж о каком-то ничтожном члене корпорации.

— Джен, это не так уж и страшно. Я прекрасно провел время. Твой папа получил свою награду. Теперь пора снова браться за работу. А что касается Элвиса… он, конечно, иногда дает мне пинка под зад, но он работает так же много, если не больше, чем я. Надо с этим смириться.

— Это нечестно, Джек. Ты ставишь меня в неудобное положение.

— Джен, это моя работа. Я сказал не беспокойся, значит, не беспокойся. Увидимся завтра. Обратно я доберусь на такси.

— Папа будет очень недоволен.

— Папа и не заметит моего отсутствия. Ну ладно, выше нос. И не забудь, что ты сказала насчет «позже». Может, для разнообразия у меня дома?..

Она позволила ему себя поцеловать. Когда Джек ушел, она бросилась к отцу.

Глава 5

Кейт Уитни остановилась на стоянке перед своим домом. С пакетом, наполненном продуктами, в одной руке и чемоданчиком с деловыми бумагами в другой она поднялась на четыре лестничных пролета. В домах такого разряда есть лифты, но работают они не постоянно.

Она быстро переоделась в спортивный костюм, проверила сообщения на автоответчике и отправилась назад на улицу. Перед статуей Улисса Гранта она немного размяла руки и ноги и побежала.

Она направилась на запад, мимо музея авиации и космонавтики, затем мимо Смитсоновского замка, который, со всеми его башнями, зубчатыми стенами и итальянской архитектурой двенадцатого века, казался довольно необычной постройкой. Двигаясь ровно, легко и с постоянной скоростью, она пересекла парк в его самой широкой части и дважды обежала памятник Вашингтону.

Дыхание ее немного участилось, футболка и куртка стали влажными от пота. Когда она бежала по краю Приливной бухты, народу вокруг заметно прибавилось. Люди со всей страны возвращались ранней осенью в город, отдохнув от летнего наплыва иностранных туристов и нещадной вашингтонской жары.

Чтобы не задеть гуляющего без присмотра малыша, она свернула в сторону и столкнулась с другим бегуном, двигавшемся ей навстречу. Оба рухнули на землю.

— Черт. — Мужчина быстро перекатился по земле и поднялся на ноги.

Она тоже начала подниматься, глядя на него и готовясь принести извинения, но тут же снова села. Возникла немая сцена; вокруг них топтались многочисленные туристы из Арканзаса и Айовы, обвешанные фотоаппаратами и видеокамерами.

— Привет, Кейт. — Джек подал ей руку, помог встать и перейти под одно из терявших листву деревьев на берегу Приливной бухты.

Огромный мемориал Джефферсона возвышался над спокойными водами залива; внутри ротонды четко виднелся высокий силуэт третьего президента страны.

Лодыжка Кейт стала опухать. Она сняла кроссовку и носок и принялась растирать ногу.

— Я не думала, что у тебя по-прежнему есть время для бега, Джек.

Она оглядела его: никаких признаков лысины, никакого брюшка, никаких морщин на лице. Для Джека Грэма время как будто остановилось. Она не могла не признать, что он выгладит отлично. Что касается ее, то здесь картина была более чем удручающая.

Про себя она выругалась, что так и не успела постричься, и еще раз выругалась, что подумала об этом. Капелька пота скатилась у нее по носу, и она раздраженно смахнула ее.

— Я и представить себе не мог, что у тебя тоже есть время. Не знал, что прокуроров отпускают домой до наступления полуночи. Сбавляешь темп?

— Вот именно. — Она потерла ноющую лодыжку. Он заметил гримасу боли на ее лице, наклонился и взял в руки ее ступню. Она отдернула ногу. Он взглянул на нее.

— Помнишь дни, когда я стал почти профессиональным массажистом, а ты была моим лучшим и единственным клиентом? Никогда не видел женщины с такими хрупкими лодыжками, а все остальное в тебе прямо-таки пышет здоровьем.

Она расслабилась, позволив ему поработать над своей лодыжкой и ступней, и вскоре поняла, что он не утратил навыка. Что он имел в виду, говоря о ее здоровье? Она нахмурилась. В конце концов, она бросила его и поступила абсолютно правильно. Так ли это?

— Я слышала про Паттона и Шоу. Поздравляю.

— Это под силу любому юристу при поддержке миллионера. — Он улыбнулся.

— Да, и о помолвке я тоже читала в газетах. Еще раз поздравляю.

Теперь он не улыбался. Интересно, почему, подумала она. Он осторожно надел на ее ногу носок и кроссовку и посмотрел на нее.

— Лодыжка довольно сильно распухла, пару дней ты не сможешь бегать. Моя машина стоит недалеко отсюда, видишь? Я тебя подброшу.

— Я возьму такси.

— Так ты доверяешь таксистам больше, чем мне? — Он сделал вид, что уязвлен. — Кроме того, у тебя нет ни одного кармана. Будешь добираться автостопом? Желаю удачи.

Она посмотрела на свои шорты. Ключ лежал в носке, и он уже заметил эту выпуклость. Она улыбнулась при мысли о возникшей дилемме, сжала губы, и кончик языка скользнул по нижней губе. Он прекрасно помнил эту ее привычку и хотя они не виделись уже несколько лет, ему вдруг показалось, что он и Кейт никогда не расставались.

Джек распрямил ноги и встал.

— Я бы дал тебе взаймы, но я тоже без гроша.

Она поднялась, оперлась на его плечо и проверила состояние лодыжки.

— Я думала, частная практика приносит неплохой доход.

— Верно. Но я никогда не умел обращаться с деньгами. Ты же знаешь.

Это было правдой; ей всегда приходилось сводить доходы с расходами. Хотя в то время сводить особенно было нечего.

Джек поддерживал Кейт за плечо, когда она заковыляла к его машине, десятилетнему микроавтобусу «субару». Она удивленно уставилась на автомобиль.

— Ты так от него и не избавился?

— Ну, ему еще ездить и ездить. И потом, это целая история. Видишь вот это пятно? Твое карамельное мороженое «Дэйри Куин», 1986 год, ночь перед моим выпускным экзаменом по налоговой системе. Ты не могла заснуть, а я не мог больше заниматься. Помнишь? Ты тогда слишком резко повернула.

— У тебя слишком избирательная память. А я помню, как ты вылил мне на спину молочный коктейль, потому что я жаловалась на жару.

— Да, что было, то было. — И они, рассмеявшись, сели в машину.

Она внимательнее пригляделась к пятну и осмотрела салон. Воспоминания нахлынули на нее огромными волнами.

Она взглянула на заднее сиденье. Ее брови приподнялись. Если бы оно умело говорить… Она повернулась и, поймав на себе его взгляд, почувствовала, что краснеет.

Они влились в редкий поток автомобилей и направились на восток города. Кейт немного нервничала, но чувствовала себя довольно уютно, как будто все это происходило четыре года назад, и они просто решили проехаться, чтобы выпить кофе, купить свежих газет или позавтракать где-нибудь в Шарлоттсвилле либо в одном из кафе, разбросанных по Капитолийскому холму. Все это было очень давно, напомнила она себе. Сегодня все по-другому. Она немного опустила боковое стекло.

Джек следил за дорогой и одновременно наблюдал за ней. Их встреча не была случайной. На самом деле, она бегала по одному и тому же маршруту в парке с тех пор, как они переехали в округ Колумбия и поселились в небольшой многоэтажке в юго-восточной часта города рядом с Истерн Маркет.

В то утро Джек проснулся в таком отчаянии, какого не испытывал с тех пор, как Кейт оставила его четыре года назад, а через неделю после этого он осознал, что она не вернется. И теперь, когда на горизонте маячила его свадьба, он решил, что ему во что бы то ни стало нужно повидать Кейт. Он не мог смириться с тем, что этот огонек погаснет. Скорее всего, из них двоих лишь он один еще замечал его мерцание. И не найдя в себе смелости оставить сообщение на автоответчике, он решил поискать ее в парке среди туристов.

До того как они столкнулись, он бегал уже около часа, оглядывая встречных в поисках лица с фотографии в рамке. Он заметил ее минут за пять до их внезапной встречи. Если бы его пульс уже не участился в два раза под влиянием бега, то он все равно возрос на столько же, как только Джек увидел ее, непринужденно и легко бегущую по дорожке. Конечно, он не желал, чтобы она повредила лодыжку, но именно поэтому она сидела теперь в его машине и он вез ее домой.

Кейт собрала волосы в «конский хвост» с помощью шнурка, обмотанного вокруг ее запястья.

— Как идет работа?

— Нормально. — Ему не хотелось разговаривать о работе. — Как твой старик?

— Тебе лучше знать. — У нее не было ни малейшего желания разговаривать об отце.

— Я не видел его с тех пор, как…

— Счастливчик. — Она замолчала.

Джек покачал головой: какой же он идиот, что завел разговор о Лютере. Он все-таки надеялся, что по прошествии стольких лет отец и дочь, наконец, помирятся. Очевидно, этого не случилось.

— Я наслышан о твоих успехах в прокуратуре.

— Это точно.

— Я не шучу.

— С каких это пор?

— Кейт, мы все взрослеем.

— Только не Джек Грэм. Прошу тебя, не надо.

Они свернули направо, к Конститьюшн, и направились в сторону Юнион Стейшн. Джек внезапно спохватился. Он знал, куда ехать, но не хотел, чтобы она узнала об этом.

— Я плохо здесь ориентируюсь. Куда теперь?

— Извини. Обогнуть Капитолий, затем к Мэриленд и налево, к Третьей улице.

— Тебе там нравится?

— При моей зарплате вполне. Дай-ка подумать… Ты, наверное, живешь в Джорджтауне, в одном из тех огромных домов с помещениями для прислуги?

— Я никуда не переезжал, — пожал плечами Джек. — Живу все там же.

Она изумленно посмотрела на него.

— Джек, куда же ты тогда деваешь деньги?

— Покупаю все, что мне нужно, а нужно мне очень немного. — Он тоже взглянул на нее. — Кстати, как насчет мороженого «Дэйри Куин»?

— В этом городе его нет, я уже искала.

Он резко развернулся, усмехнувшись при звуке обращенных к нему автомобильных сирен, и нажал на педаль газа.

— Видимо, вы плохо искали, коллега.

* * *

Через полчаса он въехал на стоянку перед ее домом. Он обежал машину, чтобы помочь ей выбраться. Поврежденный сустав распух еще больше. Почти все мороженое было уже съедено.

— Я помогу тебе подняться.

— Незачем.

— Я же повредил тебе лодыжку. Позволь мне хоть частично загладить свою вину.

— Я справлюсь сама, Джек.

Ему были знакомы эти интонации, даже теперь, по прошествии четырех лет. Он устало улыбнулся и отошел в сторону. Она медленно поднялась до середины лестницы. Когда он уже садился в машину, она обернулась.

— Джек!

Он поднял глаза.

— Спасибо за мороженое. — Она зашла в дом.

Отъезжая, Джек не заметил человека, стоящего у деревьев перед въездом на стоянку.

Лютер вышел из тени деревьев и осмотрел дом. За последние два дня его внешность сильно изменилась. К счастью для Лютера борода у него росла быстро. Его волосы были коротко острижены, а то, что осталось, закрывала шляпа. Его яркие глаза прятались за темными очками, а мешковатый плащ скрывал очертания худощавого тела.

Перед тем как исчезнуть, он хотел увидеть ее еще раз. Он удивился, встретив Джека, но не имел ничего против. Джек ему нравился.

Лютер поежился: дул пронизывающий ветер. Было значительно холоднее, чем обычно бывает в Вашингтоне в это время года. Не отрываясь, он смотрел в окно квартиры своей дочери.

Квартира номер четырнадцать. Она была ему хорошо знакома: он неоднократно заходил туда, естественно, тайком от дочери. Стандартный замок на входной двери был для него детской забавой. Он открывал его даже быстрее, чем тот, у кого есть ключ. Он сидел в кресле у нее в гостиной и рассматривал десятки различных вещей вокруг, которые навевали воспоминания, большей частью, неприятные.

Иногда Лютер просто закрывал глаза и вбирал в себя плавающие в воздухе запахи. Он знал, какими духами она пользовалась; их аромат был едва уловимым и почти не поддавался определению. Мебель в ее квартире была большой, прочной и очень старой. Холодильник, как правило, пустовал. Он с сочувствием смотрел на скудное содержимое ее платяного шкафа. Она содержала свои вещи в порядке, хотя и не идеальном; квартира выглядела вполне обжитой.

Ей много звонили. Лютер прослушивал некоторые сообщения на автоответчике. Они раздражали его — лучше бы у нее была другая работа. Хотя Лютер и был преступником, но прекрасно знал, сколько действительно ненормальных ублюдков разгуливает на свободе. Впрочем, слишком поздно советовать своему единственному ребенку переменить профессию.

Он знал, что его отношения с дочерью весьма необычны, но полагал, что вполне это заслужил. Он вспомнил о своей жене, женщине, которая любила его и была с ним долгие годы, и что в результате? Боль и страдание. А затем преждевременная смерть вскоре после того, как она, наконец, опомнилась и развелась с ним. Он снова подумал, почему все-таки продолжает нарушать закон. Определенно, дело не в деньгах. Он всегда жил очень скромно, большую часть того, что крал, просто раздавал. Его занятия сводили жену с ума от страха и стали причиной разрыва отношений с дочерью.

И в сотый раз он не смог найти ответа на вопрос, почему же все-таки продолжает красть у богатых. Возможно, чтобы просто доказать, что может это делать.

Он еще раз посмотрел на окно квартиры Кейт. Он не был особенно ласков к ней, так почему же ей питать к нему добрые чувства? Но он не мог до конца разорвать связывающие их узы, хотя она была способна на это. Он помирился бы с ней, если бы она захотела, но знал, что этого никогда не произойдет.

Лютер быстро зашагал по улице и вскоре перешел на бег, чтобы поспеть на автобус, направляющийся к станции метро «Юнион Стейшн». Он привык ни в чем не полагаться на других. Он был одиночкой, и ему это нравилось. Теперь Лютер ощущал свое одиночество очень остро, и на этот раз оно не казалось ему очень приятным.

Начался дождь, и Лютер смотрел на улицу через заднее стекло автобуса, который двигался к огромному железнодорожному вокзалу, спасенному от уничтожения реализацией грандиозного проекта по его реконструкции и совмещению с торговым центром. Вода стекала по стеклу и скрывала от его взгляда то место, где он только что был. Он хотел бы вернуться, но путь назад был заказан.

Он отвернулся от окна, еще плотнее надвинул на лоб шляпу, высморкался в носовой платок и, подняв брошенную кем-то газету, просмотрел заголовки. Любопытно, когда они ее обнаружат, подумал он. Когда это случится, он сразу же узнает, весь город будет знать, что Кристина Салливан мертва. Когда убивают кого-нибудь из богатых, то новость попадает на первые полосы. Известия о смерти простых людей загоняются в подвалы внутренних полос. Несомненно, заметка о Кристи Салливан будет в самом центре первой полосы.

Он бросил газету на пол и сгорбился на своем сиденье. Нужно побывать у юристов, а потом убираться как можно дальше. Автобус, монотонно гудя, продолжал свой путь. Через некоторое время Лютер закрыл глаза. Но он не спал. Ему казалось, что он сидит в гостиной своей дочери, и на этот раз они вместе.

Глава 6

Лютер сидел за маленьким столом для собеседований в очень скромно обставленной комнате. Стулья и стол были очень старыми и имели многочисленные царапины. Ковер на полу был таким же древним и к тому же не очень чистым. Кроме его папки, на столе находился лишь ящик с визитными карточками. Он взял одну из них и повертел в руке. «Корпорация „Юридические услуги“». Эти люди были далеко не лучшими в своей области, целая пропасть отделяла их от мощных юридических фирм в деловой части города. Выпускники третьесортных юридических школ еле держались на плаву, не имея шансов на хороший заказ, но мечтая о неожиданной удаче. Однако их мечты о солидных кабинетах, солидных клиентах и, что самое главное, солидных деньгах угасали с каждым годом. Впрочем, Лютеру не нужны были лучшие юристы. Ему требовались лишь человек с дипломом юриста и правильно заполненные документы.

— Все в порядке, мистер Уитни.

Паренек лет двадцати пяти пока еще был полон надежд и энергии. Это место было не последней ступенькой в его карьере. Он пока еще твердо верил в это. Усталое, потрепанное и морщинистое лицо мужчины, сидевшего позади него, не выражало подобных надежд.

— Это Джерри Бернс, наш старший адвокат, он будет вторым лицом, которое засвидетельствует ваше завещание. У нас есть форма письменного показания под присягой, поэтому нам не нужно будет являться в суд при необходимости подтвердить законность вашего завещания.

В комнату вошла суровая на вид женщина лет сорока пяти со своей ручкой и нотариальной печатью.

— Это Филлис — наш нотариус, мистер Уитни. — Они сели. — Зачитать завещание?

Джерри Бернс, умирая со скуки, сидел за столом, уставясь в пространство прямо перед собой и мечтая оказаться где-нибудь в другом месте. Джерри Бернс, старший адвокат. Судя по его виду, он с гораздо большим удовольствием копался бы в коровьем навозе на какой-нибудь ферме. Он смотрел на своего младшего коллегу с плохо скрываемым презрением.

— Я его читал, — ответил Лютер.

— Ну и славно, — сказал Джерри Бернс. — Начнем?

Через пятнадцать минут Лютер вышел из юридической конторы, положив во внутренний карман пиджака два экземпляра своего завещания.

Проклятые юристы, подумал он, без этих бумажек я не могу спокойно умереть. Это потому, что все законы создаются юристами. Они держат всех остальных за горло. Он вспомнил про Джека и улыбнулся. Джек не такой. Джек совсем другой. Он вспомнил о дочери, и улыбка исчезла с его лица. Кейт тоже не такая. Но она его ненавидит.

Лютер зашел в фотомагазин, чтобы купить «Поляроид» и блок кассет к нему. Он не хотел доверять кому-либо печать фотографий, которые собирался сделать. Он вернулся в отель. Часом позже у него было десять готовых снимков. Он завернул их в бумагу, положил в картонную папку и глубоко запрятал в ранце.

Лютер сидел и смотрел в окно. Лишь по прошествии часа он, наконец, пошевелился, повернулся и затем рухнул на кровать. Ничего себе, крутой парень… Не настолько крутой, чтобы безразлично взирать на смерть и не ужасаться тому, что внезапно оборвалась жизнь человека, который мог бы еще жить и жить. И в довершение всего в этом замешан президент Соединенных Штатов. Человек, которого Лютер уважал, за которого голосовал на выборах. Человек, занимающий высший государственный пост, будучи пьяным, едва не убил женщину. Даже если бы Лютер увидел, как его ближайший родственник хладнокровно кого-то убивает, это не вызвало бы у него большего возмущения и ужаса. Лютер чувствовал себя так, как будто напали на него самого, как будто эти беспощадные руки сомкнулись на его горле.

Но его мысли занимало и что-то другое, чему он не мог противостоять. Он зарылся лицом в подушку и закрыл глаза в бесплодной попытке заснуть.

* * *

— Великолепно, Джен.

Джек посмотрел на особняк из кирпича и камня, протянувшийся больше чем на две сотни футов и вмещавший больше комнат, чем в студенческом общежитии, и подумал, зачем они, собственно, сюда пришли. Извилистая подъездная дорога упиралась в гараж на четыре автомобиля, расположенный за громадой здания. Газоны были настолько ухожены, что, казалось, перед ними раскинулась гладь большого озера. Земля позади дома была разбита на три спортивные площадки, и на каждой из них был свой бассейн для плавания. Дом обладал всеми стандартными атрибутами огромного богатства — теннисными кортами, конюшнями и двадцатью акрами земли для прогулок, что считалось большой роскошью даже по меркам обитателей северной части Вирджинии.

Женщина, агент по продаже недвижимости, ждала их у входной двери; ее «мерседес» последней модели был припаркован около большого гранитного фонтана с барельефами роз. Комиссионное вознаграждение было посчитано и пересчитано. Какая изумительная молодая пара. Эта фраза, повторенная ею бесчисленное число раз, отдавалась у Джека в висках.

Дженнифер Болдуин взяла его за руку, и через два часа их обход закончился. Джек подошел к краю широкой лужайки и любовался видом густого леса, где причудливо группировались вязы, сосны, ели, клены и дубы. Листья начинали менять свой цвет, и Джек наблюдал, как красные, желтые и оранжевые пятна пляшут перед домом, покупку которого они обсуждали.

— Ну так сколько? — Он чувствовал, что должен задать этот вопрос. Дом явно был им не по карману. По крайней мере, ему. Конечно, это очень удобное место: всего сорок пять минут езды в часы пик от его работы. Но дом все-таки не для них. Он испытующе посмотрел на свою невесту.

Ее пальцы нервно теребили кончики волос.

— Три миллиона восемьсот.

Лицо Джека посерело.

— Три миллиона восемьсот тысяч? Долларов?

— Джек, он стоит в три раза больше.

— Тогда почему, черт возьми, они продают его за три восемьсот? Мы не можем себе позволить такого, Джен. Забудь об этом.

В ответ она лишь закатила глаза и ободряюще помахала рукой агенту по продаже недвижимости, которая сидела в своем автомобиле и составляла контракт.

— Джен, я получаю сто двадцать тысяч в год. Ты примерно столько же, может быть, немного больше.

— Когда ты станешь компаньоном…

— Правильно. Я буду получать больше, но не настолько! Мы не можем ничего заложить. И потом я думал, что мы переедем к тебе.

— Замужние пары так не поступают.

— Не поступают? Черт возьми, это же целый дворец. — Он прошел к выкрашенной зеленой краской скамейке и опустился на нее.

Она встала перед ним, скрестив руки на груди и решительно глядя ему в глаза. Ее летний загар начинал тускнеть. На ней была кремовая мягкая шляпа, из-под которой на плечи падали длинные волосы. Ее брюки идеально подчеркивали изящные линии тела. Элегантные кожаные туфли облегали ее ступни и исчезали под брюками.

— Нам не нужно ничего закладывать, Джек.

Он поднял на нее глаза.

— Правда? Неужели они дарят нам этот дом только потому, что мы такая изумительная молодая пара?

Она замялась.

— Папа заплатит за него наличными, — наконец произнесла она, — а мы постепенно вернем ему эту сумму.

Так я и знал, подумал Джек.

— Вернем эту сумму? Как же, по-твоему, мы вернем ему эту чертову сумму, Джен?

— Он предложил очень щадящий график выплат, в котором учитываются наши будущие доходы. Джек, я могла бы собрать нужную сумму за счет процентов с вверенной мне в управление собственности, но я знаю, что ты на это не согласишься.

Она опустилась рядом с ним.

— Я думала, если мы выберем этот вариант заема, ты не будешь так переживать. Я знаю, что ты думаешь о деньгах отца. Но мы вернем эти деньги. Это не подарок. Это заем под проценты. Я продам свой дом. Это около восьми сотен. У тебя тоже есть какие-то деньги. Это не бесплатный приз.

Чтобы убедить Джека, она игриво ткнула пальцем ему в грудь и оглянулась на дом.

— Он великолепен, правда? Джек, в нем мы будем так счастливы. Нам сам Бог велел жить здесь.

Джек посмотрел на фасад дома, но все, что он увидел, — это Кейт Уитни. В каждом окне громадного здания.

Дженнифер сжала его руку и наклонилась к нему. Голова у Джека раскалывалась. Мозг отказывался действовать. В горле у него пересохло, а руки и ноги, казалось, перестали сгибаться в суставах. Он осторожно отстранил от себя руку невесты, поднялся и медленно побрел к машине.

Изумленная Дженнифер еще несколько секунд продолжала сидеть на скамейке, а затем в ярости последовала за ним.

Агент по продаже недвижимости, которая все время пристально наблюдала за ними, сидя в своем «мерседесе», отложила недописанный контракт в сторону, и ее губы недовольно скривились.

* * *

Рано утром Лютер вышел из маленького отеля, затерянного в густонаселенном жилом районе на северо-западной окраине Вашингтона. Чтобы добраться до станции подземки «Метро Сентер», он поймал такси, попросив водителя ехать кружным маршрутом под предлогом того, что хочет осмотреть кое-какие достопримечательности округа Колумбия. Такая просьба не удивила таксиста, и он машинально вел автомобиль привычным маршрутом, который еще тысячи раз повторится, пока не подойдет к концу туристический сезон, если он вообще когда-либо кончится для этого города.

Небо обещало дождь, однако этого нельзя было знать наверняка. Непредсказуемые циклоны клубились и бурлили над этим регионом, то проходя стороной, то обрушиваясь на город перед тем, как уйти в сторону Атлантического океана. Лютер посмотрел на сплошную серо-черную облачность, сквозь которую не могли пробиться лучи только что взошедшего солнца.

Будет ли он жив через шесть месяцев? Возможно, что нет. Несмотря на все меры предосторожности, они могут найти его. Но он возьмет все от оставшегося в его распоряжении времени.

Он доехал на метро до Вашингтонского государственного аэропорта, где пересел на автобус-челнок, доставивший его к главному терминалу. Он прошел досмотр багажа и стал ждать посадки на самолет компании «Американ эйрлайнз», на котором отправлялся до Далласа, где должен был пересесть на самолет до Майами. Там он переночует, а затем еще один перелет до Пуэрто-Рико и, наконец, последний — до Барбадоса. Все рейсы были оплачены наличными; согласно паспорту, он был Артуром Лэнисом, шестидесяти пяти лет, из Мичигана. У него имелось полдюжины подобных удостоверений личности; все они были профессионально сработаны, не вызывали сомнений в подлинности и все были фальшивыми. Срок действия паспорта истекал через восемь лет, и, судя по нему, Лютер изрядно попутешествовал.

Он присел в зале ожидания и сделал вид, что читает газету. Вокруг было многолюдно и шумно, как обычно бывает в больших аэропортах в будни. Время от времени Лютер отрывался от газеты и смотрел, не следит ли кто-нибудь за ним, но все было спокойно. Он осматривался достаточно часто, так что непременно обнаружил бы причину для беспокойства, если бы она была. Объявили посадку на его рейс, и он медленно побрел к изящной громаде самолета, который через три часа должен был доставить его в столицу штата Техас.

Рейс на Даллас обычно бывал полностью загружен, но к своему удивлению рядом с собой он обнаружил свободное место. Он снял плащ и положил его на пустое сиденье, создав препятствие для того, кто пожелал бы сесть рядом. Он устроился поудобнее и стал смотреть в иллюминатор.

Когда самолет выруливал на взлетно-посадочную полосу, он различил верхушку памятника Вашингтону, виднеющуюся над густым клубящимся туманом. Всего в миле от памятника вскоре проснется и станет собираться на работу его дочь, а ее отец в это время будет высоко над землей, чтобы начать новую, не вполне привычную для него жизнь.

Самолет набирал скорость и высоту; Лютер смотрел на местность далеко внизу, на змеиный извив Потомака, пока, наконец, он не скрылся из виду. Его мысли переключились на давно умершую жену, а затем снова на дочь.

Он поднял глаза и увидел приветливо улыбающееся лицо стюарда. Заказал кофе и через минуту получил свой скромный завтрак. Проглотив дымящуюся жидкость, он прикоснулся пальцами к иллюминатору со всеми его подозрительными черточками и царапинами. Протирая очки, он заметил, что глаза обильно слезятся. Он быстро осмотрелся вокруг; большинство пассажиров либо заканчивали завтракать, либо удобнее устраивались на сиденьях, чтобы вздремнуть перед посадкой.

Лютер отстегнул привязной ремень и прошел в туалет. Там он посмотрел на себя в зеркале. Его глаза опухли и покраснели. Под ними тяжело нависали мешки: за последние тридцать шесть часов он заметно постарел.

Лютер плеснул водой себе на лицо, подождал, пока она стечет, и снова плеснул. Он потер глаза. Они болели. Он наклонился над крошечной раковиной, пытаясь унять дрожание мышц.

Помимо воли, он вновь мысленно перенесся в ту комнату, где так жестоко была убита женщина. Президент Соединенных Штатов оказался пьяницей, бабником и человеком, способным поднять руку на женщину. Он улыбался журналистам, целовал младенцев, заигрывал с очарованными им старушками, проводил важные встречи, колесил по миру в качестве лидера нации, — и был вонючим ублюдком, который спал с замужними женщинами, избивал их и затем приканчивал.

Ну и наборчик.

Он узнал нечто такое, что не предназначено для широкой огласки.

Лютер чувствовал себя очень одиноким. И очень обозленным.

И самое обидное то, что эта сволочь останется безнаказанной.

Лютер пытался убедить себя, что, будь он на тридцать лет моложе, то принял бы бой. Но он не был молод. Его нервы по-прежнему были крепче, чем у большинства его сверстников, но, как и речной камень, их разъедало течение лет, и они были уже не те. В его возрасте битвы выигрываешь значительно реже. Наконец, пришло и его время, и он оказался к этому не готов, но был вынужден понять и смириться.

Лютер вновь посмотрел на свое отражение в маленьком зеркале. Глухой стон зародился в его груди и, превратившись в рыдания, наполнил тесную комнатку.

Его бездействию нет оправдания. Он не открыл зеркальную дверь. Не оттащил мужчину от Кристины Салливан. Не предотвратил ее смерть, и это жестокая правда. Будь он решительнее, она осталась бы в живых. Он купил себе свободу, возможно, жизнь, но заплатил за нее жизнью другого человека, который нуждался в его помощи и сражался за свою жизнь, в то время как Лютер только наблюдал. Человеческое существо, едва прожившее треть жизни Лютера. Это был трусливый поступок, и боль от осознания своей трусости сжимала ему грудь.

Он почувствовал, что его ноги подкашиваются, и низко наклонился над раковиной. Он был даже рад этой слабости. У него больше не было сил смотреть на свое отражение. Когда самолет провалился в воздушную яму, его стало тошнить.

Прошло несколько минут. Он смочил бумажное полотенце холодной водой и протер им лицо и шею. В конце концов ему удалось добраться до своего сиденья. Самолет с гулом рвался вперед, и чувство вины у Лютера с каждой милей становилось все острее.

* * *

Зазвонил телефон. Кейт взглянула на часы. Одиннадцать вечера. Обычно она отвечала на звонки через автоответчик. Но что-то заставило ее броситься к телефону и поднять трубку до того, как автоответчик заработал.

— Алло.

— Почему ты уже не на работе?

— Джек?

— Как твоя лодыжка?

— Ты знаешь, который теперь час?

— Я просто проверяю своего пациента. Врач обязан делать это в любое время.

— С твоим пациентом все в порядке. Спасибо за беспокойство. — Она невольно улыбнулась.

— Карамельное мороженое — это лекарство, которое никогда меня не подводит.

— А, так значит, были и другие пациенты?

— Мой адвокат посоветовал мне не отвечать на этот вопрос.

— Умный совет.

Джек представил себе, как она сидит, теребя пальцем кончики волос, так же как в ту пору, когда они вместе учились; он корпел над правилами работы с ценными бумагами, она — над французским языком.

— Твои волосы достаточно вьются на концах, так что нет необходимости им помогать.

Она отдернула палец, улыбнулась, а потом нахмурилась. Эта фраза пробудила в ней множество воспоминаний, и не все из них были приятными.

— Уже поздно, Джек. У меня завтра суд.

Он встал и прошелся по комнате, держа трубку радиотелефона и напряженно думая. Надо удержать ее у телефона еще на несколько секунд. Он почувствовал себя виноватым. Он невольно оглянулся и посмотрел через плечо. Там никого не было, по крайней мере, никого, кого он мог видеть.

— Прости, что я звоню так поздно.

— Ничего.

— И прости, что я повредил твою лодыжку.

— Ты уже за это извинялся.

— Да, конечно. Ну, и как ты? Я имею в виду не лодыжку.

— Джек, мне действительно нужно выспаться.

Он надеялся, что она скажет это.

— Тогда как насчет обеда?

— Я же сказала, у меня суд.

— После суда.

— Джек, я не уверена, что это хорошая мысль. Точнее, уверена, что это неважная мысль.

Интересно, что она имеет в виду, подумал он. Поиск подтекста в ее словах вошел в неприятную ему привычку.

— Господи, Кейт. Это же просто обед. Я же не прошу тебя выйти за меня замуж. — Он засмеялся, но уже пожалел о сказанном.

Кейт больше не теребила волос. Она тоже поднялась и увидела себя в зеркале прихожей. Поправила воротничок ночной сорочки. Нахмурилась.

— Извини, — быстро проговорил он. — Извини, я не это имел в виду. Послушай, все будет за мой счет. Мне же нужно на что-то тратить деньги.

Ответом ему было молчание. Он даже не знал, слушает ли еще она его.

Он репетировал эту беседу в течение последних двух часов. Любой возможный вопрос, обмен репликами, изменение в теме. Он будет таким ненавязчивым, любезным, она — такой понимающей. Они отлично поладят. Но пока все происходило совершенно иначе. Он решил прибегнуть к запасному плану. Он решил упросить ее.

— Прошу тебя, Кейт. Я очень хочу поговорить с тобой. Пожалуйста.

Она села, поджав под себя ноги, и глубоко вздохнула. Годы не так сильно изменили ее, как она думала. Хорошо это или плохо? В данный момент она не могла ответить на этот вопрос.

— Когда и где?

— Может быть, у Мортона.

— Обед у Мортона?

Он представил себе выражение ее лица при упоминании сверхдорогого ресторана. Думает, наверное, в каком мире он теперь обитает.

— Ну ладно, а как насчет кафе в Старом городе около Фаундерз Парк примерно в два? Там в это время будет меньше народа.

— Это лучше. Но я не могу обещать. Я позвоню, если не смогу прийти.

Он медленно перевел дух.

— Спасибо, Кейт.

Джек положил трубку и рухнул на диван. Теперь, когда его план удался, он думал о том, что затеял. Что скажет он ей? Что скажет ему она? Он не хотел ссориться. Он не солгал: ему действительно хотелось поговорить с ней, увидеть ее. И это все. Он убеждал себя в этом.

Он прошел в ванную, окунул голову в холодную воду, заполнявшую раковину, взял банку пива и, поднявшись к бассейну, расположенному под крышей, сел там в темноте и стал смотреть, как самолеты заходят на посадку в аэропорт, пролетая над Потомаком. Ему ободряюще мигали два ярких красных огонька у памятника Вашингтону. Восемью этажами ниже все было спокойно, только изредка улица оглашалась воем сирены полицейской или медицинской машины.

Джек взглянул на ровную поверхность бассейна, опустил ногу в холодную воду и стал наблюдать за разбегающейся рябью. Он допил пиво, спустился вниз и заснул в кресле в гостиной перед включенным телевизором. Джек не слышал, как зазвонил телефон, как кто-то оставил сообщение на автоответчике. Почти в тысяче миль отсюда Лютер Уитни повесил трубку и закурил первую за тридцать лет сигарету.

* * *

Грузовик Федеральной службы срочной доставки почты медленно полз по неприметной загородной дороге. Водитель вглядывался в помятые и ржавые почтовые ящики в поисках нужного адреса. Здесь он никогда еще не бывал. Грузовик то и дело попадал в выбоины на узкой дороге.

Он подъехал к воротам последнего дома и дал задний ход. Взглянув в сторону, он увидел нужный адрес на маленькой дощечке около входной двери. Водитель покачал головой и улыбнулся. Иногда ему просто везло.

Дом был маленький и содержался далеко не в идеальном порядке. Провисшие алюминиевые козырьки над окнами, очень популярные лет за двадцать до того, как родился водитель, казалось, вот-вот оторвутся и упадут.

Пожилая женщина, открывшая дверь, была одета в платье из ткани в цветочек с накинутым на плечи толстым свитером. Ее пухлые красные лодыжки свидетельствовали о нарушенной циркуляции крови и, возможно, о множестве других болезней. Похоже, она удивилась доставленному ей почтовому отправлению, но охотно расписалась за него.

Водитель взглянул на запись в своем блокноте: Эдвина Брум. Потом он залез в кабину и включил двигатель. Перед тем как закрыть дверь, она долго смотрела ему вслед.

* * *

Затрещала рация.

Фред Барнс выполнял эту работу уже семь лет. Объезжал места обитания богатых, смотрел на большие дома, ухоженные земли, иногда видел, как дорогая машина с похожими на манекенов пассажирами едет по идеально ровному асфальту и исчезает за массивными воротами. Он никогда не бывал в тех домах, за охрану которых ему платили, да и не стремился к этому.

Он посмотрел на внушительное строение. Четыре-пять миллионов долларов, прикинул он в уме. Раз в пять больше того, что он способен заработать за всю свою жизнь. Иногда это казалось не очень справедливым.

Он поправил настройку рации. Нужно осмотреть это место. Он не знал, в чем дело. Недавно позвонил владелец дома и попросил, чтобы патрульная машина проверила дом и территорию вокруг него.

Дующий в лицо холодный ветер заставил Барнса подумать о чашке горячего кофе с кексом, а потом о восьмичасовом сне перед тем, как снова пуститься в рискованный путь на своем «Сатурне» и провести еще одну ночь, охраняя собственность богатых и благополучных. Платили ему в общем неплохо, но для его положения недостаточно. Его жена тоже работала полную рабочую неделю, и все же их совместного заработка еле хватало на обеспечение себя и троих детей. Впрочем, деньги всем достаются нелегко. Он взглянул на гараж для пяти машин, бассейн и теннисные корты. Нет, видимо, не всем.

Обогнув угол дома, Барнс заметил свисающую веревку, и мысли о кофе испарились. Он низко присел, протянул руку к кобуре. Он схватил рацию и с тревогой в голосе сообщил о своей находке. Через несколько минут здесь будет настоящая полиция. Он мог подождать ее либо отправиться в дом самостоятельно. Впрочем, за восемь долларов в час он не хотел подвергать себя лишнему риску.

Первым на ярко-белом микроавтобусе с логотипом компании на двери прибыл начальник Барнса. Тридцатью секундами позже подъехала первая из пяти патрульных машин, и вскоре они выстроились перед домом, как остановившийся железнодорожный состав.

Двое полицейских прикрывали окно. Вероятно, преступники уже давно покинули дом, но предположения в работе полиции чреваты опасностью.

Четверо полицейских направились к входной двери, еще двое прикрыли заднюю часть дома. Двигаясь парами, четверо полицейских приблизились к фасаду. Они заметили, что входная дверь не заперта, а сигнализация отключена. Они проверили первый этаж и осторожно начали подниматься по широкой лестнице, пытаясь уловить слухом и взглядом малейшие шорох или движение.

Когда они достигли лестничной площадки второго этажа, обоняние сержанта, который был главным в группе, подсказало ему, что это не заурядная кража.

Через четыре минуты они окружили останки молодой женщины. Румяные лица полицейских посерели.

Сержант, пятидесятилетний отец троих детей, посмотрел на открытое окно. Слава Богу, подумал он; но даже с открытым окном запах в комнате был невыносимым. Он еще раз взглянул на труп и, быстро пройдя к окну, стал глубоко втягивать свежий воздух.

Его дочь была примерно того же возраста. На мгновение он представил ее лежащей там на полу. На этом его работа здесь заканчивалась, но он страстно хотел, чтобы тот, кто совершил это чудовищное преступление, попал ему в руки.

Глава 7

Сет Фрэнк жевал поджаренный тост и одновременно пытался завязать бантики на голове своей собирающейся в школу шестилетней дочери, когда внезапно раздался телефонный звонок. Его жена взглядом показала ему, что за бантики возьмется она. Поправляя узел галстука, он поднял телефонную трубку и слушал то, что спокойно и уверенно говорил ему диспетчер. Двумя минутами позже он сидел в своей машине, неизвестно зачем прикрепив на крыше принадлежащего его ведомству «форда» мигалку, и вскоре, озаряя окрестности зловещими синими вспышками, автомобиль с ревом мчался по пустынным проселочным дорогам округа.

Высокое, крепко сбитое тело Фрэнка постепенно начинало дряхлеть, а его вьющиеся черные волосы когда-то были намного гуще. В возрасте сорока одного года, будучи отцом трех дочерей, которые с каждым днем все больше сбивали его с толку, он, наконец, осознал, что не все в мире разумно и логично. Впрочем, он был довольно счастливым человеком. Жизнь не наносила ему слишком сильных ударов. Пока. Он достаточно долго работал следователем, чтобы знать, что все это может резко измениться.

Фрэнк достал жвачку «Джуси Фрут» и медленно начал мять ее, пока за окном проносились плотные ряды сосен. Его полицейская карьера началась, когда он приступил к работе простым полицейским в одном из худших районов Нью-Йорка, где словосочетание «ценность жизни» воспринималось как нечто абстрактное и где он увидел практически все способы, какими один человек может убить другого. В конце концов он стал следователем, и это несказанно обрадовало его жену. По крайней мере, теперь он прибывал на место преступления после того, как нехорошие парни убрались восвояси. Она стала крепче спать, зная, что неожиданный телефонный звонок, скорее всего, не разрушит ее жизнь. Будучи замужем за полицейским, оставалось надеяться лишь на это.

В конце концов его поставили заниматься убийствами, что означало коренной перелом в его работе. Через несколько лет он решил, что ему нравится его работа, но не настолько, чтобы лицезреть по семь трупов в день. Поэтому он переселился южнее, в Вирджинию.

Фрэнк служил старшим следователем по убийствам округа Миддлтон, что звучало лучше, чем было в реальности, потому что он был единственным следователем по убийствам в округе. Но относительно спокойная обстановка сельского округа Вирджинии в то время не заставляла его работать на пределе сил. Уровень доходов каждого из живущих здесь был невообразимо высоким. Убийства происходили, но все разнообразие сводилось к тому, что либо жена стреляла в своего мужа в пылу семейной ссоры или наоборот, либо помешанные на наследстве детишки приканчивали родителей. Раскрытие таких преступлений не представляло труда и требовало скорее работы ног, чем ума. Судя по звонку диспетчера, все это грозило измениться.

Дорога пропетляла через лес и выбралась на зеленые огражденные поля, где длинноногие породистые лошади лениво встречали начало нового дня. За внушительными воротами в конце длинных и извилистых подъездных дорог располагались особняки счастливчиков, которых в Миддлтоне было в изобилии. Фрэнк понял, что никакой помощи от соседей он не получит. Заперевшись в своих крепостях, они, вероятно, не слышат и не видят того, что происходит снаружи. Это, несомненно, было им по душе, и они щедро платили за такую привилегию.

Подъезжая к поместью Салливана, он поправил галстук, взглянув в зеркало заднего вида, и пригладил несколько выбившихся волосков. Он не благоговел перед богатыми людьми, но и не питал к ним неприязни. Они были частью головоломки. Головоломки, бесконечно далекой от игры. И это было самой приятной частью его работы; ведь среди всех этих загадок, сомнений, пустяков и ошибок скрывалась неоспоримая истина: если ты убил другого человека, ты будешь сурово наказан. Каким будет наказание, Фрэнка обычно не волновало. Его волновало то, чтобы подозреваемый предстал перед судом и был справедливо наказан, если его признают виновным. Неважно, был ли он богатым, бедным или имел средний достаток. Его навыки были уже не те, но интуиция по-прежнему не подводила. В сложных, запутанных делах он всегда полагался на нее.

Выехав на подъездную дорогу, он заметил небольшой комбайн, ползущий по соседнему кукурузному полю. Комбайнер с любопытством наблюдал за действиями полицейских. Скоро по всему округу распространится весть о случившемся. Этот человек не мог знать, что уничтожает улики: следы погони. Не знал об этом и Сет Фрэнк, когда вышел из машины, поправил пиджак и энергично вошел в дом.

* * *

Засунув руки глубоко в карманы, он медленно осматривал комнату. От его взгляда не ускользнула ни одна мелочь на полу, стенах, потолке; он взглянул на зеркальную дверь, а затем на то место, где последние несколько дней лежало бездыханное тело.

— Снимай больше, Стю, — сказал Сет Фрэнк. — Похоже, нам понадобятся эти снимки.

Фотограф отдела уголовных преступлений методично перемещался по комнате, стремясь запечатлеть на пленке помещение во всех подробностях, включая его единственного обитателя. За этим последует видеосъемка всего места преступления с детальным словесным описанием. Возможно, это не пригодится в суде, но будет бесценным подспорьем для следствия. Подобно тому как футболисты просматривают видеозаписи своих игр, следователи все чаще использовали видеозаписи для поиска дополнительных улик, которые часто выявлялись лишь при восьмом, десятом или сотом просмотре.

Веревка по-прежнему была привязана к комоду и по-прежнему свисала из окна. Только теперь она была покрыта черным порошком для снятия отпечатков пальцев; впрочем, их может и не быть. Спускаясь по веревке, даже с узлами, человек всегда надевает перчатки.

Подошел старший полицейский Сэм Магрудер; последние две минуты он провел, высунувшись из окна, глотая свежий воздух. Пятидесятилетний полицейский, у которого копна рыжих волос на макушке контрастировала с пухлым чистым лицом, с большим трудом сдерживал рвоту. Работал большой вентилятор, принесенный полицейскими, и окна были открыты настежь. Весь персонал отдела уголовных преступлений работал в респираторах, и все же зловоние было невыносимым. Прощальная насмешка природы над живыми. Недавно прекрасная женщина, а теперь гниющий труп.

Фрэнк проверил записи Магрудера и заметил зеленоватый оттенок на лице старшего полицейского.

— Сэм, если ты отойдешь от окна, то перестанешь чувствовать запахи минуты через четыре. Ты только делаешь хуже себе.

— Я знаю, Сет. Мой мозг говорит мне то же самое, но нос его не слушается.

— Когда звонил ее муж?

— Сегодня утром, в семь сорок пять по местному времени.

Фрэнк пытался разобраться в каракулях полицейского.

— И где он?

— На Барбадосе.

— Давно? — Заинтересованно наклонил голову Фрэнк.

— Мы это устанавливаем.

— Будь любезен.

— И сколько визитных карточек они оставили, Лора? — Фрэнк посмотрел на специалиста по установлению личности, Лору Саймон.

Она подняла глаза.

— Сет, я нашла очень мало.

Фрэнк подошел к ней поближе.

— Давай, Лора, их должно быть в избытке. Как насчет ее мужа? Или прислуги? Неужели нет зацепок?

— По крайней мере, я их не вижу.

— Ты меня просто убиваешь.

У Саймон, которая очень серьезно относилась к своей работе и была лучшей из специалистов по снятию отпечатков пальцев, с которыми Фрэнк когда-либо работал, даже в нью-йоркском полицейском управлении, был почти виноватый вид. Порошок был рассыпан везде, и никаких результатов. Вопреки распространенному мнению, многие преступники оставляют на месте преступления свои отпечатки. Надо лишь знать, где их искать. Лора Саймон это знала, но результата все же не было. Оставалось надеяться, что они что-нибудь узнают после лабораторного анализа. Многие скрытые следы попросту невидимы, под каким углом к свету их ни рассматривай, поэтому-то они и называются скрытыми. Они покрыли порошком и сняли на видеопленку все, чего, по их мнению, могли коснуться взломщики. Дай Бог, чтобы нам повезло.

— Я упаковала несколько предметов для исследования в лаборатории. После того как я попробую использовать нингидрин и обработаю все остальное суперклеем, возможно, у меня что-то и будет. — Саймон озабоченно вернулась к работе.

Фрэнк покачал головой. Суперклей, цианакрилат, был, наверное, лучшим препаратом для снятия отпечатков пальцев: он проявлял их на таких предметах, о которых едва ли можно было подумать. Проблема была в том, что действие суперклея сказывалось по прошествии определенного времени. Времени, которым они не располагали.

— Давай, Лора, судя по виду тела, преступники сматывались второпях.

Она посмотрела на него.

— У меня есть эфир цианакрилата, и я хотела бы его испытать. Он действует быстрее. И потом я всегда смогу воспользоваться ускорителем действия суперклея. — Она улыбнулась.

Следователь поморщился.

— Да, когда ты проделывала это в прошлый раз, нам пришлось эвакуировать всех людей из здания.

— В мире нет ничего совершенного, Сет.

Магрудер кашлянул.

— Видно, мы имеем дело с настоящими профессионалами.

Сет сурово посмотрел на старшего полицейского.

— Они не профессионалы, Сэм, они преступники и убийцы. В колледже их этому не учили.

— Конечно, сэр.

— Это точно хозяйка дома? — поинтересовался Фрэнк.

Магрудер кивком показал на фотографию на тумбочке.

— Кристина Салливан. Разумеется, это она.

— Есть свидетели?

— Прямых нет. Соседей еще не опрашивали. Скоро этим займемся.

Фрэнк приступил к составлению подробного описания помещения и состояния тела, а затем сделал детальный рисунок комнаты и ее содержимого. Хороший адвокат способен выставить в суде любого неподготовленного свидетеля полным идиотом, которому померещилось черт знает что. Плохая подготовка свидетелей дает преступникам шанс уйти от ответственности.

Будучи еще неопытным следователем, Фрэнк накрепко усвоил этот урок во время своего первого дела об ограблении со взломом. Никогда больше он не чувствовал себя таким подавленным и униженным, как тогда, когда выходил из-за стойки для дачи показаний, видя, что все его доводы опровергнуты и, более того, использованы в поддержку обвиняемого. Если бы в этот момент у него был револьвер 38-го калибра, то в тот день одним юристом на свете стало бы меньше.

Фрэнк пересек комнату и подошел к медицинскому эксперту, мускулистому седому мужчине, покрытому испариной несмотря на прохладное утро, который одергивал юбку на трупе. Фрэнк низко присел и осмотрел одну из опухших маленьких кистей, а затем взглянул на лицо женщины. Судя по всему, ее нещадно били. Одежда на ней была пропитана телесными выделениями. После смерти почти сразу же расслабляются сфинктеры. В результате комбинация запахов была весьма неприятной. К счастью, насекомых на теле было мало, несмотря на открытое окно. Хотя судебный энтомолог, как правило, точнее определяет время смерти, чем патологоанатом, никакому следователю не улыбалась перспектива исследовать человеческое тело, превратившееся в закусочную для насекомых.

— Есть предварительные данные? — спросил Фрэнк медицинского эксперта.

— Ректальный термометр бесполезен, когда температура тела падает на полтора градуса в час. От семидесяти двух до восьмидесяти четырех часов. У меня будет более точная цифра, когда я ее вскрою. — Эксперт выпрямился. — Пулевые ранения головы, — добавил он, хотя всем в комнате причина смерти была ясна.

— Я заметил отметины на ее шее.

Медицинский эксперт пристально посмотрел на Фрэнка и пожал плечами.

— Верно. Но я пока не знаю, что они означают.

— Мне бы хотелось поскорее получить результаты.

— Ты их получишь. Такие убийства не часты. Ты ведь знаешь, что их расследованию обычно дают приоритет.

В ответ на это замечание следователь слегка поморщился.

— Надеюсь, ты приятно проведешь время с журналистами. — Эксперт взглянул на него. — Они слетятся на это дело, как рой пчел.

— Скорее, как рой ос.

Медицинский эксперт пожал плечами.

— Тебе лучше знать. Я слишком стар для таких испытаний. Ее можно отправлять.

Он закончил собирать свои вещи и вышел.

Фрэнк внимательнее вгляделся в маленькие пальцы с ногтями, умело обработанными маникюршей. На двух пальцах он заметил повреждение кожи у основания ногтя, что, вероятно, говорило о том, что она оказала сопротивление убийце. Тело сильно распухло, в нем кишели бактерии; процесс разложения шел полным ходом. Мышцы тела давно расслабились, и это означало, что она лежит здесь уже больше сорока восьми часов. Суставы были подвижны и податливы, мягкие ткани постепенно распадались. Фрэнк вздохнул. Она действительно находилась здесь давно. Это хорошо для убийцы и плохо для полицейских.

Его по-прежнему удивляло то, как смерть меняет человека. Распухшие останки, в которых едва узнается человеческое существо, в то время как совсем недавно… Если бы его обоняние не отключилось, он не смог бы делать то, что делал. Но такова уж работа следователя, занимающегося убийствами. Все твои клиенты — трупы.

Он осторожно приподнял голову убитой, поворачивая ее под различными углами к свету. Два маленьких входных отверстия справа и одна большая рваная дыра слева. Видимо, какая-нибудь пушка крупного калибра. Стю уже сфотографировал раны с разных направлений, включая верхнее. Отсутствие ожогов или оставшихся в коже частичек пороха указывало, что выстрелы были произведены с расстояния больше двух футов.

Контактные раны малого размера, образовавшиеся после выстрела из оружия, ствол которого касался тела, или почти контактные раны, когда стреляли меньше чем с двух дюймов, могли бы оставить на теле входные отверстия, подобные тем, что были на жертве. Но тогда глубоко в ткани, параллельно траектории пули, внедрились бы остатки пороха. Вскрытие даст определенный ответ на этот вопрос.

Затем Фрэнк осмотрел ушиб на левой стороне ее челюсти. Он почти не был виден из-за начавшегося разложения, однако Фрэнк видел достаточно трупов, чтобы отличить одно от другого. Окраска поверхности кожи в этом месте являла собой причудливое сочетание зеленого, коричневого и черного цветов. Такая окраска — последствие сильного удара. Мужчина? Фрэнк был озадачен. Он подозвал Стю и попросил его сфотографировать этот участок с цветовой шкалой. Затем он опустил голову обратно на пол с почтением, которого погибшая заслуживала даже при этом чисто визуальном исследовании.

Судебно-медицинские эксперты не будут столь же церемонными.

Фрэнк медленно приподнял юбку. Нижнее белье не повреждено. Протокол вскрытия ответит на очевидный вопрос.

Фрэнк прошелся по комнате; сотрудники отдела уголовных преступлений продолжали свою работу. Чем выгодно отличается жизнь в богатом, хотя и преимущественно сельском округе, так это тем, что высокий уровень налоговых поступлений позволяет содержать небольшую, но первоклассную команду по расследованию преступлений, оснащенную самыми последними методиками и техническими средствами, которые часто упрощают поимку правонарушителей.

Жертва упала на левый бок, в сторону от двери. Колени слегка подогнуты, левая рука откинута, правая лежит около правого бедра. Лицо смотрит на восток, перпендикулярно правой стороне кровати; она застыла почти в позе зародыша. Фрэнк потер свою переносицу. С начала и до конца, а затем обратно к началу. Никому не известно, как мы покинем этот дряхлый мир…

Вместе с Саймон они обмерили площадь, на которой лежал труп; измерительная лента, разматываясь, издавала скрежет. В комнате, где царила смерть, это звучало несколько кощунственно. Затем они приблизительно оценили траекторию пуль. Оказалось, что, скорее всего, выстрелы были произведены со стороны двери, хотя в случае ограбления, если взломщика застали на месте преступления, направление выстрелов было бы обратным. Однако существовала еще одна улика, которая могла с высокой точностью указать траекторию пуль.

Фрэнк снова опустился на колени рядом с телом. На ковре не было признаков перетаскивания трупа, а пятна и брызги крови говорили о том, что погибшая была застрелена именно там, где лежала. Фрэнк осторожно повернул тело и снова поднял юбку. После наступления смерти кровь собирается в наиболее низко расположенных участках тела; это состояние называется «ливор мортис». После четырех-шести часов ливор мортис остается в своей изначальной позиции. Следовательно, перемещения тела не приводят к изменениям в распределении крови. Фрэнк положил тело на место. Все свидетельствовало о том, что Кристина Салливан умерла прямо здесь.

Брызги крови также подтверждали заключение, что погибшая приняла смерть, вероятно, повернувшись лицом к кровати. Если так, то на что она, черт возьми, смотрела? Обычно человек, которого грозят застрелить, смотрит в сторону угрожающего и умоляет пощадить его. Фрэнк был уверен, что Кристина Салливан стала бы умолять сохранить ей жизнь, если бы знала об угрозе. Следователь посмотрел на роскошную обстановку в комнате. Ей было что терять.

Он внимательно вгляделся в ковер, почти касаясь лицом его поверхности. Брызги крови были распределены не сплошь, как будто раньше перед или рядом с погибшей что-то лежало. Этот факт мог оказаться полезным в дальнейшем. О брызгах крови написано много работ. Фрэнк сознавал их полезность, но старался не придавать им слишком большого значения. Но если что-то частично преградило путь летящим на ковер брызгам, то ему бы очень хотелось знать, что это было. Его также удивило отсутствие пятен на ее одежде. Он обязательно запишет это наблюдение: оно могло помочь в расследовании.

Саймон достала набор инструментов для внутривлагалищных исследований, и они вместе с Фрэнком тщательно осмотрели тело. Затем они занялись волосами у нее на голове и лобке: никаких очевидных признаков присутствия посторонних веществ. Затем они сложили в пакет одежду жертвы.

Фрэнк с минуту оглядывал тело. Он взглянул на Саймон. Она прочитала его мысли.

— Сет, вряд ли мы найдем их здесь.

— Сделай одолжение, Лора.

Саймон с видом, показывающим готовность к выполнению служебного долга, открыла набор инструментов для снятия отпечатков пальцев и нанесла порошок на запястья, грудь, шею и внутреннюю поверхность рук трупа. Через несколько секунд она посмотрела на Фрэнка и медленно покачала головой. Они упаковали свои находки.

Он наблюдал, как тело завернули в белую простыню, переложили на носилки и вынесли наружу, где ждала машина скорой помощи, готовая отвезти Кристину Салливан туда, куда никому не хочется попадать.

Затем он осмотрел тайник, увидел кресло и пульт дистанционного управления. Равномерность слоя пыли на полу была нарушена следами. Саймон уже поработала здесь. Сиденье кресла было покрыто пылью. Дверь тайника взломали: на ней и стене отчетливо виднелись признаки вскрытия замка. Они вырежут ту часть двери, которой касалось орудие взлома; возможно, они смогут установить, что это было. Фрэнк, оглянувшись, посмотрел на зеркальную дверь и покачал головой. Полупрозрачное зеркало. Замечательно. И как раз в спальне. Ему не терпелось увидеть хозяина дома.

Он вернулся в комнату, взглянул на фотографию на тумбочке и повернулся к Саймон.

— Я уже занималась ею, Сет, — сказала она.

Он кивнул и взял фотографию в руки. Симпатичная женщина, подумал он, действительно симпатичная. Весь ее вид говорил «трахни меня». Снимок был сделан в этой самой комнате; Кристина Салливан сидела в кресле рядом с кроватью. Затем он обнаружил отметину на стене. Эта стена была покрыта штукатуркой, а не обоями. Фрэнк заметил, что тумбочка слегка сдвинута с места, толстый ковер показывал ее прежнее положение. Он повернулся к Магрудеру.

— Похоже, кто-то в нее врезался.

— Возможно, во время борьбы.

— Возможно.

— Пулю уже нашли?

— Одна все еще в ней, Сет.

— Сэм, я имею в виду другую, — недовольно покачал головой Фрэнк.

Магрудер показал на стену около кровати, где едва виднелось небольшое отверстие.

Фрэнк кивнул.

— Вырежьте этот кусок, и пусть ребята из лаборатории его вытащат. Не пытайся достать ее сам.

Дважды в течение прошлого года баллистическая экспертиза оказывалась бесполезной из-за того, что чересчур усердные полицейские выковыривали пули из стены, разрушая следы ствольной нарезки.

— Гильзы есть?

Магрудер покачал головой.

— Если они и были, то их подобрали.

Он повернулся к Саймон.

— Какие сокровища обнаружил пылесос?

Специальный пылесос представлял собой очень мощное устройство с набором фильтров, которое прочесывало ковер и другие материалы, засасывая волокна, волосы и другие мелкие предметы, очень часто помогавшие следствию, так как преступники не видели их и потому не могли устранить.

— Хотел бы я, чтобы мой ковер был таким же чистым, — попытался пошутить Магрудер.

— Ну что, ребята, есть у нас что-нибудь? — Фрэнк оглядел сотрудников своего отдела.

Они переглянулись и в недоумении развели руками. Фрэнк вышел из комнаты и спустился по лестнице.

У входной двери с полицейским беседовал представитель компании, производящей системы сигнализации. Один из работников отдела уголовных преступлений упаковывал в пакеты улики — провода и крышку контрольной панели. Фрэнку показали место, где краска слегка откололась и почти незаметная царапина указывала на то, что панель снимали. На проводах виднелись небольшие, похожие на зубцы следы. Представитель компании с восхищением смотрел на следы работы взломщика. Магрудер присоединился к ним; его лицо постепенно приобретало естественный, здоровый цвет.

— Вот в чем дело, — покачал головой представитель компании. — Вероятно, они использовали счетчик. Очень похоже на это.

— Что это такое? — спросил его Сет.

— Компьютерный метод закачивания в опознавательный банк системы различных комбинаций чисел, пока не будет найдена правильная комбинация. Знаете, это похоже на поиск пароля доступа к базам данных.

Фрэнк посмотрел на выпотрошенную панель, а затем вновь на своего собеседника.

— Мне казалось, в подобных местах должна быть более хитроумная система.

— Это достаточно хитроумная система. — Представитель компании перешел к обороне.

— В наше время любой ублюдок может воспользоваться компьютером.

— Точно, но дело в том, что эта малышка основана на комбинации из пятнадцати цифр и сорокатрехсекундной задержке. Если ты не успеваешь, затвор захлопывается перед твоим носом.

Фрэнк потер переносицу. Надо бы отправиться домой и принять душ. Зловоние мертвеца, усиленное несколькими жаркими днями, пропитало едким запахом его одежду, кожу и волосы. И ноздри.

— Итак? — спросил Фрэнк.

— Итак, портативные модели, которые логичнее всего использовать в подобном деле, не могут в течение примерно тридцати секунд выдать достаточное количество комбинаций. Черт, в модели, основанной на пятнадцати цифрах, количество вариантов — свыше трех триллионов. Вряд ли эти парни притащили с собой персональный компьютер.

— Почему тридцать секунд? — включился в разговор старший полицейский.

— Сэм, им нужно было время, чтобы снять крышку, — ответил Фрэнк. Он вновь повернулся к представителю фирмы. — Ну, так что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что если он вырубил систему с помощью цифрового взлома, то он уже раньше исключил из процесса некоторые из возможных чисел. Может, половину, а может, больше. Я имею в виду, что либо у них есть система, способная на такое определение, либо они что-то придумали, чтобы обмануть защитный блок. Мы имеем дело не с дешевой аппаратурой и не с олухами, заглядывающими в радиолавку, чтобы купить калькулятор. Каждый день они создают все более миниатюрные и быстрые компьютеры, но надо понимать, что быстродействие вашей аппаратуры не решает проблемы. Существует коэффициент скорости, с которой компьютер охранной системы реагирует на загоняемые в него комбинации. И, возможно, он намного меньше, чем быстродействие вашей аппаратуры. И тогда возникает серьезная проблема. Короче, будь я на месте этих парней, мне можно было бы посочувствовать. Понимаете, о чем я толкую? В их работе второй попытки не бывает.

Фрэнк посмотрел на форму представителя, а затем снова на панель. Если парень прав, он знает, что это все означает. Он думал об этом и раньше, учитывая тот факт, что дверь не взламывали и даже не пытались этого сделать.

— Значит, мы можем уверенно отвергнуть такой вариант, — продолжал представитель компании. — Наши системы отказываются реагировать на большой поток комбинаций, который пытаются ввести в них. Любой компьютер здесь бесполезен. Проблема этих систем в том, что они настолько чувствительны к любым попыткам вторжения, что раньше поднимали тревогу, когда сам владелец не набирал нужные цифры с первой или второй попытки. Черт возьми, у нас было столько ложных срабатываний, что полицейские управления начали штрафовать нас. Вы только вообразите!

Фрэнк поблагодарил его и затем осмотрел остальную часть дома. Кто бы ни совершил это преступление, они знали, что делают. Его расследование не будет легким и быстрым. Тщательное планирование действий до преступления означает, что они столь же тщательно спланированы и после него. Но, вероятно, взломщики все-таки не собирались убивать хозяйку дома.

Фрэнк прислонился к дверному косяку, в его мозгу мелькнуло слово из описания медицинского эксперта: «ранения».

Глава 8

Джек поторопился: на его часах было тридцать пять минут второго. Он взял выходной день и большую часть его решал, что надеть. Это никогда не заботило его прежде, но теперь казалось жизненно важным.

Он расправил свой серый твидовый пиджак, прикоснулся к пуговице на белой хлопчатобумажной рубашке и в десятый раз поправил узел галстука.

Он дошел до пристани и наблюдал, как матросы драят палубу на «Черри Блоссом», экскурсионном судне, построенном по подобию старого речного корабля с Миссисипи. В первый год их жизни в округе Колумбия они с Кейт катались на нем, когда у них изредка выдавался свободный от работы день. Они тогда стремились посещать все туристические аттракционы. Сегодня был пасмурный день. Ветер нес с запада серые облака; грозы после полудня повторялись в это время года чуть ли не каждый день.

Он присел на ветхую скамейку около маленького домика начальника пристани и наблюдал за ленивым полетом чаек над покрытой мелкой зыбью поверхностью воды. Отсюда хорошо был виден Капитолий. На знаменитом куполе стояла как воплощение власти статуя Свободы, недавно очищенная от стотридцатилетней грязи. Люди в этом городе со временем пачкаются в грязи, подумал Джек; такова особенность территории.

Мысли Джека переключились на Сэнди Лорда, самого преуспевающего компаньона фирмы и величайшего авторитета для Паттона и Шоу. Сэнди Лорд как бы представлял собой отдельный институт в юридических и политических кругах Вашингтона. Остальные компаньоны произносили его имя с таким благоговением, как будто он только что сошел с горы Синай с собственной версией десяти Заповедей, которые начинаются фразой «Да принесешь ты как можно больше денег компаньонам Паттону, Шоу и Лорду…»

По иронии судьбы, Сэнди Лорд оказался одной из приманок, привлекших Джека, когда Рансом Болдуин заговорил о фирме. Лорд, пожалуй, был лучшим примером юриста, вхожего в коридоры власти, и подобных ему были десятки. Перед Джеком открылись безграничные возможности. Правда, он совсем не был уверен, что одна из этих возможностей — его личное счастье.

Он был уверен, что хочет увидеть Кейт Уитни. Он очень этого хотел. Похоже, что с приближением его свадьбы росло его внутреннее сопротивление этому событию. Он чувствовал, что отступает. А куда еще отступать, как не к женщине, которой он сделал предложение четыре года назад? Он задрожал под напором нахлынувших воспоминаний. Он боялся жениться на Дженнифер Болдуин. Боялся, что его жизнь изменится до неузнаваемости.

Что-то заставило его обернуться, он не знал, что именно. Кейт стояла на краю пристани и смотрела на него. Ветер обмотал вокруг ее ног длинную юбку, пробивающееся сквозь облака солнце заливало ее лицо светом; она отвела от глаз прядь длинных волос. Икры и лодыжки ног покрыл летний загар. Свободная блузка обнажала плечи, открывая взгляду веснушки и ту крошечную родинку в форме полумесяца, к которой Джек любил прикасаться губами после того, как они заканчивали заниматься любовью, и она засыпала, а он молча любовался ею.

Он улыбнулся, когда она пошла по направлению к нему. Очевидно, она заходила домой, чтобы переодеться. Было ясно, что сейчас на ней не те доспехи, которые она надевает для суда; эта одежда подчеркивала женственность Кейт Уитни, вряд ли когда-либо замеченную ее юридическими оппонентами.

Они прошли по улице к маленькому кафе, сделали заказ и первые минуты провели, поглядывая в окно на то, как предвещающие грозу порывы ветра раскачивали деревья, и обмениваясь смущенными взглядами, словно это было их первое свидание и они боялись смотреть друг другу в глаза.

— Спасибо, что нашла время, Кейт.

Она пожала плечами.

— Мне здесь нравится. Давно сюда не заходила. Разнообразие не помешает. Обычно я обедаю на работе.

— Крекеры и кофе? — Он улыбнулся и посмотрел на ее зубы. На тот забавный зуб, который слегка загибался внутрь, будто обнимая своего соседа. Ему больше всего нравился этот зуб. Это был единственный изъян, который он видел в ней.

— Крекеры и кофе, — улыбнулась она в ответ. — И теперь я курю не больше двух сигарет в день.

— Поздравляю.

Начался дождь, и в тот же момент им принесли то, что они заказали.

Она подняла глаза от своей тарелки, ее взгляд переметнулся на окно и вновь остановился на лице Джека. Она увидела, что он разглядывает ее. Джек смущенно улыбнулся и быстро поднес к губам бокал.

Она положила свою салфетку на стол.

— Парк — слишком большое место, чтобы встретиться с кем-то случайно.

Он смотрел в сторону.

— В последнее время мне порядочно везет. — Он посмотрел ей в глаза.

Она выжидала. В конце концов он пожал плечами.

— Ну ладно, это было не совсем случайно. Но результат оказался хорошим, не так ли?

— Какой результат? Обед?

— Я не заглядываю в будущее. Я продвигаюсь медленно, шаг за шагом. Открываются новые перспективы. Перемены всегда к лучшему.

— Ну что ж, — с упреком сказала она, — по крайней мере, теперь ты не защищаешь насильников и убийц.

— И воров? — откликнулся он и тут же пожалел об этом.

Лицо Кейт посерело.

— Извини, Кейт. Я не это имел в виду.

Она достала сигареты и спички, закурила и выпустила струю дыма ему в лицо.

— Первая или вторая за день? — Он отогнал от себя облако дыма.

— Третья. Не знаю почему, но твое присутствие всегда прибавляет мне дерзости. — Она перевела взгляд на окно и скрестила ноги.

Ее ступня коснулась его колена, и она быстро отдернула ее. Она потушила сигарету и, взяв сумочку, поднялась.

— Мне нужно возвращаться на работу. Сколько я тебе должна?

— Это я пригласил тебя на обед, — уставился на нее Джек. — К нему ты даже не прикоснулась.

Она достала десятку и, бросив ее на стол, направилась к двери.

Джек положил рядом еще десятку и бросился за ней.

— Кейт!

Он догнал ее на улице у входа в кафе. Дождь усилился, и несмотря на то что он держал над собой и Кейт пиджак, они быстро промокли. Она как будто не замечала этого и села в свою машину. Он запрыгнул на соседнее сиденье. Она взглянула на него.

— Мне и вправду нужно возвращаться.

Джек глубоко вздохнул и вытер влагу со своего лица. Проливной дождь барабанил по крыше машины. Он не знал, как вести себя в такой ситуации. Но нужно было что-то сказать.

— Ладно, Кейт, мы до нитки промокли, уже почти три часа. Давай приведем себя в порядок и отправимся в кино. Нет, лучше поедем за город. Помнишь виндзорскую гостиницу?

Она с изумлением уставилась на него.

— Джек, ты случайно не обсуждал это с той женщиной, на которой собираешься жениться?

Джек опустил глаза. Что он мог сказать? Что он не любит Дженнифер Болдуин, несмотря на то что сделал ей предложение? В этот момент он даже не помнил, как это произошло.

— Я всего лишь хотел немного побыть с тобой, Кейт. Вот и все. В этом нет ничего плохого.

— В этом все плохо, Джек. Все! — Она собралась повернуть ключ зажигания, но он удержал ее руку.

— Я не хочу ссориться с тобой.

— Джек, ты уже принял решение. Уже поздно что-то менять.

На его лице отразилось изумление.

— Прости, это я принял решение? Я решил жениться на тебе четыре года назад. Вот каким было мое решение. А ты решила все прекратить.

Она откинула от глаз мокрые волосы.

— Да, это было мое решение. Так что теперь?

Он повернулся к ней и обнял за плечи.

— Послушай, я понял это прошлой ночью… Господи, какого черта! Я думал об этом каждую ночь с тех пор, как ты ушла от меня. Я знал, что все это — ошибка, черт возьми! Я больше не общественный защитник. Ты права, я уже не защищаю преступников. Я веду правильный, респектабельный образ жизни. Я… Мы… — Он взглянул на ее удивленное лицо, и в голове у него помутилось. Его руки дрожали. Он отпустил ее и тяжело откинулся на сиденье.

Он снял вымокший галстук, сунул его в карман и взглянул на маленькие часы на приборной доске. Она посмотрела на неподвижный спидометр, а потом на него. Она говорила мягко, но ее глаза выдавали затаенную боль.

— Джек, мне очень понравился обед. Я была рада повидать тебя. Но это все, что в моих силах. Извини. — Она прикусила губу; он не видел этого, потому что выбирался из машины.

Он просунул голову в салон.

— Будь счастлива, Кейт. Если что будет нужно, звони.

Она смотрела на его крепкие плечи, когда он под сильным дождем шел к своей машине, а потом сел в нее и уехал. Она неподвижно сидела еще несколько минут. По ее щеке скатилась слеза. Она яростно смахнула ее, завела двигатель и поехала в противоположную сторону.

* * *

На следующее утро Джек поднял телефонную трубку и медленно положил ее обратно. И в самом деле, зачем звонить? Он пришел на работу к шести, разобрался со срочными делами и приступил к проектам, ожидавшим своего часа уже не одну неделю. Он выглянул в окно. Солнечные лучи отражались от зданий из стекла и бетона. Он потер заслезившиеся от солнца глаза и опустил жалюзи.

Кейт не собиралась возвращаться в его жизнь, и ему нужно было с этим смириться. Предыдущую ночь он провел, прокручивая в голове всевозможные сценарии, преимущественно совершенно нереальные. Он пожал плечами. Подобное происходит с мужчинами и женщинами во всем мире. И порою не так, как хотелось бы. Даже при самом большом желании. Нельзя заставить человека полюбить тебя вновь. Надо двигаться вперед. У Джека было куда двигаться, и даже много вариантов. Возможно, именно теперь пришла пора подумать о своем будущем, которое у него, несомненно, было.

Он сел за свой стол и методично проработал два проекта по совместному предприятию, для которого он делал черновую, не требующую умственных усилий и довольно нудную работу, и проект для своего единственного, кроме Болдуина, клиента, Тарра Кримзона.

Кримзон владел небольшой компанией, выпускающей аудио- и видеопродукцию, был гением компьютерной графики и, проводя в местных отелях конференции по этой тематике для аналогичных компаний, жил очень хорошо. Для куража он ездил на мотоцикле, носил драные джинсы, курил все подряд, включая сигареты, взятые у прохожих, и вдобавок выглядел, как самый безнадежный наркоман в мире.

Они познакомились с Джеком, когда друг Джека вел дело против Тарра по обвинению в хулиганстве в нетрезвом состоянии и проиграл его. Тарр пришел в суд в строгом костюме, с кейсом, с аккуратно постриженными бородой и волосами и убедительно доказал, что свидетельство полицейского не имеет юридической силы, так как потасовка случилась не на месте проведения концерта группы «Грейтфул Дэд», что результат теста не действителен, потому что полицейский не зачитал ему правила проведения теста и при его проведении использовалось неисправное оборудование.

Судья закрыл это дело, напомнив полицейскому о необходимости в будущем строго придерживаться установленных правил. Джек с изумлением наблюдал за ходом процесса. Под впечатлением от увиденного он вышел из зала суда вместе с Тарром; вечером выпил с ним пива, и вскоре они стали друзьями.

Лишь изредка и по пустякам вступая в конфликт с законом, Кримзон был хорошим клиентом для Паттона, Шоу и Лорда. Задачей Джека было сделать так, чтобы Тарр, уволивший своего последнего адвоката, вслед за Джеком попал в ПШЛ, хотя фирма вряд ли могла отказать в услугах новому клиенту стоимостью в четыре миллиона долларов.

Он положил на стол ручку, подошел к окну и снова подумал о Кейт Уитни. Ему не давала покоя одна мысль. Когда Кейт оставила его, Джек пошел навестить Лютера. Старик не дал ему мудрого совета, не предложил способа моментально решить проблему Джека. Вообще-то от Лютера было бы странно ожидать совета, как найти путь к сердцу его дочери. И все же Джек всегда мог поговорить с ним. О чем угодно. Лютер слушал его. Действительно слушал. Он не просто выжидал, пока Джек закончит свой рассказ, чтобы приняться за повествование о собственных проблемах. Джек не вполне сознавал, что́ хочет сказать старику. Но что бы это ни было, Лютер обязательно выслушает его. И уже одного этого будет достаточно.

Часом позже электронный календарь Джека подал звуковой сигнал. Джек взглянул на часы и надел пиджак.

Джек быстро шел по коридору. До обеда с Сэнди Лордом оставалось двадцать минут. Наедине с ним Джек чувствовал себя не в своей тарелке. О Сэнди Лорде говорили много и, как убеждался Джек, по большей части справедливо. Секретарша Джека сообщила ему накануне утром, что Сэнди хочет пообедать с ним. А Сэнди Лорд всегда добивался желаемого. Секретарша Джека напомнила об этом осторожным шепотом, что слегка его покоробило.

Двадцать минут. Но сначала нужно проконсультироваться с Барри Элвисом по поводу документов Бишопа. Джек улыбнулся, вспомнив выражение лица Барри, когда все необходимые бумаги легли на его стол за полчаса до истечения срока. Элвис просмотрел их с явным удивлением на лице.

— Неплохо. Должен признаться, я поставил тебе жесткие сроки. — Он смотрел в сторону. — Вообще-то я не люблю этого делать. Очень ценю твои усилия, Джек. Извини, если нарушил твои планы.

— Ерунда, Барри, мне за это платят. — Джек повернулся, чтобы уйти.

Барри поднялся из-за стола.

— Джек… ммм… с тех пор, как ты работаешь здесь, мы ни разу толком не поговорили. Давай как-нибудь пообедаем вместе.

— Отличная мысль, Барри, пусть твоя секретарша договорится с моей насчет возможной даты.

В тот момент Джек осознал, что Элвис, в принципе, неплохой парень. Он задал Джеку жару, ну и что? По сравнению с тем, как старшие компаньоны обращались со своими подчиненными, Джек еще легко отделался. Кроме того, Барри был первоклассным корпоративным адвокатом, и Джеку было чему у него поучиться.

Джек прошагал мимо стола секретарши Барри, но Шейлы там не было.

Затем Джек заметил груду коробок у стены. Дверь кабинета Барри была закрыта. Джек постучал, но ответа не последовало. Он огляделся вокруг и открыл дверь. На мгновение он закрыл глаза, а когда вновь открыл их, то увидел пустые книжные полки и прямоугольные участки невыцветших обоев, где раньше висела уйма дипломов и свидетельств.

В чем дело? Он закрыл дверь, повернулся и столкнулся с Шейлой.

Обычно безупречно одетая и причесанная, подтянутая и сдержанная, сейчас Шейла выглядела так, как будто побывала в серьезной переделке. Она работала секретаршей Барри в течение десяти лет. Шейла уставилась на Джека, в ее бледно-голубых глазах вспыхнул и погас огонь. Она повернулась, быстро подошла к своему столу и начала собирать коробки. Джек наблюдал за ней, ничего не понимая.

— Шейла, что происходит? Где Барри?

Она не отвечала.

Ее руки двигались все быстрее, пока она не начала буквально швырять вещи в коробку. Джек приблизился к ней и сверху вниз смотрел на ее хрупкую фигуру.

— Шейла! Что, черт возьми, происходит? Шейла! — Он схватил ее за руку.

Она дала ему пощечину и, испугавшись своего поступка, внезапно села. Голова ее склонилась к поверхности стола и замерла в таком положении. Она начала тихо всхлипывать.

Джек вновь огляделся. Может быть, Барри мертв? Может, произошел несчастный случай, и никто не сообщил ему? Неужели люди в этой огромной фирме настолько бессердечны? И ему суждено прочитать об этом в официальном сообщении? Он посмотрел на свои руки. Они дрожали.

Он присел на краешек стола и осторожно коснулся плеча Шейлы, стараясь вывести ее из состояния отчаяния, но безуспешно. Джек начал беспомощно оглядываться по сторонам, так как всхлипывания становились все громче и жалобнее. Наконец, появились две другие секретарши и молча увели Шейлу, недружелюбно поглядывая на Джека.

Что, черт возьми, он им сделал? Он посмотрел на часы. Через десять минут встреча с Лордом. Внезапно ему очень захотелось попасть на этот обед. Лорд знал обо всем, что происходило на фирме, и, как правило, заранее. Затем у него возникла ужасная мысль. Он вспомнил прием в Белом доме и свою разгневанную невесту. В разговоре с ней он упомянул Барри Элвиса. Но она же не могла…? Джек стремительно побежал по коридору, так что за его спиной развивались полы пиджака.

* * *

«Филлморз» был сравнительно новой достопримечательностью Вашингтона. Тяжелые двери красного дерева были инкрустированы толстым слоем бронзы, ковры и занавеси — исключительно ручной работы и чрезвычайно дороги. Каждый столик представлял собой уединенный уголок и настраивал на неспешную и размеренную еду. К услугам посетителей были телефоны, факсы и копировальные аппараты. Вокруг резных столиков стояли роскошно драпированные стулья, на которых восседала элита вашингтонских деловых и политических кругов. Цены были под стать клиентуре.

Даже в заполненном посетителями ресторане не чувствовалось никакой спешки; его клиенты, не привыкшие кому-либо подчиняться, передвигались с такой скоростью, какая была им удобна. Порой само их присутствие за определенным столиком, приподнятая бровь, сдержанный кашель, понимающий взгляд были для них содержанием целого рабочего дня и приносили огромные прибыли лично для них или для тех, кого они представляли. Отчетливо различимый дух денег и власти витал в зале.

Официанты в тесных рубашках и безупречных галстуках-«бабочках» появлялись и исчезали в четко определенной последовательности. Постоянных клиентов здесь почти нянчили, их обслуживали, выслушивали или оставляли одних, как они того желали. Размеры чаевых говорили об удовлетворенности клиентов подобным положением вещей.

Сэнди Лорд предпочитал обедать именно в «Филлморз». Поверх меню он быстро, но методично исследовал своими колючими серыми глазами огромное пространство зала в поисках потенциальных деловых партнеров или, возможно, чего-то еще. Он грациозно пошевелился на стуле всей тяжестью своего грузного тела и осторожно вернул на место пару седых волосков. Как ни печально, но с течением времени знакомые лица исчезали из виду: их уносила смерть или они уходили на отдых. Он стряхнул пылинку с манжета рубашки, на котором красовалась его монограмма, и вздохнул. Лорд ловко обирал всех этих людей и, может быть, даже весь этот город.

Он протянул руку к сотовому телефону и проверил сообщения на автоответчике. Уолтер Салливан до сих пор не звонил. Если дело Салливана выгорит, Лорд сможет заполучить в качестве клиента одну из стран бывшего Восточного блока.

Целую страну в качестве клиента! Сколько можно запросить со страны за юридические услуги? Даже по нормальным расценкам очень много. Проблема состояла в том, что у экс-коммунистов не было денег, если не считать все эти рубли, купоны, копейки и тому подобное, что вполне может использоваться в качестве туалетной бумаги.

Лорда это не беспокоило. Чего у экс-коммуняк было в изобилии, так это сырьевых ресурсов, которые Салливан хотел прибрать к рукам. Поэтому-то Лорд и провел там три этих чертовых месяца. Но если у Салливана все получится, это время не пропадет зря.

Лорд привык сомневаться во всех и в каждом. Но если кто и мог пропихнуть это дело, так это Уолтер Салливан. Похоже, что все, к чему он прикасался, умножалось в геометрической прогрессии, и то, что перепадало его сподвижникам, наполняло их души священным трепетом. Даже на исходе седьмого десятка старик не сбавил темпа. Он работал по пятнадцать часов в сутки и был женат на какой-то красотке лет двадцати с небольшим, которая, казалось, пришла прямо из эротического кинофильма. Сейчас он находился на Барбадосе, куда улетел вместе с тремя политиками самого высокого ранга, чтобы обсудить кое-какие дела и заодно развлечься. Он должен был позвонить. И небольшой, но впечатляющий список клиентов Сэнди пополнится еще одним именем, и каким!

Лорд заметил молодую женщину в рискованно короткой юбочке и в туфлях на тоненьких «шпильках», которая пересекала зал.

Она улыбнулась ему; он ответил ей, слегка приподняв брови, сигналом, который нравился ему своей двусмысленностью. Это была подружка Лорда, сотрудница одной большой ассоциации с 16-й улицы; впрочем, его мало интересовало, откуда она. Она была хороша в постели, вот что было важно для Лорда.

Ее появление навеяло приятные воспоминания. Нужно будет вскоре позвонить ей. Он сделал заметку об этом звонке в своей электронной записной книжке. Затем его внимание, а также большинства женщин в зале, привлекла высокая угловатая фигура Джека Грэма, шагающего прямо к нему.

Лорд поднялся и протянул ему руку. Джек не принял ее.

— Что, черт возьми, произошло с Барри Элвисом?

Лорд окинул его оценивающим взглядом и вновь уселся на ступ. Появился официант, моментально отогнанный коротким взмахом руки Лорда. Лорд посмотрел на Джека, продолжавшего стоять.

— Ты не даешь мне перевести дух. Ну что ты разгорячился? Это не всегда разумно.

— Я не шучу, Сэнди. Я хочу знать, что происходит? Кабинет Барри пуст, его секретарша пялится на меня так, как будто я лично отдал приказ о его уничтожении. Будь любезен, объясни. — Джек повысил голос, и Лорд посмотрел на него еще пристальнее.

— Что бы ты там ни думал, я уверен, мы можем обсудить это с гораздо большим достоинством, чем ты сейчас проявляешь. Может быть, ты присядешь и будешь вести себя, как компаньон лучшей юридической фирмы в этом необыкновенном городе?

Несколько секунд они, не моргая, смотрели друг другу в глаза, и в конце концов Джек медленно опустился на стул.

— Выпьешь?

— Пиво.

Опять возник официант, чтобы через мгновение исчезнуть с заказом на пиво и крепкий джин с тоником для Сэнди. Сэнди закурил сигарету «Рэйли», рассеянно посмотрел в окно, а затем вновь на Джека.

— Значит, тебе известно о Барри.

— Я знаю только, что его нет. И я хочу, чтобы ты рассказал мне, куда он делся.

— Что тут рассказывать? Ему предложили уйти. И побыстрее.

— Почему?

— А тебе какое дело?

— Мы с Барри работали вместе.

— Но вы же не были друзьями.

— У нас до сих пор не было шанса стать друзьями.

— И чего, скажи на милость, тебе так хочется подружиться с Барри Элвисом? Он был обычным членом корпорации, я на своем веку повидал много таких.

— Он был очень хорошим юристом.

— Нет, с технической точки зрения, он был достаточно компетентным адвокатом, имеющим богатый опыт в области корпоративных сделок и налогов, и вдобавок специалистом по страхованию жизни. Но он не пошевелил и пальцем для развития бизнеса и никогда не пошевелит. Следовательно, он не был «очень хорошим юристом».

— Проклятье, ты понимаешь, что я имею в виду. Он был очень ценным сотрудником. Кому-то ведь нужно делать эту чертову работу.

— У нас есть около двух сотен адвокатов, которые вполне могут делать эту чертову работу. С другой стороны, лишь дюжина или около того из наших компаньонов приводят в фирму выгодных клиентов. Это не то соотношение, которое нужно стремиться сохранить. Много солдат, мало командиров. Ты воспринимаешь Барри Элвиса как ценного сотрудника, мы воспринимаем его как дорогостоящую обузу, без способности к самосовершенствованию. Он достаточно много наобещал и обеспечил себе безбедное существование. Мы, компаньоны, зарабатываем деньги другими способами. Поэтому было принято решение разорвать наши отношения.

— И ты хочешь меня убедить, что Болдуин нисколько не повлиял на тебя?

На лице Лорда появилось выражение неподдельного изумления. Юрист, более тридцати пяти лет выпускавший дым людям прямо в лицо, был непревзойденным лжецом.

— А какого черта Болдуины будут беспокоиться насчет Барри Элвиса?

Джек пристально взглянул в мясистое лицо Лорда и перевел дух. Внезапно почувствовав, что попал в глупое положение, он смущенно посмотрел по сторонам. Неужели все впустую? А если Лорд лжет? Он вновь взглянул на него, но лицо Лорда было бесстрастным и непроницаемым. Но зачем ему лгать? В голове Джека пронеслось несколько возможных ответов, но ни один из них не мог его удовлетворить. Неужели он ошибся? Неужели выставил себя полным идиотом перед самым могущественным компаньоном фирмы?

Лицо Лорда смягчилось и приобрело почти сочувствующее выражение.

— То, что мы расстались с Барри Элвисом, — это часть усилий по очистке ведущего персонала компании от слабых людей. Нам нужны адвокаты, которые способны и выполнять свою работу, и приводить в фирму новых клиентов. Как, например, это делаешь ты. Все очень просто. Барри не первый и не последний. Мы уже давно работаем над этим, Джек. Это началось задолго до твоего появления здесь. — Лорд помолчал и остро посмотрел на Джека. — Может, ты чего-то недоговариваешь? Вскоре мы станем компаньонами, нельзя иметь секреты от своих компаньонов.

Лорд хмыкнул. В его отношениях с клиентами было множество секретов.

Джек хотел было съязвить, но сдержался.

— Я еще не компаньон, Сэнди.

— Это чистая формальность.

— И все же не стоит опережать события.

Лорд неловко заерзал на стуле и помахал сигаретой наподобие дирижерской палочки. Значит, слухи о том, что Джек намеревается запрыгнуть на их лайнер, вероятно, имеют под собой почву. Именно из-за этих слухов Лорд сидел в ресторане вместе с молодым юристом. Они посмотрели друг на друга. Уголки рта Джека растянулись в сдержанную улыбку. Четыре миллиона долларов, добытые Джеком, были аппетитной приманкой. Особенно потому, что это обещало Лорду еще четыреста тысяч баксов. Не то чтобы они были ему нужны, но и отказываться от них он не собирался. Он пользовался репутацией порядочного мота. К тому же юристы не уходят в отставку. Они работают, пока окончательно не свалятся. Лучшие из них зарабатывают кучу денег, но по сравнению с промышленными магнатами, рок-звездами и актерами их заработки довольно скромны.

— Я думал, тебе понравится наш ресторанчик.

— Понравился.

— Ну и?..

— Ну и что?

Сэнди обвел взглядом зал ресторана. Он заметил еще одну свою знакомую, одетую в дорогой деловой костюм, под которым, как был уверен Сэнди, на ней не было абсолютно ничего. Он проглотил остаток своего джина с тоником и посмотрел на Джека. Лорд все более и более раздражался. Тупой, неопытный сукин сын.

— Ты бывал здесь раньше?

Джек покачал головой и пролистал толстое меню в поисках бифштекса с жареной картошкой, но не нашел его.

Лорд внезапно выхватил у него меню и наклонился к нему, обдавая его лицо своим тяжелым дыханием.

— Тогда почему бы тебе не осмотреться?

Лорд жестом подозвал официанта и заказал виски с содовой, которое ему принесли минутой позже. Джек откинулся на спинку стула, но Лорд надвинулся на него, качнув рукой стол.

— Хочешь верь, хочешь — нет, но я уже бывал в ресторанах, Сэнди.

— Но не в этом, правда? Видишь, вон ту малышку? — Удивительно тонкие пальцы Лорда скользнули в воздухе, направив взгляд Джека на женщину в мини-юбке. — За последние полгода я трахался с ней пять раз.

Лорд не удержался от улыбки, видя, что Джек оценил предмет разговора, и тот произвел на него должное впечатление.

— А теперь скажи, почему такое создание снизошло до того, чтобы спать с таким большим жирным мешком, как я?

— Может, ей тебя жалко, — улыбнулся Джек.

Лорд не оценил шутки.

— Если ты так думаешь, то твоя наивность граничит с некомпетентностью. Ты что, в самом деле веришь, что женщины в этом городе целомудреннее мужчин? Да с какой стати? То, что у них большая задница, и то, что они носят юбки, не означает, что они не возьмут своего и не используют для этого все доступные им средства. Видишь ли, сынок, это все потому, что я могу дать ей то, что она хочет. Я не хочу сказать «в постели». Она это знает, я это знаю. В этом городе я могу открывать двери, которые могут открыть немногие. И поэтому она позволяет мне трахать ее. Чисто коммерческая сделка между разумными и искушенными сторонами. Как тебе это?

— Как что?

Лорд опять сел на свой стул, закурил новую сигарету и выпустил вверх ровные колечки дыма. Он прикусил губу и ухмыльнулся.

— Что в этом смешного, Сэнди?

— Я просто подумал, что ты, когда был студентом, наверное, ни во что не ставил людей вроде меня. Считал, что никогда не станешь похожим на меня. Собирался защищать бедняг, просящих политического убежища, или требовать высшей меры для несчастных сукиных сынов, прихлопнувших уйму народа и обвиняющих в этом свою мамочку, которая шлепала их по попке, когда они плохо себя вели. Ну ладно, признайся, ведь было такое?

Джек ослабил узел галстука и отпил пива. Он знал повадки Лорда и чувствовал, что тот к чему-то клонит.

— Сэнди, ты один из лучших юристов в этом городе, все так говорят.

— Черт, я много лет не занимался юридической практикой.

— Неважно, здесь все работает на тебя.

— А что работает на тебя, Джек?

Услышав свое имя, сорвавшееся с губ Лорда, Джек ощутил, как сердце его екнуло. Это означало большую близость в их отношениях, которая ужаснула его, хотя он и понимал, что это неизбежно. Компаньон? Он вздохнул и пожал плечами.

— Откуда знать, кем они захотят стать, когда вырастут?

— Но ты, Джек, уже вырос, и пора платить швейцару. Ну так как?

— Я не понимаю, о чем ты.

Лорд опять надвинулся на него, кулаки его сжались; он был похож на боксера-тяжеловеса, готовящегося к контратаке и выискивающего малейшую брешь в обороне противника. Казалось, он действительно ударит его. Джек напрягся.

— Считаешь меня подонком, верно?

Джек снова взял в руки меню.

— Что ты порекомендуешь?

— Слушай, паренек, ты думаешь, что я жадный, эгоцентричный подонок, который обожает власть и которому нет дела ни до чего, что для него бесполезно? Не правда ли, Джек? — Лорд повысил голос; его тучное тело приподнялось над стулом.

Он вырвал из рук Джека меню и бросил его обратно на стол. Джек нервно оглядел комнату, но в их сторону никто не смотрел, и это значило, что каждое слово из их разговора было услышано и принято к сведению. Налитые кровью глаза Лорда впились в глаза Джека, как будто притягивая его.

— Знаешь, я действительно подонок. Да, я именно такой, Джек.

Лорд, торжествуя, опять уселся на стул. Он усмехнулся. Джеку тоже захотелось улыбнуться, несмотря на испытываемое отвращение.

Джек немного расслабился. Как будто почувствовав эту перемену в нем, Лорд придвинул свой стул к стулу Джека. На мгновение Джек всерьез подумал о том, чтобы осадить старика: всякому терпению приходит конец.

— Правильно, именно этим я и являюсь, Джек, именно этим и еще много чем! Но, знаешь что, Джек? Я как раз такой. И я не пытаюсь скрывать это или объяснять это. Каждый сукин сын, который когда-либо со мной встречался, в точности знал, кто я и что я. Я верю в то, что делаю. Это истинная правда. — Лорд глубоко вздохнул и затем медленно выдохнул.

Джек покачал головой, стараясь привести мысли в порядок.

— А ты, Джек?

— Что — я?

— Кто ты, Джек? Во что ты веришь, если ты вообще во что-то веришь?

— Я двенадцать лет проучился в католической школе. У меня есть своя вера.

Лорд утомленно покачал головой.

— Ты меня разочаровываешь. Мне говорили, ты умный мальчик. Либо мне доложили неправду, либо эта ухмылка у тебя на лице, как будто ты наелся дерьма, вызвана опасением сказать лишнее.

Рука Джека, подобно тискам, сжала запястье Лорда.

— Какого черта тебе от меня нужно?

Лорд улыбнулся и осторожно постучал по руке Джека, пока тот не разжал пальцы.

— Тебе нравятся такие местечки? С таким клиентом, как Болдуин, ты будешь питаться в подобных ресторанах, пока твои артерии не станут тверже камня. Лет через сорок ты отбросишь копыта на каком-нибудь пляжике на карибском побережье и оставишь вдовой молодую и внезапно разбогатевшую цепкую красотку, но ты умрешь счастливым человеком, поверь мне.

— Для меня все местечки одинаковы.

Лорд тяжело ударил кулаком по столу. На этот раз к ним повернулись несколько человек. Хозяин заведения посмотрел в их направлении, стараясь скрыть улыбку понимания под густыми усами.

— Об этом-то я и говорю, о твоем чертовом безразличии. — Он понизил голос, но не отодвинулся от Джека. — На самом деле, одно местечко явно отличается от другого. У тебя есть ключ к этому заведению, тебе это известно. Твой ключ — Болдуин и его милая дочурка. И тогда возникает вопрос: кто откроет для тебя эту дверь — ты сам или кто-то другой? И этот вопрос довольно любопытным образом возвращает нас к моему первоначальному вопросу: во что ты веришь, Джек? Потому что если ты не веришь в это, — Лорд широко раскинул руки, — если ты не хочешь стать Сэнди Лордом следующего поколения, если ты смеешься над моим образом жизни, моей педантичностью, если угодно, либо проклинаешь ее, если ты искренне веришь, что ты выше всего этого, если тебе претит мысль заполучить мисс Болдуин и если ты не видишь в этом меню ни одного аппетитного блюда, тогда почему ты не пошлешь меня подальше? И не встанешь, чтобы выйти отсюда с высоко поднятой головой, чистой совестью и непоколебленными убеждениями? Потому что, откровенно говоря, эта игра слишком важна и трудна, чтобы в нее мог играть непосвященный.

Подавшись назад, Лорд плюхнулся на стул, заполнив его своей массой.

На улице стояла прекрасная осенняя погода: ни дождя, ни повышенной влажности, только прозрачное голубое небо. Легкий ветерок шуршал брошенными газетами. Казалось, город на время сбавил темп, в котором жил в течение предыдущих знойных летних месяцев. В Лафайет-парке на траве лежали загорающие люди, стараясь впитать в себя побольше солнечных лучей, пока не установилась холодная погода. Рядом сновали велосипедисты, бросая короткие взгляды на неприкрытые ноги и расстегнутые блузки.

А в ресторане Джек Грэм и Сэнди Лорд в упор смотрели друг на друга.

— Надеюсь, в этом нет никакого подвоха?

— Я бы не стал тратить на это время, Джек. По крайней мере, в течение последних двадцати лет. Если бы я не был уверен, что с тобой можно говорить открытым текстом, я бы навешал тебе лапши на уши и ограничился этим.

— Что ты хочешь сказать?

— Все, что я хочу знать — это в игре ты или вне игры. Конечно, с Болдуином ты можешь пойти в любой другой ресторан в городе. Полагаю, ты выбрал нас, потому что тебе понравилось то, что ты увидел.

— Болдуин рекомендовал мне вас.

— Болдуин умен. Многие люди могли бы пойти за ним. Ты уже год работаешь у нас. Если ты решишь остаться, то станешь компаньоном. Честно говоря, годовой срок был чистой формальностью, мы просто хотели убедиться, что ты нам подходишь. По истечении этого срока у тебя никогда не будет никаких финансовых затруднений, не считая расходов твоей будущей жены. Единственным твоим занятием будет ублажать Болдуина, расширять эту область бизнеса и приводить в фирму новых клиентов. Потому что, если смотреть правде в глаза, единственное обеспечение любого юриста — подконтрольные ему клиенты. Тебя не учили этому на юридическом факультете, но это самый важный урок, который тебе следует усвоить. Никогда, никогда не упускай этого из виду. Никакая рутинная работа не должна затмевать этот факт. Всегда найдется тот, кто может заняться рутинной работой. У тебя будет карт-бланш на расширение бизнеса. У тебя не будет никаких начальников, кроме Болдуина. Тебе не нужно будет следить за выполняемой для Болдуина юридической работой, это за тебя сделают другие. Так что перспектива не такая уж и пугающая.

Джек посмотрел на свои руки и увидел там лицо Дженнифер. Такое безупречное и совершенное. Он почувствовал сожаление от того, что обвинил ее в увольнении Барри Элвиса. Затем он подумал о том нудном времени, когда он работал общественным защитником. В конце концов его мысли обратились к Кейт, но быстро оборвались. И что у них было особенного, подумал он. Ничего. Он поднял глаза.

— Один глупый вопрос. Могу я продолжать заниматься юридической практикой?

— Если ты этого хочешь. — Лорд пристально посмотрел ему в лицо. — Значит, я могу считать, что ты согласен?

Джек опустил глаза на меню.

— Котлеты из крабов, наверное, мне подойдут.

Сэнди пустил к потолку струю дыма и широко улыбнулся.

— Я обожаю их, Джек. Я чертовски их обожаю.

* * *

Двумя часами позже Сэнди стоял у окна в своем огромном кабинете и наблюдал за оживленной улицей; селекторное совещание подходило к концу.

В комнату вошел Дэн Кирксен; его тугой галстук-бабочка и хрустящая рубашка скрывали поджарое тело бегуна. Кирксен был руководящим компаньоном фирмы. Он имел власть над всеми, кто работал в учреждении, кроме Сэнди Лорда. А теперь, возможно, и Джека Грэма.

Лорд равнодушно взглянул на него. Кирксен сел и терпеливо ждал, пока участники селекторного совещания прощались с Лордом. Лорд отключил селектор и опустился на стул. Откинувшись на спинку стула, он закурил, глядя в потолок. Помешанный на здоровом образе жизни Кирксен слегка отстранился от стола.

— Что у тебя? — Глаза Лорда, наконец, остановились на худом, чистом лице Кирксена. Этот человек стабильно получал шестьсот тысяч долларов из доходов фирмы, но эта сумма была сущим пустяком для Сэнди Лорда, и он не скрывал своего презрения к руководящему компаньону.

— Нас интересует, как прошел обед.

— Может, будешь говорить начистоту? У меня нет времени разгадывать твои недомолвки.

— До нас дошли тревожные слухи, и затем Барри Элвис был уволен после звонка мистера Болдуина.

Лорд махнул рукой.

— Об этом надо помалкивать. Он с нами, он остается. И я потратил на него два часа.

— С учетом денег, поставленных на карту, Сэнди, мы, мы все полагали, что так будет лучше для фирмы, только ты мог произвести должное впечатление…

— Да. Я умею считать, Кирксен, и получше тебя. Я знаю толк в цифрах. Ясно? Ну так вот, Джек остается в деле. Если повезет, лет через десять он удвоит свои доходы и свои связи, и мы сможем с чистой совестью уйти в отставку. — Лорд оглядел Кирксена, который как будто таял под его взглядом. — Знаешь, он хваткий парень. У него больше мозгов, чем у любого из моих компаньонов.

Кирксен поморщился.

— Более того, он мне даже чем-то симпатичен. — Лорд поднялся и, пройдя к окну, смотрел, как десятью этажами ниже группа дошкольников, соединенных веревкой, пересекает улицу.

— Значит, я могу сообщить комитету, что результат положительный?

— Что хочешь, то и сообщай. Только помни: не вздумайте больше беспокоить меня по подобным вопросам, если это не является действительно важным. Ты меня понял?

Лорд еще раз взглянул на Кирксена и опять стал смотреть в окно. Салливан до сих пор не позвонил. Плохо. Он чувствовал, как его страна удаляется от него, подобно тому, как исчезали за углом дошкольники. Исчезли.

— Спасибо, Сэнди.

— Не за что.

Глава 9

Уолтер Салливан смотрел на лицо, точнее, на то, что от него осталось. На пальце открытой для взгляда ступни висела стандартная бирка морга. Пока сопровождающие ждали его снаружи, он тихо присел рядом с ней. Формальное опознание уже состоялось. Полицейские отправились составлять свои отчеты, репортеры — писать свои репортажи. Но Уолтер Салливан, один из могущественнейших людей своего времени, который, начиная с четырнадцати лет, превращал в деньги все, к чему прикасался, теперь внезапно почувствовал себя абсолютно обессиленным и опустошенным.

Журналисты открыли в нем и Кристи поистине неиссякаемый источник для своих статей с тех пор, как длившийся сорок семь лет брак закончился смертью его первой жены. Но, почти разменяв девятый десяток, он жаждал чего-то юного и полного жизни. Насмотревшись картин смерти, он хотел видеть рядом с собой кого-то, кто почти наверняка переживет его. Его близкие друзья и дорогие ему люди умирали один за другим, и он до конца испил свою чашу, чашу человека, оплакивающего других. Старость — не простой период в жизни, даже для очень богатых.

Но Кристи Салливан не пережила его. И ему приходилось с этим смириться. На его счастье он довольно смутно представлял себе, что произойдет с останками его второй жены дальше.

Как только Уолтер Салливан покинет комнату, появится сотрудник морга и отвезет покойную миссис Салливан в комнату для вскрытия. Там ее взвесят, измерят рост. Затем сфотографируют, сначала в одежде, а затем без нее. Потом рентгеновское исследование и снятие отпечатков пальцев. Будет проведен тщательный осмотр внешних покровов тела для того, чтобы не пропустить ни единой улики, полезной для следствия. Телесные жидкости будут отправлены на токсикологический анализ, чтобы выяснить, содержатся ли в них следы алкоголя, наркотиков и других веществ. Разрез расслоит ее тело от плеча до плеча и от груди до гениталий. Ужасное зрелище даже для привычного наблюдателя. Каждый орган будет проанализирован и взвешен, гениталии исследованы на наличие признаков сексуального контакта или физических повреждений. Любой след спермы, крови, чужих волос будет отправлен на анализ ДНК.

Затем обследуют ее голову, изучат пулевые отверстия. После этого специальной пилой сделают надрез на черепе от уха до уха, через макушку. Вырежут верхнюю переднюю четверть черепа, и извлеченный через отверстие мозг также будет исследован. Извлекут пулю и передадут ее на баллистическую экспертизу.

Токсикологи сделают заключение о содержимом ее желудка и следах посторонних веществ в крови и моче.

Будет подготовлен протокол вскрытия, излагающий причину смерти, все сопутствующие заключения и обстоятельства и официальную точку зрения медицинского эксперта.

Протокол вскрытия вместе с фотографиями, рентгеновскими снимками, отпечатками пальцев, токсикологическим заключением и любой другой информацией, относящейся к уголовному делу, будет передан следователю.

Наконец, Уолтер Салливан поднялся, накрыл останки своей погибшей жены и вышел.

С другой стороны еще одного полупрозрачного зеркала за выходящим из комнаты овдовевшим человеком внимательно наблюдали глаза следователя. Затем Сет Фрэнк надел шляпу и тихо вышел.

* * *

Зал заседаний номер один, самый большой на фирме, находился в центре здания рядом с приемной. Здесь, за толстыми дверьми, проходила встреча всех компаньонов организации.

Между Сэнди Лордом и другим старшим компаньоном сидел Джек Грэм. Формально он еще не являлся компаньоном, но детали протокола сегодня не соблюдались, и Лорд настоял на его присутствии.

Официанты разлили кофе по чашкам, разложили на блюдца кексы и булочки и удалились, закрыв за собой двери.

Внимание всех присутствующих обратилось на Дэна Кирксена. Он отпил сока, нарочито тщательно осушил губы салфеткой и поднялся.

— Очевидно, все вы знаете, какую тяжелую утрату понес один из наших самых… — Кирксен бросил короткий взгляд на Лорда — …а если быть точнее, наш самый важный клиент.

Джек оглядел шестидесятифутовый стол с мраморной поверхностью. Большинство глаз были устремлены на Кирксена, несколько человек из сидящих за столом наклонили головы и слушали то, что шепотом сообщали им соседи. Джек уже просмотрел газетные заголовки. Он никогда не участвовал ни в одном из дел Салливана, но знал, что они настолько обширны, что сорок адвокатов фирмы тратили на них почти все свое рабочее время. Он был самым крупным клиентом Паттона, Шоу и Лорда.

— Полиция ведет тщательное расследование всех обстоятельств, — продолжал Кирксен, — и все же дело пока не продвигается вперед. — Кирксен сделал паузу, снова взглянул на Лорда и затем продолжил: — Вы понимаете, что Уолтер потрясен до глубины души. Чтобы в этот трудный для него период оказать ему наибольшую поддержку, мы просим всех адвокатов уделять особое внимание любым делам, связанным с Салливаном, и, желательно, предотвращать появление каких бы то ни было проблем. Далее, хотя мы считаем, что это не что иное, как обычная кража со взломом с очень печальным исходом, ни в коей мере не связанная с деловой активностью Уолтера, мы просим всех вас обращать внимание на любые необычные детали в делах, к решению которых вы привлечены от лица Уолтера. Информация о подозрительных действиях должна немедленно сообщаться либо мне, либо Сэнди.

Несколько голов повернулись к Лорду, который по своему обыкновению смотрел в потолок. В пепельнице перед ним лежали три сигаретных окурка, рядом стоял бокал с недопитым коктейлем «Кровавая Мэри».

Слово взял Рон Дэй из международного юридического отдела. Его аккуратно постриженные бакенбарды обрамляли овальное, как у совы, лицо, частично скрытое очками.

— Это не террористический акт, не так ли? Я занимался координацией работы средневосточных совместных предприятий для фирмы Салливана в Кувейте, и эти люди играют по своим собственным правилам, уверяю вас. Как по-вашему, стоит мне опасаться за мою личную безопасность? Сегодня вечером я улетаю в Эр-Рияд.

Лорд медленно повернул голову, пока его взгляд не упал на Дэя. Его иногда поражало, насколько близорукими, если не сказать абсолютно тупыми, были многие из его компаньонов. Дэй был рядовым компаньоном, главным и, по мнению Лорда, единственным достоинством которого было умение разговаривать на семи языках и угождать правителям Саудовской Аравии.

— Я бы на твоем месте не волновался, Рон. Если это международный заговор, то ты не настолько важная персона, чтобы охотиться за тобой, а если ты действительно им нужен, то и опомниться не успеешь, как станешь покойником.

Дэй потеребил свой галстук; за столом раздались сдержанные смешки.

— Спасибо за объяснение, Сэнди.

— На здоровье, Рон.

Кирксен кашлянул.

— Будьте уверены, принимаются все усилия, чтобы раскрыть это чудовищное преступление. Говорят даже, что сам президент собирается назначить специальную комиссию, которая займется расследованием дела. Как вы знаете, Уолтер Салливан занимал различные посты в нескольких министерствах, и он один из ближайших друзей президента. Полагаю, мы можем надеяться, что преступники вскоре предстанут перед судом.

Кирксен сел.

Лорд осмотрел собравшихся, приподнял брови и потушил свою последнюю сигарету. Вскоре стол опустел.

* * *

Сет Фрэнк повернулся на стуле. Его кабинет занимал место площадью шесть на шесть футов; кабинет шерифа был единственной просторной комнатой в маленьком здании местного полицейского управления. На его столе лежал отчет медицинского эксперта. Часы показывали только половину восьмого утра, но Фрэнк уже трижды внимательно прочел отчет.

Он присутствовал на вскрытии. Следователям приходится это делать по многим причинам. Хотя Фрэнк наблюдал уже несколько сотен вскрытий, он никак не мог привыкнуть к зрелищу трупов, с которыми обращаются так же, как студенты-биологи с останками животных. И хотя его уже не тошнило от этого зрелища, после него ему обычно требовалось бесцельно поездить на автомобиле часа два-три, прежде чем попытаться вернуться к работе.

Отчет был объемистым и аккуратно отпечатанным. Смерть Кристины Салливан наступила не менее семидесяти двух часов назад. Степень распухания ее тела и насыщенность его микробами и газами с хорошей точностью указывала эту цифру. Однако в комнате было очень жарко, что ускорило разложение трупа. Этот факт делал точное определение времени смерти более сложной задачей. Но оно составляло, по твердому убеждению медицинского эксперта, не менее трех дней. Фрэнк также располагал дополнительной информацией, дававшей основание полагать, что Кристина Салливан скончалась в понедельник ночью, что ограничивало время смерти периодом от трех до четырех суток.

Фрэнк почувствовал, что хмурится. Минимум трехдневный период означал, что следы уже давно остыли. За три-четыре дня преступники могли исчезнуть из страны. Вдобавок к тому, что Кристина Салливан была убита довольно давно, расследование еще ни на шаг не продвинулось вперед. Он не мог припомнить другого такого дела, где следы преступления были бы столь же ничтожными.

Пока что ему было ясно, что никаких свидетелей происшедшего, кроме тех, кто ее убил, в имении Салливана не было. В газетах, банках, торговых центрах были помещены обращения. Никто не откликнулся.

Они переговорили с владельцами всех домов в радиусе трех миль. Каждый был потрясен, разгневан и испуган этим известием. Фрэнк обнаружил страх по едва уловимым признакам: у одного задергалась бровь, второй передернул плечами, третий нервно потер ладони. Меры безопасности в этом маленьком округе станут еще более строгими. Однако все эти эмоции не несли в себе никакой полезной информации. Они так же тщательно допросили прислугу во всех соседних имениях. Безрезультатно. Прислуга Салливана, сопровождавшая его в поездке на Барбадос, была опрошена по телефону, и тоже ничего полезного. Кроме того, каждый из них имел железное алиби. Но не безупречное. Фрэнк решил не забывать об этом.

У них также не было ясного представления о том, как Кристина Салливан провела последний день своей жизни. Она была убита в своем доме, предположительно поздней ночью. Но если она действительно погибла в понедельник ночью, то что она делала днем? Фрэнк чувствовал, что эта информация обязательно выведет их на какой-то след.

В половине десятого утра в тот понедельник Кристину Салливан видели в деловой части города, в шикарном салоне красоты, визит в который жены Фрэнка стоил бы ему двухнедельного заработка. Фрэнку предстояло выяснить, чистила ли она перышки перед каким-то ночным развлечением, либо это посещение было очередным. После того как она покинула салон около двенадцати дня, ее след полностью терялся. Она не возвращалась в свою городскую квартиру, не брала такси, которое они смогли бы найти.

Чтобы остаться в городе, когда все остальные уезжают на солнечный юг, нужна была веская причина, заключил он. Если она ту ночь провела не одна, то с этим человеком Фрэнку очень хотелось бы побеседовать и, возможно, надеть на него наручники.

Как ни странно, убийство при совершении кражи со взломом в Вирджинии не предполагает исключительной меры наказания, в отличие от убийства при ограблении. Убийца-грабитель приговаривается к смерти. Убийца-вор в худшем случае получит пожизненное заключение, что, однако, не является такой уж привлекательной альтернативой, учитывая ужасные условия содержания в большинстве тюрем страны. Но Кристина Салливан носила на себе много драгоценностей. Во всех докладах, полученных Фрэнком, отмечалось, что она была большой любительницей бриллиантов, изумрудов, сапфиров и тому подобного. На теле драгоценностей не было, хотя легко различались следы от колец на пальцах. Салливан подтвердил, что бриллиантовое ожерелье его жены пропало. Хозяин салона красоты тоже вспомнил, что видел его на ней в понедельник.

Хороший обвинитель, по мнению Фрэнка, вполне мог построить на этих фактах дело об ограблении. Преступники выбрали подходящий момент, все продумав заранее. С какой стати добропорядочным гражданам штата Вирджиния платить тысячи долларов в год, чтобы одевать, кормить и обеспечивать кровом хладнокровных убийц? Кража со взломом? Ограбление? Какая, к черту, разница? Женщина мертва. Убита какой-то сволочью. Фрэнка не интересовали юридические детали такого рода. Подобно многим другим блюстителям закона, он считал, что система уголовного судопроизводства слишком акцентирует внимание на правах обвиняемого. Ему часто казалось, что за чрезмерно раздутым громоздким уголовным процессом с его тонкостями, ловушками, зацепками, хитрыми адвокатами теряется сам факт нарушения закона — кто-то ранен, изнасилован или убит. Он считал это чудовищно несправедливым. Фрэнк был не в силах изменить систему, но он мог найти в ней лазейки.

Он придвинул отчет ближе к себе, вертя в руках очки для чтения, и отпил крепкого черного кофе. Причина смерти — горизонтальные огнестрельные ранения в голову, нанесенные одним или несколькими видами огнестрельного оружия, из которого были выпущены одна деформировавшаяся пуля, застрявшая в голове, и одна пуля неизвестного происхождения из неустановленного оружия, прошедшая навылет. На нормальном языке это означало: какая-то крупнокалиберная пуля вышибла ей мозги. В докладе также утверждалось, что причиной смерти стало убийство, и это было единственным здравым заключением, которое Фрэнк смог усмотреть во всем этом документе. Он отметил, что не ошибся насчет дистанции, с которой были произведены выстрелы. В ранах не обнаружили следов пороха. Стреляли с расстояния больше двух футов; Фрэнк подозревал, что оно ближе к шести футам, но это была только догадка. Возможность самоубийства никоим образом не допускалась. Но наемные убийцы, как правило, стреляют в упор. Это сводит вероятность промаха к минимуму.

Фрэнк наклонился к столу. Зачем потребовалось стрелять более одного раза? Женщину, скорее всего, убила уже первая пуля. Может, убийца был садистом, всаживающим в труп пулю за пулей? И все же они нашли в теле только два отверстия — маловато для маньяка. Кроме того, существовала проблема с пулями. «Дум-дум» и вторая загадочная пуля.

Он взял в руки полиэтиленовый пакет со своей отметкой на нем. Из тела извлекли лишь одну пулю. Она вошла в голову прямо под правым виском, расплющилась от удара, проникла сквозь череп в мозг, став причиной мощного сотрясения мягкой мозговой ткани.

Он осторожно потряс пакет с пулей, точнее с тем, что от нее осталось. Страшное орудие, сконструированное так, чтобы расплющиваться при ударе и затем перемалывать все на своем пути, продемонстрировало свою силу на Кристине Салливан. Проблема состояла в том, что пули «дум-дум» были теперь общедоступными. Степень деформации пули оказалась огромной. Баллистический анализ почти ничего не дал.

Вторая пуля вошла на полдюйма выше первой, прошла через весь мозг и вышла с другой стороны, оставив там зияющую дыру, гораздо большую, чем входное отверстие. Повреждения кости и мозговой ткани были очень большими.

Эта пуля преподнесла им сюрприз. Отверстие диаметром полдюйма в стене напротив кровати. Обычно, вырезав часть стены, сотрудники лаборатории при помощи специального оборудования осторожно извлекали пулю, чтобы не повредить следы нарезов, дающие возможность установить тип оружия, из которого она была выпущена, и, при благоприятном стечении обстоятельств, найти конкретный ствол. Анализ отпечатков пальцев и баллистическая идентификация давали настолько определенные результаты, насколько позволяла точность такого анализа.

Но только не в этом случае. Отверстие в стене было, однако, пустым; пули в нем не оказалось. Когда из лаборатории ему доложили об этом, Сет пошел туда, чтобы лично проверить этот факт. Уже давно он не чувствовал себя таким раздраженным.

Зачем понадобилось выковыривать пулю из стены, когда другая находилась в трупе? Что особенного могла показать вторая пуля? На эти вопросы у него не было ответов.

Фрэнк сделал несколько записей. Отсутствующая пуля могла быть иного калибра или типа, что указало бы на присутствие двух стрелявших. Даже с учетом всех возможных обстоятельств, Фрэнк не мог представить себе, что один человек держит в каждой руке по пистолету и палит в женщину. Таким образом, подозреваемых, возможно, двое. Это также объяснило бы различие входных и выходных отверстий пуль, а также нанесенных ими повреждений. Входное отверстие кувыркающейся пули «дум-дум» было шире, чем у другой пули. Значит, вторая пуля внутри не пустая, и ее передняя часть не мягкая. Она пробила голову, оставив выходное отверстие диаметром с полпальца. Вероятно, степень ее деформации была минимальной, однако это предположение нельзя было подтвердить, так как у Фрэнка не было самой пули.

Он просмотрел свои первоначальные наброски. Находясь на этапе сбора информации, Фрэнк надеялся, что не застрянет там навсегда. Более того, он не должен был нарушать предусмотренных законом ограничений длительности этого этапа. Он еще раз взглянул на отчет и вновь нахмурился. Фрэнк взял трубку телефона и набрал номер. Десятью минутами позже он сидел в кабинете медицинского эксперта и выжидающе смотрел на него.

Здоровяк-эксперт старым скальпелем тщательно обработал кожицу у основания ногтей и, наконец, поднял глаза на Фрэнка.

— Следы удушения. По крайней мере, попытка удушения. Трахея не повреждена, хотя ткань слегка опухла, и в ней есть кровоподтеки. Есть следы повреждения подъязычной кости, конъюнктивы и век. Это все отмечено в протоколе.

Фрэнк попытался осмыслить эти сведения. Повреждения конъюнктивы и век могли быть вызваны удушением и последовавшим давлением на мозг.

Фрэнк наклонился вперед, сидя на стуле, и посмотрел на многочисленные дипломы и аттестаты, развешанные по стене, которые говорили, что человек, сидящий напротив него, — опытный судебный медик.

— Мужчина или женщина?

Медицинский эксперт пожал плечами.

— Трудно сказать. Человеческая кожа — не идеальная поверхность для снятия отпечатков пальцев, ты это знаешь. На самом деле, они на ней практически не остаются, за исключением некоторых участков, а по прошествии полусуток они исчезают и там. Да и трудно вообразить, чтобы женщина пыталась собственными руками задушить другую женщину. Раздавить трахею нетрудно, но удушение голыми руками — чисто мужской способ убийства. У меня была добрая сотня случаев удушения, но ни в одном из них не было доказано, что это сделала женщина. Кристину Салливан душили спереди, — добавил он. — Рука к руке. Но для этого надо иметь превосходство в физической силе. Хочешь знать мое мнение? Это был мужчина, если такой вывод чего-то стоит.

— В отчете говорится, что на левой стороне ее опухшей челюсти есть синяки, зубы шатаются и во рту имеются порезы.

— Похоже, ей крепко врезали. Один из клыков почти проткнул щеку.

Фрэнк посмотрел на папку с делом.

— А что насчет второй пули?

— Судя по нанесенному ею повреждению, это крупный калибр, как и у первой.

— Что думаешь по поводу первой?

— Ничего определенного. Калибр 357 или 41. А может, и 9 мм. Господи, ты же видел эту пулю. Она сплющилась в лепешку, а половина ее разлетелась в мозговой ткани. Никаких следов нарезов. Даже если найти предполагаемый ствол, соответствие установить не удастся.

— Если бы мы нашли вторую, кое-что стало бы ясно.

— А может, и нет. Тот, кто вытащил ее из стены, наверняка нарушил следы. Баллистики не были бы в восторге.

— Да, но на ней могли бы быть следы волос, крови или кожи убитой. Хотел бы я иметь такие улики…

Эксперт задумчиво потер подбородок.

— Пожалуй, так. Но сначала нужно ее найти.

— Чего, вероятно, не случится, — улыбнулся Фрэнк.

— Как знать…

Они посмотрели друг на друга, прекрасно сознавая, что им ни за что не найти второй пули. Даже если бы это произошло, они не смогли бы связать ее с местом преступления, если бы на ней не оказалось следов убитой или они не нашли ствол, из которого она была выпущена, и не «привязали» его к месту убийства. Слишком много условий.

— Гильзы не нашли?

Фрэнк покачал головой.

— Значит, Сет, следа бойка тоже нет. — Медицинский эксперт имел в виду след бойка на дне гильзы, уникальный для каждого экземпляра стрелкового оружия.

— Я и не предполагал, что все пройдет гладко. Кстати, ребята из спецслужб на тебя не наседают?

— Нет, они пока помалкивают, даже странно, — улыбнулся медицинский эксперт. — Впрочем, если бы прикончили Уолтера Салливана, кто знает, что началось бы? Я уже представил доклад для Ричмонда.

— А почему стреляли два раза? — Фрэнк задал вопрос, ради которого он сюда и пришел.

Медицинский эксперт перестал обрезать кожу у ногтей, отложил скальпель и взглянул на Фрэнка.

— А почему бы и нет?

Его глаза сузились. Он находился в незавидном положении человека, гораздо более компетентного, чем это требовалось в спокойном сельском округе. Будучи одним из приблизительно пяти сотен судебно-медицинских экспертов в стране, он преуспел и в обычной медицинской практике, но питал особое пристрастие как к полицейским расследованиям, так и к судебной патологической анатомии. Прежде чем обосноваться в тихой Вирджинии, он работал коронером в лос-анджелесском округе в течение почти двадцати лет. Положение с убийствами там было куда хуже. Но в этом деле он мог проявить себя сполна.

Фрэнк внимательно посмотрел на него и сказал:

— Каждый из выстрелов, очевидно, был бы смертельным. Это ясно. Тогда зачем стрелять второй раз? Ведь было столько причин этого не делать. Во-первых, лишний шум. Во-вторых, если собираешься сматываться, зачем тратить время и всаживать в нее еще одну пулю? И самое главное, зачем оставлять лишнюю улику, которая позже поможет выйти на тебя? Может, она их напугала? Если так, то почему выстрел был произведен со стороны двери в комнату, а не наоборот? Почему линия выстрела была нисходящей? Она стояла на коленях? Либо это так, либо стрелявший был высокого роста. Способ казни? Но контактных ран на ней нет. И потом эти следы на шее. Зачем сначала пытаться ее задушить, затем остановиться, взять пистолет и вышибить ей мозги? А потом выстрелить снова. Одну пулю убрали. Зачем? Второй пистолет? Зачем пытаться это скрывать? Что в этом важного?

Фрэнк поднялся и зашагал по комнате, засунув руки в карманы, как он всегда делал в минуты напряженных раздумий.

— И место преступления оказалось невероятно чистым. Ничего не осталось. Буквально ничего. Я удивляюсь, как они не вскрыли ей череп и не достали застрявшую там пулю. Этот парень либо действительно вор, либо хочет заставить нас в это поверить. Но тайник действительно обчищен. Пропало около четырех с половиной миллионов долларов. И что там делала миссис Салливан? Она должна была в это время загорать на карибском побережье. Может, она была знакома с этим парнем? Имела с ним любовную связь? Если так, то могут ли два происшествия быть каким-то образом связаны? И зачем, черт побери, топтаться у входной двери, вырубать систему сигнализации, а затем спускаться вниз по веревке, выброшенной из окна? Каждый раз, когда я задаю себе один вопрос, тут же появляется другой. — Фрэнк вновь опустился на стул, слегка смущенный своим монологом.

Медицинский эксперт откинулся на спинку стула, повернул к себе папку с делом и с минуту читал его. Он снял очки, протер их рукавом, а потом большим и указательным пальцами щипнул себя за уголок рта.

При взгляде на эксперта Фрэнк почувствовал, как задергались его ноздри.

— Что?

— Ты говорил, что на месте преступления ничего не осталось. Я думал об этом. Ты прав. Там было слишком чисто. — Медицинский эксперт достал пачку «Пэлл Мэлл» и закурил.

Сигарета без фильтра, отметил Фрэнк. Каждый патологоанатом, с которым он когда-либо работал, был курильщиком. Эксперт пускал кольца дыма, явно наслаждаясь умственным упражнением.

— Ее ногти были слишком чистыми.

На лице у Фрэнка появилось недоуменное выражение.

— Я имею в виду, — продолжал эксперт, — что там не было ни грязи, ни лака для ногтей — хотя она всегда красила ногти ярко-красным лаком — ничего из обычных следов, которые, казалось бы, должны были присутствовать. Ничего. Как будто их тщательно вычистили, ты понимаешь, что я имею в виду? — Он помолчал и продолжил: — Похоже на очищающий раствор.

— В то утро она была в каком-то шикарном салоне красоты. Чтобы сделать маникюр и все прочее.

Медицинский эксперт отрицательно покачал головой.

— Тогда следовало бы ожидать, что мы найдем больше, а не меньше следов после использования различных косметических препаратов.

— К чему ты клонишь? Хочешь сказать, что ее ногти специально вычистили?

Медицинский эксперт кивнул.

— Кто-то очень старался не оставить никаких следов, способствующих его опознанию.

— И это означает, что они панически боялись, что их опознают по физическим уликам.

— Этого боятся все преступники, Сет.

— До определенной степени. Но вычищать ей ногти и оставлять помещение после себя настолько чистым, что наш пылесос ничего не обнаружил, — это сверх всякой меры.

Фрэнк просмотрел отчет.

— На ее ладонях нашли следы масла?

Медицинский эксперт кивнул и пристально взглянул на следователя.

— Какой-то защитный состав. Вроде того, что используют при производстве тканей, кожи и тому подобного.

— Значит, она могла что-то держать в руках, и от этого остались следы?

— Да. Хотя мы не можем точно сказать, как это масло попало ей на руки. — Медицинский эксперт опять надел очки. — Думаешь, она его знала, Сет?

— Ни одна из улик на это не указывает, если, конечно, она сама не сговорилась с ним о краже.

Медэксперт почувствовал приступ вдохновения.

— Она сама организовала кражу? Так? Устала от своего старика, привела нового дружка, чтобы обчистить семейное гнездышко и затем смыться в сказочные края?

Фрэнк задумался.

— Тогда либо у них случилась размолвка, либо они с кем-то пересеклись, либо она замешана в каком-то серьезном деле?

— Это не противоречит фактам, Сет.

Фрэнк отрицательно покачал головой.

— Все факты говорят о том, что ей нравилось быть миссис Салливан. Дело не только в деньгах. Она общалась со знаменитостями всего мира, а кое с кем, возможно, и очень платно. Невероятно стремительный взлет для человека, когда-то подававшего гамбургеры в закусочной.

Медицинский эксперт уставился на него.

— Шутишь?

Фрэнк улыбнулся.

— Восьмидесятилетних миллиардеров иногда посещают странные мысли.

Эксперт ухмыльнулся и недоверчиво покачал головой. Миллиардер? Куда ему девать миллиард долларов? Он взглянул на промокашку, лежащую у него на столе. Затем вынул изо рта сигарету, посмотрел на отчет, затем на Фрэнка и кашлянул.

— Я думаю, вторая пуля была частично или полностью в металлической оболочке.

Фрэнк ослабил узел галстука и поставил локти на стол.

— Так-так.

Медицинский эксперт продолжал:

— Она вошла в правую височную кость и вышла через левую часть затылка, оставив выходное отверстие диаметром в два раза больше входного.

— Значит, действительно, стволов было два.

— Если, разумеется, он не заряжал один и тот же пистолет разными патронами. — Медэксперт пристально посмотрел на следователя. — Похоже, Сет, тебя это не удивляет.

— Час назад удивило бы. Теперь нет.

— Значит, вероятно, мы имеем дело с двумя взломщиками.

— Два взломщика с двумя пистолетами. А каковы рост и вес женщины?

Эксперту не надо было заглядывать в свои записи.

— Рост 62 дюйма, вес 105 фунтов.

— Такая маленькая женщина и двое взломщиков, вероятно, мужчин, с крупнокалиберными пистолетами, которые пытаются задушить ее, затем избивают и в конце концов стреляют и убивают ее.

Медэксперт потер подбородок. Ситуация казалась довольно странной.

Фрэнк взглянул на отчет.

— Ты уверен, что следы удушения и ударов появились до того, как наступила смерть?

— Абсолютно, — почти обиделся эксперт. — Вот путаница, правда?

Фрэнк пролистал отчет, делая отдельные заметки.

— Вот. Отсутствие признаков попытки изнасилования. Это точно?

Медэксперт не ответил.

Наконец, Фрэнк поднял на него глаза, снял очки, положил их на стол и откинулся на спинку стула, отпив черного кофе, который ему предложили раньше.

— В отчете ничего не говорится о сексуальном насилии, — напомнил он своему другу.

Наконец, медэксперт встрепенулся.

— Все правильно. Сексуального насилия не было. Никаких следов семенной жидкости, никаких признаков проникновения, никаких явных повреждений. Все это дает мне основание формально заключить, что сексуального насилия не случилось.

— Как? Ты не удовлетворен таким заключением? — Фрэнк выжидающе смотрел на него.

Медэксперт отпил кофе, развел в стороны свои длинные руки и затем наклонился вперед.

— Твоя жена когда-нибудь ходила на гинекологическое обследование?

— Конечно, как любая женщина.

— Возможно, ты удивишься, — сухо продолжал эксперт. — Дело в том, что когда женщина идет на обследование, то, каким бы профессионалом ни был гинеколог, в половых органах всегда остаются небольшие припухлости и маленькие ссадины. Такова особенность этой процедуры. Чтобы получить точные результаты, нужно забраться поглубже и хорошенько все проверить.

Фрэнк поставил кофе на стол и недоверчиво наклонил голову.

— Ты хочешь сказать, что перед тем, как ее застрелили, к ней среди ночи приходил гинеколог?

— Следы едва заметные, но они есть. — Медицинский эксперт сделал паузу, тщательно подбирая слова. — Я думаю об этом с тех пор, как составлял протокол. Это может ничего и не означать. Она могла сделать это сама, понимаешь как? Каждому свое. Но судя по тому, что я увидел, следы вряд ли оставлены ею самой. Думаю, кто-то бегло обследовал ее уже после смерти. Может, через два часа, может, раньше.

— Проверял ее? Зачем? — Фрэнк не пытался скрыть свое недоверие.

Медэксперт твердо посмотрел на него.

— В такой ситуации обследовать женщину можно только по одной причине, не так ли?

Фрэнк впился глазами в собеседника. От услышанного боль в висках у него лишь усилилась. Он мотнул головой. Опять дутая гипотеза. Ткни с одной стороны, и она выпятится где-нибудь еще. Он сделал несколько заметок. Брови его сомкнулись, а кофе он глотал уже машинально.

Медэксперт оглядел его. Случай был не из легких, но пока следователь задавал правильные вопросы и дергал за нужные ниточки. Он был озадачен, но это — составная часть процедуры. Хорошие следователи никогда не решают всех проблем. Но они не остаются озадаченными надолго. В конце концов, если ты удачлив и трудолюбив, не на одном, так на другом деле ты раскусишь орешек, и все вещи встанут на свои места. Эксперт надеялся что это — один из подобных случаев. В данный же момент все не выглядело столь обнадеживающим.

— В момент смерти она была сильно пьяна. — Фрэнк изучал ответ токсикологической лаборатории.

— Ноль двадцать один. Лично я так не надирался со времен попоек в колледже.

Фрэнк улыбнулся.

— Хотел бы я знать, где она так набралась.

— Там полно выпивки.

— Да, но только в доме не было ни одного грязного бокала, ни одной открытой бутылки, ни одной бутылки в мусорном баке.

— Так она, возможно, напилась где-то еще.

— Тогда как она добралась до дома?

Медэксперт на мгновение задумался и потер слипающиеся глаза.

— Приехала на машине. Я видел за рулем людей и более пьяных. Загвоздка этой теории в том, что после отъезда всех домочадцев на карибское побережье ни на одной машине из гаража никто не выезжал.

— Откуда ты знаешь?

Фрэнк полистал страницы своего блокнота, нашел то, что искал, и передал блокнот своему другу.

— У Салливана есть постоянный шофер. Старик по имени Берни Копети. Знает его машины, хорошо знаком с налоговым законодательством, ведет скрупулезный учет автомобильного парка Салливана. Хочешь верь, хочешь — нет, но он записывает пробег каждой машины и обновляет свои записи ежедневно. По моей просьбе он проверил все автомобили в гараже, которые, надо полагать, только и были доступны его жене и стояли там в момент обнаружения тела. И, самое главное, Копети подтвердил, что все машины на месте. Ни у одной из них не было неучтенного пробега. Значит, с тех пор, как все смылись на Карибы, на них никто не ездил. Кристина Салливан не могла добраться домой ни на одной из этих машин. Тогда на чем она приехала?

— На такси?

Фрэнк отрицательно покачал головой.

— Мы проверили все местные таксопарки. По адресу Салливанов в ту ночь никто не ездил. Такое местечко нелегко было бы забыть, тебе не кажется?

— А что если ее прикончил сам таксист и, естественно, держит язык за зубами?

— Ты хочешь сказать, что она пригласила таксиста в дом?

— Я хочу сказать, что она была пьяна и не соображала, что творит.

— Это не согласуется с фактом взлома системы сигнализации или с тем, что из окна свисала веревка. Либо мы, возможно, имеем дело с двумя взломщиками. Я никогда не видел, чтобы в такси за рулем сидели два таксиста.

Неожиданная мысль появилась у Фрэнка, пока он делал записи в своем блокноте. Он понял, что Кристину Салливан привез домой кто-то, кого она знала. Так как этот человек или эти люди не объявились, значит, полагал Фрэнк, у них есть на то веские основания. Бегство через окно по веревке, а не выход тем же путем, каким они попали в дом — через парадную дверь, — означало, что что-то заставило убийц спешно убираться вон. Самой очевидной причиной было появление охранного патруля, но дежурный охранник не заметил в ту ночь ничего подозрительного. Однако взломщики этого не знали. Даже один вид патрульной машины мог заставить их бежать.

Медицинский эксперт откинулся на спинку стула, не зная, что сказать.

— Есть подозреваемые?

Фрэнк закончил записывать.

— Возможно.

Медицинский эксперт внимательно посмотрел на него.

— А что говорит ее муж? Он — один из богатейших людей в стране.

— В мире. — Фрэнк отложил свой блокнот, взял со стола отчет и допил остатки кофе. — По дороге в аэропорт ее намерения переменились. Ее муж уверен, что она остановилась в их номере в «Уотергейте». Это подтвердилось. Предполагалось, что их самолет заберет ее тремя днями позже и доставит в имение Салливана в окрестностях Бриджтауна, на Барбадосе. Когда она не появилась в аэропорте, Салливан забеспокоился и начал звонить. Вот что он рассказал.

— Она объяснила, почему изменила их план?

— Он мне этого не говорит.

— Богатые люди могут позволить себе что угодно. Например, сделать так, чтобы это выглядело, как кража со взломом, пока они за четыре тысячи миль качаются в гамаке и попивают «Мартини». Ты не думаешь, что это его затея?

Фрэнк долго смотрел в стену. Перед его глазами вновь встала картина: Уолтер Салливан тихо сидит в морге около своей жены. Он вспомнил, как он выглядел, не подозревая, что за ним наблюдают.

Фрэнк взглянул на медицинского эксперта, затем поднялся, чтобы уйти.

— Нет. Не думаю.

Глава 10

Билл Бертон сидел на командном посту секретной службы в Белом доме. Он медленно отложил газету, третью за нынешнее утро. В каждой содержался отчет об убийстве Кристины Салливан. Факты практически совпадали с первоначальными слухами. Очевидно, дело не продвигалось вперед.

Он переговорил с Варни и Джонсоном. За ужином у него дома. Присутствовали только он, Коллин и двое коллег-агентов. Парень прятался в тайнике, видел президента и миссис Салливан. Потом вышел, вырубил президента, убил леди и смылся несмотря на все усилия Бертона и Коллина. Эта история не вполне совпадала с последовательностью событий той ночи, но оба парня безоговорочно приняли такую версию случившегося, изложенную Бертоном. Оба выразили гнев и негодование: кто-то посмел поднять руку на человека, которого они призваны защищать. Взломщик заслуживал того, что его ожидало. Они никому не скажут, что там присутствовал президент.

Когда они ушли, Бертон сидел во дворе дома и пил пиво. Если бы они только знали… Беда была в том, что он знал. Будучи честным человеком всю свою жизнь, Бертон с отвращением воспринимал свою новую роль лжеца.

Бертон допил вторую чашку кофе и взглянул на часы. Он налил себе еще чашку и оглядел штаб секретной службы Белого дома.

Бертон всегда хотел быть членом элитного подразделения безопасности, защищающего самого главного человека на планете: на этой работе от агента требовались находчивость, хорошая физическая подготовка и сообразительность, а также тесное взаимодействие с другими агентами. Сознание того, что в любую секунду он должен быть готов пожертвовать жизнью ради другого человека, ради общего блага, совершить благороднейший поступок в мире, в котором постепенно исчезают следы всякого благородства, позволяло Биллу Бертону просыпаться с улыбкой каждое утро и крепко засыпать ночью. Теперь это сознание пропало. Он всего лишь выполнил свою работу, но это сознание пропало. Он покачал головой и жадно затянулся сигаретой.

Они сидели на бочке с порохом. Чем больше Глория Рассел объясняла ему это, тем более невозможным казался ему благоприятный исход.

Попытки найти машину потерпели полную неудачу. Крайне осторожные поиски привели их на стоянку машин, задержанных полицией округа Колумбия. Идти дальше было слишком опасно. Рассел совершила ошибку. Ну и черт с ней. Она сказала, что у нее все под контролем. Самодовольная стерва.

Он аккуратно сложил газету и отложил ее в сторону: пусть почитает его сменщик.

Провались она к чертям, эта Рассел. Чем больше Бертон думал об этом, тем больше злился. Но отступать было поздно. Он коснулся левого борта своего пиджака. Его пушка 357-го калибра, залитая цементом, покоилась на дне реки Северн в самом отдаленном месте, какого они смогли достичь. Для других это было, возможно, излишней предосторожностью, но для Бертона никакая предосторожность не являлась излишней. У полицейских была одна совершенно бесполезная пуля, а вторую они никогда не найдут. Даже если бы они ее и нашли, это не имело бы никакого отношения к его новому пистолету. Бертон был уверен, что баллистики из местного полицейского управления не доберутся до него.

Бертон склонил голову, вспоминая события той ночи. Президент Соединенных Штатов — бабник, который так обошелся со своей подружкой, что она пыталась его убить, и им, агентам секретной службы, пришлось пристрелить ее.

И теперь они должны все это покрывать. Думая об этом, Бертон морщился всякий раз, когда смотрел в зеркало. Покрывать. Они солгали. Смолчав, они солгали. Но разве он не лгал все это время? Когда покрывал все эти ночные свидания. Когда каждое утро здоровался с Первой леди. Когда играл на лужайке за домом с их двумя детьми. И не говорил им, что их отец и ее муж далеко не такой добрый и милый, как они, вероятно, думали. Как думала вся страна.

Секретная служба. Бертон скривился. Подходящее название, но совсем в другом смысле. Чтобы скрывать всю ту дрянь, которой он насмотрелся за эти годы. И он находил ей оправдание. Как и любой другой агент. В частных беседах они шутили по этому поводу или выражали негодование, но не более того. Эта особая привычка, помимо воли, приобреталась ими в процессе работы. Власть сводит людей с ума, они начинают ощущать свою вседозволенность. А когда случались неприятности, именно рабочие лошадки из секретной службы должны были все расхлебывать.

Несколько раз Бертон поднимал телефонную трубку, чтобы позвонить директору секретной службы. Рассказать ему, как все было на самом деле, очистить совесть. Но каждый раз клал трубку обратно, будучи не в состоянии произнести слова, которые положат конец его карьере и, в конечном счете, его жизни. С каждым новым днем его надежды на то, что все обойдется, росли, хотя здравый смысл подсказывал ему, что это вряд ли случится. Теперь поздно говорить правду, чувствовал он. Звонок через день-два еще можно объяснить, но теперь — нет.

Он задумался о полицейском расследовании смерти Кристины Салливан. Бертон с большим интересом прочитал о результатах вскрытия, переданных в прессу местной полицией по просьбе президента, который был очень, очень потрясен этой трагедией. Провались он тоже ко всем чертям…

Поврежденная челюсть и следы удушения. Эти травмы не были вызваны выстрелами, произведенными им и Коллином. У нее были все основания желать его смерти. Но Бертон не мог этого допустить. Ни при каких обстоятельствах. Абсолютных убеждений у него осталось мало, но это, черт возьми, было одно из оставшихся.

Он поступил правильно. Бертон в тысячный раз убеждал себя в этом. Тот самый случай, к которому он готовился в течение всей своей сознательной жизни. Обычному человеку не понять, что чувствует телохранитель, когда с охраняемым им лицом происходит несчастье.

Несколько лет назад он беседовал с одним из охранников президента Кеннеди. Этот человек так и не смог избавиться от далласского синдрома. Он шел рядом с лимузином президента и не смог ничего сделать. Президент погиб. Прямо на его глазах президент был расстрелян. Но ведь была какая-то возможность не допустить этого. Следовало принять дополнительные меры безопасности. Повернуть не направо, а налево, тщательнее следить за зданиями. Внимательнее наблюдать за толпой. Жизнь этого парня покатилась под гору. Уволен из секретной службы, развелся с женой, жил теперь в какой-то крысиной норе в штате Миссисипи и последние двадцать лет не переставая переживал события того рокового дня.

С Биллом Бертоном такого никогда не случится. Именно поэтому он закрыл своим телом предшественника Алана Ричмонда шестью годами раньше, поймав две пули 38-го калибра в стальной оболочке, несмотря на надетый бронежилет. Одна прошила ему плечо, другая — предплечье. По счастью, ни одна из них не задела жизненно важных артерий, оставив после себя лишь несколько шрамов и принеся ему сердечную признательность всей страны. И, что важнее, преклонение коллег-агентов.

Именно поэтому он выстрелил в Кристину Салливан. Сегодня он поступил бы точно так же. Он убил бы ее, убил столько раз, сколько понадобилось бы. Нажал бы на спусковой крючок, увидел бы, как пуля весом в 160 гран впилась в ее череп со скоростью 1200 футов в секунду, оборвав молодую жизнь. Это ее выбор, а не его. Смерть. Он вернулся к работе.

* * *

Глава администрации Глория Рассел быстро шла по коридору. Она только что закончила инструктировать пресс-секретаря президента по поводу российско-украинского конфликта. Чисто политические соображения подсказывали необходимость поддержки России, но чисто политические соображения редко играли решающую роль в процессе принятия решений в администрации Ричмонда. Русский Медведь теперь имел в своем распоряжении все межконтинентальные ядерные вооружения, но Украина занимала гораздо более лояльную позицию для того, чтобы стать крупным партнером западных стран. В пользу Украины окончательно перевешивал чашу весов тот факт, что у Уолтера Салливана, хорошего друга президента, ныне переживающего большое горе, в этой стране были свои интересы. Салливан со своими друзьями, пользуясь различными каналами, внесли в фонд предвыборной кампании Ричмонда около двенадцати миллионов долларов и практически обеспечили ему место в Овальном кабинете. Он, несомненно, должен был оказать ответную услугу. Следовательно, Соединенные Штаты поддержат Украину.

Рассел взглянула на часы, подсчитывая аргументы в пользу того, что следует оказать помощь не Москве, а Киеву, хотя была уверена, что Ричмонд самостоятельно придет к такому выводу и заявит об этом. Он умел ценить лояльность. За услуги нужно платить услугами. Президент оказался в положении, когда он может вернуть долги с гигантскими процентами. Что ж, одной проблемой будет меньше. Она села за стол и занялась все удлиняющимся списком неотложных вопросов.

После пятнадцати минут обдумывания политических игр Рассел поднялась и медленно подошла к окну. Жизнь в Вашингтоне текла своим чередом, почти так же, как и двести лет тому назад. Везде действовали разнообразные фракции и кланы, направляя деньги, умы и авторитеты в политический бизнес, суть которого — свернуть голову другому, пока ее не свернули тебе. Рассел лучше других понимала правила игры. Она любила эту игру и преуспела в ней. Она стала сутью ее жизни, и Рассел чувствовала себя счастливой. Но Рассел начинало беспокоить отсутствие у нее семьи, детей. Бесконечные обряды профессионального «посвящения» стали казаться нудными и выхолощенными. А затем в ее жизни появился Алан Ричмонд. Он дал ей шанс ощутить возможность перехода на следующий, более высокий уровень. Возможно, на такой уровень, где не была еще ни одна женщина. Эта мысль настолько овладела всем ее существом, что она иногда дрожала от неясных предчувствий.

Вдруг словно бомба разорвалась у нее в мозгу. Где он? Почему не дал о себе знать? Он не может не знать, чем обладает. Если он хочет денег, она ему заплатит. Тайные банковские счета, находившиеся в ее распоряжении, могли удовлетворить самые непомерные запросы, а Рассел ожидала самого худшего. Это была одна из замечательных особенностей Белого дома. Никто не знал, сколько в действительности денег уходит на содержание заведения. Причина была в том, что множество учреждений отряжали часть своего бюджета и персонала на поддержку функционирования Белого дома. Из-за этой финансовой неразберихи в президентской администрации редко задумывались о том, как изыскать средства даже для финансирования самых безрассудных проектов. Нет, решила Рассел, о деньгах ей придется беспокоиться меньше всего. Однако оставалось множество других проблем, требовавших решения.

Знает ли этот человек, что президент напрочь забыл о том происшествии? Эта мысль не давала ей покоя. А что если он решит связаться с президентом напрямую, а не через нее? Ее начало трясти, и она рухнула на стул около окна. Ричмонд сразу же поймет намерения Рассел, это несомненно. Он самоуверен, но не дурак. А затем он уничтожит ее. Только и всего. И она будет беззащитна. Если выдать его, ничего хорошего из этого не выйдет. Она не сможет ничего доказать. Ее слово против его власти. А затем она будет сброшена в ядовитую сточную политическую канаву, приговорена и, что хуже всего, забыта.

Она должна найти его. Любым способом дать ему знать, что он должен действовать через нее. Есть лишь один человек, способный ей в этом помочь. Она вновь села за стол, собралась с мыслями и опять принялась за работу. Времени для паники не было. Теперь ей нужно было стать сильнее, чем когда-либо раньше. Она чувствовала, что справится, сможет контролировать ситуацию, если не даст воли своим нервам и будет руководствоваться незаурядным умом, которым ее наградил Бог. Она выберется из этой заварухи. Она знает, с чего начать.

План действий, которым она решила воспользоваться, удивил бы любого, даже того, кто замечал за Глорией Рассел некоторые странности. Но в характере главы администрации была черта, которая поразила бы тех немногих, кто утверждал, что хорошо ее изучил. Профессиональная карьера всегда была для нее на первом месте, в ущерб всем другим сторонам жизни, включая личную, а также связанным с ней сексуальным отношениям. Но Глория Рассел считала себя очень сексуально привлекательной женщиной; ее женственность резко контрастировала с ее официальным неприступным внешним видом. То, что годы быстро пролетали, лишь усиливало дурные предчувствия, которые она начинала испытывать в отношении этой диспропорции в ее жизни. Не то чтобы она по необходимости что-то планировала, особенно в свете грозящей ей катастрофы, но не сомневалась, что знает наилучший способ защиты от нее и одновременно подтверждения своей сексуальной привлекательности. Она не могла убежать от своих чувств, так же как и от своей тени. Тогда к чему все усилия? В любом случае, она чувствовала, что намеченную ею цель не достичь с помощью простой хитрости.

Несколько часов спустя она выключила настольную лампу и вызвала свою машину. Затем посмотрела список дежурных сотрудников секретной службы и подняла телефонную трубку. Через три минуты перед ней с сомкнутыми перед собой руками — стандартная поза для всех агентов — стоял агент Коллин. Знаком она предложила ему подождать минутку. Она проверила макияж и подкрасила губы. Краем глаза она изучала высокого, худощавого мужчину, который стоял около ее стола. Любой женщине было бы трудно устоять перед парнем, как будто сошедшим с обложки журнала мод. То, что в силу своей профессии он постоянно находился на грани опасности и, естественно, сам мог быть опасным, лишь прибавляло ему привлекательности. Подобно хулиганам-студентам, женщины всегда чувствуют потребность хотя бы на короткое время разорвать замкнутый круг своего обыденного существования. Тим Коллин, не без оснований заключила она, должно быть, за свою короткую жизнь разбил немало женских сердец.

Сегодняшний вечер у нее был свободным. Большая редкость. Она отставила в сторону ступ и надела туфли на «шпильках». Она не видела, как агент Коллин мельком взглянул на ее ноги, быстро отвел глаза и снова стал смотреть прямо перед собой. Случись ей это заметить, она была бы польщена.

— На следующей неделе, Тим, президент дает пресс-конференцию в миддлтонском суде.

— Да, мэм, в девять тридцать пять утра. Сейчас мы проводим подготовку к ней. — Он по-прежнему смотрел вперед.

— Ты не находишь это немного необычным?

Коллин посмотрел на нее.

— Что вы имеете в виду, мэм?

— Время уже не рабочее, можешь называть меня Глорией.

Коллин в замешательстве переступил с ноги на ногу. Видя его очевидное замешательство, она улыбнулась.

— Ты ведь понимаешь, зачем проводится эта пресс-конференция?

— Президент обратится к журналистам по поводу… — Коллин нервно вздохнул — …по поводу убийства миссис Салливан.

— Верно. Президент проводит пресс-конференцию, посвященную смерти частного лица. Тебя это не удивляет? Думаю, Тим, это первый случай в истории президентства в Америке.

— Мне трудно судить, мэм… Глория.

— Последнее время ты часто видишься с ним. Скажи, ты не заметил в его поведении ничего необычного?

— Например?

— Например, не раздражен ли он или обеспокоен больше обычного?

Коллин медленно покачал головой в знак отрицания, не зная, к чему она клонит.

— Полагаю, может возникнуть небольшая проблема, Тим. Думаю, президенту может понадобиться наша помощь. Ты ведь готов помочь ему, не так ли?

— Он — президент, мэм. Заботиться о нем — моя работа.

Роясь в своей сумочке, она сказала:

— Ты не занят сегодня вечером, Тим? Ты освободишься в обычное время, да? Я знаю, что президент никуда не выезжает.

Он кивнул.

— Ты знаешь, где я живу. Приходи, как только освободишься. Мне бы хотелось побеседовать с тобой наедине, продолжить этот разговор. Ты готов помочь мне и президенту?

Ответ Коллина не заставил себя ждать:

— Я приду, Глория.

* * *

Джек еще раз постучал в дверь. Никто не ответил. Шторы на окнах были задернуты, света в доме не было. Либо он спит, либо его нет дома. Джек посмотрел на часы. Девять вечера. На его памяти, Лютер Уитни редко ложился спать раньше двух-трех часов ночи. Старый «форд» стоял около дома на подъездной дороге. Дверь крошечного гаража была заперта. Джек взглянул на почтовый ящик у двери. Он был переполнен. Это не предвещало ничего хорошего. Сколько Лютеру, лет шестьдесят пять? Возможно, он найдет своего старого друга лежащим на полу с прижатыми к груди холодными руками? Джек осмотрелся и приподнял терракотовый цветочный горшок, стоящий у входной двери. Запасной ключ по-прежнему был там. Он еще раз осмотрелся по сторонам, повернул ключ в замке и вошел внутрь.

В гостиной было чисто и пусто. Все находилось именно там, где должно было находиться.

— Лютер!

Джек прошел по коридору; он вспомнил простую планировку дома. Спальня слева, туалет справа, кухня в задней части дома, там же крытая веранда, сад — за домом. Лютера нигде не было. Джек вошел в маленькую спальню, которая, как и все в доме, была чистой и аккуратно убранной.

Он присел на край кровати; на прикроватной тумбочке стояло несколько фотографий Кейт. Он быстро повернулся и вышел из комнаты.

Крошечные комнатки на втором этаже тоже пустовали; в них почти не было мебели. Мгновение он напряженно вслушивался. Ничего.

На кухне он сел на плетеный пластиковый стул и оглядел помещение. Он не включал свет и сидел в темноте. Наклонившись вперед, он открыл холодильник и улыбнулся. Там были две шестибаночные упаковки «Будвайзера». У Лютера всегда было в запасе холодное пиво. Он взял банку, открыл заднюю дверь и вышел наружу.

Маленький сад был в запустении. Ростки хоста и папоротника поникли даже в тени толстого дуба, клематис, тянущийся вверх по дощатой ограде, завял. Джек взглянул на знаменитую клумбу Лютера, засаженную однолетними растениями, и заметил, что большинство из них не вынесло испепеляющей жары позднего вашингтонского лета.

Он присел и отпил пива. Было ясно, что Лютер отсутствует здесь давно. Ну и что? Он взрослый человек, может отправиться куда угодно и когда угодно. Но все же что-то было не так. Однако прошло столько лет. Привычки со временем меняются. Он ненадолго отвлекся. Нет, привычки Лютера не должны измениться. Он не из таких. Он твердый, как скала, самый надежный из всех, с кем Джеку доводилось встречаться в жизни. Груда почты, увядшие цветы, машина не в гараже — в таком состоянии он добровольно не оставил бы дом. Добровольно.

Джек вновь зашел внутрь. На автоответчике сообщений не было. Он вернулся в маленькую спальню, и на него опять пахнуло застоявшимся воздухом, когда он открыл дверь. Он оглядел комнату еще раз и начал чувствовать себя довольно глупо. Он же не следователь, черт побери. Затем Джек усмехнулся: Лютер, возможно, пару недель жил на каком-нибудь острове, а он здесь играет роль взволнованного отца непослушного сына. Лютер был одним из самых самостоятельных людей, каких когда-либо знал Джек. Кроме того, это его уже не касается. Какое ему дело до семьи Уитни, отца или дочери? И вообще, зачем он сюда пришел? Чтобы попытаться оживить прошлое? Чтобы связаться с Кейт через ее отца? Это был самый невероятный сценарий, который можно было себе представить.

Джек вышел из дома, запер входную дверь и положил ключ обратно под цветочный горшок. Он еще раз оглянулся на дом и пошел к своей машине.

* * *

Дом Глории Рассел располагался в живописном тупике в тихом пригороде Бетесды в стороне от Ривер Роуд. Ее работа консультантом для многих крупнейших корпораций страны вместе со значительной профессорской зарплатой, а теперь и жалованием главы администрации и многолетними сбережениями составили ей солидное состояние, и Глории нравилось жить в окружении красивых вещей. Вход в дом был устроен в виде беседки, увитой густым плющом. Внутренний двор был огорожен извивающейся кирпичной стеной высотой до пояса и представлял собой сад с изящными столиками и зонтиками. Маленький фонтан журчал в темноте, нарушаемой лишь рассеянным светом из большого окна на фасаде дома.

Глория Рассел сидела за одним из столиков в саду, когда, по-прежнему одетый в деловой костюм, появился агент Коллин. Глава администрации тоже не переоделась. Она улыбнулась ему, и они прошли по дорожке к двери и дальше в дом.

— Выпьешь? Ты выглядишь, как любитель виски с содовой. — Рассел взглянула на молодого человека и медленно осушила третий бокал белого вина. Давно у нее в гостях не было молодых людей. Должно быть, слишком давно, подумала она, хотя алкоголь в крови путал ее мысли.

— Пиво, если есть.

— Сейчас принесу. — Она остановилась, чтобы сбросить туфли на «шпильках», и, мягко ступая, прошла на кухню.

Коллин осмотрел большую гостиную с длинными складчатыми занавесками, красивыми обоями на стенах и изящными предметами антиквариата и подумал, для чего он здесь. Скорее бы она вернулась со своим пивом. Женщины соблазняли его, красавца-атлета, начиная с колледжа. Но это не колледж, а Глория Рассел — не студентка. Он решил, что сможет перенести эту ночь, только если основательно выпьет. Он хотел рассказать Бертону о своем предстоящем визите, но что-то заставило его промолчать. Бертон был угрюмым и отчужденным. В его присутствии здесь не было ничего предосудительного. Он понимал, что ситуация была двусмысленной, а поступок, который в любом другом случае принес бы им благодарность всей страны, надо хранить в тайне. Он сожалел, что убил женщину, но у него не было выбора. Все время где-то кто-то умирает, происходят трагедии. Настало и ее время. Просто выпал шар с именем «Кристина Салливан».

Несколько минут спустя он пил свое пиво; глава администрации взбила подушку на широком диване и села рядом. Она улыбнулась ему и отпила вина из бокала.

— Ты давно в Службе, Тим?

— Почти шесть лет.

— Ты быстро вырос как профессионал. Президент высоко тебя ценит. Он никогда не забудет, что ты спас ему жизнь.

— Очень лестно.

Она опять отпила вина и оглядела его. Он сидел прямо; его очевидная нервозность позабавила ее. Она завершила свой осмотр и осталась весьма довольна. Ее откровенный взгляд не ускользнул от внимания молодого агента, который теперь скрывал свое замешательство, изучая многочисленные картины, украшавшие стены.

— Неплохая вещичка. — Он показал на одну из них. Она улыбнулась ему, он торопливо глотал свое пиво. Неплохая вещичка. Она и сама так думала.

— Пойдем расположимся более удобно, Тим.

Рассел поднялась и посмотрела на него сверху вниз. Она повела его по длинному узкому коридору, и, пройдя сквозь двойные двери, они оказались в другой, довольно просторной, гостиной. Свет зажегся сам собой, и Коллин сквозь другие двойные двери ясно увидел постель главы администрации.

— Ты не против, если я на минутку выйду, чтобы переодеться? Мне уже надоел этот костюм.

Коллин наблюдал, как Рассел зашла в спальню. Двери она оставила приоткрытыми. С того места, где он сидел, Коллину была видна часть спальни. Он отвернулся и попытался сосредоточить внимание на старинной решетке камина, перед которым вскоре могли развернуться события. Он допил пиво, и ему сразу же захотелось еще. Он полулег, облокотившись на толстые диванные подушки. Как он ни пытался отвлечься, ему все же были слышны все звуки, доносившиеся из спальни. Наконец, он сдался. Повернув голову, он вгляделся в приоткрытую дверь. И с сожалением понял, что ничего не видит. Поначалу. Потом она сместилась и стала видна в открытый створ двери.

Это продолжалось лишь мгновение: он заметил, что она стоит у постели и нагибается, чтобы поднять какой-то предмет одежды. Вид голой главы администрации Глории Рассел его слегка ошеломил, хотя он и ожидал этого. Или чего-то похожего.

Уяснив планы на эту ночь, Коллин отвел взгляд, медленнее, чем, вероятно, следовало бы. Он лизнул крышку пивной банки, проглотив последние капли янтарной жидкости. Он почувствовал, что ему в грудь упирается рукоятка его нового пистолета. Обычно это прикосновение металла к коже было приятным. Теперь оно стало болезненным.

При каких странных обстоятельствах сближаются люди. Было известно, что члены Семьи номер один сильно привязаны к своим агентам секретной службы. В течение ряда лет не прекращались разговоры о том, что кто-то за кем-то волочится, но официальная точка зрения на этот вопрос была определенной. Если бы Коллина обнаружили в этой комнате, когда голая глава администрации находится в своей спальне, его карьера была бы завершена.

Мысли вихрем проносились у него в голове. Он мог уйти прямо сейчас, доложить обо всем Бертону. Но как это будет выглядеть? Рассел станет все отрицать. Коллин будет выставлен на посмешище, и его карьере, возможно, в любом случае придет конец. Она заманила его сюда с определенной целью. Она сказала, что президент нуждается в его помощи. Интересно, кому теперь я буду помогать, подумал он. И агент Коллин первый раз в жизни почувствовал, что попал в ловушку. В ловушку. Его атлетизм, смекалка, пистолет калибра 9 мм теперь были ему бесполезны. По интеллекту он ей совершенно не соответствовал. В структуре официальной власти она была бесконечно далека от него, как будто он из бездны смотрел, задрав голову, на нее в телескоп и все же не мог разглядеть даже набоек на ее высоких «шпильках». Ночь обещала быть долгой.

* * *

Сэнди Лорд наблюдал, как Уолтер Салливан расхаживает по комнате. На углу стола Лорда стояла бутылка шотландского виски. Снаружи темноту нарушал тусклый свет уличных фонарей. Снова ненадолго вернулась жара, и специально для этого визита Лорд распорядился, чтобы кондиционеры в здании компании оставили включенными. Посетитель перестал шагать и посмотрел вниз, на улицу, где в полудюжине кварталов виднелось знакомое белое здание, вотчина Алана Ричмонда и один из ключей к грандиозному проекту Салливана и Лорда. Салливан, однако, сейчас думал совсем не о делах. В отличие от Лорда. Но Сэнди был слишком хитер, чтобы показать это. Сегодня вечером он присутствовал здесь ради своего друга. Чтобы слушать его печальные излияния, позволить ему вдоволь погоревать о своей маленькой шлюшке. Чем быстрее он это закончит, тем раньше они смогут переключиться на то, что действительно было важным: очередную сделку.

— Служба была прекрасная, люди запомнят ее надолго.

Лорд тщательно подбирал слова. С Уолтером Салливаном он дружил давно, но это была дружба, основанная на отношениях адвокат — клиент, и поэтому в ней могли произойти непредсказуемые изменения. Салливан был также единственным из знакомых Лорда, кто заставлял его нервничать. Однако Лорд решил, что никогда не будет находиться под полным контролем Салливана, что у них будут как минимум равноправные отношения, а может, и с некоторой зависимостью Салливана от него.

— Да, конечно.

Салливан продолжал смотреть в окно. Он думал, что наконец-то убедил полицейских, что полупрозрачное зеркало никоим образом не связано с преступлением. Полностью ли они поверили в это — другой вопрос. Как ни крути, это была весьма затруднительная ситуация для человека, не привыкшего к таким делам. Следователь, Салливан не мог припомнить его имя, не отнесся к нему с подобающим почтением, и это вывело старика из себя. Что-что, а уж всеобщее уважение он безусловно заслужил. Но к сожалению, Салливан ни капли не верил в способность местной полиции найти виновных.

Он покачал головой, когда снова подумал о зеркале. Хорошо еще, что об этом не пронюхали журналисты. Идея насчет зеркала принадлежала Кристине, и он поддержал ее. Теперь это казалось нелепостью. Поначалу ему было любопытно наблюдать за своей женой с другими мужчинами. Он перешагнул ту возрастную грань, когда сам мог удовлетворить ее, однако считал неразумным лишать ее плотских удовольствий, недоступных ему. Впрочем, все это было абсурдом, включая и сам брак. Теперь он это ясно видел. Попытка вернуть свою молодость. Ему следовало бы знать, что природа никому не дает поблажек, как бы богат ты ни был. Он был смущен и рассержен. Наконец, он повернулся к Лорду.

— Следователь, который ведет это дело, не внушает доверия. Не могли бы мы обратиться в ФБР?

Лорд снял очки, из глубины стола достал сигару и медленно развернул ее.

— Убийство частного лица — не основание для федерального расследования.

— Ричмонд собирается вмешаться.

— Вранье, если тебе интересно мое мнение.

Салливан покачал своей массивной головой.

— Нет. Похоже, он искренне тревожится.

— Может быть. Но не рассчитывай на его постоянное внимание. У него куча своих проблем.

— Я хочу, чтобы преступники были пойманы, Сэнди.

— Понимаю, Уолтер. Понимаю тебя, как никто другой. Их поймают. Тебе нужно набраться терпения. Эти парни не простаки. Они знали, на что идут. Но ошибки совершают все. Они пойдут под суд, попомни мои слова.

— И что тогда? Пожизненное заключение, так? — разочарованно сказал Салливан.

— Вероятно, этот случай не предусматривает смертной казни, однако их ожидает, по меньшей мере, пожизненный срок. Но без единого шанса на досрочное освобождение, поверь мне, Уолтер. Воздухом свободы им уже не дышать. И небольшой укол в руку им покажется райским блаженством после того, как в течение нескольких лет их будут трахать каждую ночь.

Салливан сел и посмотрел на своего друга. Уолтеру Салливану очень не хотелось этого суда. Где все подробности преступления выплывут наружу. Он поморщился при мысли, что их будут повторять снова и снова. Посторонние люди узнают интимные подробности его жизни и жизни его погибшей жены. Он этого не хотел. Ему нужно было только, чтобы преступников поймали. Об остальном он позаботится. Лорд сказал, что по законам Вирджинии им положено пожизненное заключение. Уолтер Салливан сразу же решил, что избавит государство от расходов на столь длительное содержание преступников.

* * *

Глория Рассел уютно устроилась в углу дивана, поджав под себя голые ноги, скрытые просторным хлопчатобумажным пуловером, который заканчивался чуть выше ее лодыжек. На глаза Коллину все время попадалась ложбинка между ее ног, где ткань резко проваливалась. Он принес себе еще две банки пива и из захваченной на кухне бутылки вновь наполнил вином ее бокал. В голове у него потеплело, как будто внутри ее горел огонек. Узел галстука теперь был ослаблен, пиджак и пистолет лежали на противоположном диване. Когда он достал пистолет, она взвесила его в руке.

— Тяжелый.

— Вы бы к нему привыкли.

Она не задала обычного в таких случаях вопроса. Она знала, что ему приходилось убивать.

— Скажи, ты смог бы подставить себя под пулю ради президента?

Она посмотрела на него сквозь полуопущенные веки. Нужно оставаться сосредоточенной, не переставала она повторять про себя. Это не помешало ей привести молодого человека почти к самой своей постели. Она чувствовала, как утрачивает самоконтроль. Усилием воли она попыталась его восстановить. Что, черт возьми, она творит? В критический момент своей жизни она ведет себя, как проститутка. Не нужно так поступать даже для достижения своей цели. Она знала это. Влечение, которое исходило из иной части ее тела, напрочь парализовало ее способность принимать осмысленные решения. Нельзя этого делать. Не сейчас.

Она должна еще раз переодеться, вернуться в первую гостиную или лучше в свой кабинет, где темная дубовая обшивка стен и уставленные книгами полки помогут ей подавить неосознанные желания.

Он твердо посмотрел на нее.

— Да.

Она собралась было подняться, но осталась на месте.

— И ради вас, Глория, тоже.

— Ради меня?

Ее голос дрогнул. Она вновь посмотрела на него, глаза ее были широко раскрыты, стратегические планы — позабыты без следа.

— Не раздумывая. Агентов секретной службы много. А глава администрации одна. Именно так. — Он посмотрел на нее и тихо произнес: — Это не игра, Глория.

Когда он снова ходил за пивом, то заметил, что она села ближе к нему, так что ее колено коснулось его бедра, когда он опустился на диван. Она вытянула ноги, задев его, а затем положила их на столик напротив дивана. Пуловер поднялся вверх, обнажив белоснежные бедра; это были ноги женщины не первой молодости, но чертовски привлекательной. Взгляд Коллина задержался на обнажившейся плоти.

— Знаешь, ты всегда нравился мне. Я хочу сказать больше других агентов. — Она почти смутилась. — Я знаю, были случаи, когда ты заслуживал награды. Я хочу, чтобы ты знал: я высоко ценю тебя.

— Классная работа. Не променял бы ее ни на какую другую.

Он допил очередную банку пива и почувствовал себя лучше. Его дыхание стало ровным.

Она улыбнулась ему.

— Я рада, что ты пришел.

— Рад помочь, Глория.

Его уверенность возрастала вместе с содержанием алкоголя в крови. Он покончил с пивом и дрожащим пальцем показал на бутылку ликера, стоящую на столике у двери. Он сделал коктейли ей и себе и вернулся на диван.

— Я чувствую, что могу доверять тебе, Тим.

— Да.

— Надеюсь, ты поймешь меня правильно, но с Бертоном я чувствую себя иначе.

— Билл — классный агент. Самый лучший.

Она положила свою руку на его.

— Я не это имела в виду. Я знаю, он хороший агент. Просто я не всегда понимаю его. Это трудно объяснить. Это просто инстинкт.

— Нужно доверять своим инстинктам. Я доверяю.

Он посмотрел на нее. Сейчас она выглядела моложе, значительно моложе, будто только что закончила колледж и была готова к завоеванию всего мира.

— Мои инстинкты, Тим, говорят, что ты тот, на кого я могу положиться.

— Можешь. — Он допил свой коктейль.

— Всегда?

Он взглянул на нее и прикоснулся своим пустым бокалом к ее бокалу.

— Всегда.

Его взгляд стал тяжелым. Он мысленно вернулся к годам студенчества. После подсчета очков в национальных соревнованиях Синди Перкет смотрела на него точно так же. Выражение лица человека, готового отдать тебе все что угодно.

Он положил руку на ее бедро и погладил его. Ее плоть была такой мягкой, такой женственной. Она не только не сопротивлялась, но подвинулась ближе к нему. Затем его ладонь исчезла под ее пуловером, прошла по ее все еще крепкому животу, прикоснувшись к бюстгальтеру, и вернулась обратно. Другой рукой он обнял ее за талию и привлек к себе; ладонь скользнула на ягодицы и крепко сжала их. Она судорожно вздохнула и, медленно выдыхая воздух, приникла к нему. Он ощущал, как она трется своей мягкой теплой грудью о его руку. Она опустила свою руку на его твердеющий пах, сжала пальцы и впилась губами в его губы, а затем медленно отстранилась и посмотрела на него; ее глаза были томно полуприкрыты.

Она отставила в сторону свой бокал и медленно, как бы дразня его, выскользнула из пуловера. Он набросился на нее, шаря руками по застежке бюстгальтера, пока она не поддалась, и припал лицом к ее груди. Затем последняя часть ее туалета, черные кружевные трусики, были сорваны с нее, и она улыбнулась, видя, как он отшвырнул их в сторону. Она затаила дыхание, когда он, легко подняв ее, направился в спальню.

Глава 11

«Ягуар» медленно ехал по длинной подъездной дороге к дому, затем остановился, и из него вышли два человека.

Джек поднял воротник плаща. Вечер был холодным, насыщенные влагой облака вполне подходили к пейзажу.

Дженнифер обошла машину и расположилась рядом с ним, опершись о дверь роскошного автомобиля.

Джек осмотрел дом. Над входной дверью тянулись густые побеги плюща. Дом казался массивным, прочным и основательным. Его обитатели, возможно, переймут часть этой основательности. В его жизни это ему теперь пригодится. Он должен был признать: дом великолепен. И, в любом случае, что предосудительного в великолепных вещах? Четыреста тысяч долларов — его заработок в качестве компаньона. Если он начнет приводить в фирму новых клиентов, кто знает, на сколько он возрастет? Лорд получает в пять раз больше, два миллиона долларов в год, и для него это — средняя цифра.

Размеры жалованья компаньонов держались в строгой тайне и на фирме не обсуждались даже в самой неформальной обстановке. Однако Джек угадал компьютерный пароль файла Сэнди Лорда. Кодовым словом было «жадность».

Джек перевел глаза на лужайку размером с палубу авианосца. Перед его взором мелькнуло видение. Он взглянул на свою невесту.

— Здесь достаточно места, чтобы играть в футбол с детьми. — Он улыбнулся.

— Да, ты прав. — Она улыбнулась в ответ и нежно поцеловала его в щеку. Взяла его руку и обвила ею свою талию.

Джек вновь перевел взгляд на особняк, который вскоре станет его домом, стоимостью в три миллиона восемьсот тысяч долларов. Дженнифер продолжала смотреть на него, она улыбнулась, сжимая его ладонь. Даже в полумраке было видно, что ее глаза блестели.

Продолжая смотреть на дом, Джек почувствовал облегчение. На этот раз он видел лишь окна.

* * *

На высоте тридцати шести тысяч футов Уолтер Салливан откинулся на спинку мягкого кресла и через иллюминатор «Боинга-747» вгляделся в темноту. Продвигаясь с востока на запад, Салливан получал к суткам дополнительные часы, но часовые пояса никогда не волновали его. Чем старше он становился, тем меньше сна ему требовалось, да и раньше он спал не очень много.

Человек, сидящий напротив него, воспользовался возможностью разглядеть старика повнимательнее. Салливан был известен как законопослушный, хотя и безжалостный к конкурентам бизнесмен мирового масштаба. Законопослушный. Это слово не выходило у Майкла Маккарти из головы. У законопослушных бизнесменов, как правило, нет нужды или желания разговаривать с людьми такой профессии, как у Маккарти. Но если до тебя из конфиденциальных источников доходит информация, что с тобой желает встретиться один из богатейших людей планеты, приходится подчиняться. Маккарти стал одним из самых квалифицированных киллеров в мире не потому, что любил свою работу. Он любил деньги и роскошь, которую за них можно получить.

В пользу Маккарти сыграл тот факт, что он сам был бизнесменом. Благопристойная внешность члена Лиги Плюща, как нельзя подходящая выпускнику Дартмутского колледжа по специальности «международная политика». Блондин с густыми, вьющимися волосами, широкими плечами и лицом без единой морщинки, он выглядел как высокооплачиваемый антрепренер, у которого дела идут в гору, или как популярный киноактер на пике своей карьеры. То, что он зарабатывал на жизнь убийством людей, запрашивая за одну «операцию» не менее миллиона долларов, не охлаждало его юношеского энтузиазма и не влияло на жизнелюбие.

Наконец, Салливан взглянул на него. Маккарти, хотя и был непомерно высокого мнения о своих способностях и хладнокровии, под пристальным взглядом миллиардера начал нервничать.

— Я хочу, чтобы вы для меня кое-кого убили, — прямо сказал Салливан. — К сожалению, я сейчас не знаю, кто этот человек. Но, в любом случае, я это узнаю. А пока вы будете получать гонорар, потому что можете понадобиться мне в любое время.

Маккарти улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Должно быть, вам известна моя репутация, мистер Салливан. Мои услуги пользуются большим спросом. Моя работа заставляет меня перемещаться по всему миру; полагаю, вы это знаете. Посвяти я все свое время вам, пока не понадоблюсь, я упущу другую работу. Боюсь, от этого пострадает и мой банковский счет, и моя репутация.

Ответ Салливана не заставил себя ждать.

— До того дня, пока вы не понадобитесь, будете получать сто тысяч долларов в день, мистер Маккарти. Когда вы успешно выполните задание, получите ваш обычный гонорар в двойном размере. Я не в состоянии сохранить вашу репутацию, однако, мне кажется, указанная повременная оплата возместит любой урон, который может быть нанесен вашему бюджету.

Глаза Маккарти слегка расширились, но затем самообладание быстро вернулось к нему.

— Думаю, это подходящие условия, мистер Салливан.

— Разумеется, вы понимаете, что от вас требуются не только навыки устранения людей, но и осторожность.

Маккарти сдержал усмешку. Он сел в самолет Салливана в Стамбуле в полночь по местному времени. Экипаж не знал, кто он такой. Разумеется, его заказчики были заинтересованы в сохранении тайны сделок, поэтому не было нужды беспокоиться, что его узнают. Салливан встретился с ним лично, и это избавляло его от посредника, который затем мог бы диктовать свои условия. У Маккарти, в свою очередь, не было никаких оснований выдавать Салливана.

Салливан продолжал:

— Детали дела вам сообщат, как только они станут известны. Вы поселитесь в Вашингтоне, хотя для выполнения задания вы должны быть готовы переместиться в любую точку планеты по первому моему требованию. Вы постоянно должны сообщать о своем местонахождении и ежедневно выходить на связь со мной по тем секретным каналам, которые я организую. Свои расходы вы будете оплачивать из вашего дневного жалования. Деньги будут перечисляться на выбранный вами счет. В случае необходимости мои самолеты будут в вашем распоряжении. Понятно?

Маккарти, слегка опешивший от этой серии приказов, кивнул. Но ведь командный тон так свойствен всем миллиардерам, не так ли? И потом, Маккарти читал в газетах о Кристине Салливан. Кто, черт возьми, мог в чем-то упрекнуть старика?

Салливан нажал кнопку на подлокотнике своего кресла.

— Томас, когда мы будем в пределах Штатов?

Ему ответили бодрым и уверенным голосом:

— Через пять часов пятнадцать минут, мистер Салливан, если будем двигаться на таких же высоте и скорости.

— Постарайся.

— Есть, сэр.

Салливан нажал другую кнопку, и к ним подошел стюард и подал обед, подобного которому Маккарти на борту самолета еще не ел. Салливан до окончания трапезы не проронил ни слова, затем Маккарти поднялся, чтобы с помощью стюарда пройти в спальню. Но, подчинившись движению руки Салливана, стюард ушел в глубь самолета.

— Вот еще что, мистер Маккарти. Вам когда-нибудь случалось проваливать задание?

Обернувшись, Маккарти взглянул на своего нового работодателя глазами, которые превратились в узкие щелочки. Впервые стало очевидно, насколько опасен для окружающих этот член Лиги Плюща.

— Один раз, мистер Салливан. Израильтяне. Порой кажется, что они больше, чем люди.

— Пожалуйста, не повторяйте ошибок. Спасибо.

* * *

Сет Фрэнк бродил по дому Салливана. Снаружи по-прежнему висели желтые полицейские флажки, ограждающие место происшествия; они развевались на крепком ветру, а сгущающиеся облака снова обещали проливной дождь. Салливан остановился в «Уотергейте». Его прислуга была в еще одном поместье Салливана на Фишер Айлэнд, штат Флорида, и обслуживала членов его семьи. Сет уже лично допросил всех слуг. Вскоре их вызовут для более подробных допросов.

Фрэнка окружала такая роскошь, как будто он ходил по музею. Деньги были везде. Дом был переполнен ими, от изумительных предметов старины до развешанных всюду картин с подлинными подписями авторов. Черт, здесь все было подлинным.

Он забрел на кухню, а оттуда в столовую. Стол напоминал мост, протянувшийся вдоль бледно-синего ковра, постеленного на паркет. Его ноги утопали в густом, тяжелом ворсе. Он сел у торца стола; глаза его непрерывно блуждали по комнате. Насколько он мог заключить, здесь ничего не происходило. Время летело, а дело почти не продвигалось вперед.

На мгновение солнце пробилось сквозь густые облака, и Фрэнк нашел то, что могло, наконец, сдвинуть дело с мертвой точки. Он не заметил бы этого, если бы не любовался резными украшениями на потолке. Стыки ровные, как щека младенца.

Это случилось, когда он заметил переливающуюся на потолке радугу. Любуясь разнообразием цветов, он заинтересовался их источником, как в сказке, когда призрак приводит героя к сундуку с сокровищами. Он оглядел комнату. Через несколько секунд он обнаружил то, что искал. Он быстро встал на колени около стола и заглянул под одну из его ножек. «Шератон», восемнадцатый век. Это означало, что стол чрезвычайно тяжелый. Ему потребовались две попытки, пот выступил у него на лбу, его струйка затекла ему в правый глаз, который заслезился, но в конце концов Фрэнку удалось оторвать его от пола.

Он вновь сел на стул и осмотрел свою находку, свой маленький сундучок с сокровищами. Кусочек серебристого металла, предохранявший деревянные детали и обивку мебели от воздействия влажного ковра. В солнечных лучах его поверхность переливалась всеми цветами радуги.

Он достал записную книжку. Слуги прибудут в аэропорт Даллеса завтра в десять утра. Фрэнк сомневался, что этот кусочек металла, который он держал в руках, долго останется на своем месте. Это могло ничего не значить, а могло значить все. Отличный способ проследить за порядком в доме. Возможно, это хоть на что-то его выведет. Если ему очень, очень повезет.

Он вновь присел на колени, понюхал ковер и пошарил пальцами в густых волокнах. Нельзя определить, какой именно препарат использовался. Все они высыхают за пару часов, не оставляя запаха. Скоро он узнает, давно ли это было; может, это даст ему какую-то подсказку. Он мог позвонить Салливану, но, по некоторой причине, ему хотелось услышать это не от хозяина дома. Старик не был на верху списка подозреваемых, однако Фрэнк был достаточно опытен, чтобы не исключать Салливана из этого списка. Поднимется или опустится Салливан в списке подозреваемых зависело от того, что Фрэнк обнаружит сегодня, завтра, на следующей неделе. До сих пор ни один из фактов, относящихся к смерти Кристины Салливан, не был простым. Он вышел из комнаты, размышляя о причудливой природе радуг и полицейских расследований вообще.

* * *

Бертон осматривал толпу, рядом с ним двигался Коллин. Алан Ричмонд прошел к импровизированной трибуне, установленной на ступеньках миддлтонского суда, широкого здания из испачканного известковым раствором кирпича, с лепными украшениями, выщербленными бетонными ступеньками и вездесущим американским флагом рядом с флагом Вирджинии, которые развевались на утреннем ветру. Ровно в девять тридцать пять президент начал свою речь. За его спиной с непроницаемыми лицами стояли неподвижный, как скала, Уолтер Салливан и тяжеловесный Герберт Сэндерсон Лорд.

Коллин придвинулся к толпе репортеров у подножия ступенек здания суда; они замерли в позах баскетболистов из соперничающих команд, ожидающих удачного паса или отскочившего от корзины мяча. Он ушел из дома главы администрации в три часа ночи. Неповторимая ночь. Неповторимая неделя. Насколько бесчувственной и жестокой казалась Глория Рассел на людях, настолько же привлекательной для Коллина оказалась ее другая, женская, сторона. Это все еще казалось ему невероятным сном. Он переспал с главой администрации президента. Это казалось невозможным. Но произошло с ним, Тимом Коллином. И сегодня вечером они тоже договорились встретиться. Им нужно было соблюдать осторожность, но они по своей природе были осторожны. Коллин не знал, чем это кончится.

Будучи родом из Лоренса, штат Канзас, Коллин усвоил принципы добропорядочности Среднего Запада. Согласно им отношения с женщиной должны были разворачиваться в такой последовательности: свидание, любовь, женитьба, четверо-пятеро детей. Но здесь он не знал, что случится. Он знал только, что хочет быть с ней. Еще и еще. Он посмотрел туда, где позади и слева от президента стояла Глория Рассел. На ней были солнцезащитные очки, ветер слегка шевелил ее волосы; казалось, что все вокруг у нее под контролем.

Бертон наблюдал за толпой, затем взглянул на своего партнера как раз тогда, когда тот смотрел на главу администрации. Бертон нахмурился. Коллин был хорошим агентом, отлично справляющимся со своей работой, возможно, даже слишком усердным. Но он должен был следить за толпой. Что, черт возьми, происходит, думал Бертон. Он взглянул на Рассел, но она смотрела прямо перед собой, явно не обращая внимания на человека, призванного защищать ее. Бертон еще раз посмотрел на Коллина. Теперь парень вглядывался в толпу, время от времени меняя направление взгляда, слева направо, справа налево, иногда наверх, иногда прямо от себя и дальше, выискивая среди собравшихся потенциального террориста. Но Бертон не мог забыть, как он смотрел на главу администрации. Под солнцезащитными очками Бертон разглядел нечто такое, что ему не понравилось.

Алан Ричмонд завершил свою речь, подняв лицо к безоблачному небу; ветер слегка шевелил его безупречно уложенные волосы. Казалось, он обращается за помощью к самому Господу, но в реальности он лишь пытался припомнить, когда сегодня встречается с японским послом: в два или в три? Однако его задумчивый взгляд вдаль будет хорошо смотреться в вечерних выпусках новостей.

Затем он повернулся к Уолтеру Салливану и удостоил супруга погибшей приличествующих его положению и ситуации объятий.

— Боже, мне так жаль, Уолтер. Прими мои глубочайшие соболезнования. Я сделаю все, что в моих силах. Знай это.

Салливан пожал протянутую ему руку, его ноги задрожали, так что двоим из его окружения пришлось незаметно поддерживать его своими жилистыми руками.

— Спасибо, господин президент.

— Прошу тебя, зови меня Аланом. Мы же друзья.

— Спасибо, Алан, ты не представляешь, как я благодарен тебе за то, что ты нашел для этого время. Кристи так тронули бы твои сегодняшние слова.

Лишь Глория Рассел, внимательно наблюдавшая за ними вблизи, заметила в уголке рта своего шефа тень самодовольной ухмылки, которая тут же исчезла.

— Я знаю, нет слов, которые я мог бы произнести, чтобы воздать должное твоим чувствам, Уолтер. Похоже, все больше событий в этом мире происходит безо всякой причины. Если бы не ее внезапная болезнь, этого никогда не произошло бы. Я не могу объяснить, почему подобное случается, да и никто не может. Но я хочу, чтобы ты знал: я с тобой, я готов помочь тебе. Всегда и везде. Мы столько времени вместе. И ты так помог мне, когда я переживал трудные времена.

— Твоя дружба всегда была важна для меня, Алан. Я этого не забуду.

Ричмонд обнял старика за плечи. Немного позади них на длинных шестах висели микрофоны. Подобно гигантским удочкам, они окружали Ричмонда и Салливана, несмотря на протесты сопровождающих их лиц.

— Уолтер, я этого так не оставлю. Я знаю, кое-кто может сказать, что это не мое дело, и в моем положении я не должен лично вмешиваться в подобные дела. Но, черт возьми, Уолтер, ты же мой друг, и я не позволю преступникам остаться безнаказанными. Виновные понесут наказание.

Они опять обнялись; защелкали затворы фотоаппаратов. Двадцатифутовые антенны, торчащие на крышах многочисленных автобусов телевидения, транслировали этот трогательный момент на весь мир. Еще один пример того, что президент Алан Ричмонд — больше, чем просто президент. У сотрудников президента в Белом доме в это время кружилась голова от предчувствия результатов предварительных выборов.

* * *

Телевизор переключался с Эм-Ти-Ви на Гранд-Оле-Опри, затем на мультфильмы, далее на Кью-Ви-Си, потом на Си-Эн-Эн, затем на Про-Рестлинг и снова на Си-Эн-Эн. Мужчина сел в постели, вынул изо рта сигарету и отложил в сторону пульт дистанционного управления. Президент давал пресс-конференцию. Он выглядел суровым и разгневанным чудовищным убийством Кристины Салливан, жены миллиардера Уолтера Салливана, который был одним из ближайших друзей президента, и тем, что оно символизирует рост преступности в стране. Вряд ли президент был бы столь же возмущен, узнай он, что на юго-востоке округа Колумбия найден нищий негр, латиноамериканец или азиат с перерезанным горлом. Президент говорил уверенно, жестко, с подлинной интонацией ярости и решимости. Насилие надо остановить. Люди должны чувствовать себя в безопасности в своих домах или имениях. Выступление было впечатляющим. Внимательный и заботливый президент.

Репортеры клевали на эту удочку, задавая уместные в данной ситуации вопросы.

На телеэкране появилась глава администрации Глория Рассел, одетая в черное и одобрительно кивающая, когда президент затрагивал ключевые моменты своих взглядов на преступность и меры наказания. Голоса полицейских и пенсионеров были на следующих выборах у них в кармане. Сорок миллионов голосов — более чем достаточно для одного утреннего выезда.

Она радовалась бы намного меньше, если бы знала, кто наблюдает за ними в эти минуты. Чьи глаза буравят каждый дюйм кожи на лицах ее и президента, чьи воспоминания о той незабываемой ночи хлещут подобно фонтану горящей нефти, сжигающему все вокруг.

Полет на Барбадос прошел без приключений. Мощные двигатели гигантского аэробуса без усилий оторвали его от взлетной полосы в Сан-Хуане, Пуэрто-Рико, и через несколько минут он достиг крейсерской высоты в 36 000 футов. Самолет был полон туристов, летящих на острова Карибского архипелага. Пассажиры со всех концов страны разглядывали стену серых облаков, когда самолет взял влево, выходя из области тропического шторма, не достигавшего, впрочем, ураганной силы.

По металлическому трапу они сошли с самолета. Автомобиль, крошечный по американским меркам, повез пятерых из них, по левой стороне дороги, от аэропорта в сторону Бриджтауна, столицы бывшей британской колонии, которая до сих пор сохранила признаки колониального прошлого в манерах своих жителей разговаривать, одеваться и вести себя. Водитель мелодичным голосом рассказывал о многочисленных чудесах крошечного острова, например, о возможности прокатиться на настоящем пиратском корабле; в это время в окно было видно, как качается на высоких волнах судно с пиратским флагом. На палубе раскрасневшихся туристов потчевали ромовым пуншем в таких количествах, что к моменту возвращения на пристань вечером они будут либо очень пьяны, либо больны от выпитого.

На заднем сиденье оживленно щебетали две семейные пары, строя возбуждающие воображение планы. Пожилой мужчина, сидевший на переднем сиденье, смотрел в окно; его мысли были в двух тысячах миль к северу отсюда. Несколько раз он проверял маршрут движения машины. Крупных ориентиров было довольно мало; размеры острова составляли двадцать одну милю в длину и четырнадцать в ширину. Постоянная тридцатиградусная жара смягчалась постоянно дующим ветром, шум которого постепенно становился незаметным, но тем не менее всегда присутствовал как неизменный слабый фон.

Отель был стандартной американской постройкой типа «Хилтон», возведенной на искусственном пляже, который выдавался в море на одной из сторон острова. Его персонал был хорошо обученным, любезным и по желанию клиента охотно оставлял его в покое. В то время как большинство гостей с удовольствием позволяли работникам отеля ухаживать за собой, один из новоприбывших избегал общения, покидая свой номер лишь для того, чтобы побродить по безлюдным участкам пляжа либо по гористой части острова, омываемой Атлантическим океаном. Остальное время он проводил у себя в номере, в полумраке, при включенном телевизоре, среди подносов, поставленных горничными на ковер и мягкую мебель.

В первый день своего пребывания здесь Лютер на такси отправился на север острова, почти к океану, где на вершине одного из многочисленных холмов располагалось поместье Салливана. Лютер выбрал Барбадос не случайно.

— Вы знаете мистера Салливана? Его здесь нет. Вернулся в Америку.

Восторженные интонации таксиста вывели его из состояния задумчивости. За массивными чугунными воротами у подножия заросшего травой холма скрывалась длинная извилистая подъездная дорога, ведущая к особняку, который, со своими оранжево-розовыми стенами и белыми мраморными колоннами высотой в восемнадцать футов, довольно странно выглядел среди буйной растительности, будто торчащая из кустов огромная роза.

— Я бывал у него, — ответил Лютер. — В Штатах.

Таксист с уважением посмотрел на него.

— Дома кто-нибудь есть? Может, кто-то из прислуги? — спросил Лютер.

Таксист покачал головой.

— Все уехали. Сегодня утром.

Лютер вернулся на свое сиденье. Причина была очевидной. Они нашли хозяйку дома.

Следующие несколько дней Лютер провел на широких белых пляжах, наблюдая, как с туристических теплоходов выгружаются пассажиры и сразу же направляются в освобожденные от налогов магазинчики, усеивающие деловую часть города. Повсюду, боясь быть пойманными, бродили жители острова со своими потертыми чемоданами, тайком предлагая поддельные часы, духи и тому подобные вещи.

Красота острова в какой-то мере излечила Лютера от меланхолии. И наконец, жаркое солнце, легкий ветерок и благожелательность местного населения положили конец его нервному возбуждению, так что он начал время от времени улыбаться незнакомкам, перебрасываться парой слов с барменом и попивать коктейли, поздно ночью лежа на пляже и чувствуя, как дующий из темноты ветерок уносит прочь его кошмары. Он собирался уехать отсюда через несколько дней. Куда именно, Лютер точно не знал.

Мелькание переключаемых телеканалов закончилось на программе Си-Эн-Эн, и Лютер, подобно измотанной рыбе, попавшейся на крючок, почувствовал, что его вновь уносит туда, откуда он пытался бежать, потратив несколько тысяч долларов и пролетев несколько тысяч миль.

* * *

Рассел выбралась из постели и, пройдя к комоду, взяла пачку сигарет.

— Курением ты сокращаешь себе жизнь. — Коллин устроился поудобнее и с наслаждением наблюдал, как она, нагая, передвигается по спальне.

— Я и так сокращаю ее на этой работе. — Она закурила, несколько раз глубоко затянулась, выпустила дым и снова забралась в постель, усевшись спиной к Коллину и удовлетворенно улыбнувшись, когда он обнял ее своими сильными руками. — Пресс-конференция прошла хорошо, как ты думаешь? — Она чувствовала, что он размышляет над ответом. Он был таким открытым. Без солнцезащитных очков они все открыты, подумала она.

— Пока они не выяснили, что на самом деле случилось.

Она повернулась к нему и провела пальцем по его шее и груди. Грудь Ричмонда была волосатой, некоторые из волос поседели и завивались на концах. Грудь Коллина была нежной, как щека младенца, но под кожей она ощущала мощные мускулы. Он мог сломать ей шею легким движением руки. На мгновение Рассел представила себе, что бы она при этом почувствовала.

— Ты знаешь, у нас проблема.

Коллин едва не расхохотался.

— Да, где-то прячется парень, у которого есть нож, на котором отпечатки и кровь президента и мертвой женщины. Я бы сказал, это большая проблема.

— Как ты думаешь, почему он до сих пор не объявился?

Коллин пожал плечами. На месте этого парня он тоже бы исчез. Взял бы деньги и смылся. Миллионы долларов. При всей своей порядочности, что бы он сделал с такой суммой? Тоже исчез бы. На время. Он посмотрел на нее. При таких деньгах снизошла бы она до того, чтобы отправиться с ним? Затем он вернулся в мыслях к главной теме их разговора. Возможно, тот парень был членом политической партии президента, может, голосовал за него. В любом случае, лучше не искать на свою голову подобных неприятностей.

— Вероятно, боится, — наконец, ответил он.

— Есть способы сделать это анонимно.

— Может быть, парень не искушен в таких делах. А может, не видит в этом выгоды. А может, выжидает время. Наблюдает за развитием событий. Если он собирается объявиться, то, вероятно, мы вскоре об этом узнаем.

Она села в постели.

— Тим, меня это серьезно беспокоит. — Тревожные интонации в ее голосе заставили его тоже сесть. — Я решила оставить нож для вскрытия конвертов в том виде, в каком он был. Если бы президент узнал… — Она взглянула на него.

Он по ее глазам понял, что́ она хочет сказать, и успокаивающе погладил ее по щеке.

— От меня он не узнает.

Она улыбнулась.

— Я знаю, Тим, я верю в это. Но если он, этот человек, попытается самостоятельно связаться с президентом?

Коллин недоумевал.

— Зачем ему это?

Рассел передвинулась на край кровати и свесила ноги. Коллин впервые заметил маленькую овальную родинку размером с половину пенни у основания ее шеи. Затем он увидел, что она дрожит, хотя в комнате было тепло.

— Зачем ему это, Глория? — Он придвинулся к ней поближе.

— Тебе приходило в голову, — она будто разговаривала со стеной, — что этот нож для вскрытия конвертов — один из самых ценных предметов в мире? — Она повернулась к нему и потрепала его волосы, улыбнувшись при виде того, как недоуменное выражение на его лице медленно сменяется догадкой.

— Шантаж?

Она кивнула.

— Но как можно шантажировать президента?

Она поднялась, набросила на плечи просторный халат и наполнила бокал из уже наполовину опустевшей бутылки.

— Президентский пост не защищает от попыток шантажа, Тим. Черт, ты просто можешь больше потерять… или обрести.

Она села на диван и отпила из бокала; вино согревало и успокаивало ее. В последнее время она пила больше, чем обычно. Это не отражалось на ее работе, но ей придется последить за собой, особенно в это критическое время. Но она решила, что последит за собой завтра. Сегодня, когда у нее на плечах лежит груз потенциальной политической катастрофы, а в ее постели — молодой красавец, она будет пить. Она чувствовала себя лет на пятнадцать моложе. С каждой минутой, проведенной с ним, она чувствовала себя все более и более красивой. Она не забудет о своей главной цели, но кто сказал, что ей нельзя наслаждаться жизнью?

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Коллин посмотрел на нее.

Рассел ждала этого вопроса. Ее молодой, красивый агент секретной службы. Современный рыцарь, вроде того, о ком она читала в детстве. Она взглянула на него, держа в руке бокал. Другой рукой она медленно сняла халат и бросила его на пол. Времени оставалось достаточно, особенно для тридцатисемилетней женщины, у которой никогда не было серьезных отношений с мужчиной. Времени достаточно для всего. Алкоголь притупил у нее чувство страха. И чувство осторожности. Все то, что ей требовалось в изобилии. Но не сегодня.

— Ты можешь кое-что для меня сделать. Но я скажу тебе об этом утром. — Она улыбнулась, легла на диван и протянула руку.

Он покорно встал и подошел к ней. Через несколько мгновений слышались лишь смешанные стоны и монотонное поскрипывание дивана.

* * *

В половине квартала от дома Рассел в неприметном «бонневилле» своей жены сидел Билл Бертон, держа между коленями банку диетической «Кока-колы». Время от времени он смотрел на дом, куда в ноль часов четырнадцать минут вошел его напарник и где он мельком увидел главу администрации в облачении, не подходящем для деловой встречи. Фотоаппаратом с длиннофокусным объективом он сделал два снимка этой сцены. Чтобы заполучить их в свои руки, Рассел, вероятно, пошла бы на убийство. Огни в доме зажигались и гасли, постепенно продвигаясь от комнаты к комнате, пока, достигнув восточной части дома, не погасли окончательно.

Бертон взглянул на потушенные габаритные огни машины своего напарника. Мальчик совершил ошибку, приехав сюда. Это, возможно, предвещало конец карьеры как для него, так и для Рассел. Бертон мысленно вернулся к событиям той ночи. Коллин стремглав бежит обратно в дом. Рассел бледнеет, как мел. Почему? Из-за суматохи Бертон забыл спросить. А затем они несутся по кукурузному полю за кем-то, кого там не должно было быть, но он там, черт возьми, был.

Но Коллин возвращался в дом по какой-то причине. И Бертон решил, что пора выяснить, что это за причина. У него было смутное ощущение заговора, и это ощущение все более крепло. Так как его исключили из числа участников, он естественно заключил, что, вероятно, не должен выиграть от этого заговора. Он ни минуты не сомневался, что Рассел интересуется не только тем, что находится в трусах его коллеги. Она не такая, далеко не такая. Все, что бы она ни делала, она делала ради какой-то цели, важной цели. Переспать с молодым самцом для нее ни в малейшей степени не может быть важной целью.

Прошло еще два часа. Бертон посмотрел на часы и застыл, заметив, как Коллин открывает входную дверь, медленно идет по тропинке и садится в свою машину. Когда он проезжал мимо, Бертон лег на сиденье, чувствуя себя слегка виноватым, что следит за коллегой-агентом. Он увидел, как замигал сигнал поворота: «форд» покидал район богатых.

Бертон вновь посмотрел на дом. Там, где, вероятно, была гостиная, зажегся свет. Было поздно, но хозяйка дома, очевидно, по-прежнему чувствовала себя бодрой. О ее выносливости в Белом доме ходили легенды. Интересно, в постели она так же вынослива, подумал Бертон. Двумя минутами позже улица опустела. Свет в доме продолжал гореть.

— Нет. Не думаю.

Глава 12

Самолет приземлился и с ревом остановился на главной взлетно-посадочной полосе аэропорта, резко повернул налево в нескольких сотнях ярдов от крошечного залива, из которого многочисленные любители покататься на лодках вплывали в Потомак, и проследовал к выходу номер девять. Сотрудник службы безопасности аэропорта отвечал на вопросы любознательных туристов, обвешанных фото- и видеокамерами, и не заметил мужчину, быстро прошедшего мимо него. Впрочем, устанавливать его личность никто и не собирался.

Лютер возвращался тем же маршрутом, что и приехал. Краткая остановка в Майами, а потом в Далласе.

Он поймал такси и наблюдал за тем, как в час пик поток машин движется на юг по Джордж Вашингтон Паркуэй. Усталые пассажиры спешили домой. Облака на небе опять предвещали дождь; ветер, дующий параллельно течению Потомака, лениво шевелил листья на усаженной деревьями улице. Периодически в воздух взмывали самолеты, уходили влево и быстро исчезали в облаках.

Лютера манила еще одна битва. Образы разгневанного президента Ричмонда, ударяющего кулаком по трибуне во время своей страстной речи, посвященной борьбе с насилием, и стоящей рядом самодовольной главы администрации были теперь единственными предметами беспокойства Лютера. Старый, усталый и запуганный человек, ранее бежавший из страны, больше не был усталым и запуганным. Гнетущее чувство вины от того, что он позволил убить молодую женщину, сменилось ненавистью и гневом, наполнявшими теперь каждую клеточку его тела. Если ему суждено стать чем-то вроде ангела мщения Кристины Салливан, он выполнит эту задачу со всей оставшейся у него энергией и изобретательностью.

Лютер удобнее устроился на своем сиденье, достал из кармана пакетик с крекером, полученный им в самолете, и подумал, так ли уж крепки нервы у главы администрации.

* * *

Сет Фрэнк выглянул из окна машины. Проведенные им лично допросы прислуги Уолтера Салливана выявили две любопытные вещи. Первая из них — деловое предприятие, перед которым теперь была припаркована его машина, а второй он займется позже. Вывеска компании «Метро стимклинер» на длинном сером бетонном здании, расположенном в торговом районе Спрингфилда неподалеку от Белтуэй, извещала, что фирма действует с 1949. Столь длительная история не имела для Фрэнка никакого значения. Множество основанных много лет назад и действующих в рамках закона организаций теперь занимаются отмыванием денег для китайской и американской мафий. А служба уборки квартир, обслуживающая богатых домовладельцев, давала идеальную возможность для изучения систем сигнализации, обнаружения мест хранения денег и драгоценностей и выявления распорядка жизни предполагаемых жертв и их прислуги. Фрэнк не знал, имеет ли он дело с одиночкой или с целой организацией. Скорее всего, он двигался в направлении тупика, хотя кто знает… В трех минутах езды отсюда расположились две патрульные машины. На всякий случай. Фрэнк вышел из машины.

— Там были Роджерс, Будизински и Джером Петтис. Вот, 30 августа, девять утра. Три этажа. Этот чертов дом оказался таким большим, что три парня трудились там целый день. — Джордж Паттерсон сверялся с книгой регистрации заказов, пока Фрэнк осматривал неряшливый кабинет.

— Я могу с ними поговорить?

— С Петтисом можете. Двух других уже нет.

— Уволились?

Паттерсон кивнул.

— Долго они работали у вас?

Паттерсон полистал книгу учета кадров.

— Джером у меня уже пять лет. Один из лучших работников. Роджерс был здесь около двух месяцев. Думаю, он куда-то переехал. Будизински работал около месяца.

— Недолго они задержались.

— Черт, такая уж работенка. Тратишь на обучение этих парней тысячу баксов, а они смываются. Здесь карьеру не сделаешь. Это тяжелая, грязная работа. А на зарплату на Ривьеру не съездишь.

— У вас есть их адреса? — Фрэнк достал записную книжку.

— Я же сказал, Роджерс переехал. С Петтисом можете поговорить, он сегодня здесь. Через полчаса выезжает по заказу. Сейчас загружает машину.

— Кто решает, какая команда занимается определенным домом?

— Я.

— Всегда?

Паттерсон замялся.

— Ну, у меня есть парни, которые специализируются на разных работах.

— Кто специализируется на богатых районах?

— Джером. Я же говорю, он — мой лучший работник.

— А кто решал, какие два парня отправятся с ним?

— Не знаю, бывает по-разному. Иногда берут тех, кто свободен.

— Вы не помните, кто-либо из них не проявлял особую заинтересованность в посещении дома Салливана?

Паттерсон покачал головой.

— А Будизински? У вас есть его адрес?

Паттерсон заглянул в записную книжку с множеством закладок и написал что-то на листке бумаги.

— Его последнее место жительства — в Арлингтоне. Не знаю, может, он уже оттуда уехал.

— Мне нужны их личные дела. Номера карточек социального страхования, даты рождения, прежние места работы, все, что есть.

— Вам их даст Садли. Она сидит вон там.

— Спасибо. У вас есть фотографии этих парней?

Паттерсон взглянул на Фрэнка, как на сумасшедшего.

— Шутите? Это же не ФБР.

— Можете их описать? — терпеливо спросил Фрэнк.

— У меня шестьдесят пять работников, а уровень текучки — больше шестидесяти процентов. Обычно я не вижу парня после того, как он принят на работу. В любом случае, через некоторое время все они — на одно лицо. Может, Петтис вспомнит.

— Что еще, по вашему мнению, может быть полезным для меня?

Паттерсон с сомнением покачал головой.

— Думаете, один из них мог убить ту женщину?

Фрэнк, встав, потянулся.

— Не знаю. Как вы считаете?

— Слушайте, у меня здесь всякие есть. Меня ничем не удивишь.

Фрэнк повернулся, чтобы выйти, но затем вновь обратился к Паттерсону:

— Кстати, мне понадобятся списки всех домов и учреждений Миддлтона, которые за последние два года убирала ваша фирма.

Паттерсон выпрыгнул из кресла.

— За каким чертом?!

— У вас есть списки?

— Ну, есть.

— Отлично, когда они будут готовы, дайте мне знать. Постарайтесь.

* * *

Джером Петтис оказался высоким, худым, как скелет, чернокожим мужчиной лет тридцати двух, с постоянно торчащей изо рта сигаретой. Фрэнк с восхищением наблюдал, как он расторопно загружает в фургон тяжелое оборудование для уборки. Согласно надписи на его синем комбинезоне, он являлся старшим специалистом фирмы. Он не смотрел на Фрэнка, так как полностью сосредоточился на работе. Вокруг них в огромном гараже шла такая же работа по загрузке белых автомобилей. Несколько человек уставились было на Фрэнка, но быстро вернулись к своим делам.

— Мистер Паттерсон сказал, что у тебя есть ко мне вопросы.

Фрэнк встал рядом с бампером автомобиля.

— Несколько вопросов есть. Ты работал в доме Уолтера Салливана в Миддлтоне 30 августа этого года?

Петтис удивленно поднял брови.

— В августе? Послушай, у меня каждый день примерно четыре заказа. Я не запоминаю свои дома, там просто нечего запоминать.

— На тот дом вы потратили целый день. Большой дом в Миддлтоне. С тобой были Роджерс и Будизински.

Петтис улыбнулся.

— Верно. Самый большой дом, который я когда-либо видел, а я видел немало домов.

Фрэнк улыбнулся в ответ.

— Когда я его увидел, я подумал о том же.

Петтис выпрямился и зажег погасшую сигарету.

— С мебелью были проблемы. Нам приходилось всю ее передвигать, а кое-что было таким тяжелым… Сейчас такое уже и не производят.

— Так ты был там весь день? — Фрэнк пожалел, что задал вопрос подобным образом.

Петтис замер, затянулся своим «Кэмелом» и прислонился к двери грузовика.

— А с чего это полицейские интересуются уборкой домов?

— В этом доме была убита женщина. Видимо, она напоролась на взломщиков. Ты читаешь газеты?

— Только о спорте. И ты считаешь, что я один из тех ублюдков?

— Пока нет. Я лишь собираю информацию. Меня интересуют все, кто был в последнее время около этого дома. Может быть, вслед за тобой я переговорю с почтальоном.

— Ты меня насмешил. Думаешь, я ее пришил?

— Думаю, что если это сделал бы ты, у тебя хватило бы ума не ошиваться здесь и не ждать, когда я постучу в твою дверь. С тобой были еще двое, что ты можешь о них рассказать?

Петтис докурил сигарету и, не отвечая, смотрел на Фрэнка. Фрэнк закрыл записную книжку.

— Джером, тебе нужен адвокат?

— Ты так считаешь?

— Пока что нет, но я в этом деле не главный.

Петтис, наконец, посмотрел на бетонный пол, потушил сигарету и взглянул на Фрэнка.

— Слушай, парень, я уже долго работаю у мистера Паттерсона. Я каждый день прихожу на работу, делаю свое дело, забираю платежный чек и иду домой.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться.

— Верно. Слушай, у меня было одно дельце. Давно. Ты можешь узнать об этом с помощью своих компьютеров за пять секунд. Поэтому я не буду сидеть здесь и нести всякую чушь, ладно?

— Ладно.

— У меня четверо детей. Жены нет. Я не вламывался в тот дом и ничего не делал с той женщиной.

— Я верю тебе, Джером. Меня больше интересуют Роджерс и Будизински.

Петтис несколько секунд смотрел на следователя.

— Давай прогуляемся.

Они вышли из гаража и направились к старому «бьюику» размером с теплоход, на котором было больше ржавчины, чем металла. Петтис залез внутрь. Фрэнк последовал за ним.

— У гаража большие уши, да?

Фрэнк кивнул.

— Брайан Роджерс. Мы называли его Слик. Отличный работник, схватывал все на лету.

— Как он выглядел?

— Белый парень, лет пятидесяти, может, старше. Не очень высокий. Разговорчивый. Работал усердно.

— А Будизински?

— Бадди. Здесь у всех есть клички. Я — Тон. От слова «тонкий». Тоже белый парень, чуть выше Слика. И немного старше. Был сам по себе. Делал то, что ему сказано, и не больше того.

— Кто занимался спальней хозяев?

— Мы все. Нам пришлось поднять кровать и комод. Каждая вещь весила примерно полтонны. До сих пор спина болит. — Джером протянул руку к заднему сиденью и достал сверток. — Сегодня у меня не было времени позавтракать, — объяснил он, доставая банан и яичный бисквит.

Фрэнк чувствовал, что ему в спину упирается кусок металла, и заерзал на потертом сиденье. Салон провонял сигаретным дымом.

— Кто-то из них оставался один в спальне хозяев или другом месте дома?

— В доме все время кто-то был. Там работала уйма народу. Они могли подняться наверх сами. Я за ними не следил. Это не моя работа.

— Кто решил, что Роджерс и Будизински будут работать с тобой в тот день?

Джером немного помедлил.

— Не помню, как-то не задумывался об этом. Помню, что мы начали работать рано. Может, они просто первыми туда пришли. Иногда так случается.

— Значит, если они заранее знали, в какое время ты собирался туда приехать, они могли прийти первыми и подождать тебя?

— Да, думаю, могли. Слушай, нам нужны просто работяги, понимаешь о чем я? Чтобы заниматься этим дерьмом, не нужно быть нейрохирургом.

— Когда ты их видел в последний раз?

Джером наморщил лоб, откусив от банана.

— Пару месяцев назад, может, больше. Первым ушел Бадди, не сказав, почему. К нам все время кто-то приходит, кто-то уходит. Я здесь дольше всех, кроме мистера Паттерсона. Слик, думаю, переехал.

— Знаешь, куда?

— Помню, он говорил что-то о Канзасе. Какая-то стройка. Он когда-то был плотником. Его уволили, когда предприятие закрылось. У него хорошие руки.

Фрэнк записывал новые сведения, пока Джером заканчивал завтракать. Они вместе вернулись в гараж. Фрэнк посмотрел внутрь фургона, на все эти шланги, емкости и оборудование.

— Ты ездил к Салливанам на этом фургоне?

— Я езжу на нем уже три года. Это лучший фургон в конторе.

— Оборудование в фургоне то же самое?

— Абсолютно.

— Тогда тебе лучше на время взять новый фургон.

— Что?! — Джером привстал на водительском сиденье.

— Я переговорю с Паттерсоном. Я задерживаю этот фургон.

— Ты хочешь мне навредить?

— Нет, Джером, боюсь, что нет.

* * *

— Уолтер, это Джек Грэм. Джек, это Уолтер Салливан. — Сэнди Лорд тяжело опустился в свое кресло.

Джек пожал руку Салливану, и тот уселся напротив него за маленьким столом в конференц-зале номер пять. Было восемь часов утра, а Джек находился в кабинете Лорда с шести, проведя до этого две бессонные ночи. Он уже проглотил три чашки кофе и наливал из серебряного кофейника четвертую.

— Уолтер, я посвятил Джека в украинскую сделку. Мы проработали ее структуру. С Капитолием все в порядке. Ричмонд дернул за нужные ниточки. Медведь мертв. Хрустальный башмачок — у Киева. Твой парень постарался на славу.

— Он — один из моих лучших друзей. Я ожидаю этого от всех моих друзей. Но я думал, в деле участвует достаточно юристов. Раздуваешь штаты, Сэнди? — Салливан поднялся и выглянул в окно; изумительно чистое небо обещало отличный осенний день.

Джек, краем глаза следя за Салливаном, делал кое-какие заметки по поводу его последнего дела. Салливан не выглядел, как человек, заинтересованный в совершении миллиардной международной сделки. Джек не знал, что в этот момент старик мысленно возвращался в морг и вспоминал лицо жены.

У Джека перехватило дыхание, когда Лорд торжественно назначил его своим заместителем по подготовке сделки, крупнейшей сделки из всех, которые совершались в текущий период на фирме. Таким образом, Джек перескочил через головы нескольких главных компаньонов и многих старших членов корпорации. По плюшевым коридорам уже поползли дурные слухи. Джека это не волновало. В конце концов, у них нет клиента по имени Рансом Болдуин. Независимо от того, как ему это удалось, он приносил фирме существенный доход. Он устал чувствовать вину за свое служебное положение. Лорд хотел испытать способности Джека, он ясно дал это понять. Ну что ж, если он хочет провернуть эту сделку, я обеспечу ей успех, подумал Джек. Здесь не важна была философия, политически корректная болтовня в башне из слоновой кости. Только практические результаты.

— Джек — один из наших лучших адвокатов. А еще он адвокат Болдуина.

Салливан оглядел их обоих.

— Рансом Болдуин?

— Точно.

Салливан посмотрел на Джека совсем иными глазами и затем вновь отвернулся к окну.

— Однако границы наших возможностей с каждым днем все более и более суживаются, — продолжал Лорд. — Нам нужно подкрепить игроков и убедиться, что Киев знает, что, черт возьми, им следует делать.

— Ну так займись этим.

Лорд посмотрел на Джека, а затем на Салливана.

— Конечно, мы справимся, но не думай, что тебе уже можно выйти из игры. За тобой остается главная роль. Ты начал это дело. Твое участие в нем в дальнейшем абсолютно необходимо по множеству причин.

Салливан не пошевелился.

— Уолтер, это венец твоей карьеры!

— Ты говорил это в прошлый раз.

— Как я могу сдержаться, если ты превосходишь самого себя? — парировал Лорд.

Наконец, Салливан почти незаметно улыбнулся, в первый раз с тех пор, как телефонный звонок из Штатов расстроил его жизнь.

Лорд немного расслабился, посмотрел на Джека. Следующий шаг они репетировали несколько раз.

— Я бы посоветовал тебе лететь туда вместе с Джеком. Пожми кому надо руки, похлопай кого надо по плечам. Дай им понять, что ты по-прежнему контролируешь этого тигра. Им это нужно. Капитализм для них — все еще новая игра.

— А роль Джека?

Лорд подал знак Джеку.

Джек поднялся, подошел к окну.

— Мистер Салливан, последние сорок восемь часов я провел, изучая каждый аспект этого дела. Все остальные наши юристы работают лишь над какой-то отдельной его частью. Не думаю, что на фирме есть кто-то, кроме Сэнди, кто лучше меня знает, что именно вы хотите предпринять.

Салливан медленно повернулся к Джеку.

— Это достаточно серьезное заявление.

— Это достаточно серьезное дело, сэр.

— Значит, ты знаешь, что я хочу предпринять?

— Да, сэр.

— Ну что ж, тогда расскажи, что думаешь по этому поводу. — Салливан сел, скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на Джека.

Джек ни на секунду не смутился.

— У Украины есть огромные запасы природных ресурсов, все то, в чем нуждается тяжелая промышленность во всем мире. Вопрос в том, как заполучить эти ресурсы по минимальной цене и при минимальном риске, учитывая нынешнюю политическую ситуацию в этой стране.

Салливан разомкнул руки, выпрямился и отпил кофе.

— Фокус в том, — продолжал Джек, — как заставить Киев поверить, что экспорту вашей компании будут сопутствовать инвестиции в экономику Украины. Долговременные инвестиции, которые, полагаю, вам не нужны.

— Большую часть своей сознательной жизни я провел до смерти напуганный красными. Я верю в перестройку и гласность не больше, чем в эльфов и фей. Я считаю своим долгом патриота содрать с коммунистов столько, сколько в моих силах. Оставить их без средств к завоеванию мирового господства, которое входит в их долговременные планы, несмотря на эту последнюю отрыжку демократии.

— Совершенно верно, сэр, — сказал Джек. — «Содрать» — ключевое слово. Разрушить каркас, пока он не разрушился сам… или не пошел в атаку. — Джек сделал паузу, чтобы посмотреть, как на его слова отреагируют собеседники.

Лорд смотрел в потолок, его лицо было непроницаемо.

Салливан пошевелился.

— Продолжай. Ты подходишь к самой интересной части.

— Самое интересное — как провернуть сделку, чтобы Салливан и компания подверглись минимальному риску и получили максимальную прибыль. Либо вы действуете через посредника, либо покупаете напрямую у Украины сырье и затем продаете его мировому сообществу. Украине от этой сделки перепадут лишь крохи.

— Правильно. В результате страна будет почти полностью вычищена, а я останусь с двумя миллиардами чистых.

Джек вновь посмотрел на Лорда, который теперь сидел прямо и внимательно слушал. В этом-то и заключался фокус. Джеку это пришло в голову лишь вчера.

— Но почему тогда не забрать у Украины то, что делает ее опасной? — Джек на мгновение замолчал. — И одновременно втрое увеличить вашу прибыль.

Салливан пристально вгляделся в него.

— Как?

— БРСД. Баллистические ракеты средней дальности. У Украины их — завались. И теперь, когда Договора о нераспространении ядерного оружия 1994 больше не существует, из-за этих ракет у Запада вновь болит голова.

— Так что ты предлагаешь? Чтобы я купил эти ракеты? Что, черт возьми, я буду с ними делать?

Джек увидел, как Лорд в конце концов подался вперед, а затем продолжил:

— Вы покупаете их за бесценок, может быть, за полмиллиарда, используя часть прибыли от продажи сырья. Вы купите их за деньги, которые Украина затем сможет потратить на приобретение других товаров на мировом рынке.

— Почему за бесценок? Их с руками оторвет любая средневосточная страна.

— Украина не сможет продать ракеты им. Страны Большой семерки этого никогда не позволят. Если же Украина пойдет на это, то будет отрезана от европейского и других западных рынков, а если так, то Украине — конец.

— Значит, я покупаю их и продаю… кому?

Джек не удержался от улыбки.

— Нам. Соединенным Штатам. Их стоимость по самым скромным подсчетам — шесть миллиардов. Они же содержат обогащенный оружейный плутоний, он бесценен! Остальные страны Семерки дали бы за них несколько миллиардов. Ваши отношения с Киевом сыграют решающую роль. Они смотрят на вас как на спасителя.

Салливан выглядел потрясенным. Он поднялся и еще раз подумал об этом. Даже ему такая потенциальная прибыль казалась невероятной. Но у него было достаточно денег, более чем достаточно. Но исключить одну неизвестную из мирового ядерного уравнения…

— И чья это идея? — Салливан посмотрел на Лорда, а тот показал на Джека.

Салливан откинулся в кресле и оглядел молодого человека. Затем поднялся с легкостью, ошеломившей Джека. Миллиардер железной хваткой пожал руку Джека.

— Вы делаете успехи, молодой человек. Не возражаете, если я покину вас?

Лорд сиял, как отец талантливого ребенка. Джек не удержался от улыбки. Вскоре он забудет, что это такое — «жить не по средствам».

Когда Салливан вышел, Джек и Сэнди сели за стол.

— Признаюсь, это было непростое дельце, — сказал Лорд. — А тебе как кажется?

— А мне кажется, — с улыбкой ответил Джек, — будто я переспал с самой красивой девушкой в университете, что-то вроде приятного приключения.

Лорд расхохотался и поднялся с кресла.

— Тебе лучше отправиться домой и отдохнуть. Салливан, возможно, сейчас из машины звонит своему пилоту. По крайней мере, мы отвлекли его от мыслей об этой сучке.

Джек быстро вышел из комнаты и не слышал последней фразы. Теперь он чувствовал себя как никогда хорошо. Никаких тревог, одни возможности. Бесконечные возможности.

Этой ночью он рассказывал обо всем восторженной Дженнифер Болдуин. Позднее, после бутылки холодного шампанского и целого блюда устриц, специально доставленных в ее городской дом, они занялись любовью, получая самое острое наслаждение за все время своих отношений. Впервые Джека не раздражали высокие потолки и фрески. Более того, они начинали ему нравиться.

Глава 13

Ежегодно в Белый дом приходят миллионы неофициальных писем. Каждое внимательно изучается и обрабатывается сотрудниками аппарата президента при поддержке и под наблюдением секретной службы.

Два конверта были адресованы Глории Рассел, что было несколько необычно, так как большая часть подобной корреспонденции адресуется президенту либо членам Семьи номер один, а часто Любимцу номер один, которым в текущий момент являлась охотничья собака по имени Барни.

Адрес на каждом конверте был написан печатными буквами, конверты были дешевыми и поэтому широко доступными. Рассел получила их около полудня в день, который до той поры проходил очень хорошо. Внутри одного из конвертов находился листок бумаги, а в другом лежал предмет, на который Рассел, не отрываясь, смотрела несколько минут. На бумаге, тоже написанные печатными буквами, были слова:

ВОПРОС: ИЗ ЧЕГО СОСТОЯТ ТЯЖКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И УГОЛОВНО НАКАЗУЕМЫЕ ПОСТУПКИ?

ОТВЕТ: НЕ ДУМАЮ, ЧТО ВЫ ХОТИТЕ ЭТО УЗНАТЬ. У МЕНЯ ЕСТЬ ЦЕННЫЙ ПРЕДМЕТ. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ, ГЛАВА АДМИНИСТРАЦИИ.

ТАЙНЫЙ НЕОБОЖАТЕЛЬ.

Даже несмотря на то, что она этого ожидала, более того, этого желала, она ощутила, как участился ее пульс и бешено заколотилось сердце, а во рту пересохло настолько, что ей пришлось осушить стакан воды и повторить эту процедуру, пока она не смогла без дрожи держать в руках письмо. Затем она посмотрела на содержимое второго письма. Фотография. При виде ножа для вскрытия конвертов кошмар той ночи опять обрушился на нее. Она схватилась за стул. Наконец, напряжение немного спало.

— По крайней мере, он хочет иметь с нами дело. — Коллин положил записку и фотографию и вернулся на свой стул. Он заметил мертвенную бледность на лице Рассел и подумал, настолько ли она сильна, чтобы справиться с этим.

— Может быть. А может, он что-то замышляет?

Коллин отрицательно покачал головой.

— Не думаю.

Рассел откинулась на спинку стула, потерла виски и проглотила еще одну таблетку тайленола.

— Почему бы и нет?

— Зачем ему подставлять нас таким образом? Зачем ему вообще нас подставлять? У него есть то, посредством чего он может нас похоронить. Ему нужны деньги.

— Возможно, он умыкнул ценностей на несколько миллионов долларов у Салливана.

— Может быть. Но мы не знаем, сколько ему досталось живых денег. Может быть, он спрятал их и не может туда вернуться, чтобы забрать. А может, он чрезвычайно жадный человек. Таких полно.

— Мне нужно выпить. Ты можешь прийти ко мне сегодня вечером?

— У президента ужин в канадском посольстве.

— Черт. Тебя кто-нибудь может заменить?

— Возможно, если ты потянешь за кое-какие ниточки.

— Считай, что уже потянула. Как ты думаешь, когда он даст знать о себе снова?

— Похоже, он не торопится, хотя, возможно, он просто осторожничает. В его ситуации я поступил бы так же.

— Отлично. Значит, до того дня, когда мы получим следующее письмо, я буду выкуривать по две пачки сигарет в день. К тому времени я умру от рака легких.

— Если он хочет денег, что ты будешь делать? — спросил Коллин.

— В зависимости от того, сколько запросит. Думаю, в любом случае больших трудностей не будет. — Она немного успокоилась.

Коллин поднялся, чтобы выйти.

— Тебе решать.

— Тим! — Рассел подошла к нему. — Обними меня.

Обнимая ее, он почувствовал, как она трется о рукоятку его пистолета.

— Тим, если нам потребуется нечто большее, чем деньги… Если мы не сможем вернуть этот…

Коллин заглянул ей в лицо.

— Тогда я об этом позабочусь, Глория. — Он прикоснулся пальцем к ее губам, повернулся и вышел.

* * *

Бертон ждал Коллина в коридоре.

— Ну и как она себя чувствует? — спросил Бертон, оглядев его с ног до головы.

— Нормально. — Коллин продолжал шагать по коридору, пока Бертон не схватил его за руку и не повернул к себе лицом.

— Тим, что, черт возьми, происходит?

Коллин разжал пальцы своего напарника.

— Ты выбрал неподходящие время и место, Билл.

— Хорошо, тогда назначь мне подходящие время и место, и я приду туда, потому что нам надо поговорить.

— О чем?

— Черт возьми, ты считаешь, что я дурак? — Он грубо затащил Коллина в угол. — Я хочу, чтобы ты не питал иллюзий по поводу этой женщины. Ей наплевать на тебя, на меня, на всех. Все, что ее волнует, — это спасение своей задницы. Я не знаю, что за лапшу она вешает тебе на уши, я не знаю, что вы оба замышляете, но предупреждаю тебя: будь осторожен. Мне не хотелось бы, чтобы ты обо всем забыл ради нее.

— Ценю твое участие, Билл, но я знаю, что делаю.

— Неужели, Тим? Разве спать с главой администрации входит в обязанности агента секретной службы? Покажи, где это написано в инструкциях? Я бы хотел это прочитать. И раз уж мы завели об этом речь, то почему бы тебе не объяснить, зачем, черт возьми, ты возвращался в дом? Потому что у нас этого нет, и думаю, что знаю, у кого это есть. Моя жизнь тоже под угрозой, Тим. Если мне предстоят крупные неприятности, то хотелось бы знать, за что именно.

Мимо по коридору проходила сотрудница администрации и с недоумением посмотрела на них. Бертон улыбнулся, кивнул ей и затем вновь обратился к Коллину.

— Ну ладно, Тим, что бы ты стал делать на моем месте?

Молодой человек посмотрел на своего друга, и выражение его лица, обычно жесткое на службе, смягчилось. Что бы он делал на месте Бертона? Он тоже добивался бы разъяснений. Бертон был его другом, он неоднократно это доказал. То, что он говорил о Рассел, было, вероятно, правдой. Коллин не полностью терял рассудок при виде шелкового нижнего белья.

— Может, пойдем попьем кофейку, Билл?

* * *

Фрэнк прошел вниз два лестничных пролета, повернул направо и открыл дверь криминалистической лаборатории. Маленькая комната, нуждающаяся в покраске, содержалась в удивительном порядке во многом благодаря тому, что Лора Саймон была очень организованным и обязательным человеком. Фрэнк предполагал, что в ее доме царят такие же чистота и порядок, несмотря на присутствие двух дошкольников, причинявших ей немало хлопот. По всей комнате лежали нетронутые комплекты принадлежностей для поиска улик; их оранжевые заклейки яркими пятнами выделялись на фоне обшарпанных тускло-коричневых стен. В одном углу были сложены картонные коробки с аккуратными надписями. В другом углу, в маленьком напольном сейфе хранились принадлежности, требующие особых мер безопасности. Рядом с ним стоял холодильник, где лежали улики, для хранения которых требовался специальный температурный режим.

Он увидел, что в дальнем углу комнаты Лора Саймон склонилась над микроскопом.

— Ты звонила? — Фрэнк подошел к ней. На стеклянной пластинке лежали маленькие частицы какого-то вещества. Он не мог представить себе, как это можно проводить целые дни, рассматривая микроскопические кусочки непонятно чего, но он также прекрасно сознавал, что работа Лоры Саймон играет огромную роль в процессе выдвижения обвинений.

— Посмотри вот на это. — Саймон отодвинулась в сторону, пропуская его к микроскопу.

Фрэнк снял очки, взглянул в окуляр и поднял голову.

— Лора, ты же знаешь, я понятия не имею, что это такое.

— Это частицы ковра из спальни Салливанов. Во время первоначального осмотра мы их не заметили, я нашла их позже.

— Ну и что в них примечательного? — Фрэнк научился внимательно прислушиваться к мнению этого специалиста.

— Ковер в спальне очень дорогой, стоит около двухсот долларов за квадратный фут. Ковер только для одной спальни обошелся им почти в четверть миллиона.

— Господи Иисусе! — Фрэнк бросил в рот пластинку жевательной резинки. Попытка бросить курить плохо влияла на состояние его зубов и объем талии. — Двести пятьдесят тысяч за то, на что наступаешь ногами!

— Он невероятно долговечный и прочный; по нему можно проехать на танке, и он запросто это выдержит. Он лежит там около двух лет. Они тогда сделали капитальный ремонт.

— Ремонт? Дому же всего несколько лет.

— Это было тогда, когда Уолтер Салливан женился на покойной.

— Ах, вот как…

— Женщины любят устраивать все по-своему, Сет. Надо признать, у нее был хороший вкус по части выбора ковров.

— Ладно, ну и что нам дает этот хороший вкус?

— Посмотри на волокна еще раз.

Фрэнк вздохнул, но подчинился.

— Взгляни на кончики, на их поперечное сечение. Они были отрезаны. Предположительно, не очень острыми ножницами. Срез довольно неровный, хотя, как я сказала, эти волокна будто железные.

Он взглянул на нее.

— Отрезаны? Зачем понадобилось их отрезать? Где ты их нашла?

— Эти волокна были найдены на кроватном покрывале. Тот, кто их отрезал, видимо, не заметил, что к его руке прицепилось несколько волокон. Затем он прикоснулся к покрывалу, и вот результат.

— Ты нашла соответствующую часть ковра?

— Да. Прямо под левым краем кровати, если смотреть вдоль него, сантиметрах в десяти по перпендикуляру. Следы вырезанных волокон слабо различимы, но они есть.

Фрэнк выпрямился и сел на одну из табуреток рядом с Саймон.

— Это еще не все, Сет. На одном из кусочков я обнаружила следы растворителя. Вроде пятновыводителя.

— Это могло остаться от последней чистки ковра. Или горничная что-то разлила.

Саймон отрицательно покачала головой.

— Нет-нет. Служба уборки домов использует паровую систему. Для выведения пятен они применяют специальный растворитель на органической основе. Я проверяла. А этот на бензиновой основе, как и те, что продаются в магазинах. Горничные используют такой растворитель, какой советует производитель. Он тоже на органический основе. В доме его целый запас. А ковер химически обработан, чтобы пятна не въелись в волокна. Использование растворителя на бензиновой основе, возможно, только повредило. Поэтому-то, вероятно, они и вырезали часть волокон.

— Таким образом, взломщик, предположительно, срезал волокна, потому что они что-то могли показать. Так?

— По найденному образцу это сказать трудно, но он мог вырезать больший участок, чтобы гарантировать, что он ничего не оставил, и в нашем распоряжении один из чистых экземпляров.

— Что же такое могло быть на ковре, если ему пришлось утруждать себя вырезанием сантиметровых волокон? Должно быть, ему пришлось изрядно потрудиться.

Оба подумали об одном и том же.

— Кровь, — спокойно сказала Саймон.

— И не кровь погибшей. Если мне не изменяет память, ее крови возле этого участка не было, — добавил Фрэнк. — Думаю, Лора, тебе нужно провести еще один тест.

Она взяла с полки комплект принадлежностей.

— Я как раз готовилась это сделать, но решила, что сначала нужно сообщить тебе.

— Правильно сделала.

* * *

Через тридцать минут они были на месте. Фрэнк опустил боковое стекло, чтобы ветер обдувал его лицо. Он также рассеивал сигаретный дым. Лора Саймон постоянно выговаривала ему за курение.

По указанию Фрэнка спальня оставалась опечатанной. Фрэнк из угла спальни Уолтера Салливана наблюдал, как Саймон тщательно смешивает жидкие реактивы, а затем наливает смесь в пластиковый распылитель. Потом Фрэнк помог ей засунуть под дверь полотенца и оклеить окна коричневой упаковочной бумагой. Они задернули тяжелые занавески, не оставив ни одной щели, через которую в комнату мог проникнуть естественный свет.

Фрэнк еще раз обследовал комнату. Он осмотрел зеркало, кровать, окно, шкафы, а затем прикроватную тумбочку и участок стены за ней, где была стерта штукатурка. Затем он вновь взглянул на фотографию и взял ее в руки. Она еще раз напомнила ему, что Кристина Салливан была очень красивой женщиной, ни в малейшей степени не похожей на те останки, которые он видел. На фотографии она сидела в кресле около кровати. Слева от нее была ясно видна тумбочка. С правой стороны снимка виднелся угол кровати. Горькая ирония, если учесть, как она, вероятно, воспользовалась этим предметом. Возможно, им придется обследовать пружины. На этом, скорее всего, их сегодняшняя работа закончится. Он вспомнил выражение лица Уолтера Салливана.

Он поставил фотографию обратно на тумбочку и продолжил наблюдать, как Саймон работает с жидкостями. Он быстро взглянул на снимок; его что-то забеспокоило, но что бы это ни было, оно вылетело из его головы так же быстро, как и влетело туда.

— Скажи-ка еще раз, Лора, как называется эта штука?

— Люминол. Она продается под различными названиями, но это один и тот же реагент. Я готова.

Она расположила бутылочку над участком ковра, откуда были срезаны волокна.

— Хорошо, что тебе не нужно платить за него, — улыбнулся ей следователь.

Саймон, повернувшись, взглянула на него.

— Мне это было бы безразлично. Я просто объявила бы себя банкротом. Они могли вычитать эту сумму из моей зарплаты до скончания века. Смерть — великий уравнитель бедняков.

Фрэнк щелкнул выключателем; комната погрузилась в абсолютную темноту. Послышался шелест: Саймон нажала на кнопку распылителя. Почти сразу же, подобно множеству светлячков, очень небольшой участок ковра засветился голубоватым светом и тут же погас. Фрэнк включил свет и взглянул на Саймон.

— Значит, тут еще чья-то кровь. Отменная находка, Лора. Нельзя ли исхитриться и наскрести количество образца, достаточное для анализа крови и определения ее группы? Для анализа на ДНК?

— Ну что ж, — Саймон, похоже, сомневалась, — мы поднимем ковер и посмотрим, не просочилось ли что-нибудь сквозь него, но это маловероятно. Учти, ковер обработали. И следы крови смешались с большой массой реактива. Поэтому не особенно на это рассчитывай.

— Ладно, один взломщик ранен. — Фрэнк размышлял вслух. — Крови немного, но она есть.

В поисках подтверждения своим словам он посмотрел на Саймон; она утвердительно кивнула.

— Ранен, но чем? Когда мы ее нашли, у нее в руках ничего не было.

Саймон угадала его мысль.

— И судя по тому, что ее смерть была моментальной, возможно, произошел бы спазм мышц. Чтобы вынуть что-нибудь из ее руки, им, возможно, пришлось бы травмировать ее пальцы…

Фрэнк закончил фразу:

— …А вскрытие ничего подобного не обнаружило.

— Ее рука могла разжаться под действием удара пуль.

— Насколько часто это происходит?

— Для этого случая достаточно и одного раза.

— Ладно, предположим, у нее было оружие, но теперь его нет. Что это могло бы быть?

Собирая свой рабочий комплект, Саймон задумалась.

— Вероятно, пистолет можно исключить; в противном случае она могла бы сделать ответный выстрел, а на ее руках нет следов пороха. Им бы не удалось удалить их, не поранив кожи.

— Хорошо. К тому же нет сведений, что она когда-либо регистрировала оружие. И мы уже убедились, что в доме оружия нет.

— Значит, это не огнестрельное оружие. Может быть, нож. Неизвестен тип раны, но, вероятно, это был поверхностный порез. Количество вырезанных волокон невелико, поэтому рана не представляла угрозы для жизни.

— Таким образом, она порезала одного из взломщиков, возможно, его руку или ногу. А затем они отступили и застрелили ее? Или она порезала его, когда умирала? — Фрэнк поправился. — Нет. Она умерла мгновенно. Она ранит одного из них в другой комнате, прибегает сюда и получает пулю. Стоя над ней, раненый взломщик роняет несколько капель крови.

— Не забывай про тайник. Скорее всего, она застала их на месте преступления.

— Правильно, но и ты не забывай, что стреляли от двери в сторону комнаты. И линия выстрелов нисходящая. Кто кого застал? Вот что не дает мне покоя…

— Тогда зачем забирать нож, если он был?

— Потому что он может каким-то образом на кого-то вывести.

— Отпечатки? — Саймон заволновалась при мысли о спрятанных где-то уликах.

Фрэнк кивнул.

— По-моему, да.

— Покойная миссис Салливан имела привычку держать при себе нож?

Вместо ответа Фрэнк хлопнул себя по лбу с такой силой, что Саймон поморщилась. Он бросился к тумбочке и схватил снимок. Покачав головой, Фрэнк передал ей фотографию:

— Вот этот проклятый нож.

Саймон взглянула на снимок. На тумбочке был виден длинный нож для вскрытия конвертов с кожаной ручкой.

— Кожа объясняет также присутствие следов масла на ее ладонях.

При выходе из дома Фрэнк задержался у двери. Он посмотрел на панель управления сигнализацией, которая была вновь приведена в рабочее состояние. Затем его лицо засветилось улыбкой, когда ускользающая мысль пробилась, наконец, на поверхность.

— Лора, у тебя в чемодане есть флуоресцентная лампа?

— Да, а что?

— Можешь ее вынуть?

Удивившись, Саймон достала лампу. Она вернулась в фойе и включила ее в сеть.

— Посвети-ка ею на кнопки с цифрами.

То, что открылось Фрэнку при флуоресцентном свете, заставило его еще раз улыбнуться.

— Черт, это отлично.

— Что это означает? — Саймон смотрела на него, ничего не понимая.

— Это означает, что, во-первых, здесь замешан кто-то из домашних и, во-вторых, взломщики — изобретательные люди.

* * *

Фрэнк сидел в маленькой комнате для допросов. Он поборол желание закурить еще одну сигарету и вместо этого взял жевательную резинку. Он оглядел кирпичные стены, дешевый металлический стол, старые стулья и подумал, что обстановка здесь довольно угнетающая. Это было ему на руку. Подавленный человек раним, а ранимый человек, если нащупать его больное место, расположен к разговору. А Фрэнк хотел слушать. Он был готов слушать хоть целый день.

Дело все еще оставалось чрезвычайно запутанным, но отдельные детали начали проясняться.

Бадди Будизински до сих пор жил в Арлингтоне и теперь работал на автомобильной мойке в Фоллз Черч. Он признал, что бывал в доме Салливана, читал об убийстве, но кроме этого ничего не знал. Фрэнк был склонен верить ему. Мужчина казался не особенно сообразительным, не вступал в прошлом в конфликт с законом и всю свою взрослую жизнь выполнял черную работу, причиной чего, несомненно, было то, что он окончил всего пять классов. Его квартира была крайне скромной, если не сказать бедной и убогой. С Будизински Фрэнк зашел в тупик.

Роджерс же, наоборот, оказался настоящим кладом. Номер карточки социального страхования, который он указал при приеме на работу, был вполне реальным, однако принадлежал сотруднице Государственного департамента, на два года отправленной на работу в Таиланд. Должно быть, он знал, что служба уборки домов не станет его проверять. Какая им была разница? Адрес, указанный в анкете, представлял собой мотель в Белтсвилле, штат Мэриленд. В течение последнего года под таким именем в мотеле никто не регистрировался, и там не видели никого, кто подходил бы описанию Роджерса. В Канзасе о нем сведений не было. Вдобавок, он не получил денег ни по одному платежному чеку, выданному ему службой. Это само по себе говорило о многом.

Фоторобот, составленный на основе описания Роджерса Петтисом, готовился в эти минуты и будет распространен по всему округу.

Роджерс был тем самым парнем, Фрэнк чувствовал это. Он побывал в доме и исчез, оставив ложные сведения о себе. В эти минуты Саймон исследовала фургон Петтиса в отчаянных попытках отыскать отпечатки Роджерса. У них не было отпечатков, привязанных к месту преступления, но если бы они смогли установить личность Роджерса, то дело Фрэнка начало бы приобретать четкие очертания. Оно существенно продвинется вперед, если человек, которого ждал Фрэнк, проявит готовность к сотрудничеству.

Уолтер Салливан подтвердил, что старинный нож для вскрытия конвертов исчез из его спальни. Фрэнк страстно желал заполучить эту поистине золотую улику. Фрэнк поделился с Салливаном своими соображениями по поводу того что его жена могла поранить ножом одного из взломщиков. Старик, похоже, никак не среагировал на эту информацию. Фрэнк на мгновение подумал, а расслышал ли его Салливан? Детектив еще раз проверил список прислуги Салливана, хотя уже знал все имена наизусть. Больше всего его интересовало лишь одно из них.

Он не раз вспоминал о заключении представителя компании, производящей системы сигнализации. Портативный компьютер был неспособен определить правильную последовательность пяти цифр кода, выбранную из пятнадцатиразрядного числа, за столь короткое время, в особенности если учесть почти мгновенную ответную реакцию компьютера самой системы. Чтобы сделать это, нужно было исключить некоторые варианты. Каким образом?

Обследование клавиатуры панели управления показало, что на каждую ее кнопку был нанесен химический препарат, — название препарата Фрэнк не запомнил, хотя Саймон опознала его, — видимый лишь во флуоресцентном свете.

Фрэнк откинулся на спинку стула и представил, как Уолтер Салливан или дворецкий, или кто-то еще, в чьи обязанности входило включение сигнализации, спускается вниз и вводит код в систему. Пальцем касается нужных кнопок, их всего пять, и сигнализация включена. Затем уходит, не подозревая, что на его пальце остались следы химического препарата, невидимого невооруженным глазом и не имеющего запаха. И что самое важное, он совершенно не догадывается, что только что рассекретил пять цифр кода. В свете флуоресцентной лампы взломщики смогут определить, какие это цифры, так как на соответствующих кнопках вещество было частично удалено пальцем. При наличии такой информации с помощью компьютера можно быстро определить правильную последовательность цифр, что увеличивало вероятность успешного взлома до 99,9 %.

Оставалось ответить на вопрос: кто нанес химический препарат? Сначала Фрэнк решил, что это сделал сам взломщик, который, вероятно, скрывался под именем Рождерса, но все факты опровергали такую версию. Во-первых, в доме всегда было много людей, и даже самому беспечному наблюдателю кто-то, крутящийся около панели сигнализации, показался бы подозрительным. Во-вторых, фойе было большим и самым открытым помещением в доме. И наконец, нанесение препарата потребовало бы определенного времени. У Роджерса такой роскоши не было. Малейшее подозрение, самый мимолетный взгляд, и весь его план провалился бы. Человек, который придумал все это, был не из тех, кто подвергает себя подобному риску. Роджерс этого не делал. Фрэнк полагал, что знает, кто сделал это.

* * *

На первый взгляд, женщина казалась настолько худой, что производила впечатление истощенного ракового больного. На второй взгляд, здоровый цвет ее лица, хрупкое телосложение и грация, с которой она передвигалась, убеждали в том, что она очень худа, но вполне физически здорова.

— Пожалуйста, присаживайтесь, мисс Брум. Спасибо, что пришли.

Женщина кивнула и опустилась на один из стульев. На ней была цветастая юбка до щиколоток. На шее висела нитка фальшивого жемчуга. Ее волосы были собраны в короткий хвостик, несколько прядей на лбу начинали седеть. Судя по ее гладкой коже и отсутствию морщин, Фрэнк дал бы ей лет тридцать девять. В действительности, она была на несколько лет старше.

— Я думала, вы со мной уже закончили, мистер Фрэнк.

— Пожалуйста, называйте меня Сет. Вы курите?

Она отрицательно покачала головой.

— Я просто хочу задать вам несколько заключительных вопросов, вполне стандартных. И не только вам. Насколько я понял, вы увольняетесь от мистера Салливана.

Она нервно вздохнула, посмотрела вниз, а затем опять на Фрэнка.

— Мы с миссис Салливан были, так сказать, близки. Теперь мне нелегко, знаете… — Она осеклась.

— Я знаю, знаю, что вам нелегко. Это ужасно, чудовищно. — Фрэнк сделал паузу. — Как давно вы пришли на работу к Салливанам?

— Чуть больше года назад.

— Вы делаете уборку и?..

— Я помогаю делать уборку. Ею занимаются трое: Салли, Ребекка и я. Карен Тейлор готовит. Я также следила за вещами миссис Салливан. За ее одеждой и прочим. Я была кем-то вроде ее помощника. У мистера Салливана есть свой человек, Ричард.

— Хотите кофе?

Фрэнк не стал дожидаться ответа. Он поднялся и открыл дверь комнаты для допросов.

— Эй, Молли, можешь принести пару чашек кофе? — Он повернулся к мисс Брум. — Черный? Со сливками?

— Черный.

— Два черных, Молли, пожалуйста.

Он закрыл дверь и сел.

— Проклятые сквозняки, никак не могу согреться. — Он постучал по бетонной стене. — От бетона мало проку. Итак, вы говорили о миссис Салливан.

— Она очень хорошо ко мне относилась. Я имею в виду, что она разговаривала со мной обо всем. Она не была, не была, ну, вы знаете, из этого класса людей, высшего класса, я бы так сказала. Она училась там же, где и я: здесь, в Миддлтоне.

— И думаю, что ненамного позже, чем вы.

Это замечание вызвало улыбку на губах Ванды Брум, и она сделала неосознанное движение, как бы поправляя невидимую прядь волос.

— Позже, чем мне хотелось бы.

Дверь открылась, и им принесли кофе. Он был в меру горячим и удивительно ароматным. Фрэнк не покривил душой, упомянув про сквозняки.

— Я бы не сказала, что она хорошо вписывалась в общество этих людей, но она держалась с достоинством. Она ни от кого ничего не принимала; надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.

У Фрэнка были основания считать это правдой. Судя по отзывам, покойная миссис Салливан была несносной во многих отношениях.

— Как по-вашему, их отношения с мужем были… хорошими, плохими, средними?

— Очень хорошими, — без колебаний ответила она. — О да, я знаю, люди поговаривают насчет разницы в возрасте и так далее, но она хорошо относилась к нему, а он — к ней. Я убеждена в этом. Он любил ее, уверяю вас. Возможно, скорее отеческой любовью, но все же это была любовь.

— А она его?

На этот раз она замялась.

— Вы должны понимать, что Кристи Салливан была очень молодой женщиной, во многих отношениях, может быть, гораздо моложе, чем многие женщины в ее возрасте. Мистер Салливан открыл перед ней новый мир и… — Она замолчала, явно не зная, как продолжить объяснение.

Фрэнк повернул разговор в другую сторону.

— А как насчет тайника в спальне? Кто о нем знал?

— Не знаю. Я уж точно не знала. Полагаю, что только мистер и миссис Салливан. Лакей мистера Салливана, Ричард, тоже мог знать. Но я не уверена.

— Таким образом, Кристина Салливан и ее муж никогда не давали понять, что за зеркалом есть тайник?

— О Господи, нет. Я была в какой-то степени ее другом, но я всего лишь прислуга. И я работала у них только год. А с мистером Салливаном мы вообще говорили редко. Я имею в виду, что это не такая вещь, о которой можно рассказать человеку вроде меня, ведь так?

— Нет, думаю, не так. — Фрэнк был уверен, что она лжет, но не мог выложить ей аргументы, которые говорили об обратном. Кристина Салливан запросто могла похвастаться своим богатством перед тем, кого считала похожим на себя, чтобы продемонстрировать, насколько высоко она взлетела.

— Итак, вы не знали, что зеркало в спальне было полупрозрачным и из-за него можно видеть все, что происходит там?

На этот раз женщина явно удивилась. Под легким макияжем Фрэнк увидел краску смущения.

— Ванда… я могу называть вас Ванда? Ванда, вы ведь понимаете, что система сигнализации была отключена тем, кто вторгся в дом? Она была отключена путем введения в нее соответствующего кода. Итак, кто включал ее на ночь?

— Ричард, — поспешно ответила она. — Иногда мистер Салливан делал это сам.

— Значит, все в доме знали код?

— Нет, конечно, нет. Ричард знал. Он работает у мистера Салливана почти сорок лет. Полагаю, что кроме Салливанов код был известен лишь ему.

— Вы когда-нибудь видели, как он включает сигнализацию?

— В это время я, как правило, уже была в постели.

Фрэнк пристально посмотрел на нее, как бы говоря: я верю вам, Ванда, я верю вам.

Ванда Брум широко раскрыла глаза.

— Вы… вы же не подозреваете, что в этом замешан Ричард?

— Так вот, Ванда, систему помог отключить некто, от кого этого не ожидали. И, естественно, подозрение падает на любого человека, имевшего доступ к коду.

Ванда Брум, похоже, была готова заплакать, но затем взяла себя в руки.

— Ричарду почти семьдесят лет.

— Тогда ему, вероятно, не повредил бы небольшой капитальчик. Вы понимаете, конечно, что наш разговор должен, безусловно, храниться в строжайшем секрете?

Она кивнула и одновременно вытерла нос. Теперь она быстро пила кофе мелкими глотками.

— И до тех пор, — продолжал Фрэнк, — пока кто-нибудь не объяснит мне, как был получен доступ к системе охраны, мне придется проработать версии, кажущиеся мне наиболее правдоподобными.

Он продолжал смотреть на нее. В течение всего предыдущего дня он наводил справки о Ванде Брум. У нее была довольно заурядная биография, если не считать одной особенности. Ей сорок четыре года, дважды разведена, двое взрослых детей. Она жила в крыле для прислуги вместе с остальными работниками. Милях в четырех от имения в скромном старом домике жила ее восьмидесятиоднолетняя мать, безбедно существуя на пособие по социальному страхованию и пенсию своего мужа-железнодорожника. Брум поступила на работу к Салливанам, как она сама сказала, около года назад, что было первым моментом, привлекшим внимание Фрэнка; лишь она одна пробыла в доме столь короткое время. Само по себе это мало что значило, но, судя по всему, Салливаны очень высоко ценили ее помощь, и многое говорило в пользу лояльности к ней старых работников, получающих приличное жалование. Ванда Брум выглядела, как человек, тоже способный быть лояльным. Вопрос в том, кому.

Особенность состояла в том, что Ванда Брум провела некоторое время в тюрьме, более двадцати лет назад, за растрату в бытность счетоводом у одного врача в Питтсбурге. Биографии остальных слуг были кристально чисты. Итак, она была способна нарушить закон и провела некоторое время за решеткой. Тогда ее звали Ванда Джексон. С Джексоном она развелась после отсидки, точнее, это он бросил ее. С тех пор не было свидетельств нарушений ею закона. Таким образом, она изменила фамилию, ее отсидка осталась далеко в прошлом, и если Салливаны наводили справки о ней, то вполне могли ничего не обнаружить, а возможно, им было все равно. Ванду Брум последние двадцать лет везде характеризовали как честного и усердного работника. Интересно, что же заставило ее измениться, подумал Фрэнк.

— Скажите, Ванда, не припоминаете ли вы чего-то такого, что могло бы помочь мне? — Фрэнк старался выглядеть как можно беспечнее, он открыл записную книжку, делая вид, что готов записывать.

Если она и была пособником взломщика, ему меньше всего хотелось, чтобы Ванда бросилась к Роджерсу, который от этого еще глуше бы затаился. С другой стороны, если бы он вынудил ее расколоться, она могла бы встать на его сторону.

Он представил себе, как она вытирает пыль в фойе. Ей было бы так просто, так просто нанести этот химический препарат на кусок ткани, затем небрежно провести им по панели управления сигнализацией. Это выглядело бы столь естественно, что никто, даже тот, кто в упор смотрел бы на нее в этот момент, не придал бы этому никакого значения. Просто прилежная работница занимается своим делом. Затем прокрасться вниз, когда все заснули, на несколько секунд включить флуоресцентную лампу и — ее роль сыграна.

С юридической точки зрения она, возможно, будет соучастником убийства, так как при краже со взломом убийство — довольно вероятное обстоятельство. Но Фрэнку намного меньше хотелось засадить Ванду Брум за решетку на большую часть оставшихся ей лет, чем того, кто нажал на курок. Он был уверен: автор всего плана — не женщина, которая сидела перед ним. Она лишь сыграла свою роль, небольшую, но, тем не менее, важную роль. Он планировал в будущем связаться с прокуратурой, чтобы смягчить наказание для Ванды.

— Ванда, — Фрэнк перегнулся через стол и с доверительным выражением лица прикоснулся к ее руке. — Может быть, у вас есть что добавить? Что-то, что поможет поймать человека, убившего вашу подругу.

Она отрицательно покачала головой в ответ, и Фрэнк откинулся на спинку стула. Он не ожидал многого от этого наводящего вопроса, но он забросил удочку. Стена дала трещину. Она не предупредит Роджерса, Фрэнк был убежден в этом. Он мало-помалу приближался к Ванде Брум.

Позже он обнаружит, что уже зашел слишком далеко.

Глава 14

Джек швырнул в угол свой чемодан, бросил пальто на диван и переборол желание завалиться спать прямо на ковре. Пятидневная поездка на Украину полностью его вымотала. Семичасовая разница во времени переносилась тяжело, но для человека, которому под восемьдесят лет, Уолтер Салливан был просто неутомим.

Их без задержки пропустили через все охранные посты, проявляя к ним уважение, причиной которого были богатство и репутация Салливана. И началась бесконечная череда встреч. Они побывали на производственных предприятиях, на шахтах, в государственных учреждениях, больницах, а затем их пригласили на обед, где они основательно напились в компании мэра Киева. На второй день их принял президент Украины, который затем в течение часа слушал Салливана, ловя каждое его слово. В освобожденной республике к капитализму и предпринимательству относились с благоговением, а Салливан был капиталистом с большой буквы. Каждый хотел перекинуться с ним словом, пожать его руку, как бы надеясь, что при этом к нему перейдет часть его магической способности делать деньги и быстро принесет ему несметное богатство.

Результаты поездки превзошли все их ожидания, так как украинцы с восторгом наперебой твердили о своей готовности к сотрудничеству. Разговор насчет продажи ядерных ракет за доллары состоится позже, в свое время. Ненужное имущество, которое можно превратить в реальные деньги.

«Боинг» Салливана совершил беспосадочный перелет из Киева в Вашингтон, а его лимузин только что высадил Джека у его дома. Он прошел на кухню. В холодильнике стоял лишь пакет прокисшего молока. Украинская пища была вкусной, но чересчур тяжелой, и через пару дней он стал ограничивать себя. И потом там было слишком много выпивки. Без нее на Украине, видно, делами не занимались.

Джек потер глаза, которые слипались от многодневного недосыпания. Но он был слишком утомлен, чтобы спать. И хотел есть. По его внутренним часам выходило, что сейчас почти восемь утра. Наручные же часы показывали, что в Вашингтоне сейчас глубокая ночь. Хотя Вашингтону было далеко до способности Нью-Йорка удовлетворять любые гастрономические или другие потребности в любое время дня и ночи, все же имелись места, где можно было прилично поесть, несмотря на поздний час. Когда он с трудом пытался надеть пальто, раздался телефонный звонок. Включился автоответчик. Джек хотел уже выйти, но остановился, слушая оставленное после сигнала сообщение.

— Джек!

Этот голос ворвался в его сознание из прошлого, подобно тому, как воздушный пузырь всплывает из-под воды и лопается на поверхности. Он схватил трубку.

— Лютер?!

* * *

Ресторан был очень маленьким, за что и нравился Джеку. В любое время дня и ночи там можно было получить вполне приличную еду. Это было место, куда ни за что не ступила бы нога Дженнифер Болдуин и куда раньше любила захаживать Кейт. Еще недавно такое сравнение взволновало бы его, но он сделал свой выбор и не собирался возвращаться к этому вопросу. Жизнь несовершенна, и он не мог бесконечно терпеть от этого неудобство. Не мог и не хотел.

Джек с жадностью проглотил яичницу, бекон и четыре поджаренных тоста. Хороший молотый кофе придавал сил. После пятидневного употребления растворимого кофе и минеральной воды он казался необычайно вкусным.

Джек поглядывал на Лютера, который попивал кофе и попеременно то смотрел сквозь пыльное окно на темную улицу, то обводил взглядом маленький неряшливый зал.

Джек поставил кофейную чашку на стол.

— У тебя усталый вид.

— И у тебя, Джек.

— Я только что вернулся из-за границы.

— И я.

Это объясняло запущенность сада и переполненный почтовый ящик. Джек отодвинул в сторону тарелку и подал знак принести ему еще одну чашку кофе.

— Я недавно заходил к тебе.

— Зачем?

Джек ожидал этого вопроса. Лютер Уитни всегда был прямолинеен. Но ожидание вопроса — это одно, а реальный ответ — совсем другое. Джек пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, просто хотел повидать тебя. Столько времени прошло…

Лютер кивнул в знак согласия.

— Ты видишься с Кейт?

Прежде чем ответить, Джек отпил кофе. В висках у него застучало.

— Нет. С чего ты взял?

— Недавно я видел вас вместе.

— Мы случайно встретились. Это все.

Джеку показалось, что Лютера огорчил такой ответ. Он заметил на себе пристальный взгляд Джека и улыбнулся.

— Ты был единственным человеком, через которого я мог выяснить, все ли в порядке с моей девочкой. Ты был моим источником информации, Джек.

— Ты не пробовал поговорить с ней начистоту, Лютер? Знаешь, из этого мог бы выйти толк. Годы проходят…

Лютер лишь отмахнулся и снова посмотрел в окно. Джек пригляделся к нему. Лицо осунулось, глаза отекшие. На лбу и вокруг глаз прибавилось морщин. Но ведь прошло четыре года. Лютер был в том возрасте, когда старость наступает стремительно, и следы увядания очевиднее с каждым днем.

Он поймал себя на том, что смотрит Лютеру в глаза. Эти глаза всегда восхищали Джека: темно-зеленые, глубокие, большие, как у женщины, и располагавшие к доверию. Подобно глазам летчиков, в них просматривалось безгранично спокойное восприятие жизни. Их ничто не могло потревожить. Когда они с Кейт объявили о своей помолвке, эти глаза были полны радости, но чаще в них была печаль. И все же в глубине их Джек распознал два чувства, которых он раньше не замечал там. Страх. И ненависть. Но он не мог определить, какое из них беспокоит Лютера больше.

— Лютер, у тебя неприятности?

Лютер достал бумажник и, несмотря на протесты Джека, расплатился за ужин.

— Давай прогуляемся.

На такси они доехали до парка и молча дошли до скамейки напротив Смитсоновского замка. Ночь была холодной, и Джек поднял воротник пальто. Джек сел, тогда как Лютер, стоя, закурил сигарету.

— Это что-то новенькое… — Джек наблюдал, как табачный дым медленно растворяется в чистом ночном воздухе.

— Какая, к черту, разница в моем возрасте? — Лютер бросил спичку на землю и ногой втоптал ее в грязь. Затем он сел на скамейку.

— Джек, я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Хорошо.

— Ты же не знаешь, какого рода это одолжение. — Лютер неожиданно поднялся. — Давай пройдемся. Я бы хотел размяться.

Они прошли мимо памятника Вашингтону и направились к Капитолию, когда Лютер нарушил молчание.

— Джек, я попал в передрягу. Пока все не так плохо, но чувствую, что будет хуже, и это может случиться достаточно скоро.

Лютер не смотрел на него; казалось, он разглядывает высившийся прямо перед ними огромный купол Капитолия.

— Сейчас я не знаю, как будут развиваться события, но если все случится так, как я предполагаю, мне понадобится адвокат, и я хочу, чтобы им был ты, Джек. Мне не нужен пустопорожний трепач и мне не нужен зеленый юнец. Ты лучший из всех адвокатов, которых я когда-либо видел, а я повидал их немало, причем в близком общении.

— Но я же больше не занимаюсь этим, Лютер. Я составляю документы, совершаю сделки.

В этот момент Джеку пришло в голову, что он скорее бизнесмен, чем юрист. И эта мысль была не из приятных.

Лютер, казалось, не слышал его.

— Это не будет бесплатной услугой. Я заплачу тебе. Но мне необходим человек, которому я могу доверять, и ты единственный, кому я доверяю, Джек. — Лютер остановился и повернулся к Джеку, ожидая ответа.

— Лютер, объясни, в чем дело?

Лютер решительно покачал головой.

— Время еще не пришло. Ни тебе, ни кому-то другому это ничего хорошего не даст. — Он испытующе всматривался в Джека, пока тот не почувствовал неловкость. — Должен тебя предупредить, Джек, если, конечно, ты согласишься быть моим адвокатом, что дело может принять довольно опасный оборот.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что некоторые люди могут пострадать, Джек. Пострадать серьезно и безвозвратно.

Теперь Джек остановился.

— Если у тебя на хвосте такие ребята, то, может быть, лучше прекратить дело, получить иммунитет и исчезнуть, воспользовавшись программой защиты свидетелей? Так многие поступают. Не я это придумал.

Лютер расхохотался. Он хохотал так, что в конце концов поперхнулся и, согнувшись пополам, освободил свой желудок от немногого содержимого. Джек поддержал его. Он чувствовал, что Лютер дрожит, но не догадывался, что от ярости.

Такой эмоциональный взрыв был настолько нехарактерен для Лютера, что Джек почувствовал, как покрывается мурашками. Вдобавок он весь вспотел, несмотря на то что в холодном ночном воздухе его дыхание оставляло маленькие облачка пара.

Лютер взял себя в руки. Он глубоко вздохнул и теперь выглядел почти смущенным.

— Спасибо за совет. Мне нужно идти.

— Идти? Куда, черт возьми, ты пойдешь? Лютер, я хочу знать, в чем дело.

— Если со мной что-нибудь случится…

— Черт возьми, Лютер, мне действительно надоела вся эта идиотская таинственность.

Глаза Лютера сузились. Неожиданно к нему вернулась уверенность вместе с налетом суровости.

— Все, что я делаю, имеет под собой какую-то причину, Джек. Если я пока не сообщаю тебе о деле, то, поверь, на то есть веское основание. Возможно, сейчас ты не можешь этого понять, но мои действия направлены на обеспечение нашей безопасности. Может быть, я вообще к тебе не обращусь, но мне нужно знать, готов ли ты постоять за меня, когда мне это потребуется. Если не готов, забудь об этом разговоре и забудь, что вообще когда-то знал меня.

— Ты шутишь.

— Я серьезен, как никогда, Джек.

Они стояли, глядя друг на друга. Деревья над головой Лютера уже лишились почти всех листьев. Их нагие ветви тянулись к небу, подобно застывшим черным молниям.

— Я согласен, Лютер.

Лютер быстро пожал Джеку руку и через мгновение исчез в темноте.

* * *

Джек вышел из такси у многоэтажки Кейт. Телефон-автомат находился на противоположной стороне улицы. Он немного постоял, собираясь с силами и духом, чтобы позвонить.

— Алло. — В трубке раздался заспанный голос.

— Кейт!

Джек отсчитывал секунды, пока ее голова не прояснилась и она не узнала его.

— Господи, Джек, ты знаешь, который час?

— Я могу зайти к тебе?

— Нет, ты не можешь зайти ко мне. Я думала, что мы все уже решили.

Он помолчал, снова собираясь с духом.

— Дело в другом. — Опять молчание. — Это касается твоего отца.

Она долго не отвечала.

— Что с ним? — Голос был не таким отчужденным, как он мог ожидать.

— У него неприятности.

На этот раз зазвучали знакомые интонации.

— Ну и что? Почему, черт возьми, тебя это все еще удивляет?

— Я хочу сказать, у него серьезные неприятности. Он только что перепугал меня до смерти, так ничего толком не объяснив.

— Джек, уже поздно, и во что бы не влип мой отец…

— Кейт, он был испуган. По-настоящему испуган. Так испуган, что его вырвало.

И опять долгое молчание. Джек представил себе, что она в это время думает о человеке, которого они оба так хорошо знали. Лютер Уитни испуган? Это казалось бессмыслицей. Род его занятий требовал железных нервов. Будучи человеком отнюдь не отчаянным, он всю свою взрослую жизнь провел на грани опасности.

— Ты где? — резко спросила она.

— Напротив твоего дома.

Джек посмотрел вверх и увидел, как стройная фигура появилась у окна, и Кейт выглянула на улицу. Он помахал ей рукой.

Дверь открылась на его стук, и он увидел, что Кейт идет на кухню, откуда вскоре донеслись звуки звякнувшей крышки чайника и льющейся воды. Он осмотрел комнату, а затем стал прямо под дверью, чувствуя себя немного глупо.

Минуту спустя она вернулась. На ней был халат длиной до щиколоток. Ноги были босые. Джек поймал себя на том, что уставился на ее ступни. Она перехватила его взгляд и посмотрела на него. Он быстро поднял глаза.

— Как твоя лодыжка? Выглядит отлично. — Он улыбнулся.

Она нахмурилась и резко сказала:

— Уже поздно, Джек. Что с ним?

Он прошел в маленькую гостиную и сел. Она села напротив.

— Он позвонил мне пару часов назад. Мы перекусили в той забегаловке около Истерн Маркет, а затем пошли прогуляться. Он сказал, что хочет просить меня об одолжении. Что у него неприятности. Серьезные неприятности с какими-то людьми, которые могут нанести ему большой вред. Очень большой.

Засвистел чайник. Она вскочила. Он наблюдал, как она бежит на кухню; вид ее ягодиц, очерченных тканью халата, пробудил в нем поток воспоминаний, от которых ему отчаянно захотелось избавиться. Она вернулась с двумя чашками чая.

— И что это за одолжение? — Она отпила из чашки. Джек к чаю не притронулся.

— Он сказал, что ему нужен адвокат. Точнее, ему может понадобиться адвокат. Хотя может и не понадобиться. И он хочет, чтобы этим адвокатом стал я.

Она поставила чашку на стол.

— И это все?

— А разве этого недостаточно?

— Может быть и достаточно для честного, уважаемого человека. Но только не для него.

— Боже мой, Кейт, он был испуган. Я никогда не видел его испуганным, а ты?

— Я видела все, что мне нужно было в нем видеть. Он сам выбрал свой образ жизни и теперь, очевидно, пожинает плоды.

— Господи, он же твой отец!

— Джек, я не хочу продолжать этот разговор. — Она приготовилась встать.

— А что если с ним что-нибудь случится? Что тогда?

Она холодно взглянула на него.

— Случится, так случится. Это не моя проблема.

Джек поднялся и собрался уходить. Затем повернулся к ней; его лицо покраснело от гнева.

— Я расскажу тебе, как прошли похороны. В самом деле, какая тебе разница. Я пришлю тебе копию свидетельства о смерти. Вклей его в свой альбом с вырезками из газет!

Он не предполагал, что она может подскочить к нему так быстро, и он целую неделю будет чувствовать эту пощечину, как будто кто-то плеснул ему на щеку кислотой.

— Как ты смеешь?! — Ее глаза жгли Джека, в то время как он медленно потирал щеку.

Затем у нее из глаз хлынули слезы, хлынули с такой силой, что халат стал мокрым.

— Не стреляй в парламентера, — сказал Джек как можно спокойнее. — Я сказал это Лютеру и говорю тебе: жизнь чересчур коротка для этого дерьма. Я давно потерял обоих моих родителей. Ладно, у тебя есть основания не любить его. Это твое дело. Но старик любит тебя, беспокоится о тебе, и даже если ты считаешь, что он испортил тебе жизнь, ты должна уважать эту любовь. Это мой совет тебе; принять или отвергнуть его — твое дело.

Он шагнул к двери, но она опять оказалась там раньше его.

— Ты ничего об этом не знаешь.

— Ладно, я ничего об этом не знаю. Возвращайся в свою постель. Я уверен, ты будешь спать спокойно, и тебя ничто не потревожит.

Она схватила его за пальто с такой силой, что повернула его, хотя он весил фунтов на восемьдесят больше ее.

— Мне было два года, когда его посадили в последний раз. Когда он вышел, мне было девять. Ты понимаешь, насколько стыдно маленькой девочке было за то, что ее папа в тюрьме? Чей папа зарабатывает на жизнь тем, что крадет вещи у других людей? Когда в школе детей спрашивают о родителях, и отец одного ребенка — врач, другого — водитель грузовика, и когда подходит твоя очередь, учитель пялится в пол и сообщает классу, что у Кейт временно нет папы, потому что он совершил нехороший поступок, и поэтому она пропустит свою очередь?! Ему никогда не было до нас никакого дела! Никогда! Мама все время так за него волновалась! Но она хранила ему верность до самого конца. Она старалась облегчить ему жизнь.

— Но она в конце концов развелась с ним, Кейт, — осторожно напомнил ей Джек.

— Только потому, что у нее не оставалось выбора. И как только ее жизнь начала понемногу налаживаться, в ее груди обнаружили опухоль, и она сгорела за шесть месяцев.

Кейт оперлась о стену. Она выглядела настолько усталой, что на нее тяжело было смотреть.

— И ты знаешь, что самое дурацкое? Она не переставала любить его. После всего того невероятного дерьма, в которое он ее окунул. — Кейт покачала головой, с болью осмысливая слова, которые только что произнесла. Она взглянула на Джека, ее подбородок слегка вздрагивал. — Ну ладно, достаточно. Ненависти во мне хватило бы на нас обеих. — Она смотрела на него со смешанным выражением гордости и правоты.

Джек не знал, что он чувствует сильнее: почти полное физическое истощение либо желание высказать все то, о чем он умалчивал в течение многих лет, но что постоянно порывалось выйти наружу. Все то время, когда он наблюдал за этой игрой. И сдерживался ради того, чтобы сохранить расположение к нему красивой и жизнерадостной женщины, стоящей сейчас перед ним. Полностью отвечавшей его представлениям о совершенстве.

— Значит, ты так понимаешь справедливость, Кейт? Ненависть уравновешивает любовь?

Она отступила назад.

— О чем ты?

Он надвигался на нее, а она отступала в маленькую комнату.

— Меня уже тошнит от рассказов о твоем чертовом мученичестве. Ты думаешь, что ты — идеальный защитник обиженных и угнетенных. И превыше этого ничего нет: ни тебя, ни меня, ни твоего отца. Единственная причина, по которой ты борешься с преступностью, — та, что твой отец когда-то причинял тебе боль. Каждый твой обвинительный приговор — еще один гвоздь в сердце твоего старика.

Ее рука метнулась к его щеке. Он перехватил ее.

— Всю свою взрослую жизнь ты посвятила расплате с ним. За все его неправедные поступки. За все нанесенные им раны. За то, что ему было не до тебя. — Он сжимал ее руку, пока она не вскрикнула. — А ты никогда не задумывалась, что, может быть, это тебе было не до него?

Он отпустил ее руку. Она не двигалась, на ее лице было выражение, которого он никогда раньше не видел.

— Неужели тебе не понятно, что Лютер любит тебя настолько сильно, что никогда не пытался встретиться с тобой, никогда не пытался связать ваши жизни лишь потому, что уверен: тебе это было бы неприятно. Его единственная дочь живет в нескольких милях от него, и он полностью вычеркнут из ее жизни. Ты когда-нибудь думала, каково ему? Твоя ненависть позволяла тебе подумать об этом?

Она молчала.

— Ты никогда не задумывалась, почему твоя мать любила его? Неужели твое представление о Лютере Уитни настолько извращено, что ты не можешь понять, почему она любила его?

Он схватил ее за плечи и встряхнул.

— Твоя чертова ненависть когда-нибудь позволяла тебе проявить сострадание? Позволяла тебе любить кого-то, Кейт?

Он оттолкнул ее. Она попятилась назад, не отрывая взгляда от его лица.

На мгновение он замялся.

— А все дело в том, что вы, мадам, его не заслуживаете. — Он помедлил, но потом решил высказать все: — Ты не заслуживаешь любви.

Сжав зубы, с исказившимся от ярости лицом она, закричав, набросилась на него, колотя его кулаками в грудь и осыпая лицо пощечинами. Он не ощущал этих ударов, так как видел, что по щекам Кейт градом катятся слезы.

Ее атака прекратилась так же внезапно, как и началась. Руками, тяжелыми, как свинец, она вцепилась в его пальто. Потом, обессиленная, она села на пол и зарыдала; рыдания эхом отдавались в маленькой комнате.

Он поднял ее и осторожно положил на диван.

Он опустился на колени рядом с ней, давая ей выплакаться; она рыдала очень долго, ее тело то напрягалось, то вновь расслаблялось, пока он не почувствовал, что у него к горлу тоже подкатил комок. Он обвил ее руками, прижался к ней грудью. Ее тонкие пальцы крепко вцепились в его пальто, и они оба долго сотрясались от рыданий.

Наконец, успокоившись, она медленно села на диване; на ее лице выступили красные пятна.

Джек отступил от нее.

Она не могла на него смотреть.

— Уходи, Джек.

— Кейт…

— Убирайся! — закричала она, но ее голос был слабым и подавленным. Она закрыла лицо руками.

Он повернулся и вышел. Оказавшись на улице, он взглянул на ее окно. В нем виднелся ее силуэт, она смотрела на улицу, но не на него. Он не знал, что она хотела увидеть, да и она, вероятно, этого тоже не знала. Вскоре она отошла от окна, и свет в квартире погас.

Джек вытер глаза, повернулся и медленно побрел по улице, возвращаясь домой после самого долгого дня в своей жизни.

* * *

— Черт возьми! Когда?! — Сет Фрэнк стоял у машины. Не было еще и восьми утра.

Молодой патрульный полицейский округа Фэрфакс не сознавал важности этого события, и его изумило бурное проявление следователем своих чувств.

— Мы нашли ее около часа назад; бегун, оказавшийся здесь ранним утром, заметил машину и вызвал нас.

Фрэнк обошел машину и посмотрел на переднее пассажирское сиденье. Лицо было умиротворенным, совсем не таким, как у последнего виденного им трупа. Длинные волосы были распущены, они струились по краям сиденья. Казалось, Ванда Брум просто заснула.

Три часа спустя обследование места происшествия было завершено. На сиденье машины были найдены четыре таблетки. Вскрытие подтвердит, что Ванда Брум скончалась от большой передозировки дигиталиса, который она получила по рецепту для своей матери, но, очевидно, так его и не передала. Она умерла часа за два до того, как ее тело нашли на уединенной проселочной дороге, огибающей пруд площадью в пять акров, примерно в пяти милях от дома Салливана, сразу за административной границей округа. Единственная существенная улика лежала в пластиковом пакете, который Фрэнк вез в полицейское управление после того, как подучил разрешение властей соседнего округа. Записка была оставлена на листке, вырванном из блокнота. Почерк был типично женским, плавным и красивым. Последние слова Ванды представляли собой отчаянную мольбу о прощении. Предсмертный вопль человека, выраженный в двух словах.

Простите меня.

Фрэнк ехал мимо деревьев, с которых быстро облетали листья, и туманного болота, которое огибала глухая извилистая дорога. Да, он крепко промахнулся. Он не мог вообразить, что эта женщина способна на самоубийство. Биография Ванды Брум говорила о ее жизнестойкости. Фрэнк не мог ей не сочувствовать, но также был вне себя от ее тупости. Они же могли отлично поладить, и это пошло бы на пользу им обоим! Затем он подумал, что в одном предчувствия его не обманули: Ванда Брум действительно была очень преданным человеком. Она была преданна Кристине Салливан и не могла вынести того, что способствовала, хотя и не намеренно, ее смерти. Объяснимая и достойная сожаления реакция. Но с ее уходом лучший и, возможно, единственный шанс Фрэнка поймать крупную рыбу тоже исчез.

Размышления о Ванде Брум вскоре отошли на второй план; он задумался о том, как привлечь к ответственности человека, ставшего причиной смерти теперь уже двух женщин.

* * *

— Черт, Тарр, неужели мы назначили встречу на сегодня? — Джек посмотрел на своего клиента, стоящего в приемной Паттона, Шоу и Лорда.

Тарр Кримзон выглядел здесь так же неуместно, как дворняжка на выставке собак.

— На половину одиннадцатого. Сейчас четверть двенадцатого. Значит ли это, что сорок пять минут я получаю задаром? Кстати, вид у тебя паршивый.

Джек посмотрел на свой помятый костюм, пригладил ладонью взъерошенные волосы. Его внутренние часы по-прежнему шли по украинскому времени, и бессонная ночь не лучшим образом отразилась на его внешности.

— Поверь, я выгляжу намного лучше, чем чувствую себя.

Они пожали друг другу руки. Тарр был одет для деловой встречи. Это означало, что его джинсы были без дырок, а под спортивные туфли он надел носки. Вельветовый пиджак казался пережитком начала 1970-х, а волосы были традиционно спутаны и всклокочены.

— Слушай, Джек, давай перенесем на другой день. Уж я-то знаю, что такое похмелье.

— Нет, мы ведь договорились. Приступим чуть позже. Для начала мне нужно заморить червячка. Пойдем перекусим, я плачу.

Когда они пошли по коридору, чопорная Люсинда, изо всех сил старавшаяся поддерживать репутацию солидной, респектабельной фирмы, вздохнула с облегчением. Мимо них прошли уже несколько компаньонов ПШЛ, и на лице каждого из них при виде Тарра Кримзона появлялось выражение неподдельного ужаса. На этой неделе будет куча докладных записок.

* * *

— Прости, Тарр, последнее время я работаю просто на износ. — Джек повесил пальто на спинку стула и устало опустился на него; рядом с ним на столе лежала пачка розовых листков с записками высотой несколько дюймов.

— Ты гонял за рубеж, мне так сказали. Надеюсь, развлекся от души?

— Увы, нет. Как твой бизнес?

— Процветает. Довольно скоро ты сможешь назвать меня полноценным клиентом. У твоих компаньонов дела с желудком будут лучше, когда они увидят меня в вестибюле.

— Ну их к черту, Тарр, ты же оплачиваешь счета.

— Лучше быть крупным клиентом и оплачивать часть счетов, чем маленьким клиентом и оплачивать все.

Джек улыбнулся.

— Похоже, ты нас всех видишь насквозь, так?

— Знаешь, парень, общее вытекает из частностей.

Джек открыл папку с делом Тарра и быстро просмотрел бумаги.

— Мы оформим учреждение твоей новой корпорации к завтрашнему дню. Далаверская корпорация с подразделением в округе Колумбия. Верно?

Тарр кивнул.

— Как ты планируешь ее капитализировать?

Тарр достал блокнот.

— Вот список возможных вариантов. То же, что и в прошлом деле. Я плачу по льготному тарифу? — Тарр улыбнулся. Джек был ему симпатичен, но бизнес есть бизнес.

— Конечно. На этот раз тебе не нужно будет платить за услуги младшего члена корпорации, у которого завышенные гонорары и заниженные полномочия.

Оба они улыбнулись.

— Я уменьшу сумму счета до минимума, Тарр, как обычно. Кстати, зачем тебе новая компания?

— У меня есть проект по развитию новой технологии скрытого наблюдения.

Джек поднял глаза от бумаг.

— Скрытое наблюдение? Это, кажется, не совсем твой профиль?

— Неважно. Главное надо попасть в струю. Корпоративный бизнес идет на спад. И когда одна область рынка истощается, такой ловкий предприниматель, как я, ищет новые возможности. Системы скрытого наблюдения для частного сектора всегда были в цене.

— Достаточно странное занятие для человека, в 60-е годы сумевшего отсидеть в тюрьмах всех крупных городов страны.

— Ну, на то были веские причины. Но мы все взрослеем.

— Как она работает?

— Есть два способа. Первый: спутники на низких орбитах поддерживают связь с полицейскими станциями слежения. Эти птички имеют программированные секторы обзора. Они фиксируют происшествие и почти моментально посылают сигнал на станцию, давая точную информацию о нем. Второй способ: оборудование военного типа, датчики и следящие устройства монтируются на линиях телефонной связи, подземных коммуникациях и наружных стенах зданий. Их расположение, естественно, будет засекречено, но они будут размещаться в криминогенных районах. Если ситуация ухудшится, в полицию поступит сигнал.

Джек покачал головой.

— Думаю, это может нарушить некоторые гражданские права.

— Кому ты рассказываешь. Но система очень эффективна.

— Если нехорошие парни не успеют смыться.

— От спутника убежать трудновато, Джек.

Джек покачал головой и снова занялся бумагами.

— Да, а как у тебя со свадьбой?

Джек поднял глаза.

— Не знаю, я стараюсь не вмешиваться.

Тарр рассмеялся.

— Черт, у нас с Джули на свадьбу было в общей сложности двадцать баксов, включая расходы на медовый месяц. Мы обвенчались за десять долларов, на остальные купили коробку омаров и отправились в Майами, где спали на пляже. Чертовски хорошее было время!

Джек улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Думаю, Болдуины планируют что-то более солидное. Хотя твой вариант нравится мне намного больше.

Тарр, что-то припоминая, с улыбкой посмотрел на него.

— Да, а как поживает девчонка, с которой ты встречался, когда защищал нарушителей закона в этом городе? Кажется, ее звали Кейт?

Джек опустил глаза.

— Мы решили, что каждый из нас пойдет своей дорогой, — тихо сказал он.

— Странно, я всегда считал, что вы — неплохая пара.

Джек искоса взглянул на него, облизнул пересохшие губи и, перед тем как ответить, на мгновение прикрыл глаза.

— Знаешь, иногда впечатления бывают обманчивыми.

Тарр испытующе посмотрел на него.

— Ты уверен?

— Уверен.

* * *

Пообедав и закончив часть пропущенной работы, Джек ответил на половину записанных телефонных сообщений, а другую половину решил отложить до следующего дня. Глядя в окно, он стал размышлять о Лютере Уитни. Джек мог лишь догадываться, во что тот впутался. Самым удивительным было то, что Лютер и жил, и работал в одиночестве. Еще будучи общественным защитником, Джек познакомился с некоторыми делами Лютера. Он всегда действовал без чьей-либо помощи. Даже когда его допрашивали, никогда не всплывал факт участия хотя бы еще одного человека. Тогда кто могли быть эти другие люди? Укрыватель краденого, которого Лютер каким-то образом обманул? Но Лютер занимался своим ремеслом слишком долго, чтобы решиться на подобное. Такая игра не стоила бы свеч. Возможно, его жертва? Может быть, они не могли доказать, что преступление совершил Лютер, и поэтому решили отомстить ему? Но разве за кражу со взломом мстят подобным образом? Джеку все стало бы ясно, если бы Лютер когда-нибудь кого-либо убил или ранил, но старик не был способен на это.

Джек сел за свой маленький стол для совещаний и мысленно вернулся к той ночи, когда состоялся их разговор с Кейт. Никогда раньше он не чувствовал такой боли, даже тогда, когда Кейт ушла от него. Но он должен был высказать ей все.

Он потер глаза. В этот период его жизни возобновление связей с семьей Уитни не сулило ему ничего хорошего. Но он обещал Лютеру свою поддержку. Зачем? Он ослабил узел галстука. В какой-то момент ему придется решать, выполнить свое обещание или же отказаться от него ради собственного спокойствия. Теперь Джек надеялся, что обещанная им услуга никогда не потребуется.

Он спустился вниз, чтобы взять в буфете содовую воду, вернулся в свою комнату и закончил работу со счетами за прошедший месяц. «Болдуин энтерпрайзиз» приносила фирме примерно триста тысяч в месяц, и эта работа постепенно раскручивалась. Пока Джек отсутствовал, Дженнифер прислала несколько новых заказов, которые месяцев на шесть загрузят работой большую группу младших членов корпорации. Джек быстро подсчитал свою квартальную прибыль и, увидев среднюю цифру, присвистнул. Все было как-то слишком просто.

Их отношения с Дженнифер действительно налаживались. Рассудок говорил ему, что нужно дорожить этой связью. Его сердце не до конца разделяло такой вывод, но Джек решил, что пора начинать руководствоваться рассудком в своих действиях. Не то чтобы изменились их отношения, скорее его отношение к ним. Было ли это вынужденным компромиссом? Возможно. Но кто сказал, что можно прожить жизнь, не идя ни на какие уступки? Кейт Уитни попыталась сделать это, и результат известен.

Он позвонил Дженнифер на работу, но ее не было на месте. Ушла до конца дня. Он взглянул на часы. Половина шестого. Если она не уезжала куда-нибудь, то редко уходила с работы раньше восьми. Джек посмотрел на календарь. Всю неделю она провела в городе. Когда он пробовал дозвониться до нее из аэропорта прошлой ночью, она тоже отсутствовала. Он надеялся, что с ней все в порядке.

Пока он раздумывал, не поехать ли к ней домой, в дверь просунулась голова Дэна Кирксена.

— Джек, ты можешь на минутку оторваться от своих дел?

Джек медлил с ответом. Этот человечек и его галстуки-бабочки раздражали Джека, и он точно знал почему. Подчеркнуто почтительный, Кирксен относился бы к Джеку, как к ничтожеству, если бы тот не контролировал миллионы долларов. И кроме того, Джек знал, что Кирксену все равно отчаянно хотелось относиться к нему как к ничтожеству и он надеялся в один прекрасный день добиться своего.

— Я собирался уходить. Я здорово вымотался в последние дни.

— Знаю. — Кирксен осклабился. — Вся фирма только об этом и говорит. Сэнди лучше держать ухо востро: судя по всему, Уолтер Салливан к тебе неравнодушен.

Джек чуть не улыбнулся. Лорд был единственным человеком, кого бы Кирксен пнул с большим удовольствием, чем Джека. Лорд без Салливана стал бы уязвимым. Джек читал все эти мысли в глазах руководящего компаньона фирмы.

— Не думаю, что у Сэнди есть повод для беспокойства.

— Конечно, нет. Я отниму у тебя лишь несколько минут. Зал заседаний номер один. — Кирксен исчез так же быстро, как и появился.

Что, черт возьми, происходит? Джек недоумевал. Он взял пальто и вышел в коридор. Проходя мимо двух своих коллег, младших членов корпорации, он заметил искоса бросаемые на него взгляды, и это лишь усилило его недоумение.

Двери зала заседаний были закрыты; значит, внутри него что-то происходило. Джек открыл одну из массивных дверей. Темная комната внезапно озарилась ярким светом, и Джек изумленно оглядывался по сторонам, пока не понял, чему посвящено это собрание. Все объяснял висевший на стене плакат: «ПОЗДРАВЛЯЕМ НОВОГО КОМПАНЬОНА!..»

Во главе стола, щедро уставленного дорогими напитками и угощениями, восседал Лорд. Дженнифер, вместе со своими родителями, тоже была здесь.

— Я так горжусь тобой, любимый. — Она уже выпила несколько бокалов, и ее блестящие ласковые глаза и нежные прикосновения дали понять Джеку, что им предстоит незабываемая ночь.

— Ну что ж, можно поблагодарить твоего отца за это повышение.

— Нет-нет, милый. Если бы ты не работал, как следует, папочка мгновенно дал бы тебе от ворот поворот. Признайся себе: ты этого заслужил. Думаешь, Сэнди Лорду и Уолтеру Салливану легко угодить? Дорогой, ты угодил Уолтеру Салливану, даже ошеломил его, а это удавалось лишь немногим адвокатам.

Джек допил шампанское и размышлял над этим замечанием. Звучало приятно. Он здорово помог Салливану, и кто поручился бы, что Рансом Болдуин не отдал бы свое предприятие в руки другой компании, если бы его делами занимался не Джек?

— Может, ты и права.

— Конечно, Джек, я права. Если бы эта фирма была футбольной командой, ты стал бы самым ценным ее игроком или лучшим новичком года, а может, и тем, и другим вместе. — Дженнифер взяла еще один бокал, а другой рукой обняла Джека за талию. — И, самое главное, теперь ты сможешь обеспечить мне тот образ жизни, к которому я привыкла с детства. — Она слегка ущипнула его за руку.

— Подумать только! Привыкла к роскоши с пеленок! — Они быстро поцеловались.

— Ладно, суперзвезда, иди вращайся в обществе. — Она легко толкнула его и пошла искать родителей.

Джек осмотрелся по сторонам. Каждый в этой комнате был миллионером. Он был самым бедным из них, но его перспективы представлялись самыми блестящими. Его базовая ставка только что увеличилась в четыре раза. Его годовые дивиденды будут минимум в два раза больше ее. До него дошло, что с технической точки зрения он — тоже миллионер. Кто бы мог подумать об этом четыре года назад, когда миллион долларов казался ему самой большой суммой на свете?

В юриспруденцию он пришел не в надежде разбогатеть. Несколько лет он работал на пределе сип, получая за это жалкие гроши. И вот он достиг положения, к которому, может быть, не так уж сильно и стремился. Неужели это типичный случай осуществления Американской Мечты? Но что это за мечта, достигая которую ты ощущаешь себя виноватым?

Он почувствовал на плече чью-то тяжелую руку. Он обернулся — на него смотрело красное лицо Сэнди Лорда.

— Здорово мы тебя удивили?

Джеку пришлось с этим согласиться. От Сэнди сильно пахло алкоголем и съеденным недавно ростбифом. Это напомнило Джеку об их разговоре в «Филлморз». Не очень приятное воспоминание. Он слегка отстранился от своего нетрезвого компаньона.

— Посмотри на этих людей, Джек. Здесь нет никого, кроме, возможно, тебя самого, кто не хотел бы оказаться на твоем месте.

— Я слегка ошеломлен. Все произошло так быстро и неожиданно. — Джек разговаривал скорее с самим собой, чем с Лордом.

— Черт, такие вещи всегда происходят неожиданно. Для некоторых счастливчиков — хлоп! — и ты из пешки превратился в дамку. Невероятный успех потому и невероятен, что его не ждешь. Но именно поэтому он так чертовски приятен. Кстати, дай пожать твою руку: ты оказал Уолтеру огромную услугу.

— Я рад, Сэнди. Уолтер мне нравится.

— Кстати, у меня дома в субботу намечается маленький междусобойчик. Там будут некоторые люди, с которыми тебе не мешало бы встретиться. Постарайся убедить свою прекрасную половину пойти вместе с тобой. Она тоже найдет там нужных себе людей. Она напористая девчонка — такая же, как ее отец.

* * *

Джек пожал руки всем компаньонам в зале, некоторым — несколько раз. В девять вечера они с Дженнифер отправились домой на ее служебном лимузине. К часу ночи они уже дважды занимались любовью. В половине второго Дженнифер крепко спала.

Джек не спал.

Он стоял у окна, наблюдая, как падают первые редкие снежинки. Зима наступала рано, хотя и не обещала быть суровой и снежной. Впрочем, Джек думал вовсе не о зиме. Он посмотрел на Дженнифер. Она, одетая в шелковую ночную сорочку, уютно расположилась на атласном белье, застилающем кровать размером с его спальню. Он поднял глаза к своим старым друзьям — фрескам. Их новый дом будет готов к Рождеству, хотя благопристойная семья Болдуинов не позволит им открыто сожительствовать до официальной регистрации. Интерьеры переделывались под неустанным надзором его невесты, чтобы соответствовать ее личным вкусам и стандартам богатства. Рассматривая лица средневековых людей на потолке, Джек внезапно подумал, что, возможно, они насмехаются над ним.

Он только что стал компаньоном в самой престижной фирме города, за его здоровье пили самые влиятельные здесь люди, и каждый из них хотел поспособствовать его и без того ослепительной карьере. У него было все. Прекрасная принцесса, суровый, но благожелательный наставник, богатый свекор, солидный счет в банке. Ощущая поддержку мощной армии бизнесменов и юристов и сознавая свои безграничные возможности, Джек никогда не чувствовал себя более одиноким, чем в эту ночь. И, несмотря на все усилия, его мысли постоянно возвращались к старому, испуганному и разгневанному человеку и его дочери, истерзанной переживаниями. Не в состоянии думать о чем-нибудь другом, он в тишине наблюдал за кружащимися в воздухе снежинками, пока небо не осветилось готовящимся выйти из-за горизонта солнцем.

* * *

Сквозь пыльные венецианские шторы, которыми было завешено окно гостиной, пожилая женщина наблюдала за въезжающим во двор темным седаном. Артрит в обеих сильно опухших коленях затруднял ее передвижения. Она постоянно ходила согнувшись, а ее легкие были безнадежно испорчены пятидесятилетней никотиновой атакой. Ее время подходило к концу, душа уже едва держалась в теле. Но ее дочь не дожила даже до этого.

Она потрогала письмо, лежавшее в кармане ее старого розового домашнего халата, из-под которого виднелись ее красные, в волдырях, щиколотки. Она знала, что рано или поздно полицейские объявятся. Это стало ясно после того, как Ванда вернулась из полицейского управления. Глаза ее увлажнились, когда она подумала о нескольких последних неделях.

— Это я во всем виновата, мама.

Ее дочь сидела в маленькой кухне, где в детстве помогала матери печь пирожные и консервировать помидоры и фасоль, выращенные на клочке земли позади дома. Она повторяла эти слова снова и снова, тяжело упав на стол, и все ее тело сотрясалось при каждом слове. Эдвина пыталась найти слова утешения, но она была недостаточно красноречивой, чтобы сдернуть саван вины, в который была завернута худощавая женщина, когда-то бывшая пухлым ребенком с густыми темными волосами. Она показала Ванде письмо, но это не подействовало. Эдвина оказалась не в силах разубедить свою дочь.

Теперь ее не стало, но появилась полиция. И сейчас Эдвине нужно было вести себя правильно. Восьмидесятилетняя богобоязненная женщина собиралась солгать полицейским, так как не могла поступить иначе.

— Я очень сожалею о вашей дочери, миссис Брум.

Слова Фрэнка показались старой женщине искренними. По изборожденной морщинами щеке скользнула слезинка.

Оставленную Вандой записку он показал Эдвине Брум, и та разглядывала ее сквозь толстое увеличительное стекло. Она посмотрела на серьезное лицо следователя.

— Не могу себе представить, что́ она думала, когда писала это.

— Вам известно, что в доме Салливана произошла кража со взломом? Что взломщик убил Кристину Салливан?

— Я услышала об этом по телевидению сразу же после того, как это случилось. Это ужасно. Ужасно.

— Ваша дочь говорила что-нибудь об этом происшествии?

— Конечно, говорила. Она была так расстроена. Они очень хорошо ладили с миссис Салливан, очень хорошо. Это ее просто подкосило.

— Как вы считаете, почему она покончила с собой?

— Я сказала бы вам, если бы знала.

Неопределенное высказывание продолжало звучать у него в ушах, пока Фрэнк складывал записку.

— Не рассказывала ли ваша дочь чего-нибудь такого о своей работе, что могло бы пролить свет на убийство?

— Нет. Ей очень нравилась ее работа. Судя по ее словам, хозяева очень хорошо к ней относились. Жизнь в их доме приносила ей много радостей.

— Миссис Брум, мне известно, что когда-то у Ванды были нелады с законом.

— Очень давно, детектив. Очень давно. И с тех пор она жила достойно. — Эдвина Брум сощурила глаза, сжала губы и в упор смотрела на Сета Фрэнка.

— Конечно, вы правы, — быстро сказал Фрэнк. — Не приводила ли Ванда к вам кого-нибудь в последние несколько месяцев? Возможно, того, кого вы не знаете?

Эдвина покачала головой. Во многом это было правдой. Некоторое время Фрэнк вглядывался в ее лицо. Глаза, пораженные катарактой, упрямо смотрели на него.

— Мне известно, что, когда произошло это несчастье, вашей дочери не было в стране.

— Она отправилась на этот остров вместе с Салливаном. Мне говорили, они ездят туда каждый год.

— Но миссис Салливан не поехала.

— Полагаю, что не поехала, так как ее убили здесь, в то время как они находились там, детектив.

Фрэнк чуть не улыбнулся. Старая дама была далеко не так глупа, как пыталась казаться.

— Вы не знаете, почему миссис Салливан не поехала? Может быть, Ванда вам что-нибудь говорила?

Эдвина покачала головой и погладила серебристо-белого кота, прыгнувшего к ней на колени.

— Ну что ж, спасибо, что не отказались поговорить со мной. Еще раз выражаю вам свое соболезнование.

— Спасибо. Я очень опечалена. Очень.

Когда она с усилием поднялась, чтобы проводить его до двери, у нее из кармана выпало письмо. Ее сердце бешено заколотилось, когда Фрэнк наклонился, поднял письмо и, не глядя, передал его ей.

Эдвина наблюдала, как он выезжает со двора. Она медленно села обратно в кресло и достала письмо.

Мужской почерк был ей хорошо знаком:

Я этого не делал. Но если я скажу тебе, чьих рук это дело, ты мне не поверишь.

Это было все, что Эдвина Брум хотела знать. Лютер Уитни был ее старым другом, и он проник в этом дом только благодаря Ванде. Если его и поймает полиция, то только без ее участия.

И то, о чем просил ее старый друг, будет сделано. Если Бог ей поможет, это будет единственным достойным поступком, который она в состоянии совершить.

* * *

Сет Фрэнк и Билл Бертон пожали друг другу руки и сели. Они уже находились в кабинете Фрэнка, когда солнце едва взошло.

— Спасибо, что пригласили меня, Сет.

— Это немного странно.

— Дьявольски странно, если хотите знать мое мнение. — Бертон ухмыльнулся. — Не возражаете, если я закурю?

— А что если я к вам присоединюсь? — Оба достали сигареты.

Бертон, откинувшись на спинку стула, протянул Сету зажженную спичку.

— Я давно работаю в секретной службе, а с таким случаем сталкиваюсь впервые. Но я могу это понять. Старик Салливан — один из лучших друзей президента. Помогал ему в политической карьере. Настоящий наставник. Они давно вместе. Между нами говоря, я не думаю, что президенту хочется большего, чем создать видимость своего вмешательства. Мы ни в коем случае не желаем вставать у вас на пути.

— Да и законных прав у вас на это нет.

— Так точно, Сет. Так точно. Я восемь лет работал в полиции. Я знаю, что такое расследование. Самое неприятное, если в это время кто-то заглядывает тебе через плечо.

Настороженность, поначалу сквозившая в глазах Фрэнка, постепенно стала исчезать. Бывший полицейский — теперь агент секретной службы. Этот парень сделал серьезную карьеру в правоохранительных органах. Для Фрэнка это значило очень много.

— Так что вы предлагаете?

— Я предлагаю себя в качестве информационного посредника между вами и президентом. Что-нибудь всплывает, вы звоните мне, а я докладываю президенту. Затем при встрече с Уолтером Салливаном он сообщает ему со знанием дела о ходе расследования. Поверьте, это — не пустая затея. Президент искренне заинтересован в раскрытии преступления. — Бертон внутренне посмеивался.

— И никакого вмешательства со стороны федералов? Никаких наводок?

— Черт, мы же не ФБР. Это не их дело. Воспринимайте меня как гражданского эмиссара первого лица в государстве. Наше отношение к вам будет не более чем профессиональной солидарностью.

Фрэнк оглядывал свой кабинет и медленно осмысливал сделанное ему предложение. Бертон следил за его взглядом, стараясь как можно точнее оценить Фрэнка. Бертон повидал множество следователей. Способности большинства из них были средними, что в сочетании с постоянно растущим числом преступлений выливалось в очень низкие показатели задержания подозреваемых и еще более низкие показатели вынесенных приговоров. Но он навел справки о Сете Фрэнке. Раньше тот работал в Нью-Йорке и многократно награждался за отличную службу. После его перехода в полицейское управление округа Миддлтон там не было ни одного нераскрытого убийства. Ни одного. Конечно, это был сельский округ, но стопроцентная раскрываемость преступлений все же казалась весьма внушительной. Все эти факты произвели на Бертона сильное впечатление. Хотя президент потребовал от Бертона поддерживать связь с полицией, чтобы сдержать свое обещание Салливану, у Бертона был свой интерес в надзоре за расследованием.

— Если что-то всплывет очень быстро, я могу не успеть сообщить вам об этом сразу же.

— Я не прошу ничего сверхъестественного, Сет, просто дайте мне знать, когда у вас будет удобный случай. Вот и все. — Бертон встал и потушил сигарету. — Договорились?

— Я сделаю все возможное, Билл.

— О большем и просить невозможно. Итак, у вас есть какие-нибудь зацепки?

Сет Фрэнк пожал плечами.

— Может быть. Сегодня есть, завтра они исчезают. Вы же сами знаете.

— Держите меня в курсе событий. — Бертон уже шел к двери, но неожиданно обернулся. — Кстати, услуга за услугу: если вам понадобится устранить какие-то бюрократические препятствия, получить доступ к базам данных и все такое прочее, дайте мне знать, и ваше требование будет немедленно выполнено. Вот мой телефон.

Фрэнк взял визитку.

— Спасибо за помощь, Билл.

* * *

Когда двумя часами позже Сет Фрэнк поднял трубку, телефон молчал. Ни гудков, ни постороннего шума. Вызвали специалистов телефонной компании.

Через час он вновь поднял трубку и услышал гудки. Система исправно работала. Телефонный распределительный щит был постоянно заперт, но даже если кто-то и заглянул бы внутрь, то среди хитросплетения проводов и различного оборудования неспециалист ничего бы не разобрал. Впрочем, полиция всерьез не предполагала, что кто-то может подключиться к ее телефонным линиям.

Информационный канал Билла Бертона теперь был открыт, и намного шире, чем мог подумать Сет Фрэнк.

Глава 15

— Алан, я думаю, это ошибка. Я думаю, мы должны оставаться в стороне, а не вмешиваться в расследование. — Рассел стояла возле стола президента в Овальном кабинете.

Ричмонд сидел за столом и работал над одним из недавних законов об охране здоровья; трясина, если не сказать хуже, на которую у него не было ни малейшего желания тратить свой политический капитал накануне выборов.

— Глория, действуй в соответствии с программой, ладно?

Ричмонд был перегружен работой; перед самыми выборами, по его мнению, дел станет еще больше. Его предполагаемый соперник, Генри Джейкобс, был коротышкой с не очень приятной внешностью и плохим оратором. В силу своих личных качеств он представлял настоящее бедствие для прессы. В век же бурных политических игр импозантная внешность и хорошо подвешенный язык абсолютно необходимы политику. Единственным козырем Джейкобса были тридцать лет неустанной работы на благо бедных и несчастных.

Он даже не был лучшим в очень слабой группе политиков, два лидера которой вышли из предвыборной кампании после разнообразных скандалов, на сексуальной почве и не только. Поэтому Ричмонд удивлялся, почему, по данным опросов, его поддерживают только тридцать два, а не пятьдесят процентов избирателей.

Наконец, он повернулся и взглянул на главу администрации.

— Имей в виду, я обещал Салливану, что возьму дело под свой контроль. Я заявил об этом перед всей чертовой нацией, что принесло мне дюжину процентов голосов. Такое не под силу даже твоей хорошо смазанной команде. И я должен отказаться от них, да еще бороться за то, чтобы восстановить свои шансы до прежнего уровня?!

— Алан, выборы у нас в кармане, мы оба это понимаем. Но мы не можем совершать ошибок. Нам надо соблюдать осторожность. Этот человек по-прежнему на свободе. А что будет, если его поймают?

Почувствовав раздражение, Ричмонд поднялся.

— Да забудь ты о нем! Если ты перестанешь о нем думать, то поймешь, что мое подключение к этому делу гарантирует то, что парню никто не поверит. Если бы я публично не заявил о своей заинтересованности, какой-нибудь пройдоха-журналист мог бы навострить уши, прослышав, что президент каким-то образом связан с убийством Кристины Салливан. Но теперь я оповестил нацию, что я разгневан и намерен привлечь негодяя к ответственности. И если поползут какие-то слухи, то люди решат, что парень увидел меня по телевидению и плетет против меня небылицы.

Рассел опустилась на стул. Проблема была в том, что Ричмонд располагал не всеми фактами. Предпринял бы он те же шаги, если бы знал о ноже для вскрытия конвертов? Если бы знал о записке и фотографии, которые получила Рассел? Она скрывала информацию от своего шефа, информацию, которая могла уничтожить их обоих, абсолютно и навсегда.

* * *

Идя по коридору в свой кабинет, Рассел не заметила, как из другого конца коридора за ней пристально наблюдает Билл Бертон. В этом взгляде не было не только восхищения, но даже доброжелательности.

Мерзкая, мерзкая тварь. С того места, где он стоял, он мог всадить ей в затылок тройку пуль. И его рука не дрогнула бы. Разговор с Колллином окончательно все прояснил. Если бы той ночью он вызвал полицию, возникли бы проблемы, но не для него с Коллином. Голова болела бы лишь у президента и его прихвостня в юбке. Она обвела их вокруг пальца. И теперь он мог лишиться того, ради чего работал, переживал, лез под пули.

Он намного лучше, чем Рассел, представлял, что именно им грозит. И именно поэтому принял свое решение. Оно далось ему нелегко, но было единственным в данной ситуации. Именно поэтому он встречался с Сетом Фрэнком, а также приказал тайно подключиться к телефонной линии следователя. Бертон понимал, что его действия, возможно, дают мало шансов на успех, но теперь все они находились за пределами каких-либо гарантий. Нужно было просто играть теми картами, которые они имели, и надеяться, что Леди Удача когда-нибудь им улыбнется.

И снова Бертона передернуло при мысли, в какое положение поставила его Рассел. При мысли о недальновидном решении, принятом под ее влиянием. Он еле сдерживался от того, чтобы сбежать по лестнице и свернуть ей шею. Но он поклялся себе в одном: если они все же благополучно выйдут из этой переделки, он все равно отомстит этой женщине. Он вырвет ее из благополучия лживого политического существования и окунет в грязь правды. И испытает наслаждение, наблюдая ее падение.

* * *

Глядя в зеркало, Глория Рассел причесала волосы и подкрасила губы. Она понимала, что ведет себя как влюбленная девочка-подросток, но в Тиме Коллине было что-то настолько безыскусственное и вместе с тем мужественное, что встречи с ним действительно начали отвлекать ее от работы, чего раньше никогда не случалось. Но история подтверждает, что мужчины, облеченные властью, обычно заводят любовные связи на стороне. Не будучи ревностной феминисткой, Рассел все же не видела ничего предосудительного в следовании примеру своих коллег-мужчин. По ее мнению, в этом заключалось еще одно преимущество ее профессии.

Снимая платье и нижнее белье и надевая свою самую прозрачную ночную сорочку, она не переставала напоминать себе, зачем соблазняет этого молодого человека. Он был нужен ей по двум причинам. Во-первых, он знал о ее промахе с ножом для вскрытия конвертов, и она должна была быть абсолютно уверена, что Коллин будет молчать, и во-вторых, она надеялась, что он поможет вернуть эту улику. Вынужденные объяснимые причины. И все же сегодня вечером, так же как и в прошлые ночи, она меньше всего думала о них.

В эти минуты она чувствовала, что может спать с Тимом Коллином каждую ночь до конца своих дней и никогда не устанет от ощущений, переполнявших ее тело после каждой их встречи. Ее разум подсказывал ей тысячу поводов, чтобы остановиться, но тело не слушалось.

Стук в дверь раздался немного раньше назначенного времени. Она закончила укладывать волосы, еще раз быстро проверила макияж и потом, неуклюже скользнув в туфли, поспешила в коридор. Она открыла входную дверь и почувствовала, будто ей в грудь всадили кинжал.

— Какой черт вас принес сюда?

Бертон одну ногу поставил на порог, а крепкой рукой придерживал приоткрытую дверь.

— Нам нужно поговорить.

Рассел невольно заглянула ему за спину в поисках человека, с которым сегодня вечером собиралась заняться любовью.

Бертон перехватил ее взгляд.

— Простите, шеф, любовничек не придет.

Она попыталась захлопнуть дверь, но не смогла сдвинуть стодесятикилограммового Бертона ни на дюйм. С потрясающей легкостью он распахнул дверь настежь и вошел внутрь.

Он стоял на пороге и смотрел на главу администрации, которая отчаянно пыталась понять, зачем он здесь, и в то же время старалась прикрыть наиболее пикантные участки своего тела. Ни то, ни другое ей не удавалось.

— Убирайтесь, Бертон! Как вы посмели вломиться ко мне?! Вам это даром не пройдет!

Задев ее, Бертон прошел в гостиную.

— Либо мы побеседуем здесь, либо мы побеседуем в другом месте. Вам решать.

Она последовала за ним в гостиную.

— О чем, черт возьми, вы говорите? Я же просила вас убраться. Вы что, забыли ваше место в официальной иерархии?

Он в упор посмотрел на нее.

— Вы всегда открываете дверь в такой одежде?

Он мог понять Коллина. Ночная сорочка не скрывала соблазнительной фигуры главы администрации. Кто бы мог подумать! Он мог бы возбудиться даже несмотря на то, что прожил со своей женой двадцать четыре года, и у них родилось четверо детей, если бы не чувствовал омерзения к полуголой женщине, стоявшей перед ним.

— Убирайтесь к черту! Убирайтесь ко всем чертям, Бертон!

— Возможно, именно там мы все вскоре и окажемся, поэтому почему бы вам не надеть на себя хоть какую-то одежду, потом мы побеседуем, а после я вас оставлю. Но до тех пор я никуда не уйду.

— Вы хоть понимаете, что делаете? Я могу раздавить вас!

— Неужели?

Он достал фотографии из кармана пиджака и швырнул их на стол. Рассел сначала сделала вид, что не обращает на них внимания, но в конце концов взяла фотографии. Она попыталась унять дрожь в ногах, оперевшись рукой о стол.

— Вы с Коллином — замечательная пара. Действительно замечательная. Не думаю, что журналисты упустят этот факт из виду. Это могло бы стать самым захватывающим репортажем недели. Как вы считаете? Глава администрации президента развлекается с молодым агентом секретной службы. Заманчивая перспектива, не так ли?

Она изо всех сил дала ему пощечину, но ее руку пронзила боль. Это было похоже на удар по бревну. Бертон схватил ее руку и вывернул, пока она не вскрикнула.

— Послушайте, мадам, я знаю все, что здесь происходит, в мельчайших подробностях. Нож для вскрытия конвертов. Кто его стащил. И самое главное — как он его стащил. И теперь, эти последние письма от нашего неизвестного взломщика, склонного к подглядыванию. И теперь вам лучше перестать нести чушь. У нас большая проблема, и так как я вижу, что вы с самого начала все запороли, я думаю, что настало время для перестановок в руководстве. Вылезайте-ка из этой одежды, в которой вы похожи на шлюху, и возвращайтесь сюда. Если вы желаете, чтобы я спас вашу маленькую мозолистую задницу, то сделаете все именно так, как я сказал. Вам понятно? Потому что если вы не сделаете этого, нам придется немного поболтать с президентом. Выбирайте, шеф! — Произнося последнее слово, Бертон вложил в него все отвращение, которое чувствовал к ней.

Бертон медленно выпустил ее руку. Нависшая над ней массивная фигура, похоже, парализовала ее способность мыслить. Рассел осторожно потерла свою руку и почти робко взглянула на него: безнадежность ситуации начинала доходить до нее.

Она немедленно отправилась в туалет; ее вырвало. Похоже, она проводила за этим занятием все больше и больше времени. Холодная вода, которую она плескала на лицо, в конце концов помогла подавить рвотные позывы; она поднялась и медленно прошла в спальню.

Голова ее кружилась. Она переоделась в длинные брюки и толстый свитер, бросив ночную сорочку на кровать и постыдившись даже взглянуть на нее. Ее мечты о ночи наслаждения разбились вдребезги с ужасающей внезапностью. Она сменила красные туфли со «шпильками» на коричневые с плоской подошвой.

Слегка похлопав себя по щекам, она ощутила, что они горят. Глория Рассел почувствовала себя так, как будто отец увидел ее с парнем, запустившим руки ей под платье. Такое действительно однажды случилось, и частично из-за этого случая она полностью сосредоточилась на карьере в ущерб всему остальному — настолько неприятны были последствия. Отец назвал ее шлюхой и избил так, что она неделю не ходила в школу. Всю жизнь она молилась, чтобы никогда вновь не почувствовать подобное унижение. До сегодняшнего дня Бог слышал эти молитвы.

Рассел заставила себя дышать ровно, и когда вернулась в гостиную, то обнаружила, что Бертон снял пиджак, а на столе перед ним стоит кофейник. В глаза ей бросилась толстая кобура с ее смертельным содержимым.

— Сливки и сахар, правильно?

Она заставила себя посмотреть на него.

— Да.

Он налил кофе в чашки, и она села напротив него.

Она опустила взгляд на свою чашку.

— Что вам рассказал Ти… Коллин?

— О вас двоих? Почти ничего. Он не из тех, кто об этом рассказывает. Я думаю, он сильно в вас влюблен. Вы ударили его и в сердце и в голову. Неплохо.

— Вы что, не понимаете, о чем я? — Она чуть не сорвалась с кресла.

Бертон был дьявольски спокоен.

— Я понимаю вот что. Мы стоим в дюйме от края пропасти, и я даже не вижу ее дна. И именно туда мы направляемся. Честно говоря, мне плевать, с кем вы спите. Я пришел сюда не поэтому.

Рассел вновь села и заставила себя отпить кофе. Ее желудок начинал успокаиваться.

Бертон перегнулся через стол и как можно осторожнее коснулся ее руки.

— Послушайте, мисс Рассел. Я не собираюсь врать, что я о вас высокого мнения и пришел сюда, чтобы выручить вас из беды. Вы тоже не обязаны делать вид, что от меня без ума. Однако нравится вам это или нет, я убежден: мы с вами крепко повязаны. И единственный способ выйти сухими из воды — совместные усилия. Я предлагаю вам сделку. — Бертон сел обратно на стул и наблюдал за ней.

Рассел поставила чашку на стол и провела по губам салфеткой.

— Хорошо.

Бертон немедленно приступил к делу.

— Давайте уточним: на ноже для вскрытия конвертов остались отпечатки как президента, так и Кристины Салливан. И их кровь. Так?

— Да.

— Любой прокурор многое отдал бы за подобную штуку. Нам нужно вернуть ее.

— Мы выкупим у него нож. Он хочет продать его. В следующем письме он сообщит нам о сумме.

Бертон во второй раз вызвал у нее потрясение. Он швырнул на стол конверт.

— Этот парень очень хитер, но на определенном этапе ему все же придется перейти от слов к делу.

Рассел достала письмо и прочитала его. Послание было коротким и, как прежде, написано печатными буквами:

СКОРО СООБЩУ КООРДИНАТЫ. РЕКОМЕНДУЮ ЗАРАНЕЕ ПОБЕСПОКОИТЬСЯ О ФИНАНСОВОМ ОБЕСПЕЧЕНИИ СДЕЛКИ. СТОЛЬ ЦЕННУЮ ВЕЩЬ МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ ЗА СЕМИЗНАЧНУЮ СУММУ. СОВЕТУЮ СЕРЬЕЗНО ОБДУМАТЬ ПОСЛЕДСТВИЯ НЕВЫПОЛНЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ. ЕСЛИ ЗАИНТЕРЕСУЕТЕСЬ, ОТВЕЧАЙТЕ ЧЕРЕЗ РАЗДЕЛ ЧАСТНЫХ ОБЪЯВЛЕНИЙ В «ПОСТ».

— У него своеобразный стиль письма, не правда ли? Лаконичный, но очень информативный.

Бертон налил еще одну чашку кофе. Затем он бросил на стол еще одну фотографию того, что Рассел отчаянно хотела вернуть.

— Ему нравится дразнить нас, не так ли, мисс Рассел?

— По крайней мере, он идет на сделку.

— Здесь потребуется крупная сумма. Вы готовы к этому?

— Это моя забота, Бертон. С деньгами проблем не будет. — Ее надменность постепенно возвращалась к ней.

— Может, и не будет, — согласился он. — Кстати, на кой черт вы не позволили Коллину вытереть эту штуку?

— Я не обязана отвечать на этот вопрос.

— Конечно, не обязаны, мадам Президент.

Рассел и Бертон улыбнулись друг другу. Возможно, она ошибалась. Бертон был бельмом в глазу, но он был хитер и осторожен. Теперь она осознала, что нуждалась в этих качествах больше, чем в галантном простодушии Коллина, даже если к нему прилагается свежее сильное тело.

— В головоломке есть еще одна деталь, шеф.

— То есть?

— Когда придет время убить этого парня, будет ли вас тошнить от моего присутствия?

Рассел подавилась своим кофе, и Бертону пришлось несколько раз хлопнуть ее по спине, пока ее дыхание не стало ровным.

— Полагаю, вы уже ответили.

— О чем, черт возьми, вы толкуете, Бертон, — убить его?

— И вы до сих пор не понимаете что здесь происходит? Я-то считал, что вы даже где-то были выдающимся профессором. Неужто вы жили в башне из слоновой кости? Или, возможно, вам просто недостает здравого смысла. Хорошо, я объясню все предельно просто. Этот парень был свидетелем того, как президент пытался прикончить Кристину Салливан, та пыталась отплатить ему услугой за услугу, а мы с Коллином сделали свое дело и выключили ее до того, как президент был бы зарезан, как животное. Свидетель! Запомните этот термин. Еще до того как я узнал про эту маленькую улику, упущенную вами, я понял, что мы под угрозой. Парень рассказывает кому-нибудь эту историю, и она разрастается, как снежный ком. Некоторые вещи мы просто не сможем объяснить, правильно? Но ничего не происходит, и я начинаю надеяться, что, может, нам всем повезло, и парень просто боится раскрыться. А теперь я узнаю про эту дрянь с шантажом и спрашиваю себя: что все это значит?

Бертон вопросительно посмотрел на Рассел.

— Это значит, — ответила она, — что в обмен на нож он хочет получить деньги. Это его лотерея. Что еще это может значить, Бертон?!

Бертон покачал головой.

— Нет. Это значит, что парень водит нас за нос. Играет в интеллектуальные игры. Это значит, что наш свидетель смел и дерзок. И кроме того, чтобы взломать гнездышко Салливана, нужно быть настоящим профессионалом. Таким образом, этот парень не из тех, кого легко испугать.

— Ну и что? Разве мы не будем в безопасности, если вернем нож? — До Рассел начинало доходить, к чему клонит Бертон, но она все еще не вполне понимала это.

— В том случае, если он не оставит у себя его фотографии, которые теперь в любой день могут появиться на первой полосе «Пост». Увеличенное фото следа ладони президента на ноже для вскрытия конвертов из спальни Кристины Салливан на первой полосе. Возможно, это даст повод для серии интересных статей. Для газет это достаточное основание, чтобы начать копать глубже. Даже малейший намек на связь между президентом и убийством — и все кончено. Разумеется, мы можем заявить, что парень рехнулся, а фотография — искусная подделка, и, может быть, нам поверят. Но другая проблема волнует меня гораздо больше, чем появление этих фотографий в «Пост».

— А именно? — Рассел наклонилась к нему, ее голос был низким, почти хриплым, она чувствовала, что на нее надвигается нечто ужасное.

— Похоже, вы забыли, что парень видел все, что мы делали той ночью. Все. Во что мы были одеты. Имя каждого. Как мы заметали следы, над чем, я уверен, полиция до сих пор ломает голову. Он может рассказать, как мы приехали и как уехали. Он может попросить их проверить руку президента на наличие следов ножевого ранения. Он может рассказать, как мы доставали одну пулю из стены и где мы стояли, когда стреляли. Он может рассказать им все, что они хотят знать. И когда он это сделает, они сначала подумают, что он знает все подробности преступления, потому что был там и сам нажал на курок. Но затем полицейские поймут, что в деле участвовало больше одного человека. Они поинтересуются, что ему еще известно. Такие подробности, которые он не смог бы придумать, а они могут легко проверить и подтвердить. Они начнут интересоваться всеми этими маленькими пустяками, которые кажутся необъяснимыми, но которые может объяснить он.

Рассел поднялась, подошла к бару и налила себе виски. Налила она и Бертону. Она обдумывала слова Бертона. Тот человек действительно все видел. Включая и то, как она занималась сексом с президентом, находившимся в бессознательном состоянии. С чувством жалости к себе она выбросила эту мысль из головы.

— Зачем ему выставляться после того, как он получит деньги?

— А кто сказал, что ему вообще нужно выставляться? Помните, что вы сказали в ту ночь? Он может действовать на расстоянии. Получить кучу денег и свергнуть администрацию. Черт, он может обо всем написать и послать в полицию по факсу. Им придется проверить информацию, и кто скажет, что они ничего не найдут? Если у них есть какие-либо материальные улики из той комнаты — волосы, слюна, сперма, то все, что им нужно, — это соответствующее тело. До сих пор у них не было оснований коситься в нашу сторону, а теперь, кто знает?.. Заполучи они результат анализа крови Президента на ДНК, и мы — трупы. Покойники. Пусть даже парень не вылезет на свет Божий по своей воле. Следователь по этому делу — не простак. И я нутром чувствую: со временем он найдет этого сукина сына. А тот, кому светит пожизненное заключение или, возможно, высшая мера, уж наверняка разговорится, поверьте мне. Я видел это много раз.

Рассел внезапно почувствовала, что ее бьет дрожь. То, что говорил Бертон, было абсолютно логичным. А ведь слова президента казались такими убедительными. Никто из них даже не подозревал такую возможность.

— Не знаю, как вы, но в мои планы не входит провести остаток дней, постоянно оглядываясь и ожидая, когда меня настигнет кара.

— Но как мы можем его найти?

Бертона позабавило, что глава администрации без особых возражений согласилась с его доводами. Для этой женщины цена чужой жизни не имела значения, когда ее собственное благополучие оказывалось под угрозой. Иного он и не ожидал.

— Когда я не знал про письма, то думал, что наши шансы равны нулю. Но в случае шантажа ему когда-то придется получать выкуп. И тогда он станет уязвимым.

— Но он же просто потребует, чтобы мы перевели деньги через банк. Если то, что вы говорите, соответствует истине, этот парень чересчур умен, чтобы требовать чемодан с деньгами. И даже после того, как парень получит деньги, он может не отдать нож.

— Может, да, а может, и нет. Оставьте это мне. Сейчас от вас требуется потянуть время и убедить его, что это в его интересах. Если он захочет совершить сделку в два дня, настаивайте на четырех. Вся информация в разделе частных объявлений должна звучать искренне. Оставляю это на ваше усмотрение, профессор. Но вы обязаны выгадать для меня немного времени. — Бертон поднялся.

Она схватила его за руку.

— Что вы собираетесь делать?

— Чем меньше вы будете об этом знать, тем лучше. Но вы должны понимать, что если наша затея провалится, то все мы пропали, включая и президента. На данный момент я лично ничего не могу сделать и не сделал бы, чтобы это предотвратить. На мой взгляд, вы оба этого заслуживаете.

— А вы не преувеличиваете?

— Никогда не считал это полезным. — Он надел пальто. — Кстати, вы понимаете, что Ричмонд жестоко избил Кристину Салливан? Судя по результатам вскрытия, он пытался свернуть ей шею.

— Я понимаю. Разве это очень важно?

— У вас ведь нет детей?

Рассел отрицательно покачала головой.

— А у меня их четверо. Две дочери ненамного младше Кристины Салливан. Я — отец и думаю о подобных вещах. Когда любимого тобой человека избивает какая-нибудь дрянь вроде этого… Я просто хотел, чтобы вы знали, что за парень наш шеф. То есть если он когда-нибудь будет в игривом расположении духа, возможно, вы захотите кое о чем поразмыслить.

Он вышел, а она осталась сидеть в гостиной, думая о смертельной угрозе, нависшей над ее жизнью.

Сев в машину, он закурил сигарету. Последние несколько дней Бертон провел, размышляя над предыдущими двадцатью годами своей жизни. Цена этих лет оказывалась чудовищно высокой. Стоили ли они ее? Был ли он готов заплатить эту цену? Он мог пойти в полицию. Все рассказать. Разумеется, его карьере придет конец. Ему могли инкриминировать создание препятствий совершению правосудия, сокрытие убийства, возможно, преднамеренное убийство Кристины Салливан и тому подобные действия. И все сроки будут суммироваться. Даже с учетом снятия каких-то обвинений ему грозило провести немало лет за решеткой. Но он мог вытерпеть тюремную обстановку. Он также мог пережить скандал. Всю ту пакость, которую напишут в газетах. Однако на нем будет клеймо преступника. Его имя будет неизбежно связываться с коррумпированной администрацией Ричмонда. И даже это он мог бы вытерпеть. Чего твердый, как скала, Билл Бертон больше не смог бы сделать, так это смотреть в глаза своим детям. В этих глазах он больше никогда не увидит любви и гордости. И абсолютной, безусловной уверенности, что их папочка, этот здоровяк, — безусловно, один из хороших людей. Это было бы слишком тяжело, даже для него.

Эти мысли не покидали его с того момента, как он поговорил с Коллином. Отчасти он сожалел об этом разговоре. О том, что узнал о попытке шантажа. О том, что получил возможность выбора. Но Бертон в конце концов сделал свой выбор. Он не гордился им. Если все пройдет по плану, он постарается во что бы то ни стало забыть, в чем ему пришлось участвовать. А если сорвется? Ну что ж, значит, не повезло. Однако если он пойдет ко дну, то туда отправятся и все остальные.

Эти раздумья навели его на другую мысль. Бертон открыл «бардачок» и вытащил оттуда диктофон с миникассетами. Выпустив облако сигаретного дыма, он еще раз взглянул на дом.

Бертон завел двигатель. Проезжая мимо дома Глории Рассел, он подумал, что сегодня свет там не погаснет долго.

Глава 16

Лора Саймон уже почти отчаялась найти их.

Внутри и снаружи фургон был тщательно покрыт порошком, а затем окурен для снятия отпечатков. Из главного управления полиции в Ричмонде даже привезли специальный лазер, но все найденные отпечатки оставили люди, бывшие вне подозрений. Оттиск ладони Петтиса она уже помнила наизусть. Ему не повезло: рисунок линий на его пальцах представлял редчайшую комбинацию; к тому же на большом пальце был крошечный шрам, который когда-то привел к его аресту за угон автомобиля. Для специалиста по установлению личности преступник со шрамом на подушечке пальца был просто подарком.

Саймон нашла один отпечаток Будизински: он случайно окунул палец в растворитель, а затем коснулся им листа фанеры, лежавшего в кузове фургона. Отпечаток был настолько четким, как будто она сама сняла его.

Всего проявилось пятьдесят три отпечатка, но все они были для них бесполезны. Саймон сидела в фургоне и угрюмо рассматривала кузов. Она обследовала каждую точку, где можно было ожидать наличия отпечатков. Она провела лучом портативного лазера по всем уголкам и щелям машины и напряженно соображала, где бы поискать еще.

Она несчетный раз повторила движения людей, загружавших фургон, ведущих его, — зеркало заднего вида было идеальным местом для их отпечатков, — перемещающих оборудование, поднимающих бутыли с очистителями, вытягивающих шланги, открывающих и закрывающих двери. Работа ее усложнялась тем, что со временем отпечатки постепенно исчезают, в зависимости от рода поверхности, на которой они оставлены, и климата местности. Лучше всего они сохраняются в сухом и теплом воздухе, а хуже всего — во влажном и холодном.

Саймон открыла «бардачок» и еще раз перебрала его содержимое. Каждая вещь уже была инвентаризирована и проверена на наличие отпечатков. Она лениво листала журнал технического обслуживания фургона. Красноватые пятна на бумаге напомнили ей, что запас нингидрина в лаборатории весьма невелик. Страницы были потрепаны, несмотря на то что фургон редко ремонтировался в течение трех лет эксплуатации. Очевидно, компания строго следила за техническим обслуживанием оборудования. Каждый пункт был аккуратно записан, заверен подписью и датирован. Компания имела собственный отдел техобслуживания.

Просматривая журнал, она обратила внимание на одну запись. Все прочие записи были заверены либо Дж. Генри, либо Г. Томасом, механиками компании. Около этой записи стояли инициалы «Дж. П.». Джером Петтис. Запись гласила, что в двигателе фургона недоставало масла, и были добавлены две кварты. Все это было бы совершенно неинтересно, если бы рядом не стояла дата уборки дома Салливана.

Дыхание Саймон слегка участилось; она скрестила пальцы на удачу и выбралась из фургона. Саймон подняла капот и стала осматривать двигатель, водя по нему лучом фонаря. Через минуту она нашла то, что искала. На стенке бачка с водой для промывки лобового стекла виднелся маслянистый отпечаток большого пальца. Там, куда человек совершенно естественно поставил бы одну руку, другой рукой открывая или закрывая крышку заливной горловины для масла. Даже на взгляд она поняла, что отпечаток принадлежит не Петтису. И не кому-либо из двух механиков. Она схватила карточку с отпечатками Будизински. Она на девяносто девять процентов была уверена, что это не его отпечаток, и оказалась права. Она осторожно обработала его порошком, сняла отпечаток, заполнила карточку и почти бегом бросилась в кабинет Фрэнка. Она обнаружила его в шляпе и пальто, которые он тут же снял.

— Лора, ты меня напугала.

— Спроси Петтиса, не заливал ли в тот день Роджерс масло?

Фрэнк позвонил Петтису, но тот уже ушел с работы до конца дня. На звонки Петтису домой никто не ответил.

Саймон смотрела на карточку с отпечатками, как на самый дорогой в мире бриллиант.

— Оставим это. Я просмотрю всю нашу картотеку. Если понадобится, проведу здесь всю ночь. Надо связаться с Фэрфаксом, чтобы получить доступ к АСИ, а то наш чертов терминал до сих пор не работает. — Саймон имела в виду автоматизированную систему идентификации отпечатков пальцев, расположенную в Ричмонде, где отпечатки, найденные на месте преступления, сравнивались с отпечатками из базы данных полиции.

Фрэнк на мгновение задумался.

— Кажется, я знаю способ лучше.

— То есть?

Фрэнк достал из кармана визитку, поднял телефонную трубку и набрал номер.

— Агента Билла Бертона, пожалуйста.

* * *

Бертон заехал за Фрэнком, и они направились в управление ФБР, расположенное на Пенсильвания Авеню в большом и уродливом здании, которое известно большинству туристов как одна из главных достопримечательностей округа Колумбия. Здесь находился Национальный криминалистический информационный центр (НКИЦ), система компьютеризированной обработки информации, контролируемая ФБР и состоящая из четырнадцати специализированных баз данных и двух подсистем; все это составляло крупнейшую в мире коллекцию данных об известных полиции преступниках. Автоматизированная система идентификации (АСИ), часть НКИЦ, оказывала полицейским неоценимую помощь. Получив доступ к десяткам миллионов образцов отпечатков, Фрэнк не сомневался, что его шансы на успех весьма велики.

Передав отпечаток специалистам ФБР, которые получили строгое указание выполнить этот заказ с максимальной скоростью, Бертон с Фрэнком стояли в коридоре.

— Сет, это займет какое-то время. Компьютер должен проверить уйму образцов. И даже после этого специалистам придется проводить идентификацию вручную. Я дам вам знать, как только будет получен результат.

Фрэнк взглянул на часы. Его младшая дочь участвовала в школьном спектакле, который начинался через сорок минут. Она играла всего лишь роль Огурца, но сегодня для малышки не было ничего важнее на свете.

— Вы уверены?

— Просто оставьте мне номер телефона, куда бы я мог позвонить.

Фрэнк дал ему номер и поспешил на улицу. Отпечаток мог ничего и не дать, а принадлежать, скажем, служащему заправочной станции, но Фрэнк чувствовал, что это — важная улика. Со времени убийства Кристины Салливан прошло порядочно времени. Любой найденный теперь след был таким же холодным, как жертва преступления, покоившаяся под землей на глубине шести футов. Но холодный след внезапно стал обжигающе горячим; остынет он или нет — скоро выяснится. А пока Фрэнк наслаждался теплом. Он улыбнулся, и не только при мысли о своей шестилетней дочурке в костюме Огурца.

Бертон смотрел ему вслед, улыбаясь совсем по другой причине. Обрабатывая отпечатки в АСИ, ФБР получало данные, надежность которых составляла более девяноста процентов. Это означало, что система выберет не более двух, а скорее всего, один вариант. Вдобавок Бертон позаботился о более срочном выполнении заявки на идентификацию, чем сказал Фрэнку. Все это давало Бертону время, драгоценное время.

Вечером того же дня Бертон читал имя, совершенно незнакомое ему:

ЛЮТЕР АЛЬБЕРТ УИТНИ.

Дата рождения: 5 августа 1929. Тут же был номер его карточки социального страхования с первыми тремя цифрами 179; значит, ее выдали в Пенсильвании. Его приметы — рост пять футов восемь дюймов, возраст, двухдюймовый шрам на левом предплечье — соответствовали описанию Роджерса, данному Петтисом.

Используя банк данных идентификационного указателя НКИЦ, Бертон основательно ознакомился с биографией этого человека. В ней говорилось о трех приговорах по обвинению в краже со взломом. Уитни судили в трех различных штатах. Он отбыл большой срок, последний раз выйдя из тюрьмы в середине 70-х. С тех пор ничего не было. По крайней мере, ничего, известного властям. Бертон хорошо знал таких парней. Это были профессионалы, которые постоянно совершенствовали свои навыки. Он не сомневался, что Уитни — один из таких.

Одна проблема — его последний адрес был зарегистрирован в Нью-Йорке двадцать лет назад.

Избрав путь наименьшего сопротивления, Бертон решил посмотреть телефонные справочники района. Сначала он проверил округ Колумбия, и к его удивлению не получил результата. Затем справочник Северной Вирджинии. Там были указаны три Лютера Уитни. Он набрал номер полицейского управления Северной Вирджинии. Те связались с Отделом автотранспортных средств. Двоим из Лютеров Уитни было двадцать три и восемьдесят пять лет. Однако Лютер Уитни, проживавший по адресу: Арлингтон, Ист Вашингтон Авеню, 1645, родился 5 августа 1929 года, и его номер карточки социального страхования, используемый в Вирджинии в качестве номера водительских прав, подтверждал, что это тот, кого они искали. Но был ли он Роджерсом? Имелся только один способ это проверить.

Бертон достал записную книжку. Фрэнк проявил любезность и позволил Бертону просмотреть дело о расследовании убийства. В трубке раздались три гудка, и Джером Петтис ответил на звонок. Представившись одним из сотрудников Фрэнка, Бертон задал вопрос. На последующие пять долгих секунд Бертон затаил дыхание, слушая сопение своего собеседника. Ответ оправдал его ожидания.

— Черт, все правильно. Двигатель чуть не заклинило. Кто-то забыл закрыть крышкой горловину для залива масла. Я попросил Роджерса сделать это, потому что он сидел на канистре с маслом, которую мы возим в кузове.

Бертон поблагодарил его и повесил трубку. Он посмотрел на часы. У него еще оставалось время до того, когда надо было звонить Фрэнку. Несмотря на явные доказательства, Бертон еще сомневался, что в тайнике прятался именно Уитни, но интуиция подсказывала ему, что там был именно он. И хотя Уитни наверняка не появлялся после убийства около своего дома, Бертону хотелось побольше о нем разузнать и, может быть, попытаться определить, куда он делся. И лучшим способом сделать это было осмотреть место, где он жил. До того, как это сделают полицейские. Он почти бегом направился к своему автомобилю.

* * *

На улице вновь стало сыро и холодно; Мать Природа забавлялась с самым могущественным городом в мире. Стеклоочистители безостановочно сновали по ветровому стеклу. Кейт не знала точно, зачем приехала сюда. За все эти годы она была здесь лишь однажды. И даже тогда она сидела в машине, пока Джек ходил к нему. Чтобы сказать, что он и единственная дочь Лютера собираются пожениться. Джек настоял на этом, несмотря на ее уверенность в безразличии Лютера. Оказалось, что она ошиблась. Он вышел на крыльце и, улыбаясь, смотрел на нее; сделал неловкое движение, выдавшее его сомнение в том, может ли он подойти к ней. Ему хотелось поздравить ее, но он не знал как, учитывая их особые отношения. Он пожал Джеку руку, похлопал его по спине и одобрительно посмотрел в ее сторону.

Она решительно отвернулась в сторону, сложив руки вместе, когда Джек садился в машину, и они тронулись с места. Когда они удалялись от дома, в боковом зеркале она заметила отражение маленькой фигурки. Он выглядел значительно меньшим, чем она помнила, почти крошечным. В ее памяти отец навсегда останется огромным монолитом всего того, что она ненавидела и боялась в этом мире, что заполняло пространство вокруг монолита и заставляло замирать при виде этой грубой, чудовищной массы. Такого создания явно никогда не существовало, но она отрицала этот факт. Но хотя она не желала, чтобы этот образ вновь овладел ее мыслями, она не могла заставить себя отвести взгляд. Пока машина набирала скорость, ее взгляд был прикован к изображению человека, давшего ей жизнь и затем с неумолимой жестокостью отобравшего жизни ее самой и ее матери.

Машина отъезжала все дальше, он продолжал смотреть на нее, и взгляд его выражал смешанное чувство тоски и покорности, удивившее ее. Но она не восприняла это всерьез, посчитав еще одной его уловкой, направленной на то, чтобы заставить ее почувствовать свою вину. Она не могла поверить, что хотя бы в каких-то его поступках им движут добрые чувства. Он был вором. Он не признавал закона. Он вел себя как варвар в цивилизованном обществе. В его душе не было места для искренности. Они свернули за угол, и его образ пропал, как будто он был подвешен на леске и его внезапно дернули в сторону.

Кейт въехала на подъездную дорогу. В темноте дом казался черным, как уголь. Свет фар ее автомобиля, отраженный от его машины, припаркованной перед домом, ослепил ее. Она выключила фары, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и вышла на холод и сырость.

Недавно выпало немного снега, и он поскрипывал под ее ногами, когда она шла к входной двери. Проходя мимо его машины, она поскользнулась и, чтобы удержать равновесие, оперлась на нее. Несмотря на то что она не рассчитывала застать отца дома, Кейт вымыла и уложила волосы, оделась в один из своих выходных костюмов и наложила на лицо больше косметики, чем обычно. Она, по-своему, добилась успеха и, если волей случая им предстояло встретиться, она желала, чтобы он осознал, несмотря на его плохое обращение с ней, что она не просто выжила, а процветала.

Ключ был там же, где, по словам Джека, он находился много лет назад. Ей всегда казалось абсурдным, что отъявленный вор так мало заботится об охране своей собственности. Отпирая дверь и медленно заходя внутрь, она не заметила машину, остановившуюся на другой стороне улицы, и ее водителя, который пристально наблюдал за ней и записывал номер ее машины.

В доме чувствовался затхлый запах давно оставленного жилища. Иногда она пыталась представить, каков дом изнутри. Она ожидала, что все здесь будет чистым и опрятным, и не ошиблась.

В темной гостиной она села на стул, не зная, что это любимый стул ее отца, и совершенно не подозревая, что она бессознательно делала то же самое, что и он, когда бывал в ее квартире.

На каминной полке стояла фотография. Ей было почти тридцать лет. Кейт, которую мать держала на руках, была запелената с головы до ног, из-под розового чепчика выбивалось несколько прядей; она родилась с удивительно густыми волосами. Ее отец, спокойный, в шляпе с короткими полями, стоял рядом с ними и своей мускулистой рукой касался крошечных растопыренных пальчиков дочери.

Мать Кейт до самой смерти держала на туалетном столике точно такую же фотографию. В день похорон Кейт выбросила ее, проклиная ту близость между отцом и дочерью, которую показывал снимок. Она вышвырнула ее прочь сразу же после того, как отец зашел в дом, где она яростно набросилась на него; ее гневный порыв все больше выходил из-под контроля, так как Лютер никак не реагировал, не отвечая ударом на удар, а просто молча стоял, принимая на себя этот бешеный натиск. Его спокойствие все более раздражало ее, пока Кейт не оттащили от него и не попытались привести в себя. И только тогда отец снова надел шляпу, положил на стал принесенные им цветы и с горячим от ее ударов лицом и полными слез глазами вышел из дома, тихо закрыв за собой дверь.

И сидя на стуле в доме своего отца, Кейт осознала, что и он тоже в тот день был охвачен горем. Он оплакивал женщину, которую, очевидно, любил немало лет и которая, безусловно, любила его. Она ощутила комок в горле и попыталась проглотить его, придавливая шею пальцами.

Она поднялась и прошлась по дому, осторожно заглядывая в каждую комнату и затем закрывая дверь, все больше и больше нервничая по мере углубления в жилище своего отца. Дверь спальни была приоткрыта, и Кейт, после некоторого колебания, решилась растворить ее. Войдя в комнату, она рискнула включить свет, и когда ее глаза привыкли к яркому освещению, она взглянула на прикроватную тумбочку. Кейт подошла ближе и в конце концов села на кровать.

Коллекция фотографий, по существу, была местом поклонения ей, Кейт Уитни. Ее жизнь была изображена здесь, начиная с самого нежного возраста. Каждую ночь ложась спать, последнее, что видел ее отец, — это она. Но больше всего ее удивили снимки, сделанные позже. Ее выпускные вечера в колледже и юридической школе. Разумеется, отца никто не приглашал на эти события, но они были запечатлены здесь. Ни на одной фотографии она не позировала. Она либо шагала, либо махала кому-нибудь рукой, либо просто стояла, очевидно, не подозревая о присутствии фотографа. Кейт взглянула на последний снимок. На нем она спускалась по ступенькам здания суда в Александрии. Ее первый процесс, она очень нервничала. Ничтожнейшее, пустяковое дело, но счастливая улыбка на ее лице извещала об абсолютной победе.

Затем Кейт подумала, почему же она никогда не замечала его. Или замечала, но не признавалась себе в этом?

Ее первой реакцией была злость. Все эти годы отец шпионил за ней. Видел все особенные моменты ее жизни. Вторгался в ее жизнь. Осквернял ее — своим непрошенным присутствием.

Ее вторая реакция была иного рода. Чувствуя, как она овладевает ею, Кейт резко вскочила на ноги и бросилась бегом из комнаты.

И натолкнулась на незнакомого ей огромного мужчину.

* * *

— Мэм, еще раз прошу прощения, что напугал вас.

— Напугали? Да я чуть не умерла от страха. — Кейт села на край кровати, стараясь успокоиться и перестать дрожать, но холод в доме не способствовал этому.

— Простите, но почему моим отцом интересуется секретная служба?

Она посмотрела на Бертона; ее взгляд выражал что-то похожее на страх. По крайней мере, он увидел в нем страх. Он наблюдал за ней в спальне, быстро оценивая ее мотивы и намерения по малейшим движениям. Навык, который он отрабатывал долгие годы, высматривая в бесконечных толпах людей потенциально опасных субъектов. Его заключение: отчужденные отец и дочь. Наконец, она пришла, чтобы увидеться с ним. Ситуация складывалась выгодным для него образом.

— Мы им не особенно интересуемся, мисс Уитни. А вот полиции Миддлтона он нужен позарез.

— Миддлтона?

— Да, мэм. Уверен, вы слышали про убийство Кристины Салливан.

Он сделал паузу, чтобы проследить за ее реакцией, которая оказалась именно такой, какую он и ожидал. Полное неверие.

— Думаете, мой отец как-то замешан в этом? — прозвучал естественный вопрос.

Но задан он был совсем не оборонительным тоном. Бертон посчитал это очень важным. Это частично упрощало его план, который начал приобретать четкие очертания, как только он увидел ее.

— Так думает следователь, ведущий это дело. Очевидно, незадолго до убийства ваш отец в составе бригады по чистке ковров, используя вымышленное имя, побывал в доме Салливана.

У Кейт перехватило дыхание. Ее отец занимался чисткой ковров? Разумеется, он обследовал дом, выискивая его слабые стороны, как и раньше. Ничего не изменилось. Но убийство?..

— Я не могу поверить, что он убил ее.

— Правильно, но вы верите, что он мог совершить в этом доме кражу? Я имею в виду, что это не в первый или даже второй раз, не так ли, мисс Уитни?

Кейт, опустив глаза, посмотрела на свои руки. Наконец, она качнула головой.

— Люди меняются, мэм. Не знаю, как близки вы были со своим отцом в последнее время, — Бертон заметил легкую гримасу на ее лице, — но существуют довольно серьезные доказательства его участия. И эта женщина мертва. Возможно, вы выносите приговоры, основываясь даже на более слабых доказательствах.

Кейт с подозрением посмотрела на него.

— Откуда вы знаете?

— Я вижу женщину, тайком вошедшую в дом человека, которого разыскивает полиция, и я делаю то, что на моем месте сделал бы любой полицейский: я проверяю номер вашей машины. Ваша репутация общеизвестна, мисс Уитни. Полиция штата очень высокого мнения о вас.

Она осмотрела комнату.

— Его здесь нет. Похоже, его не было здесь давно.

— Да, мэм, я знаю. Вы случайно не знаете, где он может быть? Он не пытался связаться с вами?

Кейт вспомнила о Джеке и его ночном посетителе.

— Нет.

Ответ последовал быстро; по мнению Бертона, слишком быстро.

— Лучше бы ему объявиться, мисс Уитни. Он бы очень помог следствию. — Бертон выразительно поднял брови.

— Я не знаю, где он, мистер Бертон. Мой отец и я… мы давно… не общаемся.

— Но вы же пришли сюда, вы знали, где находится запасной ключ.

Ее голос стал выше на октаву.

— Я впервые переступила порог этого дома.

Бертон, наблюдая за выражением ее лица, решил, что она говорит правду. К такому выводу его привело ее незнание планировки дома, а также то, что они с отцом были практически чужими людьми.

— Вы можете каким-то образом связаться с ним?

— Зачем? Я действительно не хочу влезать во все это, мистер Бертон.

— Ну что ж, боюсь, вы уже в какой-то степени влезли в это. Будет лучше, если вы станете сотрудничать с нами.

Кейт повесила свою сумочку на плечо и поднялась.

— Слушайте внимательно, агент Бертон. Вам меня не провести. Я занимаюсь подобными вещами слишком долго. Если полицейским угодно тратить свое время, допрашивая меня, мой телефон есть в справочнике. Правительственный справочник, раздел «Прокуратуры штатов». Всего доброго.

Она направилась к двери.

— Мисс Уитни!

Она повернулась, готовая к словесной перепалке. Неважно, кто он — агент секретной службы или нет, но она не собиралась больше ничего ему рассказывать.

— Если ваш отец совершил преступление, суд присяжных признает его виновным, и он будет осужден. Если он невиновен, его отпустят. Система работает именно таким образом. Вы это знаете лучше меня.

Кейт уже собиралась ответить, когда ее взгляд упал на фотографии. Ее первое судебное заседание. Казалось, оно было целую вечность назад. Эта улыбка, эти радужные мечты, с которых начинают все. Стремление к идеалу. Она уже давно спустилась с небес на землю.

Та колкость, какой она хотела ответить ему, исчезла, растворившись в улыбке очаровательной молодой женщины, которая так много ждала от жизни.

Билл Бертон наблюдал, как она повернулась и вышла. Он взглянул на фотографии, а потом снова на пустой дверной проем.

Глава 17

— Вам ни в коем случае не следовало делать этого, Билл! Вы же сказали, что не будете вмешиваться в ход расследования. Черт возьми, мне нужно было бы отправить вас за решетку. Это очень позабавило бы вашего шефа. — Сет Фрэнк с грохотом задвинул ящик своего стола и встал, обратив сверкающий взгляд на Бертона.

Билл Бертон перестал ходить взад-вперед и сел. Он ожидал подобной реакции.

— Вы правы, Сет. Но, Бог мой, я же сам долго был полицейским. Я не мог с вами связаться, поехал туда, чтобы осмотреть место, и увидел, как какая-то бабенка прошмыгнула внутрь. Что бы вы сделали на моем месте?

Фрэнк не отвечал.

— Послушайте, Сет, можете злиться на меня, но говорю вам, как другу: эта женщина — наш козырной туз. С ее помощью мы можем поймать этого парня.

Выражение лица Фрэнка смягчилось, его гнев постепенно стихал.

— О чем вы говорите?

— Это его дочь. Его чертова дочь. Более того, его единственный ребенок. Лютер Уитни — трижды судимый, он — преступник, чьи навыки улучшаются с годами. Его жена в конце концов развелась с ним, правильно? Не могла больше терпеть. Затем, когда ее жизнь начала налаживаться, она умерла от рака груди.

Он замолчал.

Сет Фрэнк теперь внимательно слушал.

— Продолжайте.

— Кейт Уитни была потрясена смертью матери. Вызванной, по ее мнению, предательством отца. Настолько потрясена, что окончательно порвала с ним все отношения. Более того, она поступила в юридический колледж и затем стала работать в прокуратуре штата, где завоевала репутацию безжалостного прокурора, и в особенности не знала снисхождения к преступникам, судимым за присвоение чужой собственности: кражу со взломом, ограбление, воровство. За подобные поступки она требует максимальные сроки. И обычно добивается успеха.

— Откуда, черт возьми, у вас вся эта информация?

— Несколько звонков нужным людям. Людям нравится говорить о несчастьях других, это создает у них иллюзию, что их собственная жизнь лучше, чем есть на самом деле.

— Ну и какой нам толк от всех этих семейных неурядиц?

— Сет, оцените открывающиеся перед вами возможности. Эта девочка люто ненавидит своего старика.

— Итак, вы хотите выйти на него с ее помощью. Но если они так отчуждены, что мы можем сделать?

— В этом-то и фокус. По всем сведениям, ненависть исходит от нее. Не от него. Он любит ее. Любит больше всего на свете. У него в спальне целый иконостас из ее фотографий. Говорю вам: парень вполне созрел для нас.

— Если она готова к сотрудничеству, что, однако, весьма сомнительно, то как она может связаться с ним? Он же не идиот, чтобы ошиваться дома у телефона.

— Нет, но, готов поклясться, он проверяет оставляемые ему сообщения. Видели бы вы этот дом! Этот парень очень аккуратен, все на своем месте, счета, надо думать, он оплачивает заранее. И понятия не имеет, что мы сидим у него на хвосте. Во всяком случае, пока. Вероятно, он ежедневно проверяет автоответчик. На всякий случай.

— Значит, она оставляет ему сообщение, организует встречу и мы его накрываем?

Бертон поднялся, вынул из пачки две сигареты и одну предложил Фрэнку. Они закурили.

— Лично я именно так представляю себе его поимку, Сет. Если у вас, конечно, нет лучшего плана.

— Но ведь нам еще надо ее уговорить. Судя по тому, что вы сказали, она не очень-то склонна к сотрудничеству.

— Думаю, что с ней надо поговорить вам. Без меня. Может, я слишком надавил на нее. Со мной часто такое случается.

— Я сделаю это завтра же утром.

Фрэнк надел шляпу и пальто, а потом остановился.

— Знаете, я вовсе не хотел наезжать на вас, Билл.

Бертон ухмыльнулся.

— Конечно, хотели. Я бы на вашем месте поступил точно так же.

— Спасибо за помощь.

— Всегда к вашим услугам.

Сет направился к двери.

— Эй, Сет, могу я попросить вас о небольшом одолжении для бывшего полицейского со стажем?

— То есть?

— Позвольте мне присутствовать на задержании. Хотел бы я видеть его лицо, когда молот опустится на наковальню.

— Договорились. Я позвоню вам после разговора с ней. Я еду домой к семье. Советую вам поступить так же, Билл.

— Докурю и последую за вами.

Фрэнк вышел. Бертон сел, медленно докурил сигарету, допил остатки кофе.

Он мог скрыть от Сета Фрэнка имя Уитни. Сказать, что соответствующего отпечатка в ФБР не нашли. Но это было бы слишком опасной игрой. Если бы Фрэнк обнаружил это, пользуясь множеством независимых источников, Бертон был бы покойником. Такой обман нельзя было бы объяснить ничем, кроме правды, а правда исключалась из числа возможных вариантов. Кроме того, Бертону требовалось, чтобы Фрэнк установил личность Уитни. Весь план агента секретной службы был нацелен на то, чтобы Фрэнк выследил и загнал рецидивиста в ловушку. Выследить его, но не допустить ареста.

Бертон поднялся, надел пальто. Лютер Уитни. Неподходящее место, неподходящее время, неподходящие люди. Ну что ж, если только это может быть утешением: он ничего не почувствует. Даже не услышит выстрела. Он умрет, прежде чем нервные окончания успеют передать импульсы в мозг. Во всем этом был элемент случайности. Иногда он тебе на руку, иногда — нет. Если бы он только мог найти способ позволить президенту и главе его администрации выйти сухими из воды, он бы поработал на славу. Но эта задача, похоже, была не по силам даже ему.

* * *

Коллин припарковал машину вдали от дома. Ветер лениво нес падающие с деревьев последние разноцветные листья. Он был одет просто: джинсы, хлопчатобумажный пуловер и кожаная куртка. Оружия у него не было. Его волосы еще не просохли после принятого наспех душа. Из-под брюк выглядывали голые лодыжки. Можно было подумать, что он направляется в библиотеку колледжа, чтобы провести вечер за учебниками, или на субботнюю вечеринку после футбольного матча.

Приближаясь к дому, он занервничал. Этот телефонный звонок его удивил. Ее голос звучал, как прежде: без надрыва, без злости. Как бы подтверждая слова Бертона, что она восприняла все довольно спокойно. Но он знал, каким жестким мог быть Бертон, и поэтому беспокоился. Позволить ему прийти в обычное время их свиданий было не лучшим решением Коллина. Но ставки были слишком высоки. Бертон убедил его в этом.

На его стук дверь отворилась, и он вошел. Когда он обернулся, дверь закрылась и она предстала перед ним, улыбаясь. Одетая в прозрачное белое нижнее белье, коротковатое и тесноватое в нужных местах. Она привстала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы. Затем взяла за руку и повела в спальню.

Она дала ему знак лечь на кровать. Стоя перед ним, она расстегнула застежку тонкого бюстгальтера и сбросила его на пол. Затем сняла трусики. Он попытался привстать, но она мягко толкнула его обратно на кровать.

Она медленно села на него, ероша пальцами его волосы. Она опустила руку к его паху и через джинсы провела по нему кончиком ногтя. Он едва не вскрикнул: брюки стали до боли тесны ему. Он опять попытался коснуться ее, но она удержала его. Она расстегнула его ремень и, сняв джинсы, бросила их на пол. Затем она освободила его изнывающую от желания плоть. Она спрятала его член между ногами, слегка сжав его бедрами.

Она впилась губами в его губы, потом горячо зашептала ему на ухо:

— Тим, ты хочешь меня, правда? Ты безумно хочешь меня, да?

Он застонал и сжал ладонями ее ягодицы, но она быстро отвела его руки в стороны.

— Хочешь ведь?

— Да.

— И я той ночью так же хотела тебя. А появился он.

— Я знаю, прости меня. Мы поговорили, и он…

— Я знаю, он мне сказал. Что ты ничего не говорил ему про нас. Что ты вел себя, как джентльмен.

— Это его не касается.

— Правильно, Тим. Это не его дело. А теперь ты хочешь взять меня, правда?

— Господи, Глория. Конечно, хочу.

— До боли?

— До смерти. Я до смерти хочу тебя.

— Тебе приятно, Тим. О Боже, Тим, тебе так приятно.

— Только подожди, малышка, только подожди, и ты узнаешь, как это приятно.

— Я знаю, Тим. Кажется, я думаю только о том, как бы заняться с тобой любовью. Ты это знаешь?

— Да.

Коллин был в такой сильной истоме, что его глаза увлажнились. Она удовлетворенно лизнула слезинки.

— И ты уверен, что хочешь меня? Ты абсолютно уверен?

— Да!

Коллин почувствовал это прежде, чем сознание зафиксировало факт. Как бешеный порыв ледяного ветра.

— Убирайся вон. — Слова были сказаны медленно, раздельно, как будто она повторяла их несколько раз, чтобы достичь нужной интонации, с таким выражением, будто говорящий наслаждался каждым звуком.

Она слезла с него, позаботившись, чтобы сильно нажать на его напряженный член, так, что у Коллина перехватило дыхание.

— Глория…

Лежа, он почувствовал, как в лицо ударили его джинсы. Когда он отложил их в сторону и сел на кровати, она уже была одета в длинный махровый халат.

— Убирайся вон из моего дома, Коллин. Немедленно.

Смущенный, он быстро оделся под ее пристальным взглядом. Рассел шла за ним до входной двери, и когда та открылась и он переступил через порог, она резко вытолкнула его наружу и захлопнула дверь.

Мгновение он смотрел на дверь, пытаясь представить, что сейчас делает Рассел: смеется, плачет или не выказывает никаких эмоций. Он не хотел причинять ей боль. Он явно подверг ее унижению. Ему не следовало так поступать. Разумеется, она отплатила ему за унижение, доведя его до крайнего возбуждения, манипулируя им как какой-нибудь лабораторной крысой, а затем задернув занавес прямо перед его носом.

Но шагая к своей машине и вспоминая выражение ее лица, он почувствовал облегчение при мысли о том, что их недолгий роман закончился.

* * *

Впервые за все время работы в прокуратуре штата Кейт не вышла на работу, сказавшись больной. Натянув на себя одеяло, она сидела в постели, опершись на подушки, и смотрела в окно на мрачный рассвет. Каждый раз, когда она пыталась вылезти из постели, перед ее глазами начинал маячить образ Билла Бертона, похожего на гранитную глыбу с острыми краями, грозящую раздавить ее или пронзить насквозь.

Она легла, утопая в мягком матрасе, будто погрузившись в теплую воду, где она не слышит и не видит, что происходит вокруг.

Они скоро придут. Как приходили к ее матери. Долгие годы много лет назад. Люди, врывавшиеся в дом и засыпавшие ее мать вопросами, на которые та не могла ответить. Они искали Лютера.

Она вспомнила, как горячо Джек проявил свои чувства, крепко зажмурила глаза, стараясь отогнать от себя его слова.

Черт бы его побрал.

Она устала, устала больше, чем когда-либо уставала после бесчисленных судов. И он проделал с ней то же самое, что и с ее матерью. Запутал ее в этой паутине, несмотря на то что она отчаянно не хотела этого, питала к ней отвращение и желала разорвать ее в клочья, если бы могла.

Она снова села, не в силах дышать. Она крепко сдавила горло пальцами, стараясь прогнать приступ удушья. Когда он отступил, она легла на бок и стала смотреть на фотографию матери.

Лютер Уитни — это все, что осталось от ее семьи. Она едва не расхохоталась. Он был единственным родным ей человеком. Да поможет ей Бог.

Она легла на спину и стала ждать. Ждать стука в дверь. От матери к дочери. Пришла и ее очередь.

* * *

В то же самое время, в десяти минутах езды от Кейт, Лютер в очередной раз перечитывал статью из старой газеты. Рядом с ним стояла позабытая чашка с кофе. Неподалеку журчал небольшой холодильник. В углу бормотал телевизор. Больше в комнате не раздавалось ни звука.

Ванда Брум была его другом. Хорошим другом. С тех пор как они случайно встретились в Филадельфии после третьей отсидки Лютера и первой и единственной отсидки Ванды. А теперь и она умерла. Покончила с собой, как сообщалось в газете, и была найдена на переднем сиденье своей машины с пригоршней таблеток в желудке.

Лютер всегда считал себя сдержанным человеком, но теперь и его выдержка истощалась. Его жизнь была похожа на непрекращающийся ночной кошмар, за исключением тех минут, когда он просыпался и смотрел на отражение в зеркале: холодная вода стекала со все более дряхлеющих и стареющих частей его лица; каждый день вносил свой вклад в необратимый процесс, и он знал, что этому кошмару не будет конца.

Теперь, после смерти Ванды, особенно абсурдным казался тот факт, что идею насчет «работы» в доме Салливана подала именно она. Скверную, ужасную идею, как оказалось впоследствии, но порожденную ее удивительно изобретательным умом. Идею, в которую она вцепилась мертвой хваткой, несмотря на предупреждения Лютера и ее матери.

Они все спланировали, и он сделал это. Так просто. И оглядываясь назад, он признавал, что хотел этого. Это было испытание для него, вызов, а вызову, совмещенному с солидным кушем, слишком трудно противостоять.

Трудно представить, что творилось в душе у Ванды, когда Кристина Салливан не явилась в аэропорт. И она не могла предупредить Лютера.

Она была подругой Кристины. Их отношения были абсолютно искренними. Кристина воспринималась как отголосок реального мира в том мире роскоши, в котором жил Уолтер Салливан. Где каждый был не только красив, как Кристина, но и утончен, образован и обладал большими связями, чего не было и не могло быть у Кристины. И именно эта крепнувшая дружба послужила причиной того, что Кристина начала рассказывать Ванде о таких вещах, о которых рассказывать не следовало, включая назначение и содержимое тайника за зеркальной дверью.

Ванда была убеждена, что Салливаны настолько богаты, что не случится ничего страшного, если они немного потеряют. Лютер знал, как, вероятно, и Ванда, что в обществе считают иначе, но для них это не имело никакого значения.

Прожив трудную жизнь, при вечной нехватке денег, Ванда решила сыграть в лотерею по-крупному. Так же как и Кристина Салливан. Но ни та, ни другая не осознавали, насколько велика цена подобных поступков.

Лютер прилетел на Барбадос, и если бы Ванда уже не покинула остров, послал бы ей весточку. Он написал письмо ее матери. Эдвина, вероятно, должна была показать ей это письмо. Но поверила ли она ему? И даже если поверила, жизнь Кристины Салливан уже была принесена в жертву. В жертву, как, наверное, думала Ванда, ее собственной жадности и желанию обладать вещами, на которые у нее не было прав. Лютер мог представить себе, какие мысли роились у нее в голове, когда она в одиночестве ехала в это глухое место, когда откручивала крышку пузырька, чтобы достать эти таблетки, когда проваливалась в вечное небытие.

И он даже не смог присутствовать на похоронах. Не мог сказать Эдвине слова утешения без риска ввергнуть ее в этот кошмар. Они с Эдвиной были так же близки, как с Вандой, а в некоторых отношениях были связаны даже теснее. Он и Эдвина провели много ночей, пытаясь убедить Ванду отказаться от своего плана, но безуспешно. И только когда они сообразили, что с Лютером или без него, она это сделает, Лютер попросил Эдвину присмотреть за своей дочерью. Не позволить ей снова угодить за решетку.

Наконец, ему попался раздел частных объявлений, и через несколько секунд он нашел то из них, которое искал. Прочитав его, он не улыбнулся. Как и Билл Бертон, Лютер не верил, что в характере Глории Рассел есть какие-то благородные черты.

Он надеялся, что они поверили, что речь идет лишь о деньгах. Он взял лист бумаги и стал писать.

* * *

— Отследите местонахождение счета.

Бертон сидел напротив главы администрации в ее кабинете. Он пил диетическую кока-колу, но ему хотелось чего-нибудь покрепче.

— Я уже занимаюсь этим, Бертон. — Рассел поправила сережку в ухе после того, как положила телефонную трубку на рычаг.

Коллин тихо сидел в углу. Глава администрации до сих пор как будто не замечала его присутствия, несмотря на то что он двадцать минут назад вошел вместе с Бертоном.

— Так к какому сроку ему нужны деньги? — Бертон посмотрел на нее.

— Если деньги не поступят на указанный им счет к концу рабочего дня, завтра никого из нас всех здесь не будет. — Она быстро взглянула на Коллина, а потом вновь стала смотреть на Бертона.

— Черт. — Бертон поднялся.

— Я полагала, вы позаботитесь об этом, — сердито сказала ему Рассел.

Он проигнорировал ее замечание.

— И как он собирается осуществить передачу?

— Как только получит деньги, даст нам знать, где находится предмет.

— Значит, мы вынуждены довериться ему?

— Получается так.

— А как он узнает, что вы получили письмо? — Бертон принялся шагать по кабинету.

— Оно сегодня утром лежало в моем почтовом ящике. Почту мне доставляют во второй половине дня.

Бертон рухнул на стул.

— В вашем чертовом почтовом ящике?! Вы хотите сказать, что он ошивался прямо возле вашего дома?

— Сомневаюсь, что это весьма специфичное послание он доверил бы кому-либо еще.

— Как вы догадались проверить ящик?

— Крышка была поднята. — Рассел едва не улыбнулась.

— Да, у парня голова варит неплохо, ему в этом не откажешь, шеф.

— И очевидно, лучше, чем у каждого из вас.

Сказав это, она целую минуту, не отрываясь, смотрела на Коллина. Под ее взглядом он съежился и уставился в пол.

При виде этой сцены Бертон внутренне усмехнулся. Ничего, через пару недель парень скажет ему «спасибо».

— По-настоящему меня больше ничего не удивляет, шеф. А вас? — Он посмотрел на нее, а потом на Коллина.

Рассел не ответила.

— Если деньги к нему не поступят, мы можем ожидать, что вскоре он каким-то образом засветится. Что тогда мы готовы предпринять?

Ледяное спокойствие главы администрации не было напускным. Она решила, что пора перестать рыдать, непрерывно опорожнять желудок в любой стрессовой ситуации, поскольку боли и унижения ей теперь хватит до конца жизни. Будь что будет: ко всему, кроме себя, она потеряла какой бы то ни было интерес. И ей стало значительно лучше.

— Сколько он хочет? — спросил Бертон.

— Пять миллионов, — спокойно ответила она.

Бертон выпучил глаза.

— И у вас есть такая сумма? Откуда?

— Это вас не касается.

— А президент знает? — Задавая вопрос, Бертон предвидел ответ.

— Это тоже вас не касается.

Бертон не стал настаивать. В самом деле, какое ему было дело?

— Справедливо. Ну что же, отвечаю на ваш вопрос: мы уже делаем кое-что. На вашем месте я бы нашел способ как-нибудь вернуть эти деньги. Пять миллионов долларов покойнику не особенно-то пригодятся.

— Нельзя убить того, кого вы не нашли, — возразила Рассел.

— Верно, верно, шеф. — Бертон вновь сел и начал рассказывать о разговоре с Сетом Фрэнком.

* * *

Открывая дверь, Кейт была полностью одета, предполагая, что, будь она в халате, беседа продлится дольше, и что с каждым вопросом она будет казаться все более и более уязвимой. А ей меньше всего хотелось выглядеть уязвимой, хотя именно так она себя и чувствовала.

— Не очень-то понимаю, чего вы от меня хотите.

— Всего лишь кое-какую информацию, мисс Уитни. Я понимаю, что вы работаете в суде, и мне, поверьте, ужасно не хочется втягивать вас в расследование, но сейчас ваш отец является подозреваемым номер один в очень важном деле. — Фрэнк серьезно посмотрел на нее.

Они сидели в маленькой гостиной. Фрэнк держал записную книжку. Кейт, выпрямившись, сидела на краю дивана, стараясь оставаться спокойной, хотя ее пальцы непрестанно взлетали к небольшой цепочке на шее и скручивали ее в узелки, крошечные центры этого безумия.

— Судя по тому, что вы рассказали мне, лейтенант, улик у вас маловато. Будь я прокурором по этому делу, думаю, что на их основании я не смогла бы даже выписать ордер на арест, не говоря уже о предъявлении обвинения.

— Как знать, как знать. — Фрэнк наблюдал за ее манипуляциями с цепочкой.

На самом деле он пришел сюда вовсе не за информацией. Вероятно, он знал об ее отце значительно больше, чем она сама. Но ему нужно было заманить ее в ловушку. Потому что, как он полагал, это было именно ловушкой. Для кое-кого другого. И потом, какая ей разница? В любом случае, ему значительно удобнее было думать, что ей нет никакого дела до своего отца.

Фрэнк продолжал:

— Однако существуют весьма любопытные совпадения. Мы нашли отпечатки вашего отца на фургоне компании по уборке домов, который, мы знаем это достоверно, приезжал к Салливанам незадолго до убийства. Факт остается фактом: он был в том самом доме и в той самой спальне, где было совершено преступление, незадолго до этого. Это подтверждают два свидетеля. И мы точно знаем, что, поступая на работу, он использовал вымышленное имя, ложный адрес и фальшивый номер карточки социального страхования. К тому же, он, вероятно, скрывается.

Она взглянула на него.

— У него уже были сроки. Вероятно, он представил ложные данные, так как полагал, что иначе его не возьмут на работу. Вы говорите, что он скрывается. Вам не приходило в голову, что он просто мог отправиться в путешествие. Даже у рецидивистов бывает отпуск.

Ее профессиональная интуиция подсказала ей, что она — невероятно! — защищает своего отца. Острая боль пронзила голову. Она невольно прижала пальцы к вискам.

— Еще одна интересная находка заключается в том, что ваш отец, был в дружеских отношениях с Вандой Брум, личной прислугой и доверенным лицом Кристины Салливан. Я проверял. Тогда, в Филадельфии, их взял на поруки один и тот же человек. По некоторым сведениям, все эти годы они поддерживали отношения. Ручаюсь, что Ванда знала о сейфе в спальне.

— Ну и что?

— А то, что я говорил с Вандой Брум. Совершенно очевидно, что она рассказала о деле намного меньше, чем знала.

— Тогда почему бы вам, вместо того, чтобы сидеть здесь со мной, не поговорить с ней еще раз? Может, она сама и совершила преступление?

— В это время ее не было в стране, тому есть сотня свидетелей. — Фрэнк кашлянул. — И я больше не имею возможности общаться с ней, так как она покончила с собой. И оставила записку, где выразила свое сожаление.

Кейт поднялась и рассеянно посмотрела в сторону окна. Казалось, ее сжимают ледяные тиски.

Фрэнк несколько минут выжидал, наблюдая за ней и пытаясь угадать ее чувства по мере того, как он выдвигал все больше улик против человека, который дал ей жизнь, а затем расстался с ней. Оставалась ли в ней любовь к нему? Следователь надеялся, что нет. Во всяком случае, он надеялся на это как профессионал. А как отец троих детей он сомневался, что это чувство может совсем умереть.

— Мисс Уитни, с вами все в порядке?

Кейт медленно отвернулась от окна.

— Мы можем куда-нибудь пойти? Я голодна, а здесь нет никакой еды.

Они зашли в тот же ресторанчик, где Джек встречался с Лютером. Фрэнк набросился на свою еду, Кейт же ни к чему не прикоснулась.

Он взглянул на ее тарелку.

— Вы сами выбрали это место, я полагал, что вам нравится здешняя кухня. Знаете, только не обижайтесь, вам не мешало бы слегка поправиться.

Кейт, наконец, посмотрела на него; на ее губах играла полуулыбка.

— Так значит, вы вдобавок еще и диетолог?

— У меня трое дочурок. Старшей шестнадцать лет, она худая, как щепка, ростом почти с меня, и при этом уверена, что она полная. Если бы не румянец на ее щеках, я мог бы подумать, что у нее анорексия. А моя жена, Боже правый, она постоянно сидит на какой-нибудь диете. Я хочу сказать, что она, конечно, выглядит отлично, но, должно быть, существует некая идеальная фигура, к которой стремится любая женщина.

— Любая, но не я.

— Ешьте. Я говорю это своим дочерям каждый день. Ешьте.

Кейт взяла вилку и смогла съесть половину содержимого своей тарелки. И когда Кейт попивала чай, а Фрэнк держал в руке огромную чашку кофе, они оба почувствовали себя намного свободнее; беседа вновь вернулась к Лютеру Уитни.

— Если вы думаете, что у вас достаточно оснований для его ареста, почему вы этого не делаете?

Фрэнк, покачав головой, поставил свою чашку на стол.

— Вы же были у него дома. Его там нет уже давно. Возможно, он скрылся сразу после того, как это случилось.

— При условии, что это сделал именно он. Все ваши улики косвенные. Это не более чем догадки, лейтенант.

— Могу я говорить с вами начистоту, Кейт? Кстати, могу я называть вас Кейт?

Она кивнула.

Фрэнк поставил локти на стол и в упор посмотрел на нее.

— Давайте без дураков: почему вам так трудно поверить, что ваш старик прикончил эту женщину? У него уже были три отсидки. Он явно жил на грани между законом и преступлением всю свою жизнь. Его допрашивали по поводу дюжины других краж со взломом, но не смогли предъявить ему обвинений. Он профессиональный преступник. Вам знаком этот тип. Человеческая жизнь для них ни черта не значит.

Прежде чем ответить, Кейт отпила чаю. Профессиональный преступник? Разумеется, ее отец был именно профессиональным преступником. Она не сомневалась, что все эти годы он продолжал совершать преступления. Это явно было у него в крови. Как наркомания. Неизлечимо.

— Он никого не убивает, — тихо сказала она. — Он может украсть, но он никогда не причинил никому физического вреда. Это не в его правилах.

Что такого особенного сказал Джек?.. Ее отец был напуган. Он был так сильно напуган, что его вырвало. Полиция никогда не пугала ее отца. А если именно он убил эту женщину? Возможно, всего лишь рефлекс, пистолет выстрелил, и пуля оборвала жизнь Кристины Салливан. Все это могло произойти в считанные секунды. Времени думать не было. Только действовать. Чтобы не остаться в тюрьме до конца жизни. Все это было возможно. Если отец убил эту женщину, он был бы напуган, был бы в ужасе, его могло бы стошнить от страха.

Несмотря на всю причиненную отцом боль, вспоминая о нем, она часто думала о том, каким ласковым и добрым он был. Об обнимавших ее больших руках. Как правило, его неразговорчивость со многими людьми граничила с невежливостью. Но с ней он разговаривал. Он говорил с ней, а не поверх ее, мимо ее, как делали большинство взрослых. Он говорил с ней именно о том, что интересует маленьких детей. О цветах, о птицах, о том, почему небо неожиданно изменяет свой цвет. О платьях, ленточках и шатающихся зубах, которым она не давала покоя. Это были короткие мгновения доверительного общения отца и дочери, жестоко растоптанные, когда его осудили и посадили за решетку. Но когда она подросла, эти разговоры постепенно превратились в тарабарщину, истинное лицо Лютера Уитни с его доброй улыбкой и большими, но нежными пальцами она стала связывать с тем местом, куда его посадили.

Почему же она считала, что этот человек не способен на убийство?

Фрэнк наблюдал за ее быстро моргающими глазами. В ней происходил какой-то перелом, он это чувствовал.

Фрэнк взял ложку и добавил сахару в кофе.

— Так вы говорите, что не можете представить своего отца в роли убийцы этой женщины? Я полагал, что вы давно не поддерживаете отношений друг с другом.

Кейт, вздрогнув, отвлеклась от своих размышлений.

— Я не говорю, что не могу этого представить. Я просто хочу сказать, что…

Она чувствовала, что запутывается. Она допросила не одну сотню свидетелей, и ни один из них не вел себя на допросе так беспомощно.

Она торопливо покопалась в своей сумочке и достала пачку сигарет. Увидев сигареты, Фрэнк достал жевательную резинку.

Она выпустила дым в сторону от него и увидела резинку.

— Тоже пытаетесь бросить? — В ее глазах блеснула искорка интереса.

— Пытаюсь, но ничего не выходит. Так что вы сказали?

Она медленно выдохнула дым, пытаясь справиться с нервным возбуждением.

— Как я уже вам говорила, я не видела отца несколько лет. Возможно, он и оказался способен убить эту женщину. Все может быть. Но в суде это не имеет никакого значения. В суде важны только улики. И точка.

— Мы пытаемся найти доказательства его вины.

— Но у вас нет никаких реальных вещественных улик, которые связывают его с местом преступления? Отпечатки? Свидетели? Есть у вас что-нибудь подобное?

Замявшись, Фрэнк, наконец, решился ответить.

— Нет.

— Вам удалось установить, что у него есть какие-то украденные предметы?

— Пока мы ничего не нашли.

— Результаты баллистической экспертизы?

— Отрицательные. Одна бесполезная пуля, никакого оружия.

Почувствовав себя более уверенно, как только разговор коснулся юридического анализа дела, Кейт откинулась на спинку стула.

— И это все, что у вас есть? — Она искоса посмотрела на него.

Он опять замялся и пожал плечами.

— Видимо, да.

— Тогда, детектив, у вас нет ничего! Ничего!

— У меня есть интуиция, и она подсказывает мне, что Лютер Уитни был в том доме, в той спальне и в то самое время. А теперь я хочу узнать, где он скрывается.

— Ничем не могу вам помочь. Вашему приятелю как-то ночью я сказала то же самое.

— Но вы же приходили к нему домой той ночью? Зачем?

Кейт пожала плечами. Она решила не упоминать о разговоре с Джеком. Скрывала ли она тем самым улики? Может быть.

— Не знаю. — Отчасти это было правдой.

— Странно, Кейт. Вы производите впечатление человека, который всегда знает, что делает.

Перед ее глазами возникло лицо Джека. Она раздраженно отогнала видение прочь.

— Значит, вы ошибаетесь, лейтенант.

Фрэнк церемонно закрыл записную книжку и подался вперед.

— Мне действительно необходима ваша помощь.

— Зачем?

— Пусть это останется между нами: меня больше интересуют результаты, чем юридические тонкости.

— Забавно, что вы говорите подобное прокурору.

— Я не хочу сказать, что играю не по правилам. — Фрэнк, наконец, сдался и достал свои сигареты. — Я имею в виду, что предпочитаю идти к цели по пути наименьшего сопротивления. Одобряете?

— Одобряю.

— По моим сведениям, хотя вы и ненавидите своего отца, он по-прежнему тоскует по вас.

— Кто вам сказал?

— Господи, я же следователь. Так это правда или нет?

— Не знаю.

— Черт возьми, Кейт, не играйте со мной в эти дурацкие игры. Правда это или нет?

Она со злостью примяла свою сигарету.

— Правда! Теперь вы довольны?!

— Пока нет, но я близок к этому. У меня есть план, как выкурить его оттуда, где он скрывается, и я надеюсь на вашу помощь.

— Не думаю, что я в состоянии помочь вам.

Кейт знала что за этим последует. Она видела это в глазах Фрэнка.

На изложение плана ему потребовалось десять минут. Три раза она сказала «нет». Получасом позже они все еще сидели за столом.

Фрэнк откинулся на спинку стула, а затем резко подался вперед.

— Послушайте, Кейт, если вы не сделаете этого, то у нас не будет никаких шансов найти его. Если все так, как вы говорите, и мы не сможем построить обвинение, то его выпустят на свободу. Но если он виновен, и мы сможем это доказать, тогда, черт побери, даже не заикайтесь о том, что ему все должно сойти с рук. А теперь, если вы считаете, что я не прав, я отвезу вас домой и забуду, что встречался с вами, а ваш старик сможет продолжать безнаказанно красть… и, возможно, убивать. — Он в упор взглянул на нее.

Она открыла рот, но слов не последовало. Ее взгляд блуждал за его спиной, где возник зыбкий образ из прошлого, а потом внезапно исчез.

Почти тридцатилетняя Кейт Уитни была совершенно не похожа на малыша, заливисто смеющегося, когда отец подбрасывал ее в воздух, или на девочку, поверяющую ему важные тайны, которыми она не поделилась бы ни с кем другим. Она стала взрослой и уже долго жила самостоятельно. Кроме того, она была государственным прокурором, поклявшимся быть верным закону и Конституции. Она должна была следить за тем, чтобы каждый преступник понес заслуженное наказание, независимо от того, кем бы он ни был и чьим бы родственником ни являлся.

И затем у нее в уме возник еще один образ. Ее мать смотрит на дверь, ожидая, что он вернется домой. Беспокоится за него. Навещает его в тюрьме, составляет списки вопросов, по которым с ним нужно поговорить, наряжает Кейт перед этими свиданиями, все более радуется по мере того, как срок подходит к концу. Как будто он не вор, а какой-нибудь герой, спасающий человечество. Ей вспомнились жестокие слова Джека. Он сказал, что вся ее жизнь — это ложь. Он ожидал, что она посочувствует человеку, бросившему ее. Как будто обидели не ее, а Лютера Уитни. Что ж, Джек может катиться ко всем чертям. Она благодарила Бога, что отказалась выйти за него замуж. Человек, который так оскорбил ее, заслужил отказ. А вот Лютер Уитни заслужил все то, что ему предстояло. Может, он не убивал эту женщину. А может, и убил. Не ее дело это решать. Ее работа — сделать так, чтобы решение могли принять присяжные. В любом случае, место ее отца в тюрьме. По крайней мере, там он не причинит никому вреда. Не сможет опять разрушить чью-то жизнь.

Это были ее последние размышления перед тем, как она согласилась помочь полиции поймать своего отца.

Когда они встали, чтобы выйти на улицу, Фрэнк ощутил укол совести. Он был не совсем честен с Кейт Уитни. Более того, он попросту солгал, умолчав о том, что в деле есть более важные моменты, чем вопрос о поимке Лютера Уитни. Его чувство удовлетворения от достигнутого успеха было омрачено. Как и всем остальным людям, блюстителям закона иногда приходится лгать. От этого не становилось легче, в особенности если учесть, что он солгал человеку, который заслуживал уважения и которому он теперь глубоко сочувствовал.

Глава 18

Кейт позвонила отцу в тот же вечер: Фрэнк боялся упустить время. Голос на автоответчике привел ее в замешательство; за все эти годы она впервые услышала его. Он звучал спокойно, уверенно, размеренно, как голос сержанта, подающего команды на плацу. Когда раздался сигнал, она начала дрожать, и ей потребовалось все ее самообладание, чтобы выговорить простые слова, которые должны были заманить его в ловушку. Она постоянно напоминала себе, насколько он хитер и осторожен. Она хотела увидеться с ним, поговорить с ним. Чем скорее, тем лучше. Она подумала, догадается ли он о ловушке, а затем вспомнила их последнюю встречу и поняла, что он примет все за правду. Он никогда не заподозрит в обмане маленькую девочку, доверявшую ему свои самые сокровенные тайны. А ее вынудили сделать это.

Телефон зазвонил меньше чем через час. Потянувшись за трубкой, она отчаянно жалела, что согласилась на просьбу Фрэнка. Сидеть в ресторане, разрабатывая план поимки человека, подозреваемого в убийстве, — это одно, а участвовать в поимке собственного отца — совсем другое.

— Кейт. — Голос был слегка надтреснутым. В нем звучала нотка неверия.

— Привет, папа. — Она порадовалась, что эти слова вырвались у нее без принуждения. В этот момент она, казалось, была не способна ясно выразить простейшую мысль.

У нее дома встречаться было нельзя. Он это понимал. Его дом по очевидной причине тоже не подходил. Они должны встретиться на нейтральной территории, сказал он. Конечно. Она хотела поговорить, он, разумеется, хотел ее выслушать. Отчаянно хотел.

Они договорились о времени и месте встречи: завтра, в четыре, в маленьком кафе около ее работы. В это время там будет тихо и пусто, им никто не помешает. Он придет. Она была уверена, что помешать ему прийти может только смерть.

Она повесила трубку, а потом позвонила Фрэнку. Назвала ему время и место. Слушая свой голос, она, наконец, осознала, что́ сделала. Кейт чувствовала, что все вокруг рушится, и она не в силах этому помешать. Она бросила трубку и разрыдалась; разрыдалась столь бурно, что упала на пол; каждая частичка ее тела содрогалась, крошечную квартиру наполняли рыдания.

Фрэнк задержался у телефона чуть дольше, чем надо было, и пожалел об этом. Он кричал в трубку, но она его не слышала, а если бы и услышала, то что толку? Она поступила правильно. Ей нечего было стыдиться, не в чем обвинять себя. Когда он, отчаявшись, положил трубку на рычаг, его удовлетворенность от необычайно успешного исхода дела исчезла, как гаснет сгоревшая спичка.

Он получил ответ на свой вопрос. Она все еще любила его. Для лейтенанта Сета Фрэнка эта мысль была тяжелой, но поддавалась контролю. У Сета Фрэнка, отца троих детей, она вызвала слезы, и он внезапно почувствовал, что уже не любит свою работу так сильно, как прежде.

* * *

Бертон положил трубку. Следователь Фрэнк только что, как и обещал, предложил ему присутствовать при задержании.

Через несколько минут Бертон был в кабинете Рассел.

— Мне безразлично, как вы это сделаете, — раздраженно сказала она.

Бертон внутренне улыбнулся. Она становится разборчивой, как он и предполагал. Хочет, чтобы дело было сделано, но не хочет пачкать руки.

— Все, что от вас требуется, — это сказать президенту, где будет происходить задержание. И будьте уверены: он тут же сообщит Салливану. Он просто обязан это сделать.

Рассел удивилась.

— Почему?

— Не ваша забота. Не забудьте сделать то, что я вам сказал.

Он вышел из кабинета, прежде чем Рассел успела ответить.

* * *

— В полиции уверены, что это тот самый взломщик? — В голосе президента, оторвавшего взгляд от стола, слышались нотки обеспокоенности.

Рассел, ходившая по комнате, остановилась и посмотрела на него.

— Полагаю, Алан, если бы это был не он, они вряд ли бы стали заваривать кашу с его арестом.

— Они уже совершили ошибки, Глория.

— Не спорю. Мы все совершаем их.

Президент захлопнул подшивку, которую изучал, и, поднявшись, посмотрел в окно на лужайку перед Белым домом.

— Значит, этот человек вскоре окажется в тюрьме? — Он повернулся и посмотрел на нее.

— Должно быть.

— Что это значит?

— Только то, что иногда тщательно разработанные планы срываются.

— Бертон знает?

— Похоже, Бертон все и устроил.

Президент подошел к Рассел и коснулся ее руки.

— Что ты имеешь в виду?

Рассел изложила ему события нескольких последних дней.

Президент потер подбородок.

— Что же задумал Бертон?

Вопрос был обращен скорее к самому себе, чем к Рассел.

— Почему бы тебе не позвонить ему и самому не расспросить обо всем? Единственное, на чем он упорно настаивал — это чтобы ты известил Салливана.

— Салливана? С какой стати… — Президент не закончил фразу. Он позвонил Бертону, но ему сказали, что тот заболел и находится в больнице.

Президент впился глазами в лицо Рассел.

— Бертон сделает то, что собирался?

— Что ты имеешь в виду?

— Брось дурить, Глория. Ты прекрасно понимаешь что.

— Если ты думаешь, позаботится ли Бертон о том, чтобы этот человек никогда не попал в тюрьму, да, такая мысль приходила мне в голову.

Президент потрогал тяжелый нож для вскрытия конвертов, лежавший у него на столе, сел в кресло и отвернулся к окну. При виде этого предмета Рассел передернуло. Свой нож она давно уже выбросила.

— Алан!.. Чего ты от меня хочешь? — Она уставилась в его затылок. Он был президентом, и ей приходилось сидеть и терпеливо ждать, хотя бы она и желала задушить его.

Наконец, он повернулся к ней. Его глаза были темными, холодными и властными.

— Ничего. Не делай ничего. Я лучше свяжусь с Салливаном. Повтори мне место и время.

Президент взялся за телефон. Рассел приблизилась к нему и положила свою руку на его.

— Алан, в отчетах говорится, что на челюсти Кристины Салливан были синяки, и была попытка задушить ее.

Он не поднял глаз.

— В самом деле?

— Алан, скажи, что на самом деле произошло тогда в спальне?

— Ну, судя по тому немногому, что я помню, она хотела играть чуть-чуть жестче, чем я. Отметины на шее? — Он помолчал и положил телефонную трубку. — Скажем так: у Кристи были необычные сексуальные наклонности. Включая страсть к сексуальному удушению. Это когда люди получают особое удовольствие, задыхаясь и одновременно испытывая оргазм.

— Я слышала об этом, Алан, но не думала, что ты можешь пойти на такое. — Ее голос звучал резко.

— Помните свое место, Рассел, — рявкнул президент. — Я не обязан отчитываться ни перед вами, ни перед кем-либо другим.

Отступив назад, она поспешно ответила:

— Конечно, прошу прощения, господин президент.

Лицо Ричмонда смягчилось; он поднялся и растерянно развел руками.

— Я сделал это ради Кристи, Глория, что я могу еще сказать? Иногда женщины странно влияют на мужчин. И я, конечно же, от этого не застрахован.

— Тогда почему она пыталась убить тебя?

— Я же сказал: она хотела играть жестче, чем я. Она напилась и утратила самоконтроль. Как ни печально, но такое случается.

Глория посмотрела мимо него в окно. Встреча с Кристиной Салливан не просто «случилась». Ради устройства этого свидания им пришлось пожертвовать рядом встреч в рамках предвыборной кампании. Она потрясла головой, когда воспоминания той ночи вновь овладели ею.

Президент подошел к ней сзади, взял за плечи и повернул к себе.

— Глория, нам всем пришлось тогда очень нелегко. Разумеется, я не желал смерти Кристины. Меньше всего на свете я желал этого. Я приехал туда, чтобы провести тихий, романтический вечер в компании очень красивой женщины. Боже мой, я же не чудовище. — Его лицо расплылось в обезоруживающей улыбке.

— Я знаю это, Алан. Только, все эти свидания, все эти женщины… Когда-то подобное должно было случиться.

Президент пожал плечами.

— Что ж, я говорил тебе и раньше: я не первый на этом посту, кто позволяет себе неофициальные встречи такого рода. И не последний. — Он нежно взял ее за подбородок. — Тебе известно, какие требования предъявляет эта работа, Глория, известно лучше, чем другим. Другой такой работы не сыскать.

— Я знаю, напряжение огромное. Я понимаю это, Алан.

— Правильно. Эта работа требует больше того, что в человеческих силах. Иногда чтобы выдержать, нужно расслабиться, на время вырваться из тисков. Очень важно справляться с напряжением, ведь этим определяется то, насколько хорошо я буду служить людям, отдавшим за меня свои голоса, оказавшим мне доверие.

Он отвернулся к своему столу.

— Кстати, общение с красивыми женщинами — сравнительно безобидный способ снятия напряжения.

Глория со злостью уставилась ему в спину. Он, что, серьезно думает, что может обмануть ее — ее-то! — этой риторикой, этой квазипатриотической фразой.

— Для Кристины Салливан это оказалось совсем не безобидным, — выпалила она.

Ричмонд обернулся; он больше не улыбался.

— Глория, я действительно больше не желаю это обсуждать. Что произошло, то произошло. Надо думать о будущем. Согласна?

Она кивнула и вышла из комнаты.

Президент снова взял телефонную трубку. Он расскажет своему хорошему другу Уолтеру Салливану обо всех деталях полицейской операции. После разговора президент улыбнулся. Похоже, ждать оставалось недолго. Они почти у цели. На Бертона он мог положиться. Бертон сделает все как надо. Надо им всем.

* * *

Лютер взглянул на часы. Час дня. Он принял душ, почистил зубы и затем привел в порядок свою недавно отпущенную бороду. Прической он занимался до тех пор, пока не остался полностью доволен ею. Сегодня он выглядел значительно лучше. Телефонный звонок Кейт принес много вопросов, на которые он не находил ответа. Он подносил трубку к уху снова и снова, чтобы еще раз прослушать сообщение, просто услышать ее голос, произносящий слова, на которые он уже не надеялся. Он рискнул сходить в магазин мужской одежды в центре города и купил новые брюки, пальто и кожаные туфли. Он сначала решил надеть галстук, но потом передумал.

Он примерил новое пальто. Оно было ему впору. Брюки были великоваты: он похудел. Ему нужно будет побольше есть. Можно даже начать с того, чтобы предложить своей дочери ранний ужин. Если она ему позволит. Он подумает, как осторожно намекнуть ей на это: ему не хотелось быть назойливым.

Джек! Должно быть, это Джек. Он рассказал ей об их встрече. Что у ее отца неприятности. Вот в чем дело. Конечно! Как он раньше не догадался? Но что бы это значило? Что он ей небезразличен? Он почувствовал, как у него в шее началась дрожь и постепенно перешла в колени. Спустя все эти годы? Он тихо выругался: какое неудачное время! Но он уже принял решение, и ничто не могло ему помешать. Даже его девочка. Он чувствовал приближение чего-то ужасного.

Лютер был уверен: Ричмонд ничего не знает о его переписке с главой администрации. Ее единственной надеждой было выкупить то, чем обладал Лютер, и сделать так, чтобы никто и никогда больше не увидел этого предмета. Откупиться от него, надеясь, что он исчезнет навсегда, и мир ничего не узнает. Он убедился, что деньги поступили на нужный счет. То, что произошло с этими деньгами, окажется для них первым сюрпризом.

Однако второй сюрприз заставит их напрочь забыть о первом. И было бы лучше, чтобы президент пока ни о чем не подозревал. Лютер сильно сомневался, что президенту может угрожать какой-либо срок. Но оснований для его импичмента будет более чем достаточно. Уотергейт по сравнению с его деянием покажется невинной выходкой. Интересно, чем занимаются подвергнутые импичменту экс-президенты, подумал он. Он надеялся, что сгорают в пламени собственного разложения.

Лютер достал из кармана письмо. Он позаботится о том, чтобы она получила его примерно в то время, когда будет ожидать последних инструкций от него. Расплата. Для нее настанет час расплаты. Для всех них настанет час расплаты. Пусть она корчится, извивается, как извивалась все последнее время.

Как он ни старался, но не мог забыть неторопливый сексуальный акт, совершенный этой женщиной в присутствии еще теплого тела, как будто оно было кучей мусора, на которую можно не обращать внимания. И потом — Ричмонд. Пьяный, пускающий слюни ублюдок! Воспоминания вновь заставили его сердце учащенно биться. Он стиснул зубы, а потом зловеще улыбнулся.

Он смирится с любым сроком, который сможет выхлопотать для него Джек. Двадцать лет, десять лет, десять дней. Ему уже было все равно. Плевать на президента и все его окружение. Плевать на этот город. Он снесет их к чертовой матери.

Но сначала он хотел повидаться с дочерью. А потом уже ему действительно будет на все наплевать.

Шагая к кровати, он вздрогнул. Его осенила еще одна мысль. Мысль, причинявшая боль, но вполне вероятная. Он присел на кровать и выпил стакан воды. Если это была правда, мог ли он обвинять ее? И потом, он мог просто сразу убить двух зайцев. Он лег на кровать и подумал, что, пожалуй, предложение Кейт казалось слишком хорошим, чтобы быть искренним. Заслуживал ли он чего-нибудь лучшего от нее? Ответ был абсолютно ясен. Не заслуживал.

* * *

Как только денежный перевод поступил на счет в центральный банк округа Колумбия, в соответствии с заранее заданной программой деньги немедленно были переведены компьютером в пять различных местных банков, по одному миллиону долларов в каждый. Затем каждая отдельная сумма проследовала окольным путем через различные банки, пока, наконец, все пять миллионов вновь не оказались на одном счете.

Рассел, поручившая проследить за путем, по которому пойдут деньги, довольно скоро обнаружит что произошло. Она не обрадуется. Она не обрадуется также от следующего полученного ею письма.

* * *

Кафе «Алонзо» существовало около года. Около него на открытом воздухе стояло несколько столиков под цветными зонтиками, отгороженных от тротуара перилами. Кофе здесь был крепким и готовился разными способами; местная выпечка пользовалась популярностью у прохожих, спешащих утром на работу, а в полдень на обед. Без пяти четыре за столиком на улице сидел лишь один человек. Погода стояла холодная, зонтики были сложены и напоминали теперь гигантские соломинки для коктейлей.

Кафе располагалось на первом этаже современного общественного здания. Двумя этажами выше висела строительная люлька. Двое рабочих меняли треснувшую стеклянную панель. Весь фасад здания состоял из зеркальных панелей, в которых отражалась местность напротив. Панель была тяжелой, и даже двум мускулистым рабочим стоило большого труда перемещать ее.

Кейт закуталась плотнее в пальто и пила кофе. Вечернее солнце пригревало, несмотря на холод, но быстро клонилось к горизонту. По столикам ползли длинные тени. Она почувствовала, что ее глаза слезятся: солнце светило ей прямо в лицо, зависнув над обветшалыми домами, расположенными по диагонали через улицу, на которой находилось кафе. Они предназначались на слом, чтобы освободить место для новых построек. Она не заметила, что окно на верхнем этаже одного из этих домов было открыто. В соседнем два окна были выбиты. Входная дверь в другом почти провалилась внутрь.

Кейт взглянула на часы. Она сидела здесь уже около двадцати минут. Для нее, привыкшей к сумасшедшему ритму прокуратуры, время тянулось невыносимо медленно. Она не сомневалась, что поблизости притаились десятки полицейских, готовых к атаке, как только он приблизится к ней. Она задумалась. Будет ли у них возможность что-то сказать друг другу? И что, черт возьми, она могла ему сказать? Привет, папа, тебе крышка? Она потерла замерзшие щеки и стала ждать. Он должен появиться ровно в четыре. Было слишком поздно что-либо менять. Вообще, слишком поздно что-то делать. Но она поступила правильно, несмотря на испытываемое ею чувство вины, несмотря на то что впала в истерику после звонка следователю. Она со злостью сцепила руки. Она вот-вот сдаст своего отца в руки полиции, и он заслужил это. Ей надоело думать об этом. Ей лишь хотелось, чтобы все поскорее кончилось.

* * *

Маккарти это не нравилось. Совершенно не нравилось. Обычно он следил за мишенью, иногда в течение недель, пока не начинал разбираться в привычках и поведении жертвы лучше, чем она сама. Это облегчало задачу убийства. Запас времени также давал Маккарти возможность разработать план бегства и предусмотреть свои действия на тот случай, если все пойдет вопреки плану. На этот раз у него не было подобной возможности. Сообщение Салливана было кратким. Он уже заплатил ему огромную сумму в виде поденной платы, еще два миллиона он получит после успешного завершения работы. Как ни крути, его щедро отблагодарили авансом, и теперь пришла пора отрабатывать эти деньги. Маккарти нервничал сильнее только, пожалуй, во время выполнения своего первого заказа много лет назад. К тому же весь район кишел полицейскими.

Но он продолжал твердить себе, что все будет хорошо. За то время, которым он располагал, был составлен план действий. Маккарти провел разведку местности вскоре после звонка Салливана. Он сразу же подумал о предназначенных к сносу домах. Это, действительно, было наиболее удобным местом. Маккарти находился здесь с четырех часов утра. Ему потребуется пятнадцать секунд после выстрела, чтобы бросить винтовку, сбежать по лестнице, выйти на улицу через входную дверь и сесть в машину. Пока полицейские сообразят, что к чему, он будет милях в двух от дома. Самолет взлетит через сорок пять минут с частной взлетно-посадочной полосы в десяти милях севернее Вашингтона. Место приземления — Нью-Йорк. На борту будет лишь один пассажир, и через немногим более пяти часов Маккарти превратится в заботливо обхаживаемого пассажира «Конкорда», направляющегося в Лондон.

Он в десятый раз проверил винтовку и оптический прицел, машинально смахнув пылинку со ствола. Конечно, неплохо было бы воспользоваться глушителем, но найти глушитель, подходящий к такой мощной винтовке, как у него, было практически невозможно. Маккарти рассчитывал, что суматоха не позволит обнаружить место выстрела. Он осмотрел улицу и взглянул на часы. Уже скоро.

Но даже такой опытный киллер, как Маккарти, не мог предположить, что в голову его жертвы будет направлено дуло еще одной винтовки. А в оптический прицел будут смотреть такие же, как у него, острые глаза. И даже острее.

* * *

Коллин стал снайпером в Морском корпусе, и сержант, под началом которого он тренировался, написал в своем отзыве, что никогда не встречал лучшего стрелка, чем он. Картина этого «посвящения в рыцари» возникла в его оптическом прицеле; Коллин расслабился. Он осмотрел фургон, внутри которого находился. Он стоял на противоположной к кафе стороне улицы, около бордюра. Цель находилась на уровне прямого выстрела. Коллин вновь посмотрел в прицел; в перекрестии возникла Кейт Уитни. Коллин приоткрыл скользящее окошко фургона. Он находился в тени домов. Никто не мог видеть, чем он занимается. У него также было дополнительное преимущество: он знал, что Сет Фрэнк и группа захвата располагались справа от кафе, а остальные полицейские были в холле общественного здания, где находилось кафе. Поблизости в различных точках стояли машины без опознавательных знаков. Если Уитни попытается бежать, его быстро поймают. Но Коллин знал, что тот вообще никуда не убежит.

Сразу после выстрела Коллин быстро разберет винтовку и спрячет ее в фургоне, затем с пистолетом и полицейским значком выскочит наружу и, присоединившись к полицейским, станет лихорадочно выяснять, что же, черт возьми, здесь произошло. Никому и в голову не придет искать в фургоне секретной службы винтовку или стрелка, только что уничтожившего подозреваемого в убийстве.

Молодому агенту план Бертона казался очень удачным. Коллин ничего не имел против Лютера Уитни, но на кону было гораздо больше, чем жизнь шестидесятишестилетнего преступника. Несравнимо больше. Коллин не хотел убивать старика, более того, после того как все закончится, он желал бы забыть обо всем как можно скорее. Но такова жизнь. Ему платили за его работу, более того, он поклялся честно делать свою работу, несмотря ни на что. Преступал ли он закон? С технической точки зрения, он совершал убийство. С реалистической же точки зрения, он лишь делал то, что должен был сделать. Он полагал, что президент знал об этом, Глория Рассел тоже, а Билл Бертон, человек, которого он уважал больше всех, приказал ему сделать это. Не в правилах Коллина было нарушать приказы. Кроме того, старик совершил кражу со взломом. Ему грозило лет двадцать. Он столько не выдержит. Кому хочется быть за решеткой в восемьдесят лет? Коллин лишь избавлял его от страданий. На его месте Коллин тоже лучше бы принял пулю.

Коллин посмотрел на рабочих в строительной люльке над кафе, которые с трудом выравнивали новую панель. Один из них взялся за конец веревки, соединенной с подъемником. Панель медленно поползла вверх.

* * *

Кейт подняла глаза и увидела его.

Он грациозно двигался по тротуару. Мягкая шляпа и шарф почти скрывали его лицо, но походка его выдавала. В детстве ей всегда хотелось научиться так же легко двигаться по поверхности земли, как это делал ее отец, так же свободно, так же уверенно. Кейт приподнялась, чтобы пойти ему навстречу, но потом решила остаться на месте. Фрэнк не сказал, в какой момент начнется захват, но Кейт не думала, что он будет ждать слишком долго.

Лютер остановился около кафе и взглянул на нее. Он не был так близко от своей дочери более десяти лет и чувствовал себя немного неуверенно. Она поняла, что он колеблется, и изобразила улыбку на лице. Он сразу же подошел к столику и сел спиной к улице. Несмотря на холод, он снял шляпу и положил темные очки в карман.

* * *

Маккарти прицелился. В перекрестии прицела возникли серебристо-серые волосы; он снял затвор с предохранителя и протянул палец к спусковому крючку.

* * *

Находясь в сотне ярдов от столика, Коллин наблюдал за происходящим. Он действовал не столь поспешно, как Маккарти, поскольку знал, когда в дело вступит полиция.

* * *

Указательный палец Маккарти замер на спусковом крючке. Чуть раньше он несколько раз посмотрел на рабочих в строительной люльке, но тут же выбросил их из головы. Это была лишь вторая ошибка за все время его работы.

Веревка неожиданно скользнула вниз; нижняя часть зеркальной панели внезапно поднялась вверх. Заходящее, но все еще достаточно яркое солнце, отразившись от ее поверхности, сверкнуло в глазах у Маккарти. От неожиданности палец на крючке непроизвольно дернулся. Раздался выстрел. Маккарти выругался и швырнул винтовку на пол. Он выбежал из двери черного хода на пять секунд раньше задуманного.

Пуля ударила в стойку зонтика, рассекла ее и рикошетом попала в тротуар. Кейт и Лютер упали на землю; отец инстинктивно прикрывал дочь. Несколькими секундами позже Сет Фрэнк и дюжина полицейских в форме с пистолетами в руках встали вокруг них полукругом, оглядывая все закоулки улицы.

— Оцепить весь район! — закричал Фрэнк сержанту, отдававшему приказы по рации.

Полицейские встали по улице цепью, машины без опознавательных знаков окружили кафе.

Рабочие в недоумении смотрели вниз, совершенно не подозревая, какую роль они невольно сыграли в событиях, происходящих на улице.

Лютера подняли, надели на него наручники и повели в холл общественного здания. Возбужденный Сет Фрэнк несколько секунд с удовлетворением разглядывал Лютера, а затем зачитал ему его права. Лютер смотрел на дочь. Сначала Кейт не могла заставить себя ответить ему взглядом, но потом решила, что уж этого-то он заслуживает. Его слова ранили ее больше, чем все, к чему она готовилась.

— Кейти, с тобой все в порядке?

Она кивнула и начала рыдать, и на этот раз, несмотря на то что крепко сжала пальцами горло, не смогла сдержать слез; обессиленная, она рухнула на пол.

* * *

Билл Бертон стоял в холле около дверей. Когда вбежал изумленный Коллин, взгляд Бертона грозил испепелить молодого агента. Затем Коллин прошептал что-то ему на ухо.

К своей чести, Бертон быстро понял суть происшедшего. Салливан нанял киллера. В действительности, старик сделал то, на что Бертон вероломно намеревался его настроить.

Хитрый миллиардер немного вырос в глазах Бертона.

Бертон подошел к Фрэнку.

Фрэнк посмотрел на него.

— Есть ли у вас соображения по поводу происшедшего?

— Возможно, — отозвался Бертон.

Он обернулся. Лютер и Бертон впервые взглянули друг на друга. У Лютера вновь всплыли воспоминания той ночи. Но он оставался спокойным и невозмутимым.

Бертон по достоинству оценил это спокойствие. Однако оно вызывало немало беспокойства. Уитни, очевидно, не слишком огорчен своим арестом. Его глаза сказали Бертону, человеку, который участвовал в тысячах арестов, когда взрослые люди обычно плачут, как дети, все, что он хотел знать. Уитни сам собирался идти в полицию. Бертон до конца не понимал зачем, да и не особенно стремился понять.

Бертон продолжал смотреть на Лютера, пока Фрэнк слушал доклады своих людей. Затем Бертон взглянул на суматоху в углу холла. Лютер уже пытался вырваться из рук удерживавших его полицейских, чтобы пробиться к ней, но безуспешно. Женщина из полиции делала неуклюжие попытки успокоить Кейт, впрочем, без особого успеха. Наблюдая за своей дочерью, сотрясающейся от рыданий, Лютер почувствовал, что по морщинкам на его лице тоже стекают слезы.

Когда справа, рядом с собой, Лютер увидел Бертона, то, наконец, бросил на него взгляд, полный ярости, а Бертон указал ему глазами на Кейт. Бертон и Лютер вновь посмотрели друг на друга. Бертон слегка повел бровью и опустил ее; казалось, в голову Кейт была выпущена невидимая пуля. Бертон мог смутить взглядом многих самых отъявленных преступников, и выражение его лица действительно было угрожающим, но именно абсолютная искренность этого взгляда заставляла трепетать самых закоренелых рецидивистов. Было сразу видно, что Лютера трудно запугать. Он не был из числа тех, кто распускает сопли. Но бетонная стена нервов Лютера Уитни уже начала трескаться. Она быстро рассыпалась на мелкие кусочки, которые покатились в сторону рыдающей в углу женщины.

Бертон повернулся и вышел на улицу.

Глава 19

Глория Рассел сидела у себя в гостиной и дрожащими руками держала письмо. Она взглянула на часы. Оно поступило точно в назначенное время; его привез на помятом «субару» курьер, пожилой мужчина в чалме. На двери машины был логотип компании «Метро раш курьерз». Спасибо, мэм. Прощайтесь с жизнью. Она ожидала, что получит, наконец, средство избавления от всех пережитых ею кошмаров. Всех угрожающих ей опасностей.

В каминной трубе завывал ветер. В камине, радуя глаз, горел огонь. Дом был безупречно чист: Мэри, недавно ушедшая горничная на почасовой оплате, потрудилась на славу. Сегодня вечером, в восемь, Рассел была приглашена на ужин в дом сенатора Ричарда Майлза. Майлз мог сыграть очень важную роль в ее политической карьере. Жизнь, наконец, начинала идти так, как прежде. К ней вернулись ее энергия, напористость. После всех перенесенных мук и унижений. Но теперь?!.

Она вновь посмотрела на письмо. Неверие продолжало опутывать ее подобно гигантской рыбацкой сети, увлекающей ее на дно, где ей суждено остаться навеки.

БЛАГОДАРЮ ЗА ПОЖЕРТВОВАНИЕ. Я ОЦЕНЮ ЭТО ПО ДОСТОИНСТВУ. КАК ЕЩЕ ОДНУ ВЕРЕВКУ, КОТОРУЮ ВЫ МНЕ ДАЛИ, ЧТОБЫ ВАС ЖЕ И ПОВЕСИТЬ. ЧТО КАСАЕТСЯ ОБСУЖДАВШЕГОСЯ ПРЕДМЕТА, ТО ОН СНЯТ С ТОРГОВ. ТЕПЕРЬ, КОГДА Я ДУМАЮ ОБ ЭТОМ, МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ОН ОЧЕНЬ ПРИГОДИТСЯ В СУДЕ. ДА, ЧУТЬ НЕ ЗАБЫЛ:

ПРОВАЛИТЕСЬ ВЫ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ!

Она, пошатываясь, встала. Еще одна веревка? Она не могла думать, не могла действовать. Сначала она подумала о том, чтобы позвонить Бертону, но затем вспомнила, что его уже нет в Белом доме. Затем ее осенило. Она кинулась к телевизору. В шестичасовых новостях как раз сообщали о недавнем происшествии. В ходе дерзкой операции, проведенной полицейским управлением округа Миддлтон совместно с полицией города Александрия, был задержан человек, подозреваемый в убийстве Кристины Салливан. Неизвестное лицо произвело один выстрел. Судя по всему, стреляли в подозреваемого.

Рассел наблюдала за репортажем из миддлтонского полицейского участка. Она видела, как по лестнице, глядя прямо перед собой и не пытаясь скрыть свое лицо, поднимается Лютер Уитни. Он гораздо старше, чем она его себе представляла. Он выглядел как какой-нибудь директор школы. Это был человек, который видел, как она… Ей и в голову не приходило, что Лютер арестован за преступление, которого не совершал. Впрочем, это открытие вряд ли толкнуло бы ее на какой-либо поступок. Телеоператор обвел объективом помещение, и в кадре промелькнули Билл Бертон и Коллин, стоявшие за его спиной: они слушали заявление для прессы следователя Сета Фрэнка.

Ублюдки! Неумелые ублюдки! Он в тюрьме. Он был в тюрьме, а она держала в руках письмо, которое обещало, что парень постарается стереть их всех с лица земли. Она доверяла Бертону и Коллину, президент доверял им, а они все провалили, провалили самым позорным образом. Ей с трудом верилось, что Бертон может спокойно стоять там, в то время как весь мир был готов вспыхнуть и сгореть, как упавшая звезда.

Следующая мысль удивила даже ее саму. Она бросилась в ванную, рывком открыла аптечку и схватила первый попавшийся пузырек. Скольких таблеток ей хватит? Десятка? Сотни?

Рассел попыталась трясущимися руками отвернуть крышку, но та не поддавалась. Она изо всех сил дернула крышку; наконец, таблетки посыпались в раковину. Рассел набрала их целую пригоршню и внезапно остановилась. Увидев в зеркале свое отражение, она осознала, как сильно постарела. Ее глаза были тусклыми, щеки впали, а волосы будто бы тут же, у нее на глазах, начинали седеть.

Она взглянула на массу зеленых таблеток. Она не могла этого сделать. Даже если бы вокруг нее рушился мир, она все равно не смогла бы этого сделать. Рассел бросила таблетки в раковину, выключила свет, позвонила сенатору. Она не сможет присутствовать по болезни. Только она прилегла на кровать, как раздался стук в дверь.

Сначала ей почудилось, что она слышит отдаленный барабанный бой. Будет ли у них ордер на арест? В чем они могли ее обвинить? Записка! Она выхватила ее из кармана и швырнула в камин. Когда та прогорела и огонь ослаб, Рассел поправила платье, надела туфли и вышла из гостиной.

Уже во второй раз при виде Билла Бертона у двери ее грудь пронзила острая боль. Не говоря ни слова, он вошел, сбросил пальто и направился прямиком к бару.

Она захлопнула дверь.

— Прекрасная работа, Бертон. Отличная. Вы обо всем замечательно позаботились. Где ваш помощничек? Проверяет свое чертово зрение у офтальмолога?

Со стаканом в руках Бертон сел.

— Заткнитесь и слушайте.

В обычных обстоятельствах при подобном замечании она вышла бы из себя. Но его тон заставил ее замереть. Она заметила кобуру с пистолетом. Внезапно Рассел поняла, что окружена вооруженными людьми. Казалось, они были повсюду и везде слышалась стрельба. Она села и уставилась на него.

— Коллин не стрелял.

— Но…

— Но стрелял кто-то другой. Я знаю точно. — Он залпом выпил почти целый стакан.

Рассел захотела налить и себе, но решила не делать этого. Он посмотрел на нее.

— Уолтер Салливан. Этот сукин сын Ричмонд рассказал ему, верно?

Рассел кивнула.

— Думаете, за этим стоит Салливан?

— А кто еще, черт возьми?! Он думает, что этот парень убил его жену. У него достаточно денег, чтоб нанять лучших киллеров в мире. Лишь он один, кроме нас и полиции, точно знал, где будет происходить задержание. — Он взглянул на нее и с отвращением покачал головой. — Не будьте такой тупой, мадам, на тупость у нас не осталось времени.

Бертон встал и прошелся по комнате.

Рассел вспомнила о телепередаче.

— Но он же в тюрьме. Обо всем расскажет полиции. Я думала, что это они уже пришли за мной.

Бертон остановился.

— Парень ничего полиции не скажет. Во всяком случае, пока.

— О чем вы говорите?

— Я говорю о человеке, который сделает все, что угодно, лишь бы его девочка осталась в живых.

— Вы… вы ему угрожали?

— Я достаточно ясно дал ему это понять.

— Откуда вы знаете?

— Глаза не лгут, мадам. Он знает правила игры. Раскроет рот… и может прощаться со своей доченькой.

— Но вы же… вы же не собираетесь действительно…

Бертон шагнул к ней, схватил ее и поднял над полом на уровень своих глаз.

— Я прикончу любого, кто попытается встать у меня на пути, вам понятно?! — От его голоса она похолодела.

Он швырнул ее обратно в кресло.

С побледневшим лицом, глазами, полными ужаса, она смотрела на него.

Лицо Бертона побагровело от злости.

— Именно вы втянули меня в это. Я с самого начала хотел вызвать полицию. Я сделал свою работу. Может, я и убил эту женщину, но ни один суд в мире не признал бы меня виновным. Но вы надули меня, мадам, всеми вашими разговорами о глобальной катастрофе, последствиях для президента, и я, идиот, вам поверил! И теперь вот-вот могут вычеркнуть двадцать лет из моей жизни, и меня это не радует. Если вы меня не понимаете, ну что же, это ваше дело.

Несколько минут они сидели молча. Бертон вертел в руках свой стакан и, напряженно о чем-то думая, рассматривал ковер. Рассел, стараясь унять дрожь, косилась на него. Она не могла заставить себя рассказать Бертону о полученном письме. Что бы это дало? Насколько она знала Бертона, он тут же достал бы свой пистолет и пристрелил ее. Рассел похолодела при мысли, как близко находится она от смерти.

Рассел заставила себя сесть прямо. Невдалеке тикали часы; казалось, они отсчитывают последние секунды ее жизни.

— Вы уверены, что он ничего не скажет? — Она посмотрела на Бертона.

— Я ни в чем не уверен.

— Но вы сказали…

— Я сказал, что парень сделает все, чтобы его девочка осталась в живых. Если найдет способ сделать эту угрозу недейственной, следующие несколько лет, просыпаясь, мы будем видеть над собой верхний ярус нар.

— Но как он может это сделать?

— Я бы так не волновался, если бы знал ответ. Но я уверен, что сейчас Лютер Уитни сидит в своей камере. И обдумывает, как это сделать.

— А что можем сделать мы?

Он схватил свое пальто и грубым движением поднял ее.

— Идемте, нужно поговорить с Президентом.

* * *

Джек полистал свои бумаги и оглядел собравшихся на заседание. Его рабочая группа состояла из четырех младших членов корпорации, трех ассистентов и двух компаньонов. Вести об успешном ведении Джеком дел Салливана распространились среди всех сотрудников фирмы. Многие из них взирали на Джека одновременно с благоговением, уважением и чуть-чуть со страхом.

— Сэм, вы займетесь координацией продаж сырьевых ресурсов через Киев. Наш парень действует там чересчур напористо, присматривайте за ним, но не слишком давите на него.

Сэм, компаньон с десятилетним стажем, защелкнул свой кейс.

— Будет исполнено.

— Бен, я просмотрел ваш доклад по лоббированию. Я согласен, нам следует надавить на Министерство иностранных дел, они должны быть на нашей стороне. Однако сделать это надо тактично. — Джек открыл следующую папку. — На осуществление этой операции мы имеем около месяца. Наибольшую озабоченность вызывает зыбкий политический статус Украины. Если мы хотим, чтобы дело выгорело, стоит поторопиться. Меньше всего нам нужно, чтобы нашего клиента аннексировала Россия. А сейчас я хотел бы вкратце обсудить с вами…

Дверь открылась, и в проеме появилась секретарша Джека. Она выглядела раздраженной.

— Мне ужасно неловко беспокоить вас.

— Все в порядке, Марта. Что стряслось?

— Вам звонят.

— Я же просил Люсинду ни с кем меня не соединять, за исключением экстренных случаев. Все звонки откладываются до завтра.

— Боюсь, это может быть экстренным случаем.

Джек повернул свое кресло.

— Кто звонит?

— Она сказала, что ее зовут Кейт Уитни.

Пятью минутами позже Джек сидел в своей, только что купленной машине цвета меди «лексус 300». Мысли стремительно проносились у него в голове. Кейт была близка к истерике. Он понял только то, что Лютера арестовали. Она не сказала за что.

* * *

После первого же стука Кейт открыла дверь и повисла у него на руках. Лишь через несколько минут она стала ровно дышать.

— Кейт, в чем дело? Где Лютер? В чем его обвиняют?

Она посмотрела на него; ее щеки были настолько опухшими и красными, будто ее избили.

Когда ей, наконец, удалось выговорить одно слово, Джек в изумлении сел.

— Убийство? — Он огляделся вокруг, лихорадочно обдумывая положение. — Но это же невозможно. В чьем убийстве его подозревают?

Кейт села прямо и откинула с лица волосы. Она посмотрела ему в глаза. На этот раз слова были произнесены четко, ясно и врезались в него, как куски разбитого стекла.

— Кристины Салливан.

Оцепенев на мгновение, Джек сорвался со стула. Он окинул ее взглядом, попытался что-то сказать, но не смог. Пошатываясь, он подошел к окну, распахнул его и окунулся в поток холодного воздуха. Казалось, его желудок наполнился едкой кислотой, она начала подниматься вверх и, когда достигла горла, Джек едва сумел проглотить ее. Ноги его медленно обретали прежнюю твердость. Он закрыл окно и вновь сел рядом с ней.

— Что произошло, Кейт?

Она вытерла опухшие глаза какой-то тряпкой. Все ее волосы были спутаны. Пальто она так и не сняла. Туфли лежали около стула, где она сбросила их. Она пыталась взять себя в руки. Смахнув прядь волос с губ, она, наконец, взглянула на него.

Слова тихими хлопками вылетали у нее изо рта.

— Его посадили в тюрьму. Они… они думают, что он проник в дом Салливана. Предполагалось, что там никого не будет… Но там была Кристина Салливан. — Она помолчала и потом глубоко вздохнула.

— Они думают, что Лютер застрелил ее.

Как только она выговорила последние слова, ее глаза закрылись, как будто веки сами опустились от непереносимой тяжести. Она медленно подвигала головой и, почувствовав пульсирующую боль, наморщила лоб.

— Это безумие, Кейт. Лютер никогда никого не убил бы.

— Не знаю, Джек. Не знаю, что и думать.

Джек поднялся и снял пальто. Он потер лоб, пытаясь что-нибудь сообразить.

Он взглянул на нее.

— Откуда тебе это известно? Как, черт возьми, они его поймали?!

В ответ Кейт начало трясти. Казалось, боль так сильна, что ее видно; она кружилась над ней в воздухе и снова и снова вонзалась в ее хрупкое тело. Она вытерла лицо другой тряпкой. Кейт поворачивалась к нему так долго, дюйм за дюймом, словно была дряхлой старухой. Ее глаза по-прежнему были закрыты, она судорожно дышала, как будто воздух насильно удерживался в ее легких и должен был преодолеть сопротивление, прежде чем выйти наружу.

Наконец, она открыла глаза. Губы задвигались, но слов не было слышно. Затем ей все же удалось выговорить их, медленно, отчетливо, так, словно она старалась как можно дольше задержать в себе каждый звук.

— Я подставила его.

* * *

Лютер в оранжевом тюремном костюме сидел в той же комнате для допросов с бетонными стенами, где раньше побывала Ванда Брум. Сет Фрэнк, сидя напротив, внимательно изучал его. Лютер смотрел прямо перед собой. Он вовсе не казался удрученным, а напряженно думал о чем-то.

Вошли еще два человека. Один из них принес магнитофон, который поставил на середину стола и включил на запись.

— Курите? — Фрэнк протянул ему сигарету. Лютер взял ее, и оба выдохнули облачка дыма. Согласно инструкции, Фрэнк еще раз дословно зачитал его права. Здесь процедурных претензий не возникнет.

— Итак, вам понятны ваши права?

Лютер неопределенно помахал сигаретой.

Парень оказался не таким, каким Фрэнк ожидал его увидеть. Определенно, он был самым настоящим преступником. Три срока, но последние двадцать лет никаких нарушений закона. Само по себе это означало немного. Но никакого насилия, никаких жестокостей. Это тоже ничего не означало, но парень был немного необычным.

— Мне нужно, чтобы на мой следующий вопрос вы ответили либо «да» либо «нет».

— Ясно.

— Хорошо. Вам понятно, что вы арестованы по подозрению в причастности к убийству Кристины Салливан?

— Да.

— И вы уверены, что хотите отказаться от своего права на присутствие вашего адвоката? Мы можем обеспечить вас адвокатом, либо вы можете воспользоваться услугами вашего собственного.

— Уверен.

— И вы считаете, что не хотите сделать никакого заявления для полиции? Что любое ваше высказывание может быть использовано против вас?

— Считаю.

Годы практики научили Фрэнка, что признания на ранних стадиях расследования могут стать катастрофой для обвинения. Даже добровольное признание могло быть опровергнуто защитой, и часто улики, обеспеченные этим признанием, отметались, как сфабрикованные. Преступник мог привести следователя прямо к телу, а на следующий день он оказывался на свободе, и его адвокат улыбался вам и молил Бога, чтобы его клиент больше никогда не делал глупостей. Но дело Фрэнка уже приобрело четкие очертания. И Лютер теперь лишь мог уточнить некоторые детали.

Он внимательно вгляделся в подследственного.

— В таком случае я хотел бы задать вам несколько вопросов. Хорошо?

— Хорошо.

Согласно правилам, Фрэнк назвал день, месяц, год и время суток, а затем попросил Лютера назвать свое полное имя. Только это они и успели сделать. Открылась дверь. В комнату заглянул полицейский.

— Тут пришел его адвокат.

Фрэнк посмотрел на Лютера, выключил магнитофон.

— Какой еще адвокат?

Прежде чем Лютер успел ответить, в комнату ворвался Джек, оттолкнув полицейского.

— Меня зовут Джек Грэм, я адвокат подозреваемого. Уберите отсюда магнитофон. Я хочу поговорить со своим клиентом наедине и немедленно, джентльмены.

Лютер уставился на него.

— Джек… — резко начал он.

— Заткнись, Лютер. — Джек взглянул на полицейских. — Немедленно!

Те начали выходить из комнаты. Фрэнк и Джек обменялись выразительными взглядами, и затем дверь закрылась. Джек положил свой кейс на стол, но продолжал стоять.

— Ты, наконец, скажешь мне, что, черт возьми, происходит?

— Джек, тебе нужно держаться от этого в стороне. Я серьезно.

— Это ты пришел ко мне. Это ты заставил меня обещать, что я помогу тебе. Ну вот, черт тебя возьми, я и пришел помогать тебе.

— Отлично, ты сдержал обещание, а теперь можешь уйти.

— Хорошо, я уйду, а что будешь делать ты?

— Это тебя не касается.

Джек наклонился прямо к его лицу.

— Что ты собираешься делать?

Лютер впервые повысил голос.

— Я призна́ю свою вину! Я это сде́лал.

— Ты убил ее?

Лютер отвел глаза.

— Ты убил Кристину Салливан?

Лютер не отвечал. Джек схватил его за плечи.

— Это ты убил ее?!

— Да.

Джек внимательно изучал его лицо. Потом схватил свой кейс.

— Хочется тебе этого или нет, но я — твой адвокат. И пока я не выясню, почему ты лжешь, и не думай говорить с полицейскими. Если ты меня не послушаешь, я сделаю так, что тебя признают невменяемым.

— Джек, я благодарю тебя за заботу, но…

— Послушай, Лютер, Кейт рассказала мне, что произошло, что она сделала и почему. Но позволь мне быть с тобой откровенным. Если ты завязнешь, твоя девочка себя изведет. Ты слышишь меня?

Лютер так и не сумел ответить. Внезапно маленькая комната показалась ему размером с пробирку. Он не слышал, как ушел Джек. Он продолжал сидеть и смотреть прямо перед собой. Это был один из немногих случаев в его жизни, когда он не знал, что ему делать.

* * *

Джек приблизился к полицейским, стоявшим в коридоре.

— Кто ведет дело?

Фрэнк взглянул на него.

— Лейтенант Сет Фрэнк.

— Прекрасно, лейтенант. Кстати, для протокола: мой клиент не отказывается от права на защиту, и вы не должны разговаривать с ним без меня. Вам понятно?

Фрэнк скрестил руки на груди.

— Ладно.

— Какой прокурор занимается этим делом?

— Прокурор Джордж Горелик.

— Полагаю, у вас есть обвинительный акт?

Фрэнк наклонился к нему.

— На прошлой неделе большое жюри возвратило дело.

— Естественно. — Джек надел пальто.

— Об освобождении его под залог не может быть и речи; полагаю, вам это известно.

— Что ж, судя по тому, что я слышал, думаю, ему лучше погостить у вас, парни. Приглядите за ним, ладно?

Джек подал Фрэнку свою визитку и затем быстро пошел по коридору. При последнем замечании Джека улыбка сползла с лица Фрэнка. Он посмотрел на визитку, затем в сторону комнаты для допросов и опять на быстро удаляющуюся фигуру адвоката.

Глава 20

Кейт приняла душ и переоделась. Ее влажные волосы были зачесаны назад и свободно ниспадали ей на плечи. Она надела белую футболку, а на нее — толстый темно-синий свитер. Выцветшие синие джинсы свободно висели на ее узких бедрах. На ногах у нее были толстые шерстяные носки. Джек наблюдал, как движутся эти ноги, перемещая по комнате своего гибкого владельца. Она немного пришла в себя, но ужас все еще таился в ее глазах.

Джек взял стакан с содовой и вновь уселся на ступ. У него было такое ощущение, будто его плечи налились свинцом. Словно почувствовав это, Кейт перестала ходить по комнате и стала массировать ему плечи.

— Он не сказал мне, что у них есть обвинительный акт. — В голосе Кейт звучал гнев.

— Думаешь, полицейских заботит что-либо еще, кроме использования людей в своих целях? — отозвался Джек.

— Похоже, ты вновь начинаешь рассуждать, как адвокат.

Она сильнее надавила ему на плечи; Джек почувствовал себя замечательно. Ее мокрые волосы упали ему на лицо, когда она давила на наиболее одеревеневшие места. Джек закрыл глаза. Из приемника доносились звуки песни Билли Джоэла «Река грез». О чем же я мечтаю, что мне грезится, спрашивал себя Джек. Предмет его грез, похоже, двигался совсем близко, подобно солнечному зайчику, который он пытался ловить в пору раннего детства.

— Что с ним?

Вопрос Кейт вернул его к реальности. Он допил оставшуюся в стакане содовую.

— Сбит с толку. Ничего не говорит. Нервничает. Я никогда в жизни не видел его таким. Кстати, они нашли винтовку. На верхнем этаже одного из старых домов на другой стороне улицы. Кто бы ни стрелял, он уже далеко. Это точно. Черт, я думаю, полицейским это безразлично.

— Когда будет выдвинуто официальное обвинение?

— Послезавтра, в десять. — Он нагнул шею и схватил ее руку. — Кейт, они склоняются к версии о предумышленном убийстве. Тебе ли не знать, что за это предусмотрена высшая мера.

Она прекратила массировать его плечи.

— Чушь собачья. Убийство при совершении кражи со взломом — уголовное преступление первой категории, за него не положена высшая мера. Попроси прокурора вмешаться.

— Эй, это же моя работа, правда? — Он пытался вызвать у нее улыбку, но безуспешно. — Версия прокуратуры заключается в том, что он вломился в дом, и она застала его во время кражи. Они используют свидетельства физического насилия — следы избиения, удушения и два выстрела в голову, — чтобы отделить их от факта кражи. Они уверены, что такие действия соответствуют определению жестокого и безнравственного деяния. К тому же зафиксировано исчезновение драгоценностей Салливана. Убийство во время вооруженного ограбления приравнивается к умышленному убийству, за которое полагается высшая мера.

Кейт села и потерла виски. На ней не было макияжа; она относилась к тем женщинам, которые в нем не нуждаются. Однако перенесенное напряжение выдавало себя, в особенности поникшими плечами, мешками под глазами.

— Что тебе известно о Горелике? Он будет представителем обвинения по этому делу. — Джек бросил в рот кубик льда.

— Самодовольный болван, напыщенный, фанатичный, и потрясающий судебный юрист.

— Отлично.

Джек поднялся со стула и сел рядом с Кейт. Он помассировал ей лодыжку. Она легла на диван и запрокинула голову. Казалось, все было, как раньше; им стало так спокойно, так уютно вместе, словно и не было прошедших четырех лет.

— Тех улик, о которых сообщил мне Фрэнк, слишком мало для предъявления обвинения. Я ничего не понимаю, Джек.

Джек снял с нее носки и обеими руками стал растирать ее стопы, чувствуя пальцами изящные тонкие кости.

— Полицейские получили анонимную информацию о номере машины, которую видели около дома Салливана предположительно в ту ночь, когда произошло убийство. А эта машина в то время должна была находиться на стоянке задержанных автомобилей полиции округа Колумбия.

— Так. Эта информация была неверной.

— Нет. Лютер часто говорил мне, как просто угнать машину со стоянки. Используешь ее, а потом возвращаешь.

Кейт не смотрела на него; казалось, она изучает потолок.

— Так вот о чем вы беседовали. — В ее голосе послышался до боли знакомый Джеку упрек.

— Прекрати, Кейт.

— Прости. — Ее голос вновь стал утомленным.

— Полиция проверила покрытие пола. Там были обнаружены волокна ковра из спальни Салливанов. Также присутствует очень специфичная почвенная смесь. Оказывается, это в точности такая же смесь, как на кукурузном поле рядом с домом Салливана. Эта смесь готовилась специально для Салливана; такого состава больше нигде не найти. Я говорил с Гореликом. Он чувствует себя достаточно уверенно, поверь мне. Я еще не получил протоколов. Завтра подам запрос в суд.

— Ну и что? Как все это связано с моим отцом?

— Они получили ордер на обыск дома и машины Лютера. На коврике в машине обнаружена такая же смесь. А также на ковре в гостиной.

Кейт медленно открыла глаза.

— Он был в том доме, чистил ковры. Тогда и мог подцепить волокна.

— А потом пробежаться по кукурузному полю? Брось.

— Почву мог занести в дом кто-нибудь другой, а он наступил на нее.

— Я бы не стал это оспаривать, не будь одной зацепки.

Она выпрямилась.

— И что же это за зацепка?

— Кроме волокон и грязи, они обнаружили растворитель на основе бензина. Во время обследования дома полиция нашла его следы на ковре. Они думают, что взломщик пытался отчистить кровь, свою кровь. Я уверен, у них есть дюжина свидетелей, готовых поклясться, что на ковер не наносили подобного вещества до или во время чистки ковров. Следовательно, Лютер мог подцепить следы очистителя лишь в том случае, если он был в доме после этого. Почва, волокна и очиститель для ковра. Вот тебе и связь.

Кейт снова опустилась на диван.

— И наконец, они нашли гостиницу, где жил Лютер. Они обнаружили фальшивый паспорт и по нему проследили путь Лютера на Барбадос. Через два дня после убийства он прилетел в Техас, затем в Майами, а потом на остров. Похоже на поведение скрывающегося преступника, правда? У них есть клятва под присягой водителя такси, который вез Лютера до поместья Салливана на Барбадосе. Лютер в разговоре обронил, что бывал в доме Салливана в Вирджинии. И кроме этого, у них есть свидетель, до убийства неоднократно видевший вместе Ванду Брум и Лютера. Одна женщина, близкая подруга Ванды, сказала, что та сильно нуждалась в деньгах. И что Кристина Салливан рассказывала ей о сейфе. А это свидетельствует о том, что Ванда Брум лгала полиции.

— Я могу понять, почему Горелик так вольно обращается с информацией. Но все улики по-прежнему косвенные.

— Да, Кейт, это идеальный пример дела с отсутствием прямых улик, связывающих Лютера с фактом совершения преступления, зато с достаточным количеством косвенной ерунды, ознакомившись с которой, присяжные подумают: «Брось дурить, кого ты хочешь провести, ведь это сделал ты, сукин сын». Я буду по возможности отклонять улики, но у них есть несколько очень весомых аргументов против нас. И если Горелик упомянет о предыдущих преступлениях твоего отца, мы, возможно, пропали.

— Это было слишком давно. Время, истекшее с тех пор, — значительно больший аргумент в его пользу, чем против него. Горелик не станет их ворошить. — Кейт говорила гораздо увереннее, чем на самом деле чувствовала. В конце концов, разве можно было полностью за что-то ручаться?

Зазвонил телефон. Она сомневалась, снимать ли трубку.

— Кто-нибудь знает, что ты здесь?

Джек покачал головой. Она взяла трубку.

— Слушаю вас.

Человек на другом конце провода говорил решительно, с деловой интонацией.

— Мисс Уитни, вас беспокоит Роберт Гейвин из «Вашингтон Пост». Скажите, могу я задать несколько вопросов о вашем отце? Я бы предпочел встретиться с вами лично, если можно.

— Что вы хотите?

— Бросьте, мисс Уитни, имя вашего отца на первых полосах газет. Вы — государственный прокурор. По-моему, такого еще не было.

Кейт бросила трубку. Джек посмотрел на нее.

— Что такое?

— Репортер.

— Бог мой, они не знают покоя.

Она вновь села, утомленная настолько, что Джек испугался за нее. Он подошел к ней, взял за руку.

Вдруг она резко повернулась к нему. На ее лице был страх.

— Джек, ты не справишься с этим делом.

— С чего бы это? Я действительный член Союза адвокатов Вирджинии. У меня за плечами полдюжины дел о предумышленном убийстве. Я отлично профессионально подготовлен.

— Я не это имела в виду. Я знаю, что ты подготовлен. Но в «Паттон, Шоу и Лорд» не занимаются защитой по уголовным делам.

— Ну и что? Надо же когда-то начинать.

— Джек, шутки в сторону. Салливан — их крупный клиент. И ты работаешь на него. Я читала об этом в «Лигал Таймс».

— Здесь нет противоречия. В моих отношениях адвокат-клиент с Салливаном нет ничего такого, что может быть использовано в этом деле. Кроме того, Салливан формально не имеет отношения к суду. Это дело типа «государство против Лютера Уитни».

— Джек, они не позволят тебе заниматься этим делом.

— Ладно, тогда я уволюсь. Займусь частной практикой.

— Ты не можешь этого сделать. Сейчас дела у тебя идут как нельзя лучше. Ты не можешь все разрушить. Ради этого.

— А разве этого мало? Я знаю, что твой старик не мог избить эту женщину, а затем хладнокровно высадить ей мозги. Возможно, он пришел туда, чтобы обчистить дом, но он никого не убивал, я уверен. Знаешь, что я еще думаю? Я абсолютно уверен: он знает, кто убил ее, и именно это до смерти его напугало. В том доме он что-то видел, Кейт. Он видел кого-то.

Кейт медленно перевела дыхание, когда до нее дошел смысл сказанного.

Джек вздохнул и посмотрел на ее ноги.

Он поднялся, надел пальто и игриво потянул за ее поясной ремень.

— Скажи-ка, когда в последний раз ты по-настоящему ела?

— Не помню.

— Были времена, когда ты в этих джинсах казалась более соблазнительной для мужского взгляда.

На этот раз она улыбнулась.

— Спасибо, что не забыл.

— Еще не поздно все исправить.

Она оглядела комнату, лишенную всякой привлекательности.

— Что ты задумал?

— Грудинку, салат из капусты и что-нибудь покрепче, чем кока-кола. Едем?

Она ответила без колебаний.

— Уже одеваюсь.

Спустившись вниз, Джек открыл дверь «лексуса». Он увидел, что Кейт внимательно изучает каждую деталь роскошной машины.

— Я последовал твоему совету. Я подумал, что надо потратить часть денег, заработанных тяжелым трудом.

Только они сели в машину, как у двери со стороны Кейт возник какой-то человек.

На нем были шляпа с опущенными полями и застегнутое до самого подбородка пальто, из-под которых выглядывали седая бородка и реденькие усы. В одной руке он держал диктофон, в другой — значок с надписью «ПРЕССА».

— Мисс Уитни, я Боб Гейвин. Видимо, нас разъединили во время разговора.

Он присмотрелся к Джеку. Его брови приподнялись от удивления.

— А вы — Джек Грэм. Адвокат Лютера Уитни. Я видел вас в участке.

— Поздравляю вас, мистер Гейвин. У вас, несомненно, стопроцентное зрение и обворожительная улыбка. Всего доброго.

Гейвин приник к машине.

— Подождите минутку, прошу вас, только одну минутку. Люди имеют право знать подробности о деле.

Джек собрался что-то ответить, но Кейт опередила его.

— Они все узнают, мистер Гейвин. Для этого существуют суды. Я уверена: вам предоставят место в первом ряду. До свидания.

«Лексус» тронулся с места.

Гейвин подумал было побежать к своей машине, но потом решил не делать этого. В его сорок шесть лет дряхлеющее тело могло откликнуться сердечным приступом на подобное усилие. Игра еще только начиналась. Рано или поздно он доберется до них. Он поднял воротник и медленно пошел к машине.

* * *

Было уже около полуночи, когда «лексус» подкатил к дому Кейт.

— Ты действительно уверен, что хочешь сделать это, Джек?

— Черт, мне никогда не нравились фрески, Кейт.

— Что?

— Тебе нужно поспать. Да и мне тоже.

Она положила руку на дверь и замялась. Повернувшись, она посмотрела на него, нервно смахнула за ухо выбившуюся прядь. На этот раз в ее глазах не было боли. Это было что-то другое, о чем Джек совершенно не догадывался. Возможно, облегчение?

— Джек, то, о чем ты говорил тогда ночью…

Он тяжело вздохнул и обеими руками вцепился в руль. Он ждал, когда она наконец выскажется.

— Кейт, я не раз задумывался об этом…

Она поднесла руку к его губам. С ее губ слетело легкое облачко пара.

— Ты был прав, Джек… во многом.

Он проследил, как она медленно вошла в подъезд, и затем уехал.

Когда он вернулся домой, то обнаружил, что в автоответчике закончилась пленка. Мерцание индикатора, указывающее на наличие сообщения, теперь превратилось в непрерывное красное свечение. Он решил поступить наиболее разумно: притворился, что его нет дома. Джек отключил телефон, погасил свет и постарался заснуть.

Это было непросто.

В обществе Кейт он вел себя так уверенно. Но кого он хотел обмануть? Заняться этим делом самостоятельно, не поговорив ни с кем из ПШЛ, было почти равносильно профессиональному самоубийству. Но что толку в разговорах? Он знал, какой последует ответ. Оказавшись перед подобным выбором, любой из его коллег-компаньонов скорее отрубил бы себе руку, чем решился бы оказывать услуги клиенту по имени Лютер Уитни.

Но он был адвокатом, а Лютер нуждался в адвокате. Столь важные вопросы всегда непросты, и поэтому он изо всех сил старался разделить все на черное и белое. Хорошее. Плохое. Справедливое. Несправедливое. Нелегкая задача для юриста, постоянно стремившегося к поиску полутонов. Адвокат, какую бы должность он ни занимал, зависит лишь от клиента, на которого работает в данное время.

Что ж, он принял решение. Его старый друг сражался за свою жизнь и просил Джека о помощи. Джека не волновало, что его клиент, похоже, внезапно стал необычно несговорчивым. Подзащитные преступники нечасто соглашаются на активное сотрудничество. Ну что ж, Лютер попросил его о помощи и он получит эту помощь. В этом вопросе больше не было полутонов. Путь назад был отрезан.

Глава 21

Дэн Кирксен открыл «Вашингтон Пост» и хотел отпить апельсинового сока. Но стакан застыл в воздухе, так и не достигнув его рта. Гейвину удалось написать статью о деле Салливана, представлявшую главным образом информацию о том, что Джек Грэм, новоиспеченный компаньон ПШЛ, — адвокат подозреваемого. Кирксен немедленно позвонил Джеку домой. Никто не отвечал. Он оделся, вызвал свою машину и в половине девятого шагал по коридору своей фирмы. Он прошел мимо старого кабинета Джека, где до сих пор лежали многочисленные коробки и личные вещи. Новый кабинет Джека располагался недалеко от апартаментов Лорда. Просторное помещение с небольшим баром, старинной мебелью и открывающейся из окон панорамой города. Лучше, чем у меня, поморщившись, подумал Кирксен.

Вращающееся кресло было повернуто в сторону от двери. Кирксен даже не удосужился постучать. Он с решительным видом вошел в кабинет и швырнул газету на стол.

Джек медленно повернулся к нему. Взглянул на газету.

— Ну, по крайней мере, они правильно написали название фирмы. Отличная реклама. Это сулит большой успех.

Не отрывая взгляда от Джека, Кирксен сел. Он говорил медленно, тщательно выбирая выражения, как будто обращался к ребенку.

— Ты что, с ума сошел? Мы не защищаем уголовников. Мы вообще не занимаемся судебными делами. — Кирксен резко поднялся, его высокий лоб покраснел, тщедушное тело тряслось от злости. — К тому же это животное убило жену нашего крупнейшего клиента, — добавил он визгливым голосом.

— Ну, это не совсем точно. Мы не занимались уголовной защитой, а теперь занимаемся. Меня учили, что подозреваемый считается невиновным, пока не доказана его вина, Дэн. Может, ты забыл об этом. — Джек, улыбаясь, смотрел на Кирксена. Четыре миллиона против шестисот тысяч. Поэтому отвали, болван.

Кирксен медленно покачал головой и закатил глаза.

— Джек, может, тебе известны не все процедуры, которые выполняются у нас на фирме, прежде чем принять к рассмотрению любое новое дело. Я предоставлю тебе необходимые материалы. А пока что сделай все, чтобы избавить себя и фирму от участия в этом деле.

Кирксен повернулся к двери, давая понять, что разговор окончен. Джек встал.

— Послушай меня, Дэн. Я беру это дело на себя, заниматься им буду я, и мне безразлично, как это согласуется с твоими взглядами или стратегическим курсом фирмы. Когда будешь выходить, закрой дверь.

Кирксен медленно повернулся и пристально посмотрел на Джека своими темно-карими глазами.

— Смотри не оступись, Джек. В этой фирме я руководящий компаньон.

— Я знаю, Дэн. В таком случае, ты сможешь руководить этой чертовой дверью таким образом, чтобы закрыть ее, когда будешь выходить.

Не сказав больше ни слова, Кирксен повернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью.

Пульсация в висках у Джека постепенно прекратилась. Он вернулся к работе. Его документы были почти готовы. Он хотел представить их до того, как кто-нибудь попытается его остановить. Он распечатал их, подписал и сам вызвал курьера. После этого вновь сел в кресло. Было почти девять часов. Скоро он должен уехать, на десять у него назначена встреча с Лютером. Джеку казалось, что его голова распухла от вопросов, которые нужно будет задать его клиенту. Затем он подумал о той ночи. Той холодной ночи в парке. О страхе в глазах Лютера. Джек был готов задавать вопросы и надеялся, что сможет справиться с ответами.

Он набросил на плечи пальто и через несколько минут ехал на своей машине в сторону миддлтонской окружной тюрьмы.

* * *

В соответствии с конституцией штата Вирджиния и его уголовно-процессуальным кодексом, прокурор должен толковать в пользу подсудимого любые оправдывающие его факты. В противном случае прокурор может быть сразу же снят с должности, не говоря уже о признании обвинения недействительным и праве подсудимого на подачу апелляции.

Эти законодательные акты причиняли Сету Фрэнку сильнейшую головную боль.

Он сидел у себя в кабинете и думал о заключенном, находившемся в одиночной камере менее чем в минуте ходьбы от него. Его спокойствие и кажущаяся уверенность в своей невиновности Фрэнка не смущали. Некоторые из самых отъявленных преступников, которых ему доводилось арестовывать сразу же после того, как они раскроили кому-то череп просто за пару насмешек, выглядели так, словно они только что пели в церковном хоре. Горелик умело составлял дело, методично собирая множество маленьких ниточек, из которых суд присяжных сможет сплести отличную веревку для повешения Лютера Уитни. Это Фрэнка тоже не смущало. Смущали его некоторые мелочи, которые никак не поддавались объяснению. Две раны. Два пистолета. Пуля, выковыренная из стены. Комната, вычищенная наподобие операционной. Тот факт, что парень слетал на Барбадос и вернулся обратно. Лютер Уитни был профессионалом. Большую часть последних четырех дней Фрэнк провел, изучая всю доступную информацию о Лютере Уитни. Тот совершил блестящее преступление, в котором все, за малым исключением, было необъяснимо. Он украл миллионы долларов, полицейские не смогли взять его след; он скрывается из страны, а потом возвращается обратно. Профессионалы так не поступают. Фрэнк мог бы объяснить такое поведение действиями его дочери, но он навел справки в авиакомпаниях. Лютер Уитни, путешествовавший под вымышленным именем, возвратился в Соединенные Штаты задолго до того, как Фрэнк разработал операцию по его захвату с участием Кейт.

И самое абсурдное: неужели он действительно мог поверить, что у Лютера Уитни были какие-то причины проверять влагалище Кристины Салливан? И вдобавок ко всему кто-то пытался его убить. Это был один из тех редких случаев, когда после ареста подозреваемого у Фрэнка было больше вопросов, чем до того, как тот попал в тюрьму.

Он потрогал в кармане пачку сигарет. Период жевательной резинки давно закончился. В следующем году он опять попытается бросить. Когда он поднял глаза, то увидел, что перед ним стоит Билл Бертон.

* * *

— Понимаешь, Сет, я не могу ничего доказать, а лишь предполагаю, как, по-моему, все произошло.

— И ты уверен, что президент сообщил Салливану?

Бертон кивнул и потрогал пустую чашку на столе Фрэнка.

— Я только что с ним встречался. Думаю, мне следовало попросить его держать язык за зубами. Извини, Сет.

— Черт, он же президент, Билл. Ты собираешься учить президента, что и как ему делать?

Бертон пожал плечами.

— Так каково же твое мнение?

— Звучит правдоподобно. Уверяю тебя, я этого так не оставлю. Если организатор покушения — Салливан, я и его привлеку к ответственности. Мне наплевать, по каким мотивам он действовал. Та пуля могла убить кого угодно.

— Что ж, судя по тому, как действует Салливан, ты, видимо, найдешь немного. Стрелявший уже, вероятно, на каком-нибудь островке в Тихом океане, у него изменена внешность, и есть сотня человек, которые подтвердят под присягой, что он не выезжал в Соединенные Штаты.

Фрэнк закончил писать в своем рабочем журнале.

Бертон внимательно смотрел на него.

— Добился чего-нибудь от Уитни?

— А как же! Благодаря своему адвокату он стал нем, как рыба.

Бертон изобразил безразличие.

— Кто это?

— Джек Грэм. Раньше был общественным защитником в округе Колумбия. Теперь полноправный компаньон в солидной юридической фирме. Сейчас беседует с Уитни.

— Есть результаты?

Фрэнк согнул в треугольник трубочку для напитков.

— Он знает, что делает.

Бертон поднялся, собираясь уходить.

— Когда будет предъявлено обвинение?

— Завтра в десять.

— Будешь вывозить Уитни?

— Да. Хочешь присутствовать, Билл?

Бертон закрыл уши руками.

— Я ничего не хочу об этом знать.

— Отчего же?

— Не хочу, чтобы что-то просочилось к Салливану, вот отчего.

— Ты думаешь, он сделает еще попытку?

— Единственное, что я знаю, так это то, что у меня нет ответа на этот вопрос, да и у тебя тоже. На твоем месте я бы принял особые меры.

Фрэнк пристально посмотрел на него.

— Приглядывай за своим мальчиком, Сет. Он скоро будет в камере смертников в Гринсвилле.

Бертон вышел.

Несколько минут Фрэнк неподвижно сидел за столом. То, что говорил Бертон, представлялось разумным. Может, они сделают еще попытку. Фрэнк поднял телефонную трубку, набрал номер и отдал распоряжение. Он примет все возможные меры предосторожности при перевозке Лютера. На этот раз Фрэнк был убежден, что утечки информации не произойдет.

* * *

Джек оставил Лютера в комнате для допросов, а сам пошел по коридору к кофейному автомату. Перед ним стоял широкоплечий парень в хорошем костюме. Он повернулся как раз в тот момент, когда Джек проходил мимо. Они столкнулись.

— Извините.

Джек потер плечо, ушибленное при ударе о кобуру с пистолетом.

— Ничего страшного.

— Вы Джек Грэм, не так ли?

— Зависит от того, кто интересуется.

Джек оглядел парня с ног до головы; судя по тому, что он носил пистолет, это явно был не репортер. Скорее, полицейский: руки он держал так, что пальцы были готовы к действию в любой момент. Его глаза, казалось, пронизывали Джека насквозь.

— Билл Бертон, секретная служба Соединенных Штатов.

Они пожали друг другу руки.

— Я выполняю роль информационного представителя президента по этому делу.

Джек вгляделся в лицо Бертона.

— Отлично, приходите на пресс-конференцию. Думаю, сегодня у вашего шефа есть повод для радости.

— Он и радовался бы, если бы остальной мир не был в таком хаосе. Что касается вашего парня, то я считаю, что люди виновны только в том случае, если суд признает их виновными.

— Я вас понял. Хотите быть в моем суде присяжным?

Бертон усмехнулся.

— Ладно, не переживайте. Рад был с вами поговорить.

* * *

Джек поставил на стол две чашки кофе и посмотрел на Лютера. Джек сел и взглянул на пустой блокнот.

— Лютер, если ты не будешь ничего говорить, я поступлю так, как считаю нужным.

Лютер отпил крепкого кофе, посмотрел сквозь зарешеченное окно на одинокий дуб без листьев, растущий рядом с полицейским участком. Падал густой мокрый снег. Улицы были покрыты снежной жижей.

— Знаешь что, Джек? Давай договоримся: избавь всех от этого идиотского суда и забудь все, как кошмарный сон.

— Ты, наверное, не понимаешь, Лютер. Это их процесс. Это они желают пристегнуть тебя к креслу, вколоть шприц тебе в руку и впрыснуть в тебя ядовитую гадость, делая вид, что проводят химический эксперимент. А ты, видимо, полагаешь, что сейчас государство дает осужденным право выбирать. Тогда ты можешь выбрать другой вариант: тебе поджарят мозги на электрическом стуле. Это их процесс, Лютер.

Джек встал и выглянул в окно. На мгновение перед его глазами возникла картина: счастливый вечер у уютного камина в огромном особняке с огромным двором, а вокруг бегают дети Джека и Дженнифер. Он покачал головой, отгоняя это видение, тяжело вздохнул и вновь обратился к Лютеру.

— Ты слышишь меня?

— Слышу. — Лютер впервые посмотрел в глаза Джеку.

— Лютер, пожалуйста, расскажи мне, что случилось. Может, ты был в этом доме, может, ты обчистил сейф, но ты никогда, никогда не заставишь меня поверить, что ты имеешь какое-то отношение к смерти этой женщины. Я же знаю тебя, Лютер.

— Неужели, Джек? — Лютер улыбнулся. — Это интересно, тогда ты, возможно, расскажешь, кто я есть.

Джек швырнул блокнот в кейс и захлопнул его.

— Я собираюсь заявить, что ты не виновен. Может быть, перед тем как это произойдет, ты одумаешься. — Он помолчал и тихо добавил: — Я надеюсь, ты одумаешься.

Он повернулся, чтобы уйти. На его плечо опустилась рука Лютера. Он обернулся и увидел его взволнованное лицо.

— Джек. — Он тяжело вздохнул, язык и губы не слушались его. — Я сказал бы тебе, если бы мог. Но из этого не выйдет ничего хорошего, ни для тебя, ни для Кейт, ни для кого-либо другого. Прости.

— Кейт? О чем ты говоришь?

— До встречи, Джек. — Лютер отвернулся и вновь стал смотреть в окно.

Джек взглянул на своего друга, недоуменно покачал головой и постучал в дверь надзирателю.

* * *

Густой, мокрый снег сменился мелкими крупинками льда, которые барабанили по широким окнам, словно в них бросали пригоршнями гравий. Кирксен не обращал ни малейшего внимания на погоду и в упор смотрел на Лорда. Галстук-бабочка руководящего компаньона слегка сполз набок. Он заметил его отражение в окне и со злостью поправил. Высокий лоб Кирксена был красен от ярости и негодования. Маленький недоносок получит по заслугам. Никто не смеет говорить с ним подобным тоном.

Сэнди Лорд разглядывал через окно призрачный силуэт темного города. В его правой руке тлела сигара. Он был без пиджака, и его огромный живот касался оконного стекла. Красные подтяжки ярко выделялись на фоне сильно накрахмаленной белой рубашки. Он пристально следил за выскочившим на улицу человеком, который, отчаянно жестикулируя, останавливал такси.

— Он разрушает отношения, установившиеся у нашей фирмы, у тебя с Уолтером Салливаном. Мне трудно представить что подумал Уолтер, когда сегодня утром прочитал газету. Его собственная фирма, его собственный адвокат, как оказалось, действительно представляют интересы этого… этого человека. Боже мой!

Лорд почти не слушал то, что говорил ему этот коротышка. От Салливана несколько дней не было никаких вестей. На звонки ему на работу и домой никто не отвечал. Никто не знал, где он находится. Это было совсем не похоже на его старого друга, который никогда не терял связи с узким кругом элиты, давним членом которого являлся Сэнди Лорд.

— Я предлагаю, Сэнди, немедленно принять меры против Грэма. Мы не можем оставаться в стороне. Это будет иметь роковые последствия. Меня не интересует, что Болдуин — его клиент. Черт, ведь Болдуин — приятель Уолтера. Он, должно быть, тоже вне себя от этой скверной ситуации. Сегодня вечером мы можем провести собрание руководящего комитета. Думаю, что мы быстро придем к соглашению.

И тогда, наконец, Лорд поднял руку, чтобы остановить болтовню Кирксена.

— Я обо всем позабочусь.

— Но, Сэнди, как руководящий компаньон, я убежден, что…

Лорд повернулся и посмотрел на него. Красные глаза, между которыми сидел большой нос «картошкой», впились в тщедушную фигурку.

— Я сказал, что займусь этим.

Лорд опять отвернулся к окну. Его совершенно не волновала задетая честь Кирксена. Его волновал тот факт, что кто-то покушался на жизнь человека, обвиняемого в убийстве Кристины Салливан. И то, что Уолтер Салливан исчез.

* * *

Джек припарковал машину, осмотрел улицу и закрыл глаза. Это не помогало: автомобильный номер с тщеславной надписью, казалось, впечатался в его мозг. Он выпрыгнул из машины и, лавируя в потоке автомобилей на скользком асфальте, пересек улицу.

Он вставил ключ в замок, быстро вздохнул и повернул дверную ручку.

Дженнифер сидела в маленьком кресле около телевизора. Черные туфли и черные чулки с узором хорошо подходили к ее короткой черной юбке. У воротника расстегнутой белой блузки причудливо сверкало, переливаясь оттенками зеленого цвета изумрудное ожерелье. Аккуратно сложенное длинное соболиное манто, лежало на простыне, покрывавшей его потертый диван. Когда он вошел, она сидела у телевизора и щелкала ногтями. Не говоря ни слова, она посмотрела на него. Чувственные рубиновые губы были упрямо сжаты.

— Привет, Джен.

— Не сомневаюсь, за последние сутки ты потрудился на славу, Джек. — Она не улыбалась, продолжая щелкать ногтями.

— Приходится крутиться, ты же знаешь.

Он снял пальто, развязал галстук и прошел на кухню за пивом. Через минуту вернулся и сел на диван против нее.

— Знаешь, я сегодня занялся одним новым делом.

Она опустила руку в сумку и швырнула ему свежий номер «Пост».

— Знаю.

Он покосился на заголовки.

— Твоя фирма не позволит тебе сделать это.

— Очень жаль, но я уже сделал это.

— Ты понимаешь, о чем я говорю. Боже мой, какая муха тебя укусила?

— Джен, я знаю этого парня. Я знаю его, он мой друг. Я не верю, что он убил ее, и собираюсь его защищать. В стране, где есть адвокаты, они занимаются этим ежедневно, а в этой стране они есть практически везде.

Она наклонилась к нему.

— Джек, это имеет отношение к Уолтеру Салливану. Подумай о том, что ты делаешь.

— Я знаю, Джен. Ну и что? Неужели Лютер Уитни не заслуживает защиты только потому, что кто-то говорит, что он убил жену Уолтера Салливана? Извини, но где ты об этом прочитала?

— Уолтер Салливан — твой клиент.

— Зато Лютер Уитни — мой друг, и я знаком с ним намного дольше, чем с Уолтером Салливаном.

— Джек, человек, которого ты защищаешь, — обычный преступник. Он всю жизнь провел в тюрьме.

— На самом-то деле, последний раз он сидел в тюрьме больше двадцати лет назад.

— Он уже признавался виновным.

— Но он никогда не признавался виновным в умышленном убийстве, — возразил Джек.

— Джек, в этом городе адвокатов больше, чем преступников. Почему этим не может заняться кто-то другой?

Джек посмотрел на бутылку с пивом.

— Хочешь?

— Ответь на мой вопрос.

Джек поднялся и с силой швырнул бутылку в стену.

— Потому что он попросил меня, черт побери!!!

Джен подняла на него глаза, на ее лице мелькнуло выражение испуга, пропавшее, однако, в тот же момент, когда стеклянные осколки и брызги пива упали на пол. Она поднялась и надела пальто.

— Ты совершаешь чудовищную ошибку и, я надеюсь, одумаешься раньше, чем успеешь нанести себе непоправимый вред. Когда отец прочитал эту статью, с ним едва не случился удар.

Джек положил руку ей на плечо, повернул к себе и тихо сказал:

— Джен, я должен это сделать и надеюсь, что ты поддержишь меня в этом.

— Джек, почему бы тебе не перестать пить пиво и не задуматься над тем, как провести остаток жизни?

Когда за ней закрылась дверь, Джек тяжело оперся о стену и обхватил голову с такой силой, что, казалось, она вот-вот треснет.

В маленькое грязное окно он наблюдал, как автомобильный номер с тщеславной надписью исчезает за завесой снежинок. Он сел и вновь посмотрел на газетные заголовки.

Лютер хотел расторгнуть их соглашение, но это было уже невозможно. Сцена была подготовлена. Все желали увидеть этот суд. Дело подробно анализировалось в телевизионных новостях, фотографию Лютера, должно быть, видели сотни миллионов людей. Уже проводились опросы общественного мнения относительно виновности или невиновности Лютера, и их результаты были явно не в его пользу. И Горелик уже потирал руки при мысли о том, что благодаря этому делу он через несколько лет окажется в Генеральной прокуратуре. А в Вирджинии генеральные прокуроры часто претендуют на пост губернатора и добиваются своего.

Невысокого роста, лысеющий, громкоголосый Горелик, выступая в суде, извергал слова с такой же скоростью, как пулемет. Грязные приемчики, сомнительная мораль, постоянное ожидание первой же возможности, чтобы всадить нож тебе в спину. Таким был Джордж Горелик. Джек понимал, что предстоит долгая и трудная битва.

А Лютер молчал. Он был запуган. И какое отношение к этому страху имела Кейт? Сплошные неясности. И Джек собирался завтра в суде заявить о невиновности своего подзащитного, хотя у него не было абсолютно никакой возможности это доказать. Впрочем, доказательство было делом истца — государства. Проблема заключалась лишь в том, что они уже, возможно, имели достаточно улик для вынесения приговора. Джек будет драться до последнего, но его клиент уже отбыл три тюремных срока, хотя и не входил в конфликт с законом в течение последних двадцати лет. Но им будет на это наплевать. Почему? Потому что на Лютере можно было закончить трагическую историю. Отличная иллюстрация провала трех предупреждений. Три тяжких преступления, и твоя жизнь закончена. В главной роли — Лютер Уитни.

Он швырнул газету в угол комнаты, убрал осколки стекла и остатки разлитого пива. Он потер шею, пощупал соскучившиеся по нагрузке мышцы рук и пошел в спальню, чтобы переодеться в спортивную форму.

* * *

Спортивный зал Ассоциации молодых христиан находился в десяти минутах езды. К своему удивлению, Джек нашел место для парковки прямо перед зданием и вошел внутрь. Водителю следовавшего за ним черного седана, напротив, не повезло. Ему пришлось несколько раз объехать весь квартал и, наконец, припарковаться в отдалении, на другой стороне улицы.

Водитель протер боковое стекло и осмотрел фасад здания. Наконец, приняв решение, он вышел из машины и взбежал по ступенькам. Оглядевшись по сторонам, он еще раз посмотрел на сверкающий «лексус» и затем медленно прошел внутрь.

Сыграв три игры, Джек почувствовал, что обливается потом. Он присел на скамейку и наблюдал, как по спортивной площадке продолжают неутомимо бегать подростки. Один из долговязых чернокожих парней в свободных шортах, футболке и растоптанных кроссовках бросил ему мяч. Джек швырнул его обратно.

— Все, ребята, с меня хватит.

— Эй, дядя, ты что, устал?

— Нет, просто слишком стар.

Джек поднялся, потер гудящие от усталости ноги и направился к выходу.

Подойдя к машине, он почувствовал на своем плече чью-то руку.

* * *

Джек вел машину и косился на своего нового пассажира. Сет Фрэнк изучал интерьер «лексуса».

— Эти машины очень хвалят. Не сочтите за бестактность, сколько она стоит?

— Со всеми накрутками сорок девять пятьсот.

— Дьявольски дорого! За год я собрал бы намного меньше.

— Как и я в недалеком прошлом.

— Я слышал, общественным защитникам неважно платят.

— Вы не ослышались.

Они замолчали. Фрэнк знал, что нарушает слишком много правил, и Джеку это тоже было известно.

Наконец, Джек посмотрел на него.

— Послушайте, лейтенант, я полагаю, вы здесь не для того, чтобы интересоваться моим вкусом в автомобилях. Что вы от меня хотите?

— У Горелика против вашего парня выигрышное дело.

— Может, да. А может, нет. Если вы думаете, что я заранее сдаюсь, то ошибаетесь.

— Вы собираетесь заявить о его невиновности.

— Нет, я собираюсь отвезти его в Гринсвиллский исправительный центр и собственноручно впрыснуть в него это дерьмо. Следующий вопрос.

Фрэнк улыбнулся.

— Хорошо, так мне и надо. Я думаю, нам нужно поговорить. Некоторые моменты этого дела не вяжутся друг с другом. Не знаю, на пользу это вашему парню или во вред. Хотите послушать?

— Ладно, но не думайте, что поток информации будет двусторонним.

— Я знаю одно местечко, где прекрасно готовят мясной рулет и варят вполне сносный кофе.

— Это какое-то отдаленное место? Не думаю, что вы будете хорошо смотреться в форме помощника шерифа.

Фрэнк с улыбкой посмотрел на него.

— Следующий вопрос.

Джек выдавил из себя улыбку и поехал домой переодеваться.

* * *

Джек заказал себе вторую чашку кофе, тогда как Фрэнк вертел в руках первую. Мясной рулет действительно оказался отменным, а место — настолько отдаленным, что Джек даже не совсем представлял, где они находятся. По его предположению это была южная, сельская часть Мэриленда. Он осмотрелся по сторонам: посетителей в деревенской столовой было очень мало. Никто не обращал на них чрезмерного внимания. Он повернулся к своему собеседнику.

Фрэнк с любопытством посмотрел на него.

— Насколько я понимаю, в недалеком прошлом у вас было что-то с Кейт Уитни.

— Это она вам сказала?

— Ни в коем случае. Она сегодня приходила в участок, сразу после того, как вы ушли. Отец ее не видел. Я с ней немного побеседовал. Сказал ей, что сожалею о том, что произошло.

На мгновение глаза Фрэнка блеснули, и он продолжил:

— Мне не следовало так поступать, Джек. Использовать ее, чтобы поймать старика. Вышло некрасиво.

— Но это сработало. Вам могут сказать: вы же получили желаемое, к чему тогда сожаления?

— Верно. Так или иначе, но я его поймал. Но я не настолько стар, чтобы не замечать блеска в женских глазах.

Официантка принесла Джеку кофе. Он отпил из чашки. Они оба выглянули в окно: снегопад, наконец, прекратился, и вся земля, казалось, была покрыта мягким белым одеялом.

— Знаете, Джек, я понимаю, что все дело против Лютера построено на косвенных уликах. Но таким образом в тюрьму попало уже немало людей.

— Не спорю.

— По правде говоря, Джек, существует масса вещей, которые не лезут ни в какие ворота.

Джек поставил кофе на стоя и наклонился вперед.

— Я слушаю.

Фрэнк посмотрел по сторонам, а потом вновь на Джека.

— Я знаю, что рискую, но я стал полицейским не для того, чтобы посылать людей за решетку за те преступления, которых они не совершали. Слишком много виновных разгуливает на свободе.

— Так какие же факты не вяжутся друг с другом?

— В протоколах, которые вы получите, вы сами кое-что заметите, но я убежден, что Лютер Уитни совершил кражу со взломом в этом доме, и также убежден, что он не убивал Кристину Салливан. Но…

— Но вы думаете, что он видел убийцу.

Фрэнк откинулся на спинку стула и посмотрел на Джека широко раскрытыми глазами.

— И давно вы об этом догадались?

— Недавно. И что вы думаете по этому поводу?

— Я думаю, что его почти застукали, когда он запустил руку в горшочек с медом, а потом ему пришлось прятаться в этом горшочке.

Джек выглядел озадаченным. Фрэнк вкратце рассказал ему о тайнике, несообразных уликах и своих собственных сомнениях.

— Таким образом, все это время Лютер находится в тайнике и наблюдает за миссис Салливан и тем, кто с ней пришел. Затем происходит нечто, и ее убивают. Потом Лютер наблюдает, как убийца уничтожает все следы.

— Именно так я это себе и представляю, Джек.

— Поэтому он не идет в полицию, так как не хочет попадаться сам.

— Это многое объясняет.

— Кроме одного: кто это сделал.

— Очевидный подозреваемый — ее муж, но я в это не верю.

Джек подумал об Уолтере Салливане.

— Согласен. Тогда кто еще может быть на примете?

— Тот, с кем она встречалась той ночью.

— Судя по тому, что вы рассказали о сексуальной жизни покойной, круг кандидатов суживается до пары миллионов человек.

— Я не говорил, что все будет просто.

— Что ж, у меня предчувствие, что это не совсем обычный паренек.

— Отчего же?

Джек отпил кофе и посмотрел на свой ломтик яблочного пирога.

— Послушайте, лейтенант…

— Называйте меня Сет.

— Хорошо, Сет, теперь мы вступаем в область домыслов и догадок. Мне понятны ваши соображения, и я ценю предоставленные вами сведения, но…

— …Но вы не вполне уверены, что можете мне доверять, и в любом случае вы не хотите говорить ничего, что может навредить вашему клиенту?

— Что-то вроде этого.

— Спасибо за откровенность.

Они расплатились и вышли на улицу. Когда они возвращались, вновь повалил снег и так сильно, что стеклоочистители едва успевали его сметать.

Джек взглянул на Фрэнка, который отвлеченно смотрел вперед, возможно, просто задумавшись, а может быть, и ожидая, что Джек заговорит первым.

— Хорошо. Я рискну, мне ведь почти нечего терять, правда?

Фрэнк продолжал смотреть вперед.

— На мой взгляд, да.

— Предположим, что Лютер был в том доме и видел, как убили женщину.

Фрэнк повернулся к Джеку; глаза следователя выражали облегчение.

— Так.

— Чтобы представить его реакцию, надо знать Лютера, знать его образ мышления. Он — один из самых непоколебимых людей, которых мне доводилось встречать. Знаю, что его судимости вроде бы говорят об обратном, но он — чрезвычайно надежный и заслуживающий доверия человек. Если бы у меня были дети, и мне нужно было бы их с кем-то оставить, я бы без колебаний оставил их с Лютером, так как уверен, что под его присмотром они в полнейшей безопасности. Он необычайно одаренный человек. Он понимает абсолютно все. У него потрясающие самообладание и самоконтроль.

— Все, за исключением того, что его дочь заманила его в ловушку.

— Верно, исключая это. Он ничего бы не заподозрил. Никогда.

— Но мне знаком подобный тип людей, Джек. Некоторые из парней, которых я накрыл, если не считать безобидной привычки брать без спроса чужие вещи, были одними из самых честных и благородных людей, которых я когда-либо видел.

— И если Лютер видел, как убили эту женщину, уверяю вас, он нашел бы способ сообщить полиции. Он бы этого так не оставил. Не смог бы оставить! — Джек мрачно посмотрел в окно.

— Если бы?..

Джек повернулся к нему.

— Если бы не какая-нибудь серьезная причина. Например, он знал этого человека или знал что-то о нем.

— Вы хотите сказать, что это был такой человек, что люди едва ли поверили бы Лютеру?

— Именно так, Сет. — Джек повернул за угол и остановился около спортзала Ассоциации молодых христиан. — До этого происшествия я никогда не видел Лютера испуганным. А теперь он испуган. Скажу больше: он в ужасе. Он даже взял на себя всю ответственность за случившееся, и я не знаю, почему. Он ведь убрался из страны от греха подальше.

— А затем вернулся.

— Правильно. Это до сих пор мне непонятно. Кстати, не подскажете ли дату возвращения?

Фрэнк пролистал записную книжку и назвал дату.

— Так, что же, черт возьми, случилось в период между убийством Кристины Салливан и его возвращением?! Что могло заставить его вернуться?

— Могло случиться все что угодно. — Фрэнк покачал головой.

— Нет, случилось что-то важное, и если бы мы смогли выяснить что именно, тогда вся картина могла проясниться.

Фрэнк убрал записную книжку и рассеянно провел рукой по приборной панели.

Джек поставил машину на место парковки и откинулся на спинку сиденья.

— И он боится не только за себя. Он боится и за Кейт.

Фрэнк недоумевал.

— Полагаете, ей кто-то угрожал?

Джек покачал головой.

— Нет. Он сказала бы мне. Думаю, Лютеру дали понять, что либо он будет молчать, либо… что-то случится.

— Думаете, это те же люди, которые пытались его застрелить?

— Может быть. Не знаю.

Фрэнк сцепил руки в один кулак и посмотрел в окно автомобиля. Потом глубоко вздохнул и опять повернулся к Джеку.

— Знаете, вам нужно разговорить Лютера. Если он скажет нам, кто убил Кристину Салливан, я буду настаивать на условном освобождении и общественных работах в обмен на его сотрудничество; он не будет сидеть. Черт, если он согласится, Салливан даже, возможно, оставит у него украденное.

— Вы обещаете настаивать?

— Скажем так: я впихну это в глотку Горелику. Идет? — Фрэнк протянул руку Джеку.

Джек вяло пожал ее, внимательно рассматривая полицейского.

— Идет.

Фрэнк вышел из машины, но вдруг опять всунул голову в салон.

— Что бы ни случилось, для меня сегодняшнего разговора не было, и все, что вы мне сказали, останется при мне. Даже при даче показаний. Обещаю.

— Спасибо, Сет.

Сет Фрэнк медленно пошел к своей машине, а «лексус» тронулся с места, свернул за угол и скрылся из виду.

Фрэнк прекрасно понимал, к какому типу людей относится Лютер Уитни. В таком случае, что, черт возьми, могло так сильно его напугать?

Глава 22

Было семь тридцать утра, когда Джек въехал на стоянку миддлтонского полицейского участка. Утро было ясным, но довольно морозным. Среди нескольких покрытых снегом полицейских машин Джек увидел черный седан с холодным капотом: рано вставать стало привычкой Сета Фрэнка.

Лютер сегодня имел другой вид; оранжевая тюремная одежда сменилась коричневым костюмом, а его полосатый галстук выглядел скромно и строго. С аккуратно постриженными густыми седыми волосами и оставшимся после полета на остров загаром он мог сойти за страхового агента или старшего компаньона юридической фирмы. Некоторые адвокаты откладывали облачение в приличную гражданскую одежду до настоящего суда, чтобы присяжные смогли увидеть, что обвиняемый не такой уж плохой парень, а просто неправильно понятый. Но Джек настаивал на том, чтобы Лютер в суде постоянно появлялся в костюме. Это была не просто игра; по твердому убеждению Джека, будучи невиновным, Лютер не заслуживал того, чтобы щеголять в ярко-оранжевом балахоне. Может, он и был преступником, но не таким, кто всаживает тебе нож меж ребер или в безумстве смыкает на твоем горле челюсти. Такие парни заслуживали оранжевую одежду хотя бы для того, чтобы ты мог их остерегаться.

На этот раз Джеку даже не придется открывать свой кейс. Стандартная процедура была ему хорошо знакома. Лютеру будет зачитано обвинение. Судья спросит Лютера, понимает ли тот, за что его привлекают к суду, а затем выступит Джек с заявлением. Потом судья задаст Лютеру рутинные вопросы: понимает ли он, что влечет за собой заявление о его невиновности, и удовлетворен ли он юридической защитой своих интересов. Единственная проблема состояла в том, что Джек опасался, как бы Лютер в присутствии судьи не послал бы его ко всем чертям и не признал бы себя виновным. Подобное иногда случалось. И кто знает, вдруг этот чертов судья возьмет, да и учтет признание Лютера. Но скорее всего, судья будет строго следовать букве закона, так как при рассмотрении дела об умышленном убийстве, караемом смертной казнью, любая неясность в ходе процесса может стать поводом для апелляции. А в любом случае, апелляции по вопросу о смертной казни обычно тянулись неопределенно долго. Джеку не останется ничего, кроме как использовать все шансы.

Если повезет, вся процедура займет минут пять. Потом будет определена дата суда, и вот тогда-то и начнется настоящая игра.

Так как прокуратура уже имела обвинительный акт против Лютера, он не имел права на предварительное слушание. Оно едва ли как-то существенно помогло бы Джеку, но он хотя бы вкратце ознакомился с делом, составленным прокуратурой, и прощупал некоторых свидетелей обвинения на перекрестных допросах, хотя обычно окружные судьи всячески мешали адвокатам обвиняемых использовать предварительные слушания для проведения разведки.

Он мог бы отклонить обвинительный акт, но решил позволить им раскрутить дело на полную катушку. И он хотел, чтобы Лютера судили открыто, на глазах у публики, чтобы заявление о его невиновности прозвучало громко и убедительно. А потом он собирался ошеломить Горелика требованием об изменении места слушания дела и вывести его за пределы округа Миддлтон. И тогда место Горелика займет другой прокурор, а господин Будущий генеральный прокурор сможет в течение нескольких десятилетий переживать это разочарование. А потом Джек заставит Лютера говорить. Кейт будет обеспечена защита. Лютер расколется, и дело века будет закрыто.

Джек взглянул на Лютера.

— Ты неплохо выглядишь.

Лютер усмехнулся.

— Кейт хотела бы повидаться с тобой до выдвижения обвинения.

— Нет! — моментально выпалил Лютер.

— Почему нет? Боже мой, Лютер, ты всегда хотел наладить с ней нормальные отношения, а теперь, когда она, наконец, хочет пойти навстречу, ты отказываешься. Черт, иногда я тебя совсем не понимаю.

— Я не хочу, чтобы она приближалась ко мне.

— Послушай, она сожалеет о том, что сделала. Это ее гложет. Уверяю тебя.

Лютер повернулся к нему.

— Она думает, я на нее обижен?

Джек сел от неожиданности. Впервые ему удалось завладеть вниманием Лютера. Он должен был испытать такой способ раньше.

— Конечно, она так думает. Почему же еще ты не хочешь видеть ее?

Лютер взглянул вниз на простой деревянный стол и недовольно покачал головой.

— Скажи ей, что я на нее не обижаюсь. Она поступила правильно. Скажи ей обязательно.

— А почему бы тебе самому не сказать ей?

Лютер резко встал, прошелся по комнате и остановился перед Джеком.

— Здесь везде множество глаз. Тебе понятно? Если ее увидят здесь вместе со мной, кто-нибудь может подумать, что она знает что-то об этом деле. И, поверь мне, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Кого ты имеешь в виду?

Лютер вновь сел.

— Просто передай ей мои слова. Скажи ей, что я люблю ее, что всегда любил и буду любить ее. Передай ей это, Джек. Несмотря ни на что.

— Значит, этот «кто-нибудь» может подумать, что ты рассказал мне кое о чем, даже если это не так?

— Я просил тебя не брать это дело, Джек, но ты меня не послушал.

Джек пожал плечами, открыл кейс и достал свежий номер «Пост».

— Посмотри-ка сюда.

Лютер взглянул на первую полосу газеты. Потом в ярости отшвырнул ее к стене.

— Ублюдок! Вонючий ублюдок! — вне себя от гнева выпалил он.

Дверь в комнату распахнулась, и показалась плотная фигура охранника, держащего одну руку на кобуре. Джек знаком показал ему, что все в порядке, и парень медленно закрыл дверь, пристально всматриваясь в Лютера.

Джек подошел к стене и поднял газету. Статья на первой полосе сопровождалась фотографией Лютера, сделанной около полицейского участка. Заголовок был набран жирным трехдюймовым шрифтом, которым обычно печатались только сообщения о победах местных спортивных клубов: СЕГОДНЯ ВЫДВИГАЕТСЯ ОБВИНЕНИЕ ПРОТИВ ПОДОЗРЕВАЕМОГО В УБИЙСТВЕ КРИСТИНЫ САЛЛИВАН. Джек окинул взглядом остальные материалы первой полосы. Продолжаются убийства в ходе этнических чисток в бывшем Советском Союзе. Министерство обороны требует дополнительных бюджетных ассигнований. Джек заметил и заявление президента Алана Ричмонда о его намерении решительнее реформировать систему социального обеспечения, а также его фотографию в детском центре в бедной юго-восточной части округа Колумбия.

Его улыбающееся лицо поразило Лютера, как удар молнии. Держит бедных чернокожих ребятишек на виду у всего мира. Вонючий лживый ублюдок. Его кулак вновь и вновь опускался на Кристину Салливан. Брызги крови вокруг. Смыкающиеся на ее горле пальцы, безжалостно выдавливающие из нее жизнь, подобно голодному удаву. Убийца, вот он кто. Целует детей и убивает женщин.

— Лютер! Лютер! — Джек осторожно положил руку на плечо Лютера.

Тело старика сотрясалось подобно тому, как двигатель, нуждающийся в наладке, грозит в любой момент разлететься в куски, более не в состоянии управлять своим огненным содержимым. На какое-то мгновение Джеку почудилось, что это Лютер убил женщину, что его старый друг уже, возможно, переступил последнюю черту. Его сомнения рассеялись, когда Лютер повернулся и посмотрел на него. К нему вернулось спокойствие, глаза вновь были ясными и сосредоточенными.

— Просто передай Кейт мои слова, Джек. И давай закончим на этом.

* * *

Здание миддлтонского суда давно стало главной достопримечательностью округа. Стодевяностопятилетняя постройка пережила и британское нашествие, и войну между Севером и Югом, и другие важные исторические события. Дорогостоящая реконструкция 1947 года вдохнула в него новую жизнь, и добропорядочные граждане ожидали, что их правнуки смогут наслаждаться его видом и иногда заходить внутрь, желательно для выполнения таких безобидных процедур, как получение водительских прав или свидетельства о браке.

Здание, раньше одиноко стоявшее в конце улицы с двумя переулками в деловом районе Миддлтона, теперь окружали антикварные магазины, рестораны, рынок бакалейно-гастрономических товаров, огромный отель, принимавший постояльцев на одну ночь, и станция техобслуживания, также выстроенная из кирпича, чтобы соответствовать архитектурному облику района. Неподалеку теснились служебные здания, где висели скромные, но изящные таблички с именами многих уважаемых в округе юристов.

Обычно тихий, за исключением утренних часов в пятницу, когда подавались иски по гражданским и уголовным делам, миддлтонский суд теперь представлял собой зрелище, которое заставило бы отцов-основателей города перевернуться в местах своего последнего успокоения. На первый взгляд даже могло показаться, что мятежники и Синий союз вернулись сюда, чтобы раз и навсегда свести старые счеты.

Шесть телевизионных автобусов с намалеванными огромными буквами названиями компаний на белых бортах стояли прямо перед ступенями суда. Их передающие антенны уже вздымались в небо. Плотная толпа напирала на цепь полицейских, которые молча смотрели на многочисленных репортеров, сующих им в лица блокноты, микрофоны и ручки.

К счастью, суд имел боковой вход, который в эти минуты был окружен полицейскими; впереди них стояли со щитами вооруженные бойцы спецназа, преграждая путь посторонним. Фургон с Лютером должен был прибыть именно сюда. К сожалению, в здании суда не было внутреннего гаража. Но полицейские все же считали, что полностью контролируют ситуацию. Лютер пробудет на открытом пространстве не более нескольких секунд.

Полицейские с карабинами патрулировали на тротуарах, высматривая подозрительный блеск стали или открытое окно.

Джек выглянул из маленького окошка зала суда, которое выходило на улицу. В огромном зале стояла резная скамья высотой добрых восемь футов и длиной более пятнадцати футов. У каждого конца скамьи свисали американский и вирджинский флаги. За маленьким столом перед скамьей сидел одинокий судебный пристав, подобно буксиру рядом с океанским лайнером.

Джек посмотрел на часы, проверил, на месте ли охрана, и перевел взгляд на толпу журналистов. Репортеры были либо лучшими друзьями адвоката, либо его самым плохим ночным кошмаром. Многое зависело от их мнения о конкретном адвокате и конкретном преступлении. Они могли во всю глотку кричать о своей объективности и одновременно в очередном номере газеты или выпуске новостей смешать твоего клиента с грязью задолго до вынесенного судом присяжных вердикта. Журналистки старались терпимее относиться к преступникам, обвиняемым в изнасиловании, так как хотели избежать даже намека на пристрастие к своему полу. По тем же причинам мужчины, как правило, стояли на стороне женщин, подвергшихся нападению и нанесших ответный удар. У Лютера такой поддержки не будет. Вор-рецидивист, убивший богатую молодую женщину, получит сполна от всех писак, независимо от их пола.

Джек уже ответил на дюжину телефонных звонков из Лос-Анджелеса от продюсерских компаний с просьбой предоставить описание дела Лютера. Хотя ему еще даже не зачитали обвинения. Им нужен был материал для сенсации, и они соглашались заплатить за него. Прилично заплатить. Возможно, Джеку следовало сказать им: да, валяйте, но лишь при одном условии. Если он вам что-то расскажет, вы передадите это мне, потому что сейчас, ребята, у меня нет ничего. Абсолютно ничего.

Он оглядел улицу. Присутствие вооруженной охраны в какой-то мере его успокаивало. Хотя и в прошлый раз полиции было полно, а выстрел все же состоялся. По крайней мере теперь полицейские знали все заранее. Ситуация находилась у них под контролем. Но они не учли одной детали, и эта деталь сейчас медленно приближалась по улице.

Джек повернул голову, наблюдая за тем, как армия репортеров и зевак кинулась в сторону вереницы автомобилей. Сначала Джек подумал, что приехал Уолтер Салливан, но затем заметил полицейских на мотоциклах, за которыми следовали фургоны секретной службы, и, наконец, увидел два американских флажка на лимузине.

Охрана этого лица численно превосходила ту, которая готовилась встречать Лютера Уитни.

Он наблюдал, как Ричмонд выходит из лимузина. Позади него стоял агент, с которым он разговаривал раньше. Бертон. Так его звали. Упрямый, серьезный тип. Его глаза бегали по сторонам, как антенна радиолокатора, а руки находились в нескольких дюймах от президента, готовые в мгновение ока повалить его на землю. Фургоны секретной службы остановились на противоположной стороне улицы. Один из них свернул в переулок напротив здания суда. Джек опять перевел взгляд на президента.

Была сооружена импровизированная трибуна, и Ричмонд начал свою собственную пресс-конференцию; щелкали затворы фотоаппаратов, полсотни человек с дипломами журналиста расталкивали друг друга, стараясь подобраться поближе. Более разумные простые граждане стояли сзади, двое из них записывали на видеопленку то, что для них, несомненно, являлось важным событием.

Джек отвернулся от окна; рядом с ним высился, как гранитная глыба, чернокожий судебный пристав.

— Служу здесь двадцать семь лет, и никогда раньше президент сюда не приезжал. А теперь он здесь уже во второй раз за короткое время. С чего бы это?

Джек улыбнулся ему.

— Ну, если бы твой дружок внес в твой предвыборный фонд десяток миллионов, ты, наверное, тоже приехал бы сюда.

— Против тебя выступает много крутых парней.

— Ничего, я захватил с собой большую биту.

— Меня зовут Самьюэл, Самьюэл Лонг.

— Джек Грэм, Самьюэл.

— Она тебе понадобится, Джек, надеюсь, ты нагрузил ее свинцом?

— Как ты думаешь, Самьюэл? Моему парню зададут хорошую встряску?

— Спросил бы ты меня об этом два-три года назад, я бы ответил: ага, а как же иначе. Да, сэр. — Он посмотрел на уличное столпотворение. — А сейчас отвечаю: не знаю. Неважно, что это за суд: Верховный или транспортный. Все меняется. И не только суды. Все. Вещи и люди. Меняется весь этот чертов мир, а больше мне ничего не известно.

Они оба вновь выглянули в окно.

Дверь зала открылась, и вошла Кейт. Джек инстинктивно повернулся и посмотрел на нее. Сегодня на ней не было облачения, в котором она обычно присутствовала на заседаниях; она надела черную плиссированную юбку, сужающуюся к талии, где ее опоясывал тонкий черный ремень. Простая блуза была застегнута до самой шеи. Зачесанные назад волосы ниспадали на плечи. Ее щеки раскраснелись от мороза; на руке она несла сложенное пальто.

Они вдвоем сели за стол адвоката ответчика. Самьюэл незаметно исчез.

— Скоро начнется, Кейт.

— Я знаю.

— Послушай, Кейт, я уже говорил это по телефону, дело не в том, что он не хочет тебя видеть, он боится. Боится за тебя. Он любит тебя больше всего на свете.

— Джек, если он не заговорит, ты знаешь что произойдет.

— Может быть, но у меня есть несколько контрдоводов. Обвинение не так уж безупречно, как все, похоже, полагают.

— Откуда ты знаешь?

— Поверь мне. Ты видела президента?

— А как его можно было не увидеть? Это даже к лучшему: на меня никто и внимания не обратил.

— Безусловно, он сразу же завладевает всеобщим вниманием.

— Лютер уже здесь?

— Скоро привезут.

Кейт открыла свою сумочку и порылась в ней в поисках жевательной резинки. Джек улыбнулся и, отведя в сторону ее дрожащие пальцы, вынул для нее упаковку.

— Я могу, по крайней мере, поговорить с ним по телефону?

— Посмотрим.

Они вновь сели и стали ждать. Ладонь Джека накрыла руку Кейт, и они оба посмотрели на массивную скамью, где вскоре все должно было начаться. Но пока они просто ждали. Вместе.

* * *

Белый фургон обогнул угол, проехал сквозь полукруг полицейских и остановился в нескольких футах от боковой двери. Сет Фрэнк поставил свою машину позади фургона и вышел наружу, держа в руке рацию. Из фургона выпрыгнули два полицейских и осмотрелись по сторонам. Обстановка была благоприятной. Вся толпа находилась у центрального входа, пялясь на президента. Один из полицейских повернулся и кивнул другому полицейскому, сидящему внутри фургона. Через несколько секунд появился Лютер Уитни в темном бушлате поверх костюма с кандалами на ногах и в наручниках. Его ноги коснулись земли, и в сопровождении двух полицейских — один впереди, другой сзади — он направился в здание суда.

Именно в этот момент толпа накатила на угол здания. Люди следовали за президентом, который быстро шел по тротуару к своему лимузину. Проходя мимо боковой стены суда, он поднял глаза. Как будто почувствовав его присутствие, Лютер, до этого смотревший вниз, тоже поднял глаза. На какое-то ужасное мгновение их взгляды встретились. Помимо воли, с губ Лютера сорвались два слова.

— Вонючий ублюдок.

Это было сказано тихо, однако оба полицейских что-то услышали и стали осматриваться по сторонам, в то время как президент шел всего лишь в сотне футов от них. Они были удивлены. А затем их внимание привлекло совсем другое событие.

Ноги у Лютера подкосились. Поначалу оба полицейских решили, что он намеренно усложняет им работу, пока не увидели струящуюся по его щеке кровь. Один из них громко выругался и схватил Лютера за руку. Второй выхватил пистолет и водил им из стороны в сторону, направив туда, откуда, по его мнению, прозвучал выстрел. События следующих минут остались загадкой для большинства присутствовавших. Звук выстрела почти не был слышен из-за криков толпы. Однако агенты секретной службы расслышали его. Бертон моментально повалил Ричмонда на землю. Человек двадцать в темных костюмах с автоматами на изготовку плотно сомкнулись вокруг них.

Сет Фрэнк видел, как из переулка вырвался фургон секретной службы и отрезал охваченную паникой толпу от президента. Из него выскочил агент с автоматом и посмотрел вдоль улицы, говоря что-то по рации.

Фрэнк приказал своим подчиненным обследовать каждый квадратный дюйм места происшествия, все перекрестки были перекрыты, и начался тщательный осмотр района — здание за зданием. Вскоре должны были прибыть дополнительные грузовики с полицейскими, но Фрэнк чувствовал, что уже слишком поздно.

В следующее мгновение Фрэнк был около Лютера. Не веря своим глазам, он смотрел на пропитавшую снег кровь, превратившую его в ярко-красную жидкость. Уже вызвали скорую помощь, которая должна была прибыть с минуты на минуту. Но Фрэнк также знал, что помощь врачей уже не нужна. Лицо Лютера побелело, глаза смотрели без выражения, пальцы судорожно сжались. В его голове зияли две дыры, и одна из пуль, пройдя сквозь плоть, пробила бок фургона. Тот, кто стрелял, знал свое дело.

Фрэнк закрыл Лютеру глаза и огляделся. Президента подняли с земли и усаживали в лимузин. Через несколько секунд и лимузин, и фургоны исчезли. Репортеры попытались прорваться к месту убийства, но Фрэнк подал знак своим людям, и журналистов встретила стена разъяренных и недоумевающих полицейских, которые угрожающе размахивали дубинками, надеясь, что кто-нибудь попадется под горячую руку.

Сет Фрэнк посмотрел на тело. Несмотря на мороз, он снял куртку и закрыл ею лицо и тело Лютера до пояса.

Джек подбежал к окну, как только раздались первые крики. Его сердце бешено забилось, а лоб покрылся испариной.

— Оставайся на месте, Кейт! — Он взглянул на нее. Она замерла; судя по выражению ее лица, она уже подумала о том, что, как отчаянно надеялся Джек, не подтвердится.

Из внутренней комнаты выбежал Самьюэл.

— Что случилось?

— Самьюэл, присмотри за ней, прошу тебя.

Самьюэл кивнул, и Джек выбежал из зала.

Такое количество вооруженных людей Джек видел раньше лишь в голливудских боевиках. Он промчался к черному ходу, и здоровенный полицейский уже готов был раскроить ему дубинкой череп, когда раздался окрик Фрэнка.

Джек медленно приблизился. Каждый шаг по утоптанному снегу, казалось, длился вечность. Также казалось, что все взгляды устремлены на него. Скорченное тело, накрытое курткой. Кровь, пропитывающая снег. Страдание и одновременно отвращение на лице следователя Сета Фрэнка. До конца жизни он будет помнить каждую из этих деталей.

Джек, наконец, низко присел рядом со своим другом и начал приподнимать куртку, но потом остановился. Он обернулся и посмотрел в ту сторону, откуда только что пришел. Толпа репортеров расступилась. Даже стена полицейских освободила небольшое пространство, чтобы пропустить Кейт.

В течение минуты Кейт без пальто стояла неподвижно, дрожа на ветру, который вихрем крутился в узком пространстве между домами. Она смотрела вперед, ее глаза были настолько напряжены, что, казалось, они видят все и одновременно не видят ничего. Джек хотел встать и подойти к ней, но ноги его не слушались. Еще несколько минут назад он был энергичен, готов к битве, зол на своего клиента, отказывающегося от помощи, а теперь чувствовал себя полностью изможденным.

С помощью Фрэнка он поднялся и нетвердым шагом подошел к ней. Впервые в своей жизни назойливые репортеры не решились задавать никаких вопросов. Фотографы, казалось, забыли о необходимости делать снимки. Когда Кейт опустилась на колени рядом с отцом и нежно прикоснулась рукой к его неподвижному плечу, вокруг слышались только свист ветра и отдаленный вой сирены медицинской машины. На минуту-две жизнь замерла у суда округа Миддлтон.

* * *

В лимузине, который мчался обратно в Вашингтон, Алан Ричмонд ослабил узел галстука и налил себе пива. Он представил себе заголовки вечерних номеров газет. Репортеры ведущих телекомпаний будут просить у него интервью, и он извлечет из этого свою выгоду. Его рабочий график текущего дня не изменится. Твердый, как скала, президент. Рядом с ним гремят выстрелы, а он не моргнув глазом занимается своим обычным делом: управляет страной, руководит людьми. Он прикинул, какими будут результаты опросов. Дополнительные десять процентов как минимум. Но все это было как-то слишком просто. Когда же ему придется принять настоящий вызов?

Лимузин приближался к границе округа Колумбия; Бертон взглянул на Ричмонда. Лютер Уитни только что получил пулю от Коллина, а этот парень спокойно пил имбирное пиво. Бертон ощутил тошноту. И это был еще не конец. Ему никогда и ни за что не забыть происшедшего, но, возможно, он проживет остаток жизни свободным человеком. Человеком, которого уважают его дети, даже если он больше не уважает себя сам.

Продолжая смотреть на президента, Бертон внезапно подумал, что этот сукин сын гордится собой. Он и раньше наблюдал подобное спокойствие в обстановке крайнего и умышленного насилия. Никакого сочувствия к принесенному в жертву человеку. А вместо этого приступ эйфории. Приступ торжества. Бертон вспомнил следы на шее Кристины Салливан. Ее разбитую челюсть. Зловещие звуки, доносившиеся из-за дверей других спален. Лидер нации.

Бертон вспомнил о той встрече с Ричмондом, когда он изложил своему шефу все факты, без исключения. Это не было приятным занятием, даже несмотря на зрелище извивающейся, как уж на сковородке, Глории Рассел.

* * *

Ричмонд испытующе посмотрел на каждого из них. Бертон и Рассел сидели рядом. Коллин топтался у двери. Они собрались в одной из комнат жилых апартаментов Семьи номер один. В той части Белого дома, куда закрыт путь любопытной публике. Остальные члены семьи на несколько дней уехали в гости к родственникам. Так было лучше всего. Главный член семьи пребывал не в лучшем расположении духа.

Президент, наконец, был посвящен во все подробности, самой важной из которых был нож для вскрытия конвертов с наиболее изобличающими их уликами, оказавшийся в руках их бесстрашного свидетеля-преступника. Когда Бертон рассказал президенту об этом, того чуть не хватил удар. Немного придя в себя, президент повернулся к Рассел.

Когда Коллин сообщил ему об указании Рассел не протирать лезвие и ручку ножа, президент поднялся и подошел вплотную к главе своей администрации, которая так сильно вжалась в кресло, что, казалось, стала частью обивки. Его пристальный взгляд был сокрушающим. Наконец, она закрыла лицо руками. Блузка в подмышках намокла от пота, а горло пересохло.

Ричмонд вернулся на свое место, медленно прожевал кубик льда из коктейля, а потом повернулся к окну. Он только что вернулся с очередного свидания, но уже успел снять галстук. Продолжая смотреть в пространство, он заговорил.

— Когда, Бертон?

Бертон оторвал глаза от пола.

— Кто знает? Может быть, никогда.

— Нет. Вы должны это знать лучше. Оцените ситуацию как профессионал.

— Лучше раньше, чем позже. У него теперь есть адвокат. Так или иначе, он может кому-нибудь проговориться.

— Есть соображения по поводу того, где может находиться этот… предмет?

Бертон нервно потер руки.

— Нет, сэр. Полицейские обыскали его дом, машину. Если бы они нашли нож, я бы об этом узнал.

— Но они знают, что он пропал из дома Салливана?

Бертон кивнул.

— Полицейские понимают, что нож — важная улика. Если он всплывет, они найдут ему применение.

Президент встал и подошел к отвратительной коллекции готического хрусталя его жены, выставленной на одном из столов. Рядом с ней стояли фотографии членов семьи. Но президент видел не выражения их лиц, а огонь, в котором сгорает его администрация. Казалось, его лицо краснеет от невидимого жара. Странице истории с его участием угрожала опасность быть перевернутой, и все из-за заурядного уголовника и чрезмерно амбициозной и невероятно тупой главы администрации.

— Кого, по-вашему, нанял Салливан?

Снова отвечал Бертон. Рассел больше не принималась в расчет. Коллин присутствовал лишь для того, чтобы выслушать распоряжения.

— Это может быть один из двадцати или тридцати высокооплачиваемых наемных убийц. Кто бы он ни был, он уже далеко.

— Но вы же намекнули своему другу-следователю?

— Он знает, что вы «по простоте душевной» сообщили Уолтеру Салливану время и место. Парень достаточно умен, чтобы ухватиться за это.

Президент неожиданно схватил один из хрустальных предметов и швырнул его о стену; тот разбился вдребезги, осыпав осколками всю комнату; лицо Ричмонда исказилось от ненависти и злобы, так что даже Бертона передернуло.

— Проклятье, если бы он не пропал, это было бы прекрасно.

Рассел посмотрела на усеявшие ковер крошечные осколки хрусталя. Это была ее жизнь. Все эти годы учебы, упорного труда, работы по сотне часов в неделю. Ради вот этого.

— Полиция собирается заняться Салливаном. Я уверен, следователь подозревает, что Салливан замешан в этом деле, — продолжал Бертон. — Но хотя Салливан — наиболее вероятный подозреваемый, он будет все отрицать. Они не смогут ничего доказать. Не знаю, когда они доберутся до нас, сэр.

Ричмонд стал ходить по комнате. Могло показаться, что он готовится к выступлению или встрече с бойскаутами в каком-нибудь штате Среднего Запада. На самом же деле он размышлял над тем, как убить человека так, чтобы на него не пала даже тень подозрения.

— А что если он вновь попытается? И на этот раз добьется успеха?

Бертон обдумывал вопросы.

— Как мы можем контролировать действия Салливана?

— Можем, сделав это самостоятельно.

Минуту-две никто не произносил ни слова. Рассел скептически смотрела на своего шефа. Ее жизнь только что пошла ко всем чертям, а теперь ее вынуждали участвовать в заговоре с целью убийства. С тех пор как все это началось, ее чувства как бы задубели. Она была абсолютно уверена, что ее положению просто некуда более ухудшаться. Но оказалось, что это не так.

Наконец, Бертон отважился предположить:

— Вряд ли полицейские поверят, что Салливан настолько безрассуден. Он знает, что они присматриваются к нему, но ничего не могут доказать. Если мы устраним Уитни, я не уверен, что подозрение падет на Салливана.

Президент подошел к Бертону.

— Значит, дайте полицейским повод самостоятельно прийти к такому выводу, если они вообще на это способны.

В действительности Ричмонд больше не нуждался в помощи Уолтера Салливана для переизбрания на следующий срок.

И, что более важно, это был идеальный повод освободить себя от обязательств перед Салливаном по поддержке Украины, а не России; к такому решению он с каждым днем склонялся все больше и больше. Если Салливан будет хотя бы косвенно замешан в смерти убийцы своей жены, ему больше не участвовать в международных сделках. Поддержка Ричмондом Салливана незаметно сойдет на нет. Те, кто нужно, правильно поймут это тихое отступление.

— Алан, ты хочешь подвести Салливана под умышленное убийство? — Это были первые слова, сказанные Глорией Рассел. Выражение лица главы администрации выдавало ее полнейшее изумление.

Он посмотрел на нее с нескрываемым презрением.

— Алан, подумай о том, что ты говоришь. Это Уолтер Салливан, а не какой-нибудь мелкий жулик, на которого всем наплевать.

Ричмонд улыбнулся. Его забавляла ее тупость. Когда он нанял ее на эту должность, она казалась такой умной, такой невероятно способной. Он жестоко ошибся.

Президент приблизительно прикинул кое-что в уме. В лучшем случае, существовала двадцатипроцентная вероятность привлечения Салливана к ответственности за убийство. При подобных обстоятельствах Ричмонд пошел бы на такой риск. Салливан мог сам о себе позаботиться. А если он дрогнет? Что ж, для этого существуют тюрьмы. Он взглянул на Бертона.

— Бертон, а вам это понятно?

Бертон не отвечал.

— Вы определенно были готовы убить этого человека раньше, Бертон, — резко сказал президент. — Насколько я могу судить, ставки не изменились. Точнее, они даже выросли. Для всех нас. Вы понимаете меня, Бертон? — Ричмонд немного помолчал, а потом повторил свой вопрос.

Наконец, Бертон поднял глаза и тихо ответил:

— Я понимаю.

В течение следующих двух часов они составляли план действий.

Когда два агента секретной службы и Рассел собирались уйти, президент взглянул на нее.

— Кстати, Глория, а что произошло с деньгами?

Рассел посмотрела ему в глаза.

— Они были анонимно пожертвованы американскому Красному Кресту. Насколько я знаю, это один из крупнейших взносов частного лица за все время его существования.

Дверь закрылась, и президент улыбнулся. Неплохой прощальный жест. Наслаждайся, Лютер Уитни. Наслаждайся до поры до времени, мелкое ничтожество.

Глава 23

Уолтер Салливан расположился в кресле с книгой, но так и не открыл ее. Он думал о прошлом. О том прошлом, когда произошли события, казавшиеся менее реальными, менее связанными с ним, чем какие-либо другие события в его жизни. Он нанял убийцу, чтобы рассчитаться с человеком, виновным в убийстве его жены. Это дело было провалено, что вызвало у Салливана скорее удовлетворение, чем недовольство: его горе заметно утихло, и он понял, что поступил неправильно, предприняв попытку мести. Цивилизованное общество потому и называется таковым, что требует выполнения установленных законов. И какую бы боль ему ни причинили, он все же останется цивилизованным человеком. И будет следовать законам.

В этот момент он увидел старую газету, содержание которой продолжало беспокоить его. Большие черные заголовки на фоне белой бумаги бросались в глаза. Он вдруг почувствовал, что закравшееся ему в душу смутное подозрение начинает приобретать четкие очертания. Уолтер Салливан был не только миллиардером, но и человеком с блестящим, пытливым умом. Таким умом, который не упускал ни единой детали общей картины.

Лютер Уитни был мертв. У полицейских больше не было ни единого подозреваемого. Салливан навел справки, проверяя очевидное предположение. Маккарти находился в Гонконге в день убийства Уитни. Он беспрекословно выполнил последнее указание Салливана. Уолтер Салливан распорядился прекратить охоту. Однако нашелся другой охотник.

Только Салливан и его неудачливый наемник знали это наверняка.

Салливан посмотрел на свои старинные часы. Не было еще и семи утра, а он встал уже четыре часа назад. Чем старше он становился, тем меньше значило для него деление суток по времени. В четыре утра он мог бодрствовать, находясь в самолете, летящем над Тихим океаном, а в два часа дня — спать глубоким сном.

Ему предстояло проанализировать множество фактов, и он напряженно думал. Проведенное во время последнего медицинского обследования сканирование мозга показало, что его работоспособность соответствует мозгу двадцатилетнего юноши. И теперь этот великолепный мозг сопоставлял некоторые неоспоримые факты, которые вели его обладателя к выводу, неожиданному даже для него самого.

Он взял телефонную трубку и, разглядывая тщательно отполированные панели вишневого дерева, которыми был отделан его кабинет, набрал номер.

Через мгновение в трубке раздался голос Сета Фрэнка. Не удивившись, что застал его на работе в столь ранний час, Салливан сдержанно высказал ему признательность в связи с арестом Лютера Уитни. Но что дальше?

— Да, мистер Салливан, чем могу быть полезен?

Салливан кашлянул. В его голосе зазвучала нотка заискивания, абсолютно нехарактерная для его манеры ведения разговора. Это насторожило даже Фрэнка.

— У меня вопрос относительно той информации, которую я предоставил вам раньше о внезапном отъезде Кристи… ммм… Кристины, когда мы ехали в аэропорт, чтобы отправиться на Барбадос.

Фрэнк насторожился.

— Вы вспомнили что-то еще?

— Я хочу выяснить, говорил ли я вам о причине ее отказа от поездки.

— К сожалению, не припоминаю.

— Что ж, полагаю, мой возраст дает себя знать. Боюсь, у меня стали хуже работать не только суставы, хотя, как и любой другой, я не желаю признаваться себе в этом, лейтенант. Если точнее, я думал, что сказал вам, что она приболела и вынуждена была вернуться домой. Я имею в виду думал, что именно так вам и сказал.

Сет открыл папку с делом, хотя ответ был очевиден.

— Вы сообщили, что она ничего не объясняла, мистер Салливан. Просто сказала, что не поедет, а вы не настаивали.

— А… Думаю, тогда все правильно. Спасибо, лейтенант.

Фрэнк встал. Свободной рукой он взял чашку с кофе, но затем поставил ее обратно.

— Минутку, мистер Салливан. Почему вы решили, что сказали мне о болезни жены? Она действительно была больна?

Салливан ответил не сразу.

— На самом деле она не была больна, лейтенант Фрэнк. Она обладала превосходным здоровьем. Что касается вашего вопроса, я думал, что дал вам другую информацию, потому что, говоря попроще и оставляя в стороне мои периодические провалы памяти, последние два месяца я провел в сомнениях, не осталась ли Кристина по какой-то определенной причине.

— Простите?..

— Чтобы найти для своего успокоения объяснение тому, что с ней случилось. Чтобы не считать это проклятой случайностью. Я не верю в судьбу, лейтенант. Для меня все имеет свою причину. Видимо, я хотел убедить себя, что и Кристина отказалась от поездки по какой-то причине.

— Вот как?

— Простите, если я сбил вас с толку своими старческими бреднями.

— Нисколько, мистер Салливан.

* * *

Повесив трубку, Фрэнк добрых пять минут пялился в стену. Что, черт побери, все это значило?

Последовав совету Билла Бертона, Фрэнк ранее тайно навел справки относительно того, мог ли Салливан нанять киллера, чтобы предполагаемый убийца его жены никогда не предстал перед судом. Сведения поступали очень медленно; в таком деликатном вопросе ему следовало быть предельно осторожным. Фрэнк рисковал карьерой и благополучием семьи, поскольку у людей, подобных Салливану, в правительстве не счесть влиятельных друзей, способных добиться увольнения следователя.

На следующий день после убийства Лютера Уитни Сет Фрэнк немедленно выяснил, где в то время находился Салливан. Хотя не заблуждался, что старик лично нажал на спусковой крючок винтовки, переправившей Лютера Уитни в мир иной. Но заказное убийство представляло собой очень серьезное преступление, и хотя, возможно, следователь мог понять мотивацию миллиардера, Салливан, вероятно, устранил не того человека. После последнего разговора с ним у следователя возникли новые вопросы и на них не было ни одного ответа.

Сет Фрэнк подумал, когда же, наконец, это проклятое дело исчезнет у него с глаз долой.

* * *

Часом позже Уолтер Салливан позвонил на местную телевизионную станцию, главным совладельцем которой он являлся. Его просьба была простой и конкретной. Через час посылку доставили к нему домой. После того как одна из сотрудниц передала ему коробку, он проводил ее к выходу, закрыл и запер на замок дверь комнаты, в которой находился, и нажал небольшую кнопку на стене. Маленькая панель тихо сдвинулась в сторону, открыв доступ к аудиомагнитофону. Большую часть этой стены занимала домашняя видеосистема последней модели, которую Кристина Салливан увидела когда-то в журнале и решила, что та ей просто необходима, хотя ее пристрастие к видеопродукции ограничивалось порнографией и мыльными операми.

Салливан осторожно развернул аудиокассету и вставил ее в магнитофон, панель автоматически стала на место, и включился режим воспроизведения. Несколько секунд Салливан прислушивался. Когда он услышал слова, его лицо осталось бесстрастным. Он ожидал услышать то, что услышал. Он солгал следователю. У него была прекрасная память. Если бы его проницательность была хотя бы наполовину такой же хорошей. Потому что не увидеть очевидное мог только слепой идиот. Ярость, такова была его реакция, наконец, проявившаяся в изгибе твердых губ и блеске непроницаемых темно-серых глаз. Такая ярость, которой он не чувствовал давно. Даже после известия о смерти Кристи. Ярость, которая могла найти выход лишь в действиях. И Салливан не сомневался, что первый залп должен быть и последним, так как иначе нельзя было гарантировать победу, а он не привык проигрывать.

* * *

Похороны состоялись в глухом местечке, где кроме священника присутствовали еще лишь трое человек. Они происходили в обстановке строжайшей секретности, чтобы избежать непременного нашествия армии репортеров. Гроб с телом Лютера был закрыт. Вид последствий ужасного ранения головы — не самое лучшее впечатление, которое обычно хотят сохранить в своем сердце родные и близкие покойного.

Для служителя Господа не имели ни малейшего значения биография усопшего и обстоятельства его смерти, и служба была в должной мере благопристойной. Поездка на местное кладбище была столь же короткой, как и процессия. Джек с Кейт ехали вдвоем; за ними следовал Сет Фрэнк. В церкви он сидел в отдалении, чувствуя себя очень неловко. Джек пожал ему руку; Кейт, казалось, не замечала его присутствия.

Джек, опершись на свою машину, наблюдал за Кейт, которая на складном металлическом стуле сидела рядом с могилой, только что принявшей ее отца. Джек посмотрел вокруг. На этом кладбище не было грандиозных надгробных монументов. Надгробные памятники были здесь редкостью, на большинстве могил лежали темные прямоугольные плиты с именем покойного, датами рождения и смерти. Кое-где встречались надписи вроде «помним и любим»; большинство же не имело прощальных слов.

Джек вновь посмотрел на Кейт и увидел, как Сет Фрэнк направился в ее сторону, потом, видимо, изменил свое решение и медленно пошел к «лексусу».

Фрэнк снял солнцезащитные очки.

— Прекрасная служба.

Джек пожал плечами.

— Не вижу в смерти ничего прекрасного. — Хотя взгляды его и Кейт по этому вопросу сильно различались, он не мог полностью простить Фрэнку то, что тот позволил Лютеру Уитни умереть подобным образом.

Фрэнк замолчал, разглядывая отделку своего седана, достал сигарету, но потом решил не закуривать. Он засунул руки в карманы и отвернулся.

Фрэнк присутствовал на вскрытии Лютера Уитни. Дыра в черепе была огромной. Ударная волна от пули, вошедшей в голову, распространилась во все стороны с такой силой, что добрая половина мозга разлетелась на мелкие куски. И неудивительно: ведь пуля, извлеченная из сиденья полицейской машины, была очень крупной. «Магнум», калибр 460. Медицинский эксперт сообщил Фрэнку, что такой тип патронов часто используется в спортивной охоте, в основном, на крупного зверя. Пуля ударила в Лютера Уитни с силой, превышающей восемь тысяч фунтов. Охота на крупного зверя. Фрэнк устало покачал головой. И это произошло у него на виду, прямо перед его носом. Он никогда этого не забудет.

Фрэнк посмотрел на зеленый участок земли, который стал последним пристанищем для более чем двадцати тысяч усопших. Джек проследил за взглядом Фрэнка.

— Так есть какие-нибудь зацепки?

Следователь ковырнул носком ботинка землю.

— Мало. И ни одна никуда не ведет.

Они оба выпрямились, когда Кейт поднялась, положила на земляной холмик букетик цветов и некоторое время стояла неподвижно, глядя в сторону. Ветер утих, и, несмотря на холод, пригревало яркое солнце.

Джек застегнул пуговицы пальто.

— И что теперь? Дело закрыто? Никто вас не обвинит.

Фрэнк улыбнулся и решил все-таки закурить.

— Как бы не так, шеф.

— Так что вы намерены делать?

Кейт повернулась и пошла к машине. Сет Фрэнк надел шляпу и достал ключи от машины.

— Да просто намерен найти убийцу.

* * *

— Кейт, я знаю, что ты чувствуешь, но ты должна поверить мне. Он ни в чем тебя не обвинял. В этом не было твоей вины. Ты же сама говорила, что тебя втянули в это дело против твоей воли. Ты же никого ни о чем не просила. Лютер это понимал.

Они на машине Джека возвращались в город. Солнце стояло на уровне глаз и с каждой милей опускалось все ниже. На кладбище они сидели в машине почти два часа: она не хотела уезжать. Как будто ждала, что он выйдет из могилы и присоединится к ним.

Она немного опустила стекло, и плотный поток воздуха ворвался в машину, развеивая запах новой машины и своей влажностью предвещая дождь.

— Следователь Фрэнк не собирается закрывать дело, Кейт. Он разыскивает убийцу Лютера.

Наконец, она взглянула на него.

— Меня не волнует, что он говорит. — Она прикоснулась к своему носу, который покраснел, распух и сильно болел.

— Хватит, Кейт. Он же не хотел, чтобы Лютера убили.

— Неужели? Дело, полное вопросов, рассыпается в прах перед началом суда, и все его участники, включая следователя, выглядят законченными идиотами. И вот вы получаете труп и закрытое дело. Повтори-ка теперь, что хочет следователь?

Джек остановился перед красным сигналом светофора и откинулся на спинку сиденья. Он знал, что Фрэнк был откровенен с ним, но не было никакого способа убедить в этом Кейт.

Светофор мигнул, и Джек продолжил движение в потоке машин. Он взглянул на часы. Ему нужно было возвращаться на работу, если, конечно, она еще была у него.

— Кейт, я думаю, тебе сейчас нельзя быть одной. Что если я останусь у тебя на несколько ночей? Ты варишь кофе утром, а мое дело — ужины. Идет?

Он приготовился к немедленному отрицательному ответу и уже обдумал контраргументы.

— Ты уверен в этом?

Джек вгляделся в ее лицо; на него смотрели широко раскрытые, покрасневшие глаза. Казалось, каждая клеточка ее тела готова закричать от боли. Переживая то, что для них обоих, несомненно, являлось трагедией, он неожиданно осознал, что по-прежнему не отдает себе отчета в силе испытываемой ею боли и вины. Это ошеломило его даже больше, чем звук выстрела, когда он сидел и держал ее руку.

— Уверен.

В ту ночь он расположился на диване. Он лежал, натянув одеяло до подбородка, чтобы защититься от сквозняка, дувшего ему в грудь из невидимой щели в окне. Потом он услышал скрип двери, и она вышла из спальни. На ней был тот же халат, что и раньше, волосы были крепко стянуты в пучок. Ее лицо выглядело свежим и чистым, лишь небольшой румянец на щеках выдавал душевную травму.

— Не нужно ли тебе чего-нибудь?

— Нет. Этот диван намного более удобный, чем я думал. У меня до сих пор сохранился точно такой же из нашей квартиры в Шарлоттсвилле. Думаю, в нем не осталось ни одной целой пружины. Полагаю, они все ушли в отставку.

Она не улыбнулась, но села рядом с ним.

Когда они жили вместе, она каждый вечер принимала ванну. Ложась в постель, она пахла так хорошо, что это едва не сводило его с ума. Этот запах был таким же чистым, как дыхание новорожденного. А потом она замолкала, до тех пор, пока он, истомленный, не ложился на нее сверху, и она со своей беззастенчиво порочной улыбкой гладила его, а он в течение нескольких минут думал, что миром, бесспорно, правят женщины.

Ее голова склонилась к его плечу, и он обнаружил, что его основной инстинкт отчетливо дает себя знать. Но ее явная усталость, абсолютная апатия быстро положили конец неуместным мыслям, и он почувствовал неприятный укол совести.

— Я не уверена, что составлю тебе хорошую компанию.

Неужели она поняла, что он чувствовал? Каким образом? Ведь все ее мысли, должно быть, витали далеко отсюда.

— Развлечение не входило в программу. Я сам позабочусь о себе, Кейт.

— Я очень ценю твою поддержку.

— Для меня сейчас нет ничего более важного.

Она сжала его руку. Когда она поднялась, чтобы уйти, полы ее халата разошлись, открыв для взгляда больше, чем ее длинные, изящные ноги, и Джек был рад, что этой ночью они спят в разных комнатах. Размышляя, он не сомкнул глаз до раннего утра, его мысли перескакивали с одного на другое, начиная с рыцарей в белых одеждах со сверкающими мечами, обезображенными пятнами ржавчины, и кончая юристами-идеалистами, спящими в горестном одиночестве.

В третью ночь он вновь расположился на диване. И, как и прежде, она вышла из своей спальни; легкий скрип двери заставил его отложить в сторону журнал, который он читал. Но на этот раз она не подошла к дивану. Наконец, он повернулся к ней лицом и обнаружил, что она наблюдает за ним. Но теперь она не выглядела безразличной. И теперь на ней не было халата. Она повернулась и ушла обратно в спальню. Дверь осталась открытой.

На мгновение он замер. Потом поднялся, подошел к двери и заглянул внутрь. В темноте он различил ее силуэт на кровати. Одеяло лежало в ногах кровати. Он видел очертания ее тела, когда-то настолько же знакомого ему, как и свое собственное. Она, не отрываясь, смотрела на него своими миндалевидными глазами. Она не протянула ему руки; он вспомнил, что она никогда не делала этого.

— Ты уверена в этом? — Он чувствовал, что обязан задать этот вопрос. Он не хотел, чтобы утром она обо всем пожалела и почувствовала себя униженной и смущенной.

Вместо ответа она встала и привлекла его к себе. Матрас был жестким и теплым в том месте, где она лежала. Через мгновение он был таким же нагим, как и она. Он инстинктивно нащупал знакомую родинку в форме полумесяца, прикоснулся рукой к изгибу ее губ, которые вскоре слились с его губами. Ее глаза были открыты, и теперь в них не было ни слез, ни припухлости, а лишь взгляд, который он когда-то так полюбил и желал всегда чувствовать на себе. Он медленно обвил ее руками.

* * *

Дом Уолтера Салливана посещали чиновники самого высокого ранга. Но сегодняшний вечер был особенным, даже по сравнению с предыдущими событиями.

Алан Ричмонд поднял бокал с вином и произнес краткий, но яркий тост за хозяина дома; четыре другие тщательно отобранные пары зазвенели своими бокалами. Сияющая первая леди, одетая в простое черное платье, с пепельными волосами, обрамляющими не по годам свежее, изящное лицо, улыбнулась миллиардеру. Она, привыкшая вращаться в среде богатых, интеллектуальных и изысканных людей, все же благоговела перед Уолтером Салливаном и подобными ему богачами еще и потому, что они на Земле — большая редкость.

Формально по-прежнему находясь в трауре, Уолтер Салливан сегодня был необычайно общителен. Разговор за кофейным столиком в его просторной библиотеке касался то международного бизнеса, то последних шагов совета Федеральной резервной системы, то спортивных прогнозов, то предстоящих в следующем году выборов. Никто из присутствовавших не сомневался, что после подсчета голосов Алан Ричмонд останется на своем посту.

Никто, кроме одного человека.

Прощаясь, президент наклонился к Уолтеру Салливану, чтобы обнять его и сказать несколько слов по секрету. Услышав слова президента, Салливан улыбнулся. Затем старик оступился, но выпрямился, схватившись за руки президента.

Когда гости разошлись, Салливан отправился в кабинет и закурил сигару. Он подошел к окну: огоньки президентского кортежа быстро исчезали из вида. Салливан не мог удержаться от усмешки. Вспомнив, что президент слегка поморщился, когда он схватил его за руки, Салливан почувствовал себя победителем. Невероятная догадка, но зачастую невероятные догадки оказываются чистой правдой. Следователь Сет Фрэнк очень откровенно делился с миллиардером своими гипотезами относительно дела. Одна из гипотез, особенно заинтересовавшая Уолтера Салливана, заключалась в том, что его жена ножом для вскрытия конвертов ранила своего убийцу, возможно, повредив ему руку или ногу. Видимо, рана оказалась серьезнее, чем предполагали полицейские. Могли быть задеты нервные волокна. Поверхностная рана к этому времени, несомненно, затянулась бы.

Салливан медленно вышел из кабинета, выключив за собой свет. Конечно, президент Алан Ричмонд почувствовал лишь небольшую боль, когда пальцы Салливана погрузились в его плоть. Но, как это бывает во время сердечного приступа, за небольшой болью зачастую следует гораздо более сильная. Салливан широко улыбнулся. Теперь он точно знал, что будет делать.

* * *

С вершины холма Уолтер Салливан смотрел на маленький деревянный домик с зеленой жестяной крышей. Он плотнее обмотал шею шарфом и оперся на толстую трость, помогавшую его слабым ногам. В это время года на холмах юго-западной Вирджинии было довольно морозно, и синоптики уверенно предсказывали обильные снегопады.

Он начал спускаться вниз, ступая по ставшей твердой, как камень, земле. Дом был превосходно отремонтирован благодаря его неограниченным финансовым возможностям и глубокому чувству ностальгии, которое, казалось, овладевало им все сильнее и сильнее по мере того, как он приближался к той черте, за которой становишься частью прошлого. Хозяином Белого дома был Вудро Вильсон, а мир был охвачен огнем Первой мировой войны, когда Уолтер Патрик Салливан впервые увидел свет при помощи повивальной бабки и благодаря непреклонной решимости его матери, Милли, которая до этого потеряла всех троих своих детей, причем двоих из них во время родов.

Его отец, шахтер — тогда в этой части Вирджинии, кажется, у всех отцы были шахтерами — дожил до двенадцатого дня рождения своего сына, а потом скоропостижно скончался от множества болезней, вызванных переутомлением и постоянным вдыханием угольной пыли. В течение многих лет будущий миллиардер наблюдал, как его папа, полностью обессиленный, с лицом, черным, как шерсть их большого лабрадора, пошатываясь, входит в дом и почти падает на маленькую кровать в дальней комнате. Он бывал слишком утомленным, чтобы есть или играть со своим малышом, который каждый день надеялся, что ему уделят немного внимания, но не получал его от отца, на постоянную изможденность которого было больно смотреть.

Его мать прожила достаточно долго, чтобы увидеть, как ее сын превращается в одного из богатейших людей мира, и исполненный сознанием долга Уолтер обеспечил ее всеми благами, которые можно было купить на его огромные деньги. Отдавая дань памяти безвременно ушедшему из жизни отцу, он выкупил убившую его шахту. Пять миллионов наличными. Выплатив каждому из шахтеров премию в пятьдесят тысяч долларов, он торжественно закрыл шахту.

Он открыл дверь и вошел внутрь. Газовый камин наполнял комнату теплом, так что печного отопления не требовалось. Запасов еды в кладовой хватило бы на полгода. Здесь он был обеспечен всем необходимым. Он никогда никому не позволял жить здесь вместе с ним. Это был его родной дом. Все, кто когда-либо имели право жить здесь, за исключением его самого, уже умерли. Он был одинок и хотел быть одиноким.

Он долго не притрагивался к приготовленному им самим незамысловатому ужину, задумчиво глядя в окно, где в свете угасающего дня едва мог различить облетевшие вязы, растущие вокруг дома; их ветви помахивали ему как бы в такт неслышимой музыке.

Он помыл посуду и прошел в маленькую комнату, где когда-то была спальня его родителей. Теперь в ней находились стол, удобное кресло и несколько книжных полок, заполненных тщательно подобранной литературой. В углу стояла узкая кровать, поскольку эта комната служила ему и спальней.

Салливан взял хитроумный сотовый телефон, лежавший на столе. Потом набрал номер, известный лишь очень узкому кругу людей. На другом конце линии раздался голос. Затем Салливана попросили подождать, и через мгновение зазвучал другой голос.

— Боже мой, Уолтер, я знаю, у тебя свой собственный — и довольно странный — распорядок дня, но мне все же кажется, тебе стоит сбавить темп. Где ты находишься?

— В моем возрасте нельзя сбавлять темп, Алан. Иначе можно остановиться окончательно. Я с большим удовольствием сгорел бы в огне работы, чем согласился бы медленно тлеть. Надеюсь, я тебе не очень помешал?

— Ничего, мировые кризисы подождут. Что-нибудь нужно?

Салливан приставил к телефону маленький диктофон. На всякий случай.

— У меня к тебе только один вопрос, Алан.

Салливан замолчал. Ему пришло в голову, что это доставляет ему удовольствие. Затем он вспомнил, как выглядело лицо Кристи в морге, и помрачнел.

— Что именно?

— Почему ты так долго его не убивал?

В воцарившейся тишине Салливан слышал ритм дыхания на другом конце линии. Надо было отдать должное Алану Ричмонду: оно не участилось, а оставалось равномерным и спокойным. На Салливана это произвело глубокое впечатление и слегка разочаровало.

— Повтори, пожалуйста.

— Если бы твои парни промахнулись, ты теперь встречался бы со своим адвокатом, планируя защиту против импичмента. Признайся, ведь ты уже близок к этому.

— Уолтер, с тобой все в порядке? С тобой что-то произошло? Где ты?

Салливан на мгновение отнял телефон от уха. В аппарате было антипеленговое устройство, которое обрекало на неудачу любые попытки определить его местоположение. Если они теперь стараются запеленговать его, а он по понятным причинам был в этом уверен, то обнаружат, что сигнал может поступать из дюжины различных точек, ни одна из которых не была близка к тому месту, где он в действительности находился. Это устройство обошлось ему в десять тысяч долларов. Но это были всего лишь деньги. Он вновь улыбнулся. Он мог разговаривать так долго, как ему будет нужно.

— Напротив, я давно не чувствовал себя лучше, чем сейчас.

— Уолтер, ты говоришь каким-то загадками. Кто кого убил?

— Знаешь, я не очень удивился, когда Кристи не захотела лететь на Барбадос. Честно говоря, я предполагал, что она хотела остаться, чтобы развлечься с несколькими молодыми людьми, которых взяла на заметку в течение лета. Когда она сказала, что плохо себя чувствует, это меня позабавило. Помню, я сидел в лимузине и думал, какой предлог она изберет. Она была не слишком изобретательной, бедное дитя, и кашляла абсолютно ненатурально. Судя по всему, в школе она злоупотребляла объяснениями типа «мою домашнюю работу съела собака».

— Уолт…

— Странно, но когда полицейские спросили меня, почему она не поехала вместе со мной, мне неудобно было заявить им, что Кристи сказалась больной. Может, помнишь, в то время в газетах ходили слухи о разных интрижках… Я знал, что, если сообщу о ее болезни, то бульварные газетенки тут же объявят ее беременной от другого мужчины, даже если вскрытие этого не подтвердит. Людям нравится делать самые худшие и самые пикантные выводы, Алан, ты это знаешь. Когда тебя сместят с поста президента, о тебе, конечно, тоже сделают самые худшие выводы. И правильно сделают.

— Уолтер, скажи, пожалуйста, где ты находишься? У тебя явно не все в порядке со здоровьем.

— Хочешь послушать эту запись, Алан? Запись с той пресс-конференции, где ты с большим участием сказал мне о событиях, которые происходят без всякого смысла? Очень тактичное высказывание. Частная беседа двух старых друзей, которую записали несколько теле- и радиостанций, но которая не была никем замечена. Полагаю, что именно благодаря твоей популярности никто не придал этому значения. Ты был таким обаятельным, таким сочувствующим, никто и внимания не обратил, что ты сказал о болезни Кристи. Но ты сказал это, Алан. Ты говорил мне, что если бы Кристи не заболела, то не была бы убита. Она бы полетела со мной на остров и осталась в живых. Кристи лишь мне одному сказала о своей мнимой болезни. И я не стал сообщать этот факт полиции. А как ты узнал об этом?

— Должно быть, ты сам мне и сказал.

— Я не разговаривал с тобой до пресс-конференции. Это можно легко подтвердить. Моя жизнь расписана по минутам. Твое местонахождение и контакты как президента, как правило, хорошо известны в любое время. Я говорю «как правило», потому что в ту ночь, когда убили Кристи, ты явно не был ни в одном из обычно посещаемых тобою мест. Ты оказался в моем доме, а если точнее, в моей спальне. На пресс-конференции нас постоянно окружали десятки людей. Все, о чем мы говорили, записано на пленку. Ты не мог узнать об этом от меня.

— Уолтер, прошу тебя, скажи мне, где ты? Я хочу помочь тебе.

— Кристи никогда не нравилось действовать в открытую. Должно быть, она очень гордилась тем, что водит меня за нос. Наверное, она хвасталась тебе, как обвела старика вокруг пальца? Несомненно, только моя покойная жена могла сказать тебе, что симулировала болезнь. А ты проболтался в разговоре со мной. Не знаю, почему я понял все это только сейчас. Видимо, я был настолько одержим поиском убийцы Кристи, что безоговорочно согласился с версией о краже со взломом. Возможно, это было также неосознанным самообманом. Потому что я догадывался о чувствах Кристи к тебе. Но, наверное, я просто не хотел верить, что ты способен поступить со мной подобным образом. Мне надо было сделать ставку на самые худшие свойства человеческой природы, и я не просчитался бы. Но, как говорят: лучше поздно, чем никогда.

— Уолтер, зачем ты мне позвонил?

Голос Салливана стал тише, но не утратил своей твердости.

— Затем, ублюдок, чтобы ты знал, какое будущее тебе предстоит. Оно будет связано с юристами, судами и такой общественной оглаской, какую ты, даже будучи президентом, не мог бы себе вообразить. Потому что я не хочу, чтобы ты удивился, когда у тебя на пороге появится полиция. И самое главное, я хочу, чтобы ты знал, кого за все это благодарить.

Голос президента напрягся.

— Уолтер, если тебе нужна моя помощь, я тебе помогу. Но я — президент Соединенных Штатов. И хотя ты один из моих самых старых друзей, я не потерплю подобных обвинений ни от тебя, ни от кого-либо еще.

— Молодец, Алан. Молодец. Ты предвидел, что я буду записывать этот разговор. Впрочем, это неважно. — Салливан на мгновение замолчал, потом продолжил: — Ты же мой протеже, Алан. Я учил тебя всему, что знал сам, и ты был хорошим учеником. Достаточно хорошим, чтобы занять самый важный пост в мире. К счастью, твое падение тоже не заставит себя ждать.

— Уолтер, тебе многое пришлось пережить. В последний раз тебя прошу: пожалуйста, попроси у кого-нибудь помощи.

— Забавно, Алан, но я хотел посоветовать тебе то же самое.

Салливан выключил телефон, а потом диктофон. Его сердце билось непривычно быстро. Он прижал руку к груди и заставил себя расслабиться. Он не хотел, чтобы с ним случился инфаркт: он собирался еще пожить и посмотреть, что будет дальше.

Он посмотрел в окно, а потом на обстановку комнаты. Его маленькое убежище. В этой самой комнате умер его отец. Почему-то эта мысль его успокаивала.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Утром он позвонит в полицию. Он расскажет им обо всем и отдаст запись. А затем будет сидеть и наблюдать. Даже если Ричмонда и не признают виновным, его карьера закончена. То есть он уже мертвец, в профессиональном, духовном, нравственном смысле. Какая разница, что его материальная оболочка продолжит существование? Это даже к лучшему. Салливан улыбнулся. Он поклялся отомстить убийце своей жены. И не нарушил клятвы.

Внезапное ощущение того, что его рука поднимается вверх, заставило его открыть глаза. Затем его ладонь, помимо воли, обхватила холодный тяжелый предмет. Он спохватился лишь в тот момент, когда ствол коснулся его виска. Но было уже поздно.

* * *

Президент посмотрел на телефонную трубку, а потом на часы. Примерно в это время все должно было завершиться. Салливан был хорошим учителем. Слишком хорошим, и во вред себе, как оказалось. Ричмонд был почти уверен, что Салливан свяжется с ним, прежде чем объявить всему миру о виновности президента. Это намного упростило его задачу. Ричмонд поднялся и проследовал вверх по лестнице, в свои личные апартаменты. Мысль о покойном Уолтере Салливане уже вылетела у него из головы. Неэффективно и непродуктивно тратить время на раздумья о побежденном враге. Это лишь мешает тебе подготовиться к очередной схватке. Салливан также научил его этому.

* * *

В сумерках младший из двух мужчин смотрел на дом. Он слышал выстрел, но не отрывал взгляда от тускло освещенного окна.

Через несколько минут Билл Бертон присоединился к Коллину. Он не мог смотреть в глаза своему напарнику. Двое высокопрофессиональных, преданных своему делу агентов секретной службы — убийцы молодых женщин и стариков.

На обратном пути Бертон сидел, откинувшись на сиденье. Наконец, все закончилось. Трое человек мертвы, считая Кристину Салливан. А почему не считать ее? Именно с Кристины Салливан и начался весь этот кошмар.

Бертон посмотрел на свою руку, все еще не веря, что она только что держала рукоятку пистолета, нажимала на спусковой крючок, оборвав жизнь человека. Другой рукой Бертон забрал диктофон и кассету. Они лежали у него в кармане; их ждала мусоросжигательная печь.

* * *

Когда Бертон, тайно подключившись к телефонной линии, слушал разговор Салливана с Сетом Фрэнком, он понятия не имел, к чему клонит старик, говоря про «болезнь» Кристины Салливан. Но когда он сообщил эту информацию Ричмонду, тот побледнел и несколько минут молча смотрел в окно. Затем позвонил в пресс-службу Белого дома. Несколько минут спустя они оба слушали запись первой пресс-конференции на ступеньках миддлтонского суда. То, как президент выражал соболезнование своему старому другу, говорил о бренности человеческой жизни, о том, что Кристина Салливан осталась бы в живых, если бы не заболела. Он забыл, что Кристина сказала ему об этом в день своей смерти. Факт-улика. Факт, грозивший катастрофой им всем.

Бертон рухнул в кресло, взглянул на своего шефа, который молча смотрел на кассету, словно пытаясь усилием мысли стереть с нее свои слова. Бертон покачал головой: ну и ну! Президента поймали на его собственной расплывчатой риторике, как заурядного политикана.

— И что мы будем делать дальше, шеф? Смоемся на вашем самолете? — Разглядывая ковер, Бертон шутил лишь наполовину. Он был слишком ошеломлен даже для того, чтобы думать.

Он поднял глаза и увидел, что президент в упор смотрит на него.

— Уолтер Салливан — единственный из живых людей, кроме нас с вами, кто осознает значение этой информации.

Бертон поднялся и с вызовом посмотрел на Ричмонда.

— В мои обязанности не входит убийство людей лишь потому, что вы мне это прикажете.

Президент не отвел глаз от Бертона.

— Сейчас Уолтер Салливан для нас — прямая угроза. Он играет с нами в кошки-мышки, и мне это не нравится. А вам?

— У него есть на это чертовски веская причина, не так ли?

Ричмонд взял со стола карандаш и покрутил его пальцами.

— Если Салливан заговорит, мы потеряем все. Абсолютно все. — Президент сломал карандаш. — И нам конец. Вот такой же. И я сделаю все возможное, чтобы этого не допустить.

Внезапно ощутив сильное жжение в желудке, Бертон упал в кресло.

— Откуда вам известно, что он уже не проболтался?

— Я знаю Уолтера, — спокойно сказал президент. — Он сделает это по-своему. И это будет эффектно. Но он не будет спешить. Он не из тех, кто действует сгоряча. Но когда он берется за дело, последствия наступают быстро и неотвратимо.

— Отлично.

Бертон обхватил голову руками. Годы тренировок привили ему способность моментально анализировать информацию, быстро принимать решение и наносить удар за долю секунды до того, как это сделает противник. Теперь в его голове царила полная неразбериха, мысли были мутными и тягучими, как вчерашний кофе, ясности не было никакой. Он поднял глаза.

— Почему его обязательно нужно убивать?

— Я гарантирую вам, что в эту самую минуту Уолтер Салливан разрабатывает план, как лучше нас уничтожить. Такие действия не вызывают у меня симпатии.

Президент откинулся на спинку кресла.

— Проще говоря, этот человек решил бросить нам вызов. А за последствия своих поступков нужно отвечать. Уолтер Салливан знает это лучше, чем кто-либо другой. — Президент снова посмотрел Бертону в глаза. — Вопрос в том, готовы ли мы принять этот вызов?

* * *

Последние три дня Коллин с Бертоном следили за Уолтером Салливаном. Когда он вышел из машины в каком-то Богом забытом месте, Бертон не мог поверить в свою удачу и одновременно испытывал глубокое сочувствие к объекту слежки, ставшему теперь беззащитным.

Супружеская пара была уничтожена. Пока машина мчалась обратно в столицу, Бертон бессознательно потирал свою руку, словно пытаясь отскрести грязь, которую он чувствовал в каждой складке кожи. Он похолодел от сознания того, что ему никогда не стереть из памяти того кошмара, который он только что превратил в реальность. Это гнетущее воспоминание будет преследовать его всю жизнь до самого конца. Он купил свою жизнь, отдав за нее жизнь другого человека. Снова. Его железный характер дал глубокую трещину. Жизнь послала ему суровое испытание, и он не сумел его выдержать.

Он вцепился пальцами в обивку сиденья и уставился в темноту за окном.

Глава 24

Мнимое самоубийство Уолтера Салливана потрясло не только финансовые круги. На похоронах присутствовали самые высокие и влиятельные персоны со всего света. Во время пышной церемонии в вашингтонском соборе Св. Матвея полдюжины высокопоставленных церковных чинов прочитали хвалебные речи в честь покойного. Самый знаменитый из них добрых двадцать минут распинался о том, каким выдающимся человеком был Уолтер Салливан, какие переживания выпали на его долю в последнее время и как под влиянием таких переживаний люди иногда совершают поступки, о которых в другое время боятся даже думать. Когда Алан Ричмонд закончил свою речь, у всех присутствующих в соборе глаза были полны слез. Слезы, увлажнившие его щеки, тоже, судя по всему, были искренними. На него всегда производили большое впечатление собственные выдающиеся ораторские способности.

Длинная похоронная процессия отправилась в путь и через три с половиной часа прибыла к маленькому домику, где началась и завершилась жизнь Уолтера Салливана. Пока лимузины сражались за место на узкой, покрытой снегом дороге, тело Уолтера Салливана было вынесено и опущено в могилу рядом с могилами его родителей на маленьком холме, откуда открывался широкий вид на округу.

Когда могила была засыпана, и друзья Уолтера Салливана отправились обратно в мир живых, Сет Фрэнк внимательно изучал каждое лицо. Он видел, как президент возвращается к своему лимузину. Бертон, заметив его, видимо, немного удивился, а потом кивнул. Фрэнк кивнул в ответ.

Когда скорбная процессия удалилась, Фрэнк переключил свое внимание на дом. По периметру по-прежнему висели желтые оградительные флажки; у входа стояли два полицейских в форме.

Фрэнк показал свое удостоверение и вошел внутрь.

То, что один из богатейших людей в мире выбрал подобное место, чтобы умереть, казалось пределом иронии. Жизнь Уолтера Салливана могла сравниться разве что с жизнью сказочного персонажа. Фрэнк восхищался людьми, которые добивались высокого положения благодаря своим личным достоинствам, решительности и упорству. И как можно было ими не восхищаться?

Он вновь посмотрел на кресло, где нашли тело, рядом с которым лежал пистолет. Перед выстрелом оружие было приставлено к левому виску Салливана. Пистолет упал на пол слева от него. Наличие контактной раны и пороховых ожогов позволили местной полиции квалифицировать случившееся как самоубийство, на что указывали все факты. Скорбящий Уолтер Салливан отомстил убийце своей жены, а затем покончил с собой. Его коллеги подтвердили, что последние несколько дней Салливан не поддерживал с ними связи, что было для него нехарактерно. Он редко приходил в это свое убежище, а когда делал это, то кто-нибудь обязательно знал, где он находится. В газете, найденной около тела, был помещен репортаж о смерти человека, подозреваемого в убийстве его жены. Все говорило в пользу того, что он собирался покончить жизнь самоубийством.

Фрэнка смущало лишь одно небольшое обстоятельство, о котором он умышленно никому не сообщил. Он встретился с Уолтером Салливаном в день, когда тот приходил в морг.

Во время той встречи Салливан подписал несколько документов, относящихся к вскрытию, и опись немногочисленных вещей своей жены.

И все эти бумаги Салливан подписывал правой рукой.

Само по себе это не позволяло прийти к каким-то определенным выводам. Могло быть несколько причин, заставивших Салливана взять пистолет именно в левую руку. Отпечатки на оружейной стали были отчетливыми и, как показалось Фрэнку, даже слишком отчетливыми.

Что касается пистолета, то его происхождение не было установлено; серийные номера уничтожили, и даже под микроскопом не удалось ничего разглядеть. Совершенно стерильное оружие. Именно такое, какое часто находят на месте преступления. Но зачем Уолтеру Салливану надо было скрыть происхождение пистолета, с помощью которого он хотел покончить с собой? Ответ: незачем. Но и этот факт не позволял прийти к определенным выводам, так как человек, предоставивший пистолет Салливану, мог завладеть им незаконно, хотя в Вирджинии легко приобрести оружие легальным путем, что сильно беспокоило полицию северо-восточной части страны.

Фрэнк завершил осмотр комнат и вышел наружу. На земле лежал толстый слой снега. Салливан скончался до того, как выпал снег, вскрытие это подтвердило. К счастью, его близкие знали местонахождение дома. Они начали искать Салливана и приблизительно через двенадцать часов после смерти тело было обнаружено.

Нет, снег Фрэнку не поможет. Место было настолько глухим, что даже не у кого было спросить, не замечалось ли чего-нибудь подозрительного в ночь смерти Салливана.

Его коллега из департамента полиции округа вышел из машины и поспешил к Фрэнку. Он нес папку с документами. Они обменялись несколькими фразами, потом Фрэнк поблагодарил его, сел в машину и уехал.

В протоколе вскрытия говорилось, что Уолтер Салливан умер в промежутке между одиннадцатью часами вечера и часом ночи. Но в десять минут первого Уолтер Салливан звонил кому-то по телефону.

* * *

В коридорах ПШЛ было подозрительно тихо. Кипучая деятельность процветающей юридической фирмы непременно сопровождалась звонками телефонов, писком факсов, оживленной речью и постукиванием компьютерных клавиатур. Люсинда, несмотря на то что у сотрудников компании были прямые телефонные номера, обычно принимала около восьми звонков в минуту. Сегодня она лениво листала «Вог». Двери большинства кабинетов были закрыты, скрывая от посторонних глаз напряженные и зачастую эмоциональные дискуссии, в которых участвовали лишь немногие юристы фирмы.

Дверь кабинета Сэнди Лорда была не только закрыта, она была заперта. Тех компаньонов, кто осмеливался стучать в массивную дверь, одинокий и мрачный обитатель комнаты моментально ставил на место потоком непристойных ругательств.

Он сидел в своем кресле, положив на полированный стол ноги без туфель, небритый, без галстука, с расстегнутым воротом рубашки; неподалеку стояла почти пустая бутылка крепчайшего виски. Глаза Сэнди Лорда напоминали красные кляксы. В церкви он долго и не отрываясь смотрел на инкрустированный бронзой гроб с телом Салливана; по существу, в нем находились и его собственные останки.

Еще много лет назад, предвидя кончину Салливана, Лорд совместно с дюжиной специалистов фирмы разработал систему мер защиты, включавшую создание лояльной группы в совете директоров холдинговой компании «Салливан энтерпрайзиз»; это должно было обеспечить непрерывность представительства интересов всех подразделений империи Салливана фирмой ПШЛ вообще и Лордом в частности. Предполагалось, что жизнь пойдет своим чередом: поезд ПШЛ, главный дизельный двигатель которого останется невредимым и, более того, будет дозаправлен горючим, помчится вперед на всех парах. Однако события развивались по неожиданному сценарию.

То, что уход Салливана неизбежен, финансовые воротилы понимали очень хорошо. Но они и помыслить не могли о его скорой смерти в результате самоубийства, которое объяснялось тем, что, расправившись с предполагаемым убийцей своей жены, Салливан решил пустить себе пулю в висок. Финансовый рынок не был готов к подобные открытиям. А застигнутый врасплох рынок, как утверждали некоторые экономисты, часто реагирует бурно и опрометчиво. Эти экономисты не ошиблись. На следующее утро после обнаружения тела цена акций «Салливан энтерпрайзиз» на нью-йоркской фондовой бирже рухнула до шестидесяти одного процента. Подобного обвала в течение одних торгов не случалось последние десять лет.

И когда цена акций упала на добрых шесть долларов ниже регистрационной стоимости, не замедлило слететься воронье.

Предложение о покупке со стороны «Сентрус корпорейшн» было, по совету Лорда, отвергнуто руководством. Однако держатели акций жаждали принятия такого предложения, так как не могли больше с замиранием сердца следить за тем, как изрядная доля их капитала превращается в ничто. Складывалось впечатление, что в течение двух месяцев битва за передачу полномочий будет закончена, и произойдет смена владельцев компании. Обслуживавшая «Сентрус» юридическая фирма «Роудс, Директор и Майнор» была одной из крупнейших в стране и имела богатейший опыт во всех областях юриспруденции.

Вывод был ясен. Необходимость в ПШЛ отпадет. Ее крупнейший клиент стоимостью более чем в двадцать миллионов долларов — почти треть легального дохода фирмы — исчезнет. Это незамедлительно сказалось на настроениях сотрудников. Целые группы юристов пытались заключить сделки с РДМ, выдвигая свою осведомленность в делах Салливана как аргумент, позволяющий избежать затрат на дорогостоящее переобучение. Двадцать процентов ранее лояльных к ПШЛ адвокатов подали заявления об увольнении, и никто не сомневался, что эта волна не схлынет в ближайшем будущем.

Лорд медленно пошарил рукой по столу, нашел бутылку и опрокинул в горло остатки виски. Он повернул вращающееся кресло, посмотрел на унылое зимнее утро и не сдержал мрачной усмешки.

У него не было никаких перспектив на сделку с РДМ и, таким образом, это, наконец, свершилось: Лорд стал уязвимым. Ему доводилось видеть, особенно в последнее десятилетие, стремительно разоряющихся клиентов, когда за одну минуту миллиардер мог превратиться в нищего мошенника. Однако он никогда не предполагал, что его собственное падение, если оно вообще случится, окажется столь ужасающе быстрым, болезненным и окончательным.

Вот в чем заключалась проблема клиентов-монстров, которые приносили восьмизначные гонорары. Старые клиенты иссякали и исчезали. Новые клиенты не заводились. Его самодовольство обернулось против него же самого.

Он быстро кое-что подсчитал. За последние двадцать лет он получил примерно тридцать миллионов долларов чистого дохода. К сожалению, ему каким-то образом удалось потратить не только тридцать миллионов, но и гораздо большую сумму. Когда-то он владел рядом роскошных домов, виллой на Хилтон Хед Айлэнд, потаенным гнездышком в городе Большого яблока, куда он возил свою жену. Роскошные автомобили, разнообразные коллекции, которые может собрать человек с художественным вкусом и тугим кошельком, небольшой, но изысканный винный погребок, даже собственный вертолет — все это было у него раньше, но три развода, ни один из которых не проходил дружелюбно, разрушили его финансовую базу.

Апартаменты, которые он только что покинул, казалось, сошли со страниц журнала «Аркитекчурал дайджест», однако их стоимость в точности соответствовала их пышности. А наличных денег теперь у него было немного. Источник доходов ускользнул от него, а в ППШ каждый жил за счет лично подстреленной дичи, причем компаньоны не испытывали тяги к совместной охоте. Именно поэтому ежемесячный доход Лорда был несравнимо большим, чем у кого-либо другого. Теперешний доход едва покроет его расходы по пластиковым картам; одни лишь счета, оплачиваемые картой «Американ экспресс», обходились ему ежемесячно в пятизначную сумму.

Он изменил направление своих бурлящих мыслей и подумал об остальных клиентах, оставшихся у него. Приблизительная прикидка показала, что теперь его легальный доход в лучшем случае составит примерно полмиллиона долларов и то при условии, если он надавит на клиентов, станет завышать ставки услуг, что было для него крайне неприятным занятием. Заниматься подобными махинациями он считал унизительным. Правда, до тех пор, пока старина Уолтер не решил, что жизнь не стоит того, чтобы ее прожить до конца, даже несмотря на свои миллиарды. Господи Боже! И все это из-за какой-то ничтожной шлюхи!..

Пятьсот «штук»! Даже меньше, чем у маленького гаденыша Кирксена. При этой мысли Лорд поморщился.

Он повернул кресло и всмотрелся в картину, висящую на дальней стене. То, что было написано кистью второстепенного автора девятнадцатого века, вновь заставило его улыбнуться. У него еще оставался выбор. Хотя его крупнейший клиент по-царски испоганил жизнь Лорда, у тучного юридического босса все же была козырная карта в рукаве. Он взял телефонную трубку.

* * *

Фред Мартин быстро вез тележку по коридору. Работая лишь третий день и первый день доставляя почтовые отправления адвокатам фирмы, Мартин стремился выполнить свою задачу быстро и добросовестно. Один из десяти нанятых фирмой рассыльных, он уже испытывал давление со стороны своего начальника, настаивавшего, чтобы он прибавил темп. Проболтавшись без толку последние четыре месяца и не имея за душой ничего, кроме степени бакалавра исторических наук, Мартин решил, что его единственным спасением может стать юридическая школа. А где можно лучше выяснить возможности подобной карьеры, как не в одной из самых престижных компаний округа Колумбия? Бесконечная череда собеседований при приеме на работу убедила его, что нужные связи надо заводить как можно раньше.

Он сверился со своей картой, где в каждом квадрате, обозначающем кабинет юриста, была проставлена его фамилия. Мартин схватил карту со стола в своей кабинке, не заметив ее обновленный вариант, погребенный под состоящим из пяти тысяч страниц списком завершенных международных сделок, который ему сегодня нужно было переплести и снабдить указателем.

Свернув за угол, он остановился и посмотрел на закрытую дверь. Сегодня все двери были закрыты. Он взял пакет и сверил имя на карте с именем, нацарапанным на его обертке. Все совпадало. Он взглянул на пустую табличку, где должно было значиться имя обитателя кабинета, и его брови изумленно приподнялись.

Он постучал, подождал несколько секунд, еще раз постучал и потом открыл дверь.

Он осмотрелся по сторонам. В комнате царил беспорядок. Пол был усеян коробками, мебель сдвинута. На столе в беспорядке лежали бумаги. Первым его порывом было проконсультироваться со своим начальником. Возможно, произошла ошибка. Он взглянул на часы. Он уже опаздывал на десять минут. Он схватил телефонную трубку, набрал номер начальника. Никто не отвечал. Затем увидел на столе фотографию женщины. Высокая, с золотисто-каштановыми волосами, в очень дорогой одежде. Должно быть, это тот самый кабинет, но его владелец переехал. Как иначе можно было объяснить такой беспорядок? Придя к этому выводу, Фред аккуратно положил пакет в кресло около стола, где его должен был найти владелец кабинета. Затем вышел, закрыв за собой дверь.

* * *

— Мне так жаль Уолтера, Сэнди. Очень жаль.

Джек посмотрел на панораму города в дальнем окне. Квартира в самой престижной северо-западной части города. Это местечко было чудовищно дорогим, а деньги на оформление интерьера все еще продолжали уходить. Везде, куда ни глянь, подлинные картины, мягкая кожа и резьба по камню. Разумеется, решил Джек, в мире не так много Сэнди Лордов, и надо же им где-то жить.

Лорд сидел около приятно потрескивающего камина в просторном халате на грузном теле и кожаных шлепанцах на голых ногах. Холодный дождь стучал в широкие окна. Джек подвинулся ближе к огню, его мысли то угасали, то разгорались подобно языкам пламени; кусочек угля ударился о мраморную стенку камина, воспламенился и исчез. Джек повертел свой стакан и посмотрел на компаньона.

Телефонный звонок был совсем неожиданным.

— Нам нужно поговорить, Джек, и чем раньше, тем лучше для меня. И не на работе.

Когда он приехал, пожилой слуга Лорда принял пальто и перчатки Джека и потом незаметно исчез в глубине квартиры.

Они сидели в обшитом панелями из красного дерева кабинете Лорда, роскошном убежище настоящего мужчины, которое у Джека в глубине души, хоть и не без сожаления, вызывало зависть. На мгновение у него перед глазами мелькнул образ большого каменного дома. Там была библиотека, очень похожая на эту. С усилием он заставил себя прислушиваться к словам Лорда.

— Похоже, мне крепко дали по зубам, Джек.

Первые слова, произнесенные Лордом, едва не заставили Джека улыбнуться. Он ценил прямоту Лорда. Однако он спохватился. Интонации голоса Лорда говорили о том, что он требует уважения к себе.

— Сэнди, с фирмой все будет в порядке. Дальнейшие потери будут невелики. Сдадим часть помещений в субаренду, это не беда.

Лорд поднялся и пошел прямо к бару в углу комнаты. Наполнил стакан почти до края и опрокинул в себя хорошо натренированным движением.

— Извини меня, Джек, может быть, я не очень внятно выражаюсь. Фирме нанесен удар, но не такой сильный, чтобы послать ее в нокаут. Ты прав, «Паттон, Шоу» переживут тяжелые времена. Но я сомневаюсь, что у «Паттона, Шоу и Лорда» есть перспективы на будущее.

Шатаясь, Лорд пересек комнату и устало плюхнулся на вишневый кожаный диван. Джек окинул взглядом длинный ряд бронзовых гвоздиков, вбитых по периметру массивного дивана. Он отпил из своего стакана и всмотрелся в широкое лицо Лорда. Его глаза были узкими, как щелочки.

— Ты глава фирмы, Сэнди, и останешься главой, даже если нанесен ущерб списку твоих клиентов.

Растянувшийся на диване Лорд застонал.

— Ущерб? Ущерб?! Джек, это все равно, что засунуть чертову атомную бомбу прямо мне в задницу. Чемпион мира в тяжелом весе не нанес бы мне удар сильнее. Я в нокауте, Джек. Слетаются стервятники, и главная их цель — Лорд, фаршированный боров с яблоком во рту и мишенью на заднице.

— Ты имеешь в виду Кирксена?

— Кирксена, Паккарда, Маллинса, этого паскудного Таунсенда. Продолжай считать, Джек, этот список включает всех компаньонов. Должен признаться, у меня самые неприятные, основанные на ненависти взаимоотношения с компаньонами.

— Но не с Грэмом, Сэнди. Не с Грэмом.

Лорд медленно приподнялся, оперевшись на нетвердую руку, и посмотрел на Джека.

Почему мне так нравится этот человек, подумал Джек. Ответ, возможно, относился к их первой встрече в ресторане «Филлморз». Никаких сомнений. Именно тогда произошло его истинное крещение, сделавшее его обитателем настоящего мира, когда у него сводило живот от едких фраз, а мозг заставлял выговаривать слова, которые в другой ситуации он не осмелился бы произнести. Теперь у этого человека неприятности. У Джека было средство защитить его. Точнее говоря, возможно есть; ведь его отношения с Болдуином теперь стали далеко не такими прочными, как раньше.

— Сэнди, если они хотят добраться до тебя, им сперва придется иметь дело со мной. — Вот он и произнес эту фразу. И он имел в виду именно то, что сказал. Ведь Лорд ввел его в круг избранных, поручил вести самые серьезные дела. И как еще можно было проверить, на что способен Джек? Такой опыт многого стоил.

— Джек, нас обоих ожидает порядочный шторм.

— Я хороший пловец, Сэнди. Кроме того, не воспринимай мою отзывчивость как чистый альтруизм. Ты — основа фирмы, компаньоном которой я являюсь. Ты — непревзойденный поставщик клиентов. Сейчас у тебя период спада, но он не продлится долго. С твоими пятьюстами тысячами баксов ты через год опять будешь среди первых. Я не намерен упускать подобную выгоду.

— Я не забуду этого, Джек.

— А я и не позволю тебе этого забыть.

Когда Джек ушел, Лорд начал было наливать себе еще спиртного, но остановился. Он взглянул на свои трясущиеся руки и отставил бутылку и стакан в сторону. Он добрался до дивана прежде, чем его ноги подкосились. В зеркале над камином он увидел свое лицо. Прошло двадцать лет с тех пор, как единственная слезинка увлажнила его суровое лицо. Это случилось, когда умерла его мать. Но теперь он не мог удержаться от рыданий. Он оплакивал своего друга, Уолтера Салливана. В течение многих лет он вдалбливал себе, что ежемесячный чек от Салливана на крупную сумму значил для него больше, чем он сам. Этот самообман в полной мере проявился на похоронах, когда Лорд разрыдался так бурно, что вернулся обратно в машину еще до того, как настало время хоронить его друга.

Теперь он вновь тер свои пухлые щеки, смахивая соленые капли. Лорд тщательно все спланировал. Он рассчитывал взять верную ноту. Он предполагал получить именно такой ответ, какой в действительности получил. Лорд думал, что Джек сделает то же самое, что сделал бы он сам: использует все свои возможности в обмен на просьбу об огромной услуге.

Его тяготило не только чувство сожаления. Лорду было стыдно. Он осознал это, когда ощутил приступ тошноты и низко нагнулся над ковром с толстым ворсом. Стыда он также не чувствовал давно. Когда тошнота отступила и он еще раз взглянул на свое жуткое отражение в зеркале, Лорд поклялся, что не разочарует Джека. Что снова поднимется на самую вершину. И не забудет этого Джеку.

Глава 26

Никогда, даже в самых смелых своих мечтах Фрэнк не ожидал, что окажется здесь. Он огляделся вокруг и быстро определил, что этот кабинет по форме действительно овальный. Меблировка тяготела к солидности, консерватизму, но то в одном месте встречалось яркое пятно, то в другом — полоска, а на нижней полочке ровно стояли дорогие кроссовки, и все говорило о том, что обитатель этой комнаты даже не думает об отставке. Фрэнк с усилием вздохнул и велел себе ровно дышать. Его опыт следователя был огромен, и ему предстоял всего лишь очередной рутинный допрос, один из их бесконечной череды. Он всего лишь идет по следу, не более того. Несколько минут, и он уедет отсюда.

Но затем сознание напомнило ему, что человек, которого он собирался допрашивать, — не кто иной, как действующий президент Соединенных Штатов. Как только он почувствовал, как на него накатывает новая волна нервозности, дверь открылась, и он быстро поднялся, повернулся и довольно долго пялился на протянутую ему руку, пока, наконец, не осознал происходящее и не протянул медленно свою руку навстречу.

— Спасибо, что доставили себе труд прийти, лейтенант.

— Никакого труда, сэр. Я подумал, что у вас много более достойных занятий, чем сидеть в автомобильных пробках. Хотя, полагаю, вы никогда не сидите в автомобильных пробках, не правда ли, господин президент?

Ричмонд сел за свой стол и подал Фрэнку знак садиться. Бесстрастный Билл Бертон, до того момента не видимый Фрэнку, закрыл дверь и кивнул детективу.

— Боюсь, маршруты моих передвижений определяются заранее. Верно, что я редко оказываюсь в автомобильных пробках, однако это лишает меня изрядной доли свободы действий. — Президент улыбнулся, и Фрэнк почувствовал, как его собственные губы машинально расплываются в улыбке.

Президент наклонился вперед и в упор посмотрел на Фрэнка. Он сложил ладони вместе, слегка нахмурился и моментально его настроение из веселого стало необычайно серьезным.

— Я хочу поблагодарить вас, Сет. — Он взглянул на Бертона. — Билл рассказал мне, как охотно вы сотрудничали с ним в ходе расследования смерти Кристины Салливан. Я очень ценю это, Сет. Другие на вашем месте были бы гораздо менее общительными или постарались бы превратить это в показуху для прессы в своих собственных интересах. Я надеялся, что вы поступите достойным образом, и вы превзошли мои ожидания. Еще раз спасибо.

Фрэнк сиял, как школьник, получивший «отлично» по чистописанию.

— Знаете, это ужасно. Скажите, вам удалось найти какую-либо связь между самоубийством Уолтера и убийством этого преступника?

Фрэнк вернулся к реальности, и его взгляд остановился на как будто резных чертах лица президента.

— Смелее, лейтенант. Могу вам сказать, что весь официальный и неофициальный Вашингтон только и говорит о том, что Уолтер Салливан нанял киллера, чтобы отомстить за смерть жены, а потом покончил с собой. Люди будут сплетничать, что ни делай. Я только хотел бы узнать, удалось ли установить какие-либо факты, позволяющие заключить, что Уолтер распорядился убить человека, расправившегося с его женой?

— Боюсь, сэр, я не смогу дать вам определенного ответа. Надеюсь, вы понимаете, расследование еще не закончено.

— Не беспокойтесь, лейтенант, я не настаиваю. Но должен сказать, в последнее время я пережил немало горестных минут. Думать, что Уолтер Салливан оборвал свою собственную жизнь… Один из самых выдающихся и талантливых людей своей эпохи, любой эпохи.

— Так считает бесчисленное множество людей.

— Но между нами говоря, если бы вы знали Уолтера так, как знал его я, то вполне могли бы допустить, что он предпринял конкретные и целенаправленные шаги с тем, чтобы убийца его жены был… наказан.

— Предполагаемый убийца, господин президент. Человек, чья вина не доказана, считается невиновным.

Президент взглянул на Бертона.

— Но мне дали понять, что ваше дело было почти беспроигрышным.

Сет Фрэнк почесал за ухом.

— Некоторые адвокаты любят беспроигрышные дела, сэр. Знаете, железо погрузить в воду, и оглянуться не успеешь, как оно проржавеет до дыр.

— И его адвокат был одним из таких?

— В некотором смысле. Я не люблю оценивать шансы, но вероятность вынесения адекватного приговора по всем пунктам предъявленного обвинения не превышала сорока процентов. Нам предстояла настоящая битва.

Президент откинулся на спинку стула, обдумывая сказанное Фрэнком, а потом вновь посмотрел на него.

Наконец, Фрэнк заметил выражение ожидания на его лице и открыл записную книжку. При виде знакомых каракулей его сердцебиение немного утихло.

— Нам известно, что Уолтер Салливан звонил вам сюда прямо перед своей смертью.

— Я помню, что беседовал с ним. Я не знал, что наш разговор непосредственно предшествовал его смерти, нет.

— Знаете, я немного удивлен, что вы раньше не поделились с нами этой информацией.

Президент изменился в лице.

— Я знаю. Думаю, я и сам немного удивлен. Полагаю, я верил, что защищаю Уолтера или, по меньшей мере, его память от дальнейших потрясений. Хотя я осознавал, что в конце концов полиция обнаружит, что он звонил мне. Извините, лейтенант.

— Мне необходимо знать подробности этой беседы по телефону.

— Хотите чего-нибудь выпить, Сет?

— Благодарю вас, я бы не отказался от чашечки кофе.

Бертон, будто по команде, поднял трубку телефона, стоящего в углу, и минуту спустя перед ними стоял серебряный поднос с кофе.

Они пили горячий кофе; президент посмотрел на часы, а потом поймал на себе взгляд Фрэнка.

— Извините, лейтенант, я действительно придаю вашему визиту большое значение. Однако через несколько минут у меня обед с делегацией конгрессменов, и, честно говоря, мне не очень хочется там присутствовать. Как ни смешно это звучит, я не очень люблю общаться с политиками.

— Понимаю. Я отниму у вас всего несколько минут. Какова была цель этого звонка?

Президент откинулся на спинку стула, будто собираясь с мыслями.

— Я бы определил этот звонок как крик отчаяния. Он, несомненно, был не в себе. Он плохо контролировал речь, его мысли путались. Иногда он надолго замолкал. Словом, совсем не походил на того Уолтера Салливана, которого я знал.

— О чем он говорил?

— Обо всем, и ни о чем. Иногда просто что-то бормотал. Говорил о смерти Кристины. О том человеке, которого вы арестовали за убийство. О том, как он его ненавидит, как тот исковеркал жизнь Уолтера. Слушать все это было ужасно.

— Что вы ему сказали?

— Ну, я постоянно спрашивал, где он находится. Я хотел найти его, помочь ему. Но он мне не говорил. Я даже не уверен, что он расслышал хотя бы слово из сказанного мной, настолько обезумевшим он казался.

— Значит, вы думаете, что он разговаривал как человек, решившийся на самоубийство?

— Я не психиатр, лейтенант, но с моей точки зрения дилетанта, его душевное состояние можно было с уверенностью назвать состоянием человека, решившегося на самоубийство. Это был один из тех редких случаев за время моего президентства, когда я чувствовал настоящую беспомощность. Честно говоря, после этой беседы меня не удивило сообщение о его смерти. — Ричмонд посмотрел на бесстрастное лицо Бертона, а потом на следователя. — Это одна из причин, почему я спросил вас, установили ли вы истинность слухов о причастности Уолтера к убийству того человека. Должен признать, после звонка Уолтера эта мысль пришла мне в голову.

Фрэнк взглянул на Бертона.

— Полагаю, у вас нет записи этой беседы? Я знаю, что некоторые из здешних переговоров записываются.

— Лейтенант, Салливан использовал мою личную линию, — ответил президент. — Это секретный телефонный канал, и здесь не допускаются никакие записи.

— Понятно. Он прямо указывал на то, что замешан в убийстве Лютера Уитни?

— Не прямо, нет. Он явно был не в себе. Но, если читать между строк, судя по испытываемой им ярости… знаете, мне неприятно говорить подобное о покойном, но я думаю, было ясно, что именно он отдал приказ об убийстве. Разумеется, у меня нет этому доказательств, но таково было мое впечатление.

Фрэнк покачал головой.

— Довольно неприятная беседа.

— Да, да, очень неприятная. А сейчас, лейтенант, боюсь, мне нужно вернуться к делам.

Фрэнк не сдвинулся с места.

— Почему, по-вашему, он позвонил именно вам? И в такое позднее время?

Президент вновь сел, быстро взглянув на Бертона.

— Уолтер был одним из моих самых близких друзей. У него был довольно необычный распорядок дня, но и у меня — тоже. Мне не кажется необычным то, что он позвонил в такое время. В последние несколько месяцев я получал от него мало известий. Как вы знаете, он тяжело переживал случившееся. Уолтер был из тех людей, кто страдает в одиночестве. А теперь, Сет, прошу меня извинить…

— Мне просто кажется странным, что из всех людей, кому он мог позвонить, он выбрал именно вас. Я имею в виду, что вполне могло оказаться, что вас не будет на месте. Президенты много времени проводят в разъездах. Поэтому мне важно понять ход его мыслей.

Президент откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы и перевел взгляд на потолок. «Этот полицейский хочет поиграть, чтобы продемонстрировать мне свою смекалку». Он вновь посмотрел на Фрэнка и улыбнулся.

— Умей я читать мысли, я бы не испытывал необходимости в опросах общественного мнения.

Фрэнк улыбнулся.

— Не думаю, что нужно быть телепатом, чтобы предсказать, что именно вы будете занимать этот пост в течение следующих четырех лет, сэр.

— Спасибо, лейтенант. Все, что я могу вам сказать, это то, что Уолтер Салливан мне звонил. Кому он мог еще позвонить, если собирался покончить с собой? Его родственники отдалились от него после женитьбы на Кристине. У него было много деловых партнеров, но очень мало людей, кого он мог назвать настоящими друзьями. Мы с Уолтером были знакомы много лет, и я считал его своим вторым отцом. Как вы знаете, я проявил большую заинтересованность в расследовании обстоятельств смерти его жены. Все это вместе может объяснить тот факт, что он желал побеседовать со мной, в особенности, собираясь покончить жизнь самоубийством. Вот и все, что мне известно. Простите, но больше ничем помочь не смогу.

Открылась дверь. Фрэнк не знал, что для вызова президент нажал маленькую кнопку под крышкой своего стола.

Президент посмотрел на свою секретаршу.

— Я скоро приду, Лу. Лейтенант, если я чем-то еще смогу быть вам полезен, дайте знать Биллу. Пожалуйста.

Фрэнк закрыл свой блокнот.

— Благодарю вас, сэр.

После того как Фрэнк вышел, президент уставился в дверной проем.

— Бертон, как фамилия адвоката Уитни?

Бертон на мгновение задумался.

— Грэм. Джек Грэм.

— Я где-то слышал эту фамилию.

— Работает у Паттона, Шоу и Лорда. Компаньон фирмы.

Глаза президента остановились на лице агента.

— Что-то не так? — спросил тот.

— Я не уверен. — Ричмонд отомкнул ящик своего стола и достал записную книжку, где содержалась всякая неслужебная информация. — Не забывайте, Бертон, что очень важная улика, за которую мы умудрились заплатить пять миллионов долларов, до сих пор не всплыла.

Президент пролистал записную книжку. В эту драму было вовлечено, в той или иной степени, множество людей. Если бы Уитни передал своему адвокату нож для вскрытия конвертов вместе с описанием случившегося, весь мир уже узнал бы об этом. Ричмонд вспомнил церемонию награждения Рансома Болдуина в Белом доме. Грэм явно не был застенчивым человеком. Очевидно, в то время он не знал о ноже. Но тогда кому Уитни мог его отдать, если он вообще его отдал?

Пока президент детально анализировал события и просчитывал возможные варианты их развития, на аккуратно заполненной его рукой странице блокнота он обнаружил еще одно имя. Имя человека, которого до сих пор никто не принимал в расчет.

* * *

В одной руке Джек держал пакет с продуктами, в другой — кейс, и при этом он ухитрился вытащить из кармана ключ. Прежде чем он успел вставить его в замок, дверь открылась.

— Я не думал, что ты уже пришла, — удивился Джек.

— Ты мог и не заходить в магазин. Я сама могла бы что-нибудь приготовить.

Джек вошел в квартиру, поставил кейс на кофейный столик и направился в кухню. Кейт смотрела ему вслед.

— Слушай, ты ведь тоже весь день работала. Почему ты обязана готовить?

— Этим занимаются все женщины, Джек. Оглянись вокруг.

Он появился из кухни.

— Не спорю. Хочешь бифштекс с кисло-сладким соусом? Еще у меня есть пирожные.

— Мне все равно. Правда, я не очень-то голодна.

Он опять удалился и вернулся с двумя полными тарелками.

— Знаешь, если ты не будешь есть больше, тебя начнет сдувать ветром. Я уже начинаю подумывать, а не наполнить ли камнями твои карманы.

Он, скрестив ноги, сел на полу рядом с ней. Она ковырялась в своей тарелке, пока он поглощал содержимое своей.

— Как у тебя дела на работе? Знаешь, ты могла бы отдохнуть еще пару дней. Ты всегда перегружаешь себя работой.

— Подумать только, кто это говорит. — Она взяла пирожное, а потом положила его обратно.

Он отставил свою вилку и посмотрел на нее.

— Тебя что-то мучает?

Она перешла на диван и сидела там, нервно теребя свое ожерелье. Не успев снять свою рабочую одежду, она выглядела изнуренной и была похожа на сломанный ветром цветок.

— Я много думаю о том, как поступила с Лютером.

— Кейт…

— Дай мне договорить. — Ее голос хлестнул его, подобно кнуту. Она продолжала более спокойно: — Я пришла к выводу, что мне никогда этого не забыть, поэтому надо смириться с этим фактом. Возможно, то, что я сделала, не было неправильным по множеству причин. Но, по меньшей мере, по одной причине это точно было неправильным. Он был моим отцом. Как бы неубедительно это ни звучало, это достаточно серьезная причина. — Она вертела свое ожерелье до тех пор, пока оно не свернулось в несколько маленьких узелков. — Мне кажется, став юристом, по крайней мере, таким юристом, каким я являюсь теперь, я превратилась в человека, который мне самой несимпатичен. Не очень-то приятно делать подобные открытия, когда тебе вот-вот стукнет тридцать.

Джек накрыл своей ладонью руку Кейт, чтобы та не дрожала. Кейт не двигалась. Он чувствовал, как у нее в венах пульсирует кровь.

— Учитывая все сказанное, думаю, мне необходимы серьезные перемены. В жизни, карьере, во всем.

— О чем ты говоришь? — Он поднялся и сел рядом с ней. У него участилось сердцебиение; он понимал, к чему она клонит.

— Я больше не собираюсь работать прокурором, Джек. Более того, я больше не собираюсь работать юристом. Сегодня утром я подала прошение об отставке. Должна признаться, они были в шоке. Сказали, чтобы я хорошенько подумала. Я ответила, что обо всем подумала и все решила.

— Ты уволилась? — с явным недоверием спросил он. — Господи, Кейт, ты же стольким пожертвовала ради карьеры. Ты не можешь взять и от всего отказаться.

Она резко поднялась и, подойдя к окну, посмотрела наружу.

— Все решено, Джек. Я не отказываюсь ни от чего хорошего. Мои воспоминания о том, чем я занималась последние четыре года, сродни фильму ужасов. Это совсем не то, о чем я думала, будучи первокурсницей, когда изучала великие принципы юриспруденции.

— Не нужно себя недооценивать. Благодаря тебе наши улицы стали намного безопаснее.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Я уже не в состоянии сдерживать этот поток. Меня давно унесло в открытое море.

— Но что ты собираешься делать? Ты же юрист.

— Нет. Ты неправ. Лишь небольшой период своей жизни я была юристом. Моя жизнь до того времени нравилась мне намного больше. — Она смотрела ему в лицо, скрестив руки на груди. — Ты ясно дал мне это понять, Джек. Я стала юристом, чтобы рассчитаться со своим отцом. Три года в школе и четыре года, когда в жизни я не видела ничего кроме зала суда, — слишком дорогая цена. — Из ее горла вырвался глубокий вздох, она вновь задрожала, но вскоре взяла себя в руки. — Кроме того, думаю, что теперь я расплатилась с ним сполна.

— Кейт, ты ни в чем не виновата. — Он осекся, увидев, что она отворачивается от него. Ее следующие слова потрясли его.

— Я уезжаю, Джек. Пока не знаю, куда именно. У меня есть небольшие сбережения. Может, поеду куда-нибудь на юго-запад. Или в Колорадо. Туда, где ничто не будет напоминать мне о Вашингтоне. Надеюсь, это поможет мне начать новую жизнь.

— Значит, уезжаешь, — сказал Джек больше для себя, чем для нее. — Уезжаешь, — он повторил это слово, будто пытаясь избавиться от него и одновременно истолковать его таким образом, чтобы оно не причиняло ему столь глубокую боль.

Она посмотрела на свои руки.

— Меня ничто здесь не держит, Джек.

Он взглянул на нее и скорее почувствовал, чем услышал, гневный ответ, сорвавшийся с его губ:

— Черт тебя возьми! Как ты смеешь говорить подобные вещи?!

Наконец, она взглянула на него. Он почти физически ощутил надлом в ее словах.

— Джек, думаю, тебе лучше уйти.

* * *

Джек сидел за столом, не желая больше смотреть на ворох бумаг, гору розовых записок, и размышлял, неужели жизнь может стать еще хуже. Именно в этот момент в кабинет зашел Дэн Кирксен. Джек едва не застонал.

— Дэн, я действительно не…

— Тебя не было на утреннем собрании компаньонов.

— Но меня никто не предупредил.

— Были разосланы извещения, но в последнее время твое рабочее расписание стало несколько хаотичным. — Он неодобрительно взглянул на беспорядок на столе у Джека. Его собственный стол неизменно был в идеальном порядке, что говорило скорее о том, как мало он делал практической работы, чем о чем-либо еще.

— Но сейчас-то я здесь.

— Насколько мне известно, ты встречался с Сэнди у него дома.

Джек пристально посмотрел ему в глаза.

— А кого интересует моя частная жизнь?

— Вопросы, касающиеся компаньонов, должны обсуждаться всеми компаньонами! — вспылил Кирксен. — Меньше всего нам нужны группировки, которые могут еще больше расколоть фирму!

Джек едва не расхохотался. Это говорил Дэн Кирксен, непревзойденный мастер создания группировок.

— Думаю, хуже уже не будет.

— Неужели, Джек?! Неужели? — усмехнулся Кирксен. — Не знал, что у тебя большой опыт в подобных вещах.

— Слушай, Дэн, если тебя это так раздражает, почему бы тебе не уйти из фирмы?

Усмешка моментально исчезла с лица коротышки.

— Я работаю здесь почти двадцать лет.

— Тогда, похоже, настало время сменить место работы. Тебе это могло бы пойти на пользу.

Кирксен сел, смахнул пылинку со своих очков.

— Я хочу дать дружеский совет, Джек. Не делай ставку на Сэнди. Иначе совершишь серьезную ошибку. С ним покончено.

— Спасибо за совет.

— Я не шучу, Джек. Не рискуй своим положением в фирме ради бесплодной, хотя и продиктованной благими намерениями попытки спасти его.

— Рисковать моим положением? Ты имеешь в виду положение Болдуинов, не так ли?

— Они твои клиенты… до поры до времени.

— Ты затеваешь переворот в верхах? Если так, желаю удачи. Долго ты не протянешь.

Кирксен встал.

— Ничто не вечно, Джек. Кому, как ни Сэнди Лорду, это знать. Чему быть, того не миновать. В этом городе можно сжигать мосты, нужно лишь убедиться, что на этих мостах никого не осталось.

Джек обошел вокруг стола и встал перед Кирксеном, возвышаясь над ним.

— Ты был таким же и в детстве, Дэн, или ты превратился в гриб, только когда повзрослел?

Кирксен улыбнулся и собрался уходить.

— Как я уже сказал, Джек, ничего нельзя предугадать. Отношения с клиентами всегда такие хрупкие. Возьмем, к примеру, твои. Они основаны преимущественно на твоей будущей женитьбе на Дженнифер Райс Болдуин. И если, скажем, мисс Болдуин случайно обнаружит, что ты не ночевал дома, а вместо этого провел ночь с одной молодой особой, возможно, она будет менее склонна иметь с тобой деловые отношения и еще меньше — становиться твоей женой.

Все произошло в мгновение ока. Кирксен оказался прижатым к стене, а Джек был так близко от его лица, что очки у того запотели.

— Не делай глупостей, Джек. Каким бы ни был твой статус в фирме, компаньоны не одобрят факт нападения младшего компаньона на старшего. В «Паттон и Шоу» еще есть свои порядки.

— Не вздумай пошутить со мной так еще раз, Кирксен. Не вздумай. — Джек без усилий отшвырнул его в сторону двери и вернулся за свой стол.

Кирксен поправил рубашку и внутренне улыбнулся. Парнем так легко было управлять. Высокие красавчики. Сильные, как ослы, и такие же сообразительные.

— Знаешь, Джек, ты должен понять, во что ты влез. По какой-то причине ты безотчетно доверяешь Сэнди Лорду. Он сказал тебе правду насчет Барри Элвиса? Разве не сказал, Джек?

Джек медленно повернулся и непонимающе посмотрел на Кирксена.

— Он говорил тебе, что Барри не растет в профессиональном отношении, что он не способен привлекать новых клиентов в фирму? Или Лорд сказал, что Барри провалил крупный проект?

Джек продолжал молча смотреть на него.

Кирксен торжествующе улыбнулся.

— Один телефонный звонок, Джек. Дочка звонит и жалуется, что мистер Элвис причинил неудобства ей и ее отцу. И Барри Элвис исчезает. Это всего лишь правила игры, Джек. Может быть, тебе не по душе эта игра. Если так, то никто не мешает уйти тебе.

Кирксен давно вынашивал эти планы. Теперь, когда Салливана больше не было, он мог обещать Болдуину, что его работа будет иметь на фирме высший приоритет, а Кирксен по-прежнему располагал лучшими адвокатами города. И контроль над делами стоимостью четыре миллиона долларов вместе с его собственным бизнесом сделают его крупнейшим поставщиком денег для фирмы. И наконец, на главной двери появится табличка с фамилией Кирксен, а та, что была там раньше, будет выброшена за ненадобностью.

Руководящий компаньон улыбнулся Джеку.

— Может, Джек, я тебе не нравлюсь, но я говорю тебе чистую правду. Поступай как знаешь.

Кирксен вышел, закрыв за собой дверь.

Джек еще мгновение постоял, а затем рухнул в кресло. Он наклонился вперед, размашистыми, яростными движениями рук разбросал все, что находилось у него на столе, а потом медленно опустил голову на стол.

Глава 27

Сет Фрэнк посмотрел на старика. Низкорослый, в мягкой фетровой шляпе, вельветовых брюках, толстом свитере и зимних ботинках, он, похоже, ощущал себя в полицейском участке не очень уютно и одновременно испытывал огромное радостное возбуждение. В руке он держал прямоугольный предмет, завернутый в коричневую бумагу.

— Я не уверен, что понимаю вас, мистер Фландерс.

— Понимаете, я был там. В тот день, у суда. Ну, когда убили того человека. Я просто пошел посмотреть, из-за чего вся эта суматоха. Я прожил там всю жизнь и никогда не видел ничего подобного, это уж точно.

— Я вас понимаю, — сухо сказал Фрэнк.

— Итак, я взял с собой новую видеокамеру, классная вещь, скажу я вам, цветной видоискатель и все прочее. Просто держишь ее в руках, смотришь и снимаешь. Высокое качество. Ну и жена меня уговаривала идти.

— Замечательно, мистер Фландерс. И ради чего все это? — Фрэнк пытливо посмотрел на него.

— А-а! Извините, лейтенант. — Наконец-то до Фландерса дошло, что от него хотят. — Стою там, болтаю, вечно я болтаю, да вот хоть женушку мою спросите. Я уже год как на пенсии. На работе-то не особо поговоришь. А работал я на заводском конвейере. Знаете, люблю поговорить. И послушать, что другие говорят. Я много времени провел в том маленьком кафе, что за банком. Хороший кофе, да и булочки отменные, не то что всякая ерунда с пониженным содержанием жиров.

Терпение Фрэнка подходило к концу.

— Ну, я и пришел к вам, чтобы показать вот это, — тараторил Фландерс. — Даже подарить. Для себя-то у меня есть копия. — Он подал Фрэнку завернутый в бумагу предмет.

Фрэнк развернул его и посмотрел на видеокассету. Фландерс снял шляпу, под которой оказалась обширная лысина, однообразие которой нарушали лишь небольшие пряди волос, зачесанные за уши.

— Я уже говорил, что снял отличные кадры, — возбужденно продолжал он. — Как выступал президент и как подстрелили этого парня. Все отснял. Словно Бог мне помогал. Знаете, я же следовал за президентом. Ну и попал в самое пекло.

Фрэнк уставился на Фландерса.

— Там все это есть, на пленке, лейтенант. Уж не судите строго. — Он взглянул на часы. — Ну, мне пора. Опаздываю на обед. Жена этого не любит.

Он повернулся к двери. Сет Фрэнк посмотрел на кассету.

— Кстати, лейтенант, чуть не забыл.

— Слушаю вас.

— Если у вас что-нибудь получится с моей кассетой, как вы думаете, они упомянут мое имя, когда будут писать об этом?

Фрэнк дернул головой.

— Писать об этом? Кто?

— Да, — возбужденно продолжал старик. — Ну, эти, историки. Назовут ее «лентой Фландерса» или как-то еще в этом роде. Как это было раньше.

Фрэнк устало потер виски.

— Когда раньше?

— Ну, лейтенант. Неужели забыли о Запрудере в случае с Кеннеди.[1]

Наконец, Фрэнк догадался.

— Я обязательно дам им знать, мистер Фландерс. На всякий случай. Для потомков.

— Вот именно. — Со счастливым видом Фландерс поднял вверх указательный палец. — Для потомков. Здорово. Удачи вам, лейтенант.

* * *

— Алан!

Ричмонд рассеянно, жестом дал Глории Рассел знак входить, и снова посмотрел на лежащую перед ним записную книжку. Наконец, он закрыл ее и бесстрастно взглянул на главу администрации.

Рассел замялась, глядя в пол и нервно сложив руки перед собой. Затем быстро прошла к столу президента и скорее упала, чем села на один из стульев.

— Я не знаю, что сказать тебе, Алан. Я осознаю, что мое поведение было непростительным, абсолютно неприемлемым. На меня словно затмение нашло.

— Значит, ты не будешь убеждать меня, что действовала в моих же интересах? — Ричмонд откинулся на спинку кресла, неотрывно глядя на Рассел.

— Нет. Я пришла, чтобы подать прошение об отставке.

Президент улыбнулся.

— Наверное, я действительно недооценил тебя, Глория.

Он встал, обошел вокруг стола и, оперевшись на него, посмотрел ей в лицо.

— Напротив, твое поведение было абсолютно приемлемым. На твоем месте я поступил бы точно так же.

Она подняла на него глаза. Ее лицо выражало изумление.

— Пойми меня правильно, Глория; как любой вождь, я жду от своих подчиненных лояльности. Однако я не ожидаю, что любой из них может быть чем-то большим, чем просто человеком со всеми его слабостями и первобытными инстинктами. В конечном счете, мы все — животные. Я достиг своего положения благодаря тому, что никогда не забывал о том, что самый значительный человек на свете — это я сам. Каковы бы ни были обстоятельства, какие бы проблемы ни стояли передо мной, я никогда, никогда не упускал из виду этот простой трюизм. Твои поступки той ночью свидетельствуют о том, что ты разделяешь такую точку зрения.

— Ты знаешь, что я собиралась делать?

— Конечно, знаю, Глория. Я не обвиняю тебя в том, что ты воспользовалась обстоятельствами и попробовала извлечь максимальную выгоду из ситуации лично для себя. Боже мой, да на этом держится вся эта страна и этот город в особенности.

— Но когда Бертон сказал тебе…

Ричмонд поднял руку.

— Признаюсь, той ночью я испытывал определенные эмоции. И прежде всего я чувствовал, что меня предали. Но позже я пришел к выводу, что твои поступки говорят о силе, а не о слабости твоего характера.

Рассел отчаянно старалась понять, к чему же он клонит.

— В таком случае, надо понимать, что ты не хочешь, чтобы я уходила в отставку?

Наклонившись к ней, президент взял ее за руку.

— Я даже не помню, что ты произносила это слово, Глория. Я не могу представить, что мы разрушим наши взаимоотношения после того, как столь хорошо узнали друг друга. Давай закончим на этом.

Рассел поднялась, чтобы уйти. Президент направился к своему столу.

— Кстати, Глория. Сегодня вечером я бы хотел обсудить с тобой кое-какие вопросы. Семья сейчас в отъезде. Поэтому мы могли бы поработать у меня дома.

Рассел взглянула на него.

— Возможно, тебе придется задержаться, Глория. Думаю, тебе стоит принести с собой какие-нибудь вещи, чтобы переодеться.

Президент не улыбался. Его взгляд пронизывал ее насквозь. Затем Ричмонд вновь взялся за работу. Рассел трясущейся рукой закрыла за собой дверь.

* * *

Джек колотил в дверь так сильно, что чувствовал, как толстое полированное дерево врезается в костяшки его пальцев.

Дверь открыла экономка, и Джек промчался мимо нее прежде, чем она успела открыть рот.

Дженнифер Болдуин спускалась по резной лестнице в отделанный мрамором вестибюль. На ней было очередное очень дорогое вечернее платье, волосы ниспадали ей на плечи, обрамляя большое декольте. Она не улыбалась.

— Джек, что ты здесь делаешь?

— Я хочу поговорить с тобой.

— Джек, мне надо уехать. Разговор придется отложить.

— Нет! — Он схватил ее за руку, огляделся по сторонам, толкнул пару резных дверей и втащил ее в библиотеку, захлопнув за собой двери.

Она отдернула руку.

— Джек, ты сошел с ума!

Он оглядел комнату, уставленную огромными книжными шкафами и полками, которые заполняли роскошные издания с позолоченными корешками. Все показное: возможно, ни одну из этих книг даже не раскрывали.

— Я хочу, чтобы ты ответила на один вопрос, и после этого уйду.

— Джек…

— Один вопрос. И я уйду.

Подозрительно глядя на него, она скрестила руки.

— В чем дело?

— Звонила ли ты на фирму, чтобы добиться увольнения Барри Элвиса, потому что он заставил меня работать в тот вечер, когда мы были в Белом доме?

— Кто тебе это сказал?

— Отвечай на вопрос, Джен.

— Джек, почему это для тебя так важно?

— Ты добивалась его увольнения или нет?

— Джек, я хочу, чтобы ты выбросил это из головы и осознал, какое будущее нас ожидает. Если мы…

— Отвечай, черт возьми!

— Да! — выкрикнула она. — Да! Я добивалась увольнения этого мелкого пакостника. Ну и что? Он это заслужил. Он относился к тебе, как к ничтожеству. И он жестоко ошибался. Это он был ничтожеством. Он играл с огнем и в конце концов обжегся. И мне ни капли его не жалко!

Она смотрела на него без тени раскаяния во взгляде.

Услышав ответ, который он ожидал услышать, Джек сел в кресло и уставился на массивный стол в дальнем конце комнаты. У стола стояло роскошное кожаное кресло, повернутое к ним высокой спинкой. Джек посмотрел на развешанные по стенам картины-подлинники, на огромные окна с роскошными занавесками, которые, вероятно, стоили так дорого, что он вряд ли мог даже себе представить сколько, резную отделку мебели, неизбежные скульптуры из металла и мрамора. На потолке красовался очередной сонм средневековых персонажей. Мир Болдуинов, который ждал их с распростертыми объятиями. Он медленно закрыл глаза.

Дженнифер, откинув назад волосы, смотрела на него с нескрываемым беспокойством. Немного поколебавшись, она подошла к нему, присела рядом и коснулась его плеча. Его охватил запах ее духов. Она говорила медленно, почти касаясь губами его лица. Ее дыхание щекотало ему ухо.

— Джек, я уже говорила тебе раньше: нельзя мириться с таким обращением. И теперь, когда с этим нелепым делом об убийстве покончено, мы можем подумать о себе. Наш дом почти готов, он великолепен, действительно великолепен. И нам нужно, наконец, заняться подготовкой свадьбы. Дорогой, теперь все вернется в нормальное русло.

Она прикоснулась к его лицу и повернула его к себе. Она взглянула на него своими чувственными глазами и поцеловала его, долго и глубоко, затем медленно отстранилась и всмотрелась в его глаза. В них она не нашла того, что искала.

— Ты права, Джен. Нелепое дело об убийстве закрыто. Человеку, которого я уважал и о котором заботился, вышибли мозги. Дело закрыто, пора двигаться дальше. Время строить прекрасное будущее.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Тебе не нужно было впутываться в это дело. Оно совсем тебя не касалось. Если бы ты только открыл глаза, то осознал бы, что это ниже твоего достоинства, Джек.

— И крайне неудобно для тебя, верно?

Джек резко поднялся. Он чувствовал себя до предела утомленным.

— Желаю тебе большого счастья, Джен. Я бы мог сказать «до встречи», но, честно говоря, не представляю себе, что это случится. — Он повернулся к двери.

Она схватила его за рукав.

— Джек, может, все же объяснишь, чем я так провинилась перед тобой? Что ужасного я совершила?

Поколебавшись, он повернулся и посмотрел ей в глаза.

— И до тебя не доходит?! Бог мой! — Он устало покачал головой. — Джен, ты исковеркала жизнь человеку, которого даже не знала. И почему ты это сделала? Лишь потому, что его поручение причинило тебе неудобства? Ты растоптала десять лет его карьеры. Одним телефонным звонком. И не подумала, что станет с ним, с его семьей. Он мог покончить с собой, его жена могла развестись с ним и прочее, и прочее. И тебе это было безразлично. Возможно, ты даже не задумывалась над этим. И самое главное, я не могу любить, не могу жить с человеком, который способен на такие поступки. Если ты этого не понимаешь, если считаешь, что поступила правильно, то это еще одна причина, по которой мы должны распрощаться прямо сейчас. Хорошо, что эти непримиримые противоречия между нами выявились до свадьбы. Это избавит нас от напрасных волнений.

Он повернул ручку двери и улыбнулся.

— Все, кого я знаю, наверное, скажут, что, поступив так, я сошел с ума. Что ты идеальная женщина — умная, богатая, красивая. И это чистейшая правда, Джен. Они скажут, что мы могли бы быть счастливы вместе. Что у нас есть все, о чем можно только мечтать. Разве мы можем быть несчастливы? Но все дело в том, что я не смогу сделать тебя счастливой, потому что у нас разные интересы. Меня не интересуют миллионные доходы, огромные особняки или машины, которые стоят годового заработка. Мне не нравится этот дом, не нравится твой образ жизни, не нравятся твои друзья. И, думаю, самое главное, мне не нравишься ты сама. Наверное, я единственный мужчина в мире, который сказал бы такое. Но я довольно простодушный парень, Джен, и не умею лгать. И давай смотреть правде в глаза: через пару дней дюжина парней, которые намного лучше подходят тебе, чем Джек Грэм, будут стучаться в твою дверь. Ты не будешь одинока.

Он посмотрел на нее. Лицо Дженнифер выражало крайнее изумление и боль.

— Как бы там ни было, будем считать, что это ты меня бросила. Как не отвечающего стандартам Болдуинов. Как недостойного твоей персоны. Прощай, Джен.

После того как он ушел, она несколько минут не двигалась с места. На ее лице отражались кипевшие в ее душе чувства, но ни одно из них не одержало верх. Наконец, она выбежала из комнаты. Цоканье ее высоких каблуков по мраморному полу затихло, как только она достигла покрытой ковром лестницы.

Еще несколько секунд в библиотеке было тихо. Затем стоявшее около стола кресло повернулось, и Гансом Болдуин посмотрел туда, где несколько мгновений назад стояла его дочь.

* * *

Джек посмотрел в дверной глазок, ожидая увидеть Дженнифер Болдуин с пистолетом в руке. Его брови изумленно приподнялись, когда он увидел, кто в действительности стоит за дверью.

Сет Фрэнк вошел в квартиру, снял пальто и с одобрением оглядел неряшливую комнату.

— Знаешь, парень, это напоминает мне о совсем другом периоде моей жизни, уверяю тебя.

— Попробую угадать. Дельта Хаус, 1975. Ты был вице-президентом, ответственным за работу с адвокатурой.

Фрэнк усмехнулся.

— Это ближе к правде, чем мне хотелось бы признать. Наслаждайся жизнью, пока у тебя есть такая возможность, друг мой. Не хочу быть превратно понятым, но хорошая женщина не позволит тебе вести такой образ жизни.

— Тогда, возможно, мне повезло.

Джек вышел на кухню и вернулся с парой «Сэм Адамсов».

Они сели в кресла с напитками в руках.

— Что, адвокат, возникли проблемы с перспективами семейного блаженства?

— В пропорции один к десяти или десять к одному в зависимости от точки зрения.

— Почему мне все время кажется, что у тебя в душе не дочка Болдуина?

— Ты когда-нибудь избавишься от замашек следователя?

— Нет, если в состоянии тебе помочь. Хочешь поговорить об этом?

Джек покачал головой.

— Может, поплачусь тебе как-нибудь в другой раз, не сегодня.

Фрэнк пожал плечами.

— Дай знать, захвачу с собой пиво.

Джек заметил на коленях у Фрэнка сверток.

— Подарок?

Фрэнк вытащил кассету.

— Надеюсь, под всем этим хламом где-нибудь есть видеомагнитофон…

* * *

Когда на экране телевизора появилось изображение, Фрэнк взглянул на Джека.

— Джек, это далеко не мультики. И предупреждаю тебя, здесь показано все, включая то, что случилось с Лютером. Ты готов это увидеть?

Мгновение Джек не отвечал.

— Думаешь, мы можем увидеть здесь нечто такое, что подскажет нам, кто это сделал?

— Я на это надеюсь. Ты знал его намного лучше, чем я. Может, ты увидишь что-то такое, чего не вижу я.

— Давай начнем.

Несмотря на предупреждение, Джек все же не был готов к этому зрелищу. Фрэнк стал внимательно наблюдать за ним, когда приблизился роковой момент. Когда раздался выстрел, Джек невольно вздрогнул, его глаза широко раскрылись от ужаса.

Фрэнк выключил видеомагнитофон.

— Переведи дух. Я же тебя предупреждал.

Джек, шатаясь, сидел на стуле. Его дыхание стало неровным, лоб покрылся испариной. Какое-то время все его тело била крупная дрожь, затем он стал медленно приходить в себя. Он вытер лоб.

— Бог мой!

Замечание Фландерса насчет случая с Кеннеди было вполне справедливым.

— Может, остановимся на этом месте, Джек.

Джек упрямо стиснул зубы.

— Черта с два!

* * *

Джек еще раз нажал на кнопку обратной перемотки. Они уже раз десять просмотрели запись. И все же наблюдать, как голова твоего друга буквально взрывается у тебя на глазах, не становилось легче. Джека поддерживало только то, что с каждым просмотром его ярость все возрастала.

Фрэнк покачал головой.

— Знаешь, очень жаль, что этот парень не снимал противоположной стороны улицы. Тогда мы могли бы засечь вспышку от выстрела. Думаю, это было бы слишком просто. Слушай, у тебя есть кофе? У меня без кофеина голова плохо соображает.

— В кофейнике есть свежий. Принеси и мне. Чашки — над раковиной.

Когда Фрэнк вернулся с двумя дымящимися чашками, Джек перемотал пленку на то место, где энергичный Алан Ричмонд произносил речь, стоя на импровизированной трибуне около здания суда.

— Этот парень — настоящая динамо-машина.

Фрэнк взглянул на экран.

— Я встречался с ним позавчера.

— Да?! Я тоже. Это было в то время, когда я собирался жениться на одной богатой и известной особе.

— Что ты о нем думаешь?

Джек отпил кофе, взял упаковку арахисового печенья, которая лежала на диване, предложил Фрэнку, который взял одно и потом водрузил свои ноги на шаткий кофейный столик. Следователь без труда вернулся в неформальную обстановку студенческого общежития.

Джек пожал плечами.

— Не знаю. Я имею в виду, что он — президент, и всегда считал, что он — президент по праву. А что ты о нем думаешь?

— Умен. Действительно умен. Тот тип умного человека, с которым не стоит состязаться, если ты, конечно, не уверен полностью в своих собственных способностях.

— Думаю, это хорошо, что он на стороне американцев.

— Да. — Фрэнк вновь посмотрел на экран. — Ну, так не заметил ли ты чего-нибудь особенного?

Джек нажал кнопку на пульте дистанционного управления.

— Одна деталь. Обрати внимание. — Картинка на экране ожила. Фигурки дергались подобно актерам немого кино. — Смотри сюда.

На экране появился Лютер, выходящий из фургона. Он смотрел вниз; кандалы явно мешали ему идти. Внезапно в кадре появилась колонна людей, возглавляемых президентом. Лютер частично скрылся из виду. Джек остановил кадр.

— Смотри.

Фрэнк вглядывался в экран, рассеянно жуя печенье и отпивая кофе. Он покачал головой. Джек взглянул на него.

— Посмотри на лицо Лютера. Вот здесь, между костюмами. Посмотри на его лицо.

Фрэнк наклонился вперед, едва не касаясь экрана носом. Затем отпрянул, широко раскрыв глаза.

— Черт, похоже, он что-то говорит.

— Нет, похоже, он говорит что-то кому-то.

Фрэнк повернулся к Джеку.

— Ты хочешь сказать, что он кого-то узнал, скажем, того, кто в него стрелял?

— При данных обстоятельствах, я не думаю, что он болтает с каким-нибудь незнакомцем.

Фрэнк перевел взгляд на экран, тщательно изучая картинку. Наконец, он покачал головой.

— Здесь нам понадобится помощь специалиста. — Он поднялся. — Пошли.

Джек схватил свое пальто.

— Куда?

Фрэнк улыбнулся, перемотал кассету и надел шляпу.

— Сначала я собираюсь пообедать. Я женат, а также старше и толще тебя. Значит, печенья на обед мне недостаточно. А потом мы зайдем в участок. Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомился.

* * *

Двумя часами позже Сет Фрэнк и Джек, уже плотно пообедав, вошли в помещение миддлтонского полицейского участка. Лора Саймон находилась в лаборатории, оборудование уже было подготовлено.

После фраз, сопровождающих знакомство, Лора включила видеомагнитофон. На сорокашестидюймовом экране в углу лаборатории задвигались фигурки людей. Фрэнк перемотал ленту на нужный участок.

— Вот. — Показал Джек. — Как раз здесь.

Фрэнк остановил кадр.

Лора села за клавиатуру и набрала несколько команд. Часть экрана с фигурой Лютера была выделена, а потом стала увеличиваться, как раздувающийся шарик. Это продолжалось до тех пор, пока лицо Лютера не заняло весь экран.

— Это максимальное увеличение. — Лора повернула кресло и кивнула Фрэнку.

Он нажал кнопку на пульте управления, и экран вновь ожил.

Звуки были отрывистыми; крики, вопли, шум транспорта и голоса сотен людей делали речь Лютера совершенно неразборчивой. Они наблюдали, как двигались его губы; вскоре он сомкнул их.

— Он угнетен. Что бы он ни говорил, это не слова благодарности. — Фрэнк достал сигареты, но, перехватив неодобрительный взгляд Лоры Саймон, положил их обратно в карман.

— Кто-нибудь умеет читать по губам? — Лора посмотрела на них по очереди.

Джек пристально всматривался в экран. Что же, черт возьми, говорил Лютер? Это выражение на его лице… Джек уже видел его раньше, только бы вспомнить, когда. Это произошло незадолго до гибели Лютера, он был в этом уверен.

— Ты видишь что-то такое, чего не видим мы? — спросил Фрэнк.

Джек повернулся к Фрэнку и обнаружил, что тот, не отрываясь, смотрит на него. Джек покачал головой и потер подбородок.

— Не знаю. Какое-то смутное чувство, но я не могу понять, что именно.

Фрэнк кивнул Саймон, чтобы та выключила оборудование. Он встал и потянулся.

— Ладно, хватит пока. Если тебе что-нибудь придет в голову, дай мне знать. Спасибо за помощь, Лора.

Двое мужчин вышли на улицу вместе. Фрэнк оглядел Джека, затем протянул руку и коснулся задней части его шеи.

— Господи, такое впечатление, что ты вот-вот взорвешься.

— Но у меня нет для этого ни малейших оснований. Я порвал с женщиной, на которой собирался жениться; женщина, на которой я хотел жениться, только что сказала, чтобы я убирался из ее жизни; и я совершенно уверен, что завтра утром останусь без работы. Не говоря уже о том, что кто-то убил человека, который был мне очень дорог, и мы, возможно, так и не найдем того, кто это сделал. Черт, моя жизнь никогда еще не была так прекрасна!

— Ну ладно, может быть, тебе вскоре повезет.

Джек отпер дверь своего «лексуса».

— Да, кстати, если кому-то из твоих знакомых нужна почти новая машина, дай мне знать.

Фрэнк подмигнул Джеку.

— Извини, но никто из моих знакомых не в состоянии купить такую машину.

Джек улыбнулся в ответ.

— Из моих — тоже.

* * *

На обратном пути Джек взглянул на часы. Было почти двенадцать ночи. Он проехал мимо здания ПШЛ, посмотрел на ряды темных окон и развернулся, чтобы заехать в гараж. Он вставил в щель свою личную карточку, помахал рукой видеокамере наружного наблюдения, прикрепленной над дверью гаража, и через несколько минут стоял в поднимающемся лифте.

Он не совсем ясно понимал, зачем оказался здесь. Его дни в ПШЛ явно были сочтены. Теперь, когда он остался без клиента по имени Рансом Болдуин, Кирксен быстро расправится с ним. Он чувствовал легкую вину перед Лордом. Он пообещал, что защитит его. Но он не собирался жениться на Дженнифер Болдуин лишь для того, чтобы на счету Лорда всегда была круглая сумма. И Лорд солгал ему насчет ухода из фирмы Барри Элвиса. Впрочем, Лорд вновь встанет на ноги. Джек не шутил, говоря, что верит в его непотопляемость. Многие фирмы с радостью примут его в свои ряды. Будущее Лорда представлялось гораздо более прочным, чем будущее Джека.

Двери лифта открылись, и Джек вступил в холл своего этажа. Светильники на стенах горели в половину мощности, и игра теней могла бы вывести его из равновесия, если бы он не был погружен в размышления. Он прошел по коридору в сторону своего кабинета, остановился на кухне и взял стакан содовой. Обычно, даже в полночь, здесь всегда были люди, бьющиеся над выполнением какого-нибудь задания к совершенно нереальному сроку. Сегодня здесь стояла мертвая тишина.

Джек включил свет в кабинете и закрыл дверь. Он оглядел свою территорию в мире компаньонов ПШЛ. Его царство, которому суждено было просуществовать еще всего лишь один день. Обстановка была впечатляющей. Дорогая и изысканная мебель, ковер и обшивка стен поражали своей роскошью. Он посмотрел на свои дипломы. Некоторые из них были заработаны тяжелым трудом, остальные же достались ему даром, точнее, только за то, что он работал юристом. Он заметил, что разбросанные бумаги подняты с пола: постаралась трудолюбивая и зачастую слишком педантичная прислуга, привыкшая к адвокатской неряшливости, периодическим вспышкам гнева и приступам дурного настроения.

Он сел и откинулся на спинку кресла. Мягкая кожа гораздо более располагала к отдыху, чем его постель. Он представил себе, как Дженнифер беседует со своим отцом. Лицо Рансома Болдуина побагровеет при известии о том, что он воспримет как непростительное оскорбление своей дорогой маленькой девочки. Завтра утром он поднимет телефонную трубку, и корпоративной карьере Джека придет конец.

Но Джека это нисколько не волновало. Он лишь сожалел, что не спровоцировал подобные действия раньше. Может быть, его снова возьмут в общественные защитники. В любом случае, именно там ему и место. Никто не сможет помешать ему сделать это. Нет, настоящие его проблемы начались, когда он попытался стать тем, кем в действительности не являлся. Он никогда больше не повторит этой ошибки.

Он вспомнил о Кейт. Куда она направится? Неужели она всерьез собралась увольняться? Джек вспомнил выражение обреченности на ее лице и заключил, что да, она отнюдь не шутила. Он вновь попытался умолить ее. Как четыре года назад. Умолить ее не уезжать, не уходить из его жизни снова. Но теперь между ними возникла какая-то стена, которую он не мог пробить. Возможно, это было чувство огромной вины, лежавшее на ее плечах. А может, она просто не любила его. Считал ли он такую возможность реальной? Не считал. Точнее, он сознательно не хотел думать о ней. Утвердительный ответ приводил его в ужас. Впрочем, какая теперь была разница?

Лютер был мертв, Кейт уезжала. Его жизнь не очень-то и изменилась, даже несмотря на все последние события. Семья Уитни окончательно и бесповоротно ушла из его жизни.

Он посмотрел на стопку розовых записок у себя на столе. Обычная рутина. Затем он проверил — первый раз за несколько дней — сообщения на автоответчике. На фирме клиентам давали возможность выбирать между устаревшими письменными сообщениями и современной звуковой телефонной почтой. Более требовательные клиенты предпочитали вторую форму. По крайней мере, им не нужно было ждать случая, чтобы наорать на тебя.

Было два звонка от Тарра Кримзона. Он подыщет Тарру другого юриста. В любом случае ПШЛ была для него слишком дорогой фирмой. Несколько звонков касались дел, связанных с Болдуином. Так. Эти подождут, пока не найдется очередной парень, на которого положит глаз Дженнифер Болдуин. Последнее сообщение привело его в замешательство. Женский голос. Тихий, неуверенный, старческий, с явным выражением неудобства от общения с автоответчиком. Джек решил прослушать его еще раз.

— Мистер Грэм, вы меня не знаете. Меня зовут Эдвина Брум. Я была другом Лютера Уитни. — Брум? Где он мог слышать эту фамилию? — Лютер сказал мне, если с ним что-то случится, то немного подождать, а потом послать вам пакет. Он сказал, чтобы я его не открывала, и я не открывала. Он говорил, что это вроде как ящик Пандоры. Если посмотришь, то могут быть неприятности. Упокой Господи его душу, Лютер был добрым человеком, это точно. Вы мне не звонили, да я и не ожидала, что позвоните. Просто я подумала, что должна позвонить и убедиться, что вы получили пакет. Мне никогда не доводилось посылать что-то подобное раньше, я имею в виду этой экспресс-почтой. Я думаю, что все сделала правильно, но не уверена. Если вы не получили пакет, пожалуйста, позвоните мне. Лютер говорил, что это очень важно. А Лютер всегда говорил правду.

Джек прослушал номер телефона и записал его. Он посмотрел время, когда было оставлено сообщение. Вчера утром. Он быстро обыскал свой кабинет. Пакета нигде не было. Он пробежал по коридору к рабочему месту своей секретарши. И там пакета не было. Он вернулся в свой кабинет. Господи, пакет от Лютера! Эдвина Брум? Он с силой потер рукой лоб, заставляя себя думать. Вдруг он вспомнил это имя. Мать женщины, которая покончила с собой. Фрэнк рассказывал ему про нее. Предполагаемая сообщница Лютера.

Джек поднял трубку телефона. Казалось, гудкам не будет конца.

— Алло. — Голос был далеким и заспанным.

— Миссис Брум? Это Джек Грэм. Извините, что звоню так поздно.

— Мистер Грэм? — Голос больше не был заспанным. Он был встревоженным, резким.

Джек вообразил, как она сидит в постели, вцепившись пальцами в ночную сорочку, и с волнением глядит на телефонную трубку.

— Прошу прощения. Я только что прослушал ваше сообщение. Я не получил пакета, миссис Брум. Когда вы его послали?

— Дайте вспомнить. — Джек слышал ее затрудненное дыхание. — Это было пять дней назад, считая сегодняшний день.

Джек напряженно размышлял.

— У вас есть квитанция с номером?

— Тот человек дал мне какой-то листок. Сейчас найду.

— Я подожду.

Он барабанил пальцами по столу, пытаясь успокоиться и не думать о худшем. Держись, Джек. Держись.

— Она у меня, я нашла ее, мистер Грэм.

— Пожалуйста, зовите меня Джеком. Вы отправляли посылку через «Федерал экспресс»?

— Это так. Правильно.

— Хорошо. Какой исходящий номер?

— Что?

— Простите. Номер в правом верхнем углу квитанции. Там должна быть длинная цепочка цифр.

— Ах, да. — Она прочитала ему номер. Он записал его и зачитал ей, чтобы исключить ошибку. Затем попросил прочитать адрес их фирмы.

— Джек, это очень серьезно? Я имею в виду то, как умер Лютер, и все остальное.

— Вам кто-нибудь звонил? Кто-то, кого вы не знаете? Кроме меня?

— Нет.

— Если позвонят, свяжитесь с Сетом Фрэнком из миддлтонского полицейского управления.

— Я знаю его.

— Он хороший парень, миссис Брум. Вы можете доверять ему.

— Понятно, Джек.

Он повесил трубку и позвонил в «Федерал экспресс». Он слышал, как на другом конце линии постукивают клавиши компьютерной клавиатуры.

Женский голос был деловым и строгим.

— Да, мистер Грэм, пакет был доставлен на фирму «Паттон, Шоу и Лорд» в четверг в десять ноль две утра, и в его получении расписалась миссис Люсинда Альварес.

— Спасибо. Думаю, он все-таки где-то здесь, у нас. — Недоумевая, он уже собрался повесить трубку.

— Мистер Грэм, с получением этого пакета возникли какие-то особые затруднения?

Джек не понимал, в чем дело.

— Особые затруднения? Нет, почему?

— Видите ли, когда я посмотрела регистрационную запись этого пакета, оказалось, что сегодня нам уже делали запрос относительно него.

Джек весь напрягся.

— Сегодня? Когда?

— В шесть тридцать вечера.

— Этот человек сказал, как его зовут?

— Понимаете, ситуация не очень ясная. Согласно моим записям, он также представился как Джек Грэм. — Судя по ее голосу, она сомневалась, что Джек — тот, за кого себя выдает.

Джек почувствовал, как все его тело охватил холод.

Он медленно положил трубку. Что бы ни было в этом пакете, им интересовался кто-то еще. И этот «кто-то» знал, что пакет послан именно ему. Он быстро набрал номер Сета Фрэнка, но следователь уже ушел домой. Дежурный отказался дать ему домашний номер Фрэнка, а Джек оставил этот номер у себя дома. Наконец, после уговоров, дежурный позвонил следователю домой, но никто не ответил. Джек тихо выругался. Звонок в справочную службу не дал результата: домашний номер Фрэнка не предназначался для широкой публики.

Джек откинулся на спинку кресла; его дыхание участилось. Он чувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет у него из груди. Он всегда считал себя смелым человеком. Теперь его уверенность в этом была поколеблена.

Он заставил себя сосредоточиться. Пакет был доставлен. Люсинда за него расписалась. Эта процедура на фирме строго соблюдалась: почта — жизненно важный элемент работы юридических фирм. Срочные отправления вручались курьерам, которые доставляли их вместе с другой почтой, приходящей в течение дня. Они развозили их на тележке. Они все знали, где находится кабинет Джека. И даже если они этого не знали, фирма печатала карту, которая периодически обновлялась. Если, конечно, они воспользовались исправленной картой…

Джек бросился к двери, распахнул ее и опрометью побежал по коридору. Он и не подозревал, что в этот момент за углом, в другом конце коридора зажегся свет в кабинете Сэнди Лорда.

Джек включил свет в своем старом кабинете. Он обшарил поверхность стола, затем выдвинул кресло, чтобы сесть, и тут увидел пакет. Джек взял его в руки. Он инстинктивно осмотрелся по сторонам, заметил распахнутые занавески и торопливо задернул их.

Он прочитал надпись на пакете: от Эдвины Брум Джеку Грэму. Это он! Пакет был объемистым, но легким. Это была коробка, как и сказала Эдвина Брум. Он начал открывать его, потом остановился. Они знают, что пакет доставлен сюда. Они? Это было единственное слово, которое пришло ему на ум. Если они знают, что пакет здесь, более того, спрашивали о нем на почте, что они станут делать? Если его содержимое очень важно для них и пакет уже был бы вскрыт, они наверняка знали бы об этом. А поскольку этого не произошло, что же они станут делать?..

Джек бегом вернулся в свой кабинет. Он надел пальто, схватил со стола ключи от машины, едва не опрокинув полупустой стакан с содовой, потом направился к двери. И остановился, похолодев.

Какой-то шум. Он не мог определить, откуда он доносился; казалось, звук перекатывается эхом по коридору, как вода, текущая в трубе. Это не был шум лифта. Он не сомневался, что услышал бы лифт. А может, и не услышал бы. Здание было огромным; постоянный шум лифта стал таким привычным, что он мог его даже не замечать. И потом, он разговаривал по телефону, все его внимание было отвлечено. Он ни в чем не мог быть уверенным. Кроме того, это мог быть один из адвокатов фирмы, приехавший поработать или что-то забрать. Однако интуиция подсказывала ему, что это не так. Но здание охранялось от посторонних. Но, опять же, насколько хорошо охраняется любое общественное учреждение? Он тихо закрыл дверь своего кабинета.

И снова шум. Джек тщетно пытался определить, откуда он исходит. Кто бы это ни был, он двигался медленно, крадучись. Никто из работников фирмы так бы не шел. Джек тихо приблизился к стене и выключил свет, мгновение подождал, а потом осторожно открыл дверь.

Выглянул в коридор. Никого. Надолго ли? Как лучше уйти? Служебные помещения фирмы располагались таким образом, что если он пойдет в какую-либо сторону, то ему так или иначе придется пройти этой дорогой. И тогда он будет открыт со всех сторон: в коридорах не было никакой мебели. Случись ему встретить того, кто крался по коридору, и у него не будет ни малейшего шанса.

Неожиданно ему пришла в голову очень логичная мысль, и он осмотрелся вокруг в полутьме своего кабинета. Наконец, его взгляд остановился на тяжелом гранитном пресс-папье, одной из многих безделушек, подаренных ему, когда он стал компаньоном. Если им умело воспользоваться, оно могло послужить хорошей защитой. Джек был убежден, что сделает это. Отнять у него жизнь будет непросто. Такой фаталистический подход помог ему укрепить уверенность в своих силах, и, подождав еще немного, он выскользнул в коридор, закрыв за собой дверь. Неизвестным, возможно, придется открыть много дверей, чтобы найти его кабинет.

Низко присев, он подкрался к угловому выступу. Теперь ему отчаянно хотелось, чтобы здание было в полной темноте. Он глубоко вздохнул и выглянул из-за угла. Путь был свободен, во всяком случае пока. Он быстро оценил ситуацию. Если нападавших больше одного, они, вероятно, разделятся; каждый будет обыскивать свой участок, и поиск займет у них меньше времени. Знали ли они о его присутствии в здании? Может быть, за ним следили. Эта мысль вызывала особое беспокойство: в этот момент они могли окружать его, заходя с двух сторон.

Звуки приближались. Он мог различить по меньшей мере шум от одной пары ног. Его слух обострился до предела. Он вроде бы слышал даже дыхание этого человека или, по крайней мере, воображал, что слышит. Нужно было действовать. И наконец, он увидел предмет на стене: пожарная сигнализация.

Он уже собрался нажать на кнопку сигнализации, когда из-за угла в другом конце коридора показалась нога. Джек отпрянул назад, не дожидаясь, пока вслед за ногой покажется все тело. Он как можно быстрее зашагал в противоположном направлении. Он завернул за угол, дошел до холла и приблизился к двери, ведущей на лестничную площадку. Он распахнул ее и похолодел, услышав громкий скрип.

И звук бегущих по коридору ног.

— Черт! — Джек захлопнул за собой дверь и помчался вниз по лестнице.

Из-за угла выскочил человек. Его лицо закрывала черная шерстяная маска. В правой руке он держал пистолет.

Открылась дверь одного из кабинетов и, спотыкаясь, из нее вывалился Сэнди Лорд в майке и наполовину спущенных брюках. Он столкнулся с незнакомцем и оба тяжело упали на пол. Блуждающие руки Лорда инстинктивно схватились за маску и сорвали ее.

Лорд перекатился на колени, глотая кровь, хлещущую из разбитого носа.

— Кто ты такой, черт тебя возьми?! Откуда ты взялся, бешеный?! — Лорд яростно посмотрел незнакомцу в лицо. Потом заметил пистолет и замер.

Тим Коллин ответил ему взглядом и покачал головой, частично от неожиданности, частично от отвращения. Поделать ничего было нельзя. Он поднял пистолет.

— Господи! Нет! Не надо!!! — завопил Лорд, пятясь назад.

Раздался выстрел, и из дыры в самом центре майки брызнула кровь. Лорд судорожно вдохнул воздух, его глаза потускнели, и он рухнул спиной на дверь своего кабинета. Она распахнулась, открыв взгляду Коллина полуголую фигурку молодой любовницы Лорда, которая с ужасом смотрела на мертвого юриста. Коллин тихо выругался. Он взглянул на нее. Она знала, что ее ожидает, он видел это в ее наполненных ужасом глазах.

Неподходящее место, неподходящее время. Простите, мадам.

Пистолет выстрелил вновь, и ударом пули хрупкое тело было отброшено обратно в комнату. Она упала, раскинув ноги, сжав пальцы и невидящими глазами глядя в потолок; ночь удовольствий неожиданно стала для нее последней ночью в жизни.

Подбежав к своему стоящему на коленях напарнику, Билл Бертон недоуменно взглянул на последствия бойни, но его недоумение быстро сменилось гневом.

— Идиот! Ты что, спятил?! — вскрикнул он.

— Они видели мое лицо, что, черт побери, мне оставалось делать? Заставить их обещать, что они никому не расскажут? К черту!

Нервы обоих агентов были напряжены до предела. Коллин вцепился в рукоятку своего пистолета.

— Где он? Это был Грэм? — требовательно спросил Бертон.

— Думаю, да. Он спустился по пожарной лестнице.

— Значит, он ушел.

Коллин посмотрел на него и поднялся.

— Еще не ушел. Я не для того прикончил двух человек, чтобы упустить его.

Он сорвался с места. Бертон схватил его за рукав.

— Отдай мне свой пистолет, Тим.

— Черт возьми, Билл, ты в своем уме?

Бертон покачал головой, достал свой пистолет, отдал его Коллину и забрал его оружие.

— А теперь догоняй его. А я постараюсь здесь кое-что привести в порядок.

Коллин бросился к двери и побежал вниз по лестнице. Бертон осмотрел трупы. Он узнал Сэнди Лорда и нервно вздохнул.

— Черт возьми. Черт возьми, — повторял он снова и снова.

Повернувшись, он быстро прошел к кабинету Джека. Он открыл дверь и включил свет. Быстро обследовал кабинет. Должно быть, парень унес пакет с собой. Это было ясно. Ричмонд не ошибся, предположив, что здесь замешана Эдвина Брум. Именно ей Уитни доверил опасный для них предмет. Черт, они были так близки к цели. Кто мог знать, что в такой поздний час здесь окажется Грэм или кто-то еще?

Он еще раз внимательно осмотрел комнату. Его взгляд остановился на письменном столе. Его план созрел в считанные секунды. Наконец-то хоть что-нибудь могло произойти по их сценарию. Он направился к столу.

* * *

Добравшись до первого этажа, Джек дернул дверную ручку. Она не поддалась. Он похолодел. У них и раньше случались подобные проблемы. После периодических противопожарных учений двери запирались. Управляющий зданием заявил, что проблема взята под контроль. Как бы не так! Только теперь их ошибка могла стоить ему жизни. И причиной тому будет вовсе не пожар.

Он оглянулся на лестницу. Они быстро приближались, о тишине больше никто не заботился. Джек бросился по лестнице на второй этаж, мысленно воззвал к Господу о помощи и схватился за ручку. Чувство облегчения стремительно охватило его, когда ручка повернулась, повинуясь давлению его вспотевшей ладони. Он свернул за угол, врезался в дверь лифта и нажал на кнопку вызова. Он оглянулся по сторонам, добежал до ближнего угла и, низко присев, спрятался за ним.

Ну, скорей же! Он слышал, как опускается лифт. Затем его поразила ужасная мысль: ведь в лифте может находиться преследователь! Тот мог предугадать маршрут Джека и попытаться перехитрить его.

Кабина лифта замерла на его этаже. В тот момент, когда открылись его двери, Джек услышал, как дверь пожарной лестницы с силой ударилась о стену. Он бросился к лифту, проскользнул между дверей и врезался в стенку кабины. Затем быстро поднялся и ударил по кнопке гаража.

И тут же ощутил присутствие у лифта чужака. Учащенное дыхание. Сначала он увидел темную фигуру, затем пистолет. Джек изо всех сил швырнул в нее пресс-папье и вжался в угол.

Он услышал, как кто-то негромко вскрикнул от боли, и двери, наконец, закрылись.

Он пробежал по темному подземному гаражу, нашел свою машину, через несколько секунд проехал через автоматическую дверь и резко нажал педаль газа. Машина помчалась по улице. Джек оглянулся. Никого. Он посмотрел на свое отражение в зеркале. По лицу текли струйки пота. Все его тело было напряжено. Он потер плечо, ушибленное о стенку лифта. Господи, они были так близко! Так близко.

Он стал думать, куда ему теперь ехать. Они знали его; казалось, они знали о нем абсолютно все. Несомненно, ему нельзя появляться дома. Тогда куда же? В полицию? Нет. Сначала надо узнать, кто его преследует. Кто смог убить Лютера, несмотря на все усилия полиции. Кто, казалось, знал все, что знает полиция. Сегодня ночью ему нужно скрыться где-нибудь в городе. У него были с собой кредитные карточки. А утром он первым делом свяжется с Фрэнком. И тогда все уладится. Он взглянул на пакет. Сегодня же ночью он узнает, что за предмет едва не стоил ему жизни.

* * *

Рассел лежала в постели под одеялом. Ричмонд только что кончил, лежа на ней. И не говоря ни слова, слез и вышел из комнаты, жестоко взяв то, что хотел. Она потирала запястья, которые он сжимал. Она чувствовала, как ноют поврежденные трением места. У нее саднили истерзанные им груди. Она вспомнила предупреждение Бертона. Кристина Салливан тоже была покалечена, и не только пулями агентов.

Она медленно двигала головой назад и вперед, отчаянно пытаясь сдержать слезы. Раньше она очень хотела этого. Очень хотела, чтобы Алан Ричмонд занялся с ней любовью; в ее мечтах их отношения представлялись полными романтизма и нежности. Два умных, могущественных и энергичных человека. Идеальная пара. Каким чудесным все должно было быть. А теперь она спустилась с небес на землю, вспомнив, как он набросился на нее; на его лице было такое выражение, будто он в одиночестве мастурбирует в туалете перед последним номером «Пентхауза». Он даже не поцеловал ее, не сказал ни слова. Просто, как только она вошла в спальню, сорвал с нее одежду, вонзил в нее свою твердую плоть, а потом сразу ушел. Все это не продолжалось и десяти минут. И теперь она осталась в одиночестве. Глава администрации! Скорее, главная шлюха!

Ей хотелось закричать: «Ублюдок, я же изнасиловала тебя! Я изнасиловала тебя в той комнате той ночью, и ты, сукин сын, ничего не мог с этим поделать!»

Ее слезы увлажнили подушку, и она обругала себя за то, что потеряла самообладание и расплакалась. Раньше она была так уверена в своих способностях, была уверена, что может управлять им. Господи, как же она ошиблась… Этот человек приказывал убивать людей. Уолтер Салливан. Даже Уолтер Салливан был безжалостно убит с ведома, более того, с благословения президента Соединенных Штатов. Когда Ричмонд сказал ей, она не могла в это поверить. Он говорил, что хочет держать ее в курсе событий. Скорее, держать в страхе. Она понятия не имела, что он задумал на этот раз. Она больше не являлась главным звеном его избирательной кампании и была рада этому.

Она села в постели, натянула на свое трясущееся тело порванную ночную сорочку. На мгновение ее опять охватило чувство стыда. Конечно, теперь она была его персональной шлюхой. На это указывало его невысказанное обещание не уничтожать ее. Но разве это все?

Она завернулась в одеяло и осмотрела темную комнату. Она, несомненно, являлась соучастницей преступления. Но не только. Она была свидетелем. Лютер Уитни тоже когда-то был свидетелем. Теперь он мертв. И Ричмонд хладнокровно отдал приказ об убийстве одного из своих самых старых и близких друзей. Если он оказался способен на такое, то какую ценность представляла для него ее жизнь? Ответ был пугающе ясным.

Она вцепилась зубами в руку, пока ей не стало невыносимо больно, посмотрела на дверь, через которую он вышел. Может, он прятался за дверью, подслушивая, решая, что с ней сделать? Ледяная дрожь страха охватила ее и не отпускала. Она попалась. Впервые в жизни у нее не было выбора. Она даже сомневалась, останется ли в живых.

* * *

Джек бросил коробку на кровать, снял пальто, выглянул в окно своего гостиничного номера и потом сел. Он был вполне уверен, что за ним не следили. Он ведь быстро покинул здание. В последний момент он вспомнил о необходимости избавиться от машины. Он не знал, кто именно его преследует, но сделал вывод, что у них достаточно возможностей, чтобы найти его автомобиль, где бы он ни оказался.

Джек взглянул на часы. Он вышел из такси около отеля всего лишь минут пятнадцать назад. Это было неприметное место, один из тех отелей, где останавливаются небогатые туристы, чтобы затем обойти город, пополняя свои знания истории страны, прежде чем возвратиться домой. Довольно отдаленное место, но именно то, что ему нужно.

Джек посмотрел на коробку и решил, что хватит ждать. Вскоре он открыл ее и обнаружил предмет в пластиковом пакете.

Кинжал? Он пригляделся к предмету. Нет, это был нож для вскрытия конвертов, антикварная вещь. Держа пакет за края, он тщательно осмотрел предмет. Он не был судебным экспертом и поэтому не сообразил, что черный налет на рукоятке и лезвии — в действительности очень старая, засохшая кровь. Не знал он и об отпечатках пальцев на коже рукоятки.

Он осторожно положил пакет и откинулся на спинку кресла. Этот предмет, несомненно, имел отношение к убийству Кристины Салливан. Но каким образом? Он вновь посмотрел на него. Нож для вскрытия конвертов, очевидно, был важным вещественным доказательством. Он не был орудием убийства: ведь Кристину Салливан застрелили. Но Лютер считал, что он чрезвычайно важен.

Джек вскочил. Нож мог послужить для опознания того, кто убил Кристину Салливан! Он схватил пакет и поднес его поближе к свету, разглядывая каждый дюйм его поверхности. Теперь он их слабо различал; они походили на переплетение черных ниточек. Отпечатки. Здесь были отпечатки пальцев убийцы. Джек присмотрелся к лезвию. Кровь. И на ручке тоже. Явно кровь. О чем это говорил Фрэнк? Он отчаянно пытался припомнить. Кристина Салливан, возможно, порезала нападавшего на нее человека. Задела руку или ногу тем ножом для вскрытия конвертов, который виднелся на фотографии в спальне. По крайней мере, такова была одна из версий следователя, которой он поделился с Джеком. То, что Джек сейчас держал в руке, подтверждало такое предположение.

Он осторожно вернул пакет в коробку и засунул ее под кровать.

Он подошел к окну и вновь посмотрел наружу. Ветер усиливался. Непрочное окно дрожало и потрескивало.

Если бы только Лютер рассказал ему обо всем, доверился бы ему. Но он боялся за Кейт. Как они могли дать Лютеру понять, что Кейт в опасности?

Он напряг память. Будучи в тюрьме, Лютер ничего не получал. Джек знал это наверняка. Тогда как? Мог ли «некто» просто подойти к Лютеру и откровенно заявить: если заговоришь, твоя дочь умрет? И откуда им вообще знать, что у него есть дочь? Они же много лет не встречались.

Джек лег на кровать, закрыл глаза. Нет, нет, он ошибается. Такое было возможно, но лишь один раз. В день ареста Лютера. Это единственный случай, когда отец и дочь могли быть вместе. Возможно, что кто-то, не произнося ни слова, мог сообщить Лютеру об этом только взглядом. Джеку приходилось работать с делами, которые отклонялись из-за страха свидетелей перед дачей показаний. Им никто ничего не говорил. Тихое запугивание. Бессловесная угроза, в этом не было ничего нового.

Тогда кто из присутствовавших там мог это сделать? Сообщить Лютеру нечто, заставившее его замолчать так, словно ему зашили рот. Однако, насколько было известно Джеку, там присутствовали лишь полицейские. Если, конечно, это не человек, стрелявший в Лютера. Но зачем ему вертеться среди полицейских? Как мог этот человек зайти на оцепленную территорию, приблизиться к Лютеру, показать ему выразительный жест и при этом не вызвать подозрении?

Джек резко открыл глаза.

Мог. Запросто. Если этот человек был полицейским. Неожиданная мысль поразила его подобно удару молнии.

Сет Фрэнк.

Однако он быстро отбросил эту версию. Здесь не было никакого мотива, даже малейшего намека на мотив. Невозможно было представить себе любовную интрижку между следователем и Кристиной Салливан, а именно к ней-то все и сводилось, не так ли? Любовник Кристины Салливан убил ее, а Лютер это видел. Сет Фрэнк не мог быть убийцей. Джек молил Бога, чтобы убийцей оказался не Сет Фрэнк, потому что только он мог помочь ему выпутаться из этого дела. А что если завтра утром Джек доставит Фрэнку ту самую вещь, которую тот отчаянно искал? Он мог обронить нож, покинуть комнату, а потом Лютер выходит из своего убежища, подбирает его и смывается. Это казалось возможным. И вся комната оказывается настолько чистой, насколько это способен сделать профессионал. Профессионал. Опытный следователь, ведущий дела об убийствах, который в точности знает, как заметаются следы преступлений.

Джек покачал головой. Нет! Черт возьми, нет! Он должен ему верить, потому что больше верить некому. Это был кто-то другой. Несомненно. Просто он устал. Его попытки дедуктивного мышления становились нелепыми. Сет Фрэнк не мог быть убийцей.

Джек вновь закрыл глаза. Пока он чувствовал себя в относительной безопасности. Через несколько минут он погрузился в тревожный сон.

* * *

Утро выдалось освежающе холодным; застоявшийся воздух был вытеснен ночным ветром.

Джек уже поднялся; он спал в одежде и помял ее. Он умылся в маленькой ванной, пригладил волосы, выключил свет и вернулся в спальню. Сел на кровать и взглянул на часы. Фрэнка на работе еще не было, однако ждать оставалось недолго. Он вытащил коробку из-под кровати и положил рядом с собой. У него было такое чувство, словно поблизости бомба с часовым механизмом.

Он включил маленький цветной телевизор и сел в углу комнаты. Передавали местные утренние новости. Бойкая блондинка, несомненно, принявшая изрядную дозу кофеина в ожидании своего выхода в ранний утренний эфир, рассказывала о главных событиях.

Джек ожидал услышать что-нибудь о нескончаемых глобальных проблемах. Среднему Востоку каждое утро отводилось не меньше одной минуты. Может, на юге Калифорнии произошло очередное землетрясение. Или президент опять сражается с Конгрессом.

Но сегодня утром было лишь одно главное событие. Джек наклонился вперед, увидев на экране хорошо знакомую обстановку. «Паттон, Шоу и Лорд». Главный холл фирмы. Что говорит дикторша? Два трупа? Убит Сэнди Лорд?! Застрелен в собственном кабинете? Джек бегом бросился через комнату и прибавил громкости. Он с возрастающим удивлением наблюдал, как из здания вывозят две тележки с накрытыми телами. В правом верхнем углу экрана мелькнула фотография Лорда. Вкратце пересказывалась его выдающаяся карьера. Но он был мертв, несомненно, мертв. Кто-то застрелил Лорда в его собственном кабинете.

Джек упал на кровать. Сэнди был там прошлой ночью? Но кто тогда второй человек? Другой человек, накрытый простыней? Он не знал. Не мог знать. Но полагал, что знает, как развивались события. Человек, бегущий за ним, человек с пистолетом… Должно быть, Лорд ненароком наткнулся на него. Они преследовали Джека, а досталось Лорду.

Он выключил телевизор, вошел в ванную и плеснул на лицо холодной воды. Руки его дрожали, в горле пересохло. Он не мог поверить в случившееся. Все произошло так быстро. Джек был не виноват, но не мог избавиться от чувства вины перед своим компаньоном. Точно такое же чувство преследовало и Кейт. Тяжелое состояние.

Он схватил телефонную трубку и набрал номер.

* * *

Сет Фрэнк уже час сидел у себя в кабинете. Один его знакомый из отдела по расследованию убийств полиции округа Колумбия сообщил ему о двойном убийстве в юридической фирме. Фрэнк не знал, связано ли оно с Салливанами. Но существовал один общий знаменатель. Общий знаменатель, вызывавший у него нестерпимую головную боль, несмотря на то, что было всего семь часов утра.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку, и его брови приподнялись от изумления.

— Джек, черт тебя дери, где ты?

В голосе следователя были жесткие нотки, которых Джек не ожидал услышать.

— И тебе тоже доброе утро.

— Джек, тебе известно, что произошло?

— Я только что видел это в новостях. Я был там прошлой ночью, Сет. Они гнались за мной; я не знаю в точности, но, видимо, Сэнди натолкнулся на них, и они убили его.

— Кто?! Кто его убил?

— Не знаю! Я был у себя в кабинете, услышал шум. Затем за мной гнался по зданию какой-то человек с пистолетом, и мне едва удалось унести ноги. У полиции есть какие-нибудь версии?

Фрэнк глубоко вздохнул. Вся эта история казалась слишком фантастичной. Он верил Джеку, доверял ему. Но разве теперь можно было кому-либо верить безраздельно?

— Сет! Сет!

Фрэнк, напряженно размышляя, грыз ноготь. В зависимости от того, что он сейчас скажет, может произойти одно из двух совершенно разных событий. Он на мгновение вспомнил о Кейт Уитни. О ловушке, устроенной им для нее и ее отца. Он до сих пор не мог избавиться от этого наваждения. Да, он был полицейским, но прежде всего он был человеком. Он надеялся, что в его характере остались достойные качества.

— Джек, у полиции есть одна версия, более того, правдоподобная версия.

— Хорошо, что именно?

Фрэнк помолчал, а потом произнес:

— Это ты, Джек. Ты и есть эта версия. Ты — тот самый парень, в поисках которого полиция округа в эту самую минуту прочесывает весь город.

Трубка медленно выскользнула из руки Джека. Казалось, кровь перестала течь у него в теле.

— Джек! Джек, черт возьми, скажи что-нибудь! — Слова следователя не доходили до Джека.

Джек выглянул в окно. Снаружи были люди, желающие убить его, и люди, которые хотели арестовать его за убийство.

— Джек!

— Я никого не убивал, Сет, — наконец, с усилием выговорил Джек. Слова вылились из него, будто вода в сточную трубу.

Фрэнк услышал то, что отчаянно хотел услышать. Не слова — виновные почти всегда лгут — а интонацию, с которой они были произнесены. Отчаяние, неверие, ужас — все это было слито воедино.

— Я верю тебе, Джек, — тихо сказал Фрэнк.

— Что, черт возьми, происходит, Сет?

— Судя по тому, что мне сообщили, у полицейских есть видеозапись того, как ты около полуночи заезжаешь в гараж. Лорд и его подружка, кажется, прибыли туда раньше тебя.

— Я их даже не видел!

— Ну, я не уверен, что тебе нужно было их видеть. — Он покачал головой и продолжил: — Похоже, их нашли не совсем одетыми, в особенности женщину. Думаю, перед тем, как их убили, они только что закончили заниматься сексом.

— Боже!

— И еще у них есть видеозапись того, как ты вылетаешь из гаража сразу же после того, как они были убиты.

— А как насчет оружия? Оружие нашли?

— Нашли. В мусорном ящике в гараже.

— Ну и?..

— На пистолете твои отпечатки, Джек. Единственные отпечатки на этом оружии. Увидев тебя на видеопленке, полицейские округа Колумбия запросили твои отпечатки пальцев в вирджинской коллегии адвокатов. Мне сказали, что вероятность совпадения 99 %.

Джек рухнул на стул.

— Я не прикасался ни к какому пистолету, Сет. Кто-то пытался убить меня, я бежал. Я ударил этого парня тем пресс-папье, которое взял у себя со стола. Это все, что я знаю. — Он на мгновение замолчал. — И что мне делать теперь?

Фрэнк знал, что этот вопрос неизбежен. При всей своей честности, он не знал, что ответить. С технической точки зрения, человек, с которым он разговаривал, разыскивался по подозрению в убийстве. Его действия как сотрудника органов правопорядка должны были быть абсолютно определенными. Но не были таковыми.

— Где бы ты ни был, я хочу, чтобы ты оставался на месте. Я все проверю. Но ни при каких обстоятельствах никуда не ходи. Перезвони мне через три часа. Хорошо?

Джек повесил трубку и стал обдумывать свое положение. Полиция разыскивала его за убийство двух человек. Его отпечатки нашли на оружии, к которому он не прикасался. Он скрывался от правосудия. Джек устало улыбнулся. Он преступник. И только что беседовал с полицейским. Фрэнк не спрашивал, где он находится. Они могли установить, откуда звонил Джек. Это не составило бы им никакого труда. Только Фрэнк этого не сделает. Потом он вновь вспомнил о Кейт.

Полицейские никогда не говорят всей правды. Следователь обвел Кейт вокруг пальца. Впрочем, он сожалел об этом, по крайней мере, так говорил.

На улице завыла сирена, и сердце Джека на мгновение замерло. Он бросился к окну и посмотрел наружу, однако патрульная машина, не останавливаясь, исчезла за углом, продолжая завывать и сверкать огнями.

Но они могли уже подобраться к нему гораздо ближе, чем он предполагал. Он схватил пальто и надел его. Затем посмотрел на кровать.

Коробка.

Он даже не сказал Фрэнку про эту проклятую вещь. Предмет, ради которого он рисковал жизнью прошлой ночью, потерял для него первостепенное значение.

* * *

— Тебе что, в этой глуши мало забот?

Крейг Миллер был следователем по убийствам в округе Колумбия и профессионалом с большим опытом и стажем. Высокий, с густыми вьющимися черными волосами и лицом, выдававшим его как любителя хорошего виски. Фрэнк знал Миллера в течение многих лет. Их отношения были дружескими, и оба разделяли убеждение, что убийство ни при каких обстоятельствах не должно оставаться безнаказанным.

— Не настолько много, чтобы я не смог заскочить к тебе и посмотреть, насколько хорошо ты справляешься с работой. — Фрэнк криво усмехнулся.

Миллер улыбнулся. Они находились в кабинете Джека. Криминалисты завершали свою работу.

Фрэнк осмотрел просторное помещение. Теперь Джек далек от такой жизни, подумал он.

Словно прочитав его мысли, Миллер произнес:

— Этот парень, Грэм, он же участвовал в твоем деле с Салливаном, верно?

Фрэнк кивнул.

— Адвокат подозреваемого.

— Вот это да! Ничего себе смена ролей! От адвоката до подозреваемого, — улыбнулся Миллер.

— Кто обнаружил тела?

— Управдом. Он приходит сюда около четырех утра.

— Ну, и какие объяснения нашел твой большой ум?

Миллер пристально взглянул на своего друга.

— Брось. Сейчас восемь утра. Ты приехал черт знает откуда для того, чтобы проверять мои умственные способности? Что стряслось?

Фрэнк пожал плечами.

— Не знаю. В период расследования я хорошо узнал этого парня. Когда я увидел его лицо в утренних новостях, меня будто ударили молотом по голове. Я был необычайно удивлен. Не знаю, я просто нутром чую…

Еще несколько секунд Миллер пристально смотрел на него и потом решил не настаивать.

— Похоже, мотив преступления достаточно ясен. Уолтер Салливан был самым крупным клиентом покойного. Этот парнишка, Грэм, не спросив никого на фирме, заявляет, что будет представлять интересы человека, обвиняемого в убийстве его жены. Лорда это, очевидно, не привело в восторг. Они встречаются у Лорда и, может быть, стараются исправить положение, а может, только ухудшают его.

— Откуда у тебя все эти сведения?

— От здешнего руководящего компаньона. — Миллер открыл свою записную книжку. — Дэниел Дж. Кирксен. Он оказал большую помощь при выяснении подоплеки убийства.

— Ну и как из этого следует, что Грэм пришел сюда, чтобы прикончить двух человек?

— Я не говорю, что он спланировал это заранее. Таймер на видеозаписи ясно показывает, что покойный находился здесь несколько часов, прежде чем появился Грэм.

— Ну и что?

— А то, что эта парочка не подозревала о присутствии Грэма, и, может быть, тот увидел свет в кабинете Лорда, когда проезжал мимо. Окна выходят на улицу, так что легко заметить кого-нибудь в кабинете.

— Да, если не учитывать, что у них было рандеву, и вряд ли они желали оповещать об этом весь город. Вероятно, шторы были задернуты.

— Правильно, но согласись, Лорд был не в лучшей форме, так что я сомневаюсь, что они занимались этим всю ночь напролет. Более того, когда их обнаружили, свет в кабинете действительно горел и шторы были частично открыты. В любом случае, случайно или нет, но они наткнулись друг на друга. Снова вспыхивает ссора. Страсти накаляются, возможно, звучат угрозы. И… ба-бах! Временное умопомрачение. Это мог быть пистолет Лорда. Они подрались. Грэм выхватывает у старика оружие. Выстрел. Женщина видит все это и тоже получает пулю. В несколько секунд все заканчивается.

Фрэнк покачал головой.

— Извини меня, Крейг, но все это кажется мне придуманным.

— Неужели? А парень-то смывался отсюда бледный, как мел. На записи четко видно, что у него на лице не было ни кровинки, Сет. Уверяю тебя.

— А как случилось, что служба безопасности не вмешалась?

Миллер рассмеялся.

— Служба безопасности? Это одно название! Половину отведенного им времени эти парни даже не смотрят на мониторы. Хорошо еще, если они хоть изредка просматривают видеозаписи. Позволь сообщить тебе: не составляет особого труда проникнуть в эти служебные здания в нерабочее время.

— Так, может, кто-то и проник?..

Миллер, усмехаясь, покачал головой.

— Я так не думаю, Сет. Это твоя проблема. Ты ищешь сложный ответ, когда простой прямо у тебя перед носом.

— Тогда откуда появился этот загадочный пистолет?

— Много людей хранят оружие у себя в кабинетах.

— Много? Это сколько же, Крейг?

— Тебя это удивит, Сет.

— Может, и удивит! — согласился Фрэнк.

Миллер не знал, что и сказать.

— Слушай, чем тебя так зацепил этот случай?

Фрэнк не смотрел на своего друга. Он пристально разглядывал стол.

— Я уже говорил тебе, что знаю этого парня. Непохоже, чтобы он мог натворить такое. Значит, на оружии были его отпечатки?

— Два идеальных отпечатка. Правый большой и правый указательный. Никогда не видел более четких отпечатков.

Что-то в словах Миллера смутило Фрэнка. Он смотрел на стол. В одном месте отполированной до блеска поверхности виднелось пятно. Был легко различим небольшой кружок от высохшей воды.

— Так, а где стакан?

— Какой стакан?

Фрэнк показал на кружок.

— Тот стакан, который оставил этот след. У тебя он есть?

Миллер пожал плечами и иронически хмыкнул.

— Я еще не проверял раковину на кухне, если ты это имеешь в виду. Добро пожаловать!

Миллер отвернулся, чтобы подписать отчет. Фрэнк воспользовался возможностью внимательнее осмотреть стол. В середине стола было заметно свободное от пыли место. Прямоугольной формы, около трех дюймов в длину. Раньше там что-то было. Пресс-папье! Фрэнк улыбнулся.

Несколькими минутами позже Сет Фрэнк шел по коридору. На пистолете были идеальные отпечатки. Скорее, слишком идеальные. Фрэнк также видел само оружие и полицейский отчет о нем. 44-й калибр, серийные номера уничтожены, происхождение неизвестно. Так же как и оружие, найденное рядом с Уолтером Салливаном.

Фрэнк позволил себе улыбнуться. То, что он сделал, а если быть точнее, то, чего он не сделал, было верным. Джек Грэм говорил правду. Он никого не убивал.

* * *

— Знаете, Бертон, я начинаю немного уставать от того, что мне приходится уделять столько времени и внимания этому вопросу. Если вы забыли, я вам напомню: моя обязанность — руководить страной.

Ричмонд сидел в Овальном кабинете в кресле, перед ним жарко пылал камин. Его глаза были закрыты, пальцы рук — сложены в пирамиду.

Прежде чем Бертон успел ответить, Ричмонд продолжал:

— Вместо того, чтобы безопасным способом вернуть нам этот предмет, вы ухитрились добавить к скорбному списку жертв, связанных с этим делом, еще два имени, а адвокат Уитни разгуливает где-то, возможно, имея при себе улику, способную похоронить всех нас. Меня ужасают результаты вашей деятельности.

— Грэм не пойдет в полицию, если, конечно, он не любит тюремную еду и не желает ежедневных свиданий с большим волосатым мужиком до конца дней своих.

Бертон взглянул на неподвижного президента. Через какую грязь ему, Бертону, пришлось пройти ради того, чтобы спасти их благополучие, в то время как этот умник отсиживался в кустах. А теперь он еще и отчитывает его. Будто ветеран секретной службы наслаждался картиной смерти еще двух невинных людей.

— Я поздравляю вас с этим достижением. Это демонстрирует вашу сообразительность. Однако я полагаю, не стоит рассчитывать, что такой результат может стать окончательным решением проблемы. Если полицейским удастся усадить Грэма за решетку, он, несомненно, предъявит им нож, если тот у него есть.

— Но я выиграл некоторое время.

Президент поднялся и схватил Бертона за плотные плечи.

— И за это время, я уверен, вы разыщете Джека Грэма и внушите ему, что за любые вредные для нас действия его неминуемо постигнет кара.

— Вы хотите, чтобы я сказал все это до или после того, как всажу ему пулю в голову?

Президент мрачно усмехнулся.

— Оставляю решить это вам как профессионалу. — Он отвернулся к своему столу.

Бертон уставился на спину президента. На мгновение он представил себе, как всаживает пулю в основание шеи президента. И прекращает всю эту грязь раз и навсегда. Ричмонд заслуживал подобной участи как никто другой.

— Где, по-вашему, он может прятаться, Бертон?

Бертон покачал головой.

— Пока не знаю, но у меня есть вполне надежный источник информации.

Бертон не упомянул об утреннем звонке Джека Сету Фрэнку. Рано или поздно Джек проболтается следователю, где находится. И тогда Бертон сделает свой ход.

Бертон глубоко вздохнул. Для любителя острых ощущений ситуация была как нельзя более подходящей. Произошел девятый переход подачи, его команда в «доме» сократилась до одного, двое вышли из игры, один игрок в поле, и вся надежда была лишь на кэтчера. Сможет ли Бертон принять мяч, или они все будут наблюдать, как он исчезнет на трибунах?

Покидая Овальный кабинет, Бертон почему-то подумал, что события будут развиваться по второму варианту.

* * *

Сет Фрэнк сидел за столом, изредка поглядывая на часы. Как только минутная стрелка подошла к цифре «12», зазвонил телефон.

Джек сидел в телефонной будке. Ему повезло, что на улице было холодно. Тяжелое, подбитое мехом пальто с капюшоном, купленное им утром, помогло ему смешаться с толпой одетых, как он, людей. Однако его преследовало ощущение, будто все смотрят именно на него.

Фрэнк прислушался к постороннему шуму в трубке.

— Черт побери, где ты? Я же сказал тебе: где бы ты ни остановился, никуда не ходи.

Джек ответил не сразу.

— Джек!

— Послушай, Сет, мне очень не нравится роль подсадной утки. И я не в том положении, когда могу позволить себе полностью всем доверять. Ты понял?

Фрэнк приготовился было возразить, но затем откинулся на спинку кресла. Парень прав, совершенно прав.

— Спасибо за откровенность. Хочешь узнать, как они тебя подставили?

— Слушаю.

— У тебя на столе стоял стакан. Ты, наверное, что-то пил. Помнишь?

— Да, содовую, ну и что?

— А то, что тот, кто за тобой гнался, наткнулся на Лорда и женщину и пристрелил их. Тебе удалось уйти. Они знали, что на видеозаписи будет видно, что ты ушел сразу после их смерти. Они сняли твои отпечатки со стакана и перенесли их на пистолет.

— Это возможно?

— Вполне, если они знали, как это делается, и имели необходимые приспособления, которые они, вероятно, нашли в комнате, где у вас на фирме хранится всякое оборудование. Если бы у нас был стакан, мы смогли бы доказать, что совершен подлог. Точно так же, как у двух людей не может быть одинаковых отпечатков, твои отпечатки на пистолете не могут абсолютно совпадать с отпечатками на стакане. Сила нажима и другие детали.

— Полицейские из округа этому верят?

Фрэнк чуть не рассмеялся.

— Я бы не стал на это рассчитывать, Джек. Ни за что не стал бы. Все, что им требуется, — это доставить тебя в участок. Об остальном позаботятся другие.

— Замечательно. Ну, а теперь что?

— Давай по порядку. Сначала ответь, почему они гнались за тобой?

Джек едва не шлепнул себя по лбу. Он посмотрел на коробку.

— Я получил весьма специфичную посылку от Эдвины Брум. Нечто такое, что, думаю, тебя действительно поразит.

Сет привстал, словно желая протянуть руку через телефон и схватить этот предмет.

— Что это?!

Джек объяснил.

Кровь и отпечатки. Лору Саймон ожидал напряженный рабочий день.

— Я встречусь с тобой где угодно и когда угодно.

Джек быстро соображал. По иронии судьбы, места скопления людей показались ему более опасными, чем уединенные уголки.

— Как насчет станции метро «Фаррагут Вест», выход на 18-ю улицу, сегодня вечером, около одиннадцати?

Фрэнк записал место и время встречи на листке бумаги.

— Я буду там.

Джек повесил трубку. Он прибудет на станцию метро заранее. На всякий случай. Если он заметит что-либо подозрительное, то как можно скорее спустится вниз. Он проверил оставшиеся у него деньги. Их запас истощался. Операции по его кредитным карточкам сейчас наверняка под контролем полиции. Нужно будет рискнуть и попытать счастья в нескольких банкоматах. Это даст ему несколько сот долларов. Ненадолго такой суммы хватит.

Он вышел из телефонной будки, осмотрел толпу. Обычная суета на Юнион Стейшн. Казалось, никто им нисколько не интересуется. Джек вздрогнул. К нему приближались двое полицейских. Джек зашел обратно в телефонную будку и подождал, когда они пройдут мимо.

Он купил гамбургеры и чипсы, а потом поймал такси. Подкрепляя силы, пока таксист вез его через город, Джек размышлял над тем, как ему действовать. Придет ли конец его бедствиям, когда он отдаст нож Фрэнку? Вероятно, кровь и отпечатки выведут полицию на человека, бывшего той ночью в доме Салливана. Но затем в рассуждениях Джека возобладал образ мышления адвоката. И логика подсказала ему, что на пути к столь простому решению существуют явные, почти неодолимые препятствия.

Во-первых, эта вещественная улика могла оказаться несостоятельной. Не исключено, что по ней не удастся найти преступника, так как его образец ДНК и отпечатки, возможно, нигде не регистрировались. Джек вспомнил выражение лица Лютера в ту ночь в городском парке. Это была какая-то важная персона, хорошо известная людям. В этом заключалось еще одно препятствие. Чтобы выдвинуть обвинение против подобной персоны, нужно иметь неопровержимые доказательства, иначе дело не дойдет до суда.

Во-вторых, огромную проблему представлял собой тот факт, что нож для вскрытия конвертов побывал у нескольких людей. Могли ли они вообще доказать, что это нож из дома Салливана? Сам Салливан теперь мертв, а прислуга могла не знать наверняка. Предположительно, им пользовалась Кристина Салливан. Возможно, непродолжительное время нож держал ее убийца. Затем он несколько месяцев находился у Лютера. Теперь он был у Джека и скоро, надо надеяться, перекочует к Фрэнку. Наконец, Джека осенило.

Ценность ножа для вскрытия конвертов как вещественной улики равнялась нулю. Даже если они смогут найти обладателя отпечатков и крови, опытный адвокат докажет ее несостоятельность. Черт, им даже не удастся построить на ней обвинительный акт.

Он перестал жевать и откинулся на спинку грязного винилового сиденья.

Однако хватит сомневаться! Они пытались вернуть его! Чтобы вернуть его, они пошли на убийство. Чтобы завладеть им, они готовы убить и Джека. Этот предмет, видимо, был для них важным, необычайно важным. Поэтому, независимо от юридической значимости ножа для вскрытия конвертов, он имел определенную ценность. А ценные вещи всегда можно использовать. Возможно, у него оставался шанс.

* * *

В десять часов Джек ступил на эскалатор, опускающийся к станции метро «Фаррагут Вест». Находящаяся на пересечении оранжевой и синей линий вашингтонского метро, эта станция в рабочие часы была переполнена людьми из-за близости к деловой части города с ее бесчисленными юридическими и коммерческими фирмами, торговыми ассоциациями и корпорационными службами. Однако к десяти часам вечера она пустела.

Джек сошел с эскалатора и осмотрелся. Станции вашингтонской подземки в действительности представляют собой гигантские туннели с ячеистыми сводчатыми потолками и выложенными шестиугольной плиткой полами. Широкий проход с одной стеной, увешанной рекламой сигарет, и другой стеной, заставленной аппаратами автоматической продажи проездных жетонов, заканчивался будкой контролера, расположенной по его центру, с примыкающими к ней с двух сторон турникетами. На стене рядом с двумя телефонными кабинками висела огромная карта метро с разноцветными линиями, расписанием движения поездов и расценками.

Скучающий контролер сидел в застекленной будке, откинувшись на спинку стула. Джек посмотрел вокруг и на часы на крыше будки. Потом он взглянул назад на эскалатор и похолодел. По эскалатору спускался полицейский. Джек заставил себя повернуться как можно более непринужденно и прошел вдоль стены к телефонной кабинке. Он прижался к задней стенке кабинки, чтобы его не видели со стороны прохода. Затаив дыхание, он решился выглянуть наружу. Полицейский приблизился к аппаратам автоматической продажи жетонов, кивнул контролеру в будке и осмотрел место входа на станцию. Джек отпрянул назад. Он подождет. Полицейский вскоре уйдет. Обязательно уйдет.

Время шло. Громкий голос прервал течение мыслей Джека. Он выглянул из кабинки. По эскалатору спускался какой-то человек, очевидно, бездомный. Он был одет в лохмотья, на плече висело толстое свернутое одеяло. Его волосы и борода были спутанными и неопрятными, лицо — обветренным и напряженным. На улице было холодно. Теплые станции метро всегда являлись прибежищем для бездомных, пока их не выгоняли. Железные ворота при входе на эскалатор предназначались для того, чтобы подобные люди не проникали на станции.

Джек осмотрелся вокруг. Полицейский уже ушел. Возможно, пошел проверять платформы или болтать с контролером. Джек взглянул в сторону будки. Она была пуста.

Джек вновь посмотрел на бродягу, который, скорчившись в углу, перебирал свои скудные пожитки и растирал окоченевшие руки.

Джек почувствовал укол совести. Таких людей в деловой части города было довольно много. Великодушному человеку достаточно было пройти всего один квартал, чтобы опустошить свои карманы. Джек так поступал, и неоднократно.

Он еще раз осмотрелся. Никого. Следующий поезд прибудет минут через пятнадцать. Он вышел из кабинки и посмотрел на бездомного. Тот, похоже, не замечал Джека; все его внимание было сосредоточено на его собственном маленьком мирке, таком далеком от нормального окружающего мира. Впрочем, подумал Джек, мой мир теперь тоже далек от нормального, если он вообще был когда-либо к нему близок. И сам Джек, и жалкий человек неподалеку от него отчаянно боролись за свое собственное, отдельное существование. И каждого из них в любой момент могла настигнуть Смерть. Разве что уход из жизни Джека, вероятно, оказался бы в какой-то степени более внезапным и трагическим. Но, может быть, он скорее предпочел бы его, чем затяжную смерть, ожидавшую бездомного.

Он покачал головой, отгоняя навязчивые мысли. Они оказывали ему плохую услугу. Чтобы выжить, он должен был сосредоточиться, поверить в то, что одержит верх над своими преследователями.

Джек пошел вперед и тут же остановился. Его сердце учащенно забилось, от неожиданного открытия закружилась голова.

На бродяге были новые туфли. Коричневые кожаные туфли на мягкой подошве, стоившие, видимо, больше полутора сотен баксов. Они резко выделялись на фоне грязной одежды.

И теперь этот человек смотрел ему в лицо. Его глаза казались Джеку знакомыми. Он был уверен, что уже видел эти глаза, прятавшиеся среди морщин, немытых волос и обветренных щек. Потом бездомный начал подниматься с пола. Казалось, сейчас он гораздо более энергичен, чем когда приковылял на станцию.

Джек лихорадочно осмотрелся по сторонам. Вокруг было пусто, как в свежевырытой могиле. Его могиле. Он оглянулся. Бездомный уже шел к нему. Джек отступил назад, прижимая коробку к груди. Он вспомнил, как, убегая, протискивался в лифт. Пистолет. Скоро он увидит пистолет. И он будет нацелен прямо на него.

Джек отступил в проход в сторону будки. Рука бродяги потянулась за отворот его драного и мятого пальто, которое с каждым шагом его владельца оставляло на полу несколько клочков шерсти. Джек осмотрелся. Он услышал звук приближающихся шагов. Затем перевел взгляд на бездомного, решая, стоит ему бежать к поезду или нет. Вдруг из-за угла появился еще один человек.

Джек едва не вскрикнул от облегчения.

Полицейский. Джек побежал к нему, показывая назад, на бездомного, который теперь неподвижно стоял в проходе.

— Этот человек, он не бездомный, он не тот, за кого себя выдает. — В голове у него пронеслась мысль, что его могут опознать, хотя выражение лица молодого полицейского не подтверждало его опасения.

— Что? — Полицейский удивленно смотрел на Джека.

— Взгляните на его туфли. — Джек понимал, что говорит невразумительно, но у него не было времени пересказывать полицейскому всю эту историю.

Полицейский всмотрелся в глубину прохода, увидел стоящего там бродягу, и на его лице появилась гримаса. Чтобы уяснить ситуацию, он задал стандартный вопрос:

— Этот человек причиняет вам беспокойство, сэр?

— Да, — помедлив, ответил Джек.

— Эй! — крикнул полицейский бездомному.

На глазах у Джека полицейский сорвался с места. Бродяга повернулся и бросился наутек. Он подбежал к эскалатору, однако тот работал только на спуск. Он бросился в проход, забежал за угол и скрылся; полицейский несся за ним вслед.

Джек опять остался один. Он оглянулся и посмотрел на будку. Контролер не вернулся.

Джек вздрогнул. Ему послышался какой-то звук. Что-то похожее на вскрик, словно кому-то причинили боль. Оттуда, где исчезли двое мужчин. Он пошел в ту сторону. В этот момент из-за угла появился слегка запыхавшийся полицейский. Он посмотрел на Джека, медленными движениями руки дал ему знак подойти поближе. Казалось, он чувствовал тошноту, будто увидел или совершил что-то омерзительное.

Джек поспешил к нему.

Полицейский прерывисто дышал.

— Черт побери! Я не знаю, что за чертовщина здесь происходит, дружище. — Полицейский пытался отдышаться. Помогая себе, он одной рукой оперся о стену.

— Вы его поймали?

Полицейский кивнул.

— Вы оказались правы.

— Что случилось?

— Посмотрите сами. Я должен вызвать наряд. — Полицейский выпрямился и погрозил Джеку пальцем. — Только не вздумайте уйти. Я не нахожу этому объяснения, и, похоже, вы знаете об этом гораздо больше, чем говорите. Ясно?

Джек быстро кивнул. Полицейский исчез. Джек зашел за угол. Ждать. Полицейский приказал ему ждать. Ждать, когда они его арестуют. Нужно было уходить, и немедленно. Но он не мог. Он должен был увидеть, кто это был. Он чувствовал, что знает его. Он должен был его увидеть.

Джек посмотрел вперед. Там был служебный проход. В темноте, в глубине прохода, виднелась куча тряпья. Джек попытался рассмотреть ее в полумраке. Приблизившись, он увидел, что это бездомный. Непродолжительное время Джек стоял неподвижно. Он хотел, чтобы, наконец, появились полицейские. Вокруг было темно и тихо. Куча не шевелилась. Джек не слышал дыхания. Неужели парень мертв? Была ли у полицейского необходимость убивать его?

Наконец, Джек приблизился к бездомному и опустился на колени рядом с ним. Какая искусная маскировка. Джек быстро провел рукой по спутанным волосам мужчины. Даже свойственный человеку с улицы едкий запах был таким натуральным. А потом Джек увидел струйку крови, стекающую по голове. Он отвел волосы в сторону. Там была глубокая рана. Значит, его крик он и слышал. Произошла драка, и полицейский врезал ему как следует. Все было кончено. Они попытались провести Джека и просчитались. Ему хотелось снять парик и другие элементы этого маскарада и узнать, наконец, кто же, черт возьми, его преследователь. Однако с этим придется повременить. Может, это и к лучшему, что в дело вступила полиция. Он отдаст им нож для вскрытия конвертов. Он доверится им.

Он встал, повернулся и увидел, что полицейский быстро приближается к нему. Джек покачал головой. Какой сюрприз ожидал этого парня. Сегодня у тебя удачный день, дружище.

Джек двинулся навстречу полицейскому и тут же остановился: из кобуры моментально появился пистолет калибра 9 мм.

Полицейский пристально всмотрелся в него.

— Мистер Грэм?

Джек пожал плечами и улыбнулся. Парень все-таки опознал его.

— Собственной персоной. — Он показал ему коробку. — У меня для вас кое-что есть.

— Я знаю, Джек. Именно это мне и нужно.

Тим Коллин увидел, как с губ Джека исчезает улыбка. Держа палец на спусковом крючке, он подошел к Джеку.

* * *

По мере того как Фрэнк приближался к станции, он чувствовал, как учащается его пульс. Наконец-то он получит его. Он представил себе, как Лора Саймон будет обращаться с уликой, словно это кусок отменной говядины. Фрэнк почти полностью был уверен, что в какой-нибудь базе данных они найдут соответствующий образец. И тогда дело расколется, словно яйцо, которое швырнули с вершины Эмпайр Стейт Билдинг. И наконец, найдутся ответы на неотвязно мучившие его вопросы.

* * *

Джек смотрел на его лицо, не упуская ни одной черточки. Не то чтобы это могло ему помочь… Он взглянул на груду одежды на полу, на новые туфли на безжизненных ногах. Бедняга, наверное, впервые в жизни раздобыл приличные туфли, и теперь ему уже не придется порадоваться на них.

Джек вновь посмотрел на Коллина и со злостью сказал:

— Этот парень мертв. Ты убил его.

— Дай мне коробку, Джек.

— Кто ты, черт тебя дери?

— Это тебя не касается. — Коллин расстегнул кармашек на поясе, достал глушитель и быстро прикрутил его к стволу пистолета.

Джек посмотрел на дуло, направленное ему в грудь. Перед глазами мелькнула картина: тележки с трупами Лорда и его подруги. Вот теперь и его очередь появиться в утренних новостях. Джек Грэм и бездомный мужчина. Две тележки. Конечно, они представят все так, что Джека обвинят в убийстве бедного и несчастного бродяги. Джек Грэм, бывший компаньон в ПШЛ, а теперь — покойный убийца-рецидивист.

— Нет, это меня касается.

— Ну и что? — Коллин шагнул вперед, взяв рукоятку пистолета в обе руки.

— Ну так бери его, подонок! — Джек швырнул коробку в голову Коллина как раз в тот момент, когда прозвучал выстрел. Пуля прошила край коробки и расплющилась о бетонный пол. В тот же миг Джек рванулся вперед и ударил Коллина. Тот имел плотное телосложение, но и Джек тоже. Оба они были примерно одного роста. Джек почувствовал, как незнакомец едва не задохнулся, когда он ударил ему плечом в солнечное сплетение. Моментально вспомнились прежние навыки борца, и Джек поднял и швырнул агента на бетонный пол. К тому времени, когда Коллин, шатаясь, встал на ноги, Джек уже скрылся за углом.

Коллин схватил пистолет, а потом коробку. На мгновение он остановился, ощутив приступ тошноты. Его голова болела от удара о пол. Он опустился на колени, пытаясь не потерять сознание. Джек уже был далеко, но, по крайней мере, он заполучил этот предмет. Наконец-то заполучил. Пальцы Коллина вцепились в коробку.

Джек пролетел мимо будки контролера, перескочил через турникет и бросился вниз по эскалатору, а затем вдоль платформы. Он смутно чувствовал на себе изумленные взгляды. Капюшон свалился у него с головы. Его лицо теперь было видно всем. Позади него раздался крик. Контролер. Однако Джек продолжал бежать и выскочил на улицу из другого выхода. Он был уверен: его преследует не только тот человек. И меньше всего на свете ему хотелось, чтобы кто-то догнал его. Впрочем, он сомневался, что они перекрыли оба выхода. Вероятно, они полагали, что он покинет станцию не самостоятельно, а на тележке, закрытой простыней. Плечо болело от удара; он судорожно глотал ледяной воздух, обжигавший легкие. Лишь через два квартала Джек перешел на шаг. Он плотнее подтянул куртку. И потом вспомнил, когда посмотрел на свои опустевшие руки. Коробка! Чертова коробка осталась в метро! Он тяжело прислонился к стеклу затемненной закусочной «Макдональдс».

В отдалении показался свет автомобильных фар. Джек отвел взгляд и быстро забежал за угол. Через несколько минут он вскочил в автобус. Куда тот направлялся, Джек не знал.

* * *

Автомобиль повернул с 50-й улицы на 19-ю. Сет Фрэнк проехал по Ай-Стрит, потом повернул на 18-ю. Он остановился на углу напротив условленной станции метро, вышел из машины и спустился по эскалатору.

С противоположной стороны улицы, спрятавшись за грудой пустых жестяных банок, обломков кирпича и строительной арматуры, оставшейся после сноса старых зданий, за ним наблюдал Билл Бертон. Шепотом помолившись, Бертон вынул изо рта сигарету, окинул взглядом улицу и быстро прошел к эскалатору.

Сойдя с эскалатора, Фрэнк осмотрелся вокруг и взглянул на часы. Он пришел не так рано, как хотел. Он увидел кучу мусора около одной из стен, потом пустую будку контролера. Вокруг ни души. Было тихо. Слишком тихо. Внутренний индикатор опасности Фрэнка моментально дал сигнал. Заученным движением он выхватил пистолет. Он уловил какой-то звук, исходивший справа. Фрэнк быстро зашагал по проходу, отдаляясь от турникетов. Он подошел к другому, темному, проходу. Фрэнк вгляделся в полумрак и поначалу ничего не увидел. Затем, когда глаза его привыкли к тусклому освещению, он различил две фигуры. Одна была неподвижна, другая перемещалась.

Фрэнк уставился на человека, медленно поднимающегося на ноги. Это был не Джек. Человек был в форме, в одной руке он держал пистолет, в другой — коробку. Пальцы Фрэнка напряженно сжимали собственное оружие; он не отводил глаз от пистолета незнакомца. Фрэнк, стараясь не шуметь, двинулся вперед. Он не делал этого уже довольно давно. В сознании мелькнули образы жены и трех дочерей, но он отогнал их прочь. Ему необходимо было сосредоточиться.

Наконец, он достаточно близко подошел к незнакомцу. Он молил Бога, чтобы его участившееся дыхание не подвело его. И направил пистолет на широкую спину.

— Не двигаться! Я из полиции!

Повинуясь, человек застыл на месте.

— Положи пистолет на пол, рукояткой вперед! Если увижу твой палец у спускового крючка, продырявлю тебе голову! Выполняй. Быстро!

Пистолет медленно опустился на пол. Фрэнк наблюдал за его перемещением, дюйм за дюймом. Затем в глазах у него потемнело. Его голова дернулась, он пошатнулся и рухнул на пол.

Услышав звук, Коллин медленно обернулся и увидел Билла Бертона, державшего пистолет за ствол. Он взглянул на Фрэнка.

— Пойдем, Тим.

Коллин неуверенно поднялся на ноги, посмотрел на лежащего полицейского и направил свой пистолет на голову Фрэнка. Его остановила тяжелая рука Бертона.

— Он полицейский. Мы не убиваем полицейских. Мы вообще больше никого не убиваем.

Бертон сверху вниз посмотрел на своего коллегу. Неприятные мысли пронеслись в голове у Бертона при виде того, как охотно и легко его молодой напарник свыкся с ролью хладнокровного убийцы.

Коллин медленно пожал плечами и засунул пистолет в кобуру.

Бертон взял коробку, посмотрел на следователя, а потом на скорчившегося на полу бездомного. Он презрительно покачал головой и укоризненно взглянул на своего напарника.

Через несколько минут они ушли. Сет Фрэнк громко застонал, попытался подняться и вновь потерял сознание.

Глава 28

Кейт лежала в постели. Сон не шел. На потолке спальни стремительно проносились видения, одно ужаснее другого. Она взглянула на маленькие часы, стоящие на тумбочке. Три часа ночи. Не полностью задернутая оконная штора приоткрывала угольную черноту ночи. Она слышала, как по оконному стеклу стучат капли дождя. Звуки, обычно уютные и успокаивающие, теперь лишь дополняли беспрерывное постукивание в ее голове.

Когда зазвонил телефон, она пошевелилась не сразу. Казалось, ее тело слишком отяжелело, чтобы сдвинуться с места, будто кровь перестала течь по сосудам. На мгновение ей с ужасом почудилось, что ее разбил паралич. Наконец, после пятого звонка она заставила себя поднять трубку.

— Алло. — Голос у Кейт дрожал, готовый в любой момент оборваться; ее нервы полностью сдали.

— Кейт, помоги мне.

* * *

Четыре часа спустя они сидели в маленьком кафе около Фаундерз-парка, на месте их первого свидания после долгой разлуки. Погода ухудшилась: пошел тяжелый, густой снег, который сделал езду на автомобиле крайне опасной, а перемещаться пешком отваживался лишь тот, кто был поставлен в безвыходное положение.

Джек смотрел на нее. Капюшон пальто был опущен, но лыжная шапочка, длинная щетина и очки с толстыми стеклами настолько скрывали черты лица Джека, что Кейт не сразу узнала его.

— Ты уверена, что за тобой не следили?

Он встревоженно посмотрел на нее. Клубящийся над чашками кофе пар мешал ей видеть его, но она не могла не заметить, как напряжено его лицо. Было ясно, что нервы его натянуты до предела.

— Я сделала все как ты сказал. Подземка, два такси и автобус. Если кто-то следил за мной при такой погоде, он — сверхчеловек.

Джек поставил свою чашку на стол.

— Судя по тому, что я видел, такое вполне возможно.

Разговаривая по телефону, он не стал называть место их встречи. Теперь он понял, что они прослушивают всех, связанных с ним. Он лишь упомянул об «обычном» месте, надеясь, что Кейт поймет его, и она действительно поняла. Джек посмотрел в окно. Каждый прохожий, казалось, таил в себе угрозу. Он подвинул к ней свежий номер «Пост». На первой странице была сенсационная статья. Когда Джек впервые ее прочитал, он затрясся от гнева.

Сет Фрэнк лежал в больнице университета Джорджа Вашингтона, его состояние не вызывало опасений. Он перенес сотрясение мозга. Бездомному мужчине, пока еще не опознанному, повезло гораздо меньше. А гвоздем материала был Джек Грэм, маньяк-убийца. Прочитав статью, Кейт подняла глаза на Джека.

— Нам нужно уходить отсюда. — Он посмотрел на нее, допил кофе и встал.

Они вышли из такси около мотеля Джека на окраине старой части Александрии. Беспрестанно оглядываясь по сторонам, они дошли до его комнаты. Закрыв дверь на ключ и задвижку, он снял шапочку и очки.

— Боже мой, Джек, как скверно, что тебя впутали в эту историю.

Она дрожала; даже на расстоянии он видел, как ее трясет. Не задумываясь, он обнял ее, и вскоре почувствовал, что она успокаивается и расслабляется. Он взглянул на нее.

— Я впутался в это сам. И теперь мне всего лишь необходимо выпутаться. — Он попытался улыбнуться, но не смог рассеять ее страх за него; не смог избавить от жуткой мысли, что он вскоре может последовать за ее отцом.

— Я оставила тебе несколько сообщений на автоответчике.

— У меня и мысли не было их проверять.

В течение следующего получаса он рассказывал ей о событиях последних дней. При упоминании о каждой новой опасности ее глаза все больше и больше наполнялись ужасом.

— Боже мой!

На мгновение они замолчали.

— Джек, как ты думаешь, кто за всем этим стоит?

Джек покачал головой.

— У меня в голове целая связка ниточек, но ни одна из них пока никуда не привела. Надеюсь, положение изменится. Скоро.

Обреченность, с которой он произнес последнее слово, подействовала на нее, как пощечина. Она увидела ее и в его глазах. Их выражение сказало ей, что, несмотря на маскировку, осмотрительность при передвижении, несмотря на всю его смекалку, они найдут его. Либо полицейские, либо те, кто хотел его убить. Это было лишь вопросом времени.

— Но, по крайней мере, если они получили то, что искали?.. — неуверенно произнесла она и посмотрела на него почти умоляюще.

Он вновь лег на кровать, вытянул гудящие от усталости руки и ноги, которые, казалось, больше ему не принадлежат.

— Я же не могу с уверенностью на это положиться, ведь так, Кейт?

Он сел на кровати и взглянул на противоположную стену, где висела дешевая картинка с изображением Иисуса. Как бы ему сейчас пригодилось вмешательство свыше… Всего лишь небольшое чудо…

— Но ты же никого не убивал, Джек. Ты говорил мне, что Фрэнк это уже установил. И полицейские округа Колумбия тоже установят.

— Так ли, Кейт? Фрэнк-то меня знает! Он меня знает, и даже в его голосе сначала звучало сомнение. Он подумал о стакане, но нет никаких свидетельств, что кто-то поработал с ним и с пистолетом. С другой стороны, существуют явные, практически неопровержимые доказательства, что я убил двоих человек. А с учетом прошлой ночи даже троих. Мой адвокат посоветует мне во всем сознаться и надеяться на срок от двадцати лет до пожизненного заключения с возможностью взятия на поруки. Я бы и сам это посоветовал. Если я пойду под суд, у меня не будет никаких шансов. Просто набор догадок в попытке соединить Лютера, Уолтера Салливана и все остальное в картину, согласись, чудовищного заговора. Судья поднимет меня на смех. Присяжные меня и слушать не будут. Тут действительно нечего слушать.

Он поднялся и прислонился к стене, засунув руки в карманы. Он не смотрел на нее. Над всеми его краткосрочными и долгосрочными планами висела тень Судного дня.

— Я умру в тюрьме стариком, Кейт. Конечно, если доживу до старости, в чем я сильно сомневаюсь.

Она села на кровать, положив руки себе на колени. Стон застрял у нее в горле: она осознала полную безнадежность положения. Они шли ко дну, словно камень, брошенный в темную, глубокую заводь.

* * *

Сет Фрэнк открыл глаза. Поначалу все плыло перед ним. То, что фиксировало его сознание, напоминало огромный белый холст, на который вылили несколько сот галлонов белой, черной и серой краски, получив в результате картину топкого, обманчивого на вид болота. Через несколько тревожных мгновений он был в состоянии различить больничную палату с ее белоснежным бельем, никелированным металлом и выступающими острыми углами. Попытавшись встать, он ощутил на своем плече чью-то руку.

— Ох, ох, лейтенант. Не так быстро.

Подняв глаза, Фрэнк увидел лицо Лоры Саймон. Улыбка не скрывала морщинок озабоченности вокруг ее глаз. Он ясно различил вздох облегчения.

— Твоя жена только что поехала присмотреть за детьми. Она провела здесь всю ночь. Я сказала ей, что ты вскоре очнешься.

— Где я?

— В больнице Джорджа Вашингтона. Думаю, если ты собирался получить по голове, то намеренно выбрал для этого место рядом с больницей.

Саймон склонилась над кроватью, чтобы Фрэнк не поворачивал голову. Он смотрел на нее.

— Сет, ты помнишь, что случилось?

Фрэнк подумал о вчерашних событиях. Или это произошло раньше?

— Какой сегодня день?

— Четверг.

— Значит, это случилось вчера?

— Около одиннадцати часов. По крайней мере, в это время тебя обнаружили. И еще одного парня.

— Еще одного? — Фрэнк резко повернул голову. Острая боль пронзила шею.

— Успокойся, Сет. — Лора поправила подушку под головой Фрэнка. — Там был еще один парень. Бездомный. Он до сих пор не опознан. Такой же удар в затылок. Вероятно, он умер мгновенно. Тебе повезло.

Фрэнк осторожно прикоснулся к пульсирующим вискам. Он не чувствовал себя особенно счастливым.

— А еще был кто-нибудь?

— Что?

— Они нашли кого-нибудь еще?

— А, вот ты о чем. Нет, но ты не поверишь… Помнишь юриста, который смотрел видеозапись вместе с нами?

Фрэнк напрягся.

— Да, Джек Грэм.

— Верно. Он убил двоих человек в своей юридической фирме, а теперь его заметили, когда он выбегал со станции метро примерно в то время, когда тебе и тому другому парню вмазали по голове. Этот парень — ходячее чудовище. А выглядит, как мистер Америка.

— Они еще не нашли его? Джека? Они уверены, что это он убегал?

Лора посмотрела на него недоуменно.

— Он выбежал со станции метро, если ты это имеешь в виду. Но его поимка — лишь вопрос времени. — Она выглянула в окно и взяла свою сумочку. — Полицейские округа Колумбия желают побеседовать с тобой, как только ты будешь в состоянии.

— Я не уверен, что смогу помочь, Лора. Я не так уж много и помню.

— Временная амнезия. Вскоре к тебе вернется память.

Она надела куртку.

— Мне нужно идти. Кто-то должен обеспечивать безопасность богачей и знаменитостей в округе Миддлтон, пока ты здесь. — Она улыбнулась. — Постарайся не сделать это своей привычкой, Сет. Мы серьезно беспокоились, что нам придется брать другого следователя.

— Разве ты найдешь другого такого же милого парня, как я?

Лора рассмеялась.

— Твоя жена вернется через несколько часов. В любом случае тебе нужно отдохнуть. — Она направилась к двери. — Кстати, Сет, а что ты делал на «Фаррагут Вест» в столь позднее время?

Фрэнк ответил не сразу. У него не было никакой амнезии. Он ясно помнил события вчерашнего вечера.

— Сет!

— Я не знаю точно, Лора. — Он закрыл и вновь открыл глаза. — Я просто не помню.

— Не беспокойся, ты вспомнишь. А тем временем они поймают Грэма. Наверное, это все прояснит.

После ухода Лоры Фрэнк не отдыхал. Джек был на свободе. И, возможно, он сначала подумал, что следователь подставил его, хотя, если он прочитал свежие газеты, то должен был узнать, что Фрэнк невольно оказался в западне, устроенной для юриста.

Но теперь у них был нож для вскрытия конвертов. Именно он находился в коробке. Однако если теперь в его распоряжении не было ножа, то оставались ли какие-то шансы изобличить этих людей?

Фрэнк вновь попытался приподняться. К его руке была присоединена капельница. Давление на мозг заставило его немедленно принять прежнее положение. Ему нужно было выбираться отсюда. И каким-то образом связываться с Джеком. В тот момент он не представлял, как осуществит каждый из этих планов.

* * *

— Ты же сказал, что нуждаешься в моей помощи. Что я могу сделать для тебя? — Кейт посмотрела в лицо Джеку. Посмотрела открыто и без утайки.

Джек сел на кровать рядом с ней. Он выглядел обеспокоенным.

— У меня есть серьезные сомнения, что тебе надо вмешиваться в это дело. Более того, я уже сомневаюсь, что правильно поступил, позвонив тебе.

— Джек, последние четыре года меня окружали насильники, вооруженные грабители и убийцы.

— Я это знаю. Но ты, во всяком случае, знала, кто они такие. А это может быть кто угодно. Они убивают всех без разбору, Кейт. Это чрезвычайно серьезно.

— Я не уйду, пока не позволишь помочь тебе.

Джек замялся, отвел глаза.

— Джек, если ты этого не сделаешь, я выдам тебя. Лучше уж тебе попасть в полицию.

Он посмотрел на нее.

— Ведь ты этого не сделаешь?..

— Еще как сделаю! Находясь здесь с тобой, я нарушаю закон. Если позволишь помочь тебе, я забуду об этой встрече. Если нет…

Она выразительно взглянула на него и, несмотря на все трагические варианты развития событий, которые он только мог представить себе, Джек почувствовал, что счастлив быть с ней здесь в этот самый момент.

— Ладно. Ты будешь связной между мной и Сетом. Он единственный человек, кроме тебя, кому я могу доверять.

— Но ты потерял пакет. Как теперь может помочь тебе этот человек? — Кейт не скрывала испытываемой ею неприязни к следователю.

Джек поднялся и стал ходить по комнате. Наконец, он остановился и посмотрел на нее.

— Тебе известно, что твой отец был необычайно предусмотрительным? Что всегда имел запасной план?..

— Припоминаю, — сухо ответила Кейт.

— Что ж, я очень рассчитываю на эту его привычку.

— Что ты имеешь в виду?

— У Лютера был запасной план на этот случай.

Открыв рот, она уставилась на него.

* * *

— Миссис Брум?

Дверь приоткрылась, и показалось лицо Эдвины Брум.

— Да.

— Меня зовут Кейт Уитни. Лютер Уитни был моим отцом.

Кейт облегченно вздохнула: пожилая женщина приветливо улыбнулась ей.

— Как же, я видела тебя раньше. Лютер часто показывал твои фотографии. Ты даже милее, чем на снимках.

— Спасибо.

Эдвина распахнула дверь.

— О чем же я думаю. Ты, наверное, замерзла. Заходи, пожалуйста.

Эдвина провела ее в маленькую гостиную, где на мебели уютно устроились три кошки.

— Я только что заварила чай, хочешь?

Кейт колебалась. Времени было в обрез. Она осмотрела крошечную комнатку. В углу стояло старое пианино, покрытое толстым слоем пыли. Кейт взглянула на потерявшие зоркость глаза женщины; удовольствие от игры на пианино, должно быть, давно было ей недоступно. Муж скончался, единственная дочь покончила с собой. Как часто к ней заходили гости?

— Спасибо, с удовольствием.

Они расположились на старой, но удобной мебели. Попивая горячий крепкий чай, Кейт начала согреваться. Она откинула с лица прядь волос и, взглянув на Эдвину, увидела, что та смотрит на нее грустными глазами.

— Я так сожалею о том, что случилось с твоим папочкой, Кейт. Очень сожалею. Я знаю, что у вас не все было гладко. Но Лютер был одним из самых достойных людей, которых я когда-либо встречала.

Кейт понемногу оттаивала.

— Спасибо. В этой связи у нас есть о чем поговорить.

Взгляд Эдвины упал на маленький столик у окна. Кейт перехватила этот взгляд. На столике многочисленные фотографии Ванды Брум образовали нечто вроде иконостаса; на снимках она была счастлива и весела. Ванда и ее мать были очень похожи.

Иконостас. Вздрогнув, Кейт вспомнила о хранившихся в спальне ее отца фотографиях, где она была запечатлена в моменты своих успехов.

— Да, конечно. — Эдвина вновь смотрела на нее.

Кейт поставила чашку на стол.

— Миссис Брум, мне ужасно не хочется сразу же переходить к цели моего визита, но дело в том, что у меня мало времени.

Эдвина выжидающе наклонилась к ней.

— Это касается смерти Лютера и моей дочери тоже, так?

Кейт удивилась.

— Почему вы так думаете?

Эдвина еще ближе наклонилась к ней и перешла на шепот.

— Потому что я знаю, Лютер не убивал миссис Салливан. Я знаю это так же точно, как если бы видела это собственными глазами.

Кейт не знала, что и думать.

— Может быть, вам известно, кто…

Эдвина уже с сожалением качала головой.

— Нет, неизвестно.

— Тогда почему вы думаете, что отец не делал этого?

На этот раз Эдвина явно замялась. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Когда она, наконец, вновь открыла их, Кейт смотрела на нее с тем же выражением.

— Ты — дочь Лютера, и полагаю, должна знать всю правду. — Она помолчала, отпила чаю, вытерла губы салфеткой и затем вновь удобно устроилась на кресле. К ней неторопливо подошел черный персидский кот и сразу же заснул у нее на коленях. — Я знала, скажем так, о прошлом твоего отца. Они с Вандой познакомились давно. Она попала в беду, а Лютер помог ей, помог встать на ноги и начать порядочную жизнь. Я всегда буду благодарна ему за это. Когда я или Ванда в чем-либо нуждались, он всегда выручал нас. Более того, Кейт, твой отец оказался той ночью в том доме только из-за Ванды.

Эдвина говорила несколько минут. Когда она кончила, Кейт обнаружила, что слушала ее, затаив дыхание. Она громко вздохнула, и вздох, казалось, эхом отразился от стен комнаты.

Больше не произнеся ни слова, Эдвина наблюдала за Кейт своими большими печальными глазами. Наконец, она пошевелилась. Изборожденная глубокими морщинами рука погладила колено Кейт.

— Лютер любил тебя, детка. Любил больше всего на свете.

— Я понимаю, что…

Эдвина медленно покачала головой.

— Он никогда не винил тебя в том, как ты относилась к нему. Более того, он говорил, что ты в этом абсолютно права.

— Он так и говорил?..

— Он гордился тобой, тем, что ты — юрист и всем прочим. Он часто повторял: «Моя дочь — юрист, и чертовски хороший юрист. Она заботится о справедливости, и она права, дьявольски права».

У Кейт закружилась голова. На нее нахлынули чувства, к которым она в эти минуты была не готова. Она потерла затылок и выглянула в окно. Черный седан проехал по улице и исчез за углом. Она быстро взглянула на Эдвину.

— Миссис Брум, я благодарна вам за то, что вы мне это рассказали. Но я пришла сюда с определенной целью. Мне необходима ваша помощь.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Мой отец послал вам пакет.

— Да. И я отослала его мистеру Грэму, как меня и просил Лютер.

— Да, знаю. Джек получил его. Но он… у него отобрали этот пакет. Скажите, может, отец посылал вам что-нибудь еще? Нечто такое, что могло бы нам помочь?

В глазах у Эдвины больше не было грусти, теперь они смотрели внимательно и пристально. Она взглянула через плечо Кейт.

— Позади тебя, Кейт, в стуле для пианино. В псалтыре.

Кейт приподняла крышку стула для пианино и достала псалтырь. Между страницами лежал небольшой конверт. Она взяла его.

— Лютер был самым предусмотрительным человеком, которого я когда-либо встречала. Он сказал, что если что-то будет не так с посылкой пакета, то я должна отослать этот конверт мистеру Грэму. Я как раз собиралась это сделать, но услышала о нем в теленовостях. Я ведь правильно поняла: мистер Грэм не делал ничего из того, что ему приписывают?

Кейт кивнула.

— Хотела бы я, чтобы так считали все.

Кейт начала распечатывать конверт.

— Не надо, Кейт, — резко произнесла Эдвина. — Твой отец сказал, что только мистер Грэм должен увидеть то, что находится внутри. Только он. Я думаю, нам надо поступить так, как хотел Лютер.

Кейт замялась, преодолевая естественное любопытство, а затем закрыла конверт.

— Что еще он вам говорил? Он знал, кто убил Кристину Салливан?

— Знал.

Кейт пристально посмотрела на нее.

— Но он не сказал, кто именно?

Эдвина решительно покачала головой.

— Он сказал только одно.

— Что же?

— Он сказал, что если бы открыл, кто это сделал, я бы не поверила.

Кейт вернулась за стол и несколько секунд напряженно размышляла.

— Что же он мог иметь в виду?

— Знаешь, меня это, честно говоря, удивило.

— Почему? Почему это удивило вас?

— Потому что Лютер был самым честным человеком из всех, кого я когда-либо встречала. Я бы поверила всему, что он сказал бы мне. Приняла бы это слепо, безоговорочно.

— Таким образом, кого бы он ни увидел, этого человека встретить там было настолько невероятно, что ему никто бы не поверил? Даже вы?

— Именно. Именно это я и подумала.

Кейт поднялась, чтобы уйти.

— Спасибо вам, миссис Брум.

— Пожалуйста, называй меня Эдвиной. Смешное имя, но другого у меня нет.

Кейт улыбнулась.

— После того как все это закончится, Эдвина, я… я хотела бы еще раз навестить вас, если вы не против. Еще побеседовать с вами.

— Конечно, буду очень рада. У старости есть свои достоинства и недостатки. У одинокой старости — одни недостатки.

Кейт надела пальто и направилась к двери. Она аккуратно положила конверт в сумочку.

— Это сузит круг ваших поисков, правда, Кейт?

— Что? — Кейт повернулась к ней.

— Ну, того, невероятного… Их здесь не так уж много.

* * *

Сотрудник службы безопасности больницы был высоким, мускулистым и чувствовал себя очень неловко.

— Я не знаю, что произошло. Я отсутствовал две, самое большее три минуты.

— Вам вообще не следовало оставлять свой пост, Монро. — Его начальник-коротышка сердито смотрел на Монро, а здоровяк даже вспотел от страха.

— Как я уже докладывал, леди попросила меня помочь перенести сумку, и я помог ей.

— Какая еще леди?

— Я же говорил вам, просто какая-то леди. Молодая, симпатичная, очень прилично одетая.

Начальник с отвращением на лице отвернулся. Он не мог знать, что этой леди была Кейт Уитни, и она с Сетом Фрэнком в этот момент находилась в пяти кварталах от больницы, в машине Кейт.

* * *

— Болит? — Кейт посмотрела на него, не проявляя глубокого сочувствия ни голосом, ни выражением лица.

Фрэнк осторожно потрогал бинты на голове.

— Шутите? Моя шестилетняя дочурка бьет меня намного сильнее. — Он осмотрел салон машины. — У вас есть курево? С каких это пор, черт возьми, в больницах нельзя курить?

Она порылась в сумочке и бросила ему начатую пачку. Он закурил и вгляделся в нее сквозь облачко дыма.

— Кстати, вы отлично провели этого охранника. Вам следовало бы сниматься в кино.

— Спасибо! Я как раз собиралась сменить профессию.

— Как дела у нашего мальчика?

— Он в безопасности. Пока. Я хочу, чтобы мы и дальше смогли обеспечить ему безопасность.

Она свернула за угол и холодно посмотрела на него.

— Знаете, вообще-то в мои планы не входило подставить вашего старика под пулю прямо у меня под боком, — заметил Фрэнк.

— Джек тоже так говорит.

— Но вы ему не верите?

— Какая разница, во что я верю?

— Для меня есть разница, Кейт. Поверьте.

Она остановилась перед красным сигналом светофора.

— Ладно. Скажем так: я начинаю приходить к выводу, что вы не хотели, чтобы это произошло. Это вас устраивает?

— Нет. Но пока этого достаточно.

* * *

Джек завернул за угол и постарался успокоиться. Последний атмосферный фронт, наконец, покинул столицу, и хотя проливной дождь пополам с градом прекратился, столбик термометра опустился до минус семи градусов, а ветер стал дуть с еще большей силой. Он обжигал негнущиеся пальцы и покрасневшие от бессонницы глаза Джека. На фоне угольно-черного неба четко вырисовывалась яркая серебряная луна. Здание на противоположной стороне улицы было темным и безлюдным. Сооружение, около фасада которого он теперь стоял, давно никем не посещалось. Изредка появлялись прохожие, рискнувшие выйти на улицу в такую холодную погоду, но большую часть времени Джек стоял в одиночестве. Наконец, он спрятался в подъезде здания и стал ждать.

В трех кварталах от него к тротуару подъехала старая машина в пятнах ржавчины, открылась боковая дверь, и пара туфелек ступила на тротуар. Такси немедленно уехало, и через мгновение на улице вновь воцарилась тишина. Кейт поправила пальто и быстро зашагала по тротуару. Когда она прошла один квартал, из-за поворота выехала еще одна машина и с погашенными фарами медленно двинулась вслед за ней. Задумавшись о том, что ей предстояло сделать, Кейт не оборачивалась.

Джек увидел, как она появилась из-за угла. Прежде чем сдвинуться с места, он огляделся по привычке, которую быстро приобрел и от которой очень скоро хотел избавиться. Он быстро направился навстречу ей. На улице было тихо. Ни Джек, ни Кейт не видели, как седан прополз мимо фасада углового здания. Водитель направил на них прибор ночного видения, который в каталоге для заказов по почте расхваливался как последнее достижение советской военной технологии. И хотя бывшие коммунисты не умели управлять демократическим капиталистическим обществом, им все же удавалось производить приличную военную технику.

— Господи, ты же замерз, как долго ты ждал меня? — Кейт прикоснулась к руке Джека, и ощущение ледяного холода пронизало все ее тело.

— Дольше, чем необходимо. Комната в мотеле стала меня угнетать. Мне просто нужно было выйти наружу. Из меня получится никудышный заключенный. Ну как?

Кейт открыла сумочку. Она позвонила Джеку из телефона-автомата. Она не сказала, что именно у нее было, а лишь упомянула, что у нее кое-что есть. Джек согласился с Эдвиной Брум в том, что если уж надо рисковать, то он примет на себя большую часть риска. Кейт и так уже сделала много.

Джек схватил конверт. В нем прощупывались фотографии.

Славу Богу, Лютер, ты не разочаровал меня.

— С тобой все в порядке? — Джек пристально посмотрел на нее.

— Более или менее.

— Где Сет?

— Здесь поблизости. Он отвезет меня домой.

Они глядели в глаза друг другу. Джек знал, что в интересах Кейт сейчас уехать, возможно даже на время уехать из страны, пока все не утрясется или его не признают виновным в убийстве. В последнем случае ее намерение уехать стало бы лучшим вариантом.

Но он не хотел, чтобы она уезжала.

— Спасибо. — Эти слова казались совершенно неуместными, словно она поставила на стол перед ним его обед или отдала ему постиранное в прачечной белье.

— Джек, что ты теперь собираешься делать?

— Пока не знаю. Но я найду выход. Без борьбы я не сдамся.

— Да, но ты ведь даже не знаешь, с кем борешься? Это несправедливо.

— А кто сказал, что это будет справедливая борьба?

Он улыбнулся ей, а ветер гнал по улице старые газеты.

— Тебе лучше идти. Здесь небезопасно.

— У меня есть газовый баллончик.

— Умница.

Она повернулась, чтобы уйти, но затем схватила его за руку.

— Джек, пожалуйста, будь осторожен.

— Я всегда осторожен. Я юрист. Мне никто не страшен.

— Джек, я не шучу.

Он пожал плечами.

— Я знаю. Обещаю, что буду предельно осторожен. — Сказав это, Джек шагнул в сторону Кейт и снял капюшон.

Инфракрасные очки зафиксировали лицо Джека, а потом опустились. Дрожащие руки подняли трубку автомобильного сотового телефона.

Они некрепко обнялись. Отчаянно желая поцеловать ее, Джек в сложившихся обстоятельствах решился лишь коснуться губами ее щеки. Когда они разомкнули объятия, на глазах у Кейт выступили слезы. Джек повернулся и быстро зашагал прочь.

Идя по улице обратно, Кейт заметила автомобиль, лишь когда он резко пересек мостовую, едва не врезавшись в бордюр. Она отшатнулась назад, когда водительская дверь распахнулась. Где-то в отдалении тишина наполнилась завыванием сирен, которые приближались к ней. К Джеку. Подумав о нем, она обернулась. Джека не было видно. Когда она повернулась обратно, на нее смотрела пара самодовольных глаз под кустистыми бровями.

— Я полагал, что наши дорожки вновь могут пересечься, мисс Уитни.

Кейт уставилась на мужчину, безуспешно пытаясь вспомнить его.

Это его разочаровало.

— Боб Гейвин. Из «Вашингтон Пост».

Она взглянула на его автомобиль. Она уже видела его раньше. Он проезжал мимо дома Эдвины Брум.

— Вы следили за мной?!..

— Да, следил. Я понял, что в конечном счете вы выведете меня на Грэма.

— Полиция? — Она резко обернулась; в их сторону мчалась полицейская машина с включенной сиреной.

— Вы их вызвали?

Гейвин, улыбаясь, кивнул. Он был явно доволен собой.

— А теперь, пока сюда не прибыли полицейские, я думаю, мы могли бы заключить маленькую сделку. Вы даете мне эксклюзивную информацию. Сваливаете все на Джека Грэма, а я вношу в статью небольшие изменения, превращающие вас из соучастницы в невинного свидетеля всей этой заварухи.

Кейт с яростью смотрела на репортера; ярость, накопившаяся в ней за этот месяц, полный тяжелых переживаний, была близка к критической точке взрыва. И Боб Гейвин стоял прямо в его эпицентре.

Гейвин оглянулся на приближавшуюся патрульную машину. В отдалении показались еще два полицейских автомобиля.

— Начинайте же, Кейт, — нетерпеливо сказал он, — у нас мало времени. Вы избежите тюрьмы, а я получу давно ожидающую меня Пулитцеровскую премию и свои пятнадцать минут славы. Ну, так что же вы решили?

Она разомкнула стиснутые зубы, ее ответ был ошеломляюще спокойным, словно она долго готовилась произнести эти слова.

— Это будет боль, мистер Гейвин. Пятнадцать минут боли.

Пока он изумленно пялился на нее, она достала баллончик размером с ладонь, направила его прямо в лицо репортера и нажала кнопку. Перцовый газ ударил Гейвину в глаза и нос, покрыв его лицо красным налетом. Когда полицейские выпрыгнули из машины, Боб Гейвин, вцепившись себе в лицо, корчился на тротуаре, безуспешно пытаясь избавиться от невыносимого жжения в глазах.

* * *

При первых же звуках сирен Джек бросился бежать, свернув в переулок.

Он прижался спиной к стене здания, жадно вдыхая воздух. Его легкие болели, холод обжигал лицо. Безлюдность места, в котором он теперь находился, превратилась в огромный тактический недостаток. Он мог бы продолжать передвигаться, но был бы виден, как черный муравей, ползущий по листу белой бумаге. Звук сирен быстро приближался и возрос настолько, что Джек не мог понять, откуда он исходит.

В действительности, он исходил со всех направлений. И становился все ближе и ближе. Джек с трудом добежал до следующего угла, остановился и выглянул. То, что он увидел, не вселяло надежды. Его взгляд остановился на полицейском кордоне, поставленном в конце улицы. Их стратегия легко угадывалась. Они примерно знали, где он находится. Теперь им оставалось оцепить район и постепенно сужать кольцо. У них для этого было достаточно людей и времени.

У Джека было лишь одно преимущество: хорошее знание района. Многие из клиентов Джека в его бытность общественным защитником жили именно здесь. Они думали не о колледжах и юридических школах, хорошей работе, дружных семьях или загородных домах, а о том, сколько денег получат, продавая пакетики с крэком, и как переживут следующий день. Выживание. Сильный стимул к действию. Как теперь у Джека.

Несясь по переулку, он гадал, с кем может столкнуться, хотя и надеялся, что холодная погода удержит большую часть местной шпаны дома. Он чуть не рассмеялся. Ни один из его прежних компаньонов по «Паттон, Шоу и Лорд» и близко не подошел бы к этому месту даже в сопровождении сильной охраны.

Он с ходу перескочил через проволочный забор и, приземлившись, едва устоял на ногах. Опершись рукой о полуразрушенную кирпичную стену, чтобы не упасть, он услышал два звука. Собственное тяжелое дыхание и топот бегущих ног. Больше, чем одна пара. Его засекли. Они наступали ему на пятки. Вскоре на него направят стволы калибра 9 мм, а от четвероногих полицейских не убежишь. Он выскочил из переулка и бросился к Индиана Авеню.

Попав на улицу, он обмер: до него донесся визг автомобильных шин. Хотя он бежал в другую сторону, навстречу ему двигались новые преследователи. Теперь его поимка была лишь вопросом времени. Он нащупал в кармане конверт. Что он мог с ним сделать? Он никому не доверял. Как обычно, будет составлена опись вещей арестованного с гарантией их сохранности, но все это не имело для Джека ровно никакого значения. Тот, кто смог совершить убийство в присутствии сотен полицейских и бесследно исчезнуть, без сомнения, мог и изъять из полицейского управления округа Колумбия личные вещи задержанного. А то, что находилось у него в кармане, было его единственным шансом. В округе Колумбия смертную казнь давно отменили, но пожизненное заключение представлялось ему не лучшим, а по множеству причин намного худшим вариантом.

Джек пробежал между двумя домами, поскользнулся на льду и, пролетев над грудой пустых жестянок, с силой ударился о тротуар. Он приподнялся и, перекатившись на локте, упал на мостовую. Потирая ушибленный локоть, Джек почувствовал боль в коленном суставе. Он с трудом сел и остолбенел от неожиданности.

Прямо на Джека неслись автомобильные фары. В глаза ударил свет полицейской мигалки; колеса остановились в нескольких дюймах от него. Джек снова упал навзничь. Он так устал, что не мог даже пошевелиться.

Распахнулась дверь со стороны пассажира. Джек посмотрел вверх, ожидая, что же будет. Потом открылась дверь со стороны водителя. Сильные руки подхватили его за плечи.

— Черт возьми, Джек, поднимайся же.

Джек взглянул вверх и увидел Сета Фрэнка.

Глава 28

Билл Бертон просунул голову в дверь командного поста Секретной службы. Тим Коллин сидел за одним из столов, читая какой-то отчет.

— Поедем, Тим.

Коллин вопросительно посмотрел на него.

— Они зажали его где-то около здания суда. Я еду туда. На всякий случай.

* * *

Седан Сета Фрэнка летел по улице, синяя мигалка моментально внушала уважение водителям, не привыкшим ни в чем уступать коллегам-автомобилистам.

— Где Кейт? — Джек, накрытый шерстяным одеялом, лежал на заднем сиденье.

— Вероятно, в этот момент ей зачитывают ее права. Затем ей предъявят обвинение по нескольким статьям за соучастие в твоих преступлениях.

Джек рывком встал.

— Нам нужно возвращаться обратно, Сет. Я сам сдамся. Они ее отпустят.

— Да, еще как отпустят!..

— Я не шучу, Сет. — Джек перегнулся через переднее сиденье.

— Я тоже, Джек. Если ты вернешься и сдашься, то ничем ей не поможешь, но этим самым уничтожишь единственный шанс вернуть свою жизнь в нормальное русло.

— Да, но Кейт…

— Я о ней позабочусь. Я уже позвонил своему приятелю в полиции округа. Он будет ее ждать. Он хороший парень.

Джек рухнул обратно на заднее сиденье.

— Черт!

Фрэнк опустил стекло, высунул руку и, сняв с крыши мигалку, бросил ее на сиденье рядом с собой.

— Что, черт побери, произошло? — спросил Джек.

Фрэнк посмотрел в зеркало заднего вида.

— Я не вполне уверен… Единственное, что я пока могу предположить, — это то, что Кейт где-то подцепила хвост. Я крутился в этом районе. После того как она встретилась с тобой, я должен был ждать ее у Конвеншн Сентер. Я услышал по рации сообщение, что тебя засекли. Я присоединился к погоне и пытался догадаться, где ты можешь быть. Мне повезло. Когда я увидел, как ты выскочил из переулка, я не поверил своим глазам. Я же тебя чуть не раздавил! Кстати, как твои ушибы?

— Лучше не стало. Мне нужно устраивать такую игру один-два раза в год, чтобы оставаться в форме. И готовиться к Олимпиаде убегающих от полиции преступников.

Фрэнк усмехнулся.

— Друг мой, ты по-прежнему жив и почти здоров. Благодари Бога. Ну, так какие подарки ты мне приготовил?

Джек тихо выругался. Он настолько увлекся побегом от полицейских, что даже не проверил содержимое конверта. Он вынул его из кармана.

— Включи свет.

Фрэнк включил внутреннее освещение.

— Ну, так что там? — Фрэнк взглянул в зеркало.

— Фотографии. Ножа для вскрытия конвертов или просто ножа, если тебе угодно его так называть.

— Да… Меня это не очень-то удивляет. Можешь что-нибудь разобрать?

Джек при тусклом свете пригляделся к снимкам внимательнее.

— Ничего определенного… Но ведь у вас должны быть для этого какие-то приспособления.

Фрэнк вздохнул.

— Буду с тобой откровенен, Джек. Если это все, что имеется в нашем распоряжении, шансов у тебя маловато. Даже если удастся высмотреть там что-то, похожее на отпечаток, кто скажет, откуда он взялся? И с чертовой фотографии нельзя взять кровь на анализ ДНК, во всяком случае, такое мне неизвестно.

— Я знаю. Я не зря просиживал штаны, будучи общественным защитником в течение четырех лет.

Сет сбавил скорость. Они выехали на Пенсильвания Авеню, и движение стало более напряженным.

— Есть какие-нибудь соображения?

Джек зачесал волосы назад, вцепился пальцами в ногу, пока боль в колене не утихла, и опять лег на сиденье.

— Кто бы за всем этим ни стоял, им до зарезу нужен был нож для вскрытия конвертов. Ради этого они могли убить меня, тебя или любого другого, кто встал бы у них на пути. Мы имеем дело с паранойей в ее крайнем проявлении.

— И это вписывается в нашу версию о какой-то большой «шишке», которой есть что терять, если все раскроется. Итак, они получили его. Что дальше?

— Лютер сделал эти снимки не только на случай, если что-то случится с главной уликой.

— Что ты хочешь сказать?

— Он вернулся в страну, Сет, ты помнишь? Мы никак не могли это объяснить.

Фрэнк затормозил на красный свет. И повернулся к Джеку.

— Верно. Он вернулся. Ты думаешь, что знаешь, зачем?

Джек осторожно привстал на заднем сиденье, не поднимая головы выше уровня окна.

— Думаю, да. Помнишь, я говорил тебе, что Лютер не из тех, кто оставляет такое безнаказанным. Он сделал все, что мог.

— Но он действительно покинул страну. Вначале.

— Знаю. Может, это входило в его первоначальный план. Может, это было частью его плана, если операция пройдет, как намечено. Но он вернулся. Что-то заставило его изменить свои намерения, и он вернулся. И у него были эти снимки. — Джек разложил их наподобие веера.

Зажегся зеленый свет, и Фрэнк тронулся с места.

— Я не улавливаю твоей мысли, Джек. Если он хотел прижать парня к стенке, почему он просто не послал нож в полицию?

— Думаю, в конечном итоге, в этом и заключался его план. Но он сказал Эдвине Брум, что если бы он сообщил ей, кого видел, то она не поверила бы ему. И если даже она, его близкий друг, не поверила бы его рассказу, считая, что ему придется признаться в краже со взломом, чтобы кого-то обвинить, то он, вероятно, подумал, что ему вообще никто не поверит.

— Ладно, значит, у него была проблема с доверием. Тогда зачем фотографии?

— Представь, что ты совершаешь откровенную сделку. Наличные в обмен на определенный предмет. Что будет самым трудным?

Ответ Фрэнка был незамедлительным.

— Получение денег. Как получить деньги без риска быть убитым либо пойманным. Сведения о местонахождении предмета можно сообщить позже. Самое трудное — получить деньги. На этом попалось много преступников, похищавших людей ради выкупа.

— Итак, как бы ты поступил?

Фрэнк на мгновение задумался.

— Поскольку речь идет о людях, не собирающихся привлекать к делу полицию, я бы сделал ставку на скорость. Минимальный личный риск и наличие времени для того, чтобы смыться.

— Что бы ты сделал?

— Использовал бы систему электронного перевода денег. В Нью-Йорке я расследовал дело о растрате банковских средств. Тот парень провернул это через управление электронных переводов в своем собственном банке. Ты не поверишь, как далеко можно перевести деньги в течение дня. И ты также не поверишь, как много денег пропадает в этой неразберихе. Умный преступник может отломить кусочек тут, там, и когда все спохватятся, его уже и след простыл. Посылаешь инструкции относительно перевода. Они высылают деньги. И ты получаешь их уже через несколько минут. В тысячу раз удобнее, чем копаться где-нибудь в мусорном ящике с риском, что тебе продырявят голову из пушки.

— Но, вероятно, отправитель может проследить путь движения денег.

— Конечно. Ты же должен указать свои банковские реквизиты и всю прочую муть.

— Итак, предположим, что отправитель проследил за пересылкой денег. Что тогда?

— Тогда он может выудить информацию относительно этого счета. Хотя ни один дурак не станет использовать свое настоящее имя или номер карточки социального страхования. Кроме того, такой умный парень, как Уитни, вероятно, снабдил банк дополнительными инструкциями. Как только деньги попадают в первый банк — хоп! — и они переправлены в другое место, и так повторяется несколько раз. На определенном этапе след, вероятно, теряется. В конце концов, это же быстрый перевод. Деньги, к которым можно моментально получить доступ.

— Кажется правдоподобным. Готов поклясться, что Лютер так и поступил.

Фрэнк осторожно почесал забинтованную голову. Шляпа была туго натянута на его голову, и это вызывало неудобство.

— Но вот чего я не понимаю: зачем вообще это делать. После того как Лютер поживился в доме Салливана, он не нуждался в деньгах. Он мог просто исчезнуть и забыть все, что случилось. Через некоторое время они решают, что он навсегда удалился. Ты не беспокоишь меня, я не беспокою тебя.

— Ты прав. Он мог это сделать. Удалиться. Завязать. Но он вернулся и, более того, явно стал шантажировать того, кто убил Кристину Салливан у него на глазах. И если предположить, что не ради денег, тогда зачем?

Следователь на мгновение задумался.

— Чтобы заставить их дрожать от страха. Чтобы дать им понять, что он рядом. И у него есть улика, способная их уничтожить.

— Но такая улика, которой, как он думал, может оказаться недостаточно.

— Потому что преступник — весьма уважаемая персона.

— Верно. Так что бы ты сделал в такой ситуации?

Фрэнк подъехал к тротуару и остановился. Он повернулся к Джеку.

— Я бы попытался добиться от них чего-то еще.

— Как? Путем шантажа?

Наконец, Фрэнк поднял руки вверх.

— Сдаюсь.

— Ты говорил, что отправитель может проследить за электронным переводом.

— Да, ну и что?

— А как насчет обратного направления? Получатель может проследить, откуда пришли деньги?

— Какой же я идиот! — На мгновение Фрэнк забыл о своем сотрясении мозга и хлопнул себя по лбу.

— Уитни заставил отправителей раскрыться! Отправители все время думают, что они с Уитни играют в кошки-мышки. Они — кошка, он — мышка. Он прячется и готовится удирать.

— Только Лютер взял, да и переменил роли. Он стал кошкой, а они превратились в мышку.

— И этот след неизбежно выведет на нехороших парней, сколько бы заслонов они ни поставили, если они вообще догадались их поставить. Каждый электронный перевод в стране должен пройти через Банк федерального резерва. Ты получаешь из Федерального банка или из отдела электронных переводов банка-отправителя справку с номером перевода, и тогда тебе есть на что опереться. Даже если Уитни и не вышел на след отправителя, тот факт, что он получил определенную сумму денег, уже является достаточно компрометирующим. Если бы он смог предоставить эту информацию полицейским вместе с именем отправителя, а они бы это проверили…

— …То тогда невероятное стало бы вполне правдоподобным, — закончил Джек мысль следователя. — Электронные переводы не лгут. Деньги были посланы. А перевод такой огромной суммы, которая, я уверен, замешана здесь, довольно трудно оправдать. Это чертовски близко к явной улике. Он мог раскрыть их через их собственной выкуп.

— Джек, я вот еще о чем подумал: если Уитни готовил дело против этих людей, тогда он, в конечном итоге, планировал прийти в полицию, чтобы предъявить свою улику.

Джек кивнул.

— Именно поэтому я и был ему нужен. Но все же они успели использовать Кейт, чтобы заткнуть ему рот. Позднее они использовали пулю, чтобы завершить начатое.

— Таким образом, он собирался сдаться.

— Верно.

Фрэнк потер подбородок.

— Знаешь, что я подумал?..

Джек ответил сразу же:

— Он все предвидел.

Они посмотрели друг на друга.

Фрэнк заговорил первым, тихо, почти шепотом:

— Он знал, что Кейт — ловушка. И все равно пошел. А я-то думал, что я такой большой умник…

— Возможно, он считал, что это для него — единственный способ когда-либо увидеть ее снова.

— Черт. Я знаю, что он зарабатывал на жизнь воровством, но должен тебе сказать: мое уважение к нему возрастает с каждой секундой.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

Фрэнк опять включил передачу и тронулся с места.

— Ладно, ну так выводят нас на что-то все эти догадки?

Джек, покачав головой, лег на сиденье.

— Я не уверен.

— Я имею в виду, что пока у нас нет ключа к их раскрытию, я не знаю, что нам делать.

Джек вновь вскочил.

— У нас есть несколько ключей! — Он сел, словно этот внезапный порыв поглотил всю его энергию. — Я просто не могу свести их воедино.

Несколько минут они ехали молча.

— Джек, я знаю, что из уст полицейского это звучит весьма забавно, но думаю, тебе стоит убраться отсюда к чертовой матери. У тебя есть сбережения? Если да, то уезжай отсюда как можно быстрее.

— И что? Оставить Кейт на произвол судьбы? Если мы не уличим этих людей, что ей светит? От десяти до пятнадцати лет за соучастие? Нет, Фрэнк, я на это ни за что не пойду. Пусть уж лучше поджарят меня живьем.

— Ты прав. Извини, что я заговорил об этом.

Пока Сет смотрел в зеркало, следующий впереди автомобиль попытался развернуться прямо перед ними. Фрэнк ударил по тормозам, его машину занесло, и она с силой врезалась в бордюрный камень. Номерные знаки штата Канзас на автомобиле, с которым они едва не столкнулись, быстро исчезли.

— Безмозглые туристы! Вонючие ублюдки!

Тяжело дыша, Фрэнк вцепился в руль. Ремень безопасности сделал свое дело, но он больно впился в его тело. Вдобавок следователь ударился о стекло забинтованной головой.

— Вонючий ублюдок, — уже не обращаясь ни к кому конкретно, выругался Фрэнк. Затем вспомнил о своем пассажире и встревоженно посмотрел на заднее сиденье.

— Джек!.. Джек, с тобой все в порядке?

Джек сидел, прижавшись лбом к дверному стеклу. Он был в сознании, более того, куда-то пристально смотрел.

— Джек! — Фрэнк отстегнул ремень безопасности и схватил Джека за плечо. — Ты в порядке? Джек!

Джек поглядел на Фрэнка, а потом вновь в окно. Фрэнк подумал было, что от удара у его друга помутилось сознание. Он непроизвольно пощупал его голову, пытаясь отыскать ушибы, пока Джек рукой не остановил его и не показал куда-то за окно. Фрэнк посмотрел наружу.

Даже ему, человеку с крепкими нервами, стало не по себе. Все его поле зрения занимал вид задней части Белого дома.

Мысли ураганом неслись в голове Джека; образы мелькали, будто в видеоклипе. Вот президент отстраняется от Дженнифер Болдуин, жалуясь на травму, полученную во время игры в теннис. В действительности нанесенную конкретным ножом для вскрытия конвертов, с которого и началось все это безумие. Необычная заинтересованность президента и секретной службы в расследовании убийства Кристины Салливан. Своевременное появление Алана Ричмонда у здания суда, куда привезли Лютера Уитни. Он привел меня прямо к нему. Именно это, как сказал Фрэнк, заявил ему видеолюбитель. Привел меня прямо к нему. Это также объясняло то, что убийцы могли сделать свое дело посреди толпы полицейских и спокойно уйти. Кто остановил бы агента секретной службы, защищающего президента? Никто. Неудивительно, что Лютер чувствовал: ему никто не поверит. Президент Соединенных Штатов.

И как раз перед возвращением Лютера в страну произошло значительное событие. Алан Ричмонд провел пресс-конференцию, где рассказал общественности, как потрясен трагической смертью Кристины Салливан. Видимо, у него было свидание с женой своего друга, она каким-то образом была убита, а этот мерзавец набирал политические очки, демонстрируя, какой он верный и отзывчивый друг, а на самом деле — человек, напрямую замешанный в преступлении. Явно рекламное представление. Ни одного слова правды. И оно транслировалось на весь мир. Что думал Лютер, наблюдая за Ричмондом? Джек мог предположить это с уверенностью. Поэтому-то Лютер и вернулся. Чтобы свести счеты.

И все эти догадки вертелись у Джека в голове, лишь ожидая появления стимула, чтобы выстроиться в стройную цепочку.

* * *

Сидя в машине прямо под фонарем, Тим Коллин снова взглянул на случившееся на улице небольшое транспортное происшествие, но в свете направленных на него многочисленных автомобильных фар не смог разглядеть никаких подробностей. Сидящий рядом с ним Билл Бертон тоже смотрел в окно. Коллин пожал плечами, поднял стекло на двери черного седана. Бертон прикрепил на крыше автомобиля мигалку, включил сирену, быстро проехал через задние ворота Белого дома и помчался в направлении Верховного суда округа Колумбия на задержание Джека.

* * *

Джек посмотрел на Сета Фрэнка и мрачно усмехнулся, вспомнив бурное проявление им своих чувств. Те же самые слова сорвались с губ Лютера за несколько мгновений до его смерти. Наконец-то Джек вспомнил, где он слышал их раньше. В тюрьме. Отброшенная в гневе газета. Улыбающийся президент на первой полосе.

Около здания суда он смотрел на него в упор. И выпалил те же самые слова, со всей яростью и злобой, на которые был способен.

— Вонючий ублюдок! — произнес Джек.

* * *

Алан Ричмонд стоял у окна и размышлял, неужели он обречен иметь в своем окружении некомпетентных людей. Глория Рассел с отсутствующим видом сидела на стуле напротив него. Он переспал с ней полдюжины раз и потерял к ней всякий интерес. Он вышвырнет ее вон, как только настанет подходящее время. Его следующая администрация будет гораздо более работоспособной. Послушные исполнители, которые будут проводить в жизнь его стратегические представления об управлении страной. Не для того он становился президентом, чтобы ломать голову над мелочами.

— Насколько я знаю, мой рейтинг в опросах общественного мнения не увеличивается. — Он не смотрел на нее, так как предвидел ответ.

— Неужели тебе не все равно — победить с шестьюдесятью или с семьюдесятью процентами голосов?

Ричмонд взглянул на нее.

— Нет, — прошипел он. — Это, черт возьми, имеет для меня большое значение.

Она прикусила губу и сдалась.

— Я приму меры, Алан. Может, нам удастся всухую победить на коллегии выборщиков.

— Это самое малое, что мы должны сделать, Глория.

Она опустила глаза. После выборов она отправится в путешествие. Вокруг света. Туда, где она никого не знает и никто не знает ее. Начать все с чистого листа — вот в чем она нуждалась. И тогда все будет хорошо.

— Что ж, по крайней мере, мы решили одну маленькую проблемку.

Он смотрел на нее, сцепив руки за спиной. Высокий, худощавый, безупречно одетый и выхоленный. Он выглядел, как командир «непобедимой армады». Однако история уже доказала, что непобедимые армады гораздо более уязвимы, чем думают люди.

— Предмет ликвидирован?

— Нет, Глория, он у меня в столе, хочешь посмотреть? Возможно, ты снова захочешь припрятать его.

В голосе Ричмонда настолько явно звучала снисходительность, что она страстно пожелала скорейшего прекращения разговора. Она встала.

— Я могу идти?

Он кивнул и отвернулся к окну. Не успела она взяться за ручку двери, как та повернулась и дверь открылась.

— У нас проблема. — Билл Бертон посмотрел на каждого из них.

* * *

— Ну, так чего он хочет? — Президент взглянул на фотографию, которую передал ему Бертон.

— В записке об этом не сказано, — быстро ответил Бертон. — Думаю, судя по тому, что парня обложила полиция, ему срочно нужны деньги.

Президент многозначительно посмотрел на Рассел.

— Мне очень хотелось бы знать, как Джек Грэм додумался прислать снимок сюда.

Бертон перехватил взгляд президента, и хотя он меньше всего хотел защищать Рассел, у них не было времени на неверные выводы.

— Возможно, Уитни сказал ему, — ответил Бертон.

— Если так, то он слишком долго ждал, чтобы поиграть с нами, — заметил президент.

— Уитни, возможно, ему только намекнул. Грэм мог сделать вывод и самостоятельно. Просто сведя все воедино.

Президент швырнул фотографию на пол. Рассел быстро отвела глаза. Ее парализовал один только вид ножа для вскрытия конвертов.

— Бертон, какую опасность это может для нас представлять? — Президент впился взглядом в агента, как бы пытаясь определить, что у того на уме.

Бертон сел, потер ладонью подбородок.

— Я думал об этом. Возможно, Грэм хватается за соломинку. Сам он находится в довольно скверном положении. А его дама сердца в эти минуты отдыхает за решеткой. Я бы назвал его положение отчаянным. В приступе неожиданного воодушевления он решается на правильный, с его точки зрения, шаг и посылает нам фотографию вместе с запиской, надеясь, что мы выложим за нее любую сумму.

Президент встал и покрутил в руке кофейную чашку.

— Его можно разыскать? Я имею в виду, быстро?

— Есть разные способы. Но за быстроту поручиться нельзя.

— А что если мы проигнорируем его послание?

— Возможно, он ничего и не сделает, просто будет держать ее в запасе и ждать подходящего случая.

— Однако полиция может поймать его и…

— …И он им все выложит, — закончил фразу Бертон.

— Да, такая возможность существует. Вполне реальная возможность.

Президент поднял фотографию.

— И это единственное подтверждение его рассказа? — скептически произнес он. — Тогда чего же нам опасаться?

— Меня беспокоит не ценность этой фотографии как самостоятельной улики…

— …А то, что из-за его обвинений вместе с теми мыслями или выводами, которые полицейские сделают на ее основании, могут возникнуть весьма щекотливые вопросы.

— Что-то вроде этого. Учтите, для вас могут стать убийственными даже голословные обвинения. Вы добиваетесь переизбрания. Возможно, он считает ее своей козырной картой. Плохая пресса уже сейчас может погубить вас.

Президент на короткое время задумался. Никто и ничто не сможет помешать его переизбранию.

— Откупиться от него не удастся, Бертон. Вам это известно. Пока Грэм жив, он опасен. — Ричмонд взглянул на Рассел, которая все это время сидела, положив руки на колени и опустив глаза. Он сверлил ее взглядом. Как быстро она сломалась…

Президент вернулся за стол и начал перебирать бумаги.

— Займитесь им, Бертон, — произнес он, давая понять, что разговор окончен. — И побыстрее.

* * *

Фрэнк посмотрел на настенные часы, подошел к двери, захлопнул ее и поднял трубку телефона. Голова у него все еще болела, однако врачи обещали полное выздоровление.

— Коммутатор, — ответили на другом конце провода.

— Пожалуйста, комнату 233.

— Один момент.

Время тянулось медленно, и Фрэнк начал беспокоиться. Джек должен был быть в своей комнате.

— Алло.

— Это я.

— Как жизнь?

— Думаю, лучше, чем у тебя.

— Как Кейт?

— Ее выпустили под поручительство. Они позволили мне взять ее под свою охрану.

— Уверен, что она в ужасе.

— Я думаю совсем о другом. Слушай, приближается критический момент. Последуй моему совету и быстро сматывайся. Ты теряешь драгоценное время.

— Но Кейт…

— Брось, у них есть показания всего лишь одного репортера, который пытался подбить ее на эксклюзивное интервью. Тебя больше никто не видел. Почти наверняка ей удастся опровергнуть обвинение. Почти наверняка. Я разговаривал с прокурором. Он всерьез подумывает о закрытии этого дела.

— Я не знаю…

— Черт возьми, Джек. Кейт выберется из этой заварухи намного успешнее, если ты позаботишься о себе. Тебе нужно смываться. Это говорю не только я, но и она тоже.

— Кейт?

— Я видел ее сегодня. Наши мнения часто не совпадают, но в отношении тебя мы с ней сошлись.

Джек расслабился и облегченно вздохнул.

— Ладно, куда и как мне ехать?

— Я освобожусь в девять. В десять я буду в твоем номере. Собери вещи. Об остальном я позабочусь. А ты тем временем ни во что не влезай.

Фрэнк повесил трубку и глубоко вздохнул. Он решился на отчаянный шаг. Лучше было не думать об этом.

* * *

Джек посмотрел на часы, потом на единственную сумку на кровати. Он не хотел брать с собой много вещей. Он взглянул на стоящий в углу телевизор, но решил, что его вряд ли что-нибудь заинтересует. Внезапно почувствовав жажду, он нащупал в кармане мелочь, открыл дверь и выглянул в коридор. Автомат с газировкой стоял неподалеку. Он надвинул на лоб бейсболку, надел темные очки и осторожно вышел в коридор. Он не слышал, как открылась дверь с лестничной площадки в другом конце коридора. И забыл запереть дверь.

Когда он проскочил обратно в комнату, то поразился, что свет выключен. Ведь он оставил его включенным. Щелкнув выключателем, он услышал, как за ним захлопнулась дверь; потом его самого швырнули на кровать. Быстро перекатившись на спину, он увидел двоих мужчин. На этот раз на них не было масок, что само по себе говорило о многом.

Джек попытался подняться, но наткнулся на два пистолетных ствола. Он вновь сел и пригляделся к лицам непрошенных гостей.

— Какое совпадение! Ведь я уже познакомился с вами по отдельности. — Он ткнул пальцем в Коллина. — Ты пытался вышибить мне мозги. — Потом повернулся к Бертону. — А ты пытался подставить меня. И тебе это удалось. Бертон, если не ошибаюсь? Билл Бертон. У меня хорошая память на имена. — Он взглянул на Коллина. — А вот твое я не запомнил.

Коллин посмотрел на Бертона, а потом вновь уставился на Джека.

— Агент секретной службы Тим Коллин. Ты крепко мне врезал, Джек. Видно, ты неплохо дрался в школе.

— Да, мое плечо все еще тебя помнит.

Бертон присел на кровать рядом с Джеком. Джек посмотрел на него.

— Я думал, что хорошо заметаю следы. Немного удивлен, что вы меня нашли.

Бертон поднял глаза.

— Нам пропела это одна птичка, Джек.

Джек взглянул на Коллина, а потом вновь на Бертона.

— Слушайте, я убираюсь из города и не собираюсь сюда возвращаться. Я не думаю, парни, что вам стоит увеличивать количество трупов.

Бертон увидел сумку на кровати, встал и вложил пистолет в кобуру. Затем схватил Джека и поставил его лицом к стене. К моменту окончания обыска опытный агент не упустил ни одной детали. В течение следующих десяти минут он обследовал каждый дюйм комнаты в поисках подслушивающих устройств и других подозрительных предметов; затем занялся сумкой Джека. Он вынул фотографии и стал внимательно изучать их.

Бертон с удовлетворенным видом спрятал их во внутренний карман пальто и улыбнулся Джеку.

— Извини, но в моей работе паранойя — это часть образа мышления. — Он вновь сел. — Я хотел бы знать, Джек, зачем ты поспал президенту тот снимок.

Джек пожал плечами.

— Ну так вот, поскольку моя жизнь здесь подходит к концу, я подумал, что ваш шеф, возможно, раскошелится на подъемные. Вы могли просто переслать мне деньги, так же, как Лютеру.

Коллин что-то проворчал, покачал головой и ухмыльнулся.

— Извини, Джек, мир устроен иначе. Тебе следовало найти иное решение своей проблемы.

— Думаю, мне следовало пойти по вашим стопам. Возникла проблема? Прикончи ее! — съязвил Джек.

Улыбка сползла с лица Коллина. Он, сверкая темными глазами, смотрел на юриста.

Бертон встал и прошелся по комнате. Он достал сигарету, потом переломил ее и убрал в карман. Он повернулся к Джеку и тихо сказал:

— Тебе просто нужно было убираться из города к чертовой матери, Джек. Может, тебе это удалось бы.

— Только в том случае, если бы вы не охотились за мной.

— Кто знает… — Бертон пожал плечами.

— А может, я отдал одну из фотографий полицейским?

Бертон достал фотографии и посмотрел на них.

— «Поляроид», моментальные снимки. Позитивы продаются в кассетах на десять кадров. Уитни послал пару Рассел. Ты послал один президенту. Здесь осталось семь. Извини, Джек, ты не рассчитал.

— Я мог просто рассказать Сету Фрэнку что мне известно.

Бертон покачал головой.

— Если бы ты ему рассказал, думаю, моя маленькая птичка пропела бы мне об этом. Впрочем, если ты настаиваешь, мы могли бы подождать, когда объявится лейтенант и присоединится к нашей вечеринке.

Джек вскочил с кровати и рванулся к двери. Когда он добежал до нее, в его почку пришелся тяжелый удар кулаком. Джек скорчился на полу. Чуть позже его грубо подняли и швырнули обратно на кровать.

Джек взглянул вверх; над ним стоял Коллин.

— Теперь мы квиты, Джек.

Джек застонал и лег на кровать, пытаясь унять тошноту, вызванную ударом. Затем вновь сел и затаил дыхание: боль постепенно утихала.

Когда Джек, наконец, поднял глаза, он увидел лицо Бертона. Джек с видом разочарования покачал головой.

— Что? — спросил Бертон, вглядываясь в Джека.

— А я-то думал, что вы хорошие парни, — тихо сказал Джек.

Некоторое время Бертон молчал.

Коллин опустил глаза.

Наконец, Бертон заговорил; голос был тихим, словно его голосовые связки внезапно ослабли.

— Я тоже так думал, Джек. Я тоже. — Он на мгновение замолчал, тяжело вздохнул и продолжил: — Не я создал эту проблему. Если бы Ричмонд не был таким распутным, ничего этого не случилось бы. Но несчастье произошло. И нам пришлось улаживать ситуацию.

Бертон встал, взглянул на часы.

— Мне очень жаль, Джек. Действительно очень жаль. Ты, вероятно, думаешь, что я шучу, но я по-настоящему переживаю.

Он посмотрел на Коллина и кивнул ему. Коллин дал знак Джеку лечь на кровать.

— Надеюсь, президент ценит услуги, которые вы ему оказываете, — горько произнес Джек.

Бертон печально улыбнулся.

— Скажем так: он рассчитывает на это. Может быть, так или иначе, они все на это рассчитывают.

Джек медленно лег и наблюдал, как ствол пистолета приближается к его лицу. Он чувствовал запах металла. Он представил себе, как пуля вырывается из дула быстрее, чем может уловить человеческий глаз.

В этот момент дверь в комнату содрогнулась от сильнейшего удара. Коллин обернулся. От второго удара дверь вместе с дверной коробкой рухнула внутрь комнаты, и в нее ворвались полдюжины полицейских с пистолетами на изготовку.

— Не двигаться! Всем не двигаться! Оружие на пол! Быстро!

Коллин с Бертоном быстро положили свои пистолеты на пол. Джек лежал на кровати с закрытыми глазами. Он прикоснулся к груди, где бешено колотилось его сердце.

Бертон посмотрел на людей в синей форме.

— Мы сотрудники секретной службы Соединенных Штатов. Наши удостоверения в правых внутренних карманах. Мы следили за этим человеком. Он угрожал президенту. Мы собирались арестовать его.

Полицейские осторожно вытащили удостоверения и внимательно изучили их. Двое других полицейских грубо подняли Джека. Один из них стал зачитывать ему его права. На его запястьях защелкнулись наручники.

Удостоверения были отданы их владельцам.

— Что ж, агент Бертон, вам придется подождать, пока мы не разберемся с мистером Грэмом. Убийство — более тяжкое преступление, чем даже угрозы в адрес президента. А может, и не дождетесь, если парень получит пожизненный срок.

Полицейский взглянул на Джека, а потом на его сумку.

— Тебе нужно было убираться отсюда, пока у тебя был шанс, Грэм. Рано или поздно мы все равно добрались бы до тебя. — Он дал знак своим людям увести Джека.

Полицейский посмотрел на остолбеневших агентов и широко улыбнулся.

— Мы получили сигнал, что он здесь. Большинство таких сигналов — забава недоумков. А этот может дать мне повышение, в котором я крайне нуждаюсь. Доброго вам дня, господа. Привет президенту.

Полицейские удалились. Бертон посмотрел на Коллина, а затем достал фотографии. Теперь у Грэма не было ничего. Он мог без конца повторять полиции то, что они ему здесь сказали, а те просто сочтут его психом. Бедный сукин сын. Пуля была бы намного лучшим исходом по сравнению с тем заведением, куда он теперь направлялся. Агенты взяли свое оружие и вышли.

В комнате стало тихо. Через десять минут дверь в комнату приоткрылась и в нее тихо прошел человек. Он повернул стоящий в углу телевизор и снял заднюю крышку. Телевизор был неотличим от настоящего, но представлял собой искусную имитацию. Ловкие руки залезли в его нутро, быстро извлекли скрытую видеокамеру и вытянули из стены провод.

Человек открыл дверь и осторожно вышел в соседнюю комнату. На столике рядом со стеной стоял видеомагнитофон. Провод уже был свернут и спрятан в сумку. Человек нажал кнопку на передней панели видеомагнитофона и извлек из него кассету.

Через несколько минут человек с большим рюкзаком за плечами вышел из главного входа гостиницы, повернул налево и прошел до края стоянки, где была припаркована машина с работающим двигателем. Тарр Кримзон прошел мимо машины и незаметно бросил кассету через открытое окно на переднее сиденье. Затем проследовал к своему туристическому мотоциклу «харлей дэвидсон 1200 cc», предмету его гордости и наслаждения, сел на него, завел двигатель и с ревом уехал прочь. Установка видеосистемы была для него пустяковым делом. Камера включалась от звука человеческого голоса. Одновременно начинал работать видеомагнитофон. Обычная кассета стандарта VHS. Он не знал, что на кассете, но там должно было быть что-то чертовски ценное. Джек в обмен на эту услугу обещал ему бесплатное юридическое обслуживание в течение года. Мчась по шоссе, Тарр улыбнулся, вспомнив их встречу, на которой юрист так скептически отнесся к новейшим технологиям скрытого наблюдения.

В это время машина тронулась со стоянки гостиницы; одной рукой водитель держал руль, а другую положил на кассету, словно оберегая ее. Сет Фрэнк свернул на главную дорогу. И хотя он не был большим любителем видеофильмов, ему до смерти хотелось посмотреть эту кассету.

* * *

Билл Бертон сидел в маленькой, но уютной спальне, которую он занимал со своей женой в течение всего того времени, когда подрастали четверо их любимых детей. Двадцать четыре года вместе. Он вспомнил, как он сидел в стареньком кресле-качалке, в углу у окна, и кормил завтраком четверых своих отпрысков, перед тем как отправиться на работу, давая своей усталой жене несколько минут так необходимого ей отдыха.

Это были замечательные годы. Он никогда не зарабатывал много денег, но, казалось, это не играло решающей роли. Его жена вернулась к работе и закончила курсы медсестер после того, как их младшая поступила в университет. Их совместный заработок был весьма неплохим, но ему было приятно видеть человека, который долгое время жертвовал своими интересами ради других, чтобы, наконец, сделать что-то и для себя. С любой точки зрения жизнь была прекрасна. Уютный дом в тихом, живописном пригородном месте, пока еще не тронутом бушующим вокруг насилием. Плохие люди будут всегда. И всегда найдутся такие люди, как Билл Бертон, чтобы противостоять им. Точнее говоря, такие люди, каким когда-то был Билл Бертон.

Он выглянул в окно спальни. Сегодня у него был выходной. Одетый в джинсы, ярко-красную фланелевую рубашку и туфли на толстой подошве, он вполне мог сойти за крепкого лесоруба. Его жена разгружала машину. Сегодня был день закупки продовольствия. Один и тот же день за последние двадцать лет. Он с восхищением смотрел на фигуру жены, когда она низко наклонялась, чтобы вытащить из машины пакеты. Ей помогали пятнадцатилетний Крис и девятнадцатилетняя Синди, настоящая длинноногая красавица, второкурсница в университете Джонса Хопкинса, всегда мечтавшая о медицинском образовании. Другие двое детей жили отдельно и преуспевали. Иногда они звонили своему старику, чтобы посоветоваться с ним относительно покупки машины или дома. Долговременные деловые устремления. И он наслаждался каждой минутой общения с ними. Он и его жена гордились своими детьми.

Он сел за маленький стол в углу, отомкнул выдвижной ящик и достал коробку. Сняв крышку, он положил рядом с написанным им сегодня утром письмом пять аудиокассет. Имя на конверте было написано большими, четкими буквами. «Сету Фрэнку». Черт, он был в долгу перед этим парнем.

До него донесся смех, и он снова подошел к окну. Синди, Крис и Шерри, его жена, теперь играли в снежки. Смех не утихал, и схватка закончилась тем, что все трое повалились в сугроб рядом с подъездной дорогой.

Он отвернулся от окна, и с ним произошло то, о чем он, казалось, уже давно забыл. С ним такого не случалось даже за восемь лет работы в полиции, когда у него на руках умирали малыши, избитые до смерти теми, кто должен был защищать и любить их, не случалось даже за годы, когда он ежедневно искал среди людей их худших представителей. Слезы были солеными. Он не вытирал их. Они продолжали стекать по его щекам. Вскоре жена и дети вернутся в дом. Сегодня они собирались вместе поехать поужинать. По иронии судьбы, сегодня у Билла Бертона был сорок пятый день рождения.

Он наклонился над столом и быстрым движением вынул из кобуры пистолет. В окно стукнул снежок. Они хотели, чтобы их папа присоединился к ним.

Простите. Я люблю вас. Я хотел бы остаться с вами. Простите меня за все, что я сделал. Пожалуйста, не держите зла на вашего папу. Чувствуя, что вот-вот потеряет самообладание, он засунул ствол 357-го калибра как можно глубже себе в рот. Металл был холодным и тяжелым. Одна из десен начала кровоточить от ссадины.

Билл Бертон сделал все от него зависящее, чтобы никто и никогда не узнал правды. Он совершил преступления; он убил невинного человека и был замешан в других пяти убийствах. И теперь, после всего пережитого им ужаса, после месяцев нарастающего отвращения к тому существу, в которое он превратился, после бессонной ночи рядом с женщиной, которую он более двух десятилетий любил всем сердцем, Билл Бертон отчетливо осознал, что не может принять того, что сделал, и не может жить с сознанием этого.

Дело было в том, что он не видел смысла в жизни без самоуважения, чувства собственного достоинства и гордости. И этому не могла помочь даже неизменная любовь его семьи, она только усугубила положение. Потому что объект любви и уважения знал, что не заслуживает этого.

Он взглянул на стопку аудиокассет. Его страховой полис. Теперь они станут его наследием и его необычной эпитафией. И это к лучшему. Спасибо тебе за это, Господи.

Его губы изогнулись в едва различимой улыбке. Секретная служба. Что ж, скоро секреты испарятся, как туман. Он вспомнил про Алана Ричмонда, и его глаза заблестели. Здесь твой пожизненный срок без права на досрочное освобождение, а ты проживешь до сотни лет, подонок.

Его палец лег на спусковой крючок.

Снова в окно стукнул снежок. До него доносились их голоса. При мысли о том, чего он лишается, слезы вновь заструились по его щекам.

— Проклятье. — Слово слетело с его губ, неся в себе больший груз вины и страдания, чем он мог вытерпеть.

Простите. Не вините меня. Ради Бога, не вините меня.

При звуке выстрела игра прекратилась и три пары глаз одновременно повернулись в сторону дома. В следующую минуту они были внутри. Еще через минуту раздались крики. Тихое живописное место больше не было тихим.

Глава 29

Стук в дверь раздался неожиданно. Президент Алан Ричмонд проводил напряженное совещание со своими министрами. Пресса в последнее время ожесточенно критиковала внутреннюю политику администрации, и ему хотелось знать почему. Впрочем, его не особенно интересовала политика как таковая. Его больше волновало то, как ее воспринимают. В его генеральной стратегии восприятие толпы было доминирующим принципом.

— Кто это, черт возьми? — Президент гневно взглянул на секретаршу. — Кто бы они ни были, в моем сегодняшнем расписании их нет.

Он обвел взглядом стол. Черт, глава его администрации сегодня даже не удосужилась выйти на работу. Может, она, наконец, совершила умный поступок и проглотила пригоршню таблеток. Это повредит ему, но не надолго, если он сочинит впечатляющую историю о ее самоубийстве. К тому же в одном она была права: его рейтинг перед выборами был настолько высоким, что уже ничто не могло его поколебать.

Секретарша робко вошла в комнату. Ее лицо выражало сильное недоумение.

— К вам много людей, господин президент. Мистер Бэйлисс из ФБР, несколько полицейских и один господин из Вирджинии, не назвавший своего имени.

— Полиция? Пусть записываются на прием и уходят. И скажите Бэйлиссу, чтобы позвонил мне сегодня вечером. Если бы я не протолкнул его на должность директора, он сейчас прохлаждался бы в каком-нибудь Богом забытом отделении Бюро. Я не потерплю подобного неуважения.

— Они очень настаивают, сэр.

Побагровев, президент встал.

— Скажите им, чтобы убирались к чертовой матери. Я занят, идиотка!

Женщина поспешно двинулась к двери. Та открылась сама, прежде чем она дошла до нее. Вошли четверо агентов секретной службы, в том числе Варни и Джонсон, группа полицейских, включая шефа полиции округа Колумбия Натана Бриммера, и директор ФБР Дональд Бэйлисс, невысокий плотный мужчина в двубортном костюме с неестественно бледным лицом.

Вошедший последним Сет Фрэнк тихо закрыл дверь. Он держал простой коричневый кейс. Ричмонд грозно посмотрел на каждого из них, пока, наконец, его взгляд не остановился на следователе.

— Следователь… Фрэнк, правильно? Если вам не сказали, то знайте: вы прерываете важное совещание кабинета министров. Я вынужден просить вас покинуть помещение.

Он взглянул на четверых агентов, поднял брови и дернул головой в сторону двери. Агенты смотрели на него, не двигаясь.

Фрэнк выступил вперед. Из кармана пальто он достал лист бумаги, развернул его и передал президенту. Ричмонд рассматривал его, пока его министры в крайнем изумлении наблюдали за происходящим. Наконец, Ричмонд взглянул на следователя.

— Это что, шутка?

— Это копия ордера на ваш арест по обвинению в умышленных убийствах, совершенных в штате Вирджиния. У господина Бриммера есть подобный ордер на арест по обвинению в соучастии в убийствах. Обвинение будет предъявлено вам прокуратурой округа Колумбия после того, как окончательно выяснятся обстоятельства дела.

Президент посмотрел на Бриммера, который спокойно встретил его взгляд и утвердительно кивнул. Холодные глаза шефа ФБР выдавали его истинные чувства, которые он испытывал к главе исполнительной власти.

— Я президент Соединенных Штатов. Вы не имеете права предъявлять мне ничего, кроме своих удостоверений. А теперь убирайтесь. — Президент повернулся и направился к столу.

— Формально вы, может быть, и правы. Однако меня это не волнует. После окончания процесса импичмента вы не будете президентом Аланом Ричмондом, вы будете просто Аланом Ричмондом. И тогда я вернусь. Имейте это в виду.

Президент снова повернулся к следователю; его лицо побледнело.

— Импичмент?..

Фрэнк двинулся вперед, пока не подошел вплотную к президенту. В любой другой ситуации это вызвало бы мгновенную реакцию агентов секретной службы. Но теперь они стояли неподвижно. По их виду нельзя было сказать, что каждый из них в душе тяжело переживал потерю. Джонсон и Варни были крайне возмущены тем, что им солгали о событиях в имении Салливана той ночью. И человек, на которого возлагали всю вину, теперь стоял, съежившись, перед ними.

— Перестаньте отпираться, — сказал Фрэнк. — Тим Коллин и Глория Рассел уже в тюрьме. Они оба отказались от права на защиту и дали подробные показания под присягой о всех событиях, имеющих отношение к убийству Кристины Салливан, Лютера Уитни, Уолтера Салливана и двух человек в здании фирмы «Паттон, Шоу и Лорд». Думаю, они уже допрошены прокурорами, которые, в любом случае, интересуются лишь вами.

Президент, пошатнувшись, отступил назад, потом снова выпрямился.

Фрэнк открыл свой кейс и достал видеокассету и пять миниатюрных аудиокассет.

— Уверен, ваш адвокат захочет это увидеть. На видеопленке запечатлено, как агенты Бертон и Коллин пытаются убить Джека Грэма. Кроме того, у нас есть аудиозаписи нескольких сходок с вашим участием, где планировались различные преступления. Больше шести часов уличающих вас переговоров, господин президент. Копии записей без всяких купюр отосланы в Конгресс, ФБР, ЦРУ, «Вашингтон Пост», генеральному прокурору и всем, кого я припомнил. Также прилагается аудиозапись вашего телефонного разговора с Уолтером Салливаном в ночь его убийства. Она не вполне совпадает с той версией, которую вы мне изложили. И все благодаря Биллу Бертону. В своей записке он указал, что считает это своим вкладом в обеспечение безопасности страны.

— И где же Бертон? — В голосе президента прозвучала ярость.

— Свидетельство о его смерти выдано сегодня в десять тридцать утра в больнице округа Фэрфакс. Самоубийство путем нанесения себе огнестрельного ранения.

Ричмонд еле добрался до своего кресла. Никто не предложил ему помощи. Он взглянул на Фрэнка.

— Еще что-нибудь?..

— Да. Бертон оставил еще один документ. Свою доверенность. На очередные выборы. Извините, но похоже, у вас на один голос будет меньше.

Члены кабинета министров один за другим поднимались и исчезали за дверью. Страх коллективного политического самоубийства постоянно витал в столице. Потом ушли полицейские и агенты секретной службы. В комнате остался лишь президент. Он невидящими глазами уставился в стену.

В дверь просунулась голова Сета Фрэнка.

— Не забудьте, мы скоро встретимся вновь. — Он тихо закрыл за собой дверь.

Эпилог

Времена года в Вашингтоне из года в год протекают примерно одинаково, и неделя ранней весны с умеренной температурой и влажностью ниже пятидесяти процентов сменилась таким наплывом тепла и влаги, что любой, выходящий на улицу, словно попадал под душ. К июлю вашингтонцы приспосабливаются, насколько это возможно, к воздуху, которым трудно дышать, и к тому, что даже при медленной ходьбе одежда очень скоро увлажняется испариной. Но и среди всех этих мучений выдаются редкие вечера, не испорченные внезапной грозой с проливным дождем и многочисленными вспышками молнии, которая грозит вот-вот ударить тебе в голову. Когда дует прохладный ветерок, воздух становится ароматным, а небо — чистым. Сегодняшний вечер был именно таким.

Джек сидел на краю бассейна, устроенного на крыше здания. Его шорты цвета хаки не скрывали мускулистых загорелых ног; высохшие после купания волосы слегка вились. Он стал еще более худощавым, чем прежде; месяцы физических упражнений не оставили и следа от вялости мышц, вызванной сидячей работой. Плотные жгуты гармонично развитых мускулов выступали из-под белой футболки. Джек сделал короткую стрижку, лицо его было таким же коричневым, как и ноги. Вода журчала, переливаясь между его голых ступней. Он посмотрел на небо и глубоко вздохнул. Всего лишь три часа назад это место кишело обитателями кабинетов, которые тащили свои бледные, худосочные тела к освежающей воде. Теперь Джек остался один. Его не манила ничья постель. И будильник не потревожит завтра утром его сон.

С легким скрипом открылась боковая дверь. Джек обернулся и увидел бежевый летний костюм, помятый и явно неудобный для его владельца. Человек держал в руках коричневый бумажный пакет.

— Дежурный по зданию сказал мне, что ты вернулся, — улыбнулся Сет Фрэнк. — Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?

— Нет, если у тебя в пакете то, о чем я думаю.

Фрэнк сел в плетеное кресло и бросил Джеку банку пива. Они открыли банки и долго, не отрываясь, пили. Фрэнк огляделся по сторонам.

— Как дела там, где ты побывал?

— Неплохо. Приятно немного попутешествовать. Но и вернуться домой тоже приятно.

— Похоже, здесь подходящее местечко для размышлений.

— Пару часов, начиная с семи, здесь уйма народу. Все остальное время тут почти так, как сейчас.

Фрэнк с завистью посмотрел на бассейн и стал снимать туфли.

— Ты не против?

— Присоединяйся.

Фрэнк закатал брюки, засунул носки внутрь туфель и сел рядом с Джеком, погрузив свои молочно-белые ноги в воду до колен.

— Черт, хорошо-то как! Провинциальные следователи, поглощенные семьей и работой, редко бывают в бассейнах.

— Я в курсе.

Фрэнк почесал икры ног и взглянул на своего друга.

— Слушай, а тебе идет роль бездельника. Ведь так можно и привыкнуть.

— Я думаю об этом. Эта идея с каждым днем становится все более заманчивой.

Фрэнк заметил лежащий рядом с Джеком почтовый конверт.

— Что-то важное?

Джек взял конверт, достал письмо и быстро прочел его.

— От Рансома Болдуина. Помнишь его?

Фрэнк кивнул.

— Неужели, он решил возбудить против тебя уголовное дело за то, что ты отшил его малышку?

Джек, улыбнувшись, покачал головой. Он допил пиво, засунул руку в пакет и достал еще одну банку. Другую он передал Фрэнку.

— Поступки некоторых людей трудно предсказать. Он пишет, что я слишком хорош для Дженнифер. По крайней мере, сейчас. Что ей нужно основательно подумать. Он посылает ее с миссией «Благотворительного фонда Болдуина» на год или около того. Пишет, что если я в чем-то нуждаюсь, он всегда к моим услугам. Черт, он даже написал, что восхищается мной и уважает меня!..

Фрэнк отпил пива.

— Вот это да! Куда уж лучше…

— Не скажи. Болдуин назначил Барри Элвиса своим главным адвокатом. Элвис — тот парень, которого Джен вытурила из «Паттон, Шоу и Лорд». Элвис первым делом появился в кабинете Дэна Кирксена и объяснил, кто есть кто. Думаю, последний раз Дэна видели на карнизе очень высокого здания.

— Я читал, что фирма закрылась.

— И всех хороших юристов тут же порасхватали. Плохим придется зарабатывать на жизнь чем-то другим. Помещения уже сданы в аренду. Целая фирма исчезла без следа.

— То же самое произошло с динозаврами. Правда, вы, адвокаты, оказались более живучими. — Он хлопнул Джека по плечу.

Джек засмеялся.

— Спасибо, что зашел и порадовал меня.

— Черт, я не мог этого не сделать.

— Да, так что же все-таки случилось? — Джек посмотрел на него уже серьезно.

— Только не говори мне, что не читал газет.

— Не читал уже несколько месяцев. После нашествия журналистов, ведущих телевизионных ток-шоу, независимых прокуроров, голливудских продюсеров и твоей не в меру любознательной персоны, с которыми мне пришлось иметь дело, я не желаю ничего ни о чем знать. Я дюжину раз менял свой телефонный номер, а эти ублюдки каждый раз его находили. Поэтому-то последние два месяца и были такими чудесными: ведь меня никто не видел.

Фрэнк собрался с мыслями.

— Так вот, Коллин сознался, что участвовал в заговоре, совершил два преднамеренных убийства второй степени, препятствовал совершению правосудия и допустил полдюжины других мелких правонарушений. Это что касается округа Колумбия. Думаю, судья пожалеет его. Коллин был парнем с канзасской фермы, морским пехотинцем, агентом секретной службы. Он всего лишь выполнял приказы. Я имею в виду, что если президент приказывал ему делать что-то, он был обязан это делать. Он получит от двадцати до пожизненного, что, по-моему, просто смешно, но он выложил прокурорам всю информацию. Может, она того и стоила. Вероятно, он освободится к своему пятидесятому дню рождения. Прокуратура решила не настаивать на более серьезном приговоре в обмен на его сотрудничество в деле против Ричмонда.

— А что с Рассел?

Фрэнк едва не поперхнулся пивом.

— Бог мой, она раскололась, да еще как! Она могла бы хорошо зарабатывать на должности судебного репортера. Ее невозможно было заставить замолчать. Она отделалась легче всех. Никакой тюрьмы. Тысяча часов на общественно-полезных работах. Десятилетний испытательный срок. И это за заговор с целью убийства! Невероятно! Между нами говоря, я думаю, у нее в любом случае съезжает крыша. Они привлекли к делу психиатра. Думаю, она проведет несколько лет в психушке, прежде чем придет в себя. Но, должен тебе сказать, Ричмонд надругался над ней. Морально и физически. Если хотя бы половина из того, что она сказала, — правда. Господи! Просто дьявольские интеллектуальные игры.

— А как с Ричмондом?

— Ты действительно свалился с Луны. Это был суд тысячелетия, а ты все проспал!

— Кому-то ведь нужно было его проспать.

— Должен признать: он сражался до последнего. Наверное, потратил все до последнего цента из того, что имел. Надо тебе сказать, Ричмонд не добился ничего хорошего своими показаниями. Он был отвратительно самоуверен и врал напропалую. Удалось выяснить, что электронный перевод исходил прямо из Белого дома. Рассел наскребла деньги со многих счетов, но совершила ошибку, когда собрала на одном счете пять миллионов, прежде чем перевести их. Видно, боялась, что если перевод не будет получен сразу целиком, Лютер пойдет в полицию. Его план удался, хотя ему и не суждено об этом узнать. Ричмонд не смог объяснить факт перевода денег, как и многие другие действия. Они подвергли его перекрестному допросу. Сукин сын принес справочник «Кто есть кто среди великих американцев», но это ему нисколько не помогло. Опасный, больной мерзавец, если тебе интересно знать мое мнение.

— И такой субъект распоряжался ядерной кнопкой! Поистине замечательно. Ну, так что он получил?

Прежде чем ответить, Фрэнк некоторое время наблюдал за рябью на поверхности воды.

— Он получил смертную казнь, Джек.

Джек уставился на него.

— Невероятно. Как им это удалось?

— Маленький юридический фокус. Они обвинили его по статье о наемном убийстве. Это единственная статья, где правило фактического исполнителя не действует.

— Как им, черт возьми, удалось притянуть статью о наемном убийстве?

— Они заявили, что Бертон с Коллином являлись оплачиваемыми сотрудниками, единственной работой которых было делать то, что скажет им президент. Он приказал им убить. Как членам мафии, состоящим на должности убийцы. Это натяжка, но присяжные вынесли свой приговор, а судья оставил его в силе.

— Бог мой!

— Кстати, то, что Ричмонд был президентом, не означает, что к нему следует применять иной подход. Черт, я вообще не понимаю, почему мы удивлены происшедшим. Ты знаешь, кто претендует на пост президента? Ненормальные. Они могут хорошо начать, но когда достигают цели, они столько раз продают душу дьяволу и стольким людям выпускают кишки, что, безусловно, не похожи на нас с тобой. Даже отдаленно.

Фрэнк долго всматривался в глубину бассейна, потом, наконец, пошевелился.

— Но они никогда не приведут приговор в исполнение.

— Почему же?

— Его адвокаты будут подавать апелляции, вступятся сторонники отмены смертной казни, со всего света полетят телеграммы от его дружков. Общественное мнение от него, прямо скажем, не в восторге, но все же у него остались влиятельные друзья. Они найдут какие-нибудь неточности в протоколах. Кроме того, страна может согласиться с осуждением подонка, но я не уверен, что в Соединенных Штатах действительно возможна казнь того, кто был избран президентом. И с точки зрения глобальной перспективы это также не выглядит красиво. Я тоже считаю, что это деликатный вопрос, хотя подлец и заслужил такое наказание.

Джек зачерпнул воды и вылил ее себе на плечи. Он посмотрел в темноту.

Фрэнк с хитрецой взглянул на Джека.

— Правда, из всего этого вышло и кое-что положительное. Фэрфакс, например, желает сделать твоего покорного слугу начальником отдела. Я получил из дюжины городов предложения стать их шефом полиции. Говорят, что главный прокурор в деле Ричмонда — кандидат на должность генерального прокурора на следующих выборах.

Следователь отпил пива.

— А как дела у тебя, Джек? Именно ты подвел его под суд. Уличить Бертона и президента — твоя идея. Господи, когда я обнаружил, что к моей телефонной линии подключен жучок, я подумал, что сойду с ума. И ты оказался прав. Ну, так что же получил от всего этого ты?

Джек посмотрел на своего друга и коротко ответил:

— Я остался в живых. Я не занимаюсь юридическим обслуживанием богатых клиентов на фирме «Паттон, Шоу и Лорд» и не женюсь на Дженнифер Болдуин. Этого более чем достаточно.

Фрэнк рассматривал синие вены на своих ногах.

— Кейт пишет тебе?

Прежде чем ответить, Джек отпил пива.

— Она в Атланте. По крайней мере, была в Атланте, когда в последний раз писала мне.

— Она собирается остаться там?

Джек пожал плечами.

— Она не знает. В ее письме об этом не говорилось. — Джек помолчал. — Лютер завещал ей свой дом.

— Я удивлюсь, если она примет его. Средства, добытые неправедными способами и все с этим связанное.

— Дом Лютеру оставил его отец; это он оплатил его. Лютер знал свою дочь. Думаю, он просто хотел, чтобы у нее… что-то было. Для начала дом — не так уж и плохо.

— Неужели? Если хочешь знать, в доме должны жить по меньшей мере двое. А еще лучше, если там будет вдобавок немного грязных пеленок и детского питания. Черт, Джек, вам на роду написано быть вместе. Уверяю тебя.

— Я не уверен, что это важно, Сет. — Джек стряхнул с рук капли воды. — Ей через многое пришлось пройти. Может быть, через слишком многое. Я частично замешан во всех этих неприятностях. И я не могу винить ее в том, что она хочет от всего этого избавиться. Начать все с чистого листа.

— Не ты был причиной ее бед, Джек. Насколько я знаю, кто угодно, но только не ты.

Джек взглянул на вертолет, с ревом проплывавший над ними.

— Я немного устал все время делать первый шаг, Сет. Тебе это знакомо?

— Думаю, да.

Фрэнк посмотрел на часы. Джек перехватил его взгляд.

— У тебя дела?

— Я просто подумал, что нам необходимо что-то покрепче, чем пиво. Я знаю неплохое местечко около аэропорта. Грудинка с ребрами длиной с мою руку, кукурузные лепешки, текила — и так до самого рассвета. И еще, если пожелаешь, к твоим услугам симпатичные официантки, хотя, будучи женатым человеком, я буду с почтительного расстояния просто наблюдать, как ты валяешь дурака. Потом мы возьмем такси, потому что оба будем в стельку пьяными, и ты поедешь отдыхать ко мне домой. Ну, что скажешь?

Джек улыбнулся.

— Я могу просить тебя перенести это на другой день? Твое предложение очень заманчиво.

— Ты уверен?

— Уверен, Сет, спасибо тебе.

— Договорились. — Фрэнк поднялся, привел в порядок закатанные брюки и прошлепал к своим туфлям и носкам. — Слушай, может зайдешь ко мне в субботу? У нас будет жареное мясо, сосиски, чипсы и бутерброды.

— С удовольствием.

Фрэнк направился к двери. Дойдя до нее, он оглянулся.

— Слушай, Джек, не думай слишком много. Иногда это не очень полезно для здоровья.

Джек поднял вверх банку с пивом.

— Спасибо за пиво.

Когда Фрэнк ушел, Джек лег на кафельный пол и стал смотреть на небо, усеянное мириадами звезд. Когда-нибудь он очнется от глубокого сна и осознает, что ему приснились совершенно фантастические события. Но то, что он видел во сне, случилось с ним в действительности. Это было не очень приятное ощущение.

Полуторачасовой полет на самолете в южном направлении был, вероятно, самым надежным способом ответить на вопрос, не дававший ему покоя. Кейт Уитни могла вернуться. А могла и не вернуться. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что не сделает первого шага. Теперь ей решать, вернется она в его жизнь или нет. Непреклонность Джека не была вызвана испытываемым им чувством горечи от случившегося. Кейт должна была принять решение самостоятельно. О том, как ей жить дальше. Психологическая травма, нанесенная ей в детстве отцом, не шла ни в какое сравнение с тем подавляющим ее чувством вины и горя, которое она испытала после его смерти. Ей нужно было многое обдумать. И она ясно дала понять, что намерена заниматься этим в одиночестве. Возможно, она была права.

Он снял футболку, погрузился в воду и три раза быстро проплыл от бортика до бортика. Его руки с силой вонзались в воду. Потом, ухватившись за бортик, он подтянулся и опять встал на кафельный пол. Джек взял полотенце и набросил его на плечи. Ночной воздух был прохладным, и каждая капля воды на коже несла живительный холодок, как маленький кондиционер. Он вновь посмотрел на небо. Ни одной фрески. Но и Кейт там тоже не было.

Он решал, пора ли ему отправиться в свою квартиру, чтобы лечь спать, когда услышал, как снова со скрипом открылась дверь. Должно быть, Фрэнк что-то забыл. Он оглянулся. Несколько секунд он не мог пошевелиться. Он просто сидел на бортике бассейна с полотенцем на плечах, боясь издать малейший звук. Потому что то, что происходило, не могло быть настоящим. Еще один сон, который рассеется с первыми лучами восходящего солнца. Наконец, он медленно поднялся и, роняя капли воды на пол, направился к двери.

~~~

Спустившись на улицу, Сет Фрэнк еще некоторое время стоял возле своей машины, наслаждаясь естественной красотой вечера, вдыхая воздух, который больше напоминал о прохладной весне, чем о влажном лете. Будет еще не очень поздно, когда он вернется домой. Возможно, миссис Фрэнк захочет куда-нибудь съездить, чтобы отведать карамельного мороженого. Вдвоем, и больше никого. Он уже слышал хорошие отзывы об этом сорте мороженого. Было бы просто замечательно так закончить день. Он сел в машину.

Будучи отцом троих детей, Сет Фрэнк знал ценность и радость жизни. Будучи также следователем по убийствам, он видел, как людей изуверскими способами лишали этой ценности. Он перевел взгляд на крышу многоэтажки и улыбнулся, трогаясь с места. Но именно поэтому жизнь так прекрасна, подумал он. Сегодняшний день может принести с собой огорчения. Но завтра, завтра появится новый шанс все исправить.

Примечания

1

Абрам (Абрахам) Запрудер 22 ноября 1963 года снял 26-секундный документальный любительский фильм, запечатлевший убийство президента США Джона Кеннеди. (Прим. ред. fb2).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 28

Глава 29

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg