«Двойной расчет»

Двойной расчет (fb2) - Двойной расчет [Duelle] (пер. Мария Юрьевна Рожнова,Н. В. Чеснокова) 998K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Барбара Абель

Барбара Абель Двойной расчет

От всего сердца благодарю Мартину, Стефана, Ришара и Паскаля за дружеское участие.

Посвящается, конечно, Элизе.

По стеблям высокой травы ползали маленькие насекомые. Одно из них сказало другим: «Посмотрите на этого тигра, который лежит рядом. Это добрейшее существо, оно никогда не делает нам ничего плохого; а вот баран — дикий зверь: приди он сюда, сейчас же сожрал бы нас вместе с травой, которая служит нам приютом. Но тигр — сама справедливость: он отомстил бы за нас».

Ян Потоцкий «Рукопись, найденная в Сарагосе»[1]

Это было самое обычное утро. Дети уже сели за стол. Взъерошенный заспанный Макс клевал носом над пиалой с «Несквиком», не замечая утренней суеты. Леа, старшая, как всегда уже в этот ранний час, была совершенно готова к выходу, ее длинные темно-русые волосы ровной волной лежали на плечах, словно она и не ложилась спать. Леа с удовольствием ела кукурузные хлопья. Люси никак не могла понять, как ее дочь, едва проснувшись, умудряется так свежо выглядеть. Сама Люси каждое утро тратила уйму времени, чтобы укротить свою непокорную шевелюру и привести в порядок лицо. Конечно, сказывался возраст, но она не помнила, чтобы сама когда-нибудь была такой же свежей по утрам. Леа была настоящей загадкой.

Ив, невероятно элегантный, благоухающий одеколоном, сбежал вниз, как обычно, без четверти восемь, поцеловал детей и Люси и, бросив взгляд на настенные часы, на ходу выпил кофе.

Ив хорош собой. Ему тридцать девять лет, это крепкий парень, живущий сегодняшним днем, деловой и ответственный. Взгляд его карих глаз открыт и мягок. Всю неделю он работает без передышки, занимается спортом, чтобы поддерживать себя в форме, а выходные с удовольствием проводит в кругу семьи.

Люси, пользуясь тем, что Ив спустился на кухню, бегом поднимается наверх — одеться и принять душ. Ровно шесть минут. Именно столько времени ей нужно, чтобы привести себя в порядок и выглядеть «приличной матерью», по ее собственному выражению. Еще часть утра она посвятит тому, чтобы превратиться в желанную женщину.

Когда она спускается, Ив уже в холле. Макс стоит босиком, задрав голову — дожидается поцелуя. Ив подхватывает малыша на руки и щекочет.

— Макс, где тапочки? — добродушно ворчит Люси. — Ты простудишься!

— Я опаздываю! Все, я побежал!

— Леа! — зовет Люси. — Попрощайся с папой!

Девочка выбегает в холл и бросается отцу на шею. Она удивительно грациозна. Ив обнимает дочь, притягивает к себе Люси и крепко целует.

— До вечера, любимые. Удачного дня!

Кошка Венди появляется на пороге как раз вовремя, чтобы приветствовать Ива веселым мяуканьем. Она опять беременна. Прежде чем скрыться за дверью, Ив напоминает:

— Не забудь, сегодня у нас ужинают Марк и Дидье.

— Я помню, — отвечает Люси тоном, который означает, что она и так не забыла.

Дверь закрывается. Люси вздыхает, но тут же спохватывается.

— Дети, скорее! Мы опаздываем.

Макс и Леа уже несутся по лестнице, Люси за ними. Она устало просит их не шуметь.

* * *

Вернувшись домой, Люси проходит на кухню и падает на стул. Наступают драгоценные минуты покоя — дома никого, тишина. Можно хотя бы на полчаса погрузиться в блаженное безделье, на несколько минут предаться беспечной лени. Именно так она поступает каждое утро рабочей недели.

Люси листает бульварные журналы. И испытывает не самые похвальные чувства, читая о том, как одна звезда шоу-бизнеса проходит курс лечения от наркозависимости, а от другой муж ушел к молодой сопернице. Люси думает: «И по заслугам! Нельзя иметь все на свете!» — и с головой уходит в чтение. Это время принадлежит только ей. Она не пропускает даже гороскоп, от которого зависит ее настроение. Правда, в этом Люси себе не признается.

С чашкой кофе в руках, она с интересом читает, что ей пророчат звезды:

«Взаимоотношения с другими людьми: раскаты грома, молния, проливные дожди. Над вашей головой собирается гроза! Возможны неожиданные события, которые выбьют вас из колеи. Однако немного хитрости — и вы обманете рок, удача улыбнется вам. В противном случае придется столкнуться с превратностями судьбы.

Любовь: Венера не расположена к вам. Помните, страсть — плохой советчик. Остерегайтесь вспышек гнева!

Здоровье: В целом опасность не грозит. Тем не менее следите за давлением».

Когда гороскоп сулит неудачи, Люси вздыхает — она всегда верит плохим прогнозам. Но сегодня звезды привели в замешательство. Пожав плечами, она решает не придавать значения предсказаниям и закрывает журнал.

Именно в этот момент и начинается наша история.

Было самое обычное утро, пока звонок в дверь не разбил налаженную жизнь вдребезги.

После этого звонка уже ничто не могло быть как прежде.

РАСКАТЫ ГРОМА

1

— Люси Жилло?

Люси во все глаза смотрит на женщину, которая стоит на пороге. Ее лицо кажется знакомым. За ней двое мужчин, один из которых держит на плече огромную камеру с логотипом «Direct’Life».

— Добрый день, я — Сильвия. Программа «Догадайся, кто здесь» каждый понедельник на телеканале «Direct’Life», — с ходу начинает женщина, поднося микрофон Люси. — Вы знаете, как делается наша программа?

«Догадайся, кто здесь»! Сильвия… Ну конечно, это она! Помощница Жака Дювье, известного телеведущего, который каждый понедельник появляется по вечерам на экранах со своей популярной передачей.

— Э-э-э… Да. Иногда я ее смотрю, — растерянно отвечает Люси.

Она старается скрыть, что удивлена, и украдкой бросает взгляд на улицу, пытаясь понять происходящее. Вокруг — все как всегда, кроме разве что машины телевизионщиков, припаркованной у ее дома. Она замечает, что в доме напротив мадам Канно буквально приклеилась к окну.

— Можно войти? Дело в том, что кое-кто разыскивает вас и хочет с вами встретиться.

Сердце Люси отчаянно колотится. Она отступает в сторону, и небольшая съемочная группа входит в дом. Мадам Канно как-нибудь обойдется… Сильвия решительно проходит в холл. Люси растеряна. Вдруг она замечает свое отражение в большом зеркале — молодая невзрачная женщина без макияжа, в ее лице нет ни привлекательности, ни очарования, а ведь она считает себя красивой. Но когда тебе тридцать пять, приходится помогать природе, если хочешь выглядеть эффектно. Скрыть смущение не получилось, нужно проводить нежданных посетителей в гостиную.

— Сюда, пожалуйста. Не обращайте внимания на беспорядок, — предлагает Люси, пытаясь держаться естественно. — Я вас не ждала, — с улыбкой добавляет она.

Сильвия осматривает комнату, прикидывая, как лучше расставить оборудование. Люси просит разрешения ненадолго покинуть гостей, мчится в ванную и запирается там, словно за ней гонится свирепое чудовище. Она недовольно разглядывает себя в зеркале. Господи, до чего же скверно она выглядит сегодня! Дрожащими руками Люси роется в косметичке, ищет тональный крем, нервными, но точными движениями наносит его на лицо, а в это время в голове проносятся самые разные мысли.

«Догадайся, кто здесь» — довольно сомнительная передача, но она ее смотрит, и смотрит с удовольствием. Незнакомые люди рассказывают истории из своей жизни. Целый фейерверк самых разных чувств — одни плачут, кричат, другие смеются… Дыхание настоящей жизни со всем обыденным и чудесным, что в ней есть. Судьбы простых людей на экране, пятнадцать минут славы перед многотысячной аудиторией, прайм-тайм для безызвестных героев. И теперь все это внезапно свалилось ей на голову.

«Кто-то разыскивает вас, хочет с вами встретиться».

Люси закрывает глаза, и сердце начинает биться все быстрее. Кажется, случилось то, чего она так ждала и боялась. Проходит время, а когда долгожданный момент настает, внезапно понимаешь, что совершенно к этому не готов. Но Люси наедине с зеркалом не лжет себе. Она мечтала об этой минуте каждый раз, когда смотрела «Догадайся, кто здесь». Столько раз представляла себя на месте героев, оказавшихся в лучах софитов, — тех, кто, устав или отчаявшись, решился использовать последний шанс, дабы найти человека, мысль о котором не оставляла долгие годы.

Погрузившись в размышления, Люси приводит в порядок лицо. Черт, слишком много тонального крема! Ну почему именно сегодня утром?!! Она плохо спала, дома разгром, сама как мешок картошки, внизу дожидаются трое с телевидения, а выглядеть нужно «как можно естественнее».

Ну и пусть! Люси умывается ледяной водой, прижимает полотенце к лицу. Нужно успокоиться и спуститься в гостиную совершенно невозмутимой. Невозмутимой, как же! Люси убирает полотенце и видит, что скулы покраснели. По крайней мере хоть какой-то цвет лица. Она подкрашивает губы розовой помадой, наспех причесывается. На большее времени нет. Когда будут снимать программу, она будет выглядеть по-другому. Сейчас у Люси свидание с судьбой, и хотя все идет не так, как ей бы хотелось, жалеть поздно.

* * *

Когда Люси вновь появляется в гостиной, Сильвия рассматривает фотографии, расставленные на каминной полке. Это семейные снимки — мгновения жизни, запечатленные на глянцевой бумаге. Юные Ив и Люси нежно обнимают друг друга. Рядом конечно же свадебная фотография. Вот Леа — красный мятый комочек — на следующий день после рождения на руках у измученной Люси, на фоне стерильной палаты. А это спустя год подросшая Леа на руках пожилой женщины, которая гордо улыбается; рядом, немного в тени, мужчина лет пятидесяти старается попасть в объектив, хотя места почти не осталось. Ив в костюме вампира. Леа и Макс в саду, в надувном бассейне, вода сверкает на солнце.

В гостиной хозяйничают телевизионщики. Оператор отодвигает кресло в угол, чтобы освободить пространство. Звукорежиссер настраивает аппаратуру. Венди, забившись под буфет, недовольно следит за ними.

— Чашечку кофе? — предлагает Люси, внезапно почувствовав себя лишней в собственном доме.

Сильвия, ободряюще улыбнувшись, соглашается. Оператор, махнув рукой, отказывается и продолжает проверять технику. Звукорежиссер, кажется, вообще не слышал вопроса.

— Это ваши дети? — спрашивает Сильвия, кивнув на фотографии, которые только что с интересом разглядывала.

— Да. Старшая — Леа, ей семь лет. Рядом Макс, ему три.

— Очаровательные малыши!

Люси сдержанно улыбается, но ей приятно слышать эти слова. Она выходит на кухню и возвращается с кофе.

— Сахар?

— Нет, благодарю.

Сильвия садится на диван, берет чашку и осторожно делает глоток. Люси присаживается рядом.

— В Бельгии ловится наш канал? — непринужденно спрашивает Сильвия.

— У нас кабельное телевидение, — так же легко отвечает Люси. — Это каприз мужа, но, признаюсь, сама с удовольствием пользуюсь этой игрушкой. Мне очень нравится ваша передача, — добавляет она, неожиданно проникшись симпатией к Сильвии.

Телеведущая принимает комплимент и загадочно улыбается.

— Если вы видели нашу программу, то, наверное, догадываетесь, зачем мы здесь?

— Честно говоря, не могу до конца в это поверить, — отвечает Люси, дрожа от нетерпения.

— Дело в том, что кто-то пытается найти вас. Надеюсь, вы понимаете, что мы не вправе называть имя этого человека. — Сильвия испытующе смотрит Люси в глаза. — Но прежде чем мы начнем съемку, я должна спросить, согласитесь ли вы прийти в студию, чтобы участвовать в передаче?

В горле у Люси пересохло. Она чувствует, что заливается краской, и понимает, что раздумывать над ответом уже поздно.

— Да, конечно…

— Может быть, вы догадываетесь, кто ищет вас?

— Я не могла бы поклясться, но мне кажется… То есть я почти уверена, что…

Сильвия бросает мимолетный взгляд на своих помощников и с улыбкой продолжает:

— Отлично! Тогда начнем. Старайтесь держаться как можно естественнее, и все будет хорошо. Сегодня мы сделаем только короткое интервью — ровно столько, чтобы в двух словах представить вас зрителям и узнать, что вы думаете о приглашении на встречу с человеком, которого пока не знаете. Мы хотели бы обыграть эффект неожиданности, понимаете?

— Да, конечно, — отвечает Люси, с трудом глотая слюну.

— Дени, Фабьен, готовы?

— Готовы. — Дени направляет камеру на Сильвию.

— Можно начинать, — кивает Фабьен.

— Хорошо…

Сильвия поворачивается к камере и с ослепительной улыбкой произносит свой текст.

— Итак, мы в гостях у Люси Жилло, которая живет в очаровательном коттедже в коммуне Сен-Жиль. Это недалеко от центра Брюсселя[2], не так ли, Люси?

Дени поворачивает камеру к Люси.

— Да, мы в Брюсселе, — подтверждает Люси, — Сен-Жиль — одна из девятнадцати коммун, на которые поделен город — так же, как Париж поделен на округа.

— Мне показалось, вы очень взволновались, узнав, что кто-то разыскивает вас, — продолжила Сильвия, не переставая широко улыбаться. — Но прежде чем спросить, не догадываетесь ли вы, кто бы это мог быть, давайте немного расскажем о вас нашим телезрителям… Сколько вам лет, Люси?

— Тридцать пять.

— Вы замужем?

— Да, уже десять лет. У меня двое детей — дочь Леа, ей семь лет, и Макс, ему три.

— Расскажите немного, как вы живете… Вы работаете?

— Нет, сейчас не работаю, — отвечает Люси извиняющимся тоном. — Муж неплохо зарабатывает, он профессиональный фотограф, делает снимки для каталогов моды и рекламы. Раньше я работала секретаршей в небольшой кинокомпании, но мне не удалось показать там все, на что я способна. Это оказалось не то, что мне нужно…

— Как вы уже знаете, мы приехали к вам по просьбе одного человека, который несколько лет безуспешно разыскивал вас. Строго между нами, Люси, вы не догадываетесь, кто это?

— Да, мне кажется, я знаю.

— И вы можете сказать нам?

Люси набирает воздуха прежде, чем посмотреть в глаза Сильвии. Помощница Жака Дювье улыбается, ободряюще и внимательно смотрит на нее.

— Я думаю, это моя мать, — решается наконец Люси, словно сознаваясь в ужасном преступлении. — В смысле, моя биологическая мать.

Искра сенсационной интриги вспыхивает в глазах Сильвии, но она спокойно задает следующий вопрос:

— Почему вы так думаете?

— Я не знаю ее… Буду с вами откровенна, мама оставила меня сразу после рождения, и мне всегда казалось, что однажды она попытается найти меня. Во всяком случае, я надеялась.

Люси вдруг замолкает, охваченная волнением, скрывать которое становится все труднее. Увидев, что на глазах собеседницы блестят слезы, Сильвия спешит снять возникшее напряжение и необыкновенно мягко, тепло, едва ли не с материнским участием спрашивает:

— А вы сами никогда не хотели узнать, кто она? Предпринять какие-то действия, чтобы найти ее?

— Да, конечно! — сдавленно отвечает Люси. — Я очень этого хотела! Но в то же время думала, что не я должна сделать первый шаг. Если она бросила меня, стало быть, у нее были на то причины. Мне было ужасно трудно решиться и начать поиски, не зная, захочет ли она меня видеть. К тому же меня удочерили необыкновенные люди, они воспитали меня, как собственную дочь. Мое детство было по-настоящему счастливым. Так что если бы я начала поиски своей настоящей матери, то причинила бы страшную боль моим родителям. Признаюсь, необходимость ворошить прошлое, о котором мне ничего не известно, пугает.

Люси уже немного успокоилась и теперь полностью владеет собой. Она незаметно вытирает глаза, уничтожая следы навернувшихся слез. Сильвия тем временем переходит к заключительной части интервью.

— Итак, вы думаете, что восстановить отношения пытается именно ваша биологическая мать?

— Просто не представляю, кто бы это мог быть еще.

— Я уже говорила, что не могу сказать, ошибаетесь вы или нет, но сегодня я здесь еще и затем, чтобы передать вам этот конверт.

Сильвия достает из папки большой конверт и торжественно отдает его Люси.

— Здесь приглашение, которое пока неизвестный человек просил передать вам лично в руки. Итак, Люси, согласны ли вы прийти в студию, чтобы узнать, кто прислал этот конверт?

— Да, — серьезно отвечает Люси, — я принимаю приглашение.

— Тогда до встречи через две недели! Буду необыкновенно счастлива видеть вас в студии «Догадайся, кто здесь».

Сильвия застывает, сияя улыбкой, и ждет, когда Дени подаст знак «стоп, снято!». Как только оператор поднимает голову, Сильвия расслабляется, и ее улыбка становится почти естественной.

— Все прошло хорошо, — шепчет она Люси, которая как загипнотизированная смотрит на нее, будто все еще сомневается, что в ее гостиной действительно находится съемочная группа.

Порывшись в бумагах, Сильвия вручает Люси розовую папку:

— Здесь вся информация, которая понадобится, чтобы приехать в студию на съемку. Я прошу вас быть очень пунктуальной и выполнить несколько обязательных требований, о которых сообщается в этих документах. Прочитайте. Если передумаете, то еще можете отказаться от участия в программе. Но, после того как подпишете контракт, который находится в этой папке, мы будем рассчитывать на вас. Кстати, нам нужно снять репортаж о вас и вашей семье. Сможете уделить нам полдня? Скажем… — Сильвия озабоченно смотрит в ежедневник, — в пятницу, через три дня?

— В пятницу? Детей и мужа не будет дома.

— Когда они приходят?

— Я забираю детей в четыре, а Ив никогда не приходит раньше половины седьмого.

— Отлично! Мы подъедем к пятнадцати часам, как раз успеем поснимать ваш дом и окрестности. Вы будете заниматься обычными делами, а мы, стараясь не мешать, будем подглядывать за вами с видеокамерой, пока не вернется ваш муж.

— Хорошо, — соглашается Люси.

Беседа окончена, Сильвия встает. Венди вылезает из-под буфета и пересекает гостиную, всем своим видом выражая презрение к незнакомцам, вторгшимся на ее территорию.

— Очаровательная киска! — восклицает Сильвия. — О, да у нее будут котята?

— Да, — вздыхает Люси. — Дети в восторге, но мы не сможем их оставить. А я до сих пор не придумала, кому можно отдать.

— И что будете делать?

Люси неопределенно пожала плечами.

— Придется избавиться от них… Куда еще девать?

Сильвия не отвечает. Она провожает взглядом кошку, которая уходит на кухню, вздыхает и укоризненно смотрит на Люси. Та внезапно чувствует себя не в своей тарелке, переминается с ноги на ногу. Сильвия собирается уходить. Она стремительно проходит в холл, Люси следует за ней по пятам.

— Ведь это она, правда? — вдруг, набравшись смелости, спрашивает Люси. — Меня ищет моя мать?

Сильвия поворачивается к ней.

— Я не могу вам этого сказать, Люси, — отвечает она твердо, не переставая улыбаться. — Главный принцип передачи заключается как раз в том, что вы вплоть до самого дня записи программы не знаете, кто вас разыскивает. Более того, должна вам сознаться, я сама не знаю, кто это. Жак Дювье очень строго соблюдает правила: нас держит в полном неведении, чтобы мы не поддались искушению даже намекнуть вам, что за человек вас разыскивает. Кстати, репортаж о нем делает другая команда.

— О нем?! — не сдается Люси. — Это мужчина?

— Я сказала «о нем», имея в виду неизвестного человека. Люси, мне очень жаль, но вам придется подождать две недели.

Две недели, две долгие недели. Сейчас они кажутся Люси бесконечными, как жизнь. Она вздыхает, не в силах скрыть досаду.

— А в пятницу, — вдруг с надеждой продолжает она, — в пятницу вы будете знать больше?

Голос ее срывается, и это в какой-то степени оправдывает ее настойчивость.

Сильвия поднимает брови, она растрогана, но в то же время ее это забавляет.

— Ничего не могу обещать, — признается она напоследок, задерживаясь в дверях. — Попробую узнать, кто вас разыскивает — член вашей семьи или кто-то другой. Это все, что я могу.

— Спасибо, — едва слышно отвечает Люси.

Сильвия сердечно пожимает ей руку.

— Я была очень рада познакомиться с вами, Люси. Увидимся в пятницу. И постарайтесь поменьше думать об этом, иначе время будет тянуться ужасно долго.

Люси кивает и через силу улыбается. Она с сожалением провожает гостей и долго стоит на крыльце, глядя вдаль, хотя машина телевизионщиков давно скрылась из виду.

Мадам Канно так и сидит, прижавшись носом к окну, но Люси, кажется, не замечает ее.

2

На кого она похожа?

Люси стоит перед зеркалом и пытается представить себе, как будет выглядеть лет через двадцать.

Кстати, сколько ЕЙ может быть лет? Что-то около пятидесяти пяти или шестидесяти… Может быть, она из тех женщин, которые с годами приобретают уютную полноту? Или, наоборот, она сухая, подтянутая и активная, обаятельная, с морщинками вокруг глаз, в которых светится ум? Как она держится: манерно или естественно? Как одевается, как говорит? Какая у нее осанка? Прямая спина, благородная посадка головы, или она согнулась под тяжестью жизни и прожитых лет?

Как найти ответ на все эти вопросы? Как подготовиться к встрече с той, которая подарила ей жизнь и исчезла, не оставив даже имени?

3

— Я не сказал, что это плохая новость. Просто я не уверен, что хочу оказаться на экране телевизора! И не уверен, хочу ли, чтобы туда попали мои дети!

Ив меряет кухню шагами. Люси сидит за столом, дети ужинают, боязливо и с интересом прислушиваясь к ссоре родителей. Удивительная новость произвела на Ива совсем не то впечатление, которого ожидала Люси. Холодно выслушав ее, муж недовольно фыркнул и ледяным тоном поинтересовался, неужели она в самом деле собирается поехать на съемки? Люси, не ожидавшая такой реакции, тут же взорвалась. Конечно, она поедет! Ив посмотрел на нее в упор. И что, он тоже должен участвовать в этой идиотской затее? Люси, не приходя в себя от изумления, помолчала и тихо заметила, что это не идиотская затея, а необыкновенно важное событие в ее жизни. Ее ищет мать. Впервые в жизни она лицом к лицу встретится со своей собственной историей и, может быть, получит ответ на вопрос, который так давно мучает ее.

— На экран попадешь не ты, — резко говорит Люси. — Ведь ищут меня, а не тебя. Она ищет меня! Я не могу отказаться! Ив, ты ведь знаешь, как давно я жду этого.

— Это, кстати, тоже смешно! — насмешливо замечает Ив. — Она тебя бросила, как только родила, и вдруг ни с того ни с сего отправляет на поиски тебя целую команду репортеров. Извини, конечно, но, мне кажется, это как-то легкомысленно. Если она и в самом деле так уж хотела тебя разыскать, зачем было обращаться в эту чертову передачу? Почему…

— Папа, нельзя говорить «чертову»! — поправляет Леа, не поднимая носа от тарелки.

Люси испепеляет мужа взглядом.

— Если она обратилась на телевидение, это означает, что она уже давно ищет меня и не может найти! — отвечает Люси, примирительно понижая голос. — Она не знает, что мои приемные родители переехали в Бельгию, и, должно быть, искала меня по всей Франции… Она даже не знает моей девичьей фамилии! Поэтому на телевидении и согласились помочь. Они берутся только за безнадежные случаи.

— Чушь какая! — язвит Ив, не обращая внимания на яростные взгляды Люси. — Они возьмутся за что угодно, лишь бы привлечь внимание зрителей. Я-то знаю волшебный мир шоу-бизнеса! Я работаю в нем! Поверь, дорогая, мне прекрасно известно, что движет этими людьми! Их абсолютно не волнует, почему кто-то поступает так или этак! Им совершенно все равно, что их проклятая передача разрушает жизнь участников. Истории про женщину, которая бросила новорожденную дочку, а тридцать пять лет спустя решила ее разыскать, безусловно, обеспечен полный успех! Кто бы спорил!

Люси тяжело вздыхает и, едва сдерживая раздражение, выпаливает:

— Ну конечно! Все они подон… низкие люди, которые только и думают, как бы нажиться на чужой беде! Возможно, ты прав! Но, видишь ли, мне все равно. Единственное, что имеет значение, — это то, что меня ищет моя мать. Встречу с ней я не пропущу ни за что на свете!

— Люси, ты не представляешь, во что ввязываешься! Такие передачи не проходят даром для участников… Тысячи людей будут следить за каждым твоим движением, не упустят ни малейшего из твоих переживаний! Если ты заревешь, это увидят…

— Заплачешь, — перебивает Леа, — нужно говорить «заплачешь».

— Если ты заплачешь, — повторяет Ив, повышая голос, — это увидят тысячи зрителей. Не обязательно копаться в грязном белье у всех на глазах! Я уж не говорю о наших близких, знакомых, друзьях, соседях…

— Ах, вот оно что! — восклицает Люси, больше не сдерживаясь. — Признайся, именно это тебя волнует больше всего! Вовсе не то, что моя мать врывается в нашу жизнь без предупреждения! Тебя волнует только одно — что скажут люди! Ты меня очень разочаровал…

Ив в бешенстве сжимает кулаки. Он терпеть не может эту передачу. Слишком слащаво, слишком много сочувствия ближнему, слишком все напоказ! Когда он застает Люси замершей у телевизора, то приходит в настоящее бешенство. Особенно если замечает, что на ее глазах блестят слезы и она с трудом сдерживает их. Не скрывая своего раздражения, Ив отпускает жестокие колкости, но Люси это безразлично. Она продолжает сидеть, уставившись в экран. Конечно, потом она соглашается, что передача — полная чушь, а ведущие переигрывают. Ну и что? Ей нравится смотреть, как люди находят друг друга через годы разлуки. Тогда Ив прекращает спор. Он знает, что Люси представляет себя на месте участников передачи и втайне мечтает найти свою мать, но не решается хоть что-то сделать для этого, потому что боится нарушить спокойное течение жизни.

Конечно, Ив осознает, что ничему не сможет помешать и все его аргументы не заставят Люси изменить решение. Но ему это решительно не нравится.

— Пожалуйста, не порти мне настроение, — мягко просит Люси. — Если ты не хочешь, чтобы тебя снимали, я договорюсь. В любом случае в эфир пойдет только то, против чего мы не будем возражать. Это оговорено в контракте, который надо подписать.

— О детях в репортаже также ни слова, — четко отрезал Ив, дабы Люси поняла, что последнее слово за ним.

Она лишь устало вздыхает, но, соглашаясь, кивает:

— Хорошо. Я скажу, чтобы детей не снимали.

На кухне воцаряется тяжелое молчание. Люси молча убирает со стола. Потом говорит Максу и Лее:

— Дети, можете пойти поиграть. Но чтобы через полчаса вы уже были в пижамах!

Оставшись вдвоем, Ив и Люси молчат. Атмосфера накаляется все больше.

— Ив, — наконец не выдерживает Люси, — я увижу свою мать, неужели это не кажется тебе удивительным?

Ив поднимает на нее глаза. Вздыхает.

— Да, разумеется… Рано или поздно эту проблему все равно пришлось бы решать.

Получив столь мягкий ответ, Люси решается заметить:

— Мне кажется, мы как раз не должны воспринимать это как проблему.

Ив сидит в задумчивости. Осмелев, Люси продолжает:

— Пожалуйста, позвони Марку и Дидье и отмени сегодняшний ужин. Мне совсем не хочется принимать гостей сегодня.

В глазах Ива снова вспыхивает недовольство, и Люси тут же жалеет о своей просьбе.

— Слишком поздно, Люси. Они уже выехали.

4

Возможно, все происходящее означает, что ее ждут перемены?

Скорее всего, так и будет! Люси думает об этом уже несколько дней. Вероятно, ей предстоит познакомиться с братьями, сестрами, тетками, дядьями, бабушками и дедушками, с отчимом и, может быть, даже с племянниками и племянницами, о которых пока еще ничего не знает. Эта мысль повергает ее в глубокое раздумье. Знакомство с собственной матерью должно стать настоящим испытанием. Стоит ли говорить о том, что будет дальше? Все сначала, как второе рождение. Придется делиться с другими людьми теми чувствами, которые вызовет встреча с новыми родственниками, а ведь ей и одной будет непросто пережить это. Главное, смириться с мыслью, что мать вполне могла завести новую семью…

А если ничего не получится? Возможно, Ив прав, что так решительно настроен против этой встречи? Он не может четко сформулировать причину, которая его так беспокоит, но, похоже, очень боится, что погружение в прошлое вызовет больше разрушений, чем можно предположить? Нет, не может быть. Он же сам сказал: рано или поздно «эту проблему» пришлось бы решать. И если мать до сих пор не подавала признаков жизни (удачное, однако, выражение!), то означало это только одно — первый шаг должна была сделать Люси.

Этот шаг едва не был сделан несколько лет назад, когда она ждала первого ребенка. Люси готовилась стать матерью, и ее мысли вновь устремились к той, которая подарила жизнь ей самой. Чуть позже Ив и Люси купили маленький дом в Сен-Жиль, недалеко от здания администрации коммуны, и начался переезд. Квартал понравился им с самого начала: спокойные улочки, дома, построенные в начале века; каждый понедельник — рынок на площади Ван-Менен; террасы, которые в первые же весенние дни покрывались цветами, а главное — непривычное чувство, что ты находишься в небольшой деревушке, хотя живешь в большом городе. Еще — теплые отношения с соседями и владельцами небольших магазинчиков, местные праздники, блошиный рынок, распродажи…

Это было очень напряженное время. Будущие родители были так заняты обустройством, что времени на отдых почти не оставалось, и поиски, которыми собиралась заняться Люси, вскоре отошли на второй план. Это подождет… Но настойчивое желание увидеть мать в те дни, когда Люси сама вот-вот должна была родить ребенка, не оставляло ее. Она все чаще задумывалась — как можно бросить своего ребенка? И, главное, почему? Думала об этом постоянно — с гневом, грустью, иногда с обидой.

Но вот, наконец, появилась возможность узнать ответ на столь волнующий вопрос. От одной этой мысли Люси не может сдержать улыбку, полную надежды.

Главное, не суди! Позволь ей прийти к тебе. А дальше — посмотрим!

5

Кофейный аромат наполняет кухню. Мирей с трудом поднимается, чтобы налить кофе в две чашки, стоящие на столе. Она пододвигает Люси вазочку с шоколадным печеньем — ее любимое с раннего детства. Мирей — та самая пожилая женщина, которая держит Лею на фотографии, что на каминной полке. Она ставит кофейник и поднимает на Люси заплаканные глаза:

— Это все так неожиданно… Я понимаю, тебе хочется с ней познакомиться. Это совершенно естественно! Но, с другой стороны, я…

Мирей не удается закончить фразу, она изо всех сил сдерживает слезы, которые душат ее с той минуты, как Люси рассказала необыкновенную новость.

— Не волнуйся, мамочка, — успокаивает ее Люси. — Между нами все останется по-прежнему. Папа и ты — мои настоящие родители, вы воспитали меня. Что может перечеркнуть годы, которые мы прожили вместе? Я всем обязана только вам и очень люблю вас! Ты ведь знаешь это, правда?

— Конечно, дорогая, конечно. Но все же, зачем возвращаться, когда прошло столько лет? Зачем…

— Мама! — перебивает Люси, пытаясь остановить поток вопросов, на которые нет ответа и которые переполняют сердце Мирей. — Я сама ничего не знаю! И задаю себе те же самые вопросы. Лучшее, что мы можем сделать, — это ждать. В любом случае отступать поздно.

— Да, разумеется…

Мирей задумчиво качает головой. Через некоторое время, не в силах больше сдерживаться, она снова обращается к дочери:

— А вдруг это не она? А кто-то другой?

Это не просто вопрос. Скорее крик о помощи… Но Люси делает вид, что не замечает смятения Мирей и пытается рассмеяться:

— И кто же это?

— Ну, не знаю… Может быть, подруга детства… Кстати, ты ничего не слышала об Амели? Помнишь, маленькая Амели, она жила в двух кварталах от нас. Вы тогда были просто неразлучны.

— М-м-м…

Задумавшись, Люси пьет кофе. Ей не хочется спорить с матерью.

— А что Ив думает обо всем этом? — снова спрашивает Мирей.

— Ну… Ты же его знаешь! — вздыхает Люси. — Сначала он был категорически против. Причем ему претит не то, что меня разыскивает мать, а то, что придется выступать в «Догадайся, кто здесь». Но вчера мы все обсудили, и теперь он лучше понимает меня. Даже согласился участвовать в репортаже, который завтра будут снимать у нас дома.

— Хорошо, — говорит Мирей, хотя видно, что она несколько разочарована. — Вы должны стоять плечом к плечу, сплотиться перед лицом судьбы!

— Мама! Мне кажется, что не стоит делать из этого катастрофу! Ив говорит о проблеме, ты — о тяжком испытании, и должна заметить, что…

В этот момент терпение Мирей иссякает, и она начинает рыдать. Люси замолкает на полуслове.

— Мама!

Но та не в силах взять себя в руки. Слезы душат ее так, что становится тяжело дышать. Она закрывает лицо руками и плачет навзрыд. Люси в оцепенении смотрит на нее и не знает, как смягчить боль этой родной женщины. Наконец она нежно обнимает ее:

— Зачем ты доводишь себя до такого состояния? Не стоит так переживать! Неужели ты действительно думаешь, что встреча с биологической матерью заставит меня по-другому смотреть на жизнь? Если бы я знала, что это будет так мучительно для тебя, я бы… Мама! Перестань так плакать, ты убиваешь мою радость!

— Прости, дорогая, это… Все это так неожиданно, — отвечает Мирей, пытаясь успокоиться. — Долгое время мы с твоим отцом думали, что когда-нибудь ты захочешь найти ее. Но ты не спешила, и со временем нам стало казаться, что ты раздумала. Мы решили, что ты вообще забыла об этом. Мы думали, что тебе достаточно нас…

— Но это совсем разные вещи!

— Люси, детка! — продолжает Мирей, снова крепко прижимая к себе дочь. — У меня ужасное предчувствие! Я не знаю, что ей понадобилось через тридцать пять лет, но я уверена, что ее намерения не так чисты, как ты думаешь. Поверь, сердце не может обманывать!

Люси не может сдержать улыбку:

— Что ты еще выдумала?

— Откуда я знаю! — восклицает пожилая женщина, все еще всхлипывая. — Я просто хочу, чтобы ты была начеку. Тебе известно, что по закону дети обязаны заботиться о родителях? Я имею в виду, что, если она нищая, тебе придется содержать ее и…

— Ни слова больше! — останавливает ее Люси, закатывая глаза. — Ты говоришь бог знает что! Я ничем не собираюсь делиться с ней. Все, чего я хочу, — просто встретиться и узнать, почему она так поступила! Это ни к чему меня не обязывает. Ведь не я ее бросила, а она — меня.

Мирей вытаскивает из рукава измятый бумажный платочек и шумно сморкается. Поднимает на дочь опухшие глаза, берет ее за руку и крепко сжимает.

— Не езди туда, дорогая! Ничего хорошего из этого не выйдет!

Люси осторожно пытается высвободить руку. И после минутного колебания говорит:

— Уже поздно что-то менять, мама, — лжет она, запинаясь. — Я подписала контракт. Если я теперь откажусь, придется заплатить неустойку телекомпании.

Мирей словно не слышит слов Люси. Она все так же отчаянно сжимает руку дочери и не сводит с нее глаз. Через несколько секунд ее рука медленно ослабевает, взгляд снова становится рассеянным, словно перед ней проходят какие-то далекие видения.

— Ну что ж, тем хуже, — едва слышно произносит она. — Будь что будет.

И Люси наконец понимает, почему никогда раньше не пыталась разыскать свою биологическую мать.

6

Простившись с Мирей, Люси собралась прогуляться на улицу Дефак, в «Беседку» — ресторан, который держат ее друзья Миранда и Жан-Мишель. Миранда едва ли не единственная встретила новость Люси так, как той хотелось. Этой женщине пятьдесят лет, она американка из Пенсильвании, отец — мексиканец. В Бельгии Миранда живет уже почти четверть века. Вместе с Жаном-Мишелем они перепробовали множество самых разнообразных занятий и даже произвели на свет дочь — Доротею, которую ласково называют Дотти. Они купили на аукционе недорогой магазинчик и превратили его в ресторан. На открытие «Беседки», состоявшееся одним майским вечером, были приглашены все друзья Миранды и Жана-Мишеля. Дотти, которой тогда едва исполнилось пять лет, заснула, улыбаясь, на коленях матери.

— Ага! — воскликнула Миранда, увидев Люси. — Вот и наша звезда! Похоже, тебе везет — начала жизнь сиротой, а к тридцати пяти годам нажила целых три матери! Ты их что, коллекционируешь?

— Три? — удивилась Люси, целуя подругу. — Почему три?

— Ну как же, Мирей — это раз. Та, которая пригласила тебя на передачу, — два. И самая лучшая — я!

Люси улыбнулась Миранде, глядя на нее с нежностью.

— Хорошо, что ты у меня есть, Миранда. Потому что моя первая мать уже действует мне на нервы.

— Первая? Это которая?

— Мирей, моя первая мать… Просто мама!

— Она плохо приняла новость?

— Это еще мягко сказано.

Миранда потащила Люси к бару.

— Пусть старики разбираются с призраками прошлого, а мы с тобой выпьем за будущее!

Несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте, Люси и Миранда любили друг друга, как сестры. Они познакомились семь лет назад, когда Ив и Люси переехали в этот район. Люси иногда заходила с подругами в «Беседку» незадолго до того, как на свет появилась Леа. Миранда тут же прониклась симпатией к молодой беременной женщине и взяла ее под свое крылышко, не скупясь на советы и заботу. С тех пор они часто виделись в «Беседке», вместе ходили по магазинам, гуляли или устраивали посиделки, если Ив задерживался в студии.

Миранда налила подруге анисового ликера.

— Ну что? Наконец-то ты познакомишься с недостойной женщиной, которая подло бросила тебя?

— Не говори мне ничего, я так боюсь! — призналась Люси.

— Дорогая, чего тебе бояться?! Коленки должны трястись у нее, а не у тебя! И вот что, сделай одолжение, никаких рыданий на груди у новой мамочки! Поняла? Ты должна держаться достойно, голова высоко поднята, грудь вперед, приветливая улыбка. Твоя жизнь удалась, ты счастлива и всегда была счастлива. Пусть она поймет это, даже если ты не собираешься заявлять об этом с ходу.

— Да, мамочка! — ответила Люси, едва заметно усмехнувшись.

— Ты уже решила, в чем пойдешь? — продолжала Миранда, облокотившись о стойку. Ее глаза горели от любопытства.

— Думаю, в серо-зеленом костюме, который надевала на Новый год.

Миранда с сомнением посмотрела на нее:

— Не слишком ли чопорно для такой передачи?

— Вовсе нет, с чего ты взяла? — возмутилась Люси. — Это шикарно, но не вычурно. Ив считает, что этот костюм подчеркивает цвет моих глаз.

Некоторое время женщины доказывали друг другу свою правоту, но в конце концов сошлись на том, что Люси наденет юбку со светлой блузкой. Миранда считала, такой наряд лучше подойдет к случаю, хотя, по мнению Люси, это не так стильно, как ей хотелось. Ну да ладно, возможно, в костюме она и в самом деле будет выглядеть слишком скованной. Затем подруги перешли к обсуждению другой деликатной темы — прически. Люси собиралась уложить волосы на затылке и выпустить несколько прядей. Миранда же яростно доказывала, что с такой прической она будет выглядеть как старая калоша, что уже сто лет никто так не причесывается и дурацкий старомодный пучок уродует ее. Призвав в свидетели всех посетителей «Беседки», Миранда заставила покрасневшую от смущения Люси поклясться, что та пойдет с ней к парикмахеру. Не прошло и двадцати минут, как будущей телезвезде пришлось признать, что подруга права, и прекратить сопротивление.

— И еще кое-что! — сказала Миранда, когда Люси наконец перестала спорить.

— Слушаю тебя, — вздохнула она. — Я в таком состоянии, что…

— Тебя покажут по телевизору, и это значит, что тысячи телезрителей будут ловить каждое твое слово. Половина Бельгии будет смотреть на тебя! Согласись, такое не каждый день случается!

— И что из этого?

— Не захочется ли тебе вскользь упомянуть один ресторанчик, славное место, где прекрасно готовят и хозяйка — просто прелесть?

Люси расхохоталась.

— Ну, ты даешь!

— Кроме шуток, знаешь, сколько стоит реклама на популярном канале, пусть даже и кабельном? Что-то около… Нет, даже больше! Это просто не имеет цены! Ты обязана сделать это для меня, правда же?

— Я попытаюсь…

— Ты это сделаешь!

— Я попытаюсь!

Люси спрыгнула с табурета, обошла вокруг стойки и обняла подругу.

— Мне пора бежать, нужно еще пройтись по магазинам и забрать детей из школы. Кстати, как ты думаешь, Дороти сможет завтра посидеть с ними? У Ива деловая встреча за ужином, мне нужно быть с ним.

Миранда крепко обняла подругу, попытавшись заодно распустить ее проклятый пучок на затылке.

— Я спрошу ее. Позвони часов в шесть, тогда уже точно буду знать.

— Как у нее дела?

— Отлично! Ты же знаешь мою Дотти, это потрясающая девчонка! В ее возрасте я делала гораздо больше глупостей.

— Кто тебе сказал, что она их не делает?

Миранда фыркнула:

— Дотти? Ты что, смеешься? Она просто ангел! Ни слова поперек, всегда в прекрасном настроении, отлично учится…

— Миранда, ты неисправима! — рассмеялась Люси. — Когда речь заходит о твоей дочери, кажется, что ты лишаешься мозгов. Она ограбит банк у тебя на глазах, а ты будешь утверждать, что несколько купюр сами залетели к ней в сумочку.

— Что ты такое говоришь! Дотти никогда не брала чужого!

— Я говорю, что ты всегда ее защищаешь!

— Ничего подобного! Просто Дотти никогда не делает глупостей. Кроме того, я ее мать! Ладно, тебе пора… А то еще скажешь, что я тебя задерживаю. И не беспокойся за Мирей, она справится.

Люси улыбнулась и кивнула. Достаточно пропустить стаканчик с Мирандой, как все встает на свои места и настроение поднимается. Чувствуя, что душа не на месте, Люси всегда отправлялась в «Беседку». И вовсе не за тем, чтобы жаловаться. Чаще всего она держала свои неприятности при себе, считая, что ни к чему вываливать проблемы на подругу.

Но общество Миранды благотворно влияло на нее. Жизнерадостность, неутомимость, душевная щедрость — все это заставляло Люси высоко ценить дружбу с этой славной женщиной.

7

Отец.

Еще одна тайна. Для того чтобы сделать ребенка, нужны мужчина и женщина. Значит, в самом начале был и мужчина.

Ну да, разумеется.

Люси не строит иллюзий. Если мать бросила ее, значит, дочка не особенно была нужна и мужчине, участвовавшему в ее зачатии. Не было влюбленных, жадно искавших уединения в два часа ночи пятнадцатого ноября. Не было отца, прижимавшего ухо к животу матери и взволнованно следившего за едва ощутимыми движениями внутри. Не было внезапной паники, когда мама объявила, что чувствует приближение схваток. Нет, решительно ничего этого не было. Но это и неважно.

Люси не знает, удастся ли ей приподнять завесу тайны, кем же был ее отец. Через десять дней она, наверное, будет знать чуть больше, даже если ее биологическая мать не захочет говорить о мужчине, бросившем ее «в таком положении». Но Люси узнает хоть что-то, какие-нибудь несущественные на первый взгляд подробности, которых, однако, никогда не найдешь, копаясь в актах гражданского состояния. Как они встретились? Знал ли он о существовании Люси? Почему у них ничего не вышло?

Любили ли они друг друга хоть немного?

А вдруг… Воображение всегда необыкновенно живо рисует картины разных несчастий. Может быть, это было свидание на одну ночь, не имевшее продолжения? Измена? Насилие?! Может быть, болезнь, нищета, стыд, ужасное стечение обстоятельств — столько причин, оправдывающих преступление.

Может быть, он был священником? Или известным человеком, например политиком или даже актером. Звездой?! Такое ведь случается. Так почему же не с ней?

Еще десять дней можно мечтать обо всем на свете.

8

Несколько следующих дней Люси раздирали сумбурные, противоречивые чувства. То она испытывала необъяснимые приступы счастья: надежда и вера в будущее пьянили ее, — то вдруг одолевали сомнения. Она без конца задумывалась то об одном, то о другом, и тут же ее накрывала новая волна вопросов. Правильно ли она поступила, приняв приглашение? Вероятно, эта неизвестная женщина обратилась в «Догадайся, кто здесь», отчаявшись найти ее другим способом? Ведь Люси жила теперь в другой стране. Когда ей исполнилось пять лет, приемным родителям пришлось переехать в Бельгию из-за работы. Теперь они уже давно на пенсии, но остались в Бельгии, полюбив и страну, и ее жителей. Вся жизнь Люси прошла в Бельгии, и, даже став совершеннолетней, она не думала о возвращении во Францию. Если биологическая мать искала ее во Франции, неудивительно, что ее поиски не увенчались успехом.

В пятницу, как и договаривались, приехала Сильвия с телеоператором, чтобы снять небольшой репортаж о Люси и ее семье. Ив охотно принял участие в съемках и даже согласился взять выходной во второй половине дня. Люси была ему очень признательна за это. В нескольких словах они рассказали о своей семье и материальном положении. Потом Люси вспоминала свое детство: о том, каково ей было в роли приемного ребенка, о школьных годах в Буа де ля Камбр[3], о колледже в Одергеме[4]. Говоря о людях, которые ее удочерили, она не скупилась на слова благодарности и всякий раз подчеркивала, что приемные родители относились к ней с необыкновенным вниманием и лаской. Затем Ив и Люси поехали в школу за детьми. Замечательная коммунальная школа, объединявшая подготовительные и начальные классы, находилась всего в нескольких минутах езды на машине от дома семьи Жилло. Старинные дома придавали особое очарование тихому, уютному кварталу.

Просторный школьный двор, старые каменные плиты, галерея вдоль стен, огромные и в то же время изящные окна привели Сильвию в полный восторг.

Увидев родителей и телерепортеров, дети, истомившиеся в ожидании, схватили сумки и гордо вышли из школы. Вокруг Жилло тут же образовалась толпа — через несколько минут они стали знаменитостями. Все только и говорили: «Люси Жилло будет участвовать в «Догадайся, кто здесь», ее ищет мать!» — «Мать? Такая приятная дама, которая приезжает к ним по воскресеньям?» — «Да нет же! Это ее приемная мать!» — «Что ты говоришь? Люси Жилло удочерили в детстве? Ну да, ты что, не знала? Нет, ну надо же!»

Своего звездного часа дождалась и Мадам Канно. Полдня она торчала у себя на крыльце, пока в конце концов Сильвия не решила спросить, что мадам Канно думает о своей внезапно прославившейся соседке. Старушка расточала похвалы очаровательной молодой семье из дома напротив, а детей называла не иначе как ангелочками. По ее словам, Жилло — дружная, счастливая семья, и хотелось бы, чтобы таких пар было как можно больше. «В наши дни, мадам, — вещала она, — когда женщинам дали такую свободу, семьи уже не те, что были! Разводятся из-за любой ерунды, это так печально видеть. Но Жилло прекрасные, прекрасные люди!»

К вечеру Люси едва держалась на ногах. Переживания прошедшей недели ее совершенно опустошили. Телевизионная команда исчезла так же внезапно, как появилась, все разошлись по домам. Слава Богу, Дотти согласилась посидеть с Леей и Максом, она должна была прийти к половине восьмого. Люси хотелось одного — принять душ и упасть на диван. Но ей пришлось подняться наверх и надеть костюм, в котором она появлялась на светских вечеринках. День еще не кончился.

Макс и Леа очень любили, когда с ними оставалась Дотти. Дочери Миранды только что исполнилось семнадцать. Она еще не распрощалась с детством, но гораздо лучше мамы понимала, как глупо ложиться в восемь вечера. Особенно в пятницу!

Макс так и говорил: «Если мама устала, почему ложиться должны мы?»

9

Прошло десять дней. По большому счету, они ничем не отличались от других — разбудить детей, одеть, отвести в школу, вернуться домой, прибрать, сходить за покупками, выпить стаканчик с Мирандой, пройтись с ней по магазинам, зайти к парикмахеру, пообедать с родителями, успокоить их, молчать о своих надеждах и страхах, смеяться, когда этого ждут, любить и целовать, полностью контролируя себя — не слишком мало, но и не чересчур, — спать или хотя бы закрывать глаза, чтобы продолжался сон, который еще не стал кошмаром…

* * *

И вот наступил великий день.

Люси сидела за кулисами студии, но до конца так и не понимала, как она туда попала. Она знала, что Ив с детьми сидит в зале среди зрителей, а ее мать — всего в нескольких метрах от нее. Все остальное не имело никакого значения. Скоростной поезд «Талис»[5] в мгновение ока доставил семью Жилло в Париж, и Люси так и не успела осознать, что ее ждет. Прибытие на Северный вокзал, шофер телекомпании, ожидавший у выхода с платформы, дети, подпрыгивавшие от нетерпения… Когда они наконец попали в студию, Люси казалось, что она успела прожить сто жизней.

Сильвия встретила их, проводила Ива и детей на места для зрителей, а Люси повела за кулисы, в гримерную, где ее должны были подготовить к выходу на освещенную софитами площадку.

Затем началось бесконечное ожидание. Люси предложили кофе, и она долго пила его осторожными маленькими глотками, отсчитывая секунды. Ей казалось, будто время остановилось. То и дело в комнату заглядывала Сильвия, уверяя, что ждать осталось совсем недолго. Люси, верная себе, кивала и натянуто улыбалась, пока не заметила своего отражения в зеркале. Тогда она стала внимательно вглядываться в него, стараясь запечатлеть в памяти каждую черту собственного лица, словно для того, чтобы не потерять себя, когда настанет время появиться в студии.

Миранда оказалась права — новая стрижка ей очень шла. Конечно, Люси хотела бы подстричься еще короче, но в последнюю минуту мужество покинуло ее. Она слишком боялась измениться, словно это означало бы предательство той Люси, которой она была до сих пор.

Наконец Сильвия снова возникла рядом с Люси.

— Итак, — объявила она, улыбаясь самой располагающей улыбкой. — Скоро начинаем. Вы первый гость. За вами придет ассистент и проводит за кулисы съемочной площадки. Его зовут Габриель, и, как вы догадываетесь, он просто ангел!

Сильвия звонко рассмеялась, чтобы помочь Люси расслабиться, но та стояла как каменная.

— Габриель будет с вами до того момента, когда нужно будет выйти на площадку. Наша программа идет не в прямом эфире, поэтому не волнуйтесь — если что-то пойдет не так, начнем сначала. Не паникуйте, все можно исправить. Жак Дювье кратко расскажет о вас, а когда передачу будут монтировать, мы вставим сюда наш репортаж. Поэтому не удивляйтесь, когда Жак заговорит о видеосюжете. Затем Жак объявит ваш выход. В этот момент вы должны выйти из-за кулис. Не волнуйтесь, мой ассистент будет рядом с вами и в нужный момент подаст знак. Подойдите к Жаку, пожмите ему руку и садитесь напротив него. Он сам укажет вам место. Дальше просто отвечайте на его вопросы и держитесь естественно. Хорошо?

— Хорошо, — тихо ответила Люси.

— Может, хотите спросить о чем-нибудь?

— Нет.

— Тогда я покидаю вас. Габриель подойдет через несколько минут. Вот увидите, Люси, это очаровательный молодой человек. Постарайтесь расслабиться, все будет хорошо.

Люси кивнула и уставилась на дверь, за которой скрылась Сильвия.

Она длинно и тоскливо вздохнула. Во что ввязалась? Почему не послушала Ива, когда он пытался достучаться до ее сознания и объяснить, что ожидает Люси в действительности? Как она сможет узнать родную мать в той женщине, которую ей покажут в студии? Мать, которая тридцать пять лет назад отказалась от нее…

Люси вскочила, собираясь выбежать из комнаты. Вот она, возможность прекратить это безумие, дурацкий спектакль, в котором все — фальшивка от начала до конца! Тем хуже, если она не сдержит обещание, пусть расплачиваются другие. Пусть она пожалеет!

Осталось всего несколько секунд, чтобы сделать это, потом будет слишком поздно. С минуты на минуту должен появиться ассистент. Она должна выйти отсюда, бежать, спасаться из телевизионной тюрьмы, из капкана шоу-бизнеса!

Люси наконец решилась — бросилась к двери и распахнула ее, словно ей не хватало воздуха. Но на пороге уже стоял стильно одетый молодой человек и широко улыбался Люси.

— Скоро ваш выход, мадам Жилло. Следуйте, пожалуйста, за мной. Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке?

Люси взяла себя в руки и — снова, в который раз, — собрав последние силы, улыбнулась:

— Да-да, все хорошо, — пробормотала она, кивая.

— Нам сюда.

Вот и все. Люси идет за Габриелем по бесконечным коридорам, словно спускается в ад. Она чувствует, что вот-вот будет перевернута очередная страница ее жизни — важная страница! — что-то неизвестное бесповоротно изменит ее жизнь.

Она даже не догадывается, какие перемены ожидают ее.

10

— Дамы и господа! Добрый вечер!

Раздается оглушительная музыка, взрыв аплодисментов, разноцветные лучи скользят по залу, перекрещиваются, освещая самые дальние уголки студии. Стоя за кулисой, Люси замечает в зале двух подсадных зрителей, которые легко и непринужденно управляют публикой, вызывая аплодисменты в нужный момент.

— Спасибо, что смотрите нашу передачу! Я особенно счастлив, что сегодня вы вместе с нами увидите новый выпуск «Догадайся, кто здесь»! Традиционно сегодня в нашей программе неожиданная встреча, захватывающая история, бурные переживания! Только представьте себе! Представьте, что однажды Сильвия, моя очаровательная помощница, позвонит в вашу дверь и вручит вам конверт… Это приглашение, которое отправил один незнакомец. Он сделал все возможное, чтобы найти вас, но — увы! Отчаявшись, он обратился к нам, чтобы мы совершили чудо! Вот какое приглашение получают наши гости! И, должен заметить, дамы и господа, никто еще не ответил отказом! Все говорят «ДА!», чтобы вместе с ВАМИ узнать, кто же назначил им загадочное свидание. Поэтому я прошу вас особенно тепло приветствовать каждого из наших гостей, потому что сегодняшний вечер, без сомнения, перевернет всю их жизнь. Я также напоминаю: прежде чем наш гость узнает, кто же его пригласил, он услышит обращение таинственного незнакомца. Возможно, эта подсказка поможет раскрыть инкогнито. Затем я попрошу гостя нашей программы предположить, кем же, по его мнению, может быть этот незнакомец, о котором мы пока ничего не знаем. Чуть позже мы вместе увидим, насколько верной окажется догадка. Если ответ правильный, то компания «Direct’life» дарит нашему гостю путешествие. В этом месяце счастливчиков ожидает неделя на Доминиканских островах! Во второй части передачи, после короткой рекламной паузы, мы посмотрим репортаж о трех путешествиях, которые выиграли участники наших предыдущих выпусков.

Вы, конечно, помните Розалин, которая двадцать лет спустя нашла подругу детства, а также Жана-Марка, который с огромной радостью отыскал свою первую любовь — Кристофа. Много лет назад их разлучили родители Кристофа, решившие прекратить дружбу сына с Жаном-Марком. Не нам судить, что заставило их так поступить, но мы сможем увидеть, выдержала ли юношеская страсть испытание пятнадцатью годами разлуки. И, наконец, Элоди, которую семейная ссора на десять лет разлучила с сестрой. Благодаря «Догадайся, кто здесь» Элоди и Камилла помирились. Все они появятся сегодня в студии, чтобы поделиться своими чувствами.

А теперь мы представим нашу первую гостью. Люси Жилло приехала из Бельгии. Ей тридцать пять лет, она живет в очаровательном домике в пригороде Брюсселя с мужем и двумя детьми. Давайте же познакомимся с Люси и посмотрим сюжет о ней, который подготовила Сильвия Дезмон.

Ведущий делает паузу и громко объявляет:

— Дамы и господа! Люси Жилло!!!

Люси смотрит на Габриеля, он кивает — пора выйти на площадку. Она ДОЛЖНА выйти! Мгновение Люси медлит, затем делает глубокий вдох и неуверенно выходит из-за кулисы. Ее лицо очень серьезно, она идет к центру съемочной площадки. Появление героини на сцене сопровождается громом аплодисментов, сердце Люси начинает биться сильнее. Перед ней, словно в тумане, Жак Дювье, он улыбается, протягивает руку, и Люси машинально ее пожимает. Как и говорила Сильвия, ведущий предлагает сесть. В горле у нее пересохло, на лице вымученная улыбка. Аплодисменты внезапно смолкают.

— Люси, все в порядке?

Тишина. Люси ждет. Она смотрит на ведущего невидящими глазами и даже не понимает, чего от нее хотят.

— Расслабьтесь, дорогая Люси, вы среди друзей, — улыбаясь, продолжает Жак Дювье с отеческой заботой. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — удается выдавить Люси.

— Вы выглядите немного напряженной.

— Да, пожалуй…

— Успокойтесь, все в полном порядке. Люси, расскажите немного о себе. Если я правильно понял, раньше вы работали секретаршей в кинокомпании? Это правда?

— Да, совершенно верно. Но я проработала там всего два с половиной года. Эта работа не подходила мне, так что я решила посвятить себя детям.

— Я вас прекрасно понимаю, Люси! Ведь дети — это работа, которая требует всего вашего времени, правильно?

— Да, да, конечно. У меня, конечно, остается мало времени на себя, но… Это именно то, что мне нужно!

Люси смотрит в упор на ведущего, стараясь не думать о том, что находится вокруг. Она с удивлением замечает, что Жак Дювье гораздо старше, чем кажется на экране телевизора. Несмотря на толстый слой грима, видно, что у него породистое лицо, но вблизи заметно и то, что ему приходится прикладывать немало усилий, дабы скрыть возраст.

— Я думаю, вы действительно нашли себя. Дорогая Люси, один человек попросил пригласить вас в студию, чтобы познакомиться лично или возобновить старое знакомство. Скоро мы все узнаем, кто этот человек, но, прежде чем прозвучит его голос и вы, возможно, догадаетесь, о ком идет речь, прежде чем вы увидите его, мы хотели бы узнать о ваших предположениях. В репортаже вы, кажется, сказали, что догадываетесь, кто бы это мог быть.

— Да.

— И вы думаете, что это…

— Это моя мать. Биологическая мать.

Ведущий ждет, что Люси скажет что-нибудь еще. Но она молчит. Она ответила на вопрос и больше ничего не скажет. Жак Дювье тут же перехватывает инициативу. Выражение его лица остается таким же участливым, хотя улыбка становится несколько натянутой. Кажется, будто он говорит вместо Люси, произносит те слова, которые она должна была сказать сама.

— Она бросила вас, как только родила, и с тех пор вы ничего не слышали о ней, правда?

— Да.

Но Жак Дювье уже не ждет, что Люси добавит что-нибудь еще, и тут же задает следующий вопрос:

— Что вы думаете о ней, Люси? Можете ли сказать, что чувствуете к женщине, которая бросила вас в первые дни жизни?

Люси ненадолго задумывается, прежде чем ответить:

— Я не хочу судить ее, потому что не знаю, каковы были тогда обстоятельства ее жизни. К тому же меня удочерили замечательные люди, которые вырастили меня, как родную дочь. У меня было чудесное детство, и, несомненно, именно поэтому я не слишком сержусь на свою мать за то, что она меня бросила. По правде говоря, мне нужно больше знать, чтобы что-то решить.

— В репортаже вы говорите, что никогда не пытались найти ее. Но вы собирались начать поиски?

— Да, конечно. Я всегда хотела увидеться с ней, это вполне естественно. Но правда и то, что мне никогда не приходилось задумываться, готова ли я к этой встрече. Когда мы ждали первого ребенка, я едва не начала поиски. А потом мы купили дом, и это отошло на второй план.

— Другими словами, когда вы сами готовились стать матерью, то почувствовали сильное желание узнать, кто ваша настоящая мать, так?

— Да, совершенно верно.

— А сегодня, Люси? Если речь действительно идет о вашей матери — ведь на самом деле это может быть кто угодно, — вы готовы получить ответ на некоторые вопросы о вашем прошлом?

— Скажем так, то, что она сделала первый шаг, значит для меня очень много. Видите ли, я не начинала поиски потому, что… Я говорила себе — возможно, она совершенно не горит желанием познакомиться со мной. Но если она разыскивает меня, если она уже столько сделала, чтобы найти меня, значит, она хочет этой встречи. И это действительно важно для меня!

— И последний вопрос, Люси. Вы совершенно уверены, что речь идет о вашей биологической матери?

Люси замирает, колеблется, смотрит в глаза ведущему, пытаясь найти подсказку на этот странный вопрос. И вдруг вспоминает — мы на телевидении. Требуется шоу, спектакль, напряженный сюжет! И она кивает, улыбаясь, словно ей немного смешно:

— Да, Жак. Это мое последнее слово.

В зале слышен смех. Похоже, Жака такой ответ вполне устраивает. Он тут же с улыбкой поднимает голову и смотрит куда-то вверх, словно обращаясь к неким невидимым существам.

— Сейчас мы услышим сообщение человека, пригласившего Люси. Мы по-прежнему не говорим, кто это. Вы знаете, таковы правила. В сообщении может содержаться только один намек. Затем, Люси, я задам вам тот же вопрос и буду ждать окончательного ответа. Все ли вам ясно?

— Совершенно ясно.

— Тогда я обращаюсь к Сильвии, которая находится в другой студии с нашим таинственным гостем. Сильвия, вы слышите меня?

Откуда-то сверху раздается легкое потрескивание. Маленькая техническая неполадка. Люси вздрагивает и вцепляется пальцами в сиденье.

11

— Я отлично слышу вас, Жак. Мы уже на месте. Рядом со мной кто-то, кому не терпится обратиться к той, кого он безуспешно разыскивает уже несколько лет.

— Сильвия, вы изменили голос этого человека?

— Да, конечно, Жак. Голос совершенно неузнаваем. И я передаю слово этому человеку, чтобы он мог наконец обратиться к Люси.

Раздалось какое-то шуршание, в зале послышалось перешептывание. И вот сверху раздался механический, лишенный всякой индивидуальности голос. Люси затаила дыхание.

— Люси? М-м-м… Здравствуй.

Тишина. Торопливый, едва различимый шепот Сильвии: «Говорите, говорите, она слышит вас».

— Здравствуй, Люси! — снова зазвучал механический голос, на этот раз более уверенно. — Мне пришлось так долго ждать этой минуты, а теперь не верится, что все получилось. Извини, я очень волнуюсь. Прежде всего, я надеюсь, ты не сердишься, что тебе пришлось приехать на телевидение. Найти тебя без посторонней помощи было невозможно. Сейчас я дам одну подсказку, надеюсь, она поможет тебе догадаться, кто я. Слушай: у нас была только одна встреча — 13 февраля 1969 года, но я тебя совершенно не помню.

Микрофон гудит еще некоторое время, потом резко отключается. На площадке царит полная тишина. Жак Дювье вопросительно смотрит на Люси.

— Что вы думаете об этом? — спрашивает он наконец.

Люси в полном недоумении.

— Я родилась 13 февраля 1969 года, но это лишь подтверждает мою догадку. Хотя я не понимаю, почему она не помнит меня…

— Действительно, это странно, если речь идет о вашей матери.

Люси становится страшно. Неужели с ней только что говорила ее мать? Но это совершенно не то, чего она ждала! Все не так, как ей представлялось. Сна растеряна, все ждут ответа, а она не знает, что и думать.

— Однако это многое объясняет, — говорит она, думая вслух. — Если она совершенно не помнит меня, может быть, у нее случилась потеря памяти? Поэтому она меня и бросила?

— Вполне возможно, — поддерживает Жак Дювье, донельзя довольный развитием событий.

— Что-то вызвало амнезию, возможно, произошло что-то ужасное? И она оставила меня, потому что я для нее уже ничего не значила. Годы спустя память вернулась к ней, и она сделала все возможное, чтобы найти меня…

Дювье молчит. Люси предоставлена полная свобода — она может фантазировать, чтобы в конце концов найти единственно верный ответ. Зрители напряженно ждут развязки. Камера приближается к Люси, снимает ее крупным планом, следит слепым стеклянным глазом за развитием сюжета, который она силится выстроить.

— Теперь вы должны дать нам ответ.

Голос Жака Дювье возвращает Люси на землю и в то же время повергает в полное смятение.

— Будьте честны сами с собой, — говорит он, сверля Люси взглядом и нагнетая напряжение в зале. — Решите, кто же тот человек, который так давно разыскивает вас?

Люси растерянно смотрит на ведущего, поворачивается к публике и пытается найти глазами Ива. Вокруг только расплывчатые силуэты. В этой неподвижной, застывшей массе невозможно разглядеть ровным счетом ничего. На долю секунды Люси кажется, что ее окружают рассаженные в непринужденных позах деревянные куклы, глядящие вдаль пустыми глазами.

— Вы по-прежнему думаете, что это ваша мать?

— Даже не знаю… — невнятно отвечает Люси, качая головой. — Но если это не она, то я и предположить не могу, кто бы это мог быть.

— Однако нужно отвечать, дорогая Люси.

«Ладно, — думает Люси, — в самом деле, что мне еще остается? Даже если это не моя мать…»

— Люси, вы можете дать ответ?

Люси кивает и делает глубокий вдох.

— Я настаиваю на своем первом ответе. Я думаю, это моя мать.

— Вы так думаете или вы уверены? Мне нужен окончательный ответ.

— Я уверена, — негромко отвечает Люси.

— Отлично! Сейчас мы увидим, ошиблись вы или нет. Я прошу Сильвию и нашего гостя спуститься к нам в студию!

Громкая музыка, вспышка, яркие лучи снова начинают метаться в бешеной пляске. В глубине студии две панели поворачиваются вокруг своей оси. Появляются две женские фигуры. Впереди Сильвия, которую Люси сразу узнает. Сердце едва не выскакивает из ее груди. Чем ближе подходят женщины, тем сильнее сжимается ее горло, дыхание перехватывает. Люси застыла на месте, окаменела. Вглядываясь в отчаянии в другую фигуру, она чувствует головокружение, усиливающееся по мере того, как черты незнакомого лица проступают все яснее. И когда наконец расплывчатая фигура приобретает четкие очертания, когда до нее уже можно дотронуться, Люси изумленно вскрикивает, с трудом подавляя внезапный приступ тошноты.

12

— Люси, я хочу представить вам Анжелу.

Люси не может заставить себя посмотреть на нее. Она лишь быстро взглядывает на незнакомку, но стоит их взглядам встретиться, Люси тут же отводит глаза. Пытаясь осознать то, что она видит, Люси дрожит и чувствует, что на глазах закипают слезы.

— Нужно признать, сходство просто поразительное! — надрывается ведущий, стараясь разрядить атмосферу всеобщего изумления, которая царит в студии.

То, что предстало глазам зрителей, в самом деле просто невероятно.

— Скажите, Люси, как вы думаете… кто Анжела?

Люси пристально смотрит на Жака Дювье. Такое ощущение, что это единственное, на что она сейчас способна. Она цепляется за его взгляд, не осмеливаясь повернуться к женщине, которая стоит перед ней.

— Это… Можно подумать, что это… я! — наконец удается ей выговорить.

Дювье громко и с облегчением смеется.

— Не волнуйтесь, Люси! Анжела не ваш клон и не голограмма. Это ваша сестра-близнец. Как и вас, ее бросила мать. Анжелу удочерили люди, которые предпочли скрыть, что у нее была сестра.

Люси словно приросла к месту, бледная, застывшая и холодная, как мраморная статуя. Ведущий, кажется, почувствовал неловкость, возникшую между сестрами.

— Анжела, проходите, садитесь рядом с Люси, — предлагает он.

Молодая женщина не заставляет себя просить дважды. Она садится рядом с сестрой, и это вызывает новую волну изумления в зале. Она действительно как две капли воды похожа на Люси — тот же рост, то же сложение, лицо. Только стрижка и одежда другие. Внешность Анжелы более мужественная, и одета она не так изящно, как Люси. В остальном сестры совершенно идентичны. И это касается не только внешнего сходства: в поведении впервые встретившихся сестер есть нечто, что также объединяет их. Это смущение, изумление, которое в равной степени испытывает дрожащая Люси и взволнованная Анжела. Они обе избегают смотреть друг на друга, хватаются за спасательный круг, брошенный ведущим, лишь бы отдалить тот миг, когда придется посмотреть в лицо реальности и осознать, что они — две части одного целого.

— Как вы себя чувствуете, Анжела? — спрашивает ведущий.

— Все в порядке, в порядке, — отвечает девушка, с трудом сдерживая волнение.

— Нам нужно задать вам множество вопросов. Не каждый день сестры-близнецы находят друг друга после тридцатипятилетней разлуки. Но первый вопрос, который приходит мне в голову и который, вероятно, задают себе тысячи телезрителей, — как вышло, что вы знали о существовании Люси, а она и не подозревала, что у нее есть сестра?

Бросив украдкой взгляд на Люси, Анжела все свое внимание обращает на Жака Дювье. Пытается улыбнуться, но напряженные уголки губ выдают волнение. Люси все еще не сказала ей ни одного слова.

— Я узнала о Люси, когда начала разыскивать свою мать.

Анжела пытается ухватиться за собственный рассказ, за слова, которые ей приходится произносить.

— Надо пояснить, что в то время было допустимо разлучать близнецов, даже сразу после рождения, — говорит она, пытаясь выбросить все другие мысли из головы. — В наши дни это невозможно, но законы об усыновлении, действовавшие в то время, когда мы с Люси появились на свет, защищали права детей далеко не так строго, как сейчас. На самом деле я узнала о Люси совершенно случайно — когда отправила в мэрию запрос, чтобы узнать, как звали мою мать. Возникло недоразумение: служащий, занимавшийся моим делом, несколько раз уточнял мою фамилию и особенно имя. Дело в том, что он нашел сведения о Люси. Так я и узнала, что у меня есть сестра-близнец, но прошло некоторое время, прежде чем это предположение превратилось в твердую уверенность.

Судя по всему, меня забрали прямо из роддома — раньше, чем Люси. Я узнала об этом гораздо позже. На первый взгляд кажется, что подобная мелочь не имеет никакого значения, однако она многое объясняет — мои приемные родители не обращались в центр усыновления. Это сильно мешало мне, когда я начала разыскивать Люси. Разрешение на мое удочерение выдал врач роддома. В наши дни так уже никто не делает. Новорожденных на два месяца отправляют в ясли и только после этого, если родители не изменят решения, брошенного ребенка можно усыновить.

Мои приемные родители знали, что у меня была сестра-близнец, потому что они выбирали из нас двоих, но родителям Люси этого могли не сообщить, вот почему она до последнего момента не знала о моем существовании.

— Но ведь вы сами не знали о Люси, когда были ребенком. Ведь ваши родители никогда не говорили вам, что у вас была сестра-близнец?

Лицо Анжелы мрачнеет, на лбу появляется морщина.

— С моими приемными родителями все было не так просто… Когда я стала кое-что понимать, мы уже не могли нормально общаться. Кроме того, мне кажется, они не придавали особого значения таким вещам. Нет, они никогда ничего мне не говорили.

— Сколько вам было лет, когда вы узнали, что у вас есть сестра?

— Тридцать.

В зале слышатся восклицания. Дювье тут же подхватывает:

— Каково это, в тридцать лет узнать, что у вас есть сестра, о которой вы до тех пор ничего не знали?

Анжела неожиданно фыркает:

— Ну… Я была примерно в таком же состоянии, в каком сейчас Люси…

Она незаметно наблюдает за сестрой, которая в свою очередь искоса смотрит на нее. Их глаза встречаются, и во взгляде, которым они обмениваются, вспыхивает взаимопонимание. С одной стороны, Анжеле легче, ведь она уже давно знает, что у нее есть сестра, но ведь ей известно и то, каково вдруг узнать, что все это время где-то живет человек, похожий на тебя как две капли воды, — живет, дышит, говорит, мечтает.

— Я была потрясена, — продолжает Анжела, собравшись с мыслями. — Сначала я думала, что произошла ошибка, но служащий в архиве уверил меня, что никакой ошибки не было и у меня действительно есть сестра-близнец, которую удочерила другая семья. Разумеется, назвать их фамилию он не мог.

— Наверное, это было ужасно! Но почему вы ждали целых пять лет, прежде чем приступили к поискам сестры?

— Во-первых, я сразу столкнулась с ужасной бюрократической машиной, поэтому ничего не могла узнать о своей сестре. Кроме того, думаю, мне мешало и недоброжелательное отношение служащих, и то, что мы попали в приемные семьи, минуя центры по усыновлению. Как найти человека, если ты даже имени его не знаешь? Мне было неизвестно, в каком городе выросла Люси, во Франции ли она вообще… Я старалась как могла, но не знала, с какой стороны взяться за дело, что предпринять. Жизнь шла своим чередом, и надежда почти угасла. Знаете, когда в конце концов говоришь себе, что у тебя ничего не выйдет, и полагаешься на волю случая… В глубине души я никогда не теряла надежды однажды встретить Люси, но, скажем так, была занята своими делами. До того самого дня, пока однажды не увидела вашу передачу. Тогда я сказала себе: «Почему бы и нет?» — и позвонила вам.

— Дорогая Анжела, какая прекрасная история!

Жак Дювье, широко улыбаясь, поворачивается к Люси, надеясь, что та уже поборола первое волнение и сможет присоединиться к беседе. Чувствуя, что все взгляды устремлены на нее, Люси поднимает голову и смотрит на Анжелу. На этот раз между ними, такими похожими, действительно возникает чувство близости. Они словно узнают друг друга. Сначала вспыхивает крошечная искра, но вскоре уже бушует настоящее пламя, которое поглощает их. Они уже не могут не признавать друг друга. И этого вполне достаточно, чтобы восстановить законность их отношений, восстановить сами отношения, которых им так не хватало.

Время на съемочной площадке остановилось.

Они рассматривают друг друга безо всякого стеснения, ослепленные поразительным, невероятным сходством друг с другом. Их темные глаза взволнованно блестят, они жадно и недоверчиво разглядывают друг друга, каждую черточку! Зачарованно, не отрываясь, смотрят в удивительное зеркало, каким стало для каждой из них лицо другой. Будто два компьютера обмениваются базами данных.

— Люси, — мягко вступает ведущий, — можете ли рассказать нам, что вы сейчас чувствуете?

— Мне кажется, что я родилась заново… — негромко говорит Люси, не сводя глаз с сестры.

Анжела улыбается и протягивает руку Люси, которая крепко сжимает ее. Сестрам наконец хватает мужества посмотреть в зал.

— Что бы вы хотели спросить у сестры или сказать ей прямо сейчас, не раздумывая?

Люси в растерянности озирается. Потом ее лицо вновь становится спокойным, она поворачивается к Анжеле, все еще сжимая ее руку:

— Скажи, ты нашла мою… нашу мать?

Анжела опускает глаза и голосом, лишенным всякого выражения, словно речь идет о чем-то, не имеющем никакого значения, говорит:

— Ее звали Аделина Лебрен, она умерла четыре года назад.

Земля разверзается под ногами Люси. Небо рушится на голову, ее охватывает ледяной холод, и все внутри вдруг завязывается узлом! Сердце рвется на куски, руки немеют, кровь застывает в жилах. Умерла? Умерла?! Умерла…

— Ты ее знала? — спрашивает она, пытаясь скрыть волнение.

— Я видела ее один раз.

Люси требовательно смотрит на сестру, ожидая продолжения. Сердце вновь забилось изо всех сил, отчаянно выстукивая SOS. Анжела внимательно смотрит прямо в глаза Люси и говорит со всей убежденностью, на какую только способна:

— Она того не стоила, Люси. Мы ничего не потеряли.

13

Широкие полутемные коридоры за кулисами похожи на чистилище. Анжела и Люси сбежали туда, как только их отпустил ведущий. Впервые оказавшись наедине, они молчали, ни одна из сестер не решалась заговорить первой. Им так много нужно было сказать друг другу, так много предстояло узнать! Жаку Дювье удалось заставить их сделать еще два-три признания, а потом поблагодарить за то, что они разделили со зрителями такое необыкновенное событие в их жизни. Люси узнала, что детство ее сестры было далеко не таким безоблачным, как ее собственное. Во время передачи Анжела не стала распространяться об этом периоде своей жизни, но все и так было понятно. Очевидно, у Анжелы остались о детстве самые неприятные воспоминания, и делиться ими со зрителями она не собиралась. Пусть так. Сестрам не терпелось рассказать друг другу о себе.

Где-то за поворотом раздались крики детей. Люси еще не успела вернуться к реальности, она безуспешно пыталась собрать воедино разрозненные части собственного сознания, и эти знакомые звуки сбивали ее с толку. Она перестала чувствовать себя женой и матерью. Та Люси, которую она, казалось, так хорошо знала, уступила место другой, пока неизвестной. Сейчас она была только сестрой, которая оплакивала украденное детство, задыхаясь под тяжестью внезапно раскрытой тайны. В ту минуту, когда Люси увидела свою сестру, стены тюрьмы, в которой она томилась долгие годы, с грохотом рухнули. Невероятное открытие расставило все по местам, и у Люси возникло странное чувство, словно неожиданно получила кредит, в котором ей долго отказывали. Ей казалось, будто она всегда знала что-то такое, но в то же время была вынуждена признать, что ей никогда не приходила в голову мысль о существовании сестры-близнеца.

— Мама! Мама!

Макс и Леа выскочили прямо под ноги Люси, и та вспомнила, что она еще и мать. Нужно познакомить сестру с семьей. Ив шел следом за детьми, он уже был совсем близко. Выглядел он довольно напряженным.

— Анжела, позволь представить тебе моего мужа. Это Ив. — Люси удалось произнести это довольно спокойно. — А вот мои дети, Леа и Макс.

Анжела, сияя улыбкой, подошла к Иву и собралась поцеловать его, но тот отпрянул, с изумлением глядя на нее. Дети с молчаливым любопытством разглядывали Люси и Анжелу, озадаченно наблюдая их удивительное сходство. Приоткрыв рот, они смотрели то на незнакомку, то на мать, которые, не считая нескольких мелочей, были похожи друг на друга как две капли воды, как картинки в игре «Найди десять отличий».

Ив застыл, как изваяние, недоуменно рассматривая Анжелу. Та остановилась, улыбка исчезла с ее губ, и она отступила, настороженно глядя на стоявшего перед ней мужчину. Люси бросила на мужа убийственный взгляд и подтолкнула детей, чтобы они поздоровались с тетей, появление которой стало для них такой неожиданностью.

Ив, заметив яростный взгляд жены, тут же подошел к ее сестре и сердечно обнял новую родственницу.

— Простите, Анжела, это просто невероятно! — сказал он вполголоса. — Я чувствую, что не поспеваю за событиями. Вы понимаете… Это так неожиданно! Мне нужно привыкнуть, что у моей жены есть сестра-близнец.

Анжела с облегчением засмеялась и поцеловала мужа сестры.

* * *

Они вышли из здания телестудии. Все вокруг, казалось, стало выглядеть иначе. Какое непривычное чувство — знать, что рядом находится такой близкий и в то же время совершенно незнакомый человек! Испытывать симпатию и близость к этой незнакомке, ничего не знать о собственной сестре-близнеце… В эти двух словах заключалось столько же родства, сколько и тайны! Внешнее сходство, общая мать, судьба, разлучившая их после того, как они провели девять месяцев в самой совершенной вселенной… Теперь они — два чужих человека, которые с интересом, с нетерпением, но в то же время и с опаской будут узнавать все новые подробности друг о друге. Какие чувства копятся внутри, когда рождается сестра или брат? В этом поровну и счастья, и тревоги, радость разбавлена беспокойством, страсть — неприязнью. А что приходится испытывать, когда переживаешь это событие в тридцать пять лет? Какое место отвести собственному двойнику в жизни, давно идущей своим чередом, когда привычные обязанности год за годом чередуются с привычными удовольствиями?

Анжела и Люси со своей семьей сидели за столом и никак не могли прийти в себя от волнения. Смущенное молчание давно сменилось оживленным разговором, и было поистине удивительно, с каким вниманием сестры слушали друг друга. Люси засыпала Анжелу все новыми и новыми вопросами.

— Ты замужем? У тебя есть дети?

— Нет, ничего такого. У меня было несколько романов, но ни один не закончился ничем серьезным.

Анжела в двух словах рассказала о мужчинах, которые оставили сколько-нибудь значительный след в ее жизни. Среди них некий Винсент, в которого она без памяти влюбилась в восемнадцать лет, и эта страстная и бурная связь длилась целых пять лет. Потом был художник Стефан, несколько месяцев она была его моделью и любовницей, пока он не закончил картину. «Можешь себе представить, что это было…» — горько усмехнулась Анжела. Портрет у Стефана получился весьма непривлекательным, а их роман, по ее словам, был не более чем черновым наброском. Был еще американец Франк, находившийся в Париже проездом. Анжела стала его экскурсоводом и вскоре была готова ехать за ним на край света, что, кстати, и сделала. А несколько недель спустя вернулась домой с разбитым сердцем, полностью разучившись доверять мужчинам. С тех пор у нее случались только знакомства на один вечер, и это ее вполне устраивало.

— Чем ты занимаешься? — спросила Люси.

— У меня нет никакой профессии. После школы я училась гостиничному делу. Хотела открыть ресторан или чайный клуб, но не смогла получить кредит, чтобы начать дело. Несколько лет была компаньоном одного человека, он держал магазин. Мы открыли ресторан, но через два года разругались. Я ушла, хлопнув дверью. Сейчас нигде не работаю.

— Значит, в Париже тебя ничего не держит?

В голову Люси вдруг пришла безумная мысль. Она остро чувствовала, как непрочна их связь с Анжелой, а теперь их снова будут разделять целых триста километров, будто судьбе недостаточно было целых тридцать пять лет разлуки сестер. Целая волна чувств захлестнула Люси, и она не желала с этим мириться.

— Ты могла бы поехать с нами в Брюссель, хотя бы на несколько дней. У нас большой дом, есть комната для гостей. Мы ведь только что встретились. Нельзя допустить, чтобы…

Люси тараторила, не глядя на мужа и даже не задумываясь, нравится ли ему то, что она говорит. Ив, не скрывая удивления, смотрел на нее. Анжела, которую предложение сестры тоже застало врасплох, неуверенно ответила:

— Даже не знаю… Я как-то не думала об этом.

— У тебя есть неотложные дела в ближайшие несколько дней? — не сдавалась Люси.

— Да нет. Последние несколько недель я жила только ожиданием этого дня. Но мне бы не хотелось навязываться. Может быть… Может, я приеду на следующей неделе или попозже?

— Но почему?! — воскликнула Люси, даже не заметив, с каким упреком посмотрел на нее муж. — Зачем ждать? Тебе же ничто не мешает поехать с нами! Нам нужно наверстать упущенное время, ведь правда, Ив?

Ив не отвечал. Было видно, что все это его сильно раздражает. Наконец он натянуто улыбнулся.

— Сэм и Жан завтра ужинают у нас. Я не уверен, что Анжела…

— Раз в жизни можно и отменить! — взмолилась Люси. — Они поймут, что у нас уважительные причины. Ну же, Анжела, ты согласна?

Новоиспеченная родственница в недоумении переводила взгляд с Ива на Люси. Задумавшись, она закурила сигарету, которую вытащила из пачки Ива. Затем, чтобы выиграть немного времени, достала из сумки потрепанный ежедневник.

— Я должна уточнить, — пояснила она, словно оправдываясь.

Предложение было соблазнительным. Она и вправду жила последние два месяца только ради этого дня. Наконец-то она увидит сестру! А теперь оказывается, что ее сестра должна завтра уехать… Жизнь пойдет дальше, будто ничего и не было. А что делать ей? Как жить дальше? Она вдруг почувствовала себя неуютно, ее накрыло чувство пустоты и тревоги.

— Как ты себе это вообще представляешь? Мы расстанемся прямо сейчас с обещанием увидеться через пару недель? — наседала Люси, пока ее сестра листала пожелтевшие страницы ежедневника. — Это же просто немыслимо!

Анжела решительно захлопнула ежедневник.

— Если Ив не против, я согласна. Но я хочу быть уверена, что не помешаю вам.

— Ты ничуть не побеспокоишь нас, Анжела! Ив работает целый день, и, пока дети в школе, я совсем одна. Мы сможем лучше узнать друг друга.

Анжела посмотрела на Ива, ожидая его согласия, и он был вынужден кивнуть. Ему пришлось это сделать.

— Прекрасно! Тогда я еду с вами.

— Замечательно! — восторженно, как маленькая девочка, воскликнула Люси.

Тема была закрыта, вечер шел своим чередом. Люси рассказывала о своей работе, о том, как решила ее бросить. Ив в конце концов тоже расслабился, заговорил о своей фотостудии, о том, как он доволен, что в состоянии самостоятельно обеспечивать семью.

К концу вечера атмосфера стала действительно непринужденной, дети заснули прямо на диване в кафе. Наступило время откровений. Анжела говорила о своем детстве сдержанно, скупо роняя слова, не скрывая того, что воспоминания приносят ей боль. Ее удочерила пара, у которой не было своих детей. В первые годы жизни девочку обожали и баловали, как принцессу, а потом случилось то, чего никто не ожидал. Ее мать, которой к тому времени было уже тридцать девять лет, обнаружила, что беременна. Это было настоящее чудо, счастье, в которое невозможно было поверить. Когда родилась Алиса, Анжела, как многие дети ее возраста в подобной ситуации, стала ревновать к новорожденной сестре. Она относилась к Алисе враждебно, и за это родители очень сердились на нее. Чуть позже у матери началась долгая послеродовая депрессия, она отказывалась заниматься ребенком, рождения которого так ждала. Отец, которого все это окончательно выбило из колеи, оказался совершенно не готов к такому повороту событий. Всю свою нежность он отдавал только что родившемуся ребенку, стараясь хоть как-то восполнить отсутствие материнской любви. Между Анжелой и удочерившими ее родителями разверзлась настоящая пропасть, которая со временем становилась все шире и шире. Когда мать наконец пришла в себя, она окружила Алису необыкновенной любовью и заботой, стараясь искупить свою вину перед ней. Анжела почувствовала себя лишней в семье, которую еще совсем недавно считала своей. Ее протест был мощным и яростным, и вскоре родители стали считать Анжелу гадким утенком, постоянно мешающим их безоблачному счастью. При первой возможности они отправили Анжелу в пансион, переложив заботу о ее воспитании на посторонних. Они считали, что с них достаточно. Конечно, было выбрано весьма достойное учебное заведение, гордившееся тем, что дает своим выпускникам великолепное образование, но, для того чтобы нормально развиваться, Анжеле не хватало главного — родительской любви. Девочка необыкновенно тяжело переживала из-за того, что родители фактически отказались от нее. От бесконечных страданий по этому поводу она стала совершенно дикой и неуправляемой. В пансионе справиться с ней не могли и отослали в интернат, а оттуда — в другой, третий. В конце концов Анжела попала в специализированное заведение для трудных подростков. Все эти годы она буквально ходила по лезвию бритвы, рискуя в любой момент пополнить ряды несовершеннолетних преступников. В девятнадцать лет, когда бурные школьные годы наконец остались позади, молодая девушка окончательно порвала с приемной семьей, которая отвергла ее.

— И ты до сих пор ничего не знаешь о них, ведь прошло целых семнадцать лет? — спросила Люси, у которой в голове не укладывалось, как можно ненавидеть отца или мать.

— Несколько месяцев назад я видела мать и сестру. Сразу после смерти отца… — Анжела помолчала, глядя вдаль. — Это было ужасно, — продолжала она. — Как раз тогда я только что узнала о тебе и потому была вдвойне зла на них за то, что они скрывали это от меня. В общем, наша встреча была настоящим кошмаром. Я решила раз и навсегда прервать с ними всякие отношения.

Искренний рассказ Анжелы очень растрогал Ива, у которого тоже было трудное детство, его отец сильно пил. Он стал рассказывать о том, что пришлось пережить ему в те годы, когда любой ребенок открыт, доверчив и живет в мире грез. Маленький Ив видел ссоры родителей, видел, как отец едва ли не каждый день бил мать. Однажды отец исчез, это было внезапно и необъяснимо. Он просто не пришел вечером домой, не пришел на следующий день. Вообще больше не пришел. Мать обратилась в полицию, но найти отца так и не удалось. Это потрясло Ива. Рана, нанесенная исчезновением отца, зарубцевалась только после того, как уже взрослым он прошел курс лечения у психотерапевта.

— А наша мать? Расскажи о ней.

— Мать? О ней, в общем-то, нечего сказать.

После этих слов в воздухе повисла пауза. Немного помолчав, Анжела вздохнула и стала рассказывать о той, которая подарила им жизнь. Это была несчастная, необразованная глупая женщина, лишенная каких бы то ни было моральных устоев и душевного тепла.

— Я приложила немало усилий и в конце концов нашла ее. Видела только один раз. Она жила совершенно одна в какой-то глуши под Орлеаном, в старом развалившемся доме, без водопровода и отопления. Эта женщина совершенно выжила из ума. Ей было тогда около шестидесяти, но выглядела на все восемьдесят. Я сказала ей, кто я, но она утверждала, что не является моей матерью. Можешь себе вообразить? Она заявила, что приходится матерью всему человечеству и что я такой же ее ребенок, как и все прочие. Я пыталась узнать, кто же наш отец. Оказывается, дьявол! Далеко же я продвинулась в своих поисках… Не знаю, давно ли она тронулась, но к тому времени, когда мы встретились, она уже утратила все человеческое, да и женщиной-то уже не была. Обо мне помнила смутно. О нас. Но для нее мы были детьми греха. Просто чокнутая, говорю тебе! Больше я ее не видела.

— Ты говорила, что она умерла.

— Да. Через несколько недель я все-таки опять поехала туда. Меня будто что-то тянуло, я надеялась, что… Когда приехала, повсюду искала ее. Там были еще какие-то старухи, такие же невменяемые, как она. Мне сказали, что она тяжело заболела и скончалась. Это все, что я знаю.

— От чего она умерла?

— Не знаю, а те, кто там был, не смогли мне ответить.

— Когда это случилось?

— Примерно четыре года назад.

Люси молчала, переживая страшное разочарование. Всю жизнь она думала о своей матери, мечтала, фантазировала, представляла ее себе красивой, нежной, мягкой, любящей. На самом же деле эта женщина оказалась сумасшедшей и даже забыла о существовании собственных детей.

Анжела мягко смотрела на нее. Она взяла руку Люси и чуть сжала, чтобы привлечь внимание сестры. Люси подняла голову и встретилась с ней взглядом. Анжела улыбнулась:

— Тебе не о чем жалеть, Люси. Она бросила нас, и это единственное хорошее, что она сделала в жизни.

14

Миранда остолбенела.

Она переводила взгляд с Люси на Анжелу и обратно, с изумлением разглядывая их. Быстро перекрестилась, прошептав по-испански молитву всем святым, и крикнула:

— Жан-Мишель! Жан-Мишель! Иди скорее, посмотри, что Люси привезла нам из Парижа!

Услышав пронзительный голос жены, Жан-Мишель вышел из кухни, вытирая руки передником. Шеф-повар застыл на месте, глядя на сестер. Миранда наконец узнала Люси по стрижке и обняла ее.

— Ты нас познакомишь? — сказала она, глядя на Анжелу так, словно перед ней инопланетянин.

Сестры расхохотались. Миранда и Жан-Мишель расцеловали Анжелу. Люси по дороге в «Беседку» успела рассказать об этих славных людях, о дружбе, которая уже давно связывает их семьи, о щедрости и необыкновенном оптимизме Миранды. Анжела была готова заранее полюбить их и рассчитывала на взаимность.

— Здравствуйте! Люси так много рассказывала о вас. Я — Анжела, сестра-близнец Люси.

Миранда терла глаза, дабы убедиться, что не спит и все это происходит наяву.

— Черт побери!

И, обращаясь к Люси, спросила:

— А что стало с твоей матерью?

— Уже четыре года, как лежит в земле, — ответила Анжела. — Не такая уж это была большая потеря.

— Черт побери! — растерянно повторила Миранда.

Потеряв дар речи, она смотрела на сестер, потом опомнилась и потащила Люси с Анжелой к бару. Ей и самой просто необходимо было выпить. Она сгорала от любопытства. Сначала рассказывала Люси, потом Анжела повторила всю историю. Миранда не переставала разглядывать их, пытаясь найти хоть какие-нибудь различия.

— Люси чуть выше, — сказала она. — Это не очень заметно, но я уверена, что она сантиметра на два выше Анжелы. И подбородки у вас немного разные. Мне кажется, что у Анжелы он не такой округлый. А в остальном… С ума сойти! Если бы не прическа, невозможно было бы сказать, кто из вас кто.

И тут же, как обычно, перескакивая с одной темы на другую, спросила:

— Мирей уже в курсе?

— Нет еще, — ответила Люси. — Она оставила мне на автоответчике безумное количество сообщений, спрашивает, как прошла передача. Мы вернулись из Парижа только утром, я собираюсь зайти к ней попозже.

— С Анжелой?

— Нет, сначала одна. Я познакомлю ее с Анжелой завтра или послезавтра. Пусть сначала переварит новость.

— А как программа? Когда ее покажут?

— В следующий понедельник, — ответила Анжела.

— Отлично! Ресторан как раз закрыт. Приходите ко мне, посмотрим вместе!

Дверь ресторана распахнулась, в зал влетела Дотти. Ее появление было, как всегда, очень шумным и сопровождалось приветствием, адресованным и родителям, и всем посетителям ресторана. Она направилась к матери и чмокнула в щеку Анжелу, которая сидела, загораживая Люси.

— Привет, Люси! Вау! Стрижка — просто супер! Ну как, встретилась со своей матерью?

И, не дожидаясь ответа, поцеловала мать.

— Привет, мам! Папа тут?

— На кухне. Ты ничего не замечаешь? — спросила ее Миранда, кивая на сидевших рядом сестер.

— Ну да, Люси коротко подстри…

Эта пауза была красноречивее любых восклицаний.

* * *

— Они мне очень понравились, — говорила Анжела, когда через час вместе с Люси выходила из «Беседки». — Такие приятные люди!

— Это наши самые близкие друзья, — довольно ответила Люси.

Анжела вздохнула и с удовольствием потянулась.

— Жизнь здесь кажется удивительно приятной! Все так просто, люди необыкновенно милые, принимают меня, как будто мы сто лет знакомы, не оценивают, не судят. В Париже совсем не так!

— Ты же слышала, что сказала Миранда, — напомнила ей Люси. — Если захочешь остаться в Брюсселе, то у них над рестораном есть свободная комната.

— Знаю, — снова вздохнула Анжела. — Я чувствую сильное искушение согласиться.

Сестры целый час говорили с Мирандой о том, что хотят видеться друг с другом как можно чаще, дабы наверстать в общении упущенное время. Они прекрасно понимали, что Анжела не сможет постоянно жить у сестры. Тогда Миранда сказала, что на верхнем этаже ресторана есть комната с мебелью, в которой время от времени останавливаются друзья-иностранцы. Сейчас комната свободна, и Анжела может спокойно остановиться там. Сестры пришли в бурный восторг.

В машине по дороге домой Люси и Анжела молчали, погрузившись в свои мысли. Когда Люси остановилась на светофоре, Анжела вдруг спросила:

— А твоя мама? Как думаешь, что она скажет обо всем этом?

— Мама? — рассмеялась Люси. — Да она будет на седьмом небе, когда узнает, что меня разыскивала не моя… То есть, хотела сказать, не наша мать. Она будет счастлива, даже если я с порога заявлю, что бросаю семью и удаляюсь в монастырь!

Входя в дом Люси, Анжела испытывала противоречивые чувства, те же, что и накануне, когда впервые переступила порог виллы Жилло. Она была поражена роскошью и комфортом, которые окружали ее сестру. Непривычный простор, дорогая мебель, сама атмосфера дома — все говорило о таком уровне жизни, которого она никогда не видала. Анжела была в восхищении и чувствовала какое-то восторженное возбуждение, которое немедленно заставило ее вспомнить собственные неудачи. Люси ее ровесница, но замужем и обеспечена. У нее двое детей, окруженных любовью и заботой — тем, чего сама Анжела никогда не получала и не дарила. Кроме того, у Люси были друзья, крут общения, в котором, как и в ее доме, было мило и уютно.

Анжела впервые осознала глубину пропасти, отделявшей ее от сестры.

— Давай выпьем кофе и обсудим наши дела, — предложила Люси, отправляясь на кухню.

Анжела молча кивнула. Все происходило слишком быстро. В Люси била какая-то бурная энергия, сметавшая все на ее пути. Анжела чувствовала, что барахтается между двумя берегами своих надежд, не успевая перевести дух. Еще вчера она ничего не знала о сестре, а сегодня уже находится в ее городе, живет в ее доме, знакомится с ее друзьями.

Следом за сестрой Анжела прошла в кухню.

— Мы такие разные, правда? — сказала она.

— Почему ты так думаешь? — отозвалась Люси, наливая воду в кофейник.

— Не знаю. У тебя семья, дом в чудесном месте. Похоже, твоя жизнь отлично устроена, муж неплохо зарабатывает…

Люси промолчала. Казалась, она целиком поглощена приготовлением кофе и не обратила внимания на слова Анжелы, но несколько минут спустя посмотрела сестре в глаза и спросила:

— Это тебя огорчает?

Люси очень мягко задала этот вопрос, но Анжела тут же принялась оправдываться: Люси не так ее поняла! Просто очень забавно, насколько по-разному сложились их жизни, и на самом деле это просто здорово — ведь при полном внешнем сходстве они сохраняют свою индивидуальность. Просто вот такое наблюдение, и все.

Люси задумчиво покачала головой. Достала чашки, молоко, сахар, вазочку с шоколадным печеньем и пригласила сестру за стол. Венди тут же вспрыгнула на колени к хозяйке и лениво замурлыкала.

— У нее будут котята? — спросила Анжела, только сейчас заметив раздувшийся живот Венди.

— Да, к сожалению! — ответила Люси, поглаживая кошку. — Не хочешь котеночка?

— Нет-нет! — решительно отказалась Анжела. — Мне и самой едва хватает места, куда уж кошку брать.

Люси молчала. Ей показалось, будто в словах сестры прозвучал хорошо замаскированный упрек, но надеялась, что это всего лишь плод ее воображения.

— Куда ты денешь котят? — спросила Анжела, чтобы уйти от разговора, который не хотелось продолжать.

Люси вздохнула.

— Понятия не имею. Оставить их не могу, и если никто не захочет их взять…

Анжела пристально посмотрела на сестру, пытаясь угадать, что она хотела сказать. Люси снова почувствовала невысказанный упрек.

— У меня действительно нет выбора! — попыталась оправдаться она.

— Хорошо, что с нами так не поступили, — мрачно пошутила Анжела.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… Мы тоже никому не были нужны.

Люси пожала плечами.

— Разве можно сравнивать!

Сестры снова замолчали. Наконец Люси, которой стало не по себе, решительно переменила тему разговора:

— Ну, так как?

— О чем ты?

— О комнате, которую тебе предложила Миранда.

Глаза Люси лихорадочно блестели, она едва сдерживалась.

— Не знаю. Нужно как следует подумать, — с сомнением ответила Анжела. — Ты же понимаешь, в Париже у меня своя жизнь, друзья. Работы, конечно, нет, но… В общем, я должна подумать. В принципе почему бы и нет? Было бы здорово.

— Не спеши, — согласилась с ней Люси, хотя в голосе ее слышалось нетерпение. — Миранда ведь ясно сказала, торопиться некуда. Как же замечательно, что мы теперь вместе! И мы могли бы видеться каждый день. Нужно столько всего наверстать. И не только нам, но и детям — у них теперь есть тетя, и они смогут делиться с тобой секретами, которые не всегда могут доверить нам, родителям. До сих пор у них была Доротея, но это ведь совсем другое. Ты же родная тетя. Им нужно лучше узнать тебя, чаще видеться, и они полюбят тебя. Подумай только, какая победа над судьбой! Ты нашла меня, и я чувствую, что теперь моя очередь сделать все, чтобы удержать тебя. Скажи честно, Анжела, разве тебя что-нибудь держит в Париже? Если дело только в друзьях, то это не проблема. На скоростном поезде отсюда до Парижа полтора часа езды.

Кстати, должна тебе сказать, жизнь здесь гораздо легче. Ты даже могла бы найти тут какую-нибудь работу. Сначала будешь жить у Миранды, пока осмотришься, а потом…

— Люси, Люси! — умоляюще воскликнула Анжела. — Я все это знаю, — продолжила она, уже гораздо спокойнее, — но дело в том, что… Мы ведь знакомы всего два дня!

— Ты права, прости меня.

В кухне снова стало тихо. Анжела была глубоко тронута таким проявлением симпатии со стороны Люси. Она чувствовала, что сестра искренне хочет быть с ней, уделяет ей все свое внимание, хотя заходит несколько дальше, чем следует. Анжела уже забыла, когда к ней относились с такой добротой. Господи, как же это хорошо! Словно она наконец вернулась домой после долгих странствий и суровых испытаний. Радость, с которой Анжелу приняли, поразила ее, но в то же время было не по себе: словно ее с корнем выдернули из собственной жизни. Конечно, эта жизнь была не так уж весела, но она сама построила ее. Люси во многом была права — очень важно создать прочные отношения, сблизиться с детьми, постоянно видеться, если, конечно, Анжела хочет стать членом семьи Люси, тем более что семья готова принять ее с распростертыми объятиями. Что и говорить, возможность поселиться рядом с сестрой соблазняла ее. Но все-таки события разворачивались так стремительно, что Анжела, воинственная и бесстрашная, обладавшая бешеным темпераментом, никогда не думавшая о последствиях своих поступков, все же видела множество поводов для беспокойства. Что, если у них с Люси ничего не выйдет? Что, если через некоторое время сестра отдалится и бросит ее? Что, если Ив и дети не полюбят Анжелу?

А ведь вполне возможно, что она сама не сумеет сблизиться с Люси и ее семьей. Некое едва заметное мещанство Ива и Люси иногда заставляло Анжелу чувствовать себя не в своей тарелке. Безусловно, размеренность их жизни могла бы помочь ей ощутить почву под ногами — то, чего ей так не хватало. Но в тридцать пять лет не так-то просто принять чужой образ жизни. Во всяком случае, и речи не может быть о том, чтобы жить с ними под одной крышей. Вполне достаточно просто дружеских отношений.

Кроме того… Нет, Брюссель, конечно, очень милый город, но по душе ли ей остаться здесь навсегда? Вот так взять и переехать в другую страну?

Нет, все-таки надо как следует все обдумать. Возможно, комната, которую предложила Миранда, самый подходящий вариант, хоть и промежуточный, который никого ни к чему не обязывает. А если ей действительно здесь понравится и она обретет новый смысл жизни, тогда можно будет начать поиски какой-нибудь работы и обзавестись собственным жильем.

Люси совершенно права. В самом деле, почему бы не попробовать? Она так давно искала родных, чего теперь бояться? К тому же совершенно необязательно бросать маленькую комнатку в Париже. Чердак «Беседки» любезно предоставлен в ее распоряжение, но это вовсе не значит, что нужно отказаться от собственного угла. Жилье в Париже будет запасным аэродромом.

Все, что говорила Люси, — так просто, так очевидно. Возможно, она несколько забегала вперед, но в целом все выглядело вполне разумно.

Анжела поняла, что согласится жить у Миранды. Насчет остального — посмотрим. Как бы то ни было, сменить обстановку просто необходимо. В Париже ее преследовали неприятные воспоминания, заставлявшие постоянно возвращаться к прошлому. Предстоящие перемены немного пугали, но, возможно, наконец-то у нее появится шанс взять судьбу в свои руки. Посмеяться над жизнью, над этой дрянью, которая до сих пор ни во что не ставила ее.

15

Действительно, все произошло очень быстро.

Через два дня Анжела отправилась в Париж за вещами. Она сообщила всем знакомым о предстоящем отъезде. И первым эту новость узнал друг детства, поверенный всех тайн Анжелы, Джереми Лаво, который давно стал ей настоящим братом. Он всегда все знал и первым приходил на помощь. Джереми было тридцать шесть лет, он только что пережил тяжелый развод, заложниками которого оказались двое детей, но теперь его жизнь понемногу налаживалась. Джереми был пианистом, давал уроки сольфеджио и игры на фортепиано, время от времени выступал с редкими концертами, не теряя надежды стать великим музыкантом.

Приятель был искренне рад за подругу, хотя ее отъезд очень расстраивал его. Они познакомились в одном из бесчисленных интернатов, через которые прошла Анжела в школьные годы. Хотя она и в этом заведении задержалась ненадолго, подростки продолжали общаться. Джереми знал эту девушку лучше, чем кто-либо другой. Знал все о ее метаниях, ранах, перенесенных страданиях, об извилистом пути, которым она шла по жизни, о бесконечных срывах, о том, как ей не хватало материнской любви. Он горячо поддержал намерение Анжелы поселиться рядом с Люси, напомнил, что наконец-то она достигла своей цели — найти сестру и повернуть время вспять. И конечно, пообещал приезжать в гости так часто, как только сможет, — ведь скоростной поезд ходит так быстро. Джереми взял с подруги обещание, что она будет иногда приезжать в Париж на выходные. На прощание друзья крепко обнялись.

На следующий день Люси приехала за Анжелой в небольшом фургончике, взятом напрокат. Она помогла сестре погрузить вещи, и вместе они тронулись в обратный путь. Все начиналось с чистого листа.

— Вот увидишь, — убеждала Люси, когда они выехали за окружную дорогу, — тебе будет хорошо у нас. Мы с Мирандой обо всем договорились. Об обедах не беспокойся — ты же будешь жить над рестораном. Я совершенно свободна днем, у нас будет много времени…

— Я вполне могу сама себя обеспечить, — возмутилась Анжела, которую начала слегка раздражать чрезмерная опека сестры. — И деньги у меня есть.

Конечно, Люси действовала из лучших побуждений, искренне желая, чтобы сестре было как можно лучше, но Анжела все-таки не была выпавшим из гнезда птенчиком. До сих пор ей удавалось самой держаться на плаву, и, даже если иногда ее суденышку грозило крушение, она считала, что вполне достойно справлялась со всеми испытаниями, выпадавшими на ее долю.

— Знаю, знаю, — отвечала Люси миролюбиво. — Но в твоей комнате негде готовить. У себя ты сможешь только завтракать, а обедать и ужинать будешь в ресторане.

— Я буду платить за еду, — настаивала Анжела.

— Даже не думай. Они столько всего выбрасывают каждую неделю. Ты только поможешь уменьшить расходы. Но если это для тебя принципиально, можешь помогать на кухне.

Анжела промолчала. По правде говоря, предложение Люси ее очень устраивало. На деньги, которые она ежемесячно получала, было не разгуляться. Все складывалось как нельзя лучше.

— Знаешь, я должна кое-что сказать тебе…

Люси замолчала на полуслове, отвлекшись на машину, решившую обогнать их.

— Дело в том, — начала она снова, — что по вечерам мы не всегда свободны… Понимаешь, детям рано вставать, а Ив очень устает на работе. В течение рабочей недели мы живем совсем как домоседы, редко куда-то выходим вечером. Конечно, засветло спать не ложимся, но, честно говоря… В общем, семейная жизнь накладывает определенные обязательства, которыми нельзя пренебрегать.

— Понимаю.

— Но ты сможешь проводить вечера с Жаном-Мишелем и Мирандой. В ресторане вечером жизнь просто кипит, там всегда полно народу. К концу недели ты перезнакомишься со всеми завсегдатаями, у тебя и минутки свободной не будет!

При мысли о том, что вечера ей придется проводить в одиночестве, сердце Анжелы сжалось. Хотя, действительно, она ведь сможет постоянно торчать в баре. В Париже она редко ходила в подобные заведения, денег не хватало. Но ей редко случалось сидеть одной несколько вечеров подряд — рано или поздно на горизонте непременно появлялся кто-нибудь из ее многочисленных знакомых. Кроме того, в Париже всегда было полно развлечений — бесплатные концерты, выставки, акции, фестивали. Анжела надеялась, что и в Брюсселе найдется что-нибудь в этом роде.

По дороге сестры без умолку разговаривали, рассказывали друг другу о том, как жили все эти годы. Выяснилось, что в их жизни было несколько удивительно похожих событий. Обе начали вести дневник на следующий день после того, как им исполнилось двенадцать, и забросили его примерно в шестнадцать с половиной лет. Через несколько дней после пятнадцатого августа по одной и той же причине — закончился летний роман — произошел тяжелый разрыв с предметом первой любви. Люси все еще хранила дневник, Анжела потеряла свой во время одного из бесконечных переездов. Похожие события происходили с ними и в школе, хотя Анжела провела это время гораздо более бурно, чем Люси. В один и тот же учебный год в первом триместре они почувствовали склонность к математике, но потом передумали и после каникул перешли в гуманитарный класс. Обе играли в школьном театре — Люси в предпоследнем классе, Анжела в выпускном.

Но сильнее всего их поразила другая история. Люси поделилась, что в одиннадцать лет, катаясь на роликовых коньках, сломала левую ногу. Анжела помнила, что в этом же возрасте у нее сильно болело левое колено — две недели она даже не могла ходить. Ее отправляли на рентген, делали анализы, но ничего не нашли и решили, что врунишка Анжела притворяется. Через некоторое время боли прошли таким же загадочным образом, как и появились.

Эта история потрясла сестер. Люси приходилось слышать о подобных случаях, о некой невидимой нити, связывающей разлученных близнецов, даже если им не известно о существовании друг друга и между ними сотни километров. Но она была просто ошеломлена, узнав, что это случилось и с ними. У Анжелы тоже перехватило дыхание от волнения.

Когда очередное воспоминание непостижимым образом вновь оказывалось общим, сестры вскрикивали и начинали перебивать друг друга. Каждая хотела первой рассказать о том, что происходило с ней. Одни и те же слова, фразы одновременно срывались с их губ, словно в салоне машины звучала партия на два голоса.

Пару раз Люси едва не врезалась в идущую впереди машину из-за необычайного волнения, которое взяло верх над ее обычной осторожностью. Через час, оглушенные шквалом сильных, не поддающихся контролю чувств, они остановились, чтобы выпить кофе и немного прийти в себя.

— Как это может быть? — спрашивала Анжела, взволнованно помешивая кофе в стаканчике.

— Не знаю, — чуть слышно ответила Люси. — Наверное, в момент нашего рождения звезды расположились таким образом, что…

— Да, но боль в колене? Ведь не звезды же две недели не давали мне ходить?

— Не знаю, — повторила Люси в полной растерянности. — Я действительно ничего не понимаю.

Вдруг она засмеялась, словно вспомнила что-то забавное.

— Чему ты смеешься? — спросила ее сестра.

— Подумать только, все эти годы я читала гороскоп и даже не догадывалась, что это и твой гороскоп тоже.

Анжела очень удивилась.

— Ты что, веришь звездам?

— А почему бы и нет? Все знают, что Луна влияет на нас и на животных, на приливы и отливы.

Сестра задумчиво покачала головой.

— Если звезды действительно управляют нашей судьбой, скажи мне, почему тогда я не замужем за богатым и красивым мужчиной и у меня нет двоих чудесных детей?

Люси насторожилась. Она услышала зависть в голосе сестры — пусть неосознанную, но от которой стало не по себе.

— Не так уж мы и богаты, — пробормотала она, словно извиняясь.

Больше Люси ничего не сказала. Она поражалась тому, насколько жизнь Анжелы была не похожа на ее собственную. Впервые она подумала об этом еще в Париже, когда увидела комнату, в которой жила сестра. Довольно милая, но бедно обставленная мансарда без особых удобств. Одежда Анжелы была настолько старой и изношенной, что скрывать это уже не получалось. Ей исполнилось тридцать пять, а финансовое положение было весьма плачевным, но Люси не заговаривала с сестрой на эту тему.

Через несколько минут сестры отправились дальше.

— А как твоя мама? — спросила Анжела. — Что она думает обо всем этом?

— Она очень рада, как я и предполагала. Немного взволнована, конечно, как любой на ее месте, но, должна признать, она проявляет такую выдержку, на которую, как мне казалось, не способна.

— Что ты имеешь в виду?

— В смысле ей трудно сдерживать радость, особенно после того, как я рассказала, что наша мать умерла. Я не сержусь и прекрасно ее понимаю… Кстати, завтра она устраивает небольшой званый ужин в честь твоего приезда.

— Очень мило с ее стороны.

— Она очень хочет познакомиться с тобой. Ведь вся эта история закончилась для нее благополучно. Ей не придется делить меня с другой матерью, наоборот, она стала матерью второй дочери. И это ее устраивает гораздо больше.

— Какая она? Расскажи о ней.

Люси вздохнула, подыскивая слова.

— Скажем так, Мирей — очень сильный человек, но не тиран. Она всегда добивается того, чего хочет. Если ей не удается добиться желаемого сразу, она без колебаний начинает играть чужими чувствами. Мама никому не желает зла, но ей все-таки не хватает деликатности. Кстати, именно это раздражает меня в ней больше всего. В остальном она замечательная мать и я не могу сказать, что недовольна ею.

— Тебе повезло, — усмехнулась Анжела.

Люси снова замолчала, смущенная реакцией сестры. Она чувствовала растерянность оттого, что у них с Анжелой такая разная судьба. Было даже немного стыдно, что ее собственная жизнь похожа на выставку всевозможных материальных и нематериальных благ. Но, с другой стороны, не могла же она нарочно устроить себе несчастливое детство, лишь бы Анжеле было приятно!

— А твой отец? — спросила Анжела, нарушая неловкое молчание.

— О, это совсем другое дело. У мамы довольно властный характер, и отец во всем с ней соглашается. Он мало говорит и поэтому никому не мешает. Я его знаю только таким. Даже когда я была совсем ребенком, мама уже тогда все решала за него. Мне, конечно, не хватало отцовской твердости, но что поделаешь…

Люси чувствовала, что нарочно сгущает краски.

— Но все же это мой отец, и я люблю его таким, какой он есть, — решительно закончила она. Ей было немного стыдно за то, что выставила родителей в таком свете только лишь из желания не обидеть сестру своими словами.

Анжела ничего на это не сказала, и они продолжили болтать о разных пустяках. Люси рисовала Анжеле идиллические картины ее будущей жизни. Когда вечером сестры наконец вернулись в Брюссель, Люси сразу же отвезла Анжелу в «Беседку». Жан-Мишель и Миранда уже ждали их.

Едва выгрузив чемоданы, Люси стала переминаться с ноги на ногу с виноватым видом.

— Мне пора домой, — смущенно призналась она. — Дотти сидит с детьми, а я обещала отпустить ее до ужина. Располагайся как дома, я заеду завтра утром, и мы вместе займемся твоим обустройством. У меня есть кое-что для твоей новой комнаты, — сказала Люси, словно стараясь загладить вину. — Миранда приготовила тебе ужин. Спускайся в ресторан когда захочешь. Ты можешь проводить там сколько угодно времени. Мне ужасно жаль бросать тебя в первый же вечер, но сегодня мы должны принимать коллег Ива. Нам не удалось отложить вечеринку, а для него это очень важно.

Она крепко обняла Анжелу.

— Я так счастлива, что ты здесь!

Анжела, пребывавшая в некоторой растерянности, в ответ машинально обняла сестру. Люси подхватила сумку, пальто и, в последний раз поцеловав сестру, пулей вылетела из комнаты, словно по пятам за ней гнался сам дьявол.

— Не забудь, завтра мы идем к моим родителям! — крикнула она, сбегая по лестнице.

* * *

Оставшись одна, Анжела осмотрела свое новое пристанище. Это была очень простая комната-мансарда. К ней примыкало еще одно небольшое помещение, в котором находились туалет и душ, а рядом была оборудована крошечная кухня.

Анжела обратила внимание, что новая комната даже больше, чем та, что была у нее в Париже. «Тут это считается чердаком», — усмехнувшись, подумала она, открывая чемодан, чтобы разобрать вещи и убрать их в гардероб, потом застелила постель и бросилась на нее.

«Какого черта я здесь делаю? — думала она, глядя в потолок. — Что теперь? Все произошло так быстро… У меня даже не было времени, чтобы…» Хотя нет, время как раз было, но раздумывала она не так долго, как следовало, и поэтому теперь казалось, что решение получилось необдуманным. Люси у себя, с детьми, мужем, в своем красивом доме, в своей уютной жизни. Задумалась ли она хоть на секунду, что значит в день приезда оказаться одной в незнакомом городе? Допустим, Миранда и Жан-Мишель здесь, внизу, но Анжела едва знакома с ними. Кроме того, они заняты, в ресторане полно дел и у них не будет времени заниматься гостьей. Анжела подумала, что Люси несколько инфантильна — ей хочется, чтобы все шло, как она задумала. Разумеется, чаще видеться с вновь обретенной сестрой — вполне естественное желание, поэтому Люси потребовала, чтобы Анжела жила рядом с ней, но ей и в голову не пришло нарушить ради этого распорядок своей жизни. Дети и муж — отличная отговорка!

«Семейная жизнь накладывает определенные обязательства, которыми нельзя пренебрегать», — рассеянно передразнила Анжела сестру.

Она вдруг подумала, что очень мало знает Люси и ее характер.

«Вот за этим-то ты здесь, дорогая моя! — одернула она себя, стараясь быть максимально убедительной в своем внутреннем монологе. — Ты согласилась именно для того, чтобы лучше узнать Люси. Кроме того, ты уже большая девочка, нянька тебе не нужна. Ты отлично справишься сама. Брюссель не на краю света, здесь говорят на известном тебе языке, а если будет совсем плохо, всегда можно вернуться в Париж!»

Анжела бодро вскочила с постели. Нотация, прочитанная самой себе, быстро взбодрила ее. Вместо того чтобы киснуть в одиночестве, она приведет себя в порядок и спустится в ресторан. В ванной комнате Анжела разложила на полочках свою косметику и повернулась к зеркалу. Она смотрела на свое отражение, словно видела его в первый раз. Люси. Анжела. Анжела и Люси. Попыталась сделать себе прическу с челкой, как у сестры. Улыбнулась, как Люси, когда та рассказывала о своей жизни, о своих необыкновенных детях, о своем муже — красивом, добром и все такое… Улыбка на лице Анжелы превратилась в гримасу. Она начала кривляться, передразнивая зажатость сестры, ее несколько манерные, смешные жесты и позы. Пантомима становилась все более комичной. Вскоре насмешка в глазах Анжелы сменилась злостью, это уже не было похоже на затянувшуюся шутку. Вдруг Анжела застыла на месте, прекратила кривляться и с ненавистью посмотрела на свое отражение.

Через несколько мгновений она разрыдалась и долго плакала, глядя в зеркало.

16

Анжеле понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к новой жизни. Все приняли ее с распростертыми объятиями, Жан-Мишель и Миранда были необыкновенно гостеприимны. На следующий день после приезда Анжела познакомилась с приемными родителями сестры, которые встретили ее, как родную дочь. Возможно, именно этот теплый прием и напомнил Анжеле о незаживших ранах, о шрамах, обо всем, что она так и не смогла забыть. Мирей, сама того не подозревая, пробудила демонов, дремавших в душе едва знакомой молодой женщины, заставила ее вернуться к тяжелым воспоминаниям раннего детства. Над приемной матерью нависла тень соперницы, которую Анжела вдруг возненавидела только лишь за то, что та живет на свете, что она рядом, что она настоящая — из плоти и крови — и по праву завладела тем, что раньше принадлежало Анжеле. Восставшая из небытия тень внезапно явилась в тот момент, когда та меньше всего ожидала, и словно стена встала между ней и радостью, еще минуту назад наполнявшей душу женщины, наконец-то отыскавшей сестру.

Тень настигла ее, когда подавали аперитив. Анжела с восторгом наблюдала, как Мирей хлопочет вокруг стола и следит, чтобы всем было удобно. Теплая атмосфера, царившая в комнате, вдруг напомнила ей детство, когда так не хватало ласкового внимательного взгляда любящих родителей. Анжела полагала, что давно разобралась со своим прошлым, и была совершенно уверена, что неутоленная жажда быть любимой, признанной дочерью с годами утихла, но теперь с досадой поняла, что это далеко не так.

Все было просто великолепно. Дети были очаровательны, Ив обаятелен, отец Люси молча и добродушно взирал на свое семейство. Как и предсказывала Люси, Мирей совершенно успокоилась. Пожилая женщина растроганно смотрела на приемную дочь, и на ее лице было выражение полного счастья. Конечно, невероятная новость на некоторое время выбила ее из колеи, но мысль о том, что больше не нужно опасаться появления биологической матери Люси, вернула Мирей силы, и она с нетерпением ждала возможности взглянуть на ошеломляющее зрелище. Когда первое изумление прошло, Мирей вновь обрела свойственную ей уверенность и решительно завладела разговором.

— Никак не могу привыкнуть! — кудахтала она, удивленно разглядывая Анжелу, которая была так похожа на ее дочь.

Сестры переглянулись, улыбаясь.

— А ты, папа, что думаешь? — спросила Люси, глядя на отца, по обыкновению хранившего молчание. — Ты еще ничего не сказал.

— Дорогая, я думаю то же, что и твоя мать. Просто невероятно! — совершенно невозмутимо отвечал он, и его тон полностью противоречил смыслу сказанного.

Люси не удержалась и устало вздохнула. Да, в этом весь ее отец. Если попытаться действительно узнать, что он думает на самом деле, нужно остаться с ним наедине. Тогда Жак снимет невидимый намордник, который всегда на нем в присутствии жены. Низенький, кругленький, он был полной противоположностью Мирей — молчаливый, рассудительный интроверт, неохотно показывающий свои чувства. На первый взгляд этот человек казался одним из тех безликих существ, что проносятся над землей, не оставляя следа, но Люси знала, вернее, надеялась, что это не так.

Жак решил окончательно уступить жене исключительное право на разговоры. Молчание, которым он отвечал чаще всего, могло означать как согласие, так и протест. На выбор. И Мирей выбирала из двух вариантов тот, который был ей удобен. Эта пара прекратила всякие споры уже двадцать лет назад. И тогда же они стали спать в разных комнатах.

— Вы так тепло принимаете меня, это очень мило с вашей стороны, — с признательностью, но несколько растерянно ответила Анжела.

— Но это же совершенно естественно! — воскликнула Мирей, и в голосе ее присутствовала та теплота, с которой мать обращается к своему ребенку. — Ведь вы могли быть нашей дочерью, если бы ваши родители выбрали Люси, а не вас.

Вот оно.

Слова, сказанные Мирей без всякой задней мысли, пронзили грудь Анжелы, как клинок, и безжалостно разорвали сердце в клочья. Ее взгляд остановился на Люси, и та улыбнулась ей. Анжела увидела, как на лице, столь похожем на ее собственное, отражаются чувства, совершенно противоположные тем, что испытывала она, и это лишило ее последних сил. Внезапно до самой глубины души докатилась волна горечи оттого, как несправедливо обошлась с ней жизнь. Мирей разбередила старую рану, ту самую, которая — не стоит себе лгать! — заныла несколько дней назад, когда, познакомившись с семьей Люси, Анжела обнаружила, насколько широка пропасть, отделяющая ее от сестры.

— Просто невероятно! — продолжала Мирей, внося последнее блюдо с закусками. — Как могло получиться, что в больнице нам ничего не сказали? Мы все-таки имели право знать, что у ребенка, которого мы взяли, была сестра. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что это просто преступление! Разве они имели право вас разлучать?

Мирей возвела глаза к небу, потом грустно покачала головой, спросила про школьные успехи Леи и удалилась на кухню проверить очередное угощение, готовящееся в духовке. Люси рассказала, что через месяц будет школьная ярмарка, и в этот день все обязательно должны быть свободны, потому что каждый класс готовит спектакль для родителей. Жак заранее извинился за свое возможное отсутствие — артроз мучил его все сильнее и часто не давал выйти из дому. Люси знала, что отец с трудом выносит подобные мероприятия, поэтому понимающе кивнула, но попросила все-таки попытаться прийти на праздник. Мирей крикнула из кухни, что он обязательно придет.

Когда она вновь появилась в гостиной, ее внимание целиком переключилось на Анжелу.

— Ну, дорогая, расскажите же нам о себе!

Анжела смутилась. Попытавшись изобразить открытую улыбку, она вдруг почувствовала, что глаза выдают ее. Ив сел на подлокотник кресла Люси, нежно обнимая жену за плечи. Люси нежно погладила его руку. Анжела закрыла глаза. Картина этого семейного счастья причиняла ей невыносимую боль, которая вот-вот должна была раздавить сердце. Чего она ждала? Чего хотела, пытаясь неумело пришить к брюкам два давно оторванных кармана? Один карман попал на модный костюм и прекрасно смотрелся на нем, другой так и остался на бесформенном куске ткани, едва держась на старых нитках. Неуклюжая аппликация, цвета которой полиняли под ледяными ливнями.

Губы Анжелы задрожали, и ей пришлось отвернуться, чтобы скрыть эмоции. Все взгляды были прикованы к новой родственнице, все ждали ответа, может быть, даже признания, в то время как она старалась побороть чувства, рвущиеся наружу. Проходили минуты, и это только усугубляло ее смятение. Анжела боролась с собой, стараясь утопить на дне души бесконечную грусть, загнать внутрь слезы, которыми истекало все ее существо — слезы, которые, даже несмотря на героическую выдержку этой сильной женщины, были готовы хлынуть в любой момент, сметая на своем пути такую жалкую преграду, как хорошие манеры.

Анжела снова закрыла глаза, стараясь подавить рыдания, и в тот самый момент, когда она попыталась поднять глаза на окружавших ее людей, слезы прорвали плотину, и она разразилась рыданиями, всхлипывая и захлебываясь.

Люси первая бросилась к сестре и обняла ее.

— Анжела, что случилось? Дорогая… Что с тобой?

— Простите, ради бога, — рыдала Анжела, предпринимая жалкие попытки остановиться. — Это… Это от чувств…

— О! Не нужно так расстраиваться, — воскликнула Мирей, стараясь утешить гостью. — Мы так счастливы, что вы с нами! Вы теперь тоже член нашей семьи, правда?

Анжела кивнула, но все еще не могла произнести ни слова. Люси гладила ее по голове, Жак протянул носовой платок, Ив налил виски.

— Выпей, это поможет.

Анжела взяла стакан, взглядом поблагодарила Ива и рассмеялась, хотя ее смех оборвался последним рыданием.

— Простите меня, — пробормотала она, вытирая мокрое от слез лицо. — Я выгляжу так глупо! Просто мне вдруг показалось, будто я наконец нашла то, что искала много лет.

— Что же вы искали, Анжела? — спросила Мирей, которая, похоже, не упускала ни одной возможности наступить на больное место.

Анжела комкала носовой платок в тонких пальцах и наконец подняла на пожилую женщину усталый, но ясный взгляд.

— Я искала семью, мадам. Много лет я искала свою семью.

Мирей просияла.

— Зовите меня Мирей, дитя мое. Мне это будет очень приятно.

17

Люси чувствовала, что стала вдруг совершенно счастливой. Это была розовая полоса ее жизни, полная легкости и очарования, когда все казалось необыкновенно прекрасным, будто Люси вдруг открылись ответы на постоянно терзавшие ее вопросы. Это подарило такой покой ее душе, какого она никогда не знала. Время шло на цыпочках — так, что она даже не замечала его. Ей было хорошо. Встретив Анжелу, Люси поняла, что больше никогда не будет жить один на один со своей неуверенностью и недоумением, с разочарованиями и сожалениями, со всеми этими «если» и «может быть». Теперь их стало двое. Или же они вдруг соединились в одно целое — в зависимости от того, с какой стороны на это посмотреть. Но в любом случае тяжесть, которую Люси с детства чувствовала на сердце, внезапно исчезла — она избавилась от груза незнания, который, наперекор общепринятому мнению, весит немало — столько же, сколько тонна сомнений.

Что касается Анжелы, та понемногу привыкала к новой жизни. Сестры виделись почти каждый день. Они ходили в гости друг к другу и разговаривали целыми часами, рассказывали друг другу о своей жизни, назначали встречи в городе, вместе ходили по магазинам, в кино, в бассейн, гуляли, заглядывали к букинистам. Столько было разных занятий, которые позволяли им лучше узнать о вкусах, мнениях, принципах друг друга. Обе они чувствовали необходимость открыться, наверстать украденное у них время. Всякий раз, когда их мнения совпадали, они обменивались радостным взглядом, словно находили еще одно доказательство, больше, чем любые другие, доказывавшее, что они действительно сестры.

Анжела вскоре привыкла проводить воскресные вечера у сестры. Обе семьи Люси — та, в которой она выросла, и та, которую создала сама, — уже почти десять лет собирались на обед по воскресеньям. Анжела увидела и изнанку семейной жизни — согласие и натянутость в отношениях, обиду и благодарность, резкость и добродушие, которые неизменно присутствуют в жизни любой семьи. Она самозабвенно погрузилась в новые ощущения, вставала на сторону одних и выступала против предложения других с такой легкостью, что иногда ей казалось, будто все это — просто игра, а результат не имеет особого значения.

Однако особое положение Анжелы иногда давило на нее. Конечно, к ней теперь относились как к своей, она была единственным взрослым членом семьи, которого связывало с Люси кровное родство. Но отсутствие общего прошлого постоянно мешало ей освоиться среди этих людей. Что угодно могло напомнить об этом — любая мелочь, анекдот, взгляд, жест. Посреди общего разговора то и дело наступал момент, когда Анжела теряла нить общей беседы, не понимая, о ком идет речь, что имеют в виду и почему все смеются.

Каждый раз беспощадное напоминание о том времени, когда никто и не подозревал о ее существовании, причиняло ей боль. Она по-прежнему оставалась внешним элементом. Хуже того — иногда ей казалось, что ее снова удочерили. Но Анжела старалась как можно быстрее предать эти горькие чувства забвению. Во время периода первых открытий она впервые за многие годы почувствовала себя счастливой. Счастливой оттого, что узнала наконец, кто ее сестра, оттого, что нашла в ней союзницу, столь желанную все это время, и в особенности оттого, что ее признали благодаря неизвестной крови, которая текла в ее венах и до сих пор казалась ей скорее смирительной рубашкой, чем источником жизненных сил. Прошло некоторое время, и сестры сами удивлялись тому, что так быстро сблизились. Им казалось, будто они знают друг друга целую вечность.

Две недели спустя Люси познакомилась с Джереми, который приехал в Брюссель, чтобы провести с Анжелой выходные. Они встретились на террасе «Фершюрен», любимого кафе Анжелы. В редкие погожие дни сентября здесь казалось, что лето еще не кончилось. Джереми обнял Люси так, словно знал ее сто лет. Это удивило Люси, но в то же время ей было очень приятно.

— Простите мне эту вольность, — сказал Джереми, смущенно улыбаясь, — но мне кажется, что мы знакомы сто лет.

— Тогда не будем терять времени и немедленно переходим на «ты», — весело ответила Люси.

Между ними с первой минуты установились дружеские отношения. Джереми разговаривал с Люси так, словно они дружили с самого детства, и она с удовольствием отвечала ему тем же.

Накануне того дня, когда Джереми должен был возвращаться в Париж, «Беседка» была закрыта для посетителей. Анжела устроила званый ужин и представила своего друга новым знакомым. Жан-Мишель и Миранда предоставили кухню в ее полное распоряжение и были в восторге оттого, что в кои-то веки могут побыть здесь в роли гостей. Вечер прошел очень мило, Джереми был оказан самый сердечный прием. Женщины, как водится, собрались на кухне — Люси и Миранда решили составить компанию Анжеле, которая заканчивала последние приготовления. А Ив, Жан-Мишель и Джереми сидели в зале и беседовали на общие темы, как обычно происходит, когда люди только знакомятся. Дотти сидела у себя в комнате, но обещала спуститься, чтобы воздать должное кулинарному таланту Анжелы.

— Ты хорошо знала жену Джереми? — спросила Люси у сестры.

— Мы были знакомы несколько лет, — отозвалась Анжела, вынимая лазанью из духовки. — Нельзя сказать, что она вела себя безупречно. Когда отношения между ними начали портиться, я старалась сохранять нейтралитет. А потом… Ты же знаешь, как это бывает: стоило мне попытаться образумить Соню, она начала обвинять меня в том, что я встала на сторону Джереми и считаю ее виноватой во всем. Мы виделись все реже, и я окончательно потеряла ее из виду. Нашей дружбе с Джерри столько лет, что мы не станем ссориться из-за какой-то девчонки.

— Что стало причиной их развода? — спросила Миранда.

— Все и ничего. Все как обычно. Она упрекала Джереми, что у него нет постоянной работы, а ей приходится целый день сидеть в офисе. Потом у них, кажется, возникли трудности с деньгами, и это только все усложнило. Еще, думаю, их доконала рутина. Соня стала заводить романы, чтобы вернуть себе вкус к жизни. Джереми узнал об этом и не придумал ничего лучше, как исчезнуть на целую неделю. В его отсутствие Соня обратилась в суд, подала на развод, обвинив Джереми в уклонении от семейных обязанностей, и выиграла дело. С этого момента началась открытая война.

— Сурово, — прокомментировала Люси.

— Что да, то да. Джереми сражался, как лев, чтобы получить разрешение проводить с детьми одну неделю через две. Его мальчики — это все, что у него есть в жизни. Но между ним и Соней было чудовищное непонимание. У Джереми сложный характер: если он что-то решил, то уже не пойдет на попятный.

Анжела грустно улыбнулась, посыпала лазанью тертым сыром и снова поставила в духовку. Люси вздохнула:

— Когда есть дети, развод — это всегда трагедия. Ведь обычно именно дети расплачиваются за ошибки взрослых. Только бы с нами не случилось ничего подобного.

— Ну, у вас-то, кажется, все в полном порядке? — спросила Анжела.

— Да, не могу пожаловаться.

Люси остановилась, словно хотела добавить что-то еще, но в последний момент удержалась. Анжела продолжала:

— Я просто восхищаюсь — люди женаты уже десять лет, а все еще в состоянии выносить друг друга. Не представляю, как вам это удается.

— Это любовь, моя милая! — воскликнула Миранда. — Если с тобой такого пока не случалось, значит, ты еще не встретила мужчину своей жизни.

Анжела в ответ усмехнулась:

— Учитывая мое везение, я уверена, что мужчина моей жизни сбился с пути и встретил другую женщину. У меня все так с самого рождения — счастье всегда где-то рядом, но в руки не дается.

Эти слова вырвались как будто сами собой, словно мысли вслух, высказанные случайно и сбивчиво. Секунду спустя Анжела спохватилась и пожалела о сказанном, но отравленная стрела уже поразила цель. Люси почувствовала, как яд распространяется в ее теле. Она застыла и не сразу смогла посмотреть в глаза сестре. Она была поражена. Анжела была смущена, но держалась так, будто ничего не произошло — может быть, она и ляпнула что-то не то, но точно этого не хотела. Миранда постаралась сгладить возникшую неловкость и сказала первое, что пришло в голову:

— На что ты жалуешься? Ты красива, молода, свободна. Ты никому ничего не должна, делаешь что хочешь и когда хочешь. Конечно, засыпать каждый вечер рядом с одним и тем же парнем по-своему неплохо, но тем не менее…

Она запнулась, сбившись с мысли, потому что на самом деле не знала, что хочет сказать. В кухне воцарилась тишина. Анжела следила за лазаньей. Люси смотрела в сторону. Слова сестры больно ранили ее, и она не знала, что ответить.

Обстановку разрядила Дотти, которая, как обычно, ворвалась на кухню ураганом, требуя немедленно начинать ужин. Она умирает с голоду! Анжела тут же схватилась за этот спасательный круг, вручила Дотти бутылки с вином и велела усаживать всех за стол. Миранда вышла вслед за дочерью.

Сестры остались на кухне вдвоем. Анжела хотела извиниться, подыскивала слова, дабы объяснить Люси, что у нее и мысли не было в чем-то винить ее. Но Люси опередила ее неожиданным вопросом, который возвращал их к прерванному разговору.

— А Джереми? Он не был влюблен в тебя?

Анжела посмотрела на сестру так удивленно, словно ничего подобного ей и в голову никогда не приходило.

— Джерри? — расхохоталась она. — Мы уже столько лет знакомы!

Пожав плечами и словно отметая невероятное предположение, она продолжала:

— Его невозможно воспринимать как мужчину, вызывающего хоть какое-то желание. Понимаешь, что я хочу сказать? Я знала его, когда он еще ходил в коротких штанишках, а его руки были не толще крабьих клешней.

Но Люси не давала сбить себя с мысли:

— А Джереми? Может быть, он испытывал к тебе другие чувства? Он смотрит на тебя с такой нежностью.

— Ты заметила, да?

Анжела оставила фальшивый беззаботный тон, с которым говорила, чтобы скрыть смущение, вызванное собственной бестактностью, и серьезно посмотрела на Люси.

— Десть лет назад у нас был короткий неудачный роман, — неожиданно сказала она. — Скажем так, мы оба быстро поняли, чем придется расплачиваться… Мы были слишком привязаны друг к другу, чтобы рисковать своей дружбой. Потом Джерри встретил Соню, и мы навсегда закрыли эту тему.

— А сейчас?

— Сейчас? Ничего. Мы просто друзья, на всю жизнь.

Люси замолчала, удовлетворившись этим ответом. Она улыбнулась сестре и спросила, что еще нужно отнести на стол. Анжела передала ей подставки под горячие блюда и достала лазанью. Уже на пороге она окликнула сестру:

— Люси!

— Да?

— Знаешь, я не имела в виду, что… Бог мой, эти слова вырвались сами по себе и ничего не значат. По крайней мере ничего, что касается нас с тобой.

Люси кивнула, спокойно глядя на сестру.

— Я знаю.

18

На школьном дворе необыкновенно оживленно. Сегодня тут проходит долгожданная ежегодная ярмарка. Анжела пришла вместе с семьей сестры, ведь она теперь тетя Леи и Макса. Дети очень любят ее. Они едва успели показаться здесь, как тут же смешались с другими детьми и мгновенно исчезли из виду. Двор застелен рядами ковриков, на которых разложены всевозможные предметы, выставленные на продажу. В проходах теснится публика. В этом году на школьной ярмарке также проходит распродажа подержанных вещей, которую устроили родители учеников. Тут и там покупатели рассматривают и вертят в руках товары, выбирают, торгуются. Ярмарка в разгаре. Сцена закрыта красным занавесом, чтобы зрители раньше времени не увидели декорации, подготовленные к спектаклю, который начнется в три часа. Рядом передвижное кафе, где взрослые и дети могут перекусить всего за несколько сантимов, купив содовую, соки, кофе, пиво, вафли, блины, шоколад или чипсы. Вся выручка пойдет в фонд школы и поможет оплатить экскурсии, запланированные в конце учебного года. В соседнем дворе, где дети отдыхают во время перемен, широким кругом, напоминающим укрепленный лагерь, расставлены разноцветные палатки. Здесь дети вместе с родителями могут принять участие в различных развлечениях — ловля пластмассовых уточек, плавающих в воде, стрельба из лука, шарики, лотерея.

В центре расставлены стулья для игры в «третий лишний». Игра, в которой одновременно сможет принять участие множество желающих, начнется в два часа, то есть всего через несколько минут. Участников просят собраться у павильона с пластмассовыми утками. Ив и Люси здороваются с другими родителями, обмениваются с ними словами приветствия. Анжела по пятам следует за сестрой, чувствуя себя немного растерянной в этой суете. Люси знакомит ее со всеми, кого они встречают. Анжела пытается не растеряться под градом новых лиц и имен. Вот мама Аврелии, лучшей подруги Леи. Ее нетрудно узнать: она такая же рыжая, как ее дочь, — Леа уже рассказывала Анжеле об Аврелии, они дружат еще с детского сада. В прошлом году родители этой милой девчушки брали Лею с собой на две недели на Сардинию, а Ив и Люси возили девочек на Джербу во время рождественских каникул. Подруги просто неразлучны, кроме того, Леа тайно влюблена в старшего брата Аврелии, но это секрет, и тетя Анжела обещала никому и ни за что об этом не рассказывать. Даже под пытками.

Все новые знакомые удивляются, восклицают, восторгаются: «Боже мой, ваша сестра так похожа на вас! Если бы не стрижка, вас было бы невозможно различить! Я и не знала, что у вас есть сестра-близнец!» Люси хихикает, снова и снова объясняя: «Я и сама об этом не знала». Ей со смехом отвечают: «Жизнь иногда преподносит такие удивительные сюрпризы!»

Анжела узнает несколько фамилий, которые она уже слышала раньше. Проходит час, и она чувствует, что с нее довольно. Имена детей и родителей путаются в голове, а праздничная суматоха окончательно сводит с ума. Когда рядом нет сестры, чужие люди обращаются к ней, как к своей знакомой, некоторые даже хвалят ее новую стрижку — и в конце концов это начинает надоедать. Чтобы хоть чем-то занять себя, она пытается намного разобраться: толстый прыщавый мальчик — это брат Эмильена, Леиного одноклассника… Нет, Эмильен ходит в детский сад вместе с Максом. Его старшая сестра — та маленькая толстушка, которая объедается вафлями в кафе. А кто тогда прыщавый мальчик? Анжела запуталась. И чей это светловолосый малыш, который ходит за ней по пятам и, кажется, хорошо ее знает? А, это Дамьен, который считается женихом Леи! Вот только Лею он совершенно не интересует. В прошлом году она снисходительно принимала его ухаживания, но это старая история.

Издали Анжела наблюдает за Люси и Ивом, которые о чем-то оживленно беседуют с другими родителями.

* * *

— Дорогая, я не опоздала? Ради Бога, извини! Где дети? Пойду поцелую их!

Появление Мирей всегда сопровождается шумом и суетой. Ив обреченно вздыхает.

— Жаль, что у твоей матери хроническая истерика, а не болезнь Альцгеймера, — шепчет он на ухо жене.

Люси передергивает плечами, незаметно щиплет мужа за руку и обнимает мать.

— Мама, рада тебя видеть. Я боялась, что ты забыла, какое сегодня число, — говорит она, целуя Мирей. — Извини, что не напомнила, у меня не было ни одной свободной минуты.

— Ты что, дорогая, спятила? Я сама тебе позавчера напоминала о ярмарке! — возражает Мирей, вертя головой во все стороны и пытаясь найти внуков. — Где же мои маленькие безобразники? Да, кстати, ты принесла кулинарную книгу, которую я просила?

Люси непонимающе смотрит на Мирей.

— Кулинарную книгу?

— Ну да! Ту, в которой рецепты разных салатов! Я говорила тебе, она нужна мне к следующему собранию нашего кружка вязания.

— А ты у меня ее просила? Когда?

— Говорю же тебе, позавчера! Когда мы встретились на стоянке у «Перекрестка». О, я вижу, вон Леа! Я сейчас вернусь, милая. И не беспокойся о книге, я заеду за ней завтра.

Мирей скрывается в толпе. Люси нахмуривается: «На стоянке у "Перекрестка". Позавчера… Но я не была позавчера в "Перекрестке"! У мамы начинается маразм. Или все дело в том, что…»

Люси ищет глазами сестру, которая снова куда-то делась. Наконец она обнаруживает Анжелу за кружкой пива в баре.

— Анжела… Ты была позавчера в «Перекрестке»?

Анжела едва не поперхнулась. Несколько капель пива попали на ее блузку. Она вытирает мокрую блузку и мило улыбается сестре.

— Да, была, а почему ты спрашиваешь?

— Ты видела мою маму?

— Да, я забыла тебе сказать. Мы немного поболтали, но я торопилась.

— Она думала, что говорит со мной.

— О!

Анжела удивленно улыбается и пожимает плечами в знак того, что она тут ни при чем. Люси в недоумении смотрит на нее, в ее глазах растерянность и непонимание.

В ответ сестра лишь поднимает руки, словно сдается.

— Мне очень жаль, Мирей называла меня «дорогая», и я подумала, что она знает, с кем говорит.

— Но как она могла нас перепутать?

— Наверное, из-за того, что я была в шапке. Шел дождь, и на мне была шапка.

Какое облегчение! Люси чувствует, что напряжение уходит, и расплывается в улыбке.

— Действительно, она всем говорит «дорогая». По крайней мере всем, кто носит юбки. Она спрашивала тебя о кулинарной книге?

— Да…

Смущение Анжелы длится не больше секунды.

— Мирей просила рецепты салатов, — быстро добавляет она. — Меня это удивило, я не помню, чтобы говорила, будто у меня есть такая книга. Теперь все понятно, она нас перепутала!

Люси успокаивается.

— На нее нельзя сердиться. Что ты будешь делать? Останешься здесь или пойдешь с нами?

— Допью пиво и приду.

— Мы будем во дворе. Я записала всех нас на «музыкальные стулья». Будешь играть?

Анжела залпом допивает пиво и торопливо отвечает:

— Такое я не соглашусь пропустить ни за что на свете!

* * *

Все участники игры уже на месте, каждый у своего стула, вокруг целая толпа болельщиков. Господин Луаяль, директор школы, в красном плаще, белых перчатках и цилиндре дает последние наставления, напоминает правила игры. Он держит микрофон у самого рта, как певец. Вокруг веселая суматоха, и господин Луаяль готовится дать команду. Вот-вот зазвучит музыка.

Из репродукторов раздается песня Клода Франсуа, и тридцать человек начинают кружить вокруг стульев. Кое-кто с самого начала двинулся не в ту сторону, вызвав насмешки соперников. Цепочка участников приплясывает на ходу в такт музыке, которая все играет, играет, играет… Напряжение растет. Все смеются. И вдруг наступает тишина. На долю секунды все замирают, и тут же бросаются к стульям — их всего двадцать девять. Все толкаются, суетятся. Несколько человек все еще стоят. Раздаются крики:

— Сюда, сюда, тут есть стул!

— Тут еще один!

— Шевелись! Быстрее!

Некоторые вцепились в свой стул так, словно от этого зависит их жизнь. Усатый толстяк мечется то туда, то сюда и наконец замечает, что он один остался без места. Он выходит из игры. И снова раздается песня Клода Франсуа.

Двадцать минут спустя в круге остается только четыре стула. Ив и Леа уже давно выбыли из числа участников и присоединились к Мирей. Толпа вокруг становится все плотнее, к финалу игры собирается все больше зрителей. В игре остаются господин Пирон, классный руководитель 5 «А» класса, незнакомая пожилая дама, учительница Леи мадам Пиншо, Люси и Анжела. Теперь над площадкой раздается голос Даниеля Балавуана, который оплакивает своего сына и проигранную битву, но до этой истории никому нет никакого дела. Через несколько секунд его голос внезапно смолкает, и тут же раздаются оглушительные крики болельщиков. Одна из сестер заняла стул мадам Пинию, которая стоит в растерянности. Ив надрывается, поддерживая Люси. Леа болеет за тетю Анжелу. Мирей не знает, кого выбрать, да это и неважно — она может всласть покудахтать и ей в кои-то веки не сделают замечаний.

В следующем туре из игры выбывает пожилая дама. Мирей уже изнемогает. Господин Пирон с опаской смотрит на сестер — они так похожи, и непонятно, кого следует больше опасаться. Кроме того, в этом бесконечном хороводе он начинает путать их и уже не уверен, кто из них в предыдущем туре легонько столкнул мадам Пиншо со стула, на краешек которого та успела присесть — та, что с длинными волосами, или та, у которой короткая стрижка. Балавуан снова поет, и три участника вновь начинают кружить, замедляя шаг, когда оказываются перед одним из двух оставшихся стульев.

Тишина!

Люси и Анжела метнулись к стульям. Господин Пирон опоздал. Он хохочет и театрально кланяется толпе, дошедшей до последнего градуса кипения. Остается только два игрока.

Раздается просьба на минуту остановить игру. Директор встает между Люси и Анжелой. Он не может упустить такой подходящий момент. Господин Луаяль представляет публике сестер, находясь в полном восторге оттого, что они так похожи друг на друга. Дав зрителям в полной мере насладиться эффектом, он удаляется. Звучит новая песня. Раздается взрыв смеха — господин Луаяль большой шутник и на этот раз поставил песню из фильма «Девушки из Рошфора»[6]. Люси и Анжела кружат около единственного стула, не спуская друг с друга глаз. Каждая с улыбкой на губах оценивающе смотрит на соперницу, старается сбить ее с толку, отвлечь внимание, рассмешить. Все следят за ними, затаив дыхание. Сестры кружат вокруг стула, пританцовывая под музыку, то быстрее, то медленнее, задевая друг друга и шутя…

Тишина!

Никто и ахнуть не успел. В мгновение ока сестры уселись на стул и теперь борются за победу — они пихаются, цепляются за стул, пытаясь столкнуть соперницу. Толпа криками подбадривают сестер. Люси — слева, Анжела — справа. Одна из них пытается схватить соперницу и спихнуть ее, другая не уступает и изо всех сил цепляется за стул. Но, несмотря на все усилия, Люси понемногу сдает позиции. Анжела еще на сантиметр придвигается к центру стула и ей удается схватить руку сестры, которой та пытается ухватиться за спинку стула. Люси теряет равновесие, задыхается. На секунду она отпускает стул, надеясь ухватиться еще крепче, но в то же мгновение Анжела пихает ее локтем под ребра. Удар не был болезненным, но застает Люси врасплох. Она разжимает руки и падает на землю под ликующие вопли праздничной толпы.

Запыхавшаяся Анжела победно усаживается и торжествующе смотрит на сестру.

Раздаются аплодисменты, бурные приветствия. Оглушенная ими, Анжела сидит так, словно решила больше никогда не вставать с этого стула. Она находит в толпе Ива и пожирает его глазами. Директор школы подходит к ней и в знак победы поднимает вверх ее руку. Люси поднимается на ноги и поздравляет сестру — она умеет достойно признать свое поражение. Только тут Анжела возвращается на землю. На ее напряженном лице появляется улыбка. Она обнимает сестру, а та тихо выговаривает ей на ухо:

— Ты же могла ушибить меня!

— А что я сделала?

— Ты толкнула меня локтем в бок.

— Правда? Извини, пожалуйста… Ведь это же всего-навсего игра!

Анжела просит прощения и целует Люси.

19

Их четверо. Четыре молодые женщины с любопытством рассматривают друг друга. Одна пара сидит перед квадратом зеркала. Другая пара — по ту сторону — в точности копирует их.

Анжела и Люси не могут оторваться от собственного отражения, рассматривая друг друга, сравнивают все, что похоже, находят отличия. Люси убирает волосы, пытаясь соорудить у себя на голове что-то, напоминающее прическу Анжелы.

— Короткие волосы — это довольно мило, — негромко говорит она, с удовольствием разглядывая себя. — Я тоже думала, не подстричься ли мне, но никак не могла собраться с духом. Мне казалось, что это не очень женственно.

— Теперь твое мнение изменилось?

— Тебе очень идет. Я бы, наверное, не решилась на такую стрижку, но она так хорошо подчеркивает форму твоей головы.

Анжела с интересом смотрит в зеркало.

— Действительно, красивая голова, — фыркает она, подхватывая шутку.

— Мне нравятся наши плечи. Я считаю, они очень изящные.

— У нас длинные руки…

— Тонкие пальцы.

Сестры смеются, и их смех так похож, что это вызывает новый взрыв хохота. Люси вздыхает.

— Так глупо… Я действительно хотела сделать стрижку. Я колебалась, боялась, что потом пожалею, но мне хотелось этого все сильнее. Жаль, что я не встретила тебя раньше. Теперь уже слишком поздно.

— Почему поздно?

— Тебе не кажется, что это будет… как бы… чересчур?

— Ты думаешь, мы будем слишком похожи?

Люси кивает, ее глаза возбужденно блестят. Анжела снова смотрит на их отражение. Кажется, будто одно зеркало отражается в другом. Она пожимает плечами.

— Ну и что? В конце концов мы же близнецы.

— Только представь себе Ива! — восклицает Люси, словно она на самом деле собралась совершить отчаянный поступок, переступить грань дозволенного.

— Если ты сделаешь стрижку?

Люси кивает.

— Но ведь это касается тебя, а не его, — возмущается Анжела.

— Не все так просто, — возражает Люси, отворачиваясь от зеркала.

Анжела следит за ней взглядом и снова поворачивается к зеркалу.

— Как бы ты хотела подстричься? — спрашивает она, приводя волосы в порядок. На голове у нее «художественный хаос», над которым долго трудился мастер в салоне красоты.

Люси снова подходит к зеркалу.

— Еще короче, чем ты. Я хочу стрижку, как у Одри Хепберн в «Сабрине».

Анжела задумывается:

— А что, это может быть очень мило.

Сестры умолкают и мечтательно смотрят в зеркало. Их взгляды встречаются, и они улыбаются друг другу.

— Можно ведь просто попробовать… — осторожно говорит Анжела.

Люси все еще сомневается.

— Ты думаешь, Ив действительно будет против?

— Не знаю.

— Так в чем проблема?

Люси неопределенно машет рукой, Анжела продолжает настаивать.

— Что ему может не понравиться? То, что у тебя будут короткие волосы, или то, что нас будет невозможно различить?

— И то и другое, конечно.

— Спроси его, и ты будешь знать наверняка.

— Неудачное решение!

— Почему?

— Потому что, если он откажет, я уже ничего не смогу сделать.

— Но почему же он должен отказать?

— Нет, безусловно, он не сможет мне запретить. Он же не дурак. Конечно, Ив предоставит выбор мне самой. Но, с другой стороны, я все-таки должна ему нравиться. Прежде всего ему.

— Прежде всего ты должна нравиться самой себе.

— Я нравлюсь себе, когда нравлюсь ему.

— Ну, раз так, тогда конечно… Тогда и говорить не о чем.

Люси молчит. Подойдя к сестре, она пытается соорудить из ее волос прическу, о которой думает, и с восторгом смотрит на то, что получилось.

— Ладно, неважно. Все равно это красиво. Посмотри, я имела в виду что-то в этом роде, даже еще короче.

Анжела смотрит в зеркало, улыбается.

— Ты права, совсем не плохо. Ну, мне-то уж никто не помешает так постричься. Осталось найти хорошего мастера.

— У меня хороший парикмахер. Если хочешь, я запишу тебя.

Анжела настойчиво смотрит на сестру и улыбается:

— Нас.

Люси некоторое время ничего не отвечает, глядя прямо перед собой. Потом улыбается в ответ:

— Хорошо, я запишу нас.

20

Казалось, события развивались согласно какому-то дьявольскому замыслу. Поначалу все происходило как бы исподволь, само собой, но через некоторое время будто стал складываться самостоятельный сценарий со своей собственной логикой, никому не доступной и не подвластной. Анжела изо всех сил старалась не придавать этому никакого значения, но Идея постоянно пробиралась в ее мысли, словно гнусное, зловонное животное, которое присасывается ко всему, что попадается на пути — к мечтам, надеждам, желаниям, планам. Ее душу словно разъедал рак. Сначала яростно, потом в полном отчаянии она пыталась раздавить мерзкую тварь пятой рассудка.

Безуспешно. Ничего не помогало.

Иногда Анжела вдруг замечала, что лихорадочно выстраивает интригу, достойную Макиавелли, чтобы добиться осуществления своего заветного желания — самого безумного, совершенно недостижимого. Механизм заработал помимо ее воли, и она, напуганная происходящим, решила: пусть все идет как идет. Втайне Анжела надеялась, что когда Идея окончательно созреет, то оставит ее в покое и не потребует от нее никаких действий, как яркое видение, фантазия, пережитая во сне, не требуют воплощения в реальной жизни.

Все началось в парикмахерской. Они все-таки сделали это. Сидя под сушильными колпаками, они смеялись, как девчонки, которые собираются подшутить над родителями. Дабы быть совершенно уверенными в безупречном сходстве, они попросили, чтобы их стриг один и тот же мастер — по очереди. Сначала Анжелу, чтобы у Люси было время еще раз как следует обдумать принятое решение. Когда Люси увидела стрижку Анжелы, последние сомнения рассеялись, и она села в кресло, с которого минуту назад поднялась ее сестра.

Через полчаса никто бы уже не смог сказать, кто из них кто.

В этот самый момент Идея впервые посетила Анжелу. Безумная Идея, настолько чудовищная, что та даже не приняла ее всерьез, — просто посмеялась про себя, и ее внимание полностью переключилось на новую стрижку. Перемена ей безумно нравилась! Анжела даже не подозревала, что может так выглядеть — женственно, но не надменно, соблазнительно, но не глупо, оригинально, но не чудаковато. Она сохранила свою индивидуальность и в то же время в ней открылось что-то новое. Нет, решительно, это ей нравилось!

Люси чувствовала то же самое. Она словно заново родилась. Люси, сестра Анжелы. Сестра-близнец. Точная копия и в то же время оригинал. Это было так ново!

Сестры вернулись к Люси, не сводя друг с друга глаз, восхищаясь новой прической. Зеркало больше не требовалось. Когда они вошли в гостиную, Венди встретила их растерянным мяуканьем. Кошка спала, растянувшись на диване, и внезапный приход сестер потревожил ее. Широко раскрыв глаза, она смотрела на Анжелу и Люси, переводя взгляд с одной на другую, и выглядела очень удивленной. Ее живот вырос еще больше. Анжела не удержалась и спросила:

— Когда должны родиться котята?

— Думаю, недели через две, — ответила Люси.

— Ты так и не решила, что будешь с ними делать?

— Нет. То есть да. Я говорила со своим врачом и купила бутылочку хлороформа. Это действует более надежно, чем эфир. Я буду уверена, что все в порядке, а они ничего не почувствуют.

Анжела ничего не ответила.

— Боже мой, — прошептала Люси, глядя на свою фотографию на каминной полке. Там она была с прежней стрижкой. — Что скажет Ив?! А дети? Надеюсь, они меня узнают. Только бы им понравилось!

— Ты их не предупредила?

— Я только сказала, что вечером их ждет сюрприз, и они должны хорошо себя вести.

— Они будут в восторге!

Анжела подошла к камину, чтобы рассмотреть фотографии. Она взяла ту, на которой Ив и Люси были запечатлены в день свадьбы, и стала внимательно вглядываться в их радостные лица. Люси в подвенечном платье была великолепна. Десять лет назад, вся сияя, она улыбалась в объектив. Ее лицо на снимке — словно открытая книга: видно, что она совершенно счастлива. Люси склонила голову на плечо Ива, который стоял, гордо расправив плечи, и нежно обнимал жену за талию. Боже, как он красив! Как оба они прекрасны и влюблены!

— Как много я упустила в жизни, — прошептала Анжела.

Люси снова насторожилась. Ей очень не нравились намеки сестры, и в то же время она прекрасно сознавала, что все эти годы была любимицей судьбы, чего никак нельзя сказать об Анжеле. Ее пугало, что сестра все время сравнивает себя с ней. Это постоянно слышалось в ее вроде бы незначительных, но горьких замечаниях, хотя она и убеждала Люси в том, что это не так.

— Упустила? Что ты имеешь в виду?

— Все это, — задумчиво ответила Анжела. — Твою свадьбу, рождение твоих детей, все эти важные моменты, которые обычно делят с близкими.

— А, вот ты о чем.

Люси вздохнула с облегчением. Ей было показалось, что Анжела говорила о собственной жизни, в которой не было ни мужчины, ни детей, что она снова сравнивает их жизни и с горечью подсчитывает свои неудачи.

— Ну, так что же, мы постараемся все наверстать, правда?

Слабо улыбнувшись, Анжела кивнула.

— Выпьем кофе? — предложила Люси, выходя на кухню.

Опять кофе! Для Люси это было нечто вроде ритуала, который она затевала, как только представлялась возможность. Анжела поставила фотографию обратно на камин. Ее рука немного дрожала. Идея снова внезапно возникла в ее голове — и теперь стала гораздо отчетливее, чем час назад, в парикмахерской. Анжела остановилась, разглядывая мебель, принадлежавшую сестре, хотя уже успела изучить каждую деталь обстановки. Нет, она ни за что бы не поставила диван сюда, а стол в столовой должен быть круглым и не таким громоздким, как этот. Если бы она была хозяйкой этого дома, то обязательно оклеила бы стены более яркими обоями, вместо этих однообразных шпалер в цветочек. Да нет же! Конечно, и так красиво, но как-то скучно. Торшеру однозначно место на помойке. Если б она была здесь хозяйкой, она бы…

Анжела нахмурилась и покачала головой.

— Что ты там делаешь? — Люси выглянула из кухни.

Сестра подскочила на месте и почувствовала, как щеки заливает краска.

— Да ничего, — ответила она — может быть, слишком поспешно — и почувствовала, что вот-вот выдаст себя, обнаружив свое смущение.

К счастью, Люси быстро скрылась на кухне. Анжела поспешила за ней и стала помогать расставлять чашки.

— Ив общается со своими родственниками? — вдруг спросила она.

— Почти никогда, — ответила Люси, наливая кофе. — Его мать звонит раз в год. А отец, как ты знаешь, бесследно исчез. Но Ив никогда об этом не жалел.

— А братья, сестры?

— Насколько нам известно, у Ива их нет.

— Значит, у него только вы?

— Да, можно так сказать, — улыбнулась Люси. — У него есть только мы.

Анжела долго молчала, погрузившись в свои мысли. И внезапно, словно продолжая вслух свои размышления, спросила:

— Скажи, Ив и дети очень близки?

Люси удивилась, она даже толком не поняла вопрос.

— Я имею в виду, много ли времени он проводит с ними? — уточнила Анжела.

— Он занимается детьми, когда время позволяет, — ответила Люси, открывая пакет шоколадного печенья. — Ив много работает и часто приходит домой уставшим. Но он очень любит детей, — будто в оправдание добавила она. — По выходным их просто не разнять. Ив всегда возит Лею на занятия танцами, она увлекается степом.

— Леа танцует степ?

— Ты не знала? Она просто чудо! Настоящая бродвейская звезда! А почему ты обо всем этом спрашиваешь?

Анжела улыбнулась и пожала плечами.

— Да так, — ответила она небрежно. — Просто я подумала, что мы так много рассказывали друг другу о прошлом, но я почти ничего не знаю о твоем настоящем.

21

На следующее утро Анжела позвонила Люси, чтобы узнать, как отреагировал Ив на ее новую прическу. Люси уклончиво ответила, что в целом стрижку одобрил и детям тоже понравилось… И вдруг разрыдалась. Анжела была очень удивлена, попыталась расспросить, что случилось, и с трудом добилась от сестры правды: Ив вернулся очень поздно, далеко за полночь, и отреагировал совсем не так, как она надеялась. Он рассеянно похвалил новую стрижку, надел пижаму, нырнул под одеяло и выключил свет. Люси весь вечер ждала мужа и почувствовала такую обиду, что полночи не могла уснуть.

— Послушай, ведь ничего страшного не случилось, — Анжела попыталась успокоить сестру. — Почему ты так расстраиваешься?

— Не знаю, — всхлипывала Люси.

Было ясно, что она в ужасном состоянии.

— У Ива много работы, — продолжала Анжела как можно спокойнее, — он очень занят и, наверное, даже не думал, что это было так важно для тебя.

— Ну да, конечно…

— Хочешь, выпьем кофе вместе?

— Очень хочу.

— Тогда через час в «Беседке»? Позвони мне, когда приедешь, и я тут же спущусь.

— Хорошо.

* * *

Люси приехала через сорок пять минут. Когда она вошла, Миранда вскрикнула от восхищения и засыпала ее комплиментами, не забыв напомнить, что уже давно предлагала подруге сделать стрижку, и вот — в который раз — оказалась права! Когда Анжела спустилась в зал, хозяйка «Беседки» вытаращила глаза.

— Ничего себе! — воскликнула она, воздевая руки. — И что теперь делать? Вас же невозможно различить!

— Этого мы и добивались! — расхохоталась Анжела, обнимая Миранду. — Раз уж мы близнецы, то и выглядеть должны соответствующе.

Миранда остолбенела, через минуту она неуверенно спросила Люси:

— Ты Люси, верно?

Анжела тут же возмутилась:

— Нет! Люси — это я! Ты что, не узнала лучшую подругу?

Миранда открыла рот, потом закрыла — в полном замешательстве она смотрела на сестер. Люси и Анжела молчали, хитро улыбаясь и заговорщически переглядываясь. Наконец Миранда решительно указала на Люси.

— Ну нет! Ты точно Люси, я узнала твой свитер.

Люси кивнула, Анжела рассмеялась и, присаживаясь рядом с сестрой у барной стойки, сказала:

— Но ты все равно сомневалась!

Миранда долго ругалась, прежде чем признала, что действительно не сразу поняла, кто есть кто. И тут Идея в третий раз посетила Анжелу, снова завладела ее разумом, но теперь ее появление сопровождалось победными фанфарами. Девушка почувствовала, что опять краснеет, и собрала волю в кулак, чтобы прогнать чудовищные образы, порожденные воображением. Ее сердце отчаянно билось, в голове проносились обрывки мыслей, метавшихся между стремлением воплотиться любой ценой и нежеланием Анжелы позволить им это. Она старалась взять себя в руки. И пусть ее мучает совесть за то, что в голову приходят подобные мысли, но ведь Миранда угадала, где Люси, только потому, что узнала знакомый свитер. Подруга засомневалась, когда ее попытались запутать, будто та, кого она принимала за Люси, вовсе не Люси, а Анжела. А ведь Миранда — ближайшая подруга этой женщины, с которой они знакомы много лет и видятся едва ли не каждый день.

Анжела вздрогнула. Боже, о чем она только думает?

Она обняла Люси и спросила, как та себя чувствует. Люси заверила ее, что в полном порядке, просто устала, просто мало спала, но это еще одна мелочь, которая портит ей настроение. И вообще, все это ерунда. Сестры заказали кофе, Миранда тут же его подала и потребовала, чтобы ее тоже ввели в курс дела. Что происходит? Почему Люси выглядит как побитая собака? Что за мелочи портят ей настроение?

Люси рассказала о вчерашней затее со стрижкой, о том, как долго ждала Ива, который позвонил в девять, в двух словах предупредил, что задержится в лаборатории и придет не раньше полуночи.

— Что в этом такого? — возразила Миранда. — Он же не в первый раз засиживается на работе до ночи!

— Совершенно естественно, что он думал только о том, как бы добраться до постели, даже если жена сделала новую стрижку, — поддержала ее Анжела.

Люси некоторое время молчала, на лице ее было страдание. Слезы вновь показались у нее на глазах, и она зарыдала так, словно на ее плечи обрушилось настоящее горе. Анжела и Миранда непонимающе переглянулись. Они обняли Люси, принялись ее утешать и ждали, когда она немного успокоится, дабы попытаться узнать, что же еще произошло.

— Я… В половине одиннадцатого я позвонила в студию, — объяснила Люси, не переставая рыдать. — Просто хотела узнать, успел ли Ив поужинать или нужно оставить ему ужин. Там никто не ответил. Я тогда подумала, что он закончил работу раньше и уже едет домой.

— И что?

Люси посмотрела на них опухшими от слез глазами.

— Я думаю, он изменяет мне.

Анжела и Миранда снова переглянулись, теперь они смотрели друг на друга не просто удивленно, а в полной растерянности.

— Ты звонила ему на мобильный? — спросила Миранда, пытаясь придумать хоть какое-то разумное объяснение.

— Он был выключен.

— А ты спросила Ива, где он был? — перехватила инициативу Анжела.

— Нет…

— Но с этого надо было начать.

— Я слишком боялась услышать ответ.

— Почему?

Люси горестно вздохнула.

— Я бы умерла на месте, если бы он сказал, что был в студии.

Анжела и Миранда в третий раз обменялись взглядами, пытаясь понять, как им себя вести. И принялись наперебой предлагать самые разные объяснения: почему Люси думает, что Ив всегда работает в одной и той же фотостудии? Известно ли ей, над каким проектом он сейчас работает? Может быть, Ив поехал в редакцию журнала, чтобы обсудить макет, отобрать негативы или внести последние исправления? При такой работе нередко приходится задерживаться из-за того, что заказчики то и дело требуют сдать проект раньше намеченного времени. А может быть, она сама решила, что Ив в студии, а он снимал где-то в другом месте и просто не сообразил сказать ей об этом. Если Люси не знает точно его рабочее расписание, как она может быть уверена, что он лжет?

— Позволь ему все объяснить, прежде чем представлять себе всякие ужасы!

— Кроме того, может быть, он действительно был в студии и просто проявлял пленки.

— До чего ты себя доводишь на пустом месте!

— Объяснитесь, и все встанет на свои места.

— Ты поймешь, что беспокоиться не из-за чего, и вы оба над этим посмеетесь.

Люси кивала, пытаясь улыбнуться и вытирая покрасневшие глаза.

Анжела холодно смотрела на сестру. Люси выглядела как девчонка, которая впервые плачет из-за любви. Ее сердце разбито вдребезги из-за каких-то пустяков, а страдания подстегивают воображение, которое тут же рисует ужасные картины одна другой страшнее. И это в тридцать пять лет! После десяти лет в браке!

Анжела вздохнула. И тут же, воспользовавшись ее настроением, Идея снова пошла в атаку, играя на самых сокровенных желаниях.

22

Оказаться на месте Люси.

Исправить случайно совершенную несправедливость и получить то, что могло бы быть ее собственностью. Сдать карты заново. Получить второй шанс.

«Ведь вы могли быть нашей дочерью, если бы ваши родители выбрали Люси, а не вас!»

Голос Мирей звучал издалека, словно насмешливое эхо, без конца повторяя слова, с которых все началось.

Тридцать пять лет назад в роддоме, где они появились на свет, облачко благополучия в нерешительности повисло над двумя сестрами-близнецами, не зная, над какой колыбелью остановиться. И тут пришли приемные родители Анжелы и забрали ее. Облачко, довольное, что не нужно мучиться выбором, больше не колебалось — оно щедро излило свои дары над той колыбелью, которая была еще занята.

Идея завладела всеми мыслями Анжелы, парализовало ее способность сопротивляться. Как на качелях, раскачиваясь между невозможным и тем, что могло случиться, легко представить себе, какой была бы ее жизнь, если б, стоя перед двумя абсолютно одинаковыми младенцами, люди, удочерившие ее, остановили свой выбор на Люси — в тот особый миг, незначительный и в то же время решающий, в ту секунду, которая перечеркнула ее будущее, обратив в прах все надежды на счастье. Как же это произошло? Повторяли ли они слова какой-нибудь считалки, тыкая пальцем то в одного, то в другого ребенка? Или долго разглядывали каждого малыша, брали на руки, ожидая какого-нибудь знака свыше? Почему они выбрали ее, Анжелу? Был ли их выбор основан на серьезных размышлениях?

А если бы они выбрали Люси, что тогда стало бы с Анжелой?

У нее, конечно, было бы счастливое детство, любящие родители, поселившие глубоко в ее сердце покой и доверие, которые сами по себе притягивают удачу и счастье. Жак и Мирей не очень-то образованные люди, но они простые и кроткие, а потому поступают по совести и относятся к другим с уважением. И главное, обладают одним драгоценным даром — не скупятся на любовь и ласку, которые так нужны любому ребенку, чтобы расти с ощущением, что ты окружен заботой. Для Анжелы эти люди были олицетворением прочного фундамента, поддержки, без которого подростку трудно выйти за порог. Это нечто постоянное, всегда присутствующее в жизни, что позволяет познавать мир, уверенно и с надеждой глядя в будущее. Человек, выросший в такой семье, точно знает, что, если вдруг в жизни что-то пойдет не так, у него есть убежище — родной дом, где ему всегда рады и где он сможет зализать свои раны.

Именно этого так отчаянно не хватало Анжеле. Когда она решилась отправиться в самостоятельное плавание, нигде в мире не существовало такого дома, где бы ее ждали, могли помочь советом или просто утешить. Она училась самостоятельности, и жизнь била ее, не давая передышки. У Анжелы не было опытного советчика, который вел бы ее за собой, ей не за что было ухватиться, когда земля уходила из-под ног. Люси росла в комфорте, ее ласково подхватывали заботливые руки, которые раскрывались для объятий или нежно обнимали ее, когда малышке требовалось утешение. Если Анжеле нужна была помощь, все, на что она могла рассчитывать — лишний пинок под зад. Это навсегда оставило в ее душе болезненный след, сделало угрюмой и недоверчивой, поселило в сердце страх. А ведь она хотела не так уж много — приюта, убежища, где можно укрыться, когда мир вокруг начинал бушевать, и спрятаться от злых людей. Если бы у Анжелы было такое место, для нее не было бы ничего невозможного. Душевное равновесие позволило бы ей идти по жизни играя, словно она — королева, осматривающая свои владения.

Во-первых, она смогла бы спокойно учиться в школе, а потом поступить в университет. И факультет бы выбрала в соответствии со своими способностями, и училась бы там, где захотела. Люси не использовала этот шанс. Она стала домохозяйкой, а теперь зависит от мужа и рыдает по пустякам. Ей тридцать пять! Десять лет замужем! Невероятно.

Получив диплом, Анжела выбрала бы одну из самых престижных профессий и зарабатывала бы на жизнь, занимаясь любимым делом и каждый день испытывая гордость за то, чего добилась. Общественное признание и чувство удовлетворения собственными достижениями укрепили бы ее силы, и однажды она встретила бы мужчину своей мечты, который вовсе не заблудился, как ей раньше казалось. На самом деле это Анжела сбилась с пути — и мужчина встретил не ее, а Люси. Ведь они так похожи, что он их просто перепутал. Нельзя в этом винить мужчину, на его месте кто угодно совершил бы ту же ошибку.

А Люси портит все, к чему прикасается.

Предположим, Ив действительно ей изменяет. Но кто в этом виноват? Конечно, новость печальная, но, если разговор об этом возник впервые за десять лет, разумно предположить, что прежде Ив никогда так не поступал. Тогда возникает вопрос, почему он это сделал сейчас. Возможно, в гипотетической измене Ива немало виновата сама Люси. Быть женой такого мужчины, как Ив, и каждый день любить его все сильнее, все больше дорожить им — разве не в этом счастье?

Анжела закрыла глаза. Разрушительная страсть, разорвав цепи запретов, овладела ее сердцем. Можно, конечно, и дальше лгать себе, отрицая очевидное, но, похоже, настало время признать, что она больше не в силах обманывать себя. Ив… Когда Анжела увидела его впервые, он сразу показался ей безумно соблазнительным. И она смутилась, стараясь держаться подальше от мужчины, который любил ее сестру. Со временем их отношения стали более близкими, но Анжела по-прежнему вела себя осторожно. Однако она замечала, что ее все сильнее тянет к Иву, хотелось видеть его, касаться, ощущать его присутствие. Влюбиться в мужа сестры… Только этого еще и не хватало! Но когда Анжела услышала, что Ив, возможно, изменил жене, ее просто скрутило от ревности. Только подумать: Ив наслаждается ласками другой женщины, которая конечно же не похожа на нее! Пока он спал только с Люси, желания Анжелы даже не пытались пробиться на поверхность сознания, ведь он занимался любовью со своей женой, которая была точной копией Анжелы. Но то, что случилось, — совсем другое дело! Если Ив изменил Люси, значит, он больше не счастлив с ней. Теперь Анжела знает: Ив несчастен и свободен — и истина, о которой она отказывалась думать, которую до сих пор из последних сил отвергала, вдруг предстала перед ней в полный рост.

Вопреки доводам рассудка Анжела влюбилась в Ива. Наконец она призналась себе в этом.

Медленно прокрутила мысли в голове, назвала свое чувство. Еще не до конца осознала, но начала привыкать к новой роли.

Представив себе, каким должен быть следующий шаг, Анжела содрогнулась.

— Возьми-ка это! — Миранда поставила перед Люси маленькую пузатую рюмку с ароматным напитком, в котором переливались тысячи красноватых и золотистых блесток.

— Что это? — Люси с опаской посмотрела на рюмку.

— Золотой ликер! — провозгласила Миранда. — Жан-Мишель готовит его по рецепту своей бабушки. Попробуй, это поднимет тебе настроение. Блестки в ликере, моя дорогая, это золото 900-й пробы!

Анжела, которая стала бледнее мела, попросила налить и ей тоже. Необходимо было переварить удивительное открытие, сделанное ею только что. Она молчала, поглощенная своими непростыми мыслями.

— Я вела себя как дура, да? — вздохнула Люси, осторожно пробуя незнакомый напиток.

— Нет, просто как влюбленная женщина, — дружески улыбнулась ей Миранда.

Анжела закрыла глаза. Безобидная фраза Миранды пронзила ей грудь, как раскаленный клинок. Внутри кипела буря, рассудок отчаянно сражался с бешеными демонами, вынырнувшими из глубин подсознания. Ей снова некому рассказать о том, что творится в душе. Джереми? Но сможет ли он понять, на что разрывается ее душа и как невыносимо сделать выбор? Анжела сама еще не до конца осознавала, что предлагало ей воображение.

Воображение?

Да! Это просто чудовищные фантазии, порожденные недостатком родительской ласки. Нехватка любви и заботы в детстве так глубоко ранили ее, что справиться с последствиями, опираясь только на силу разума, было нелегко. Анжела казалась сильной, но на самом деле была очень хрупкой, а за ее воинственным характером скрывалась уязвимость. Но больше всего не по себе было из-за того, что жгучая ревность вновь лишала ее возможности трезво оценивать происходящее, полностью владеть собой, и с этим ничего нельзя было поделать.

Яркой вспышкой, столь же краткой, сколь и ослепительной, прошлое накинулось на Анжелу, вызывая в ее памяти картины, причинявшие боль: детская комната, погруженная в уютный полумрак, две кроватки, стоящие рядом. В полной тишине слышно, как два ребенка посапывают во сне. Расплывчатая картинка становится все отчетливее — в каждой кроватке спит малыш. Приглушенные шаги по мягкому ковру в ярко освещенном коридоре. Стены оклеены голубыми обоями, на них светлый цветочный узор. Все тихо. Дом окутан теплыми летними сумерками.

Память снова показывает Анжеле фильм о ее прошлом. Она с любопытством склоняется над спокойным лицом спящего младенца, перелетает к другой кроватке. Тень закрывает лицо малыша. Пахнет молоком, детским кремом, только что намокшей пеленкой.

Вдруг изображение портится… Становится не видно ничего, кроме клубов тумана, и все погружается в плотную, непроницаемую тьму. Крик разрывает бархатную тишину ночи, где-то в доме хлопает дверь, издалека доносится писк, он усиливается и вот уже раздается совсем близко. Ребенок плачет. Он кричит, бьется. Вот заплакал малыш, который спал рядом. Послышался какой-то стук, он повторяется снова и снова, все быстрее и быстрее. Анжела понимает, что это бьется ее сердце. Все вокруг вертится. Комната залита слепящим светом, в дверном проеме появляется кто-то с всклокоченными волосами. Раздается крик:

«Анжела!»

И все исчезает. Крики, запахи, свет, звуки рыданий…

Воспоминание пронеслось так стремительно, что Анжела не успела даже уцепиться за какой-то отчетливый образ. Это было скорее похоже на приступ дежавю, на ощущение, будто ты уже видел что-то подобное, но никак не можешь связать это с реальностью, чтобы понять, что же высветила эта вспышка в твоем сознании. Картинка стерлась из памяти так же внезапно, как и возникла, оставив только смутные, неопределенные ощущения.

Анжела встряхнула головой, стараясь прогнать неприятные мысли. Хватит! Она почувствовала дурноту и залпом выпила рюмку золотого ликера, которую Миранда поставила перед ней.

— Одним махом! — восхищенно воскликнула Миранда и рассмеялась.

— И ты в аду, — не думая, ответила Анжела, ставя на стойку пустую рюмку.

Люси вопросительно посмотрела на нее.

— С тобой все в порядке?

Огромных усилий стоило Анжеле прийти в себя и снова выглядеть по-человечески. У нее было ужасное ощущение, что все переживаемое ею отражается на ее лице. Опустив глаза, она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться и уверенным взглядом посмотреть на сестру. Посмотреть прямо в глаза. Прогнать чувство стыда, которое жгло ее, как позорная маска. Тяжелое, неприятное оцепенение навалилось на Анжелу. Нужно двигаться и как можно спокойнее ответить Люси. Все это начинало выглядеть глупо.

Анжела быстро повернулась к сестре, гораздо более резко, чем собиралась, и задела стакан Люси. Содержимое выплеснулось ей на колени.

Люси вскочила, чтобы подхватить рюмку и не дать ликеру разлиться. В спешке она зацепилась каблуком за табурет и упала навзничь. Анжела застыла от ужаса, но в следующую секунду бросилась к сестре. Миранда выбежала из-за стойки убедиться, что Люси ничего себе не сломала. Оказалось, та больше испугалась, чем ушиблась. Миранда протянула ей руку и помогла подняться; Анжела стояла, опустив голову, как ребенок, которого застали во время шалости.

— Прости меня, — прошептала она.

23

Две недели Анжела избегала Люси. Нет, она не говорила, что не хочет ее видеть, просто вдруг появилось множество дел, в которых Люси не могла принять участие. Сестры почти каждый день созванивались, болтали, обсуждали всякие пустяки. Даже виделись несколько раз, но ни разу за это время Анжела не приходила к Люси в гости. Анжела настаивала на том, чтобы встречаться на нейтральной территории. Она смертельно боялась случайно увидеть Ива или не удержаться и подойти к каминной полке, где с фотографий улыбался счастливый муж и отец.

Люси вроде бы не замечала внезапной перемены в поведении сестры, и это помогало Анжеле бороться со своими демонами или по крайней мере не давать им новой пищи, не позволять случаю разрушить ее оборону. Анжела надеялась, что Идея устанет бороться с ее безразличием и нежеланием действовать. Конечно, пришлось кое в чем признаться себе, но сдаваться без боя Анжела не собиралась. Позже она согласится, что действовала не по совести и не может полностью оправдать себя. Но какой-то голос нашептывал ей, что она скорее жертва, а не хищник, в которого тем не менее постепенно превращалась. То и дело прислушиваясь к этому голосу, Анжела перестала внимательно следить за собой, бдительность ослабла. Именно так она потом будет — нет, не оправдывать, — а объяснять свои действия. Сейчас эта женщина точно знает, что проиграет, но держится уверенно, потому что только это в будущем облегчит ее раскаяние. Еще одно угрызение совести добавится к тяжкому грузу на плечах? Ну так что же… Анжела снова один на один со своим невезением, она уже привыкла. Но впервые в жизни ей приходится бороться с самой собой.

Нужно делать выбор. Невозможно решиться. А время идет, и откладывать больше нельзя.

Анжела думала две недели, прежде чем принять решение.

С этого момента пути назад не было.

24

— Котята родились!

Не дав Анжеле снять пальто, Люси потащила ее в прачечную, куда Венди перебралась ночью. Сестра с восторгом смотрела на трех розовых слепых котят, свернувшихся под боком у матери. Когда они вошли, Венди мрачно посмотрела на них.

— Ты собираешься их убить?

— У меня нет выбора. Мне будет очень жаль их, они такие милые!

— Ну так оставь!

— Об этом не может быть и речи. Ив категорически против. Да и сама подумай, что нам делать с четырьмя кошками? Нет… Я должна их убить, и прямо сегодня. Успеть бы, пока дети не пришли из школы. Скажу им, что котята родились мертвыми.

Анжела задумалась, потом взглянула на сестру и серьезно спросила.

— Хочешь, я это сделаю?

Люси все еще смотрела на новорожденных. Она пожала плечами, словно колебалась, потом кивнула.

— Где хлороформ? — решительно спросила Анжела.

Наконец Люси вздохнула, оторвалась от созерцания и встала.

— Я схожу за ним, — ответила она и вышла, а через несколько минут вернулась с флаконом, пластиковым мешком и чистой тряпкой.

Сестры грустно посмотрели друг на друга.

— Сделаю это в саду, — решила Анжела.

Она потянулась к котятам. Венди яростно зашипела и показала зубы. Люси стала гладить кошку, успокаивая ее, пока сестра забирала котят одного за другим.

Выйдя в сад, Анжела осторожно положила их на газон, взяла флакон, мешок, тряпку и обратилась к Люси:

— Подожди меня в гостиной, я быстро.

Сестра хотела возразить, но Анжела ее опередила словами:

— Чтобы это сделать, достаточно одного человека. Или делай сама.

Люси не стала настаивать. Она в последний раз посмотрела на котят и медленно пошла в дом.

Дождавшись, пока сестра уйдет, Анжела повернулась к котятам, которые вслепую копошились на траве в поисках теплого материнского бока. Она несколько минут смотрела на них, поглаживая указательным пальцем и нашептывая ласковые слова. День был теплым, несколько белых облаков медленно плыли по небу.

Анжела взяла одного котенка и положила на ладонь. Он беззвучно разевал пасть и продолжал тыкаться носом то влево, то вправо, пытаясь учуять родной запах. Анжела ласково накрыла котенка другой рукой. Она чувствовала, как трепещет маленькое тельце, такое теплое, живое… Рядом на траве валялись мешок, тряпка и флакон.

Взяв крошечное животное за голову, Анжела резким движением свернула ему шею. Она не почувствовала никакого сопротивления. Раздался едва слышный хруст. На мгновение его тельце напряглось, лапки вытянулись, потом обмякли.

Точно так же Анжела поступила с двумя остальными. Потом сунула мертвых животных и тряпку в мешок, завязав его на несколько узлов. Флакон хлороформа спрятала в карман.

Когда она вошла в гостиную, Люси вопросительно посмотрела на нее.

— Уже все, — мрачно сказала Анжела.

Люси кивнула в ответ.

— Ты использовала хлороформ?

— Да, весь. Не хотела рисковать.

Люси опустила голову.

— Что с этим делать? — спросила Анжела, раскачивая пакет.

— Закопаем в дальнем конце сада, под рододендронами.

МОЛНИЯ

25

Наблюдать.

Первое время Анжела все свое время тратила на то, чтобы узнать все о повседневной жизни Люси. Нужно было узнать все о ее буднях, и это требовало постоянного, напряженного внимания. Запомнить, как она двигается, как и на что реагирует, ее жесты, походку, выражение лица и, что не менее важно, манеру разговора. Их интонации во многом совпадали, но были и отличия, например: любимые слова, выражения, построение фразы.

Потом настал черед запоминать невероятное множество мелочей, необходимых для того, чтобы полностью раствориться в образе Люси — ее привычки, машинальные действия… Даже то, как она варит кофе — четыре ложки арабики на пять порций воды, — или то, что она всегда аккуратно закрывает пакет, достав оттуда ломтик хлеба. Анжела это делала только в конце завтрака. При входе в дом сначала снимать туфли, а только потом — плащ. Всегда садиться на одно и то же место — за кухонным столом, в столовой или на диване в гостиной. Запомнить, как Люси накрывает на стол, заправляет свою постель и постель детей. Кучу вроде бы незначительной, но необходимой информации — место каждой вещи в доме, как работает стиральная машина, посудомойка, сушка для белья, водонагреватель, музыкальный центр. Отложить сорок евро для помощницы по хозяйству, которая приходит по средам. Аккуратно складывать все квитанции и чеки на хозяйственные расходы в обувную коробку на буфете в гостиной — на всякий случай, вдруг понадобится что-то проверить. Класть газеты на стол в гостиной, чтобы Ив сразу видел их, когда приходит с работы. Пользоваться одной посудой в будни, но по воскресеньям и праздникам доставать красивый сервиз, который Мирей подарила молодоженам на свадьбу. Каждый вечер закрывать на задвижку дверь погреба и гаража. Оставлять связку ключей на этажерке в прихожей. Вечером в среду и воскресенье выносить мусорные мешки, развешивать мокрые полотенца на батарее в ванной. Никогда долго не говорить по телефону, боясь пропустить звонок Ива. И еще тысяча подробностей… Анжела прежде и подумать не могла, насколько они важны.

Методичное запоминание вкусов Люси, когда нельзя пропустить ни одной мелочи, — самая нудная часть работы. Кофе с двумя кусками сахара, но без молока. Одежду синего цвета она любит носить с чем-нибудь желтым и так же одевает детей. Душ, а не ванна; мед, а не варенье; теледебаты, а не фильмы; растительное, а не сливочное масло; футболка вместо ночной рубашки. Косметика — одной марки, по приходу домой включить радио, всегда настроенное на одну и ту же волну; каждый вечер, после ужина, готовить себе липовый чай. Собрать столько сведений тайно, скрытно, осторожно — чтобы никто ничего не заподозрил — поистине титанический труд.

Смотреть, следить, наблюдать, делать выводы, догадываться, проверять и перепроверять.

Каждая информация, получившая подтверждение, старательно заносится в особый блокнот. Сначала Анжела составила список того, что ей нужно узнать, а теперь вычеркивает пункты один за другим.

Потом она придумывает, как проникнуть в подробности жизни сестры, скрытые от чужих глаз. Узнав, что Ив задерживается на работе, Анжела великодушно предлагает сестре помочь с детьми. Так она постепенно узнает, как проходят вечера. Сначала забрать Макса из детского сада, расположенного в левом крыле школы, а потом Лею — из начальных классов первого отделения. Вернувшись домой, дети могут посмотреть телевизор, но не больше чем полчаса. Пока они в ванной, приготовить еду. Ужин с половины восьмого до восьми вечера, а перед тем никаких перекусов. Выходя из ванной, дети должны надевать халаты и тапочки. Есть через силу детей не заставлять, не настаивать, если они что-то оставили в тарелке. Церемония отхода ко сну: рассказать каждому сказку, поставить стакан воды на тумбочку у постели, подстелить клеенку Максу, у которого ночью пока еще случаются неприятности, один раз подняться к каждому в комнату, если это действительно необходимо, и только потом повысить голос, если дети никак не угомонятся. Приготовить одежду на утро, отнести школьные сумки в холл, грязную одежду — в ванную.

Анжеле неясно только одно. Как проходят вечера, когда Ив дома. Что он делает, а что нет? Делят ли они домашние обязанности поровну? Помогает ли Ив готовить ужин, купать детей и укладывать их спать?

Чтобы узнать ответ на все эти вопросы, Анжела приходит к Люси вечером в воскресенье, в тот день, когда семейный обед прошел в особенно теплой обстановке. Ей тут же становится ясно, что Ив может что-нибудь приготовить, накрыть на стол или помочь с уборкой, но он почти не занимается детьми. Это целиком и полностью дело Люси.

Анжела все чаще ходит вместе с Люси по магазинам. Так она узнает о том, что любят в ее семье. Разные йогурты для Макса и Леи. Вино может быть любым — бордо или бержерак, — главное, чтобы оно было разлито по бутылкам в погребе. Каждое утро две бутылки минеральной воды, Ив очень ее любит. Молодая гауда из цельного молока, ржаной хлеб, тунец в собственном соку, свежие овощи, дезодорант-спрей, пенка для волос, продукты с пониженным содержанием жира, замороженные полуфабрикаты — только для супа. Консервы лучше в стеклянных, а не в металлических банках. Хлопья с медом — для детей, без меда — для Ива. Никаких потрохов или субпродуктов, но много колбас и копченостей. Яйца от кур, питающихся натуральным кормом, или в крайнем случае с ферм, где куры содержатся на открытом воздухе. Помидоры лучше всего из Италии. Целый список сведений, которые необходимо запомнить, а потом аккуратно записать в блокнот.

Дальше нужно узнать об окружении Люси и Ива, об их общем прошлом. Это можно сделать только одним способом — как можно больше времени проводить с Люси, повсюду сопровождать ее и, встречая новых людей, небрежно спрашивать:

— Кто это?

— Мадам Канно, она живет в доме напротив.

— Довольно милая.

— Ну-у-у, скажем, она не очень нам надоедает.

— Вы хорошо знакомы?

— «Здравствуйте, до свидания» — и все. Нормальные соседские отношения. Но с ней нужно быть начеку, сплетница знатная! Похоже, она целыми днями торчит у окна и смотрит, кто куда пошел. Как-то вечером я поссорилась с Ивом, и он ушел, хлопнув дверью. Просто пошел прогуляться. Было уже довольно поздно — двенадцать, а может, и полпервого. Через несколько дней Миранда рассказала, что среди соседей ходят слухи, будто мы с Ивом разводимся. Я уверена, что это мадам Канно постаралась.

«Принято к сведению! — отмечает про себя Анжела. — Не доверять соседке из дома напротив».

Гораздо труднее выяснить что-нибудь о коллегах и знакомых Ива, кто из них в дружеских отношениях с семьей Жилло, а кто общается с Ивом только по работе. Чаще приходится запоминать только имя и обрывки сведений, полученных из подслушанного телефонного разговора или вскользь оброненных Мирандой. Невозможно составить исчерпывающий список. А ведь еще нужно помнить и всех друзей семьи — около десяти пар, с которыми Ив и Люси познакомились в разное время и при разных обстоятельствах. Очень трудно что-то узнать о них, не задавая вопросов, которые запросто могут вызвать разные подозрения.

К счастью, круг знакомых Люси гораздо меньше. Родители нескольких одноклассников Леи и Макса, с которыми она обменивается парой слов утром и вечером, когда привозит или забирает детей из школы. Несколько продавцов из окрестных магазинов, две-три подруги, которые дают о себе знать не чаще чем раз в год. И все! Анжела не раз удивлялась тому, как мало у Люси знакомых, а подруга и вовсе одна — Миранда.

Кроме того… Еще один, очень деликатный вопрос — интимные отношения Люси и Ива. Анжела все больше рассказывает сестре о разных событиях своей личной жизни, надеясь, что та, в свою очередь, тоже поделится чем-то подобным. Но Люси очень сдержанна и уже по второму кругу пересказывает несколько забавных историй, которые не содержат никакой полезной информации. Кроме того, Люси узнала, где был Ив в тот вечер, когда она сделала новую стрижку. Подозрения были напрасными. Ее муж, чья единственная забота — комфорт и безопасность семьи, действительно был на съемках в другой студии, готовил репортаж для какого-то профессионального журнала. Это была ложная тревога. Люси снова повеселела, и теперь ее отношения с Ивом ничто не омрачает. Но Анжела непоколебима. У нее слишком многое причин держаться принятого решения. Каждый день она твердит про себя: «Теперь моя очередь». Что ж, тем хуже, если новость об измене Ива, которая прозвучала для Анжелы как выстрел из стартового пистолета, оказалась ошибкой. Если Люси так бестолкова, то ей это только на руку.

В то же время Люси тоже очень внимательно слушала сестру. Она оказалась прекрасной подругой и советчицей. Анжела решила прощупать почву еще дальше и как-то, рассказывая сестре о своих неудачах на любовном фронте, призналась, что испытывает проблемы в сексуальной жизни. Напрасные усилия — Люси слушала, советовала, утешала, но ни слова не сказала о себе.

На все это уходит много времени. Но это неважно. Анжела уже потеряла тридцать пять лет. Оставалось подождать всего несколько месяцев.

26

Миранда встряхивала скатерти и салфетки, которые собиралась положить в стиральную машину. В это время дня в прачечной никого не было, и она, погрузившись в раздумья, автоматически разворачивала столовое белье, как делала уже тысячи раз. Это весьма утомительная работа, которая тем не менее успокаивала ее.

Мысли блуждали далеко.

Дотти очень беспокоила ее в последнее время. Миранде казалось, что дочь отдаляется, но не понимала, как и когда оборвалась связь между ними. Действительно ли оборвалась? Может быть, это слишком сильно сказано. Нет, нить, связывающая мать и дочь, была по-прежнему прочна, но Миранда чувствовала, что в последнее время что-то идет не так. Посреди недели Дотти часто где-то пропадала по ночам, возвращаясь домой лишь под утро, и даже не думала спрашивать разрешения у родителей, слишком занятых работой. Миранда уже говорила об этом с Жаном-Мишелем, который, будучи строгим отцом, потребовал ужесточения дисциплины. Миранда, всегда выступавшая в роли матери-наседки, попыталась сгладить вину дочери, напомнив мужу, что важнее всего сохранить ее доверие. Но сегодня Миранда была в полной растерянности. Накануне Дотти снова совершила ночную вылазку, вызвав у отца настоящий взрыв гнева. В ответ дочь взбунтовалась, поднялась к себе, хлопая всеми дверьми, которые попались ей на пути, и заперлась в комнате. Наутро примирение так и не состоялось.

— Такой уж возраст, — вздохнула Миранда.

Этим, конечно, все объяснялось, но она прекрасно понимала, что смирение с проблемой делу не поможет.

«Странно, — думала Миранда, — с самого рождения мы старались давать ей самое лучшее, что было в нас, научить ее не повторять классических ошибок родителей, слишком занятых своей работой». Действительно, они всегда были готовы выслушать свою дочь, были открыты к диалогу, давали ей самостоятельность, уважали ее право на выбор. Жан-Мишель и Миранда в самом деле постарались устроить свою жизнь так, чтобы быть хозяевами самим себе и на работе, и дома. Они, например, считали, что школьные каникулы всегда и для всех в одно и то же время ужасно неудобны. Ад дорожных пробок, неизбежные утомительные очереди в развлекательных парках, переполненные пляжи и гостиницы, всеобщая взвинченность из-за того, что время отдыха приходится делить с целыми толпами других родителей с детьми, пользующихся услугами туристических агентств… В этой семье всегда старались избежать этого. Они могли сами распоряжаться своим временем и спокойно выбирать, когда отправиться в отпуск, ни с кем не согласовывая свое расписание. Они могли предоставить Дотти возможность наслаждаться отдыхом не по указке государства и гордились тем, что их дочь наделена особыми привилегиями.

Но вскоре им пришлось отказаться от этой практики и поступать как всем. К великому изумлению, Дотти выступила против этой формы общественного протеста, которая нарушала ее школьную жизнь. Она требовала, чтобы ее семья отправлялась на каникулы в то же время, что и все остальные. Она хотела жить в том же ритме, что и ее друзья, и общаться с ними до последнего учебного дня. Ей совсем не нравилось уезжать на две недели раньше, чем другие. Миранда и Жан-Мишель пытались быть умнее, чем соседи, но им все равно пришлось столкнуться с теми же проблемами — отсутствие взаимопонимания с дочерью, бунт против власти родителей (хотя в их случае власть во многом была довольно условной) и, как следствие, раскол в семье. Миранда знала, что все через это проходят, все семьи переживают трудные времена, когда их ребенок становится подростком. Но справиться с печалью было очень трудно, испытание лишало уверенности в собственных силах.

Правда, школьные оценки Дотти немного улучшились. Особо радоваться было нечему, но все-таки налицо был результат некоторых усилий. Следовало признать, что это заслуживает похвалы. Тем не менее Миранда понимала, что в классе ее дочь скорее среди отстающих, чем в числе лидеров, но старалась не впадать в панику.

Некоторые занятия дочери вселяли надежду, что она не поддастся апатии, которая обычно охватывает подростков. Несколько недель назад Дотти вступила в любительский театр, который ставил небольшие пьесы и показывал их в детских больницах. И это прекрасная идея! Миранда была довольна, когда узнала, что дочь наконец-то займется чем-то стоящим. Кроме того, Дотти, похоже, очень нравилось новое занятие: она никогда не пропускала репетиций и часами сидела в своей комнате, разучивая роль, придумывая шутки, сооружая костюмы из подручного материала. В дело шло все — старые отцовские рубашки, дырявые фартуки, вышедшие из моды мамины платья. Все это перекраивалось и перешивалось, а в итоге получались новые театральные костюмы. Жан-Мишель и Миранда были в восторге.

Да и вообще жаловаться Миранде было не на что. Дела в ресторане шли отлично, денежных затруднений они не испытывали, в семье все было прекрасно. И у ее дорогой Люси все тоже шло как нельзя лучше. Убедившись, что муж ее не обманывает, она снова расцвела. Новая стрижка повлекла за собой смену гардероба, а новая одежда удивительно шла ей. Она выглядела более ухоженной и в то же время кокетливой, даже помолодела лет на десять. Анжела не расставалась с сестрой. Несколько недель назад она просто носу не показывала из своей комнаты, но теперь сестер повсюду видели исключительно вместе. Анжела тоже изменилась, стала более мягкой и уже не была грубой копией Люси, как это было, когда она только что приехала в Бельгию. По примеру сестры преобразилась и Анжела, причем перемены касались ее не только внешней, но и внутренней жизни. Это очень украсило сестру Люси. Казалось, что их характеры поместили в сообщающиеся сосуды, и каждая черпала у другой то, чего ей не хватало. Миранда считала, что сестрам это только на пользу. Если бы прежняя Люси заподозрила Ива в неверности, то была бы сражена наповал, опустила бы руки и не знала, что делать. Миранда не раз говорила подруге, что та слишком инфантильна, но толку не было. А теперь все стало иначе: Люси проявила не свойственное ей хладнокровие, сразу взяла быка за рога, вышла на мужа в открытую и тут же выяснила, что подозрения беспочвенны.

Наблюдать, как переплавляются характеры Люси и Анжелы, было очень интересно. Миранда когда-то слышала, будто подобные отношения бывают у некоторых близнецов, которые стремятся к тому, чтобы стать одной личностью. И это так волнующе! Кроме того, Миранда не могла сказать, что кто-то из сестер жертвует своей индивидуальностью, подражая другой. Ведь не только Анжела стала копировать внешность и поведение Люси, чтобы как можно больше походить на нее! Люси поступала точно так же. Отношения сестер напоминали симбиоз, в результате которого должно было появиться новое существо, которое уже не будет ни Анжелой, ни Люси. Думая об этом, Миранда вдруг почувствовала, что не все ей нравится в происходящем. Это касалось лучшей подруги и поэтому огорчало ее еще сильнее.

Миранда даже не догадывалась, почему ее пугает эта метаморфоза. Было очевидно, что появление Анжелы придало Люси сил, она стала гораздо более уверенной, но в то же время… Она так изменилась! Нет, конечно, в лучшую сторону, но все-таки… Это уже не та Люси, которую знала Миранда. И ей было интересно, заметил ли Джереми подобные изменения в Анжеле, которую знал с детства. В следующий раз, когда музыкант приедет в Брюссель, Миранда постарается незаметно расспросить его — просто чтобы знать, ошибается она или нет. А что об этом думает Ив? Заметил ли он, как изменилась его жена? Если да, то, похоже, ему это нравится.

Миранда махнула рукой. В конце концов это, должно быть, совершенно естественно. Когда в тридцать пять лет встречаешь сестру-близнеца, разумеется, вся жизнь переворачивается с ног на голову. Странно было бы, если бы это было не так. Ну конечно! Миранда встряхнула головой, отгоняя смутную тревогу, находившую всякий раз, когда она думала о влиянии Анжелы на ее подругу. Может быть, ей не нравится то, что Люси нашла в своей сестре новую приятельницу? И наверное, она просто слегка ревнует? Может быть, и так. Да ладно, что за глупости! Ей же не пятнадцать лет!

27

Наконец все стало ясно. Окружающие обстоятельства сложились в такую простую и четкую картину, что Анжела совершенно успокоилась, а подобное случалось с ней редко. В сущности, все естественно: ведь только теперь она точно знает, кем является. Ее предыдущая жизнь была лишь долгой и тщетной попыткой понять самое себя, свою сущность, которая постоянно ускользала, не даваясь в руки. Вот и сейчас она перед ней: ощутимая и реальная, воплощенная ложь, постоянно обрекавшая ее на неудачу. Но все это скоро забудется, как дурной сон. Ориентир для продвижения вперед восстановлен. Это был всего лишь сбой, легкая путаница в судьбе. Простая оплошность.

Очень скоро она сможет начать действовать.

Мешавшие сомнения устранены. И прежде всего в отношении детей. В последнее время Анжела часто вызывалась съездить за детьми в школу, и Люси этим очень довольна. Еще бы: ведь у нее появляется больше времени на то, чтобы переделать пропасть домашних дел. И к тому же ее радует, что сестра более активно участвует в жизни семьи. Анжеле столь пустячное обстоятельство тоже на руку. Во-первых, оно позволяет ей убедить Макса и Леа в том, что она может заменить им Люси. Кстати, первый опыт оказался в этом смысле очень удачным: появившись в школе в прошлый четверг, у нее получилось убедить детей в том, что она-то и есть их мать. Леа засомневалась, ведь «за ними должна была приехать Анжела», но в ответ ей было сказано, что тетку в последний момент задержали непредвиденные обстоятельства. Девочка приняла объяснение с легкой гримаской, но быстро смирилась. Чуть позже, услышав в свой адрес ласковое «мамочка», Анжела с трудом совладала с охватившим ее ощущением победы. Позже она призналась детям в своем невинном обмане, представив его как неожиданно пришедшую на ум забавную шутку, которой любимая тетя старалась развеселить своих племянников.

Другие выгоды от этой ситуации касаются окружения семьи Жилло. Каждый раз, как она появляется в школе, воспитатели встречают ее одной и той же фразой «Здравствуйте, мадам Жилло!», звучащей бодро и убедительно. Ее положение не вызывает сомнений ни у кого. Даже у тех, кто знает, что у Люси есть сестра-близнец, похожая на нее как две капли воды. И почему, скажите, в этих обстоятельствах Анжела должна сомневаться в своем имени, своей роли, своем месте?

Наконец даже Ив постоянно путает ее со своей женой. Здесь уж вообще беспокоиться не о чем — эта семья из тех, что живут на автопилоте: рядом, но не вместе. И ритуальные нежные жесты, которыми они обмениваются на публике, Анжелу не обманут… Ей прекрасно известно, что красавец Ив больше не считает Люси желанной, она для него — всего лишь мать семейства, домашняя работница и лицо, неизменно сопровождающее его на бесконечных званых вечерах, уже давно не приносящих никакой радости. Пришедшее к Анжеле ощущение ясности вытеснило последние угрызения совести. Ведь Ив, в сущности, тоже жертва. Жертва ее врожденного невезения и ужасного недоразумения, случившегося тридцать пять лет назад. Положить конец этому затянувшемуся хаосу должна именно она, Анжела, возместив ему таким образом ущерб, нанесенный ею же самой, пусть и помимо своей воли.

Разве она не обязана это сделать?

Правда, остается решить, что делать с Люси.

Мало-помалу становится ясно: решение будет радикальным. Увы… Она думала об этом долго, но серьезность вывода, который напрашивается сам собой, ее страшит. Надо тщательно взвесить все «за» и «против», рассмотреть другие варианты и наконец дать Люси шанс самой устраниться с ее пути… Однако сколько бы Анжела ни размышляла, результат оставался один и тот же: если оставить сестру в живых, та не даст ей жить спокойно, а постарается отнять завоеванное место, приводя в свою пользу кучу аргументов и прежде всего большой кусок жизни, прожитой вместе с Ивом, о котором Анжеле неизвестно почти ничего. Конечно же этого допустить нельзя.

Мысль, поселившаяся с недавних пор в ее голове, вызывает отвращение, тревогу и даже ужас. И все же невозможно позволить сестре безнаказанно продолжать пользоваться жизнью, которая не только ей не принадлежит, но и вовсе ее не касается. Сейчас как раз удачный момент, и упустить его ни в коем случае нельзя! Ведь это чистая случайность, что именно Люси с оскорбительной небрежностью владеет преимуществами, выпавшими на ее долю из-за ошибки их приемных родителей. Анжела больше не может смотреть на это спокойно.

Конечно, проще всего было бы вызвать сестру на откровенный разговор и сказать: «Все это время ты каталась как сыр в масле, наслаждаясь благоденствием, на которое имела право и я. Теперь моя очередь. Конечно, ты оказалась в этой ситуации невольно — просто не знала о моем существовании. Поэтому я прощаю тебя. Но сейчас, когда я уже здесь, спорить больше не о чем. Первые тридцать пять лет принадлежали тебе, следующие — мои по праву. Доводить наше решение до сведения окружающих вовсе не обязательно, мы сделаем все незаметно: ты объяснишь мне кое-какие важные вещи, о которых я должна знать, и можешь идти на все четыре стороны».

Но Анжела не верит в то, что Люси согласится с такой точкой зрения. Хотя бы из-за детей.

А значит, другого выхода нет. И ответственность за все последующее ляжет не только на нее. Это логично.

Что же касается остального, то дальше будет видно. Анжела прекрасно понимает, с какими трудностями ей придется столкнуться. Например, телефонный звонок от кого-то из друзей семьи, которого она совсем не знает и с которым ей придется беседовать так, будто они знакомы всю жизнь. Воспоминания о памятных для семьи моментах, ей абсолютно неизвестных, которые могут касаться детей, Ива или даже Мирей и Жака. Впрочем, что касается друзей, это не смертельно… В конце концов особенно тесной дружбы Люси не поддерживает ни с кем, за исключением, пожалуй, Жана-Мишеля и Миранды. Но ведь и Анжела с ними достаточно хорошо знакома. Так что не страшно. Во всяком случае, не так страшно, как оставаться в собственной шкуре на веки вечные — сестрой, тетей, свояченицей. Никому не нужной.

У нее все получится. Она найдет нужные слова, нужное выражение лица, она будет ловка и предусмотрительна и сумеет обойти все ловушки, которые новая жизнь расставит на ее пути. Ведь ясно, что речь идет о цене, которую, как ни крути, придется заплатить. Это страшит ее, но одновременно и возбуждает: ей не терпится вступить в игру. Какая увлекательная жизнь ее ожидает! Безумие, опьянение, лихорадочное нетерпение овладевают ею! Прощай, убогая жизнь без будущего, без надежды, без утешения…

Найти Люси было первым шагом на пути к возрождению, необходимом для создания морального равновесия. Сегодня она наконец может приступить ко второму этапу: найти саму себя.

28

— Я перетряхнула свой гардероб. Хочу избавиться от некоторых вещей. Если это тебя интересует, можешь посмотреть, прежде чем я отнесу все в «Барахолку».

Люси любила играть в «старшую сестру», и это начинало раздражать Анжелу.

— Супер! Я зайду после двенадцати, как договорились. — И добавила не без легкой иронии, которую не сумела сдержать: — Это очень кстати, а то мне уже нечего надеть!

— Зайди чуть-чуть пораньше, — весело откликнулась Люси. — Макс сегодня проснулся поздно, и я не дам ему спать после обеда. Мы с тобой сможем пойти на блошиный рынок, может, нам попадутся хорошенькие безделушки для тебя…

Остатки, обноски, на тебе, Боже, что нам негоже — все это начинало напоминать благотворительные обеды для бедных родственников… Анжела прикусила губу, чтобы не послать сестру ко всем чертям, добавив сверху пару ласковых. Люси такая милая! Люси такая заботливая! Сколько в ней доброты, благородства, сострадания! Просто с души воротит.

— Прекрасная мысль! — ответила она так же весело. — Я приду к тебе ровно в двенадцать. Ну, пока.

Анжела бросила трубку так резко, как будто она жгла ей ладонь. Несколько мгновений она смотрела на аппарат, стараясь подавить в себе злобу, копившуюся все эти дни и теперь отравляющую ей сердце. Самым непереносимым было то, что Люси действовала так по доброте душевной. Но это тоже ничего не изменит: чего бы она ни делала, ее судьба решена. Так что можешь продолжать в том же духе, моя бедная Люси, все будет мне только на руку. Ты собираешься отдать мне свои старые тряпки, заношенные до дыр, — прекрасно. Хочешь всучить мне какую-то дешевку под видом старинных вещиц — еще лучше. Сегодня я здесь всего лишь Люси номер два, грустную историю которой приятно рассказать домашним на сон грядущий. Потерянная сестренка, чьи дела идут не очень хорошо, кто еле сводит концы с концами, кому надо помочь. Ей, бедняжке, не очень повезло… Но когда тебе всего лишь тридцать пять, можно начать жизнь заново! А если она хочет иметь детей, то следует поторопиться: природа шутить не любит. Да, сегодня можно родить и в сорок, но для первой беременности это все же рискованно. Да и мужа у нее нет… А ведь она хорошенькая! Странно, да? Что-то, видно, с ней не так.

Горечь наполняет душу Анжелы, и это тоже поможет ей пойти до конца. Она будет пить ее по ложечке: за маму, за папу… Ложечку за красивый дом, как в «Мари-Клер». Вторую — за веселых и красивых ребятишек. Еще одну — за Ива, у которого сильные, загорелые руки, покрытые золотистыми волосками. Наверное, такие же растут у него на груди: это так мужественно.

Так она учится ненавидеть Люси: это просто необходимо — из соображений морального комфорта.

* * *

— Ты уже здесь? Входи, я уже почти одела Макса.

Анжела входит в гостиную, и Леа с громкими радостными криками виснет у нее на шее.

— Ты пойдешь с нами на блошиный рынок?

— Да, моя маленькая блошка!

— Класс! Папа тоже идет с нами! Мама сказала, что ему удалось отложить какую-то важную встречу.

— Класс! — повторяет Анжела также весело.

Тут появляется Ив: он поднялся из подвала, где, видимо, делал какие-то домашние дела. Не взглянув на Анжелу, он идет через гостиную, на ходу пытаясь оттереть платком пятно машинного масла на брюках.

— Наверху есть какие-нибудь чистые брюки? Я и не заметил, как весь измазался.

— Здравствуй, Ив! — насмешливо приветствует его Анжела.

— Папа, ты снова ошибся! — смеется Леа.

Ив поднимает голову, вид у него растерянный. Заметив наконец свояченицу, он разводит руками.

— Извини, Анжела, я, наверное, никогда не привыкну. Не слышал твоего звонка и думал, что…

Он подходит к ней, чтобы поздороваться.

— И опять, как всегда! — заканчивает он и легонько целует ее в щеку, снова извиняясь.

— Я понимаю, Ив, — снисходительно улыбается Анжела. — По крайней мере ты не щиплешь меня за зад…

— Слава богу, нет! — отвечает он на шутку, изображая на лице комично скандальное выражение. — Люси наверху?

— Она заканчивает одевать Макса.

Ив поднимается на второй этаж и зовет с собой Леа, чтобы та помогла ему найти чистые брюки. Оставшись в одиночестве, Анжела направляется на кухню выпить чашку кофе. Окинув взглядом окружающую обстановку, она подавляет завистливый вздох. Да, Анжела будет лучше, чем родная мать и нынешняя хозяйка всего этого. Она будет более нежной, более веселой — словом, превзойдет Люси во всем! Ведь у нее есть серьезное преимущество: она осознает это счастье, чувствует его! Захватывающую дух перспективу несколько омрачает то, что ей вряд ли доведется испытать восхитительные ощущения беременности и кормления грудью, она не увидит, как растут ее дети, постепенно, день за днем. Что касается Леа, то ей этого не наверстать: девочке уже почти восемь лет. А с Максом еще не все потеряно, ведь ему всего три годика. Анжела уже любит их так, как если бы они были для нее родными. И потом, кто сказал, что в семье больше не будет детей? Макс совсем малыш, почему бы не дать ему маленького братика или сестренку? Анжела закрывает глаза и сжимает кулаки. Господи, как это было бы прекрасно! Если у нее получится дать Иву еще одного ребенка, то вхождение в семью произошло бы еще более естественно. Она заняла бы в ней свое законное место, украденное некогда сестрой. Справедливость была бы восстановлена. Однако потерянного времени не вернешь, и Анжела это понимает. Слава богу, сегодня у нее есть возможность внести некоторый порядок в неописуемый хаос, который создали ее приемные родители, выбрав не того ребенка.

— Тебя зовет мама…

Внезапное появление Леа прервало поток размышлений: Анжела и не заметила, как девочка вошла на кухню и теперь удивленно смотрит на тетку большими зелеными глазами.

— Мама просит, чтобы ты поднялась наверх, — повторяет она.

— Уже иду, моя блошка.

Анжела встает и поднимается наверх, в спальню Люси. Ив переодел брюки, Макс тоже готов к выходу. Малыш кидается в объятия тети, которая со смехом раскрывает руки пошире.

— Привет, малыш. Ты сегодня как прекрасный принц!

— Вот, посмотри все, что лежит на кровати, и, если что понравится, возьми себе, — предлагает Люси. — Здесь есть приличные вещи, они могут тебе подойти.

— Я возьму все, — объявляет Анжела, даже не взглянув на кучу одежды, лежащую на кровати.

— Как хочешь! Тогда кладем все в сумки и пошли.

Несколько мгновений спустя они все спускаются вниз, и, пока Люси надевает на детей курточки, Ив помогает Анжеле снести вниз две огромные сумки с одеждой жены.

— Ты придешь к нам завтра с утра? — спрашивает Люси у сестры.

— Конечно! Воскресенье без вас — это не воскресенье! И потом… Я хочу сообщить вам нечто важное.

Ив и Люси, как по команде, поворачиваются к ней.

— Да? А… можно узнать, о чем речь? — спрашивает Люси, удивленно глядя на сестру.

Анжела вздыхает, она колеблется…

— Я не знаю, удобно ли сейчас…

— В чем дело? — настаивает Ив.

— Ну… Скажем… Так. Я хотела вам сообщить одну вещь… как-нибудь помягче, хотя мое решение окончательно. Да вы все равно узнаете, раньше или позже…

Она молчит, лицо ее серьезно, немного печально, она явно не знает, с чего начать. Все замерли в ожидании новости, которую так трудно произнести.

— Не заставляй себя просить, — не выдерживает Люси.

Анжела поднимает голову и глядит прямо в раздраженное лицо сестры. Взгляд ее умиротворен, она произносит спокойным голосом:

— Я возвращаюсь жить в Париж.

Новость производит эффект разорвавшейся бомбы. Потрясенная Леа отвечает на сказанное всхлипами, выдающими всю глубину ее разочарования. Тем временем Ив и Люси продолжают молчать, не сводя глаз с Анжелы, все еще надеясь, что она шутит. Однако становится ясно, что Анжела серьезна как никогда.

— Как это ты возвращаешься жить в Париж? — восклицает Люси, переварив наконец услышанное. — Тебе здесь не нравится?

— Дело не в этом… Кроме всего прочего, когда я говорю о Париже, то это условно. Точнее сказать, мне необходимо на какое-то время вернуться на исходные позиции: вернуться в свою комнату в мансарде, вновь обрести друзей, мои обычные дела… Я никогда не говорила, что намерена остаться здесь навсегда и… В конце концов это совсем недалеко, я буду часто приезжать. Возможно даже, каждые две недели проводить здесь уик-энд, присутствовать на семейных торжествах…

Люси по-прежнему не сводит с Анжелы глаз, при этом вид у нее такой, будто она только что пережила катастрофу. Ив реагирует на происшедшее гораздо более спокойно, и это обстоятельство ранит Анжелу больнее всего.

— Я тебя понимаю, Анжела… — произносит он. — Спасибо уже за то, что ты столько времени провела здесь, с нами… Наверное, тебе и правда хочется вернуться к своей привычной жизни… И потом, нам самим тоже ничто не мешает иногда ездить в Париж, чтобы тебя проведать!

— Но почему ты хочешь уехать? — снова повторяет Люси, которая никак не хочет примириться с ситуацией. — Ведь нам же хорошо вместе, разве нет? Я… Это первый раз в жизни, когда я так привязалась к кому-то… Ты очень нужна мне!

— Я тоже, Люси, — серьезно отвечает Анжела. — Но пойми: у тебя есть муж, дети, родители, у тебя есть все… А мне очень не хватает того, что составляло мою жизнь до знакомства с тобой. Все это необходимо мне, это часть моей жизни, моего счастья. Здесь я тоже счастлива, но чего-то все же не хватает. Мне не хватает Джереми, не хватает моих привычек, вечеров с друзьями… И моя привычная жизнь не помешает нам часто видеться.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — кричит Леа обиженным тоном.

Макс, видимо, только что понял причину всеобщего смятения.

— Ты уезжаешь, тетя? — спрашивает он у Анжелы, подняв к ней свои большие удивленные глаза.

Анжела присаживается на корточки перед малышом.

— Да, мое солнышко, я уеду, но недалеко. И буду часто приезжать, чтобы поиграть с тобой, обещаю!

Макс согласно качает головой, но в его глазах сквозит недоверие: чутье подсказывает ребенку, что его предают.

— Не смотри на меня так, — умоляет Анжела, прижимая мальчика к себе. — Клянусь, мы увидимся очень скоро и будем видеться чаще, чем ты думаешь. Ты веришь мне?

Ребенок снова качает головой, но личико его сохраняет прежнее горестное выражение.

— А когда ты уезжаешь? — спрашивает Люси все тем же убитым голосом.

— В понедельник.

— В понедельник? Уже послезавтра?

Анжела подтверждает легким кивком головы. Это как удар дубиной: Люси садится на ступеньку, чтобы собраться с мыслями.

— Послушай, Люси, не надо так драматизировать! — ворчит Ив, слегка раздраженный столь острой реакцией жены. — Это же не конец света!

— Я не думала, что ты так отреагируешь… — заметила Анжела, не скрывая своего удивления. — Если бы я знала, я… Я, наверное, предупредила бы вас заранее.

— Когда ты решила? — шепчет Люси, все еще не в силах успокоиться.

— Ну… подумываю об этом уже, наверное, с месяц, но окончательное решение приняла на прошлой неделе.

— И не сможешь задержаться хотя бы на пару недель, пока я привыкну к этой ситуации?

Ив начинает терять терпение.

— Люси! Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь?

— А что это изменит? — возражает Анжела тоном бесконечного сожаления.

Она подходит к сестре и садится рядом с ней на ступеньку.

— Нет никаких причин, чтобы так расстраиваться. К тому же это ничего не изменит, ты же понимаешь. Мы будем часто созваниваться… Кроме того, я попросила Миранду оставить за мной комнату, если будет такая возможность. Так что без проблем смогу приехать и провести здесь несколько дней.

— Ну мы идем, наконец? — восклицает Ив, которому уже надоела эта сцена.

Не говоря ни слова, Люси с сожалением поднимается и надевает на Макса кепочку.

— Завтра твои родители будут здесь? — осведомляется Анжела, имея в виду традиционный воскресный семейный обед.

— Это неотвратимо! — опережая Люси, отвечает Ив. — У Жака и Мирей постоянный абонемент, и отменить представление невозможно, — добавляет он, не скрывая своей иронии.

— А тебе не кажется, что в этом и состоит смысл семейных обедов? — парирует Люси, бросив на мужа мрачный взгляд.

Леа прыгает от радости:

— Завтра придут дедушка и бабушка?

— Как всегда, дорогая, — подтверждает отец, принимая смиренный вид. — Все готовы? Тогда пошли!

— Надо будет сообщить им мою новость, — тихо произносит Анжела.

И исподтишка бросает взгляд на Ива: «Наберемся терпения, любовь моя, — думает она. — Скоро тебе не придется терпеть эти скучные воскресенья. Я тебе обещаю!»

29

Июньское солнце окрашивает непритязательный пейзаж вдоль шоссе на Ватерлоо в праздничные тона, несмотря на прохладный ветер, который напоминает, что вы в Бельгии, куда лето пробивает себе дорогу с трудом. По обе стороны дороги высятся рекламные щиты. Хозяева кафе выносят на открытый воздух столики для любителей барбекю. Местные политики вышли на улицы, они улыбаются и пожимают руки избирателям — на подходе региональные выборы. Машина семьи Жилло сворачивает с основного шоссе на Сен-Жиль, а затем берет направление в сторону улицы Москвы, где на маленькой площади на радость детворе крутится карусель. В воздухе пахнет гамбургерами и жареными колбасками, а динамики, развешанные на всех перекрестках, услаждают слух отдыхающих сладкими мелодиями шлягеров полувековой давности.

Ив и Люси неторопливо прогуливаются, приветствуя знакомых, перекидываясь с ними парой слов, дабы поддерживать добрососедские отношения. Пользуясь случаем, Анжела осваивается в среде знакомых своей сестры, одновременно завязывая собственные знакомства. Всю информацию она сначала складирует в мозгу, а по возвращении домой скрупулезно переносит ее в записную книжку. Двигаясь к поставленной цели, она считает, что нужно сосредоточиться на тех вопросах, которые необходимо урегулировать в первую очередь.

Что же до Люси, та, кажется, уже смирилась с новостью об отъезде Анжелы. Во всяком случае, больше не вспоминает об этом и ведет себя с сестрой как ни в чем не бывало. Но когда Ив с детьми отходит, чтобы купить им мороженое, она хватает Анжелу за руку и увлекает ее вперед.

— Мне абсолютно необходимо с тобой поговорить, — шепчет она заговорщическим тоном.

— Я тебя слушаю.

— Нет, не здесь и не сейчас… Завтра, во время обеда, у нас будет возможность уединиться на несколько минут… Я рассчитывала поговорить с тобой в понедельник, но не ожидала услышать от тебя подобную новость. Так что…

Анжела заинтересованно наблюдает за сестрой. Она тоже хотела бы ее кое о чем расспросить, но Ив с детьми уже возвращаются, поэтому Люси резко меняет тон разговора.

— Послушай, погляди-ка на эти подсвечники, вон там… — громко говорит она. — Тебе не кажется, что они великолепны?

Анжела смотрит туда, куда указывает сестра, и видит нечто совершенно выдающееся по своему уродству даже в этом океане сплошной безвкусицы.

— Они очень тебе подойдут, не правда ли? — настаивает Люси, подходя к прилавку.

И, обращаясь к продавцу, спрашивает:

— Почем вы продаете эти подсвечники?

— Тридцать пять евро.

— За пару?

— Каждый, — уточняет хозяин лавки.

— Но это дорого!

— Подсвечник на пять свечей, мадам. Римский стиль, украшен ковкой и чеканкой. В магазине это стоило бы вдвое дороже!

— Оставь, — шепчет Анжела на ухо сестре.

— Но они же великолепны! — восторженно настаивает Люси. — Я даю за них пятьдесят евро, за оба, — снова обращается она к торговцу, не обращая внимания на замешательство сестры.

— Говорю тебе, брось, — повторяет Анжела. — Это мне не по карману!

— За них заплачу я.

Она в упор смотрит на хозяина лавки, с интересом ожидая его реакции.

— Шестьдесят евро, — говорит он тоном, не допускающим возражений. — И ни центом меньше. И так себе в убыток!

На лице у Люси появляется гримаса. Шестьдесят евро — немалые деньги… Правда, за эту цену она покупает два подсвечника, и молодой женщине приходит на ум, что один она подарит Анжеле, а другой возьмет себе. Подсвечники-близнецы для сестер-близнецов.

— Хорошо, я их беру.

И тут же начинает копаться в сумке в поисках кошелька. Продавец берет подсвечники и аккуратно заворачивает их в старые газеты.

— Ты с ума сошла! — раздраженно шепчет Анжела.

— Не переживай, — отвечает сестра, продолжая рыться в сумке. — Один я возьму себе, а второй — твой. Они будут как мы с тобой: близнецы, разлученные судьбой. Когда я умру, мой достанется тебе. А если ты уйдешь первой, то же самое сделаю я. Господи! Куда я засунула этот кошелек?

При этих словах Люси по телу Анжелы прошла дрожь. Она пристально всматривается в лицо сестры, стараясь понять, нет ли за этими словами какой-нибудь задней мысли. Но та, судя по всему, уже забыв о сказанном, продолжает лихорадочно копаться в сумке.

— Черт возьми! — восклицает она через несколько мгновений. — Должно быть, я забыла его дома!

— Ты не должна говорить «черт возьми», мама! — укоряет Макс, который уже стоял рядом со своим мороженым.

— Ты прав, солнышко… Мама говорит глупости. Надо говорить «какое свинство!», это более вежливо.

— Ну что? Вы их берете? — Хозяин лавки начинает терять терпение.

— Отложите их для меня, я зайду за ними позже, — просит она.

Продавец согласно кивает головой и возвращается за кассу. Люси медленно бредет прочь, не переставая рыться в сумке.

— Это ни на что не похоже! Я же его не вынимала!

Люси, Анжела и Макс догоняют Ива и Леа, которые остановились у другого прилавка.

— Ив! Должно быть, я забыла свой кошелек дома. Погуляйте без меня, я скоро вернусь.

И не ожидая ответа, она устремляется обратно. Ив, Анжела и дети продолжают прогулку, приценяются к каким-то безделушкам, останавливаются у карусели: Макс и Леа хотят кататься. Пользуясь отсутствием сестры, Анжела снова погружается в мечты: дети веселятся, она рядом с Ивом, слегка касается его руки. Момент чистого счастья, пусть и краденого. Чувства опьяняют ее, она закрывает глаза, погружаясь в блаженное состояние. Еще чуть-чуть, и она положит Иву голову на плечо, прижмется к нему, чтобы вместе любоваться детьми. Карусель останавливается, Анжела возвращается к реальности. Макс и Леа хотят кататься еще, и карусель снова начинает крутиться.

Пока дети развлекаются, Ив, поручив свояченице присматривать за ними, бродит по соседним лавочкам. Каждый раз, когда малыши проезжают мимо нее, она улыбается им, как любящая мать. Спустя некоторое время Ив возвращается, в руках у него пластиковый пакет.

— Ты нашел что-то интересное? — спрашивает Анжела, не сводя глаз с карусели.

— Две видеокассеты — «Жизнь прекрасна» Фрэнка Капра и «Смертельная ловушка» с Кристофером Ривсом и Микаэлем Кэном. Я не знаю, каковы они по качеству, но два евро за штуку — это, можно сказать, даром.

«Смертельная ловушка»… При этих словах Анжела вздрагивает…

— Ничего не понимаю! Кошелька нет. А между тем я уверена, что не вынимала его из сумки!

Ив и Анжела оборачиваются. Это Люси. Она вернулась ни с чем, и ее по-прежнему снедает беспокойство. Карусель останавливается, дети выходят, их места занимают другие. Оставив супругов обсуждать ситуацию с кошельком, Анжела идет навстречу Максу и Леа, которые громко требуют, чтобы им позволили покататься еще. Она дает каждому по билетику и возвращается к сестре и шурину.

Люси оправдывается, в мелких подробностях пересказывает мужу все перипетии сегодняшнего утра, пытаясь таким образом доказать, что не могла оставить кошелек нигде.

— А в ванной ты смотрела? — настаивает Ив, не оставляющий попыток найти логическое объяснение пропаже.

— Говорю тебе, смотрела везде! Он исчез…

— Ну, значит, его у тебя украли!

— Но каким образом? Сумка была заперта…

Ив пожимает плечами. Люси кипятится все сильнее. Еще немного, и она разрыдается.

— Только этого мне не хватало!

На лице у Анжелы, помимо ее воли, появляется презрительное выражение. Бедняжка Люси! Такая драма: украли кошелек! Настоящая катастрофа! Теперь ей придется заблокировать счета и оформить дубликаты всех документов, включая банковские карты и удостоверение личности. Какой удар судьбы! То, что с ней произошло, просто чудовищно!

— Ладно… Я возвращаюсь домой, чтобы заблокировать банковские счета, а потом пойду в полицейский комиссариат и заявлю о краже кошелька. А вы погуляйте без меня. Встретимся дома во второй половине дня.

«Вот и хорошо, занимайся своим кошельком, а я займусь твоей семьей…»

Люси подходит к Иву и быстро целует его. Анжела отворачивается.

— Ив, — добавляет она, прежде чем уйти, — я отложила два подсвечника в лавке на углу Римской улицы… Забери их на обратном пути, хорошо? Он просит за них шестьдесят евро.

Ив кивает головой и тоже целует жену. Через несколько секунд Люси исчезает в толпе гуляющих. Анжела подходит к Иву и, взяв его под руку, повисает на нем. Ив смотрит на нее слегка удивленно, но дружелюбно.

— Нас с тобой это горе не сломит, ведь правда? — шепчет она ему на ухо, беззаботно усмехнувшись.

Ив опускает голову, ему немного неловко, но он позволяет Анжеле виснуть на своем локте. Наконец карусель останавливается, и он, пользуясь моментом, освобождается из тесных объятий свояченицы, устремляясь навстречу детям. Через несколько мгновений они вчетвером продолжают прогулку по празднично украшенным улицам.

Вдруг Макс, непонятно почему, выкрикивает своим тоненьким голоском:

— Какое свинство!

Удивленный Ив осведомляется о причине его негодования:

— Что случилось, солнышко? Почему ты говоришь «свинство»?

Мальчик удивленно пожимает плечами, вопрос отца кажется ему абсолютно бессмысленным:

— Потому что говорить «черт возьми!» неприлично, папа!

30

Вернувшись домой, Анжела собирает свои вещи, которые рассчитывает забрать завтра во второй половине дня, сразу после воскресного обеда семьи Жилло. Как раз перед тем, как занять свое законное место и обрести истинную сущность. Равнодушно перебирает она немногие памятные вещицы — свидетели ее тридцатипятилетнего существования, близящегося к своему концу. Все они, в сущности, милые пустяки. С некоторыми из них жаль расставаться, они ей дороги.

Вот маленький браслет из белой пластмассы, который надели ей на руку в момент рождения, на нем обозначены имя и дата появления младенца на свет. Анжела берет его и поглаживает пальцами, глядя перед собой. Уже собравшись положить браслет в сумку, она вдруг колеблется, сжимая вещицу в кулаке. Потом, приняв решение, кладет ее в карман.

Есть еще старый плюшевый медвежонок, сильно потертый, окривевший на один глаз, во многих местах зашитый нитками. Ее самый верный друг, разделивший с ней безрадостное детство. Анжела берет игрушку, прижимает к себе, в последний раз вдыхая знакомый запах своих детских горестей. Она расстается с тенью маленькой девочки, чьи безутешные слезы впитала до блеска вытертая шкурка любимой игрушки. С невыразимой тяжестью в душе Анжела откладывает его в сторону. Ее решение окончательно: больше ничто не должно связывать ее с тем ребенком, каким она была когда-то.

А все остальное? Остальное — ерунда. Одежда, косметичка со всем содержимым, несколько фотографий, две-три книги: когда-то Анжела прочла их залпом и с тех пор время от времени перечитывает. Ничего существенного.

Потом она встает, открывает ящик стола и достает оттуда листок бумаги, исписанный аккуратным почерком. И в сотый раз перечитывает старательно составленное ею послание: каждое слово тщательно обдумано, каждая фраза взвешена, каждая мысль выстрадана. Она должна остаться как можно ближе к правде, только это откроет ей путь к воплощению своей мечты о счастье.

«Люси, моя сестра, моя дорогая.

Как я тебе уже сказала, я уезжаю. Уезжаю, чтобы прожить вдалеке отсюда свою собственную жизнь, отличную от той, какой она могла бы быть здесь, о чем я, признаюсь, уже сожалею. Счастье обошло меня стороной. Разыскивая тебя, я полагала, что наконец-то найду в жизни место, предназначенное только для меня. Сегодня признаюсь себе, что это были иллюзии. Прости меня. Я не сумела сказать тебе об этом в глаза, поскольку не смогла смотреть, как ты будешь мучиться от той боли, что я тебе причиню. Я струсила, признаюсь, не найдя в себе мужества посвятить тебя в свои планы: я не вернусь… А если и вернусь, то это случится не скоро. Жить рядом с тобой для меня невыносимо: твое счастье лишь сильнее оттеняет ту очевидную истину, что моя жизнь не удалась. И мне все тяжелее носить в себе свою тайну. Моя рука дрожит, выводя эти строки: я чувствую, какое зло готовлюсь тебе причинить. Но мое решение принято: я должна тебе сознаться в тех чувствах, которые испытываю по отношению к Иву. Ты, наверное, уже поняла: да, я люблю твоего мужа. Мои чувства к нему — это не родственные чувства, я люблю его по-женски, изнывая от желания и страсти. Поэтому видеть вашу любовь — для меня нескончаемая пытка, у меня больше нет сил. Мне очень жаль. Я надеюсь, ты сумеешь найти слова, чтобы объяснить мой отъезд детям, не открывая им всей правды. Скажи, что я люблю их всей душой и буду думать о них всегда. Не пытайся разыскивать меня.

Я люблю тебя, несмотря ни на что.

Анжела».

И это — все. Не слишком много и не слишком мало. Не раскрывать истинных мотивов своих действий, но оправдать их выражением самых подлинных чувств. Таким образом, причина ее исчезновения станет более понятной, но в то же время не слишком конкретной. Подпустить небольшое облачко тайны, чтобы было о чем поговорить во время воскресных семейных обедов. Вопросы останутся без ответов, и это ее устраивает. Дети? Конечно же она им все объяснит. И они быстро все забудут, поскольку в семье будет царить самое безоблачное счастье.

Ну вот, кажется, она предусмотрела все.

Анжела ложится на кровать, чтобы еще раз прокрутить в голове сценарий завтрашнего дня. Все должно пройти как по маслу. Она не может допустить ни одной ошибки.

Полдень. Воскресенье. Вся семья в сборе. Она объявляет о своем отъезде Мирей и Жаку и обещает, что будет часто навещать их. А дальше все пойдет как всегда: игры с детьми, комплименты Люси по поводу вкусного обеда, незатейливая беседа с Жаком и выслушивание глубокомысленных глупостей, изрекаемых Мирей…

Она должна выглядеть печальной и подавленной, поэтому будет сидеть, погруженная в свои мысли, участвовать в общем веселье лишь вынужденно, поминутно и без особых причин обнимать детей, как бы впитывая окружающую атмосферу семейной идиллии, которой — они это поймут позже — наслаждается вместе с ними в последний раз. Часам к пяти она откланяется. На прощание крепко всех обнимет, глаза ее будут полны слез, сердце сожмется. Позже, вспоминая между собой момент ее ухода в подробностях, они поймут, что Анжела прощалась с ними навсегда. Она между тем отправится к себе. Пройдет через ресторан, чтобы проститься с Жаном-Мишелем, Мирандой и Дотти, если, конечно, она будет здесь… После этого останется только одно: ждать.

Внезапно, как бы охваченная сомнениями, Анжела садится на краю кровати и сует руку под матрац. Вытащив оттуда кошелек Люси, украденный из сумки сестры утром, она лихорадочно его ощупывает. Все в порядке, он здесь. Для большей надежности она сует его во внутренний карман пальто. Вот была бы глупость, если бы умудрилась забыть его под матрацем… Покопавшись в дорожной сумке, она убеждается, что флакон с хлороформом, платок и небольшая склянка с бензином тоже здесь, в маленьком боковом кармане.

Да, все готово.

Значит, завтра…

К семи часам Анжела соберет вещи и выйдет из гостиницы через боковую дверь — так, чтобы ее не было видно из ресторана. Прощальное письмо останется лежать в комнате на самом видном месте — на постели, чтобы Миранда, когда придет прибраться, увидела его сразу. Дальше Анжела пойдет по разработанному маршруту: по направлению к пустырю, облюбованному ею пару недель назад. Место абсолютно идеальное, хотя и довольно удаленное: темное, скрытое за высокими заборами соседних домов, выходящее на безлюдную улицу и вдобавок заваленное всяким хламом, вплоть до остовов старых автомашин. Так что если даже какой-то любопытный прохожий и забредет туда случаем, от него можно легко спрятаться. Анжела направится на пустырь не прямиком, а сделает небольшой крюк, чтобы дойти до телефонной кабины, расположенной двумя улицами дальше. Оттуда в восемь часов вечера она позвонит Люси.

— Мадам Жилло?

— Да…

— Добрый вечер, извините, что беспокою, но сегодня утром я нашла кошелек. По-моему, он ваш.

Люси конечно же очень обрадуется: даже если она успела заблокировать банковские счета, ей все же не придется ввязываться в долгую и нудную процедуру по переоформлению многочисленных документов. Не говоря уже о том, что она снова обретет все эти милые пустяки, которые носила в кошельке: фотографии детей, чей-то номер телефона, нацарапанный на клочке бумаги, маленькие талисманы, которые должны обеспечить благополучие семьи.

Ей будет предложено встретиться через полчаса — на том самом пустыре.

— Я буду ждать вас в половине девятого, — услышит она. — Но приходите сама, я отдам кошелек только в ваши руки. Мало ли что… А вас я узнаю по фотографии на удостоверении личности.

Может, это и покажется Люси странным, но ей все же придется пойти на встречу самой. Не хватало еще, чтобы она явилась на свидание с Анжелой в сопровождении Ива.

А потом… Потом надо сделать все очень быстро. Воспользоваться удивлением Люси и быстро усыпить ее, прижав ко рту и носу платок, смоченный хлороформом. Когда сестра потеряет сознание, придется затащить ее на середину пустыря и спрятать за остовом автомобиля или в зарослях сорняков, чтобы там переодеться: надеть одежду Люси на себя, а ее переодеть в свою. Затем взять ее сумку и положить туда кошелек, не забыв оставить возле тела чемодан с именем Анжелы Массо. И наконец последняя деталь, которая только что пришла ей на ум: надеть на запястье Люси белый пластмассовый браслет со своим именем и датой рождения. Посмеяться таким образом над судьбой, которая тридцать пять лет назад подсунула ей чужую жизнь.

Вот так.

После этого останется лишь облить бензином бесчувственное тело Люси и поджечь. Обугленные останки, в которые она превратится, будет невозможно опознать. Даже если с помощью каких-то современных методов полиции удастся установить имя жертвы, то это будет имя Анжелы. Что вполне естественно, поскольку Люси окажется живой, здоровой и будет спокойно и счастливо жить в кругу своей семьи.

Сжечь тело просто необходимо. Прежде всего потому, что убить сестру собственными руками она не сможет: это пугает и отталкивает ее. А поджечь пропитанную бензином одежду — дело простое и безобидное. К тому же это единственный способ обеспечить себе полное спокойствие в будущем. Если этого не сделать, то как можно быть уверенной в том, что, несмотря на их полное сходство, какая-нибудь мелкая деталь — будь то родинка или шрам, не говоря уже о двух беременностях, перенесенных сестрой и изменивших ее тело, — не даст кому-нибудь основания усомниться в подлинности новой Люси… Кстати, чтобы не выдать себя, ей придется сменить гинеколога.

Анжелу пробирает дрожь. Она надеется, что у нее хватит духа поднести к лицу Люси пропитанный хлороформом платок. Кроме того, она опасается, как бы Люси не стала отбиваться… Но это вряд ли. Кажется, у Люси очень мягкая плоть, изнеженная жизнью в довольстве, комфорте и беззаботности. Спортом она не занимается, и самое тяжкое усилие, которое ежедневно выпадает на ее долю, заключается в том, чтобы донести свои покупки из магазина до машины и от машины до дома.

Глубоко вздохнув, Анжела пытается восстановить ход своих мыслей. Завтра между половиной девятого и девятью часами все будет кончено.

Потом новая Люси вернется домой с кошельком, потерянным накануне. А через несколько дней Миранда передаст ей прощальное письмо Анжелы. Люси будет потрясена, но успокоится довольно быстро. И в соответствии с просьбой сестры не станет ее разыскивать.

Анжела вздыхает. Потом закрывает глаза. Только бы все прошло так, как она задумала, без всяких задержек и сюрпризов. Смерть… Смерть Анжелы — всего лишь неизбежный этап на этом пути. Люси не умрет. Ее шаг от жизни к небытию будет очень коротким, а потом она возродится из пепла, как птица Феникс. Пережив всеобщее забвение в течение целых тридцати пяти лет. Двойняшек никогда не было, теперь для Анжелы это абсолютно ясно. Две абсолютно похожие друг на друга женщины — всего лишь половинки единой личности, которая наконец теперь сможет обрести цельность и совершенство. Это единственное, что сейчас имеет значение. В адском пламени исчезнет только Анжела, освобожденная от своих демонов.

И навсегда сбросившая груз совершенных ошибок.

31

— Анжела, дорогая, что я слышу? Ты переезжаешь жить в Париж? Но почему? Мы только что нашли тебя и…

Не дав гостье снять пальто, Мирей кинулась к ней, на ходу высказывая свое разочарование и обиду. Как и ее дочь, пожилая дама, казалось, была потрясена новостью, и Анжела восхищенно наблюдала за тем, как сумела в одно мгновение вывернуть ситуацию наизнанку, с иронией заметив Мирей, что это она, Анжела, нашла их, а не наоборот.

— Мама! — воскликнула Люси с укоризной в голосе. — Я же просила тебя не мучить ее упреками. Это ее выбор, и мы должны его уважать. И потом, она уезжает не навсегда. Вот увидишь, Анжела будет часто приезжать к нам, ведь так, сестра?

Сестра ответила грустным взглядом и движением ресниц.

— Я это знаю, дорогая, но все равно! — снова начала Мирей плачущим голосом, так раздражавшим Анжелу. — Она меня так расстроила!

Причина общего смятения с печальной улыбкой поприветствовала всех, вид у нее был серьезный и грустный. Каждый раз, когда сестра дружелюбно поднимала глаза, Анжеле становилось не по себе. Думая о том, что предстоит сделать сегодня вечером, она не испытывала чувства вины, но грядущее испытание пугало до такой степени, что у нее отнимались руки и ноги. День будет очень тяжелым, не говоря уж о том, что малейшая оплошность может стать для Анжелы роковой. От постоянного напряжения она чувствовала себя измученной.

Словно для того, чтобы усугубить ее мучения, Люси подошла к сестре и горячо обняла ее, прижав к себе.

— Ты в порядке?

Взяв себя в руки, Анжела ответила на объятие и потом долго смотрела на сестру сквозь слезы, блестевшие в ее глазах.

— Все хорошо, — прошептала она, стараясь подавить рыдания.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

Анжела не успела ответить: вбежавшие в гостиную дети с радостными криками бросились к ней. Поймав Макса, она стремительно закружила его, потом обняла Леа.

— Возьми, Анжела. Немного бурбона, как ты любишь…

Это Ив. Подойдя, он протягивал ей длинный стакан с кукурузным виски. Анжела ответила ему долгим взглядом, полным горячей признательности.

— Спасибо, Ив, — прошептала она с грустной нежностью.

Жак, поднявшись со своего кресла, поднял свой стакан, чтобы чокнуться с молодой женщиной.

— Так это правда? Ты нас покидаешь?

— Мне очень жаль… — ответила она все тем же подавленным тоном. — Но то, что сказала Люси, это правда… Я буду часто сюда приезжать. Мне необходимо… Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь. Не то чтобы мне здесь было плохо, но…

— Мы знаем, Анжела! — вмешалась Люси, спеша ей на помощь. — И потом, может, ты еще передумаешь… Кто знает!

В ее глазах мерцал лукавый огонек, на губах появилась хитрая улыбка, которую она не сумела спрятать.

— Я пойду за аперитивом, — поспешно произнесла она, как будто хотела сменить тему разговора. — Анжела, ты мне поможешь?

Люси направилась в кухню, не сводя с сестры настойчивого взгляда, означавшего, что настало время уединиться.

Закрыв за собой дверь, она обернулась к Анжеле и заговорила быстрым и таинственным шепотом.

— Послушай, известие о твоем отъезде застало меня врасплох, потому что ты мне очень нужна. Я не могу сейчас объяснить всего, но если говорить коротко, то вот… Через месяц Иву исполняется сорок лет. По этому случаю я хочу сделать ему сюрприз. Мы с Мирандой и Жаном-Мишелем решили устроить ему чудесный праздник, пригласить всех друзей, но пока, конечно, не говорить им всего. Тебе я расскажу все подробно… Так вот, не могла бы ты отложить свой отъезд на денек-другой, чтобы я посвятила тебя в наши планы и, главное, чтобы ты помогла все мне организовать? Причем так, чтобы Ив ничего не узнал?

Анжела побледнела. Откровения сестры ломали все ее планы, и, не зная, как реагировать, она покорно вздохнула.

— Но я уже взяла билеты на поезд… — пробормотала она, чтобы скрыть свое смущение.

Вид у Люси был разочарованный.

— Ну, что ж… Ничего не поделаешь… Как-нибудь выкрутимся… Тогда я тебе позвоню, мы все же должны поговорить. Может быть, ты смогла бы вернуться сюда через пару недель, чтобы нам помочь? У нас целая куча мелких проблем, и твоя помощь очень бы пригодилась.

Анжела заколебалась, но быстро сообразила, что ее ответ сейчас не имеет никакого значения: чего стоят сегодняшние обещания, если завтра Люси уже не будет в живых… Она улыбнулась сестре открыто и доверчиво.

— Конечно! — радостно согласилась она. — Я могу приехать уже в ближайшие выходные, если хочешь.

— Нет, в следующий уик-энд не нужно. Я хочу повидаться с тобой наедине, чтобы Ив нас не застукал. На самом деле то, что тебя не будет в Брюсселе, может оказаться даже очень удобным. У меня даже есть одна мысль… Я не знаю… Надо обсудить.

— Позвони мне завтра, я подумаю, что можно будет сделать.

— Но на праздник, я надеюсь, ты все же приедешь? — с надеждой спросила Люси.

Анжела ответила ей улыбкой, насмешливый смысл которой ускользнул от сестры.

— Ну конечно… В этом ты можешь быть уверена. Я буду здесь.

Благодарное выражение на лице Люси смутило Анжелу, она отвернулась. Ну вот! Неприятности начинались слишком рано… Этот праздник с сюрпризами доставит ей лишние заботы. Что же делать? Как выяснить, кого Ив собирается пригласить на свой день рождения? Составили они список приглашенных или нет? Застигнутая врасплох, Анжела не сообразила расспросить Люси о предстоящем празднике в деталях. И поскольку сестра уже протягивала ей два блюда с чипсами, становилось ясно, что возможность узнать подробности от нее ускользает.

— Помоги отнести аперитив, иначе они заподозрят нас в каком-нибудь заговоре.

Вернувшись в гостиную, женщины расставили блюда с закусками на низком столике и сели. Люси налила апельсинового сока и подняла стакан.

— За что пьем? — спросила она.

— Вообще-то у нас нет поводов для радости! — возразила Мирей с недовольной миной на лице.

«Это не факт!» — подумала Анжела.

— Это не факт! — лукаво возразила Люси.

Анжела едва заметно вздрогнула, Мирей удивленно взглянула на дочь.

— Чему же ты радуешься?

— А может, у меня есть причины надеяться, что Анжела передумает? — объявила Люси, ласково взглянув на сестру.

«Не раскатывай губы!» — ухмыльнулась про себя Анжела.

— Вот как? — изумилась Мирей.

Подойдя к жене, Ив обнял ее за талию и нежно поцеловал в шею. Анжела, и без того выведенная из равновесия недавним разговором с сестрой, почувствовала, как у нее кровь отхлынула от лица. Жгучая ненависть наполнила все ее существо, и уготованная смерть Люси через сожжение внезапно показалась ей слишком мягкой по сравнению с теми страданиями, которые она испытывала. Чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, Анжела глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Несмотря ни на что, у нас есть повод радоваться, — заметила Люси, не переставая улыбаться.

Она замолчала, оглядывая всех гостей одного за другим. Глаза ее блестели. На лице Ива тоже появилась улыбка, загадочная и радостная одновременно. Они стояли рядом и улыбались, как веселые заговорщики, а в сердце Анжелы с новой силой вспыхнула ненависть. Ее сердце оглушительно стучало. Она чувствовала в воздухе что-то необычное. Что-то несущее в себе угрозу, распознать которую было пока невозможно. Что-то способное разрушить все ее планы.

— А можно узнать, о чем идет речь? — осведомилась Мирей.

Прежде чем ответить, Люси несколько секунд выдержала паузу. Ив стоял рядом, обнимая жену за плечи.

— Скажи им! — подбадривал он ее.

— Что вы там затеваете, в конце концов? — потеряла терпение Мирей.

Анжела побледнела, у нее перехватило дыхание. Она все поняла.

— Я беременна, — прошептала Люси.

Последовавшее за ее словами молчание, казалось, длилось вечно. Сердце у Анжелы остановилось, пол закачался под ногами, стены и потолок, казалось, вот-вот обрушатся ей на голову. К горлу подкатывала тошнота, она искала, на что опереться, за что схватиться, чтобы не упасть. Впившись ногтями в подлокотники дивана, Анжела балансировала на грани обморока, но вдруг внезапно почувствовала облегчение и даже начала успокаиваться, хотя в ее глазах еще стояли злые слезы.

— Моя дорогая! — пронзительно воскликнула Мирей, бросившись к дочери. — Это же прекрасно! Анжела, ты слышала? А сколько времени уже? Господи, как я рада за вас! Анжела, малышка, в такой момент ты не можешь уехать! Семья увеличивается, ты должна быть здесь и принять участие в этом счастливом событии!

— К тому же мы с Ивом решили, что ты будешь его крестной мамой, — добавила Люси, обволакивая сестру нежным взглядом.

Та же испытывала острое желание кричать и крушить все вокруг себя. Ей хотелось броситься на Люси и вырвать ей глаза, чтобы больше не видеть невыносимого счастья, заполнявшего их. Расцарапать ей лицо, проломить череп, вырвать внутренности, оплодотворенные Ивом.

— Ты плачешь, тетя?

Раскрыв рот, Макс с любопытством смотрел на Анжелу. И правда, две крупные слезы, которые она не смогла удержать, медленно стекали по ее щекам. Люси поднялась с кресла и присела возле сестры.

— Это от волнения, — всхлипнула Анжела, стискивая зубы.

— Поздравляю вас, дети мои! — закричал Жак, с трудом выбираясь из кресла, чтобы пожать руку Иву.

Всеобщее ликование позволило Анжеле собраться с силами, чтобы попытаться подавить овладевшее ею ожесточение. Мирей бросилась обнимать зятя, затем, задыхаясь от волнения, заключила в объятия дочь. В общей суматохе никто не обратил внимания на Анжелу, которой так и не удалось согнать с лица выражение страдания, смешанного с враждебностью.

Когда первый всплеск радости немного утих, Люси вернулась к сестре, села рядом, взяла за руку и взглянула в ее глаза, еще полные слез. Сделав над собой усилие, Анжела обняла сестру.

— Это просто чудо! — произнесла она, подавив последние рыдания.

Люси ласково погладила ее по голове.

— Мы хотели объявить эту новость немного позже, потому что прошло только три недели, а ведь раньше трех месяцев ничего нельзя сказать с уверенностью. Но, поскольку ты завтра уезжаешь, мы решили сделать это сегодня. Никто пока ничего не знает, и я прошу вас сохранить все в секрете, пока не пройдут три месяца. Даже Жан-Мишель и Миранда пока не знают.

Потом, притянув сестру к себе еще ближе, дабы полностью завладеть ее вниманием, она впилась в нее умоляющим взглядом.

— Ну что? Тебе не кажется, что это меняет все?

В сердце Анжелы царило ожесточение, она тихо опустила голову…

Это действительно меняло все.

32

В семь часов прозвонил будильник, Люси с огромным трудом пыталась побороть сковывающий ее глубокий сон. В комнате царил полумрак, из-за чего создавалось ощущение, что на дворе глубокая ночь: тусклый, серый свет, пробивавшийся снаружи, делал пробуждение еще более неприятным. Господи, как она устала! Лежавший рядом Ив даже не пошевелился. С трудом подняв руку, она потрясла его за плечо. Он раздраженно заворчал, повернулся и тяжело поднял голову.

— Да, да… Я уже не сплю.

Сев на край постели, Люси зевнула. Потом привычным жестом натянула халат, сунула ноги в тапочки и, шаркая, направилась в ванную. Стоя перед зеркалом, она окончательно расставалась со сном.

Пока Люси задумчиво разглядывала себя, ей вспомнились события вчерашнего дня. И молодая женщина удовлетворенно улыбнулась своему отражению: у нее все получилось! На самом деле. Она не сомневалась в успехе, хотя планы сестры пришлись совсем некстати. Но надеяться на успех стоит всегда.

И оказалась права: новость о беременности заставила Анжелу изменить свои намерения. Она отложила отъезд и задержится в Брюсселе по крайней мере еще на некоторое время.

Люси вяло потянулась и принялась за свой туалет, для начала ополоснув холодной водой опухшее со сна лицо. Но от привычных, ежедневных, доведенных до автоматизма действий ее организм вдруг ощутил такую неизбывную усталость, что вдруг опустились руки. Чертовы гормоны! По собственному опыту она знала, что начало беременности неизменно связано с резкими и неприятными сменами настроения, и с этим придется смириться. Ей вдруг захотелось плакать, но Люси понимала, что пора идти будить детей и путать их своими красными, опухшими глазами она не может. Проглотив подступающие рыдания, она закончила утренний туалет.

Это было обычное утро. Леа, как всегда, была свежа и радостна, словно утренняя заря. Макс клевал носом над чашкой мюсли с молоком, и мать уже в десятый раз принималась уговаривать его доесть свой завтрак. Позже всех к столу спустился Ив, свежевыбритый и тщательно одетый. То и дело поглядывая на часы, он маленькими, осторожными глотками выпил свою ежедневную порцию кофе и решительным жестом поставил чашку на стол.

День начался.

* * *

Отведя детей в школу, Люси вернулась домой: следующие полчаса целиком принадлежали ей, она позволяла себе расслабиться — одна, в тепле и уюте своего жилища. Нужно было дождаться десяти часов, позвонить Анжеле и пригласить ее позавтракать вместе в «Беседке», чтобы рассказать все в подробностях о предстоящем праздновании дня рождения мужа. Их абсолютное сходство с сестрой может быть им полезно, решила Люси и принялась увлеченно обдумывать сценарий надвигавшегося торжества.

* * *

В полдень Люси с сестрой и Мирандой уже сидели в баре «Беседки».

Анжела плохо выглядела. «Я не выспалась», — мрачно объяснила она, опустошая третью чашку кофе. Миранда предложила минеральной воды, но молодая женщина отказалась, и хозяйка кафе, оставив сестер обсуждать свои дела, принялась обслуживать дневных клиентов.

— Ну, рассказывай… Что ты там придумала? — хмуро поинтересовалась Анжела.

— Пока еще ничего конкретного. Но есть одна идея, и мне нужно знать, согласишься ли ты помочь. Я хочу организовать для Ива праздничный вечер в честь его сорокалетия. Жан-Мишель и Миранда, естественно, посвящены во все планы: это они будут готовить угощение. Гостей будет человек шестьдесят, если считать друзей наших детей с их родителями. Что касается зала, то я его уже нашла, но там есть небольшие проблемы. Мама Орели… Помнишь Орели? Это подруга Леа.

Анжела кивнула.

— Мама Орели дала мне адрес зала, где организовывают праздники. По-моему, это то, что нужно, — продолжала Люси таким тоном, будто разрабатывала план предстоящего сражения. — Она уже устраивала там большие приемы, и все прошло очень удачно. Это в сторону Ватерлоо, в получасе езды от Брюсселя. Цены приемлемые, есть уборщица, которая на следующий день приведет все в порядок — за небольшую плату, разумеется. Казалось бы, пустяки, но такие мелкие детали могут оказаться решающими. Я говорила с владельцем зала по телефону, и мы договорились о дате. Все очень удачно, день рождения Ива приходится как раз на субботу! Единственная проблема состоит в следующем: чтобы утрясти все формальности, туда надо поехать, а часы приема, установленные хозяином, мне категорически не подходят. Он бывает на месте только вечерами и в выходные дни, то есть тогда, когда Ив дома. Ясное дело, сама я ехать не могу, даже если попытаюсь придумать для него какую-нибудь отговорку: во-первых, не умею лгать и в конце концов выдам себя. И потом, даже если мне удастся его обмануть, он все равно что-то заподозрит и докопается до правды. Тогда сюрприз провалится… Ну, и вот…

Люси замолчала, хитро поглядывая на сестру. Заинтригованная Анжела вопросительно смотрела на нее.

— Ну, и что?

Еще чуть-чуть помолчав, Люси наконец отважилась:

— Я подумала, что… что ты можешь поехать туда вместо меня.

Анжела встретила предложение сестры циничной улыбкой. Да, это было бы забавно! Особенно после того, как провалился ее собственный план — после объявления о беременности Люси. Анжела прикусила губу, чтобы не расхохотаться — злым, жестоким, бесстыдным смехом: сегодня Люси сама предлагает ей занять ее место на пару часов…

— Почему ты не попросишь об этом Миранду? — спросила она, стараясь казаться равнодушной, но желая понять, чего конкретно хочет от нее сестра.

— Прежде всего, потому, что в это время она занята у себя в кафе, а просить поехать в ее единственный выходной мне неловко. Но главное, что хозяин хочет иметь дело непосредственно с заказчиком, чтобы подстраховать себя от возможных недоразумений. Иными словами, он захочет увидеть мое удостоверение личности. Кроме того, с ним надо будет расплатиться, и я не могу требовать от Миранды, чтобы она взяла на себя такую ответственность. Дело в том, что отвечать за возможную порчу имущества будет тот, кто платил за аренду зала.

— В таком случае я тоже не могу туда поехать, — возразила Анжела.

— Можешь! Я дам тебе свои документы, деньги на оплату зала — ты сделаешь все вместо меня! Даже если он увидит фото на удостоверении личности, он примет тебя за меня и ничего не заподозрит. Понимаешь? А я тем временем буду находиться здесь, и муж тоже ни о чем не догадается.

Снова на лице Анжелы появилась снисходительная усмешка, которую она не сумела сдержать. Как все это забавно…

— Ну… Что скажешь? — осторожно спросила Люси. — Ты согласна?

Анжела не знала, что ответить. Провал собственного плана потряс ее, она не спала всю ночь, страдая от невозможности предпринять что бы то ни было еще… Уныние сменялось яростью, она была подавлена. Беременность Люси стала для нее новым тяжелым ударом. Анжела не только лишилась возможности занять принадлежащее ей по праву место, гораздо труднее ей оказалось пережить то, что наблюдения и выводы относительно семейной жизни сестры оказались несостоятельными.

— Ты ничем не рискуешь, — настаивала Люси, по-своему истолковавшая молчание сестры. — Все будет оформлено на мое имя. И, если что-то окажется не так, вся ответственность ляжет на меня.

Но Анжела ее не слушала. Согнувшись над стойкой, она обхватила голову руками, словно решала какую-то серьезную проблему. Только что ей пришла на ум одна идея. Люси сама на серебряном блюде преподнесла ей блестящий шанс, и новый план может быть даже лучше прежнего! Сестра сама предлагала ей занять свое место! Она сама просила ее стать мадам Жилло!

— А ты его уже видела, этот зал? — спросила она, вдруг подняв голову.

— Нет, но мама Орели мне хорошо его описала.

— Так почему ты уверена, что он тебе подходит? Что за прием там устраивала мама Орели?

— Не знаю, я на нем не была.

Казалось, Анжела колеблется.

— Допустим, я поеду туда вместо тебя, я не вижу здесь проблемы. Проблема в другом: смогу ли я на месте разобраться, подойдет этот зал для твоего праздника или нет. Все-таки есть риск, правда? Допустим, я поеду, владелец зала примет меня за тебя, я осмотрю помещение, оплачу аренду и оставлю ему твои координаты. А потом, в день праздника, ты сама отправишься туда с приготовлениями и вдруг обнаружишь, что это совсем не то, чего ты хотела…

— В таком случае у меня нет выбора, — возразила Люси.

— Я бы не сказала… Можно придумать кое-что получше.

Анжела смотрела на Люси в упор. Глаза ее блестели от возбуждения, ею вновь овладело радостное волнение, покинувшее ее накануне. Она выпрямилась на табурете, готовая обрушить на сестру поток своего красноречия.

— Ты о чем? — удивленно спросила Люси.

Чтобы добиться большего эффекта, Анжела выдержала паузу.

— Ну, говори, — нетерпеливо просила Люси.

— А если сделать наоборот? — наконец уронила Анжела.

— Это как?

— Очень просто: ты отправишься туда, чтобы все организовать, а я останусь дома с Ивом и детьми и буду вести себя так, будто я — это ты.

Ну вот, слово произнесено. Сердце Анжелы оглушительно билось, кровь стучала в висках. Ее тайная мечта, облеченная в слова, произнесенные вслух, спровоцировала такой всплеск адреналина, что тело и мозг полыхнули огнем. Во рту пересохло, голова закружилась, и она попросила у Миранды четвертую чашку кофе, которую проглотила одним махом, не смея поднять глаз на Люси. Когда наконец хватило духу взглянуть на сестру, она обнаружила, что та сидит неподвижно, как изваяние, погрузившись в собственные мысли.

— Ну, что ты об этом скажешь? — с трудом произнесла Анжела, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно.

Люси молчала. Казалось, она была во власти какой-то новой идеи. Она медленно подняла на сестру взгляд, зачарованный и испуганный одновременно.

— Не знаю… — прошептала она. — Это очень рискованно. А если Ив догадается?

— Вряд ли, — усмехнулась Анжела, пожимая плечами. — С тех пор как мы сделали одинаковые прически, он постоянно нас путает.

— А дети?

Анжела чуть было не проболталась, что вводить в заблуждение детей она тоже давно научилась. Однако было неизвестно, рассказывали они матери о маленькой путанице в школе или нет, поэтому она предпочла не развивать эту скользкую тему. И вообще, Люси вовсе не следует знать, что сестра давно в курсе всех ее привычек и при случае легко может ее заменить. Надо найти другие аргументы, чтобы убедить Люси.

— Ты вправду думаешь, что они заметят подмену? — начала она уверенным тоном. — Речь идет всего лишь о паре часов, а ведь я много раз проводила у вас вечера. Тебе следует лишь объяснить мне все, что нужно будет делать.

Люси продолжала колебаться. Но блестящий, лихорадочный взгляд выдавал ее: идея сестры казалась ей соблазнительной, и чувствовалось, что она вот-вот сдастся. Анжела почувствовала прилив вдохновения и начала излагать свои доводы.

— Чем ты рискуешь, в конце концов? Ив ничего не заметит, я уверена. Даже если ему случится меня поцеловать, он и тогда ни о чем не догадается. Что же касается детей…

Люси с любопытством слушала сестру. Анжеле пришло в голову, что пример с поцелуем, пожалуй, был лишним.

— А что же дети? — спросила Люси с искренним интересом.

— Ну… Я бы очень удивилась, если в течение этих двух часов у них возникли бы какие-нибудь вопросы… Буду делать все в точности как ты, все-таки видела это много раз… У меня получится!

Анжела замолчала. Люси не сводила с нее глаз, вид у нее был очень возбужденный. Сестры долго и напряженно смотрели друг на друга, стараясь отыскать во взгляде нечто, способное все опрокинуть.

— Теперь я уж и не знаю… — прошептала Анжела, чувствуя, что одно лишнее слово может все испортить.

Она затаила дыхание.

И Люси опустила голову.

ЛИВЕНЬ

33

— Мне очень приятно, что мы с тобой одни. Так давно не ходили вместе по магазинам…

Миранда рассматривала блузон в мелкий цветочек, приложив его к себе, чтобы лучше оценить эффект. Рядом Люси внимательно рассматривала отделку и покрой вещей, отобранных подругой.

— Что ты этим хочешь сказать? — спросила она рассеянно.

— Я хочу сказать, что с некоторого времени все реже имею возможность общаться с тобой один на один.

Люси внимательно взглянула на Миранду.

— Ты намекаешь на Анжелу?

— В том числе…

Молодая женщина пожала плечами: ей не хотелось обсуждать тему, которая казалась ей слишком деликатной.

— В чем ты ее упрекаешь?

— Да нет, я ни в чем ее не упрекаю, не надо таких громких слов… Просто говорю, что с некоторого времени мы с тобой почти не общаемся с глазу на глаз. А мне этого не хватает.

Лицо Люси смягчилось. Что ей больше всего нравилось в Миранде, так это ее прямота: она не любила ходить вокруг да около.

— Анжела здесь ни при чем, — мягко сказала Люси. — Здесь скорее моя вина… Но ты тоже должна понять. Она приехала сюда, никого тут не зная, поэтому совершенно нормально, что я хочу ей немного помочь.

Миранда повесила одежду обратно на штангу, как бы решив, что все это ей не идет. Потом повернулась к Люси.

— На самом деле все не совсем так! Дело не в том, что я не могу общаться с тобой один на один. Здесь скорее…

Она замолчала, как бы подыскивая слова. Люси внимательно слушала.

— Я не знаю, как тебе объяснить, — продолжала Миранда неуверенным тоном. — Правильнее будет сказать, что меня смущает ваше сходство.

Люси тихонько рассмеялась.

— Ну, в этом мы не виноваты! — пошутила она.

— Я говорю не о внешнем сходстве, хотя и в этом тоже есть нечто, от чего я испытываю неловкость. Правда, мне трудно выразить словами то, что я чувствую, но… Вообще, давай оставим это!

— Нет! Ты должна мне объяснить.

Миранда смотрела на подругу, и Люси почувствовала в ее взгляде какую-то недоговоренность, которая, видимо, мучила подругу. Они снова двинулись по магазину, Миранда на ходу рассеянно перебирала висящую на стойках одежду.

— Анжела мне нравится, здесь я ничего не могу сказать, — снова заговорила она, поворачиваясь к Люси. — Но мне как-то не по себе. У меня ощущение, что вы становитесь похожи друг на друга все больше и больше.

— Ты сильно преувеличиваешь.

— Возможно, но… Самое неприятное, что я не могу сказать, будто вы копируете друг друга… Здесь что-то другое. Ты уже не та, что прежде, и, мне кажется, ты тоже мучаешься. Будто Анжела оттягивает у тебя какие-то соки, а ты ничего не можешь с этим поделать. И наоборот.

Люси нахмурилась. Откровения подруги произвели на нее сильное впечатление, однако, не имея аргументов, чтобы возразить, она предпочла промолчать. А Миранда между тем продолжала свои рассуждения.

— Вот… Конечно, в моих чувствах присутствует и ревность, я это сознаю. Но тем не менее считаю, что в ваших отношениях есть что-то нездоровое. И меня очень мучает то, что толком все объяснить тебе не могу.

— Нездоровое?

— Может, это сильно сказано, но подобрать другое слово не могу. Я много наблюдала за вами обеими — вас можно различить только по одежде. Уверена, вас даже Ив путает. Ведь правда?

— Нет…

— Ты считаешь нормальным, что твой муж может спутать тебя с кем-то другим?

Люси не ответила.

— В принципе всегда есть нечто, что позволяет отличать близнецов друг от друга. Но не вас! Если вы одинаково оденетесь, никто не сможет сказать, где Люси, а где Анжела.

— Ты преувеличиваешь!

— Не думаю.

Подруги замолчали и медленным шагом направились к выходу из магазина. Миранда внутренне упрекала себя за этот разговор, надеясь, что была не слишком резка и не обидела Люси. Но чувство тревоги не проходило. Напротив, оно нарастало. Новость о предстоящем отъезде Анжелы ее слегка успокоила, однако ситуация быстро поменялась. Почему сестра Люси отказалась от своих планов, было ей неизвестно, но это внезапное решение ей не понравилось.

— Ты на меня сердишься? — спросила она у Люси.

— Конечно, нет. Но мне кажется, ты излишне драматизируешь… Я согласна, мы часто развлекаемся, обыгрывая наше сходство. Но это всего лишь игра. Пойми, каждая из нас всю жизнь думала, что является единственным ребенком в семье. И вдруг обнаружили, что мы — близнецы. Естественно, первое время нам хочется еще больше усилить это сходство, чтобы глубже ощутить наше родство. И в этом нет ничего страшного.

— Я не говорила, что это страшно! Я лишь сказала, что мне неловко, и хотела тебе объяснить… Ты — самостоятельная личность. Ты — не Анжела, а Анжела — это не ты. Вы — разные люди, вы отличаетесь друг от друга, и каждая из вас нравится нам именно этим.

— Я послежу за собой, — неуверенно произнесла Люси.

Миранда вздохнула: она ждала от подруги другого ответа. Было ощущение, что молодая женщина просто хотела положить конец разговору, который был ей неприятен.

— Но больше всего меня раздражает, что я уже не знаю, к кому обращаюсь! — решительно продолжала Миранда, будто приемлемое объяснение только что пришло ей на ум. — Если это так, то в один прекрасный день я пойду по магазинам с Анжелой вместо тебя и не смогу быть уверенной, что ты — это Люси? Понимаешь?

Люси опустила голову, не пытаясь разубедить подругу.

— Каждый раз, когда кто-то из вас входит в кафе, я не могу разобрать, кто это: ты или Анжела. Конечно, потом мне все становится ясно — я знаю твой стиль в одежде. Но согласись, это слабое доказательство. Особенно с того момента, как ты начала отдавать Анжеле свои вещи. И это меня тоже раздражает. Все время приходится быть настороже.

— Хочешь, договоримся о каком-нибудь опознавательном знаке, чтобы ты всегда знала, что я — это я?

Удивленная предложением подруги, Миранда расхохоталась, быстро разрядив обстановку. Люси тоже развеселилась. Женщины немного успокоились, и ситуация уже не казалась им такой безвыходной.

— Ну что ж… Возможно, я и вправду чересчур сгущаю краски, — допустила Миранда уже спокойно. — Во всяком случае, ссориться с тобой из-за этого мне уж точно не хочется. В конце концов, нам и так редко удается провести время вместе, да?

— Не беспокойся, — успокоила ее Люси, беря подругу за руку. — Все скоро войдет в норму, и мы, как прежде, сможем чаще встречаться. Доверься мне и дай еще немного времени.

— Я тебе верю.

Они шагали рядом, и на лице Люси появилась торжествующая улыбка.

34

Несколько дней спустя Анжела, Люси и Миранда сошлись на свой первый «брифинг», как они шутливо назвали свое мероприятие: подготовка к празднику принимала характер настоящего заговора. «Брифинг» проходил в гостиной в доме Жилло, женщины сидели вокруг низкого столика, веселясь, как подростки в отсутствие родителей.

Люси составила список приглашенных, где числилось уже семьдесят два человека: близкие друзья, знакомые, важные люди, коллеги по работе, друзья детства, друзья друзей, кое-кто из родителей приятелей Леа и Макса, с которыми чета поддерживала знакомство, и, конечно, Жак с Мирей, единственные, кто действительно относился к «семье».

Затем подруги обсудили меню, соперничая друг с другом оригинальностью идей, призванных поразить воображение Ива и всех приглашенных на пир. Миранда предложила огромное количество оригинальных холодных блюд и салатов, и от одного только перечисления этих изысков у подруг потекли слюнки. Все эти яства Миранда предлагала за вполне умеренную цену, демонстрируя подруге преимущество оптовых закупок. Праздник должен был получиться просто замечательным.

В одиннадцать часов Анжела вызвалась приготовить горячий отвар из трав. Миранда удивилась такой перемене во вкусах:

— В первый раз вижу, чтобы Люси согласилась сменить свой любимый кофе на отвар из трав!

— Люси пьет слишком много кофе, — объявила Анжела тоном, не терпящим возражений. — Я решила ее немного образовать на этот счет. Сегодня я приготовлю отвар для всех, чтобы подать ей пример: она должна ограничивать потребление кофеина!

Люси молча опустила голову. Анжела была права. Она и сама понимала, что в ее состоянии вредно злоупотреблять любимым напитком, и проявленная сестрой забота ее искренне тронула. Миранда, ничего не знавшая о беременности Люси, не могла понять, какова цена ставок в этой игре. Но Люси слегка беспокоило одно соображение: когда подруга узнает, что не была в числе первых, узнавших эту новость, она будет обижена. И все же обещала Иву не распространяться на эту тему раньше трех месяцев.

Итак, Анжела ушла на кухню, а вернулась лишь четверть часа спустя с подносом, на котором стояли чайник, три чашки, сахарница и непременная тарелка с обожаемым Люси шоколадным печеньем. Она поставила поднос на середину низкого столика и предложила подождать несколько минут, пока отвар настоится. Дискуссия продолжилась еще более увлеченно: теперь собеседницы обсуждали, как украсить зал и какова будет музыка. Миранда предложила пригласить небольшой оркестр: это еще более оживит атмосферу праздника, придавая ей торжественности и в то же время оригинальности. По ходу торжества для смены обстановки оркестр можно будет заменить диджеем, чтобы удовлетворить вкусы всех приглашенных. Анжелу и Люси это предложение привело в восторг. Что же до убранства зала, у Миранды оказалось в запасе еще множество богатых и необычных идей.

Анжела разлила отвар.

Люси и Миранда осторожно отхлебнули из своих чашек — напиток все еще был очень горячим. Распробовав его вкус, они выразили свое одобрение.

— Что смешивала? — поинтересовалась Миранда.

— Это секрет! — объявила Анжела. — Скажу только, что здесь всего несколько трав. Все самое натуральное!

— Где ты нашла ингредиенты? — спросила Люси. — У меня на кухне ничего такого нет.

— Я принесла с собой, — призналась Анжела. — Мне хочется привить тебе вкус к чаю. Пить вместе с тобой кофе целыми литрами я уже не могу, пора тебе менять привычки.

Миранда щелкнула языком.

— Здесь есть лимон!

— Да, лимона в отваре довольно много, мне надо было заглушить горечь, которую дают некоторые травы. Кроме того, здесь много витаминов, для Люси это не будет лишним.

— Жаль, это портит вкус напитка, — пожалела Миранда.

Анжела промолчала. Она наблюдала за сестрой — Люси пила отвар маленькими глотками, видимо, снова погрузившись в мысли о празднике и мельком просматривая блокнот, в котором делала записи о предстоящем событии.

— Да, еще пригласительные билеты… — вспомнила она, поднимая голову. — Надо будет составить короткий текст — он должен быть забавным! — давая гостям понять, что для Ива готовится сюрприз. Если кто-нибудь из них проговорится, будет катастрофа.

Миранда энергично возразила.

— На это рассчитывать трудно; будет просто чудо, если все сумеют держать язык за зубами до самого юбилея! Будем надеяться, что хотя бы сам Ив нам подыграет.

Увидев расстроенное лицо Люси, Миранда пожала плечами.

— Не делай такого лица… Приглашенных — семьдесят два человека, и маловероятно, что никто не проболтается.

— Пригласительные билеты я возьму на себя, — объявила Анжела. — Я немножко умею рисовать и, думаю, у меня получится.

Люси с радостью приняла предложение сестры.

Потом они принялись обсуждать детали — всякие мелочи, которые могли ускользнуть от внимания в процессе подготовки генерального плана. Разошлись только к вечеру, распределив обязанности. У Люси выступили темные круги под глазами и охрип голос. Анжела посоветовала ей пойти прилечь.

— В чайнике осталось немного отвара, — ласково напомнила она. — Выпей еще чашечку, это пойдет тебе на пользу.

Люси кивнула, поблагодарив сестру за заботу.

Когда Анжела и Миранда выходили из дома, Люси провожала их на пороге, махнув на прощание рукой.

35

Первое кровотечение появилось три дня спустя. Утром Люси почувствовала легкую боль внизу живота и, поначалу не заподозрив ничего плохого, все же решила прилечь. Подремав с полчаса, почувствовала себя лучше и занялась домашними делами. Но к полудню боли усилились, и Люси встревожилась. Она пошла в ванную, собираясь полежать в теплой воде, и решила до обеда отдохнуть.

Вот уже две недели, как она плохо спала ночами — мучила боль в груди. Усталость нарастала, наваливаясь на нее, а возникшая депрессия не давала возможности взять себя в руки. Эта беременность будет гораздо тяжелее обеих предыдущих: видимо, сказывается возраст и нервные потрясения, выпавшие на долю Люси в последнее время. Прежде чем запереться в ванной, она позвонила Анжеле, попросив забрать детей из школы. Сестра с удовольствием согласилась.

— У тебя все в порядке? — спросила она слегка встревоженно.

— Да, да… Просто немного устала. Ничего страшного, хочу прилечь ненадолго.

В какой-то момент ей захотелось рассказать все сестре, но… постеснялась. Как могла она, имевшая в жизни все, жаловаться Анжеле? Сестра завидовала ей, Люси это знала, чувствовала. И понимала, что легкая ревность совершенно естественна… Но это ощущение мешало ей быть с сестрой абсолютно откровенной. Приходилось постоянно контролировать себя, чтобы не сказать ничего лишнего, что могло бы ранить Анжелу.

— Больше тебе ничего не нужно? — еще раз спросила Анжела перед тем, как положить трубку.

— Нет, все хорошо… Пока. Я жду вас дома в половине пятого.

Положив трубку, она заперлась в ванной.

Уже раздеваясь, Люси заметила на белье несколько темных пятен крови. Пустым взглядом изучала она свои трусики, но смысл этого зрелища не доходил до ее сознания и не связывал его с давешними болями. В доме было тихо, слышался только шум льющейся в ванну воды, журчание которой действовало успокаивающе. Маленькое помещение заполнили клубы пара, размывая горестную картину грядущего несчастья, запечатленного в запачканном белье.

Люси ничего не ощущала. Через некоторое время закружилась голова. Она присела на крышку унитаза, в душе царило прежнее равнодушие, влажная жара ванной действовала отупляюще.

Она потеряла своего ребенка. Она уже поняла это.

По логике вещей следовало бы броситься к телефону, звонить мужу, чтобы ее срочно отвезли в больницу. Но зачем? Все равно уже слишком поздно. И к тому же…

И к тому же — ничего.

Если она никому ничего не скажет, то, может быть, все обойдется? Молчать. Молчать до конца. Пусть будет покой, тишина.

Переливаясь через край ванны, вода стала заливать ноги. По полу поплыли игрушки Макса. Желтая утка проследовала мимо Люси — ее мечтательный взгляд был устремлен к видимому только ею горизонту.

Надо закрыть краны.

Люси спокойно поднялась, все еще держа в руках испачканные трусики, подошла к ванне, наклонилась над прозрачной водой, коснувшись ее грудью, и мягко опустилась в ванну. Очутившись в воде целиком, она согнула колени, подтянув их к груди, и замерла в позе эмбриона. Лежала так долго. Очень долго. По телу пробегала дрожь удовольствия, горячая вода убаюкивала, обволакивала, кожа согревалась, сердце оттаивало, но вместе с тем возвращалась и боль. Остаться здесь навсегда? Почему бы нет… Прости меня, мой маленький… Как же нам хорошо здесь, вдвоем, в этом тепле! Не двигаться. Да, да… Больше не двигаться.

Через несколько мгновений Люси поднялась из воды, жадно, большими глотками хватая воздух. Она закашлялась, отплевываясь, сморкаясь, икая.

Затем издала легкий стон.

И лишь потом разрыдалась. Лицо было залито слезами, она на ощупь закрыла кран, и сразу наступила глубокая тишина.

Она оплакивала ребенка, которого теряла, материнство, которого не будет, женщину, которая только что умерла в ней.

Но больше всего она оплакивала то, во что больше не верила.

36

Ив отвез Люси к гинекологу на следующее утро. Ночью кровотечение стало еще обильнее, и врач срочно отправил супругов в больницу. Сделав анализы и проведя обследования, медики объявили приговор: яйцеклетка нежизнеспособна.

— К счастью, выкидыш не вызвал сильного кровотечения, — успокоил больничный интерн. — Следовательно, чистка не нужна. Вам надо только подождать… Яйцеклетка скоро выйдет естественным путем.

Когда пара поинтересовалась причиной выкидыша, врач привел множество возможных объяснений, не уточнив, что именно сработало в данном случае: выяснить это можно только с помощью дополнительных анализов. Но какова бы ни была истинная причина, такие ситуации случаются достаточно часто в первые три месяца беременности. Почитав медицинскую карту Люси, он уверил молодую женщину, что та еще вполне может стать матерью.

Грустную новость сообщили всем, кто был в курсе. По счастью, таких немного — только Жак, Мирей и Анжела. Их реакция была ожидаемой: Мирей плакала, Жак мрачно молчал, Анжела встретила сообщение со скорбным достоинством. Люси с тревогой осведомилась о планах сестры: теперь, когда обстоятельства изменились, решится ли она покинуть их и уехать жить в Париж? Та успокоила ее: со своей идеей вернуться к прежней жизни она не рассталась, но сделает это не раньше, чем Люси перестанет нуждаться в ней.

Чтобы отвлечь сестру от мрачных мыслей, Анжела с удвоенным рвением погрузилась в заботы по организации праздника для Ива, увлекая за собой и Люси. Еще столько нужно сделать! Особенно тщательно следовало подготовить маневр с подменой, чтобы дать сестре возможность самой провести переговоры с хозяином помещения.

Анжела больше не видела препятствий на пути к осуществлению своего плана.

* * *

По мере того как шли дни, задуманная сестрами уловка каким-то образом приобретала самостоятельное значение, и первоначально заявленная цель теперь уже представлялась не столь существенной. Сестрам не терпелось испытать на прочность их родство и необыкновенное сходство. Или оправдать его в собственных глазах. Они столько об этом говорили, так долго мечтали, что затея стала казаться им более ценной, чем причина, толкнувшая их на это приключение. Конечно, повод оставался актуальным, но, не смея признаться в этом друг другу, каждая из сестер ощущала растущее возбуждение при мысли о возможности стать друг другом. Всего на несколько часов — для Люси, и на всю жизнь — для Анжелы.

В этом было единственное различие между ними.

Они встречались ежедневно, чтобы обсудить все аспекты предстоящего приключения. Ничего нельзя пускать на самотек. Для Люси это была игра, для ее сестры — шаги по пути осуществления давнего плана. И все же Анжела ощущала беспокойство: ведь ей предстояло совместить задуманное с новыми обстоятельствами. Но все складывалось настолько благоприятно, что это становилось лишним доводом в пользу ее намерений.

Все должно произойти следующим образом.

Сама подмена не представляла никаких сложностей, поскольку происходила с согласия обеих сторон. Затем Анжела, в роли Люси, пойдет в школу забрать детей, вернется с ними домой и проведет вечер, следуя инструкциям сестры. Детей было решено не посвящать в затею: если Леа уже была достаточно взрослой, чтобы держать язык за зубами, то требовать этого от малыша Макса, как минимум, глупо.

Тем временем Люси отправится к хозяину зала, чтобы спокойно решить с ним все проблемы: обсудить условия аренды, осмотреть помещения, внести залог и, не торопясь, вернуться домой.

Дальше последует обратная подмена, в результате которой сестры вновь обретут исконную сущность, и вот здесь мнения Люси и Анжелы разошлись. Последняя настаивала на самом простом варианте: Люси спрячется в гараже и будет ждать, когда придет Анжела, после чего каждая вернется к себе.

Но этот сценарий не нравился Люси: она считала, что близкое присутствие Ива и детей слишком рискованно.

— Представь, если Ив застанет нас в гараже? Он довольно часто спускается туда вечерами и что-то мастерит… Как мы объясним ему твое присутствие там в такое время? Не говоря уж о том, что весь сюрприз к юбилею пойдет насмарку!

Эти доводы смутили Анжелу. Ей хотелось бы заманить сестру в какое-нибудь укромное место, скрытое от посторонних взглядов, чтобы она могла действовать наверняка. Гараж казался весьма подходящим для этих целей, но перспектива быть застигнутой Ивом меняла все. И она предложила другой вариант.

— Тогда будет лучше, если ты спрячешься в глубине сада, — уверенным тоном предложила она. — Между рододендронами и стеной. А я, при первой же возможности, приду туда, и мы обменяемся одеждой.

Люси все еще сомневалась. Перспектива торчать в саду в ожидании Анжелы ее не прельщала, хотя это, конечно, более безопасно: Ив редко выходил вечерами в сад. Так что ей пришлось согласиться.

— Обещаю, что не заставлю тебя долго ждать, — убеждала Анжела. — В котором часу ты рассчитываешь вернуться?

— Встреча в Ватерлоо назначена на 18.30. Я надеюсь, что успею утрясти все за час плюс еще полчаса на обратную дорогу. Значит, к 20.15, самое позднее — к 20.30 я буду на месте.

— Великолепно. Дети будут уже в постели, о них беспокоиться нечего. И я смогу прийти не позже 20.45.

Обсудив этот аспект, сестры обратились к другой проблеме:

— Как ты туда доберешься?

Было ясно, что ехать в Ватерлоо на своей машине Люси не может: Ив непременно заметит ее отсутствие в гараже. К тому же машина понадобится Анжеле, чтобы забрать детей из школы.

— Я могу попросить Миранду одолжить мне машину, — предложила Люси.

— А как ты ее вернешь?

— На следующий день утром, когда повезу детей в школу.

— А если Ив заметит машину Миранды где-нибудь рядом с домом, когда утром отправится на службу? У него возникнут вопросы…

Анжела права! Люси снова погрузилась в размышления.

— Тогда у меня нет выбора… Я верну ее в тот же вечер и от «Беседки» до дому дойду пешком. Это обойдется в лишних пятнадцать минут, вот и все!

— Так будет лучше. Значит, я спущусь к тебе в сад к девяти часам.

Итак, план составлен. Анжела слегка успокоилась: особых проблем она больше не предвидела. Оставалось лишь придумать, каким образом избавиться от Люси, когда та вернется.

Надо усыпить с помощью платка, смоченного хлороформом — это лучший способ. Кусты рододендрона, растущие в глубине сада, достаточно густы, чтобы скрыть происходящее. С другой стороны проходит стена — высокая и сплошная. В остальном ей помогут вечерние сумерки. Анжела чувствовала, что не сможет нанести сестре удар палкой или чем-то другим. Такое грубое насилие пугало ее, не говоря уж о том, что успеха не гарантировало. Да и дом совсем рядом: если Люси закричит, то все пропало. Ее необходимо нейтрализовать как можно быстрее. Неожиданность и быстрота — вот главные условия успеха.

Ну вот, она усыпила Люси, что делать дальше?

Уже не идет и речи о том, чтобы сжечь ее живьем, как это предполагалось вначале! Значит, надо найти способ держать ее под контролем до следующего утра, когда можно будет избавиться от тела. Несколько дней прошло, прежде чем Анжела придумала выход: ввести кислород в вену. Все очень просто: шприц, укол, риск незначительный, никакого насилия и никаких следов. Быстро и надежно… Для начинающей убийцы очень подходяще. Дальше надо будет спрятать тело в кустах, чтобы его никто не обнаружил до следующего утра. Она отвезет детей в школу и потом заметет следы окончательно.

Ей придется донести тело до машины, чтобы спрятать в багажник, постаравшись, чтобы никто из соседей ничего не заметил. Мадам Канно, постоянно торчащая в окне, представляла серьезную опасность, поэтому Анжеле пришлось поломать голову над тем, как нейтрализовать любопытную соседку: в самый ответственный момент надо позвонить ей по телефону, дабы вынудить ее покинуть свой наблюдательный пост. Пока дама убедится, что на другом конце провода никого нет, пройдет несколько минут — за это время Анжела должна успеть сделать все.

Дальше…

А дальше все пойдет по первому варианту плана. Отогнать машину до пустыря, спрятать тело, заменить все документы Люси своими собственными, оставить рядом с телом чемодан с вещами и все поджечь. Только потом можно будет вернуться домой, чтобы окончательно и навсегда превратиться в Люси. Это самая приятная часть плана.

Что же остается? Остается лишь дать Анжеле исчезнуть навеки, то есть опять-таки следовать прежнему плану. Положить на кровать письмо, содержание которого придется слегка изменить: Анжела должна извиниться за то, что покинула сестру без предупреждения. Признаться в любви к Иву, сказать, как ей стыдно перед сестрой, пожаловаться, что она не в силах совладать со своими чувствами, и выразить сожаление, что невольно причиняет боль своим близким, которых так любит… Все эти аргументы сработают в ее пользу.

* * *

Накануне дня «Икс» Анжела чувствовала себя в полной боевой готовности. Все было тщательно продумано, предусмотрено, согласовано. Люси больше не была беременна, их организмы функционировали абсолютно синхронно. Отвар шалфея с добавлением листьев малины сделал свое дело. Впрочем, если бы это не сработало, в распоряжении Анжелы были и другие возможности, которые, к счастью, не понадобились. Например, лекарство от язвы желудка, тоже способное спровоцировать выкидыш.

К тому же Люси довольно быстро оправилась после потери ребенка, и это слегка удивило Анжелу. Ее горе могло бы быть гораздо глубже, но она скоро пришла в себя и погрузилась в обыденные заботы. К большому удовлетворению сестры.

Анжела постаралась унять волнение, поднимавшееся в душе всякий раз, когда она начинала думать о том, что предстоит сделать завтра. Надо появиться в доме сестры в половине четвертого — за полчаса до того, как отправиться за детьми. В четыре ровно они обе выйдут из дому. Анжела довезет Люси до «Беседки», где та пересядет в машину Миранды, единственной посвященной в их план. Люси отправится в Ватерлоо, а Анжела — в школу.

Но прежде следует утрясти еще одну деталь. Это пришло Анжеле в голову в самый последний момент, но она была горда своей находкой. Нужно неоспоримое доказательство того, о чем она говорит в своем письме.

И это доказательство следует предъявить Иву.

37

— Это я, Люси! Открой!

Захваченный врасплох ее неожиданным появлением, Ив открыл дверь не сразу. Но несколько мгновений спустя Люси, ослепительно красивая, уже входила в студию, одаривая мужа обольстительной улыбкой.

— Зачем ты пришла? — спросил он.

Его тон не был раздраженным, в нем слышалось только удивление.

— Ты мне не рад?

— Да, конечно, но…

Люси прошлась по студии. Это была просторная комната, похожая на мастерскую художника. Стены и потолок выкрашены в белый цвет, в глубине комнаты было натянуто полотно, перед которым выстроились в ряд несколько прожекторов разного размера. В противоположной стене — дверь, которая вела в лабораторию, а в центре комнаты — массивный письменный стол из дуба, заваленный негативами, формами для печати, банками с клеем, ножницами, книгами и журналами. Несколько фотографий были развешаны по стенам, в углу стояло старое кожаное кресло.

Загадочно улыбаясь, Люси подошла к мужу. Он рассеянно поцеловал ее, она же в ответ тесно к нему прижалась. Ив почувствовал, как ее горячее дыхание обожгло ему шею, Люси смотрела на него страстным, пожирающим взглядом, все плотнее обвиваясь вокруг его тела; она коснулась его лица дрожащей рукой, скользнула по волосам вдоль затылка, прижалась губами к его рту, однако не осмеливаясь поцеловать.

— Люси! Что с тобой? Ты себя хорошо чувствуешь?

— Прекрасно, любовь моя, — ответила она хрипло. — Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Ты какая-то странная.

Она нежно провела пальцами по его губам, прижавшись еще теснее.

— Тебе кажется странным, что жена пришла поздороваться с тобой?

И принялась страстно покусывать ему ухо, запечатлела жаркий поцелуй в висок, в щеку, в уголки губ и наконец проникла языком ему в рот. Потрясенный Ив даже не пытался уклониться от вспышки этой внезапной, пожирающей страсти, хотя не был готов на нее ответить.

Люси, казалось, не замечала обескураживающей холодности мужа: весь свой пыл она вложила в огненный поцелуй, в то время как руками поверх брюк ласкала его ягодицы. Мало-помалу Ив начал уступать этому напору. Он ответил на поцелуй жены, еще теснее притянув ее к себе, его руки гладили ей спину, постепенно спускаясь вниз, и вот он уже жадно ласкает нежную плоть под юбкой. Наконец Люси почувствовала на своем животе его отвердевший член и, не дожидаясь его просьбы, резким движением подняла край платья. Ив приподнял ее, положил на рабочий стол, и их тела слились воедино.

Объятие было коротким и поспешным. А когда все было кончено, Ив так же поспешно оделся, словно боясь, что их застигнут врасплох.

— Если бы я знал… — пробормотал он, глядя на жену сконфуженным и любопытным взглядом.

— С тобой такое случалось не часто, ведь так? — весело подначивала Люси.

Ив хотел было ответить, как вдруг замер, пристально рассматривая стоящую перед ним женщину. Лицо его помрачнело, брови нахмурились. Она же с торжествующей улыбкой наблюдала за ним, уже не скрывая правды, о которой он только начал догадываться.

— А ведь тебе понравилось! — произнесла она, не сводя с него глаз.

Их взгляды скрестились, словно шпаги: обескураженный — у него, торжествующий — у нее. Он задал ей вопрос, она ответила одним словом. Точнее, именем.

И тут он влепил ей пощечину! Стремительно, со всего размаху! Голова Анжелы дернулась вбок, она потеряла равновесие и зашаталась, хватаясь рукой за стоящее у стола кресло. Затем медленно выпрямилась: несмотря на только что полученную оплеуху, выглядела она победоносно.

— Ты зря это сделал, Ив, — насмешливо прошептала она. — Люси ничего не узнает.

— Катись отсюда!

Ив рванулся вперед, встав у нее на пути. По одному взгляду она поняла, что этот мужчина готов выплеснуть на нее всю свою ярость одураченного самца. А между тем она еще была полна им, его желанием, его силой. Вздрагивая и не сводя с него глаз, неуверенной походкой она двинулась к выходу. На ее лице продолжала играть вызывающая улыбка: сейчас это было опасно, но совладать с собой она не могла. Ив замахнулся снова, но, сделав над собой усилие, опустил руку. Анжела вздрогнула. Она скользнула мимо него, напрягшись всем телом, стремясь поскорее добраться до спасительной двери, скрывшей от посторонних глаз их приключение.

Не проронив ни слова, Анжела вышла из мастерской; сзади оглушительно хлопнула дверь. Молодая женщина горделиво выпрямилась, щека у нее горела, ноги подкашивались, она чувствовала себя запачканной, но в то же время счастливой победительницей.

«Ты полюбишь меня, Ив! Ты будешь любить меня вопреки всему».

Это был последний штрих. Пробило три часа, пора было отправляться к Люси.

38

Сидя за прилавком в «Беседке», Миранда читала Марка Твена. К половине четвертого в кафе оставалось лишь два-три клиента, засидевшихся за обеденным столом и не дававших ей возможности закрыть кассу и прибрать в помещении до появления вечерних посетителей. Чтобы скоротать время, она взялась за книжку «Том Сойер, приключения Гекльберри Финна». Эти имена оживляли в ее душе далекие воспоминания детства.

Перечитывая знакомые строки, она окуналась в убаюкивающую атмосферу давно ушедшего прошлого: эти книги бабушка читала ей на сон грядущий. Правда, перевод на французский лишил их значительной доли обаяния, но исходившее от них ощущение волшебства все же чувствовалось и, как прежде, действовало на нее.

Сегодня она открыла новый роман — «Принц и нищий», и книга захватила ее. Миранда с удовольствием погрузилась в повествование о необычайных приключениях уличного мальчишки, который, благодаря своему потрясающему сходству с принцем Гальским и волею запутанных обстоятельств, оказался на месте отпрыска королевской фамилии.

По мере того как развивалась интрига, Миранда начинала читать все медленнее и медленнее. В голове у нее навязчиво вертелась какая-то смутная мысль, заставлявшая ее снова и снова перечитывать один и тот же абзац. Даже не мысль, а ощущение, усиливающее тревогу, какую-то странную неловкость, мучившую ее всякий раз, когда она думала о Люси и Анжеле.

Что-то тут не так! Это же просто бессмыслица! Она была посвящена в план сестер и знала, что они намерены предпринять, но ей было не по себе. Она не понимала смысла их игры! Это желание поменяться местами, хотя бы на несколько часов, — просто дурацкая затея, которая так веселила сестер, так возбуждала их обеих… Подобные шутки к лицу детям, подросткам, томящимся от скуки. Но чтобы взрослые женщины, одна из которых к тому же мать семейства… Это очень странно. Противоестественно, наконец. Но было и еще что-то, чего она не могла понять. Какая-то деталь, которая накладывала отпечаток на всю картину, придавая ей некую двусмысленность. Этого нельзя допустить ни в коем случае! С тех пор как появилась Анжела, Люси перестала быть самой собой. Постоянно присутствующая рядом сестра-двойник, как плохая фотокопия, искажала оригинал. Миранда не любила Анжелу — наконец она себе в этом призналась. И от мысли, что та займет место Люси в ее жизни, пусть даже всего на несколько часов, она испытывала дурноту.

Миранда нервно взглянула на часы. Уже с полчаса ее терзало неистребимое желание позвонить Люси. Она закрыла книгу, поставила на полку и взяла телефон. Через мгновение на другом конце провода ответили.

— Люси, это Миранда. Послушай, может, это и глупо, но мне надо тебе кое-что сказать.

— Я буду у тебя в ресторане через полчаса, — ответила Люси как ни в чем не бывало.

— Да нет, я не об этом. Через полчаса у нас будет пропасть клиентов, и мы не сможем поговорить. Анжела с тобой?

— Да.

— Не делай этого, — заклинала Миранда свою подругу.

— Ты о чем?

— Не надо меняться с Анжелой, не делай этого! — Миранда вздохнула, стараясь собраться с мыслями. — Господи, вам же не пятнадцать лет! Ты собираешься обмануть мужа, детей — это абсурд! Наверняка есть другой способ доехать до этого чертова зала так, чтобы Ив не узнал!

Люси упорно молчала. Миранда слышала ее дыхание, чувствовала ее недоверие и волнение.

— Твои дети станут называть ее мамой, Ив будет целовать ее, ты об этом подумала? Это просто отвратительно! И для них, и для тебя, и даже для Анжелы. Прошу тебя, Люси, это немыслимо, ты не должна этого допустить!

— Скоро увидимся, — пробормотала Люси в трубку.

Миранда потеряла терпение.

— Тогда будет поздно! — закричала она, срываясь. — Ты должна все отменить сейчас. Объясни Анжеле, что не можешь этого сделать, что ты поищешь другой вариант. Я помогу тебе, мы что-нибудь придумаем, Ив ничего не узнает. Только не делай этого!

— Я кладу трубку, Миранда; я буду в ресторане меньше, чем через час, — весело ответила Люси. — Пока!

Раздались короткие гудки.

Миранда окончательно растерялась. Тупое упрямство Люси говорило о том, что она не понимает, во что ввязывается. Через час Анжела отправится за детьми в школу. Может, ей еще удастся отговорить подругу от безумного замысла? Миранда пыталась убедить себя, что еще не все потеряно. Когда она останется с Люси один на один, возможно, ей еще удастся что-то сделать.

39

— Это Миранда, — объявила Люси, кладя трубку.

— Что сказала? — рассеянно поинтересовалась Анжела.

— Ничего особенного… Хочет со мной поговорить. — И, вернувшись к разговору, спросила: — Как ты себя чувствуешь?

Слегка нервничая, она натягивала голубые джинсы, в то время как Анжела переодевалась в ее одежду.

— Я волнуюсь, — ответила сестра. — Надеюсь, все пройдет, как задумано…

— Не вижу причин для провала, — успокоила ее Люси, даже не догадываясь о том, что происходит в душе сестры. — В крайнем случае, если Ив начнет что-то подозревать, скажешь ему правду, и все… Жаль, конечно, но я не думаю, чтобы он сильно рассердился.

Анжела саркастически улыбнулась. Ярость Ива, которую она наблюдала какие-то полчаса назад, подсказывала ей, что его гнев будет ужасен. Но о том, чтобы сказать Иву правду, и речи быть не может.

Перед тем как выйти, они еще раз осмотрели макияж, прическу и общий вид друг друга, проверили все мелкие детали — серьги, кольца, губную помаду, тушь для ресниц. О них обычно не думаешь, но они-то как раз и могут выдать. На прошлой неделе сестры специально сходили в магазин, чтобы купить себе одинаковую одежду: джинсы, блузки, обувь. Одевшись во все это, они в самом деле стали абсолютно неразличимы: никто сейчас не мог бы сказать, кто из них кто. И даже, как говорится, родная мать. Когда они подошли к зеркалу, у обеих захватило дух: несколько секунд сестры молча смотрели на свое отражение.

— Ладно! — вздохнула наконец Люси. — Думаю, что можно идти. Хотя мне страшновато… Да! Надо не забыть обменяться сумками…

Сестры схватились за свои сумки и разом вытряхнули содержимое на постель. Затем аккуратно наполнили каждая свою.

— У Ива есть привычка копаться у тебя в сумке без твоего ведома?

— Да вроде нет…

— Просто если вдруг сегодня вечером он сунется в ту, что будет у меня, и найдет там мои вещи вместо твоих…

Остановившись, Люси задумалась.

— Как же быть? — нетерпеливо спрашивала Анжела.

— Не знаю. Вообще-то он этого не делает. Только если ему нужна мелочь, но тогда он меня предупреждает, хотя берет ее из моего кошелька сам.

— Тогда мы ничем не рискуем, — решила Анжела, которую более чем устраивало, что вещи сестры останутся у нее. — Мы оставим у себя только собственные кошельки, а все остальное поменяем. Я для надежности оставлю свой кошелек в кармане куртки.

Люси кивнула. Они снова вытряхнули содержимое сумочек на постель и обменялись всем, кроме кошельков. Затем взволнованно поглядели друг на друга.

— Ничего не забыли?

— По-моему, нет.

Люси одернула на сестре блузку, поправила непослушную прядь волос и, оглядев ее, сказала:

— Тебе идет эта кофточка!

— Ты делаешь комплимент сама себе?

Сестры рассмеялись.

— Ну что, повторим еще раз?

— Да нет, я и так все помню наизусть, — вздохнула Анжела.

— Как хочешь, — ответила Люси и, не обращая внимания на подавленный вид сестры, продолжила: — Когда вернешься с детьми домой, они захотят посмотреть по телевизору «Бла-бла-шоу». Это их любимая передача, и она на самом деле неплохая. Идет по второму каналу. В этот момент обязательно дай Максу яблоко: фрукты в него можно впихнуть, только когда он смотрит телевизор.

— Я все знаю: яблоко надо очистить, иначе он не станет его есть. А когда передача окончится, детей надо помыть. Я все помню, Люси, не беспокойся.

— Будь с ними потверже, иначе они сядут тебе на шею. Макс будет нарочно делать все, чтобы разозлить тебя, но ты не поддавайся. Если уж слишком разойдется, значит, очень устал, но ты не должна раздражаться, иначе будет еще хуже. Ив вернется в тот момент, когда дети будут купаться, и поможет приготовить ужин.

Теряя терпение, Анжела подняла глаза к потолку: она не могла дождаться, когда сестра закончит свой бесконечный инструктаж.

— Если Макс устал, то станет отказываться от еды, — продолжала Люси, не замечая раздражения сестры. — В этом случае хорошо срабатывает такая фраза: «Останешься без десерта и немедленно в постель». Обычно помогает. Но ее надо повторять с каждой ложкой. Он может попросить, чтобы ему позволили порисовать после еды, — об этом не может быть и речи! Иначе тебе не удастся заставить его почистить зубы — будут слезы и крики. Самое позднее — в восемь вечера оба должны быть в постелях! Когда ты их уложишь, они будут пытаться задержать тебя: то попить им дай, то сказку расскажи, то поцелуй на ночь, потом еще сказку и еще поцелуй. Отвязаться очень трудно, и ты должна быть непреклонна! И еще! Не забудь посадить Макса на горшок, прежде чем уложить в кровать. Он недавно перестал писать в постель, но лишняя предосторожность не помешает.

Анжела не могла сдержать усмешки.

— Можно подумать, что ты излагаешь план боевой кампании!

— С детьми хуже, чем на войне, — хладнокровно отрезала Люси. — Это настоящее побоище, и оно повторяется каждый вечер.

— Ладно. Это все?

Люси улыбнулась.

— Вроде бы все.

— Я ведь уже оставалась с ними одна, и все проходило хорошо, — заметила Анжела.

— Да, но они знали, что ты — это ты. Со мной дети ведут себя гораздо смелее. Это нормально, ведь я мать.

Анжела усмехнулась про себя: «Поверь, это не надолго».

Женщины спустились в прихожую и надели пальто — пальто друг друга. Перед тем как открыть входную дверь, Люси обернулась к сестре. Взволнованно взглянув на нее, она обняла Анжелу и крепко прижала к себе.

— Удачи тебе! — прошептала она ей на ухо.

Анжела закрыла глаза. Ей приходится пройти и через это! И, подавляя поднимавшуюся к горлу тошноту, она ответила на объятие сестры, сжав в руках ее тело, которое через несколько часов обречено погибнуть от ее руки. По-своему поняв волнение сестры, Люси сжала ее руку.

— Не поддавайся им, — еще раз повторила она. — Это настоящие маленькие чудовища!

Чтобы снять напряжение, Анжела улыбнулась.

— Мне кажется, ты слегка преувеличиваешь.

Люси промолчала и, отстранившись от сестры, взглянула на нее в последний раз.

— Я не думала, что мы все же решимся на такое.

Атмосфера становилась все более тягостной. Анжела с трудом подавляла желание крикнуть сестре, чтобы та замолчала.

— Я тоже, — не поднимая глаз, в конце концов вымолвила она.

Это было слишком тяжело: нежность сестры больно ранила Анжелу, ей хотелось побыстрее высадить ее возле «Беседки», чтобы не видеть больше этого взгляда сквозь слезы. И все же, притормозив у ресторана, не смогла удержаться, чтобы не схватить сестру за руку, задержав ее на мгновение. Хотелось вымолить у нее прощение за то, что собиралась сделать. На языке вертелось слово «прощай». Насколько проще было бы все, если б Люси согласилась исчезнуть по доброй воле и начать свою жизнь с чистого листа. А почему бы и нет? Что она видела в жизни, кроме своего безмятежного существования, лишившего ее всякой воли к действию?

Ей был дан шанс — она не сумела им воспользоваться. А потому будет справедливо, если ее место теперь займет другая.

Удивившись неожиданной нежности сестры, Люси с любопытством взглянула на нее, но, застигнутая врасплох, Анжела не нашла ничего лучше, как снова повторить:

— Не беспокойся. Ведь это не надолго.

Кивнув, Люси хлопнула дверцей машины.

Оставшись наконец одна, Анжела облегченно вздохнула.

Обратный отсчет начался.

ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ

40

Поначалу все шло гладко. Когда Анжела появилась на школьном дворе, дети бросились к ней с криками «мама!». Ничего не заметила и директриса: назвав ее «мадам Жилло», она принялась рассказывать, как дети провели день. Эти мелкие детали слегка успокоили Анжелу, которые она приняла как хорошее предзнаменование, и, расслабившись, принялась устраиваться в своей новой жизни, собрала все детские вещи — одежду, фуражку Макса, сумки — и они отправились домой.

Дом. Ее дом. Ее машина, ее мебель, ее одежда, дети, муж. Ее роль, ее место.

Когда они вошли в дом, Анжела закрыла входную дверь, и ее окатила волна счастья: она была у себя дома. Наконец. Вот это чувство: словно вернулась к себе после долгого и смертельно опасного путешествия. «Home, sweet home»[7]. Это, конечно, глупо, но… Она все же чувствовала себя не вполне уверенно, не так, как человек, который, находясь в родных стенах, делает целый ряд обычных, почти ритуальных вещей, абсолютно не задумываясь об этом. Скажем, войдя, снимает обувь или, если хочет пить, выпивает стакан воды. Ей это не удавалось, она чувствовала себя гостьей.

Войдя в гостиную, дети, вырывая друг у друга пульт, бросились к телевизору. Макс пожаловался, что Леа жульничает, она в ответ обозвала его «гномом», мальчик обиделся. Анжела положила ссоре конец, забрав у детей пульт и включив второй канал. Это доставило ей огромное удовольствие: она вела себя как настоящая мать.

Венди вышла из кухни, подозрительно посмотрела на Анжелу, затем направилась в холл и оттуда на второй этаж. Анжела не обратила на кошку внимания — она наслаждалась своим присутствием в этом месте, принадлежавшем ей отныне по праву. Жизнь должна была бы остановиться — до того ей было хорошо! Эта женщина вновь обретала себя, узнавала себя другую, с удовольствием любуясь своим счастливым отражением во всех зеркалах, которые были в доме. Разве она так изменилась? Снаружи это казалось незаметным, но внутри она ощущала, как рождается ее новая сущность. Она была уже не Люси и не Анжелой, а кем-то третьим, новым существом, в которое ей предстояло вдохнуть жизнь, — на радость всем окружающим. Ей казалось, что на нее возложена определенная миссия. Нет, она не искала выгоды и не стремилась погубить Люси. Это была именно миссия, долг, если угодно, исполнить который у Люси не получилось. Ничего личного! Их роли могли быть распределены по-другому, это ничего не изменило бы. За исключением, может быть, того, что она, Анжела, сумела бы выполнить свою миссию до конца. Хотя как знать?

Теперь все неважно! Обстоятельства сложились именно так, и оглядываться назад бессмысленно. Главное теперь — взять ситуацию под контроль.

Однако по мере того как шло время, ее беспокойство нарастало: она опасалась возвращения Ива. Расскажет ли он жене об утреннем визите Анжелы? Признается ли в супружеской измене? Ее терзали сомнения.

Написанное письмо, предназначенное для самой же себя, уже лежало на постели в комнате, расположенной на втором этаже «Беседки». Когда Ив узнает о нем, о том, что Анжела предпочла уехать, он объяснит своей жене, что все складывается к лучшему. Ведь через несколько часов Анжела окончательно исчезнет из их жизни.

В шесть часов «Бла-бла-шоу» закончилось, и дети, как обычно, направились в ванную. Анжела принялась готовить ужин: деревенские сосиски и морковное суфле, как велела сестра. В двадцать минут седьмого звуки в передней возвестили о приходе Ива. Сердце Анжелы бешено забилось, кровь бросилась к лицу, внутри все застыло.

«Да держи же себя в руках, черт возьми! Не происходит ничего страшного: всего лишь муж вернулся с работы!»

Было слышно, как в ванной дети с криками встречали отца. Прошла целая вечность, прежде чем Ив переступил порог кухни. Вид у него был мрачный. «Люси» стояла к нему спиной и мыла в раковине морковь. Не взглянув на нее, он рассеянно поцеловал Анжелу. Она была этому рада: ей все еще не удавалось подавить свое волнение.

— Как прошел день? — спросила она, продолжая возиться с морковью.

— Так себе, — пробурчал он, ничего не объясняя. — Пойду к детям.

Он вышел. Их «встреча» длилась не более пятнадцати секунд.

Оставшись одна, Анжела облегченно вздохнула. Выходит, что людям, прожившим десять лет в браке, при встрече нечего друг другу сказать? Прелестно! А может, он и вправду подавлен давешним инцидентом в мастерской? А теперь испытывает стыд и унижение и поэтому не может смотреть ей в лицо? Вполне естественно, между прочим: он только что занимался сексом с сестрой своей жены!

При этой мысли Анжела приободрилась. В конце концов ее долг — успокоить и поддержать мужа, который вернулся домой после целого дня тяжелой работы. Она быстро порезала морковь, поставила кастрюльку на огонь и направилась в ванную к мужу и детям.

Опершись о дверной косяк, она наблюдала сцену, которая вполне совпадала с ее представлениями о семейном счастье. Ив брызгал на детей, они отвечали ему тем же, вся ванная была залита водой. Анжела вздыхает, по ее телу пробегает дрожь. Господи, как он красив! Дети хохочут, папа притворяется, что сердится, мама улыбается, глядя на них. Настоящая семья, никаких сомнений.

Пока Ив возится с детьми, она ласково поглаживает ему спину, просто так, в знак дружеской поддержки. Потом озабоченно поглядывает на часы: 18.45. Время как будто остановилось, а ведь обычно оно летит галопом. Через какие-нибудь два часа все будет кончено, но пока что эта незавершенность мешает ей ощутить всю полноту счастья, ожидающего на расстоянии протянутой руки. И за это Анжела злится на Люси еще больше. Сестра крадет у нее время, которое становится потерянным, мертвым. Но и его надо как-то убить.

Она спускается вниз и бесцельно бродит по дому. Внутреннее напряжение мешает ей сосредоточиться. Венди развалилась в кресле, она дремлет. Молодая женщина присаживается рядом и протягивает руку, чтобы погладить кошку, однако та внезапно вскакивает и злобно шипит. Удивленная реакцией Венди, Анжела отходит.

«Тебя не проведешь!» — думает она, внимательно глядя на животное.

Через несколько мгновений появляется Ив. Она радостно устремляется ему навстречу, но ее порыв остается без ответа — кажется, он ее избегает. «Он не может смотреть мне в глаза», — догадывается Анжела. Чувствительность мужа ее трогает: «А Люси еще сомневалась в его верности! Какая дура!» Она слегка успокаивается. «Завтра, самое позднее — послезавтра он узнает, что Анжела предпочла уехать подальше отсюда, и тогда все утрясется. Он мне во всем признается. А я его прощу. Мы будем счастливы».

19.45.

Ужин готов. Все садятся за стол, дети еще возбуждены после купания, отец старается их утихомирить, «мама» раскладывает еду по тарелкам. Макс рассказывает, что он сегодня делал на уроке рисования. Под детский щебет «Люси» делает попытку расспросить мужа о том, как прошел день. Он отвечает неохотно.

— Все как всегда.

— Но ведь ты сказал, что были какие-то неприятности.

Ив пожимает плечами. Муж явно не склонен поддерживать беседу. И тем не менее как бы невзначай спрашивает:

— Ты сегодня виделась с Анжелой?

«Люси» испытывает легкое замешательство.

— Нет.

Он молчит. Она задает вопрос:

— А почему ты спрашиваешь?

— Просто так.

Атмосфера за столом напряженная, дети нервничают. Должно быть, устали: надо будет побыстрее отправить их спать. Макс отказывается от еды.

— Невкусно, — объявляет он, отталкивая тарелку.

— Действительно, сегодня что-то не очень, — безжалостно подтверждает Ив.

«Люси» расстроена. Анжеле еще многому придется научиться, прежде чем она превратится в респектабельную Люси. Она никогда не была особенно домовита. И готовить почти не умеет, если не считать лазаньи да нескольких салатов. Ей не по себе, но она старается по мере сил приспособиться к ситуации. Перебирает в голове советы, что давала ей сестра.

— Макс, если не съешь все, то не получишь десерта и немедленно отправишься в постель.

Мальчик недовольно сопит, однако проглатывает несколько ложек. В дискуссию вступает Леа.

— Соли не хватает.

Анжела начинает терять терпение.

— Если тебе не нравится, в следующий раз будешь готовить сама!

Ив поднимает на нее недоуменный взгляд.

— Что это с тобой?

Анжела в смятении — Люси, разумеется, такого не сказала бы! — и замолкает, чтобы не вляпаться еще раз. На самом деле она уже на грани нервного срыва, беспрестанно смотрит на часы, запихивая в себя еду, чтобы не возбудить подозрения. Макс прав: эта морковь — ужасная гадость.

19.35.

Ужин окончен. Дети поднимаются в ванную комнату, чтобы почистить зубы, Анжела следует за ними, дабы убедиться, что этот ритуал будет проделан по всем правилам. Она знает, что Люси за этим следит очень строго. Опять начинается цирк. Леа все делает аккуратно, зато Макс начинает играть с зубной пастой. Он уже перемазался ею весь и теперь вытирает руки о свою пижаму. Прошло каких-то две минуты, и вот результат: курточку надо менять. Анжела нервничает все сильнее, она на грани истерики. Леа искоса посматривает на нее.

— Что это ты на меня так смотришь? — раздраженно спрашивает «мама».

Девочка пожимает плечами:

— Но, мама, он же всегда размазывает пасту повсюду! — восклицает она удивленно. — Ему же разрешено играть с тюбиком.

Анжела прикусывает губу. Она чувствует, что все будет гораздо сложнее, чем она предполагала. Почему Люси ничего не сказала ей насчет вечернего умывания? Возможно, она это сделала нарочно.

Собрав все силы, «Люси» берет себя в руки, переодевает мальчика и сама чистит ему зубы. Макс не сопротивляется, он слегка напутан и потому послушен. Потом она ведет детей спать.

19.50.

Макс требует, чтобы мама рассказала сказку. Анжела берет с ребенка обещание, что он больше не будет капризничать и после сказки сразу заснет.

— Что ты хочешь послушать?

— Как Тшупи потерялся в супермаркете.

Анжела ищет нужную книжку на полках.

— Ну что ты, мама! — кричит мальчик. — Книжка про Тшупи внизу, в гостиной.

Ну конечно! Где же ей и быть! Анжела — настоящий комок нервов — бросается в гостиную на поиски книжки. Ив говорит по телефону — что-то по работе. Анжела осматривает гостиную — ничего похожего на детские книги.

— Ты не знаешь, где книжка про Тшупи? — спрашивает она у Ива.

Тот бросает на нее раздраженный взгляд, дающий понять, что ему сейчас не до нее и не до детских книжек, затем поворачивается спиной и уходит с телефоном на кухню. Абсолютно растерянная, Анжела на чем свет стоит поносит про себя сестру. Уж от этих мелких неприятностей она могла бы ее избавить! Со второго этажа доносится громкий крик Леа:

— Мама! Макс опрокинул стакан с водой себе в постель!

— Не ври! — вопит в ответ мальчуган. — Это сделала ты!

Наверху начинается перебранка, Макс испускает истошный вопль и разражается рыданиями. Анжела нервно открывает один за другим какие-то ящики, смотрит на полках, перебирает журналы в поисках проклятой книжки, бранясь про себя в адрес Люси. Наконец замечает на этажерке несколько книг в пестрых обложках — похожи на детские. Вот она! Нашла!

Она быстро поднимается наверх и устремляется в детскую комнату. Постель Макса и правда сырая, придется менять все: простыню, наволочки. Но где взять постельное белье? Макс продолжает плакать, Леа сидит на своей постели, надув губы. Рыдания мальчика раздражают Анжелу, она пытается его успокоить. Малыш понемногу успокаивается, теперь надо выяснить, где взять белье. Удивленный таким вопросом, он смотрит на нее с изумлением.

— Как где? В ящике!

Она направляется к комоду, открывает один из ящиков, но, увидев там одежду, задвигает, чувствуя, что дети не сводят с нее удивленных глаз. Затем открывает следующий.

— Мама! В ящике у тебя в спальне, — уточняет Леа, с любопытством наблюдая за странным поведением матери.

Анжела опять прикусывает губу. Если она не возьмет себя в руки, они могут что-то заподозрить. Завтра ей надо будет тщательным образом осмотреть весь дом, все углы и закоулки, каждый шкаф и ящик — она должна знать, где что лежит. Но сейчас надо найти детское белье, и побыстрее!

— Дети, мама сегодня очень устала, — объясняет она, стараясь говорить как можно более мягко. — Я прошу вас быть послушными, хорошо?

Дети переглядываются и кивают. Анжела вздыхает и смотрит на часы: уже восемь. Молодая женщина вбегает в свою спальню и начинает искать простыни, не находит, изо всех сил подавляя желание закричать, завопить, разбить что-нибудь. Какой-то широкий ящик стоит под кроватью, она яростно дергает его за ручку. Наконец-то! Детские простыни.

20.20.

Дети уже в постелях, Ив зашел поцеловать их на ночь. Анжела слышит, как они там шепчутся, и пугается, что дети расскажут отцу о ее странном поведении. Надо бы войти, вмешаться. Хотя нет, не стоит.

Анжела изо всех сил старается успокоиться. Подходит к кухонному окну, откуда виден растущий в глубине сада раскидистый куст рододендрона. Сейчас все окутано сумраком. Еще раз убедившись, что из кухни невозможно увидеть, что происходит за кустом, Анжела пользуется отсутствием Ива, чтобы еще раз проверить, все ли на месте. Платок, пузырек с хлороформом, шприц лежат в кармане пальто. Ее чемодан, который должен остаться у тела Люси, уже находится в багажнике машины.

20.30.

Ив спускается вниз. Она с тревогой спрашивает, все ли в порядке. Он кивает, а на ее вопрос о детях отвечает:

— Они устали. Когда я уходил, Макс уже засыпал.

— Хорошо.

— Мне надо с тобой поговорить.

Его голос звучит серьезно, и это заставляет Анжелу опасаться самого худшего. Ее сердце срывается в галоп. Господи! Уже 20.34! О чем он хочет говорить? Только бы разговор не затянулся больше, чем на четверть часа. До исполнения ее плана остается буквально несколько минут, и Анжела чувствует себя на краю пропасти. Ее охватывает тревога, переходящая в панику. А вдруг ей не удастся нейтрализовать Люси, и та успеет подать сигнал тревоги? Она чувствует, что руки и ноги у нее стали ледяными. Только бы Ив не задержал ее слишком долго! Хотя Люси, конечно, ее дождется! Она слишком боится, как бы муж не догадался о чем-нибудь. Ну, успокойся же, успокойся! До сих пор все шло более или менее гладко, а завтра у тебя будет целый день, чтобы освоиться в новой роли.

— Ну что? — шепчет она еле слышно.

— Это будет тебе неприятно, но я не могу делать вид, будто ничего не случилось.

Молодая женщина еле сдерживает глубокий вздох облегчения. Слава богу, ничего страшного, Ив хочет рассказать о приходе Анжелы в мастерскую. Какой он милый, ее муж! Под грубоватой внешностью прячется чистая и честная душа. «Люси» приготовилась слушать.

— Ну, рассказывай, — говорит она тоном, полным участия.

И тут он вываливает ей все: приход ее сестры, его замешательство, ее слишком горячие заигрывания и наконец их сексуальный контакт. Все произошло слишком быстро, он ничего не понял, не успел разобраться, он думал, что…

«Люси» изображает на лице изумление, потом шок и наконец возмущение. Она в ярости, угрожает позвонить Анжеле, она бушует. На самом деле эта маленькая комедия дает ей возможность разрядиться от накопившегося за вечер напряжения. Ее нервы подверглись серьезному испытанию, и она с удовольствием пользуется создавшейся ситуацией, чтобы дать себе волю. Набирает на мобильнике номер и тут же сбрасывает его. И снова, в который раз, смотрит на часы: 20.57.

Сердце опять начинает бешеную гонку. Люси уже, наверное, там, за кустом! Анжела падает на диван и разражается рыданиями. Ив неловко пытается ее утешить, искренне просит простить его: он не сможет играть комедию и, встречаясь с Анжелой, делать вид, будто ничего не произошло. «Люси» входит в его положение, она готова простить.

Все заканчивается как нельзя лучше: под предлогом того, что ей необходимо побыть одной, она собирается выйти в сад. Муж все понимает. Спрашивает, не хочет ли она, чтобы он пошел с ней. Нежным взглядом «Люси» благодарит его, но все же отказывается: пережить предательство сестры она постарается без посторонней помощи.

Анжела выходит в кухню, дверь из которой ведет в сад. Сердце в груди бьется тяжелыми толчками, отдаваясь в висках, в горле пересохло, пальцы рук как будто онемели. Инстинктивно она сжимает и разжимает кулаки. Начинает кружиться голова, она останавливается посередине кухни и, не дойдя до двери, опирается о кухонный стол. Стараясь прийти в себя, закрывает глаза.

— Все ли в порядке, дорогая? — с тревогой осведомляется Ив. — Может, мне все же пойти с тобой?

Этот вопрос звучит как удар хлыста, он гонит ее вперед.

— Нет, спасибо. Все в порядке. Мне просто надо побыть одной.

Наконец она делает над собой усилие и направляется к двери в сад.

В 21.03 Анжела исчезает в темноте, осторожно пробираясь к кустам рододендрона.

41

Люси там нет!

Черт возьми!

Когда Анжела констатирует это, ее тревога утраивается. Она сжимает в руке платок, смоченный хлороформом, не зная, что с ним делать. Затем прячет его в карман и пытается осмыслить ситуацию. Не впадать в панику! Люси обязательно придет, просто запаздывает. Наверное, она сейчас еще в «Беседке», ей же надо вернуть машину Миранде. Видимо, эти красавицы просто заболтались.

Анжела напряженно вглядывается в темноту, в тот угол сада, что граничит с улицей: оттуда должна появиться Люси. Но там по-прежнему никого не видно, стоит полная тишина. Молодая женщина напряжена, она настороженно оглядывается, ее воображение лихорадочно работает. Возможно, то, что она оказалась на месте прежде Люси, дает ей определенные преимущества. Укрывшись здесь, Анжела может спокойно дожидаться, пока сестра появится и спрячется за кустами, повернувшись к ней спиной. Тогда Анжела выйдет из укрытия, держа наготове платок с хлороформом, и, застигнутая врасплох, Люси не будет иметь никакой возможности ни сопротивляться, ни позвать на помощь.

Использовать неожиданные обстоятельства, чтобы добиться ожидаемых целей — так действовали великие!

Довольная собой, Анжела прячется в зарослях. Ну вот. Теперь остается только ждать. Только бы Люси не слишком задерживалась: становится сыро и холодно, а на ней лишь легкое пальто. К тому же она нервничает.

Замерев в ожидании, Анжела рассматривает землю у своих ног и обращает внимание на маленькие прямоугольники, где земля более рыхлая. Она вспомнила и не смогла сдержать лукавой улыбки: здесь она закопала котят, которых убила собственными руками.

Минуты утекали — немые и холодные. Вокруг все замерло, стоит глубокая тишина. Терпение Анжелы понемногу истощается. Она жалеет, что не захватила своего мобильника: сейчас могла бы позвонить сестре. Согнувшись в кустах в три погибели, Анжела изнемогала; к тому же отсюда ей не было видно подходов со стороны улицы. Понять, что кто-то идет, можно было лишь по звуку шагов. Но ее окружала густая тишина, враждебная, парализовавшая волю молодой женщины, накрытой плотным плащом темноты. Это настоящий кошмар! Какой-то гудящий звук едва не вырвал у нее крик ужаса. Оказалось, всего лишь муха. Ноги у Анжелы затекли, ей хотелось их вытянуть, но она не осмеливалась пошевелиться, дабы не выдать своего присутствия. Люси должна подойти с минуты на минуту. Это было бы слишком глупо, если бы…

А если с ней что-то случилось?

Анжела вздрогнула. Это была бы настоящая катастрофа! Ведь при ней ее собственный бумажник со всеми документами на имя госпожи Жилло. И если она попала в аварию, то в «скорую помощь» поступит под собственным именем. К тому же в этом случае полиция свяжется напрямую с Ивом, поскольку речь идет о его жене. Господи! Ведь бедняга вообще ничего не поймет! Как можно поверить, что с твоей женой несчастный случай на дороге, если ты только что сидел с ней за кухонным столом? Не говоря уже о том, что любой студент-медик без труда отличит женщину, у которой двое детей, от Анжелы, ни разу не переживавшей беременности. Так что дорожное происшествие — самое плохое, что может случиться, если только оно не закончится взрывом: тогда сестра сгорела бы вместе с машиной. Но это маловероятно.

По-прежнему сидя в кустах, Анжела переживает настоящую панику. Что делать? Уже 21.23, а Люси все нет. Женщина промерзла до костей. Она слышит, как открывается дверь кухни и в саду раздается голос Ива.

— Люси! Дорогая! Ты в порядке? Вернись, ты простудишься!

Что делать? Черт побери, Люси, где тебя черти носят? Черт! Черт! Черт!

— Люси?

Если Люси появится именно в этот момент, будет конец всему. Уж лучше вернуться, а как только представится удобный момент, позвонить сестре на мобильник и потребовать объяснений. Дальше — посмотрим.

— Иду!

Анжела вылезает из кустов и идет к Иву, стоящему на кухонном крыльце.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — озабоченно спрашивает он, глядя в ее потерянное лицо.

«Люси» вся заледенела. Она покрылась мертвенной бледностью и дрожит крупной дрожью. Ив относит состояние жены на счет переживаний, вызванных предательством сестры.

— Ничего, ничего, — бормочет она, всхлипывая.

Он обнимает ее и ведет в дом. Поверх его плеча «Люси» бросает последний взгляд в темный сад.

Там, в черной глубине по-прежнему царит тишина и покой, которые рождают в ее душе дурные предчувствия.

42

Ожидание продолжается, оно становится бесконечным. Постоянно настороже, доведенная напряжением до грани нервного срыва, она не прекращает всматриваться через кухонное окно в темный сад, отыскивая там кусты рододендрона, надеясь различить силуэт сестры. Слава богу, Ив не задает никаких вопросов. Поведение Анжелы представляется ему веской причиной, полностью объясняющей странное поведение «жены». В одиннадцать часов, устав от ее беспокойного кружения по дому и будучи не в силах ее успокоить, он уходит спать. Молодая женщина остается внизу, отговорившись тем, что поднимется в спальню через несколько минут. Подождав с четверть часа пока он заснет, она вновь устремляется в сад к кустам рододендрона. Но там по-прежнему никаких следов Люси!

Окончательно растерявшись, Анжела пытается дозвониться сестре на мобильный. Выключен! Возникает ощущение, что из ее тела вытекла вся кровь.

Что происходит?

В голове все смешалось: время назначенной встречи, причина ее присутствия здесь, исчезновение сестры. А машина Миранды? Ведь она в курсе их плана! Если ей не вернули машину сегодня вечером, то она догадается, что женщина, которая играет с семьей Жилло в маму и жену, вовсе не Люси.

Анжела возвращается на кухню, чтобы продумать план действий. Что же делать? Признаться во всем Иву? Но после сцены в мастерской это решительно невозможно. Продолжать комедию? Придется, ведь у нее нет выбора! Эта мысль вызывает у нее горькую иронию: подумать только, сегодня обстоятельства вынуждают ее играть роль, о которой она так долго мечтала! Так почему же все это для нее так тягостно?

Анжела делает еще одну попытку дозвониться до Люси. Тщетно. Несколько раз прохаживается от порога кухни в глубь сада и обратно, бродит по дому, снова выходит, опять возвращается, поднимается наверх и убеждается, что Ив спит глубоким сном. Тогда Анжела решает дойти до «Беседки», чтобы поглядеть, стоит ли там машина Миранды. Последнее вызывает у нее сомнения, но это все же лучше, чем томиться здесь, напрасно ожидая Люси. Она надевает пальто и выходит в холодную ночь. Уже почти час ночи.

Прошагав с четверть часа, Анжела подходит к ресторану. В помещении все еще горит свет, и она через окно видит, что в баре остаются несколько поздних клиентов. Расхаживая по залу, Миранда вытирает столы, расставляет стулья, а Жан-Мишель подносит посетителям последний стаканчик. Стараясь остаться незаметной, Анжела проходит по противоположному от ресторана тротуару, рассматривая все автомобили, припаркованные в этой части квартала. И вдруг вздрагивает от неожиданности: в нескольких метрах от нее, с потушенными фарами, спокойно стоит машина Миранды. Впечатление такое, что сегодня она вообще не трогалась с места.

Так, значит, Люси вернулась из Ватерлоо!

Потрясенная Анжела поворачивает назад и механически бредет к дому. Что же, в конце концов, происходит? Почему Люси не сделала так, как они договаривались? Может, когда она шла от ресторана домой, на нее напал злоумышленник? В этом спокойном, семейном квартале такое, в общем-то, маловероятно, но вдруг сюда случайно забрел какой-нибудь грабитель?

Нет, это слишком глупо. Никто не пойдет грабить дома в девять часов вечера.

Она уже ничего не понимает. Снова машинально смотрит на часы: уже перевалило за половину второго ночи. Анжела прибавляет шагу и наконец бежит, стремясь скорее оказаться в тепле, у себя дома. У себя дома? Да, сейчас уже никто не сможет утверждать обратного. Она не делает ничего плохого и находится здесь на законном основании, с согласия своей сестры! Пусть Люси появится и все опровергнет — это единственное, что от нее требуется. Так для чего же трепать себе нервы?

Конечно, хотелось бы решить эту проблему раз и навсегда, но, в конце концов, разве ситуация не развивается в нужном направлении? Может, сама судьба взялась ей помочь, выполнив за нее работу, которую человеческий суд и мораль неизбежно осудят? Она вернется домой и ляжет спать, а завтра будет видно. Пока же вполне можно получать удовольствие от новой жизни, ведь так? Воспользоваться этими короткими мгновениями и стать наконец нормальной женщиной, матерью двоих детей и женой обаятельного мужчины.

Почему бы, например, не лечь рядом с Ивом и не пережить снова то, что случилось сегодня у него в мастерской? Но на этот раз уже на законных основаниях! Пожалуй, все-таки нет. Нельзя торопиться. А как поступила бы на ее месте Люси? Зная ее щепетильность и даже некоторую зажатость в подобных вопросах, Анжела догадывалась, что подобное раскованное поведение с ее стороны могло бы сильно удивить неверного супруга. Не следует слишком резко менять свое поведение, особенно до тех пор, пока не выяснится, куда же подевалась Люси.

Анжела входит в дом на цыпочках, как вор, в темноте осторожно обходя мебель, чтобы не выдать своего присутствия. И вдруг останавливается. Что она делает? Разве она не у себя дома? От нервного напряжения Анжела совсем потеряла голову! Ведь она уже не Анжела, но еще и не вполне Люси, поскольку ее прежняя сущность еще не покинула телесную оболочку. Молодая женщина старается прогнать эти черные мысли, зажигает свет и поднимается на второй этаж.

В ванной она долго смотрит на себя в зеркало, видя в нем сломленную усталостью, измученную неопределенностью женщину. Но, боже мой, эта маска отчаяния и проступающая сквозь нее слабость странным и неожиданным образом роднят ее с сестрой, делают более похожей на настоящую Люси, такую ранимую и незащищенную. Даже она сама уже не может отличить себя от нее.

«Люси! Меня зовут Люси! Я — Люси!» — шепчет она, стараясь убедить в этом женщину, глядящую на нее из зеркала.

Та в ответ согласно кивает. И все вдруг становится так просто! Это был всего лишь дурной, страшный сон, и вот она проснулась. Жизнь продолжается, она вступает в свои права.

* * *

Собираясь почистить зубы, «Люси» косится на зубные щетки, стоящие в стаканчике на раковине, и в ней снова закипает раздражение: ну вот, опять! Какую из них взять? Голубую или оранжевую?

Как это глупо: она не может вспомнить, какая из этих щеток принадлежит ей, какая — Иву!

43

Это было странное утро.

Непривычно праздничная атмосфера. «Люси» в прекрасном расположении духа, дети, удивленные веселым дружелюбием матери, поддаются ее настроению. В центре стола — корзинка с печеньем и горячими круассанами. Вдобавок мама взялась делать блины, которые она поджаривает с обеих сторон, ловко подбрасывая их в воздухе. Каждый шлепок блина обратно на сковородку дети встречают радостными восклицаниями! Завтрак напоминает веселое представление.

Когда на кухне появляется Ив, его удивляет царящее там веселье. Дети приветствуют отца громкими возгласами и наперебой, стараясь опередить друг друга, рассказывают ему о смешных выходках матери. Папа вопросительно смотрит на «Люси». Вместо ответа Анжела улыбается и пожимает плечами. Слегка обеспокоенный, он все же осведомляется:

— Ты в порядке?

Сияющая улыбка жены вместо того, чтобы успокоить, усиливает его недоумение.

— По крайней мере лучше, чем вчера! — в конце концов констатирует она, как бы напоминая о том, что произошло накануне.

На мгновение черты ее лица каменеют, затем она бросает мужу насмешливый взгляд, громко и отчетливо произнеся:

— Я больше не хочу об этом говорить. Эту историю надо забыть.

Ив еще некоторое время смотрит на нее, стараясь различить следы страдания под маской безудержного веселья. Слишком безудержного, на его взгляд. Но он не видит ничего, что напоминало бы о тяжком разочаровании вчерашнего дня.

— Где мой кофе? — удивляется он, не видя на обычном месте своей чашки.

— Твой кофе? — переспрашивает Анжела, не понимая, о чем идет речь.

— Я опаздываю, Люси! — раздражается Ив. — Через полчаса у меня важная фотосъемка! И времени на шутки нет!

Теряя терпение, он хватает из сушки чистую чашку, до краев наполняет ее кофе и, не разжимая зубов, выпивает. «Мама» между тем, заговорщически поглядывая на детей, делает им смешные гримаски, призывая вести себя тихо. Макс и Леа давятся смехом, отчего Ив злится еще сильнее. Окончательно выведенный из себя, он мечет в сторону Анжелы гневные взгляды.

— Ладно, прошу меня простить, мне недосуг разыгрывать перед вами шута!

В качестве прощального жеста он ставит на стол пустую чашку и выходит. Макс выбегает за ним: папа должен поцеловать его на прощание. Натянув куртку, Ив обнимает ребенка и щекочет его. Макс, хохоча, пытается вырваться. Наконец он целует папу, из кухни выходят «Люси» и Леа.

— Надеюсь, ты помнишь, что сегодня у нас ужинают Марк и Дидье? — спрашивает он тоном, не допускающим возражений.

Анжеле с трудом удается скрыть свое удивление. В ответ она бормочет что-то невнятное, чувствуя, что краснеет, и кивает головой в знак согласия.

— Ты что, забыла? — снова раздражается Ив.

— Да нет, я помню, помню, — уверяет Анжела, хотя весь ее вид доказывает обратное.

Взглянув на нее, он удрученно вздыхает.

— Ну все. Теперь я уже и в самом деле опаздываю. До вечера.

* * *

Отправив детей в школу, Анжела снова кидается в сад и, добежав до кустов рододендрона, начинает яростно шарить там в надежде обнаружить хоть какие-то признаки присутствия Люси. Ничего! Сбитая с толку, она возвращается в дом и снова пытается дозвониться до сестры. Аппарат выключен.

Погрузившись в свои мысли, Анжела присаживается за стол в кухне и пьет сладкий кофе. Что же происходит? Если с Люси что-то случилось, то кто-нибудь — полиция или врачи — уже обязательно дали бы знать семье! Ее отсутствие, внезапное и необъяснимое — это какая-то тайна. Она словно улетела куда-то. Улетучилась, рассеялась, испарилась!

Подверглась агрессии по дороге от «Беседки» до дома? Это возможно, и, если так, Люси уже не должно быть в живых. В любом другом случае у Ива уже была бы какая-то информация. Анжела усмехается: кто-то проделал всю грязную работу за нее! Выходит, что час Люси уже пробил, и торговаться с судьбой не имело смысла. Анжела опускает голову: видимо, все произошло именно так. Около девяти часов Люси ушла от «Беседки» в сторону дома, и на этом пути ее подкараулил какой-то злодей, затаившийся в ожидании жертвы в темном, безлюдном уголке. А может, увидев бегущую ночью по улице женщину, возле нее притормозил какой-нибудь автомобиль с тонированными стеклами?

А что потом? Потом все понятно: нападение, похищение, изнасилование. И в конце — убийство. Какова бы ни была судьба молодой женщины, шансов спастись у нее не было. А может, ее уже везут в далекие экзотические страны, чтобы отдать в сексуальное рабство?

Анжела пытается улыбнуться: какая удача, не правда ли? Ведь ей удалось извлечь из ситуации максимум — и без всяких последствий! Чистые руки, душевное спокойствие: она может пользоваться своим новым положением без малейших угрызений совести.

Но все эти соображения успокаивают ее лишь наполовину. Если Люси попала в руки убийце, то рано или поздно ее тело будет обнаружено! Это же настоящий дамоклов меч, подвешенный над ее собственной головой. Но ведь если никто не заявляет в полицию об исчезновении человека, то кто же его будет искать? И потом: всякий злоумышленник заинтересован в том, чтобы скрыть следы преступления, спрятав подальше главное доказательство? Нет трупа — нет и преступления! Это известно всем!

Ладно! Все ясно! Надо пользоваться тем, что само плывет в руки — вот самое разумное поведение в данных обстоятельствах.

Облегченно вздыхая, Анжела допивает кофе. До сих пор, несмотря на непростые обстоятельства, она неплохо справлялась со своей задачей. Но сегодня вечером впервые почувствует себя настоящей хозяйкой дома. Ведь она устраивает прием! Интересно, кто они — эти Марк и Дидье? Наверное, коллеги Ива по работе или однокашники по лицею. Но почему двое мужчин? Парочка геев? А может, просто братья. Неважно! Неясность ситуации не пугает, а напротив, окрыляет ее. Действовать надо поэтапно. В первую очередь следует тщательно изучить внутренность дома, заглянуть в каждый уголок.

На это уходит почти вся первая половина дня. У нее появилась масса идей относительно того, как можно по-новому обставить и украсить каждую комнату. Но с этим не надо спешить, иначе могут возникнуть подозрения. Надо держать себя в узде и действовать осторожно, шаг за шагом.

Венди от нее прячется. Домашняя любимица новую хозяйку не принимает. Уж она-то твердо знает: здесь присутствует копия, но не оригинал. Кошка это чувствует. Поэтому Анжела по возможности обходит ее стороной.

«Если тебя все это не устраивает, — шепчет она, встречая злобный кошачий взгляд, — побереги свою шкуру. Из нее можно сделать прекрасный коврик у кровати».

Венди, судя по всему, принимает условия.

В полдень, торопливо жуя бутерброд, Анжела листает поваренную книгу сестры в поисках самого изысканного меню для предстоящего вечера. Только чтобы его было не очень сложно готовить. Она останавливает свой выбор на блинах с семгой под острым соусом с мелким репчатым луком, затем будет подано филе камбалы в мадере и в конце — сыр. Что касается десерта, то лучше не рисковать: надо заказать его в кондитерской. У нее и без того будет достаточно дел: покупки и приготовления займут массу времени, а надо еще забрать детей из школы и занять их чем-то до того, как придут гости. Стараясь не впадать в панику, Анжела обдумывает, как наилучшим образом справиться с непростой задачей. Прием гостей — всегда испытание.

Методичные наблюдения за сестрой все предыдущие недели принесли немалую пользу. Хотя бы в отношении того, где делать необходимые покупки. Вернувшись с ними домой, она взглянула на часы и ужаснулась: уже почти три часа! Через час надо отправляться за детьми. Она не успеет приготовить все заранее, чтобы спокойно присматривать за Максом и Леа, когда дети будут дома.

Слава богу, первое блюдо готовится в последнюю минуту, заранее следует сделать только маринады и накрыть стол, который надо будет организовать где-нибудь в уголке, в стороне от детской беготни. Пройдясь еще раз по шкафам, Анжела нашла все, что ей нужно: посуду, приборы, скатерть, салфетки, подставки под приборы, свечи, украшения для стола.

Черт возьми!

Она забыла про аперитив! Взгляд на часы, взгляд в сторону бара. Кажется, напитков там достаточно. Но чипсов мало, и все пакеты уже надорваны: для приличного аперитива не хватит. Анжелой снова овладевает лихорадка: надо бежать в магазин, но уже пора отправляться за детьми. Стараясь сохранять хладнокровие, она решает прикупить недостающее по дороге в школу: орешки, два-три пакета чипсов и банку маслин. Времени в обрез, и тут уж не до изысканности.

* * *

В 16.45 Анжела с детьми уже дома. День пролетел незаметно, и ей не понятно, куда ушли часы, длинной чередой простиравшиеся перед нею еще утром. Она была уверена, что легко все успеет! На кухне полный разгром. Заранее накрытый стол слегка успокаивает, но ужас тут же охватывает ее при виде того, во что превратилось филе камбалы, бесформенными ошметками плавающее в маринаде. Отправляясь за детьми, она забыла убрать его в холодильник. Это просто катастрофа!

Нервничая все сильнее, Анжела сообщает детям, что ей необходимо сходить в магазин. В качестве няни с ними останется «Бла-бла-шоу». Кроме того, Леа уже достаточно взрослая, чтобы полчасика присмотреть за младшим братом. В любом случае «мама» вернется до того, как закончится передача.

Анжела бросается к машине и пересекает на ней весь квартал в поисках рыбной лавки. Через четверть часа она ее находит, покупает все необходимое и, торопясь, едет назад. Она появляется на пороге, когда часы пробили шесть. На экране проплывают титры только что закончившейся передачи.

«Мама» проходит в гостиную, и волосы у нее на голове встают дыбом: на великолепном столе, который она накрыла, все перевернуто вверх дном. Половина скатерти сползла на пол, тут же валяются приборы. Разбиты две тарелки и три рюмки. Видимо, кто-то из детей, непонятно для чего, дернул скатерть на себя вместе с посудой.

Это была последняя капля, которая переполнила чашу ее терпения.

Впав в бешенство, Анжела испускает дикий крик, приводящий детей в оторопь. Отшвырнув сумку с покупками, она упирает руки в бока, уставившись на перепуганных Макса и Леа.

— Кто это сделал? — вопит она угрожающе, надвигаясь на детей.

Их упорное молчание утраивает ее ярость. Схватив мальчика за руку, она тащит его в гостиную, где стоит разгромленный стол.

— Твоя работа? Это ты все перебил, сопляк?

По-прежнему не отвечая, ребенок разражается рыданиями. Схватив мальчика за плечи, она яростно трясет его, не переставая ругаться.

— Отвечай! Отвечай, или я задам тебе такую трепку, что ты ее запомнишь надолго! Вести себя хорошо ты не мог, так что ли? Тебе хотелось безобразничать, чтобы разозлить меня? Так? Я наизнанку выворачиваюсь, чтобы все было как можно лучше, а ты взял и все испортил!

Приблизив свое перекошенное от злобы лицо к перепуганной мордочке ребенка, она хватает его за волосы, ставя его на колени перед разбитой посудой.

— Собирай все это, сейчас же! И поставь этот чертов стол так, как он стоял до моего ухода! Ты слышишь?

Макс перепуган насмерть, Леа плачет, сквозь слезы умоляя маму не кричать. Анжела отталкивает Макса и, повернувшись к девочке, выплескивает свою злобу на нее.

— Заткнись! — кричит она, грозя Леа пальцем.

Леа закрывает лицо руками, все ее тело сотрясают рыдания. Макс продолжает сидеть на полу, окаменев от страха, не сводя с «мамы» тоскливых, затравленных глаз.

— Собирай! — вопит Анжела, меряя его безумным взглядом.

Мальчик покорно начинает собирать осколки разбитой посуды, она наблюдает за ним, по-прежнему полная ярости. Затем берет сумку с рыбой и, даже не оглянувшись, скрывается в кухне.

Рыдания смолкли, сменившись тревожным шепотом. Послышался звук детских шагов по паркету, а затем по лестнице, ведущей наверх.

* * *

Некоторое время спустя Анжела входит в детскую. Макс и Леа сидят на кровати мальчика, тесно прижавшись друг к другу. При виде входящей «мамы», они снова начинают плакать, умоляя ее не кричать. Успокоившаяся Анжела подходит и садится рядом. Лицо ее приняло обычное выражение, на губах играет снисходительная улыбка.

— Ну ладно, — сдержанно начинает она. — Давайте все забудем, хорошо? Я сейчас все исправлю. Но вы должны мне обещать, что впредь будете вести себя хорошо.

Дети смотрят на нее тревожно, но с надеждой. Они согласны: конечно, они будут послушными.

— Значит, помирились? — спрашивает она и протягивает им руку.

После легкого колебания они тянут к Анжеле свои ручонки. Она смеется и обнимает детей, тесно прижимая их к себе.

— Вы понимаете, я потратила полдня, чтобы собрать этот красивый стол, — продолжает она с легким упреком в голосе. — А когда увидела, что все надо переделывать, я, конечно, рассердилась! Зачем же вы все так перевернули?

Дети пугливо отмалчиваются. Анжела нежно смотрит на них и гладит по головкам.

— Ну вот, я больше не сержусь. Быстренько бегите в ванную, а я пока тут все приберу. Ведь скоро вернется папа.

Держась за руки, дети выходят из комнаты, Анжела дружелюбно глядит им вслед.

«Ах, эти дети! — думает она, улыбаясь. — С ними не соскучишься!»

44

Люси сидит на песчаном берегу в дюнах и смотрит на горизонт. Утирая рукавом залитое слезами лицо, она поплотнее запахивает полы своего пальто и поднимает воротник. Мерный звук набегающих волн убаюкивает, смягчая душевную боль. Время от времени резко вскрикивают чайки, рассекающие светлое небо своими острыми крыльями. Молодая женщина вздрагивает. Затем поворачивает голову в сторону мола: она пойдет туда, когда найдет в себе силы подняться.

Некоторое время спустя Люси входит в холл маленькой, полупустой, по-старомодному уютной гостиницы, где за стойкой дремлет, клюя носом, пожилой человек. Вздрогнув, он просыпается, вскакивает со стула, откашливается и обращает к вошедшей смущенную улыбку:

— Ходили гулять?

Люси кивает.

— Ужинать сегодня будете? — осведомляется он, протягивая ей ключи.

— Спасибо, да.

— Как вчера, у себя в комнате?

— Если вы не возражаете.

Старичок согласно качает головой.

— Через полчаса все будет готово.

Люси берет ключи и, пожелав ему доброго вечера, направляется к лестнице, по которой поднимается медленно и тяжело.

Войдя в комнату, молодая женщина валится на кровать, отзывающуюся печальным скрипом пружин, и долго лежит так, не снимая пальто, в наступившей темноте. Глаза устремлены в потолок, но Люси его не видит. Перед мысленным взором снова и снова возникают радостные личики ее детей. Господи, как ей недостает их! Боль снова начинает терзать ее сердце: она и не подозревала, что существовать без них просто не может!

Встряхнув головой, Люси резко поднимается и проходит в смежную с комнатой маленькую ванную. С любопытством вглядывается в зеркало, из которого на нее смотрит женщина со странным взглядом, как две капли воды похожая на нее, но сегодня такая далекая от того, чем была еще вчера. Чье же это отражение?

45

Ее отражение в зеркале шлет ей довольную улыбку: Анжела чувствует себя преображенной. Косметика, которой пользовалась Люси, отличного качества — она к такой не привыкла. Тщательно накрасившись, женщина с удовольствием любуется собой.

Восемь часов вечера. Все готово. Дети вот-вот пойдут спать: они накормлены, зубы почищены. Накрытый стол вновь приобрел праздничный вид: белая скатерть, обшитая шелковой каймой, столовый фарфор, хрустальные бокалы, серебряные приборы. Несколько свечей, расставленных по гостиной, дополняют электрическое освещение, придавая ему теплый, интимный отблеск.

Когда появляется Ив, Анжела в ванной комнате заканчивает свой туалет. Макс и Леа с криками бросаются в объятия к отцу. Поняв, что «муж» уже здесь, молодая женщина тоже выходит ему навстречу.

— Ты пришел! — восклицает она с облегчением. — Я уже устала смотреть на часы! Дети дожидались только тебя, им уже пора спать.

Взглянув на нее, Ив замер от удивления. «Люси» при полном параде: платье из розового шелка идеально облегает ее формы. Вполне целомудренный вырез все же слегка открывает грудь, изящные лодочки на высоком каблуке делают линию бедра особенно обольстительной.

— Что с тобой? — спрашивает он, не сводя с нее глаз.

— Тебе не нравится? — кокетливо спрашивает она вместо того, чтобы ответить.

— Да нет, очень нравится! Но все это несколько… Я бы сказал, что это необычно!

Анжела довольно улыбается.

— Я почти закончила. Ты уложишь детей? Я подойду через пять минут.

Ив берет детей на руки и уносит наверх. Когда Анжела появляется на пороге детской, сразу же натыкается на суровый взгляд мужа.

— Что здесь произошло? — спрашивает он серьезно. — Они насмерть перепуганы!

— О! — восклицает Анжела тоном, каким говорят о мелких семейных неурядицах. — Скажем, они не очень хорошо вели себя сегодня. И мне пришлось их отругать.

Леа украдкой бросает пугливые взгляды, а Макс простодушно указывает на нее пальцем.

— Мама очень громко кричала! — произносит он плаксивым тоном. — И она сделала Максу больно! Макс очень испугался! Мы с мамой поссорились!

— Что скажешь? — еще суровее спрашивает Ив. — Я никогда не видел их в таком состоянии! Ты их что, била?

— Да нет, — защищается Анжела, стараясь обратить все в шутку. — Просто они разбили посуду, а я попросила их собрать осколки, вот и все. Надеюсь, это не конец света!

Ив подозрительно смотрит на нее, потом выводит из комнаты и плотно закрывает дверь.

— Люси, — начинает он озабоченным тоном. — Я знаю, то, что произошло между мной и Анжелой, заставило тебя страдать. Мне очень жаль, я все понимаю. Но не кажется ли тебе, что недопустимо переносить свой гнев на детей?

Анжела пожимает плечами.

— Я не понимаю, о чем ты? Не случилось ничего страшного! И я надеюсь, что все же имею право поругать детей, если они того заслуживают, не так ли?

— Поругать — да, но не наносить им душевной травмы!

— Подумаешь! — презрительно парирует она. — Душевная травма! Я их ни разу не ударила! С ума можно сойти! Можно подумать, что это я разбила посуду! Ты все ставишь с ног на голову!

Ив молчит. Он не сводит с нее глаз, стараясь понять то, что ускользает от его внимания. Потом холодно просит ее подождать внизу, пока он уложит детей. Анжела хочет ответить, но в этот момент раздается звонок в дверь.

— Это они, — объявляет Ив. — Иди открой, я спущусь через пять минут.

Анжела идет к двери, на секунду задержавшись у зеркала, чтобы проверить, как она выглядит. Новый облик, который проступает сквозь прежнюю оболочку, снова очаровывает ее. Она чувствует, что очень красива, и главное — на своем месте. Да, Анжела немного волнуется, ведь ей неизвестно, кого она сейчас увидит. Но, как только что справедливо заметил Ив, любая странность в ее поведении может быть отнесена на счет предательства сестры. Кстати, за целый день не поступило никаких новостей от Миранды! Значит, та еще не обнаружила письма, оставленного на постели. Надо набраться терпения, на это может уйти пара дней.

Ну вот! Она готова. Анжела придает лицу гостеприимное выражение и открывает входную дверь.

Перед ней двое мужчин, примерно лет пятидесяти, распространенный тип делового человека: серый костюм, лакированная обувь, небольшой животик, тщательно уложенные волосы, седеющие виски. Похоже, это коллеги Ива по работе. Тем лучше! По крайней мере можно не опасаться воспоминаний старых друзей, о которых она ничего не знает.

— Здравствуйте! — радостно приветствует она гостей. — Добро пожаловать!

— Привет, красавица! — отвечает один из пришедших, привлекая Анжелу к себе и слегка ущипнув ее за ягодицу. — Ты роскошно выглядишь, клянусь! Я очень рад тебя видеть!

Удивленная столь свободным обхождением, Анжела слегка отстраняется, стараясь, однако, сохранить на лице самое дружелюбное выражение. Мужчины входят. Господи! Она ведь не знает, кто из них Марк, а кто Дидье! Второй гость проходит мимо, лишь слегка кивнув, как будто они едва знакомы.

Смущенная таким необычным началом, Анжела остается стоять у двери, не зная, что предпринять. Первый из мужчин хорошо ориентируется в доме и, не ожидая, что она укажет ему дорогу, прямиком направляется в гостиную, к дивану, на котором устраивается без лишних приглашений, как у себя дома. Второй делает то же самое.

— Сегодня ты организовала настоящий прием! — восклицает он, обнаружив накрытый стол. — Это в честь чего же?

Анжела неловко улыбается. Потом, как настоящая хозяйка дома, предлагает гостям аперитив.

— Ив сейчас придет, он укладывает детей спать. Портвейн, мартини, виски?

Мужчины наливают себе выпить. Через несколько секунд в гостиную входит Ив. Он здоровается с гостями, пожимает руки, осведомляется о здоровье. Анжела стоит красная как рак: она чувствует себя не в своей тарелке, но не смеет возмутиться или намекнуть мужу о неподобающем поведении гостей. В происходящем есть что-то двусмысленное. Дело даже не в том, что она рассчитывала принимать друзей у себя в доме как-то по-другому. А может, это вовсе не вечер с друзьями? Может, это деловая встреча, поэтому все и удивляются тому, что она так разоделась? Молодая женщина прикусывает губу: есть что-то, чего она не понимает и не знает, в чем ее ошибка.

Аперитив, в общем, протекает нормально, если не считать разговора, суть которого Анжела не улавливает. Она не может понять, что, собственно, связывает семью Жилло с этими людьми. Говорят то о внешней политике, то о будущих каникулах, то о кино. Близкими друзьями их явно не назовешь, особенно это касается одного из гостей, который, судя по всему, пришел к ним в дом впервые. Другой ведет себя как завсегдатай, но его слишком раскованные манеры не кажутся ей вполне уместными. Пока что она уверена в одном: Люси никогда не рассказывала ей об этих людях.

Однако больше всего ее выводит из равновесия то, что никто из мужчин, включая Ива, не обращает на нее никакого внимания. Словно она всего лишь повариха или горничная. Ситуация становится все более неприятной, хотя протестовать Анжела пока не осмеливается. Несколько раз она пытается вставить словечко в общий разговор, но это не производит никакого впечатления. Наконец она примиряется со своей ролью и делает именно то, чего от нее, по-видимому, ждут: сидит и молчит. Что ж, по крайней мере так она не скажет ничего лишнего.

Застолье продолжается, и Анжела старается как можно лучше выполнить свою задачу хозяйки дома: подает и убирает блюда, наполняет рюмки, одаривая присутствующих очаровательными улыбками, которых никто не замечает. Мало-помалу она начинает чувствовать себя невидимкой. Кроме того, ее удивляет, что никаких деловых разговоров мужчины не ведут, следовательно, коллегами по работе их не назовешь. Ив держится холодно и равнодушно. Она неоднократно, но тщетно пытается привлечь его внимание, но он даже не смотрит в ее сторону.

Обидно и то, что гости, как ей кажется, рассматривают само застолье как нечто второстепенное: никаких комментариев по поводу блюд, которые подаются на стол. Все трое равнодушно поедают предлагаемое, как будто хотят побыстрее с этим покончить.

Когда Анжела приносит блюдо с сырами, то натыкается на раздраженный взгляд Ива.

— Полагаю, этого достаточно, Люси, — холодно объявляет он. — Пора переходить к серьезным вещам.

Как будто получив долгожданный сигнал, мужчины встают из-за стола и направляются в прихожую. Ничего не понимающая Анжела остается в гостиной одна, с сырным подносом в руках, который она, помедлив, несет обратно на кухню. Женщина сбита с толку: куда они пошли? Может, настал момент наконец поговорить о делах? Видимо, в этом и заключается смысл странного ужина? Эти двое пришли не для того, чтобы есть или дружески общаться. Их ждет работа. Анжела вздыхает: она так старалась обставить все как можно лучше и вот.

— Что ты копаешься? Мы тебя ждем!

Ив заглядывает в кухню — он явно раздосадован, голос звучит сурово. Анжела вопросительно смотрит на него, потом спохватывается: она готова следовать за ним. Прежде чем выйти из кухни, он хватает ее за руку:

— Я не знаю, что с тобой сегодня, но предупреждаю, твое поведение начинает меня утомлять, — злобно шепчет он. — Хватит валять дурака: делай, что сказано.

— Но что…

— Заткнись, Люси! — приказывает он, раздражаясь еще больше. — Помолчи, прошу тебя!

Подталкивая сзади, муж ведет ничего не понимающую «жену» в прихожую, где почему-то открыта дверь в погреб. Молодая женщина вздрагивает и останавливается. Чего он от нее хочет? Куда ее ведут? Она уже готова взбунтоваться, но Ив, крепко схватив ее за руку, заставляет спуститься по деревянной лестнице, ведущей вниз.

— Куда мы идем? — бормочет она, бросая на «мужа» растерянный взгляд.

Жестким тоном Ив кладет конец их дискуссии.

— Давай, Люси!

Лестница выходит в узкий коридор, темный и сырой, в глубине которого Анжела видит низкую дверь. Она полуоткрыта: из щели вырывается приглушенный оранжевый свет. Женщина дрожит все сильнее, сзади твердой рукой ее подталкивает Ив. Дверь широко распахивается, и она видит перед собой помещение, размеры и убранство которого изумляют ее.

Вместо небольшого подвала, где обычно держат уголь для обогрева дома, перед нею открылась просторная комната: окрашенные светлой краской стены, толстый пушистый ковер на полу, расположенные полукругом диван и два кресла. А в центре — огромная, массивная кровать, присутствие которой не оставляет никаких сомнений относительно характера здешних бдений.

Анжела каменеет от ужаса: Марк и Дидье уже здесь, оба абсолютно голые. Один небрежно развалился в кресле, а другой — тот, что ущипнул ее, — устроился на краю постели, терпеливо поджидая, как в приемной у дантиста. Зачем она здесь? Чего от нее ждут? Почему? В голове у нее все смешалось. Охваченная паникой, Анжела рванулась к выходу, но проем двери загораживает крепкая фигура Ива, который толкает ее обратно и тут же запирает дверь.

Пытаясь подавить подступающие рыдания, она замирает на месте. Один из мужчин медленно подходит к ней, и вид его отвратительного жирного тела вызывает у нее приступ омерзения. Одной рукой он хватает ее за талию, за ягодицы, а другой — грубо шарит по груди, прикрытой лишь тонким шелком. Напрягшись, Анжела слабо отбивается, но его хватка становится более жесткой. Он засовывает руку в вырез платья, хватает грудь и щиплет ее за сосок.

Какой ужас!

В отчаянии Анжела оглядывается на Ива и видит его в углу комнаты — в его руках какой-то предмет, он занят его изучением. Второй гость по-прежнему сидит в кресле, как бы дожидаясь своей очереди.

Наконец она понимает, что надежды на спасение больше нет.

Ив подходит к кровати с фотоаппаратом наготове.

Тот, что держит Анжелу, резко задирает платье, сдергивает трусики и, жестким движением раздвинув ей ноги, добирается до самой глубины, до самого сокровенного.

— Расслабься, красавица! — шепчет он ей, облизывая языком мочку ее уха. — Увидишь, тебе понравится.

Отвратительно! Тело Анжелы содрогается, затем она застывает от отвращения и наконец начинает отбиваться. Раздается звук пощечины. Она даже не умеет защищаться по-настоящему, и всю силу вкладывает в этот удар, который приходится прямо по пухлой щеке насильника.

Наступившая следом тишина пугает ее еще больше.

Человек, сразу отпустивший ее, поворачивает к Иву лицо, на котором застыли изумление и ярость.

— Что это значит? — спрашивает он резко.

Ив кладет аппарат на кресло и начинает оправдываться.

— Мне очень жаль, — бормочет он, направляясь к Анжеле. — Я не знаю, что с ней сегодня. Она не в себе. Но я сейчас все улажу. Не беспокойтесь, все будет в порядке.

— Я надеюсь. Это в ваших же интересах.

Все произошло очень быстро: Ив бросился к ней и в свою очередь отвесил ей такую звонкую оплеуху, что ее голова мотнулась в сторону. Этот удар сокрушил ее, в голове затуманилось, она враз обессилела. Да, Ив действительно скор на руку, это уже вторая пощечина, которую она получает от него за последние сорок восемь часов!

— Вот и все, — спокойно объявляет он, возвращаясь на свое место. — Теперь она будет умницей.

Толстый насильник снова рядом с ней, его жесты стали более решительными, а глаза, в которых решительно никакого сочувствия, властно следят за ее реакцией. Он снова хватает ее за талию, как бы начиная с того же момента, где его прервали, и всем видом показывает, как его раздражают эти задержки. Снова бесцеремонно лезет ей под юбку, и Анжелу снова сотрясает дрожь отвращения. Схватив ее за волосы, он заставляет женщину опустить голову на уровень своего живота, при этом задирает юбку так, чтобы ее нижняя часть тела, абсолютно обнаженная, была бы хорошо видна всем.

Поняв, что ее ожидает, Анжела пытается отбиваться. Но мужчина крепко держит ее за волосы, и каждое собственное движение заставляет ее вскрикивать от боли. Когда она пытается прикрыть наготу, это вызывает новые побои. Ее хлещут по телу, дают пощечины так, чтобы не оставалось следов. Что она может сделать? Одна среди троих мужчин, которые твердо намерены делать с ней все, что пожелают.

Волна ужаса и омерзения захлестнула ее, она погрузилась в это болото с головой, только частые щелчки фотоаппарата долетали до нее, как сквозь сои.

Марк и Дидье насиловали ее по очереди, принуждая к самым унизительным извращениям, не обращая внимания на протесты, слезы и наконец мольбы. От невозможности остановить развернувшуюся вакханалию ее внутренности сжигает дикая ярость. Больше всего она страдает оттого, что не может открыто выразить свои чувства — заорать и причинить кому-нибудь из них боль. От невозможности отомстить.

Заполняющий душу ужас постепенно сменяется отупением. Ею овладевает нечто вроде беспамятства, сквозь которое она смутно чувствует, как мужчины пользуются ее телом, как вещью для удовлетворения своих диких фантазий. Ив все это время наблюдал происходящее со стороны. Равнодушный к отчаянию «жены», он, не переставая, фотографировал, время от времени призывая своих моделей придумать более интересную, оригинальную мизансцену.

Анжела поняла: чем яростнее она сопротивляется, тем больнее ей будет. И она сдалась, сжимая зубы, кулаки, бедра. Но и это не помогало. Первый из мужчин — Марк или Дидье, она так и не узнала — стал раздражаться. Упрекал ее в том, что она не хочет сотрудничать. Заметил Иву, что ему неприятно заниматься «этим» с «куском мяса». Ив подошел и снова пригрозил устроить ей взбучку, если она не прекратит «ломаться».

Но самое главное открытие, которое сделала Анжела, заключалось в том, что она поняла причину исчезновения Люси. И это потрясло ее сильнее, чем все, что с ней случилось.

Это не она заманила Люси в ловушку, а наоборот!

В какую-то долю секунды в ее голове пронеслись все события последних недель: легкость, с какой Люси согласилась поменяться ролями, впустила Анжелу в свою жизнь, позволила подражать ей — ее жестам, ее привычкам, ее одежде — дала привязаться к детям, завидовать ее жизни, ревновать и даже ненавидеть. Взять хотя бы прическу! Постричься, чтобы еще больше походить друг на друга — ведь это была идея Люси? По правде сказать, Анжела уже не помнит. Нет, пожалуй, все же она сама, но с каким энтузиазмом приняла это Люси!

Наконец ее последние слова, сказанные перед тем, как расстаться. Эти две короткие фразы — вроде бы пустячные — отдаются у нее в мозгу, как эхо с того света.

«Не поддавайся им. Они — чудовища!»

Какое головокружительное падение! Она ничего не видела, ничего не чувствовала, ничего не понимала! Ослепленная фальшивым блеском чужой жизни, обманчивой картинкой дружной и любящей пары, видимостью счастья, которое оказалось с душком, она сама вошла в клетку, дверцу которой открыла для нее сестра: бежать из домашнего ада, втайне от своего мучителя, подсунув ему вместо себя собственную копию. Просто до гениальности, но какой дьявольский замысел!

Теперь Анжела просто никто. Тело без имени, без связей, без лица и без любви. И это даже не больно. Осталась только душа, которая кричит о своих страданиях, но этот крик — беззвучный, потому что рядом нет никого, кто мог бы его услышать. И это тоже ставится ей в вину.

Трое мужчин остались очень недовольны тем, как провели вечер. «Не этого они от нее ждали».

Наконец все прекратилось.

— Это напоминает мясную лавку! — объявил толстяк, который был раздражен больше всех. — Если эта шлюха валяет дурака, то за что я плачу свои деньги?

Ив мечет в сторону Анжелы гневные взгляды. На лице у него застыла злобная гримаса, кажется, он готов ее убить. У мужчин мрачные и раздраженные лица, они одеваются в полном молчании. Затем толстяк достает из кармана пачку денег, подходит к Иву и еще раз высказывает свое недовольство.

— Я даю половину. Большего это не стоит.

Ив огорченно кивает.

— Я не знаю, что с ней сегодня. Больше это не повторится, обещаю.

Толстяк продолжает ворчать.

— Сперва реши проблемы со своей женой, а потом уж назначай встречу. Мы теряем и время, и деньги.

Стиснув зубы, Ив послушно кивает. Потом они разговаривают о проявке фотографий и назначают дату, когда можно будет получить негативы и отпечатанные копии.

Затем они уходят, даже не взглянув на нее.

Ив провожает их до входной двери, и до Анжелы доносятся его вялые извинения, произнесенные жалким, извиняющимся тоном.

46

Наконец Люси сняла пальто. Хозяин отеля принес ей еду. Она рассеянно, без аппетита, жевала, не особенно интересуясь, что именно ест. Взгляд ее был прикован к часам на экране телевизора, четырем красным цифрам, неумолимо приближающим адский финал.

Вот — этот час наступил. Она знает, что с минуты на минуту должен прозвучать звонок в дверь. Она знает, что Анжела пойдет встретить своих гостей. Она знает, что ее ждет дальше. И она просит у сестры прощения.

Прости меня, Анжела! Я — чудовище! Но я до последней минуты не верила, что найду в себе силы пойти до конца. Ты хотела быть мной. Ты завидовала моему положению, моему благополучию, моей жизни. Твоя зависть была так огромна, что застилала тебе глаза. Я поняла это очень быстро — по твоим взглядам, словам, гримаскам, помимо воли появляющимся у тебя на лице. Ты была возмущена вопиющей несправедливостью судьбы, слепого случая, сделавшего из тебя то, что ты есть. С самой первой встречи я чувствовала гнев, который разъедал тебя изнутри, который ослеплял тебя. Наш дом, наши друзья, наши дети, наши деньги — все это могло быть твоим, если бы твои родители выбрали меня. Я смеялась, я плакала от мысли, что ты можешь оказаться на моем месте. О да! Ты этого желала так страстно, что возможность поменяться с тобой местами увлекла меня. При этом я сомневалась, колебалась, выжидала, тянула время столько, сколько было возможно. Ты была рядом, на расстоянии вытянутой руки — живая возможность покончить с этой голгофой, разрушающей меня уже много лет.

Как это все могло произойти? Это так просто и в то же время так ужасно. Ив — глубоко несчастный человек. У него было чудовищное детство: он вырос среди насилия, печали и ненависти, придя к убеждению, что весь мир таков. Мать его бросила, отец бил. Он и не знает, что это такое жить в тихом, теплом доме, в покое и любви.

Когда я познакомилась с ним, он еще не был таким, как сейчас. Ив был работящим и надежным. Мы страстно полюбили друг друга. Я работала секретаршей в агентстве, небольшой студии, снимавшей короткометражные и документальные фильмы. Сама по себе работа не была интересной, но мне нравилось быть рядом с этими людьми, нравилась царившая там атмосфера, «положение в обществе», которое я занимала, благодаря этой работе. Мне было приятно вставать по утрам, чтобы идти в агентство, завтракать в полдень со своими коллегами, нравилось обсуждать в коридоре наши внутренние дела, с кем-то дружить, кого-то не любить и в 16.30 уходить домой. Все это глупо, но это и есть жизнь. Дома я рассказывала мужу подробности проведенного дня, но он смеялся надо мной, над историями, которые мы так страстно обсуждали на службе, и не понимал, как можно находить удовольствие в этой жизни. На его взгляд, я просто теряла время, и лучшее, что можно было бы сделать на моем месте, бросить все. Я не поддавалась, а он убеждал, что я стою лучшего, что мне следует поискать место поинтереснее, более оплачиваемое, что секретарская работа не для меня и что если я оттуда уйду, то у меня будет масса времени, чтобы найти что-то более достойное.

В конце концов я согласилась.

И стала искать новое место. Но каждый раз, когда мне попадалось что-то стоящее, когда я удачно проходила собеседование, Ив раздражался. Зачем я вообще стремлюсь работать? Я хочу иметь детей? Прекрасно, он тоже хочет. И побыстрее. Что я думаю об этом? Да, я хочу работать. Но что дальше? Я готова отдать в ясли своего ребенка, начиная с трех месяцев? То есть я хочу, чтобы наша жизнь была похожа на ту, что проживают многие, разрываясь между домом, работой и яслями? Значит, я согласна видеть детей лишь полчаса утром и час вечером, не имея возможности воспитывать их самой? Обо всем этом следует подумать. Но лично он такой жизни не хочет! Если за детей придется заплатить столь глупую цену, тогда лучше не надо, оно того не стоит. А может, он вообще ошибается на мой счет? Он наивно полагал, что я, как и он, стремлюсь к высокому качеству жизни. Возможности для этого есть, так в чем же дело? Но если я действительно настаиваю на том, чтобы зарабатывать себе на жизнь самостоятельно, тогда мне и вправду следует искать работу.

В конце концов я решила, что он прав и что наша жизнь пойдет лучше, если я буду заниматься домом. Тем более что он в самом деле хорошо зарабатывал.

Затем Ив принялся за мое окружение. Мои друзья ему не нравились, коллеги по прежней работе его раздражали, мужчин, с которыми я прежде дружила, он не выносил. Ведь я была такая хорошенькая! И такая наивная. Он убеждал меня, что мир жесток, окружающие нас люди тщеславны и жизнь вообще опасная штука. Я была всего лишь птичкой, которую за каждым углом подкарауливала кровожадная кошка. Когда к нам в дом кто-нибудь приходил, он держался очень мило, но едва за гостем закрывалась дверь, сыпались жуткие упреки. Как я могла принимать таких ничтожных людей? Тот «глуп», эта — «дура». «Его» интересуют только гадости, «она» не умеет поддержать беседу. Это люди не нашего круга, как же я этого не понимаю?

Если я пыталась объяснить, почему мне хочется общаться с тем или с этим, он принимал разочарованный вид, становился холоден со мной и разговаривал сквозь зубы. Если эти люди мне нравились, то, может быть, я вообще хочу поменять весь стиль жизни? В общем, каждый раз все заканчивалось одним и тем же: я плакала, умоляла его не сердиться, признавала его правоту. Словом, смирялась.

Я осталась совсем одна. Порвав с людьми, которые были мне близки, я осталась наедине с собой. Мне не с кем было поделиться своими горестями и сомнениями. Наш дом посещали только его друзья и его коллеги. Когда он уходил по утрам, передо мной открывалась бесконечная пустыня нового дня, голая и безжизненная. Это было ужасно. Я не осмеливалась звонить своим друзьям, даже когда оставалась одна: «Если я сделаю это сейчас, то они могут перезвонить мне вечером и даже в выходные!» Они бы меня не поняли: как можно дружить втайне от кого-то? Мне было стыдно, и главной моей заботой стало скрывать от окружающих, что моя жизнь превратилась в существование тюремного узника. Но жаловаться я не могла. Слишком боялась, что Ив заметит, что он догадается: я не достойна той жизни, которой живет элита и которую он считал достойной его. А ведь я ему доверяла. Он любил меня, он хотел, чтобы мне было хорошо. Следовательно, он прав.

Когда родилась Леа, появление этого маленького существа захватило меня полностью. В конце концов, именно этого я хотела, не так ли? Теперь у меня было столько дел. И я с головой погрузилась в заботы о дочери. Когда я говорю «с головой», это полностью отражает истинное положение вещей! Наша интимная жизнь была далеко не той, что прежде. Почему, когда говорят о счастье материнства, так мало внимания уделяют этой стороне дела? Есть пары, в которых появление ребенка сближает супругов, превращая семью в единое целое. Но может случиться и по-другому: ребенок, напротив, будто отдаляет мужа от жены. Мое тело не могло полностью удовлетворить и Ива, и ребенка, поэтому он чувствовал себя обделенным. Наши ссоры стали чаще и злее. Я видела перед собой мужчину, которого, оказывается, не знала. Страдающего, обиженного, подозрительного, ревнивого, ожесточенного собственника. Очень резкого. Случалось, что он меня бил. Сперва как бы в шутку: даже не пощечина, а так — легкий шлепок. Я не реагировала, хотя надо было сразу положить этому конец. Дальше — больше. А потом мы мирились. Помню один случай: он плакал, просил прощения, убеждал, что больше никогда не позволит себе такого, обещал неземное счастье. Я ему верила. И потом — ведь, несмотря ни на что, я любила его! Изо всех сил старалась вернуть очарование первых лет нашей любви, поначалу веря, что это возможно. Да и что я могла поделать? У меня не было работы, не было собственных средств к существованию для себя и дочери. Кроме того, я дала себе клятву, что моей девочке никогда не придется пережить то, что я переживала в детстве: развалившаяся семья, ребенок, лишенный родителей. Об этом не могло быть и речи! Естественно, я осталась с ним.

Лее исполнился год, когда он впервые предложил мне делать эротические фото. К тому моменту наша сексуальная жизнь полностью деградировала. Я со своей стороны всегда исполняла супружеский долг, понимая, что у мужчин есть определенные потребности. Но это было именно удовлетворением потребностей и не имело ничего общего с тем, что называют любовью. Наши ссоры продолжались даже в постели. Он говорил, что я зажата, что мою сексуальность надо раскрепостить. Короче, я его больше не возбуждала. И если я срочно не предприму что-нибудь, он будет искать то, чего ему не хватает, в другом месте. Эротическое фото — это было как раз то, что могло бы добавить нашим отношениям пикантности и остроты. Мы провели несколько сеансов — только он и я — и ему это как будто понравилось.

Когда он предложил делать это с другими мужчинами, я отказалась. Меня возмущала даже мысль о том, что меня будут фотографировать в компании с другим мужчиной. Его же мой отказ буквально взбесил. Он обозвал меня эгоисткой! Обвинил в том, что я совершенно равнодушна к его желаниям. А ему было приятно представлять меня в объятиях других мужчин. При этом он — не эгоист и не собственник, ему чужды эти мелкие чувства. Он делает это для меня!

Эгоисткой оказывалась я, эгоисткой и неблагодарной тварью.

Из-за моих отказов он перестал со мной разговаривать. Находиться с ним под одной крышей стало невозможно. Мы общались лишь посредством коротких записок, которые оставляли друг другу на кухонном столе. Когда Ив занимался дочкой, он запрещал мне к ней подходить. Если же я нарушала запрет, он вручал ребенка мне и уходил из дому. А возвращался лишь поздно ночью.

Его равнодушие, полное отсутствие контакта с ним — все это было хуже, чем физическое насилие. Для него меня просто не существовало. А в моем мире не было никого, кроме него и дочки. Я была буквально раздавлена. И сожалела о временах, когда он мог накричать на меня, когда я была объектом его ненависти или гнева. Тогда я по крайней мере существовала! Сегодня же я превратилась в призрак, в тень без плоти и крови. Целые дни сидя в полном одиночестве, я иногда брала телефонную трубку и слушала гудок. Делала это часто, подолгу держа трубку в руках и убеждая себя, что достаточно лишь набрать номер, чтобы войти в контакт с окружающим миром. Но не делала этого, и долгий гудок превращался в прерывистый. Совсем как моя жизнь.

Выдержать этот ужас я смогла лишь благодаря Лее.

Ситуация становилась невыносимой, у меня больше не было сил. Я всерьез думала о том, чтобы уйти от него. Когда он узнал о моих планах, начались угрозы и запугивания. Развод? Ну что ж. Только не надо воображать, что я, в моем положении, могу рассчитывать на то, что ребенок останется со мной. Дом, естественно, тоже достанется ему, поскольку я не в состоянии выплачивать проценты по ссуде. Всякая попытка сопротивляться оборачивалась для меня угрозой оказаться на улице без денег. Подобная перспектива буквально сводила меня с ума. Вернуться к родителям? Это не выход. Ведь я не могу рассчитывать ни на материальную, ни на моральную поддержку с их стороны. Объяснить маме, что произошло, невозможно — она не поймет. Папа, по обыкновению, будет отмалчиваться. Нет, это выше моих сил. Ив хорошо зарабатывает, поэтому они считают его идеальным зятем. Я была беззащитна и абсолютно одинока.

И я согласилась. Потерпев поражение, я полностью отдалась на милость победителя.

Первый сеанс был вполне soft[8]. Прикосновения, ласки, эротика ниже пояса. Партнер был найден по объявлению: маленький, сухой человечек с выбритым лицом, тип подростка, не достигшего половозрелого возраста, хотя ему было за сорок. Обиженный богом. Сеансом руководил Ив, он строил мизансцену и отдавал приказания. Я чувствовала себя запачканной, униженной, но не противилась. Этот тяжелый момент необходимо было пережить. Во время второго сеанса мы познакомились с «Дидье», его нашли тоже по объявлению. Как его зовут на самом деле, я так и не узнала. В самый разгар съемки он начал переходить границы, но я попыталась уклониться, поскольку добилась от Ива обещания, что мои партнеры не пойдут до конца. Однако Дидье требовал именно этого. Похоже, подобные «развлечения» были для него не в новинку, и это произвело на Ива определенное впечатление. Вскоре он пустил все на самотек, ограничиваясь тем, что фотографировал происходящее. Подобное развитие событий было лишь вопросом времени, тем более что в принципе это мало что меняло. Моя душа подверглась насилию уже давно, она мне больше не принадлежала. Остальное было простой формальностью.

После сеанса Дидье, отведя Ива в сторонку, поделился с ним перспективой зарабатывать на этих съемках. Он знал людей, готовых платить за то, чтобы реализовывать свои сексуальные фантазии и снимать их на пленку. Так почему бы не совместить приятное с полезным? Ив согласился. К тому моменту у меня уже не было права голоса. В конце концов, был еще один аргумент: это будет мой взнос в семейную копилку.

Чудовищно, скажут мне? И да и нет. В ту пору Ив меня регулярно поколачивал, и на одном из сеансов мои синяки стали бросаться в глаза. Дидье выразил свое недовольство по этому поводу: он не любил заниматься сексом с «несвежим мясом». И посоветовал Иву «аккуратнее обращаться со своей материальной частью».

После этого наши ссоры стали реже, Ив перестал меня бить. Постепенно наши отношения приобрели, если так можно выразиться, вполне дружеский характер. Стороннему наблюдателю мы казались нормальной семейной парой, в семье воцарилось спокойствие. Если бы только не эти ужасные вечера, на которых я превращалась в вещь, в объект сексуальной эксплуатации, лишенный человеческого достоинства. Поначалу я боялась сойти с ума от этой грязи, потому что была противна самой себе. Но человек привыкает ко всему. Даже к такому! Если я была послушна, мне не причиняли никакого зла, кроме морального оскорбления. Это превратилось в привычку, в неприятную, но необходимую работу. Я считала это платой за счастье Леа и готова была платить. Если бы у меня отняли ребенка, я бы умерла. А так выжила.

Леа подрастала, она казалась счастливым ребенком. Ив оказался прекрасным отцом, баловал ее, не жалел денег на хорошую школу. Чтобы оградить девочку от наших «взрослых дел» (так он называл сеансы фотосъемок), он оборудовал студию в подвале, это исключало всякий риск, что в один прекрасный момент ребенок застанет нас «в разгар работы». Для большей безопасности он запирал дверь ее комнаты на ключ каждый раз, когда мы ожидали «гостей».

Потом появился Макс, он был случайным ребенком. Я не хотела его и не уверена даже, что он от Ива. Но полюбила этого малыша.

Мышеловка захлопнулась.

Я оказалась внутри и не могла найти выхода. Однажды пошла в центр, где консультируют женщин, подвергающихся домашнему насилию. К тому моменту муж меня больше не бил, но пожаловаться мне было некому. Там посоветовали обратиться к врачу, чтобы доказать, что со мной действительно плохо обращаются. Но прежде всего следовало подать жалобу. Жалобу на собственного мужа! Так я распростилась с последней надеждой: у Ива, в конце концов, достаточно денег, чтобы нанять лучших адвокатов и забрать у меня детей. Кроме того, как я могу доказать, что все происходит против моей воли? Ведь не было никаких признаков изнасилования, никаких следов физического насилия.

Рассказать все Миранде, единственной подруге, которую я сумела сохранить? Об этом не могло быть и речи! У нее взрывной характер: она бы страшно разгневалась и заставила бы меня подать жалобу. А если бы я отказалась, то Миранда — вне всяких сомнений — сама пошла бы в полицию, не отдавая себе отчета в том, какими последствиями ее действия могут обернуться для меня.

Я продолжала делать то, что от меня требовали, и даже старалась найти в этой ситуации что-то хорошее: благополучие моих детей, внешне спокойная семейная жизнь, видимость счастья. По-моему, в конце концов даже сама в это поверила! И если мне случалось после какого-то из наших кошмарных вечеров поставить под сомнение смысл собственного существования, я старалась как можно скорее прогнать мрачные мысли. Ведь нет ничего страшнее, чем сказать себе, годы спустя: «А ведь я была счастлива, но не догадывалась об этом!»

А потом появилась ты.

Ты была как спасательный круг, брошенный мне в океан отчаяния. Я отчаянно вцепилась в него, и не было силы, способной вырвать его из моих рук.

Я думаю, что идея замены пришла нам в головы одновременно. Ты хотела занять мое место, я хотела занять твое. Вновь обрести свободу, достоинство, самоуважение. Но я долго сомневалась. Потом, видя, как отчаянно ты стремишься к своей мечте, я решилась. Мы же близнецы, ты помнишь? То, что можешь ты, могу и я. Я знала, что, если уступлю тебе свое место, ты можешь сыграть мою роль даже лучше меня.

Когда мы вдвоем пошли в парикмахерскую, идея начала принимать конкретные очертания. Все становилось возможным. На следующий день, когда ты позвонила, чтобы узнать реакцию Ива насчет смены прически, я заплакала в телефонную трубку, жалуясь тебе на его измены. На самом деле накануне он вернулся домой вовремя, как обычно. Это был один из тех самых вечеров, но он стал последней каплей: я решила, что с меня хватит. И собралась действовать. С этого момента стал зарождаться план, способный осуществить наши обоюдные стремления. Пойми меня, я не могла поделиться с тобой своими соображениями. Ты все равно ничего бы не поняла, не поверила бы и попыталась действовать самостоятельно. Мы не были настолько близки, чтобы ты доверяла мне полностью. К тому же тебя ослепляла зависть. Ты подражала мне, копировала мои жесты, манеру одеваться. В тот день, когда ты столкнулась с мамой на парковке возле супермаркета, ты поняла, что она спутала тебя со мной. Ты не стала ее разубеждать, потому что уже начала выступать в новой роли.

К несчастью, я снова забеременела, но продолжать эту жизнь у меня больше не было сил. Еще одну нежелательную беременность я бы не пережила, надо было что-то предпринимать — так или иначе. И я решила избавиться от ребенка.

Как раз в тот день ты объявила, что хочешь вернуться в Париж. Насмерть перепугавшись, я начала сомневаться в твоих намерениях: видимо, ты отказалась от затеи поменяться со мной местами? А меня только это и поддерживало — единственная возможность сбежать из созданного ада. Поэтому весть о твоем отъезде обескуражила меня. Надо было убедить тебя остаться, и я придумала историю с праздником-сюрпризом по случаю дня рождения Ива — эта мысль пришла мне в голову в тот же вечер. Необходимо было внушить тебе мысль, что все возможно, поставить тебя на рельсы, как в случае с прической, а дальнейший путь ты проделаешь самостоятельно. Когда ты предложила заменить меня в доме всего лишь на один вечер, дабы я могла сама съездить в Ватерлоо, стало ясно: дело сделано.

Единственным препятствием была моя беременность. Не теряя времени, я приняла лекарство от язвы желудка, и результат не заставил себя ждать: ребенка больше не было. Отныне ничто не мешало нам поменяться ролями. Так ты попала в ловушку.

Самое смешное в этой истории, что Миранда старалась предостеречь меня. Как раз перед отъездом в Ватерлоо, когда я сидела в баре «Беседки», она настойчиво пыталась отговорить меня, убеждая, что задуманное нами — чудовищно. Она говорила о какой-то опасности, которой я, на ее взгляд, подвергаюсь. О том, что это непростительная глупость, чистое безумие. Она обвиняла тебя в каких-то преступных намерениях, стараясь меня убедить, спасти. А я не соглашалась, качала головой: нет, ты ошибаешься, тебе все только кажется, это глупости, все будет хорошо.

В конце концов она пожала плечами и произнесла: «Делай что хочешь».

Я так и сделала.

Прости меня.

Знаю, что все это выглядит сумасшествием. Вынести то, что делали со мной, и не взбунтоваться невозможно. Но этот ад обрушился на меня раньше, чем я успела оценить размеры катастрофы. И безысходность ситуации. Поначалу думаешь, что это так, случайность, но случайности множатся и множатся, тогда потом начинаешь понимать, что уже не владеешь ситуацией. И все же продолжаешь надеяться, жить, мечтать и уговариваешь себя, что еще не все потеряно. А между тем с каждым прожитым днем пропасть, куда ты катишься, становится все глубже и затягивает тебя все сильнее.

Дети ни о чем не догадывались и не страдали от такой жизни. По крайней мере я на это надеюсь. Они живут в красивом доме и ни в чем не нуждаются. По какому праву я могла бы лишить их этого комфорта?

Ну, вот и все. Сейчас 23.30. Твои мучения, должно быть, подходят к концу. Они скоро уйдут, не обернувшись, не взглянув на тебя.

И что же теперь? Не знаю. До вчерашнего вечера я не была уверена, что пойду до конца. Но я это сделала.

На что я надеюсь? Вряд ли смогу жить без своих детей. Значит, мне придется вернуться, и очень скоро. Возможно, уже завтра. Несмотря ни на что, я продолжаю питать надежды на лучшее. Теперь, когда ты знаешь, в каком аду я жила, не исключено, что мы сможем объединить усилия, вместо того, чтобы бороться друг против друга. Воспользоваться нашим сходством, чтобы покончить с этим кошмаром. Вдвоем мы сильнее, разве не так? Ведь ты такая решительная! Ну что? Как бы ты поступила на моем месте? Что будешь делать? Обратишься в полицию?

Возможно. Решишься на то, на что не могла решиться я. А я пойду за тобой. И вместе мы пройдем этот путь до конца.

Ты тоже зашла слишком далеко и не сможешь вернуться назад.

Ты уже не сможешь меня покинуть.

Ты не сможешь предать меня.

Потому что теперь ты — это я.

47

Входная дверь хлопнула так сильно, что задрожали стены. Затем послышались шаги, такие решительные, что эхо от них отдавалось в прихожей, на лестнице, ведущей в подвал, в коридоре. Несколько секунд спустя Ив встал в дверном проеме: он буквально кипел от ярости.

— Ты что, издеваешься надо мной? — остервенело заорал он.

Анжела вздрогнула. Измученная, униженная, она бросила на него подозрительный и испуганный взгляд.

— Что ты строишь из себя целку? — исступленно кричал он. — Ты хоть понимаешь, в какую ситуацию ты нас поставила? Если ты намерена продолжать тратить столько же, сколько тратим мы, то перестань выпендриваться!

Глаза его горели ненавистью, губы дрожали, скулы побелели, на висках проступили синие вены.

Он замолчал, прерывисто дыша, и медленно, тяжелыми шагами подошел к ней. Молодая женщина, пытаясь защититься, спрятала лицо в колени.

— Я не знаю, что мне мешает придушить тебя! — злобно прошипел он.

Чего он ждал от нее? У Анжелы не было сил даже задаться этим вопросом. В голове стоял туман, она не знала, что делает здесь. Жизнь снова плюнула ей в лицо: горькие слезы подступили к глазам, а вместе с ними прорвались и рыдания, которые она тщетно пыталась удержать.

Поскольку ничего не происходило, она осмелилась поднять глаза на «мужа». Он смотрел на нее усталым, неожиданно равнодушным взглядом.

— Мы поговорим об этом завтра, — объявил он бесцветным голосом. — Убери в кухне и иди спать.

Повернувшись, Ив вышел из комнаты.

Оставшись одна, Анжела долго не могла собраться с силами. Тело ее было осквернено, душа оплевана. Пролежав довольно долго, она с трудом встала, отыскала свое платье, кое-как натянула его, поднялась по лестнице и, шатаясь, пошла на кухню. Там залпом, жадно выпила целый стакан воды, словно хотела смыть грязь.

В доме было тихо. Стоя босиком на плиточном полу, Анжела потухшим взглядом обвела кухню: остатки еды, сырный поднос, к которому никто не прикоснулся, шоколадная бомба из лучшей кондитерской — тоже нетронутая. Ее усилия никто не оценил. Какой же здесь бардак! Она скользила глазами по окружающим предметам: грязные тарелки, второпях составленные как попало, пустые бутылки, контейнер посудомоечной машины, висящая на стене сушка для кастрюль.

Вдруг Анжела почувствовала, как изнутри, из самой глубины, стала подниматься волна ярости, подобная огненному смерчу, сжигающему все на своем пути. Нестерпимо, как железным обручем, сдавило череп, гнев ослепил ее. Она вцепилась в крышку стола, чтобы не упасть, кровь стучала в висках. Неведомая сила подхватила и понесла ее.

И тут она увидела ножи. Ножи. Аккуратно развешанные на деревянной подставке. Большие и маленькие, широкие и узкие, зазубренные и гладкие.

Сердце застучало чаще, рот наполнился слюной, оросившей наконец пересохшее горло, и это вернуло ее к жизни. Не спуская глаз с вожделенных предметов, она шагнула к ножам так поспешно, как будто от этого зависела ее жизнь. Она брала в руки один за другим, внимательно рассматривая, пальцем осторожно пробуя лезвия, как бы прикидывая, на что они способны.

Выбор сделан.

Длинный кухонный нож, скошенное лезвие которого было острым и тонким, как папиросная бумага. Она схватила его и, лихорадочно сжав рукоятку, сделала глубокий вдох.

Несколько мгновений спустя Анжела уже поднималась по лестнице, направляясь в супружескую спальню. Проходя мимо детской, она остановилась. Свободной рукой попыталась открыть дверь, чтобы убедиться, что дети спят. К ее удивлению, дверь оказалась запертой — впрочем, ключ торчал в замочной скважине. Выходит, что таким образом Ив охранял детей от психологической травмы, на случай, если кому-то из них придет в голову спуститься вечером в подвал.

Отпирать дверь Анжела не стала: пусть дети еще несколько минут побудут в полном покое.

Затем она продолжила свой путь.

ГРОМКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ НЕДОВОЛЬСТВА

48

На следующий день около полудня Люси вышла из такси напротив своего дома. Она была бледна, под глазами обрисовались темные круги. Женщина боязливо огляделась, и первое, что бросилось ей в глаза, была машина Ива, стоящая возле гаража. Люси вздрогнула: как могло получиться, что он до сих пор не ушел на работу? В то же время ее собственной машины не было. Неестественность ситуации путала еще больше. Торопливо расплатившись с водителем, она вбежала по ступенькам крыльца.

Машинально принялась рыться в сумке в поисках ключей. Обнаружив там вещи Анжелы, она вспомнила, что ее связка ключей осталась у сестры. Люси закусила губу, по телу пробежала легкая дрожь. Она осторожно нажала кнопку звонка и замерла, прислушиваясь к малейшим звукам в доме. Глубокая тишина, царившая там, озадачила ее еще больше. Она позвонила еще раз, уже нетерпеливо и настойчиво.

За дверью ничто не шелохнулось.

Люси охватила тревога: она обошла вокруг дома, покружила по саду и подошла к двери в кухню. Заглянув в окно, обратила внимание на царящий там беспорядок. Дрожащей рукой повернула ручку двери — та приоткрылась. Слава богу, не заперто!

Глазам вошедшей женщины открылась грустная картина, вызвавшая у нее легкий стон. Предметы из ее прекрасного фарфорового сервиза были разбросаны по всей кухне: на столах, в раковине. Все было грязное, повсюду остатки пищи. Пустые бутылки, нетронутый сырный поднос, сумки из-под покупок — пустые, но не убранные на место. Она быстро прошла в гостиную, затем в столовую. Там тоже стоял неубранный стол, немой свидетель кошмарной вечеринки.

— Ив?

В ответ на ее голос в прихожей раздался какой-то шелест. Люси затаила дыхание. Испуганно она посмотрела на входную дверь, готовясь закричать. Опять все тихо. И тут появилась Венди, приветственно мяукая и собираясь вспрыгнуть на руки к хозяйке. Облегченно вздохнув, Люси наклонилась к кошке.

— Это ты, моя красавица! — прошептала она, беря на руки мурлыкающее от удовольствия животное. — Ты расскажешь мне, что здесь произошло?

Ответом снова было молчание. Люси быстро обвела глазами комнату: несмотря на непривычный беспорядок, все было на своих местах. Рядом с дверью в гостиную на маленьком столике своим красным глазком мигал телефон, подававший признаки жизни. Люси положила Венди в кресло и нажала кнопку. Первым прозвучало сообщение от модели, у которой, видимо, была деловая встреча с Ивом: она была удивлена его отсутствием, жаловалась, что три четверти часа провела перед закрытой дверью студии и просила перезвонить ей на мобильник, номер которого напоминала. Автора второго сообщения Люси узнала сразу: это была директриса, которая спрашивала, почему Макс и Леа не пришли сегодня в школу.

У Люси вырвался возглас тревоги. Макс и Леа не в школе? Что произошло? А если они не там, то где же?

Ее тревога быстро переросла в панику.

— Макс! Леа! — закричала она, устремляясь наверх, в детскую.

В комнате никого не было.

Стараясь взять себя в руки, она попыталась поискать объяснение происходящему: беспорядок в доме, наличие машины Ива и исчезновение ее собственной, отсутствие детей в школе, пропущенное Ивом деловое свидание. Судя по всему, вчера вечером произошло нечто непредвиденное. Скорее всего, в тот момент, когда Анжела поняла, что ее ожидает. Возможно, чтобы не быть ввергнутой в этот кошмар, она призналась Иву в том, кто она на самом деле. Хорошо зная мужа, молодая женщина легко представила себе ярость, овладевшую им в этот момент. Ну а дальше? Объяснил ли он все Марку и Дидье? Ведь если Анжела узнала их тайну, она вполне могла противостоять этим проходимцам. При этой мысли Люси ощутила прилив мстительной радости: должно быть, ее сестра сумела положить конец мерзким забавам этих свиней!

Но такой исход все же не объяснял отсутствия детей в школе и Ива в студии. Если только он не взял ее машину. Но почему? Ив терпеть не мог водить чужие машины. А вдруг… Взбешенный обманом, он мог разбудить детей, заставил Анжелу сесть за руль. И они все вчетвером отправились на ее поиски.

Уже не владея собой, Люси бросилась вниз и снова схватила телефонную трубку. Пусть она нарвется на дикую ругань, но ей необходимо узнать, где же находятся дети. Больше не рассуждая, она набрала номер телефона Ива.

В трубке раздались гудки вызова, которым отвечало какое-то странное эхо. Люси застыла от ужаса.

Эхо доносилось со второго этажа, из их спальни.

Одеревеневшей рукой она положила трубку и снова направилась к лестнице наверх. Сердце колотилось в висках, странным образом попадая в ритм доносящихся сверху звонков. Когда Люси поднялась до верхних ступенек, звонки внезапно прекратились. Она вздрогнула. Напрягая слух, она не могла расслышать из-за двери ни малейшего шороха. Молодая женщина вновь замерла, не осмеливаясь двигаться дальше.

У нее было странное ощущение, будто она попала в этот дом случайно, словно чувствовала себя непрошенным свидетелем интимной жизни, которая больше не была ее жизнью. Дверь спальни оказалась приоткрыта. Сердце билось все сильнее, во рту пересохло, мышцы были напряжены. Собрав все свое мужество, она толкнула дверь дрожащей рукой.

Сначала Люси ничего не увидела. Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Первое, что заставило содрогнуться, был странный, едкий запах, от которого першило в горле.

— Ив? — едва слышным шепотом позвала она, делая шаг вперед.

И тут что-то ее остановило. Люси окинула взглядом все комнату, не всматриваясь в детали. Все вроде бы было в порядке. Запах раздражал все сильнее. Она решительно направилась к окну и резким движением откинула тяжелые шторы.

Обернувшись лицом к комнате, она вскрикнула от ужаса.

Ив был здесь, он лежал на постели. Нижнюю часть его обнаженного тела прикрывали кремового цвета простыни, обильно запачканные кровью. Его лицо искажала болезненная гримаса, глаза с застывшим в них выражением страха были устремлены в одну точку. Большая открытая рана на животе представляла взору залитые кровью внутренности.

Наконец у подножия кровати она увидела свое платье, красивое платье из розового шелка, все в маслянистых красных пятнах.

Люси кричала не переставая. Не в силах продвинуться к двери ни на шаг, она стояла у окна, и дикий крик лишал ее последних сил. Ноги подкашивались, и, чтобы не упасть, она снова вцепилась в шторы, которые только что выпустила. Женщина снова повернулась к окну, и открывшийся оттуда вид спокойного, семейного квартала, заставил ее замолчать. Она разрыдалась, из глаз потекли обильные, очистительные слезы.

Так она простояла некоторое время, не в силах обернуться назад. Мысль о том, что она находится рядом с трупом своего мужа, еще не вошла в ее сознание. Надо уходить отсюда. Однако единственный путь, который вел к двери, пролегал мимо кровати. Глядя на улицу, она собиралась с силами. Потом медленно, боком, как краб, прошла вдоль стены, мимо спинки кровати, стараясь на нее не смотреть.

Уже почти добравшись до двери, она задела ногой какой-то валявшийся на полу предмет, нечто скользкое и мягкое. Люси опустила глаза и, не разглядев сразу, нагнулась, чтобы рассмотреть получше.

Кровь застыла в ее жилах: у ее ног лежал отрезанный член ее мужа.

49

Люси пулей вылетела из дома. Оказавшись на свежем воздухе, она согнулась пополам, и ее сразу же вырвало. Тело сотрясали лихорадочные конвульсии. Долго она не могла разогнуться: желудок был пуст, ее продолжало рвать желчью.

Что же она наделала?

А дети? Господи, что с детьми?

Наконец выпрямившись, неверной походкой, с лицом, залитым слезами, она сделала несколько шагов по направлению к лужайке и, рыдая, упала на траву.

И пролежала так целую вечность.

Из этого ужаса ее вырвал звонок мобильника. Она бросилась в дом, на кухню, где осталась ее сумка. Анжела! Это звонит Анжела, она хочет вернуть ей детей!

Она бросилась к телефону, как к спасательному кругу.

Но мужской голос, который раздался на другом конце провода, вырвал у нее стон отчаяния.

— Алло! Люси, это ты? — осведомился он, поскольку та была не в состоянии произнести ни слова. — Алло! — повторил голос. — Это Джереми. Люси, ты меня слышишь?

— Где мои дети? — с трудом произнесла она прерывистым от слез голосом.

— Люси! — закричал Джереми, поняв наконец, что это она. — Я должен был догадаться! Люси, это Джереми! Что происходит? Анжела приехала ко мне глубокой ночью, с детьми, и пыталась выдать себя за тебя. Ты меня слышишь, Люси?

При упоминании о детях ее слезы мгновенно высохли. Она теснее прижала аппарат к уху.

— Джереми! Ты видел детей? — переспросила она голосом, близким к истерике. — Где они? Как они себя чувствуют?

— Послушай, Люси! — произнес он твердо. — Я не знаю, что там у вас произошло, но Анжела была у меня еще два часа назад. Она появилась в пять утра, дети спали на заднем сиденье. А перед этим они всю ночь ехали до Парижа! Анжела уверяла меня, что она — Люси, и поначалу я ей поверил. Рассказала, что поссорилась с Ивом, что он ее избил и что она решила на некоторое время уехать на юг, чтобы там спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Просила дать ей поспать два-три часа, чтобы она могла ехать дальше.

— Где мои дети? — простонала Люси, видимо, мало что поняв из сказанного Джереми.

— Но как раз это я и пытаюсь тебе объяснить! — теряя терпение, воскликнул он. — Послушай меня! Она… Она была какая-то странная, но дети называли ее мамой, и я поверил всему, что она говорила. Они провели несколько часов у меня, отдохнули и в десять утра уехали. Но мне было как-то неспокойно. Была во всем этом какая-то странность. Я поверил, что это ты, но поскольку знаю тебя недостаточно хорошо, то списал все на счет пресловутой ссоры с мужем. С тех пор как они уехали, мне как-то не по себе. Я пытался позвонить Анжеле на ее мобильник, чтобы выяснить детали, но он выключен. Тогда я позвонил тебе домой — там постоянно занято. Хотел поговорить с Ивом, узнать поподробнее о вашей ссоре.

Люси слушала, не говоря ни слова. То, что дети были здоровы и невредимы, ее слегка успокоило и придало сил. Ее мозг работал с бешеной скоростью.

— Что произошло, Люси? — снова спросил Джереми. — Почему Анжела увезла твоих детей?

— Куда они поехали? — Люси произнесла это тоном человека, только что принявшего решение.

— Я не знаю! Думаю, она и сама толком не знает. Мне она сказала, что направляется на юг. Это все, что мне известно. Послушай! Я знаю Анжелу лучше, чем вы все, и поэтому постараюсь помочь тебе отыскать детей. Приезжай ко мне в Париж. Садись на «Талис», он идет быстрее других. Я встречу тебя на Северном вокзале, а дальше поедем на моей машине. Мне надо кое-кому позвонить, и я, возможно, узнаю, куда она отправилась.

Люси хотела возразить, но Джереми ее опередил.

— Делай, что говорю! Быстро беги на вокзал, садись на первый «Талис», а я буду ждать тебя на платформе прибытия.

И повесил трубку.

Несколько минут Люси сидела неподвижно. Ее дети живы! Это единственное, что имело значение в настоящий момент.

Она резко поднялась и направилась в прихожую. Слава богу, ключи от машины Ива были на месте. Сунув их в сумку, она выбежала из дома.

Две минуты спустя она уже мчалась на Южный вокзал.

50

Как и обещал, Джереми ждал ее на вокзале. Разглядев Люси в толпе пассажиров, он бросился к ней, но вдруг остановился, с изумлением уставившись на нее.

— Анжела? — пробормотал он, будто нос к носу столкнулся с привидением.

Сбитая с толку, Люси смотрела на него, ничего не понимая.

— Черт возьми! — выругался он, выходя из себя. — Ты Анжела или Люси?

— Что ты городишь? — возмутилась Люси. — Мы с тобой говорили по телефону два часа тому назад, и ты велел мне сюда приехать.

Джереми опомнился.

— Извини меня, — смутился он, ведя ее в сторону парковки. — Сегодня утром Анжела была одета в точности как ты. Мне показалось, что я вижу одну и ту же женщину.

Люси стояла, втянув голову в плечи, бледная и измученная. Джереми пробивался сквозь плотную толпу, она послушно следовала за ним, на ходу объясняя, почему они с сестрой были одинаково одеты.

— Видимо, Анжела надела те же вещи, что были на нас позавчера, когда мы расстались, — закончила она мрачно. — А я не меняла одежду с момента моего отъезда.

— Какого отъезда? — переспросил ничего не понимавший Джереми.

— Я все объясню тебе в машине.

Они направились в сторону бульвара Мажента.

— Ты видел моих детей? — рискнула она спросить у Джереми, который уверенной рукой вел машину в парижской сутолоке. — Как они себя чувствуют?

— Прекрасно, успокойся. Немного устали, но в целом в порядке.

Затем, вынув из ящика для перчаток свой мобильник, решительным жестом протянул его Люси.

— Попробуй позвонить Анжеле. Я уже пытался час назад, но ее аппарат был выключен.

Люси набрала номер сестры и, подождав с минуту, нажала кнопку отмены.

— Выключен, — прошептала она потерянным голосом.

— Час назад я пытался дозвониться до тебя на твой мобильник, чтобы узнать, на какой поезд ты села. Но ты не ответила.

— Я оставила его дома. Когда ты повесил трубку после нашего разговора, я вылетела из дома пулей. Думаю, забыла его в прихожей, когда брала ключи от машины Ива.

— Что у вас произошло? — снова начал Джереми, когда они выехали на площадь Республики. — Что это за история с твоим отъездом и вашим переодеванием? Зачем Анжела увезла твоих детей?

Некоторое время Люси молчала, видимо, мучительно пытаясь принять трудное и болезненное решение. Она кусала губы и упорно смотрела на дорогу. По ее лицу снова ручьем текли слезы. Наконец она глубоко вздохнула, как бы отказываясь от дальнейшей борьбы.

Машина мягко и стремительно скользила по битумному покрытию автодороги. И тогда быстро и четко она выложила ему все — от начала и до конца. Рассказала о том кошмаре, в котором жила долгих семь лет, о появлении в ее жизни Анжелы, о ревности сестры и о соперничестве, в которое превратилась их жизнь. Рассказала о своей безумной надежде вырваться из домашнего ада, покинуть эту тюрьму, где все было лишь видимостью. Рассказала и о придуманном ею плане осуществить страстное желание Анжелы, поставив ей коварную и жестокую ловушку.

Облекая свою историю в слова, произнося их вслух, она облегчала душу. Люси пользовалась представившейся возможностью наконец говорить, во всем признаться, выплеснуть на кого-то свой страх и горечь, нимало не заботясь о произведенном впечатлении. Джереми слушал ее молча, не прерывая.

Она говорила целый час. Но не пыталась оправдаться. Просто рассказывала. Иногда останавливаясь на каких-то деталях, подробно описывала свои ощущения, страхи, надежды, излагая факты так, как они виделись ей.

И наконец замолчала.

Она не ждала ни приговора, ни жалости, ни сострадания. Она высказала все, что было на сердце, все, что знала… кроме убийства мужа. Свое повествование она остановила на том, как, вернувшись из Ватерлоо и оставив машину Миранды возле ресторана, не торопясь, отправилась домой. Шаги ее делались все тяжелее, все медленнее: инстинкт оказался сильнее ее самой.

А когда она увидела дом, то вовсе остановилась.

Все. Теперь надо принять решение, которое она постоянно откладывала. Она не знала, достанет ли ей для этого силы, страха, безумия. Ведь еще не поздно все переиграть: она вернется домой, снова займет свое место, окунется в привычную жизнь. Но хочет ли этого — вот вопрос?

* * *

21.10.

Анжела, должно быть, уже ждет ее там, где они договорились — за кустом рододендронов. Дети уже спят, Ив сидит у телевизора. А что, если она не вернется?

Ничего.

Анжела не пропустит столь благоприятной возможности и с наслаждением бросится в ту жизнь, о которой так долго мечтала. Выйдя из-за куста рододендронов, она вернется в дом к «своему мужу», и семейная жизнь четы Жилло потечет как прежде. Люси ведь столько рассказывала ей об этом. Анжела любила детей, испытывала слабость к Иву (это было заметно по взглядам, которые она на него бросала). Она будет счастлива. Наконец.

До следующего вечера.

А следующим вечером…

Тут Люси решительно развернулась, вышла на улицу Победы и, взяв такси, отправилась на Южный вокзал. Она задыхалась, ей нужен был свежий воздух, свобода. Это желание было страстным, непреодолимым. Уехать из города, не видеть больше этих домов, улиц, переулков. Снова обрести весь мир, бесконечный, бескрайний, который будет расстилаться у ее ног.

Приехав на вокзал, она посмотрела расписание: ближайший поезд шел в Остенде. Уезжать слишком далеко не хотелось, ей нужно было лишь глотнуть свежего воздуха, чтобы обдумать дальнейшее. Она купила билет, села в поезд и стала смотреть на разворачивающийся за окном пейзаж.

Весь следующий день Люси бродила босиком по песчаному пляжу, заходила по щиколотку в воду, просто сидела, глядя на море. Что же теперь делать? Ведь оставаться здесь вечно невозможно. Она скучала по детям, и, кроме того, угрызения совести час от часу мучили ее все сильнее. Люси часто смотрела на часы, высчитывая время, которое уйдет у нее на обратную дорогу — она должна вернуться вовремя, чтобы избавить Анжелу от предстоящего ужаса. Если вернуться до шести вечера, то это возможно. Ив ничего не заметит: когда он придет с работы, в доме все будет как обычно.

И все же нет. Она не тронулась с места. До самой последней минуты, когда возвращение было еще возможно, она просидела на пляже, не сводя глаз с горизонта, как будто ожидая оттуда сигнала к действию.

Но его не последовало.

И тогда Люси вернулась в гостиницу.

* * *

— Мне все это не нравится! — пробурчал Джереми, не сводя глаз с дороги. — К тому же все, что ты рассказала, вовсе не объясняет, почему Анжела увезла детей? Ей было достаточно уехать самой. Почему же она забрала их с собой?

Люси опустила голову. Ужасная картина окровавленной спальни с трупом Ива вновь встала у нее перед глазами. Ее замутило. Теперь надо сказать самое страшное. То, чего она не могла предвидеть. Однако ничего другого не оставалось, и с каким-то болезненным облегчением она поведала ему о своей жуткой находке.

— Когда я вернулась домой сегодня утром, Ив был мертв. Он был убит! — единым духом выпалила Люси.

Машину занесло: услышав сказанное, Джереми резко нажал на акселератор.

— Кто это сделал? — в ужасе закричал он. — Надеюсь, не Анжела?

— Я не знаю, — пробормотала Люси, давясь слезами. — Думаю, что она, но точно не знаю.

Она описала увиденное в спальне, не опустив ни одной детали.

— Это она! — буквально взревел Джереми, ударяя кулаком по рулю. — Она на такое способна! Черт возьми!

Он снова нажал на акселератор и свернул налево, выискивая местечко, где можно было бы перевести дух. Десятью километрами дальше он нашел тихую парковку.

Придя в себя, он повернулся к Люси.

— Ситуация гораздо хуже, чем мне показалось утром, — проговорил он как можно спокойнее. — Анжела всегда ходила по лезвию бритвы. До сих пор ей удавалось избегать последствий, но на сей раз она вляпалась. И удержать ее некому. Ив своими извращениями развязал ей руки, и она пошла напролом.

Поскольку Люси продолжала смотреть на него, ничего не понимая, он добавил:

— Твои дети в опасности!

Женщину стала бить мелкая дрожь.

— Как это, в опасности? — закричала она, дрожа уже всем телом. — Анжела любит их, она никогда не сделает им ничего плохого!

— Ситуация изменилась, — сурово отрезал он. — За ее плечами тяжкое преступление, а ее психика всегда была неустойчивой. Она тебе не рассказывала об этом?

Изумление Люси все возрастало.

— О чем она должна была мне рассказать? — спросила она с растущей тревогой в голосе.

— Так она ничего не говорила?

— Нет!

Джереми снова чертыхнулся, на сей раз скорее уныло, чем гневно.

Его лицо вытянулось, взгляд стал озабоченным, мозг работал с бешеной скоростью, стараясь осмыслить новые обстоятельства. Люси молчала, сгорбившись на сиденье — не в силах понять происходящего, она снова мучилась страхом.

— Ты позвонила в полицию? — спросил он сурово.

Люси покачала головой.

— Нет. Ты мне позвонил как раз в тот момент, когда я обнаружила тело Ива. Я была так потрясена, что убежала оттуда, ничего не соображая. Наверное, это надо было сделать?

— Как раз нет! — воскликнул Джереми. — Пока дети у нее, она не должна чувствовать себя загнанной в угол. Сначала освободим детей, а уж потом заявим в полицию.

Потом, будто сказанное меняло все, он нажал на газ и быстро выехал на автостраду.

— О чем же она должна была мне рассказать? — встревоженно настаивала Люси. — И куда, в конце концов, мы едем?

— Я ни в чем не уверен, но мне почему-то кажется, что она должна была заехать к своей матери.

— К своей матери?

— Приемной матери, — уточнил он. — Номера телефона я не нашел, но знаю, что она живет в Мериншаль, что находится в Крез. Судя по тому, что говорила мне Анжела, это совсем небольшой городок — меньше тысячи жителей. Забытое богом место, как она выражалась. Если это так, нам будет нетрудно их отыскать.

— Ты знаешь, как ее зовут?

— Массо. Ее зовут Мишель Массо.

— Но ведь нет никаких гарантий, что она поехала именно туда? — упрямо возражала Люси.

— Нет! Но других вариантов тоже нет. Чего ты хочешь? Сидеть в Париже и ждать, пока она еще что-нибудь выкинет, или ехать за ней следом в единственном вероятном направлении?

— А почему ты думаешь, что она поехала к матери?

— Я ее знаю. Теперь она считает, что она — это ты, поэтому дети должны быть с ней. Но идти ей некуда, а мне она сказала, что поедет на юг. Думаю, что она поехала к матери, чтобы выяснить отношения. Прежде всего потому, что приемные родители никогда не говорили ей, что у нее есть сестра-близнец, хотя сами прекрасно знали это. Если она явится к матери под именем Люси Жилло, то покажет ей, кем могла бы стать, если бы они взяли на удочерение другую девочку, то есть тебя. Или кем бы она могла быть, если бы они оказались хорошими родителями. Ведь она уверена, что все ошибки в ее жизни совершили другие: родители и особенно ее сестра.

— Я?

— Нет, ее сводная сестра. Ребенок, который появился у ее приемных родителей, когда ей было пять лет. Она всегда повторяла, что ее жизнь пошла под откос в день, когда родился этот младенец. Родители сразу потеряли к ней интерес, а потом захотели от нее избавиться, отправив в пансионат. Она считает, что во всем виноваты они. Но, по-моему, просто в детстве она не была счастливым ребенком. Я познакомился с Анжелой, когда она была подростком. Это была девица с резким характером, готовая решать все проблемы не совсем законным путем. Помню, что в пансионате у нее были установлены психические отклонения, и в возрасте семнадцати лет она прошла в курс лечения в специальной клинике. В то время мы почти не общались, я потерял ее из виду и не знал, где она и как живет. Мы встретились лишь два года спустя у общих друзей: Анжела выглядела вполне здоровой, уверенной в себе, спокойной. Но потом я заметил, что у нее бывают вспышки совершенно беспричинной ярости, которые она не в состоянии контролировать. Иногда было достаточно какого-то пустяка, ничтожной детали, чтобы она впала в такое неистовство, что было сложно ее успокоить.

Он замолчал, словно погрузившись в воспоминания. Люси сидела, опустив голову.

— Анжела никогда со мной об этом не говорила, — прошептала она, словно оправдываясь.

— До знакомства с моей женой у меня был короткий роман с Анжелой. Мы были сильно влюблены друг в друга, но наша совместная жизнь быстро превратилась в кошмар. Малейшая ссора вырастала в грандиозный скандал, разворачивались жуткие сцены. Она была болезненно ревнива. Если я перекинулся словом с женщиной, неважно с какой — с любой, с кем-нибудь из подруг, — она впадала в бешенство, обвиняла меня в самых гнусных намерениях, целыми днями не говорила ни слова. Через несколько месяцев я решил расстаться с ней, несмотря на то, что искренне любил. Мы продолжали общаться, и это дало мне возможность наблюдать за ней со стороны. Я неоднократно пытался уговорить ее обратиться к специалисту, но всякий раз после одного-двух сеансов она прекращала свои визиты к врачу. А когда узнала о твоем существовании, отыскать тебя стало целью ее жизни. Я подумал, что это поможет Анжеле успокоиться: общаясь с близким человеком, она скорее найдет ответы на мучившие ее вопросы. Потом Анжела уехала жить в Брюссель. Казалось, что она наконец счастлива, найдя свое место среди родных людей. Мне сказала, что ты в курсе ее прошлого. Я решил, что наконец-то она попала в хорошие руки.

Люси снова заплакала.

— А мои дети? — всхлипывая, переспросила она.

— Будем надеяться, что все пройдет благополучно, — успокаивал Джереми. — Проблема в том, что временами Анжела становится абсолютно невменяемой. Если они будут капризничать, то вполне может сорваться. Думаю, что твои дети устроены как все другие: с чужими людьми ведут себя хорошо, а с собственными родителями дают волю капризам. В нашем случае Макс и Леа убеждены, что с ними их мама.

Люси опять начала бить дрожь. Что она сделала? В какую гнусную ситуацию она впутала собственных детей! Под грузом тяжких угрызений молодая женщина сгорбилась еще больше, по-прежнему не сводя глаз с дороги.

— Сейчас почти половина четвертого. Анжела опережает нас на четыре часа, и, даже если ехать на предельной скорости, впереди еще не меньше двух часов пути. Будем надеяться, что я угадал, и она действительно поехала к матери. Кроме того, в дороге ей придется останавливаться, чтобы покормить детей, тогда мы выигрываем во времени. Дай бог, чтобы она не успела наделать еще каких-нибудь глупостей.

51

Остаток пути Джереми с Люси проделали в глубоком молчании. Несчастная мать безуспешно боролась с угнетавшей ее тревогой, которую усугубляло ощущение беспомощности. Каждая секунда, проведенная в неизвестности относительно судьбы детей, была для нее пыткой. Время шло, и страдания становились все невыносимее. Это был беспросветный ужас, беспросветный и бесконечный. Секунды сливались в минуты, минуты — в часы.

Джереми полностью сосредоточился на дороге, всеми способами стараясь выиграть время. Каждые полчаса Люси повторяла свои попытки дозвониться сестре по телефону, но ее мобильник по-прежнему оставался выключенным.

Несколько драгоценных минут они потеряли на том, что проскочили мимо дороги 144, которая вела в Дюрда-Ларекиль: крюк, который пришлось из-за этого сделать, заставил обоих нервничать еще сильнее. Прибыв наконец на место, они остановились возле бакалейной лавки, где Джереми без труда выяснил адрес госпожи Массо. Как он и предполагал, это оказалось несложно: Мериншаль был маленьким городком, где все друг друга знали. Несколько минут спустя их машина остановилась перед ее домом.

У Люси перехватило дыхание. Она огляделась, с безумной надеждой отыскивая свою машину среди припаркованных неподалеку.

Но ее не было.

— Не надо так нервничать, — подбадривал Джереми. — Это еще ничего не значит.

Люси стремительно распахнула дверцу машины, как будто находиться в салоне было выше ее сил, подошла к двери и, дождавшись своего спутника, нажала кнопку звонка.

После нескольких секунд ожидания послышался звук шагов. Затем звяканье ключа, поворот в замочной скважине, а в следующую секунду дверь открылась. Перед ними стояла невысокая, очень ухоженная женщина: она была тщательно причесана и подкрашена, несмотря на свой солидный возраст. На ней был костюм из светлой, облегающей ткани, который подчеркивал царственный характер ее внешности.

При виде Люси ее лицо исказила гримаса. Она гневно подняла голову, не пытаясь скрыть свои чувства от молодой женщины.

— Вы ведь Люси, не так ли? — недовольно спросила она. — Я вам уже сказала, что у меня нет никакого желания видеть вас. Оставьте меня в покое!

И, не ожидая ответа, попыталась закрыть дверь перед носом посетителей, так что Джереми едва успел просунуть в щель ногу. Пожилая дама возмутилась столь бесцеремонным поведением:

— Сделайте милость, уберите ногу, месье! — холодно приказала она.

— Откуда вы знаете, что меня зовут Люси? — тут же спросила молодая женщина.

Лицо дамы оставалось каменным. Она окинула Люси холодным, оценивающим взглядом.

— У вас такой же растерянный вид, как и у вашей сестры! — объявила она, помолчав несколько секунд. — А теперь я прошу вас покинуть мой дом, в противном случае я буду вынуждена обратиться в полицию.

— Вы разговаривали с Анжелой по телефону сегодня утром? — спросил Джереми, не обращая внимания на угрозы госпожи Массо.

Та высокомерно подняла брови.

— Я не имею никаких новостей от Анжелы с тех пор, как умер мой муж, а это случилось несколько месяцев назад. И меня эта женщина совершенно не интересует. Оставьте меня с вашими историями!

— Но вы совсем не удивились моему появлению! — настаивала Люси умоляющим голосом. — Вы же знаете мое имя!

— Послушайте! — решительно вмешался Джереми, опасаясь, что дверь закроется прежде, чем они успеют объяснить ситуацию. — Сегодня утром вам позвонила женщина, назвавшаяся именем Люси и утверждавшая, что она — сестра-близнец Анжелы, ведь так? Так вот, она вам солгала! Вот настоящая Люси, это не с ней вы разговаривали утром. Еще полчаса назад она вас совершенно не знала, даже ваше имя было ей незнакомо. А звонила вам Анжела! Поверьте, мадам, нам очень жаль, что приходится вас беспокоить, — продолжал Джереми как можно обходительнее, чувствуя, что вежливость — это как раз то, что сможет им помочь. — У Анжелы серьезные неприятности, хотя я допускаю, что это вас мало волнует. Но, к несчастью, она ук… она увезла с собой детей Люси, и мы не знаем, где она находится в данный момент. Вы единственная, кто может нам помочь.

Несколько мгновений пожилая дама не спускала с них подозрительного взгляда, потом глубоко вздохнула.

— Я ни в коем случае не хочу быть замешанной в какую бы то ни было историю, касающуюся Анжелы, — объявила она, сохраняя свой прежний, неприступный вид. — Она и без того попортила нам немало крови. Сегодня утром, часов в одиннадцать, мне действительно звонила какая-то женщина, голос которой был похож на голос Анжелы. Назвалась именем сестры-близнеца и просила о встрече. Я ответила ей, что Анжела мне вовсе не дочь и что у меня нет ни малейшего желания встречаться с позвонившей дамой. Моя собеседница повела себя агрессивно, стала обвинять меня в каких-то грехах, сути которых я не поняла, поэтому повесила трубку.

— Она не сказала вам, где находится? — с мольбой в голосе спросила Люси.

— Нет, и хочу заметить, что меня это абсолютно не интересует.

Из глаз Люси брызнули слезы, она зашаталась. Удивленная реакцией молодой женщины, госпожа Массо внимательно взглянула на нее. Похоже, в ее душу начали закрадываться сомнения, заставлявшие ее слегка смягчиться.

— Господи, как же вы с ней похожи! — прошептала она.

— Мадам, — вступил в разговор Джереми, ободренный реакцией Мишель. — Извините за настойчивость, но в настоящий момент на Анжеле лежит ответственность за двоих детей, младшему из которых всего три года. Как вам известно, у нее серьезные проблемы с психикой, поэтому судьба детей внушает нам опасения. Позвольте нам войти буквально на несколько минут, мы провели в пути много часов, и, как я уже сказал, вы — наша единственная надежда отыскать ее прежде, чем случится непоправимое.

— Непоправимое для кого? — парировала дама, вновь обретая прежнюю враждебность.

Люси подняла голову, и госпожу Массо тронул страстный призыв о помощи, который она прочла в ее глазах. Дама помолчала и демонстративно вздохнула.

— Входите, — произнесла она наконец, пропуская их внутрь.

— Спасибо, — пробормотала Люси сквозь рыдания.

Хозяйка провела их в гостиную и предложила сесть. Затем она простерла свою любезность до того, что предложила чего-нибудь выпить. Но, несмотря на мучившую обоих жажду, Джереми вежливо отказался. Госпожа Массо села напротив своих гостей.

— Что же еще натворила проказница Анжела? — произнесла она, сразу переходя к сути дела.

— Это долгая историю, и мы не хотим докучать вам более, чем это необходимо, — начал Джереми. — Если в двух словах, то она поменялась с сестрой документами и сейчас выдает себя за нее. Все началось с забавной игры, но сейчас переросло в настоящую проблему, поскольку Анжела приняла эту шутку всерьез.

— Но почему она забрала ваших детей? — спросила хозяйка, тон которой становился все более сочувственным. — Как же вы могли доверить детей этой женщине?

Джереми понял, что она принимала его за отца Макса и Леа. Слегка улыбнувшись, он собрался разуверить даму, но Люси его опередила.

— Я не знаю, почему ей это пришло в голову, — устало произнесла она. — Вы понимаете, мы познакомились всего несколько месяцев назад. Я не знала, что у нее неустойчивая психика. Нам показалось, что поменяться ролями — всего лишь забавная шутка. Во всяком случае, я так думала.

Люси закусила нижнюю губу. Она говорила неправду и знала об этом, но по молчаливому уговору с Джереми, ей не хотелось говорить о том, что Анжела совершила убийство. Особенно ее приемной матери.

— Так или иначе, мои дети считают ее своей матерью, и мне необходимо срочно отыскать их, — торопливо закончила она, чтобы не погрязнуть во лжи еще больше.

— Я с грустью констатирую, что Анжела по-прежнему сеет несчастье повсюду, где появляется. Эту женщину следовало бы изолировать от общества до конца ее дней! Ну ладно, речь сейчас не об этом. Что я могу для вас сделать?

С вновь вспыхнувшей надеждой Люси бросила быстрый взгляд на Джереми.

Было бы хорошо, если бы вы дозвонились ей на мобильный и сказали, что передумали и готовы с ней встретиться. К несчастью, ее телефон отключен, а может, у него сели батарейки. Если так, то это настоящая катастрофа. Но в любом случае нельзя оставлять попыток связаться с ней. В какой-то момент она может его включить, чтобы… Чтобы кому-то позвонить, например!

— Но я не знаю ее номера! — возразила госпожа Массо.

— Он у нас есть.

— Но ведь она знает, что у меня не может быть ее номера.

— Это неважно, — объявил Джереми. — Если она звонила вам, значит, на вашем аппарате остался ее номер. И если она спросит, вы так и скажете. Разумеется, вы не знаете, что это номер Анжелы, и думаете, что звоните Люси. Это вполне логично.

— Хорошо, — согласилась пожилая дама. — Если вы уверены… Давайте номер, я попробую позвонить.

На лице Люси появилась слабая улыбка. Джереми продиктовал номер, дама взяла телефонную трубку.

Надежда рухнула тотчас. Через несколько секунд госпожа Массо медленно отняла трубку от уха.

— Связь с абонентом невозможна, — объявила она с усмешкой. — С Анжелой всегда так!

На Люси было жалко смотреть.

— Она ведет себя очень осторожно, — озабоченно размышлял Джереми. — Это плохой знак.

В комнате воцарилось унылое молчание. Наконец Джереми поднялся.

— Ладно. Нам очень жаль, что мы вас побеспокоили. Докучать вам и дальше было бы неприлично.

— Что вы рассчитываете делать?

Джереми взглянул на Люси. На лице ее было написано отчаяние и мольба не покидать единственного места, где у них есть хоть малейший шанс встретиться с Анжелой, а значит, и с детьми.

— Мы пробудем в Мериншаль до завтра, — вздохнув, произнес он. — Какая-то гостиница здесь есть, ведь так? Если вы получите какие-нибудь вести от Анжелы, позвоните нам, пожалуйста.

Он записал номер своего мобильника на клочке бумаги и протянул его пожилой женщине. Госпожа Массо взяла его не без колебания.

— Здесь недалеко есть гостиница с рестораном, но… Знаете, дети мои, — добавила она более мягко, с оттенком легкой грусти. — Мне очень жаль, что я встретила вас так неприветливо, однако поймите и меня: Анжела превратилась для меня в символ несчастья. Побудьте здесь еще немного. Попозже мы перезвоним ей еще раз.

52

Минуты тягостно тянулись.

Устав кружить около телефона, госпожа Массо удалилась в кухню, чтобы приготовить омлет для своих гостей. Тем временем Люси и Джереми неустанно повторяли попытки дозвониться до Анжелы. Ледяное высокомерие хозяйки растаяло без следа: отчаяние, терзавшее незнакомую ей молодую женщину, как две капли воды походившую на ту, кого она удочерила тридцать пять лет назад, окончательно растопило ей сердце. Она никогда не видела, чтобы Анжела так страдала. Напротив! Ей вспомнились отвратительные сцены приступов гнева, случавшихся с приемной дочерью в детстве. Кипевшая в ребенке недетская ярость ставила их с мужем в тупик. Ласковым ребенком она никогда не была. Резкие и необъяснимые перепады настроения наблюдались у нее с младенческих лет, характер у девочки был ревнивый и властный. И очень скоро обстановка в семье стала невыносимой.

Сердце старой дамы сжимается. Она не может себе этого объяснить, но почему-то испытывает к Люси симпатию, побуждающую ее помочь измученной женщине, такой несчастной и потерянной. Странное ощущение. Она ничего не знает о Люси, но ей кажется, что знакома с ней всю жизнь. Невероятное сходство с Анжелой — главная тому причина. Это так, но есть и еще кое-что. Как будто она снова встретила ту девочку, о которой так мечтала в молодости, когда узнала от врачей, что бездетна, и когда они с мужем решили взять ребенка на воспитание.

Мысль о том, что Люси могла бы быть ее дочерью, если бы они с мужем выбрали другого младенца, сразу пришла ей в голову. Она помнит это дитя, спокойно спящее в своей кроватке в родильном доме. Что толкнуло их сделать выбор в пользу другого младенца? По правде говоря, Мишель уже не помнит. В конце концов надо было выбрать кого-то.

Ну да! Она вспомнила, память подсказала ей ответ! Обе девочки лежали рядом, каждая в своей колыбельке. Когда они с мужем пришли в родильный дом, то с умилением любовались двумя спящими младенцами. Тщетно врач пытался убедить их взять обеих сестер, в то время у них не было достаточно средств, чтобы содержать двоих. Выбор был жестоким! Мишель долго рассматривала девочек, но не могла решиться: они были такие одинаковые! Ее муж тоже пребывал в растерянности. И тогда она решила: возьмут того младенца, который первым откроет глаза. Ничего другого придумать она не могла!

С того момента и началось негласное соперничество между Анжелой и Люси.

Почти целый час просидели они перед колыбельками, ожидая, когда проснется одна из девочек. Мишель помнит, как отчаянно билось тогда ее сердце. С каким волнением всматривалась она в маленькие личики, следя за каждым вздохом, за подрагиванием ресниц. Ожидание казалось бесконечным. Потом в комнату вошел врач и спросил, сделали ли они свой выбор. При звуке его голоса младенец, который лежал справа, пошевелился и закричал. Но первым открыл глаза другой, тот, что лежал в колыбельке слева.

Жребий был брошен. Они выбрали Анжелу.

* * *

— Я приготовила вам омлет. Должно быть, вы умираете с голоду!

Мишель заглядывает в гостиную, чтобы сообщить, что стол в кухне уже накрыт. Удивленные Люси и Джереми горячо благодарят хозяйку. Она и вправду странная женщина! То недоступно холодная, то вдруг само радушие.

Люси не испытывает голода, но Мишель так искренне старается им помочь, что она не осмеливается обидеть хозяйку отказом. Что же до Джереми, то он буквально набрасывается на еду. Пока они перекусывают, пожилая женщина со спокойной улыбкой наблюдает за ними: так мать оберегает спокойствие своих малышей. Пользуясь моментом, Люси задает несколько вопросов о детстве своей сестры.

— Вы говорите, Анжела принесла вам много несчастья. Она и вправду была таким тяжелым ребенком?

Мишель Массо молчит: при воспоминании о детских годах Анжелы ее лицо снова мрачнеет. Люси уже сожалеет, что потревожила хозяйку таким вопросом, ей не хотелось бы, чтобы та снова становилась холодной и высокомерной. Кроме того, было страшно, что пожилая дама передумает и выставит их за дверь.

Но Мишель Массо думает не об этом.

После некоторого молчания она начинает говорить: поток подступивших воспоминаний льется, облеченный в слова и высказанный ровным, без выражения, тоном говорящей:

— Когда мы удочерили Анжелу, я надеялась, что наша жизнь станет такой, о какой я давно мечтала. Я мечтала о дружной семье. Мне было тридцать три года, и к тому моменту мы с мужем долгих пять лет пытались завести ребенка. Но поскольку все старания оставались тщетными, мы впали в глубокое уныние. Стало ясно, что если хотим иметь детей, то надо брать приемыша. Не буду рассказывать вам всех подробностей, но через своих знакомых в местном медицинском центре мы в конце концов получили информацию о том, что родились две девочки, которых мать решила оставить в роддоме. Признаюсь, мы думали о том, чтобы взять обеих, но в то время наши финансовые возможности были ограничены и двоих сразу нам было не потянуть. Кроме того, мы жили тогда в Париже, но мой муж, который работал учителем, подал заявку на место где-нибудь поблизости от Бордо. А когда Анжеле исполнилось два года, там открылась вакансия, и мы, не колеблясь, переехали. Париж нас не устраивал. Нам хотелось свежего воздуха, зелени и особенно солнца.

Легка улыбка пробежала по лицу рассказчицы, которая, казалось, оценивала свои тогдашние мечты и надежды как безнадежную наивность.

— Должна признаться, что первые три года жизни Анжелы были довольно веселыми, — продолжала она все тем же усталым тоном. — Пока она оставалась маленьким ребенком, хлопот с ней почти не было. Но после того как ей исполнилось три года, девочку будто подменили. Причины этого мне до сих пор непонятны. Может, я стала уделять ей меньше времени. В то время я устроилась работать няней в детскую больницу. Работа мне нравилась, но она требовала сил и времени. Я возвращалась домой усталая и часто расстроенная видом страданий, выпавших на долю наших маленьких пациентов. Возможно, я была по отношению к Анжеле не столь терпелива, как прежде. Но ведь ей так повезло, казалось мне, что она живет с нами, ее любят, о ней заботятся, она здорова и ни в чем не нуждается. В любом случае объяснить этим все невозможно! Она стала капризной и, если что-то ее не устраивало, впадала в дикий гнев. Когда Анжела была в таком состоянии, нам с мужем никак не удавалось ее успокоить. Она вопила, топала ногами, хватала все, что попадалось под руку, и запускала в нас, каталась по полу, билась головой об стену, вырывала себе волосы, царапала лицо. Это было ужасно! Я обратилась к врачам-психиатрам, чтобы выяснить причину, по которой наша дочь впадала в такую ярость. Между четырьмя и пятью годами эти приступы стали реже, а потом, казалось, Анжела успокоилась, обстановка в доме улучшилась, стало веселее. Но…

Госпожа Массо снова замолчала, ее глаза увлажнились, она печально улыбнулась.

— Случилось удивительное. Я забеременела. Для нас это было неслыханным потрясением: помня о вердикте врачей, мы о такой возможности даже не помышляли. Мне было уже тридцать восемь лет, а это не очень хорошо для первой беременности, особенно в прежние времена. Гинекологи взяли меня под особое наблюдение. Но сюрпризы на этом не кончились! После трех месяцев вынашивания врачи объявили, что у меня будет двойня!

— Двойня?! — хором воскликнули Люси и Джереми, потрясенные таким поворотом событий.

— Именно так, двое близнецов! Но поначалу я этого не знала.

— Но Анжела никогда не говорила о близнецах! — удивился Джереми. — Она всегда вспоминала о маленькой сестренке, рождение которой перевернуло ее жизнь.

Не в силах скрыть волнение, пожилая женщина опустила голову.

— Эта беременность меня измучила! И когда я, наконец, родила этих детей, которых так страстно и долго желала, то странным образом впала в глубокую депрессию, от которой поначалу не могла оправиться. То, что называется послеродовой депрессией. В моем случае болезнь приняла очень тяжелый характер: целых пять недель я была не в себе и не могла заставить себя заниматься своими малютками. Как только какая-нибудь из них начинала плакать, у меня опускались руки. Муж мне много помогал, но Анжелу все это вывело из равновесия окончательно. Я в этом уверена. С самого первого дня она воспринимала новорожденных как своих смертельных врагов, это было видно по ее глазам. Ей было тогда уже пять лет, но ни разу ей не захотелось приласкать малышек. Наоборот! Часто я ловила ее на том, что она пыталась ущипнуть или укусить кого-то из них. Она была болезненно ревнива. Признаюсь, моя реакция на подобные вещи не всегда была правильной — видимо, я еще недостаточно оправилась от болезни, чтобы правильно оценивать последствия своих действий. Мне не хватало терпения, не хватало сил. Я слишком часто ее ругала, а иногда случалось и нашлепать.

Пожилая женщина прервала свой рассказ, ее душили рыдания.

— Вспышки гнева у Анжелы становились все чаще, все неистовее, но у нас не было ни времени, ни сил, чтобы попытаться ее понять. Наверное, она почувствовала себя брошенной. Мне казалось, будто она портит нам жизнь. Без нее мы были бы счастливы. Часто своими криками Анжела будила малышек именно в тот момент, когда я больше всего нуждалась в отдыхе. Как же я на нее злилась тогда! Я взвалила на нее ответственность, которая была слишком тяжела для ее возраста. Но, повторяю, не думаю, что этот эпизод нашей жизни способен все объяснить в характере Анжелы. Спустя два месяца, когда мое «детоненавистничество» стало понемногу сходить на «нет», я стала все силы отдавать уходу за девочками: чувство отрешенности сменилось чувством вины. Я старалась им компенсировать то, что недодала в первые месяцы их жизни.

Госпожа Массо печально вздохнула.

— А однажды ночью меня разбудил страшный шум в комнате девочек, потом одна из них заплакала. Им было два месяца и три дня. Я кинулась туда. То, что предстало моим глазам, ужаснуло меня!

По напудренным щекам пожилой женщины потекли крупные слезы. Люси и Джереми молчали, взволнованные ее рассказом.

— Одна из колыбелек оказалась перевернутой, — продолжала она. — Анжела стояла посреди комнаты как раз рядом с ней. Я закричала и бросилась к малышке, чтобы поднять — она была придавлена кроваткой. Моя маленькая Валерия. Мой ангелочек. Она была мертва.

Люси и Джереми были потрясены услышанным, тяжесть высказанного обвинения подавляла их.

— Ее убила Анжела? — наконец осмелилась прошептать Люси.

Госпожа Массо помедлила с ответом, как бы взвешивая слова, которые собиралась выговорить.

— Мы так и не узнали, что же собственно произошло. Анжела объяснила нам, что пришла в детскую, чтобы проверить, спят ли девочки, и взяла Валерию на руки, потому что она была «больна». И будто бы в этот момент колыбелька опрокинулась, и ребенок упал на пол. Рассказ ее был сбивчив, это все, что мы из него поняли. Но в голову приходят всякие мысли. А в детской, рядом с опрокинутой кроваткой, я нашла подушку Анжелы. Врачи констатировали внезапную смерть, но я…

И госпожа Массо замолчала. Но через несколько мгновений подняла голову и вытерла глаза.

— После того, что случилось, — прервала она тяжелое молчание, — я больше не могла воспринимать Анжелу как нуждающегося в ласке и любви ребенка. Она стала мне противна. Само ее присутствие в доме стало для меня невыносимым, я видела в ней причину наших несчастий. И мы отправили ее в пансионат. Конечно, на выходные и на каникулы она приезжала домой, и тогда жизнь снова превращалась в кошмар. Я не могла заставить себя приласкать ее, мой муж был в этом отношении более терпимым. Он говорил, что не следует обвинять ее без доказательств, что, возможно, она вообще ни при чем. Но я была уверена! Я читала это в ее взгляде в те моменты, когда Анжела оказывалась рядом с малышками. Она их ненавидела. Впрочем, эта девчонка вообще плохо ладила с окружающими: ее несколько раз отчисляли из пансионатов за плохое поведение, за оскорбление других детей, за грубость по отношению к учителям, за порчу школьного имущества. Когда она достигла подросткового возраста, врач-психиатр в интернате для трудных детей, куда мы в конце концов были вынуждены ее поместить, рассказал нам об отклонениях в ее поведении, которое он расценивал как пограничное состояние. Все признаки были налицо: перепады настроения, импульсивность, вспышки гнева, умышленное нанесение увечья самой себе, комплекс жертвы. Когда мы признались ему, что Анжела — приемный ребенок, он заговорил о генах и о травмах, пережитых в самом раннем возрасте. По его мнению, причиной травмы стал не сам факт удочерения чужими людьми, а то, что ребенком недостаточно занимались. Это было для меня как пощечина, потому что речь шла не о биологической матери, а о нас с мужем. Он будто обвинял нас! Я не могла с этим согласиться и начала судебную процедуру отказа от удочерения.

— Сколько лет было Анжеле в это время? — мягко спросил Джереми.

— Если не ошибаюсь, семнадцать лет.

— В это время она проходила курс лечения в психиатрической клинике?

— Наверное, да. Но в этом-то я уж точно не виновата! К тому моменту Анжелу уже давно сорвало со всех тормозов. То, что я вам рассказываю, не может передать истинного положения вещей. Этот ребенок был настоящим дьяволом, в ней не было ни крупицы доброты к окружающим, она всегда думала только о себе. Мы были готовы полюбить ее, но она не захотела жить по правилам, принятым между людьми, и в частности, по правилам жизни в семье. Я ненавижу ее!

На Люси пахнуло холодом. Ее душа разрывалась между сочувствием к этой женщине, столько пережившей из-за Анжелы, и жалостью к своей сестре. Смерть Валерии — это драма, от которой Мишель Массо, по-видимому, так и не смогла оправиться. Но ее жестокость по отношению к пятилетнему ребенку поразила Люси. Анжела страдала от недостатка любви даже в раннем возрасте, что уж говорить о том, что ей пришлось пережить в отрочестве?

Но самым страшным в услышанном рассказе для Люси было то, что она полностью осознала правоту Джереми, который утверждал, что дети находятся в опасности до тех пор, пока с ними эта женщина. И это она, их родная мать, оставила Макса и Леа на попечение этого чудовища! Этой невменяемой, о которой, как выясняется, ничего толком не знала. И почему же? Потому что была слишком труслива, чтобы решать собственные проблемы самостоятельно, и предпочитала расплачиваться за безволие человеческим достоинством. Она согласилась на то, на что нельзя было соглашаться: результатом ее постыдной слабости стали смерть мужа и потеря детей.

Тяжкий груз вины казался Люси непосильным. И ей абсолютно не за что зацепиться — она не уважает сама себя. Какой кошмар! Люси сидит здесь, не в силах шевельнуться, погрузившись в свою тоску, в то время как ее дети, которые находятся неизвестно где, подвергаясь смертельной опасности, и не имеют возможности даже позвать на помощь. Это невыносимо!

— Надо звонить в полицию! — вдруг выкрикивает она, как будто только что смогла оценить всю трагичность ситуации.

Джереми поднимает на нее усталый взгляд и кивает: другого выхода нет. Делать больше нечего. Кто знает, где в данный момент может находиться Анжела и что она делает с детьми. Он попытался спасти свою подругу, но сейчас понимает, что больше ничего не может для нее сделать. Перейдя грань между разумом и безумием, Анжела погрузилась в свои больные фантазии, увлекая за собой двоих невинных детей.

Действительно, надо обращаться за помощью к полиции. И тем хуже для Анжелы. Главное теперь — вызволить детей.

* * *

После своего рассказа Мишель Массо замыкается в горестном молчании. Все сидят неподвижно, в кухне тихо. Пожилая дама поднимается, медленно выходит и направляется к телефону. Взяв трубку, она набирает номер полицейского участка, какое-то время ждет и начинает говорить все тем же бесстрастным тоном:

— У аппарата Мишель Массо. Здесь со мной два человека, они хотят заявить о похищении детей.

Люси и Джереми по-прежнему сидят без движения, головы их опущены, они ждут. Хозяйка дома диктует адрес, объясняет, как проехать, и медленно кладет трубку на место.

— Через десять минут они будут здесь, — с трудом произносит она, проходя в кухню.

Люси совершенно обессилела: это бесконечное ожидание все длится и длится. Еще целых десять минут!

Бесконечность.

И тут гнетущую тишину дома разрывает звонок. Все трое резко поднимают голову и вопросительно переглядываются. Это не может быть полиция, госпожа Массо только что положила трубку!

— Вы кого-нибудь ждете? — спрашивает Джереми у хозяйки дома.

— Нет!

Люси вскакивает первой, кидается к входной двери и рывком распахивает ее, как будто ей не хватает воздуха.

На крыльце перед ней стоит Анжела, с изумлением глядя на сестру. Несколько мгновений женщины в ужасе не сводят друга с друга глаз.

53

— Где мои дети?

Вопрос вырвался как крик отчаяния. Но, ко всеобщему изумлению, его задала не Люси, а та, что пришла! Расталкивая стоявших на пороге людей, она врывается в дом и проносится по всем комнатам, выкрикивая имена детей. Не найдя никого, снова выбегает в прихожую, бросается к сестре и, схватив ее за плечи, трясет изо всех сил, повторяя все тот же вопрос. Госпожа Массо и Джереми, ничего не понимая, с изумлением наблюдают дикую сцену: две женщины, похожие как две капли воды, одинаково одетые, сходятся лицом к лицу в ожесточенной схватке. Люси, не в силах произнести ни слова, тщетно пытается вырваться из рук сестры, в бешенстве нападающей на нее.

— Что ты сделала с моими детьми? — продолжает вопить Анжела, не отпуская Люси.

Придя наконец в себя, Джереми втискивается между двумя женщинами, вынуждая пришедшую женщину отпустить Люси.

— Хватит! — кричит он, отталкивая сестер друг от друга.

Потом, повернувшись к Анжеле, хватает ее за воротник блузки и, повернув к себе, заставляет взглянуть ему в глаза.

— Хватит, Анжела! Прекрати этот цирк! Игра окончена! Говори, где дети?

Анжела потрясенно смотрит на него.

— Анжела? Но я вовсе не Анжела! — заходится она в истерическом крике. — Это она Анжела! Это она украла моих детей!

Теряя терпение, Джереми ужесточает хватку, прижимая свою подругу к двери.

— Ты прекратишь или нет? — гневно восклицает он. — Все кончено! Сейчас здесь будет полиция! Так что я тебе советую немедленно прекратить. Что ты сделала с детьми?

Все больше впадая в панику, молодая женщина с ужасом смотрит на Джереми.

— Ради бога, Джереми, я вовсе не Анжела! Я Люси! Люси, ты слышишь меня? Я Люси!

— Она врет! — выкрикивает в свою очередь Люси. — Ты же знаешь, что она врет! Она сумасшедшая! Что ты сделала с моими детьми? — оборачивается она к сестре. — Где они! Предупреждаю, что убью тебя, если хоть один волос упадет с их головы. Ты слышишь меня? Я тебя убью!

Но Анжела как будто не слышит. Она не сводит глаз с Джереми.

— Есть у тебя хоть малейшая уверенность в том, что это Люси? Почему ты веришь в то, что она сказала тебе правду?

— Все очень просто, — отвечает он, сжав зубы. — Я позвонил ей на ее мобильник, договорился о встрече, и она пришла в назначенное место.

— Ну конечно! — с издевкой произносит молодая женщина и принужденно хохочет. — Но ведь мы два дня назад обменялись всем, в том числе и мобильниками!

— Неправда! — вопит Люси все более истеричным тоном. — Она снова врет! Телефонами и кошельками мы не менялись.

— Но это очень легко проверить, — спокойно объявляет госпожа Массо. — Покажите каждая свой кошелек!

Джереми отпускает Анжелу, продолжая, однако, следить за ней взглядом, в то время как Люси бежит в гостиную, хватает свою сумку и возвращается с ней в переднюю. И тут волосы встают дыбом у нее на голове: она видит, как Анжела показывает Джереми кошелек, который Люси узнает с первого взгляда. Это тот самый кошелек, который она потеряла на ярмарке!

— Воровка! — взрывается она, стараясь вырвать свою пропажу из рук сестры. — Так это сделала ты? Это ты у меня его украла!

Анжела с невозмутимым видом поворачивается к Джереми.

— Она абсолютно ненормальная! Не знает, что еще придумать, чтобы все поверили в ее россказни!

На этот раз даже Джереми начинает сомневаться. Не говоря ни слова, он переводит подозрительный взгляд с одной женщины на другую. Люси дрожащей рукой протягивает свой новый кошелек, вынув из него удостоверение личности.

— Недавно у меня украли кошелек, — внезапно охрипшим голосом объясняет она ему. — Я не знала, что это сделала Анжела. Мне пришлось сделать дубликаты всех документов. Вот они!

— Она прекрасно могла обратиться в управу, назваться там моим именем и придумать всю историю с кражей, чтобы получить возможность продублировать документы! — объявляет Анжела прокурорским тоном. — Любой полицейский поверит в это, здесь нет ничего удивительного. Она заранее обдумала свой план! Но кошелек, который у меня, настоящий, там фотографии моих детей, все документы, кредитные карты, водительские права.

— Тогда скажи, откуда ты знаешь этот адрес, — внезапно прерывает ее госпожа Массо, в тоне которой звучит насмешка. — Настоящая Люси не могла бы сюда добраться без помощи Джереми. Она не знает ни меня, ни моего адреса. А ты сюда приехала самостоятельно!

— Абсолютно! — нимало не смутившись, обороняется Анжела. — Очень жаль, мадам, что мне пришлось познакомиться с вами при столь грустных обстоятельствах! Когда я поняла, что Анжела украла моих детей, я взяла машину и поехала к ней в Париж, будучи уверенной, что найду их там. Но там никого не оказалось. На мое счастье, консьержка приняла меня за нее и впустила в квартиру. Я оставалась там довольно долго в надежде, что они вот-вот приедут, и тем временем порылась в ее документах, где и нашла ваш адрес. А поскольку сил сидеть и ждать у меня больше не было, я решила ехать сюда, рассчитывая, что вы сможете мне помочь.

— Черт возьми! — взрывается Джереми, которого сложившаяся ситуация все больше выводит из себя. — Ответьте мне тогда: кто из вас явился ко мне сегодня в пять часов утра вместе с детьми?

— Это она! — хором выкрикивают сестры, пальцем указывая друг на друга.

Госпожа Массо и Джереми кажутся окончательно сбитыми с толку. Теряя терпение, мужчина хватает обеих и тащит в гостиную, где усаживает в кресла лицом друг к другу.

— Начнем все сначала, — объявляет он, поворачиваясь к вновь пришедшей. — Расскажи мне подробно свою версию происходящего.

Люси вскакивает с кресла и кидается к Джереми.

— Надеюсь, ты не собираешься принять на веру все, что она тут наплетет? — с безумным взглядом кричит она. — Ее мать только что дала понять: эта женщина не в себе!

Крайне раздраженный столь неуместным заявлением, Джереми меряет ее холодным взглядом.

— Я не знаю, которая из вас больше не в себе, — сухо отвечает он.

Люси, дрожа с головы до ног, смотрит на него с ужасом и разражается рыданиями. К ней тут же подходит госпожа Массо, которая мягко уговаривает ее сесть. Джереми снова поворачивается к Анжеле.

— Ну? — сурово спрашивает он. — Что ты нам расскажешь?

— Два дня назад мы с Анжелой решили поменяться местами, — взволнованно начинает она. — Мы договорились, что…

— Это я уже знаю, — сухо прерывает ее Джереми. — Меня интересует то, что произошло за сегодняшний день.

— Но я уже сказала! — возражает женщина сквозь прорывающиеся слезы. — Я вернулась домой, обнаружила мужа в луже крови, с кишками наружу. И… О господи!

И тоже разражается рыданиями. Лицо госпожи Массо вытягивается, она испуганно оглядывает всех троих.

— Что это за история с мужем в луже крови? Мне никто об этом не говорил! Что это все значит?

Люси с залитым слезами лицом резко поднимается с кресла и указывает на Анжелу пальцем.

— Это она! — истерично визжит она. — Эта полоумная убила моего мужа!

— Неправда! — вопит в ответ другая. — Все было не так!

— Да остановитесь же! — кричит в свою очередь Джереми, становясь между сестрами. — Первая, кто произнесет хоть слово без моего разрешения, заткнется надолго, я обещаю! Не беспокойтесь, мадам Массо, полиция скоро будет здесь.

— Почему вы скрыли от меня, что речь идет об убийстве? — повторяет пожилая дама, начинающая терять присутствие духа. — Все это слишком серьезно!

— Мы не хотели пугать вас. Я прошу потерпеть еще буквально несколько минут, пока не приедет полиция.

Пожилая женщина молча опускает голову и садится на диван, словно не надеясь на собственные ноги.

— Продолжай, — приказывает Джереми той, что не закончила свой рассказ.

— Я не обдумала все как следует! Я была так напугана мыслью, что дети остались с убийцей их отца, что бросилась в машину, только бы поскорее добраться до Парижа. То, что было дальше, я уже рассказала.

— Хорошо, — соглашается он. — Выходит, ты и есть Люси. Ты вернулась домой сегодня утром, обнаружила труп Ива и уехала в Париж. И по твоим же утверждениям, это она, — Джереми поворачивается к Люси и указывает на нее пальцем, — явилась ко мне в пять утра, с детьми. Но в твоем рассказе есть некоторые нестыковки: как ты объяснишь, что, находясь в моем доме — в Париже! — с детьми еще в десять утра, твоя сестра могла оказаться у тебя, то есть в Брюсселе, уже в одиннадцать часов? Ведь я ей звонил всего лишь час спустя? Так быстро невозможно доехать даже на «Талисе».

Услышав это, Люси с надеждой поднимает голову, и из ее груди вырывается вздох облегчения: наконец-то ее сестру уличили в откровенной лжи.

— По какому номеру ты звонил ей? — взвизгивает Анжела, теряя терпение.

— Я звонил на мобильник, — снижая тон, отвечает Джереми.

— Тогда почему ты так уверен, что она действительно была в Брюсселе? Она прекрасно могла находиться и в Париже! Всем известно: чтобы позвонить кому-нибудь за границу, куда бы то ни было, надо набрать код его страны, даже если абонент находится в другом месте. Так что ничего удивительного в том, что ты дозвонился до Анжелы! Говорю же, два дня назад мы обменялись с ней мобильниками. Все очень просто: ты звонишь ей, она называется моим именем и говорит, что находится в Брюсселе, ты назначаешь ей встречу, она освобождается от детей и спокойно отправляется к тебе. Вот и все. Ты уверен, что она и есть Люси, а она пытается свалить на меня убийство Ива.

— Да это вранье! — снова кричит Люси. — Дикое нагромождение лжи! Это она пытается свалить на меня свои грехи!

— Ладно! — вмешивается Джереми, не скрывая раздражения. — Мадам Массо, Анжела — ваша дочь! Можете ли вы ее опознать?

Вконец одурев от происходящего, пожилая дама выходит на середину комнату и начинает внимательно рассматривать сестер.

— Мне очень жаль, — бормочет она с неуверенностью. — Я уже говорила, я не была особенно близка с Анжелой! К тому же они так похожи. Не могу ничего сказать.

После ее слов в комнате воцаряется тягостное молчание. Джереми уже не знает, чему верить. Он чувствует себя утомленным всем происходящим. Переводя взгляд с одной молодой женщины на другую, не может прийти ни к какому выводу. Люси, понимая, что Анжеле удалось заронить зерно сомнения в души Джереми и пожилой дамы, снова впадает в отчаяние. Судьба детей по-прежнему неизвестна, муж убит, и не исключено, что в этом преступлении обвинят именно ее.

— Стерва! — выкрикивает она, бросаясь на Анжелу. — Гнусная змея! Дрянь! Что ты сделала с моими детьми? Где мои малыши?

Вцепившись сестре в волосы, она треплет ее, свободной рукой нанося ей удары и пощечины, в то время как Анжела кое-как пытается отбиться от нападения. Потом, в свою очередь, впадая в бешенство, она начинает колотить сестру, вырывать волосы, царапать лицо, кусать все, до чего может дотянуться. Дерущиеся женщины падают и катаются по полу под звуки собственных криков, жалоб и оскорблений.

Джереми больше не находит в себе сил, чтобы вмешаться. Он устало смотрит на яростно дерущихся сестер, и в этот момент раздается звонок в дверь. Госпожа Массо устремляется в прихожую и впускает троих полицейских. Джереми встает им навстречу, в двух словах объясняя ситуацию:

— Одна из них убила мужа другой. Но мы не можем определить, кто именно. На вашем месте, я забрал бы обеих.

54

Разнимать сестер пришлось полицейским. Когда спокойствие было восстановлено, Джереми и госпожа Массо дали необходимые объяснения. Поначалу полицейские мало что поняли: ни одна из сестер вовсе не походила на классическую убийцу, с которыми им доводилось сталкиваться. Не говоря уж о том, что каждая сделала все возможное, чтобы обвинить в содеянном другую. Иного выхода, кроме как забрать обеих, действительно не было.

Когда сестер доставили в участок, их посадили под замок в разные камеры до тех пор, пока французские власти смогут связаться с бельгийской жандармерией. Ее представители тут же отправились в дом Люси, на месте установив факты убийства мужа и исчезновения детей. На основании полученных данных было заведено уголовное дело, однако следовало дождаться, пока до места преступления успеет добраться судебный эксперт, чтобы определить время убийства.

Между тем наступила ночь. Сидя в камере, Люси испытывала ужасные муки. Как все это могло с ней случиться? Как же она допустила, чтобы всего за двое суток ее жизнь была пущена под откос? С безумным упорством она снова и снова пыталась найти в происшедшем какую-то логику, которая довела ее до обвинения в убийстве собственного мужа и стала причиной жуткой судьбы детей. В порыве ярости бросалась она на дверь камеры, крича о своей невиновности и о том, что ей надо как можно скорее добиться от Анжелы, где та спрятала детей. Но поскольку ответом ей была гробовая тишина, то через некоторое время она без сил повалилась на пол, заливаясь слезами.

Затем все повторялось снова.

Дети. В ее мозгу возникали жуткие картины: вот они одни, насмерть перепуганные, сидят запертые в каком-нибудь подвале, наверняка отвратительном, грязном, темном, сыром. А быть может, они бредут по бескрайнему полю или густому лесу, одни, в темноте, замерзшие, голодные, прижавшись друг к другу и безуспешно взывая к матери о помощи.

Но больше всего ее мучила мысль, что дети могли поверить, будто мама бросила их в беде. Должно быть, они думают именно так. Это невыносимо! Дети доверчиво пошли с Анжелой, не подозревая, что эта женщина, которую они любили больше всего на свете, ведет их к погибели. А в руки палача их передала она, родная мать!

Она задыхалась в стенах камеры, ей казалось, что они медленно сближаются, чтобы в конце концов раздавить ее плоть, раздробить кости, стиснуть сердце, уставшее от этих неимоверных страданий. Она снова поднималась и снова бросалась на дверь камеры, визжа, крича и стуча кулаками до полного изнеможения. Лишь на короткие мгновения приходило успокоение, и тогда физическая боль вытесняла моральные муки. В конце концов усталость взяла свое — и Люси, абсолютно без сил, рухнула прямо на пол.

Что с нею будет? Ее кошмар на глазах становился явью. Никто ей не верит, даже Джереми! Вдобавок в полубредовом состоянии она вдруг вспомнила труп Ива: восковое лицо, застывший в глазах ужас и отрезанный член! Разве она могла сделать такое?

Безумные видения довели ее до того, что она стала сомневаться в самой себе. Да! Какие чувства испытала она при виде мертвого мужа? Ужас, отвращение, страх… Но никакого сожаления! Ей и в голову не пришло оплакивать потерю супруга. Она думала только о детях. А если так, то как она может быть уверена, что не совершала убийства? Все смешалось в голове несчастной женщины. Вернувшись домой прошлым утром, она… Нет, она не помнила. Дикие картины блокировали ее память, как стоп-кадр в кино. Люси помнила, как поднялась на крыльцо, как направилась в спальню, как толкнула ее дверь. И дальше — ничего! Потом видит себя, согнувшуюся пополам, уже в саду: ее рвет. Потом зазвонил телефон, и она поднялась.

На нее накатила новая волна паники. А если и вправду она убила Ива? Ведь сколько раз за эти годы она мечтала о том, чтобы отомстить человеку, заставлявшему ее так страдать от унижения? Убить отца своих детей. Думала ли она об этом в действительности? Да, она смогла бы это сделать, если бы.

Да нет, это невозможно! Она не могла сделать такого, она это знала, чувствовала. Но тогда почему никто не хочет ей верить? И если найдутся дети, то им могут сказать, что она… Нет. Ее дети уверены в том, что ночью они уехали из дому с собственной матерью. Но ведь они могут, сами того не желая, оказаться главными свидетелями обвинения в деле об убийстве отца, поскольку были участниками ночного бегства с места преступления!

Да, вина за весь этот ужас бесспорно лежит на Люси. Все рушится вокруг нее! Какие основания были покидать семейное гнездо глубокой ночью, если не страх перед содеянным?

Люси снова закричала, для нее это была единственная возможность не погрузиться в пучину безумия.

Наконец дверь открылась. Бельгийский судмедэксперт установил момент смерти жертвы: это случилось около часу ночи.

Для Люси это был конец ее голгофы.

Теперь она могла доказать свое алиби, рассказав о том, где провела предыдущую ночь. Молодая женщина сообщила полиции адрес гостиницы в Остенде, где нашла прибежище на эти два дня. С хозяином тотчас связались по телефону, и он подтвердил ее показания: женщина действительно находилась в его отеле до утра.

Час спустя Люси была освобождена: у нее было ощущение, что она просыпается после нескончаемого кошмара.

Оставалось найти детей.

* * *

В то время как Люси в компании Джереми приходила в себя в помещении комиссариата, Анжела начала понемногу сдавать позиции. Новость об освобождении сестры сломала ее. Женщина стала путаться в показаниях, продолжая по-прежнему настаивать лишь на одном: ее зовут Люси и она должна найти детей. Все остальное становилось все более туманным и смутным. Под конец, разразившись рыданиями, она рассказала об изнасиловании.

А спустя несколько минут призналась и в убийстве Ива, которого она при этом не переставала называть «мужем».

Полицейский инспектор задал ей вопрос о детях.

— Они в безопасности, — бесстрашно ответила Анжела.

И замолчала. Ни угрозы, ни уговоры не помогли полицейским добиться от нее каких бы то ни было разъяснений.

— Они в безопасности, — твердила женщина сквозь слезы. — Там, где они находятся, никто не сможет причинить им вреда.

К трем часам ночи ее оставили в покое, позволив немного отдохнуть. Но в данных обстоятельствах полицейские опасались худшего.

* * *

Однако утром Анжела попросилась на допрос сама. Нескольких часов, проведенных в камере в полудремотном состоянии, хватило, чтобы она сдалась окончательно. Казалось, женщина не понимала, зачем она здесь. Ни малейшей попытки бунтовать или возмущаться. И тем не менее Анжела начала с того, что объявила, будто ее очень беспокоит здоровье «ее» детей, и поэтому она готова сообщить, где они находятся, чтобы их могли привезти к «маме». Появилась какая-то надежда. Однако заключенная согласилась говорить только с одним человеком — со своей сестрой. Люси, отказавшуюся покидать полицейский участок, пока Анжела не расскажет все, тут же пригласили в комнату для допросов.

Когда она вошла, Анжела попросила, чтобы их оставили наедине. Люси молча села возле сестры.

Долго они смотрели друг на друга, словно старались прочесть тайные мысли. В соседней комнате не терявшие бдительности полицейские прислушивались к их странному немому поединку. Молчание все длилось и длилось, становясь все более тягостным. Люси, с усталым видом наблюдавшая за сестрой, казалась более спокойной. Но дикое напряжение последних дней безвозвратно ушло, злобы между ними больше не было. Они глядели друг на друга испытующим взглядом, как бы стараясь забрать свое из чужой души.

Наконец Анжела нарушила молчание.

— Ты выиграла, — тихо прошептала она. — Ты займешь мое место и будешь жить с детьми счастливо.

Люси, не переча, покачала головой в знак согласия.

— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросила она.

— Я беспокоюсь о детях.

— Скажи мне, где они. Мы поедем за ними вместе.

— Вместе? — переспросила Анжела, по-детски широко раскрывая глаза.

— Конечно! — подтвердила Люси.

Анжела посмотрела на сестру с нежностью. Внезапно ее лицо омрачилось.

— Но ведь они не разрешат? — произнесла она, кивнув головой в сторону двери.

— А мы им не скажем! — весело воскликнула Люси и улыбнулась. — Мы не будем обращать на них внимания, потому что я — это ты!

— Это правда, — прошептала Анжела, не скрывая своего облегчения.

Сестры заговорщически улыбнулись друг другу. Выждав несколько секунд, Люси спросила:

— Где они?

— У мамы.

55

Джереми жал на газ, машина мчалась по автотрассе. Рядом, полностью погруженная в себя, сидела Люси и сжимала в руках клочок бумаги, который сейчас у нее можно было вырвать только вместе с жизнью. То, что она узнала всего час назад, глубоко потрясло ее. Меньше, чем за сутки, ее жизнь перевернулась во второй раз: она потеряла мужа, зато обрела мать.

Мама!

Анжела скрывала правду — их мать была жива. Выйдя от Джереми прошлым утром, молодая женщина отвезла детей к ней, объяснив, что должна утрясти кое-какие дела.

Вот это была новость! Когда Анжела произнесла слово «мама», Люси поначалу решила, что речь идет о госпоже Массо. Она спросила у сестры, не ошибается ли та, ведь детей в доме ее приемной матери не было. Но Анжела, загадочно улыбнувшись, повторила:

— Дети у мамы.

— У мамы? — тихо и взволнованно переспросила Люси.

— Да, — спокойно ответила Анжела. — У нашей мамы!

Потом, попросив листок бумаги и ручку, она написала имя и адрес и отдала сестре.

Сердце Люси выпрыгивало из груди. Она не сводила с сестры изумленных глаз, в голове все смешалось.

Анжела молчала, глядя на бумажный листок в руках у сестры. Люси попыталась заглянуть ей в глаза, но молодая женщина продолжала смотреть на записку, как будто не желая встречаться с сестрой взглядом.

— Она жива? — заикаясь, спросила Люси, отказываясь верить своим ушам.

Анжела не ответила. Виду нее был отсутствующий, происходящее словно не касалось ее. Люси протянула сестре руку, но та не пожала ее. Замкнувшись в каменном молчании, она отвернулась и попросила отвести ее в камеру.

Таким образом, Люси не удалось узнать о матери больше ничего. Кто она? Сколько ей лет? Какие чувства испытывает по отношению к своим дочерям? Вышла ли она снова замуж? Почему оставила их? Как Анжеле удалось ее разыскать? Почему она скрывала правду от сестры?

Ни на один вопрос Анжела не ответила. Казалось, оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с той, кем она больше не была.

То, что оставалось от прежней Анжелы, теперь принадлежало Люси.

В комнату вошли полицейские. Люси собралась попрощаться с сестрой и, подойдя к ней, попыталась обнять. Но Анжела холодно отстранилась. Деревянным шагом в сопровождении полицейских она вышла из комнаты, даже не взглянув на сестру.

Люси поинтересовалась о том, что ждет сестру. Ей объяснили, что будет следствие и обязательно экспертиза у психолога. Возможна экстрадиция обвиняемой в Бельгию, поскольку преступление было совершено там. И наконец процесс с судом присяжных, где Люси должна будет выступить свидетелем. Ничего больше она сделать для сестры не могла: отныне той займется юстиция.

* * *

Местность, куда направлялись Люси и Джереми, находилась в Луаре, неподалеку от Орлеана. Полицейский инспектор связался с местной полицией, сообщил данный Анжелой адрес, чтобы тамошние служители закона смогли немедленно забрать детей. А Джереми дал свой номер телефона, чтобы им могли сразу же сообщить, в каком состоянии Макс и Леа.

Перед тем как покинуть комиссариат, Люси поинтересовалась у инспектора, какова была бы ее судьба, не подтверди она свое алиби. Инспектор пожал плечами.

— В этом случае процедура идентификации просто заняла бы больше времени. На самом деле близнецы отличаются друг от друга многим, что не видно глазу, и, я уверяю вас, судебная ошибка в данном случае исключается. В случае необходимости истину мог бы установить банальный осмотр у зубного врача или у гинеколога. Прошу простить нас за те неудобства, которые мы вам доставили.

Выйдя из полицейского участка, Люси и Джереми отправились в путь, предварительно завернув к госпоже Массо, которую тепло поблагодарили за помощь.

— Мы еще увидимся? — спросила у Люси пожилая дама, которая явно была взволнована.

— Я вам обещаю!

* * *

На улице вовсю светило солнце. По обе стороны дороги на Орлеан быстро мелькали поля, луга, автозаправки. У Люси было ощущение, что она возвращается к жизни, заново учится владеть своим телом, своими чувствами. Женщина смотрела на дорогу, каждый метр которой приближал ее к детям. И к матери. Время от времени она опускала глаза на листок бумаги, данный Анжелой, и перечитывала несколько слов, написанных на нем.

Аделина Лебрюн. Так зовут ее мать. Аделина. Какое чудесное имя! Теперь, когда она его знала, казалось, что ее мать не могли звать по-другому. Это же очевидно! Люси блаженно улыбалась. Ее дети были у ее матери. Настоящей матери! Той, что дала ей жизнь.

Той, что сегодня, во второй раз, подарит ей новую жизнь.

Но пока все это было еще слишком туманно. Главное — как можно быстрее добраться до Орлеана и найти малышей. Мысли молодой матери были полностью заняты их здоровьем, физическим и моральным.

Зазвонил мобильник Джереми, Люси вздрогнула. Она схватила трубку и прижала ее к уху. На другом конце линии раздался голос, оповестивший о том, что дети найдены — живые и здоровые. Они ждут мать в местном полицейском участке, адрес которой ей сообщили. Люси попросила передать трубку кому-нибудь из детей и немного поговорила с Леа, попытавшись в нескольких словах оправдаться и рассказать о последних событиях, за исключением, разумеется, смерти отца. Она успела сказать девочке главное: покинула их вовсе не мать, а Анжела.

— Я знаю, мама! — ответила девочка.

— Откуда, моя дорогая?

— Да я все знала! Я поняла, что это не ты!

Обливаясь слезами, Люси обещала, что они постараются приехать как можно быстрее. А потом спросила, кто эта женщина, у которой они провели целый день. «Очень любезная дама», — ответила Леа. Сердце у Люси сжалось, она больше не стала ни о чем спрашивать. Она не знала, как сформулировать вопросы, чтобы не выдать своего волнения, чтобы девочка не догадалась, кем на самом деле эта «любезная дама» является. Все надо делать постепенно, не торопясь. Постараться узнать друг друга. И возможно, полюбить. Дать детям время привыкнуть к переменам, что теперь уже неминуемо произойдут в их жизни. Траур по папе, появление новой бабушки, возможно, переезд на другое место жительства.

Отключив телефон, Люси глубоко вздохнула. Ей было одновременно и грустно, и радостно.

56

Несколько часов спустя Люси смогла наконец обнять детей. Она прижимала их к себе, ощупывала, целовала, нюхала, ласкала. По ее лицу катились слезы. Кидаясь от одного к другому, она то крепко обнимала их, то отодвигалась, чтобы взглянуть со стороны. Хорошо ли они себя чувствуют? Не делал ли им кто-нибудь больно? Было ли им страшно?

Судя по словам детей, все обстояло более или менее благополучно. Тетя Анжела немножко сердилась на них, но ни разу не ударила. Да, они немножко боялись, особенно когда она разбудила их ночью, велела одеваться и увезла с собой. У нее были странные глаза, она кричала, подталкивала их, но не делала им больно. Макс спросил у мамы, сердится ли она на него за разбитую посуду.

— На тебя сердилась не мама, — объяснила Леа маленькому братишке. — Это была тетя Анжела.

Макс пожал плечами, пробормотав, что ничего не понимает. Люси обняла его, ласково убеждая, что скоро все будет в порядке.

— А где папа? — снова задал вопрос мальчик, сердито взглянув на Джереми.

Сердце Люси сжалось. Как будто ища поддержки, она обернулась к своему попутчику. Поспешив ей на помощь, тот присел перед мальчиком и погладил его по голове.

— Твой папа болен, ему нужен покой, и к нему сейчас нельзя.

Затем он поднял взгляд на Люси, которая ответила ему грустной признательной улыбкой. Эту тему им предстояло обходить молчанием до тех пор, пока Люси не подготовит подходящей версии. К счастью для нее, ребенок вполне удовлетворился ответом и сосредоточил все свое любопытство на маме.

Когда они вышли из полицейского участка и сели в машину, Люси повернулась к детям.

— А не съездить ли нам к той любезной даме, что вас приютила?

Дети с радостью встретили это предложение.

— Ты увидишь, мама, — восторженно закричал Макс. — Она живет в замке, где живет еще много других дам!

Люси и Джереми удивленно переглянулись.

— Замок? — переспросила она.

— Дом, похожий на замок, — пояснила Леа. — Он такой большой, а внутри очень красивый сад.

— Скоро мы все увидим, — прошептала Люси, стараясь скрыть свое волнение.

Полицейские объяснили им, как проехать. Выехав из Орлеана, надо еще четверть часа ехать по автостраде до развилки, где следует свернуть на проселочную дорогу. А дальше просто ехать прямо, никуда не сворачивая, вплоть до опушки леса.

Джереми вел машину, строго следуя указаниям, в то время как Люси без особого успеха пыталась осмыслить то обстоятельство, что через несколько минут впервые в жизни увидит родную мать. Тяжкие испытания последних дней закалили ее, душа как будто оделась в броню, оставаясь неприступной для сильных эмоций. Да и звук веселого детского щебетанья наполнял ее такой силой и спокойствием, что уже не страшили никакие сюрпризы. В конце концов, может, ее злоключения кончились? Она не успела подготовиться к предстоящей встрече, а потому не испытывала никаких опасений.

Через полчаса, подъехав к указанному месту, сквозь листву деревьев они увидели большое строение.

— Это здесь! — хором закричали дети.

Люси нахмурилась. Перед ней возвышалось благородных очертаний старинное каменное здание, построенное в форме подковы, к которому примыкала деревенская часовня. Здание окружала каменная стена со средневековыми воротами из кованого железа. Вокруг царила атмосфера покоя, безмятежности и тишины, не нарушаемой ни единым звуком. Живописные окрестности, простиравшиеся на сколько хватало взгляда, ласкали глаз теплыми оттенками и зеленью насыщенного тона, побуждавшими к созерцательности и сосредоточению. По другую сторону раскинулся лиственный лес. Было ощущение, что они попали в прошлый век.

Джереми припарковал машину на обочине дороги, и дальше они пошли пешком.

Молодая женщина чувствовала, как ею овладевает волнение, сердце билось часто и гулко. Может ли быть, чтобы ее мать оказалась владелицей такого поместья? Дети бросились бежать по уже знакомой дороге, крича во все горло:

— Аделина! Аделина! Мы здесь!

Пройдя вместе с Люси несколько шагов, Джереми вдруг остановился и схватил ее за руку.

— Люси! — воскликнул он потрясенно. — Ты видишь эту надпись на воротах?

Подняв глаза, Люси прочитала и застыла на месте.

— Монастырь! — словно выдохнула она.

Новость поразила ее. Пройдя еще немного, она попыталась посмотреть, что же находится за воротами. Во дворе здания, между двумя крыльями она увидела монахинь, занимавшихся своими делами: одни прохаживались небольшими группами от одного конца двора до противоположного, другие сидели на каменных скамьях, расположенных вдоль ограды, погрузившись в чтение потрепанных молитвенников. Все были одеты одинаково, не без изящества нося униформу, предписанную уставом здешней общины.

Дети с шумом ворвались во двор. Отделившись от небольшой группы, одна из сестер пошла им навстречу. Дружески приветствуя детей, она ласково касалась их волос. Потом, поглядев туда, куда указывали Макс и Леа, направилась к арке ворот, где стояла Люси. Сделав глубокий вдох, она шагнула навстречу незнакомой монахине. Пройдя несколько метров, Люси почувствовала, как у нее задрожали ноги. Она оглянулась на Джереми, который шел вслед за ней, держась на почтительном расстоянии. Почувствовав ее волнение, он ускорил шаг, чтобы в случае необходимости оказаться рядом. Чувствуя его молчаливую поддержку, Люси твердым шагом подошла к сестре.

— Я хотела бы видеть Аделину Лебрюн, — взволнованно произнесла она.

— Идите за мной.

Сестра повернулась, проводила посетителей к главному входу в здание и, толкнув дверь, слегка отступила, чтобы пропустить их вперед. Они вошли в просторный, с каменным полом, зал, который с обеих сторон заканчивался коридором, терявшимся в полумраке. Свернув налево, сестра быстрым шагом направилась по коридору. Люси не произносила ни слова, всей душой предчувствуя скорую и неизбежную встречу. Ей вспомнились слова Анжелы, так описавшей свое свидание с матерью: сумасшедшая, добровольно согласившаяся на полную лишений жизнь, деревенская затворница среди многих таких же. Сейчас это странное описание представлялось совсем по-другому. Видимо, их мать нашла прибежище в этой религиозной общине, взявшей ее под свою защиту. Люси было непонятно, что заставило сестру скрыть истинное положение вещей и объявить мать умершей. Может, она хотела избавить ее от глубокого разочарования при виде впавшей в безумие старой женщины, которая давно забыла о том, что у нее были дети.

Люси вдруг начала паниковать: в каком состоянии она сейчас увидит свою мать? Еще чуть-чуть, и это перестанет быть тайной.

Навстречу вышли две послушницы, приветствовавшие посетителей кивком головы. Звук их шагов гулко отдавался в коридоре, сопровождаемый тихим шепотом и шуршанием одежды. В помещении стоял запах ладана и святой воды. Особая акустика добавляла происходящему таинственности, как и царящий в глубине коридора полумрак — дневной свет скупо пробивался лишь через небольшие оконца, пробитые на уровне пола.

Дойдя до конца коридора, монахиня остановилась перед массивной дубовой дверью. Постучав два раза, она прислушалась. Через несколько секунд в ответ донесся голос, пригласивший войти. Сестра открыла створку и пропустила посетителей внутрь.

Сердце Люси бешено колотилось.

Она вошла и сделала несколько шагов внутрь залы. Это была большая, ярко освещенная красивая комната, атмосфера которой резко контрастировала с той, что царила в коридоре и прихожей. В центре располагался большой письменный стол из темного дерева, за которым сидела небольшого роста женщина, одетая в платье и головной убор, указывающий на ее высокий сан в церковной иерархии. При виде входящих гостей она встала из-за стола и с ясной и спокойной улыбкой шагнула навстречу. Дети бросились ее целовать. Ласково рассмеявшись, она повернулась к Люси, позади которой стоял Джереми.

Спокойной, размеренной походкой монахиня приблизилась к Люси. Ее одежды не оставляли никаких сомнений относительно того, какую роль она выполняла в этом монастыре. Красивое, хотя и тронутое временем лицо говорило о природной мудрости и спокойствии. Она остановилась возле Люси, и ее усталые черты осветила приветливая улыбка.

Люси потрясенно смотрела на нее сквозь пелену счастливых слез.

— Вы Аделина Лебрюн? — пробормотала она сквозь душившие ее рыдания.

Монахиня спокойно кивнула, сохраняя на лице все ту же лучезарную улыбку.

— Зовите меня «матушка», дитя мое, — ответила она, открывая объятия.

Люси сделала шаг вперед, и женщины крепко обнялись.

* * *

Обычное утро. Дети сидят за столом. Макс, взъерошенный, со слипающимися глазами клюет носом перед своей чашкой какао: он еще не вполне проснулся. Рядом с ним — свежая, с аккуратно расчесанными и заправленными за уши каштановыми волосами, сидит Леа перед тарелкой любимых мюсли. Джереми не может понять, как она умудряется выглядеть с самого утра так, словно провела у туалетного столика несколько часов. Воистину эта девочка — таинственное создание.

Люси, как обычно, спускается вниз без четверти восемь, держа на руках Габриэль, уже одетую, чтобы ехать в ясли. Она сажает девочку на высокий стульчик и подвигает его к столу, чтобы та завтракала рядом со всеми. Сама быстро проглатывает три большие тартинки с вареньем и запивает чашкой кофе с сахаром. Джереми пользуется моментом и проскальзывает в ванную, где, по своему обыкновению, проводит шесть минут — ровно столько, сколько ему нужно, чтобы привести себя в пристойный вид — «вид респектабельного отца семейства», как шутит он сам.

Когда Джереми спускается вниз, Люси заканчивает завтрак, болтая со старшими детьми.

— Я опаздываю, — вздыхает он, бросая взгляд на настенные часы.

— У Орели в субботу вечером вечеринка! — объявляет Леа, исподволь наблюдая за реакцией матери. — Ты позволишь мне пойти, мама?

Люси смотрит на дочь с явным неудовольствием.

— Ты полагаешь, это надо обсуждать именно сейчас?

— Нет, но… Там будут все! Ведь это субботний вечер! Почему бы не пойти и мне тоже?

— Поговорим об этом вечером.

Леа удовлетворенно улыбается: можно считать, что она своего добилась. Люси встает из-за стола, бежит в переднюю, надевает пальто, затем возвращается на кухню и вынимает Габриэль из стульчика.

— До вечера, мои дорогие, — говорит она, нежно целуя Макса и Леа. — Одевайтесь побыстрее, иначе опоздаете в школу.

Джереми провожает жену до двери. Он берет на руки Габриэль, которая в ответ улыбается так лучезарно, что отцовское сердце тает от счастья. Люси тем временем теряет драгоценные минуты на поиски сумочки и ключей.

— У тебя сегодня занятия? — спрашивает она, нежно целуя мужа.

— Два урока фортепиано и один — сольфеджио. Это утром. А потом еще репетиция. Раньше пяти часов я не вернусь.

— Хорошо, значит, я схожу за детьми в школу и за Габриэль в ясли.

— И не забудь, что сегодня Жан-Мишель с Мирандой придут к нам ужинать.

— Не беспокойся, я помню. Я вчера уже все купила, поможешь мне приготовить?

— Можешь на меня рассчитывать.

Забирая крошку-дочь у Джереми, она пользуется моментом, чтобы прижаться к нему и поцеловать его еще раз.

— Ах, ах! Какая любовь!

Макс стоит рядом, брезгливо глядя на родителей.

Люси и Джереми, словно два заговорщика, обмениваются быстрым взглядом.

— А ты? — со смехом спрашивает Джереми. — Ты не будешь целовать свою возлюбленную?

Мальчуган энергично мотает головой.

— Ни за что! Девчонки такие дуры!

— Ну ладно, я побежала! — произносит она, в последний раз целуя Макса в лоб. — Леа! Я ухожу! До вечера, моя дорогая!

Девушка выбегает в переднюю, чтобы поцеловать мать. Макс и Леа встают на цыпочки, чтобы попрощаться с малышкой. Когда входная дверь закрывается за Люси, Джереми торопит детей.

— Ну-ка, быстро! Мы тоже опаздываем!

* * *

Вернувшись домой, Джереми идет на кухню и разваливается на стуле. Он любит это время дня: в доме никого, вокруг умиротворяющая тишина. Скоро явится первый из учеников, а пока что у него есть четверть часа, когда он может предаться блаженной лени. Возможность, которой он очень дорожит.

* * *

Прошло пять лет. Пять долгих лет, в течение которых жизнь не переставала разворачивать перед героями свой удивительный, полный неожиданностей спектакль. С того дня, как Люси встретила свою мать, изменилось многое. Теперь они часто видятся и, если бы их не разделяли столь большие расстояния, виделись бы еще чаще. Они старались получше узнать друг друга, учились ценить, понимать. С юности Аделина Лебрюн решила посвятить свою жизнь Богу, и Люси пришлось принять ее выбор, даже если поначалу это было непросто. В то же время ответ на главный вопрос был дан сразу, так что ненужные оправдания не отягощали их внутреннего диалога. Аделина не хотела обсуждать этот вопрос напрямую. О своем отце, точнее, о родителе Люси до сих пор ничего не знает. Ей известно лишь то, что ужасное событие постигло молодую послушницу как раз в тот момент, когда она готовилась к посвящению. Стала ли она жертвой изнасилования? Может быть. Как бы то ни было, истовая вера ее матери объяснила многое: свернуть с избранного пути для Аделины было немыслимо.

В конце концов между матерью и дочерью, встретившихся после тридцатипятилетней разлуки, установились спокойные, безмятежные отношения. Когда Люси пришлось восстанавливать свою рухнувшую жизнь, она надеялась на поддержку матери, но та оказалась не готова помочь. Монахиня вступала в последнюю пору своей жизни, проведенной в монастыре, который возглавляла уже несколько лет. Вначале Люси надеялась, что они постараются нагнать потерянное время. Но Аделина дала понять, что дочь может рассчитывать лишь на помощь, касающуюся состояния ее души, поскольку менять свою жизнь настоятельница монастыря не намерена. Люси испытала некоторое разочарование и даже горечь: ей было непонятно, как можно было предпочесть Бога собственным детям. Но с течением времени душевная ясность Аделины, ее спокойная ласковость одержали верх. Люси приняла выбор матери и научилась любить ее за то, что воплощала собой эта женщина.

В течение нескольких месяцев с момента их встречи они много разговаривали, часто встречались, понемногу раскрываясь друг перед другом. Несмотря на плотную завесу молчания, скрывавшую обстоятельства нежелательной беременности, Аделина поведала дочери о том периоде ее жизни. Конечно же, решение покинуть своих детей далось ей нелегко, но мысль отказаться от миссии служения Всевышнему казалась еще более ужасной. Свою беременность она восприняла как посланное ей испытание. А когда узнала, что у нее будет двойня, попыталась постичь высший смысл, который усматривала в своем несчастье. Тогда Аделина решила, что ее душа стала местом, где сошлись в схватке счастье и печаль, которые, подобно демонам, оспаривали друг у друга ее плоть. Именно поэтому она и назвала девочек Анжела и Люси.

Впервые на след своей биологической матери Анжела напала в 2001 году. Узнав о той жизни, что вела Аделина, и поняв причину, побудившую ее отказаться от детей, дочь решительно взбунтовалась против выбора матери. Несокрушимое спокойствие Аделины не оказывало умиротворяющего воздействия на нее — напротив, оно лишь еще больше разжигало гнев. Болезненно ревнивая, яростно отказывающаяся делить свою мать с кем бы то ни было, Анжела так и не простила ее. Более того, молодая женщина решила, что если она не может насладиться материнской любовью, то и никто другой не должен иметь на это права. Особенно это касалось Люси! Не желая испытывать постоянных сожалений, Анжела предпочла вовсе вычеркнуть из своей жизни память о недостойной родительнице.

Она постаралась убедить себя в том, что ее мать умерла. И в конце концов поверила в это.

* * *

Вернувшись в Брюссель, Люси пришлось столкнуться с громадными переменами в своей жизни. Поменяв место жительства, она поселилась в квартире на улице Испании, откуда было недалеко возить детей в школу. Похороны Ива стали еще одним серьезным испытанием. А кроме того, ей пришлось срочно подыскивать себе работу, чтобы иметь возможность содержать детей без посторонней помощи. Парадоксальным образом свалившиеся на нее заботы в конечном счете помогли наладить новую жизнь. Максу и Лее тоже пришлось нелегко: они должны были привыкнуть к пустоте, оставленной в их душах уходом отца, а также к определенным материальным трудностям, о которых до тех пор семья не знала. Миранда, Жан-Мишель, Мирей и Жак старались быть рядом и поддержать Люси с детьми свойственной им дружеской энергией и любовью.

Узнав о том, что пришлось пережить за эти годы приемной дочери, Мирей и Жак были потрясены. Пришлось пережить долгие разговоры, расспросы и признания, прежде чем эта страница жизни Люси наконец перевернулась. Мирей без особой ревности встретила появление биологической матери своей девочки — после нескольких встреч она нашла ее очаровательной.

Что же касается Анжелы, то врачи признали ее психически нездоровой, а следовательно, не несущей ответственности за содеянное, и это помогло ей избежать суда присяжных. Ей был предписан курс специального лечения. Люси добилась, чтобы сестру поместили в клинику, расположенную неподалеку от ее дома, в окрестностях Брюсселя. Казалось, Анжела наконец обрела душевный покой. Она продолжала называть себя Люси, постоянно интересовалась жизнью «своих» детей, оплакивала смерть «своего мужа», но прежней агрессивности уже не было. Через несколько лет врачи стали говорить о полном излечении. А теперь Анжеле позволяли бывать с семьей на праздниках, а также ездить с ними на каникулы в июле и августе, но делали это всегда под ответственность сестры. Мишель Массо тоже время от времени навещала ее, однако разорванные много лет назад отношения полностью так и не восстановились. И все же пожилая дама простила Анжелу, обретя наконец душевный покой.

Все это время Джереми постоянно присутствовал в жизни Люси, помогая преодолевать выпавшие на ее долю трудности. Любовь между ними возникла не сразу. Она рождалась постепенно, от месяца к месяцу, ото дня ко дню. Не желая себе в этом признаться, Джереми испытывал ощущение, что в лице Люси обрел наконец ту, в которую так сильно влюбился в юности. В Анжелу, которую когда-то считал женщиной своей жизни. Он гнал от себя эту мысль, отказываясь верить, будто судьба оказалась настолько хитроумной, что сыграла с ним такую шутку.

И все же…

Что, если Люси — это Анжела? А Анжела — Люси? Ведь наша идентичность — всего лишь способ упорядочить жизнь человеческого общества. Да, женщину, с которой он жил, звали Люси, вдова Жилло, а ныне супруга Джереми Лаво. В этом не было никаких сомнений, но тем не менее он испытывал странное чувство. Те несколько месяцев, что они тесно общались втроем, сестры не переставали играть в некую игру, имевшую целью запутать себя и окружающих. Они тщательно старались затушевать малейшую разницу между собой, чтобы стать единым целым. Одна была хрупкой и уступчивой, другая — решительной и властной, но, используя свое сходство как инструмент, они настойчиво лепили из двух личностей одну, пока всемогущая судьба не разрушила этот замысел, увенчав их историю собственной развязкой.

Что теперь? В личности Люси присутствуют черты Анжелы. А личность Анжелы впитала многое от Люси.

Непохожие по характеру, но действовавшие заодно, они в конце концов потеряли друг друга, хотя старались обрести.

* * *

Три года спустя Люси и Джереми поженились.

В тот момент, когда души их настолько сблизились, что им стало трудно прятать свои чувства, Джереми решился положить конец сомнениям, смущавшим его покой. Да, он любил ее такой, какой она была: с ее силой и слабостью, со всем пережитым, со всем прошлым. Живя рядом с Люси, он не переставал испытывать волнение и смущение — она покорила его. И так была похожа на Анжелу! Ее жесты, взгляд, манера закусывать нижнюю губу в трудный момент, тембр голоса, интонации, смех, тело, лицо. Эта женщина после долгих испытаний обрела покой, как будто Анжела прежних дней нашла наконец свое место в жизни. Как будто Люси тех далеких времен стала наконец хозяйкой собственной судьбы.

Но кем все-таки она была на самом деле?

Ни Анжелой его юности, ни вчерашней Люси.

Ее ближайшее окружение сходилось в одном: она изменилась. Стала более сильной, зрелой, уверенной в себе. Более решительной. И более серьезной тоже.

Джереми иногда расспрашивает Мирей или Миранду о прошедшем, если оно напоминает о себе. Узнает ли он что-нибудь новое? Почти ничего. Всего лишь какой-то штрих к известной истории о лжи, ревности, соперничестве, недосказанности и лицемерия.

История одной тайны.

И какая в сущности разница.

Женщина, с которой он делит сегодня свою жизнь, — единственная и неповторимая.

Это главное, в чем он уверен.

И этого ему вполне достаточно.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

М.: Прозерпина, 1994. Пер. с польск. Д. Горбов. (Здесь и далее — прим. переводчика.)

(обратно)

2

Город Брюссель является центральной частью так называемого большого Брюсселя — Брюссельской агломерации, которая приблизительно в четыре раза больше собственно Брюсселя.

(обратно)

3

Буа де ля Камбр — парк на юго-западе бельгийской столицы.

(обратно)

4

Одергем (Auderghem) — одна из коммун Брюсселя.

(обратно)

5

Расстояние в 300 километров между Парижем и Брюсселем экспресс «Талис» преодолевает за 1 час 25 минут.

(обратно)

6

«Девушки из Рошфора» («Les Demoiselles de Rochefort») — мюзикл Мишеля Леграна, режиссер Жак Деми. В фильме есть «Песня двойняшек».

(обратно)

7

Дом, милый дом (англ.).

(обратно)

8

Мягкий, пристойный (англ.).

(обратно)

Оглавление

РАСКАТЫ ГРОМА

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

МОЛНИЯ

  25

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

ЛИВЕНЬ

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

ГРОМКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ НЕДОВОЛЬСТВА

  48

  49

  50

  51

  52

  53

  54

  55

  56 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg