«Алекс Кросс. Территория смерти»

Алекс Кросс. Территория смерти (fb2) - Алекс Кросс. Территория смерти (пер. Александр Петрович Кашин) (Алекс Кросс - 14) 1186K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джеймс Паттерсон

Джеймс Паттерсон АЛЕКС КРОСС. ТЕРРИТОРИЯ СМЕРТИ

Посвящается Джил и Эйви Глейзер

Пролог Налет

Глава первая

Джорджтаун, Вашингтон, округ Колумбия.

Семейство носило фамилию Кокс. Муж и глава семьи работал судебным адвокатом и пользовался широкой известностью, но главным объектом нападения была выбрана жена, Элли Рэнделл Кокс. Время нападения — сегодняшний вечер, прямо сейчас, в крайнем случае через пару минут. Сегодня день выплаты жалованья. Лучше и не придумаешь.

Убийца по прозвищу Тигр, шести футов и шести дюймов ростом, весил двести пятьдесят фунтов. Раздав своим парням пушки и по щепотке кокаина для поддержания боевого духа, он коротко проинструктировал их:

— Мать семейства — моя. Вы же прикончите всех остальных.

Помимо главной, была и второстепенная цель: запугать американских обывателей, особенно тех, кому неймется, беспокойных, нервных. Уж кто-кто, а Тигр хорошо знал, как американцы трясутся за своих близких, боятся вооруженных налетов на дома и квартиры, когда хладнокровно вырезают целые семьи. Обыватель в Америке подчиняется многочисленным правилам, диктующим ему, как надо жить. И лучший способ заставить его ужаснуться — нарушить все до одного эти освященные временем, традицией и законом правила, которые Тигр искренне считал глупыми.

Он расположился поблизости от дома, наблюдая сквозь прорези в деревянных жалюзи на окнах первого этажа за передвижениями обитателей, словно рассеченных горизонтальными линиями и, конечно, не имевших ни малейшего представления о том, что с улицы за ними следят убийцы.

Парни нервно ждали, когда он отдаст приказ действовать; Тигр же выжидал, когда интуиция подскажет ему, что пора начинать.

— Выдвигаемся, — наконец произнес он. — Все к дому!

С этими словами Тигр, слегка согнув ноги в коленях, перешел на бег. Вырвавшись из скрывавшей его и подельников тенистой купы вечнозеленых деревьев, он бежал так быстро, что ноги у него мелькали, как лопасти пропеллера.

Преодолев одним огромным прыжком все ступени лестницы, Тигр оказался у двери и нанес по ней три таких мощных удара, что она распахнулась настежь, едва не слетев с петель, после чего банда убийц из пяти человек ворвалась в дом.

Среди парней не было ни одного старше семнадцати. Они влетели в гостиную и сразу же открыли огонь из пистолетов типа «беретта», беря высоко и буровя пулями потолок. Некоторые для устрашения размахивали большими охотничьими ножами и выкрикивали ругательства и команды, впрочем, почти недоступные для понимания, поскольку убийцы плохо говорили по-английски. По крайней мере куда хуже Тигра.

Находившиеся в доме дети заверещали. Их отец-адвокат вскочил с кресла и попытался прикрыть малышей своим рыхлым полным телом.

— Жалкий человечишка! — заорал на него Тигр. — Ты даже не в состоянии защитить свою семью в собственном доме.

Через пару минут членов семьи согнали к камину в гостиной. Его полка и стенки были почти сплошь залеплены поздравительными посланиями, адресами и открытками с надписями вроде: «Мамочке в день рождения», «Моей дорогой и любимой Элли» или «С пожеланиями счастья, добра и света».

Тигр вытолкнул вперед самого юного из убийц, почти ребенка, выбравшего себе прозвище Найк и наделенного своеобразным чувством юмора.

— Ну, приступай к делу, — сказал ему Тигр.

Парнишке едва исполнилось одиннадцать, но, несмотря на возраст, он отличался редким бесстрашием и чувствовал себя в опасных ситуациях так же свободно, как крокодил в реке.

Подняв пистолет, казавшийся вдвое больше его руки, Найк не моргнув глазом выстрелил прямо в лоб дрожавшему от ужаса отцу семейства.

Прочие члены банды разразились громкими одобрительными кликами и снова начали стрелять во все стороны, дырявя пулями антикварную мебель, зеркала и оконные стекла. Дети Коксов захлебывались от рыданий и держались за руки, чтобы не было так страшно.

Один из наиболее жестоких и привычных к таким разборкам парней, в фуфайке с эмблемой баскетбольного клуба «Хьюстонские ракеты», выпустил почти весь магазин в экран большого телевизора, после чего, перезарядив оружие, крикнул:

— Круши тут все к чертовой матери!

Глава вторая

Наконец мать семейства, она же «дорогая и любимая Элли», которой домашние желали «счастья, добра и света», сбежала, пронзительно крича, по лестнице в гостиную, надеясь спасти детей.

— Не трогайте малышей! — воскликнула она, обращаясь к высокому и мускулистому главе банды. — Я знаю, кто вы такой!

— Конечно, знаете, мамаша. — Тигр улыбнулся высокой и дородной, похожей на римскую матрону женщине. На самом деле у него не было желания причинять ей зло. Он просто выполнял свою работу. К тому же эта работа очень хорошо оплачивалась и представлялась чрезвычайно важной неким субъектам, обитавшим здесь же, в Вашингтоне.

Увидев мать, дети бросились к ней, и начался переполох, чем-то напоминавший игру в «кошки-мышки». Парни Тигра стали стрелять по дивану, за спинкой которого укрылись визжащие маленькие американцы, пробираясь к матери.

Когда дети выбрались из-за дивана, Тигр схватил сына Элли за шиворот и поднял. Более умная девочка, воспользовавшись тем, что внимание налетчиков сосредоточено на ее брате, побежала вверх по лестнице, сверкая маленькими розовыми пятками.

— Беги, детка! — крикнула ей вслед мать. — Выбирайся из окна спальни на крышу и спускайся по водосточной трубе. Беги, не останавливайся!

— Ничего у нее не получится, — отрезал Тигр. — Сегодня никто из этого дома не выйдет!

— Отпустите маленьких! — взывала к убийцам женщина. — Позвольте им уйти. Ведь это всего лишь дети.

— Вы знаете, кто я такой, — произнес Тигр. — И понимаете, чем все это кончится. И раньше догадывались — в глубине души. Теперь же собственными глазами взгляните на то, что навлекли на себя и своих близких. Помните: все это произошло по вашей вине.

Часть первая Опоздание

Глава первая

Сложнее всего докопаться до сути таинственных или загадочных событий, когда приезжаешь на место происшествия слишком поздно. В таких случаях обычно не хватает свидетельств, что затрудняет интерпретацию произошедшего. При таких условиях восстановить ход событий и точно проиграть их в сознании от начала и до конца удается лишь благодаря озарению или большой удаче.

Окруженный полезными и удобными атрибутами цивилизации, я вел по дороге свой «Мерседес R-350», думая о том, как странно и неприятно ехать сейчас на место преступления. Прибыв туда, я выбрался из машины. У меня не было ни малейшего желания вновь созерцать темную сторону действительности.

«Уж не стал ли я со временем слишком мягким и изнеженным для всего этого?» — подумалось мне, но я тут же отбросил эту мысль. Не такой уж я слабак, в конце концов. Если разобраться, я парень довольно твердый, упорный и совершенно не склонный к компромиссам.

А потом я начал размышлять о том, что особенно ужасны бессмысленные и ничем на первый взгляд не спровоцированные кровавые преступления вроде этого. Все говорило о том, что жертвы выбраны случайно, под воздействием мгновенного импульса. По крайней мере так считали те, кто оказался здесь раньше меня, и именно это сообщили мне, позвонив по телефону домой.

— Там все очень печально, доктор Кросс. Пять жертв. Похоже, вырезана целая семья.

— Знаю.

Одним из моих первых собеседников оказался знакомый молодой офицер Майк Феско. Он встретил меня у подъездной дорожки дома, где произошло преступление. Дом находился в Джорджтауне недалеко от университета, который я посещал еще совсем молодым человеком и начинающим студентом, а впоследствии всегда с удовольствием вспоминал по множеству разных причин. Впрочем, главным было то, что Джорджтаунский университет позволил мне понять, кто я такой и чего хочу добиться в этой жизни.

Судя по всему, молодого патрульного страшно потрясло увиденное. Еще бы! Из-за рядовых убийств, постоянно происходящих в этом городе, начальство по воскресным дням в одиннадцать часов вечера мне не звонит.

— Ну и что мы знаем об этом деле на данный момент? — спросил я у Феско, помахав своим значком перед носом другого патрульного, прислонившегося к дереву. После этого я поднырнул под желтую ленту, огораживавшую место преступления, и оглядел фасад трехэтажного дома в колониальном стиле. Красивый дом, ничего не скажешь. И расположен удобно — в двух шагах от Кембриджской площади и в квартале от южной части Монтроуз-парка.

Около подъездной дорожки начали собираться соседи и любители поглазеть на действия полиции, а если повезет — то и на трупы. Судя по пижамам и халатам, эти люди только что поднялись с постели и пришли сюда узнать, что происходит. К счастью, пока они держались на почтительном расстоянии от места событий и представителям власти не мешали.

— Только то, что убита семья из пяти человек, — произнес Феско. — По фамилии Кокс. Имя отца семейства Рив, матери — Элеонор, сына — Джеймс. Их мы нашли на первом этаже. Дочерей же, Николь и Клару, на третьем. В доме повсюду лужи крови. Вероятно, их сначала застрелили, а потом основательно покромсали ножами, после чего оставили валяться как негодный мусор там, где прикончили.

«Оставили валяться как негодный мусор». Мне очень не понравились его слова. Такое не должно происходить. Ни в красивых домах вроде этого, да и вообще нигде.

— Старшие офицеры на месте? Кто занимается делом? — спросил я.

— Детектив Стоун на верхнем этаже. Она-то и попросила меня встретить вас и вкратце обрисовать ситуацию. Судмедэксперты еще в пути. Кажется, их двое или трое. Боже, какая ужасная ночь!

— Это вы верно заметили.

Бри Стоун считалась звездой отдела тяжких преступлений и была одним из тех детективов, с которыми мне особенно нравилось работать в паре. Возможно, потому, что мы с ней и в самом деле составляли пару, то есть находились в близких отношениях уже более года.

— Сообщите детективу Стоун о моем приезде, — сказал я. — Передайте также, что я начну осмотр с помещений на первом этаже, а потом поднимусь к ней.

— Ясно. Будет исполнено, сэр. — Феско проводил меня до главного входа. Рядом трудился над снятой с петель дверью эксперт из технического отдела, исследовавший нанесенные ей повреждения и замочную скважину.

— Дверь, разумеется, взломали, — заметил Феско и вспыхнул. Наверное, потому, что это было очевидно. — Также на третьем этаже обнаружен открытый люк, выводящий на крышу. Не исключено, что налетчики покинули дом, воспользовавшись этим люком.

— Налетчики? Сколько, по-вашему, их было?

— Полагаю, трое как минимум. Сужу по количеству трупов и общему причиненному ущербу. В жизни не видел такого разгрома, сэр. Если вам при осмотре понадобится помощь, только скажите…

— Если понадобится, скажу. Но обычно осматриваю место преступления один, чтобы максимально сконцентрировать внимание на деталях.

Моя репутация привлекала молодых копов, полагавших, что я расследую только особо важные дела. Это имело свои преимущества, поскольку помощь иногда бывает нелишней, но в данном случае я решил все исследовать сам. Судя по серым лицам и стеклянным глазам экспертов из технического отдела, то и дело выходивших из задней двери, чтобы перевести дух, мне предстояло узреть чрезвычайно мрачную картину.

Похоже, я недооценил происшедшее. Ничего удивительного: из телефонного разговора я узнал слишком мало, чтобы делать серьезные выводы. В реальности убийство этой семьи представлялось более зловещим преступлением, чем я думал поначалу.

Куда более зловещим.

Глава вторая

Они хотели кого-то напугать, размышлял я, входя в ярко освещенный и со вкусом декорированный альков. Но кого? Не мертвецов же? Определенно не ту несчастную семью, которую вырезали бог знает по какой причине.

Первый этаж поведал мне о многом. Мрачная душераздирающая история давала некоторое представление о том, что здесь случилось. Почти вся мебель в гостиной и столовой была перевернута или варварски повреждена. В стенах зияли большие дыры, окруженные многочисленными отверстиями меньшего диаметра. Под ногами хрустели осколки старинной хрустальной люстры и канделябров, устилавшие яркий ковер с восточным орнаментом.

Пока ясно одно: раньше я с подобными делами в своей практике не сталкивался, поскольку многие совершенные здесь злодеяния напрочь лишены логики, да и вообще какого-либо смысла. По крайней мере с моей точки зрения.

Изрешеченные пулями большой честерфилдский диван и такая же софа отодвинуты к стене, чтобы освободить место перед камином. Именно в этом месте преступники и свалили трупы убитых ими людей. «Как негодный мусор», вспомнились мне слова молодого детектива.

Хотя за годы профессиональной деятельности я видел разные виды, от этой чудовищной сцены я замер, а сердце пропустило удар.

Как и говорил Феско, здесь находились трупы отца, матери и сына. Убийцы уложили родителей на спину, а поверх швырнули тело ребенка. Все трое смотрели мертвыми глазами в потолок. Повсюду виднелись потеки и брызги крови: на мебели, на стенах — даже на потолке. Под трупами же натекла целая лужа. Этих бедняг искромсали каким-то холодным оружием, и так основательно, что лишили их даже частей тел.

— Господи, Господи, Господи… — безостановочно бормотал я. То ли молился, то ли проклинал преступников, а скорее всего и то и другое.

Один из экспертов по снятию отпечатков, которого я, ошеломленный увиденным, не заметил, едва слышно прошептал:

— Аминь…

Я даже не повернул головы в его сторону. В таких ситуациях больше думаешь о том, как бы не повредиться в рассудке, чем о присутствующих. Подавив острое желание опрометью бежать из этой ужасной комнаты, я еще раз окинул ее взглядом.

Расположение пятен крови наводило на мысль, что с жертвами расправились по отдельности и в разных местах, а уж потом перетащили трупы к камину, своеобразному центру комнаты.

Что-то, вернее, кто-то распалял и поддерживал ярость людей, решившихся на такое чудовищное злодеяние, и я мысленно согласился с Феско, считавшим, что в преступлении участвовали несколько налетчиков — как минимум трое. О том же свидетельствовали множественные повреждения, нанесенные людям и вещам. Но что же здесь произошло? Какова причина злодеяния? Наркотики, стремление совершить некий ритуал или временное помешательство?

Коллективное помешательство?

Я складывал эти непричесанные мысли в сундук своего подсознания, надеясь позже основательно проанализировать их. Сначала методическое исследование, а догадки по поводу мотива — позднее.

Я медленно обошел трупы, стараясь идти по сухому паркету и не наступить ненароком в лужу крови или на отсеченные члены. Никакой системы в нанесении ранений и убийствах в целом я не обнаружил.

Мальчику перерезали горло, отцу влепили пулю в лоб, а голова матери была повернута под неестественным углом, что наводило на мысль о сломанных шейных позвонках.

Двигаясь по окружности, я замкнул кольцо, чтобы получше рассмотреть лицо матери. Теперь она, казалось, смотрела прямо на меня, и в мертвых глазах мне померещился слабый отблеск надежды на то, что я спасу ее. Я наклонился к ней еще ближе и внезапно ощутил озноб и слабость в ногах, ибо отказывался верить в то, что увидел.

Нет, Господи, нет! Такого не может быть…

Я сделал шаг назад, наступил во что-то скользкое и потерял равновесие. Падая, инстинктивно выставил вперед обтянутую перчаткой ладонь и угодил ею в лужу крови.

Это была кровь Элли Рэнделл. Не Кокс, но Рэнделл!

Я знал ее. Вернее, когда-то знал.

Элли считалась моей девушкой в те давние годы, когда мы с ней учились в Джорджтаунском университете. Более того, она была моей первой любовью.

И вот теперь Элли убили. Вместе со всей ее семьей.

Глава третья

Эксперт из технического отдела поспешил мне на помощь, но я уже вскочил на ноги, спрашивая себя, не ошибся ли насчет Элли.

— Со мной все в порядке. Просто поскользнулся… Напомните мне, как фамилия этой женщины? — спросил я техника.

— Кокс, сэр. В гостиной трупы членов семьи Кокс: Рива, Элеонор и их сына Джеймса.

Ну конечно, Элеонор Кокс. Все верно. Я вспомнил. Сердце у меня бешено забилось, глаза наполнились слезами. Когда мы с ней познакомились, ее звали Элеонор Рэнделл. Эта умная симпатичная студентка старшего курса исторического факультета пришла к нам, первокурсникам, чтобы собрать подписи под петицией против апартеида. Кто бы мог вообразить, что она закончит свое существование таким вот образом?

— Могу чем-нибудь помочь вам, сэр? — спросил Феско, уже вернувшийся на первый этаж и жаждавший оказать мне содействие.

— Да… Принесите мешок для мусора, что ли…

Скинув ветровку, я старательно обтер ею с себя кровь, после чего засунул ее в пластиковый мешок, принесенный Феско. Затем направился к выходу, решив не оставаться в гостиной. По крайней мере сейчас.

Выйдя из комнаты, я увидел спускавшуюся со второго этажа Бри.

— Алекс? Господи! Что с тобой?

Я знал, что, начав объяснять, обязательно пущусь в ненужные и долгие воспоминания.

— Поговорим об этом позже, ладно? — сказал я. — Ну, как там дела наверху?

Бри окинула меня странным взглядом, но других вопросов задавать не стала.

— Такие же, что и внизу. Иными словами, картина печальная. На третьем этаже обнаружены еще двое детей. Полагаю, они пытались спрятаться от убийц или убежать, но не смогли.

Я стал подниматься по лестнице, теперь уже в сопровождении Бри. Полыхнула фотовспышка, осветившая стены, ступени и перила. Я никак не мог оправиться от шока, и все вокруг казалось мне призрачным и нереальным. Складывалось впечатление, будто я наблюдал за происходящим со стороны и по лестнице поднимались не мы с Бри, а какие-то другие люди. «Убили Элли, подумать только». Это не укладывалось у меня в голове.

— Интересно, что на лестнице следов крови нет. Как и в холле, — заметил я, пытаясь сосредоточиться на фактах и продолжить по возможности свою работу. На лестнице стоял пронизывающий холод. Вероятно, потому, что на третьем этаже был открыт люк, выводивший на крышу. Хотя сегодня только третье ноября, синоптики обещали ночью около ноля, в лучшем случае, плюс один. Похоже, погода тоже малость сошла с ума.

— Алекс?

Бри обогнала меня и стояла в дверном проеме комнаты на третьем этаже. Когда я подошел к ней, она не сдвинулась с места, загораживая мне путь.

— Ты в порядке? Уверен, что в состоянии работать? — тихо спросила она, чтобы ее не слышали сотрудники отдела технической экспертизы.

Я кивнул и поверх ее плеча заглянул в комнату.

За спиной Бри на маленьком коврике овальной формы лежали крест-накрест тела двух маленьких девочек. Находившаяся в комнате кроватка под белым балдахином была полностью разрушена, даже, я бы сказал, раздавлена, и на полу валялись ее обломки. Казалось, кто-то очень тяжелый прыгал на ней, пока она не развалилась.

— Не волнуйся. Сейчас успокоюсь, — сказал я. — Хочу взглянуть на то, что здесь произошло. Пора уже задаться вопросом, что все это значит. К примеру, зачем кому-то понадобилось прыгать на этой кроватке?

Глава четвертая

Но я еще даже не осознал происшедшее. Почему убили семью из пяти человек? Я не мог ответить на этот вопрос. Тем более в эту ночь. Возможная мотивация убийств вызывала у меня ничуть не меньшее недоумение, чем у всех тех, кто прибыл на место преступления.

Проблема показалась мне еще более сложной и загадочной, когда через час сюда явились два офицера ЦРУ. Они обошли дом и, увидев царившую вокруг суету, сели в машину и укатили. Интересно, что нужно здесь представителям Центрального разведывательного управления?

Мы с Бри приехали ко мне домой на Пятую авеню, когда стрелки часов показывали половину четвертого утра. В тишине дома я слышал доносившееся из спальни громкое сопение малыша Али, и уверяю вас, что эти привычные мирные звуки подействовали на нас умиротворяюще.

Нана оставила в еще теплой духовке завернутые в салфетку четыре плюшки с орехами и изюмом, оставшиеся от десерта. Мы взяли их и отправились к себе наверх, прихватив заодно бокалы и полбутылки вина.

Прошло два часа, а я все еще не мог уснуть, и в голове у меня царил самый настоящий хаос. Очевидно, Бри испытывала нечто подобное, поскольку вскоре приподнялась на локте, зажгла стоявшую на прикроватной тумбочке лампу и увидела, что я сижу на краю постели, спустив ноги на пол. Я ощутил ее прикосновение к своей спине и теплое дыхание у себя на шее.

— Ты поспал хоть немного? — спросила она.

Вряд ли, задавая вопрос, она имела в виду именно это.

— Я знал мать семейства, Бри. Мы вместе учились в Джорджтаунском университете. Такое не могло, не должно было с ней случиться.

Бри вздохнула:

— Мне очень жаль, Алекс. Почему ты не сказал об этом с самого начала?

Я пожал плечами.

— Не уверен, что в состоянии говорить на эту тему даже сейчас.

Бри обняла меня за плечи.

— Тогда не говори. А если все-таки захочешь, помни: я рядом и всегда готова выслушать тебя.

— Мы с ней очень дружили. Более того, по меньшей мере год считались парой. Конечно, с тех пор прошло много лет, но… — Я не закончил фразу. Собственно, что «но»? И почему я замолчал? В конце концов, мы с Бри уже взрослые люди. — Я любил ее, Бри. Поэтому никак не могу прийти в себя.

— Нет желания отказаться от этого дела?

— Нет. — Признаться, я уже задавал себе подобный вопрос. И дал на него такой ответ. И столь же быстро.

— У меня есть возможность подключить к расследованию Сэмпсона или кого-то еще из отдела тяжких преступлений, так что ты сможешь быть на вторых ролях…

— Бри, я не могу отказаться от этого дела.

— Это дело? — спросила она, ласково погладив меня по руке. — Почему оно так важно для тебя, Алекс?

Я глубоко вздохнул. Знал, к чему клонит Бри.

— Не из-за Марии, если ты намекаешь на это. — Мою жену Марию застрелили, когда наши дети были еще совсем маленькими, но я успешно завершил расследование совсем недавно, а в промежутке страдал, испытывая сильнейшее чувство вины. Но Мария была моей женой, и я очень любил ее. Ситуация же с Элли представляла собой нечто совсем иное. Так что я эти два дела не смешивал. По крайней мере так мне казалось.

— О’кей. — Бри продолжала нежно поглаживать меня. — Чем тебе помочь?

Я поцеловал ее в щеку.

— Просто побудь рядом. Ничего другого мне сейчас от тебя не нужно.

— Побуду. — Бри снова крепко обняла меня.

В объятиях Бри я довольно скоро уснул. И проспал целых два часа.

Глава пятая

— Я краем глаза видела «розовую» газету, — сказала Бри, намекая на некое женское издание.

— Она вон там. — Али почти сразу заметил ее. — Я тоже ее вижу. Она и вправду розовая. Какая-то странная газета, правда?

К удивлению и радости моих близких, на следующее утро после обнаружения трупов Элли и членов ее семьи я задержался дома, чтобы проводить детей в школу. Вообще-то я был не прочь провожать их туда хоть каждый день, но почти всегда что-то мешало: или работа, или какое-нибудь другое неотложное дело. Но сегодня я нуждался в положительных эмоциях. Хотелось внести в свою жизнь освежающую струю: глотнуть прохладного чистого воздуха, увидеть улыбки детей и услышать хихиканье Али.

Дженни, почти завершив неполное среднее образование, готовилась к переходу в школу высшей ступени. Али только начинал постигать школьную премудрость. В это утро, глядя на своих детей, я думал о бесконечном круговороте жизни. Элли и вся ее семья отправились к праотцам, тогда как мои ребятишки собирались в школу и отлично себя чувствовали.

Приняв вид строгого заботливого отца, не чуждающегося, впрочем, доброй шутки, я спросил:

— Кто следующий?

Вперед выступила Дженни и, одарив нас с Бри хищной улыбкой, произнесла:

— А я краем глаза видела РЛДОК!

— Что такое «рлдок»? — Али чуть из штанишек не выпрыгивал — до того это заинтересовало его — и словно марионетка вертел во все стороны головой, надеясь это самое «рлдок» увидеть.

Дженни торжествующе пропела:

— РЛДОК — это разнополые люди, делящие одну комнату.

Слово «разнополые» она произнесла, понизив голос и повернувшись к нам с Бри, словно считала его слишком «взрослым» для своего маленького братишки. Возможно, не для него одного, поскольку я вдруг почувствовал, что у меня вспыхнули щеки.

Бри стиснула плечо Дженни:

— От кого ты нахваталась подобных загадок?

— Черизи Джей сказала. Ее мама часто использует это сокращение, когда говорит о вас. А еще ее мама говорит, что вы живете во грехе — вот!

Мы с Бри обменялись взглядами поверх макушки Дженни. Я догадывался, что рано или поздно услышу нечто подобное. Мы с Бри были вместе уже больше года, и она проводила довольно много времени в доме на Пятой улице. В том числе и по той причине, что детям нравилось, когда Бри приходила к нам. Признаться, мне это тоже нравилось.

— Полагаю, вам с Черизи Джей следует найти другую тему для разговоров, — заметил я. — Согласна?

— Да все нормально, папочка. Я сказала Черизи, что ее матери следует заниматься собственными делами и не совать нос в чужие. Даже Нана смотрит на это спокойно, а уж более старомодной особы в наши дни не сыскать. Ведет дневник, да еще и иллюстрирует его своими рисунками.

— Положим, ты представления не имеешь, что у нее в дневнике, — сказал я. — По крайней мере так должно быть.

В следующее мгновение нам с Бри надоело изображать докучливых взрослых, и мы расхохотались. В конце концов, у девочки переходный возраст, поэтому ей можно простить и двусмысленные загадки, и повышенное внимание к секретам других людей.

— Почему вы смеетесь? — спросил Али. — Узнали что-то смешное? Тогда и мне расскажите.

Поскольку я не мог передать малышу все то, о чем мы с Бри думали, мне, чтобы поднять ребенку настроение, оставалось одно: посадить его себе на плечи и в таком положении проделать весь оставшийся путь до школы.

— Через пять лет я тебе все расскажу, — пообещал я.

— А я и так все знаю, — ответил он, наклонившись к моему уху. — Вы с Бри любите друг друга. Подумаешь, тайна. Да об этом все говорят. Но лично я не вижу в этом ничего плохого.

— Вот и отлично. — Я, повернув голову, поцеловал его в щеку.

Мы провели мальчика на школьный двор через восточные ворота. В этой части школьной территории по двору носились такие же малыши, как и он сам. Дженни помахала брату сквозь металлические прутья ограды и крикнула:

— До скорого, недомерок! Помни, что я тебя люблю.

— До скорого, дылда, — последовал ответ. — Я тоже тебя люблю.

С тех пор как их старший брат Дэймиен уехал в Массачусетс, где учился в частной школе высшей ступени, готовясь к поступлению в колледж, Али и Дженни особенно сблизились и стали друзьями не разлей вода. По уик-эндам Али часто спал в комнате сестры на надувном матрасе, который именовался «гнездом».

Затем мы отвели Дженни к западному входу в противоположной части школьного участка, где прогуливались ученики постарше. На прощание она обняла нас и поцеловала. Я задержал дочь в своих объятиях чуть дольше, чем обычно.

— Я люблю тебя, дорогая. В этом мире для меня нет никого дороже, чем ты и твой брат.

Дженни огляделась, желая убедиться, что никто не слышит нас, и прошептала:

— Для меня тоже нет никого дороже, чем Али и ты, папочка. — Потом, почти мгновенно отвернувшись и даже не переведя дыхания, крикнула: — Черизи! Подожди меня!

Как только Дженни убежала, Бри взяла меня под руку.

— Так что тебе сказал малыш? — спросила она. — Будто все знают, что мы любим друг друга?

Я пожал плечами и улыбнулся.

— Ну, сказал. Так ведь слухи об этом давно циркулируют по соседству. В школе, разумеется, тоже.

С этими словами я наклонился и поцеловал ее.

А потом, поскольку поцелуй благотворно подействовал на Бри, поцеловал ее еще раз.

Глава шестая

К девяти утра, когда все мои близкие перецеловали меня, я почувствовал себя более или менее готовым к начинавшемуся в Дейли-билдинг брифингу и обещавшему быть весьма и весьма неприятным. Брифинг проводился в большом конференц-зале, который находился по диагонали от моего офиса. На брифинге должны были присутствовать все свободные от дежурства сотрудники полиции департаментов Д-1 и Д-2, а также Второго округа — то есть почти всех подразделений, отвечавших за поддержание закона и порядка в Джорджтауне.

Должен заметить: я все еще не мог осознать, что Элли стала жертвой этого ужасного преступления. Вернее, одной из жертв.

Офис главного судмедэксперта также прислал на совещание свою представительницу — доктора Полу Кук, вдумчивую исследовательницу с острым умом и обманчивой внешностью безвольной толстушки и рохли. Когда я пожимал Поле руку, уголки ее рта чуть заметно приподнялись. Я принял это за попытку улыбнуться и изобразил ответную улыбку.

— Спасибо, что пришли, Пола. Ваше присутствие на сегодняшнем брифинге трудно переоценить.

— Эта мясорубка — худшее, что я видела за последние четырнадцать лет, — сказала она. — Убитые и изуродованные дети, родители… Невозможно смотреть. Самое главное, что все это представляется совершенно лишенным смысла.

При входе мне вручили пачку фотографий с места преступления, и мы с Полой начали развешивать их на специальной доске, пришпиливая булавками. Я потребовал, чтобы снимки сделали покрупнее, примерно 11 на 14 дюймов. Собравшиеся в зале люди должны были проникнуться ощущением того, что произошло вчера в Джорджтауне, и испытать хотя бы подобие тех чувств, которые испытывал я.

— Вполне возможно, что это изолированный спонтанный акт насилия, — сказал я несколько минут спустя, стоя у доски с фотографиями и обращаясь к аудитории. — Однако на вашем месте я не стал бы рассчитывать на это. Чем глубже мы вникнем в данную ситуацию, тем лучше подготовимся к следующему подобному преступлению, а его вероятность нельзя сбрасывать со счетов.

Сказав это, я решил, что многие детективы из убойных отделов почти наверняка воспримут мои слова скептически. По их мнению, я слишком часто занимался расследованием серийных убийств, поэтому так и говорю. Но мне, по правде сказать, было наплевать, что они по этому поводу думают.

В течение следующих пятнадцати минут я в общих чертах обрисовал ситуацию для тех, кто вчера не был на месте преступления и знал о нем только по слухам или из сводки происшествий. Потом уступил трибуну Поле. Она высказалась по делу более конкретно, используя в качестве иллюстративного материала висевшие на доске фотографии.

— Картина обнаруженных на трупах ран, порезов и рассечений свидетельствует об использовании холодного оружия различных типов, а также о том, что ранения наносились с различной силой, умением и в разной манере, — сказала она, тыча в снимки лазерной указкой, чтобы продемонстрировать повреждения, нанесенные убитым членам семейства Коксов. — По меньшей мере одно из орудий преступления имело лезвие с зубцами, как у пилы, весьма значительные размеры другого наводят на мысль о мачете. Ампутации сделаны не чисто, иначе говоря, весьма неквалифицированно, то есть посредством хаотичных повторяющихся ударов, наносимых орудием преступления в одно и то же место.

Детектив Монк Джеффрис, сидевший в первом ряду, задал судмедэксперту вопрос:

— Полагаю, что преступники не делали этого раньше и отчасти практиковались?

— Утверждать не берусь, — ответила Пола, — но не удивилась бы, узнав, что дело обстояло именно таким образом.

— Мне тоже так кажется, — заметил я. — Похоже, они и впрямь тренировались на трупах: как отрубать руки, ноги и иные части тела. — Имея свою точку зрения на эти убийства, я добавил: — Не могу отделаться от впечатления, что в этом акте тотального насилия принимали участие очень молодые люди.

— Может, неопытные? — уточнил Джеффрис.

— Нет, именно очень молодые. И я имею в виду не только эту зловещую тренировку. Примите также во внимание сломанную кровать и сопровождавший это преступление бессмысленный вандализм. Кроме того, не стоит забывать и о том, что в налете принимали участие человек пять, а может, и больше. То есть действовала весьма значительная группа. Когда я анализирую все эти факты, у меня появляются следующие предположения: банда, культ, ОП. В таком вот порядке.

— Банда? — переспросил офицер из Д-1. — Вы когда-нибудь видели, чтобы члены уличной банды отрубали своим жертвам руки или ноги?

— Я вообще никогда не видел ничего подобного. И точка, — ответил я.

— Ставлю двадцать баксов на «организованное преступление». Кто-нибудь готов поддержать пари? — крикнул Лью Коупленд, компетентный, но крайне циничный и неприятный парень из отдела тяжких преступлений Д-1. Те, что пришли с ним из Д-1, засмеялись.

Я же в сердцах швырнул свой пюпитр с прикрепленным к нему листком бумаги через всю комнату. Пюпитр ударился о стену и с грохотом упал на кафельный пол. Поскольку подобные эмоциональные выплески были мне несвойственны, это произвело впечатление.

В зале установилась тишина. Я поднялся со стула, пересек комнату и поднял с пола пюпитр с листком, на котором делал заметки по ходу совещания. Краем глаза я заметил, что Бри и Сэмпсон обменялись взглядами, которые мне не слишком понравились. Они явно считали, что я не смогу вести это дело.

После моей эскапады на сцену вышла Бри и начала раздавать задания. Прежде всего мы должны опросить соседей убитых, проинструктировать наших уличных информаторов, чтобы те навели справки по поводу событий прошлой ночи, а также получить свежие данные по исследованию улик из лаборатории.

— Покажите все, на что способны, расследуя этот случай, — обратилась Бри к детективам и полицейским. — Мы ждем результатов к концу дня.

— А как насчет?..

— Все свободны. Приступайте к делу, господа!

Все повернулись к Сэмпсону, поскольку последнюю фразу произнес он.

Сэмпсон обвел взглядом аудиторию.

— Все вопросы решайте в рабочем порядке, тем более что работы у нас, в том числе и на улице, как говорится, начать и кончить. И запомните: это дело имеет высший приоритет. Так что пошевеливайтесь. Если будем действовать быстро и слаженно, все у нас получится.

Глава седьмая

Тигр, самый высокий и сильный из десяти мускулистых чернокожих парней, которые носились по потрескавшемуся асфальту баскетбольной площадки в Картер-парке в Петуэй, понимал, что как нападающий немногого стоит, да и бросок у него не бог весть какой точный, а потому подвизался в роли защитника. Но уж защитник он был отчаянный и своих позиций никогда и ни при каких условиях не сдавал. Больше всего на свете Тигр ненавидел проигрывать. Ибо в его мире проблема стояла примерно так: проиграл — значит, тебе конец.

Нападающий, за чьими движениями он внимательно следил, носил прозвище Гречневый. Тигр слышал, что эта кличка как-то связана со старыми-престарыми американскими телесериалами, где иногда высмеивались чернокожие парни.

Гречневый, однако, ничего против этого прозвища не имел, а скорее всего привык к нему. Как нападающий он не знал себе равных, обладая прекрасным дриблингом и снайперским броском. Кроме того, Гречневый любил пошутить и был остер на язык, как большинство молодых уличных баскетболистов в округе Колумбия. Тигр же начал играть в баскетбол в Лондоне, когда учился там в университете, но в Англии в отличие от округа Колумбия рифмовать в стиле трэш скабрезные и двусмысленные шуточки было не принято.

— Язык-то у тебя хорошо подвешен, — сказал Тигр Гречневому, когда противники плечом к плечу выходили на площадку. — Но вы все равно проиграете нам.

Гречневый, получив из левого угла пас, сразу устремился в атаку и, оказавшись на дистанции броска, взмыл в воздух в грациозном прыжке, хотя перед этим Тигр исподтишка основательно таранил его плечом.

— Обезьяна гребаная, — бросил Гречневый, когда они после броска возвращались к центру.

— Ты так думаешь?

— Не думаю, а знаю. Если бы твои маневры были замечены, ты сейчас сидел бы за решеткой за пределами площадки, как орангутанг в зоопарке.

Тигр рассмеялся, но вступать с Гречневым в словесную перепалку не стал. Как ни крути, он заработал очко, поскольку Гречневый из-за него в корзину все-таки не попал. Между тем команда Гречневого снова устремилась в атаку, и нападающий получил пас в непосредственной близости от корзины. Делая прыжок, Гречневый крикнул «Гейм!» еще до того, как вложил мяч в кольцо. Тигр обрушился на него всей массой своего тела, когда нападающий находился в воздухе, отбросив здоровенного парня в шесть футов три дюйма ростом на железный столб, где висела корзина. От этого соприкосновения с ним Гречневый с окровавленным лицом рухнул на асфальт.

— Гейм! — крикнул Тигр, вскидывая над головой руки. Он любил играть в баскетбол и испытывал огромное удовольствие всякий раз, когда ему удавалось прижать к ногтю одного из этих говорливых афроамериканцев, не имевших никакого представления о реальном мире.

Сидевшие за сеткой по периметру площадки болельщики команды Тигра приветствовали его, как если бы он был Майклом Джорданом или Кобом Брайантом. Но Тигр знал, что он ни тот ни другой и не хотел бы быть ни Майком, ни Кобом. Потому что он, Тигр, гораздо круче их.

Ведь он каждый божий день решает, кому жить, а кому умереть.

Когда Тигр вышел за периметр, к нему приблизился некий джентльмен, менее всего соответствовавший этому месту и этой компании. Это был белокожий мужчина в дорогом сером костюме.

— Геди Ахмед, — сказал белый. — Знаете такого?

Тигр кивнул.

— Точнее, знал, кем он был. Когда-то.

— Нужно примерно наказать его.

— И семью?

— Разумеется, — ответил этот белый дьявол. — Семью тоже.

Глава восьмая

Я позвонил своему приятелю Эйви Глейзеру, возглавлявшему Проект противодействия уличным бандам в Третьем административном округе, и объяснил, почему мне так важно его содействие.

— Конечно, помогу. Ты же знаешь, Алекс, как я к тебе отношусь. Однако имей в виду, что я в основном занимаюсь такими группировками, как «Ла Мара Эр», «Ватос Локос», а также северо-западными бандами. Тем не менее ты можешь приехать сюда и спросить, не знаю ли я что-нибудь относительно «Севентинз энд Эр». Глядишь, какая-нибудь информация и всплывет.

— А нельзя ли нам встретиться на нейтральной территории? — спросил я. — Кажется, я перед тобой в долгу? Вот и куплю тебе пива.

— Не помнишь, часом, сколько ты мне должен в общей сложности? Пива не хватит…

Ничего не поделаешь, уж такая у него манера соглашаться. Вскоре я и Бри встретились с ним в гадкой маленькой бильярдной со странным названием «Сорок четыре». Владелец заведения объяснил, почему назвал бильярдную именно так: когда она открылась, ему стукнуло сорок четыре. Эйви наверняка знал эту историю, но вежливо выслушал ее еще раз.

— А что? Название ничем не хуже любого другого, — сказал в заключение владелец. По словоохотливости, блеску в глазах и другим признакам я определил, что парень накурился марихуаны. Тут мне пришло в голову, что он не только сам курит «травку», но и торгует ею из-под полы. То есть делает свой маленький бизнес отнюдь не на одном только бильярде и содовой. Звали этого типа Хайме Рамирес; Эйви дал мне понять, что для успеха нашего предприятия было бы недурно дать парню выговориться и вообще проявить к нему хотя бы минимальное уважение.

— Знаете что-нибудь о резне, случившейся прошлой ночью в Джорджтауне? — спросил я Рамиреса, поговорив с ним несколько минут на разные малозначащие темы. — Убили пять человек.

— Слышал что-то такое. Ужасное, говорят, было дело. — Рамирес, опершись задницей о стойку, достал коричневую сигарету, но, прежде чем прикурить, подержал в коротких толстых пальцах.

Поскольку я хранил молчание, как бы предлагая ему продолжить, он кивнул в сторону установленного на стойке телевизора и пояснил:

— У меня только Четвертый канал работает, детектив.

— А новые игроки не объявлялись? — спросила Бри. — Подозрительные типы, похожие на головорезов? Или, может, разговоры какие на эту тему велись?

— Затрудняюсь ответить. Я, знаете ли, особенно за посетителями не слежу и к их разговорам не прислушиваюсь, — соврал Рамирес, пожав плечами, но когда Эйви многозначительно посмотрел на него, быстро добавил: — Разумеется, тема не осталась без внимания. Кое-какие намеки делались.

Его взгляд, миновав меня и Бри, прилип к лицу Эйви.

— На африканцев намекали, вот что, — сообщил он, понизив голос.

— На афроамериканцев? — спросил я. — Или?..

— На афроафриканцев, — хмыкнул Рамирес и повернулся к Эйви. — Мне за содействие полиции что-нибудь следует? Или это так — пустой треп «за спасибо»?

Эйви Глейзер, посмотрев на меня, перевел взгляд на Рамиреса.

— Будем считать, что ты оказал мне услугу, и я перед тобой в долгу.

— Так про каких африканцев у вас болтали? — снова спросил я.

Рамирес пожал плечами и с шумом выпустил из легких воздух.

— Откуда мне знать? Про каких-то чернокожих парней вроде как из Африки.

— Англоговорящих?

— Типа того. — Он кивнул. — Но я не уточнял. Парни, болтавшие об этом, явно забрели ко мне случайно. Судя по разговору, они скорее завсегдатаи клуба «Три Г» — грабеж, героин и гетеры. Короче говоря, серьезные ребята, а не какие-нибудь юнцы с аэрозольными баллонами с краской, развлекающиеся выведением на стенах непристойных надписей.

Рамирес открыл холодильник со стеклянной дверцей и извлек из него банку кока-колы.

— Кто хочет пить? Жестянка — два доллара.

— Я хочу. — Глейзер взял у Рамиреса жестянку и сунул ему в ладонь несколько смятых купюр. Сколько он дал, я не видел, но определенно это были не однодолларовые купюры.

Потом Глейзер повернулся ко мне.

— Не радуйся. С тебя тоже взыщется. Десятикратно.

— Об африканцах трепались, — повторил Рамирес, когда мы направились к выходу. — О тех, что из Африки.

Глава девятая

Во всем округе Колумбия, а может, и во всем мире не было места, куда бы мне так не хотелось заходить.

Потому что оно пробуждало у меня в душе ностальгические, печальные и трагические мысли и воспоминания.

Офис Элли располагался на втором этаже того самого особняка в Джорджтауне. Помещение было таким же аккуратным и чистым, как и сама женщина, которую я когда-то любил. Вернее, думал, что люблю.

На подлокотнике кресла лежала раскрытая книга Сиднея Пуатье «Быть мужчиной». Я тоже читал автобиографию этого человека, и книга мне понравилась. Внезапно я вспомнил, что нам с Элли нравились одни и те же книги, музыка и политические теории.

Шторы были задернуты, но не до конца, а с одинаковым просветом на обоих окнах. На столе я увидел ноутбук, телефон, ежедневник и несколько семейных фотографий в серебряных рамках. Глядя на эту прекрасно обустроенную, идеально чистую и тщательно прибранную комнату, я испытывал странное чувство, поскольку перед моим мысленным взором то и дело проносились картины дикого разгрома, учиненного убийцами на первом этаже вчера вечером.

Пролистав ежедневник с записями, я выдвинул один за другим ящики стола. Не могу сказать, что именно я искал, но точно знаю: сегодня я осматривал помещения в этом доме с куда более ясной головой, чем вчера.

Через некоторое время я включил компьютер Элли и заглянул в ее электронный почтовый ящик. Там я просмотрел все, начав с новых, совсем недавно полученных и отправленных писем и закончив самыми старыми. Наведался даже в разделы «черновики» и «удаленные документы». Меня интересовало одно: имели полученные или отправленные ею послания хотя бы косвенное отношение к тому, что произошло вчера, и знала ли она убийц.

Мое внимание привлекло письмо редактора издательского отдела Джорджтаунского университета, касавшееся сроков сдачи рукописи ее последней книги.

Интересно: оказывается, Элли писала книги и скоро должна была выйти новая! Я знал, что она работала на историческом факультете Джорджтаунского университета, но кроме этого мне не было известно о ней почти ничего. За последние пятнадцать лет мы виделись лишь несколько раз на каких-то благотворительных мероприятиях, но так ни о чем и не поговорили. Но ведь Элли была замужем, а это порой препятствует даже самым невинным отношениям.

Загрузив данные Элли в поисковую систему, я вскоре обнаружил на сайте издательства «Амазон, Барнс энд Ноубл» три книги, вышедшие под ее фамилией. Все они так или иначе затрагивали социальные проблемы стран Африканского континента. Последняя называлась «Критический стык» и была опубликована три года назад.

Очень хорошо. Где в таком случае новая книга? Удастся ли мне найти и прочитать хотя бы часть упомянутой редактором рукописи?

Развернувшись на вращающемся стуле, я осмотрел стеллажи. Они поднимались до потолка и полностью занимали две противоположные от меня стены. На полках стояли сотни книг, множество коллективных поздравлений, дипломов и наград в рамках. На двух других стенах висели картинки, нарисованные детьми, и семейные фотографии.

Совершенно неожиданно я обнаружил среди этого пестрого собрания и свое изображение.

Глава десятая

Это был старый снимок времен обучения в колледже. Мне вспомнились те дни, как только я увидел фотографию. Мы с Элли сидели на одеяле в Национальном парке, только что сдав последние экзамены. Я готовился к летней стажировке в вашингтонском госпитале «Сайбли мемориал», переживая радости и мучения первой любви, Элли сказала, что тоже любит меня. На снимке мы обнимались и счастливо улыбались. Со стороны, наверное, казалось, что так будет продолжаться вечно.

И вот теперь я находился в доме Элли, испытывая странное чувство ответственности за нее, о чем и не помышлял днем раньше.

Посмотрев на фотографию еще несколько секунд, я вернулся к своим невеселым делам.

Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы найти на одной из полок трехсотстраничную рукопись, отпечатанную по старинке на пишущей машинке. Рукопись называлась «Смертельная ловушка», и ее первая страница открывалась чем-то вроде своеобразного эпиграфа: «Преступление как образ жизни и ведения бизнеса в Центральной Африке».

Среди листов я обнаружил ксерокопию авиабилета «Вашингтон — Лагос». Если верить этому документу, Элли вернулась из Нигерии лишь две недели назад. Я просмотрел раздел «Содержание» в конце рукописи и обратил внимание на главу «Насилие в африканском стиле» с подзаголовком: «Семейная резня».

Найдя в рукописи соответствующую страницу, прочитал: «В Нигерии и особенно в Судане процветают лидеры многочисленных наемных банд. У этих брутальных людей и руководимых ими вооруженных групп, часто состоящих из подростков и даже мальчиков десятилетнего возраста, чрезвычайно развита тяга к убийствам и беспредельной жестокости. Объектами их насильственных действий нередко становятся мирные обыватели и их близкие, ибо известия об уничтожении семей быстрее всего распространяются по округе и вызывают самый большой страх у соплеменников. Семьи обычно вырезают целиком, вплоть до младенцев, обязательно в их домах или хижинах, а иногда жертв даже варят в масле. Таков отличительный знак особенно жестоких главарей этих своеобразных наемных дружин».

Я решил взять незавершенный манускрипт с собой и снять с него копию. Мне захотелось прочитать все, что написала Элли.

Так что же стало причиной ее убийства — неужели эта книга?

Размышляя над этим, я довольно долго смотрел на трогательную фотографию, запечатлевшую Элли, ее мужа и троих красивых детей.

Теперь все они умерли.

Убиты у себя дома. Хорошо еще, что их не сварили в масле…

Потом я бросил еще один взгляд на снимок, где мы с Элли сидели на одеяле в Национальном парке. Молодые и влюбленные. По крайней мере исполненные нежных чувств, какими бы они ни были.

— Элли, я сделаю все, чтобы убийство твоей семьи не осталось безнаказанным. Твердо обещаю тебе это.

Выходя из дома, я думал о том, что же такое раскопала в Африке Элли.

И не поехал ли кто-нибудь вслед за ней в Америку.

Глава одиннадцатая

Все понимали, что случилась беда, но не могли дать ей точного определения, не знали, кто виноват и насколько ужасно происходящее. По крайней мере какое-то время.

Скрипнув тормозами, большой темно-зеленый фургон остановился перед невысокой вашингтонской мечетью, называвшейся Маджид аль-Шура. Перед мечетью на тротуаре толпились более полутора сотен мирных прихожан.

Несмотря на это, с той секунды, когда Геди Ахмед увидел выбиравшихся из фургона боевиков в серых куртках с капюшонами, черных масках и темных солнечных очках, он точно знал, что они явились по его душу.

Хотя это были всего лишь мальчишки, они звались «ребятами Тигра».

Стрелки выпустили первые пули поверх голов, сделав несколько предупредительных выстрелов. Мужчины и женщины закричали, некоторые прихожане бросились назад, в мечеть.

Другие распластались на тротуаре, увлекая за собой детей и стараясь закрыть их своими телами.

Геди Ахмед мгновенно принял решение и, вскинув вверх руки, отошел от своей семьи.

Лучше умереть одному, нежели забрать с собой на небо всю семью, думал он, дрожа от страха, как осенний лист на ветру.

Геди успел сделать всего пару дюжин шагов, когда услышал пронзительный крик Азизы и понял, что допустил роковую ошибку. «Геди! Геди!» Повернувшись на крик, он увидел, что боевики схватили его супругу и швырнули в поджидавший их фургон. Потом настала очередь детей. Его детей! Боевики затолкали в фургон всех четверых вслед за матерью.

Геди помчался к фургону, крича громче всех в толпе, даже громче Азизы.

Какой-то смелый прихожанин попытался схватить одного из нападавших. «Собака!» — заорал террорист и выстрелил ему прямо в лицо. Потом стрелял в него снова и снова, хотя тот человек уже лежал на земле, истекая кровью.

Просвистела пуля и поразила какую-то женщину, когда Геди пробегал мимо нее.

Следующая пуля угодила Геди в ногу, и он из бегущего человека превратился в человека упавшего. Двое боевиков схватили его за руки, оттащили к фургону и швырнули в салон, где уже находились члены его семьи.

— Только не детей! Не трогайте детей! — рыдала Азиза.

— Куда вы нас везете? — вскричал Геди, обращаясь к похитителям. — Куда, я вас спрашиваю?!

— В гости к Аллаху, — ответил сидевший за рулем Тигр.

Глава двенадцатая

Итак, мрачные и загадочные события продолжились и становились все более зловещими, но большая часть населения Вашингтона не уделяла им особого внимания. Возможно, потому, что последние убийства произошли на юго-востоке и их жертвами были только чернокожие.

Лортон-Лэндфилл, где заканчивает свои странствия собранный по всему Вашингтону мусор, представляет собой участок земли площадью двести пятьдесят акров, заполненный гниющими и издающими ужасное зловоние отходами и отбросами. Нам еще повезло, что удалось найти тела. Я вел свою машину по своеобразной аллее, по обеим сторонам которой громоздились горы мусора высотой до тридцати футов, и нажал на тормоза, увидев машины отряда быстрого реагирования, припаркованные рядом с муниципальным мусоровозом — оранжевым с белым. Нам с Бри предложили респираторы, но они плохо защищали от тошнотворного запаха.

— Загородная поездка. Это так романтично, не правда ли, Алекс? — сказала Бри, когда мы с ней пробирались сквозь мусорные завалы. Бри относилась к происходящему с легким оттенком иронии независимо от обстоятельств.

— О да! Всегда мечтал о чем-то подобном. Как и о том, чтобы нам с тобой досталось интересное, нестандартное дело.

— Не могу отделаться от мысли, что это нестандартное дело почти доконало тебя. Ты переутомился, мой дорогой. Поверь мне на слово.

Наконец мы увидели Сэмпсона, разговаривавшего с водителем мусоровоза, а за ними — желтую ленту. Она опоясывала по периметру место обнаружения трупов и сами трупы, числом шесть, накрытые желтыми простынями.

Двое родителей и четверо детей. Таким образом, за последние несколько дней в общей сложности убито четверо взрослых и семь несовершеннолетних.

Сэмпсон подошел к нам и проинформировал о ходе дела:

— Мусоровоз выехал на маршрут ранним утром и останавливался около каждой помойки в этом районе. Всего-навсего посетил сорок одну помойку на восемнадцати улицах. Некоторые из них находятся на расстоянии нескольких кварталов от мечети. Так что, как вы понимаете, работа нам предстоит большая.

— А какие-нибудь новости по нашему расследованию есть? — спросил я.

— Пока обнаружены только тела. Головы не найдены, но мы помалкиваем обо всем этом. — Я уже знал, что жертвы обезглавлены — все шесть — и пресса не имеет об этом ни малейшего представления. По крайней мере сейчас.

— Ах, как я люблю эту работу, — пробормотала Бри. — По утрам дождаться не могу, когда доберусь до своего рабочего стола.

Я попросил Сэмпсона показать мне тело отца семейства, и мы двинулись к сложенным в ряд трупам. Наполовину стянув простыню, я некоторое время созерцал ужасное зрелище. Но мне не понадобилась консультация медицинского эксперта: я и сам понял, что на сей раз срез сделан чисто. Интересно: если не брать в рассуждение отсутствующую голову и срез на шее, я не нашел на торсе никаких повреждений. Ни следов от переломов, ни пулевых отверстий, ни многочисленных порезов и рассечений плоти. Впрочем, стянув простыню до щиколоток, я обнаружил, что, начиная от поясницы, вся нижняя часть тела сильно обожжена.

«Бессмысленные убийства», — подумал я. Но жертв, возможно, брали не наугад, а подбирали сознательно.

Однако что общего имеет убийство Ахмеда и его семьи с убийством Элли и ее близких?

— В данном случае обнаружены сходные черты с предыдущим преступлением, но есть и существенные отличия, — сказал Сэмпсон. — Итак, кто-то неожиданно вырезает полностью две семьи, причиняя жертвам ужасные мучения. Но одна убита в стенах собственного дома, а другая — за пределами мечети. В том и другом случае применялось холодное оружие.

— Но разное и с разными целями, — заметила Бри. — И если головы не найдут…

— Чутье подсказывает мне, что именно так и будет, — проговорил я.

— В таком случае мы, возможно, имеем дело с охотниками за головами. Самыми настоящими.

— Или головы переданы кому-то как доказательство того, что выполнена некая миссия, — возразил я.

— Не исключено, что одно убийство — заказное, а другое носит личный характер. Тут недавно по телевизору один деятель озвучил информацию о том, что Геди Ахмед якобы брат Эрасто Ахмеда, возглавляющего боевиков Аль-Каиды, орудующих за пределами Сомали.

— Аль-Каиды? — удивилась Бри. — Той самой Аль-Каиды, Алекс?

Я не ответил, и некоторое время мы трое стояли молча, пытаясь осознать — каждый по-своему, — что все-таки послужило причиной этих ужасных убийств. И я снова подумал об Элли. В частности, о том, чем она занималась последние несколько дней до смерти. Неужели поездка в Африку и впрямь имеет какое-то отношение к ее убийству?

— Итак, — нарушил наконец молчание Сэмпсон. — Что мы в данный момент имеем? Трупы как результат кровавого противостояния двух враждующих сторон?

— И такое возможно, — ответил я. — Как и то, что действовали две этнически близкие, но имеющие различные цели группировки.

Или в городе орудует один очень умный убийца, пытающийся ввести нас в заблуждение относительно своих истинных намерений?

Глава тринадцатая

Разумеется, федералы проявляли повышенный интерес к обоим преступлениям, имевшим ярко выраженную подстрекательскую националистическую подоплеку. ЦРУ не могло проигнорировать это. Возможно, данное ведомство имело в распоряжении куда больше информации по этим убийствам, чем мы. И неожиданное появление двух агентов ЦРУ рядом с домом Элли в ночь убийства лишь укрепило мои предположения. В этой связи меня мучил вопрос, удастся ли мне убедить федералов поделиться со мной этой информацией, если, конечно, они согласятся принять меня.

Поскольку федералы мне кое-что задолжали в дни моего короткого романа с этой конторой, я подергал за кое-какие ниточки и договорился о встрече в Лэнгли. То, что сотрудники ЦРУ не только согласились на встречу, но и отнеслись к моей просьбе весьма благосклонно, пообещав свести с компетентными людьми, наводило на мысль, что эти ребята и сами не прочь заключить со мной негласное соглашение по обмену информацией. В противном случае они не стали бы особенно церемониться со мной и послали бы к черту в вежливой форме.

Для разговора со мной собралась целая команда: пришли Эрик Дана из секретной службы, два молодых аналитика, не произнесших, впрочем, за время встречи ни единого слова, и еще один человек, с которым я был неплохо знаком. Его звали Аль Танней, и работал он в отделе межнациональных проблем.

Несколько лет назад мы с Таннеем расследовали одно преступление, связанное с русской мафией, и я очень рассчитывал на его содействие. Скоро, однако, выяснилось, что в этой компании всем заправляет Эрик Дана. Он, судя по всему, и курировал по поручению их ведомства дело, из-за которого я к ним явился.

Мы уселись за сверкающий полированный стол недалеко от окна, откуда открывался вид на зеленые лужайки и густой лес. Помимо этого, из окна ничего нельзя было разглядеть даже при очень большом желании. Словом, вид показался мне приятным и обманчиво умиротворяющим.

— Почему бы детективу Кроссу не рассказать для начала, что он в настоящий момент знает об этих убийствах, — предложил Дана. — Это позволит нам лучше ориентироваться в ситуации.

Не видя причины что-либо утаивать, я подробно описал им все три места преступления — в доме семейства Коксов, на улице около мечети Маджид аль-Шура и на городской свалке в Лортоне.

Кроме того, пустил по кругу фотографии, иллюстрировавшие в хронологическом порядке преступные деяния убийц.

После этого я подробно изложил федералам то, что услышал или узнал из доступных мне источников о главарях африканских наемных банд. Разумеется, при этом я в значительной мере опирался на информацию, почерпнутую мной из книги Элли. И, лишь закончив свой пространный рассказ, я упомянул об офицерах ЦРУ, неожиданно появившихся у дома Коксов, то есть около первого места преступления.

— Мы воздержимся от комментариев по этому поводу, — сказал Дана. — По крайней мере на данной стадии расследования.

— Как вы понимаете, я не рассчитываю, что ваше учреждение позволит мне заглянуть в свои файлы, — ответил я. — Тем не менее я хотел бы знать, ищете ли вы следы предполагаемого убийцы за границей, а если ищете, имеете ли представление, откуда он родом. Также я был бы не прочь узнать, ведете ли вы параллельное расследование и догадываетесь ли о том, где может скрываться убийца.

Выслушав меня, Дана сложил принесенные мной фотографии и копии документов в папку и поднялся.

— Благодарю за интересный рассказ, детектив Кросс. Вы очень нам помогли, и мы через несколько дней обязательно свяжемся с вами. Ну а пока будем работать — каждый на своем месте.

Ясно, что подобный ответ меня не устроил.

— Послушайте, это все общие слова. Давайте поговорим серьезно сейчас, а не через несколько дней, — в сердцах предложил я.

И как видно, не в добрый час. Дана посмотрел на своих аналитиков так, словно хотел спросить: «Он что — стремится выведать у нас конфиденциальную информацию? Может, его кто подучил?»

Сказал он, впрочем, другое:

— Я понимаю вашу настойчивость, детектив, но…

— Ни черта вы не понимаете! — отрезал я. Потом посмотрел на Таннея, который под моим взглядом заерзал на стуле. — Скажите, Аль, хранить молчание по поводу этого дела — ваше совместное решение?

— Никто ничего не решал, Алекс. Просто мы не можем так быстро ответить на ваши вопросы. Нужно собрать необходимую информацию, а это требует времени, — ответил Танней.

— Не можете — или не станете? — осведомился я, попеременно прожигая взглядом Таннея и Дана.

— Не станем, — отчеканил Дана. — И это мое решение, а не чье-либо еще. Вы понятия не имеете, какой ущерб нанесли этот человек и его банда и сколько зла они могут причинить в будущем.

Я перегнулся через стол и посмотрел на него в упор.

— А не кажется ли вам, что коли это правда, мы тем более обязаны забыть о трениях между нашими ведомствами и действовать сообща? Как-никак мы собрались здесь по делу, интересующему нас обоих.

Дана вышел из-за стола.

— Мы свяжемся с вами через несколько дней, детектив, — повторил он и покинул комнату.

Чертов цэрэушник! Все они такие…

Глава четырнадцатая

Понятно, что я не мог примириться с таким ответом — и не примирился.

Выйдя из конференц-зала, я оказался в огромном пустынном коридоре, где и обратился к Таннею, прежде чем он успел улизнуть.

— Эй, Аль, не убегайте! Хотел спросить, как поживают Триш и ваши милые ребятишки… Не волнуйтесь, я задержу вас на минуту, не более.

Я призывно помахал ему рукой, предлагая остановиться, и видел, как он поморщился, заметив, что направляюсь к нему. Если его жену и в самом деле зовут Триш, значит, я ясновидец. Я не знал даже, есть ли у него дети, хотя о том, что он женат, догадывался.

Впрочем, развивать эту тему мне не пришлось. Приблизившись к Таннею, я сразу взял быка за рога:

— Вы, парни, кое-что знаете — иначе вас, Аль, здесь не было бы. И Дана тоже. Кстати, именно вы неожиданно материализовались на месте преступления. Я уж не стал говорить об этом во всеуслышание… Помогите же мне, Аль, дайте наводку. Хоть какую-нибудь, хоть самую ничтожную.

— Не могу, Алекс. Это дело куда более конфиденциальное, чем вы думаете. Вы слышали, что сказал мой босс. И его слова относятся ко всем членам нашей группы. Подключили даже Стивена Милларда. Так что расследование идет полным ходом — не сомневайтесь. И все мы настроены чрезвычайно серьезно.

— Эрик Дана не знает меня. И Стивен Миллард тоже. Но вы-то знаете! Равным образом вам известно, на что я способен. Ведь мне не надо это вам доказывать, не правда ли?

Огромная эмблема учреждения, выложенная мозаикой на полу холла, казалось, одним своим видом напоминала сотрудникам о необходимости соблюдения в этих стенах строжайшей тайны. Я попытался встать так, чтобы Аль видел только меня.

— Очень смешно, — сказал Аль, заметив мои маневры.

— Бросьте скрытничать, Аль. Вырезаны уже две семьи. Неужели это ничего для вас не значит?

В ответ на мои слова Танней произнес очень странную вещь:

— Не так много, как вы, быть может, думаете. В этом городе есть и другие монстры.

Один из сотрудников учреждения вышел из-за угла и приблизился ко мне.

— Детектив Кросс? Прошу следовать за мной…

— Одну секундочку. — Я снова повернулся к Таннею. — Элли Кокс была моим близким другом. Николь Кокс исполнилось тринадцать, Кларе только шесть, а Джеймсу — десять. Все четыре ребенка Ахмеда младше двенадцати. Их не просто убили, Аль. Их обезглавили. Тот, кто это сделал, не уступит в жестокости киношному Ганнибалу Лектору. Только это произошло не в кино, а в реальной жизни.

— Я знаю материалы дела наизусть, — сказал Танней. — И отдаю себе во всем этом отчет.

— У вас ведь есть дети, не так ли? У меня, например, трое. Дэймиен, Дженни и Али. А у вас сколько?

— Господи! — Танней покачал головой. — Вы всегда норовите укусить за самое больное место.

— Я не кусаюсь, Аль. Просто пытаюсь раскрыть дело об ужасных убийствах. И чутье подсказывает мне, что оставленные здесь убийцей кровавые следы, возможно, тянутся в Африку. Это правда?

Меня не оставляла мысль, что еще немного — и он расколется. Сообщит мне что-нибудь интересное. Я положил руку ему на плечо и, понизив голос, проговорил:

— Я не прошу вас открыть мне некую ведомственную тайну. Просто рассуждаю о полицейской работе и деле, находящемся в моей юрисдикции. Пока по крайней мере.

Танней опустил голову и некоторое время разглядывал керамическую плитку у себя под ногами, после чего искоса посмотрел на стоявшего неподалеку сотрудника конторы, который дожидался, когда я наконец освобожусь, потом снова уставился в пол.

— Поговаривают о том, что в пригороде собираются провернуть одно незаконное дельце. Информация просочилась из ФБР. Конкретно — Сервис-плаза в Виргинии. Еще конкретнее — Чентилли. Возможно, вовлечен наш парень. Вы имеете полное право пресечь беззаконие.

— Какого рода дельце?

Танней не ответил. Широко улыбнувшись, он размашистым жестом протянул руку — так чтобы это видел приставленный ко мне агент. Потом, чуть повысив голос, произнес:

— Был рад встретиться с вами, Алекс. Передайте от меня привет Бри. Как я уже говорил, знаю материалы этого дела наизусть. Оно ужасно. К тому же этот тип убил вашу подругу… Короче, я понимаю вас. Кстати сказать, не забывайте, что мы все еще хорошие парни. Независимо от того, что прочтете о нас в газетах или увидите по телевизору или в кино.

Глава пятнадцатая

К восьми часам вечера я собрал команду из полудюжины самых надежных офицеров из отдела тяжких преступлений. В опергруппу также входили Бри, Сэмпсон и я. Надев под гражданские пиджаки и куртки кевларовые бронежилеты, основательно вооружившись и обеспечив себя разнообразными средствами связи, члены группы расположились в засаде на Сервис-плаза в Чентилли, где, по словам Таннея, должно было произойти некое беззаконие с возможным участием моего убийцы.

Мы планировали просидеть в засаде двенадцать часов, то есть с восьми до восьми, если понадобится. Члены команды заняли пять разных секторов: переднюю парковочную площадку, помещение ресторана, бензозаправочную станцию и обе стороны большой парковки для грузовиков в задней части площади. У Сэмпсона побаливала нога, и его послали на крышу вести наблюдение. Мы с Бри заняли нафаршированный электронными средствами наблюдения и связи фургон, припаркованный у входа в один изломов. С того места, где мы находились, открывался прекрасный вид на Сервис-плаза.

Нигде мы не увидели даже намека на присутствие людей из ЦРУ. «Они что — так и не покажутся?» — подумал я.

Прошло пять часов. За это время никто на связь не выходил, мы с Бри тоже ничего подозрительного не заметили и, чтобы взбодриться и отогнать дремоту, то и дело прикладывались к кружкам с плохо сваренным кофе.

Потом, когда стрелки часов показывали чуть больше часа ночи, наш покой был нарушен.

— Двадцать второй первому. Прием.

— Слушаю вас, двадцать второй.

Из окна фургона я отыскивал глазами угол парковки для грузовиков, где укрывался детектив Джеймал Макдоналд.

— Вижу два «лендкрузера». Только что подкатили к бензозаправщику в задней части парковки. Северо-восточный угол.

— Сколько времени там стоит этот бензозаправщик? — спросил я Макдоналда.

— Трудно сказать, Алекс. Думаю, около получаса. Там этих бензозаправщиков полно. Они то уезжают, то приезжают…

Мы не знали, чего можно ожидать этой ночью, но похищение автоцистерны с бензином или сжиженным газом вполне вписывалось в схему, особенно в том случае, если в деле принимали участие выходцы из Нигерии, считавшиеся специалистами по такого рода угонам. Я сразу же вышел из фургона и двинулся быстрым шагом к укрытию Джеймала. Около двух дюжин тяжелых грузовиков и автоцистерн, стоявших рядами, пока что блокировали обзор упомянутого детективом угла парковки.

— Николо, Редман, подтягивайтесь сюда. Бри, где ты сейчас находишься?

— Зашла за дома и следую в восточном направлении.

— Хорошо. Всем остальным: оставайтесь на своих позициях. Джон, видишь что-нибудь?

— Ничего подозрительного. С крыши видно только вас, парни. Никто, кроме вас, к парковке не подтягивается.

— Джеймал, близко ли вы находитесь к месту происшествия?

— Подхожу к цистерне.

В этот момент я увидел его возле последнего от меня ряда тяжелых машин. Потом он снова скрылся из виду. Ступая широкими шагами, я пересекал парковку. Внезапно у меня за спиной неслышно, словно привидение, материализовалась Бри.

Я вытащил из кобуры свой «глок» и прижал руку с оружием к бедру. Бри сделала то же самое.

«Неужели сюда действительно явился наш убийца со своей бандой? Интересно, с ним те же люди, что вырезали семьи Кокса и Ахмеда?»

— Кто-то вылезает из подъехавшего такси, — шепотом сообщил Джеймал. — Один… нет, два человека. Еще четверо приближаются со стороны «лендкрузеров». Один держит в руках нечто вроде сумки или портфеля. Похоже, это те самые люди, которых мы ждем… — В микрофоне моего наушника на короткое время установилось молчание, после чего снова послышался взволнованный голос Джеймала. — Кажется, они меня заметили! Черт! Да это совсем еще дети. Подростки!

Выслушав взволнованную тираду Джеймала, мы с Бри перешли на бег.

— Джеймал! Что происходит? Мы идем к вам на помощь. Уже почти пришли!

В следующее мгновение мы с Бри услышали выстрелы. Много выстрелов.

Глава шестнадцатая

Бри и я припустили что есть силы к тому месту, где грохнул первый выстрел. Я все еще слышал голос Макдоналда, но на сей раз он не говорил, а издавал странные захлебывающиеся звуки, словно пуля угодила ему в горло и кровь хлынула в рот и нос.

Другие офицеры, выкрикивая по радио свои позывные, тоже спешили на звуки выстрелов. Сэмпсон остался на крыше и радировал в участок округа Фэрфакс, прося прислать поддержку.

Мы все еще находились на полпути от места происшествия, когда три или четыре быстро передвигающиеся тени пересекли нам дорогу и оказались в зоне прямой видимости на расстоянии около пятидесяти футов от нас.

Эти парни действительно походили на подростков. Как и сказал Джеймал.

Один из них выстрелил на ходу от бедра. Члены банды двигались в полный рост, не пригибаясь и не пытаясь как-либо защититься от возможных ответных выстрелов. Все это напомнило мне перестрелку из плохого фильма о жизни на Диком Западе. Казалось, они не испытывали никакого страха и совершенно не думали о смерти.

Мы с Бри упали на землю и открыли огонь с позиции лежа. Пули улетали в темноту или, выбивая снопы искр, рикошетили, соприкоснувшись с асфальтом. Находясь в горизонтальном положении, мы фактически стреляли вслепую, поскольку потеряли из виду бандитов и не знали, куда они направляются.

— Дети, — пробормотала Бри.

— Убийцы, — уточнил я.

Секундой позже послышалась частая стрельба у грузовиков в другом секторе парковочной площадки. Потом один из наших офицеров, Арт Шейнер, крикнул, что в него тоже попали.

Внезапно наступила тишина.

— Шейнер? — обратился я к нему по радио.

Он не ответил.

— Макдоналд?

Молчание.

— Сэмпсон! Вызывай вместе с поддержкой «скорую».

— То и другое уже в пути. Я спускаюсь и иду к вам.

— Оставайся там, где находишься, Джон. Сейчас нам как никогда нужен наблюдатель. Не смей спускаться!

— Сэр! Это Коннорс. — Он был в нашей группе новичком и говорил тихо и не слишком уверенно. — Вижу Джеймала. Лежит без движения в луже крови.

— Побудьте пока с ним! Но не забывайте поглядывать по сторонам.

— Двадцать четвертый первому. Прием. — Я узнал голос Фрэнка Николо.

— Слушаю, двадцать четвертый. Что у вас происходит?

— Нашел Шейнера. Не дышит, пульс не прощупывается. Полагаю, он умер.

Внезапно снова загрохотали выстрелы.

Глава семнадцатая

Бри и я вскочили и помчались на звуки стрельбы. Два офицера были выведены из строя, а бандиты, о численности которых мы имели лишь самое приблизительное представление, находились на Сервис-плаза. Мы не успели пробежать и дюжины футов, как в нас начали стрелять из засады. Мимо моего лица просвистела пуля. Я огляделся.

Стреляли с крыши огромного длинного трейлера. Какой-то тип несся по ней, ведя на ходу огонь. Я выстрелил в него, но попал ли, сказать не мог, поскольку он почти мгновенно скрылся из виду. Стрельба сразу же прекратилась. Все это напоминало взрывы праздничных петард в рождественскую ночь. Тишина, потом внезапный грохот, сопровождаемый пламенем и снопом искр, потом опять тишина.

— Вот дьявольщина! — заорал кто-то по радио, не назвав позывного. Может, не мог?

— Алекс! Бри! — раздался у меня в наушнике голос Сэмпсона. — Слева от вас! Направляются к заправке.

Я выскочил на чистое место, откуда хорошо просматривалось главное здание. Трое бандитов, находившихся от меня на расстоянии пятидесяти футов, мчались во всю прыть к бензозаправочной станции, веером рассыпая вокруг себя пули. Черные капюшоны закрывали лица всех троих.

Двое были маленького роста. «Совсем еще мальчишки», — подумал я. Но впереди всех уж точно бежал взрослый мужчина, выделявшийся не только огромным ростом, но и мощным телосложением. Может, это и есть главарь банды и палач Элли? Я почти не сомневался, что передо мной наш убийца, и мне невероятно, до дрожи в конечностях, захотелось достать его, наплевав на все остальное.

Водители и пассажиры стоявших на заправке легковых машин и фургонов с воплями разбегались во все стороны. На площади царил такой хаос, что никто из нас не отважился стрелять, опасаясь поразить невинного человека.

Женщина в красной парке и бейсболке рухнула на тротуар как подкошенная. Главарь выстрелил в нее дважды! Может, он псих?

Между тем бандит вытащил из горловины бензобака ее внедорожника наконечник шланга, тянувшегося от заправочной колонки, направил его вниз и оставил в таком положении. Бензин потек по асфальту. Определенно псих!

Потом он перешел к следующей машине и проделал с ее шлангом такие же манипуляции.

Пока главарь занимался шлангами, подростки из его банды один за другим покидали площадь и скрывались в густой тьме. На бегу они смеялись и что-то выкрикивали, как если бы играли в какую-то веселую игру.

Бандит работал правой рукой, а в левой сжимал пистолет, нацеленный на льющийся бензин. Я тотчас понял, что он задумал.

— Не вздумайте стрелять! — заорал я, обращаясь к своим людям, и устремился к колонкам. — Бри, возьми Брайтона и подойди к заправке с тыла. Николо! Присоединяйтесь ко мне. Нам необходимо перекрыть вентиль.

К тому времени бандит уже держал третий шланг с хлеставшим из него на тротуар бензином. Я чувствовал резкий запах горючей жидкости, хотя все еще находился довольно далеко от заправки.

«О чем, черт возьми, он думает? Чего добивается?»

— Брось шлаг и уходи! — крикнул я ему. — Обещаю, мы не будем открывать огонь!

Он не шевельнулся, продолжая стоять со шлагом в руке у колонки и смотреть на меня в упор. В его позе не чувствовалось ни малейшего страха. В следующее мгновение из темноты прозвучал звавший его голос и послышались короткие частые гудки автомобильного клаксона.

После этого бандит наконец сделал то, о чем я просил его. То есть швырнул шланг на землю и попятился, подняв пистолет и держа меня на прицеле. Он отступал в темноту неторопливо, почти неохотно. Казалось, у него не было никакого желания покидать это место. Тем не менее через некоторое время он вышел из освещенной фонарями зоны и исчез в густой тьме.

Я перевел дух. Слава Богу! Этот сукин сын наконец отчалил!

Не успел я подумать об этом, как из мрака грохнули три выстрела. Это стрелял главарь, чтоб его черти взяли!

Почти сразу после этого полыхнул разлившийся по асфальту бензин. Секунду все было как обычно, а в следующую секунду на площади уже стояла стена огня. Все это напоминало цирковой аттракцион, но аттракцион опасный, поскольку через мгновение языки пламени уже лизали борта стоявших на заправке машин и стены ближайшего к ней здания.

А потом прогремел первый взрыв, и в черное небо в огненном смерче взмыла чья-то белая «королла». Она взорвалась в том самом месте, где еще несколько секунд назад стоял со шлангом в руках главарь банды. Вслед за «короллой» заполыхал припаркованный с противоположной стороны заправки черный пикап.

— Все назад! Все назад! — закричал я и отчаянно замахал руками, давая понять местным обывателям и своим людям, что им необходимо держаться как можно дальше от этого места.

В этот момент взлетела на воздух первая колонка.

И наступил локальный виргинский Армагеддон…

Глава восемнадцатая

На площади начали взрываться проложенные под мостовой бензопроводы. Вырывавшиеся из-под земли волны огня подбрасывали вверх пласты асфальта и тротуары, как если бы это были постельные покрывала. Пламя поднялось на высоту до восьмидесяти футов, образовав ослепительно яркий огненный шар, окруженный черными клубами дыма. Многочисленные автомобили разметало взрывами с такой легкостью, словно они были сделаны из бумаги. Расслаблявшиеся водители тяжелых машин и подгулявшие обыватели выбегали с пронзительными криками из загоревшегося ресторана, где пламя распространялось одновременно с паникой.

Я мчался со всех ног от преследовавшего меня ревущего огня, который опалил мне волосы, лицо, ресницы и брови. Помимо всего прочего, мне казалось, что я наполовину оглох. Неожиданно в ослепительном свете пожара я заметил два внедорожника, двигавшихся по направлению к шоссе. Бандиты уходили от возмездия на повышенной скорости. В следующее мгновение я увидел выскочившую из-за стены здания Бри и с облегчением перевел дух. Судя по всему, она совсем не пострадала. Бри бежала к моей машине, и я решил последовать ее примеру.

Вскочив в свой автомобиль, я сразу вдавил педаль газа чуть ли не до пола, почти мгновенно развив скорость в девяносто миль. Не скрою, это был не самый умный поступок в моей жизни, поскольку первое время в ветровом стекле отражались лишь всполохи пламени и я совершенно не видел дорогу.

— Вот они! — крикнула Бри, когда видимость стала лучше и ей удалось различить замаячившие впереди нас на шоссе силуэты двух внедорожников. Похоже, водители этих машин тоже заметили нас, так как в следующий момент «лендкрузеры» начали отдаляться друг от друга, расходясь в разные стороны. Чуть позже, как только представилась возможность, первый из них повернул налево, а второй — направо. Я последовал за головной машиной, очень надеясь на то, что сделал правильный выбор.

Глава девятнадцатая

Я мчался по темному двухполосному шоссе, быстро догоняя «лендкрузер». Вдоль левой стороны дороги тянулась широкая и глубокая дренажная канава. Когда я оказался непосредственно за кормовыми фонарями «лендкрузера», его водитель запаниковал, резко взял на полной скорости вправо, его машина пошла юзом, повернула на девяносто градусов и вылетела с левой стороны за пределы шоссе.

Мне казалось, что внедорожник на такой скорости благополучно перепрыгнет через препятствие, но из-за очень большой массы машины ее передняя часть слишком быстро и тяжело соприкоснулась с землей, в результате чего сломалась подвеска и передние колеса безнадежно увязли в грязи на противоположной стороне канавы, хотя задние продолжали бешено вращаться.

Мы с Бри выскочили из салона и, присев на корточки, укрылись за открытыми дверями.

— Эй, на «лендкрузере»! Выбирайтесь из машины. Немедленно! — крикнул я.

Несмотря на темноту, я заметил какое-то шевеление в салоне внедорожника. Приглядевшись, я увидел, что за рулем сидит взрослый мужчина. Рядом с ним находился человек такого маленького роста, что я едва рассмотрел его за спинкой сиденья. Однако он первым вскочил с места, просунул голову и руки в окно, уперся ладонями в крышу и начал быстро вылезать из машины.

— Лечь на землю! Сейчас же! — крикнула Бри, когда маленький бандит выскользнул из окна. — На землю, я сказала!

Но этот субъект и не подумал подчиниться. Быстрый и подвижный, как обезьяна, он, распластавшись на крыше, выхватил пистолет и начал стрелять в нашу сторону, выпустив в течение пары секунд одну за другой три пули.

Мы открыли ответный огонь, зафиксировав одно попадание, сбросившее его на землю. Но как бы то ни было, он предоставил водителю время выбраться из джипа с противоположной стороны. Начав отыскивать глазами взрослого мужчину, мы заметили, что дверца распахнута, а его самого нигде не видно. У меня не осталось сомнений, что, пока малорослик отвлекал наше внимание, главарь скрылся с места происшествия. Мы ринулись к джипу. Бри остановилась около лежавшего на земле подростка, я же, не задержавшись ни на секунду, преодолел вброд дренажную канаву и начал преследование. В темноте мне казалось, будто вдоль этой стороны шоссе тянется густой лес, но скоро я убедился, что это лишь редкие посадки кедровых деревьев, перемежавшихся с невысоким кустарником.

Тут я услышал отдаленный скрип и скрежет скрепленных металлическими кольцами деревянных планок. Похоже, главарь бандитов перелезал через чей-то забор, огораживавший земельный участок. К тому времени, когда я выбрался из зарослей кустарника и выбежал на открытое место, он уже перемахнул через ограждение и мчался по заднему двору двухэтажной постройки, напоминавшей складское помещение.

Я вскинул свой «глок» и выпустил сквозь щели в заборе по его темному силуэту всю обойму. Но бандит находился от меня слишком далеко, и я сомневался, что попал в него хотя бы раз. Вдруг он повернулся, вскинул руку, обозначив презрительным жестом свое отношение к моей попытке остановить его, и почти мгновенно, словно хищная кошка, скрылся в темноте.

Я позвонил в участок округа, описал забор и складское помещение, возле которого преступник ускользнул от меня, и поспешил на шоссе, чтобы узнать, как там Бри.

Она сидела на корточках в том самом месте, где я оставил ее, то есть рядом с убитым подростком, прикрыв его мертвое лицо своим жакетом. Для копа, только что участвовавшего в перестрелке, это был странный поступок, но Бри всегда делала все не так, как другие.

— Ты в порядке? — спросил я.

Она даже не подняла головы.

— Ему, Алекс, было лет двенадцать, не больше. И он пожертвовал своей жизнью, чтобы позволить уйти этому ублюдку.

— Он был жив, когда ты добралась до него? — спросил я.

Бри кивнула.

— Сказал что-нибудь?

— Да… — Она подняла голову и наконец посмотрела на меня. — Послал к такой-то матери. И это были его последние слова на земле.

Глава двадцатая

В ту ночь я спал не более двух часов. Ничего удивительного: были убиты два офицера и двое гражданских, не говоря об убитом подростке — «самом юном террористе в мире» — так озаглавили на следующий день статью в «Вашингтон пост». И помимо всего прочего, у меня на горизонте маячил психически нездоровый клиент, которого мне предстояло посетить в восемь утра в госпитале Сан-Антонио.

Еще с прошлогоднего дела Тайлера Белла, когда меня в прямом смысле подкараулили и атаковали в собственном офисе, я осознал, что в моей жизни необходимо что-то радикально менять. В результате я пришел к выводу, что работа криминалиста слишком часто занимает в моем списке приоритетов первое место в сравнении с любыми другими видами деятельности. Стало быть, подумал я, неразумно хранить в тайне от всех то, что у меня, кроме основной работы, есть также небольшая частная психиатрическая практика, требующая моего неусыпного внимания. С тех пор я консультировал не более двух-трех пациентов в неделю, обычно на условиях благотворительности, и меня это вполне устраивало. Пока по крайней мере я не начинал размышлять о своем предназначении, что в последнее время происходило со мной не так часто.

Но именно этого пациента мне видеть не хотелось. Сегодня, во всяком случае.

По странной иронии судьбы утром я должен был встретиться с Бронсоном Джеймсом по прозвищу Поп-Поп. Ему исполнилось всего одиннадцать лет, но более выраженного социопата мне в моей врачебной практике видеть еще не приходилось. Четыре месяца назад его имя часто мелькало в газетных заголовках, так как он вместе с семнадцатилетним подростком избил до полусмерти двух бездомных. При этом юные преступники орудовали шлакоблоком, и, как выяснилось, эта идея целиком и полностью принадлежала Поп-Попу. Окружной прокурор колебался по поводу того, как классифицировать упомянутое деяние, и мальчишку до поры до времени содержали в тюрьме для несовершеннолетних преступников. Одно хорошо: представители общественности настояли на том, чтобы к нему приставили надежную служащую из отдела социальной адаптации. Она-то и сопровождала парня всякий раз, когда возникала необходимость перевезти его в госпиталь для консультаций с различными специалистами, в том числе и моего профиля.

Поначалу мне хотелось выбросить на время из головы события предыдущей ночи, но, встретившись с ним, я передумал.

— Ты слышал, Бронсон, что произошло ночью на Сервис-плаза в Виргинии?

Он сидел напротив меня на дешевом виниловом диване, постоянно вертелся, дергал то рукой, то ногой, короче говоря, ни на секунду не оставался в состоянии покоя.

— Попробуй не услышать, когда об этом с утра до вечера треплются по радио. Ну, слышал — и что с того?

— Парень, который там умер… Ему было всего двенадцать.

Бронсон ухмыльнулся и приставил к голове два пальца.

— Умер, говорите? Да грохнули его — и все дела.

Он держался с поразительной уверенностью, и это странным образом равняло мальчишку со взрослыми мужчинами, хотя его ноги не доставали до пола на добрых шесть дюймов.

— А ты никогда не думал, что нечто подобное может случиться и с тобой? — спросил я.

Он фыркнул.

— Такое каждый день происходит. По мне, в этом нет ничего особенного.

— То есть ты принимаешь это со спокойной душой. Таким, значит, по-твоему, должен быть мир?

— А он такой и есть. Бам!

— Ну, если все обстоит так, как ты говоришь… — Я осмотрел комнату, после чего снова взглянул на своего пациента. — Тогда почему ты сидишь здесь и разговариваешь об этом со мной? На мой взгляд, в этом нет никакого смысла.

— Потому что эта сучка Лоррейн заставляет меня ездить сюда.

Я кивнул.

— Но посещение этого кабинета вовсе не означает, что ты должен о чем-то со мной разговаривать. Тем не менее ты разговариваешь. Почему это происходит, как ты думаешь?

Он нетерпеливо заболтал ногами.

— Вы у нас спец по изгнанию злых духов, не так ли? Вот вы и скажите.

— Ты завидуешь ребятам вроде того парня, что был убит? Тем, кому приходится с детства работать, чтобы выжить? Тем, что бегают с пушками и стреляют из них?

Он подмигнул мне и натянул вязаную головную ленту с вышитой на ней надписью «Кливлендская кавалерия Джеймса Леброна» пониже на лоб.

— Вы на что это намекаете?

— Просто интересуюсь, нет ли у тебя по отношению к ним ревнивого чувства.

Он снова улыбнулся — скорее всего своим мыслям. Потом неожиданно вытянул ногу и коснулся большим пальцем стопы стакана с апельсиновым соком, который я приготовил для него. Стакан покачнулся, и сок расплескался по столу, отделявшему нас друг от друга.

— Эй, док! Внизу есть автомат, продающий «Скитлз»? Круглые разноцветные конфетки, знаете такие? Может, сходите и принесете мне пакетик?..

Я, разумеется, за конфетами не пошел, а когда сеанс завершился, отконвоировал своего пациента в холл, где сдал с рук на руки служащей из социального отдела, после чего сказал мальчику, что буду ждать его в следующую пятницу. Потом заехал к себе домой и взял с собой Нану.

Мы вместе поехали на похороны семьи Кокс, обнимали друг друга за плечи и плакали вместе со всеми скорбящими.

Я давно уже не стеснялся того, что люди увидят меня плачущим. С некоторых пор мне стало наплевать на это. К тому же если на похороны пришли друзья усопших, то они поймут меня. Ну а если это недруги или случайные люди, то какое мне дело, что они обо мне подумают?

Эта философская максима, согласно которой следует обращать внимание только на реакцию близких тебе людей, именовалась в нашей семье «нанаизмом».

Глава двадцать первая

«Это детектив Алекс Кросс из Центрального управления полиции Вашингтона. Мне необходимо поговорить с послом Нджоки или его представителем по очень важному делу. Чрезвычайно важному».

Поздним вечером того же дня мы с Бри мчались в «Баббл-Лондж», расположенный в сердце Джорджтауна. В клубе убили четверых. Двое оказались гражданами Нигерии, причем один из них — сыном посла. Предварительные рапорты с места происшествия сообщали о том, что главным объектом террористической атаки стал двадцатиоднолетний Дэниел Нджоки. Для меня это означало одно: семейство Нджоки нуждалось не только в уведомлении о случившемся, но и в защите. Если, конечно, еще не поздно. До сих пор налеты разыскиваемой нами банды всегда были связаны с убийством семей в полном составе.

Со мной разговаривала по телефону сотрудница посольства, заступившая на ночное дежурство. Я заткнул пальцем одно ухо, чтобы лучше слышать слова секретарши, заглушаемые воем полицейской сирены.

— Прошу извинить, сэр, но мне нужно больше информации о вас и вашем деле, чтобы я могла взять на себя ответственность обеспокоить кого-либо из вышестоящих сотрудников…

— Звоню в силу крайней необходимости. Только что в ночном клубе убит сын посла. Кроме того, у нас есть веские основания полагать, что опасность угрожает и самому послу, и его супруге. В настоящее время мы высылаем к посольству патрульные машины.

— Но, сэр… Господина посла Нджоки и его супруги в настоящее время в стране нет. Они находятся на симпозиуме в Абудже.

— В таком случае разыщите их, где бы они ни находились, и скажите, чтобы они уделяли максимум внимания собственной безопасности. Короче, делайте что-нибудь, не сидите сложа руки. О предпринятых вами мерах прошу сообщить вот по этому номеру. Напоминаю, вам звонил детектив Кросс.

— Сделаю все, что смогу. И обязательно перезвоню вам, детектив Кросс.

Я отключил телефон, остро ощущая свою беспомощность. Как, спрашивается, предотвратить убийство, если оно может произойти за шесть тысяч миль от того места, где я в данный момент нахожусь?

Глава двадцать вторая

— Прежде всего я хотел бы поговорить со свидетелями. Соберите всех, кто что-либо видел или слышал. И не отпускайте никого домой.

Клуб «Баббл-Лондж» считался престижным, очень уютным и прекрасно декорированным ночным заведением, но к тому времени, когда я приехал туда, от его прежнего уюта и декора мало что осталось. Моему взгляду предстали перевернутые столы и поломанные стулья; под подошвами ботинок хрустели, как лед, осколки битого стекла, ковром покрывавшие пол. В списке причиненных посетителям повреждений и травм числились шесть тяжелых огнестрельных ранений, перелом шеи и почти летальный приступ удушья — то ли от удара, то ли на нервной почве. На обоих этажах я заметил мрачных субъектов в черных куртках и с носилками в руках, приехавших на автомобилях для перевозки трупов. Врачи и медсестры из бригад «скорой помощи» все еще перевязывали многочисленные порезы и легкие ранения. Пострадавшие стонали или вскрикивали от боли, когда медики обрабатывали им раны. И лица всех людей, мимо которых я проходил, выражали недоумение или полное непонимание происшедшего. Даже лица полицейских.

Участников компании, к которой принадлежал Дэниел Нджоки, попросили пройти в большую и комфортабельную гардеробную комнату. Там я и застал их. Они сидели на низеньких банкетках и диванчиках, тесно прижавшись друг к другу. Кое-кто обнимался. И все, как один, хранили молчание. Я присел на корточки перед девушкой в коротком черном платье и с накинутым на плечи мужским блейзером. Шея и левая щека у нее были измазаны кровью.

— Я — детектив Кросс. Приехал помочь вам. Как вас зовут?

— Карави, — ответила девушка с красивыми длинными волосами и темными испуганными глазами. На вид ей было лет двадцать, не больше. Я подумал, что она скорее всего уроженка Ист-Индии.

— Скажите, Карави, вам удалось рассмотреть и запомнить кого-нибудь из нападавших?

— Только одного человека, — ответила она тихим голосом, в котором все еще слышались слезы. — Он был крупнее всех.

— Извините, сэр, — вмешался в разговор один из присутствующих. — Но мы, прежде чем давать показания полиции, должны проконсультироваться со своими адвокатами. — Этот человек явно отличался самомнением и пренебрежением к простым смертным. Ничего удивительного: все эти молодые люди относились к избранному обществу и привыкли проводить субботние вечера в дорогих привилегированных ночных клубах.

Не обратив внимания на его слова, я снова повернулся к девушке:

— Продолжайте.

— Но все-таки, сэр…

— Послушайте, — перебил я парня, — мы вернемся к этому разговору, но только поздно ночью или утром, когда допросим остальных свидетелей. Выбирайте, какой вариант вам больше нравится.

— Все нормально, Фредди, — сказала Карави, жестом предлагая молодому человеку замолчать. — Я хочу помочь следствию, насколько это в моих силах. Или ты уже забыл, что убили Дэниела?

Мы с девушкой отошли в сторону, чтобы создать хотя бы иллюзию уединения. Она поведала мне, что учится на биологическом факультете Джорджтаунского университета, а ее родители — сотрудники дипломатического корпуса. Она также сообщила, что познакомилась с Дэниелом Нджоки на одном из дипломатических раутов и они очень дружили, но никогда не были парой.

— Подругу Дэниела зовут Бари Нидерман, — добавила девушка, — в нее сегодня тоже стреляли, но ей повезло, и она осталась в живых.

Карави описала террориста как чернокожего огромного роста — шесть футов шесть дюймов по меньшей мере, — одетого в темный цивильный костюм.

— Он показался мне чрезвычайно сильным человеком, — продолжила девушка. — Широкие плечи, длинные мускулистые руки… Короче говоря, он излучал мощь и силу.

— А как насчет голоса? Он сказал что-нибудь, прежде чем начал стрелять?

Карави кивнула.

— Я слышала, как он произнес нечто вроде: «У меня тоже есть приглашение». Перед тем как… — Она внезапно замолчала. Казалось, ей не хватило сил, чтобы закончить фразу.

— Может, он говорил с акцентом? — осведомился я. — Американским — или каким-нибудь другим? — Я продолжал давить на нее, зная, что наиболее полную и правдивую информацию об этом типе смогу получить только сейчас.

— Нет, он не местный уроженец, — ответила девушка. — То есть не американец, уверена.

— Может, нигериец? Не показалось ли вам, что он говорил так же, как Дэниел?

— Возможно. — Она стиснула зубы, чтобы не разрыдаться снова, а минутой позже добавила: — Мне трудно сказать что-либо определенное по этому поводу. После всего того, что произошло, голова работает не лучшим образом. Вы уж извините.

— Здесь есть нигерийцы? — спросил я, поворачиваясь к собравшимся. — Мне нужен человек, говорящий с нигерийским акцентом.

— Извините, офицер, но таких среди нас нет, — подал голос молодой человек с прической а-ля Джимми Хендрикс и в тонкой белой рубашке того покроя, какие обычно надевают со смокингом. Расстегнутая, она открывала костлявую грудь с болтавшимися на ней цепочками, золотыми амулетами и прочими украшениями. — Я, к примеру, говорю на языке йоруба. Также здесь есть люди, говорящие на игбо и хауса. И дюжине других языков и наречий. Не уверен, что вы поступаете тактично, намекая на то, что один из нас…

— Вот! — вскричала девушка, положив дрожащую руку мне на предплечье. Я заметил, что почти одновременно с ее словами несколько голов в гардеробной кивнули. — Убийца говорил с таким же акцентом. Точь-в-точь, как у него!

Глава двадцать третья

В два часа ночи я все еще находился в ночном клубе на месте преступления и продолжал опрашивать свидетелей, но их ответы из-за моего крайнего утомления путались у меня в голове и казались очень похожими один на другой. Вдруг зазвонил мой сотовый, лежавший в заднем кармане брюк. Я подумал, что мне, возможно, звонят из Нигерийского посольства и сразу же выхватил его из кармана.

— Алекс Кросс, Центральное управление, — произнес я.

— Папа?

Я удивился, что в два часа ночи услышал по телефону голос сына. Господи, что еще у него там стряслось?

— Что случилось? — спросил я своего четырнадцатилетнего сына, учившегося в школе в Массачусетсе.

— Да так… Ничего особенного, — пробормотал Дэймиен. Похоже, услышав мой взволнованный голос, он почувствовал себя неловко. — Просто никак не могу до тебя дозвониться. А между тем у меня есть кое-какие хорошие новости.

Я с облегчением перевел дух и сразу почувствовал себя лучше, хотя сердце мое все еще часто билось.

— Это здорово. Хорошие новости мне бы не помешали. Но я не понимаю, почему ты до сих пор не спишь?

— Потому что мне понадобилось связаться с тобой. А тебя нигде нет. Я и домой звонил, и с Наной разговаривал. Ты же знаешь, как я не люблю звонить тебе на сотовый? Но пришлось.

Я глубоко вздохнул и поднялся, желая оказаться подальше и от места преступления, и от суетившихся там сотрудников отдела экспертизы. Для этого я потащился в холл, куда выходили двери туалетных комнат. Признаться, я был рад слышать Дэймиена в любое время, поскольку скучал о нем, о наших вечерних разговорах по душам, уроках бокса, которые давал ему, о совместных походах во Дворец спорта, где он играл в баскетбол, а я сидел в зале и болел за него.

— Ну так в чем же заключается твоя хорошая новость? Давай выкладывай, не тяни…

— Нана уже знает, но мне захотелось сказать тебе об этом самому. Дело в том, что я сдал экстерном экзамены и зачислен на первый курс колледжа. Ну так как: хорошая это новость — или нет? Ой, совсем забыл! На экзаменах я получил по всем предметам высшие баллы.

— Что ж, поздравляю тебя, Дэймиен. Похоже, ты там зря времени не теряешь. — Мои губы начали расплываться в улыбке.

Позже я думал, что было довольно странно вести этот разговор в освещенном неоновыми лампами холле, куда выходили двери туалетов, где пахло алкоголем, дезинфицирующей жидкостью и… смертью. Но как бы то ни было, Дэймиен действительно сообщил мне хорошую новость. Очень хорошую. Академическая программа колледжа и его спортивные залы, где можно заниматься спортом почти на профессиональной основе, с давних пор притягивали внимание Дэймиена, и он не жалел усилий, чтобы преуспеть в обеих этих областях. И вот его мечта наконец сбылась.

— Сэр? — Женщина-полицейский высунула в холл голову в фуражке. — Только что позвонили по телефону 911 и требуют вас.

— Послушай, Дэймиен, можно, я позвоню тебе позже? Скажем, при свете дня?

Он рассмеялся:

— Конечно, папа. У тебя ведь крупное дело, не так ли? Я имею в виду перестрелку в клубе. Видел тебя сегодня собственными глазами на экране компьютера.

— Да, дело крупное, — согласился я. — Но мне все равно приятно слышать твой голос. В любое время и при любых обстоятельствах. Тем не менее сейчас тебе лучше пойти поспать.

— Ладно, пойду. Но тебе тоже не мешает поспать хоть немного.

Я выключил телефон, испытывая чувство вины. Уж если работа заставляет меня беседовать с собственным сыном в два часа ночи, значит, мне необходимо добиться хотя бы минимального успеха в расследовании. В противном случае пребывание здесь в ночное время лишено всякого смысла.

Диспетчер переключил звонок по номеру 911 на меня, и я услышал голос сотрудницы Нигерийского посольства, с которой беседовал несколькими часами раньше. На этот раз, правда, она разговаривала со мной более эмоционально.

— Детектив, мне горько это говорить, но дело в том, что посол и миссис Нджоки были убиты сегодня вечером. Мы здесь все в шоке.

Я шока не испытал, но меня начало подташнивать.

— Скажите, в какое время это случилось? — спросил я молодую женщину.

— Мы пока точно не знаем. Вероятно, в течение последних нескольких часов.

«Очень может быть, что это произошло в ту же минуту, когда убили их сына, — подумал я. — Так, что ли, и было спланировано? Но кто придумал этот план? На каком конце света? И будет ли он иметь продолжение? И где? Неужели у нас?»

Скользнув спиной по стене, я опустился на корточки. Еще одной семье пришел конец. И убийце ради этого пришлось пересечь два континента. Я нисколько не был в этом уверен, более того, считал, что это невозможно, но все же такая абсурдная мысль промелькнула у меня в мозгу.

Глава двадцать четвертая

После убийства в ночном клубе мы чувствовали себя так, будто всех нас посадили на горячую сковородку. Но мои многочисленные попытки связаться с агентом ЦРУ Эриком Даной ни к чему не привели. Тем не менее я все-таки увидел его — когда он собственной персоной явился в Дейли-билдинг, где располагалось Главное управление.

Я столкнулся с ним чуть ли не носом к носу, когда он выходил из офиса шефа Дэвиса. Мне даже удалось увидеть босса, сидевшего в кабинете за своим столом, прежде чем дверь захлопнулась. Босс не улыбнулся и не посмотрел на меня, но я не сомневался, что начальство осведомлено о моем присутствии.

Я приблизился к Дане:

— Где вы были? Я названивал вам весь день, поскольку мне нужна ваша помощь. Вы что — скрываетесь от меня?

Сотрудник ЦРУ шел так же быстро. Он даже не попытался хоть немного замедлить шаг, и мне временами приходилось переходить на рысь, чтобы слышать, о чем он говорит.

— Ваш шеф поставит вас в известность о дальнейшем развитии событий, детектив. Сейчас принято решение о том, что городская полиция этим делом больше заниматься не будет. С нашей точки зрения, то, что произошло в Чентилли, — позор и полнейшая неудача. С этой минуты расследование возглавит начальник отдела нашего департамента Стивен Миллард.

Миллард! Мой приятель Аль Танней однажды упоминал это имя.

Я догнал Дану, когда он садился в лифт, блокировал локтем задвигающиеся двери и проник в кабинку.

— Где убийца? — спросил я. — Что вы знаете о нем?

— У нас нет сомнений, что этот тип уехал из страны. Впрочем, если появится достоверная информация о том, что он возвращается, мы дадим вам знать, — сказал агент ЦРУ и в этот момент впервые за время нашей встречи взглянул на меня. — Так что занимайтесь другими убийствами, тем более в городе их с избытком. Делайте свою работу, Кросс, а я буду делать свою.

— Это совет или угроза? — спросил я Дану.

— Совет — пока вы работаете в округе Колумбия. Это, так сказать, ваша земля, и я не могу вас здесь контролировать. Хотя следовало бы.

То, что он произнес эту тираду с важным видом и свысока, нисколько не смутило меня. Более того, раззадорило. Я протянул руку и нажал красную кнопку, под которой было написано «стоп». Лифт вздрогнул и остановился, после чего из микрофона донесся тревожный сигнал.

— Куда он уехал, Дана? — заорал я. — Скажите мне, где он сейчас находится?

— Что с вами, детектив? Криком вы ничего не добьетесь. Серьезные игроки никогда не играют в такой манере…

Когда Дана потянулся к панели с кнопками, я схватил его за запястье и с силой сдавил руку.

— Куда он направился? — повторил я. — И прошу запомнить: для меня это отнюдь не игра.

Дана пристально посмотрел на меня жесткими, стального оттенка, глазами, после чего ровным, спокойным голосом произнес:

— Отпустите меня, Кросс. И не смейте впредь прикасаться ко мне. Что же касается вашего вопроса, то скажу так: он уехал в Нигерию, следовательно, находится вне зоны вашей юрисдикции.

Я понял, что в конфликте с ЦРУ зашел слишком далеко. Напрашивался вывод, что я излишне эмоционально отношусь к этому делу. Возможно, даже более эмоционально, чем мне казалось. Разумеется, я освободил руку Даны. Последний тут же надавил пальцем на кнопку «ход», и лифт возобновил движение. Мы в полной тишине спустились на первый этаж и вышли в фойе, откуда агент Дана проследовал к выходу. Я молча стоял и смотрел, как этот фрукт из ЦРУ покидал здание.

Сейчас меня волновал только один вопрос: как нейтрализовать этого типа и получить нужные сведения через его голову. Времени, чтобы разыгрывать сложную комбинацию, не оставалось. В этой связи я выхватил из кармана мобильник и набрал нужный номер прямо в фойе Главного управления.

— Аль Танней, — услышал я на противоположном конце провода.

— Это Алекс Кросс. Мне нужна ваша услуга.

— Нет. — Танней застонал, словно от зубной боли. Потом, минуту помолчав, спросил: — Ну, чего вы хотите?

Я с готовностью сообщил, что мне от него нужно. Он снова застонал. Еще громче и болезненнее. И я, честно говоря, не мог его за это винить.

Глава двадцать пятая

— По-моему, Алекс, ты перегибаешь палку, — сказала Бри.

— Знаю. Но я всегда так поступал. И буду поступать впредь.

Ближе к ночи мы с Бри отправились на автомобильную прогулку. Люблю ездить по городу ночью, когда редкое движение и можно без всякого риска развить шестьдесят, а то и семьдесят миль. Промчавшись с ветерком по пустынным аллеям и улицам и вернувшись на Пятую, я сразу почувствовал себя спокойнее. Но Бри по-прежнему была не в своей тарелке, а когда мы наконец оказались в спальне, стала нервно ходить по ней из угла в угол. Я никогда еще не видел ее в таком состоянии. Казалось, она поддалась панике, и все ее хваленое самообладание исчезло.

— Послушай, пока ты договаривался об этом деле, я все время мысленно возражала тебе и приводила сотню доводов, почему тебе следует отказаться от него. Короче, вопреки обыкновению была не на твоей стороне. Потому что в данном вопросе ты и впрямь перешел все пределы и твой план не лезет ни в какие рамки. Ведь если разобраться, ты предлагаешь преследовать убийцу на территории Африки, не правда ли? Даже принимая во внимание все обстоятельства, я никак, кроме сумасшествия, назвать это предприятие не могу.

Я начал оправдываться, но Бри остановила меня:

— Мне не нравится твой план еще по одной причине. Тебе и мне придется лгать, а я и так слишком много лгала своим близким, когда, отправляясь на опасное задание, говорила, что все будет в порядке, хотя не имела представления, чем все кончится. Ну так вот: история повторяется, поскольку ты не имеешь ни малейшего представления, что ждет тебя в Африке.

— Ты права, — сказал я. И не только потому, что хотел успокоить ее и заставить перестать ходить из угла в угол. — Дело действительно рискованное, и я не стану убеждать тебя в обратном. Зато твердо обещаю обдумывать каждый свой шаг, не делать ничего неразумного и не лезть на рожон.

Прошло уже около восьми часов после того, как я сцепился с Эриком Даной и говорил с Таннеем. В результате Танней согласился свести меня с офицером ЦРУ, работавшим в Нигерии под прикрытием, хотя и сказал в заключение, чтобы я ему больше никогда не звонил и о встрече не договаривался.

Мне часто приходилось уезжать из дома и даже летать на значительные расстояния, и это проблемы не представляло. Кроме того, я официально выхлопотал себе отпуск в Главном управлении вашингтонской полиции. Так что теперь мне оставалось убедить в правильности своих действий двух умнейших и таких сильных духом женщин, каких я никогда не встречал, — Бри сегодня ночью и Нану завтра утром.

Но в данный момент я кожей чувствовал, как росло и ширилось напряжение и недопонимание между мной и Бри.

— Расскажи, что конкретно ты собираешься там делать? — «прокурорским» тоном осведомилась Бри.

— В общих чертах? Прежде всего воспользуюсь связями парня, координаты которого мне сообщил Танней, чтобы заручиться поддержкой местных сил правопорядка, а потом с их помощью изловлю этого субъекта и препровожу в тюрьму. Сердце подсказывает мне, что я смогу взять его, Бри. Это очень самоуверенный тип, который ни во что не ставит копов и уверен, что клетка для него еще не построена. И в этом заключается его слабость.

— Вспомни, сколько лет ты гонялся за Кайлом Крейгом, приговоренным несколько раз к пожизненному заключению. Так и с этим парнем может случиться. У тебя нет никаких гарантий. Смотри, как бы он сам тебя не поймал и не прижал к ногтю.

Я изобразил самую невинную улыбку.

— С гарантиями или без, но мы продолжаем делать нашу работу и ловить убийц, не так ли? Я и этого поймаю, причем быстро, поскольку мой расчет основан на внезапности и неожиданности.

Я протянул руку, нежно взял Бри за предплечье и увлек за собой на постель.

— Пойми, мне необходимо лететь туда, Бри. Этот тип уже убил в Вашингтоне больше людей, чем любой другой преступник, которого я знаю. Не забывай также о том, что он может вернуться, и тогда все начнется сначала.

— К тому же он убил твою подругу…

— Да, он убил моего друга Элли Кокс и вырезал всю ее семью.

Наконец Бри пожала плечами, что я воспринял как знак капитуляции перед моими аргументами.

— Что ж, поезжай в свою чертову Африку, если тебе так хочется, — сказала Бри, после чего мы упали на постель и заключили друг друга в объятия. Когда все закончилось, я в очередной раз осознал, почему так ее люблю, и понял, почему сейчас сбегаю от нее.

Глава двадцать шестая

Он встретился с белым дьяволом в обшитом темными деревянными панелями сигарном баре на Пенсильвания-авеню в полудюжине кварталов от Белого дома. Они заказали напитки и аперитивы, после чего белый человек выбрал из длинного списка сигару «Партагас».

— Курение сигар не относится к числу ваших пороков? — спросил белый.

— У меня нет пороков, — ответил Тигр. — Я чист сердцем.

Услышав его ответ, белый мужчина рассмеялся.

— Деньги вам переведены. Все триста пятьдесят тысяч долларов. Вы ведь в ближайшее время возвращаетесь на родину, не так ли?

— В самое ближайшее. То есть уже сегодня вечером. Жду не дождусь, когда снова окажусь в своей родной Нигерии.

Белый кивнул.

— Рветесь домой даже в такие трудные времена?

— Даже в такие трудные времена. Меня ждет много работы. Хотя я не прочь и побездельничать. С удовольствием превращусь в лентяя, но только на родине и только тогда, когда у меня в активе будут числиться нефтяные вышки и я стану богатым человеком. По крайней мере по моим стандартам.

Белый человек взял со стола специальную машинку и отрезал кончик дорогой сигары. Тигр глотнул коньяку. Он ни в чем не был до конца уверен, но по крайней мере догадывался о том, кто такой его работодатель. Тем более что он работал на него уже не в первый раз. Подпольные африканские вербовщики, нанимающие на грязную работу отчаянных субъектов, далеко не всегда надежны и часто работают из рук вон плохо. Зато он, Тигр, надежен, как золото, и работает безупречно. Всегда.

— Хочу сообщить вам одну новость, — сказал белый. — Не слишком приятную.

— В вашей стране без этого не бывает, — ответил Тигр. — В чем конкретно заключается неприятность?

— Вас разыскивает один американский полицейский.

— Но не последует же он за мной в Африку?

— Сказать по правде, собирается. Возможно, вам придется убить его, но мы предпочли бы, чтобы обошлось без этого. Его зовут Алекс Кросс.

— Ясно. Значит, Алекс Кросс. Не самый умный поступок отправиться в такую даль, как Африка, чтобы умереть там.

— Да, не самый умный, — согласился белый. — Но отчаянный. И вы на всякий случай почаще напоминайте себе об этом.

Часть вторая Под знаком креста

Глава двадцать седьмая

Тигр был таинственным субъектом во всех отношениях, загадкой, которую до сих пор никому не удалось разгадать. И к его прозвищу африканские тигры не имели никакого отношения, разве что самое опосредованное. Он был один в своем роде — ни на кого не похож, сильнее всех прочих, мог голыми руками убить любое животное, а уж человека — тем более.

Прежде чем отправиться на учебу в Англию, Тигр прожил около двух лет во Франции и соответственно знал в совершенстве и французский, и английский языки. Неожиданно выяснилось, что у него прекрасные способности к иностранным языкам и великолепная память, благодаря которой он запоминал наизусть целые страницы любого текста с одного прочтения. Приехав во Францию, Тигр первое лето занимался тем, что продавал на парковочных площадках рядом с Версалем игрушечных птичек французским детям, а расплачивались за них родители. Здесь Тигр усвоил свой первый жизненный урок, состоявший в том, что он терпеть не может белых людей, особенно их семьи.

В этот день ему предстояло осуществить некую миссию в городе, который он не выносил, поскольку белые люди слишком сильно здесь наследили: поставили, казалось, в этом месте свою несмываемую печать. Город Порт-Харкорт находился в Нигерии, в районе Дельты, там же, где и львиная доля действующих нефтяных скважин, разведанных и пробуренных в этой стране.

Но так или иначе, игра началась, и ему нужно собрать свою долю даров этой щедрой земли.

Черный «мерседес» мчался на большой скорости вверх по холму к самой богатой части города, где жили иностранцы, — и прямиком в лапы к Тигру.

Как обычно, Тигр ждал свою добычу, проявляя исключительное терпение и выдержку, а когда подошло контрольное время, вышел на середину улицы, покачиваясь, изображая пьяного. Водитель «мерседеса» должен был или затормозить прямо перед ним, или сбить его и проехать дальше.

Возможно, только потому, что Тигр был очень высокий и крупный, водитель в последний момент ударил по тормозам и остановился. Он опасался за облицовку радиатора дорогого автомобиля: при столкновении с Тигром она получила бы серьезное повреждение.

Тигр хорошо видел сидевшего за рулем и ругавшего его последними словами чернокожего в куртке с галунами — фактически их отделяло друг от друга лишь безукоризненно чистое лобовое стекло. Тигр с быстротой молнии выхватил пистолет и сквозь это сверкающее стекло застрелил шофера и расположившегося рядом с ним на переднем сиденье телохранителя.

В следующую секунду подлетели его ребята и, встав с обеих сторон у задних дверей автомобиля, начали крушить ломиками дверные стекла. Затем, распахнув дверцы, они выволокли из салона визжавших от ужаса двух белых детей — мальчика и девочку.

— Не смейте их бить! — рявкнул Тигр. — У меня насчет этих сопляков свои планы.

Часом позже Тигр и двое захваченных им детей находились в бедной хижине на заброшенной ферме за пределами города. Теперь, правда, мальчик и девочка были мертвы и так изуродованы, что их не узнала бы и родная мать. И неудивительно: Тигр живьем сварил их в котле с кипящим маслом. Его работодатель выбрал способ убийства, наиболее распространенный в Судане. Что касается Тигра, то ему было безразлично, как умертвить их.

Тигр извлек из кармана сотовый телефон и набрал городской номер. Когда на противоположном конце провода сняли трубку, он не позволил родителям-американцам вставить хотя бы слово. Как не дал возможности заговорить ни представителям властей, ни местному боссу мафии, работавшему на нефтяную компанию и содержавшему наемных бойцов для защиты белых специалистов от нападений местных экстремистов.

— Если вы хотите снова увидеть Адама и Хлою, выполняйте все мои указания. Прежде всего храните полное молчание. Если кто-то из вас произнесет хоть слово…

Тут, ясное дело, подал голос коп, сидевший рядом с родителями, и Тигр сразу отключил телефон. Он позвонит им через некоторое время, сообщит о своих условиях и получит деньги не позже сегодняшнего вечера. Такого рода работу Тигр считал плевой, а лежавшие рядом трупики Адама и Хлои напоминали ему о капризных и жадных белых детях, которым он продавал игрушечных птичек недалеко от Версаля.

Тигр не испытывал к ним ни малейшей жалости, да и вообще никаких чувств. Он считал свои преступления бизнесом — не более того.

Так что Тигр заработал очередную значительную сумму.

А завтра найдет способ заработать следующую.

Глава двадцать восьмая

Я был полон решимости преследовать свихнувшегося убийцу и его банду всюду, куда бы меня ни забросила судьба. При этом я отлично знал, что моя миссия отнюдь не простая.

— Кто-то взял мой паспорт, — сказал я, со значением посмотрев на Нану. — Ты его похитила?

Проигнорировав этот вопрос, она молча поставила передо мной два яйца всмятку. Основательно переваренных и без поджаристого тоста, как я заметил чуть позже. Итак, война объявлена.

— Ну я, — наконец отозвалась Нана. — Ты ведешь себя как упрямое дитя, соответственно такое к тебе и отношение. Я конфисковала его, — добавила она через минуту. — Мне больше нравится «конфисковала», чем похитила.

Я отодвинул тарелку.

— Элли Кокс сейчас на небесах, потому что ее убил этот тип. И всю ее семью тоже. И еще одну семью — здесь же, в округе Колумбия… Только не делай вид, будто все это не имеет к нам никакого отношения.

— Не «к нам» — а к тебе и к твоей работе. Вот к чему это имеет отношение. — Нана налила мне полчашки кофе, после чего с независимым видом направилась в свою комнату.

Я крикнул ей вслед:

— А знаешь ли ты, что похищение заграничного паспорта — преступление, которое преследуется по закону?

— Коли так, арестуй меня, — ответила она, с силой захлопнув за собой дверь. Ну вот. Еще только шесть утра, а я уже проиграл первый раунд.

Мы с ней, каждый по-своему, готовились к этой конфронтации с тех пор, как я впервые упомянул о возможной поездке в Африку. Поначалу Нана вела себя довольно сдержанно, лишь клала по утрам на видное место статьи из «Таймс» с заголовками вроде: «Гибельная Дельта». Потом однажды выскользнула вечером из дома под предлогом посещения прачечной, после чего у меня на столике рядом с ключами появился конверт с вырезками из пространного пресс-релиза Би-би-си, пестревшими подчеркнутыми фломастером фразами: «Братоубийственная война в Нигерии», «Кровавые межплеменные конфликты» — и другими, в том же роде.

Поскольку я не обратил внимания на эти молчаливые печатные предупреждения, Нана стала ходить за мной по пятам с составленным ею длиннющим списком, громогласно перечисляя бесчисленные опасности и потенциальные риски, с которыми мне, весьма вероятно, предстоит столкнуться в этой неспокойной стране, будто я ничего об этом не знал. Между тем я давно уже составил в уме подробный и даже несколько больший список угроз, поскольку о многих вещах, касавшихся моей профессиональной деятельности, Нана не имела представления.

Ее любимыми темами были: резня мусульманами христиан на севере Нигерии, насильственное изгнание христиан с плодородных земель в центре страны, известные случаи людоедства, когда, к примеру, студенты одного нигерийского вуза полакомились собственным преподавателем, обнаружение массовых захоронений в Окидже, жестокость и коррумпированность местной полиции и, наконец, похищение людей средь бела дня в Порт-Харкорте.

Разумеется, Нана во многом была права — и относительно напряженной обстановки в Нигерии, и опасностей, которые меня там подстерегали. Я же ставил себе в вину, что не изловил убийцу на подведомственной мне территории, где пользовался довольно широкими возможностями. И уже по одной этой причине я решил достать этого парня, чего бы мне это ни стоило, хотя, несмотря на прослушанный мной импровизированный ознакомительный курс, весьма смутно представлял себе, что в реальности ждет меня в Африке. Из скупых сообщений, поступавших от моего контакта, работавшего на ЦРУ, я знал только, что подозреваемый действительно вернулся на родину и находится в Лагосе, по крайней мере находился там несколько дней назад.

Чтобы ускорить получение визы, мне пришлось подергать за кое-какие ниточки, а потом, когда виза оказалась у меня в кармане, выложить немалые деньги за «горящий» авиабилет, который позволит мне преодолеть семьдесят пять тысяч миль до Лагоса.

Теперь единственным препятствием на моем пути была моя восьмидесятивосьмилетняя прабабка. Но препятствие она представляла собой весьма серьезное, поскольку отказалась выходить из своей комнаты и просидела там до тех пор, пока я не отправился на работу, так и не обмолвившись ни единым словом о том, где находится «конфискованный» у меня заграничный паспорт.

А без паспорта, как вы понимаете, я смог бы доехать только до аэропорта.

Глава двадцать девятая

В тот вечер я решил попотчевать Нану лекарством из ее, так сказать, собственной аптечки. Подождав, пока заснули дети, я прошел к ней в комнату и увидел ее в любимом кресле для чтения. Она склонилась над мемуарами диктора Би-би-си Линн Трасс.

— Что это? — Нана с подозрением посмотрела на толстую папку из манильского картона, которую я сжимал в руках.

— Новые статьи. Из той серии, что ты так любишь. Хочу, чтобы ты их прочитала, Нана. Там об убийствах, вероломстве, насилии и геноциде.

В статьях, которые я передал Нане, описывались преступления банды убийц, оперировавших в округе Колумбия. В частности, в папке находились два больших, хорошо написанных очерка из «Пост», посвященные убитым семьям и снабженные многочисленными фотографиями. Среди них были снимки, запечатлевшие убитых в их лучшие времена, когда все они еще носили на плечах собственные головы.

— Алекс, я уже сказала тебе все, что думаю по этому поводу. Мне отлично известно, как происходили убийства, и я больше не хочу возвращаться к этой теме.

— Я тоже.

— У тебя нет никакой необходимости совать нос в каждую дырку. Откажись хотя бы от этого дела, очень тебя прошу.

— Хотел бы, да не могу.

Я положил папку Нане на колени, поцеловал ее в теплую макушку и направился к двери.

— Вот упрямица, — пробормотал я себе под нос, выходя из комнаты.

— От упрямца слышу! — бросила Нана мне в спину.

Глава тридцатая

Утром я спустился в гостиную около пяти тридцати и очень удивился, увидев, что Дженни и Али уже поднялись с постели. Нана стояла спиной ко мне у плиты и колдовала над неким блюдом, от которого изумительно пахло корицей.

Я почувствовал, что меня поджидает ловушка.

Дженни взяла со стойки стаканы с апельсиновым соком и поставила на стол, застеленный белоснежной скатертью. Передо мной красовалось надраенное до блеска столовое серебро и лежала крахмальная салфетка, перехваченная кольцом.

Али уже сидел на своем привычном месте и с аппетитом ел овсяную кашу с молоком. Отсалютовав мне испачканной в каше ложкой, он возгласил:

— Отец уже здесь.

— Какая приятная неожиданность, — намеренно громко произнес я.

Нана даже не повернулась, хотя слышала мои слова.

Лишь в эту минуту я заметил окаймленную желтой тесьмой большую карту Африки, прикрепленную липкой лентой к дверце холодильника.

А потом, опустив глаза, увидел лежавший на столе между приборами и салфеткой свой заграничный паспорт.

— Не скрою, — сказала Нана, повернувшись ко мне, — что общаться с тобой при жизни было довольно приятно.

Глава тридцать первая

Оперативник ЦРУ Йен Флаэрти временно исполнял обязанности сиделки у перепуганной семьи, обитавшей в центре Порт-Харкорта в Нигерии. У приехавших из Америки состоятельных родителей похитили сына и дочь, и все люди, находившиеся в гостиной, собрались около телефона в ожидании, когда похититель позвонит и назовет сумму выкупа. Нечего и говорить, что обстановка в комнате была самая удручающая.

Только не это, подумал Флаэрти, когда зазвонил его сотовый и все как по команде повернули к нему головы.

— Боюсь, этот звонок не имеет никакого отношения к нашему делу. — Вынув из кармана телефон, Флаэрти вышел в сад, начинавшийся сразу же за стеклянной дверью гостиной.

Звонили из Америки. Опять, наверное, что-нибудь срочное.

Флаэрти приложил сотовый к уху и услышал голос Эрика Дана, сотрудника из его департамента, но занимавшего более высокую должность.

— Вырисовывается весьма пикантная ситуация. Детектив Алекс Кросс из отдела убийств управления полиции округа Колумбия направляется в Нигерию. Прибудет в столицу рейсом «Люфтганзы» номер 564 в четыре часа тридцать минут вечера. Тигр все еще в Лагосе? — спросил Дана.

— Он здесь, — ответил Флаэрти.

— Вы лично видели его?

— Видел… Хотите, чтобы я встретил детектива в аэропорту?

— Оставляю это на ваше усмотрение.

— Возможно, будет лучше, если я все-таки встречу его. Алекс Кросс, говорите? Позвольте мне как следует обдумать создавшееся положение.

— Обдумайте. Помните только, что вам придется взять его под свою опеку. С ним ничего не должно случиться… Если, конечно, он сам не станет слишком уж лезть на рожон. Дело в том, что в Вашингтоне у Кросса большие связи и его влиятельные друзья очень хорошо к нему относятся. А ни мне, ни вам не нужны неприятности. Особенно в этой стране.

— По-моему, вы слишком поздно вспомнили об этом. — Флаэрти неприятно-цинично засмеялся.

Потом повернулся и отправился успокаивать несчастных родителей, чьи дети к этому времени почти наверняка были мертвы.

Но заплатить выкуп им придется в любом случае.

Глава тридцать вторая

Что ж, теперь определенно можно сказать, что расследование приняло новый оборот. Неизвестно только, к лучшему это — или к худшему.

В самолете, следовавшем рейсом Вашингтон — Франкфурт с промежуточной посадкой в Лагосе, почти не осталось свободных мест, и в салоне было очень шумно, по крайней мере в течение первого часа перелета. По этой причине и от нечего делать я стал играть в детскую игру, размышляя, кто из пассажиров выйдет в Лагосе, а кто продолжит полет в Германию, но вскоре мной овладели куда более серьезные и мрачные думы.

Сначала я вспомнил все события, предшествовавшие этому полету. Я так углубился в свои воспоминания, что добрался до тех далеких дней, когда мы с Элли любили друг друга, а потом, неожиданно, вновь вернулся к сегодняшним семейным проводам и крайне отрицательному отношению к моей поездке Наны.

Прощальный — не дай, конечно, Бог — подарок Наны лежал у меня на коленях. Это был томик воспоминаний нигерийского писателя Воле Сойинка: «Если собрался уходить, уходи на рассвете». Нана не забыла вложить в книгу семейное фото, которое запечатлело Дэймиена, Дженни и Али, весело проводивших время в «Диснейленде». На снимке, сделанном около года назад, за детьми гнался актер в облачении Микки-Мауса. Дети смеялись.

Нана также не поленилась подчеркнуть для меня изречение на языке йоруба на титульном листе: «Приближаясь к почтенному возрасту, человек перестает ввязываться в битвы».

Мне пришло в голову, что таков ее способ оставить последнее слово за собой. Но как ни странно, подчеркнутая Наной фраза, призывавшая к мудрости и сдержанности, лишь укрепила меня в мысли добиться за время поездки той цели, к которой я так стремился.

Я решил, что, несмотря на все препятствия и враждебное окружение, обязательно найду убийцу Элли и ее семьи. Ведь это мой долг. Ибо я — Алекс, победитель драконов!

Глава тридцать третья

— Ага, Сойинк! Писатель, объясняющий все на свете. Вам приходилось читать его раньше?

Секунду или две я не отдавал себе отчета в том, что в проходе рядом со мной остановился какой-то человек, а подняв на него глаза, обнаружил самого низенького священника, какого когда-либо видел. Уточняю: не самого низенького человека, но именно низенького священника. Его белый воротничок находился как раз на уровне моих глаз.

— Нет, не приходилось. Эта книга — первая, — ответил я. — В сущности, это прощальный подарок моей бабушки.

Глаза священника заблестели, а сам он оживился еще больше.

— Она что — нигерийка?

— Ничего подобного. Просто хорошо начитанная американка.

— Увы, нет в мире совершенства. — Священник добродушно рассмеялся, чтобы я, не дай Бог, не воспринял его слова как оскорбление. — «Приближаясь к почтенному возрасту, человек перестает ввязываться в битвы». Это пословица племени йоруба.

— Вы принадлежите к этому племени? — спросил я. Мне показалось, что он говорит с нигерийским акцентом, но я был не в состоянии отличить язык йоруба от языка игбо, хауса или других.

— Да, я йоруба и христианин, — сказал он, а потом, подмигнув мне, добавил: — Или христианин из племени йоруба, как ответил бы наш епископ, если бы вы спросили у него об этом. Ой, что-то я разболтался… Надеюсь, вы никому не скажете о том, что я вам тут сейчас наговорил?

— Никому не скажу. Будьте спокойны.

Он протянул мне руку, как если бы хотел скрепить наш неофициальный договор рукопожатием, но когда я сделал ответный жест, стиснул мою большую руку двумя своими крохотными ладошками и долго тряс ее. Казалось, хотел передать мне часть доброты и дружелюбия, переполнявших его, и, возможно, что-то еще.

— Принимаете ли вы Иисуса Христа как своего Бога и Спасителя, детектив Кросс? — вдруг спросил он.

Я высвободил свою руку.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

Он слышал мой вопрос, но не ответил на него и сказал другое:

— Поскольку если в вашем сердце нет Бога, сейчас самое время впустить Его, особенно учитывая то, куда вы направляетесь. Итак, примите Иисуса Христа, сын мой.

С этими словами священник перекрестил меня.

— Я — отец Бомбата. И да пребудет с вами Господь, детектив Кросс. Вам понадобится Его помощь в Африке, уверяю вас. Сейчас здесь плохие времена. Брат восстал на брата, а что может быть хуже этого?

Потом священник предложил мне занять свободное место рядом с его креслом, и мы проговорили несколько часов подряд.

Но он так и не сказал, откуда узнал мое имя.

Глава тридцать четвертая

Через восемнадцать часов, показавшихся мне вечностью, самолет компании «Люфтганза», осуществлявший рейс Вашингтон — Франкфурт с промежуточной посадкой в Нигерии, наконец коснулся колесами бетонки аэропорта Мурталлы Мухаммеда в Лагосе.

Когда самолет пошел на снижение, моему взору открылись грандиозные просторы Сахары, граничившая с ней со стороны побережья саванна и проплывавшее под крылом изумрудно-зеленое пространство Гвинейского залива, на берегу которого высился Лагос.

Немного позже, когда я ступил на раскаленные от солнца бетонные плиты аэропорта, мне пришло в голову, что пределы Штатов я не покидал и приземлился в одном из южных американских городов, к примеру, Форт-Лодердейле.

— Извините, сын мой, но сейчас я вам ничем не смогу помочь, — произнес отец Бомбата и снова пожал мне руку, после чего мы расстались. Как выяснилось, священника поджидала в аэропорту целая делегация прихожан, жаждавшая сопроводить его до места назначения. — Только не забудьте сунуть в задний карман двести найра, — сказал он мне на прощание.

— Зачем это? — спросил я.

— Наши главные проблемы разрешает Господь, а все остальные — деньги.

Сказав эту загадочную фразу и продолжая улыбаться, маленький священник вручил мне свою визитную карточку, приветливо помахал рукой и направился к пастве.

Я понял, что он имел в виду, когда оказался в толпе пассажиров в секторе иммиграционного контроля. Чтобы преодолеть воображаемую нигерийскую границу, мне понадобилось добрых три часа. И неудивительно: в очереди стояли около четырехсот человек, а обслуживали их всего два медлительных чиновника, едва шевеливших пухлыми конечностями. Кроме того, очередь двигалась в разном ритме, что еще больше замедляло процесс. Часть пассажиров по непонятной для меня причине проходила контроль довольно быстро, тогда как другие, даже добравшись до заветной конторки, за которой располагались чиновники, вынуждены были ждать, когда те обратят на них внимание, до получаса и больше. Дважды я замечал, как мужчины в военной форме выдергивали из толпы отдельных людей и уводили их из зала сквозь небольшую дверь в стене, не имевшую, казалось, никакого отношения к официальному контрольно-пропускному пункту.

Когда наконец настала моя очередь, я положил перед чиновником на конторку свой авиабилет и заграничный паспорт.

— А где же паспорт? — осведомился чиновник, даже не взглянув на предъявленные мной документы.

На мгновение я смутился, но потом вспомнил слова отца Бомбаты и все понял. Официальное лицо давало мне понять, что шестеренки механизма иммиграционного контроля нуждаются в смазке. Иначе говоря, почти открыто потребовал у меня взятку.

Я наведался в задний карман, достал двести найра и переправил их по поверхности конторки чиновнику. Тот не моргнув глазом взял деньги, проштамповал мой паспорт и, не удостоив меня вторым взглядом, махнул рукой следующему пассажиру.

Глава тридцать пятая

Стресс, пережитый мной из-за необходимости платить бакшиш и длительного стояния в очереди, оказался сущим пустяком по сравнению с шоком, который я испытал, когда, толкнув заляпанные отпечатками грязных рук вращающиеся стеклянные двери, прошел в здание главного терминала. Здесь я впервые осознал, что нахожусь в огромном тринадцатимиллионном мегаполисе, и, вероятно, половина его, судя по оглушительному шуму и сновавшим в разных направлениях огромным потокам людей, пребывает именно здесь.

«Вот, значит, какая ты, Африка, — подумал я. — И очень может быть, что где-то здесь, среди этого орущего и снующего повсюду люда, ходит мой убийца, вернее, группа убийц».

Пока я, раздвигая плечом толпу, пробирался в багажное отделение, меня несколько раз останавливали нигерийские «официальные лица». Проверяя мои документы, они задавали мне сакраментальный вопрос, есть ли у меня при себе кредитные карточки «Виза» или «Американ экспресс». С первого взгляда узнавая во мне американца, они стремились получить небольшую взятку. Вероятно, они считали бы ее маленьким вознаграждением за то, что мне позволено находиться в этой стране и заниматься своими делами.

К тому времени, когда я забрал свои дорожные сумки из багажного терминала и стал проталкиваться сквозь стену из липких от пота человеческих тел к выходу, отвращение, внушаемое мне мелкими вымогателями и попрошайками, стало ослабевать. К примеру, меня так и подмывало швырнуть несколько найра мальчишке в фуражке носильщика, предложившему донести мой багаж до стоянки такси, и вручить ему все свои пожитки. Но в последний момент что-то удержало меня от этого. Кто может поручиться, что он, забрав мои вещи, не растворится с ними в густой толпе и я его больше никогда не увижу?

Приняв все это во внимание, я сам понес свой багаж на улицу, хотя мне было жарко, душно, тяжело и неудобно. Но почему должно быть иначе? Кто, собственно, я такой? Одинокий путник, оказавшийся в чужом неведомом краю и не имевший ни малейшего представления о его обычаях и традициях. Как ни странно, эта мысль содержала в себе, помимо ряда негативных моментов, еще и нечто завораживавшее — то, что обещало разнообразные приключения и удивительные открытия.

Глава тридцать шестая

Оказавшись на улице, я не испытал облегчения, поскольку воздух здесь был горячий, влажный и насквозь пропахший едкими выхлопами. Ничего удивительного: рядом с аэропортом носились стада старых подержанных машин, извергавших зловонный дым, и огромные желтые автобусы, работавшие на тяжелом дизельном топливе. Прямо по проезжей части среди двигавшихся во всех направлениях автомобилей прохаживались аборигены, которые продавали все на свете — от газет и фруктов до детской одежды и поношенной обуви.

— Алекс Кросс?

Я повернулся на голос, ожидая увидеть знакомого мне по описаниям Йена Флаэрти, моего контакта из ЦРУ, работающего в Нигерии. В конце концов, кто, как не агент ЦРУ, способен найти нужного человека в таком бедламе?

Но я ошибся, поскольку столкнулся лицом к лицу с двумя вооруженными офицерами из регулярной правительственной полиции, а вовсе не из иммиграционной полицейской службы, как мне показалось поначалу. Окликнувшие меня парни носили черную униформу, черные береты и погоны с нашивками на плечах. У обоих висели на поясе кобуры с тяжелыми полуавтоматическими пистолетами.

— Да, перед вами Алекс Кросс, — ответил я местным представителям власти.

А потом произошло нечто не поддававшееся логическому объяснению.

Дорожная сумка и небольшой чемоданчик в долю секунды были вырваны у меня из рук, после чего один из полицейских завел мне руки за спину, и на моих запястьях защелкнулись наручники. Я ощутил жгучую боль, ибо наручники относились к так называемому жесткому типу и применялись для смирения не в меру активных нарушителей порядка.

— В чем дело? — вскричал я, силясь встать так, чтобы лучше видеть лица местных копов. — И как прикажете это понимать? По какому праву вы надеваете наручники на американского гражданина?

Нечего и говорить, что все мои вопросы остались без ответа.

Забравший мой багаж офицер вскинул руку, словно подзывая такси, и к нам подкатил белый четырехдверный пикап марки «Тойота».

Один из офицеров открыл заднюю дверь и, надавив мне на макушку, заставил нырнуть в заднюю часть салона, куда вслед за тем швырнул мою дорожную сумку. Потом дверь захлопнулась, офицер опустился на сиденье рядом с водителем, и мы тронулись с места. Второй полицейский в машину не сел и как ни в чем не бывало стал прогуливаться по тротуару.

Тут мне пришла в голову простая, но полностью отвечавшая реалиям момента мысль: меня похитили!

Глава тридцать седьмая

Безумие…

— Куда вы меня везете? Что все это значит? Я — офицер американской полиции, — возмущался я, сидя на заднем сиденье пикапа. Увы, те, что располагались впереди, не слышали, казалось, ни единого моего слова.

При попытке приподняться и наклониться к уху полицейского я получил сильный удар дубинкой в грудь и два — по лицу.

Почувствовав острую боль и услышав тихий хруст, я понял, что мне сломали нос!

Кровь хлынула потоком из сломанного носа и залила рубашку у меня на груди. Мне не верилось, что все это происходит со мной. Да это просто невозможно!

Сидевший на переднем сиденье коп повернулся и посмотрел на меня. Казалось, он размышлял, врезать ли мне дубинкой еще раз или приберечь удар для другого времени.

К счастью, он решил ограничиться устным внушением.

— Сиди тихо, белая тварь! Чертов американец, чертов террорист, чертов коп!

В Штатах я слышал, что некоторые представители местного населения терпеть не могут американцев. Особенно чернокожих, называющих себя афроамериканцами. Теперь я испытал это на собственной шкуре. Мне еще повезло, что я относился к американцам белой расы. Чтобы прочистить мозги и сосредоточиться на ситуации, я сделал несколько глубоких вдохов ртом, поскольку мою носовую полость забили сгустки крови. Отдышавшись, я огляделся. Мы неслись по переполненному шоссе. Транспорт направлялся в аэропорт и возвращался оттуда. От жары, влажности и растворенных в воздухе едких испарений скверного топлива у меня закружилась голова. Но мои похитители, похоже, не обращали на такие неудобства никакого внимания. Водитель лишь куда чаще, чем у нас в Штатах, давил на клаксон, расчищая себе дорогу.

По шоссе мчались разноцветные автомобили: зеленые, белые, красные — все старых выпусков и не в лучшем состоянии. Время от времени проплывали громадные желтые автобусы, изрыгавшие клубы удушливого дыма. Вдоль дороги двигались пешеходы — преимущественно женщины. Многие несли на спине детей, а на головах — корзинки с каким-то грузом. Мимо нас пролетали различные строения, в основном хижины, хотя попадались и вполне современные дома. Количество построек постепенно увеличивалось, как и число автомобилей, автобусов, грузовиков и других транспортных средств, из чего я заключил, что мы приближаемся к столице.

Люди жили своей привычной жизнью, занимались привычными делами, зарабатывали свои найра.

Но те, что ехали со мной в пикапе, похоже, тоже занимались привычным делом, и это пугало меня.

Сидевший впереди коп обернулся и протянул ко мне руки. Я приготовился огрести новую серию ударов дубинкой, но он лишь провел личный досмотр задержанного, то есть обшарил мои карманы и завладел моим бумажником.

— Отдайте! — крикнул я.

Коп вытащил из бумажника пачку наличности — около трехсот американских долларов и пятьсот найра — и с презрительной миной швырнул пустой бумажник мне в лицо, угодив в разбитый нос. Меня снова пронзила острая боль, отдавшаяся в голове и затылке.

Потом я закашлялся, и из носа вновь потекла кровь. Она запачкала чехол сиденья, и за это меня наградили сильным ударом дубинки по плечам. Приглядевшись, я заметил, что чехол сшит из темно-синего нейлона, который не мнется, легко стирается, моментально сохнет, и понял, зачем эти парни надевают подобные чехлы на задние сиденья. Чтобы легко смыть следы своих кровавых злодеяний, не так ли?

Теперь я не имел ни цента и ни малейшего представления о том, что все это значит и чем может кончиться. Кроме того, у меня в голове не зародилось ни единой мысли о том, как все это остановить.

Хотя я уже понял, что распускать язык не следует, поскольку это спровоцирует очередной удар дубинкой, но все-таки повторил свой вопрос:

— Куда вы меня везете? Я — американский полицейский и прибыл сюда, чтобы расследовать дело об убийстве.

Полицейский что-то пролаял на своем диалекте водителю, и тот резко вывернул руль. Меня прижало к двери. После этого водитель притер машину к бровке и ударил по тормозам. Мы остановились.

Коп и водитель вышли из машины. Оба! Затем коп рывком распахнул дверцу с моей стороны, я в прямом смысле вывалился из «тойоты» и упал на землю, поскольку со скованными за спиной руками мне нечем было держаться за борта или ручки внутри салона.

Помимо всего прочего, я угодил головой в кучу пыли, вновь испытал острую боль в разбитом лице и снова закашлялся, пытаясь на этот раз выкашлять не запекшуюся кровь, а сгустки пыли и грязи, забившие носоглотку.

Коп — или тот, кто выдавал себя за копа, ибо Бог знает, кем был этот тип на самом деле, — подхватил меня под мышки, потянул вверх и поставил на колени. Я видел, с каким любопытством наблюдал за этой сценой малыш, сидевший у заднего окна микроавтобуса «ауди», проезжавшего мимо.

— Ты — храбрый парень, белый человек. Очень храбрый — и столь же тупой, чтоб тебя черти взяли!

На этот раз, впервые за все время, говорил водитель. Приблизившись ко мне, он сначала ударил меня правой рукой по левой стороне лица, а потом левой — по правой стороне. Я держался как мог, приложив максимум усилий к тому, чтобы не упасть снова в пыль.

— Вы, ребята, отлично справляетесь со своей полицейской работой, — с издевкой произнес я, поскольку мне уже было наплевать, что произойдет потом.

А потом на меня посыпались удары.

Сначала боковой в висок. Мне даже показалось, что при этом у меня в черепе что-то лопнуло. Затем множество других.

Не знаю, сколько всего сильнейших ударов кулаками они мне нанесли. Поскольку отключился, полагаю, после четвертого.

Глава тридцать восьмая

Невозможно… невероятно, беспрецедентно.

Когда я очнулся, кругом стояла тьма. У меня все болело, особенно лицо вокруг носа. Поначалу сознание никак не отреагировало на то, что мое тело начало пробуждаться к жизни. Я не знал, что нахожусь в Африке, зачем сюда приехал, и задавался только одним вопросом: «Как, к дьяволу, я здесь оказался?»

Потом начавшее оживать сознание сформулировало следующий вопрос: «А где, собственно, это самое „здесь“?»

И секундой позже: «Куда, интересно знать, меня завезли?»

Я протянул руку и, коснувшись виска, ощутил острую боль в открытой ране. Потом вдруг вспомнил, что был в наручниках, но теперь они не стягивали более мне запястья.

Я лежал на спине на каком-то твердом покрытии. Возможно, на камне или бетоне.

И кто-то смотрел на меня сверху вниз. Я не видел выражения его лица, поскольку, повторяю, меня окружала темнота. Не непроглядная, но тем не менее…

Короче, я видел только то, что на меня смотрит чернокожий.

Потом пришло ощущение того, что на меня смотрит отнюдь не один человек, а много. Приглядевшись, я пришел к выводу, что вокруг меня собрались не менее дюжины мужчин. И тут до меня дошло — это заключенные, а сам я — в тюрьме. Такой же заключенный, как все они.

— Белый человек очнулся, — сказал кто-то из них.

Черт, меня выдала одежда, и все они давно уже знают, что я американец, а как я уже успел себе уяснить за время путешествия, американцев в этих краях не жалуют и словосочетание «белый человек» здесь сродни ругательству.

— Где я? — Мои слова больше напоминали хрип затравленного зверя, чем человеческую речь. — Вода есть?

Тот, кто заговорил первым, ответил и на мой невнятный вопрос:

— Только утром принесут, друг.

Он наклонился ко мне и помог верхней части моего тела принять вертикальное положение. Лучше бы не помогал, поскольку ребра болели так, словно по ним колотили железным прутом, а голова раскалывалась.

Впрочем, сидячее положение имело и преимущества. Так, мне удалось разглядеть, что я нахожусь в некоем подобии тюремной камеры, которая, впрочем, больше напоминала склеп или даже пещеру. А еще здесь ужасно пахло. Вероятно, из отверстия в углу — своеобразной общественной уборной. Чтобы не стошнило, я стал часто и неглубоко дышать ртом.

В камеру проникал рассеянный тусклый свет из зарешеченного окошка в двери, прорезанной в дальней от меня стене. Помещение казалось достаточно просторным, чтобы вместить дюжину заключенных, но дело в том, что нашего брата содержалось в ней раза в три больше. Все заключенные были мужчинами.

Большинство здешних обитателей лежали плечом к плечу на полу. Незначительное число счастливчиков возлежало на койках, вмурованных в стены.

— Сколько сейчас времени? — прохрипел я.

— Возможно, полночь. Кто знает? Для нас, впрочем, это не имеет никакого значения. Ибо все мы здесь люди конченые.

Глава тридцать девятая

Когда у меня в голове окончательно прояснилось, я осознал, что пропали мой бумажник и кожаный пояс, а также исчезла серьга из левого уха. Дешевенькая такая серебряная сережка, подаренная мне Дженни на день рождения.

«Куда эти типы меня завезли? Далеко ли отсюда до аэропорта? Да и в Нигерии ли я вообще?»

«Почему никто не воспрепятствовал моему похищению? Или это здесь в порядке вещей?»

Вопросов у меня накопилось много, но пока я не мог дать ответ ни на один из них. Да и смогу ли — хоть когда-нибудь?

— Мы в Лагосе? — на всякий случай спросил я своих товарищей по несчастью.

— Да. В Кирикири. Мы — политзаключенные. Так по крайней мере нам сказали. К примеру, я — журналист. А вы кто?

Со стороны двери послышался металлический скрежет. Кто-то отпирал замок с противоположной стороны. Наконец дверь распахнулась.

Я увидел двух охранников в синей униформе. Потоптавшись с минуту в освещенном коридоре, они вошли в камеру и сами мгновенно стали тенями. Потом один из них достал электрический фонарик и стал светить им в лица заключенных. Через некоторое время в свете фонаря оказался и я. Охранник светил мне в лицо довольно долго, пожалуй, несколько секунд. Я не сомневался, что эти люди пришли за мной, но они выбрали парня, назвавшегося журналистом. Охранники поставили его рывком на ноги, после чего один из них вытащил из кобуры пистолет и приставил к его виску.

— Никто не смеет разговаривать с американцем. Никто, — веско произнес этот тип, обращаясь к заключенным. — Вы меня поняли?

После этого охранники стали избивать журналиста рукоятками пистолетов, а когда он потерял сознание, схватили за руки и выволокли из камеры. Наблюдая за этими ужасами, я думал, что сплю и вижу ночной кошмар.

Большинство заключенных, видевших эту сцену, не сказали ни слова. Более того, они, казалось, восприняли случившееся с пониманием. И лишь двое или трое из них пробормотали себе под нос нечто невнятное. Во время экзекуции никто не двинулся с места, а когда охранники удалились, до моего слуха донеслись звуки, напоминавшие храп.

Что касается меня, то я во время экзекуции находился на том самом месте, где очнулся, и вбирал взглядом происходящее, а когда мерзавцы со своей жертвой удалились, сделал единственное, что мог в той ситуации: вновь распластался на полу и попытался заснуть. Это далось мне нелегко, поскольку каждый вдох вызывал у меня нестерпимую боль в груди. Кроме того, меня мучил очередной безответный вопрос: «В какой рукотворный ад меня угораздило попасть?»

Глава сороковая

Очень хотел бы сказать, что первая ночь в тюремной камере прошла как в бреду и я почти не помню деталей.

Но нет, ничего подобного. Я запомнил все до последней мелочи и сомневаюсь, что мне когда-либо суждено это забыть.

Более всего мучила жажда. По крайней мере в первую ночь. В горле стояла сушь, как в Сахаре. Кроме того, оно, казалось, сузилось до диаметра трубочки для коктейлей. Но жажда пожирала меня также и изнутри, и я не мог отделаться от мысли, что мои внутренние органы с каждой минутой все больше усыхают и уменьшаются. Не говорю уже о том, что всю ночь меня атаковали невиданных размеров москиты, а раскормленные крысы то и дело обнюхивали мою плоть, проверяя, жив ли я еще или уже умер.

По-прежнему сильно болели голова и ребра, и эта мучительная пульсирующая боль отдавалась толчками в мозгу и груди, как если бы у меня в организме включили некий болевой метроном. Но худшее заключалось в том, что мной овладевало сильнейшее чувство отчаяния и безысходности. Я как мог боролся с ним, но временами думал, что стоит мне только задремать, как со мной произойдет нечто ужасное: возможно даже, умру во сне, или меня придушит кто-нибудь из местных обитателей.

Дома мне приходилось читать статьи, которые публиковала организация «Хьюман райт уотч», боровшаяся за гражданские права, и я знал кое-что о такого рода тюрьмах. Но одно дело читать, и совсем другое — испытывать тяготы варварского тюремного заключения на собственной шкуре. Разница, как вы понимаете, огромная. Так что эту ночь можно с полным на то правом назвать одной из самых ужасных в моей жизни, если не самой ужасной. А мне, поверьте, приходилось переживать страшные ночи, когда, к примеру, я находился в замкнутом пространстве наедине с такими типами, как Кайл Крейг, Гэри Сонеджи и Казанова.

Наконец рассвело, о чем просигнализировало зарешеченное окошко на железной двери, напоминавшее мне маленький работающий телевизор. Видя, как на этом своеобразном экране постепенно меняются и высветляются краски, я вдруг почувствовал, что овладевшее мной мрачное настроение тоже начинает светлеть, и даже ощутил небольшой прилив оптимизма, если, конечно, можно говорить об оптимизме в таких условиях.

Когда мои сокамерники заворочались, закряхтели и стали просыпаться, железная дверь нашей темницы вновь со скрежетом отворилась и в дверном проеме появился силуэт охранника.

Своей жилистой угловатой фигурой он напомнил мне хищного плотоядного кузнечика.

— Кросс! Алекс Кросс! — закричал он. — На выход. Немедленно!

Я приложил немало усилий, чтобы предстать перед ним по возможности в достойном виде, ибо каждое движение давалось мне с большим трудом и отзывалось в избитом теле острой болью. Но я отчасти справился с ней, повинуясь скорее инстинкту, нежели рациональному мышлению, поскольку начал машинально выщипывать с груди волоски, покрытые запекшейся кровью, натекшей из разбитого носа, и одно острое болезненное ощущение несколько приглушило все остальные. По крайней мере мне удалось подняться на ноги, казавшиеся чужими и резиновыми, и преодолеть на них, держа торс прямо и почти не качаясь, расстояние в дюжину футов, отделявшее мое каменное ложе от двери.

Затем я вышел за охранником в коридор. Он повернул направо, и я узрел впереди тупик, вследствие чего все мои надежды, связанные с возможностью выбраться из этого места, рассыпались в прах.

Похоже, мне суждено остаться здесь навсегда.

— Я — американский полицейский, — привычно произнес я, в который уже раз возвращаясь к своей истории. — И прибыл сюда, чтобы расследовать дело об убийстве.

И вдруг меня осенило: уж не по этой ли причине я оказался в ужасной нигерийской тюрьме?

Глава сорок первая

Это определенно был ад. Двигаясь по длинному тупику, мы миновали несколько зловещего вида черных металлических дверей, ничем не отличавшихся от двери нашей камеры. Меня интересовало, сколько всего людей содержится в этой тюрьме и есть ли среди них американцы. Большинство охранников говорили по-английски, и это наводило на мысль, что американцы здесь все-таки есть.

Последняя дверь была единственной, не имевшей засовов и замка. Перед ней стоял старый офисный стул, сиденье которого, казалось, прогнило насквозь.

— Заходи, — пролаял охранник. — Не тяни время, детектив. А то ползешь, как баба на сносях…

Я наклонился, чтобы отодвинуть стоявший у меня на пути стул, но охранник опередил меня, поднял стул с пола и всунул мне в руки. Тем лучше. Надо же мне во время допроса на чем-то сидеть, тем более стоять на своих двоих мне совершенно не улыбалось, поскольку я чувствовал себя не лучшим образом.

Когда я вошел в помещение, оставшийся в коридоре охранник захлопнул за мной дверь, а потом, судя по звуку шагов, удалился.

Комната, куда я попал, очень напоминала камеру содержания заключенных, но была вдвое меньше и совершенно пустой. Каменные стены и бетонный пол покрывала краска неопределенного темного цвета. Зловонная дыра в полу, исполнявшая в камере функции общественного туалета, отсутствовала, хотя пахло здесь столь же мерзко. Из этого я сделал вывод, что когда-то все это помещение использовали как отхожее место.

Я повернулся и посмотрел на черную металлическую дверь. Поскольку замка в ней не было, я мог бы выйти и попытаться выбраться из этого кошмарного места. Глупая мысль, конечно, но еще глупее, на мой взгляд, сидеть в пустой комнате и ждать, когда сюда придут какие-то люди и совершат по отношению ко мне некий насильственный акт. Например, изобьют до полусмерти.

Возможно, ничего подобного и не произойдет, но я же не уверен в этом.

Начав подниматься со стула, я услышал в коридоре шаги и снова опустился на дырявое сиденье. Дверь распахнулась, и в комнату вошли два полицейских офицера в черной униформе — синюю носили охранники. При виде двух здоровенных типов в черных мундирах у меня сдавило спазмом желудок, и я счел это плохим предзнаменованием.

Жесткое, презрительное выражение лиц офицеров лишь укрепило мои дурные предчувствия.

— Кросс? — спросил один из них.

— Мне бы воды, — пробормотал я, вместо того чтобы ответить на вопрос. Я так хотел пить, что готов был отдать все за стакан воды. Не говоря уже о том, что с пересохшим горлом я едва озвучивал свои мысли.

Один из офицеров, в зеркальных солнцезащитных очках, посмотрел на своего могучего приятеля. Тот едва заметно покачал головой, что означало «нет».

— В чем меня обвиняют? — хрипло спросил я.

— Глупый вопрос, — ответил «зеркальные очки».

Второй офицер подошел ко мне и, словно в подтверждение его слов, врезал кулаком в живот. Удар был настолько силен, что сбил у меня дыхание и с такой легкостью сбросил со стула на пол, как если бы я был пустым соломенным кулем.

— Подними его! — сказал старший «зеркальным очкам».

«Зеркальные очки» схватил меня за шиворот, вздернул как перышко вверх, вновь придав мне вертикальное положение, после чего снова усадил на стул, сопроводив последнее движение новым, еще более увесистым ударом в солнечное сплетение. При этом он заботливо придерживал меня за плечи. Во-первых, чтобы я опять не упал со стула, а во-вторых, чтобы мой истерзанный организм по-настоящему оценил силу прямого физического воздействия. Меня тут же вырвало, чему я немало удивился, поскольку в моем желудке явно ничего не было.

— У меня есть деньги, — прохрипел я, вспомнив об успешном опыте с дачей взятки должностному лицу во время прохождения иммиграционного контроля в аэропорте.

Старший коп, высокий, как библейский Самсон, и с огромным колышущимся брюхом, как у печально известного Иди Амина, грозно посмотрел на меня сверху вниз, будто с вершины холма.

— Что ж, сейчас узнаем, сколько баксов тебе удалось припрятать.

— Здесь у меня ничего нет, — быстро проговорил я. Флаэрти, мой контакт из ЦРУ, обещал открыть на мое имя счет в банке Лагоса, до которого, впрочем, мне в настоящее время было как до луны. — Но я могу съездить в город и…

Старший коп саданул меня локтем в рот, после чего на меня градом посыпались удары, и я стал задыхаться.

Жестом попросив «зеркальные очки» отойти в сторону, гигант ловко махнул ногой и заехал мне тяжелым ботинком прямо в грудь. Я почувствовал себя так, как если бы на меня рухнула скала и придавила к земле, и утратил способность дышать.

Я скорее услышал, чем увидел, как копы вышли из комнаты, оставив меня на цементном полу.

Вот, значит, как у них делаются дела. С тобой не разговаривают, вопросов не задают, требований не выдвигают, а просто бьют до полусмерти в свое удовольствие. Но чего ради? Какой прок в этом тупом и бессмысленном насилии?

Или они хотят выбить из человека всякую надежду на возвращение в нормальный мир… Может, в этом все дело?

Глава сорок вторая

Когда я вновь оказался в тюремной камере, мне дали миску маниоки и несколько унций воды в крохотной чашке. Воду я проглотил одним махом, но понял, что не могу есть маниоку, хотя она и считается основной овощной культурой Африки. Когда я попытался протолкнуть в себя ложку этого более плотного, чем вода, продукта, стенки гортани просто-напросто сомкнулись, и я остался голодным.

Тут я заметил, что молодой заключенный, сидевший рядом со мной, опираясь спиной о стену, не сводит с миски глаз. Я приблизил губы к его уху и очень тихо, чтобы только он слышал меня, прошептал:

— Хочешь? — и протянул ему кашу.

— Мы прославляем маниоку, питательную маниоку, вкуснейшую маниоку, лучшее яство на нашей земле, — пробормотал он, принимая у меня миску, и добавил: — Это отрывок из известного стихотворения, которое мы учили в школе наизусть.

Съев маниоку и вылизав миску, он снова оперся спиной о стену рядом со мной, после чего мы стали от нечего делать глазеть на дверь, мысленно задаваясь вопросом, когда придут охранники и кого уведут с собой на этот раз.

— Как вас зовут? — шепотом спросил я.

— Санди, сэр.

На взгляд, этому воскресному мальчику было не более двадцати лет. Его одежда, хотя и грязная, говорила о том, что он, возможно, имеет какое-то отношение к среднему классу. Я также заметил у него на щеке три параллельных шрама — свидетельство принадлежности к некоему племени.

— Послушай, Санди, — сказал я. — Тебе не следует разговаривать со мной. Это строжайше запрещено, и ты навлечешь на себя неприятности.

— Да пошли они все к черту! — воскликнул он. — Что они могут со мной сделать? Посадить в карцер? Но он ничем не отличается от этой камеры…

Я вспомнил, с какой жадностью он пожирал маниоку, крепко прижимая миску к груди, как если бы опасался, что ее отберут, и спросил:

— Давно ты здесь сидишь?

— Меня привезли сюда десять дней назад, возможно, одиннадцать. Да и другие находятся здесь примерно столько же. Все ждут перевода.

Это оказалось для меня новостью.

— Перевода? Куда?

— В пенитенциарное учреждение с усиленным режимом в сельской местности. Впрочем, не исключено, что нас ждет худшая участь. Закопают где-нибудь в канаве — и делу конец.

— И сколько времени можно просидеть здесь в ожидании перевода?

Устремив взгляд в бетонный пол, он пожал плечами:

— Кому как повезет… Можно и десять дней, а можно и две недели. Короче, пока egunje не кончатся.

— Egunje?

— Бабки, чтобы давать на лапу охранникам. У вас, к примеру, бабки есть? А родственники, которые знают, что вы здесь находитесь? — Я дважды покачал головой. — Тогда у вас большая wahala, сэр. То есть проблема. У меня, кстати, точно такая же. Если у тебя нет денег или богатых родственников, ты, можно сказать, не существуешь. Но тсс! Кажется, идут охранники.

Глава сорок третья

Когда охранники разбудили меня на третье утро, им пришлось немало потрудиться, чтобы я принял вертикальное положение. Я не испытывал ни малейшего желания идти с ними, поскольку знал, что ничего хорошего меня не ждет. Грудь до сих пор болела от побоев, а в разбитую носовую полость проникла инфекция и началось воспаление.

Правда, на сей раз, выйдя из камеры, мы повернули налево. Это могло означать и перемену к лучшему в моей судьбе, и даже ухудшение теперешней кошмарной ситуации.

Я последовал за охранником, похожим на плотоядного кузнечика, по длинному коридору, выложенному каменными плитами. Потом мы преодолели несколько пролетов лестницы и, поднявшись наверх, вновь двинулись по коридору, сворачивая то влево, то вправо. Я подумал, что если бы мне вдруг удалось выбраться из камеры и отправиться на поиски выхода из этой тюрьмы, я вряд ли сумел бы найти его.

Наконец мы с охранником вышли через металлическую дверь в прямоугольный дворик, огороженный с четырех сторон каменными стенами, высотой около десяти футов и с колючей проволокой, вившейся по верхнему краю. Если это было место для прогулок, то оно производило не менее зловещее впечатление, чем все прочее в этой тюрьме. Правда, после темноты подземелья я мало что разглядел в ярком солнечном свете, поскольку у меня сразу начали слезиться глаза. Зато было вполне очевидно, что жара здесь стояла страшная.

Охранник провел меня к зарешеченной двери, находившейся в дальней от нас стене. Дверь была заперта, но сквозь прутья решетки я увидел еще один узкий коридор, очень короткий, потом очередную зарешеченную дверь и, наконец, железные ворота. За ними на значительном расстоянии просматривалось подобие парковочной площадки.

Я спросил «кузнечика», что происходит и куда он меня ведет. Он не ответил, открыл дверь и толчком препроводил меня в своеобразный загон между двумя зарешеченными дверями. Потом, оставшись снаружи загона, запер дверь и произнес не совсем понятную мне фразу:

— Решение уже принято.

— Какое? На чей счет? — спросил я.

— На ваш. Чей же еще?

Он повернулся и зашагал прочь, оставив меня в тесном пространстве между двумя решетчатыми преградами. Эта конструкция напоминала проход, по которому бегут дрессированные хищники, направляясь на арену цирка. Внезапно у меня появилась странная уверенность в том, что «тюремный» период моей жизни заканчивается. Возможно, вместе с моим земным существованием.

У меня за спиной открылась небольшая неприметная дверца, выкрашенная «под камень». Из нее высунулась голова незнакомого мне охранника, который нетерпеливо поманил меня пальцем.

— Заходите, не тяните время.

Я колебался, поскольку не сразу понял, чего он хочет от меня. Тогда он протянул руку, схватил меня за плечо и потащил за собой в дверной проем.

— Вы что — глухой? Или свихнулись? Заходите же в комнату!

В комнате, куда я вошел, был кондиционер, что повергло меня в изумление. Одновременно я понял, почему охранник так торопился загнать меня в помещение. Хотел побыстрее закрыть дверь, чтобы наружу не просочилась даже малая частица благословенной прохлады.

Осмотревшись, я сообразил, что нахожусь в самом обыкновенном офисе с двумя стандартными деревянными столами и несколькими конторскими шкафами, заставленными папками с документами. За одним из столов сидел второй парень в синей форме охранника. Он занимался бумажной работой и не обращал на меня никакого внимания. Кроме охранников, в комнате находился первый белокожий мужчина, которого я увидел с тех пор, как вышел за ворота аэропорта.

Он был в светлых брюках, просторной рубашке с воротничком на пуговичках и темных солнечных очках. Внутренний голос поспешил сообщить мне, что он скорее всего из ЦРУ.

— Флаэрти? — спросил я, хотя мужчина даже не попытался представиться и вообще не произнес ни слова.

Швырнув мне пустой бумажник, который, как я считал, у меня стащили, белый сказал:

— Господи! Ну и видок же у вас… Как говорится, краше в гроб кладут. Выйти отсюда, случайно, не желаете?

Глава сорок четвертая

Кто бы знал, как отчаянно мне хотелось выйти из этой проклятой тюрьмы и как я возликовал, узнав, что это возможно. При этом я все еще находился под впечатлением пережитых ужасов.

— Неужели это возможно?.. Кстати, как вы нашли меня? — спросил я, совершенно забыв про охранников. — Что вообще происходит? Почему меня сунули за решетку?

— Не здесь. — Флаэрти поднялся, открыл дверь и жестом предложил мне выйти первому.

Охранники даже не повернули головы в нашу сторону. Когда мы уходили, один из них вдумчиво просматривал какой-то файл, а второй болтал с кем-то по телефону. Как говорится, обычные текущие дела. Но, занимаясь своими делами, они, похоже, даже на мгновение не допускали, что находятся в кромешном аду.

Как только за нами захлопнулась дверь, Флаэрти взял меня за руку.

— Кажется, вам нужна помощь?

— Бог мой, Флаэрти, конечно, нужна. Благодарю от всего сердца.

— Вам сломали нос?

— Думаю, да.

— Вид именно такой. Я знаю, кто это сделал… Вот, возьмите… — Он протянул мне бутылку с водой, которую я тут же начал пить большими глотками прямо из горлышка. — Да не частите вы так — захлебнетесь…

Он провел меня к стоявшей на парковке под большим раскидистым деревом старой белой машине «Пежо-405». Неожиданно выяснилось, что моя дорожная сумка уже лежит в салоне на заднем сиденье.

— Благодарю вас, — снова с чувством сказал я.

Когда машина тронулась с места, я спросил:

— Как вам удалось разыскать меня?

— Поскольку в четверг вы так и не объявились, я просчитал возможные варианты и пришел к выводу, что вы можете оказаться всего в двух или трех местах. Короче говоря, за сотню я узнал, где вас содержат, а дав пятьсот, договорился о вашем освобождении.

Он наведался в нагрудный карманчик рубашки, вынул карточку и протянул мне. Карточка принадлежала представителю Сити-банка с отделением в Лагосе. На обороте синей шариковой ручкой было проставлено: ACROSS9786EY4.

— Возможно, вам захочется изменить код, а также перевести на свой счет дополнительно пару тысяч. Коли так, действуйте. В банке о вас знают.

— А что слышно о моей семье? — Мысли об оставленных в Штатах родных нахлынули на меня как волны прибоя. — Вы разговаривали с кем-нибудь из моих близких? Они в курсе произошедшего?

— Я не социальный работник. Хотя вам, наверное, кажется, что вы прошли через все круги ада, объяснения с родственниками по этому поводу не входят в мои обязанности. Извините за резкость, но такого рода ситуации здесь в порядке вещей, и я не обязан отдуваться за каждого американца, попавшего в трудное положение.

Он вынул из кармана пачку «Кэмел-лайтс», достал сигарету, прикурил, затянулся и выпустил из носа две тонкие струйки дыма.

— Можете позвонить членам семьи из отеля.

— Поражен вашей способностью сочувствовать горю ближнего.

На меня Флаэрти даже не посмотрел и ухмыльнулся, глядя прямо перед собой. Похоже, мы поняли друг друга. Определенно моя история была не самой печальной из тех, к которым он имел отношение. Наверняка Флаэрти знал истории и почище — и с куда более мрачным финалом.

— У вас в машине есть что-нибудь пожрать? — спросил я.

Он протянул руку, открыл отдел для перчаток и извлек оттуда жестянку с шоколадным протеиновым напитком. Напиток был теплым и горчил, но мне казалось, что я в жизни не ел и не пил ничего вкуснее.

Откинувшись на подушки кресла и закрыв глаза, я впервые за три дня попытался расслабиться. Однако мне не давали покоя мысли о предстоящем расследовании и о том, почему я, едва успев выйти за ворота аэропорта Мурталы Мухаммеда в Лагосе, угодил в такую переделку.

Глава сорок пятая

Глухой звук удара по крыше «пежо» заставил меня открыть глаза, и я, смахнув со лба обильно заливший его пот, сообразил, что на минуту или две погрузился в тяжелый, неосвежающий сон. В окне машины промелькнула чья-то грязная поношенная кроссовка фирмы «Адидас».

— Что за черт? — Флаэрти завертел во все стороны головой.

Мы попали в дорожный затор, и я, сколько ни всматривался в окна, видел только сплошное море замерших на месте автомобилей: по бокам, спереди, сзади — всюду.

— «Заторные» мальчики, — недовольно констатировал Флаэрти. — И как только я не догадался?

Я увидел их в зеркальце заднего вида — не менее полудюжины подростков, двигавшихся в узких промежутках между машинами. Некоторые, для быстроты перемещения в пространстве, вскакивали на крыши легковых машин или фургонов и спрыгивали с другой стороны. Подростки подходили к автомобилям, заводили разговор с сидевшими в салоне людьми, иногда отбирали у них деньги и ценности, а иногда проходили мимо.

— «Заторные» мальчики? — переспросил я.

— Здесь их так называют. Эти несовершеннолетние грабят машины, когда на улице заторы, транспорт стоит и жертва не в состоянии покинуть место происшествия. Короче говоря, мелкие воришки и грабители. Ничтожества. Помойные тараканы. Не о чем беспокоиться.

Я снова посмотрел в зеркальце заднего вида. Через две машины от нас подросток с плоской как блин физиономией и в потертой фуфайке с надписью «Ред булл» на груди сунул в открытое боковое окно руку и ударил водителя по физиономии. Чуть позже, когда он вынимал руку из окна, в ней уже находился явно не принадлежавший ему небольшой портфель.

— Думаю, нам следует что-то предпринять, — сказал я и потянулся к ручке двери, но Флаэрти пресек мое намерение.

— Что именно? Собираетесь всех их арестовать? Засадить в кутузку? Нет уж, позвольте мне урегулировать эту ситуацию собственными методами.

К этому времени один из подростков с бритой головой и россыпью злых багровых прыщей на лице приблизился к нашей машине со стороны Флаэрти и, просунув в салон голову и правую руку, помахал кулаком перед носом сотрудника ЦРУ.

— Гони бумажник! — пронзительно крикнул он. — Сию же минуту!

Флаэрти не спеша достал из-под сиденья пистолет «глок» и, положив руку с оружием на колени — так, чтобы пушку не было видно с улицы, — направил ствол на парня.

— А может, ты, сосунок, одолжишь мне свой? — рявкнул он. Парень мигом выпростал из окна голову и свою загребущую длань, после чего вскинул обе руки над головой и ухмыльнулся. — Проваливай, придурок! Или мне следует называть тебя «братком»? Не дорос еще… Проваливай, пока я не передумал!

— К этому лучше не соваться, братья, — спокойно проинформировал прыщавый своих приятелей и с помощью указательного и большого пальцев изобразил подобие пистолета. Когда секундой позже «заторные» мальчики проходили мимо нас, один из них выбил пальцами дробь по кузову машины, но, кроме этого, члены уличной банды ничем не обеспокоили нас.

Флаэрти заметил мой удивленный взгляд.

— Что, не понравилось? Вы в округе Колумбия так не поступаете? Когда вернемся в Штаты, можете высказать мне все, что вы по этому поводу думаете. Пока же зарубите себе на носу: мы не в Америке, а в Нигерии, где надо действовать быстро и решительно, поскольку местные уважают только силу.

Я снова бросил взгляд в окно и увидел, как «заторные» мальчики при полном бездействии с нашей стороны грабят следующую машину, у водителя которой средств обороны не оказалось.

— Обязательно выскажу, — пробурчал я. — Ведь такое не забывается.

Глава сорок шестая

Неожиданно у меня в голове что-то щелкнуло, и я подумал, что мне давно уже пора продолжать собственное расследование, ради которого я приехал сюда из Америки. Но при этом необходимо иметь в виду, что придется действовать так, как если бы я очутился на Марсе. До такой степени не совпадали реалии Штатов и Нигерии.

Отель «Супериор», к которому подвез меня Флаэрти, поражал внушительными размерами, но находился в состоянии запустения и явно нуждался в ремонте, о чем свидетельствовали облупившиеся стены и потрескавшаяся, выщербленная лепнина. Вероятно, в пятидесятые годы прошлого века, когда его построили, он демонстрировал прогресс в архитектурном плане, но теперь давно уже устарел и к «пятизвездочному» классу не относился. Не говоря уже о том, что на парковочной площадке перед ним сновали толпы местных жителей, продававших футболки, дешевую электронику и телефонные карточки.

Что интересно, располагался он совсем рядом с аэропортом. Таким образом, я, проведя в Нигерии почти трое суток, удалился от пункта прибытия не более чем на три четверти мили.

— Почему вы привезли меня именно в этот отель? — спросил я, надевая свежую рубашку на заднем сиденье.

— Подумал, что вам, возможно, захочется улететь отсюда первым же рейсом. Ведь и такое бывает.

— Куда улететь?

— Домой, разумеется. То, что вы пережили, детектив Кросс, это, как говорится, еще цветочки. Но и ягодки будут, когда Тигр решит заняться вами всерьез. Вам-то до него не добраться, а вот ему взять вас за шиворот — раз плюнуть. И тогда мне уже вряд ли удастся помочь вам.

Я прекратил досужий треп и посмотрел на Флаэрти в упор.

— Как вы сказали? Тигр?

Глава сорок седьмая

— Так его зовут местные, детектив Кросс. Разве вы не знали? Если разобраться, несколько главарей крупных бандитских шаек носят подобное прозвище. Но ваш парень здесь один из самых авторитетных.

— Короче, вы знаете, где его найти?

— Если бы знал, отвез бы вас прямо к нему и поставил бы в этом деле жирную точку.

Я выбросил свою запятнанную кровью рубашку в мусорный ящик и взял в руки дорожную сумку.

— В какое время мы с вами можем завтра встретиться?

Улыбку Флаэрти я воспринял как знак одобрения или удивления моим упорством.

— Я позвоню вам.

— Когда?

— Так рано, как только смогу. Ну а пока отдохните. Кстати, если завтра утром вас вдруг не окажется в номере, я сделаю вывод, что вы, слава Богу, совершенно нормальный в умственном отношении человек.

Прежде чем он уехал, я занял у него некую сумму, чтобы расплатиться за проведенную в «Супериоре» ночь и купить телефонную карточку.

Прошло три четверти часа. Я принял душ, побрился, поел, заказал разговор со Штатами и ждал звонка оператора.

Номер, в котором я расположился, не представлял собой ничего особенного. Обычная комната с облупившейся штукатуркой, потрескавшейся лепниной и бегавшими по стенам тараканами, которые, как я понял, составляли жильцам компанию.

Вызванный мной коридорный ничуть не удивился, обнаружив, что в ванной нет полочек и крючков для полотенец, и пообещал повесить новые в самое ближайшее время. Я не слишком привередничал. После тюремной камеры эта комната представлялась почти президентским номером.

Когда после звонка оператора я услышал в телефонной трубке голос Дженни, у меня перехватило дыхание — ведь я разговаривал с ней впервые после отъезда и перенесенных мной испытаний. Общаясь с дочерью, я даже забыл о своем больном распухшем носе и о том, что из него время от времени капала кровь.

— Так, так, так… а кто это у нас сегодня прогуливает школу? — спросил я, стараясь говорить веселее и даже с несвойственным мне легкомыслием.

— Сегодня воскресенье, папочка. Ты что — в этой своей Нигерии напрочь утратил чувство времени? Да и говоришь в нос… Простудился там, что ли?

Я машинально дотронулся до сломанного носа.

— Действительно, у меня что-то вроде насморка. Но это мелочи жизни. Зато живу в одном из лучших отелей города!

— Это ты, Алекс? — услышал я голос Наны, снявшей параллельную трубку. В ее словах звучало раздражение, и даже более сильное, чем я ожидал. — Где ты пропадал трое суток? И ни одного звонка за все это время. Такое поведение иначе как безответственным не назовешь!

— Извини, Нана. Как выяснилось, здесь труднее связаться со Штатами, чем я думал, — сказал я и сам начал задавать вопросы, так как боялся попасться на лжи, поскольку врун из меня никакой.

Дженни рассказала мне о фруктовых мушках-дрозофилах, которые вывелись из яичек во время научного эксперимента с ее участием, а также о новых соседях, поселившихся на Пятой улице рядом с нашим домом. Нану тревожил усилившийся шум в установленном в подвале бойлере. По ее словам, когда в прошлый раз шум достиг такого уровня, ремонт и отладка обошлись нам в девятьсот долларов.

Потом в разговор вступил Али, сообщивший, что научился отыскивать Нигерию на карте и столица там — город Лагос. Он также поведал мне, что Нигерия — большая страна с населением около ста тридцати пяти миллионов.

Потом Нана сообщила, что сейчас со мной будет говорить Бри.

— Бри у вас? — Сказать по правде, меня это немало удивило, поскольку Бри в мое отсутствие планировала переехать к себе на квартиру.

— Кто-то же должен заботиться о нас, когда тебя нет, — со значением произнесла Нана. — Кроме того, сейчас Бри одна из нас. То есть член нашей семьи.

Глава сорок восьмая

Мне понравилось то, что напоследок сказала Нана, и голос взявшей трубку Бри. Потом я услышал, как захлопнулась дверь, и понял, что нам предоставили возможность поговорить наедине.

— Наконец-то! — воскликнул я.

— Да, Нана — женщина с характером. Но она бывает добра и очень тактична.

Я рассмеялся.

— Это она перед тобой добрячку разыгрывает. Чтобы было легче манипулировать тобой.

— Уж коли речь зашла о манипулировании, тогда не смей мне врать и отвечай как на духу: где ты пропадал последние трое суток?

— Детектив Стоун, неужели это и вправду ты? — засмеялся я. — Мне казалось, что ты обо мне скучаешь.

— Конечно, скучаю. Но это к делу не относится. Если честно, я извелась за последние три дня из-за твоего молчания. И не я одна. Мы все страшно беспокоились о тебе. Особенно Нана.

— Хорошо, я расскажу тебе, что случилось. Тем более что это имеет самое непосредственное отношение к нашему делу. По крайней мере я так думаю. Ну так вот: меня арестовали прямо в аэропорту.

— Арестовали? — шепотом переспросила Бри. Похоже, ею снова овладело беспокойство. — В аэропорту? Но кто? И на каком основании?

— Похоже, на том, что информация в наши дни распространяется по миру слишком быстро. Иными словами, взяли меня сразу же по прилете и продержали двое с половиной суток в тюремной камере, не предъявив никакого обвинения.

Голос у нее смягчился. Теперь в нем было больше от моей милой Бри, чем от детектива Стоун.

— Как там было — очень плохо?

— При десятибалльной системе поставил бы им пятнадцать. Но теперь я уже почти в норме. Живу в отеле «Супериор». Разумеется, у него только название такое пышное, в реальности же это самое заурядное заведение.

Я взглянул в окно на собиравшиеся над заливом черные, со свинцовым отливом, грозовые тучи. Из-за этого находившийся под моим окном открытый бассейн начал быстро освобождаться от желающих освежиться. Послышались возбужденные голоса и смех. Мне до сих пор не верилось, что утром я проснулся в тюрьме Кирикири.

— Уж и не знаю, Алекс, захочется ли тебе сейчас слушать подобные истории, но вчера вечером у нас в Пэтвее опять вырезали целую семью. На этот раз убитые — выходцы из Судана.

— Такой же «модус операнди», что и в предыдущих случаях?

— Очень похоже. Использовались ножи с широким лезвием, вероятно, мачете. Короче, жестокость ради жестокости, вандализм ради вандализма — ну и все остальное в том же духе. Не знаю, участвовал ли в этом деле наш парень лично, но в том, что действовал кто-то из его людей, почти не сомневаюсь.

— Установлено, что убийца носит прозвище Тигр. Так что мне предстоит сыграть в игру «Поймай тигра». Имей в виду: он может отдать команду о проведении очередной кровавой акции откуда угодно.

— Совершенно верно. Но с равным успехом может и вернуться в Вашингтон. Ему ничего не стоит продолжать убивать здесь, пока ты разыскиваешь его там.

Прежде чем я успел хоть слово вымолвить, в потемневшем небе полыхнула молния, а секундой позже пророкотал гром. Электрическое освещение в комнате замигало и погасло, а затем отключилась и телефонная связь.

— Бри? — крикнул я. — Ты слышишь меня?

Вот дьявольщина! Я даже не успел сказать Бри, как сильно мне ее не хватает.

Я видел свечи и по меньшей мере один газовый генератор в холле, поэтому пришел к выводу, что подобные отключения электричества в «Супериоре» не редкость. Я лег на постель и прикрыл глаза, ожидая дальнейшего развития событий. Если электричество в ближайшее время не включат, придется спуститься в холл, выяснить, что произошло, и позаботиться об освещении номера.

Однако мысль о новом убийстве семьи в округе Колумбия не позволила мне расслабиться даже на короткое время, и я неустанно спрашивал себя: какое это имеет отношение к моей скромной особе?

Верно ли, что Тигр, убийца, которого я разыскиваю, находится в Нигерии?

Или я перелетел через океан на другой континент только для того… чтобы мне сломали нос?

Глава сорок девятая

Телефон звонил и звонил.

Беспрерывно…

Наконец я приоткрыл глаза, выходя из глубокого сна, напоминавшего состояние комы. Электронные часы на прикроватном столике не работали и высвечивали только одну алую цифровую комбинацию: 12:00.

Стояло утро, и подачу электроэнергии в отеле, похоже, давно восстановили.

Когда я перекатился по кровати, чтобы снять трубку, избитое тело отозвалось на резкое движение ноющей болью, мигом вернувшей меня к реальности и напомнившей о перенесенных испытаниях: незаконном аресте, тюремном заключении и систематических избиениях. Одновременно нахлынули мысли об убийстве Элли, ее семьи и о задуманном мной расследовании.

— Алекс Кросс, — сказал я.

— Не делайте этого.

— Кто со мной говорит?

— Флаэрти. Не называйте свое имя, отвечая на звонок. Никогда не знаешь, кто находится на противоположном конце провода…

— Который час? — спросил я Флаэрти. Наверняка еще слишком рано, чтобы выслушивать нотации.

Я взглянул на потолок, потом перевел взгляд на свое тело, вытянувшееся на покрывале. Как выяснилось, я заснул одетым. Во рту все слиплось от скопившейся горькой слюны. Вновь начал болезненно пульсировать опухший сломанный нос. Я обнаружил на подушке кровавые пятна: темные — там, где кровь запеклась, и алые, совсем еще свежие.

— Уже одиннадцать. Я названиваю вам все утро. Могу уделить два часа, если поторопитесь, а потом извините — уезжаю на задание до следующего понедельника.

— Вы узнали хоть что-нибудь?

— А как же? О том, например, что у меня на заднице от жары и влажности началось нечто вроде экземы. Ну а если серьезно, нашел лучшего информатора в Лагосе, с которым хочу свести вас. Вы уже были в банке?

— Я даже в сортире еще не был.

— Пора шевелиться. Как гласит пословица, выспимся в гробу. Первым делом найдите себе машину с водителем. Гостиничный клерк на первом этаже устроит вам это, только поставьте его в известность, что водитель и автомобиль нужны вам не на час, а на весь день. Соврите, что любите путешествовать. Потом отправляйтесь в Сити-банк на Брод-стрит. Скажите водителю, чтобы ехал по дамбе. Он подумает, что вы знаете, где находится банк, не то завезет вас на другой конец города. Если поторопитесь, уложитесь в час. Буду ждать вас там. Не забудьте: Сити-банк на Брод-стрит!

— Приеду так быстро, как только смогу.

— Если доберетесь до банка и не опоздаете, скажу, что вы быстро учитесь. Итак, вперед, детектив!

Глава пятидесятая

Когда я отчалил от отеля «Супериор», держа в руке чашку с вкусным дымящимся черным кофе по-нигерийски, мне вдруг показалось, что кто-то нажал у меня в мозгу кнопку «сброс».

Стоило мне на минуту забыть о распухшем носе и ноющей боли в избитом теле, как мной овладевало странное ощущение, что я только сегодня приехал в Африку. Потом, подумав об Элли и о двух неделях, проведенных ею в этой стране, я задался вопросом, какие приключения ей случилось здесь пережить. Неужели удалось вступить в контакт с Тигром? А если удалось, то как она нашла его?

У меня не было при себе никаких материалов по этому делу, поскольку мне вернули только дорожную сумку с одеждой, паспорт и пустой бумажник, поэтому просматривать для освежения памяти я ничего не мог. Оставалось лишь глазеть по сторонам, рассматривая сквозь окно машины виды Лагоса, медленно проплывавшие мимо.

— А знаете ли вы, что Лагос называют «медленным» городом? — спросил мой водитель, повернувшись ко мне с доброжелательной улыбкой.

Действительно, поток машин полз по улице со скоростью улитки. В значительной степени движение замедляли многочисленные машины, стоявшие на обочине улиц. Водитель объяснил, что их бросили, потому что кончился бензин, или из-за дорожных пробок, считавшихся здесь обычным и, к сожалению, очень распространенным явлением.

Скорость нашего автомобиля слегка увеличилась, когда мы переезжали мост, откуда я впервые бросил взгляд на городской центр. Издалека он казался типичным деловым центром, как и в любом крупном городе, застроенном небоскребами из бетона, стекла и металла.

Однако по мере того как мы приближались к центру Лагоса, его очертания все больше напоминали гротескные рисунки в стиле Эккера, когда одно огромное здание незаметно переходит в другое, еще более крупное, образуя гигантский комплекс, не уступающий размерами иному кварталу, а то и району. Вообще все здесь: толпы на улицах, дорожное движение и инфраструктура — говорило о страшной скученности и о том, что плотность населения в этом мегаполисе куда выше, чем в других столицах и городах-миллионниках. А мне было с чем сравнивать. Ведь я не только много раз ездил в Нью-Йорк, но даже посетил крупнейший мегаполис земли Мехико-Сити.

Когда мы наконец добрались до Сити-банка на Брод-стрит, я заметил, что Флаэрти стоит у входа и курит сигарету.

— Джек Николсон в Чайнатауне, — произнес он и, улыбнувшись собственной шутке, спросил: — Вас не укачало? Не подташнивает?

— Да вроде нет. А что?

Он указал на мой распухший нос:

— На обратном пути можно заехать к врачу, чтобы он привел вас в порядок.

Потом Флаэрти сообщил, что мне необходимо зайти в банк, активировать свой счет, воспользовавшись кодовым номером на обратной стороне визитной карточки, переданной им вчера, и снять со счета сумму наличными на собственные нужды, а также для того, чтобы вернуть деньги, которые я задолжал ему за гостиницу. Помимо этого, он предложил мне снять со счета еще около двухсот американских долларов и по возможности мелкими купюрами.

— Зачем? — спросил я.

— Для «смазки».

Я понял намек и сделал все так, как он сказал.

От банка мы проехали по Пятой Каури-крик на остров Виктория — один из самых больших в черте города, — где посетили частный медицинский кабинет на пятом этаже офисного здания. На двери значилось, что конфиденциальность гарантируется. Врач сразу же осмотрел меня, уделив главное внимание лицу и, разумеется, носу, в недрах которого сделал некую почти молниеносную, но очень болезненную манипуляцию, выправив положение хряща. Это был один из самых странных визитов к врачу, какие я когда-либо делал. Вопросов относительно характера травмы мне не задавали, денег за визит не взяли, а посещение кабинета в общей сложности отняло у меня не более десяти минут.

Когда мы вернулись в машину, я спросил Флаэрти, давно ли он обосновался в Нигерии и сколько времени проводит в Лагосе. Я ничуть не сомневался в том, что у него здесь устоявшиеся обширные связи и знакомства, используя которые ему удается неплохо зарабатывать. Очень неплохо. Придя к правильному выводу по поводу направления моих мыслей, Флаэрти предпочел воздержаться от ответа на этот вопрос.

— Ошоди-маркет, — сказал он водителю, откинувшись на спинку сиденья и прикурив очередную сигарету.

— У вас может быть небольшая лихорадка, связанная с воспалением и хирургическим вмешательством, — заметил он, повернувшись ко мне. — Но она, поверьте, скоро пройдет. Кстати, вы знаете, как местные называют Лагос?

— «Медленный» город, — ответил я.

Флаэрти затянулся, выпустил из ноздрей две тонкие струйки голубоватого дыма и сказал:

— Вы быстро учитесь. По крайней мере некоторые вещи осваиваете довольно уверенно.

Глава пятьдесят первая

На первый взгляд Ошоди-маркет ничем не отличался от любого другого квартала города. Здесь так же сновали густые людские толпы, все куда-то торопились или занимались делом: что-то продавали, что-то покупали, а некоторые совмещали оба эти занятия.

Флаэрти уверенно прокладывал путь сквозь толпу, виртуозно лавируя среди прилавков. Со стороны он напоминал тощую белую крысу, пробиравшуюся по хорошо знакомому ей подвалу.

Чтобы не потеряться в этом людском месиве, я не спускал с него глаз, но одновременно поглядывал по сторонам: уж больно непривычным и экзотическим казалось мне это место с его громкими зазывными криками на разных языках, яркими красками разложенных на прилавках тканей, запахами восточных специй и аппетитными ароматами соусов и готовившейся на огне снеди. И чем дольше я вбирал все это взглядом, тем больше все здесь мне нравилось.

Кстати сказать, вид жаровен с поджаривающимся на углях люля-кебабом и котлов, где булькали приправленные кари рыбные супы и мясные похлебки, напомнил мне, до какой степени я проголодался. Многочисленные торговцы певучими голосами на все лады расхваливали свой товар, и временами мне казалось, что я нахожусь то ли среди кучи включенных радиоприемников, то ли на джазовом фестивале. Чаще всего слышалось наречие йоруба; я пришел к выводу, что уже довольно легко вычленяю его из потока разноязычной речи.

С грузовиков сгружали привезенный на продажу крупный рогатый скот, оглашавший ревом территорию рынка. Около палатки с красным крестом мамаши с детьми выстроились в очередь на вакцинацию. И повсюду люди спорили о ценах, договаривались и хлопали ладонью о ладонь.

Сердце у меня билось в ускоренном ритме, но не потому что я плохо здесь себя чувствовал. Несмотря на грязь и убожество, которых здесь тоже хватало, меня по какой-то непонятной причине притягивал этот город, эта земля.

Кто бы мог подумать еще месяц назад, что я окажусь в самой настоящей Африке!

Разумеется, я не думал о ней как о крае, где мог бы построить дом, обзавестись семьей и провести остаток своих дней, но притяжение оказалось очень сильным. Эта новая для меня земля была исполнена экзотики и своеобразной яркой чувственности. И как всегда в тех случаях, когда я думал об Африке, на меня нахлынули мысли о бедняжке Элли. Что с ней здесь произошло? Какую ценную информацию ей удалось раскопать?

Наконец Флаэрти остановился около крытой палатки, торговавшей коврами. Молодой продавец вел у входа деловой разговор с субъектом в национальных одеждах из неотбеленного полотна серо-желтого цвета и, когда мы вошли в палатку, едва удостоил нас взглядом.

Правда, ровно через минуту он неслышно, как привидение, проник в помещение сквозь не замеченную нами щель в матерчатой складчатой стене и встал рядом.

— Приветствую вас, мистер Флаэрти, — поздоровался он с сотрудником ЦРУ и вежливо кивнул мне. — Если хотите пить, у меня в холодильнике стоит пиво и минеральная вода. — Казалось, он находился у себя дома, а не в торговой палатке и встречал гостей, а не потенциальных клиентов.

Флаэрти жестом отклонил предложение.

— Мы на минутку, Токунбо. Интересуемся парнем по прозвищу Тигр. Здоровенный такой детина.

Я заметил, что, кроме прозвища, объяснений не потребовалось.

— Любая информация о нем за последние сутки принесет тебе двадцать зеленых. За последние двое суток — десять. Все остальные сведения считаются устаревшими и не котируются — придется тебе перебиваться на те найра, которые ты выручишь от продажи ковров.

Токунбо покорно кивнул. Они с Флаэрти были полярны во всех отношениях.

— Говорят, он уехал в Сьерра-Леоне. Недавно. Буквально вчера вечером. Вам повезло. Вы с ним разминулись.

— Каким транспортом воспользовался — наземным или воздушным?

— Наземным.

— О'кей. — Флаэрти повернулся ко мне: — Нас здесь уважают. Заплатите этому человеку.

Глава пятьдесят вторая

Мне хотелось бы задать массу вопросов Токунбо насчет Тигра и его банды юных убийц, но он был информатором Флаэрти, и я поступил точно так, как мы договорились. Мне вообще пока следовало помалкивать, особенно если учесть, что я фактически оказался на конспиративной явке. Поэтому я заговорил с Флаэрти только тогда, когда мы отошли от палатки на значительное расстояние.

— Что вы скажете относительно сведений, предоставленных этим субъектом? — спросил я.

— Ничего хорошего. Тигр уехал в Сьерра-Леоне. Это тупик. Вряд ли вам захочется последовать за ним.

— Почему вы так считаете? И потом: откуда вам знать, достоверна ли эта информация?

— Скажем так: у меня никогда не возникало повода требовать, чтобы этот парень вернул мне деньги. Что касается вас, Алекс, то вам необходимо немного обжиться в Лагосе, полюбоваться видами, узнать, как тут делаются дела. Короче говоря, прийти в себя и осознать наконец, где вы находитесь. Только держитесь подальше от проституток, особенно хорошеньких. Очень вас прошу.

Я схватил Флаэрти за руку:

— Я проделал этот путь не для того, чтобы любоваться видами или обживаться в отеле, сидя около бассейна. У меня здесь конкретная цель.

— Вы сами представляете собой цель, причем весьма заметную. Местная пословица гласит: «Чтобы остаться в игре, надо прежде всего остаться живым». Как вы не понимаете, что нынешний Лагос очень опасный город?

— Бросьте, Флаэрти. Или вы забыли, что я коп из округа Колумбия? Мне не впервой рисковать жизнью, а уж опыта по части выслеживания разных типов у меня больше чем достаточно.

— Я все это знаю, но… прислушайтесь все же к моему совету, детектив Кросс. Он вернется. Обязательно. И вы с ним встретитесь здесь. Тогда делайте что угодно. Хоть вступайте в рукопашную…

— У меня на этот счет свое мнение… Итак, что вы посоветуете мне, если я все-таки решусь отправиться за ним в Сьерра-Леоне?

Флаэрти тяжело вздохнул. Видимо, мое упрямство его здорово достало.

— Возможно, он двинется в Коиду. Это местечко рядом с восточной границей. В Каилахуне сейчас слишком жарко — даже для него. И вообще: если он едет за границу, значит, собирается заниматься делами. К примеру, куплей-продажей нефти. Или газа.

— А что интересного в Коиду?

— Алмазные копи. Там находится неофициальная биржа, где бизнесмены двух стран занимаются обменом нефти на алмазы. И Тигр принимает самое активное участие в подобного рода операциях. По крайней мере меня так информировали.

— Понятно. Что-нибудь еще можете сказать?

Флаэрти надоело стоять на одном месте, и он снова зашагал по рынку.

— Да. У вас есть дома старый добрый друг? Позвоните ему. И расскажите, где вы прячете порнуху и прочие сомнительные вещи, о которых, по вашему мнению, не должна знать семья. Пусть заберет их, когда представится удобный случай. Иначе эти вещи найдут ваши домашние после вашей смерти. Вроде все… Ах да! Осталось только пожелать вам доброго пути и сказать, что был рад знакомству с вами.

— Флаэрти! — крикнул я, но он шел не оборачиваясь. Я увидел его только тогда, когда прошел через весь рынок и оказался на берегу залива. Сотрудник ЦРУ сидел на пляже на куске дерева, недалеко от выхода.

Я быстро вернулся назад и накупил свежих фруктов: манго, гуаяву и папайю, которые мы вместе с ним и прикончили. Очень вкусно! Хотя я купил довольно много фруктов, мне казалось, что я в состоянии съесть вдвое больше.

Ничего, завтра я буду в Сьерра-Леоне, а там такого добра тоже завались.

Глава пятьдесят третья

На выжженной солнцем грязной дороге, петлявшей среди жалких остатков того, что когда-то именовалось лесом в окрестностях Коиду, пятнадцатилетний подросток подвергался медленному удушению.

Медленному — потому что так хотел Тигр.

Он считал подобное зрелище хорошим уроком для своих парней. Из него они должны были многое почерпнуть и усвоить.

Пальцы Тигра еще сильнее сдавили гортань подвергавшегося публичному наказанию молодого бойца.

— Ты был моим первым номером. Я доверял тебе. Давал тебе все, включая воздух, которым ты дышал. Ты понимаешь, что сейчас происходит? Понимаешь?

Разумеется, парень все понимал. Его наказывали, причем за дело. Он похитил дорогой камень, алмаз, который обнаружили у него под языком. И теперь ему, весьма вероятно, придется расплатиться за это жизнью, умереть.

Но только не от руки Тигра.

— Ты! — Тигр указал на самого юного из своих бойцов. — Порежь своего брата.

Мальчишка десяти лет выступил вперед и вынул из ножен острый как бритва нож, который Тигр привез ему в подарок из своей поездки в Америку. Без колебания он подошел к брату и вонзил лезвие ему в бедро, после чего отпрыгнул, чтобы струя хлынувшей из раны крови не испачкала одежду.

Тигр продолжал сжимать стальными пальцами горло похитителя алмазов, поэтому, как бы ни было тому больно, кричать он не мог и только хрипел.

— Теперь твоя очередь. — Тигр указал на парнишку чуть постарше. — Сделай все как надо. Только не торопись.

Так продолжалось довольно долго. По команде Тигра из рядов его банды выходил очередной юный боец и наносил похитителю алмазов удар ножом — любой силы и в любое облюбованное им место — с одним лишь условием, чтобы этот удар не оказался смертельным. Право смертельного удара принадлежало самому старшему, в данном случае тому, кого Тигр считал старшим после допущенного прежним «первым номером» прокола. Следующим по старшинству шел парень по прозвищу Ракета из-за надписи на старой фирменной фуфайке команды «Хьюстон рокетс», которую он постоянно носил и в жару, и в дождь.

Тигр сделал шаг в сторону, чтобы не мешать Ракете нанести фатальный удар. Держать вора уже не имело никакого смысла, поскольку из-за кислородного голодания и огромной кровопотери тот почти не двигался; вокруг него расплывалась дымящаяся багровая лужа, а трупные мухи и оводы уже садились на его раны.

Ракета обошел поверженного товарища, обесчестившего себя воровством, и остановился там, где лежала его голова. При этом он задумчиво потирал покрытый молодой щетиной подбородок, поскольку еще не брился.

— Ты опозорил всех нас, — сказал он. — Но больше всех — себя. Ты был нашим «первым номером». А теперь ты — ничто! — С этими словами Ракета с бедра, как стреляют в американских вестернах, которые никогда не надоедало смотреть членам банды, выпустил из своего пистолета в череп жертвы одну-единственную пулю и добавил: — Кончено. Теперь никаких проблем с этой кучей дерьма не будет.

— Закопайте его! — бросил Тигр, поворачиваясь к своим бойцам.

Это означало лишь слегка присыпать труп землей. Мертвого парня здесь никто не знал, никто не хватился бы его и не стал разыскивать. Кроме того, Сьерра-Леоне, как известно, страна дикарей и свиней, так что полусгнившие трупы, которые чуть ли не ежедневно находили на обочинах дорог, были здесь так же привычны, как сорная трава.

Тигр положил вернувшийся к нему алмаз в черный кожаный контейнер, где хранились другие драгоценные камни. Он выменял их на дюжину железнодорожных цистерн сырой нефти и считал сделку очень удачной. Что же касается сопроводительных документов, то их не составляло труда подделать или купить. Кроме того, камни занимали не много места, и их можно было без проблем провезти в Лондон, Нью-Йорк или Токио.

Отозвав в сторону Ракету, он вполголоса сказал:

— Прежде чем швырнуть труп этого ублюдка в канаву, забери у него портативную рацию и всегда держи при себе, даже ночью.

Ракета по-военному отдал честь и вернулся наблюдать за ходом работ. Что интересно, он возвращался к своим парням куда более уверенным шагом, чем покидал их для переговоров с Тигром.

«Забери у него портативную рацию и всегда держи при себе».

Это означало, что теперь он стал у Тигра «первым номером».

Глава пятьдесят четвертая

Я знал уже довольно много о маленькой печальной стране под названием Сьерра-Леоне. Возможно, даже больше, чем мне хотелось бы. В частности, о повстанцах, которые убили за последние годы сотни тысяч человек, и многим из них отрезали перед смертью руки и ноги. Знал и том, что многие семьи в полном составе сгорали заживо в подожженных мятежниками домах. Знал, что в Сьерра-Леоне используют «устрашающие изображения» — то есть носят по городам и весям, словно плакаты, кошмарно изуродованные людские останки.

Так или иначе, воспользовавшись услугами местной авиакомпании с красивым названием «Бельвью Эйр», я в течение ночи перенесся во Фритаун, где, забравшись в видавший виды поршневой самолет, который совершал рейсы к восточной границе, отправился в богатый алмазами край. Через несколько часов полета мой самолет запрыгал по кочкам грунтового аэродрома, обслуживавшего Коиду, замер с остановившимся винтом на краю посадочной полосы, и я спустился на землю.

Таким образом, через полутора суток после того, как Флаэрти уговаривал меня отказаться от этой поездки, я стоял у «Раннинг рикавери» — одной из нескольких алмазодобывающих шахт в Коиду.

Поддерживал ли Тигр деловые отношения с ее представителями, мне неизвестно, но, по словам Флаэрти, эта горнодобывающая компания имела очень дурную репутацию.

У себя дома в округе Колумбия я начал бы поиски интересующего меня субъекта с опроса местных жителей. Так я намеревался поступить и здесь, двигаясь от шахты к шахте, если понадобится.

Я снова стал детективом.

И чувствовал это всем своим существом.

На самом деле «Раннинг рикавери» представляла собой алмазную россыпь открытого типа, а не шахту в привычном понимании этого слова. Ее владения напомнили мне каньон в миниатюре, иными словами, изрытый траншеями участок желтой глинистой почвы площадью примерно в два футбольных поля с заглублением максимум в тридцать футов по отношению к верхней границе периметра.

Каньон, а попросту говоря, углубление в земле, залитое обжигающими лучами солнца, было заполнено согбенными рабочими. Они орудовали примитивными кирками и большими проволочными ситами вроде тех, что применяют на фермах для просеивания муки. Поскольку глина плохо пропускала воду, большинство рабочих выполняли свои обязанности, стоя по пояс в жидкой грязи.

Некоторые из них были очень маленького роста и походили издали на учащихся местной начальной школы. Приглядевшись, я понял, что это и вправду дети, причем не старше восьми-девяти лет. При этом мне вспомнилась песня Кенни Веста «Бриллианты из Сьерра-Леоне». Дэймиен, пока жил дома, слушал ее довольно часто, и я невольно спросил себя, задумывался ли когда-нибудь он или кто-то из его приятелей о том, какая неприглядная реальность скрывается за незамысловатыми словами этой песни.

Стоявшие наверху охранники рассеянно оглядели меня. На территории шахты находилось довольно много посторонних лиц разных национальностей и цвета кожи. Они прибыли сюда, чтобы заключить сделку или поглазеть на открытую разработку и оценить перспективу добычи. Я тоже наблюдал за разработкой и считал, что из толпы почти не выделяюсь.

— Вы журналист? — спросил кто-то стоящий сзади. — Что вы здесь делаете?

Я обернулся и увидел трех пожилых мужчин, с подозрением поглядывавших на меня. Все трое определенно побывали в горниле войны, поскольку у двоих недоставало на руках пальцев, а у третьего ветер раздувал пустой рукав. Как ни странно, эти люди совсем не обязательно были в прошлом солдатами. С равным успехом они могли оказаться мирными жителями, пострадавшими в одном из междоусобных племенных конфликтов. Надо сказать, что в Сьерра-Леоне шла почти непрерывная война всех против всех ради обретения контроля над богатыми алмазами территориями.

Если разобраться, алмазы приносили этой стране больше вреда, чем пользы. Подобная ситуация, хотя и не столь ярко выраженная, наблюдалась и в Нигерии, только там боролись за обладание нефтеносными участками, а не алмазными копями.

— Журналист? — переспросил я. — Нет, что вы. Но я не прочь поговорить с кем-нибудь из работяг, вкалывающих внизу на разработке. Не могли бы вы назвать человека, который знает, как обстоят на шахте дела?

Один из калек указал обрубком руки на какого-то мужчину, напоминавшего внешностью и повадкой старшего рабочего или десятника.

— Есть такой человек. Техджан зовут.

— Только он не станет разговаривать с журналистом, — сказал другой ампутант.

— Я не журналист, — повторил я.

— А Техджану наплевать. Для него все американцы — журналисты.

Если подумать, что и как писала западная пресса об алмазных копях в Сьерра-Леоне, объяснить нежелание этого человека общаться с белым парнем с раскованными манерами и в хорошей цивильной одежде было нетрудно.

— В таком случае найдите мне другого рабочего, который согласится поговорить со мной. Вы ведь знаете этих людей, не так ли? Наверняка у вас есть среди них друзья или приятели.

— Что ж, может, такой говорун и объявится. Только в Городском холле ближе к вечеру, — сказал мужчина, заговоривший со мной первым. — После хорошей выпивки языки обычно развязываются.

— Городской холл? — спросил я. — Где же такой находится?

— Если хотите, я покажу, — произнес самый общительный из калек. Посмотрев на него, я с удивлением подумал, как параноидальное недоверие к ближнему не сожрало еще заживо эту часть Африки. И решил довериться этому парню.

— Меня зовут Алекс. А вас как?

Мы пожали друг другу руки.

— А я — Мозес. Моисей то есть.

Услышав это имя, я едва заметно улыбнулся. И тут же вспомнил Нану. Будь она на моем месте, тоже улыбнулась бы, да еще и похлопала этого парня по спине. Как это сказано в псалме?

«Укажи мне путь в Обетованный край, Моисей…» Так, что ли?

Глава пятьдесят пятая

Я вновь приступил к работе и продолжал расследовать дело, ради которого приехал сюда.

Мы добирались до города пешком около часа. За это время Мозес поведал мне множество любопытных вещей о местной жизни, но сказал, что никогда не слышал о Тигре. Правда ли это? Я усомнился в этом.

Здесь ни для кого не было секретом, что алмазы обменивают на нефть, газ, оружие, наркотики и прочие запрещенные к ввозу товары. Мозес знал, что такого рода сделки незаконны, но об этом знали все, между тем незаконные бартерные сделки и торговля алмазами продолжались. Он сам в юности и в молодые годы работал на алмазных приисках. Пока не началась гражданская война.

— Теперь таких, как я, называют парни «сан-сан», — сказал он.

Я предположил, что он говорит о подобных ему недееспособных людях, калеках, которые не в состоянии более работать.

Поначалу меня поразила открытость Мозеса. Некоторые из его историй имели слишком личный характер, чтобы делиться ими с первым встречным, тем более с парнем, которого он и ему подобные втайне считали американским журналистом или того хуже — агентом ЦРУ. Но чем дольше он говорил, тем больше я убеждался в том, что эти истории, возможно, единственное звено, связывающее его с людьми и этим миром. Больше ничего у него в жизни не осталось.

— Раньше мы жили там, — сказал он, ткнув пальцем в восточном направлении, но не приведя никаких подробностей. — Моя жена торговала на рынке пальмовым маслом. У нас подрастали два прекрасных сына. Потом в Коно пришли солдаты революционного фронта и ночью явились к нам в дом. Шел дождь; мы стояли во дворе под его косыми струями в кромешной тьме, поскольку ни у нас, ни у солдат не оказалось фонарей. Они велели мне смотреть на то, как будут убивать моих сыновей. Сказали, что если я буду вести себя смирно и не произнесу ни слова протеста, то они освободят мою жену. Я вел себя смирно и не протестовал, но они обманули меня и убили жену.

Революционный фронт представлял собой пестрое сборище деклассированных элементов, убийц и мародеров, и международная общественность обвиняла его в уничтожении многих тысяч людей. Бойцы фронта обычно вырезали население целыми семьями, что лишний раз напомнило мне об убийствах семей в Вашингтоне.

— А вас, значит, они оставили в живых? — спросил я.

— Да. Положили на стол и крепко привязали к нему веревками. Потом спросили: какие рубашки я предпочитал носить в мирное время — с короткими рукавами или с длинными? А затем, так и не дождавшись ответа, отрезали мне руку по локоть. — Он указал здоровой рукой на свой обрубок.

— Эти люди хотели отрезать мне и вторую руку, но со стороны соседнего дома неожиданно прогремел взрыв, и они отправились выяснять, в чем дело. Я же потерял сознание, а когда очнулся, узнал, что солдаты революционной армии из деревни уже ушли. Вместе с ними из дома исчезло тело моей жены, хотя трупы сыновей остались. Мне очень хотелось умереть, но я выжил. Видно, мой час еще не настал.

— Мозес, почему вы остались здесь? Не перебрались в какое-нибудь другое место?

— А мне некуда и не к кому ехать. Здесь по крайней мере иногда можно получить хоть какую-то работу. Кроме того, у меня здесь друзья. Такие же парни «сан-сан», как я сам. — Тут он улыбнулся по известной ему одному причине. — Как ни крути, а мой дом здесь.

Мы уже почти дошли до города. Коиду с его грязными дорогами и одноэтажными домами больше походил на разросшуюся деревню, чем на город. Кроме того, он находился в запустении со времен последней войны. Многие городские здания еще восстанавливали, хотя боевые действия происходили здесь в последний раз шесть лет назад.

Пока мы шли по главной улице, я видел недостроенный госпиталь, полностью достроенную и отделанную мечеть, но состояние всех остальных построек оставляло желать лучшего. Что же касается других улиц, моему взгляду открывались в основном руины.

Когда я предложил Мозесу деньги — за рассказы и, если так можно выразиться, «за беспокойство», он отказался, причем столь решительно, что я не настаивал.

— Лучше передайте то, о чем рассказал я, другим людям, — проговорил он. — Расскажите об этом всей Америке. О том, в частности, что мятежников еще не истребили и они в любой момент могут снова напасть на наши города и другие мирные поселения, вырезать местное население. Обычно они убивают всех, чтобы выжившие не поведали людям доброй воли об их зверствах. Если вы передадите мои истории американцам, они расскажут об этом жителям других народов и стран, и тогда об этом узнает весь мир.

— Хорошо, Мозес, — пообещал я. — Я расскажу американскому народу о том, что здесь происходит. Может, тогда что-нибудь и изменится.

Глава пятьдесят шестая

Зал для проведения общественных мероприятий именовался, как ни странно, «Приют безмятежности». Эта надпись была выведена голубой краской на старой деревянной вывеске, украшавшей фасад, и вызвала у меня ассоциации с недавно прочитанным романом Александра Макколла-Смита «Дамское детективное агентство № 1».

Возможно, это здание изначально строили как церковь. Теперь же его использовали для разных целей. Оно представляло собой большую, довольно грязную и запущенную комнату, заставленную столами и стульями. С заходом солнца помещение постепенно начало заполняться.

Кто-то включил музыкальный ящик; появился парень с подносом, на котором стояли полные кружки с пивом. Сгрузив кружки на один из столиков, он собрал пластиковые подставки от предыдущих порций выпивки, пересчитал их и принял от клиентов плату.

Хотя я предлагал угостить выпивкой Мозеса и его приятелей, они отказались войти в холл, мотивируя это тем, что если клиент не в состоянии расплатиться за пиво или виски самостоятельно, то его изгоняют из заведения. Вместо этого, сказал Мозес, они будут прогуливаться около разложенного на улице огромного костра недалеко от холла, петь там песни и плясать, и я легко найду их, если они мне понадобятся. С этими словами он махнул здоровой рукой, указывая направление, где искать его с товарищами.

Я провел в холле несколько часов, задавая посетителям вопросы и пытаясь завязать беседу, но ни на шаг не продвинулся. Даже несколько парней, готовые посудачить о порядках на шахте, мигом затыкались, когда я пытался перевести разговор на другую тему… например, потолковать о нелегальной торговле алмазами.

Пару раз я сталкивался с парнями в камуфляже и вьетнамках на босых ногах.

— Есть бриллианты на продажу, — шепотом говорили они. — Чтобы вывезти камни из страны, достаточно проглотить их.

Впрочем, стоило им понять, что я ничего не продаю и не покупаю, как они мгновенно теряли ко мне интерес.

Я уже подумал, что вечер потерян и мне так и не удастся ничего узнать, когда увидел юношу лет восемнадцати, стоявшего у стены рядом с моим столиком и смотревшего на меня в упор.

— Говорят, вы кое-кого ищете, мистер, — тихо сказал он, чтобы никто, кроме меня, не слышал его. Впрочем, музыкальный ящик в этот момент исполнял на предельной громкости композицию в стиле хип-хоп Баста Раймса, так что подслушивания можно было не опасаться.

— Кого же, по-твоему, я ищу? — спросил я.

— Одного человека. Только он уже уехал, и я не знаю, где его искать. Зато знаю, что его зовут Тигр.

Я внимательно посмотрел на парнишку. Хорошо сложенный, мускулистый, пяти футов девяти дюймов ростом, он выглядел моложе, чем мне показалось сначала. «Не более семнадцати», — приглядевшись, подумал я. Если и старше Дэймиена, то самую малость. Как многие подростки на континенте, он носил фуфайку с эмблемой команды Американской национальной баскетбольной лиги. В данном случае это была эмблема «Хьюстон рокетс», за которую когда-то с блеском выступал нигериец Хаким Оладжувон.

— А сам-то ты кто? — спросил я.

— Хотите знать больше того, что я уже сказал, платите. Сто зеленых американских долларов. Буду ждать вас на улице. Здесь опасно разговаривать. Слишком много ушей и глаз. Так что выходите на улицу, мистер. Там и поговорим. И запомните: дополнительная информация обойдется вам в сотню американских долларов.

Он оттолкнулся от стены и вальяжной походкой направился к двери, широко распахнутой из-за жары. Задержавшись у стойки, он взял у парня с подносом кружку пива, выпил ее, поставил на стол и вышел на улицу.

Мне не хотелось отпускать этого парня, не поговорив с ним, но и соглашаться на его условия, тем более выходить за ним на улицу через широко открытую дверь, я тоже не хотел. Его акцент дал мне куда более ценную информацию, чем я купил бы за сто долларов. Парень был родом не из Сьерра-Леоне. Он говорил на йоруба и приехал из Нигерии.

Сосчитав до тридцати, я выскользнул из «Приюта безмятежности» через заднюю дверь.

Глава пятьдесят седьмая

Скажу без ложной скромности, что разведка и наблюдение — мои сильные стороны как детектива. Обычно они помогали мне опережать подозреваемого как минимум на шаг. Поэтому, даже вступив в борьбу с таким сильным противником, как Тигр, я очень на это рассчитывал.

Выйдя из задних дверей, я обошел здание по широкой дуге, двигаясь по направлению к фасаду. Приблизившись к нему, я укрылся за углом ближайшего здания и стал наблюдать за тем, что там происходило, тем более что главный вход из моего укрытия просматривался отлично.

Парень в красной фуфайке с надписью «Хьюстон рокетс» на груди стоял чуть в стороне от дверей и беседовал с другим, еще более молодым человеком. При этом они смотрели в разные стороны, то есть, разговаривая, держали под наблюдением оба конца улицы.

Засаду мне готовили? Очень может быть.

Через несколько минут старший вернулся в заведение. Возможно, хотел выяснить, куда я подевался. Я не стал ждать, пока он это выяснит, поскольку понять, что я вышел через задний ход, не составляло никакого труда, и решил сменить наблюдательный пункт.

Я незаметно пересек грязную улицу и расположился в обгоревшей дверной пристройке, примыкавшей к бетонной коробке какого-то заброшенного здания — видимо, склада или магазина в прошлом. Теперь я имел возможность наблюдать за входом с противоположной стороны главной улицы.

Все это время меня не покидало чувство, что я вынужден действовать во враждебной или по крайней мере совершенно чуждой среде. Так что временами мне казалось, будто я провожу расследование на Марсе.

Как я и думал, «Хьюстонская ракета» очень скоро вышел из холла и разглядывал то самое место, где двумя минутами раньше находился я.

К нему подбежал его юный напарник, и они с минуту возбужденно о чем-то шептались, нервно шаря глазами по улице.

Я собирался последовать за ними, куда бы два этих юных типа ни направились, а если они разделятся — следить за старшим, то есть за «Хьюстонской ракетой».

Вдруг сзади послышался голос:

— Эй, мистер! Хочешь камушек купить?.. Или по башке получить?

Я быстро повернулся на голос, но прежде чем успел разглядеть кого-либо в кромешной темноте, меня ударили по голове чем-то тяжелым — камнем или, возможно, кирпичом.

Удар был сильный и неожиданный, и я, отчасти оглушенный им, упал на одно колено, после чего у меня перед глазами все стало расплываться. Затем я почувствовал, как чьи-то грубые руки втащили меня в пустую, выгоревшую изнутри бетонную коробку. Как выяснилось, в постройке были и другие люди; в мгновение ока они повалили меня на спину и прижали к бетонному полу, держа за запястья и щиколотки.

Все это время я делал глубокие вдохи и выдохи, пытаясь восстановить дыхание и прочистить мозги. Но даже когда зрение стало приходить в норму, я не смог разглядеть в темноте тех, кто прижимал меня к полу, удерживая в беспомощном положении. Осталось лишь смутное ощущение, будто вокруг меня сгрудились какие-то маленькие, но жестокие и злобные существа вроде сказочных гномов, которых было много.

И тут меня словно озарило: да это мальчишки!

Глава пятьдесят восьмая

— Эй! — крикнул один из удерживавших меня гномов таким тоненьким голосом, что я сразу понял: мои предположения полностью оправдались. — Идите сюда! Мы схватили парня, которого вы ищете, крепко дали ему по башке и теперь держим. Крепко держим, не вырвется!

Хотя я был отчасти оглушен и у меня сильно кружилась голова, сдаваться без борьбы не собирался. Ибо плен для меня, весьма возможно, означал смерть.

Для начала я попытался стряхнуть с себя тех, кто удерживал мои руки. Разумеется, я был гораздо сильнее каждого из этих сопляков, но все вместе они смахивали на липкую ленту, стягивавшую мне конечности, и отодрать ее стоило невероятных усилий. Но я бился за свою жизнь, и это добавляло мне сил.

Наконец мне удалось освободить от цепких маленьких рук верхние конечности, плечи и торс и даже почти встать на ноги, к которым, казалось, кто-то привязал двухпудовые гири. Однако в этот момент в заброшенную бетонную постройку ворвались парни посолиднее — возможно, те самые, что ждали меня на улице у входа.

Один из них включил электрический фонарь и направил луч света прямо мне в глаза, второй же с разбега врезал рукоятью пистолета по лицу.

Я почувствовал, как у меня в носу что-то хрустнуло. Опять, черт возьми!

— Сукин сын! — крикнул я.

Сразу после этого я вновь ощутил пронизывающую боль в голове, которая, казалось, мгновенно распространилась по всему телу. Это было похуже удара кирпичом, если, конечно, подобное сравнение уместно. Одновременно у меня в мозгу промелькнула мысль: «В первый раз эти чертенята меня, можно сказать, только погладили».

И вновь налетели маленькие злобные существа, повалили и распластали мое бренное тело на полу, а в следующее мгновение чья-то обутая в кроссовку нога опустилась мне на лоб и прижала голову к полу.

Потом мне в щеку уперлась леденящая сталь пистолетного ствола.

— Это он? Тот самый? — осведомился какой-то тип.

Мне в лицо ударил сноп яркого света, вызвавшего резь в глазах.

— Да, это он, Ази. — Я узнал голос подростка.

Затем мне к уху прижали динамик портативной рации.

— Послушайте, мы собираемся выслать вас из страны с сопроводительным посланием. Его смысл прост: не лезьте в наши дела. Это понятно?

Я попытался приподнять голову, но в этот момент прогремел выстрел, и пуля впилась в землю рядом с виском.

— Вы меня поняли?

Я прекратил трепыхаться и лег на спину. Казалось, одно ухо у меня не слышит. Это что же получается? Мне не только сломали нос в двух местах, но я еще по их милости на одно ухо оглох? Признаться, меня удерживал на месте только пистолет, поскольку, хотя я этого не показывал, во мне клокотала дикая ярость и я едва сдерживал ее.

— Действуй, — сказал юный дьявол, возглавлявший этот молодняк. Я заметил в чьей-то руке силуэт длинного широкого ножа. «Мачете», — подумал я.

О Господи! Только не это…

«Хьюстонская ракета» наклонился и стволом пистолета взъерошил волосы у виска.

— Дернешься — умрешь, капитан Америка! Но если будешь лежать тихо, то большая часть тебя доберется до дома.

Глава пятьдесят девятая

— Это очень больно! Ты будешь верещать, как девчонка. Начиная с этого момента…

Члены банды вытянули мне руку вбок, чтобы она располагалась перпендикулярно к туловищу, и с такой силой придавили к земле, что я не мог пошевелить даже кончиками пальцев. Или мальчишки стали сильнее, или я ослабел.

— Руби в суставе, Ази. Там костей меньше, — спокойным деловым тоном приказал «Хьюстонская ракета».

Клинок почти нежно прикоснулся к руке. Ничего удивительного. Юный палач примеривался. Потом мачете взметнулось в воздух. Парень по имени Ази улыбался, глядя на меня сверху вниз. Без сомнения, он наслаждался процессом. Как истинный садист и психопат, каким, разумеется, и был.

«Ни за что и никогда, — сказал я себе. — Это не может, не должно случиться. Ни при каких условиях».

Резким движением я перекатился на бок. Свистнул клинок мачете, грохнул выстрел.

Но я все еще оставался целым, живым и невредимым.

И даже не испугался. Кроме того, был исполнен боевого духа. В чрезвычайной степени.

Схватив руку с пистолетом, я легко, как спичку, сломал ее в запястье. Я слышал, как хрустнула кость и как клацнул выпавший из ослабевших пальцев пистолет.

Никому его не уступлю!

После этого тени в бетонной коробке заметались как бешеные, и воцарился настоящий хаос. Дьявольские отродья снова набросились на меня, но сейчас я даже приветствовал это. По крайней мере любитель махать мачете не мог осуществить свое намерение, не рискуя поразить подельников. А в следующую секунду я уже сделал предупредительный выстрел в воздух.

Потом, вскочив и встав спиной к двери, взмахнул пистолетом и прокричал:

— Вон отсюда! Все до единого.

Хотя я держал этих панков на мушке, в здании было очень темно, и я, не зная особенностей планировки, не мог утверждать, что эти юные дьяволы не налетят на меня с флангов или с тыла.

«Хьюстонская ракета», возможно, имея все это в виду, скомандовал:

— Уходим. По одному.

Двое членов банды метнулись в разные стороны. Один выпрыгнул в пустой оконный проем, а куда подевался второй, я не заметил.

Остальные словно прикипели к месту.

— Ну и что ты будешь теперь делать, мистер? — спросил «Хьюстонская ракета», пожав плечами. — Не перестреляешь же нас всех?

— Зато могу пристрелить тебя, — сказал я.

При этом кожей чувствовал, как ко мне с разных сторон крадутся в кромешной тьме эти юные исчадия ада. Мне надо было или действительно начать отстреливать их — или бежать от них со всех ног!

И я побежал!

Глава шестидесятая

Поскольку стартовал я неожиданно и имел отличное прикрытие в виде сгущающейся тьмы, мне удалось быстро оторваться от преследователей. Несясь по улицам этого дерьмового городишки, я вбирал органами обоняния комбинацию запахов, какую никогда прежде не ощущал, — запах пепелищ, гниения и одновременно роста новой жизни или, если угодно, возрождения. Пробежав пару кварталов и завернув за угол, я увидел отблески большого костра, разведенного на пустыре.

Может, там Мозес? Вроде он указывал в ту сторону, когда объяснял, где его можно найти.

Заметив заросшую сорняками небольшую заброшенную делянку, где когда-то выращивали местную сельскохозяйственную культуру, я вступил в нее, словно в озеро, дошел до середины, лег на спину среди частых и высоких стеблей чертополоха и стал ждать, когда преследователи пробегут мимо. Эти юные исчадия ада осуществляли поиск довольно грамотно, двигаясь небольшими группами и постоянно перекликаясь, но меня, по счастью, не заметили и побежали дальше. Я с трудом верил, что эти мальчишки, в основном не достигшие даже подросткового возраста, настоящие профессиональные убийцы, но, видимо, дело обстояло именно так.

Я прочитал это в их глазах, особенно в глазах «Хьюстонской ракеты». Этому парню, без сомнения, приходилось убивать людей, причем не раз и не два.

Выждав несколько минут, я поднялся и, укрываясь в тени, отбрасываемой деревьями и кустами, крадучись направился к огню. Оказавшись в непосредственной близости от костра, я окинул взглядом окружающее пространство и увидел Мозеса. Он и его приятели сидели у огня и ели вареный рис, сдобренный арахисовым маслом домашнего приготовления. Когда я тихо позвал Мозеса из зарослей кустарника, он испугался, но, сообразив наконец, кто к нему обращается, отложил ложку и приблизился ко мне.

— Пойдемте со мной, сэр, — сказал он приглушенным голосом. — Вам небезопасно находиться здесь. Вас разыскивают плохие мальчики. Очень плохие — и они повсюду.

— Будете держать меня в курсе об их передвижениях. — Я вытер тыльной стороной ладони капавшую из носа кровь, забыв, что это вызовет боль. — Вот дьявольщина!

— Выглядит не так уж страшно. Скоро заживет, — успокоил меня Мозес.

— Вам легко говорить, — ухмыльнулся я.

Мы с ним обогнули пустырь с костром, прошли ярдов двести по грязной дороге и, свернув на узкую боковую улочку, оказались в одном из окраинных районов, застроенных домиками, сложенными из глиняного кирпича-сырца. Перед несколькими постройками толпились люди: жгли костры, готовили пищу и негромко переговаривались, обсуждая события прошедшего дня.

— Сюда, пожалуйста, сэр. Заходите в помещение. Побыстрее, если можно.

Я опустил голову и вслед за Мозесом нырнул в дверной проем. Мозес зажег керосиновую лампу, предложил мне сесть и сказал:

— Вот мой дом.

Жилище представляло собой комнату с одним окном, прорезанным в задней стене. Обстановка состояла из лежавшего на полу матраса, примитивной кухонной утвари и подобия шкафа для одежды, собранного из картонных ящиков. Дверь заменял кусок грязной материи, висевший на двух крюках. Мозес сказал мне, что скоро вернется, и, отодвинув материю, исчез. Я не знал, куда он ушел, хуже того, не знал, могу ли я ему доверять.

Но у меня не было выбора. Я прятался от убийц, стараясь спасти свою жизнь.

Глава шестьдесят первая

Мне понадобилось около минуты, чтобы перевести дыхание и проверить пистолет, отобранный у юных бандитов. Пистолет — компактная полуавтоматическая «беретта» — явно стоил недешево. Магазин, правда, вмещал всего семь патронов, и пять из них были израсходованы. Впрочем, я очень надеялся, что сегодня ночью мне не понадобятся даже два оставшихся. Если, конечно, повезет. Удача и еще раз удача — вот что мне нужно по-настоящему.

Подумав о том, что со мной произошло, я зябко повел плечами. Черт, я едва не лишился руки! И хотя мне очень хотелось верить, что сейчас я в относительной безопасности, события в любой момент могли принять иной оборот. Не исключено, что я снова окажусь в ситуации, сходной с той, когда мне едва не отрубили руку. Вот и толкуй после этого, что снаряд в одну воронку дважды не попадает.

Услышав подозрительный шум, я поднял пистолет.

— Не стреляйте, сэр, — раздался голос Мозеса.

Войдя, он поставил на пол котелок с водой и протянул мне чистую тряпку, чтобы я обмыл лицо.

— Что собираетесь делать? — спросил он, пока я занимался своим туалетом.

Хороший вопрос! Чутье подсказывало мне, что «Хьюстонская ракета» не соврал и Тигра действительно здесь нет. Скорее всего сейчас он со своими алмазами находился на пути в Нигерию. Я опять упустил его. Этот африканский убийца и главарь наемной банды определенно обладал недюжинным умом.

— Полагаю, мне надо убраться отсюда завтра утром. Желательно на самолете.

— Аэродром здесь очень маленький, сэр. И плохим парням или местной полиции не составит труда найти вас там.

Мозес, разумеется, прав. Посадочную полосу даже трудно назвать аэродромом. Я помнил, что это совершенно открытое место без единого строения, где можно укрыться.

Кстати, к вопросу об аэродромах. Я так и не выяснил, кто подготовил мне «горячую» встречу в аэропорте Лагоса при первом моем знакомстве с нигерийской землей. Кроме того, если Тигр знает о моих передвижениях, в частности, о том, в какой точке Сьерра-Леоне я нахожусь — а у меня, признаться, нет причин думать иначе, — то мне ничего не стоит попасть на второе действие драмы «Охота на детектива Кросса», и вполне вероятно, что оно будет иметь куда более мрачный финал, чем первое.

С улицы послышались вопли. Кричали в основном молодые люди, которых, по моим подсчетам, было не меньше полудюжины. Мозес отодвинул занавеску, высунул наружу голову, после чего задул огонь керосиновой лампы.

— Плохие парни здесь, сэр, — сказал он. — Вам надо уходить.

Спорить с этим не приходилось. Хотя бы потому, что, оставшись в хижине Мозеса, я подставил бы его.

— Скажете мне, когда появится шанс унести ноги.

Мозес встал у дверного проема и, едва заметно отодвинув занавеску, стал наблюдать за улицей. Я стоял рядом, готовясь по первому его сигналу выскочить из дома и растаять в темноте.

— Туда, — сказал он, махнув здоровой рукой налево. — Бегите, сэр. И как можно быстрее!

Я выскочил, в две секунды пересек узкую улицу и свернул в первую попавшуюся грязную аллею. Вскоре я выбрался на другую улицу — пошире, но совершенно темную и пустынную. Тогда я снова свернул налево и продолжил движение.

Внезапно я осознал, что все это время Мозес следует за мной, не отставая от меня ни на шаг.

— Сюда, — произнес он, указывая на черный провал между домами, похожий на неосвещенный тупик. — Я знаю, где можно купить грузовичок.

Глава шестьдесят вторая

Я следовал за не особенно сильным одноруким парнем, неожиданно ставшим моим ангелом-хранителем, пока тот не остановился у старого каменного здания, расположенного за городской чертой рядом с дорогой, ведущей к шахте «Раннинг рикавери». Хотя время перевалило за одиннадцать вечера, в окнах дома горел огонь. Я задумался: неужели Мозес — исключение из правила, или в этом городе есть и другие люди, готовые помочь незнакомцу, даже белому и приехавшему из Соединенных Штатов. У меня на родине бытовало мнение, что граждане Нигерии и Сьерра-Леоне — люди, в общем, хорошие и добрые, но испорченные жаждой наживы и внутренним неблагополучием этих стран.

Седеющий мужчина открыл дверь и не слишком любезно осведомился:

— Чего надо?

За спиной хозяина дома толпился выводок детишек разного возраста и пола, желавших поглазеть на тех, кто явился к ним в дом среди ночи.

— Американец хочет купить машину, — объяснил Мозес. — Готов заплатить наличными.

По совету Мозеса я держался на заднем плане. К чему лишний раз светиться, если не знаешь, как повернется дело?

— Вам исключительно повезло. — Мужчина, стоявший в дверях, улыбнулся уголками рта. — Наш гараж закрывается очень поздно.

Лучшей развалюхой из тех, что находились в его гараже, оказалась древняя «мазда-дрифтер» с порванным тентом над складной койкой и с зияющей дырой в приборной доске на месте одометра. Однако двигатель завелся, что называется, с полоборота, стоило только вставить ключ в замок зажигания. Да и цена оказалась необременительной — всего пятьсот «леонов».

Кроме того, хозяин разрешил нам провести ночь на территории его гаража в кузове только что приобретенной машины.

Потом я сказал Мозесу, что он сделал для меня более чем достаточно и может идти домой, но он не желал и слышать об этом. Мозес оставался со мной до утра, а когда рассвело, отправился по делам, связанным с путешествием, чтобы, в частности, выправить все необходимые документы на машину и получить в полиции оформленное на мое имя разрешение на выезд из страны.

Ожидая его возвращения, я впервые всерьез задумался о грандиозности затеваемого предприятия. Чтобы добраться до Лагоса, мне предстояло проехать в полном одиночестве около тысячи миль по незнакомой территории и пересечь многочисленные границы, не имея даже простейшей карты местности. Правда, Мозес обещал принести какую-нибудь карту, но гарантий, что ему удастся ее раздобыть, у меня, разумеется, не было.

Поэтому, когда однорукий вернулся, я сделал ему предложение, от которого, на мой взгляд, он не мог отказаться.

— Вот что Мозес: если составишь мне компанию и доедешь со мной до Лагоса, то получишь эту машину. Думаю, это справедливо, принимая во внимание услуги, которые ты мне оказал и, уверен, окажешь в дальнейшем.

Я думал, что он возразит или откажется ехать, но ничего подобного не произошло. Сняв с плеча и швырнув в кузов нечто вроде вещевого мешка из козьей кожи, набитого провизией, он вернул мне оставшиеся от закупок продуктов деньги и ответил:

— Договорились. Я еду с вами.

Глава шестьдесят третья

— Сэмпсон?

— Я весь внимание…

— Меня с души воротит от пребывания здесь. И ты отлично об этом знаешь. Между тем снова притащил меня сюда. Ненавижу тебя…

— Что же делать, Бри? Хочешь не хочешь, а концы подчищать надо.

В доме на Восемнадцатой улице царила мертвая тишина — не то что в ночь массового убийства. Сегодня с утра он находился в полном распоряжении Бри и Сэмпсона. Нельзя, однако, сказать, что им так уж хотелось вновь оказаться на месте преступления. Скорее, наоборот.

По этой причине на пороге в воздух была брошена монетка.

Сэмпсону выпало осматривать хозяйскую спальню, а Бри — детскую.

Подув в резиновые перчатки, Бри натянула их на руки, открыла дверь и с минуту постояла, прежде чем войти в помещение. Потом, опустив голову и дробно стуча каблуками, взбежала по лестнице.

— Ненавижу тебя, Джон! — крикнула она, достигнув лестничной площадки.

Детских трупов в спальне, разумеется, уже не было, но повсюду виднелись следы черного порошка, с помощью которого эксперты снимали отпечатки пальцев. Если не считать этого, место преступления выглядело так же, как в ночь убийства: два одинаковых желтых одеяла, пропитанных засохшей кровью; бурые пятна на кроватях, коврах, стенах и потолке. Два маленьких письменных стола в противоположном конце комнаты. На эти два стола каким-то образом не попала кровь, и, казалось, совершившееся здесь кошмарное убийство обошло их стороной, не задев своим черным крылом.

Айяне Аббуд исполнилось десять лет, а ее брату Питеру — семь.

Понять и объяснить нападение на их отца Бэзила Аббуда Бри не составило особого труда. Он вел колонку в «Вашингтон пост» и раньше всех журналистов в других печатных органах поднял вопрос о необходимости вооруженного вмешательства США в дела Дафура независимо от того, как посмотрит на это Совет Безопасности ООН. Бэзил также писал о чудовищных взятках и коррупции, сопровождавших обсуждение этой проблемы как в Африке, так и в Вашингтоне. Естественно, у этого парня были враги на двух континентах.

Причем враги такие последовательные и безжалостные, что считали недостаточным расправиться только с самим журналистом и отправили вместе с ним на тот свет его жену и малолетних детей. Видимо, в качестве меры устрашения. Бри, во всяком случае, в этом не сомневалась. Ибо всех четверых убили одновременно и в одном месте.

Бри медленно обходила комнату, осматривая ее. Она попыталась внушить себе, что впервые попала в этот дом и в эту комнату, поскольку стремилась взглянуть на случившееся свежим, не замутненным предыдущим опытом взглядом.

Итак, что сейчас бросается в глаза? Что они не заметили в прошлый раз? Что увидел бы Алекс, если бы находился здесь, а не в Африке?

Африка! Впервые за все это время она наконец поняла, почему Алекс отправился туда. Потому что зло столь грандиозного масштаба прибыло сюда именно с Черного континента. Такого рода предупреждения и меры устрашения можно рассматривать только в контексте Лагоса, Сьерра-Леоне и Дафура.

Интересно: убийцы не предпринимали никаких попыток хоть как-то скрыть свои следы или запутать следствие относительно их численности. Всюду, где на стенах были запекшиеся пятна и потеки крови, виднелись почти идеальные отпечатки пальцев, рук, ладоней. Скрытых отпечатков наверняка еще больше — несколько десятков, если не сотен, и они разбросаны по всему дому, по всем этажам, в том числе и на кухне.

Налетчики полностью опустошили холодильник, сожрав и вылакав все, что там находилось: остатки жаркого из свинины, неаполитанское мороженое в пластиковом контейнере, несколько бутылок содовой и бутылку крепкого.

«Насколько же глупы эти типы! Нет, скорее они проявляют полное безразличие к тому, что их могут поймать и осудить на пожизненное заключение за преступления подобного уровня жестокости».

Бри не нуждалась в результатах исследований, чтобы понять: оставленные в этом доме отпечатки в файлах идентификационной системы ФБР отсутствуют. Она полагала, что убийцы — молодые африканские националисты — прибыли сюда прямиком из Африки и еще не успели где-либо наследить или засветиться. Возможно, даже в отделах иммиграционного контроля при портах или аэропортах. Вероятно, сравнение даст несколько совпадений с отпечатками с места убийства семьи Элеонор Кокс. А может, и не даст. Этими юными дьяволами, в основном нелегально проникшими в страну, руководил взрослый и очень умный человек. Они делали за него грязную работу, были бесконечно преданы ему и рисковали ради него жизнью и свободой. Господи! Как она ненавидела этого типа — кем бы он ни был…

Бри завершила осмотр комнаты, и ее взгляд снова уперся в детские кроватки. В этот момент до слуха Бри донеслось тихое постукивание: кто-то у нее за спиной стучал в окошко спальни, выходившее на задний двор.

Обернувшись на звук, Бри едва не вскрикнула от удивления. Замечу кстати: она всегда втайне опасалась того, что ей могут выстрелить в спину.

У Бри за спиной, вцепившись в прутья решетки, поставленной для защиты от воров, висел за окном на руках чернокожий мальчик и в упор смотрел на нее. Когда их взгляды встретились, он, отцепив одну руку от стального прута, поманил ее к себе.

— Я видел, как убивали… Я все видел, — тихо произнес он. — И знаю, кто убил этих людей.

Глава шестьдесят четвертая

— Хотите, я расскажу вам, что случилось в этом доме? Все расскажу… — донесся до Бри дрожащий голос ребенка одиннадцати-двенадцати лет.

Он или действительно кого-то боялся, или был очень хорошим актером. Или то и другое вместе.

Сэмпсон уже поднялся в спальню и теперь стоял чуть в стороне и сзади Бри. Они не обнажили оружия, но никто из них не верил этому мальчишке.

Бри, незаметно положив ладонь на рукоять пистолета, попросила:

— Расскажи, что ты об этом знаешь.

Она и Сэмпсон приближались к окну под разными углами. Бри прижалась к стеклу первая, чуть опустив голову, чтобы не соприкоснуться лбом с выступавшим вперед наличником полукруглой оконной арки.

Теперь она видела, что мальчик не только держался руками за прутья решетки, но и стоял одной ногой на коньке крыши заднего входа, выходившего в облетевший ноябрьский сад. Расстояние от конька крыши до поверхности земли составляло около десяти футов.

— Окно не распахивать, — предупредил мальчик. — Иначе сбегу. Я очень быстро бегаю. Вы ни за что меня не догоните.

— Ладно. Но позволь я хоть приоткрою его. — Она потянула за веревку, рама поползла вверх и поднялась примерно на шесть дюймов.

— Что ты там делаешь? — спросила Бри.

— Я знаю, как это было. Они убили девочку и мальчика в этой комнате, а потом и остальных — в холле внизу.

Парень говорил с африканским акцентом. Скорее всего нигерийским, подумала Бри.

— Как вышло, что ты так много знаешь? — спросила Бри. — И почему я должна верить тебе?

— Я наблюдатель. Стою на стреме. Но скоро они начнут брать меня с собой на дело и заставят убивать. — Он посмотрел внутрь помещения. — А я не хочу этого делать. Я католик.

— Вот и хорошо, — кивнула Бри. — Я тоже католичка. И обещаю: тебе не придется делать ничего дурного. Кстати, почему бы тебе не слезть с крыши и не спуститься в сад? Там мы обо всем поговорили бы…

— Нет! — Он снял с металлического прута одну руку, повернул голову и посмотрел вниз, словно готовясь к прыжку. — И не пытайтесь перехитрить меня. Все равно не получится.

— Хорошо, хорошо. — Бри вскинула руки и показала ладони. Потом, чуть придвинувшись к нему, предложила: — Тогда давай поговорим здесь. Расскажи мне о себе. Как тебя зовут?

— Бенджамин.

— Знаешь ли ты что-нибудь о человеке по кличке Тигр? Он был здесь? — Алекс сообщил ей о Тигре, когда они разговаривали по телефону. Считалось, что он находится в Африке. Но быть может, у Алекса неверная информация?

Мальчик кивнул:

— Да, мне знакомо это прозвище. Но так называют разных людей. Тигров много.

Эта информация озадачила Бри, и она подумала, что Алекса это тоже удивит.

— Значит, ты полагаешь, что Тигров много, — сказала она. — Уверен в этом?

Мальчик снова кивнул.

— И они здесь, в Вашингтоне?

— Да. Возможно, два или три.

— И в Нигерии есть?

— И в Нигерии.

— А сколько их всего? Ты знаешь об этом?

— Точную цифру мне никто не называл. Но говорили, что много. На самом деле всех или почти всех главарей наемных банд зовут Тиграми.

Бри быстро посмотрела через плечо на Сэмпсона, потом снова перевела взгляд на мальчика.

— Бенджамин, хочешь узнать один важный секрет?

Этот вопрос, казалось, смутил парнишку. Его глаза забегали из стороны в сторону, потом он снова посмотрел вниз, словно проверяя, свободен ли путь отхода.

Когда он опустил глаза, Бри метнулась вперед. Очень быстро! Куда быстрее, чем Бенджамин мог ожидать от нее.

Глава шестьдесят пятая

Бри молниеносно просунула руку сквозь прутья, и ее пальцы сомкнулись вокруг тощего запястья находившегося за окном мальчугана.

— Сэмпсон, бегом на улицу!

— Отпусти меня! — закричал мальчик.

Он попытался соскользнуть с конька крыши, в результате чего руку Бри зажало между прутьями. Ей не на что было опереться, и оставалось только, не обращая внимания на боль, держать мальчика на весу и надеяться, что ей хватит на это сил, пока Сэмпсон не подоспеет с тыла.

«Поторопись, Джон! Он вырывается из моей хватки!»

— Бенджамин, мы не сделаем тебе ничего дурного. Ты будешь в полной безопасности. Для этого тебе нужно лишь пойти с нами.

— Отпусти меня, сучка! — закричал мальчик, злобно оскалившись. — Ты обманула меня!

Произошедшая с ребенком трансформация поражала. Испуганное выражение глаз сменилось яростным блеском; он до крови расцарапал ногтями руку Бри. Значит, все, что он сказал ей, — ложь? Может, мальчишка — один из убийц?

Наконец Бри услышала шаги Сэмпсона на заднем дворе.

«Быстрее, Джон! Быстрее!»

В тот момент, когда Бри подумала, что ее зажатая прутьями рука может сломаться, мальчишке удалось вырваться и он соскользнул с конька на крышу пристройки. Оттуда до земли оставалось около восьми футов. Как кошка, юный дьяволенок бесстрашно прыгнул на росший рядом с пристройкой молодой ясень — такой хлипкий и тонкий, что он едва выдержал его вес.

Так что, когда Сэмпсон подбежал к ясеню, на нем уже никто не сидел. Мальчишка в мгновение ока соскользнул по нему на землю, подбежал к окружавшему задний двор и садик высокому забору из кедровых досок, с ловкостью обезьяны вскарабкался на него и спрыгнул в боковую аллею.

Через несколько секунд Бри выбежала на передний двор, но перехватить парня уже не удалось. О том, чтобы сделать в заборе калитку, которая выводила бы в боковую аллею, прежние хозяева дома не подумали, а главные ворота находились слишком далеко от Бри. Однако она припустила к главным воротам, но, выскочив за них, увидела то, что и ожидала: пустую аллею. Мальчик не соврал ей хотя бы в одном: он действительно очень быстро бегал.

Дьяволенок, стоявший у бандитов на стреме, удрал, оставив их с носом.

Буквально через пять минут весь квартал был оцеплен полицейскими, но Бри не верила, что они схватят юного члена банды. Все ее мысли уже сосредоточились на другом. Она думала, как связаться с Алексом.

— Он обязательно должен узнать о том, что здесь произошло. Только ума не приложу, как вступить с ним в контакт. Я даже не знаю, где он сейчас находится.

Глава шестьдесят шестая

Эту часть Африки вы не найдете в путеводителях для туристов и на сафари туда не поедете. Так что единственным напоминанием о том, где я нахожусь, служил бесконечный тоскливый вой гиен. Впрочем, о том, что я в Африке, напоминали еще и дорожные знаки типа «Осторожно, львы!» или «Осторожно, крокодилы!».

Путешествие из Сьерра-Леоне в Нигерию оказалось еще более сложным и трудным, чем я думал. Не говоря о том, что нас во время поездки чуть ли не за каждым поворотом поджидали разного рода неожиданности и опасности.

Например, сейчас. Стоило нам только выехать на сравнительно прямой отрезок шоссе, как мы увидели два военных джипа; они стояли посреди дороги капотом к капоту, перегораживая нам путь. И это был не пограничный патруль, поскольку не прошло еще и часа, как мы выехали за пределы Коиду.

— Это правительственные солдаты? — спросил я Мозеса. — Есть какие-то признаки, по которым можно отличить правительственных солдат от других вооруженных людей?

Он пожал плечами и нервно заерзал в кресле «дрифтера».

— Трудно сказать. Формы как таковой не существует. Все носят что Бог послал. Так что эти парни вполне могут оказаться и бойцами Революционного фронта.

Бойцов, по моим подсчетам, было человек шесть. Все они носили весьма пестрые одеяния, состоявшие из элементов военного и гражданского облачения, и шлепали по пыли вьетнамками. При всем том оружия у них хватало, а в задней части одного из джипов даже стоял пулемет. Пулеметчик, одетый во все черное, восседал на высоком сиденье.

Долговязый, в коричневом берете солдат подошел, вышагивая, как журавль, к моему окну. Его красные, словно налитые кровью, глаза свидетельствовали о том, что он или обкурился, или весьма основательно выпил. Переложив винтовку в левую руку, солдат ладонью вверх протянул ко мне правую:

— Документы.

Я решил изобразить крутого парня и с холодным выражением лица продемонстрировал ему разрешение на выезд из страны и свой заграничный паспорт.

Парень на них даже не взглянул.

— Пятьдесят долларов. Столько стоит виза.

Состоял ли он на правительственной службе или был мятежником, в данном случае не имело значения, ибо то, с чем мне пришлось столкнуться, всякий назвал бы наглым и неприкрытым вымогательством.

Я посмотрел на него в упор — прямо в его налившиеся кровью глаза.

— Только сегодня утром заходил в американское посольство во Фритауне и разговаривал с заместителем посла Сэсси. Ну так вот: последний заверил меня, что документы оформлены по всем правилам и мне больше ничего и никому платить не надо. Почему вы требуете с меня деньги?

Солдат строго посмотрел на меня, но я выдержал его взгляд, не смигнув. Заметив, что намечается заварушка, два его приятеля стали с двух сторон приближаться к машине, но долговязый остановил их взмахом руки.

— Но за пассажира заплатить придется в любом случае, — процедил он. — Десять долларов. Или двадцатку «леонов».

После этого у обоих одновременно возникло чувство, что упомянутая сумма будет уплачена. Не знаю, что думал солдат, но я не хотел испытывать свою удачу и вручил парню десять баксов в виде двух купюр достоинством пять долларов каждая. Потом мы с Мозесом снова двинулись в путь и какое-то время ехали без происшествий, пока нас не остановил другой патруль, как две капли воды похожий на первый.

В общей сложности, пока мы не добрались до сопредельной территории, нас останавливали четыре раза, и всякий раз мы обсуждали с патрулями одну и ту же тему. Впрочем, имелось и некоторое отличие: чем ближе к границе, тем ниже становился установленный военными налог за проезд. Поэтому, когда мы наконец пересекли границу с Либерией в районе пограничного пункта Бо-Уотерсайд, я подсчитал, что, не считая первого раза, заплатил патрулям на земле Сьерра-Леоне в общей сложности около пятнадцати долларов.

Впрочем, из-за этих остановок мы потеряли самое дорогое — время и добрались до Монровии лишь с наступлением темноты. Там и заночевали, поскольку не имели гарантий, что сможем купить продукты и другие необходимые припасы, двигаясь на восток от этого города.

Ночью меня мучили невеселые мысли, и спал я неважно. Пока нам ничего не угрожало, но скорость, с какой мы передвигались, была несравнима с прыжками Тигра.

Тигр сильно опередил нас, а значит, имел возможность нанести новый удар в любое время и в любом месте.

Глава шестьдесят седьмая

Чтобы наверстать потерянное время, мы ехали без остановок целый день, сменяя друг друга за рулем. Мозеса в дороге потянуло на рассуждения, и он неожиданно назвал себя типичным представителем африканского народа, сказав, что ненавидит таких злодеев, как бойцы Революционного фронта или Тигр с его бандой убийц.

— В Африке много хороших людей, сэр, но нет никого, кто помог бы им бороться с этими дьяволами, — добавил он.

Меньше чем через час после того, как наш автомобиль выехал из Монровии в восточном направлении, мы миновали последний дорожный знак, мачту радиостанции, и въехали в густой и влажный тропический лес, показавшийся мне бесконечным.

Лишь изредка мы оказывались на широкой прогалине, где вместо деревьев нас со всех сторон окружали пеньки, напоминавшие надгробия и тянувшиеся на мили. Но таких широких прогалин нам за время пути попалось мало, и в основном мы ехали по своеобразному тоннелю, стены которого состояли из стволов пальм, бамбука, красного дерева и других растений, никогда не виданных мной. Листья лиан влажно шлепали по стеклам кабины, а ветви густого кустарника, громко шурша, терлись о бока нашей машины, двигавшейся вперед по едва заметной лесной тропе.

Во второй половине дня мы наконец выбрались из леса и, оказавшись рядом с побережьем, покатили по плоской как стол равнине. Поросшая невысокой травой, она была полной противоположностью джунглям, откуда мы только что выехали.

Когда солнце начало клониться к закату, я увидел огромную колонию фламинго, состоявшую из десятков тысяч изумительной красоты птиц и напоминавшую розовое, с оранжевым отсветом, море.

В этих широтах ночь наступает быстро, кроме того, мы слишком устали, чтобы ехать дальше, поэтому решили остановиться на ночевку. Засыпая, я подумал о том, много ли в Штатах отцов, имеющих право сказать своим детям, что провели ночь в самом сердце Африки.

Глава шестьдесят восьмая

Я проснулся через несколько часов. Мозес, опустив нижний борт «дрифтера», уже приготовил завтрак, состоявший из банки консервированных сосисок, нескольких помятых помидоров и двухлитрового кувшина с водой.

— Выглядит заманчиво, — сказал я. — Спасибо, Мозес.

— Между прочим, тут есть река. Вон там. Можете помыться, если хотите. Это недалеко. — Он указал на противоположную сторону дороги. Я понял, что Мозес уже умылся, вымыл овощи и наполнил кувшин, поскольку его рубаха местами основательно намокла.

Место, где мы расположились, окружали заросли колючего кустарника. Продравшись сквозь него и сняв с одежды приставшие к ней колючки, я прошел еще двадцать-двадцать пять ярдов и оказался на грязном глинистом берегу.

Река оказалась широкой и мутной. Ее гладкая зеленоватая поверхность походила на бутылочное стекло, и казалось, она почти не движется. Подойдя к воде, я почти сразу провалился по щиколотку в жидкую грязь, а когда попытался сделать шаг назад, потерял соскользнувший с ноги ботинок, и его тут же засосало в грязную жижу. Вот черт! Я пришел сюда, чтобы смыть с себя грязь, а не купаться в ней…

Утвердившись на относительно сухом месте, я осмотрел берег, пытаясь понять, где Мозес отыскал более удобный подход к реке.

Однако прежде чем куда-либо двигаться, нужно было найти ботинок. Я разулся, закатал до колен брюки и, вернувшись к крохотному грязному омуту, поглотившему мою собственность, наклонился и стал шарить рукой по его дну, надеясь нащупать свою обувь. Вдруг передо мной забурлила вода, и на поверхность реки вынырнуло нечто очень похожее на толстое грязное бревно.

Все произошло так быстро и неожиданно, что я растерялся, и лишь в следующую секунду понял, что это не бревно, а самый настоящий огромный коричнево-зеленый африканский крокодил. Его черные глаза были устремлены на меня. Ничего удивительного: ведь прямо у него перед носом находился завтрак!

Черт, черт, черт! С ботинком мне явно придется распрощаться. А с чем еще — с рукой или ногой?

Я начал медленно и осторожно отступать, стараясь не делать резких движений, но вместе с тем стремясь оказаться как можно дальше от этого представителя местной речной фауны. Крокодил не спешил выбираться из воды, и я видел только его чешуйчатую спину и верхнюю часть продолговатой бугристой головы. Однако черные пуговичные глаза хищника внимательно наблюдали за мной, отслеживая каждое мое движение.

Я сделал еще один крохотный шажок назад. Но тут, как назло, поскользнулся и рухнул в грязь! Несомненно, мое падение послужило для крокодила своеобразным сигналом к атаке. Он тут же вскочил на прижатые прежде к брюху перепончатые лапы и, сразу неимоверно увеличившись в размерах, бросился на меня.

Когда кошмарная рептилия окончательно выбралась из воды, я понял, что в ней не меньше десяти, а то и одиннадцати футов. Изогнувшись в виде литеры «S», крокодил в следующую секунду распрямился и одним броском преодолел разделявшее нас расстояние.

Я быстро подтянул ноги, инстинктивно пытаясь отдалить момент соприкосновения с зубами хищника. Как же такое со мной случилось? Говорили ведь мне умные люди — не лети в Африку, и были тысячу раз правы!

И тут сзади грохнул выстрел!

Потом второй!

Большой крокодил издал странный, на высокой ноте, звук, напоминающий не то свистящий выдох, не то жалобный стон. Воспользовавшись моментом, я отполз по грязи чуть дальше от него, после чего, к большому своему удивлению, заметил, как на голове у рептилии расплылось что-то ярко-красное. Кровь! Крокодил вновь издал вибрирующий свистящий звук, хлестнул по поверхности воды хвостом, подняв массу брызг, и скрылся в реке.

Я повернулся и увидел стоявшего неподалеку Мозеса. В руке он держал «беретту».

— Прошу извинить меня, сэр. Совсем забыл сказать, чтобы вы взяли с собой эту штуку. — Он помахал пистолетом. — На всякий случай.

Глава шестьдесят девятая

Африка! Есть ли еще на свете край, похожий на тебя? Лично я сильно сомневаюсь в этом.

На следующий день мы достигли Порто-Ново и, посовещавшись, решили, что в Лагос лучше всего ехать на автобусе. На автобусной станции перед туалетом стоял человек. Он потребовал, чтобы я заплатил за вход, но я крикнул, что написаю ему на ноги прежде, чем найду в кармане мелочь. Он рассмеялся и отошел в сторону.

Потом мы с Мозесом распрощались, и мой компаньон с гордым видом укатил на собственном грузовике. Признаться, я так до конца и не понял, относился ли он к числу добрых самаритян — или в основе его симпатии ко мне лежал точный расчет. Но мне, честно говоря, приятнее думать, что относился. Так что я всегда буду считать Мозеса своим первым африканским другом.

Вновь оказавшись в номере своего отеля в Лагосе, я сбрил выросшую за три дня неопрятную щетину и смыл с бренной плоти корку из пыли, пота и крови. Потом посмотрел в зеркало на свой кривой нос. «Ну и красавчик же ты, Алекс», — усмехнулся я, после чего плюхнулся на постель и стал звонить в Штаты.

Сначала я попросил оператора соединить меня с Бри, назвав номер ее мобильного телефона. Не скрою, мне было приятно слышать ее голос, но так уж вышло, что наш обмен приветствиями и теплыми словами слишком быстро закончился. Ей не терпелось сообщить мне важные новости. В частности, о новом убийстве на Восемнадцатой улице, о мальчике, который оказался рядом с местом преступления и сказал ей, что «Тигр не один, Тигров много». Флаэрти тоже упоминал об этом, но я не сомневался, что ищу одного убийцу. Кстати, то же самое говорило и мое чутье детектива, а оно редко ошибалось.

Бри, однако, возразила:

— Если этот мальчишка мне не приснился и сказал правду, то мы получили ценнейшую инсайдерскую информацию. Ведь он состоял в банде. Так что число жертв в округе Колумбия может увеличиться в самое ближайшее время. Между тем ты преследуешь в Африке некоего фантома. Возвращайся домой, Алекс, — вот что я тебе скажу.

— На твоем месте, Бри, я бы не очень доверял этому свидетелю. Подумаешь, какой-то мальчишка… Он сам сродни фантому. А вот я точно знаю, что парень, убивший Элли и ее семью, находится сейчас в Лагосе. — По крайней мере так говорит мне интуиция. Это, конечно, не гарантия, но все-таки…

— Думай как угодно, но я буду исходить из того, что он находится здесь, — раздраженно произнесла Бри. Интересно: прежде мы с ней почти никогда не ссорились, но сейчас были очень близки к этому.

— Послушай, Бри, — примирительно сказал я. — Клянусь, что не останусь здесь ни часом дольше, чем это необходимо.

— Боюсь, сейчас мы с тобой по-разному понимаем эту самую необходимость, Алекс.

— А вот в этом ты, пожалуй, права.

Я мог промолчать, но в настоящий момент на пользу Бри пошла бы только неприкрашенная правда.

— Просто с ума схожу — так хочу тебя видеть, — сообщил я Бри еще одну истину, пытаясь сменить тему. — Во что, например, ты сейчас одета? Надеюсь, во что-то воздушное?

Поняв, что я в шутливой форме пытаюсь навести мосты, она рассмеялась:

— Что я, по-твоему, в спальне сейчас нахожусь? Нет, мой друг, я на работе, через стол от меня сидит вечно надутый Фред и не спускает с меня глаз. — Я услышал, как возмущается Фред. — Не говоря уже о том, что в оперативном зале сейчас собралась почти половина личного состава отдела по раскрытию тяжких преступлений. Продолжать?

Мы еще немного поболтали на отвлеченные темы и распрощались в добром расположении духа, пожелав друг другу удачного дня. Я уже собрался звонить на Пятую улицу, как вдруг в мою дверь негромко постучали.

— Кто там? — крикнул я. — Подождите, сейчас открою!

Но дверь распахнулась сама, так что я даже не успел встать с постели. Из незваных гостей я узнал только клерка, чья конторка находилась на первом этаже.

Но два человека в костюмах и белых рубашках, стоявшие у него за спиной в коридоре, были мне незнакомы.

— С какой стати вы вламываетесь ко мне в комнату? — набросился я на клерка. — И вообще: что все это значит? Кто эти люди?

Но тот не сказал мне ни слова. Он лишь придержал дверь, когда два парня в костюмах входили ко мне, потом закрыл ее со стороны коридора и исчез. Между тем эти господа, войдя в номер, молча двинулись ко мне.

Я быстро приподнялся на постели и спустил ноги на пол.

— Кто вы такие? Какого дьявола вам здесь нужно?

Глава семидесятая

— ГСС! — крикнул один из них. Я уже слышал эту аббревиатуру. «Государственная секретная служба» — вот как она расшифровывалась. Я не знал только, действительно ли эти люди принадлежали к ней.

Между тем они уже подошли ко мне и выглядели настолько уверенно, что, казалось, были готовы принять на себя ответственность за любые последствия этой акции — вторжения в апартаменты иностранного гражданина. Один из них схватил меня за руки и плечи, а второй как клещами сдавил мне ноги, после чего они легко, словно перышко, подняли меня с постели.

Боже, что происходит? Вправду ли эти люди служат в секретной службе? А если служат, кто послал их по мою душу? И с какой целью?

Я пытался оказывать сопротивление, но они, похоже, настолько поднаторели в насильственных действиях, что мгновенно скрутили меня. Не стану упоминать о том, что это были настоящие гиганты с огромными руками, словно выкованными из стали.

Так они пронесли меня, совершенно беспомощного, через всю комнату, и я, услышав скрип открывающейся фрамуги, почувствовал кожей веяние влажного горячего воздуха.

Тут я начал кое-что понимать и закричал так громко, как никогда не кричал в своей жизни, в надежде, что меня кто-нибудь услышит.

А потом увидел голубой лоскут неба, плавательный бассейн у меня под окном и ощутил спиной нагретый солнцем шершавый бетон наружной облицовки гостиничной стены.

Иными словами, я оказался за окном и висел головой вниз.

— Что вам от меня нужно? — крикнул я, обращаясь к детине, который держал меня за ноги. У этого типа было большое круглое лицо и приплюснутый, как у Майка Тайсона, боксерский нос. Теперь я уже не стремился вырваться из его хватки, а молил Бога лишь о том, чтобы он не выпустил меня из своих лапищ.

Парень из ГСС — или тот, кто выдавал себя за такового, — ухмыльнулся и глянул на меня сверху вниз промеж моих щиколоток, которые сжимал в своих могучих руках.

— Вы пробыли здесь слишком долго, Кросс. Пора и честь знать. — Он расхохотался и повернул голову, желая разделить шутку со своим приятелем, находившимся в комнате.

Даже если бы плавательный бассейн располагался точно подо мной, чего в данном случае не было, я все равно находился слишком высоко и, несомненно, разбился бы, если бы этот тип меня выпустил. При мысли об этом у меня по спине пробежала холодная дрожь, зашумело в ушах, а пульс стал толчками отдаваться в висках, тем более что я висел вверх ногами и кровь приливала все сильнее к голове.

Внезапно мое бедное тело вновь начало менять положение в пространстве. Но на сей раз меня тянули вверх и внутрь!

Громилы едва не содрали мне со спины кожу, когда перетаскивали через грубый край алюминиевой рамы. Они швырнули меня на пол, и я вновь очутился у себя в номере.

Глава семьдесят первая

Я вскочил и набросился на парня из ГСС, находившегося ближе ко мне. Правда, мне под ребра тут же уперся ствол пистолета, поэтому пришлось прекратить военные действия.

— Спокойно, — сказал тот, что походил на Тайсона. — Надеюсь, вы не хотите получить пулю в живот, не так ли?

Я осмотрелся и увидел, что моя дорожная сумка лежит на постели. И что самое интересное, полностью упакованная и застегнутая.

— Возьмите сумку.

— Кто вас послал, и на кого вы работаете? — вскричал я. — То, что вы творите, — истинное сумасшествие и беззаконие!

Ответа от «Тайсона» я так и не дождался. Вместо этого они с приятелем схватили меня под руки, выволокли из номера и оставили в коридоре. После этого один из них запер дверь на ключ и сунул его в карман.

Потом они повернулись на 180 градусов, прошли по коридору и сели в лифт.

Один из них на ходу бросил:

— Это последнее предупреждение. Отправляйтесь домой, детектив Кросс. Вас здесь не любят.

Я смотрел на них, пока они шли по коридору, а потом стояли, негромко переговариваясь, ожидая лифт. Думал, не скажут ли что-то еще.

Бесполезно. Они ничего не добавили.

И я не получил никаких вразумительных объяснений по поводу случившегося.

Определенно в их обязанности не входило что-либо мне объяснять. Они лишь передали мне «черную метку». И все. На кого бы эти парни ни работали, на наемных убийц Тигра они не походили. Кроме того, они даже не довезли меня до аэропорта и не впихнули в самолет.

Почему, интересно знать? Коль скоро я всем здесь так не нравлюсь?

Что, черт возьми, происходит в этой безумной стране?

Глава семьдесят вторая

В это трудно поверить, но мое положение в Лагосе в течение последующих часа-полутора ухудшилось. Прежде всего гостиничный клерк неожиданно «вспомнил», что перед отъездом я выписался из «Супериора», и добавил, что свободных номеров у них в данный момент нет. Мне пришлось смириться с этим, хотя я знал наверняка, что он мне лжет.

Потом я обзвонил полдюжины разных отелей и везде получил отказ под предлогом того, что моя кредитная карточка не активируется. Все это навело меня на мысль, что приходившие в мой номер громилы все-таки работали на государство, — уж и не знаю, что здесь, в Лагосе, под этим подразумевается.

Я стал названивать Флаэрти, но он не снимал трубку. Я дважды оставлял ему устные сообщения, но проклятый цэрэушник мне так и не перезвонил.

Тогда я сделал единственное, что пришло мне в голову. Взял у гостиницы машину и велел водителю ехать на Ошоди-маркет. Раз я не в состоянии связаться с Флаэрти, мне остается одно: навестить его информатора. Вообще в данной ситуации выбора у меня не было.

Я знал, что влип в какую-то мерзость, но какую именно — пока не понимал. Почему, интересно, окружающим так хочется избавиться от меня? Почему все они прилагают такие усилия, чтобы я уехал из страны? И еще: какое это имеет отношение к убийству Элли Кокс?

У меня ушло не менее часа на то, чтобы добраться до Ошоди-маркет. Еще пятьдесят минут я бродил по рынку и задавал вопросы, стремясь найти нужную мне лавку по продаже ковров.

Увы, в тот день в лавке работал не Токунбо, а его одноглазый сменщик, плохо говоривший по-английски. Правда, услышав имя Токунбо, он кивнул, подтвердив тем самым, что я все-таки нашел нужное место, но после этого отвернулся от меня и заговорил с каким-то клиентом. Похоже, я ничуть не заинтересовал его.

Что мне оставалось делать? Я не мог долго прохаживаться около лавки в надежде на чудо, поэтому скрепя сердце вернулся к машине. А поскольку ехать мне было больше некуда, я решил действовать согласно чрезвычайному плану С1, то есть отправиться в американское консульство.

Однако по пути на Виктория-Айленд, где располагалось консульство, я подумал о том, что прибегать к чрезвычайным мерам пока не стоит и есть смысл воспользоваться, скажем, планом D.

— Остановите, пожалуйста, машину, — сказал я водителю.

Тот притер такси к бровке рядом со старым, выгоревшим изнутри «фордом». Попросив водителя открыть багажник, я вылез из машины, достал свою дорожную сумку и стал рыться в ней.

Я хотел найти одежду, которая была на мне в день прилета в Лагос. Рубашку, правда, я давно выбросил, поскольку она порвалась и вся пропиталась грязью и кровью. Но оставались еще брюки, и их-то я и разыскивал.

А вот и они — тоже в грязи, кровавых пятнах, с неприятным запахом, но целые. Я обшарил передние карманы, но ничего в них не обнаружил. Залез в задний карман и наконец нашел то, что искал, — единственную вещь, которую не отобрали у меня при личном досмотре в Кирикири. Визитную карточку отца Бомбаты.

Я повернулся к шоферу, который высунулся из окна раскаленного автомобиля чуть ли не по пояс, с нетерпением дожидаясь меня.

— Сколько стоит поговорить по вашему сотовому телефону? — спросил я.

Глава семьдесят третья

Спустя два часа я со вкусом обедал в обществе отца Бомбаты в его офисе в церкви Искупления Христа — почтенных размеров здании в самом центре Лагоса.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной, — сказал я. — И за все эти угощения. Признаться, я здорово проголодался.

Благодарить было за что. На обед нам подали жареную антилопу куду, тушеные кабачки и фруктовый салат. Все это мы запивали красным южноафриканским вином «Цинфандель». Прислуга сервировала обед на дорогом столе из красного дерева. Крохотный священник казался еще меньше в своем офисе с высоченными потолками и окнами в готическом стиле. Сам он сидел за столом в огромном кресле с высокой спинкой, почти утопая в нем. Окна были завешены тяжелыми красными гардинами, и щель в них пропускала ровно столько света, сколько нужно для того, чтобы в помещении царил уютный полумрак.

— Что у вас с лицом? — озабоченно спросил священник, оглядев меня. — Или, быть может, мне следовало задать вопрос по-другому: что с тем парнем, который ударил вас?

Признаться, я редко вспоминал, что физиономия у меня не совсем в порядке. Особенно когда нос перестал болеть, что произошло где-то на границе с Ганой.

— Неудачно побрился, — пошутил я, сопроводив эти слова кривой усмешкой.

Я не хотел говорить ему правду, поскольку опасался получить очередной совет немедленно отправляться домой на первом же самолете, вылетающем в Штаты. Мне были нужны союзники, а не советы.

— Святой отец! У меня есть неопровержимые улики, свидетельствующие против местного убийцы по прозвищу Тигр. Как вы думаете, существуют ли другие убийцы с таким же прозвищем? При этом действующие в разных местах — например, здесь и в США?

— В этом мире все может быть, сын мой, — произнес маленький священник с доброй улыбкой. — Но ведь вы не об этом хотели спросить, не так ли? Тем не менее, отвечая на ваш вопрос, скажу: да, возможно и такое. Тем более если к этому причастны шишки из правительства или большого бизнеса. Увы, некоторые влиятельные люди на самом верху связаны с бандами наемных убийц. К сожалению, у нас это обычное дело.

— Но почему именно из правительства? Или большого бизнеса?

Священник закатил глаза, словно удивляясь моему простодушию, однако дал мне четкий и недвусмысленный ответ:

— Потому что только эти люди обладают ресурсами, позволяющими контролировать информацию. Или распространять дезинформацию.

— Но зачем им это нужно? Я имею в виду негласную поддержку бандитов или косвенное участие в их грязных делах?

Священник поднялся с места, чтобы налить мне еще один бокал «Цинфанделя».

— Причин для этого превеликое множество. Но называть в этой связи какие-либо имена или что-либо утверждать я не стану, поскольку не имею фактов, а обвинять ближнего без достаточных оснований безответственно. Короче говоря, я ничего точно не знаю. Хотя должен заметить, что прозвище Тигр весьма символично. Надеюсь, вы знаете, что в Африке нет тигров? Разве что в зоопарке…

— Знаю, святой отец. Но ищу здесь вполне реального человека, как бы его ни звали. И мне необходимо установить, где он сейчас находится. Дело в том, что он убил одну мою хорошую знакомую и всю ее семью. Впрочем, он убил не только эту семью. Были и другие.

— Позвольте мне сменить тему? — Священник посмотрел на циферблат напольных часов красного дерева. — Из того, что вы мне рассказали, я совершенно точно уяснил одно: вам срочно нужно место, где вы могли бы хорошо отдохнуть, прежде чем продолжить выполнение своей миссии.

— Вообще-то я не собирался просить вас об этом.

— А вам не надо ни о чем просить, детектив Кросс. И так все понятно. Только предупреждаю: предоставить вам убежище в этих стенах я не могу. Если бы дело касалось одного меня, я бы, пожалуй, рискнул, но рисковать своей паствой не имею права. Тем не менее могу отвезти вас в один из наших приютов. К сожалению, там нельзя провести более пяти дней, да и на отель это место не похоже…

— Спасибо, согласен!

— Что же касается загадочного Тигра, то помочь вам в его розысках я уж точно не в состоянии…

— Понятно… — протянул я, стараясь скрыть разочарование.

Отец Бомбата поднял руку, чтобы привлечь мое внимание.

— Вы очень быстро думаете и делаете выводы, верно? Даже слишком быстро. Между тем я хотел сказать, что сам в этом деле вам помочь не смогу, но знаю кое-кого, кто сможет. — Отец Бомбата скромно потупил глаза. — Это моя кузина… Кстати, самая красивая женщина в Нигерии. Но я, разумеется, пристрастен, так что предлагаю вам самому составить мнение на этот счет.

Глава семьдесят четвертая

Ее звали Аданна Танзи. Священник не соврал. Она и впрямь оказалась потрясающе красивой женщиной. Во всяком случае, прежде таких красавиц я не видел. И что интересно, работала она не фотомоделью, а была репортером «Гардиан» — крупнейшей газеты Лагоса.

Аданна имела крошечный офис, и мне оставалось лишь надеяться, что запах приюта для бездомных, где я провел ночь, не слишком въелся в мою одежду и кожу.

В течение последующего часа Аданна поведала мне, что уже два года ведет журналистское расследование, объект которого Тигр и его банда, и он до сих пор представляется ей чрезвычайно загадочным типом.

— Но я совсем не уверена, что у нас несколько Тигров, хотя такие слухи и ходят. Возможно, это гангстерский миф. А может, сам Тигр распространяет эти слухи. В любом случае, если ему что-то не понравится, он может причинить нашей газете массу неприятностей.

— Или репортеру, который в ней работает, — вставил я.

Она пожала плечами:

— Есть вещи поважнее собственной безопасности. И вы отлично это понимаете. Приехали сюда расследовать это дело, хотя знаете, что здорово рискуете. Так — нет?

— Положим, — с улыбкой ответил я.

Неожиданно я осознал, что не в состоянии отвести от нее глаза. Не останавливало меня и то, что она могла счесть это крайней невоспитанностью. Ничего не поделаешь: эта женщина завораживала — как завораживает внезапное появление любимой с детства кинозвезды. Ее повадка, движения, голос… Я рассматривал высокие скулы и темные бездонные глаза нигерийской красавицы, отдавая должное и ее манере держаться. Аданна, казалось, никого и ничего не боялась, и я спрашивал себя, как это возможно. Ей было что терять, и она об этом отлично знала. Тем не менее относилась к риску поразительно легко. Как к чему-то неразрывно связанному с ее профессией, вроде ручки или диктофона.

Именно ручку она сейчас и взяла. Из-за игры в гляделки я как-то упустил из виду, что в другой руке она уже не меньше минуты держала открытый блокнот.

— Прошу не делать никаких записей, — сказал я. — Это не интервью. И я не официальное лицо, а самый обыкновенный турист. По крайней мере мне очень старались это внушить.

Аданна, послушно отложив блокнот и ручку, улыбнулась, как если бы хотела сказать: я все понимаю, но попробовать все-таки стоило, не так ли, приятель?

Я продолжил разговор:

— Имеете ли вы представление о том, где находится сейчас Тигр? Или хотя бы как мне об этом узнать?

— «Нет» — ответ на первый вопрос, — сказала она. — И «весьма возможно» — на второй.

Глава семьдесят пятая

Я помолчал, ожидая продолжения. Но его не последовало. И тут до меня дошло, что в Лагосе всюду рынок, даже в офисе газетчика.

— Значит, кое-какую информацию вы мне все-таки готовы сообщить? — наконец сказал я. — Но что потребуете взамен, вот в чем вопрос?

Аданна одарила меня прелестной улыбкой. Она была не только очаровательна, но и умна.

— Увлекательную историю об американском детективе, прилетевшем к нам с другого континента, чтобы найти убийцу. Такой материал у нас обязательно напечатают.

Я положил руки на подлокотники кресла, собираясь подняться и покинуть ее офис.

— Ни за что.

Она очень серьезно посмотрела на меня.

— А вы понимаете, детектив Кросс, сколько пользы принес бы подобный материал? Ведь этот монстр ответственен за гибель сотен людей, возможно, больше.

— Знаю. — Я старался говорить спокойно. — Одной из его жертв стала моя близкая подруга.

— А у меня он убил брата, — сказала Аданна. — Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я так хочу напечатать эту историю.

Хотя говорила она негромко, эти слова, пронизанные страстью и гневом, эхом разнеслись по комнате. Ее голос слегка вибрировал.

— Мисс Танзи…

— Прошу вас, зовите меня Аданна. Меня все так зовут.

— Хорошо. Аданна. Совершенно очевидно, что вы уделяете этому человеку и всему, что с ним связано, повышенное внимание. Но дело в том, что я не знаю вас. Мне бы очень хотелось довериться вам и рассказать все, но я не имею права.

Замолчав, я понял по ее взгляду, что если она на меня и обиделась, то не слишком, а коли так, значит, не все еще потеряно.

— При всем том я продолжаю питать надежду, что вы не откажете мне в помощи. Кстати, меня зовут Алекс. Меня все так зовут.

Она глубоко задумалась над моими словами, вступив, похоже, при этом в конфликт с самой собой, что отразилось на ее красивом лице. Признаться, до сих пор я считал, что такого рода конфликты журналистам несвойственны. По крайней мере нашим, вашингтонским. Те, кого я знал, излишней щепетильностью не отличались.

Наконец Аданна поднялась.

— Ладно. В любом случае я в деле. Поэтому подумаем, что можно для вас сделать. — Снова взяв свою ручку — изделие из серебра с ониксом на колпачке, какие обычно дарят писательницам и журналисткам, она вопросительно посмотрела на меня: — Итак, Алекс, где я могу вас найти?

В приюте для бездомных церкви Искупления Христа. Именно там я сейчас обитал.

Уж и не знаю, заметила ли она, что пауза несколько затянулась. Умно я поступил или глупо, сложный вопрос, но мне хотелось произвести впечатление на Аданну Танзи.

— Я сам позвоню вам, — сказал я. — Завтра же. И раньше, чем кому-либо другому. Обещаю.

Она кивнула и вдруг снова одарила меня улыбкой.

— Я верю вам, детектив Кросс. Пока по крайней мере. Так что не разочаруйте меня, пожалуйста.

«Разве такая кощунственная мысль может прийти мне в голову, Аданна?»

Глава семьдесят шестая

Мохаммед Шол — бизнесмен с большими, по слухам, связями, стоял, как собственный портрет в дорогой раме, в открытых дверях своего огромного дома. Главное здание занимало площадь не меньше двадцати тысяч квадратных футов, а гостевой дом — еще восемь тысяч. Мохаммед считался одним из самых богатых людей Южного Дарфура и никогда не упускал случая продемонстрировать это.

При взгляде на дом, напоминавший крепость с высокими бетонными стенами и обширной оранжереей внутри, я вспомнил старинную восточную пословицу: «Кто, кроме самого дьявола, может жить, подобно падишаху, в центре ада?»

Что ж, Тигр не имел ничего против сношений с дьяволом. Более того, постоянно вступал с ним в сделки. Ибо такова была природа его бизнеса, и если у него на руках обычно находилось четыре туза, то в рукаве черного дьявола, возможно, был спрятан джокер.

Шол, улыбаясь от уха до уха, сжал в руках ладонь высокого импозантного гостя, считавшегося непревзойденным мастером по части устранения всяческих нежелательных препятствий и одним из самых удачливых, ловких и жестоких убийц в стране.

— Добро пожаловать, мой друг! Что касается вашей команды, она, разумеется, подождет вас снаружи, не так ли?

— Разумеется.

— Их накормят.

— Очень хорошо. Они всегда голодны как волки.

Тигр назначил исполняющим обязанности начальника Ракету, поскольку тот умел поддерживать дисциплину. Парни расположились на траве напротив ворот. Их охраняли два телохранителя Шола в дорогих штатских костюмах. Телохранители наблюдали за подростками из банды Тигра с нескрываемым любопытством, тем более что сами начинали карьеру на улице.

Было бы неплохо, если бы они показались этим громилам обыкновенными задиристыми и самоуверенными юнцами, подумал Тигр о своих бойцах, глянув на могучих телохранителей Шола. Интересно, что сочетание юношеского задора и легкомыслия, демонстрируемое его парнями на публике, с сопутствовавшей им мрачной славой, производило странное впечатление на окружающих и всегда в конечном счете шло ему на пользу.

Тигр сквозь резные двери прошел вслед за Шолом в дом, они пересекли холл и вышли во внутренний дворик, где вкусно пахло тушеной говядиной с кардамоном. Со стороны ворот во дворик долетали громкие голоса бойцов Тигра, оживленно переговаривавшихся между собой. Надо сказать, что переговаривались они по-арабски, и это, насколько знал Тигр, весьма устраивало Шола.

Пройдя через двор, они подошли к стеклянной двери, которая вела в большое строение из стекла и металла. Сквозь стекло в зеленоватом полумраке просматривалось множество экзотических растений и деревьев. Шол остановился.

— Поговорим здесь. Чаю хотите? Или, к примеру, грейпфрутового сока? — О грейпфрутовом соке Шол сказал намеренно, поскольку в этом городе он считался редким деликатесным напитком, доступным немногим.

— Ничего не хочу, — ответил Тигр. — Кроме одного. Обсудить дело, ради которого приехал сюда, после чего сразу же вас покину.

Шол едва заметным движением руки отпустил прислужника и извлек ключ из кармана своей галлабия — белоснежной просторной робы из тончайшего хлопка, которую так любят носить в арабских странах. Потом Шол отпер дверь, и они вошли в теплицу.

В теплице дышалось легко и приятно, ибо специальные климатические машины обеспечивали постоянную умеренную температуру и влажность. На покрытый кафельной плиткой пол ложились тени деревьев. Над головой отливал сталью и стеклом прозрачный скошенный потолок со сложным геометрическим узором.

Шол жестом предложил Тигру войти в небольшое помещение, предназначенное для отдыха и приема пищи. Там, вокруг большого, сверкающего полировкой стола из древесины экзотического дерева баи, стояли четыре белых стула из ротанга. Шол, заглянув за росшее в горшке разлапистое дерево, набрал комбинацию цифр на замке стоявшего там сейфа. Открыв сейф, вынул из него толстый, набитый чем-то конверт и положил на середину сверкающего стола.

— Полагаю, вы найдете здесь все, что вам нужно, — сказал бизнесмен.

Просмотрев содержимое конверта, Тигр опустился на плетеное ротанговое сиденье и поставил толстый конверт на пол рядом с ножкой стула.

Шол улыбнулся.

— А у вас здесь уютно. — Тигр обвел рукой комнату отдыха. — И красиво. Короче говоря, впечатляет.

Шол, неравнодушный к комплиментам, снова расплылся к улыбке.

— Аллах наделил меня способностью обустраивать свое жилище.

— Полагаю, у вас есть и другие способности. Говорят, вы очень умный человек. Впрочем, я и сам это вижу.

— Это вы верно заметили. Аллах наделил меня множеством талантов. Но я разрываюсь между работой в законодательных органах и бизнесом, и на остальное почти не остается времени.

— Поездки… — протянул Тигр. — Деловые встречи днем и ночью. Ну и семья, разумеется, требует времени, не так ли?

Шол кивнул. Ему всегда нравилось, когда разговор переключался на его персону.

— Все так, все правда… Кручусь, знаете ли, как мангуст в колесе.

— И позволяете себе говорить то, чего не должны. Подставляя тем самым своих близких.

Шол перестал покачивать головой и, хотя обычно старался не смотреть Тигру в глаза, на этот раз посмотрел на него в упор.

— Ничего такого я не говорил, — сказал он. — Честно. О наших с вами сделках всегда храню полное молчание. Как, впрочем, и о других своих предприятиях.

— Нет, говорили, — возразил Тигр не двигаясь. — Надеюсь, женщину-репортера по имени Аданна Танзи помните? — Тигр поднял руку и расстегнул воротник рубашки, чтобы его команды легче проникали в находившийся у горла микрофон.

— Вперед, Ракета! Разнесите этот дом по кирпичику. Никого не щадить. Пусть это послужит кое-кому уроком!

Глава семьдесят седьмая

Через некоторое время здание теплицы завибрировало от доносившихся из-за ограды пистолетных выстрелов. Скоро к ним присоединились и автоматные очереди.

Мохаммед Шол попытался подняться с места, но отличавшийся удивительной ловкостью и подвижностью Тигр не позволил ему сделать этого. Через секунду его руки уже сжимали горло бизнесмена и законодателя. Слегка придушив Шола, он толкнул его ногой вместе со стулом к противоположной стене кабинета, в стеклянной поверхности которой тут же образовались паукообразные трещины.

— Слышишь это? — вскричал Тигр. — Слышишь? Это все твоя вина!

Стрельба закончилась так же неожиданно, как и началась. Потом послышались вопли и стоны — сначала кричали одни женщины, потом к ним присоединились мальчишеские голоса — высокие, пронизанные страданием и болью.

— Это, — сказал Тигр бизнесмену, — вопиют твои ошибки, твоя жадность и глупость.

После этого Тигр вновь сомкнул свои мощные длани на шее бизнесмена, и хотя Шол пытался отвести его руки от горла, он был слишком слаб по сравнению с убийцей, и у него ничего не получилось. Скоро его лицо налилось кровью, вены вздулись, а глаза, казалось, вылезали из орбит. Тигр не без любопытства наблюдал за происходившими в лице Шола изменениями. Он знал, что, имея определенные навыки, можно подвести человека к самой границе смерти, а потом долго удерживать его в таком положении. Пока не надоест. Ему нравилось причинять Шолу страдания, поскольку он презирал этого слишком много возомнившего о себе богача и ему подобных.

Двери теплицы стали сотрясаться от ударов: на сцене появились телохранители Шола, спешившие на помощь боссу.

— Войдите! — крикнул Тигр. В мгновение ока он развернул стул с Мохаммедом Шолом лицом к двери и выхватил пистолет из тайной кобуры, пристегнутой к щиколотке. В следующий момент он открыл огонь, прикрываясь телом Шола как щитом.

Первый ворвавшийся в теплицу телохранитель получил девятимиллиметровую пулю в горло и рухнул как подкошенный. Второй открыл ответный огонь и выпустил две пули: первая поразила вытянутую руку, а вторая — плечо его хозяина.

Шол пронзительно закричал от боли и продолжал кричать, когда Тигр толкнул его ногой и он, вылетев из кресла, врезался в своего телохранителя. При этом и хозяин, и его охранник упали. Тигр не спеша подошел к ним и выстрелил второму телохранителю прямо в лицо.

— Ога! У вас все в порядке? — вскричал Ракета, появляясь в пустом дверном проеме. На уличном жаргоне Лагоса слово «ога» означало «шеф». Тигру понравилось словечко, и с его благословения юные бойцы стали называть своего босса только так.

Пронзительные крики и стоны в доме уже прекратились, и во владениях Шола воцарилась тишина, нарушаемая, впрочем, редкими выстрелами или автоматными очередями. Кое-то из юнцов, еще не насладившись сполна насилием, чувством власти и вседозволенности, продолжал выпускать пар.

— В доме должен находиться учитель, обучающий детей Шола разным наукам.

— Мы уже разобрались с ним, — произнес Ракета.

— Отлично. — Тигр с интересом наблюдал за попытками хозяина дома подняться с пола. Потом выстрелил ему в бедро. — Нужно наложить жгут, иначе сдохнешь от потери крови, — сказал он бизнесмену.

Потом повернулся к Ракете.

— Хорошенько свяжи мистера Шола. А потом засунь эту штуку ему в рот. Можешь и в задницу, если тебе так больше нравится.

«Этой штукой» Тигр назвал гранату М-67.

— И не забудь дернуть за колечко, когда будешь уходить.

Глава семьдесят восьмая

Мне все еще казалось, что я живу в нереальном, фантастическом мире.

Все двери церковного приюта для бездомных закрывались сразу после девяти вечера. После этого никто не мог войти в приют или выйти из него. Из-за хаотичного движения и постоянных пробок на улицах Лагоса мне едва удалось добраться туда вовремя.

Моя койка находилась в дальнем конце так называемого дортуара номер три — третьей, и последней, спальни от входа, располагавшейся в стороне от главного коридора, куда выходили двери хозяйственных и бытовых помещений, в том числе столовой, где нас по утрам кормили завтраком.

«Алекс Кросс, — сказал я себе, — что ты успел сделать за сегодняшний день? К каким выводам пришел?»

Парень, занимавший ближайшую койку, был мне знаком, поскольку занимал это место и в предыдущую ночь. Этого выходца с Ямайки звали Оскаром. Говорил он мало, но напряженный взгляд и едва затянувшаяся рана на бедре от соприкосновения с капотом автомобиля сообщили мне его историю. Пока я рылся в тумбочке в поисках зубной щетки, он лежал на боку и смотрел на меня.

— Эй, мужик, — обратился он шепотом ко мне, — тут один коротышка в рясе искал тебя. Он и сейчас здесь и в данный момент на тебя смотрит.

Я бросил взгляд в сторону двери. Действительно, там стоял отец Бомбата. Поняв, что я заметил его, он поманил меня пальцем и вышел из дортуара.

Я последовал за ним в холл, забитый ночлежниками, добравшимися до приюта в последнюю минуту. Я растолкал этих людей и, ускорив шаг, догнал отца Бомбату у передней двери.

— Святой отец? — позвал я священника и лишь после этого заметил, что он набирает номер на своем сотовом. Я задумался, кому он может звонить в столь поздний, по приютским понятиям, час.

— С вами хочет переговорить мисс Танзи. — Священник вручил мне сотовый.

У Аданны было полно новостей! В частности, она поведала мне об убийстве, случившемся в тот день в Южном Дарфуре. Жертвами убийц стали один из членов Государственного совета Судана и все его семейство.

— Какая-нибудь связь с Бэзилом Аббудом, убитым в округе Колумбия, прослеживается? — спросил я женщину.

— Пока не знаю, но совершенно точно могу сказать, что Тигр довольно часто прокручивал свои делишки именно в Судане.

— Оружие? Героин? — спросил я. — Какого рода у него делишки в Судане, Аданна?

— Мальчики. Преданные ему оловянные солдатики. Он рекрутировал их в лагерях беженцев в Дарфуре.

Я вздохнул.

— Вам следовало сказать мне об этом раньше, Аданна.

— Ничего еще не потеряно. Завтра утром мы можем вылететь в Найалу на первом же транспортном самолете.

— Вы сказали «мы»?

— Сказала. Но если вас это не утраивает, отправляйтесь обычным коммерческим рейсом до Аль-Фашера, а оттуда доберетесь до места наземным транспортом. Оставляю это на ваше усмотрение.

Прежде я бы сто раз подумал над ее предложением. Но прежде я никогда не находился на расстоянии пяти тысяч миль от дома, не имея никакой связи со своими близкими, и не ночевал в переполненном дортуаре в приюте для бездомных.

Накрыв трубку ладонью, я повернулся к отцу Бомбате.

— Святой отец! Я могу доверять этой женщине? — спросил я, но подумал другое: «Доверить ей собственную жизнь?»

— Да. Она хорошая девочка, — ответил священник без колебаний. — Кроме того, как я уже говорил, она — моя кузина. Такая же высокая и красивая, как я. Вы можете довериться ей, детектив.

Я снова поднес трубку к уху.

— Готов лететь с вами. Но при условии, что даже самая ничтожная заметка не выйдет из печати без нашей взаимной договоренности. Такой вариант устраивает вас?

— Вполне. Я встречу вас у главного входа в «Икея» завтра в пять утра. И еще одно, Алекс: готовьтесь морально к тяжелому зрелищу. Дарфур, без скидок, одно из самых ужасных мест на земле.

— Мне приходилось видеть в своей жизни ужасы, — сказал я. — И не один раз.

— Возможно. Но там ужасы особого рода. Уверяю вас, Алекс, вы никогда не видели ничего подобного.

Часть третья Лагерь

Глава семьдесят девятая

Как выяснилось, Аданна имела обширные связи, и я был впечатлен тем, как быстро и эффективно она решала все проблемы.

На следующее утро она переговорила с каким-то человеком на аэродроме, затем связалась с кем-то по радио, и вот не прошло и четверти часа, как мы в сопровождении сержанта из миротворческого контингента Африканского союза, заведовавшего аэродромным хозяйством, отправились на борт транспортного «С-130».

Короче, около шести утра самолет уже набирал высоту, мы же с Аданной оказались единственными штатскими пассажирами на борту тяжелой военно-транспортной машины, груженной просом, сорго, пальмовым маслом и направлявшейся с благотворительной миссией доставки продовольствия и предметов первой необходимости в Дарфур.

Итак, расследование продолжалось и даже приняло новый оборот, особенно если учесть, что в данный момент мы находились в воздухе. Я попросил у одного из членов экипажа карту местности и узнал, что Дарфур не уступает размерами Техасу.

Чтобы как-то оправдать в своих глазах это путешествие, не входившее ранее в мои планы, мне пришлось исходить из нескольких предположений, а именно: что Тигр был в Найале в день убийства семейства Шолов, а стало быть, информация Аданны верна, и что он по-прежнему находится в Дарфуре, вербуя себе сторонников в лагерях для беженцев и перемещенных лиц.

Учитывая все это, нужно было лишь ответить на вопросы, какие перемещения он совершил за последние восемнадцать часов и где находится в настоящий момент.

Во время полета Аданна неторопливо и очень тихо, чтобы члены экипажа не слышали ее, обрисовала мне положение в Дарфуре и Судане, в частности, рассказала о творящихся там ужасах. Более всего в ее рассказе меня поразили описания жестокостей по отношению к женщинам и детям, тысячи которых подверглись изнасилованию, а затем еще и клеймению.

— Массовые изнасилования стали отличительной чертой этой гражданской войны, Алекс. И что интересно, большинство американцев ничего не знают об этом. Да и откуда им это знать, если они перестали ездить сюда.

Между тем члены ополчения Джанджавид имеют обыкновение предварительно ломать женщинам ноги, лишая их возможности удрать, что превращает их в инвалидов до конца дней, а также любят бичевать свои жертвы, ломать им пальцы или выдергивать щипцами ногти, — произнесла она почти шепотом.

Даже солдаты из так называемого межафриканского контингента для поддержания мира насилуют беженок или превращают их в проституток. Хуже того, за многими беззакониями и ужасами, творящимися на этой земле, стоит правительство Судана. Вы не поверите своим глазам, Алекс, когда увидите, с какими кошмарами сопряжено существование в этих краях.

— Я хочу увидеть это, — сказал я. — Тем более что обещал одному человеку в Сьерра-Леоне рассказать американцам о том, что здесь происходит.

Глава восьмидесятая

— Это Калма, — сказала Аданна, указывая на желтый треугольник на карте. — Один из крупнейших лагерей в Дарфуре. Готова держать пари, что Тигр знает его как свои пять пальцев. Все местные и пришлые его знают.

— А что обозначают геометрические фигуры других цветов? — спросил я.

Оказалось, что в этом регионе расположено более сотни лагерей. Так по крайней мере сказала Аданна. Зеленый цвет свидетельствовал, что данное место непроходимо во время сезона дождей, а синий — о том, что в этот район нет доступа представителям невоенных благотворительных организаций, поскольку там спорадически идут военные действия. Желтый треугольник Калма означал, что этот лагерь открыт для посещений.

«Вот где мы начнем охоту на Тигра», — подумал я.

— А это что такое? — Я указал на алые изображения, похожие на языки пламени. На карте их было не менее нескольких дюжин.

Аданна тяжело вздохнула.

— Алые символы, похожие на языки пламени, обозначают сожженные или разрушенные поселения. Солдаты Джанджавида уничтожают все на своем пути — деревни, продовольственные склады, домашних животных… Часто они сбрасывают трупы людей или животных в колодцы, отравляя воду. Говорят, эти нелюди стремятся к тому, чтобы на опустошенных ими землях больше никто никогда не поселился. В переводе с арабского слово «джанджавид» значит «всадник с ружьем».

Иначе говоря, вооруженная арабская милиция, пользующаяся поддержкой нынешнего правительства, которое поставило своей целью сделать жизнь чернокожих обитателей этого края как можно более трудной, нестабильной и полной опасностей. И подобная политика, как это ни печально, приносит свои плоды, ибо более двух миллионов человек покинули свои дома и бежали куда глаза глядят, а двести тысяч подверглись уничтожению. Впрочем, «двести тысяч» — цифра условная, поскольку говорит лишь о жертвах, известных нам наверняка.

В сущности, все это повторение событий в Руанде. И даже хуже. Поскольку в отличие от Руанды за трагедией в Судане наблюдает весь мир. Наблюдает, но ничего не предпринимает и помощи не оказывает. Если не считать ограниченных поставок продовольствия.

Я глянул в иллюминатор на проплывавший под крылом на расстоянии двенадцати тысяч футов пейзаж Сахеля. С такой высоты этот край выглядел довольно привлекательно. Ни войн, ни геноцида, ни коррупции. Просто мирная, терракотового цвета, земля без конца и без края.

Неправильная картинка.

Красивая, но дьявольски лживая.

Поскольку нам предстояло приземлиться в аду.

Глава восемьдесят первая

На базе в Найале мы договорились о поездке в лагерь Калма в составе конвоя из пяти машин, груженных мешками с зерном и банками с консервированным детским питанием типа Ф75 и Ф100. Аданна, казалось, знала на базе всех местных служащих, и мне было интересно наблюдать за ней в процессе деятельности. Полагаю, ее умению добиваться успеха в любом предприятии более всего способствовали необычайная привлекательность и обворожительная улыбка. Я собственными глазами видел, как два эти качества помогали Аданне убеждать в своей правоте людей, замученных тяжелой однообразной работой и находившихся в состоянии постоянного стресса.

Наконец, впервые увидев Калму, я подумал, что слово «лагерь» менее всего подходит для обозначения этого места.

Да, тут стояли палатки, пристройки с односкатными крышами и крытые соломой хижины, но все эти сооружения не ограничивались каким-либо периметром, а уходили вдаль на многие мили во все стороны. Мне сказали, что в Калме обитает около полутораста тысяч людей. Какой, к черту, «лагерь» — это целый город! Причем город, переносящий невообразимые лишения и страдания под недремлющим оком смерти. Здесь не хватало пищи, почти не было квалифицированного медицинского персонала и современных лекарств, поэтому всевозможные болезни, включая такие заразные, как дизентерия, ежедневно снимали в этом городе скорби богатую жатву. Не говоря уже о том, что детская смертность носила здесь катастрофический характер и воспринималась как нечто само собой разумеющееся, а спорадические налеты джанджавидов оставляли после себя горы трупов.

В центре лагеря по крайней мере можно было различить некоторые признаки порядка и стабильности, вернее, относительно нормальной жизни. Там находились небольшая школа со сваями вместо стен, где шли занятия, а также несколько каменных зданий под заржавленными железными крышами, где хранились пищевые припасы и обитали люди, отвечавшие за их сохранность и распределение.

Аданна отлично знала, куда нам следует направить стопы в первую очередь, и отвела меня в палатку, принадлежавшую Комиссии Организации Объединенных Наций по делам беженцев. Молодой солдат, служивший в охране миссии ООН, вызвался быть нашим переводчиком, хотя многие беженцы так или иначе объяснялись на английском языке.

Темнокожего солдата звали Эммануэль; он был поджарым, мускулистым, с глубоко посаженными глазами с серьезным, несколько меланхоличным взглядом, какой я уже видел у новых африканских иммигрантов, получивших вид на жительство и обосновавшихся в округе Колумбия. Эммануэль говорил по-английски, по-арабски и на наречии динка.

— Большинство местных обитателей принадлежат к народности фур, — сказал он, когда мы двинулись по бесконечному грязному проходу между хижинами и палатками, который лишь с большой натяжкой можно было назвать улицей. — И восемьдесят процентов из них составляют несчастные обесчещенные женщины.

— Их мужья и сыновья убиты или ищут работу. Кроме того, многие мечтают уехать отсюда и обивают пороги учреждений в надежде получить официальный статус беженца, дающий право на эмиграцию, — добавила Аданна. — Воистину, это проклятое место, Алекс. Во всех отношениях. И вы сами очень скоро поймете это.

Мне не составило труда убедиться в справедливости слов Аданны и Эммануэля. Большинство местных жителей — те, что согласились перемолвиться с нами словом, — действительно оказались женщинами, работавшими на улице рядом со своими убогими жилищами. Они напомнили мне Мозеса и его приятелей своим неуемным желанием поведать людям со стороны ужасные истории своей жизни.

Одна из женщин, Мадина, занимавшаяся плетением соломенного мата у дверей хижины, с плачем рассказала нам, как попала в Калму. Джанджавиды разрушили ее деревню, зверски убили мужа, мать и отца, а большинство родственников, соседей и друзей заживо сожгли в их хижинах.

Мадина прибежала сюда с тремя детьми. Кроме детей, у нее никого и ничего не осталось. Впрочем, вскоре не осталось и детей, так все они один за другим умерли от разных болезней.

Маты, которые она плела, пользовались в лагере большим спросом, поскольку защищали от червей-паразитов, выползавших по ночам из земли и ввинчивавшихся в тело беженцев. Те гроши, что она зарабатывала, уходили на пропитание, состоявшее в основном из проса и лука. Но как бы мало ей ни платили, Мадина ухитрялась кое-что откладывать и надеялась в один прекрасный день купить себе что-нибудь из одежды. Да, насущная необходимость, принимая во внимание то, что она до сих пор носила то черное платье-тааб, в котором добиралась до лагеря.

— Когда же вы здесь обосновались? — спросила Аданна.

— Три года назад, — печально ответила Мадина. — И каждый год в этом лагере умирал один из моих детей.

Глава восемьдесят вторая

— Между прочим, я не забыла о вашем Тигре, — сказала Аданна, когда мы, поговорив с Мадиной, двинулись дальше. — Он рекрутирует здесь парней для своей банды. Легкая работа.

— Вы были правы, что это проклятое место, — заметил я.

Мне хотелось потолковать с большим числом людей из разных секторов лагеря, но когда мы дошли до одной из медицинских палаток, всякое желание разговаривать у меня пропало. Никогда в жизни я не видел более жуткого зрелища.

Палатка была переполнена больными и умирающими пациентами, лежавшими на койках по двое, а то и по трое. Эти переплетенные человеческие тела были повсюду, в любом месте, куда удавалось втиснуть койку. Хуже того, многие больные размещались на улице, а не менее трехсот женщин и детей терпеливо дожидались на жаре, когда медработник осмотрит их и даст им лекарство.

— Печально, но ничего не поделаешь. В лагере почти нет средств, которые если и не прекратят их страдания, то хотя бы уменьшат, — сказала Аданна. — Лекарств постоянно не хватает, поскольку большую их часть разворовывают еще до того, как привозят сюда. Хроническое недоедание, малярия, пневмония и дизентерия — самые распространенные здесь недуги, они так и косят людей. А при отсутствии лекарств и элементарных дезинфицирующих средств даже самый обычный понос может стать фатальным. Я уже не говорю о тотальной антисанитарии и проблемах с водой. При таком раскладе остается только удивляться, что в лагере до сих пор есть здоровые люди.

Я заметил одного врача и двух медсестер из добровольческого контингента. Итого три медработника на многие тысячи больных. Ничего удивительного, что люди здесь мрут как мухи.

— Это называется «второй стадией» кризиса, — продолжила Аданна, — поскольку в лагере умирает больше людей, чем за его пределами. Несколько тысяч каждый божий день, Алекс. Я предупреждала вас, что здесь ужасная обстановка.

— Ужасная? Вы недооцениваете ситуацию. Все это просто немыслимо, особенно в наши дни. Очень жалко детей.

Я присел на корточки рядом с маленькой девочкой, лежавшей на раскладной кроватке. Ее глаза выражали отчуждение, и она, казалось, находилась уже в ином мире. Помахав над лицом девочки ладонью, я разогнал скопище черных мух, вившихся над ней.

— Как сказать по-вашему — «Да пребудет с тобой Господь»? — спросил я у Эммануэля.

— Аллах ма'ак, — ответил он.

— Аллах ма'ак, — повторил я, наклонившись к уху крошки, хотя и сомневался, что она меня слышит. — Аллах ма'ак.

Приехав сюда и пройдясь по лагерю, я вскоре совершенно забыл о своем деле. Вероятно, потому, что сколь бы ни были ужасны расследуемые мной убийства, здешняя действительность была еще ужасней. Неужели в современном мире возможно подобное? Неужели жизнь тысяч людей ничего не стоит и весь этот кошмар будет продолжаться день за днем долгие годы?

Аданна положила руку мне на плечо:

— Алекс, вы готовы идти дальше? Нам давно пора в путь. Вы ведь приехали сюда ловить Тигра, а не смотреть на все это. В любом случае вы не в силах ничего здесь изменить.

Ее тон подсказал мне, что она давно уже все это видела, и, вероятно, не один раз.

— Не совсем, — сказал я. — Могу ли я сделать что-нибудь сейчас, чтобы принести этим беднягам хоть какую-то пользу?

Мне ответил Эммануэль, но сказал он совсем не то, чего я ожидал.

— Это как посмотреть. Меня, например, в данный момент более всего интересует, умеет ли кто-нибудь из вас обращаться с винтовкой?

Глава восемьдесят третья

Следующие несколько минут Аданна говорила о том, что и сам я вообще-то должен был понять. А именно: что такая простейшая вещь, как сбор хвороста для разведения огня, — одно из самых опасных предприятий в повседневной жизни лагеря Калма.

Патрули джанджавидов всегда маячили в пустыне — и не так уж далеко от Калмы. Так что каждый местный житель, отважившийся выйти за пределы лагеря, рисковал подвергнуться насилию или быть застреленным. Или то и другое. Таким образом, безопасность собирателей хвороста, в основном женщин и детей, напрямую зависела от сопровождения вооруженного конвоя из контингента межафриканских сил по поддержанию мира, чего удавалось добиться далеко не всегда. В этой связи беженцы часто выходили на промысел одни, поскольку без дров и хвороста нельзя приготовить в лагере обед для семьи.

Эммануэль вручил мне старую винтовку «М-16», к счастью, снабженную современным прицелом.

— Стреляйте на поражение без колебаний, — сказал он мне. — Поскольку джанджавиды, уверяю вас, колебаться не будут. Они опытные солдаты и прекрасные стрелки, хотя и кажутся со стороны реликтами, выходцами из прошлого, поскольку ездят на лошадях и верблюдах.

— Хорошо, я не буду колебаться, — заявил я и вдруг почувствовал, как Аданна сдавила мне локоть.

— Вы уверены, Алекс, что хотите участвовать в этом?

— Уверен.

Часом позже мы уже выходили за пределы лагеря, сопровождая группу из двадцати отчаянно смелых женщин, решивших, несмотря ни на что, собрать хворост и сухие верблюжьи колючки, чтобы потом сварить обед и обогреть в ночное время своих близких.

Мне казалось, что я должен сделать хоть что-то полезное для этих несчастных. Я не мог поступить иначе, потому что такова моя натура. Аданна тоже пошла с нами.

— А как же? — сказала она. — С этого момента я отвечаю за вас, поскольку привезла сюда, не так ли?

Глава восемьдесят четвертая

За хворостом, сухой колючкой и корнями здесь ходили каждый день уже много лет и, чтобы собрать их, всякий раз отходили от лагеря чуть дальше. Поэтому в наши дни такого рода вылазки превращались в весьма продолжительные и опасные путешествия.

Я воспользовался неожиданно оказавшимся в моем распоряжении свободным временем, чтобы перемолвиться словом с женщинами. И только одна из них располагала кое-какими сведениями о Тигре и тех мальчиках, что ушли с ним.

— Она говорит, что в ее секторе стояла хижина, где обитали три подростка, — сказал Эммануэль. — Но все они в один прекрасный день исчезли, и теперь там никто не живет.

— Мне казалось, что подобные вещи случаются здесь довольно часто, — заметил я.

— Это точно. Но странно то, что они оставили в хижине все свои пожитки. А еще эта женщина говорит, что в лагере время от времени появляется высокий и сильный мужчина, которого, по словам ее знакомых, зовут Тигр.

— А у этих исчезнувших мальчиков есть родители в лагере? — спросил я.

— Нет. Все они сироты.

— А кто-нибудь из ее знакомых не знает, куда подевались эти подростки?

— Ей сказали, что они ушли с тем сильным мужчиной.

Через два часа утомительного движения по жаре мы добрались до зарослей низкорослого пожухшего кустарника. Женщины расстелили на земле захваченные из дома куски материи, после чего начали обламывать с кустов сухие ветки и складывать их на ткань. Мы с Аданной присоединились к ним, тогда как стоявший в стороне Эммануэль время от времени окидывал из-под руки долгим взглядом горизонт, высматривая патрули джанджавидов.

Поскольку Эммануэль, занятый серьезным делом, не мог уделять нам внимания, мы, работая бок о бок со сборщицами хвороста, обменивались с ними в основном дружелюбными взглядами и жестами. Женщины из лагеря, не обращавшие внимания на царапины, которые острые обломки веток оставляли на их руках, очень быстро опередили нас с Аданной в соревновании по сбору горючего материала и тихонько посмеивались над нашими неуверенными движениями и неумением делать такую простую работу.

Чтобы создать дружескую доверительную обстановку, я вступил в общение с одной молодой матерью, используя язык мимики и жестов. Мы с ней корчили смешные рожи, размахивали руками, пародируя движения друг друга, в общем, вели себя как маленькие дети. Так, она показала мне язык с синей татуировкой на нем, я же, приставив к голове две ветки наподобие рогов, сделал вид, что хочу ее забодать. Это, как ни странно, вызвало громкий смех молодой женщины. Устыдившись в следующую секунду своего веселья, она прикрыла темной ладошкой рот, не сумев, впрочем, скрыть блеснувшую промеж губ полоску белоснежных зубов.

Вдруг молодая мать замерла, словно обратившись в статую, а ее рука, прикрывавшая рот, словно сама собой опустилась к бедру. Я понял: она увидела нечто необычное, и посмотрел в том же направлении, но ничего, кроме крохотного облачка пыли на горизонте, не разглядел.

А потом я услышал громкий тревожный голос Эммануэля:

— Все в лагерь! Бегом. Немедленно!

Глава восемьдесят пятая

Джанджавиды!

Наконец и мне удалось рассмотреть их. Около дюжины вооруженных всадников мчались по пустыне, направляясь к нам.

Всадники были скрыты облаком пыли, поэтому точно определить их численность не представлялось возможным. В любом случае считать их времени уже не оставалось, поскольку они приближались к нам с угрожающей быстротой.

Женщины не могли двигаться с такой скоростью, которая позволила бы уйти от нападавших. Две, с цепляющимися за подолы детьми, тянули за узду принадлежавшего общине осла, а тот явно не спешил следовать за ними.

Я повернулся к Аданне:

— Берите под свою команду женщин и сматывайтесь отсюда. И побыстрее. И уходите сами. Пожалуйста…

— Оружие еще есть? — спросила она.

— Нет, — ответил Эммануэль. — Ваше единственное спасение — оказаться отсюда как можно дальше. Бегите в лагерь, ради Бога! И заберите с собой женщин.

Из слов Эммануэля я понял, что нам придется прикрывать их отход.

Мы заняли огневую позицию за перевернутой тележкой для хвороста. Осла, который тащил ее, женщины забрали с собой. Как прикрытие от пуль тележка мало чего стоила, и мы использовали ее главным образом как опору для винтовочных стволов.

Мы с Эммануэлем возлагали надежды на то, что будем стрелять с неподвижной позиции, тогда как джанджавидам придется вести огонь, находясь в движении, с лошадиных седел.

Теперь я уже отлично видел их сквозь прицел винтовки. Всего я насчитал одиннадцать убийц. Это были бородатые мужчины в чалмах и раздуваемых ветром, потрепанных непогодой широких темных одеждах, вооруженные автоматами Калашникова.

Они мчались во весь опор и довольно скоро оказались в зоне действенного огня.

Первые выстрелы прогрохотали с их стороны.

Вокруг нас фонтанчиками подбрасывало в воздух песок.

Хотя разброс пуль был довольно велик, все-таки попадания происходили в опасной близости от нас, и я понял, что нам противостоят отнюдь не любители. Наши противники не сомневались в своем профессионализме и выкрикивали угрозы, уверенные, что стычка завершится их полной победой. Да и как могло быть иначе, если они превосходили нас числом в соотношении одиннадцать к двум.

— Сейчас? — спросил я у Эммануэля.

— Сейчас! — прокричал он и нажал на спуск.

Мы выпустили по нападавшим в течение нескольких секунд четыре пули, и две из них попали в цель. Джанджавиды как по команде вскинули кверху руки, словно кто-то дернул их за веревочки, и почти одновременно свалились с коней. Одного из них после этого потоптала собственная лошадь и, похоже, повредила или сломала ему шею.

Это зрелище сильно повлияло на меня. Когда я в очередной раз передергивал затвор, внутренний голос произнес: «Ты убил человека в Африке. Теперь все пойдет по-другому».

В следующее мгновение я услышал у себя за спиной пронзительный крик, и у меня словно железной рукой сдавило желудок. В одну из бегущих женщин угодила пуля. Возможно, шальная. Но могло статься, что в женщин стреляли намеренно.

Бросив взгляд через плечо, я убедился, что Аданна не пострадала. Пригибаясь к земле, она бросилась к кричащей женщине, чтобы оказать ей помощь. Как выяснилось, сборщицу хвороста ранило в руку. Всего-навсего, если подобное выражение в данном случае уместно.

Вновь повернув голову в сторону джанджавидов, я увидел, что двое из них придержали лошадей и соскочили на землю. Но не для того, чтобы помочь своим раненым товарищам: они хотели занять более удобные позиции для стрельбы.

Остальные гнали лошадей в нашу сторону. Теперь они находились на расстоянии не более шестидесяти ярдов от нашей засады.

У нас с Эммануэлем оказались сходные боевые инстинкты, ибо мы не сговариваясь начали выпускать пулю за пулей во всадников, скакавших впереди прочих, а потом открыли огонь по спешившимся. Короче говоря, в течение последующих тридцати-сорока секунд мы сбросили с лошадей еще трех или четырех бандитов.

Потом Эммануэль вскрикнул, выронил винтовку и закрутился на земле от боли.

А уцелевшие джанджавиды навалились на меня.

Глава восемьдесят шестая

Когда джанджавиды почти достигли моей позиции, все вокруг заволокло пылью, и это, пожалуй, было не так уж плохо. Во всяком случае, они стреляли почти вслепую, хотя и я мало что видел. Кроме того, на небольшом расстоянии звуки винтовочных выстрелов казались оглушительными, и у меня стало звенеть в ушах.

Неожиданно один из всадников вынырнул из завесы пыли и оказался буквально в шаге от меня. Я схватил его за ногу, стремясь сбросить с лошади, но совершенно упустил из виду, что и сам при подобном маневре не устою на ногах. Так что лошадь протащила меня за собой секунду или две, и лишь после этого всадник вылетел из седла и тяжело рухнул на землю.

Я схватил его винтовку и выпустил пулю в следующего бандита, оказавшегося в поле зрения. Потом сквозь облако пыли пробился третий, которому я выстрелил в живот. Джанджавиды неслись вперед, мало думая о собственной безопасности, поскольку прежде имели дело лишь со сборщиками хвороста, не способными дать им отпор. И тут я понял еще одно. Эти парни вовсе не так опасны в бою, как я думал сначала. Что бы ни говорил о них Эммануэль, стрельба с седла, требующая особого навыка и выучки, удавалась им не самым лучшим образом.

Когда пыль немного рассеялась, я заметил, что три бандита, которым подготовленная нами встреча показалась чрезмерно горячей, поворотили коней и поскакали в противоположном от меня направлении. Это возродило у меня надежду на то, что мне удастся выбраться из этой переделки живым. Хотя надежда была слабая. Тем не менее я снова воспрянул духом.

Подбежав к сбитому мной с лошади бандиту, я с размаху ударил его носком ботинка в ямку под кадыком, стремясь вызвать дыхательный спазм, обездвижить и внушить мысль о бесполезности дальнейшего сопротивления.

— Лежать и не двигаться! — заорал я. Английский ему не понадобился, он понял, чего я от него требую. Мгновенно оценив ситуацию, он замер на том самом месте, где свалился с лошади.

— Алекс! — раздался женский голос у меня за спиной.

Я обернулся и увидел Аданну.

Она и еще одна сильная молодая женщина швыряли куски сухого дерева в коня бандита, пробившегося в наше расположение, чтобы испугать животное, заставить его пятиться или делать резкие движения и тем самым мешать хозяину как следует прицелиться. Несколько женщин из лагерной команды лежали на земле без движения, обхватив головы руками. Когда началась стрельба, они так перепугались, что не смогли сделать и шага, и лишь ждали неминуемого конца.

Аданна очень удачно попала увесистым куском дерева в лошадь, та заржала и встала на дыбы, в результате чего всадник, не ожидавший такого маневра от своего скакуна, потерял поводья и вывалился из седла.

— Алекс, займитесь им! — крикнул мне Эммануэль.

Я посмотрел на задетого пулей солдата и увидел, что он уже почти пришел в себя, приподнялся на локте и даже держит на мушке упавшего бандита.

Я кинулся к джанджавиду.

Бандит начал подниматься на ноги, но я оказался быстрей и, подбежав к нему, нанес сильный удар прикладом по носу, сломав его.

— Аданна, возьмите его винтовку! Вы в порядке?

— Еще минута, и буду в порядке, — ответила молодая женщина.

— Обезоружьте и отпустите их, Алекс, — вдруг попросил меня Эммануэль звенящим от напряжения голосом. — Обезоружьте и отпустите!

— О чем это вы, солдатик? Как это — «отпустите»? Мы должны связать их и доставить в лагерь.

Но в тот момент, когда я говорил это, пришло осознание истинного положения вещей.

«Игра все та же, только правила другие».

— Нет никакого смысла арестовывать джанджавидов, — сказала Аданна. — Они связаны с правительством, и их пленение и арест лишь увеличат бедствия обитателей лагеря. И представители ООН ничем не помогут. В подобной ситуации никто не поможет.

Я повесил на плечо винтовку бандита, жестом предложив ему поймать свою лошадь и убираться отсюда подобру-поздорову. И тогда произошла одна очень странная вещь. Он рассмеялся мне прямо в лицо. И продолжал смеяться во все горло, уезжая от нас.

Глава восемьдесят седьмая

Итак, миссия ООН не в силах помочь беженцам. И другие — тоже. Вот как думали обитатели Калмы, принимая это за непреложную истину. И я, признаться, тоже стал думать так.

Зато обитатели лагеря были безмерно благодарны за все, что для них делали. Более того, за одно лишь намерение принести им благо.

В тот вечер несколько женщин отдали часть принесенного ими драгоценного хвороста, чтобы сварить для нас троих обед — в знак признательности за оказанную им помощь. Я не хотел есть их пищу, поскольку нельзя же объедать голодающих, но Эммануэль сказал, что при сложившихся обстоятельствах только так и можно отблагодарить беженок за их скромные дары и оказанное нам внимание.

Когда обед был готов, мы все сели у костра и поели из общего котла сдобренное специями вареное просо с овощами. Ели руками, поскольку о столовых приборах здесь никто не слышал. Для меня такой коллективный прием пищи походил на ритуал, имевший чуть ли не религиозный характер.

Собравшиеся вокруг нас беженцы представлялись мне хорошими добрыми людьми, попавшими в ужасную ситуацию не по своей вине.

При всем том их разговоры временами шокировали меня, поскольку их главной темой было насилие. Так, одна женщина с чувством, напоминавшим гордость, сообщила, что сама наблюдала за тем, как бандиты убивали ее односельчанина, подозревавшегося в доносительстве. По словам женщины, сначала они искололи подозреваемого ножами, а потом повесили ему на шею шину, наполненную бензином, и подожгли. Вот так: ни расследования, ни анализов на ДНК, ни суда, а сразу приговор и смертная казнь. И некоторые из сидевших у костра людей, похоже, одобряли подобный подход.

Аданну и меня принимали как почетных гостей, поэтому к нашему костру скоро потянулись другие беженцы, слышавшие о дневной схватке с джанджавидами. Было много улыбок, похлопываний по плечу и рукопожатий.

Когда наш переводчик Эммануэль удалялся от костра, мне приходилось самому догадываться о смысле обращенных к нам фраз, обращая внимание прежде всего на язык тела. С другой стороны, я уже стал понимать, кто здесь говорит по-арабски, а кто на наречии динка, и даже различать отдельные слова. Неожиданно я пришел к выводу, что у большинства присутствующих в середине фразы почти неизменно фигурирует слово «али». Аданна тоже выделила это слово из потока речи.

Через некоторое время она наклонилась ко мне и прошептала:

— По-моему, они считают, что вы похожи на Мохаммеда Али.

— Что, прямо так и говорят?

— Но это правда, Алекс. Вы действительно похожи на него в тот период жизни, когда он был чемпионом мира. Между прочим, в Африке его до сих пор вспоминают и очень любят. — Она указала на кучку молодых женщин, сидевших напротив и гипнотизировавших меня взглядом. — Но и у вас, кажется, здесь уже появились поклонницы.

— А вы что — ревнуете? — спросил я, глупо ухмыляясь и чувствуя себя удивительно счастливым, легким и беззаботным, чего со мной давно уже не было.

Крохотная девочка пробралась к нам и свернулась калачиком на коленях у Аданны.

— Этого слова в моем словаре нет, — ответила молодая женщина и, улыбнувшись, добавила: — Но сегодня вечером я чувствую нечто в этом роде.

Я понимал, что Аданна мне очень нравится. Она была не только исключительно красива, но также мужественна, находчива и предприимчива. Отец Бомбата не лукавил, говоря, что она «хорошая девочка». Я не мог забыть, как она, пренебрегая риском, присоединилась к нашей экспедиции, чтобы помочь беженцам. А может, и потому, что ощущала ответственность за меня. Так по крайней мере она говорила.

В тот вечер мы сидели у костра допоздна, поскольку толпа все прибывала. Многие беженцы приводили с собой детей, и они глазели на нас, словно на выходцев с другой планеты. Эту часть аудитории я не мог обделить вниманием, как, впрочем, и Аданна. Она легко находила общий язык с детьми и общалась с ними с нескрываемым удовольствием.

Я поднялся на ноги и с помощью Эммануэля рассказал детям импровизированную версию одной из моих любимых сказок, которую мне перед сном рассказывали в детстве.

Это была история о маленьком мальчике, мечтавшем научиться свистеть. В этот раз я назвал его Денг.

— Денг очень старался… — Я надул щеки и, сделав губы трубочкой, начал с шумом выдувать из себя воздух. Дети от смеха катались по земле, как если бы в жизни не видели ничего более смешного. Возможно также, им нравилось, что я не боюсь выглядеть глупым и способен посмеяться над собой. — И продолжал стараться… — Я выпучил глаза и стал дуть прямо в их маленькие лица, они же продолжали смеяться, словно пытаясь отблагодарить меня за старание. Смеющиеся детские лица посреди этого ужасного лагеря вызвали у меня ассоциацию с благодатным оазисом в раскаленной пустыне.

— А вы любите детей? — спросила Аданна, когда я, закончив рассказ, вернулся на свое место у костра и сел рядом с ней. Заметив, что у нее на глазах выступили от смеха слезы, я понял: над моим выступлением смеялись не только дети.

— Люблю. А у вас есть дети, Аданна?

Она покачала головой и посмотрела на меня в упор.

— У меня не может быть детей, Алекс. Когда-то… когда я была еще очень молода… надо мной безжалостно надругались. Причем использовали рукоятку лопаты. Но это уже не важно. По крайней мере сейчас. Я почти не вспоминаю об этом… Но несмотря ни на что, я люблю общаться с детьми, знаю в этом толк, и мне очень понравилось, как вы общались с ними.

Глава восемьдесят восьмая

То, что произошло в следующую минуту, не должно было случиться. Никогда и ни при каких условиях. И уж точно не в этот вечер.

Внезапно вернулись джанджавиды. Один за другим они появлялись из темноты, словно грозные призраки ночи. На этот раз атака была спланирована и проведена безупречно: люди не успели опомниться, как они уже находились в самом центре лагеря.

Точно определить их число в темноте было невозможно. Тем не менее полагаю, что в нападении участвовало не менее двух десятков бандитов. Мне показалось, что я узнал одного из них — того самого, которого освободил, после чего он вместо благодарности рассмеялся мне в лицо.

Ночную атаку джанджавиды провели в пешем строю; по крайней мере я не заметил у них ни одной лошади или верблюда. Все они были вооружены винтовками, большими ножами и верблюжьими кнутами со свинцовыми наконечниками. Двое или трое несли копья с широкими коваными остриями.

Один из бандитов размахивал флагом Судана, как если бы они выполняли некую государственную миссию, что, возможно, было недалеко от истины. Другой держал в руке знамя с белым силуэтом скачущего всадника на синем поле — символом джанджавидов.

Женщины и дети, еще минуту назад весело смеявшиеся и распевавшие песни, с пронзительными криками кинулись врассыпную, стараясь как можно быстрее покинуть опасное место и скрыться в спасительной тьме. Это дьявольское нападение представляло собой злодейство чистой воды, поскольку его единственной целью было бессмысленное убийство множества безоружных людей. Все это живо напомнило мне вашингтонские убийства. Вооруженные бандиты стреляли и резали мирных обитателей лагеря, одновременно громя находившиеся поблизости жилища. Одну хижину они облили бензином и подожгли; через минуту из нее выбежал объятый пламенем старик, оглашая воздух криками ужаса и боли.

Но это было только начало. Через некоторое время к центру лагеря подтянулись джанджавиды на верблюдах и лошадях, а затем на главную улицу въехали два внедорожника-«лендкрузера» с установленными на крыше пулеметами. С этой минуты спорадические убийства превратились в тотальную резню с использованием всех видов оружия, а воздух наполнился непрестанным грохотом выстрелов и воплями убиваемых людей, сливавшимися в протяжный многоголосый стон.

Конечно, я отстреливался, но что мог сделать я один против такого количества торжествующих насильников? В этот момент я окончательно осознал и принял на веру убеждение обитавших в лагере беженцев, что им никто не поможет.

Впрочем, в ту ночь помощь все-таки пришла. Со временем к центру лагеря, где происходило избиение мирного населения, подтянулись солдаты регулярной суданской армии и бойцы межафриканского контингента по поддержанию мира, приехавшие на грузовиках и джипах. Напоровшись на ответный огонь, джанджавиды начали отходить, забрав с собой при отступлении с полдюжины местных женщин и несколько голов крупного рогатого скота.

Напоследок они совершили еще одно бессмысленное варварское действо — облили бензином и подожгли амбар, где хранились запасы общественного проса.

Когда обстановка начала нормализовываться, я отправился на поиски Аданны и вскоре нашел ее. Она укачивала на руках маленькую девочку, видевшую, как джанджавиды убили ее мать.

Прошло еще какое-то время, и в лагере установилась странная, почти нереальная тишина, нарушаемая лишь тихим женским плачем и унылыми стонами ветра из пустыни. Его называли здесь «харматтан».

Глава восемьдесят девятая

Время близилось к утру, когда я наконец расположился в палатке с соломенным матрасом на полу. Палатку и матрас предоставили мне сотрудники миссии Красного Креста, а я, слишком устав, не сказал им, что могу переночевать и под открытым небом.

Неожиданно полог палатки отодвинулся, и я приподнялся на локте.

— Это я, Алекс. Аданна. Можно войти?

— Конечно. — Сердце у меня сильно забилось.

Она вошла и присела на край матраса.

— Ужасный день, — прошептал я.

— Ужасный. Но могло быть и хуже. Суданские солдаты знали, что в лагере американский репортер. Потому и атаковали джанджавидов. Они избегают плохих отзывов прессы о своей деятельности.

Я покачал головой и улыбнулся. Аданна тоже. Правда, улыбки у нас получились невеселые. Я знал, что она сказала правду, но эта правда представлялась мне странной и абсурдной.

— Между прочим, Алекс, эту палатку мне предложили разделить с вами, — сказала Аданна. — Не возражаете?

— Спать с вами под одной крышей? Полагаю, я справлюсь с этой задачей. По крайней мере сделаю все, что в моих силах.

Аданна вытянулась на матрасе рядом со мной, протянула руку и похлопала меня по руке. Я сжал ее ладонь.

— У вас есть кто-нибудь — там, в Америке? — спросила она.

— Да. И зовут ее Бри. Она тоже детектив.

— Вы женаты?

— Нет. Но я был женат — раньше. И мою жену убили. Впрочем, Аданна, с тех пор прошло уже много времени.

— Извините, что задаю столько вопросов. Вам, да и мне тоже давно пора спать.

«Это точно. Нам действительно давно пора спать».

Держась за руки, мы ждали, когда нами завладеет Морфей. Мы ничего не делали. Только держали друг друга за руки…

Глава девяностая

На следующий день мы покинули лагерь Калма. Девять беженцев погибли при ночной атаке джанджавидов, еще четверо числились в пропавших без вести. Если бы подобное произошло в Вашингтоне, весь город уже гудел бы как улей от волнения и негодования.

Эммануэль пал в ночном бою. Бандиты отрезали ему голову и забрали с собой. Возможно, мстили за то, что он стрелял в них днем, защищая сборщиц хвороста.

Повинуясь общему порыву, мы с Аданной отправились в Абу-Шоук — второй по размерам лагерь беженцев в этом регионе. Там нас ожидал более нейтральный прием, чем в Калме.

Напуганные тревожными слухами и большим заревом на горизонте ночью, представители местных властей предложили нам подождать в административной палатке, пока будут улажены формальности, связанные с нашим визитом.

Мы прождали их полтора часа, но за нами так никто и не пришел.

— Пойдемте отсюда, — сказал я и вышел из палатки.

Аданне пришлось перейти на рысь, чтобы догнать меня. Я же двигался быстрым шагом к ряду строений, где, судя по всему, обитали беженцы. Лагерь Абу-Шоук, на мой взгляд, производил более однообразное и угнетающее впечатление, чем Калма, поскольку был застроен одинаковыми крохотными домиками с темными стенами, сложенными из замешенного на грязи и глине кирпича-сырца.

— Куда идем? — спросила Аданна, нагнав меня.

— К людям.

— О’кей, Алекс. Поработаю сегодня вместе с вами детективом.

Прошло три часа. Мы с Аданной провели около дюжины совершенно непродуктивных интервью. При этом Аданна с переменным успехом пыталась исполнять обязанности переводчицы. Местные жители, как и обитатели Калмы, поначалу относились к нам доброжелательно, но стоило мне только задать им вопрос о Тигре, как они спешили завершить беседу или просто поворачивались и уходили. «Да, он бывал здесь» — вот и все, что нам удалось из них вытянуть.

За разговорами мы сами не заметили, как вышли к дальней стороне лагеря. За его границами расстилалась плоская как стол песчаная равнина, уходившая к горизонту, где виднелись палевые силуэты невысоких гор. Там, возможно, скрывались джанджавиды.

— Кажется, Алекс, нам пора возвращаться, — сказала Аданна решительным голосом человека, намеренного завладеть инициативой. — К сожалению, мы мало что узнали из разговоров с этими людьми. И вряд ли узнаем больше, даже если продолжим интервьюировать их. Между тем у нас нет ни воды, ни пищи, не говоря уже о крыше над головой, и нам здорово повезет, если мы при таком положении вещей доберемся до города. — Она остановилась и повела вокруг себя глазами. — Честно говоря, я не уверена даже в том, что нам до наступления темноты удастся найти дорогу к административной палатке.

И в самом деле, здесь ничего не стоило заблудиться. Никаких ориентиров не существовало, и, куда бы ты ни посмотрел, взгляду открывались ряды совершенно одинаковых коричневых домиков с узкими проходами между ними. Все это смахивало на увеличенное в размерах военное кладбище, заставленное однотипными надгробными плитами, тем более что обитавшие в лагере люди постоянно болели и умирали.

Я несколько раз глубоко вздохнул, стремясь отогнать накопившееся за день утомление и острое разочарование из-за бесполезно потраченного времени.

— Полагаю, вы правы. Пойдемте отсюда.

Мы двинулись в обратный путь к административной палатке, миновали несколько рядов одинаковых коричневых строений и завернули за угол. Тут я сразу остановился и жестом дал понять Аданне, чтобы она не разговаривала и не двигалась.

— Замрите, — едва слышно произнес я.

Я заметил очень крупного мужчину, вынырнувшего из дверного проема одного из домиков. Меня не столько удивили его рост и крупная фигура, сколько приличная одежда, которую в любом другом месте назвали бы цивильной. Она свидетельствовала о том, что он — человек пришлый.

Мужчина был в темных брюках со стрелками, белоснежной длинной накидке-дашики и в солнечных очках. С чисто выбритыми лицом и головой.

Я неслышно сделал шаг назад, чтобы укрыться в тени.

«Это он», — сказал мне внутренний голос. Да, это действительно был Тигр, которого мне довелось увидеть разок в Чентилли.

— Алекс…

— Тише, Аданна. Это тот самый тип, которого мы разыскиваем.

— О Боже! Это и вправду Тигр. Вы правы…

Мужчина махнул рукой кому-то, кого мы не видели, после чего из домика вышли два подростка. Первого я не знал, зато второй носил хорошо запомнившуюся мне в Сьерра-Леоне красную фуфайку с эмблемой баскетбольной команды «Хьюстон рокетс».

Аданна с силой сжала мне руку и прошептала:

— И что же вы собираетесь теперь делать?

Трое бандитов двинулись прочь от домика, но, несмотря на сгустившиеся сумерки, их было отлично видно из нашего укрытия. Пока.

— Я хочу, чтобы вы постояли здесь минут пять, а потом вернулись одна в административную палатку. Там и встретимся.

— Алекс! — Она открыла рот, чтобы возразить мне, но неожиданно передумала. Должно быть, мой взгляд сказал ей, что обстановка серьезная и спорить сейчас не время. Кроме того, Аданна, кажется, поняла, что я усвоил правила этой земли и принял их как данность, поскольку иные правила здесь неприменимы.

В самом деле, в данном случае не могло быть и речи о том, чтобы арестовать Тигра и транспортировать его под конвоем в Вашингтон.

Мне оставалось одно: убить его. Возможно, в лагере Абу-Шоук.

Впрочем, я не испытывал из-за этого ни сомнений, ни угрызений совести. Тигр — кровавый убийца и террорист, лишивший жизни десятки людей.

И мне наконец удалось настичь его.

Глава девяносто первая

Я старался держаться в тени и на значительном расстоянии от убийцы. Пока следить за ним не составляло труда. Я и следил, тем более что никакого плана действий у меня не было. Как говорится, еще не сформировался.

Увидев бесхозную лопату, стоявшую у стены одного из домиков, я на всякий случай прихватил ее с собой.

Солнце уже зашло, поэтому на всех предметах лежали синеватые тени заката, а звуки слышались более четко и распространялись дальше, чем в светлое время суток. Возможно, преследуемый услышал меня, поскольку неожиданно обернулся. Я метнулся в сторону, чтобы укрыться от его ищущего взгляда, и очень надеялся, что это у меня получилось.

Домики стояли близко друг к другу, и я проскользнул в узкий, не более фута, проход между ними. Острые вкрапления в грубой необработанной поверхности глиняных стен царапали мне руки, когда я продирался между домами, стремясь снова увидеть Тигра.

Я уже одолел половину расстояния до сопредельной улочки, когда в проход заглянул один из юных подельников убийцы. Он не устремился за мной в погоню, а остался на месте и лишь крикнул что-то на языке йоруба. Я повернул голову и через секунду увидел в противоположном конце прохода силуэт парня в красной фуфайке с надписью «Хьюстон рокетс» на груди. Я даже различил его ослепительную улыбку, но лица и глаз не рассмотрел из-за быстро сгустившегося сумрака.

— Это он! — крикнул Ракета высоким ломающимся голосом. — Тот самый американский коп!

На стену, к которой я прижимался, обрушился удар такой силы, что отколовшиеся куски глины посыпались в проход.

— Еще разок! — воскликнул Ракета.

Я понял, что происходит: они хотели сломать стену и, если получится, завалить меня обломками.

В следующее мгновение стена и впрямь начала рушиться, и мне на голову и плечи посыпались куски дерева, кирпичи и всякая дрянь. Я со всей доступной мне скоростью устремился вперед по проходу, выставив перед собой лопату, которой и нанес удар закрывавшему мне дорогу панку.

А потом оказался лицом к лицу с самим Тигром.

Глава девяносто вторая

— Сейчас ты умрешь, — произнес он таким спокойным деловым голосом, как если бы говорил о чем-то совершенно естественном.

Я сразу поверил, что он сказал то, о чем в данный момент думал, более того, в чем ни секунды не сомневался.

В его лице не дрогнул ни один мускул, а в глазах не отразилось никаких эмоций, когда он, вытянув руки, схватил меня за плечо и за горло. Я в этот момент думал только о том, как бы не выронить лопату, чтобы пустить ее в ход, когда мне представится такой шанс.

Тигр втолкнул меня в проход так легко, как если бы я был ребенком, вернее, даже куклой. Я упал на землю, покрытую обломками глиняных кирпичей, кусками дерева и штукатурки. Что-то острое, вроде куска стекла, вонзилось мне в спину. При всем том я не утратил способности к наблюдению и заметил, что в противоположном конце прохода маячит парень в красной фуфайке. Это означало, что путь к бегству мне отрезан.

Тигр собирался прыгнуть на меня сверху и придушить. Я приподнял лопату и изо всех сил врезал лезвием ему по коленям.

Хотя лезвие лопаты было изготовлено из плохого железа, да и заточено не лучшим образом, удар получился на славу. Однако Тигр хотя и вздрогнул, но не упал. Невероятно: я с размаху ударил его лопатой по коленным чашечкам, но он удержался на ногах и даже слегка улыбнулся.

— И это все, на что ты способен? — спросил он.

У меня сложилось впечатление, что он ничего не почувствовал. Совсем. Тогда я вновь поднял свое оружие и ударил его по левой руке. Наверняка я причинил ему сильную боль, но он не показал этого. Лицо Тигра оставалось бесстрастным и неподвижным, как если бы его вырезали из камня.

— Теперь моя очередь. Посмотрим, выдержишь ли ты мой удар, — произнес он.

Меня полоснул по глазам желтый луч света электрического фонаря. Потом послышались голоса. Что случилось? Кто эти люди?

— Ne bouge pas!

Я услышал топот тяжелых ботинок и клацанье винтовочных затворов. В проход, где мы с Тигром выясняли отношения, заглянули три военнослужащих из межафриканского контингента по поддержанию мира.

— Laisse la tomber! — крикнул один из солдат.

В ту же секунду я осознал, что внушаю этим людям такие же подозрения, как и Тигр. Или, если они знали Тигра, гораздо большие.

Я отшвырнул лопату, встал в полный рост и, не дожидаясь вопросов миротворцев, громко заявил:

— Я — полицейский. А этот человек разыскивается в Соединенных Штатах и Нигерии за совершенные им многочисленные убийства.

— Tais-toi! — Один из солдат замахнулся на меня прикладом винтовки, и я испугался, что мне снова сломают нос.

— Послушайте! Ecoutez-moi! — До меня только что дошло, что это солдаты сенегальской роты, а мой французский оставлял желать много лучшего. Обстановка становилась все напряженнее и с каждой секундой все больше выходила из-под контроля. — У этого типа два помощника. Deux garcons, vous comprenez? И все они убийцы!

За эту взволнованную тираду я получил удар стволом винтовки в живот и согнулся в три погибели, стремясь пересилить боль и восстановить дыхание. Что интересно, все это время Тигр стоял на месте и хранил молчание, не пытаясь как-либо опротестовать действия представителей власти.

Он был совершенно спокоен. И вел себя очень умно. Куда умнее, чем я.

«Может, он и в этом лагере все контролирует?» — подумал я.

Глава девяносто третья

Солдаты под дулами винтовок вывели нас из узкого прохода между домами и поставили на колени в грязь. Начали собираться люди, численность которых скоро превысила двести человек.

На сцене присутствовали лишь пять солдат из межафриканского контингента — явно недостаточно, чтобы держать нас под прицелом и одновременно отгонять зевак. Несколько человек из толпы тыкали пальцами в Тигра. Почему, интересно знать? Только из-за того, что он такой высокий и мускулистый? Или потому что они знали, кто он? Или слышали, как он опасен?

А потом я заметил, как Аданна протискивается сквозь толпу. Когда она увидела стоявшего на коленях Тигра, глаза у нее расширились. Он тоже увидел ее.

— Пропустите… Я корреспондент «Гардиан». — Хотя Аданна размахивала редакционным удостоверением, солдаты не позволили ей приблизиться к нам и снова втолкнули в толпу.

Тогда она, рискуя своей безопасностью, громко обратилась ко мне через головы собравшихся:

— Алекс! Скажите им, что «Гардиан» собирается опубликовать о вас большой материал и я, сотрудница «Гардиан», обязательно напишу и о сегодняшнем происшествии.

В следующий момент мой слух уловил кое-что еще — звук работающего на задней передаче автомобильного мотора. Кто-то приближался к нам задним ходом.

Может, я ошибся? Но нет, мотор определенно работал на задней передаче. Кто, интересно знать, решил почтить нас своим присутствием столь необычным образом?

Окружавшие нас люди стали постепенно расступаться. Причем началось это с задней части толпы, откуда стали доноситься крики и ругань. А потом я увидел и сам автомобиль, оказавшийся большим черным пикапом. Он двигался задней частью через толпу на довольно большой скорости. При этом машина задевала бортами стоявшие тесными рядами глиняные домики, легко сдвигая их с фундамента и вызывая обрушение стен, от чего начавшаяся паника многократно усилилась. А потом раздались выстрелы, и я подумал, что стреляют скорее всего из пикапа. Солдаты из межафриканского контингента никак не могли сориентироваться в обстановке и стали подаваться назад.

Между тем пикап остановился. В кузове в полный рост стоял знакомый мне подросток в красной фуфайке с надписью «Хьюстон рокетс» на груди. Он держал перед собой в качестве живого щита девчонку двенадцати-тринадцати лет, а в свободной руке сжимал гранату и размахивал ею над головой, чтобы всем было видно.

Тигр не терял зря времени и, вскочив с места, огромными прыжками помчался к грузовичку. Дверь в кабине гостеприимно распахнулась, и Тигр исчез в салоне. В следующую секунду я увидел, как его огромная рука высунулась наружу и захлопнула дверцу.

Потом водитель включил переднюю передачу, и машина начала набирать скорость. Ракета, убедившись, что босс на борту и машина удаляется от толпы, не встречая никакого противодействия, пинком выбросил девочку из кузова. Как говорится, спасибо, что не убил.

Однако все оказалось не так просто. Пока толпа, словно в оцепенении, наблюдала за падением девочки, та тяжело упала на землю. И тут же прогремел оглушительный взрыв, разорвавший бедняжку на куски. Увы, я слишком хорошо подумал о Ракете. На самом деле этот мерзавец, отправляя, так сказать, девчонку в полет, засунул гранату ей за пазуху. Итак, состоялось очередное кровавое шоу, ибо у Ракеты не было никаких причин убивать ее. Впрочем, вполне возможно, что это следовало рассматривать как предупреждение. Прежде всего предупреждение мне.

Или, быть может, Аданне?

Глава девяносто четвертая

На следующее утро мы, вымотанные до крайности и с тяжелым сердцем, вернулись в Лагос. За время поездки я точно уяснил одно: подобное безумие происходит здесь часто и повсеместно. И как только люди соглашаются все это терпеть?

Аданна настояла на том, чтобы я провел пару дней в ее семье.

— У нас вы можете делать то, что считаете нужным. И запомните, Алекс: я не меньше вашего хочу, чтобы этот кровавый убийца сгинул или предстал перед судом. Я много написала о нем, и напишу еще столько же.

Хотя Аданна имела апартаменты в центре, мы поехали в дом ее родителей на острове Виктория — то есть в ту часть этого любопытнейшего мегаполиса, где я еще ни разу не бывал.

Улицы здесь были широкими и чистыми, а все строения — двухэтажными. Большую часть домов покрывала желтая или розовая штукатурка. Однако и сюда доносился привычный запах гниющих фруктов и срезанных увядших цветов.

Аданна подкатила к воротам и набрала на электронном замке нужный цифровой код.

— Алекс, — проговорила она, прежде чем мы вышли из машины, — мне не хотелось волновать родителей, поэтому я сказала им, что мы ездили в Абуджу. У моих предков из-за этой проклятой гражданской войны все время сердце не на месте.

— О'кей, — отозвался я. — В Абуджу так в Абуджу.

— Благодарю за удивительную покладистость, — прошептала Аданна мне на ухо. — А вот и родственнички! Наверняка решат, что вы — мой новый бойфренд. Но я объясню им, что к чему, не волнуйтесь.

В доме родителей Аданны посетители проходили или проезжали во внутренний двор через задние двери гаража. Пока Аданна парковала машину на открытой парковке во дворе, я размышлял, каково быть бойфрендом такой женщины.

Во внутренний двор вышли два симпатичных улыбающихся подростка, похожие друг на друга как две капли воды. Они носили одинаковую школьную форму и белые рубашки с незавязанными галстуками. Отпихивая друг друга локтями, они боролись за право первым открыть дверцу с той стороны, где сидела Аданна.

Потом из дома неспешно вышли родители. Обнявшись с ними, Аданна представила меня своему семейству. По ее версии, я был полицейским, приехавшим из Америки, чтобы помочь ей в одном из журналистских расследований. Когда я официально утратил статус бойфренда, все стали весело смеяться над возникшими у родни ошибочными предположениями на мой счет, а Аданна — громче всех.

«Ха-ха-ха… — мысленно передразнил я молодую женщину. — Какая вы, оказывается, классная комедиантка, мисс Аданна».

Глава девяносто пятая

Я познакомился с матерью Аданны — Сомадиной, ее отцом Ученной, женой покойного брата Нкиру и с племянниками Джеймсом и Келвином. Мне показалось, что людей добрее и лучше их не бывает. А еще меня поразило то, что они встретили меня, совершенно незнакомого человека, как родного и позволили жить в их доме, сколько мне заблагорассудится.

Дом представлял собой отнюдь не роскошное одноэтажное строение — зато просторное и с множеством окон, откуда открывались интересные виды. Оказавшись в холле, я увидел сквозь оконное стекло обнесенный кирпичной стеной задний двор, где росли тамариндовые деревья и были разбиты многочисленные цветники. Даже находясь в помещении, я ощущал сильный запах гибискусов.

Аданна провела меня в кабинет отца. Как и в ее офисе в редакции «Гардиан», на стенах здесь висели нашумевшие репортажи и статьи в рамках.

Я отметил, что две или три из них посвящены банде подростков-убийц и возглавлявшему их человеку. Впрочем, прозвище Тигр ни в одной статье не упоминалось.

— Это все ваши материалы? — спросил я, окинув комнату взглядом. — Какой вы, оказывается, плодовитый автор…

Услышав эти слова, она смутилась и потупила глаза. Кстати, за все время, что мы с ней были знакомы, я впервые заметил у нее смущенное выражение.

— Скажем так: с тех пор как я работаю в «Гардиан», мне не приходится спрашивать себя, гордится ли отец моей деятельностью. Да и мать тоже.

Я также заметил стоявший на столе фотопортрет молодого человека в военной форме с такими же, как у Аданны, глазами и чертами лица.

— Ваш брат?

— Да, мой старший брат. Его звали Калу.

Она подошла к столу, взяла фотографию в руки и некоторое время всматривалась в нее. При этом глаза у нее затуманились.

— Он служил в инженерных войсках, и я обожала его. Он вам тоже очень понравился бы, Алекс.

Мне хотелось спросить, что с ним случилось, но я не решился.

— Я расскажу, что с ним произошло. Два года назад он отправился в Нику на встречу с министром урбанистического развития. Вечером состоялся праздничный обед в отдельном кабинете популярного ресторана. Никто точно не знает, как это произошло, но всех пятнадцать человек, обедавших там, нашли мертвыми. Одних застрелили, других зарубили мачете.

Интересно, кто это сделал? — подумал я. Тигр и его банда кровожадных подростков? Вполне возможно, что именно после этого Аданна сосредоточила на них внимание. Меня тоже очень интересовали эти люди, и по этой причине я оказался здесь. Можно сказать, нас свели общие интересы.

Аданна со вздохом поставила фотографию на стол, после чего рассеянно провела рукой по волосам, заплетенным в аккуратные тонкие косички. Я опять поймал себя на том, что любуюсь ею. Все-таки она потрясающе красивая женщина, и от этого не отмахнешься.

— Тогда я впервые услышала о Тигре. Но только потому, что на свой страх и риск занялась расследованием этого дела. Официальное расследование, проводившееся местной полицией, топталось на месте и никуда не продвинулось. Как обычно.

— Вы и сейчас продолжаете раскапывать эту тему? — спросил я.

Она кивнула.

— Возможно, в один прекрасный день я смогу сказать родителям, что убийство Калу раскрыто. Это чрезвычайно важно для меня. Как говорят сведущие люди, хороший материал о том преступлении обеспечит мне карьеру, но для меня важнее поймать убийцу брата… Да, чуть не забыла. Прошу вас в присутствии родителей не упоминать об этом деле. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Понимаю. И буду молчать. А еще я хочу сказать, что искренне вам сочувствую.

— Нет нужды, Алекс. Я уже пережила это, а сейчас работаю над материалом, который куда глубже освещает проблему насилия, чем история одного преступления. Он рассказывает о людях, которые нанимают подобных типов, надеясь с их помощью контролировать ситуацию в стране. Честно говоря, то, что мне удалось раскопать, пугает даже меня, хотя я давно пишу на эту тему.

Когда Аданна закончила фразу, мы несколько секунд хранили молчание, что было для нас нехарактерно. Мы просто смотрели друг на друга, и я вдруг подумал, что в воцарившейся в комнате тишине кроется некий вызов.

Мне вдруг ужасно захотелось поцеловать ее, как наверняка и подавляющему большинству мужчин, которые оказывались наедине с Аданной. Я в этом не сомневался, равно как и в том, что не сделаю этого. Мне не хотелось оскорбить или унизить Аданну или ее родителей. О Бри я уже не говорю. Она точно этого не заслуживала.

Аданна тепло улыбнулась мне:

— Вы хороший человек, Алекс. И очень тактичный. Редкое сейчас качество. Особенно для американца.

Глава девяносто шестая

Я попросил разрешения отлучиться на несколько минут и, позаимствовав у Аданны сотовый, вышел в коридор и набрал номер Йена Флаэрти. Мне не верилось, что Йен снимет трубку, но надо было хотя бы попытаться восстановить отношения с ЦРУ.

К моему удивлению, Флаэрти ответил уже после второго гудка. Меня также шокировало то, что он мгновенно понял, кто ему звонит.

— Кросс?

— Флаэрти? Расскажите, как вы это делаете?

— Вы что — никогда не слышали об идентификационном коде абонента?

— Но…

— Мисс Танзи. Мы держим вашу подружку под наблюдением вместе с вами. Между прочим, я вас обыскался. Когда я говорю «вас», то имею в виду и мисс Танзи, поскольку она тоже человек в своем роде известный. Строчит противоречивые статьи одну за другой. Между прочим, считается здесь крупной специалисткой по части журналистских расследований. Кстати, нам нужно поговорить. Вы наконец пробудили у меня интерес. Как и ваш убийца по прозвищу Тигр.

— Не строчите как пулемет, Йен. Сбавьте скорость. — Я уже стал забывать, как ловко Флаэрти умел выставить меня идиотом. — Значит, вы разыскивали меня? И с какого времени, интересно знать? Я, например, звонил вам шестнадцать раз, но вы и не подумали снять трубку.

— С тех пор, как разжился информацией, которую вы хотели получить.

— Какую информацию? Что вы имеете в виду?

Он не ответил на вопрос прямо и сказал следующее:

— Я имею в виду, что выяснил одну интересовавшую вас вещь.

Мне вдруг пришло в голову, что он опасается прослушивания. Я помолчал, чтобы привести в порядок мысли, после чего взял со столика в коридоре ручку.

— Когда и где мы сможем встретиться?

— Давайте завтра — в то же время, что и в прошлый раз. Что касается места, взгляните на карточку, которую я вам дал. Надеюсь, вы поняли, что к чему, детектив Кросс?

Он намекал на банк на Брод-стрит, но явно не хотел называть его по телефону. Поскольку банк находился на острове Виктория, это подходило мне как нельзя лучше.

— Понял. Значит, там и увидимся.

— И еще одно, детектив Кросс. Оденьтесь получше. И галстук повяжите, что ли…

— Галстук? — удивился я. — Это еще зачем?

Но он уже отключил телефон.

Вот хрен собачий!

Глава девяносто седьмая

Аданна и ее родственники ждали меня в патио с бокалами пальмового вина в руках и с орешками кола на блюде. Интересно, что, пока я отсутствовал, никто из них ни к вину, ни к орешкам не прикоснулся. Я же говорил — чудесные воспитанные люди!

Когда я вернулся, отец семейства Ученна благословил орешки на языке йоруба — такая, оказывается, у этого народа традиция, — после чего племянники Джеймс и Келвин оделили орешками всех присутствующих.

У меня сложилось впечатление, что Аданна больше всех радуется моему визиту, поскольку она постоянно улыбалась и ее ротик ни на минуту не закрывался. Впрочем, возможно, она была счастлива, что вновь оказалась дома.

Потом племянники затеяли игру в футбол и вовлекли в это развлечение и меня. Судя по всему, они играли очень неплохо, но из вежливости позволили мне забить им пару голов. Впрочем, я и сам был в их годы неплохим футболистом и скоро вошел во вкус. Мне нравилось носиться с мячом по двору с симпатичными юношами, не похожими на подростков-убийц.

На обед подали тушеного цыпленка, называвшегося на йоруба egusi, и fufu — мясную похлебку с толченым ямсом. Вторая перемена состояла из жареных несладких бананов, сдобренных томатным соусом с такими острыми специями, что если бы кто-нибудь нанес эту жгучую смесь на крыло автомобиля, то с него наверняка облезла бы краска. Посиделки за семейным столом были для меня делом привычным и любимым, и хотя различия между «тут» и «там» все-таки были, я отлично проводил время и наслаждался экзотическими блюдами, показавшимися мне самыми вкусными из тех, что я пробовал в Африке.

Любимой темой разговоров Ученны была, конечно, его дочь Аданна, и я за несколько часов сидения за столом узнал о ней куда больше, чем за все проведенное вместе с Аданной время до возвращения в Лагос. Дочь поначалу тоже принимала активное участие в разговоре, корректируя рассказы отца о ее персоне, но когда в столовую вошла Сомадина с толстенным фотоальбомом, набитым фотографиями, запечатлевшими самые важные моменты жизни их дочери, Аданна сдалась и пошла на кухню прибираться и мыть тарелки.

Вскоре после того как Аданна удалилась, разговор принял более серьезное направление. В частности, ее отец заговорил о массовых убийствах христиан в северной Нигерии, а также о репрессиях по отношению к ним на востоке страны. Кроме того, он рассказал жутковатую историю о том, как ученики-мусульмане забили до смерти своего учителя-христианина.

Наконец Ученна заговорил о статьях Аданны, которые она регулярно публикует в «Гардиан». Они, на его взгляд, могут быть истолкованы как провокационные, поэтому представляют большую опасность. В первую очередь для автора.

Но как бы то ни было, в столовой в тот вечер большей частью смеялись и веселились. И довольно скоро я почувствовал себя здесь как дома. Еще раз мысленно восхитившись этим семейством, я попытался убедить себя в том, что подобных семей в Лагосе наверняка не так уж мало.

После того как Нкиру отвела сыновей спать, а их место за столом заняла вернувшаяся с кухни Аданна, разговор вновь переключился на серьезные темы, в частности, коснулся внутренних и политических проблем. Были упомянуты прогремевшие на этой неделе четыре взрыва самодельных бомб в штате Бейлза в непосредственной близости от нефтяных полей. По общему мнению собравшихся, в стране существовали некие влиятельные силы, стремившиеся разделить Нигерию на несколько независимых государств, из-за чего политическая обстановка здесь оставалась крайне нестабильной, а число преступлений с применением насилия росло с каждым днем.

— Насилие придумали мужчины, — сказала Аданна. — Поэтому женщинам давно пора выйти на передний план и взять управление этим миром в свои руки. Мы хотим созидать, а не разрушать. Я говорю все это, отец, потому что так думаю, а не потому что выпила слишком много вина.

— Это было пиво, — заметил ее отец с улыбкой.

Глава девяносто восьмая

Около полуночи Аданна отвела меня в небольшую гостевую спальню, находившуюся в задней части дома. Она впустила меня в комнату, вошла вслед за мной и опустилась на кровать.

Присев рядом с ней, я отметил про себя, что Аданна по-прежнему находится в приподнятом, даже почти игривом настроении и совсем не похожа на ту бесстрашную волевую женщину, с какой мне довелось совершить путешествие по Дарфуру. Точно так же она сейчас отличалась от умного въедливого репортера, с которым я говорил, посетив ее офис в редакции газеты «Гардиан».

— Вы очень понравились моим родственникам, Алекс. Особенно матери и жене брата. Не могу только взять в толк почему.

Я рассмеялся.

— Потому что имею немалый жизненный опыт и знаю, как произвести впечатление на женщин. Но скоро они раскроют мою тайну и поймут, чего я стою на самом деле.

— Совершенно верно. Именно это я и хотела сказать. Иногда мне кажется, что мы с вами одинаково мыслим. Коли так, скажите, о чем вы сейчас думаете, и мы сравним наши мысли. Только говорите правду, Алекс. Одну только правду.

Признаться, я не знал, что сказать Аданне. Разумеется, ответ у меня был, только мне не очень хотелось его озвучивать. Однако пришлось.

— Думаю, между нами есть сильное взаимное притяжение, которому, впрочем, мы не должны давать волю.

— Очень может быть, вы рассудили справедливо. А может, и нет.

Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, задержав губы на пару секунд на месте поцелуя. От нее приятно пахло туалетным мылом, телесной чистотой и свежестью.

Продолжая улыбаться, Аданна слегка отодвинулась и некоторое время смотрела на меня в упор. Я отметил про себя, что у нее чудесные белые зубы.

— Честно говоря, мне вдруг захотелось полежать рядом с вами. Как вы думаете, такое нам позволительно? Побыть немного рядом, не занимаясь никакими интимными вещами? Ведь это у нас уже было, не так ли? А что вы скажете о второй такой же ночи?

Наконец я поцеловал Аданну в губы, но затягивать поцелуй не стал.

— Мне нравится эта идея, — сказал я минутой позже.

— Мне тоже, — отозвалась Аданна. — Дело в том, что у меня в сердце поселилась любовь к вам. Возможно, впрочем, это не любовь, а желание. Но все равно ничего не говорите по этому поводу, Алекс. Как бы это чувство ни называлось, не портите красоту момента.

Я подчинился. И мы лежали некоторое время в полном молчании, держа друг друга за руки, пока Морфей не смежил нам веки. Не знаю, что бы случилось, если бы один из нас не выдержал и заключил другого в объятия. Но ничего подобного не произошло, так что сожалеть нам было не о чем.

Но быть может, со временем я буду сожалеть именно о том, что тогда ничего не случилось.

Глава девяносто девятая

Аданна встала рано утром, приготовила для всех кофе и свежевыжатый апельсиновый сок, а после легкого завтрака выразила желание отвезти меня на встречу с Флаэрти. Когда мы сели в машину, я подумал, что сейчас она куда серьезнее и деловитее, нежели в родительском доме.

— Зачем вы повязали этот дурацкий галстук? — осведомилась она. — В нем вы выглядите как адвокат из нижней части города. Или банкир. Хм…

— Понятия не имею. — Я улыбнулся. Теперь настала моя очередь ежеминутно обнажать в улыбке зубы. — Полагаю, это еще одна загадка Нигерии.

— Вы сами чрезвычайно загадочный субъект, — промолвила Аданна. — С вами никаких других загадок не нужно.

— Вы не одна так думаете.

Она остановила машину перед банком на Брод-стрит.

— Будьте осторожны, Алекс, — предупредила она меня и быстро поцеловала в щеку. — Сейчас в Лагосе опасности подстерегают на каждом шагу.

Я вышел из машины и помахал Аданне рукой; она развернулась и уехала. Я сразу же дал себе зарок не вспоминать о ней, но стало еще хуже, потому что после этого я только о ней и думал. О ее улыбке, о ночи, проведенной в доме ее родителей, и о том, какие вещи мы могли бы с ней вчера вытворять, но не стали.

Флаэрти! В промежутке между мыслями об Аданне я вдруг вспомнил о нем и сразу же подумал, какого дьявола ему от меня надо.

Интересно: он сам назначил мне встречу, но его нигде не было видно. Я прождал его минут двадцать — достаточно долго, чтобы в голову стали приходить различные параноидальные идеи, когда вылетевший из-за поворота «пежо» сотрудника ЦРУ притормозил рядом со мной.

Перегнувшись через сиденье для пассажира, он распахнул передо мной дверцу.

— Садитесь скорей, и поедем. У меня мало времени.

Забираясь в салон, я увидел на кресле для пассажира синюю папку и, прежде чем сесть, взял ее в руки.

— Что это?

Вид у Флаэрти был несвежий и неаккуратный. Кроме того, хотя день только еще начался, он выглядел очень утомленным — да и настроение оставляло желать лучшего. Сдвинув свой «пежо» с места, он вписался в поток движения и некоторое время вел машину молча. Я давно заприметил его характерную черту, которая мне чрезвычайно не нравилась: тянуть с ответами на вопросы. Возможно, впрочем, это касалось только меня.

Тогда я без спроса открыл синюю папку. Там лежал один лист бумаги — ксерокопия официальной формы с маленькой фотографией какого-то парнишки в углу.

— Это что — документы об усыновлении?

— Свидетельство о сиротстве. Вот ваш Тигр. И зовут его Абидеми Сованде. Родился в Лагосе в 1972 году в семье состоятельных родителей. Они оба умерли, когда ему исполнилось семь, и других близких родственников у него нет. Маленький Абидеми даже в детстве не мог похвастать образцовым ментальным здоровьем. Поэтому после смерти родителей провел около года в лечебнице для нервных и душевно неуравновешенных детей. Когда же вышел оттуда, оказалось, что богатство родителей испарилось словно по мановению волшебной палочки.

— Что случилось с состоянием родителей?

Флаэрти неопределенно пожал плечами. При этом дым от его сигареты попал ему в глаз. Он поморщился и потер слезящееся веко.

— Короче говоря, его должны были отдать в государственный приют, но он неожиданно исчез. И надолго. Несмотря на проблемы с психикой, он отличался острым умом и обладал высоким интеллектом. Со временем его следы обнаружились в Англии, где он, как говорят, даже учился два года в университете. Потом Абидеми снова надолго пропал и всплыл на поверхность здесь, в Лагосе, несколько лет назад. Вот и все, что мы знаем о его молодых годах. Дальнейшие сведения о нем связаны с началом его новой жизни в Нигерии. Тем не менее мы полагаем, что в молодости он служил наемником.

Я рассматривал фотографию на ксерокопии документа. Неужели этот мальчик превратился в огромного мужчину, которого я видел в Дарфуре? Убийцу десятков людей здесь и в Вашингтоне? Палача моей доброй знакомой Элли?

— По этой фотографии ни черта не поймешь. Откуда такая уверенность, что это именно Тигр?

— Помните убитого в Судане Мохаммеда Шола? Наш тамошний источник утверждает, что Шол похвалялся деловыми связями с Тигром и кое-что рассказывал о нем. Когда произошло это убийство, кто-то на всякий случай основательно копнул архив, где хранились сведения о детях, числившихся среди пропавших, и нашел вот эту бумагу. Заодно обнаружились отпечатки пальцев, которые мы сравнили со снятыми на месте преступления, и выявили кое-какие совпадения. Неплохо, не правда ли?

— Даже не знаю, что и сказать. — Я закрыл папку. — Тем более не знаю, что с этим делать. Сомневаюсь, что сообщенные вами сведения хоть как-то мне помогут.

Флаэрти быстро повернулся ко мне, едва не врезавшись из-за этого в корму двигавшегося впереди автомобиля:

— Боже мой, Кросс, не понимаю, какая еще помощь вам нужна? Мы сделали для вас все, что смогли.

— Сделали все, что смогли? — переспросил я с сарказмом, поскольку мне очень хотелось побольнее ужалить его. — Сначала вы бросили меня, как ненужную ветошь, предоставив мне право сушиться на здешнем солнышке в одиночестве, а потом неожиданно объявились, назвав имя человека, которого, возможно, и в живых-то нет. Быть может, он был наемником, но мы в этом не уверены… Вы эту информацию, что ли, имели в виду, когда говорили о проделанной вами работе?

— Ваши претензии просто смешны, детектив. Если помните, в первый же день вашего пребывания здесь я сказал, чтобы вы не особенно рассчитывали на мое содействие. Как я уже отмечал, у меня полно действительно важных дел и времени катастрофически не хватает.

— Нет, вы сказали мне это на четвертый день — после того, как я провел трое суток в тюрьме.

Глава сотая

Флаэрти, выслушав мое саркастическое замечание, резким и злым движением выбросил докуренную почти до фильтра сигарету в окно машины.

— Вы хоть знаете, Кросс, почему все еще живы? Потому что все думают, что вы из ЦРУ, а мы не мешаем распространению этого слуха. В своем роде мы носимся с вами как с капризным ребенком, всячески оберегая от опасностей. И я — в первую очередь. А вы даже не изволили поблагодарить меня за это.

Я несколько раз сжал и разжал кулаки, стремясь превозмочь овладевший мной гнев. Меня доставали не только самоуверенность и беспардонность этого типа, но и наплевательское отношение к моему расследованию в целом. Тигр представлял собой худшего из серийных убийц, с какими мне только приходилось иметь дело. Между тем этот парень преспокойно разъезжал по стране и летал за границу, и никто, кроме меня, даже не пытался его задержать или остановить.

Я посмотрел на Флаэрти в упор:

— Вы вот все жалуетесь на нехватку времени. Но что конкретно вы делаете в этой стране?

— Работаю копировщиком в посольстве, — не моргнув глазом ответил он. Потом, закурив очередную сигарету и выпустив дым в окно, добавил: — Не беспокойтесь, я действительно агент ЦРУ, находящийся здесь в командировке и занимающийся важными делами. Такой ответ вас устраивает?

— Вполне. Однако напрашивается вопрос: почему в таком случае вы сами не занимаетесь делом Тигра? Зачем передаете мне информацию о нем, вместо того чтобы ловить его? Абидеми Сованде, если Тигра действительно так зовут, террорист и убийца. И вы отлично об этом знаете.

То, что мы сказали друг другу в глаза много неприятных вещей, иными словами, выпустили пар, несколько разрядило обстановку, и я уже не испытывал к Флаэрти прежней неприязни. Тем более что у меня не было никаких сомнений в своей правоте, а это всегда важно для меня. Короче говоря, я чувствовал себя на коне, и в этой связи позволил себе немного расслабиться.

— Может, скажете хотя бы, какого дьявола предложили мне надеть этот глупый галстук?

Впервые за время поездки Флаэрти улыбнулся.

— Вот на этот вопрос я готов ответить. Причем нисколько не покривив душой.

Глава сто первая

Часом позже я сидел в приемной на тринадцатом административном этаже огромного здания, принадлежавшего корпорации «Юнилайт интернэшнл». Я знал, что корпорация «Юнилайт» считается одной из крупнейших в мире по торговле предметами гигиены и различными фасованными товарами, но никаких других сведений об этом концерне не имел.

Со стен на меня взирали роскошные дивы с ярких глянцевых постеров, рекламировавших мыло «Лубра» и зубную пасту «Орал», я же, созерцая всю эту гламурную красу, размышлял, какого дьявола мне здесь надо. Флаэрти высадил меня у небоскреба, сунул в руку визитную карточку с нацарапанным на ней номером этажа и на прощание произнес загадочную фразу:

— Виллем де Бьюз хочет встретиться с вами, а вы, соответственно, с ним.

— Доктор Кросс? — окликнула меня расположившаяся за конторкой девушка. — Директор готов принять вас.

Она поднялась со стула и проводила меня по коридору до двойных дверей, которые распахнула предо мной, и я оказался в большом угловом офисе с окнами от пола до потолка.

Предстояла встреча двух незнакомцев, и мне оставалось только гадать, какое отношение богатейшая многонациональная корпорация имеет к расследуемым мной убийствам.

Массивный письменный стол располагался в противоположном конце комнаты под углом к двери; перед ним помещались два удобных кресла для посетителей. В другом конце офиса стоял большой мягкий диван, а рядом с ним я увидел двух мужчин в темных костюмах, белых рубашках и черных галстуках.

— Здравствуйте, доктор Кросс, — произнес высокий господин с коротко подстриженными светлыми волосами и в очках в толстой роговой оправе, подходя ко мне и протягивая руку. — Я — Виллем де Бьюз, — представился он, произнося английские слова с сильным иностранным акцентом. Голландским, подумал я, отвечая на его рукопожатие. Затем хозяин кабинета указал на второго мужчину: — А это Томас Лэсситер — ведущий адвокат нашего юридического отдела.

— Рад знакомству, — сказал я, не зная еще, так ли это. Да и откуда мне было об этом знать? Я видел их первый раз в жизни, поэтому, направляясь на встречу и памятуя о своем африканском опыте, не исключал того, что меня здесь могут избить или в очередной раз сломать нос.

— Насколько мы понимаем, вы преследуете местного уроженца, известного по кличке Тигр, — сказал де Бьюз, чем еще больше меня озадачил. Я не имел понятия, откуда он об этом узнал. Кроме того, мне не давал покоя вопрос, где, когда и каким образом пересеклись пути крупного бизнесмена и наемного убийцы. Последнее предположение представлялось мне аксиомой, поскольку де Бьюз знал его кличку.

— Совершенно верно, — сказал я. — Ради этого я прилетел сюда из Вашингтона, где он совершил несколько зверских убийств. По крайней мере по нашим стандартам.

— Коли так, то у нас с вами, возможно, найдется общая тема для серьезного разговора. Прошу садиться, — произнес мистер де Бьюз таким тоном, что у меня не осталось никаких сомнений: он привык отдавать приказы и распоряжения. — Должен заметить, что ваша репутация талантливого детектива, способного раскрывать самые сложные дела, известна за океаном. Она достигла этих мест еще до того, как вы прибыли в эту страну, так сказать, во плоти.

— Почему бы вам сразу не сообщить мне, чему посвящена эта встреча и по какой причине вместе с вами находится ведущий адвокат вашей фирмы?

После моего дерзкого заявления поведение мистера де Бьюза не изменилось. Более того, он даже улыбнулся.

— Мы хотим помочь вам поймать Тигра. Но, принимая во внимание то, что такого рода содействие с правовой точки зрения выглядит, хм… не совсем безупречно, я пригласил на эту встречу своего лучшего адвоката. Пусть проследит за тем, чтобы сделанные вам предложения и взаимные обязательства, которые договаривающимся сторонам в данном случае придется принять на себя, полностью соответствовали букве и духу закона. Надеюсь, такое объяснение вас устраивает? Но что же вы стоите, детектив? Садитесь, прошу вас. Садитесь…

Глава сто вторая

— Интересно, почему вы решили принять участие в криминальном расследовании? — спросил я. Этот вопрос мне и в самом деле представлялся чрезвычайно любопытным.

— «Юнилайт интернэшнл», видите ли, связывает большие планы с Нигерией. Наши доходы от продажи одной только косметики и лосьонов для ухода за кожей позволили нам, не привлекая дополнительных средств, начать запланированное расширение на юго-востоке. Многие полагают, что увереннее всех в этой стране чувствуют себя нефтяные компании, но это в равной мере относится и к многонациональным корпорациям, занимающимся производством и реализацией товаров широкого потребления.

— Вы имеете в виду район Дельты? — спросил я.

— Да, Порт-Харкорт. Ну и Лагос, разумеется. Но взаимовыгодные отношения, налаживающиеся у нас с местным бизнесом, кажется, вызывают крайне негативную реакцию у некоторых исламистских экстремистских групп, начавших сейчас распространять свое влияние и на регионы.

— То есть вы хотите сказать, что Тигр — исламист? Признаться, это для меня новость.

— Ничего подобного я сказать не хочу, поскольку ничего об этом не знаю. Я вообще сомневаюсь, что он принадлежит к какой-либо конфессии.

— Не секрет, однако, что он подвизается в сфере контрабандной торговли полезными ископаемыми, а выручка от их продажи идет на поддержку и финансирование именно экстремистских групп. Это весьма ценные ископаемые — я имею в виду необработанные алмазы и сырую нефть, добываемые на спорных территориях. В этой связи он ввозит и вывозит упомянутые ресурсы кружными путями, а кроме того, всячески стремится затруднить доступ иностранным корпорациям на эти территории. Впрочем, вы об этом наверняка знаете. Как и о том, что Тигр — это не совсем прозвище, а своего рода местный термин, обозначающий наемного убийцу.

— И вам, значит, нужен… хм… специалист, который помог бы убрать этого убийцу или убийц с вашего пути?

Де Бьюз вопросительно посмотрел на своего адвоката, и тот, подумав, кивнул.

— Мы просто хотим способствовать успешному завершению вашего криминального расследования. Вот и все. Поверьте, мы хорошие парни, доктор Кросс. Такие же, как вы. Так что это ни в коем случае не заговор в духе фильмов вроде «Идентификации Борна».

— Почему в таком случае вы не обратитесь к местным властям?

Де Бьюз вновь изобразил улыбку, больше похожую на оскал:

— Вы слишком плохо обо мне думаете, доктор Кросс. Какие, к дьяволу, местные власти, когда на носу гражданская война? Сейчас власти заняты только собой и защитой своих семей и кланов. Но в принципе мы не боимся войны. Она подобна огню, который если что-то и сжигает, то оставляет после себя плодородную, удобренную золой почву.

Мне казалось, что каждый новый день пребывания в Африке уводит меня все дальше и дальше в волшебный мир Зазеркалья, где все не как у людей. И сегодняшний день в этом смысле не исключение. Подумать только: агент ЦРУ направил меня в многонациональную корпорацию или группу корпораций, чтобы их представители помогли мне расследовать дело об убийстве!

Я поднялся:

— Благодарю вас за предложение, мистер де Бьюз. Мне необходимо обдумать его.

Де Бьюз проводил меня до двери.

— Возьмите это, мистер Кросс. — Он протянул мне свою визитную карточку. — По крайней мере будете знать номер моего телефона. Поверьте, мы действительно хотим помочь вам.

— Спасибо, — сказал я и положил ладонь на ручку двери.

Де Бьюз посмотрел на меня и покачал головой.

— Вам непонятно, что здесь происходит, верно? А между тем эта часть света вот-вот взорвется ко всем чертям. И если это случится, то Африка, весьма вероятно, пойдет по пути вечно пылающего Ближнего Востока. Вот ключ, который поможет раскрыть ваше дело об убийстве, сэр!

Глава сто третья

Озадаченный и смущенный всем услышанным, я сел в такси и покатил в офис Аданны, откуда мы поехали к ее родителям, горячо обсуждая по дороге перипетии встречи с де Бьюзом, о которой я рассказал ей во всех деталях. Мы уделили особое внимание двум вопросам: почему концерн «Юнилайн интернэшнл» решил принять участие в расследовании, и где сейчас находится Тигр.

Я утверждал, что мне необходимо посетить все учреждения: школы, больницы и, возможно, полицейские архивы, — где могли остаться письменные упоминания об Абидеми Сованде начиная с 1981 года.

Как я уже говорил, Аданна имела неплохие связи в различных слоях общества и обещала помочь в проведении моих изысканий. Что же касается вовлеченности в это дело крупных международных корпораций, то по этому пункту Аданна большого удивления не выразила. Она считала, что корпорации обеспокоены нынешним положением дел в стране, а потому ищут повсюду союзников и помощь.

— Похоже, ваше расследование многих основательно взбудоражило, поскольку сведения о нем наконец распространились, — сказала она. — Я по крайней мере так думаю.

— Мне тоже так кажется.

Аданна взяла меня за руку. Судя по всему, именно в этом я и нуждался, поскольку ощутил желанное успокоение.

— Если вы будете вести себя хорошо, — сказала она, — то я, возможно, позволю вам спать рядом с собой и в эту ночь.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку, задумавшись о том, надолго ли мне хватит выдержки и сил, чтобы «вести себя хорошо» по отношению к Аданне.

— Помните, Алекс, я знаю, о чем вы думаете. И очень может быть, что мне в голову приходят такие же мысли.

Мы поняли, что произошло нечто дурное, лишь когда въехали на улицу, где жили родители Аданны, и завернули за угол.

— Нет, нет и нет, — неожиданно простонала Аданна. — Все, что угодно, но только не это.

Она остановила машину в начале квартала. По меньшей мере полдюжины полицейских и пожарных машин были припаркованы в различных местах и позициях перед воротами родительского дома. По мостовой из открытых люков пожарных кранов к дому тянулись длинные брезентовые колбасы пожарных шлангов. Из-за огораживающей дом стены к небу поднимался столб черного дыма.

Аданна с такой силой дернула за ремень безопасности, что от него отлетела застежка.

— Боже мой, Боже мой, Боже мой… — безостановочно повторяла она.

— Подождите, Аданна! — вскричал я, стараясь удержать ее, но она оттолкнула меня, выскочила из машины и устремилась к родительскому дому, пронзительно крича.

Тогда я тоже вылез из машины и бросился за ней.

Глава сто четвертая

Я догнал Аданну у самых ворот и прижал к стене. Девушка совершенно потеряла голову, лягалась и вырывалась из моих объятий, стремясь любой ценой войти в дом, куда я не пускал ее.

— Аданна, тебе нельзя входить туда, — сказал я. — Поверь, ничего хорошего ты там не увидишь.

Дом все еще горел, хотя и представлял собой фактически черный обгорелый остов. С того места, где мы с Аданной находились, можно было видеть сквозь обгоревшую конструкцию задний двор. Само собой, крыши давно уже не было. Видимо, она обрушилась внутрь постройки еще в начале пожара и сгорела там дотла.

Подъездная дорожка и лужайка были завалены дымящимися обломками дерева и кусками почерневшего кирпича. Я заподозрил, что здесь был сильный взрыв или несколько взрывов меньшей мощности. И подумал, что дом вполне могли забросать гранатами и бутылками с «молотовским коктейлем».

Заметив прикрытые простынями два маленьких трупа, лежавшие на газоне в стороне от ворот, я еще крепче стиснул Аданну в объятиях, спрятав ее лицо у себя на груди. Несомненно, это были останки ее племянников, милых двойняшек Джеймса и Келвина. Аданна тоже об этом догадалась, хотя видела их тела лишь долю секунды, и теперь тихо плакала, прижавшись лицом к моей рубашке.

Я привлек внимание пробегавшего мимо офицера полиции.

— Сколько человек находилось внутри?

Он подозрительно посмотрел на меня:

— А вы кто такой? Член семьи? И почему хотите об этом знать?

— Сгоревший дом принадлежал родителям вот этой женщины. Ее зовут Аданна Танзи. А я — ее друг.

— Трое взрослых, двое детей, — ответил наконец полицейский. Посмотрев на Аданну, затем на меня, он покачал головой. Это означало, что выживших нет.

Аданну била крупная дрожь. Она рыдала и бормотала что-то неразборчивое. Может, молилась? Я не разобрал ни одного слова, даже не знал, на каком языке она говорила.

— Мне необходимо побеседовать с вашим начальником, — сказал я полицейскому, все еще стоявшему рядом с нами.

— По какому поводу?

— Я из ЦРУ.

Полицейский открыл рот и начал мне возражать, но я сразу же оборвал его:

— Немедленно найдите своего начальника и приведите сюда.

Когда полицейский отправился выполнять мое распоряжение, я повернулся к Аданне и произнес тихо и проникновенно:

— Я здесь, с тобой. Ты не одна.

Она плакала, дрожа так, будто на улице стоял мороз, а не жара девяносто градусов по Фаренгейту.

Потом я повернул голову, посмотрел на двигавшегося в нашу сторону полицейского начальника — здоровенного широкоплечего парня в темном костюме, и сердце у меня екнуло. Я ничего не слышал из-за криков пожарных и свиста вырывающейся из шлангов под напором воды, но рекомендации мне не требовались. Я сразу узнал лицо с плоским боксерским носом, круглыми щеками и дурацкой привычкой щурить глаза в манере Майка Тайсона. В последний раз я видел его, когда висел вниз головой за окном своего гостиничного номера, а этот тип держал меня за ноги, угрожая сбросить вниз.

Глава сто пятая

— Аданна, послушай меня! — Я начал подталкивать ее в сторону нашей машины. — Нам здесь находиться небезопасно. И надо срочно сматываться отсюда. Этот тип — я о полицейском начальнике — едва не убил меня в моем собственном номере.

Она, казалось, поняла, что я имел в виду, и кивнула, после чего мы быстро удалились с места событий и прошли пару сотен ярдов к началу квартала, где стоял автомобиль. Я помог Аданне сесть на место для пассажира и повторил:

— Нам пора сматываться отсюда.

Расположившись за баранкой руля и вставив ключ в замок зажигания, я глянул в зеркало заднего вида. Полицейский начальник, протиснувшись к воротам сквозь толпу и сдвинутые пожарные цистерны и не обнаружив нас на прежнем месте, бросил взгляд вдоль улицы, увидел нашу машину и сразу же перешел на бег, что-то крикнув сопровождавшим его парням. Одного из них я тоже узнал. Кажется, он ассистировал своему боссу во время визита в мой номер и пытался угрозами заставить меня уехать из страны.

— Аданна, пристегивайся скорей! Надо ехать. Сию же минуту!

Я дал задний ход и бросил взгляд через плечо, чтобы проверить путь, по которому мы сюда приехали. Перекресток был забит автомобилями, а ждать, когда зажжется зеленый свет, я не мог.

И тогда я резко изменил тактику.

Вывернув руль, я сделал поворот и покатил прямо на приближавшихся к нам полицейских. При этом я изо всех сил давил на клаксон, одновременно прибавляя газу. Хотя это был всего лишь маленький «форд-эскорт» Аданны, мой неожиданный маневр сбил полицейских с толку: они никак не ожидали, что я решусь пойти на таран. Между тем я мчался прямо на «начальника полиции», который в отличие от своих подчиненных, кинувшихся врассыпную, стоял как скала у меня на пути.

В последний момент, правда, я ударил по тормозам, но все же наехал на него. Глаза «начальника» округлились от страха — возможно, как у меня, когда я висел вниз головой за окном своего номера. В следующий момент я резко свернул в сторону, в результате чего «начальник» скатился с капота и рухнул на землю, а машина Аданны лишилась одного дворника. Задним ходом я доехал до поворота, где в меня чуть не врезался всей своей массой фургон «ауди». Соприкосновение с ним стоило мне помятого бампера. Тут я опять повернул и поехал по первой попавшейся улице, показавшейся мне чуть менее оживленной, чем другие, выжимая из четырехцилиндрового моторчика всю мощность, на какую он только был способен.

— Куда мы едем? — Аданна села в кресле чуть более прямо, как если бы начала постепенно выходить из транса.

— В центр.

Если в Лагосе и есть что-то хорошее, так это огромные стада автомобилей и бессчетные толпы народу. Так что среди всего этого ничего не стоит затеряться.

Глава сто шестая

— Аданна? — Я протянул руку и обнял ее за плечо. — Нам нужно убираться из этих мест. Тот здоровенный полицейский, которого я слегка подвинул машиной, чуть не убил меня, когда я приехал в Лагос. Уверен, это тот самый тип. И его появление здесь наводит на мысль, что все это как-то связано. Я почти уверен в этом.

Аданна не стала спорить со мной. Лишь кивнула и указала направо:

— Если повернешь здесь, выедешь на мост Майнлэнд-бридж. А за мостом открывается кратчайшая дорога на Бенин.

— Держись, Аданна, не вешай носа!

— Слишком поздно. Теперь мне крайне трудно исполнить это пожелание.

Не сбавляя скорости, я повернул там, где она указала, и мы выехали на широкий бульвар с торговыми рядами, где продавались строительные материалы и во множестве располагались ларьки и ларечки, торговавшие всякой всячиной. Мимо проезжали старые запыленные грузовики и легковушки. Высившийся поодаль одинокий рекламный щит предлагал всем желающим присоединиться к Церкви добра и света. Упомянутое предложение подкреплялось цветной картинкой с изображением одетой в белую робу женщины с поднятыми к небу глазами и разведенными в стороны руками, как если бы она собиралась заключить в объятия самого Господа Бога.

Однако в следующий момент я услышал отнюдь не глас Божий, а рокот мотора геликоптера, двигавшегося зигзагом на малой высоте, едва не задевая лопастями верхушки крыш.

Кажется, эти типы уже выследили нас, подумал я.

Вертолет промчался прямо у нас над головами, и воздушный поток взъерошил нам волосы.

— Это полицейские! — воскликнула Аданна. — Они убьют нас, Алекс. Я знаю такие вещи, которые, по мнению некоторых субъектов, ни в коем случае не должны стать достоянием общественности.

Глава сто седьмая

Вытянув шею, как журавль, я глянул вверх. Маленькая механическая птица с белыми стойками шасси и лопастями кружила почти у нас над головой. На геликоптере не было никаких обозначений, а то, что он носился так низко, показалось мне еще одним дурным признаком.

Пилот между тем совершал такие крутые виражи, что в любой момент мог врезаться в один из домов. Я подумал, что он не только не ценит жизни других горожан, но и свою собственную.

Майнлэнд-бридж был по крайней мере в миле от того места, где мы находились. Я осмотрелся в поисках возможного убежища — закрытой парковки или строительной площадки, где можно было бы спрятаться от назойливого вертолетчика, но ничего подходящего не обнаружил.

Хуже того, я заметил в зеркале заднего вида на расстоянии двух кварталов от нас красно-синие всполохи вращающихся мигалок и понял, что в нашу сторону движутся на большой скорости как минимум три полицейские машины.

— Черт! Это уж точно полиция.

— Я говорю совершенно серьезно, Алекс. Они убьют нас, если поймают.

— Я верю тебе. Но почему, Аданна?

— Алекс, я знаю ужасные вещи и пишу об этом большой репортаж. Я должна рассказать хоть кому-нибудь, о чем узнала.

— В таком случае расскажи мне.

Именно это Аданна и сделала. В течение нескольких минут она с лихорадочной поспешностью повествовала мне о секретах, которыми прежде никогда со мной не делилась. Один из секретов заключался в том, что Элли Кокс посетила ее в Лагосе во время визита в Нигерию и они обменялись с ней источниками информации и собранными сведениями. А еще они разговаривали об Абидеми Сованде — то есть о Тигре. И о людях, на которых он работал.

— Алекс, этот тип — один из самых опасных наемных убийц в мире.

Прибавив газу, я стал отчаянно лавировать среди машин, используя все свои водительские навыки. Но, снова бросив взгляд в зеркало заднего вида, убедился, что полицейские автомобили все еще находятся в опасной близости от нас.

Надо сказать, что рассказ Аданны меня ошеломил. Я и подумать не мог, что она так много знает о Тигре и его связях. Кроме того, у меня не укладывалось в голове, что она встречалась с Элли Кокс.

Вдруг Аданна схватила меня за руку.

— Алекс! — вскричала она. — Ты только посмотри, что они делают.

Одна из полицейских машин переехала через разделительную полосу, развернулась и теперь двигалась на перехват, перегораживая нам путь.

Я ударил по тормозам, но слишком поздно.

Маленький «форд-эскорт» пошел юзом и врезался в борт мощной полицейской машины.

Капот нашего «форда» сложился в гармошку, как если бы был склеен из бумаги. Ничего удивительного, что машины этой марки стали в последние годы аутсайдерами автомобильного рынка. Я сильно ударился грудной клеткой о рулевое колесо, но сознания не потерял и успел заметить краем глаза, что Аданна ткнулась головой в ветровое стекло.

В следующее мгновение второй полицейский автомобиль с включенной на максимальную мощность сиреной материализовался у нас в тылу.

— Аданна! — Я помог ей откинуться на спинку сиденья и заметил ее окровавленный лоб. Она подняла глаза, посмотрела на меня и несколько раз моргнула.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Более или менее. Ничего им не говори, Алекс. Скажешь — обречешь на смерть многих людей. И самое главное — храни молчание насчет того, что я тебе рассказала. Обещаешь?

Глава сто восьмая

Одетые в синюю форму копы выскочили из своих автомобилей и бросились к нашей машине. Добежав, распахнули дверцы «фордика» и взялись за нас. Вытащить из салона Аданну им не составило труда, но со мной пришлось повозиться.

Когда они наконец оторвали меня от водительского сиденья и выволокли наружу, я врезал изо всех сил кулаком по чьей-то потной физиономии, после чего сразу почувствовал себя лучше.

Двое других сбили меня с ног, и я соприкоснулся задним местом с асфальтом, от чего почувствовал себя хуже. Но это были еще цветочки, поскольку в следующее мгновение на мое правое плечо опустилась дубинка и все тело пронзила острая боль. Рука автоматически взлетела верх, и мне показалось, что в этот момент сустав вышел из суставной сумки. И хотя в следующую секунду сустав снова встал на место, рука совершенно онемела, и я задумался о том, смогу ли снова двигать ею, как прежде. По крайней мере в ближайшем будущем. И как, спрашивается, в таких условиях сопротивляться этим гориллам?

Все это время полицейские орали как оглашенные, причем перекрикивались и переругивались на таком крутом замесе местных языков и диалектов, что я не понимал ни единого слова.

Потом самый нетерпеливый выхватил из кобуры служебный пистолет и выстрелил в воздух — возможно, для того, чтобы подкрепить один из своих аргументов, непостижимых моему уму. Или недвусмысленно дать понять, что может произойти в следующую минуту.

Между тем Аданна тоже кричала:

— Я работаю в «Гардиан»! Я репортер! Пресса!

При этом она лежала лицом вниз на асфальте по другую сторону нашего «фордика», а вокруг нее непрестанно двигались мужчины в синих мундирах и черных ботинках. Затем в чьей-то руке появился отливавший вороненым блеском пистолет, ствол которого в следующую секунду опустился и уперся ей в затылок.

Но она продолжала кричать:

— Меня зовут Аданна Танзи! Я репортер «Гардиан»!

Она продолжала выкрикивать эти слова, не замолкая ни на секунду. Разумеется, крики Аданны были обращены не к полицейским, а к замершим в пробке автомобилистам и тем людям из уличной толпы, кто мог ее слышать. Нечего и говорить, что произошедшие события вызвали на дороге затор и движение остановилось по обеим сторонам проезжей части.

Таким образом, для окружающих Аданна постепенно превращалась из анонимной подозреваемой в человеческое существо с именем, местом работы и должностью. Она хорошо это придумала, чему оставалось только удивляться, принимая во внимание трагедию в доме ее родителей, которая не могла не отразиться на ее душевном и ментальном состоянии.

Я заметил, как двое полицейских, стоявших рядом со мной, обменялись взглядами. Потом один наклонился, завел мне руки за спину и надел на меня наручники. Когда он делал это, мне казалось, что правая рука у меня вот-вот отделится от плеча и упадет на мостовую.

После этого полицейские нанесли мне несколько ударов, в том числе по почкам. Я чувствовал, как от боли у меня перед глазами все начало расплываться. Но я не мог позволить себе потерять сознание, поскольку окружающая обстановка менялась каждую минуту, принимая все более сюрреалистический характер.

— Алекс! — вновь послышался голос Аданны. — Они увозят меня! Алекс!

Я повернулся на голос, хотя меня ударили тяжелым ботинком по голове. Чтобы не вертел ею, куда не следует. Но я все же увидел Аданну. Полицейские тащили ее прочь от места происшествия. Мимо патрульных автомобилей в сторону черного неброского седана без каких-либо обозначений.

Ее действительно увозили. Но куда — вот в чем вопрос.

— Она работает в газете «Гардиан»! — заорал я. — Она репортер! Пресса!

Аданна лягалась, толкалась и пыталась вырваться из хватки этих так называемых полицейских. Я тоже сделал попытку стряхнуть с себя двух копов, задавшихся целью превратить меня в отбивную.

Но было слишком поздно. Продолжавшую кричать Аданну затолкали в стоявший на отшибе черный седан, после чего дверца его захлопнулась, и немаркированный автомобиль быстро покинул место происшествия.

Глава сто девятая

Внутренний голос отчаянно взывал к моему сознанию, требуя, чтобы я помог Аданне, но прежде чем предпринимать что-либо, нужно было все основательно обдумать.

Когда и меня затолкали в машину, я не знал, следует ли она за черным седаном, увезшим Аданну. Но по крайней мере автомобиль, в котором везли меня, имел полицейскую маркировку. В секции для задержанных было слишком тесно и душно по стандартам округа Колумбия. Кроме того, здесь воняло мочой и табачным дымом.

«Кто увез Аданну: полицейские или бандиты?» — спрашивал я себя, но не находил ответа.

Я присел на край клеенчатого дивана, помещавшегося в секции для задержанных в задней части машины. Руки у меня были скованы наручниками за спиной, а прямо перед носом находилась ржавая железная решетка, отделявшая мой закуток от кабины водителя. Правое плечо по-прежнему сильно болело, и я опасался, что его сломали ударом дубинки. Но сейчас это беспокоило меня в последнюю очередь, поскольку все мои помыслы были сосредоточены на Аданне.

— Куда увезли журналистку? — спросил я.

Двое полицейских, сидевших в передней части машины, даже не повернули головы в мою сторону. Они словно сговорились не обращать на меня внимания и не отвечать на мои вопросы.

— Черт возьми, поговорите со мной. Скажите хотя бы, куда везут меня? — не сдавался я, продолжая гнуть свою линию и пытаясь разговорить этих людей.

Впрочем, больше вопросов я не задавал, поскольку увидел в крохотное зарешеченное оконце нечто такое, от чего у меня сразу перехватило дыхание. А именно: дорожный знак, обозначавший поворот со словом «Кирикири» внизу. Вскоре машина въехала в железные ворота пенитенциарного заведения, и я увидел знакомые бетонные стены с вившейся по верху колючей проволокой.

О Господи, только не это…

Я почувствовал себя так, как если бы меня вновь ввергли в пучину ада. Честно говоря, мне и одного раза пребывания в этих стенах хватило с избытком. Поэтому представьте себе, что я испытал, оказавшись в этой тюрьме снова и уже хорошо зная, как здесь обращаются с заключенными.

За тем, как я выбирался из машины, наблюдали двое копов, а к ним вскоре присоединились двое надсмотрщиков, чтобы отвести меня в камеру.

Я полагал, что меня поволокут вверх по лестнице, однако надсмотрщики заставили меня спускаться. Плохо дело, подумал я. Подвал хуже, чем камеры с выходящими во двор окнами. И потом: где Аданна? Ее тоже привезли сюда или отправили в какое-то другое место?

Наконец я одолел последний пролет лестницы и ступил на грязный каменный пол плохо освещенного коридора. Пахло здесь так же, как в коридорах наверху, но когда одна из металлических дверей распахнулась передо мной и меня ввели внутрь помещения, я понял, что оказался не в камере, а в совершенно пустом зале с низким потолком, поддерживаемым колоннами в центре. Зал был таким огромным, что висевшая где-то сбоку слабая электрическая лампочка не могла осветить его целиком и стены скрывались в густой тени.

Что за черт? Совершенно пустой зал в тюремном подвале! Для чего он нужен? Как используется? Для пыток? Допросов? Или, быть может, здесь устраивают казни?

Что и говорить, огромный мрачный зал предоставлял достаточно пищи для невеселых размышлений и позволял разгуляться воображению. Скорее всего, строя его, рассчитывали и на подобный эффект.

Полицейские и тюремные надзиратели, приковав меня наручниками к одной из колонн, удалились. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что колонна — обыкновенная ржавая стальная труба около четырех дюймов в диаметре, вмурованная, видимо, в пол и потолок. Я поднял глаза, и хотя потолки здесь высотой не отличались, верхнего ее конца из-за тусклого света не разглядел. Колонна терялась во мраке.

Я тоже терялся во мраке — во мраке неизвестности.

Я прекратил всякие попытки вырваться и освободиться, как только копы и надсмотрщики ушли. К чему бесполезные усилия? Наоборот, надо копить силы, особенно потому, что мне предстоит встреча с чем-то грозным и неизвестным.

Я не знал, по чьему приказу меня доставили сюда. Может, Тигр так распорядился? Или полицейские власти? Или кто-то из правительства?

Или кто-нибудь еще?

Главы многонациональных корпораций, к примеру. В этой стране возможно все.

Если мне повезет, то Флаэрти снова явится разыскивать меня в Кирикири, а если очень уж повезет, то и найдет в этом подземном каменном мешке. Но на это уйдет несколько дней, а ведь надо еще найти Аданну.

Если к тому времени она будет жива.

Если злодеям не удастся выбить из нее секреты, которыми она обладает.

Если… если… если…

Глава сто десятая

Внезапно зажегся свет. Вернее, источников света было два.

И они вспыхнули очень быстро один за другим.

Я не знал, сколько часов прошло с тех пор, как я здесь оказался. Не знал, вечер сейчас, ночь или уже утро. Знал только, что за все это время ни на минуту не сомкнул глаз.

Человек, которого я про себя называл «полицейским начальником» и которого сбил с ног машиной Аданны, стоял у одной из дверей подземного зала.

Его правая рука все еще находилась рядом с блоком выключателей на стене. Под потолком полыхали две стосвечовые лампы без абажуров. Их свет ослеплял меня, бил по глазам, проникал в мозг и душу. Так, наверное, и было задумано.

— Расскажите мне все, что знаете о Тигре, — сказал этот человек, шагнув ко мне. Я заметил, что он переоделся и сменил костюм, а к его лбу прилеплен пластырем марлевый квадратик.

— Где Аданна Танзи? — спросил я.

— Только не надо меня допрашивать, детектив Кросс. — Он негромко рассмеялся. Я уже заметил, что этот тип — большой любитель пошутить, когда висел вниз головой за окном своего номера, а он держал меня за ноги. Правда, чувство юмора у него весьма своеобразное. Говорил он с акцентом йоруба, четко произнося слова, и очень спокойно. Слишком спокойно, на мой взгляд. На его месте я вел бы себя более эмоционально, учитывая то, что таранил его машиной и повредил ему физиономию, и без того не отличавшуюся привлекательностью.

— Не хотите говорить, где она, тогда только скажите, жива ли. Это все, что мне от вас нужно.

— Жива… Некоторым образом. — Он покрутил головой, разминая шею и плечи. — Теперь поговорим об убийце, которого вы преследуете. Что вы о нем знаете? И на кого работаете? На ЦРУ? Или на ту даму, о которой упомянули, — репортершу из «Гардиан»?

По крайней мере ему кое-что от меня нужно. Принцип «кви про кво» — или «услуга за услугу» — очень даже неплох, когда пытаешься о чем-то договориться.

— В вашей стране много «тигров». Ведь так, если не ошибаюсь, у вас называют наемных убийц? — заявил я. — И вы отлично об этом знаете. Тот «тигр», за которым приходится гоняться мне, очень высокий и сильный мужчина. Работает в разных странах, содержит вооруженные банды в Лагосе и Вашингтоне. Это как минимум. До меня дошли слухи, что его настоящая фамилия — Сованде. Насколько я знаю, два дня назад он был в Южном Дарфуре, но где находится сейчас, не имею представления. — Я замолчал и посмотрел на «полицейского начальника» в упор. — Я не работаю на ЦРУ. На другое ведомство — возможно, но только не на ЦРУ. А теперь скажите мне — где она?

«Полицейский начальник» едва заметно пожал плечами.

— Она здесь. В Кирикири. И зря вы о ней так беспокоитесь. Репортерша практически рядом с вами. Да вот же она — сами посмотрите!

Глава сто одиннадцатая

Полицейский офицер, которого я никогда раньше не видел, втолкнул Аданну в помещение. Рот у нее был заклеен липкой лентой, а лицо измазано кровью. Ее косички обрезали почти под корень, и их остатки торчали на голове в разные стороны; один глаз заплыл так, что опухоль полностью скрыла его, а вокруг расплывался огромный черно-синий кровоподтек. Увидев меня, она кивнула — дескать, у нее все нормально, но я ни на секунду не поверил в это.

— Теперь, возможно, вы станете более разговорчивым, — сказал начальник. — И расскажете мне о том, о чем я пока знаю не все. О Тигре, к примеру. Или о том, зачем вы приехали в Лагос. Меня терзают сильные сомнения относительно того, что вы расследуете здесь какое-то важное дело. Нам известно об этом лишь с ваших слов, но почему, собственно, я должен вам верить? И еще одно: откуда вы знаете Аданну Танзи?

Внезапно я перешел на крик:

— Послушайте, у вас с головой все в порядке? Говорю же: я коп, как и вы, и работаю в отделе раскрытия тяжких преступлений. В настоящее время расследую дело об убийстве. Что тут непонятного? Это же так просто…

Сковывавшие меня наручники врезались в запястья, от напряжения поврежденное плечо заболело еще сильнее. У меня закружилась голова, и я опасался, что меня сейчас вырвет.

Начальник кивнул полицейскому, приведшему Аданну. Тот молча ударил ее снизу вверх кулаком в область солнечного сплетения. Я почти ощутил разящую силу этого апперкота.

Аданна издала короткий сдавленный стон сквозь заклеивавшую ей рот липкую ленту и упала на колени. Грязь на ее лице смешалась с хлынувшими из глаз слезами, но больше она уже не стонала. И смотрела на меня. Ее глаза о чем-то молили, но о чем?

— Какого дьявола вы издеваетесь над женщиной? — бросил я сквозь стиснутые зубы, воображая, как мои пальцы впиваются в толстую шею этого ублюдка. — В Вашингтоне убили мою близкую знакомую. Потому-то я сюда и приехал. Вот и все. Не пытайтесь искать в этом нити какого-то заговора. Я коп — и в заговорах не участвую.

— Сними скотч у нее со рта, — приказал начальник.

Когда полицейский одним резким движением сорвал с ее губ липкую ленту, Аданна сразу обратилась ко мне:

— Не беспокойся за меня, Алекс.

Начальник повернулся к подчиненному.

— Врежь-ка ей еще разок, — сказал он и, посмотрев на меня, добавил: — Беспокойтесь за нее, Алекс. Беспокойтесь…

— О'кей, — перебил я его. — Расскажу вам, что накопал на Тигра. Полагаю, его настоящее имя — Абидеми Сованде. Он исчез в тысяча девятьсот восемьдесят первом году, когда ему исполнилось девять. Потом, много позже, объявился в Англии, где проучился два года в университете. Насколько я знаю, эти имя и фамилию он больше не использовал.

Далее. Этот тип убил десятки людей здесь и в Америке. Знаменит тем, что вербует в качестве подручных очень молодых людей, почти детей, свихнувшихся на жестокости и безнаказанности. Пользуется авторитетом в преступной среде и вполне может контролировать других «тигров». Вот и все, что я о нем знаю. О том, что он ведет незаконную торговлю необработанными алмазами и сырой нефтью, транспортируя эти товары тайными тропами из страны в страну, по-моему, знают все. В том числе и вы. Но я работаю в убойном отделе, и это меня не интересует.

Начальник поднял руку, давая понять напарнику, чтобы тот не слишком торопился исполнять его распоряжение — «врезать еще разок» Аданне.

— Вы уверены, что ничего не можете к этому добавить? — спросил он.

— Уверен, черт возьми! Я просто коп из Вашингтона, округ Колумбия. И Аданна не имеет никакого отношения к моей деятельности.

Он наморщил лоб, обдумывая мои слова. Потом морщины у него на лбу разгладились. Похоже, мои объяснения его устроили.

— Как бы то ни было, мне все равно придется убить вас, — неожиданно для меня произнес он. — Но это не мой выбор.

А потом в комнате прозвучал голос другого человека:

— Верно, не его. Это я так решил, детектив Кросс.

Глава сто двенадцатая

Из густой тени на середину комнаты вышел мощный высокий мужчина. Бывший солдат-наемник по прозвищу Тигр. Тот самый злодей, которого я разыскивал.

— Кажется, нет человека, который мог бы сказать, что имеет обо мне достоверную информацию. И это очень неплохо, не так ли, детектив Кросс? И я хочу, чтобы так оставалось впредь. Но эта женщина публикует свои статьи в разных газетах, в том числе в «Лондон таймс», а может быть даже, и в «Нью-Йорк таймс», становясь тем самым у меня на пути. И вы, детектив Кросс, тоже пытаетесь мешать мне.

Он подошел ко мне.

— Удивительное дело, — продолжил Тигр. — Говорят, некоторые вас опасаются, даже боятся. А вот я — нисколечко. Более того, считаю вас смешным. Эдакой ошибкой природы. Итак, господа, позвольте представить вам ошибку природы детектива Кросса.

Как ни странно, после этих слов я немного расслабился. Казалось, он пребывал в хорошем настроении, поскольку пришел к выводу, что я как враг ничего собой не представляю. При всем том я все еще испытывал чувство настороженности, ибо более физически сильного, безжалостного и непредсказуемого человека еще не встречал.

Потом, продолжая гипнотизировать меня взглядом, он спокойным голосом произнес:

— Пристрелите репортершу. Впрочем, я передумал. Эй, кто-нибудь! Дайте мне пистолет.

— Нет! — крикнул я, вложив в этот отчаянный крик-вопль овладевший мной ужас и всю свою ненависть к этому типу.

Потом у меня перехватило дыхание, и я не смог бы сказать ни слова, даже если бы захотел. У Аданны взлетело вверх здоровое веко, а глаз изумленно округлился, как если бы она удивлялась тому, в какую кошмарную переделку мы попали.

Тигр быстро шагнул к ней.

— Красивая девочка, — сказал он. — Но глупая. И мертвая, хотя пока еще не осознает этого. Вы повинны в ее смерти, Кросс! Вы убили ее. Вы — а не я.

Глава сто тринадцатая

Он дважды выстрелил из служебного полицейского пистолета ей в голову, но оба раза промахнулся. Намеренно, разумеется. Так сказать, пошутил, после чего весело посмеялся над своей шуткой.

— Люди почти не способны поверить в то, что чернокожий может быть и умным, и образованным. Что вы думаете по этому поводу, доктор Кросс? А вы, Аданна?

Я все еще не мог произнести ни звука, и за нас двоих ответила Аданна.

— Убийца! — крикнула она. Так, словно выплевывая это слово ему в лицо.

— Причем один из лучших. И горжусь своими достижениями.

А потом он выстрелил в третий раз, всадив Аданне пулю точно между глаз. Она качнулась вперед и рухнула на пол лицом вниз, раскинув руки в стороны. Больше Аданна не двигалась.

Очередная жуткая сюрреалистическая картина. Мгновение — и красавицы Аданны не стало. Бедняжка умерла в гнусной тюремной камере, убитая бандитом по прозвищу Тигр в присутствии полицейских, не шевельнувших и пальцем, чтобы помочь ей.

Я никогда еще не испытывал такой ярости, но слов, чтобы выразить ее, не находил. На меня словно накинули две прочные веревочные петли: одна стягивала горло, вторая — голову.

«Не беспокойся за меня, Алекс», — сказала Аданна. При этом она знала, что ее убьют. Не сомневалась в этом ни секунды.

Убийца стоял рядом с трупом, но смотрел на меня. Потом неожиданно ухмыльнулся, спустил с себя брюки, опустился на колени и… надругался над мертвым телом.

— Красивая была девочка, — прорычал он, поднимаясь на ноги. — Но это вы обрекли ее на смерть и унижение. Никогда не забывайте об этом, детектив Кросс. Никогда…

Глава сто четырнадцатая

«Не беспокойся за меня, Алекс».

«Не беспокойся за меня».

«Не беспокойся».

Ночь постепенно сменилась утром, а я все еще был жив.

Я различал проблески света сквозь черную ткань наброшенного мне на голову капюшона. Более того, меня куда-то везли.

Предварительно мне на шею надели веревку и стянули на горле так, чтобы ограничить доступ кислорода и тем самым лишить сил. Потом выволокли на улицу и швырнули как куль с мукой на заднее сиденье какого-то пикапа или фургона — автомобиля с высокой подножкой и дизельным двигателем.

Ехали мы довольно долго. Несмотря на черный капюшон на голове, я держал глаза открытыми. Тем не менее ничего, кроме образа Аданны, постоянно стоявшего перед моим мысленным взором, не видел и все время, пока мы ехали, вспоминал последние мгновения ее жизни, прервавшейся столь трагически.

Тигр убил ее и надругался над трупом. Он считал меня ошибкой природы. Сказал, что я не представляю для него никакой угрозы. Подумаешь, какой-то очередной паршивый полицейский… Что ж, поживем — увидим.

Если, конечно, поживем. Проживем хотя бы несколько следующих часов.

Пока мы ехали, я читал молитвы, поминая Аданну и членов ее семьи. А еще я мысленно обращался к усопшим, говоря им, что, пока жив, ничего не кончено. Вряд ли это что-то для них значило, зато было важно для меня. Еще одна загадка едва ли не мистического свойства.

Когда машина наконец остановилась, по обеим сторонам от меня распахнулись дверцы. Что дальше?

Потом кто-то повернул меня, прижал лицом к спинке сиденья и снял наручники с заведенных за спину рук. После этого чьи-то мощные длани схватили меня за шиворот и за пояс брюк и выбросили наружу. Означенное действие сопровождалось словами:

— Лети домой, птичка!

Я находился, так сказать, в состоянии свободного полета не более секунды, но даже за это время успел натерпеться страху.

В следующее мгновение мое бренное тело соприкоснулось с бетонной или каменной плитой. Когда я поднялся и стащил с головы черный капюшон, тех, кто привез меня сюда, и след простыл. Ни людей, ни машины.

Зато других людей и машин здесь хватало, поскольку похитители швырнули меня на тротуар неподалеку от большого, официального вида здания, выстроенного из белого камня. Такого рода белые каменные коробки можно встретить где угодно, в том числе и в округе Колумбия.

Сквозь прутья окружавшей здание высокой металлической решетки я заглянул во двор с обширным, тщательно подстриженным газоном и подъездной дорожкой. Она вела к фасаду с величественным парадным входом.

Над входом висел, трепеща на легком ветру, большой американский флаг.

Без сомнения, передо мной находилось американское консульство. Так как посольство располагалось в Абидже.

Итак, меня довезли до консульства. Но зачем?

Глава сто пятнадцатая

Между тем атмосфера у консульства была, казалось, чрезмерно напитана энергетикой. Здесь определенно что-то готовилось. Какое-то действие крупного масштаба и даже, вполне возможно, сопряженное с разными беспорядками. Об этом можно было судить хотя бы по толпам, собиравшимся у ворот и ограды. Сторонний наблюдатель разделил бы этих людей на две примерно равные по численности группы. Представители первой стояли в очереди у ворот в надежде, что хоть кого-то из ожидающих пропустят внутрь. Вторая, отгороженная от первой металлическими барьерами, проводила манифестацию, всячески демонстрируя свою неприязнь к Соединенным Штатам.

Я увидел в руках участников второй группы написанные от руки плакаты и лозунги вроде «Янки, платите реальные цены!», «Люди Дельты, берите власть в свои руки!» и «Хватит с нас американцев!».

Даже находясь в отдалении от консульства, я почувствовал, что обстановка там с каждой минутой все больше накаляется, становится неконтролируемой, а от этого недалеко и до безобразных уличных сцен, возможно, сопряженных с насилием.

Я вышел из-за угла, где располагался мой наблюдательный пункт, и, раздвигая толпу здоровым плечом, двинулся к воротам. На меня злобно смотрели и мне кричали что-то враждебное представители обеих групп. Первые, видимо, опасались, что я хочу без очереди проникнуть в консульство, вторые же, возможно, интуитивно определили во мне американца.

Один парень ухватил меня сзади за рубашку и дернул. Рубашка лопнула по шву на спине, прежде чем я успел вырваться из его рук.

Впрочем, порванная рубашка ничего для меня не значила. С некоторых пор мне вообще стало на все наплевать. Лишь время от времени я задавался одним и тем же вопросом: почему я все еще жив? Может, потому, что эти ублюдки знали о моих вашингтонских связях? Или считали, что я работаю на ЦРУ? Или, наконец, поверили в то, что я не последний человек в вашингтонской полиции?

Ценой неимоверных усилий я наконец пробился к воротам и теперь гипнотизировал взглядом стоявшего с противоположной стороны ограды упитанного морского пехотинца. У меня не было паспорта, ботинок и нормальной или хотя бы чистой одежды; тем не менее мне хватило наглости, глядя на пехотинца в упор, сообщить ему, что зовут меня Алекс Кросс и я приехал из Вашингтона, где работаю детективом в полиции округа Колумбия. Ну и самое главное: что мне нужно срочно поговорить с послом.

Морпех, разумеется, не поверил ни единому моему слову. Судя по выражению его лица, ему вообще не хотелось меня слушать. Но я продолжал гнуть свое.

— Меня похитили. Но я действительно офицер американской полиции, — сказал я. — Кроме того, недавно я был свидетелем жестокого убийства.

Уголком рта морской пехотинец едва слышно произнес:

— Встаньте, как все, в очередь…

Глава сто шестнадцатая

От такой отповеди я чуть не вспылил, но тут же подумал, что, если хочу чего-то здесь добиться, мне нужно срочно менять тактику. Как-никак я располагал ценными данными, включая секреты Аданны, которыми необходимо поделиться с людьми, способными оценить и использовать эту информацию.

Поэтому я, чтобы успокоиться и разложить мысли по полочкам, несколько минут молча постоял возле ворот консульства, после чего возобновил атаки на избранного мной в качестве жертвы морского пехотинца — да так удачно, что наконец убедил его сообщить мое имя своему начальству. Ответ пришел на удивление быстро: «Проведите детектива Кросса на территорию консульства». Казалось, будто меня здесь ждали. Признаться, я не знал, добрый ли это знак, но по размышлении пришел к выводу, что не очень, особенно принимая во внимание мою здешнюю деятельность и приключения.

Фойе консульства с пуленепробиваемыми стеклами на окнах и расставленными повсюду металлодетекторами напоминаю приемный зал городского полицейского участка. И у каждого окошечка и стола здесь стояли вытянувшиеся цепочкой сдержанно-взволнованные люди, терпеливо ожидавшие приема.

Окружавшие меня американские реалии, в частности висевший в фойе большой портрет Кондолизы Райс, сыграли шутку с моим восприятием. Мне вдруг почудилось, что я действительно нахожусь на американской территории, а мысли о том, как я здесь оказался, отошли на задний план.

Как только я вошел в фойе, ко мне приблизился нигериец, отрекомендовавшийся как «мистер Коллинз» — уж и не знаю, какую должность в консульстве он занимал, — и предложил следовать за ним. В отличие от морского пехотинца, который довел меня до парадного входа, мистер Коллинз встретил меня с дружелюбной улыбкой и даже, пока мы шли, ответил на несколько моих вопросов.

— Сегодня в Риверз-стейт произошла по меньшей мере одна атака мятежников, — сказал он, непрестанно жестикулируя, — куда более масштабная, чем за все предыдущие годы. Правительство, конечно, характеризует этот факт как обычную вылазку кучки негодяев, ничем не отличающуюся от прочих, тогда как средства массовой информации твердят на все лады, что это начало широкомасштабной гражданской войны.

Хотя на первом этаже вели разговоры самого либерального и даже популистского толка, на втором высказывалась только официальная точка зрения на утренние события.

Мистер Коллинз проводил меня до посольского офиса в консульстве, где я просидел в приемной несколько минут, ожидая приема у высокого официального лица. Я понял, что высокое лицо освободилось, когда двери распахнулись и из кабинета вышли не менее дюжины господ самой разной внешности и цвета кожи — белых, черных и даже, как мне показалось, четверо китайцев. Все они заметно нервничали, судя по мрачному выражению их лиц. Никто из них не бросил на меня взгляда, хотя я был бос, грязен и оборван. Похоже, ничто на свете, кроме только что полученной важной информации, не представляло для этих господ в данный момент никакого интереса.

Мистер Коллинз, находившийся все время рядом со мной, поднялся с места, вежливо придержал для меня дверь, а когда я вошел в офис, тихо прикрыл ее со стороны приемной.

Глава сто семнадцатая

Посол Роберт Овелин, высокий и стройный мужчина лет шестидесяти, даже малость тощий, на мой вкус, с коротко стриженными седыми волосами, стоял за своим огромным антикварным столом с двумя национальными флагами по обеим сторонам — американским и нигерийским. Когда я вошел, оба его помощника оставались в том же положении и в том же месте, что и до моего появления, — то есть сидели на небольшом диванчике в алькове по левую руку от посла.

— Здравствуйте, мистер Кросс. — Посол пожал мне руку. — Боже мой! Что с вами случилось?

— Много всего. Но я не отниму у вас слишком много времени. Короче говоря, я приехал сюда, чтобы поймать одного человека, убийцу, по прозвищу Тигр. Это дело имеет прямое отношение к нигерийской и американской безопасности.

Посол помахал в воздухе рукой, словно отгоняя муху.

— Я знаю, почему вы здесь, мистер Кросс. Мне о вас прожужжали уши. Кроме того, на меня в связи с вашими здешними похождениями постоянно давит Абу-Рок…

— Как вы сказали — Абу-Рок?

— Так на диалекте называется столица… Ну так вот: у меня складывается впечатление, что единственный человек, заинтересованный в вашем пребывании в Нигерии, — это вы сами. ЦРУ уже приходилось спасать вашу жизнь, не так ли?

Тирада посла лишь усилила глубокое смятение, в котором я находился после того, что приключилось со мной за последние несколько часов. Оказывается, американский посол знал, что я в Нигерии! Можно подумать, что о моем прилете здесь писали в газетах и расклеивали соответствующие объявления…

— Мы отправляем вас домой. Сегодня же, — продолжил Овелин безапелляционным тоном.

Я посмотрел себе под ноги, потом опять на посла, пытаясь вникнуть в смысл сказанного высоким лицом.

— Сэр! Должно быть, вы меня не совсем поняли. Я преследую опасного убийцу, террориста, имеющего, по моему разумению, связи в правительственных кругах, не говоря уже о полиции. Если бы мне только удалось встретиться с моим информатором в Лагосе…

Посол перебил меня:

— Послушайте, за кого вы себя принимаете, мистер Кросс? Вы здесь обычный турист, визитер, так сказать, и не более того. Впрочем, те проблемы, о которых вы сейчас упомянули, не возбраняется обсуждать хоть в министерстве иностранных дел, если вам так уж этого хочется. Но… только в Вашингтоне.

— Этого человека необходимо остановить, сэр. Вчера он убил репортера газеты «Гардиан» Аданну Танзи. Я видел собственными глазами, как он убивал ее. Более того, он убил всю ее семью. Кроме того, он ответственен за смерть восьми человек в Вашингтоне.

Судя по всему, и я сам, и мои речи пришлись Овелину очень не по душе, и он, что называется, взорвался.

— Да кто вы такой?! Я понятия не имел о вашем существовании еще три дня назад, а теперь вынужден тратить драгоценное время на то, чтобы выслушивать ваши бредни… Вы представляете, что сейчас происходит?

Он махнул рукой в сторону висевшего на стене плоского плазменного экрана огромного телевизора.

— Эй, кто-нибудь! Включите это чертово устройство!

Один из помощников посла взял пульт дистанционного управления и нажал на кнопку, после чего экран загорелся, и я в ужасе и оцепенении стал наблюдать за разворачивающимися на нем событиями.

Глава сто восемнадцатая

Телевизор был настроен на канал Си-эн-эн. Британский тележурналист вел репортаж на фоне комфортабельного жилого комплекса — аккуратных рядов белоснежных двухэтажных коттеджей, — показываемого камерой с большой высоты.

Вверху экрана прошла заставка: «Драматическое развитие событий в резиденции управляющей нефтяной компании. Остров Бонни-Айленд, Нигерия».

— Никогда еще не брали в заложники целые семьи, — вещал тележурналист, — и уж совершенно точно в сети террористов не попадало еще такое огромное число людей. В электронном послании мировым средствам массовой информации так называемый Фронт освобождения дельты реки Нигер берет ответственность за произошедшие события на себя, а в качестве приложения к посланию предлагает нашему вниманию эти душераздирающие кадры.

Изображение на экране потемнело и приобрело зеленоватый оттенок, так как съемка производилась инфракрасной камерой.

Десятки людей сидели на полу в темном огромном холле. Руки у них были связаны, а лица закрыты, но стороннему наблюдателю не составляло труда определить, что среди заложников находились мужчины, женщины и дети. Одни из них плакали навзрыд, другие негромко и жалобно стонали.

— Это британские и американские граждане, — сообщил мне посол Овелин. — Все до единого. Считайте, вам повезло, коли предоставляется шанс вылететь на родину из этого ада.

— Вылететь на родину? Когда?

Посол ткнул пальцем в экран:

— Внимательнее посмотрите на это. Видите, что здесь происходит? — Камера стала показывать военные грузовики и выскакивавших из них солдат.

Британский тележурналист продолжал вещать:

— Правительственные войска создали периметр вокруг всего жилого комплекса. Между тем политическое и экономическое давление на власти продолжает усиливаться.

Если начнутся новые атаки мятежников, а последние, по их словам, сидеть сложа руки не собираются и вновь прибегнут к активным действиям, то во всем регионе будет полностью прекращена добыча нефти, в результате чего добыча нефти по стране сократится на беспрецедентные семьдесят процентов, что, как считают некоторые специалисты, равносильно катастрофе.

Под угрозой китайские, голландские и в особенности американские экономические интересы, поскольку при обычных условиях поставки нефти из Нигерии составляют около двадцати процентов всеамериканского оборота углеводородов.

Зазвонил стоявший на посольском столе телефон. Посол Овелин поднял трубку.

— Слушаю, — сказал он, а через минуту добавил: — Немедленно приведите их ко мне.

— Сэр, — произнес я в отчаянной попытке выправить положение, — я многого не прошу. Позвольте мне сделать один телефонный звонок. Только один…

— Сейчас вас отведут в душ, а потом выдадут чистую одежду. Ну а тем временем мои помощники оформят все необходимые бумаги, связанные с вылетом. Мы можем выдать вам новый паспорт в течение часа. Но после этого вы уберетесь отсюда. И забудете о своем расследовании. С этого момента оно считается закрытым.

Наконец я не выдержал и напустился на Овелина:

— Не нужно мне вашего душа и чистой одежды. Я хочу одного: чтобы вы меня выслушали. Повторяю, я только что был свидетелем убийства журналистки Аданны Танзи, которую застрелили в тюрьме Кирикири. А она писала большой репортаж, связанный с проблемой вооруженных выступлений в районе нефтяных полей.

Дверь офиса распахнулась, и посол, мгновенно забыв обо мне, устремил взгляд в направлении входа. Образно говоря, стоило мне только повысить голос, как посол потерял дар речи. По крайней мере в ответ на мое прочувствованное эмоциональное выступление он не произнес ни единого слова. Впрочем, когда в офис вошли морские пехотинцы, дар речи мигом вернулся к нему.

— Мы уже все обсудили, — сказал Овелин военным. — Отведите детектива Кросса на первый этаж и проследите за тем, чтобы он привел себя в порядок и подготовился к вылету в Соединенные Штаты.

Глава сто девятнадцатая

Хотя морские пехотинцы вели себя по отношению ко мне корректно и с уважением, их миссия заключалась в эскортировании меня в подвальное помещение, где находились душевые для прислуги и сотрудников консульства низшего ранга.

В этом довольно просторном помещении с выцветшим ковром на полу я обнаружил шкафчики для одежды, крошечное подобие сауны, ванну-джакузи и тесные закутки душевых, отгороженные друг от друга стенами, покрытыми кафельной плиткой. Как мне и обещали, я получил чистое полотенце.

Один из морпехов справился о размерах моих брюк, рубашки и обуви, после чего вышел из комнаты. Его напарник сказал, что на душ и переодевание мне отводится десять минут, так что пора бы уже и начинать. Оба морпеха были чернокожими: может, совпадение, а может, и нет.

Всего в помещении находились четыре душевых с крохотными раздевалками при входе. Я нырнул в самую дальнюю душевую, размышляя, как быть дальше, тогда как часы отсчитывали последние минуты моего пребывания на этой земле.

Итак, что мне делать?

В подвальном помещении для омовения окон не имелось, а выход был только один. Продолжая размышлять над своими проблемами, я включил воду, чтобы со стороны казалось, будто клиент занят делом.

А потом встал под душ. И хотя вода была теплая, почувствовал, что содрогаюсь всем телом. Просто вспомнил Аданну и все, что было с ней связано. Но потом сказал себе, что если буду вспоминать о ней, то не смогу думать ни о чем другом.

Прошла минута. Вдруг я услышал чьи-то шаги. Кто-то решил принять душ и спустился в подвал. Этот кто-то быстро отдернул и задернул занавеску моей кабинки, после чего я услышал, как зашумела вода в другой душевой.

Человек, принимавший душ, затянул балладу Джеймса Бланта, которую часто передают по радио. Я хорошо помнил ее, особенно припев, где певец несколько раз повторяет: «Красавица, красавица, красавица…»

Я стащил с себя остатки рубашки и снова сунул голову под струи воды. Потом высунул голову наружу сквозь щель в занавеске и крикнул охраннику:

— Не могли бы вы принести мне еще одно полотенце?

Я заметил, что при входе в душевые находилась специальная вешалка, где висели чистые полотенца.

— Зачем вам второе? — Морпех заглянул в мою кабинку.

— Шутите? Я не мылся несколько дней. Неужели не помните, как я выглядел и какой от меня исходил запах?

Он недоверчиво покачал головой, но все-таки отправился выполнять мое поручение.

— Спасибо! — крикнул я из-за занавески.

Когда морпех удалился, я вышел из кабинки и отправился навестить соседа. Отодвигая штору, я придерживал кольца, чтобы не зазвенели.

Не знаю, кто принимал душ рядом со мной, знаю только, что его одежда висела на крючках в крохотной раздевалке.

Я быстро обшарил карманы его брюк и нашел самое необходимое для меня: сотовый телефон.

Вскоре я с добычей уже находился в своей кабинке. А еще через секунду вернувшийся солдат набросил новое полотенце на металлический прут, по которому двигалась шторка.

— Думаю, вам пора заканчивать.

— Еще две минуты…

Я включил душ на полную мощь, чтобы добиться максимального шумового эффекта, и набрал номер Флаэрти.

Он сам снял трубку — и очень быстро. Как будто ждал моего звонка.

Глава сто двадцатая

— Флаэрти, — сказал я. — Это Алекс Кросс.

— Кросс? Где вы?

— В американском консульстве. Здесь, в Африке. Но меня хотят отправить домой и сейчас оформляют соответствующие документы. Пожалуйста, поговорите с кем-нибудь из начальства и остановите мою высылку. Я уже почти подобрался к этому ублюдку Тигру.

Флаэрти ответил сразу:

— Ничего нельзя сделать. Я больше не могу прикрывать вас.

— Я не требую, чтобы вы прикрывали меня. Этот тип убил Аданну Танзи у меня на глазах, и я должен ему отомстить. Для этого нужно, чтобы вы сделали пару звонков. Тогда я смогу довести это дело до конца.

— Ни черта у вас не выйдет, — ответил Флаэрти. — Все, что можно, вы здесь уже сделали. Игра окончена. Отправляйтесь в Штаты и сидите дома. Забудьте об Аби Сованде. Или как там его сейчас называют…

Шум воды в соседней душевой прекратился. Мывшийся там человек стал насвистывать какой-то мотивчик. Я хлопнул себя ладонью по лбу, поскольку внезапно ко мне пришло четкое осознание произошедшего.

Флаэрти и не думал прикрывать меня. Я с самого начала неправильно воспринимал его действия.

— Я служил вам прикрытием, не так ли? — сказал я.

Свист в соседней душевой на секунду прекратился. Потом донесся снова.

— Вот почему вы хотели, чтобы люди принимали меня за агента ЦРУ. Ведь я ни от кого не прятался, действовал открыто и отвлекал от вас внимание. Вы же оперировали под покровом тайны. Я был очень полезен вам.

— Послушайте! — По его голосу я понял, что попал в точку. — Мне надо бежать. Между прочим, пару раз мы спасли-таки вашу задницу. Цените это. Между прочим, там, где я сейчас нахожусь, идет самая настоящая война. Так что уезжайте отсюда к чертовой матери — и позвоните мне из Штатов.

— Флаэрти!

Он отключил телефон в тот самый момент, когда в мою кабинку заглянул морпех, принесший мне полотенце. Надо сказать, выглядел он как оплеванный. Оттолкнув меня к стене, он схватил меня за запястье. Я не сопротивлялся, тем более ушибленное плечо жгло как огнем. Когда же морпех потянулся за телефоном, я просто разжал пальцы и позволил ему взять аппарат.

Игра окончена, и от этого факта не отмахнешься.

Я лечу домой.

Независимо от того, хочу я этого или нет.

Честно говоря, меня одолевали смешанные чувства.

Глава сто двадцать первая

Я покинул консульство в той же манере, что и тюрьму Кирикири, — в качестве пленника. На этот раз, правда, я был пленником американского правительства и время от времени размышлял о том, не попытаться ли мне удрать. И еще о том, хочу ли я этого.

Один из морпехов вел машину, а другой расположился рядом со мной на заднем сиденье. Более того, приковал меня к себе наручником. Вероятно, представители консульства решили, что так им будет спокойнее. Или вспомнили фильм «Некоторые любят погорячее».

Когда мы подъехали к воротам, выяснилось, что они закрыты, а очередь из желающих попасть на территорию консульства рассосалась.

Зато очень увеличилось число демонстрантов. Они теснились вдоль металлической ограды, держась за кованые прутья, как за прутья тюремной решетки, и выкрикивали ругательства в адрес американцев и всего американского. Впрочем, точно так же они крыли последними словами и свою несчастную судьбу.

Когда мы выехали за ворота, толпа сомкнулась вокруг нашего автомобиля.

Мы видели, как к окнам прижимались потные тела, как широкие ладони с размаху хлопали по ветровому стеклу, и слышали грохот от ударов кулаками по крыше. Когда в поле моего зрения оказывалось лицо какого-нибудь демонстранта, я замечал на нем выражение ярости и страха, а также застарелую усталость от тяжелой и несправедливой жизни.

— Чего хотят эти люди? — спросил молодой морпех, сидевший на заднем сиденье рядом со мной. Висевшая у него на груди пластиковая табличка сообщила мне, что его фамилия Оуэнс. — Говорят, они забрали в заложники десятки американцев и англичан и скоро всех их убьют.

— Чего хотят эти люди?.. — повторил морпех, управлявший машиной. — Ясное дело, чего. Чтобы все мы побыстрей отсюда убрались.

Я думал примерно то же, правда, применительно к собственной персоне, поскольку никто не хотел, чтобы я здесь остался. Даже американцы. Кроме того, ни местные, ни американцы не желали знать правду.

Глава сто двадцать вторая

Хотя подобное, наверное, и невозможно, но мне показалось, что дорога в направлении аэропорта еще больше забита транспортом и людьми, чем в тот раз, когда я ехал по ней вместе с Аданной. Что интересно, морпех остановил машину на парковке той самой авиабазы, с которой мы с журналисткой несколько дней назад вылетели транспортным рейсом в Судан. Как выяснилось, от парковки до терминала базы ходил автобус, куда морпехи и затолкали меня.

В автобусе кишмя кишели американцы обоего пола и всех возрастов, предположительно отправлявшиеся на родину или в какую-нибудь другую страну подальше от Нигерии. Все безостановочно обсуждали захват заложников в районе Дельты и их дальнейшую судьбу. Оптимизма в этих разговорах было мало, поскольку террористы до сих пор не освободили ни одного заложника, и многие считали, что их ждет трагический конец.

В терминале царили страшный шум и гвалт, все было охвачено хаосом и паникой как при бомбежке. Мои конвоиры, предъявив соответствующие документы, отправились со мной в офис службы безопасности, чтобы договориться о беспрепятственном проходе в зал ожидания, а оттуда — на взлетное поле. Наручники с меня так и не сняли, и мне, судя по всему, предстояло быть прикованным к Оуэнсу, пока я не окажусь в самолете, направляющемся в Штаты.

Зал ожидания, как я и предполагал, был переполнен. Но в отличие от остальной части терминала здесь стояла тишина, поскольку внимание вылетающих было сосредоточено на экране единственного телевизора, настроенного на африканский канал.

Трансляцию вела симпатичная женщина-телерепортер, говорившая с акцентом йоруба — точь-в-точь как Аданна. Странное дело, но именно эта деталь оказалась последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. По щекам у меня потекли слезы, а тело стало содрогаться от дрожи, как если бы у меня начался приступ тропической лихорадки.

— Вы в порядке? — спросил Оуэнс, соединенный со мной наручником. По-моему, он неплохо ко мне относился, да и вообще был неплохим парнем, из тех, что стараются как можно лучше исполнить порученное им дело.

— Все нормально, солдат, — пробормотал я. — Не беспокойтесь.

Кстати сказать, я оказался отнюдь не единственным человеком, проливавшим слезы в этом зале. И для этого была серьезная причина. Предполагалось, что нигерийские войска, высадившиеся на острове Бонни-Айленд, «спасут» заложников. Но у них ничего не получилось, и мятежники расстреляли всех захваченных ими людей, которых насчитывалось около трех дюжин. Это не говоря уже о том, что по всей Дельте разгорелись ожесточенные бои и отмечались вооруженные выступления по меньшей мере в двух штатах на юге.

Африканский канал показывал шокирующие кадры, запечатлевшие убитых заложников. По новым американским телестандартам они считались бы просто чудовищными. Залитые кровью тела заложников занимали все пространство большого холла, а там, где не хватало места, трупы лежали грудами друг на друге. И у всех мертвецов головы были закрыты черными капюшонами.

Сидевшая рядом со мной женщина пронзительно вскрикнула. Как выяснилось, ее семейство все еще находилось в районе Дельты и она ничего не знала о судьбе родных. Все остальные в молчаливом оцепенении гипнотизировали глазами экран.

— Губернаторы провинций Риверз, Дельта и Бейлза выступили с официальными обращениями к населению, — говорила репортерша. — Местным жителям предлагается сохранять спокойствие и, за исключением чрезвычайных случаев, не покидать свои дома и квартиры. Кроме того, с сегодняшнего дня вступает в силу комендантский час. Нарушители будут подвергнуты немедленному аресту. Не выполнившие распоряжения военных властей рискуют потерять не только свободу, но и жизнь, поскольку солдатам отдан приказ стрелять на поражение.

Прикованный ко мне Оуэнс сказал:

— Началась посадка в ваш самолет. Пойдемте, детектив Кросс. Вы не представляете, с какой радостью я улетел бы сейчас с вами. Я ведь из округа Колумбия, как и вы, давно не был дома и чертовски скучаю по своим.

Я взял номер телефона родственников Оуэнса в Вашингтоне и пообещал позвонить его матери.

Через несколько минут всех, кто находился в зале ожидания, повели на посадку. Когда мы вышли на поле, я услышал голос человека, звавшего меня по имени, и повернул голову в сторону терминала.

От того, что я увидел, у меня замерло сердце, а все мои планы изменились.

Из толпы, собравшейся около терминала, на меня смотрел отец Бомбата. Поняв, что я вижу его, он вскинул над головой свою крохотную, будто детскую ручонку и помахал мне.

Похожий на высоченную башню, рядом со священником — если Бомбата действительно был священником — стоял Тигр. Или Аби Сованде. Заметив меня, этот монстр поднял руку и провел большим пальцем по горлу.

Интересно, что он тем самым хотел показать? Что еще ничего не кончено?

Ну что ж. Я и сам так думал.

Действительно, ничего еще не кончено. Ведь я буду продолжать расследование, чего бы мне это ни стоило.

И очень может быть, Тигр знал об этом.

Часть четвертая Дом, милый дом

Глава сто двадцать третья

Господи, как же я обманывался! До полета на африканский континент я видел столько убийств и кровопролития, расследовал столько тяжких преступлений, что этого, убежден, хватило бы как минимум на две жизни. При всем том я оказался совершенно не готов к тому, что увидел в Нигерии и Судане, где за несколько недель стал свидетелем пыток и проявлений геноцида, массовых страданий женщин и детей и, наконец, бессмысленных убийств Аданны Танзи и ее семьи.

Сейчас я хотел одного: забыться сном и проспать несколько часов полета до Лондона, где мне предстояло пересесть на самолет, отправлявшийся прямым рейсом в Вашингтон.

Но я не мог избавиться от кошмаров, являвшихся мне во сне: вновь и вновь перед моим мысленным взором представали ужасные образы того, как Тигр убивал Аданну и насиловал ее мертвое тело.

В глубине души я знал, что проиграл. По крайней мере африканский акт этой драмы. Ибо что я сделал, чтобы воздать Тигру за совершенные им многочисленные убийства и преступления? Очень мало. Лишь безуспешно и довольно бестолково гонялся за ним по бескрайним африканским просторам, постоянно отставая от него на шаг, а то и на два. Это не говоря уже о том, что другие смерти, свидетелем которых я стал, так и остались неотомщенными и скоро будут забыты. А как быть с тайнами Аданны, о которых она поведала мне перед смертью? Пока мне не удалось обнародовать их или каким-либо иным способом дать им ход и довести до сведения местной или международной общественности.

Я вздрогнул и пробудился в тот момент, когда самолет перед посадкой накренился и стал делать вираж над лондонским Гатвиком. После тяжелого беспокойного сна у меня отчаянно болела голова, во рту было гадко, а в желудке ощутимо повысилась кислотность; короче говоря, я чувствовал себя не в своей тарелке.

Ко всему прочему, у меня появилась параноидальная идея, что обслуживающий персонал авиакомпании «Верджин Нигерия» старался всеми силами избегать общения со мной во время перелета. Однако я не был убежден, что это действительно так.

Из-за неважного самочувствия мне срочно понадобились вода и шипучий аспирин. Поэтому я махнул рукой стюардессам, собиравшим в салоне перед посадкой пустые чашки и жестянки из-под содовой воды, сопроводив этот жест словами:

— Подойдите ко мне, пожалуйста.

Я не сомневался, что молодые леди заметили поданный мной сигнал и услышали мои слова, тем не менее не обратили на меня внимания, подтвердив тем самым мои подозрения.

Тогда я сделал то, чего никогда не делал в самолете во время перелета. То есть нажал кнопку вызова стюардессы на подлокотнике кресла. Я давил на эту кнопку несколько раз, и стюардесса, находившаяся ко мне ближе других, бросила на меня осуждающий взгляд. При всем том она не подошла ко мне и не спросила, что мне нужно.

Тогда я поднялся с места и подошел к ней.

— Уж и не знаю, чем обидел вас, — сказал я. — Но…

Она сразу же перебила меня:

— Коли не знаете, я скажу вам. Вы самый мерзкий американец из тех, что находятся на борту. Почти все американцы мерзкие, но вы хуже прочих. Потому что вы — предатель и всякий, кто вступает с вами в контакт, плохо кончает. Теперь вы требуете, чтобы я помогла вам. Но я не стану этого делать. Даже стакана воды вам не принесу. К счастью, полет заканчивается, и зажегся сигнал «Пристегните ремни». Так что возвращайтесь на свое место.

Я взял ее за руку и некоторое время держал — нежно, но крепко. При этом вертел головой во все стороны и осматривался, надеясь увидеть человека, который, возможно, наблюдает сейчас за нами и, очень может быть, дал стюардессам определенные инструкции перед полетом.

Но в нашу сторону, казалось, никто не смотрел. Кроме того, я не заметил в салоне ни одного знакомого лица.

— Кто рассказал вам обо мне? — спросил я. — Какой-то человек, находящийся на борту самолета? Если это так, покажите мне его.

Она высвободила руку и покачала головой.

— Сами догадайтесь. Вы ведь детектив, не так ли? — Неприязнь в ее взгляде и голосе преследовала меня все время, пока я добирался до дома.

Глава сто двадцать четвертая

Последующие двенадцать часов воздушного путешествия тянулись бесконечно и показались мне неимоверно длинными, но тем не менее самолет, на котором я летел, приземлился наконец в Вашингтоне. Я не смог дозвониться до Наны и сообщить ей о своем возвращении, поэтому, поймав первое попавшееся такси у аэропорта Рейгана, поехал на Пятую улицу.

Время едва перевалило за десять вечера, и автомобили двигались по шоссе на самой малой скорости. Но я все же радовался тому, что вернулся в округ Колумбия. Что и говорить, приятно вернуться домой после дальнего трудного путешествия, а поездка в Африку относилась, безусловно, именно к этой категории. Я не мог дождаться минуты, когда окажусь наконец в собственном доме и лягу в свою постель.

Устроившись на заднем сиденье такси, я опустил голову и погрузился в размышления на грани полусна-полуяви, поскольку на мне уже сказывались утомительный перелет и смена часовых поясов.

Никто, даже видавший виды детектив из отдела тяжких преступлений, не сможет представить себе, что такое истинные страдания и массовые убийства, пока не побывает в Нигерии, Судане или Сьерра-Леоне. Но понять, почему там происходит подобное и как с этим бороться, не так-то просто. Верх глупости утверждать, что массовое насилие — следствие того факта, что в большинство граждан этих стран внезапно вселился дьявол и все они словно по мановению волшебной палочки стали разбойниками, насильниками и убийцами. Но обвинить в массовых злодеяниях и кровавых преступлениях верхушку тамошнего общества вполне позволительно, по крайней мере определенную ее часть.

Кроме того, там расхаживают на свободе садисты и психопаты всех мастей, подобные Тигру и другим наемным убийцам. Они сколотили вооруженные банды, состоящие из обезумевших от вседозволенности и запаха пролитой крови подростков. Аргументы же относительно того, что их сделали безжалостными убийцами тяжелые условия жизни, не выдерживают, на мой взгляд, никакой критики.

Ирония заключалась в том, что я, преследуя последние двенадцать лет своей жизни насильников и убийц в Соединенных Штатах, считал сейчас эту деятельность чем-то вроде детской игры, которая не шла ни в какое сравнение с увиденным мной за последнюю пару недель.

Меня вывело из состояния глубокой задумчивости то, что автомобиль вдруг вильнул в сторону, подкатил к бровке тротуара и остановился.

Фактически я уже находился дома. Но неужели неприятности преследуют меня и на родной земле? Ну, что случилось на этот раз? Прокол колеса?

Водитель повернулся ко мне и, нервно облизнув губы, сказал:

— Двигатель что-то забарахлил. Прошу извинить. — Потом вытащил из кармана пистолет, навел на меня и гаркнул: — Предатель! Смерть предателю!

Глава сто двадцать пятая

В дверь дома детектива Кросса на Пятой улице кто-то упорно звонил, снова и снова нажимая на кнопку.

В этот момент Нана находилась в спальне Али и укладывала малыша спать так, как ему нравилось. Для этого нужно было прилечь рядом с ним на постель и читать сказку, пока он не отойдет ко сну под произносимые шепотом слова сто раз слышанной им любимой истории.

На этот раз Нана взяла с полки книжку рассказов о приключениях мышонка Ральфа — надо признать, не самый удачный выбор для чтения на ночь, поскольку Али то и дело взвизгивал от смеха и заставлял старушку перечитывать полюбившиеся ему места, приговаривая:

— Еще раз эту строчку, Нана. Ну пожалуйста!

Читая сказку, Нана слышала звонки и терпеливо ждала, когда Дженни выйдет в коридор и откроет дверь. Но звонок все бренчал, Дженни же не спешила выяснять, кто пришел. Она находилась на кухне, где занималась приготовлением пирога. Между тем звонки становились все протяженнее, все злее. «Ну куда запропастилась эта девчонка? Почему не открывает?»

— Интересно, кто бы это мог быть? — пробормотала Нана себе под нос, выбираясь из постельки Али и принимая вертикальное положение. — Подожди минутку, Али, я сейчас приду… — «Ах, Джейнел-Джейнел! Зря ты взялась испытывать мое терпение. Это тебе боком выйдет».

Но, выйдя в холл, Нана увидела, что Джейнел стоит у двери, которая, кстати, была распахнута настежь.

Странный парень в красной фирменной фуфайке баскетбольной команды «Хьюстон рокетс» продолжал давить на кнопку звонка.

— У вас что — проблемы с головой? — воскликнула Нана, быстрым шагом пересекая холл. — Немедленно прекратите этот звон! Что вам здесь нужно в столь поздний час? И потом: разве мы знакомы, молодой человек?

Парень в красной фуфайке наконец снял палец с кнопки звонка, после чего вынул из-за спины и продемонстрировал женщинам обрез охотничьего ружья со спиленными стволами.

Нана, однако, отважно шла вперед и остановилась только тогда, когда приблизилась к Джейнел и заключила ее в объятия.

— Мне понадобится не более пары секунд, чтобы убить эту глупую девицу, — сказал он, — и тебя, старая кошелка. И рука у меня не дрогнет — несмотря на то что вы живете в доме детектива.

Глава сто двадцать шестая

Произошедшие с водителем такси метаморфозы заняли не более секунды и явились для меня полной неожиданностью, не говоря уже о том, что я был совершенно не готов к подобному развитию событий. Тем не менее один шанс у меня все-таки оставался, и я немедленно воспользовался им.

У меня промелькнуло в мозгу, что водитель не похож на опытного убийцу. Он колебался, вместо того чтобы нажать на спуск и пристрелить меня на месте.

Поэтому я бросился вперед и перехватил его руку с пистолетом, после чего таранил его запястьем металлическую крышку бардачка, вложив в этот толчок все свои силы.

Водитель вскрикнул от боли и выпустил пистолет; я подхватил оружие и направил ствол в его сторону.

Тут он, низко наклонившись, метнулся к передней дверце, распахнул ее и выскочил наружу.

Когда я выбрался из машины через заднюю дверцу, он уже мчался вниз по скользкому от вечерней росы, поросшему травой откосу и мгновением позже затерялся среди деревьев, посаженных на обочине.

Я мог бы сразить его пулей, но оставил пистолет в автомобиле. Впрочем, сейчас меня больше волновало другое: он назвал меня «предателем» — точно так же, как стюардесса в самолете.

Интересно, этот парень и вправду так думал или говорил и действовал по разработанному кем-то сценарию?

Я попытался восстановить в памяти его внешность. Лет двадцать пять — двадцать семь, резкие черты лица, небольшая бородка… Кто он? Отставной солдат? Бандит? Откуда родом? По-английски он говорил с акцентом, в котором, как мне показалось, проскальзывали едва заметные элементы какого-то нигерийского диалекта. Кто приказал ему убить меня — Тигр? Или кто-то другой?

Спекулировать на темы пресловутой теории заговора в данный момент мне представлялось совершенно бессмысленным. Я подумаю об этом позже — и в другом месте.

Ключи все еще торчали в замке зажигания, и я, не затрудняя себя ненужными размышлениями относительно правомерности использования чужой собственности в личных целях, сел в таксомотор и поехал домой, решив позвонить в полицейское управление, когда окажусь в родных стенах.

Пока ехал, задавался вопросом: что сказать дежурному? Вернее, какие детали этой невероятной истории, от которой за милю тянуло паранойей, могу позволить себе поведать коллегам?

И что мне позволительно сообщить из всего этого Нане? Определенно ей не понравится эта история, особенно если я подкачу к дому в кебе, конфискованном у водителя, намеревавшегося меня убить.

Глава сто двадцать седьмая

Мне понадобилось не так уж много времени, чтобы доехать до дома на Пятой улице.

Припарковав таксомотор в ближайшем переулке, я вышел из машины и, сам того от себя не ожидая, вдруг припустил к дому бегом. В свете последних событий я начал по-настоящему волноваться за детей и Нану.

Все ли хорошо у меня в семье, не случилось ли чего-нибудь дурного? Возможно, это просто глупые панические мысли — а может, и нет. Ведь Тигр любит охотиться за семьями, не так ли? Кроме того, меня только что пытались убить. Нет, как ни крути, но мое волнение имело основания.

Когда я ступил на лужайку перед домом, мимо меня проскользнула наша кошка Рози.

Кто ее выпустил? Или правильнее сказать, что выгнало ее наружу? Рози считалась домоседкой, и выманить ее на улицу стоило огромного труда. В повадке животного я заметил странную нервозность. С чего бы это? Что произошло? Что такого ужасного или непривычного она увидела?

— Нана! — крикнул я, взлетая по ступеням крыльца. — Нана!

Я механически повернул дверную ручку и вдруг, к величайшему своему удивлению, обнаружил, что дверь не заперта.

Это мне тоже не понравилось. Нана никогда не оставила бы двери открытыми. У нас на юго-востоке это не принято.

— Нана… Дети! — взывал я к своим домашним, пересекая помещения первого этажа. Взывал, надо сказать, не слишком громко, чтобы не напугать их из-за того, что был свыше меры напуган сам.

Однако где же они?

На кухне пришлось на пару минут задержаться, чтобы обозреть царивший там страшный беспорядок. Ничего подобного я не помнил. Все выглядело так, будто кто-то решил испечь пирог, приготовил начинку, начал раскатывать скалкой тесто и вдруг все бросил посередине дела.

Но это еще не все. Определенно на кухне произошло какое-то событие, никак не связанное с процессом приготовления пищи. Стулья были перевернуты и валялись на полу, а под подошвами моих ботинок хрустели осколки разбитых тарелок и чашек. Среди битой посуды я заметил черепки любимой Наной керамической миски, припорошенные, словно снегом, сахарной пудрой, смешанной с ванилью. Если бы ничего не случилось, я, приехав домой, наслаждался бы в обществе близких вкуснейшим сладким пирогом, запивая его чаем.

Но что здесь случилось? Что?!

Я вытащил из кармана пистолет, который отобрал у водителя такси, взвел курок и с замирающим сердцем стал подниматься по лестнице на второй этаж, стараясь не наступить на Рози. Кошка вернулась в дом вслед за мной и теперь льнула к моим ногам.

Так что мы поднимались по лестнице вместе.

Тихо.

Но быстро.

Глава сто двадцать восьмая

Одну за другой я обошел все спальни на втором этаже, потом поднялся в свой маленький кабинет на чердаке. Никого. Тогда я снова вернулся на первый этаж, а оттуда спустился в подвал.

Нигде ни единой живой души.

В конце концов я позвонил в полицейское управление и сообщил о возможном похищении своей семьи.

Уже через несколько минут к дому подкатили три большие патрульные машины. Вращающиеся мигалки у них на крыше бросали зловещие всполохи голубоватого света на окружающие строения, отражаясь в стеклах окон. Я вышел на порог, когда приехал Сэмпсон, и рассказал ему о том, о чем сам мало что знал. Сэмпсон, слушая меня, стоял рядом на крыльце; я же во время разговора прижимал к груди кошку и все время машинально поглаживал ее, как если бы считал на подсознательном уровне, что это единственное оставшееся у меня близкое существо. Кроме того, я не мог отделаться от впечатления, что у меня разом атрофировались все чувства и органы тела, а сам я пребываю в каком-то ином измерении, далеком от реальности.

— Это все Тигр, его дела. Я по крайней мере ничуть в этом не сомневаюсь. Наверняка связано с моей поездкой в Африку, — сказал я Джону. — Меня на обратном пути из аэропорта едва не пристрелили. — Я ткнул пальцем в припаркованный в переулке таксомотор. — Водитель выхватил пистолет и хотел продырявить мне голову.

— Они живы, Алекс. — Сэмпсон ободряюще обнял меня за плечи. — Иначе и быть не может.

— Я тоже надеюсь на это. Иначе их убили бы прямо здесь, в доме, — как в случае с Элли и ее семейством.

— Должно быть, эти бандиты считают, что ты знаешь нечто важное. Это так, Алекс?

— Не так уж много я знаю, — ответил я Сэмпсону, но это была белая ложь, как говорится, ложь во благо.

Вдруг я услышал женский голос:

— Алекс!.. Алекс!

Бри! Она бежала по проезжей части от того места, где оставила свою машину, поскольку полиция уже оцепила всю Пятую улицу и движение транспорта здесь прекратилось. Произошедшее уже обрастало подробностями, характерными для тяжких преступлений, которые я ненавидел всей душой и на расследование которых так не любил выезжать. Однако на этот раз местом преступления стал мой собственный дом, а его потенциальными жертвами — члены моей семьи.

— Что случилось, Алекс? Мне только что звонили, сказали, что у тебя неприятности…

— Кто-то схватил и увез из дома Нану, Али и Дженни, — проинформировал ее Сэмпсон. — По крайней мере все обстоятельства дела указывают именно на это.

Бри нежно обняла меня:

— Бедняжка! Как тебе сейчас тяжело… — Она ничего не обещала, просто старалась утешить и успокоить меня, как могла. Объятия, тихие ласковые слова сочувствия… Потом, правда, в ней снова проснулся детектив. — Похититель не оставил записки? — осведомилась она. — Хоть какой-нибудь?

— Я ничего не нашел. Но думаю, надо поискать еще раз — и как следует. Меня все это настолько шокировало, что я плохо соображал, а перед глазами стояла пелена.

— Полагаешь, тебе следует вернуться в дом? — спросила Бри, взяв меня под руку.

— Это мой долг. И вы тоже заходите. Оба, — ответил я, посмотрев на Бри и Сэмпсона.

И мы втроем вошли в мое поруганное жилище.

Глава сто двадцать девятая

Пока Бри и Сэмпсон обыскивали помещение, я позвонил в школу Дэймиена, поговорил с его преподавателем-наставником, после чего попросил подозвать к телефону сына, велел ему собрать самые необходимые вещи и быть готовым к скорому отъезду. Сэмпсон уже предпринял все необходимые меры для того, чтобы парня вывезли под защитой полиции с территории учебного заведения в самое ближайшее время.

— Насколько я понимаю, мне нужно срочно возвращаться домой. Но почему? — поинтересовался Дэймиен, всегда стремившийся докопаться до самой сути.

— Нет, к нам ты не поедешь. Тебя отвезут в другое место. Дома сейчас небезопасно. Для всех нас.

Поговорив с сыном, я присоединился к Бри и Сэмпсону. Мы продолжили поиски в полном составе и трудились в поте лица несколько часов, но так ничего и не нашли. Похитители не оставили никакой записки, даже жалкого клочка бумаги с парой слов. Если разобраться, единственными следами проникновения злоумышленников в дом были беспорядок на кухне и сдвинутая с места ковровая дорожка в холле.

Я проверил свой компьютер, но и там ничего не обнаружил. Крепла уверенность, что записки с угрозами или предупреждениями мне никто не оставил, как и объяснений случившегося.

Но быть может, именно это и есть своего рода послание?

Я решил позвонить в Лагос. Там в это время около восьми утра.

Мне удалось дозвониться до офиса Флаэрти, но сам он на этот раз трубку не взял.

— Мистера Флаэрти сейчас нет на месте, — сказала секретарша нервным, как мне показалось, голосом.

— Вы знаете, куда он уехал или хотя бы когда вернется? — спросил я женщину. — Мне очень важно связаться с ним.

— Извините, но я ничего не знаю о его нынешнем местонахождении и возможном времени возвращения, сэр. Здесь много чего происходит, и ситуация, боюсь, близка к критической.

— Понимаю вас. Могу я оставить для него сообщение?

— Разумеется.

— Скажите вашему боссу, что из Вашингтона звонил Алекс Кросс — меня так зовут — и что бандиты похитили мою семью. На мой взгляд, это дело рук Тигра и его парней, и мне в этой связи нужно срочно поговорить с мистером Флаэрти. Пожалуйста, передайте ему это сообщение при любых условиях. Речь идет о жизни и смерти.

— Все понятно, сэр, — сказала секретарша. — У нас всегда так.

Глава сто тридцатая

Сэмпсон, Бри и я провели в доме все вместе еще около часа. Мы вновь обыскали каждую комнату, стараясь найти хоть что-то способное пролить свет на это происшествие.

Довольно скоро, впрочем, я заметил, что Бри и Сэмпсон больше наблюдают за мной, чем ищут улики. И неудивительно: я и впрямь выглядел не лучшим образом.

Мне пришлось сказать Джону, чтобы ехал домой и немного поспал.

За то время, что мы были здесь, никто не звонил и не пытался каким-либо иным способом связаться со мной или доставить сообщение.

— На улице рядом с домом стоят две патрульные машины, — сказал Джон. — Они будут дежурить здесь до утра. И не смей спорить со мной по этому поводу!

— Знаю. Их видно из окна.

— Это сделано намеренно. Их должно быть видно.

— Только скажи своим ребятам, чтобы не вздумали шуметь, — сказала Бри. — Их задача — вести наблюдение, не привлекая к себе внимания. Передай, что позже я сама спущусь к ним и проверю, чем они занимаются.

Перед отъездом Сэмпсон по-дружески обнял Бри и меня. На этот раз он никаких шуточек на наш счет не отпускал и вопросов не задавал. Сказал только:

— Если что — звоните. — И направился к кухонной двери. Потом остановился и вернулся. — Я поговорю с ребятами на улице. Возможно, они не будут возражать, если к ним присоединится экипаж еще одной патрульной машины.

Я не стал с ним спорить, поскольку находился не в лучшей форме и в данный момент решать такого рода тактические проблемы не мог.

— Спасибо тебе за все, Джон.

— Не беспокойся. За ночь здесь больше ничего не произойдет, — сказала ему Бри.

— Не сомневаюсь. Но все-таки надо держаться настороже. — Сэмпсон кивнул. — Ну, пока. Звоните, даже если случится что-то, на ваш взгляд, несущественное. Любая мелочь… — С этими словами он вышел из дома, и дверь за ним захлопнулась.

Я подошел к двери и запер ее на ключ. Если что-то действительно случится и кто-то попытается проникнуть в дом, замок даст нам несколько дополнительных секунд, которые явно будут нелишними.

— Ты уже пришел в себя? — спросила Бри.

Я кивнул:

— Более или менее… Ты останешься?

Она приблизилась ко мне и снова заключила меня в объятия.

— Останусь. Но нам лучше подняться на второй этаж. — Она взяла меня за руку: — Пойдем же, Алекс.

Я позволил Бри увести себя на второй этаж. Соврал ей, что мне стало лучше, поскольку по-прежнему не совсем адекватно воспринимал окружающее и находился как бы в иной реальности.

— Здесь тоже есть телефон, помнишь? — сказала мне Бри, когда мы вошли в спальню. Потом она обняла меня и начала расстегивать на мне брюки. Честно говоря, я считал, что ничего такого не надо, но, как скоро выяснилось, ошибался. На самом деле мне было необходимо отвлечься от случившегося, и с помощью Бри какое-то время это удавалось.

Пока не зазвонил телефон, стоявший на прикроватном столике.

Глава сто тридцать первая

Звонки начались в пятом часу утра, но стоило мне снять трубку, как мой абонент сразу клал свою на рычаг. А через секунду звонок раздавался снова.

Эти звонки стали для меня настоящей пыткой, но я продолжал отвечать на них, несмотря на то что звонивший всякий раз молча вешал трубку.

Да и как я мог не реагировать на них? Ведь звонки были единственным связующим звеном между мной, Наной и детьми. Тот, кто звонил, держал их в плену. По крайней мере я убеждал себя в этом, чтобы не думать о худшем.

Мы с Бри всячески поддерживали друг друга в эту ночь, худшую в моей жизни. Ну и разговаривали, конечно. Так, я рассказал ей кое-что из того, что видел в Африке. В частности, об Аданне и ее семье, об их ужасной насильственной смерти, не имевшей, с моей точки зрения, никакого смысла. Но кроме этого, я рассказал Бри о доброте и естественности простых африканцев, ввергнутых не по своей вине в ужасы гражданской войны и вызванного ею хаоса. Между тем все они мечтали жить спокойно и мирно, как и подавляющее большинство людей на нашей планете.

— А что конкретно, Алекс, ты узнал об этом ублюдке Тигре во время своей поездки?

— Что он наемник, насильник и террорист, лишенный всяких моральных принципов. Он работает на тех, кто ему больше платит в данный момент, пусть даже это люди из враждующих лагерей. А еще я узнал, что Тигр — один из самых кошмарных убийц, каких мне когда-либо случалось видеть. Ему нравится причинять своим жертвам страдания. И что самое ужасное, там довольно много типов, похожих на него. В сущности, Тигр — не только прозвище негодяя, которого мы ищем. В Африке так зовут всех наемных убийц крупного масштаба, имеющих под своим началом вооруженные банды.

— Думаешь, это он похитил детей и Нану? Ты уверен в этом — особенно в свете того, о чем только что рассказал?

— Да, — сказал я и показал на зазвонивший вновь телефон: — А вот и он сам.

Телефон продолжал звонить; я же расхаживал по дому, переходя из комнаты в комнату и думая о своей семье. Кошка Рози неотступно следовала за мной, куда бы я ни пошел.

Спустившись на кухню, я обнаружил на столе любимую поваренную книгу Наны: «Шедевры кулинарии южных штатов». Машинально листая ее, я обнаружил закладку на странице с рецептом приготовления шоколадного торта с орешками пекан.

Любимый Наной габардиновый плащ висел в кухне на спинке стула. Я вспомнил, сколько раз она говорила мне: «Мне другой плащ не нужен. Я носила его полжизни и все никак не могу износить. Так зачем мне еще один?»

Потом я прошел в спальню Али.

На полу в строгом порядке были разложены карточки с изображениями «покемонов». На кровати лежал его любимый плюшевый мишка, а на прикроватном столике — расписанная вручную футболка, подаренная на пятый день рождения. Там же, на прикроватном столике, помещалась раскрытая посередине книжка с веселыми историями о мышонке Ральфе.

Добравшись до комнаты Дженни, я тяжело опустился на постель и повел глазами по сторонам, задержав взгляд на особенно дорогой ей небольшой подборке книг. Затем перевел взгляд на ее туалетный столик, на коробочки, где хранились принадлежности для завивки и ухода за волосами, блеск для губ и лосьоны для кожи с фруктовым запахом. Потом увидел очки для чтения, прописанные ей лишь месяц назад. По тому, как они лежали на ночном столике, я понял, что она стеснялась носить их, даже оказываясь одна, и мне вдруг пришло в голову, какая нежная и тонкая у нее натура.

Я сидел на кровати, гладил Рози и слушал доносившиеся из спальни трели вновь зазвонившего телефона. На звонок ответила Бри.

— Что б тебя дьявол проглотил, — тихо сказала она.

И повесила трубку, подтвердив тем самым, что связь с невидимым абонентом, кем бы он ни был, прервалась и на этот раз.

Глава сто тридцать вторая

Я собирался вернуть семью любой ценой и убеждал себя, что добьюсь этого. Но так ли это? В самом деле, какова вероятность того, что я снова увижу своих близких? Я был не в состоянии отделаться от мысли, что чем больше времени проходит с момента похищения детей и Наны, тем меньше шансов выручить их остается у меня.

С шести тридцати до семи утра я сидел у себя на пороге, стараясь не сойти с ума и сохранить хоть какой-то контроль над своим сознанием и эмоциями. Я даже подумывал о том, чтобы отправиться на автомобильную прогулку. Надеялся, что это прочистит мне мозги, но потом отказался от этой мысли.

Вдруг, пока я буду находиться в отлучке, дома случится что-то важное? Нет, на такой риск я пойти не мог.

Как только стрелки перевалили за семь, звонки неожиданно прекратились, и мне удалось поспать около часа.

Потом я принял душ, оделся и, подозвав одного из патрульных, коротавших ночь в стоявших у дома машинах, сказал ему, чтобы он переключал на меня все домашние звонки, и дал ему номер своего сотового.

В девять утра мы с Бри прибыли на брифинг в здании полицейского управления Дейли-билдинг.

Признаться, я несколько удивился, обнаружив в конференц-зале в такую рань не менее дюжины офицеров. Среди них оказались и весьма заслуженные полицейские — даже, я бы сказал, лучшие в Вашингтоне. Насколько я понял, это было своего рода демонстрацией поддержки и сочувствия ко мне. Кроме того, шеф бюро детективов Дэвис, Бри и Сэмпсон пригласили всех офицеров, работавших с уличными информаторами, которые могли видеть или слышать что-либо касавшееся моей семьи.

Короче, были приняты все меры к обнаружению моих близких.

Если, конечно, такой шанс все еще оставался.

Глава сто тридцать третья

Между тем день разгорался и, как мне казалось, становился с каждым часом все более и более странным.

В одиннадцать у меня состоялась встреча в конференц-зале штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, где не было окон. Атмосфера здесь ничуть не походила на ту, что царила в Дейли-билдинг. В ЦРУ все, кроме меня, явились в костюмах с галстуками и держались чрезвычайно сдержанно, даже скованно, тщательно скрывая владевшее ими равнодушие или, возможно, недоброжелательство. Все эти люди рассматривали мое дело как своего рода досадную помеху в своей очень важной деятельности. Скоро я понял, что эта встреча нужна одному только мне, поскольку я — и никто другой — нуждался в их содействии.

Офицер-координатор из отдела секретных операций Мерилл Снайдер приветствовал меня крепким рукопожатием и не слишком воодушевляющими словами:

— Спасибо, что решили посетить нас, доктор Кросс.

— Может, начнем? — спросил я.

— Как только дождемся одного джентльмена, так сразу и начнем. Ну а пока отдохните немного. Можем предложить вам кофе и безалкогольные напитки.

— А где Эрик Дана? — поинтересовался я, вспомнив одного из местных боссов, с которым познакомился, посетив Лэнгли до отъезда в Нигерию.

— В отпуске. Кстати сказать, джентльмен, которого мы ждем, — его непосредственный начальник. Не хотите кофе? У меня такое впечатление, что чашечка этого бодрящего напитка вам бы сейчас не помешала.

— Я в порядке. А кофе с утра выпил столько, что, поверьте, смотреть на него без отвращения не могу.

— Понимаю вас… Неужели до сих пор не было ни одного звонка от похитителей? — спросил Снайдер. — Или каких-либо иных попыток связаться с вами?

Прежде чем я успел ответить ему, дверь в конференц-зал распахнулась и в помещение вошел высокий темноволосый человек лет сорока в сером костюме с серебристым, в красную полоску, галстуком. В его манерах и повадке чувствовался избыток самоуверенности, свойственной иным высоким начальникам. Впрочем, возможно, он таким и был.

За ним следовал… Йен Флаэрти.

Глава сто тридцать четвертая

Джентльмен, которого все ждали, сказал, что его зовут Стивен Миллард и что он работает в отделе секретных операций, однако свой ранг и должность не назвал. Тут я вспомнил, что Аль Танней упоминал о нем перед моим отъездом в Африку. Миллард занимал должность начальника оперативной группы и с самого начала был вовлечен в дело Тигра.

— Доктор Кросс, — только и промолвил Флаэрти, кивнув мне.

— Какая-нибудь информация о вашей семье поступила? — спросил у меня Миллард.

В разговор вмешался Снайдер:

— Похитители пока молчат и на контакт с ним не выходили.

— В доме дежурят копы из полицейского управления, — сказал я. — Если кто-нибудь позвонит, они переключат звонок на меня.

— Хорошо… Кажется, вы сделали все возможное при подобных обстоятельствах, — заметил Миллард.

Я никак не мог понять, что это за тип и чего добивается. Но был уверен, что он не мог не знать о моей встрече с Эриком Даной до моего отъезда в Африку. Но что он знает помимо этого — вот в чем вопрос?

— Я готов принять любую помощь, какую вы в состоянии мне оказать, — осторожно произнес я. — Поверьте, мне действительно необходимо ваше содействие. Иначе я не пришел бы к вам.

— Можете положиться на нас, — ответил Миллард. — Но сначала мы зададим несколько вопросов, которые, весьма вероятно, помогут прояснить ситуацию. Итак, детектив Кросс, прежде всего скажите нам, зачем вы отправились в Африку?

— Убили мою университетскую подругу и всю ее семью. По своим каналам я узнал, что убийца вернулся в Лагос, и решил продолжить расследование там. Иными словами, я летал в Африку по работе.

Миллард понимающе кивнул. Казалось, он принял мои слова на веру.

— Коли так, поведайте нам, что узнали в Африке. Позволю себе предположить, что вы не зря потратили там время. Вряд ли в противном случае профессиональный убийца вернулся бы в Штаты, чтобы организовать нападение на вас и вашу семью.

— А я надеялся, что вы сообщите мне кое-что важное. К примеру, что происходит в Нигерии и у нас, в Вашингтоне? Мне бы это тоже очень помогло…

Миллард несколько раз свел и развел ладони, после чего, проигнорировав мои слова, снова задал мне вопрос, продолжая гнуть свою линию:

— Скажите, вы видели в Нигерии нечто странное или из ряда вон выходящее? Должны же мы понять, почему преступник проникся к вам такой ненавистью, что решил лично разобраться с вами и вашими близкими. Вы отличный полицейский и даже в своем роде знаменитость, кроме того, оперируете на своей территории. Так какого же черта этому Тигру — или как его там зовут — рисковать своей шкурой и ехать сюда, чтобы заткнуть вам рот, если у него нет для этого крайней необходимости?

— Так вы, значит, не сомневаетесь, что нападение на меня и похищение моей семьи — дело его рук?

— Ничего не могу сказать с полной уверенностью, но мне помогает логика, которая говорит, что смысл кроется в подобном предположении. Так что же вам удалось узнать в Африке, доктор Кросс?

Я посмотрел на Флаэрти, потом снова перевел взгляд на Милларда.

— А ведь вы не собираетесь помогать мне в поисках семьи… Просто хотите выкачать из меня нужную вам информацию и выставить за дверь — так, да?

Миллард тяжело вздохнул, словно соглашаясь с моим упреком, потом сказал:

— Честно говоря, доктор Кросс, все мы, хотя признавать это очень печально, полагаем, что членов вашей семьи нет в живых как минимум восемь или девять часов.

Я вскочил с места так быстро и резко, что едва не опрокинул свой стул.

— Как вы можете так говорить? Откуда у вас такие сведения? Опять логические выкладки — или вы действительно что-то знаете, но не хотите делиться со мной информацией? Объясните в таком случае, зачем преступники звонили мне всю ночь, если мои близкие, по вашим словам, давно мертвы?

Миллард некоторое время смотрел на меня в упор, после чего тоже поднялся с места, правда, не столь резво.

— Вам неоднократно советовали не лезть в это дело, но вы не прислушались к этому. Так что нам остается лишь выразить свое глубочайшее сочувствие в связи с произошедшей в вашей семье драмой. Но помните: мы поможем вам, если для этого представится хотя бы малейшая возможность.

Потом, с минуту помолчав, добавил:

— Здесь, детектив, собрались хорошие, а не плохие парни, как вы, может быть, думаете. И никакого заговора в высших кругах не существует, хотя вы предполагаете именно это.

«Если это правда, тогда какого черта все вы в один голос только об этом и твердите?» — подумал я.

Глава сто тридцать пятая

Ну и ублюдки же эти цэрэушники! Хотя на этот раз они всячески демонстрировали мне сочувствие, я не сомневался: они что-то скрывают от меня.

Возможно, именно по этой причине я не передал им, что сказала мне Аданна после убийства ее семьи. По большому счету нынешняя встреча в Лэнгли, если не считать сочувственных слов, мало отличалась от прочих подобных встреч.

Что же касается Флаэрти, то он, когда все кончилось и люди начали расходиться, сообщил мне, что у него намечена «расписанная буквально по минутам обширная программа консультаций и встреч с различными ответственными лицами». Я ему не поверил. По-моему, в его объяснении не было ни единого слова правды и он просто хотел побыстрей от меня отделаться. Так по крайней мере мне казалось.

В тот вечер я вернулся в пустой дом, сообщив Бри, что, возможно, будет лучше для всех, если я проведу эту ночь в одиночестве. Мной владело такое отчаяние, что я был готов на любую авантюру, но не хотел никого вовлекать в нее.

Слова Милларда эхом отзывались у меня в ушах: «Все мы, хотя признавать это очень печально, полагаем, что членов вашей семьи нет в живых как минимум восемь или девять часов».

Я приготовил себе сандвич, но съесть не смог и лишь обмусолил его по краям. Потом включил телевизор и стал один за другим просматривать новостные блоки телекомпаний Си-эн-эн, Си-эн-би-си, ФОКС и других, но они почти ничего не передавали о кровавых столкновениях в районе Дельты.

Невероятно! Все каналы, как один, сообщали о самоубийстве в Лос-Анджелесе некой голливудской кинозвезды, подавая указанное событие как величайшую в мире трагедию. Казалось, они использовали одинаковые источники информации, а репортажи снимали одни и те же тележурналисты.

Скоро мне все это надоело, и я выключил телевизор, но установившаяся после этого в доме мертвая тишина также не особенно мне понравилась, поскольку на меня вновь нахлынули тяжелые мысли и ужас от возможной потери семьи.

Довольно долго я сидел за кухонным столом, обхватив голову руками и вспоминая светлые моменты прошлого и любимые образы. В частности, думал о том, какой чудесный мальчик Али, как моя дочь Дженни похожа на свою покойную мать, ну и, разумеется, о Нане, которая в буквальном смысле помогла мне выжить, когда я, десятилетний, оказался совсем один в округе Колумбия после смерти родителей.

Я не мог представить себе, как буду жить дальше, если с ними что-нибудь случится. А кто бы смог, окажись он на моем месте?

Снова зазвонил телефон. Я быстро устремился к нему и схватил трубку. Мне так хотелось верить, что это звонит Тигр. Возможно, он потребует, чтобы я отдал свою жизнь за жизни близких, и я был согласен на это.

Однако услышал в микрофоне голос совсем другого человека.

— Это Йен Флаэрти. Хотел узнать, в нормальном ли вы состоянии и думаете ли еще об этом деле. Вдруг вспомнили что-то такое, что окажется полезным для всех нас?

— Полезным? Для вас? — переспросил я ледяным голосом. — У меня похитили семью. Вы понимаете, что это такое и какие мысли меня сейчас одолевают?

— Надеюсь, что понимаю. Но мы по-прежнему хотим помочь вам, доктор Кросс. Поэтому скажите мне, что вы знаете.

— А если не скажу — что тогда произойдет, Флаэрти? Что еще эти люди в состоянии мне сделать?

— Полагаю, вопрос следует поставить иначе… Что эти люди в состоянии сделать вашей семье, если ваши близкие, несмотря на самые мрачные предположения, все еще живы?

Флаэрти оставил мне номер телефона, чтобы я в любое время дня и ночи связался с ним в случае необходимости, и повесил трубку.

По крайней мере этот тип тоже бодрствует сейчас, а не дрыхнет в своей постели. И мысль об этом доставила мне удовлетворение.

Глава сто тридцать шестая

Негромкий звонок сотового вывел меня из состояния чуткой дремоты, в которое я время от времени погружался, лежа на диване в гостиной. Все еще сонный, поскольку измученный организм настоятельно требовал отдыха, я протянул руку и взял аппарат со стола.

— Кросс.

— Выходи на улицу и иди к своей машине. Мы наблюдаем за твоим домом, Кросс. У тебя горит свет на втором этаже и на кухне. А сам ты дрыхнешь в гостиной.

Мужчина говорил по-английски с каким-то туземным акцентом. Сколько я слышал его вариантов за последние несколько недель — уму непостижимо, но все же вслушивался в речь звонившего. В каждый произнесенный им слог.

— Где моя семья? С ней все нормально? — спросил я. — Прошу ответить хотя бы на этот вопрос.

— Захвати с собой сотовый. Нас много, и мы контролируем каждый твой шаг, так что следуй всем нашим указаниям. И не вздумай звонить кому-нибудь, иначе твоей семье крышка. Все понятно? Тогда иди, Кросс, — топай, куда тебе сказано. И слушайся нас.

Я сидел на диване и смотрел в окно гостиной, надевая туфли.

Но сколько ни напрягал взгляд, ничего подозрительного за окном не обнаружил. С того места, где я сидел, не было видно ни машин, ни каких-либо огней.

— А почему, собственно, я должен вам повиноваться? — спросил я своего абонента.

Внезапно в микрофоне послышался еще один мужской голос:

— Потому что я так сказал!

Потом в телефоне раздался щелчок, и разговор прервался.

Этот грубый, сильный и низкий голос явно принадлежал человеку, который был значительно старше первого. И я мгновенно узнал его.

Последнюю фразу произнес Тигр. Он находился здесь, в Вашингтоне. И моя семья была у него в плену.

Глава сто тридцать седьмая

У меня возникло множество вопросов.

Эти ублюдки позвонили на сотовый, позаимствованный мной. Как они узнали его номер?

Собственно, ничего невозможного в этом нет — но как это удалось сделать банде нигерийских бандитов, только что прибывших в страну?

Признаться, я не сторонник теории заговоров, хотя многие думают обратное, но отрицать очевидные вещи трудно. Кому-то срочно понадобилось узнать, какой информацией я разжился в Африке. А потом навсегда заткнуть мне глотку.

Примерно через минуту после состоявшегося телефонного разговора я вышел на порог дома. Но хотя я специально выключил на крыльце свет, мне не удалось увидеть на улице ни одного человека, следящего за мной.

Вот дьявольщина! Куда они все делись? Или, быть может, уже уехали отсюда? Интересно, где они прячут Нану и детей? В каком-нибудь грузовике или фургоне, который следует за их машиной?

Я не хотел изображать из себя мишень дольше, чем необходимо. Поэтому торопливо сбежал по лестнице и забрался в свой «мерседес» — семейный автомобиль, купленный мной за размеры, прочность и способность обеспечить безопасность экипажу в случае столкновения.

Заведя мотор, я подал назад, чтобы выехать со двора, с удовольствием ощущая мощь и силу большой машины. У меня появилось странное чувство, что сегодня они мне понадобятся, как и помощь любых других внешних сил.

Снова зазвонил сотовый — и я остановился.

— А ты все такой же глупец, как и прежде. — На этот раз я с самого начала услышал в трубке грубый голос старшего мужчины. Мне очень хотелось обругать его самыми последними словами, но я сделал над собой усилие и сдержался. Вдруг моя семья находится рядом с ним? Удивительное дело, я надеялся на то, что моя семья находится рядом с убийцей, но мне ничего другого не оставалось. И потом: надо же человеку на что-то надеяться, не так ли?

Мужчина расхохотался.

— Не понимаю, что смешного? — сказал я.

— Ты смешон. Неужели не хочешь узнать, куда поворачивать, когда выедешь со двора?

— А куда? — спросил я.

— Налево. Как выедешь, поезжай в левую сторону от ворот. И не забывай выполнять все мои распоряжения, пока будешь в пути. Так, глядишь, прямо до самых ворот ада и доедешь.

Глава сто тридцать восьмая

Он оставался на связи, пока я катил по Пятой улице, но говорил мало, отделывался короткими фразами и сразу замолкал — так что понять, где находится этот тип и куда мы держим путь, мне никак не удавалось. Но я вновь и вновь прокручивал в голове последние события, пытаясь придумать план действий, который смог бы применить при удобном случае. Должен заметить, что планы у меня в мозгу роились самые разные, включая отчаянные до глупости.

— Позвольте мне поговорить с кем-нибудь из моей семьи, — еще раз попросил я.

— С какой стати?

Я хотел нажать на тормоза и остановиться, но потом вспомнил, что у него на руках все козыри.

— Куда дальше? — спросил я.

— На следующем перекрестке направо.

Я так и сделал.

— Война в Африке тебя не касается, белый человек! — Я слушал, как Тигр выплевывал из себя напитанные злобой слова, ведя машину по Малколм-Эйч-авеню. — Ну-ка прибавь! Чего ползешь как черепаха? — сказал он вдруг, как если бы сидел рядом со мной на сиденье для пассажира.

Выполняя его распоряжения, я через некоторое время вырулил на шоссе И-295, протянувшееся к югу в сторону Мериленда. Сто раз ездил по нему и, казалось, знал здесь каждый поворот, но сегодня ночью оно представлялось мне странным, незнакомым и нереальным.

Впрочем, ехать по И-295 мне почти не пришлось, поскольку, повинуясь командам Тигра, я свернул на дорогу 95, а оттуда перебрался на шоссе 210, по которому проехал почти пятнадцать миль, показавшиеся мне тысячью.

Прошло еще какое-то время, и я уже катил по шоссе 425.

Тигр низким голосом произнес:

— Позволь сказать тебе одну вещь. Ты едешь сейчас только для того, чтобы забрать трупы. Но ведь тебе нужны трупы, не так ли?

— Я хочу, чтобы мне вернули семью, — возразил я.

Тигр лишь посмеялся над моими словами.

Интересно, что я говорил с Тигром лишь тогда, когда он задавал мне прямой вопрос. Но ему было на это наплевать. По-моему, ему просто нравилось слушать самого себя.

Общаясь с Тигром, я отключил рациональное мышление. Поэтому его многочисленные угрозы и оскорбления стекали с меня, как вода. И это не стоило мне большого труда, поскольку я в любом случае мало что воспринимал и чувствовал.

Я катил по шоссе, управлял машиной, выполнял распоряжения Тигра, но вместе с тем меня как бы не было там вовсе.

Глава сто тридцать девятая

— Съезжай с этой дороги! — скомандовал Тигр.

Я съехал и огляделся. Но нигде не увидел ни одной машины. Более того, я не помнил, чтобы мимо меня проехала хоть одна с тех пор, как выбрался на дорогу Лейлес-Ник-роуд где-то в районе Нэнджемоя, что в Мериленде.

Но я ни в чем не был уверен. Слишком угнетали горе и страх, не говоря уже о том, что у меня резко притупилось восприятие.

— Смотри не пропусти следующую развязку. Там повернешь направо. И поторапливайся, поторапливайся, чтоб тебя черти взяли!

Я повернул направо, а потом, как мне было сказано, поехал прямо. Кусты и деревья по краям дороги казались совершенно черными и очень густыми. Возможно, потому, что в темноте мое периферическое зрение значительно сузилось.

Над головой расстилалось бескрайнее небо, заполненное сверкающими звездами. Эта картина напомнила мне о Дженни, очень любившей звезды. Я было расчувствовался, но через секунду усилием воли отделался от эмоций.

Нечего давать волю чувствам и распускать слюни. Сейчас это совершенно не ко времени.

Впрочем, очень может быть, что мне больше никогда не придется давать волю чувствам.

— Выключи мотор и выходи из машины! Делай все так, как я тебе говорю.

— Я так и делаю…

Глава сто сороковая

— Видишь впереди деревню? Иди туда — и встретишься с семьей. Трупы можешь забрать хоть сейчас. Знаю, тебе не хочется верить в худшее, но все обстоит именно так, как я тебе говорю. Все твои близкие мертвы, доктор Кросс. Впрочем, к чему слова? Придешь на ферму — и сам все увидишь.

С замирающим сердцем я стал продвигаться в указанном направлении среди густой травы и высоких кустов. Маленькая ферма находилась на расстоянии не менее пары сотен ярдов от меня. Между тем идти было трудно, поскольку конечности у меня онемели и мне казалось, что они принадлежат другому человеку.

Я старался успокоиться, делая медленные глубокие вдохи. И ни о чем не думая. Под конец я успокоился, собрав всю свою ненависть к Тигру в очень тугой небольшой клубок, который должен был взорваться в подходящий момент.

— Помнишь, в каком виде ты обнаружил семейство Кокс, когда приехал в их дом в Джорджтауне? Сегодня тебя ждет куда более интересное зрелище, — продолжал он изводить меня. — И во всем этом виноват ты, детектив.

Я хотел сказать этому чудовищу, что мои близкие за всю свою жизнь не причинили ни малейшего вреда ни одному живому существу, но удержался и сохранил это при себе. Мне не хотелось больше ничего говорить ему. Тем более о своих близких. Но запретить себе думать о них я не мог, поэтому попытался сконцентрироваться на опасностях и ужасах, ждавших меня впереди.

Скорее всего там приготовлена ловушка, думал я. Кто-то заманил меня на эту ферму, желая выяснить, что я узнал о войне в Нигерии. Но мне было наплевать на все ловушки на свете. Я должен оказаться на ферме независимо от того, что меня там ждет.

— Ты готов, детектив?

Эти слова прозвучали отнюдь не из микрофона сотового, который я сжимал в руке.

А потом из-за деревьев вышел Тигр и сказал:

— Представляю, как тебе не терпится узнать, чем все закончится и какой во всем этом смысл. Ведь какой-то смысл должен быть, не так ли?

Глава сто сорок первая

— Наконец-то ты послушался меня. Только уже поздно, глупец. — Убийца говорил громким насмешливым голосом, направляясь ко мне. Рядом с ним двигались два его молодых сообщника. «Хьюстонская ракета» и второй — с тупой невыразительной физиономией, — светивший электрическим фонариком мне в глаза.

— Где моя семья? — спросил я, стараясь по возможности держаться спокойно и независимо.

— Твоя семья… Подумаешь, важность какая. Одной больше, одной меньше — лично для меня это не имеет никакого значения. Твоя сентиментальность достойна смеха, детектив. Ты смешон, понимаешь? Ты — и твои соотечественники, американцы. Все смеются над вами. Во всем мире.

Он вытащил из-за пояса охотничий нож и продемонстрировал мне его широкое сверкающее лезвие. Но никак свое оружие не охарактеризовал. Да и к чему? Я видел, что он и его бойцы содеяли посредством таких же ножей в доме Элли.

— Где они? — повторил я.

— Думаешь, раз приехал, то можешь задавать мне вопросы? Скоро ты будешь визжать от боли и молить о смерти. Твоя жизнь для нас ничего не значит. В таких случаях мы говорим «йе-йе» — ничто, бессмысленная бесполезная вещь. И ты «йе-йе», и твоя семья «йе-йе». Все вы пустое место.

Тигр приблизился ко мне, и я почувствовал исходившие от него резкие запахи пота и табака. Подняв руку, он поднес клинок ножа к моему горлу.

— Скажи: я — пустое место. Не хочешь говорить? А о своей семье узнать хочешь? — взревел он, пожирая меня взглядом. — Ну-ка говори: я — пустое место!

— Я — пустое место.

После этого он полоснул меня ножом по бицепсу. Я и глазом не моргнул, хотя почувствовал, что по руке потекла кровь. Решил, что не стану больше демонстрировать ему свои слабости. Что бы он со мной ни делал.

— Телесная рана! — воскликнул он и рассмеялся. Его юные наемные убийцы тоже залились смехом, как будто Тигр сказал что-то очень смешное. Мне страстно захотелось пристрелить их. Но у меня не было оружия.

Тигр махнул лезвием ножа в сторону фермы.

— Что ж, если тебе так хочется встретиться с семьей — пойдем. Сам увидишь, что от нее осталось. «Йе-йе»!

Глава сто сорок вторая

Спотыкаясь о каждую кочку, я двинулся нетвердой походкой к заброшенной ферме, окруженной зарослями кустарника. Такой по крайней мере она казалась при взгляде со стороны. По пути я постоянно задавался вопросом, действительно ли Нана, Али и Дженни находятся там.

Чем ближе я подходил к погруженному во тьму домику, тем менее вероятным мне казалось подобное предположение. Я вдруг осознал, что последние два дня только и занимался тем, что отрицал очевидное.

Как только эта мысль утвердилась в моем сознании, я почувствовал, что не в силах идти дальше, однако переборол себя и продолжил путь, хотя ноги у меня сделались словно чугунные и каждый шаг давался с огромным трудом. Я не сомневался в том, что ферма хранит какие-то тайны. Возможно, такие, какие мне вовсе не хотелось бы знать.

К ферме вела грязная извилистая тропинка, и я ковылял по ней, опережая на несколько шагов Тигра и его наймитов. Интересно, эти кровожадные юнцы тоже принимали участие в уничтожении семьи Элли?

Парень в красной фуфайке баскетбольной команды «Хьюстон рокетс», несмотря на молодость, держался куда увереннее второго подростка, и я заподозрил, что Ракета, вероятно, «лейтенант» босса или его заместитель. Очень может быть, что он сопровождал Тигра в поездках в Америку и граничившие с Нигерией африканские страны. Интересно, связаны ли эти двое напрямую с кровавыми событиями, происходившими в Лагосе или в районе Дельты? И еще: может ли гражданская война в тех краях трансформироваться в большую войну? Вдруг в Африке именно в это время начинается Третья мировая?

Внезапно мне нанесли сзади сильный удар в область поясницы. Я покачнулся и едва не рухнул на землю лицом вниз, но в последний момент сумел сохранить равновесие и удержался на ногах.

Я резко повернулся и увидел Ракету, державшего свое помповое ружье прикладом вперед. Это он ударил меня и, по-видимому, готовился нанести второй удар.

— Стой там, где стоишь! — крикнул я. — Ты, мерзавец и трус. Немедленно опусти ружье и не смей приближаться ко мне. — В этот момент мне ужасно хотелось наброситься на этого молодого подонка и сломать ему шею.

Тигр рассмеялся. То ли надо мной, то ли над своим незадачливым «лейтенантом», не сумевшим сбить меня с ног одним ударом.

— Не бей его больше, Аким! — сказал босс. — Я хочу, чтобы он находился в сознании. Ну что же ты стоишь, Кросс? Открывай дверь. Ты же детектив, не так ли? И проделал весь этот немалый путь. Неужели тебе не любопытно взглянуть на то, что находится внутри дома? Открывай дверь, Кросс. Разреши наконец проблему, которая мучает тебя!

Глава сто сорок третья

Я повернул заржавленную ручку, одновременно толкнув ногой набухшую деревянную дверь, и она отворилась с громким протяжным скрипом.

Поначалу я мало что видел, хотя те, кто находился у меня за спиной, светили фонариком в дверной проем.

— Где они? — спросил я.

— Пройди в дом и увидишь, — ответил Тигр. — Ты же хотел получить доказательства их смерти, не так ли?

Я с бешено забившимся сердцем прошел дальше, но никого не увидел. Первая комната показалась мне пустой, и в ней пахло плесенью, грязью, старостью и, возможно, смертью.

— Я ничего не вижу. Здесь слишком темно.

Внезапно зажегся свет, выхвативший из темноты некое подобие гостиной с двумя маленькими диванчиками, креслами и торшером. Однако загоревшаяся под потолком лампочка людей в комнате не высветила.

Я повернулся и просверлил взглядом стоявшего у меня за спиной Тигра.

— Где мои родственники? — вскричал я. — Здесь никого нет!

— Скажи мне, что знаешь, — ответил он серьезным деловым голосом. — Что рассказала тебе эта шлюха Аданна? Что ты узнал о Дельте? Все говори, ни слова не пропусти.

Я всмотрелся в его глаза:

— Ты что — работаешь на ЦРУ? Эти ребята тоже хотели знать, что сказала мне Аданна.

Тигр захохотал во весь голос.

— Я работаю на всякого, кто мне платит. Говори, что знаешь!

— Я ничего не знаю. И никакого компромата в Африке не нашел. Я только видел, как ты убил Аданну Танзи. Вот что я знаю, поскольку видел это собственными глазами.

Кто-то вышел из соседней комнаты. Я повернулся и увидел Йена Флаэрти.

— Сомневаюсь, что он владеет важной информацией. Так что можешь убить его, — сказал он Тигру. — И тогда он воссоединится со своей семьей. Давай действуй. С этим делом пора кончать.

Я злобно улыбнулся:

— Вот как? Значит, ЦРУ замешано в этом деле с самого начала? Так я и думал…

Флаэрти пожал плечами:

— Управление, так сказать, в целом здесь ни при чем. Один только я. — Он повернулся к Тигру и его бойцам: — Убейте его. Сию минуту. Говорю же — с этим пора кончать.

И тут в комнате послышался голос еще одного человека:

— Ну нет, задница. Сначала умрешь ты.

Из темноты выступил Сэмпсон. На машине, которую я вел, стоял «жучок». И Джон, следуя испускаемому им сигналу, ехал за мной через весь Мериленд. И разумеется, не один.

— Мы всех перебьем, — сказала Бри, материализуясь из темноты и становясь рядом с Сэмпсоном. — Вы с Тигром умрете оба. Если, конечно, не заговорите. Итак, где Нана и дети?

Парень в красной фуфайке передернул затвор помпового ружья. Бри выстрелила ему в левую щеку под глазом. Ракета с протяжным криком рухнул на пол.

Тигр одним прыжком выскочил из входной двери.

— Я не вооружен! — воскликнул Йен Флаэрти, вскидывая руки над головой. — Не убивайте меня. Я не знаю, что случилось с его семьей. Это не моя работа. Честно. Не убивайте меня!

Я изо всех сил саданул Флаэрти плечом в грудь, после чего пробежал мимо него к двери, устремляясь в погоню за Тигром. Сэмпсон швырнул мне свой пистолет.

— Если что, стреляй не задумываясь! — крикнул он.

Глава сто сорок четвертая

За дверью разливалась чернильная тьма и стоял пронизывающий, почти зимний холод. По небу неслись черные облака, скрывавшие большую часть тусклой луны. Я огляделся, но Тигра не увидел.

Но потом мое внимание привлек шорох в том месте, где проходила тропинка, по которой я добирался до фермы.

— Алекс! — услышал я голос Бри у себя за спиной, но не оглянулся и не откликнулся. Я мчался вперед в надежде, что она не разглядит меня во тьме и не последует за мной. Мне хотелось первым добраться до Тигра и выяснить с ним отношения в схватке один на один. Помимо всего прочего, у меня оставались к нему вопросы…

— Алекс! — снова крикнула Бри, словно прочитав мои мысли. — Не смей этого делать! Он сильнее тебя, а кроме того, жесток и бескомпромиссен… Алекс!

Я молча бежал по тропинке, стараясь не упускать из виду маячивший впереди едва заметный темный силуэт. Кроме того, мне помогал отслеживать движения Тигра едва слышный шорох травы и веток. Все мое внимание было сосредоточено именно на этом, когда из зарослей выскочил какой-то человек и бросился на меня.

Я заметил движение сбоку тропинки, повернулся и выстрелил в убийцу в бейсболке и белой национальной нигерийской накидке. Пуля угодила наемнику Тигра в грудь, и он, издав короткий вопль, стал медленно оседать на землю. Я же вновь переключил внимание на босса и помчался догонять его.

Тигр двигался очень быстро, но я не отставал от него. Мы походили на две тени, беззвучно несшиеся по темному склону, так как ветер относил в сторону звуки наших шагов. Постепенно я начал нагонять его, но не так быстро, как мне хотелось бы. Тогда я еще немного наддал и бежал теперь изо всех сил, всем, если так можно выразиться, своим существом, поскольку подключил к физическим силам еще и силы души. Мной владело только одно желание — поймать этого негодяя. О том, что он может убить меня, я даже не думал — так важно мне было догнать его. По той же причине я не испытывал никакого страха перед ним.

Прошло еще некоторое время, и я начал различать его тяжелые шаги и хриплое натужное дыхание, а силуэт Тигра заметно увеличился в размерах. Но я не стал окликать его, кричать, чтобы он остановился, — просто вытянул вперед руку с пистолетом и дважды выстрелил в него. Правда, прицел намеренно взял низкий, чтобы случайно не убить. Он был нужен мне живым, чтобы спросить у него, где моя семья.

Полагаю, я не попал в него, тем не менее Тигр сделал попытку повернуться в мою сторону и, вероятно, поэтому споткнулся, но сохранил равновесие и не упал. Я же, хотя казалось, что это невозможно, наддал еще и почти догнал его. Теперь я видел его вполне отчетливо и во всех подробностях, особенно — быстро двигавшиеся напряженные ноги.

И тогда я, оттолкнувшись ногами от земли и сделав движение, напоминающее нырок, попытался в прыжке схватить его за щиколотки. И едва не промахнулся. Левая рука, во всяком случае, поймала пустоту, но зато правая крепко ухватила его за ногу повыше стопы, и он упал грудью и лицом вниз, ударившись головой о лежавший на тропинке камень.

Я приблизился к упавшему Тигру на четвереньках, а потом, присев на корточки и отчасти приняв вертикальное положение, с размаху ударил его по лицу.

Мой кулак соприкоснулся с подбородком убийцы, после чего от его физиономии полетели в разные стороны капли пота и крови.

— Ублюдок! Предатель! — взревел он, извиваясь всем телом, как подвергшийся нападению леопард.

— Где моя семья? Что ты сделал с детьми и Наной и где их прячешь? — крикнул я.

Потом снова ударил его, вложив в удар всю накопившуюся во мне ярость и ненависть к этому злодею. На этот раз я выбил ему зуб, но он все еще был очень силен и даже с полученными от падения и моих ударов травмами одолел меня и подмял под себя!

Я прикрыл голову руками и получил сильнейший удар по запястью. От нестерпимой боли у меня перед глазами замелькали искры, и я подумал, что он почти наверняка сломал мне руку. Тем не менее я не издал ни звука и, извернувшись, схватил его здоровой рукой за шею и прижал к плечу. Не знаю, откуда во мне брались силы и сколько все это продолжалось, но мне показалось, что он начал задыхаться.

Тогда я решил окончательно сломить его, ударив лбом в лицо. Однако положение, в котором мы находились, помешало мне сделать это, и я угодил ему лбом не в нос или подбородок, как надеялся, а в адамово яблоко. Он издал громкий харкающий звук и, чтобы не задохнуться, выплюнул здоровенный сгусток слюны, слизи и крови.

— Где моя семья? — в который уже раз крикнул я.

— Чтоб ее дьявол проглотил — всю твою поганую семью. И тебя вместе с ней! — прохрипел он и потянулся за своим охотничьим ножом. Интересно: все это время я твердил себе, что ему надо сохранить жизнь. Не себе, а ему — подумать только! Я попытался перехватить его нож здоровой рукой, но понял, что в этом случае ослабнет захват, в котором я держал Тигра, и он вывернется. Так что маятник фортуны опять вроде бы качнулся в его сторону, поскольку если он вывернется, то обязательно убьет меня и я никогда не узнаю, что случилось с Наной, Али и Дженни. Незнание дальнейших событий — вот худшее из того, что может случиться со мной.

В тишине ночи прогремел выстрел.

Тигр, вырвавшись из моей хватки, выпрямился, а потом, размахивая ножом, снова обрушился на меня с криком:

— Сдохни! Как сдохло все твое семейство!

Грохнул второй выстрел, и на месте правого полыхавшего яростью глаза Тигра образовалась черная дыра.

— Где они? — снова вскричал я. — Где мои близкие?

Но он не сказал больше ни слова. В его левом глазу еще светилась ненависть, но вся правая часть лица превратилась в кровавое месиво. Он не мог ответить мне, потому что в следующую секунду умер и упал на меня всем телом.

— Где моя семья? — прошептал я словно в бреду. — Куда ты спрятал ее?..

Глава сто сорок пятая

Пока я не без труда сталкивал с себя массивное тело убийцы, которого ненавидел всей душой даже мертвым, из темноты появилась запыхавшаяся от быстрого бега Бри и, как только я поднялся на ноги, бросилась мне на шею.

— Прости меня, Алекс. Мне очень жаль, что все так случилось, но, увидев в руке Тигра нож, я потеряла голову: не могла не застрелить его.

Я сжимал Бри в объятиях, вернее, держался за нее, чтобы не упасть, поскольку меня качало, словно в шторм.

— Ты ни в чем не виновата, — повторял я, хотя мысль о непоправимости потери вновь и вновь возникала у меня в мозгу. И как только она окончательно утвердилась в сознании, я начал сотрясаться от дрожи, как если бы у меня внезапно начался приступ лихорадки. Я вдруг понял, что признание Тигра было бы последним шансом узнать, где моя семья.

Оставив труп убийцы, мы с Бри вернулись в фермерский домик. К тому времени к ферме начали подъезжать из близлежащих городков полицейские машины, и их включенные мигалки окрасили окружающий пейзаж в мерцающие красно-синие тона.

Когда мы приблизились к домику, из дверей вышел Сэмпсон.

— Я все осмотрел в доме, каждую комнату. Ни живой души! Следов крови нет, как и никаких свидетельств того, что здесь кого-то мучили или истязали. Равным образом не обнаружено никаких следов недавнего пребывания людей в этих стенах. Сильно сомневаюсь, что твои близкие вообще когда-либо были здесь.

Я кивнул, механически оглядывая помещение в поисках улик, которые могли бы сообщить мне о том, что здесь произошло преступление, но тоже ничего подозрительного не обнаружил. Тем не менее это был так называемый первоначальный осмотр, а он далеко не всегда выявляет факт криминала.

— В любом случае я снова все здесь осмотрю, не возражаешь? — сказал я и, вдруг вспомнив об одной чрезвычайно важной вещи, спросил: — А куда, черт возьми, подевался Флаэрти?

— Препровожден в штаб-квартиру полиции штата. Впрочем, он предъявил свое удостоверение и сказал, что работает на ЦРУ. Не знаю, как будут развиваться события дальше, но не уверен, что копы смогут долго его задерживать.

Глава сто сорок шестая

Мы обыскивали дом и находившиеся поблизости сарай с инвентарем и амбар, пока рассветные лучи не позолотили землю.

Чуть позже, когда окончательно рассвело, мы начали прочесывать окружающую местность. К этому времени к нам присоединились более тридцати офицеров полиции и агентов ФБР из местного управления, но мне все время казалось, что людей для такой работы привлекли слишком мало.

Окружающая обстановка и все происходящее представлялись мне даже более нереальными, чем прежде. Казалось бы, я находился на месте происшествия, но вместе с тем здесь меня как бы и не было. Не говоря о том, что я совсем потерял чувство времени. Если бы мне сообщили, что я провел на ферме несколько дней, меня это ничуть не удивило бы. Равно как и утверждение по поводу того, будто я только что сюда приехал, не вызвало бы у меня ни малейшего недоверия или неосознанного чувства протеста.

Мой мыслительный процесс резко сузился, и я думал только об одном: нужно найти свидетельства того, что мои близкие живы. Ну а если это не так, то доказательства их гибели. Все остальное отметалось как несущественное.

Через некоторое время мы наткнулись на микроавтобус марки «Ниссан», на нем, судя по всему, Тигр и его юные головорезы приехали в это место. В микроавтобусе мы нашли холодное и огнестрельное оружие, одежду и диски с видеоиграми в картонной коробке. При всем том мы не обнаружили ни в салоне, ни на оружии следов крови. Веревок и рулонов липкой ленты, обычно применяемых для того, чтобы обездвижить пленников, в машине также не оказалось. Короче, не нашлось абсолютно никаких свидетельств того, что Нану и детей перевозили именно в этом автомобиле.

Помимо следов, оставленных колесами «ниссана», мы обнаружили еще несколько едва заметных отпечатков шин, но они были очень старыми и вполне соответствовали нежилому, заброшенному виду фермы, а она, по моим расчетам, не функционировала и не производила никакой сельскохозяйственной продукции не менее двух лет. Официальные бумаги из близлежащего города говорили о том, что ферма принадлежит некоему Леопольдо Гауту, но найти владельца или как-либо связаться с ним в течение первой половины дня нам так и не удалось. Хотя вопросы к нему у нас, конечно, имелись. Кто он — этот Леопольдо Гаут? Чем сейчас занимается, если забросил фермерское дело? И самый главный: знал ли он, что происходило у него на ферме, кто и как использовал ее в его отсутствие?

Наконец, когда стрелки часов показывали четыре вечера, Бри усадила меня в «мерседес» и отвезла домой на Пятую улицу. «Ты вымотался и не в состоянии больше работать», — сказала она, и была совершенно права.

Вопреки всякой логике я надеялся на некий приятный сюрприз, но когда мы вошли в дом, выяснилось, что там по-прежнему никого нет, а на кухне все тот же беспорядок, который я обнаружил, когда приехал из аэропорта.

Я не стал там ничего убирать или переставлять.

В память о Нане, для которой кухня была любимым местом обитания.

Глава сто сорок седьмая

Какое все-таки это было странное, запуганное, загадочное и, если так можно выразиться, неправильное во многих отношениях дело — причем с самого начала.

Мы с Бри предприняли не один мозговой штурм, надеясь расставить элементы этой головоломки по своим местам, но мне никак не удавалось сосредоточиться на работе. Мысли то путались, то неслись в стремительном хороводе, усиливая царившую в голове сумятицу. Помимо всего прочего, я потерял сон и аппетит, и мне ни с кем не хотелось разговаривать. Обычно, когда выдавалось свободное время, я лежал на диване в гостиной, устремив к потолку невидящий взгляд, и думал о том, чтобы все это побыстрее закончилось. Впрочем, в этот вечер мне вдруг захотелось сесть в машину и покататься по городу, чтобы немного развеяться, но по размышлении я отказался от этой мысли.

— Пойду, что ли, побегаю, — наконец сказал я Бри. — Говорят, бег прочищает мозги, а то я никак не могу взять в толк, какое звено пропустил, выстраивая цепочку событий.

— О’кей, Алекс. Побегай. Я буду ждать тебя здесь.

Бри не предложила составить мне компанию, потому что знала: я хочу побыть в одиночестве. Она, как всегда, была права. Мне было нужно самому вникнуть в суть этого проклятого дела, чтобы понять наконец его скрытый смысл и составить хотя бы приблизительный план действий.

Натянув спортивный костюм, я выскочил на свою Пятую и первое время бегал по знакомым улицам вблизи дома. Потом мне это надоело, захотелось совсем сменить обстановку, и я стал углубляться в улочки и переулки, по которым, насколько помнил, не только никогда не бегал, но и пешком-то не ходил.

Между тем мыслительный процесс, то ли от бега, то ли под воздействием свежего воздуха, у меня действительно активизировался, и сосредоточенность на предмете размышлений возросла. В данный момент я думал об Аданне, о том, в частности, что она рассказала мне в Лагосе перед смертью, задаваясь вопросом, в самом ли деле секреты, которыми она владела, стали причиной убийства Аданны и ее семьи, а также похищения Наны, Али и Дженни.

«Алекс, я знаю ужасное, — сказала она тогда. — И пишу об этом большой репортаж. Мне необходимо рассказать кому-нибудь о том, что я узнала». Она боялась, что с ней из-за этого что-то случится, подумал я.

Что ж, с ней действительно кое-что случилось. Худшее, что только возможно.

Я продолжал бежать, чувствуя, как в меня с каждой минутой вливаются свежие силы. Или мне это только казалось? Что ж, силы в любом случае мне понадобятся, ибо этот мир жесток и ужасен. Интересно, что раньше я так никогда не думал и подобные мысли стали приходить мне в голову лишь в последнее время.

Я бежал, погрузившись в размышления, и не замечал, что происходит вокруг, пока к тротуару, рядом со мной, не подкатил серый фургон. Водитель фургона ударил по тормозам, после чего сдвижная дверь отъехала на полозках в сторону и из салона выскочили три незнакомых человека. В следующее мгновение они, не предъявляя никаких обвинений, напали на меня, сбили с ног и притиснули лицом к грязной пыльной траве на лужайке у какого-то дома.

А потом я почувствовал укол в бедро.

Что это — мне ввели шприцем какой-то препарат?

Трое мужчин, не подростки… Определенно парни не из команды Тигра.

Но кто они?

Кому после смерти Тигра пришло в голову взяться за меня?

И что этим людям нужно?

Глава сто сорок восьмая

Голова у меня была замотана какой-то тканью, издававшей легкий запах, напоминавший политуру; возможно, впрочем, на меня натянули пропитанный каким-то дезинфицирующим составом капюшон. Как только я подумал об этом, меня схватили под мышками и поставили на ноги, из чего я заключил, что до того я находился без сознания и лежал на полу фургона. Не помнил только, сколько времени.

Я также не имел ни малейшего представления о том, где теперь нахожусь, но это явно был не пятизвездочный отель, поскольку до меня доносились запахи немытых тел, мочи и желудочных газов, а то твердое, во что упирались ступни моих ног, я с легкостью идентифицировал как бетон или грубо обработанные каменные плиты. Кажется, нечто подобное со мной уже где-то происходило.

— Прижмите ладони к стене, расставьте ноги и оставайтесь в таком положении, пока вам не разрешат двигаться. При попытке нарушить данный приказ вас пристрелят.

— Где моя семья? Куда вы ее запрятали? И кто вы, черт возьми, такие?

Вместо ответа я услышал странный, вибрировавший на высокой ноте звук.

— Стойте где стоите — иначе вас убьют на месте. И в этом случае вы никогда ничего не узнаете о своей семье. А никогда — довольно протяженный период времени, доктор Кросс. Подумайте об этом.

Я подумал о других вещах. О том, к примеру, кто схватил меня прямо на улице в юго-восточной части города и теперь удерживает в этом месте.

Может, еще один Тигр? Очередной наемный убийца из Нигерии?

Но в речи говорившего со мной человека африканского акцента не было. Я слышал стопроцентного американца. Но кто он такой? Быть может, сотрудник ЦРУ?

— Где моя семья? — снова спросил я.

На этот вопрос мне никто не ответил, и я продолжал стоять у стены с поднятыми над головой и прижатыми к каменным плитам руками. Я знал, что эта пытка в определенных кругах так и называется: «стояние у стены». Кроме того, мне на голову надели капюшон из плотной, не пропускающей свет материи, что называлось «испытанием темнотой»; помимо этого я слышал пронзительные вибрирующие звуки, воздействовавшие особым образом на нервную систему. Вполне возможно, в будущем меня ожидала также пытка посредством «лишения сна». Я неоднократно слышал и читал о подобных способах давления на человека и вот теперь, похоже, сам стал жертвой этих пыток.

На мои вопросы никто не отвечал, и я не раз спрашивал себя, уж не один ли здесь нахожусь. А может, я под воздействием наркотика и у меня галлюцинации? Или все это мне просто снится?

Первыми начали затекать руки.

За этим последовало колотье в ногах, трансформировавшееся в ноющую боль.

Потеряв способность ориентироваться в пространстве, я испытал странное головокружение и подумал, что у меня, возможно, начинается предобморочное состояние.

— Мне нужно сходить по малой нужде, — сказал я. — Правда нужно.

Ответа не последовало.

Я терпел сколько мог, но мочевой пузырь не выдержал, и у меня по ногам потекла горячая жидкость.

Никакой реакции на это не последовало.

Может, я и вправду здесь один?

Где-то я читал, что некоторые американские официальные лица ничего не имеют против такой техники воздействия на человека, как «стояние у стены», и что пытки подобного рода применяются по отношению к подозреваемым в терроризме.

Выходит, меня подозревают в терроризме? Но почему? Что я такого сделал? И кто эти люди, считающие меня террористом и подвергающие в этой связи пыткам? Кто меня истязает?!

Теперь руки онемели совершенно, и я не чувствовал их. Кроме того, меня начало клонить ко сну. Я подумал, что готов на все, лишь бы мне позволили лечь на пол и вытянуться в полный рост. Но в следующую секунду решил, что не могу позволить себе даже малейшей слабости.

Значит, «стояние у стены»? Что ж, я выдержу это. Должен выдержать.

Несколько минут я размышлял о том, что будет, если отойду от стены или как-либо изменю положение своего тела в пространстве. Тот, кто отдавал мне команды, сказал, что в таком случае меня пристрелят. Или все-таки не пристрелят? А если пристрелят, то чего этим добьются?

Результатом размышлений стало то, что я повернулся боком и начал опираться о стену лишь одной рукой. Интересно, это допускается? Или я уже нарушил правило и расправы не избежать?

Как только я подумал об этом, мне нанесли сильнейший удар сзади в области колен. Я рухнул на пол, ощутив в полной мере, насколько он холоден и тверд. Интересно: это бетон или камень? Впрочем, не столь уж это и важно. Какая-никакая — а постель. Наконец-то!

Не успел я вытянуться на полу, как меня снова подхватили под руки, заставили принять вертикальное положение и толчком швырнули к стене — дескать, стой как стоял. При этом палачи хранили молчание, мне же пришлось принять прежнее положение.

Теперь у меня дрожали от напряжения не только ноги — сотрясалось все тело, весь мой измученный организм.

Но все-таки: кто еще находится со мной в комнате?

И что этому человеку — или людям — от меня надо?

Глава сто сорок девятая

А потом я разговаривал с Дженни. Обнимал ее, радовался тому, что с ней ничего не случилось.

— А где Али? Где Нана? — вопрошал я взволнованным шепотом. — Ты в порядке, дорогая?

В следующее мгновение я очнулся и понял, что заснул, стоя у стены. Дженни рядом со мной, разумеется, не было.

Как и прежде, я находился в одиночестве. По крайней мере думал так.

Хотя утверждать что-либо я не мог, мне почему-то казалось, что пошли уже вторые сутки с момента моего похищения. Или, быть может, третьи?

Неожиданно я почувствовал, что кто-то слегка приподнял надетый мне на голову капюшон, но так, чтобы я по-прежнему ничего не видел.

— Что такое? — пробормотал я. — Кто вы такой?

Лишь заговорив, я осознал, как пересохло у меня во рту и как мне хочется пить.

В следующее мгновение почувствовал на губах и во рту благодатную влагу. По-видимому, воду в меня вливали из бутылки, хотя прикосновения горлышка к губам я поначалу не ощутил. «Может, льют из шланга?» — подумал я, когда вода потекла по лицу.

— Не надо жадничать, — произнес кто-то и хмыкнул. — А то, не дай Бог, захлебнетесь.

Видимо, это был один из моих похитителей и палачей, обладавший к тому же своеобразным чувством юмора.

В качестве средства для поддержания физических сил мне предложили три крекера, которые протолкнули в рот один за другим без перерыва. Но я не поперхнулся и моментально сжевал все три, после чего начал опасаться, что меня вырвет и крекеры так же быстро покинут мой организм, как и оказались в нем.

— Можно еще воды? — сказал я, чувствуя, что после крекеров у меня снова пересохло в горле.

Прошло не меньше минуты. Должно быть, мой похититель раздумывал, достоин ли я такой поблажки. Но в конце концов расщедрился и довольно грубо воткнул мне в рот горлышко бутылки. Я снова с жадностью сделал несколько больших глотков.

— Слишком много пьешь, — произнес неизвестный, отбирая у меня драгоценный сосуд. — А у тебя, как я заметил, довольно слабый мочевой пузырь. Опять хочешь ощутить неловкость?

С этими словами он помог мне принять прежнее положение.

И «стояние у стены» возобновилось.

Глава сто пятидесятая

Через некоторое время после этого я почувствовал, что у меня начались галлюцинации, и подумал, не подмешали ли эти люди что-нибудь в воду — или даже в крекеры, которые я съел с такой поразительной быстротой.

Потом пришло странное убеждение, что я вновь нахожусь в Африке среди необозримых просторов какой-то пустыни. Я знал, что скоро умру от жары и жажды, и подобный исход уже не казался мне ужасным. Более того, я торопил приход смерти в тайной надежде, что в том измерении, где окажусь, когда меня настигнет физический конец, встречусь с Наной, Дженни и Али. Интересно, Марию я тоже там встречу? И других близких мне людей, которых потерял, когда они ушли в лучший мир?

Из этого состояния меня вывел сильный удар по ногам, и я вновь упал на колени.

— Вы позволили себе отключиться — иначе говоря, заснули, стоя у стены, а это не разрешается.

— Мне очень жаль, что все так получилось…

— Понятное дело, что вам очень жаль. Знаете ведь, чем чреваты подобные нарушения, не так ли? Кстати сказать, а вам не хотелось бы, чтобы все это кончилось и вы могли принять горизонтальное положение и нормально поспать? Готов держать пари, что хотелось бы!

Более чем чего-либо другого в жизни, подумал я.

— Где… — начал я.

— Все ясно — «где моя семья?». Вы ведь об этом хотели спросить, не так ли? Какое, однако, поразительное упорство… Что это: психоз, развившийся на почве потери родственников, присущее вам врожденное упрямство — или просто тупость? Итак, слушайте меня внимательно. Я позволю вам поспать и расскажу, где находится ваша семья… Эй, вы меня слышите? Понимаете, что я говорю?

— Да.

— Что — «да»? Повторите членораздельно мое предложение.

— Вы расскажете, где находится моя семья, позволите мне поспать…

— Все верно. Но что вы для этого должны сделать? Уже подумали об этом? При каком условии все это станет возможно?

«С каким бы удовольствием я перегрыз бы тебе глотку, ублюдок, если бы ты не пообещал мне рассказать о семье…»

— При условии, что я отвечу на ваши вопросы.

— Молодчага. Оказывается, вы все еще в своем уме. Кстати, хотите воды?

— Да.

Кто-то приподнял край закрывавшего мне голову черного капюшона, и я снова ощутил прикосновение горлышка бутылки к губам. На этот раз меня никто не ограничивал, и я пил, сколько хотел. Но наступившее затем молчание испугало меня. Неужели человек, обещавший рассказать мне о семье, ушел? Похоже, только он один и знал, что случилось с моими близкими. Больше никто со мной об этом не заговаривал…

— Я видел в Африке ужасное. Особенно в Судане, — произнес я. — Но сомневаюсь, что это заинтересует вас. Кроме того, я видел трупы членов семейства Танзи. Их убили в Лагосе. Возможно, из-за того, что они разговаривали со мной. Или из-за того, что писала Аданна в своих репортажах… Вы можете найти ее статьи в газетах «Гардиан» или «Лондон таймс». Эй, вы еще здесь? Кажется, вы хотели, чтобы я сообщил вам кое-какую информацию, не так ли? Ну вот: я начал говорить… Вы меня слушаете? Короче говоря, меня и Аданну Танзи схватили и бросили в тюрьму, — продолжил я свое повествование. — В этой тюрьме ее и убили. Прямо у меня на глазах. И убил ее Тигр. Не знаю, кто были другие люди, принимавшие во всем этом участие.

«А самое главное, я не знаю, кто ты!»

— Прежде чем мы оказались в тюрьме, Аданна рассказала мне о большом репортаже, который писала… Он должен был появиться в лондонской «Таймс». Или просто в «Таймс»… или какой-нибудь другой газете… я точно не знаю. Аданна установила, что представители Соединенных Штатов пытались манипулировать различными вооруженными группировками, действовавшими в районе Дельты, чтобы находящиеся там нефтяные поля достались нужным людям. У нее хранились записанные на пленку многочисленные интервью на эту тему. Полагаю, их у нее изъяли. Полагаю, сейчас эти записи находятся у людей, спровоцировавших наш арест… Уж не у вас ли? Я лично думаю, что у вас.

Я замолчал и стал вслушиваться в тишину в надежде услышать ответ. Хоть какой-нибудь.

Но никто ничего не сказал. Даже не хмыкнул. Возможно, в этом и заключалась техника допроса. Коли так, она сработала. Потому что я продолжал говорить:

— Аданна также рассказала мне, что человека, известного под прозвищем Тигр, спонсировало наше правительство. Не знаю, так ли это. Но вы, возможно, знаете, не правда ли?

Я с минуту помолчал, чтобы отдышаться, потом продолжил:

— Впрочем, Тигра могло финансировать и ЦРУ. Или нефтяные компании. Или кто-то из политических или финансовых воротил, обитающих здесь, в Вашингтоне. Как бы то ни было, Аданна писала исследование на эту тему и передала часть известной ей информации другой писательнице и исследовательнице по имени Элли Кокс. Элли убили из-за того, что она завладела этой информацией. Вот то, что мне удалось узнать. Как я уже говорил, это результаты исследований Аданны. А больше я ничего не знаю.

Я снова сделал паузу. Тот, кто находился в комнате, если в ней действительно кто-то находился, все так же хранил молчание, не отреагировав на мой рассказ ни единым словом.

Я ждал ответа.

Ждал ответа.

Ждал ответа…

Глава сто пятьдесят первая

Вам представляется, что вы знаете, как сложатся события в вашей жизни. Но на самом деле ничего-то вы не знаете. И сюрпризы, встречающиеся на вашем жизненном пути, чаще всего оказываются неприятными.

Довольно долго никто не разговаривал со мной. А я все ждал. Возможно, ответа, а возможно, того, что кто-то приставит к моей голове ствол пистолета и нажмет на спуск.

Прошло несколько часов со времени моего последнего разговора с человеком-невидимкой, когда я услышал шаги. Кто-то вошел в комнату, где меня подвергали пытке «стояния у стены». По звуку шагов я понял, что вошли как минимум двое.

Я отошел от стены и попытался двинуться на звук шагов, но тут же споткнулся и упал на колени. Тем не менее довольно быстро поднялся и снова принял вертикальное положение. Кто-то схватил меня за руку и сказал:

— Смотри-ка! Этот сукин сын все еще в состоянии передвигаться на своих двоих.

Меня куда-то повели, потом я услышал звук открываемой двери и ощутил на лице дуновение прохладного ветра. В следующее мгновение меня затолкали в салон какого-то микроавтобуса или фургона.

— Поехали, — сказал какой-то человек, располагавшийся в передней части машины. — У нас не так-то много времени, чтобы закончить это дело.

Какое дело?

Что еще мне предстоит пережить?

Я не имел понятия, куда мы едем и какая судьба меня ждет, но знал, что шансы распрощаться с жизнью у меня очень велики. В прошлом бывали моменты, когда я искренне удивлялся, что так долго прожил — при такой-то работе. Тем не менее мне не верилось, что через несколько минут, в крайнем случае часов, меня не станет. Но как бы то ни было, помолился за свою семью, а потом и за себя самого. Кроме того, хотя и считал себя весьма посредственным христианином, а может быть, именно по этой причине, прочитал покаянную молитву.

Как раз тогда, когда я закончил каяться в своих грехах, фургон остановился. Приехали, подумал я. Дальше для меня пути не будет.

— Конец маршрута, — словно в подтверждение моих мыслей, произнес один из ублюдков, ехавших вместе со мной.

В следующий момент меня вытолкнули из фургона, и я рухнул всем телом на дорогу, тяжело соприкоснувшись с ее твердым асфальтовым покрытием. Я слышал, как заработал мотор фургона и как он, визжа шинами, сорвался с места и помчался на полной скорости по улице.

Ориентируясь по звуку двигавшегося транспорта, я дополз до тротуара, перебрался через бровку, отделявшую его от проезжей части и прополз еще немного — уже по пешеходной дорожке. Обнаружив затем чью-то лужайку или газон, я положил голову на поросший травой бугорок, вытянулся в полный рост — частично на газоне, частично на тротуаре — и подумал, что коль скоро эти люди по неведомой мне причине не убили меня, значит, я еще жив, и секундой позже уже спал мертвым сном.

Глава сто пятьдесят вторая

А потом я проснулся. Вернее, мне показалось, что проснулся.

— Я — офицер Мейз из городской полиции округа Колумбия. С вами все в порядке, сэр? — Обращаясь ко мне, патрульный одновременно снимал черный капюшон с моей головы.

— Почему у вас связаны руки? Что с вами случилось? — спросил он секундой позже.

— Меня зовут Алекс Кросс. Я — детектив из отдела тяжких преступлений… Меня… похитили.

Он снял черный колпак с моей головы, но я по-прежнему почти ничего не видел. Во всяком случае, лицо патрульного. Глаза с трудом приспосабливались к свету, вернее, к электрическому освещению. На улице было темно, потому что стояла ночь.

— Понятно, сэр, детектив Кросс. А мы вас разыскиваем, — сказал патрульный Мейз. — Позвольте мне связаться с управлением…

— И давно… хм… разыскиваете?

— Три дня, сэр.

Наконец мне удалось рассмотреть его лицо, выражавшее озабоченность и удивление.

«Удивляется, должно быть, что нашел меня живым, — подумал я. — Как-никак три дня пропадаю неизвестно где».

— Что же вы не снимаете с меня веревки?

— Сначала позвоню куда надо, а потом сразу же сниму.

— И зарубите себе на носу: никакой прессы.

— Разумеется. С какой стати мне звать журналистов? — с изумлением спросил патрульный.

— Не знаю, с какой… — протянул я. — Боюсь, после всего, что было, голова у меня работает не лучшим образом.

Глава сто пятьдесят третья

Патрульный офицер Мейз отвез меня домой. В доме на Пятой улице в окнах не горел свет, и со стороны казалось, что там нет ни одной живой души. Хотя Бри довольно часто оставалась у нас, от своей квартиры ей пока отказываться не хотелось, и я подумал, что сегодня она ночует у себя. Да и с какой стати ей сидеть здесь в полном одиночестве?

Обязательно ей позвоню, но сначала войду к себе. Я поднялся по ступенькам крыльца, открыл дверь и оказался в холле, откуда через гостиную проследовал к лестнице на второй этаж. В темной гостиной отливало полированным боком пианино, и я на мгновение представил, что играю на нем, собрав в гостиной своих домочадцев. Или в одиночестве — исключительно для собственного удовольствия.

Тут мне пришло в голову, что я не «представляю», а скорее вспоминаю, как это бывало у нас в семье.

Кухня в отличие от того раза, когда я заходил туда незадолго до похищения, сверкала чистотой. Вероятно, Бри прибралась.

Теперь помещение казалось мне на удивление чистым, почти стерильным. Сторонний наблюдатель, вероятно, решил бы, что в доме, где такая чистая, сверкающая кухня, наверняка никто не живет. Я прошел по всем комнатам. Везде было темно и тихо. На меня навалилась невыносимая печаль, и я стал всюду зажигать свет, чувствуя себя в собственном доме не хозяином, а скорее гостем или просто случайным посетителем. И опять все то, что окружало меня, да и сама моя нынешняя жизнь стали представляться мне нереальными, лишенными основ, какими-то неправильными, что ли. Все-таки этот мир — ужасное место для жизни. Опасное, исполненное жестокости. Раньше я так не думал и теперь спрашивал себя, как и когда он претерпел подобные изменения.

Интересно, виновата ли в этом Америка? Положим, что виновата. Но способно ли признание ее вины помочь хоть кому-нибудь или облегчить чье-либо существование? Не пора ли прекратить критиковать свою страну и начать мыслить в конструктивном и позитивном ключе? Критиковать легко, так как для этого особого воображения не нужно. Гораздо сложнее решить ту или иную проблему.

Наконец я поднялся в свой кабинет на чердаке, сел за стол и устремил взгляд сквозь оконное стекло на улицу, спрашивая себя, не скрывается ли там в каком-нибудь укромном месте субъект, ведущий за мной наблюдение.

Любопытно, поверили мне или нет те люди, которые допрашивали меня? И важно ли это? Вдруг мне пришло в голову, что я не так уж много знаю о мире и составить цельное представление о нем не могу. С другой стороны, кто может? Я таких людей не знал.

Но что, если именно неспособность видеть мир в перспективе и отсутствие глубинных знаний о нем и делают его в нашем представлении таким мрачным и пугающим и лишают надежды на лучшее? Возможно, наша ограниченность и порождает чувство, будто мы не в состоянии что-либо контролировать. А кто же в состоянии? Кто-то ведь должен, иначе этот мир, пусть даже столь несовершенный, давно бы уже провалился в тартарары. Взять, к примеру, меня. Ведь есть же у кого-то ответы на все вопросы, которые я не устаю себе задавать. Кто-то ведь похитил и пытал меня, чтобы прояснить или дополнить имевшийся в его распоряжении фрагмент картины мира.

Я поднялся и снова начал расхаживать по дому. Между тем мне давно следовало позвонить многим людям. В частности, Дэймиену, который, как я надеялся, находился сейчас в безопасности, моей подруге Бри и Сэмпсону. Но что-то мешало мне взять трубку и набрать номер. Если разобраться, я не знал, что говорить им и как держать себя с ними.

Впрочем, это лишь часть правды. Правда же в концентрированном, так сказать, виде заключалась в том, что я просто боялся подставить их, ввергнуть в какие-нибудь неприятности или даже опасности. Кто-то наверху мог считать, будто я знаю что-то еще, важное и опасное.

И знаете, что самое интересное?

Если те, кто наверху, действительно считали так, то были совершенно правы.

Глава сто пятьдесят четвертая

Я сообщил своим похитителям о возможной связи между ЦРУ и Тигром, но это, судя по всему, не представлялось им столь уж серьезным. Ведь они в конце концов отпустили меня, не так ли? А почему бы и нет? Они имели возможность все отрицать, тем более что Тигр был мертв. В определенном смысле я выполнил за них грязную работу.

Но я не сказал им одну действительно важную вещь, которая и легла в основу исследований и репортажей Аданны: американцы, французы, голландцы, англичане и несколько очень крупных международных корпораций работали в районе Дельты в тесном сотрудничестве с китайцами. Китайцам нефть нужна даже больше, чем нам, и они не считались в этом смысле ни с какими расходами. Они были готовы платить за нефть самую высокую цену и охотно шли на любые сделки, связанные с углеводородами, часто незаконные и даже преступные. Если разобраться, такого рода нечистоплотные сделки и послужили по большому счету причиной смерти тысяч африканцев — мужчин, женщин и детей. Это я знал совершенно точно — как и то, что Аданна, проводя свои исследования, специализировалась именно на этой теме.

Об этом она и поведала Элли Кокс, когда та приехала в Лагос. И из-за этой информации Элли Кокс и всю ее семью убили в Джорджтауне.

Когда мы путешествовали вместе, Аданна рассказала мне множество ужасных историй, уделяя главное внимание проблемам жизни и смерти в Судане. Безудержное насилие, и изнасилование в частности, считалось одним из важнейших средств воздействия на мирное население во время войны в этой стране, и многие девочки в возрасте от пяти лет и старше прошли через это. Иногда их насиловали даже так называемые «миротворцы». Как известно, для «умягчения народа» все средства хороши. Кроме того, там очень часто находили безымянные массовые захоронения, но весьма редко такого рода сведения становились достоянием общественности, и еще реже кто-либо из журналистов писал об этом. Это не говоря уже о полицейской жестокости и коррумпированности, свидетелем которых был я сам, а также о многочисленных похищениях детей и всевозможных эпидемиях, также уносивших тысячи жизней. И все это происходило и достигло огромных размеров не только в Судане, но и в районе Дельты, особенно вокруг Порт-Харкорта.

В конце концов я заснул в комнате Наны на ее диванчике, который помнил столько же, сколько самого себя. Но отнюдь не сном младенца. Блаженный, крепкий и освежающий сон уже не вернется ко мне никогда, ибо подсознательно я принял тот факт, что моя семья отправилась к праотцам, подобно многим другим ранее убитым семьям. И теперь мир уже никогда не станет для меня таким, каким был прежде.

Глава сто пятьдесят пятая

Я проснулся рано утром. Вернее, меня разбудили. Кто-то входил в мой дом!

Прислушавшись, я понял, что посетить меня в такую рань решили сразу несколько человек.

Я спрыгнул с продавленного диванчика Наны, пытаясь собраться с мыслями, а главное, ответить себе на вопрос, как побыстрее добраться до пистолета, хранившегося в кладовке на первом этаже. Не успел я войти в гостиную, как главная дверь распахнулась и в помещение ворвались два господина!

Мало сказать, что я удивился. Я был шокирован, увидев перед собой Стивена Милларда и Мерилла Снайдера из ЦРУ. Первым заговорил Миллард:

— Детектив Кросс! Мы не знали, что вы дома. Мы…

Внезапно в гостиную вошел кто-то еще. Я плохо видел нового гостя, поскольку его закрывали от меня сотрудники ЦРУ, но в следующее мгновение, приглядевшись, осознал, что это Али.

— Боже мой! — воскликнул я, поскольку у меня от волнения перехватило горло.

Еще более удивительным было то, что он показался мне совершенно здоровым. Во всяком случае, я не обнаружил на нем никаких внешних повреждений, даже царапин.

Подумать только: Али — живой, здоровый, и дома!

— Али! — вскричал я и бросился к мальчику. — Али!

— Папочка, папочка! — откликнулся он пронзительным воплем и, подпрыгнув, повис у меня на шее. И заплакал. Я же всем своим существом чувствовал, как содрогалось от рыданий его тело.

Черта с два! Это я, а не он разрыдался и затрясся, как паралитик. Али же, прижимаясь ко мне что было сил, повторял только одно слово:

— Папочка, папочка, папочка…

Он мог повторять его хоть весь день.

«Но что произошло? Как все это случилось?» — задавался я вопросом, время от времени бросая взгляды на сотрудников ЦРУ в надежде услышать от них ответ. Между тем гостиная продолжала наполняться. Так, я увидел Эрика Дану собственной персоной и моего приятеля Аль Таннея, которые также вошли в комнату.

А потом я услышал слова, произнесенные столь хорошо знакомым мне голосом:

— Алекс? Это ты? Что-то я никак не могу тебя разглядеть в этой толчее… Это и вправду ты, Алекс?

Голос принадлежал Нане, но первой в гостиную вбежала Дженни.

Вытянув перед собой руки и плача, она подбежала ко мне и заключила меня в объятия.

— Моя дорогая, моя славная девочка… — шептал я, гладя ее по спине. — Милая Дженни — мое дорогое родное дитя!

— Я в норме, — сказала Дженни, немного успокоившись. — И все мы тоже. Нас привели в какую-то комнату и начали задавать вопросы. Знал бы ты, папочка, сколько разных вопросов нам задавали! А мы ничего не знали и не понимали, о чем нас спрашивают.

— Конечно, не знали. Да и откуда?..

Наконец в гостиной появилась Нана. Она выглядела ужасно и прекрасно одновременно и, подойдя к нам, присоединилась к нашей целующейся и обнимающейся компании. Агенты ЦРУ лишь смотрели на все это — потеплевшими, как мне показалось, глазами, но хранили молчание.

— Нам не сделали ничего дурного, — сообщила Нана. — А теперь, слава Создателю, мы снова все вместе. И в безопасности…

В общем, это был незабываемый момент, пожалуй, самый эмоциональный в моей жизни. Ведь, как сказала Нана, мы снова собрались все вместе и находились в безопасности.

Глава сто пятьдесят шестая

Нашу идиллию нарушил Стивен Миллард из ЦРУ:

— Детектив Кросс? Я хотел бы переговорить с вами наедине. Как только вы вволю нацелуетесь и наобнимаетесь, разумеется, — сказал он.

Через некоторое время мы с Миллардом вышли из дома. Насколько я понял, из всех посетивших меня агентов он был сотрудником ЦРУ самого высокого ранга. Если мне не изменяет память, начальником оперативной группы. Я заметил, что у нашего дома припаркованы четыре машины этого ведомства, а вокруг них прогуливаются еще четыре агента, в том числе две женщины. Зачем, интересно знать, столько машин и людей? Чтобы без проблем проводить мою семью до дома? Как-то это сомнительно…

— Где они были? Где вы нашли их? — спросил я у Милларда. — И кто их нашел?

Миллард, с удивительно прямой спиной, при ходьбе четко выбрасывал вперед ноги, из чего я заключил, что в прошлом он, возможно, служил в армии. Надо сказать, что держался Миллард весьма уверенно и, казалось, отлично осознавал важность своей миссии и той роли, которую играет в разворачивающемся сейчас действе.

Напрашивался ряд вопросов: кто такой на самом деле Стивен Миллард, какая у него миссия и какую роль он играл и играет в этом деле, в частности, в устроенном у меня дома своеобразном спектакле.

— Как я уже говорил ранее, детектив, мы — хорошие парни, вернее, все еще хорошие. И подавляющее большинство наших сотрудников прилагают максимум усилий к тому, чтобы эта страна существовала в состоянии покоя и безопасности… К сожалению, Йен Флаэрти, как выяснилось, черная овца в нашем стаде. Он нас предал и продал, и, я уверен, не один раз. Установлено, однако, что в последний раз он продал нас китайцам, получив за это, образно говоря, гнилое яблоко из их корзинки.

— Моя семья… — напомнил я Милларду.

— Мы держали Флаэрти под наблюдением с момента его прилета в Вашингтон. И он привел нас к вашей семье. С ним находились два африканских наемника, а сам он работал на китайцев. Короче говоря, они схватили ваших родственников и перевезли их на конспиративную квартиру, где, естественно, подвергли допросу. Но для Флаэрти ваши близкие имели куда большее значение как заложники — на тот случай, если вы в курсе его махинаций в Лагосе и решите опубликовать эти сведения.

Я покачал головой.

— Взятки и взяточничество там — привычное дело, даже, я сказал бы, образ жизни. Аданна Танзи установила, что китайцы вовлечены в незаконные сделки с нефтью в районе Дельты и занимаются скупкой нефтяных полей. Из-за перераспределения такого рода собственности возникли многочисленные конфликты, в которых, как вы наверняка знаете, были убиты тысячи нигерийцев.

— Да, мы знаем об этом.

— Вы также отлично знали, что в районе Дельты начинается гражданская война, но не пошевелили и пальцем, чтобы предотвратить ее.

— Мы ничего не могли с этим поделать. Надеюсь, вы понимаете, что еще один Ирак нам не нужен?

Я посмотрел на него в упор:

— Где сейчас Йен Флаэрти?

Миллард и глазом не моргнул.

— Мы взяли его и теперь допрашиваем. Кое в чем он уже сознался. Например, в том, что мистер Сованде, иначе говоря, Тигр, работал на него.

— И это все, что вы можете мне сказать?

Миллард покачал головой:

— Почему же? Могу сказать кое-что еще. Возвращайтесь к своим домашним, Кросс. Право же, они такие милые и так мужественно себя вели, что заслужили это. Тем более вы так давно их не видели.

Я кивнул Милларду. Он явно не собирался со мной откровенничать, так что нам больше нечего было сказать друг другу. С мыслью об этом я повернулся и зашагал к дому.

В одном Миллард прав: мои домашние действительно очень милые и, как выяснилось, мужественные люди.

Они ждали меня на крыльце, и в тот момент, когда я приблизился к ним, к дому подкатил еще один черный седан и остановился у подъезда. Потом распахнулась дверь, и из машины вышел Дэймиен. Он вытянулся по стойке «смирно» и вскинул к голове руку. То ли приветствовал меня, то ли на военный манер отдавал мне честь.

Но секундой позже сорвался с места и побежал ко мне. Я тоже побежал ему навстречу.

Иными словами, все семейство Кроссов снова собралось под родным кровом. Возможно, это единственное, что имеет значение в нашей жизни.

Эпилог Последний из хороших парней

Глава сто пятьдесят седьмая

Я не мог допустить, чтобы все закончилось так, как закончилось, — это не в моем характере, и через две недели в начале четвертого утра подъезжал на своем «мерседесе» к дому в Грейт-Фоллз в штате Виргиния.

Интересно, что за день до поездки мне позвонил, скажем так, знакомый психопат Кайл Крейг, чей звонок, как обычно, я воспринял как чрезвычайно любопытный, странный и пугающий. В своей излюбленной манере крутого парня Кайл, растягивая слова, произнес, что весьма рад возвращению моей семьи под родной кров, и, прежде чем я успел хоть что-то сказать, повесил трубку.

Выбравшись из машины и осмотревшись, я направился к парадной двери весьма ухоженного коттеджа, выстроенного из красного кирпича в колониальном стиле. Дважды позвонив в дверь, я оперся о перильца крыльца и стал ждать, когда мне откроют, предварительно бросив взгляд на часы. Стрелки показывали три часа одиннадцать минут. Прошло еще несколько минут, прежде чем загорелась электрическая лампочка под навесом крыльца, и дверь медленно отворилась.

Передо мной предстал в дверном проеме сотрудник ЦРУ Стивен Миллард в темно-синем махровом халате, из-под подола которого выглядывали обнаженные ноги и ступни. Без своего серого костюма и синего, в красную полоску, галстука, он выглядел далеко не столь внушительно. Откуда-то с верхнего этажа дома до меня донесся женский голос:

— Стив, кто пришел? У тебя все в порядке?

— Это по работе. Спи, Эмма, — крикнул Миллард в дверной проем.

Потом Миллард снова повернулся ко мне.

— Какого черта вы притащились ко мне домой в три часа утра, детектив Кросс? Хотелось бы верить, что информация того заслуживает…

— Почему бы вам не пригласить меня в дом? Там я все и расскажу. Кроме того, я не отказался бы от чашечки кофе, да и вам, полагаю, этот бодрящий напиток пришелся бы весьма кстати.

Глава сто пятьдесят восьмая

Мы вошли в дом и расположились на кухне, казалось, только что покрашенной, декорированной и обставленной. К сожалению, Миллард кофе мне не предложил, поэтому я сразу приступил к делу и рассказал, почему приехал к нему в такую рань.

— Прежде чем отправиться в Африку, я провел некоторое время в доме убитой Элли Кокс. Ваши ребята неплохо там поработали. Разумеется, я обнаружил в офисе часть ее рукописи. Даже кое-какие записи, сделанные ею в Нигерии. Хотя эти тексты и записи легким или приятным чтивом не назовешь, я не нашел в них ничего компрометирующего.

Миллард терпеливо слушал меня, кивал, вздыхал и ждал, когда я доберусь до главного.

Некоторое время я внимательно смотрел на сотрудника ЦРУ, размышляя над его теорией «хороших парней». Интересно, такие еще остались? Думаю, да. По крайней мере искренне надеюсь на это.

— Итак, зачем вы все-таки приехали? Хотели сообщить мне, что у нас все отлично? — наконец спросил Миллард.

— Выглядит отлично. В точности так, как предполагалось. Но на прошлой неделе я снова заехал в дом Элли Кокс. Времени у меня было предостаточно, и на этот раз я отнесся к своим обязанностям детектива со всей серьезностью. Надо сказать, что предварительно я переговорил с издателем Элли из «Джорджтаун-пресс». Он выразил удивление по поводу того, что у него нет завершающей части рукописи, где должно быть описано во всех подробностях ее путешествие в Нигерию.

— Может быть, она так и не успела написать эту часть? — предположил Миллард. — В этом есть смысл, не находите, детектив? Возможно, из-за этого ее и убили — чтобы не позволить ей завершить свой труд.

— Вполне возможно. Но если бы все обстояло так, как вы говорите, то для чего мне было ехать к вам среди ночи, вместо того чтобы спокойно спать в своей постели?

Миллард сдвинул на переносице густые брови. Надо сказать, что последние несколько минут нашего разговора он начал демонстрировать признаки некоторого раздражения и даже беспокойства. И я не винил его за это.

— Может, для того, чтобы поблагодарить за освобождение и возвращение под родной кров в целости и сохранности вашей семьи? По-моему, вы тогда были настолько заняты собой и семьей, что забыли это сделать. Что ж, коли так, считайте, что я принял ваши благодарности и более не задерживаю вас. Возвращайтесь к себе. Поезжайте домой, детектив.

И тогда я ударил его. Очень сильно. Мой коронный правый заставил его слететь с кухонного стула и грохнуться на пол, отделанный планками из розовой сосны. Сразу после этого из носа у него потекла кровь, но Миллард не поспешил схватиться за больное место, чтобы инстинктивно прикрыть его или определить нанесенный ему ущерб, как это обычно бывает в подобных случаях. По-моему, я нокаутировал его, поскольку он лежал на полу и беспорядочно елозил по нему пальцами, словно разыскивая потерянную вещь.

— Это для начала. За то, что по вашему распоряжению схватили мою семью, — сказал я. — Далее. Возможно, вы не в курсе, но у Элли была машинистка, перепечатывавшая ее рукописи. Эта женщина проживает в округе Колумбия, и зовут ее Барбара Грошевски. Я узнал об этом благодаря чекам, которые Элли ежемесячно оплачивала. Ну а теперь хорошая новость, из-за которой я решился вас побеспокоить. Последняя часть рукописи находится у Барбары Грошевски и содержит всю информацию о путешествии Элли в Нигерию, в том числе разоблачения Аданны Танзи. Кстати, Йен Флаэрти упоминается в заключительной части книги несколько раз. И вы тоже, Миллард. Аданна неплохо представляла себе, чем вы с Флаэрти занимались в районе Дельты. Если разобраться, именно вы организовывали деловые встречи с китайцами, связанные с продажей нефтяных участков. Ну и разумеется, брали с них за это взятки. И вы, а не Флаэрти наняли для выполнения грязной работы человека по имени Сованде, иначе говоря, Тигра. Короче говоря, вы арестованы, Миллард. И Центральное разведывательное управление даже пальцем не шевельнет, чтобы защитить вас. Ваши люди уже сдали вас нам со всеми потрохами. Так что очень возможно, что некоторое количество «хороших парней» в ваших рядах все-таки есть.

Миллард уже пришел в себя и едва заметно ухмыльнулся.

— Какая-то рукопись… Заметки путешественницы… Иными словами, субъективный взгляд писательницы на чрезвычайно сложные проблемы, в которых не всякий специалист ориентируется… Фактически у вас ничего на меня нет, Кросс.

— Разберемся… — протянул я. — И найдем все, что нужно, чтобы прищучить вас. Лично у меня нет в этом никаких сомнений.

Потом я поднялся и открыл кухонную дверь, чтобы впустить группу агентов ФБР, среди которых находился мой приятель Нед Махони. Эти джентльмены уж точно были «хорошими парнями».

Затем повернулся к Милларду:

— Чуть не забыл сообщить вам одну чрезвычайно важную вещь. Мы нашли Йена Флаэрти. Вы солгали, сказав, что он находится в ЦРУ и подвергается допросу. Вот мы точно его взяли, и сейчас он отвечает на многочисленные вопросы. На многие уже дал вполне исчерпывающие ответы. Вот почему я вас арестовываю. И еще одно: вы плохо разбираетесь в людях, Миллард, и поэтому допустили большую ошибку.

— Это какую же? — спросил он.

Теперь настал мой черед ухмыляться.

— Вам следовало убить меня, когда у вас была такая возможность. Дело в том, что я чрезвычайно настойчивый тип. И никогда не сдаюсь.

«Победитель драконов» — да и только.

Когда мы около пяти утра возвращались в город, зазвонил мой мобильный. Я вынул его из бардачка, нажал кнопку и сказал:

— Кросс на проводе.

И услышал голос, который менее всего хотел бы слышать. По крайней мере сегодня утром.

— Ты говорил с таким подъемом, Алекс, и был столь убедителен, что мне остается лишь гордиться тобой, — произнес Кайл Крейг. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но когда ты разговаривал с Миллардом, я находился в его доме и все слышал. Согласись, что даже если ты ничего не заметил, то я, выходит, тоже чего-то стою. И заметь: я ничуть не менее настойчив, чем ты.

С этими словами Кайл отключил телефон.

Как обычно, после общения с ним у меня осталось странное чувство нависающей неопределенной угрозы.

Оглавление

Пролог Налет

  Глава первая

  Глава вторая

Часть первая Опоздание

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

Часть вторая Под знаком креста

  Глава двадцать седьмая

  Глава двадцать восьмая

  Глава двадцать девятая

  Глава тридцатая

  Глава тридцать первая

  Глава тридцать вторая

  Глава тридцать третья

  Глава тридцать четвертая

  Глава тридцать пятая

  Глава тридцать шестая

  Глава тридцать седьмая

  Глава тридцать восьмая

  Глава тридцать девятая

  Глава сороковая

  Глава сорок первая

  Глава сорок вторая

  Глава сорок третья

  Глава сорок четвертая

  Глава сорок пятая

  Глава сорок шестая

  Глава сорок седьмая

  Глава сорок восьмая

  Глава сорок девятая

  Глава пятидесятая

  Глава пятьдесят первая

  Глава пятьдесят вторая

  Глава пятьдесят третья

  Глава пятьдесят четвертая

  Глава пятьдесят пятая

  Глава пятьдесят шестая

  Глава пятьдесят седьмая

  Глава пятьдесят восьмая

  Глава пятьдесят девятая

  Глава шестидесятая

  Глава шестьдесят первая

  Глава шестьдесят вторая

  Глава шестьдесят третья

  Глава шестьдесят четвертая

  Глава шестьдесят пятая

  Глава шестьдесят шестая

  Глава шестьдесят седьмая

  Глава шестьдесят восьмая

  Глава шестьдесят девятая

  Глава семидесятая

  Глава семьдесят первая

  Глава семьдесят вторая

  Глава семьдесят третья

  Глава семьдесят четвертая

  Глава семьдесят пятая

  Глава семьдесят шестая

  Глава семьдесят седьмая

  Глава семьдесят восьмая

Часть третья Лагерь

  Глава семьдесят девятая

  Глава восьмидесятая

  Глава восемьдесят первая

  Глава восемьдесят вторая

  Глава восемьдесят третья

  Глава восемьдесят четвертая

  Глава восемьдесят пятая

  Глава восемьдесят шестая

  Глава восемьдесят седьмая

  Глава восемьдесят восьмая

  Глава восемьдесят девятая

  Глава девяностая

  Глава девяносто первая

  Глава девяносто вторая

  Глава девяносто третья

  Глава девяносто четвертая

  Глава девяносто пятая

  Глава девяносто шестая

  Глава девяносто седьмая

  Глава девяносто восьмая

  Глава девяносто девятая

  Глава сотая

  Глава сто первая

  Глава сто вторая

  Глава сто третья

  Глава сто четвертая

  Глава сто пятая

  Глава сто шестая

  Глава сто седьмая

  Глава сто восьмая

  Глава сто девятая

  Глава сто десятая

  Глава сто одиннадцатая

  Глава сто двенадцатая

  Глава сто тринадцатая

  Глава сто четырнадцатая

  Глава сто пятнадцатая

  Глава сто шестнадцатая

  Глава сто семнадцатая

  Глава сто восемнадцатая

  Глава сто девятнадцатая

  Глава сто двадцатая

  Глава сто двадцать первая

  Глава сто двадцать вторая

Часть четвертая Дом, милый дом

  Глава сто двадцать третья

  Глава сто двадцать четвертая

  Глава сто двадцать пятая

  Глава сто двадцать шестая

  Глава сто двадцать седьмая

  Глава сто двадцать восьмая

  Глава сто двадцать девятая

  Глава сто тридцатая

  Глава сто тридцать первая

  Глава сто тридцать вторая

  Глава сто тридцать третья

  Глава сто тридцать четвертая

  Глава сто тридцать пятая

  Глава сто тридцать шестая

  Глава сто тридцать седьмая

  Глава сто тридцать восьмая

  Глава сто тридцать девятая

  Глава сто сороковая

  Глава сто сорок первая

  Глава сто сорок вторая

  Глава сто сорок третья

  Глава сто сорок четвертая

  Глава сто сорок пятая

  Глава сто сорок шестая

  Глава сто сорок седьмая

  Глава сто сорок восьмая

  Глава сто сорок девятая

  Глава сто пятидесятая

  Глава сто пятьдесят первая

  Глава сто пятьдесят вторая

  Глава сто пятьдесят третья

  Глава сто пятьдесят четвертая

  Глава сто пятьдесят пятая

  Глава сто пятьдесят шестая

Эпилог Последний из хороших парней

  Глава сто пятьдесят седьмая

  Глава сто пятьдесят восьмая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg