«Комната мертвых»

Крис Муни Комната мертвых

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

1

Перешагнув через труп охранника, Дарби МакКормик клацнула магазинной защелкой своего пистолета-пулемета «Хеклер-и-Кох», и два пустых рожка на тридцать патронов каждый со звоном полетели на пол. Следующим движением она вставила свежую обойму.

По лицу и спине градом катился пот. Напряженно вслушиваясь, она прижалась к стене возле двери, стараясь уловить хоть малейший шорох, доносящийся снизу, сквозь монотонное «чуф-чуф-чуф» вертолетных лопастей, перемешивающих жаркий воздух над крышей.

Она ничего не услышала, но знала, что Крис Флинн может появиться здесь в любой момент. Еще внизу, в подвале, укрываясь за грудой деревянных ящиков от двух подручных Флинна, которые лупили длинными очередями во все стороны, Дарби видела, как Флинн бросился к лестнице. А потом свет погас — это ее напарник по отряду полиции особого назначения отключил электропитание оптового склада. По шатким ступеням она взбежала на балюстраду первого этажа, чтобы перехватить Флинна, прежде чем он доберется до лестницы, которая оставалась для него единственным путем к спасению.

Дарби не сомневалась в том, что он еще не успел подняться по ней. Она выскочила из-за угла, глядя сквозь прорезь прицела на длинный коридор, залитый тусклым светом, сочащимся из окон. Все еще слишком темно. Она рывком надвинула на глаза очки ночного видения.

Темнота внутри складского помещения рассеялась, сменившись неестественно-зеленым свечением. Дарби медленно двинулась по коридору к лестнице.

С грохотом распахнулась дверь, и она увидела Флинна, стоявшего за спиной перепуганной женщины. Одной рукой он обхватил ее за горло, а другой приставил к ее виску «глок». Флинн осторожно выглядывал из-за плеча женщины, умело скрываясь за ней.

«Проклятье! Стрелять слишком опасно!»

К тому же Дарби хотела не убить Флинна, а всего лишь ранить, чтобы помешать ему добраться до вертолета. Полученный ею приказ не допускал двойного толкования: Флинна следовало взять живым. Мертвый он был бы бесполезен.

— Я знаю, чего вы, уроды, от меня хотите! — выкрикнул Флинн, и его высокий, срывающийся голос разрезал влажную духоту спертого воздуха. — Но я вам ни слова не скажу!

Дарби осторожно шагнула вперед.

— Мистер Флинн, я здесь, чтобы защитить вас. Картель…

— Оставайся на месте и брось пушку!

Дарби остановилась, но оружие опускать не спешила.

— Картель убьет вас, Крис. Вы слишком много знаете. Они не могут оставить вас в живых. А вот мы можем предложить вам защиту в обмен…

— Ничего не хочу слышать! Бросай пушку, или, клянусь Богом, я прикончу ее прямо здесь!

Дарби ничуть не сомневалась в том, что банкир (белый, американец, тридцати восьми лет) так и сделает. Он собственными руками задушил подружку, с которой прожил двенадцать лет, после того как узнал, что она с потрохами продала его полиции Бостона, сообщив о том, что с помощью своей компании по инкассированию чеков он отмыл почти полмиллиарда долларов для семейства Мендула, колумбийского наркокартеля, полученных от торговли кокаином.

Флинн двинулся вперед, прикрываясь женщиной, как щитом. Женщина покачнулась, и ее каблуки заскребли по полу, когда она вцепилась в руку Флинна, чтобы не упасть. Длинные черные волосы почти полностью закрывали ей лицо. Одета она была совсем не так, как принято одеваться у служащих товарных складов и оптовых магазинов. На ней были туфли-лодочки с перекрещивающимися ремешками и стразами из горного хрусталя и деловой белый костюм от модного портного, подчеркивающий достоинства высокой фигуры с выпуклостями в нужных местах.

«Спецназ может проследить за вертолетом, — подумала Дарби. — Они могут направить людей к месту посадки и взять всех тепленькими».

— Пожалуйста, сделайте так, как он говорит! — на ломаном английском взмолилась женщина. — У меня двое малышей. Я хочу вернуться к ним!

Дарби произнесла громко и отчетливо:

— Ладно, Крис, теперь ты — главный. Я отхожу от лестницы.

— Бросай пушку!

Дарби по-прежнему колебалась, не зная, на что решиться.

— Отпусти заложницу, и я не стану стрелять.

Женщина вскрикнула и тут же поперхнулась.

— Я прикончу ее, клянусь Богом…

— Ладно, Крис, твоя взяла.

Дарби опустила ствол и потянулась, снимая ремень пистолета-пулемета с плеча.

Флинн шагнул к лестнице. Инфракрасные очки ночного видения обеспечивали прекрасный обзор. Дарби отчетливо видела сеточку мелких, извилистых шрамов на лысой голове Флинна, обручальное кольцо с бриллиантом на пальце женщины и изящное переплетение узоров на ее браслете.

Дарби уронила «Хеклер-и-Кох» на пол и ногой оттолкнула его в сторону, к правой стене. Если Флинн начнет стрелять, она попробует прыгнуть в ту сторону. Под камуфляжной формой на ней был надет пуленепробиваемый жилет, а голени и бедра прикрывали металлические пластины.

«Молись, чтобы он не выстрелил тебе в голову».

— Твоя очередь, — сказала Дарби.

— Я тебе все равно не верю. — Флинн подошел ближе. — Становись на колени — и никаких резких движений.

— Я сделаю все, что скажешь, если ты не причинишь вреда заложнице.

— Ну, так и делай то, что я тебе говорю, аккуратно и медленно. А вздумаешь со мной шутки шутить, я прикончу ее, и все тут, ясно?

— Ясно.

Дарби опустилась на колени и медленно завела руки за голову.

— Вот и славно! — хрюкнул Фяинн. — Оставайся на месте, и я отпущу ее.

Он подошел к нижней площадке лестницы. В жарком и влажном воздухе коридора вдруг стал отчетливо ощутим запах духов «Шанель № 5», исходивший от женщины.

Флинн отпустил заложницу. Дарби слышала, как она торопливо поднимается вверх по лестнице на своих высоченных каблуках.

Но Флинн не последовал за ней. Он шагнул вперед, поднимая руку с пистолетом.

Дарби захлестнул страх. Она похолодела, чувствуя, как по спине стекают струйки пота. Впрочем, прожитая жизнь не промелькнула у нее перед глазами — на подобную чушь у нее не осталось времени. Она поступила так, как ее учили.

Флинн выстрелил, и она отклонилась в сторону. Пуля попала в стену. Руки ее двигались с быстротой молнии. Одна вцепилась Флинну в запястье, другая ухватила «глок» за ствол и вывернула его назад, так что оружие смотрело банкиру в живот.

Дарби рванула его на себя. Флинн, захваченный врасплох, покачнулся и, потеряв равновесие, растерялся.

Дарби вырвала у него девятимиллиметровый пистолет, перехватила его поудобнее и прострелила ему бедро.

С громким воплем Флинн рухнул на пол. Дарби развернулась и направила «глок» на заложницу, стоявшую на верхней площадке лестницы. В руках у той оказалась тупоносая «бе-ретта» с лазерным прицелом.

Дарби выстрелила дважды и попала женщине в живот. Ту отбросило к стене, и Дарби снова два раза нажала на спусковой крючок.

На полу корчился от боли Флинн. Дарби перевернула его на живот, уперлась коленом в основание позвоночника и рывком завела руки банкира за спину. Не успела она сорвать с форменного ремня пластиковые наручники, как в здании вспыхнул ослепительный свет.

Дарби сдвинула на лоб очки ночного видения, щурясь и смахивая пот с глаз.

— Черт побери! — выругалась заложница, глядя на темно-красные пятна на своем белом жакете. — А эти шарики с краской больно бьются!

Мужчина, изображавший Криса Флинна, застонал.

— Заткнись, Тина! За последние пару дней меня убивают уже в третий раз. — Он перекатился на спину. — МакКормик, чтоб тебе пусто было, ты чуть не сломала мне спину!

В коридор шагнул рослый мужчина с коротко остриженными — на армейский манер — каштановыми волосами и загорелым, обветренным лицом. Джон Хейг, инструктор по специальной подготовке Управления полиции Бостона. Щелкнув пальцами, он указал на дверь.

— МакКормик, за мной.

2

Дарби шагала следом за Хейгом, чувствуя, как в крови перестает бурлить адреналин, вызванный сдачей первого из серии выпускных экзаменов по программе полицейского спецназа, и на нее наваливаются усталость и опустошение. За последние три дня ей приходилось спать урывками, ведя круглосуточное непрерывное наблюдение за оптовым складом.

Каждый день первой недели тренировок по подготовке бойцов отряда полиции особого назначения начинался с десятимильной пробежки под палящими лучами августовского солнца на острове Мун[1]. Помимо нее в отряде было еще восемь рекрутов. Все мужчины. До обеда они занимались огневой подготовкой, осваивая все виды стрелкового оружия, и рукопашным боем. После полудня им приходилось ползать по старым дренажным туннелям в черных очках, сквозь которые ничего не было видно, что позволяло проверить уровень склонности к клаустрофобии. Они погружались ночью с аквалангом в воды Бостонского залива и спускались по канату с вертолета. Один из новобранцев сломал ногу. Еще двое получили травмы и выбыли. Оставшиеся пятеро благополучно дожили до «Дороги в Изумрудный город», очередного испытания на выносливость.

Напялив армейский бронежилет и высокие ботинки, с рюкзаком, набитым тридцатью фунтами песка, и штурмовой винтовкой на груди, которую приходилось то и дело поднимать над головой, она бежала по одуряющей жаре до тех пор, пока не начинали подкашиваться ноги. Падала, поднималась и бежала дальше. Карабкалась по канатам, стенам и подмосткам. Ползла по грязи. Навьюченная амуницией, в полной боевой выкладке переходила вброд грязные ручьи. Выйдя из воды и сгибаясь под тяжестью рюкзака, который, пропитавшись влагой, стал весить вдвое больше, она снова бежала до изнеможения. Когда «веселье» наконец закончилось, ее угостили завтраком в фабричной упаковке — две бутылки воды, хлеб и яблоко, — который она проглотила на ходу, направляясь на огневой рубеж. Там она стреляла по мишеням до тех пор, пока кисти и предплечья не сводило судорогой от боли. Тренировка закончилась в десять вечера. Наскоро ополоснувшись под душем, она рухнула в койку, чтобы, проснувшись в четыре утра, начать все сначала.

Второй этап подготовки, о чем Дарби знала заранее, был рассчитан на то, чтобы сломить моральный дух рекрутов. Из-за постоянного недосыпания силы не восстанавливались, а царапины и ушибы заживали слишком медленно. Физические нагрузки разрушали оборонительные редуты, воздвигнутые разумом, что приводило к отчаянию, гневу, а в некоторых особо тяжелых случаях — к помешательству. На этой стадии отсеялись еще двое кандидатов. У них просто не хватило сил. Оставшаяся тройка благополучно дожила до практических занятий с имитацией реальной боевой обстановки.

Хейг быстро миновал последний лестничный пролет. Напарник Дарби по полицейскому спецназу лежал на спине и блаженствовал с сигарой во рту. Грудь его и одно плечо покрывали пятна ярко-красной краски. Увидев Дарби, он помахал ей рукой. Бойцы из группы спецназа, которых Хейг привлек к тренировке, чтобы они изображали охранников Криса Флинна, уже перекуривали, дымя сигаретами и сигарами, со всем возможным комфортом устроившись между ящиками и полками. Но они смотрели не на Хейга, они смотрели на нее. Дарби кожей чувствовала их оценивающие взгляды, способные прожечь в ней не одну дырку.

«Они в бешенстве оттого, что я их убила».

Она широко улыбнулась.

Хейг вышел на автостоянку Его серая футболка промокла на спине от пота. Он сунул в рот толстую плитку жевательного табака. Как обычно, прочесть что-то по его лицу было невозможно. Очевидно, он вполне комфортно чувствовал себя за лишенной всякого выражения маской, носить которую его приучили долгие годы службы в морской пехоте.

Хейг быстрым шагом направился в обход товарного склада. Под подошвами его высоких шнурованных армейских ботинок скрипел гравий. В жарком и знойном воздухе стоял неумолчный стрекот цикад.

— Та женщина, которую вы убили… — после долгого молчания обронил Хейг. Он смотрел прямо перед собой в темноту, окутавшую лесопосадки. — Почему вы решили, что она — не настоящая заложница? Как вы догадались, что это не так?

Дарби ожидала такого вопроса.

— Мне вдруг стало интересно, что делает хорошо одетая женщина в столь поздний час на оптовом складе.

— А вам не пришло в голову, что она может быть его владелицей? При подготовке к операции я рассказывал вам, что жена владельца руководит работой склада и часто задерживается допоздна.

— Вы также говорили, что Ортис — прижимистая и скупая ведьма.

— Что вы имеете в виду?

— У той женщины на руке был дорогущий браслет от Картье.

Хейг резко обернулся к ней. Глаза его расширились от удивления, на лбу собрались недоуменные морщинки.

— Вы сумели разглядеть этот чертов браслет?

— И еще на ней были туфли-лодочки от Кристиана Лубутена, — добавила Дарби. — Такие стоят примерно восемьсот баксов. И браслет тянет штуки на три, не меньше. Ничего не скажу о ее костюме, но он тоже не из дешевых. Кстати, от кого он? Гуччи? Армани?

— Я что, произвожу впечатление парня, который разбирается в таких вещах?

— Если судить по тому, как вы одеваетесь? Нет, сэр.

Хейг медленно зашагал по дороге, ведущей к уединенной площадке, на которой минеры подрывали обезвреженные бомбы.

— Из того, что вы сообщили нам о картеле, не было понятно, кто у них главарь — мужчина или женщина, — заметила Дарби. — После того как Флинн отпустил ее, она не побежала в соседнюю комнату. Она даже не стала звать на помощь. Она сразу бросилась вверх по лестнице, ведущей на крышу, то есть туда же, куда собирался Флинн. Мне это показалось странным. Вот почему, ранив Флинна, я развернулась к лестнице, а она уже стояла на площадке с «береттой» в руках. Думаю, она и есть глава картеля.

— Вы правы.

— Значит, план состоял в том, что она сыграет роль заложницы, а потом Флинн отпустит ее и, если сам не успеет прикончить меня к тому времени, она должна будет довершить начатое, когда я стану надевать на Флинна наручники.

— И опять вы правы.

— Кто из рекрутов убит или ранен?

— Вы — единственная, кто остался в живых.

— Вот что бывает, когда вы отправляете женщину сделать мужскую работу.

Хейг молча сплюнул густую табачную жижу и свернул на другую тропинку.

Вдалеке Дарби разглядела небольшой фермерский дом с пологой крышей, в котором жила последние две недели. В окнах бытовки, служившей раздевалкой, и подвального помещения виднелся слабый свет.

— Зачем мы туда возвращаемся?

— У нас гости. За вами прибыл какой-то малый, чтобы отвезти обратно в город. Приказ комиссара полиции, — ответил Хейг. — Не спрашивайте меня, зачем и почему; я не знаю подробностей.

У самой Дарби уже возникли вполне определенные подозрения. Она была руководителем экспертно-криминалистического отдела, ЭКО, подчинявшегося лично комиссару полиции Чад-зински, в состав которого входили лучшие следователи и криминалисты. Как правило, ее группе поручалось расследование жестоких убийств и дел, связанных с исчезновением людей.

Хейг снова сплюнул табачный сок.

— Я знаю, вы приложили чертовски много усилий, чтобы попасть в эту программу. Ваши навыки в обращении с оружием говорят сами за себя: в стрельбе вы лучшая в группе, тут нет вопросов. Признаюсь, у меня были сомнения на ваш счет. Из опыта могу сказать, что женщины не годятся на роль офицеров спецназа.

— Что же, приятно было доказать вам, что вы ошибаетесь.

— Вы всего лишь вторая женщина, подготовкой которой я занимался. Первая была первостатейной шлюхой.

Хейг не обернулся, чтобы посмотреть, не обиделась ли она. Ему было все равно. Этот человек говорил то, что думал, и плевать ему было на тех, кто считал себя оскорбленным. Дарби вдруг поняла, что ей нравится подобное отношение.

— Для начала эта девица потребовала для себя отдельную раздевалку, — продолжал инструктор. — Без конца жаловалась на нагрузки, причитая, что она не такая сильная, как прочие мужчины, и что она не обладает их выдержкой и стойкостью. Словом, обычная бабская чушь. Хотя правда заключалась в том, что у нее кишка была тонка пройти программу до конца. Но это не помешало ей подать иск о дискриминационном отношении, которым судья справедливо посоветовал ей подтереться. А вот вы не требовали для себя никаких привилегий. Вы спали, ели, принимали душ и переодевались вместе с остальными парнями. Вы не нагружали меня своими женскими проблемами, если таковые у вас были, и вдобавок справлялись со всеми испытаниями, которым я вас подвергал. И ни разу не пожаловались и не отступили. Вы держали рот на замке, а ушки — на макушке. И вкалывали изо всех сил. — Хейг в очередной раз сплюнул. — Я слышал, что вы врач. Получили степень в Гарварде по психологии преступности.

Дарби молча кивнула в знак согласия.

— Никогда не видел, чтобы врач — или любой эксперт, если на то пошло! — проделывал то же самое, что вы вытворяли здесь. Или теперь так стрелять тоже учат в Гарварде?

— Я часто бываю в тире и на стрельбище.

— Оно и видно. Вы уложили всех телохранителей, помешали Флинну добраться до вертушки, а уж как вы скрутили его самого — просто загляденье. Помните, что я говорил вам насчет оружия?

— Что на каждой пуле написано имя адвоката.

— Верно. И если бы сегодняшняя ситуация повторилась на самом деле, в Департаменте внутренних дел к вам не было бы никаких претензий, но это не значит, что какой-нибудь адво-катишка не возжаждал бы вашей крови. Стряпчим плевать на то, что вы поступили правильно, да еще и рисковали своей жизнью при этом. Пролитая кровь означает деньги, много денег, и эти адвокаты способны заползти к вам в задний проход и залечь там в спячку до тех пор, пока не высосут из вас все до последнего пенни. Вы не задумываясь пускаете оружие в ход, так что вбейте это в свою ирландскую башку, понятно?

— Понятно.

Хейг распахнул перед ней дверь в офис.

— С вами я пошел бы в разведку в любой день недели, МакКормик.

3

Дарби свалила амуницию и оружие на свободный стол и на негнущихся ногах вошла в раздевалку.

Ее напарник по работе в лаборатории, Джексон Купер, сидел на одной из скамеек, привинченных к полу между рядами металлических шкафчиков для одежды, выкрашенных в серый цвет. На плечах и спине у него под темно-синей спортивной рубашкой с короткими рукавами плавно перекатывались тугие узлы мускулов, когда он большим пальцем лениво перелистывал потрепанный номер «Плейбоя».

— Тебе что, нравится торчать в мужской раздевалке? — поинтересовалась Дарби, расстегивая крепления бронежилета.

Куп даже не соизволил поднять голову.

— Твой инструктор, этот солдафон, распорядился, чтобы я ждал тебя здесь. К счастью, на полу я нашел вот эту штуку, и она не дала мне умереть со скуки. Это не ты обронила?

— Что стряслось?

— Похоже, в твоем родном городке, Белхэме, произошел грабеж со взломом. Маршалл-стрит. Женщину и мальчишку-подростка привязали к стульям. Женщина мертва, мальчик в больнице.

— Как их зовут?

— Эми Холлкокс. Как зовут мальчика, не знаю.

Фамилия женщины Дарби ничего не говорила, но она выросла не далее чем в двух милях от Маршалл-стрит. Насколько она помнила, тот район был застроен преимущественно большими старыми домами в колониальном стиле Новой Англии, с обширными земельными участками, на задах которых рос настоящий лес, через который вели тропинки, сбегающие к пруду Лососевая Заводь. Когда-то там жили преуспевающие врачи и адвокаты. Этот район считался — по крайней мере, пока она была маленькой — одним из самых спокойных и безопасных для жизни мест в Белхэме.

Дарби опустилась на скамью и принялась расшнуровывать армейские ботинки.

— Кому поручено расследование?

— Какому-то парню по имени Пайн.

— Арти Пайну?

— Да, он там самый главный. — Куп поднял голову и взглянул на нее в упор своими разноцветными глазами — один был голубым, второй темно-зеленым. — Откуда ты его знаешь?

— Арти начинал работать патрульным вместе с моим отцом. Но потом он стал детективом, и его перевели куда-то… в Бостон, кажется.

— Господи, да от тебя смердит!

— Последние три дня я жила на этой жаре под открытым небом.

— Большинство женщин, которых я знаю, предпочитают проводить отпуск другим способом — они нежатся на пляже. Как Саманта, к примеру.

Дарби швырнула свои ботинки в шкафчик.

— Кто такая Саманта?

— Саманта Джеймс, мисс Сентябрь. — Куп показал ей фото на развороте журнала. — После дней и ночей, которые Саманта проводит, спасая бездомных котят и щенков из приютов, где их подвергают эвтаназии, она предпочитает расслабиться на пляже с бутылочкой пива и хорошей книгой. Держу пари, она обожает романы Джейн Остин.

Дарби рассмеялась.

— Ты-то откуда знаком с творчеством Джейн Остин?

— Я встречаюсь с одной девушкой. Ее зовут Шерил. Так вот, она без ума от Джейн Остин.

— Как и любая женщина, если хочешь знать.

— Нет, она действительно без ума от нее, точно тебе говорю. Иногда мы… э-э… разыгрываем ролевые игры, так она заставляет меня надевать сюртук и изображать Дарси из этого кошмарного фильма «Гордость и предубеждение».

Дарби улыбнулась, вспоминая Колина Ферта в роли мистера Дарси.

— У тебя сейчас то же самое мечтательное выражение, что появляется на лице и у Шерил, — заметил Куп. — Я что-то пропустил?

— Ты все равно не поймешь. Займись лучше своей книжкой с картинками.

Дарби встала, скатала носки и отправила их в большую пластиковую корзину с крышкой.

— Отличный бросок. Кстати, как у тебя дела с этим банкиром-яппи?[2]

— Мы с Тимом больше не встречаемся, — сообщила Дарси, стягивая через голову влажную от пота футболку.

— С чего бы вдруг?

— Типичная история. Я хочу сделать карьеру. И еще не готова взять на себя связанные с семьей обязательства. Я…

— Гомик[3].

— И это тоже.

— И как ты догадалась, что он гомик?

— Он — не гомик, тупица! Тим славный парень, просто мы не созданы друг для друга. Лучше посмотри сюда. — Дарби взяла в руки свой ремень и вынула из ножен небольшой нож. — А еще здесь есть место для режущей проволоки-удавки и других маленьких штучек…

— Господи, когда же ты наконец выйдешь замуж? Мне было бы интересно почитать твой список свадебных подарков.

— Все это можно не покупать. Свой боевой пояс я заберу с собой.

— Мои поздравления! — пробормотал Куп, снова уткнувшись носом в журнал.

Дарби выскользнула из штанов и осталась перед ним в одном черном бюстгальтере для бега и тренировочных шортах. Она ничуть не стеснялась его. Купу не раз доводилось лицезреть ее в таком виде. Они вместе ходили в тренажерный зал, а после работы частенько бегали в Паблик-гарден.

И на протяжении двух последних недель она отказывалась пользоваться женской раздевалкой. Она одевалась здесь, в укромном уголке, тогда как мужчины оккупировали остальные проходы. Они сидели и расхаживали голыми в душевую и обратно. Эти мачо едва удостаивали ее взглядом или коротким кивком. Вся сексуальная энергия, которой они обладали на старте, без остатка ушла на то, чтобы преодолеть «Дорогу в Изумрудный город» и прочие прелести, которые подкидывал им неутомимый Хейг.

Перебросив через плечо чистое полотенце, Дарби подхватила груду грязного белья и отнесла его в пластмассовую корзину, стоявшую возле раковины. Она развязала эластичную ленту, которой были перехвачены волосы, и взглянула на себя в зеркало. Ее взгляд сразу же наткнулся на тонкий белый шрам, заметный даже под слоем грима на искусственной скуле. Имплантат заменил кость, вдребезги разбитую топором Бродяги.

Дарби намочила полотенце и принялась стирать с лица остатки краски. Куп не отрываясь смотрел на нее. Их взгляды встретились в зеркале.

— Классные у тебя шашечки на прессе, — обронил он.

Дарби опустила глаза на раковину, чувствуя, как перехватило дыхание. Не столько от комплимента, сколько от странного чувства, которое она испытывала в последнее время, когда в конце рабочего дня в груди возникало сладкое жжение от звука голоса Купа. Иногда, томясь в одиночестве своей квартиры, она ловила себя на мысли о нем. Пожалуй, Куп более всего подходил на роль члена семьи — причем единственного, учитывая, что мать ее уже умерла. Дарби часто спрашивала себя, а не вызвано ли это чувство тем, что совсем недавно Купу предложили новую работу. К нему обратилась компания из Лондона, занимавшаяся внедрением последних достижений в области экспертизы отпечатков пальцев, на чем специализировался и он.

— Есть новости из Лондона? — поинтересовалась она.

— Они повысили ставку.

— Ты собираешься принять их предложение?

— Скажи мне сама.

— Сказать тебе что?

— Что будешь скучать по мне.

— Все будут скучать по тебе.

— А ты в особенности. Я уеду, и ты окончательно отгородишься от мира в своей квартире в фешенебельном районе Бикон-Хилл, будешь слушать Джона Майера и топить печали в ирландском виски.

— Не смей так говорить!

— Чего? Что ты будешь скучать обо мне?

— Нет, что я буду слушать Джона Майера. — Дарби вытащила из своего шкафчика чистое полотенце. — Мне нужно по-быстрому принять душ. Дай мне пять минут.

— Можешь не спешить, Грязный Гарри[4].

4

Перед тем как ехать в Белхэм, Дарби хотела узнать как можно больше о совершенном преступлении. Выезжая из Бостона, она несколько раз пыталась дозвониться Арти Пайну, но всякий раз автомат переадресовывал вызов на голосовую почту. Потерпев неудачу в очередной раз, Дарби оставила ему сообщение.

В эфире «ВБЗ», бостонской радиостанции круглосуточного вещания, уже несколько раз прозвучал репортаж о громком убийстве. Но из двадцатисекундного сообщения, записанного находящимся на месте происшествия репортером, сложно было что-либо понять: «…в Белхэме женщина и ее сын стали жертвами преступления, которое, по мнению полиции, напоминает небрежную имитацию грабежа со взломом. Женщина погибла на месте, а ее сын в критическом состоянии доставлен в Центральную клинику Бостона. Представители полиции Белхэма отказываются сообщать имена жертв, но источник, близко знакомый с ходом расследования, назвал преступление зверским и бесчеловечным, худшим из всего, что ему доводилось видеть».

Репортаж закончился, и радиостанция начала передавать местный прогноз погоды. Снова дожди и одуряющая влажность. Жители день и ночь не выключали кондиционеры в домах, и система электроснабжения начала работать с перебоями. Диктор сообщил, что следует ожидать веерного отключения электроэнергии.

Получасом позже Дарби въехала на служебном автомобиле криминалистической лаборатории, темно-синем фургоне «форд-эксплорер», на Маршалл-стрит. Тротуары в тупичке оказались забиты местными жителями, сбежавшимися посмотреть бесплатное представление, и на их лицах плясали сине-белые сполохи мигалок, вращавшихся на крышах трех патрульных машин. Они плотно стояли в самом конце подъездной аллеи, ведущей к дверям массивного старинного особняка в колониальном стиле с кольцевой верандой и гаражом на три автомобиля, примыкавшем сбоку. Открыта в нем, впрочем, была только средняя дверь.

По обеим сторонам передней двери дома висели кованые античные фонари. Та же самая конструкция освещала гараж изнутри. Деревянный забор высотой, по крайней мере, в семь футов отделял подъездную аллею и баскетбольную площадку от заднего двора. Подъездную аллею перегораживала полицейская лента. Дарби подогнала фургон к тротуару, выбралась наружу и вытащила из багажного отделения свой рабочий чемоданчик. На окнах особняка, выходящих на улицу, были задернуты все шторы.

Куп, прихватив с собой саквояж эксперта, зашагал по аккуратно подстриженной лужайке перед домом. На крыльце рядом с входной дверью уже ожидал фотограф Майкл Бэнвиль, здоровенный малый, телосложением и вечной легкой небритостью напоминавший медведя гризли. Он был затянут с ног до головы в белый защитный комбинезон эксперта-криминалиста.

Дарби включила фонарик и направилась к краю лужайки, чтобы осмотреть подъездную аллею. В ярком луче света сверкнули кровавые отпечатки ног. Рядом с одним из них она расставила конусы для обозначения улик.

— Напрасный труд, — окликнул ее с крыльца Бэнвиль. — Их оставили санитары реанимационной бригады. На крыльце и ступеньках тоже.

«Там, должно быть, все залито кровью» — подумала Дарби.

Опустив чемоданчик на траву и внимательно глядя себе под ноги, она направилась к гаражу.

Машин внутри не оказалось, стояли лишь горные велосипеды да самоходная газонокосилка. Пол покрывали темные пятна. Машинное масло, решила было Дарби, но, направив на них луч фонаря, убедилась, что это были кровавые отпечатки ног. Среди них выделялась единственная пара маленьких следов, оставленных узкой обувью, — кедами или кроссовками, судя по рисунку на подошве.

В глубине гаража Дарби обнаружила смазанные кровавые разводы на деревянных ступеньках, ведущих к двери.

— Как мы должны поступить при появлении королевы? — раздался мужской голос из-за деревянного забора. — Просто поклониться до земли или еще и поцеловать ее в задницу?

— Если ты рассмотришь ее получше, тебе захочется поцеловать ее не только в задницу, — ответил ему другой голос. — Тебе захочется зарыться лицом меж ее бедер и не отрываться даже для того, чтобы глотнуть воздуха. Ты что, никогда не видел ее вблизи?

— Я видел ее пару раз в новостях по телевизору, — отозвался первый голос. — Она похожа на английскую актрису, при виде которой мой петушок встает и делает стойку. Ну, она еще снималась в сериале «Другой мир». Проклятье, как же ее звали-то?

— Кейт Бэкинсейл. Последовал щелчок пальцами.

— Точно, — воскликнул первый мужчина. — Эта МакКормик похожа на нее как две капли воды, да еще и волосы у нее темно-рыжие. Эх, так бы и запустил в них пальцы, а она стояла бы передо мной на коленях и забавлялась с моим петушком.

Раздался понимающий смешок.

Дарби постаралась пропустить досужие комментарии мимо ушей. Она уже давно поняла, что большинство мужчин видят в женщинах лишь сосуд для сексуальных забав, предназначенных для удовлетворения сугубо физиологических потребностей, не более того: «Трахни и выкинь на помойку…» До ее слуха частенько долетали подобные выражения в полицейском участке, когда коллеги полагали, что она их не слышит.

— Эй, парни, послушайте-ка!

Голос Арти Пайна звучал грубо и хрипло. Это был голос человека, достаточно повидавшего в жизни, который слишком много вечеров провел на работе и за выпивкой. При звуках его Дарби мысленно перенеслась в детство, когда они с отцом каждую субботу жарили шашлыки, — вплоть до того дня, как ей должно было исполниться тринадцать. Пайн, круглый, как шар для боулинга, только с ножками, восседал в шезлонге и смолил то, что ее отец называл «пятидесяткой» — дешевые сигары толщиной с карандаш, завернутые в шуршащую обертку. Дым их был столь отвратителен, что отпугивал комаров после захода солнца. Пайн мог просидеть в шезлонге весь день, зажав в зубах сигару и рассказывая истории, которые всегда вызывали у слушателей истерический смех, сопровождавшийся похлопыванием по коленям в знак восторга и признательности. Время от времени он просил кого-нибудь из детворы принести еще пива из холодильника и всегда расплачивался с ними свернутой в трубочку долларовой банкнотой.

— Вы говорите о девочке Биг Рэда, если кто не знает! — прорычал Пайн. — Когда она подойдет сюда, окажите ей достойный прием и уважение,

Дарби выключила фонарик. Вернувшись к входу в особняк, она заметила яркие вспышки фотоаппаратов на другой стороне улицы. Полиция Белхэма оттеснила стаю стервятников из средств массовой информации в загон, огороженный передвижными барьерами.

На крыльце Куп о чем-то разговаривал с Бэнвилем. Дарби склонилась над вымощенной каменными плитами пешеходной дорожкой, рассматривая кровавые отпечатки ног. Они совпадали с теми, что она видела на подъездной аллее.

Она присоединилась к коллегам и сказала:

— Отпечатки ног на подъездной аллее и пешеходной дорожке отличаются от тех, что я обнаружила в гараже на ступеньках.

— Сейчас займусь ими, — пообещал Бэнвиль, собирая свое оборудование для съемки. — Я уже сфотографировал холл и кухню. Прежде чем пойдете туда, советую переодеться в эти чудные защитные комбинезончики.

— Не пугай, — отмахнулся Куп, — а то у меня уже поджилки трясутся!

— Вот что я вам скажу, — продолжал Бэнвиль. — Видите передние окна, выходящие на улицу? Когда я прибыл сюда, жалюзи были опущены, а шторы задернуты. А вот на окнах сзади и раздвижной стеклянной двери в гостиной занавесок не было. Это и есть то, что мы называем зацепкой, Куп.

— Спасибо за подсказку.

Из задней части фургона Дарби вытащила защитные комбинезоны, и они переоделись под аккомпанемент вспышек над головами. Дарби надвинула на глаза очки-консервы, пересекла лужайку и открыла входную дверь.

Холл выглядел так, словно здесь пронесся ураган. Фотографии были сорваны со стен и безжалостно разбиты. Старый письменный стол лежал на боку, зияя бойницами выдвинутых ящиков. Каждый дюйм выложенного плиткой пола усеивали осколки стекла, бумаги и раздавленные семейные снимки. Через весь коридор протянулась цепочка кровавых следов, исчезающая в кухне. На столешницах коричневого мрамора громоздилась разбитая посуда» Встроенные шкафчики и серванты — по крайней мере, те, которые она видела со своего места, — были распахнуты настежь, а полки их пусты. Дарби перевела взгляд на Купа.

— Пайн говорил тебе об этом? Куп отрицательно покачал головой.

— Нет. В противном случае я вызвал бы сюда Чудо-близнецов, и они уже встречали бы нас здесь. Мы одни не управимся, разве что будем работать без перерыва всю следующую неделю.

Дарби расстегнула молнию на комбинезоне, достала телефон и набрала номер оперативного управления, чтобы призвать на помощь Марка Алвеша и Рэнди Скотта. Столовая, как она заметила, находилась с правой стороны от холла. Там валялись перевернутые горка и буфет. Все ящики были выдвинуты, а их содержимое свалено на тканый коврик с восточным орнаментом, засыпанный осколками битого стекла.

— Давай пройдем через столовую, — предложила она, закончив разговор, — Пожалуй, так будет легче всего.

Осторожно пробираясь через столовую, она вдруг ощутила запах кордита[5], смешавшийся с тяжелым смрадом крови с сильным медным привкусом, и у нее моментально начали слезиться глаза.

В кухню вел арочный проход, слева находилась гостиная, и она вошла туда первой. На полу валялись телевизор с плоским экраном и пульт дистанционного управления. На бежевом ковре отчетливо выделялись грязные отпечатки ног, уходившие куда-то в сторону от раздвижной двери с разбитым стеклом. Она заметила точно такие же отпечатки на полу мореного дуба и мимоходом подумала, а не оставил ли их кто-нибудь из офицеров полиции.

Пройдя через арку, Дарби повернула за угол.

Сначала она увидела женские пальцы. Те, которые еще оставались на руке, были сломаны и торчали под неестественным углом. Запястья женщины и руки от кисти до локтя были надежно примотаны к подлокотникам толстым скотчем. То же самое и с лодыжками — несколько слоев клейкой ленты намертво прикрутили их к ножкам кресла. Горло у нее было перерезано от уха до уха, причем рана оказалась настолько глубокой, что голова едва не отделилась от шеи. Глаза у несчастной были плотно заклеены скотчем, а отрезанные пальцы — общим числом три — засунуты ей в рот.

— Господи Иисусе… — пробормотал Куп за спиной у Дарби.

Несмотря на работающий кондиционер, Дарби покрылась холодным потом. Под креслом натекла целая лужа крови, раскинув растопыренные щупальца по белым плиткам пола. Стул, усеянный обрывками того же скотча, лежал рядом на боку. Полоска клейкой ленты слабо шевелилась в потоке прохладного воздуха, идущего из вентиляционного отверстия.

На полу алели кровавые отпечатки ног. Две ярко-красные полоски крови протянулись через всю комнату и исчезали в коридоре, ведущем к двери в гараж. Черная дамская сумочка валялась открытая, а ее содержимое было высыпано на пол.

Создавалось впечатление, что неизвестные обыскали каждый дюйм просторной кухни. Все до единого ящики были выдвинуты. Холодильник стоял распахнутым настежь, а его полки зияли пустотой. Дверцы духовки и посудомоечной машины были открыты, решетки для гриля валялись рядом на полу. Крепления кухонного «островка» были вывинчены, мебель опрокинута. Кровавые отпечатки в коридоре шли в обе стороны. Кто-то несколько раз прошел из кухни в гараж и обратно.

Куп провел тыльной стороной ладони по лбу, смахивая пот. Лицо его покрывала смертельная бледность, — Ступай подыши свежим воздухом, — распорядилась Дарби, направляясь в гостиную, — а я пока поговорю с Пайном.

Взгляд ее скользнул по голым белым стенам, забрызганным фонтаном артериальной крови. Она заставила себя сосредоточиться на стульях, и тут ей в голову пришла жуткая мысль: неужели кто-то расставил их так специально, чтобы мать сидела лицом к сыну?

5

Под куполообразным, типа кафедрального, потолком гостиной вращались два вентилятора. Кто-то искромсал ножом черный кожаный секционный диван и два кресла. Разрезанная обивка была безжалостно сорвана, обнажились деревянный остов и пружины. Все до единой подушки оказались выпотрошены. Белый хлопковый наполнитель и шарики поролона ровным слоем, словно снег, укрывали опрокинутую мебель и разбитые фотографии в рамочках.

Капли крови на бежевом ковре. Непрерывная цепочка кровавых отпечатков и брызг на зазубренных осколках стекла, торчавших, подобно зубам акулы, снизу и с боков раздвижной двери, ведущей на террасу.

Дарби нащупала выключатель, включающий свет на заднем дворе.

Она снова стала всматриваться в грязные следы, ведущие с террасы на лестницу. На перилах справа от нее виднелись смазанные пятна, как если бы кто-то хватался за них окровавленными руками.

Дарби потянула на себя ручку раздвижной двери. Заперто. У нижней обвязки двери она обнаружила запорную щеколду. Так что открыть дверь можно было, только разбив стекло.

На ковре валялось множество осколков стекла, а вот на террасе их почти не было. Дарби обвела взглядом дальнюю сторону гостиной. На голых белых стенах в штукатурке виднелись два

отверстия — того рода, что остаются от пуль.

Очевидно, кто-то стоял на террасе и стрелял в дверь, отсюда и осколки стекла на ковре. А потом стрелявший вошел в дом и… Что дальше? Связал свои жертвы? Нет. Кто-то сообщил о выстрелах в полицию. Один человек никак не мог сначала выстрелить, потом войти в дом, обездвижить двух человек и замучить женщину до смерти. На это понадобилось бы слишком много времени.

В течение следующих двадцати минут Дарби осматривала гостиную, пытаясь обнаружить стреляные гильзы. Она не нашла ни одной. Она прошла в кухню, но и здесь ее ждала неудача. Неужели у нападавшего хватило времени и на то, чтобы подобрать гильзы?

Она отодвинула щеколду, отомкнула раздвижную дверь и вышла на террасу. Занавески на окнах, выходивших во двор, не были задернуты. Да и зачем, если домов сзади не было? Перед ней лежал обширный двор с открытым бассейном и сараем неподалеку, за которым виднелся забор и лес, тянущийся до самой Лососевой заводи.

Пайн с двумя патрульными стоял возле ограды, отделявшей задний двор от подъездной аллеи. Он выглядел выше, чем она помнила, но в его раздавшейся фигуре до сих пор ощущалась скрытая мощь, как у профессионального футболиста, забросившего спорт и заплывшего жирком. На затылке у него теперь красовалась обширная лысина, а остатки черных волос на висках были коротко подстрижены.

Все трое держали в руках телефоны и разговаривали. Пайн не видел ее. А вот высокий патрульный с короткой армейской стрижкой заметил Дарби и уставился на нее, наблюдая, как она обшаривает террасу.

Дарби осторожно спустилась по ступенькам, стараясь держаться левой стороны, подальше от испачканных кровью перил и грязных следов, время от времени останавливаясь, чтобы расставить таблички для вещественных доказательств.

Спустившись на задний двор, она завернула за угол, присела и направила луч фонарика на щебенку под террасой.

В свете луча ей подмигнул кусочек металла. Дарби залезла под террасу и увидела рядом со стреляной гильзой табличку — значит, Бэнвиль уже сфотографировал ее. Кончиком ручки она подняла гильзу. На круглом донце отчетливо виднелись выдавленные буковки «44.РЕМ МАГ».

Патрон от «Ремингтон магнум» 44-го калибра. Одним выстрелом из такого оружия можно запросто уложить медведя.

Дарби опустила гильзу на щебенку и принялась осматривать пространство под террасой. Больше гильз не было.

Она вернулась к ступенькам и обвела лучом фонаря выгоревшую на солнце траву, в которой тут и там поблескивали лужи грязной дождевой воды.

Вот оно! В пятнадцати футах от ступенек на стебельках травы блестела кровь.

Уголком глаза она заметила, что к ней направляется Пайн в сопровождении обоих патрульных.

— Ребята, — начал Пайн. — разрешите представить вам…

— Оставайтесь на месте, — коротко бросила Дарби.

Она поставила рядом со следами крови табличку с номером и продолжила поиски, думая о следах волочения на полу в кухне. Две ровные параллельные линии, какие остаются после тела, которое тащат, держа под мышки. Кровавый отпечаток на ступеньках в гараже, потом на полу и дальше — ничего. Получается, труп погрузили в автомобиль?

Мальчика отвезли в клинику, мать оставалась в доме. Или здесь была еще и третья жертва?

Капли крови на траве терялись у калитки. Она была не заперта. Дарби приоткрыла ее и обнаружила кровавый отпечаток на доске.

В лесу отпечатки ног, поднимавшиеся вверх по склону холма, покрывали опавшие листья и сосновые иголки.

— Тебе осталось только прицепить пару длинных ушей, и ты будешь похожа на Пасхального кролика, — заметил Пайн.

Дарби обернулась и обнаружила его в нескольких шагах поодаль. Подмышки его белой рубашки потемнели от пота. От него просто разило сигарным дымом.

— Когда же это мы виделись с тобой в последний раз? Года три назад?

— На похоронах моей матери, — ответила Дарби. — Что там с мальчиком? Я слышала, его отвезли в больницу.

— Физически с ним все в порядке. Но он по-прежнему в шоке. Один из реаниматологов попытался было дать ему успокоительное, и парень устроил истерику. Мы оставили его в покое, чтобы он хоть немного пришел в себя. Я поставил охрану у его палаты в клинике Святого Иосифа, чтобы кто-нибудь был рядом, когда он захочет поговорить.

Клиника Святого Иосифа была центральной больницей Белхэма.

— В новостях передали, что его отвезли в Центральную клиническую больницу штата Массачусетс.

Маленькие глазки Пайна засветились от удовольствия.

— Ага, именно я сообщил это прессе. Решил, что пусть эти стервятники уберутся в Бостон. Кстати, большинство из них так и сделали. Но кое-кто остался. Они стали лагерем у входа, как ты наверняка заметила.

«Отличная работа, Арти!»

— Как зовут мальчика?

— Джон Холлкокс. Мать звали Эми Холлкокс — в ее сумочке мы нашли водительское удостоверение, выданное в Вермонте. Соседи говорят, что она с сыном переехала сюда около недели назад. Как его зовут, они не знают. Новые жильцы держались особняком. Кто-то из соседей видел, как они ходят по двору, но, по большей части, они не высовывали носа наружу. Женщина ездила на красной «хонде-аккорд». Мы передали описание машины и номерного знака по радио, но пока что никто ничего не видел. Заметила следы волочения на полу в кухне?

Дарби кивнула.

— Я думаю, кто-то тащил труп за собой, а потом погрузил его в машину и уехал, — заявил Пайн. — Насколько мы можем судить, в доме находились только мать и сын. Об этом третьем человеке нам ничего не известно. Дом принадлежит пожилой чете — Мартину и Илейн Векслерам. Он — врач на пенсии. Должно быть, неплохо зарабатывал, поскольку, как нам сообщили, они сейчас отдыхают где-то на юге Франции. В данный момент мы пытаемся установить их местонахождение.

Дарби выключила фонарик.

— Почему вы не сообщили оперативному дежурному, что в доме полный разгром? Я бы предпочла, чтобы здесь работало больше людей.

— Звонил не я. Но я с этим разберусь, не волнуйся, и вставлю по первое число. Извини, не мог поговорить с тобой, когда ты звонила. Здесь был настоящий дурдом.

Дарби чувствовала, что духота ночи и накопившееся раздражение грозят вот-вот вырваться наружу. У нее застучало в висках. При этом ей не хотелось расходовать остатки сил на бесполезные препирательства.

— Зато я проверил лес. — Пайн кивком указал на свои туфли и манжеты брюк, перепачканные в грязи. — Можешь туда не ходить. Я шел по следу — не волнуйся, рядом, и ни на что не наступил — вплоть до самого шоссе Блейкли-роуд. Там следы обрываются. Кто бы ни убежал тем путем, его давно и след простыл.

Дарби мельком подумала о том, что автомобиль мог быть припаркован на обочине, где не было асфальта, и сделала мысленную зарубку поискать следы шин.

— Полагаю, вы уже были в доме.

— О да, — ответил Пайн. — Похоже, я еще долго не забуду то, что там увидел.

— Кто еще был там, кроме вас?

— Только патрульные полицейские, они первыми прибыли на вызов. Куигли и Питерс. Вон они стоят, на углу. Я задержал их на тот случай, если тебе захочется задать им несколько вопросов.

— Они осматривали весь дом?

— Это их работа.

Дарби и сама знала это, но все равно осталась недовольна. Она легко могла представить себе, как какая-нибудь важная улика прилипла к подошве сапога и потерялась снаружи, оказавшись безнадежно утраченной для следствия.

— Это они натаскали грязи на ступени террасы?

— Пойдем и спросим у них об этом.

— Одну секунду.

Дарби включила фонарик и повернулась к калитке. Она слышала, как Пайн, уходя, что-то недовольно ворчит себе под нос.

Войдя в лес, она сразу же наткнулась на две кучи компоста в нескольких футах от ограды на задворках дома. Вокруг нее моментально закружились комары, танцуя в луче света от фонаря. Их назойливый звон лез в уши.

Поднимаясь вверх по склону, Дарби думала о том, что ненавидит этот лес. Пять лет назад она обнаружила в нем захороненные женские останки — очередную жертву Дэниела Бойля… и его сообщника и наставника, Бродяги. Многие их жертвы — пропавшие женщины, мужчины и дети, включая ее подругу детства Мелани Круз, — так и не были найдены. Они наверняка остались закопанными где-нибудь в таком вот лесу.

Дарби замерла на месте, боясь пошевелиться. Впереди, в темноте, зазвонил мобильный телефон.

6

Дарби побежала вверх по склону. Ее ботинки вязли во влажной земле, а луч фонарика описывал круги, выхватывая из темноты деревья и кусты. Без особого труда, даже не запыхавшись, она добралась до вершины.

Перед ней лежала неровная, каменистая прогалина, усеянная валунами и упавшими стволами с торчащими ветками. Телефон зазвонил снова, мягким, переливчатым сигналом, напомнившим ей музыку китайских колокольчиков. Он доносился откуда-то спереди. Дарби быстро пошла в ту сторону, подныривая под низко нависшими ветвями. Сухие сучки и опавшие листья хрустели у нее под ногами.

Третий звонок прозвучал совсем рядом.

Вот он! Впереди, футах в тридцати, засветился небольшой световой прямоугольник. Она направила на него луч фонарика. Судя по размеру и форме, это был смартфон «Блэкберри». Она сунула руку в задний карман, собираясь достать пластиковый пакет для сбора улик.

Впереди в темноте затрещали ветки. Дарби быстро направила луч фонарика на звук. Световой конус уперся в деревья и склон, круто уходивший вверх.

Мужчина, с головы до ног одетый в черное, размахнулся и бросил что-то в ее сторону. Прежде чем он пригнулся и укрылся за деревом, Дарби успела разглядеть очки ночного видения, наголо обритую голову, руку в перчатке, сжимающую автомат, и тактическую разгрузку[6] с гранатами.

Дарби отшвырнула фонарик в сторону и бросилась бежать, отлично зная, что сейчас будет,

«Что бы вы ни делали, только не оборачивайтесь, ни в коем случае не оборачивайтесь…»

За глухим взрывом последовала ослепительная вспышка, осветившая добрую половину леса.

«Свето-шумовая шоковая граната», — подумала она, ныряя за дерево.

Свет погас. Дарби вылезла из своего кроличьего комбинезона. В белом в темноте не спрячешься, да и бежать в такой одежде неудобно.

На заднем дворе зазвучали голоса, послышался треск ветвей под торопливыми шагами, замелькали неясные фигуры. Господи, да сколько же их тут?

Держа в руке «ЗИГ», Дарби включила тактический фонарь и выскочила из-за дерева. В просветах между стволами и ветками она разглядела фигуры двух мужчин, которые волокли за собой вверх по склону третьего. Двое белых мужчин в костюмах. Третий тоже был одет в костюм. Белый мужчина, белая рубашка забрызгана кровью, рука в голубой латексной перчатке, волочась по земле, безжизненно подпрыгивает на неровностях.

— Стоять! Ни с места! Полиция Бостона…

Ответом ей послужила очередь, выпущенная из автомата с глушителем. Пули с чавканьем впились в кору дерева над головой.

Дарби упала на колени, прячась за стволом. Снизу донеслись крики:

— Пригнись! Обходи сзади!

Дарби показалось, что она расслышала голос Пайна. Она высунулась с другой стороны дерева и подняла пистолет.

Внизу темноту прорезали беспорядочно мечущиеся лучи фонарей, и Дарби заметила, как между деревьев заклубилось густое грязно-белое облако. Человек, бросивший в нее свето-шумовую гранату, тот, с лысой головой и очками ночного видения, вышел из укрытия. Теперь он стоял рядом с местом, где она нашла телефон.

Он швырнул еще одну гранату, теперь уже в сторону заднего двора, Дарби отвернулась и крепко зажмурилась, ожидая неизбежного. Где-то наверху затрещали автоматные очереди.

Громыхнуло, и Дарби открыла глаза. Перебегая от дерева, она продвигалась в сторону лысого мужчины.

А тот побежал вверх по второму склону и вскоре скрылся из виду

Дарби бросилась за ним в погоню. Всю прошлую неделю она бегала кроссы по жаре с тридцатифунтовым рюкзаком за плечами. А сейчас она бежала налегке и даже по грязи передвигалась легко и быстро.

Но лысый намного опережал ее, и она никак не могла сократить разделявшее их расстояние. Она уже решила остановиться и открыть огонь, когда он снова исчез.

Лязгнула закрывающаяся дверца. Завизжали шины. Добравшись до вершины, Дарби разглядела лишь тающие вдали красные огоньки хвостовых стоп-сигналов машины, мчавшейся вниз по неосвещенной дороге. Издалека донесся вой полицейских сирен. Кто-то вызвал по рации подмогу, и диспетчер Белхэма отправил им на помощь несколько патрульных экипажей.

Впрочем, несмотря на то что они примчались неожиданно быстро, смысла в спешке уже не было. Насколько Дарби помнила, улица Блейкли-роуд соединялась с шоссе № 135. А уже оттуда автомобиль мог свернуть на главную автомагистраль, шоссе № 1, и исчезнуть без следа.

Но самое плохое заключалось в том, что она даже не смогла бы описать его. Она не разглядела ни марку машины, ни номерной знак. Что же касается мужчин, то и здесь она с уверенностью могла утверждать только то, что все трое были белыми. Нет, четверо. Труп тоже принадлежал белому мужчине.

Дарби вложила пистолет в кобуру и нетвердой походкой двинулась вниз по склону. В ушах шумела разгоряченная адреналином кровь. В грязно-белом тумане, плывшем между деревьями, мелькали лучи доброго десятка фонарей. Отовсюду доносился мужской кашель.

Она прижала руки рупором ко рту:

— Отбой! Повторяю, отбой всем!

Из тумана на нее выскочили несколько патрульных, держа оружие наизготовку. Глаза у них покраснели от дыма и слезились. Задыхаясь и кашляя, они взяли ее на прицел.

Один из них заметил у нее на поясе сверкнувший золотом полицейский значок и ламинированное удостоверение личности, висевшее на шнурке на шее, и сделал остальным знак опустить оружие.

Дарби спросила:

— Детектив Пайн с вами?

Высокий патрульный с ямочкой на подбородке утвердительно кивнул, вытирая глаза. Похоже, он почти ничего не видел.

— Найдите его и доложите, что нападавшие скрылись — распорядилась Дарби. — И еще передайте, чтобы он ждал меня у входа в дом. И пусть отзовет всех отсюда к чертовой матери, пока дым не рассеется. Вызовите «скорую помощь» и предупредите, чтобы захватили кислородные маски. Ступайте! Нет, вы останьтесь. — Она схватила за руку невысокого полицейского с внушительным брюшком. — Одолжите мне свой фонарь.

Он молча протянул ей фонарь и, кашляя и спотыкаясь, пошел за остальными.

Дарби понадобилось несколько минут, чтобы найти место, где она в первый раз заметила мужчину, бросившего свето-шумовую гранату. Здесь легко было спрятаться за деревьями. Прекрасное укрытие, чтобы ждать и наблюдать. Отсюда она видела даже задний двор особняка.

Глаза у Дарби начали слезиться, в горле запершило, но она опустила луч фонаря на землю и принялась осматриваться. Она обнаружила следы — увы, нечеткие и бесполезные — и блестящую алюминиевую обертку.

Пригибаясь под ветками, она сделала круг, ступая по опавшим иглам и листьям, и положила рядом с оберткой идентификационную табличку. Снизу доносились мужские голоса. Один их них выкрикивал ее имя.

— Куп, Куп, со мной все в порядке. Встретимся на заднем дворе.

Она двинулась в обратный путь вниз по склону и обратила внимание, что большинство фонарей погасли. А те, что еще горели, удалялись от нее, возвращаясь к особняку. Дарби наткнулась на патрульного, стоявшего на коленях. Он хрипел и задыхался. Она помогла ему подняться на ноги и, достав из кармана последнюю идентификационную табличку, медленно пошла обратно к тому месту, где лежал мобильный телефон. Но его там уже не было.

7

Часом позже Дарби подошла к Пайну, который, стоя в углу заднего двора, умывался водой из шланга. Похоже, он изрядно надышался газом. Она слышала его надсадное дыхание даже сквозь плеск воды, падающей на каменные плиты двора. Вода текла ему за шиворот, но он не обращал на такие мелочи никакого внимания. После прогулки по лесу он и так с головы до ног извозился в грязи и промок до нитки.

Неподалеку находился и Куп. Он стоял рядом с Бэнвилем, глядя, как тот фотографирует деревянную калитку. Купу совершенно нечего было делать здесь, контролируя фотографа. Дарби прекрасно понимала, в чем дело: он вышел во двор, делая вид, что занят, чтобы приглядывать за ней.

Оба, Куп и фотограф, надели защитные маски и респираторы. Из леса все еще наплывали клочья грязно-белого тумана. Возвращаясь, Дарби наткнулась на гранату, с шипением извергавшую клубы ядовитого дыма. Дымовые шашки вообще-то сгорали достаточно медленно, так что пройдет еще, по крайней мере, час, прежде чем можно будет безбоязненно вернуться в лес.

По какому-то чудесному стечению обстоятельств никто из детективов, сломя голову мчавшихся в лес на звуки пальбы, не повредил кровавый отпечаток руки на калитке. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о брызгах крови, которые Дарби обнаружила на траве. А идентификационные таблички оказались попросту втоптанными в грязь.

В перестрелке серьезно пострадал лишь один патрульный. Свето-шумовая граната разорвалась рядом с ним, и он был сильно контужен.

— Господи, какая все-таки едкая дрянь! — сказал Пайн. — Что это такое, черт меня подери?

— Гексахлорэтан. Это химическое вещество используется в дымовых шашках. Промывайте, промывайте глаза тщательнее.

— Такое ощущение, что у меня горят легкие.

— Вам нужно подойти к «скорой помощи» и подышать кислородом.

— Я так и сделаю. — Пайн снова направил струю воды в лицо и протер глаза. — Какая-то штука взорвалась прямо передо мной. Потом яркая вспышка света… И больше я уже ничего не видел.

— Это свето-шумовая шоковая граната. Она вызывает временную слепоту.

— Ты разбираешься во всем этом дерьме?

— Все благодаря подготовке в полицейском спецназе.

Пайн сделал несколько глотков воды и поморщился.

— Ты говорила, что видела какого-то малого в маске ночного видения?

— Это были очки, — поправила его Дарби. — Очки ночного видения.

— Какая разница! Ты его хорошо рассмотрела?

— Нет. Я видела его лишь мгновение, а потом он спрятался за деревом. Черная одежда, черные перчатки и тактическая разгрузка с гранатами.

— Ты сможешь их проследить?

— Свето-шумовая граната взрывается от удара. Если мы сумеем разыскать достаточное количество осколков, то сможем установить серийный номер или номер модели. Что касается дымовых шашек, то их номера можно передать производителю и установить, где они были проданы. Может, их попросту украли со склада в полицейском участке или на военной базе.

— Не слышу уверенности в твоем голосе.

— Дело в том, что гранаты можно купить на черном рынке. На любой оружейной выставке на Юге их тьма-тьмущая. Их коллекционируют многие любители острых ощущений. Конечно, мы проследим номера, но почти наверняка это ничего не даст. Этот парень с прибором ночного видения слишком умен, чтобы оставить после себя улики.

— Откуда ты знаешь, что это умный малый, а не просто какой-нибудь самозванный Рэмбо?

— Потому что он заранее подготовился к возможным неприятностям.

— К чему? К перестрелке в лесу?

— Он пришел готовым к драке. Арти, в котором часу поступил звонок в службу 9-1-1?

— В десять двадцать.

— А когда прибыли первые патрульные?

— В десять тридцать три. Здесь поблизости оказался их автомобиль.

— Они прочесывали лес?

Пайн отрицательно покачал головой, по-прежнему поливая себя водой из шланга.

— Я был единственным, кто ходил туда.

— В котором часу это было? Он на мгновение задумался.

— Я бы сказал, в четверть двенадцатого, плюс-минус несколько минут.

— Значит, прошел почти час между звонком в 9-1-1 и моментом, когда вы вошли в лес, — заметила Дарби. — Если эти люди все это время наблюдали за домом, то у них была масса возможностей, чтобы унести тело.

— Но ты видела его.

— У него вся рубашка была в крови. Если тот человек был ранен пулей из «магнума», то он должен был потерять много крови за очень короткий промежуток времени. Он мог истечь кровью, еще когда бежал по лесу.

— Но его приятели каким-то образом все-таки нашли его.

— И это заставляет предположить, что, перед тем как вырубиться, он позвонил им по телефону, — заявила Дарби.

Пайн отшвырнул шланг в сторону. Закрутив кран, он сунул руку во внутренний карман.

— Ты полагаешь, что эти парни прибыли одновременно с тобой? — поинтересовался он, вытирая лицо носовым платком.

— Они уже были в лесу, когда мы разговаривали у калитки. Думаю, они ждали, пока мы уйдем, чтобы унести труп с собой. Если бы они взялись за дело раньше, то подняли бы шум и мы могли бы услышать их.

— Когда я ходил по лесу, то не видел никакого тела. Там вообще никого не было.

— Может быть, этот человек в окровавленной рубашке нашел какое-нибудь укрытие. Не думаю, что остальные уже были там, когда вы прочесывали лес. А парень с очками ночного видения? Готова держать пари, что он был вооружен машинкой «Хеклер-и-Кох MP-16». Это совершенно определенно пистолет-пулемет. И еще я уверена, что заметила оптический прицел. Если бы он прятался в лесу, когда и вы там были, то мог снять вас одним-единственным выстрелом в голову. А потом выбраться из укрытия, найти телефон и исчезнуть. И никто бы ничего не услышал.

— Ты хочешь сказать, что вся эта каша заварилась из-за проклятого телефона?

— Но ведь он исчез, правда?

Пайн промолчал. Глаза у него покраснели и опухли, лицо заливала смертельная бледность.

— Телефон — главная улика, — продолжала Дарби. — В нем есть журнал входящих и исходящих вызовов, может быть, даже адресная книга с записями. Неизвестно, что мы могли бы там обнаружить… И парень с очками совершенно точно знал, что телефон не должен попасть ко мне в руки» Он выбрался из укрытия и угостил меня гранатой. А потом разбросал по лесу дымовые шашки и поднял пальбу, чтобы никто за ним не погнался.

Пайн перевел взгляд на пакет для вещественных доказательств, который она держала в руке.

— Что там у тебя?

— Обертка от жевательной резинки с никотином. Парень, очевидно, заботится о своем здоровье. Вам, кстати, тоже не мешает о нем подумать. Вы как-то неуверенно стоите на ногах.

— Я не бегал так уже лет… Словом, очень давно.

— Давайте я провожу вас до «скорой».

— Сам дойду.

Пайн открыл калитку, и в глаза им ударил калейдоскоп красных, белых и синих вспышек,

— Арти, к вам не обращались федералы?

— На предмет?

— На предмет любого проводимого в Белхэме расследования, установления наблюдения или чего-нибудь в этом роде,

— Нет. — Пайн озадаченно нахмурился. — Постой, ты хочешь сказать, что в том, что случилось здесь нынче ночью, замешаны, федералы?

— Я всего лишь хочу сказать, что это вполне возможно. Парни, которых я видела, были в костюмах. Тот человек с очками ночного видения носил разгрузку с шоковыми гранатами и был вооружен пистолетом-пулеметом, какими пользуются сотрудники антитеррористических подразделений. Это не воскресный любитель пострелять. Он точно знал, что делает.

— Твое предположение притянуто за уши.

— Все может быть. Но он легко мог уложить меня наповал в лесу, у него для этого была масса возможностей, прежде чем я добралась до телефона. И я почему-то уверена, что он специально стрелял поверх моей головы. Он не хотел меня убивать. Он старался просто помешать мне и без помехи забрать телефон. Видели грязные отпечатки ног на террасе?

Пайн кивнул, осторожно промокая уголки глаз носовым платком.

— Я разговаривал с патрульными. Это не они их оставили.

— Эти же следы и на ковре в гостиной перед раздвижной дверью. Думаю, кто-то пробежал через задний двор, натащил грязи на ступеньки, а потом выстрелами разбил стекло и ворвался в дом, Я нашла два отверстия в стене напротив двери. Кому еще могло понадобиться вламываться в дом таким образом?

— Тому, кто убил и пытал эту женщину

— Один человек не в состоянии усмирить двоих людей, связать их и обыскать весь дом, особенно такой большой. Так что мы говорим как минимум о двоих нападавших — и уж им-то не пришлось врываться внутрь силой. Они должны были проникнуть в особняк потихоньку, чтобы их никто не заметил. Им понадобилось время, чтобы связать мать и сына, и еще больше времени, что обыскать дом. А врываться с пистолетом наголо — слишком громкий и привлекающий ненужное внимание способ. Это больше похоже на попытку освобождения, вы не находите?

Пайн надолго задумался, покусывая нижнюю губу.

— Я всего лишь хочу сказать, что не исключаю интриг федералов, — сказала Дарби. — Мы должны учесть все, даже самые невероятные, варианты.

— Я поработаю в этом направлении и наведу справки.

«Я тоже», — подумала Дарби.

8

Чистым полотенцем, стопку которых держала в задней части своего служебного фургона, Дарби постаралась оттереть грязь с лица и рук. Сырой и душный воздух насквозь пропитался выхлопными газами, а от одежды разило кордитом.

Куда ни глянь, ее окружали лица, на которых плясали отблески мигалок полицейских машин и карет «скорой помощи». Лица за телекамерами, лица за фотоаппаратами с мертвенно-белым сверканием вспышек. Голоса, прорывающиеся сквозь треск помех в полицейских радиопередатчиках, и быстрые пулеметные очереди затворов фотокамер. Эти звуки как ножом резали ее и без того натянутые нервы. Слишком близко все происходит. Слишком большое возбуждение, слишком много проклятого шума и слишком много людей на улицах. Ей хотелось разогнать всех, чтобы не осталось никого. Она умирала от желания принять холодный душ и сделать добрый глоток горячительного. Ей хотелось хоть немного побыть одной и собраться с мыслями, прежде чем возвращаться в особняк.

Но, увы, надежды оставались несбыточными. Пора было приступать к тщательному осмотру дома.

Дарби стерла с ботинок последние следы грязи, швырнула использованное полотенце на пол под передним сиденьем в своем «форде-эксплорере» и переоделась в чистый защитный комбинезон. Из задней части фургона она извлекла новую цифровую фотокамеру «Canon SLR», способную создавать цифровой негатив — файл в формате «raw»[7], не поддающийся последующему монтажу и корректировкам. Она зашагала по передней лужайке, на ходу заправляя под капюшон влажные волосы. Где-то вдалеке зарокотал гром. Дарби очень надеялась, что Чудо-близнецы успеют прибыть до грозы. Она собиралась отправить их прямо в лес. Больше ждать она не могла.

Надев латексные перчатки, Дарби вошла в холл и принялась осматривать стены. Пулевых отверстий в них не было. Она перешла в столовую, а потом и в кухню. Та же самая история — следов от пуль нет.

Куп поднял голову от планшета с зажимом.

— Я буду наверху, — сообщила она.

Он кивнул и вернулся к своим записям, не сделав попытки последовать за ней. Они уже так давно работали вместе, что Куп прекрасно знал привычку Дарби сначала осмотреть место преступления в одиночестве, чтобы иметь возможность все обдумать. И она не могла заниматься этим, если кто-нибудь заглядывал ей через плечо, делал замечания и задавал бесконечные вопросы.

Дарби остановилась на лестничной площадке первого этажа. Из вентиляционной решетки над головой вырывался поток прохладного воздуха, но ее бросило в пот и влажная одежда прилипла к телу.

Пять дверных проемов. Все двери распахнуты настежь, свет включен. Одежда выброшена в

коридор. Туалетные и ванные принадлежности в беспорядке валялись перед ней на полу из светлого дуба — тюбик геля для волос, тампоны, пилюли и лак для волос.

Заглянув в ванную, Дарби увидела навесной шкафчик для лекарств. Дверцы его тоже были распахнуты, а полки — пусты. Вдоль бортика ванной выстроились бутылочка с зубным эликсиром, шампунь и пузырьки с пилюлями. Все флаконы были пусты. В унитазе плавали две пустые баночки из-под лекарств.

«Они искали какую-то маленькую вещь. Ключ?»

По другую сторону коридора располагалась небольшая комната с ковролином на полу, используемая в качестве домашнего кабинета. Занавески были задернуты, письменный стол перевернут, а полки шкафа уже привычно зияли пустотой. Каждый дюйм помещения подвергся методичному обыску. Быть может, грабители проникли в дом до того, как туда вернулись мать с сыном? А потом, придя в отчаяние и бешенство оттого, что не удалось найти то, что им было нужно, начали пытать женщину в надежде вырвать у нее требуемую информацию?

Сломанные пальцы, торчащие под неестественным углом.

«Скажи мне, где ты прячешь это…»

Пальцы, отрезаемые по одному.

«Скажи мне, где ты прячешь это…»

Сказала ли она то, что от нее требовали? И знала ли она вообще что-нибудь? Дарби подошла к двум комнатам в самом конце коридора.

В первой, длинной и просторной, находились лишь швейная машинка и стул. Окна закрывали шторы.

Матрас во второй комнате был сброшен с постели, вспорот ножом и выпотрошен. Занавески на окнах отсутствовали; Дарби видела, как эксперты-криминалисты продолжают фотографировать калитку в заборе на заднем дворе. На полу валялась одежда типа той, которую носят подростки, — футболки и джинсы от «Аберкромби и Фитч», короткие шорты, кроссовки и открытые сандалии. Дарби нашла пустую вместительную сумку из грубого полотна с ремнем через плечо, из тех, что так удобно брать с собой в дорогу, лежащую под перевернутым ночным столиком.

Она сделала несколько снимков, после чего прошла дальше по коридору и переступила порог главной спальни, с удивлением обнаружив, что здесь все пребывало в полном порядке и на своих местах. На стене напротив роскошной кровати исполинских размеров висел телевизор с плоским экраном. Два парных комода вишневого дерева не были опрокинуты или обысканы, выдвижные ящики никто не трогал. Как и во всех комнатах, выходящих на улицу, занавески здесь были задернуты.

Единственной вещью, вносившей диссонанс в атмосферу строгого порядка в спальне, был чемодан, стоявший на табурете для ног с кожаной обивкой. В нем лежала скомканная одежда, и еще несколько предметов туалета висели на спинке глубокого кожаного кресла, стоявшего в углу.

Означает ли это, что обыск пришлось прервать? И не стоял ли кто-нибудь над раскрытым чемоданом, когда внизу загремели выстрелы?

На зубчиках «молнии» Дарби обнаружила крохотный кусочек голубого латекса. Перед ее мысленным взором всплыла недавняя картина: мертвый мужчина в лесу, рука в латексной перчатке безжизненно волочится по земле…

«Выходит, это ты прикасался к чемодану?»

Она представила, как он стоит здесь, его обтянутые латексом пальцы методично обшаривают карманы, и тут снизу доносится звук первого выстрела. Она увидела, как он сунул руку под мышку, доставая оружие, и поспешил к лестнице, ведущей вниз, на кухню, и увидел… Что?

«Что ты там увидел?»

Дарби задумчиво потерла пальцами переносицу и прикрыла глаза, пытаясь представить себе человека без лица, который прикасался к этому чемодану. Перед ее мысленным взором промелькнул калейдоскоп недавних событий в лесу: разрывы шоковых гранат, вспышки слепящего света; мужчина в очках ночного видения; двое других мужчин, волочащие труп третьего вверх по склону к ожидающей их машине. Мертвый мужчина был одет в костюм, а на руках у него были латексные перчатки. Белая рубашка забрызгана кровью. Кто-то застрелил его.

«Все-таки это ты находился внутри дома, верно? И я знаю, что ты пришел сюда не один. Понадобился, по крайней мере, еще один человек, чтобы помочь тебе обыскать огромный особняк. И не твоего ли напарника ранили, так что его пришлось уносить на руках? Это ты занимался женщиной и ее сыном? Наверное, ты связал их и поднялся наверх, чтобы продолжить обыск, а твой сообщник стал пытать ее? Или ты помогал ему? А может, ты стоял в кухне, когда услышал звуки выстрелов и звон разбивающегося стекла? Думаю, именно так все и было, голубчик. Если бы ты находился наверху, когда раздались выстрелы, то у тебя хватило бы времени выхватить собственное оружие.

И ты бы спустился вниз и начал стрелять. И я бы нашла отметки от пуль. Думаю, тебя застали врасплох. Скорее всего, ты стоял в кухне, когда кто-то выстрелил тебе в грудь. Полагаю, у тебя не было времени, чтобы достать оружие».

Дарби открыла глаза, думая о том, что стало с напарником убитого. Не исключено, что где-нибудь в лесу валяется еще один труп. Или человек в очках и его сообщники уже успели унести и второе тело?

Почему-то она не сомневалась в том, что человека в очках ночного видения и его напарников в костюмах не было в лесу в момент перестрелки. Если бы они находились там и наблюдали за происходящим, то к тому времени, когда на вызов прибыл первый офицер полиции, их бы уже и след простыл.

Кровавый след тянулся по ковру в гостиной, сбегал по ступенькам крыльца и терялся в траве. На досках калитки остался смазанный кровавый отпечаток ладони. Она представила себе человека, бегущего по темному лесу. Быть может, он пытался попасть на склон, поднимающийся к улице наверху? И не ждала ли его оставленная где-нибудь машина?

Дарби не обнаружила на обочине каких-либо следов того, что там стоял автомобиль.

И еще кто-то должен был вызвать тех мужчин, которых она видела в лесу. Она вспомнила о телефоне, валявшемся на земле, и представила себе мужчину в окровавленной белой рубашке, делающего свой последний звонок. Мог ли он выронить телефон, пока искал укрытие, в котором собирался дождаться помощи? И почему он не добрался до дороги? Потерял сознание от потери крови?

Дарби пришло в голову, что он мог обронить в лесу еще что-нибудь помимо телефона.

«Почему твой сообщник или сообщники в доме не помогли тебе? Что произошло?»

Она услышала лязг закрываемых автомобильных дверей. Отодвинув занавеску, Дарби увидела остановившийся у тротуара второй фургон криминалистической лаборатории. Двое мужчин, этакие Матт и Джефф современного разлива, нетерпеливо расхаживали взад и вперед у капота. Рэнди Скотт, высокий и безукоризненно аккуратный, с седеющими на висках черными волосами, был на добрый фут выше своего полненького и приземистого товарища, Марка Алвеша. Она позаимствовала сладкую парочку у Лаборатории криминалистической экспертизы Сан-Франциско, где они обзавелись репутацией настоящих профессионалов, обнаружив не замеченные ранее улики в нескольких громких делах. Если в лесу оставались еще какие-то вещественные доказательства, они их найдут.

Кто-то постучал в дверь спальни. Дарби обернулась и увидела Купа.

— Прибыли Чудо-близнецы, — сказала она.

— Знаю. Рэнди позвонил мне, чтобы сообщить о своем приезде.

— Я поговорю с ними.

— Не надо, я сам это сделаю. А ты поезжай в больницу Святого Иосифа в Белхэме. Мне только что звонили из дежурной части. Тебя разыскивает патрульный из Белхэма. Мальчишка заявил, что будет разговаривать только с полицейским, которого зовут Томас МакКормик. По-моему, это твой…

— Да, — медленно протянула Дарби, чувствуя, как в ушах зашумела кровь. — Это мой отец.

9

Дарби стояла с Пайном и еще одним патрульным из Белхэма неподалеку от поста дежурной медсестры, который находился за углом. Рядом с ними приткнулась к стене тележка с грязными подносами и посудой из кафетерия, так что запах простокваши и овощного рагу казался ей благословенным нектаром после вони сигар Пайна.

Патрульного звали Ричард Родман. Его густые седые волосы, аккуратно расчесанные на пробор, совершенно не соответствовали моложавому лицу. Дарби сочла, что он похож на начинающего политика, которого заставили напялить на себя мундир полицейского. В руках он держал большой конверт из белой бумаги, на котором уже проступили пятна крови от перепачканной футболки мальчишки. После того как дежурный врач в отделении реанимации разрезал на мальчике футболку, у него достало сообразительности сложить обрывки в бумажный конверт. Пластиковые пакеты разрушали следы ДНК. Об этом знали далеко не все врачи.

— Я сидел на стуле у его палаты, когда он приоткрыл дверь и спросил, не знаю ли я в Белхэме копа по имени Томас Мак-Кормик, — рассказывал Родман. — Я ответил ему, что нет, не знаю такого, и тогда малыш заявил, что все называют Мак-Кормика Биг Рэдом. Пацан уверял, что ему срочно нужно поговорить с МакКормиком, но не сказал, о чем именно.

Родман взглянул на Дарби.

— И тут я вспомнил, как в прошлом году видел вас по телевизору, когда вы поймали этого ублюдка, как его… ну, того, что убивал женщин выстрелом в голову, а потом вкладывал им в карман статуэтку Девы Марии и сбрасывал трупы в реку.

— Уолтер Смит, — безо всякого выражения пробормотала Дарби.

Родман щелкнул пальцами.

— Точно! Он самый. Кстати, что с ним стало?

— Он попал в клинику для душевнобольных. И проведет там остаток жизни.

— Господи, спаси и помилуй! В том выпуске новостей, что я видел, передали кое-какую информацию о вас, и вот сегодня я вспомнил, что вы вроде как выросли в Белхэме и что ваш отец был копом. Ну я и подошел к медсестре на посту, воспользовался ее компьютером, полазил по Интернету, а потом позвонил в дежурную часть. И вот вы здесь.

— Вы сказали мальчику, что Томас МакКормик мертв?

— Нет. Я решил предоставить это вам. Ну, типа того, что у вас будет повод для знакомства.

— Кто-нибудь приходил к нему? Родман отрицательно покачал головой.

— И никто не звонил тоже.

— Думаю, будет лучше, если я поговорю с ним наедине, — Не возражаю. По мне, чем меньше народу, тем легче ему будет. Парнишка до сих пор не в себе.

Дарби развернулась к Пайну.

— Пожалуй, это будет правильно, — согласился тот.

Дарби оттолкнулась от стены и вытащила из заднего кармана крошечный цифровой магнитофон.

— Где он?

— Прямо по коридору, — подсказал Родман.

Дарби открыла дверь. Мальчик выключил в палате освещение, В тусклом свете, падающем из окна, возле которого стояла кровать, Дарби разглядела, что кто-то хорошенько поработал над подростком. Левая сторона лица у него опухла, а глаз совсем заплыл.

Он сидел на постели, укрыв ноги одеялом. Забинтованная рука на перевязи покоилась на голой груди, коричневой от загара. Высокий и худенький, он казался удивительно хрупким и беспомощным.

— Привет, Джон. Меня зовут Дарби МакКормик. Насколько я понимаю, ты хотел видеть моего отца.

— Где он?

Голос у него оказался хриплым и совсем юным.

— Я могу войти?

Мальчик на мгновение задумался. Светлые волосы у него были коротко подстрижены, на лбу выступил пот. Типично американский подросток, симпатичный и беспомощный. Врач в отделении реанимации зашил ему порезы матрацным горизонтальным швом.

В конце концов он неохотно кивнул.

Дарби закрыла за собой дверь и присела на краешек кровати. Кожа у него на запястьях к вокруг глаз покраснела и воспалилась. На висках виднелись клочки лысой кожи без волос.

Она сразу же поняла, что совсем недавно Джон плакал.

— Где ваш отец? — снова спросил он.

— Он умер.

Мальчик непроизвольно сделал глотательное движение. Глаза его испуганно расширись, как будто у него перед самым носом захлопнулась дверь, ведущая к спасению.

— Что с ним случилось?

— Мой отец был патрульным. Однажды он остановил автомобиль, — сказала Дарби, — а за рулем сидел шизофреник, которого недавно выпустили из тюрьмы. Мой отец подошел к автомобилю, и по какой-то причине тот человек выстрелил.

— Он умер?

— Мой отец еще успел вызвать помощь по рации, но к тому времени, как его доставили в больницу, он уже потерял слишком много крови. Мозг у него умер. Моя мать приняла решение отключить его от аппаратуры, поддерживающей жизнедеятельность, и он умер.

— Когда?

— Еще до твоего рождения, — ответила Дарби. — Сколько тебе лет?

— В марте будущего года исполнится тринадцать.

«Двенадцать лет… — подумала Дарби. — Кто-то привязал двенадцатилетнего мальчугана к кухонному стулу и усадил напротив матери…»

— Что случилось с твоей рукой?

— Я потянул мышцу или что-то в этом роде, и доктор дал мне эту перевязь, — пояснил Джо. — Я могу спросить вас кое о чем?

— Ты можешь спрашивать меня о чем угодно.

— Тот человек, который застрелил вашего отца… Его поймали?

— Да. Сейчас он снова в тюрьме.

Мальчик опустил взгляд на пистолет, висевший у нее на поясе.

— Вы коп?

— Я дознаватель по особо важным, делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы. Я помогаю жертвам тяжких насильственных преступлений. Ты можешь рассказать мне о людях, которые привязали тебя к стулу?

— Откуда вы…

Спохватившись, мальчик оборвал себя на полуслове.

— По коже у тебя на запястьях и на щеках, — ответила Дарби. — Такие отметки оставляет плотная клейкая лента.

Он отвернулся и уставился в окно, а потом отчаянно заморгал, глотая слезы.

Дарби положила руку ему на колено. Мальчик вздрогнул.

— Я пришла, чтобы тебе помочь. Ты можешь довериться мне.

Он не ответил. Снаружи доносилось бормотание какого-то прибора и приглушенные голоса Пайна и патрульного. И вдруг их разговор прервался. Дарби даже подумала, а не подошли ли они к двери, чтобы послушать, о чем здесь говорят.

— Но откуда мне знать?

— Знать что?

— Что я могу доверять вам, — пояснил мальчик.

— Ты же хотел поговорить с моим отцом.

— Да, но вы сказали, что он умер.

— Я его дочь.

— Это вы так говорите,

Дарби сунула руку в карман. Из бумажника она достала старую, потрескавшуюся фотографию и положила ее мальчику на колени.

— Это мой отец, — сказала она.

Джон взял в руки фотографию ее отца в форме патрульного. У него на коленях сидела шестилетняя девочка с изумрудно-зелеными глазами, двумя медно-рыжими косичками и дыркой в ряду молочных зубов.

— Это вы?

Дарби кивнула.

— Ты узнаешь его?

— Я никогда не видел вашего отца, — Он протянул ей фотографию, — Откуда я знаю, может, это фальшивка?

— Видишь вот эту ламинированную карточку у меня на шее? Фотография на ней точно такая же, как и в моем водительском удостоверении. Вот, можешь сравнить их сам.

Он так и сделал.

— Я дочь Томаса МакКормика, — мягко проговорила Дарби; которой вовсе не хотелось портить отношения с мальчиком. — Ты можешь доверять мне. Но если ты хочешь, чтобы я помогла тебе, ты должен быть честен со мной.

Джон промолчал.

— Как зовут твоего отца?

— Не знаю, — ответил мальчик. — Я никогда его не видел.

— А приемный отец у тебя есть?

— Моя мать так и не вышла замуж.

— Как насчет братьев и сестер?

— У меня никого нет.

— А другие родственники, дяди, тети, двоюродные братья?

— Моя мама… Мы всегда были с ней только вдвоем.

Он поджал губы и снова крепко зажмурился. Грудь мальчика судорожно вздымалась, он дрожал всем телом.

— Все хорошо, — взяла его за руку Дарби. — Все в порядке.

— Моя мама… — Он поперхнулся словами и закашлялся, а потом заговорил снова: — Она сказала, что если с ней что-нибудь случится, если я когда-нибудь попаду в беду или испугаюсь, то должен буду позвонить Томасу МакКормику. Она говорила, что он — единственный полицейский, которому можно доверять. Она сказала, что больше я ни с кем не должен разговаривать, ни при каких обстоятельствах. — Он громко заплакал. — Моя мама умерла, а я не знаю, как быть. Я совершенно не представляю, что теперь делать.

10

Дарби схватила коробочку с салфетками, стоявшую на ночном столике. Но Джон Холлкокс отказался от салфетки. Он просто взял ее за руку и крепко сжал, громко всхлипывая. По оконному стеклу барабанили капли дождя. Дарби думала о том, удалось ли Чудо-близнецам найти что-нибудь в лесу. Ей было намного легче смотреть в окно и представлять, как Рэнди и Марк прочесывают лес в поисках улик, думать о большом особняке, залитом кровью и засыпанном осколками стекла, чем видеть перед собой заплаканное лицо двенадцатилетнего мальчишки.

В воображении Дарби вдруг всплыла картина: она обеими ладошками держит большую и заскорузлую руку отца Размерами рука не уступала бейсбольной перчатке. Он лежал на больничной койке, похожей на эту, а она впилась ногтями ему в кожу, царапая ее до крови, зная, что он должен проснуться до того, как доктор отключит его от системы жизнеобеспечения.

— Мне очень жаль, Джон. Я сожалею о том, через что тебе пришлось пройти.

В конце концов он перестал плакать и, взяв несколько салфеток сразу, вытер лицо.

Дарби положила на кровать цифровой магнитофон

— Когда ты будешь готов начать рассказ, и с твоего позволения, естественно, я бы хотела записать наш разговор. Тогда я смогу слушать тебя, не делая записей. Ты не возражаешь?

Джон кивнул.

— Я помогу тебе справиться с горем. Иногда мне придется перебить тебя, чтобы задать вопрос или уточнить что-нибудь. Я должна быть уверена, что поняла все правильно. Если же что-нибудь будет непонятно тебе, спрашивай, не стесняйся. Договорились?

Мальчик откашлялся.

— Договорились.

Но при этом он явно не знал, с чего начать.

Дарби мягко сказала:

— Расскажи мне о тех людях, что ворвались к вам в дом

— Их было двое. Двое мужчин. Я лежал на диване и смотрел телевизор, когда услышал, как открылась дверь. Я решил, что это мама вернулась домой, потому не стал вставать.

— Ты был дома один?

— Да.

— А где была твоя мама?

— Она сказала, что ей надо сходить на пару собеседований по поводу устройства на работу, а потом забежать в магазин, так что вернуться она должна была поздно. Она сказала, чтобы я не выходил из дома до ее прихода.

— Почему? Твою маму что-то беспокоило?

— Она постоянно тревожилась и нервничала. Где бы мы ни жили, она вечно твердила, чтобы я не забывал закрывать дверь на ключ. А перед тем как лечь спать, она всегда проверяла, заперты ли окна. Когда я возвращался из школы, она всегда звонила и спрашивала, все ли у меня в порядке. Я думал… Мама мало зарабатывала, и мы никогда не жили в приличных районах. Однажды, в Лос-Анджелесе, нашу квартиру ограбили, и с ней случилась истерика.

— Вы часто переезжали?

— Ага.

— Ты не знаешь почему?

— Думаю, это как-то было связано с ее родителями, — ответил Джон. — Их убили еще до моего рождения. Но мама никогда не рассказывала мне подробностей. Единственное, что она сказала, это то, что людей, которые сделали это, так и не поймали. По-моему, она боялась, что они станут разыскивать ее или что-нибудь в этом роде. — Он проглотил комок в горле и хрипло вздохнул. — И они нашли нас. Нашли и убили ее.

— Ты сказал «они». Ты имеешь в виду, что там был не один человек?

— Где, в нашем доме?

— Мы еще дойдем до этого. Я имею в виду людей, которые убили твоих дедушку и бабушку.

— Я не знаю их имен, вообще ничего. Мама просто сказала, что однажды ночью в дом ее родителей вошли какие-то люди и застрелили их во сне. Мама говорила, что ее самой там не было. Я не знаю, где она была. Она говорила, что тех людей так и не поймали.

— А как звали твоих дедушку и бабушку?

— Не знаю. Мама никогда ничего о них не рассказывала. Я даже не знаю, где они жили. Я спрашивал ее об этом — понимаете, мне было интересно узнать, что там случилось, — но мама не хотела вдаваться в подробности. Думаю, поэтому и к компьютерам она относилась как параноик.

— Что ты имеешь в виду?

— Она никогда не выходила в Интернет, чтобы заказать что-нибудь. Собственно, она и не могла этого сделать, потому как кредитной карточки у нее не было, она за все платила наличными. Она думала, что человека можно выследить, если он пользуется Интернетом.

— Она боялась, что люди, которые убили твоих дедушку и бабушку, каким-то образом найдут и ее?

— Наверное. То есть я так думал.

— Ты не знаешь, сколько лет было твоей маме, когда умерли ее родители?

— Нет.

— А где она жила?

— Не знаю. Извините.

— Не нужно извиняться, Джон. Ты отлично держишься. А теперь давай поговорим о том, почему вы переехали в Белхэм. Ты говорил что-то о приеме на работу. Какая именно работа?

— Подробностей я не знаю. Мама… Она очень хорошая, заботится обо мне и все такое, но есть вещи, о которых она просто не желает говорить. По крайней мере, со мной.

— Например, о том, что случилось с ее родителями.

— Правильно. Она говорила, что их убили еще до того, как я родился. Она вечно боится, что с нами что-нибудь случится. И еще она очень сдержанна в своих чувствах. Она не дает им вырваться наружу. А стоит спросить о том, что ее беспокоит, как она просто замыкается в себе.

Джон говорил о матери в настоящем времени, словно она в любую минуту могла войти в двери палаты, присесть на край кровати и сказать ему, что теперь все будет в порядке.

— Расскажи мне о друзьях твоей мамы, — попросила его Дарби.

— Я никогда не встречался с ними. Насколько мне известно, у нее их не было.

— Как давно вы живете в Белхэме?

— Всего-то пару дней, — ответил он. — Да и задержаться здесь мы собирались только на неделю или около того.

— Ты знаешь, как зовут тех людей, которым принадлежит дом?

— Нет.

— Хорошо. А теперь давай вернемся к тому моменту, когда ты лежал на диване. Ты сказал, что услышал, как открылась дверь.

— Это была дверь в конце коридора в кухню, та, что ведет в гараж. Я уверен в этом, потому что она всегда скрипит, царапая пол.

— Твоя мама оставила одну из дверей гаража открытой? Мальчик на мгновение задумался.

— Я… я помню только, что мама, когда уходила, велела мне запереть дверь. Ту, что в конце коридора в кухню. Но я не помню, чтобы слышал звук захлопывающейся гаражной двери. Я просто не помню. В голове у меня все перепуталось. Такое впечатление, что с разных сторон на меня сыплются обрывки воспоминания, яркие, как вспышки фотоаппарата. Мне трудно вспомнить последовательность событий.

— Это нормально.

— Вот почему, когда она вдруг открылась, я решил, что это вернулась мама. А я дремал на диване. Помню, что было темно: сквозь раздвижную дверь в гостиной мне был виден задний двор. И вот тогда я увидел его, человека с пистолетом. Он остановился у другого конца дивана и сказал, чтобы я молчал.

— Опиши его мне. Расскажи обо всем, что ты заметил, пусть даже это кажется тебе не имеющим значения.

— На нем не было лыжной шапочки с прорезями для глаз или чего-нибудь в этом роде, и это показалось мне странным. Второй человек тоже был без шапочки. Я имею в виду, когда грабишь дом, шапочку с прорезями надо надевать обязательно, верно?

— Верно.

Дарби почувствовала, как ее охватывает возбуждение. Двое мужчин вошли в дом, и мальчик видел обоих в лицо. Он мог дать их описание художнику. Надежда слабенькая, но, если показать портреты но телевизору, кто-нибудь может и узнать их.

— Это был белый мужчина, — продолжал Джон. — И он носил тренировочный костюм, какие носят в «Селтикс», баскетбольном клубе. И шапочка на нем тоже была «Селтикс». Бейсболка. Он был старым и походил на чьего-нибудь дедушку, вот только лицо у него было каким-то странным.

— В чем заключалась эта странность?

— У него не было морщин. У него была очень гладкая кожа, будто полированная. Он напомнил мне миссис Милштейн — она была нашей соседкой, когда мы жили в Торонто. Ей сделали подтяжку лица, и у нее получилась такая же туго натянутая кожа, которая вдобавок блестела. Мама говорила, что миссис Милштейн сделали косметическую операцию по удалению морщин. У человека в костюме «Селтикс» было такое же лицо, а его руки… Руки у него были неправильные. Они выглядели так, словно принадлежат другому человеку. Они были морщинистыми и волосатыми, с голубыми венами. Они напоминали руки стариков, которых я видел в доме престарелых.

— А когда ты рассмотрел руки этого человека?

— Когда он… — Мальчик снова сглотнул. — Он заставил меня встать с дивана и пересесть на один из стульев в кухне. Вот тогда я и увидел второго парня. Он стоял в кухне. Он направил на меня девятимиллиметровую пушку, пока мужчина из «Селтикс» привязывал меня к стулу.

— Ты узнал его пистолет?

— Я смотрю много сериалов про полицейских. «Си-эс-ай», «Закон и порядок» и тому подобное. Копы всегда вооружены девятимиллиметровыми пушками. А когда они допрашивают жертвы, то всегда просят сообщать даже малейшие детали. — Голос его звучал еле слышно. — Поэтому когда я… Когда все происходило, какой-то внутренний голос подсказывал мне, что я должен обращать внимание на все. Маленькие подробности помогут поймать этих людей.

— Джон, ты просто молодец. И очень помог нам. Расскажи мне о человеке, который стоял в кухне.

— На нем был костюм — не тренировочный, а такой, как носят банкиры и адвокаты. Хотя галстука у него не было. Он был белым и не то что бы толстым… нет, но у него был жирок. Я помню, он все время поглядывал на часы.

— На руках у него были перчатки? Джон кивнул,

— Голубые, из тех, что в телесериалах носят эксперты-криминалисты.

— Ты не помнишь, какого цвета у него была рубашка?

— Белого.

На трупе, который она видела в лесу, была белая рубашка и голубые латексные перчатки.

— Эти люди разговаривали с тобой?

— Только парень в тренировочном костюме, — ответил Джон. — Он сказал, что ему нужно осмотреть дом, а он не сможет этого сделать, если будет караулить меня. «Расслабься, парень, все закончится так быстро, что ты и опомниться не успеешь» — вот что он мне сказал. А потом он заклеил мне глаза клейкой лентой и похлопал по плечу. После этого он больше со мной не разговаривал.

— А ты сам ничего не слышал? Может быть, ты запомнил, как их зовут? Как они обращались друг к другу и о чем говорили?

— Их имен я не расслышал. Они много ругались. Они начали обыск с кухни, выворачивая ящики и сбрасывая на пол тарелки. Я слышал только звон бьющейся посуды.

— Что они искали?

— Не знаю. Мне показалось… Нет, я уверен, что слышал, как зазвонил телефон, и после этого звон посуды прекратился. Еще я знаю, что открылась дверь гаража, потому что слышал это, А потом все вдруг стихло. А дальше они схватили маму.

Мальчик снова проглотил комок в горле. Глаза Джона расширились от испуга, когда перед его мысленным взором поплыли страшные картины того, что сделали с его матерью.

Дарби поспешила отвлечь его от воспоминаний.

— Так почему ты хотел поговорить именно с моим отцом?

Джон не ответил. Он смотрел на салфетки, зажатые в кулаке, и глаза его метались из стороны в сторону, словно в поисках ответов, которые он случайно обронил.

Дарби наклонилась к нему.

— Ты можешь доверять мне, Джон,

Он протянул руку к магнитофону и выключил его.

11

Дарби ждала, пока мальчик снова заговорит, боясь, что если надавить на него, то он замкнется окончательно.

Две минуты спустя он все-таки разлепил губы, но при этом избегал смотреть на нее.

— Я пообещал маме. Я обещал ей, что расскажу всю правду только Томасу МакКормику

— Правду о чем?

— О моих дедушке и бабушке, — сказал он. — О том, почему их убили.

«Только не спеши, иначе ты потеряешь его».

Дарби терпеливо ждала.

— Я знаю, кто это сделал, — сказал он. — Я знаю, как их зовут.

— Посмотри на меня, Джон.

Когда мальчик поднял на нее глаза, Дарби продолжала:

— Ты больше не одинок в своем горе. Что бы ни случилось, теперь я могу помочь тебе. Ты можешь доверять мне

— Шон.

— Так звали одного их тех людей, которые убили твоих бабушку и дедушку?

— Нет. Это мое настоящее имя, Его никто не должен знать. Об этом знает только ваш отец. Мама…

Мальчик оборвал себя на полуслове, прислушиваясь к громким голосам, раздавшимся вдруг у дверей его палаты. Он явно был напуган.

Дверь открылась. Мальчик вздрогнул, отпрянул назад и ударился затылком о стену.

Дарби в ярости вскочила с кровати. Когда в палате вспыхнул свет, она уже стояла на ногах.

В дверях столкнулись Пайн и патрульный. Такое впечатление, что они запыхались. Они что-то говорили ей, но Дарби не слышала их, сосредоточив все внимание на человеке, остановившемся в ногах кровати. На нем был строгий темно-коричневый костюм и цветастый галстук, в коротко подстриженных темных волосах блестели капли дождя.

Федеральный агент. Самодовольно-наглое выражение лица выдало его еще до того, как он махнул перед носом Дарби своим удостоверением.

— Я специальный агент Филлипс, — произнес он спокойным и каким-то женственным голосом. — Я вынужден просить вас покинуть комнату, доктор МакКормик. Я официально забираю у вас это расследование.

Дарби оттолкнула федерала от кровати.

— Вы никуда его не заберете!

— Осмелюсь возразить. Его мать — лицо, скрывающееся от правосудия. Они пересекли границу штата, что автоматически переводит это расследование в ранг федерального. И вам следовало подумать дважды, прежде чем допрашивать мальчика в отсутствие взрослых.

— Вы идиот, он же не подозреваемый!

Филлипс взглянул на мальчика.

— Я отвезу тебя в наше подразделение в Олбани в Нью-Йорке. Мы поместим тебя…

— Я предоставлю вам возможность выбора, — перебила его Дарби. — Или вы выходите отсюда собственными ногами, или вас вынесут на носилках.

Пайн шагнул вперед и откашлялся.

— У него есть ордер на арест преступника, скрывающегося от правосудия, Дарби.

— У меня нет времени выслушивать всю эту чушь, — заявил Филлипс и оттолкнул ее в сторону.

Это было ошибкой.

Она схватила его за запястье и заломила ему руку за спину. Второй рукой Дарби ухватила его за воротник рубашки, протащила через всю комнату и с размаху припечатала лицом к стене.

Федеральный агент охнул от боли. Но Дарби не собиралась отпускать его. Она сильнее надавила ему на руку, сгорая от желания сломать ее, но вместо этого склонилась к его уху и негромко заметила:

— А ты плохо меня слушал, правда?

Она оторвала агента от стены, подтащила к дверям и вышвырнула в коридор. Он упал на пол, застонав от боли. На лбу у Филлипса блестели крупные капли пота, когда он поднял голову и с ненавистью взглянул на нее.

— Пошел вон отсюда! — сказала Дарби.

В глазах у агента она разглядела то же самое выражение, которое до этого видела уже много раз: страх и неуверенность мальчика, оказавшегося в теле взрослого мужчины. Типы, подобные Филлипсу, затаят зло и будут холить и лелеять свое оскорбленное самолюбие. А потом выберут подходящий момент и отомстят по полной программе.

— Успокойся, — раздался из-за ее спины голос Пайна. — Никто не хочет причинить тебе вред.

Дарби обернулась и увидела, как патрульный Родман потянулся за своим табельным пистолетом.

Мальчишка держал в руках маленький револьвер 38-го калибра и целился из него в Пайна.

«Откуда, черт возьми, у него взялся револьвер?!»

— Все назад! — выкрикнул Джон, нет, Шон. — Я никуда с ним не поеду!

Дарби встала перед Пайном и подняла руки, словно сдаваясь.

— Не волнуйся, ты никуда с ним не поедешь.

— Вы не можете меня заставить! ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ СИЛОЙ!

— Посмотри на меня, — сказала Дарби. — Посмотри на меня!

Мальчик повиновался. Губы его дрожали. Слезы текли у него по щекам, а ствол оружия ходуном ходил в руках.

— Обещаю, тебе не придется никуда ехать с ним. — Сердце бешено билось у Дарби в груди, но не от страха. — И я обещала помочь тебе, помнишь? Ты можешь доверять мне.

Мальчик не ответил, только обвел внимательным взглядом лица людей, стоявших вокруг него.

Дарби полуобернулась и скомандовала:

— Выйдите из комнаты! Пайн заколебался.

— Делайте, как я говорю, — сказала Дарби. — Быстрее!

Когда все вышли из комнаты, она медленно отступила к двери и закрыла ее.

Испуганный взгляд мальчика метнулся к магнитофону, лежавшему на смятом одеяле.

— Все уже позади, — сказала Дарби. — Мы остались с тобой вдвоем, Шон, ты и я.

Он начал всхлипывать, но револьвер не опустил.

— Сегодня ночью тебе было нелегко, — продолжала Дарби. — Тебе страшно, ты зол и растерян. Я понимаю, через что тебе пришлось пройти. Мой отец тоже был убит. Что бы здесь ни происходило, я помогу тебе выкарабкаться.

— Вы не сможете ничего сделать.

— Смогу. И сделаю. Я дала тебе слово. Несмотря ни на что, ты можешь доверять мне.

Он по-прежнему всхлипывал.

— Положи револьвер на кровать, — сказала Дарби. — Просто опусти его, а потом мы с тобой поговорим. Мы будем вдвоем, только ты и я, о'кей? Обещаю.

Мальчик рывком сунул ствол себе под подбородок и нажал на курок.

12

Джейми Руссо нажала кнопку открывания багажника и в задумчивости уставилась на два пистолета, лежавших на сиденье пассажира: ее «магнум» 44-го калибра и «глок» с увеличенным магазином. Остановив свой выбор на «магнуме», она сунула его в наплечную кобуру и вышла из машины. Правая сторона ее лица пульсировала болью, а на губах ощущался металлический привкус крови.

Полная луна висела в небе над скалистыми обрывами старого карьера Белхэма. Она оставила фары включенными, и сейчас они освещали край высокого утеса. Она не тревожилась о том, что ее могут увидеть. На многие мили вокруг не было ни одного дома, и она очень сомневалась, чтобы в эти края кто-нибудь мог наведаться, особенно в такое время ночи.

Она обошла машину, чувствуя, как подошвы кроссовок проваливаются в мягкую, пропитавшуюся водой землю.

Человек, которого она знала под именем Бен, лежал в багажнике. Его одежда и отекшее, расцарапанное лицо были перепачканы в крови и усеяны мелкими осколками стекла. Его прозрачные голубые глаза были открыты, и он щурился, глядя на тусклую лампочку, освещавшую внутренности багажного отделения.

«Слава богу!» — подумала она и облегченно вздохнула.

Прежде чем уехать из дома, она наспех перемотала огнестрельную рану на его бедре клейкой лентой, чтобы он не истек кровью. Во время долгой поездки, когда Джейми медленно, стараясь не привлекать внимания, ехала по глухим улочкам, а потом петляла по заброшенным тропинкам, добираясь до карьера, она старательно гнала от себя мысль о том, что он может умереть.

В жилах у Джейми бурлил тошнотворный страх, смешанный с возбуждением, когда она схватила его за отвороты спортивной куртки с эмблемой «Селтикс» и усадила, привалив спиной к крышке багажника. Она больше не опасалась, что он снова ударит ее. Перед тем как затащить его в гараж, она стянула ему скотчем руки за спиной и связала лодыжки.

Рот у него был заклеен несколькими полосками клейкой ленты. Она резко рванула скотч на себя, сдирая кожу и волосы.

Бен крепко зажмурился и, стиснув зубы, прошипел что-то нечленораздельное. Она пристально всматривалась в него: растрепанные черные волосы, прилипшие к покрытому потом лбу, загорелое лицо, сломанный нос, большие оттопыренные уши и безупречно белые зубы.

«Вставные..» — подумала она и перевела взгляд на его шею. В тот, первый раз, когда она увидела его, в ту ночь в ее доме, у него была «цыплячья шея», как она выражалась, и складки кожи болтались под подбородком. Теперь они исчезли, а кожа у него на лице стала гладкой и туго натянутой, без единой морщинки,

«Ему сделали круговую подтяжку. И глаза… Я могла бы поклясться, что они были карими».

Бен открыл глаза. Они покраснели и воспалились. После того как в доме он отвесил ей хороший хук справа, едва не отправив в нокаут, она повалила его и дважды ударила головой об пол.

Бен оперся затылком о приоткрытую крышку багажника. Вокруг единственной тусклой лампочки закружились мотыльки.

— Когда ты выследила меня? — прохрипел он.

При звуках его голоса тиски, стальной хваткой сжимавшие ее сердце, ослабели. Впервые за много лет Джейми почувствовала, что может дышать.

— Сегодня, — сказала она. — Сегодня… утром.

— Где?

— В аптеке.

— Аптека… аптека… Та, что в «Уэллели-центре»?

— Да.

— Ты следила за мной весь день?

Джейми кивнула. Он вышел из аптеки и сел на пассажирское сиденье черного БМВ с тонированными стеклами. Она последовала за автомобилем по шоссе, когда Бен и его напарник направились в Чарльстаун. Часом позже, когда БМВ въехал на узкую подъездную аллею небольшого углового дома, она увидела в зеркале заднего вида, как Бен и водитель вышли из автомобиля. Водитель был на несколько дюймов выше Бена, рост его составлял наверняка не меньше шести футов и двух дюймов, и у него были вьющиеся седые волосы и темная от загара кожа. Он носил белые шорты и яркую цветастую гавайскую рубашку навыпуск, которая не могла скрыть объемистого брюшка.

В дальнем конце улицы Джейми отыскала парковочную площадку и уже оттуда наблюдала за домом остаток утра и весь день. Она всего один раз покинула свой фургон, чтобы сбегать в аптеку через дорогу и купить несколько энергетических батончиков, бутылку воды и пару латексных перчаток.

В половине девятого БМВ выехал с подъездной аллеи. Один раз он приостановился у какого-то убогого здания в Дорчестере, чтобы подобрать белого мужчину в костюме, после чего они втроем покатили к дому в Белхэме.

— Ты следила за мной весь день, а я тебя не заметил, — удивился Бен и покачал головой. — Должно быть, к старости я совсем потерял хватку. Как тебя зовут, красавица?

— Ты… сам… знаешь.

— Если бы я знал, как тебя зовут, то не спрашивал бы, верно?

Он несколько раз моргнул, а потом прищурился, стараясь разглядеть лицо Джейми. Многочисленные мелкие белые шрамы от пластических операций покрывали ее челюсть, щеку и лоб. Побочные эффекты применения стероидов и противосудорожных средств сделали лицо одутловатым и припухшим, и избавиться от этого не помогали ни диета, ни физические нагрузки.

— Пять… лет… назад… — сказала она. — Пять… лет… назад… ты… а-а… пришел…

— Что у тебя с речью? Задержка в умственном развитии или что-нибудь в этом роде?

— Нет.

— Тогда в чем дело? Врожденный дефект?

Джейми никак не могла выговорить нужные слова» Она знала, что хочет сказать:

«Пять лет назад ты вошел в мой дом и выстрелил мне в голову. Ты застрелил двоих моих детей, пока твои подельники внизу пытали моего мужа».

Но с тех пор речь превратилась для нее в проблему. Пуля калибром 32 мм прошла через нижнюю челюсть, раздробила скулу, повредила зрительные нервы левого глаза и застряла в передней лобной доле — в обонятельном поле Брока, как сказали Джейми врачи-неврологи, центральной управляющей системе мозга, ответственной за язык и речь. И хотя она прекрасно понимала чужую речь, составляла и перестраивала в уме сложные предложения, повреждение мозга наградило ее экспрессивной афазией, проклятым заболеванием, вследствие которого она могла произносить не более четырех слов сразу. Главным образом, это были существительные и глаголы, выговариваемые в замедленном телеграфном ритме. И то не всегда.

— Ранение, — сказала она.

— Кто-то выстрелил тебе в лицо?

— Ты, — ответила она.

Бен смотрел на нее, не узнавая. Смотрел так, словно не мог вспомнить.

— Ты… а-а… стрелял… в меня… и… а-а… моих детей. Картера… и… а-а… Майкла. Двое… твоих… подельников…. а-а… убили…. моего… а-а… мужа. Дэна… Дэна Руссо.

— Не стану уверять, будто мне знакомо это имя.

— Он… а-а… был подрядчиком. В Уэллсли.

— Уэллсли — это название его компании

Бен слабо улыбнулся, ему было весело.

— Он… жил… а-а… в Уэллсли. Ты и…а-а… два… твоих… а-а… подельника, они… а-а… убили… его. Веревкой. Затянули… ее… а-а… у него…. на… шее. Задушили…. Удаление отходов… в моем доме. В Уэллсли. Пять… а-а… лет… пять… лет… назад.

— Думаю, ты меня с кем-то путаешь.

Нет. Она ни с кем его не спутала.

Сегодня утром, придя за прописанными лекарствами в аптеку, она обернулась и в дальнем конце прохода увидела человека, стоявшего у стойки с болеутоляющими препаратами. У него были такие же тонкие, женственные губы, как и у того мужчины, что ворвался к ним в дом. Организатор, человек, которого она знала под именем Бен.

«Нет… Этого не может быть! Это не он!» — подумала она.

Зачем Бену спустя столько лет понадобилось возвращаться в Уэллсли? Бен и двое его напарников, мужчин в лыжных шапочках с прорезями для глаз, которые убили Дэна в кухне, исчезли с лица земли пять лет назад. Их так и не нашли. И никогда не найдут.

У Бена, это она помнила совершенно отчетливо, в светлых волосах уже пробивалась седина. На мужчине, стоявшем в проходе, была темно-синяя бейсболка, надетая на длинные черные волосы, которые завивались над ушами. У Бена была бледная кожа. А этот мужчина здорово загорел и вообще был одет как человек, который много времени проводит на яхтах: дорогие туфли «Сперри» на нескользящей подошве, шорты цвета хаки и очки-консервы, висящие на цепочке в треугольном вырезе хлопковой рубашки навыпуск. На пальце у него красовалось толстое золотое обручальное кольцо, а на запястье посверкивали массивные золотые часы «Ролекс-яхт-мастер». А Бен обручального кольца не носил.

Джейми помнила, как смотрела на мужчину, который потянулся за каким-то лекарством на верхней полке. На запястье его правой руки был толстый белый звездообразный шрам, протянувшийся через всю тыльную сторону ладони.

У Бена был точно такой же шрам. Джейми заметила его, когда он заклеивал ей рот клейкой лентой. Двух мужчин, которые вошли в дом, она не видела. И только потом услышала, как один из них крикнул сверху:

— Пойдем, Бен!

— Сообщники, — сказала Джейми и сунула руку под ветровку за своим «магнумом». — Мне нужны… а-а… их имена.

Бен сплюнул кровавый сгусток в угол багажника и снова оперся спиной о поднятую крышку. В его глазах не было жизни. Всего лишь два стеклянных шара, отполированных до зеркального блеска. Мертвые и бездушные.

— Сообщники, — повторила она. — Имена. Он не ответил.

Джейми уперла ствол револьвера ему в лоб, чувствуя, как от притока крови горят кончики пальцев.

Бен не шелохнулся.

— Я… а-а… выстрелю…

— О, я не сомневаюсь, что ты убьешь меня. Ты силой ворвалась в дом, прострелила мне ногу — и ты чертовски ловко ухлопала моего приятеля. Ты настоящая Джейн-Передряга[8], осваивающая новые территории. — Голос его оставался на удивление спокойным. — Так умеют стрелять только копы. Ты все еще служишь в полиции, красавица? Полагаю, так оно и есть, раз ты повсюду таскаешь с собой такую большую пушку.

Джейми промолчала. Она уволилась со службы после рождения Картера. А после того как погиб Дэн, стала постоянно носить с собой «магнум». Для защиты.

— Почему… а-а… женщина и… а-а… мальчик… в доме…

— Ты хочешь спросить, что я делал в доме?

Она кивнула.

— Это секретная информация, — ответил Бен. — Извини.

— Человек… а-а… который привез… а-а… тебя, он… а-а…

— Взгляни на это с моей точки зрения. У меня есть то, что нужно тебе, — недостающие части головоломки, скажем так. Я дам их тебе, а ты вышибешь мне мозги и что, оставишь мой труп в багажнике? Таков твой план?

Джейми не ответила. Когда она мысленно представляла себе, как все будет, то в ее мечтах Бен умолял ее о пощаде. Она воображала, что он станет кричать и плакать. Иногда она представляла, как его охватывают стыд и раскаяние и он, захлебываясь словами, признается во всех своих грехах. Но сейчас, в реальной жизни, в душном и темном лесу, под неумолчный перезвон комаров, Бен вел себя так, словно сидеть с приставленным ко лбу револьвером — для него самое обычное дело. Словно он уже не раз бывал в подобной ситуации и знал, как обернуть ее себе на пользу.

— Я открою тебе один секрет, — сказал Бен. — Я сам служу в полиции.

13

— В полиции, — повторила Джейми.

Бен ухмыльнулся, оскалив перепачканные кровью зубы.

— Отрадно, что пуля, которую я всадил тебе в башку, не повредила твой слух.

По спине у нее пробежала ледяная сороконожка, и холодные лезвия ярости словно взорвались в голове, пронзая месиво мозга. Джейми вдруг снова перенеслась в то место в аду, в котором жила каждый день с того страшного момента, когда в нее и ее детей стреляли, — там царила вечная темнота, а воздух давил на грудь бетонной плитой, так что от каждого вздоха кости ее трещали, грозя расколоться на куски.

— Значок… — выдавила она.

— Знаешь, я работаю под прикрытием, поэтому не ношу с собой значка. Это плохо для бизнеса.

Сердце медленно и болезненно стучало у Джейми в груди. Бен облизнул распухшие, окровавленные губы.

— Я не рассчитываю, что ты поверишь мне на слово, поэтому давай сделаем вот что. Я дам тебе номер, по которому тебе в подробностях объяснят, что происходит. У тебя есть телефон?

Джейми оставила его внутри фургона. По пути в Белхэм она позвонила Майклу и сказала, что задерживается в больнице и домой вернется поздно; она попросила старшего сына искупать Картера. Швырнув телефон на пассажирское сиденье, она забыла о нем вплоть до настоящего момента, сосредоточившись на том, чтобы не потерять из виду хвостовые огни БМВ и не дать заметить себя.

— Простого «да» или «нет» будет достаточно, — сказал Бен.

— Мой… а-а… муж.

— Дэнни.

Бен произнес имя так, словно они были близкими друзьями.

— Почему… ты… а-а…

— Человек, которому ты сейчас позвонишь, все объяснит. Дай мне знать, когда будешь готова набрать номер. Если своего телефона у тебя нет, можешь взять мой. Он в правом переднем кармане.

Джейми не пошевелилась — ей вдруг стало страшно. Неожиданная перемена в поведении Бена, когда он перевернул все с ног на голову, приказывая ей, что делать, заставила ее замереть на месте.

— Скажи… мне.

— Номер шесть один семь, два…

— Нет, — перебила она его. — Муж. За что?

— Тебе нужно поговорить с моим человеком. Он сможет….

— Нет. Ты… а-а… а-а… объяснишь… сам.

— Я понимаю, что ты расстроена и ты хочешь получить ответы на свои вопросы прямо сейчас. Я тебя понимаю и ни в коем случае не упрекаю. Я имею в виду, что ты так долго ждала этого момента и теперь хочешь разыграть его по-своему.

Бен на мгновение прикрыл глаза, а потом глубоко вздохнул. Перед мысленным взором Джейми всплыла запертая дверь в самом конце коридора, ведущая в глухое помещение, комнату мертвых. Она заменила бежевый ковер и перекрасила стены. Комната выглядела и пахла по-новому, но всякий раз, входя в нее, Джейми казалось, что она чувствует запах крови. Она помнила, как кричал Майкл из-под полоски скотча, которым был залеплен его рот. Бен заклеил им обрывками скотча и глаза, но она сумела опрокинуться на пол вместе со стулом, к которому была привязана, и, пытаясь освободиться, каким-то образом сдвинула повязку. Джейми видела, как Бен вытащил пистолет, прицелился в Майкла и нажал на курок, но вместо выстрела раздался лишь звонкий сухой щелчок. Майкл смотрел на нее, а ее первой мыслью — и сейчас ее жег стыд за это! — было защитить Картера, поскольку он был младше. Она помнила, как Бен нацепил на нос очки и принялся с недоумением рассматривать пистолет, а потом изрек: «Обойма пуста. Патроны закончились, дьявол меня забери!» Она помнила все. Каждое мгновение, каждый звук и каждый крик.

— У нас появилась одна маленькая проблема, — заявил Бен, открывая глаза. — Я не могу мыслить связно — все-таки я потерял много крови, да и ты хорошенько приложила меня башкой об пол. Так что всех подробностей я не помню. И если ты хочешь получить ответы на свои вопросы, то лучше побыстрее набери тот номер, потому что, похоже, я вот-вот отрублюсь.

— Сообщники, — повторила Джейми. — Имена.

— Тебе нужно поговорить с моим начальником. Клянусь и призываю Господа в свидетели, он расскажет все, что тебе нужно знать.

«Пожалуйста, миссис Руссо, не кричите и не пытайтесь убежать».

Эти слова Бен произнес, стоя в ее кухне и прижимая к себе Картера. Ее полуторагодовалый сынишка ухватился своими крошечными пальчиками за дуло пистолета Бена, пытаясь сунуть его себе в рот.

«Просто делайте то, что я скажу, миссис Руссо, и, призываю Господа в свидетели, мы не причиним зла ни вам, ни детям. Нам всего лишь нужно поговорить с Дэнни, когда он вернется домой, понимаете?»

Джейми ударила Бена так, что он с маху приложился лицом о край багажника. Он повалился на бок, и из носа у него хлынула кровь.

— Господи Иисусе, а ты настроена решительно, не так ли? — пробормотал он, когда к нему вернулась способность рассуждать.

— Имена, — сказала Джейми.

— Позвони по номеру, который я тебе дам.

Нет. Это ловушка. Что сделает человек, которому Бен хочет, чтобы она позвонила? Проследит ее звонок? Коп может сделать это при наличии разрешения суда. Интересно, в телефоне есть какое-нибудь устройство пакетной связи, позволяющее определить его местонахождение? Имея в своем распоряжении необходимое программное обеспечение и аппаратуру, это можно проделать без особого труда. И не включено ли это устройство до сих пор?

Джейми сунула руку Бену в карман и достала оттуда телефон. Это оказался смартфон «Palm Treo», причем он был включен — на панели, передавая сигнал, мигал крошечный зеленый огонек. Она вынула аккумуляторную батарею и сунула разобранный телефон себе в карман жакета.

На лице Бена появилось новое выражение: гнев.

— Позвони по номеру, который я тебе дам, — снова сказал он. — Только так можно уладить наше маленькое недоразумение.

В глазах у Джейми защипало, и слезы ручьем хлынули у нее по щекам. Перед ее мысленным взором всплыл образ Картера, сидящего в ванной, с двумя полукружиями белых шрамов размером с полудолларовую монету каждый, оставшимися на месте выходных отверстий.

Она прижала дуло «магнума» к коленной чашечке Бена и выстрелила.

Тот взвыл от боли, и Джейми показалось, что в груди у нее что-то звонко лопнуло, словно туго натянутая струна. Она похолодела, чувствуя, как дрожат руки и ноги.

— ИМЕНА!

Бен не мог говорить. Он просто выл от боли, выл по-звериному, и жилы у него на шее вздулись, как канаты, когда он ничком упал на дно багажника.

Джейми сунула «магнум» в кобуру и схватила его за отвороты куртки. Бен попытался ударить ее связанными ногами, но он был слишком слаб и ему было очень больно. Она швырнула его на землю.

— И-И-М-М-М-Е-Н-Н-А!

Губы у него затряслись, и он сплюнул кровью, но по-прежнему ничего не ответил.

Она посмотрела на его колено, а потом с силой ударила ногой по кровавому месиву из осколков кости и разорванных кусков мяса.

Бен снова захлебнулся криком, и лицо его налилось коричневой краснотой — точно такого же цвета было лицо Дэна, когда она обнаружила его сидящим на стуле с головой, опущенной в кухонную раковину.

Бен хрипло забулькал, издавая странные горловые звуки, как будто тонул. Она подхватила его под мышки, приподняла и поволокла по мокрой земле. Тело его содрогнулось, раз и еще раз. Бена стошнило.

Она перебросила его ноги через край утеса, а потом усадила и наклонила его голову так, чтобы он мог видеть маслянистый блеск воды с лунной дорожкой далеко внизу.

— И-И-М-М-М-Е-ЕН-Н-Н-А-А, — давясь словами, прошептала она ему в окровавленное ухо. — И-М-М-М-Е-Н-Н-А… Т-ТВО-И-Х… С-С-О-О-Б-Щ-Н-И-К-К-О-В.

Бен со свистом втянул в себя воздух. Его опять стошнило.

— СКАЖИ МНЕ. СКАЖИ… ИЛИ… А-А…

Он не ответил.

Она встряхнула его.

— Я… СБРОШУ… ТЕБЯ… С ОБРЫВА… Но Бен не желал— или не мог — ответить.

— ТЫ… УТОНЕШЬ… А-А… ВОДА. ТЫ УТОНЕШЬ.

Бен отказывался говорить. Она отпустила его и потянулась за «магнумом», намереваясь прострелить ему вторую коленную чашечку и вообще расстрелять его на кусочки, если он не заговорит.

Его тело мешком свалилось на землю. Бен перестал кашлять и не шевелился— о Господи, только не это! Нет! Джейми упала на колени и прижала пальцы к его скользкой от крови шее.

Ага! Она нащупала слабое биение пульса.

— И-И-И-МЕНА!

Джейми снова встряхнула его. И еще раз. И еще. Он тупо уставился на нее. Голова его безвольно покачивалась из стороны в сторону.

Она ударила его по лицу.

Он застонал. Губы его дрогнули и шевельнулись.

— СКАЖИ… А-А… СКАЖИ МНЕ!

Бен не отвечал, но губы его шевелились. Из ушей у него потекла кровь. Он истекал кровью. Умирал. Ответы, которые были так нужны ей, застряли где-то у него в голове, и она не получит их, пока Бен не придет в себя. Он должен очнуться.

Джейми прижалась губами к его рту, превратившемуся в скользкое, окровавленное месиво, и вдувала воздух ему в легкие до тех пор, пока у нее не закружилась голова. Оторвавшись от его рта, она жадно глотнула воздуха, а потом надавила ему на грудь резкими толчками — три раза подряд, как ее учили. Бен не шевелился и не подавал признаков жизни. Она снова принялась делать ему искусственное дыхание. Бен лежал совершенно неподвижно. Джейми била его кулаками, но он не шевелился, а она все нажимала и нажимала ему на грудь, крича, чтобы он приходил в себя, хотя и понимала что уже слишком поздно.

14

Найдя полбутылки воды в пакете из МакДоналдса, валявшемся под передним сиденьем «хонды», Джейми принялась оттирать салфетками кровь с лица и рук.

Затем она взглянула на себя в зеркало заднего вида. Левая сторона лица припухла, но оставалась чистой. А вот с пятнами крови на одежде и кроссовках ничего поделать нельзя до тех пор, пока она не доберется домой.

«Молись Богу, чтобы тебя не остановила дорожная полиция».

Она побросала окровавленные салфетки в багажник, Бен изумленно смотрел на нее.

«Отчего ты такая грустная, красавица? Или ты и вправду думала, что я скажу тебе то, что ты хотела знать? Ты собиралась убить меня в любом случае, так что выбора у меня не было».

Бен мог рассказать ей все, но она все равно убила бы его. Она поняла это в то самое мгновение, когда решила проследить, куда он направится из аптеки.

Джейми склонилась над багажником, сложила пальцы щепоткой и взялась за его глаз. В руке у нее оказалась ярко-голубая контактная линза. Настоящие глаза Бена были карими, как она и помнила.

Обыскав его застегнутые на «молнию» карманы, она нашла кольцо с ключами и брелоком от Тиффани и бумажник. Она решила, что одним из ключей, должно быть, можно отпереть тот дом в Чарльстауне. Не исключено, в нем живет толстяк в гавайской рубашке. Как знать, может, это он убил ее мужа.

Джейми рассовала вещи Бена по карманам. Захлопнув крышку багажника, она уперлась руками в бампер и стала толкать. Земля была влажной, но шла под уклон, и спустя несколько мгновений машина начала набирать скорость.

«Я открою тебе один секрет. Я сам служу в полиции».

Дерьмо собачье! Коп, даже работающий под прикрытием, или федерал никогда не стал бы силой врываться в дом и стрелять в ни в чем не повинных детей. Коп никогда бы не позволил двум мужчинам сунуть руку третьего в мусородробилку и затянуть удавку у него на шее. Коп никогда бы не стал вламываться в дом, чтобы перерезать женщине горло. Бен все это придумал в последней, отчаянной попытке спасти свою жизнь. Передние колеса перевалились через край обрыва. Джейми толкнула в последний раз и остановилась, согнувшись и уперев руки в колени. Она запыхалась, вспотела и теперь шумно втягивала мглистый ночной воздух, глядя, как машина исчезает из виду.

Несколько мгновений был слышен лишь стрекот цикад в лесу. А потом до ее слуха донесся далекий глухой всплеск, словно пришедший из другого времени и другого мира. Стоя на краю обрыва, Джейми смотрела, как автомобиль исчезает в водовороте подсвеченных луной пузырьков. Она выросла в Белхэме и потому помнила, как однажды какой-то пьяница свалился отсюда в воду. Водолазы искали тело несколько дней, но так и не нашли.

И тут по спине у нее побежали мурашки, а мышцы напряглись от дурного предчувствия. А что, если машина не утонет? Что, если глубина окажется небольшой? В сумятице событий мысль об этом как-то не приходила ей в голову.

Но все ее страхи оказались напрасными. Машина исчезла в черной непрозрачной воде, искрящейся бликами лунного света. Поверхность ручья вновь стала спокойной и ровной.

Джейми зашагала по тропинке. В окровавленной ветровке ей было жарко и очень неуютно. Ей хотелось снять ее, но куртка прикрывала наплечную кобуру и «глок» Бена, который она заткнула сзади за пояс джинсов. Увеличенный магазин неприятно врезался в поясницу.

Ей предстояла долгая прогулка пешком. Она припарковалась на Кейл, шумной улочке рядом с Блейкли-роуд, застроенной пригородными домами, на подъездных аллеях которых стояли такие же фургоны, как и ее собственный. Она понимала, что не сможет наблюдать за ними оттуда, это было бы слишком рискованно. Вдобавок Бен и его сообщник задернули занавески на передних окнах дома. К счастью, она неплохо знала Белхэм и без труда выбрала место для парковки.

Джейми только надеялась, что с мальчиком все будет в порядке.

Поначалу она даже не догадывалась о том, что он тоже находится в доме. Притаившись в жаркой и душной темноте леса позади особняка, она раздумывала, не стоит ли подобраться к забору, откуда будет лучше видно происходящее в доме, но потом отказалась от этой мысли. Соседние дома располагались слишком близко. Кто-то мог увидеть ее в окно и вызвать полицию. Лучше она останется в лесу, здесь ей будет спокойнее.

Помимо «магнума» Джейми прихватила и небольшой бинокль, который всегда возила с собой в задней части фургона. Майкл очень любил смотреть в него. Дэн купил бинокль, чтобы наблюдать за спортивными состязаниями и иногда брал его с собой на охоту. Она держала его в отделении для перчаток. Из леса просматривалась лишь часть кухни, зато Джейми прекрасно видела раздвижную стеклянную дверь, ведущую в гостиную, и долго наблюдала, как Бен методично обыскивает каждый дюйм комнаты, вспарывая даже кожаную обивку стульев и дивана. Но она не заметила привязанного к стулу мальчишку.

Все изменилось немного позднее, когда до ее слуха донесся шум машины, въехавшей на подъездную аллею, и негромкое пыхтение электромотора, поднимающего дверь гаража.

Джейми помнила, как решила сменить наблюдательный пункт. Ветви деревьев загораживали ей вид. Прогулка по ночному лесу в темноте и спешке оказалась не слишком приятной. Она то и дело натыкалась на стволы и кусты, которые затрудняли движение вперед.

К тому времени, когда она выбрала подходящее место, светловолосая женщина в голубой футболке уже была привязана к стулу напротив своего сына, и глаза обоих закрывали полоски клейкой ленты. У мальчика был заклеен и рот, но губы женщины оставались свободными. Джейми видела, как она кричала, когда мужчина в костюме начал ломать ей пальцы. Позади него стоял Бен, держа в руке опасную бритву.

Джейми потянулась было за своим телефоном, но потом вспомнила, что оставила его в фургоне. Впрочем, это не имело никакого значения. Даже если бы она взяла его с собой, к тому времени, как заикание позволило бы ей объяснить оператору службы спасения 9-1-1, что происходит, женщина была бы мертва. Бен только что отрезал ей один палец.

Первой мыслью Джейми — к ее неописуемому стыду — были улики. В качестве бывшего копа отпечатки ее пальцев хранились в полицейской базе данных. Она не могла оставить свои «пальчики» или иные следы на радость полиции — ей следовало думать о том, как защитить своих детей. Она принялась расстегивать «молнию» на кармане, чтобы достать латексные перчатки.

То, что произошло потом, представлялось ей серией отдельных вспышек. Вот она бежит вниз по склону, поскальзывается и падает. Встает и снова спотыкается. Наконец добирается до калитки. Расстегивает карман, достает свой «магнум» и стремглав мчится через лужайку. Осторожно поднимается по ступенькам заднего крыльца, чтобы не спугнуть Бена и его напарника, а потом обнаруживает, что раздвижная стеклянная дверь заперта. Женщина кричит. Два выстрела, и стекло разлетается вдребезги. Она врывается внутрь. Уже из гостиной стреляет в мужчину в костюме, который стоит в кухне, и попадает ему в живот. Разворачивает «магнум» в сторону Бена и видит располосованное горло женщины. Выстрел в бедро, и Бен валится навзничь, прямо на мальчика, опрокидывая стул. Она бьет Бена с размаху ногой в живот и вырывает наручники у мужчины в костюме, лежащего на полу на кухне. Вся грудь у него залита кровью. Короткая борьба с Беном, и вот она надевает на него наручники. Потом собирает стреляные гильзы.

Наскоро обшарив карманы убитой женщины, она обнаружила ключи от «хонды». Сунув связанного и скованного наручниками Бена в багажник, Джейми вернулась и опасной бритвой перерезала путы на мальчике. Она не стала снимать скотч с его глаз, только вложила ему в руку радиотелефон, который нашла на полу, и побежала обратно к машине.

Джейми жалела о том, что не поговорила с мальчиком. Не взяла его за руку и не поделилась с ним собственными переживаниями, хотя и была его сестрой по несчастью, которая могла помочь ему выплыть в страшном море скорби, которое его ожидало.

Джейми старалась не превышать дозволенной скорости, чтобы не привлекать внимания полицейских, которые могли находиться на дежурстве. Она включила радио и настроилась на волну «ВБЗ», радиостанции, передающей новости круглые сутки.

Ей пришлось подождать пятнадцать минут, прежде чем она узнала, что случилось в Белхэме.

Полиция не назвала имен ни женщины, ни мальчика. Репортер, находившийся на месте преступления, сообщил об «ожесточенной перестрелке в лесу за домом с применением дымовых шашек и свето-шумовых гранат». Но никаких подробностей у репортера не было, поскольку «полиция отказывается комментировать происходящее».

«Интересно, принимал ли участие в столкновении толстяк в гавайской рубашке?» — мельком подумала Джейми. Он припарковал свой БМВ в конце улицы. Быть может, полиция обнаружила его? И попыталась заблокировать его машину? Или мистер Гавайи попытался удрать через лес?

Репортер, захлебываясь, передал очередную сенсацию. Одна из жертв, мальчик, которого спешно доставили в больницу, по всей вероятности, совершил самоубийство. Больше никаких подробностей не последовало, но репортер заклинал слушателей оставаться на волне «ВБЗ», чтобы не пропустить сообщений о том, как развиваются события.

Самоубийство… Мальчик выглядел ровесником Майкла, ее сына, которому исполнилось тринадцать лет. Мысль об этом повергла ее в ступор, и Джейми не помнила, как доехала домой.

Сорок минут спустя она остановилась на своей подъездной аллее. Она не стала открывать двери гаража, чтобы не разбудить детей. Обойдя дом сзади, она отперла дверь подвала. Пропищал зуммер сторожевой сигнализации, и она ввела код. Потом выложила «глок» Бена и прочие вещи из его карманов на старый стол Дэна — лист фанеры размером с дверь, лежащий на двух металлических канцелярских шкафах. Когда Дэн был еще жив, он часто спускался сюда, чтобы поработать с бумагами или почитать один из своих журналов по обработке древесины.

Джейми взяла в руки бумажник Бена. Кредитных карточек в нем не было, лишь водительское удостоверение, выданное на имя Бенджамина Мастерса. Адрес оказался местным: Бостон.

«Неужели он жил здесь все это время?»

Она заинтересовалась «глоком» и повертела его в руках.

Три предохранителя, три режима ведения огня: одиночный, автоматический и полуавтоматический. На стволе установлен лазерный прицел. Осмотрев рукоять, Джейми обнаружила номер модели. «Глок-18». Ни о чем подобном она не слышала. Выщелкнув из рукоятки обойму, она прочитала выбитые на металле слова: «Не для продажи на территории США».

Наконечники пуль были рассверлены. Волосы на затылке у Джейми встали дыбом.

Она слышала о пулях со срезанной головкой. При контакте с кожей жертвы они расширялись, и давление тока крови разворачивало тупой кончик, превращая его в расширяющуюся воронку свинцовых осколков, острых как бритва, которые в мелкое крошево рубили ткани и органы, попадавшиеся на пути. Пули со срезанной головкой считались стопроцентно летальными. Даже если пострадавшему оказывалась экстренная медицинская помощь, обычно он умирал от обширной потери крови.

«Если бы Бен выстрелил, — подумала Джейми, снова кладя «глок» на стол, — меня бы уже не было в живых».

Войдя в кухню, она сунула одежду и гильзы в пластиковый пакет для мусора и отнесла его в гараж. Позже она придумает, как избавиться от него. Джейми прошла по коридору до ванной комнаты, чтобы принять душ. Смыв с себя грязь и пот, она взяла из сушильного шкафа хлопчатобумажные шорты и футболку, а потом поднялась наверх, чтобы взглянуть на детей.

Сначала комната Майкла. Она поцеловала его в лоб. Старший сын, с растрепанными светло-каштановыми волосами и фигурой пловца, настолько походил на своего отца, что у Джейми защемило сердце.

Картера в его спальне не было.

Она обнаружила его спящим на своей кровати.

Джейми забралась под прохладные простыни и свернулась клубочком рядом со своим шестилетним младшим сынишкой. Он него пахло чистотой. Очень хорошо. Значит, Майкл не забыл искупать брата.

Она обняла Картера и прижала его к себе. Стриженные «ежиком» светлые волосы сына щекотали ей подбородок.

Сама она слишком устала и перенервничала, чтобы заснуть. Она смотрела в окно на темное небо и ласково гладила пальцами паутину толстых шрамов, покрывавших его животик, — вечное напоминание о скальпелях хирургов, которые кромсали Картера, чтобы спасти ему жизнь. Врачи из отделения реанимации умудрились остановить кровотечение и вылечили раны, нанесенные его животу и легким.

— Мертв, — прошептала она на ухо Картеру. — Я убила его.

Сын негромко сопел у нее под боком. Ему больше не снились кошмары, которые мучили его в первый год после покушения, когда он часто просыпался от собственного крика. Иногда он забирался к ней под одеяло. Нередко она просыпалась и заставала его стоящим у окна спальни и задумчиво покусывающим уголок потрепанного голубого одеяла. Она спрашивала его, что случилось, и он всегда отвечал одинаково: «Я жду плохих дядей, мамочка. Как ты думаешь, они вернутся?»

Джейми крепко обняла сына.

— Я… найду… сообщников, — прошептала она. — Найду и… убью… их. — Она обращалась к Картеру. К прохладному воздуху запертого дома. К Богу. — Я… убью… их… чтобы ты… и… Майкл… жили… спокойно.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

15

На следующее утро в половине девятого Дарби сидела в кресле в своем офисе, забросив ноги на угол стола. Она смотрела в окно на серое небо и слушала доктора Аарона Гольдштейна, невропатолога из Бостона, которого пригласили для лечения мальчика, Джона/Шона Холлкокса. Голос врача в телефонной трубке звучал сухо и монотонно, словно он читал по памяти выдержки из учебника по медицине.

— Пуля вошла ребенку под подбородок, — говорил доктор Гольдштейн. — Но, вместо того чтобы попасть в полость черепа и оставить выходное отверстие, она срикошетила внутри черепной коробки, причинив обширные разрушения ударной волной. Это привело…

— Доктор, не хочу показаться грубой, но я была в палате, когда Джон Холлкокс выстрелил в себя. Я знаю, что пуля не вышла наружу из черепа. Я хочу знать, в каком он состоянии.

Дарби забросила в рот пару таблеток адвила и запила их стаканом холодной воды, в которой шипел «алка-зельтцер».

— Мы провели санацию раневой полости, — сообщил Гольдштейн. — Эта процедура означает удаление фрагментов пули и костей из мозга. Нам удалось вынуть большую их часть, но с сожалением должен заметить, что некоторые осколки настолько глубоко проникли в мозг в непосредственной близости от чувствительных его областей, что я вынужден был оставить их там. Но в данный момент меня больше беспокоит то, что мы называем побочными эффектами.

— Отек мозга и кровотечение из разорванных сосудов.

— Именно так. — В голосе врача прозвучало удивление оттого, что она разбирается в подобных вещах. — Пулевые ранения головы всегда несут в себе риск развития отеков и, как в случае мистера Холлкокса, инфекции. Мы даем ему сильные антибиотики, но воспаления такого рода — затрагивающие мозг — лечатся исключительно тяжело. К счастью, с ним не случился эпилептический припадок, но мальчик до сих пор пребывает в коме.

— Как вы оцениваете его состояние по коматозной шкале Глазго?

— В данный момент я не могу назвать вам точные показания КШГ. Из-за интубации и сильного отека лица, причем в нескольких местах, он не может разговаривать, а я не могу проверить реакцию его глаз.

— Как вы полагаете, он сможет когда-нибудь разговаривать?

— С вами?

— С кем угодно, доктор.

— Такая возможность существует, но я бы на это не рассчитывал. Я сомневаюсь, что он вообще выживет, причем не из-за огнестрельной раны, а из-за инфекции. У него есть родственники? Насколько я понимаю, его мать трагически погибла.

— Ее убили.

— Ну, если вы отыщете его родственников, дайте нам знать, пожалуйста. Необходимо сделать кое-какие приготовления. Вот, пожалуй, и все, что я могу вам сказать, доктор МакКормик.

— Вы позвоните мне, если в его состоянии произойдут какие-либо перемены? Я бы хотела… Я хочу знать, как у него идут дела.

— Разумеется. Как я могу с вами связаться?

Они обменялись номерами. Дарби поблагодарила доктора, убрала ноги со стола и набрала справочное, чтобы узнать номер отделения ФБР в городе Олбани, штат Нью-Йорк.

Она представилась женщине, ответившей на звонок, и попросила пригласить к телефону специального агента Дилана Филлипса.

— Минуточку, я соединю вас с его офисом, — сказала женщина.

Филлипса на месте не оказалось. Дарби оставила сообщение его секретарю.

Пайн говорил, что пытается установить местонахождение владельца дома, доктора Мартина Векслера и его супруги Илейн. Но Дарби не хотела ждать и развернулась к компьютеру. Получив всю необходимую информацию, она взялась за телефон.

Часом позже ей удалось выйти на одного из детей Векслера — его старшего сына, Дэвида, который жил в Висконсине. У него нашелся номер телефона дома, в котором его родители остановились на юге Франции. Имена Эми и Джона Холлкоксов ничего ему не говорили.

Дарби набрала названный им номер. Включился автоответчик, заговоривший по-французски. Дарби оставила подробное сообщение, присовокупив к нему номера своего служебного и мобильного телефонов, и попросила перезвонить ей в любое удобное для них время.

Повесив трубку, Дарби осталась сидеть в тишине своего кабинета. Мысли ее устремились к Джону Холлкоксу.

«Шону», — поправила она себя.

Двенадцатилетний мальчишка лежал в коме. Ее собственный отец провел в этом состоянии месяц. Его индекс по шкале КШГ был равен единице. Он так и не открыл глаза, не произнес ни звука и не сделал ни единого движения. Его мозг был мертв.

Она помнила, как сжимала руку отца, пока врач объяснял матери, что случится с Биг Рэдом после отключения системы жизнеобеспечения. Дарби помнила, как впилась ногтями в ладонь отца с такой силой, что расцарапала ее до крови. Она помнила, что надеялась — нет, верила! — что боль заставит отца прийти в себя. А потом аппаратуру отключили, и они ждали, пока тело отца умерло.

Дарби положила локти на стол и уставилась на свои руки. Сейчас ее ладони стали крупнее, и кончики ее пальцев были покрыты засохшей кровью. Кровью Шона. Тогда, в палате, она звала на помощь, прижимая мальчика к себе.

Раздался негромкий стук в дверь. Дарби подняла голову и увидела комиссара полиции Кристину Чадзински.

— Я могу войти?

Дарби кивнула. Чадзински села на стул по другую сторону стола, скрестила ноги и сложила руки на коленях. Сегодня утром она надела стильный черный костюм. Похоже, других цветов в одежде комиссар полиции не признавала. Женщина выглядела стройной и подтянутой — она была завзятой бегуньей — но ни физические упражнения, ни сон или макияж не могли скрыть усталости, залегшей темными кругами под ее небесно-голубыми глазами.

— А у вас здесь тихо, — заметила Чадзински.

— Вся лаборатория на выезде в том доме в Белхэме. Вы читали мой рапорт?

Дарби закончила его поздно ночью, а потом рухнула на диван у себя в кабинете и провалилась в сон.

— Я первым делом прочла его сегодня утром, — ответила Чадзински. — О том, что произошло в Белхэме и в больнице, передают во всех новостях.

— А в новостях сообщили о том, что ФБР пыталось взять расследование под свой контроль?

— Нет, не сообщили. — Комиссар полиции осторожно подбирала слова, взвешивая каждое, словно они были на вес золота. — Те люди, которых вы видели в лесу… О них по-прежнему ничего не известно?

— Пока из больниц не поступало сообщений о белом мужчине, обратившемся по поводу огнестрельной раны, но люди Пайна обзванивают их. На всякий случай. Сам он направляется в Вермонт, чтобы присутствовать при обыске квартиры Эми Холлкокс совместно с тамошней полицией.

— Вы упомянули о том, что родители этой женщины были убиты, но не сообщили никаких подробностей.

— Ее сын не смог ничего мне рассказать на этот счет, а я не нашла в архиве никаких отчетов об убийстве четы по фамилии Холлкокс.

— Что нового известно о состоянии мальчика?

— Я только что разговаривала по телефону с невропатологом, — ответила Дарби и пересказала Чадзински содержание своего разговора с доктором Гольдштейном.

— Откуда у мальчишки взялся пистолет? — поинтересовалась Чадзински. — В вашем рапорте об этом не сказано ни слова.

— Я сама узнала обо всем только сегодня утром. У него была набедренная кобура, которую прикрывали длинные мешковатые шорты.

— Не могу поверить, что никто ее не заметил.

— Он ведь не был подозреваемым, поэтому никому не пришло в голову обыскивать его. Когда «скорая» привезла его в больницу, мальчик не позволял никому дотронуться до себя. Даже устроил истерику, как сказал мне врач. Он был в шоке, поэтому его оставили в покое, чтобы он немного пришел в себя и успокоился. Судя по тому, что мальчик рассказал мне вчера вечером, не удивлюсь, если револьвер ему дала мать.

— А что за нелепое требование насчет того, что он будет разговаривать только с вашим отцом?

— Не знаю. — Дарби потерла лицо, а потом с силой провела рукой по волосам. Она уже не помнила, когда в последний раз так уставала. — В данный момент мне известно об этом столько же, сколько и вам.

— Вы спали сегодня?

— Пару часов, не больше. Стоит мне закрыть глаза, и я вижу, как мальчишка упирает себе ствол под подбородок. Если бы этот федерал не вломился в комнату, Шон не оказался бы в коме.

— Мальчик пребывал в коме. Чрезмерное возбуждение могло…

— Шон разговорился со мной. Мне удалось заслужить его доверие: он сказал мне, что его настоящее имя Шон. Он собирался рассказать мне правду о смерти своих дедушки и бабушки, кто их убил и за что, и даже назвать имена убийц. Он собирался рассказать мне все, а тут этот козел вламывается в палату, размахивая своим значком, и говорит, что забирает дело и увозит мальчика с собой. Он напугал ребенка до полусмерти.

— Может быть, вы и правы. Но, при всем моем уважении, ваш профессионализм можно поставить под сомнение.

Дарби откинулась на спинку своего кресла, ожидая продолжения. Может быть, конечно, в жилах Чадзински и текла голубая кровь полицейского, но у нее было сердце политика. Она потихоньку подбирала команду, которая поможет ей выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора и заполучить его. Так что действительная причина ее визита заключалась в том, что она хотела оценить ущерб, нанесенный Дарби ее планам.

— Насколько я понимаю, вы набросились на него, — продолжала Чадзински.

— Значит, вот как он это называет?

— Я спрашиваю об этом вас.

— У нас вышло небольшое разногласие. Я упомянула об этом в своем рапорте.

— Да, знаю. Кроме того, мне известна история ваших непростых отношений с ФБР. Расскажите мне, что там у вас произошло.

— Вы прочли ту часть моего рапорта, в которой говорится о том, что специальный агент Филлипс не пожелал остаться в больнице, а сбежал, прихватив мой магнитофон?

— Вы намерены настаивать на своем обвинении?

— Я проверила всех, кто находился там вместе со мной. За исключением Филлипса, разумеется. Когда я с ним покончу, ему понадобится подушка на унитазе.

— Вы, как всегда, весьма красноречивы. Я еще не разговаривала ни со специальным агентом Филлипсом, ни с кем-либо другим из их отделения в Олбани. Я должна знать, в каком ключе строить общение и как себя вести, а потому расскажите мне все, что там произошло.

Зазвонил телефон Дарби. Она взглянула на определитель номера.

— Легок на помине, — сказала она и сняла трубку. — Дарби МакКормик слушает.

— Это Дилан Филлипс. Я перезваниваю по вашей просьбе. Чем я могу вам помочь, мисс МакКормик?

Дарби ошеломленно молчала.

Голос на другом конце линии был глубоким и хриплым. Федеральный агент, с которым она вчера разговаривала, слегка шепелявил, и голос у него был высокий и пронзительный, какой-то женственный.

— Мисс МакКормик?

— Я здесь. Полагаю, вы не знаете, кто я такая.

— А я должен это знать?

— Вчера вечером мы встречались в клинике Святого Иосифа.

— Думаю, вы меня с кем-то путаете. Вчера вечером я ужинал со своей дочерью и ее женихом.

— Вы ведете розыск беглой преступницы Эми Холлкокс?

— Это имя мне ничего не говорит. Но почему вы спрашиваете?

— Я пока не могу ничего сказать с уверенностью, но вчера вечером кто-то другой представился вашим именем. Я перезвоню вам, когда буду знать больше.

— Буду весьма обязан.

Дарби положила трубку, развернулась к своему компьютеру и вошла в базу Национального центра криминальной информации, НЦКИ.

— Дерьмо собачье!

Дарби схватила связку ключей со стола.

Чадзински встала.

— Что случилось?

— В НЦКИ нет данных на Эми Холлкокс. И ордера на ее розыск тоже никто не выдавал.

— Куда вы направляетесь?

— В клинику, — ответила Дарби, выходя из-за стола. — Я хочу просмотреть вчерашние записи с видеокамер систем безопасности.

16

Джейми разбудили громкие голоса детей. Дверь ее спальни была закрыта, и Картера рядом с ней не было.

— Чего это ты раскомандовался? — донесся из-за двери голос Картера.

— Говори потише! — прошипел Майкл. — Ты разбудишь маму.

«Слишком поздно беспокоиться об этом», — подумала она и взглянула на будильник. Стрелки показывали одиннадцать часов утра.

Проклятье! Она проспала, а мальчишки пропустили автобус в лагерь. Ей придется отвезти их туда самой. Джейми откинула в сторону простыни и выбралась из постели. Перед глазами у нее все плыло, в голове стучали молоточки.

— Я оденусь, когда захочу, — заявил Картер. — Тоже мне, командир выискался, сплющенные яйца!

— Дурачок, сколько раз тебе говорить, что выражение «сплющенные яйца» не имеет никакого смысла?

— Нет, имеет.

Джейми открыла дверь. Двое ее мальчиков стояли обнявшись в конце коридора перед запертой комнатой, комнатой мертвых. Картер был босиком, в своей пижаме Бэтмена и черной мышиной маске. Майкл вырядился в мешковатые шорты, кроссовки и одну из старых футболок Дэна с профилем Брюса Спрингстина. И шорты, и футболка были слишком велики Майклу, но он все равно упрямо носил их — чтобы быть ближе к отцу, подозревала она, и не дать памяти о нем поблекнуть со временем.

— Господи Иисусе, мама! — воскликнул Майкл, подходя ближе. — Что стряслось с твоим лицом?

— Упала. Я… а-а… споткнулась в… а-а… а-а… больнице. Гараж. Ударилась… о… бампер. Бампер… а-а… машины.

Майкл уставился на нее так, как это делал Дэн, прожигая ее насквозь своим рентгеновским взглядом и давая понять, что уличил ее во лжи.

Джейми посмотрела на Картера и сказала:

— Пойди… а-а… оденься.

— Хорошо, мамочка.

Он показал старшему брату язык и умчался в свою комнату.

Джейми вошла в большую ванную комнату и стала чистить зубы. Мгновением позже она увидела в зеркале отражение Майкла. Он остановился в дверях, скрестив руки на груди.

— Как твои анализы?

— Нормально, — ответила она, не вынимая щетку изо рта. — Ты… уже… завтракал?

Он кивнул.

— И Картера тоже накормил.

— Умница. Спасибо.

— Тебя не было очень долго.

Она выплюнула пену от зубной пасты.

— Все нормально. Честно.

— Тебя не было дома до трех часов утра.

В ней начало подниматься раздражение. Майкл всегда следил, когда она приходит и уходит, засекая время ее отсутствия чуть ли не по минутам.

«Ну чего ты на него злишься, Джейми? Ты отсутствовала весь день, а потом позвонила сыну и скормила ему ложь о том, что задерживаешься в клинике, чтобы сделать очередную магнитно-резонансную томографию. А утром ты появляешься перед ним с опухшим лицом. Он беспокоится о тебе. Ради бога, будь с ним повежливее!»

— Мама, я тут поразмыслил кое о чем и должен тебе сказать, что не хочу возвращаться в спортивный лагерь.

— Почему?

— Я для него слишком взрослый. И еще я подумал, что лучше буду до конца лета помогать тебе по дому. Скошу траву на лужайке, приберусь и все такое. Да и в гараже порядок навести давно пора. А в доме мы не убирали с тех пор… Ну ты понимаешь.

«С тех пор как убили твоего отца».

Это было заманчивое предложение — оставить Майкла и Картера рядом с собой. Может, она бы и согласилась на него, если бы не Бен. Она собиралась все свое свободное время посвятить поискам двух его сообщников. Она рассчитывала отвезти мальчиков в лагерь, а потом наведаться в гости к Бену, в Бостон. Она должна своими глазами увидеть, что представляет собой его дом.

— И я не боюсь оставаться дома один — вчера я прекрасно справился, пока ты была в больнице, — продолжал Майкл. — И я могу вместо тебя присматривать за Картером. И тогда до начала занятий в школе мы проведем больше времени вместе.

Джейми прополоскала рот и выплюнула воду. Повернувшись к сыну, она сказала:

— Ты… а-а… должен… а-а… быть… со своими… а-а… друзьями.

— О каких друзьях ты говоришь? Они избегают меня. Я стал вроде как невидимкой.

— Ты… а-а… разговаривал с…

— Мама, говорю тебе, они избегают меня! Они не зовут меня играть и вообще никуда не приглашают с собой. Даже их родители избегают меня. Помнишь, как на прошлой неделе мы с тобой были в бакалее и увидели там мать Томми? Помнишь, что случилось потом?

К сожалению, она помнила.

Стоя в отделе круп с Майклом и Картером, она увидела мать Томми Джеррарда, Лизу, которая сворачивала в проход, толкая перед собой тележку с покупками. Джейми помахала ей, здороваясь, а потом запинаясь, на своем ломаном языке предложила, чтобы Томми заглянул к ним поиграть с Майклом на видеоприставке или сходил с ним на стадион поболеть за «Ред сокс». Оба мальчика обожали бейсбол.

Лиза Джеррард отказалась под каким-то смехотворным предлогом — дескать, из-за летнего лагеря и отпуска родителей у ее сына совершенно нет времени. Потом она посмотрела на часы, сообщила, что опаздывает на встречу, и умчалась с такой поспешностью, словно в магазине внезапно вспыхнул пожар.

— Подумай и о деньгах, которые ты сэкономишь, — сказал Майкл. — Я же знаю, что нам их не хватает.

Джейми вздохнула, не испытывая ни малейшего желания думать о деньгах прямо сейчас, хотя жалких сбережений Дэна и ее пенсии и страховки едва хватало на оплату ежемесячных счетов. Дэн застраховал свою жизнь, и после его смерти она внесла полученную страховую премию в виде платежа по закладной на дом, но даже после того, как проценты по кредиту снизились, ей все равно приходилось выплачивать налог на недвижимость в Уэллсли, ставки которого росли из года в год.

— Спасибо… за… заботу, но тебе… лучше… а-а… поехать… в лагерь.

Майкл ничего не сказал, но в его взгляде она прочла, что сдаваться он не намерен.

Однако времени на споры у нее не было. Джейми протиснулась мимо сына в дверь и спустилась вниз, чтобы собрать вещи Бена, напомнив себе, что надо не забыть выбросить где-нибудь пакет с окровавленной одеждой, который валялся в задней части ее фургона.

Во время двадцатиминутной поездки к колледжу Басон они не обменялись ни словом. Картер увлеченно играл со своей карманной консолью «Nintendo DS». Майкл сидел на переднем сиденье, воткнув в уши шарики наушников от своего iPod, и смотрел в окно с таким видом, словно его везли на собственные похороны.

Джейми подъехала к главному зданию, массивному кирпичному сооружению с белыми колоннами по фронтону. Детишки в возрасте от пяти до шестнадцати лет прыгали по ступенькам и резвились на зеленых лужайках кампуса, бегая между деревьями.

— Домой… возвращайтесь… а-а… на автобусе… Ладно?

— Ладно, мамочка. Картер поцеловал ее в щеку.

— Я… могу… а-а… задержаться.

Картер подхватил свой рюкзачок и открыл дверцу. Майкл не пошевелился. Он смотрел через лобовое стекло на Томми Джеррарда, который стоял вместе с другими тринадцатилетними подростками возле ступенек. Они перешептывались, поглядывая на фургон.

Джейми колебалась, не зная, стоит ли что-нибудь говорить Томми. Она знала его еще с детского сада. Избалованный и своевольный, он был, в общем-то, неплохим мальчиком.

— Мама, за что ты меня так ненавидишь?

Джейми резко развернулась на сиденье, чувствуя, как в животе образовался ледяной комок. Она попыталась заговорить, но слова не шли у нее с языка.

— Ладно, может быть, «ненавидишь» — это немного чересчур, — продолжал Майкл. — Но ты меня не любишь. Ты как-то странно ко мне относишься. Это потому, что я так похож на папу?

Да, Майкл и впрямь был точной копией своего отца. И словно этого было недостаточно, он, подобно Дэну, обзавелся привычкой задавать неудобные вопросы с отсутствующим, меланхоличным видом, как если бы речь шла об абстрактных и отвлеченных математических понятиях. Как и Дэн, Майкл старался не показывать своих истинных чувств, и они пылились в дальнем уголке его души.

— Я знаю, что напоминаю тебе о нем, — произнес Майкл. — О том, что он сделал с нами.

«Я до сих пор не знаю, что твой отец сделал с нами», — хотелось сказать Джейми ему в ответ.

— Ладно, не бери в голову, — буркнул он, открывая дверцу — Ты все равно начнешь притворяться.

— При… а-а… притворяться?

— Ты жалеешь, что я не умер.

На лбу у Джейми выступил холодный пот.

— Я… я… а-а… не при…

— С тех пор как он погиб, ты видеть меня не можешь — и не говори, что это не так, потому что мы с тобой знаем, что я прав. Я похож на папу, а Картер — на тебя. Если бы я умер, ты бы двинулась дальше.

«К чему? — хотелось крикнуть Джейми. — И куда?»

— Я знаю, что ты не оставила бы дом, — продолжал он. — Я знаю, что ты хотела переехать, но не сделала этого из-за меня. Мне пришлось умолять тебя остаться.

— Нет… а-а… это… неправда.

— Насчет дома или насчет того, что ты жалеешь, что я не умер?

Джейми заговорила, по обыкновению с трудом и запинаясь.

Майкл, которому или просто надоело ждать, или он не хотел слышать, что она в конце концов скажет, распахнул дверцу. Она хотела схватить его за руку, но он уже выскользнул наружу.

— Майкл, нет… а-а… подожди…

Он захлопнул дверцу и зашагал прочь. Она смотрела ему вслед, смахивая слезы.

Она не испытывала к нему ненависти и не жалела о том, что он не умер вместе с отцом. Господи Иисусе! Как он мог даже подумать об этом? Да, это правда, что после убийства Дэна она хотела собрать вещи и уехать. Майкл устроил скандал, но даже если бы он хотел переехать, то это не имело бы никакого значения. Дом нельзя было продать. Она обращалась к нескольким агентам по недвижимости. Поначалу они выказывали интерес, но тут же отказывались, как только узнавали адрес.

«Ты меня не любишь. Ты как-то странно ко мне относишься… Ты видеть меня не можешь — и не говори, что это не так, потому что мы с тобой знаем, что я прав».

Майкл никогда не страдал излишней чувствительностью, даже когда был совсем маленьким. Он отказывался брать грудь, предпочитая бутылочку с искусственным питанием. Закончив есть, он начинал кричать, чтобы она поскорее оставила его в покое. А вот когда его кормил Дэн, Майкл не заплакал ни разу. Между ними, Майклом и Дэном, установилась особая связь, они и общались-то на каком-то своем языке, состоящем главным образом из жестов, кивков и нечленораздельного ворчания. А теперь, с уходом Дэна, Майкл остался один на незнакомой территории, без проводника и компаса.

Джейми срочно нужно было чем-нибудь заняться. Она достала из кармана мобильный телефон Бена, собираясь вставить в него аккумуляторную батарею и повнимательнее посмотреть на то, что хранится в его памяти. Может, там найдется что-нибудь такое…

Стук в окошко заставил ее вздрогнуть.

Она испуганно подняла голову и увидела высокого худощавого мужчину с коротко подстриженными снежно-белыми волосами и очками в толстой оправе. Ее шестидесятивосьмилетний приходской священник, отец Джеймс Хэмфри.

Джейми опустила стекло.

— Что… а-а… как… вы… а-а… здесь… оказались?

— Я помогаю составлять программу спортивных состязаний.

В мягком голосе священника все еще ощущался ирландский говор. Его дед с бабкой прибыли сюда на борту корабля, и у всех детей клана Хэмфри — девятерых братьев, которых судьба разбросала по северо-востоку страны, — ирландский акцент сохранился в речи и по сей день.

Похоже, он ждал, что она скажет что-нибудь. Или просто не знал, с чего начать. Она не видела его и не заходила в церковь со времени смерти Дэна.

— Я… а-а… не могу… сейчас… а-а… разговаривать. У меня… а-а… много дел.

— Что случилось с твоим лицом?

— Несчастный… случай, — ответила она. — Упала.

— На мужской кулак?

Джейми залилась краской.

— Мой брат Кольм, упокой Господь его душу, был боксером. Так что уж синяк-то я различить могу всегда. — В добрых и мягких глазах Хэмфри не было осуждения. — Что случилось, милая? Кто тебя ударил?

— Несчастный… случай, — повторила она. — Мне… а-а… надо ехать. Встреча.

Он кивнул и перевел взгляд на автомобильное кресло Картера, укрепленное на заднем сиденье.

— Ты все еще ходишь на прием к психотерапевту?

— Да.

Хэмфри посоветовал ей психотерапевта, которая специализировалась на оказании помощи людям, страдающим от физических увечий. Психотерапевт, женщина, доктор Уэйкфилд, согласилась поработать с ней ради общественного блага, то есть бесплатно. Джейми походила к ней на прием с месяц и бросила.

Хэмфри пристально смотрел на нее.

«Он знает, — подумала она. — Он знает, что я солгала, это написано у него на лице».

— Мне… а-а… пора. До свидания… а-а… отец Хэмфри. Джейми включила передачу, и фургон тронулся с места.

17

Дарби положила пленки ночных записей камер наблюдения на сиденье рядом с собой. Ордера на их изъятие не понадобилось. Власти клиники с готовностью пошли навстречу полиции.

Выходя из больницы, она заглянула к Шону, чтобы узнать, как его состояние. Невропатолог, доктор Гольдштейн, уже вернулся в Бостон, так что ей пришлось ограничиться беседой с одной из медсестер отделения реанимации, грузной пожилой женщиной с серебряными волосами,

— Его мозг мертв, — с сочувствием сообщила ей медсестра. Потом она коснулась маленького золотого крестика на цепочке, висевшего поверх белого халата, и добавила: — Когда вы найдете кого-нибудь из членов его семьи, советую сказать им, чтобы они готовились к похоронам.

Дарби выехала с больничной автостоянки через южным выход, чтобы избежать встречи с репортерами, взявшими в осаду главный вход в клинику в надежде найти врача или медсестру, которые пожелали бы рассказать им о состоянии Шона.

Возвращаясь в город по маленьким улочкам, она то и дело поглядывала в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не следует ли за ней коричневый фургон с вмятиной на переднем бампере.

Десять минут спустя, на оживленном перекрестке в нижней части города, она заметила его в шести машинах позади себя. Сначала она засекла его, выезжая из Бостона. Фургон старательно держался поодаль. Да ему и не было особой необходимости приближаться к ней вплотную. Ее автомобиль ярко-зеленый «форд-фалькон GT купе» 1974 года выпуска, выделялся в потоке машин, и его легко было заметить издалека.

Дарби бросила взгляд на часы на приборной панели. Без четверти двенадцать, Вскрытие женщины было назначено сегодня на три часа пополудни. Еще сорок минут, чтобы вернуться в Бостон. Следовательно, у нее оставалось чуть больше двух часов на то, чтобы осмотреть тело. Она вполне успевает и съездить в Белхэм, и вернуться обратно в город,

Уолтон-стрит была намертво перегорожена фургонами службы новостей. Дарби свернула на первом же перекрестке налево, на Бойнтон-стрит, и медленно покатила по ней, не сводя глаз с зеркальца заднего вида. Коричневый фургон не последовал за ней. Поворот на Бойнтон-стрит он проскочил не останавливаясь.

Она повернула на Маршалл-стрит и припарковалась на подъездной аллее. Полиция Белхэма выставила дополнительные ограждения, чтобы хоть как-то сдержать все возрастающее количество репортеров.

У патрульного, охранявшего вход в дом, лицо обгорело на солнце. После того как Дарби предъявила ему свое удостоверение личности, он отставил в сторону чашку с кофе и записал ее имя в планшет.

— Федералы уже были здесь? — поинтересовалась Дарби.

— Нет, мэм.

— А кто-нибудь из них просил разрешения войти внутрь? Вы никого не видели поблизости?

— Никто не просил разрешения войти в дом. Что до вашего вопроса о том, не бродят ли они поблизости, то я никого не видел. Я дежурю здесь с шести часов.

— Я могу взглянуть на ваши записи?

— Разумеется,

Дарби пробежала глазами список имен. Персонал бостонской лаборатории и детективы из Белхэма. Она вернула планшет полицейскому, поблагодарила его и вошла в дом.

Лабораторные техники рассредоточились по холлу, обрабатывая поверхности в поисках отпечатков. На ступеньках лестницы в пластиковых пакетах лежали собранные улики. Дарби осторожно обошла их и направилась в главную спальню. Стены здесь покрывал порошок для обнаружения отпечатков пальцев.

Ее чемоданчик стоял там же, где она оставила его, перед тем как Куп вызвал ее в больницу: рядом с мягким кожаным креслом с невысокой спинкой, переходящей в подлокотники. Она вытащила оттуда свой фотоаппарат и спустилась вниз.

Эксперты в защитных костюмах, насквозь промокших от пота, собирали вещественные доказательства со стульев. Куп уже снабдил их ярлычками — напоминание техникам о том, что стулья необходимо перевезти в лабораторию. Проходя через кухню, залитую засохшей кровью, Дарби с удовлетворением отметила про себя, что все без исключения эксперты пользуются новыми цифровыми SLR фотокамерами, запечатлевая общую картину и мелкие детали.

Купа она застала в гостиной. Тот установил фьюминговый тент[9] над кожаными подушками.

Он сдвинул маску вниз и сказал:

— Масса гладких отпечатков перчаток. Мы…

— Ты все еще хранишь в своем чемоданчике бинокль?

— Да. — Он толкнул его носком ботинка. — Зачем он тебе понадобился?

— Хочу полюбоваться окрестностями. Вернусь через несколько минут.

— Когда закончишь, приходи ко мне.

Дарби быстрым шагом пошла через лес. Дойдя до верха второго подъема, она остановилась и принялась осматривать деревья. Среди них торчал ствол засохшей, мертвой сосны, верхнюю часть которой расколола молния.

Бинокль Купа был снабжен кожаным ремешком. Дарби повесила его на шею и закинула окуляры на спину. Так же она поступила и с фотоаппаратом.

Подпрыгнув, Дарби обеими руками ухватилась за ветку над головой. Потом, обхватив сук ногами, подтянулась и уселась на него. Поправив ремешки, которые больно врезались в шею и едва не задушили ее, Дарби поднялась и полезла по стволу, тщательно проверяя, не обломится ли очередная ветка. По Блейкли-роуд время от времени проносились случайные автомобили, а издалека доносился треск сучьев и голос Марка Алвеша, кричавшего что-то Рэнди Скотту. Впрочем, о чем они говорили между собой, Дарби разобрать не могла. Она перестала подниматься, как только перед ней открылся вид на окрестности.

Держа бинокль в руке, она принялась осматриваться по сторонам, чтобы определить, откуда из фургона может быть видна ее машина, Дарби с удивлением обнаружила его стоящим на углу Уолтон-стрит и Гранмор-стрит, далеко от дома и автомобилей службы новостей со спутниковыми тарелками на крыше.

У фургона были номерные знаки штата Массачусетс. Из кармана рубашки Дарби выудила ручку и записала их на ладони. Потом сняла с пояса мобильный телефон и набрала номер полиции Белхэма.

— Говорит Дарби МакКормик из Бюро судебно-медицинской экспертизы Управления полиции Бостона. Я работаю вместе с сержантом-детективом Арти Пайном над убийством на Маршалл-стрит. Я хочу, чтобы вы прислали пару патрульных автомобилей на Уолтон-стрит и задержали водителя коричневого фургона. Скажите им, пусть они поднимутся по Гранмор и поставят свои машины так, чтобы заблокировать выезд на Уолтон, — я объясню, зачем, когда они приедут сюда. Кроме того, мне нужно, чтобы они проверили один номер.

Она назвала оператору цифры и буквы на номерном знаке, дала номер своего мобильного телефона и сделала несколько снимков фургона. Впрочем, объектив фотокамеры был недостаточно сильным, чтобы зафиксировать номер.

Дверца фургона открылась. У мужчины, который вышел из него, оказалась круглая лысая голова. Дарби подумала, а не тот ли это человек, которого она видела прошлой ночью в тактическом жилете и очках ночного видения.

Мужчина застегнул на все пуговицы свой легкий серый пиджак и куда-то побежал. Дарби защелкала затвором, постаравшись захватить легкую выпуклость на поясе, где он носил пистолет.

Лысый протолкался сквозь толпу репортеров и фотокорреспондентов и схватил за локоть оператора какого-то телеканала, одетого в джинсы, кроссовки и белую рубашку. Глаза его закрывали солнечные очки, и он носил наушники поверх бейсбольной шапочки.

Дарби щелкала затвором, а потом взяла его лицо крупным планом и ухитрилась сделать отличный снимок, пока лысый что-то взволнованно говорил оператору на ухо. Теперь уже вдвоем они выбрались из толпы и побежали.

Дарби продолжала снимать, когда фургон задом выехал на Гранмор-стрит. Послышался визг шин, кто-то сердито надавил на клаксон. Глядя, как из-под бешено вращающихся колес фургона валит дым, она подумала, а нет ли у лысого в кабине полицейского радио или сканнера. Хотя не исключено, что кто-то просто позвонил ему и посоветовал уносить ноги.

18

По адресу в Восточном Бостоне, указанном в водительском удостоверении Бена Мастерса, находилась заброшенная автомобильная мастерская под названием «У Делани». Деревянная вывеска, выгоревшая на солнце, с выцветшими красными буквами, болталась над входной дверью, заколоченной листами фанеры. Все окна тоже оказались забиты фанерой, разрисованной граффити. Металлические ворота на автостоянку были заперты на два висячих замка, продетых в ржавую цепь. Сквозь трещины в асфальте пробивались сорняки.

Интересно, гараж имел какое-то значение для Бена? Или же он назвал его в качестве адреса просто потому, что тот был давно заброшен? Было мучительно смотреть на него и терзаться вопросами, ответов на которые она не знала.

Джейми развернулась и поехала по улице, застроенной трехъярусными домами. Ей придется купить болторез, а потом найти молоток и ломик-гвоздодер с загнутым и расплющенным концом. Вооружившись этими инструментами, она вернется сюда ночью.

Дом в Чарльстауне, стоящий на углу авеню Олд-Рутерфорд и Эшмонт-стрит, был выкрашен в бледно-голубой цвет. Джейми трижды проехала мимо, внимательно вглядываясь в окна. Они оставались темными. На подъездной аллее не было ни одной машины.

Притормозив под знаком «Остановка разрешена», она взглянула на другую сторону улицы, где висел белый почтовый ящик, тронутый ржавчиной. К нему клейкой лентой была прикреплена табличка с золотистыми цифрами 1 и 6. Ни имени, ни фамилии под ними не было.

Подъехав к тротуару, Джейми припарковалась во втором ряду автомобилей, заполонивших каждый дюйм узкой улочки с односторонним движением. Она включила знак аварийной остановки, не стала глушить мотор и вышла из фургона, низко надвинув на лоб козырек бейсболки с эмблемой «Ред сокс». Солнечные очки прикрывали ее глаза, а под старой штормовкой Дэна с той же надписью «Ред сокс» на спине спряталась наплечная кобура с уютно устроившимся в ней «глоком». По некотором размышлении она заменила им свой «магнум». Если в доме случится нечто непредвиденное, она не хотела оставлять полиции следы, которые могли бы связать ее с Белхэмом.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на нее никто не смотрит, Джейми открыла почтовый ящик. Он был битком набит письмами и каталогами. Слава Богу! Она вытащила несколько конвертов и быстро пробежала их глазами. Сплошь одни счета, адресованные одному и тому же человеку, Мэри Дж. Рейнольдс. Джейми до сих пор ни привлекла к себе ненужного внимания и потому перевела взгляд на алюминиевую проволочную сетку на дверях, спасающую от насекомых.

Притаившаяся за ней дубовая дверь выглядела так, словно ее устанавливали не раньше чем в прошлом веке. Дерево вокруг овального стекла, врезанного в ее середину, потемнело и покоробилось от непогоды. А вот два замка были совсем новенькими.

Прижавшись лицом к проволочной сетке, Джейми рассмотрела темную прихожую, коридор с грязно-белыми стенами и пол из поцарапанных досок лиственницы. В дальнем его конце виднелась кухонька, на всех рабочих поверхностях которой громоздились картонные коробки. Некоторые из них были открыты. Полки зияли пустотой.

Джейми нажала кнопку звонка и бегом вернулась к своему фургону. Она делала вид, будто разговаривает по мобильному телефону, уголком глаза наблюдая за домом Бена.

Передняя дверь оставалась запертой.

В кармане у Джейми лежали ключи Бена. И сейчас она могла попробовать отпереть ими дверь. Нет, еще рано. Она должна быть уверена, что в доме никого нет, поэтому отъехала, чтобы подыскать место для парковки.

Последний раз она была в Чарльстауне много лет назад в качестве новоиспеченного кадета, только-только закончив Полицейскую академию Бостона. В те времена, в самом начале восьмидесятых, на этих улицах заправляли ирландские банды. Теперь, когда большая часть их лидеров пребывала или в могиле, или за решеткой, городок захлестнула волна джентрификации. Как грибы после дождя, здесь выросли фешенебельные рестораны, кофейни и антикварные магазинчики, более соответствующие вкусам состоятельных представителей среднего класса, поселившихся в домах и квартирах многоэтажек, цены на которые безбожно завысили спекулянты. Этот новый Чарльстаун показался ей чуточку менее шикарной версией Бикон-хилла, одного из самых фешенебельных и дорогих районов Бостона: старые кирпичные дома без садовых участков, с навесными ящиками для растений и редкими деревьями на растрескавшемся асфальте тротуаров. Гаражей не было и в помине, только между домами протянулись старые подъездные аллеи, настолько узкие, что на них с трудом хватало места для одной машины. Как и в Бикон-хилле, жильцы Чарльстауна вынуждены были парковать свои автомобили вдоль тротуаров на любом свободном кусочке проезжей части.

Получасом позже Джейми удалось найти крошечную автостоянку, прилепившуюся к кирпичному зданию, принадлежавшему какой-то аудиторской фирме, неподалеку от нужного ей дома, куда можно было дойти пешком. Она втиснула фургон на последнее свободное место и не стала глушить мотор, чтобы не выключать кондиционер.

Джейми вставила аккумуляторную батарею в телефон Бена, включила его и набрала номер справочной службы.

— Город и штат, — ответила оператор.

— Чарльстаун. Масс… а-а…

— Массачусетс?

— Да.

— Имя?

— Мэри… а-а… Рейнольде. Эшмонт… а-а… стрит. Услышав щелканье клавиатуры на другом конце линии, Джейми схватила блокнот и ручку, лежавшие в отделении для перчаток.

Оператор соединила ее бесплатно. Джейми представила себе, как на определителе номера домашнего телефона отобразился номер и имя Бена. Она надеялась, что если внутри находится человек в гавайской рубашке или кто-нибудь еще, то, увидев имя Бена, он снимет трубку.

После восьмого гудка, когда включился автоответчик, она дала отбой. В доме никого не было.

По лобовому стеклу поползли капли дождя. Небо потемнело. Вот-вот пойдет дождь. Отлично. В такую погоду люди предпочитают оставаться под крышей. Джейми выбралась из фургона.

У смартфона «Palm Treo» имелась крошечная, но вполне функциональная клавиатура и цветной дисплей размером два дюйма по диагонали с цифровой панелью с сенсорными кнопками. Она коснулась клавиши, и на экране показались иконки голосовой почты, списка контактов и журнала вызовов. В верхнем левом углу экрана мерцал золотистый колокольчик. Она нажала на него кончиком ногтя, У Бена обнаружились три пропущенных звонка и два новых сообщения голосовой почты.

Джейми попыталась войти в голосовую почту, но отказалась от этого, когда механический голос потребовал ввести PIN. А вот чтобы просмотреть контакты, вводить код не требовалось.

Контактов в списке было всего три: Иуда, Алан и Понтий. Никаких полных имен и адресов, всего лишь телефонные номера.

Иуда и Понтий… Годы учебы в католической школе позволили ей сделать вполне очевидный вывод: Иуда Искариот, один из учеников Христа, предал единственного сына Господа, а Понтий Пилат, римский наместник, обрек Иисуса на смерть.

Следует ли считать эти имена чем-то вроде зашифрованных прозвищ? И вновь она вспомнила слова Бена о том, что он — коп, работающий под прикрытием»

Джейми проверила журнал вызовов. Восемь входящих звонков, и все от Иуды, Быть может, Иуда — это мистер Гавайская Рубашка, тот самый человек, который привез Бена и мужчину в костюме в Белхэм на БМВ? Она подозревала, что полиция не поймала его. Во всяком случае, в новостях об этом не сообщалось. А она специально смотрела очередные выпуски по телевизору и слушала радио.

Она вновь вынула аккумуляторную батарею. Теперь сигнал мобильного телефона проследить невозможно.

Тем временем начался настоящий ливень, и струи воды забарабанили по крышам припаркованных автомобилей и асфальту тротуаров. Джейми побежала.

Достигнув Эшмонта, она посмотрела на здание на другой стороне улицы, стоявшее прямо напротив дома Рейнольдса. Большинство окон оставались темными, но в нескольких мерцал слабый свет. Однако никакого движения или теней за стеклами она не заметила.

Так, а теперь оглядеться по сторонам последний раз. Все чисто. Поднимаясь по ступенькам, Джейми вытащила из кармана вычурный брелок Бена с ключами и открыла алюминиевую сетку.

Она вставила в замочную скважину первый ключ. Он не подошел ни к одному из замков. Она попробовала следующий, затем еще один, а дождь все барабанил по ее голове и плечам и вода каскадом стекала с козырька бейсболки,

«Ну давай же! Какой-то ключ подойдет обязательно…» Первый замок щелкнул, отпираясь. Она вставила тот же самый ключ во второй замок и услышала, как открылся и он.

Впрочем, к замку на дверной ручке этот ключ не подошел, зато его отпер следующий.

Джейми расстегнула жакет и вошла в крошечную прихожую. Душный, спертый воздух долго не проветриваемого помещения напомнил ей дом бабушки: маленький, аккуратный домик, в котором всегда пахло тушеной брюссельской капустой и где постоянно, в любое время года, стоял запах болезни и смерти.

Никто не выскочил к ней по тревоге. Из кармана Джейми вытащила салфетку и быстро протерла все поверхности, к которым прикасалась голыми руками. Потом она надела латексные перчатки, осторожно прикрыла за собой дверь и заперла ее. Теперь самое время по-быстрому осмотреть дом. Джейми вынула из кобуры «глок» — приятная тяжесть оружия успокаивала — и пошла по потертому ковру густого винного цвета на второй этаж.

Такое впечатление, что эта женщина, Рейнольдс, обладала самой уродливой ванной комнатой на свете: розовая керамическая плитка до половины стены и такой же пол; душевая кабина с потрескавшейся цементной штукатуркой, почерневшей от плесени; ржавый туалетный столик, зеркало которого усеивали пятна от высохших капель воды.

В пустой спальне дальше по коридору ее поразили голые белые стены с царапинами и дырами от гвоздей, которые никто не удосужился зашпаклевать. Паутина в углах. Грязно-синее ковровое покрытие с темно-коричневыми следами от упавших непотушенных окурков износилось до дыр. Она заглянула в крошечный гардероб. Пусто,

Сделав шесть быстрых шагов по коридору, Джейми вошла во вторую спальню. Те же самые голые белые стены, то же самое грязное ковровое покрытие. Гардероба нет вообще. Она направилась вниз.

Кухню явно отделывал в конце шестидесятых или начале семидесятых годов какой-то дальтоник. Шоколадно-коричневые обои, местами выгоревшие на солнце, совершенно не сочетались с горчичного цвета посудными шкафчиками и линолеумом на полу в оранжево-черную клетку. Трещины и разрывы в обоях кто-то замазывал клеем, а лохмотья протертого линолеума крепились к полу гвоздями или канцелярскими кнопками.

К кухне примыкала небольшая квадратная гостиная, изумрудно-зеленый ковер которой был сплошь заставлен картонными коробками — как вскрытыми, так и заклеенными скотчем. Коричневая трехместная софа, кресло и небольшой диванчик на двоих были отодвинуты в угол комнаты.

Дождь все не унимался, и по комнате гуляло эхо от капель воды, барабанящих по крыше и оконным стеклам, Джейми нашла телефон, небольшую беспроводную модель черного цвета с автоответчиком, на верхнем из трех ящиков, приткнувшихся к темно-желтой стене между двух окон.

Автоответчик был выключен. Она нажала кнопку «воспроизведение». Механический голос сообщил, что «новые сообщения отсутствуют». Джейми не убирала палец с кнопки. Прозвучал долгий сигнал, и из динамика донеслось:

— Кевин, это Карла Демпси, твоя соседка. — Сильный бостонский акцент и неистребимая хрипотца в голосе, свидетельствующая о приверженности его обладательницы к сигаретам «Мальборо», курить которые она начала, вероятно, сразу же после того, как появилась на свет из материнской утробы. — Я видела, как ты упаковывал вещи, и заехала, чтобы выразить соболезнования по поводу твоей мамы, но дверь оказалась заперта. Она была чудесной женщиной, да упокоит Господь ее душу. Береги себя.

Небольшая пауза, и слова:

— Вторник, два тридцать три пополудни.

Долгий сигнал.

Сообщений больше не было. Джейми вернулась в кухню.

На круглом столике с мраморной столешницей в беспорядке валялись маркеры, катушки скотча и пузырчатая упаковочная пленка. Рабочие поверхности и посудные шкафчики были пусты. Дверь в задней части кухни, обшитая шпоном под красное дерево, открывалась на темный лестничный пролет, ведущий вниз, в подвал. Джейми понадобилось некоторое время, чтобы отыскать выключатель.

В подвале было влажно и прохладно, пахло плесенью и еще чем-то… гнилостным. Подвал оказался на удивление большим. Он освещался единственной голой лампочкой, свисающей с потолка над стиральной машиной и сушильным шкафом. Пол вокруг лестницы был забетонирован, но дальше в глубину сменялся утрамбованной землей. У штабеля небольших картонных коробок из-под виски на полу перед старым дубовым спальным гарнитуром стояла лопата.

Джейми оказалась перед невероятно высоким платяным шкафом антикварного вида, покрытым красным лаком и узором из позолоченных листьев. Разлапистые ножки его зарылись в землю, и шкаф ощутимо накренился на левый бок, Верхняя его часть, украшенная вырезанными из дерева крыльями, едва не касалась потолка. А за шкафом Джейми наткнулась на полузасыпанную могилу, в которой лежали кости.

19

Взгляд Джейми перешел от могилы на коробки из-под виски. У нее зачесалась кожа головы и по телу побежали мурашки, когда она снова взглянула на груду человеческих костей, которые уже успели потемнеть от долгого пребывания в земле. Несколько самых длинных были сломаны, чтобы поместиться в картонную коробку.

Среди костей виднелись два человеческих черепа. Один из них, с длинными волосами, был уложен в пластиковый пакет.

И тут дверь наверху отворилась. По доскам пола прямо у Джейми над головой зазвучали тяжелые шаги. Дверь захлопнулась, и снова раздались шаги, но уже другого человека.

Двое. Двое вошли в дом, и один из них находился в кухне — а она оставила дверь в подвал открытой, да еще и включила внизу свет!

За платяным шкафом Джейми спрятаться не могла. Между полом и низом древнего шкафа виднелось пространство в фут шириной. Так что когда они спустятся вниз — а они непременно спустятся, тут двух мнений быть не может, — то сразу же увидят ее. Нет, надо укрыться в другом месте, а потом застать их врасплох. Вот только где?

Джейми взглянула в противоположный угол, где в тени притаились древний резервуар с бензином и нагреватель горячей воды. Это было бы прекрасное укрытие, если бы только они не отстояли от стены всего на шесть дюймов. Спрятаться за ними не было никакой возможности. Свободного места за стиральной машиной и сушильным шкафом тоже не было. Она в отчаянии повернулась к мебели, стоявшей рядом с платяным шкафом.

Старинный комод, длинный и широкий. Можно лечь за ним на землю и притаиться.

Джейми протиснулась за комод и взялась за один его конец, моля Бога, чтобы ящики не оказались забиты всяким барахлом. Комод легко и бесшумно оторвался от пола, и она осторожно передвинула его на несколько дюймов. Вот так, отлично. Теперь здесь вполне хватит места, чтобы укрыться.

— Бен, ты там, внизу?

Голос имел характерные тягучие интонации Лягушонка Кермита, самой известной из кукол «Маппет-шоу». Джейми не сомневалась, что он не принадлежит мужчине, который окликнул Бена, стоя у подножия лестницы.

Джейми улеглась на спину и согнула ноги, упершись подошвами кроссовок в собственные ягодицы. «Глок», который она крепко держала обеими руками, был у нее между коленей. Она бездумно смотрела на паутину, раскинувшуюся в переплетении медных труб и деревянных досок пола, и вслушивалась в тяжелые шаги по лестнице. Теперь они звучали уже совсем близко — человек спустился в подвал и остановился у платяного шкафа.

Вытянув шею, она взглянула в двухдюймовую щель между торцом комода и стеной и увидела пару высоких баскетбольных кроссовок и яркую цветастую рубашку навыпуск. Вьющиеся седые волосы. Водитель Бена.

Вниз спускался второй человек. Джейми вслушивалась в его приближающиеся шаги. Они остановились по другую сторону комода.

— Кончай свои дурацкие шуточки, Пит. Или ты думаешь, что мой подвал прослушивается? У меня что, камеры здесь установлены или как?

Джейми услышала, как что-то опустилось на комод. Раздался негромкий щелчок, за которым последовало тоскливое завывание, но все быстро закончилось.

— Твой дом один раз уже стоял на прослушке. — Небрежный, захлебывающийся голос с легкой шепелявостью — голос человека, который любит грызть ногти. — Осторожность еще никому не вредила. А стоит проявить беззаботность, как случаются ошибки, которые и приводят к аресту и поимке. Уж кому-кому, а тебе это должно быть прекрасно известно.

— У тебя что, болит запястье? Ты все время массируешь его.

— Я растянул его, когда играл в теннис. Шаги отошли от комода и снова остановились.

— Кто там в коробке?

Мужчина с женственной шепелявостью — Питер. Джейми не видела ни его, ни водителя Бена. Он отошел в сторону.

— Линда Бурк и еще какая-то шлюха, имя я забыл, — отозвался водитель Бена.

— Удивительно, как твоя мать ничего не унюхала.

— Мы глубоко их зарыли, а потом еще и засыпали известью.

— Бурк… Кажется, я помню ее мать. Диана. По-моему, она уехала из города примерно через год после того, как исчезла ее дочь.

— Где-то так.

— А что с ней сталось?

— Мы похоронили ее рядом с дочерью.

— Вот и славно.

— Как насчет того, чтобы пропустить прогулку в прошлое и вернуться к делам нашим грешным?

— Ты разговаривал с Джеком? — поинтересовался Питер.

— Нет. Я решил залечь на дно, пока вы, парни, сами меня не найдете. Где он, кстати?

— Наблюдает за домом. А теперь расскажи мне, что ты видел прошлой ночью.

— Оставаться рядом с домом я не рискнул и припарковался выше по улице, на Клермонт-стрит. Когда «хонда» Кендры свернула на Уолтон, я позвонил Бену и сообщил ему расклад. После этого я сидел в машине и ждал звонка. Не успел я опомниться, как вижу, что на улицу выруливает патрульная тачка. А что сказал Тони?

— Почти ничего. Когда он позвонил, то крикнул, что кто-то поднял пальбу и ворвался в дом. Он получил две пули в грудь и истекал кровью. Он решил, что нападавший был женщиной.

Джейми несколько раз моргнула, чтобы стряхнуть с ресниц пот, стекавший со лба, и перевела переключатель «глока» в полуавтоматический режим.

«Нет. Еще рано. Жди. И слушай».

— Я бы не стал слишком уж полагаться на его слова, — заметил Питер. — Парень был не в себе от потери крови. А потом он позвонил снова и сказал, что лежит в лесу. К тому времени, когда прибыл Джек со своей группой, Тони был уже мертв.

— Насчет Бена он ничего не говорил?

— Нет. А тебе он не звонил?

— Еще нет. А тебе?

— Он не звонил ни мне, ни Джеку. Нам нужно найти его тело.

— Бен жив.

— Почему ты так думаешь?

— Возле передней двери натекла лужа, и в подвале горел свет. Сегодня утром, уходя, я его выключил. Кроме того, я отдал ему комплект запасных ключей от дома. Он собирался перекантоваться тут пару дней, прежде чем возвращаться в Феникс или Сан-Диего, или где он там сейчас обретается.

— Он уже давно должен был позвонить кому-нибудь из нас.

— Может, он просто потерял мобильник. Все номера запрограммированы в памяти.

— В его телефоне встроен блок GPS. Причем его мобильник то включается, то выключается. Все это очень странно, тем более что мы не можем запеленговать его.

Значит, она была права насчет телефона Бена. В нем был встроен блок навигации, и сейчас они пытаются отследить его.

— Может, он сломался, — предположил водитель Бена. — Или, что тоже не исключено, Бен решил подстраховаться. Он же у нас представитель старой школы. Он никогда не доверял мобильным телефонам, полагая, что их сигналы легко отследить и подслушать. В общем-то, я с ним согласен. Всю аппаратуру, необходимую для перехвата, можно купить на радиорынке.

— Сигналы наших мобильных телефонов зашифрованы. Так что случайно прослушать никак не получится.

— Ты хочешь, чтобы я избавился от трупа Тони, или Джек займется этим сам?

— Джек уже позаботился обо всем. Когда ты в последний раз разговаривал с Тони?

— После того как высадил его у дома, — ответил водитель Бена.

— А после того как увидел полицию, ты не звонил ему?

— Что еще, по-твоему, я должен был сделать?

— Сколько раз ты звонил?

— Не знаю, Питер, не считал. А ты о чем думал, с барабанным боем вламываясь в палату того мальчишки?

— Если бы мальчишка Шеппард заговорил с этой стервой МакКормик…

— С кем?

— С Дарби МакКормик, — пояснил Питер. — Дочерью Томаса МакКормика.

— А она что там делала?

— Она— дознаватель по особо важным делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы Управления полиции Бостона. И это она слышала звонок телефона Тони в лесу. А еще она опытнейший эксперт-криминалист. Это плохие новости, Кевин.

Водитель Бена, Кевин, предпочел промолчать.

Долгая пауза.

— Ничего другого не оставалось, — нарушил ее Питер. — Я просто обязан был сделать хоть что-нибудь.

— Это ты так говоришь.

— Она не знает, кто я такой. И никогда не узнает. А мои действия прошлой ночью оказались правильными. Эта МакКормик записала разговор с Шоном на магнитофон, Я конфисковал его. Шон ничего ей не рассказал. Она до сих пор уверена, что его зовут Джон Холлкокс. О Кендре они даже не упоминали. Я не думаю, что мальчишка вообще знал хоть что-то.

— Где он взял пистолет?

— Еще не знаю. А для чего Кендра вернулась сюда? Как по-твоему?

— Понятия не имею. Я хочу прослушать запись. И Бен тоже.

— Тебе нужно было проследить за ней.

— У нас было слишком мало времени. Джеку нужно было забрать снаряжение, а…

— Значит, ты должен был подождать. Ты никогда не был силен в планировании операций. И терпения тебе вечно не хватает.

— Бен позвонил, и Тони начал действовать.

— Еще раз напоминаю, что ты работаешь на нас. То, что случилось прошлой ночью в Белхэме, то, что произошло в Чарльстауне и в этом подвале… В этих блестящих провалах виноваты два человека. Ты и этот проклятый серийный психопат!

— Блестящие провалы… — повторил Кевин, — Ты возомнил себя ковбоем из Кентукки, или так сейчас учат разговаривать в Йеле?

— Ты слишком долго сидел без дела и потерял хватку.

— Ладно, умник, а что ты намерен делать с дочерью Биг Рэда?

— Что-нибудь придумаем.

— Ага, а мы с Беном будем прибирать за тобой. Вы, чистюли из Лиги Плюща[10], не желаете пачкать руки грязной работой.

Кто-то из двоих — Джейми заподозрила, что Питер, — зазвенел ключами,

— Ладно, что бы ты ни задумал, решай побыстрее, чем ты намерен заняться, — заявил Кевин. — Я лично на следующей неделе улетаю на Карибы, после того как выставлю дом матери на продажу.

— Я скажу, когда ты сможешь улететь.

— Слушаюсь, сэр. Разрешите обратиться, сэр? Будут другие распоряжения для меня, сэр, или я могу удалиться? Я хочу заглянуть в «Кроличий садок».

— Куда?

— В «Кроличий садок». Это бар. Предупреждаю сразу, это заведение не из тех, в которые заходят такие приличные мальчики, как ты, но в прежние времена, если у Бена возникали проблемы, он оставлял там для меня сообщение. Не волнуйся, оно будет зашифрованным. То самое секретное дерьмо, которое обожают такие парни, как ты.

Снова послышались шаги.

— Вот, возьми, — распорядился Кевин.

— Это еще что такое?

— Это лопата. Ею можно копать ямы. Там, в могиле, лежит еще одна. Начинай работать, а я помогу тебе, когда вернусь. Можешь воспользоваться перчатками вон там, на верстаке, чтобы не испортить маникюр.

— Чего ради я должен этим заниматься?

— Твой босс предлагает приступить к перезахоронению усопших, — съязвил Кевии. — Добро пожаловать в нашу лигу приятель.

20

Передняя дверь с грохотом захлопнулась. Прокручивая в голове обрывки подслушанного разговора, Джейми вслушивалась в дыхание мужчины, стоявшего рядом с платяным шкафом. Человек, которого звали Питер, попытался нанести визит мальчику по имени Шон, что закончилось тем, что ему пришлось иметь дело с МакКормик, экспертом-дознавателем из Управления полиции Бостона. Как ему удалось проникнуть в палату? Быть может, он притворился копом? Или на самом деле был им?

Хватит раздумывать. Пришло время действовать.

Она уже собралась было сесть, как вдруг вспомнила о ключах и телефоне, лежащих в кармане джинсов. Если она выпрямится или начнет двигаться чересчур быстро, то ключи непременно зазвенят. А если мужчина услышит что-нибудь, у него будет время выхватить пистолет. Или пустить в ход лопату.

Он начал копать. Джейми приподняла голову и посмотрела в щель: она увидела загорелые руки, держащие лопату, и манжеты белой рубашки с золотыми запонками, выглядывающие из рукавов синего пиджака. Лицо видно не было.

«Слишком близко, — подумала Джейми, чувствуя, как ее охватывает паника. — Стоит встать, как он тут же меня увидит».

Кевин обещал вернуться через несколько минут…

Джейми положила руку на правый карман. Сквозь тонкую ткань она нащупала ключи и телефон. Прижавшись как можно плотнее к задней части комода, она медленно села. Ноги от длительного пребывания в неудобном положении кольнуло иголками.

Питер продолжал орудовать лопатой.

«Ну давай же, действуй! Если он потянется за пистолетом, вали его».

Джейми так быстро вскочила на ноги, что кровь прилила к голове и на мгновение все поплыло у нее перед глазами.

— Замри!

Мужчина подпрыгнул от неожиданности и выронил лопату. Он оказался выше, чем Джейми ожидала: из-за его шепелявости и мягкого, женственного голоса у нее сложился образ невысокого, полненького человечка с пухлыми руками. А стоявший перед ней мужчина средних лет отличался худощавым атлетическим сложением. На нем был темно-синий костюм без галстука. Пиджак был расстегнут, и она заметила под ним наплечную кобуру.

Бедром Джейми сдвинула комод чуть в сторону.

— Пол, — сказала она, подходя на шаг к могиле. — Ложись… а-а…

«Не старайся построить длинное предложение. Ты заикаешься. Говори по одному слову».

— Пол… Ложись. Немедленно.

Его карие глаза растерянно моргнули. Потом он прищурился.

— А ведь я тебя знаю.

— На пол!

— Хорошо, хорошо. Успокойся. Тебя ведь зовут Джулия, правильно? — Он поддернул брюки, прежде чем опуститься на колени. Потом сцепил руки за головой. — Помню, я читал о тебе в газетах.

Джейми толкнула мужчину на пол и уперла ствол «глока» ему в затылок. Он вдохнул пыль и закашлялся.

— Не дви… а-а… двигайся.

Он повернул голову набок и сказал:

— Даю тебе слово.

Она сдернула с него пиджак и потянулась к наплечной кобуре.

— Поскольку ты пряталась здесь, полагаю, ты слышала наш разговор с мистером Рейнольдсом.

Джейми бросила девятимиллиметровый пистолет в могилу.

— И еще мне почему-то кажется, что это ты устроила перестрелку в Белхэме вчера вечером.

Она провела рукой по его поясу. Наручников не было. Ей нужно было что-нибудь, чтобы связать его. Джейми посмотрела на верстак. Там, покрытые толстым слоем пыли, стояли банки с краской и валялись инструменты.

«Тебе нужно что-нибудь, чтобы связать его и заткнуть ему рот кляпом. И поспеши, пока Кевин не вернулся!»

— Я не имею никакого отношения к тому, что случилось с твоим мужем и детьми. Ты должна мне верить. Это… это все Кевин и Бен. Ты ведь знаешь Бена, верно? Он был в том доме прошлым вечером. Ты с ним разговаривала? Что он тебе сказал?

В подвале не было ничего подходящего, чем она могла бы связать его, решительно ничего.

— Я могу рассказать все, что ты хочешь знать, но мне нужно сесть. У меня астма, и мне тяжело дышать. Мне нужен мой ингалятор. Я сяду, опущу руку в карман и достану его, а потом мы поговорим, о'кей?

Голос его звучал совершенно спокойно. Ей это не нравилось. Или он пытается заговорить ей зубы в надежде, что вернется Кевин? Неужели он думает, что она настолько глупа?

— Если ты хочешь, чтобы я заговорил, мне сначала нужно воспользоваться ингалятором, — продолжал он. — Иначе я потеряю сознание.

«Ты потратила на него слишком много времени. С минуты на минуту вернется Кевин, и что ты тогда будешь делать? Поднимешь пальбу и будешь с боем пробиваться к выходу? Если ты умрешь, Кевин закопает твое тело где-нибудь так, что его никогда не найдут. Дети будут спрашивать себя, что с тобой случилось, а потом их отправят в приемные семьи. Так что списывай убытки со счета и убирайся отсюда поскорее».

Джейми встала.

— Сообщники… а-а… Бена. Двое… мужчин… в моем… а-а… доме.

— Позволь мне воспользоваться ингалятором, — задыхаясь, прохрипел он. — Сейчас я опущу руку в карман…

— Сначала… имена…

— Подожди минутку, ладно?

Он медленно сунул руку во внутренний карман пиджака. Джейми выстрелила ему в грудь.

Брызги крови из выходного отверстия запятнали стену позади него. Он протянул к ней руки и сказал:

— Подожди, пожалуйста.

А она опять нажала на курок и уже не отпускала его. «Глок» в режиме полуавтоматического огня задергался у нее в руке, веером выбрасывая в воздух стреляные гильзы.

Джейми накинула на голову нейлоновый капюшон штормовки и затянула его под подбородком. В ушах у нее стоял звон. Она бегом поднялась по лестнице, подскочила к передней двери и осторожно выглянула наружу через овальное окно. На улице никого не было. Сунув «глок» в наплечную кобуру, она застегнула штормовку и отворила дверь. Никого. Спрятав руки в перчатках в карманы, она быстрым шагом двинулась по тротуару под проливным летним дождем.

21

Дарби сидела на заднем сиденье раскаленного такси, которое с трудом пробиралось по забитой автомобилями Массачусетс-авеню. Она разговаривала по телефону с Арти. Шум дождя и гудки машин отнюдь не улучшали слышимости.

Она зажала другое ухо ладонью в попытке отгородиться от посторонних звуков.

— Повторите, пожалуйста, еще раз.

— Говорю, я возвращаюсь из Вермонта. Мы только что закончили обыскивать жилище Эми Холлкокс. Ты меня слышишь?

— Теперь слышу.

— Нас кто-то опередил. Домик совсем маленький, да и вещей у нее было немного. Собственно говоря, мебели там — раз-два и обчелся. Мы связались с владельцем, и этот парень рассказал, что она прожила здесь около года, платила вовремя и никаких проблем с ней не было. У нее заплачено за два месяца вперед, но у меня такое чувство, что она снова собиралась переехать. В одной из комнат стоит целый штабель пустых картонных коробок. Что же касается того, кто обыскивал дом и что они искали, мне известно не больше, чем тебе.

— И никто ничего не видел?

— Нет. Место выбрано очень уединенное — до ближайшего жилья не меньше мили, так что эти ребята не спешили. Мы поспрашивали соседей, но никто из них не был знаком ни с этой женщиной, Холлкокс, ни с ее ребенком. Но судя по тому, что ты мне рассказала вчера вечером, он наверняка что-то знает. Я получил твое сообщение о состоянии мальчишки и пленках из больницы, — продолжал Пайн. — Что тебе удалось обнаружить?

— Прежде чем зайти к патологоанатому, я занесла пленки в отдел фотосъемки. Сейчас я возвращаюсь в лабораторию. Я тут попросила кое-кого пробить для меня номер фургона, но пока никаких новостей.

— А что там с уликами на теле женщины? Ты что-нибудь нашла?

— Несколько волокон ткани и волосков прилипли к скотчу и одежде. В карманах у нее ничего нет. Сегодня я сама займусь ее одеждой.

— Мне не дает покоя пропавшая «хонда» Эми Холлкокс.

— И мне тоже. Полагаю, ее забрал тот, кто устроил там стрельбу.

— Ты же говорила, что мальчик ни словом не обмолвился о том, что слышал выстрелы.

— У него попросту не было такой возможности. Арти, кто-то с пистолетом в руках ворвался в дом. А со слов мальчика нам известно, что внутри были двое мужчин — один в спортивной форме «Селтикс», второй — в деловом костюме. Мне представляется, что сначала стрелок уложил делового, а второго парня перетащил в «хонду». Следы волочения тянутся через всю кухню и исчезают в гараже. Кроме того, на полу гаража обнаружены окровавленные следы только одной пары ног.

— Но какой смысл тащить с собой труп?

— А почему вы думаете, что тот парень в форме «Селтикс» был мертв? Может, стрелок захватил его живьем.

— Тогда почему он не взял его в плен до того, как войти в дом?

— Пока не знаю. Зато мы точно знаем, что кто-то поднялся по задним ступенькам террасы и натаскал грязи в гостиную. Отпечатки ног идут вверх по ступенькам, а не вниз. Я склонна полагать, что стрелок наблюдал за происходящим из лесу.

— Итак, мы с тобой говорим о совершенно постороннем человеке — третьей стороне, которая не имеет никакого отношения ни к тому, что произошло в доме, ни к той команде Рэмбо, что мы встретили в лесу?

— Да. И еще я думаю, что это именно стрелок разрезал путы на ребенке.

— Зачем? Какие у него могли быть причины?

— Не знаю. Если бы этот сукин сын не…

— Я видел значок и служебное удостоверение этого парня. Они были настоящими. И ордер тоже, можешь не сомневаться.

— Я ни в чем вас не обвиняю, Арти. Я просто в бешенстве. Он развел нас, как лохов, и наша тупость стоила мальчишке Холлкоксу жизни. И еще мне очень хотелось бы знать, чего он хотел от ребенка.

— Ты больше не видела этого Филлипса или как там его зовут?

— Нет.

— А остальных?

— Тоже нет.

— Как насчет отпечатков, взятых в доме? Есть что-нибудь?

— Эксперты вернулись в лабораторию меньше часа назад. Они только-только начали работать с ними.

Такси резко затормозило у тротуара.

— Мне надо идти, — сказала Дарби. — Я позвоню, как только появится что-нибудь новое.

Она пробежала под дождем до входа, сжимая в руках прозрачный пластиковый пакет. В нем лежали коричневые манильские конверты с уликами, и она не хотела, чтобы они намокли. Зато к тому моменту, как Дарби добралась до дверей здания номер один на площади Шредер-плаза, сама она промокла до нитки. А потом еще пришлось пройти утомительную процедуру проверки, прежде чем она смогла попасть в лабораторию.

Зарегистрировав вещественные доказательства, она поднялась к себе в кабинет, чтобы проверить, нет ли новых сообщений. Одно пришло, Николас Гарсия, детектив из отдела по расследованию убийств, обеспечивавший координацию действий с Бюро судебно-медицинской экспертизы Управления полиции, просил ее перезвонить, Это ему она поручила пробить номер коричневого фургона.

Гарсия поднял трубку после первого же звонка и сразу перешел к делу.

— Это поддельные номера, — сообщил он. — В природе таких не существует.

— Ну и как же они их раздобыли?

— Скорее всего, через своего человека в отделе транспортных средств. Это не так уж трудно, как кажется. Ты платишь какому-нибудь сотруднику, чтобы получить номера, а потом он удаляет из базы данных все записи, по которым их можно проследить.

— Ты не мог бы навести справки для меня?

— Я бы ни за что не отказался от такой возможности, — коротко рассмеялся Гарсия. — Но не рассчитывай на слишком многое. Мне уже приходилось иметь с ними дело. Глухой номер.

Дарби вышла в коридор и направилась к Купу. В этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Тед Кастонгвей, начальник отдела фотосъемки, закончил просматривать пленки с камер наблюдения и цифровые фотографии и теперь приглашал ее к себе в кабинет, чтобы поговорить.

Она обнаружила бывшего чемпиона колледжа по борьбе сидящим в тихом, хотя и заставленном мебелью уголке. Пока он работал с «мышью», по его плечам и спине под тонкой тканью рубашки перекатывались мышцы.

Дарби подкатила кресло на колесиках к его столу и уселась, глядя на плоский монитор, на котором застыл неподвижный видеокадр больничного лифта. В правом нижнем углу виднелась надпись: «15 августа 2009. 01:03».

Кастонгвей знал, что она устала и нервничает, поэтому не стал тратить времени на любезности.

— Это время, когда ты вошла в клинику, — сказал он, щелкая клавишей «мыши».

Началось воспроизведение пленки системы безопасности. Камера была нацелена на белый коридор. Дарби видела кусочек стола дежурной медсестры,

Двери лифта открылась, и она увидела себя и Пайна, выходящих из лифта и двигающихся по коридору. Вскоре они скрылись за углом. Мгновением позже они вновь появились в поле зрения, уже в сопровождении патрульного Уайта, и втроем остановились за углом от поста дежурной медсестры и стали совещаться.

Клик, и пленка стала перематываться вперед в ускоренном режиме.

— С того момента, как ты вышла из лифта и вошла в палату Холлкокса, прошло ровно восемнадцать минут, — сообщил Кастонгвей. — Федерал явился двадцать две минуты спустя.

Двадцать две минуты…

«Значит, он следил за мной от самого Белхэма».

Дарби смотрела, как кадры на мониторе быстро сменяют друг друга, и думала о телеоператоре, которого заметила наблюдающим за домом сегодня утром. Если он, смешавшись с толпой репортеров, был там и прошлой ночью, то наверняка видел, как она садилась в служебный «линкольн» Пайна.

Кастонгвей пустил воспроизведение в нормальном режиме, Дарби посмотрела на отметку в правом нижнем углу: «01:23»,

— А вот отсюда начинается самое интересное, — сказал Кастонгвей. — Следи за лифтом.

Дарби во все глаза уставилась на экран. Когда двери лифта разъехались в стороны, на экране замельтешили снежинки. Статические помехи. Она не видела, кто именно вышел из кабины лифта. Она вообще ничего не видела.

Помехи усилились, и изображение пропало окончательно.

Экран потемнел.

— Вот и все? — сказал Кастонгвей и развернулся в кресле лицом к ней. — Я проверил все записи с других камер. На них ничего нет, только статические помехи и затем темнота.

— Есть идеи, в чем причина?

— Для того чтобы все камеры перестали вести запись одновременно, нужно нечто вроде РВП — радиоволновой пушки, использующей излучение высоких энергий, — или направленный магнитный импульс. Может быть еще и микроволновой импульс. Люди, с которыми ты разговаривала на видео, оставались в коридоре, когда ты зашла в палату к пострадавшему. Они не упоминали о том, что почувствовали запах гари?

— Мне они ничего такого не говорили.

— Впрочем, я сомневаюсь, что это были микроволны. Такие устройства нелегко спрятать. Тогда я спрошу вот о чем: тебя, случайно, не тошнило? Голова не кружилась? Со зрением не возникло каких-то проблем?

— Вроде бы нет, но, когда я заметила их в дверях палаты, оба запыхались, как если бы только что пробежали марафонскую дистанцию.

— Трудности с дыханием — один из симптомов воздействия электромагнитного или радиоизлучения высоких энергий.

— Насколько я понимаю, применение РВП подразумевает наличие параболического рефлектора, направленного на цель,

— Да, ты права. Следует добавить, что материалы для такой пушки можно купить в любом магазине электроники. Они, в общем, довольно крупногабаритные. Их не так-то легко спрятать. Я же имел в виду нечто более компактное: скажем, устройство размером с книгу в бумажной обложке или пачку сигарет, использующее радиоизлучение высокой частоты. Принцип действия таких приборов сходен с гранатой: они обладают определенной дальностью разрыва. И чем меньше само устройство, тем меньше дальность его действия. Ты нажимаешь кнопку, накрываешь какой-то район РВП и сжигаешь в нем все электронные цепи. Это единственная штука, которая приходит мне на ум, способная быстро причинить подобные разрушения. Было бы неплохо поинтересоваться, не пострадали ли в больнице прошлой ночью камеры наблюдения или еще какое-нибудь оборудование.

— Я могу позвонить в клинику и спросить, — сказала Дарби. — А эти РВП-гранаты… Их можно сделать?

— Я лично не могу. Хотя и знаю, что их применяют в армии. Они являются составной частью нелетального тактического оружия, временно выводящего противника из строя,

— А как насчет ЦРУ или ФБР?

— Почему бы и нет? Скорее, даже наверняка. — Кастонгвей развернулся к клавиатуре. — А теперь я хочу, чтобы ты взглянула на фотографии, которые сама же и сделала.

22

— Одну минуточку, мне нужно кое-что подправить в файле, — попросил Кастонгвей.

Дарби вернулась в свой офис, чтобы позвонить. Она набрала номер клиники Святого Иосифа и попросила соединить ее с постом дежурной медсестры на четвертом этаже. Там уже работала новая бригада. Представившись по очереди трем разным людям, она наконец-то заполучила к телефону сестру, оставшуюся после дневной смены.

Когда она вернулась, Кастонгвей уже загрузил иерархически организованный снимок телеоператора на экран своего монитора. Камера покоилась у того на плече, глаза закрывали солнечные очки, а поверх бейсболки были надеты наушники. Дарби разглядела даже прядь светлых волос, закрывающих одно ухо. У человека, представившегося специальным агентом Филлипсом, были черные волосы и бронзовая от загара кожа.

— Похоже, твоя теория насчет РВП-пушки оказалась правильной, — опускаясь в кресло, сообщила Кастонгвею Дарби. — Я только что разговаривала по телефону с одной из сестер дневной смены в больнице. Когда сегодня утром она пришла на работу, техники меняли камеры наблюдения на ее этаже, а компьютеры и телефоны на дежурном посту не работали. Также вышло из строя и кое-какое медицинское оборудование возле лифта. В клинике сочли, что во всем виноват скачок напряжения.

Кастонгвей, не отрывая взгляда от монитора, рассеянно кивнул. Он что-то печатал одним пальцем, второй рукой работая с «мышью» и сдвигая снимок таким образом, чтобы в фокусе оказалась телекамера.

— Что тебе известно о телевизионных камерах? — поинтересовался он.

— Немного. Я стараюсь избегать их по мере возможности.

— К счастью для тебя, я знаю о них намного больше. Здесь у нас камера ВЖ, видеокамера для журналистики. Ее еще иногда называют камерой электронного сбора новостей. Она выглядит точь-в-точь как настоящая, за исключением вот этого.

Кастонгвей «мышкой» обвел ручку, торчащую сверху на камере. Потом он отодвинулся вместе с креслом от стола и предложил:

— Взгляни повнимательнее.

Дарби встала и подошла к экрану вплотную. Рядом с ручкой наверху камеры виднелось небольшое устройство, похожее на черный лазерный указатель. На его кончике, направленном в сторону дома, горел едва заметный крошечный красный огонек. Дарби заметила и проводки, которые шли от устройства и скрывались в камере.

Она повернулась к Кастонгвею.

— Это и есть лазерный микрофон?

— Именно. Ты направляешь лазер на поверхность, способную вибрировать, например стекло. И лазер улавливает упругие волны, вызываемые шумом в комнате.

— Я пользовалась такими на тренировках полицейского спецназа, когда мы отрабатывали скрытое наблюдение.

— Именно этим и был занят твой оператор. Он вел наблюдение за домом, пытаясь подслушать ваши разговоры. Камера похожа на настоящую — у нее есть головка «Сони» и приемная дека «Бетакам». Она практически неотличима от остальных телекамер.

— Это сложно — смонтировать лазерный микрофон на телекамере?

— Я бы сказал, что это не просто очень сложно, это практически невозможно. Эта ВЖ камера была создана специально для ведения скрытого наблюдения. Ребята, с которыми ты связалась, имеют доступ к исключительно высокотехнологичным штучкам.

Он загрузил на монитор очередное изображение — снимок лысого мужчины, который Дарби сделала, когда он открывал дверь со стороны водителя. Оператор тем временем огибал фургон сзади.

Кастонгвей взял в рамочку лобовое стекло и увеличил его. Она увидела, что на месте пассажира кто-то сидит. Дарби разглядела лишь руки, лежащие на коленях, обтянутых брюками темного цвета, и синий галстук на белой рубашке.

А на панели управления было установлено устройство, по виду похожее на полицейский сканер.

— Я пытался увеличить разрешение снимка с разных углов, — пояснил Кастонгвей, — но лицо его захватить не удалось. Видишь вот эту тень? — Он указал на пространство между двумя передними сиденьями. — Это может быть — а может и не быть — часть руки или ноги. Мне нужно еще некоторое время, чтобы попытаться увеличить эту часть снимка. Вот пока и все, что у меня есть. Примерно через час я смогу показать тебе распечатки всех фотографий. А ты сделай одолжение: когда заполучишь эту камеру, сразу же дай мне знать. Я умираю от желания поиграть с ней.

— Договорились.

Итак, трое мужчин интересовались Эми Холлкокс и ее сыном — темноволосый мужчина, представившийся федеральным агентом, оператор и лысый водитель. Уж не их ли она видела в лесу прошлой ночью?

Но тут мысли Дарби вернулись к фрагменту фотографии, на котором мог быть запечатлен еще один человек, сидевший в задней части фургона. Четвертый мужчина. Или их было больше? Сколько же всего людей следили за ней?

Дарби открыла дверь бокса для работы с отпечатками пальцев. Куп, в защитных очках и голубых латексных перчатках, склонился над лабораторным столом, внимательно изучая пулю. Он уже посыпал ее порошком для снятия отпечатков пальцев.

Она увидела расщепленный кончик и сразу же поняла, что это такое. Разрывная пуля с полостью в головной части. Точно такая же, как и та, что убила ее отца.

— Это патрон калибра девять миллиметров. От «парабеллума», — пояснил Куп. — Я нашел его в кухне, под перевернутым буфетом. Должно быть, кто-то обронил его.

— Отпечатки на нем есть?

Он отрицательно покачал головой.

— Мы можем окурить его парами цианакрилата, — предложила Дарби. — Если «суперклей» выявит отпечатки, можно попробовать другие люминесцентные красители, а потом поместить патрон в УВМ.

По собственному опыту она знала, что устройство вакуумной металлизации, УВМ, позволяло получить более качественное изображение латентных отпечатков.

— Сначала я попробую кое-что еще.

Куп осторожно взял гильзу пинцетом и поместил ее на круглый металлический диск, установленный под измерительной головкой.

Дарби заглядывала ему через плечо, от изумления приоткрыв рот.

— Это что, сканирующий зондовый микроскоп Кельвина?

— В самую точку, — откликнулся он. — Господи, последний раз я видел тебя в таком восторге, когда в Бостон приезжала рок-группа «Ю-ту»!

Дарби положила конверт с дактилоскопической картой Эми Холлкокс на стол, отметив краешком сознания, что голосу Купа недостает обычной насмешливости. Она во все глаза смотрела на зонд. Она, конечно, читала о нем, но еще никогда не видела его.

— Как тебе удалось заполучить его?

— Благодаря любезности моих новых друзей из Лондона, — пояснил Куп. — Сделай милость, включи вон тот монитор.

Дарби выполнила его просьбу, придвинула кресло и стала смотреть, как Куп манипулирует рычажками небольшого устройства, напоминавшего футуристический микроскоп. Человеческий пот высыхал довольно быстро, а вот смесь органических и неорганических соединений оставалась, причем надолго. Получается, Куп рассчитывает, что с помощью этого зонда можно будет идентифицировать эти соединения и химические вещества.

— Что за проявитель ты намерен использовать?

— Можно обойтись и без химикатов, и без талька.

— Тогда как же ты собираешься обнаружить латентный отпечаток?

— Вся прелесть новой технологии, Дарб, состоит в том, что, стоит тебе коснуться металла голыми пальцами, неорганические соли с кожи корродируют гильзу — ты в буквальном смысле «выжигаешь» свой отпечаток на металле. Причем стереть его уже нельзя.

— Как быть, если гильза стреляная? Ведь тепло уничтожит остаточные следы органических соединений — аминокислот, глюкозы, пептидов и молочной кислоты.

— Это не имеет никакого значения. Зонд способен снимать отпечатки и со стреляных гильз, даже с фрагментов разорвавшихся бомб, где температура может достигать пятисот градусов Цельсия. В зонде Кельвина для изучения поверхностей, на которых могли остаться отпечатки пальцев, используется напряжение.

— То есть ты хочешь уверить меня в том, что отпечаток пальца невозможно стереть никоим образом?

— Именно так. — Он нажал кнопку на маленькой коробочке, прикрепленной к зонду — Смотри на монитор.

Дарби увидела на экране увеличенное изображение пули.

— Похоже, что у тебя что-то есть.

Куп внимательно изучал слабую, тонкую паутинку частичного латентного отпечатка пальца, появившегося на мониторе,

— Я собираюсь создать то, что называется картой напряжений, — сообщил он. — Это трехмерная проекция латентного отпечатка. На все про все понадобится пара часов. Как прошло вскрытие?

— Его проводят прямо сейчас.

Дарби снова перевела взгляд на лунку в кончике пули, лежавшей на металлическом диске.

— Ты сама осматривала тело?

Она кивнула, а потом спросила:

— Сканирующая электронная микроскопия способна каким-то образом уничтожить или изменить отпечаток пальца?

— Нет.

— В таком случае, прежде чем ты начнешь составлять свою карту напряжений, я хочу позаимствовать у тебя патрон. Ненадолго, чтобы рассмотреть маркировку на донце гильзы. Что-то с ней не так.

Куп взял пулю пинцетом и поднес к глазам.

— Не вижу ничего необычного.

Дарби показала на круглое металлическое основание.

— Капсюль выглядит чересчур маленьким, тебе не кажется? Куп передернул плечами, а потом вместе со стулом оттолкнулся от стола.

— Он в полном твоем распоряжении.

23

Дарби взяла поддон с пулей и отнесла его в другой конец комнаты, где стоял новенький сканирующий электронный микроскоп, в просторечии СЭМ.

Она вставила патрон в камеру, закрыла шторку и присела к прибору, глядя на консоль. Куп подкатил кресло и остановился рядом с ней.

На экране монитора СЭМа появилось увеличенное черно-белое изображение маркировки на донце гильзы. В середине, вокруг колпачка капсюля, сверкало жирное белое кольцо. А в центре были выдавлены два ряда аккуратной маркировки, состоящей из букв и цифр:

ГЛК18

В4М6

— Что, черт возьми, это такое? — поинтересовался Куп. — Какой-то штамп?

— Именно. — Дарби распечатала два экземпляра изображения, потом создала цифровую копию и отправила ее в формате. jpeg на адрес своего почтового ящика. — То, что мы с тобой здесь видим, считается последним технологическим достижением в области баллистики — микромаркировка.

— Кажется, эта технология еще не стала доступна широким массам.

Дарби согласно кивнула.

— В настоящий момент оружейное лобби добилось запрета на массовое применение микромаркировки, но вскоре все может измениться. В Калифорнии пытаются принять закон, согласно которому в течение следующих пяти лет микромаркировка должна будет использоваться во всех видах стрелкового оружия. Если закон примут, то Калифорния станет первым штатом в стране, где эта технология получит широкое распространение. Сейчас нам нужно сначала найти определенное оружие и исследовать его, чтобы сделать заключение, стреляли ли из него какой-либо пулей. Микромаркировка делает этот сложный процесс ненужным. Она создает своего рода баллистический отпечаток пальца. На бойке огнестрельного оружия выдавливается уникальный микроскопический код, который оставляет штамп производителя, модель и серийный номер на колпачке капсюля. Первый ряд, в нашем случае ГЛК18, — это название оружия, а нижний ряд содержит код магазина, в котором его продали.

— То есть у нас появится нечто вроде базы данных, в которой будут храниться эти номера и коды.

Дарби кивнула.

— База данных назовет нам не только производителя и модель стрелкового оружия, но и то, где оно было продано и кто его приобрел. То есть все. — Она пошевелила небольшим джойстиком, смонтированным на клавиатуре, пытаясь рассмотреть края маркировки на донце гильзы, — Кроме того, база данных предоставит нам сведения о том, на местах каких еще преступлений были обнаружены боеприпасы с аналогичной маркировкой. Но вся прелесть новой технологии заключается в том, что увидеть маркировку можно только с помощью сканирующего электронного микроскопа.

— Но поскольку эта технология еще не получила широкого распространения, мы не сможем отследить этот патрон.

— Эта пуля наверняка входит в число пробной партии боеприпасов.

— Прототип, другими словами.

— Именно так. Не более полудюжины компаний занимаются микромаркировкой, так что отследить этот прототип, или чем он там является на самом деле, будет не так уж сложно.

— Первый ряд маркировки, вот здесь, ГЛК18, — сказал Куп. — Готов держать пари, что это означает «Глок-18».

— Полностью с тобой согласна.

— Никогда не слышал о восемнадцатой модели.

— Потому что она здесь не продается. Это сугубо армейский пистолет, и производится он по заказу австрийского антитеррористического подразделения «Кобра». Насколько мне известно, они единственные, кто принял его на вооружение. А теперь взгляни на выдавленные буквы вокруг микромаркировки.

Куп положил руку на спинку ее кресла и наклонился, чтобы лучше видеть. Дарби почувствовала прикосновение его руки, и ее внезапно пронзила горечь от осознания того, что он вот-вот уедет — причем не в другой штат, а в другую страну.

— «Т»… «С»… и похоже на «Р», — произнес он наконец. Она глубоко вздохнула, пытаясь прогнать сосущее ощущение в животе.

— Есть такая компания «Технические системы Рейнольдса». Это один из лидеров на рынке микромаркировки. Кажется, они находятся в Вашингтоне. Или в Вирджинии.

Куп повернулся к ней. Их разделяло всего несколько дюймов.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я много читаю.

Она развернулась к клавиатуре, чтобы распечатать еще несколько копий.

— Тебе нужно обзавестись каким-нибудь хобби.

— Это и есть мое хобби. Ты уже видел Чудо-близнецов? — Они в смотровой комнате номер два, работают с биноклем.

— С каким биноклем?

— Рэнди нашел в лесу маленький бинокль.

Дарби тут же подумала о том, что кто-нибудь из мужчин, которых она видела прошлой ночью, мог случайно обронить его.

Она встала.

— Ладно, я сяду на телефон и попробую выяснить что-нибудь насчет этой микромаркировки.

— Подожди. — Она повернулась, собираясь уходить, но Куп взял ее за руку. — Когда ты осматривала тело Эми Холлкокс, то не заметила случайно татуировки?

— Над левой грудью у нее вытатуировано маленькое сердце.

— Оно пронзено черной стрелой? Так оно и было.

— А ты откуда знаешь?

— Мне нужна дактилоскопическая карта Эми Холлкокс.

— Она лежит на столе рядом с зондом Кельвина.

Он прошел в другой конец комнаты, схватил конверт с дактилоскопической картой Эми Холлкокс и скрылся за углом. Дарби пошла за ним.

Куп стоял у последнего стола, в своем любимом уголке с окнами, из которых всегда лился яркий солнечный свет. Впрочем, только не сегодня. Небо затянули черные тучи, и по оконным стеклам барабанил проливной дождь.

Он уже выложил перед собой на стол дактилоскопическую карту с отпечатками пальцев и, вынув ее из прозрачного пакета, рассматривал через увеличительное стекло. Когда Дарби подошла, он небрежно отодвинул лупу в сторону.

— Совпадает, — пробормотал Куп, скорее, отвечая каким-то своим мыслям, а не обращаясь к ней.

— Совпадает с чем?

Он щелчком отправил ей по столу пожелтевшую от времени дактилоскопическую карту. Дарби взглянула на имя, напечатанное вверху: «Кендра Л. Шеппард. Белая женщина». Ни возраста, ни других сведений на карте не было.

— Кто такая эта Кендра Шеппард?

— Она… она была родом из Чарльстауна, — ответил он. — Ее арестовывали пару раз за проституцию. Когда мы с тобой вошли в дом и я ее увидел, то решил, что память сыграла со мной злую шутку. Что все это мне привиделось.

Дарби вспомнила, как Куп остановился посреди столовой, вытирая вспотевший лоб, и лицо его стало белым, как бумага.

— Когда ты вышла, чтобы поговорить с Пайном, я решил повнимательнее рассмотреть лицо Эми Холлкокс, — продолжал Куп. — У Кендры была небольшая родинка на щеке. Я еще говорил ей, что она — точная копия Синди Кроуфорд, только блондинка. А еще у Кендры был шрам под нижней губой. Она заработала его, когда ей было восемнадцать. Мы тогда выходили из дома Джимми ДеКарло, и она, пьяная, упала на разбитое стекло. Мне даже пришлось отвезти ее в больницу, чтобы ей наложили швы. — Он улыбнулся своим воспоминаниям, а потом сделал глубокий вдох и сказал: — Но даже после этого я не поверил в такое совпадение. Вернувшись в лабораторию, я взял из картотеки отпечатки пальцев Кендры. Я хотел удостовериться сам, прежде чем рассказать тебе обо всем.

— И что, никаких сомнений не осталось?

— Никаких. Эми Холлкокс — это Кендра Шеппард.

Куп скрестил руки на груди, и тугие канаты мускулов напряглись под тонкой тканью его рубашки с короткими рукавами и открытым воротом. Он думал о чем-то своем.

— Все это время я считал ее мертвой. И вот теперь, двадцать лет спустя, я нахожу ее привязанной к стулу и с перерезанным горлом… — Он тряхнул головой, словно пытаясь отогнать непрошеные мысли. — Чертовски странно, ты не находишь?

Дарби в который уже раз кивнула и положила дактилоскопическую карту обратно на стол.

— Почему Кендра сменила имя и фамилию?

— Я знал ее только как Кендру, — ответил Куп. — Одно время она была моей девушкой. То есть моей первой серьезной девушкой. Пожалуй, так будет правильнее.

24

Дарби задумчиво присела на краешек стола.

— Она была неплохой девчонкой, — сказал Куп, не отрывая взгляда от дактилоскопической карты Кендры Шеппард. — Хотя умом не блистала, особенно когда речь заходила о реалиях жизни в Чарльстауне: она была начисто лишена здравого смысла и навыков выживания на улице.

Куп жил в Чарльстауне и знал здесь всех, что совсем не трудно, когда округа по площади занимала всего-то одну квадратную милю. Он с тремя старшими сестрами вырос в историческом районе, где состоялось одно из первых сражений Американской революции, при Банкер-Хилле, а потом, в восьмидесятые годы, ставшем колыбелью ирландской мафии. Купу было всего тринадцать, когда его отец погиб под колесами автомобиля — дело так и осталось нераскрытым, — и самой Дарби было столько же, когда убили ее отца. Эта общая утрата скрепила их дружбу в те давние уже времена, когда оба только начинали работу в криминалистической лаборатории.

— У Кендры было доброе сердце, — продолжал он, — но, боже ты мой, она была начисто лишена тормозов! Любила вечеринки, обожала спиртное и травку. Я сквозь пальцы смотрел и на кокаин, поскольку она была дьявольски соблазнительная. Но когда я узнал, что ее привлекли к ответственности за занятия проституцией, то не выдержал и порвал с ней. Словом, это не самый приятный период в моей жизни.

— Почему ты считал, что Кендра умерла?

Он растерянно заморгал, словно приходя в себя после затяжного сна.

— То есть?

— Ты только что сказал: «Все это время я считал ее мертвой».

— Ее родителей убили. Застрелили, когда они спали.

Это соответствовало тому, что рассказал Шон.

— Когда это случилось?

— В апреле восемьдесят третьего, — ответил Куп. — Я запомнил эту дату, потому что как раз тогда получил водительское удостоверение. Я знаю, что Кендры не было дома, когда их убили, потому что полиция искала ее. Не знаю, где она была. К тому времени мы уже не общались. Она не пришла ни на поминки, ни на похороны… просто исчезла, ну, я и предположил самое худшее.

— У нее остались родственники в Чарльстауне?

— Дядя и тетя. Хитер и Марк Бейс. Но они больше здесь не живут. После убийства они собрали вещи и переехали куда-то на Средний Запад, по-моему.

— Шон рассказал мне, что его дедушку и бабушку убили.

— Шон?

— Это настоящее имя Джона Холлкокса.

Дарби не успела пересказать Купу свой разговор с мальчиком, равно как и эпизод с коричневым фургоном, который приключился сегодня утром. Поговорив с патрульными из Белхэма, прибывшими по ее вызову, она вернулась в Бостон, чтобы осмотреть тело Эми Холлкокс до вскрытия.

— Шон сообщил мне, что его дедушка и бабушка были убиты, но сказал, что мама отказывалась рассказать ему, как они умерли и где они жили, — продолжала Дарби. — Он как раз начал говорить о том, что произошло в доме, как вдруг выключил магнитофон и заявил, что его настоящее имя — Шон. А потом в палату вломился этот малый, представившийся федеральным агентом, со сказочкой о том, что его мать разыскивают за совершение преступления в другом штате и…

— Подожди, ты хочешь сказать, что этот парень не был настоящим федералом?

— Да. Но он выглядел и действовал, как самый настоящий агент: у него было служебное удостоверение и значок. Пайн говорит, что видел у него судебный ордер на арест и что выглядел тот вполне официально. Я сама только сегодня утром узнала, что он был подставой.

— Господи…

Куп облокотился на стол и принялся растирать лоб ладонями.

— Мне следовало заподозрить, что дело нечисто, когда мнимый федерал исчез из больницы. — сказала Дарби. — Я-то решила, что он убрался, чтобы спешно созвать совещание на предмет оценки причиненного вреда, — ты же знаешь, что эти федералы готовы оберегать свой имидж любой ценой.

— Значит, Эми не была беглой преступницей.

— Нет. Я проверяла базу НЦКИ, все это чушь собачья. Этому парню был нужен мальчик.

— Для чего?

— Еще не знаю.

Куп посмотрел на нее.

— Наверное, он знает что-то. Иначе зачем двенадцатилетнему подростку носить при себе пистолет?

— Согласна. Не знаю, кто этот человек, но он почти наверняка работает с людьми, которые следили за мной сегодня утром. — Она рассказала Купу о коричневом фургоне и о том, что Тед Кастонгвей обнаружил на видеопленках из больницы и фотографиях. — Что там с отпечатками пальцев, которые ты снял в доме?

— Пока мы с тобой разговариваем, их проверяют по базе данных. Что же касается собранных улик, то мы только-только начали с ними работать. Что еще рассказал тебе Шон?

— Он сказал, что людей, которые убили его дедушку и бабушку, так и не поймали.

— Он прав.

— А вообще кого-нибудь подозревали? Ты не помнишь ничего на этот счет?

— Нет, сейчас ничего не приходит в голову.

Дарби схватила планшет и ручку, лежавшие на столе, открыла чистый лист бумаги и записала имена родственников Шона.

— А как звали родителей Кендры?

— Сью и Донни.

— У Кендры остались друзья, которые живут в этом районе?

— Не знаю.

— Она не говорила тебе, почему вышла на панель?

— Нет.

— И что, ни разу не пыталась объясниться?

— Почему же, пыталась. И неоднократно, если хочешь знать. Она постоянно звонила мне домой, заходила несколько раз и даже в школе пыталась отвести меня в сторонку и поговорить. Но я игнорировал ее. Мне было неинтересно знать, почему она этим занимается.

— Но до тебя наверняка доходили разные слухи. Чарльстаун — маленький городок…

— Я не хотел знать, почему она стала проституткой. Когда кто-нибудь заговаривал об этом, я выходил из комнаты. В сущности, я старательно прятал голову в песок. Мне было всего семнадцать, когда я узнал, что моя девятнадцатилетняя подружка трахается с парнями по всему городу в мотелях и автомобилях. — Он бросил на нее сердитый взгляд. — Я не желал знать подробностей. Я был зол и растерян, понятно?

«Почему он так нервничает?»

— Куп, я только что узнала, что настоящее имя Эми Холлкокс — Кендра Шепард. — Дарби старалась, чтобы голос ее звучал как можно спокойнее. — И именно ты рассказал мне об этом. Ты также рассказал, что ее родителей убили, а сама она исчезла. Ты сказал, что вы встречались, и я задала тебе несколько вопросов, чтобы узнать о ней хоть что-нибудь.

Куп отвел глаза. Он смотрел в окно. Капли дождя, стекавшие по стеклу, отбрасывали на столы и стены неверные тени. Наконец он вздохнул и поднял руки, сдаваясь.

— Что еще рассказал тебе Шон?

— Он сказал, что его мать вечно боялась того, что эти люди их разыщут. У нее развилось нечто вроде паранойи на этот счет: она не пользовалась компьютерами и никогда не выходила в Интернет, потому что опасалась, что ее выследят. Мне кажется, он был уверен, что его дедушку и бабушку убили те же самые люди, что расправились с его матерью.

— Но они не стали убивать его самого.

— Я думаю, им помешали. — Дарби объяснила ему свою теорию о третьей стороне — стрелке, который ворвался через раздвижную стеклянную дверь и смертельно ранил мужчину в деловом костюме. — Шон говорил мне, что человек в костюме «Селтикс» был пожилым мужчиной, которому предположительно могли сделать круговую подтяжку лица, — сказала она. — В данный момент это все, что мы знаем о парне в спортивном костюме. Мы не имеем ни малейшего представления о том, где он сейчас и что с ним могло случиться. У тебя нет никаких мыслей на этот счет?

— Ты имеешь в виду мужчину в форме «Селтикс»? Судя по твоему описанию, этот урод может оказаться кем угодно.

— Я имела в виду, почему эти люди так старались найти ее.

— Понятия не имею. — Куп встал. — Почему Шон Шеппард пожелал говорить с твоим отцом?

— Мать сказала ему, что если он когда-нибудь попадет в беду, то должен будет найти его. Она сказала, что он может говорить только с ним и ни с кем больше.

— Значит, ты не знаешь, при чем тут твой старик?

— Нет. Кендру арестовывали за проституцию в Чарльстауне?

— Да, насколько мне известно.

— Мне придется поднять ее дело.

— А я займусь оберткой от никотиновой жевательной резинки, которую ты нашла, и гильзами, обнаруженным в лесу Чудо-близнецами.

— О'кей. Если вспомнишь что-нибудь еще, дай мне знать.

— Договорились.

— Спасибо.

Куп прошел мимо нее. Дарби смотрела на дактилоскопическую карту с отпечатками Кендры Шеппард.

Дарби уже давно знала Купа. Они столько времени провели вместе на работе и вне ее, что стали похожи на супругов, давно привыкших к перепадам настроения и чудачествам друг друга. И она понимала, что скрывается под раздражением и гневом Купа.

Ему было страшно.

25

Дарби открыла дверь в смотровую комнату номер 2. Чудо-близнецы поместили небольшой бинокль в камеру для фьюмингования.

Марк Алвеш, португальская кожа которого цветом напоминала красное дерево, указал на бинокль и заявил:

— Не думаю, что мы найдем здесь какие-нибудь отпечатки. Остается надеяться, что с этим нам повезет больше.

Он кивнул на разложенные на столе предметы: окровавленную опасную бритву и снабженные ярлыками обрывки клейкой ленты.

Рэнди Скотт, заложив за ухо карандаш, стоял рядом с Дарби, перелистывая страницы своего планшета. От него исходил легкий запах крема от загара. Он никогда не загорал и всеми силами избегал пребывания на солнце. Его отец и брат умерли от меланомы, того же самого рака кожи, что погубил и мать Дарби.

Дарби же выжидательно смотрела на изрядно потрепанный бинокль. На пластиковом корпусе были видны буквы: «НИКОН». Производитель снабдил окуляры толстыми резиновыми наглазниками на случай падения. От старости резина растрескалась, линзы были поцарапаны, а сбоку виднелась трещина, которую прежний владелец бинокля постарался заклеить. Прорези на головках двух винтов были сбиты отверткой.

— О'кей, готово, — объявил Рэнди. — Кровавые следы ног на подъездной аллее, пешеходной дорожке и ступеньках крыльца принадлежат санитарам. Мы сравнили их с ботинками, в которые те были обуты прошлой ночью. Отпечатки ног, которые ты обнаружила в гараже, совпадают со следами на террасе и на полу кухни. Кроме того, размер и форма соответствуют грязным отпечаткам, оставленным на ковре в гостиной. Нам удалось снять очень хорошие отпечатки ног с пола в гараже и в кухне. Отпечаток подошвы и рисунок на ней подходят кроссовкам, которые называются «Джель нимбус» производства компании «Азикс». У них девятый размер. Кроме того, это женские кроссовки.

— Женские кроссовки, — повторила вслед за ним Дарби. Больше для себя, чем для Рэнди.

— Во всяком случае, так утверждает национальная база данных предметов обуви, и я проверил все трижды, чтобы исключить возможность ошибки. Но при этом я вовсе не настаиваю, что в доме побывала непременно женщина. Не исключено, что такие кроссовки по случаю приобрел себе мужчина. Такое и в самом деле случается. Марк, подтверди.

Но Марк ничего не ответил, продолжая что-то писать в своем планшете.

— Что он должен подтвердить? — поинтересовалась Дарби.

Марк вздохнул:

— Однажды я действительно купил по ошибке женские кроссовки. Распродажа проводилась в подвале, и все пары обуви перемешались. Они подошли мне по размеру, ноге в них было удобно, вот я и купил их.

— Ты сказал, что тебе понравились ярко-желтые полоски, — настаивал Рэнди. — И купил ты их только поэтому.

Дарби рассмеялась. Марк продемонстрировал Рэнди средний палец и вернулся к своим записям.

— Я проверил нашу обувную… базу данных, — с улыбкой добавил Рэнди. Обувная база данных лаборатории представляла собой коллекцию папок-скоросшивателей на три кольца. — Но никакого сходства с местными преступлениями не нашел.

— А что ты обнаружил в лесу?

— Сюда, пожалуйста, — сказал он, распахивая перед ней дверь.

Дарби последовала за ним в небольшой зал совещаний. На столе лежали в пакетах собранные вещественные доказательства. Фотографии, сделанные на месте преступления, Рэнди приколол кнопками к стене. А на доске, стоявшей у противоположной стены, он набросал топографическую схему леса, разделив участок на двадцать восемь квадрантов и отметив те, в которых он обнаружил улики.

— Вот эти участки, квадранты 1–7, располагаются прямо за забором позади дома, — начал Рэнди. — Джентльмен с очками ночного видения, с которым ты имела несчастье столкнуться, стоял за деревом в квадранте 17, то есть в том самом месте, где ты нашла обертку от жевательной резинки. Этот участок давал ему некоторое тактическое преимущество. Отсюда он видел лес и отсюда же мог быстро вскарабкаться по второму склону, который вел к дороге. Первая свето-шумовая граната взорвалась вот здесь, в квадранте 10, где ты нашла телефон. Стреляные гильзы мы обнаружили на этом участке и на верху второго подъема, в квадрантах 24 и 24. Все они сорокового калибра, «смит-и-вессон». Что касается пуль, то мы выковыряли их из ствола дерева и отправили на баллистическую экспертизу. Он бросил три дымовые шашки и, как ты сама видишь, они легли в линию вдоль верха первого подъема, в квадрантах 9—13.

— То есть он создал дымовую завесу.

— Вот именно. Он задержал всех ровно настолько, чтобы успеть подобрать телефон самому и дать время своим сообщникам унести труп. Все вещественные доказательства, которые мы собрали, находились на одних и тех же ограниченных участках. За исключением вот этого. — Он ткнул в верхний левый угол, квадрант 22. — Здесь я нашел бинокль. Это достаточно далеко от других следов, которые мы видели в лесу. Но отпечатки ног, которые я обнаружил в квадранте 22, совпадают с теми, что были оставлены на ступеньках, ведущих на террасу, и на полу гаража.

— Отпечатки кроссовок совпадают с другими следами, которые вы нашли в лесу?

— Нет, не совпадают.

Дарби уставилась на топографическую схему, думая о человеке, который огнем проложил себе путь внутрь дома и освободил Шона Шеппарда. Если стрелок входил в группу, на которую она наткнулась в лесу, то почему он стоял так далеко в стороне от остальных?

— Это все, что у меня есть, — заключил Рэнди. — Хочешь осмотреть улики сама или предпочтешь, чтобы это сделал я?

— Я хочу взглянуть на одну из стреляных гильз сорокового калибра для «смит-и-вессона».

Он протянул ей пакет. Рэнди поместил каждую стреляную гильзу в отдельный пакет и пронумеровал таким образом, чтобы они соответствовали местоположению на топографической схеме.

«Господи, этот педант ничего не упустит!»

Дарби поддела гильзу кончиком ручки и стала внимательно рассматривать ее. Она оказалась подходящего размера, и на ней не было никаких необычных отметок или штамповки.

— Я хочу, чтобы вы проверили каждую на масс-спектрометре.

И Дарби рассказала Рэнди о микромаркировке. Потом она взглянула на часы. Без четверти четыре.

— Мы с Марком не уйдем, пока не закончим, — заверил ее Рэнди. — Я знаю, что это сейчас важнее всего.

— Я всего лишь хотела узнать, который час. Мне нужно позвонить кое-куда.

— Словом, если мы понадобимся, ты найдешь нас здесь.

— Отличная работа, Рэнди!

— Ерунда. Не стоит благодарности.

26

Дарби сидела за столом в своем кабинете и печатала на компьютере, который благодаря любезности комиссара полиции Чадзински имел прямой выход на Информационную систему уголовного правосудия Управления полиции Бостона. Ею же пользовались и детективы из отдела по расследованию убийств, и патрульные.

Она отыскала архивные ссылки на дело об убийстве Донни и Сью Шеппард. Подробностей преступления не приводилось. Она взглянула на дату: «13 апреля 1983 года». Дела об убийствах, совершенных до восемьдесят пятого года, не переводились в электронную базу данных. Сами же бумажные папки и физические вещественные доказательства хранились в трейлерах, стоящих в Гайд-парке. Дарби подняла трубку телефона. Дежурный сержант, ответивший на ее звонок, пообещал доставить дела и вещественные улики в лабораторию не позднее завтрашнего полудня.

Поиск с помощью «Гугл» показал, что «TCP» действительно означает «Технологические системы Рейнольдса». Компания обосновалась в городе Уилмингтон, штат Вирджиния. Если верить ее веб-сайту, то «TCP» и впрямь была одним из ведущих разработчиков технологии микромаркировки.

Дарби просидела на телефоне более получаса, пока ее перебрасывали от начальника одного департамента к другому. Каждый раз ей приходилось представляться заново и объяснять причины своего звонка. И всякий раз собеседник переадресовывал ее очередному вышестоящему начальнику. В конце концов на другом конце линии оказался вице-президент и после долгой дискуссии соединил ее с начальником отдела микромаркировки, женщиной с приятным голосом по имени Мадейра Джеймс.

Дарби вновь пустилась в объяснения по поводу того, кто она такая и что ей нужно. Джеймс попросила ее подождать. Через десять минут она наконец вернулась на линию.

— Простите, что заставила вас ждать, мисс МакКормик, но мне нужно было собрать кое-какие материалы, а также поговорить с некоторыми людьми. Все мы здесь, откровенно говоря, не на шутку встревожены предположением, что наши микромаркированные прототипы могут оказаться замешанными в деле об убийстве.

— Вполне вас понимаю.

— Вы не могли бы еще раз продиктовать код, который вы обнаружили на пуле?

Дарби выполнила ее просьбу.

— Ладно, — сказала Джеймс. — Начнем с нижнего ряда цифр. Вы говорите, «В4М6»? Этот код соответствует опытной партии боеприпасов, которую мы испытывали… одну секундочку… да, шестнадцатого января прошлого года. Из моих записей следует, что патроны были использованы во время внутренней — домашней, так сказать, — демонстрации.

— Вы имеете в виду демонстрацию для руководящих работников компании?

— Очень может быть. Большие ребята не прочь время от времени проверить, на что расходуются их деньги. В демонстрации, скорее всего, принимала участие какая-то из правоохранительных структур. Мы пытаемся привлечь всех заинтересованных лиц к сотрудничеству, чтобы показать им, насколько новая технология облегчит проведение баллистической экспертизы. Естественно, представители оружейного лобби всеми силами сопротивляются нововведению.

— Мне нужно знать имена тех, кто присутствовал на демонстрации.

— Я не располагаю сведениями такого рода. Они хранятся под замком в другом конце здания.

— И вы не можете получить к ним доступ?

— Во всяком случае, не сейчас: «хранилище», как мы его называем, вот-вот закроется на ночь. Мне придется заполнить бланк заявки на получение доступа к этой информации, и его должны будут подписать несколько человек, включая президента компании. Понимаю, что вы сочтете такую процедуру бюрократической волокитой — и будете правы! — но главная причина заключается в том, что мы опасаемся промышленного шпионажа. На рынке микроштамповки работают четыре конкурирующие компании. И правительство остановит свой выбор только на одной из них. В перспективе речь идет о сотнях миллионов долларов, поэтому, надеюсь, вы понимаете, почему мы принимаем повышенные меры предосторожности.

— Первый ряд, «ГЛК18». Это код модели «Глок-18»?

— Да, так сказано в моих записях.

— Что вам известно о ручном стрелковом оружии, мисс Джеймс?

— Боюсь, совсем немного. Я задействована скорее в технологической части разработки.

— Пистолет «Глок-18» невозможно купить на территории США.

— Понимаю, к чему вы клоните. На практике мы испытываем различные типы боеприпасов к разному стрелковому вооружению — пистолетам, дробовикам, снайперским винтовкам и тому подобным штукам. Приобретение некоторых из них законным путем запрещено. Это касается, например, полуавтоматического оружия, поэтому сотрудники различных правоохранительных органов предоставляют нам его напрокат, скажем так. С точки зрения закона, здесь все чисто.

— А как насчет ФБР? Оно тоже предоставляло вам оружие?

— Да. Бюро выступает сторонником микроштамповки. Оно хочет быть уверенным, что ее можно нанести на любой вид боеприпасов. Если мне не изменяет память, однажды они даже принесли нам пистолет под названием… «Бар…….

— «Барак», — подсказала Дарби. Она знала, что этот пистолет двойного действия[11] изначально предназначался для Сил Обороны Израиля, а теперь состоял на вооружении израильской полиции. — Когда вы сможете предоставить мне этот список имен?

— Я сегодня же заполню бланк разрешения и завтра с самого утра начну с ним работать. Если хотите, могу переслать вам копии подписанных страниц с результатами. Как можно с вами связаться?

Дарби продиктовала женщине номера своих телефонов и адрес электронной почты. Поблагодарив ее, она повесила трубку, собираясь заглянуть к баллистикам, чтобы узнать, не засветился ли «Глок-18» в убийствах на местном или национальном уровне, как вдруг ее телефон зазвонил снова.

— Дарби МакКормик слушает.

— Мисс МакКормик, меня зовут Чарли Скиннер. — Голос мужчины звучал так, словно его душили колючей проволокой. — Я директор исправительного учреждения «Седар Джанкшн» штата Массачусетс. Мне нужно поговорить с вами о человеке, который убил вашего отца.

27

Дарби осталась стоять, глядя на капли дождя, стекающие по оконному стеклу кабинета, но сердце ее резко ускорило свой ритм.

Тут завибрировал ее пейджер.

— Мисс МакКормик? Вы меня слышите?

— Слышу.

Она взглянула на экран пейджера. Звонили из оперативной дежурной части.

— Вы можете разговаривать или, может быть, мне перезвонить завтра?

— Нет, мистер Скиннер, я хотела бы поговорить с вами прямо сейчас. — У нее вдруг перехватило дыхание. — Но не могли бы вы подождать минуту? Не кладите трубку, пожалуйста.

— Разумеется. Не спешите.

Она перевела Скиннера в режим ожидания и набрала номер кабинета Купа.

— Окажи мне любезность, — попросила она, когда он поднял трубку. — Мне только что сбросили на пейджер вызов из оперативной дежурной части, а я разговариваю по телефону. Позвони им, узнай все, что они хотели мне сообщить, и переговори с детективом. Встретимся у тебя в кабинете, когда я закончу.

Дарби вернулась к прерванному разговору со Скиннером.

— Спасибо, что подождали, мистер Скиннер.

— Прошу вас, называйте меня Чарли. Я уже в таком возрасте, что вполне мог бы быть вашим дедом. Мисс МакКормик, я звоню, потому что Джон Иезекииль хочет поговорить с вами.

— О чем?

— Он говорит, что у него есть некие сведения о женщине по имени Эми Холлкокс.

Дарби присела на край стола.

— Какого рода сведения?

— Он отказался разговаривать со мной на эту тему, а заставить его мы не можем. Разве Эми Холлкокс — не та самая женщина, которую убили в Белхэме?

— Да. Но откуда он ее знает? Он не сказал?

— Нет. Но я должен сказать, что вчера днем она приходила навестить его.

«В день своей смерти!»

— Она пришла к нему в половине четвертого, и они проговорили около часа, — продолжал Скиннер. — Это максимум того, что мы можем позволить заключенным. Иезекииль находится в блоке номер десять. Он доставил нам немало хлопот, особенно персоналу психиатрического отделения. Он страдает шизофренией, и ему колют лекарство. Как только мы перевели его, он застеклил одного из медбратьев.

— Застеклил?

— Прошу прощения за наш тюремный жаргон. Это выражение придумал кто-то из медицинского персонала. Иезекииль вывернул из патрона лампочку в камере, раздавил стекло и смешал его со своими фекалиями. Когда медбратья пришли к нему делать очередной укол, он забросал их получившейся смесью. Они стали вытирать лицо и изрядно порезались осколками. Одному из них даже пришлось делать операцию на глазах, и он частично потерял зрение. Благодаря мистеру Иезекиилю мы были вынуждены установить решетки вокруг лампочек в блоке номер десять. Вам уже приходилось иметь с ним дело раньше?

— Нет. Он что же, просил пригласить именно меня?

Ее имя не упоминалось в новостях, посвященных убийству в Белхэме.

— Он просил предоставить ему возможность поговорить с вами, и ни с кем больше, — ответил Скиннер. — Он также заявил, что, если вы откажетесь прийти, он не станет разговаривать с другими детективами. Вам никогда не приходилось допрашивать заключенного?

— Нет, не приходилось.

— В таком случае позвольте объяснить вам, как это происходит в действительности. Я могу предоставить вам комнату, в которой вы сможете побеседовать с мистером Иезекиилем наедине. Не удивляйтесь, если он вдруг передумает и откажется разговаривать. Закон не обязывает его делиться с вами подробностями разговора с мисс Холлкокс, если речь вообще идет об этом. Собственно, он даже может обратиться к адвокату.

— Он уже просил предоставить ему защитника?

— Нет, но это отнюдь не означает, что он не обратится с подобной просьбой в будущем. Убийцы, по сути своей, в душе трусы. По собственному опыту могу утверждать, что, находясь в обществе членов семьи убитого ими человека, они замыкаются в себе. Я не говорю, что именно так и случится, но вы должны быть готовы к подобному развитию событий. Кроме того, не следует забывать и о том, что он страдает шизофренией. Он получает необходимые препараты, но мне говорили, что его заболевание вылечить очень трудно. Из того, что я прочел в его личном деле, следует, что он страдает манией преследования: он думает, что за ним постоянно наблюдают и подслушивают его разговоры.

— Кто-нибудь еще навещал его?

— Судя по тому, что я вижу на экране своего монитора, нет, но электронные записи появились всего лишь пятнадцать лет назад. Примерно в это время мы начали использовать компьютеры, и теперь они заменяют нам все. Хотя, должен признаться, я старомодный человек и мне привычнее бумага.

— Полагаю, вы сохранили прежние бумажные архивы.

— Вы правильно полагаете.

— А не могли бы вы поднять их? Я хочу знать, кто еще посещал Иезекииля.

— Я могу это сделать, но для этого понадобится несколько дней. Вам придется заполнить несколько анкет. Я могу прислать их вам по электронной почте, или же вы заполните их, когда придете сюда лично.

— Я сделаю это, когда приду к вам. В котором часу я могу встретиться с ним?

— Нам нужно сделать кое-какие приготовления, поэтому, скажем, завтра в десять утра вам будет удобно?

— Вполне.

— Это может показаться странным, но должен предупредить, чтобы вы придерживались строгого женского дресс-кода в одежде. Подробности можно прочесть на нашем вебсайте. Читайте и веселитесь от души.

Дарби повесила трубку, позвонила баллистикам и попросила техника, ответившего на звонок, проверить по своей базе данных «Глок-18».

Шагая по коридору, она чувствовала слабость в коленях и легкое головокружение, как если бы только что очнулась от глубокого наркоза. В памяти у нее всплыл тот единственный раз, когда она видела Иезекииля: черно-белая газетная фотография, на которой он опустил голову, глядя на скованные наручниками запястья, в то время как судья зачитывал ему приговор о пожизненном лишении свободы. Она вспомнила высокий лоб Иезекииля и светлые волосы; твердые бугры мускулов у него на руках. Глаза, казавшиеся слишком маленькими на его лице. Дарби вспомнила, что фотография была даже больше статьи, втиснутой на одну из последних страниц «Бостон геральд америкэн».

Открыв дверь в комнату дактилоскопии, она увидела Купа, стоявшего у стола.

— Убийство в Чарльстауне, — сказал он, вырывая страницу из блокнота. — Следствие ведет Стэн Дженнингс. Я не смог дозвониться до него, но оперативный дежурный сообщил все, что нам следует знать. Жертва обнаружена в грязном подвале, набитом человеческими останками.

28

Дарби сидела за рулем служебного автомобиля, ожидая, пока несколько копов из Чарльстауна разгонят толпу, запрудившую тротуары. Ливень, начавшийся еще днем, наконец-то прекратился, и местные обитатели, главным образом ирландцы, высыпали на улицы. Они наблюдали за происходящим из окон и с веранд, с крыш домов и террас. Кое-кто пил пиво, и Дарби поневоле обратила внимание на то, что многие передают друг другу бутылки в коричневых бумажных пакетах. И почти все курили.

Она знала, что в Чарльстауне убийства всегда считались чем-то вроде бесплатного развлечения. Местная публика отрывалась от телевизоров и барных стоек и приходила сюда не столько для того, чтобы посмотреть, не знакомы ли они с жертвой (а такое случалось частенько), сколько чтобы выяснить, кто из соседей слишком уж разболтался с полицией. В Чарльстауне до сих пор правил бал закон молчания, сходный с правилом омерты итальянской мафии: ваши тайны и грехи принадлежали городу, и он сам разбирался с ними. Прибегать к помощи полиции и разговаривать с ее представителями возбранялось. Подобная система клановых ценностей, царившая в самом маленьком и самом древнем уголке Бостона, способствовала тому, что здесь из года в год сохранялся самый высокий процент нераскрытых преступлений, включая убийства.

— Они ведут себя так, словно полиция прибыла сюда, чтобы бесплатно раздать им выигрышные лотерейные билеты, — заметила Дарби.

Куп молча кивнул, глядя на море лиц, проплывающих за окнами. Во время поездки он был непривычно молчалив. Усевшись во внедорожник, он сразу помрачнел и нахмурился, а потом всю дорогу ерзал на сиденье.

Поначалу Дарби заподозрила, что Куп знаком с жертвами, которые ждали их в Чарльстауне. Когда же он заявил, что не знает никого из тех, кто живет там, она рассказала ему о своей беседе с директором тюрьмы Скиннером. Выслушав ее, Куп отделался невнятным бормотанием.

Очевидно, мысли его до сих пор были заняты Кендрой Шеппард, но Дарби чувствовала, что дело не только в этом. Куп еще не созрел для того, что рассказать ей, что его беспокоит по-настоящему, и она не стала настаивать. За долгие годы знакомства с ним она поняла одну вещь: давить бесполезно. Он только замкнется в себе и будет молчать. Но непременно заговорит, когда будет готов.

Патрульный постучал по капоту «эксплорера» и знаком предложил ей проезжать.

Дарби припарковала служебный автомобиль прямо посреди улицы. Больше свободного места не было. Патрульные машины заблокировали соседние переулки, скользкие и мокрые от дождя. Собираясь выйти из автомобиля в тусклый свет сумерек, она заметила несколько телекамер и мельком подумала, а нет ли здесь того оператора, которого она заприметила в Белхэме и который следил за ней.

Когда она откинула заднюю дверцу, Куп схватил один из герметичных пакетов, в которых находились одноразовые защитные костюмы «Тайрек», и направился к дому. Патрульный полицейский, охраняющий вход, распахнул перед ним дверь.

— Ты забыл маску! — окликнула его Дарби.

Куп не ответил — может быть, просто не услышал — и скрылся в доме. Она смотрела ему вслед, гадая, к чему такая спешка.

Роясь в задней части фургона, она с облегчением обнаружила дыхательные маски марки «ЗМ». Помимо превосходной фильтрации частиц, эта новая модель обладала способностью понижать уровень тепла и влажности, образующихся внутри маски. Дарби взяла две и прихватила дополнительный лицевой щиток. Она сунула пакет с костюмом биологической защиты под мышку и, держа чемоданчик со снаряжением в руках, направилась к дому.

Перешагнув порог, она почувствовала себя так, словно перенеслась назад во времени — в конец шестидесятых или начало семидесятых годов. Темный дощатый пол покрывал ковер с грубым лохматым ворсом, а в кухне ее встретили обои с самым уродливым рисунком, который она когда-нибудь видела.

Дарби опустила чемоданчик на пол кухни. У молодого патрульного, прислонившегося к стене, оказалось круглое лицо со следами недавнего загара. Над верхней губой у него блестела

жирная полоска. Дарби заметила на столе небольшую баночку мази «Бикс вейпораб»[12].

— Угощайтесь, — предложил он.

Дарби подняла маску на лоб.

— Я ищу детектива Дженнингса.

— Он внизу. — Патрульный ткнул большим пальцем в сторону открытой двери в противоположной стене крошечной кухни. — Лестница очень узкая, так что будьте осторожны, чтобы не наступить на конусные маркеры улик.

— Спасибо.

— Не за что. Развлекайтесь от души.

Надев костюм биологической защиты, Дарби стала спускаться по ступенькам, держа в руках чемоданчик со снаряжением и разглядывая комья земли, рядом с которыми стояли маркеры вещественных доказательств. Откуда здесь взялась земля? И только сойдя вниз, она получила ответ на свой вопрос: в дальней половине подвала пол оказался земляным и утрамбованным, как принято в старых домах.

Куп, одетый в костюм биологической защиты и толстые голубые перчатки, стоял перед гигантским гардеробом, который выглядел так, словно помнил эпоху китайских императоров. Дарби заметила в пыли перед ним несколько отпечатков ног.

Невысокий и болезненно худой пожилой мужчина в очках с толстыми стеклами и старомодном синем костюме отнял платок ото рта и подошел к ней, чтобы представиться.

— Стэн Дженнингс.

Дарби пожала детективу руку. Ворот рубашки был велик ему, по крайней мере, на два размера, а темные круги под глазами цветом соперничали с его черными волосами.

Дженнингс рассказал, что служба 9-1-1 приняла звонок от соседки, живущей напротив, пожилой итальянки, которая нянчила своего трехлетнего внука, пока ее дочь была на работе.

— Старушка подошла к окну выкурить сигарету, потому что у внука астма, — говорил он громким и возбужденным голосом, какой бывает у человека, которому только что сообщили, что на него нежданно свалилось целое состояние. — Ей показалось, что она услышала выстрелы. А потом она увидела, как из дома вышел какой-то парень в штормовке с эмблемой «Ред сокс». Парень был в бейсболке и наклонил голову, спасаясь от дождя, так что его лица она не разглядела.

— Кому принадлежит дом?

— Кевину Рейнольдсу. — Дженнингс заглянул ей в глаза, и губы его сложились в довольную улыбку. — А ведь вы не знаете, кто он такой, верно?

— Нет, не знаю. А должна?

— Вы сами-то откуда? — Я выросла в Белхэме.

— Тогда вы должны знать, кто такой Фрэнк Салливан.

— Главарь ирландской мафии?

— Он самый.

Естественно, это имя было ей знакомо: все, кто жил в Бостоне и поблизости от него, слышали множество историй о человеке, являвшем собой нечто среднее между безжалостным гангстером и современным Робином Гудом, который обеспечивал порядок на улицах, или убивая торговцев наркотиками, или заставляя их волшебным образом исчезать без следа,

Но Саллливан и другие крупные мафиози жили еще в то время, когда она училась в школе, то есть в самом начале восьмидесятых. Дарби понятия не имела, как выглядел Салливан, а то, что она знала об этом человеке, могло уместиться на кончике ногтя. Сын бедных эмигрантов из Ирландии, умерших вскоре после переезда в Чарльстаун. Начал свою карьеру с поставки угнанных автомобилей в мастерские, где их разбирали и перепродавали. Он же впоследствии познакомил Чарльстаун с героином, одновременно поставляя оружие в Ирландию через пристани Челси-пирса. Она вспомнила какую-то давнюю историю о том, что Салливан якобы погиб в ходе неудачной операции по его захвату на двух кораблях в Бостонской гавани.

— Кевин Рейнольдс был правой рукой Фрэнка, его личным пит-бультерьером, — продолжал Дженнингс. — Мать Кевина сыграла в ящик пару недель назад — ничего подозрительного, просто умерла во сне. Сын выставляет дом на продажу, чем и объясняется то, что он решил выкопать старые кости из могилы. Вряд ли это добавило бы энтузиазма покупателям.

— Вы уже арестовали его?

— Еще нет. Скорее всего, он уже свалил из города. Этот сукин сын достаточно умен. Уверен,

что он…

— Прошу прощения, — оборвала его Дарби, заметив на полу стреляные гильзы.

Старательно обходя отпечатавшиеся в пыли следы ног, она осторожно подошла к ближайшему латунному цилиндрику и, присев, принялась внимательно его рассматривать.

— Точно такие же мы нашли в Белхэме два дня назад, — сказала она, полуобернувшись к Дженнингсу. — Уверена, что вы слышали об этом в новостях: вооруженный разбой, в ходе которого пострадали женщина и ее сын.

— Женщина была убита, а ее сын застрелился в больнице.

Дарби кивнула и выпрямилась.

— Вы, случайно, не знаете женщину по имена Кендра Шеппард? Она родом из Чарльстауна.

— Ее семью убили в восемьдесят третьем, — ответил Дженнингс. — Застрелили во сне из двух разных пистолетов. Я работал над этим делом. Кендра исчезла перед самыми похоронами. Я занимался и ее поисками тоже. Никто не знал, что с ней стало. Не удивлюсь, если она окажется похороненной здесь.

— Нет. Убитая женщина, которую мы нашли в доме, проходила под именем Эми Холлкокс. Мы сверили отпечатки ее пальцев с дактилоскопической картой Кендры Шеппард. Они совпали.

От удивления брови у Дженнингса полезли на лоб.

— И давно она жила в Белхэме?

— Она жила в Вермонте. По словам ее сына, она приехала сюда на собеседование по поводу работы. Вы знали, что ее арестовывали за проституцию в Чарльстауне?

— Что-то припоминаю.

— Можете предположить, что толкнуло ее на этот путь? Ведь ей было всего девятнадцать.

— Салливан не занимался проституцией, если вы на это намекаете. Он отдавал предпочтение вымогательству и разбоям. Кокаин и героин попали в сферу его интересов несколько позже.

— Вам известно, за что убили ее родителей?

— Я уверен, что за этим стоял Салливан. Когда он был жив, на улицах и шагу нельзя было ступить без его разрешения. Салливан или сам приложил руку к убийству Шеппардов, или приказал кому-то расправиться с ними. Есть ли у меня доказательства? Нет. Но можно не сомневаться, что он каким-то образом причастен к этому делу.

Краем глаза Дарби наблюдала, как Куп водит лучом фонаря по картонной коробке, забрызганной кровью.

— После того как Салливан перебрался в Чарльстаун, — продолжал Дженнингс, — половина здешних обитателей были убиты или исчезли без следа. И это не считая тех, кто жил в самом Бостоне или поблизости. Этот малый был злопамятен, как сам Гитлер, и столь же педантичен. Он управлял Чарльстауном как каким-нибудь проклятым концентрационным лагерем. К тому времени, как он умер, этот город превратился в Аушвиц, став этаким городом-призраком.

Дарби сосредоточила все внимание на теле, распростертом на полу. Но ей были видны только ноги в темно-синих брюках и туфли, остальное закрывал собой Дженнингс.

— Чтобы нечто подобное стало возможным, — продолжал Дженнингс, — нужно иметь в своей платежной ведомости очень могущественных людей — людей изнутри, способных манипулировать вещами и предметами, людей, которые знают, как устроен этот мир. Людей…

— Подождите минутку.

Дарби сделала шаг в сторону, чтобы получше рассмотреть труп на полу. Белый мужчина в костюме. Большая часть пуль попала ему в грудь. Еще две вошли в правую ногу. Одна пуля угодила в бедренную артерию, и он истек кровью.

Но отнюдь не этот выстрел положил конец земной жизни человека, которого Дарби знала как специального агента Филлипса. Он умер от пули в висок.

29

Дарби натянула голубые перчатки и присела на корточки рядом с телом. В нагрудном кармане пиджака она обнаружила кожаный бумажник.

Рядом с ней остановились поношенные туфли Дженнингса. Дарби раскрыла бумажник: в нем лежали значок и служебное удостоверение специального агента ФБР Дилана Филлипса. Пайн оказался прав: документы выглядели настоящими. Она начала обшаривать остальные карманы.

— Вы знаете этого малого? — поинтересовался Дженнингс.

— Я встретила его вчера ночью в клинике Святого Иосифа. Он выдавал себя за федерала, размахивая значком и удостоверением. У него был даже федеральный ордер на арест.

— Что он там делал?

— Он хотел взять под опеку с целью защиты сына Кендры Шеппард.

Из заднего кармана брюк Дарби выудила еще один черный бумажник. Водительские права, полученные в Коннектикуте, и куча кредитных карточек на имя Пола Хайсмита. Фотография на водительских правах была точно такой же, как и в служебном удостоверении специального агента Филлипса.

«Интересно, сколько же имен у этого человека?»

— Этого парня зовут не Филлипс и не Хайсмит, — заявил Дженнингс. — Его настоящее имя — Питер Алан. В те времена, когда я знал его, он был федеральным агентом бостонского отделения ФБР.

Дарби выпрямилась. Куп возился в углу, осматривая сваленную там мебель.

— Я хорошо знал Алана, и мы не раз сталкивались с ним здесь, в Чарльстауне, — сказал Дженнингс. — У него были свои информаторы. Ко многим из них он применил программу защиты свидетелей, чтобы мы не могли добраться до них. Среди них числились такие типы, как Билли О'Доннелл по кличке Билли Три Пальца. Он был умелым медвежатником. Однажды он решил поохотиться в угодьях Салливана, и тот сломал ему правую руку. Тогда Билли начал вскрывать замки левой. После того как Билли попал в программу защиты свидетелей, я не смог до него добраться. Федералы не позволили мне даже поговорить с ним.

— С чего бы вдруг?

Дженнингс сунул в рот пластинку жевательной резинки.

— Вы, случайно, не знаете, как Салливан сыграл в ящик?

— Я помню лишь, что Салливан погиб во время налета на гавань. Я еще училась в школе, когда это произошло. По-моему, это случилось году в восемьдесят первом?

— В июле восемьдесят третьего.

«В тот самый год, когда были убиты родители Кендры Шепард. И когда погиб мой отец».

— Давайте я прочту вам небольшую лекцию на историческую тему, чтобы наверстать упущенное, — предложил Дженнингс. — С конца шестидесятых Чарльстаун стал для Салливана чем-то вроде штаб-квартиры. До момента его смерти прошло почти двадцать лет, в течение которых он убивал людей или заставлял их исчезнуть, включая множество молоденьких женщин, как те, что похоронены в этом подвале. Салливан предпочитал совсем юных пташек. Те, кто попадал к нему в лапы, или умирали, или исчезали без следа. Не спрашивайте, сколько их было, потому что я сбился со счета. Достаточно сказать, что у меня было множество дел по розыску пропавших женщин, в разное время оказывавшихся на орбите Салливана. Он считался неприкасаемым, что неудивительно, учитывая, что его взяли под свое крылышко бостонские федералы, полиция Бостона и штата. Этот сукин сын всегда был на шаг впереди. Я помню одно дело, когда мы подсадили «жучков» к нему в машину. Это была классная операция, и нам понадобилось целых четыре часа, чтобы ее провернуть. На следующий день мы выехали на охоту за Салливаном. А он останавливается рядом с моей машиной, опускает стекло и говорит: «Эй, Стэн, я по поводу тех штучек, что вы насовали мне в автомобиль. Передать их тебе сейчас или завезти в офис попозже?»

— Значит, Салливан подкупил копов, — заметила Дарби.

— О, я ничуть не сомневаюсь, что Салливан платил копам из полиции города и штата. Но я скажу вам еще кое-что. Думаю, он числился информатором ФБР. А теперь спросите, что заставляет меня высказать столь дикое предположение.

— Что заставляет вас так думать?

— Спасибо, что спросили. Понимаете, итальянцы в северной части умирали как мухи, один за другим. А Салливан руководил своим бизнесом как ни в чем не бывало, просто процветал, откровенно говоря. Его даже ни разу не арестовали.

— А как насчет Рейнольдса?

— Никак. Такое впечатление, что они оба принадлежали к касте неприкасаемых.

— Кто организовал операцию в Бостонской гавани?

— Хорошие мальчики из бостонского отделения ФБР. Специальный агент Алан работал с одним из моих информаторов, вышеупомянутым взломщиком сейфов Билли О'Доннеллом. Билли попался на горячем, и ему светила пожизненная прогулка в одну из наших славных тюрем особого режима. Поэтому он быстренько подсуетился и заявил Алану, что обладает некоей важной информацией относительно мистера Фрэнсиса Салливана. Алан согласился на сделку, и Билли сообщил, что Салливан ожидает крупную партию героина, которую ему должны доставить на катере. Алан доложил обо всем своему начальству и организовал засаду в Бостонской гавани, где якобы должна была состояться передача наркотика. Один из парней, работавших под прикрытием, — продолжал рассказ Дженнингс, — федерал по имени Джек Кинг, вышел на связь с командным пунктом в тот самый момент, когда Салливан по какой-то причине поднялся на борт и открыл пальбу. Кинг получил пулю, и к тому времени, как прибыла кавалерия из-за холмов, оба катера уже полыхали. Не выжил никто. Салливан и двое матросов из экипажа, федералы под прикрытием, находившиеся там, — все сгорели заживо. На следующее утро команда водолазов искала их останки, но никого не нашли.

— Вы тоже там были?

— Нет, это была вечеринка только для агентов ФБР. Там не было ни полиции города, ни штата, и даже никого из Бюро по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Бостонские федералы вознамерились заполучить Салливана для своего личного потребления. Как только итальянцев убрали с дороги, на них начали оказывать серьезное давление, требуя устранить и Салливана. Выглядело бы дурно, если бы полиция Бостона или штата преподнесла им голову Салливана на тарелочке. Нет, они должны были добиться успеха сами, без посторонней помощи, посему нас попросту выключили из игры. Они передали наших информаторов под программу защиты свидетелей, так что мы не могли до них добраться. Другими словами, нас оставили блуждать в темноте.

— А Рейнольде тоже участвовал?

— В организации засады? Скорее всего. Салливан без Рейнольдса и шагу не мог ступить. Федералы пытались доказать этот факт — и полиция Бостона тоже, уже после драки, но у Кевина оказалось железобетонное алиби. Он умник, каких поискать.

Дарби сняла перчатку и вытерла вспотевший лоб. Она никак не могла сложить разрозненные кусочки головоломки воедино: Кендру Шеппард, живущую под чужим именем; федералов; трупы, закопанные в подвале дома, принадлежащего матери Кевина Рейнольдса, правой руки ныне покойного главаря ирландской мафии Бостона.

«И не забывай о своем отце. Биг Рэд тоже каким-то образом оказался втянутым во все это — твой отец и тот человек, который его убил».

Дженнингс ухмыльнулся, перемалывая жевательную резинку пожелтевшими передними зубами.

— Но я не рассказал вам самое интересное.

— Что же, не испытывайте моего терпения. Выкладывайте.

— Вам это понравится. Нет, правда, вы будете в восторге. Видите специального агента Алана? — Дженнингс ткнул носком туфли в подошву трупа. — Он был одним из тайных агентов, внедренных в экипаж катера. Так что ему полагается быть мертвым. И уже давно.

30

— Прошу прощения за дурацкий вопрос, — сказала Дарби, — но вы уверены в том, что специальный агент Алан находился на борту катера?

— Уверен, но вам необязательно верить мне на слово, — отозвался Дженнингс. — Прочтите протоколы допросов, которые вело ФБР. Конечно, если они позволят вам это сделать. Мне понадобилось целых три месяца, если не больше: я каждое утро приходил к ним в контору, как на работу, прежде чем они наконец предоставили мне копию отчета о том, что случилось в ту ночь.

— Вы подавали запрос на прослушивание аудиофайлов?

Дарби знала, что федералы записывали разговоры катера с командным пунктом.

— Запись-то они вели, а вот прослушать ее мне не дали, — сказал Дженнингс, — под предлогом того, что она является частью текущего федерального расследования.

Дарби улыбнулась.

— Вы не доверяете федералам?

Дженнингс рассмеялся.

— Знаю, знаю. Мне следует питать больше доверия к нашим правительственным чиновникам. Но я старый упрямец, мисс МакКормик. Мне пришлось много повидать здесь, в Чарльстауне, — много такого, отчего волосы на вашей прелестной головке встали бы дыбом. Когда-нибудь я непременно расскажу вам все, но сейчас мне хочется узнать, каким это образом федеральный агент сумел воскреснуть из мертвых, причем только ради того, чтобы быть застреленным в подвале дома Кевина Рейнольдса. В котором, кстати, полно человеческих останков. Если у вас есть гипотезы или теории, я с радостью выслушаю их.

И следующие двадцать минут Дарби рассказывала Дженнингсу о своей стычке с группой вооруженных людей в лесу, о водителе коричневого фургона и операторе телекамеры с лазерным микрофоном.

— А вот это действительно интересно, — высказался Дженнингс, после того как она закончила. Потом он уставился на труп у своих ног. — Это на самом деле Питер Алан, готов держать пари на свою зарплату за год. Но можете не верить мне на слово. Его отпечатки пальцев должны храниться в базе данных.

Дарби согласно кивнула. Дактилоскопические карты всех федеральных служащих и чиновников штатов, включая сотрудников правоохранительных органов, хранились в Национальной базе данных отпечатков пальцев, НБОП.

— Я сниму их прямо сейчас, — пообещала она. — А потом, чтобы не терять зря времени, попрошу кого-нибудь из лаборатории привезти его дактилоскопическую карту.

На верхней площадке лестницы, ведущей в подвал, раздались чьи-то шаги.

— Эй, Стэн! — подал голос патрульный полицейский из кухни.

— Да, что там у тебя?

— У тебя что, барахлит телефон?

— Нет, с ним все было в порядке. А почему ты спрашиваешь?

— Тебе пытается дозвониться Тим. Он говорит, что его вызов все время переводится на твою голосовую почту. У него появились какие-то зацепки по Рейнольдсу.

— И Куп тоже звонил вам, но безуспешно, — вмешалась Дарби. — Я сама звонила вам с дороги, но и меня переводили на голосовую почту.

Дженнингс извлек из кармана свой телефон и внимательно осмотрел его.

— Чертовски странно…

— Что именно? — полюбопытствовала Дарби.

— Он не работает. А я-то думал, выходя из дома, что батарея заряжена полностью. Придется ее заменить. — Он повернулся к лестнице и крикнул: — Позвони Тиму и не клади трубку; я сейчас поднимусь!

Дженнингс сунул руку в нагрудный карман, выудил оттуда визитную карточку и протянул ее Дарби.

— Эти джентльмены, которых вы сегодня видели в Белхэме… Если столкнетесь с ними снова, я хотел бы знать об этом. Быть может, я помогу вам установить их личности.

— Как я могу с вами связаться?

— Обратитесь к Джейку, это патрульный наверху. Он будет знать, где меня найти.

— Прежде чем вы уйдете, поставьте кого-нибудь охранять входную дверь. Если эти люди, о которых я говорила, шныряют поблизости, не стоит оставлять им возможность проникнуть в дом. Кроме того, я бы хотела, чтобы вы пригласили сюда детектива Пайна из Белхэма и ознакомили его с обстоятельствами дела, поскольку эти два преступления, несомненно, связаны между собой.

— Если все заинтересованные лица будут обмениваться информацией, у меня нет возражений.

— У вас их не будет.

— Вот и хорошо. Держите меня в курсе.

— Договорились.

Дженнингс чуть ли не бегом поднялся по ступенькам лестницы, Дарби же обратила все внимание на картонную коробку, набитую костями.

Два черепа пролежали в земле столько времени, что приобрели темно-коричневый цвет. Судя по гладким скулам и форме лба, оба принадлежали женщинам белой кавказской расы.

— Дарби!

Она обернулась и увидела Купа, который стоял в нескольких шагах от нее.

— Пока ты разговаривала с Дженнингсом, я пытался дозвониться судебному медицинскому эксперту, — сказал он. — Так вот, в трубке стоит сплошной треск помех. И больше ничего.

Дарби вытащила свой телефон. Он включился нормально, но экран непрерывно мигал.

— Что, все наши телефоны не работают? — спросил Куп. — Но этого не может быть!

И тут Дарби вспомнила то, что видела сегодня утром на пленках с камер систем безопасности в больнице. Человек, представившийся специальным агентом Филлипсом — Питер Алан, если верить Дженнингсу, — принес с собой некое радиочастотное устройство высоких энергий, которое сожгло электрические цепи в больничных камерах наблюдения, компьютерах и телефонах. А что, если это самое РВП-устройство находится здесь, внизу?

Дарби обвела взглядом подвал. На комоде стояла небольшая черная пластиковая коробочка. Размером она была не больше пачки сигарет, и на ней ровным светом горел зеленый огонек. Никаких кнопок, только один переключатель. Она повернула его, и зеленый огонек погас,

Дарби проверил свой телефон. Экран перестал мигать.

— Попробуй ты. Куп так и сделал.

— Похоже, все нормально, он снова работает. Никаких помех. А эта коробочка и есть та самая РВП-пушка, о которой тебе говорил Тедди?

— Нет, не думаю. Будь это так, наши телефоны уже сгорели бы. Скорее всего, это какое-то устройство для создания помех.

— Тогда почему же вырубился телефон Дженнингса?

— Не знаю.

Дарби опустилась на корточки и принялась осматривать карманы убитого мужчины.

В кармане пиджака она нашла еще одно черное устройство — на этот раз плоское, по размерам примерно вдвое меньше книги в бумажной обложке, с толстой резиновой антенной и голубым светодиодным экранчиком, на котором отображалась частота.

«Кажется, я нашла твою РВП-пушку, Тед».

Похоже, устройство не было включено — в противном случае их телефоны не работали бы вообще.

Дарби посмотрела на стреляные гильзы, разбросанные по полу.

— Их девятнадцать, — подсказал Куп.

В обычном девятимиллиметровом пистолете обойма насчитывала шестнадцать патронов. А вот пистолет с увеличенным магазином вполне мог вместить такое количество боеприпасов, гильзы от которых валялись на полу. Учитывая, как кучно расположились раны на трупе, Дарби заключила, что «глок» был переведен в полуавтоматический режим стрельбы.

Куп подошел к комоду с четырьмя выдвижными ящиками, который стоял под углом к шкафу. Перешагнув через старый матрас, он отодвинул в сторону проволочную сетку от кровати, прислоненную к стене, и включил фонарик.

— Взгляни, тебе будет интересно, — сказал он и направил луч света в простенок за комодом.

31

Дарби увидела в пыли несколько отпечатков ног — некоторые из них выглядели достаточно четкими, чтобы можно было сделать отливки. Судя по форме и рисунку на подошве, все они были оставлены кроссовками.

— Рисунок на подошве другой, — заметил Куп, — но размер совпадает с тем, что ты обнаружила в Белхэме.

— Похоже на то.

— Тебе не кажется, что кто-то выбрал это неподходящее место для прогулки?

— Нет, не кажется, особенно если этот «кто-то» прятался.

— Вот именно. Если он решил уложить нашего федерального друга, то почему не сделал это, когда тот спускался по ступенькам?

— Хороший вопрос.

— Я заглянул в могилу за шкафом и нашел там еще один человеческий череп.

— Почему ты так торопился попасть сюда?

— Все, что касается Кевина Рейнольдса, заставляет меня нервничать.

— Ты ни словом о нем не обмолвился, пока мы ехали в машине.

— Я не знал, что он замешан в этом деле, пока мы не остановились у тротуара, — огрызнулся Куп. — И только увидев дом, понял, что речь идет о нем.

— Дженнингс назвал тебе адрес. Ты что, не вспомнил его?

— Дарби, я не обязан знать всех, кто живет здесь.

— А Рейнольдса ты знаешь?

— Естественно. Он познакомил меня с язвами и нарывами этого города.

— Ты хорошо его знаешь?

— Лично я с ним не знаком. Он стал чем-то вроде местной достопримечательности — завидев его, люди до сих пор переходят на другую сторону улицы. Во всяком случае, те, кто вырос здесь.

— Ты вдруг стал очень скрытным.

— Я слышал все, что наболтал тебе Дженнингс. — Куп выключил фонарик. — Ладно, пойду принесу дактилоскопическую карту. А потом позвоню Марку и Рэнди и попрошу кого-нибудь из них приехать сюда, чтобы отвезти ее в лабораторию.

— Сначала расскажи мне о Рейнольдсе.

— Он начал работать на Салливана, когда ему исполнилось семнадцать. Кевин подвизался вышибалой в одном из местных баров, он назывался «У МакГи». Настоящий притон. Туда заходили только для того, чтобы нюхнуть разбодяженного кокаина или ширнуться какой-нибудь дрянью. Мистер Салливан несколько раз видел Кевина в действии и предложил ему работу в качестве личного телохранителя и шофера.

— Мистер Салливан?

— Прости, старая привычка. Если ты сталкивался с Салливаном на улице или если он подходил к тебе и здоровался, называть его следовало именно так. Фрэнк очень большое значение придавал уважительности и респектабельности. А вот если ты не спешил демонстрировать их ему, Рейнольдсу или еще нескольким его прихлебателям, следовало позаботиться о страховке у дантиста, потому что домой ты возвращался ползком, с синяками под глазами и, по крайней мере, одним выбитым зубом.

— Ты говоришь так на основании личного опыта?

— У меня никогда не было стычек ни с кем из них. Я старался держаться от них подальше. Хотя это было нелегко. Когда я был совсем еще молод, Фрэнку и его ребятам принадлежал каждый дюйм на здешних улицах. Ты делал то, что тебе говорили. — Куп подошел к могиле. — Удивляюсь, как это мать Кевина не унюхала такой аромат. Наверное, они засыпали их известью.

— Ты знаешь, кто здесь похоронен?

— Почему ты спрашиваешь об этом меня?

— Потому что ты вырос здесь.

— И к чему ты клонишь?

— Я уверена, что до тебя доходили слухи о пропавших женщинах.

— У Салливана и его банды был настоящий конвейер из молодых девушек. Если твой ай-кью превышал уровень пятилетнего ребенка, он выводил тебя на первый план. Жаль, что этот деятель сдох. Тебе было бы интересно взглянуть на него.

— С чего ты так решил?

— Он был серийным убийцей. Рядом с ним даже Тед Банди[13] показался бы тебе образцом добродетели.

— Помнится, Салливана не арестовывали ни единого раза.

— Так и есть. Он был неприкасаемым. Такого положения можно добиться, только имея могущественных покровителей.

— Мы знаем кого-нибудь?

Куп отрицательно покачал головой.

— Тебе известны имена кого-нибудь из жертв Салливана?

— Нет.

— Но ты же должен знать хоть что-нибудь! Этот человек властвовал в Чарльстауне. Уверена, ты…

— Дарби, я не ходячий учебник по истории тех ублюдков, что жили здесь.

— Тогда что тебя беспокоит?

— Салливан для меня — больная тема. Люди, которые жили здесь в то время, пока я учился в школе, включая моих родителей, считали его кем-то вроде Робина Гуда, который, да, не был таким уж бессребреником, но зато хранил город от наплыва наркотиков. Чушь собачья! Салливан начал продавать героин на южной окраине Бостона, заселенной преимущественно ирландцами, сделал на нем большие деньги, а потом приходит сюда и говорит людям, что убьет любого, кого поймает за его распространением. Этот человек был гением в способности угодить и нашим, и вашим.

«И все-таки здесь что-то не так!» — упрямо думала Дарби.

— Кроме того, ты же знаешь, как я отношусь к Чарльстауну. За ним закрепилась репутация города, в котором для повышения собственного благосостояния люди только и делают, что планируют ограбление банка или бронированного автомобиля, перевозящего деньги. У нас есть здесь наркоманы и бандиты? Несомненно. Но назови мне место, где их нет. Разумеется, пресса

кого хочешь убедит в том, что мы здесь все такие. Но Чарльстаун изменился. И люди стали другими. Джентрификация смела почти все дерьмо, но пресса не хочет говорить об этом. А когда в новостях сообщат о том, что в подвале дома Кевина Рейнольдса обнаружен склад костей, вся эта пена насчет заповедника ирландской мафии снова всплывет на поверхность. Это как грязное пятно, которое никак не удается отстирать с нижнего белья.

— Благодарю за яркий пример, — сказала Дарби.

— Не за что. А теперь, может быть, мы приступим к работе?

Дарби не ответила. Куп что-то скрывал от нее, она нутром это чувствовала.

— Так все-таки, что в прошлом Кендры Шеппард по-прежнему беспокоит тебя?

Он выразительно закатил глаза.

— Ты не до конца честен со мной, Куп.

— Мне очень жаль, что ты так думаешь.

— Ты не пожелал разговаривать в машине, и сейчас ты…

— Ты тоже не отличалась разговорчивостью.

— Что происходит?

— Дарби, я рассказал тебе все, что знаю. За каким чертом тебе понадобилось устраивать мне допрос с пристрастием?

«Потому что ты никогда не умел врать, Куп. Я вижу это по твоим глазам. И чем сильнее я на тебя наседаю, тем больше ты горячишься и уходишь от ответа».

— Я пойду наверх, возьму дактилоскопическую карту и позвоню судебно-медицинским экспертам, — сказал он, выделяя голосом каждое слово. — Тебе лучше пойти со мной, поскольку меня не покидает чувство, что ты мне не доверяешь.

— Я никогда не говорила, что не доверяю тебе.

— Тогда можно мне сойти с места для дачи свидетельских показаний и заняться наконец своей работой? Или ты намерена и дальше зря терять время, терзая меня беспочвенными подозрениями?

— Позвони в дежурную часть и попроси их найти Кастонгвея, — сказала Дарби. — Я хочу, чтобы он все здесь сфотографировал. И передай, что, думаю, я нашла его РВП-пушку.

32

Джейми в одиночестве сидела в гостиной и смотрела телевизор, по которому показывали рекламу. Она слышала, как Картер играет наверху в ванной с пластмассовыми фигурками комикса «Человек-паук». Майкл по-прежнему сидел у себя в комнате. Когда дети вернулись домой из лагеря, Майкл молча поднялся туда и с грохотом захлопнул дверь. Она поднялась, чтобы поговорить с ним. Он заперся на ключ, не пожелал разговаривать и даже не спустился вниз к ужину.

Джейми поинтересовалась у Картера, что случилось с Майклом, но тот лишь пожал плечами.

Разгадку подсказал автоответчик. Она забыла прослушать его, когда вернулась домой.

— Добрый вечер, мисс Руссо. Вас беспокоит Тара Френч, директор спортивного лагеря «Бабсон» в Уэллсли. — В вежливом голосе женщины звучала сдержанная тревога, словно она не знала, как подступиться к щекотливой теме. — Пожалуйста, перезвоните мне при первой же возможности. Я бы хотела поговорить с вами о…

«Майкл…» — подумала Джейми, удаляя сообщение. Что-то стряслось сегодня в лагере, Она даст Майклу время успокоиться, выслушает его версию событий, а завтра с утра позвонит директору лагеря.

Второе сообщение было от отца Хэмфри: «Джейми, пожалуйста, перезвони мне. Я… беспокоюсь о тебе».

Рекламный ролик подошел к концу, Диктор телеканала «Кабельные новости Новой Англии», пожилой мужчина с жесткими, как проволока, седыми волосами и ослепительно-белыми зубами, которые, как она подозревала, были всего лишь вставными, начал строгим голосом зачитывать самое главное сообщение часа.

— Жестокое убийство и не менее отвратительная находка в доме, где прошло детство Кевина Рейнольдса, бывшего подручного печально известного ирландского гангстера Фрэнсиса Салливана…

«Фрэнк Салливан…»

Разумеется, Джейми было известно это имя, но она не могла припомнить ничего конкретного, кроме того что его подозревали в убийствах, вымогательстве и причастности к исчезновению людей. Она закончила полицейскую академию в девяносто втором году, то есть почти через десять лет после смерти Салливана. К тому времени, как она впервые вышла патрулировать улицы Бостона, с ирландской мафией — да и с итальянской тоже, если на то пошло, — было уже покончено. Годом позже она перевелась в Уэллсли, город, где самым тяжким преступлением считалось случайное ограбление. В тот год она встретила Дэна, вышла за него замуж и уволилась со службы, когда забеременела Картером.

Диктора с лошадиными зубами сменил корреспондент-азиат, который вел репортаж в прямом эфире из Чарльстауна. Джейми видела отблески бело-синих огней полицейских мигалок, пляшущих на оконных стеклах и мокрых тротуарах за спиной репортера.

А тот вкратце пересказывал событие сегодняшнего дня: «Жительница Чарльстауна Андреа Фучилла, снимающая квартиру в доме напротив особняка, в котором прошло детство Кевина Рейнольдса, услышала выстрелы и вызвала полицию…»

На экране появилась пожилая женщина с оливковой кожей и кривым носом, на котором прочно сидели очки с толстыми стеклами. Она держала над головой зонт, но ее густые неопрятные волосы все равны были мокрыми от дождя. Изъяснялась она на ломаном английском.

— Я как раз говорить телефон со своей дочерью, когда вдруг услышать треск, как будто взрываться шутихи. Но я не думать, что это шутихи, и срочно взывать полицию, — А как вы поняли, что звуки выстрелов доносятся из дома Рейнольдса? — не отставал репортер.

— Я сидеть у открытого окна и курить мой сигарета, а потом слышать звуки «поп-поп-поп». Так я и говорить полиции.

— Что именно вы видели, мисс Фучилла?

Джейми почувствовала, как сердце замирает и проваливается куда-то вниз.

— Я видеть мужчина выходящим из дома, — пояснила пожилая свидетельница. — Но я плохо рассмотреть его лицо. Он наклонить голову низко-низко из-за дождя. Он одет в штормовка «Ред сокс» и бейсбольная шапка.

«Она видела, как из дома вышел мужчина. Мужчина!»

Джейми глубоко вздохнула. Паника, грозившая захлестнуть ее, понемногу отступила.

Камера снова показала крупным планом лицо репортера.

— Полиция подтверждает факт обнаружения трупа мужчины, который был застрелен в доме, но при этом не сообщает ни его имени, ни каких-либо дополнительных подробностей относительно человеческих останков, найденных в подвале. Мэри Салливан, мать Кевина Рейнольдса, умерла в прошлом месяце. Местные жители на протяжении последних нескольких недель неоднократно видели в Чарльстауне самого Кевина Рейнольдса и сообщили нам, что он готовился выставить дом матери на продажу

Теперь на экране одновременно показывали диктора и репортера.

Диктор спросил:

— Кевина Рейнольдса подозревают в чем-либо?

— Полиция отказывается комментировать происходящее, но считает его «свидетелем, представляющим интерес для следствия», — ответил репортер. — Она обращается к местным жителям с просьбой позвонить в полицию, если они увидят Кевина Рейнольдса.

На экране снова появилось фото Кевина Рейнольдса. Оно было сделано уже довольно давно, решила Джейми. У него было круглое лицо с толстым курносым носом, но его вьющиеся волосы были каштановыми, а не седыми. Одет он был так, как ходили в восьмидесятые годы: солнцезащитные розовые очки, толстая золотая цепочка поверх белой тенниски, которая плотно облегала торс, обрисовывая почти женскую грудь.

В самом низу экрана появился бесплатный номер, по которому следовало звонить. Репортер пообещал телезрителям сообщать новые подробности по мере появления таковых.

Джейми нисколько не сомневалась, что Рейнольдс был одним из тех людей, которые убили ее мужа. Она понимала, что должна как можно быстрее отыскать его. А для начала следовало придумать, как выманить его из укрытия.

Она встала с дивана, вытерла вспотевшие ладони о шорты и принялась обдумывать одну идею, которая не давала ей покоя с тех самых пор, как она уехала сегодня днем из Чарльстауна. Она уже собралась выключить телевизор — ей нужно было вытащить Картера из ванной, — как диктор принялся живописать историю взаимоотношений Кевина Рейнольдса и Фрэнка Салливана.

На экране телевизора появился черно-белый моментальный снимок Фрэнка Салливана. Так он выглядел во время своего первого ареста, когда ему было двадцать два года: густые вьющиеся светлые волосы и длинное модное пальто. Чуть ниже чисто выбритого подбородка он держал в руках табличку с номером.

На правом запястье у него красовался шрам — точь-в-точь такой же формы и размера, как у Бена Мастерса.

Джейми растерянно заморгала, решив, что память сыграла с ней злую шутку. Но шрам никуда не делся. Той же самой формы и размера.

Она в недоумении уставилась на большие уши Фрэнка Салливана, торчащие по бокам головы.

У Бена были точно такие же уши.

Теперь на экране замелькали фотоснимки молодого Фрэнка Салливана. Она вполуха слушала, как диктор с лошадиными зубами рассказывает о том, как Салливан, единственный ребенок у матери, начал свою преступную карьеру в Восточном Бостоне с угона автомобилей, а закончил вооруженным ограблением. Он был арестован за налет на банк в Челси и отсидел два года в тюрьме Кембриджа.

Затем в новостях показали снимок Фрэнсиса Салливана, сделанный, по словам диктора, без ведома последнего в ходе установленного наблюдения за месяц до его смерти во время неудавшегося налета ФБР в Бостонской гавани. Салливан облысел, и остатки волос у него на висках поседели. Но большие уши по-прежнему торчали по бокам головы, а под подбородком свисали несколько слоев дряблой, индюшачьей кожи.

И у Бена были точно такие же складки на подбородке, когда она видела его в своем доме. У него был точно такой же шрам и…

«Фрэнсис Салливан мертв…» — прошептал ей на ухо внутренний голос.

«У Бена были те же самые уши — и шрам на запястье, причем точно такой же формы и размера».

«Это совпадение, Джейми».

«Нет, таких совпадений не бывает».

Она постаралась заглушить внутренний голос, схватила пульт дистанционного управления и принялась отчаянно искать кнопку «пауза». Вот она! Она нажала ее, остановив картинку, а потом отшвырнула пульт и бросилась вниз, в подвал.

33

Джейми выдвинула ящик письменного стола Дэна и выхватила оттуда паспорт и водительское удостоверение Бена Мастерса. В волнении прижав их к груди, она бросилась назад в гостиную.

Раскрыв паспорт, она стала сравнивать фотографию со снимком на экране, на котором был изображен постаревший Фрэнк Салливан.

Ноздри у Бена были меньше и более аккуратные, зато нос отличался той же самой длиной и формой. У обоих мужчин были продолговатые, вытянутые лица. Одинаковые высокие лбы. И одинаковые квадратные челюсти с ямочками на подбородке.

Различия: индюшачьи складки у Бена на шее исчезли. Кожа у него на лице стала гладкой и туго натянутой, и нигде не было ни морщинки. Он обзавелся пышной черной шевелюрой.

«Крашеные, — подумала она. — Должно быть, ему сделали пересадку волос, или он надел парик, или…»

«Ты понимаешь, что говоришь?» — встревоженно завопил внутренний голос.

«Да, понимаю».

Фрэнк Салливан стал Беном Мастерсом. Джейми больше не сомневалась в этом.

В Уэллсли ей довелось столкнуться с несколькими большими шишками, которые сделали себе пластическую операцию, — после минимального хирургического вмешательства и недолгого реабилитационного периода они выглядели свежими и отдохнувшими. Эти мужчины средних лет стремились сохранить и продлить молодость. Ничто так не страшит мужчину, как перспектива утратить сексуальную привлекательность в глазах молодых девушек, которые, говоря откровенно, и так не обращают на этих одержимых никакого внимания.

Чтобы окончательно закрепить перевоплощение в Бена Мастерса, Фрэнку Салливану сделали черепно-лицевую реконструкцию. Он обзавелся шапкой густых волос, но не стал изменять форму ушей или избавляться от ямочки на подбородке. Быть может, при случайной встрече на улице никто бы не узнал Фрэнка Салливана, но вот так, при сравнении двух фотографий, несомненное сходство между ними бросалось в глаза.

«И ты все еще думаешь, что это случайное совпадение?» — поинтересовалась Джейми у своего надоедливого внутреннего голоса.

Тот предпочел промолчать.

Факт: Фрэнк Салливан — это Бен Мастерс.

Факт: Бен Мастерс — это Фрэнк Салливан.

Факт: Фрэнк Салливан и Бен Мастерс — один и тот же человек.

Джейми схватила пульт дистанционного управления и нажала клавишу «воспроизведение».

Еще минут пять ей пришлось выслушивать всевозможные комментарии, и только потом диктор вкратце упомянул о гибели Фрэнка Салливана во время спецоперации ФБР летом тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Двое подручных Фрэнка погибли вместе с четырьмя агентами ФБР, нелегально внедренными в экипаж катера: Джеком Кингом, Питером Аланом, Стивом Уайтом и Энтони Фриссорой.

На экране телевизора появились фотографии всей четверки. Джейми вдавила клавишу «стоп».

Питер Алан… Он очень сильно напоминал человека, которого она застрелила в подвале. И Кевин Рейнольдс называл его Питером. Хотя до конца она, конечно, не была уверена.

И Энтони Фриссора… Почему он кажется ей таким знакомым?

«Человек, которого я застрелила в том доме в Белхэме… Готова поклясться, что он и есть Энтони Фриссора!»

В голове у Джейми снова зазвучал внутренний голос:

«Значит, теперь ты утверждаешь, что помимо убийства и без того давно погибшего человека по имени Фрэнк Салливан, ты ухлопала еще двоих покойников — двух погибших федеральных агентов, которых звали Питер Алан и Энтони Фриссора».

Она уже нисколько не сомневалась в том, что Бен Мастерс был Фрэнком Салливаном, а вот насчет Питера Алана и Энтони Фриссоры подобной уверенности у нее не было. Фотографии на экране телевизора были сделаны, по меньшей мере, двадцать лет назад, но их лица… Они и впрямь походили на тех мужчин, которых она застрелила.

Джейми сделала мысленную зарубку и нажала клавишу «воспроизведение».

Обгоревшее тело Фрэнка Салливана, сообщил репортер, было похоронено рядом с матерью на кладбище Чарльстауна.

«Интересно, — подумала Джейми, — кто же на самом деле лежит там? И как Фрэнку Салливану удалось инсценировать собственную смерть, причем так, что на этот трюк купились и ФБР, и полиция Бостона?»

Мысли ее вернулись к человеку, которого она застрелила в подвале. И которого знала под именем Питер. «Я могу рассказать все, что ты хочешь знать», — уверял он ее. В наплечной кобуре под пиджаком он носил пистолет. И тут Джейми вспомнила, как он говорил, что пытался навестить мальчика по имени Шон в больнице, но там ему помешала какая-то женщина из Управления полиции Бостона.

А не был ли мужчина по имени Питер копом? Очевидно, он был как-то связан с Кевином Рейнольдсом и Беном Мастерсом.

Фрэнк Салливан стал Беном Мастерсом. Кевин Рейнольдс работал на Салливана. Рейнольдс сказал, что ожидает звонка от Бена.

«Значит, это должен был быть Бен Мастерс», — подумала Джейми.

Если человек по имени Питер действительно работал в правоохранительных органах, то, быть может, он помог Салливану инсценировать свою смерть?

«Ты забываешь, что человек по имени Питер работал с другими людьми: с мужчиной, которого ты застрелила внутри дома, с теми, кто вынес его труп из леса, и с теми, кто наблюдал за домом. Один человек не в состоянии инсценировать собственную смерть, но если в этом ему помогает целая группа сотрудников правоохранительных органов…»

Фрэнк Салливан погиб летом тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Потом он воскрес в обличье Бена Мастерса. Пять лет назад он ворвался в их дом и убил ее мужа.

Почему Салливан/Бен счел нужным выйти из укрытия?

«Я не имею никакого отношения к тому, что случилось с твоим мужем и детьми. Ты должна мне верить. Это… это все Кевин и Бен», — сказал ей человек по имени Питер.

Джейми смотрела выпуск новостей еще минут двадцать. Об исчезновении человека по имени Бен Мастерс ничего не сообщалось, но она не сомневалась в том, что Кевин Рейнольдс и его люди очень этим заинтересуются. Ее позвал Картер:

— Мамочка, мамочка! Мне холодно!

Она выключила телевизор и встала, дрожа всем телом. Направляясь к нижней площадке лестницы, она поспешно сунула паспорт и водительское удостоверение в карман.

— Возьми… а-а… полотенце. Вытрись… а-а… насухо. Я… а-а… поднимусь… к тебе… а-а… через… минуту.

— Ладно.

Снова спустившись в подвал, Джейми вытащила мобильный телефон Бена и вставила в него батарею. Включая его, она знала, что должна действовать очень быстро, чтобы ее не засекли. Она знала, что одного из мужчин, которые ей нужны, зовут Джек. Питер обронил что-то насчет того, что человек по имени Джек наблюдает за домом в Белхэме.

На экране телефона появилось сообщение о том, что Бен пропустил уже целых одиннадцать звонков. Она коснулась сообщения, и экран переключился на журнал вызовов. От человека по имена Алан звонков не было.

Джейми нашла иконку с пометкой «сообщения». Прикоснувшись к ней, она вывела на экран окно, в котором могла напечатать текст. Джейми начала набирать «Понтий», когда телефон автоматически завершил набор имени за нее.

Она напечатала сообщение, которое обдумывала в течение последних нескольких часов.

«…встретимся в парке Уотермана в Белхэме в пять утра. Приходи один. Нас подставили. Ни с кем не разговаривай. Избавься от телефона, чтобы они не выследили тебя. Все объясню при встрече, а потом обеспечу твой безопасный отход, наличные, новые документы, паспорт и водителя, который отвезет нас. Будь осторожен. Убедись, что за тобой не следят».

Всю вторую половину дня она решала, стоит ли добавлять фразу «Приходи один», — от нее так и разило засадой. Она не знала, как отреагирует на эти слова Рейнольдс. Если он придет не один, ее план не сработает.

«Слишком рискованно», — сказал ей внутренний голос.

Что же, все верно, но это был единственный способ заманить Рейнольдса на встречу. Она не думала, что он вот так запросто откажется от возможности поговорить с Беном Ма-стерсом/Фрэнком Салливаном. Рейнольдс, судя по его постоянным звонкам, пребывал в панике и очень хотел знать, что полиция обнаружила в его подвале. И сейчас Бен спешил ему на помощь. Джейми была уверена, что Рейнольдс в точности выполнит полученные инструкции. Когда тебе бросают спасательный круг, ты, вознося горячую благодарность Богу за свое неслыханное везение, хватаешь его, а не задаешь вопросы, кто и почему это делает.

«А что, если с тобой что-нибудь случится? Майкл и Картер уже лишились отца. Не отнимай у них еще и мать».

Джейми увидела фотографию, которую Дэн скотчем прикрепил к стене. На ней Картер, совсем еще кроха, сидел на коленях у Майкла на пляже в Кейп-Код, где они последний раз отдыхали всей семьей. Двое ее мальчиков улыбались со снимка, здоровые и счастливые. Никаких шрамов на их телах. Никаких воспоминаний о том, как их отца пытают в кухне. Никакой комнаты мертвых.

«Придумай что-нибудь еще. Тебе необязательно совать голову…»

Джейми нажала кнопку «отправить». Сообщение еще на секунду задержалось на экране, а потом отправилось в кибер-пространство или куда там еще идут такие вещи. Она вынула батарею из телефона, швырнула все назад в ящик стола и пошла наверх заниматься детьми.

34

Дарби, успевшая уже избавиться от своего защитного комбинезона, вышагивала взад и вперед по потертому ковру в пустой спальне на верхнем этаже в ожидании, пока доктор Говард Эдгар возьмет трубку. Новый судебный антрополог штата переехал в свой дом в Куинси меньше недели назад и теперь в отчаянии метался по незнакомым комнатам, забитым нераспакованными коробками, в поисках листа бумаги и ручки.

Она одолжила мобильный телефон у патрульного и поднялась наверх, чтобы ей никто не мешал. Дженнингс собрал свое войско в кухне, и даже сюда до нее доносился его голос.

— Зацепка, которая у нас появилась по Кевину Рейнольдсу? Это оказался его двоюродный брат, так что ничего удивительного в том, что мы лопухнулись, нет: уж очень они похожи. Но мы должны найти его. Кое-кто из вас вырос здесь. Я тоже, поэтому вполне представляю, о чем вы сейчас думаете. Местные не станут разговаривать с нами… Код молчания и прочая чушь собачья… Скажите им, что останки, которые мы нашли, могут принадлежать местным девчонкам. Это наш единственный шанс завоевать их расположение. Воспользуйтесь этим и заставьте их говорить. Отработайте свои контакты. Обратитесь к отставным полицейским, тем, кто во времена Салливана топтал эти улицы. Любое имя, которое станет вам известно, поможет идентифицировать эти останки.

Белые вспышки плясали по стенам старой спальни. Дарби посмотрела через грязное окно на собравшихся внизу.

Местные жители ближе к ночи разошлись по домам, зато количество «акул пера» удвоилось. Репортеры, телеоператоры и фотографы теснились за заграждениями, и их жадные взгляды были устремлены на входную дверь. Слухи об обнаруженных человеческих останках просочились наружу.

В телефонной трубке наконец раздался гнусавый голос Эдгара:

— Простите, что заставил вас ждать, доктор МакКормик. Какой адрес?

Она назвала ему номер дома и улицу.

— Вы знаете, как добраться до Чарльстауна?

— Нет, но это не имеет значения. Жена купила мне в машину переносной блок GPS, так что теперь даже такой совершенно не ориентирующийся в чужом городе человек, как я, без проблем найдет нужный адрес. А пока расскажите, что вы там обнаружили.

— Останки трех человек, причем один из них — в стадии разложения. От двух других остались только скелеты. На первый взгляд, все женские. Об идентификации по записям зубной формулы можно забыть. Перед тем как похоронить, им удалили зубы. Кроме того, тот человек или люди, которые это сделали, отрубили им пальцы на руках и ногах. Это классический пример гангстерской расправы до наступления эпохи ДНК. Просеивая землю, я не обнаружила костей запястья. А вы, когда будете осматривать большую берцовую кость, обратите внимание на борозды, которые, на мой взгляд, оставлены циркулярной пилой.

— Будем надеяться, что мы сможем установить их личности другим способом, — сказал Эдгар. — Мне бы очень не хотелось использовать тест на митохондриальную ДНК. Он, помимо того что отнимает массу времени, еще и очень дорогой.

Его волнует мнение бухгалтерии мэрии. Плохой знак.

— Не исключено, что останков здесь захоронено больше, — продолжала Дарби. — Мы вскрыли всего лишь пятачок земляного пола в подвале. Большая его часть залита бетоном, поэтому я бы попросила вас захватить с собой ультразвуковой локатор. Вам также понадобятся рабочие руки, чтобы передвинуть мебель. Свободного места здесь немного, так что, думаю, лучше ограничиться двумя-тремя помощниками.

— Доктор Картер оставил мне список аспирантов. У меня его с собой нет, поэтому придется по дороге завернуть в офис. Еще раз приношу свои извинения: обычно я не столь неорганизован.

— Торопиться некуда. Вам придется задержаться здесь на некоторое время. Не исключено, что и до утра.

«Как и мне», — мысленно добавила Дарби. Она уже вызвала несколько бригад экспертов-криминалистов, чтобы тщательно обследовать дом.

— Доктор МакКормик, если это действительно не к спеху, то я хотел бы осмотреть останки in situ[14].

— Я так и думала. Я тут немного порылась в надежде отыскать обрывки одежды или украшений, которые могли бы помочь в идентификации, но в остальном все осталось так, как было.

— Благодарю вас, — откликнулся Эдгар. — Постараюсь прибыть как можно быстрее.

Дарби закрыла телефон, жалея, что не может отправиться домой и принять душ. Влажная одежда прилипала к телу, и она чувствовала себя такой же грязной, как оконное стекло в спальне. Она взглянула на часы. Половина одиннадцатого.

На улице засверкали вспышки, словно фотографы собрались на каком-нибудь очередном светском мероприятии. До слуха Дарби донеслись пулеметные щелчки «клик-клик-клик» затворов фотокамер, когда двое санитаров из бригады судебно-медицинских экспертов, в масках и защитных комбинезонах, спустились по ступенькам крыльца с носилками, на которых лежало упакованное в черный пластиковый мешок тело Питера Алана. Фотографы подняли камеры над головой, чтобы запечатлеть эту сцену. Телеоператоры стояли на крышах фургонов и автомашин, на тротуаре, и даже, потеснив местных жителей, на ступеньках соседних домов. На другой стороне улицы, на углу, на крыльце дома стояла босая женщина в розовой майке с бретельками и шортах в тон, разговаривая о чем-то с коренастым лысым мужчиной.

«Да это же водитель коричневого фургона! И на нем тот же самый светло-серый пиджак и коричневые брюки».

Не сводя с мужчины глаз, Дарби потянулась за телефоном и нажала кнопку с запрограммированным номером Купа.

— Ты где? — спросила она, когда он ответил на вызов.

— В подвале.

— Поднимись в гостиную и выгляни в окно, которое выходит на улицу. Я все объясню, когда ты будешь на месте.

Лысый стоял, наклонившись к женщине, и что-то говорил ей на ухо. Та скрестила руки на груди и смотрела себе под ноги.

Дарби огляделась по сторонам. Никаких признаков коричневого фургона.

«Скорее всего, он припаркован в переулке неподалеку».

— О'кей, — раздался в трубке голос Купа, — я на месте.

— Посмотри на другую сторону улицы, вправо от себя. Видишь женщину в облегающих розовых шортах? У которой на заднице крупными буквами написано слово «неприятности»?

— Вижу.

— А мужчину, который стоит справа от нее, с телосложением пивного бочонка? Я видела его сегодня утром в Белхэме, он сидел за рулем фургона, — сказала Дарби. — Я хочу, чтобы ты не спускал с него глаз, пока я буду разговаривать с Дженнингсом.

35

Выйдя из спальни, Дарби прицепила телефон к поясу, быстро сбежала по ступенькам и принялась проталкиваться сквозь толпу патрульных, набившихся в кухню, как селедки в бочку. Дженнингс стоял в арочном проеме, отделявшем кухню от гостиной. Она подошла к нему, краешком глаза разглядев Купа, наблюдавшего из окна за улицей, и повернулась лицом к собравшимся. Дженнингс все еще держал речь, когда она бесцеремонно прервала его.

— Прошу прощения, детектив. Джентльмены, минуточку внимания… Благодарю вас. Я буду говорить быстро, поэтому слушайте внимательно. Никаких уточняющих вопросов не будет. — Она уже мысленно выстроила свои аргументы, поэтому говорила быстро, но четко. — Джексон Купер находится в гостиной, наблюдая за пожилым белым мужчиной, который стоит на другой стороне улицы. Он лысый, ростом около шести футов, коренастый и сложением напоминает пивной бочонок. На нем легкий светло-серый спортивный пиджак и коричневые брюки. Он вооружен. Этот человек представляет интерес для расследования как этого дела, так и того, что проводится сейчас в Белхэме. Он работает с одним или несколькими помощниками, которые могут представляться федеральными агентами. Предположительно они ездят в коричневом фургоне с номерами штата Массачусетс. — Дарби назвала цифры и буквы на номерном знаке. — Даже если фургона поблизости не окажется, я уверена, что он пришел сюда не один. Я хочу, чтобы вы разбились на группы и начали прочесывать окрестности по периметру, ключевые точки которого я сейчас назову.

Дарби хорошо знала Чарльстаун, потому без запинки отбарабанила названия улиц и перекрестков. Затем, обернувшись к Купу, она спросила:

— Объект все еще находится на другой стороне улицы?

— Да, — ответил Куп.

— Отлично! — откликнулась Дарби, снова поворачиваясь лицом к собравшимся. — Хорошенько посмотрите на него, перед тем как разойтись. Ни в коем случае не пользуйтесь своими радиопередатчиками. У меня есть основания полагать, что эти люди прослушивают разговоры на полицейских частотах.

Она ткнула пальцем в детектива, стоявшего напротив, и сказала:

— Дайте мне номер вашего мобильного.

Он выполнил ее просьбу, и Дарби занесла номер в память своего телефона.

— Как вас зовут? — снова обратилась она к нему.

— Гэвин.

— Если мне понадобится помощь или возникнет какая-нибудь проблема, я свяжусь с Гэвином. А теперь я вручаю бразды правления детективу Дженнингсу. — А вы что будете делать? — поинтересовался какой-то патрульный в задних рядах.

— А я представлюсь ему лично, — отозвалась Дарби, — и приглашу его в гости.

Негромкий смех был ей ответом.

Она открыла заднюю дверь, выходящую в узкий переулок, заставленный мусорными баками и черными пластиковыми пакетами. Пробежав до конца, Дарби осторожно выглянула наружу и рванула налево, по Тэтчер-стрит. Кобура с пистолетом больно била ее по бедру. Так, теперь направо на Гровер-стрит. Меньше чем через минуту она окажется на Графтон-стрит. Там снова придется повернуть направо, пересечь улицу и вернуться к началу улицы Олд-Рутерфорд, где стоит лысый. В общей сложности ей предстоит трехминутная пробежка.

Тренировочные кроссы с полной боевой выкладкой в полицейском спецназе не прошли даром. Она бежала легко и вполне уложилась в назначенный срок.

Дарби выскочила направо на Графтон-стрит и с удивлением заметила лысого, который поспешно шел по тротуару в своих роскошных ботинках с накладками из кожи с дырочками и насечками.

Почему Куп не позвонил ей?

Дарби перешла на шаг. Пот струился по лбу и заливал ей глаза. Сердце гулко билось в груди, но она ни капельки не запыхалась.

Лысый остановился под уличным фонарем, и она увидела, как он поднес к уху мобильный телефон. Он был выше ее на добрых пять дюймов — ростом в шесть футов и два дюйма, решила Дарби — и в два раза шире. Она прекрасно рассмотрела его лицо со следами оспин. Это был тот самый человек, которого она видела сегодня утром.

Взгляд лысого наткнулся на нее. Она уже потянулась к кобуре, как вдруг он резко развернулся и побежал по узкому проулку между домами.

Проклятье! Дарби бросилась за ним и мгновением позже была уже на углу. До нее доносился топот удаляющихся шагов.

Она повернула в переулок и заметила впереди тень, мелькнувшую за мусорными баками. Она бросилась в погоню, но, добежав до следующего угла, остановилась. Развернувшись, она увидела, что он выбегает на улицу, и бросилась следом.

Лысый пребывал не в лучшей физической форме, но для такого крупного мужчины он двигался на удивление легко и быстро. Кроме того, он намного опережал ее.

Расстояние между ними начало сокращаться, когда Дарби услышала щелчок захлопнувшейся дверцы. Завизжали шины, это автомобиль резко взял с места. Когда она наконец добежала до угла, то успела заметить лишь багажник темной машины, которая тут же скрылась из виду.

36

Джейми положила электрическую машинку для стрижки волос на газеты, которыми накрыла туалетный столик в ванной. Она остригла волосы после того, как увидела Майкла. Перед этим он выходил из комнаты, чтобы воспользоваться ванной. Она надеялась, что он не станет снова запирать дверь своей спальни.

Так оно и оказалось.

Она приоткрыла дверь и увидела, что сын спит, лежа на боку.

Правая сторона его лица опухла.

Майкл не пошевелился, когда она откинула покрывало в сторону и легла рядом, обняв его одной рукой.

«Теперь для меня единственный способ прикоснуться к своему ребенку — это залезть к нему в постель, пока он спит. Только так я еще могу ощутить его близость».

Глаза у нее защипало. Глотая слезы, чтобы не расплакаться, Джейми поцеловала сына в щеку и осталась лежать рядом. Сон не шел к ней. Под футболкой она чувствовала толстый, грубый шрам у Майкла на груди, оставшийся после операции, в ходе которой врачи спасли ему жизнь.

«Прости меня, Майкл, за то, через что тебе пришлось пройти. И за то, что еще предстоит. Если бы существовал способ все исправить, я бы воспользовалась им. Богом клянусь, я воспользовалась бы им с радостью!»

Майкл пошевелился и поднял голову. Голос его спросонья звучал хрипло и даже грубо. Он ожидал увидеть Картера, потому что иногда младший брат забирался к нему в кровать. Увидев ее, Майкл встревожился.

— Что случилось? Тебе плохо?

— Нет. Я… а-а… в порядке.

Взгляд сына был холодным и неумолимым, как рентгеновский луч.

— Что такое? От тебя пахнет так же, как в воздухе после разрывов петард.

«Он чувствует запах кордита», — подумала она. Никакое количество воды и мыла не способно убить гарь. Она попробовала воспользоваться рецептом, который ей дал как-то инструктор по огневой подготовке, — протерла кисти рук дольками лимона, но, похоже, это не помогло.

— Твое… лицо. Что… а-а… с ним… а-а…

— Не волнуйся, ничего страшного. Он снова опустил голову на подушку

— Драка?

Майкл не ответил. Отвернувшись от нее, он стал смотреть в окно.

— Директор… а-а… лагеря… она… звонила… Он вздохнул.

— Сегодня я подрался с Томми Джеррардом.

— Из-за чего?

— Не имеет значения. Мне пришлось зайти к мисс Френч в кабинет. Я сказал ей, что больше не хочу ходить в лагерь, так что, похоже, завтра я останусь с тобой.

Джейми поцеловала сына в затылок и крепко обняла. Она почувствовала, как он замер и напрягся.

Но Майкл не стал отталкивать ее от себя. И не сбросил ее руку, — Прости… меня, — снова прошептала она и еще крепче прижала его к себе. — Мне жаль… что Томми… так… а-а… сильно… ударил… а-а… тебя.

Майкл ничего не сказал.

— Люблю, — прошептала Джейми. — Люблю… тебя.

— Но сначала ты побежала к нему.

Джейми замерла, боясь пошевелиться.

— Ты решила, что можешь спасти только одного из нас, — продолжал Майкл, — и ты выбрала Картера.

— Нет! — прошептала она, вцепившись в него обеими руками. — Я…

— Я был там, помнишь? Я видел тебя. — Голос его, едва слышный, был лишен и следа эмоций. — Ты сначала бросилась к нему.

Он был прав. Сначала она подбежала к Картеру. После того как ей удалось освободиться и она встала со стула, к которому ее привязали, после того как она позвонила в службу 9-1-1, она кухонным ножом разрезала скотч, которым ее полуторагодовалый сынишка был привязан к стулу, и стала делать ему искусственное дыхание, пока Майкл, тоже примотанный к стулу, истекал кровью. Она же думала только о том, что должна спасти Картера первым: он был так мал, в него стреляли дважды, и он потерял много крови. Когда прибыла первая карета «скорой помощи», Майкл уже потерял сознание. Старший сын запомнил все, что случилось, и эта память проложила между ними глубокую пропасть, которая не исчезла с годами. Но сейчас он впервые выразил свои чувства вслух и больно ранил ее.

Джейми задыхалась от волнения. Слова, которые ей отчаянно хотелось произнести, потерялись и застряли где-то на полпути между мозгом и языком. Она поцеловала Майкла в шею, ощутила, как он вздрогнул всем телом, а потом, не в силах больше сдерживаться, заплакала. Она целовала его в затылок, чувствуя, как слезы текут по щекам, и бормотала:

— Прости меня, Майкл. Прости меня…

Она снова и снова шептала эти слова, и ей хотелось только одного: уехать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от этой спальни и этого дома. Собрать вещи и переехать туда, где их не будут терзать воспоминания о прошлом и где их шрамы заживут без следа. Где они станут просыпаться по утрам без страха и слез.

37

Дарби позвонила патрульному Гэвину и приказала трубить отбой. Интересующее их лицо скрылось. Закончив разговор, она отправилась на поиски Купа.

Ей не пришлось искать долго. Она обнаружила его мирно беседующим с привлекательной женщиной в розовых облегающих шортах и словом «неприятности», крупными буквами написанным на заднице. Ее звали Мишель Бакстер. Оказывается, она не только училась с Купом в одной школе, но и вместе с ним ходила в один садик в Чарльстауне.

От Бакстер разило пивом и сигаретами. На губах у нее была ярко-красная помада, и вообще она явно переусердствовала с макияжем и тушью для ресниц. Улыбаясь, она флиртовала с Купом и вообще вела себя так, словно все вокруг пришли на шикарную вечеринку.

— Где вы живете, Мишель? — поинтересовалась Дарби.

— Прямо тут. — Бакстер махнула рукой на многоквартирный дом у себя за спиной. — Хотите пива или еще чего-нибудь?

— Нет, спасибо. А мы можем поговорить наверху?

— Конечно, почему нет?

Женщина погасила сигарету и стала подниматься по ступенькам.

Куп повернулся к Дарби и заявил:

— Дай мне самому побеседовать с ней. Ты же знаешь законы Чарльстауна — никто не станет сотрудничать с полицией. А я живу здесь, и, может быть, мне удастся заставить ее заговорить.

— Единственное, чего хочет эта женщина, Куп, так это затащить тебя в постель. Кроме того, она пригласила нас обоих. Думаю, со мной она станет разговаривать.

На лестнице воняло кошачьей мочой и табачным дымом. Откуда-то доносилась мелодия «Роллинг стоунз» «Укрой меня». Поднимаясь по ступенькам, Бакстер покачнулась.

— Эй, — сказал Куп, взяв ее под руку, — давай-ка я помогу тебе.

— Господи, ты просто душка! — Она поцеловала его в щеку, перепачкав губной помадой, и, хихикая, обернулась к Дарби. — Какой он сексуальный, верно?

— Прямо герой-любовник, — отозвалась Дарби.

В квартире Мишель на пятом этаже оказались поцарапанный паркетный пол и разнокалиберная мебель, пожертвованная Армией спасения. Кухонный столик и все рабочие поверхности были завалены бумагами, журналами, обертками от вермишели быстрого приготовления «рамен» и пустыми банками из-под содовой.

Бакстер захотела покурить, потому отвела их на балкон. Внизу на улице плескалось море сине-белых огней. Район не спал, и Дарби видела любопытные лица, прильнувшие к окнам.

Куп закрыл раздвижную стеклянную дверь и, скрестив руки на груди, привалился к стене. Хозяйка уселась на пластиковый стул для пикника, положила босые ноги на перила и закурила сигарету. Дарби присела на балконное ограждение, держась за него обеими руками.

Мишель Бакстер запрокинула голову и выпустила длинную струйку дыма в сырой и влажный воздух. Синеватые колечки зацепились за трусики и бюстгальтеры, висящие на бельевой веревке над ее головой, и растаяли.

— Человек, с которым вы недавно разговаривали, одетый в серый пиджак от костюма… — начала Дарби. — Вы сказали нам, что он полицейский.

— Верно, — согласилась Бакстер, смахивая упавшую на лоб челку крашеных светлых волос. Глаза у нее остекленели от выпитого и покраснели. — Он помахал у меня перед носом своим значком и всем прочим.

— Под «всем прочим» вы имеете в виду, что видели и его удостоверение личности?

— Нет, только значок.

— Как его зовут?

— Не знаю. Он не представился. Некоторые люди начисто лишены хороших манер, вы не находите? — Бакстер улыбнулась, но глаза ее оставались мертвыми. — Вы сами отсюда?

— Я выросла в Белхэме.

— Это не Чарльстаун.

— Знаю.

— Здесь все по-другому.

— То есть?

— Ну… просто по-другому. — Бакстер сделала длинную затяжку. — Я читала о вас в газетах, когда вы поймали того психа, который издевался над женщинами в своем подвале. Вы вроде как доктор. А лекарства и прочее дерьмо вы можете выписывать?

— Я доктор другого рода.

— Плохо. Так какой, вы говорите, вы доктор?

— У меня докторская степень по поведению преступников.

— Ага. Это объясняет, почему вы с ним.

Бакстер кивнула на Купа.

Дарби улыбнулась.

— Я часто вижу вас вдвоем, — продолжала женщина. — Вы, ребята, спите вместе или просто совмещаете приятное с полезным?

В разговор вмешался Куп.

— У Дарби другие запросы.

— Это действительно так, — согласилась Дарби. — Мишель, давайте вернемся к тому копу, с которым вы разговаривали. Когда он показал вам свой значок, как он выглядел?

— А как еще может выглядеть значок? Совсем как тот, что прицеплен к вашему поясу.

— Опишите мне его.

— Ну, такой весь из себя золотой. Блестящий. На нем было написано «Полиция Бостона».

— О чем он хотел с вами поговорить?

— Он хотел знать, не видела ли я, как кто-нибудь входил и выходил из дома Кевина Рейнольдса.

Дарби ждала продолжения. Но женщина молчала, и она спросила:

— И что вы ему сказали?

— Я сказала ему, что ничего не видела, — заявила Бак-стер, — и это правда.

— А почему он вообще обратился к вам?

— Не понимаю.

— Почему он выбрал именно вас?

Бакстер пожала плечами. Глаза у нее затуманились, и она спряталась в своем убежище, в котором, вероятно, провела большую часть жизни — в месте за укрепленными стенами и запертыми дверьми, где никто не мог до нее добраться.

— Дарби, — вмешался Куп, — ты не оставишь нас одних на минутку?

— Ей незачем уходить, — отмахнулась Бакстер. — Все равно я не скажу тебе ничего такого, чего нельзя было бы сказать при ней. То, что ты живешь здесь, Куп, не меняет того факта, что ты коп. — Она медленно повернула к нему голову. В глазах у нее по-прежнему было то же самое мертвое выражение. — У тебя, как всегда, все легко и просто, верно?

Дарби поинтересовалась:

— И что это должно означать?

— Ничего. — Бакстер взглянула на свои часики. — Давайте заканчивать нашу вечеринку, а? У меня больше нет сил. Я провела на ногах всю ночь.

— Не думал, что «Уол-Март» работает допоздна, — заметил Куп.

— Ох, не начинай, Куп, ладно?

— Ты ушла сама или тебя опять выгнали?

— Мне пришлось уйти, — ответила Бакстер. — Все, кто там работает, no hablo ingles[15]. А поскольку я не говорю по-испански, то и предпочла свалить, пока не поздно.

— И что, ты опять вернулась в стриптиз?

— Ступай домой, Куп. Я слишком стара и слишком устала, чтобы выслушивать твои душеспасительные речи. А еще лучше — обрати их на себя.

— Было приятно повидаться с тобой, Мишель. Береги себя. Он взглянул на Дарби и кивнул головой в сторону двери.

— Мишель, — не сдвинулась с места Дарби, — человек, с которым вы разговаривали, — не полицейский.

— Тогда почему он носит значок?

— Он прикидывается копом.

— Даже не знаю, что вам сказать. Я видела значок.

— Тогда почему вы заговорили с ним? Я-то думала, что местные обитатели живут и умирают в соответствии со своим обетом молчания. Или это не так?

Бакстер негромко рассмеялась.

— Нет, ну надо же…

— Почему вы с ним заговорили?

— У меня не было выбора. Этот парень может быть очень убедительным.

«Может быть…» — подумала Дарби.

— Откуда вы его знаете?

— Послушайте, это не имеет значения. Если я вам скажу, от этого ничего не изменится.

— Ну так скажите, и посмотрим.

Бакстер глубоко затянулась и уставилась невидящим взглядом перед собой. Как будто жизнь, которую она для себя представляла, ждала ее где-то там, вдали от этих плоских крыш и грязных окон, за много-много световых лет от этих исторических улочек, на которых Поль Ревер и прочие революционеры отражали атаки королевских войск.

Куп подошел к Дарби вплотную и сказал:

— Это пустая трата времени. Пойдем отсюда.

— У моей матушки, упокой Господь ее душу, — вдруг заговорила Бакстер, — были проблемы с кокаином. Большие проблемы. Под конец она продала почти все, что у нас было, хотя, честно признаться, и продавать-то было нечего, и тогда мистер Салливан…

— Мишель, — перебил женщину Куп, — не стоит предаваться этим воспоминаниям.

— Почему бы тебе не угоститься пивом или еще чем-нибудь? — предложила Бакстер, стряхивая пепел прямо на пол. — А еще лучше, пойди в ванную, открой там медицинский шкафчик и выбери себе парочку таблеток, которые я принимаю, когда начинаются женские дела. Они помогут справиться с предменструальным синдромом или что там у тебя начинается.

38

Дарби смотрела, как Бакстер достает жестянку «Будвайзера» из холодильника, стоявшего рядом с ее стулом. Ее внимание — и тревога — были обращены на Купа. По какой-то неведомой причине выражение его лица вызвало у нее в памяти образ матери — как Шейла расхаживала взад-вперед по приемному покою больницы, а в это время Биг Рэд лежал со вскрытой грудной клеткой на операционном столе. Ее мать, будучи медицинской сестрой, уже знала, что дверь надежды захлопнулась, что ее муж, с которым она прожила в браке двадцать два года, потерял слишком много крови и мозг его умер.

— Теперь-то я понимаю, что мать всегда сидела на кокаине, — сообщила Бакстер, швыряя пустую банку из-под пива на пол балкона. — Я пару раз заставала ее нюхающей «снежок» с одним из ухажеров, но даже не представляла, насколько все серьезно, пока мистер Салливан не просветил меня.

Кстати, мистер Салливан — это Фрэнк Салливан. Все в городке звали его «мистер Салливан», даже старожилы. Этот человек помешался на уважительности, как наверняка рассказывал вам Купе. Купс, помнишь то время…

— Давай прервем путешествие по волнам нашей памяти, о'кей? — заявил Куп. — Ты знаешь, как зовут того копа или нет?

— Может, Дарби будет интересно узнать, что значит расти в этом Святом городе[16] с мистером Салливаном, — продолжала Бакстер. — У меня такое чувство, будто ты не посвятил ее… ну, ты понимаешь… в некоторые интимные подробности.

— Пойдем, Дарби. Это пустая трата времени.

— Вот, значит, приходит ко мне однажды мистер Салливан после школы и говорит, что мою мать отвезли в больницу, — продолжала Бакстер. — Передозировка, говорит он. Естественно, я расстроена. Мы с матерью не очень-то ладили, особенно после того как мой отец ушел, но мне было тринадцать, и она, несмотря на свои недостатки, была для меня всем миром, понимаете? Мистер Салливан этак осторожненько меня обнимает, пока я стою и реву, и уверяет, что беспокоиться не о чем. Дескать, он позаботится обо всем и со всем разберется. Он приглашает меня к себе в машину, и мы вместе едем в супермаркет купить мне новую одежду, духи, косметику — все, что я только захочу, говорит он. Девочки в моем возрасте, говорит он, не должны выглядеть так, как я. А по дороге домой мистер Салливан рассказывает мне о деньгах, которые мать задолжала ему за «снежок», и эта цифра не включает сумму, которую она останется должна больнице, поскольку медицинской страховки у нее нет. Вот так он и отвозит меня к себе домой, отправляет наверх и говорит, чтобы я искупалась и привела себя в порядок, поскольку мы поедем в больницу, сядем и втроем обсудим, как нам решить эту маленькую проблему. Я все еще плачу, и мне кажется, будто все это… происходит не со мной, когда мистер Салливан решает залезть со мной под душ. Он говорит мне, что я должна быть сильной. Ради своей матери. — Бакстер сильно затянулась сигаретой. — Мне всегда было интересно, что бы случилось, если бы я не решила оказать сопротивление. Может быть, тогда он не схватился бы за пистолет.

Куп массировал переносицу. Бакстер пила пиво. Дарби сидела, боясь пошевелиться.

— Девчонки, с которыми я познакомилась, были добры ко мне, — снова заговорила Мишель. — Они были примерно моими ровесницами. И показали мне, как по-быстрому избавляться от мужиков.

— Какие девчонки? — спросила Дарби. — О ком вы говорите?

— Мистер Салливан устраивал этакие частные вечеринки в шикарных отелях Бостона. Он снимал там президентские апартаменты два раза в месяц. Я и остальные девчонки, которых он туда приводил, могли пользоваться баром без ограничений. А напитки там были — закачаешься. Да и «снежка», героина и всего прочего там было сколько душе угодно. Вот так я и привыкла нюхать героин, чтобы стряхнуть воспоминания о слишком грубых клиентах.

— Сколько раз с вами случалось такое?

— Я сбилась со счета после первого месяца или двух.

— Вы заявили об этом?

— Вы имеете в виду полицию?

— Да.

Бакстер рассмеялась.

— А с кем, по-вашему, я трахалась в отелях?

Куп счел за благо вмешаться:

— По-моему, на сегодня хватит.

— Но о видеопленках я узнала позже, — словно не слыша его, продолжала Мишель. — Мистер Салливан установил видеокамеры на тот случай, если кто-нибудь из копов откажется, ну, не знаю, сотрудничать или что-нибудь в этом роде. Кажется, все закончилось тем, что он продал эти пленки ребятам, которые занимались производством порнофильмов в Китае или Японии. Они там вообще помешались на этом. Эй, Куп, ты же видел одну из этих пленок на мальчишнике у Джимми ДеКарло!

Куп ничего не ответил. Но капли пота у него на лбу не имели ничего общего с жарой.

— Что случилось? — полюбопытствовала Бакстер. — С той пленкой, я имею в виду?

— Не знаю, — с видимым усилием выдавил из себя Куп.

— Вот как? Я думала, что ты ее уничтожил. Но теперь это не имеет значения, она уже наверняка попала на какой-нибудь интернет-сайт.

Дарби спросила:

— Вы рассказали матери о том, что сделал с вами Салливан?

— Она уже знала, — ответила Бакстер. — Мистер Салливан показал ей снимки, сделанные «Полароидом», те самые, на которых он приставлял пистолет к моему виску. И те, на которых я у него отсасывала. Вот они-то расстроили ее по-настоящему.

— Это мать вам так сказала?

— Ей не нужно было ничего говорить. Мистер Салливан взял меня с собой в больницу. Так что я была там, когда он показывал ей фотографии. Думаю, он хотел, чтобы мое присутствие заставило ее и меня задуматься.

— Ваша мать обратилась в полицию?

— Вы шутите? Она посоветовала мне держать язык за зубами и делать, что велят, иначе со мной могло случиться то, что происходило с другими подружками мистера Салливана. Поскольку я сейчас сижу здесь и разговариваю с вами, угадайте с трех раз, какое решение я приняла?

У Дарби голова шла кругом. Она не знала, что хуже: то, что женщина монотонным, лишенным всяких эмоций голосом, как у пациента, которому сделали лоботомию, рассказывала, как ее неоднократно насиловали полицейские и главарь гангстерского клана, или то, что этот кошмар происходил с благословения ее матери.

— Мишель, — спросила Дарби, — вам известны имена пропавших женщин, которые встречались с Салливаном?

— Ничего не приходит в голову. Спросите Купа. Он ухаживал за несколькими подружками мистера Салливана.

— Нет! — выкрикнул тот хриплым голосом. — Этого не было!

— Правильно. Я совсем забыла. Ты не ухаживал за ними, ты просто трахал их. Ты и другие парни на вечеринках в отелях.

Куп оттолкнулся от перил.

— Я никогда не принимал участия ни в чем подобном, Мишель, и тебе это прекрасно известно.

— Эй, я не осуждаю тебя за то, что ты решил помочить свой конец. Ты же у нас не святоша, верно?

— Будь оно все проклято, и ты тоже, Мишель! — заявил Куп. — Я ухожу отсюда.

Куп открыл раздвижную стеклянную дверь, а потом с грохотом задвинул ее за собой. Дарби смотрела ему вслед. Ей хотелось броситься за ним и понять наконец, что здесь происходит.

39

Бакстер взяла пачку сигарет «Мальборо» и сказала:

— Кажется, я привела его в замешательство.

Дарби вдруг поняла, что, помимо смятения и растерянности, в глубине души злится на эту женщину.

— Я бы сказала, что вы очень постарались спровоцировать его.

— У нас с Купом много общего.

— Что именно? Вы встречались с ним?

— Нет, а жаль. К несчастью, у него были высокие требования, и он получил свой кусок пирога, потому что чертовски симпатичен. Все женщины, которых я знаю, готовы с радостью прыгнуть к нему в койку. Уверена, что и вы подумывали об этом, разве нет?

— И все-таки, что вас связывает?

— Это уж пусть он вам расскажет. А с меня на сегодня довольно.

— Присядьте. У меня к вам еще несколько вопросов о тех копах, которых вы встречали на вечеринках в отеле.

— Я не знаю, как их зовут, если вы спрашиваете об этом. Как это ни странно, но они почему-то не сочли нужным мне представиться.

— А их лица вы смогли бы узнать?

— Они носили маски Хэллоуина. А с маской на лице можно вытворять что угодно.

— А вы не слышали, как они называют друг друга? Или, быть может, другие женщины говорили вам что-нибудь по этому поводу?

— Нет и нет. Я видела только их члены. Вот если у вас найдутся фотографии мужских членов, тогда я помогу вам в них разобраться.

— Тот человек, который недавно с вами разговаривал…

— Он — коп, — отрезала Бакстер, закуривая очередную сигарету. — Не спрашивайте меня, как его зовут, потому что у него никогда не было имени.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что есть такие люди, которые появляются здесь и снова исчезают, как призраки. Спросите Купа. Он скажет вам то же самое.

— Этот коп был одним из тех, кого вы встречали в отеле?

— Я бы не удивилась этому.

— А как насчет других девушек в отеле, вы знали их? Бакстер откинула голову на спинку стула и уставилась в темное небо.

— Большинство из них умерли или сидят в тюрьме.

— Вы знали кого-нибудь из них?

— Кое-кто из них родился и вырос в Чарльстауне. Мистеру Салливану нравились местные девчонки. Наша гордость и все такое, говорил он.

— Кендра Шеппард была одной из таких девушек?

— Не знаю такую.

— Вы уверены? Она выросла здесь. Кстати, ее родителей убили не далее чем в трех кварталах отсюда. Мне кажется, что вы должны помнить об этом случае. Ее родителей застрелили во сне. А потом Кендра таинственным образом исчезла.

— Здесь многие умерли. Или исчезли.

— Мишель, зачем вы рассказали мне историю о себе и своей матери?

— Я подумала, что вам не помешает урок истории, док.

— Мне кажется, дело не только в этом.

Где-то вдалеке гулко хлопнули двери. Бакстер повела себя так, будто услышала выстрелы. Она вскочила на ноги и, вцепившись обеими руками в ограждение балкона, расширенными от страха глазами уставилась на группу людей, вооруженных ведрами, лопатами, носилками и ситами, которые стояли внизу, на улице, вокруг фургона. Со своего места Дарби разглядела невысокую и пухлую фигуру доктора Эдгара и его прическу в стиле Альберта Эйнштейна с развевающимися встрепанными волосами.

— Кто эти люди? — спросила Бакстер.

— Это студенты отделения антропологии. Женщина растерянно посмотрела на нее.

— Они помогут выкопать тела в подвале, — пояснила Дарби. — Мы нашли останки трех человек. Все женщины.

Бакстер ничего не сказала. Она смотрела, как студенты гуськом потянулись в дом.

— Этих женщин будет нелегко идентифицировать, — сказала Дарби. — Кто-то вырвал у них зубы и отрезал пилой пальцы на руках и ногах. Если вам известно что-нибудь, что может помочь нам…

— Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.

— Не можете или не хотите?

— Нельзя поймать призрака.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду, что по-прежнему есть люди, которые приходят сюда и уходят, как призраки. И у них нет имен.

— Как тот мужчина, с которым вы недавно разговаривали?

Бакстер не сводила глаз с дома.

— Похоже, вы нормальная женщина, но вся штука в том, что здесь никто не станет разговаривать с вами. А с теми, кто все-таки рискнет заговорить, произойдет несчастный случай. Или они попросту исчезнут. У вас к поясу прицеплен значок? С таким же успехом вы можете быть прокаженной.

Дарби облокотилась о перила балкона рядом с Мишель и сказала:

— Кендра Шеппард жила в Вермонте вместе с сыном.

Никакой реакции.

— Кендра жила под чужим именем — Эми Холлкокс, — продолжала Дарби. — Они с сыном приехали в Белхэм несколько дней назад.

— Сколько лет ее сыну?

— Двенадцать. Человек, выдававший себя за федерального агента, вошел к нему в палату, и Шон, сын Кендры, испугался того, что ему придется уехать с этим человеком. И знаете, что он сделал?

Ответом ей было молчание.

— Шон попытался совершить самоубийство, — сказала Дарби. — Выстрелил себе в голову. Похоже, он носил с собой пистолет для защиты. Перед тем как убить себя, он сказал мне, что его мать боялась, что эти люди отыщут ее. И они ее нашли. В Белхэме. Хотите знать, что случилось с Кендрой?

— Не очень, если честно.

— Ее привязали к стулу и перерезали горло.

Бакстер перевела взгляд на балконное ограждение и длинным ногтем, на котором сверкали фальшивые бриллианты, луна и звезды, отколупнула чешуйку краски.

— Вы не знаете кого-то, кто мог бы поступить с ней так? — спросила Дарби.

— Нет.

— Вы знали, что Кендра Шеппард сменила имя и сбежала отсюда?

— Нет.

— Вы готовы подтвердить свои слова под присягой?

— Конечно, почему нет? Вы можете снять с меня показания прямо сейчас, если хотите. Вон там, под одной из ножек кухонного стола, торчит Библия. Мне нужно было подложить что-нибудь, чтобы он не шатался.

— Если вы боитесь, я могу устроить предупредительное заключение с целью защиты.

— У кого, у федералов? — Бакстер рассмеялась. — Нет уж, спасибо. Лучше я буду полагаться на себя здесь, в реальном мире.

Дарби сменила тактику.

— Мишель, то, через что вам пришлось пройти… не могу выразить словами, как мне жаль вас. — Она надеялась, что голос выдает чувства, которые она сейчас испытывала. — Вы не заслужили такого обращения. И никто не заслуживает.

— Мне не нужна ваша жалость. Я всего лишь хотела объяснить вам, как обстоят дела.

— Я могу направить вас к психоаналитику, который не возьмет с вас денег за свои услуги.

— Разговоры не изменят того, что произошло. Они не смогут стереть того, что осталось у меня в памяти.

— Это может помочь.

— Нет, спасибо. Предпочитаю амбиен и перкоцет. Вместе они способны творить чудеса.

Дарби положила на перила свою визитную карточку.

— Завтра, когда протрезвеете, позвоните мне, и мы поговорим.

Бакстер оттолкнулась от перил и затушила сигарету о карточку.

— Когда будете уходить, можете угоститься пивом на прощание. Не стесняйтесь.

40

Дарби закрыла за собой дверь в квартиру Бакстер. Она стояла в темном коридоре, испытывая странное головокружение и слабость в коленях. И не рассказ женщины был тому причиной. Унижения и изнасилования, которым неоднократно подвергалась Бакстер, серийные убийцы и насильники… эта история во всех ее вариантах не несла в себе ничего нового. Дарби собрала их уже целую коллекцию, начиная с той поры, когда только делала первые шаги в качестве судебно-медицинского эксперта, когда ее вызывали в больницу для обследования очередной жертвы — всегда молодой, красивой и уязвимой. Эти рассказы, услышанные из первых рук, и проводимые ею медицинские освидетельствования стали для Дарби своеобразной прививкой, и теперь она хорошо разбиралась в бесчисленных способах, с помощью которых мужчины причиняли женщинам боль и страх. Потом, перейдя в лабораторию криминалистики, она столкнулась со смертью. Она видела ее слишком часто, снова и снова с некоторыми вариациями выслушивала те же самые истории, и ее мозг, как и у всякого нормального человека, не имея иного выбора, вынужден был защитить ее и себя. Как хозяин заколачивает окна дома досками, чтобы уберечь их от следующего урагана, ей пришлось задраить люки своей души, чтобы не сойти с ума.

Но у любой крепости, даже хорошо укрепленной, всегда найдутся слабые места. И не имеет значения, сколько бурь и штормов она вынесла, каждый новый ураган отличается от предыдущего. У Дарби подгибались ноги и сердце обливалось кровью от того безжизненного — нет, лишенного души — тона, которым Бакстер рассказывала о личной драме, которую ей пришлось пережить. Дарби казалось, что сам Господь нашептывает ей на ухо историю этой несчастной женщины. Извини, но у тебя нет выбора, тебе придется смириться с этим, и все тут.

Что, собственно, и произошло. Бакстер не могла обратиться в полицию. А ее мать, единственный человек на свете, которому полагалось защищать ее, приказала своей дочери держать язык за зубами и отработать долг собственным телом. Господи Иисусе…

Дарби распахнула входную дверь и сразу же увидела Купа. Прижав к уху мобильный телефон, он ходил взад и вперед по тротуару. Куп увидел, что она идет к нему, сказал что-то своему абоненту и сунул трубку в карман.

Протиснувшись сквозь изрядно поредевшую толпу, он встретил ее на полдороге, прямо посреди улицы. За все годы совместной работы Дарби еще не видела его таким взбешенным. И испуганным.

— Давай расставим все точки над «i». Раз и навсегда! — выпалил он, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. — Все, что наговорила обо мне эта Типси МакСтейджер из «Симпсонов», о том, что я ходил на эти вечеринки, где мочил свой член, — полная и совершенная ерунда. Клянусь жизнью моей матери!

Дарби молча кивнула.

— Что, ты мне не веришь?

— Разумеется, я верю тебе, — сказала она. — Я все еще пытаюсь переварить услышанное.

— Ну давай, назови вещи своими именами. Тебе же этого хочется! Я вижу это по твоим глазам.

— Ты видел видеопленку, на которой насилуют Бакстер? Куп скрипнул зубами, и лицо его приобрело густо-кирпичный оттенок.

— Совершал ли я поступки, которыми нельзя гордиться? — спустя несколько мгновений произнес он. — Еще бы. Но ты говоришь о том, что произошло больше двадцати лет назад. Мне было девятнадцать, и я стоял в комнате вместе с парнями, которые отмотали серьезные сроки в тюрьме. Если я бы захотел изъять эту пленку, то сейчас на место преступления мне пришлось бы выезжать в инвалидной коляске.

— Однако классные у тебя были друзья.

— Послушай, мне очень жаль, что с Мишель все вышло именно так. Это настоящая трагедия…

— Нет, Куп, это преступление.

Он поднял руки над головой, сдаваясь.

— Никто не спорит. Но ты должна простить меня за то, что сейчас я… ну, не знаю… не ползаю по земле, вымаливая прощение. Многие люди, включая меня самого, изо всех сил старались помочь Мишель. Я могу составить список длиною в милю из тех, кто из-за нее загремел за решетку, кто просил за нее знакомых, чтобы те дали ей нормальную работу, на которой она имела бы медицинскую страховку… Но всякий раз она со скандалом увольнялась и снова возвращалась к шесту стриптизерши. Если хочешь, я могу познакомить тебя с человеком, который оплачивал ее пребывание в реабилитационном центре. Причем дважды.

— Что вас связывает?

— Нас ничего не связывает.

— Нет, что-то происходит. Ты все время пытался выпроводить меня из ее квартиры.

— Мне просто не хотелось еще раз выслушивать ее историю. Рано или поздно приходит время перестать изображать из себя жертву. Следует принять решение продолжать жить дальше, взять на себя ответственность и прекратить валяться в грязи, вырывая на себе волосы и взывая о помощи.

— Ты говоришь это исходя из собственного опыта?

— Все, с меня хватит!

Куп развернулся и пошел прочь.

Дарби поймала его за руку.

— Я просила тебя наблюдать за тем человеком. Почему ты не позвонил, когда тот ушел?

— Я пытался, но в трубке были слышны одни помехи.

— Дай мне твой телефон.

— Зачем?

— Просто дай его мне.

— Я устал от твоих…

Она сорвала телефон у него с пояса, открыла и просмотрела журнал исходящих звонков. Куп не звонил ей.

— Почему ты лжешь мне?

Он отвернулся, глядя на многоквартирный дом на другой стороне улицы.

— Этот полицейский, с которым разговаривала Бакстер… — сказала Дарби. — Ты ведь знаешь, кто он такой, правда?

Он не ответил.

— Бакстер сказала мне, что этот человек — призрак, — продолжала Дарби. — И еще она добавила, что ты скажешь то же самое. Откуда ты его знаешь?

— Давай оставим эту тему, о'кей?

— Я не намерена оставлять эту тему. Если тебе известно что-то… Куп, если ты намеренно утаиваешь нечто такое, что мешает проведению расследования, то ты должен…

— Я хочу, чтобы меня отстранили от этого дела и уволили из твоего отдела. Я больше не хочу работать в лаборатории криминалистики.

От изумления Дарби не могла вымолвить ни слова, хотя прекрасно расслышала Купа — его слова эхом отдавались у нее в голове.

— Я сейчас поеду в участок и напишу заявление о переводе, — сказала он.

— И какую причину ты укажешь в качестве основания?

— Конфликт интересов.

— С кем? С Кендрой Шеппард? Или тебе известны имена всех женщин, останки которых мы обнаружили в подвале?

— Я не знаю, как их звали.

— Но у тебя есть некоторые предположения, верно?

— Нет.

Ложь. Она видела это по его глазам.

— Почему ты так торопился попасть в дом Кевина Рейнольдса?

Он не ответил.

— Почему ты мне не доверяешь?

— Дело не в доверии, — пробормотал он.

— Тогда в чем?

— Мое заявление будет у тебя на столе, когда ты вернешься в лабораторию.

— Я его не подпишу.

— Это твое дело, — ответил он и ушел.

Дарби все еще смотрела ему вслед, когда зазвонил телефон. Она сняла его с пояса и взглянула на экран. Это был Рэнди Скотт.

— Отпечаток, который Куп снял с рассверленной пули, отыскался в базе данных, — сообщил Рэнди. — НБОП утверждает, что отпечаток пальца принадлежит человеку по имени Фрэнсис Салливан из Чарльстауна, штат Массачусетс.

— Это невозможно. Фрэнк Салливан…

— Мертв, я знаю. Здесь сказано, что он погиб в июле тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.

— Значит, произошла ошибка.

— НБОП говорит, что вероятность совпадения составляет девяносто два процента. Не думаю, что это ошибка.

Дарби отыскала взглядом Купа и увидела, что тот разговаривает с Арти Пайном.

— А как насчет других отпечатков в доме, есть новости?

— Пока нет.

— Не исключено, что мне понадобится твоя помощь здесь. Твоя и Марка.

— Хорошо. Мы почти закончили обрабатывать улики. Дарби сунула телефон в карман. Она собиралась еще раз поговорить с Купом. Он что-то знал, и она не могла понять, почему…

Дом взорвался. В воздух взлетели щепки, обломки досок и куски тел. Следующий взрыв прогремел под ее служебным автомобилем, «фордом-эксплорером», и Дарби почувствовала, как невидимые руки отрывают ее от земли и подбрасывают в воздух. Она сделала безнадежную попытку ухватиться за него обеими руками, а потом рухнула на припаркованную машину, врезавшись головой в ветровое стекло. Во все стороны брызнули осколки, и она провалилась в темноту.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

41

Джейми сидела за рулем своего фургона, подняв стекла и включив кондиционер, чтобы не вспотеть в наряде, который больше подходил для ранней осени. Она предпочла надеть джинсы, разношенные сапожки «Тимберленд» и одну из мешковатых толстовок Дэна. Она скрывала ее грудь и наплечную кобуру с «магнумом», причем хлопчатобумажная ткань позволяла дышать, и в ней Джейми чувствовала себя намного комфортнее, чем в штормовке, в которой наведалась в подвал того дома.

Джейми также позаимствовала у Майкла его сногсшибательные солнцезащитные очки и одну из его любимых бейсболок — ярко-желтую, со словами «Дамский угодник», вышитыми рядом с изображением Гомера Симпсона в одних белых трусах. Она низко надвинула козырек бейсболки на лоб, чтобы скрыть хирургические швы. Электрической машинкой она обкорнала свои локоны, обзаведясь короткой армейской стрижкой. Издалека, особенно в предутренних сумерках, ее можно легко принять за мужчину.

Она подалась вперед на сиденье и второй раз за прошедший час внимательно вгляделась в свое отражение в зеркале заднего вида. Вблизи она походила на долговязого и тощего подростка с женственными чертами, но довольно заметные шрамы на подбородке и нижней челюсти вкупе со свежей повязкой на лице должны были придать ей мужественности.

«Костлявый парнишка, которому надрали задницу», — невесело усмехнулась про себя Джейми. Она должна была выглядеть как водитель, которого Бен Мастерс нанял, чтобы отвезти Кевина Рейнольдса в безопасное место.

Джейми бросила взгляд на часы на приборной панели фургона: 4:45 утра. До назначенного срока оставалось пятнадцать минут.

Джейми потянулась к бутылке «Гаторейда». На дне собрался тонкий слой белого осадка. Она взяла шесть таблеток прописанного ей ксанакса, раздавила их ложкой и высыпала белый порошок в ярко-красную жидкость. Одна таблетка приводила ее в состояние тупого умиротворения, а такому слону, как Рейнольдс, наверняка понадобится не меньше трех-четырех. Шесть таблеток, решила она, гарантированно обеспечат ему долгий, здоровый сон. После того как он вырубится, она свяжет его, накроет брезентом и за десять минут отвезет в уединенное местечко дальше по дороге.

А если Рейнольдс откажется повиноваться, придется покончить с ним прямо здесь.

Джейми не очень-то беспокоилась, что их могут услышать или увидеть. Случайно сюда, в Уотерман-парк, могли забрести только одержимые любители ботаники. Отец, еще когда был жив, рассказывал Джейми, что кризис конца восьмидесятых сильно ударил по Белхэму, и первая бюджетная статья расходов, подвергшаяся сокращению, касалась Департамента общественных работ. Фонтан, игровые площадки, качели и детские горки в Уотерман-парке были демонтированы. Здесь остались лишь большое поле, заросшее выгоревшей коричневой травой, и клочки вытоптанной земли. Да еще мост.

Мост стал главной причиной, побудившей Джейми остановить свой выбор на этом месте. Попасть сюда, равно как и уехать отсюда, можно было только по нему, потому что пройти прямиком через лес невозможно. Если только, разумеется, вы не против продираться сквозь колючие кусты. Словом, Рейнольдс никак не мог подобраться к ней незамеченным.

Откинувшись на спинку сиденья, Джейми снова вернулась мыслями к Майклу.

«Ты решила, что можешь спасти только одного из нас, — сказал он, — и ты выбрала Картера».

Майкл был прав. Она действительно выбрала Картера. Намеренно и уж никак не случайно. И пусть теперь она могла назвать тысячу причин, заставивших ее броситься к Картеру, — он был младшим и самым беззащитным, — Джейми не хотела лгать самой себе и знала правду с того самого момента, когда Майкл появился на свет. С ним было трудно. Нервный и раздражительный ребенок превратился в упрямого подростка, который получал нескрываемое наслаждение, противореча ей на каждом шагу. Джейми вдруг вспомнила одну особенно неприятную сцену, разыгравшуюся в продуктовом магазине, когда Майклу было лет шесть. Она отказалась купить сахарные хлопья, рекламу которых он видел по телевизору, и он отплатил ей тем, что сбросил коробки с полки и принялся топтать их ногами. Ей пришлось буквально выносить его из магазина на руках, а он визжал и брыкался как ненормальный.

К тому моменту, как они добрались до машины, Джейми окончательно вышла из себя и принялась орать на сына так, что сорвала голос, а когда он удовлетворенно ухмыльнулся, то едва сдержалась, чтобы не ударить его. Впоследствии она признавалась Дэну, что Майкл — энергетический вампир, который получал удовольствие и питался ее гневом. Дэн же ответил, что она слишком строга к сыну. Дэну легко было говорить, потому что Майкл так безобразно вел себя только с ней.

Картер же оказался полной противоположностью брату. С ним было легко. Он улыбался и радовался людям. Да, разумеется, он тоже мог заплакать и временами вел себя как непослушный, избалованный мальчишка. Но уже в семилетнем возрасте Картер отличался необычайной чуткостью и умением сопереживать. Совершив плохой поступок, он спешил извиниться, потому что чувствовал себя виноватым. От Майкла такого дождаться было невозможно. Подобно Дэну, он был, что называется, себе на уме, никогда не проявляя своих истинных чувств и никого не подпуская к себе.

«Неправда. Майкл позволил себе сблизиться с Дэном».

Получается, что, бросившись в ту ночь к Картеру, она разорвала последнюю нить, связывавшую ее с Майклом как мать и сына? Интересно, что подумал бы Майкл, узнай он о том, что человек, стрелявший в него, мертв, что он остался в машине, утонувшей в ручье в заброшенном карьере? Шрамы на груди и спине Майкла со временем заживут, а вот как насчет рубцов у него в душе? Поможет ли ему выздороветь осознание того, как сильно страдал и мучился перед смертью Бен?

Зато убийство Бена Мастерса, несомненно, помогло ей самой…

Джейми оглядела пустынный парк. Последний раз она была здесь в тот самый жаркий июльский полдень, когда похоронила отца. С ней был Дэн. Она приехала в Уотерман-парк, любимое место своего детства, и стала рассказывать Дэну бесконечные истории о том, как отдыхала летом в парке с родителями. В те времена тут можно было карабкаться по шведским стенкам, кататься на качелях или съехать с одной из четырех горок. После этого можно было охладиться в искусственном пруду в центре парка. А иногда мистер Куинси, школьный учитель физкультуры, выкатывал из гаража свой фургончик «Виннебаго» и продавал содовую, ледяную стружку, хот-доги, гамбургеры и снотти — жареную картошку фри в растопленном сыре. Два раза в день в парк неизменно заворачивал грузовичок с мороженым. А зимой пруд превращался в большой каток.

В тот день, когда она приехала сюда с Дэном, в парке не было ни души.

Любители здорового бега, велосипедисты и собачники облюбовали для своих прогулок тропинки и дорожки на северной опушке леса, в восьми милях от того места, где она находилась сейчас. Джейми была одна-одинешенька.

Нет. Их стало двое. Через мост медленно катил небольшой двухместный автомобиль.

42

Джейми осторожно сунула правую руку под номер «Глоуб», лежавший у нее на коленях, и взялась за рукоятку «глока», заткнутого за пояс джинсов. У нее еще оставалась куча патронов к нему.

Она чуточку приоткрыла рот, притворяясь, что заснула после долгого ожидания. Сквозь стекла солнцезащитных очков она следила за темной машиной, которая остановилась, переехав через мост. Водитель не стал разворачиваться. Автомобиль просто стоял, и двигатель его работал на холостом ходу.

«Если это Рейнольдс, — подумала она, — то он, скорее всего, осматривается, чтобы убедиться, что поблизости никого нет».

Она опустила взгляд на колени. Газета полностью скрывала и пистолет, и навинченный на ствол глушитель. Рейнольдс никак не сможет разглядеть его издали.

Чужой автомобиль медленно двинулся по извилистой дороге, покрытой растрескавшимся асфальтом.

В жилах у Джейми бурлила странная смесь страха и возбуждения. Она чувствовала себя как на иголках, но при этом не боялась. Нет, она совершенно определенно не боялась. Как бы ни повел себя Рейнольдс, она найдет способ справиться с ним.

«При условии, что он прибыл сюда один, Джейми. Все зависит от этого».

Автомобиль, темно-синий «форд-таурус» с наполовину оторванным задним бампером, остановился у бордюра у въезда на парковку. Стекла были опущены, и со своего места она видела лицо водителя.

Кевин Рейнольдс, положив руку на спинку пассажирского сиденья, смотрел на нее. В машине больше никого не было, он приехал один.

Рейнольдс затянулся сигаретой, по-прежнему не сводя с нее глаз.

Он хочет, чтобы она подошла к нему?

Джейми учитывала и такую возможность. Рюкзак Майкла, набитый грязным бельем для придания объема, лежал на сиденье пассажира. Если она понесет его левой рукой, то он надежно прикроет «глок». Разумеется, ситуация может выйти из-под контроля — ей нужно было, чтобы Рейнольдс вышел из машины, а не сидел в ней. Уложить его снаружи намного проще. У нее, по крайней мере, будет больше места для маневра, если он потянется за оружием.

«Пусть попробует», — думала она, ощущая прохладное прикосновение монтировки, спрятанной в левом рукаве толстовки. Одного удара за ухом будет достаточно, чтобы кровь отлила у него от мозга и наступил коллапс нервной системы. Он рухнет как подкошенный.

Кроме того, оставался старый добрый удар в челюсть. Мало того, что он нарушит приток жидкости к уху, — Рейнольдс потеряет равновесие, и колени у него подогнутся. В любом случае победа должна остаться за ней.

«И не забывай о коленных чашечках…»

Рейнольдс выбросил окурок из окна. Но не стал выходить из машины, а просто сидел за рулем и глядел на нее сквозь лобовое стекло.

«Он чует засаду, Джейми!»

Не может он ничего подозревать. Иначе он просто не приехал бы сюда.

«Уезжай отсюда, Джейми. Быстрее! Возвращайся домой, к детям…»

Рейнольдс открыл дверцу.

Чувствуя, что во рту пересохло, а сердце колотится все чаще, она смотрела, как Рейнольдс вылез из машины. Из нагрудного кармана черной шелковой рубашки с коротким рукавом он достал пачку сигарет. Он носил рубашку навыпуск из-за своего огромного брюха. Но есть ли у него оружие за поясом, Джейми сказать не могла.

Он закурил очередную сигарету и ленивым взглядом окинул лес позади ее фургона.

«Ну иди же сюда, хватит топтаться на месте! Подойди и представься».

Он пошел к ней.

Под подошвами высоких кроссовок Рейнольдса захрустел гравий. Он остановился, не доходя нескольких шагов до фургона, затянулся и принялся разглядывать заснувшего за рулем водителя.

Джейми не пошевелилась и не повернула головы. Она наблюдала за мужчиной сквозь солнцезащитные очки, чувствуя, как он буравит ее взглядом. Ее палец бережно лег на курок. Она ждала, пока он подойдет вплотную и постучит по стеклу. Так было бы лучше всего. Пусть он сам откроет дверцу, а потом, когда потянется разбудить водителя, она ткнет ему в лицо стволом «глока».

Рейнольдс вернулся к своему «таурусу».

Открыл дверцу.

Сел за руль.

Завел мотор и заехал на парковку.

Джейми затаила дыхание, когда он остановил свою машину рядом с ее фургоном. Сквозь шум кондиционера в кабине до нее доносился негромкий рокот его мотора, и она по-прежнему видела, что он смотрит на нее.

И тут Рейнольде дал газ, покрышки взвизгнули, и из-под колес полетел гравий, когда его машина рванула с парковочной площадки.

Джейми распахнула дверцу навстречу душному воздуху. Газета, лежавшая у нее на коленях, отлетела в сторону, а монтировка, спрятанная в левом рукаве, выскользнула и упала на землю. Она подняла «глок» и прицелилась, готовая открыть огонь, но Рейнольдс был уже слишком далеко, приближаясь к мосту и распугивая ворон ревом двигателя.

43

Ресницы у Дарби дрогнули, и она открыла глаза. Она увидела стальное изножие кровати, а за ним — деревянный стул с темно-бордовым сиденьем и пятнами от пота. Она была в больнице. На стене за спинкой кровати висели часы. Половина седьмого. Судя по тусклому свету, просачивающемуся сквозь жалюзи, было утро.

«Интересно, сколько же я провалялась без сознания?» — подумала она.

Она пошевелила пальцами на руках и ногах. Отлично. Подняв руку к лицу, Дарби наткнулась на толстый слой бинтов, закрывающий правую сторону головы. Боли она не чувствовала.

Она помнила о том, что случилось, — еще один хороший знак. При сильных сотрясениях или тяжелых травмах головы такое случалось не всегда. Иногда пострадавший терял кратковременную память. Она помнила, что увидела, как Куп разговаривает с Пайном, и в этот момент дом взорвался. Летящие во все стороны щепки, обломки дерева и…

«Куп! Куп стоял возле самого дома, когда тот взорвался!»

Дарби медленно приподняла голову. В мозг ей ввинтился столб боли, похожий на раскаленную кочергу. Голова ее бессильно упала на подушку, и она со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы, чтобы удержать желчь, рванувшуюся к горлу.

Запищал аппарат. В палату вошла медсестра и ввела какую-то жидкость в шланг капельницы, тянущейся к ее руке.

Дарби уже проваливалась в сон, когда увидела стоящего возле постели Арти Пайна. Разорванную рубашку и торчащие из нее мускулистые руки покрывал слой копоти и засохшей крови.

— С тобой все будет в порядке, МакКормик, у тебя небольшая контузия. Ты слегка приложилась головой. Слава Богу, ты унаследовала от отца непробиваемый ирландский череп.

Она хотела спросить его о Купе, но не могла сосредоточиться.

«С Купом все в порядке, — сказала она себе, погружаясь в полудрему. — Пайн стоял рядом с Купом, значит, Куп жив. Контужен, но жив».

Когда она открыла глаза в следующий раз, комнату заливали яркие солнечные лучи. Прищурившись, она посмотрела на стенные часы: 09:13.

Дарби снова приподняла голову. Тошноты не было, зато появилась новая боль: в череп, в каждый его дюйм, как будто забивали гвозди. Желудок устремился к горлу, и она опять откинулась на подушки.

Врач, пришедший ее осмотреть, выглядел так, словно только что отпраздновал свое совершеннолетие. На нагрудном кармашке его белого халата виднелась надпись: «Больница общего профиля, Массачусетс». Он посветил ей в глаза фонариком и начал задавать вопросы.

— Как вас зовут?

— Дарби МакКормик.

— Где вы живете, мисс МакКормик?

— На Темпл-стрит в Бостоне. — Голос ее звучал едва слышно и хрипло. — Сейчас август, и я знаю, как зовут президента. Моя кратковременная и долговременная память не пострадали.

Врач улыбнулся.

— Меня предупреждали, что вы зануда.

— Кто?

— Ваши друзья, которые ждут в коридоре. — Он выключил крошечный фонарик. — У вас сотрясение мозга третьей степени, но оно не сопровождается более тяжелыми симптомами — потерей памяти или нарушениями зрения. Компьютерная томография также не выявила травмы головного мозга. Ваше лицо пострадало от осколков стекла. Когда снимут бинты, вы увидите паутину швов. Они заживут недели через три-четыре. Следов не останется.

— У меня ДИК.

— Что это еще такое?

— Дерьмовая Ирландская Кожа, — пояснила Дарби. — Так что шрамы останутся в любом случае.

Молоденький врач коротко рассмеялся.

— Ну, мы в состоянии это исправить, хотя и чуть позже, так что не беспокойтесь. Вы готовы принять посетителей?

— Конечно. Когда меня выпишут?

— Скорее всего, сегодня после обеда, — ответил он. — Мы накачали вас демеролом, чтобы вы могли поспать, не чувствуя боли. Вас тошнит?

— О да!

Демерол всегда плохо действовал на ее желудок.

— Это пройдет через несколько часов, — успокоил ее доктор. — Нужно, чтобы кто-нибудь отвез вас домой. Кроме того, вам следует…

— … соблюдать постельный режим, не волноваться, не перенапрягаться, и так далее и тому подобное.

Врач оставил ей указания относительно того, как промывать раны, и пообещал выписать рецепт на перкоцет. После его ухода Дарби воспользовалась больничным телефоном и позвонила директору тюрьмы «Седар Джанкшн» Скиннеру, объяснив ему, что с ней случилось и где она пребывает в данный момент. Скиннер сказал, что может устроить ей свидание с Иезекиилем в любое время дня, но попросил предупредить его хотя бы за час. Она пообещала перезвонить, как только ее выпишут из больницы.

Дверь отворилась. Дарби ожидала увидеть Купа, но вместо него на пороге показался Арти Пайн. Он взял стул и поставил его возле изголовья кровати.

— Ты была без сознания, когда я нашел тебя, — сказал он. — К тому времени, как я дотащил тебя до «скорой», ты уже разговаривала вовсю, хотя будь я проклят, если понимал, о чем ты толкуешь.

— Что случилось с Купом?

— С кем?

— С Джексоном Купером. Парнем из моей лаборатории, который похож на Дэвида Бекхэма. Вы разговаривали с ним, когда дом взлетел на воздух.

— А-а, этот. Мускулистый парень. Его изрядно покромсало осколками, но с ним все в порядке. Здесь комиссар. Сейчас она разговаривает по телефону. Она хочет… Собственно, вот и она сама.

Дарби попыталась принять сидячее положение.

— Лежи спокойно, — распорядился Пайн. — Я лучше приподниму кровать.

В ногах кровати остановилась Чадзински, одетая в утилитарный черный костюм, символ власти. Но Дарби во все глаза смотрела на мужчину в старомодном коричневом костюме. У него были изуродованные, словно купированные, уши и нос, явно сломанный несколько раз. Он привалился к стене рядом с дверью и мрачно, без улыбки, смотрел на нее — человек, как она подозревала, предпочитающий работать с сухими цифрами, а не с живыми людьми.

— Это лейтенант Уорнер, — сказала Чадзински. — Когда я услышала о том, что произошло, то поставила его охранять вашу палату.

Уорнер молча кивнул в знак приветствия.

— Детектив Пайн доложил мне о взрыве, — продолжала Чадзински.

— Взрывах, — поправила ее Дарби. — Их было два. Сначала на воздух взлетел дом, а потом мой служебный автомобиль. Судя по тому, как рвануло в доме, я решила, что взорвался газ. Никакого пламени, его просто разнесло на куски. Но потом взорвался «эксплорер», и я поняла, что это была бомба — две бомбы.

Обычно непроницаемое лицо Чадзински исказилось от гнева. Или это был страх?

— Сколько человек пострадали?

— Я еще не имею всех данных.

— В доме находился Эдгар со своими аспирантами.

— Да, я знаю. Пока они числятся пропавшими без вести.

— А Стэн Дженнингс? Это детектив из Чарльстауна, его назначили старшим.

Чадзински перевела взгляд на Пайна.

— О Дженнингсе ничего не могу сказать, — заявил тот. — Я как раз шел к дому, когда наткнулся на твоего сотрудника из лаборатории. Я попросил его ввести меня в курс дела, и в это мгновение дом взорвался.

— Детектив Пайн, вы не оставите нас одних ненадолго? — тоном приказа спросила Чадзински.

— Конечно. — Он взглянул на Дарби и сказал: — Док говорит, что ты сама не можешь вести машину.

— Я живу через дорогу.

— Ничего страшного, я отвезу тебя. — Он потрепал ее по руке. — Я подожду тебя снаружи.

Вмешалась Чадзински.

— Благодарю вас за любезное предложение, детектив Пайн, но я сама позабочусь о транспорте для мисс МакКормик. Я уверена, что вы торопитесь вернуться в Белхэм, привести себя в порядок и снова взяться за работу.

Пайн выглядел так, словно ему отвесили пощечину. Дарби смотрела ему в спину, пока он не вышел в коридор.

44

Дарби потянулась к пластмассовому стаканчику с водой на ночном столике.

Чадзински сложила руки за спиной. Уорнер выглянул в маленькое окошечко на двери, повернулся к комиссару и кивнул.

— Лейтенант Уорнер два-три раза в неделю проверяет мой кабинет и автомобиль на наличие подслушивающих устройств, — сказала Чадзински. — Сегодня утром он провел обычный осмотр и обнаружил подслушивающие устройства, вмонтированные в панель дверцы моей машины.

— Они оказались совсем непростыми, эти устройства. — Лейтенант заговорил скрипучим, неприятным голосом. — Включаются и выключаются дистанционно, чтобы не посадить батарейки раньше времени, и передают сигнал на расстояние до трех миль.

— Сейчас люди мистера Уорнера, которым он доверяет, осматривают мой кабинет, — подхватила Чадзински. — После того как они закончат, они перейдут в ваш офис, а потом проверят всю лабораторию.

«Люди, которым он доверяет…» — повторила про себя Дарби.

Она облизнула пересохшие губы, взглянула на Уорнера и поинтересовалась:

— Вы кто?

На ее вопрос ответила Чадзински:

— Мистер Уорнер возглавляет Отдел по борьбе с коррупцией.

Полицейские, работающие в Отделе по борьбе с коррупцией, подчинялись непосредственно комиссару. Только Чадзински знала их в лицо.

— В новостях передают запись взрыва, — сказала Чадзински. — Должно быть, несколько камер оставались включенными. Во всяком случае, я распорядилась, чтобы эту запись просмотрел командир отделения саперов, и он уверяет меня, что это — СВД.

«СВД, самодельное взрывное устройство», — подумала Дарби. Это многое объясняло. Два отдельных взрыва, два самостоятельных заряда.

— Мы уже знаем, какого типа?

— Саперы смогут дать определенный ответ только после того, как просеют обломки. Сейчас они как раз работают на месте взрыва, — сказала Чадзински. — Однако, учитывая, как были взорваны дом и машина лаборатории, они сходятся на том, что в состав СВД входила пластиковая взрывчатка, типа С-4, или динамит.

— Не думаю, что это были бомбы с часовым механизмом. Я полагаю, кто-то наблюдал за домом и в нужный момент взорвал их.

— Быть может, это тот самый таинственный незнакомец, которого вы встретили в Белхэме, — мужчина в коричневом фургоне.

— Откуда вы узнали о нем?

Дарби не отправляла комиссару полиции свой рапорт, у нее даже не было времени написать его.

— Сегодня утром я первым делом пригласила к себе в кабинет Джексона Купера, — ответила Чадзински. — Он ввел меня в курс дела. По его мнению, территория вокруг дома была надежно оцеплена.

— Так оно и было.

— Кроме того, он сообщил, что у передней двери выставили патрульного. И что вы попросили его и детектива Дженнингса не пропускать в дом никого из федеральных агентов.

Дарби кивнула, уже зная, к чему клонит Чадзински и почему здесь оказались лейтенант Уорнер и его группа по борьбе с коррупцией.

— Мне представляется разумным предположить, что СВД не было внутри дома в момент вашего появления. Как и в служебном автомобиле криминалистической лаборатории, — продолжала комиссар полиции. — Чтобы получить доступ в дом, кто-то должен был или представиться офицером полиции Бостона, или на самом деле быть им.

— Полностью с вами согласна, — ответила Дарби. — Поэтому вы попросили Пайна выйти из палаты?

— У меня нет причин подозревать его в чем-либо. Это всего лишь мера предосторожности, но я хочу, чтобы в этом расследовании принимали участие лишь те люди, которым я доверяю, — вы и лейтенант Уорнер. А теперь нам придется иметь дело с дополнительным осложнением: я имею в виду жертву, обнаруженную в подвале бывшего дома Кевина Рейнольдса, федерального агента по имени Питер Алан, который погиб во время операции по захвату катера Фрэнка Сал-ливана.

— Дженнингс сказал, что он уверен в том, будто этот человек — Питер Алан. Но мы будем знать это наверняка, только когда проверим по базе данных его отпечатки пальцев.

— Результат пришел сегодня утром. Это Питер Алан. Мне сообщил об этом мистер Купер. Вместе с Фрэнком Салливаном погибли четверо федеральных агентов — Питер Алан, Джек Кинг, Тони Фриссора и Стивен Уайт. Если Алан остался жив, значит, мы имеем полное право предположить, что и остальные трое — тоже.

Дарби кивнула в знак согласия.

Чадзински заявила:

— Мистер Купер также сообщил мне, что человек, убивший вашего отца, потребовал встречи с вами, но подробностей он не знает.

— Сегодня на десять часов утра у меня была назначена встреча с Джоном Иезекиилем. Он хотел поговорить со мной об Эми Холлкокс. Ее настоящее имя — Кендра Шеппард. Она приходила к нему на свидание в тот день, когда ее убили.

— Да, я знаю. Мистер Купер говорил мне об этом. Что касается Иезекииля, то я отправлю лейтенанта Уорнер побеседовать с ним.

— Иезекииль заявил, что будет разговаривать только со мной.

— Почему?

— Я буду знать ответ на этот вопрос только после того, как поговорю с ним.

— Вы уже разговаривали с ним раньше?

— Нет, — ответила Дарби. — Никогда.

Чадзински на мгновение задумалась.

— Мистер Купер также обратился ко мне с просьбой о переводе из вашего отдела.

— Да, — сказала Дарби, — я знаю.

— Его просьба удивила меня, как, уверена, и вас. Я знаю, как высоко вы его цените и в личном, и в профессиональном плане.

Дарби молча ждала продолжения.

— В качестве причины он привел конфликт интересов, но в подробности вдаваться не пожелал, — сказала Чадзински. — У вас есть какие-либо идеи на этот счет?

— В прошлом он поддерживал близкие отношения с Кендрой Шеппард. Они оба из Чарльстауна.

— Мистер Купер не упомянул об этом факте.

— Должно быть, он просто не придал ему должного значения.

— Судя по вашему голосу, вы и сами не верите в то, что говорите.

Да, она не верила в это.

— Комиссар, я бы хотела, чтобы вы установили наблюдение за Мишель Бакстер.

— Кто это?

— Она живет в Чарльстауне, в многоквартирном доме почти напротив Рейнольдса. Это та самая женщина, которая разговаривала с водителем коричневого фургона. Я видела его вчера в Белхэме. Таинственный незнакомец, как вы его назвали.

— Впервые слышу об этой женщине. Значит, Куп ничего не рассказал ей.

— Означает ли это, что мистер Купер намеренно утаивает информацию, которая может помочь раскрыть это дело?

— Он опознал Кендру Шеппард, — начала было Дарби. — Он…

— Прошу вас ответить на мой вопрос.

Дарби сделала глоток воды. Она чувствовала, что Куп что-то знает. По закону он не обязан давать официальные показания, но если Чадзински узнает, что он намеренно утаил важную для следствия информацию, то Куп может попрощаться со своей карьерой в Бостоне. Состоится заседание дисциплинарной комиссии. Учитывая безупречный послужной список Купа, ему, скорее всего, предложат подать заявление об увольнении по собственному желанию. Но это если ему повезет.

Но если его намеренное умалчивание о некоторых обстоятельствах приведет к чьей-нибудь смерти или увечью, Куп больше никогда не сможет работать в правоохранительных органах, не говоря уже о возможном уголовном преследовании.

— Дарби?

— Да. Я думаю, он что-то скрывает.

— В таком случае предлагаю вам поговорить с ним. Сегодня же.

— Хорошо. Я сделаю это после встречи с Иезекиилем.

— Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы нанести визит в тюрьму?

Дарби кивнула.

— Мистер Уорнер отвезет вас, — распорядилась Чадзински. — Я бы хотела, чтобы он взял вашу машину. А пока вы будете в тюрьме, он проверит ее на предмет подслушивающих устройств.

Дарби описала свою машину и рассказала Уорнеру, что гараж находится на этой же улице, чуть ниже. Она нашла свои ключи на ночном столике и протянула их ему.

Чадзински развернулась и направилась к двери, но на пороге остановилась. Повернувшись к Дарби и глядя на нее ничего не выражающим взглядом, она снова заговорила:

— Я хочу, чтобы вы напомнили мистеру Куперу, чем он рискует. Надеюсь, ради его же блага, что он не утаивает от следствия важную информацию.

«Я тоже на это надеюсь», — подумала Дарби и потянулась к телефону.

45

Джейми сидела на пластиковом стуле, подставив лицо лучам утреннего солнца, и задумчиво вертела в руке пачку «Мальборо», которую купила по дороге из Белхэма. Она начала курить в восемнадцать лет, но бросила, когда они с Дэном решили создать семью.

Докуривая вторую сигарету подряд, она вдруг поняла, как ей недоставало этого, как никотин прочищает голову и успокаивает нервы.

Дети были рядом. Майкл развалился в гамаке, натянутом между двух вязов, и раскрытая книжка обложкой вверх лежала у него на животе. Он придерживал ее одной рукой, а вторая свешивалась с гамака, сжимая негромко гудящий красный световой меч. Картер, нарядившийся в темно-коричневый халат джедая, бегал по траве, которая отчаянно нуждалась в стрижке, неуклюже кувыркаясь через голову и подпрыгивая. Вот он отшвырнул свой световой меч в сторону и пошел на старшего брата, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами.

— Ты не обращаешь на меня внимания! — захныкал он.

Майкл лениво повернул к нему голову.

— Что?

— Я направил на тебя Силу!

— Какую силу?

— Силу молний. Она выстреливает из моих пальцев.

— Картер, ты не можешь пользоваться ею.

— Нет, могу.

— Нет, глупыш, не можешь. Сколько раз тебе повторять, что только Темная Сторона может метать молнии? А ты ведь Люк Скауйокер, не забыл? Он — один из хороших парней. А они не могли использовать Силу молний.

— А я — необычный джедай, я — мастер джедаев! Нам известны все тайны.

Картер зашипел как змея, плюясь слюной, и выставил перед собой скрюченные пальцы.

— Какая разница! — небрежно отмахнулся Майкл, возвращаясь к книге. — Я блокирую ее своим световым мечом, как Мейс Винду в Эпизоде Третьем.

Джейми с улыбкой наблюдала за ними. Несмотря на мерзкую вчерашнюю ссору с Майклом, она была рада, что мальчики остались с ней дома. Встреча с Кевином Рейнольдсом, состоявшаяся сегодня утром, напугала ее.

Перед тем как выйти на задний двор, она проверила телефон Бена. Рейнольдс не звонил и не присылал текстовых сообщений.

Джейми была уверена, что Рейнольдс не узнал ее. Да, он стоял перед самым фургоном, глядя на нее в упор через лобовое стекло, но ведь она надела солнцезащитные очки и надвинула на лоб козырек бейсболки. А если учесть, что было еще темно, то он никак не мог узнать ее в таком наряде.

Но когда она ехала домой, то вдруг запаниковала, подумав, что Рейнольде мог запомнить номерные знаки ее фургона. А что, если, уехав с места встречи, он позвонил одному из своих приятелей и попросил пробить ее номера? Но паника схлынула, когда Джейми вспомнила, что спереди у нее вообще нет номерного знака. Пластиковый держатель знака треснул несколько месяцев назад, и она попросту сняла его и забросила в заднюю часть фургона, чтобы показать дорожной полиции, если те вздумают остановить ее из-за этого.

«А вдруг он узнал твой фургон?»

Нет, это невозможно. Когда Бен со своими сообщниками наведался к ним домой пять лет назад, в гараже у них стояла лишь темно-синяя «хонда-пилот». А вскоре после смерти Дэна она поменяла «хонду» на подержанный фургон, поскольку выплаты по кредиту стали бы неподъемным грузом.

Тем не менее Рейнольдс уехал. Значит, что-то его спугнуло.

Внизу живота у нее образовалась сосущая пустота.

«Так близко, — подумала она. — Он был так близко… Мне надо было выскочить из машины и пристрелить его на месте».

Интересно, затаился ли Рейнольдс где-нибудь поблизости, в Чарльстауне? Или предпочел покинуть пределы штата?

«Ты не найдешь его, Джейми. Собирай вещи и уезжай отсюда».

Нет. Она не готова уехать сейчас. Последние пять лет она прожила, затаив дыхание, каждое утро просыпаясь с жутким предчувствием, что те люди, которые убили Дэна, и тот человек, которого она знала как Бена, вернутся и доведут дело до конца. Каким-то чудом она сумела отыскать Бена, и теперь Бен Мастерс мертв. Теперь она знала, что Кевин Рейнольдс был его сообщником. Она должна найти его. Она не могла остановиться и бросить все на полпути. Во всяком случае, не сейчас, когда была так близко к цели.

«Неужели ты уже забыла, как шустро он смылся с автостоянки в парке? Он удрал, Джейми. И ты больше не подберешься к нему. Ты пыталась заманить его в ловушку, выдавая себя за Бена Мастерса. План был хорош — по-настоящему хорош! — но он не сработал. Сложи вещи, забирай детей и уезжай».

В телефоне Бена было всего три контакта: Понтий, известный также под именем Кевина Рейнольдса, Алан и человек по кличке Иуда. Почему контактов так мало? Может быть, телефон новый и Бен попросту не успел внести в его память других абонентов. Или не исключено, что он пользовался телефоном лишь в самом крайнем случае, вот почему ему требовались только эти номера. Джейми вспомнила разговор, подслушанный в подвале, когда Кевин Рейнольдс сказал, что Бен не доверяет мобильным телефонам.

Она подумала об Иуде. У него было три телефонных номера. По ним можно позвонить — не с телефона Бена, а с таксофона. Позвонить и посмотреть…

«Неужели ты и впрямь полагаешь, что Рейнольдс до сих пор не связался с этим Иудой? После того, что случилось сегодня утром на автостоянке?»

«Неизвестно, знакомы ли друг с другом Рейнольде и Иуда».

«Ты права, неизвестно. Насколько можно судить, Рейнольдс узнал тебя, а сейчас он наверняка разговаривает с Иудой».

«Вот почему я должна выяснить, кто он такой. Должна…»

«Джейми, ты должна обеспечить безопасность своих детей. Вот что ты должна сделать в первую очередь! Или ты хочешь еще раз пережить то, что уже случилось один раз в комнате мертвых?»

Перед мысленным взором Джейми поплыли воспоминания. Она пыталась отогнать их, но вдруг увидела, как отрывает от лица клейкую ленту — каким-то чудом она не умерла, даже не потеряла сознание, — а потом освобождает одну лодыжку и встает. Времени заняться другой ногой у нее нет, потому что Майкл и Картер все еще привязаны к стульям. Они плачут, истекают кровью, им нужна «скорая помощь», иначе они умрут. Стул волочится за ней, когда она бежит по коридору, спускается по лестнице в кухню, где видит Дэна, скорчившегося над раковиной, а с того, что осталось от его правой руки, — изуродованной культи с порванной колеей, торчащими лохмотьями мяса и костей, на кухонный пол капает кровь, и ее натекла уже целая лужа. Она видит, что голова его, вывернутая под неестественным углом, лежит в забрызганной кровью раковине, и кожа у него приобрела пурпурно-синюшный оттенок из-за удавки, обмотанной вокруг шеи, а второй ее конец исчезает в люке мусоропровода. Она достает из выдвижного ящика нож, перерезает клейкую ленту на второй лодыжке и тянется к телефону. К горлу у нее подкатывает желчь, смешанная с кровью, она сгибается пополам, пытаясь говорить в трубку и не может, а диспетчер все повторяет и повторяет:

— Я не понимаю вас. Я не понимаю вас.

Она увидела себя стоящей в комнате, полной порохового дыма. Картер не шевелится, он такой маленький, он не может потерять столько крови, но он не дышит, о Господи Иисусе… Сначала она опускается на колени перед ним, разрезает его путы, и тут Майкл поворачивается, кашляет и, захлебываясь плачем, говорит, что ему страшно, а она кричит ему, чтобы он держался, он должен держаться. Держись, малыш, помощь уже идет… И тут она понимает, что разговаривает с Картером, а не с Майклом, и что она делает своему ребенку искусственное дыхание «рот в рот», и видит, как его крошечная грудь начинает подниматься. И все это время она кричит в телефонную трубку, лежащую рядом на полу… Кричит диспетчеру, чтобы она поспешила. Поспешите, о Боже, быстрее… И тут Картер открывает глаза, и кашляет кровью, но он дышит. Он широко распахивает глаза, в них плещется ужас и блестят слезы, сплевывает кровь и начинает плакать: «Мамочка? Мамочка?»

Вскочив на ноги, Джейми уронила сигарету и едва не упала, споткнувшись о пластиковый стул.

— М-М-Майкл, иди… а-а… сюда.

Он босиком неспешно идет к ней по траве. Картер, не обращая на них внимания, снова занялся своим световым мечом. Майкл остановился перед ней, скрестив руки на груди.

— В чем я опять провинился?

— Как… ты… а-а… отнесешься… к тому… а-а… если мы… уедем… а-а… отсюда?

— Ты имеешь в виду, уехать из этого дома?

Джейми кивнула.

— А куда мы поедем?

— А куда… бы… а-а… ты… хотел?

Он как будто засветился изнутри. Она поняла это по его глазам, по тому, как из тела сына ушло напряжение.

Майкл присел на краешек пластикового стула и озадаченно уставился на нее, словно не мог поверить в то, что она наконец-то вспомнила о его мнении и желании.

— Ты серьезно? Джейми снова кивнула.

— Мне всегда хотелось жить там, где тепло, — спустя мгновение сказал Майкл. — Папа однажды рассказывал мне, как вы вдвоем отдыхали в Сан-Диего.

Она улыбнулась при воспоминании об этом — о двухнедельных каникулах, которые они устроили себе, когда обоим едва перевалило за двадцать. Они проводили дни на пляже Солана-Бич, потягивая коктейли, а долгими вечерами гуляли по Дель-Мар и Коронадо. Солнечный свет, пляж, занятия любовью в номере отеля. Их тела были коричневыми от загара, горячими и пахнущими кремом, предохраняющим от солнечных ожогов.

— Папа говорил, что вы чуть не остались там жить. Она снова кивнула, подтверждая его слова. Они подумывали об этом, но сердца обоих принадлежали Новой Англии.

— Давай… а-а… собирать… вещи. И поедем.

— Когда?

— Се… а-а… сегодня.

На лице Майкла отразилось удивление — и настороженность.

— К чему такая спешка?

— Никакой… спешки. Я думала… о… твоих… а-а… словах. Мы… здесь… несчастливы. Нет… смысла… а-а… оставаться… а-а… дольше.

— А как же дом?

— Им… займется… агент… по недвижимости, — ответила Джейми.

Конечно, понадобится некоторое время, прежде чем он сумеет продать дом, особенно сейчас, в кризис, но на первое время им хватит отложенных сбережений, а потом она найдет себе работу.

Джейми подалась вперед, улыбнулась и взяла его руку в свои.

— Начнем… а-а… сначала. Мы… заслужили. Особенно ты.

— Ты думаешь, Картеру понравится эта идея?

— Думаю… а-а… он… будет… счастлив… где угодно… лишь бы… а-а… с тобой.

— Ладно.

— А ты… а-а… доволен?

— Конечно. Просто все это, понимаешь, несколько неожиданно. С чего это ты начала курить?

— Дурная… а-а… привычка.

— Ты должна бросить. Не зря же сигареты называют раковыми палочками.

— Ты… можешь… а-а… помочь… мне… собраться?

— Конечно. Конечно, могу. А твоя ультракороткая стрижка? Ты стала похожа на мальчишку.

— Жарко… и я… хотела… а-а… волосы… покороче.

— Теперь видны твои шрамы.

— Нам… понадобятся… а-а… коробки.

— Ты собираешься сделать еще одну операцию, верно? Вот почему ты постриглась почти наголо.

Майкл вдруг показался ей испуганным и уязвимым. Джейми взяла его лицо в ладони.

— Никакой… а-а… операции.

— Ты меня не обманываешь?

— Нет. — Она поцеловала сына в лоб. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Направляясь в дом, Джейми представила вдруг, что Кевин Рейнольдс затаился где-нибудь поблизости и наблюдает за ними, и побежала за ключами от машины.

46

В исправительном учреждении «Кедровая роща», одной из трех тюрем строгого режима, находящихся на территории штата, существовал строгий дресс-код для посетителей женского пола. Никаких бретелек, глубоких вырезов и коротких рукавов. Никаких спортивных маек, трусов и купальников. Никакой синтетической эластичной ткани. Никакого прозрачного или полупрозрачного материала. На брюках не должно быть разрезов или накладных карманов. Юбки и шорты длиной менее четырех дюймов ниже колена считались чересчур короткими и, следовательно, запрещенными. Не разрешалось носить одежду, открывающую живот или спину. Без всяких исключений.

Дарби сложила форменный пояс, ключи, бумажник, значок и телефон в небольшой пластиковый контейнер. Поставив личное оружие на предохранитель, она подняла руки. Охран-ница, чернокожая массивная женщина, провела металлической палочкой-детектором по ее телу.

Рядом со стальной дверью стоял еще один охранник, на этот раз мужчина. На вид ему было около тридцати, и он носил рубашку с короткими рукавами. Он во все глаза уставился на паутину незаживших шрамов и швов на правой стороне ее опухшего лица. Лейтенант Уорнер подвез Дарби до ее квартиры и остался в машине, а она поднялась наверх, чтобы принять душ. Она быстро переоделась, выхватывая из гардероба первое, что попадалось под руку. Сообразив, что забыла ремешок, Дарби нацепила брезентовый форменный пояс. Не желая зря терять время, она отказалась от мысли перебинтовать распухшее лицо.

— У вас бюстгальтер с косточками? — поинтересовалась охранница.

— Нет, — ответила Дарби. — И вы будете рады услышать, что я не стала надевать сегодня нижнее белье с вырезом на промежности.

Женщина коротко и сухо рассмеялась. Мужчина-охранник даже не улыбнулся. Он был слишком занят тем, чтобы сохранять на лице неприступное выражение типа «разозли меня, и тебе мало не покажется». Его мускулистые руки с выступающими под загорелой кожей бицепсами напомнили ей о Купе. Она попыталась дозвониться ему из машины, набирая номер его мобильника и прямого телефона в лаборатории, но всякий раз попадала на голосовую почту.

— Что ж, — заявила женщина, кладя детектор на стол, — я рада, что вы взяли на себя труд прочесть правила нашего дресс-кода. Большинству людей это даже в голову не приходит. А самые неудобные посетители — женщины. Они являются к нам на высоченных каблуках, в блузках с огромным вырезом, коротеньких юбчонках и без трусов, а потом начинают возмущаться, когда им говорят: «Извините, мэм, но вы не можете войти сюда с голой задницей. Вам следует надеть на себя что-нибудь чуточку более приличное».

Охранница со щелчком натянула латексные перчатки и скомандовала:

— Пожалуйста, поднимите руки еще раз, доктор МакКормик. Я должна обыскать ваши карманы.

Дарби не хотелось прерывать разговор — он, по крайней мере, помогал отвлечься от мыслей, вихрем кружившихся в голове и причинявших почти физическую боль.

— Больше всего мне понравился запрет на ношение купальных костюмов.

— Нам пришлось добавить этот пункт года три назад. Кажется, из-за дамы, которая работала в стриптиз-клубе. Она решила навестить своего дружка сразу после смены и вплыла сюда на пятидюймовых каблуках и с грудью, вываливающейся наружу из того намека на блузку, что была на ней надета. Да, я многое могла бы вам порассказать… Все в порядке, доктор МакКормик. Бумажник и пистолет будут ждать вас здесь, со мной вместе, вот за этим самым столом.

— Благодарю вас. — Дарби взяла блокнот в потрепанной кожаной обложке, лежавший на рентгеновской установке. — Я могу взять его с собой? Он может мне понадобиться.

— Позвольте взглянуть.

Женщина бегло пролистала компьютерную распечатку материалов о Джоне Иезекииле, которую Дарби получила от директора тюрьмы. Потом она внимательно осмотрела кожаные кармашки и отделения и вынула из крепления шариковую ручку Дарби, черный пластмассовый «Пилот» с металлическим наконечником.

— У вас есть другие ручки?

— Только эта, — ответила Дарби.

— О'кей, можете взять. Но не забудьте вынести ее назад. Я не горю желанием устраивать тотальный обыск заключенного, которого вы собираетесь навестить. Мне не хочется заканчивать свой рабочий день на такой минорной ноте, слышите?

Дарби кивнула, глядя на экран монитора, на котором была небольшая комната для свиданий, выложенная белой плиткой. В центре ее стоял серый металлический стол и стул, привинченный к полу. Второй стул можно было двигать.

— Мы будем наблюдать за вами, но не услышим ни слова, — сказала женщина. — Когда охрана приведет мистера Иезекииля, его прикуют цепью к стулу, который привинчен к полу, так что вам нечего опасаться всяких сюрпризов — разве что он вообразит себя Непобедимым Халком. — Она рассмеялась собственной шутке. — Когда закончите разговаривать с ним, просто повернитесь к камере и помашите нам рукой. Или можете подойти к двери и хорошенько постучать в нее, этак, знаете, по старинке. Билли Мышца, вон тот паренек, впустит вас и выпустит обратно. — Охранница взялась за висевший на груди микрофон. — Мы готовы, Патрик. Ведите его.

Молодой охранник-мужчина направился к стальной двери.

Дарби следила за секундной стрелкой, ползущей по циферблату настенных часов.

Прошло почти две минуты, и запищал зуммер. Замки щелкнули.

Охранник открыл дверь.

Дарби почувствовала, как сердце подступило к горлу и замерло, готовясь оборваться. Похожие ощущения она испытывала, десантируясь по тросу с вертолета на тренировке полицейского спецназа. На негнущихся ногах она прошла мимо охранника и вошла в комнату для свиданий.

Джон Иезекииль больше ничем не походил на человека, моментальный черно-белый образ которого запечатлелся у нее в памяти. Его густые светлые волосы приобрели тусклый желтоватый оттенок, какой она часто наблюдала у курильщиков. Мышцы у него стали дряблыми, и его бледная кожа в свете флуоресцентных ламп, висящих над головой, казалась почти прозрачной.

— Доброе утро, доктор Дарби МакКормик.

Она представляла себе, что он окажется обладателем сочного и густого баса. Голос же Иезекииля, легкий и воздушный, напомнил ей клерка за стойкой регистрации в отеле, готового услужить новой постоялице.

Вновь пропищал зуммер. Электронные замки щелкнули, закрываясь, и Дарби ощутила, как этот звук гулким эхом отозвался у нее в груди.

Она подошла к столу.

— Откуда вы знаете, что я — доктор?

— Я слежу за вашей карьерой еще с тех пор, как впервые прочитал о вас в газетах, — ответил он. — О вас много пишут. Вы — дознаватель по особо важным делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы Управления полиции Бостона. Вы специализируетесь на судебно-медицинской экспертизе и девиантном поведении представителей преступного сообщества. Другими словами, таких людей, как я.

Дарби выдвинула стул и села. Иезекииль смотрел на нее через стол. У него были тусклые, безжизненные глаза мраморного бюста.

«Наверное, это от лекарств», — подумала Дарби.

Иезекииль страдает шизофреническим расстройством, причем депрессивного типа, вылечить которое труднее всего. Если верить истории болезни, в настоящий момент ему вводят нейролептик клозарил и литий, нормотимик, или стабилизатор настроения.

— Мне передали, что вы хотели поговорить со мной об Эми Холлкокс.

— Вы имеет в виду Кендру Шеппард, — поправил он ее.

— Кто это?

— Вы знаете, кто она такая. — Иезекииль подался на стуле вперед, и цепи его протестующе зазвенели. Он не отрывал взгляда от ее лица. — Ложь — плохой способ построить взаимное доверие. Я не скажу вам правды, если не смогу доверять, понимаете?

— Да.

— В таком случае, не лгите мне больше. В противном случае наша беседа закончится немедленно.

— Понятно. Почему вы хотели поговорить со мной именно о Кендре Шеппард?

— Вы проверили комнату на предмет подслушивающих устройств?

— Нет.

Похоже, он был озадачен.

— Почему?

— Прослушивание нашей беседы тюремными властями незаконно.

— Но камеры наблюдают за нами.

— Да, наблюдают, но, могу вас уверить, нас никто не подслушивает.

— А кто вас уверил в этом? Охранники по другую сторону двери?

— У меня нет с собой соответствующего оборудования, чтобы проверить, нет ли в этой комнате «жучков», мистер Иезекииль. Что, по-вашему, мы должны сделать?

— Сядьте рядом со мной. Я буду шептать вам на ухо.

— Мне это не нравится.

— Я не причиню вам вреда, если вас это беспокоит. Просто не могу. Взгляните.

Он попробовал поднять скованные кандалами запястья. Ему это, естественно, не удалось, Дарби знала, что они соединены с цепью на поясе, а сам он дополнительно прикован еще и к стулу.

— Это для вашей же безопасности, — настаивал он. — И для моей.

— Пусть так, но тюремные правила не позволяют этого.

— Попросите их об этом. Пожалуйста.

— Нет.

— Мне очень жаль, но тогда я не стану разговаривать с вами.

Дарби встала.

— До свидания, мистер Иезекииль.

— Будьте осторожны на улице. Она постучала в дверь.

— И обещайте мне держаться подальше от ФБР, — бросил ей в спину Иезекииль. — Я не доверяю этим сукиным сынам.

47

Дарби вышла в соседнюю комнату, под яркий и резкий свет флуоресцентных ламп, спрашивая себя, а не стоит ли пойти навстречу параноидальным желаниям шизофреника.

Иезекиилю было известно настоящее имя Эми Холлкокс. Кендра приходила к нему на свидание, они разговаривали, а теперь она мертва. Ее сын пытался покончить с собой, после того как человек, выдающий себя за федерального агента, ворвался в больничную палату, угрожая мальчику предупредительным арестом с целью защиты. Причем этот человек действительно был агентом ФБР по имени Питер Алан, который предположительно погиб двадцать лет назад, а сейчас лежал в морге.

Оба охранника смотрели на Дарби. Она рассказала им о просьбе Иезекииля.

Мужчина-охранник, Билли Мышца, покачал головой.

— Мы не можем разрешить ничего подобного ни за какие коврижки, — решительно отрезала охранница. — Этот заключенный известен своей дурной привычкой кусаться. Не дай бог, он отгрызет вам ухо, и до свидания.

— Он уже проделывал такие штуки? — спросила Дарби.

— Дважды. В последний раз он едва не проглотил ухо. Ему это не удалось, но он изжевал его так сильно, что хирург не смог пришить его обратно. Или вам хочется разгуливать с отгрызенным ухом?

— Оно будет отвлекать внимание от моих шрамов.

— А мне казалось, что докторам полагается быть умными.

— Я поговорю с директором Скиннером, — решила Дарби. — Где у вас телефон?

Поначалу Скиннер отказал наотрез. Но Дарби не сдавалась, приводя все новые доводы и не сводя глаз с Иезекииля на экране монитора. Тот пытался заглянуть под стол в поисках подслушивающих устройств.

Дарби уже некстати вспомнила рассказ Скиннера о том, что Иезекииль «застеклил» одного из медбратьев психиатрического отделения, как вдруг директор тюрьмы заявил:

— Ладно, делайте как знаете. Но если Иезекииль причинит вам вред, мое исправительное заведение не несет за это ответственности.

— Понимаю.

— Нет, я хочу, чтобы вы произнесли это вслух.

— Я беру всю ответственность на себя.

Снова оказавшись в комнате для свиданий, Дарби, после того как двери закрылись, взяла стул и, развернув его спинкой к столу, поставила рядом с Иезекиилем. Если он выкинет какой-нибудь фокус, у нее, по крайней мере, будет место для маневра.

— Вам нужно придвинуться поближе, — сказал он.

Она поставила свой стул вплотную к его.

— Благодарю вас. — Иезекииль улыбнулся, обнажив пожелтевшие кривые зубы. — Вы храбрая женщина, доктор МакКормик. Очень собранная, отлично владеющая собой. Уверен, если бы у вас была такая возможность, вы бы разорвали меня на части голыми руками.

— Вы правы. Именно так я и поступлю.

— Ценю вашу честность. Присаживайтесь.

Дарби ощутила запах табака, въевшегося в оранжевую робу заключенного, и медицинский запах шампуня, которым тюрьма дезинсектировала своих постояльцев. У Иезекииля оказались пожелтевшие от никотина пальцы и грязные ногти. Эти самые пальцы сжимали рукоятку пистолета, убившего ее отца.

Глаза Иезекииля больше не были безжизненными. Напротив, они стали яркими и живыми, в них засветилось удовлетворение.

— От вас чудесно пахнет, — заметил он.

— Не могу сказать того же о вас.

Он негромко рассмеялся.

— Что с вашим лицом?

— Несчастный случай, — ответила Дарби.

— Просто удивления достойно, как вы похожи на него, — на вашего отца, я имею в виду. У Томми были такие же темно-рыжие волосы и пронзительные зеленые глаза. Генетика вообще странная штука, вы не находите?

— Вы знали моего отца?

— Очень хорошо. Я восхищался им. Я могу придвинуться ближе?

Дарби кивнула. Цепи зазвенели, когда Иезекииль пошевелился. Она почувствовала, как его бакенбарды задели ее щеку.

Он приблизил губы к ее уху, так что теперь она слышала каждый его вдох. Изо рта у него исходил неприятный запах — так пахнет порыв жаркого и душного воздуха подземки, вылетающий из туннеля при приближении поезда.

— Кендра познакомила меня с вашим отцом, — прошептал он. — Кстати, я слышал о том, что случилось с ее сыном. Как он?

Она придвинулась к нему и сказала на ухо:

— У него умер мозг. Кто его отец?

— Кендра говорила, что какой-то парень обрюхатил ее, но она решила оставить ребенка. Она отказалась назвать мне имя отца. Кому-нибудь удалось поговорить с мальчиком, прежде чем он выстрелил в себя?

— Мне удалось, хотя и совсем немного. Он хотел увидеться с моим отцом. Мальчик не знал, что он погиб.

— Кендра тоже не знала этого, пока не вернулась в Белхэм.

— Мне трудно в это поверить.

— Кендра уехала из Чарльстауна до того, как ваш отец был убит. Я понятия не имел, куда она направилась: мне не полагалось этого знать, а выяснять я не собирался. Мне не хотелось подвергать ее опасности. И с тех пор никто о ней ничего не слышал. Вот почему Кендра сумела прожить так долго. Она не звонила никому из тех, кто остался здесь, боясь, что чей-нибудь телефон стоит на прослушке и ее вычислят. А Интернета в те времена еще не было.

— Тогда как же она узнала обо всем?

— Она приехала в Белхэм, пришла к дому, где вы жили раньше, и разговорилась с его новыми владельцами. Они сами родом из Белхэма, поэтому знали, что случилось с вашей семьей. Кстати, я был очень огорчен, узнав о смерти вашей матушки.

Иезекииль говорил с искренней скорбью, как если бы действительно знал ее.

— После того как Кендра узнала о смерти вашего отца, — прошептал он, — она навела справки, выяснила мой новый адрес и нанесла мне визит. Можно не говорить, что она была очень расстроена и хотела знать, что произошло. Она очень любила вашего отца. Биг Рэд был замечательным человеком. Такие встречаются один на миллион, должен заметить. Не проходило и дня, чтобы я не сожалел о том, что с ним случилось.

Дарби проглотила комок в горле и обнаружила, что руки сами сжались в кулаки. Она уставилась на цыплячью шею Иезекииля, втайне надеясь, что он выкинет что-нибудь. Она свернет ему шею еще до того, как охранники ворвутся в комнату.

«Я не стану убивать его. Я просто правильно сломаю ему шею, так что он до конца дней своих останется парализованным калекой, который ходит под себя и питается через трубочку».

— Я знаю, о чем вы думаете, — прошептал Иезекииль.

— И о чем же я думаю, мистер Иезекииль?

— Вы хотите понять, для чего Кендра проделала столь долгий путь из Вермонта, когда она могла просто снять трубку таксофона, позвонить в Управление полиции Белхэма и попросить вашего отца. Кто-нибудь наверняка рассказал бы ей о том, что с ним сталось.

— Так почему же она этого не сделала?

— Потому что в полицейских участках теперь записывают все подряд — и телефонные звонки, и каждый ваш шаг, стоит вам перешагнуть порог, потому что там установлены камеры видеонаблюдения. Она не хотела рисковать, ведь кто-нибудь мог узнать ее. Кендра не доверяла полиции, зато верила вашему отцу. Перед тем как она уехала, он сказал ей, что если когда-нибудь у нее возникнут неприятности, то она ни в коем случае не должна звонить в участок или приходить туда. Телефонные линии прослушивались, и он обнаружил, что кто-то подсадил «жучков» к нему в кабинет. Биг Рэд сказал, чтобы она приходила к нему домой. И она так и сделала.

— Для чего Кендра искала моего отца?

— Что вам известно о Фрэнсисе Салливане, главаре ирландской мафии?

«Опять это имя…» — подумала Дарби.

— Я знаю, что он умер.

— Я знал мистера Салливана — так его следовало называть, даже если вы работали на него. Мне неловко признаваться в том, что я вернулся к занятию, из-за которого угодил в тюрьму первый раз, — к торговле наркотиками. У меня была своя сеть покупателей. Мистер Салливан пожелал воспользоваться ею, а мне были нужны деньги. Что вам известно о Кендре?

— Я знаю, что ее арестовывали за проституцию.

— У Кендры были проблемы с наркотиками. Она сидела на кокаине. Некоторое время она работала на улице, а потом мистер Салливан стал приводить ее на вечеринки в отелях, где она обслуживала многих мужчин. Включая полицейских.

Мишель Бакстер говорила то же самое.

— Мистеру Салливану, — прошептал Иезекииль, — нравился грубый секс.

Дарби вспомнила, что Бакстер рассказывала о том, как Салливан приставил дуло пистолета ей к виску.

— Кендра не возражала против этого, поэтому он держал ее под рукой. Он питал слабость к молоденьким девушкам, но было и еще кое-что, что сводило его с ума. Я не верил слухам, пока… пока однажды не застукал его на горячем. Я вошел в комнату, в которой он был с девушкой, совсем еще девчонкой, подростком. Не знаю, как ее звали, она была не местная, зато молодость ее прямо-таки бросалась в глаза. И зубные скобки у нее я увидел… потом. — Иезекииль сделал глотательное движение. Голос его на мгновение прервался. — Мистер Салливан поставил бедную девочку на четвереньки. Они были на кровати. Он пристроился сзади, трахая ее, и держал за волосы, запрокинув ей голову, чтобы перерезать горло.

Дарби вспомнилась Кендра Шеппард, привязанная к стулу, с жуткой раной на шее, так что голова едва не отделилась от тела.

— Я хотел остановить этот кошмар, но девочка уже истекала кровью, — прошептал он. — Мистер Салливан увидел меня… Я замер в дверях, не в силах пошевелиться. А он был с ног до головы перепачкан кровью, будто купался в ней. Он преспокойно слез с кровати — клянусь, так оно и было, я ничего не выдумываю. Он не набросился на меня. Вместо этого он открытой опасной бритвой указал на девушку — бедняжка натыкалась на стены, захлебываясь кровью, — а потом посмотрел на меня и сказал: «Давай, Зеке, покажи ей класс. Она еще не до конца сдохла». Только тогда я бросился бежать.

Дарби пришлось откашляться, чтобы заговорить.

— Где это случилось?

— В доме Кевина Рейнольдса в Чарльстауне. Он жил там с матерью, Мэри Джейн. Там есть спальня, справа от лестницы. Мистер Салливан водил туда всех… все свои жертвы. Иногда Кендра заставала его там спящим. Она говорила мне, что даже зимой там чувствовался стойкий запах крови. Она рассказывала, что, сколько бы там ни убирали и как бы часто ни меняли ковры, запах не исчезал.

— Что вы стали делать потом?

— На несколько дней я спрятался. Я знал, что мистер Салливан ищет меня: я был свидетелем, слабым звеном. Угрозой. Я пришел к Кендре. Мы дружили. Я рассказал ей все, что видел, и тогда она познакомила меня с вашим отцом.

— Зачем?

— Когда вы в больнице разговаривали с сыном Кендры, он доверился вам?

— Он сказал мне, что его настоящее имя — Шон.

— Что еще?

— Он сказал, что знает, почему убили его дедушку и бабушку. Но мы не успели договорить.

— Почему?

— Нас прервали.

— ФБР?

У Дарби перехватило дыхание. Об этом в новостях не сообщали.

— Слушайте меня очень внимательно, — сказал Иезекииль. — Люди, которые убили Кендру Шепард, раньше работали агентами в бостонском отделении ФБР. У них было задание уничтожить ирландскую и итальянскую мафию. Но главная их цель состояла в том, чтобы защитить мистера Салливана.

Дарби вспомнила, что и Дженнингс говорил об особом статусе Салливана.

— Он был информатором?

— Мистер Салливан представлял собой намного большую ценность. — Иезекииль едва не захлебывался от возбуждения. — Он сам был федеральным агентом. ФБР сделало своего агента главой ирландской мафии. Настоящее имя Салливана — Бен Мастерс.

— Это Кендра рассказала вам об этом?

— Нет, — ответил Иезекииль. — Ваш отец.

48

Дарби показалось, что в желудке у нее взорвалась ледяная бомба. По спине побежала противная струйка холодного пота.

— Мне известны всего два имени, — прошептал Иезекииль. — Когда они были живы и работали федералами, их звали Питер Алан и Джек Кинг. Но вы не найдете их. Они погибли во время пожара на катере, вместе с Салливаном. Так что как их зовут сейчас, я не знаю.

Дарби сглотнула и спросила:

— Мистер Иезекииль, вы можете…

— Я знаю, о чем вы думаете. «Этот человек — чертов шизофреник, и он все выдумал». Так вот, я не болен. Когда меня арестовали в первый раз, какой-то умник в белом халате поставил этот диагноз, и он приклеился ко мне навечно. — Иезекииль говорил быстро, очень быстро, буквально выплевывая слова и давясь гневом. — Я был параноиком? Считал, что за мной постоянно наблюдают? Еще бы! При моем роде занятий следует быть осторожным. Никогда не знаешь, кто продаст тебя и когда. Именно паранойя и помогает выжить на улице. Но я не слышу никаких голосов, не считаю, будто инопланетяне улавливают волны моего мозга, и не верю в подобную чушь. Но сколько бы я ни повторял это, они неизменно приходят в мою камеру и колют мне всякое дерьмо в задницу три раза в неделю. От лекарств я все время чувствую себя как в тумане, и меня легче контролировать. Я не виню вас за то, что вы настроены скептически. Однако каким бы ни было нынешнее состояние моей психики, оно не изменит того факта, что Кендра Шеппард навещала меня, верно?

— Вы до сих пор не сказали, для чего она приходила к вам.

— Кендра работала с вашим отцом, давала ему информацию на Салливана и его окружение. Именно Кендра узнала, что Салливан — агент ФБР, и рассказала об этом вашему отцу. Он якобы был арестован и даже отсидел срок в тюрьме? Чушь собачья! Дезинформация, чтобы прикрыть его. Кендра установила, кем является Салливан на самом деле, и узнала, что бостонское отделение ФБР устраняет местных свидетелей и информаторов. Кое-кого убили, остальные просто исчезли. А некоторым свидетелям и информаторам пообещали защиту по специальной программе. И что же? Они все мертвы. Дарби вспомнила, как отреагировала Мишель Бакстер на ее предложение оказаться под арестом с целью защиты: «Нет уж, спасибо. Лучше я буду полагаться на себя здесь, в реальном мире».

— Был один такой парень, Джимми Лукас, — жарко прошептал он. — Он согласился участвовать в программе. Федералы взяли его, привезли куда-то, и Кевин Рейнольдс задушил его. Я случайно подслушал, как Рейнольдс говорил об этом. Кендра тоже слышала, только она оказалась умнее меня и записала его слова на магнитофон.

— Она записывала их разговоры?

— В отеле и дома у Кевина Рейнольдса. Салливан узнал об этом и поехал к ней, чтобы убить ее и ее семью. Вот только Кендры там уже не было. Она оказалась очень умной, поэтому сумела прожить так долго. Она почувствовала, что Салливан что-то заподозрил, и отправилась к вашему отцу. Она передавала ему пленки с записями, помогала тайно переправлять людей из Бостона и Чарльстауна, из…

— Каких людей?

— Свидетелей. Молодых женщин, участвовавших в вечеринках в отелях. Кендра доверяла некоторым из них, а они помогали ей записывать разговоры, устанавливать подслушивающие устройства и миниатюрные камеры, которыми ее снабжал ваш отец. Кендра хотела увидеть, как Салливану придет конец. Она помогала вашему отцу собирать улики против него. Идея была гениальной, если задуматься. У них были целые подразделения в полиции Бостона, в полиции штата — офицеры, которым, имейте в виду, платил Салливан, — и эти люди делились полученной информацией с федералами, которые, естественно, рассказывали Салливану обо всем. А тут Кендра работает с каким-то патрульным из Белхзма! Ваш отец понимал, с чем ему пришлось столкнуться. Биг Рэд слушал записи, знал, чем занимаются бостонские федералы, ему были известны имена офицеров полиции Бостона и штата, которые находились на содержании у Салливана. А Салливан и его федеральные дружки стали местной разновидностью гестапо. Свидетели и информаторы боялись и слово против них сказать, потому что знали — их убьют. Ваш отец… ему пришлось взять дело в свои руки. Он не мог доверять никому в полиции Белхэма, но и просто так бросить этих людей он тоже не мог. Он знал, кто ему противостоит, и понимал, что должен как можно скорее убрать их подальше из Чарльстауна, снабдить новыми документами. Он спас десятки жизней.

— Мой отец работал с кем-нибудь?

— Не знаю. Кендра говорила, что, когда она встречалась с вашим отцом, он был один. Я встречался с ним всего несколько раз, и тоже наедине. Кендра привела меня к нему. Я рассказал ему обо всем, что видел, и Биг Рэд поселил меня в безопасном месте. Спустя неделю вашего отца убили, а меня арестовали. Еще через месяц Салливан и его федеральные дружки погибли в ходе операции в гавани Бостона, и на этом история закончилась.

— Почему эти люди не переставали искать ее?

— Потому что пленки, которые она передала Биг Рэду, были всего лишь копиями, — прошептал Иезекииль. — Кендра говорила мне, что оставила себе оригиналы. И что она вела записи, где и с кем встречались федералы, в таком вот духе. И еще она вела список людей, которых ваш отец вывез за пределы штата. Все это время Кендра считала, что те федералы погибли вместе с Салливаном. Но все изменилось год назад, когда она жила… в Висконсине, если не ошибаюсь. Работала в небольшой страховой компании, по ее словам. Однажды она ушла с работы и уже ехала домой, как вдруг заметила, что кое-что забыла в офисе, а когда вернулась, то заметила Питера Алана, входящего в здание. Второй мужчина, по имени Джек Кинг, сидел за рулем машины, припаркованной прямо перед входом. Она забрала Шона из школы и уехала из города, бросив все вещи.

— Что она сказала Шону?

— По словам Кендры, она рассказала ему все. У нее не было другого выхода, потому что после бегства из Висконсина они постоянно меняли документы. Вот почему она решила нанести упреждающий удар. Из-за Шона. Она не хотела, чтобы с ним что-нибудь случилось. Из Висконсина они переехали в Нью-Джерси. Но там их квартиру ограбили, она запаниковала, и они сбежали в Вермонт. Там она в очередной раз сменила имя и превратилась в Эми Холлкокс. Она стала настоящим профессионалом в том, что касалось жизни под чужой личиной. Она всегда выбирала для работы такие места, где можно легко достать номера социального страхования, — в страховых компаниях, например. Она сказала мне, что устала убегать и что пришло время рассказать обо всем, что она знает, прежде чем ее убьют. Она была последней.

— Последней из кого?

— Последней из тех, кому ваш отец помог бежать из Чарльстауна. Все остальные мертвы. Увидев Алана, Кендра решила провести небольшое частное расследование. Она принялась изучать свой список имен и выяснила, что все, кто в нем числился, убиты. И все эти преступления остались нераскрытыми. Это тайное гестаповское подразделение из мертвых агентов ФБР… Они выследили и убили всех.

— Каким образом?

— У вашего отца должен был быть список. Наверное, они его нашли. Список, пленки, улики, вещественные доказательства — словом, все, что у него было. Но отыскать Кендру им было нелегко, потому что она все время меняла имена и переезжала с места на место.

— В этом было задействовано все ФБР или только его бостонское отделение?

— Не знаю. Кендра рассказывала мне только о федералах этого отделения.

Дарби вспомнила обыск в доме в Белхэме. И дом Кендры в Вермонте тоже ведь подвергся тщательному обыску.

— Кендра сказала, что сохранила пленки и свои записи, — шептал Иезекииль. — Я не знаю, где они лежат, она мне не сказала. Я советовал ей не будить спящую собаку. Кроме того, ее откровения ничего бы не изменили. С той поры, как она уехала из Чарльстауна, прошло двадцать с лишним лет. Даже если бы она рассказала все, что знает, то чего бы этим добилась? ФБР стало бы утверждать, что его агенты, погибшие на двух катерах, давно мертвы. Она просто превратилась бы в очередную мишень, только и всего. А когда они узнают о том, что вы навещали меня — а они непременно узнают! — то и вы станете мишенью.

— Кевин Рейнольдс тоже был федеральным агентом?

— У Кендры были подозрения на этот счет, — прошептал Иезекииль, — но она не могла их подтвердить.

— Она не сказала вам, что на этих пленках?

— Нет, не сказала. У нас было всего сорок минут, так что я просто слушал ее, давая выговориться.

— Она знала, кто убил моего отца?

— Нет. И я тоже не знаю. Я был в мотеле, когда его застрелили. Разумеется, я сказал об этом своему замечательному общественному защитнику. Но в мотеле заявили, что у них нет записей, подтверждающих тот факт, что я у них останавливался. Никаких счетов, вообще ничего. Это уже не имело значения. Федералы крупно подставили меня. Они угнали мою машину, нашли пистолет, который я хранил у себя в комнате. Они подбросили достаточно улик, чтобы не возникло сомнений в том, что убийца — я. Поскольку мои слова ничем не подтверждались, адвокат решил, что выслушивает параноидальные бредни шизофреника.

— Мой отец не оставил бы вас одного в мотеле. Он бы прислал кого-нибудь охранять вас.

— Он говорил, что у него в мотеле свой человек, которому он доверяет. Не знаю, кто это был, я его никогда не видел.

— Я сама займусь этим.

— Нет! — прошипел Иезекииль. — Я позвал вас не за тем, чтобы вы помогали мне, а чтобы предупредить насчет этих так называемых федеральных агентов. Понятия не имею, работают они еще на ФБР или нет, но они все равно продолжают поиск этих пленок. Не ищите их сами! Теперь вы знаете, что они сделали с вашим отцом, и видели, что случилось с Кендрой. Если найдете эти пленки, уничтожьте их. Не надейтесь, что сможете вывести этих людей на чистую воду. Вам нельзя доверять никому, особенно тем, кто работает в Управлении полиции Бостона. В платежной ведомости у Салливана числилось очень много ваших людей.

— Назовите мне хотя бы некоторые имена.

— Я не помню их, но уверен, что они по-прежнему работают в полиции. Если начнете копать, то быстро окажетесь на кладбище рядом с отцом.

«Я не начинаю копать, — хотелось сказать Дарби. — Я уже замешана в этом деле по уши».

49

Забирая свои вещи у женщины-охранника, Дарби почти ничего не соображала. Кровь стыла у нее в жилах. Как в тумане до нее доносился голос охранницы, которая пошутила с Билли Мышцой насчет того, что все прошло хорошо, раз «док сохранила оба уха, ха-ха-ха». Дарби выдавила улыбку, поблагодарила обоих и вышла в прохладный, ярко освещенный коридор, в котором гуляло негромкое эхо приглушенных разговоров.

Рациональная ее часть, та, которая все это время хранила странное молчание, наконец подала голос:

«Ты и впрямь поверила всему, что рассказал Иезекииль».

Это было утверждение, а не вопрос. Но вот поверила ли она всему? Она не хотела верить ни единому слову Иезекииля, но большая часть того, что он рассказал ей, — личность специального агента Алана, например, — оказалась правдой. Кое-что еще, сказанное им, слишком уж походило на правду, чтобы просто так взять и отмахнуться от нее. Кроме того, словно всего вышеперечисленного было недостаточно, Иезекииль никак не походил на человека, одержимого шизофреническим расстройством. Мания преследования, выражающаяся в том, что комнату для свиданий прослушивают, должна была стать главной темой разговора. Его параноидальные мысли должны были перескакивать с одного предмета на другой, но на протяжении всего свидания он излагал свои соображения убедительно и связно. Он ответил на все ее вопросы, легко переходил от одной темы к другой, без замешательства и путаницы, и — и! — проявил искреннюю симпатию, говоря о ее отце.

Кстати, что там насчет ее отца? Ей исполнилось уже тридцать девять, и воспоминания о Томасе МакКормике, Биг Рэде, начали увядать и стираться. Да и, говоря откровенно, изначально их и так было не слишком много. В детстве она редко видела его, ведь Биг Рэду практически постоянно приходилось работать сверхурочно, а Шейла ходила в вечернюю школу, чтобы получить диплом медсестры. В памяти у Дарби всплыло несколько отрывочных воспоминаний: вот она держится за большую ногу отца, пока переполненный трамвай, раскачиваясь из стороны в сторону, с лязгом катится по рельсам; вот Биг Рэд давит земляные орехи своими крепкими, мозолистыми пальцами в Фенуэй-парке.

Но, помимо любви отца к «Ред сокс», записям Фрэнка Синатры, хорошему бурбону и сигарам, она понятия не имела, ради чего жил на свете Биг Рэд. Он выглядел неестественно тихим и скромным человеком, больше склонным слушать, нежели говорить. И он всегда наблюдал за окружающим миром. В ее памяти он остался вечно утомленным и усталым.

«Кендра познакомила меня с вашим отцом… Она очень любила вашего отца».

«Я искренне восхищался им».

«Биг Рэд был замечательным человеком. Такие встречаются один на миллион, должен заметить. Не проходило и дня, чтобы я не сожалел о том, что с ним случилось».

Дарби распахнула входные двери. Безоблачное полуденное небо отливало синевой, воздух по-прежнему был невероятно душным и влажным. Она оглянулась, снедаемая абсурдным подозрением, что Иезекииль крадется за ней.

Лейтенант Уорнер, сидящий за рулем ее машины, припарковался на одной из площадок, зарезервированных для полиции. Отсюда ему хорошо был виден вход в тюрьму и вся автостоянка. Он увидел ее и поехал навстречу.

Дарби не хотела, чтобы он сидел за рулем. Она вообще не хотела видеть его в своей машине. Ей хотелось побыть одной, посидеть в тишине и спокойно обдумать то, что сейчас произошло.

Уорнер говорил по мобильному телефону.

— Комиссар, — обронил он после того, как она захлопнула дверцу. Выезжая с автостоянки, он протянул ей трубку: — Валяйте, можно разговаривать смело.

Чадзински пожелала узнать последние новости. Дарби понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова. Комиссар полиции слушала не перебивая.

Наконец Дарби закончила отчет. Последовала долгая пауза. На секунду ей даже показалось, что связь оборвалась.

— Комиссар?

— Я здесь. Я… пытаюсь переварить то, что услышала от вас. — Еще одна пауза. — Вы предполагаете, что глава ирландской мафии, человек, лично ответственный за смерть многих людей и исчезновение нескольких молодых женщин, был федеральным агентом?

— Я ничего не предполагаю. Я просто пересказываю вам все, что услышала от Иезекииля.

— Но сама мысль об этом… Дарби, Фрэнк Салливан был законченным психопатом. Он убивал бостонских полицейских и национальных гвардейцев, он убивал людей из Бостона, Чарльстауна и бог знает откуда еще. В архиве лежат штабеля нераскрытых дел об убийствах, так или иначе связанных с Салливаном. До меня доходили слухи о том, что ФБР пыталась внедрить своего агента в ирландскую и итальянскую мафию, но если Иезекииль сказал правду, то это значит, что федеральное правительство не просто внедрило своего агента в преступную среду. Оно каким-то образом ухитрилось сделать его главой клана. Мы говорим о человеке, который стал серийным убийцей. Это значит, что федеральное правительство замешано в убийствах и исчезновении сотен людей. Вы осознаете всю тяжесть того, что предполагаете?

К несчастью, Дарби полностью отдавала себе в этом отчет. Бостонское отделение ФБР — быть может, все Бюро в целом — санкционировало действия Салливана и покрывало его.

«Ваш отец понимал, с чем ему пришлось столкнуться. Биг Рэд слушал записи, знал, чем занимаются бостонские федералы, ему были известны имена офицеров полиции Бостона и штата, которые находились на содержании у Салливана».

— Вы верите Иезекиилю? — поинтересовалась Чадзински.

— Верю. Даже если бы я отмахнулась от его рассказа как от шизофренических бредней, Кендра Шеппард нанесла ему визит в тюрьме. Иезекииль знал ее настоящее имя. Знал, где она живет, знал о существовании ее сына — он знает слишком много деталей, чтобы отнестись к его рассказу как к выдумке. И ради чего тогда он пожелал говорить со мной после стольких лет?

«Я позвал вас не за тем, чтобы вы помогали мне, Я позвал вас, чтобы предупредить насчет этих так называемых федеральных агентов».

— Кроме того, меня беспокоит совпадение по времени, — продолжала Дарби. — Родители Кендры Шеппард были убиты в апреле восемьдесят третьего года. Она исчезает, и в мае того же года погибает мой отец. Салливан и эти федеральные агенты… Сколько всего их было, хотела бы я знать.

— Четверо, — ответила Чадзински. — Вот они все, на веб-сайте «Бостон глоуб». Питер Алан, Джек Кинг, Энтони Фриссора и Стив Уайт. Здесь, в статье, я обнаружила кое-что интересное. Все они входили в состав специальной оперативной группы, созданной для уничтожения итальянской и ирландской мафии. Я отдам распоряжение поднять наши архивы. Посмотрим, что у нас есть на них.

«Салливан и его федеральные дружки стали местной разновидностью гестапо в Чарльстауне».

— Иезекииль упоминал Джека Кинга, — сказала Дарби.

— Поскольку мы обнаружили отпечатки Питера Алана в базе данных, мне пришло в голову, что ФБР могло не знать о том, что происходит в их бостонском отделении. Если бы в операции прикрытия было задействовано руководство, то, полагаю, они бы убрали его пальчики из базы данных. Они ведь могли легко сделать это, поскольку владеют ею.

— Мы ничего не будем знать наверняка, пока не найдем аудиопленки и все остальное, что спрятала Кендра Шеппард.

— А мистер Иезекииль не намекнул вам, где искать эти доказательства?

— Нет. Откуда мне знать, быть может, эта группа погибших федеральных агентов уже завладела ими.

— Мы будем исходить из предположения, что они еще ничего не нашли. Не знаю, говорил ли вам мистер Уорнер, но он обнаружил подслушивающее устройство под приборной панелью вашего автомобиля, рядом с рулевой колонкой. Та же самая модель, как и та, которую он обнаружил в моем офисе. Кроме того, он нашел блок слежения СР8. Вы сегодня еще вернетесь на работу?

— Я прямо сейчас еду в лабораторию.

— Хорошо. Мистер Уорнер заодно проверит ваш офис и лабораторию.

— Не представляю, как эти люди могли получить туда доступ.

— Скорее всего, они действительно не смогли попасть к вам. Но я бы не стала исключать вероятность того, что этим людям помогал кто-то изнутри. Мы должны ограничить круг посвященных.

«В платежной ведомости Салливана числилось очень много ваших людей… И я уверен, что они никуда не делись и до сих пор служат в полиции».

— Согласна, — ответила Дарби.

— А теперь я хочу обсудить с вами два вопроса. Первый касается Мишель Бакстер. Она исчезла.

Дарби закрыла глаза и потерла переносицу.

— Уехав из больницы, я отправила детектива поговорить с ней, — продолжала Чадзински. — Дверь была не заперта. Никаких признаков борьбы, хотя детектив доложил мне, что не может утверждать этого с уверенностью, поскольку в квартире царил жуткий беспорядок. Детектив не нашел ни женской сумочки, ни чемодана, ни какого-либо иного багажа, так что, вполне возможно, эта Бакстер просто решила уехать из города.

— У этого детектива есть имя?

— Это сотрудник Отдела по борьбе с коррупцией. — Чадзински не пожелала вдаваться в детали. — Прошу вас не воспринимать это как признак недоверия, Дарби. Ничего личного, но таковы правила. Я должна хранить их имена в тайне. Любые сведения, которые я получу, будут переданы вам лично мною или через мистера Уорнера.

— Я понимаю.

— Что вы знаете о детективе Пайне?

— Я знаю, что он был напарником моего отца. Затем Арти сдал экзамен на детектива и перешел в Бостон, в отдел по расследованию убийств.

— Его территорией был Южный Бостон. Двое сотрудников Отдела по борьбе с коррупцией только начали просматривать старые полицейские отчеты Пайна, но уже сейчас можно с уверенностью заключить, что в большинстве дел об убийстве, которые он вел, прослеживаются ниточки к Фрэнку Салливану. А до этого детектив Пайн был замешан в скандал с ПОГ во время перевозки школьников…

— Прошу простить, что перебиваю, комиссар, но что такое ПОГ?

— Патрульная оперативная группа. Ее больше не существует. Группу расформировали в конце семидесятых после многочисленных жалоб на то, что ее сотрудники прибегают к недозволенным силовым методам. Вы, пожалуй, слишком молоды, чтобы помнить об этом, но в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году штат Массачусетс принял Закон об устранении расового неравенства. Комитет по делам школ Бостона, состоявший, в основном, из белых католиков-ирландцев, успешно блокировал реализацию закона, затеяв многолетнюю судебную тяжбу. А потом, в семьдесят четвертом году, Федеральный суд распорядился провести отмену сегрегации в бесплатных средних школах Бостона. По всему городу вспыхнули бунты и начались столкновения, президент Форд даже выступил по телевидению, призывая жителей и власти Бостона к сотрудничеству.

Дарби знала об этих столкновениях — читала в учебнике, еще когда училась в средней школе.

— В течение первых недель после начала учебного года сотрудников ПОГ поставили охранять автобусы, доставлявшие детей афроамериканцев в школы Бостона, — продолжала Чад-зински. — Толпы белых ирландцев и ирландок швыряли камни, кирпичи, арматуру, словом, все, что под руку попадалось, в школьников и офицеров ПОГ. Прибавьте к этому массовые протесты самих афроамериканцев. Нечего и говорить, что обстановка накалилась до предела, и кое-кто из офицеров слишком уж вольно обращался со своей дубинкой. По неофициальной информации, Артур Пайн забил одного афроамериканца до смерти. Я говорю «по неофициальной информации», поскольку свидетель, который утверждал, что лично видел, как Пайн избивал человека, вдруг исчез.

Иезекииль говорил, что Биг Рэд устроил его в отель. Одного.

«Он говорил, что у него есть в мотеле свой человек, которому он доверяет».

А не был ли Арти этим самым доверенным человеком?

— Я не утверждаю, что Пайн непременно замешан в происходящем, — сказала Чадзински, — но, учитывая то, что обнаружили сотрудники Отдела по борьбе с коррупцией, я хочу, чтобы они занялись им вплотную. И пока они не закончат проверку, я запрещаю сообщать ему любые сведения о проводимом вами расследовании.

— А если Арти сам позвонит, что я ему скажу?

— Правду. Скажите, что лейтенант Уорнер возглавил расследование. И если у детектива Пайна есть вопросы, пусть обращается с ними к мистеру Уорнеру. Теперь он — главный. И вы тоже должны сообщать ему все полученные вами сведения. Когда вы планируете поговорить с мистером Купером?

— Сразу же, как только доберусь до лаборатории. — Дарби снова ощутила предательский холодок в груди. — Я должна взять лейтенанта Уорнера с собой?

— Нет. Он побеседует с мистером Купером позже, в моем кабинете. А вы, пожалуйста, перезвоните мне после разговора с ним, а потом составьте рапорт и передайте его мистеру Уорнеру.

— Все понятно.

Чадзински повесила трубку. Дарби вернула телефон Уорнеру. Он не глядя сунул его в карман. Лейтенант не произнес ни слова, сосредоточившись на управлении машиной. Вдали, на горизонте, уже вставали башни небоскребов Бостона. Она смотрела на них невидящим взором и вдруг вспомнила фразу одного из любимых игроков отца, великого Сатчела Пэйджа, подающего в бейсбольной команде «Ред сокс»:

— Никогда не оглядывайся. Иначе тебя догонят.

50

Джейми спустилась по ступенькам, ведущим в гараж, волоча за собой чемодан, потрепанное черное чудовище, которое она купила вскоре после медового месяца. Он путешествовал с ней в Санта-Лючию, а потом и по всем Штатам вместе с Дэном и мальчиками. Она засунула чемодан в заднюю часть фургона и несколько мгновений смотрела на него.

«Я действительно сделаю это, — подумала она. — Сейчас я сяду в машину вместе с детьми, и мы не будем останавливаться, пока не доберемся до Сан-Диего».

В банке все вышло как нельзя лучше. Отдавая кассиру подписанное заявление о закрытии сберегательного и расчетного счетов, Джейми ожидала, что ее охватит паника. Но кассир вернулся с пухлым конвертом, в котором лежало чуть больше пяти тысяч наличными, и, принимая его, она вдруг испытала просветление. Джейми поняла, что отъезд был единственным способом обезопасить детей. А чтобы все сделать правильно, ей придется выправить им новые документы. Она знала, с чего начинать. Картер еще слишком мал, чтобы понять, а вот Майкл обо всем догадается. Для начала она расскажет ему о Бене Мастерсе. Но не сейчас. Позже, когда они устроятся на новом месте…

Она вышла из банка с улыбкой на губах, думая, как здорово, что они начинают жизнь заново.

Это чувство растаяло без следа, когда Джейми зашла в винный магазин в Уэллсли-Хиллз.

Моложавый продавец, стоявший за прилавком — высокий и худощавый, с копной густых черных волос и гладкой загорелой кожей — сбился с ног, стараясь разыскать для нее несколько больших картонных коробок. Он настоял на том, что сам донесет их до машины.

— Вы ведь Джейми Руссо? — полюбопытствовал он. Она уставилась на него, гадая, как он сумел узнать ее. Продавец покраснел.

— Вы вроде как похожи на нее. Вот я и спросил.

Она кивнула.

— Я Джейми.

— Я немного знал вашего мужа. Дэн заходил сюда пару раз в месяц, может, чаще, чтобы купить бутылочку «Джонни Уокера». Мы с ним иногда болтали о том о сем, о «Сокс» и всякой ерунде. Дэн был очень славным парнем, и я… мне очень жаль, что с ним так вышло, и… ну, вы понимаете.

«Раз в неделю Дэн покупал бутылку виски… — тупо думала она по дороге домой. — И давно ты стал так делать, Дэн? Я никогда не видела, чтобы ты пил в рабочие дни, но, с другой стороны, откуда мне было знать, чем ты занимаешься в своем подвале, где ты проводил все свое время? И почему ты вдруг стал пить так много? И как получилось, что я ни разу не видела пустых бутылок из-под «Джонни Уокера» в мусорном баке? Или ты прятал их среди мусора, а потом выбрасывал?»

Джейми вдруг ощутила прилив злобного раздражения к продавцу винного магазина, который знал о ее муже нечто такое, чего не знала она сама, — и никогда не узнает. Какая-то часть ее даже захотела вернуться в винный магазин и хорошенько расспросить продавца.

«Вы знаете, почему мой муж так много пил? Он выглядел расстроенным? Он вам ничего не рассказывал? Как он себя вел? Расскажите мне, о чем вы говорили, потому что мне надо чем-то заполнить проклятую пустоту, которую я ношу в груди последние пять лет»,

Но она не повернула, а поехала дальше, внезапно сообразив, что в Уэллсли навсегда останется кусочек ее души. Уехав отсюда, она никогда не узнает, почему Дэна убили. Разумеется, она могла попытаться найти утешение в том, что и Бен Мастерс мертв, но Кевин Рейнольдс остался жив. Рейнольдс и его третий сообщник, этот неведомый Иуда.

Джейми то и дело поглядывала в зеркало заднего вида и в боковые зеркала, чтобы убедиться, что за ней никто не следит. И еще она поняла, что, куда бы они ни уехала, остаток дней она проведет вот так — оглядываясь через плечо и глядя в зеркало заднего вида.

Джейми захлопнула заднюю дверцу фургона, вошла в дом и в кухне из выдвижного ящика стола взяла ключи от комнаты мертвых.

Майкл помогал Картеру складывать игрушки. Она дала каждому из них по коробке: в фургоне останется совсем мало свободного места, учитывая одежду и ящики с документами и другими бумагами, которые она не хотела оставлять здесь. Джейми ожидала, что мальчики без всякого восторга примут неожиданные сборы, и боялась, что они могут даже заартачиться. Но Майкл ни слова не говоря принялся за дело. А Картер все время спрашивал, не могут ли они поселиться в Диснейленде.

Она отворила дверь в комнату мертвых и тут же заперла ее за собой. Помещение купалось в лучах, яркого солнечного света. Мебель, отмытая от крови, по-прежнему стояла на своих местах, а старое постельное белье она выбросила. От прежней жизни здесь остались лишь матрас и покрывало на кровати.

Джейми принялась снимать картины со стен и укладывать их в коробку, вспоминая о том, как сегодня утром Кевин Рейнольдс стоял в нескольких шагах от фургона и смотрел на нее,

«Так близко, — думала она. — Проклятье, он был так близко, и если бы я побыстрее выскочила из фургона…»

Джейми услышала, как на подъездную аллею въехал какой-то автомобиль. Подойдя к окну, она увидела черную «хонду».

«О господи, она похожа на машину Кевина Рейнольдса!»

Джейми выронила коробку, собираясь окликнуть детей, как вдруг заметила мужчину в черных брюках и легкой рубашке в тон, выходящего из автомобиля. Отец Хэмфри.

Она не хотела приглашать его в дом, чтобы не отвечать на вопросы о причинах своего внезапного отъезда. Она сбежала вниз по ступенькам и нажала кнопку, открывающую вход в гараж.

Отец Хэмфри буквально ворвался внутрь. Лицо его раскраснелось.

— Я рад, что застал тебя, — сказал он. — Я пытаюсь дозвониться тебе весь день.

— Я… выходила… а-а…

— Это не имеет значения.

Хэмфри протиснулся мимо нее и прошелся по гаражу. Суставы его похрустывали при ходьбе. Он нажал кнопку, закрывая дверь гаража.

— Что… а-а…

Джейми молчала, глядя, как Хэмфри обежал фургон, чтобы выглянуть в окно,

— Ты никого не заметила возле дома? — спросил он. — Кого-нибудь незнакомого, я имею в виду?

Джейми оцепенела.

Хэмфри отошел от окна.

— Откуда ты знаешь человека по имени Кевин Рейнольдс?

Джейми открыла рот, но слова не шли у нее с языка. Ужас, который она носила в себе, цепкими щупальцами схватил ее за горло.

— Его сестра живет в Уэллсли, недалеко отсюда, — сказал Хэмфри. — Может быть, ты сталкивалась с ней в церкви. Она хорошая женщина, но я не могу сказать того же о Кевине. Злобный ублюдок, вот кто он такой.

— Как… а-а… как…

— Выслушай меня, — сказала он. — Просто слушай и молчи. Говорить буду я.

Испещренное морщинами лицо Хэмфри и его покрасневшие глаза время от времени скрывались за яркими, ослепительно-белыми звездами, беззвучно вспыхивавшими у нее перед глазами.

— Время от времени Кевин приходит ко мне на исповедь. Вот и сегодня, около часа назад, он приходил исповедаться. А потом я обнаружил его сидящим на скамье. Мы разговорились о том о сем, о церкви, о тех, кто жертвует на ее содержание, и прочее. И вдруг он стал расспрашивать меня о тебе. Откуда-то он узнал о том, что здесь произошло, и поинтересовался у меня, не живешь ли ты по-прежнему поблизости.

«Забирай детей! Забирай детей и немедленно уезжай!»

— Ты добрая католичка, — продолжал Хэмфри, — и мне нет нужды объяснять тебе, что такое тайна исповеди. Что священник не может нарушить ее даже под страхом смерти. Я — Божий человек, но еще я — просто человек, поэтому… 11одожди, Джейми, вернись!

Она бросилась к лестнице.

Отец Хэмфри догнал ее в прихожей, схватил за руку и потащил назад.

— Успокойся! — Он встряхнул ее. — Успокойся и выслушай меня!

Она вскрикнула и попыталась вырваться.

— У меня есть знакомые, которые помогут тебе, Джейми. Эти люди уже помогали таким женщинам, как ты, жертвам преступлений. Они помогли целым семьям начать новую жизнь в местах, где люди вроде Кевина Рейнольдса никогда их не найдут. Я собираюсь позвонить этим людям. Они будут здесь меньше чем через час.

— У-у-у-х-х-х-о-о-д-дите!

— У такого человека, как Кевин Рейнольдс, хватит возможностей найти тебя. А мои знакомые позаботятся о том, чтобы этого не случилось. Тебе не придется беспокоиться о деньгах. Они будут помогать тебе, пока ты не устроишься на новом месте, о'кей? Я помогу тебе собрать вещи к их приезду.

Она оттолкнула его и побежала к лестнице.

Джейми уже открыла рот, чтобы окликнуть детей, сказать им, чтобы они немедленно спускались вниз, что они уезжают. Но слова застряли в горле, когда ей на голову опустился прозрачный пластиковый мешок.

51

Выйдя из лифта вместе с лейтенантом Уорнером, Дарби сразу же заметила двух мужчин в костюмах с галстуками, которые поджидали их у дверей в лабораторию. Они увидели Уорнера и потянулись к двум громоздким пластмассовым чемоданчикам, стоявшим у их ног.

«Должно быть, это те самые люди, которые будут искать «жучков» в помещениях», — подумала она.

Уорнер не стал представлять их друг другу. Но Дарби было все равно. Она уже устала от болтовни, а ей еще предстоял разговор по душам с Кулом.

В лаборатории царила неестественная тишина. Комнаты, мимо которых она проходила, были пусты. Скорее всего, сотрудников отправили в Чарльстаун на помощь саперам — собирать улики и помогать искать тела и останки.

Купа в офисе не оказалось. Дарби проверила базу данных отпечатков пальцев. НБОП выдала совпадение по одним «пальчикам».

Она развернула экран. Это оказались отпечатки пальцев с обертки от никотиновой жевательной резинки. Отпечатки на 96,4 % совпадали с «пальчиками» человека по имени Джек Кинг.

«Это одно из имен, которые назвал мне Иезекииль. Один из погибших федералов».

Так оно и оказалось. Из информации на экране следовало, что специальный агент Кинг погиб второго июля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, в один день с Салливаном. Комментарии прилагались.

Куп был здесь сегодня утром и не мог не проверить базу данных. Почему же он не позвонил ей?

Ни в одной из смотровых комнат Дарби Купа не нашла, зато наткнулась на Рэнди и Марка в отделении серологии. Те исследовали окровавленную одежду Кендры Шеппард и ее личные вещи, которые Дарби вчера забрала из морга: черные пластмассовые часы, серебряное колечко и простенькую золотую цепочку.

Рэнди отложил в сторону планшет и уставился на свежую паутину шрамов у нее на лице. И он, и Марк выглядели уставшими.

— Мы решили, что тебе не помешает помощь с одеждой, — сказал Рэнди, — поэтому пришли пораньше.

— Большое спасибо, — отозвалась Дарби. — Спасибо вам обоим. Я очень тронута. Кто-нибудь из вас видел Купа?

Рэнди отрицательно покачал головой. Марк сказал:

— Сегодня утром он был здесь, но потом я его не видел.

Дарби подумала, что Куп, возможно, работает с саперами на месте взрывов, и решила проверить свою догадку у секретаря лаборатории.

— Он взял отгул, — ответила секретарь.

— Он не сказал почему?

— Нет. Мне, во всяком случае, он ничего не говорил. Может быть, он оставил вам сообщение.

Дарби вернулась к себе в кабинет. От Купа ничего не было, зато пришло сообщение от Мадейры Джеймс.

— Мисс МакКормик, я звоню в продолжение нашего вчерашнего разговора о пуле с микроштамповкой, которую вы нашли. Я подписала запрос на предоставление всей информации относительно тестирования боеприпасов и их демонстрации и передала его президенту компании. Сейчас он обсуждает его с директором юридического департамента. Как только появятся новости, я перезвоню вам или пришлю письмо по электронной почте.

Сообщение пришло сегодня утром около десяти. Сейчас стрелки часов показывали без четверти четыре.

Второе сообщение было от Боба Литцоу, дежурного сержанта в архивных трейлерах с вещественными доказательствами. Он не смог найти улики и отчеты по делу об убийстве Шеппардов в апреле восемьдесят третьего года.

Дарби позвонила Литцоу.

— Что случилось с уликами?

— Понятия не имею. Они могли затеряться. Их могли случайно переложить в другое место. Со старыми делами такое случается сплошь и рядом. Мы найдем их, не сомневайтесь, но на это понадобится время.

Дарби вспомнила слова Иезекииля о том, что Салливану помогал кто-то из сотрудников управлений полиции.

«Не доверяйте никому, особенно тем, кто служит в Управлении полиции Бостона. Салливан платил очень многим вашим людям».

Она снова повернулась к компьютеру и сказала:

— Мне нужен список людей, запрашивавших дело Шеппардов.

— Могу вам сразу сказать, что последние пять лет им не интересовался никто.

— Что вы делаете со старыми отчетами?

— Они сдаются на хранение.

— Найдите их и перешлите мне по факсу. И, пока вы еще не положили трубку, прошу вас поднять все материалы по убийству Томаса МакКормика.

Она продиктовала сержанту номер дела.

Закончив разговор, Дарби проверила свою электронную почту. От Мадейры Джеймс ничего не было. Рэнди прислал ей копию отчета о вещественных доказательствах, которые обнаружил в лесу. Она распечатала экземпляр, подняла телефонную трубку и набрала прямой номер Джеймс в «Технологических системах Рейнольдса», но вызов был переадресован на голосовую почту. Дарби оставила для нее сообщение с просьбой перезвонить и ввести ее в курс дела.

Потом она попыталась дозвониться во Францию доктору Векслеру, собственнику особняка в Белхэме. Никакого ответа. Она оставила еще одно сообщение.

Теперь Куп. Его мобильник не отвечал. Дарби позвонила на домашний телефон. Никакого ответа.

«Почему ты меня избегаешь, Куп?»

Дарби подошла к принтеру. Из-за ран на лице у нее раскалывалась голова. В висках тяжело пульсировала боль. Она опустилась в кресло и прижала ладони к глазам. Перкоцет, который прописал ей врач, должен унять боль, но он же вызовет заторможенность и вялость. Из ящика стола она достала несколько таблеток адвила и проглотила их не запивая, а потом взяла в руки отчет об обнаруженных вещественных доказательствах.

На дымовых шашках не удалось найти отпечатков пальцев или следов крови. Рэнди передал их серийные номера саперам. Умница, правильное решение. Они будут знать, где искать, если те были украдены. Впрочем, с проверкой серийных номеров придется подождать, саперы сейчас заняты более нажным делом на местах взрывов в Чарльстауне.

Дарби сначала бегло перелистала страницы, а потом принялась внимательно читать отчет Рэнди. Чудо-близнецы проделали блестящую и кропотливую работу, исследуя собранные улики.

Ей не давала покоя какая-то мысль о бинокле. Дарби вспомнила о координатной сетке Рэнди и прихватила отчет с собой н зал совещаний.

52

Дарби стояла перед доской. Бинокль нашли в левом верхнем квадранте леса, на значительном расстоянии от подъема, ведущего к дороге. Рядом с биноклем Рэнди обнаружил отпечатки кроссовок. Они полностью совпадали со следами на ступеньках террасы в задней части дома, то есть принадлежали человеку, который с пистолетом в руках ворвался в особняк. И этот человек держался отдельно от остальных. Вполне возможно, что и действовал он независимо от других. Или даже не был с ними связан. Ладно, так почему все-таки бинокль не дает ей покоя?

Дарби перелистала страницы в обратном порядке. Вот оно. Гладкие следы перчаток и смазанные латентные отпечатки, которые Марк безуспешно попытался обработать.

Она прочла данные по биноклю. Изготовлен корпорацией «Никон». Недорогая модель. Совсем не того рода, которым воспользовался бы оперативник. У лысого мужчины имелись очки ночного видения. Федеральный агент Алан использовал нечто вроде РВП-пушки, чтобы поджарить электронные цепи в камерах системы безопасности в больнице. Телеоператор, которого она засекла наблюдающим за домом, был вооружен кинокамерой с лазерным микрофоном. Все это высокотехнологическое оборудование. А бинокль был маленьким, складным, его можно носить в кармане брюк. С его помощью можно наблюдать за птичками, может быть, смотреть матч или концерт. Но для скрытого оперативного наблюдения он решительно не годился.

Дарби мысленно представила себе бинокль. Словно наяву, увидела потрескавшийся пластмассовый корпус и крепежные винты, на одном из которых…

Она вышла из комнаты совещаний и достала бинокль из коробки с вещественными доказательствами.

Так и есть, винты уже выкручивались раньше. Кто-то разбирал бинокль, чтобы починить его. Кто-то касался внутренностей бинокля. А Марк фьюминговал бинокль только снаружи.

Она отнесла улику обратно в лабораторию серологии и поделилась с Марком своими соображениями насчет бинокля.

— Вот дерьмо! — вырвалось у него. — Я бы никогда… Мне это и в голову не пришло.

Он взял бинокль и ушел с ним в смотровую комнату напротив.

Рэнди сказал:

— Вернулись отпечатки, взятые в доме в Белхэме. Совпадений нет, за исключением тех, что принадлежат Кендре Шеппард и ее сыну. Те, которые мы не можем идентифицировать, скорее всего, оставлены хозяевами дома.

— Векслерами, — согласилась Дарби, недоумевая, почему ей до сих пор не перезвонил ни сам хозяин, ни его супруга.

Затем она сосредоточилась на окровавленной одежде, разложенной на лабораторном столе.

«Кендра установила, кем был Сапливан на самом деле, и узнала, что бостонское отделение ФБР устраняет местных свидетелей и информаторов… Кендра сказала, что сохранила пленки и свои записи. Я не знаю, где они лежат, она мне не сказала».

Аудиозаписи, их расшифровка и прочие заметки — вещи довольно объемные. Кендра просто не могла носить их с собой постоянно. А это значит, что она должна была хранить их в каком-нибудь безопасном месте. Но где? В арендуемом сейфе в банке?

«Нет, — решила Дарби. — Чтобы арендовать банковскую ячейку, необходимо заполнить бланк заявления и предъявить какое-нибудь удостоверение личности, хотя бы водительские права. Каким бы именем она ни пользовалась, его неизбежно занесли бы в память банковской компьютерной системы. А Кендра не доверяла компьютерам. Она ни за что не согласилась бы намеренно оставить след, по которому эти люди могли выйти на нее».

Итак, где же она могла хранить эти записи?

— Это не одежда, а тряпки, — заметил Рэнди, — к тому же самые дешевые. Да, они насквозь пропитаны кровью, но это кровь жертвы. Мы использовали…

Дарби не слушала Рэнди, его слова не доходили до ее сознания. Она напряженно раздумывала. Камера хранения в аэропорту? Она гарантировала анонимность. Туда можно сложить что угодно и заплатить за хранение, причем наличными. Проблема: бесконечно долго пользоваться камерой хранения в аэропорту нельзя. А плату принимали вперед только за день или два, в зависимости от аэропорта. Да, аэропорт обеспечивал анонимность, но и создавал неудобства. Кендра наверняка хотела держать все улики под рукой. Она должна была иметь к ним быстрый доступ на случай неожиданного бегства. А ей пришлось убегать всю жизнь…

— … послушай, что передают по радио и телевидению насчет взрыва бомбы, — говорил Рэнди. — Доктор Эдгар и его аспиранты по-прежнему считаются пропавшими без вести, равно как и Дженнингс. Много раненых, но их имена не сообщаются, и масса свидетелей…

«Убегала…» — думала о своем Дарби.

Кендра убегала двадцать с лишним лет, они с сыном постоянно меняли имена и документы. Иезекииль говорил что-то насчет Висконсина. Кендра работала в страховой компании, Кендра видела, как Питер Алан входит в здание, а Джек Кинг сидит за рулем машины, припаркованной прямо у входа.

«Она забрала Шона из школы и уехала из города, бросив все вещи».

Дарби встряхнулась.

— Рэнди, я хочу, чтобы ты принес мне сумочку Кендры. Она лежит в коробке с уликами.

— Я осматривал ее и ничего…

— Не спорь, просто пойди и принеси мне ее. Мысленно она представила себе, как Кендра замечает агентов ФБР, считавшихся мертвыми.

И что она делает? Она уезжает, чтобы забрать сына из школы.

Уезжает, чтобы найти новое место для жизни.

Бросая все вещи.

«Нет, не все. Самое главное было у нее с собой. Кендра ни за что не бросила бы улики. Они были ей нужны. Значит, забрав Шона из школы, она уехала… и не остановилась, потому что все улики были у нее с собой. Она придумала способ, позволявший постоянно иметь их при себе, буквально под рукой, на случай внезапного бегства. Все улики она постоянно носила с собой».

Рэнди вытащил сумочку из коробки с вещественными доказательствами и выложил ее на стол. Дарби не отрывала взгляда от окровавленной одежды, боясь, что стоит ей отвести глаза, как она перестанет слышать внутренний голос, который нашептывал ей:

«Улики постоянно находились при ней. Улики постоянно находились при ней».

Дарби потянулась к упаковке с латексными перчатками. Надев их, она принялась осматривать сумочку.

В черном кожаном бумажнике от Лиз Клейборн не обнаружилось ничего, кроме наличных и водительского удостоверения, выданного в Вермонте на имя Эми Холлкокс.

Три тампона в пластиковой обертке.

Пузырек с мятными таблетками. Освежитель дыхания, не более того.

«Улики постоянно находились при ней».

Но даже женскую сумочку нельзя все время носить с собой. А Кендре нужно было нечто такое, что могло бы постоянно находиться при ней.

«Так, и что у нас осталось? Часы и украшения».

Часы уже были обработаны порошком на предмет снятия отпечатков пальцев. Дарби взяла их в руки. Ремешок из черного полиуретана и черный циферблат в обрамлении корпуса из матовой стали. Секундная стрелка бежала по кругу. Серебристые цифры, но название производителя отсутствует.

Дарби перевернула часы. Обратная сторона выглядела вполне нормально, за исключением левой стороны. Здесь виднелся маленький прямоугольный кусочек пластика. Она взяла пинцет и вытащила пластиковый контакт — флешку USB.

— Господи Иисусе… — пробормотал Рзнди. Удивление на его лице сменилось растерянностью. — Я бы никогда не подумал… Я осматривал часы и ничего не заметил.

— Ты и не должен был ничего заметить. Флешка была хорошо спрятана. Я заберу ее с собой. Да, чуть не забыла: сейчас сюда придут люди и будут искать подслушивающие устройства.

— Что здесь происходит?

— Извини, Рэнди, но я ничего тебе не скажу. Приказ комиссара.

— Понятно. Больше можешь ничего не говорить.

А Дарби уже размышляла над своей находкой. Кендра Шеппард собирала сведения в те времена, когда USB-флешек еще не существовало. Это означало, что на ней хранились только копии оригиналов и аудиозаписей. Получается, она уничтожила оригиналы? Или спрятала их в надежном месте?

В своем кабинете Дарби застала Уорнера и двух его подчиненных.

— Мне нужно поговорить с вами наедине, — сказала она ему.

Уорнер молча указала на дверь. Мужчины кивнули и вышли из комнаты.

Дарби сунула крошечную флешку в разъем своего компьютера.

Дверь у нее за спиной закрылась, раздался голос Уорнера:

— Что случилось?

— Я нашла документы Кендры Шеппард.

Дарби указала на экран монитора, на котором отобразился список аудиофайлов в формате МРЗ и документов.

Уорнер подошел и, достав из кармана очки, склонился над столом. Дарби внимательно изучала список.

«Господи, да их тут не меньше сотни!»

— Судя по размерам файлов, рискну предположить, что это отсканированные документы.

— Вы можете их распечатать?

Она кивнула и щелкнула мышкой по одному из РDF-файлов.

Открылось окно ввода пароля.

Дарби щелкнула по одному из аудиофайлов. С тем же результатом. Программа требовала ввести пароль.

— Проклятье!

— Что такое? — спросил Уорнер. — Не получается?

— Они защищены паролем.

— А вы, случайно, не знаете его?

— Нет. И не просите меня подставлять случайные наборы букв или цифр.

— Почему нет?

— Потому что все может закончиться стиранием файлов. Я позвоню компьютерщикам.

И Дарби потянулась к телефону. Уорнер перехватил ее руку.

— Сначала я должен получить добро от комиссара. Вы имеете на примете кого-то конкретно?

— Джим Байрам, — отозвалась она. — Он лучший.

— О'кей. Если она разрешит, я немедленно посажу его за работу.

— Эти файлы, скорее всего, лишь копии. Кендра или хранила оригиналы в другом месте, или уничтожила их.

Уорнер кивнул.

— Вы уже поговорили с Купером?

— Его здесь нет.

— А где же он?

— Не знаю.

— Ну так найдите его. Найдите и вразумите. И позвоните мне, когда будете возвращаться сюда. Мне понадобится ваша помощь, чтобы разобраться с этими файлами.

Она отодвинула кресло от стола и встала.

— И еще одно, — сказал Уорнер. — Эти люди, которые следили за вами… Если вам хотя бы покажется, что вы что-то заметили, немедленно звоните мне. Не стройте из себя Рэмбо, договорились? Эти парни нужны нам живыми.

Дарби кивнула и вышла, думая о том, куда мог подеваться Куп и как заставить его разговориться.

По дороге она заглянула к баллистикам. У тех не обнаружилось никаких данных о том, что «Глок-18» когда-либо применялся при совершении преступления.

53

Джейми пришла в себя. В голове вяло роились мысли. Она попробовала открыть глаза, и слабый голос — который почему-то показался ей странно знакомым — протестующе застонал:

«Нет-нет, оставайся здесь, со мной».

Она узнала голос — она спала рядом с ним целых пятнадцать лет.

«Останься со мной, — сказал Дэн. — Останься там, где ты будешь в безопасности».

В безопасности?

Разве ей грозит опасность?

Память медленно возвращалась к Джейми. Отец Хэмфри приехал к ней, чтобы предупредить о Кевине Рейнольдсе.

«Откуда-то он узнал о том, что здесь произошло, и поинтересовался у меня, не живешь ли ты по-прежнему поблизости…»

Это слова Хэмфри. И… и… что дальше? Она побежала в дом, чтобы забрать детей. И Хэмфри перехватил ее, уговаривая успокоиться. Она помнила, что вырвалась. Помнила, как подбежала к лестнице, собираясь крикнуть детям, чтобы они немедленно спускались вниз, и тут ей на голову опустился пластиковый мешок.

«Это сделал отец Хэмфри! — подумала Джейми. — Священник, который крестил моих детей, сидел за столом в моем доме, организовал похороны моего мужа, пока я с детьми лежала в больнице… И этот же человек накинул мне на голову пластиковый мешок».

Она вспомнила, как пластик прилип к ее губам, когда она попыталась сделать вдох. Вспомнила, как сопротивлялась, пытаясь оторвать крепкие, мозолистые руки от своего горла. Вспомнила, как с размаху ударилась лицом о стену и как голова взорвалась острой болью, которую она сейчас — вот странно! — не чувствовала. Сейчас она вообще ничего не чувствовала, и почему-то это было страшнее всего. Она должна…

Чьи-то руки грубо похлопали Джейми по щекам. Чужие пальцы приподняли ей веки, и она увидела лицо отца Хэмфри и его покрасневшие глаза. Очертания комнаты расплывались, как в тумане, но она различала отдельные цвета и предметы: зеленое стеганое одеяло на кровати, задернутые бледно-лиловые занавески на окнах и лампу на дубовом ночном столике.

«Моя спальня. Я в своей спальне и, кажется, сижу. Но почему я не могу пошевелить ни руками, ни ногами?»

Странно, но ей совсем не было страшно. Она ничего не чувствовала.

«Голова у меня должна раскалываться от боли. Или хотя бы болеть, но я совсем не чувствую боли. Хочется только закрыть глаза и заснуть».

— Очнись, дорогуша, — проговорил отец Хэмфри и легонько встряхнул ее. От него пахло сигаретным дымом и виски. — Пора просыпаться.

Он отпустил ее. Джейми уронила голову, тело ее свесилось на одну сторону, но она не упала. Из уголка ее рта на шорты стекла длинная струйка слюны.

Отец Хэмфри примотал ее клейкой лентой к одному из стульев в кухне. Она видела полоски скотча, стягивавшие ее лодыжки. Руки он связал ей за спиной.

«Дети… Господи Иисусе, Святая Дева Мария и Иосиф, что он сделал с Майклом и Картером? Или они все еще в спальне?»

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы поднять голову.

— Вот и умница, — сказал отец Хэмфри.

Голова ее снова упала. Дверь спальни стояла открытой, и Джейми видела часть коридора. Двери в спальни мальчиков были заперты, а дверь в комнату мертвых была распахнута настежь. Должно быть, отец Хэмфри выбил ее, потому что на ковре валялись щепки и сломанный замок.

«Что он сделал с детьми? И почему мне не страшно? Почему я ощущаю такое ненормальное спокойствие?»

Отец Хэмфри щелкнул пальцами.

— Посмотри на меня, дорогуша.

Джейми повернула голову в его сторону. Скрестив ноги, он сидел на краю ее кровати. Поверх сверкающих черных мокасин он нацепил синие больничные бахилы. Ей было тяжело сосредоточиться и держать глаза открытыми. Голова у нее кружилась. Неестественное спокойствие, или чем оно там было на самом деле, грозило утащить ее обратно к Дэну, в сладкое, глубокое забытье.

«Дети!» — закричал ей на ухо внутренний голос.

Джейми открыла глаза и в упор взглянула на отца Хэмфри и его больничные бахилы.

«Нет, это не больничные бахилы, — подумала она. — Это… это… как же они называются? В такой обуви ходят люди, когда расследуют преступление… Криминалисты. Да, эксперты-криминалисты носят такую обувь, когда ходят по месту преступления… чтобы не оставить отпечатков ног».

— Я не поверил Кевину, когда он сказал, что видел тебя сегодня утром в фургоне, где ты ждала его, — сообщил Хэмфри. Его рука в латексной перчатке прижимала к уху мобильный телефон Бена Мастерса, «Раlm Тrео». — Что ты собиралась с ним сделать, Джейми?

Комната по-прежнему то расплывалась у нее перед глазами, то вдруг собиралась в фокус.

«Сосредоточься. Ты должна… сосредоточиться. И найти детей».

Мальчишек в спальне не было — по крайней мере, она их не видела. Джейми посмотрела в открытую дверь рядом с ночным столиком и увидела знакомый короткий коридорчик с двумя встроенными шкафами и небольшим закутком, который они с Дэном использовали в качестве кладовки. Там не было ни следа Майкла или Картера, но…

Взгляд ее метнулся к пыльной бутылке, стоявшей на ночном столике. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы рассмотреть этикетку. «Джонни Уокер Блу». Хэмфри принес спиртное с собой? Нет. Нет, он, должно быть, нашел его в доме, вот только где? Джейми не помнила, чтобы видела ее раньше.

Рядом с бутылкой стоял пустой стакан. Закопченная ложка, шприц и свеча.

Хэмфри прикрыл телефон рукой.

— Как ты себя чувствуешь, дорогуша?

— Я… а-а… не могу… а-а…

— Не можешь сосредоточиться?

— Да.

— Тебе больно?

— А-а… а-а… нет.

— Хорошо. Я вколол тебе капельку героина, чтобы успокоить. Прекрасное ощущение, ты не находишь? Сам я этим никогда не увлекался, но тут вдруг подумал… — Он поднял руку, призывая ее к молчанию, и сказал в трубку: — Я в доме Руссо. Все в порядке. Можешь не торопиться.

Хэмфри отключился и уставился на телефон. Уголки его губ дрогнули в улыбке.

— Он внес меня в память как Иуду, — усмехаясь, сообщил он. — Полагаю, мне не следует удивляться. У Бена было черное чувство юмора. Он оставался ирландским католиком до мозга костей. Ты знала его под именем Бена или Фрэнка? А?

Джейми больше не могла держать голову ровно. Она опустила ее на плечо и уставилась на комнату мертвых, которая была видна из коридора.

— Впрочем, это не имеет значения, — небрежно заметил Хэмфри. — В свое время мы все узнаем.

Она услышала лязг горлышка о край стакана, это Хэмфри наливал себе виски из бутылки «Джонни Уокер».

— Откуда… а-а… где… а-а…

— Где я взял бутылку?

— Д-д… а-а… да.

— Из тайника Дэна в подвале, — откликнулся Хэмфри. — Мы с ним частенько выпивали и болтали там в тот последний месяц, главным образом, когда тебя не было дома. Печально, что мужчина вынужден прятать бутылку от жены. Впрочем, я всегда считал тебя чересчур любопытной.

Джейми растерянно заморгала. На мгновение матрас в комнате мертвых вошел в фокус. Она снова моргнула, стараясь удержать открывшийся вид…

Из-под кровати осторожно вынырнула рука.

— Тебе предстоит нелегкое решение, — разглагольствовал Хэмфри. — При всем желании мне не удастся подсластить пилюлю. Но прежде чем мы перейдем к этому, я хочу, чтобы ты рассказала, откуда у тебя телефон Бена.

Джейми снова моргнула и постаралась открыть глаза как можно шире. Рука Майкла откинула покрывало. Он лежал рядом с братом под кроватью, другой рукой зажимая Картеру рот.

Майкл прошептал ему что-то на ухо. Глаза Картера были закрыты, но он плакал, дрожа всем телом.

— Ну же, Джейми, — говорил Хэмфри. — Запирательство ни к чему не приведет.

«Как… как получилось, что Хэмфри не нашел детей?»

«Он думает, что они еще в лагере. Он ждет, когда они вернутся домой».

Майкл начал вылезать из-под кровати.

— Н-Н-Н-Е-Е-Т-Т!

— Будь же благоразумна, — сказал Хэмфри. Майкл замер на месте.

— Воз… а-а… вращайся… на… а-а… место. И… оста… а-а… вайся… там.

— Джейми, я тебя не понимаю.

Майкл скользнул обратно под кровать, спрятавшись под свисающим покрывалом. Джейми повернулась к Хэмфри. Ей казалось, что прошла уже целая вечность.

— Воз… а-а… вращайтесь… на… а-а… место.

— Я не могу уйти, — заявил Хэмфри. — Ты первая начала, дорогуша. И должен тебя предупредить, что человек, который едет сюда, не обладает моими добродетелями. Особенно в том, что касается терпения.

Хэмфри лежал на ее кровати, подложив под голову ее подушку. Стакан он поставил себе на плоский живот. Занавески были задернуты. Джейми показалось, что она слышит шум дождя.

— Ты меня слушаешь? Пожалуйста, будь внимательна, потому что мне не хочется, чтобы с тобой повторилось то, что случилось с Дэнни. Правда, не хочется.

— Дэн… а-а… случилось?

— Они сунули его руку в измельчитель пищевых отходов. А что, по-твоему, случилось?

— Я… не… а-а… знаю.

Он оторвал голову от подушки.

— Что, неужели Дэн тебе ничего не рассказывал?

— Н-н-н-е-е-т.

— Подумать только!

Хэмфри сделал глоток и уставился в потолок.

— Короче говоря, твой муж оказался упрямым сукиным сыном, Я изложу тебе более подробную версию случившегося, после того как ты расскажешь мне, откуда у тебя телефон Бена, Ты же не станешь этого отрицать?

Джейми облизнула распухшие губы и почувствовала, как очередная струйка слюны сбежала из уголка рта и упала на колено.

— Когда будешь готова, — сказал Хэмфри.

Он улыбнулся, ласково и терпеливо, ожидая ее ответа. Его улыбка говорила: «Мне спешить некуда. Никто в целом мире не посмеет дотронуться до меня. Даже сам Господь Бог».

54

Дом Купа являл собой архитектурный шедевр. Это был выкрашенный в белый цвет двухэтажный с фасада и одноэтажный с обратной стороны особняк в стиле Новой Англии с двумя трубами, построенный в самом начале двадцатого века для любовницы лесопромышленника. Он был одним из немногих домов, которые могли похвастаться собственной подъездной аллеей и лужайкой — размером с почтовую открытку, но все-таки.

Особняк стоял на углу, примерно в четырех кварталах от более известных исторических районов. Дарби осторожно протиснулась между белыми штакетниками высотой в половину человеческого роста и припарковалась позади «мустанга» Купа. Солнце скрылось за тучами, начиналась очередная гроза.

Выходя из машины под проливной дождь, она заметила, что двустворчатые двери, ведущие в погреб, распахнуты настежь. Дарби прикрыла их, бегом поднялась по ступенькам и остановилась под полотняным навесом на небольшой террасе. Сквозь тюлевую занавеску цвета слоновой кости на маленьком окошке в двери она разглядела неясные очертания Купа, как раз выходившего из гостиной, и нажала на кнопку звонка.

Он отпрянул и скрылся из виду.

— Кто там?

— Дарби.

— Я занят. Перезвоню, когда освобожусь.

— Мне нужно поговорить с тобой прямо сейчас, Куп. Открывай.

Мгновением позже она заметила тень, выскользнувшую из-за угла. Щелкнули замки, и дверь открылась.

Перед ней стоял Куп, босой, в джинсах и тесной оливково-зеленой майке, покрытой пятнами пота и пыли. К груди он прижимал свою спящую восьмимесячную племянницу, Оливию.

— Няня сестры сегодня утром уволилась, и она позвонила мне в слезах, умоляя присмотреть за девочкой, — пояснил он.

Куп приоткрыл дверь и окинул улицу быстрым взглядом. Одна сторона его исцарапанного лица припухла, бинты на руках пропитались кровью.

— Босс Джекки не берет во внимание трудности работающих матерей-одиночек, — сказал он. — Хотя уж кому-кому, а ему следовало бы проявлять больше сочувствия, учитывая, что он трижды разведен и воспитывает двоих детей…

— Ты всегда пьешь, когда нянчишь детей?

— Я что, не имею права пропустить стаканчик?

— От твоего выхлопа можно запросто угореть.

— Честно, мамочка, я бы с радостью выслушал нотацию, которую ты вознамерилась мне прочесть, — начало интригующее, клянусь! — но сейчас у меня полно дел. Как насчет того, чтобы я позвонил тебе позже, когда…

Дарби оттолкнула его и по небольшому коридору, стены которого были выкрашены в желтый цвет, прошла в гостиную. Там она увидела картонные коробки, еще пустые и уже заклеенные скотчем, которыми был заставлен весь светло-коричневый ковер, и почувствовала, как в сердце поселилась тупая боль.

Из портативного магнитофона, стоявшего на коричневом кожаном диване, доносилась негромкая музыка — Боно вживую исполнял композицию «Разбудите мертвеца» на концерте «Ю-ту», записанном в городке Слейн-Кастл, графство Мит, Ирландия. Она сама подарила ему этот пиратский диск на прошлое Рождество.

Куп осторожно вошел в гостиную, бережно поддерживая спящую племянницу под спинку.

— И когда же ты собирался позвонить мне? После отъезда?

— После того как уложу вещи.

— Ты едешь в Лондон?

— Шанс слишком хорош, чтобы упустить его.

У Дарби упало сердце.

Куп взял высокий стакан для коктейля, стоявший на большом квадратном «пароходном» чемодане.

— Хочешь выпить? — поинтересовался он. — В кухне есть бутылка ирландского виски «Миддлтон».

Дарби не ответила.

Куп осторожно опустился в коричневое кожаное кресло.

— Не смотри на меня так, — попросил он. — Я не хотел тебя обидеть. А ничего не говорил, потому что боялся, что ты заставишь меня передумать.

Лицо у нее вспыхнуло.

— Когда ты уезжаешь?

— Сегодня вечером.

Дарби не знала, куда девать руки.

— Самолет улетает поздно ночью, а прибывает рано утром, — пояснил он.

— С чего вдруг такая спешка?

— Я срочно понадобился им для участия в проекте по разработке новой технологии снятия отпечатков пальцев.

— Не вешай мне лапшу на уши.

— Сколько раз я должен тебе повторять, что не знаю, кем были эти молодые женщины?

— Откуда ты знаешь, что они были молоды?

— Фрэнк обожал молоденьких.

— Откуда ты знаешь, что они были связаны с Салливаном?

— Это уже начинает походить на перекрестный допрос. В таком случае, может быть, мне лучше пригласить своего адвоката?

— Не знаю, Куп. Ты совершил что-то незаконное?

Он покачал головой и вздохнул, потом сделал глоток виски, скрестил ноги и облокотился на правый подлокотник кресла.

— Ты всегда укладываешь вещи в темноте?

— Оливия заснула, — огрызнулся он.

— Когда я звонила в дверь, то видела, как ты выскакивал из гостиной.

— Я шел за племянницей. Она заснула прямо на полу. Ты позвонила в тот момент, когда я хотел переложить ее в кровать.

— Ты никогда не умел лгать, Куп.

— Ты проделала такой долгий путь только для того, чтобы оскорблять меня?

— Нет, я приехала, чтобы попытаться хоть немного вправить тебе мозги. Комиссар взяла тебя на прицел. Она думает, что ты что-то скрываешь. И я такого же мнения.

— Извини, но я ничем не могу тебе помочь.

— И это все?

— Это все.

— Пожалуй, мне не остается ничего другого, как пожелать тебе счастливого пути.

— Нет, правда, я собирался позвонить тебе позже, пригласить на ужин и поговорить о работе.

— И когда мы с тобой сидели бы в ресторане, мне было бы труднее закатить сцену.

— Извини, Дарб. Я не умею говорить «прощай».

— А кто умеет?

— Ты, — парировал он. — Ничто не в силах пробить твою упрямую ирландскую броню.

«Это неправда, Куп. Тебе удалось пробить ее, несмотря на все мои усилия».

— Выпей со мной, — попросил он. — Возьми стакан в кухне. Ты знаешь, где они стоят.

— Мне нужно бежать.

— Работа, всегда только работа. — Куп положил ноги на кофейный столик и поудобнее устроился в кресле. — Как говорят в таких случаях? Горбатого могила исправит?

Дарби сделала глубокий вдох. Она хотела, чтобы в голосе ее не прозвучала обида. По крайней мере, она хотела сгладить острые углы. Она остановилась перед его креслом, наклонилась и уперлась руками в подлокотники.

— Я очень рада за тебя, Куп.

— Спасибо.

— Я буду скучать по тебе.

— Я тоже. — Он отпил большой глоток. — Ты…

— Что?

— Ты… была моим лучшим другом, — дрогнувшим голосом сказал Куп. — Самым лучшим.

Дарби выдавила из себя улыбку, наклонилась к нему и поцеловала в щеку. Ее правая рука скользнула ему за спину.

— Прежде чем я уйду, — сказала она, вытаскивая у него из-за пояса пистолет, — ты не мог бы рассказать мне, почему нянчишь ребенка с пистолетом наголо?

55

Дарби опустилась на кожаный диван в полуметре от кресла, в котором сидел Куп, и повертела в руках его «глок».

— А серийный номер-то спилен. Классная работа! — заметила она. — Ты сам до этого додумался? Или кто-то презентовал тебе эту паленую пушку?

Куп не ответил.

Зазвонил ее телефон. Дарби проигнорировала его и продолжила:

— Мишель Бакстер исчезла.

— Она уехала из города.

— А ты откуда знаешь?

— Потому что сегодня утром, после нашего с тобой разговора, я сходил к банкомату и вернулся к ней. Я дал ей немного денег на дорогу и помог собрать вещи.

— Потому что ты знаешь человека, с которым она разговаривала, верно?

Он снова ничего не ответил.

— Сегодня, вернувшись в лабораторию, я зашла к тебе в кабинет, — сказала Дарби. — И заодно проверила базу отпечатков пальцев. Пальчики с обертки никотиновой жевательной резинки вернулись опознанными. Его зовут Джек Кинг.

— Знаю. Все это время я считал его мертвым.

— Когда ты понял, что он жив?

— Когда увидел его разговаривающим с Бакстер на другой стороне улицы, — ответил Куп. — Этот парень… Он — воплощение зла в чистом виде. Век бы его не видеть!

— И поэтому ты не позвонил мне? Потому что не хотел, чтобы я наткнулась на него?

— Угу.

— Откуда ты его знаешь?

Куп громко вздохнул и переложил Оливию себе на колени. Малышка пошевелилась, и ее крошечные ручки сжались в кулачки.

— Помнишь, каково это? — поинтересовался он.

— Каково что?

— Быть такой вот маленькой, — ответил он, гладя девочку по мягким, пушистым волосикам. — Это лучшая пора жизни, когда ты чист и невинен, как агнец. А в нашем возрасте на ум приходят лишь потери и шрамы.

Дарби хотела было заговорить, чтобы вернуть его в настоящее и начать задавать наводящие вопросы, но почувствовала, как Куп ходит кругами вокруг того, что беспокоит его по-настоящему, и решила немного подождать.

— Например, когда мне было двенадцать… — спустя мгновение произнес он. — Я крепко сплю на диване, слышу треск автомобильного глушителя и думаю, что это мой старик. Он каждый вечер уезжал на своей развалюхе «бьюике» на завод «Дженерал электрик». Он работал в третью смену слесарем. Ну вот, я открываю дверь, думая, что это отец вернулся домой, и вижу соседского парня, Томми Каллагана, на ступеньках церкви, которая как раз через дорогу. Он колотит руками и ногами в дверь и громко кричит. И тут мистер Салливан начинает стрелять. Пух-пух-пух, как будто взрываются петарды. И я вижу, как Томми падает на ступеньках перед входом в церковь. И смотрю, как он… ну, в общем, умирает. — Куп провел пальцем по сжатому кулачку Оливии. — Мистер Салливан останавливается над ним, и Томми поднимает руку. Он плачет и умоляет не убивать его. Мистер Салливан видит, что я смотрю на них с порога своего дома, и всаживает три пули Томми в голову. Потом он хмурится, вытирает испачканный кровью носок ботинка о джинсы Томми и говорит: «Эй, Купс, а ты чего не спишь в такое время? Тебе ведь завтра в школу». — Куп отпил глоток виски из своего стакана. — Кевин Рейнольдс волочит труп к машине, а мистер Салливан идет прямо ко мне и улыбается, как будто я пригласил его в гости, а он с радостью согласился. В час ночи он садится рядом со мной на диван, но тут просыпается моя мать и спускается вниз, чтобы узнать, что происходит. А мистер Салливан говорит ей: «Не волнуйся, Марта, мы с Купсом просто прокатимся в моей машине и поговорим, как мужчина с мужчиной. Мы скоро вернемся». Я смотрю на мать, но она не говорит ни слова. Не успеваю я опомниться, как уже сижу на заднем сиденье в машине, и мистер Салливан говорит: «Ты что-нибудь видел сегодня ночью, Купс?» И я отвечаю ему: «Нет, я ничего не видел, мистер Салливан». А он говорит: «Я думаю, ты меня обманываешь. И у нас может возникнуть маленькая проблема. А если ты действительно видел что-то и, скажем, ну, не знаю… вбил себе в голову, что должен идти в полицию, то мне ведь станет об этом известно. И мне бы очень не хотелось, чтобы с твоей матерью или с одной из сестер случилось что-нибудь подобное». И он показывает мне фотографии, снимки, сделанные «Полароидом». На них девушки, у которых не хватает зубов и рук.

Дарби пришлось откашляться, прежде чем она смогла открыть рот.

— Джек Кинг тоже участвовал во всем этом?

— Фотографии, то, что я видел на ступеньках, то, что сказал мне мистер Салливан, — обо всем этом я рассказываю матери. Все рассказываю, без утайки. — Куп сглотнул. — Я напуган до полусмерти, плачу, а мать звонит отцу. А потом вдруг оказывается, что уже пять утра, и мы сидим в кафе «У МакКинни», и мой старик говорит о том, что мистер Салливан поддерживает в Чарльстауне чистоту и порядок. Он не пускает сюда всяких подонков, вот что он мне втолковывает. «Типы вроде Томми Каллагана, — говорит отец, — парни, которые пытаются торговать наркотиками в нашем городе, так вот, эти парни сами напрашиваются на неприятности. Мистер Салливан, — так называет его мой отец, — мистер Салливан хороший человек, но иногда хорошим людям приходится принимать трудные решения. Решения, которые не поймет полиция». Мой отец говорит, чтобы я забыл обо всем, что видел, и держал язык за зубам. И всю следующую неделю он каждый день напоминает мне об этом. Угадай, что я сделал?

— Ты держал язык за зубами.

— Правильно. Я дал родителям слово. Они были хорошими людьми. Настоящими тружениками. В их сердцах было много любви, но их нельзя назвать очень умными. Подобно всем остальным, кто жил здесь в те времена, они смотрели на мистера Салливана, как на… Робина Гуда. Пожалуй, да, именно так. Тогда уровень преступности в городе был невысоким. Никаких наркотиков, никаких девушек на улицах, готовых отдаться первому встречному за понюшку кокаина. В те времена мы спокойно гуляли по ночам, потому что чувствовали себя в безопасности. — Куп сделал еще глоток и, подняв стакан, посмотрел сквозь него на свет. — Но вся штука в том, что я видел кое-что, верно? И это гложет меня изнутри. Не просто гложет, а разрывает на части, потому что, в конце концов, я добрый богобоязненный ирландский католик и речь идет о моей душе. Поэтому я иду на исповедь и рассказываю священнику обо всем, что видел, обо всем, что случилось, включая фотографии. Я говорю ему, что хочу пойти в полицию, потому что считаю это правильным. Я спрашиваю у него, не знает ли он копа, которому можно доверять. Ни за что не догадаешься, что ответил мне этот сукин сын.

— Мне кажется, он сказал, что тебе не нужно идти в полицию.

— Правильно. «Прочти три раза «Аве, Мария» и два раза «Отче наш» — и получишь прощение». Я так и сделал, Дарби. Но, по-видимому, Большой Парень на небесах имел на мой счет другие планы. На следующий день, когда я возвращаюсь из школы домой и пытаюсь, ну, смириться, что ли, с тем, что случилось, рядом со мной останавливается машина. В ней сидит такой здоровенный дядя, вылитый Франкенштейн, разве что железных болтов на шее нет, к сует мне под нос свой значок.

— Джек Кинг. Куп кивнул.

— Он говорит, чтобы я быстренько волок свою задницу на заднее сиденье. Будучи послушным мальчиком, угадай, что я сделал?

— Думаю, ты послушно поволок свою задницу на заднее сиденье.

— В самую точку.

— Я давно знаю тебя, — негромко заметила Дарби, надеясь хоть как-то отвлечь Купа от воспоминаний и молясь про себя, чтобы истерические нотки исчезли из его голоса, — Я знаю, что ты…

— Ты совсем не знаешь меня, Дарби. — Одним глотком осушив стакан, он поставил его на свой «пароходный» чемодан. — Ты думаешь, что знаешь меня, поскольку мы с тобой много времени провели вместе. Но если только ты не умеешь читать мысли, причем в любой момент, когда тебе заблагорассудится, то никогда не узнаешь другого человека. Вот почему я не вижу смысла в женитьбе. Можно каждую ночь ложиться в постель с женой и испытывать такое наслаждение, что сердце готово разорваться от любви… Я говорю о той любви, что бывает раз в жизни, которую показывают в кино и которая так редко встречается в жизни. Любви, от которой больно дышать, понимаешь? А твоя вторая половина, пока ты пыхтишь на ней, воображает, что ты — это Джордж Клуни, или инструктор по плаванию, или кто-нибудь еще. Вся штука в том, что как бы сильно, до дрожи ты ни любил другого человека, знать его по-настоящему ты не можешь. Совсем не так, как знаешь и доверяешь самому себе.

— Мне казалось, что за эти годы я заслужила твое доверие.

— Так и есть, — согласился Куп. — Так и есть. Вот почему я расскажу тебе самую интересную часть моей истории. Ту, в которой специальный агент Кинг привел меня в подвал Кевина Рейнольдса.

56

Дарби осторожно пошевелилась. Надрывные, нервные нотки в голосе Купа исчезли, и теперь он говорил тоном, начисто лишенным эмоций, как Мишель Бакстер. Почему-то это напомнило Дарби о том, как она смотрела в крошечное окошко в двери реанимационного отделения и видела ровную линию на кардиомониторе отца, после того как мать решилась отключить его от системы жизнеобеспечения.

— Специальный агент Кинг останавливается прямо перед домом Рейнольдса и говорит, чтобы я выметался из машины, — продолжал свой рассказ Куп, — Я панике думаю: «Проклятье, этот парень знает, что я видел, и приехал сюда, чтобы арестовать Рейнольдса и Салливана». Кинг не звонит и не стучит, он просто открывает дверь, хватает меня под руку и тащит через кухню в подвал. И вот тогда я начинаю понимать, что что-то здесь не так. — Куп смотрит на свою руку, которой гладит Оливию по голове. — Я стою в подвале, Кинг за спиной. Передо мной на стуле сидит мистер Салливан и щелкает земляные орехи. Он бросает на меня взгляд, который ясно говорит, что я вляпался в большие неприятности. Разумеется, я догадался об этом и сам, потому что к стулу перед ним примотана клейкой лентой молодая девушка, а прямо позади нее в земляном полу вырыта большая яма.

Дарби покосилась на входную дверь. Ей вдруг захотелось убежать как можно дальше, чтобы не слышать того, что собирается рассказать Куп.

— Хочешь дослушать до конца, Дарби?

«Нет, не хочу!»

— Ты ведь все понимаешь, — едва слышно прошептал он. Глаза его на лице казались непропорционально большими, губы подрагивали. — Еще есть время закрыть ящик Пандоры. Ты можешь выйти отсюда с незамутненной совестью.

— Возможно, тебе лучше поговорить с адвокатом.

— Я разговариваю не с адвокатом, Дарби, а с тобой. Хочешь услышать остальное или нет?

— Рассказывай.

— Эта девушка… Ее руки и одежда перепачканы грязью, потому что мистер Салливан заставил ее рыть могилу в подвале голыми руками. Рот у нее заклеен лентой. Она дрожит и плачет, и я тоже плачу, потому что федерал приставил мне к виску дуло пистолета. Я чувствую, как холодный металл впивается в кожу, а мистер Салливан говорит, что я должен принять по-настоящему важное решение. Жизнь меняется, говорит он, и один из нас ляжет в эту яму.

У Дарби похолодели руки и ноги, по спине побежали мурашки. Куп смотрел на потолок, где скользили, переплетаясь, тени, отбрасываемые каплями дождя на стеклах гостиной.

— Мистер Салливан поворачивается ко мне и говорит: «Как ты думаешь, кто должен лечь туда, Купе? Эта молодая леди, которая решила заглянуть к федералам и рассказать им о моих вечеринках в отеле, или ты? Ходят слухи, что ты подумываешь о том, чтобы пойти в полицию, а ведь ты обещал мне и своему старику, что будешь держать язык за зубами и никому не скажешь ни слова». И тогда я понял, что, похоже, священник рассказал мистеру Салливану о моем признании. Я ведь больше ни с кем об этом не разговаривал. Ни с друзьями, ни с родителями или сестрами. Я боялся, что мои слова дойдут до мистера Салливана, но оказался достаточно глуп, чтобы поверить, будто отец Хэмфри сохранит мою исповедь в тайне.

Дарби обеими руками вцепилась в подушку сиденья.

— Эта девушка в подвале, она знала Мишель Бакстер или Кендру Шеппард?

— Наверняка знала, но мне так и не выпало случая поговорить с ней. Я плачу, захлебываюсь слезами и уверяю мистера Салливана, что никому ничего не скажу, а он смотрит на меня и щелкает орешки, словно пришел посмотреть на бейсбол. И все время задает мне один и тот же вопрос: кто, по-моему мнению, должен лечь в эту яму? Или я сам приму решение, или он сделает это за меня. Угадай, какое решение я принял.

Желудок у Дарби подступил к горлу, во рту появилась горечь. Ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить.

— Как ее звали?

— Не знаю, — ответил Куп, и его глаза заблестели. — К стыду своему должен признаться, что я не удосужился спросить об этом. Наверное, так было даже лучше, потому что мистер Салливан приказал мне надеть ей пластиковый мешок на голову.

Сердце замерло у Дарби в груди, а в голове появилась необыкновенная легкость.

— Разумеется, будучи истинным Робином Гудом, мистер Салливан сорвал у девушки с губ клейкую ленту, чтобы я мог поговорить с ней. Ну, ты понимаешь, типа извиниться за то, что собираюсь задушить ее. — Куп тщательно выговаривал слова хриплым и каким-то потрескавшимся голосом. — Она пыталась заговорить со мной… Я знаю, что пыталась… Но я не запомнил ни одного слова, потому что все то время, что я держал пластиковый мешок у нее на голове, я думал о матери, о том, как тяжело будет ей и сестрам, если в эту яму лягу я. Если я исчезну. На этом специализировался мистер Салливан. Я слышал всякие истории, но сейчас все происходило со мной и на моих глазах. — Слезы потекли у Купа по щекам, лицо его сморщилось. — Она даже не сопротивлялась, Дарби. Она как будто… как будто смирилась.

Дарби не могла пошевелиться, а внутренний голос нашептывал ей, что надо бы нажать волшебную кнопку обратной перемотки, вернуться к себе в офис и навсегда забыть о том, что она приходила сюда.

Куп вытер глаза.

— Когда все закончилось, он приказал мне уложить тело в яму. Я закапывал ее и ничего при этом не чувствовал. Я был в шоке. Но думал я о том, что теперь точно попаду в ад. А мистер Салливан… Он был просто счастлив и то и дело повторял, что гордится мною. После того как я похоронил девушку, он сунул мне в карман пачку банкнот. Двести баксов. Вот сколько стоила ее жизнь. Он сказал мне, что отныне я работаю на него и что теперь я должен держать ушки на макушке и слушать, о чем говорят на улице, а потом сообщать ему, если увижу или услышу что-нибудь интересное. Но сначала, сказал он, я должен расплатиться. Потому что если я этого не сделаю, то он поднимет телефонную трубку, позвонит своим парням из правоохранительных органов и расскажет им обо всем, что здесь произошло. И еще отдаст им пластиковый мешок с моими отпечатками пальцев. А этот федерал поддержит его и скажет, что я работал на мистера Салливана. И что он видел, как я заходил сюда с этой девушкой, а потом он услышал крики. А когда я окажусь в тюрьме, мистер Салливан нанесет моей матери особый визит.

«Его звали не Фрэнк Салливан, Куп. На самом деле его звали Бен Мастерс, и он был федеральным агентом, которого внедрили в мафию. Я не думаю, что он умер, хотя и не знаю, как он, Кинг, Алан и двое других федеральных агентов, находившихся на борту катера, инсценировали собственную смерть. Я знаю только, что с каждой минутой все глубже и глубже погружаюсь в это дело, что оно, как водоворот, засасывает меня, и я не знаю, когда достигну дна».

Иезекииль шептал ей на ухо:

«Я позвал вас не для того, чтобы вы помогли мне. Я позвал вас, чтобы предостеречь насчет этих так называемых федеральных агентов. Понятия не имею, работают они еще на ФБР или нет… Вы знаете, что они сделали с вашим отцом. Вы видели, что случилось с Кендрой… Не надейтесь, что сможете вывести этих людей на чистую воду. Вы не можете доверять никому».

Куп переложил племянницу так, что ее головка оказалась у него под подбородком.

— Мистер Салливан отвел меня наверх, в комнату, которая, похоже, принадлежала матери или сестре Кевина: солнечные лучи пробиваются сквозь кружевные занавески, на стенах развешены всякие религиозные картинки с Иисусом, Марией и папой. На кровати сидит отец Хэмфри, воротничок у него снят, и он держит в руке стакан виски. Дверь закрылась у меня за спиной — они предусмотрительно заперли ее снаружи, чтобы я не смог сбежать, — а отец Хэмфри улыбнулся мне и похлопал по постели рядом с собой. Хочешь знать, что он сделал потом?

— Нет, — с трудом выдавила из себя Дарби.

— Очень хорошо, потому что мне не хочется вспоминать омерзительные подробности. И мне неприятно видеть, как ты краснеешь.

— Куп…

— Кстати, я нашел тот пластиковый мешок. Вот почему я так спешил попасть в дом. Я нашел мешок в коробке с костями.

— Что ты с ним сделал?

— Выбросил.

Дарби молча смотрела себе под ноги. Она оцепенела, ничего не чувствовала, и сил пошевелиться у нее не осталось.

— Я был бы очень признателен, если бы ты опустила эту маленькую подробность в разговоре с комиссаром, — сказал он. — Не хочу, чтобы она меня искала. Они уже и так следят за мной.

— Кто? Кто следит за тобой?

— Как кто? Лига Чрезвычайных Мертвых Федеральных Агентов. Чарльстаун кишмя кишит ими.

— Ты знаешь, как их зовут?

— Нет, но я знаю их в лицо. И сейчас они, наверное, тоже наблюдают за моим домом.

— Та девушка, которую ты… встретил в подвале…

— Я не знаю ее имени. И с гордостью заявляю, что, будучи таким вот стойким оловянным солдатиком, никогда не пытался узнать этого. Не стесняйся, воспользуйся своим дипломом по психологии, чтобы сделать собственные выводы. Только не делись ими со мной.

— Иезекииль рассказал мне, что Кендра Шеппард работала с моим отцом над тем, чтобы посадить Салливана.

— Ты сама видишь, что из этого получилось.

— Ты знал об этом?

— Я знал, что Салливан неровно дышит к ней, он все время держал ее при себе. Я узнал об этом после того, как ее арестовали за проституцию.

— А другие останки в подвале?

— Понятия не имею. А теперь я хочу попросить тебя об одолжении.

— Каком?

— Уезжай в отпуск и не возвращайся, пока вся эта история не закончится. Изобрази сердечный приступ. Купи билет па самолет и улетай подальше. Сделай что-нибудь! Тебе нужно оказаться как можно дальше от всего этого.

— Твой совет немного запоздал.

Куп встал и положил спящую племянницу на диван.

— Ты помнишь, как умер мой отец?

— Погкб в ДТП, — ответила Дарби. — Кто-то сбил его и скрылся, когда он вывалился из бара в Линне.

— Я никогда не рассказывал тебе, что мне позвонили после его похорон. Помнишь того федерального агента, который привез меня в дом Рейнольдса, специального агента Кинга? Он позвонил мне домой и посоветовал держать язык за зубами, или в следующий раз я похороню рядом с отцом свою мать. Вот почему мы с Джекки решили остаться в Чарльстауне. Мы не хотели, чтобы мать жила одна. Слава богу, в начале года она переехала во Флориду.

— Кендра Шеппард записывала разговоры этих…

— Нет, не говори мне об этом, я ничего не хочу знать. Не желаю забивать себе голову еще и этим. К тому же от этого ровным счетом ничего не изменится. Тебе не удастся вывести этих парней на чистую воду. Они — вампиры. Они появились здесь лет двадцать назад и превратили Чарльстаун в фильм ужасов «Участь Салема». И вот теперь они вернулись, и если ты думаешь, что можешь убить их, то ошибаешься. Убьешь одного, но вместо него встанет новый. Они…

Дарби услышала визг шин.

Куп подхватил с дивана «глок» и бросился к передней двери.

57

Дарби вскочила на ноги, и рука ее метнулась к пистолету. Куп, прижавшись к стене у подножия лестницы, осторожно выглянул в окно, выходящее на улицу перед домом. Потом он расслабился и шумно выдохнул.

— Это Джекки.

Сунув девятимиллиметровый «глок» за пояс джинсов, он прикрыл его майкой и отодвинул засов на двери.

Подбежав к двери, он подхватил племянницу на руки.

— Оставайся здесь.

Замерев, Дарби смотрела, как. Куп выскочил под дождь, барабанящий по тротуарам и припаркованным автомобилям. Он подбежал к машине сестры, распахнул заднюю дверцу и бережно усадил племянницу в детское кресло.

Джекки опустила стекло со своей стороны. Даже отсюда было видно, что она плачет.

Пока Куп успокаивал сестру, Дарби внимательно оглядывала улицу. Множество припаркованных автомобилей. Но за их стеклами она никого не заметила.

Куп вбежал обратно в дом. Он не стал запирать дверь, и Джекки не уехала. Лицо женщины было бледным и испуганным.

— Сестра хочет, чтобы я поехал с ней, — сообщил он, всовывая босые ноги в кроссовки. Вода каплями стекала по его лицу. — Ей показалось, что за домом следят.

— Я вызову подмогу, поставлю людей охранять ее дом, пока…

— Пока что? Только не говори, что думаешь, будто эта история когда-нибудь закончится.

— По приказу комиссара полиции дело принял к расследованию начальник Отдела по борьбе с коррупцией. Его зовут Уорнер. Он может…

— Никакой полиции. Я не хочу, чтобы они вмешивались. Мне вообще никто не нужен. Типы вроде Кинга не работают и вакууме, Дарби. У них всегда есть помощники.

— Уорнер знает, что я поехала к тебе, чтобы поговорить.

— Скажи ему, что не застала меня дома.

— Он будет искать тебя.

— Пусть ищет. А еще лучше, дай мне немного времени. Скажи ему, что я звонил тебе и пообещал встретиться позже, где-нибудь в районе восьми часов. К тому времени я уже буду в аэропорту.

— А что, если они найдут тебя там?

— Что ж, тогда я придумаю что-нибудь еще.

— Останься, Куп. Вдвоем мы сумеем…

— Я не останусь здесь. Я должен уехать. Я не могу допустить, чтобы с Джекки или матерью что-нибудь случилось.

— Твоя мать во Флориде.

— Ненадолго, — буркнул он, выпрямился и взял ее за плечи. — Пожалуйста, позволь мне поступить по-своему, о'кей?

— Чем я могу помочь тебе?

— Запри дверь, когда будешь уходить.

— Хорошо, если ты не станешь отключать свой мобильник и возьмешь трубку, когда я позвоню.

— Обещаю. Надеюсь, ты сделаешь то же самое. Я перезвоню тебе, когда устрою Джекки.

Он вышел под дождь. Дарби страшно хотелось побежать вслед за ним, но ноги ее будто приросли к полу.

Куп повернулся и бросился к ней. Бережно взял ее лицо в ладони, наклонился и крепко поцеловал в губы. Она ответила на его поцелуй. Ей не хотелось отпускать его от себя.

Он разжал руки и отступил на шаг, глотая слезы.

— Я бы остался, если бы от этого был хоть какой-нибудь толк. Клянусь Богом, я бы остался, Дарби! Но это скользкие ребята. Они никогда не сядут в тюрьму. У них всегда есть помощь изнутри. Как иначе, черт возьми, им удалось заложить бомбы в доме и в «эксплорере»?

— Я должна довести это дело до конца, Куп. Я не могу отойти в сторону.

Он на мгновение зажмурился, потом тряхнул головой.

— Береги себя, Дарб. Будь осторожна.

— Ты тоже.

Дарби смотрела, как он буквально упал на пассажирское сиденье.

«Вылезай оттуда! — хотелось крикнуть ей. — Возвращайся ко мне!»

«Хонда» рванула вниз по улице и исчезла. Дарби закрыла дверь и вернулась в пустой дом. По лицу и спине у нее стекали капли дождя.

Боно закончил петь. Она обвела взглядом коробки, картины и фотографии, по-прежнему висящие на стенах, и тарелки, все так же громоздящиеся в раковине в кухне. Она стояла и молча глядела на комнату. Ей хотелось навсегда сохранить ее в памяти.

Она прекрасно сознавала, что все кончено. Куп уезжает. И больше не вернется.

Дарби заперла входную дверь и проверила все окна первого этажа. Потом поднялась по лестнице на второй этаж, напомнив себе, что должна еще спуститься в подвал и посмотреть, заперты ли ведущие в него двойные двери.

Она уже шла вниз, когда зазвонил ее телефон.

— Ты гений! — заявил Рэнди Скотт. — Марк отфьюминговал внутренности бинокля и нашел отпечаток, и чертовски хороший! Он есть в базе данных, но вот здесь и начинается самое интересное. Отпечаток принадлежит еще одному мертвецу, некоему Дэниелу Руссо из Уэллсли.

— Что с ним случилось?

— Руссо погиб во время разбойного нападения на его дом пять лет назад. Больше никаких подробностей в базе данных нет. У меня есть номер дела, но нет доступа к нашей компьютерной системе — мне по рангу не положено его иметь. А у тебя такой доступ есть, я знаю.

— Уорнер еще там?

— Нет, он ушел. Собственно, они ушли все вместе. «Наверное, он еще работает с компьютерщиком», — подумала Дарби.

— Я возвращаюсь в лабораторию. Так что до встречи, скоро увидимся.

Она дала отбой и набрала номер Уорнера,

— Уорнер слушает.

— Это Дарби. Я…

— Ваш компьютерный гений пока не смог пробиться сквозь защиту. Здесь комиссар, и она хочет знать, удалось ли вам побеседовать с…

— Послушайте меня. — Дарби пошла через гостиную, направляясь к двери в подвал, чтобы закрыть люк. — Я обнаружила кое-какую информацию о бинокле, который мы нашли в лесу. Отпечаток пальца. Он…

Краем глаза она увидела вынырнувшую из-за спины тень. Она резко развернулась в сторону темного коридора и еще успела заметить приклад дробовика, который с силой врезался ей в висок.

58

— Классический случай — оказаться не в то время и не в том месте, — разглагольствовал отец Хэмфри.

Джейми с трудом разлепила веки. Он по-прежнему лежал на ее кровати, придерживая одной рукой стакан, стоявший на животе, и глядел в потолок. Бутылка «Джонни Уокера», заметила она, почти опустела.

«Сколько времени я провела без сознания?»

— Дэнни делал эту пристройку для… одного общего друга, скажем так. Этот джентльмен хотел как можно быстрее оборудовать дом, чтобы выставить его на продажу. Он гений в том, что касается собственности, этот джентльмен. Сколотил уже целое состояние. Я знал, что Дэнни старается запустить собственный бизнес, вот и дал ему его адрес. Твой муж ухватился за возможность обеими руками, Джейми, — я нисколько не преувеличиваю! — особенно когда узнал, что этот джентльмен платит наличными и Федеральное налоговое управление ничего не узнает об их маленькой сделке. Ты бы видела выражение, которое появилось у Дэнни на лице! Как будто я подарил ему выигрышный лотерейный билет.

Хэмфри ухмыльнулся, очевидно, весьма гордый своим широким жестом, и сделал большой глоток из стакана.

Джейми сумела приподнять голову. Ей понадобилось некоторое усилие, но уже не столь значительное, как раньше. Теплое блаженство, которым она наслаждалась на протяжении последних часов, понемногу рассеивалось. Из трещин начала сочиться боль. В висках застучали отбойные молотки, а шея в тех местах, где он сдавливал ее пальцами, заныла и вспыхнула огнем.

— На джентльмена, который нанял Дэнни, качество его работы произвело большое впечатление. У твоего мужа были золотые руки, а какое отношение к работе, богом клянусь! Он всегда прибирал в конце рабочего дня, как бы ни было поздно и каким бы усталым он себя ни чувствовал. И все на тот случай, если этот джентльмен, о котором я говорю, решит заглянуть к нему и проверить, как идут дела. Дэнни понимал, что ему выпала редкая удача, и хотел произвести нужное впечатление. Но в тот день ему следовало пойти домой, вместо того чтобы возвращаться и прибирать за собой.

Джейми откинула голову назад, а потом склонила ее к плечу, чтобы иметь возможность видеть коридор.

— Итак, твой супруг возвращается в дом, чтобы убрать за собой, и обнаруживает бумажник, лежащий на недоделанной мойке в кухне. Дэнни звонит этому джентльмену и оставляет сообщение на его мобильном телефоне. Твой муж очень хочет произвести нужное впечатление, хочет продемонстрировать, какой он славный малый… И знаешь, что он делает?

Джейми не ответила. Она с трудом проглотила комок в горле и почувствовала кровь на губах.

Майкл опять откинул в сторону покрывало. Она увидела Картера. Он по-прежнему был испуган, но уже не плакал. Он повернулся к брату и что-то прошептал ему на ухо.

— Твой муж, — продолжал Хэмфри, — помнил, что его клиент большую часть времени проводит на своей яхте в клубе «Марблхед». Похоже, у них несколько раз заходила речь о лодках, ведь Дэнни был своего рода начинающим яхтсменом. Поэтому, вместо того чтобы положить бумажник в карман и отправиться домой, твой муж, добрая и щедрая душа, садится и машину и едет в гавань, чтобы лично доставить бумажник по назначению, где и находит яхту. Угадай, кого он увидел на палубе, или как там она называется, преспокойно сидящим и попивающим пиво с его клиентом.

Джейми отчаянно хотелось обнять Картера. Взять его и Майкла на руки, прижать их к груди и попросить прощения за то, что она подвела их. В который уже раз. Отчаянно хотелось выкрикнуть эти слова, чтобы ее мальчики услышали ее боль. И ее вину.

— Дэнни протягивает бумажник, — рассказывал между тем Хэмфри, — и его клиент предлагает ему выпить с ними пива. Но Дэнни отказывается, потому что узнает сидящего на палубе человека. Это не кто иной, как Фрэнк Салливан. Вот только Фрэнсис носит уже другое имя, потому как он мертв и все такое. По правде говоря, после всех хирургических операций он больше не похож на Фрэнка Салливана и… Постой, совсем забыл. Ты ведь уже знаешь, что было дальше, верно?

Джейми увидела, что Майкл высунул из-под кровати ногу.

— Нет, — ответила она.

— Дэнни тебе не рассказывал? — удивился Хэмфри. — А я думал, что он непременно поделится этим с женой, учитывая то, что ты была копом.

Майкл медленно, дюйм за дюймом, вылезал из-под кровати.

— Полиция, — сказала Джейми. — Вызовите… а-а… полицию.

Хэмфри оторвал голову от подушки.

— Ты вызвала полицию?

— Нет, — ответила она. — Дэн… не… а-а… сказал… ничего. Мне.

— Дэнни узнал Фрэнсиса, — сообщил ей Хэмфри. — Он сам рассказал мне об этом. Хотя я не знаю подробностей того, что произошло в гавани. Дэнни не вдавался в детали, когда пришел ко мне на исповедь. Но могу сказать, что у твоего мужа случился… припадок совестливости, назовем это так. К несчастью, он узнал Фрэнсиса Салливана. Дэнни немного полазил по Интернету, выяснил, что Фрэнсис трагически погиб в море, и решил, что должен сообщить о том, что видел. При этом он не был до конца уверен в том, что видел именно Фрэнка Салливана, но тот человек был чертовски похож на него. Я не мог этого допустить.

Майкл уже полностью вылез из-под кровати. Картер приподнял полог и прижал палец к губам, призывая ее к молчанию.

— Я слуга Господень, — заявил Хэмфри, — и не хочу, чтобы тебя замучили до смерти. Человек, который едет сюда, он… он будет пытать тебя, пока ты не скажешь ему правду. Скажи, что ты сделала с Фрэнсисом, и я вколю тебе такую дозу, что ты вознесешься прямиком на небеса.

«Нужно у вести его из дома. Это единственный способ спасти жизнь детям».

— Отвезу… а-а… вас.

Хэмфри сел на кровати и приложил ладонь к уху.

— Что ты сказала, дорогуша?

— Отвезу вас… а-а… к нему. Салливану.

— Где он?

— Покажу… а-а… вам.

Снизу долетел звук открываемой двери.

— Слишком поздно, — со вздохом заключил Хэмфри. — Ты упустила свой шанс.

59

Сознание вернулось к Дарби рывком, и она сразу же окунулась в жгучую боль, которая рвала на части то, что когда-то было ее лицом. Ей показалось, что она чувствует запах жареных морепродуктов, и он тут же вызвал смутные детские воспоминания (или это был сон?). Летний закат на пляже Кеннебанк-бич в Мэне, они с отцом сидят на одеяле, между ними на бумажных тарелках лежат жареные двустворчатые моллюски, и белая масляная бумага трепещет на легком ветру, который налетает с моря. А в полосе прибоя бродит мать, собирает морские камешки и ракушки, которые потом сложит в стеклянную вазу в кухне. Дарби не помнила, сколько ей было лет и о чем они разговаривали с отцом (хотя, учитывая время года, речь наверняка шла о бейсболе), и когда ее веки, затрепетав, поднялись, она очнулась с ощущением, что в тот момент отец был по-настоящему счастлив.

В комнате царил полумрак. Жарко. Голова ее была опущена, и Дарби видела свои колени. Она была привязана к креслу на колесиках: руки связаны за спиной, а бедра и лодыжки опутаны веревкой. Голова больше не раскалывалась, а, порождая в душе панику, гудела от боли, словно сирена пожарной тревоги,

«С болью можно справиться, — сказала она себе. — С болью можно справиться».

Дарби сделала медленный, глубокий вдох и уловила слабый запах машинного масла, смешанный с ароматом жареных морепродуктов.

— Как ваша голова? — осведомился какой-то мужчина. Дарби сглотнула и ощутила привкус крови на губах. Потом еще раз глубоко вздохнула и медленно подняла голову.

Слева от нее большие окна с эркерами выходили на улицу, освещенную фонарями, и сочились каплями дождя. Сверху нависало темное небо. Тусклые квадраты желтого света с зигзагами теней, отбрасываемых каплями дождя, пятнали белую стену перед ней. В нескольких шагах поодаль, за деревянным столом, исцарапанную поверхность которого усеивали бумажные стаканчики, зеленые пивные бутылки и коробка, в которой, скорее всего, сюда и принесли испачканные жиром картонные тарелки с жареными моллюсками, гребешками и креветками, сидел тот самый человек, что разговаривал с Бакстер.

Водитель коричневого фургона — мужчина, который носил тактический жилет и оставил в лесу прозрачную упаковку от никотиновой жевательной резинки — сидел по другую сторону стола. Специальный агент Джек Кинг, или как там его звали на самом деле, на этот раз был в темной рубашке и без галстука. Со своего места Дарби разглядела маленький золотой крестик на цепочке у него на шее.

Она открыла рот, испытав облегчение оттого, что может двигать челюстью.

— Сколько раз вы ударили меня прикладом дробовика?

— Всего один, — ответил Кинг. На лысине у него поблескивали капли пота. — Когда вы упали на пол, я решил воспользоваться ими.

Он выставил перед собой руки. Их обтягивали черные кожаные перчатки.

— Они выстелены свинцовым порошком.

Теперь понятно, как он сумел выбить ей имплантат, вживленный в щеку. Дарби чувствовала, как он скользит под окровавленным, пульсирующим болью месивом, в которое превратилась разорванная кожа. Он порвал ей швы.

— Приношу свои извинения за то, что ударил вас слишком сильно, — сказал Джек Кинг и взялся за пластиковую вилку, — но мне говорили, что вы умеете постоять за себя. Вас отрекомендовали мне как Джеймса Бонда в юбке. Поэтому я чуточку перестарался. Ровно настолько, чтобы вы позволили мне связать вас и перенести в багажник.

Он вонзил вилку в жареный гребешок и широко улыбнулся, окуная моллюска в картонку с соусом тартар. Дарби снова сделала глубокий вдох, так что на груди натянулись веревки, и задержала дыхание на счет «три».

— Отличная машина, кстати, — заметил Кинг. — Чертовски жаль погубить такой автомобиль, но, увы, без этого не обойтись.

Дарби медленно выдохнула через нос. Глубокое, медленное дыхание… Только так можно превозмочь боль, заставить сердце биться ровно и расслабить мышцы.

«С болью можно справиться, — сказала она себе, делая очередной медленный и глубокий вдох через нос. — Я смогу преодолеть боль. С болью можно справиться. Я подавлю боль».

— Вы ведь не возражаете против того, что я ем в вашем присутствии, правда? — поинтересовался Кинг. — Мне предстоит долгая ночь, а я ненавижу работать на пустой желудок.

— Не стесняйтесь, специальный агент Кинг. Он отправил в рот жареную креветку.

— Как вы догадались?

— Прошу прощения, но эта информация засекречена. Кинг ухмыльнулся, не прекращая жевать. Дарби заметила «ЗИГ», лежащий на столе рядом с ее телефоном. Она во все глаза уставилась на своего верного девятимиллиметрового друга, находившегося меньше чем в двух футах от нее. «Если бы только удалось освободиться от веревок…» Она напряглась и прижалась спиной к креслу. Острые молнии жаркой боли вонзились ей в голову и со скрежетом прокатились вниз по позвоночнику. Она зашипела сквозь стиснутые зубы.

«С болью можно справиться».

— Хотите перкоцет? — предложил Кинг, подцепив вилкой очередную креветку.

«Я могу преодолеть боль».

— Я могу дать вам таблетку, — продолжал он. — Перкоцет, окси, все, что угодно, только назовите.

— Нет.

— А как насчет пива? У меня есть «Роллинг рокс» и «Бекс».

— Может быть, позже. После того как вас арестуют.

— А вы оригинал, МакКормик, следует отдать вам должное. Ваш старик мог бы гордиться вами.

— Откуда вы его знаете?

Дарби пошевелила пальцами. Она чувствовала влажную ткань рубашки и черный пояс своих джинсов. Но веревка не давала никакой свободы движений и больно впивалась в ее запястья.

— Я никогда не встречался с ним лично, просто слышал всякие истории, — ответил Кинг.

— Это вы убили его?

Похоже, он раздумывал, что сказать, и в это самое мгновение зазвонил телефон. Ее. Дарби заметила, как ожил и засветился треснувший экран.

Кинг взял трубку в руки. Это был не звонок, пришло текстовое сообщение. Он прочел его и перестал жевать.

Дарби зажала ремень между пальцами и потянула.

— Что-нибудь интересное?

— Женщина по имени Мадейра Джеймс прислала вам электронную почту и хочет, чтобы вы немедленно ей перезвонили.

— Отлично. Вы не могли бы ненадолго одолжить мне мой телефон?

Кинг не ответил. Он продолжал читать сообщение.

Дарби вытянула ремень еще на четверть дюйма. Пряжка зацепилась за петлю на поясе и застряла.

Кинг, складывалось впечатление, читал целую вечность. Наконец он отложил телефон в сторону и потянулся за бутылкой пива «Роллинг рок». Выражение его лица изменилось.

— Плохие новости? — поинтересовалась Дарби.

— Ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. — Он вытер губы. — У меня к вам предложение.

— Я вся внимание.

— У Кендры Шеппард были аудиозаписи, фотоснимки и заметки по некоторым людям. Компрометирующие документы, другими словами. Мы пока что не смогли их найти.

— Это очень плохо.

— Эти файлы нужны нам, и вы скажете мне, где они находятся. Вы скажете, где Кендра спрятала свои аудиозаписи, заметки и все прочее, что у нее было, а я, так и быть, отвечу на несколько вопросов о вашем отце, которые, я же вижу, не дают вам покоя.

— Это ведь вы замучили ее до смерти. Что она вам рассказала?

— Меня там не было. Я…

— Вы были в лесу. Вы прибыли туда, чтобы забрать своего друга.

— В самую точку. Кендра… э-э… отказалась сообщить нужные сведения. Мой интерес — как и ваш, кстати, — состоит в том, чтобы найти пленки и все остальное, что было у Кендры. Я должен знать, где они.

— Есть одна маленькая проблема, — заметила Дарби.

— Какая же?

— Кендра уже была мертва к тому времени, как я увидела ее. То есть по-настоящему мертва, без дураков. И, в отличие от вас, она не научилась восставать из пепла. Как вам удалось провернуть свое безукоризненное исчезновение?

— А что рассказал вам Шон?

— Ровным счетом ничего.

— Вы разговаривали и с Иезекиилем.

— С кем?

Кинг вздохнул.

— Мы знаем, что Кендра навещала его. И знаем, что и вы разговаривали с ним.

— Откуда вам это известно?

— Сорока на хвосте принесла. К несчастью, этот чертов шизофреник перешептывался с вами, поэтому мы многого не расслышали. Подслушивающим устройствам, которые мы там установили, мешают интерференция и радиопомехи.

Конечно, можно поработать над записью вашей беседы и очистить ее, но на это уйдет время, поэтому я решил привезти вас сюда и одним махом решить все проблемы.

Дарби настойчиво продолжала тянуть ремень, что делать двумя пальцами было совсем нелегко.

— Перестаньте ерзать, — небрежно бросил Кинг. — Даже если вам удастся выкинуть какой-нибудь фокус в стиле Гудини, это ничего не даст. Вы умрете еще до того, как доберетесь до входной двери.

— Привели сюда всех своих дружков?

— Угу. Вся банда здесь. А теперь вернемся к Иезекиилю. О чем вы с ним говорили?

— Спросите у него самого.

— Увы, сегодня днем он повесился в своей камере. Кинг подмигнул ей и отправил в рот очередного жареного моллюска.

Дарби снова потянула за ремень.

— Подозреваю, его самоубийство не было добровольным.

— Мы наняли кое-кого внутри. У нас везде есть свои люди.

— И сколько же людей состоит в вашем маленьком клубе?

— Слишком много, если хотите знать правду.

— Вам следовало нанять еще кого-нибудь, чтобы удалить ваши отпечатки пальцев из базы данных.

Выражение веселья исчезло с лица Кинга.

— Вот почему вы так спешите, верно? — Дарби еще раз изо всех сил потянула за ремень. — Теперь, когда ваши отпечатки и пальчики специального агента Алана вновь всплыли в принадлежащей федералам базе данных, мне представляется, руководителю бостонского отделения ФБР придется ответить на неприятные вопросы о том, откуда взялись отпечатки даже не одного, а сразу двух погибших федеральных агентов. Ах да, еще и труп. Я совсем забыла о том, что у нас в холодильнике лежит тело специального агента Алана.

— Вам совсем не обязательно мучиться, — сказал Кинг. — Я могу проделать все быстро и безболезненно.

— Приятно слышать.

— Долго вы намерены изображать из себя крутого парня Клинта Иствуда?

— Не знаю. А сколько у нас времени?

Кинг встал. Дарби отпустила ремень, когда он вышел из-за стола.

Он подошел к ней сзади и схватился за спинку кресла.

60

Дарби постаралась подавить внезапный приступ паники.

«Боль… — сказала она себе. — Что бы ни случилось, с болью можно справиться. И я сделаю это, я смогу…»

Кинг рывком развернул ее вместе с креслом лицом к длинной галерее пустых боксов, пребывавших в разной степени запустения, — судя по всему, они находились в заброшенном гараже. Он толкнул ее вперед, и кресло запрыгало по неровностям грубого бетонного пола. Некоторые окна были забиты досками. В дальнем конце помещения, слева от нее, виднелись очертания двери. Больше здесь никого не было.

Кресло остановилось. Дарби услышала, как за спиной у нее открылась дверь. Кинг снова ухватился за спинку кресла и втолкнул ее в очередное полутемное помещение с единственным окном. Колесики протестующе завизжали, спотыкаясь на грязном полу. Здесь было еще темнее, но все так же душно и жарко.

Ее колени ударились о стену. Голова от толчка дернулась, из глаз посыпались искры, и на мгновение Дарби показалось, что ее череп сейчас не выдержит и взорвется.

Кинг развернул ее лицом к пустому деревянному стулу. Он стоял в углу, притаившись в тени. Кинг взялся за него. Нет, не Кинг. Арти Пайн.

— Вправь ей мозги, Арти, — распорядился Кинг уходя. — Или я сам ею займусь.

Пайн сел на стул, и тот протестующе заскрипел под его массивным телом. Он переоделся с тех пор, как она последний раз видела его сегодня утром в больнице. Лица его Дарби разглядеть не могла — в боксе было слишком темно, — но видела, как поднимается и опускается его грудь, и уловила хриплое дыхание.

Откуда-то издалека донесся грохот захлопнувшейся двери.

«Это дверь в дальнем конце коридора», — подумала Дарби, спрашивая себя, является ли она единственным входом и выходом отсюда.

Поскольку Пайн не мог видеть, чем заняты ее руки, она снова вцепилась пальцами в ремень и потянула его из петель.

— Можешь не верить, но мне очень жаль, — негромко сказал Пайн. — Я не хотел, чтобы все закончилось именно так.

Она не стала отвечать.

«Пусть он думает, что я сбита с толку».

— Кто… это?

— Это Арти.

Дарби облизнула губы и дернула ремень еще раз. Он застрял в очередной петле.

— Арти, что… Что вы здесь делаете?

— Ты слышала Кинга. Я пытаюсь вправить тебе мозги. — Голос его звучал мягко и ласково. — Дарби, эти парни потратили массу сил и времени на то, чтобы отыскать эти пленки. Если ты не скажешь мне, где они, тобой займется Кинг. Поверь, тебе это не понравится.

— А вы тоже есть на этих пленках? И поэтому вы работаете с ними?

— Это не один из дерьмовых фильмов о Бонде, где я выбалтываю тебе все секреты перед смертью.

Ремень наконец-то выскользнул из предательской петли. Осталась еще одна, последняя.

— Скажи, где Кендра спрятала пленки, — продолжал увещевать ее Пайн, — или мне придется позвать Кинга.

— Это вы нажали на курок, Арти? Или вы всего лишь подставили моего отца? Что из двух?

Пайн откашлялся.

— Что рассказал тебе Иезекииль?

«Нужно выиграть время…»

— Он сказал мне, что Кендра узнала об участии ФБР, о том, что Бюро поставило своего агента, Бена Мастерса, во главе ирландской мафии. Это правда?

Он вздохнул.

— У нас нет времени для этого.

— Простого «да» или «нет» будет достаточно.

— Да. Да, это правда. Федералы внедрили своего агента в ирландскую мафию и сделали его главарем клана.

— Человека, который стал серийным убийцей.

— Поздравляю, ты все-таки сложила головоломку.

Пряжка ремня застряла на последней поясной петле.

— Федералы действительно подводили свидетелей и информаторов под программу защиты, после чего те исчезали?

— Они никогда не подпадали под программу защиты свидетелей, — ответил Пайн.

— Они просто исчезали.

— Да. А теперь…

— Вы подставили моего отца, верно?

Пайн не ответил.

— Иезекииль рассказал мне, что отец поставил своего человека наблюдать за отелем, — человека, которому доверял, — сказала она. — Полагаю, этим человеком были вы.

— Мне нужно знать, где Кендра спрятала свои пленки и бумаги. Мне нужны эти улики. Мы не можем допустить, чтобы они так и остались ненайденными. Ты прекрасно понимаешь, почему они так стремятся заполучить их.

— Она не сказала Иезекиилю, где хранила оригиналы пленок, фотографии и документы Фрэнка Салливана, то есть Бена Мастерса, я имела в виду.

Пряжка никак не хотела проскальзывать в последнюю петлю.

— Клянусь Богом, это правда, Я бы перекрестилась и все такое, но у меня руки… ну, вы понимаете.

Пайн встал.

«Задержи его!»

— Зато я знаю, где находятся копии.

Она уперлась спиной в кресло и дернула ремень из последних сил. Голове не понравились подобные движения, во рту появился отчетливый привкус желчи. Но Дарби упрямо продолжала тянуть…тянуть…

Готово.

— Я слушаю, — поторопил ее Пайн.

— Одну минуточку, моя голова… Дайте мне сосредоточиться. — Дарби пошевелила пальцами, чувствуя, как веревка больно впивается в кожу, и нащупала пряжку. — Кажется, меня сейчас стошнит.

Пайн, скрестив руки на груди, прислонился к подоконнику. Она вцепилась в пряжку и вытащила из потайных ножен острый как бритва клинок.

— Я не знаю, где она хранила оригиналы пленок и бумаги, но я знаю, что копии всегда были у нее с собой. — Дарби медленно и тщательно выговаривала слова, стараясь потянуть время. — Она хранила все копии на USB-флешке, Сканированные документы. Аудиофайлы и снимки. Я не знаю, где оригиналы.

— Ты видела их? Эти отсканированные документы?

— Видела. Их там десятки, если не сотни.

Зажав рукоятку пальцами, Дарби развернула клинок и принялась резать веревку, стягивающую запястья.

— Что на них записано? — спросил Пайн, явно начиная терять терпение.

— Вы обещаете, что конец будет быстрым? Я больше не смогу терпеть боль.

Пайн уселся на свой стул и подкатился поближе к ней. Щеки его заколыхались. Он положил руки Дарби на колени, и она уловила исходящую от него вонь дешевых сигар.

— Даю тебе слово.

— Но сначала вы должны ответить на несколько моих вопросов. Думаю, я это заслужила.

Он вздохнул.

— Ну, давай побыстрее.

Дарби почувствовала, как ослабло натяжение веревки.

— Как они вышли на Кендру?

— Через Векслера. Доктора Векслера, владельца дома. Он позвонил мне и сказал, что недавно у него состоялся телефонный разговор с Кендрой, которая спрашивала, не может ли она остановиться на несколько дней в его доме.

— Почему Векслер позвонил вам?

— Мы… работали вместе. Он оказывал нам кое-какие неотложные медицинские услуги, когда жил в Чарльстауне. Ты же не можешь просто взять и пойти в больницу с ножевой или пулевой раной.

— А откуда его знала Кендра?

— Векслер был ее врачом в Чарльстауне. Она продолжала приходить к нему на прием даже после того, как он переехал в Белхэм.

— То есть ее звонок стал для него полной неожиданностью?

— Да. Это была удача чистой воды.

«Для тебя», — подумала. Дарби, не прекращая орудовать лезвием и размышляя при этом, сколько же еще людей состояли на довольствии у федералов.

В памяти у нее всплыли слова Купа:

«Это скользкие ребята. Они никогда не сядут в тюрьму, У них всегда есть помощники внутри».

— Кендра не могла снять номер в отеле, — продолжал Пайн. — Там больше не принимают наличные, теперь необходима кредитная карточка. Кендре нужно было где-то пожить несколько дней, а останавливаться слишком близко к Чарльстауну она не хотела. Вот она и решила попытать счастья, нашла адрес Векслера и позвонила ему. А он предложил ей воспользоваться его домом.

— А потом внезапно ушел в отпуск, чтобы вы могли собрать своих дружков и нагрянуть к ней в гости.

— Теперь твоя очередь.

Зазвонил телефон Пайиа. Он принял вызов, но не произнес ни слова.

Дарби вытащила правую руку из веревочной петли, но та скользнула вниз и упала на пол. Проклятье!

«Здесь темно, так что будем надеться, что Пайн ничего не заметит».

Она принялась за путы на левой руке, работая с лихорадочной быстротой. Лезвие резало веревку вместе с кожей, но она не чувствовала боли.

Пайн закончил разговор.

— У нас есть две минуты, а потом сюда придет Кинг.

— Файлы защищены паролем.

— Это же аудиопленки. Кассеты нельзя защитить паролем.

— Это аудиофайлы. Вы знаете, что такое флешка?

— Нет.

— Это маленький жесткий диск. Он устанавливается в USB-разъем компьютера. Кендра перевела записи в МРЗ-файлы, взяла свои бумаги и отсканировала их, а потом записала все на крошечную флешку, которая прекрасно уместилась в наручных часах.

— Мне нужны оригиналы.

— Я не знаю, где они. А вот флешка уже у комиссара полиции. И как только компьютерщики взломают пароль, у нее будут все материалы.

Пайн прищурился.

— Ты что, за дурака меня держишь?

— Позвоните ей. Уверена, она будет рада вас услышать.

Он встал и вытащил телефон. Дарби попыталась высвободить левую руку.

У нее ничего не получилось.

Пайн не стал звонить Чадзински, вместо этого он поговорил с Кингом. Дарби слышала его голос, доносящийся из крошечного микрофона.

Против ее ожиданий, на лице Пайна не отразилось никаких эмоций, оно оставалось спокойным и равнодушным, как у человека, ждущего автобус. Он стоял всего в нескольких шагах от нее. А вот Дарби встать не могла; лодыжки ее по-прежнему были примотаны к ножкам кресла. Если бы ей удалось освободить хоть одну ногу…

«Зато у тебя свободны обе руки, а он держит телефон, а не оружие. Начинай действовать, пока он…»

Пайн сложил телефон. Дарби, сжимая в пальцах клинок с четырехдюймовым лезвием, прыгнула вперед.

61

Дарби изо всех вонзила лезвие в пах Пайну. Тот взвыл от боли, а она еще и провернула клинок в ране, прежде чем выдернуть его.

Он схватился обеими руками за мошонку и согнулся пополам. Дарби ударила его ножом в шею. Но Пайн повернулся слишком быстро, и клинок лишь распорол ему щеку до кости. Он пошатнулся и повалился лицом вперед, подминая ее своим огромным телом.

Дарби вместе с креслом отлетела назад, ударилась спиной о стену, но ножа из рук не выпустила и принялась перерезать путы на правой ноге.

Пайн с криком катался по полу, держась обеими руками за мошонку, и кровь фонтанчиком била у него между пальцев. Его вопли эхом отражались от стен маленькой комнаты, и Дарби не сомневалась в том, что Кинг и все прочие, кто находился в здании, уже услышали их и спешат на помощь.

Веревка с треском лопнула.

— Сука! — верещал Пайн. — Проклятая сука, ты заплатишь мне за это, заплатишь за ВСЕ!

Взмах ножом. Еще один. И еще.

И вот ее правая нога свободна.

Пайн, захлебываясь криком, с лицом, покрасневшим от страшной боли, потянулся за пистолетом в кобуре на поясе. Дарби выпрямилась и, волоча за собой кресло, бросилась к нему.

Она прыгнула на Пайна сверху и ударила его коленом в пах, а потом, когда он буквально взревел от боли, нанесла ему удар в горло. Он захрипел. Дарби снова ударила его в шею, а потом сломала ему нос. Зайдя Пайну за спину, она свернула ему шею, и руки и ноги его бессильно обмякли, как у марионетки, которой перерезали ниточки.

Из кобуры у него на поясе Дарби вытащила пистолет. Это опять оказался «глок». Подобрав с пола нож, она положила оружие рядом с собой и принялась резать последнюю веревку.

Со щелчком лопнула одна из веревок на левой лодыжке.

Где-то вдали с грохотом распахнулась дверь.

Подалась еще одна петля и упала на пол.

Раздались шаги, уверенные и спокойные. Они приближались, но человек не бежал.

Щелк, щелк, щелк — и ее левая нога свободна.

В дверном проеме появился Кинг, явно рассчитывавший увидеть Арти живым, а ее — мертвой. На его лице было невероятное удивление, когда он увидел Дарби лежащей на боку на полу с девятимиллиметровым пистолетом в руках.

Она нажала на курок. Одного выстрела оказалось достаточно, чтобы у него снесло половину черепа.

Дарби с трудом поднялась на ноги. На полу слабо дернулось и застыло тело Кинга. На этот раз он мертв. Теперь уже навсегда.

— Пожалуйста… Задыхающийся, хриплый голос Пайна.

Он с ужасом смотрел на нее снизу вверх, не в силах пошевельнуться. Из раны в паху ручьем текла кровь.

— Я не… Я не чувствую… Я не могу двинуть ни рукой, ни ногой.

— Вы парализованы, — сообщила она ему. — Я превратила вас в беспомощного калеку. Вспоминайте меня, когда вам будут менять подгузники в тюрьме.

— Пожалуйста… Пожалуйста, не оставляй меня в таком состоянии… Боль…

Он затих. Дарби перешагнула через тело Кинга и принялась осматривать гараж.

Чисто.

Дарби бегом вернулась назад, к деревянному столу, на котором по-прежнему лежали ее «ЗИГ» и телефон. Она сунула пистолет в наплечную кобуру, схватила телефон и опустила его в карман.

У стены валялся полицейский дробовик, «Ремингтон 870», с четырнадцатидюймовым стволом, увеличенным магазином, тактическим прицелом и запасной обоймой на шесть патронов. Превосходно! Дарби заткнула «глок» Пайна сзади за пояс джинсов, вооружилась дробовиком и двинулась вперед, не отрывая взгляда от двери в дальней стене бокса.

Она вспомнила, что Мадейра Джеймс из «Технологических систем Рейнольдса» прислала ей сообщение.

«Она хочет, чтобы вы немедленно перезвонили», — сказал Кинг, перед тем как прочесть приложение. А когда он опустил телефон, выражение его лица изменилось.

«Плохие новости?» — спросила она.

«Ничего такого, с чем мы не могли бы справиться», — ответил он.

Дарби нырнула в одну из пустых комнат и достала свой телефон. Включив его, она увидела сообщение от Мадейры и приложение. Открыв его, она быстро пробежала глазами текст, выключила телефон и сунула его обратно в карман.

Дарби выскользнула из комнаты и направилась к двери, глядя по сторонам через прицел дробовика. Совсем недавно в помещении стреляли. Будь здесь другие люди, они бы уже прибежали на звук выстрела. Но они непременно прибегут, когда поймут, что Пайн и Кинг не вернутся.

«Интересно, сколько здесь еще человек, кроме меня», — подумала она.

Дарби была вооружена до зубов, но ни бронежилета, ни шлема или дымовых шашек у нее не имелось. Впрочем, и об освобождении заложников речь тоже не шла. Так что можно было действовать без оглядки и никуда не спешить.

«Справа от двери много свободного места. Спрячься здесь. Подожди, пока она не распахнется, и тогда действуй под ее прикрытием».

Она ждала.

Прошло две минуты.

Четыре.

Шесть.

Низко пригнувшись, она пинком распахнула дверь и отпрыгнула назад.

Выстрелов не последовало.

Дарби шагнула через порог с дробовиком наизготовку и увидела перед собой прячущийся в тени короткий, узкий коридор.

Пройдя до конца коридора, она снова пригнулась у стены. Напрягая слух, она расслышала негромкий шум автомобильного мотора.

Держа дробовик перед собой, Дарби выпрыгнула из-за угла. Еще один коридор. Тусклый свет в конце. Она бесшумно двигалась по бетонному полу, вдыхая душный, пахнущий гнилью воздух. На углу она приостановилась. Подождала, стараясь расслышать что-то помимо шума дождя по крыше и слабого урчания автомобильного двигателя на холостом ходу.

Дарби завернула еще за один угол и в перекрестии тактического прицела увидела спокойное лицо комиссара полиции Бостона Кристины Чадзински.

62

Чадзински сидела перед небольшим портативным компьютером, стоявшим на старом письменном столе. В отраженном свете от экрана монитора Дарби разглядела у нее на голове наушники. На лице комиссара было мечтательное выражение.

Дарби услышала звук захлопнувшейся двери, за которым последовал шум отъезжающего автомобиля.

Коридор имел в длину футов двадцать, не больше. Она двинулась по нему, и тут зазвонил телефон. Крошечный прямоугольник света ожил на столе. Чадзински сняла наушники с головы, оставив их на шее, и потянулась к телефону, который лежал рядом с дробовиком. На руках у нее были латексные перчатки.

— Не двигаться! — приказала Дарби и включила тактический прицел.

Удивление на лице Чадзински очень быстро сменилось привычной маской холодного спокойствия и самообладания.

— Руки за голову! — распорядилась Дарби. — Медленно и осторожно.

Чадзински сняла наушники и положила их на стол. Она не стала подниматься на ноги.

Дарби стояла перед ней. Чадзински откинулась на спинку стула и, скрестив ноги, вытянула их перед собой. В столбе света от монитора танцевали пылинки.

— Кто здесь есть еще?

— Не знаю, — ответила Чадзински. Голос ее оставался спокойным, в нем не чувствовалось нервной дрожи. Она полностью владела собой. — Я прибыла всего несколько минут назад. Вам лучше спросить мистера Кинга. Но поскольку я его не вижу, можно предположить, что он мертв.

— Вы предполагаете правильно. Руки за голову!

— Я могу помочь вам выпутаться из этой истории.

— Заткнитесь.

— Мой автомобиль стоит перед входом. Мы можем уехать вместе. Если вы разыграете свои карты правильно, то выйдете из этой истории героем. Я могу помочь вам. Для начала рекомендую…

Дарби взмахнула прикладом. Удар пришелся комиссару в висок.

Чадзински рухнула на пол.

Дарби повесила дробовик на плечо и вооружилась «глоком» Пайна. Вытащив из кармана свой телефон, она нажала несколько кнопок.

— Здесь нет никого, кроме нас двоих, — раздался с пола голос Чадзински. — Это будет мое слово против вашего. Могу вас уверить, что я выиграю. Предлагаю вам согласиться на мое первоначальное предложение. Если вы откажетесь, то никогда не отмоетесь от подозрений и обвинений. Против вас уже собраны все необходимые улики.

Дарби положила телефон на стол.

— Какие еще улики?

— Узнаете компьютер? Это ваш.

Дарби метнула быстрый взгляд на компьютер, белый портативный «Эппл Макинтош». У нее действительно был такой. На экране она заметила аудиофайлы с флешки Кендры Шеппард.

— Вы взломали пароль.

— И скопировали файлы на ваш домашний компьютер, — сказала Чадзински. — Были подготовлены нужные документы, из которых следует, что вы стерли все следы вещественных доказательств с флеш-карты Кендры Шеппард. Доказательства этого деяния находятся сейчас в Отделе по борьбе с коррупцией. Поскольку флеш-карты более не существует, в Департаменте внутренних дел вынуждены будут предположить, что ее уничтожили именно вы. Однако все это я могу уладить одним телефонным звонком.

— Вы, по своему обыкновению, все предусмотрели, верно? Вы знаете, как уничтожить вещественные доказательства, как заставить людей подложить бомбы в дом и в мой служебный авто…

— Вы хотите остаток жизни провести в тюрьме? У нас достаточно доказательств, чтобы никто не усомнился в том, что вы тщательно подтасовывали факты во время расследования. Что вы намеренно уничтожали улики, чтобы защитить своего отца. Помните те коробки с вещественными доказательствами и отчетами об убийстве, которые имеют отношение к вашему отцу? Те самые, которым полагается храниться в архивных трейлерах? В настоящий момент они находятся в безопасном месте, причем у нас есть письменное подтверждение того, что это вы их выкрали. Когда их обнаружат, все поймут, что вы наткнулись на доказательства того, что ваш отец работал на Фрэнка Салливана. И его имя будет навсегда запятнано подозрением в коррупции. Как и ваше, кстати. Не думаю, что вас устраивает подобный вариант развития событий.

— Мне известно о том, что вы посещали компанию «Технологические системы Рейнольдса», Вы ездили туда в прошлом году вместе с лейтенантом Уорнером. Помните патрон, что мы нашли в доме в Белхэме, и те, что мы обнаружили в подвале Кевина Рейнольдса? Они все входили в состав пробной партии боеприпасов, которая таинственно исчезла в тот самый день, когда вы с Уорнером были там. Компания оказалась настолько любезна, что прислала мне список приглашенных лиц.

Чадзински с трудом села на полу. Глаза ее растерянно моргали, рука с безукоризненным маникюром дрожала, когда она неуверенно коснулась лица. Приклад дробовика рассек ей кожу над щекой.

Женщина явно была оглушена и растеряна. Она оперлась на руку, чтобы не упасть.

— Вы сами украли боеприпасы и «Глок-18»? — жестко спросила Дарби. — Или поручили это своему любимчику?

Чадзински ухватилась за край стола и медленно поднялась на йоги.

— Полагаю, вы предоставили это Уорнеру, — сказала Дарби. — Вы знали, что отследить эти патроны будет практически невозможно, поскольку на оружейном рынке они не присутствуют. Это ведь он побывал в доме в Белхэме, не так ли? Он был там, когда убивали Кендру Шеппард.

— Уверяю вас, его там не было.

— Тогда почему он убил специального агента Алана?

— Он его не убивал.

— А кто же его убил?

— Вы уже знаете.

— Все равно, скажите сами.

— Руссо, — пробормотала Чадзински.

— Он мертв.

— Зато его жена жива. Она призналась в том, что убила Бена Мастерса и федерального агента Алана.

Дарби мысленно перенеслась в лабораторию, вспоминая разговор с Рэнди Скоттом и Марком Алвешом. Отпечатки ног, оставленные на ступеньках террасы, совпадали со следами, найденными в лесу возле бинокля, — это были женские кроссовки девятого размера. Из лесу за домом наблюдала женщина.

— Где она?

— Она по-прежнему живет в Уэллсли, — ответила Чадзински.

— Где она сейчас?

Комиссар не пожелала ответить.

— Позвоните и узнайте, — распорядилась Дарби.

— Нет.

— Руки за голову, комиссар! Вы арестованы.

Чадзински вцепилась в лацканы своего строгого жакета и с силой потянула их, разглаживая ткань.

— Этот список, который вы получили от «ТСР»… Он не выдержит рассмотрения в суде. Вы и сами понимаете, что я права.

— Посмотрим.

— Задействованы силы и люди, которых вы никогда не найдете, — сказала Чадзински. — Арестовывая меня, вы подписываете себе смертный приговор.

— Вероятно, вы правы. Вот почему я записала наш разговор. — Дарби взяла со стола свой телефон. — Кто убил моего отца?

— Позвольте мне сделать один звонок, и я отвечу.

— Нет.

— Я одна знаю, где похоронены все недостающие детали. Я нужна вам.

Чадзински торжествующе улыбнулась, думая, вероятно, о своем «Ролодексе» с именами людей, которые могут потянуть за нужные ниточки и нажать на нужные рычаги, после чего эта сцена превратится в дурной сон. Отдел по борьбе с коррупцией уже ведь с потрохами принадлежал ей.

«Она подослала Уорнера или еще кого-нибудь из своих подручных подбросить улики, изъять отчеты об убийстве моего отца и вещественные доказательства из хранилища — долгие годы она подтасовывала факты или уничтожала улики, когда ей это было нужно. Она убила моего отца, и она…»

Дарби нажала на курок.

Затылок комиссара полиции разлетелся кровавыми брызгами.

Дарби побежала в главный бокс к Пайну. Она проверила его пульс и ничуть не удивилась, обнаружив его мертвым. Он истек кровью.

Она вытерла «глок» полой своей рубашки и бросила его на пол.

Вернувшись к столу, на котором стоял ее портативный компьютер, Дарби через рубашку взяла дробовик и положила его рядом с Чадзински. Она думала о Шоне Шеппарде, который лежал в коме и у которого, как и у ее отца, умер мозг.

63

Дарби опустилась на колени. Теплая кровь растеклась по полу и коснулась ее кожи. Она обыскала карманы Чадзински. Флешки в них не было, зато она нашла ключи от машины.

Вооружившись дробовиком, который висел у нее на плече, она открыла дверь. Черный сверкающий «мерседес» комиссара полиции стоял в нескольких футах поодаль.

Других автомобилей на парковочной площадке не было.

Она включила тактический прицел и побежала под дождем к фасаду здания. Дверь и окна были заколочены досками. Она стала высматривать номер — ага, вот он, над дверью. Прикрыв глаза козырьком от дождя, Дарби с трудом разобрала выцветшие буквы «Автомастерская Делани».

Усевшись за руль и положив дробовик на пол под сиденье пассажира, она завела двигатель. В приборную панель «мерседеса» была встроена навигационная система GPS. На экране высвечивалось ее текущее местоположение. Отлично.

Отъехав от здания, Дарби развернулась, чтобы иметь возможность наблюдать за ним со стороны.

«Дворники» размеренно смахивали с лобового стекла капли дождя. Она набрала номер мобильного телефона Рэнди Скотта.

— Скотт слушает.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты до сих пор в лаборатории.

— Так и есть.

Облегчение обрушилось на нее, как цунами.

— Дарби… — В его неуверенном голосе явственно слышалось колебание. — Не знаю, что…

— Молчи и слушай. Мне нужен адрес Дэна Руссо.

— У меня нет доступа к базе данных об убийствах.

— Знаю, я дам тебе свой пароль. Войди в мой кабинет…

— Не могу. Его опечатали.

— Кто?

— Здесь недавно была комиссар, и она… она сообщила нам, что ты подделывала улики. Она отправила на поиски тебя и Купа половину личного состава полиции Бостона.

— Это все чушь собачья, я докажу тебе это. У меня на телефоне записано признание Чадзински. Я отправлю его тебе, а потом дам адрес, по которому ты найдешь ее тело. Ты и Марк. Я хочу…

— Значит, она мертва.

— Выслушай меня. Мне нужно, чтобы вы вдвоем первыми прибыли сюда и осмотрели тут все сами. Во-первых, войди в базу данных отпечатков пальцев и дай мне адрес, по которому был зарегистрирован Дэн Руссо. Ты сможешь сделать это для меня?

— Не вешай трубку.

Дарби выехала с парковки. Мастерская располагалась в самом конце заканчивающегося тупиком переулка. Оглядев дома, которые, скорее всего, сдавались внаем, она решила, что находится в Восточном Бостоне или Челси. Она подозревала, что обитатели этого района привыкли к звукам выстрелов. Кроме того, гараж отстоял от крайних домов на изрядном расстоянии, и она сомневалась, что в дождь кто-нибудь что-то слышал.

Наконец на линию вернулся Рэнди и дал ей адрес в Уэллсли. Дарби ввела его в навигационную систему GPS.

— А теперь запиши один адрес, — сказала она.

— Диктуй.

Дарби назвала ему улицу и номер дома.

— Я хочу, чтобы ты приехал сюда с Марком, сфотографировал и зафиксировал все улики до единой. Входите через боковую дверь. На столе вы увидите компьютер, на нем записаны аудиофайлы. Вы должны немедленно конфисковать его и ни при каких условиях не позволять никому прикасаться к нему. Положите его в коробку для вещественных доказательств и не спускайте с него глаз. После того как закончите, вызовите полицию. Расскажи им обо всем, что услышал от меня.

— Понял.

— Твой телефон может принимать и воспроизводить аудиофайлы?

— Может, насколько мне известно.

— В таком случае я пришлю тебе запись беседы с комиссаром полиции.

Она дала отбой и позвонила в справочную. У них значился только один Руссо. Его адрес совпадал с тем, что продиктовал Рэнди.

Дарби отправилась в путь, распределяя свое внимание между дорогой и телефоном. Копии своего разговора с Чадзински она отправила Рэнди и Марку. И Купу тоже.

64

Джейми почти ничего не видела. Кевин Рейнольдс не стал терять времени и принялся избивать ее сразу же после того, как она отказалась выдать ему местонахождение его напарника, Бена Мастерса. Он бил жестоко, и глаза у нее заплыли, превратившись в щелочки. Она по-прежнему молчала, и тогда он ударил ее в грудь с такой силой, что стул опрокинулся на пол, а Джейми сумела выкрикнуть лишь одно слово:

— Стойте!

«Господи, благодарю тебя за то, что у меня есть Майкл!»

Он сумел сохранить хладнокровие. Он по-прежнему прятался под кроватью, защищая младшего брата и не пытаясь строить из себя героя.

А Рейнольдс снова и снова бил ее — в живот и по ногам. Он с размаху наступил ей ногой на руку и сломал несколько пальцев. Наконец разум ее воспротивился побоям и ослепительной боли, и она призналась в том, что убила Бена Мастерса. Она тут же устыдилась своего признания. Рейнольдс требовал от нее подробностей. Он хотел знать, как она убила его и где похоронила. Джейми уже готова была рассказать ему все. Она ничего не соображала от боли и больше не могла мыслить связно. Но в полузабытьи она вдруг ухватилась за спасательный круг, который не дал ей проститься с жизнью: место, где лежит труп Бена! Она должна убедить Рейнольдса и Хэмфри вывести ее из дома, чтобы они вместе поехали туда, где она оставила труп Мастерса. Как только дом опустеет, дети окажутся в безопасности и Майкл сможет вызвать полицию.

Джейми лежала на боку на полу, пытаясь протолкнуть глоток воздуха в легкие. Она была уверена, что Рейнольде сломал ей несколько ребер.

— Отведу… вас, — прохрипела она.

Где-то перед ней стоял Рейнольдс. Она слышала, как он расхаживает в кроссовках по ковру подле ее головы, как тяжело дышит — не от физических усилий, а от гнева.

— Отведу, — повторила она. — Отведу… а-а… вас.

Хэмфри сказал:

— Она что-то говорит.

Джейми разлепила распухший глаз и как в тумане увидела склонившуюся над ней фигуру Рейнольдса.

— Что ты сказала, дорогуша?

— Отведу… а-а… вас… туда.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне, где он лежит.

— Отведу… отведу… вас… сама.

Хэмфри вмешался:

— Пусть она отведет нас туда, Кевин. Что тут такого?

— Я по-прежнему не верю ей, — сказал Рейнольдс. — Думаю, она держит его взаперти. Я нутром чую какой-то подвох. Это умная девка, и сегодня утром она намеревалась заманить меня в засаду. Разве я не прав, милочка? — Рейнольдс склонился над ней еще ниже. — Ты служила в полиции. И ты знаешь, кто такой Бен, верно? Твой муж сказал тебе, я знаю, что сказал. Но Бен нужен тебе живым, а не мертвым. Наверняка ты позвонила кому-нибудь из своих прежних дружков по службе и рассказала им о том, что видела в подвале.

Джейми облизнула губы. Ей стоило немалых усилий заговорить.

— Нет.

— А ты еще более упряма, чем твой муж. Но я намерен исправить этот недостаток.

Джейми показалось, что она расслышала, как захлопнулась дверца автомобиля.

— Прибыли уборщики, — обронил Хэмфри.

— Скажи им, пусть заезжают в гараж, — распорядился Рейнольде. — Я хочу погрузить ее в фургон.

Мимо протопали шаги, и Джейми почувствовала, как он взялся за спинку ее стула и поднял его. Теперь он дышал ей в ухо сигаретным дымом и алкоголем.

— Я намерен заставить тебя говорить. Мне плевать, сколько для этого понадобится времени и что придется с тобой сделать, но так или иначе ты расскажешь мне все, до мельчайших подробностей.

65

Дарби слишком быстро свернула за угол. Покрышки заскользили по мокрому асфальту, когда она выруливала на длинную пригородную улицу, застроенную большими домами с ухоженными лужайками. Дома отстояли далеко друг от друга, и большинство окон были темными. Она выровняла машину, выходя из заноса, и механический голос системы навигации принялся диктовать ей направление движения. Дом, который она искала, должен был стоять по левую руку от нее, в миле дальше по улице.

Подъехав, Дарби увидела коричневый фургон, припаркованный на подъездной аллее. В открытую дверь гаража ей были видны трое мужчин в костюмах с большими «дипломатами» и коробками для рыболовных снастей в руках. Внимание ее привлек человек, куривший у открытых дверей фургона, — человек, который проверял ее машину в поисках «жучков», глава личной гвардии Чадзински из Отдела по борьбе с коррупцией, лейтенант Уорнер.

Уорнер заметил «мерседес» и удивился, но не встревожился. Скорее, он был озадачен тем, что понадобилось здесь его боссу, комиссару полиции.

Он поспешил к автомобилю по мокрой траве лужайки, с беспокойством вглядываясь в тонированные стекла. Дарби подложила «ЗИГ» под ногу, прижав его к сиденью, и выжала полный газ.

Машина перевалила через бордюр и прыгнула на лужайку, разбрасывая из-под колес клочья газона и куски грязи.

Лейтенант развернулся, выронил сигарету и бросился бежать.

Автомобиль ударил его сзади, и Уорнера отшвырнуло на капот. Головой он ударился о лобовое стекло, отчего то покрылось паутиной трещин, и Дарби еще успела заметить, как мелькнул его дешевый костюм, когда Уорнер перелетал через крышу.

Вцепившись в рулевое колесо обеими руками, Дарби резко нажала на тормоз и едва успела уйти от лобового столкновения с машиной, припаркованной в самом конце подъездной аллеи. Она ударилась об нее боком под скрежет металла и треск бьющегося стекла.

«Мерседес» тряхнуло, и он замер на месте. Дарби швырнуло вперед, на ремень безопасности. Она быстро расстегнула его, повесила на грудь дробовик и распахнула дверцу.

Уорнер лежал на передней лужайке. Дарби видела, что он пытается встать на ноги. Она подняла «ЗИГ» и всадила в него две пули подряд.

Потом резко развернулась к гаражу, беря на прицел мужчину в темном костюме, стоящего на верхней ступеньке. Он выпустил из рук синюю металлическую коробку для снастей и потянулся за пистолетом.

Две пули в грудь, и он согнулся пополам и рухнул через порог.

Она уже собралась заглянуть в фургон, припаркованный в гараже, как вдруг увидела, что второй мужчина целится в нее из «глока».

Он выстрелил, но Дарби в последний миг успела пригнуться и укрылась за фургоном. Человек продолжал стрелять, стекла одно за другим разлетались у нее над головой, и ее осыпало осколками. Она считала выстрелы, медленно продвигаясь вдоль заднего бампера. Она выжидала, пока не услышала, как он побежал.

Лязгнула, закрываясь, дверца. Дарби выскочила из укрытия и дважды выстрелила в нее.

Теперь проверить гараж.

Чисто.

Она поднялась по ступенькам и подергала дверную ручку. Заперто. Она нажала кнопку, чтобы закрыть дверь гаража, и вырубила свет.

Взявшись за дробовик, Дарби отстрелила петли. Следующим выстрелом вынесла дверной замок. Распахнув дверь, она прыгнула вперед и сразу же пригнулась, уходя в сторону с линии огня.

В глубине коридора замелькали вспышки выстрелов. Она развернула ствол дробовика в ту сторону и нажала на курок. Кто-то пронзительно заверещал, и она выстрелила еще раз. Щелк. Боек ударил вхолостую. Она загнала еще несколько патронов в магазин, вышла из-за угла и, стреляя на ходу, вошла в дом.

66

Коридор длиной футов двадцать выходил прямо в ярко освещенную кухню с бежевой плиткой и дубовыми шкафчиками для посуды. Один человек лежал мертвым на полу, а второй медленно полз к кухонному «островку», надеясь укрыться за ним. Выстрел из дробовика разнес его ступню в клочья.

Дарби выстрелила ему в грудь и резко развернулась вправо, в сторону своей «мертвой зоны» — полуоткрытой деревянной двери. Пинком ноги она распахнула ее и отпрянула в сторону, ожидая стрельбы. Тишина. Никакого движения. Она обернулась и увидела небольшую лампочку под потолком, освещавшую тесную комнатку со встроенной лавкой.

Пригнувшись, она ворвалась в помещение. В случае освобождения заложников от дробовика нет никакого толку, поскольку точности стрельбы он не обеспечивает. Она повесила «ремингтон» на плечо и вооружилась собственным «ЗИГом». В магазине оставалось шесть патронов, и карман оттягивала еще одна полная обойма.

Забросив дробовик за спину, Дарби вернулась в коридор. Чисто.

Она взглянула на человека на полу, истекавшего кровью. Тот не шевелился. Надо убедиться, что он мертв. Она всадила пулю ему в спину. Никакого движения. Один из выстрелов повредил пластмассовый ящик с инструментами, похожий на тот, что служил ей криминалистическим чемоданчиком. Сквозь дыру в пластмассе Дарби рассмотрела внутри полотенца, латексные перчатки и маленькие флаконы с хлорной известью, вытекавшей из пробоин на плитки пола.

Она переступила через труп мужчины. Ее ботинки скользили по залитому кровью полу. Продвигаясь к кухне, Дарби прижималась к стене, благодаря Бога за то, что в доме горит свет.

За кухней ей открылась гостиная. Там тоже было светло. Телевизор в дальнем правом углу, длинный диван и кресло. Напротив кухонного «островка» виднелся арочный проход, скорее всего, в столовую. И там, и там очень удобно прятаться — если только они не затаились наверху. Дарби пожалела о том, что на ней нет тактического жилета. Пожалела, что не может вырубить свет и пройти по комнатам этого странного дома в очках ночного видения.

Уорнер мертв. Двое из его напарников убиты. Сколько еще человек осталось здесь?

Слишком тихо.

Где же они прячутся?

«Нужно ворваться наверх неожиданно. Сначала стреляй, а вопросы станешь задавать потом».

Она продолжала двигаться вперед. Руки, сжимающие «ЗИГ», не дрожали.

«Ты не имеешь права на ошибку».

Ноги ступали бесшумно и уверенно.

«Ты не имеешь права на ошибку».

Какое-то движение.

Из-за угла гостиной выскочил мужчина. Дарби выстрелила ему в грудь. Он покачнулся, и она выпустила в него еще три пули. Одна ушла слишком высоко, и экран телевизора разлетелся брызгами стекла.

Уголком глаза она уловила смазанное движение слева от себя — в кухню ворвался еще один человек. Времени развернуться и выстрелить не оставалось, и Дарби упала на пол. Над головой у нее прогремела очередь, стреляли из автомата.

Дробовик с маху ударил ее по спине. По полу покатились стреляные гильзы, когда она не вставая выполнила круговое движение ногой и изо всех сил ударила нападавшего под колено.

Кевин Рейнольдс потерял равновесие и рухнул плашмя на один из стульев кухонного «островка». Она подняла «ЗИГ», выстрелила ему в живот и развернула оружие в сторону прихожей. Чисто.

Дарби с трудом поднялась на ноги и прижалась спиной к стене. Она почувствовала, как в кармане вибрирует мобильный телефон. На полу, визжа от боли, корчился Рейнольдс. Его оружие, «глок» с увеличенным магазином, валялось в нескольких шагах. Рейнольдс увидел его, и его рука потянулась к пистолету.

— Не надо, — сказала она.

Он ухватился за рукоятку.

Дарби прострелила ему руку. Рейнольдс вскрикнул, а она выскользнула в прихожую, взяв на прицел ступеньки. Чисто. Развернувшись, она проверила гостиную. Чисто.

Дарби вернулась в кухню и ногой отшвырнула пистолет Рейнольдса. Он схватил ее здоровой рукой за лодыжку. Она пнула его в голову и разбила ему нос. Рейнольдс взвыл и засучил ногами от боли, опрокинув еще пару стульев и маленький столик с вазой. Звук бьющегося стекла и его крики заглушили шум шагов Дарби, когда она метнулась через кухню, ожидая выстрелов.

Но их не последовало, и она снова оказалась в гостиной, проверяя все «мертвые зоны», но обнаружила лишь труп мужчины. Назад в кухню. Рейнольдс приподнялся на локте. Завывая от боли, он пытался доползти до выбитой двери, ведущей в гараж.

Дарби ударила его каблуком в затылок. Обшаривая глазами кухню и прихожую, она сорвала с пояса наручники. Встав коленом на спину Рейнольдсу, она завела его руки назад и сковала их наручниками.

Потом схватила его за волосы, отрывая голову от пола и подавляя нестерпимое желание свернуть ему шею.

— Сколько здесь еще человек?

Он не ответил.

Дарби выпрямилась и всадила пулю ему в задницу.

Рейнольдс взвыл от боли, и его крики заглушили шаги Дарби, когда она прокралась через столовую. Она выглянула из-за угла, держа на прицеле верхнюю площадку лестницы.

Тусклый свет сочился из открытой двери справа. Прямо напротив ступенек была ванная комната. Слева, в тени, виднелась запертая дверь.

Рейнольдс продолжал кричать от боли, а она поднималась по ступенькам, вглядываясь в обступавшие тени в поисках малейшего движения. Взгляд Дарби метнулся от освещенной комнаты к коридору позади нее, остававшемуся слабым местом, «мертвой зоной». Сначала проверить его. Она оттолкнулась от стены и перенесла вес на ступеньки, одним глазом поглядывая на свет, льющийся из открытой двери. Дойдя до верхней площадки, Дарби увидела закрытую дверь спальни. Рядом виднелась еще одна спальня, открытая, но погруженная в темноту. Она пожалела о том, что у нее нет тактического прицела и свето-шумовой гранаты или хотя бы дымовой шашки.

Здесь она слишком на виду. Дарби юркнула в ванную.

Кто-то плакал. Женщина. Звуки доносились из спальни, той самой, откуда лился свет.

«Заложница…»

На другой стороне коридора она заметила четвертую дверь, ведущую в спальню, погруженную в полумрак. Кровать и игрушки на полу. Прижимаясь спиной к стене ванной, Дарби подобралась к дверному проему и заглянула в открытую дверь посреди коридора. На пороге валялись выбитый замок и щепки, а из комнаты на нее смотрела непроницаемая, чернильная темнота.

«Кто-то может прятаться в одной из спален», — подумала она.

Если она выйдет в коридор, чтобы освободить заложницу, то окажется беззащитной. Этот «кто-то» запросто может выскочить из любой из спален и всадить ей пулю в спину.

Но ведь никто не выстрелил, когда она ныряла в ванную.

Женщина плакала надрывно и странно, каким-то полузадушенным голосом, словно ей не хватало воздуха.

«Пробито легкое», — поняла Дарби, появляясь в дверном проеме.

К стулу у стены была привязана жестоко избитая женщина. За ней стоял мужчина в черной сутане с белым воротничком, католический священник. Обеими руками он сжимал револьвер 32-го калибра.

Священник выстрелил, и пуля расщепила притолоку над головой Дарби. Она стремительно пригнулась, а он навел оружие на женщину.

Дарби выстрелила, и пуля попала священнику в плечо. Она выстрелила еще раз, и священник, нелепо взмахнув руками, повалился на ночной столик. Дарби проверила спальню справа от себя. Пусто.

Вернувшись в комнату к заложнице, она захлопнула за собой дверь и пинком отправила револьвер священника под кровать. Проверила главную спальню. Чисто. Дверь запиралась на кнопочный замок. Она ударила по нему кулаком, закрывая.

Во время падения священник потерял очки. Он лежал на спине, корчась и постанывая, прижав дрожащую руку к ране в левом плече. Обе пули пришлись в верхнюю часть груди, и кровь уже запачкала ковер.

Женщина, уронив голову на грудь, обмякла на стуле. Кожу головы покрывали шрамы, похоже, хирургического происхождения. Из уголка распухших губ стекала струйка крови. Ее футболка и шорты тоже были пропитаны кровью. Кровь на стуле, кровь на ковре и на стенах. На коврике у двери валялся выбитый зуб.

Дарби смахнула пот с лица, шагнула к женщине и, не сводя глаз со священника, сказала:

— Я офицер полиции. Вы в безопасности. — Вытащив из кармана мобильный телефон, она набрала 9-1-1. — Думаю, у вас пробито легкое, поэтому я не стану трогать вас до прибытия «скорой помощи». Если я положу вас на пол, вы не сможете дышать.

Под аккомпанемент хриплых вдохов и всхлипов женщины Дарби назвала диспетчеру адрес и попросила срочно прислать подмогу. Вдалеке уже завывали полицейские сирены.

Дарби закончила разговор и повернулась к священнику. У его ног на полу она заметила осколки разбитой бутылки из-под виски, потрепанный кожаный портфель и шприц. Огарок свечи и закопченная ложка…

— Как вас зовут, отец?

Священник со свистом втянул воздух и прошипел сквозь стиснутые от боли зубы:

— Мне нужен адвокат.

Женщина приподняла голову.

— Свя-я-я-я… — выдохнула она. — Хэмф… а-а… ри.

На скулах у Дарби заиграли желваки.

— Отец Хэмфри? Из Чарльстауна?

Он не ответил, задыхаясь от боли. В глазах его стояли слезы.

— Я задала вам вопрос, — напомнила Дарби и опустила ногу на его простреленное плечо.

Священник страшно закричал, схватил ее за лодыжку и попытался оттолкнуть в сторону. Дарби пошевелила ступней.

— Да! Да, раньше я служил в Чарльстауне, а сейчас… ПРЕКРАТИТЕ, РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИТЕ!

Но Дарби не убирала ногу. Ее буквально трясло от бешенства.

— Помните мальчика по имени Джексон Купер? Он жил в Чарльстауне.

— Я не знаю его.

— Нет, знаете. Бы надругались над ним. И не раз.

— МНЕ НУЖЕН АДВОКАТ!

Дарби убрала ногу.

Священник свернулся клубком и заскулил.

Она подняла пистолет.

— Посмотрите на меня. У него задрожали губы.

— Вы не можете… — еле выговорил он и заплакал. — Я слуга Божий.

— Это не мой Бог, — ответила Дарби и выстрелила ему в голову.

67

Последний выстрел напугал женщину. Она резко вскинула голову и закашлялась кровью.

Дарби подошла к ней вплотную.

— Вы в безопасности. Они все мертвы.

Женщину била крупная дрожь. По подбородку у нее стекала струйка крови. Она пыталась что-то сказать.

— Повторите.

Дарби наклонилась к ней.

— Кевин… а-а… а-а…

— Рейнольдс?

— Да.

— Он лежит внизу в наручниках и не причинит вам зла.

— Дети… — прохрипела женщина.

— Какие дети?

— Сыновья… а-а… Майкл. Картер.

— Они здесь? В доме?

— Прячутся. Майкл… а-а… укрыл… брата. В безопасности.

— Где они прячутся?

— В глухой… а-а… комнате.

«В глухой комнате? Должно быть, она имеет в виду спальню».

— В безопасности, — повторила женщина. — Прячутся… под… а-а… кроватью.

— Пойду найду их. Дарби открыла дверь.

— Ма-Ма-Ма-Майкл! — Крик женщины больше походил на сдавленный всхлип. — Выходи… а-а… те.

Дарби побежала по темному коридору.

— Выходите. Теперь… можно. Безопасно.

Дарби остановилась у двери со сломанным замком. За порогом царила полная темнота. На окнах были светонепроницаемые занавески. Она пошарила рукой по стене и нащупала выключатель.

Со стен на нее закричала засохшая кровь. Лужицы ее покрывали ковер и покрывало.

— Кровать… — прохрипела Руссо. — Под… а-а… а-а… ней.

Дарби опустилась на колени и откинула покрывало. Пыль полезла в ноздри, когда она заглянула под кровать. Там никого не было.

68

Джейми с трудом приоткрыла один глаз. Очертания предметов расплывались. Она разглядела свет в конце коридора, в глухой комнате-тупичке. Один из ее мальчиков вылезал из-под кровати. Картер. Как в тумане она видела маску Бэтмена у него на шее.

«Они целы. Мои дети в безопасности!»

Джейми заплакала.

— Все хорошо… Картер. Все хорошо.

По коридору затопали крошечные ножки Картера. Женщина-детектив не пыталась остановить его.

Но Майкл оказался проворнее. Он подхватил брата на руки, прежде чем тот успел добежать до порога. Картер сопротивлялся. Он пинался и визжал. Майкл развернул его и крепко прижал к груди, чтобы тот не мог повернуться и увидеть спальню.

Но сам Майкл смотрел именно туда. Немигающий взгляд его широко раскрытых глаз был прикован к трупу отца Хэмфри и тому немногому, что осталось от его головы.

Джейми сделала глубокий вдох, отчего, как ей показалось, в легких взорвалась ледяная бомба, разлетевшаяся на тысячу острых, как бритва, осколков, и попыталась закричать.

— Уходи, Майкл! — выкрикнула она. — Уходи… а-а… те… оба. Уходите!

Но Майкл не пошевелился. Он перевел взгляд с отца Хэмфри на нее, судорожно глотая воздух широко раскрытым ртом. Картер продолжал плакать, а эта чертова женщина-детектив по-прежнему стояла в конце коридора, ни черта не делая и не говоря ни слова.

Джейми посмотрела на детектива и попыталась выкрикнуть слова:

— Уведите… а-а… их.

Но женщина не пошевелилась, она просто стояла там и смотрела на нее своими пронзительными зелеными глазами.

Джейми рванулась вперед, туго натянув веревку на груди, и едва не опрокинулась на пол вместе со стулом.

— УВЕДИТЕ…

Легкие ее горели и разрывались от крика.

— УВЕДИТЕ… ДЕТЕЙ… ПРОЧЬ!

Дарби слышала, как на первый этаж ворвались полицейские. Слышала, как они выкрикивают распоряжения; слышала, как с грохотом распахиваются и захлопываются двери. Но сама она не могла ни пошевелиться, ни произнести хотя бы слово. Оцепенев, она стояла, в коридоре, с ужасом глядя на то, как привязанная к стулу израненная женщина ведет воображаемую беседу со своими двумя детьми — с двумя мальчиками, которые, как она полагала, прячутся под кроватью в комнате, залитой засохшей кровью.

— Уведите… а-а… их… пожалуйста, — запинаясь, молила она. — Уведите прочь.

По стене возле лестницы скользнула тень. Дарби увидела, как на верхней ступеньке появился молодой патрульный и направил на нее дробовик.

— Не двигайтесь! — Он шагнул к ней.

Дарби медленно подняла руки. Потом заложила их за голову и заговорила громко и отчетливо:

— Меня зовут Дарби МакКормик. Я дознаватель по особо важным делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы, Управление полиции Бостона. Мой бумажник[17] и удостоверение в заднем кармане.

— Лечь на пол. На живот!

Она медленно опустилась на колени.

— Я вооружена. Дробовик вы видите, а в правом кармане у меня лежит «ЗИГ».

Дарби легла на пол, продолжая держать руки на затылке. Патрульный поступил так, как его учили. Он схватил ее запястья, завел их за спину и сковал наручниками.

Дарби повернула голову набок.

— В главной спальне привязанная к стулу женщина, — сказала она. — У нее пробито легкое. Не трогайте ее. Когда прибудут санитары, не забудьте предупредить их об этом.

С пола Дарби видела, как по ступенькам поднялись ноги, обутые в черные армейские ботинки с заправленными в них темно-синими брюками, и остановились рядом с ней, а еще три пары поспешили в спальню.

— Аккуратнее! — крикнул им вслед молодой патрульный. — У нее может быть пробито легкое.

Дарби почувствовала, как в затылок ей уперлось дуло. Услышала, как кто-то клацнул защелкой дробовика, снимая его у нее с плеча. Чьи-то руки охлопали ее и вывернули наизнанку ее карманы.

По лестнице поднялись двое санитаров. Дарби смотрела в стену перед собой, стараясь разобрать голоса людей, выкрикивающих приказы внизу. Она напрягала слух, чтобы расслышать их сквозь треск статических помех, доносящийся из радиопередатчиков. Она слышала, как кто-то повторяет и повторяет как заведенный: «Господи боже мой, господи боже ты мой!»

Затрещал нагрудный микрофон, и в океане статистических разрядов Дарби услышала голос диспетчера, передающий информацию, которую она сообщила раньше.

— Похоже, с вами все в порядке, — сказал молодой патрульный и снял с нее наручники.

Дарби поднялась на ноги и оказалась лицом к лицу с пятью мужчинами, которые пристально ее разглядывали. Самый высокий из них, с длинным лошадиным лицом, сказал:

— Может, расскажете нам, что, черт возьми, тут происходит?

Дарби собралась с мыслями.

— Кто здесь старший?

— Детектив Бранхэм.

— Я буду говорить с ним, когда он появится.

— Я задал вам вопрос, красавица.

— Проваливайте отсюда к чертовой матери! Вы затопчете место преступления.

Дарби оттолкнула длиннолицего и принялась осматривать остальные комнаты.

Спальня мальчика, словно сошедшая со страниц каталога «Все для детей». Белая кроватка-колыбель у стены, выкрашенной в голубой цвет, с надписью «Картер». Детский автомобильчик под толстым слоем пыли… Пыль была везде: на комоде с выдвижными ящиками и пеленальном столике, на дубовых полках с подгузниками и бутылочками с мазями и лосьонами.

Комната напротив, по другую сторону коридора, принадлежала мальчику постарше. Кровать в форме гоночного автомобиля, простыни скомканы, одеяло отброшено к изголовью. На полу и на детском столике пластмассовые фигурки персонажей «Звездных войн». И здесь все покрывал слой пыли.

Записка карандашом на кровати: «Майкл, я скоро вернусь. Мне нужно заехать в больницу. Лагерь сегодня отменяется. Можешь остаться дома с Картером. Никуда не выходите, пока я не вернусь, и не забудьте запереть двери. Целую. Мама».

Много лет никто не переступал порог этих комнат…

Дарби вышла из комнаты, думая о Шоне Шеппарде.

В коридоре появился один из санитаров, низенький толстый человечек с вьющимися светлыми волосами. Увидев Дарби без наручников, он удивленно заморгал. Она показала ему свое удостоверение личности.

— Дети внизу? — поинтересовался он.

— Нет здесь никаких детей. Санитар нахмурился.

— Она сказала, что они ушли вниз. Хотела, чтобы я нашел их и убедился, что с ними все в порядке.

— Детей здесь нет, они давно мертвы.

— Ничего не понимаю.

— Вам и не нужно ничего понимать, — отрезала Дарби, спускаясь по лестнице.

В воздухе стояла удушливая вонь сгоревшего пороха.

Кевин Рейнольдс лежал мертвым на полу кухни. Над ним суетился пожилой патрульный с пивным животиком и красной физиономией.

— Детектив Бранхэм здесь? — обратилась к нему с вопросом Дарби.

— Еще нет.

— Видите вон тот «глок» на полу? Очевидно, это же оружие было использовано в ходе недавнего взлома и убийства в доме в Чарльстауне. Когда прибудет детектив Бранхэм, скажите ему, что я буду снаружи. Я хочу поговорить с ним о человеке, который лежит тут.

— Это Кевин Рейнольдс.

— Вы знаете его?

— Мы пытались посадить этого сукина сына за то, что, по нашему мнению, он сделал с этой женщиной, Джейми Руссо. Незаконное вторжение. Вломился к ней в дом, связал всю семью в спальне наверху и застрелил двух мальчиков. Насмерть. Мать выжила.

— А что с ее мужем?

— Рейнольдс сунул его руку в измельчитель мусоропровода, а потом задушил. Не спрашивайте, за что, я не знаю. И никто не знает.

Дарби взглянула на Рейнольдса, думая о комнате наверху. Комнате с выбитым замком и потеками засохшей крови на стенах и на полу.

— Сколько было детям, когда они умерли?

— Младший был совсем еще малыш, годик или полтора, не помню точно.

Перед глазами Дарби стояли детская белая кроватка-колыбель и автомобильчик, покрытые слоем пыли.

— А старшему?

— Не знаю.

Дарби услышала шаги на лестнице. Она вышла в прихожую и увидела, как двое санитаров выносят каталку, к которой ремнями пристегнута женщина с кислородной маской на лице и капельницей, воткнутой в вену.

Она не заметила, как подошел пожилой полицейский, и поняла, что кто-то стоит рядом, только когда он заговорил:

— Господи Боже, святой и милосердный… Это же она. Это Руссо.

Дарби смотрела, как санитары перенесли каталку через порог и начали спускать по ступенькам.

— Как его звали? — спросила она полицейского.

— Кого?

— Старшего сына Руссо.

— Не помню.

— А она помнит.

69

Дарби медленно вышла в сырой ночной воздух, плачущий дождем. Окрестности заливали сполохи синих, красных и белых проблесковых огней. Улицу блокировали, по меньшей мере, полудюжиной патрульных автомобилей полиции Уэллсли, припаркованных в обоих ее концах, чтобы освободить место для двух карет «скорой помощи», а теперь еще и пожарной машины. Дарби слышала все нарастающий вой ее сирены.

Подъездная аллея, усеянная обломками стекла и гильзами от дробовика, была обнесена полицейской лентой. Из-под смятого капота автомобиля Чадзински курился слабый дымок, что и стало причиной вызова пожарной бригады. Дарби смотрела, как двое патрульных огораживают полицейской лентой мертвое тело, лежащее на газоне. Руки и ноги человека были неестественно изогнуты. Уорнер, глава Отдела Чадзински по борьбе с коррупцией.

«Нет, пожалуй, ее личного эскадрона смерти, так будет правильнее», — подумала Дарби, глядя на пятна крови на изорванной одежде лейтенанта.

Ей нужно было найти тихое, уединенное место, чтобы позвонить Купу. Не глядя по сторонам, словно робот, она пересекла мокрую лужайку и вошла в большой заброшенный сад.

В дальнем его конце между толстыми стволами двух сосен Дарби увидела гамак. То, что надо. Ноги сами привели ее туда. Дрожа от усталости и облегчения, она повалилась на мокрую ткань. Сердце глухо стучало в груди, словно тоже хотело спать.

Тени скользили по траве, залитой светом из окон дома, где горели все огни. Взгляд Дарби устремился к окнам комнаты, стены и пол которой были забрызганы засохшей кровью. Она вспомнила мать, сидящую на краешке больничной койки отца. Шейла держала грубую, мозолистую руку Биг Рэда у себя на коленях и читала вслух стихотворение Дилана Томаса «Не гасни, уходя во мрак ночной», которое знала наизусть. Шейла как раз произносила: «Отец, ты — перед черной крутизной, от слез все в мире солоно и свято», когда доктор отключил аппаратуру жизнеобеспечения. Дочитав стихотворение до конца, мать начала декламировать с начала, глотая слезы и отчетливо выговаривая слова в ожидании, пока тело Биг Рэда умрет.

Когда сирена пожарной машины умолкла и единственным звуком, нарушающим внезапную тишину, стало негромкое урчание двигателя, Дарби вытащила телефон и набрала номер Купа. Он ответил после первого же звонка.

— Господи, Дарби, где тебя черти носят? Я уже целый час пытаюсь тебе дозвониться!

Услышав его голос, она почувствовала, как в груди распрямляется туго сжатая пружина, а из души уходит неимоверное напряжение.

— У тебя все нормально?

— Я в порядке, а вот из-за тебя чуть с ума не сошел от беспокойства. Я получил тот фрагмент разговора. Что происходит? Почему ты мне не перезвонила?

— Я встречалась с отцом Хэмфри.

Куп замолчал. С другого конца линии до нее донеслись голоса и шум.

«Он в аэропорту», — подумала Дарби, и сердце ее забилось сильнее.

— Он мертв, Куп. И Кевин Рейнольдс тоже. Тебе не нужно уезжать.

— Что случилось?

— Я расскажу тебе все. Где мы можем увидеться?

— Я в аэропорту.

— Тебе не нужно уезжать, — повторила она. — И ты, и твоя сестра… вы можете вернуться домой.

— Я лечу в Лондон.

У Дарби перехватило дыхание.

«Не уезжай! — хотелось крикнуть ей. — Ты нужен мне здесь. Рядом».

— Мне пора, Дарби. Последнее приглашение на посадку. Она слышала печальные нотки в его голосе. Нет, не совсем так. В его тоне явственно прозвучало облегчение. Через шесть часов он будет в аэропорту на другом конце света, в другой стране, где никто не знает его тайны. Где он сможет начать все заново, может быть, даже обрести себя вновь.

— Забронируй билеты на другой рейс, Куп. Я заплачу. Мне нужно увидеться с тобой, перед тем как ты улетишь. Нужно побыть с тобой и поговорить…

— Это ничего не изменит.

— Просто выслушай меня.

Она знала, что хочет сказать, — те самые слова, которые теснились у нее в голове все последние дни, стоило ей увидеть Купа. Но сейчас они почему-то не шли с языка.

«Начни с того, что произошло у него дома».

— Сегодня днем, уже собираясь уходить, ты вернулся…

— Мне не следовало делать этого, — сказал он.

— А я рада, что ты сделал то, что сделал. Я…

«Почему, черт возьми, это так трудно?»

— Я всего лишь хотела сказать… Я…

— Я знаю, — перебил он ее, — Потому что чувствую то же самое, что бы это ни значило.

— Это значит очень много.

«А я была слишком глупа, или слишком испугана, или слишком эгоистична, или все вместе, и еще тысяча других причин, чтобы воспользоваться этим. Но я не хочу, чтобы ты улетал. Мне страшно, я не смогу без тебя жить».

— Если ты чувствуешь то же, что и я, — сказала Дарби, — не улетай.

— Я должен. Я уже давно хотел уйти от всего этого. У меня нет причин оставаться.

«А как же я? Разве меня недостаточно, чтобы ты остался?»

— Мне в самом деле пора, — произнес он.

Дарби крепко зажмурилась.

— О'кей, — выдавила она. — Счастливого пути.

— Прощай, Дарб.

— Прощай.

Негромкий щелчок, и шум аэропорта стих. Куп улетел.

70

Джейми лежала на каталке в салоне «скорой помощи», оглашающей окрестности воем сирены. Здоровым глазом она следила за тем, как невысокий круглолицый санитар с вьющимися светлыми волосами прилаживает пластиковый пакет для внутривенного переливания у нее над головой. Она попыталась заговорить с ним, но слова застряли в кислородной маске, закрывающей ей лицо.

Физической боли Джейми не чувствовала. Ей сделали какой-то укол, и боль исчезла. А вот тревога осталась. И никакая передозировка не могла снять ее. И еще любовь.

Санитар отодвинулся, его фигура смазалась и исчезла. Его место занял Майкл. Он опустился рядом с ней на колени, и через мгновение Джейми ощутила прикосновение его холодных ладошек. Тревога исчезла, а в сердце поселилось облегчение.

И любовь. Он, конечно, мог быть упрямым негодником, но, боже мой, как же она его любит! Если бы сейчас ей предложили исполнить ее заветное желание, но только одно, Джейми пожелала бы, чтобы старший сын узнал, какие чувства к нему она носит в своем сердце.

Лицо Майкла сморщилось.

— Мне очень жаль, мама.

Ей хотелось снять маску и заговорить с ним, но санитары пристегнули ее к каталке ремнями, так что она не могла пошевелиться.

— Ты… а-а… все… сделал… а-а… правильно, — сказала она, сознавая, что Майкл не может ее слышать. Но ей все равно нужно было произнести эти слова.

— Я хотел сбежать вниз, к телефону, но боялся оставить Картера одного. Я не хотел, чтобы с ним что-нибудь случилось. Иначе ты бы меня возненавидела.

— Горжусь… — пробормотала Джейми. — Горжусь… а-а… тобой.

Майкл начал всхлипывать.

— Он сильно испугался, мама. Очень сильно. А когда ты начала кричать, я зажал ему уши ладонями. И заставил его отвернуться, чтобы он ничего не видел. Я зажал Картеру уши ладонями, но он все равно слышал, как ты кричишь, а потом он начал плакать, и мне захотелось убежать — нам обоим захотелось, — но я продолжал шептать ему, что он должен лежать тихо. Он должен был вести себя тихо, несмотря ни на что, потому что только так мы могли защитить тебя.

Майкл уткнулся лицом ей в колени и сжал ее руку. Она чувствовала, как он вздрагивает от рыданий.

— Я люблю тебя, Майкл. И горжусь тобой.

Джейми повернула голову к санитару, чтобы спросить его, почему он просто сидит здесь, и вдруг увидела, как над плечом брата появилось лицо Картера, мокрое от слез. Вместо приветствия она смогла лишь пошевелить пальцами.

Картер с ногами забрался на каталку. Санитар, слава богу, не стал его останавливать. Картер поцеловал ее в лоб, а потом, свернувшись клубочком, прижался к ней, и короткий ежик его волос щекотал ей шею. От головы сына и всех его шрамов исходил слабый аромат мыла.

Он бережно положил руку ей на грудь. Поцеловал в щеку.

Джейми закрыла глаза. Теперь она могла спокойно заснуть. Майкл и Картер были в безопасности. Ей больше не о чем беспокоиться. Майкл и Картер в безопасности.

— Мамочка?

Она открыла глаза и увидела над собой лицо Картера.

— Мы с Майклом здесь, — сказал Картер. — Ты спи, а когда проснешься, мы все равно будем с тобой.

Она улыбнулась под маской. И Картер улыбнулся ей в ответ. Ее дети. Ее храбрые мальчики.

— Мы никуда не уйдем, мамочка, — пообещал Картер. — Мы не бросим тебя. Ты никогда не останешься одна. Обещаю.

«Это — единственное, что имеет значение. То, ради чего стоит жить. Ради этого чувства, которое ты испытываешь к своим детям. И ничто — даже сам Господь Бог — не сможет отнять его у тебя».

ЭПИЛОГ

Кристину Чадзински похоронили солнечным летним утром в ее родном городке — Западном Роксбери. Полиция Бостона выставила кордоны на прилегающих улицах, чтобы те смогли вместить огромную толпу сотрудников полиции и политиков, пожелавших присутствовать на похоронах. Средства массовой информации были представлены в устрашающем количестве, и их становилось все больше по другую сторону полицейского оцепления, дабы во всем блеске засвидетельствовать столь памятное событие.

И хотя сообщение о смерти комиссара полиции стало главной новостью последних дней, все-таки эти стервятники слетелись сюда для того, чтобы попытаться выяснить, каким образом погибшим агентам ФБР удалось восстать из пепла. Знало ли об этом руководство Бюро? Или оно намеренно ввело всех в заблуждение? Пока что Управлению полиции Бостона и местному отделению ФБР удалось предотвратить утечку информации.

«Будем надеяться, что ненадолго», — подумала Дарби и взглянула на часы.

Она оказалась в числе сотен прочих скорбящих на кладбище. Ее адвокат, опытный юрист по имени Бенджамин Джонс, неоднократно с успехом помогавший офицерам полиции Бостона выпутываться из самых сложных ситуаций, настоял на том, чтобы она пришла. Он хотел, чтобы она выставила себя на всеобщее обозрение и показала, что ей нечего скрывать.

Дарби и впрямь нечего было скрывать, но это не помешало начальству отстранить ее от работы на время внутреннего расследования, правда, с сохранением жалованья.

Она вспомнила предостережение своего спецназовского инструктора: «На каждой пуле написано имя адвоката».

Из-под темных очков Дарби окинула взглядом море преимущественно мужских лиц, окружавших ее со всех сторон. Они слушали и смотрели. На нее. Она уже привыкла к подобным взглядам. Кое-кто из офицеров, она ничуть не сомневалась в этом, уже знал, что случилось на самом деле. В Управлении полиции Бостона такого понятия, как тайна, попросту не существовало. Она также была уверена, что некоторым из них очень хотелось бы знать, нет ли их голосов или имен на флеш-карте Кендры Шеппард.

Дарби не позволили просмотреть или прослушать те файлы. Высшее бостонское руководство немедленно изъяло все, включая ее телефон с записанным разговором с Чадзински.

На протяжении всей недели гибель комиссара полиции оставалась новостью номер один, хотя национальные СМИ больше интересовались трупом, найденным в заброшенной автомобильной мастерской в Восточном Бостоне: тело принадлежало специальному агенту Джеку Кингу, который вместе с Фрэнком Салливаном и тремя другими федеральными агентами предположительно погиб еще в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.

Официальных комментариев от ФБР не последовало. А вот аппарат по связям с общественностью Управления полиции Бостона уже трудился на полную катушку.

Его официальный представитель сообщил об обнаружении сотрудниками Бюро судебно-медицинской экспертизы тел еще двух «умерших» федеральных агентов — Питера Алана, который был найден мертвым в подвале дома, принадлежащего Кевину Рейнольдсу, и Стивена Уайта, убитого в Уэллсли в доме Джейми Руссо, жертвы так и не раскрытого проникновения со взломом, в ходе которого погибли ее муж и двое детей. Представитель по связям с общественностью не стал вдаваться в подробности «проводимого расследования», но сообщил, что комиссар полиции Чадзински была застрелена из пистолета калибром девять миллиметров, принадлежащего Артуру Пайну, детективу из Белхэма, который, в свою очередь, погиб в автомобильной мастерской вместе с бывшим федеральным агентом Джеком Кингом.

Бостонская пресса со ссылкой на «источник, близкий к ходу расследования» уточнила, что Чадзински была убита при попытке предотвратить раскрытие четырех агентов ФБР, которые предположительно погибли вместе с Фрэнком Салливаном в июле тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.

Представитель по связям с общественностью не пожелал уточнить, что делала комиссар полиции в заброшенной автомастерской.

В прессе появилась масса спекуляций на тему, жив ли Фрэнк Салливан до сих пор, но ни его настоящее имя, ни тот факт, что он был федеральным агентом, при этом не упоминались.

Дарби посмотрела на часы, думая о том, что же случилось с четвертым и последним агентом, Энтони Фриссорой. Насколько ей было известно, его пока так и не нашли. И она сомневалась, что когда-нибудь найдут.

Священник произнес душещипательный панегирик о Чадзински, которая «долгие годы отдала беззаветной борьбе за торжество справедливости» и прилагала «поистине беспримерные усилия по поддержанию законности и правопорядка на улицах Бостона». Дарби почти не слушала его, разглядывая засыпанный цветами гроб и думая о Джейми Руссо.

Она дважды пыталась поговорить с ней. И каждый раз Руссо показывала ей один и тот же клочок бумаги, на котором было написано: «Адвокат настоятельно советует мне ни с кем не разговаривать. И я не могу позволить вам общаться с Майклом или Картером. Случившееся глубоко травмировало их, в чем вы, я уверена, прекрасно отдаете себе отчет. Их лечат в этой же больнице. Врачи любезно позволили мне остаться здесь до тех пор, пока их не выпишут».

Дарби знала, что у женщины действительно есть адвокат. Полиция Уэллсли обнаружила бумажник, принадлежавший Бену Мастерсу, и мобильный телефон, который не являлся собственностью Джейми Руссо. Полиция также нашла и «магнум» 44-го калибра. Поскольку Уэллсли не подпадает под юрисдикцию Бостона, все улики были переданы для обработки в лабораторию штата. От Рэнди Скотта Дарби слышала, что баллистическая экспертиза подтвердила факт стрельбы из «магнума» в доме в Белхэме, Джейми Руссо, наблюдая из лесу за происходящим в бинокль своего супруга, устроила пальбу, чтобы ворваться в дом и спасти Шона Шеппарда.

Наконец подхалимский и неискренний панегирик завершился. Присутствующие склонили головы и принялись молиться.

Дарби почувствовала, как в кармане завибрировал ее новый телефон «БлэкБерри».

Пришло сообщение от Купа. Она прочла его и стала ждать.

Дарби смотрела, как гроб опускают в землю, и в памяти ее всплыли другие похороны. Тогда элегантный гроб с телом ее отца тоже опускался к месту последнего успокоения, а по ее щекам текли слезы и она ничего не видела вокруг себя, даже трава и та потускнела. Отец был одет в свой единственный черный костюм, и Дарби вспомнила, как еще подумала, а могут ли недавно умершие чувствовать жару и не мучается ли от нее отец в гробу. Она хотела спросить об этом мать, но Шейла вовремя увела ее от могилы.

Теперь и мать мертва и похоронена рядом с отцом, а она, их дочь, стоит у гроба женщины, которая приложила руку к убийству Биг Рэда. Почему? Потому что так посоветовал ей адвокат. Потому что это выглядит хорошо. Она здесь для того, чтобы соблюсти приличия. Интересно, что подумал бы отец, знай он о том, что она сейчас стоит здесь?

И вдруг тишину вокруг нарушили звонки мобильных телефонов. Священник был раздосадован и одарил толпу недовольным взглядом, показывая, что церемониал нарушен помимо его воли. Но это не помешало всем присутствующим достать свои телефоны.

Дарби постаралась заглянуть каждому из скорбящих в лицо. Особое удовольствие ей доставило выражение тупого недоумения на лице мэра, когда он слушал отрывок из ее разговора с комиссаром полиции. Всю последнюю неделю Куп работал не покладая рук, теребя своих друзей и осведомителей, чтобы раздобыть номера мобильных телефонов всех бостонских шишек, Дарби дала ему телефоны влиятельных особ в Управлении полиции Бостона, которые присутствовали сейчас на похоронах. Первый этап ее плана вступил в действие.

На втором этапе предполагалось отправить сообщения средствам массовой информации, предложив им бесплатно прослушать запись беседы комиссара полиции Кристины Чадзински на популярном интернет-сайте «YouTube»[18].

Мэр нажал кнопку отбоя и взглянул на нее. Глаза его метали молнии. А потом он наклонился к безутешному супругу Чадзински, что-то пробормотал ему на ухо и принялся протискиваться сквозь толпу. Его примеру последовал сенатор.

Толпа вокруг Дарби стала быстро рассеиваться. Священник выглядел растерянным и озадаченным.

Дарби с интересом наблюдала. Рэнди Скотта она заметила только тогда, когда он заговорил.

— Что происходит?

— Не знаю, но что-то не очень хорошее, — откликнулась Дарби. — А что ты здесь делаешь?

— Я подумал, тебе будет интересно узнать, что мы отыскали доктора Векслера во Франции. Сейчас решается вопрос о его экстрадиции в Штаты. Он договаривается с федералами, пытаясь заключить с ними сделку.

«Сделка…» — подумала Дарби, глядя, как присутствующие поспешно разбегаются с кладбища.

— Федералы потихоньку прибирают расследование к рукам, — продолжал Рэнди. — Теперь, когда к ним обратился доктор Векслер, они попросили дать им возможность взглянуть на картинки, которые ты передала в отдел фотосъемки. Я слышал, что Управление полиции Бостона намерено подыграть им. Началась торговля: «Я скажу тебе это, если ты скажешь мне то».

«А потом они сыграют заключительный раунд игры под названием «Ликвидация последствий». Я потру спинку тебе, а ты потри мне».

— Я работаю с одним парнем из криминалистической лаборатории штата, — сказал Рэнди. — На прошлой неделе мы с ним обменивались обнаруженными вещественными доказательствами. Так вот, по его словам, из надежного источника ему стало доподлинно известно, что Кевин Рейнольдс — федеральный агент.

— Надо же, какая неожиданность!

— В общем, я решил, что тебе будет интересно узнать об этом. Что касается улик, которые, по ее же собственному признанию, сфабриковала комиссар полиции, — отчет об убийстве твоего отца и прочие вещественные доказательства, — то я их еще не нашел. И никогда не найду, скорее всего. Начальство создает независимую комиссию, особую оперативную группу, которая займется и этим делом, и Чадзински. Они также изъяли все вещественные доказательства, чтобы исключить возможность того, что кто-то решит их подделать. Другими словами, всех наших в лаборатории отстранили от этого дела.

— Замечательно!

— Есть еще кое-что… Сегодня утром умер Шон Шеппард.

Дарби глубоко вздохнула.

— Мне очень жаль. Она кивнула.

— Я забыла поблагодарить тебя за все.

— Не за что. — Он выдавил из себя улыбку. — Ну, до встречи.

— А вот это вряд ли.

И она зашагала прочь.

— Ты куда?

Дарби не ответила. Швырнув свой значок в разверстую могилу, она смотрела на перекресток, гадая, какая из дорог приведет ее домой.

Примечания

1

Остров Мун расположен в Бостонском заливе, в самой его середине. Его территория закрыта для посторонних, и остров полностью контролируется муниципальными и федеральными властями. — Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.

(обратно)

2

Яппи — молодой перспективный специалист-горожанин с высшим образованием и высоким уровнем дохода.

(обратно)

3

Игра слов. По-английски «gay» означает «беспечный, веселый, нагловатый» и «гомосексуалист». Дарби, естественно, имеет в виду первое значение слова.

(обратно)

4

«Грязный Гарри» — полицейский фильм с Клинтом Иствудом в главной роли. Найти маньяка поручается инспектору по прозвищу Грязный Гарри, который известен своими эффективными методами работы. Проблема в том, что эти методы балансируют на грани закона.

(обратно)

5

Кордит — бездымный нитроглицериновый порох

(обратно)

6

Здесь — разгрузочный жилет, разновидность армейского снаряжения. Как правило, основу жилета составляет тканевый бронепакет, к которому крепятся двойной боекомплект, НЗ и аптечка.

(обратно)

7

Raw (сырой файл) — формат данных, содержащий необработанные данные, что позволяет избежать потерь информации.

(обратно)

8

Джейн-Передряга, урожденная — Марта Джейн Кеннери (1852–1903 гг.) — знаменитая жительница пограничья, пионер освоения Дикого Запада, прославившаяся фантастическим умением метко стрелять и скакать верхом.

(обратно)

9

По форме напоминает палатку из плотного прозрачного материала, устанавливается над предметами и обрабатывается парами особых веществ для обнаружения латентных (скрытых) отпечатков

(обратно)

10

Лига Плюща — старейшие и привилегированные университеты Северо-востока США (Корнуэлл, Гарвард, Йель, Принстон, Колумбийский, Браун, Колгейт и Дартмутский).

(обратно)

11

То есть автоматического и не автоматического режима ведения огня.

(обратно)

12

Мазь с ментолом производства компании «Проктор и Гембл», облегчающая затрудненное дыхание. В данном случае она отбивает удушающий трупный запах.

(обратно)

13

Теодор Роберт Банди (1946–1989) — американский серийный убийца, известный под прозвищем Нейлоновый убийца.

(обратно)

14

In situ (лат.) — на месте; в месте своего нахождения.

(обратно)

15

Не говорят по-английски (исп.)

(обратно)

16

Игра слов. «Святой город» — бывший городок по имени Чарльстаун в штате Южная Калифорния, второй по величине город штата (название перекликается с пригородом Бостона, в котором происходит действие романа). Прозвище «Святой» он получил из-за множества церквей, шпили которых закрывали линию горизонта, и необычной для своего времени религиозной терпимости. А здешний Чарльстаун — город, принадлежащий гангстеру, город порока, наркотиков и разврата.

(обратно)

17

В таком бумажнике, раскрывающемся пополам, лежит только значок (детектива, патрульного, агента ФБР и пр.).

(обратно)

18

YouTube — интернет-сервис, предназначенный для просмотра и размещения созданного пользователями видео со всего мира.

(обратно)

Оглавление

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

ДЕНЬ ВТОРОЙ

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

ЭПИЛОГ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?