«Аналитик»

Джон Катценбах Аналитик

Глава 1

Большую часть своего пятьдесят третьего дня рождения он провел точно так же, как и большинство прочих дней, — выслушивая людей, которые жаловались на своих матерей. Матерей невнимательных, матерей жестоких, сексуально соблазнительных матерей. Мертвых матерей, которые продолжали жить в сознании своих детей. Живых матерей, которых детям хотелось убить. Он выслушал мистера Бишопа, потом мисс Леви, потом несчастного Роджера Циммермана, который делил квартиру в Верхнем Уэст-Сайде с властной, сварливой ипохондричкой, посвятившей себя уничтожению любых посягательств сына на самостоятельность. Каждый из этих людей потратил отведенный ему час на излияние горьких сарказмов в адрес женщины, которая породила его на свет.

И все-таки день рождения самым непосредственным образом напомнил ему о том, что он смертен. Его отец умер вскоре после своего пятидесятитрехлетия, надорвав сердце годами непрерывного курения и стрессов. Факт этот, как он понимал, затаился, коварно и злобно, в его подсознании. И поэтому, пока малоприятный Роджер Циммерман тратил на жалобное нытье минуты, оставшиеся от последнего за этот день сеанса, он без особого внимания прислушивался к тихому жужжанию звонка, кнопка которого находилась в приемной.

Звонок обычно оповещал о появлении пациента. Не изменив позы, он взглянул в ежедневник, лежавший на столике рядом с часами. Никакой записи о встрече в шесть вечера там не было. Часы показывали без двенадцати минут шесть. Роджер Циммерман на кушетке словно оцепенел.

— Я думал, что я на сегодня последний.

Он не ответил.

— Никто еще не приходил после меня, ни разу.

Ответа опять не последовало.

— Мне неприятна мысль, что кто-то приходит после меня, — решительно заявил Циммерман. — Я хочу быть последним.

— Постарайтесь завтра прийти сюда с этой мыслью, — сказал он. — С нее мы и начнем. Боюсь, на сегодня ваше время истекло.

Циммерман остался лежать.

— Завтра? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но завтра последний день перед вашим дурацким августовским отпуском, одним и тем же каждый год. Так чего ради я завтра буду лезть из кожи вон?

Он промолчал. Циммерман громко фыркнул и рывком сбросил ноги с кушетки.

— Не нравится мне, когда что-то меняется, — резко сообщил он. — Совсем не нравится.

Вставая, он бросил на доктора быстрый, острый взгляд.

— Все и всегда должно происходить одинаково. Я вхожу, ложусь, начинаю рассказывать. Последний пациент каждого дня. Так оно должно быть. — Циммерман развернулся, решительно пересек кабинет и, не оглянувшись на доктора, вышел.

Он просидел в кресле еще с минуту, прислушиваясь к стихающим звукам сердитой поступи пациента. Потом встал и направился ко второй двери кабинета, выходившей в его скромную приемную. Редкостная планировка комнаты, служившей ему кабинетом, была, пожалуй, единственной причиной, по которой он после окончания ординатуры снял эту квартиру, — как и причиной того, что он провел в ней больше четверти века.

В кабинете было три двери: одна вела в приемную, вторая выходила прямо в коридор многоквартирного дома, а через третью можно было попасть на кухню, в жилые комнаты и в спальню. Кабинет был своего рода личным островом с выходами в другие миры. Он нередко думал о своем кабинете как о преисподней, о мостике между реальностями. Ему это нравилось.

Он открыл дверь в приемную, огляделся. Приемная была пуста.

Это привело его в замешательство. «Хэлло?» — произнес он, хотя здесь явно никого не было. Он поправил на носу очки в тонкой металлической оправе. «Занятно», — сказал он. И только тут заметил на кресле конверт.

Подойдя к креслу, он взял конверт. На лицевой стороне было напечатано его имя. Он поколебался, пытаясь понять, кто из пациентов мог оставить ему послание. Затем надорвал конверт и извлек два густо заполненных печатными строчками листка. Он прочитал только первые две строчки:

Поздравляю с пятидесятитрехлетием, доктор. Добро пожаловать в первый день Вашей смерти.

Он прерывисто вздохнул. От спертого воздуха закружилась голова, и он прислонился к стене, чтобы устоять на ногах.

Доктор Фредерик Старкс, человек, профессионально склонный к самоанализу, жил в одиночестве, преследуемый воспоминаниями чужих ему людей.

Он подошел к антикварному мраморному столику, пятнадцать лет назад подаренному женой. С ее смерти минуло три года, но, когда он присаживался за этот столик, ему все еще казалось, будто он слышит ее голос. Доктор развернул письмо, положил его перед собой на бювар. Ему вдруг пришло в голову, что уже лет десять его ничто не пугало. В последний раз он испугался диагноза, поставленного онкологом его жене.

Рики Старкс — он редко признавался, что это неформальное сокращение нравится ему куда больше, нежели звучное «Фредерик», — был человеком методичным, приверженцем порядка во всем. Построение жизни на разумных основаниях, считал он, — единственный способ, позволяющий придать хоть какую-то осмысленность хаосу, который обрушивали на него пациенты.

Он был худощав, ростом чуть выше среднего, форму он сохранял благодаря ежедневным послеполуденным прогулкам и непоколебимому отказу потворствовать своей любви к сладостям. Курить он бросил и лишь изредка позволял себе бокал вина. Рики чувствовал себя куда моложе своих лет, но остро сознавал при этом, что год, в который он вступает, отец его пережить не смог. И все же, подумал Рики, умереть я еще не готов. И он начал неторопливо читать письмо.

Я существую где-то в Вашем прошлом. Вы погубили мою жизнь. Вы можете не знать ни этого, ни того, почему или даже когда это случилось, но Вы ее погубили. Наполнили бедами и печалью каждую проживаемую мной секунду. Вы погубили мою жизнь. И теперь я твердо решил погубить Вашу.

Поначалу я думал просто убить Вас и свести этим все счеты. Но потом понял, что это было бы слишком легко. Вы трогательно легкая жертва, доктор. Днем Вы не запираете дверей. С понедельника по пятницу Вы совершаете прогулку по одному и тому же маршруту. В воскресенье утром Вы берете «Таймс» и отправляетесь в кафе за два квартала от Вашего дома, чтобы съесть луковый багель и выпить чашку кофе — без молока, с двумя кусочками сахара.

Слишком легко. Подобраться к Вам и убить — это не принесет мне нужного удовлетворения.

Рики Старкс неуютно поежился в кресле. От этих строк несло жаром, как от пылающей печки. У него пересохли губы.

Вам придется покончить с собой, доктор.

Спрыгните с моста. Вышибите себе мозги выстрелом из пистолета. Заступите дорогу автобусу. Выбор способа я полностью предоставляю Вам. С учетом всех особенностей наших с Вами отношений самоубийство будет наиболее приемлемым для Вас выходом. И уж определенно — наиболее удовлетворительным способом выплатить мне то, что Вы задолжали. Итак, вот в какую игру мы с Вами сыграем. У Вас имеется ровно две недели, считая с шести часов завтрашнего утра, чтобы выяснить, кто я. Если Вам это удастся, купите место в колонке объявлений, которую помещают в подвале первой страницы будничных номеров «Нью-Йорк таймс», и напечатайте там мое имя. Вот и все. Просто напечатайте мое имя.

Если же нет, тогда… что ж, тогда начнется самое интересное. Вы, несомненно, обратите внимание, что второй листок этого письма содержит список из пятидесяти двух Ваших родственников. От ребенка Вашей правнучатой племянницы, родившегося всего полгода назад, до Вашего двоюродного брата, финансиста с Уолл-стрит, такого же иссохшего и скучного, как Вы. Если Вы не дадите объявления с моим именем, у Вас останется следующий выбор: либо Вы немедленно покончите с собой, либо я уничтожу одного из этих ни в чем не повинных людей.

Уничтожу. Какое интригующее слово. Оно может означать финансовый крах. А может и психологическое изнасилование.

Оно также может означать убийство. Это уж Вы теперь сами гадайте. Жертвой может стать и молодой, и старый.

Я обещаю только одно: с ними произойдет нечто такое, от чего они — или люди, которых они любят, — не оправятся никогда, сколько бы лет потом ни ходили к психоаналитику.

А Вы проживете каждую секунду каждой минуты из тех, какие еще остались Вам на этой земле, с сознанием, что повинны в случившемся только Вы один.

Если, конечно, Вы не изберете выход более благородный и не покончите с собой. Таков Ваш выбор: мое имя или Ваш некролог. В той же самой газете, разумеется.

Чтобы доказать Вам, насколько длинны у меня руки, я прямо сегодня вступил в контакт с обладателем одного из входящих в список имен, дабы внушить ему одну, самую что ни на есть благопристойную мысль. Я посоветовал бы Вам провести остаток этой ночи в мучительных догадках о том, с кем я связался и как. А уж утром Вы сможете без проволочек взяться за решение настоящей Вашей задачи.

Разумеется, я не ожидаю, что Вы самостоятельно сумеете догадаться, кто я. И потому я решил в следующие несколько дней время от времени снабжать Вас ключами к разгадке. Вот первый из них:

В прошлом жизнь была разудалая: Папа, мама и деточка малая. Но все оказалось зря, Когда папаша отплыл за моря.

В поэзии я не слишком силен. Ненавидеть я умею лучше.

Вы имеете право задать три вопроса. Но, пожалуйста, таких, чтобы ответом было «да» или «нет».

Способ связи используйте тот же самый — объявления на первой странице «Нью-Йорк таймс». Ответа ждите в течение следующих двадцати четырех часов.

Желаю удачи. Постарайтесь также отыскать время для подготовки Ваших похорон. Не думаю, что обращение в полицию такая уж удачная идея. Там Вас, скорее всего, поднимут на смех, а я полагаю, что с Вашим самомнением пережить это будет трудновато. Я же, что очень может быть, прогневаюсь еще сильнее, а Вы пока еще плохо представляете, насколько неустойчива моя психика. Я и сам не знаю, какой из своих дурных сторон я к Вам обернусь.

Но в одном будьте уверены абсолютно: гнев мой не знает границ.

РУМПЕЛЬШТИЛЬЦХЕН

Рики Старкс встал, подошел к окну, рывком открыл створку, впустив в тишину комнаты шум города. Два раза глубоко вдохнув, Рики закрыл окно.

Он вернулся к письму. Какая-то часть его сознания, и не малая, твердила, что документ этот следует оставить без внимания. Он потряс головой. Нет, не получится. На какое-то мгновение изощренность автора письма даже восхитила его. Угроза, содержащаяся в письме, была лишь косвенной. Если ему ничего не удастся предпринять, пострадает не он, а кто-то ни в чем не повинный и, скорее всего, молодой, потому что молодость более уязвима. А винить он будет себя и проживет остаток жизни, терзаясь виной.

Вот тут автор письма был совершенно прав.

Конечно, он может покончить с собой. Но самоубийство противно всему, что он отстаивал в жизни. И он подозревал, что человеку, подписавшемуся «Румпельштильцхен», это хорошо известно.

«Надо позвонить в полицию», — сказал он. Но что он скажет полиции — что получил письмо с угрозами? И в ответ услышит от тугодума-сержанта: «Ну и что?» Может, ему стоит связаться с адвокатом, но нет, ситуация, созданная письмом Румпельштильцхена, не относится к сфере компетенции юристов. Ему предлагают играть на поле, которое он хорошо знает. И игра эта требует интуиции, понимания психологии, природы человеческих эмоций и страхов. Он снова тряхнул головой и сказал себе: «На этой арене я поиграть могу».

Кому-то известны мои привычки, известно, когда у меня перерыв на обед, как я провожу выходные. И человек этот достаточно осведомлен, чтобы составить список моих родственников. Ему известен день моего рождения.

«Но что же я сделал, чтобы вызвать подобную ненависть?» — спросил он себя.

Рики не раз испытывал удовольствие, когда обнаруживал, насколько невежественны многие из тех, кто по долгу службы обязан заботиться о людях, когда думал, что именно он способен принести в мир пусть и малое, но добро. И потому мысль, что он смог внушить кому-то столь чудовищную ненависть, расстроила его до крайности.

Рики потянулся к правому ящику стола и извлек оттуда старую, переплетенную в кожу записную книжку. Для начала, сказал он себе, я могу попытаться узнать, не обращался ли к кому-нибудь из моих родственников незнакомый им человек. Скорее всего, это кто-то из давних моих пациентов, кто-то, прервавший встречи со мной и впавший в депрессию. Если повезет, удастся идентифицировать этого злобно разочарованного пациента.

Он постарался уверить себя, что Румпельштильцхен на самом-то деле просит его о помощи. Но тут же отбросил эту порожденную слабостью мысль. Держа в руке записную книжку, Рики размышлял о сказочном персонаже, именем которого подписался автор письма. Гном с черной душой, его так и не удалось перехитрить, он потерпел поражение только потому, что ему не повезло. Мысль эта не принесла Рики облегчения.

Он открыл записную книжку и приступил к поискам телефона того, кто значился первым в списке из пятидесяти двух имен. В последние десять лет он почти ни с кем из родственников не общался и подозревал, что никто из них не обрадуется, услышав его.

Глава 2

Рики Старкс думал о том, до чего же плохо, оказывается, он умеет выкачивать информацию из родственников, каждый из которых, услышав его голос, прежде всего удивлялся.

Время шло уже к десяти вечера, а неопрошенными оставались больше двух десятков людей из списка. И он до сих пор так и не смог обнаружить в жизнях уже проверенных родственников чего-нибудь такого, что дало бы зацепку для дальнейшего расследования.

Двадцать первое имя показалось Рики знакомым совсем уж смутно. У его скончавшейся лет десять назад старшей сестры было два сына, и это имя носил старший, который жил в Дирфилде, штат Массачусетс. Рики внезапно вспомнил: этот сын преподавал в частной школе. Рики вздохнул и, радуясь, что сумел припомнить хоть что-то, потянулся к телефону.

Он набрал номер и после полудюжины гудков услышал голос, явно юношеский.

— Алло, — сказал Рики. — Я хотел бы поговорить с Тимоти Грэхемом. Это его дядя, Фредерик Старкс.

— А я Тим-младший.

— Привет, Тим-младший. Не думаю, что мы когда-нибудь встречались…

— Да нет, встречались. Один раз. Я помню. На похоронах бабушки. Вам нужно поговорить с папой?

— Да. Если можно.

— А о чем?

Странно слышать такой вопрос от совсем молодого человека, подумал Рики. В интонациях юноши определенно присутствовала настороженность.

— Ну, повод для разговора у меня несколько странный…

— Вот и у нас тут был странный день, — отозвался подросток. — Папа сейчас занят. Полицейские еще не ушли.

Рики чуть было не ахнул:

— Полицейские? Что-нибудь случилось?

Юноша, не ответив на вопрос, задал свой собственный:

— Почему вы звоните?

Рики приступил к уже набившим ему оскомину объяснениям:

— Один мой бывший пациент — ты ведь помнишь, я врач, так, Тим? — может попробовать войти в контакт с кем-нибудь из моих родственников. Я хочу всех предупредить. Поэтому и звоню. Я думаю, мне следует поговорить с твоим отцом. О чем он беседует с полицией?

— Это связано с сестрой. Кто-то следил… — начал Тим, но тут же примолк. — Я сейчас позову отца.

Рики услышал, как телефонная трубка стукнула по столешнице. Спустя мгновение ее подняли.

— Дядя Фредерик?

— Здравствуйте, Тим. Извините, что влез не вовремя.

— Ничего. Тим-младший сказал, вы с предупреждением.

— Что-то в этом роде. Я получил странное письмо, написанное, возможно, моим бывшим пациентом. Его автор может попытаться войти в контакт с одним из моих родственников. Я обзваниваю членов семьи, чтобы предупредить об этом и заодно выяснить, не пытался ли кто-то уже подъехать.

Наступило мертвое, ледяное молчание, продлившееся почти минуту.

— Что за пациент? — спросил наконец Тим-старший. — Он опасен?

— Я не знаю точно, кто он. Письмо не подписано. Я лишь предполагаю, что оно от прежнего пациента.

— Вы уже обращались в полицию?

— Нет. В том, что мне послали письмо, нет ничего незаконного, верно?

— В точности это здешние ублюдки только что и сказали.

— Прошу прощения? — удивился Рики.

— Копы. Я позвонил копам, и они притащились сюда только ради того, чтобы сказать, что ничего сделать не смогут. — Тимоти Грэхем вздохнул глубоко и протяжно, а потом дал выход гневу, который ему до сих пор удавалось сдерживать: — Это было так мерзко. Какой-то больной ублюдок. Я убью его, если он когда-нибудь попадется мне в руки. И ведь в день ее рождения, представляете? Именно сегодня, когда ей исполнилось четырнадцать. Просто омерзительно.

Рики замер. Он подумал, что должен был сразу увидеть эту связь. Из всех его родственников только эта девочка родилась в один с ним день. Вот кому следовало позвонить в первую очередь.

— Так что же случилось? — отрывисто спросил он.

— Кто-то оставил в школьном шкафчике Минди открытку. Ну, знаете, такую большую, складную, с банальной сентиментальной картинкой, их можно купить в любом магазине. Я еще не выяснил, как эта сволочь пробралась в школу. Какого черта делает тамошняя служба безопасности! Невероятно. Так или иначе, Минди решила, что она от кого-то из друзей, и открыла ее. Догадайтесь, что там было. Омерзительная порнография. А на открытке этот гад написал: «Вот что я собираюсь сделать с тобой, как только застану тебя одну».

Рики поерзал в кресле. Румпельштильцхен, подумал он.

— А полиция? Она что говорит?

— В полиции, — ответил Тим, — работают законченные идиоты. Они радостно сообщили мне, что, пока отсутствуют доказательства того, что кто-то активно преследует Минди, они ничего предпринять не могут. Им необходимы явные действия. Иными словами, пусть на нее сначала кто-нибудь нападет. Ты изо всех сил стараешься оградить ребенка от мыслей о том, насколько болен и испорчен наш мир, но стоит тебе на минуту расслабиться, как шарах! Мир наносит тебе удар.

И с этими словами преподаватель истории повесил трубку.

Рики откинулся на спинку кресла. Им овладело отчаяние. Румпельштильцхен нанес его внучатой племяннице удар именно в тот миг, когда она оказалась по-детски уязвимой. Он выбрал мгновение радости, пробуждения — четырнадцатый день рождения — и обратил его в нечто уродливое и страшное.

Была уже полночь. Пол кабинета был усеян папками, тетрадями, листками бумаги и кассетами с записями сеансов.

Стоя посреди этого беспорядка, Рики ощущал себя человеком, выбравшимся из подземного укрытия, над которым пронесся смерч. Он уже начинал понимать, что пытаться рассортировать побывавших у него за десятки лет пациентов — дело безнадежное. Румпельштильцхена среди них не было.

По крайней мере, в быстро распознаваемом виде.

Если бы человек, написавший письмо, пролежал на его кушетке достаточное для попытки излечения время, Рики его узнал бы. Интонацию. Стиль. Все это было для него таким же легко различимым, как отпечатки пальцев для детектива. Пациенты могли злиться, считая, что потратили годы на пустую болтовню. Для кого-то лечение могло оказаться менее полезным, чем для большинства. Были люди, которым он не помог. Были и такие, кто бросил лечение и снова погрузился в отчаяние.

Но рисовавшийся его воображению портрет Румпельштильцхена был совершенно иным. Тон письма и то, как он обошелся с четырнадцатилетней девочкой, указывали на человека расчетливого, агрессивного и извращенно самоуверенного. Психопат, подумал Рики. Ему приходилось лечить людей с психопатическими наклонностями, однако такой ненависти и маниакальной сосредоточенности, как у Румпельштильцхена, он не встречал ни в ком. И все же с автором письма наверняка был связан кто-то из тех, кого вылечить не удалось.

Весь фокус, сообразил Рики, в том, чтобы вычислить связь с Румпельштильцхеном кого-то из таких невылеченных пациентов. Он размышлял уже несколько часов, и теперь ему было совершенно ясно, какой была эта связь. Человек, который хочет, чтобы Рики покончил с собой, приходился кому-то из них ребенком, супругом или любовником. Стало быть, первая задача сводилась к тому, чтобы установить, кто из бросивших лечение пациентов пребывал в наиболее неустойчивом состоянии. После этого можно будет предпринять попытку по их следам добраться до самого Румпельштильцхена.

Рики вернулся, в обход наваленной им груды мусора, к столу, снова взял в руки письмо: «Я существую где-то в Вашем прошлом».

Он вздохнул. Может быть, некая ошибка была совершена им еще двадцать пять лет назад, когда он работал в клинике? Удастся ли ему хотя бы припомнить тех первых своих пациентов? Обучаясь на психоаналитика, Рики занимался исследованием параноидных шизофреников, совершивших тяжкие преступления. На более близкое расстояние он к судебной психиатрии так и не подошел. Завершив исследование, он тут же вернулся в куда более безопасный мир Фрейда.

Усталый, далеко не уверенный, что он хоть чего-то достиг, Рики поплелся из кабинета в свою маленькую спальню. Это была простая комната с комодом и односпальной кроватью. Когда-то кровать здесь стояла двойная, с украшенным резьбой изголовьем, но после смерти жены он от нее отказался. Исчезли и красочные произведения искусства, которыми жена убрала спальню. Рики сохранил супружескую фотографию, сделанную лет пятнадцать назад около их сельского дома в Уэлфлите, однако большая часть примет прежнего присутствия здесь жены подверглась после ее кончины систематическому истреблению. На это ушло три года, последовавших после ее медленной, мучительной смерти.

Рики сбросил одежду, аккуратно сложил брюки, повесил на спинку стула синий блейзер и тяжело опустился на край кровати. В ящике ночного столика лежало снотворное. Рики проглотил таблетку, надеясь, что та быстро погрузит его в глубокий сон без сновидений.

Первая пациентка последнего предотпускного дня появилась ровно в семь утра. Сеанс, по мнению Рики, прошел неплохо. Ничего особенного, ничего драматичного. Но определенный, причем устойчивый прогресс был налицо. Когда он, легко кашлянув, пошевелился в кресле и сказал: «Ну что же, боюсь, на сегодня наше время истекло», молодая женщина, которая как раз описывала сомнительные способности своего нового любовника, вздохнула: «Ладно, посмотрим, может, за этот месяц он никуда не денется», что вызвало у Рики улыбку.

Да и весь этот день шел, казалось, обычным заведенным порядком. В полдень Рики вышел на привычную прогулку. Впрочем, ему не один раз пришлось подавить желание обернуться и посмотреть, не идет ли кто за ним следом. Возвратившись в квартиру, он вздохнул с облегчением.

Послеполуденные пациенты мало чем отличались от утренних. Кое-кто из них говорил о предстоящем отпуске с горечью: ничего другого Рики и не ожидал.

Без одной минуты пять Рики услышал троекратную погудку звонка. Он встал и подошел к двери. Мистер Циммерман не любил дожидаться в приемной. Он появлялся за несколько секунд до начала сеанса и рассчитывал, что его немедленно впустят в кабинет. Однажды в морозный зимний вечер Рики подглядел, как он расхаживает по тротуару перед домом, каждые несколько секунд гневно поглядывая на часы, словно норовя подстегнуть время. Рики каждый будний день распахивал дверь кабинета ровно в пять, позволяя разгневанному Циммерману проскочить вовнутрь, рухнуть на кушетку и без промедления приступить к ядовитому монологу, посвященному несправедливостям, которые сотворили с ним за истекший день. Вот и сегодня Рики, глубоко вздохнув, придал лицу по возможности непроницаемое выражение и открыл дверь.

Однако Роджера Циммермана в приемной не было.

Вместо него перед Рики стояла эффектная, великолепно сложенная женщина в длинном, черном, стянутом ремнем плаще и темных очках, которые она сразу сняла. Под очками оказались живые зеленые глаза, вперившиеся в Рики пронзительным взглядом. Рики дал бы ей немного меньше тридцати — возраст, в котором красота женщины достигает полного расцвета.

— Простите, — неуверенно сказал Рики, — но…

— О, — весело откликнулась женщина, тряхнув светлыми, доходившими ей до плеч волосами. — Циммерман сегодня не придет. Я вместо него.

— Но он…

— Он больше в вас не нуждается, — продолжала она. — Решил покончить с лечением — сегодня, ровно в два тридцать семь после полудня. Как ни странно, он принял это решение на станции подземки, той, что на Девяносто шестой улице, после очень короткой беседы с мистером Эр. — И она проскользнула мимо ошеломленного доктора в кабинет.

Рики молча последовал за ней и теперь наблюдал, как она осматривается по сторонам. Женщина подошла к книжным полкам, изучила корешки книг. Затем пришел черед кремового цвета стены, на которой висели его дипломы и забранная в дубовую рамку фотография великого человека — Фрейда. С неизменной сигарой в руке доктор Фрейд злобно взирал в объектив глубоко посаженными глазами. Женщина постучала по стеклу портрета длинными пальцами, ногти на которых были выкрашены в цвет пожарной машины.

— Занятно, каждый профессионал норовит украсить стену своего кабинета иконой. Любой грошовый политик непременно вешает портрет Линкольна или Вашингтона. А психоаналитик вроде вас, Рики, нуждается в изображении Святого Зигмунда. Наверное, это придает вашей деятельности оттенок легитимности, которая в противном случае могла бы вызвать сомнения.

Рики Старкс молча взялся за спинку кресла и передвинул его поближе к письменному столу. Затем обошел вокруг стола и жестом предложил женщине сесть.

— Что? — спросила она. — Прославленной кушеткой мне воспользоваться не позволят?

— Это было бы преждевременно, — холодно ответил Рики.

Он опять указал на кресло. Женщина снова пробежалась зелеными глазами по комнате, словно запоминая все, что в ней находится, и плюхнулась в кресло. Томно развалясь, она сунула руку в карман и вытащила пачку сигарет. Вынув одну, женщина щелкнула прозрачной газовой зажигалкой и задержала ее пламя в сантиметре от кончика сигареты.

— Как невежливо с моей стороны! Закурить не хотите, Рики?

Он покачал головой.

— Ну еще бы, разумеется, нет. Когда вы бросили? По-моему, году в семьдесят седьмом, если мистер Эр правильно меня информировал. Отважное решение. В те времена курение было такой популярной привычкой.

Она раскурила сигарету, глубоко затянулась и неторопливо выдохнула голубоватый дымок.

— Пепельницы не найдется? — спросила она.

Рики выдвинул ящик стола, извлек спрятанную там пепельницу и поставил ее на край столешницы.

Женщина немедленно смяла в ней сигарету.

— Вот так, — сказала она. — Вполне достаточно, чтобы получить пикантный дымный аромат, который напомнит нам о тех временах.

Подождав немного, Рики спросил:

— А почему мы должны вспоминать те времена?

Женщина откинула назад голову и разразилась долгим, резким смехом. Звук его казался таким же неуместным, как гогот в церкви. Потом смех утих, и она смерила Рики проницательным взглядом.

— Помнить важно все. Разве это не относится к каждому пациенту? Вы же не знаете, когда именно он скажет то, что позволит вам проникнуть в его мир, верно? Стало быть, вам всегда следует быть начеку. Всегда настороже. Я правильно описываю процесс, док?

Рики кивнул в ответ.

— Ладно, — отрывисто произнесла она. — Почему вы думаете, что мой сегодняшний визит чем-то отличается от любого другого? Впрочем, он отличается, причем сильно.

Рики помолчал секунду-другую, надеясь вывести ее из себя. Но она оставалась невозмутимой. Наконец он заговорил:

— Я нахожусь в невыгодном положении. Вы, похоже, знаете обо мне многое, а мне неизвестно даже ваше имя. Я хотел бы узнать, что вы имели в виду, говоря, будто мистер Циммерман покончил с лечением, и как вы связаны с человеком, которого именуете мистером Эр, — а это, полагаю, та же персона, которая прислала мне письмо с угрозами, подписав его именем Румпельштильцхен. И ответы на эти вопросы я хочу получить как можно быстрее.

Она улыбнулась.

— Пожалуйста, ответьте на них, — продолжал Рики. — В противном случае я передам все это в руки полиции.

— Ни малейшего представления о спортивном духе, а, Рики? Вам не интересна эта игра?

— Я не понимаю, что это за игра, в которой впечатлительной девочке посылают отвратительную порнографию и угрозы. Равно как и того, какая игра предполагает требование покончить с собой.

Рики положил ладонь на трубку телефона.

— Но Рики, — сказала женщина, — разве это не величайшая игра из всех? Попытка переиграть смерть?

Это заставило его остановиться. Женщина ухмыльнулась:

— Вы можете победить в ней, Рики. Если, конечно, не станете хвататься за телефон. Потому что тогда проиграет кто-то другой. Можете мне поверить. Мистер Эр — человек слова. А когда проиграет этот кто-то, проиграете и вы. Сегодня всего только День Первый. Сдаться сейчас — это все равно что признать поражение после первого вбрасывания.

Рики убрал руку с телефона.

— Ваше имя? — спросил он.

— Называйте меня Вергилией. Каждый поэт нуждается в проводнике.

— Как вы связаны с Румпельштильцхеном?

— Он мой работодатель. Человек он чрезвычайно богатый и потому в состоянии нанять любого, кто кажется ему способным помочь в достижении целей, которые он перед собой ставит. В настоящее время его занимаете вы.

— В таком случае можно предположить, что вам, как его служащей, известны его имя и адрес, которые вы можете сообщить мне и тем покончить со всей этой чушью.

Вергилия покачала головой:

— Увы, Рики, нет. Мистер Эр не настолько наивен, чтобы открыться простой помощнице вроде меня. Да и если бы я могла вам помочь, все равно не стала бы. Это было бы неспортивно. Только представьте себе: поэт давних времен, Данте, и его проводник Вергилий взглянули на надпись: «Оставь надежду всяк сюда входящий!» — и Вергилий сказал: «Нечего вам там делать». Это погубило бы поэму. Нельзя же написать эпическое полотно о том, как ты поворотил от врат ада, ведь так, Рики? В эту дверь необходимо войти.

— Зачем же тогда вы явились сюда?

— Он подумал, что вы можете усомниться в его намерениях — хотя та юная барышня из Дирфилда, подростковые чувства которой так легко удалось направить в нужное русло, вполне могла бы вас убедить. Но сомнения ведут к колебаниям, а вам отведено на игру всего две недели. Вот он и послал добросовестного проводника, который понудит вас побыстрее взяться за дело.

— Вы все время твердите об игре, — сказал Рики. — Так вот, для мистера Циммермана это отнюдь не игра. Его лечение достигло решающего этапа. Ваш мистер Эр может валять дурака со мной — ладно, пускай. Но когда вы припутываете к этому моих пациентов, вы преступаете грань дозволенного.

Женщина, назвавшая себя Вергилией, подняла руку:

— Рики, не надо такой напыщенности.

Рики умолк и сурово уставился на нее.

Взгляд не произвел на его собеседницу никакого впечатления, и она, слегка помахав рукой, прибавила:

— Циммерман сам решил включиться в игру. Поначалу, как мне рассказывали, без особого рвения, но очень скоро его охватил странный энтузиазм. Впрочем, я в той беседе не участвовала. Однако я скажу вам, кто имеет к ней определенное отношение. Пожилая, не вполне благополучная женщина по имени Лу Энн. Полагаю, будет разумно, если вы с ней побеседуете. Вдруг что-нибудь да узнаете. Я понимаю, вам не терпится потребовать объяснений от мистера Циммермана, однако я не уверена, что с ним так уж легко связаться.

Рики уже собрался потребовать от нее объяснений, но Вергилия встала.

— Рики, — резко произнесла она, — на сегодня сеанс окончен. Я предоставила вам множество сведений, теперь ваш черед действовать. А это у вас получается не так уж хорошо, верно? Вы только и делаете, что слушаете. Ну так вот, с этим покончено. Теперь вам придется выйти в мир и хоть что-то предпринять. — И она быстро направилась к двери.

— Постойте, — порывисто сказал он. — Вы еще вернетесь?

— Как знать? — слегка улыбнувшись, ответила Вергилия. — Все может быть. Посмотрим, как у вас пойдет дело.

Она потянула на себя дверь и вышла.

С мгновение Рики просидел, прислушиваясь к щелканью каблучков в коридоре. Потом вскочил, бросился к двери. Он распахнул ее, но Вергилии в коридоре уже не было. Рики вернулся в кабинет, подбежал к окну, прижался лицом к стеклу — как раз вовремя, чтобы увидеть молодую женщину, выходящую из парадного подъезда. Ко входу скользнул длинный черный лимузин, и Вергилия села в него. Автомобиль унесся по улице, сорвавшись с места так быстро, что Рики не успел бы заметить его номера, даже если бы попытался.

Временами на пляжах Кейп-Кода, неподалеку от которых стоял летний дом Рики, возникали сильные обратные течения, которые могли быть смертельно опасными. Течение было узким, и бороться с ним ни в коем случае не стоило. Нужно было просто плыть параллельно берегу, вскоре мощь течения ослабевала, так что можно было спокойно возвращаться к пляжу. Это было простейшее правило, и могло показаться, будто выбраться из обратного течения проще, чем сощелкнуть с кожи песчаную блоху. На деле все оказывалось куда сложнее. Человека, которого тащит в океан, одолевает паника. На смену ей быстро приходят усталость и ужас. Рики вроде бы читал о том, что каждое лето по меньшей мере один пловец тонет всего в нескольких метрах от берега.

Он глубоко вздохнул, стараясь одолеть ощущение, что и его тоже тянет в сторону чего-то темного и опасного. Как только лимузин с Вергилией скрылся из виду, Рики схватил журнал приема пациентов и отыскал телефонный номер Циммермана. Торопливо набрав его, Рики получил в ответ только длинные гудки. Ни Циммермана, ни его сверхбдительной мамаши, ни автоответчика.

Не дождавшись конца очередного гудка, Рики бросил трубку и подхватил куртку. Через несколько секунд он уже выходил из дома.

Улицы города заливало предзакатное солнце. Рики не стал ловить такси и двинулся к Центральному парку пешком.

Пройдя несколько сотен метров Рики почувствовал, что под мышками у него скапливается липкий пот. Он стянул блейзер, забросил его за плечо и сразу приобрел лихой вид, нисколько не отвечавший его самоощущению. В парке было полным-полно любителей бега трусцой и людей, прогуливающих собак. Еще четверть часа торопливой ходьбы, и Рики достиг квартала, в котором стоял дом Циммермана. Он немного помешкал на углу. Потом сделал два-три шага в сторону квартала, но остановился. «Что сказала Вергилия?» — спросил он себя.

Циммерман решил покончить с лечением ровно в 2.37 пополудни, на ближайшей к его дому станции подземки.

Чушь какая-то.

Рики подошел к телефонной будке и торопливо набрал номер Циммермана. И снова только длинные гудки. Однако теперь Рики почувствовал облегчение. Раз никто не отвечает, значит, ему не придется ломиться в квартиру Циммермана.

Он повесил трубку и вышел из будки. На глаза ему попался вход на станцию подземки «Девяносто шестая улица». Он направился туда. Далекий поезд простонал в туннеле. Затхлые, застарелые запахи обволокли Рики. В сувенирном киоске сидела женщина. Рики наклонился к вделанному в плексигласовое окошко круглому переговорному устройству.

— Извините, — сказал он.

— Вам мелочь? Или как проехать? Карта вон на той стене.

— Нет, — сказал Рики. — Я хотел… Ну, хотел узнать, здесь сегодня ничего не случилось? После полудня…

— Это вам с копами надо поговорить, — живо откликнулась женщина.

— Да, но что…

— Еще до моей смены было. Я ничего не видела.

— Но что случилось?

— Малый один прыгнул под поезд. Или свалился, не знаю. Копы потолклись тут и уехали еще до моей смены.

— А что за копы?

— Транспортники.

Рики отступил на шаг. Ему не хватало воздуха. Поезд приближался, наполняя станцию скрежетом.

— Вы как, мистер? — крикнула, перекрывая грохот, киоскерша. — Видок у вас нездоровый.

Рики кивнул и прошептал в ответ: «Все хорошо», но это была явная ложь.

Картины, звуки и запахи полицейского участка Управления городского транспорта на углу Девяносто шестой и Бродвея показали Рики Нью-Йорк таким, каким он его почти не знал. Легкий запашок мочи пробивался сквозь куда более сильный запах хлорки. Мужской голос непонятно откуда орал что-то неразборчивое. Разгневанная женщина с плачущим ребенком на руках стояла перед сержантом, поливая его, точно пулеметным огнем, испанскими проклятиями. Звонил телефон, к которому никто не спешил подойти.

Выпустив последнюю словесную очередь, женщина встряхнула ребенка, сердито развернулась кругом и прошествовала мимо Рики, глянув на него с таким выражением, с каким обычно смотрят на тараканов. Рики неуверенно приблизился к столу полицейского.

— Извините… — начал он, но договорить не успел.

— Никто никогда ни за что извиняться и не думает. Это все только так говорят. Ничего при этом не подразумевая.

— Нет, вы меня не поняли. Я имел в виду…

— И опять же никто никогда не говорит того, что он имеет в виду. Важный урок жизни.

Полицейскому было немного за тридцать, и, судя по безразличной ухмылке, он уже повидал в жизни практически все, что в ней стоит увидеть.

— Позвольте, я начну сначала, — в конце концов сердито выпалил Рики.

Полицейский опять ухмыльнулся и покачал головой:

— Никто еще ни разу не смог начать сначала, по крайности при мне. Но давайте, попробуйте. Может, будете первым.

— Сегодня днем на станции, на «Девяносто шестой улице», произошел несчастный случай. Человек упал…

— Спрыгнул, как я слышал. Вы свидетель?

— Нет. Но я думаю, что знал этого человека. Был его врачом. Мне нужна информация.

— Врачом, да? Какого рода врачом?

— В течение года он проходил у меня курс психоанализа.

— Так вы психов лечите?

Рики кивнул.

— Интересная работенка, — сказал полицейский. — И кушеткой тоже пользуетесь?

— Совершенно верно.

— Клево. Ну так этому малому кушетка больше не понадобится. Вам лучше поговорить с детективом. Это дело у Риггинс. Вернее, то, что от него осталось, после того как экспресс с Восьмой авеню прокатил через станцию на скорости девяносто километров в час.

Полицейский махнул рукой в сторону двери с табличкой «Сыскной отдел». Подойдя к ней, Рики потянул за ручку и оказался в небольшом офисе, полном серых стальных столов.

Сидевший за ближайшим столом детектив в белой рубашке и красном галстуке поднял на него взгляд:

— Что вам угодно?

— Вы Риггинс?

— Нет. Она вон там, на задах, разговаривает с людьми, которые видели сегодняшнего прыгуна.

Рики оглядел комнату и увидел женщину в бледно-голубой мужской рубашке с дешевым полосатым шелковым галстуком, в серых слаксах и не вяжущихся с ними белых кроссовках в оранжевую полоску. Светлые волосы ее были стянуты в хвостик, делавший ее старше тех тридцати с небольшим, которые дал бы ей Рики. Детектив разговаривала с двумя черными подростками в широченных джинсах и бейсболках, насаженных на их головы под самыми дикими углами.

Детектив, сидевший у входа в офис, спросил:

— Вы насчет сегодняшнего прыгуна с Девяносто шестой?

Рики кивнул. Детектив показал Рики на дюжину выстроившихся вдоль стены стульев. Занят был только один — чумазой, забрызганной грязью женщиной неопределенного возраста с жесткими серебристо-серыми волосами. Женщина разговаривала сама с собой. На ней было истертое пальто, которое она, покачиваясь на стуле, то и дело запахивала и поправляла. Бездомная шизофреничка — был диагноз Рики.

— Вы присядьте вон там, рядом с Лу Энн, — сказал детектив. — Я дам Риггинс знать, что появилась еще одна живая душа, с которой стоит поговорить.

Услышав имя женщины, Рики застыл. Потом, глубоко вздохнув, направился к стульям.

— Можно я здесь присяду? — спросил он.

Женщина с некоторым изумлением воззрилась на него:

— Он хочет знать, можно ли ему здесь сесть. Я что? Королева стульев? Пускай садится, где ему нравится.

Рики сел, немного поерзал, словно устраиваясь поудобнее, потом спросил:

— Так, значит, Лу Энн, вы были в подземке, когда тот мужчина упал на рельсы?

Лу Энн подняла глаза к лампам дневного света.

— Так он хочет знать, была ли я там, когда мужчина упал под поезд. Я скажу ему, что видела: везде кровь и люди кричат. Потом явилась полиция. — Лу Энн повернулась к Рики. — Я видела, — сказала она.

— Что вы видели, Лу Энн?

Она кашлянула, прочищая горло.

— Он хочет знать, что я видела. Хочет знать про мужчину, который помер, и про красивую женщину, которая подошла ко мне и говорит, да ласково так: «Ты это видела, Лу Энн? Ты видела, как человек шагнул за край, когда подошел поезд, как он просто взял да и прыгнул?» И говорит мне: «Никто его не толкал, Лу Энн, — так она говорит. — Будь совершенно в этом уверена, Лу Энн. Никто его не толкал». А потом прямо рядом с ней мужчина, и тоже говорит: «Лу Энн, ты должна рассказать полиции, что видела». И тут красавица дает мне десять долларов. Тебе она тоже десять долларов дала?

— Нет, — медленно ответил Рики, — мне она десяти долларов не дала.

Рики поднял взгляд и увидел, что к нему идет детектив Риггинс. В знак приветствия она наградила его постной улыбкой:

— Вы здесь по поводу мистера Циммермана?

Ответить Рики не успел, детектив уже заговорила с Лу Энн:

— Лу Энн, я попрошу офицеров, чтобы они отвезли тебя на ночь в приют на Сто второй. Спасибо, что пришла. Ты очень нам помогла. Оставайся в приюте, возможно, ты мне понадобишься еще раз.

Лу Энн встала:

— Она говорит, оставайся в приюте.

— Прокатишься на машине, Лу Энн, будет весело. Если хочешь, я попрошу включить все огни и сирену.

Услышав это, Лу Энн разулыбалась и с детским восторгом закивала. Детектив махнула рукой двум полицейским:

— Ребята, обслужите свидетельницу по высшему разряду. Всю дорогу огни и сирена, ладно?

Рики смотрел, как умалишенная, сопровождаемая полицейскими, шаркает к выходу. Детектив Риггинс тоже проводила ее взглядом, потом вздохнула:

— Она еще не из худших. Я все гадаю, кто она на самом деле такая. Как вы думаете, доктор, может, кто-то где-то беспокоится из-за нее? Вдруг она наследница нефтяного короля или победителя лотереи. Интересно, что с ней приключилось? — Детектив Риггинс указала Рики на свой стол со стоявшим перед ним креслом. Они с Рики вместе пересекли комнату. — Значит, вы хотели поговорить? Вы лечили Циммермана, так?

Она вытащила блокнот и карандаш.

— Да. В течение последнего года он проходил у меня курс психоанализа. Однако…

— Какие-нибудь признаки склонности к самоубийству в последние две недели?

— Нет. Абсолютно никаких, — решительно ответил Рики.

Детектив приподняла брови:

— Вот как? Совсем?

Рики поколебался:

— Я бы сказал, что он все еще продолжал борьбу с глубоко укоренившимися в нем идеями, которые отравляли ему жизнь. Однако ни одного из классических симптомов у него не наблюдалось. Иначе я предпринял бы шаги…

— А раньше кто-нибудь из ваших пациентов кончал с собой?

— Да. К сожалению. Но в том случае все признаки были налицо. Мои усилия оказались неадекватными глубине поразившей пациента депрессии.

— И эта неудача какое-то время мучила вас, док?

— Да.

— Плохо придется вашему бизнесу, если и другие ваши пациенты начнут один за другим прыгать под экспресс с Восьмой авеню, верно?

Рики откинулся на спинку кресла, сердито нахмурился:

— Мне не очень понятен смысл вашего вопроса, детектив.

Риггинс улыбнулась:

— Ладно, тогда пошли дальше. Если он, как вы говорите, не покончил с собой, остается только одна версия — кто-то его толкнул. Циммерман говорил когда-нибудь о ком-то, кто его ненавидел? О деловом партнере? О бывшей любовнице?

Рики замялся. Он понимал, что ему открылась возможность сбросить с плеч бремя, рассказать полиции о письме, о визите Вергилии, об игре, в которую его приглашают сыграть. Нужно лишь заявить, что совершено преступление. Но Рики не имел ни малейшего представления о том, насколько это может оказаться опасным.

Он покачал головой:

— Нет, он ни разу не упоминал ни о ком, кто бы относился к названным вами категориям лиц. Но я искренне сомневаюсь, что он покончил с собой. Его состояние определенно не было настолько тяжелым. Запишите это и включите в ваш отчет.

Детектив Риггинс пожала плечами и с нескрываемой усталостью улыбнулась.

— Ваше мнение уже записано, доктор. — Она улыбнулась еще раз. — Готова поспорить, что в его личных вещах я откопаю предсмертную записку. Или, может быть, вы на этой неделе получите письмо. Если так, сделайте копию, чтобы я включила ее в отчет, хорошо, док?

Она покопалась в ящике стола, достала визитную карточку, которую не без напыщенности вручила ему. Рики, не взглянув на карточку, сунул ее в карман и встал, намереваясь уйти. Он быстро пересек офис сыскного отдела и уже в дверях, оглянувшись, увидел, что детектив Риггинс, склонившись над старенькой пишущей машинкой, начала выстукивать отчет, посвященный заурядной и, судя по всему, беспричинной смерти Роджера Циммермана.

Глава 3

Было уже утро, ночь выдалась неспокойная. Спал Рики мало, ему снилась покойница жена, сидевшая рядом с ним в красной двухместной спортивной машине. Машина стояла в глубоком песке у самого океана — дело происходило неподалеку от их летнего коттеджа на Кейп-Коде.

Он надел старую синюю рубашку и вылинявшие, обмахрившиеся понизу брюки цвета хаки. Вот уже многие годы, просыпаясь первого августа, Рики с ликованием влезал в потрепанную одежду — то был знак, что он сбрасывает с себя тщательно продуманный образ психоаналитика с Верхнего Ист-Сайда и отбывает в отпуск. Отпуск был временем, когда он мог пачкать руки в грязи, копаясь в саду в Уэлфлите, бродить по пляжу, не обращая внимания на песок, забивающийся между пальцами ног, и читать дешевые детективные романы. Впрочем, нынешний отпуск ничего подобного не предвещал.

Рики поплелся на кухню. Там он сунул в тостер единственный ломтик сухого пшеничного хлеба и сварил кофе. Он сгрыз тост, затем отнес кофе в кабинет, выложил на стол письмо Румпельштильцхена и, присев, уставился на густо исписанный лист. На миг у него закружилась голова.

— Это еще что такое? — вслух спросил он себя.

Мысль о том, что Циммермана толкнули под поезд только для того, чтобы сделать Рики внушение, была нестерпимой. Он вообразил, как возвращается в залитый слепящим светом офис детектива Риггинс и объявляет, что неизвестные ему люди убили человека, которого они даже не знают, чтобы заставить его, Рики, принять участие в некой смертельной игре. Даже если детектив Риггинс не высмеет его — а она это сделает, — что может заставить ее поверить диким россказням врача, который предпочитает дурацкое, едва ли не вычитанное в каком-то детективном романе объяснение очевидному факту самоубийства?

Он понимал, что в жизни его наступил критический момент. За часы, прошедшие с появления в его приемной письма, Рики оказался вовлеченным в череду событий, осмыслить и упорядочить которые он решительно не способен. Для анализа требуется пациент, а пациента у него нет. Требуется также время, а времени мало. Оставшиеся четырнадцать дней представлялись ему сроком невозможно коротким. На секунду Рики представил себе ожидающего казни заключенного, которому сообщают, что губернатор штата подписал его смертный приговор, и называют дату и время казни. Ужасно. Одно из величайших благ существования, подумал он, состоит в том, что мы не знаем, сколько дней нам отпущено. Ему показалось, что календарь на письменном столе усмехается.

Он взял со стола письмо и перечитал стишок. Это ключ, сказал он себе. Ключ, предоставленный психопатом.

Папа, мама и деточка малая.

Так, подумал Рики, автор письма использует слово «деточка», которое не указывает на пол. Уже интересно.

Когда папаша отплыл за моря.

«Отплыл» может иметь и буквальное, и символическое значение, однако в любом случае семью отец бросил. По какой бы причине он ни оставил жену и ребенка, Румпельштильцхен не мог ему этого простить. Скорее всего, брошенная мужем мать растравляла его. А Рики сыграл какую-то роль в зарождении ненависти, которой понадобились годы, чтобы стать убийственной. Но какую? Румпельштильцхен, решил Рики, был ребенком его пациента.

Интересно, сколько времени требуется, чтобы обиженный человек превратился в убийцу? Десять лет? Двадцать? Одно мгновение?

Этого он не знал, однако подозревал, что вскоре узнает.

Рики снова принялся за составление списка. Он взял десятилетний период — с 1975 года, в котором он здесь поселился, по 1985-й — и начал выписывать имена всех, кто лечился у него за это время. Дело было относительно простое: он выписывал имена долгосрочных пациентов, сомневаясь, впрочем, что человек, прошедший длительный курс лечения, мог породить того, кто ему теперь угрожал.

Румпельштильцхен был ребенком человека, отношения с которым оказались недолгими. Человека, резко прервавшего курс лечения. А припомнить таких пациентов Рики было гораздо труднее.

Он сидел над блокнотом и корил себя за то, что слишком неряшливо вел записи. Было уже около полудня, когда кто-то позвонил у его двери. Звонок словно вырвал Рики из транса. Он встал, пересек кабинет, приемную и с опаской приблизился к двери. Посмотрев в глазок, Рики увидел молодого человека в пропотевшей синей рубашке службы «Федерал экспресс»; в руке он держал конверт. Рики повернул ручку замка и приоткрыл дверь, оставив ее на цепочке.

— Да? — произнес он.

— У меня письмо для доктора Старкса.

Рики поколебался:

— Удостоверение у вас какое-нибудь есть?

Молодой человек вздохнул и показал приколотую к рубашке забранную в пластик карточку с именем и фотографией.

— Сможете прочитать отсюда? — спросил он. — Мне нужна только ваша подпись.

Рики неохотно распахнул дверь:

— Где расписаться?

Посыльный протянул ему папку.

— Вот здесь, — сказал он.

Рики расписался. Посыльный передал ему небольшой картонный конверт.

— Приятно провести день, — сказал посыльный на прощание.

Рики немного помешкал в двери, разглядывая наклейку на конверте. Письмо было из нью-йоркского Общества психоаналитиков. Он отступил в приемную, запер за собой дверь, вскрыл конверт. В конверте оказались два листка бумаги. Письмо было послано президентом Общества, врачом, о котором у Рики имелись довольно смутные представления.

Дорогой доктор Старкс!

С большим сожалением вынужден сообщить Вам, что Общество психоаналитиков получило серьезную жалобу, касающуюся Ваших взаимоотношений с одним из Ваших прежних пациентов. Копию жалобы я прилагаю.

Как того и требуют уставные нормы общества, я, обсудив этот вопрос с руководством нашей организации, передал дело комиссии штата по медицинской этике. Персонал комиссии свяжется с Вами в самое ближайшее время.

Мельком глянув на подпись, он обратился ко второму листку. Это было письмо к президенту Общества, с копиями для вице-президента, председателя комитета по этике и для каждого из шести входивших в состав комитета врачей.

Дорогой сэр или мадам!

Более шести лет назад я начала проходить курс психоанализа у члена Вашей организации, доктора Фредерика Старкса. По прошествии примерно трех месяцев, в течение которых я четыре раза в неделю приходила на его сеансы, он стал задавать мне вопросы, касающиеся моих сексуальных отношений с различными партнерами, а также моего неудавшегося брака. По мере продолжения сеансов вопросы приобретали все более откровенный характер. Всякий раз, когда я пыталась сменить тему, доктор неизменно заставлял меня вернуться к ней. Я протестовала, однако доктор уверял, что моя депрессия коренится в неспособности полностью отдаться сексуальным отношениям. Вскоре после этого заявления он меня изнасиловал. Он сказал, что, если я не отдамся ему, мне никогда не станет лучше.

Мне потребовалось несколько лет, чтобы оправиться от того случая с доктором Старксом. За это время я три раза попадала в больницу. У меня осталось два шрама от попыток покончить с собой.

Пока я не хочу открывать свое имя — уверена, что доктор Старкс хорошо меня помнит. Если Вы решите разобраться в этом деле, свяжитесь, пожалуйста, с моим адвокатом и/или моим психиатром.

Подписи не было, зато имелись имена и адреса адвоката и психиатра. Адвокат жил в центре Нью-Йорка, а психиатр — в пригороде Бостона. У Рики тряслись руки. Голова шла кругом.

Письмо не содержало ни единого слова правды.

Несколько секунд он расхаживал взад-вперед по кабинету, потом упал в старое кожаное кресло, стоявшее в изголовье кушетки. Относительно того, кто состряпал жалобу, у него сомнений не было. Анонимность жертвы делала это очевидным. Куда важнее было понять, для чего это понадобилось.

Телефон стоял на полу рядом с креслом. Рики нагнулся и поднял его. Через секунду он отыскал номер офиса президента Общества психоаналитиков и торопливо набрал его.

Трубку сняла секретарша.

— Алло, — произнес усталый женский голос. — Офис доктора Рота.

— Мне нужно передать доктору сообщение, — сказал Рики.

— Доктор в отпуске. Если у вас что-то срочное, позвоните доктору Альберту Майклсу по телефону…

Рики перебил ее:

— Это срочность не того рода, и сообщение тоже. Доктору Роту будет интересно выслушать меня.

— Мы обязаны придерживаться установленной процедуры.

— Ну разумеется. Если у человека не хватает мозгов, он заменяет их процедурами. А человек с сильным характером знает, когда следует их проигнорировать. Вы из каких, мисс?

Женщина помолчала.

— Что за сообщение?

— Скажите доктору Роту, что доктор Фредерик Старкс… Лучше запишите…

— Я записываю, — раздраженно ответила женщина.

— Что доктор Старкс получил его письмо и желает проинформировать его, что жалоба не содержит ни единого слова правды. Все в ней выдумано от начала и до конца.

— Ни единого слова правды… Хорошо… Выдумано. Я записала. Вы хотите, чтобы я позвонила ему и передала это? Он в отпуске.

— Мы все в отпуске, — сказал Рики и повесил трубку.

Он откинулся в кресле. Вот уже много лет он ни с кем не разговаривал так грубо. Это было противно его натуре. Впрочем, подумал он, в ближайшие несколько дней ему, скорее всего, придется совершить не один поступок, противный его натуре. Он перечитал анонимную жалобу.

Все было задумано куда более тонко, чем казалось на первый взгляд. Жалобщица заявляла об изнасиловании, но поместила его во времени точно за границей срока давности. В полицию никто обращаться не станет. Вместо этого комитет по этике затеет тягостное расследование. Оно будет медленным, бестолковым и вряд ли начнется до истечения срока, установленного для игры.

— Ему нужно, чтобы я остался один, — выпалил Рики. — Он не хочет, чтобы мне кто-нибудь помогал.

Мысль о проделанном Румпельштильцхеном дьявольском фокусе чуть не заставила Рики улыбнуться. Этот человек понимал, что Рики будет мучиться вопросами, связанными с обстоятельствами смерти Циммермана. А к кому мог бы Рики обратиться за помощью? К другому психоаналитику, к товарищу, с которым можно было бы выговориться.

Теперь же этого не произойдет. Я один, подумал Рики. Изолирован. Брошен на произвол судьбы. Именно этого и хотел Румпельштильцхен.

Он снова взглянул на письмо. Анонимщица указала в своей лживой жалобе имена манхэттенского адвоката и бостонского психиатра. Их имена проставлены для меня, подумал Рики. Это путь, которым мне придется пройти.

Остаток дня он потратил, изучая каждую частность письма Румпельштильцхена, стараясь выдавить что-нибудь новое из рифмованного ключа. Однако на следующее утро, стоило Рики облачиться в костюм, повязать галстук и перечеркнуть в календаре еще один день, как он сразу почувствовал, что времени у него в обрез. Важно было хотя бы сформулировать свой первый вопрос и позвонить в «Таймс», чтобы вопрос этот поместили в колонке объявлений.

Он вышел из дома, и теплое утро насмешливо улыбнулось ему. Рики полагал, что за ним следят. Каждый, кого он видел на улице, казался ему подозрительным. Мужчина на углу, перегружавший товар в бакалейную лавку, бизнесмен, торопливо шагавший по тротуару, бездомный бродяга в стенной нише… Любой из них мог следить за ним.

Рики дошел до угла и остановил такси.

Улицу, на которой располагалась контора адвоката, почти перегородил большой белый автофургон, оставив ровно столько места, чтобы мимо него могла протиснуться машина. Трое или четверо дюжих парней сновали в подъезд и обратно, набивая фургон картонными коробками, креслами и тому подобным. Мужчина в синем блейзере с табличкой охранника на груди стоял в сторонке, наблюдая за происходящим.

Рики вылез из такси и подошел к охраннику:

— Я ищу контору адвоката, мистера Мерлина. Он…

— Шестой этаж, на самом верху, — ответил охранник. — Вам назначено? А то у него дел по горло, переезд и все такое.

— Он переезжает?

— Говорят, пробился в высшую лигу, дорвался до больших денег, — ответил охранник.

Выйдя на шестом этаже, Рики увидел контору адвоката. Двери стояли нараспашку, двое грузчиков возились с письменным столом, приподнимая его и поворачивая под разными углами, чтобы протиснуть в дверной проем. Средних лет женщина в джинсах, кроссовках и футболке от известного модельера бдительно присматривала за ними.

— Это мой стол, я на нем каждую царапину знаю. Если появится еще одна, вам придется купить новый.

Похоже, женщина была из тех, кто любит порядок во всем, и временный хаос переезда переносила болезненно.

Рики приблизился к ней:

— Я ищу мистера Мерлина. Он здесь?

Женщина быстро повернулась к нему:

— Вы клиент? У нас на сегодня никаких встреч не назначено. Мы переезжаем.

— Я доктор Фредерик Старкс, — сказал Рики, — готов поручиться, у нас с мистером Мерлином найдется что обсудить.

Женщина неприятно улыбнулась и кивнула:

— Знакомое имя. Но я не уверена, что мистер Мерлин ожидал столь скорого вашего появления.

— Вот как? — сказал Рики. — А я придерживался совершенно противоположного мнения.

Рики показалось, что женщина вот-вот выставит его, но тут из глубин конторы появился полноватый, лысоватый мужчина тридцати с лишком лет в широких отглаженных брюках цвета хаки и дорогой спортивной рубашке.

— Я Мерлин, — сказал он, вытаскивая из кармана льняной платок и вытирая им ладони. — Если вас не смущает обстановка, мы могли бы побеседовать в комнате для совещаний.

Он провел Рики в комнату, занятую длинным, вишневого дерева столом и креслами. В глубине виднелся приставной столик с большой кофеваркой. Адвокат указал Рики на кресло, потом подошел к кофеварке, заглянул в нее. И, пожав плечами, обернулся к Рики:

— Извините, доктор, кофе не осталось.

— Ничего, — ответил Рики. — Меня сюда не жажда привела.

Его ответ вызвал у Мерлина улыбку.

— Нет. Разумеется, нет, — сказал он. — Хотя я не понимаю, чем могу помочь…

— Необычное имя — Мерлин, — перебил его Рики. — Годится скорее для какого-нибудь фокусника.

Адвокат снова улыбнулся:

— Клиенты нередко требуют от нас невозможного.

— И как, получается удовлетворить их требования? — спросил Рики.

— Увы, нет, — ответил Мерлин. — Я полагаюсь не столько на магические силы, сколько на лавину документов и ураган запросов. Впрочем, на некоторых судебных процессах скорее пригодились бы заклинания моего однофамильца.

— И теперь вы переезжаете?

Адвокат извлек из кармана визитницу и, вынув карточку, через стол передал ее Рики.

— Наше новое логово, — не без приятности сообщил он. Рики глянул на карточку. Адрес в центре города.

— Кто такая ваша клиентка? — резко спросил Рики.

Адвокат покачал головой:

— Я не вправе раскрывать ее имя. Она сейчас выздоравливает и…

— Ничего не было, — прервал его Рики. — Все выдумано. А подлинный ваш клиент — кто-то совершенно иной.

Адвокат помолчал.

— Могу вас заверить, что моя клиентка вполне реальна, — сказал он наконец. — Как и ее жалоба. Мисс Икс — молодая женщина, на долю которой выпали тяжелые испытания.

— Почему бы не назвать ее мисс Эр? — спросил Рики. — Эр, как Румпельштильцхен. Ведь это было бы ближе к истине?

Мерлин слегка смутился:

— Не уверен, что уловил вашу мысль. Икс, Эр, все, что угодно. Суть-то дела не в этом, не так ли? У вас серьезные неприятности, доктор Старкс. И поверьте, для вас будет лучше, если эту проблему удастся разрешить как можно скорее. Если мне придется обратиться в суд, вы сильно пострадаете.

— Я ни разу не злоупотребил доверием пациента.

— Ну и прекрасно, док. Надеюсь, вы уверены в этом на все сто процентов. Потому что ко времени, когда я закончу допрашивать всех ваших пациентов за последние десять с чем-то лет и побеседую с каждым вашим коллегой, с которым вы обсуждали свои дела, станет уже совершенно не важно, существует моя клиентка или не существует, — так или иначе от вашей репутации не останется ничего. Абсолютно ничего.

Рики хотел ответить, но не смог.

— Есть у вас враги, доктор? А как насчет завистливых коллег? Или пациентов, не шибко довольных многолетним лечением? Может быть, вы однажды не притормозили, подъезжая к вашему летнему домику на Кейп-Коде, как раз когда прямо перед машиной на дорогу выскочила белка? — Мерлин улыбнулся. — Об этом местечке я уже знаю. Хороший дом посреди красивого поля, виден океан. Шесть гектаров. Куплен в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. Вам известно, насколько он с тех пор вырос в цене? Наверняка известно. Позвольте мне сформулировать одно предположение, доктор Старкс, одно и только одно. До того как закончится дело, эта собственность станет моей. Равно как и ваша квартира, ваш банковский счет в «Чейзе» и скромный портфель акций, который вы держите у «Дина Виттера».

— Откуда вы знаете… — запинаясь, начал Рики.

Мерлин резко оборвал его:

— Знать — это мое занятие. Если бы у вас не было ничего нужного мне, я бы с вами и связываться не стал. Можете мне поверить, док, вам не стоит даже пытаться отстоять свое добро.

Рики казалось, что слова Мерлина бьют в него, точно кулаки профессионального боксера. Он сделал глубокий вдох и подумал, как глупо было сюда приходить и что самое правильное — убраться прочь, и побыстрее.

Он уже поднимался на ноги, когда Мерлин прибавил:

— Ад способен принимать самые разные обличья, доктор Старкс. Считайте меня одним из них.

— Не понял? — отозвался Рики.

Он вдруг вспомнил, как Вергилия сказала ему на прощание, что станет его проводником по аду.

Адвокат улыбнулся:

— В артуровские времена ад представлялся людям более чем реальным. Они искренне верили в демонов, бесов, в одержимость злыми духами. Теперь все несколько осложнилось. Мы не думаем, что нас и вправду ожидают раскаленные щипцы и вечное проклятие в некой огненной бездне. Что же у нас имеется взамен? Адвокаты. И поверьте, док, мне ничего не стоит придать вашей жизни схожесть с кошмарной средневековой картинкой.

В этот миг дверь комнаты распахнулась и на пороге ее застыли, не решаясь войти, двое грузчиков.

— Мы бы вынесли эти штуки, — сказал один из них. — Больше, считай, ничего и не осталось.

Мерлин встал:

— Нет проблем. Доктор Старкс как раз собирался уходить.

Рики тоже поднялся:

— Да. Именно так. — Он еще раз заглянул в карточку Мерлина: — Мой адвокат сможет связаться с вами по этому адресу?

— Да.

Рики кивнул, повернулся и, не оглядываясь, вышел.

Усевшись в такси, Рики попросил отвезти его к отелю «Плаза». Машина рванулась вперед и понеслась через центр города. Рики сидел откинувшись на спинку и думал о том, как иногда трудно бывает поймать на Манхэттене такси. Не удивительно ли, что это подвернулось, едва он, потрясенный, вышел из конторы адвоката? Как будто нарочно его ждало.

Машина резко затормозила у входа в отель. Рики взбежал по ступенькам, проскочил вращающуюся дверь. В вестибюле отеля толклись постояльцы. Рики направился прямиком к выходу на южную часть Центрального парка и снова оказался на улице.

У выхода стоял швейцар, подзывавший такси для постояльцев. Рики обогнул переминавшуюся у края тротуара семью.

— Вы не будете против? У меня неотложное дело.

Он махнул рукой ожидавшей семейство машине, заскочил в нее и хлопнул дверцей, еще успев услышать слова жены: «Это же наша…»

По крайней мере этот водитель, думал Рики, не из числа наемников Румпельштильцхена. Он назвал адрес, указанный на визитной карточке адвоката. На то, чтобы пробиться туда через пробки, ушло четверть часа. Новая контора находилась вблизи Уолл-стрит. От адреса просто несло престижем.

Водитель остановился у самого здания. Как и предполагал Рики, никакого мебельного фургона у большого офисного здания видно не было. Еще раз сверившись с адресом на визитной карточке, Рики вошел в здание и приблизился к висевшему на стене указателю офисов. Имя Мерлина там отсутствовало. Рики подошел к охраннику, сидевшему за столом у входной двери. Охранник поднял на него взгляд.

— Я, похоже, что-то напутал, — сказал Рики. — Вот карточка юриста, а в списке его нет.

Охранник вгляделся в карточку.

— Адрес правильный, — произнес он, — да только у нас никого с таким именем нет.

— А пустые офисы есть? Он сегодня переезжает.

— Тут свободных мест уже много лет как не было.

— Да, странно, — сказал Рики. — Должно быть, в типографии что-то напутали.

Охранник вернул ему карточку.

— Всяко бывает, — сказал он.

Засовывая карточку в карман, Рики думал о том, что выиграл первую схватку с Румпельштильцхеном.

Рики не был уверен, с кем именно ему выпало разговаривать в конторе адвоката. Был ли человек, назвавшийся Мерлином, самим Румпельштильцхеном? Вполне вероятно.

— Что тебе известно о психопатах? — спросил он себя, поднимаясь по ступеням особняка, в котором находились его квартира-офис и еще пять квартир.

— Не многое, — негромко ответил он сам себе.

Его познания ограничивались неврозами. Ложью, которой состоятельные люди потчуют себя, дабы оправдать свое поведение.

В почтовом ящике что-то лежало, и Рики открыл его. Один из конвертов, длинный и тонкий, украшала оттиснутая в верхнем левом углу официальная печать Управления городского транспорта. Рики вскрыл его первым.

К большой фотокопии был пришпилен листок поменьше. Рики прочитал:

Дорогой доктор Старкс!

Прилагаемое письмо найдено в ходе расследования среди личных вещей мистера Циммермана. Поскольку Вы в нем упомянуты, посылаю его Вам. Кстати, дело о смерти Циммермана закрыто.

С искренним уважением,

детектив Риггинс

Отогнув этот листок, Рики стал читать фотокопию. Это было короткое, отпечатанное на машинке письмо.

Всем, кого это может касаться:

Я все говорю, говорю, а лучше мне не становится. Никто мне не помогает. Никто не слушает меня настоящего. О матери я позаботился. Соответствующие документы лежат вместе с моим завещанием в столе у меня на работе. Приношу извинения всем, кого это затронет, — кроме доктора Старкса.

Роджер Циммерман

Даже подпись самоубийцы была отпечатана на машинке.

Глава 4

Записка Циммермана, думал Рики, не может быть подлинной. Никаких суицидальных помышлений, ни склонности к самоуничтожению Циммерман не проявлял. Рики еще раз взглянул на предсмертное письмо и вдруг сообразил, что в нем названо только одно имя — его. Бросалось в глаза и отсутствие собственноручной подписи.

Приподнятое настроение утра, вызванное тем, что он перехитрил адвоката, исчезло без следа — его сменила слабость, почти тошнота. В лифте Рики не покидало ощущение, что к ногам его привязаны гири. В кабинет он вошел уже совершенно измотанным. Он уселся за стол, взял в руки письмо из Общества психоаналитиков. Имя бостонского врача, которого посещает самозваная жертва Рики, вставлено в письмо для него. Оно, несомненно, указывает, кому он должен теперь позвонить.

Рики потянулся к телефону и набрал номер. Всего один гудок, потом, как Рики и ожидал, он услышал автоответчик: «Это доктор Мартин Соломон. В настоящее время я не могу поговорить с вами…» Ну, хотя бы в отпуск еще не уехал, подумал Рики.

— Доктор Соломон, — быстро заговорил он, — это доктор Фредерик Старкс. Ваша пациентка обвинила меня в серьезном преступлении. Хочу сообщить вам, что ее утверждения — сплошная ложь. Выдумка, не имеющая под собой никаких оснований. Благодарю вас.

Рики положил трубку. Солидность, с которой он все это произнес, несколько приподняла его настроение. Он взглянул на часы. Пять минут, подумал он. Самое большее десять, потом ему перезвонят.

По крайней мере в этом Рики оказался прав. Телефон зазвонил через семь минут. Человек на другом конце линии прерывисто вздохнул, прежде чем произнести:

— Доктор, это Мартин Соломон. Я получил ваше сообщение и подумал, что будет разумным перезвонить вам.

Рики выдержал паузу, затем спросил:

— Кто она, ваша пациентка? Кто обвиняет меня в столь омерзительном поступке?

— Я не знаю, вправе ли я назвать ее имя. Она сказала мне, что, если со мной свяжутся представители органа, ведающего вопросами медицинской этики, она готова встретиться с ними. К тому же вам наверняка известно, что за пациентка была у вас всего несколько лет назад. А заявление, сделанное ею, вкупе с подробностями, которые она сообщила мне за последние полгода, безусловно, внушают доверие к ее словам.

— Подробности? — спросил Рики. — Какого рода подробности? Я и на миг не поверил, что эта особа существует.

— Уверяю вас, она вполне реальна. Она описала вас, описала ваш кабинет.

— Этого не может быть, — выпалил Рики.

— Скажите, доктор, висит на стене вашего кабинета, рядом с портретом Фрейда, маленькая гравюра по дереву, изображающая восход на Кейп-Коде?

У Рики перехватило дыхание. Речь шла об одном из немногих произведений искусства, сохранившихся в его монашеской квартире. Гравюру ему подарила жена. Помолчав, он спросил:

— Сколько времени посещает вас эта женщина?

— Я провожу с ней сеансы терапии вот уже почти полгода. Два сеанса в неделю. Она совершенно последовательна. Ничто из сказанного ею до настоящего момента не заставило меня хотя бы в малой мере усомниться в ее словах.

— А где она сейчас?

— На отдыхе, до третьей недели августа.

— Она не оставила вам номера телефона, по которому с ней можно связаться?

— Нет. Не оставила. Мы договорились встретиться вскоре после Дня Труда.

Немного подумав, Рики задал еще один вопрос:

— А она, случайно, не эффектная, редкостной красоты женщина с пронзительными зелеными глазами?

Пауза. Когда Соломон заговорил, тон его был ледяным:

— Так вы все же знаете ее?

— Нет, — ответил Рики. — Просто догадался.

И положил трубку. «Вергилия», — сказал он себе.

Рики поймал себя на том, что не отрывает глаз от стены, от гравюры, игравшей столь заметную роль в выдуманных воспоминаниях подложной пациентки. Они побывали здесь не позавчера, подумал Рики, а гораздо раньше.

Повинуясь первому порыву, Рики вскочил, пересек кабинет, вцепился в гравюру и содрал ее со стены. Он швырнул ее в стоявшую у стола мусорную корзину, так что рамка гравюры треснула, а стекло разбилось. Похожий на выстрел звук эхом раскатился по кабинету.

Гнев улетучился так же быстро, как и возник, его сменила новая волна тошноты. Рики кое-как добрался до письменного стола и тут увидел, что на автоответчике помигивает красная лампочка. Рики нажал кнопку, чтобы прослушать первое сообщение. Голос он узнал сразу — голос его пациента, пожилого журналиста из «Нью-Йорк таймс».

«Доктор Старкс, — медленно произнес голос, — простите, что оставляю сообщение во время вашего отпуска, но я сегодня утром получил с почтой очень неприятное письмо».

Рики затаил дыхание.

«Это копия жалобы на вас, направленной в комиссию штата по медицинской этике. Я понимаю, что анонимность обвинений не оставляет возможности с легкостью парировать их… — Пациент замялся. — Я оказался в ситуации серьезного конфликта интересов. У меня нет сомнений в том, что весомость выдвинутых против вас обвинений дает материал для статьи, способной привлечь большое внимание, и долг мой состоит в том, чтобы передать письмо в отдел городской жизни. С другой стороны, такой поступок, безусловно, поставил бы под удар наши с вами отношения. Я чрезвычайно расстроен этими обвинениями, справедливость которых вы, как я полагаю, будете отрицать».

Похоже, у пациента перехватило дыхание, но потом он прибавил, и на этот раз с ноткой ожесточенной горечи:

«Все и всегда отрицают свои прегрешения. Президенты. Правительственные служащие. Бизнесмены. Врачи…»

Он умолк и повесил трубку.

Пальцы Рики, повторно нажавшие кнопку воспроизведения, слегка дрожали. Следующее сообщение состояло из одних только женских рыданий. Рики узнал голос еще одной давней своей пациентки. Стало быть, и она получила копию письма. Следующие два сообщения тоже были от пациентов.

Рики не стал отвечать ни на один из телефонных звонков, к вечеру ему позвонили все его пациенты. Проведенные с каждым из них часы, которые складывались в недели, затем обращавшиеся в годы, были загублены одной-единственной умело сплетенной ложью.

Возможно, впервые за всю свою профессиональную жизнь он не знал, что сказать.

Утром Рики вычеркнул в календаре еще один день и сочинил следующий запрос:

За последние двадцать лет перерываю я все сначала. Верен выбор мой или нет? (Времени остается мало.) И хотя в том мороки без меры, не заняться ль мне матушкой Эра?

Женщину из «Таймс», принявшую это объявление для первой полосы, заинтриговала стихотворная форма.

— До чего необычно, — весело сказала она. — Как правило, все сводится к «счастливому пятидесятилетию» или похвалам в адрес новых товаров. И что бы это значило?

Рики, прилагая все силы к тому, чтобы говорить вежливо, ответил:

— Это такая игра. Мы с другом любим загадки и словесные игры, вот и придумали себе развлечение на лето.

— А, — откликнулась женщина, — вот оно что. Объявление появится в завтрашнем номере. Удачи в игре. Надеюсь, выигрыш будет за вами.

— Я тоже, — сказал Рики.

Положив трубку, он вернулся к кипе своих заметок и записей.

Ужимай и отбрасывай, думал он. Систематично и тщательно. Исключай мужчин, исключай женщин. Исключай стариков, тебе нужен молодой человек. Отыщи нужную тебе временную последовательность, нужные отношения. Так ты получишь имя. А одно имя приведет к другим.

Голова у Рики уже шла кругом от работы, когда на столе зазвонил телефон. Звонок напугал Рики. Он поднял трубку, гадая, не Вергилия ли это.

Но нет, это была все та же женщина из «Таймс».

— Доктор Старкс? Простите, что звоню снова, но у нас возникло небольшое затруднение. Кредитная карточка «Виза» с номером, который вы мне дали, оказывается, аннулирована.

— Аннулирована? Этого не может быть, — разгневанно произнес Рики.

— Ну, возможно, я неправильно записала номер.

Рики вытащил бумажник, извлек из него карточку и медленно заново продиктовал номер.

Женщина помолчала.

— Нет. Этот номер я и указала.

— Не понимаю, — сказал Рики. — Я ничего не аннулировал. И счет пополняю каждый месяц.

— Компании, работающие с кредитками, ошибаются гораздо чаще, чем вы думаете, — извиняющимся тоном сообщила женщина. — А другой карточки у вас нет?

Рики полез в бумажник за другой карточкой и вдруг замер.

— Простите за неудобство, — медленно заговорил он, изо всех сил стараясь не сорваться. — Я поговорю с кредитной компанией. А пока пришлите мне, пожалуйста, счет.

Повесив трубку, Рики медленно, одну за другой вынул из бумажника кредитки. Бесполезны, сказал он себе. Все они аннулированы. Каким образом, Рики не знал, зато знал, кто это сделал.

Тем не менее он приступил к утомительной процедуре обзванивания компаний. Клерки служб работы с клиентами были дружелюбны, но ничем особым помочь Рики не могли. Когда он пытался объяснить, что в действительности карточек не аннулировал, ему сообщали, что в действительности как раз и аннулировал. В каждом случае распоряжение поступило по электронной почте. Рики заверял каждую компанию, что еще свяжется с нею. В конце концов он достал ножницы и разрезал пополам все эти бесполезные куски пластика.

Насколько основательно удалось Румпельштильцхену проникнуть в его финансовые дела, Рики не знал. Придется сходить в банк, подумал он. Он позвонил также брокеру, управлявшему его скромным портфелем акций, и попросил, чтобы тот поскорее перезвонил. Потом просидел с минуту, пытаясь понять, каким образом Румпельштильцхену удалось вторгнуться в эту область его жизни.

Во всем, что касалось компьютеров, Рики был круглым идиотом. Если ему приходилось писать письмо, он обращался к древней электрической пишущей машинке. Жена за год до смерти купила компьютер. Рики знал, что она использует эту машину для связи с группами поддержки, для разговоров с другими жертвами рака. Вскоре после ее смерти он упаковал компьютер и отправил его в подвал, в клетушку, где хранились ненужные вещи.

Рики встал, запер за собой дверь, убедился, что замок защелкнулся, и направился к ходившему в подвал лифту. Рики не спускался туда уже несколько месяцев. Выйдя из лифта, он поморщился — затхлый воздух ударил ему в нос. Каждой из шести квартир дома был отведен в подвале свой участок, отделенный от соседних проволочной сеткой. Все вокруг было завалено сломанными стульями, ящиками, чемоданами. Держа в руке ключ от висячего замка, Рики подошел к своей клетушке.

Но дверь в нее уже была открыта.

Присмотревшись, Рики увидел, что дужка замка просто-напросто перерезана кусачками. Первым побуждением Рики было развернуться и убежать, второе толкнуло его вперед. Рики сразу увидел, что компьютер жены исчез. Войдя в клетушку, он обнаружил, что отсутствует и еще один ящик, а именно большой пластмассовый короб, в котором он держал копии сданных налоговых деклараций.

Рики затрясло, он повернулся и устремился обратно к лифту. Не диво, что Мерлин так много знал о его активах. Налоговая декларация — это все равно что дорожная карта. Она отображает все дороги, которыми ты проходишь по жизни, — от твоего номера социального страхования до сделанных тобой мелких благотворительных пожертвований.

Не меньше напугало Рики и исчезновение компьютера. О том, что содержит его жесткий диск, Рики не имел ни малейшего представления, зато он знал, что жена просиживала за компьютером часами. Рики мог лишь догадываться, какую боль, сколько воспоминаний и догадок могла она поведать компьютеру. А уж Румпельштильцхен наверняка обладает возможностью вытянуть с его диска все, что захочет.

Всю ночь Рики снилось, будто его резали ножами. Он проснулся в кромешной тьме, пижама его была пропитана потом. В первое мгновение Рики даже не понял, удалось ли ему вырваться из кошмара. Он уронил голову на подушку, отчаянно нуждаясь в отдыхе и зная, что отдыха ему не видать.

К концу утра у него уже имелось два отдельных рабочих списка. По-прежнему ограничиваясь десятью годами, с 1975-го по 1985-й, он выделил семьдесят три человека, с которыми встречался в ходе лечения. В большинстве случаев лечение сводилось к традиционному фрейдистскому психоанализу, от четырех до пяти сеансов в неделю, с использованием кушетки и прочих методик, принятых в профессии Рики.

Существовало также, он знал это, около двух десятков пациентов, которые начали лечение, но затем бросили его. Одним не хватило денег, чтобы оплачивать услуги Рики. Другие просто решили, что лечение недостаточно им помогает, или были слишком озлоблены на весь белый свет. Эти люди вошли во второй список. Куда более опасный. Такие пациенты вполне могли трансформировать свой гнев в маниакальную неприязнь к Рики, а там и обратить эту манию против него.

Все утро он прождал звонка от человека, который ведал его счетами. Теперь Рики сам набрал его номер. Секретарша, услышав его голос, похоже, разволновалась:

— Доктор Старкс, мистер Уильямс как раз собирался вам позвонить. У нас тут небольшая путаница с вашим счетом.

— Путаница? — тревожно спросил он. — Какая путаница может случиться с деньгами? Людей еще можно перепутать. Деньги нельзя.

— Я соединю вас с мистером Уильямсом.

— Доктор Старкс? — торопливо произнес Уильямс. — Простите, что заставил вас ждать, но мы здесь пытаемся разобраться с одной проблемой. Скажите, вы открывали личный расчетный счет у одного из новых интернетовских брокеров?

— Нет, не открывал. Собственно, я плохо представляю, о чем вы говорите.

— Да, вот это и есть самое странное. Создается впечатление, что ваш счет использовали для однодневных операций.

— Что такое однодневные операции? — спросил Рики.

— Речь идет о быстрой распродаже акций в попытке опередить колебания рынка.

— Но я ничего подобного не делал. Где мои деньги?

Брокер замялся:

— Точно сказать не могу. Счетом сейчас занимаются наши международные аудиторы. Могу сказать лишь, что имела место значительная активность.

— Что значит «активность»? Деньги просто лежали у вас.

— Ну, не совсем так. Произведены буквально десятки, может быть, даже сотни продаж, переводов, перечислений, вложений.

— Где они сейчас?

Брокер продолжал:

— Поистине удивительная череда чрезвычайно сложных и агрессивных трансакций…

— Вы не ответили на мой вопрос, — стоял на своем Рики, чувствуя, что в голосе его начинает звучать отчаяние. — Мои средства. Мой пенсионный счет…

— Мы их ищем, но вот прямо сейчас деньги отсутствуют. Во всяком случае, нам их найти не удается.

— Этого не может быть.

— Наши следователи идут по цепочке трансакций, — продолжал Уильямс. — Мы проследим ее до конца. Просто это потребует времени.

— Как много?

— Думаю, недели две. Самое большее.

Рики бросил трубку. Двух недель у него не было.

К концу дня Рики установил, что неограбленным остался только один его счет — текущий в «Первом банке Кейпа», город Уэлфлит. На нем лежало всего около десяти тысяч долларов — деньги, из которых он оплачивал счета местных рыботорговцев и бакалейщиков, деньги, позволявшие спокойно проводить отпуска.

Рики позвонил управляющему «Первого банка Кейпа», сказал, что хочет закрыть счет и получить остаток наличными. Управляющий ответил, что для этого Рики придется приехать лично. Рики это более чем устраивало. Было бы совсем неплохо, если б и остальные управлявшие его деньгами компании придерживались такой же политики.

Теперь проблема состояла в том, как до этих денег добраться. В ящике письменного стола завалялся открытый билет на самолет в Хайяннис. Открыв бумажник, Рики насчитал три бумажки по сто долларов. В верхнем ящике стоящего в спальне комода лежали еще полторы тысячи в дорожных чеках.

До Кейп-Кода он доберется. И обратно тоже сможет вернуться. На все про все потребуются по меньшей мере сутки. Но стоило Рики об этом подумать, как на него вдруг напала внезапная апатия. Он ощущал себя тупой бестолочью. Рики узнал предварительные симптомы клинической депрессии и вытянул перед собой руки, чтобы посмотреть, не дрожат ли они. Руки были в порядке.

Надолго ли это? — подумал он.

Ночь снова выдалась почти бессонная, и Рики, различив еле слышные шаги почтальона, принесшего к двери его квартиры номер «Таймс», сразу же вскочил с кровати. Через несколько секунд газета уже была у него в руках. Взгляд Рики немедля устремился к крохотным объявлениям, но там обнаружилось лишь поздравление с какой-то годовщиной, реклама сетевой службы знакомств и, в третьей колонке, надпись в рамке: «СПЕЦИАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ, СМ. С. В-16».

Рики в отчаянии швырнул газету через всю кухню. Он надеялся увидеть на первой странице стишок. «Как вы можете ждать, что я уложусь в ваш проклятый срок, если не отвечаете вовремя?» — едва не закричал он.

Готовя себе утреннюю чашку кофе, он заметил, что руки его подрагивают. Несколько часов — неподвижный внешне, внутренне полный сумбурного движения — Рики просидел за столом. Ему полагалось составлять планы, принимать решения, предпринимать какие-то действия, однако отсутствие ответа, которого он так ждал, парализовало его.

Рики так и не смог потом сообразить, сколько времени просидел, прежде чем поднял взгляд и уставился на номер «Таймс», по-прежнему лежавший встрепанной кипой там, куда он его отшвырнул. В глаза ему бросилась яркая красная полоска, едва проглядывавшая на одной из страниц. Не отрывая от нее взгляда, Рики пересек кухню и, ухватившись за эту страницу, потянул ее на себя.

Это была отведенная под некрологи полоса В-16. Прямо по извещению о чьей-то кончине режущей глаз, пылающей красной краской было напечатано:

Верный путь ты смог избрать, чтобы возвратиться вспять. Двадцать лет — срок не чрезмерный, и мамаша — выбор верный. Только имя ее узнать будет сложно, если ключ тебе я не дам надежный. Потому говорю тебе прямо: ты девицей считал мою маму. Обещал ты ей много, да не дал ничего, так что сыну приходится мстить за нее. Отец мой сгинул, мать мертва, потому и нужна мне твоя голова.

Под стишком стояло большое красное Р, а под этой буквой находился обведенный — на сей раз черным — некролог: толстая стрелка указывала на фотографию покойника. Под стрелкой было написано: «Самое подходящее для тебя место».

Ко времени, когда день начал клониться к вечеру, Рики знал о человеке, который преследует его, гораздо больше, чем прежде. Румпельштильцхен раздавал подсказки с редкостной щедростью — при том, что поначалу он настаивал на вопросах, ответы на которые должны сводиться к «да» или «нет». Двадцать лет плюс-минус два года ограничивали поиск годами с 1978-го по 1983-й. Причем пациенткой была одинокая женщина. Это уже что-то.

Одиноко сидя в кабинете, Рики начал погружаться в глубины своей памяти. Время от времени он бросал взгляд на занесенные в блокнот записи, коря себя за недостаточную точность. Рики силился сосредоточиться и воссоздать прошлое. В памяти всплывали облики людей. Имена давались труднее.

Когда он поднял наконец глаза от блокнота, в кабинете стоял полумрак. День миновал. На лежавших перед Рики листках желтоватой бумаги было набросано около дюжины отдельных воспоминаний. Между 1978 и 1983 годами у него лечилось по меньшей мере восемнадцать женщин. Что ж, с таким числом он управится, однако его беспокоили другие пациентки, память о которых была заблокирована, пациентки, которых он не смог припомнить сразу. Да и из тех, кого он вспомнил, имена получила только половина. И это были пациентки, которыми он занимался подолгу. Рики не покидало тревожное чувство, что с матерью Румпельштильцхена он, скорее всего, имел дело в течение совсем недолгого времени.

Он поднялся из кресла и почувствовал, как затекли ноги и плечи — Рики целый день просидел, не меняя позы. Неторопливо потянувшись, он вдруг сообразил, что за весь день так ничего и не съел. Он знал, что на кухне вряд ли отыщется хоть что-то пригодное для готовки на скорую руку. Мысль о том, что придется покинуть квартиру, почти заглушила ощущение голода. Странно: в жизни его было так мало страхов, так мало сомнений. А теперь даже перспектива выйти на улицу заставила его заколебаться. И все же он решил пройти два квартала на юг. Там в маленьком баре можно съесть сандвич. Скорее всего, за ним будут следить, впрочем, наверняка он этого не знал.

Двигаясь по тротуару, Рики, точно солдат, печатал шаг и глядел только перед собой. Бар находился в середине квартала — с полдюжины столиков по летнему времени стояли прямо на улице. Внутри бара было тесновато, сумрачно, вдоль одной стены тянулась стойка, все остальное место занимали еще десять столиков. Рики поморгал, ожидая, когда глаза свыкнутся с полумраком. Средних лет официантка узнала его.

— Вы один? — спросила она.

— Один.

Официантка огляделась, обнаружила в глубине бара свободное место.

— Идите за мной, — сказала она.

Подойдя к столику, официантка предложила Рики сесть и открыла перед ним меню.

— Из бара чего-нибудь принести?

— Бокал вина. Красного, пожалуйста, — ответил он.

— Сию минуту. Дежурное блюдо сегодня — спагетти с лососем. Вкусно.

Рики подождал, пока официантка отойдет к стойке. Меню было не маленькое. Рики положил его на стол и поднял глаза, ожидая увидеть официантку.

А увидел Вергилию.

Она держала в руках два бокала с красным вином. Выцветшие джинсы, лиловатая спортивная рубашка, дорогой, цвета красного дерева кожаный портфель под мышкой. Поставив бокалы на стол, она подтянула к себе кресло и, плюхнувшись в него по другую сторону столика, опустила портфель на пол. Затем протянула руку и отобрала у Рики меню.

— Я уже заказала нам обоим дежурное блюдо, — сказала Вергилия и улыбнулась, легко и чарующе. — Официантка права на все сто процентов. Действительно вкусно.

— Отлично, — сказал Рики.

Вергилия неторопливо отпила вина.

— Вообще говоря, под рыбу полагается пить белое, — сказала она. — Хотя, с другой стороны, в этом есть нечто бесшабашное, что-то от авантюризма, от нежелания соблюдать законы, играть по правилам. Вы так не думаете, Рики?

— Я думаю, что правила то и дело меняются, — ответил он. Вергилия встряхнула головой, отчего грива ее светлых волос обольстительно дрогнула.

— Разумеется, Рики. Тут вы совершенно правы.

Официантка принесла корзинку с булочками. Когда она отошла, Вергилия взяла одну.

— Проголодалась, — сказала она.

— Стало быть, старания разрушить мою жизнь обходятся вам в немалое число калорий? — осведомился Рики.

— Похоже на то, — сказала Вергилия со смехом. — Но мне нравится. Нет, правда. Как бы нам назвать это, док? Ну, допустим, диетой разрушительницы.

— Зачем вы здесь? — спросил Рики негромко, стараясь, чтобы голос его прозвучал как можно требовательнее. — Вы и ваш работодатель, похоже, всесторонне спланировали мою гибель. Шаг за шагом. Пришли поиздеваться надо мной? Сделать игру чуть более мучительной?

— Никто еще не называл мое общество мучительным, — сказала Вергилия, состроив гримаску насмешливого удивления.

— Моя жизнь… — начал Рики.

— Ваша жизнь изменилась. И будет меняться дальше. По крайней мере, в ближайшие несколько дней. А потом… Впрочем, тут у нас может возникнуть загвоздка, не правда ли?

— Вам, стало быть, все это нравится? — поинтересовался Рики. — Наблюдать за моими страданиями. Странно, я бы не назвал вас такой уж завзятой садисткой, мисс Вергилия. На мой взгляд, в вас отсутствует необходимая для этого психическая патология. Хотя тут я, разумеется, могу ошибаться.

— У вас неверные представления о моей роли, Рики.

— Ну так объясните ее еще раз.

— Каждому, кто вступает на дорогу, ведущую в ад, необходим проводник. Кто-то, способный провести человека сквозь потаенные опасности преисподней.

— И вы как раз из их числа. — Рики взял со стола бокал с вином, поднес его к губам, но не отпил, а сказал: — Вы счастливы, Вергилия? Вам нравится совершать преступления?

— С чего вы взяли, что я совершила преступление, док?

— К настоящему времени на вашем счету уже немало уголовных преступлений — начиная, возможно, с убийства Роджера Циммермана…

— Полиция сочла, что это было самоубийство.

— Да, вам удалось замаскировать убийство под самоубийство. Тут у меня нет никаких сомнений.

— Ну, если вы так в этом упорствуете, я вас переубеждать не стану. Хотя мне казалось, что непредвзятость — девиз вашей профессии.

Рики, оставив шпильку без внимания, продолжал:

— …и кончая ограблением и мошенничеством. Я уж не говорю о такой мелочи, как клевета, содержащаяся в письме, направленном в Общество психоаналитиков. Это же вы его написали, не так ли? Надув того круглого идиота из Бостона с помощью тщательно продуманного вранья. Я-то свою репутацию восстановлю, — с горячностью заверил ее Рики.

Вергилия ухмыльнулась:

— Для этого вам нужно будет остаться в живых.

Рики увидел, что официантка несет им заказанную еду. Выставив тарелки на стол, она спросила, не нужно ли чего-нибудь еще. Вергилия потребовала второй бокал вина, Рики покачал головой.

— Вот правильно, — сказала Вергилия, когда официантка отошла. — Вам необходима ясная голова.

Рики потыкал вилкой стоящую перед ним еду.

— Почему вы помогаете этому человеку? — резко спросил он. — Почему не хотите бросить этот обман и пойти со мной в полицию? Я бы позаботился, чтобы вам гарантировали какое-то подобие нормальной жизни.

Вергилия глядела в тарелку. Когда она подняла глаза, в них уже читалась почти нескрываемая злоба.

— Ах, вы позаботитесь, чтобы я вернулась к нормальной жизни? Вы что же, волшебник? И кстати, что заставляет вас думать, будто меня что-то привлекает в нормальной жизни?

Он не стал отвечать на этот вопрос.

— Вы не преступница. Почему же тогда вы помогаете преступнику?

Вергилия по-прежнему не отрывала от него взгляда. Вся легковесная эксцентричность и живость ее повадки развеялись, на смену им пришла ледяная резкость.

— Возможно, потому, что мне за это платят. Многие готовы за деньги сделать все, что угодно. Вы не верите, что и я из таких?

— Мне трудно в это поверить, — осторожно ответил Рики.

— Ладно, какие еще могут быть мотивы? Давайте, Рики, это уже второй наш сеанс. Если мой интерес не в деньгах, то в чем?

— Я слишком мало о вас знаю, — неловко сказал он.

Вергилия с чопорной неторопливостью положила вилку и нож на стол.

— Постарайтесь, Рики. Ради меня. В конце-то концов, я здесь для того, чтобы направлять вас. Без меня вам не приблизиться к ответу, а это убьет либо вас — либо кого-то близкого вам и совершенно ни о чем не подозревающего. А умирать вслепую глупо, Рики. В определенном смысле это даже хуже преступления. Так что ответьте на мой вопрос: какие еще у меня могут иметься мотивы?

— Ладно, любовь, — произнес Рики.

Вергилия улыбнулась:

— Любовь?

— Вы влюблены в этого человека, в Румпельштильцхена.

— Занятная мысль. Особенно если учесть, что, как я вам уже говорила, я никогда этого господина не видела.

— Да, я помню, вы говорили. Просто я вам не поверил.

— Любовь. Деньги. Это единственные стимулы, какие вам по силам придумать?

— Возможно, еще и страх.

Вергилия кивнула:

— Страх — это уже неплохо. Не исключено, что у мистера Эр есть чем мне пригрозить. Но похожа ли я на человека, которого попросили сделать что-то, чего ему делать не хочется?

— Нет, — ответил Рики.

— Ну, тогда ладно. К делу. Вы получили сегодня утром ответ на ваш газетный запрос?

Рики поколебался, затем ответил:

— Да.

— Хорошо. Вот потому он и послал меня сюда. Чтобы удостовериться. Он считает, что было бы нечестно, если бы вы не получали ответов, которые ищете. Если хотите выиграть, Рики, постарайтесь следующие ваши вопросы формулировать как можно умнее. Начиная с завтрашнего утра у вас остается всего лишь неделя. Семь дней на два оставшихся вопроса.

Вергилия нагнулась и подняла с пола кожаный портфельчик. Открыв его, она извлекла желтый конверт.

— Загляните, — сказала она.

Рики открыл защелку конверта. Внутри оказалось с полдюжины черно-белых фотографий. Рики вынул их и начал разглядывать. На первых снимках была девушка лет, возможно, шестнадцати или семнадцати, в джинсах и футболке. На следующих двух девочка примерно двенадцати лет плыла на байдарке по озеру. Третий комплект фотографий был посвящен подростку с длинными волосами и беззаботной улыбкой, что-то бурно обсуждавшему с торговцем на парижской, судя по всему, улице. Все шесть снимков делались, похоже, без ведома тех, кто был на них изображен.

— Это фотографии ваших дальних родственников, Рики. Имя каждого из этих детей значится в списке, присланном вам мистером Эр в начале игры.

Рики еще раз просмотрел снимки.

— Как по-вашему, трудно было их сделать? И так ли уж трудно заменить камеру винтовкой? — Вергилия протянула над столом руку, чтобы отобрать у него снимки. — Запомните улыбки этих детей. Готовы ли вы лишить кого-то из них будущего, упрямо цепляясь за несколько оставшихся вам лет жизни?

Вергилия замолчала. Затем по-змеиному быстрым движением выхватила снимки у Рики.

— Я заберу их с собой, — сказала она, возвращая фотографии в портфель.

Она встала, бросив стодолларовую бумажку в свою тарелку, еда в которой так и осталась нетронутой.

— Вы отбили у меня аппетит, — сказала она. — Но поскольку ваше финансовое положение, насколько мне известно, ухудшилось, ужин оплачу я.

Вергилия повернулась к склонившейся над соседним столиком официантке:

— Найдется у вас булочка с шоколадом?

— Есть шоколадный пудинг, — ответила официантка.

— Тогда принесите кусочек моему другу. Жизнь вдруг стала казаться ему полной горечи, и ему нужно подсластить следующие несколько дней.

Рики шел домой в сгущавшихся сумерках и чувствовал себя совершенно одиноким. Странное дело, думал он, оказывается, я практически невидим. Сам факт существования Рики не интересовал никого, кроме человека, который его преследовал. С другой стороны, смерть Рики будет иметь первостепенное значение для кого-то из неведомых ему родственников.

Стоило лицам трех молодых людей с фотографий встать перед его глазами, как Рики ускорил шаг, а потом и побежал. Голову его наполняли одни лишь картины смерти.

Так он и бежал, пока не увидел свой дом. Только тогда Рики остановился и, задыхаясь, согнулся вдвое. В этой позе он оставался несколько минут, выравнивая дыхание.

А распрямившись, подумал: нет, я не один.

Рики развернулся на месте и уставился на собственный дом. Его ошеломила мысль, что, пока он болтал с Вергилией, кто-то мог побывать в его квартире. Успокойся, сказал он себе, и сосредоточься. Он вздохнул — глубоко и протяжно.

Стоя около дома, в котором он прожил большую часть своей взрослой жизни, Рики вдруг понял, что в жизни этой нет ни единого уголка, куда не проник бы его гонитель.

В первый раз, подумал он, мне придется искать надежное убежище. Так и не придумав, что может послужить ему убежищем, он начал подниматься по ступенькам подъезда.

К его изумлению, явных признаков вторжения в квартире не было. С облегчением Рики запер за собой дверь. И все же сердце продолжало колотиться.

— Тебе необходимо как следует выспаться, — сказал он вслух и сразу узнал интонацию, к которой прибегал, разговаривая с пациентами.

Стараясь собраться с мыслями, он шарил глазами по письменному столу. Присланный Румпельштильцхеном список родственников лежал на самом виду, поверх стопки промокательной бумаги. У Рики вдруг закружилась голова — он не помнил, чтобы клал его туда. Он медленно протянул к списку руку, пододвинул листок к себе. Что-то не так, подумал он.

И вдруг Рики понял: на столе отсутствует первое письмо Румпельштильцхена с описанием правил игры и первой подсказкой. Вещественное доказательство полученных Рики угроз исчезло. Осталась лишь реальность этих угроз.

Глава 5

На следующее утро он перечеркнул в календаре еще один день, а затем выписал в блокнот два телефонных номера. Первый принадлежал детективу Риггинс из полиции Управления городского транспорта Нью-Йорка. По второму он не звонил уже многие годы. Это был номер доктора Уильяма Льюиса. Двадцать три года назад доктор Льюис был наставником Рики, проводившим с ним сеансы психоанализа, пока Рики выправлял собственный сертификат. Такова странная особенность психоанализа — всякий, кто хочет заниматься психотерапией, должен сам сначала подвергнуться ей.

Детектив ответила после второго гудка — одним коротким словом:

— Риггинс.

— Детектив, это доктор Фредерик Старкс. Помните, мы разговаривали на прошлой неделе о смерти моего пациента?

— Конечно, доктор. Я отправила вам копию предсмертной записки, которую мы нашли на следующий день. Думаю, она внесла в дело окончательную ясность.

— А не мог бы я переговорить с вами о некоторых обстоятельствах, сопутствовавших смерти мистера Циммермана?

— Какого рода обстоятельствах, доктор?

— Я не хотел бы говорить о них по телефону.

— Звучит очень мелодраматично. Но разумеется. Сможете прийти к нам? У нас тут имеется довольно противная комнатушка, в которой мы вытягиваем из подозреваемых признания. Примерно так же, как и вы в своем кабинете, — только чуть менее цивилизованными методами и намного быстрее.

Выйдя на улицу, Рики поймал такси. Он проехал десять кварталов на север и вышел из машины на углу Мэдисон-авеню и Девяносто шестой улицы, зашел в первый попавшийся магазин — магазин женской обуви — и потратил ровно девяносто секунд на созерцание туфелек. Затем вышел, пересек улицу и, снова остановив такси, попросил водителя отвезти его на вокзал Гранд-Сентрал.

Там Рики влился в людской поток, текущий к пригородным поездам и входам в подземку. Он сел в первый же пришедший поезд метро, проехал один перегон на запад, выскочил из вагона, поднялся с душной станции на перегретую улицу и снова остановил первую попавшуюся машину. Съежившись на ее сиденье так, чтобы казаться пониже, Рики в молчании доехал до Управления городского транспорта.

Риггинс выглядела далеко не такой усталой, как при первой их встрече, хотя наряд ее особых изменений не претерпел: темные слаксы, не подходящие к ним кроссовки, голубая мужская рубашка и свободно болтающийся на шее красный галстук.

Она крепко пожала ему руку:

— Рада видеть вас, док, хотя, должна признаться, и не ожидала. — Она вгляделась в Рики: — Паршиво выглядите. Похоже, вы слишком близко к сердцу принимаете столкновение Циммермана с поездом подземки.

Рики улыбнулся:

— Мне плохо спится.

Комната для допросов оказалась мрачноватой — узкое пространство без каких-либо прикрас, с единственным металлическим столом посередине и тремя стальными складными стульями.

Риггинс, должно быть, заметила, как Рики оглядывает комнату, и сказала:

— В этом году город выделил на отделку помещений очень мало денег. Пришлось продать всех Пикассо, которые у нас тут висели. Присаживайтесь. И расскажите, что вас беспокоит.

Рики глубоко вдохнул:

— Родственник моего прежнего пациента угрожает нанести мне и моим родственникам некий не указанный им ущерб. С этой целью были предприняты шаги, направленные на то, чтобы основательно испортить мне жизнь. Эти шаги включают ложные обвинения, касающиеся моей профессиональной добросовестности, покушения на мои финансовые средства, проникновение в мою квартиру, вторжения в мою личную жизнь и предложение покончить с собой. У меня есть основания полагать, что смерть Циммермана — часть системы запугиваний, которым я подвергаюсь последнюю неделю.

Брови Риггинс полезли на лоб:

— Похоже, вы попали в серьезный переплет, доктор Старкс. Прежний пациент, говорите?

— Нет. Его ребенок. Какой и чей, я пока не знаю.

— И вы думаете, что этот человек, имеющий зуб на вас, уговорил Циммермана прыгнуть под поезд.

— Не уговорил. Возможно, его столкнули.

— Там была куча народу, однако никто не заметил, чтобы его кто-то толкнул.

— Отсутствие свидетелей не означает, что ничего не произошло.

— Разумеется, доктор. Однако у нас имеется Лу Энн, утверждающая, что Циммерман спрыгнул сам. Она, конечно, не такой уж надежный свидетель, но тем не менее. Кроме того, есть предсмертная записка, написанная подавленным, ожесточившимся, несчастным человеком. — Прежде чем продолжить, Риггинс внимательно посмотрела на Рики: — Сдается мне, доктор, вам следует обратиться за помощью.

— Вы полицейский детектив. Я рассказал вам о преступлении. Или о том, что может оказаться таковым. Разве вы не обязаны доложить об этом?

— Вы хотите подать официальную жалобу?

Рики не сводил с нее глаз:

— Допустим. И что будет потом?

— Я передам жалобу моему начальнику, который сочтет ее бредом, затем пущу ее по инстанциям, и через пару дней вам позвонит какой-нибудь другой детектив, который окажется еще большим скептиком, чем я. На мой взгляд, вам стоит поговорить с кем-то из отдела, который занимается случаями вымогательства и мошенничества. Но я бы на вашем месте наняла частного детектива… и чертовски толкового адвоката.

— Вы не считаете, что вам самой стоит получше приглядеться ко всему этому?

Риггинс выдержала паузу.

— Мне нужно подумать. Очень трудно снова открыть уже закрытое дело.

— Но не невозможно.

— Трудно. Но возможно.

— А вы не можете попросить у начальства полномочий?… — начал Рики.

— Этого мне пока делать не хочется, — сказала Риггинс. — Как только я скажу шефу, начнется бюрократическая волокита. Я уж лучше пока пошарю вокруг да около. Знаете что, доктор… Давайте я кое-что проверю, а потом позвоню вам.

— Буду с нетерпением ждать вашего звонка.

Рики встал с ощущением, что ему все же удалось хоть как-то себя защитить.

Рики доехал на такси до Линкольн-центра. В вестибюле оперного театра «Метрополитен» было пустынно — лишь несколько туристов и охранников. Здесь рядком висело множество телефонов-автоматов. Место было удобно тем, что Рики мог звонить, одновременно приглядываясь ко всем, кто войдет в здание следом за ним.

Прежде чем ему ответили, Рики пришлось выслушать восемь длинных гудков.

— Да?

— Доктора Льюиса, пожалуйста.

— Это я.

Рики не слышал этого голоса двадцать лет, и тем не менее его вдруг захлестнула буря эмоций: ненависть, страх, любовь и разочарование. Он с большим трудом сохранил спокойствие.

— Это доктор Фредерик Старкс.

— Черт возьми! Рад слышать вас, Рики, спустя столько-то лет. Я совершенно потрясен!

— Доктор, я не знаю, к кому мне еще обратиться.

Короткое молчание.

— У вас неприятности, Рики?

— Да. Я надеялся, вы уделите мне немного времени.

— Я больше не веду пациентов, — сказал Льюис. — Возраст. Немощь. Многое от меня попросту ускользает.

— Вы меня примете?

Старик помолчал:

— Боюсь, вам придется приехать ко мне. У меня больше нет приемной в городе.

— А где это? — спросил Рики.

— Райнбек, — ответил доктор Льюис и назвал адрес дома на Ривер-роуд. — Доберетесь поездом от Пенсильванского вокзала.

— Если я приеду сегодня во второй половине дня…

— Приезжайте когда хотите. Вот одно из преимуществ жизни пенсионера — полное отсутствие неотменяемых встреч. От станции возьмите такси, я буду ждать вас к ужину.

В Райнбеке людей с поезда сошло совсем немного. Рики, все еще опасавшийся, что кто-то проследил его передвижения, постоял немного на платформе, приглядываясь к каждому из сошедших. Никто даже не посмотрел в его сторону, только один мальчишка остановился и состроил ему рожицу. Около станции стояла единственная белая, забрызганная грязью машина такси с вмятиной на переднем крыле. Водитель, заметив Рики, резко подал к краю тротуара.

— Вас подвезти, приятель? — спросил он.

— Да, — ответил Рики и назвал адрес доктора Льюиса.

Доктор Льюис жил в перестроенном фермерском доме, выкрашенном яркой белой краской. На прибитой к фронтону доске значилось: 1791. Сбоку от дома виднелся гамак и несколько складных деревянных кресел, перед конюшней стоял десятилетний синий фургончик «вольво». Такси остановилось прямо за ним, и Рики, выйдя из машины, немного помедлил в начале гравийной дорожки.

Отношения между пациентом и психоаналитиком во многом схожи с отношениями между ребенком и его учителем. Врачу известны едва ли не все интимные переживания пациента, который в свой черед не знает о враче почти ничего.

Рики был уже на полпути к дому, когда распахнулась входная дверь:

— Держу пари, чувствуете вы себя несколько неуютно.

— Читаете мои мысли, — ответил Рики расхожей в среде психоаналитиков фразой.

Хозяин провел его в расположенный сразу направо от входа кабинет. Белые стены. Книги на полках. Шелковый абажур. Турецкий ковер. Чуть приметный аромат сирени.

Доктор Льюис был худощав, сутуловат, лыс, с воинственно торчавшими из ушей пучками волос, сообщавшими ему вид отчасти странноватый. Очки низко сидели у него на носу. Передвигался он медленно, слегка прихрамывая. Усевшись наконец в большое, красной кожи кресло с подголовником, он указал Рики на другое, в нескольких шагах от себя. Рики сел.

— Страшно рад видеть вас, Рики, даром что прошло так много лет. Сколько уже?

— Да уж больше десяти. Вы хорошо выглядите, доктор.

Доктор Льюис ухмыльнулся и покачал головой:

— Вам не стоило начинать нашу встречу со столь очевидной лжи, хотя в моем возрасте ложь вызывает признательность. Правда всегда чертовски неудобна. Мне требуется новое бедро, новый мочевой пузырь, два новых глаза и уха и несколько новых зубов. Правда, чердак все еще неплох. — Он постучал себя по лбу. — Но я уверен, вы отыскали меня не для того, чтобы справиться о моем здоровье. Вы, разумеется, поужинаете со мной, к тому же я приготовил для вас гостевую комнату. А теперь я, пожалуй, заткнусь и послушаю ваш рассказ.

Рики помолчал, не зная, с чего начать. Наконец ему удалось выдавить:

— Я уверен, что мне осталось жить только одну неделю.

Рики рассказал о первом письме со стишком и угрозами, о ставках игры. Описал Вергилию и Мерлина, контору несуществующего адвоката. Он старался не упустить ничего — от опустошения его банковских и брокерских счетов до двух посещений детектива Риггинс. Рассказал о Циммермане и лживых обвинениях в изнасиловании. И закончил тем, какое впечатление произвели на него показанные Вергилией фотографии троих детей. Затем он замолчал и уставился на старого психоаналитика.

— Весьма интригующе, — помолчав некоторое время, сказал доктор Льюис и протяжно вздохнул. — Я полагаю, основной наш вопрос — это вопрос, поставленный Румпельштильцхеном: готовы ли вы покончить с собой, чтобы спасти другого человека?

— Я не уверен… — промямлил Рики. — Не думаю, чтобы я всерьез рассматривал такую возможность.

Доктор Льюис поерзал в кресле.

— Вопрос не столь уж неразумен, — сказал он. — Ваш выбор, как мне представляется, довольно прост: можете ли вы победить? Можете ли установить за оставшиеся несколько дней личность человека, назвавшегося Румпельштильцхеном? А если не можете, покончите ли с собой ради спасения другого?

— Я не могу поверить… — начал Рики и умолк.

Доктор Льюис пожал плечами:

— Простите. Разумеется, сознательно вы такой возможности не рассматривали. Но не задавали ли вы себе вопрос о ней в подсознании, которое и подтолкнуло вас искать меня?

— Я пришел за помощью, — сказал Рики. — Мне необходимо прозондировать ту пору моего прошлого, когда мать Румпельштильцхена была моей пациенткой. Я уверен, что знал ее в то самое время, когда вы были моим психоаналитиком. Я наверняка упоминал ее во время наших с вами сеансов.

Доктор Льюис покивал:

— Вполне резонная просьба и определенно разумный подход. Я показался вам жестоким, Рики? Наверное, к старости я стал раздражительным. Разумеется, я помогу вам. Однако неплохо было бы приглядеться и к настоящему тоже. А возможно, и к будущему. Чтобы победить, вы должны опережать противника.

— Но как я…

Доктор Льюис встал:

— Вот этим мы и будем заниматься за ужином и весь остаток вечера. — Он улыбнулся. — Разумеется, вы упустили из виду одно важнейшее обстоятельство.

— Это какое же? — спросил Рики.

— Мне представляется очевидным, что этот господин, Румпельштильцхен, потратил месяцы, если не годы, на то, чтобы спланировать свою месть.

— Согласен.

— В таком случае, — неторопливо произнес доктор Льюис, — мне не понятно, почему вы считаете, что он и меня тоже не завербовал себе в помощники. Возможно, он мне хорошо заплатил. Почему вы полагаете, Рики, что я на вашей стороне?

И старый психоаналитик, не дав Рики ответить, направился на кухню.

Стоявший посреди кухни деревянный стол был накрыт на двоих. На столе красовался кувшин с ледяной водой. Доктор Льюис снял с плиты керамическую кастрюлю и водрузил ее на подставку, затем извлек из холодильника салат.

— Садитесь, Рики. Бурда, которая стоит перед нами, была некогда курицей. Накладывайте себе сами.

Рики помешкал. Потом потянулся к кувшину, налил в высокий стакан воды и требовательно спросил:

— Так он это сделал?

— Что?

— Румпельштильцхен связался с вами?

Доктор Льюис сел, аккуратно расправил на коленях салфетку, перегрузил на тарелку немалую часть содержимого кастрюли, добавил салат и, лишь покончив с этим, неторопливо ответил:

— Позвольте мне, Рики, спросить, какая вам разница?

— Мне нужно знать, что вы на моей стороне.

— Нет, Рики, вам это ни к чему. Вам нужно знать лишь одно — что я хочу вам помочь. А уж какие там у меня мотивы, это значения не имеет. Возможно, у Румпельштильцхена имеется кое-что на мой счет. Возможно, не имеется. Давайте-ка поедим. Я думаю, впереди у нас долгая ночь.

Жаркое оказалось превосходным, за ним последовал яблочный пирог с корицей и черный кофе.

Доктор Льюис перенес тарелки в мойку, налил себе еще чашку кофе и жестом предложил Рики вернуться в кабинет. Они расселись по прежним местам, лицом друг к другу.

— Итак, Рики, с чего бы вы хотели начать?

Рики старался подавить гнев, который вызывали в нем недомолвки и уклончивость старика.

— С того, что происходило двадцать три года назад, когда я впервые пришел к вам.

— Я помню, вас тогда распирал энтузиазм.

— Я верил, что способен спасти мир от безумия.

— Ну и как, получилось?

— Нет. Да вы и сами знаете.

— Но кого-то вы все же спасли?

У Рики против воли вырвалось:

— Я не смог спасти самого дорогого мне человека.

Брови старого психоаналитика поползли вверх:

— Я полагаю, вы говорите о вашей жене?

— Да. Мы многие годы оставались неразлучными. Потом она заболела. И умерла. Конец истории. К происходящему она отношения не имеет.

— Разумеется, — сказал доктор Льюис. — И тем не менее, когда вы с ней познакомились?

— Я ухаживал за ней как раз в то время, когда проходил у вас курс психоанализа. Да вы, наверное, помните.

— Помню. А чем она занималась?

— Она была юристом. Как раз перед нашим знакомством начала работать на Манхэттене государственным защитником.

— Понятно. Защищала преступников. А теперь вы имеете дело с кем-то, кого можно отнести к категории преступников, и все же думаете, что эти два обстоятельства решительно никак не связаны?

Сказанное стариком бросило Рики в дрожь.

— Румпельштильцхен не упоминал…

— Я просто задаю себе вопрос, — сказал доктор Льюис.

Оба погрузились в молчание. Рики попытался вспомнить себя полным энергии молодым человеком, перед которым только-только начал раскрываться мир.

— В то время, когда я проходил у вас курс лечения, доктор Льюис, я встречался с пациентами в трех местах: в клинике при Пресвитерианской больнице, туда приходили амбулаторные больные, в Белвью, где я недолгое время работал с людьми, психика которых была серьезно повреждена…

— Да, — кивнул доктор Льюис. — Клинические исследования. Я помню. Лечить настоящих сумасшедших вам не особенно нравилось.

В сказанном стариком определенно присутствовало нечто провокационное, однако Рики на приманку не клюнул.

— И наконец, у меня имелось примерно двенадцать-восемнадцать частных пациентов. Это были случаи, о которых вы слышали во время наших с вами сеансов.

— Да. Да. Относительно этих цифр я с вами полностью согласен.

Рики откинулся на спинку кресла.

— Людей, с которыми я встречался в Белвью, можно отбросить, поскольку их психика была слишком изуродована, чтобы они могли додуматься до такого плана мести. Остается моя частная практика и люди, которых я лечил в клинике.

— Стало быть, с клиники и начнем.

Рики на мгновение закрыл глаза, как будто это могло помочь ему восстановить картины прошлого. Клиника Пресвитерианской больницы представляла собой что-то вроде муравейника из маленьких кабинетов. Большинство больных приезжали сюда из Гарлема или из Южного Бронкса. В основном это были бедные, бьющиеся за место под солнцем представители рабочего класса. Их проблемы были вполне реальными: Рики встречался с наркоманами, жертвами сексуального и физического насилия. Он видел немало брошенных мужьями женщин, чьи ожесточенные дети мечтали, казалось, лишь о том, чтобы их приняли в уличную банду.

— Люди, с которыми я встречался в клинике, были все до одного неимущими, — сказал Рики. — Почти отвергнутыми обществом. Я полагаю, что нужного нам человека следует искать не среди них, а среди первых моих частных пациентов. И Румпельштильцхен практически подтвердил, что это была его мать. Однако ко мне она ходила под девичьей фамилией — он так и выразился: «девица».

— Занятно, — отозвался доктор Льюис. Глаза его увлеченно поблескивали. — Так сколько одиноких женщин было среди ваших пациенток?

— Семь.

Семь женщин. В возрасте от двадцати до тридцати с небольшим. Постепенно он начал припоминать их голоса, слова, произнесенные в его кабинете. Ночь сгущалась, отсекая от двух докторов все, кроме маленькой комнаты и воспоминаний Рики.

— Ее среди них нет, верно, Рики? — внезапно спросил доктор Льюис.

— Это — все женщины, которых я лечил, — ответил Рики.

— И всех более или менее вылечили. А хоть какие-то неудачи вы можете вспомнить? Потому что ниточка к Румпельштильцхену тянется именно от них. Не от ваших успехов.

— Возможно, и так, конечно, но как я могу…

— Пациенты из клиники занимают в вашем сознании куда меньше места, верно? Менее обеспеченные? Менее образованные? Возможно, на радарном экране молодого доктора Старкса их очертания рисовались не так четко.

Рики воздержался от ответа.

— Кто приходил к вам, а после приходить перестал?

— Я не знаю.

— С кем вы встречались на протяжении пятнадцати сеансов?

— Пятнадцати? Почему пятнадцати?

— А сколько дней дал вам Румпельштильцхен на установление его личности?

— Пятнадцать.

— Две недели и еще один день. Вам следовало обратить внимание на это число. И что вы должны сделать по истечении данного вам срока?

— Покончить с собой.

— Так вот, Рики, кто прошел у вас пятнадцать сеансов, а потом покончил с собой?

Рики качнуло, у него вдруг заболела голова. Я должен был это понять, думал он. Должен был — это же так очевидно.

— Я не знаю… — снова выдавил он.

— Знаете, — сказал с гневом в голосе старый психоаналитик. — Да только знать не хотите. — Он встал. — Время уже позднее, а я разочарован. Я приготовил для вас комнату. Вверх по лестнице и направо. Может быть, к утру вас посетят новые мысли, и мы сумеем двинуться дальше.

— Я думаю, мне нужна помощь, — устало сказал Рики.

— Помощь вы уже получили, — ответил доктор Льюис и указал на лестницу.

Спальня была опрятна, хорошо обставлена, в ней присутствовало нечто от стерильного гостиничного номера. Рики заключил, что пользовались ею нечасто. Здесь не было ни журналов рядом с кроватью, ни фотографий на стенах.

Рики разделся и повалился на кровать. Он был измотан, но сон бежал от него. Стрекот сверчков, редкие удары ночных бабочек об оконную сетку казались грохотом вдвое более громким, чем городской. Понемногу привыкнув к этим звукам, он вдруг услышал едва различимый, далекий голос доктора Льюиса. Рики постарался сосредоточиться на нем. Старик был чем-то разгневан, он говорил все быстрее. Рики пытался различить хоть какие-то слова, но не смог. И наконец услышал звук, который не спутаешь ни с чем, — звук, издаваемый телефонной трубкой, когда ее швыряют на аппарат.

Впоследствии он так и не смог припомнить, когда и как погрузился в сон, но разбудили его бившие в лицо яркие солнечные лучи. Если соображения доктора Льюиса верны, понял вдруг Рики, то контекст, в котором существовала та женщина, все еще остается скрытым от его сознания. И он сказал себе, что слишком поторопился отбросить в сторону малоимущих, с которыми сталкивался в психиатрической клинике.

Он натянул одежду, плеснул водой в лицо и, волоча за собой куртку, спустился вниз.

Кабинет доктора Льюиса был пуст. Пройдя половину коридора, ведущего к кухне, он уловил аромат кофе. Но и на кухне доктора Льюиса не оказалось. Полный кофейник стоял на плитке рядом с одинокой, оставленной для Рики чашкой. На столе лежал сложенный вдвое листок бумаги с написанным поверху именем Рики. Он развернул записку.

Рики!

Меня неожиданно вызвали по делу. Не думаю, что мне удастся вернуться за отведенное Вам время. Уверен, Вы сможете выяснить все, что связано с клиникой, а не с иными вашими поприщами. Я также гадаю, не проиграете ли Вы, победив в этой игре, или, напротив, не выиграете ли, потерпев поражение. Подумайте как следует о выборе, который Вам предоставлен. И пожалуйста, никогда больше не обращайтесь ко мне.

Искренне Ваш, доктор У. Льюис

Рики отшатнулся, словно его ударили по лицу. С секунду он простоял, вцепившись в край стола, стараясь успокоиться. И тут с гравийной дорожки донесся шум подъезжающей машины.

Сначала Рики подумал, что это доктор Льюис вернулся, чтобы объясниться с ним, и потому почти бегом устремился к входной двери. Однако увидел он нечто совсем другое, и увиденное его удивило.

К дому подъезжала та самая машина, на которой он вчера приехал со станции. Водитель помахал ему и, притормозив, опустил стекло:

— Привет, док, как делишки? Если хотите поспеть на поезд, так давайте, запрыгивайте. Следующий будет только под вечер.

Рики поколебался, затем спросил:

— Почему вы надумали забрать меня? Я же не звонил.

— Зато кто-то другой позвонил. Мне на пейджер пришло сообщение, чтобы я мигом летел сюда, забрал доктора Старкса и поспел к поезду девять пятнадцать. Чуть резину не пожег. Зато вот он я, здесь, но только, если вы не залезете в машину прямо сейчас, не видать вам этого поезда.

Рики постоял еще секунду, потом протиснулся на заднее сиденье машины.

— Ладно, — сказал он. — Поехали.

Водитель резко взял с места, песок и камушки полетели из-под колес. Через несколько минут машина достигла перекрестка Ривер-роуд с дорогой, ведущей к перекинутому через Гудзон мосту Кингстоун-Райнклиф. На дороге стоял полицейский и направлял автомобильный поток налево. Таксист, высунувшись в окошко, крикнул ему:

— Эй, офицер! Можно проехать? Я к поезду спешу!

Полицейский покачал головой:

— Не выйдет. Дорога перекрыта почти на километр. Поезжайте в объезд. Там какой-то старикан не вписался в поворот. Ну и обмотался вокруг дерева. Может, с сердцем плохо стало, вот он и отключился.

— Погиб? — спросил таксист.

Полицейский снова покачал головой, давая понять, что в этом он не уверен.

— Там сейчас спасатели.

Рики резко выпрямился на сиденье.

— А что за машина? — спросил он у полицейского.

— Старенький синий «вольво», — ответил полицейский и махнул таксисту рукой — проезжай. Таксист нажал на педаль газа.

— Я должен посмотреть! — сказал Рики. — Эта машина…

— Будете любоваться видами, не успеете на поезд.

— Но эта машина… Старый синий «вольво» был у доктора Льюиса.

— Черт, да тут таких машин десятки.

— Нет, я не могу…

— Опять же и копы вас туда не подпустят. А если и подпустят, чем вы ему поможете?

Ответа у Рики не было.

— Вернетесь в город, позвоните в полицию Райнбека. Если, конечно, вы не хотите поехать в больницу, но этого я вам не советую. Только насидитесь там в приемном отделении, а знать будете не больше, чем сейчас. Что у вас, дел поважнее нету, что ли?

— Есть, — сказал Рики, хоть и не был в этом уверен.

— Этот старикан в машине — ваш друг?

— Нет, — ответил Рики. — Вовсе нет. Просто человек, которого я знал. Вернее, думал, что знаю.

— Ну вот, видите, — сказал таксист.

Он снова газанул, проскакивая на желтый свет. Рики откинулся на сиденье, еще раз глянув через плечо туда, где произошла невидимая отсюда авария.

На поезд Рики поспел минуты за две до отхода. Середина недели, утро уже не раннее, так что в Нью-Йорк ехала лишь горстка людей. Пара бизнесменов, разговаривавших по сотовым телефонам, три женщины, явно направлявшиеся за покупками, несколько подростков в джинсах — вот и все.

Вагон был практически пуст. Рики прошел в заднюю его часть, забился в угол и уставился в окно, на Гудзон.

Какой-то блок стоял между ним и нужными ему воспоминаниями. Пациентка, в имени которой он нуждался, подлинные его отношения с нею, казалось, лежали вне пределов досягаемости, как бы он к ним ни тянулся.

Ошибка, которую он совершил и которая питает гнев Румпельштильцхена, произошла в самом начале его карьеры. И совершил он ее как раз тогда, когда отказался от трудного, чреватого разочарованиями лечения неимущих и занялся куда более интересным лечением богатых невротиков. Это соображение разозлило его. Да, в молодости люди совершают ошибки. Но сейчас-то он уже не молод и не сделал бы той же самой ошибки, в чем бы она ни заключалась. Однако ему приходится отвечать за поступок двадцатилетней давности.

Последней перед городом станцией была Кротон-он-Гудзон, от нее до Пенсильванского вокзала оставалось минут пятьдесят езды. Вагон все еще был на девять десятых пуст, поэтому Рики вздрогнул, когда кто-то грузно плюхнулся на соседнее с ним сиденье.

Рики оглянулся, изумленный.

— Привет, доктор, — брякнул адвокат Мерлин. — Тут не занято?

Глава 6

Мерлин запыхался и покраснел, как человек, которому пришлось пробежать метров пятьдесят, чтобы успеть на поезд. Он полез в нагрудный карман пиджака, вытащил белый льняной носовой платок и промокнул им лицо.

— Чуть не опоздал, — сказал он. — Надо бы тренироваться побольше.

Рики глубоко вздохнул и спросил:

— Зачем вы здесь?

Адвокат кончил вытирать лицо, неторопливо сложил платок на коленях, разгладил и вернул в нагрудный карман. Затем задвинул под свое сиденье кейс и спортивную сумку, откашлялся и ответил:

— Как зачем? Чтобы ободрить вас, доктор Старкс.

— Вы мне солгали. Я побывал по вашему новому адресу. Там о вас ничего не слышали. Так кто же вы?

Адвокат страшно удивился:

— Вы ходили в мой новый офис?

— Да. Я не поверил, что вы тот, за кого себя выдаете, а когда пришел по адресу на вашей визитной карточке…

— Так я вам и карточку дал? — Мерлин покачал головой. — В день переезда? Это многое объясняет. На первой партии карточек значился неправильный адрес, а мы, боюсь, не сразу это заметили. Мой новый офис находится в квартале оттуда.

— Я вам не верю, — сказал Рики. — И знаете что, мистер Мерлин? В этом поезде полным-полно свободных мест, — Рики указал на почти пустой вагон. — Садитесь на любое и оставьте меня в покое.

Мерлин даже не шелохнулся.

— Это было бы неразумно, — неторопливо произнес он.

— А я, может быть, уже устал от разумного поведения, — сказал Рики. — Может, теперь я намерен вести себя опрометчиво.

Адвокат улыбнулся:

— Ах, доктор, я улавливаю в вашем голосе отчаяние.

— Ну давайте, чего вы дожидаетесь, что должны мне сообщить? Кто вы, в конце-то концов, такой, а? Просто мальчик на побегушках. Вот и займитесь своим делом.

— Упорство, доктор. Скорость. Темп.

— И что дальше?

— Вы должны разместить в завтрашней газете ваш второй вопрос. Пора делать следующий ход. Время летит быстро.

Мерлин наклонился, поднял кейс, уложил его себе на колени, открыл. Рики увидел внутри кейса портативный компьютер, несколько папок из желтого картона и сотовый телефон. Увидел он и отливающий стальной синевой полуавтоматический пистолет. Пистолет адвокат отодвинул в сторону и взялся за телефон. Открыв его, он повернулся к Рики:

— После сегодняшнего утра у вас в голове не засел ли новый вопрос?

— Что вы этим хотите сказать?

— А что вы видели нынче утром по пути к поезду?

Лицо Рики окаменело, в голосе проступила сталь:

— Дорожное происшествие.

— Вы в этом уверены, доктор? — Мерлин набрал какой-то номер и протянул аппарат Рики. — Задавайте ваш вопрос.

Рики взял телефон. После длинного гудка раздался голос:

— Полиция штата, Райнбек. Полицейский Джонсон. Чем могу вам помочь?

Рики молчал, и полицейский повторил:

— Полиция штата. Алло?

Только тут Рики заговорил:

— Алло. Звонит доктор Фредерик Старкс. Сегодня утром я ехал по Ривер-роуд к железнодорожной станции, и там произошел несчастный случай. Я боюсь, что в нем мог пострадать мой знакомый.

Полицейский недоуменно переспросил:

— Сегодня утром?

— Да, — подтвердил Рики. — Часа примерно два назад.

— Простите, доктор, но сегодня сообщений о несчастных случаях не поступало.

— Но я же видел… там еще пострадал синий «вольво»…

— Только не сегодня. Я на дежурстве с шести утра, и все звонки идут через меня. Вы уверены, что видели что-то?

— Должно быть, я ошибся. Спасибо, офицер.

— Не за что, — ответил полицейский и положил трубку.

У Рики снова закружилась голова.

— Я же видел дорожного полицейского. Он отводил движение в сторону, и он сказал…

— «Он сказал»… Роскошная фраза. Значит, он что-то сказал, а вы ему поверили. Увидели человека, одетого в форму полицейского, и решили, что он полицейский и есть. А машину «скорой помощи» вы видели? Или пожарную? Сирены слышали?

— Нет.

— То есть вы поверили на слово одному-единственному человеку, сказавшему, что произошел несчастный случай, а проверять ничего не стали? Вы сочли, что заняться собственными делами важнее, чем попытаться выяснить, не нужна ли кому-нибудь помощь? — Мерлин самодовольно улыбнулся. — Возможно, вам следует попытаться позвонить тому, у кого вы гостили. Проверить, все ли у него в порядке.

Рики торопливо набрал номер доктора Льюиса. Гудок следовал за гудком, но никто не отвечал.

— Почему вы так уверены, что доктор Льюис действительно живет в том доме? — спросил Мерлин. — Вы видели там что-либо, связывающее его с добрым доктором?

Рики начал сосредоточенно вспоминать. Кабинет, в котором они просидели большую часть ночи, был совершенно стандартным. Книжные полки. Кресла. Лампы. Ковры. Ничего необычного. И кухня была просто кухней. Разве что гостевая показалась ему слишком стерильной.

Он молчал. Мерлин глубоко вздохнул:

— Позвольте, доктор, коротко подвести итоги. Единственное, в чем вы можете быть уверенным, так это в том, что провели несколько часов в обществе врача, которого знали много лет назад. Вам неизвестно, было ли это в его доме или нет, попал он в аварию или не попал. И вы не знаете наверняка, жив ваш прежний психоаналитик или умер, так?

Рики открыл рот, чтобы ответить, но промолчал. Мерлин, понизив голос, продолжил:

— Была нынче утром авария на дороге?

— Нет.

— Вы уверены?

— Я только что говорил с полицейским. И он сказал…

— Откуда вы знаете, что это был полицейский? Я набрал номер и передал вам трубку, верно? А может, ваш друг, доктор Льюис, лежит сейчас на столе в морге.

— Но…

— Вы упускаете из виду одно очень важное обстоятельство.

— Хорошо, — резко ответил Рики. — Какое?

Глаза адвоката чуть сузились. Он указал пальцем на спортивную сумку у себя под ногами:

— Может быть, никакой аварии с доктором не произошло, а вот в этой самой сумке лежит его отрезанная голова. Это возможно, Рики?

Взгляд Рики опустился на сумку. Сумка как сумка, без каких-либо внешних особенностей, способных указать на ее содержимое. Достаточно объемистая, чтобы вместить человеческую голову, водонепроницаемая, так что ни пятен, ни протечек на ней не будет.

Рики поднял взгляд на Мерлина и прошептал:

— Возможно.

— Важно, чтобы вы понимали, Рики: возможно все. Можно инсценировать дорожную аварию, можно обчистить банковский счет, можно поубивать ваших родственников. Вам следует действовать!

Следующий свой вопрос Рики задал дрожащим голосом:

— И вас ничто не способно остановить?

— Абсолютно ничто.

Рики поерзал на сиденье.

— Предположим, — негромко и хрипло сказал он, — я просто уйду отсюда сию же минуту. И оставлю вас с этой сумкой, что бы в ней ни находилось…

Мерлин наклонился, немного повернул сумку, так что стали видны оттиснутые на кожаном ремне буквы Ф.А.С. Рики уставился на собственные инициалы.

— Вам не пришло в голову, что эта сумка куплена с помощью одной из ваших кредитных карточек — еще до того, как их аннулировали? Конечно, я могу унести ее с собой. А вы можете делать вид, что никогда ее раньше не видели.

— Каким…

— Задайте второй вопрос. Позвоните в «Таймс» прямо отсюда.

— Но я не знаю, что…

— Да ну, давайте же, Рики. — В подкрепление сказанного Мерлин начал набирать номер на сотовом телефоне. — Ну вот. Я набрал для вас номер «Таймс». Говорите, Рики!

Рики взял телефон. Спустя мгновение его соединили с той же женщиной, что разговаривала с ним на прошлой неделе.

— Говорит доктор Старкс, — медленно начал он, — я хочу поместить на первой странице еще одно объявление.

— Конечно, доктор. Как идет ваша замысловатая игра?

— Я проигрываю, — ответил Рики. Затем сказал: — Итак, вот мое объявление:

Двадцать лет не пара пустяков, я лечил в больнице бедняков. Кого-то я бросил ради лучшей зарплаты, в том и причина вашей утраты? То, что я стал на других тратить силы, и свело вашу мать в могилу?

Женщина повторила надиктованное Рики и заметила:

— Да, игра у вас действительно замысловатая.

— Игра необычная, — ответил Рики.

Он назвал адрес, по которому следует направить счет, и отсоединился.

— Очень хорошо, — сказал Мерлин. — Весьма искусно, особенно если учесть напряжение, в котором вы пребываете. Вот ведь умеете же вы быть и хладнокровным.

Поезд внезапно ушел под землю — приближался вокзал. За окном заскользили неясные очертания путей, поездов, бетонных опор. Рики подумал, что, наверное, нечто подобное видит человек во время своих похорон.

Поезд встал, Мерлин поднялся с сиденья:

— Вы когда-нибудь читаете нью-йоркскую «Дейли ньюс», Рики? Нет, наверное, вы не из тех, кого привлекает желтая пресса. Думаю, впрочем, что сегодня вам в эту газету заглянуть стоит — в ней есть одна статейка, которая вас сильно заинтересует. Я бы сказал, вам совершенно необходимо ее прочитать. — Он помахал на прощание рукой. — Чрезвычайно интересная получилась поездка, вам не кажется? — Мерлин ткнул пальцем в сумку: — А это вам, доктор. Презент.

Он повернулся и ушел, оставив Рики в пустом вагоне.

Рики наклонился к сумке, поднял ее с пола. У него опять закружилась голова. Он медленно расстегнул молнию и заглянул внутрь.

В сумке лежала большая дыня.

От облегчения Рики чуть не разрыдался.

Он застегнул молнию, встал. Перебросив сумку через плечо, Рики вышел на платформу. Впереди виднелось здание Пенсильванского вокзала, Рики зашагал к его сверкающим огням. По пути ему попалась на глаза красная бейсболка продавца газет — тот сидел на своей тележке, углубившись в «Дейли ньюс». Продавец раскрыл газету, предоставив Рики возможность прочитать на первой ее странице кричащий заголовок: «Сбитый машиной дорожный коп валяется в коме»…

Рики, положив «Ньюс» себе на колени, сидел на жесткой деревянной скамье посреди Пенсильванского вокзала. Каждое слово, которое он читал, казалось, проносилось через его сознание, точно автомобиль, лишившийся тормозов и летящий навстречу неминуемой катастрофе.

Тридцатичетырехлетняя Джоанн Риггинс, детектив из полиции Управления городского транспорта, прошлой ночью была сбита автомобилем в двух кварталах от своего дома; водитель с места происшествия скрылся. Детективу была сделана срочная операция, сейчас Риггинс находится в реанимации Бруклинского медицинского центра. Прогнозы врачей неутешительны. Свидетели видели красный «понтиак», на большой скорости уносившийся с места аварии. Такой же автомобиль принадлежит бывшему мужу детектива. Хотя автомобиль пока не найден, полиция допросила бывшего мужа. Он заявил, что его машину угнали за сутки до происшествия. Газета сообщала также, что в последний год супружества бывший муж публично угрожал жене. В общем, то была история, о которой бульварная газетенка могла только мечтать.

И Рики знал, что все это в корне отлично от правды.

За рулем машины сидел вовсе не тот человек, которого допрашивает полиция. Рики в гневе скомкал «Ньюс» и отшвырнул ее в сторону. Он прикинул, не позвонить ли ему детективам, которые занимаются этим делом. Но лишь покачал головой. Нет решительно никаких шансов, думал он, что кто-то захочет выслушать хотя бы одно его слово.

Он встал, неуверенно, как раненый, и направился к стоянке такси. У выхода из вокзала просил подаяния какой-то бродяга. Рики остановился и ссыпал всю, какая нашлась в кармане, мелочь в его пустой пластиковый стаканчик.

— Спасибо, сэр. — сказал тот. — Благослови вас Бог.

С мгновение Рики вглядывался в нищего, в его исцарапанные руки, в шрамы на лице, наполовину прикрытые клочковатой бородой. Грязный, отталкивающий, оборванный. Испытавший на себе разрушительное воздействие улицы и душевной болезни. И сколько ему лет, понять невозможно — где-то от сорока до шестидесяти.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил Рики.

— Да, сэр. Да, сэр. Благослови вас Бог, добрый сэр.

— Откуда вы?

Бездомный недоверчиво уставился на Рики.

— Отсюда, — осторожно ответил он и указал на тротуар.

— А где ваш дом? — спросил Рики.

Бездомный постучал пальцем по лбу. Это Рики было понятно.

— Ну что же, — сказал Рики. — Всего вам хорошего.

— Да, сэр. Да, сэр. Благослови вас Бог, сэр.

Рики отошел, сообразив вдруг, что один этот разговор может стоить несчастному жизни. Он шел к стоянке такси и гадал, не будет ли теперь любой, с кем он попробует заговорить, превращаться в мишень — как детектив Риггинс, как, быть может, доктор Льюис. Как Циммерман. Один искалеченный, один пропавший без вести, один убитый. Я подвергаю опасности всякого, с кем вступаю в контакт, думал он.

Квартира Рики находилась в шести кварталах от вокзала. Ему едва хватило сил пройти их пешком.

Войдя в квартиру, он запер за собой дверь, прошел в кабинет и тяжело опустился в кресло. В нем Рики и провел остаток дня и всю ночь, боясь выйти из дома, боясь оставаться в нем, боясь вспоминать, боясь ни о чем не думать, боясь сна, боясь бодрствования.

Видимо, задремал Рики совсем под утро, потому что, когда он очнулся, за окном кабинета уже блистал день. Шея у Рики затекла от того, что пришлось провести ночь в кресле, ломило все суставы. Он осторожно поднялся на ноги, потащился в ванную, плеснул в лицо воды и стал разглядывать себя в зеркале. Душевное напряжение наложило отпечаток на каждую его морщину, на каждую черту лица. С последних дней жизни жены он никогда еще не был так близок к отчаянию.

Номер «Таймс» лежал под дверью квартиры. Рики поднял его и увидел внизу первой страницы свой вопрос, напечатанный рядом с объявлением о наборе добровольцев для экспериментов по лечению импотенции.

Мысль о том, что ответа придется дожидаться целые сутки, казалась ему нестерпимой. Рики понимал: придется действовать, не дожидаясь подсказки. Единственное, что пришло ему в голову, — это заглянуть в клинику, где он столь недолгое время проработал двадцать лет назад. Он торопливо оделся и устремился к выходу. И, уже взявшись за дверную ручку, остановился. Его вдруг парализовало беспокойство, сердце бешено забилось. Внутренний голос истошно предостерегал его: не выходи наружу, дома ты в безопасности.

На то, чтобы все же открыть дверь, у него ушел весь остаток сил. На улицу Рики выбрался весь облитый потом. Он подошел к краю тротуара, поднял руку. В ту же секунду прямо перед ним остановилось, чтобы выгрузить пассажира, желтое такси. Рики протянул руку к дверце, намереваясь открыть ее перед тем, кто сидел внутри, — то был освященный временем способ заявить о своих притязаниях на машину.

Из такси появилась Вергилия.

— Спасибо, Рики, — сказала она и, поправив темные очки, прибавила: — Я вам газетку привезла, почитайте.

С этим она повернулась и через несколько секунд исчезла, свернув за угол.

— Ну что, приятель, поедем или как? — спросил таксист.

Рики заглянул в машину, увидел на заднем сиденье экземпляр сегодняшней «Таймс» и, не раздумывая, полез внутрь.

— Пресвитерианская больница, — сказал он. — Клиника амбулаторного лечения.

Таксист включил счетчик и тронул машину с места. Рики взял газету. То, что ему было нужно, находилось на странице А-13 — написанное большими красными печатными буквами поперек рекламы компании «Лорд-энд-Тейлор».

Рики точно направил свой взгляд, он подходит все ближе, отступая назад. В облаках честолюбия витала твоя голова, вот и махнул ты рукой на ее слова. Бросил женщину плавать без руля и ветрил по морю борений — и тем убил. Теперь же ребенок, ему ль все не знать, хочет с тобой поквитаться за мать. Кто раньше был беден, а нынче богат, желанья свои исполнить лишь рад. Ты можешь в архиве найти ее дело, но достигнешь ли этим поставленной цели? Ведь тебе, бедный Рики, к исходу дня трое суток останется, чтобы сыскать меня.

Незатейливый, как и прежние, стишок показался Рики глумливым. Он оторвал от «Таймс» страницу, сложил ее и засунул в карман брюк.

Рики вылез из машины перед огромным больничным комплексом. В квартале отсюда виднелись двери приемного отделения, с большим красным знаком над ним и машиной «скорой» — перед. Несмотря на гнетущую жару, Рики почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Последний раз он побывал в Пресвитерианской больнице, когда сюда попала его жена, перебиравшаяся из одной больницы в другую в тщетной борьбе со смертью. И вот он снова приехал сюда, чтобы отыскать имя пациентки, которой пренебрег и которая ныне угрожала его собственной жизни.

За стойкой архивного отдела возвышался средних лет служащий — с брюшком, в спортивной рубашке крикливой гавайской расцветки и брюках цвета хаки. Когда Рики объяснил, что ему требуется, служащий окинул его удивленным взглядом:

— И какие же именно документы вам нужны?

— Истории болезней всех пациентов амбулаторной психиатрической клиники за те полгода, что я в ней проработал, — ответил Рики.

— Это потребует времени, — сказал служащий, — а у меня других запросов полно.

В бумажнике Рики лежало двести пятьдесят долларов. Он вытащил две сотенные бумажки и положил их на стойку.

— Вот это вам поможет, — сказал он. — Возможно даже, я возглавлю вашу очередь.

Служащий огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не наблюдает, и сгреб деньги со стойки.

— Доктор, — с легкой ухмылкой сказал он, — все мои познания к вашим услугам.

И деньги исчезли у него в кармане.

Служащий провел Рики к стальному столику у стены хранилища. Рики уселся на деревянный стул, а служащий начал притаскивать ему папку за папкой. Остаток утра ушел на то, чтобы отобрать 279 нужных Рики папок. Служащий сложил их стопкой на пол рядом с Рики и снабдил его старенькой шариковой ручкой и блокнотом.

Пролетали часы. Читать эти папки было все равно что стоять под рушащимся на тебя водопадом отчаяния. Каждая содержала имя и адрес пациента и его ближайших родственников плюс сведения о страховке, если таковая имелась. Затем шли диагностические бланки с отпечатанными на пишущей машинке замечаниями. Скудные слова не могли передать всю жестокую правду о том, что приводило пациентов в клинику: о сексуальных надругательствах, побоях, пристрастии к наркотикам, шизофрении. Рики, когда он только попал в штат клиники, был полон энтузиазма, решимости использовать методы психоанализа на благо отчаявшейся городской бедноте. Альтруизма его хватило примерно на неделю.

За первые пять дней один из пациентов обшарил его стол в поисках наркотиков, другой — сумасшедший, которому слышались голоса, — напал на него. Рики пришлось также заниматься доставленной «скорой помощью» девочкой лет десяти-двенадцати с руками в сигаретных ожогах. Кто это сделал, девочка так и не сказала.

Раскрывая очередную папку, Рики дивился тому, что смог протянуть здесь целых полгода. Все это время он чувствовал себя абсолютно беспомощным. А вот и заметки, написанные его рукой.

В нескольких шагах от Рики служащий уронил со стола карандаш и нагнулся за ним с коротким непристойным восклицанием. Рики посмотрел, как он снова уткнулся в мерцающий экран компьютера. И в одну секунду вдруг понял все — как будто сутулая спина этого человека говорила на языке, который Рики следовало бы разобрать в ту самую минуту, когда рука служащего сцапала со стойки деньги. Рики тихо встал из-за стола и приблизился к служащему.

— Где они? — негромко, но с напором спросил он.

Рука его между тем взяла служащего за ворот.

— Какого черта?

— Где они? — резко повторил Рики.

— О чем вы? Отпустите меня!

— Не раньше, чем вы мне расскажете, где бумаги, — сказал Рики. Теперь он уже держал служащего за горло.

— Их забрали!

— Прекрасно. Кто их забрал?

— Мужчина и женщина. Недели две назад. Что, черт возьми, происходит?

— Сколько они вам заплатили?

— Да уж побольше вашего. Гораздо больше. Вы поймите, я же не думал, что это так чертовски важно. Всего-то одна папка, в которую два десятка лет никто не заглядывал. Тоже мне, проблема.

— Особенно когда вам вручают наличные.

Служащий помялся, пожал плечами:

— Полторы тысячи. Сотенными.

Все те же две недели, переведенные на язык стодолларовых бумажек. Он оглянулся на стопку папок и с отчаянием подумал о потраченных впустую часах.

— Хорошо, они заплатили вам и забрали папку, но вы же не настолько глупы, правда?

Служащий дернулся:

— О чем это вы?

— О том, что, проработав столько лет в архиве, вы должны были научиться прикрывать свою спину, верно? Вы бы не отдали папку, не сняв с нее копии, так?

— Ну да, копию я снял, — неохотно согласился служащий.

— Давайте ее сюда, — сказал Рики.

Служащий поколебался:

— А вы заплатить собираетесь?

— Считайте оплатой то, что я не стану звонить вашему начальству.

Служащий наклонился, выдвинул ящик стола. Порывшись там, он вытащил конверт и отдал его Рики.

— Вот, — сказал он. — И оставьте меня в покое.

Рики заглянул в конверт.

— Что это такое? — спросил он.

Служащий выудил из стола еще один конверт, поменьше.

— И вот еще, — сказал он. — Это было пришпилено к папке. Я им его не отдал. Сам не знаю почему.

— Что там?

— Полицейский рапорт и свидетельство о смерти.

У Рики перехватило дыхание.

— А что уж такого важного в какой-то нищей бабенке, которая побывала тут двадцать лет назад? — спросил служащий.

— Кое-кто совершил ошибку, — ответил Рики.

Выйдя из больницы, Рики направился в сторону Гудзона, в небольшой сквер, где можно было посидеть на скамейке и куда почти не доносился городской шум.

Он быстро отыскал скамейку и уселся, положив на колени папку и конверт. Рики немного помешкал и открыл папку.

Пациентку, с которой он встречался двадцать лет назад, звали Клэр Тайсон. Имя это ничего ему не сказало. Ни одно лицо не всплыло в памяти. Ни один голос не зазвучал в ушах. От неспособности припомнить хотя бы одну подробность его пробрала ледяная дрожь.

Рики торопливо прочитал бланк приема. Женщина поступила в состоянии острой депрессии, сочетавшейся с паническим страхом. В клинику ее перевели из палаты «скорой помощи», куда она попала с ушибами и рваными ранами — свидетельствами жестокого обращения со стороны мужчины, который не был отцом ее детей. Медицинской страховки у нее не имелось.

Рики обратился ко второму листку, исписанному его собственным почерком. Слова, которые он читал, наполнили его страхом. Они были холодны и немногочисленны — голая суть дела.

По словам мисс Тайсон, ей двадцать девять лет, мать троих детей — десяти, восьми и пяти лет. Утверждает, что отец детей бросил ее несколько лет назад, устроившись на нефтепромысел где-то на Юго-Западе. Работать может только неполный рабочий день, так как не имеет средств на няню для детей. Получает пособие по безработице, продуктовые талоны и субсидии на оплату жилья. Она заявляет далее, что не может вернуться домой во Флориду, потому что ее отношения с отцом детей привели к ссоре с родителями.

Клиническая оценка: мисс Тайсон — женщина с интеллектуальным развитием выше среднего, глубоко озабоченная судьбой своих детей и их благополучием. Имеет диплом об окончании средней школы, два года проучилась в колледже, но оставила его, когда в первый раз забеременела. При обсуждении ее ситуации избегает смотреть собеседнику в глаза, поднимает голову, только услышав вопрос о детях. Говорит, что живет только ради детей, однако наличие суицидальных фантазий отрицает. Отрицает также зависимость от наркотиков или пристрастие к ним.

Начальный диагноз: Вызванная бедностью стойкая глубокая депрессия. Личностные нарушения. Возможно, употребление наркотиков.

Рекомендации: Амбулаторное лечение в течение предусмотренных законом штата пяти сеансов.

Имелся еще один листок, из которого следовало, что Клэр Тайсон приходила к нему четыре раза, а на пятую встречу не явилась. В голове Рики мелькнула догадка. Он развернул копию свидетельства о смерти и сравнил дату на нем с датой начала лечения в клинике: разница в пятнадцать дней.

Он резко откинулся на спинку скамейки. Женщина пришла к нему, а через полмесяца уже была мертва. Свидетельство о смерти жгло ему руку. Рики быстро просмотрел его. Клэр Тайсон повесилась в ванной комнате своей квартиры, привязав кожаный ремень к выступавшей из стены трубе. Вскрытие показало, что незадолго до смерти ее избили и что она была на третьем месяце беременности. В приколотом к свидетельству о смерти полицейском рапорте говорилось, что в связи с избиением допрашивался некто по имени Рафаил Джонсон, однако задержан он не был. Детей передали под опеку.

Вот оно, подумал Рики.

Ни одно из прочитанных им слов и близко не описывало кошмара, каким были жизнь и смерть Клэр Тайсон. Слово «бедность» ничего не говорило о жизни среди крыс, в грязи и отчаянии. Слово «депрессия» лишь намекало на искалечившее несчастную бремя. В том водовороте жизни, из которого не могла выбраться Клэр Тайсон, на плаву ее поддерживали только трое ее детей.

И теперь один из них решил поквитаться с Рики.

Это старший, подумал он. Должно быть, она сказала старшему из детей, что ходит в больницу на встречи с Рики.

Найди этого ребенка, и ты найдешь Румпельштильцхена.

Он поднялся со скамьи, странно довольный тем, что времени до срока осталось так мало: в противном случае ему пришлось бы всерьез обдумать то, что он сделал — или не сделал — двадцать лет назад.

Остаток дня Рики провел в бюрократическом аду Нью-Йорка. Он пытался выяснить, что произошло с тремя детьми Клэр Тайсон, и его, располагавшего только именем и адресом двадцатилетней давности, гоняли из одного кабинета в другой, от одного служащего к другому. В конце концов он оказался перед крупной, приятного вида латиноамериканкой из архива суда по делам несовершеннолетних.

— Доктор, — сказала она, — тут не за что зацепиться.

— Это все, что у меня есть, — ответил он.

— Если детей усыновили, записи, скорее всего, носят закрытый характер. Открыть их можно только по решению суда.

— На это уйдет несколько дней.

— Правильно. Если хотите получить побольше информации об этих людях, попробуйте одну из компьютерных поисковых программ. Может, это вам что-нибудь даст.

— Я не очень силен в компьютерах.

— Если бы у вас хоть номер социального страхования был, — сказала женщина.

Рики взглянул на документы, полученные им в больничном архиве. Полицейские, которые допрашивали Рафаила Джонсона, драчливого дружка покойной, занесли в протокол его номер социального страхования.

— Послушайте, — сказал Рики, — если я дам вам имя и номер социального страхования человека, сможет ваш компьютер найти его?

— Сможет. Что за имя?

Рики показал ей полицейский протокол. Женщина быстро просмотрела его.

— Вообще-то мне такими делами заниматься не положено, — пробормотала она. — Но вы все-таки доктор… ладно, посмотрим.

Покрытые красным лаком ногти забегали по клавиатуре. Компьютер заурчал. На экране появился текст, и одновременно брови женщины удивленно поползли вверх.

— Это дурной малый, доктор. У него на счету ограбление, еще одно ограбление, драка, шесть лет в Синг-Синге за нанесение телесных повреждений при отягчающих обстоятельствах. Ничего себе, послужной список. — Она почитала дальше, потом сказала: — От него вы помощи не дождетесь, доктор. Он умер. Ровно полгода назад. И хорошо сделал, на мой взгляд. Тут есть полицейский отчет. Похоже, кто-то забил Рафаила Джонсона до смерти. Господи, ну и кошмар. После избиения его повесили на водопроводной трубе, на его же собственном ремне.

Рики отшатнулся от компьютера. Ему было нетрудно догадаться, кто отыскал Рафаила Джонсона. И почему.

Из вестибюля здания суда Рики позвонил по телефону-автомату в отдел объявлений «Нью-Йорк таймс», чтобы задать свой последний вопрос. Служащую, похоже, рассердило, что он звонит всего без нескольких минут шесть — рабочий день заканчивался. Голос ее был сух:

— Хорошо, доктор. Что должно быть сказано в объявлении?

Рики немного подумал, потом продиктовал:

Был ли он одним из трех? Сирота, но не глупый щенок ищет тех, кто был так жесток?

Служащая записала эти строки и не стала их никак комментировать. Рики был ей за это благодарен.

Он вышел на улицу, поднял было руку, чтобы остановить такси, но передумал и решил ехать подземкой. Рики влился в толпу, чувствуя себя защищенным в окружении человеческих тел. Он ехал на север, держась за металлический поручень и раскачиваясь в такт движению поезда. Оказаться среди такого множества безымянных людей представлялось ему едва ли не роскошью.

Он старался не думать о том, что к утру у него останется меньше семидесяти двух часов.

Станция подземки находилась в двух кварталах от дома Рики. Он поднялся наверх, постоял немного, вдыхая нагретый воздух, и пошел к дому. Повернув за угол, он замер на месте.

Перед особняком, в котором он жил, стояли, мигая огнями, три полицейские машины, одна большая, красная, принадлежащая пожарному управлению города, и две желтые аварийные. Свет вращающихся фонарей прорезал тускнеющий вечерний воздух. На ступенях подъезда маячили несколько полицейских, погруженных в неторопливую беседу с рабочими в касках. Пожарная машина, взревев двигателем и взвыв сиреной, отъехала.

Рики торопливо пошел к дому. Когда он достиг фасада, ему уже почти не хватало дыхания. Один из полицейских обернулся, взглянул на него.

— Эй, не так резво, приятель, — сказал он.

— Я здесь живу, — ответил охваченный тревогой Рики. — Что случилось?

— Живете? — переспросил полицейский. — Да, дела. Вы лучше вон с теми поговорите.

Он показал Рики на другую группу людей. Рики увидел в ней одного из своих соседей, биржевого брокера. Тот о чем-то спорил с человеком в желтой каске — представителем городской службы коммунального хозяйства. Рядом с ними стояло еще двое. В одном Рики узнал коменданта дома, в другом — техника-смотрителя.

Голос у человека из службы коммунального хозяйства был громкий, и, подходя к спорящим, Рики услышал:

— Я отвечаю за жильцов и повторяю вам: ни в коем случае!

Брокер огорченно отвернулся от него, оказавшись лицом к лицу с Рики.

— Что случилось? — спросил тот.

— Черт знает что. Жуткая неприятность. Похоже, прорвало водопровод на четвертом этаже. Лопнуло сразу несколько труб. На первые три этажа вылились сотни литров воды, а теперь еще этот идиот требует, чтобы все очистили здание.

— Но мои вещи…

— Кто-нибудь из коммунальщиков проводит вас, если попросите. Они говорят, здание пришло в аварийное состояние.

— Да, но как это могло случиться?

— Неизвестно. Этот малый твердит, что трубы словно взорвались. И похоже, квартира, с которой все началось, находится прямо над вашей.

Рики отступил на шаг к улице, оглядел дом, в котором прожил четверть века, и почувствовал себя человеком, которому только что сообщили о смерти родственника. Потом махнул рукой технику-смотрителю:

— Проводите меня внутрь. Я хочу посмотреть.

— Вам не понравится, — сказал техник.

Вода все еще капала с потолка вестибюля и сочилась из его стен. Воздух в доме был влажным, как в джунглях. Они медленно поднимались по лестнице, стараясь по возможности не наступать в лужи, и все равно в полуботинках Рики уже хлюпала вода. Потолок на третьем этаже вздулся, обретя сходство с огромным фурункулом, который вот-вот прорвется.

Дверь в квартиру Рики была распахнута настежь. Он переступил порог и остановился. Квартира выглядела так, будто по ней пронесся ураган. На полу стояла нездорового, коричневатого оттенка вода. С потолка свисали плиты гипсокартона. Он сделал еще шаг вперед, и запах помойки, который Рики учуял еще в вестибюле, стал совсем невыносимым.

Он осторожно приблизился к кабинету, постоял в дверном проеме. На кушетку свалился огромный пласт штукатурки. В потолке образовалось три дыры, из которых свисали, точно сталактиты в пещере, трубы. Вода покрывала пол. Гравюра, дипломы Рики, портрет Фрейда — все попадало со стен.

Рики шагнул вперед, но техник-смотритель удержал его:

— Сюда не надо. Пол может провалиться.

— Мои вещи…

— Не стоит из-за них рисковать жизнью. Давайте выбираться отсюда, пускай тут эксперты шуруют. Боюсь, придется им ободрать весь дом сверху донизу.

Как раз таким и ощущал себя Рики в эту секунду — ободранным с головы до ног. Он повернулся и пошел следом за техником. За спиной Рики обвалился, словно подчеркивая правоту техника, кусок штукатурки.

Уже на тротуаре к нему подошли брокер и человек из службы коммунального хозяйства.

— Плохи дела? — спросил брокер. — Что-нибудь хуже этого видели?

Рики покачал головой. Брокер протянул ему визитную карточку:

— Знаете, позвоните мне через пару дней. У вас найдется, где пока отсидеться?

Засовывая визитку в карман, Рики снова кивнул. В жизни его сохранился только один, никем пока не тронутый уголок, однако он не питал особых надежд на то, что преследователи вскоре не доберутся и туда.

Глава 7

Ночь, бывшая уже на исходе, облекала его, как плохо сидящий костюм, тесный и неудобный. Прижавшись щекой к окну автобуса «Бонанза», ощущая прохладу раннего часа, он вслушивался в рокот мотора. После остановки в Провиденсе автобус выбрался наконец на идущую к Кейп-Коду автостраду и теперь медленно, но неуклонно продвигался по ней, высаживая пассажиров в Бурне, Фалмуте, Хайяннисе, Истеме.

Автобус был заполнен всего на одну треть. Одиноко сидя сзади, Рики размышлял о месте, куда он направлялся, — о полном воспоминаний доме. Старенькая «хонда-аккорд», которой он пользовался только во время летних отпусков. Несколько поношенных брюк цвета хаки, рубашки-поло, свитера с потертыми воротниками. Банковский чек на десять тысяч долларов. Жизнь, пришедшая в полный беспорядок.

И примерно тридцать шесть часов до назначенного Румпельштильцхеном срока.

Впервые за эти дни мысли его сосредоточились на предложенном ему выборе: либо имя, либо его, Рики, некролог. Иначе кого-то ни в чем не повинного ожидает страшная кара. У Рики больше не осталось сомнений в искренности Румпельштильцхена. Равно как и в длине его рук.

Рики взглянул на часы. В Уэлфлит он попадет на рассвете.

Быть может, самым приятным в начале отпуска для Рики всегда было соблюдение давно заведенного порядка. Каждый год первого августа он одним и тем же рейсом вылетал из аэропорта Ла-Гуардиа в Провиденс, где усаживался в такси всегда одной и той же компании. Неизменно одинаковой оставалась и процедура открытия дома — от распахивания окон до складывания покрывавших плетеную мебель истертых простыней. В последние несколько лет Рики приходилось проделывать все это в одиночку, но он уже привык.

В этом году все было иначе. Автобус ссадил его на черный гудрон у ресторана «Хижина лобстера». Рики понадобилось около часа, чтобы добраться до проселка, который вел к его дому.

И в планировке, и в расположении большинства новых домов Кейп-Кода ощущалась заносчивость крупных денег. Эти большие дома лепились к каждому холму и мыску — главное, чтобы был вид на Атлантический океан. Дом Рики выглядел иначе. Построенный больше ста лет назад, он поначалу принадлежал мелкому фермеру, а потому и стоял на краю полей, на которых тогда росла кукуруза.

Рики немного постоял на веранде, радуясь тому, что нашел запасной ключ под расшатавшейся каменной плитой крыльца. Потом отпер дверь и вошел в дом. Отдающий плесенью затхлый воздух едва ли не обрадовал его. Но стоило Рики вспомнить о делах, которые его ожидают — прибраться, все подмести, — как на него навалилась граничащая с дурнотой усталость. Он поднялся по узкой лестнице в спальню, бросился на скрипучую двуспальную кровать и почти сразу провалился в глубокий, хоть и беспокойный сон.

Открыв после полудня глаза, Рики почувствовал, что на дворе стоит дочиста отдраенный солнцем день. В первый миг он не мог сообразить, где находится, но затем проснулся окончательно, и все встало по своим местам.

Он быстро переоделся, сходил в сарай, снял чехол со старенькой «хонды» и подключил ее аккумулятор к зарядному устройству. Пока машина оживала, вернулся в дом и быстро прошелся по комнатам метлой.

Когда «хонда» завелась, Рики испустил долгий вздох облегчения. Он проверил тормоза — вроде работают — и осторожно вывел машину из сарая.

«Первый банк Кейпа» располагался в небольшом доме, обшитом, как и большинство здешних домов, досками. Впрочем, внутри банк выглядел не менее современным, чем любой другой.

Управляющий с силой потряс ладонь Рики:

— Ну-с, мы вас ожидали, доктор Старкс. Вчера курьерской почтой пришло письмо на ваше имя.

— Письмо?

Управляющий вручил ему пакет. Послан из Нью-Йорка. На месте обратного адреса указано только почтовое отделение и имя: Р. Ц. Хен. Рики не стал его открывать.

— Спасибо, — сказал он, — и извините за беспокойство.

Управляющий извлек из ящика стола пакет поменьше.

— Банковский чек, — сообщил он. — На десять тысяч семьсот семьдесят два доллара.

— Скажите, для вас не очень хлопотно будет выдать мне эту сумму наличными?

Глаза управляющего слегка округлились:

— Носить с собой такие деньги небезопасно. Может быть, лучше дорожными чеками?

— Благодарю вас, лучше наличными.

Управляющий кивнул:

— Сейчас принесу. Сотенными?

— Это было бы замечательно.

Некоторое время Рики просидел в одиночестве. Вскоре управляющий вернулся и отдал ему еще один конверт, на сей раз с деньгами.

— Пересчитаете?

— Нет. Я вам верю, — сказал Рики, убирая деньги в карман.

— Прошу, доктор Старкс, если вдруг понадобимся, вот вам моя карточка.

Рики взял и карточку. Пробормотав несколько слов благодарности, он повернулся и вышел под свет позднего дня — предпоследнего дня его жизни.

Ко времени, когда Рики вернулся в свой дом, на землю уже опустилась невесомая мгла раннего вечера. Небо усеяли первые звезды. Все выглядит таким мирным, думал Рики. В такую ночь можно было бы забыть о заботах и тревогах.

Он почти ожидал, что в доме его встретит Мерлин или Вергилия, однако там было пусто и тихо. Рики сделал себе чашку кофе, присел за деревянный стол, за которым разделил с женой столько трапез, и вскрыл полученный в банке пакет. В пакете оказался конверт с отпечатанным на нем именем Рики. Надорвав его, Рики извлек сложенный вдвое листок бумаги.

Дорогой доктор Старкс!

Касательно Вашего недавнего запроса, направленного в наш офис, рады проинформировать Вас, что наши детективы подтвердили правильность Ваших предположений. Однако мы не в состоянии снабдить Вас какими-либо новыми сведениями относительно интересующих Вас лиц. Мы сознаем, что Вам приходится действовать в условиях крайнего дефицита времени.

Счет за наши услуги будет доставлен Вам в течение двадцати четырех часов.

Искренне Ваш,

Р. Ц. Хен, президент компании

«Р. Ц. Хен, Частные расследования»

Прежде чем положить письмо на стол, Рики трижды перечитал его. Поистине замечательный документ, подумал он и покачал головой. Письмо сообщало все, что требовалось, и тем не менее, попавшись на глаза постороннему, не привлекло бы никакого внимания. А всякого, кто проявил бы чрезмерную любознательность, оно привело бы прямиком к глухой кирпичной стене.

Даже если бы Рики обвел имя «Р. Ц. Хен» красным кружком и оставил письмо здесь для полицейских с запиской: «Вот человек, который заставил меня покончить с собой», он бы ничего не достиг.

Этого человека попросту не существовало на свете. То есть он существовал, но не в той плоскости, в которой какой-нибудь полицейский из городка Уэлфлит, штат Массачусетс, смог бы его отыскать. Всякий, кто повнимательнее пригляделся бы к жизни Рики, почти мгновенно обнаружил бы, что жена его умерла, карьера рухнула, финансовые дела в полном беспорядке, а квартира уничтожена вследствие несчастного случая. Самая подходящая почва для самоубийства.

Его смерть от собственных рук прямо-таки просится в учебное пособие. Никто даже на секунду не увидит в ней ничего необычного.

На мгновение Рики разозлился на себя самого: в какую же удобную мишень ты себя превратил! Он стиснул кулаки и ударил ими о стол. Потом глубоко вздохнул и произнес вслух:

— Ты хочешь жить дальше?

Комната молчала. Рики вслушивался, словно ожидая ответа от некоего призрака.

— Сможешь ты жить, если это будет стоить жизни кому-то еще? — спросил он.

Рики еще раз вздохнул и сам ответил на свой вопрос, отрицательно покачав головой.

— Есть у тебя выбор?

Ответом снова было молчание.

И Рики с кристальной ясностью понял одно: в следующие двадцать четыре часа доктору Фредерику Старксу предстоит умереть.

Последний день своей жизни Рики провел в приготовлениях. Он купил в магазине «Морские товары» сигнальную ракетницу и два топливных бака для лодки с подвесным мотором. Работающий в магазине подросток, к которому Рики с намеренной грубостью обратился за помощью, помог ему выбрать самые дешевые. Когда подросток спросил, зачем ему сразу два, Рики, тщательно подбирая слова, ответил, что одного не хватит.

Следующий свой визит он нанес в аптеку. Назвав аптекарю номер лицензии, выданной ему Администрацией по контролю за соблюдением законов о наркотиках, Рики сказал:

— Мне нужен «элавил». Месячный запас таблеток по тридцать миллиграммов. Всего девять тысяч миллиграммов.

Аптекарь удивленно покачал головой:

— Давненько я столько не отпускал, доктор Старкс. Нынче в продаже имеются лекарства и поновее, они сильнее, и побочных эффектов у них меньше. Вы уверены, что «элавил» именно то, что вам нужно?

— Абсолютно, — ответил Рики.

Из аптеки он поехал в Провинстаун. Этот стоящий на самой оконечности Кейп-Кода город вечно наполняла молодая модная публика — полярная противоположность консервативным врачам, писателям и юристам, которых притягивал к себе Уэлфлит. Здесь почти не было шансов столкнуться с кем-то, кто знал Рики. А стало быть, городок представлял собой идеальное место для приобретения остальных нужных вещей.

В спортивном магазине Рики купил черный рюкзак и пару кроссовок. В супермаркете он приобрел черную краску для волос, солнечные очки и регулируемые по высоте алюминиевые костыли.

Следующую остановку Рики сделал на автобусной станции компании «Бонанза». Нацепив на нос очки, он некоторое время ожидал снаружи, пока очередной автобус не выгрузил стайку приехавших на уик-энд людей, потом вошел в здание станции и быстро купил то, что ему требовалось.

Приближаясь в «хонде» к дому, Рики подумал, что времени у него осталось, пожалуй, в обрез. Солнце заливало ветровое стекло машины, в открытые окна задувал горячий ветерок. Стоял тот предвечерний час, когда люди на пляже собирают полотенца и отправляются в малоприятный обратный путь.

Рики заехал на бензоколонку «Тексако», вытащил из багажника оба топливных бака и по горлышко залил их самым дешевым бензином. Подросток-кассир, увидев это, окликнул его:

— Эй, мистер, если вы с ними в море выходить собрались, нужно оставить место для масла. Некоторые смешивают пятьдесят к одному, другие сто к одному, но все равно масло надо доливать прямо в бак.

Рики покачал головой:

— Спасибо, я в море не собираюсь.

Подросток оказался настойчивым:

— Они же для подвесного мотора.

— Ага, — сказал Рики. — Вот только лодки у меня нет.

Он расплатился, уложил баки в багажник и поехал к дому.

Оставив баки с бензином в гостиной, Рики пошел на кухню. Во рту у него пересохло, и он, достав из холодильника бутылку воды, сделал несколько глотков. Чем ближе подходил к концу последний его день, тем сильнее колотилось сердце Рики. Он подошел к телефону и позвонил в отдел объявлений «Таймс».

На этот раз в его объявлении не было ни стишков, ни вопросов:

Мистеру Р.: Вы победили. Загляните в «Кейп-Код таймс».

Покончив с этим делом, Рики с блокнотом в руках присел за кухонный стол. С минуту он покусывал кончик ручки, потом быстро написал:

Всем, кого это может касаться:

Я поступил так потому, что одинок и ненавижу пустоту моей жизни. Мне просто нестерпима мысль, что я могу навредить кому-то еще.

Всю мою собственность следует пустить с торгов, а вырученные средства вместе с еще оставшимися у меня деньгами передать в распоряжение организации «Охрана природы» и Американской кардиологической ассоциации. То, что уцелеет от моего дома здесь, в Уэлфлите, должно стать заповедной землей.

Моим друзьям — надеюсь, вы меня простите.

Моим пациентам — надеюсь, вы меня поймете.

И мистеру Р., который помог мне достичь этого состояния, — надеюсь, Вы достаточно быстро отыщете собственную дорогу в ад, потому что я буду Вас там ждать.

Он размашисто расписался, сунул письмо в конверт и надписал на нем адрес полицейского управления Уэлфлита.

Прихватив рюкзак и краску для волос, Рики направился в душ и через несколько минут вышел оттуда с черными как смоль волосами. Быстро оглядев себя в зеркале, он подумал, что выглядит, мягко выражаясь, по-дурацки. Подойдя к комоду, он выбрал кое-что из старой летней одежды и запихал ее вместе с потрепанной ветровкой в рюкзак. Еще одну перемену одежды Рики уложил поверх рюкзака. Он отнес рюкзак, одежду и костыли к машине и бросил все на пассажирское сиденье, рядом с темными очками и кроссовками. Потом вернулся в дом и до наступления ночи тихо просидел на кухне.

Чью жизнь он спасает, Рики не знал. Но чью-то спасает точно. Вот и думай об этом, сказал он себе.

Вскоре после полуночи он позволил себе в последний раз обойти дом. С каждым его уголком, с каждой потрескивающей половицей Рики прощался, как с любимым существом.

Когда он отнес наверх первый бак и принялся поливать бензином пол, руки у него немного дрожали. Второй бак Рики опростал на первом этаже. На кухне он задул на старой газовой плите запальную горелку. Потом открыл все остальные, отчего кухню тут же наполнил резкий запах тухлых яиц.

Зарядив ракетницу, Рики вышел из дома и встал напротив окон гостиной. Он глубоко вздохнул, аккуратно прицелился и выстрелил в центральное окно. Через несколько секунд Рики увидел первые пляшущие, разбегающиеся по полу языки огня.

Рики повернулся и побежал к «хонде». Нажимая сцепление, он услышал взрыв — пламя добралось до кухни. Решив не оглядываться, Рики понесся в ночную тьму.

Машина приближалась к пляжу Готорн. В окрестностях Уэлфлита, думал Рики, есть несколько пляжей, подходящих для его целей, но этот самый пустынный из всех — широкий, плоский простор песка, идущий от подножия пятнадцатиметрового обрыва к самым высоким на Кейп-Коде прибойным волнам. На краю здешней парковки стоял плакат с предупреждением: «СИЛЬНЫЕ ТЕЧЕНИЯ, ОПАСНЫЙ ОТКАТ. НЕ ПЛАВАТЬ».

Рики остановился рядом с ним и приладил на руль конверт с адресом полиции Уэлфлита.

Он вылез из машины, прихватив костыли, рюкзак, кроссовки и одежду. Все это Рики сложил на краю обрыва, в нескольких шагах от деревянного барьера, за которым начиналась узкая, крутая тропка к морю.

Полная луна заливала пляж бледным светом. Она облегчила Рики, скользившему и спотыкавшемуся, спуск к воде.

Сняв с себя всю одежду, Рики аккуратно сложил ее на песке почти у самой кромки воды. Потом откупорил приобретенный утром пузырек с таблетками и высыпал их в ладонь, а сам пузырек сунул под одежду.

Напоследок он поднял голову и оглядел бескрайний темный простор океана и густо усеянное звездами небо. Ну что же, сказал он себе, в такую ночь и умирать приятно.

Затем, нагой, точно утренняя заря, до которой оставалось несколько часов, Рики пошел к бурлящим волнам.

Глава 8

Через две недели после своей смерти Рики сидел на краю кровати, которая поскрипывала при каждом его движении. Он вслушивался в звуки дорожного движения, пробивавшиеся сквозь тонкие стены убогого мотеля на окраине Дарема, штат Нью-Гэмпшир. Черная краска, которой Рики выкрасил свои светлые волосы, к этому времени уже полиняла, и Рики начал обретать обычный свой облик.

На столе рядом с ним лежали экземпляры «Кейп-Код таймс» и «Нью-Йорк таймс». Газета с Кейп-Кода поместила посвященную его смерти статью в подвале первой страницы: «Возможное самоубийство выдающегося врача: исторический фермерский дом уничтожен пожаром». Автор ухитрился докопаться даже до того, что против Рики были выдвинуты «обвинения в непристойном поведении», равно как и до «ухудшения его финансового положения».

Обе газеты сообщали, что Рики, судя по всему, утонул и что береговая охрана Кейп-Кода занимается поисками его тела. Впрочем, «Кейп-Код таймс» процитировала, к немалому облегчению Рики, местного начальника береговой охраны, сказавшего, что сильные отливные течения в районе пляжа Готорн делают обнаружение тела крайне маловероятным. Лучшей смерти за такое короткое время никто бы и не придумал.

Он подошел к самому краю воды, оставляя отпечатки ног на мокром песке. Стоя по щиколотку в воде, Рики выбросил в океан пригоршню таблеток, а затем прошел сотню метров вдоль полосы прибоя — достаточно далеко, чтобы те, кто будут осматривать место происшествия, не заметили других его следов.

Следующие несколько часов теперь представлялись Рики настоящим ночным кошмаром. Он так и видел себя, переодевающегося на краю обрыва в запасную одежду. Приторочив к рюкзаку костыли, Рики пробежал десять километров до автобусной остановки у «Хижины лобстера». Ему необходимо было попасть туда раньше любых других пассажиров, которые поедут шестичасовым экспрессом до Бостона.

Здесь он отвязал костыли от рюкзака и отрегулировал их высоту. Когда с двухминутным опозданием появился автобус, Рики доковылял до выстроившихся в очередь пассажиров. Двое молодых людей пропустили его вперед, и Рики, взобравшись с их помощью по ступенькам, отдал водителю купленный днем раньше билет.

В Бостоне пришлось целый час дожидаться автобуса на Дарем. За это время Рики успел отойти подальше от автобусной станции на Саут-стрит, отыскать у одного из офисных зданий мусорный бак и выбросить костыли. Потом он вернулся на станцию и сел в автобус.

У Дарема, думал Рики, есть несколько преимуществ: Рики никогда в нем не бывал и никак с этим городом не связан. Кроме того, ему нравился девиз на номерных знаках нью-гэмпширских автомобилей: «Живи свободным или умри».

Рики приблизился к окну, вгляделся в темноту снаружи. Дел впереди много, сказал он себе. Доктора Фредерика Старкса больше не существует.

Он отошел к стене, щелкнул выключателем. Номер погрузился во тьму. Время от времени по стенам проплывал свет фар проходивших мимо машин. Рики забрался в постель.

Когда-то, напомнил он себе, я усердно учился спасать человеческие жизни. Теперь придется научиться тому, как отнять одну из них.

Фантазий относительно того, что когда-нибудь он сможет вернуться в свой нью-йоркский дом, Рики себе не позволял. Он понимал, дело не в этом. Дело в том, чтобы заставить разрушившего его жизнь человека заплатить за полученное им удовольствие. Рики должен переиграть Румпельштильцхена в его же собственной игре. А для этого необходимо сотворить нового человека, не оставив при этом ни единого свидетельства того, что доктор Фредерик Старкс все еще жив.

Каждый, кто живет в этой стране, думал Рики, состоит прежде всего из номеров. Номера социального страхования. Номеров банковских счетов и кредитных карточек. Номера водительских прав. Стало быть, с создания этих номеров и следует начать. А затем нужно найти работу.

И Рики отправился в расположенную на Джонс-стрит библиотеку.

Пройдясь вдоль стеллажей, Рики быстро обнаружил книгу, озаглавленную «Начнем осваивать домашний компьютер». После часового примерно чтения он подошел к одному из компьютеров и включил его. Тут же на стене висела инструкция по входу в Интернет. Он проделал указанные в ней шаги, и экран компьютера ожил. Пользуясь наставлениями учебника, Рики вошел в поисковую машину и набрал фразу «поддельное удостоверение личности».

К концу дня Рики уже знал, что изготовление таких удостоверений — процветающий бизнес. Существовали десятки компаний, которые готовы были снабдить его практически любыми фальшивыми документами, коими они торговали с оговоркой «Только для розыгрышей». Рики составил список компаний и документов. Что именно ему потребуется, он знал хорошо, загвоздка состояла лишь в том, как получить требуемое. Люди, которые обзаводятся поддельными документами, уже кого-то из себя представляли. Рики же был никем.

Наличность, которой он располагал, была бесполезна. Компаниям требовались номера кредитных карточек. У Рики таковых не имелось. Их интересовал адрес электронной почты. Не было и его. Компании запрашивали адрес, по которому следует доставить заказ. Адрес отсутствовал.

Рики встал из-за компьютера и вышел из библиотеки. Ярко сияло солнце, воздух все еще был насыщен летним теплом. Рики шел и шел, пока не добрался до жилых кварталов. Вскоре он увидел маленькое, написанное от руки объявление: «Сдается комната. Справки внутри».

Рики шагнул было вперед. Вот то, что мне нужно, сказал он себе. Но тут же остановился. У меня нет имени. И никаких поручителей.

Он постарался запомнить расположение дома и пошел дальше, думая: я должен стать хоть кем-то. Человеком, которого не удастся выследить. Проблема его отличалась от тех, с какими сталкиваются преступники, люди, скрывающиеся от выплаты алиментов, опасающиеся преследования бывшие члены религиозных сект, женщины, прячущиеся от жестоких мужей.

Рики должен стать живым и мертвым одновременно.

Он задумался над этим противоречием, потом улыбнулся, поняв, что ему следует делать.

Магазин Армии Спасения Рики отыскал довольно быстро. Он находился в безликом торговом центре поблизости от автобусной остановки. Тут все было дешево, однако Рики выбрал для себя самое дешевое: драное зимнее пальто, доходившее ему до лодыжек, вытертый свитер и брюки на два размера больше, чем следовало.

За кассой сидел пожилой доброволец в толстых очках и несуразно красной рубашке. Доброволец поднес пальто к носу, принюхался:

— Ты уверен, что тебе нужно именно это, приятель?

— Это самое, — ответил Рики.

— Несет от него какой-то мерзостью, — продолжал доброволец. — Тут найдутся вещи получше, ты бы поискал как следует.

Рики покачал головой:

— Как раз то, что нужно. Для театральной постановки, — соврал он и, заплатив, вышел из магазина.

На следующее утро Рики расплатился в мотеле и автобусом поехал в Бостон.

Закрывшись в кабинке уборной на автобусной станции, он стянул с себя приличную одежду и заменил ее купленной в магазине Армии Спасения. Снятое с себя Рики засунул в рюкзак, туда же отправилось и все остальное, что у него при себе было, в том числе и деньги. Рики оставил себе лишь пять двадцатидолларовых бумажек, которые засунул в одну из прорех пальто. Выйдя из кабинки, он осмотрел себя в висевшем над раковиной зеркале. Хорошо, что я уже пару дней не брился, подумал он.

Засунув рюкзак в ячейку камеры хранения, Рики опустил в щель на дверце два четвертака и повернул ключ. Сунув ключ в карман, он быстро пошел прочь от автобусной станции, остановившись только один раз, когда решил, что никто в его сторону не смотрит, чтобы соскрести с тротуара немного грязи и втереть ее себе в лицо и волосы. Вот теперь я выгляжу именно тем, кто я есть, подумал Рики. Бездомным бродягой.

Первую ночь Рики провел под кирпичными сводами моста. Он завернулся в пальто, привалился к стене, постарался забыться хотя бы на несколько часов и проснулся сразу после рассвета с болью в затекшей шее. Он встал и осторожно потянулся, пытаясь припомнить, когда в последний раз ночевал под открытым небом — похоже, еще в детстве.

Целый день Рики переходил из одного приюта в другой в поисках того, кто был ему нужен. Только сильно за полдень Рики приметил человека, которого искал.

Человек этот рылся в мусорном ящике на краю парка близ реки. Он был примерно одного с Рики телосложения, с жидкими, грязными каштановыми волосами. На голове у него сидела перепачканная вязаная шапчонка, а на плечах — шерстяное пальто, доходившее до самых ботинок, черного и коричневого. Он что-то бормотал себе под нос, сосредоточенно перебирая содержимое мусорного ящика, и время от времени заходился кашлем. Рики прошел достаточно близко, чтобы разглядеть болячки у него на лице. Мужчина тем временем извлек из ящика пустую банку из-под содовой и бросил ее в старую тележку для покупок.

Вторая такая же банка чем-то ему не понравилась, и мужчина ударом ноги отправил ее в ближайшие кусты.

Биполярное расстройство психики, подумал Рики. Плюс шизофрения. Слышит голоса, склонен к внезапным взрывам маниакальной энергии. Болячки могут быть следствием саркомы Капоши. Возможен и СПИД. А судя по кашлю, еще и туберкулез в придачу или рак легких.

Спустя несколько минут мужчина решил, что ничего представляющего ценность в мусорном ящике не осталось, и побрел прочь, волоча за собой тележку. Рики последовал за ним.

Через какое-то время на одной из невзрачных улочек мужчина направился к полинялому желтому зданию, на фасаде которого висела вывеска: «Содовая и спиртные напитки со скидкой». Снизу было подписано: «Прием посуды». Изогнутая стрелка указывала на зады здания. Мужчина, таща за собой наполненную банками тележку, бодро двинулся за угол.

На задах обнаружилась невысокая дверца. Мужчина нажал кнопку звонка. Вскоре на звонок вышел мальчишка. Вся торговая операция заняла пару минут. Мужчина отдал мальчишке банки, тот пересчитал их, вытащил из кармана пачку банкнот и отслюнил несколько бумажек. Мужчина взял деньги, сунул руку в карман пальто и вытащил старый, пухлый кожаный бумажник. Две банкноты он уложил в этот бумажник, а одну вернул мальчишке. Тот исчез за дверью и почти сразу вернулся с бутылкой, которую и отдал мужчине.

Рики сел на мостовую и опустил голову. Когда мужчина прошел мимо, он выждал несколько секунд, поднялся и пошел за ним.

На Манхэттене Рики был мышкой, с которой играли кошки Румпельштильцхена. Теперь он сам оказался в роли кошки. Он немного приотстал, затем прибавил шаг, стараясь ни на секунду не упускать мужчину из виду.

Они миновали с десяток кварталов, проходя то по оживленным, то по пустынным улицам. С каждым шагом окрестности становились все более убогими. Внезапно мужчина остановился, развернулся и пошел навстречу Рики. Тот прижался к стене ближайшего дома и замер. Краем глаза он заметил, что мужчина свернул в проулок между двумя кирпичными домами. Рики поспешил туда же.

Он едва-едва разглядел на дальнем конце проулка сваленные в беспорядке картонные коробки и зеленый стальной бак для отходов. Потом раздались неясные звуки, голос, напевающий негромко и фальшиво.

Рики осторожно двинулся в направлении голоса. Он приблизился к мужчине почти вплотную, когда пение прервалось.

— Кто тут?

— Всего лишь я, — ответил Рики.

— Это мой проулок, — прозвучало в ответ. — Вали отсюда.

— Теперь и мой тоже, — сказал Рики.

Он глубоко вздохнул, стараясь привести себя в состояние, в котором, Рики знал это, он только и сможет общаться с мужчиной на понятном тому языке. Рики произнес:

— Он сказал мне, что нам следует побеседовать. Прямо так и сказал: «Найди человека в проулке и спроси, как его зовут».

Мужчина помолчал, потом спросил:

— Кто сказал?

— А ты как думаешь? — ответил Рики. — Мне не разрешено называть его имя вслух там, где меня кто-нибудь может подслушать. Чш-ш-ш! Но он говорит, ты поймешь, зачем я пришел, если ты тот, кто нам нужен. Ты тот?

— Я не знаю, — прозвучало в ответ. — У меня мысли разбредаются. И голова болит.

На миг Рики охватило искушение просто протянуть руку и взять то, что ему было нужно.

— Скажи мне, кто ты! — хрипло прошептал Рики.

Мужчина всхлипнул:

— Я ничего не сделал. Что тебе нужно?

— Твое имя. Мне нужно твое имя.

— Я не хочу его называть, — ответил мужчина. — Мне страшно. Ты хочешь меня убить?

— Я не трону тебя, если ты объяснишь, кто ты такой.

Мужчина помолчал, а затем нерешительно произнес:

— У меня есть бумажник.

— Давай его сюда!

Мужчина полез в карман пальто. В темноте Рики едва различил то, что ему протягивают. Он схватил бумажник и сунул его в карман.

Тут мужчина заплакал. Рики сказал голосом более мягким:

— Больше можешь не волноваться. Я оставляю тебя одного.

— Пожалуйста, — выдавил мужчина, — просто уйди, и все.

Рики вытащил из-за подкладки пальто бумажку в двадцать долларов и вложил ее в руку мужчине.

— Вот, — сказал он.

Потом повернулся и осторожно пошел к выходу из проулка, пытаясь понять, украл ли он то, что ему требовалось, или все же купил. Поступок его был необходимым и вполне укладывался в правила игры.

В бумажник Рики заглянул, лишь когда добрался до автобусной станции и взял из камеры хранения свои вещи. Он кое-как почистился в мужской уборной, отчасти смыв грязь с рук и лица. С сальным налетом, покрывавшим его волосы, и с общим кислым запахом, который исходил от тела Рики, мог справиться только хороший душ. Запихав грязную бродяжью одежду в мусорную корзину, Рики переоделся в приемлемого вида брюки и спортивную рубашку, которые лежали у него в рюкзаке.

Выйдя из уборной, он купил билет на автобус до Дарема. Потом забился в угол зала ожидания и открыл бумажник.

Первое, что он увидел, заставило Рики улыбнуться: помятая и потертая, но при этом вполне целая карточка социального страхования. На карточке было отпечатано имя: Ричард С. Лайвли. Фамилия Рики понравилась. Лайвли — «живой», именно таким он себя сейчас и чувствовал, впервые за несколько недель. А к имени ему и привыкать не придется — уменьшительные от Ричарда и Фредерика звучат одинаково. Вторично рожден на автобусной станции, подумал он.

Кроме карточки в бумажнике обнаружились просроченные водительские права штата Иллинойс с несколько расплывчатой фотографией Ричарда Лайвли и нагрудное больничное удостоверение личности с красной звездочкой в одном из углов. СПИД, подумал Рики. ВИЧ-реакция положительная. Значит, он был прав насчет болячек на лице мужчины. Имелись в бумажнике и две пожелтевшие вырезки из газет — Рики осторожно развернул их. Первая содержала некролог женщины, скончавшейся в возрасте семидесяти трех лет; вторая — статью о временном увольнении рабочих автомобильного завода. Женщина, догадался Рики, была матерью Ричарда Лайвли, а в статье шла речь о заводе, где он работал до того, как попал в мир бездомных бродяг. Рики быстро перечитал обе вырезки, стараясь запомнить подробности, потом запихал их обратно в бумажник и бросил его в ближайшую мусорную корзину.

Теперь я знаю достаточно, подумал он.

Громкоговорители объявили о приходе автобуса. Рики поднялся, забросил рюкзак на плечо. Поглубже запрятав в себя доктора Старкса, он сделал первый свой шаг в качестве Ричарда Лайвли.

Жизнь Рики начала принимать четкие очертания.

Уже через неделю он снял комнату в доме неподалеку от библиотеки и нашел сразу две работы — обе занимали неполный рабочий день. На первой Рики отсиживал пять вечерних часов за кассой в ночном магазине «Дэйри-март»; на второй — в течение пяти утренних раскладывал товары на полки бакалейного магазина «Зайди и купи».

Воспользовавшись номером социального страхования Ричарда Лайвли, он открыл счет в банке, поместив на него остаток наличных. После этого вылазки в мир бюрократии стали относительно простыми. Он заменил карточку социального страхования, заполнив анкету, под которой теперь стояла его настоящая подпись. Служащий отдела транспортных средств даже не взглянул на фотографию в правах из Иллинойса, когда Рики сдал их, чтобы получить новые, нью-гэмпширские — опять-таки с настоящей его фотографией и подписью, с указанием цвета его глаз, роста и веса. Он записался в клуб проката видеокассет и в Ассоциацию молодых христиан. Рики готов был записаться куда угодно, лишь бы получить очередную карточку на свое новое имя.

Самый важный шаг он сделал в середине октября, когда обнаружил в газете объявление о вакантном месте уборщика в Университете штата Нью-Гэмпшир — тоже с неполным рабочим днем. Рики ушел из ночного магазина и начал по четыре часа в день подметать полы и протирать столы в университетских лабораториях. Работу свою он выполнял с таким рвением, что произвел хорошее впечатление на начальство. Но существеннее было другое — Рики получил удостоверение сотрудника университета, а с ним и доступ к его компьютерной сети.

Он выбрал себе электронное имя: «Одиссей». Оно позволило обзавестись адресом электронной почты и получить доступ ко всему, что способен предложить Интернет. Рики открыл несколько электронных счетов, использовав адрес электронной почты вместо домашнего. Постепенно он все больше осваивался с компьютером и Интернетом.

Вскоре он понял, насколько легко было Румпельштильцхену получить список всех его родственников. У самого Рики ушло всего два часа на то, чтобы получить имена пятидесяти одного члена семейства, к которому принадлежал доктор Фредерик Старкс.

Когда на экране появилось его собственное имя — рядом с именем стояла пометка «скончался», — Рики замер от изумления, хотя удивляться было особенно нечему.

Теперь ему предстояло попытаться создать совершенно нового человека. Человека, которого никогда не существовало на свете, но который тем не менее обладал приемлемой кредитной историей и легко документируемым прошлым. Кое-что, к примеру получение фальшивого удостоверения личности, выписанного на выдуманное имя, оказалось делом совсем простым. Рики в очередной раз подивился существованию в Интернете компаний, предоставляющих фальшивые «увеселительные» удостоверения. Он начал с того, что заказал водительские права и документы об образовании. И получил диплом Университета штата Айова, выпуск 1970 года, и свидетельство о рождении, выданное мифической больницей. Затем он состряпал себе фальшивый номер социального страхования. Обзаведясь всем этим, Рики открыл еще один маленький счет — уже на второе имя. Чтобы придумать его, Рики потребовалось некоторое время, в итоге получилось следующее: Фредерик Лазарь.

Идея, которой руководствовался Рики, была проста: Ричард Лайвли будет живым человеком, ведущим спокойное, размеренное существование. А Фредерик Лазарь станет фикцией, состоящей из одних лишь фальшивых номеров. Этот человек может решиться на что угодно. Он способен даже на преступление.

Глава 9

Неделя шла за неделей, месяц за месяцем, наступила зима. Жизнь в качестве Ричарда Лайвли шла своим чередом, а Рики тем временем снабжал все новыми человеческими чертами свою вторую личность — личность Фредерика Лазаря.

Ричард Лайвли посещал, если у него выдавался свободный вечер, университетские бейсбольные матчи или сидел с ребенком своей квартирной хозяйки, проникавшейся к нему все большим доверием. Каждую неделю он с двух часов ночи до десяти утра бесплатно работал на телефоне спасения для потенциальных самоубийц, относясь к этой работе как хоть и малому, но все-таки искуплению своей давнишней вины перед Клэр Тайсон.

А вот Фредерик Лазарь был совсем другим. Фредерик Лазарь состоял в клубе здоровья, где он пробегал километр за километром на беговой дорожке, после чего еще и тяжести поднимал. Талия его сузилась. Плечи расширились. Он трудился в полном одиночестве и молчании. Свои светлые волосы он гладко зачесывал назад, что придавало ему несколько агрессивный вид.

Под конец января, субботним вечером, он не без приятности провел целый час, обсуждая достоинства разных видов оружия с продавцом охотничьего магазина. В подвале магазина имелся тир, в котором продавец охотно показал Рики, за всю свою жизнь не державшему в руках оружия, как надо прицеливаться, как стоять, держа пистолет двумя руками и видя перед собой только мишень, ничего больше. Рики расстрелял несколько десятков патронов, начав с маленького автоматического пистолета 22-го калибра, перейдя от него к «Магнуму-357», затем к излюбленному стражами порядка 9-миллиметровому, а там и к 45-му калибру, который основательно растряс ему грудь и плечо.

Остановился он на полуавтоматическом «Ругере-380» с обоймой на пятнадцать патронов — как раз такой он видел в кейсе Мерлина, когда они ехали поездом на Манхэттен.

Рики заполнил бланк разрешения, воспользовавшись поддельным номером социального страхования, который и сочинил для подобных ситуаций.

— Займет пару дней, — сказал продавец. — Хотя у нас эти вещи делаются гораздо проще, чем в Массачусетсе. Как будете платить?

— Наличными, — ответил Рики. — Все эти карточки только осложняют жизнь.

— Зато «Ругер-380» ее упрощает.

Рики кивнул:

— В том-то вся и штука, верно?

Спустя девять месяцев после своей смерти как-то весенней ночью Рики провел три часа за телефонным разговором с измученной, впавшей в глубокую депрессию молодой женщиной, которая в отчаянии позвонила по телефону доверия — на столе перед ней стоял флакон со снотворными таблетками. Рики говорил с ней о том, во что обратилась ее жизнь, и о том, во что та могла бы обратиться. Он вплетал надежду в каждую новую нить разговора, и, когда наконец забрезжила заря, женщина отодвинула снотворное в сторону и позвонила в клинику, чтобы записаться на прием к психиатру.

В то утро Рики решил, что пора приступать к давно задуманному расследованию.

Под вечер, когда закончилась его рабочая смена в университете, он, воспользовавшись электронным пропуском, проник в исследовательский кабинет факультета информатики. Это была квадратная комната, разбитая на отсеки, в каждом из которых стоял компьютер, подсоединенный к университетской сети. Рики включил один из них. На столе слева от него лежала папка, содержавшая те немногие сведения, которые он в прежней своей жизни собрал о женщине, когда-то оставленной им без внимания.

Знал он о ней следующее: двадцать лет назад эта женщина умерла в Нью-Йорке, а трое ее детей были переданы властям штата, чтобы те нашли для них приемных родителей. Генеалогическая программа, которая так быстро выдала Рики список его родственников, на запрос о Клэр Тайсон не сообщила ничего.

Тогда Рики вошел в электронный телефонный справочник северной части штата Флорида. В свидетельстве о смерти Клэр имелся адрес ближайших родственников, проживавших в городе Пенсакола. Однако, перепроверив его по справочнику, Рики обнаружил, что теперь по этому адресу живет совсем другой человек.

Тем не менее Рики решил начать с Пенсаколы.

Он заказал билет на самолет и договорился, что на несколько дней его подменит другой уборщик. Затем зашел в магазин подержанной одежды и купил дешевый летний костюм — черного цвета. Примерно такие же, подумал он, носят гробовщики. За день до отлета, уже поздним вечером, Рики заглянул на театральный факультет университета. Один из его ключей подошел к двери помещения, в котором хранились сценические костюмы и реквизит. Рики не потребовалось много времени, чтобы отыскать то, что ему было нужно.

На побережье Мексиканского залива стояла жара. Воздух, который Рики вдохнул, выйдя из кондиционированной прохлады аэровокзала на стоянку прокатных автомобилей, показался ему маслянистым, тягостно горячим — ни с чем подобным он не сталкивался ни в самые жаркие дни на Кейп-Коде, ни даже в Нью-Йорке, когда на этот город обрушивался августовский зной.

План его был прост: поселиться в дешевом мотеле, а затем отправиться по адресу, указанному в свидетельстве о смерти Клэр Тайсон. Придется обойти несколько домов, поспрашивать, не знает ли кто о нынешнем местопребывании ее родных.

«Мотель-6» Рики отыскал на широком бульваре, застроенном преимущественно дешевыми забегаловками и магазинчиками уцененных товаров. Где-то неподалеку лежал океан, запах его ощущался в воздухе, однако вид на Атлантику надежно заслоняли бесконечные крикливые вывески.

Зарегистрировавшись в мотеле под именем Фредерика Лазаря, Рики оставил там сумку и направился к круглосуточному магазинчику купить подробную карту Пенсаколы и окрестностей.

Типовые дома вокруг военно-морской базы были все на одно лицо: ряды построек из шлакобетона, между ними — крохотные вкрапления газонов. Впрочем, вкрапления эти были опрятно выкошены и подрезаны, а дома свежевыкрашены. Но чем дальше отъезжал Рики от океана, тем более потрепанный вид приобретали дома.

Он отыскал улицу, на которой жили родители Клэр Тайсон, и стоявший в середине квартала дом номер тринадцать. Подрулив к тротуару, он остановился прямо перед этим домом — маленьким, одноэтажным. Из двух его окон торчали коробки кондиционеров. Крыльцом служила бетонная плита. Черная, заржавевшая подставка для гриля стояла прислоненная к одной из боковых стен. По пути к двери дома Рики облаял здоровенный рыжий пес, прикованный цепью к железной изгороди.

Рики нажал кнопку на двери и услышал, как в доме задребезжал звонок. Тут же заплакал младенец, впрочем мгновенно утихший, когда изнутри дома донеслось:

— Иду, иду…

Дверь отворилась, и перед Рики предстала молодая чернокожая женщина с младенцем на руках. Второй двери, сетчатой, она не открыла.

— Что вам нужно? — сердито спросила она. — За телевизором, что ли, пришли? Или за стиральной машиной? Или за сосками? Чего на этот раз заберете?

— Я ничего забирать не намерен, — ответил Рики.

— Так вы не из электрической компании?

— Нет. У меня к вам пара вопросов, — ответил Рики. — И возможно, кое-какие деньги — если у вас найдутся ответы.

Женщина продолжала взирать на Рики с подозрением, однако теперь к нему примешивалось и любопытство.

— И что за вопросы?

— Вопросы о людях, которые жили здесь раньше. Довольно давно. О семье по фамилии Тайсон.

— Этого мужика выселили отсюда аккурат перед тем, как въехали мы.

Рики вынул из кармана бумажник и извлек из него двадцать долларов. Женщина отперла наконец сетчатую дверь.

— Вы коп? — спросила она. — Или что-то вроде детектива?

— Я не из полиции, — сказал Рики, — хотя, возможно, и что-то вроде детектива.

Протиснувшись сквозь махонькую прихожую, Рики прошел за женщиной в гостиную. Окна были открыты, и все равно жарища стояла такая, что узкая комната производила впечатление тюремной камеры. В гостиной имелись: кресло, диван, телевизор и красный с синим детский манеж, в который и был водворен ребенок. Стены были пусты — если не считать одинокой свадебной фотографии, на которой застыли в неловких позах все та же женщина и молодой негр во флотской форме. Рики, взглянув на фотографию, спросил:

— Это ваш муж? Где он теперь?

— В море, — ответила женщина. — Где-то в Аравийском заливе. Ему еще два месяца служить, потом вернется домой.

— Как вас зовут?

— Шарлин, — ответила женщина. — Ну, так что у вас за вопросы, на которых я могу заработать?

Рики уселся в единственное кресло, Шарлин опустилась на диван.

— Расскажите, что вам известно о семействе Тайсон, — сказал Рики. — Они жили здесь до вас?

— Точно, — сказала она. — Но я знаю только о старикане. Он жил один. А зачем вам понадобился этот старик?

— Не исключено, что он сможет получить по завещанию небольшую сумму, — соврал Рики. — Семья наняла меня отыскать его.

— Не думаю, что там, где он сейчас, ему нужны деньги.

— А где он?

— На Мидвэй, в госпитале ветеранов. Если еще дышит.

— А его жена?

— Умерла. Чуть больше двух лет назад.

— Вы его когда-нибудь видели?

Шарлин покачала головой:

— Я о нем знаю только по рассказам соседей.

— И что рассказывают соседи?

— Ну, я слышала, у них была дочь, но она давным-давно умерла. Они жили на пособие. Старуха заболела, что-то с сердцем. Медицинской страховки не было, только «Медикэр». На них вдруг посыпались счета, совсем как на меня. Старуха возьми да и помри — а это снова деньги. А в один прекрасный день он вдруг узнает, что его закладной на дом владеет вовсе не банк, как он всегда думал. Кто-то ее выкупил. Старик пропустил срок платежа, может, и не один. Тогда явились помощники шерифа с уведомлением о выселении. Выставили беднягу на улицу. А следующее, что я о нем слышала, так это что он лежит в интернате для престарелых.

Рики немного поразмыслил над ее рассказом, потом спросил:

— Значит, вы сюда въехали уже после его выселения?

— Точно. — Шарлин вздохнула и покачала головой. — Про старика мне рассказывали соседи напротив. Они теперь переехали. Может, из тех, кто его знал, здесь никого уж и не осталось. Вообще-то не похоже, что у него было слишком много друзей.

— Есть у вас имя или, может быть, адрес человека, который получает с вас арендную плату?

Шарлин немного удивилась, но кивнула утвердительно:

— Конечно. Я подписываю чек на имя адвоката из делового квартала, а тот переправляет его кому-то в банк. Это когда я получаю деньги. Домовладелец — малый ушлый. Как только появляются деньги, кто-то из его юристов звонит мне и напоминает, что пора заплатить. — Шарлин подняла с пола цветной карандаш и написала имя с адресом на обороте старого конверта. — Надеюсь, это вам как-то поможет.

Рики извлек из бумажника две двадцатки и вручил их Шарлин. Та благодарно закивала. Рики поколебался, потом вытащил третью двадцатку.

— Это для малыша, — сказал он.

— Вы очень милы, мистер.

Рики вышел на улицу. Зной все усиливался. Рики взглянул на свой стоящий у бордюра прокатный автомобиль и попытался представить себе старика, сидящего на тротуаре в окружении своих скромных пожитков. Ни одного друга. Рики знал, кто выселил бедолагу. Однако ему оставалось только гадать, сознавал ли старик, в отчаянии сидевший на жаре, что на улице он оказался благодаря ребенку его, старика, ребенка, от которого он много лет назад отвернулся.

Меньше чем в семи кварталах от дома, из которого когда-то бежала Клэр Тайсон, стояло просторное здание школы. Рики заехал на школьную парковку. Охранник объяснил ему, как пройти к кабинетам администрации.

За дверью, на которой так и значилось: «АДМИНИСТРАЦИЯ», сидела секретарша, которая, выслушав объяснения Рики, повела его к кабинету директора. Рики подождал снаружи, пока секретарша не пригласила его войти. В кабинете Рики увидел сидевшую за компьютером средних лет женщину. Та бросила на него поверх очков взгляд, отдававший чем-то едва ли не антикварным, — взгляд сельской учительницы прежних времен. Женщина указала на кресло, а сама обошла заваленный бумагами письменный стол и уселась за него.

— Я могу быть вам чем-то полезна? — с живой интонацией осведомилась директриса.

Рики кивнул.

— Мне нужна информация, — сказал он. — Сведения о девушке, которая училась здесь в шестидесятых. Ее звали Клэр Тайсон…

— Школьные архивы конфиденциальны, — перебила его директриса. — Но девушку эту я помню.

— Вы тогда уже работали здесь?

— Я здесь всю жизнь проработала, — ответила женщина. — Если хотите, я могу показать вам школьный ежегодник шестьдесят седьмого года. Другой помощи вам, боюсь, от меня не добиться.

— И на том спасибо, — сказал Рики и, вынув из кармана поддельное письмо из несуществующего ракового центра, протянул его директрисе. — Я ищу кого-нибудь, кто мог знать родственников этой больной.

Женщина быстро прочитала письмо. Выражение ее лица смягчилось.

— О, — извиняющимся тоном сказала она. — Мне очень жаль. Я вас не поняла.

— Да ничего, — сказал Рики. — Когда у вашей племянницы рак и ей нужен донор костного мозга, никакая попытка лишней не будет.

— Конечно, — согласилась женщина. — Но я не думаю, что в этих местах остались хоть какие-то родичи Клэр.

— Меня удивило, что вы ее помните, — сказал Рики.

— Она умела произвести впечатление. А я в то время руководила ее классом. — Женщина встала, отошла к книжному шкафу у дальней стены кабинета, возвратилась со школьным ежегодником 1967 года и передала его Рики.

Рики пролистывал одну страницу за другой, пока не добрался до Клэр Тайсон. Ему трудно было совместить женщину, с которой он познакомился десять лет спустя, со свежим, чисто умытым лицом этой почти уже взрослой девушки. Он прочитал текст рядом с ее фотографией. Перечень школьных клубов, в которых она состояла, — французский, научный, театральное общество. Перечислялись также ее награды за учебу, и среди них — представление к Национальной стипендии. Приводилась также цитата, свидетельствовавшая о хорошем чувстве юмора, но Рики показавшаяся отчасти зловещей: «Поступайте с людьми так, как они еще не успели поступить с вами». И прогноз: «Хочет жить на больших скоростях. И через десять лет будет либо на Бродвее, либо под ним».

Директриса заглянула Рики через плечо.

— У нее не было ни единого шанса, — сказала она.

— Простите?

— Единственная дочь э-э… довольно неприятной супружеской четы. Живущей на грани нищеты. Отец был тираном.

— Вы хотите сказать…

— По Клэр было видно, что с ней жестоко обходятся. Мы часто разговаривали, когда у нее случались приступы неуправляемой депрессии. Слезы. Истерики. А после спокойствие, холодность, отстраненность, как будто она, хоть и сидела в одной со мной комнате, находилась где-то далеко. Будь у меня хоть малейшие доказательства, я бы обратилась в полицию.

— Разумеется.

— Я знала, что она сбежит при первой же возможности. Ее молодой человек…

— Возлюбленный?

— Да. Я совершенно уверена, что Клэр, заканчивая школу, была беременна, и уже не на первом месяце.

— Как его звали? Вдруг ребенок все еще… Это было бы очень важно, вы же понимаете.

— Ребенок у нее был. Но что с ним случилось, я не знаю. Они не пустили здесь корней, это могу сказать наверняка. Молодой человек собирался служить на флоте, хотя, попал ли он туда, сказать не могу. Клэр поступила в местный колледж. Не думаю, что они поженились.

— А молодой человек?

— Дэниэл Коллинз. Приятной внешности. Ловелас. Футбол, бейсбол, но настоящей звездой так ни в чем и не стал. Довольно умный, однако в учебе себя никак не проявлял. Из тех юнцов, которые всегда знают, где сегодня вечеринка.

— Вы его не особенно любили?

— А что там было любить? Он был хищником. Умел целиком подчинять себе девушек.

— У вас нет адреса его здешних родных?

Директриса встала, подошла к компьютеру и набрала имя. Потом взяла карандаш, написала на отрывном листке несколько цифр и отдала листок Рики.

— Так вы думаете, что он ее бросил? — спросил Рики.

— Наверняка. Попользовался и бросил. Вот это он умел делать превосходно: использовать людей, а потом отбрасывать их за ненадобностью. Год это заняло или десять, я не знаю. При моей работе приобретаешь способность довольно точно предсказывать, что в будущем случится с детьми.

Прежде чем направиться в госпиталь ветеранов, Рики заехал в мотель и переоделся в черный костюм. Он также прихватил с собой нечто, позаимствованное в гардеробной театрального факультета, и пристроил эту штуку себе на шею.

Госпиталь представлял собой двухэтажное кирпичное здание, выкрашенное в белую краску. Казалось, будто оно плюхнулось откуда-то сверху на свободное место, оставленное шестью обступившими его церквами: пятидесятников, баптистов, католиков, унитариев, конгрегационалистов и методистов, — на лужайке перед каждой красовалась доска с вырезанным обнадеживающим изречением. Перед самим же госпиталем торчали бок о бок два флагштока — один со звездно-полосатым флагом, другой с флагом штата Флорида. Оба вяло обвисали в жарком воздухе поздней весны. У входа в госпиталь стояли пустые зеленые автобусы, несколько стариков в креслах-каталках жарились под полуденным солнцем. Рики вошел внутрь, отыскал взглядом регистраторшу и направился к ней.

— С добрым утром, святой отец, — весело сказала она. — Чем могу вам помочь?

— С добрым утром, — ответил Рики, поправляя заимствованный в университетской костюмерной священнический воротничок, и с улыбкой добавил: — Жарковатый нынче денек для тех, кто носит одеяние слуг Божьих.

Регистраторша рассмеялась.

— Я пришел навестить вашего пациента. Его фамилия Тайсон.

— Он ваш родственник, святой отец?

— Нет, но его дочь просила меня повидаться с ним.

Ответ оказался, по-видимому, вполне удовлетворительным. Девушка просмотрела в компьютере. Когда на экране появилось нужное имя, она сказала:

— Боюсь, мистер Тайсон в отделении для безнадежных.

— Что ж, быть может, я принесу ему некоторое утешение в его последние дни.

Регистраторша кивнула и указала на план госпиталя.

— Вам вон туда, — сказала она.

Черный костюм Рики и воротничок священника сработали безупречно. Никто не спрашивал у него удостоверений, никому, похоже, и в голову не приходило, что ему здесь не место. Когда он вошел в отделение для безнадежных, дежурная сестра, взглянув на него, сказала:

— А, святой отец, мне уже звонили, сообщили, что вы идете. Мистер Тайсон в трехсотой палате.

— Благодарю вас. Вы не могли бы сказать мне, чем он болен?

Сестра вручила Рики медицинскую карту. Рак легких.

Кэлвин Тайсон был истощен. На шее у него висела кислородная маска, которую он время от времени подносил к лицу. Костлявые голые ноги торчали из койки, точно сучья, отломанные бурей от дерева. Мужчина, лежавший на соседней койке, мало чем от него отличался, оба сипели, словно исполняя предсмертный дуэт. Когда Рики вошел в палату, Тайсон обернулся к нему, чуть приподняв голову.

— Оставьте меня в покое, — сказал он. — Не нужна мне ваша религия.

— Да я и не собираюсь к вам с ней приставать, — ответил Рики.

Он помолчал, обернулся, проверяя, плотно ли прикрыта дверь палаты. Потом подошел к изножью кровати, на которой лежал сосед Тайсона, оглядел его и указал на висящие рядом с койкой наушники:

— Вы не могли бы надеть их, чтобы я переговорил с вашим соседом приватным образом?

Больной пожал плечами и нацепил наушники.

— Хорошо, — сказал Рики, подошел к Тайсону поближе и склонился над ним: — Знаете, кто меня прислал?

— Понятия не имею, — прокаркал Тайсон. — На свете не осталось ни одного человека, которому было бы до меня дело.

— Вот тут вы ошибаетесь, — сказал Рики. — Ваша дочь…

— Моя дочь умерла. Никчемная дрянь. Всегда такая была.

— Вам не кажется, что, возможно, в этом есть и ваша вина?

Кэлвин Тайсон покачал головой:

— Вы ничего не знаете. Никто ничего не знает. Это уже история. Древняя история.

Рики вгляделся в глаза умирающего. В них проступило ожесточение.

— Ваша дочь, Клэр, оставила троих детей…

— Шлюха она была, сбежала с тем мальчишкой. А потом в Нью-Йорк подалась. Вот это ее и убило. А я тут ни при чем.

— Когда она умерла, — продолжал Рики, — власти связались с вами. Вы были ее ближайшим живым родственником. Кто-то позвонил вам из Нью-Йорка — узнать, не возьмете ли вы детей к себе.

— А на что мне сдались эти ублюдки?

Рики не отрывал от Кэлвина Тайсона взгляда.

— Вы подписали документы, позволяющие отдать их на усыновление, верно?

— Да. А вам-то какое до этого дело?

— Мне нужно найти их.

— Зачем?

Рики огляделся вокруг, обвел рукой больничную палату:

— Вам известно, кто лишил вас дома и выбросил на улицу, чтобы вы умирали здесь в одиночестве?

Тайсон покачал головой:

— Кто-то перекупил у ипотечной компании мою закладную. Я и поделать ничего не успел. Вдруг — бах! И я на улице.

Глаза старика внезапно наполнились слезами.

Трогательно, подумал Рики, но тут же подавил в себе зарождающуюся жалость. Кэлвин Тайсон получил гораздо меньше, чем заслуживал.

— Я оказался на улице. Заболел. Меня избили. Теперь вот помираю.

— Вас до этого довел ребенок вашей дочери.

Глаза Кэлвина Тайсона расширились.

— Он выкупил закладную. Он выселил вас из дома за то, что вы отвернулись от него и его матери. Скорее всего, он же и устроил ваше избиение.

Старик всхлипнул:

— Все плохое, что со мной случилось…

Рики докончил за него:

— Исходит от одного человека. Его я и пытаюсь найти. И потому спрашиваю вас снова: вы подписали документы, позволяющие отдать детей на усыновление, так?

Тайсон кивнул.

— И кроме того, получили какие-то деньги?

Старик снова кивнул:

— Пару тысяч.

— Как звали людей, которые их усыновили?

— У меня есть документ.

— Где он?

— В ящике, в шкафу, — Тайсон указал на ободранный металлический шкафчик.

Рики открыл дверцу шкафчика, внутри висела на крючках изношенная одежда. На полу стоял дешевый переносной сейф со сломанным замком. Рики открыл сейф и, покопавшись в старых документах, отыскал несколько свернутых в трубочку листков, скрепленных круглой резинкой. Увидев печать штата Нью-Йорк, он сунул документы в карман.

— Вам они не нужны, — сказал он старику.

— И что вы будете делать? — спросил Тайсон.

— Отыщу этих детей.

— Зачем они вам?

— Затем, что один из них убил и меня тоже, — ответил, направляясь к двери, Рики.

Уже под вечер Рики постучался в дверь опрятного домика на две спальни, стоявшего на тихой, усаженной пальмами улочке. Он так и не снял священнического облачения, которое придавало ему больше уверенности в себе. Внутри дома раздались шаркающие шаги, потом дверь чуть приотворилась, и в образовавшуюся щель выглянула пожилая женщина.

— Да? — спросила она.

— Здравствуйте, — жизнерадостно произнес Рики. — Думаю, вы могли бы мне помочь. Я пытаюсь выяснить местонахождение Дэниэла Коллинза.

Женщина ахнула и прикрыла ладонью рот.

— Для нас он погиб, — сказала женщина.

— Простите, — удивился Рики, — я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Святой отец, зачем вы разыскиваете моего сына?

Рики вытащил из кармана поддельное письмо из ракового центра, понимая, что женщина не станет читать его настолько внимательно, чтобы у нее возникли какие-то вопросы.

— Понимаете, миссис… Коллинз, правильно? Одни мои прихожане пытаются найти кого-то, кто мог бы стать донором для пересадки костного мозга их младшей дочери, которая состоит с вами в отдаленном родстве. Я мог бы попросить сделать анализ крови и вас, однако подозреваю, что в вашем возрасте сдавать костный мозг уже поздно. Вам ведь больше шестидесяти, правильно? — О костном мозге Рики ничего толком не знал и потому не имел понятия, в каком возрасте он утрачивает свои ценные качества. — Не могли бы мы с вами присесть?

Женщина неохотно кивнула и открыла перед ним дверь. Рики вошел в дом, показавшийся ему таким же хрупким, как и жившая здесь старуха. Дом заполняли всякого рода фарфоровые фигурки и безделушки. Диван, на который присел Рики, скрипнул.

— Ваш сын — с ним как-то можно связаться? Понимаете, возможно, он подходит…

— Он умер, — холодно сообщила женщина. — Умер для всех. А теперь умер и для меня. Мертв и бесполезен, ничего я от него не получала, кроме страдания, святой отец. Извините.

— Но как же он…

— Пока еще нет. Но достаточно скоро.

Женщина нагнулась и взяла с полки под журнальным столиком альбом для вырезок. Открыв альбом, она пролистала несколько страниц и протянула его Рики.

На открытой странице была наклеена статья из «Трибьюн», издаваемой в Тампе. Заголовок гласил: «В связи с убийством в баре арестован мужчина». На соседней странице — еще один заголовок: «Штат требует смертного приговора по делу о кровавой стычке в баре». Рики просмотрел газетные вырезки. Дэниэл Коллинз был в бессознательном состоянии схвачен на месте преступления, рядом с его рукой валялся окровавленный нож, жертва лежала в нескольких шагах от него. Убитый был выпотрошен с особой жестокостью.

Когда Рики поднял взгляд от альбома, женщина покачивала головой:

— Мой прелестный мальчик. Сначала его отняла та сучка, а теперь он ожидает конца в камере смертников.

— Дата уже названа? — спросил Рики.

— Нет. Его адвокат говорит, что направит апелляцию. Я в этом плохо разбираюсь. Я знаю только одно — мальчик твердит, что не делал этого.

— Он заявил, что невиновен?

— Ну да. Уверяет, что вообще никакой драки не помнит. Говорит, что, когда полицейские стали тыкать в него дубинками, он очнулся весь в крови, а рядом нож. Но я думаю, провалы в памяти не помогут ему оправдаться.

Она поднялась, и Рики с нею.

— У меня от разговоров об этом сердце стынет, святой отец. И нет мне никакого утешения.

— Я полагаю, дочь моя, вам следует открыть сердце всему доброму, что вы помните.

— Все доброе кончилось на той девчонке, святой отец. Когда она забеременела в первый раз, вот тогда моему мальчику и следовало бежать от нее без оглядки.

Голос женщины не оставлял никакой надежды на компромисс. Голос был холоден, монотонен. Она пребывала в полной уверенности, что ее дорогой мальчик не несет решительно никакой ответственности за выпавшие на его долю беды.

— Вы не знаете, что стало с тремя детьми? Вашими внуками? — спросил Рики.

Женщина покачала головой:

— Я слышала, их кому-то отдали. Данни подписал документы, когда сидел в техасской тюрьме.

— И вы даже имен их не знаете?

Женщина снова покачала головой. Жестокость, крывшаяся в этих покачиваниях, произвела на Рики впечатление удара кулаком — он понял, откуда взялось себялюбие юного Дэниэла Коллинза.

Выйдя под последние солнечные лучи, Рики, ослепленный ими, немного постоял на тротуаре, прикидывая, не длинная ли рука Румпельштильцхена пристроила Дэниэла Коллинза в очередь смертников. Об этом Рики оставалось только гадать.

Вернувшись в Нью-Гэмпшир, Рики вновь окунулся в простую, рутинную жизнь, которую вел в Дареме. Он словно бы растворился в необходимости неуклонно подниматься каждое утро, идти на работу и там орудовать шваброй, чистить туалеты и натирать мастикой полы в холлах. Он обнаружил, что совсем не скучает по прежней своей жизни, жизни психоаналитика. Странное дело, но Ричард Лайвли был гораздо ближе к человеку, которым Рики становился летом на Кейп-Коде, чем к доктору Фредерику Старксу, лечившему богатых невротиков.

И все-таки Рики опять приступил к физическим тренировкам и часы напролет проводил в тире, совершенствуясь в стрельбе из пистолета.

Как-то поздно ночью он спросил себя, сможет ли он просто махнуть рукой на все, что с ним случилось, оборвать всякие связи с прошлым и мирно жить от зарплаты до зарплаты.

Ему представлялось, что настал момент окончательного выбора. Лишь одно обстоятельство было для Рики совершенно ясным: стоит Румпельштильцхену узнать, что он сбежал, стоит всего только заподозрить, что Рики по-прежнему дышит воздухом этой планеты, как этот негодяй немедля пустится по его следам, причем с самыми недобрыми намерениями. Рики сомневался, что и на сей раз ему представится возможность сыграть в какую бы то ни было игру.

Какая-то часть его «я» настаивала на том, что он может быть счастлив и в обличье Ричарда Лайвли. Другая же часть придерживалась совсем иных воззрений. Доктор Фредерик Старкс не заслужил смерти. Нечего отрицать, он мог бы обойтись с Клэр Тайсон получше. В этом Румпельштильцхен был прав.

— И все-таки я ее не убивал, — вслух произнес Рики.

Комната, в которой он сидел, в одинаковой мере походила и на гроб, и на спасательный плот.

Рядом с ним на постели лежали документы, которые он забрал у старика Тайсона. В них содержались имена приемных родителей, двадцать лет назад взявших к себе троих детей. С этими людьми и должен быть связан его следующий шаг.

— Ладно, — негромко сказал он себе, — игра начинается заново.

Рики быстро выяснил, что в первые полгода после смерти матери социальная служба Нью-Йорка последовательно размещала детей в одной семье за другой, пока их не усыновили Говард и Марта Джексон, проживавшие в городке Уэст-Виндзор, штат Нью-Джерси. В отчете сотрудника этой службы говорилось, что размещение детей было сопряжено с трудностями; что они везде показывали себя детьми дурными, озлобленными и склонными к насилию. Сотрудник рекомендовал психотерапию, в особенности для старшего.

Дети были перечислены как мальчик по имени Люк, двенадцати лет; мальчик по имени Мэттью, одиннадцати лет, и девочка Джоанна, девяти лет. Библейские имена, подумал Рики.

Он провел несколько компьютерных поисков, но они ничего ему не дали. Проверил по электронным телефонным справочникам алфавитные списки абонентов, нашел в центральной части Нью-Джерси множество Джексонов, однако ни одно из этих имен не совпало с указанными в документах. Правда, Рики располагал их старым адресом. И это означало, что ему придется постучаться еще в одну дверь.

Рики забросил бритье и быстро отрастил бородку. Еще один ночной визит в костюмерную театрального факультета снабдил его поддельным брюшком — накладной подушечкой, благодаря которой он выглядел килограммов на двадцать тяжелее, — и коричневым костюмом, отвечающим его новому размеру. Все это он уложил в зеленый мешок для мусора и оттащил домой. У себя в комнате он добавил к содержимому мешка полуавтоматический пистолет и две полные обоймы.

В местном отделении компании «Рент-э-Рек», клиентами которого были в основном студенты, он взял напрокат машину. Служащий компании старательно переписал данные фальшивых калифорнийских прав, которые сунул ему Рики, и в следующую пятницу, вечером, после окончания рабочей смены в университете, он выехал в Нью-Джерси.

Было уже далеко за полночь, когда Рики, обогнув Манхэттен и катя по мосту Джорджа Вашингтона, оглянулся назад. Странные чувства охватили его, едва он въехал в штат Нью-Джерси. Нью-Йорк, казалось, олицетворял все, чем Рики некогда был, машина, бренча катившая по автостраде, — то, чем он стал, а тьма впереди — то, во что он может превратиться.

Внимание Рики привлек стоявший у автострады мотель, над которым светился знак, указывающий на наличие свободных мест. Здесь он и остановился на ночь. Утром он нацепил брюшко, надел поверх него тенниску, облачился в дешевый костюм и засунул в карман пистолет с запасной обоймой.

Почтовый ящик с нужным номером Рики отыскал на обочине проселка, вившегося среди полей. Вывеска на подъездной дорожке дома заставила его заколебаться. «Псарни "Безопасность прежде всего": Пансион, уход, дрессировка, разведение "природных" систем безопасности». Рядом с надписью красовалось изображение ротвейлера. Рики проехал по дорожке и остановился под деревьями.

Выйдя из-под деревьев, он направился к длинному одноэтажному дому с кирпичным фасадом. К дому была сделана пристройка — белая, обшитая вагонкой, — к пристройке примыкали вольеры. Рики, когда он только еще вылезал из машины, оглушила приветственная какофония собачьего лая. В ближайшем к Рики вольере стоял на задних ногах оскаливший зубы громадный ротвейлер.

Войдя в контору псарни, Рики увидел средних лет мужчину, который сидел, щелкая по клавишам калькулятора, за стареньким железным столом. Мужчина был тощ, лыс, длинноног и мускулист. Он встал и пошел навстречу Рики.

Рики предъявил ему приобретенное через Интернет удостоверение частного детектива. Мужчина сказал:

— Итак, мистер Лазарь, я полагаю, вам нужен щенок.

— Нет.

— Ладно, тогда что я могу для вас сделать?

— Несколько лет назад здесь жила супружеская пара. Говард и Марта Джексон.

Услышав эти имена, мужчина застыл. Лицо его мигом лишилось дружелюбного выражения.

— А почему они вас интересуют?

— Меня интересуют трое их детей.

Мужчина молчал, словно обдумывая сказанное Рики.

— У них не было детей. Ни единого. Только брат, который жил далеко отсюда. Он-то мне этот дом и продал. Я его отремонтировал, пришлось повозиться. Они здесь занимались тем же бизнесом, что и я. Но детей у них не было. Никогда, — наконец произнес он.

— О нет, — сказал Рики. — Вы ошибаетесь. Дети были. Они усыновили троих сирот из Нью-Йорка.

— Я не знаю, откуда у вас эти сведения, но только они неверны. Не было тут никаких детей, ни приемных, ни каких-либо других. Так что скажите лучше, что вам на самом-то деле нужно?

— У меня есть клиент. Его интересуют трое детей, усыновленных Джексонами в мае девятьсот восьмидесятого. У него имеются к ним вопросы. Большего я сказать не могу, — ответил Рики.

Глаза мужчины сузились.

— То есть кто-то заплатил вам, чтобы вы явились сюда и все выспросили. Ладно, а есть у вас номер, по которому я смогу позвонить, если вдруг что-то припомню?

— Я не здешний.

Хозяин псарни продолжал разглядывать Рики.

— Телефонные провода тянутся из штата в штат, приятель. Как мне с вами связаться, если вдруг понадобится?

— А почему вы думаете, что сможете припомнить что-то, чего не помните сейчас? — осведомился Рики.

Теперь мужчина, казалось, взглядом снимал с Рики мерку, стараясь запомнить каждую подробность его внешности. Рики шагнул назад к двери.

— Знаете что, я дам вам пару часов, чтобы все обдумать, а потом перезвоню.

Он быстро вышел из конторы и в несколько шагов приблизился к машине. Хозяин псарни последовал за ним, но потом свернул в сторону и через секунду уже оказался у вольера с ротвейлером. Он отпер дверцу. Пес, разинув пасть, мигом оказался у его ноги. Хозяин подал ему какую-то команду, и пес замер, не сводя глаз с Рики, ожидая следующей команды.

Хозяин положил ладонь на ошейник, придерживая пса.

— Номера нью-гэмпширские, — спустя мгновение произнес он. — С девизом «Живи свободным или умри». Очень легко запомнить. А теперь убирайтесь отсюда.

Рики скользнул в машину и захлопнул дверцу. Через несколько секунд он уже отъезжал, но видел при этом в зеркальце заднего обзора, что хозяин псарни глядит ему вслед.

Рики твердил себе, что надо убираться назад, в безопасный Нью-Гэмпшир. Оставив машину у конторы мотеля, он вошел вовнутрь.

— Я съезжаю, — сообщил он. — Мистер Лазарь. Комната два тридцать два.

Клерк вытянул из принтера счет и сказал:

— Быстро вы. Тут, правда, вам два сообщения оставили. Звонил один парень из псарни, спрашивал, не здесь ли вы остановились. Хотел оставить сообщение на автоответчике в вашей комнате. А как раз перед вашим приходом был еще звонок. Просто снимите трубку и наберите номер вашей комнаты. Все и услышите.

Рики так и сделал.

Первое сообщение было от хозяина псарни: «Так и думал, что вы остановились поблизости, в какой-нибудь дешевой дыре. Я поразмыслил насчет ваших вопросов. Может, я сумею получить кой-какую информацию, которая вам пригодится. Только вам придется раскошелиться. Задаром ничего не скажу».

Следующее сообщение было воспроизведено автоматически. Голос, четкий и холодный, изумил Рики, как если бы он наткнулся на ледышку посреди раскаленного летнего тротуара: «Мистер Лазарь, мне только что сообщили об интересе, который вы проявляете к покойным мистеру и миссис Джексон. Думаю, у меня имеются сведения, способные помочь вам в вашем расследовании. Пожалуйста, перезвоните, как только вам будет удобно, по телефону 212-555-7171, и мы договоримся о встрече».

Имени своего позвонившая не назвала. Впрочем, необходимости в этом и не было. Рики узнал голос.

Голос Вергилии.

Глава 10

Рики обратился в бегство.

Он побросал вещи в сумку, и машина, взвизгнув покрышками, понесла его прочь от мотеля в Нью-Джерси и знакомого голоса. Он не знал, какова связь между мужчиной с псарни и Румпельштильцхеном, но связь существовала наверняка, а быстрота, с которой этот человек отыскал мотель, была пугающей.

Рики гнал машину в Нью-Гэмпшир и старался понять, в какой мере он поставил свое существование под угрозу. Идея пришла ему в голову, когда он проезжал мимо придорожного знака «Добро пожаловать в Массачусетс». Впереди, чуть дальше знака, Рики увидел вездесущий элемент американского пейзажа — торговый пассаж. Он съехал с автострады на парковку пассажа. На то, чтобы найти телефонные будки, во множестве расставленные у входа в продовольственный отдел, времени ушло немного. Номер телефона Рики помнил.

— «Нью-Йорк таймс», отдел объявлений.

— Я хотел бы поместить маленькое объявление, знаете, внизу на первой странице.

Он быстро продиктовал номер кредитной карточки. Телефонистка записала его, потом спросила:

— Итак, мистер Лазарь, что за объявление?

— «Мистеру Эр. Игра продолжается. Новый Голос».

Телефонистка повторила все сказанное.

— Так? — спросила она.

— Так. Только слово «голос» непременно должно быть с большой буквы, хорошо?

Телефонистка уверила его, что так и будет, и Рики повесил трубку. Затем он зашел в ближайшую забегаловку, купил кофе и прихватил несколько бумажных салфеток. Отыскав свободный столик, Рики уселся за него. После нескольких неудачных попыток у него получилось следующее:

Ты знаешь, кем я был, не кем смог стать, поэтому тебе несдобровать. Бедняга Рики ныне на том свете, я за него, ты предо мной в ответе. Как Лазарю, воскреснуть мне по силам, теперь пора и кой-кому в могилу. Игра другая, та пришла к концу, и нас она сведет лицом к лицу. Тогда посмотрим, Р., кто сможет уцелеть, ведь как ни плох поэт, всегда он любит смерть.

Рики с секунду любовался своим сочинением, потом вернулся к телефонным будкам. Через несколько минут его уже соединили с отделом объявлений газеты «Виллидж войс».

— Я хотел бы поместить кое-что в разделе личных объявлений, — сказал он.

— Без проблем, — отозвался сотрудник отдела. — Под какой рубрикой?

— Рубрикой? — переспросил Рики.

— Ну, знаете, БМ — белый мужчина, СМ — садомазохизм.

С мгновение поразмыслив, Рики сказал:

— Шапка такая: «БМ, 50 лет, ищет мистера Райта для особых игр и забав».

Сотрудник повторил все это.

— Ладно, — сказал он. — Что-нибудь еще?

— Всенепременно, — ответил Рики и продиктовал стишок.

— Да уж, — сказал сотрудник, закончив перечитывать записанное, — это круто. Очень круто. От психов отбоя не будет, гарантирую. Значит, так, мы дадим вам номер абонентского ящика, и вы сможете обращаться к нему по телефону.

Рики услышал, как он щелкает по клавишам компьютера.

— Есть. Ваш номер тринадцать-тринадцать. Надеюсь, вы не суеверны?

— Ничуть, — ответил Рики, записал номер на салфетке и повесил трубку.

На миг он задумался, не позвонить ли по номеру, оставленному Вергилией, но одолел это искушение. Сначала нужно кое-что подготовить.

Сунь-Цзы в его «Искусстве войны» рассуждает о том, как важно для военачальника правильно выбрать место битвы и тайком от противника занять позицию, которая обеспечит ему превосходство над врагом. Эти наставления, думал Рики, относятся и к нему самому.

Он понимал, что в самом скором времени в Дареме появится человек, отправленный на его поиски. Номерной знак машины, замеченный хозяином псарни, попросту гарантировал это.

Добравшись до Дарема, он вернул машину владельцам, ненадолго заглянул к себе в комнату, а затем направился прямиком на свою добровольную работу на телефоне доверия. В «Таймс» объявление появится на следующее утро, в «Виллидж войс» — под конец недели. Разумно предположить, что Румпельштильцхен не начнет действовать, пока не увидит и то и другое. До сей поры ему известно только одно: полноватый частный детектив по имени Фредерик Лазарь появился на псарне в Нью-Джерси и задавал там вопросы о супружеской чете, которая, если верить документам, много лет назад усыновила его и его брата с сестрой. Но Рики не тешил себя иллюзиями — Румпельштильцхену вскоре удастся обнаружить и другие признаки его, Рики, существования. Преимущество, которое у меня имеется, думал Рики, состоит в том, что никакой очевидной связи между Фредериком Лазарем и доктором Фредериком Старксом либо Ричардом Лайвли не существует. Один числится мертвым. Другой никому пока не известен.

Но для того, чтобы Ричард Лайвли выжил в предстоящей схватке, Рики следует увести Румпельштильцхена подальше от Дарема.

И он прошептал себе: «Назад в Нью-Йорк».

Подготовку к возвращению Рики начал на следующее утро. Он отдал хозяйке комнаты плату за ближайший месяц, предупредив, однако, что, скорее всего, уедет из города по делам. У него в комнате стоял цветок в горшке, и Рики договорился с хозяйкой, что та будет регулярно его поливать. Простейшая игра на женской психологии, думал он: человек, который просит, чтобы его цветок поливали, вряд ли собирается сбежать. Его университетский начальник разрешил Рики воспользоваться накопившимися отгулами за сверхурочную работу. Деньги со счета Фредерика Лазаря в местном банке Рики перевел на счет, который он открыл через Интернет в одном из манхэттенских банков.

Он также зарезервировал номера в нескольких разбросанных по Нью-Йорку отелях. Все они, кроме последнего, были оплачены по кредитной карточке Фредерика Лазаря. Последние два находились в Уэст-Сайде, на Двадцать второй улице, практически один напротив другого. В одном Рики просто зарезервировал на двое суток номер для Фредерика Лазаря. В другом номер был заказан на две недели и оплачен принадлежащей Ричарду Лайвли карточкой «Виза».

Он закрыл электронный почтовый ящик Фредерика Лазаря, указав в качестве адреса, по которому следует перенаправлять почту, предпоследний из отелей.

И наконец, уложив в сумку пистолет и кое-какую одежду, Рики снова посетил «Рент-э-Рек» и взял напрокат другую машину. Однако на сей раз он позаботился о том, чтобы оставить следы. В договор об аренде он вписал название и номер телефона первого из отелей, где был зарезервирован номер для Фредерика Лазаря.

— Да, и еще одно, — сказал он юному служащему компании. — Я посоветовал одному моему другу тоже взять машину у вас. Ну, знаете, хорошие цены и нет такой толкотни, как в больших прокатных компаниях.

— Хорошо, — отозвался юноша равнодушно.

— Так вот, — сказал, тщательно подбирая слова, Рики, — если он в ближайшие два дня появится здесь, постарайтесь обслужить его на славу, ладно?

Юноша пожал плечами:

— Не вижу проблем. А имя у него есть?

Рики улыбнулся:

— Разумеется. Р. Ц. Хен. Очень легко запомнить. Мистер Р. Ц. Хен.

Продвигаясь по автостраде к Нью-Йорку, Рики навестил три торговых пассажа и купил пять сотовых телефонов и ноутбук.

В первом из отелей, расположенном в Чайнатауне, он появился ранним вечером. Особых строгостей тут, как Рики и предполагал, не соблюдали. Рики вселился, а через пятнадцать минут уже ушел, но на это никто не обратил внимания.

Он поехал подземкой в последний из выбранных отелей, где и превратился в Ричарда Лайвли.

В этот первый вечер Рики всего только раз вышел из отеля, чтобы купить сандвичи и пару бутылок содовой. Остаток вечера он провел, мирно обдумывая дальнейшие шаги, а в полночь отправился на вылазку.

Улицы поблескивали после недавно прошедшего дождя. Желтые фонари отбрасывали на черный асфальт дуги тускловатого света. Рики быстро шел по городу, пока не нашел телефон-автомат. Полицейская сирена прорезала ночной воздух. Рики подождал, пока ее вой утихнет вдали, набрал номер «Виллидж войс» и принялся прослушивать поступившие в его абонентский ящик ответы на данное им объявление. Таковых набралось больше тридцати.

В основном это были предложения сексуального характера, связанные с «особыми играми и забавами». Тридцатый ответ оказался совсем иным. Голос был холодный, со странным металлическим оттенком. Рики догадался, что говоривший использовал какое-то искажающее голос электронное приспособление.

Рики умница, но пусть стишок заучит наизусть: набравшись храбрости, играть он захотел, а лучше бы сидел там, где сидел. Однажды ускользнул он, это веха, однако зря гордится он успехом. На тот же риск игра у нас пойдет, и тот же будет у нее исход. Но в этот раз, тебе я слово дам: ты полностью заплатишь по долгам.

Рики прослушал ответ три раза. В голосе присутствовало что-то знакомое, проступавшее за гулким звучанием маскирующего устройства. Мысль, что голос этот может принадлежать Румпельштильцхену, заставила Рики содрогнуться.

А сразу за стихотворением он услышал голос Вергилии: «Рики, Рики, Рики. Как приятно получить от вас весточку. Да еще такую нестандартную. И могу добавить, поистине неожиданную. Знаете, я ведь их предупреждала. Правда. Я говорила: "Рики очень умный человек. Такая интуиция, так быстро соображает", однако они не хотели мне верить. Думали, вы такой же легкомысленный, как другие. Ну, и видите, к чему это нас привело. — Она глубоко вздохнула, потом продолжила: — Ну что же, лично я и вообразить не могу, зачем вам понадобился еще один раунд с мистером Эр. Я-то думала, вы заползете под какой-нибудь камушек да там сидеть и останетесь. Потому что, по моим подозрениям, мистеру Эр захочется на сей раз получить более серьезные доказательства своей победы. Он человек чрезвычайно обстоятельный. Так мне, во всяком случае, говорили».

Голос вдруг прервался, как будто Вергилия резко повесила трубку. Некоторое время Рики слушал шипение электронных шумов, потом обратился к следующему сообщению. Это опять оказалась Вергилия.

«Так вот, Рики, не хотелось бы мне видеть, как вы повторите исход предыдущей игры, однако, если вам угодно начать играть снова, это ваш выбор. Мы ждем вашего первого хода».

Утром Рики поехал подземкой в первый отель — тот, в котором он зарегистрировался, но останавливаться не стал. Он возвратил ключ от номера углубившемуся в порнографический журнал портье.

— Эй, — сказал Рики, пытаясь добиться от портье хоть какой-то реакции на свое присутствие. — Послушайте, меня здесь, случайно, никто не искал?

Портье, так и не взглянув на него, кивнул.

Рики улыбнулся. Для того, что он собирался проделать, лучшего начала нельзя было и придумать. Он огляделся по сторонам, убедился, что никого, кроме них двоих, в грязноватом вестибюле отеля нет, залез в карман, вытащил пистолет и, не поднимая рук выше стойки, дослал патрон — звук получился очень отчетливый.

Портье вздернул голову, глаза его слегка расширились. Рики наградил его гнусноватой улыбочкой:

— Ну что, мне наконец удалось обратить на себя твое внимание?

— Я слушаю, — ответил портье.

— Тогда попробую еще разок, — сказал Рики. — Если обо мне кто-то спросит, назовешь ему такой номер: 212-555-2798. По нему он сможет связаться со мной. И заставь его дать тебе полсотни. Или сотню. Дело того стоит.

Портье помрачнел, но кивнул:

— А если меня здесь не будет? Может, он ночью придет.

— Сотню захочешь — будешь, — ответил Рики.

— Ладно. Я понял.

— Вот и отлично, — сказал Рики, возвращая пистолет в карман. Он улыбнулся портье и, уходя, указал на журнал: — Не буду отрывать тебя от образовательного чтения.

Он пересек город, чтобы проверить, как обстоят дела в следующем из его отелей.

Этот выглядел внутри точно так же, как первый, — уныло и потерто. В вестибюле Рики миновал двух женщин, накрашенных, в коротких юбчонках, на высоких каблуках, — сомневаться в роде их занятий не приходилось. Женщины не отрывали от него глаз, в которых явственно читалось желание подзаработать. Рики, встретившись взглядом с одной из них, покачал головой. Вторая обронила ему вслед: «Коп», и это его удивило. Он думал, что хорошо приспособился к новому для себя миру. Хотя, возможно, избавиться от отпечатка среды, в которой ты провел всю жизнь, куда труднее, чем кажется поначалу.

Он плюхнулся на кровать и около часа пролежал, глядя в белый потолок с голой электрической лампочкой, прислушиваясь к звукам, доносившимся из соседнего номера и безошибочно свидетельствовавшим о том, что там занимаются сексом.

После полудня Рики отыскал магазин, торговавший излишками военного имущества, и закупил в нем кое-какие вещи, которые, как он полагал, могут ему пригодиться на следующем этапе игры. В их число входили небольшой ломик, велосипедный замок, несколько пар хирургических перчаток, маленький фонарик, моток клейкой ленты и самый дешевый, какой нашелся в магазине, бинокль.

Он возвратился в номер отеля и упаковал все купленное — вместе с двумя из новоприобретенных сотовых телефонов — в рюкзак. По третьему сотовому он позвонил в следующий отель из своего списка, тот, в котором он пока не зарегистрировался. Там он оставил срочное сообщение для Фредерика Лазаря, коему надлежало, как только он появится, перезвонить в ответ. Рики дал клерку номер того телефона, с которого звонил, после чего засунул его во внешний карман рюкзака, пометив предварительно маркером. Добравшись до взятого напрокат автомобиля, он достал все тот же аппарат, снова позвонил в отель и снова оставил, говоря на сей раз тоном более грубым, настоятельные сообщения для себя самого. По дороге в Нью-Джерси Рики проделал это еще трижды, всякий раз требуя, все более крикливо и напористо, чтобы мистер Лазарь немедленно перезвонил, поскольку для него имеется важная информация.

После третьего звонка Рики свернул с автострады на площадку для отдыха и остановил машину. Зайдя в мужскую уборную, он помыл руки и оставил телефон на раковине умывальника. Когда он выходил из уборной, ему навстречу попались несколько подростков. Рики решил, что они, весьма вероятно, ухватятся за телефон и довольно скоро начнут по нему звонить, что Рики, собственно говоря, и было нужно.

До Уэст-Виндзора он добрался уже под вечер.

Отыскав дешевый придорожный ресторанчик, Рики провел в нем некоторое время за гамбургером и жареной картошкой. Когда он вышел из ресторанчика, до темноты оставалось уже недолго. Рики поехал на кладбище. Ему повезло, ворота кладбища не запирались. Рики заехал за белый дощатый сарай и оставил там машину — сарай более-менее укрывал ее от дороги, а если кто ее и заметит, то не обратит на нее внимания.

Дневной свет уже угасал, небо над Нью-Джерси приобрело нездоровый буро-серый оттенок — могло показаться, что мир обуглился по краям от дневной жары. Рики забросил рюкзак за спину, окинул взглядом пустынную сельскую дорогу и зашагал в сторону псарни, где, как он хорошо теперь понимал, его ждала информация.

Свернув с дороги, он нырнул под полог деревьев. Затем он сошел с подъездной дорожки в кусты, закрывавшие псарню от шоссе, и осторожно подобрался поближе к дому и вольерам. Все еще оставаясь укрытым листвой, Рики вытащил из рюкзака бинокль и начал осматривать дом.

Первым делом ему на глаза попался вольер у главного входа псарни, внутри взад-вперед нервно сновал ротвейлер. Рики еще не подошел настолько близко, чтобы пес почуял в нем какую-то угрозу. Поведя биноклем, он заметил тусклое свечение, наполнявшее одну из комнат основной постройки — там явно работал телевизор. Контора псарни, находившаяся левее места, на котором стоял Рики, была темна и, как он догадался, заперта.

Рики глубоко вздохнул, извлек ломик и велосипедный замок, крепко зажал их в правой руке и, выломившись из кустов, побежал к фасаду дома.

Целый бедлам гавканья, воя, лая и рычания взорвал тишину. Рики понимал, что теперь уже все собаки мечутся в своих вольерах. Секунда, и он оказался у дверцы того, в котором сидел ротвейлер. Рики торопливо просунул велосипедный замок сквозь прутья дверцы и запер его, набрав на замке первую пришедшую в голову комбинацию. Пес немедля вцепился в резиновую оплетку стальной цепи замка. Рики понесся к двери, ведущей в контору.

Вбив ломик в щель у дверного косяка, Рики выломал замок. Дверь распахнулась, Рики вошел внутрь, перебросил рюкзак себе на грудь, запихал в него ломик и вытащил пистолет.

В конторе звучала целая собачья опера. Включив фонарик, Рики побежал по вонючему, забитому клетками коридору, останавливаясь у каждой, чтобы открыть ее. Через несколько секунд его уже окружили скачущие, гавкающие представители самых разных собачьих пород. Он возвратился в контору, размахивая, чтобы расшугать собак, руками, точно потерявший всякое терпение Моисей на берегу Красного моря.

Рики услышал, как щелкнул замок и хлопнула входная дверь. Это хозяин псарни, подумал он. Сосчитав до десяти, Рики услышал новый, пробившийся сквозь собачий лай звук: хозяин пытался открыть клетку ротвейлера.

Рики распахнул дверь конторы.

— Давайте, ребятки, все свободны, — сказал он.

Три десятка собак вылетели из двери в теплую ночь, наполнив ее нестройной и радостной песней свободы.

Выйдя наружу и оказавшись на краю круга отбрасываемого фонарем света, Рики услышал, как матерится сбитый собаками с ног хозяин псарни. Бедняга с трудом встал. И когда он наконец поднял взгляд, то первым делом увидел направленный ему в лицо пистолет Рики.

— Ты один? — спросил тот.

— А? — задохнулся, удивленно отшатываясь, хозяин.

— Ты один? Еще кто-нибудь в доме есть?

Теперь хозяин псарни понял, о чем его спрашивают. Он покачал головой:

— Никого. Только я.

Рики поднес пистолет к его лицу, достаточно близко, чтобы ноздри хозяина псарни наполнил резкий запах масла и стали, а возможно, и смерти. Ротвейлер раз за разом бросался на стальную сетку вольера.

— Хорошо. Стало быть, мы сможем поговорить.

— Кто ты? — спросил хозяин.

Рики потребовалась секунда, чтобы вспомнить: при первом своем визите он выглядел несколько иначе.

— Я человек, с которым тебе лучше не связываться.

Через несколько секунд хозяин псарни принял нужную позу: сел на землю, привалясь спиной к дверце вольера ротвейлера и положив руки так, чтобы Рики их видел, — на колени. К этому времени часть собак уже растворилась во тьме, другие сбились у ног хозяина, а третьи продолжали весело скакать по гравию подъездной дорожки.

— Я так и не понял, кто ты такой, — сказал хозяин. — Наличных я здесь не держу, и…

— Это не ограбление. Пока тебе достаточно знать одно: я человек с пистолетом, желающий услышать ответы на кое-какие вопросы.

Хозяин псарни кивнул.

— Я хочу побольше узнать о супружеской паре, которой уже нет в живых, и о троих детях, которых они усыновили, хотя ты и уверял, что ничего такого не было. И еще я был бы рад услышать о телефонном звонке, который ты сделал после того, как мой друг, мистер Лазарь, посетил тебя пару дней назад. Кому ты звонил?

Мужчина покачал головой:

— Я тебе так скажу: за этот звонок мне заплатили.

— Кто?

Мужчина опять покачал головой:

— Это не твое дело, мистер налетчик.

Рики наставил пистолет ему в лицо. Хозяин псарни ухмыльнулся:

— Я видел ребят, которые умеют обращаться с этими штуками, и готов побиться об заклад, приятель, ты не из них. — В голосе его проступили нервные нотки.

— А знаешь, — неторопливо сказал Рики, — ты на сто процентов прав. Мне и вправду не приходилось бывать в таком положении. Так что, может, мне следует немного попрактиковаться.

Произнеся это, он направил пистолет на ротвейлера.

— Эй, погоди секунду! — Хозяин псарни вдруг впал в волнение, не меньшее, чем то, что обуревало носившихся по подъездной дорожке собак.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросил Рики.

— Этот пес стоит несколько тысяч, — сообщил хозяин. — Я потратил кучу времени, половину моей клятой жизни, чтобы его обучить. И ты собираешься его пристрелить?

— Ну вот, видишь, — ответил Рики, — теперь у тебя есть о чем подумать. Стоят ли сведения, которые ты утаиваешь, жизни пса?

— Я не знаю, кто они такие, — начал хозяин псарни, и Рики снова прицелился. На этот раз хозяин поднял вверх руки: — Ладно. Что знаю, расскажу.

— Это было бы мудрым поступком.

— Только знаю-то я немного.

— Неправильное начало, — сказал Рики и выстрелил в сторону ротвейлера. Пуля ударила в деревянную конуру, стоящую на задах вольера. Оскорбленный пес гневно завыл.

— Постой! Я все расскажу. Насчет стариков ты прав. Подробностей я не знаю, но они усыновили троих детишек только на бумаге. Дети здесь и не побывали ни разу. Не знаю, кого они прикрывали, потому что я сюда попал уже после их гибели. Оба погибли в автомобильной аварии. Я еще за год до их смерти пытался купить этот дом, а после того, как они разбились, мне позвонил какой-то мужик, сказал, что он их душеприказчик. И спросил, интересует ли меня еще дом и все их дело. Цена была совершенно невероятная. Как на дешевой распродаже. И мы с ним сразу подписали бумаги.

— С кем ты имел дело? С адвокатом?

— Ну да, из местных.

— А кто продал дом, тебе известно?

— Я только один раз видел его имя. По-моему, какой-то доктор. И мне сказали, что, если кто-нибудь когда-нибудь явится и станет расспрашивать насчет троих детишек, я должен позвонить по одному номеру.

— А имя тебе назвали?

— Нет, только номер на Манхэттене. А после, лет через шесть или семь, вдруг позвонил какой-то малый и сказал, что номер изменился. И дал другой, тоже нью-йоркский. Потом, еще через несколько лет, тот же парень звонит и дает еще один номер, только на этот раз на севере штата Нью-Йорк. И спрашивает у меня, не появлялся ли кто. Я ему говорю, нет, не появлялся. Никого и не было, пока не приперся этот тип, Лазарь. Начал вопросы задавать, я его выставил. Потом звоню по тому телефону. Какой-то мужик берет трубку. Старик уже. По голосу слышно. Говорит, спасибо за информацию. А минуты через две примерно звонят уже мне. На этот раз молодая женщина. Говорит, что выслала мне деньги, что-то около тысячи, а если я найду Лазаря, так еще тысячу получу. Ну я и говорю ей, что он, скорее всего, остановился в одном из трех-четырех мотелей. Вот и все, а потом уж и ты объявился.

— Номер, по которому ты звонил, — назови его.

Хозяин псарни быстро протараторил десять цифр.

— Спасибо, — холодно поблагодарил его Рики.

Записывать номер необходимости не было. Рики и так его знал.

Взмахом пистолета он дал хозяину понять, что тому следует развернуться.

— Руки за спину, — приказал Рики. — Мне придется на несколько минут лишить тебя свободы передвижения, чтобы успеть уйти, пока ты не найдешь, чем перерезать замок, и не выпустишь пса. Мне почему-то кажется, что он был бы не прочь провести наедине со мной пару минут.

Эти слова заставили хозяина псарни ухмыльнуться:

— Он единственный известный мне пес, который никогда не забывает обид. Ладно. Делай что задумал.

Рики скрутил ему руки клейкой лентой. Потом выпрямился:

— Ты ведь опять им позвонишь, верно?

Хозяин псарни кивнул:

— Скажи я, что не позвоню, ты мне все равно не поверишь.

Рики помолчал, обдумывая свои следующие слова.

— Хорошо, тогда передай им вот что:

Игра пошла, исход неведом, но Лазарь верует в победу. И раз уж ты теперь не главный, так в «Войс» заглядывай исправно.

С нескольких попыток хозяин псарни затвердил стишок. Рики улыбнулся:

— Довольно близко к тексту. Могу я напоследок дать тебе совет?

— Какой?

— Позвони туда. Зачитай стишок. Собери разбежавшихся собак. А после забудь обо всем этом.

Оставив хозяина псарни сидеть на земле, Рики трусцой припустился по подъездной дорожке, а от нее к кладбищу, на котором оставил машину. Ему еще предстояло проделать сегодня длинный путь. И по дорогам и по своей душе. Путь, ведущий в прошлое и одновременно направленный в будущее. Он спешил, как марафонец, чувствующий, что финишная черта уже близка, хоть ее пока и не видно.

Было уже немного за полночь, когда Рики остановился заплатить за пересечение реки Гудзон — на западном ее берегу, чуть севернее Кингстона, штат Нью-Йорк.

Он был единственным, кто переезжал через реку в этот поздний час. Оказавшись на другом берегу, он подъехал к обочине, остановился и достал сотовый телефон. Набрал номер последнего из отелей, в которых намеревался остановиться Фредерик Лазарь. Ответил мужской голос:

— Отель «Эксцельсиор». Чем могу служить?

— Меня зовут Фредерик Лазарь, — сказал Рики. — У меня заказан номер на эту ночь. Однако я не сумею появиться до завтра. Вы не могли бы проверить, не оставлено ли для меня сообщений?

— Не вешайте трубку, — сказал мужчина. Рики услышал, как он положил трубку на стол. Через мгновение мужчина поднял ее и сказал: — Вы, должно быть, очень популярный человек. Для вас есть по крайней мере три сообщения.

— Прочитайте их мне, — сказал Рики. — А я, когда доберусь, постараюсь о вас не забыть.

Мужчина прочитал сообщения, которые Рики оставил сам себе, и никаких других. Это заставило его призадуматься.

— А меня сегодня вечером никто не спрашивал?

Мужчина замялся, и Рики все понял. Прежде чем мужчина успел солгать, сказав «нет», Рики произнес:

— Роскошная баба, верно?

Мужчина закашлялся.

— Она и сейчас там? — требовательно спросил Рики.

— Нет, — зашептал мужчина. — Ушла. Чуть меньше часа назад, сразу после того, как ей позвонили на сотовый. Быстро так умотала. И малый, который был с ней, тоже. Они за вечер заходили несколько раз, все спрашивали о вас.

— Это какой же малый? — спросил Рики. — Круглый такой и будто из теста вылепленный?

— Точно, — сказал мужчина и засмеялся. — Он самый.

Привет, Мерлин, подумал Рики.

— Номера телефона они не оставили?

— Нет. Просто сказали, что еще вернутся. Они вообще-то просили не говорить, что были тут. А в чем дело-то?

— Да так, деловая встреча. Знаете что, если они объявятся, дайте им вот этот номер, — Рики продиктовал номер последнего из еще не использованных им сотовых телефонов. — Но только заставьте их раскошелиться. У них денег куры не клюют.

Он отсоединился и посидел немного, откинувшись на спинку сиденья. К этому времени хозяин псарни, надо думать, уже освободился от клейкой ленты и позвонил, так что Рики ожидал, что в доме, к которому он направляется, будет светиться по меньшей мере одно окно.

Как и в начале ночи, Рики оставил автомобиль в стороне от дороги, укрыв его от посторонних глаз. До конечного пункта было километра полтора, но Рики решил, что по пути как раз успеет обдумать свои дальнейшие планы. Он бежал и спрашивал себя: хочется ли тебе убивать кого-нибудь этой ночью?

В начале ведущей к дому дорожки Рики остановился. Как он и ожидал, в кабинете горела единственная лампа.

Он знает, что я появлюсь, подумал Рики. А Мерлин с Вергилией, которые могли бы ему помочь, все еще в Нью-Йорке. Даже если после его звонка они понеслись сюда, им ехать еще не меньше часа.

Рики взял пистолет в правую руку, дослал патрон. Затем снял пистолет с предохранителя и, не таясь, пошел к двери дома. Стучать он не стал — просто повернул дверную ручку. Дверь, как он и рассчитывал, отворилась.

Он вошел в дом. Справа, из кабинета, послышался голос:

— Сюда, Рики.

Он сделал шаг, поднял перед собой пистолет. Затем вступил в полосу света, лившегося из дверного проема.

— Здравствуйте, доктор Льюис.

Старик стоял позади письменного стола, опираясь о него ладонями и немного наклонясь вперед.

— И вы действительно поехали в такую даль, только чтобы убить меня? — спросил он.

— Да, — ответил Рики, хоть это и не было правдой.

— Тогда вперед. — Старый доктор напряженно вглядывался в его лицо.

— Румпельштильцхен… Значит, им были вы.

Доктор Льюис покачал головой:

— Вот тут вы ошибаетесь. Правда, я тот, кто его создал.

Рики бочком, держась спиной к стене, вошел в кабинет. Все те же книжные шкафы вдоль стен. Кабинет казался холодным. Ни на стенах, ни на столе не было ничего, способного что-либо рассказать о человеке, который занимал эту комнату. Рики мрачно подумал: олицетворению зла не требуется диплом на стене, объясняющий, кто он такой. Удивительно, как же он раньше-то обо всем не догадался. Дулом пистолета он показал старику, чтобы тот сел в стоявшее за столом кожаное кресло.

Доктор Льюис, вздохнув, опустился в него.

— Пожалуйста, держите руки так, чтобы я их видел, — сказал Рики.

Старик поднял обе руки кверху. Потом постучал себя указательным пальцем по лбу:

— То, что человек держит в руках, Рики, настоящей опасности не представляет. Страшнее то, что у него в голове.

— В прежние времена я, пожалуй, и согласился бы с вами, доктор, однако теперь мне приходится полагаться главным образом на это приспособление, на полуавтоматический «ругер». В его обойме пятнадцать пуль, каждая из которых способна снести половину вашего черепа.

Доктор Льюис помолчал, глядя на пистолет. Потом улыбнулся:

— Рики, в течение четырех лет вы четыре раза в неделю ложились на мою кушетку. Я же знаю, вы не убийца.

Рики покачал головой:

— На вашей кушетке лежал Фредерик Старкс. Однако он умер, а меня вы не знаете совсем.

И Рики выстрелил.

Пуля просвистела над головой доктора Льюиса и ударила в стоявший у него за спиной книжный шкаф. Рики увидел, как из толстого труда по медицине, в который попала пуля, полетели клочья бумаги.

Доктор Льюис побледнел.

— О господи, — выдавил он, обернулся и взглянул на книгу, в которую попал Рики. Потом издал короткий смешок и покачал головой. — Хороший выстрел. Замечательный выстрел. Куда ближе к истине, чем моя голова.

Рики вгляделся в старого доктора. Затем так же, как почти год назад, опустился в кресло напротив.

— Если не вы, — холодно спросил он, — то кто же тогда Румпельштильцхен?

— Старший сын женщины, которой вы не сумели помочь.

— Это я уже выяснил самостоятельно. Дальше.

Доктор Льюис пожал плечами:

— И мой приемный сын.

— Это я тоже выяснил, сегодня вечером. А двое других?

— Его младшие брат и сестра. Мерлин и Вергилия.

— Тоже ваши приемные дети?

— Да. Мы взяли всех троих. Я договорился с кузенами из Нью-Джерси, чтобы они нас прикрыли.

— Стало быть, дети носят вашу фамилию?

— Нет. — Старик покачал головой. — Не думайте, что вам так повезло, Рики. Ни в одном телефонном справочнике они под фамилией Льюис не значатся. Они были перевоссозданы полностью. У всех разные имена. Разные личности. У каждого — свое образование, к каждому свое отношение. Но в глубине души они остались братьями и сестрой.

— А зачем? Зачем было выдумывать такие сложности, чтобы скрыть их прошлое?

— Жена у меня болела, да и возраст у нас уже был не тот, чтобы удовлетворять требованиям штата. Тут и пригодились мои кузены. Они были рады помочь за определенное вознаграждение. Помочь и забыть.

— Разумеется, — саркастическим тоном откликнулся Рики. — Они ведь погибли в автомобильной аварии.

Доктор Льюис покачал головой:

— Совпадение.

— Но почему они? Почему именно эти трое детей?

Старый психоаналитик снова пожал плечами:

— Скажите-ка мне, Рики. Убийца — по-настоящему безжалостный психопат-убийца, — является ли он продуктом своего окружения? Или таким и рождается? Одно или другое?

— Во всем виновато окружение. И любой психоаналитик сказал бы вам то же самое. Хотя генетики могут и не согласиться. И все же в психологическом отношении мы продукты среды.

— Вот и я так думал. И потому взял ребенка — и его брата с сестрой, — которого можно было использовать для изучения зла, совершенно как лабораторную крысу. Ребенка, брошенного биологическим отцом. Отвергнутого родственниками. Избиваемого одним материнским дружком за другим. Он, кстати сказать, видел, как его мать покончила с собой от нищеты и отчаяния. Просто формула зла, вы не находите?

— Да.

— А я полагал, что могу взять такого ребенка и обратить все, что есть в нем дурного, в хорошее, полагал, что сумею сделать из него полезного члена общества.

— И не сумели?

— Нет. Но я внушил ему верность себе, как это ни удивительно. И возможно, странного рода привязанность. Это страшно, Рики, и все же по-настоящему завораживает, когда тебя любит человек, целиком отдавший себя служению смерти. Вот это и есть Румпельштильцхен. Он профессионал. Виртуозный убийца. Причем получивший хорошее образование, лучшее, какое я мог ему дать. Экзетер. Гарвард. Юридический факультет Колумбийского университета. И знаете, что во всем этом самое странное, Рики?

— Скажите.

— Его работа мало чем отличается от нашей. Люди приходят к нему со своими проблемами. И хорошо платят за их разрешение.

Рики почувствовал, что ему становится трудно дышать.

— Помимо того, что он чрезвычайно богат, знаете, чем еще он отличается от прочих людей? Он безжалостен. — Старый психоаналитик вздохнул и прибавил: — Хотя, возможно, это вы уже поняли. Выяснили, что он ждал долгие годы, готовился, а затем отыскал и уничтожил каждого, кто когда-либо причинял вред его матери.

— Но при чем здесь я? — выдавил Рики. — Я же не сделал ей ничего…

— Разумеется, сделали. Она, впав в отчаяние, обратилась к вам за помощью, а вы оказались слишком заняты собственной карьерой, чтобы помочь.

Помолчав с минуту, Рики спросил:

— Когда вы узнали…

— О связи между вами и усыновленным мною подопытным кроликом? Под конец нашего с вами курса психоанализа. Я просто решил посмотреть, во что это может вылиться.

— Когда он взялся за меня, вы могли меня предупредить.

— Предать приемного сына ради давнего пациента? Да еще и не самого любимого, если уж на то пошло.

Эти слова поразили Рики. Он вдруг понял, что злобы в старике ничуть не меньше, чем в усыновленном им ребенке. Возможно, и больше.

— А двое других?

— Мерлин — действительно адвокат, и довольно способный. Вергилия — актриса, которую ожидает хорошая карьера. И вот еще что вам следует знать, Рики: они свято верят, что это их старший брат, тот, кто известен вам как Румпельштильцхен, что это он спас им жизнь. Не я, хоть я и принимал участие в их спасении. Так что, Рики, уясните себе хотя бы одно: они люди преданные, полностью преданные человеку, который вас убьет.

— Кто он? — спросил Рики.

— Вы хотите знать его имя? Адрес? Местонахождение его офиса?

— Да. Я хочу знать имена всех троих.

Старый психоаналитик покачал головой:

— Рики, вот мы с вами сидим здесь, и никого больше в доме нет. Но долго ли это продлится? Я ведь знал, что вы направляетесь сюда, что же я, по-вашему, не принял мер предосторожности, не вызвал помощь? Сколько осталось времени до того, как она появится?

— Достаточно много.

— Должен сказать, я бы не решился заключить пари на этот счет. — Старый психоаналитик улыбнулся. — Но, возможно, мы могли бы несколько усложнить задачу. Допустим, я скажу вам, что где-то в этой комнате имеется необходимая вам информация. Успеете вы найти ее за оставшееся время? До того, как явятся мои помощники и спасители?

— Мне надоело играть в игры.

— Информация у вас на виду. И вы уже подобрались к ней ближе, чем я рассчитывал. Ну вот. Хватит с вас подсказок.

— Я не стану играть.

— Ну, а я думаю, вам придется поиграть еще немного, Рики, потому что игра пока еще не закончена. — Доктор Льюис вдруг поднял вверх обе руки и сказал: — Рики, мне нужно достать кое-что из верхнего ящика стола. Нечто такое, что вам будет интересно увидеть. Могу я это сделать?

Рики направил пистолет в лоб доктору Льюису и кивнул.

Доктор снова улыбнулся — скверной, холодной улыбкой. Из ящика он вынул конверт.

— Давайте его сюда.

— Как вам будет угодно. — Доктор Льюис бросил конверт через стол, и Рики схватил его.

На миг он отвел взгляд от старого доктора. И это было ошибкой. Снова подняв глаза, Рики увидел, что на лице старика появилась ухмылка, а в руке — маленький тупорылый револьвер 38-го калибра.

Двое мужчин сидели, глядя один на другого поверх стола, наставив друг на друга оружие.

— Сладкий сон психоаналитика, верно? — прошептал доктор Льюис. — Разве нас не обуревает желание убить психоаналитика, точно так же, как нам хочется убить нашу мать или отца — всякого, кто символизирует для нас все, что случилось в нашей жизни дурного?

— Ребенок, возможно, и был лабораторной, как вы выразились, крысой, но его можно было переделать. Однако вам было куда интереснее посмотреть, что произойдет, если вы предоставите ему плыть по течению, ведь так?

Доктор Льюис слегка побледнел.

— Вы же знали, не правда ли, — продолжал Рики, — что и сами вы такой же психопат, как он? Вам был нужен убийца, потому что именно убийцей вы всю жизнь хотели быть.

Старик смерил его злобным взглядом:

— Вы всегда были проницательны, Рики. Подумайте о том, кем вы могли бы стать, будь в вас чуть больше честолюбия.

— Опустите оружие, доктор. Вы же не собираетесь меня застрелить.

Доктор Льюис, продолжая целиться в лицо Рики, кивнул.

— Да мне, собственно, и незачем, верно? — сказал он. — Человек, который убил вас один раз, сделает это снова.

— Нет, если вас интересует мое мнение. Возможно, я снова исчезну. Один раз мне это удалось, так почему бы не испариться опять?

— Я думаю, вы ошибаетесь. Однако на этот вечер наше время истекло. У меня к вам вопрос, на дорожку. Если Румпельштильцхен был так распален желанием увидеть, как вы, человек, который подвел его мать, покончите с собой, что он сделает, узнав, что вы убили меня?

— Что вы имеете в виду? — спросил Рики.

Но старый доктор не ответил. Вместо этого он стремительным движением поднес револьвер к виску, улыбнулся улыбкой маньяка и спустил курок.

Глава 11

Рики вскрикнул. Звук его голоса смешался с эхом револьверного выстрела.

Ко времени, когда эхо затихло в ночном воздухе, Рики уже стоял у края стола, глядя на человека, которому он когда-то столь безоговорочно доверял. Смерть, ударившая старика в висок, отбросила его тело назад и немного развернула. Глаза остались открытыми и теперь смотрели на Рики с жуткой пристальностью. Алая морось крови окрасила книжный шкаф, а кровь, стекавшая по лицу старого доктора, казалась темно-бордовой. Тело старика еще содрогалось в агонии.

Остолбеневший Рики попытался собраться с мыслями. Ему пришлось вцепиться в край стола, чтобы устоять на ногах.

— Что ты со мной сделал, старик? — громко спросил он.

И тут Рики вдруг понял, что ответ на этот вопрос ему уже известен: он попытался убить меня. Смерть старого доктора, скорее всего, разъярит тех троих. Старик хотел одного — довести всех участников убийственной игры до того уровня нравственной деградации, на котором пребывал он сам. Это было для него гораздо важнее, чем просто убить Рики. Все это время, думал Рики, игра имела своей целью не одну только смерть. Главным был процесс.

Такую игру способен был выдумать только психоаналитик.

Румпельштильцхен мог быть орудием мести и даже ее зачинщиком, думал Рики, однако замысел игры исходил от человека, который сейчас лежал перед ним мертвым.

Рики понадобилась пара секунд, чтобы сообразить, что он все еще сжимает в руке конверт, полученный от прежнего наставника. Рики надорвал его, вытащил единственный лежавший внутри листок бумаги и торопливо прочитал:

Рики! Расплатой за зло является смерть. Считайте это последнее мгновение пошлиной, которую я уплатил за все дурное, что совершил. Сведения, которые вы ищете, находятся прямо перед вами, но достаточно ли вы умны, чтобы увидеть то, что нужно увидеть? Сомневаюсь. По-моему, куда вероятнее, что вы умрете этой ночью — смертью, более или менее схожей с моей. Только ваша смерть будет гораздо более мучительной, хотя бы потому, что вина ваша намного меньше моей.

Подписано письмо не было.

С каждым новым вздохом Рики охватывала все большая паника. Он попытался прикинуть, сколько у него осталось времени: когда старик позвонил и сказал Мерлину, Вергилии, а возможно, и Румпельштильцхену, что Рики едет к нему? Дорога от города до этого дома занимает два часа. Может быть, немного меньше. Что у него осталось — секунды? Минуты? Четверть часа?

«Прямо перед тобой», — подумал он. Быстро обогнув письменный стол, стараясь даже вскользь не касаться трупа старика, он вцепился в ручку ящика и рванул его на себя.

Ящик был пуст.

Другие два ящика стола тоже оказались пустыми. Рики нагнулся посмотреть под столом, но ничего там не обнаружил. Тогда он повернулся к покойнику. Задержав дыхание, он прошелся пальцами по карманам старика. Пусто.

И Рики снова оглядел кабинет.

Ему хотелось завыть от ярости. Это здесь, настойчиво твердил он себе, это здесь.

А может быть, и нет, подумал он, может быть, все, что требовалось от меня старику, — это чтобы я проторчал здесь до появления усыновленных им убийц. Нет, это было бы ложью слишком простой, а доктор Льюис предпочитал лгать куда более изощренно. Здесь что-то должно быть.

Рики повернулся к книжному шкафу. Ряды томов по психиатрии. Книги, посвященные депрессии, беспричинным страхам, снам. Десятки книг, включая и ту, в которую ударила пуля Рики: «Энциклопедия аномальной психологии». Только пуля уничтожила «ологии» в последнем слове.

Он замер, глядя прямо перед собой. Зачем психоаналитику понадобился труд по аномальной психологии? Человек его профессии не имеет дела с теми, чья психика исковеркана по-настоящему.

Доктор Льюис повернулся и, увидев, куда попала пуля, рассмеялся. Рики вытянул том с полки, открыл его на титульном листе. Поперек заглавия густыми красными чернилами было написано: «Хороший выбор, Рики. А нужные статьи отыскать сможете?»

Он поднял глаза на тикающие часы. Времени на то, чтобы ответить на этот вопрос, у него не осталось. Рики бросил последний взгляд на тело старого психоаналитика и побежал к выходу.

Рики проделал лишь половину пути, отделявшего его от машины, когда услышал быстро приближающийся звук автомобильного двигателя. Мешкать он не стал, метнулся за ствол ближайшего дерева, пригнулся и поднял голову лишь тогда, когда мимо него с ревом пронесся большой черный «мерседес».

До города Рики добрался уже перед самым рассветом. Он вернулся в снятый им номер, борясь с искушением броситься на кровать и заснуть.

Ответы, думал он. Ответы здесь. В книге по аномальной психологии. Ему остается лишь найти их. Вопрос в том, где их искать. Статьи энциклопедии расположены в алфавитном порядке, в ней 799 страниц текста. Что ему остается делать — прочитать каждую из этих страниц?

Размышляя о стоящей перед ним задаче, Рики наугад перелистывал страницы. Вот те, что содержат статьи на букву «В». Почти случайно на глаза ему попалась пометка на первой странице раздела. В верхнем углу страницы, той же ручкой, которой доктор Льюис вывел приветствие на титульном листе, была написана дробь: 1/3. И все.

Рики открыл раздел со статьями на «М». На том же месте значилось: 1/4. Первая страница раздела со статьями на «Р» содержала 2/5.

Рики не сомневался — это ключи. Теперь надлежало отпереть ими замок. Рики напряженно думал. Перед ним была загадка личности, загадка не менее сложная, чем те, с которыми он сталкивался за годы занятий психоанализом.

Что мне в действительности известно? — спросил он себя.

В воображении его начали формироваться портреты людей, первой шла Вергилия. Доктор Льюис сказал, что она актриса. Родилась в нищете, младшая из трех детей. В ее подсознании должны таиться проблемы, связанные с самоидентификацией, вопросы о том, кто она на самом деле такая. Отсюда и выбор профессии.

Рики выпрямился. Давай, выскажи предположение квалифицированного специалиста: нарциссизм.

Он обратился к статье, посвященной этому диагнозу.

Сердце его забилось быстрее. Доктор Льюис пометил некоторые буквы в словах статьи желтым маркером. Рики схватил лист бумаги и выписал эти буквы. И рывком откинулся на спинку кресла, глядя на то, что у него получилось: «горббледигука». Бессмыслица. Он вспомнил про ключ «1/3» и снова обратился к статье. На этот раз он выписал буквы, отделенные от помеченных тремя другими. И снова без толку.

Теперь Рики решил взять буквы, отделенные от помеченных тремя словами. Но, еще не начав выписывать их, сказал себе: единица над тройкой. И обратился к буквам, расположенным тремя строками ниже.

Первые девять меток дали ему слово «агентство».

Он торопливо продолжил выписывать буквы и получил второе слово: «джонс».

Рики встал, подошел к столику у кровати, на котором лежал телефонный справочник Нью-Йорка. Открыв раздел, посвященный театральным агентствам, он обнаружил коротенькую рекламу: «Агентство Джонса — театральное и актерское агентство звезд завтрашнего дня». Следом шел телефон.

Одна есть. Теперь Мерлин, адвокат.

Он представил себе этого человека: тщательно причесан, в безупречно отглаженном костюме, ногти наманикюрены. Ребенок, которому хочется, чтобы во всем был порядок, ненавидящий грязь, в которой он рос. Над его диагнозом долго размышлять не пришлось: маниакальное стремление к порядку.

Рики быстро нашел нужную статью и увидел помеченные буквы. Используя предоставленный ключ, он получил слово, которое его удивило: «арнесон». Назвать это слово совсем уж бессмысленным было нельзя, однако и знакомого в нем не было ничего.

Следующим словом оказалось «против». Остальные буквы дали «фортье». Судебное дело. Любой клерк, имеющий доступ к компьютеру и спискам назначенных к слушанию дел, мигом отыщет его.

Вновь обратившись к энциклопедии, Рики задумался о человеке, который был центральной фигурой всего случившегося, о Румпельштильцхене. И заглянул в раздел «П»: «Психопатия». В статье имелся раздел, посвященный убийцам-маньякам.

И здесь присутствовала череда пометок. Рики быстро расшифровал их.

Увидев, что получилось, он смял лист бумаги и гневно швырнул его в мусорную корзину. Полученная им фраза выглядела так: «А про этого не скажу».

Поспать Рики удалось совсем мало, однако выброс адреналина взбодрил его. Он принял душ, побрился, облачился в пиджак и повязал галстук. Полдневный визит в городской суд и несколько льстивых слов позволили ему получить сведения о деле «Арнесон против Фортье». Это был гражданско-правовой конфликт, которым суду высшей категории предстояло заняться на следующее утро.

Секретарь суда дал ему имена всех участников дела. Никого из них Рики не знал, и тем не менее одно принадлежало человеку, которого он искал. Из здания суда Рики вышел со сложившимся в голове планом.

Для начала он поехал в такси на Таймс-сквер, зашел в один из множества магазинов, торгующих предметами для розыгрышей, и заказал полдюжины фальшивых визитных карточек. Затем снова остановил такси и отправился в Ист-Сайд, к офисному зданию из стекла и стали. Сидевший у входа охранник попросил его расписаться в книге посетителей, и Рики оставил в ней размашистое «Фредерик Лазарь, продюсер». Охранник выдал ему пластиковую нагрудную карточку, на которой был обозначен нужный Рики этаж.

В офисе «Агентства Джонса» его приветствовала миловидная секретарша.

— Чем могу вам помочь? — спросила она.

— Я уже звонил сюда, — соврал Рики, — разговаривал с кем-то насчет рекламного ролика, который мы снимаем. Нам нужны незнакомые публике лица.

Секретарша улыбнулась.

— Конечно, — сказала она и, нагнувшись, извлекла из-под стола большой кожаный альбом. — Здесь наши сегодняшние клиенты. Если вам кто-то понравится, я могу направить вас к агенту, который распоряжается их ангажементом.

Она указала Рики на кожаный диван в углу комнаты. Рики уселся, открыл альбом и начал его перелистывать.

Фотография Вергилии была седьмой по порядку. «Привет», — шепотом произнес Рики и, перевернув страницу, увидел на обороте ее настоящее имя, адрес, номер телефона и перечень постановок в некоммерческих театрах и рекламных роликов, в которых она принимала участие. Он выписал все это в блокнот. Затем проделал то же самое еще с двумя актрисами. После чего вернул альбом секретарше, глянув при этом на свои ручные часы.

— Послушайте, — сказал он, — у меня очень туго со временем. Вы не могли бы позвонить этим троим и договориться об их встречах со мной? Так, постойте-ка, вот с ней я мог бы встретиться завтра в полдень в ресторане «Винсент» на Восточной Восемьдесят второй. А следом и с двумя другими, скажем, в два и в четыре, там же. Был бы вам очень благодарен.

Секретарша растерянно посмотрела на него.

— Обычно о встречах договариваются агенты, — сказала она. — Мистер…

— Я понимаю, — сказал Рики. — Но я в городе только до завтра, а после назад, в Лос-Анджелес. Вы уж простите, что я на вас так насел.

— Я посмотрю, что смогу сделать… как вас все-таки зовут?

— Улисс, — ответил Рики. — Мистер Ричард Улисс. Со мной можно связаться вот по этому номеру.

Он извлек из кармана фальшивую визитную карточку, на которой значился номер последнего, еще не использованного им сотового телефона.

— Постарайтесь, чтобы все получилось, — сказал он. — Если возникнут проблемы, позвоните.

Он повернулся и вышел из офиса.

Перед тем как на следующее утро отправиться в суд, Рики подтвердил агенту Вергилии время и место встречи с нею и с двумя другими актрисами-моделями, с которыми он встречаться отнюдь не собирался.

Пистолет, увы, пришлось оставить в номере. Нельзя было рисковать тем, что его обнаружит, скорее всего, установленный при входе в суд металлоискатель. Рики приоделся — блейзер, галстук, белая сорочка, широкие брюки. Глядя на себя в зеркало, он вспомнил первую услышанную им лекцию по психиатрии. Читавший ее врач говорил о том, что, как бы хорошо вы ни разбирались в поведении людей, как бы ни были уверены в поставленном вами диагнозе, вы никогда не сможете с полной уверенностью предсказать реакцию того или иного человека.

Интересно, верны ли его теперешние предположения?

Если верны, его ожидает свобода. Если нет — смерть.

Мысли Рики обратились к людям, которые преследовали его. К порождениям его промаха. Воспитанным в ненависти ко всем, кто не пожелал им помочь.

— Тебя я теперь знаю, — вслух сказал Рики, вызвав в воображении портрет Вергилии. — А тебя узнаю вот-вот, — продолжил он, обращаясь к портрету Мерлина.

Только Румпельштильцхен так и остался неуловимым призраком.

Рики вошел в зал суда, в котором должен был излагать свои доводы человек, известный ему под именем Мерлина. Как Рики и предполагал, зал был заполнен лишь наполовину. Тихо скользнув на одно из сидений вблизи дверей, Рики осел в нем пониже, стараясь не обратить на себя ничьего внимания.

За барьером зала лицом к судье сидело за массивными дубовыми столами с полдюжины адвокатов и истцов. Все это были мужчины, и все они внимательно следили за реакцией судьи на то, что они говорили. Слушание было предварительным, присяжные отсутствовали, поэтому каждое их слово было обращено непосредственно к судье.

Когда встал Мерлин, Рики окатила волна возбуждения.

— У вас возражения, мистер Томас? — спросил судья.

— Разумеется, — самодовольно ответил Мерлин.

Рики заглянул в полученный им список участвующих в деле юристов. Марк Томас, эсквайр.

Теперь у него появилось имя.

Пора было уходить, что он и сделал без всякого шума.

Он занял позицию рядом с пожарной лестницей, напротив лифтов. Он собирался подождать, пока юристы выйдут из зала суда, а там уж быстро спуститься по ней. В конце концов он увидел Мерлина, несшего два битком набитых судебными документами кейса. Слишком тяжелые, чтобы тащить их дальше ближайшего лифта, подумал Рики.

Прыгая через две ступеньки разом, он доскакал до второго этажа. Несколько человек ожидали у дверей лифта возможности спуститься на первый. Рики присоединился к ним. Глянув на индикатор, указывающий положение лифта, Рики увидел, что тот остановился этажом выше. Потом пошел вниз. Рики знал одно: Мерлин не из тех, кто станет забиваться к задней стенке, чтобы освободить место для других. Лифт остановился, двери его разъехались.

Мерлин поднял взгляд и увидел уставившегося ему прямо в глаза Рики.

Ужас исказил лицо мгновенно узнавшего Рики адвоката.

— Привет, Мерлин, — негромко сказал Рики.

И в тот же миг он выхватил из кармана детскую игрушку и приставил ее к груди адвоката. Это был водяной пистолет, почти неотличимый с виду от немецкого «люгера» времен Второй мировой. Рики нажал на курок, и струя черных чернил ударила в грудь Мерлина.

Прежде чем кто-либо успел отреагировать на это безобразие, двери лифта закрылись.

Ресторан, который Рики выбрал для встречи с Вергилией, отделяло от улицы большое окно из толстого листового стекла. Рики дождался, пока мимо окна продефилирует группа туристов, и просто пристроился к ней сзади. Когда их стайка миновала ресторан, он обернулся и увидел Вергилию, сидевшую, как и надеялся Рики, в глубине ресторана, с нетерпением ожидая его. В одиночестве.

Рики отступил от окна, сделал глубокий вдох.

Теперь звонок может раздаться уже в любую секунду, подумал он. Мерлину пришлось задержаться, чтобы хоть как-то почиститься, потом принести извинения другим адвокатам. И когда он наконец позвонил, то позвонил он старшему брату. Разговор у них получился обстоятельный — рассказ о случившемся, попытки понять, что из него следует. Второй на очереди у Мерлина была Вергилия, но Рики его уже опередил. Он улыбнулся, резко развернулся и прошел в ресторан. У дверей, разумеется, стояла старшая официантка, начавшая задавать неизбежные вопросы, однако Рики отмахнулся от нее, сказав: «Моя дама уже здесь», и быстро пересек зал.

Вергилия смотрела в сторону, однако, заслышав его шаги, обернулась.

— Привет, — сказал Рики. — Вы меня помните?

Лицо ее вспыхнуло от изумления.

— Потому что я-то вспоминаю о вас постоянно, — усаживаясь, сказал Рики.

Вергилия ничего не ответила, хоть и отшатнулась в удивлении. Ожидая встречи в продюсером, она выложила на стол папку со своими фотографиями и резюме. Теперь Вергилия медленно убрала ее со стола и опустила на пол.

— Насколько я понимаю, это мне не понадобится, — сказала она.

Прежде чем Рики успел ответить, в сумочке у нее зазвонил сотовый телефон. Рики покачал головой:

— Это ваш брат, адвокат, звонит, чтобы сообщить, что нынче утром я приходил повидаться с ним. Будет и еще один звонок, довольно скоро, от старшего брата, того, что зарабатывает на жизнь убийствами. Не отвечайте.

Рука ее замерла.

— Иначе что?

— Ну, вам следует спросить себя: до какой крайности доведен Рики? А следом, естественно: на что он способен?

Вергилия не ответила на звонок, телефон умолк.

— И на что же способен Рики? — спросила она.

Он улыбнулся ей:

— Рики способен на все.

Вергилия зябко поерзала в кресле.

— Не станет же он стрелять в меня посреди ресторана, на глазах у стольких людей. Я так не думаю.

Рики пожал плечами:

— Аль Пачино стрелял. В «Крестном отце». Уверен, вы этот фильм видели. Но мне нет никакой надобности стрелять в вас здесь, Вергилия. Я могу подстрелить вас во множестве других мест. Потому что я знаю, кто вы. Мне известно ваше имя. Ваш адрес. И что гораздо важнее, известны ваши честолюбивые устремления. Вы попали в западню, в такую же, как некогда Рики. Вы и Мерлин. Когда-то вы играли со мной в одну игру, теперь я буду играть с вами в другую. Игра называется «Как остаться в живых?». И суть ее составляет месть. Думаю, с некоторыми ее правилами вы уже знакомы.

Вергилия побледнела. Не спуская глаз с Рики, она потянулась к стакану воды со льдом, сделала большой глоток и прошептала:

— Он найдет вас, Рики. Найдет, и убьет, и защитит меня, потому что так было всегда.

Рики наклонился к ней:

— Как и полагается старшему брату? Ну что же, он может попробовать. Но видите ли, он теперь практически ничего не знает о том, кем я стал. Ваша троица гоняется за мистером Лазарем и считает, будто он почти уже в ваших руках. Но догадайтесь, что произойдет дальше? Пшик! Мистер Лазарь того и гляди исчезнет. Теперь уж в любую секунду, поскольку все, что в нем было полезного, практически исчерпано.

Рики резко встал, оттолкнув свое кресло назад.

— До свидания, Вергилия, — сказал он, снова наклонясь к молодой женщине. — Думаю, вам не захочется еще раз увидеть мое лицо, потому что оно может оказаться последним, что вы увидите в жизни.

Не ожидая ответа, Рики развернулся и быстро вышел из ресторана. Он прорезал толпу, как конькобежец прорезает переполненный каток, но мысли его витали далеко отсюда. Он пытался представить себе человека, который когда-то преследовал его. Как, гадал Рики, отреагирует психопат на то, что двух людей, которые только и были дороги ему во всем мире, напугали до мозга костей?

Быстро шагая по тротуару, Рики думал: Румпельштильцхену придется действовать быстро. Без подготовки и составления плана. Он позволит холодной ярости заглушить его инстинкты, забудет все, чему успел научиться.

И самое главное, он совершит ошибку.

Основательно все обдумав в дешевом номере нью-йоркского отеля, Рики понял, что на этой завершающей стадии игры он должен будет взять над Румпельштильцхеном верх. И ему казалось, что он знает, как этого добиться. Ему не составляло труда представить себе разговор между братьями и сестрой, разговор, возможно происходивший, пока он сидел в своем номере. Разговор должен быть не телефонным. Им придется встретиться. Они будут кричать друг на друга. Будут слезы, гнев, возможно, даже взаимные оскорбления. У них, обрушивавших убийственную месть на всех своих обидчиков, все шло так гладко. И только на нем они споткнулись. Рики просто-напросто слышал, как они кричат некоему неразличимому человеку, который так много значил для них в течение столь многих лет: «Ты втянул нас во все это!»

Даже при их маниакальном стремлении во всем поддерживать старшего брата, у младших брата с сестрой все равно сохранялось стремление жить нормальной человеческой жизнью — на сцене, в суде, — играть по определенным правилам. Только Румпельштильцхен, один из троих, не желал существовать в определенных границах. Другие двое такими не были, и это сделало их уязвимыми.

Рики отыскал клочок бумаги, и через несколько секунд у него был готов стишок. Он опять позвонил в «Виллидж войс», однако на сей раз предварительно задал сотруднику газеты несколько наводящих вопросов и постарался сообщить ему кое-какие немаловажные сведения.

— Если я уеду из города, я все равно смогу позвонить и получить ответы?

— Конечно, — ответил сотрудник.

— Отлично, — сказал Рики. — У меня в этот уик-энд дела на Кейп-Коде, а ответы я все-таки хотел бы узнать.

— Это не составит никакого труда, — сказал сотрудник газеты.

— Надеюсь, погода будет хорошая. Бывали когда-нибудь на Кейп-Коде?

— Был в Провинстауне, — ответил сотрудник. — В уик-энд после четвертого июля, там тогда здорово штормило.

— И не говорите, — сказал Рики. — Я-то в Уэлфлите живу. Вернее, жил. Пришлось продать дом. В срочном порядке. Вот собираюсь туда, улажу последние мелочи, а потом назад, в город, снова лямку тянуть.

— Хотел бы и я иметь там дом, — вздохнул сотрудник.

— Может, когда-нибудь обзаведетесь, — сказал Рики. Он откашлялся и продиктовал сообщение. Заголовок он выбрал скромный: «В поисках мистера Р.».

Рики здесь и Рики там, где он есть, не знает сам. Он теперь горазд на трюки и тебе не дастся в руки. Как бы ты ни лез из кожи, все равно узнать не сможешь, где объявится он вдруг, как противник, не как друг. Зол как черт, он смерти жаждет и чью-то жизнь возьмет однажды.

Номер газеты с этим стишком будет помечен ближайшей пятницей, однако в продажу он поступит уже в четверг вечером, тогда-то вся троица стишок и прочтет. Мерлин позвонит в отдел объявлений и довольно быстро доберется до сотрудника, принявшего стишок по телефону. А сотрудник вспомнит разговор о Кейп-Коде. Затем трое посовещаются снова. Младшие брат с сестрой, возможно, пожелают присоединиться к мистеру Р. в его охоте, но старший им не позволит. Это убийство ему захочется совершить без посторонней помощи.

И потому, думал Рики, он отправится на охоту один.

Один будет он поспешать на встречу с новой смертью.

Рики выписался из отеля и поехал на север, в Дарем. Он вернул взятую напрокат машину и потратил следующее утро, уничтожая следы Фредерика Лазаря. Членство в клубах, кредитные карточки, телефонные номера — все было отменено, аннулировано, закрыто.

Фредерик Лазарь испарился.

С Ричардом Лайвли дело обстояло сложнее, поскольку Ричарда Лайвли следовало оставить в живых. При этом он должен был исчезнуть из Нью-Гэмпшира без какого-либо шума и помпы. Бросить все, но так, чтобы никто этого не заметил — на случай, если кто-нибудь когда-нибудь начнет задавать вопросы и свяжет его исчезновение с определенным уик-эндом.

Банковский счет Ричарда Лайвли уцелел, хотя сумма на нем осталась минимальная. Своему университетскому начальнику Рики сказал, что его живущие на Западном побережье родственники попали в затруднительное положение, так что ему придется на несколько недель уехать к ним. То же самое он сказал и квартирной хозяйке, оплачивая комнату еще на месяц вперед.

В середине дня он сел на идущий в Бостон автобус, затем — в пятницу, после полудня, — на другой, идущий на Кейп-Код. Стишок они уже прочитали, думал он. И Мерлин уже все разузнал в газете. Скоро он тронется в путь.

У самого въезда в Провинстаун нашелся мотель, на котором уже не мигал знак: «Свободных мест нет» — видимо, потому, что погода была неустойчивая. Рики заплатил за номер, наличными, потом прогулялся в город, зашел в туристский магазин и приобрел мощный фонарь и просторное желтовато-оливковое пончо. Купил он и широкополую камуфляжной расцветки шляпу, обладавшую одной важной особенностью: к полям шляпы была прикреплена противомоскитная сетка. Прогноз погоды на ближайший уик-энд был на руку Рики: высокая влажность, грозы, облачность и жара. Ничего хуже для уикэнда не придумаешь. Рики сказал продавцу, что хочет все же попробовать повозиться в саду.

Выйдя из магазина, он увидел первые гигантские грозовые тучи, собирающиеся на западе. Он оглядел небеса над своей головой, сереющие, словно предвещая наступление вечера, и поспешил в мотель, чтобы завершить приготовления.

Когда он достиг дороги, которая вела к его старому дому, небо приобрело почти болезненный буроватый оттенок. Автобус ссадил его километрах в трех от дома. Рики легкой трусцой одолел это расстояние. Рюкзачок с новыми покупками и пистолетом удобно лежал на спине.

Рики повезло. Шоссе оставалось пустым. Он свернул на ведущую к дому дорогу, и деревья сразу же заслонили его. Выйдя из-под них, Рики увидел то, что и рассчитывал увидеть, — обгорелые остатки своего прежнего жилища.

Рики направился к месту, на котором когда-то находилась входная дверь. Он вступил в развалины и медленно прошелся по ним. Место, на существование которого он надеялся, словно бы поджидало его — сбоку от центрального дымохода, возносившегося прежде над камином гостиной. Здесь были грудой навалены куски потолочной обшивки и толстенные деревянные балки, образовавшие подобие навеса, почти пещеры. Рики надел пончо и шляпу, вытащил из рюкзачка фонарь и пистолет и полез в темноту под обломками дома, чтобы укрыться там в ожидании ночи, близившейся грозы и убийцы.

Порывами налетал проливной дождь, молнии посверкивали над океаном, грохотал гром, потом все это сменила устойчивая, неприятная морось. Рики сидел в своем укрытии, точно охотник в засаде, ожидающий, когда покажется дичь. Он почти не позволял себе шевелиться. Оттуда, где он прятался, ему было видно ведущее к дому открытое поле, особенно когда небо прорезали электрические сполохи.

К десяти часам окружающий мир обратился в сплошную сырую и мглистую тьму. Рики ощущал, как обострились его чувства, как мозг настороженно впитывает все нюансы ночи. Один раз его напугала пронесшаяся над головой летучая мышь. Другой — чета оленей, ненадолго вышедшая из леса.

Примерно через тридцать минут после того, как вдали в последний раз пронеслись фары автомобиля, Рики заметил еще одну машину, ехавшую помедленнее, словно бы в некоторой нерешительности. Свет фар помедлил у въезда в его былые владения, потом машина прибавила скорости и исчезла. Кто-то нашел то, что искал, подумал Рики.

Еще двадцать минут прошли в полной темноте. Рики чувствовал, как кровь гудит у него в ушах. Как гулко колотится сердце.

Дождь наконец прекратился. Рики взглянул в небо и увидел, что по нему несутся очертания туч, как будто подталкиваемые веслами незримых гребцов. Свет луны пробился в прореху пролетающей тучи, пронзив ночь, словно копьем. Рики повел глазами вправо, влево и обнаружил, что из-под деревьев выступила некая фигура.

Рики замер. Среди обугленных досок и груд закопченных камней он выглядел просто как еще один искореженный обломок.

Темная фигура перемещалась в поле зрения Рики. Человек этот продвигался медленно, осторожно, слегка пригнувшись — опытный хищник. Вот он достиг места, на котором прежде начинался сад. Рики смотрел, как человек постоял, колеблясь, а затем с уже большей решимостью шагнул вперед и остановился, оглядывая развалины, прямо в останках дверного проема.

Он знает, что я где-то здесь, подумал Рики.

Человек шагнул вперед, споткнулся о кусок кровельной балки, снова остановился и пнул ногой какие-то обломки.

— Доктор Старкс, — прошептал он. — Я знаю, вы здесь. Выходите, доктор. Пора заканчивать.

Рики не шелохнулся.

— Где вы, доктор? — продолжал человек, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Затем произнес уже громче и решительнее: — Да где вы, черт вас подери?

И повернулся к Рики спиной. И как только он сделал это, Рики вытащил из-под пончо полуавтоматический пистолет, поднял оружие перед собой, держа, как его когда-то учили в нью-гэмпширском магазине, обеими руками, и направил дуло в спину Румпельштильцхену.

— Я позади вас, — негромко сказал Рики.

Секунды, которые обычно складывались в упорядоченное шествие минут, теперь словно бы просто отлетали, подобно подхваченным сильным ветром лепесткам цветка. Рики, дышавший неглубоко и затрудненно, оставался неподвижным, пистолет — направленным прямо в спину убийцы. И убийца тоже стоял не двигаясь.

— У меня пистолет, — прокаркал Рики хриплым от напряжения голосом. — Он нацелен вам в спину. Полуавтоматический, калибр триста восемьдесят, заряжен разрывными пулями, и, если вы хотя бы пошевельнетесь, я выстрелю. Я успею сделать два, может быть, три выстрела, прежде чем вы успеете повернуться и пустить в ход ваше оружие.

Если Румпельштильцхен и был удивлен, он ничем этого не показал. Он лишь громко рассмеялся:

— Надо же, я прямо-таки пританцевал вам под дуло. Да, вы хороший игрок, доктор Старкс, гораздо лучший, чем я когда-либо ожидал, вы проявляете качества, которые я считал вам не присущими. — Он помолчал, потом прибавил: — Однако я думаю, что самое разумное для вас — пристрелить меня прямо сейчас. В спину. Сейчас у вас имеется преимущество. Но с каждой уходящей секундой ваша позиция будет становиться все более слабой. Как профессионал, побывавший в переделках подобного рода, я настоятельно рекомендую вам не упускать представившейся возможности.

Рики не ответил. Убийца рассмеялся:

— Ну, давайте же, доктор. Канализируйте ваш гнев. Сфокусируйте ярость.

Рики прицелился, но не выстрелил. Странное беспокойство прокрадывалось в его душу.

— Я знаю вас, — сказал он. — Мне знаком ваш голос.

— Ну еще бы, — немного насмешливым тоном отозвался Румпельштильцхен. — Вы его слышали довольно часто.

Рики вдруг ощутил себя стоящим на скользком льду.

— Повернитесь, — дрогнувшим голосом сказал он.

Румпельштильцхен покачал головой:

— Об этом вам меня лучше не просить. Потому что, как только я повернусь, вы утратите почти все ваши преимущества. Я увижу, где вы находитесь, и поверьте мне, доктор, едва я вас засеку, жить вам останется совсем немного.

— Я вас знаю, — шепотом повторил Рики.

— Что же тут удивительного? Голос-то остался прежним, — сказал Румпельштильцхен. — В конце концов, мы с вами почти год встречались по пять раз на неделе.

— Циммерман?

Румпельштильцхен опять рассмеялся:

— Циммерман мертвее мертвого.

— Однако вы…

— Я человек, которого вы знали как Роджера Циммермана, настоящий же Циммерман, действительно питавший склонность к самоубийству, мертв. Правда, к безвременной кончине его пришлось слегка подтолкнуть.

— Но я не…

Румпельштильцхен пожал плечами:

— Доктор, к вам приходит человек, называет себя Роджером Циммерманом, изображает готового для психоанализа пациента и демонстрирует наличие средств, позволяющих оплачивать ваши счета. Скажите честно, вы когда-нибудь проверяли, является ли пациент тем, за кого себя выдает?

Рики молчал.

— Не думаю. Если бы вы сделали это, вы узнали бы, что подлинный Циммерман был более-менее таким, каким я его перед вами изображал. Вся разница состояла в том, что он к вам не приходил. Видите ли, доктор, мне требовалось как следует узнать вас. Вот и пришлось приходить к вам, изучать. Это отняло какое-то время, зато я выяснил все, что мне было нужно.

— Кто вы? — спросил Рики.

— Этого вы никогда не узнаете, — ответил Румпельштильцхен. — Хотя, с другой стороны, вам уже все известно. Вам известно мое прошлое. Вы знаете моих брата с сестрой. Вы многое обо мне знаете, доктор. Но кто я такой на самом деле, вам никогда не удастся выяснить.

— Почему вы сделали все это со мной? — спросил Рики. Румпельштильцхен покачал головой:

— И это вы уже знаете. Так ли уж неразумно думать, что ребенок, которому пришлось увидеть, сколько зла причиняли тем, кого он любил, видеть, как их бросают в такую бездну отчаяния, что единственным спасением для них остается самоубийство, — что этот ребенок, достигнув положения, в котором он получил возможность точно и расчетливо отомстить всем тем, кто когда-то не пожелал помочь любимому им человеку, — а среди них были и вы, доктор, — что этот ребенок не ухватится за такую возможность?

— Месть ничего не решает, — сказал Рики.

— Слова человека, который никогда не доставлял себе удовольствия отомстить.

Рики почувствовал, что на лице убийцы появилась холодная улыбка. Ему казалось, что он даже видит, как пальцы Румпельштильцхена смыкаются на рукояти его оружия.

— Что ж, доктор Старкс, как ни интересен этот наш последний сеанс, я думаю, что кому-то из нас настало время умереть. И полагаю, что, скорее всего, вам.

Рики снова прицелился. Он стоял среди камней, лишенный возможности сместиться вправо или влево, лишенный пути к отступлению. Если говорить о выборе — выбор у него остался только один.

— Вы кое о чем забыли, — медленно и холодно произнес он. — Доктор Старкс уже умер.

И он выстрелил.

Похоже, убийца чутко прислушивался ко всем изменениям в интонациях Рики. Когда Рики нажал на курок, Румпельштильцхен упал вбок, разворачиваясь, так что направленная в середину его спины первая пуля Рики ударила в лопатку убийцы. Вторая разорвала мышцы его правой руки.

Рики выстрелил и в третий раз, теперь уже не прицеливаясь, и пуля, завывая, точно сирена, улетела в темноту.

Румпельштильцхен развернулся. Задыхаясь от боли, пытаясь поднять искалеченной рукой свой пистолет. Потом он схватился за оружие левой рукой, попробовал распрямиться, но его так качнуло назад, что он едва удержался на ногах. Рики застыл на месте, глядя, как дуло пистолета поднимается, покачиваясь, словно голова кобры, вперед-назад.

Треснул выстрел, и Рики почувствовал горячее дуновение — пуля пробила пончо, свободно свисавшее с его плеч. Он глотнул воздуха, отдававшего дымком и порохом, и опять навел пистолет на убийцу. Однако едва он прицелился Румпельштильцхену в лицо, как тот рухнул на землю. Пистолет выскользнул у него из пальцев. Он поднял здоровую руку к лицу, словно пытаясь защитить его от удара пули.

Адреналин, гнев, ненависть, страх — все это вместе обрушилось на Рики, требуя, чтобы он прикончил противника.

Но этого он делать не стал.

Лицо Румпельштильцхена побелело. Кровь стекала по его руке и груди, точно струйки чернил. Он еще раз попытался ухватить дрожащей рукой пистолет, но не смог.

Рики, выпрямившись, прыгнул вперед. Он отбросил пистолет врага ударом ноги. Сунул свой собственный в рюкзачок. Затем — Румпельштильцхен еще бормотал что-то, борясь с беспамятством, — Рики нагнулся и ухватил своего противника за грудь. Пошатываясь под тяжестью убийцы, Рики взвалил его себе на плечи, медленно выпрямился и побрел по обломкам, таща человека, еще недавно хотевшего убить Рики на развалинах его же дома.

Пот разъедал ему глаза, каждый шаг давался с великим трудом. Он чувствовал, как Румпельштильцхен впадает в беспамятство. Достигнув обочины шоссе, Рики свалил Румпельштильцхена на землю. Потом обшарил его карманы. К большому его облегчению, он нашел то, что искал: сотовый телефон.

Румпельштильцхен дышал неглубоко и мучительно. Рики перевязал, как мог, его раны, постаравшись остановить кровь. А затем набрал хорошо и давно ему памятный номер пожарной и спасательной службы Уэлфлита.

— Неотложная помощь Кейп-Кода, — быстро и деловито произнес мужской голос.

— Слушайте меня очень внимательно, — медленно сказал Рики. — Здесь произошел несчастный случай со стрелковым оружием. Пострадавший лежит на Старом пляжном шоссе, при повороте к летнему дому покойного доктора Фредерика Старкса. У него многочисленные пулевые ранения, он в шоке. Если вы не появитесь здесь в течение нескольких минут, он умрет. Вы поняли все, что я вам сказал?

— Да. Сейчас же отправляю спасателей. Старое пляжное шоссе. А кто говорит?

— Место, которое я указал, вам известно?

— Да. Но мне необходимо знать, кто вы.

Рики с мгновение подумал и ответил:

— Человек, которого больше не существует.

И отсоединился. Он вынул из рюкзачка фонарь, включил его и положил на грудь лишившегося сознания Румпельштильцхена. Вдалеке послышался вой сирены. Рики еще раз взглянул на тело, пытаясь понять, протянет ли убийца ближайшие несколько часов. Может быть, и протянет. Может быть, нет. Возможно, впервые за всю жизнь Рики неопределенность порадовала его.

Он повернулся и побежал трусцой, поначалу медленно, но затем быстро набирая скорость, пока не перешел на спринтерский бег. Ступни его в ровном ритме ударялись о дорожное покрытие, унося Рики в темноту.

Так он и исчез, подобный воспрявшему духом призраку.

Глава 12

Где-то в окрестностях Порт-о-Пренса

После рассвета прошло уже около часа. Рики лежал в постели, наблюдая за снующим по стене маленьким лимонно-зеленым гекконом, каждым своим движением отрицающим закон всемирного тяготения. Ящерка перемещалась рывками, по временам останавливаясь, чтобы раздуть оранжевый горловой мешок, и снова пролетая несколько шажков вперед. Рики завидовал чудесной простоте ее жизни: найди чего-нибудь поесть и постарайся, чтобы не съели тебя.

Он сбросил ноги с кровати, потянулся, провел ладонью по редеющим волосам, подхватил шорты цвета хаки, отыскал очки.

Комната, которую он занимал, была почти квадратной и более-менее голой, стены ее покрывала поблекшая белая штукатурка. Имущества у Рики было всего ничего: радиоприемник, кое-какая одежда, на стене пара книжных полок с трудами по медицине.

Рики подошел к окну, взглянул на холмы, на пышную зелень, и подумал, что Гаити воистину одна из самых загадочных стран планеты. Самая бедная из всех им виденных, однако в некоторых отношениях и самая богатая. Он знал, что, выйдя на улицу, окажется единственным белым человеком на многие километры вокруг. В прежние времена это могло бы его и расстроить, но теперь уже нет. Он наслаждался произошедшими в нем переменами.

Спустившись вниз, он зашел в бакалейную лавочку выпить кофе со свежевыпеченными булочками. А затем быстро пошел к клинике. У входа в нее толпились люди, заслоняя написанную от руки вывеску, большие неровные буквы которой складывались в слова: «Превосходная медицинская клиника доктора Дюмонде. Прием от 7 до 7 и по договоренности». Некоторых из постоянных ее посетителей Рики знал в лицо. Он приветственно улыбнулся им. В ответ вспыхнуло несколько улыбок. С одним из знакомых, стариком портным по фамилии Дюпон, он обменялся рукопожатиями — старик сшил для него желтовато-коричневый полотняный костюм за то, что Рики раздобыл «виокс», чтобы унять артрит, скрючивший старику пальцы. Как Рики и надеялся, лекарство это сотворило чудо.

Войдя в клинику, он увидел медицинскую сестру доктора Дюмонде, впечатляющих размеров даму, обладавшую широкими познаниями по части народных лечебных средств и методов врачевания вуду.

— Bonjour, Hélène, — сказал он. — Tout le monde est arrivé.

— О да, доктор. Придется трудиться весь день.

Рики покачал головой. Он практиковался с Элен в островном французском, а она, в свой черед, практиковалась с ним в английском.

— Нет, нет, Hélène, pas docteur. C'ext Monsieur Лайвли. Je ne suis pas un docteur encore.

— Да, да, мистер Лайвли. — Она широко улыбнулась, как будто отлично все понимала, но все равно была рада присоединиться к шутке Рики, принесшего в клинику столь обширные медицинские знания и при этом не позволяющего называть себя доктором.

Рики постучал в деревянную дверь и вошел в комнату, в которой проводился осмотр больных. Огюст Дюмонде, тощий человечек в бифокальных очках и с обритой наголо головой, как раз облачался в белый халат.

— О, Рики, дел у нас сегодня будет по горло, не так ли?

— Qui, — ответил Рики. — Bien sûr.

— Но разве вы не сегодня нас покидаете?

— Это всего лишь краткий визит домой. Займет меньше недели.

Доктор кивнул. Рики видел, что глаза его полны сомнения. Когда полгода назад Рики, переступив порог клиники, предложил свои услуги за более чем скромную плату, Огюст Дюмонде не стал приставать к нему с расспросами. Теперь же он опасался, что Рики может исчезнуть навсегда.

— Неделю, самое большее. Обещаю.

День промелькнул так быстро, что Рики едва не опоздал на самолет до Майами. Средних лет бизнесмен по имени Ричард Лайвли, который путешествовал по недавно выданному американскому паспорту, украшенному всего лишь несколькими скромными штампами различных стран Карибского бассейна, прошел таможню США безо всяких задержек. Рики купил билет на самолет, вылетавший в восемь утра на север, в Ла-Гуардиа, и провел ночь в гостинице «Холидей Инн» при аэропорте. Он долго сидел в горячей, наполненной пеной ванне — истинная роскошь после спартанского пристанища на Гаити. И все-таки спал Рики урывками. Простыни казались слишком мягкими, матрас — слишком пружинистым. Лежа в ночной тиши, он вспоминал свой последний, девятимесячной давности разговор с Вергилией.

Была уже полночь, когда Рики наконец добрался до мотеля на окраине Провинстауна. Плюхнувшись на кровать, он набрал телефонный номер манхэттенской квартиры Вергилии.

Она взяла трубку после первого же звонка:

— Да?

— Это не тот голос, который вы ожидали услышать, верно? — сказал Рики.

Вергилия онемела.

— Ваш брат, адвокат, он ведь рядом с вами, не правда ли?

— Да.

— Пусть возьмет вторую трубку и послушает тоже.

Через несколько секунд Мерлин был на линии.

— Теперь молчите и слушайте меня. Ваш брат находится в медицинском центре «Мид-Кейп». Если он и оправится от ранений, ему все равно потребуется помощь сестры и брата, которых он так любит. У полиции, несомненно, возникнут вопросы. Думаю, первая ваша задача — как-то уладить эту ситуацию.

Оба хранили молчание.

— Однако есть и кое-какие другие дела, которые тоже требуется уладить.

— Какие именно? — ровным голосом, стараясь не выдать своих чувств, спросила Вергилия.

— Во-первых, самое житейское: деньги, которые вы украли с моих счетов. Вы поместите всю сумму в банк «Швейцарский кредит» на счет 01-00976-2. Запишите. И сделайте это быстро.

— Что еще? — спросила Вергилия.

— А еще мы начнем новую игру, — ответил Рики. — Называется «игра на выживание». Играть будем все вместе. Одновременно.

Ни брат, ни сестра ничего не ответили.

— Правила простые, — продолжал Рики.

— И каковы они? — поинтересовалась Вергилия.

— С пациентов, которые приходили ко мне на сеансы психоанализа, я брал от семидесяти пяти до ста двадцати пяти долларов за час. В среднем я встречался с каждым по четыре, иногда по пять раз в неделю, как правило, в течение сорока восьми недель в год. Подсчеты можете произвести сами.

— Да, — сказала она.

— Отлично, — сказал Рики. — Стало быть, игра на выживание выглядит так: каждый, кто хочет остаться в живых, оплачивает курс лечения. У меня. Вы платите, вы живете. Как только деньги перестают поступать, я начинаю охоту на вас. — Рики помолчал, потом прибавил: — Или на кого-то из ваших близких. На жену. На ребенка. На любовника. На партнера.

Они опять промолчали.

— Это, — продолжал Рики, — более или менее тот же выбор, который вы когда-то предоставили мне. Только на сей раз речь будет идти о деньгах.

И он повесил трубку.

На дорогу от аэропорта Ла-Гуардиа до Гринвича, штат Коннектикут, ушло примерно полтора часа. Рики остановился в центре города, зашел в винный магазин и купил бутылку дорогого вина. Затем поехал на улицу, которая выглядела — во всяком случае, по высоким меркам одного из самых богатых в стране городов — довольно скромной.

Он остановил машину около дома, построенного в лжетюдоровском стиле. За домом располагался плавательный бассейн, перед домом возвышался большой дуб.

С бутылкой вина в руке Рики позвонил в дверь. Молодой, чуть за тридцать, женщине не потребовалось много времени, чтобы ответить на звонок. В джинсах, в черном свитерке с высоким горлом, светлые волосы зачесаны назад. Прежде чем Рики успел что-либо сказать, женщина произнесла:

— Чш-ш-ш, умоляю вас. Мне только что удалось уложить близнецов.

Рики улыбнулся:

— Хлопот с ними, должно быть, не оберешься.

— Вы себе даже не представляете, — ответила женщина. Говорила она очень тихо. — Так чем могу быть полезна?

Рики протянул ей бутылку.

— Я задолжал это вашему мужу, — сказал он. — У нас с ним были общие дела около года назад, вот я и решил поблагодарить его и напомнить об успешном исходе разбирательства.

Женщина в некотором замешательстве приняла бутылку.

— Ну что же, спасибо, мистер…

— Рики. Он меня хорошо помнит.

С этим он повернулся и пошел к взятой напрокат машине. Все, что хотел, он выяснил. Мерлин вел не лишенную приятности жизнь. Однако сегодня его ожидает бессонная ночь.

Рики подумал было навестить заодно и Вергилию, но вместо этого зашел в цветочный магазин и попросил послать дюжину лилий на съемочную площадку крупнобюджетного голливудского фильма, в котором она получила небольшую роль. Белые лилии — это именно то, что нужно. Такие обычно посылают на похороны, прилагая записку с выражением глубокого соболезнования. Рики подозревал, что Вергилии это известно. Он попросил перевязать букет черной шелковой ленточкой и приложил к нему открытку, написав на ней:

Все еще думаю о Вас.

Искренне Ваш

Д-р С.

А ты научился быть лаконичным, подумал он.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?