«Темный дом»

Алекс Баркли Темный дом

Начинается шторм, меркнет свет, влюбленные приникают друг к другу, и дети прижимаются к нам. Но как только мы перестаем держаться друг друга, как только мы теряем взаимное доверие, море и мрак поглощают нас.

Джеймс Артур Болдуин

Пролог

Нью-Йорк

Тощие руки торопливо защелкнули на тоненькой талии восьмилетней девочки небольшой пояс с висящей на нем маленькой коробочкой. Доналд Риггз ткнул в нее худым узловатым пальцем и, лениво растягивая слова, сказал:

— Это что-то вроде пейджера, малышка. По ней полиция найдет тебя, если ты вдруг потеряешься. А сейчас мы поедем домой, к мамочке. Хорошая у тебя мамочка, Хейли?

Девочка молча несколько раз кивнула. Закусив нижнюю губу, она с простодушным интересом наблюдала за его движениями.

Четвертый день принес Элайзе Грей уверенность в том, что ее мучения кончились. Невыносимая боль, вызванная похищением дочери и сопровождавшая ее все это время, уступила место бешеной ярости. Задыхаясь от злости, она обвиняла во всем происшедшем уже не незнакомца, укравшего ее дочь, а своего мужа. Это он, Гордон Грей, через свою компанию растрезвонил всем о своем богатстве. Хотел стать знаменитым, а сделал из своей семьи мишень для подонков, наживающихся на похищении людей и шантаже. Разумеется, и ее муж, и сама она с дочерью застрахованы и на такие случаи, но какими деньгами можно измерить семейное счастье? И что все их деньги значат в сравнении с Хейли, ее маленьким солнышком?

Элайза Грей сидела за рулем «БМВ» своего мужа, рядом с ней, на другом сиденье, лежал мобильный телефон — его прислал ей этот подонок вместе с запиской о выкупе. Странно, но мысли Элайзы в эти минуты занимал Гордон. Директор страховой компании посоветовал им сменить обычный режим дня, но разве Гордон знает, что это такое — сменить? Он ведь с самого утра делает все по раз и навсегда заведенному распорядку, и всегда одно и то же — на завтрак варит кофе, затем делает тосты, потом чистит яблоко, банан и персик, и всегда именно в этой монотонной и унылой последовательности. «Тупица, — думала Элайза. — Непроходимый тупица. И весь твой порядок тупой. И вся твоя жизнь — не размеренная, а тупая. За таким тупицей и следить долго не нужно — ты в одно и то же время выходишь из дома, отвозишь Хейли в школу, в одно и то же время заезжаешь за ней и возвращаешься домой. И так изо дня в день. Ты ведь даже не остановишься, чтобы купить ей шоколадку. У тебя все по графику, все по расписанию. Тупица».

Она опустила голову на руль, и в это время вспыхнул экран лежащего рядом телефона. Элайза засуетилась, схватила трубку и, прежде чем нажать кнопку, отметила про себя, что телефон играет мелодию «Улица Сезам». «Вот сволочь, он закачал сюда ее любимую мелодию».

— Давай трогай, сучка, — произнес размеренный спокойный голос.

— Куда мне ехать?

— За дочерью. Если будешь хорошо себя вести, получишь ее живой и невредимой.

Голос оборвался, послышались короткие гудки.

Элайза завела мотор, нажала педаль газа и вскоре встроилась в ряд идущих машин. Сердце у нее стучало. Раздражал прилепленный к спине микрофон с небольшой антенной. Позвонив утром в полицию, Элайза изменила финальную часть своих испытаний. Правда, даже сейчас она не была совсем уверена, что поступила правильно.

Детектив Джо Лаккези, коротко стриженный, темноволосый, с едва заметными серебряными нитями на висках, неподвижно сидел на водительском сиденье, внимательно разглядывая улицу. Он снова подумал о том же: хватит ли у Элайзы Грей сил пройти все до конца? Джо не имел представления, куда может двинуться преступник или что предпримет, когда поймет, что ему — крышка. Он не шелохнулся, даже когда его давнишний друг и в последние пять лет бессменный напарник двадцатипятилетний крепыш Дэнни Марки сказал:

— Да, подбородок у тебя — не промажешь. Только врезать тебе я бы не осмелился.

Джо повернулся и посмотрел на друга. Ясно выраженной линии подбородка у того не было, небольшая голова, заканчиваясь чем-то неопределенным, плавно переходила в кадыкастую жилистую шею. В его невыразительном лице все казалось бледным — глаза, кожа, морщины.

— Ну, что скажешь? — Он покосился на Джо.

Джо перевел взгляд на машину Элайзы. Она как раз начала отъезжать от тротуара. Дэнни, ожидая, что Джо немедленно тронется за ней, уперся руками в приборную панель. Джо усмехнулся краем рта. Дэнни верил в приметы, поэтому старался быть максимально предусмотрительным. Когда-то он познакомил Джо со своей теорией, как он ее называл, «черно-белого бытия». «Знаешь, Джо, — сказал он, — в этой жизни все люди делятся на умников и говнюков. Первые, прежде чем сесть на толчок и облегчиться, обязательно проверят, есть ли в туалете бумага; вторые сначала садятся, облегчаются и только потом проверяют. Ты — умник, а я по своей природе — говнюк». Джо ждал, пока машина Элайзы немного удалится от них.

— Слышал, что старина Ник в будущем месяце уходит на пенсию? — снова заговорил Дэнни.

Виктор Никотеро, один из старейшин их отделения, всю жизнь прослужил в дорожной полиции.

— Устраивает вечеринку. Ты пойдешь?

Джо кивнул. Он со свистом втянул воздух, стараясь унять внезапную боль в висках. Дэнни удивленно вскинул брови, ожидая ответа, но Джо не отвечал, хотя и видел его недоумение. Потянувшись к двери, он вытащил из расположенного под ручкой отделения две упаковки таблеток, выдавил одну болеутоляющую и две противовоспалительные и, ничем не запивая, с трудом проглотил.

— Да, я и забыл, к тебе же родственники из Франции приезжают, — вспомнил Дэнни. — Семейный ужин с людьми, которых ты ни черта не понимаешь. — Он коротко рассмеялся.

Когда Элайза отъехала метров на пятнадцать, Джо завел мотор и поехал следом. Немного погодя двинулся и синий «форд» с Ником и двумя агентами ФБР, Маллером и Холмсом. От Джо их отделяли три машины.

Элайза Грей медленно ехала вдоль тротуара, ежеминутно поглядывая на него, словно ожидая, что сейчас вдруг появится Хейли и с радостным криком запрыгнет в салон. В тишине машины снова зазвучала мелодия «Сезама». Элайза схватила трубку. Послышался тот же размеренный спокойный голос:

— Ну что, мамочка, где ты сейчас находишься?

— Подъезжаю к углу Второй авеню и Шестьдесят третьей улицы.

— Двигайся на юг, на Пятьдесят девятой улице повернешь налево и въедешь на мост.

— На Пятьдесят девятой улице повернуть налево и ехать на мост, — повторила Элайза.

Три машины въехали на мост, ведущий на Северный бульвар. Судьбы всех пяти сидящих в них пассажиров находились в руках одного человека, Доналда Риггза. Он сделал последний звонок:

— Теперь сворачивай на бульвар Фрэнсиса Льюиса, а потом иди налево на Двадцать девятую авеню. Там и встретимся.

Джо и Дэнни переглянулись.

— Он едет в парк Бауна, — произнес Джо, набрал номер командира группы и передал трубку Дэнни.

— Шеф, похоже, встреча будет в парке Бауна. Можно подтянуть туда парочку парней из сто девятого отделения? Хорошо, мы едем. — Он положил трубку.

Доналд Риггз медленно вел автомобиль, поглядывая то на дорогу, то на идущих по тротуару людей. Изредка он поглаживал едва заметный шрам на левой щеке, давно превратившийся на худом смуглом лице в бледное пятно. Он оглядел себя в зеркале заднего вида, поднял руку, чтобы погладить себя по длинным темным волосам, но вовремя вспомнил про гель и укладку. Всего час назад Риггзу сделали одну из тех модных причесок, которые так нравятся женщинам, и его волосы еще хранили на себе следы широкой длиннозубой расчески. Сзади они заканчивались точно у воротника рубашки, правая сторона волос зачесывалась на левую. Сегодня ему предстояла встреча с особенной женщиной, поэтому он не только постригся, но еще и побрился, дав себя обрызгать жидкостью после бритья из темно-синего флакона, и даже прополоскал рот темноватой жидкостью с легким привкусом корицы.

Риггз обернулся и посмотрел на пол перед задним сиденьем, где под старым вонючим одеялом лежала девочка.

В половине пятого дня к кабинету начальника двадцатого полицейского участка лейтенанта Терри Крейна, где, кроме него, находились еще пять детективов, шаркающей походкой, приглаживая на ходу седые волосы, подошел старина Ник. Прищурив серые глаза, он посмотрел сквозь рифленую стеклянную стенку, прислушался к приглушенному разговору и подумал, что там, возможно, обсуждают его уход на пенсию. «А если они вздумают снова подколоть меня, я им точно скажу пару ласковых, — решил он. — И кто бы мог подумать, что Лаккези, тот, которого я сам же сюда привел, меня же и выдаст? А кто же еще все им разболтал? Больше некому». Не так давно Ник проговорился Лаккези, что после выхода на пенсию собирается засесть за мемуары, и попросил подарить ему ручку, дорогую серебряную ручку с золотым пером, солидную, как у маститых писателей, которую ему было бы не стыдно вытаскивать из кармана, чтобы делать записи в тяжелом кожаном блокноте размером с ежедневник, — его Ник к тому времени уже купил. Лаккези выдал его — про ручку он ничего не сказал, а вот про желание стать писателем намекнул кому-то, сейчас уже не важно кому. Главное, что об этом все узнали. Ник подошел к двери кабинета, оперся худым плечом о стену, его фуражка чуть съехала с узкой головы набок. Голоса стали слышнее. Крейн инструктировал детективов:

— Нам только что сообщили: похититель движется в сторону парка Бауна. Кто он — неизвестно. Мы прочесали каждый дом вокруг школы, но ничего не выяснили. Девочка стояла на тротуаре, он остановился, открыл дверь, схватил ее, втянул в машину и сразу же отъехал. Все проделал так быстро, что поначалу никто ничего не понял. Даже марку машины никто не запомнил. Потом уже закричала учительница, а вскоре подъехал и отец ребенка. Обследование пакета, который сукин сын подбросил на следующий день, тоже ничего не дало — бумага обычная, никаких отпечатков, никаких зацепок.

Ник приоткрыл дверь и, просунув голову, спросил:

— А где это все произошло?

— Привет, Ник, — кивнул ему Крейн. — На углу Семьдесят пятой улицы и западной части Центрального парка.

Убедившись, что разговор в кабинете идет не о нем и не о его выходе на пенсию, Ник закрыл дверь и двинулся дальше по коридору, затем остановился и направился обратно. Он снова открыл дверь кабинета.

— Говорите, он едет к парку Бауна? Значит, этот район ему хорошо знаком. Может, он и к школе ехал этим путем, — поделился он внезапно пришедшей ему мыслью. — Если так, то он должен был проехать по Сорок второй улице, а на ней установлена скрытая камера. Проверьте пленку — может быть, этот парень сквозанул на красный свет.

— Спасибо, Ник. И не забудь рассказать об этом случае в своих мемуарах. — Крейн подмигнул детективам, снял трубку телефона и принялся набирать номер отдела дорожной полиции.

— Да ну вас к черту! — Ник, махнув рукой, вышел из кабинета.

Через полчаса на столе Крейна лежал список из восемнадцати машин, нарушивших в день похищения правила дорожного движения на Сорок второй улице. За тремя владельцами числились уголовные преступления. Один из них год назад проходил по делу о похищении с целью выкупа, но был оправдан за отсутствием доказательств.

Джо почувствовал действие таблеток. Боль начала стихать, мышцы расслабились, голова словно погрузилась в тепло. Он открыл и закрыл рот. В ушах еще стоял легкий звон. Джо несколько раз глубоко вдохнул через нос и выдохнул через рот. Приступы этой странной болезни начались у него лет шесть назад — мышцы шеи вдруг начинали деревенеть, уши закладывало, голову сковывала дикая боль, а челюсти сводило так, что несколько последующих дней он не мог ни есть, ни пить, ни разговаривать. Начинались приступы внезапно. Нередко собеседники Джо, видя, как тот немеет на глазах, приходили в ужас.

Хейли Грей думала о Красавице и Чудовище. Всем казалось, что Чудовище злое и страшное, на самом же деле оно было очень добрым. Оно кормило Красавицу супом, играло с ней в снежки. Может быть, и этот мужчина тоже хороший, хотя на вид он очень неприятный. Внезапно машина остановилась. Хейли было холодно, она поежилась и вдруг услышала мамин голос.

— Хейли! Хейли! Где моя дочь, мерзавец?! Отдай мне ее! Слышишь, скотина! — кричала мама.

Хейли показалось, что мама чем-то напугана. Раньше она никогда не кричала и уж тем более не ругалась такими словами. Кто-то забарабанил по стеклу, машина тронулась, быстро набирая скорость. Мамин голос стих. Доналд Риггз одной рукой расстегнул рюкзак, ощупал туго набитые пачки.

Дэнни взял микрофон.

— Пятнадцатый, он отъехал. Идет в сторону Нью-Йорка. Диктую номер. — Он несколько секунд подождал, чтобы центральный диспетчер смог взять ручку и бумагу, затем продолжил: — Записывай. Коричневый «шевроле-импала», Адам, Сэм, Эдди четыреста восемьдесят пять. АСЕ четыреста восемьдесят пять, — повторил он.

— Принято, — прозвучал ответ.

Джо перешел на специальный общегородской канал связи, на котором работали Маллер, Холмс и еще сто девять полицейских, находившихся в парке. Он заговорил быстро и отчетливо:

— Он взял деньги и уехал. Про девочку ничего не сказал. Спокойнее, ребята, мы пока не знаем, где она. Оставайтесь на своих местах. До связи.

Дэнни повернулся к нему и произнес:

— Возрадуемся, братие, ибо он обрел свой прежний голос.

— Этот сукин сын не из Нью-Йорка, — заметил Джо, не обращая внимания на шутливый тон друга.

— Как ты догадался?

— Акцент. Я уверен — он читал инструкции.

— Ну ты даешь. Стоит тебе потерять дар речи, как ты тут же обретаешь музыкальный слух.

— Если бы… — пробормотал Джо, хотя внутренне согласился с Дэнни. Действительно, некоторое время назад он заметил одну странность — боль, сдавливающая его голову, одновременно обостряла внимание.

* * *

Проехав половину Двадцать девятой авеню, Доналд Риггз прижал машину к тротуару, резко обернулся и, сбросив с девочки одеяло, скомандовал:

— Все, вылезай из машины, быстро.

Хейли поднялась на сиденье.

— Спасибо, я знала, что ты хороший, — проговорила она, открыла дверь, высунулась из машины и покрутила головой, ища маму. Та стояла метрах в тридцати от них. Хейли выпрыгнула на тротуар и бросилась к ней. Быстро бежать она не могла — от долгого лежания на узком полу в неудобном положении ноги у нее сильно затекли.

Теперь, когда Элайза Грей остановилась, Джо и Дэнни ехали следом за Риггзом. Позади них шла машина с агентами Маллером и Холмсом. Дэнни передавал все, что видел, Джо сидел и размышлял. Его мучило дурное предчувствие. Слишком все гладко и спокойно закончилось. Устрашающе спокойно, если иметь в виду, что преступник — самый настоящий маньяк. Он повернулся и посмотрел на Джо.

— Тебе не кажется странным, что этот скот слишком уж быстро отдал девочку? Очень подозрительно.

Джо ударил по тормозам, высунул правую руку в окно и несколько раз коротко махнул. Маллер знак понял и, обойдя Джо, последовал за похитителем. Джо прижал машину к тротуару, повернулся и посмотрел назад, туда, где стояла Элайза Грей, обняв дочь.

В самом деле все произошло как-то очень просто. Джо открыл дверь, собираясь выйти из машины, и в это время зазвонил его мобильник, лежащий на панели управления. Джо взял его, открыл, поднес к уху и услышал голос Крейна:

— Джо, сейчас начинаем.

— Коричневый «шевроле-импала», — повторил он.

— Да, знаю. Владелец Риггз Доналд, возраст — тридцать четыре года, родился в задрипанной деревне с громким названием типа Говновилл в штате Техас, белый, судим за мелкое воровство, мошенничество, подделку чеков, проходил по делу о похищении с целью выкупа. — Крейн немного помолчал, затем продолжил: — Слушай, Лаккези, плохо дело. Этот тип служил в спецподразделениях, в девяносто седьмом году проходил подготовку в Неваде. Ладно, мы начинаем брать этого любителя музыки кантри, а то тут меня еще переговоры с заложниками ждут, — закончил он скороговоркой.

Джо бросился к Элайзе. Он бежал на пределе возможностей, думая только об одном — чтобы его сердце выдержало внезапную нагрузку.

Доналд Риггз доехал до угла Сто пятьдесят четвертой улицы и Двадцать девятой авеню. Он покачивался взад-вперед в кресле, сжимая и разжимая тонкими узловатыми пальцами руль, осматривая все вокруг цепким натренированным взглядом, поглядывая в зеркало заднего вида. Ничего подозрительного он не видел, если не считать, что черного цвета «форд-таурус», шедший за ним, вдруг прижался к тротуару, а его место заняла обошедшая его темно-синяя «тойота-корона». Что-то в этом маневре Риггзу показалось странным. Он продолжал неторопливо ехать вперед и вдруг нутром почуял опасность. У него перехватило дыхание. Он еще немного проехал и, не доезжая следующего перекрестка, медленно остановился и начал осматривать дорогу впереди. Его внимание сразу же привлекла какая-то странная суета возле припаркованного у входа в парк микроавтобуса без окон, с надписью «Ассоциация „Эдисон и К°“» на борту. Из его кабины вышли двое мужчин, одетых в униформу компании, и, перебросившись несколькими фразами, пошли открывать задние двери, откуда вышли еще двое. Риггз перевел взгляд на зеркало заднего вида — темно-синяя «тойота», которая шла за ним, неумолимо приближалась, двигаясь, в нарушение всех правил, по встречной полосе. Перегнувшись через пассажирское сиденье, Доналд Риггз приоткрыл дверь и, подхватив рюкзак, бросился из машины. Продираясь сквозь кусты, он бежал в глубь парка. К тому времени, когда Маллер и Холмс, остановив машину, подбежали к коричневому «шевроле», его уже осматривали четыре агента ФБР в униформе ассоциации «Эдисон и К°».

— Вперед! За ним! — прокричал Маллер, и все шестеро рванули в гущу парка.

— Ты звонила на мой пейджер? — спросила Хейли, ткнув пальчиком в висевшую у нее на поясе коробочку, на которой замигал желтый огонек. Элайза выпрямилась и начала тревожно осматриваться по сторонам, надеясь найти кого-нибудь, кто бы ей разъяснил, что все это означает. В душе, правда, ответ она знала, но не хотела с ним мириться. Ее умоляющий взгляд остановился на приближающемся к ним Джо.

«Вот сука. Вот же дура…» Сжимая в одной руке лямки рюкзака, а в другой — небольшой темный предмет, Доналд Риггз стремительно бежал по парку. Он устал, ноги, все тело и мозг его начали затекать. Остановившись, он присел на корточки. Еще несколько минут такого бега, и он потеряет сознание. Он осмотрелся, затем перевел полузастывший взгляд на зажатый в руке темный предмет. От напряжения руку начала сводить судорога, большой палец, дернувшись, скользнул на кнопку детонатора.

Элайза Грей знала свою судьбу. Она в последний раз крепко обняла дочь, прижала ее к груди и торопливо прошептала:

— Доченька, дорогая моя, я очень-очень люблю тебя.

Затем раздался страшный взрыв, сверкнуло пламя, такое яркое, что Джо зажмурился, и снова воцарилась тишина. Розовые, алые и белые куски разметались по веткам и листьям близлежащих деревьев, смешавшись с корой, засыпали траву там, где только что стояли, прижавшись друг к другу, мать и дочь. Они даже не попрощались.

Джо стоял, парализованный жутким зрелищем. К нему снова вернулась судорожная боль и сдавила шею так, что он едва мог дышать. На глаза навернулись слезы. Боль нарастала, делаясь нестерпимой. Он ощутил запах теплого бетона. Медленно опираясь на дрожащие руки, приподнялся, затем встал. Сегодня его тело испытало слишком многое: казалось, оно переполнено эмоциями. Затрещала висящая на поясе рация.

— Мы потеряли его, — послышался голос Маллера. — Похоже, он движется прямо на тебя, вдоль игровой площадки. Будь внимателен.

Теперь Джо испытывал лишь одно чувство, оно затмило все остальные, включая боль, и это было чувство дикой ярости.

«Нет, Хейли, твоя мамочка поступила неправильно. Она оказалась нехорошей. Это я — хороший, а она — нет», — хрипло бормотал Риггз, задыхаясь, словно выбрасывая слова. Он бежал тяжело, пригнувшись и пошатываясь от усталости. Но даже сейчас звериное чутье не подвело его — за деревьями раздался легкий шум, и рука его отчаянно метнулась к внутреннему карману пальто. В этот момент перед ним появился Джо с девятимиллиметровым «глоком» на изготовку.

— Стоять! — скомандовал он. — Руки вверх!

Джо никак не мог вспомнить его имя. Риггз резко остановился, правая рука его непроизвольно качнулась вправо, затем влево, и тут же обе его руки беспомощно заболтались в воздухе, а тело содрогнулось под ударами шести пуль, выпущенных Джо ему в грудь.

Риггз рухнул навзничь. Он лежал, раскинув руки, упершись застывшим взглядом в небо. Джо подошел к нему и принялся неторопливо шарить мыском ботинка в траве, ища оружие, которого не было. И это он отлично знал. Внимание его привлек предмет, лежащий на правой ладони Риггза. Джо нагнулся. Это был маленький значок темно-бордового цвета с золотой окантовкой — ястреб с распахнутыми крыльями и опущенной головой. Риггз до последнего сжимал его так крепко, что булавка значка впилась ему в ладонь.

* * *

Два дня спустя.

Штат Невада, государственная тюрьма усиленного режима в городе Илай

— Заткнись, ублюдок. Закрой пасть, ширяло, и помолчи. Дай послушать передачу. Иди ты в задницу со своими птичками. Плевать я на них хотел, Блевонтин.

Дюк Роулинз лежал ничком на кровати в тесной, восемь на десять футов, камере. Каждый мускул его длинного тощего тела был напряжен.

— Не называй меня так, — проворчал он. Лицо его нахмурилось, полные губы побледнели. Он провел рукой по немытым светлым волосам, длинным сзади и коротким спереди. Грязная челка свисала над глазами, синими и холодными как лед.

— Это с какой стати? — спросил Кейн. — Раз ты Блевонтин, я и буду звать тебя так.

Дюк ненавидел общие камеры, в которых сидят скоты и мелют всякую чушь. Кейн не на шутку разозлил его. Откуда он мог узнать, что именно так Дюка дразнили в школе?

— А вот и ястреб наш летит, широко раскинув крылья. Летит-летит, видит — кролик. Ястреб камнем падает, да как хрясь кролику клювом в задницу — тут ему и труба. Заверещал кролик, а ястреб полетел дальше, домой, к своему другу Блевонтину.

Дюк спустился с кровати, вытащил руки из-под подушки, сжимая пальцами кусок плексигласа, заточенного с двух сторон, и выбросил вперед руку. Кейн в страхе отпрянул, ударившись головой о стену. Дюк снова выбросил руку вперед, потом еще и еще. Острие самодельного ножа рассекало воздух у самого горла Кейна. Он в ужасе следил за стремительными движениями Дюка.

Голос охранника прервал затянувшуюся пытку.

— Ты что, парень? Хочешь получить у меня билет в один конец до Карсон-Сити? Кому сказал, прекратить!

В Карсон-Сити находилась специальная тюрьма для смертников. Все знали, что надолго там не задерживаются. Максимум неделя, а дальше — кто что выберет: выстрел, укол яда или электрический стул.

Охранник отпер дверь и ввалился в камеру. Дюк метнулся к своей кровати.

— А ну дай сюда! — Охранник надел хирургическую перчатку и медленно вытянул из руки Дюка самодельное оружие. Он действовал абсолютно спокойно, хорошо понимая, что только осел пустит в ход оружие незадолго до освобождения. Уж кого-кого, а Дюка он ослом никогда бы не назвал.

Повертев в руках смертоносный кусок пластика и удивленно хмыкнув, охранник направился к двери, но, не дойдя, достал из кармана распечатку статьи из «Нью-Йорк таймс», скачанной с веб-сайта газеты, и повернулся к Роулинзу.

— По-моему, тебя это должно заинтересовать, — произнес он. — Почитай на досуге.

Роулинз поднялся с кровати, вразвалку подошел к охраннику и взял листок. В глаза бросился заголовок: «ПОХИЩЕНИЕ РЕБЕНКА ЗАКОНЧИЛОСЬ ТРАГЕДИЕЙ — ПРЕСТУПНИК ВЗОРВАЛ ДЕВОЧКУ ВМЕСТЕ С ЕЕ МАТЕРЬЮ» — и фотография Доналда Риггза. Прочитав начало статьи, Роулинз сразу заглянул в конец: «Мать и дочь погибли, похититель скончался от полученных тяжелых ранений». Руки его задрожали, ноги начали подкашиваться.

— Неправда! Нет, нет, Донни, нет! Нет! — завопил он и стал медленно оседать на пол. Затем его начали бить судороги, изо рта брызнул фонтан тошноты, залил пол и ботинки охранника.

Прежде чем Роулинз потерял сознание, к нему подскочил Кейн и принялся колотить по обмякшему телу.

— Вот! Вот тебе, сволочь, — кричал он. — Сдохни! Сдохни скорее, удод-урод! Ой, как замечательно. Наконец-то ты подыхаешь!

— Эй-эй, потише, парень, — проговорил охранник, потряхивая попеременно ногами, чтобы стряхнуть с форменных брюк и ботинок капли рвоты. — А ну марш на свою кровать! — Он повернулся и, открыв дверь, вышел из камеры.

Глава 1

Уотерфорд, Ирландия, год спустя

На всем южном побережье нет заведения древнее, чем бар Данаэра. Построенный два столетия назад, хорошо сохранившийся, с мощными каменными стенами, изнутри обшитыми деревом, и с деревянным полом — на них пошли доски и бревна с потерпевших здесь крушение кораблей, — он словно впитал в себя, помимо табачного дыма, еще и дух прошлых времен. Даже постоянный полумрак, царивший в нем, казался частью его истории. Старину его подчеркивали почерневшие балки под низким потолком с развешанными на них позеленевшими рыбацкими сетями и рядами проржавевших массивных металлических кружек. В большом очаге всегда горели поленья. Туалет в баре называли гальюном. Двери в одном из них не было.

— За прошедшие века оттуда ничего не исчезло, — любил приговаривать владелец бара Данаэр.

Джо Лаккези сидел за столом и отвечал на вопросы.

— Так когда вы все-таки приказали преступнику остановиться? После первого выстрела или после второго? — спросил Хью. Он поднял кружку, сразу закрывшую треть его лица, и сделал несколько глотков. Высокий, неуклюжий, во время разговора Хью смешно наклонял голову вбок, словно собирался выходить через низкий дверной проем. Его длинные и вьющиеся черные волосы были связаны в хвост, а выбившиеся оттуда пряди он то и дело поправлял длинными тонкими пальцами.

Его приятель Рэй закатывал глаза от смеха.

— Признавайтесь. Но помните — все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде, — продолжал импровизированный допрос Хью.

Джо рассмеялся.

— Ладно, не приставай к нему, — сказал Рэй. — Слушай, Джо, а действительно, тебе приходилось когда-нибудь выбивать признания?

Все трое захохотали. Джо не помнил дня, чтобы кто-нибудь, когда он появлялся в баре, не начинал расспрашивать его о прежней работе.

— Если вы так интересуетесь происшествиями, вам бы, ребята, нужно почаще на улице бывать, — посоветовал он.

— Да брось ты. Что может случиться в таком захолустье? — Хью махнул рукой.

Если кто-то и называл Маунткеннон захолустьем, то только не Джо. Небольшая рыбацкая деревушка, красивая и уютная, за последние полгода, благодаря стараниям его жены Анны, стала для Джо настоящим домом. Ради сохранения брака и семьи, отношения в которой делались все напряженнее, она настояла на переезде из Штатов. Анна просила также, чтобы после того трагического случая Джо ушел из полиции, но он не хотел этого делать. Максимум, на что он соглашался, — это годичный отпуск. За последние девять месяцев ему предстояло решить, вернется ли он снова в полицию или уйдет оттуда совсем.

Тогда Джо и понятия не имел, куда на это время его занесет судьба. Анна, профессиональный дизайнер, время от времени принимала заказы на разработку интерьера, а однажды обратилась в журнал «Вог. Ваше жилище» с предложением восстановить одну из старинных построек, купленных журналом. Ей представили на выбор несколько зданий, и Анна предпочла давно заброшенный, избитый ветрами и непогодой маяк, стоявший в пустынном местечке Шор-Рок, неподалеку от деревушки Маунткеннон. Деревушку эту Анна полюбила еще в ту пору, когда ей было семнадцать.

Только приехав туда, Джо понял, что значили для Анны эти места. Ему же поначалу там было очень скучно. Он рвался назад, в Нью-Йорк, ежедневно ходил в местный магазинчик покупать газету «Ю-Эс-Эй тудэй», приходившую с большим опозданием, отчего он называл ее «США два дня назад». В телефонных разговорах с Дэнни Марки он шутил: «Если в Штатах случится что-нибудь серьезное, позвони мне денька через два, чтобы я мог сообразить, о чем ты говоришь». Дома, в Америке, он узнавал об Ирландии только из ностальгических воспоминаний героев телесериалов, выходцев оттуда. Жизнь на заброшенном маяке, возле забытой Богом деревушки, показала, что Ирландия не имеет ничего общего с сентиментальными балладами, написанными в Нью-Йорке. Но еще хуже обстояло дело с обычными бытовыми мелочами. В любом из трех баров он мог, сев за стол и заказав кружку пива, сразу же подружиться с кем-нибудь из посетителей, но вот посмотреть новый фильм или обменять чек на наличность в Маунткенноне было невозможно. Роль банкира выполнял Эд Данаэр, он же владелец бара, всегда готовый ссудить под небольшой процент деньги, только что принятые от посетителя.

Джо поднялся, передал Эду несколько банкнот и простился с сидящими. Домой он добрался через пятнадцать минут. За последним поворотом открывался великолепный вид на маяк, свежевыкрашенный яркой белой краской, мощно вырисовывающийся на фоне черного неба и моря. Он толкнул калитку и по неширокой, но длинной — почти стометровой — аллее прошел к центральному входу.

Кроме самого маяка, на утесе, широком, плавно спускавшемся к морю, стояло несколько зданий различной площади и высоты. Центральный дом был построен в 1800 году, после чего за полтора с лишним века вокруг него выросло множество самых разных, мелких и средних, построек. В 1960 году необходимость в маяке отпала, и он опустел. С тех пор здания стояли заброшенными. Из всех построек только три двухэтажных, отдельно стоящих строения были пригодны для жилья. На втором этаже одного из них Анна оборудовала зал, кухню, гостиную и большую кладовую, на первом — ванную и еще две просторные спальни, из них одну — для гостей. Из-за резкого наклона утеса второй дом, мощный, с маленькими окнами, казался громадным фундаментом первого. Он будто врос в камень. На втором этаже находилась спальня Шона, а на первом — винный погреб. Третье строение, круглая башня, и служило в свое время маяком. Стояла она позади главного жилого дома. Стены башни оставались целыми, зато внутри почти все пришло в абсолютную негодность. В верхней части утеса, почти на самом его краю, стоял сарай, тоже прочный, выстроенный из камня. Его Джо превратил в мастерскую, купив массу электроинструментов, частью которых только учился пользоваться. Он собственноручно сделал для дома то, что Анна назвала мебелью не первой необходимости. Она сказала это как комплимент, так что Джо остался доволен своей работой.

К концу года она хотела сделать дом комфортным и современным, но вместе с тем по возможности сохранить всю его оригинальность. Следует сказать, что для этого она выбрала самое подходящее место — плотников, кузнецов и строителей в деревушке было полно. Правда, в отличие от нью-йоркских они не отличались пунктуальностью. Для них ни сам журнал «Вог», ни график выполнения заказов ничего не значили. Вскоре и сама Анна привыкла к их вольному пониманию времени. Хотя работа шла и не так быстро, как хотелось Анне, но всего за полгода удалось восстановить стены зданий, а их сырые полуразрушенные внутренности, за счет небольшой перестройки, преобразовать в уютные помещения. Когда Джо, Анна и Шон впервые вошли в Шор-Рок, там царило запустение. Казалось, что люди бежали отсюда, бросив все, перед лицом какой-то страшной опасности. Все в домах пропиталось запахом моря и гниющего дерева, штукатурка на стенах давно осыпалась, уступив место громадным желто-зеленым пятнам сырости. Джо и Шон беспомощно рассматривали здания, и только Анна осталась довольна, назвав общий вид живописной разрухой.

Теперь вся внешняя кладка домов была отремонтирована и перекрашена. В основном доме в полу сделали подогрев, стены и деревянный пол побелили и покрасили. Комнату обставили простой белой мебелью с претензией на модерн. Первой отремонтировали спальню Шона. Последнюю точку в ее отделке поставила спутниковая тарелка, укрепленная на крыше дома. Анна старалась сделать все, чтобы ее шестнадцатилетний сын не слишком страдал от переезда. Мало того что, оказавшись в другой стране, он испытал культурный шок, его мир, такой большой прежде, внезапно уменьшился до размеров деревушки. Спутниковое телевидение помогало ему не чувствовать себя оторванным от недавней жизни. Для Анны же переезд в глушь, где не было ни художественных галерей, ни издательских концернов, ни примелькавшихся лиц, ни столь же надоевших пресс-конференций, стал настоящим праздником. Ей нравился Маунткеннон, где она знала всех соседей, где автомашину на любой улице можно оставить незапертой.

Джо скользнул в постель к Анне.

— Повернись, — прошептал он.

Полусонная, она улыбнулась и повернулась спиной к нему. Обхватив ее тонкую талию, он привлек Анну к себе, несколько раз поцеловал в затылок и уснул под шум разбивавшихся о скалы волн.

— Ирландский завтрак? — переспросил Джо, усмехаясь и указывая на Анну измазанной в масле лопаточкой. — Ты хочешь есть то же, что и твои соседи? — В одних джинсах он, согнувшись, стоял у плиты.

— Хочу попробовать, — рассмеялась она. — Не знаю, хватит ли у меня терпения изо дня в день готовить на завтрак одно и то же — яичницу, бекон, сосиски, черный пудинг, белый пудинг… — Анна поправила волосы, скинула тапки, босиком подошла к шкафу и потянулась к верхней полке.

— О, ты скоро совсем превратишься в мужчину, — заметил Джо.

— А ты уже превратился в толстяка, — отметила Анна.

— Для француженок все мужчины — толстяки, — парировал Джо.

— Не все, а только американцы.

— Ты нас обижаешь, — произнес Шон, усаживаясь в кресло и вытягивая под столом длинные ноги. — Гордись, пап. С сегодняшнего утра над маяком развевается американский флаг. — Он схватил нож и усмехнулся. Усмешка у него была точь-в-точь такая же, как у Джо. Гены семейства Лаккези оказались сильнее генов Бриоде, но, к счастью, не подавили их окончательно. От отца Шону достались темные волосы и смуглая кожа, а от матери — светло-зеленые глаза. Сочетание удивительное.

— Отлично, горжусь, — сказал Джо.

— Пап, надел бы ты рубашку.

— Что, завидуешь моей мускулатуре? — рассмеялся Джо. — Сейчас надену, вот только мясо дожарю. Боюсь, маслом запачкаю.

Он закончил готовить и разложил еду по тарелкам — себе и сыну.

— Мама даже не знает, что она теряет, — томно произнес Джо, вдыхая ароматный запах.

— Знаю, знаю, — хохотнула Анна и показала глазами на намечающееся брюшко мужа.

— Это ты об этом? — Джо похлопал себя по животу. — Ерунда. Пара хороших пробежек, и весь жирок как рукой снимет. Не сомневайся.

Анна недоверчиво покачала головой, хотя знала, что Джо прав. Он всегда сохранял форму, и даже если иногда и набирал пару лишних килограммов, то быстро их сбрасывал.

— Ну сама подумай: как я могу соревноваться в стройности с женой, которая ест лишь детское питание?

Анна расхохоталась. Джо натянул футболку, снова подошел к плите и поставил на огонь чайник. Когда тот вскипел, он достал с полки кофейник из небьющегося стекла, налил в него кипятку из чайника, покрутил, нагревая края, затем выплеснул воду в раковину. После этого он засыпал в него четыре чайные ложки кенийского зернового кофе и снова налил воды, на этот раз почти до самого края, чуть ниже хромированного ободка. Обдав кипятком крышку кофейника, он закрутил ее, повернув так, чтобы носик оказался закрытым, и стал наблюдать за кипячением. Спустя четыре минуты Джо слегка надавил на крышку кофейника, чтобы зерна прижались ко дну, затем повернул крышку, открывая носик, и стал разливать кофе по чашкам. Анна всегда внимательно следила за этим процессом.

— Вчера вечером звонил твой отец, — вдруг сообщила она. У Шона округлились глаза, но Анна сделала вид, что не заметила его удивления.

— Ну что ж. Звонил так звонил, — пробормотал Джо. — Что у него там нового?

— Он женится.

Джо, вскинув голову, посмотрел на жену:

— Не может быть! Ты чего, обалдела?

— Следи за своим языком. По-твоему, я могу такое выдумать? Он хочет, чтобы ты приехал к нему на свадьбу.

— На Памеле женится, конечно?

— А на ком же еще? Джо, ты невыносим.

— Если бы ты знала его, как я, то даже по телефону не разговаривала бы.

— Да, дедушка у нас может вытворить такое… — подтвердил Шон.

— Здравствуйте, гости дорогие. А вот и я, молодой жених. А это детки мои, полюбуйтесь-ка на них. Нравятся? Вот так-то. Я вам не маньяк какой-нибудь, а добропорядочный отец семейства, — сказал Джо, имитируя трескучий старческий голос.

— Ну и?.. — переспросила Анна.

— Что — ну и?..

— Мам, извини, что я вас прерываю, — вмешался Шон, — но у тебя нет моих детских фотографий? В смысле, ты сюда их не захватила?

— Да как же я могла их не захватить, Шон. Не все, конечно, но несколько есть. В моем ежедневнике. Сейчас принесу.

Она ушла в спальню и через пару минут вернулась с ежедневником, открыла его и вытащила конверт с тремя фотографиями.

— Посмотри, какой ты был. Здесь тебе всего два годика. — Она показала сыну первый снимок. На нем Шон сидел в ванне, весь окутанный мыльной пеной. — А вот тут тебе уже пять.

На втором Шон стоял в камуфляжной форме, с пластмассовым ружьем на плече, а на третьем задувал пять свечей на торте, испеченном в форме божьей коровки.

— Вот этот кошмар я и сейчас помню, — усмехнулась Анна и посмотрела на Джо. — Твой отец меня измучил, все следил, чтобы божья коровка получилась анатомически идеально правильной.

— И на вкус он был просто ужасный. Но я возьму вот эту, где я в камуфляже. Пусть это будет не политкорректно, но зато фотография хорошая. Мне нравится. А с жучком меня просто засмеют.

— Для чего тебе фотография? — спросила Анна.

— Для школьного веб-сайта. Мистер Рассел, наш учитель по программированию, сделал. Он в девяностых работал в какой-то крупной компьютерной фирме, но, похоже, чего-то там сжег и ушел в преподаватели. Нормально учит. Он попросил всех учеников принести свои детские фотографии. Любые, какие они сами захотят. Главное — типа покруче.

— Покруче? — Анна рассмеялась. — Это когда джинсы все обтрепанные и в дырках?

— Да ну тебя, ты не понимаешь.

Анна легонько шлепнула Шона ежедневником по плечу.

— Ладно, пусть я не понимаю. Бери ту, которая покруче. И не опоздай на занятия.

Джо с улыбкой смотрел на жену и сына. Шон, закончив завтрак, подхватил рюкзак и направился к двери. Уже выходя из дома, он крикнул:

— Увидимся в шесть, на школьном вечере!

Когда входная дверь за ним захлопнулась, Анна обратилась к мужу:

— Позвони отцу.

— Холошо, холошо, — передразнил он Анну, чей английский был бы безупречным, научись она получше выговаривать букву «р».

Анна укоризненно посмотрела на него.

— Плекласно выглядишь, дологая, — произнес Джо с самым серьезным видом. — Плосто плелестно.

Анна, не выдержав, расхохоталась.

Сэм Тэллон, коротконогий толстячок, общительный и добродушный, стоял в служебном помещении на втором ярусе маяка.

— Да… — вздохнул он. — Прошли те славные времена, когда вот за этим столом сидел смотритель, вел журнал… — Он умолк и показал на ступеньки металлической лестницы. — Здесь придется потрудиться: сначала содрать ржавчину, а уж потом только красить.

Сэм был у Анны главным экспертом по ремонту. В прошлом он работал инженером-электриком в крупной компании, обслуживающей маяки. Анна чувствовала себя неловко, ведь это из-за нее Сэм в свои шестьдесят восемь вынужден едва ли не ежедневно подниматься по узкой винтовой лестнице почти на самый верх маяка.

— Ну ладно. Полезем дальше. — Сэм вступил на вторую лестницу и медленно, крепко держась за круглые металлические перила, преодолел ее, затем с трудом протиснулся через низенькую дверь в комнату, где находился поворотный механизм самого маяка.

Затем Анна услышала его смех, эхом отозвавшийся по всей башне, и поднялась следом.

Сэм присвистнул и, посмотрев на Анну, пробормотал:

— Вот это да…

— Что? — спросила она. — Работы много?

— Рук не хватит, — рассмеялся он.

— Я так и думала.

— Правильно думала, — покачал головой Сэм. — Тут слой ржавчины в сантиметр, и вся она давно окаменела.

В центре комнаты находилась массивная опора, на которой стоял громадный, наполненный ртутью цилиндр, удерживающий пятитонную линзу маяка. Снизу, оттуда, где стояли Анна и Сэм, можно было разглядеть только опору, да и то не полностью. Основная ее часть и линза находились выше, на галерее. Сэм посмотрел на датчик ртути, расположенный на цилиндре.

— Уровень немного упал, но не критично. Пожалуй, давление на ролики под линзой чуть больше, чем следует, но главное — не держать маяк включенным все время.

— Мне бы хоть иногда зажигать его — и то хорошо.

— Ну, время от времени зажигать его вполне можно. — Сэм кивнул. — Тем более что включать маяк надолго тебе не разрешат. Кстати, и направлять его на море нельзя, только на сушу. Деревню освещать будешь на праздники. — Он засмеялся.

Когда Сэм стал осматривать опору и поворотный механизм, Анна от волнения почти не дышала.

— Гляди-ка… — наконец снова заговорил Сэм. — Даже удивительно. Ведь почти сорок лет прошло, а все исправно. Знаешь, дочка, тебе повезло — мы заставим его работать.

— Слава Богу, — облегченно вздохнула Анна.

— Там внутри, — он показал наверх, — расположена сетка. По форме она напоминает фитиль свечи. Если ее нет, то светиться нечему. В этом случае маяк работать не будет. Призмы, из которых сделана линза, отражают свет — и вот тебе твой луч. Вся система поворачивается — и луч ползет по морю. Все понятно?

— Понятно, — кивнула Анна.

— Ну тогда давай-ка взглянем, что там у нас с линзой. — Смахивая паутину, Сэм начал подниматься на линзу. — Плохо дело, — донесся его голос. — Сетка в некоторых местах разрушилась. Придется ставить новые куски. Ну, этим мы позже займемся, когда ты стены и лестницу очистишь.

Они стали спускаться. Выходя из башни, Сэм осмотрел входные двери.

— Их тоже придется менять. Больно слабенькие.

— Уже заказала, завтра-послезавтра должны привезти.

Сэм уважительно посмотрел на Анну.

— Молодец. В общем, мне тут работы ненадолго. Ролики подчищу, проверю насосы, керосинчику в них подолью. А чистить стены, лестницу и линзу ты уж сама будешь. Так что запасайся растворителем, тебе его тут много понадобится.

— Хорошо. — Анна улыбнулась. — Спасибо вам.

— Да что ты! — Сэм махнул рукой. — Мне самому интересно посмотреть, как он будет светить. Все подчистим, подлатаем, потом проверим, как он крутится.

— Если не возражаете, то начнем не завтра, а дня через два-три. У меня еще есть кое-какие дела.

— Да когда хочешь, — ответил Сэм.

Стихли последние обрывки разговоров, и зрители повернулись к сцене. Зал наполнила чарующая музыка. Вперед выступила Кэти Лоусон и начала петь. Шон заулыбался, глядя на свою подругу. Пела она превосходно, и голос у нее был великолепный. Такого приятного голоса Шон никогда еще не слышал. Кэти изменила его жизнь. Он очень не хотел уезжать в Ирландию. В Америке его жизнь бурлила почти двадцать четыре часа в сутки — учеба, бейсбол, друзья, кабельное телевидение. Когда Шон понял, что со всем этим ему придется расстаться, он впал в настоящее отчаяние. В Ирландию он приехал с тяжелым сердцем. Но тут в его жизнь вошла Кэти. Он увидел ее в первый же день, в школе, и с той минуты уже ничего не замечал. Он обратил на нее внимание, когда она, войдя в класс, рассмеялась — звонко и заразительно. Она прошла к своему столу, села, откинув назад длинные густые каштановые волосы, бросила взгляд на Шона, и его сердце екнуло. В Кэти все было естественно, без малейшего следа косметики — светлая кожа, светящиеся легким румянцем щеки, яркие глаза. В общем, одного ее взгляда оказалось достаточно, чтобы Шон сразу влюбился.

Кэти закончила петь, смущенно раскланялась под шумные аплодисменты и, сойдя со сцены, села рядом с Шоном.

— Ну ты зажгла! — восхищенно прошептал он.

Кэти вспыхнула:

— Да ну тебя, скажешь тоже…

— Точно тебе говорю. Это полный улет.

Следующей выступала Эли Данаэр, лучшая подруга Кэти, которая должна была прочитать стихотворение собственного сочинения. Она еще не успела рот открыть, а Шон уже улыбался, уверенный, что стих будет таким же мрачным и тяжелым, как платье самой Эли — черное, длинное — и как тени у нее под глазами. Для пущего эффекта она выкрасила волосы в огненно-рыжий цвет, а на руках провела тонкие линии-шрамы, которые постоянно демонстрировала, приподнимая рукава платья. Эли старалась не думать о том, что родилась и выросла в богатом доме, в достатке и комфорте, чтобы, как она говорила, «творчество не пострадало». Свое стихотворение она закончила на совсем уж трагической ноте:

…И гниль, пронзая белизну слоновой кости, Ночами к нам приходит в гости. И хочешь — прячься, хочешь — нет, А дать придется ей ответ.

Эли наградили вежливыми аплодисментами. Шон и Кэти обрадовались, увидев, что и их родители тоже аплодируют. Последним закончил хлопать Эд Данаэр, вслед за своей супругой, на которую он изредка бросал взгляды, пока выступала дочь.

Выступления закончились. Джо взял Эли под руку, проводил до двери и легонько чмокнул в щеку. Затем, присоединившись к Эду Данаэру, отправился в его заведение. Анна, улыбаясь, проводила их взглядом и повернулась к подошедшему к ней Питеру Гранту, завучу школы. Внешне он отличался от всех остальных — смуглолицый, с темными короткими волосами, остриженными там, где они начинали виться, с мягким взглядом почти миндалевидных глаз под черными бровями. Грант очень редко смотрел прямо в лицо своему собеседнику. Разговаривая, он покачивался из стороны в сторону, одновременно чуть поворачивая голову и держа перед собой руки, как игрок в бейсбол, следящий за полетом мяча и всегда готовый поймать и передать его.

— Добрый вечер, миссис Лаккези, — начал он. — Рад видеть вас на нашем концерте. Вам понравились выступления? Кэти очень мило поет, вы не находите? Хорошая девушка, симпатичная. Я несколько раз был у нее на репетиции, очень впечатляет.

Лицо Анны вспыхнуло.

— Кстати, — продолжал Грант, — я хотел бы поговорить с мистером Лаккези. Вы не в курсе, он завтра не занят? Что? Доделывает стол? Замечательно. Думаю, я ему не помешаю. Так я завтра к вам зайду, сразу после обеда?

Каждую пришедшую в голову мысль Питер тут же высказывал своему собеседнику, чем ставил некоторых в тупик. Он был донельзя инфантильным, а поскольку это качество либо нравится, либо вызывает отвращение, то и ученики школы разделились в отношении к нему на две группы — одни его беззаветно любили, другим он категорически не нравился. Анна обожала этого двадцатипятилетнего мальчишку, вежливого, остро чувствующего и очаровательного. Питер искренне интересовался всем, что касалось маяка, и тем снискал себе уважение и симпатию Джо. Правда, говорить о маяке он мог так долго, что в конце концов начинал надоедать, оттого Анна старалась при всей его обаятельности отделаться от Питера как можно быстрее. К Джо он приходил частенько и каждый раз сначала вежливо справлялся о делах, а затем облокачивался спиной о стену и часами рассказывал историю ирландских маяков. Иногда Джо слушал его не без удовольствия, но чаще вполуха.

— Разумеется, заходите, мистер Грант, когда у вас будет время. Джо вам всегда рад, — пригласила Анна.

— Спасибо, спасибо огромное, миссис Лаккези, — поблагодарил Грант и сразу замолчал. Он никогда не мог понять, можно ли поставить точку в разговоре, и потому всегда терялся в раздумьях — продолжать его или нет.

Тяжелая связка ключей оттягивала Шону карман. В его обязанность входило подметать лужайки и помогать ремонтировать коттеджи — небольшие дощатые домики. Лето прошло, стоял сентябрь, и многие из них пустовали. Шон надеялся вечером забраться с Кэти в один из коттеджей. Она сказала матери, что идет в гости к нему, он, в свою очередь, предупредил родителей, что отправляется в гости к ней. Марту Лоусон нелегко было обмануть, но своей дочери она доверяла.

— Похоже, что сегодня вечером у нас намечается маленькая тусовочка, — сказала она, подойдя к Шону и Кэти. — Я только что разговаривала с твоей матерью, и она мне сообщила, что ты собираешься к нам.

«Вот черт!» — подумал Шон.

— Да, мы с Кэти хотели посмотреть кино «Чужие».

— Ничего подобного, — возразила девушка. — Мы будем играть в приставку у меня. Спорим, ты опять мне продуешь?

— Ну что ж, поехали домой. — Марта Лоусон направилась к машине.

Кэти недовольно поморщилась.

— Ладно, пока, — бросила она Шону и поплелась вслед за матерью.

* * *

Анна вместе с несколькими другими родительницами — Джо называл их пылесосами — осталась в школе еще на два часа, прибрать зал после концерта. Закончили они лишь к полуночи. Она вышла из здания школы и направилась к дому. Задумавшись, Анна шла возле церкви, как вдруг услышала за спиной хрипловатый голос:

— Вот те раз. Неужели это наша прекрасная Анна?

Дыхание у нее перехватило. Она обернулась и едва не отпрянула. В нескольких шагах от нее стоял Джон Миллер — в стельку пьяный, он едва держался на ногах. Но не его состояние ошеломило Анну, а скорее вид. Одутловатое лицо Джона было багровым, грязные седоватые волосы взъерошены, из-под полурасстегнутой рубашки виднелся голый живот. Его мотало из стороны в сторону, однако говорил он на удивление внятно.

— А… — Он безнадежно махнул рукой. — Не смотрите на меня. Я знаю, что выгляжу как кусок дерьма.

— Ну что вы… — неуверенно пыталась опровергнуть его слова Анна.

— Не спорь! Я — кусок дерьма. А гребаные французишки всегда выглядят на «отлично». Провалитесь вы все…

Анна не знала, что сказать.

— Вот… Значит, я не ошибся. Это Анна Люки-кези. — Он презрительно скривил губы. — И муж у тебя Джо Люки-кези. Повезло ему. Здорово повезло. Слышь, может, потрахаемся?

— Джон, что ты такое говоришь!

— Что говорю, то и говорю. Ну так как?

— А где твоя жена? — спросила Анна.

— Все еще торчит в Австралии. А меня выкинула оттуда. Не поверишь — бросила к чертям собачьим. Так я и торчу тут, вдвоем со своей мамашей. Кочерга старая, надоела. Во-он там живем, на холме. — Он выбросил в сторону руку. — Она хочет фруктовый сад разводить. На хрен мне сдался ее сад?..

— Пока, Джон. — Анна повернулась и зашагала прочь.

— Ты отличная баба, Анна. И задница у тебя отличная! — крикнул он ей вдогонку.

Анна вся дрожала. От волнения руки у нее тряслись, лицо горело.

Но Джон снова появился, на этот раз перед ней. Возник внезапно, словно из ниоткуда. Он сгреб ее в охапку и, обдавая тяжелым запахом лука и виски, прижал к церковной ограде. Одежда его воняла рыбой. На щеке виднелся небольшой шрам. Анна оперлась об ограду и с силой оттолкнула его от себя.

— Джон, иди домой и проспись.

— Ну ты и стерва. Всегда была стервой. Не хочешь со мной потрахаться…

Она молча посмотрела ему в лицо и не увидела там даже следа того Джона, которого когда-то любила.

Глава 2

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1978 год

— Да не укусит он тебя, не укусит, Дюк. Его клюва можешь не бояться. Бойся лап, он когтями может будь здоров как оцарапать — на всю жизнь шрамы останутся. Когти — главное его оружие. Он твою тощую ручонку лапами так сдавит — черта с два вырвешься.

Дюк хмуро посмотрел снизу вверх на смеющееся лицо дяди Билла и не понял — шутит он или нет.

— Не волнуйся, малыш. Соломон — умный, он тебя не тронет. Ты же кормишь его. Он понимает, кто его друг, а кто — враг. К тому же если он только попробует тебя схватить, я его тут же пристрелю.

— Нет, не убивай его, дядя Билл. Не нужно. Я запрещаю.

— Хорошо, хорошо… — Он рассмеялся и потрепал племянника по голове. Затем чуть поднял ту руку, на которой сидел ястреб, снял с его лап путы и подбросил вверх. Освобожденная птица взмыла вверх, полетала немного и плавно опустилась на ветку стоящего неподалеку тополя.

— Слушай, Донни, — Билл, улыбаясь, обратился к другу своего племянника, — сходи за ястребом, а то, похоже, Дюк его еще немного побаивается.

От злости глаза Дюка сузились, а лицо покраснело. Он бросился к Донни и, вцепившись в рубашку, повалил на землю и сам упал. Поднимаясь, он прошипел сквозь стиснутые зубы:

— Дюк Роулинз никогда и ничего не боится.

— Отлично, Дюк. Только действуй спокойнее, понял? Осторожнее, не свались, а то он тебе всю руку располосует. Донни, ты-то как там, в порядке?

— Нормально, — буркнул мальчик.

Дюк отряхнул джинсы, взял протянутую ему дядей кожаную перчатку и натянул ее на руку. Билл положил ему на ладонь кусок сырого мяса, достав его из висевшей у него на боку холщовой сумки. Мальчик сжал его большим и указательным пальцами.

— Ну давай иди, — легонько подтолкнул его Билл. — Вставай под дерево так, чтобы он тебя видел, вытягивай руку — ту, что в перчатке, — поверни ее локтем вверх и жди, когда он на него сядет.

Ждать пришлось не больше пары минут. Соломон взмахнул крыльями и опустился Дюку на руку, одновременно вцепившись клювом в мясо.

— Теперь покажи ему другую руку, пустую, а то он будет думать, что у тебя еще есть мясо, — скомандовал Билл.

Мальчик поднял чуть дрожащую левую руку и раскрыл ладонь.

— А сейчас осторожно берись за путы на его лапах, чтобы не улетел.

Дюк чуть замешкался, ястреб захлопал крыльями, но взлететь не смог — мальчик успел крепко схватить пальцами путы.

— Отлично, Дюк, отлично. А теперь отпусти его. Помнишь, как я это делал?

Мальчик кивнул, отпустил путы и слегка подкинул ястреба. Тот взмахнул крылом и снова опустился на тополь.

Билл направился к врытой в землю наклонной жерди, на которой сидела самка.

— Ну что, Шеба, давай-ка и мы полетаем. — Он отпустил ее, та замахала крыльями, взлетела невысоко и сразу же опустилась на другой тополь. Едва усевшись, она сразу же начала вращать головой из стороны в сторону.

— Вот так они и живут, вечно смотрят туда-сюда, вечно чего-то ждут, — задумчиво произнес Билл, переводя взгляд с Соломона на Шебу.

Вдруг Соломон спрыгнул с ветки, распахнул крылья, снизился и быстро полетел над землей. Мальчики смотрели ему вслед. Затем снова раздался треск крыльев, и Шеба последовала за Соломоном.

— Побежали за ними! — крикнул Билл, махнув мальчикам рукой. — Они явно кого-то увидели.

— А ты как узнал? — спросил Донни.

— По полету. Вырастешь — поймешь, что о ястребе можно многое узнать по его полету, — на бегу скороговоркой ответил Билл.

Они добежали до небольшой открытой поляны, покрытой высохшей травой, и сразу же увидели в центре ее мечущуюся из стороны в сторону куропатку.

— А, так вот за кем они погнались, — сказал Билл. — Ну, теперь ей конец. Они от нее не отстанут, пока не убьют. Одним словом — хищники.

Соломон не успел схватить добычу, куропатка сделала отчаянный рывок к краю поляны, туда, где росло несколько мескитовых деревьев, резко остановилась. Ястреб перелетел через нее, не успев изменить курс, и взлетел на дерево, почти к самой макушке. Но Шеба, летевшая не за куропаткой, а перпендикулярно ей, камнем упала на нее, как только та замерла, и впилась в ее тело. Спустя секунду с ветки сорвался Соломон и рухнул на голову куропатке.

— Ну вот и все. Джекилл и Хайд сделали свою работу. Минуту назад они парили в воздухе, разглядывая мир, а потом — хвать! — и разорвали часть его в клочья. Вон смотрите, как они помогают друг другу. — Билл махнул рукой, показывая на ястребов. — Да, что ни говори, а убивать они умеют.

В баре «Амазонка» Ванда Роулинз считалась звездой. Его завсегдатаи, беззубые пьяницы, никогда не выезжавшие дальше полицейского участка, могли поклясться, что лучше красотки нет даже на самом Бродвее. «Ох, хороша сучка», — приговаривали они, разглядывая Ванду. В таком захолустье, как Стингерс-Крик, на танцовщицу даже такого невысокого класса смотрели как на подарок судьбы. Но через десяток лет, когда груди Ванды обвисли и сморщились, она превратилась в то, что называется «на безрыбье». За десять долларов она могла поработать рукой, за двадцать — неподвижно полежать несколько минут, а за двадцать пять подставить рот. Она никому не отказывала — есть «кокс», так хоть с пятницы до понедельника делай с ней что хочешь. Ее сынишка Дюк равнодушно смотрел на проделки своей мамаши, но только один из ее постоянных поклонников вызывал у него острое чувство страха. Дюку тогда было восемь лет. Рядом с ним Ванда выглядела как столетняя старуха — худущая, кожа да кости, лицо в морщинах.

Впервые Дюк застал свою мать в постели с мужчинами, когда ему едва исполнилось четыре года. Сначала он подумал, что ее душат. Так оно и было на самом деле — один из мужчин, здоровый и жирный как хряк, опираясь волосатыми руками о стену, с силой входил в нее, а второй, стоя рядом, сдавливал ее шею красным шарфом, свитым в веревку. Как потом понял Дюк, ей это нравилось. Лицо ее было красным, веки набухли и отяжелели. Тот, что входил в нее, не переставая двигаться и сопеть, повернул к Дюку пьяную физиономию, растянутую в блаженной улыбке. Дюк повернулся и пошел на кухню. Минут через пять туда вошла мать. Из-под незастегнутого халата виднелось дряблое тело.

— Ох, ну и здорово! — восторженно прошептала она. Затем, повернувшись к сыну, нагнулась и заорала в самое его ухо: — А ты чего тут торчишь?! Проваливай давай!

Дюк опрометью выскочил из кухни. После следующего раза, когда он застал мать в постели с очередным «Джоном», от его детской наивности не осталось и следа.

Уэстли Эймс сразу же внушил Дюку страх. Грузный, коротконогий, с постоянно слезящимися глазами и каплей на кончике носа, он ходил сгорбившись, будто просил прощения или что-то вынюхивал. Жена его, маленькая и худенькая, была похожа на мышку. Тихое, бессловесное, забитое существо, она родила Эймсу трех дочерей, таких же бледных и невзрачных, как она сама. Человек слабый, в последние два года тот вел с самим собой изнуряющую битву, не решаясь сделать первый шаг к удовлетворению своих сексуальных фантазий.

Во двор к Ванде Роулинз он крался окольными путями, через заросли и стройки. В кармане у него лежал пакетик с полуграммом «кокса», аккуратно завернутый в бумажку. Он подошел к ее дому и постучал. Вышла Ванда и, опершись о косяк, спросила:

— Привет, Уэстли. Чего хотел? — и поднесла ладонь к глазам, закрываясь от слепящего солнца. В юности она была очень хороша собой — смуглая, с великолепной, словно выточенной фигуркой и красивым лицом со вздернутым озорным носиком и пикантными ямочками на щеках. Сейчас она была полной противоположностью той Ванде, которая десять лет назад могла наповал сразить любого мужчину своей привлекательностью. Она похудела и осунулась, кожа выцвела, местами покрывшись желтыми пятнами, лицо заострилось, взгляд голубых глаз стал пустым. Худые ноги торчали из стоптанных высоких ботинок тонкими хворостинками.

Второй раз Эймс пришел через неделю, в пятницу, и остался до понедельника. За это время он смертельно надоел Ванде, но не сексом, а своим диким занудством. Она едва дождалась того момента, когда Эймс уйдет.

Ванда открыла дверь, провожая его, и в этот момент из-за угла дома выскочил Дюк, чумазый, перепачканный красной и синей краской. Ему было тогда четыре года. Увидев Эймса, Дюк резко остановился.

— А кто это такой красавчик? Какой супермен, вы только посмотрите на него, — осклабился Эймс. Дюк осторожно приблизился к матери и спрятался за ее юбку. Эймс посмотрел на Ванду так, что ее бледные глаза расширились от ужаса. — Поди-ка в дом, малышок, мне нужно кое о чем поболтать с твоей мамочкой, — проскрипел он, повернувшись к Дюку.

Ванда Роулинз стояла на кухне, облокотившись локтями на стол, и, подкрашивая лицо, подпевала доносившемуся из радиоприемника голосу Тони Орландо: «Не думай о себе так, как я думаю о тебе; ему не нужны твои дети, ты никогда не станешь для него частью жизни. Скажи мне, что не веришь в мою любовь, и я уйду. Скажи мне, что я принял тебя за другую».

Она внимательно смотрелась в маленькое зеркало, старательно замазывая краской морщины, совершенно не обращая внимания на жуткие детские крики, доносившиеся из спальни.

Недели через две Дюк шел по школьному двору и вдруг в воротах увидел сутулую фигуру Эймса, который мрачной тенью вырисовывался на фоне заходящего солнца. Дюк замер. Внутри его все похолодело, желудок вдруг свело, к горлу начала поступать тошнота, ноги подкосились, и через секунду он уже лежал на земле, содрогаясь и обдавая все вокруг себя рвотой.

— Вы только посмотрите, какой у нас есть симпатичный Блевонтинчик. — Эймс рассмеялся. Его младшая дочь, пробежав мимо лежавшего на земле Дюка, прыгнула на руки отцу.

* * *

Дюк, улыбаясь, шел от дяди Билла. Он никогда раньше не только не держал, но даже и не видел ястребов вблизи. Дюку нравилось общаться с дядей Биллом, потому что он не разрешал никого обижать или дразнить. «Вот только бедную куропатку жалко. Как ее ястребы круто забили! Бах на нее, шарах ей по башке — и конец», — размышлял Дюк. Еще он думал о людях, которые могут убить. Одного из них он знал. Повернув за угол своего дома, он сразу увидел его. Высокий худощавый молодой мужчина лет тридцати с небольшим, одетый в шикарные лаковые туфли, обтягивающие тело новенькие, с иголочки, рубашку и джинсы, положив руки на бедра, стоял под деревом так прочно, будто врос в землю. Он был почти недвижим, лишь иногда поднимая руки и приглаживая тонкими пальцами жидкие волосы. Его холодные голубые глаза резко контрастировали с мягким, почти мальчишеским лицом. Бегающий цепкий взгляд ловил все, что происходило вокруг. В груди Дюка похолодело, он поежился. Остановившись как вкопанный и склонив голову набок, он принялся разглядывать мужчину. Наглого и бесстрашного, его побаивался почти весь городок.

Он неоднократно приходил к Дюку и всякий раз старался утешить его, унять слезы. Те слезы давно уже высохли, но имя визитера, точнее кличка, в его памяти осталось — Ля-Ля. «Не надо ля-ля», — любил повторять он.

Глава 3

Анна села на диван, положила на колени книгу об ирландских маяках и начала ее просматривать. На побережье почти в две тысячи миль их насчитывалось восемьдесят шесть. Пролистав несколько страниц, она повернулась к Джо:

— Интересно. Послушай, какой девиз у фирмы, обслуживающей маяки: in salutem omnium — ради всеобщей безопасности. Знаешь, когда я смотрю на маяк, я действительно чувствую себя в безопасности. Представляю, с какой надеждой моряки, находящиеся в бушующем море, когда вся их жизнь зависела от крошечного мерцающего огонька, смотрели на берег.

— Можно только восхищаться работой смотрителей маяков.

— Послушал бы ты Сэма, у него столько историй про смотрителей маяков. Он мне рассказывал, что некоторые из них приходили в бар с ключом от аппарата Морзе и во время игры в покер отстукивали морзянку, чтобы не терять навык.

Зазвонил телефон. Анна сняла трубку.

— Это Хлоя звонит, — прошептала она Джо через минуту, встала с дивана и, волоча за собой желтый телефонный провод, направилась в спальню. Джо заметил, как Анна нахмурилась. — Нет, нет, как раз в традиционных нарядах мне и не нужно. Нет, я видела работы Грега, ну эти, которые он привез из Исландии, три фотографии Бьорк, иглу, они мне не очень понравились. Мне больше подошел бы этот ирландец, Брендон.

Она закатила глаза, показывая Джо, как утомляет ее Хлоя.

— Нет, постой. Послушай. Да, я видела его снимки. Отличные. Он отойдет от общепринятых клише, не волнуйся. Конечно, я ему звонила. Несколько раз. Замечательно… — Анна осеклась. — А разве я тебе говорила, что мне нужны фотомодели-ирландки? Знаешь что! — вскипела она. — Француженки и американки нам вполне подойдут! Мы не красоток будем фотографировать, а интерьер зданий. Куклы нам не нужны!

Анна отвела трубку от уха, а когда Хлоя замолчала, снова заговорила:

— Хорошо, я еще раз позвоню ему, попрошу прислать тебе книгу и фотографии. Да-да, те самые, которые я видела в ирландских журналах. А ты потом сообщишь мне свое решение. До свидания. — Анна повесила трубку.

Джо уважительно посмотрел на жену. Даже здесь, в нескольких тысячах километров от своего офиса, она умела отстоять свое мнение.

— Эта Хлоя — просто тупица. — Анна покачала головой.

— Это понятно. Ты скажи, что тебе приготовить к чаю?

— Пару бутербродов с тефтельками и соусом барбекю.

Джо сзади обнял Анну, прижал к себе.

— Самые лучшие тефтельки — это у тебя.

Анна рассмеялась, несмотря на испорченное настроение.

— Как в мелодраме. Да, кстати, сегодня должны привезти двери.

— Зачем? Чем тебе эти не нравятся?

Анна посмотрела на мужа, поморщилась и мотнула головой:

— Quel curieux caractere.

Он узнал фразу, ставшую популярной после сериала «Игрушечные истории». В точном, а не буквальном переводе на английский она звучала как «странный жалкий маленький человечек».

После обеда в воротах показался фургон. Он ехал медленно, громыхая по мощеной аллее. За рулем его сидел Рэй. Анна подошла к окну и рукой показала ему в сторону маяка. Повернув влево, фургон двинулся по склону и прямо по газону подъехал к самому входу в маяк. Рэй вышел из кабины и, подняв руки, крикнул Анне:

— А дальше-то что с ними делать будем?!

Анна бегом направилась к нему. Подбежала, запыхавшись, произнесла:

— Подожди, не торопись. Сейчас вызовем группу поддержки.

— Узнаю жену полицейского, — усмехнулся Рэй.

— Посмотрим? — Анна кивнула на фургон.

— Почему не посмотреть? Пожалуйста, — ответил Рэй, открыл его и откинул брезент. Под ним лежали новые двери для маяка.

— Боже мой, — прошептала она, прижимая руки ко рту. — Это бесподобно.

— Да брось ты, — отмахнулся Рэй. — Ничего особенного. Двери как двери. Только настоящие деревянные, а не как сейчас привыкли делать, из всякой ерунды.

— Нет, Рэй, не скромничай. Это необыкновенные двери. Откуда ты взял рисунок?

— У меня на стене висит картина с изображением части старого маяка. Вот с нее и взял.

— Великолепно! — Анна восхищенно разглядывала двери.

— Ну вы уж меня совсем захвалили. — Рэй засмеялся. — Чего в них особенного-то?

— Не смейся надо мной, Рэй. Двери исключительные.

— Я и не смеюсь. Это в школе я смеялся над девчонками, которые мне нравились. — Он подмигнул Анне.

— Это кто тут с моей женой флиртует? Опять ты, Рэй? — раздался голос подошедшего к ним Джо. — Учти, мне уже за сорок и к тридцатилетним ловеласам я отношусь плохо.

Одного роста с Анной, Рэй казался ниже из-за своих широких плеч. Глядя на его темные брови и складки на переносице, его лицо можно было назвать как чувственным, так и глуповатым. По натуре же он не был ни тем, ни другим.

— Отличные двери, Рэй. — Джо провел рукой по отполированному дереву.

— Сейчас у меня голова от ваших похвал закружится, — не переставая улыбаться, сказал Рэй. — Вы лучше скажите, будем их выгружать или нет? Анна, ну где там твоя группа поддержки?

— Подожди, сейчас я приведу Хью. — Анна убежала и вскоре вернулась с соседом, которого оторвала от его обычного утреннего занятия — чтения таблоидов. Вчетвером они вытащили двери и, поддерживая за углы, навесили на петли.

Рэй удивленно поднял брови.

— Что, парень? — Джо положил ему на плечо тяжелую ладонь. — Не такой благодарности ты ожидал, а?

— Если честно, сейчас мне ничего не нужно. Вот когда будете фотографировать, пригласите меня, я постою в обнимку с вашими фотомоделями. Думаю, на снимках я буду выглядеть круто. Специально ради такого случая надену яркий свитер, новенькие джинсы и ковбойские сапоги. Купил их недавно по случаю.

— Так, ладно. Я вам больше не нужен? — спросил Хью.

— Нет, спасибо.

Сосед ушел.

— Я тоже вас оставляю, — сказал Рэй, залезая в кабину, и на прощание добавил: — Если двери немного расшатаются, просто подкрутите шурупы в петлях, а если совсем упадут — зовите меня.

Анна сразу не поняла шутки и нахмурилась. Джо рассмеялся и подмигнул Рэю. Анна взяла мужа за руку.

— Хочешь, покажу тебе свой ночной кошмар? — Она отперла замок, открыла двери и повела мужа вверх по винтовой лестнице. Они поднялись сначала в служебную комнату, а затем по короткой лестнице — в помещение, где находился поворотный механизм маяка.

— Взгляни сюда, — попросила Анна и постучала костяшками пальцев по металлической стене.

— А если попробовать сильным растворителем? — предложил Джо.

— Даже и не думай. За сорок лет ржавчина окаменела. Температура, влажность… В общем, намучаемся. — Анна вздохнула.

— Ты хочешь сказать, что за счет расширения и сжатия металла ржавчина вошла в стену?

— Именно. Даже не представляю, что и делать.

— А может быть, нанять бригаду поскоблить тут? — спросил Джо.

Анна молча кивнула.

— Не переживай, что-нибудь придумаем. Послушай, я надеюсь, вот эту штуку, — он показал на наполненную ртутью опору, — нам ремонтировать не придется? Я полагаю, что она не работает. А ртуть оттуда не потечет? — Он вопросительно посмотрел на Анну. По его взгляду она поняла, что если он и шутит, то только отчасти.

— Не волнуйся, не потечет. — Она отвернулась. Ей казалось, что нет необходимости посвящать мужа во все свои планы относительно маяка.

На краю футбольного поля стояли маленькие кабинки. Шон зашел в одну из них, поставил сумку на бетон.

— Ни хрена себе у вас тут раздевалочка, — недовольно проговорил он.

— А где ты тут увидел раздевалку? — спросил его Роберт, оглядывая маленькие стенки. Ему нравилось подзуживать друга. — Здесь у нас есть место для переодевания. Небольшое. А больше тут и не нужно. Вошел, надел форму — и на поле. В любую погоду. Не бойся, задницу не отморозишь.

К шуткам друга Шон относился спокойно и даже радовался им. Прожив в Ирландии всего месяц, он понял, что если здесь над кем-то не подшучивают — значит, и относятся к нему неважно.

— Посторонись-ка, — легонько подтолкнул Шона один из учеников, выбегая на поле. Вскоре за ним, по направлению к ослепляющим огням, последовали и остальные, поеживаясь в тоненьких шортах и футболках с короткими рукавами. Трава на поле подмерзла, земля застыла. Было не по сезону морозно. По краю поля мелкой трусцой бегал, согреваясь, тренер Ричи Бейтс в черно-белом спортивном костюме «Найк» и такого же цвета кроссовках. Высокий мускулистый двадцатипятилетний здоровяк с короткой шеей и идеально плоским бобриком на голове, он всю свою жизнь посвятил спорту, следя за состоянием каждого своего мускула. Он служил в полиции — в Ирландии она называется «гарда» — в звании сержанта. Когда Ричи не гонял ребят на поле или не бегал кросс сам, его можно было найти в полицейском участке Маунткеннона. Энергия в нем била через край — даже через час интенсивной тренировки он продолжал так же бегать, но уже по полю, и все время кричал:

— Давайте, ребятки, давайте! На поле надо бегать, а не задницами трясти! Пошевеливайтесь!

— Черт. Как же холодно, — пробормотал Роберт и рванулся за мячом.

— Побегай по-настоящему — и сразу согреешься, — сказал Ричи.

— Ну конечно, — бросил ему Роберт.

Он совсем недавно вышел на поле. Остальные ребята уже согрелись, лица их покраснели, изо рта валил белый пар. Один Роберт оставался бледным как привидение. Спортсменом он был неважным — немного грузный, с крупными волосатыми ногами, он быстро начинал потеть и задыхаться. Зато он хорошо писа́л про спорт, поэтому его выбрали спортивным корреспондентом школьной газеты.

Шон получил мяч и стремительно побежал к воротам. Гол, казалось, неминуем, но метрах в семи от ворот Шон вдруг зацепился мыском кроссовки за мерзлую землю и упал.

— Вставай, Лаккези! — сразу же закричал тренер.

Шон, тяжело дыша, поднялся, но Ричи решил остановить игру.

— Все, ребята, на сегодня хватит. Все молодцы, можете отправляться по домам.

Ему никто не ответил.

Ребята понуро направились к кабинкам.

В одной из них Билли Макменн, невысокий костлявый двенадцатилетний мальчик, сгорбившись и трясясь от холода, пытался застегнуть ветровку. Озябшие пальцы не слушались его. Он поднял голову и, увидев направленный на него взгляд Шона, едва улыбнулся. Шон подошел к нему, вставил «молнию», дернул вверх язычок.

— Ничего, малыш, — подмигнул он Билли.

— Спасибо, — ответил тот.

— Что я вижу?! — раздался вдруг голос Ричи. — Наш Билли так замерз, что даже не может застегнуть ширинку. — И он засмеялся.

Шон повернулся к тренеру.

— А что тут такого? Холод собачий.

Билли смущенно переступал с ноги на ногу.

— А ну-ка помни́ его. — Ричи указал Шону на мальчика. — Потолкай, согрей его малость.

— Зачем вы к нему пристаете? — повысил голос Шон. — У парня пальцы замерзли.

— Следи за своим языком, Лаккези! — жестко сказал тренер. — Иначе мы все перестанем называть тебя Счастливчиком. Правда, ребята? — Он оглядел остальных.

— Сейчас вы не полицейский, — пробормотал один из учеников, но так, что тренер его расслышал.

— И ты тоже помалкивай, Каннинхэм. А то мы с тобой еще полчасика побегаем. Понял?

Он повернулся и пошел с поля.

Часть ребят недовольно заворчала, затем Роберт повернулся к Шону.

— А круто ты ему вставил, Счастливчик.

Все дружно рассмеялись.

— Тебя подвезти? — спросил Роберт.

— Нет, — ответил Шон. — За мной отец должен приехать.

Он обошел здание школы и, остановившись у ворот, принялся разглядывать, как других ребят сажают в машины их родители. Наконец показался знакомый джип.

— Ну ты даешь. Я тебя тут уже минут двадцать как дожидаюсь, — обиженно проговорил Шон.

— Извини, я был занят.

— Скажи уж, что просто забыл.

— Нет, не забыл. Не спорь и давай садись в машину.

— Слушай, пап, а какое место на твоей шкале запоминаний занимаю я?

Джо удивленно посмотрел на сына.

— Ну о ком или о чем ты помнишь в первую очередь, во вторую и так далее до десяти, — пояснил тот.

— Сейчас я больше помню о дороге, — попробовал отшутиться Джо.

— Нет, ты не уходи от ответа. Я знаю, что сразу ответить очень тяжело. Но ты подумай и ответь.

— Прекрати.

— Чего это «прекрати»? Ну вот я сейчас только что как дурак тебя чуть ли не полчаса дожидался…

— Прекрати, я сказал! — прикрикнул Джо.

Шон обиженно замолчал.

Когда они уже подъезжали к дому, в кармане у Джо зазвонил мобильный телефон. Он вытащил трубку и, нажав кнопку приема, поднес ее к уху:

— Да, я слушаю.

— Вот и хорошо, — раздался голос Дэнни Марки. — Можешь возвращаться, тебя простили.

— Я уже говорил тебе, чтобы ты не звонил мне по этому номеру, — резко произнес Джо. — Я не вернусь. Все кончено.

— И это я тоже слышал.

Они оба рассмеялись. Шон посмотрел на отца и поморщился, недовольный внезапной переменой его настроения.

— Что? Хреново тебе без меня? — спросил Джо, не обращая внимания на сына.

— Ты даже не представляешь как, — отозвался Дэнни. — В помощники дали двоих, Альдоса Мартинеса и Эла Доуза. С тоски либо заснешь, либо повесишься. Если тебе этого недостаточно, то вот еще — позавчера после ночной смены я отправился к Марии. Не знаю, что уж там моей жене утром от меня понадобилось, но она позвонила в участок, а один дурак молодой, недавно появился у нас, сказал, что я закончил работу несколько часов назад. Я приезжаю домой, начинаю гнать о том, какой тяжелой была ночь, а жена поднимает скандал и буквально пинком под зад вышвыривает меня из собственного дома. Ты не поверишь, живу в мотеле. Что я сделаю с этим молодым уродом — лучше не спрашивай. Башку оторву. Все, ему лучше сразу уходить от нас. Клэнси, правда, говорит, что он ему тоже что-нибудь в этом духе устроит, но мне все равно. У него баба покруче будет. Мексиканка, Хуанита София Маргерита или что-то в этом духе. Короче — зверь в юбке. А-а, пошли они все!.. Короче, все плохо.

— Я бы что-нибудь придумал.

— Да знаю, — согласился Дэнни. — Ну и как там поживают твои ирландские друзья?

— Очень неплохо. Просили передать тебе привет.

— Спасибо. И им от меня передай наилучшие пожелания. А как там дела у Шона с его ирландской подружкой? Она такая же толстая, как и все они там?

— Неплохо. Только Кэти не толстая, она — исключение. Но раз ты так интересуешься, я тебе обязательно сообщу, если он с ней расстанется.

— Получил твои фотографии. Ты знаешь что, здания не фотографируй, почаще на женщин объектив наводи.

— Дэнни, ты неисправим.

— Возможно, ты и прав. Кстати, ты на свой день рождения не собираешься к нам приехать?

— Что-то ты сентиментальным стал.

— Да что ж тут сентиментального? Просто хочу с тобой повидаться, поболтать. Вот когда состарюсь и будет мне столько же лет, сколько тебе сейчас, тогда и стану сентиментальным.

— Если честно, Дэнни, то я и сам не знаю, что буду делать на свой день рождения. Может, и приеду…

— О, ты начал говорить как я. Хотя бы предполагаешь правильные вещи.

— Ну насчет предположений — не знаю, но в Нью-Йорке я буду раньше, чем ты думаешь. К примеру, завтра.

— Что?!

— Завтра Джулио женится. Не спрашивай ни о чем. В общем, я отправляюсь в Нью-Йорк на пару дней, но получится ли заехать к вам — не знаю.

— Слушай, Джо, позвони мне, и я примчусь в аэропорт.

— Хорошо, договорились.

В дверях дома показалась Анна, подошла к машине.

— Все, Дэнни, пока. Мне нужно собираться, а то я на самолет не успею. А ты пока спроси мою дражайшую половину, что я собираюсь делать на свой день рождения.

— А что, она уже научилась говорить по-английски без акцента?

— Сам проверишь. Передаю ей трубку.

— Бонжуурр, — промурлыкала Анна.

Джо услышал, как Дэнни хрюкнул.

Таксист вел свой широкий, красного цвета «салон» по вьющейся среди невысоких холмов дороге, обсаженной двумя рядами деревьями. На заднем сиденье автомобиля сидел его первый за день пассажир, он сел час назад, утром, в Шеннонском аэропорту. С тех пор таксист говорил не умолкая:

— Да, сэр. Именно такой хозяин нам тут и нужен. Вроде вашего Руди Джулиани. Вы только посмотрите, что у нас творится, кошмар. А он сразу все очистит. И будет у нас как в Нью-Йорке. Наши-то политики задницы от кресел не желают оторвать.

Он посмотрел в зеркало заднего вида на пассажира. Тот молчал. Водитель снова продолжил:

— Я, между прочим, работал в Гарлеме. Да, был там единственным белым таксистом. А сам я из Корка. В Корке мы всех мужчин называем парнями. Скажешь, например: «Привет, парень». Или: «Как дела, парень?» И — ничего, никто не обижается. А в Гарлеме меня мой напарник отучил так обращаться к мужчинам. Здоровенный такой негр, сразу мне сказал: «Смотри, у нас тут не Ирландия. Назовешь кого-нибудь парнем, а он сунет тебе под нос ствол и фамилии не спросит». Вот так-то. Тогда я и начал обращаться к мужчинам «сэр». Оно так спокойнее. Как дела, сэр? Куда поедем, сэр? И никто на меня не обижался. Теперь я снова работаю дома, тоже называю каждого пассажира-мужчину «сэр». Очень вежливо. Зато многие принимают меня за дурака.

Таксист впервые за всю поездку улыбнулся.

— Неудивительно, — протянул Дюк Роулинз.

Несколько минут прошли в молчании. Автомобиль свернул с главной дороги и остановился.

— Все, приехали, — сообщил таксист. — Фирма неплохая, есть очень приличные машины.

— Вот и замечательно, — отозвался Дюк Роулинз, расплатился и вышел.

Одноэтажное здание филиала «Брэндон моторс» — фирмы, предлагавшей автомобили в аренду, располагалось в центре извилистой улочки, которая тянулась через поле и дальше спускалась к небольшой группе приземистых строений.

На площадке перед зданием стояли ряды новых и подержанных машин, на их лобовых стеклах светились розовой и зеленой флуоресцентной краской ярлыки с ценами. На наклонной деревянной платформе, отделанной по краям полосами красной и золотой материи, возвышалась «машина недели». Возле нее стоял дилер. Он кивнул подошедшему к нему Дюку, затем кивком же показал в сторону машины. Дюк поморщился.

Он выбрал невзрачный автомобиль, помятый и недорогой «форд-фиеста» 1985 года. Он обошел его вокруг, осмотрел через окна салон, подошел к багажнику, наклонившись, несколько раз качнул его и, выпрямившись, спросил:

— Наличность берете?

— Берем, — ответил дилер.

Вытащив бумажник, Дюк отсчитал банкноты и расписался в квитанции. Усевшись в машину, снял с зеркала заднего вида прилипшую сосновую иголку, выбросил ее в окно и начал медленно выезжать с площадки. Минут через двадцать, остановившись у заправочной станции, залил полный бак, купил в магазинчике черный фломастер и карту. Отметив кружком место назначения, он пальцем проследил маршрут, запустил двигатель и направился в Лимерик. Остановился Дюк на окраине города, в мотеле «Тревелодж», принял душ и выспался.

Выехал он к вечеру, когда на улице уже темнело. Трасса до Типперери была перегружена. Не проехав по ней и пяти минут, он оказался зажатым спереди и сзади двумя громадными шестнадцатиколесными грузовиками. Дюк попробовал уйти вправо, но не смог — тянулся сплошной ряд машин. Он снова встал между грузовиками и почти сразу же увидел перед собой большой знак с надписью «г. Дум». Едва ли не в последний момент он резко повернул руль влево и выехал на узенькую, похожую на серпантин улочку. Огни фар выхватили еще один белый знак с черной надписью «р. Дун». Проехав по короткому каменному мосту, Дюк въехал в крошечный городок. Стояла кромешная темнота. С трудом заметив поворот, он въехал на главную улицу — два ряда чистеньких опрятных домиков, несколько магазинчиков и пабов. Светящиеся часы на панели управления показывали половину двенадцатого. Он продолжал медленно ехать до тех пор, пока не уперся фарами в железные ворота, загораживающие въезд на поле. Дюк опустил голову на руль, успокоился, отдышался, затем вышел из машины и пошел назад, на главную улицу. Ему хотелось пива. Сейчас он даже не подозревал о той возможности, которую подбросит ему судьба.

Длинная петлистая дорога, обсаженная двумя рядами сикомор, заканчивалась прямо у входа в дом. Джулио Лаккези ждал сына в отделанном мрамором холле. Невысокий, но хорошо сложенный, загорелый, холеный, с гладко зачесанными на пробор каштановыми волосами, сильно подбитыми сединой, — одет он был в темно-голубой укороченный пиджак, напоминающий скорее куртку, идеально выглаженные бежевые брюки и замшевые туфли без единой заметной складки.

— Приветствую тебя, Джозеф, — чуть раскинув руки, вальяжно протянул он.

— Здравствуй, отец, — ответил Джо, пожимая протянутую руку.

— Памелу ты, разумеется, знаешь.

— Да, конечно. Здравствуйте, рад вас видеть. Даже не верится, что она все-таки уломала тебя, — сказал он отцу.

Памела улыбнулась.

Неудивительно, что она была прямой противоположностью первой жене Джулио Лаккези, — высокая, светловолосая, худощавая, идеальный тип северянки. Мария Лаккези была чуть полноватой яркой шатенкой с огненным взглядом и таким же темпераментом.

Джулио отступил назад.

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

— Спасибо, не нужно, — сказал Джо, — я помню.

Подхватив чемоданы, он поднялся по небольшой лестнице в комнату, которую не видел двенадцать последних лет. Памела шла за ним.

В комнате Джо увидел все тот же холодный гостиничный минимализм. Но если раньше он ему просто не нравился, то сейчас внушал отвращение. С четырнадцати до семнадцати лет он каждый август проводил у своего отца, в городе Рай. Ездил он туда вместе с соседями, которые любили отдыхать неподалеку в то же время. В сентябре он возвращался обратно к радостно встречавшей его матери. Жили они в маленьким домике на несколько семей, в поселке Бенсонхэст.

Памела проводила его вниз, в зал, подвела к громадному, вишневого дерева обеденного столу, затем направилась на кухню и вскоре вернулась оттуда с тремя тарелками — на них лежало немного спаржи, пропитанной, словно набальзамированной, винным уксусом.

— Хочешь, положи туда немного пармезана. — Джулио пододвинул сыну небольшую тарелку с овощами по-пармски, запеченными с помидорами и пармезаном.

— Спасибо, не нужно, и так вкусно. — Джо чуть приподнял вилку. — Скажи, а Бек тоже приедет? Я звонил и ей, и ее мужу на мобильные, но так и не дозвонился.

Так Джо называл свою старшую сестру Ребекку. Она работала на студии, ездила подбирать площадки для съемок.

— Ребекка занята, как обычно. Опять что-то снимает, — ответил Джулио. — Ей эта работа очень подходит. В сумасшедшем доме она чувствует себя как рыба в воде.

— Отец с ней давно в ссоре, — сказал Джо Памеле.

Та отвернулась. Джулио сделал вид, что не слышал реплики сына.

— Как дела у Шона? — спросил он.

— Замечательно. Понемногу обустраивается.

— Обычно это занимает месяцев пять. После чего следует возвращение домой.

Джо посмотрел на отца.

— Возможно, это у нас в генах, — заметил он и повернулся к Памеле. — Я провел детство в Бруклине, затем мы все переехали в Луизиану, где отец нашел себе новую работу. После развода я с матерью вернулся снова в Бруклин, а потом в течение нескольких лет жил то с матерью, то с отцом, сначала в квартире, а потом уже в этом доме. Отучившись в университете, я уехал на несколько лет в Луизиану и затем снова переехал в Нью-Йорк. И вот теперь живу в Ирландии.

Памела рассмеялась.

— Вам пришлось много поездить. Так, значит, вы учились в университете?

Джо кивнул.

— Может быть, в том же самом, что и ваш отец?

Джо снова кивнул.

— А я и не знала, — удивилась она и повернулась к Джулио.

— Недолго я там проучился, — добавил Джо.

Джулио закашлялся.

После обеда они перешли в гостиную, устланную толстыми мягкими коврами. У одной из ее стен стоял длинный широкий диван, обтянутый белым с золотом гобеленом, на окнах висели тяжелые бархатные шторы. Анна называла эту комнату кошмарной и безвкусной.

— Итак, ждем свадьбу? — нарушил неловкое молчание Джо.

Джулио и Памела переглянулись.

— Видишь ли… — начал Джулио. — Дело в том, что мы уже поженились. И свадьба уже была. На прошлой неделе, в Лас-Вегасе.

— В Лас-Вегасе, — повторил Джо.

— Да. — Памела кивнула. — Я понимаю, ты огорчен. — Она пожала плечами и закончила уже тише: — Все прошло замечательно.

— Ну ты даешь, отец. Как всегда, оригинален. Меня еще никогда не приглашали на свадьбу, которая бы к моему приезду уже закончилась. Ну, поздравляю. Вот уж праздник так праздник.

— Что сделано — то сделано. В любом случае я очень рад, что ты к нам приехал.

— Я тоже, — сказал Джо. — Тогда спокойной вам ночи, я пойду спать.

Он поставил на стол недопитый бокал и отправился в свою комнату. Там он включил телевизор и лег в постель. Уже позже, услышав, как хлопнула дверь спальни отца, он поднялся и пошел на кухню сварить себе кофе. С чашкой кофе в руках он направился в зал. Его влекло дальше, в рабочий кабинет. Он вошел в него. Громадная квадратная комната, обставленная стеллажами книг, в которых отражалась вся научная карьера его отца. Библиотека начиналась с изданий шестидесятых годов по общей энтомологии: справочники, обзоры. Затем шли книги по сельскохозяйственной энтомологии, рассказывающие о слепнях и комарах.

Джо исполнилось четыре, когда его отец поступил в Корнеллский университет. Тогда ему было двадцать семь, и он работал как проклятый, чтобы оплатить учебу. В их маленькой округе он был единственным отцом, отправляющимся по выходным не в бар, а в университет или библиотеку. Джо вдруг ощутил приступ гордости за отца. Но тогда ему совсем не нравилось, что отец уходит от него даже в выходные, оставляя играть одного.

Задние ряды книг указывали на последнюю специализацию Джулио. Джо водил глазами по толстым корешкам, читая названия увесистых томов: «Определение времени смерти», «Разложение тела и его идентификация», «Трупная фауна», «Судебная энтомология: использование членистоногих в следственной практике». Ниже стояли четыре одинаковые книги «Как определить дату: справочник по судебной энтомологии» с фамилией отца: Джулио Лаккези. Ряд за рядом Джо просматривал книги, связывающие энтомологию с судебной медициной. В самом низу, у пола, он наткнулся на то, что искал, — толстую рукопись, сотни пожелтевших листов текста, перевязанных синенькой лентой и уложенных в папку. Сердце его екнуло. Он достал ее, стряхнул тонкий слой и прочитал название: «Энтомология и время смерти: изучение в реальных условиях». Ниже стояли фамилии авторов. Одна из них его — Джозеф Лаккези. Эта работа писалась в 1982 году, тогда ему было всего девятнадцать лет, он учился на втором курсе университета. Друг отца, профессор Луизианского университета Джим Бармуа, пригласил его принять участие в исследованиях, которым суждено было сделать прорыв в судебно-медицинской энтомологии.

— Жалеешь? — раздался сзади голос отца.

— Нет, нисколько, — ответил Джо не оборачиваясь.

— Полагаю, ты не вполне понимаешь, что потерял.

— А ты не вполне понимаешь, что я приобрел.

— А о Джиме ты подумал?

— Подумал. Я понимаю, что для него эти исследования очень много значили. А теперь подумай обо мне. Вместо того чтобы таращиться в микроскоп и выяснять, когда появился труп, я ловлю мерзавцев, чтобы они не оставляли за собой трупы.

— Ну и как успехи?

— Чего?

— Ты сказал, что ловишь мерзавцев, которые оставляют за собой трупы. Вот я и спрашиваю — много ты их поймал? Или уже наловился? Анна говорит, что ты стал плотником. Вполне библейская профессия.

— Какое тебе дело?

— А такое, что сейчас ты вполне мог бы стать академиком, вместо того чтобы столы строгать.

— Ты не Анну, а меня слушай. — Джо резко повернулся и ткнул пальцем в отца. — Больше я с тобой на эту тему разговаривать не буду. Что тут у тебя происходит — не мое дело. Но и ты тоже не лезь ко мне. — Джо бросил на пол рукопись и вышел из комнаты.

Памела с трудом жевала завтрак. Джо в основном молчал, отвечал односложно. Спал он отвратительно, часто ворочался, скрипел зубами во сне.

— Очень не хотелось бы уезжать от вас в день свадьбы, — с натянутой улыбкой произнес он, вставая из-за стола. — Но что делать?

Джо поднялся в свою комнату, взял чемодан и сумку и спустился в зал. Все это время отец сопровождал его.

— Может быть, останешься еще на несколько дней? Какой смысл так торопиться?

— Я приехал не в гости, а на свадьбу! — отрезал Джо. — А раз она закончилась еще до моего приезда, мне остается только поздравить вас. Памела — замечательная женщина. Считай, что тебе повезло. А я хочу провести пару дней с Дэнни и Джиной.

— Понятно. Ну, как хочешь.

— Правильно. Именно так я и хочу.

Было уже темно, когда Анна пошла закрывать ворота. Она задвинула металлическую щеколду, навесила замок и уже собралась было идти обратно в дом, как вдруг заметила на другой стороне дороги фигуру мужчины и огонек сигареты.

— Постой, Анна, не уходи, — негромко позвал тот, и Анна узнала голос Джона Миллера. — Прости меня, — сказал он, подходя к воротам. — Я действительно малость перебрал. — Он опустил голову, затем поднял ее и посмотрел в глаза Анне.

Она отметила, что Джон хорошо выбрит, одет в помятые, но чистые рубашку и джинсы.

Под его пристальным взглядом Анна слегка смутилась. Она вдруг вспомнила их первую встречу. В тот день вся Ирландия едва не плакала от горя — их бейсбольная команда проиграла французам в Париже финальный матч. Исход его решил всего один мяч, последний. Поначалу Джон тоже горевал, но по мере того, как осушал кружку за кружкой, настроение его менялось к лучшему — ведь Ирландия все-таки дошла до финала.

— Виски на меня плохо действует, — произнес он, опираясь руками на прутья ворот.

Анна вздохнула и кивнула.

— Прости меня, — снова повторил он.

— Ладно, прощаю. — Она повернулась, чтобы идти.

— Анна, — снова позвал Джон.

— А чего ты ожидал? Чтобы я обрадовалась встрече с тобой? После стольких лет?

— Я знаю, что виноват, — глухо отозвался он. — Не нужно мне было пить. — Помолчав, он снова заговорил: — Когда я трезвый, ты мне кажешься еще красивее, чем раньше.

Анна посмотрела ему в глаза и увидела в них знакомые искорки. Она не смогла удержаться от улыбки.

— Хорошо, Джон. Я тебя простила. А теперь до свидания, я иду спать.

Она торопливо зашагала к дому, а когда вошла, заперла за собой дверь и поднялась к Шону. Тот сидел за компьютером. Услышав ее шаги, он, повернувшись в крутящемся кресле, показал на экран:

— Смотри, вот это моя страница на нашем школьном сайте.

Анна увидела две фотографии сына: ту, что она дала ему пару дней назад, и вторую — сделанную, по-видимому, в школе и совсем недавно. Под фотографиями шли ответы на вопросы.

— Значит, твой любимый фильм — «Пока ты спал»?

— Чеееего?! — воскликнул Шон, подскочив в кресле. Лицо его побелело от возмущения. — Ты где это нашла?

— Не волнуйся, я пошутила.

Шон уселся обратно.

Из его ответов Анна узнала, что еду и напитки он предпочитает американские, что его любимая игра — бейсбол, а любимое место — Флорида.

— Не вижу, чтобы ты становился ирландцем, — усмехнулась она.

— Зато моя любимая девушка — ирландка, — возразил Шон. — Значит, я хотя бы частично уже ирландец.

Анна покрутила колесиком мышки, листая страницу, и натолкнулась на пустоту в вопросе о будущем.

— Непонятно. Ты что, не знаешь, кем хочешь стать? — удивилась она.

— Не знаю, — пожал плечами Шон. — Иногда хочу представить свое будущее — и не могу. Пустота какая-то. Такое ощущение, что живу на вершине скалы, откуда ничего не видно.

— Так, ясно. — Анна косо посмотрела на сына. — Опять насмотрелся этого кошмарного сериала, «Бухта Доусон»?

Глава 4

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1979 год

От днища и кузова мчащегося побитого белого пикапа отлетали куски ржавчины. На петляющей дороге, ведущей от Стингерс-Крик, его швыряло из стороны в сторону. Была почти полночь. Рядом с водителем, согнувшись и трясясь так, что ее торчащие из-под халата тощие ноги постукивали друг о друга, сидела Ванда Роулинз, бледная как полотно. Ее крашеные белые волосы, черные у корней, нечесаными прядями свисали по шее и щекам. Дюк лежал у нее на коленях, вцепившись в ее руку. Глаза его были широко раскрыты. Густой запах хвойного леса холодил ему ноздри. Он смотрел на лицо матери, осунувшееся, с острыми скулами и черными синяками под глазами, озарявшееся внезапными полосами света. Она смотрела в окно. Дюк попытался заговорить и не смог — от криков горло его пересохло. Он был бледен, если не считать большого красного пятна на лбу. Мягкой гадкой волной его худенькое тело снова начала обхватывать боль. Он еле слышно застонал и попытался повернуться. Глаза его закрылись.

— Он пошевелился! Пошевелился! — воскликнула Ванда и запричитала: — Мальчик мой, не уходи. Пожалуйста, не уходи от своей мамочки.

Голова ее опустилась, из глаз брызнули слезы. Дюк не отвечал, он лежал неподвижно, продолжая сжимать холодными пальцами руку матери.

— Родной мой, что с тобой? — всхлипывая, продолжала говорить Ванда и вдруг завизжала, затрясла сына за плечи: — Да очнись ты! Слышишь?!

— Успокойся, Ванда, — равнодушно сказал водитель. — Не дергай его так, а то до больницы живым не довезем.

Ванда вдруг умолкла, выпрямилась и снова уставилась в окно, перестав обращать внимание на Дюка. Тот лежал все так же неподвижно, ноги его свесились и постукивали о край сиденья.

Минут через десять пикап, взвизгнув тормозами, остановился на площадке перед зданием больницы. Ванда открыла ногой дверь и, подхватив Дюка, вышла из машины. Руки и ноги его безжизненно болтались. У входа в больницу Ванда споткнулась и едва не упала. Распахнув локтями двойную дверь, она вошла в холл. Перед ней была еще одна дверь, она толкнула ее и очутилась в длинном, ярко освещенном коридоре. Здесь глаза Дюка открылись. Он обвел мутным взглядом стены и понял, что находится в больнице.

— Ты какого черта приперлась со своим молокососом сюда, шлюха? — прошипел позади Ванды чей-то голос с сильным мексиканским акцентом.

Ванда обернулась и увидела мужчину в белом медицинском халате.

— Я куда велел тебе его нести? Я врач Гектор Батиста, а ты — грязная сучка.

Он посмотрел на следы рвоты на футболке Дюка, схватил Ванду за локоть и потащил к двери, через которую она только что прошла. В холле Гектор кивком показал водителю, чтобы он следовал за ним.

Они вошли в смотровую, маленькую грязноватую комнату, освещенную слабой люминесцентной лампой. Посреди нее стоял металлический стол. Ванда положила на него Дюка, обхватила его маленькое тельце и снова зарыдала.

Гектор оттолкнул ее и принялся осматривать мальчика. Поднял зрачки и посветил в них небольшим фонариком.

— Зрачки в норме. Что с ним случилось?

Никто не отозвался.

— Вы сказали мне по телефону, что мальчик ударился головой. Это все?

— Да, все, — ответил водитель.

Гектор подошел к раковине, где в чашке лежал кусок серого застиранного бинта, включил воду, намочил его, вернулся к столу и положил бинт на голову мальчика. Взгляд Дюка стал осмысленнее.

— Ты помнишь, что с тобой случилось? — спросил его Гектор.

Дюк попытался пошевелить головой и не смог.

— Какой сегодня день?

— Пятница, — прошептал Дюк.

— Ты знаешь, как зовут нашего президента?

— Да откуда ему знать-то? — удивилась Ванда.

— Рональд Рейган, — ответил Дюк тверже.

— С ним все нормально. Просто легкий обморок. Отвезите его домой, уложите спать. Ночью несколько раз разбудите. — Он повернулся к Ванде. — Проверьте, не стало ли ему хуже. Две недели пусть не прыгает. Ему нужен отдых.

Дюк медленно повернул голову, увидел за спиной матери фигуру водителя и в ужасе закричал. Гектор быстрым движением положил ему на рот ладонь, сомкнув потрескавшиеся губы. Дюк замотал головой, пытаясь скинуть руку. Ему было трудно дышать.

Гектор нагнулся к самому его лицу и медленно проговорил:

— Успокойся, тогда я отпущу руку.

Он держал губы Дюка до тех пор, пока тот не перестал мотать головой и кричать, затем искоса посмотрел на водителя и еле слышно прошептал:

— Ninos hacen mucho ruido.

— Ни черта я не понимаю по-испански, — отозвался водитель.

Гектор подошел к нему и, глядя прямо в глаза, повторил уже по-английски:

— Маленькие мальчики много кричат, — и громко рассмеялся.

Дюк повернулся на бок, свернулся калачиком и начал всхлипывать.

— Не плачь, не плачь, маленький. Не надо ля-ля, слышишь? Не надо.

Дюка затрясло. Единственное, что он помнил, — это был Ля-Ля. Вот он входит, наваливается на него все сильнее и сильнее, затем хватает за волосы и со всего размаху бьет головой о стену. Он падает ничком на кровать, и дальше все обрывается.

Услышав слабый стук, Ванда Роулинз подошла к двери и осторожно открыла ее. Из-за спины ее повалил густой пар и смешался с утренним туманом. Разогнав его, Ванда увидела Донни.

— Здравствуйте, мисс Роулинз, — сказал он. — А Дюк дома?

— Дома, — ответила Ванда. — Он болеет, лежит в постели.

— А что случилось?

— Ничего особенного. Свалился с дерева и ушиб голову. Все вы, мальчишки, озорники, не даете своим мамам ни дня пожить спокойно. — Она усмехнулась.

— Можно я пройду к нему? — попросил Донни.

— Проходи, но только ненадолго. На десять минут, не больше.

Ванда отошла, пропуская мальчика. Донни вошел в кухню, и сразу же горло у него перехватило от вони и дыма. Духовка в плите была открыта, на ее дверце лежал поднос с подгорелыми, потрескавшимися кругами теста. Несколько таких же почти черных кругов валялись на полу.

— Подгорело мое печенье, — вздохнула Ванда и снова рассмеялась. — Забыла вытащить вовремя.

— Может быть, не совсем оно сгорело? — предположил мальчик.

— Да нет, все. Никудышная из меня кухарка, — проговорила Ванда, продолжая смеяться.

Дюк лежал на боку, покрытый тонким одеялом. Он был бледен, на лбу его блестели капельки пота.

— Привет, — сказал Донни. — Ну, как дела?

Дюк попытался ответить сразу, но не смог — горло у него пересохло. Он взял с подушки полотенце, протер губы и тихо произнес:

— Ничего. Только горло сильно болит.

— А почему горло? — удивился Донни. — Мать сказала, что ты с дерева упал, головой стукнулся. Или ты ниоткуда не падал?

Дюк открыл рот и тут же закрыл его.

— Ну ты и дурак, — покачал головой Донни.

Ванда шмыгнула носом, провела под ним большим пальцем, тяжело поднялась с кресла и сунула ноги в поношенные меховые тапки. Подхватив поднос с подгоревшим печеньем, она направилась в комнату Дюка. Открыв дверь, остановилась.

— Посмотрите, что я принесла своему сыночку, маленькому дорогуше. Печенюшечки. Правда, они малость подгорели, но ничего страшного, они все равно вкусненькие. Да, просрала мамочка печенье. — Она захохотала.

— Мам, не видишь, я с Донни разговариваю, — тихо произнес Дюк.

— А кто же мамочке скажет «спасибо», как не ее любимый сыночек?

— Спасибо, — ответил Дюк бесцветным голосом.

Ванда, слегка пошатываясь, подошла к кровати. Поднос в руках ее наклонился, и часть печенья посыпалась на пол. Она поставила поднос на столик и стала подбирать его с пола.

— Черт подери. Тут было несколько штук с какао. Все черные, хрен поймешь, какие с чем, — бормотала она, поворачивая их в руках. — Ах вот, нашла. На-ка, попробуй! — Она поднесла его ко рту Дюка. Тот отвернулся и, уткнув лицо в подушку, проговорил:

— Не хочу. Уйди!

— Зачем же кричать на мамочку? — Ванда повернулась к Донни. — Ну ты поешь.

— Спасибо, мисс Роулинз. — Мальчик взял рассыпающийся обгорелый кусок теста.

На посыпанной гравием дорожке раздался шум приближающихся шагов.

— Тсс! — Ванда подняла кверху палец. — Тихо, ребята. К нам гости. Дюк, оставайся здесь, а я пойду открою.

Приглаживая волосы перепачканными сажей пальцами, она вышла из комнаты. В раскрытом окне мелькнула фигура Уэстли Эймса. Ванда открыла дверь.

— Привет. Слушай, я, похоже, не вовремя? — спросил он.

— Вообще-то надо было бы сначала позвонить. Да ладно, все нормально, — ответила она.

— У меня есть для тебя кое-что исключительное. — Уэстли вытянул из кармана руку, раскрыл ладонь, и Ванда увидела небольшой пакетик с белым порошком. — Ну как? Может, попробуешь? — Он захихикал.

Ванда провела рукой по лбу.

— Не могу, Уэстли. Дюк болеет. Упал вчера, сильно ушиб голову. В кровати лежит. Мне нужно за ним ухаживать.

В глазах Уэстли мелькнуло недовольство, улыбка слетела с лица. Он быстро спрятал пакетик обратно в карман, развернулся и пошел к калитке.

— Приходи завтра, — бросила ему вслед Ванда, закрыла дверь и вернулась на кухню. Немного постояв, она подбежала к окну и крикнула: — Или, если хочешь, сегодня, но попозже.

Глава 5

— Сюрприз! — воскликнул Джо, втаскивая на кухню объемистую коробку. — Волшебный растворитель. Дэнни посоветовал мне купить его. Снимет к чертям собачьим любую грязь со стен маяка. Во всяком случае, я на это надеюсь. — Он поставил коробку на пол. Анна подбежала к мужу и, прыгнув ему на руки, обхватила ногами талию.

— Привет, — сказала она улыбаясь. — Добро пожаловать назад, домой, к своей женушке.

— Замечательно, — ответил Джо. — Надо почаще уезжать.

— Нет-нет. Ни в коем случае! — Она замотала головой и принялась целовать его лицо.

— Я по тебе очень скучал.

Анна спрыгнула на пол.

— Как Джулио отнесся к твоему отъезду?

Джо пожал плечами:

— А что он мог сказать? Свадьба закончилась к моему приезду — значит, мне там нечего делать. Он все понял.

— Странный он все-таки какой-то, — произнесла Анна.

— Я знаю. А ты не забывай, что во мне сидят его гены.

— Не волнуйся, об этом я никогда не забываю.

— А теперь насчет вот этого. — Джо ткнул пальцем в коробку с растворителем. — Пользоваться им нужно так: намазываешь поверхность, приклеиваешь бумагу и пару дней ждешь. Вся грязь практически отлетит сама, увидишь. Но маленьким хрупким девочкам такая работенка не по плечу, тут нужны сильные мужские руки.

— Понятно. Не беспокойся, для этого я найму бригаду рабочих. По крайней мере попытаюсь. Но ты должен понять — совсем ничего не делать я не могу.

— Ну разумеется, ведь без тебя вся работа на маяке сразу остановится.

Анна смерила его снисходительным взглядом. Джо рассмеялся.

— Я отправляюсь в мастерскую, — сказал он. — Там меня Питер ждет.

— Как? Уже? — изумилась Анна.

— Не переживай, я высплюсь позже.

Джо не успел закрыть за собой дверь, как Питер сразу же заговорил.

— А вы знаете, как раньше смотрители маяков добывали побочный заработок? — спросил он и, не ожидая ответа, продолжил: — Они занимались починкой обуви, проституцией, варили самогон. Например, в тысяча восемьсот шестьдесят втором году… — Он не договорил.

— Какой такой проституцией? — переспросил Джо. Он всматривался в лицо Питера, стараясь понять, шутит тот или нет. Питер не шутил, лицо его оставалось серьезным. — Вы знаете, что такое секс?

— Да… знаю, — промямлил Питер, покраснел и опустил глаза.

— Проституция — это когда мужчины платят женщинам за секс. А женщины, которые торгуют своим телом, называются проститутками. Может, смотрители сдавали комнаты таким женщинам?

— М-м… может быть, — неуверенно произнес Питер и тут же ушел от обсуждения скользкой темы, сев на своего любимого конька: — Я хочу сказать, что в свое время контрабандисты облюбовали район Уотерфорда. Ночами они вытаскивали на берег свой груз: алкоголь, свечи и стройматериалы — и передавали на хранение смотрителям маяков, а затем потихоньку распродавали…

— Этим занимались даже смотрители таких небольших маяков, как наш? — перебил его Джо.

— Да, разумеется.

— Питер, ваш телефон звонит! — раздался в дверях голос Анны. — Вы забыли его на кухне.

Питер подошел к ней, взял трубку, с минуту послушал. Лицо его перекосилось как от внезапной зубной боли.

— Это моя мама, — объяснил он. — Она едет куда-то с Мэй Миллер и хочет, чтобы я поехал с ней. Одной ей возвращаться, видите ли, скучно. Вечно она таскает меня по каким-то тоскливым местам.

Вздохнув, он попрощался и вышел.

— По-моему, его мамочка никак не поймет, что ее сынок давно вырос, — сказала Анна, провожая Питера сочувственным взглядом. — А она продолжает таскать его с собой, как маленького ребенка.

В три часа пополудни Дюк припарковал машину и направился по главной улице к центру Типперери. В то время как он рассматривал в окно магазин скобяных товаров, к нему подбежал маленький серый терьер. За собакой волочился прицепленный к ее ошейнику поводок. Пес выжидающе посмотрел на Дюка.

— Ну что, серенький? — Он взял пса на руки, тот вытянул мордочку и лизнул его в нос и губы. — Откуда же ты убежал, такой славный?

Вскоре показалась и его владелица, молодая мамаша с ребенком, сидящим в рюкзачке на груди.

— Благодарю вас, — сказала она Дюку, принимая пса. — Не знаю, что с ним и делать. Постоянно ускользает.

— Не ругайте его, он такой славный. Наверное, просто очень любопытный.

— В этом-то все и дело, — улыбнулась девушка.

Дюк посмотрел ей вслед, потом зашел в магазин и спустя несколько минут появился с двумя пакетами под мышками. Он снова пошел к центру, но, поравнявшись с окном маленького ресторанчика, решил в него заглянуть. За одним из столиков в желтых пластиковых ковшеобразных креслах, привинченных к темному деревянному полу, сидела группа подростков. Рядом стояла официантка. У окна висела выцветшая синяя вывеска с названием ресторана: «Американские герои» — и двумя блеклыми звездами по бокам. Дюк вошел, за ним звякнул колокольчик. Официантка подняла глаза, бросила на него безразличный взгляд, затем снова уткнулась в свой блокнот. Она была одета в голубую униформу наподобие больничной, явно меньшего, чем ей нужно было, размера, отчего куртка сильно морщила на груди и на спине, а брюки на полных ногах собирались до колен большими складками. Ее длинные темные волосы были расчесаны на прямой пробор и перетянуты у шеи резинкой. Один из подростков выхватил у нее из рук блокнот и, положив на стол, принялся читать по буквам:

— С-т-о-к-а-н.

Остальные захохотали.

— Это слово пишется не через «о», а через «а», не «стокан», а «стакан».

Официантка вспыхнула и начала оправдываться:

— Писать приходится быстро. Много заказывают. — Она взяла блокнот и направилась к стойке.

— Ну и задница у нее, — сказал один из подростков тихо, но не настолько, чтобы остальные не услышали.

Двигалась она медленно и неуклюже. Проходя мимо Дюка, кивнула ему и торопливо произнесла:

— Здрасте. Садитесь. Подождите минутку, сейчас я к вам подойду.

Дюк прошел к стойке и сел. Официантка налила стакан апельсинового сока, отнесла подростку, затем вернулась и с трудом протиснулась за стойку.

— Что вы хотели? — спросила она Дюка.

— Пожалуйста, порцию говядины и бутылку кока-колы, — сказал Дюк, улыбаясь и глядя в глаза девушке. Затем он посмотрел на значок с ее именем. — Сиован? Так вас зовут?

— Нет, — ответила девушка, хихикнув. — Ирландские имена читаются не совсем так, как пишутся. Меня зовут Шиван.

— Шиван? — переспросил Дюк и снова улыбнулся. — Сложно для первого знакомства.

Девушка ушла в заднюю комнату. Дюку ничего не оставалось делать, как слушать, о чем говорят подростки.

— Да ладно ты, это не она, — сказал один из них.

— Да как не она? Она. Что я, свою мать не узнаю, что ли? — возразила девушка и нырнула вниз, спрятав голову под стол.

— Вылезай. Даже если это твоя мать, она нас не заметит. Вот смотри. — Он помахал рукой проходящей мимо женщине.

— Перестань. Ну увидит же, — умоляла девушка.

— У тебя чего, крышняк совсем съехал? Не надоело от каждой тетки шарахаться?

— Ушла она? — спросила девушка.

— Да ушла, ушла, вылезай.

— Тебе хорошо говорить… — Девушка выпрямилась и поправила куртку. — Ты можешь и прогулять. А я сегодня дежурная. Если узнают, что я не болею, а прогуливаю, то могут вздрючить. Вот.

— Это я-то могу прогулять? Ни хрена себе! — воскликнул подросток. — Да у меня сегодня зачет по биологии. И если я к завтрашнему дню не придумаю какую-нибудь правдоподобную историю, меня уже не вздрючат, меня переведут в младший класс. Поняла?

— Мне лучше всех, я музыку прогуливаю, — вставил второй подросток. — К тому же с мистером Нортоном вполне можно договориться.

Все рассмеялись.

Шиван вынырнула из дверец с тарелками в руках, одну поставила перед Дюком, две другие понесла к столу. Подростки попытались было заговорить с ней, но безуспешно. Не обращая на них внимания, она вернулась за стойку.

— Юные идиоты, — произнес Дюк.

— А-а, не обращайте внимания. — Девушка махнула рукой. — Все нормально.

— Да? А у вас очень симпатичная улыбка, — сказал он.

— Бросьте вы… — Девушка опять покраснела.

— Нет, действительно. Очень симпатичная. Не обижайтесь.

Подростки снова позвали ее к своему столу. Дюк давно доел говядину и выпил кока-колу, но продолжал сидеть. Всякий раз, когда Шиван возвращалась, он заговаривал с ней. Так продолжалось два часа, вплоть до закрытия ресторана. Он вышел вместе с ней и, стоя рядом, ждал, пока девушка закроет дверь. Она опустила на окна жалюзи, но не уходила.

— Пойдем? — спросил Дюк. Она едва заметно кивнула.

Анна, Рэй, Хью и Марк — ландшафтный дизайнер — стояли у маяка.

— Ну что ж, объем работ вы знаете, — заговорила Анна, протягивая каждому белую маску. — Краска на стенах давно окаменела, под ней — слой ржавчины. Сначала счистим все до металла, потом будем красить.

Марк попытался что-то сказать, но Анна перебила его:

— Давай договоримся сразу, Марк. Сначала удаляем грязь и только потом открываем дискуссию.

Он улыбнулся и пригладил ладонями нечесаные белокурые волосы.

— И зачем я только согласился? — с притворным сожалением произнес он. — Лежал бы сейчас себе тихо на лужайке, почитывал журнальчики.

— Ценю твою искренность и уважаю твою лень. — Анна засмеялась. — Но раз ты согласился, то будем работать.

— Маловато нас, работников-то, — уныло пробормотал он.

— Что делать? Придется выкручиваться своими силами, — продолжала Анна. — Кстати сказать, занятие несложное. Шпателем наносим очиститель, приклеиваем газеты и уходим. Два-три дня очиститель впитывается, после чего грязь и ржавчина отваливаются. Потом мы проверим панели, и те, что сильно повреждены, заменим. Вот и вся наша работа. Да, и не забудьте до начала работы весь пол застелить газетами.

Порывы ветра хлестали в лицо, раскачивали лодки, раздували паруса. На бетонной площадке, расположенной в десяти метрах над пристанью Маунткеннона, стояли Шон и Кэти. Девушка ежилась, покачиваясь на ветру, куталась в капюшон, засовывала руки поглубже в карманы розовой куртки. Она повернулась спиной к лодкам и посмотрела вдаль, на океан. На поверхности воды появлялись, исчезали и снова появлялись полосы света от маяка, стоящего на противоположной стороне мыса.

— Знаешь, от одного только вида этого местечка меня озноб прошибает, — сказал Шон, подходя к девушке сзади и указывая рукой вперед, на участок дороги над морем шириной менее двух метров, без перил. — М-да, не хило. Сначала тебя сдует, потом ты шваркнешься в море и там запутаешься в сетях. Уж лучше отнесло бы ветром на ближайшую скалу, там хоть сразу башку расшибешь.

— Какая разница, от чего умирать — от чесотки или от парши? Один черт.

— Как ты сказала? — спросил Шон.

— Не я, мой дедушка так любил повторять, — ответила Кэти. — Хотя я бы предпочла паршу.

— Это только говорить легко. А на самом деле как представишь, что гниешь изнутри, сам себя отравляешь…

— Фу… кошмар какой! — Кэти передернула плечами.

Шон обхватил ее, прижал к груди. Повернув голову, она посмотрела на него. Шон догадался, что́ она сейчас чувствует.

— И почему ты выбрал меня? — тихо спросила она.

— А что тут странного? Ты — симпатичная малышка. Почему я не должен был тебя выбрать?

— Я не малышка. — Кэти легонько толкнула Шона. — Ну потому что когда ты приехал, такой высокий, белозубый, как американский футболист из журнала, девчонки сразу подумали, что никому из нас не светит с тобой познакомиться. Вот мне и странно, что ты выбрал именно меня.

— Ничего странного нет. Ты очень милая, веселая, поешь хорошо. Одним словом, крутая.

— А ты красавчик.

— Вообще-то я не люблю это слово, но все равно приятно.

Он взял ее за руку и, загораживаясь рукой от ветра, повел вниз по ступенькам. Они пересекли пристань, спустились в деревню, миновали бар Данаэра с запотевшими окнами и вышли на узкую извилистую улицу. В конце деревни, за рядами небольших магазинчиков, они остановились у указателя «Гостиница „Морской прилив“».

Впереди начинался лес. Небольшая тропинка уходила влево, вниз и заканчивалась, упираясь в полтора десятка летних четырехкомнатных домиков. За ними тоже шел лес. В самом первом домике жила Бэтти Шенли, классная руководительница Шона, но дома ее не было, она уехала ночевать в город. В последующих трех домиках окна светились. Кэти и Шон свернули вправо, прошли по склону холма между деревьями к самому последнему, пятнадцатому, домику. Пока Шон доставал ключ и возился с замком, Кэти пугливо озиралась по сторонам. Наконец Шон открыл дверь, и Кэти буквально влетела внутрь. За ней вошел Шон. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Как здесь тепло, — сказала Кэти.

— Я включил отопление несколько часов назад, — объяснил Шон.

— Да, правда. Чувствуешь, краской немного пахнет? — Кэти наморщила носик.

— Уж пусть лучше запах краски, чем холод собачий, — сказал Шон.

— Лучше, — согласилась Кэти.

— Тебе неловко? — спросил он.

— Немножко.

— Если честно, то мне тоже, — признался он. — Даже перед миссис Шенли. Моя мать ее то ли нянчила, то ли помогала ей по хозяйству…

— Я знаю. Я думаю, что в нашем возрасте все делают то же самое.

— Ты готова к сюрпризу? — спросил ее Шон, помолчав немного.

— Меня ждет сюрприз? — удивилась Кэти. — Вот здорово. Давай. Где он?

— Посмотри в холодильнике.

Кэти подошла к холодильнику, открыла дверцу и увидела небольшой торт в форме сердца, бутылку вина и белую розу в маленькой вазе.

— Это самый приятный из всех подарков, которые мне когда-либо делали, — сказала она, поворачиваясь к Шону.

— Ничего оригинального, просто я подумал, что тебе может понравиться, — ответил он, смущенно пожимая плечами.

Джо сидел за столом и завтракал. Сегодня Анна приготовила ему равиоли со шпинатом и салат из цветной капусты. Справа стоял высокий бокал со свежевыжатым апельсиновым соком, слева лежало несколько писем, пришедших утром. Обернувшись, он потянулся к стоявшему у плиты столу, дотянулся до чашки и, чуть наклонив ее, посмотрел, что у него на десерт. Им оказалось сливовое варенье, политое кремом. Джо поморщился.

— Чем так издеваться, ты бы сразу положила мне в тарелку пару таблеток слабительного.

— Ешь и не разговаривай. Я лучше знаю, чем тебя нужно кормить. В тебе бактерий — хоть отбавляй.

— Ошибаешься, со мной все в полном порядке, — возразил он усмехаясь.

— Ничего подобного. В последнее время у тебя плохо пахнет изо рта. Если ты не понимаешь, откуда это, то я понимаю. — Она показала на его живот.

Теперь он уже рассмеялся.

— Слушай, Анна. Когда же ты научишься не говорить по-английски, а чувствовать его? Ну представь, что я бы сморозил тебе такое по-французски за столом. Что бы ты почувствовала?

— Ничего. — Она пожала плечами. — К тому же по-французски ты говорить не умеешь. Разве что «бонжур» и «оревуар». И ничего такого страшного я не сказала. В конце концов кто же должен заботиться о тебе, как не я?

Джо нравилось, когда Анна разговаривала с ним таким тоном.

— И кроме того, мне известно, что ты пьешь много лекарств, потому что у тебя сводит челюсть, — закончила она.

Продолжая усмехаться, Джо снова принялся за равиоли.

— И что у вас за язык такой? О чем бы ни говорили, все звучит с каким-то сексуальным оттенком, — пробормотал он, прожевывая салат.

— Дурак ты набитый, — ответила Анна.

— Да? А ты знаешь, как выглядят набитые дураки?

— Теперь ты говоришь, как Дэнни.

Продолжая улыбаться, Джо взял верхнее письмо — оно было из банка. Он разорвал конверт, вытащил листок и стал читать. Постепенно улыбка сползла с его лица.

— Четыреста евро снято со счета. Мебельным магазином, в Дублине, — сообщил Джо.

— Извини, я потратилась немного.

— Как это потратилась?

— Купила дополнительную фурнитуру.

— Я не о фурнитуре. Я говорю о том, что ты расходуешь слишком много. Ведь и эти расходы твой журнал мне не возместит.

— Не возместит, — согласилась Анна. — Но ты же знаешь, как все это важно для меня.

— Знаю, очень хорошо знаю. Только не собираюсь оплачивать все подряд. Что же получается? Сначала две тысячи евро за дом, которым я фактически не владею. Потом мебель для спальни, для столовой… фурнитура…

— Джо, пойми, этот проект мне очень дорог. Таких у меня никогда не было. Здесь я делаю все от начала до конца. Вся моя карьера зависит от нашего маяка.

— Во-первых, это не наш маяк, а во-вторых, твоя карьера может на нем и закончиться.

— Подумай, что ты говоришь! Сколько лет я только и слышала от тебя «моя работа», «моя работа»…

— Потому что благодаря моей работе последние восемнадцать лет ни ты, ни Шон ни в чем не нуждались. А что бы ты сказала, если бы я пару лет назад ее бросил и занялся чем-нибудь другим?

— Ничего бы не сказала, я бы поддержала тебя.

— Интересно, чем же? Анна, ты живешь в нереальном мире. У каждого человека есть бюджет. У твоего чертова журнала тоже есть бюджет. И у нас он есть, провались он пропадом. Так давай его придерживаться, договорились? Или ты хочешь все растратить?

— Неправда, я не растрачиваю.

— Анна, то, что ты делаешь, называется «эгоизм».

— Нет, то, что я делаю, называется работой. Она принесет мне кучу денег, на которые я куплю вам с Шоном много красивых вещей. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась робкой. Джо сделал вид, что не замечает ее.

— Не знаю, на что ты надеешься, но у меня уже сейчас все есть и больше ничего мне не нужно, — закончил Джо. Завтрак он доедал молча.

Отхлебнув пару глотков, Джон Миллер поставил недопитый стакан неразбавленного виски на стойку и тяжело оперся о нее руками. За стойкой, напротив него, стоял Эд Данаэр. Улыбаясь и терпеливо кивая, он вслушивался в монотонное хрипловатое бормотание Джона. В подпитии тот бывал грубоват и резок, но иногда, под настроение, мог заинтересовать слушателя занятным рассказом. Вытерев тыльной стороной ладони кончики черных усов и подтянув рукава белой сорочки, Эд спросил:

— Ну и что было дальше? Как ты после всего этого поступил? А, Джон?

— Нажрался как свинья, — ухмыльнулся тот. — А потом уехал. И возвращаться не собираюсь.

Эд рассмеялся.

— Серьезно. Именно так все и было. Я поехал к другу, и напились мы с ним в стельку. И еще потом два дня гудели беспробудно. На третий за мной приехал брат, Эмметт, ты его знаешь, и уволок меня оттуда. Теперь у Салли есть постановление суда о том, что я не имею права видеть своих детей. — Он зашмыгал носом, заплакал, по щекам потекли слезы. Внезапно горе сменилось злобой. — Ты только подумай, какая же она сволочь! Детей запрещает видеть. Моих маленьких паскудников.

Эд молчал — он знал, что в такие минуты Джон может устроить скандал.

— Не волнуйся, я шуметь не буду, — успокоил его Миллер. — Я еще не настолько пьян.

Покачиваясь на стуле, держась за его спинку, он повернулся и оглядел бар.

В дверях показался Джо и сразу направился к стойке.

— Привет, Джо. Как дела? Что, супруга все возится с маяком? — затараторил Эд.

— У меня все в порядке, Эд, спасибо. Да, Анна все с маяком занимается. Какие-то там у нее проблемы, но ты ее знаешь…

— Эй, приятель, ты о чем там говоришь? — Джон сделал рукой неопределенное движение.

Джо внимательно посмотрел на него.

— Да-да, ты. Я к тебе обращаюсь. — Джон ткнул в него пальцем. — Меня зовут Джон Миллер.

— А меня Джо Лаккези.

— Да знаю я, кто ты. Ты — муж Анны, отец Шона.

— Ты из полиции? — усмехнулся Джо.

— Нет, я не из полиции. Просто я местный и ты местный — значит, я знаю о тебе все.

— Молодец, — холодно произнес Джо и повернулся к Эду.

— А я с тобой разговариваю или с кем? — не отставал от него Джон.

— Со мной, со мной.

— Ну так и смотри на меня. Понял или нет? — Он легонько ткнул Джо пальцем в плечо.

— Эд, налей мистеру Миллеру «Гиннеса» за мой счет, а мне дай кружку «Гленфиддиха», — сказал Джо.

— Да пошел ты на хрен со своим пивом, со своим сыном и со своей женой… — проговорил Джон с презрительной ухмылкой.

— Послушай, парень, — оборвал его Джо, — сходил бы ты ненадолго на улицу, мозги проветрил.

Джон пренебрежительно хмыкнул, но поднялся и, пошатываясь, поплелся к выходу.

— Не обращай на него внимания. Его жена выгнала, вот он и бесится, — вмешался Эд. — Сама она живет в Австралии, а его выпроводила сюда.

— Понятно, — кивнул Джо и, взяв кружку, пошел за столик.

Минут через пять в бар той же нетвердой походкой вернулся Джон. Взгляд его был тупым, глаза, как у рака, смотрели в разные стороны. Он плюхнулся на стул и чему-то бессмысленно заулыбался. В бар вошли Рэй и Хью и сразу направились к стойке.

— Привет, Джон. Ты чему тут сидишь радуешься? — смеясь, спросил его Марк.

— Да вот только что столкнулся с одним алкашом, посмотрел на его глазищи и вспомнил про эксперимент с дрозофилами. Их использовали для определения влияния алкоголя на организм. Дрозофилы могут жить в перебродивших фруктах, едят их, пьянеют, могут даже умереть, если сильно переберут. Но вот не привыкают же.

— Слушай, Джон, а с людьми такие эксперименты не проводятся? Ты узнай да подпишись на них при случае, — давясь от смеха, сказал Хью.

Фрэнк Диган сидел возле двери бара, наблюдая за своей женой Норой. Самоуверенная, временами грубая, обладающая едким проницательным умом, в одной руке она держала бокал с бренди, а другой, вытянув два тонких костистых пальца так, будто держала ими сигарету, вальяжно водила в воздухе. Она рассказывала своей подруге Китти о каком-то художнике, который умолял ее взять его картины для галереи, создать которую Нора планировала вот уже несколько лет.

— Ты представь себе этого сукина сына, — возмущенно сказала она, взглянула на своего мужа и добавила: — Прости меня за резкость, Фрэнк. Так вот, — она снова повернулась к Китти, — это говно возомнило себя непризнанным гением. Нет, он, несомненно, талантлив, но он пигмей, нищий, постоянно пьяный и полоумный. Да как только он осмелился обратиться ко мне! — возмутилась она. — Хотя я его понимаю, ему очень нужны деньги. Наверное, давно мечтает купить себе туфли и хоть какой-нибудь костюм.

Фрэнк и Китти, переглянувшись, рассмеялись. Резко запрокинув голову, Нора залпом допила бренди. Пряди ее коротких прямых волос, выкрашенных в светло-розовый цвет, скользнули по щекам.

— Гарсон, еще один бренди! — выкрикнула она, протянув мужу рюмку и подмигнув.

— Давай домой, хватит тебе, — отозвался Фрэнк. — Посмотри на часы. Уже половина двенадцатого.

В это время в Ирландии бары закрываются, даже в маленьких деревушках, где законы относительно торговли спиртным соблюдаются не слишком строго.

Нора посмотрела на Китти.

— Извини, дорогая. Так не хочется расставаться, но мне нужно идти. Муж очень просит.

Фрэнк и Нора поднялись. Он был ниже своей жены почти на голову. Пригладив густые каштановые волосы и одернув зеленый свитер, он опустил руки. Нора внимательно рассматривала его, хотя за сорок лет успела изучить каждый жест. Он поднял голову, поймал ее взгляд и подмигнул.

В это время Рэй, Джо и Хью тоже пошли к выходу и остановились возле Фрэнка.

— Тру-ту-ту! — протрубил Рэй, поднеся ко рту руку так, словно сжимал ею воображаемый рог. — Слушайте нас, ирландцы! До закрытия питейных заведений осталось три с половиной секунды. Ставьте свои кружки, бокалы и рюмки на столы и идите спать! Повторяю — бросайте к чертям собачьим пьянствовать и отправляйтесь по кроватям.

Фрэнк заулыбался.

— Сержант, вам наша помощь не требуется? Или сами справитесь? — спросил его Рэй. — Кстати, гляньте-ка вон туда. — Он показал на Джона Миллера. — Я бы на вашем месте обязательно заковал его в наручники. Хотите, Джо вам поможет?

Джо и Фрэнк, переглянувшись, засмеялись.

Мимо них, волоча тяжелый мешок с бутылками, протиснулся Мик Харрингтон.

— Мамочка дорогая! — воскликнул Хью. — Это кому же ты все это потащил?

Он повернулся к Джо и пояснил:

— Это наш местный экзорсист. Изгоняет духов, а из всех духов предпочитает винный.

Мик обернулся и залился веселым смехом.

— Не волнуйся, это не мне, а испанцам. Приплыли позавчера. Яхту их ремонтируют, а они сами — гуляют. Второй раз за вечер таскаю им пиво и виски, — сообщил он. — Кстати, — он повернулся к Джо, — если мой Роберт у вас, скажите, чтобы побыстрее домой шел.

— Они где-то гуляют, — ответил Джо.

— Понятно, — кивнул Мик. — Догуляются, когда отцов в школу начнут вызывать за неуспеваемость.

Кэти остановилась, запрокинула голову и зажмурила глаза, пытаясь остановить слезы, но они все продолжали течь. Она, обхватив ладонями лицо, снова торопливо зашагала. Ей хотелось как можно быстрее попасть домой, лечь и выплакаться. Вдруг впереди нее, прорезая ночную мглу, вспыхнули задние огни автомобиля, а затем послышался и рокот мотора. Кэти встревожилась. И сам автомобиль, стоящий двумя колесами в кювете, и действия человека, сидящего в нем, показались ей очень подозрительными.

Глава 6

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1980 год

Миссис Гензель оглядывала из-под очков учеников. Ее пятиклашки, склонив головы, писали четвертную работу по истории. Дюк Роулинз сидел за первым столом, ручка его неистово бегала по бумаге. Локтем он прижимал к столу несколько чуть помятых листков с готовыми ответами. Вдруг он вскинул голову и начал оглядываться по сторонам, словно искал кого-то или что-то. «Что могут скрывать эти светлые глаза?» — подумала миссис Гензель. Тем временем Дюк взял все свои листки, смял их, затем развернул, смял два листка и бросил на пол. Остальные ученики пристально наблюдали за ним. Кое-кто захихикал.

— Тише! — строго заметила миссис Гензель и повернулась к Дюку. — У тебя все в порядке? — мягко спросила она.

Мальчик коротко кивнул. Губы его были плотно сжаты, левая рука дрожала так, что пальцы с зажатой в них ручкой постукивали по столу.

— Ты хочешь начать сначала?

— Нет, — ответил Дюк.

Затем он вдруг откинулся, сильно зажмурил глаза и тяжело задышал. Миссис Гензель показалось, что мальчик беззвучно рыдает.

— Дюк, подожди меня на улице. Я хочу с тобой поговорить. Хорошо?

Он снова кивнул, уже не так резко, поднялся из-за стола и быстро вышел из класса. Миссис Гензель попыталась разглядеть его лицо, но Дюк опустил голову.

«С мальчиком происходит что-то неладное», — подумала она и направилась вслед за ним.

— По-моему, у тебя неприятности, — сказала миссис Гензель, подходя к Дюку. — Может быть, расскажешь какие?

— У меня все нормально, — ответил Дюк.

— А почему ты так странно вел себя в классе?

Дюк немного помолчал.

— Да так, ерунда.

— Какая ерунда?

Мальчик пожал плечами.

— Может быть, вопросы попались слишком трудные? — продолжала спрашивать миссис Гензель.

— Да нет, — ответил Дюк. — Другое совсем… — Он замялся.

— Что другое?

Его ответ застал ее врасплох. Дюк поднял голову и посмотрел ей в глаза. Теперь она могла лучше рассмотреть их. Она увидела в них страдание и борьбу. Дюк, в свою очередь, видел на ее лице выражение искреннего участия, но не верил ему, в глазах его всплывали лица других людей, жестоких и подлых, доверяться которым было опасно.

— Ничего со мной не случилось, — пробормотал он. — Просто не знал, как пишутся некоторые слова. Наверное, ошибок сделал много.

Миссис Гензель тяжело вздохнула. Она сама и не сознавала, что слушала мальчика затаив дыхание.

— Ну хорошо, — закончила она разговор. — Возвращайся в класс.

В уютной учительской было тепло и уютно. Унылую обстановку смягчали веселенькие обои в цветочек, кремовый потолок и несколько кашпо с вьющимися растениями. На небольшой доске висели детские рисунки. Миссис Гензель сидела за столом. Выражение лица ее было, как всегда, мягким, короткие седые волосы аккуратно зачесаны на пробор.

— Итак миссис Роулинз, — начала она.

— Мисс Роулинз, — поправила ее Ванда. — Я не замужем.

— Хорошо. Для меня это не имеет значения. — Миссис Гензель поудобнее устроилась в кресле, скрестила под столом ноги и поправила лежащий на коленях платок. — Мисс Роулинз, я хотела бы поговорить с вами о вашем сыне.

— Этот чертов мальчишка меня в могилу сведет. — Ванда заморгала, захлюпала носом, опустила голову. — Даже и не знаю, что с ним делать.

— Вчера на уроке он плакал. Своим друзьям он рассказал, что его щенок погиб.

— Да, погиб. Спарки его звали. — Ванда кивнула и принялась ногтями почесывать ногу, оставляя на коже длинные красные полосы. — Бедный Спарки.

Миссис Гензель, нахмурившись, смотрела на нее.

— А что с ним случилось? Может, его кто-то убил?

— Понятия не имею. — Ванда дернула плечами. — Я вышла в понедельник из дома, гляжу — а он возле двери лежит, уже готовенький.

— Отчего он умер, вы не знаете?

Ванда подалась вперед.

— Я же сказала, что не знаю.

Она снова откинулась на спинку, заерзала, упираясь локтями в подлокотники, прогнулась и снова опустилась в кресло.

— Дюк очень любил своего щенка, — продолжала миссис Гензель. — Я знаю, что он приносил в школу его фотографию и даже рисовал его по ней.

— Было дело. — Ванда кивнула.

— Может быть, Дюку нужно помочь пережить гибель щенка?

— Перебьется, — бросила Ванда. — Не мать родная.

— Напрасно вы так говорите. Это большая травма для ребенка.

Миссис Гензель хотела продолжить, но Ванда уже начала подниматься с кресла. Она протянула учительнице вялую ладонь. Та, задержав ее в своей руке, спросила:

— А как у Дюка дела дома?

Ванда выбросила вверх руку и помахала ею.

— Прекрасно.

— Может быть, вам требуется помощь?

— Без вас справлюсь! — отрезала Ванда.

— Не сомневаюсь, я просто поинтересовалась.

Ванда поднялась и, медленно поводя плечами и сильно покачивая бедрами, направилась к двери. Не дойдя до нее, она обернулась и игриво подмигнула учительнице.

— Не шуми, тетенька. Остуди головку. У нас дома все зашибись. — Она расхохоталась.

Миссис Гензель, раскрыв глаза, изумленно смотрела на Ванду. Внезапно смех ее резко оборвался, она тихо вздохнула:

— Хреново у нас дома. Но ты не бери в голову. Пока, я пошла.

Ванда, выйдя из здания школы, сразу взглянула на часы. Уроки заканчивались, и она решила подождать Дюка. У ворот школы она остановилась, закурила. Вскоре начали выходить ученики. Показался Дюк в компании своих друзей. Увидев Ванду, он подошел к ней.

— Привет. — Она легонько хлопнула его по плечу, затем поправила волосы. — Я только что от вашей миссис Гензель. Вот же старая грымза.

— Она хорошая, — буркнул Дюк и пошел вперед.

Ванда некоторое время следовала за ним, затем схватила его за плечо и повернула к себе.

— Дюк, постой. Мне правда очень жаль, что твой щенок сдох. — Она швырнула на землю окурок и затоптала его каблуком ботинка. Дюк отвернулся и торопливо зашагал дальше.

— Ну, Дюк, стой же. — Ванда не отставала от него. — Ну кто ж знал, что он такой слабый и окочурится от пары поджопников?

Дюк остановился как вкопанный, повернулся и посмотрел на мать.

— Ну чего ты уставился? Да, поддала я ему пару раз, несильно. Прости.

Дюк продолжал невидящими глазами смотреть на мать.

Крошечный щенок, дворняжка, бегал по дорожке возле дома, поднимая за собой густые облачка мелкой пыли. Он то исчезал в ней, то снова появлялся. Маленькие ушки его смешно болтались, лапки скользили по мелким камням. Дюк не мигая смотрел на него.

— Дюк, мальчик, что с тобой? — спросила Ванда. Голос у нее был резким, неприятным.

Щенок остановился, повернул к Дюку остренькую мордочку и завилял куцым хвостиком.

— Дюк! Ты меня слышишь?! — закричала Ванда.

— Что? — неожиданно громко ответил он. — Что ты сказала?

Сердце мальчика бешено колотилось, с затылка по спине текли капли пота. Внезапно перед ним возник Ля-Ля. Ненавистная длинная фигура угрожающе нависла над ним. Он стоял, широко расставив ноги, положив руки на пояс, ухмыляясь и покачивая головой. Дюк отвернулся и посмотрел на щенка — беззащитное доверчивое существо. Он подбежал к Дюку и ткнулся носом ему в ботинок.

— Спасибо, сэр, — тихо проговорил Дюк.

— Как ты его назовешь? — осклабилась Ванда.

— Трахаль, — буркнул Дюк и тут же получил от матери тяжелый подзатыльник.

— Потом скажешь дяде, какое имя ты дал щенку, понял?! — закричала она. — И будь повежливее.

— Да ладно, не ругай его. — Ля-Ля усмехнулся. — Он скоро сам все поймет.

Он потрепал волосы Дюка и, обхватив Ванду за талию, повел ее в дом.

Дюк не пошел за ними. Он поднял с земли чуть дрожащего щенка. Тот начал извиваться. Дюк сунул его под куртку и пошел к дяде Биллу. Он стоял на поляне возле дома. Правая рука его была вытянута, он только что выпустил молодого ястреба.

— Это Баунти? Тот самый новый ястреб?! — прокричал Дюк.

— Ага. — Билл кивнул. — Хочу потренировать его немного, пока Хэнк не вернется. — Он бросил взгляд на щенка. — Твой? — Билл кивнул в его сторону. — Нового принесли?

— Да. Мама где-то взяла.

— Повнимательнее следи за ним…

— Не переживай, выпускать его здесь я не собираюсь, — ответил Дюк.

— Да уж постарайся.

В это время раздался звук подъезжающей к дому машины. Билл повернулся, оглядел ее и передал Дюку кожаную перчатку:

— Подержи его пару минут. Мясо в сумке. Я сейчас переговорю с хозяином, и потом ты посмотришь, как надо работать с молодыми ястребами.

Дюк нагнулся и, поставив щенка на землю и чуть зажав его ботинками, стал натягивать перчатку. Внезапно щенок начал извиваться, выскользнул, бросился на поляну и с радостным лаем принялся носиться от дерева к дереву. Баунти встрепенулся и расправил крылья. Повертев головой из стороны в сторону, он взмыл вверх и начал кружить над поляной. Любопытство гнало его к цели. Не подозревая об опасности, щенок выскочил из-под дерева, метнулся в невысокую густую траву, и тут его заметил Баунти. Он упал на него, придавив к земле и вонзив в него железные когти. Все произошло так быстро, что Дюк поначалу даже не успел ничего сообразить. Он просто услышал шум хлопающих крыльев и дикий визг щенка. Сначала громкий, он становился все тише, перешел в нечто напоминающее детский плач, а вскоре и совсем стих. Дюк, потрясенный, стоял не шелохнувшись.

— Черт подери, что тут происходит? — раздался за спиной Дюка встревоженный голос дяди Билла. Он бросился на поляну, на ходу раздвигая ветки деревьев, к тому месту, где лежал щенок. Дюк поплелся за ним. — Баунти? — спросил Билл и посмотрел на Дюка.

Мальчик смог только молча кивнуть. Он не отрываясь смотрел на залитое кровью разодранное тельце щенка.

— Извини, Дюк, что так получилось, — сказал Билл. — Сначала Спарки, потом вот этот. — Он тяжело вздохнул. — Прости меня, малыш. Вот чертова птица, так и норовит кого-нибудь убить. А может, просто испугался, молодой еще, необученный…

— Я сам виноват, — произнес Дюк.

— Нет, мальчик, это я виноват. Нужно было бы предупредить тебя.

— А ты и предупредил. На прошлой неделе. Помнишь? — Он обхватил ладонь Билла.

Они молча постояли немного, затем Билл сходил в дом и принес пачку старых газет. Часть их он разложил там, где была кровь, чтобы она впиталась в бумагу и запахом не привлекала ястребов. В остальные он завернул безжизненное тельце щенка и понес закопать. Услышав за спиной тихий плач, он обернулся и увидел, что из глаз Дюка ручьем льются слезы.

Билл вытер руку о куртку и прижал к себе голову мальчика. Он был уверен, что Дюк оплакивает только что погибшего щенка. Он ошибался — Дюк оплакивал Спарки.

Глава 7

Зазвонил телефон, и Анна протянула руку, чтобы взять трубку.

— Алло, — сказала она.

Некоторое время она слушала молча, хмурясь.

— Нет, Марта, — ответила Анна. — Он вернулся примерно в половине двенадцатого. Один. Не знаю, может быть… Подожди, сейчас я позову его… Поговори с ней, — шепнула она Джо, передала ему трубку, встала и направилась в комнату сына.

— Привет, Марта, — сказал Джо. Он с минуту слушал, что она говорила ему. — Нет, не имею представления, — проговорил он. — Да я уверен, что…

В этот момент в спальню торопливо вошла Анна. За ней понуро плелся Шон.

— Что стряслось? — спросил он, удивленно глядя то на отца, то на мать.

— Нет, Марта, у нас ее нет, — сказал Джо и, повернувшись к сыну, спросил: — В котором часу вы расстались?

— Точно не помню, — ответил Шон, пожимая плечами. — Где-то с половины двенадцатого до без четверти двенадцать.

Все посмотрели на часы — было половина пятого утра.

— Так она еще не вернулась домой? — прошептал Шон. Глаза его округлились.

— Марта, что ты предлагаешь? Чем мы можем помочь тебе? Хорошо, мы подождем. — Джо закончил разговор и повесил трубку. — Сейчас она станет обзванивать ее школьных подружек, — сообщил он жене и сыну.

— Но с нами не было никаких ее подружек.

— Возможно, она кого-то из них встретила по дороге домой, — сказал Джо. — Ну а ты почему не проводил ее? — Он снова повернулся к сыну. — Вы что, поссорились?

Шон посмотрел в глаза отцу, увидел в них беспокойство и отвел взгляд. О том, что произошло между ним и Кэти, он рассказать никому не мог. Этого Кэти никогда ему не простит.

— Нет, мы не ссорились, — выговорил он, едва сдерживая слезы. — Просто она захотела пройтись до дома одна.

— Не волнуйся, Кэти найдется, — успокоил его Джо.

Последние два часа Фрэнк Диган лежал неподвижно, уставившись в потолок. Разбудил его телефонный звонок, после которого спать уже не хотелось. Он осторожно повернулся, посмотрел на Нору и медленно, чтобы не разбудить ее, спустил ноги с дивана, немного посидел на краю, прежде чем встать, затем поднялся. Поправив пижаму, он сунул ноги в тапки и пошел на кухню. Свет Фрэнк зажигать не стал. Открыв полку, он нащупал шуршащий пакет с кофе, достал его и включил плиту. Покупать кофе в зернах приучила его Нора, ни под каким видом не соглашавшаяся пить ни чай, ни растворимый суррогат. «Как это можно тереть эти чертовы крошки по стенкам чашек? — возмущалась она всякий раз, когда они возвращались из гостей, где их угощали растворимым кофе. — Да хоть бы марку сменили, а то пьют-то постоянно одну и ту же дрянь». Фрэнк усмехнулся. Мало кто из деревенских жителей разбирался в сортах кофе. Предпочитали в основном чай. Его пили здесь из поколения в поколение.

«Ну и дыра у тебя тут! — повторяла Нора после каждого визита. — Жуть просто».

Фрэнк посмотрел на часы, снял с полки турку и уже собирался налить в нее воды, но, вспомнив про свою язву, поставил на место, достал пакет молока, чашку и сел за стол. Раскрыв газету, потянулся за очками с толстыми стеклами, которыми пользовался только для чтения. Глаза в них у него становились большими, как у совы, что очень забавляло Нору. В такие минуты она говорила ему, что он напоминает ей кого-то, но кого именно, она никак не может вспомнить. Иногда, только чтобы развеселить ее, Фрэнк специально надевал свои очки.

Не успел он допить молоко, как телефон снова зазвонил.

— Да, — ответил Фрэнк бодрым голосом, словно было не пять утра, а полдень.

— Фрэнк, это говорит Марта Лоусон. Кэти не пришла домой ночевать.

— Когда? Ты имеешь в виду прошлой ночью?

— Нет, этой. Она не пришла домой в двенадцать, как обещала.

— Но сейчас пять утра. Для молодежи это еще не утро, тем более накануне воскресенья. Может быть, осталась у кого-то из друзей. — Он пригладил волосы. — А возможно, отправилась в город, на какую-нибудь дискотеку.

— Нет, Фрэнк. Я запрещаю ей ездить по дискотекам, — возразила Марта. — Она была здесь, с Шоном. Не знаю почему, но она захотела вернуться домой одна, он ее не провожал. Но она не вернулась. Постой, Фрэнк, кто-то стучится, я пойду открою дверь.

— Ну вот она и вернулась, — пробормотал Фрэнк. — И чего беспокоилась?

Прошло минуты две, и он снова услышал голос Марты.

— Фрэнк, это не она, это Джо и Анна Лаккези.

— Хорошо, Марта, сейчас я подъеду к тебе, — ответил Фрэнк. — Надеюсь, что увижу Кэти по дороге.

— Спасибо тебе, Фрэнк. — Она повесила трубку.

Фрэнк вздохнул и допил молоко.

Марта Лоусон жила со своей дочерью в небольшом двухэтажном домике, окруженном большим садом. Стоял он на дороге, в десяти минутах ходьбы от пристани и в получасе от дома Лаккези. В комнатах царило полное смешение пород дерева, стилей, художественных направлений и тканей. Тяжелый комод из красного дерева с массивным зеркалом соседствовал с современным журнальным столиком из лакированной сосны, ковер в роскошных цветах — с обоями, рисунки на которых были выполнены на манер ацтекских. Но при всем разнообразии интерьера одно для всего дома оставалось неизменным — абсолютная чистота. Нигде не было ни пылинки, ни пятнышка.

Фрэнк сидел рядом с Мартой на коричневом диване. Ее красивое лицо было бледным, осунувшимся. От слез глаза ее покраснели, под ними появились большие мешки, с ресниц стекла тушь.

— Я уверен, что с Кэти все в порядке, — утешал ее Фрэнк. — Не волнуйся, Марта. Вот увидишь, она скоро вернется и все тебе объяснит.

— Нет, Фрэнк. Я сердцем чувствую — с моей девочкой что-то случилось. Я знаю Кэти. Она не из тех, кто так вот пропадает на всю ночь. Господи, сейчас так много аварий на дорогах. Гоняют черт-те как… Собьют — и не остановятся.

— Марта, ну не истязай себя так. Ты же ведь ничего не знаешь.

— Извини, Фрэнк, я вся изнервничалась, — пробормотала она и заплакала.

— Ничего, ничего… — Фрэнк погладил ее руку.

Марта вытерла слезы.

— Шон зашел за Кэти в восемь, — начала она рассказывать. — Она сразу оделась — и к нему. Ушла не попрощавшись. Даже ко мне в комнату не заглянула. Схватила куртку — и бежать. Не попрощалась даже, — задумчиво повторила Марта и снова заплакала.

— Марта, подожди плакать. Еще ничего не известно, — сказал Джо. Он стоял у противоположной стены комнаты, возле камина, вслушиваясь в разговор. — А если мы только и будем делать, что целый день здороваться и прощаться с детьми, нам не останется времени на другие разговоры.

Марта шмыгнула носом, утерла глаза платком и жалко улыбнулась.

— Шон говорит, что они все это время гуляли в районе пристани, — продолжал он. — Затем Кэти сказала ему, что домой хочет возвратиться одна, и они расстались.

Марта посмотрел сначала на Анну, затем на Джо.

— Кэти никогда не возвращается домой позже двенадцати.

— А где сам Шон? — хмуро проговорил Фрэнк.

— Остался дома, — ответил Джо. — Мы подумали, что Кэти может нам позвонить. Мобильный у него плохо работает, так что связь с ним у Кэти только по домашнему телефону.

Шон стоял посреди спальни, бессмысленно уставившись в стену. Сердце его стучало. В руке он держал мобильник. Он вертел его то в одну, то в другую сторону, но сигнала не было. Да он и знал, что сигнала не будет. Шон просмотрел меню входящих сообщений — ничего. Он подошел к стене, где висел домашний телефон, набрал номер своего мобильного, но тот молчал. Он положил его на стол, снова взял, опять принялся лихорадочно нажимать кнопки. В который раз он начал просматривать входящие сообщения, но ничего нового не увидел. Шон медленно положил телефон на стол.

В дверь постучали. Все замолчали. Марта обвела взглядом присутствующих, поднялась и пошла открывать. Сначала из прихожей донеслись приглушенные голоса, затем в комнату вошел Ричи Бейтс в своей обычной военно-морской форме, слегка поблекшей и помятой. Проходя в дверь, он нагнул голову, чтобы не задеть притолоку, выпрямился и кивнул Джо и Анне. Лицо у него было бледным, но сосредоточенным. Видно было, что он только из-под душа, — волосы еще не высохли. Он повернулся к Фрэнку.

— Привет, старина.

Марта, измученная ожиданием, вошла за ним.

— Сделать тебе чашку чаю, Ричи? — спросила она.

— Хорошо бы. Кстати, могу и сам.

— Не нужно, Ричи. Садись к столу. — Марта ушла на кухню и быстро вернулась с тарелкой печенья и чаем в фарфоровой чашке, которая вскоре исчезла в крупной ладони Ричи.

— Спасибо, Марта.

После непродолжительного молчания Фрэнк снова заговорил:

— Извини, Марта, но я должен тебя спросить. Как Кэти вела себя в последнее время? Может, ты заметила что-нибудь странное? — Он вытащил из кармана куртки блокнот. Официальный тон вопросов Фрэнка, приступившего к своим обязанностям полицейского, заставил Марту всхлипнуть.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Ну, не было ли у вас ссор?

— Нет-нет, — горячо возразила Марта. — Мы с ней никогда не ссоримся.

— Может быть, она повздорила с кем-либо из своих подружек?

— О таких вещах она бы мне и не рассказала.

— А она никогда не говорила, что ей кто-нибудь завидует или еще что-нибудь в этом роде?

— Нет. Я знаю, что в школе девочки иногда конфликтуют между собой, здесь нет ничего странного, но моя Кэти предпочитает не ввязываться в такие вещи.

Фрэнк перелистал страницы блокнота, ища вопросы, которые бы, с одной стороны, не шокировали Марту на самой ранней стадии расследования, а с другой — дали бы понять, что дело серьезное.

— Я вот о чем думаю, — продолжала Марта. — Может быть, я чем-то ее обидела?

— Расскажи, как Кэти провела день.

— В общем, как обычно. С утра отправилась в школу, вернулась сразу после окончания занятий. На дом им ничего не задавали, поэтому она почти сразу отправилась гулять с Шоном. Даже форму не сняла. — Марта шмыгнула носом. — К обеду она вернулась, поела и поднялась в ванную принять душ. В этот вечер она должна была встретиться с Шоном, и я заметила, что к встрече она готовится чуть дольше обычного. Она даже накрасилась, что с ней случается крайне редко. Постой, Фрэнк, я еще ей сказала, что так много косметики класть неприлично, и она, по-моему, обиделась на меня за это замечание. — Она подняла глаза на полицейского.

— Не преувеличивай, Марта. Из-за таких пустяков никто не расстраивается.

— Затем я пошла на кухню, а она в это время взяла из шкафа куртку. По крайней мере я слышала скрип дверцы. Потом она крикнула мне: «Увидимся вечером», — и убежала. Полагаю, что Шон ее уже ждал. Я бросилась за ней в прихожую, но ее уже и след простыл. Выпорхнула как птичка, — прошептала Марта и замолчала, вытирая слезы. — Не знаю… И зачем я сказала ей про эту косметику? Ну а косметика ей зачем? Она у меня и без нее такая симпатичная…

Все время, пока Фрэнк расспрашивал Марту, Ричи молчал, но тщательно записывал каждое ее слово. Шариковая ручка казалась в его крупной сильной ладони хрупкой тростинкой. Фрэнк всегда удивлялся, как это Ричи их не ломает, когда пишет.

— А вдруг я сделала что-нибудь ужасное, сама не заметила, как и что, и Кэти меня за это возненавидела? — вдруг выпалила Марта.

Все удивленно посмотрели на нее.

— Что ты такое говоришь, Марта! — воскликнула Анна, быстро подошла к ней и взяла за руку. — Мы все хорошо знаем, что Кэти любит тебя. — Не расстраивайся. Она просто где-то задержалась.

Фрэнк еще с полчаса продолжал расспрашивать Марту. Теперь у него была вся нужная информация о Кэти, не было только ответа на вопрос: «А где же, собственно, может быть она сама?»

В пяти милях от деревушки Маунткеннон, в конце сырого, поросшего густым мхом переулка, на краю болота, стоял неприметный дом, заброшенный лет пятнадцать назад и с тех пор необитаемый. Его покосившиеся окна были крест-накрест заколочены досками. До сих пор они останавливали от проникновения внутрь людей менее решительных и целеустремленных, чем Дюк Роулинз. Поднатужившись, он оторвал прогнившую раму, отломал оставшиеся части удерживавшей ее рассыпающейся древесины, подтянулся и прыгнул в темноту. Оказавшись в тесной кухне, немного постоял, вдыхая сырой затхлый воздух, затем подошел к входной двери и сильно надавил на проржавевшую ручку. В лицо ему ударил свежий морской ветер.

Он ходил по дому и, подсвечивая себе карманным фонариком, рассматривал отсыревшую мебель красного дерева, рваные тюлевые занавески и картинки религиозного содержания, косо висевшие на вбитых в стены крюках. Спальни были тоже небольшими и мрачными. Свет в них едва проникал через грязные стекла окон. На стоявшем в углу буфете лежала чья-то фотография в рамке, вся в разноцветных пятнах. По центру ее шла длинная белая полоса, свидетельствующая о том, что между досками, которыми заколочено окно, есть щель и через нее в комнату проникает солнечный свет. Он взял рамку, вырвал из нее фотографию, и она с тихим шуршанием упала на пол. Вместо нее он вставил снимок, который достал из внутреннего кармана куртки. На нем был изображен дядя Билл — в джинсах и клетчатой рубашке. Правая рука его была вытянута, левая — засунута за пояс, туговатый для его полного брюшка. В лучах заходящего солнца были хорошо видны и его густые волосы, и окладистая густая борода. Билл широко улыбался. Рядом с ним стояла наклонно вкопанная жердь, на которой сидел Соломон. Подняв одну лапу, он косил в сторону фотоаппарата. Шеба, зависнув в воздухе над рукой дяди Билла, собиралась сесть на нее.

— Да, Соломон был великолепен, — проговорил Дюк, прижимая фотографию к груди. Он посмотрел в темное окно. — Но мне больше нравилась Шеба. Это самая прекрасная птица, которую я когда-либо видел.

Анна раздвинула тарелки, бутылки, столовый прибор и чашки, освобождая место для бутылки кленового сиропа. Завтрак был готов. Джо молча разглядывал вафли, сок, круассаны, бекон, сосиски, кофе и чай.

— И в какую статью расходов мы внесем весь этот шик? — спросил он, грустно усмехаясь.

Анна натянуто рассмеялась и посмотрела на Шона. Он промолчал. На пустую тарелку, которая стояла перед ним, капали слезы.

— Можно я пойду к себе? — произнес он. — Я плохо себя чувствую.

— Да-да, конечно, иди, — сказала Анна и погладила его по щеке.

Он отвернулся, торопливо встал из-за стола и вышел.

Фрэнк некоторое время молча стоял в дверях, с улыбкой разглядывая Нору. Она никогда не подводила его. В какое бы время ему ни нужно было уходить, она всегда вставала, чтобы его проводить. Ему нравился ее полупрозрачный халат цвета морской волны, нежно шуршащий и очень приятный на ощупь. Нора не слышала, как он вошел в дом. Она сидела на краю дивана, поджав под себя ноги, а локтями упираясь в журнальный столик, на котором лежала книга, и увлеченно читала. На столике стояла чашка с кофе. Не отрывая глаз от страниц, Нора иногда механически тянулась к ней, отхлебывала несколько глотков и ставила на блюдце. Фрэнк рассмеялся. Нора вздрогнула и подняла голову.

— Вот ведь змей какой. — Она улыбнулась. — Даже за собственной женой подглядываешь. — Нора снова отхлебнула кофе. — Ну, что интересного расскажешь? — спросила она, закрывая книгу.

— Никаких следов.

— Что, совсем никаких?

Фрэнк кивнул.

— А как там Марта?

— Ужасно расстроена. Дай Бог, чтобы все обошлось. Все ее жалеют. Естественно, она наивна как ребенок. Я ее ни о чем серьезном не спрашивал, но и этого вполне достаточно, чтобы она совсем потеряла покой.

— Представляю, как она себя чувствует. Это же человек из прошлого века. — Нора помолчала. — Марта кого хочешь достанет своим занудством. Я не исключаю, что Кэти опостылели ее монастырские строгости и она попросту убежала от нее куда глаза глядят.

— Все возможно, — согласился Фрэнк. — После гибели Мэта она только и делает, что хнычет. И Кэти все это видит. Могла подумать, что мешает матери, не дает ей устроить личную жизнь. Кто их знает, что у них в голове, у молодых?

— Это точно, — согласилась Нора. — Только я думаю, что она опостылела Кэти своим вечным нытьем.

— И это тоже возможно, — кивнул Фрэнк.

Они переглянулись, вдруг осознав, что говорят о Кэти так, будто ее уже нет.

— В любом случае мы всё очень скоро узнаем. Такие паиньки, как Кэти, надолго из дома не уходят. Вот увидишь, все будет нормально. К обеду вернется. — В душе Нора чувствовала, что ее уверенность выглядит неестественно.

— Я не решился ей сказать, что уже обзвонил все больницы и ближайшие полицейские участки. Никаких следов.

— Это, может быть, и плохо, а может быть, и хорошо.

— Да, как посмотреть, — осторожно заметил Фрэнк.

— А как чувствует себя Шон?

— Понятия не имею, что произошло у него с Кэти. Гуляли они вместе, но провожать ее он не стал. Почему? Сколько уж времени ходят обнявшись, и вдруг она отправляется домой одна.

— Действительно непонятно, — задумчиво произнесла Нора.

— И у Марты его сейчас с нами не было.

— А где же он?

— Дома остался, сказал, что будет ждать звонка от Кэти по домашнему телефону.

— А вот это уже очень странно, — сказала Нора. — Уж ему-то там тоже следовало быть. За каким чертом Кэти станет звонить ему, если у ее матери тоже есть телефон?

— После разговора с Мартой я поговорил и с ним — правда, недолго. Он сильно расстроен, сказал, что не знает, куда могла подеваться Кэти.

Нора внимательно разглядывала мужа.

— Ты беспокоишься за нее? — спросила она.

— Если честно, то очень беспокоюсь, — признался Фрэнк.

Нора хотела продолжить разговор, но он остановил ее, положив ладонь на ее руку.

— Прости, но рассиживаться мне некогда. Нужно увидеть всех школьных подружек Кэти, побывать на пристани, проехать по всем нашим дорогам. Если к вечеру девушка не вернется, не знаю, что еще я смогу один сделать. Ничего, наверное. Придется звонить начальнику управления, в Уотерфорд, и делать официальный запрос.

Прямо за деревней начиналась живописная равнина. Шон шел вдоль нее, к саду орхидей Миллеров. Пройдя около мили, он уткнулся в металлические ворота, перелез через невысокую редкую деревянную ограду и спрыгнул на тропинку. Метрах в ста от нее он увидел фигуру Джона Миллера, склонившегося над грядками. На всякий случай Шон пригнулся, побежал вдоль ограды в противоположную сторону и спрятался за ствол яблони. Закрыв глаза и сдерживая дыхание, он стоял минут десять, пока не услышал шорох шагов. Они прозвучали так неожиданно, что он вздрогнул. В ту же секунду раздался знакомый голос:

— Привет, Шон.

— Привет, Эли, — ответил он. — Что случилось?

Девушка присела на корточки рядом с яблоней и достала из кармана куртки пустую металлическую бутылку из-под соды со сплющенным горлышком, изогнутую на манер трубки. В донышке ее были пробиты девять крошечных отверстий. Эли достала из кармана пластиковый мешочек с травой и, повернувшись к Шону, спросила:

— Ну и где она может быть? Не знаешь?

Она положила на каждое отверстие по маленькой щепотке травы, взяла в рот горлышко бутылки, вытащила зажигалку, подпалила траву и жадно затянулась.

— Хочешь? — спросила она, выпустив дым и протягивая бутылку Шону.

Он замотал головой.

— Даже не знаю, где она. Все утро ходил искал.

— А я ездила в город, чуть не все магазины обошла… Глупо, конечно. Можно было бы этого и не делать.

— Куда она могла подеваться?

— А кто знает? — Эли пожала плечами.

— Все, больше я туда ни ногой.

— Я тоже. — Девушка кивнула.

Услышав телефонный звонок, Нора и Фрэнк переглянулись. Они сидели на кухне. Фрэнк ел сандвич. Прожевав, он снял трубку.

— Фрэнк, это Марта. Ты знаешь, она еще не пришла.

— Я понял, — ответил он решительным тоном и посмотрел на часы. Было двенадцать ночи. — Успокойся, Марта. Я сейчас же звоню в районное управление, в Уотерфорд.

Он отчетливо услышал, как Марта ахнула и почти сразу же зарыдала. Сквозь плач он едва смог разобрать ее «спасибо, Фрэнк».

Он стал говорить громче, чтобы она его услышала.

— Марта, тебе лучше не ложиться. Возможно, что еще до утра к тебе заедет инспектор полиции. С тобой есть кто-нибудь?

— Да, есть. Моя сестра Джин.

— Хорошо. Я попозже позвоню тебе, скажу, что мы собираемся делать.

Нажав на рычаг, Фрэнк начал набирать номер управления Уотерфорда и удивился, как вдруг учащенно забилось его сердце. Никогда еще, какие бы неприятные события ни происходили в Маунткенноне, он не предполагал самого худшего варианта их развития. Ему и сейчас не хотелось в это верить. Мысленно он убеждал себя в том, что все его страхи иррациональны.

Джо, нагнув голову, мрачно смотрел на гриль, где жарились четыре бифштекса. Масло в них уже впиталось, соус не шипел.

— Слушай, оставь их, — сказала Анна.

— Почему «оставь»? Небольшой бифштекс никому не помешает. А тебе они всегда нравились.

— Джо, ты же хорошо понимаешь, что есть их никто не будет, в том числе и ты сам. Не о еде мы сейчас беспокоимся. — Она погладила его по щеке. Он не повернулся к ней, продолжая смотреть на бифштексы. Анна вздохнула.

— Дай Бог, чтобы я ошибся, но, по-моему, Шон что-то от нас скрывает, — проговорил он.

— Что именно? Ему нечего скрывать. Если бы он знал больше, то обязательно рассказал бы все Фрэнку.

Джо потянулся, выключил гриль и, подцепив вилкой мясо, положил в тарелку.

— Я вовсе не уверен в этом, — сказал он медленно. — По-моему, ему есть что сообщить, но говорить об этом он не хочет. Его всего лишь расспрашивали, а не допрашивали. — Джо сделал ударение на последнем слове. — Не знаю, может, мне это только показалось… но выглядел он испуганным.

— Встревоженным, — поправила его Анна. — Что вполне объяснимо. Он никак не ожидал, что мы вернемся домой не одни, а с Фрэнком. Он просто не предполагал, что Марта обратится в полицию так быстро.

— Возможно, возможно.

Анна встала из-за стола.

— Сделаю тебе коктейль, чтобы ты не пил всякую дребедень. Намешают в воду кофеина, назовут энергетическим напитком, а люди потом страдают.

— Не страдают.

— Мне лучше знать! — отрезала Анна. — Тебе такие напитки противопоказаны.

— О Господи, опять начинается. — Джо закатил глаза.

Анна подошла к холодильнику, достала оттуда все, что нужно для коктейля, затем сняла с полки шейкер, положила в него шоколадное масло, немного мороженого, мед, полбанана и, залив все это молоком, начала смешивать. Когда коктейль был готов, она налила его в высокий бокал, сунула туда соломинку и поставила перед Джо.

Полицейский участок деревушки Маунткеннон располагался в небольшой комнате, чистенькой и опрятной, с серым полом и кремового цвета стенами, на которых висели плакаты со всевозможными запретами, начиная от вождения в нетрезвом виде и заканчивая использованием домашнего оборудования с неисправной электропроводкой. Камеры для задержанных не было, только эта комната, служившая кабинетом начальника местного отделения полиции, гарды, Фрэнка Дигана. Рядом имелись кухня, душевая комната и туалет. Фрэнк откинулся на спинку кресла, закинул за голову руки и потянулся. На углу, за его столом, сидел инспектор уголовной полиции Майлз О'Коннор. Он проделал пятнадцать миль от Уотерфорда и теперь заносил в свой микрокомпьютер информацию, полученную от Фрэнка, уточняя некоторые детали. Майлз О'Коннор был первым полицейским из управления, с которым Фрэнк чувствовал себя вполне комфортно.

О'Коннора знала вся Ирландия. Этот тридцатишестилетний инспектор считался одним из лучших специалистов по уголовным расследованиям в стране, а в Уотерфорде — самым лучшим.

— Отдыхали? — спросил Фрэнк, глядя на облезающий загар О'Коннора.

— Да, — ответил тот, не поднимая глаз. — Как, вы говорите, зовут этого парня, с которым дружила Кэти?

— Шон Лаккези.

— А где? — продолжил Фрэнк свою тему.

— В Португалии, — буркнул инспектор. — Значит, в тот вечер они на дискотеку не ходили?

— Дискотек у нас не бывает. В город нужно ехать. Шон говорит, что они болтались все время по пристани.

Фрэнк заметил в зрачках инспектора красные прожилки. Раза два или три, глядя на Фрэнка, он поднимал руку, видимо, чтобы протереть глаза, но останавливался. Фрэнк подумал, что глаза у него слезятся либо от усталости после перелета, либо от работы с компьютером.

— Хорошо. — О'Коннор закончил печатать. — А теперь расскажите мне о своих предположениях.

Фрэнк сообщил и о них, для чего ему пришлось повторить всю историю с самого начала. О'Коннор выслушал его и снова принялся делать записи на жидкокристаллическом экране.

Тишину нарушил стук двери и резкий голос Ричи:

— Привет.

— Инспектора уголовной полиции О'Коннора ты уже знаешь, виделся с ним. Теперь делом о пропаже Кэти будет заниматься управление в Уотерфорде, — сообщил ему Фрэнк. — Оттуда к нам выехал еще и старший инспектор Брэди — ждем с минуты на минуту.

Ричи криво усмехнулся О'Коннору, крепко пожал руку и встал рядом, глядя на него с высоты своего почти двухметрового роста.

— Здравствуй. Рад видеть тебя. — О'Коннор поднял глаза и пристально смотрел в лицо Ричи до тех пор, пока тот не отвел взгляд.

Снова открылась дверь, и на пороге показался старший инспектор Брэди.

— Все ясно, — начал он сразу. — Ну и что мы думаем обо всем этом деле?

Его светящуюся лысину обрамляла полоска жидких светлых волос. Недостаток растительности на голове компенсировали пышные усы.

Фрэнк открыл рот, чтобы ответить, но его опередил О'Коннор:

— Чуть позже, ладно, Брэди? Сейчас я еще кое-что выясню. Итак, молодая девушка уходит из дома вечером…

— Слушай, Фрэнк, — перебил его Брэди, — ведь ты же знаешь и девушку, и ее мать… Что, собственно, стряслось?

— Она собиралась возвращаться. Пошла домой.

— Обычно люди возвращаются домой, — вставил Ричи.

— Ты же сам был утром вместе с нами в доме Марты, — недовольно произнес Фрэнк и, повернувшись к Брэди, добавил: — Я не могу заставить себя поверить в то, что Кэти Лоусон убежала из дома. Но какую обстановку там создает ей Марта, я знаю. Поэтому версию побега исключать нельзя.

О'Коннор вздохнул:

— Убежать из дома? Без денег, без паспорта? — Он с сомнением покачал головой.

— Да, конечно, — согласился Фрэнк.

— Ну хорошо. Давайте ставить точку. — Брэди взмахнул рукой. — Если девушка не вернется домой до завтрашнего утра, после обеда начинаем ее искать. Фрэнк, я прошу тебя держать миссис Лоусон в курсе наших действий.

— По-моему, будет лучше, если мы доверим это Ричи. — Фрэнк подумал, что его подчиненному пора учиться справляться с деликатными поручениями.

— Договорились. Тогда я оставляю вас. Прошу — не перепугайте родственников девушки. Встретимся утром. — Брэди кивнул и вышел из комнаты.

О'Коннор повернулся к Фрэнку.

— Предлагаю сейчас вместе заехать к миссис Лоусон.

— Я думаю, ей на сегодня хватит. Она и так достаточно наревелась, — сказал Ричи.

Фрэнк и О'Коннор переглянулись.

— Хорошо, ее допросят позже Брэди и начальник отдела расследований. Он тоже обещал подъехать сюда. Они ее разговорят и ничего не пропустят, — согласился О'Коннор.

— Ну уж дырку-то в заднице они точно не пропустят, — сказал Ричи.

— Тебе лучше сразу привыкнуть к его шуткам, — пояснил Фрэнк О'Коннору.

О'Коннор удивленно посмотрел на Ричи. Тот повторил:

— Вот в этой дырке мы все и сидим. И еще долго будем сидеть.

Фрэнк решил не обращать внимания. Он уже наслушался примитивных высказываний Ричи, в сознании которого весь мир давно превратился в навозную кучу.

Джон сидел за столом, размышляя о том, что мог скрывать Шон. Первое, что пришло ему в голову, — это алкоголь и наркотики. Он знал, что в Америке Шон иногда покуривал травку, но сомневался, что тот привез с собой эту привычку сюда. Он, конечно, мог стащить потихоньку банку-другую пива, когда родителей нет дома, но в таком возрасте все подростки этим занимаются.

В Кэти он был уверен — девушка не пила и не курила. По сравнению с теми юными хищницами, которые обхаживали Шона в Нью-Йорке, Кэти была сама невинность. Да их просто рядом нельзя поставить. К тому же Кэти просто умная девушка, сообразительная, с ровным поведением и хорошим характером. Она, конечно, может и похохотать и повеселиться, но в меру. «Так что же Шон недоговаривает? Может быть, она не хотела идти домой? Но почему? А что, если она сообщила ему, например, о своей беременности?»

Ему вдруг расхотелось и так и эдак рассматривать случившееся. Он почувствовал приближение знакомого омерзительного приступа, шею у него начало сводить, челюсть онемела.

Марта Лоусон проводила инспектора О'Коннора на кухню, усадила в жесткое деревянное кресло с изогнутой спинкой, сразу же вдавившейся в спину. В кухне было невыносимо жарко, радиаторную батарею Марта включила на полную мощность. Инспектор снял пиджак и повесил на спинку кресла. Бросив взгляд на список вопросов в руке Фрэнка, он спросил:

— Скажите, миссис Лоусон, Кэти никогда не страдала от депрессии?

Вопрос повис в пустоте.

— Помилуйте, в шестнадцать-то лет? — изумилась Марта. — Какая ж в эти годы депрессия? Нет, ничего такого с ней не случалось.

Фрэнк и О'Коннор переглянулись. Уж они-то хорошо знали, бывает или не бывает у молодых людей депрессия. В последние пять месяцев четверо подростков покончили с собой.

— Некоторые переживают отчаяние и в более раннем возрасте, миссис Лоусон, — мягко сказал Фрэнк, — но умеют это скрывать. Так что вы могли ничего и не заметить.

— А как она спала? — продолжал О'Коннор. — Спокойно или тревожно?

Марта пожала плечами:

— Да не знаю, как она спала. Наверное, как и все подростки.

— Вы не заметили, в последнее время Кэти ничего не тревожило? Она не выглядела чем-то огорченной?

— Не знаю. Даже если бы ее что и мучило, она бы мне все равно не сказала. — Марта опустила голову, закрыла лицо платком и зарыдала.

Фрэнк посмотрел на массивный комод, где стояло несколько фотографий. На самой большой была изображена Кэти, еще совсем малышка, вместе с родителями. Она — на переднем плане: в беленьком платьице, белых гольфах и коричневых туфлях, с Библией в руке; позади нее — Марта со своим мужем. На следующей фотографии Кэти была уже чуть взрослее. Она сидела на лавочке, в розовых брючках, беленькой кофточке и такого же цвета куртке. Рядом с ней — ее отец.

— Как ты думаешь, Марта, она сильно переживала смерть отца? — спросил Фрэнк.

Марта перестала плакать, вытерла лицо и посмотрела на фотографии.

— Она его обожала. Переживала, конечно, и очень сильно. Но она была тогда еще очень маленькой. Я не думаю, что она все время жила своими детскими воспоминаниями.

Пока Марта рассматривала фотографии, О'Коннор протянул руку и повернул регулятор батареи, уменьшая нагрев. Лицо инспектора покраснело от жары, со лба катил мелкий пот. Он все время моргал.

— Она употребляет алкоголь или наркотики? — продолжал О'Коннор расспрашивать Марту.

Она взглянула на него с явным недоумением. Затем перевела взгляд на Фрэнка, ища поддержки. На лице полицейского появилось виноватое выражение.

— Нет, — твердо ответила она. — Никогда. Я ей этого не разрешаю. У нас в доме нет ни табака, ни алкоголя. А где же еще девушки могут достать такие вещи?

Фрэнк поморщился. «Неужели Марта действительно считает, что алкоголь и сигареты подростки берут дома? А наркотики? Тоже дома достают?» — с горечью подумал он.

— Извините, но мне не нравятся ваши вопросы, — произнесла Марта.

— Не волнуйтесь, такие вопросы мы задаем всем, — успокоил ее О'Коннор. — У нас есть специальный опросник. — Он вытащил из кармана и показал ей маленькую книжицу. — По нему мы и спрашиваем. Вам не стоит беспокоиться. К тому же я просто не знаю вашу дочь, а ваши ответы помогут нам понять, где ее следует искать.

Марта покосилась на Фрэнка. Тот кивнул.

— Ну тогда ладно, спрашивайте.

— Можете ли вы еще что-нибудь сказать о своей дочери?

— Она замечательная девушка, — проговорила Марта и в который уже раз залилась слезами.

Джо вздрогнул и проснулся. Приподнявшись на локте, он оглядел пустую гостиную, посмотрел на часы: без пяти четыре. Вскочив с дивана, бросился в кухню. Схватив банан, две таблетки болеутоляющего и бутылку энергетического напитка, он выбежал из дома, сел в машину, быстро завел двигатель и направился в деревню. По дороге он очистил банан, сунул было его в рот, но услышал знакомый противный хруст в челюсти. Джо выпил таблетки, минуты через две подвигал челюстью и, убедившись, что все в порядке, начал жевать банан. Доехав до школы, он припарковал машину на краю стадиона, в центре которого уже стояла внушительная толпа. Джо бегом направился к ней.

— Наконец-то ты приехал, — сказал ему Шон.

— Извини, заснул на кушетке в гостиной.

— Все, наверное, забыл.

— Ничего я не забыл. Прости, что опоздал немного. И давай оставим разговоры на потом, у меня еще побаливает челюсть. — Он потер руками лицо.

— Да уж вижу.

Джо хотел ответить, но тут послышались два резких хлопка в ладоши, и все разговоры стихли.

— Прошу всех — внимание! — раздался голос Фрэнка. — Мы собрались здесь ради Марты Лоусон. Она просила меня поблагодарить вас за поддержку. Через несколько минут мы отправляемся на поиски ее дочери. Вы, наверное, видели по телевизору, как они проводятся. Каждый из вас получит свой квадрат, который должен будет тщательно осмотреть. Пойдем мы цепочкой. Рядом с нами будут работать сотрудники полиции. Как выглядит Кэти, вы все хорошо знаете, фотографии ее мы вам показывали, но скажу еще раз. Рост ее — пять футов шесть дюймов, телосложение худощавое, волосы — темные, до плеч. Одета она была в темно-голубые джинсы «Минкс», розовые кроссовки и куртку с капюшоном. При себе она имела плетеный матерчатый кошелек и мобильный телефон серебряного цвета. Если кто-нибудь из вас в процессе поисков наткнется на эти предметы, остановитесь и позовите любого полицейского. Он откликнется, назовет свой номер, и вы выкрикнете «Нашел!». Пока он не подойдет, вы не двигаетесь с места. Точно так же, если кто-то другой крикнет «Нашел!», немедленно останавливайтесь и не двигайтесь, пока не услышите команду «Вперед!». Внимательно осматривайте траву, собирайте все, что попадется: окурки, обрывки бумаги, банки. Пакеты мы сейчас вам раздадим. Благодарю за помощь.

Шон подошел к Фрэнку и посмотрел на него умоляющим взглядом.

— Да, наверное, так будет лучше. — Фрэнк кивнул и положил ладонь на плечо подростка. — Отправляйся домой и жди. Думаю, ты будешь первым, кому она позвонит.

— Мобильный телефон у меня с собой, — сказал Шон.

— А толку-то от него? Он здесь берет уже слабовато, а как только мы войдем в лес, сигнал и вовсе исчезнет.

К ним подошел Джо.

— Иди домой, Шон.

— Я вообще не знаю, зачем мы тут собрались. — Шон повысил голос. — Зачем такую шумиху подняли? И что вы тут собираетесь найти?

— Ты прав, возможно, мы ничего не найдем, — ответил Фрэнк.

— Шон, будет лучше, если ты перестанешь нам мешать. — Джо посмотрел на сына.

Тот повернулся и отошел от них.

Джо порылся в карманах, надеясь обнаружить в них еще хотя бы одну таблетку болеутоляющего, но не нашел. Оставалось только вернуться домой — он не хотел, чтобы увидели, как его мучают приступы. Внезапно кто-то сжал его локоть. Джо резко обернулся и увидел очень пожилую женщину. Ему показалось странным, что и она в этот момент как-то неестественно дернулась. Он узнал ее, видел пару раз, она жила в уединенном домике за деревней. Джо смотрел на нее, ожидая вопроса терпеливее, чем обычно.

— Ну, как чувствует себя этот парень? — тихо спросила женщина, кивая в сторону Шона. Лицо ее выражало скорее осуждение, чем интерес. Джо предположил, что таким оно стало давно. Самое лучшее, что он смог бы сделать, чтобы не выдавать боль, — это поклониться и тем самым прекратить расспросы. Он так и поступил, но женщина не уходила. — А что там слышно об этой девушке?

Джо кивнул и пробормотал нечто нечленораздельное. Он всегда так делал в минуты приближения приступа.

На лице женщины появилась гримаса отвращения.

— Я помолилась святому Иуде, — сказала она, медленно повернулась и ушла.

Джо нахмурился. Он знал, что Иуда считается покровителем проигравших.

Он посмотрел на Фрэнка. Тот засунул руку в карман, вытащил оттуда упаковку ибупрофена и протянул ему. Джо проглотил две таблетки, запив остатками кофеиновой энергетической шипучки.

Джо вошел в группу, возглавлял которую Фрэнк.

— Нам достался участок почти в самом центре деревни, — сказал он. — Начнем поиск от магазинов, спустимся к пристани, затем будем подниматься в сторону Шор-Рока.

С полсотни человек вытянулись в цепочку и медленно направились в сторону домиков для отдыхающих. Солнце клонилось к закату, деревья отбрасывали длинные густые тени на тропинки. Джо шел с краю своей группы. Под одним из кустов он вдруг наткнулся на маленького мальчика, сидевшего на корточках. Увидев Джо, тот испугался, глаза его округлились.

— И что ты тут делаешь? — спросил Джо.

— Тише, я тут прячусь, — негромко ответил мальчик. Он прижал палец к губам, а затем ткнул им в сторону. Джо посмотрел туда, куда он показывал, и увидел двух взрослых — мужчину и женщину. Они стояли возле предпоследнего дома и паковали вещи в машину.

— Это твои родители?

Мальчик молча кивнул.

— А ты не думаешь, что они беспокоятся?

Джо посмотрел на них, затем перевел взгляд на последний в ряду дом и увидел, что в одной из комнат, по-видимому, дальней, горит неяркий свет. Он удивился. Машин возле дома не было. «Кому это понадобилось зажигать свет в такую рань?» — мелькнула у него мысль.

— Не хочу возвращаться, — проговорил мальчик и чуть не заплакал.

— Да? Очень жаль. Ладно, сиди тут. А я пойду поздороваюсь с твоими родителями. — Он направился к ним. — Добрый день. Вы весь уик-энд здесь отдыхали?

— Да, — ответила женщина. — Но нашему Оуэну и этого мало.

— А вы не знаете, в крайнем доме никто не останавливался? — Джо показал на него пальцем. — Не заметили, чтобы кто-нибудь выходил оттуда?

— Нет. — В разговор вмешался ее муж. — Да и вход в дом нам из окон не виден. Мы могли бы услышать только звук машины…

Супруга перебила его:

— Конечно. Уж свет в окнах мы бы заметили. Как он там? — кивнула она в сторону куста.

— Сидит, ждет приглашения. — Джо улыбнулся и, пожелав семейству счастливого пути, вернулся к своей группе. Он снова посмотрел в окно крайнего дома, где в комнате продолжал гореть тусклый свет.

Они прошли всю деревню, потом осмотрели территорию вокруг пристани, поднялись к Шор-Року. Иногда в цепочке слышался свист, раздавались крики «Нашел!», все останавливались и через несколько минут двигались дальше. У ворот маяка поиски решили прекратить.

— Все, на сегодня заканчиваем. Уж если на равнине темно, то в лесу мы вообще ничего не заметим. Отложим до следующего раза, — сказал Фрэнк. — Благодарю всех за помощь.

Группа, которую возглавлял Ричи, вернулась в деревню раньше других, поэтому когда Фрэнк вошел в свой кабинет, его помощник уже сидел там.

— Ну и как успехи? Нашли что-нибудь интересное? — спросил Ричи.

— Ничего, — угрюмо ответил Фрэнк. — Хотя кто знает, может быть, из ничего что-нибудь и сложится. А у тебя как?

— Так же. Всю дрянь подбирали и сразу мне тащили. Все бумажки, все подгузники. Китти Тайнан отличилась — нашла использованный презерватив, поддела его палкой и чуть не в морду мне сунула. — Ричи нервно забарабанил пальцами по столу.

— Мы закончили у ворот маяка, — сообщил Фрэнк.

— Могу организовать поиски в лесу. Завтра или когда будет удобнее, — предложил Ричи.

— Замечательно. Свяжись с О'Коннором. Не знаю, как он отреагирует, но я бы согласился. — Фрэнк покачал головой и криво усмехнулся. — Вот уж Кэти позабавится над нами, когда вернется. Всю деревню всколыхнула. Вот тебе и тихоня.

Шон лежал на диване в своей комнате напротив телевизора с пультом дистанционного управления в руке, бессмысленно переключаясь с одного канала на другой. Ни на одной передаче он не мог сконцентрироваться. В комнату вошел отец.

— Послушай, Шон, ты когда в последний раз убирался возле летних коттеджей? — спросил он.

— В пятницу днем. А что?

— Отдыхающих много было?

— Три семьи. Все приехали на уик-энд, заняли по коттеджу.

— Какие именно?

— Почему тебя это так интересует?

— Потому что в одном из коттеджей ты забыл выключить свет.

— Что?! — воскликнул Шон. Сердце его учащенно забилось. — В каком?

— В крайнем. Либо туда кто-то вселился уже после того, как ты там убирал. Хотя ты бы знал о том, что в коттедж собираются заезжать.

— Знал бы, конечно. Никого там не должно быть. Но и оставить свет включенным я тоже не мог. К тому же к счетчикам я отношусь очень внимательно.

— Тем не менее свет там горит. Я сам видел. Миссис Шенли еще не приехала?

— Пап, да откуда я знаю?

— Тогда пойдем посмотрим.

— Я вовсе не собираюсь прямо сейчас тащиться туда. У меня и другие дела есть.

— Хорошо, я могу и один сходить.

— Не нужно. Я схожу. Это, в конце концов, моя работа. Но только я абсолютно уверен — свет там везде был выключен.

— Я пойду с тобой, — сказал Джо.

Шон замялся.

— Ладно, только душ приму.

— Я подожду. Дай мне знать, когда соберешься. — Джо вышел из комнаты.

Шон бросился к телефону, снял трубку и лихорадочно набрал номер.

Ответил его школьный приятель Роб.

— Роб, можешь сделать мне одно одолжение? — торопливо заговорил Шон.

— Без проблем. Что нужно?

— Иди сюда и встань под окном моей комнаты. Я тебе выброшу одну вещь.

— Ладно. Это что-нибудь связанное с Кэти? Ты знаешь, где она?

— Ничего я не знаю. Просто у меня возникла проблема и ты должен мне помочь. Я выкину тебе ключи от летних коттеджей. Найди дом номер пятнадцать, зайди туда, выключи свет, потом возвращайся сюда и передай мне ключи.

— Ну ты даешь…

— Помолчи. Я оставил свет в одной из комнат, счетчик работает — значит, платить придется соседям. А соседка там миссис Шенли. Понял? Я не хочу на свою задницу неприятностей. Я мог бы и сам сбегать, да отец за мной сечет.

— Ясное дело…

— Ну что, сделаешь? Только подходи к нашему дому так, чтобы тебя никто не увидел.

— Слушай, а отец-то твой тут при чем?

— Ну ты же знаешь, он бывший полицейский.

— Понятно. И когда к тебе нужно подойти?

— Беги прямо сейчас.

Рэй позвонил несколько раз, прежде чем Анна открыла дверь.

— Извини, Анна, я бы не стал тебя беспокоить, но, по-моему, тебе надо бы взглянуть на нашу работу…

— Рэй, подожди минутку, я сейчас соберусь.

Она подошла к шкафу, накинула куртку и вышла из дома. Бегом пересекла лужайку, отделявшую дом от здания маяка, и начала подниматься по лестнице. То, что Анна увидела на самом верху, ей понравилось. Грязь и ржавчина со стен слетела, обнажив белый металл. В некоторых местах, правда, он изрядно прогнил.

— Отлично. — Анна довольно улыбнулась. — Только с грязью все казалось белее. Сейчас тут мрачновато.

— Есть немножко. — Рэй кивнул. — Подожди, вот покрасим все светлой краской, и будет совсем другой вид. Но я не для этого тебя позвал. Смотри, несколько панелей еле держатся, нужно бы их заменить. Как ты считаешь?

— Рэй, спасибо тебе за работу. И Хью тоже. Меняй все, что считаешь нужным, я тебе полностью доверяю. Извини, я пойду, у меня сейчас такое настроение… Не до энтузиазма.

— Очень странно, — проговорил Джо. — Могу поклясться, что совершенно точно видел в окне свет. — Он прошел по комнате, вышел на балкон, оперся на перила и посмотрел сначала на тропинку перед домом, затем в сторону леса, начинавшегося сразу за коттеджем.

— Может, в окне просто солнечные лучи отсвечивали, вот ты их за свет и принял, — предположил Шон.

— Только не надо мне лапшу на уши вешать. Я полицейский, и если я говорю, что видел свет, значит, он был. — Джо снова прошел в комнату, включил и выключил висевшую на потолке небольшую люстру. — Значит, ты говоришь, что с четверга ты здесь не появлялся?

— Не с четверга, а с пятницы, — поправил его Шон. — Сначала убрал территорию, а потом мы гуляли с Кэти. С тех пор ее нет, и я так же волнуюсь за нее, как и все остальные. И все это время я у тебя перед глазами торчу, отвечаю на твои глупые вопросы. Повторяю — я ничего не знаю о Кэти. Ну что, теперь ты убедился, что света не было? Пошли домой, я больше не хочу здесь находиться. — Он направился к двери.

Питер неумело возил шваброй по полу школьной столовой. В его обязанности входило убирать в ней каждый понедельник. Там его и нашел Фрэнк.

— Доброе утро, Питер. Есть у тебя пара минут? Не ответишь на несколько вопросов? Извини, но так нужно. Я всех обхожу — и преподавателей, и учеников.

Питер посмотрел на блокнот в руках Фрэнка, увидел вверху чистого листа свою фамилию, и в глазах его промелькнул страх.

— Не волнуйся, это только о Кэти Лоусон, — успокоил его Фрэнк.

Питер густо покраснел и опустил глаза.

— Я слышал, что она пропала, — сказал он. — Как ужасно…

— Да. — Фрэнк кивнул, подождал немного и начал спрашивать: — Что ты можешь сказать о Кэти?

— Только то, что она учится в нашей школе и дружит с Шоном.

— Все правильно, это все знают. В последний раз она была в школе в пятницу. Ты, случайно, не встречал ее где-нибудь в тот день вечером, после школы?

— Нет. — Питер снова вспыхнул и уставился на швабру. — Я дома был. Вы же знаете, я редко выхожу на улицу.

Фрэнк ощутил приступ острой жалости к нему.

— Питер, посмотри на меня. Ответь, твоя мать была дома в тот вечер?

— Нет. — Питер замотал головой. — Она гуляла на мосту и вернулась очень поздно. Со своей подругой, миссис Миллер, и та осталась у нас до утра.

— А ты чем занимался, когда они гуляли?

— Телевизор смотрел, канал «Дискавери». Отличную передачу показывали, про аварии на автогонках. В 1979 году, в августе, четыре машины столкнулись и загорелись. Какой кошмар…

— Питер, давай вернемся к Кэти. Тебе она нравилась? Как она себя вела? — Фрэнк безуспешно пытался заглянуть в глаза Питеру.

— Очень хорошая девушка, мы с ней ладили. — На глаза Питеру начали наворачиваться слезы, и он отвернулся.

Фрэнк положил руку ему на плечо и почувствовал, как тот вздрогнул.

— Не переживай так, Питер. Спасибо за помощь. Я обращусь к тебе еще раз, — сказал Фрэнк. Выйдя из столовой, он на секунду остановился и сделал прочерк напротив фамилии Питера.

Ричи стоял на сцене, расставив ноги и сложив мускулистые руки на груди. Несколько минут он разглядывал небольшую группу школьников старших классов, собравшихся в зале. Фрэнк, тихонько войдя через дальнюю дверь и опершись о стену, следил за происходящим.

— Доброе утро всем, — заговорил Ричи.

Один из мальчишек, член школьной футбольной команды, хихикнул, но Ричи так посмотрел на него, что тот сделал вид, будто закашлялся. По лицу полицейского пробежала ехидная усмешка. Фрэнк считал, что в некоторых случаях со школьниками лучше говорить его помощнику. Он был моложе и пользовался уважением у ребят, хоть отчасти и замешенном на страхе. Ричи не чувствовал тонкой грани между серьезностью и строгостью.

— Я пришел к вам, чтобы попросить поделиться всем, что вам известно о Кэти Лоусон, — продолжил он. — Она учится вместе с вами, и конечно же, вы ее хорошо знаете. Она исчезла в прошлую пятницу, и с тех пор о ней ничего не известно.

Ученики заерзали в креслах, негромко заговорили между собой, многие обернулись и стали искать глазами Шона, но его не было — он в этот день отпросился и не приходил в школу.

— Итак, если вы захотите сообщить нам какие-либо сведения, любые, какими бы незначительными они вам ни показались, можете обращаться ко мне или к Фрэнку. — Он кивнул в сторону своего шефа.

Ученики обернулись. Кое-кто заулыбался, самые смелые помахали Фрэнку.

Ричи немного подождал.

— Завтра или послезавтра мы вместе с детективами из Уотерфорда начнем обходить все дома. Подходите к нам и рассказывайте все, что сочтете нужным. Со своей стороны мы гарантируем вам полную конфиденциальность. Все. Спасибо, ребята.

Джо зашел в магазинчик Китти Тайнан купить еженедельник «Ю-Эс-Эй тудэй». Он не успел расплатиться, как вошел шофер и бросил на пол пачку свежего номера «Ивнинг геральд». Джо взглянул на первую страницу и увидел фотографию — лицо ему было знакомо. Сначала он просто удивился сходству, затем, приглядевшись, узнал Кэти Лоусон. Над фотографией крупным шрифтом было набрано: «СЛЕДСТВИЕ ПО ДЕЛУ ОБ ИСЧЕЗНОВЕНИИ ДЕВУШКИ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ПОКА НИКАКИХ СЛЕДОВ ПОЛИЦИЯ НЕ ОБНАРУЖИЛА». Джо нагнулся, приподнял верхний экземпляр газеты и вытянул следующий, не слишком мятый.

— Оперативно действуют, ничего не скажешь. Даже успели где-то фотографию откопать, — сказала Китти.

— Я их видел во время поисков. — Джо кивнул, сунул газету под мышку и начал отсчитывать деньги. — Они все время возле нас вертелись. Кое-кого им удалось здорово разговорить.

— Похоже, с ними разговаривали не родственники.

— А они не за родственниками охотятся, а за «жареными» фактами. — Джо поморщился.

Он передал Китти деньги, вышел из магазинчика и направился в сторону причала. Там он сел на лавочку и внимательно прочитал всю статью. В ней говорилось об исчезнувшей девушке по имени Кэти Лоусон и о том горе, которое охватило ее заботливых анонимных соседей.

Когда Джо вернулся домой, Анна стояла на кухне у стола и смотрела в окно, любуясь закатом. Перед ней лежала разделочная доска с горкой нарезанного лука.

Джо вошел хмурый, держась рукой за челюсть. Остановившись посреди кухни, он принялся обеими руками массировать шею и нижнюю часть лица.

Анна обернулась и покачала головой.

— Опять боли начались?

Джо молча кивнул и полез в маленький шкафчик, где лежали лекарства.

— Когда же ты обратишься к врачу? Сколько еще это может продолжаться?

Он пожал плечами, вытащил две упаковки таблеток, противоотечное и обезболивающее, с треском выдавил по две штуки из каждой и проглотил, запив стаканом кипяченой воды. Посмотрев на часы, направился в гостиную. Там он лег на диван и стал дожидаться действия таблеток. В последний год приступы значительно усилились. Еще в Нью-Йорке он консультировался у врача, и тот установил у него синусит, боль в ухе и обычный стресс. Джо подозревал, что диагноз врач поставил сразу, как только узнал, где он работает. Он пошел к другому врачу, помоложе. Тот оказался поклонником современных веяний в медицине и порекомендовал заняться йогой. Джо посмеялся бы над ним прямо в кабинете, если бы челюсть у него не выворачивало от боли. Врач дал ему рецепт на сильнодействующее обезболивающее — и на том спасибо. После переезда в Ирландию Анна насела на Джо всерьез, убеждая его обратиться к одной дублинской знаменитости по части медицины. Джо соглашался к ней, но все никак не мог выбрать время.

Примерно через полчаса он вышел на кухню.

— Слушай, — обратился он к Анне, — я все хочу тебя спросить об этом типе, о Миллере.

— О Джоне Миллере? — Анна удивленно подняла брови.

— Да, об этом алкаше, — сказал Джо, поглаживая подбородок и шею.

— Почему ты о нем спрашиваешь? — Анна подошла к окну.

— Потому что я его недавно видел в баре, и он вел себя неважно.

— Как это «неважно»? — Анна закончила резать лук и принялась за красный перец.

— Он не очень хорошо о тебе отзывался. Ты с ним, случайно, не знакома?

Анна вскинула голову, посмотрела на мужа и спокойно ответила:

— Это тот самый Джон, о котором я тебе рассказывала. Когда-то, очень давно, мы с ним, как здесь говорят, «гуляли».

— Ах вон оно что… — протянул Джо. — Ну и что случилось потом, после ваших «гуляний»?

— Мы расстались много лет назад. Я уехала в Нью-Йорк, а он через какое-то время отправился в Австралию.

Анна помолчала.

— Кстати, в прошлую ночь ты сильно скрипел зубами. Я попыталась тебя разбудить, но ты только перевернулся на другой бок.

— И долго ты «прогуливалась» с Джоном Миллером? — продолжал допытываться Джо.

— Не помню точно. — Анна пожала плечами. — Пожалуй, месяцев семь-восемь, не больше.

— Ты погляди. Крепко же вы сдружились.

Анна ничего не ответила, продолжая резать перец.

— Ну что ж, теперь я знаю, кто разбил сердце славного доброго деревенского малого Джона, сделав его хроническим алкоголиком. — Джо подошел к Анне, обхватил ее сзади за плечи и поцеловал в затылок.

Анна усмехнулась:

— Вот уж не думаю, что я сыграла такую роковую роль.

— Могла сыграть, — прошептал он, прижимаясь губами к ее волосам.

— Не принесешь бутылку вина?

— Конечно, — сказал Джо и направился в погреб.

Анна отложила нож, закрыла глаза и тихо вздохнула.

Глава 8

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1981 год

Джеф Риггз лежал на спине на липком ковре, согнув руку над головой. Застиранная футболка задралась, обнажив волосатые живот и грудь. Донни ввалился в комнату, быстро сбросил рюкзак на пол и, как это часто случалось и прежде, бросился к отцу. Присев на колени, он приложил ухо к груди отца, послушал сердце, затем приподнял ему веки и посмотрел в глаза. Донни и сам не понимал, для чего все это делает, не знал, что должен увидеть или не увидеть в этих глазах. Он представления не имел о том, как в них отражается угроза здоровью. Он перевалил отца на бок, затем встал и оглядел комнату. Телевизор работал, но передачи на канале закончились и по экрану шла мелкая рябь. Донни взял пульт дистанционного управления, переключился на другой канал и вывел звук почти на полную мощность. Швырнув пульт на диван, взвалил на плечи свой рюкзак и выскочил из комнаты на крыльцо. Вскоре в комнате послышалось кряхтенье Джефа. Он проснулся и, чертыхаясь, попытался пошевелить затекшими руками и шеей.

Донни просунул голову в комнату.

— Привет.

— Вот дьявол… Я даже не слышал, как ты пришел, — прохрипел отец, переваливаясь на спину.

— Да как же ты услышишь, если у тебя телевизор орет на полную громкость?

Донни прошел в комнату и выключил телевизор.

— Есть хочешь?

— Да. Сделай мне бутерброд. С говядинкой.

Дюк сидел у дверей сарая и наблюдал за паучком. Он двигался вверх, быстро перебирая маленькими лапками. Мальчик вытянул руку, приложил ее к дереву. Паучок переполз на нее. Дюк опустил руку и легонько стряхнул паучка на пол. Тот мгновенно скрылся в расщелине между досками.

Дюк не заметил, как к нему подошел Донни.

— Привет. Вот ты где.

Дюк поднял голову.

— Где был-то?

— У отца в лавке. А ты?

— К дяде Биллу ходил. К нему приезжал его давнишний приятель, фотографировал ястребов. А что это у тебя в обувной коробке?

— Давай заходи, сейчас увидишь, — ответил Донни, пугливо озираясь по сторонам.

Мальчики поднялись по лестнице и вошли в довольно просторную комнату. Донни присел на корточки, рядом с ним уселся Дюк.

— Гляди, что я нашел у папаши в чулане, — прошептал Донни, поставил на пол коробку и снял крышку. Внутри лежало десятка два маленьких пакетов.

— Это порох.

Глаза Дюка округлились от страха.

— Не дрейфь, не рванет. Я умею с ним обращаться, — успокоил его Донни.

— А что ты собираешься с ним делать?

— Запалить, конечно. А ты что думал?

— Поджечь? Здесь? — Дюк оторопело смотрел на друга. — Давай лучше уйдем отсюда куда-нибудь и там рванем.

— По-настоящему рванем завтра. А сейчас я хочу проверить, как он горит. Отойди подальше, встань у двери.

С этими словами Донни высыпал на пол с полпакета пороха. Отвернувшись и закрыв глаза, он чиркнул спичкой и сунул ее в порох. Он мгновенно вспыхнул, и почти сразу же раздался взрыв. Руки и половина лица Донни стали черными, в футболке зияла дыра. Открыв глаза, он остолбенело смотрел на нее. Дюк захохотал. Донни тоже попытался засмеяться, но грудь ему сдавило от боли. В тот момент никто из них не заметил, что груда комиксов, сваленная в дальнем углу сарая, горит. Они заметили огонь минутой позже, когда он уже полыхал вовсю.

— Черт подери! Наш сарай горит! — закричал Донни.

Мальчишки принялись искать какую-нибудь тряпку, чтобы сбить пламя, но ничего не нашли. А пожар между тем разрастался. Сухое дерево, из которого был выстроен сарай, воспламенилось легко и быстро. Вскоре все стены были охвачены огнем. Треск пожара уже слышался и сверху, с потолка.

— Давай выбираться отсюда. Быстро! — закричал Дюк. — Пока лестница не загорелась.

Они ползком выбрались из строения, кубарем выкатились по лестнице на землю и побежали. Метрах в десяти от сарая они остановились и обернулись. Все строение было объято огнем. Отблески пожара падали на лица мальчиков.

— Ну все. Теперь мне домой лучше не появляться. За сарай мне папаша точно башку оторвет. Он его пять лет строил, кучу денег на него угрохал.

— Да ладно тебе, — попытался успокоить его Дюк. — Скажешь, что случайно загорелся.

Донни посмотрел на него.

— Пойдем ко мне. Хоть умоешься. Футболку я тебе дам.

Когда мальчики вошли в дом, Ванда спала на диване в кухне. В ванной царил обычный беспорядок, на полу валялась груда нестираного нижнего белья и полотенец. Чтобы Донни смог подойти к раковине, Дюк отшвырнул часть тряпок под ванну. Сунув ему в руки кусок мыла и повесив на плечо чистое полотенце, он включил воду. Донни намылил руки, зачерпнул сложенными ковшиком ладонями воду, плеснул в лицо и тут же закричал от боли.

Дюк отскочил в сторону.

— Что с тобой, Донни? — Он посмотрел на лицо друга и обомлел. За смытой чернотой открылась обожженная кожа, покрытая в некоторых местах крупными белыми пузырями. Еще хуже обстояло дело с руками — они были почти полностью обожжены от пальцев до самых плеч. — Ой, блин… — Дюк схватился за голову. — Постой. Сейчас я позову маму.

Он бросился на кухню, но Донни удержал его:

— Погоди. Давай сначала придумаем, что будем говорить.

Ванда безуспешно пыталась начать разговор с Джефом Риггзом. Ее начесанные сальные волосы торчали в разные стороны. На ней был прозрачный топик, сквозь который просвечивали дряблые груди. Она переминалась с ноги на ногу, покачивая узкими бедрами в джинсовых шортах. Донни и Дюк жались в сторонке.

— Вот ведь как в жизни бывает. Представляете?

— Нет, не представляю, — угрюмо отвечал Джеф. — И не хочу представлять, потому что все, что вы говорите, звучит неубедительно.

Засунув руки в карманы, он стоял, переваливаясь с мыска на пятку.

— Нет. Я не верю ни единому вашему слову, — проговорил он.

— Врач сказал, что у мальчика ожоги первой и второй степени. На лице и руках могут остаться шрамы.

Донни испуганно посмотрел на нее.

— Прости, Донни. Мне не следовало бы при тебе говорить так. Но ведь только это доктор сказал. Возможно, что шрамов и не будет.

— В общем, я вам так скажу: если увижу этих сукиных котов еще раз вместе — пристрелю.

Мальчики переглянулись.

— Мистер Риггз, ну нельзя же объявлять охоту на несмышленых мальчишек, — укоризненно произнесла Ванда.

— На нормальных нельзя. На этих — можно. — Он попытался взглянуть в лицо Донни, но тот быстро отвел взгляд. Джеф снова посмотрел на Ванду. — В любом случае спасибо, что привели его домой.

— Ну что вы, мистер Риггз. Не за что. — Она подала ему руку.

— Как вы думаете, нам следует рассказать об этом деле шерифу? — спросил Джеф.

— Нет! — воскликнул Дюк. Все обернулись и посмотрели на него. — Господь учит нас… а, быть терпимым к… а, грехам ближнего, — запинаясь, проговорил он.

Донни хихикнул.

— Глядите, как запел. — Джеф ухмыльнулся. — Никак в проповедники собрался? Давай-давай. Только смотри задницу себе раньше времени не поджарь.

Ванда неестественно громко рассмеялась.

Глава 9

В маленьком кафе стоял густой запах яичницы и бекона. Инспектор О'Коннор сидел напротив Фрэнка Дигана. Положив на стол свой неизменный микрокомпьютер, он изредка поглядывал на экран и специальным пером делал на нем быстрые записи. К их столику подошла официантка, молодая девушка с нервной улыбкой на лице, и пока принимала заказ, бросала косые взгляды на экран.

— Я бы вам посоветовал быть здесь поосторожнее. — Фрэнк улыбнулся. — Народ у нас любопытный. Чуть что услышат или увидят — сразу всем бросаются рассказывать.

— Я к этому уже давно привык. — О'Коннор махнул рукой и поднял глаза на Фрэнка. — Как там дела у Ричи? Тебе не кажется, что он слишком суетится? То за одно схватится, то за другое. То начинает проверять билеты на парковку, то вдруг карманников каких-то ищет.

Фрэнк пожал плечами:

— Пусть работает. Нам он не мешает. Вообще-то Ричи парень для своих лет вполне серьезный и свое дело знает. Действует он, правда, немного прямолинейно, но положиться на него можно. Он — трудяга. Я не удивлюсь, если Ричи вдруг обнаружит для нас что-нибудь очень интересное.

— Мне показалось, что он постоянно какой-то… взвинченный, — произнес О'Коннор.

— Есть немного, и я могу объяснить почему, — сказал Фрэнк. — Точно не знаю, как там все произошло, но говорят, что у него на глазах утонул его друг, Джастин Дуайер. Ричи было тогда лет восемь-девять. Он попытался спасти его, но не смог. Вполне понятно, силенок не хватило. Думаю, что он до сих пор чувствует за собой какую-то вину и пытается заглушить ее постоянной деятельностью. Будь уверен, если есть что-нибудь о Кэти такое, чего мы с тобой не знаем, Ричи это раскопает.

— Понятно. — О'Коннор кивнул и продолжил: — Знаешь, я все время пытаюсь определить круг интересов Кэти, выяснить, что ей нравилось делать, какие книги она читала, с кем из подруг больше проводила времени, какие фильмы смотрела, какую предпочитала музыку, в какие именно компьютерные игры играла. Давай проанализируем, что у нас есть. Всех ее подруг мы уже опросили. Что она читала? Да ничего такого, что вызывало бы подозрения. Фильмы? Кинотеатра у вас нет, нужно в Уотерфорд ехать. Кэти ездила смотреть кино, но не часто. В пятницу, во всяком случае, она провела вечер здесь, это точно. На рок-концерты ее мать не пускала. Может быть, она влюбилась в какого-нибудь крикуна из модного ансамбля и бросилась за ним? В такое мне и самому не верится. Ну а если кто-то из них пообещал ей карьеру рок-певицы? — спросил он, пристально глядя на Фрэнка.

— Она бы ему ни за что не поверила, — не задумываясь ответил тот, — если бы не знала его. А давай предположим, что она его знает, и давно.

— Все равно не поверила бы.

— Вдруг это какой-нибудь родственник ее подруги? Двоюродный брат например.

— Пела она, конечно, неплохо. Участвовала в церковном хоре. На школьных концертах какие-то песенки исполняла. Но Кэти прекрасно знала, что она не Тина Тернер. — Фрэнк положил руки на затылок и с хрустом потянулся.

Снова появилась официантка, медленно, поглядывая на экран компьютера, поставила на стол чашки с блюдцами и чайник.

— Благодарю, — сказал О'Коннор, прижал костяшками пальцев уголки глаз и несколько раз энергично моргнул. — Хорошо. Допустим, здесь нам все ясно. Ну а как насчет Интернета? — спросил он, разливая чай по чашкам. — Допустим, что она познакомилась с кем-то по Интернету и решила отправиться в гости.

Фрэнк покачал головой.

О'Коннор пожал плечами:

— Ей же всего шестнадцать. Девушке такого возраста легко заморочить голову.

— Может быть. Но только учти, что у этой девушки есть красота, ум, сообразительность и бойфренд, очень симпатичный парень.

— Некоторым девушкам нравится таинственность.

— Некоторым — да, но не Кэти.

— Ты, собственно говоря, можешь и не отвечать на мои вопросы. Считай, что я всего лишь размышляю вслух. Я понимаю, что ты здесь многих подростков знаешь, но это совсем не значит, что они держат тебя в курсе всего, что думают и делают.

— А им совершенно необязательно мне что-нибудь говорить. Я и так могу предположить, как они поступят. Именно потому, что знаю их с самого детства.

— Послушай, я всего лишь делюсь с тобой своими размышлениями, — сказал О'Коннор.

— Да я не против, пожалуйста. Только сначала поговори с ребятами, прежде всего с Эли Данаэр и Робертом Харрингтоном, и все поймешь сам. Я думаю, что ничего нового они тебе не сообщат. У нас все просто: что видишь, то и есть, не больше и не меньше.

— Значит, единственное, что у нас осталось, — это наркотики и беременность, — тихо произнес О'Коннор.

Фрэнк вздохнул:

— Нет, инспектор. Еще у нас осталось кое-что похуже. С момента исчезновения Кэти Лоусон прошло уже две недели.

Некоторое время О'Коннор сидел не шевелясь, затем взял со стола свой микрокомпьютер, сделал на экране какие-то пометки и снова поднял глаза на Фрэнка.

— Значит, ты не исключаешь самоубийства? — спросил он.

— Раньше с собой кончали очень немногие. Теперь такое случается гораздо чаще. Но я никогда не поверю, что Кэти Лоусон решилась свести счеты с жизнью, — для этого у нее не было никаких причин. Я боюсь, что ее убили.

Шон бессмысленно смотрел в окно. Роберт сидел перед телевизором и играл в «Человека-паука».

Анна приоткрыла дверь, просунула голову в комнату и крикнула:

— Я иду к Марте.

Никто даже не посмотрел в ее сторону.

— Черт подери. Никак я не научусь управляться с паутиной, — произнес Роберт.

Шон сразу догадался, что его друг водит рычагом вправо-влево.

— Не поможет, — сказал он. — Надо не из стороны в сторону рычаг мотать, а подать чуть влево.

— Блин, никак я не могу пройти этот уровень. Восьмой раз на нем застреваю.

— Дай сюда. Смотри, вот как нужно. — Шон взял рычаг и осторожно повел его в сторону. Из ладоней Человека-паука вылетели облачка паутины и прилипли к стенам двух стоящих рядом небоскребов. Перевернувшись в воздухе, он повис между ними на паутине.

— Черт подери! Ни хрена не получается. Он должен энергию набирать, а вместо этого просто так висит. Шон, дальше-то что мне делать?

— Читать, — отозвался тот, достал с полки инструкцию к игре, бросил ее Роберту, а сам взял у него рычаг.

Эли Данаэр провела инспектора О'Коннора в гостиную, села на диван. Сердце у нее колотилось. Инспектор уселся в старенькое кресло, оказавшись рядом. Сиденье под ним заскрипело и провисло чуть не до самого пола, Эли едва сдержалась, чтобы не засмеяться.

— Я знаю, что вопросов тебе задавали уже очень много, — заговорил О'Коннор, передвигаясь на край кресла, — но мне хотелось бы выяснить кое-что еще. Так, для полной ясности. — Он неопределенно покрутил ладонью в воздухе. — Что ты можешь сказать о Кэти?

— Она очень хорошая девушка.

— В самом деле?

— Да, — кивнула она. — Все знает, все хорошо понимает. Очень умная. Понятия не имею… — Эли осеклась.

— О чем?

— Куда она исчезла.

— А вы можете что-нибудь предположить?

— Нет. Ничего в голову не приходит.

— Кэти импульсивна?

— Временами — да, но она ничего не делает сгоряча.

— Ты хочешь сказать, что она экстраверт?

— Не знаю… — Девушка замялась. — Она, конечно, не слишком застенчивая, но и не наглая.

— Она может заговорить с людьми, которых не знает?

— Первой — никогда. Это я могу болтать с незнакомыми, а уж она только после меня.

— Вы говорите про Маунткеннон?

— Да откуда ж у нас в Маунткенноне незнакомые? Нет, я говорю о городе.

— Как ты думаешь, Кэти легковерная девушка?

— Разве умные люди обязательно легковерные?

— Она часто бывала в Интернете?

— Нет. Я бы даже сказала, что редко.

— А на каких сайтах?

— Где бомбы учат делать. — Эли усмехнулась.

О'Коннор терпеливо ждал ответа.

— Она ходила на музыкальные сайты, читала гороскопы, рецензии на новые фильмы, заглядывала на сайты других школ. Всё вроде бы.

— А в конференциях она участвовала?

— Нет, никогда.

— Ты в этом уверена?

— Знаете, я за ней не следила, но мне кажется, что нет. Виртуальное общение ей неинтересно, у нее вполне достаточно друзей и подруг, с которыми она всегда может поговорить вживую. — Эли на минуту задумалась. — О, теперь мне понятно, куда вы клоните! — воскликнула она. — Вы хотите сказать, что она смылась с кем-нибудь? Выбросьте из головы. Кэти не такая.

— Она любила пофлиртовать с парнями? Назвала бы ты ее кокетливой?

— Зачем ей это надо? — Эли удивленно посмотрела на инспектора. — У нее Шон есть. Вы его видели?

— Ты хочешь сказать, что второго друга у нее не могло быть?

— Конечно, нет, — уверенно ответила девушка. — Хотя Счастливчик и не в моем вкусе, но парень очень симпатичный. Многие девчонки хотели бы, чтобы он за ними ухаживал.

— А как она относится к комплиментам, к лести? Могут они вскружить ей голову?

— Да она их терпеть не может.

— Она может впасть в отчаяние?

— Да нет. Слушайте, к чему вы все клоните?

— Ни к чему. Я просто задаю тебе вопросы, вполне обычные для таких случаев, — невозмутимо ответил О'Коннор, глядя в записную книжку. — Хорошо. Твой отец владеет баром, а ты имеешь свободный доступ…

Эли со смехом оборвала его:

— К грязным кружкам и рюмкам?

— Я хотел сказать — к алкоголю. — О'Коннор пристально смотрел в глаза девушке.

— Ну вы даете…

— Не волнуйся, вопросов осталось совсем немного.

— Это вы не волнуйтесь, — резко ответила Эли. — Да, я работаю в баре у отца. Собираю со столов кружки и рюмки, ставлю их на поднос и несу в мойку. По дороге я вдыхаю запах алкоголя, а когда надышусь, сваливаю всю посуду в моечную машину и включаю ее. Потом я вытаскиваю оттуда чистую посуду и расставляю по полкам. Это все правда. Но только я не вижу никакой связи между кружками и исчезновением Кэти. Или, может быть, вы думаете, что я сквозь них, как сквозь увеличительное стекло, вижу Кэти и место, где она сейчас находится? Ну конечно. Она же там и сидит, в пивной кружке.

— По-моему, ты не очень жаждешь помочь нам разыскать вашу подругу.

— А чего помогать, если я и так знаю, что она вернется.

— И откуда в тебе эта уверенность?

— Оттуда, что вы говорите о том, чего не знаете, а я говорю о том, кого я знаю.

— Ну что ж, допустим. Ты траву куришь?

— Что? — Глаза Эли округлились.

— Не прикидывайся. Ты отлично слышала, что я спросил. Тем более что я вижу — куришь.

— Ну, курю иногда.

— А Кэти курит?

Эли рассмеялась.

— Нет и никогда не курила.

— Это точно?

— Абсолютно. Она моя лучшая подруга, так что я бы об этом знала.

— Она когда-нибудь говорила тебе о наркотиках?

— Не только говорила, но и постоянно спрашивала. Вы же знаете, что я здесь, в Маунткенноне, главный наркодилер.

— Ты можешь отвечать серьезно?

— Могу. Она никогда о них даже не заикалась и ни за что не станет их употреблять.

— А как она относилась к тому, что ты куришь траву? Одобряла?

— Слушайте, вы хоть думаете, что спрашиваете? Нам всего по шестнадцать, мы подруги, но мы не лезем друг к другу с советами и нравоучениями.

— Да, разумеется. — О'Коннор кивнул. — Просто я хотел узнать, что Кэти думает о наркотиках.

— Знаете, я уже рассказала Фрэнку все, что мне известно. И оставьте вы наркотики в покое, Кэти о них и не думала. И никакого отношения к ее поведению и исчезновению они не имеют. Она никогда не курила травку. Я иной раз курю, но я не наркоманка. Вы ищете Кэти? Вот и ищите. Только не нужно думать, что она сейчас где-нибудь разгружает баржу с кока-колой, чтобы заработать себе на дозу. Мы — простые деревенские девчонки, одна из нас иной раз покуривает травку, другая к ней и не прикасается. И ничего более противозаконного мы в своей жизни не сделали. Понятно вам? И никто к нам сюда не приезжает, ни рок-музыканты, ни наркодилеры. Да кому мы нужны?

— Ты даже не представляешь, как это замечательно. За пределами вашей деревни порой творятся чудовищные вещи…

— Да знаю я! — перебила его Эли, махнув рукой. — Но только нам до этого дела нет.

— Вы, может, и знаете, а я это каждый день вижу, — сказал О'Коннор.

— И ничего интересного у нас тут не случается. Спасибо Кэти, хоть какое-то развлечение нам устроила.

— Ты все-таки думаешь, что она все это нарочно сделала?

Эли драматично закатила глаза.

— Могу спорить на что угодно. Она просто решила кому-то хорошенько помотать нервы, поэтому и инсценировала побег.

Инспектор внимательно смотрел на девушку.

Анна осторожно поставила свою чашку на блюдце и повернулась к Марте.

— Знаешь, как-то раз я сама убежала из дома. Собрала небольшую сумку, оставила родителям записку и отправилась на автобусе в Париж, к подруге. Мы встретились с ней в кафе, и она рассказала мне о своей жизни, о том, что мать бьет и ее, и ее братьев. Я поняла, что по сравнению с ее домом мой дом просто чудесный и что родители очень любят меня. Я стремилась к независимости, но как только ненадолго обрела ее, то сразу же захотела вернуться обратно домой.

Марта улыбнулась и пожала Анне руку.

— Уверена, что именно так все и есть, — продолжала она. — Девушка захотела проявить самостоятельность. Она знает, что ты ее любишь и что у нее есть прекрасный дом. Она считает, что в шестнадцать лет уже нужно быть независимой. Не волнуйся, она очень скоро поймет, что ошибается и что до независимости ей нужно еще подрасти.

— Спасибо тебе, — сказала Марта. — Скорее всего ты права. Признаю, что я иногда бываю с Кэти слишком строга — запрещаю ей гулять допоздна, оставаться у своих подруг на ночь. Конечно, когда она с Шоном, мне приходится идти на некоторые уступки. Я не говорила ей, но как-то пару раз подсмотрела, как они идут из школы. Боже мой, я думала, что не удержусь, подойду к ним и хорошенько отчитаю. Ну нельзя же в таком возрасте ходить в обнимку.

Анна усмехнулась. Марта посмотрела на нее.

— Нет, я бы еще как-то поняла, если бы она убежала из-за того, что я не разрешаю ей видеться с Шоном. Но я же не против. Тогда в чем дело? Что заставило ее так со мной поступить? — Марта помолчала. — Ты уверена, что ему ничего не известно о том, где может быть Кэти?

— Да, — уверила ее Анна. — Он бы нам обязательно рассказал. Он сам расстроен. Все время молчит.

— Понимаю, — сказала Марта. — Извини, если я тебя обидела…

— Да нет, что ты, все нормально.

Марта посмотрела на Анну и улыбнулась:

— А давай-ка мы еще с тобой выпьем по чашечке?

Анна кивнула, и Марта отправилась на кухню. Анна откинулась на спинку дивана и глубоко вздохнула. «Невероятно, — думала она, — чтобы Кэти, такая уравновешенная девушка, вдруг взяла и убежала из дома». Уж на кого-кого, а на искательницу приключений она никак не походила. Более того — она никогда не выказывала внешних признаков недовольства обстановкой в своем доме.

Марта входила в комнату, когда вдруг раздался телефонный звонок. Она так резко опустила на стол поднос с чашками, что кипяток из них плеснул ей на ноги. Не обращая на это никакого внимания, Марта бросилась назад, в кухню, к телефону. Анна услышала ее замедленный, чуть дрожащий голос.

— Нет-нет, Фрэнк. Она одета в джинсы. Да, это абсолютно точно. Синие расклешенные джинсы. Остальное совпадает. Хорошо, спасибо. До свидания.

Марта положила трубку, вошла в комнату и села за стол, переводя дыхание.

— Фрэнк звонил. Сказал, что кто-то видел молодую девушку в розовой куртке, и попросил меня вспомнить, что было на Кэти. Я ответила, что она была одета в джинсы. — Марта пригладила юбку и вздохнула. — Нет, я вовсе не против того, чтобы полиция мне звонила, наоборот. Просто как только я слышу телефонный звонок, сердце у меня так сильно екает, что, кажется, вот-вот разорвется.

Анна посмотрела на пятна на юбке Марты. Та засмеялась, заметив ее сочувствующий взгляд.

— Не волнуйся, все в порядке. В нашем роду женщины кипятка не боятся. Знаешь, моя мать вареные яйца вытаскивала из кастрюли голыми руками. И так же сосиски с противня брала.

Внезапно она ударилась в слезы. Анна придвинулась к Марте и обняла. Та положила ладонь на ее руку.

— Странно все-таки устроены люди, — проговорила она, всхлипывая и вытирая слезы платком. — Недавно я встретила мать Джона Миллера. Ты, кстати, видела его? — Марта посмотрела на Анну. Та молча кивнула. — Он в моем классе учился. Такой был замечательный мальчик, тихий, скромный. Всегда поможет. После выхода на пенсию я уехала в Лондон, но через несколько лет вернулась обратно, сюда. Он тем временем перебрался в Австралию. Там он сильно запил, начал жену побивать… в итоге она его выгнала и заставила уехать к матери. И от кого, ты думаешь, я все это узнала? От самой Мэй Миллер. Сколько лет мы встречались с ней на улице или в магазине и молча проходили мимо друг друга. Она ни разу ни словом не обмолвилась о своих делах, а тут вдруг — на тебе, ее как прорвало. Все мне рассказала, шепотом, правда. Удивительно.

Анна вдруг почувствовала приступ острого стыда. Как она только могла вступить в близость с человеком, способным избивать женщину? Анна почувствовала почти физическое отвращение. Перед ее глазами всплыла скрытая за давностью лет картина: Джон прижимает к кровати руки молодой женщины, на ее красивом лице играет довольная улыбка. Анну передернуло от омерзения.

— Ой, черт возьми, что сейчас было! — Вбежав по лестнице, Эли влетела в комнату Шона. — Ну и дала нам твоя Кэти.

— Что случилось? — взволнованно спросил ее Шон.

— У меня был полицейский. Тот, инспектор из Уотерфорда. Как он заявил мне: «А я знаю, что ты давно травку куришь», — Эли состроила ехидную гримасу, — так я чуть не описалась от страха.

— Серьезно, что ли? — Шон вскочил со стула.

— А ты думаешь, я шучу?! — воскликнула Эли. — Этот легавый все про нас знает.

— Меня он тоже об этом расспрашивал. Я тоже чуть в штаны не наложил, — вставил Роберт.

— Он не может ничего об этом знать. — Шон покачал головой.

— В общем, они думают, что Кэти связалась либо с кем-то из рокеров, либо с наркотой. Я так поняла, что копает легавый именно здесь. Вот дубина. Я бы ему в лицо рассмеялась, если бы он прежде меня чуть не до смерти напугал. Про какие-то сайты что-то молол.

— Чего-чего? — Шон остолбенело посмотрел на Эли.

— Что слышал, — ответила она, плюхнулась на диван и глубоко вздохнула. — Не у того дерева собака лает. Ну а ты-то хоть имеешь представление, где она может быть, твоя Кэти?

Раздался тихий стук в дверь, и в комнату вошел Джо.

— Ну, кто у вас тут побеждает? — Он улыбнулся.

— Кто угодно, только не Роберт, — ответил Шон.

— Здрасте, мистер Лаккези, — сказала Эли, расплываясь в широкой улыбке.

— Привет, Эли. Вижу, ты покрасила волосы? Тебе идет.

— Иссиня-черный цвет. Так, во всяком случае, на коробке написано.

Джо присел на краешек кровати.

— Ну и как у вас дела?

— Да ничего, — произнес Роберт. — За Кэти переживают все. — Он едва заметно кивнул в сторону Шона. — Никто не знает, куда она подевалась.

Шон быстро вышел из комнаты.

— Извините, мистер Лаккези, у меня и в мыслях не было обидеть его. — Роберт пожал плечами.

— Не волнуйся, ты тут ни при чем. — Он немного помолчал, затем спросил: — И все же где вы были в тот вечер, когда исчезла Кэти?

Первой ответила Эли:

— Стыдно признаться, но я весь вечер проторчала дома. — Она хихикнула.

— А ты, Роберт? — Джо повернулся к нему.

— Тоже возле пристани ходил.

— Вот как? Так ты был вместе с Шоном и Кэти?

— Нет, с другими приятелями. С Кевином и Финном. Мы гуляли внизу, у спасательной станции, а Кэти с Шоном были наверху, на другой стороне.

— Понятно. И вы не видели, как они уходили?

Шон вошел в комнату с пакетом кукурузных хлопьев и, стоя в дверях, спросил:

— Не видели, как кто уходил?

— Ты с Кэти. В тот вечер, — пояснил Роберт.

— Я просто размышлял вслух, — сказал Джо.

— Нет уж, это называется «допрашивать вслух», — пробормотал Шон.

Джо поднялся, посмотрел на Роберта. Внимание его привлекла большая свежая царапина на его руке.

— Слушай, Роберт, а где ты так руку поранил?

Роберт густо покраснел.

— На футбольном поле. Ударился о штангу во время игры.

Джо кивнул. В глазах Шона вспыхнули искорки гнева.

— Пап, ты не видишь, что мы тут играем? — Джо не сдвинулся с места. — Пап, ну дай же нам поиграть! — крикнул Шон.

Дюк Роулинз неторопливо бродил по небольшому придорожному магазинчику, выбирая продукты. Он брал с полки упаковку, рассматривал ярлык и либо клал в корзину, либо ставил обратно на полку. За прилавком, рассматривая его, стояли две молоденькие девушки лет семнадцати. Наполнив корзину, он подошел к ним.

— Посоветуйте мне, юные дамы, что-нибудь вкусное из местных продуктов. Что у вас здесь предпочитают?

Девушки переглянулись и хихикнули.

— Мы вас не поняли, — сказала одна из них.

Дюк улыбнулся:

— Ну какой продукт вы сами чаще всего покупаете?

— А… — в унисон сказали девушки. — Макароны с соусом.

— Как? Вам обеим нравятся макароны с соусом?

— Да, — сказала одна из продавщиц. — А что такого? Они всем нравятся. Подождите, сейчас я вам принесу самые лучшие. — Она подошла к холодильнику и достала оттуда два пакета. — Вот, с томатным и с грибным соусом. Держите. — Она бросила один Дюку. Тот не успел его поймать, пакет упал на пол. — Ой, извините. — Девушка снова захихикала, подошла к Дюку и второй пакет положила ему в корзину.

Дюк поднял пакет и направился к кассе.

— А еще дайте, пожалуйста, две бутылки кока-колы и бутылку красного вина.

— Скажете своей девушке, что вы сами это приготовили? — улыбаясь, спросила одна из продавщиц.

— Обязательно. — Дюк подмигнул ей. — Черт подери, у меня же нет плиты, — внезапно пробормотал он.

Девушки обменялись недоуменными взглядами.

— Вы можете подогреть макароны в нашей микроволновке. Вон она у нас, возле холодильника стоит. А потом я заверну их в фольгу, — предложила продавщица и добавила: — Только имейте в виду, что пакет разорвется.

— Ничего страшного, пусть рвется.

Засунув руки в карманы плаща, О'Коннор стоял в кабинете Фрэнка у окна и внимательно разглядывал пристань.

— Я беседовал с Эли Данаэр, — медленно произнес он.

— Вот как? И что скажешь?

О'Коннор обернулся и посмотрел на Фрэнка.

— Молодежь у вас совсем не такая, как в городе. — Он усмехнулся.

Фрэнк взглянул на инспектора и с удивлением отметил, что глаза у него не слезятся, как обычно в последние дни.

— С городской молодежью разговаривать гораздо сложнее, — продолжал О'Коннор. — Точнее, если бы я попробовал в Уотерфорде вести беседу с подростком в подобном тоне, он бы вообще мне не отвечал.

— Что у вас было с глазами? — спросил Фрэнк. — Инфекция?

— О, вы имеете в виду покраснение и слезы? Нет, это не инфекция. — Инспектор покачал головой. — Контактные линзы купил, но пока не привык к ним. Эли, конечно, девушка очень хитрая, но мне удалось ее расколоть. Уверяет, что Кэти не курит и не пьет, не употребляет наркотики и не ходит на подозрительные сайты. Одним словом, ничего нового мы о ней не узнали.

— Я тебе говорил это с самого начала, но ты меня не слушал. — Фрэнк побарабанил пальцами по столу. — Бессмысленно такую девушку, как Кэти, воспитанную в старомодном духе, втискивать в рамки модных гипотез. Это то же самое, что заставлять меня носить вместо любимых очков контактные линзы. — Он усмехнулся.

Джо разложил на столе помятую туристическую карту Маунткеннона и принялся старательно изучать ее. На ней были указаны пристань, церковь, бары, два ресторанчика, кафетерий, большая живописная дорога, проходящая вдоль берега, перед самым маяком, и две другие дороги поменьше. Одна из них заканчивалась тупиком, вторая вела дальше, в Уотерфорд. Джо взял черный фломастер, отметил кружком пристань и дом, где жила Кэти. Дорогу, идущую вдоль берега, по которой Кэти могла бы выбраться из деревни, он вычеркнул из своего плана сразу, переключив внимание на две другие. Мысленно Джо назвал одну из них верхней, она огибала деревню с севера, а вторую — церковной, она проходила именно мимо нее. Обе дороги за деревней плавно сходились в широкую Манор-роуд, образовывая неровный полукруг. Джо сделал несколько пометок на белых краях карты, затем сложил ее и сунул в карман куртки. Он вышел из дома, сел в машину и поехал к школе. Припарковавшись неподалеку от нее, он направился за деревню, к развилке. Идти было недалеко. Дом Кэти находился слева от него, за небольшим холмом. По тропинке вдоль него она каждый день ходила в школу и возвращалась обратно. К дому ее можно было попасть и повернув направо от того места, где стоял Джо, но в этом случае путь был бы намного длиннее — сначала пришлось бы спускаться по церковной дороге, переходить на Маринерс-стренд, а затем сворачивать влево, на уотерфордскую дорогу. Направо идти было проще — по тропинке до верхней дороги, где метрах в двухстах был левый поворот, который вел прямо к дому Кэти.

Джо выбрал первый маршрут. Он двигался медленно, тщательно оглядывая каждый метр земли под ногами, поднимая любой подозрительный предмет и внимательно рассматривая его. Вскоре дорога, свернув влево, привела его к дому Грантов, где жил Питер со своей матерью. Немного постояв возле него, Джо отправился дальше, к дому Кэти. Подойдя к нему, он повернул назад, к перекрестку, но уже другим маршрутом. Взяв правее, он вышел на узкую тропинку, круто поднимавшуюся к самому верху церковной дороги. Края тропинки обрамлял невысокий покосившийся парапет. Джо посмотрел вниз, на сероватый поток, бурлящий вдоль узкого берега, на частые небольшие волны с клочьями пены, затем взглянул направо, на каменное здание церкви, рядом с которым находилось кладбище, маленькое и ухоженное. Джо тронулся дальше и вдруг остановился, осененный внезапной догадкой. Теперь он отлично знал, что именно ему нужно искать.

Из крошечной кухни полицейского участка О'Коннор появился с двумя чашками кофе в руках. Одну он поставил на стол Фрэнка, а с другой снова подошел к окну.

Сделав несколько глотков, он снова заговорил:

— Я вот о чем все думаю, Фрэнк. Действительно ли ты знаешь местную молодежь?

— Что ты хочешь сказать? — Фрэнк вопросительно поднял брови.

О'Коннор повернулся к нему.

— Видишь ли, в чем дело. Твоя помощь имеет для меня очень большое значение. Ты знаешь местность, знаком с жителями, но свободен ли ты в своих суждениях? Нет ли в них предвзятости?

— Нет, конечно, — ответил Фрэнк, сохраняя уверенный внушительный вид.

Железную калитку кладбища придерживал кусок старого корабельного каната, привязанный к прутьям забора. Джо снял его, подал калитку вперед и вошел. Под ногами его тихо шуршал гравий, им же были посыпаны и узенькие тропинки возле некоторых могил. Чуть правее, где основная дорожка поднималась на холм, гравия не было, там росла невысокая трава. Джо довольно быстро отыскал нужную могилу и прочитал надпись на памятнике: «Мэтью Лоусон. 1952–1997. Любимому мужу от его жены Марты и дочери Кэти». Под памятником лежала искусственная белая роза.

Фрэнк поднялся, давая понять инспектору, что пора уходить. В комнате повисло напряжение, разрядить или вынести которое у него не было ни сил, ни желания. Он прекрасно понимал О'Коннора и не обижался на него, подобные мысли в такой ситуации возникнут у любого. Но зачем инспектору понадобилось высказывать их? Вот что его удивляло.

Возвращаясь назад, в деревню, Джо все больше и больше мрачнел. Эта роза свидетельствовала о том, что он правильно угадал маршрут, которым ходила Кэти, и что она была на могиле отца. Но что именно означает оставленная ею белая роза? Дань памяти? А может быть, она служит неким сообщением? Кому? Покойному отцу? Следовательно, Кэти уже давно собиралась… Джо поморщился. Ему не хотелось думать о том, что молодая красивая девушка может хладнокровно планировать свою смерть. Но кто из нас свободен от мрачных образов и негативных мыслей?

Фрэнк вышел. О'Коннор сел в кресло у окна. Он видел, как Фрэнк, засунув руки в карманы и опустив голову, перешел дорогу и скрылся в дверях бара Данаэра. Инспектор надеялся, что ему удалось оправдать возлагавшиеся на него надежды. Теперь он пытался убедить себя в том, что сказал Фрэнку то, что должен был сказать.

Джо опустился на скамью рядом с Фрэнком, вытащил из кармана карту и разложил на столе.

— Ну смотри, — заговорил он. — Вот здесь, — он ткнул пальцем в карту, — они гуляли в тот вечер. По этим двум дорогам, — он провел дальше по карте, — из деревни можно выехать в город.

Фрэнк нахмурился. В комнату из душевой возвратился Ричи.

— Чего это вы тут рассматриваете? — Он наклонился над картой и хмыкнул.

— Ричи, подожди, не суетись.

— Я всего лишь хочу показать вам место, где Кэти исчезла в ночь на субботу, — пояснил Джо.

— А зачем? — спросил Ричи.

— Затем, что я его знаю.

— Ничего ты не знаешь. И по этой карте не узнаешь никогда. Ты посмотри, в каком году она отпечатана. Посмотри, посмотри на обороте. Видишь? Почти пятнадцать лет назад.

— Я сегодня сделал на ней уточняющие пометки, — ответил Джо.

Ричи снова склонился над картой, некоторое время изучал ее, затем снова выпрямился и смущенно взглянул на Джо.

— В любом случае нам это все не нужно, — пробормотал он. — Кстати, у нас сейчас совещание. Ты не возражаешь, если мы тебя попросим удалиться?

— Послушай, я прошу у вас всего одну минуту. Вы считаете, что она шла вот здесь…

Ричи оборвал его:

— Это ты меня послушай. Ты знаешь об этом деле ровно столько, сколько тебе положено, да и то потому, что знаком с Мартой Лоусон. О чем вы там с ней болтаете, меня не волнует. А вот то, что ты суешь свой нос в наше расследование, меня действительно волнует. Ты был детективом в Нью-Йорке. Ну и что? Я раньше в баре работал, но не лезу к Данаэру со своими советами. И здесь я не пиво по столам разношу.

— Ричи, ведь пропала девушка, — попытался успокоить его Джо.

— Да. И здесь вполне может быть замешан твой сынок. Все это мне известно. Так что скажи спасибо, что мы его еще не начали раскручивать.

— Я просто хотел помочь…

— Мне твоя помощь не требуется. Устал я уже от невежественных янки, которые считают, что призваны спасать мир.

Глава 10

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1982 год

— Ох и надерет же сегодня мой сыночек задницу кое-кому, — весело сказала Ванда. — И отлично. Пусть знают Дюка Роулинза. Хрен им всем в сумку, а не победу! — Она расхохоталась.

Дюк недовольно засопел.

Выйдя из машины, Ванда нагнулась, чтобы заправить джинсы, вылезшие из оранжевых сапог на высоченных шпильках, затем, выпрямившись, подтянула их и посмотрела на Дюка. Тот уже стоял рядом с ней, одетый в новенькую футбольную форму.

— Ну и круто же ты у меня выглядишь. — Ванда прищелкнула языком.

Дюк подошел к машине и, достав наплечники и свитер, натянул на себя.

— Видали? Команда «Пумы», номер пятьдесят восемь, — сказала Ванда. Она впервые видела сына в форме. — Послушай, а что ты собираешься на поле делать? За что я, собственно говоря, заплатила тридцать зеленых?

— Я бросаю мяч и слежу за тем, чтобы центральный защитник противника не блокировал нашего.

— Замечательно. Буду во все глаза следить только за твоей игрой. — Она ткнула пальцем в грудь Дюка.

Дюк посмотрел мимо матери, на другую семью, приехавшую на футбол и празднично одетую. Отец стоял рядом с сыном, улыбаясь и положив руку ему на плечо.

— Дюк, погляди-ка на группу поддержки. Какие милашки, — сказала Ванда.

В углу парковки группа девочек-подростков, расположившись полукругом, репетировали танцевальные движения, сопровождая их веселыми приветствиями. Неподалеку от них Дюк увидел гимнастку. Она стояла на одной ноге, вытянув вторую вверх и прижимая ее руками к плечу. Рядом с ней стояли еще несколько девочек-гимнасток, подпрыгивая с ноги на ногу. Дюк с такой же презрительной усмешкой, как у Ванды, несколько минут разглядывал их, затем повернулся к ней. Увидев его лицо, она нахмурилась.

— Перестань! Не смотри так, — проговорила она и шлепнула Дюка по руке.

У входа на стадион в клубах сигаретного дыма стояли двое мужчин.

— Кого я вижу! — сказал один другому. — Наша Ванда-сосулька прибыла.

— Где? — обернулся второй. — Точно, она. Не знаешь, с кем она сейчас потеет?

— Да черт его знает, кто ее охаживает. Наверное, тот, у кого ничего получше нет.

Они неестественно громко захохотали и стали хлопать друг друга по плечам.

В это время Дюк как раз приближался к стадиону. Проходя между ними, он выкрикнул:

— А ну посторонись! — и ткнул обоих мужчин локтями в животы. Они разом перестали смеяться, подались назад, пропуская его, затем переглянулись и покачали головами.

— Весь в Ванду, сучий сын. Ублюдок, — прошептал первый.

— А ведь ему всего двенадцать, — сказал его приятель. — Что же из него дальше будет?

Сначала Дюк направился на площадку для взвешивания, а оттуда к своей матери, уже сидевшей на трибуне стадиона, рядом с Джефом Риггзом. До окончания первого матча оставалось несколько минут. С поля прибежал Донни, радостный, мокрый, с красным счастливым лицом.

— Задал мой костлявый им сегодня жару, — довольно произнес Джеф, поворачиваясь к Ванде. — Ну что, упарился? — Он повернулся к сыну, провел ладонью по своему лысому сверкающему черепу, смахивая капельки пота с приплюснутой макушки, и громко пукнул.

Ванда отстранилась от него.

— Молодец, Донни. Значит, ты сегодня герой «Малышей»? — спросила она.

— Это я в «Малышах» играю, — поправил ее Дюк. — Он играет в «Лилипутах».

Ванда снова повернулась к Джефу и улыбнулась.

— Дюк обещал мне сегодня забить гол, — сказала она.

— Да ладно тебе, мам, — рассмеялся он. — Ничего я тебе не обещал.

Джеф посмотрел на него.

— Пора тебе на поле. Гляди, твои уже собираются. Удачи, сынок.

— Все, я пошел. — Дюк схватил шлем и побежал вниз, к своей команде.

Ванда не стала пересаживаться поближе — осталась сидеть рядом с Джефом. От края поля ее отделяло пять рядов скамеек, на которых сидели родители учеников. Они смеялись, улыбались и шутили, показывая друг другу своих детей, выстроившихся на поле. Ванда, нахмурившись, разглядывала бледные красные пятна и шелушащуюся кожу на своих ногах. Вытянув правую ногу из сапога и нагнувшись, она осмотрела пятку, покрытую толстой потрескавшейся коркой, и увидела на ней маленькие пятнышки крови. Сильно нажав на край пятки, она выдавила кусочек шляпки от гвоздя, насупив брови, оглядела ее и бросила под скамейку. Вдоль скамеек шла Кристел Бьюкнен, невысокая худущая крашеная блондинка, с жесткими как проволока волосами и лицом, на котором лежал толстый слой пудры. Правой рукой она беспрестанно поправляла прическу, на мизинце левой у нее болтался пакетик с пластиковой бутылочкой охлажденного кофе и двумя тонкими белыми стаканчиками. Кристел остановилась возле Ванды и опустилась на скамейку рядом с ней.

— Здравствуй, Ванда, — сказала она улыбаясь. — Дюк играет сегодня?

Ванда с любопытством оглядела ее:

— Мне говорили, что ты добрая католичка.

Улыбка застыла на лице Кристел.

— Но только я тебе не Мария Магдалина, — продолжала Ванда.

— За что ты меня так? Я просто села рядом, — залепетала Кристел.

— Не надо меня лечить, — злобно сказала Ванда. — У тебя на физиономии написано, что ты охотишься за всякими заблудшими овечками. О старичках заботишься, о детишках печешься, женщин падших на путь истинный возвращаешь. Да? Слышь, Кристел, ты мне тут пургу не гони, ты мне не Господь и не Спаситель. Ступай отсюда.

Кристел медленно поднялась, опустила голову и сочувственно посмотрела на Ванду.

— Похоже, тебя уже ничто не исправит.

— Вот и чеши своей дорогой. Как придешь домой, передай привет мистеру Бьюкенену.

Ванда никогда не встречала его, ей просто очень захотелось уязвить женское самолюбие Кристел. Та вспыхнула, но Ванда уже не смотрела на нее, внимание ее было привлечено происходящим на поле.

Игра только-только началась. Центровой «Смельчаков» перехватил мяч и передал его защитнику, одновременно преградив путь нападающему «Малышей». В это время защитник рванулся было вперед, но путь ему преградил защитник «Малышей», невысокий толстый мальчишка, сбил с ног и повалил на землю. От удара мяч вылетел из рук защитника и покатился по полю. Раздался свисток судьи. Игра продолжилась с того, что все игроки попа́дали в кучу и начали, толкаясь и запутываясь, выдирать друг у друга мяч.

В перерыве между таймами Ванда посмотрела на верхнее табло — «Пантеры» вели со счетом в одно очко. Она перевела взгляд на поле и сразу же заметила Дюка — он, широко расставив ноги, стоял, наклонившись над мячом. По обеим сторонам от него выстроились линии игроков. «Давай на ворота! — орал Дюку защитник. — Давай же!» Дюк, не разгибаясь, бросил мяч назад, своему полузащитнику. В ту же секунду центральный защитник «Пантер» бросился вперед и, оттолкнув Дюка, вцепился в их полузащитника. Полузащитник выпустил мяч из рук, его сразу же подхватил центральный защитник и бросился с ним на землю. Все игроки попадали на него, пытаясь выхватить мяч. Снова раздался свисток судьи. Полузащитник повернулся к Дюку и одобрительно процедил сквозь зубы: «Нормально сыграл. Молодец, пацан». Но Дюк его не слышал, взгляд его был устремлен в спину убегающего центрального защитника «Пантер». Дюк погнался за ним, постепенно набирая скорость. За несколько шагов до центрального защитника он согнулся, нацеливаясь шлемом ему в почки.

— Молодец, Дюк! Вперед! — закричала Ванда и сразу же осеклась, поняв свою ошибку. Остальные родители разом повернулись и посмотрели на нее.

Удар пришелся как раз туда, куда и рассчитывал Дюк. В тишине стадиона раздался дикий крик центрального защитника. Схватившись за поясницу, мальчик рухнул на землю. Его мать, сидевшая в третьем ряду, вскочила и побежала вниз, на поле. Раздался резкий свисток судьи, в воздух взлетел желтый флаг и опустился к ногам Дюка.

— С поля! Убирайся! — орал судья, тыча пальцем то в Дюка, то в сторону трибун.

Дюк с полминуты отрешенно смотрел на него, затем неторопливой трусцой побежал к трибунам. У дорожки его встретил тренер и, ткнув пальцем в грудь, тихо проговорил:

— Форму — снять. Садись на скамейку и жди конца матча.

На поле мать защитника пробиралась сквозь толпу игроков к своему сыну. Тренер подбежал к судье и начал что-то ему говорить.

— И слушать тебя не хочу, — отмахивался судья.

— Майк, я с тобой полностью согласен, но пойми…

Судья оборвал его:

— Это ты пойми. Твой Дюк — форменный придурок. Ударить мальчишку по почкам только за то, что тот обозвал его…

— Майк, но он же прекрасно играет. Ты же сам видел. И знаешь его историю.

Они повернулись к трибунам и увидели, как Ванда шагает по проходу, подталкивая в спину Дюка.

— Вот достается же бедному пареньку. — Тренер вздохнул.

Глава 11

— Да, крик я слышала, — ответила Мэй Миллер.

Франк немного подождал, затем спросил:

— Разве с вас вчера не брали показания?

— Нет. Вчера меня не было дома. Я недавно приехала и ничего не слышала о расследовании. Я член местного отделения Соседской стражи — ваша жена, как вы знаете, входит в наш комитет, — поэтому обязана следить за всем, что у нас происходит. Если я замечаю что-то подозрительное, то обязательно сообщаю об этом в полицию. Но я только что вернулась, гостила у подруги и просто еще не успела вам позвонить.

Мэй Миллер, сухонькая, но очень подвижная старушонка, для своих восьмидесяти шести лет была одета довольно изысканно — в коричневые колготки, такого же цвета модные туфли-лодочки и дорогой темно-бордовый шерстяной костюм с маленькими кружевами на рукавах и большим отложным воротником. В косметике Фрэнк мало что понимал, поэтому отметил только ярко-красную помаду на губах. Мэй Миллер сорок с лишним лет проработала в местной школе учительницей начальных классов, в свое время через ее руки прошли почти все жители Маунткеннона, в том числе и Фрэнк. Он до сих пор побаивался мисс Миллер, как ее тогда называли.

— Крик я слышала вечером в пятницу, — продолжала она, усаживаясь в кресло у окна и стягивая лайковые перчатки. — Мы играли в бридж с мисс Грант, матерью Питера, вы ее знаете, и еще с одной приятельницей у нее дома, в Эннестауне. А потом я с мисс Грант отправилась к ней. Я знала, что Джон должен прийти домой поздно, поэтому решила еще чуточку поболтать с ней. Вы знаете, что Гранты живут в том самом доме, от которого идет поворот к дому пропавшей девушки, Кэти Лоусон. Она живет вдвоем со своей матерью, Мартой Лоусон. Отец ее, Мэтью Лоусон, несколько лет назад умер. Ах, простите, зачем я это рассказываю — вам самому все это прекрасно известно. Мэтью был хорошим мужем.

Фрэнк согласно кивнул.

— В общем, когда я вернулась домой, было уже поздно. Джон еще не вернулся, и я решила выпить чашку чаю в своей комнате, — монотонно рассказывала Мэй Миллер. — Я налила чай и поднялась наверх, но в свою комнату не пошла, а отправилась в гостевую, окна которой выходят на дорогу.

— А в окно вы не выглядывали? — спросил Фрэнк, которого нудное повествование начало уже немного утомлять. — Ну, когда крик услышали.

— Да-да, конечно, — закивала рассказчица. — Я сразу же открыла окно и увидела фигуры двух человек. Шли они посреди дороги, из деревни, к нашим домам.

— Это были мужчины или женщины?

— Мужчина с женщиной. Молодые. Я бы даже сказала, очень молодые. Я заметила, что он был выше ее. Да, точно, он явно был выше.

— Вы кого-нибудь из них узнали? — Фрэнк внимательно посмотрел на Мэй Миллер.

— Они оба показались мне очень знакомыми, но я не могу твердо сказать, что это была Кэти Лоусон.

— А как они вели себя?

— Как вся нынешняя молодежь. Так, как будто, кроме них, вокруг никого не существует.

— Вы говорили, что слышали крик, — напомнил ей Фрэнк.

— Да, говорила, — утвердительно кивнула Миллер. — Но уже после того, как эти бесстыдники прошли. Вы что, не поняли?

— Простите, я подумал, что вы открыли окно после того, как раздался крик.

— Нет, окно я открыла раньше, как только в комнату вошла. Я пила чай и смотрела в окно. Потом отошла к столу поставить чашку и вот тогда-то услышала крик. Я сразу же подбежала к окну, посмотрела на дорогу, но молодежи и след простыл.

Она помолчала.

— Полагаю, что это мог быть молодой Лаккези. — Она подалась вперед и заговорщицки зашептала: — Вы помните, как в молодости вела себя его мамаша?

Фрэнк отрицательно мотнул головой:

— Нет, не помню. Она уехала за несколько лет до того, как мы с Норой появились здесь.

— Так я вам скажу. Она носила ужасные юбки, коротенькие, да еще с разрезами. И вся остальная одежда у нее была такая же вульгарная. Когда мой Джон начал за ней ухаживать, я не знала, куда глаза девать от стыда. Не представляю, как бы я с ней жила под одной крышей.

Фрэнк не перебивал Мэй Миллер. Он ее попросту не слушал. Все, что она говорила дальше, уже не представляло для него никакого интереса. Послушав ее из вежливости еще несколько минут, он поднялся, протянул Мэй Миллер руку, но она проигнорировала ее и крепко обняла Фрэнка, прижимаясь к нему тощими бедрами. Он тихонько отстранился, поймал ее руку и торопливо пожал на прощание.

«Во дает, старая гильза», — подумал он, выходя из ее дома.

Сэм Тэллон любил работать рано утром, когда все остальные еще спали. Он прошел к маяку, вытащил ключ и вдруг заметил, что дверь уже открыта. Он вошел внутрь и начал подниматься, временами останавливаясь, чтобы перевести дух. Увидев вверху, у двери подсобной комнаты, Анну, он удивленно посмотрел на нее.

— Не спится что-то, — сказала она, отвернувшись и прячась от его взгляда.

Он сделал вид, что не заметил ее смущения.

— Ничего удивительного. Четыре часа для нормального сна вполне достаточно. Я вот тоже просыпаюсь ни свет ни заря. — Он помолчал. — Ну что ж, давай потихоньку за работу приниматься. Сейчас проверим, как там наша старушка поживает, хочет она светить или нет.

Джо выбрал из груды лежащих у стены досок брусок подлиннее, внимательно осмотрел его и зажал на верстаке. Затем он достал с верхней полки рубанок и принялся строгать, но скоро прекратил, поставил рубанок на место, а брусок снял с верстака и швырнул обратно к стене. Стряхивая с рукавов стружку, он случайно оглянулся и, увидев в дверном проеме темную фигуру, едва не вздрогнул от неожиданности.

— Марта? — удивленно произнес он. — Ну ты меня и напугала. Проходи, садись.

— Джо, я подумала, может, ты возьмешься за это дело, — сказала она, усаживаясь в плетеное кресло. — Поищи Кэти. Я просто вся извелась. Ты же работал в полиции. — Она умоляюще смотрела на него.

— Честно говоря, Марта, я даже не знаю, чем тебе помочь. У меня нет никакой информации. Да и ни у кого ее нет. Фрэнк знает не больше нас с тобой, а этого крайне мало.

— Я думаю, что информация у полиции есть, они просто никому ничего не говорят.

Она опустила голову, но сразу же подняла и в упор взглянула на Джо.

— Ведь ты же не думаешь, что она куда-то уехала?

— Почему? — Джо пожал плечами. — Вполне могла и уехать. — Он помолчал. — Знаешь, Марта, если тебе интересен мой опыт полицейского, то скажу тебе так. Самое сложное — это иметь дело с подростками. Тут нужно всегда быть начеку. Они порой и сами не знают, что выкинут в следующий момент. Я иной раз ловлю себя на том, что просто не понимаю Шона — ни его слов, ни его поступков.

— Джо, а что бы ты сделал в первую очередь, если бы Фрэнк включил тебя в группу по расследованию? — спросила Марта.

Он усмехнулся:

— Марта, для Фрэнка я всего лишь полицейский в отставке, который работал в Америке, а не в Ирландии. Кстати, в Штатах расследование ведется иначе, сам ход рассуждений у нас другой. К примеру, Фрэнк ничего не знает о том, куда Кэти ходила в тот вечер и что могло там случиться.

— Все, что они делают, мне кажется совершенно бессмысленным. — Марта вздохнула. — Похоже, они уперлись в эту идею — что Кэти куда-то уехала, — вот и носятся с ней как черт с писаной торбой. А когда я спрашиваю их, почему они думают именно так, они смотрят на меня как бараны на новые ворота, — раздраженно говорила Марта. — По их версии, Шон с Кэти расстались на пристани, потом она отправилась домой, прошла по деревне, повернула налево, к дому… И все, на этом их гипотеза заканчивается. Ничего они не знают, — заключила она.

— Я, конечно, могу попытаться узнать у Фрэнка, как у них идут дела с расследованием, — неуверенно произнес Джо, — но едва ли он мне ответит что-нибудь вразумительное. Я для него — никто, бывший полицейский-иностранец, только и всего.

Марта печально покачала головой.

— Держи меня в курсе событий, может, в этом случае я смогу что-нибудь посоветовать.

— Хорошо, — сказала Марта. Она снова подняла голову и посмотрела в глаза Джо. — А что, если Кэти мертва?

Он ответил почти сразу:

— Прости меня, Марта, но я отвечу как полицейский: этого тоже исключать нельзя. — Он взял ее за руку.

— Я понимаю. — Марта кивнула. — Знаешь, Джо, я уверена, что ее нет, — сказала она неожиданно ровным голосом, поднялась и медленно вышла из мастерской. Джо долго смотрел, как она идет к выходу с маяка, как уменьшается и тает ее фигура. В который уже раз в голову ему пришла мысль, впервые посетившая его много лет назад: почему люди считают, что именно ему можно поведать самое сокровенное, то, что никому другому они никогда бы не доверили?

Бэтти Шенли столкнулась с Шоном по дороге от Тайнанов. Она остановилась, окликнула его и помахала рукой.

— Добрый день, — сказал он, подойдя к ней.

— Здравствуй, Шон. Извини, что отнимаю время, ведь ты на перерыв спешишь. Просто хочу попросить об одолжении. В пятницу к нам приезжают друзья, остановятся до понедельника в одном из коттеджей. Не мог бы ты прибрать его к их приезду? Так, немного.

— Конечно, миссис Шенли. Приберу, но только в пятницу, после школы.

— Разумеется, в пятницу, раньше не нужно. Тем более что до десяти вечера они все равно не появятся. — Она обняла Шона и прошептала: — Не переживай, все образуется.

— Спасибо, — тихо поблагодарил он. — Номер коттеджа скажите.

— Пятнадцатый.

Сердце у Шона так и екнуло.

Джо сидел в своей комнате у стола, глядя на экран компьютера.

Анна, приоткрыв дверь, просунула голову.

— Привет, — сказала она. — Как дела?

— Кошмар какой-то. Ни черта не получается. Начисто программу забыл, — пробормотал Джо, щелкая клавишами.

— Чего ты не понимаешь? — Анна недоуменно подняла брови.

— Тихо. — Понизив голос, он повернулся к Анне. — Я пытаюсь расследовать дело об исчезновении Кэти.

Анна прошла в комнату и встала за спиной Джо.

— Какое еще дело?

— Анна, прошу тебя, не валяй дурака. Слух у тебя отличный.

— Джо, мне не нравится то, что ты говоришь.

— К этому можно было бы давно привыкнуть. Постой минуту. Вот, вроде бы начало проясняться. Так, все игроки на месте, теперь начнем восстанавливать события…

— Джо, ты же в отпуске. — Анна умоляюще посмотрела на мужа.

— Ты кому больше веришь — мне в отпуске или Фрэнку на службе? — спросил он не оборачиваясь.

— Но ты ведь не знаешь, какие действия предпринимает полиция. Возможно, у них уже есть разгадка. Господи, ну что же это такое? Послушай, ну не могло с ней ничего случиться. — На глазах Анны блеснули слезы.

— Анна, прошу тебя, присядь.

Она продолжала стоять.

— Когда же закончится весь этот ужас? Иногда мне кажется, что лучше бы мы знали, что ее нет, чем так постоянно гадать…

— Знаю, знаю, Анна. Потому я и хочу помочь.

— Ты серьезно? — Она вытерла краем рукава слезы.

— Абсолютно. Не забывай, что во всей этой истории главное действующее лицо — наш сын. Его девушка исчезла. Ты только представь, что он чувствует.

Анна села на диван. Джо посмотрел на нее.

— Марта приходила ко мне и просила подключиться к этому делу.

— Теперь все понятно. — Анна кивнула. — Сам бы ты в это дело не полез.

Джо пропустил ее слова мимо ушей, переведя взгляд на экран.

— Можно? — спросила Анна и, потянувшись к мышке, щелкнула курсором на иконке в нижней части экрана. Появился длинный перечень с пронумерованными строчками. — Что это? — Анна в недоумении посмотрела на мужа.

— Список причин, по которым Кэти могла исчезнуть, — сказал Джо, снял руку жены с мышки и закрыл экран.

У Шона перехватило дыхание, когда он открыл холодильник и заглянул внутрь. Засохшие крошки торта. Они рассыпались от одного прикосновения его пальца. Шон смахнул их в ладонь, поднялся, подошел к раковине и разжал ладонь. Самые мелкие крошки прилипли к пальцам. Шон посмотрел на них, включил воду, сунул под нее руку и сразу же испуганно отдернул. Ему вдруг показалось, что он совершает жуткий колдовской обряд — вместе с крошками смывает и еще что-то. Он быстро закрыл кран, наблюдая, как маленький водоворот уносит их вниз, куда-то очень далеко, в темную бездну. Затем он обошел все комнаты и осмотрел все, что ему следовало проверить незадолго до приезда гостей, ведь в этом и состояла его работа. Шон открыл дверь в главную спальню, и сердце его отчаянно забилось. Он проверял шкафы, поправлял постель, открывал и закрывал ящики тумбочек и плакал. Затем он спустился вниз, осмотрел электрическую радиаторную батарею и наконец вышел из коттеджа. Оставив ключ под ковриком у входной двери, Шон торопливо зашагал домой.

Джо вбежал в участок и спросил у Ричи, можно ли ему поговорить с Фрэнком.

— Наверное, да, — ответил тот, улыбаясь широкой, притворно радостной улыбкой. — Фрэнк! — крикнул он. — Выйди, к тебе тут мистер Лаккези.

— Ты тоже можешь послушать, если хочешь, — сказал Джо.

Из кухни появился Фрэнк.

— Я по тому же делу, о котором хотел рассказать тебе в прошлый раз, когда мы сидели у Данаэра. В тот вечер, когда Кэти исчезла, Шон подарил ей белую розу, искусственную. Так вот, я нашел ее на могиле ее отца. Думаю, что к себе домой она шла мимо церкви и по пути зашла на кладбище. Можешь проверить, роза лежит там.

— Все это прекрасно, Джо, но у нас есть свидетель, который утверждает обратное. — Фрэнк вкратце пересказал Джо свой разговор с Мэй Миллер.

— Все понятно, — смущенно пробормотал Джо. — Извини, Фрэнк, что оторвал тебя от дел. Возможно, ту розу, которую я видел на кладбище, принесла Марта. — Он направился к выходу, у самой двери обернулся и произнес: — В любом случае спасибо, что выслушали.

Анна решила пройти на маяк. Сэм уже закончил работу и аккуратно складывал ключи в специальный желтый ящичек, напоминавший чемодан. Закрыв его, он повернул к Анне улыбающееся лицо и, вытирая руки тряпкой, сообщил:

— У меня для тебя есть отличная новость. Все закончено. Грустно признать, но я ошибался. Особого ремонта не потребовалось. Так, мелочь, заделал пару отверстий, из которых сочился керосин, да несколько вставок в насосе поменял.

Анна ожидала худшего.

— В общем, я хочу сказать, что ты можешь зажигать маяк в любое время.

— Спасибо тебе за все, Сэм. — Она подошла к нему, крепко обняла и похлопала по спине.

— Погоди, на-ка еще вот это. — Он отстранился и вытащил из кармана ажурно связанный воротник красновато-кремового цвета.

— Сэм, дорогой. Ты просто прелесть. — Анна взяла воротник. Он был такой тонкий и легкий, что уместился в ладони. — Вот не ожидала от тебя такого подарка. Когда-то моя бабушка точно такие вязала.

— Хорошие известия приходят в маленьких письмах, — произнес Сэм и подмигнул ей.

Джо закрыл за собой входную дверь, немного постоял и направился к лестнице. В голове его крутились разговор с Фрэнком, ехидные слова Ричи, показания Мэй Миллер. Он чувствовал себя школьником, который настойчиво тянет руку, берется отвечать на все вопросы, но ответы дает неправильные. Джо понял, что ему нужно заново пересмотреть свои выводы. Неожиданно он заметил, что идет очень медленно. Он остановился, перед ним забрезжил слабый лучик надежды. Джо решительно направился к лестнице, ведущей в спальню Шона. С одной стороны, ему было противно от осознания того, что́ он собирался делать, но с другой, оставаясь полицейским, он продолжал действовать автоматически. Джо поднялся наверх, вошел в комнату и начал ее осматривать. стараясь по возможности как можно меньше дотрагиваться до вещей. Оглядев книжные полки, он не нашел там ничего интересного. Всякий раз, когда он брал какой-либо предмет в руки, ему казалось, что его ждет открытие. Однако шло время, а ключа к разгадке исчезновения Кэти у него еще не было и ничто не говорило, что он здесь обнаружится. Джо подошел к кровати сына, она была аккуратно заправлена, на подушке лежал журнал о фильмах. На стене висел только один плакат — группа «Скарфейс», никаких фотографий известных моделей или киноактрис. Раньше было несколько, но Шон снял их, когда начал ухаживать за Кэти. «Теперь он вряд ли вернет их на прежнее место», — подумал Джо. Остановившись у открытого платяного шкафа и проверив ящики, он потянулся вверх, где лежали обувные коробки, набитые всякой всячиной, главным образом фотографиями, билетами на концерты и пластмассовыми игрушками. Джо вытащил одну из них, маленького динозаврика, и стал рассматривать. Он не слышал ни стука входной двери, ни скрипа ступенек.

— Эй, чего ты тут делаешь? — раздался за его спиной недовольный голос Шона.

Джо обернулся.

— Ну, видишь ли, я тут… — вдруг смутившись, забормотал он.

— Вижу, что ты тут делаешь. Копаешься в моих вещах, — раздраженно произнес Шон и, подбежав к отцу, выхватил у него из рук игрушку. — Положи на место, это не твое.

— Послушай, Шон, — попытался возразить Джо, — я всего лишь…

Шон оборвал его:

— Всего лишь шпионишь за мной. Так?

— Не говори глупостей.

— Глупости? — язвительно переспросил Шон. — Значит, то, что ты шаришь по моей комнате — это глупости? Хорош полицейский. Незаконно вторгается в мое жилище, да еще нотации пытается читать. — Он презрительно фыркнул.

— Я не нотации тебе читаю, а хочу помочь. Или тебе безразлично, что случилось с Кэти?

— А при чем тут Кэти? Ты не имеешь права без ордера обыскивать даже дом предполагаемого преступника, а в мою комнату спокойно лезешь. Если бы у меня здесь были сведения о том, куда она подевалась, я бы давным-давно и сам их нашел, — отрезал Шон. — Кстати, зачем ты привязался к Роберту?

— Я и не думал привязываться к нему, — возразил Джо.

— Да что ты говоришь? А кто его спрашивал: «Откуда у тебя эта царапина?» — передразнил его Шон. — Ты что, думаешь, никто ничего не понимает? Отец, ты рехнулся на своих расследованиях. Ты думаешь о людях только плохое и ищешь в них только плохое? Даже во мне ты ничего хорошего не видишь. Ты уже давно не детектив, а привычки у тебя остались все те же, вот что ужасно.

Опустившийся туман проникал в дом. Кресло стало влажным и холодным. Дюк сидел, откинув голову назад, изредка поворачивая ее из стороны в сторону. Веки смыкались, наливаясь усталостью. Вдруг откуда-то слева, из-за деревьев, сначала послышался шум, а потом крик. Он вздрогнул, глаза его мгновенно открылись. Вцепившись в подлокотники кресла, Дюк медленно поднялся, осторожно прошел до входной двери, открыл ее и по лестнице спустился в сад. Вскоре метрах в двадцати от дома он заметил две фигуры с рюкзаками за спиной. Смеясь и падая, помогая друг другу подняться, они шли по ячменному полю. За ними тянулся бледно-желтый след примятой мокрой травы. Дюк сердито поджал губы. Он обошел дом, глядя на след, затем двинулся к дороге, откуда след начинался. Первое, что он там увидел, был самодельный дорожный знак. Стрелка на нем указывала в ту сторону, куда двигались туристы. Он подошел к нему и начал яростно его раскачивать. Вкопанный неглубоко, знак скоро поддался и пополз вверх. Выдернув его, Дюк зашвырнул его в кусты и направился к своей машине, стоявшей неподалеку. Сев за руль, он поехал к морю.

Держа в одной руке чашку с кофе, а другой поддерживая ее блюдцем, Нора Диган осторожно опустилась в глубокое удобное кресло.

— Нужно отдать ему должное, толк в кофе он знает, — сказала она, вдыхая аромат напитка.

— Кто, Джо? — спросил Фрэнк.

— Он самый, — ответила Нора. — Запах просто восхитительный. Так бы всю ночь и просидела возле чашки.

Фрэнк с улыбкой посмотрел на жену.

— Что ты так смотришь? Плебей. Только настоящие ценители кофе могут не пить его, а лишь наслаждаться запахом.

Фрэнк хихикнул.

— Не смейся, — оборвала его Нора. — Я говорю серьезно. В этой дыре мы превращаемся в парий. «О Боже, если бы я пил столько кофе, я бы ночами не спал. Нора, ты только представь себе, какой страшный вред ты наносишь себе этим чертовым кофе. Почему бы тебе не перейти на кофе без кофеина?» — передразнила она мужа. — Нет уж. В некоторых таблетках кофеина больше, чем во всем том кофе, что я выпила за год.

— У многих просто нет выбора, — грустно заметил Фрэнк.

— Дорогой, я говорю не о тебе, а о других людях, которые, несмотря на хорошее здоровье, исключают из своего рациона кофе. Есть же такие сумасшедшие.

— И что ты собираешься смотреть? — спросил он, кивая в сторону телевизора.

— Я уже смотрю, — ответила Нора. Поставив чашку на журнальный столик, она взяла очки в модной полуоправе, надела их, развернула газету и прочитала: — «„Последний день Помпеи“. Историческая драма».

— Вот и отлично, — сказал Фрэнк поднимаясь. — А я отправлюсь к Данаэру, поспрошаю его кое о чем.

— Представляю, как вы опостылеете друг другу к концу твоего расследования. — Нора усмехнулась.

Фрэнк задумался и что-то неразборчиво пробормотал.

Джо вошел на кухню и сел за стол. Внутри у него все кипело. А каким он был отцом? Он вспомнил, как однажды, еще в то время, когда он работал в отделе по раскрытию преступлений, связанных с сексуальным насилием, Анна приехала к нему на работу вместе с Шоном. До этого Джо пять дней не был дома, жил в своем кабинете, а в момент приезда жены и сына спал этажом выше, на диване, в комнате отдыха, измотанный тяжелой сменой. Здесь его и разбудил звонок Анны, ожидавшей внизу. На полу рядом с диваном валялись распечатки файлов, а на них — сверкающая глянцем цветная фотография четырехлетнего мальчугана в голубенькой пижамке с рисунками старинных самолетов. Откинувшись назад и взметнув руки, мальчуган смеялся. Джо и сейчас помнил его имя — Луис Викарио. Его заманила к себе в дом начинающая проститутка, развлекавшаяся с дальнобойщиком, бесформенно-толстым верзилой, недавно переехавшим в этот район. Она пообещала Луису, что прокатит его на настоящем старинном самолетике, провела в спальню и ушла. Спустя три часа его нашла полиция. Мальчик едва дышал. Сержант вызвал «скорую», врач кое-как вернул ребенка к жизни, после чего его отправили в реанимацию. Тело его было все изранено и избито, руки исколоты иглами. Три месяца доктора боролись за него, и все это время Джо каждую неделю навещал его родителей. Медицина оказалась бессильна, мальчик умер. Дальнобойщик съехал, а проститутка, увидев репортаж об этом случае по телевизору, сама пришла в полицию и дала показания. Как раз через полчаса Джо ждал ее на допрос. Услышав по телефону голос Анны, он вскочил с дивана и побежал вниз. Она сидела внизу на стуле, и рядом с ней — Шон. Джо подошел к ним, Анна поднялась и, подтолкнув Шона вперед, сказала: «Джо, это твой сын. Ты еще не забыл, как он выглядит?» На глаза Джо навернулись слезы, но он заставил себя не заплакать, присел, обнял сына и погладил по спине. Все это время он не сводил глаз с жены. Постояв так с минуту, Анна взяла Шона за руку, и они направились к выходу. Не оборачиваясь, она бросила: «Au revoir». Джо понимал, что Анна не прощается с ним, она говорит ему «до свидания», но от этого осадок от встречи не стал меньше. Он предпочел бы, чтобы Анна, прямо здесь, безо всяких объяснений и сцен, просто закатила ему скандал.

Ему казалось, что год, проведенный в Ирландии, был самым лучшим в его отношениях с Шоном, и он не хотел бы его испортить. Теперь его угнетала мысль о том, что Шон увидел его в своей комнате. Мальчик наверняка думает, что он подозревает его в чем-то нехорошем. В общем-то Джо вынужден был признать, что основания для таких выводов у сына есть. Ведь он не просто вторгся в его личную жизнь — он прикоснулся к его воспоминаниям о детстве, потревожил их.

Джо вздохнул и неожиданно вспомнил о Мэй Миллер. С какой стати эта старая перечница утверждает, что видела именно Шона и Кэти? Что заставляет ее так думать? И почему Фрэнк безоговорочно верит ей? Не скрывается ли за ее показаниями личный интерес? Вполне возможно, она что-то путает, либо скрывает, либо даже кого-то выгораживает. Как она могла узнать в темноте Шона, если она его и днем-то нечасто видела? В памяти Джо всплыло имя. Он поднялся и торопливо направился к выходу. Вскочив в свой джип, он поехал к дому Грантов. Часы на приборной панели показывали половину двенадцатого. Примерно в это время Кэти проходила здесь — другой дороги к ее дому просто нет. Остановив машину и выйдя из нее, Джо сразу понял, что в показаниях Мэй Миллер что-то не так. Никто из обитателей трех других домов, стоявших неподалеку, ничего не слышал, ни единого звука. Если действительно крик был, жители домов наверняка сказали бы об этом Фрэнку. Свидетелей здесь — хоть отбавляй. Джо направился к одному из домов. Под его ногами зашуршала галька, и сразу залаяла собака. К первой присоединилась вторая. Между прутьями ограды Джо увидел морду маленького терьера. Третья собака залаяла где-то вдалеке. Джо подошел к воротам дома и осмотрел первый этаж. Несмотря на поздний час, соседи миссис Грант не спали — в двух ближних окнах и одном дальнем горел свет.

Джо нажал на кнопку звонка. Вскоре дверь дома открылась, и на пороге показалась средних лет женщина в широкой белой блузке и обтягивающем темном трико. Увидев Джо, она смущенно покраснела.

— Добрый вечер, мистер Лаккези.

— Добрый, — ответил Джо. — Извините, что так поздно… — Он замялся. — Хотел вас спросить. Вы в ту пятницу, шестого числа, ну, когда Кэти пропала, поздним вечером, были дома или в отъезде? Не помните?

— Да как же не помню, все прекрасно помню. У моего сорванца был день рождения, после которого я почти до двух ночи комнаты убирала.

— До двух? — переспросил Джо.

— Именно. Намусорили ужасно, паршивцы. — Женщина рассмеялась.

— А вы никакого шума на улице не слышали? Громких разговоров, криков…

— Нет, не слышала, — ответила она.

— Простите, а пылесос во время уборки вы включали?

— Сломался он у меня, я его отдала в ремонт. Пришлось руками все мыть и чистить. Оттого так долго и провозилась. А почему вы спрашиваете? Вас привлекли к расследованию? — Женщина посмотрела на Джо, и глаза у нее загорелись.

— Пока еще неофициально, — ответил он. — Но от моей помощи Фрэнк не отказывается. Значит, вы ничего не слышали и в окно не выглядывали?

— Да какое там по окнам смотреть… — Она махнула рукой. — Мне с коврами работы по горло хватило.

— Ну хорошо. Спасибо вам. — Джо кивнул, затем направился к следующему дому, и так — до последнего. Только потом сел в джип и поехал в бар к Данаэру.

Тишину леса возле Шор-Рока нарушали только шаги Мика Харрингтона и тяжелое громкое дыхание его пса — старого ньюфаундленда Джуно. Раздвигая ветки густого кустарника, Мик осторожно двигался по узенькой тропинке к краю утеса, находившемуся в миле от дома Лаккези. Этой дорогой он ходил уже тридцать лет, и все для того, чтобы к полудню оказаться на самом живописном месте округа и полюбоваться морем в бликах солнечных лучей, вдохнуть свежий морской воздух. Джуно семенил впереди. Внезапно пес заскулил, словно прося о помощи, затем бросился в сторону, тревожно залаял и снова вернулся на тропинку.

— Ну что тебе, старичок? — ласково проговорил Мик. — Кого ты испугался? Мы здесь с тобой одни, не бойся. — Он подошел к собаке, нагнулся и принялся успокаивать ее, поглаживая уши и морду. Пес тихо завыл. — Да что с тобой? Чего это на тебя нашло? — Мик оглядел тропинку, траву вокруг, стволы кустарника. Внезапно глаза его округлились от ужаса, и он, подхватив заливающегося лаем пса, резко выпрямился и, не разбирая дороги, устремился вниз, к своей машине.

Фрэнк уже допивал свою кружку, когда в бар вошел Джо и сразу направился к нему. Сев на лавку рядом с ним и не обращая внимания на насупленный взгляд подошедшего к столу Ричи, чье место он явно занял, Джо раскрыл было рот, чтобы рассказать о своих сомнениях, но в эту минуту дверь бара с грохотом распахнулась. Все обернулись и увидели Мика Харрингтона. Тот молча обвел глазами зал, увидел Фрэнка и бросился к нему. Фрэнк поднялся, уступая Мику свой стул.

— Господи помилуй, — дрожащим голосом произнес Мик, уселся и тут же залился слезами. — Фрэнк, она там… Я ее видел… — говорил он сквозь рыдания. — Она лежит возле тропинки. Сначала я подумал… Но потом узнал. Это Кэти.

Глава 12

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1979 год

Дюк снова постучался во входную дверь, но, не дождавшись ответа, спустился с крыльца, подошел к окну и посмотрел внутрь. В комнате работал телевизор, перед ним в кресле сидел Джеф Риггз, отблески экрана играли на его лысом черепе.

— Мистер Риггз! — позвал Дюк. — Мистер Риггз! — произнес он снова уже громче и постучал по стеклу.

Джеф Риггз медленно повернул голову, увидел Дюка и махнул рукой, показывая в сторону двери.

Мальчик направился к ней. Тяжело опираясь на подлокотники, Джеф Риггз поднялся и, спотыкаясь, пошел открывать Дюку. По тому, как тот распахнул дверь, Дюк понял, что он сильно пьян.

— Здрасте. А Донни дома? — спросил он.

— Здорово. Я думал, что он с тобой, у ручья.

— Мы хотели туда пойти, вот я и зашел за ним, — промямлил Дюк. — Значит, он уже ушел. Извините, что помешал.

— Ничего страшного. Поразмять кости никогда не вредно, — сказал он и, махнув Дюку рукой с зажатой в ней пультом, закрыл дверь.

По вьющейся между деревьев тропинке Дюк направился к ручью. Донни он нашел быстро. Он спал на берегу, под тополем, заложив руки за голову. Из потертых джинсов выглядывали тощие ноги. Дюк осторожно подошел к другу, нагнулся и подергал его за ногу.

— Эй, давай вставай, — сказал он.

Донни проснулся, не открывая глаз, перевернулся на бок, медленно подняв руку, стряхнул со щеки песок.

— Ты чего, не ночевал дома, что ли? — спросил Дюк.

— Ночевал, — тихо проговорил Донни. — Отец снова запер меня, не хотел выпускать. Я колошматил, колошматил в дверь. Какое там. Он, по-моему, даже не слышал. Опять нажрался. Вот гад, будто я ему собака какая. Пришлось в окно сигать. — Он открыл глаза и весело посмотрел на Дюка.

— Это еще ничего, — сказал Дюк. — Пожил бы ты в моем доме, посмотрел бы я на тебя.

— А чего? Мать у тебя нормальная, — отметил Донни.

— Сволочь она нормальная, — огрызнулся Дюк. Он сел рядом, прижавшись спиной к дереву, достал из кармана прихваченную из дома книгу в помятой бумажной обложке и стал перелистывать страницы.

— Не, только не читать. — Донни поднялся. — Не могу видеть, как ты читаешь. Давай чего-нибудь делать.

— Заткнись. Это отличная книга, мне ее дядя Билл дал, — сказал Дюк, не глядя на друга. — Слушай, я тебе сейчас прочту. Вот. — Он нашел нужную страницу и стал читать, медленно, отрывисто выговаривая слова: — «Согласно некоторым поверьям ястреб наделен особой силой, мудростью, благородством и смелостью. Считается, что день сложится очень удачно, если рано утром, выйдя из дома, вы увидите на небе ястреба».

— Тогда твой дядя Билл — счастливейший из людей. — Донни рассмеялся.

Дюк продолжал читать:

— «Если вы услышите крик ястреба, вам нужно раскрыть свое сердце, ибо вас ждет важное известие».

— Черт с ним, с твоим известием и с ястребом. Я не могу сидеть просто так. — Извиваясь и закрывая глаза от слепящих лучей солнца, Донни начал стягивать с себя футболку. Дюк внимательно посмотрел на него. Донни, отклонившись назад и улыбаясь, похлопал себя по плоскому животу. Затем быстро сбросил ботинки, носки, джинсы и, крикнув: «Кто последний, тот — лох!» — стремительно побежал к ручью.

Дюк посмотрел на загорелое тело друга, на то, как он плещется в холодной проточной воде, и по телу его поползли мурашки. Купаться он не любил, да и плавать умел очень плохо.

Глядя, как Донни плещется в воде, можно было подумать, что вода очень теплая. Донни выскочил из воды по пояс, помахал другу рукой и нырнул. Проплыв немного под водой, он вынырнул и поплыл к их любимому дереву, с одной из веток которого свисал привязанный ими канат. По нему Донни сначала вскарабкался на ветку, затем перелез на самую макушку дерева и оттуда прыгнул в воду. Поплескавшись еще несколько минут, он выскочил на берег.

— Надо было тебе тоже искупаться, — выговорил он, стуча зубами от холода. — Круто искупался. Слушай, чего после школы делать будем?

— Не знаю. — Дюк пожал плечами. — Черт подери, да оденься ты. Гляди, синий же весь, воспаление легких схватишь.

Ванда Роулинз мчалась в своем стареньком пикапе по поселку. На полу, в ногах стояла большая холодная бутыль содовой. Чтобы она не упала, Ванда сжимала ее коленями. Во рту ее торчала сигарета. Курила Ванда по-мужски, держа сигарету большим и указательным пальцами. Увидев бредущую по дороге знакомую худую мальчишескую фигуру, она резко нажала на педаль. Тормоза взвизгнули, машина слегка пошла юзом и остановилась. Мальчишка шарахнулся в сторону.

— Привет, малыш, — сказала Ванда, выглядывая из окна. — Далеко намылился?

Дюк молча пожал плечами.

— Поехали домой. Давай садись.

— Не хочу! — отрезал он.

— Сынок, да посмотри на меня. Что с тобой?

— Ничего, — буркнул Дюк.

— Ничего? А что ты тут делаешь?

— Мы с Донни договорились тут встретиться, а он не пришел.

— Ну садись тогда в кабину, я отвезу тебя куда скажешь. — Ванда открыла дверь.

— Я у магазина выйду.

— Как скажешь. Ладно, высажу у магазина. Запрыгивай давай, сколько мне дверь держать.

Дюк сел рядом. Держаться было не за что, пришлось ему положить одну руку на руль, а второй упереться в сиденье. Машину сильно трясло. Весь путь до магазина он молчал, глядя вперед, на дорогу.

Донни помешал молочный коктейль бело-зеленой полосатой соломинкой.

— Какой ты смешной, — сказала Линда Уиллард и шлепнула его по руке.

— А ты разве не смешная? — Донни улыбнулся.

Линда заглянула в пакетик с хрустящим картофелем, лежащий на столе, вытащила из него несколько ломтиков и отправила себе в рот, другой рукой поправила выбившуюся прядь блестящих золотистых волос и спросила:

— Ну а музыку ты какую любишь?

— Не знаю, — ответил Донни.

— Как «не знаю»? — удивилась девочка. — У тебя разве дома нет ничего? Ни магнитофона, ни радио, ни плеера? — Она изумленно подняла брови.

— Нету. Один телик только. Но мой папаша возле него целыми днями торчит, — раздраженно ответил Донни.

— А что ты делаешь, когда с Блевонтином Дюком не гуляешь?

— Не нужно его звать так. Это прозвище к нему прилепил Уэстли Эймс. Старый козел. А Дюк нормальный парень. Мы с ним давно дружим.

Нахмурившись, Дюк долго смотрел в широкое окно кафетерия на их улыбающиеся лица, затем повернулся и понуро поплелся домой.

Двумя часами позже Линда Уиллард ехала домой, в пригород, на своем красном горном велосипеде и вдруг увидела Дюка Роулинза. Тот, помахав ей рукой, позвал:

— Линда, постой! Чего я тебе хочу сказать!

— Сейчас! У меня тормоза плохо работают! — прокричала она ему в ответ. Когда она остановилась, Дюк подбежал к ней.

— А я все знаю, — сказал он, ехидно улыбаясь. — Мне Донни рассказал.

— Что рассказал? — Линда густо покраснела.

— Все рассказал про тебя. Хочешь знать?

— Хочу, — тихо ответила Линда и наклонилась к Дюку.

Мальчик зашептал ей на ухо:

— Вы позавчера ходили к ручью, и ты там ему показывала…

Последние слова он прошептал совсем тихо, но девочка их услышала. Глаза ее округлились, она бросила на Дюка ненавидящий взгляд, сильно оттолкнулась ногой от земли и, быстро закрутив педалями, уехала. Она не знала, кто всю эту гадость мог наболтать про нее Дюку, но одно Линда знала точно — с Донни Риггзом встречаться она больше не хочет.

Глава 13

— Давай здесь, не стесняйся, это нормально, — проговорил Фрэнк.

Ричи вырвало. Он стоял, упираясь рукой в дерево и наклонив голову. С его нижней губы свисала слюна. Он сплюнул, подождал, надеясь, что тошнота сейчас пройдет, однако его снова начало выворачивать. Он смахнул ладонью льющиеся из глаз слезы. В полутора метрах лежал полуразложившийся труп Кэти, ниже талии на ней ничего не было. Кожа на открытых ногах и лице приобрела гротескный зеленовато-черный оттенок, покрылась большими пузырями. Верхняя часть тела была забросана месивом из земли, травы и листьев, куртка из розовой превратилась в коричневую. Узнать ее можно было не только по одежде, но и по длинным каштановым волосам, рассыпавшимся вокруг головы и уже начавшим отслаиваться вместе с кусками кожи. С лица она также кое-где начала сползать, отчего черты его страшно исказились. На теле кожа местами была объедена.

— Мухи, личинки… Возможно, есть и раны, но кто может сейчас сказать какие, — пробормотал Фрэнк. — Ты знаешь, я все передумал. Ну упала, сильно ударилась головой… Но чтобы такое… — Он кивнул в ту сторону, где в полуметре от трупа валялись джинсы и колготки Кэти. Судя по тому, что они были разорваны, их с нее сдирали.

— Кошмар. Такого у нас еще не случалось, — сказал доктор Кэбот, местный врач, отклоняясь назад и прижимая ко рту бело-голубой платок. Свою часть работы он выполнил, констатировал страшный факт — смерть и начавшееся разложение трупа.

Фрэнк незаметно перекрестил тело, покосился в сторону доктора Кэбота.

— В такие минуты не захочешь, да вспомнишь о душе, — заметил он. — Вот и все, что осталось от бедной Кэти. Жутко смотреть.

Джо сидел в баре рядом с Миком Харрингтоном и смотрел, как тот, тяжело дыша, хватает трясущимися руками одну рюмку за другой, подносит ко рту и пьет торопливыми судорожными глотками. Кругом все молчали. Эд отошел к стойке и исподлобья наблюдал за Миком. Джо хотелось выбежать и помчаться в лес вместе с Фрэнком и Ричи. Сейчас ему было не до церемоний. В нем проснулся полицейский, который боялся пропустить самое важное — сцену убийства в ее мельчайших деталях. Однако он продолжал сидеть, внимательно разглядывая Мика. Он и так уже многое передумал за эти дни. На секунду он вдруг представил Кэти в образе ангела, облаченного в белые одежды, мирно спящего с тихой улыбкой на лице. Но вскоре эта безмятежная картина сменилась другой, куда более мрачной, заполненной известными ему преступлениями. Перед глазами его возник густой холодный лес, безжизненное тело Кэти, свисающее с ветки на толстой веревке. Он явственно увидел ее лицо с вывалившимся языком и вылезшими из орбит остекленелыми глазами. Затем в его воображении всплыл пластиковый мешок с телом, валяющийся в траве и едва присыпанный землей. Джо тряхнул головой и огляделся. Внезапно ему захотелось перестать быть собой, стать кем угодно, и он понимал почему. Потому что отныне ему уже никогда не суждено было считать мир добрым.

Фрэнк вытянул руку, с минуту подержал ее ладонью вверх, почувствовав мелкие капельки начинающегося дождя.

— Послушай, нужно бы тело накрыть. Есть у тебя что-нибудь для этого? — спросил он Ричи.

— Пара старых плащей в багажнике валяется, — ответил тот.

— Сбегай принеси. — Нагнув голову, Фрэнк расстегнул кнопку на воротнике, вытащил сложенный капюшон, надел на голову и, туго затянув шнурки под подбородком, вдруг застыл, глядя перед собой. Ему сделалось не по себе. Не сумев защитить Кэти при жизни, он не мог допустить, чтобы тело ее превратилось в бесформенные куски плоти после смерти.

Когда Ричи, вытащив из багажника плащи, направлялся к Фрэнку, в спину ему неожиданно ударил свет автомобильных фар. В ту же секунду послышалось шуршание колес по гравию. Ричи обернулся и посветил в сторону приехавших карманным фонарем. Из машины вышли двое — детектив О'Коннор с черным портативным компьютером в руке и старший инспектор Брэди.

— Не свети в глаза! — крикнул детектив.

Ричи направил луч в землю. О'Коннор и Брэди подошли к нему.

— Это точно она? — спросил старший инспектор.

— Да, она, — подтвердил Ричи. — Дождь начинается, мы хотели ее накрыть. — Он поднял руку и показал плащи.

— Не нужно. Мы привезли палатку. В багажнике лежит. Не принесешь? И будет лучше, если ты сам наденешь плащ.

Ричи побежал к машине О'Коннора, быстро вытащил из багажника палатку и рысцой побежал назад, к остальным, под деревья, после чего все вместе пошли осматривать тело. Ричи двигался первым, освещая путь карманным фонарем. Возле тела, не шевелясь, расставив ноги, стоял Фрэнк. Приехавшие кивнули ему, затем мельком осмотрели тело и принялись устанавливать палатку.

— Надо бы сообщить в техническое бюро, — предложил Брэди.

Техническое бюро ирландской полиции располагалось на Феникс-парк в Дублине и открывалось в половине девятого утра. Оба полицейских, и О'Коннор и Брэди, хорошо понимали, что, какое бы страшное преступление ночью ни случилось, дежурные не отреагируют. Только на следующий день, в половине восьмого утра, они подойдут к факсу и, увидев сообщение о странном преступлении в Уотерфорде, предупредят о возможном выезде бригаду. Главный патологоанатом управления, который об этом преступлении скорее узнает из теленовостей, чем от своих коллег, будет дожидаться звонка из технического бюро и только после этого начнет готовиться к выезду на место.

Брэди понимающе посмотрел на О'Коннора.

— Давай не будем торопиться, — сказал он.

Детектив кивнул.

— Ричи, оставайся здесь, — приказал он. — А мы втроем поедем к Марте Лоусон, пока к ней еще кто-нибудь не нагрянул.

Только сейчас Фрэнк заметил на О'Конноре очки в тонкой оправе и усмехнулся. Тот понял и махнул рукой:

— Да ну их к черту, эти линзы. — Он повернулся к Ричи. — Значит, так. Вот тебе блокнот, вот — ручка. Записывай всех, кто здесь появлялся и появится, включая себя и нас, разумеется. Ни до чего не дотрагивайся, постарайся не очень тут натоптать. Возможно, нам повезет и мы увидим следы преступника. В общем, ты понимаешь.

Ричи кивнул. О'Коннор посмотрел ему в глаза и увидел в них испуг.

— Не волнуйся, это не так страшно, — тихо произнес он и похлопал Ричи по плечу.

Двое официантов из бара ввели Мика Харрингтона, вдребезги пьяного, в дом, показали изумленной жене и, поддерживая под руки, повели наверх спать. Мик едва держался на ногах, ничего не говорил и только постоянно всхлипывал. Роберт, видя, как дедушку провожают в спальню, подумал, что у того случилось какое-то горе. Когда же провожатые ушли и родители повернулись к нему, по их мрачным лицам он сразу все понял.

* * *

Осторожно прикрыв за собой дверь, Джо Лаккези мягко скользнул в прихожую. Увидев Анну, выходившую из кухни, он утвердительно кивнул и опустил голову. Глаза Анны в ужасе раскрылись. Он подошел к ней, крепко обнял. Несколько минут они стояли так, тесно прижавшись друг к другу, потом направились наверх, к Шону.

Услышав известие о гибели дочери, Марта Лоусон истошно закричала, упала на пол и зашлась в страшных рыданиях, перемежая их коротким «нет!». Фрэнк, О'Коннор и Брэди даже и не пытались успокоить женщину. Осторожно обойдя ее, они прошли в дом. Фрэнка реакция Марты потрясла. Он наклонился и, подхватив ее под руки, начал бережно поднимать, поглаживая по спине и успокаивая. Кое-как он довел ее до гостиной и усадил на диван.

— Принесите чаю кто-нибудь, — обратился он к стоящим в дверях полицейским. О'Коннор и Брэди переглянулись, затем детектив отправился на кухню.

— Не хочу я чаю! Не хочу! — закричала Марта. Обхватив ладонями лицо, она застонала: — О Господи, простите меня, простите. — Немного помолчав, она спросила Фрэнка: — Где она? Где вы ее нашли?

— В лесу, — ответил Брэди. — Неподалеку от Шор-Рока.

— Что?! — воскликнула Марта. — Разве вы не искали там?

— Искали, но ближе. Наверное, в эту чащобу никто не заходил, — сказал Брэди.

— Чащоба?! Не могли добраться туда?! — воскликнула Марта. — А как же Кэти туда попала? Что с ней случилось? Может, она упала?

— Не знаю, — пожал плечами Брэди. — Мы вызвали главного патологоанатома…

Марта перебила его, угрюмо продолжив:

— Доктор Лара Макклэтчи даст свое заключение после вскрытия. Знаю, не раз по телевизору слышала. Господи помилуй, за что же мне такое? — Она снова зарыдала. Внезапно она вскочила с дивана и с криком «Я должна ее видеть!» побежала в прихожую, сорвала с вешалки первое, что ей подвернулось под руку — пальто Кэти, — и, распахнув дверь, шагнула в ночную мглу. — Я должна ее видеть! — донесся из темноты голос Марты и оборвался.

Полицейские оторопели. О'Коннор первым оправился от неожиданности и ринулся вслед за Мартой. Далеко бежать ему не пришлось — она лежала в нескольких метрах от дома, между кустиками сирени, и, прижимая к груди пальто Кэти, тихонько всхлипывала. Мелкий унылый дождик шуршал по листьям, еле слышно стучал по мягкой земле.

На следующий день, с девяти утра, к месту происшествия потянулись жители деревни. К тому времени полиция уже оцепила его, перегородив дорогу, поэтому те, кто добирался на машинах, оставляли их внизу, у подножия холма, а уже дальше шли пешком. К полудню вокруг заграждения скопилась довольно внушительная толпа. Подоспели и несколько нарядов полиции из Уотерфорда. Самых угрюмых полицейских О'Коннор выставил у ограждения, приказав никого не пропускать, только молча принимать игрушки и букеты цветов. В толпе стояли фотокорреспонденты из Уотерфорда. Подождав, когда игрушек и цветов скопилось, по их мнению, достаточно, чтобы разжалобить самое черствое сердце, они принялись щелкать затворами камер.

Ричи сидел в полицейском участке спиной к двери, положив на стол локти и время от времени потирая лицо. Он дежурил у тела почти всю ночь, только под утро к нему присоединился наряд, вызванный из Уотерфорда. Услышав чьи-то шаги, Ричи торопливо обернулся и увидел в дверях незнакомую брюнетку. Ричи изумился ее почти гигантскому росту, на первый взгляд в ней было не меньше ста девяноста сантиметров. Инстинктивно Ричи перевел взгляд на ее ноги. На женщине были брюки военного образца — зеленые с черными и коричневыми пятнами. Ричи посмотрел на ее лицо. Оно было очень красиво — с чистой белой кожей, густыми темными бровями и полными губами, без тени косметики.

— Вообще-то участок закрыт, — мрачно произнес Ричи. — Правда, если у вас что-то срочное…

Брюнетка нахмурилась.

— Более чем срочное, — сказала она. Ричи отметил, что говорит она с легким западным акцентом. — Меня вызвали в связи с этим неприятным событием, которое произошло у вас.

— О, тогда понятно. — Ричи вскочил, с шумом отталкивая стул.

— Простите моего напарника, он немного устал. Всю ночь дежурил на месте преступления. — Фрэнк поднялся и протянул вошедшей руку. — Меня зовут Фрэнк Диган. Это мой помощник Ричи Бейтс. А вы, как я понимаю, главный патологоанатом из полицейского управления Уотерфорда.

— Извините. Я как-то не подумал, — сказал Ричи, густо покраснев.

— Ничего страшного. — Брюнетка улыбнулась. — В жизни я выгляжу немного иначе, чем на экране телевизора.

— Да, совсем иначе. — Ричи кивнул.

— Добро пожаловать в Маунткеннон. Правда, ничего доброго у нас в последнее время не происходит.

— Давайте перейдем на ты. Меня зовут Лара. Не проводите меня на место преступления? — Она посмотрела на Фрэнка.

— Конечно. Поехали, — ответил он и направился к двери. Они втроем покинули здание управления, прошли мимо старенького «ситроена», на котором прибыла Лара, сели в «форд-фокус» Ричи и отправились в лес. Прибыв на место, они отметили, что с того момента, как они уехали отсюда, журналистов прибавилось. Теперь, кроме корреспондентов газет, появились еще и телевизионщики. В воздухе стоял густой запах тошноты.

К Ларе подошел один из судмедэкспертов.

— Привет, — кивнула она ему и тут же спросила: — Из наших кто первым сюда приехал?

— Наш молодой, конечно. Алан, — ответил тот. — Но он ничего не делал с телом. Только посмотрел на него, чуть не описался от страха и залез обратно в машину. Там и дрожал до утра.

Лара усмехнулась, повернулась и, не глядя на судмедэксперта, сказала:

— Не принесешь мои причиндалы? Они вон в том «форде». — Она махнула рукой.

— Конечно. Подожди минуту.

Лара надела белый стандартный комбинезон из плотной материи, такого же цвета тапочки и перчатки. Комбинезон был ей слишком велик, но она, как и многие высокие крупные женщины, предпочитала, чтобы он на ней висел, а не облегал ее слишком округлые формы. Натянув капюшон и подоткнув под него волосы, чтобы не цепляться ими за ветки, Лара направилась к телу Кэти.

— У вас сумка какая-нибудь есть? — спросил Фрэнк.

— Нет. — Она мотнула головой. — Мне и пакета хватит, а он у меня в кармане. Основную часть работы я сделаю в морге, здесь только проведу беглый осмотр.

Они зашли за натянутое полицией ограждение — широкое темно-синее с белыми полосами. К ним сразу же подошел какой-то полицейский, записал их имена и время.

— Что это за люди? — Лара обвела глазами небольшую толпу, стоявшую неподалеку.

— Да разные, — ответил полицейский бесцветным голосом и принялся объяснять, тыча пальцем в каждого. — Эти двое — из городского полицейского управления, господин рядом с ними — кажется, врач, а четвертый — мой племянник. Корреспондентом работает в одной из уотерфордских газет.

Лара изумленно посмотрела на него. Фрэнк провел ее к телу по тропинке, отмеченной лентой, затем вернулся к ограждению — перекинуться парой слов с полицейскими, несущими охрану.

У самого тела стоял еще один сотрудник гарды.

— Это свежие следы кого-то из местных полицейских, они приезжали сюда ранним утром. Других следов не было, — доложил он.

— Привет, Алан. — Лара поздоровалась со вторым судмедэкспертом. — Как прошла ночка?

— Лучше не спрашивай, — ответил он и отвернулся.

Лара оглядела место и труп Кэти.

— Кошмар.

— Ты о преступлении или об этих идиотах, что топчутся здесь с самого утра? — спросил Алан.

Он выглядел спокойным, но Лара отлично понимала состояние новичка.

— Обо всем.

— Понятно. — Он наклонился к ней и, кивнув в ту сторону, где отдельно от всех стоял фотокорреспондент, зашептал: — Видишь того парня? У него камера спрятана, но он щелкает ею не переставая. Осторожнее, не улыбайся.

Лара стрельнула глазами в сторону журналиста.

— Спасибо, Алан. Не волнуйся. Кстати, это только кажется, что я улыбаюсь. На самом деле это обычная озабоченность. Или контролируемая злость, как у полицейских. Своего рода профессиональное выражение лица. Чтобы те, кто смотрит новости по телевизору, не думали, что мы в растерянности.

Фрэнк наблюдал, как Лара Макклэтчи присела рядом с телом, затем поднялась и обошла его. Смотрели на нее все, причем так, словно ожидали, что она вот-вот повернется и скажет: «Преступник мне известен, сейчас я назову его полиции, после чего останется только схватить его».

Перед лицом неопровержимого страшного факта никто уже не сомневался в том, что произошло именно убийство. Никому из присутствующих, исключая сотрудников гарды, никогда не доводилось видеть убитых. Фрэнку приходилось сталкиваться с самоубийствами, с последним из них — совсем недавно, когда он вынимал из петли пятнадцатилетнего подростка, повесившегося в сарае. Фрэнка вызвала его мать.

Все его существо протестовало против происходящего. Ему казалось, что вот-вот мир перестанет вращаться и все рухнет. Даже то, что в силу своей профессии Лара собиралась делать с телом Кэти, казалось ему невыносимым. В то же время подсознательно он понимал, что самое ужасное происходило здесь несколько недель назад, и чтобы подобного не случилось с другими, Ларе необходимо проделать все свои манипуляции, какими бы кощунственными они ему ни казались.

Лара снова присела на корточки возле тела, два судмедэксперта присоединились к ней. Следом за ними подошел полицейский фотограф. Полицейские, находившиеся рядом, отступили на несколько шагов назад. Слой за слоем Лара и судмедэксперты начали счищать с тела Кэти листья, ветки и землю. Фотограф беспрестанно снимал происходящее то на фотоаппарат, то на видеокамеру. Работа продолжалась почти два часа, и все это время Фрэнк не отводил глаз от Лары и ее помощников.

Затем на голову, руки и ноги Кэти надели мешки, тело упаковали в большой мешок, застегнули «молнию», положили на носилки и отвезли к машине.

— Причину смерти назвать не можете? — спросил, подойдя к Ларе, детектив О'Коннор.

— Только после вскрытия. Будет указана в заключении, — ответила она. — Кто-нибудь довезет меня до моей машины?

Дюк прижался спиной к теплому кузову машины. Метрах в пяти от него остановилась темно-синяя «тойота». Крупный мужчина, развалившись на водительском сиденье и опустив стекло, слушал репортаж с футбольного матча. Комментатор захлебывался в восторженной скороговорке.

— Дин, пошли. Выключай в задницу приемник. Потом счет узнаешь! — крикнул ему сидевший рядом с ним приятель.

Они вышли из машины и, держа под мышками спортивные луки, направились ко входу в Дромлинский лес. Рядом с воротами, за небольшим столиком, сидела невысокая, очень полная женщина в оранжевом жакете. Перед ней лежали тетрадь и пачка каких-то листков. Записав что-то в тетради, женщина с улыбкой протянула мужчинам ручку. Те, в свою очередь, черкнули что-то — Дюк подумал, что свои подписи, и пошли в лес. Дюк ждал. Машины все подъезжали и подъезжали. Все прибывшие проходили одну и ту же процедуру. Некоторые, правда, не останавливаясь возле женщины, сразу углублялись в лес. У всех в руках были луки. Наконец Дюк решился подойти.

— Привет, — сказал он, улыбаясь женщине. — Не видели, Дин еще не приезжал? Кстати, он должен был прихватить и мой лук.

— Как же, видела. Дин приехал. А вы его друг?

— Да, только вчера прилетел из Соединенных Штатов.

— О, Дин входит в нашу ассоциацию по стрельбе из спортивного лука, — с гордостью сообщила она.

— Спасибо, я это знаю, — ответил Дюк. О такой ассоциации он впервые в жизни слышал. — Мы с ним давно дружим.

Он заполнил бланк и вошел в ворота. Справа и слева под деревьями стояли группы лучников. Кто-то собирал луки, кто-то, собрав их и положив на траву, тихо переговаривался между собой. Вдалеке Дюк заметил какого-то человека в оранжевых брюках и куртке с несколькими знаками «Проход запрещен» на плече.

Неподалеку стояли два мужчины, приехавшие в «тойоте». Луки они уже собрали и, бросив в траву, лениво переговаривались о чем-то, одновременно следя за человеком, расставлявшим знаки. Дюк чуть подождал, пока они отвернутся, бесшумно скользнул мимо них, на ходу молниеносным движением поднял с земли лук и колчан со стрелами и сразу же скрылся за деревьями. Бегом он добрался до своей машины, швырнул стрелы и лук на заднее сиденье, быстро сел за руль и, развернувшись, помчался в город, по ошибке по правой стороне дороги.

* * *

Кабинет патологоанатома в районной больнице Уотерфорда напоминал по форме и размерам класс. Вдоль одной из его стен шли горизонтальные стальные прутья. Фрэнк и О'Коннор неловко переминались с ноги на ногу возле раковины, держа в руках белые маски. Рядом с ними, глядя поверх их голов, стояла Лара. Сцена напоминала захудалый вестерн, когда противники сошлись и первый дрогнет, чтобы нанести последний выстрел. На Ларе был специальный зеленого цвета костюм с резинками на запястьях и на щиколотках, длинная, до колен, накидка, закрывающая все тело, начиная с головы, с мелкой пластиковой сеткой на лице. Маску Лара надевать не стала. Она намазала руки кремом, вытянула из коробки резиновые перчатки до локтей, надела, затем намазала кремом и их, после чего натянула еще пару перчаток. Мужчины, не отрывая глаз, следили за ее движениями.

— Запах как раз меня мало беспокоит, — равнодушно сказала Лара. — Меня больше волнует, чтобы формалин не попал на руки. Есть неприятно, поэтому я и надеваю двое перчаток.

Повернувшись, она направилась туда, где на двух составленных вместе металлических столах уже лежало тело Кэти. Рядом стоял большой лоток с хирургическими инструментами. Фрэнк и О'Коннор неохотно проследовали за Ларой, но к столу подходить не стали, а остановились на некотором расстоянии от него. О'Коннор натянул маску. То же сделал и Фрэнк. Внезапно кабинет заполнил глубокий проникновенный голос Джонни Кэша, звучавший словно из ниоткуда. Ларе нравилось кантри, она всегда перед вскрытием ставила в автоматический стереопроигрыватель несколько компакт-дисков с композициями двух звезд этого стиля — Джонни Кэша и Хэнка Уильямса.

— Работать будем поэтапно, а такой метод, как я выяснила на практике, лучше всего идет под кантри, — пояснила она изумленным полицейским.

Вошли ассистент, фотограф и эксперт-дактилоскопист. С этой минуты и до самого конца вскрытия Лара ни с кем не разговаривала, а только комментировала свои действия.

— А это что еще такое? — спросила она, вытаскивая из раны на шее Кэти металлический фрагмент. Эксперт молча раскрыл пакет, Лара опустила туда находку. — А вот еще такие же, — сказала она, вытаскивая из той же раны еще два металлических фрагмента.

— А что это такое, сказать не можете? — спросил О'Коннор, подходя к ней.

— Понятия не имею, — отрезала Лара. — И иметь не хочу. Меня это не касается. Я только делаю вскрытие. Вы мне мешаете, — недовольно буркнула она.

О'Коннор отошел от стола и встал рядом с Фрэнком. Так они, переминаясь с ноги на ногу, в полном молчании простояли все четыре часа, пока шло вскрытие, после чего снова направились к раковине. Лара стянула одну пару перчаток, затем другую и принялась мыть руки. В дверях кабинета появился Брэди, только что приехавший из Маунткеннона. Поморщившись, он вытащил из кармана платок и прикрыл им нос и рот.

— Отличная у тебя музыка всегда играет, — сказал он, подходя к Ларе.

— Выбираю саму подходящую, — ответила она улыбаясь и продолжила, обращаясь к присутствующим: — Ну что я могу сообщить вам, господа?.. Естественно, сильная травма затылочной части. Скорее всего девушку ударили несколько раз чем-то очень тяжелым. Имеются также следы удушения — сильно повреждены гортань и адамово яблоко. В ране на черепе видны следы деятельности личинок. Дело в том, что когда мухи слетаются на труп, а происходит это через несколько часов после смерти, яйца они откладывают в самых благоприятных местах, в отверстиях — в ушах, глазах, ноздрях, во рту, в пенисе, вагине, в заднем проходе, но прежде всего в рваных ранах. Извините за медицинский натурализм, но, думаю, вам следует это знать. Следы личинок видны также и на руках, что свидетельствует о наличии ран и на них. Скорее всего девушка защищалась.

— Причина смерти? — спросил Брэди.

— Я склоняюсь к мысли, что сначала ее задушили и уже после нанесли несколько ударов по голове. Видите ли, смерть в результате удушения происходит не сразу. Возможно, она долго хрипела, что встревожило преступника. Он испугался и нанес девушке несколько сильных ударов по голове. Схватил первое, что под руку подвернулось. Раны рваные, так что скорее всего он действовал камнем.

— Время смерти не назовешь? — снова спросил Брэди.

— Точно сказать затруднительно, но, судя по степени разложения трупа, думаю, что в тот же день, когда она исчезла.

О'Коннор нахмурился.

— Боюсь, что время смерти сейчас вам никто не назовет, — предположила Лара. — Если бы тело нашли через несколько дней, тогда да. Но когда прошли недели, определить точную дату и время просто невозможно.

— А может так быть, что преступник держал девушку где-то несколько дней, а потом убил?

— Если вы спрашиваете о том, перемещали тело или нет, то отвечаю — пока ничто на это не указывает. Но в процессе более тщательного анализа следы подобных действий могут и обнаружиться.

— Ее изнасиловали? — продолжал расспрашивать Брэди.

— Есть только косвенные признаки изнасилования — белье и джинсы лежали отдельно. Ничего другого я на этот счет тебе не скажу.

— Почему? — поинтересовался Фрэнк.

— Потому что влагалище девушки практически разложилось.

Мужчины смущенно опустили глаза, стараясь не смотреть на Лару. Она же продолжала говорить как ни в чем не бывало:

— Пока я не вижу ничего, что указывало бы на проникновение во влагалище. Возьмем частицы тканей, посмотрим. Но если преступник насиловал девушку, используя презерватив, то сразу говорю — следов его действий мы не найдем.

— Ничего пока нельзя сказать о том, как совершалось преступление? Почему верхняя часть тела присыпана землей и листьями, а нижняя — нет?

— Послушай, Брэди, я не детектив, я врач. Первые результаты вскрытия я тебе рассказала, детали узнаешь из отчета. Все, катись отсюда. — Лара рассмеялась.

— Не хотел бы я услышать это когда-нибудь еще, — говорил Джо, прижимая к себе Анну и поглаживая ее волосы. Она понимала, о чем он говорит. Когда они сообщили Шону о гибели Кэти, из груди его вырвался истошный крик. Всю ночь до самого утра, пока он не заснул, просидели они в его комнате. Анна откинулась на подушку, закрыла глаза и незаметно для самой себя уснула. Постепенно дыхание ее становилось глубоким и спокойным. Джо легонько поцеловал ее в лоб, осторожно поднялся и вышел из спальни на кухню. Там он вытащил из ящика фонарик, сунул его в карман и вышел из дома. Он направлялся в лес, на то место, где было обнаружено тело Кэти.

Оран Батлер сидел на диване, положив ноги на журнальный столик. В одной руке он держал тарелку с печеными бобами, другой брал их и отправлял в рот. Из кухни появился Ричи.

— Какой же ты все-таки засранец, Батлер, — сказал он, поморщившись. — Гадючник развел — противно смотреть.

Оран поднял руку, останавливая его.

— Помолчи. Я такой, какой есть, не лучше и не хуже. И давай закончим на этом. Ты меня уже не исправишь.

Оба они, и Ричи, и Оран, вместе проходили подготовку для службы в полиции, а теперь снимали одну квартиру на Уотерфорд-роуд, в десяти минутах езды от Маунткеннона. Оран работал в отделе по борьбе с наркотиками, который располагался в одном из пригородов Уотерфорда.

— Черт с тобой, грязнуля немытый, — пробормотал Ричи. — Давай рассказывай, как там у тебя на службе.

— Все по-старому. Ловим наркодилеров и прочую шушеру. В пятницу будет большая охота. Берем крупную шайку. Обосновалась в одном из заброшенных складов, неподалеку от ковровой фабрики Хили. Это в промышленном районе Кэрролл. Представляю, что там будет. Звездный час для нашего О'Коннора. Ходит сейчас важный, довольный.

Оран нагнулся, вытащил из коробки под столом банку пива, с треском открыл ее и поднял руку.

— Предлагаю выпить за наш успех.

Он посмотрел на бокал Ричи и скривился.

— Опять эта гребаная минеральная вода? Когда же ты повзрослеешь?

— Заткнись, дырка от задницы, — огрызнулся Ричи.

— Отдаю должное твоей оригинальности и наблюдательности. — Оран сделал несколько глотков из банки и, усмехаясь, поводил ею в воздухе, поддразнивая Ричи.

Джо вполне мог бы проехать не только чуть выше, но и до самой вершины холма, почти к тому месту, где нашли Кэти, но не стал этого делать. Ему нужно было осмотреть как можно большее пространство вокруг него. Батарейки в фонаре подсели, и свет он давал слабый, тусклый, которого едва хватало, чтобы различить тропинку, но большего Джо и не требовалось. Он шел, высоко поднимая колени, чтобы не поломать кустарник. По собственному желанию Кэти забраться в такую чащобу не могла. Ее явно сюда кто-то тащил, живую или уже мертвую. Через пятнадцать минут поисков Джо наткнулся на обрывок полицейской оградительной ленты, второй ее конец свисал с ветки дерева, метрах в двадцати от земли. Джо внимательно осматривал траву, ветки кустов и стволы деревьев. Примятая трава указала ему точное место, где лежало тело Кэти. Он медленно обошел его, затем повернул назад, наклонился и, подсвечивая себе фонариком, принялся осматривать землю. Достав из кармана ручку, он переворачивал ею листья, приподнимал ветки. Вдруг взгляд его упал на знакомый предмет. Джо наклонился чуть ниже, сначала осмотрел его, затем осторожно взял большим и указательными пальцами и поднес к глазам. Это был бумажный красновато-коричневый цилиндр длиной в полсантиметра, суженный с одной стороны и надорванный с другой. Джо отлично знал, что это такое, но понятия не имел, почему он здесь оказался.

Глава 14

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1984 год

— Ах, значит, с глаз долой из сердца вон? — рассмеялся дядя Билл, увидев Дюка на заднем крыльце своего дома. — Давай проходи.

Дюк повертел головой стараясь угадать, откуда идет его голос.

— Да здесь я, здесь. — Широко улыбаясь, Билл помахал ему рукой.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул Дюк, увидев его. — Новый камуфляж прикупил?

— Да, сэр. Старый совсем истерся. Не хочу, чтобы олешки приняли меня за сельского дурачка. Но это не все. Я еще и новый лук себе купил. Побольше и потяжелее того, что у меня был раньше. Ну и мощь, я тебе скажу. Пушка, а не лук. — Он рассмеялся.

— Похоже, у тебя есть какие-то планы? — спросил Дюк.

— Точно, есть. Через пару недель еду в Увальд, на открытие сезона лучной охоты на оленей. Вот так-то, малыш. — Билл слез с крыши и потрепал Дюка по плечу. — Вовсю готовлюсь к поездке. А как матушка твоя поживает?

Дюк знал, что дядя Билл спрашивает о его матери только из вежливости, он даже не был с ней знаком.

— Да ничего. — Дюк кивнул. — Нормально.

— Ну и славно, — равнодушно сказал дядя Билл, осматривая свой новый лук.

— Слушай, дядя Билл, а научи меня тоже стрелять из лука?

Билл удивленно посмотрел на мальчика.

— А ты действительно этого хочешь?

— Очень хочу, — горячо ответил Дюк. — Ведь я уже не маленький, мне можно доверять лук.

— Можно, — сказал Билл, — но только если ты пообещаешь слушать все, что я тебе скажу.

— Обещаю, — отчеканил Дюк, по-военному отсалютовав Биллу.

— Ну что ж, тогда давай сейчас и начнем. Прежде всего нужно определить, как ты будешь держать лук. Кстати, он составной. Глянь, какой красавец. От моего старого отличается тем, что силы тратишь меньше, а убойная сила у него — больше. Ладно, посмотрим, в какой руке тебе нужно держать лук.

— Пишу я правой рукой. — Дюк поднял ее вверх.

— Здесь это не имеет никакого значения. Да и не в руке дело, а в глазах. Какой глаз у тебя главный?

— Я не знаю. — Дюк недоуменно пожал плечами.

— Тогда сейчас определим. Выбери себе какую-нибудь мишень. Вон там, у дерева.

— Ведро с мусором пойдет?

— Пойдет. — Билл кивнул. — Теперь вытяни вперед обе руки и подними ладони, как будто ты регулировщик и останавливаешь движение. Только ладони держи прямо, под девяносто градусов. Вот так, отлично. Теперь опусти вниз большие пальцы. Молодец. А сейчас наложи пальцы правой руки на пальцы левой, чтобы большой палец правой оказался на большом пальце левой. Получился маленький треугольничек. Возьми в него мишень, ни на секунду не выпускай ее из виду и медленно подноси ладони к лицу. Подноси, не бойся. Вот так. К какому глазу ты поднес треугольник?

— К правому, — ответил Дюк.

— Ну вот мы и определили твой основной глаз. Он у тебя правый, как и у твоего старого друга дяди Билла.

— И что это значит? — спросил Дюк.

— А это значит, что лук тебе нужно держать в правой руке, а тетиву натягивать — левой. Теперь пойдем стрелять. — Билл положил руку мальчику на плечо и повернул его к деревьям. — Стань прямо, плечи откинь немного назад, ноги поставь на ширину плеч. Так удобно?

— Да, сэр. — Дюк, улыбаясь, кивнул.

— Отлично. Теперь держи. — Он протянул ему лук.

Дюк взял его в руку и чуть пошатнулся вперед.

Билл засмеялся.

— Что? Тяжелый? А я что говорил? Не то что мой старый. Тебе, конечно, нужен лук полегче. Ну ладно. Продолжим. Теперь клади стрелу. Вот так. Видишь паз на конце стрелы? Тетива должна попасть точно в него. — Он взял из рук мальчика лук, положил стрелу и слегка натянул тетиву. — Понял?

Дюк молча кивнул.

— Теперь смотри на лук. Вот здесь есть выемка. — Он ткнул в нее пальцем. — Сделана она специально для стрелы. А дальше, малыш, тебе лучше просто посмотреть.

Дюк опустил голову.

— Ты чего пригорюнился? Дюк, пойми, разве я могу доверить мальчугану самое настоящее оружие? — спросил он и весело рассмеялся. — Не бойся, я пошутил. На, бери лук.

Дюк быстро взял его.

— Теперь, когда стрела у тебя лежит, натягивай тетиву рукой. Указательный палец должен лежать над стрелой, а два следующих пальца — под ней. Чуть сожми ими стрелу, и главное — не дотрагивайся большим пальцем до паза стрелы. Действуй спокойно, руку расслабь и тяни тетиву. Лук зажми большим и указательным пальцами. Понял?

Дюк посмотрел на Билла и молча кивнул.

— Теперь распрями левую руку, в которой держишь лук, а правую чуть приподними в локте. Натягивай тетиву до тех пор, пока ладонь не станет вровень с челюстью. Старайся не пошатнуться, а то промажешь. Хорошо. А сейчас возьми цель на мушку, она находится в центре лука. Видишь?

Дюк снова кивнул.

— Отлично. Теперь выровняй лук так, чтобы цель, стрела и ладонь на тетиве находились на одной линии. Лук держи строго вертикально. Как? Получилось?

— Получилось, — еле слышно ответил Дюк, стараясь не дрожать от волнения.

— Тогда стреляй. Задержи дыхание и отпускай тетиву.

В последний момент Дюк все-таки покачнулся, и стрела ударила в землю, не долетев до цели примерно метр.

Мальчик смущенно опустил голову и покраснел.

— Не переживай. — Билл похлопал его по плечу. — Ты все делал правильно, но лук для тебя тяжеловат. Ты его держал долго, руки подзатекли. Ничего страшного, у меня самого такое случалось. Вот когда у тебя будет лук под твой вес и рост…

— А он у меня будет? — Дюк вскинул голову и посмотрел на Билла. Глаза его радостно заблестели.

— Ну а как же? Раз ты хочешь научиться стрелять из лука, придется мне тебе его купить.

— Мне? Лук?

— Да что ты переспрашиваешь? Тебе, тебе. А кому ж еще? Мне лук не нужен. Но куплю я его тебе, только если ты пообещаешь каждый день ходить в школу, а не прогуливать уроки. Учиться нужно, а не на берегу ручья дурака валять. Ну что, обещаешь?

Дюк улыбнулся:

— Обещаю.

— В таком случае заметано. Будет у тебя свой лук. А теперь давай-ка полчасика посиди в сторонке. Мне нужно потренироваться, пострелять малость.

Глава 15

Проснулась Анна внезапно. Она раскрыла глаза, попыталась перевернуться со спины на бок и не смогла этого сделать. Руки, ноги, все тело ее словно одеревенели, мышцы на лице свела судорога. Анна немного полежала, затем медленно, превозмогая навалившуюся тяжесть, приподняла руку и опустила на грудь. Тонкая короткая рубашка ее была вся мокрая от пота. Сердце бешено колотилось. Перед глазами замелькали обрывки картин прошлого, закружились странные неясные образы. Внезапно все остановилось и исчезло, сознание начала затягивать черная пелена. Анна почувствовала, как у нее холодеют пальцы ног и рук. Ее охватил панический страх. Она хорошо знала название этого состояния — паралич. Такое с ней уже случалось, именно во сне, глубокой ночью, в периоды острых переживаний. Она могла бы кое-как повернуть голову и посмотреть на часы, но всегда останавливала себя. Анне казалось, что стоит ей взглянуть на циферблат, и время для нее сразу остановится. Она могла бы разбудить Джо, но и этого не делала — боялась испугать. Кроме того, ночные страдания влекли за собой острые приступы паранойи, и Анне не хотелось бы, чтобы Джо знал о них. Обычно она просто некоторое время лежала на спине с открытыми глазами, уставившись в потолок, и ждала, пока дыхание не станет ровным. Затем медленно переворачивалась, приникала к спине Джо, клала руки ему на голову, тихо целовала его плечи и старалась побыстрее уснуть, забыть про страх. Сейчас, после всего, что произошло, Анна чувствовала, что не в силах справиться с собой. Убийство Кэти и разговор с Шоном оказались последними каплями. С момента исчезновения девушки Анна не находила себе места. Постоянные болезненные фантазии были для нее лучшим доказательством того, что для нее паранойя не вымысел, а реальность. Анна встала с дивана, прошла в спальню и села на краешек кровати. Джо не спал. Он лежал на спине, раскинув руки над головой.

— Я должна тебе кое-что рассказать, — заговорила она. — Не знаю, насколько это связано с тем, что сейчас происходит. Хотя, быть может, и связано.

— И что же ты мне хочешь сообщить? — Джо с интересом посмотрел на нее.

— Это касается моих отношений. С Джоном Миллером.

Джо поморщился.

— Когда я училась в колледже, у меня, кроме него, были еще любовники.

— Меня не интересует, сколько времени ты была с Миллером или с кем-либо другим.

— Дело не в том, с кем я была, а когда, — сказала Анна.

— Я тебя не понимаю.

— Я приезжала сюда на каникулы и была с ним.

Джо приподнялся.

— Когда мы с тобой были уже помолвлены? — спросил он, начиная догадываться, к чему клонит Анна.

— Да, — коротко ответила она. Глаза ее наполнились слезами. — Две недели. Все то время, пока я была здесь. Я не знаю, почему на это пошла.

— И сейчас не знаешь почему?

— И сейчас не знаю. — Анна кивнула. — Сама не могу понять. Он оказался здесь…

— А я был за тысячи миль отсюда, поэтому мне можно было наставить рога, — перебил ее Джо.

— Да нет, Джо, нет. Боже, зачем я все это говорю? Ведь все было так давно…

— Вот именно. Для чего ты рассказываешь мне о своих похождениях именно сейчас? — спросил Джо. Он прекрасно понимал, как сильно эмоциональные травмы разрушают душу человека, особенно в тяжелые минуты жизни. Но именно тогда самые мрачные тайны и всплывают.

— Не знаю. Я просто не знаю, что на меня нашло, — повторяла Анна.

— В такое объяснение я просто не верю. — Джо замотал головой. — Ну а в последнее время ты с ним не встречалась?

— Я видела его всего один раз. Он подловил меня поздним вечером, когда я возвращалась домой, прижал к церковной ограде и предложил переспать с ним.

— Что?! — Джо вскочил с кровати. Его затрясло от негодования и ярости.

— Да. Но я отказалась.

— А кто тебя знает? Это ты мне говоришь. Ему ты, возможно, сказала иначе.

— Джо, между мной и Миллером все давным-давно кончено. Ты можешь это понять? — Анна повысила голос.

— Вот замечательно. Приходит жена к мужу и говорит: привет, мол, я тут без тебя немного пошалила, трахнулась кое с кем пять лет назад, но ты не особенно расстраивайся. В общем, муженек, спокойной ночи, все нормально.

— А ты разве мне не изменял? — спросила Анна, едва сдерживая слезы.

— Нет, Анна, я тебе не изменял. Потому что для меня не важно, давно или недавно человек изменил, а сам факт измены и последующей лжи. А совершать такое накануне свадьбы, понимая, что никто ничего не узнает и на тебе все равно женятся, это вообще подлость. Так что ты поступила подло, ты меня обманула…

— Ты жалеешь, что женился на мне? — спросила Анна неожиданно ровным голосом.

— Не паясничай! Я не об этом говорю, и ты меня на словах не подлавливай. Все двадцать лет я был верен тебе, Анна. И поверь, не многие полицейские могли бы этим похвастаться. Ты бы поглядела, что у нас творится ночами. Проститутки с голыми сиськами, танцовщицы в нитяных купальниках, наркоманки. И все готовы на что угодно, лишь бы их отпустили. А сколько обычных женщин готовы отдаться только за то, чтобы соседи их увидели рядом с полицейским. Знала бы ты…

— Джо, прекрати! Я не могу тебя слушать! — закричала Анна, вскакивая с кровати. В глазах ее мелькнул страх. — Спасибо, я все поняла, ты не спал со шлюхами.

— К сожалению! — бросил ей в лицо Джо. — А надо было бы.

— Какой мерзавец, — прошептала она и, повернувшись, направилась к двери.

— Постой! — Джо попытался удержать ее, но Анна, не останавливаясь, оттолкнула его руки.

Инспектор О'Коннор и Фрэнк Диган стояли в центре комнаты в окружении тридцати сотрудников, выделенных для расследования убийства Кэти.

— Итак, ребята, слушайте внимательно, — говорил инспектор. — Что нам известно? Время смерти девушки примерно совпадает со временем ее исчезновения, но не исключено, что несколько дней убийца держал ее где-то поблизости. Труп сильно разложился, поэтому, сами понимаете, точное время гибели девушки определить невозможно, нужно брать в расчет все варианты. Вполне возможно, убита она была в другом месте, а сюда ее перенесли. Для чего — мы не знаем. Причиной смерти послужил удар тупым предметом по голове, предположительно камнем, но перед этим девушку душили. Сексуальное насилие исключать нельзя, хотя явных следов его нет. Во всяком случае, ниже пояса на трупе ничего не было. Ничего заслуживающего внимания в том месте, где был обнаружен труп, мы не нашли. В черепе обнаружены фрагменты инородного металлического тела, которые сейчас исследуются в лаборатории. Результаты получим дня через два-три. Что нам остается? Снова брать опросники и выяснять, не видел ли кто в деревне лиц, ведущих себя странно или подозрительно, не замечал ли в районе леса машин. В общем, нужны свидетели. К нашему делу подключат прессу. Особое внимание следует обратить на друга погибшей девушки, Шона Лаккези. Его отец, Джо Лаккези, которому, кстати сказать, принадлежит этот участок леса, работал в полиции Нью-Йорка, в отделе по расследованию тяжких преступлений. Мне известно, что вчера поздно вечером он приезжал на то место, где нашли тело. Возможно, он искал какие-то улики либо обнаружил что-то. Давайте будем предельно внимательны…

Динамики наполнили салон джипа слащавым голосом Гейнсбурга. Джо, поморщившись, резко нажал на кнопку, выключая стереоприемник, и в полной тишине рванул автомобиль с места, еще не зная, куда поедет. Он не мог справиться с гневом, который душил его, вызывая панику и страх. Весь ужас ситуации заключался в том, что она грозила остаться такой же, как и сейчас. Джо встал перед лицом неопровержимого факта — Анна изменяла ему. Невыносимая мысль распаляла фантазию, а та наполняла его мозг отвратительными картинами и образами. Он вспомнил себя двадцать лет назад. Как он был уверен в себе, когда вокруг него рушились браки, как радовался он, возвращаясь домой, к верной и любимой жене. Теперь его тогдашнее самодовольство казалось ему смешным. И его брак оказался ничем не лучше других, тех, что распались на его глазах. Во всяком случае, закончился он тем же самым — предательством, горечью разочарования, злобой, ранами в душе. Джо крепко вцепился в руль, набирая скорость. Он проехал еще немного и вдруг понял, что ему нужно остановиться и все хорошенько обдумать. Затормозив и прижав машину к обочине, Джо огляделся и обнаружил, что находится совсем недалеко от дома Миллеров. Он опустил спинку сиденья, удобно откинулся в кресле, положив голову на подголовник, и закрыл глаза. Внезапно в тишине послышался чей-то хриплый кашель. Джо быстро открыл глаза, повернулся и увидел Джона Миллера. Тот стоял у металлической изгороди и вытаскивал из пачки сигарету. Джо попытался представить, как он выглядел восемнадцать лет назад, когда Анна, уже помолвленная с ним, приехала сюда на две недели. Несмотря на свой возраст, двадцать один год, Анна уже хорошо знала, чего хочет от жизни. Может быть, именно потому она так быстро согласилась выйти замуж за него. Джо вспомнил, как он довез ее до аэропорта и посадил в самолет, летевший в Ирландию, а когда он взлетел, заплакал и, чтобы никто не видел его слез, спустился в зал возле камеры хранения. Теперь Джо понимал, почему он тогда заплакал. Он чувствовал, он предвидел обман. Тогда Джон Миллер был высоким, широкоплечим, отлично сложенным парнем, большим любителем спорта, особенно регби. Теперь от того Джона ничего не осталось. У изгороди дома стоял жалкий пьянчужка в серых мешковатых штанах, потрепанной рубашке и поношенных дешевеньких ботинках. И от этого зрелища на сердце Джо становилось еще более горько.

Но Кэти не вырвалась бы даже от такого недоноска. Он бы ее придавил одним своим весом. Еще каких-то пять лет, и он превратится в развалину. Нет, с сильной женщиной, такой, как Анна, ему не справиться. Поэтому он нашел послабее, молоденькую девушку, напоминавшую ему Анну, которую он впервые встретил здесь. Возможно, он поджидал Кэти, напросился проводить ее, а она согласилась. Из жалости или сочувствия. В любом случае у нее не было оснований не доверять ему.

Миллер докурил сигарету, бросил на землю окурок, затоптал его и пошел к дому. Джо проводил его долгим взглядом, потом завел двигатель и поехал обратно, в Шор-Рок.

Услышав звук клаксона, Анна выскочила из дома и побежала по тропинке. Рэй вышел из кабины и направился к задней двери своего фургона.

— Привет, Рэй, — сказала Анна. — Спасибо, что так быстро приехал.

— Да не за что, — ответил он. — В общем, все три панели я привез. Если хочешь, могу их сейчас же и установить вместо проржавевших.

— Рэй, ты чудо. — Анна улыбнулась. — Буду тебе очень благодарна. А ты один их внесешь наверх?

— Конечно, внесу, они не такие тяжелые, как кажутся. Кстати, я привез и пару канистр с керосином. Сэм просил. На всякий случай, если вдруг понадобится что-то подчистить.

— Отлично! — воскликнула Анна.

Рэй внимательно посмотрел на нее, затем опустил голову.

— Ты, случаем, не приболела? Выглядишь неважно.

— Нет, ничего страшного. Я в порядке. Просто плохо спала. Сам знаешь… — Она замялась.

— Знаю. — Рэй кивнул. — Кошмар. До сих пор не могу поверить. — Он похлопал по кузову машины. — Ну ладно. Работать-то все равно нужно. Слава Богу, много времени эта возня не займет. А ты можешь идти. Увидимся вечером, перед гражданской панихидой по Кэти, и я тебе расскажу, как тут все идет.

— Странно. Когда умирает ребенок, все хотят с ним проститься, — задумчиво произнесла Анна. — Идут на панихиду, потом на отпевание, на поминки. Приходят утром выразить сочувствие. Наверное, так и следует делать.

В ворота въехал Джо. Он остановил джип не возле входа в дом, а чуть в стороне, вышел из кабины и, не останавливаясь, на ходу коротко кивнув Рэю, направился в дом. Так же торопливо он поднялся наверх, подошел к столику, на котором стоял телефон и лежал телефонный справочник Дублина, и принялся искать в нем номер Тринити-Колледжа.

— Алло, это факультет зоологии? — спросил он, набрав номер.

— Да, — ответил ему мужской голос.

— Добрый день. Мне хотелось бы поговорить с кем-либо из ваших энтомологов.

— Сейчас здесь только Нил Колумб, но в данный момент он на занятиях.

— А вы не могли бы оставить ему записку с моим телефоном и просьбой позвонить мне?

Закончив разговор, он посмотрел на часы и, прежде чем отправиться в ванную переодеться, заглянул в комнату Шона поздороваться. Когда он, уже одетый, в ванной протирал ботинок чистым белым полотенцем, поставив ногу на крышку унитаза, вошла Анна.

— Боже мой. Что ты делаешь?! — Она всплеснула руками. — Ты посмотри, ведь под ванной полно тряпок.

Джо посмотрел на нее и увидел в ее глазах слезы.

— Не знаю, как он все это выдержит.

— С нашей помощью, — тихим, но твердым голосом ответил Джо.

— Какой ужас, — прошептала Анна.

— Не шуми.

У ворот, ведущих в ритуальный зал, стояли Фрэнк и О'Коннор. На детективе были те же очки, которые Фрэнк в первый раз увидел на нем в тот день, когда обнаружили труп Кэти. Сейчас он заметил, что глаза О'Коннора не слезятся.

— Я смотрю, вы совсем забросили контактные линзы? — спросил Фрэнк.

— Да ну их, — махнул рукой О'Коннор. — Фрэнк, вы, конечно, знаете, что из ста процентов преступлений, совершаемых подростками, в девяноста присутствует алкоголь. По-моему, это уже ни в какие рамки не лезет. И получается парадокс: с одной стороны, подросткам нечего делать и они пьют, а с другой — взрослые видят это, негодуют и ничего не делают. На радиостанции звонят тысячи и возмущаются тем, что подростки вечерами шатаются по улицам пьяные, но никто из них не обращает никакого внимания на собственных детей. Больше того: никому и в голову не приходят, что их дети — часть проблемы. Невероятно, но это так. Вчера Пол Вудс привел в участок одну девчонку, которая не то что на ногах не стояла — из машины еле вылезла. Он позвонил ее матери, все рассказал, но та не поверила, пока не приехала к нам и не увидела все своими глазами. Представляешь? Сопливая девчонка пятнадцати лет от роду, сиськи — наружу, мини-юбка еле задницу прикрывает, валяется на лавке в полицейском участке, а рядом кудахчет ее мамаша, жалеет бедняжку. А с наркотиками дело еще хуже. Все наркоторговцы организованы в шайки, прикрываются законом. К ним в машину черта с два залезешь — сразу закричат про нарушение прав. Ужас. А сами вкачивают в город тонны наркотиков.

— М-да. — Фрэнк вздохнул.

— Вот давай возьмем прошлый месяц, — продолжал О'Коннор. — Вычислили мы одну шайку, две недели ее пасли. Продавали наркотики в диско-клубе для подростков. Ждали, когда клуб заполнится, затем приезжали туда на машинах, подростки к ним подходили, брали товар — и все. Но как только наши люди попытались к ним приблизиться, машины сразу же исчезли. И на следующий день все повторялось. Мы знаем наркоторговцев, знаем, на каких машинах они разъезжают, а сделать ничего не можем. Родители в бешенстве, газеты криком кричат, нас ругают все, кому не лень.

— Напрасно они, конечно. Мы делаем все, что можем, — вставил Фрэнк.

— Слава Богу, у нас здесь в этом отношении поспокойнее. Пока ограничиваемся одними предупреждениями. — Он замолчал, увидев подходившего к ним Ричи. — Что-то ты еле идешь. Рассказывают, ты вчера здорово набрался. — Он усмехнулся.

Ричи все понял. Оран любил приврать о том, как они с Ричи, по его выражению, «мощно принимают на грудь» вечерами.

— Я в полном порядке, — пробубнил он.

— Ну вот и молодец. — О'Коннор перевел взгляд на Фрэнка.

Джо увидел, как Шон входил в ритуальный зал через боковую дверь. Он был на полголовы выше остальных учеников и в своем новом черном костюме казался среди них настоящим мужчиной. Они входили молча, ошеломленные происходящим, едва сдерживая слезы.

Джо посмотрел в сторону полицейских, стоящих у ворот.

«Интересно, какие между ними могут быть отношения?» — внезапно подумал он. Полицейские у ворот с безучастным видом наблюдали за входящими. Фрэнк и О'Коннор тихо переговаривались о чем-то, кивая знакомым. Рядом с ними переминался с ноги на ногу Ричи, чувствовавший себя явно не в своей тарелке. Фрэнк и О'Коннор чуть отвернулись от него, всем своим видом показывая, что Ричи в их беседу лучше не вступать. Фрэнк выглядел уверенным, он, по-видимому, устал от Ричи и, очевидно, хотел разнообразия в общении со своими коллегами. Он внимательно слушал О'Коннора — почтительно, но не лакейски наклонив голову. Джо отметил, что за входящими фактически никто не наблюдал, разве что О'Коннор иногда бросал на них вопросительные взгляды.

— О чем ты думаешь? — спросила Анна, взяв Джо под руку.

Он легонько отстранил ее.

— Может, пригласим кого-нибудь из ребят к нам? Пусть посмотрят маяк, отвлекутся, — предложила Анна.

Джо посмотрел на нее так неодобрительно, что она безо всяких объяснений поняла — он этого не хочет. Весь день с утра Джо не только не смотрел на нее, но и не обращал на нее никакого внимания. Все, что говорила Анна, пролетало мимо его ушей. Даже сюда он пришел только ради Шона. А уж если говорить честно, то скорее чтобы не ставить Анну в неудобное положение перед соседями. И еще назло Джону Миллеру. Перед его глазами снова возникли смутные образы его Анны и Миллера. Джо было не важно, что все это случилось между ними почти двадцать лет назад. Он любил Анну, поэтому, независимо от срока давности, нанесенная ею рана так кровоточила сейчас. Джо инстинктивно поежился. Он чувствовал, что Анна смотрит на него, но не обернулся к ней. Внезапно у него начала побаливать голова и затекать челюсти. Спустя минуту боль уже неистово пульсировала в висках, нижняя часть лица затекла, а шея одеревенела. Джо не шелохнулся, продолжая смотреть перед собой невидящим взглядом.

* * *

Марта Лоусон сидела возле гроба дочери — своего единственного ребенка.

Ритуальный зал был полон, на гражданскую панихиду по Кэти пришли почти все жители Маунткеннона. Пение церковного хора то стихало, удаляясь, то нарастало, обрушиваясь сверху и обволакивая зал. Женщины постарше, склонив головы в тихой молитве, перебирали пальцами четки. Смущенные ученики, разбившись на группы, в одинаковых серых костюмах и платьях, еле слышно произносили известные им строки псалма. В их глазах Марта видела беззаветную веру вперемешку с сомнением. Ученики бросали робкие взгляды на гроб с телом Кэти, стоявший в центре зала. Уже положенная на него крышка говорила о полном окончании жизненного пути. Среди присутствующих учеников были такие, которым уже доводилось провожать в последний путь своих престарелых родственников, видеть, как люди подходят к открытому гробу прощаться с умершим, дотрагиваются до холодных мраморных рук, целуют лоб. Но им еще никогда не приходилось сталкиваться с тем, чтобы прощались с шестнадцатилетней девушкой.

Марта Лоусон оперлась на руку сидящей рядом сестры Джин. Горе лишило ее сил. Лицо ее осунулось и постарело, глаза сделались пустыми. Под ними лежали большие черные круги. Всю жизнь она была ревностной католичкой, верила и молилась она всегда истово, потому что надеялась и любила Бога и человеческую доброту. И никто не способен был отнять у нее эту веру. Марта не сомневалась в справедливости промысла Божьего, но и недоумевала. Ей казалось непонятным, почему именно она за прошедшие восемь лет вот уже второй раз сидит здесь и принимает соболезнования. Сначала рак отнял у нее мужа, и вот теперь дочь ее стала жертвой убийцы. Марта смотрела на гроб и не верила, что в нем лежит истерзанное тело ее девочки. Когда молитва закончилась, все потянулись к выходу. На улице уже стоял катафалк, на котором гроб с Кэти должны были перевезти в церковь.

Отец Флинн, старенький приходский священник, пустым невыразительным голосом отчитал знакомые молитвы. За все время службы в Маунткенноне он так и не научился видеть, что за каждым ритуалом отпевания стоит людское горе и печаль. Проповедь его была пуста и бессодержательна. Слушали ее невнимательно, ерзая и перешептываясь. Марта не слушала ее вовсе, думая о завтрашнем дне. Ее двоюродный брат Майкл, священник при папском престоле в Риме, обещал приехать и отслужить заупокойную службу по Кэти. Он сумеет найти нужные слова.

У входа в маяк горели высокие факелы, отбрасывая на лужайку перед ним почти мистический отсвет. Брендан, фотограф, нанятый журналом «Вог», суетился возле них с рулеткой, измеряя длину теней электронным фотоэкспонометром. Шон бросил на него недовольный взгляд и зашагал к дому. Джо посмотрел на Анну.

— А что я могу поделать? — Она развела руками. — Дату съемок обговорили еще полтора месяца назад.

— Знаю, — коротко бросил Джо.

— Придется весь вечер проторчать здесь. Если понадоблюсь, позовите меня, — сказала Анна.

Следующее утро выдалось морозным. Над деревушкой висела густая завеса тяжелых мрачных облаков, с моря дул пронизывающий холодный ветер. Жители, собравшиеся у входа небольшой каменной церкви на краю деревни послушать проповедь отца Майкла, зябко поеживались. Двери церкви раскрылись, все заторопились войти, начали рассаживаться. Раздался звон колокола, все встали. Появились и направились к алтарю сначала два мальчика-прислужника, а за ними и сам отец Майкл. Он подошел к микрофону, легонько постучал по нему пальцем, проверяя звук.

— Садитесь, — произнес он мягким, чуть дрожащим голосом и начал проповедь: — Когда Кэти было три года, я научил ее двум словам из сборника «Ридерз дайджест». Эти слова были «сочувствие» и «ободрение». На следующий день я спросил ее: «Как ты говоришь, когда понимаешь, что творится в душе другого человека?» Кэти нахмурилась и опустила головку. Я не стал ей подсказывать, просто решил подождать, пока девочка сама вспомнит. Вдруг она рассмеялась, хлопнула мне по руке своей маленькой ладошкой и сказала: «Ободри меня, Майкл». Давайте сегодня, перед лицом этой страшной трагедии, не только выразим сочувствие матери и друзьям Кэти Лоусон, но и ободрим их. Сколько есть в нас сил, поддержим друг друга в вере и в памяти о Кэти. Она сама просила меня об этом. Я знаю, что песни, которые ее друзья, и особенно Шон, выбрали для нашей проповеди, полны надежды и ободрения. — Он повернулся и кивнул небольшой группе учеников, стоявших на балконе, и те запели. Теперь вместо Кэти в хоре пела другая девушка. В ее тихом и нежном голосе явственно слышались слезы. Это было ее первое выступление, и давалось оно ей с большим трудом.

Отец Майкл продолжил:

— Мы собрались здесь не только ради того, чтобы выразить сочувствие матери Кэти, Марте Лоусон, и ее друзьям, поддержать их в вере и надежде. Мы пришли сюда все вместе также и потому, что нам непонятно, как эта трагедия могла случиться. Почему эта веселая шестнадцатилетняя девушка, давшая многое и своей семье, и своим друзьям, ушла от нас так рано и так неожиданно? Сколько ненависти нужно иметь в своем сердце, чтобы так гнусно и подло отнять у нас Кэти Лоусон! И кто этот злодей, который обагрил свои руки невинной кровью?

Отец Майкл замолчал на несколько минут. В церкви стояла полная тишина. Был лишь слышен шорох листов блокнота, на котором местный журналист торопливо записывал проповедь.

— Этого мы с вами, возможно, не узнаем, — снова заговорил священник. При этих словах все повернулись в сторону Фрэнка Дигана и Ричи Бейтса. — Зато нам следует хорошо знать другое — змея ненависти не должна вползти в наши сердца. Ненависть заставляет страдать маловеров, она делает их несчастными, она их губит. Наши же сердца давайте наполним добротой и любовью друг к другу и памятью к Кэти.

Джо был выше всех остальных пяти человек, несших вместе с ним легкий гроб с телом Кэти. Ему пришлось идти чуть сутулясь и не разгибая колен. Позади них шла Марта, за ней — все остальные. Процессия медленно достигла кладбища и остановилась возле свежевырытой могилы. Гроб опустили рядом.

Одним из тех, кто оказался к могиле ближе других, был Шон. До последнего момента ему не верилось в жуткую реальность происходящего, он просто не мог представить, что все это связано с Кэти. Он посмотрел на гроб и внезапно осознал, что это она сейчас лежит там, в деревянном ящике, что он может дотронуться до нее, но она не встанет, потому что она мертва. Она лежит в гробу, в атласных пеленах. Как она сейчас выглядит? Большая, такая же, какой он ее знал, или совсем крошечная, почти незаметная в складках материи? Но какой бы она ни была, теперь ее нет и уже никогда не будет. Она уходит, и уходит безвозвратно. Шон тихо заплакал.

Все, кто сдерживался во время службы, тоже дали волю слезам. Гроб начали опускать в землю. Послышались рыдания, и чем глубже гроб уходил вниз, тем громче они становились. На секунду над могилой мелькнула дрожащая юношеская рука и бросила в нее нежную белую розу.

После похорон все отправились в дом Марты Лоусон, где ее соседки с утра готовили еду для поминок. Анна вошла позади остальных и сразу увидела Джона Миллера. Он прошел мимо очереди в ванную и, скользнув в заднюю дверь, вышел из дома в сад. Анну передернуло, до того отвратительной показалась ему вся его фигура, сутулая, в поношенной одежде. «Слава Богу, что у него хватило ума убраться отсюда», — мелькнула у нее мысль. Чтобы не толкаться в прихожей, Анна вышла на улицу, и вдруг перед ней снова возник Миллер. Она не удивилась, в глубине души ей хотелось, чтобы он подошел к ней.

— Джон, что с тобой происходит? Ты понимаешь, что ты калечишь себе жизнь? — спросила Анна. В голосе ее звучал скорее вызов, чем интерес.

— И чем же я ее искалечил? — Он гадливо усмехнулся. — Тем, что сходил пописать в садик?

— «Молнию» на брюках застегни. Еще немного, Джон, и ты вконец опустишься. Одумайся, пока не поздно! — выпалила Анна.

Джон Миллер хотел что-то возразить, но она уже отвернулась от него, торопливо уходя прочь. Он только махнул рукой и, слегка пошатываясь, пошел по тропинке назад, в дом.

Ричи и Фрэнк, прижавшись плечами друг к другу, сидели за маленьким столиком на кухне и пили чай с бутербродами.

— Извините, что отрываю вас, — сказал Джо, входя к ним. — Но мне хотелось бы…

— Слушай, давай поговорим потом, — оборвал его Фрэнк, откусывая бутерброд.

Джо оторопело посмотрел на него.

— Почему, Фрэнк? Пусть расскажет что-нибудь, позабавит нас, — язвительно произнес Ричи. — Давно я над ним не смеялся.

Джо почувствовал себя жалким. Он стоял перед ними с картой в руках, не зная, что сказать.

— Гляди-ка… — Ричи кивнул в его сторону. — Он опять карту притащил.

Джо взял себя в руки и начал объяснять свою версию. Когда он закончил, упомянув, что, кроме Мэй Миллер, крика никто не слышал, Ричи спросил его:

— А откуда тебе известно, что, кроме нее, его никто не слышал?

— Потому что я их расспрашивал, — ответил Джо. Он хорошо представлял, что за этим последует, и не ошибся.

— Не лезь не в свое дело! — рявкнул Ричи. — А что, если Кэти не заходила на кладбище и не возвращалась потом на дорогу, чтобы направиться домой своим обычным путем, мимо дома Мэй Миллер? Как она оказалась мертвой на твоем участке земли?

Фрэнк вздрогнул и удивленно посмотрел на Ричи.

— Ты отлично знаешь, сукин сын, что лес — это не моя собственность, это ваша собственность, — отрезал Джо. — И это тебя, тупого болвана, нужно спросить, как Кэти туда попала. Ты ведешь расследование, а не я.

Лицо Ричи налилось кровью.

Фрэнк поднялся.

— Ричи, не кипятись, — сказал он спокойным голосом. — Мы знаем, что Кэти возвращалась домой мимо дома Грантов, а Мэй Миллер утверждает, что слышала крик.

Джо покачал головой и молча вышел. Фрэнк повернулся к Ричи.

— Послушай, ты можешь не орать и не нервничать, когда с тобой разговаривают?

— Ну а как же я должен еще с ним разговаривать? — пробормотал Ричи.

— Тихо и хладнокровно. Так, как ты, не работают. Мне в будущем году на пенсию, работать осталось несколько месяцев, а ты мне все портишь. Я не хочу, чтобы вся деревня переругалась.

— Ну и уходи на пенсию, чего ты волнуешься? Я-то не ухожу, буду работать здесь. И ты тоже должен понять, что для меня главное — это моя карьера, и гробить ее из-за чужака Лаккези я не собираюсь. Ты что хочешь мне говори, а для меня они оба — и папаша, и сынок — суки приезжие.

— Ричи, попридержи язык, ты все-таки на поминках сидишь, а не в баре. Запомни это и помолчи. — Фрэнк сел и, взяв в руки чашку, сделал несколько глотков чаю. — Чужаки они или нет, но работать мы с тобой обязаны как положено. Понятно? И вот еще что запомни — я лучше оставлю после себя висяк с убийством, чем обвиню кого-либо несправедливо и потом буду остаток жизни мучиться совестью. И не забывай, что расследование формально ведет управление полиции в Уотерфорде. То есть карьера твоя зависит не от меня, а от тебя и от того впечатления, которое ты произведешь на О'Коннора.

— Как это?

— А вот так. Результаты твоей работы скажут о том, как ты взаимодействуешь с людьми, главным образом с жителями деревни. Слушать нужно, а не бычиться; запоминать, а не орать. Иначе с тобой никто разговаривать не будет. Что в мое время, что сейчас полицию не очень-то уважают. Когда я еще был курсантом, учился в полицейской школе в Темплмуре, один из преподавателей, бывший детектив, любил нам повторять: «Если вы прошли по улице и навешали предупреждения о штрафе на все припаркованные машины, вас все станут ненавидеть. Но если вы идете по улице и ни на одну машину не навесили предупреждение о штрафе, то и в этом случае вас тоже станут ненавидеть».

— Значит, мы с тобой гниды. Все, на этом и закончим.

— Нет, закончим мы на том, что от тебя лично зависит, будут ли нас уважать или ненавидеть.

— Да мне наплевать, что обо мне подумают.

— А вот мне — нет. Потому я сначала думаю, а потом уже говорю. И тебе советую делать то же самое.

Дверь в комнату Шона была открыта. Анна подошла к ней и остановилась. Шон, одетый в широкие джинсы и футболку, спал, свесив ноги с кровати и раскинув руки по подушке. Точно так же, как и в детстве. «Да он и сейчас еще ребенок», — подумала Анна, и по щекам ее потекли слезы. Шон открыл глаза, увидел стоящую в дверях мать и, чуть вздрогнув, медленно повернулся на бок. Анна хорошо понимала его ощущения. Так всегда бывает во время пробуждения, перехода из одного мира в другой — из мира сладких грез в мир мрачной реальности. Шон закрыл лицо ладонями, немного полежал так, затем поднялся и сел на кровати, упершись в спинку и поджав ноги. Положив руки на колени, он опустил на них голову. Сердце Анны заныло. Молча она подошла к нему, обняла, прижала к себе, начала покачивать его. И вдруг Шон разрыдался, тоже совсем как ребенок. Она сидела и молчала, тихо покачивая его, а он плакал — горько, навзрыд. Что Анна могла сказать ему сейчас? Чем утешить? Тем, что та, которую он любил, молодая цветущая девушка, находится сейчас на небесах, среди ангелов, где нет ни радости, ни печали и откуда нет возврата?

— Я люблю тебя, — еле слышно прошептала Анна и погладила его по мокрым волосам. — Поплачь, дорогой, так будет легче.

Анна не знала, сколько они просидели так. Постепенно рыдания Шона начали стихать, он чуть успокоился.

— Не понимаю, я просто не понимаю, почему именно она… Почему не кто-нибудь другой? Ведь она была такая… — Он запнулся и снова заплакал. Анна крепче прижала Шона к себе. Она продолжала гладить его волосы, пока он снова не заснул. Тогда она положила его голову на подушку, прошла из комнаты на кухню и там, опустившись на стул, не в силах больше сдерживаться, дала волю слезам.

Старинные часы в баре Данаэра пробили полночь, но никто из посетителей уходить не собирался. Сюда пришли все, кто был на похоронах или в доме Марты Лоусон, на поминках по Кэти.

— Решил облегчиться? — усмехнулся Рэй, глядя, как Джо поднимается со стула.

— Сейчас вернусь, — ответил он. Только в этот миг, оказавшись без опоры, Джо понял, что пьян. Ничего удивительного, он с самого утра почти ничего не ел, если не считать четырех таблеток болеутоляющего и двух молочных коктейлей с вишневым вареньем. При таком дневном рационе три кружки крепкого темного пива и две рюмки виски кого угодно заставят шататься.

Джо вышел на улицу и направился к туалету. Кабинка с дверью была занята, пришлось ему войти в другую. Пока он, покачиваясь, расстегивал «молнию», из соседней кабинки послышался чей-то голос:

— Не торопись, приятель, я сейчас выхожу.

Джо насторожился.

— Не стоит беспокоиться, — ответил он, стараясь говорить бодрым веселым голосом, как он обычно это делал, когда не знал, чего ждать от незнакомца. — Меня вполне устраивает и здесь.

— Да ладно, подожди секунду. Хоть на теплом круге посидишь. Считай, специально для тебя нагрел.

Раздался тихий смешок, Джо тоже хмыкнул из вежливости. Дверь соседней кабинки открылась, из нее вышел мужчина и в ту же секунду растворился в темноте. Джо прислушался, вокруг все было тихо, лишь слабо поскрипывала на петлях дверца кабинки. Джо зашел в нее, закрыл дверь, расстегнул пиджак и сразу услышал тот же голос:

— Как я вижу, несладко тебе тут живется, да?

Джо попытался угадать, откуда идет голос. Казалось, что кто-то стоит совсем рядом, возможно, сзади, за стенкой, и говорит, прижавшись к ней лицом. Джо замер, немного подождал, но ничего больше не услышал — ни шелеста раздвигаемых веток, ни шороха шагов. Джо продолжал стоять не двигаясь.

— Ладно, приятель, всего тебе самого лучшего, — произнес тот же самый голос.

В это время в баре из развешанных по его углам динамиков сначала раздался писк и скрежет микрофона, а затем голос подвыпившего Эда Данаэра:

— Джентльмен, владелец автомобиля марки «лохань» с регистрационным номером девяносто два АБ сто шестьдесят пять семьдесят три, выйдите и уберите его к чертовой бабушке с дороги, а то приличные люди выехать из-за вас со стоянки не могут.

— Да убери ты свой микрофон, я и без него тебя хорошо слышу! — прокричал Рэй.

— Заткнись, пьянчуга, и иди выполняй что приказано, — сказал Эд и рассмеялся.

Рэй поднялся и пошел к дверям, на ходу вытаскивая из кармана брюк ключи от машины.

— Слушай, крутая у тебя прическа, — произнес Рэй, подходя к фургону, возле которого стоял, переминаясь с ноги на ногу, какой-то высокий молодой мужчина. Волосы по бокам головы у него были острижены, и только посередине проходил гребень, состоящий из острых конусов, длина которых постепенно увеличивалась ото лба к затылку.

— Это твой рыдван? — спросил он Рэя. — Давай быстрее отгони его, мне выезжать нужно.

— А куда торопиться? — с вызовом произнес Рэй. — У меня не горит. Или тебя парикмахер заждался?

— Убирай свой утиль, — злобно прошипел незнакомец. Сунув руки в карманы и угрожающе нагнув голову, он исподлобья смотрел на Рэя.

Рэй презрительно хмыкнул, сел в кабину и в секунду развернулся на месте, освобождая выезд. Выйдя из машины, он направился к бару, вполголоса напевая: «У моей милашки по сто фунтов ляжки».

Внезапно на плечо ему легла рука и развернула на сто восемьдесят градусов. Перед Рэем стоял все тот же незнакомец с вызывающей прической.

— Ты хотел, чтобы я отогнал машину? — грозно спросил Рэй. — Так давай двигай отсюда! — Он попытался оттолкнуть незнакомца, но пошатнулся. В ту же секунду тот ударил его в грудь, не очень сильно, но вполне достаточно, чтобы Рэй, чертыхаясь, полетел на землю. Тем временем незнакомец запрыгнул в свой пикап и, резко нажав на газ, умчался со стоянки. С минуту Рэй, ничего не понимая, сидел на земле, потом встал и начал отряхивать брюки. Внезапно взгляд его привлек небольшой блестящий предмет. Рэй нагнулся и поднял небольшой круглый значок с позолотой по краям и золотым рельефным рисунком в центре.

Джо сидел за столиком с новой кружкой темного пива в руке.

— Что с тобой? — удивился он, взглянув на Рэя. — Где это ты успел вывозиться?

— На стоянке, — ответил Рэй. — Какой-то ублюдок двинул меня в грудь. Явно американец. Высокий, тощий, плоский как камбала, в обтягивающих джинсах, рубашке на застежках и в высоких армейских ботинках. Прическа у него — полный ураган. Ирокез игольчатый. — Рэй засмеялся. — Физиономия вполне приятная, но то, что он малость не в себе, — точно. Набросился на меня только за то, что я посмеялся над его прической.

— Представляю, что ты с ним сделал, — сказал Хью, поднимая в притворном ужасе руки и закрывая ими глаза.

— Не волнуйся, я нормально выступил. — Рэй подмигнул ему. — Кстати, Джо, посмотри-ка, что он выронил. Какое-то ювелирное украшение. — С этими словами он швырнул на стол значок.

Едва только Джо взглянул на него, как внутри у него все оборвалось. Мгновенно протрезвев, он, едва дыша и не отрывая глаз, смотрел на предмет. Ему было непонятно, как этот блестящий кружок мог здесь оказаться. Мозг Джо лихорадочно заработал, выдвигая версии одна невероятнее другой. Перед глазами его всплыл другой такой же предмет — небольшой кругляшок черного цвета с позолотой по краю и золотой фигуркой ястреба в центре. Джо схватил значок и бросился из бара. Выскочив из двери, он остановился и поднес к глазам значок, пытаясь рассмотреть его получше при свете сильной люминесцентной лампы, висящей над входом в бар, и окончательно убедился — перед ним был абсолютный двойник уже виденного им значка. Тот же размер и такая же фигурка ястреба в центре, парящего с опущенным клювом. Только на этой фигурке были мельчайшие следы краски. Вероятно, владелец значка случайно задел им о дверь кабинки, когда выходил из туалета. А отцепился от рубашки он уже потом, на улице, тем более что крепился значок не булавкой, а с помощью простой мягкой иголки.

До самых ворот дома Джо бежал и только на аллее, ведущей к входной двери, перешел на шаг. Немного постояв, переведя дыхание, он вставил ключ в замок и вошел в дом. В доме было тихо. На кухне Джо увидел Шона. Тот сидел за столом, уставившись покрасневшими от слез глазами на холодильник. На дверце его, прикрепленная маленьким магнитом с фигуркой машины-такси, висела фотография, сделанная летом, которую Джо не видел прежде. На ней были изображены Шон и Кэти. Они сидели, чуть откинув головы назад, прижавшись щеками друг к другу. Загорелая кожа Шона резко контрастировала с белизной лица девушки. Лицо Шона было чуть повернуто к Кэти — казалось, он собирается поцеловать ее. Джо подошел к сыну и положил ему на плечо руку. Шон вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна, молча встал, вышел из кухни и поднялся к себе в комнату.

Джо направился в кабинет, сел за стол, снял трубку и принялся набирать прямой номер Дэнни, но, не закончив, бросил трубку на аппарат. Он включил компьютер, вошел на домашнюю страницу сервера Google и в строке «поиск» напечатал подряд три слова: «ястреб», «значок», «полет». Появились самые разные ссылки, включая «полет братьев Райт», «знаки различия» и «Черные ястребы Чикаго». Джо сузил критерии поиска, ограничив его словами «черный, золотой, ястреб, значок». На этот раз ссылок было меньше, но они были еще экзотичнее, с указаниями на ареалы обитания пятнистых ястребов и темно-бордовых иволг и производства золотых булавок для галстуков с изображениями быка. Набор из слов «Техас, значок, ястреб» оказался менее информативным, но и в нем было около десятка страниц ссылок. Джо, решив рискнуть и просмотреть хотя бы одну из них, быстро натолкнулся на сайт о жизни дикой природы в Техасе, принадлежавший некоему Ларри, кликнул мышкой. На экране появились две большие цветные фотографии. На первой были изображены четверо мужчин лет под пятьдесят, в армейском камуфляже, обвешанные биноклями, фотоаппаратами и видеокамерами. Под ней стояла надпись: «Мы с Диком, Бобби и Джимми в лесу на севере Техаса, впервые в жизни увидели золотого орла (да-да, вы не ошиблись — мы его видели, вот так!»).

— Ты даже не представляешь, как я рад за вас, — прошептал Джо, закрывая картинку. На второй фотографии оказалась все та же четверка, но теперь уже голая по пояс. Под ней тоже была надпись: «Завидуйте нам! Не поверите, но мы купили эти очень редкие значки в местной лавке всего за десять долларов!»

Джо почувствовал, как у него застучало в висках. На ладони у одного из мужчин на фотографии он увидел точно такой же значок, как и тот, что сейчас лежал перед ним. Тот же небольшой черный круг с золотой окаемкой и та же золотая фигурка парящего ястреба в центре. Он внимательно рассмотрел лица мужчин. Сейчас им, судя по дате на фотографии, должно было быть где-то за шестьдесят.

— Чем ты тут занимаешься в столь ранний час? — раздался за спиной Джо голос Анны.

— Исследую дикую жизнь, — ответил он не оборачиваясь, нервно постукивая пальцами по столу.

— Понятно, — сказала она и тихо вздохнула. — Ужасный день… — Анна помолчала. — Спать не собираешься?

— Нет, — ответил Джо. — Хочу еще немного посидеть здесь.

Анна тихо прикрыла за собой дверь. Перед глазами Джо снова возникла жалкая фигура Джона. И вдруг он вспомнил скандал, который разыгрался между его отцом и матерью, когда ему было семь лет. Перегородки между комнатами были тонкие, и он хорошо все слышал.

— Ну и чем я тут, по твоему мнению, весь день занимаюсь? — спросила мать.

— Да, скажи мне, чем ты тут без меня занимаешься?! — закричал отец.

— Сказать? — Мать тоже повысила голос. — Я воспитываю детей, готовлю — для них и для тебя тоже, — стираю… Вот чем я занимаюсь. А ты чем занимаешься, Джулио?!

— А я строю будущее для наших детей!

— И какое же это будущее ты им строишь?! — Голос матери сорвался на визг. — Они тебя не видят всю неделю. Я тебя не вижу. Я не хочу, чтобы мой сын стал таким, как ты!

Потом голоса стихли, а минут через пять он услышал мягкие шаги матери. Она спустилась по лестнице и прошла через зал в его спальню. Тихо открыв дверь, она приблизилась к его кровати, тихонько скользнула под одеяло и крепко обняла его. Он почувствовал на ее щеках и волосах слезы.

Джо перевел взгляд на экран. Стало быть, кроме самого Ларри и трех его друзей, закоренелых любителей дикой природы, еще два человека не только купили себе такие же значки, но и хранили их почти двадцать с лишним лет. Доналд Риггз в то время был совсем мальчишкой. Почему, умирая, он сжимал этот значок? И кто обронил такой же значок у бара Данаэра? Джо снова поднял трубку и стал набирать номер.

— Привет, Дэнни. У меня к тебе пара вопросов, — сказал Джо. — Посмотри файл одного парня. Зовут его Доналд Риггз.

Последовало молчание.

— Не помнишь? Ну, тот, который в парке Бауна… Там еще взрыв был…

— Я все хорошо помню, — ровным голосом ответил Дэнни. — Я просто думаю, на кой черт он тебе понадобился.

— Мне нужно знать, не было ли у него в Техасе закадычных друзей. Не посмотришь?

— Нет проблем. Посмотрю. Только у него вроде до того раза конфликтов с законом не было…

— Дэнни, не смеши меня. Просто выполни мою просьбу — посмотри его досье. Да, и вот еще что: найди, если делать не хрена, тот значок, что был у него в руке в момент гибели. Поройся в мешке среди вещественных доказательств.

— Судя по твоему равнодушному голосу, все это имеет для тебя какое-то особое значение, — сделал вывод Дэнни. — Расскажи, что там у тебя стряслось.

— Расскажу, когда сам узнаю! — отрезал Джо. — И знаешь, придержи язык за зубами, не сболтни, случаем, кому-нибудь о моей просьбе.

Джо положил трубку, выключил компьютер и некоторое время сидел в полной темноте. Затем он встал из-за стола, вышел из кабинета и поднялся по лестнице в спальню для гостей. Открывая дверь, он вдруг увидел Анну, выходившую из зала. Она взглянула на него, и лицо ее внезапно просветлело, на губах появилась легкая улыбка. Анна всегда была сексуальна и привлекательна, оставаясь такой и сейчас. Глядя на Джо, она поправила волосы, грудь ее чуть приподнялась. Джо снова представил, как к ней прикасаются сальные ладони пьяницы, и внутри у него все передернулось. Анна поняла, что он чувствует, глаза ее погасли, она опустила голову. Джо вошел в пустую холодную комнату и, включив свет, закрыл за собой дверь.

Глава 16

Корпус-Кристи, Техас, 1985 год

Большой красный флаг на длинном шесте, установленном у входа в парк Хейзел-Бейзмор, трещал на ветру. Наверху, над воротами, красовался плакат: «Добро пожаловать в мир дикой природы».

— Во дают! Дикая природа. Как будто здесь порновыставка идет, — пробормотал Дюк.

— Это точно, — кивнул Донни.

— О чем это вы там шепчетесь? — усмехнулся дядя Билл.

— Да так, — ответил Дюк. — Красиво тут. — Он огляделся.

— Красотища, — сказал дядя Билл. — Уверен, что вам понравится.

Он подошел к будке у ворот и купил три входных билета.

— Только здесь и можно узнать все о дикой природе Техаса.

Вокруг бегали, смеясь и прыгая, маленькие дети, тянули родителей в разные стороны, стараясь посмотреть как можно больше разных животных и птиц. Два человека, одетых в костюмы бурундука и совы, раздавали детям зеленые воздушные шарики. Многочисленные лотки были забиты книгами, атласами, чучелами и фигурками представителей всего животного мира Техаса. Фотограф в ярком кремовом костюме бродил в толпе, предлагая сфотографироваться на память о посещении парка.

Обращали на себя внимание четверо мужчин в пятнистой армейской униформе, очень похожие на прифронтовых корреспондентов: с фотоаппаратами, биноклями и видеокамерами на шее, с ранцами за плечами и большими сумками на боку.

— Давай-ка, парень, — обратился один из них к фотографу, — сними нас вчетвером. Такой день нужно отметить. Как-никак мы увидели сегодня пятьсот видов птиц.

Фотограф отступил от них на несколько шагов, навел фотоаппарат и щелкнул. Через несколько минут из его «Полароида» выполз яркий цветной снимок.

— Ну а вы как решили? Не будете фотографироваться? — Дядя Билл наклонился к Дюку и Донни.

— Не-а. — Донни мотнул головой, потирая худую прыщавую шею.

— Ладно. Пошли дальше. Отметим наше посещение парка как-нибудь иначе, — согласился дядя Билл.

— Гляди сюда! — воскликнул Донни и показал пальцем в сторону небольшого столика.

— Вот что, ребятки. Я вас тут на пару минут оставлю, а сам пробегусь по рядам. Вот вам пара долларов, можете их потратить. — Дядя сунул Дюку деньги и исчез в толпе.

* * *

За столиком сидела немолодая женщина и, словно карты, тасовала в руках небольшие плоские резиновые кольца. На столе в три ряда, на небольших перевернутых чашках, лежали различные призы, некоторые из них довольно дорогие. Каждый последующий ряд возвышался над предыдущим дюйма на полтора. Заметив Донни и Дюка, женщина подмигнула им:

— Единственное, что вам нужно сделать, — это бросить кольцо так, чтобы оно накрыло приз, и он — ваш.

— Да знаем мы, — буркнул Дюк.

— Ну и что? Играть будете? На доллар даю пять колец.

Дюк передал ей два доллара и взял кольца. Оглядев ряды с призами и заметив в среднем серебряные электронные часы с красным циферблатом, он повернулся к Донни, показал на них и произнес:

— Видишь? Смотри, сейчас мои будут.

Женщина захихикала. Дюк одобрительно посмотрел на нее, поднял правую руку и, прежде чем метнуть кольцо, сказал:

— Легко. А чего тут? Как камешки по воде кидать.

Он прицелился и метнул первое кольцо — оно ударилось в следующий ряд. Дюк обозлился и начал быстро метать остальные. В минуту они у него кончились.

— Ты мошенничаешь! — завопил Дюк, поворачиваясь к хозяйке.

— Следи за своим языком, сопляк! — огрызнулась та.

Дюк поднял ногу, чтобы запрыгнуть на столик, но женщина, вдруг проявив необыкновенную прыть, выскочила из-за него и попыталась схватить Дюка за куртку. Он резким движением оттолкнул ее руку и злобно прошипел:

— Не трогай меня, старая сука!

— Ну что, ребятки. Уже три часа. — Билл положил руки на плечи Дюку и Донни и повернул их в сторону низковатой сцены, где высокий, чуть сутуловатый мужчина в бежевом костюме устанавливал на большом деревянном столе треугольный знак.

— Круто! — в один голос воскликнули Дюк и Донни. Они направились к столу, возле которого уже стояла небольшая толпа. Закончив приготовления, мужчина в бежевом костюме подошел к микрофону, чуть приподнял его и заговорил:

— Добрый день всем. Меня зовут Ленни. Я приехал сюда специально, чтобы рассказать вам об одной из самых известных ловчих птиц во всей Северной Америке. Называется она «пустынный канюк» — по-латыни Parabuteo Unicinctus — и принадлежит к семейству хищных птиц, ястребов, опять же по-латыни Accipitidae. Водится она на громадной территории от Аризоны до Мексики и дальше, вплоть до Чили и Аргентины. В полете крылья ее издают характерный шум, поэтому некоторые называют пустынного канюка ревущим ястребом. Птица эта не очень крупная — весит от шестисот граммов до килограмма. Самка обычно больше, тяжелее и сильнее самца. Ну а теперь самое забавное, если можно так сказать. Пустынный канюк — это небесный волк. Кто-нибудь из вас знает, почему я так сказал? — Он вопрошающе оглядел толпу.

У Дюка загорелись глаза. Он не только знал — он видел, как охотятся и убивают канюки.

— А сказал я так потому, — продолжал мужчина, — что охотятся канюки группами, как волки или как львы. Отмечу, что для хищных птиц такой способ охоты крайне редок. Добычу канюки выслеживают и загоняют по двое, по трое и даже более многочисленными группами. Атакуют они по всем правилам тактики и стратегии, прекрасно понимая, что происходит, и на ходу распределяя роли. Сначала они делают облет территории и внимательно высматривают добычу, и если она есть, то объединенные воздушные силы канюков начинают охоту. Способов для этого у них множество. Например, такой: одна птица выгоняет добычу, к примеру, зайца, мелкого грызуна или ящерицу, на открытое место, затем, по очереди с другими канюками, начинает ее гонять кругами до полного изнеможения, до абсолютной потери способности к сопротивлению. Не забывайте, что канюк — это птица-охотник, по-другому она просто не умеет жить. Шевелящуюся мышь канюк видит с расстояния в милю. У канюков есть третье веко, которое закрывает один глаз, чтобы он не повредился либо в полете на большой скорости, либо во время непродолжительной схватки с дичью. Когти у канюка невероятно мощные. Все вы слышали о так называемых коммандос. Это идеальные солдаты, прекрасно обученные, сильные, выносливые, всегда собранные и готовые убивать. То же самое можно сказать и о канюках. Правда, в отличие от коммандос у канюков есть один серьезный недостаток — охотятся они только днем. Ночью они видят так же неважно, как и мы с вами.

Рассказывая, мужчина постоянно жестикулировал. Дюк глаз не сводил с него, затаив дыхание. Он следил за каждым его движением.

— Вот так, дамы и господа. Нашу пернатую малышку, пустынного канюка, вполне можно назвать машиной для убийства. Но в то же время вы едва ли найдете во всей Северной Америке птицу, которая выглядела бы в своем стремительном полете так изящно и грациозно. — Он улыбнулся. — Однако меня сильно огорчает тот факт, что некоторые охотники, которые разводят ловчих птиц, в частности пустынных канюков, — лицо его постепенно становилось серьезным, — говорят только о том, как, — он сделал ударение на этом слове, усилив свой монолог очередным жестом, ткнув пальцем в аудиторию, — его питомцы убивают. Ловчие птицы предназначены не для убийства. — Он выпрямился и возвысил голос. — Пустынный канюк не убивает, он добывает себе пищу. Это его способ борьбы за выживание. Все мы в той или иной степени убийцы.

Билл остался дослушивать речь. Дюк потянул Донни за руку и шепнул:

— Отойдем на минуту?

— Что случилось? — удивленно спросил его Донни, когда они вышли из толпы.

— Слушай, здорово он говорил! — восторженно произнес Донни.

— Да, здорово. Ну и что? — ответил Донни.

— Даже страшно делается, как подумаешь, как они убивают.

— Точно, командой работают, — согласился Донни.

— Мы тоже могли бы стать командой.

— Дюк, а разве мы с тобой не команда?

— Команда. Но мы тоже могли бы действовать, как они.

— Чего действовать? Ящериц убивать? — Донни рассмеялся. — Или зайцев гонять?

— Да ладно тебе. Мы бы тоже могли брать то, что нам хочется.

— А что тебе хочется?

— Не знаю. Пока не знаю. — Дюк неуверенно пожал плечами.

— А я знаю, что мне хочется. Вон ту девчонку где-нибудь в углу тиснуть. — Донни указал пальцем на девочку в обтягивающей короткой футболке и совсем коротенькой голубой юбочке.

— Брось ты, я не об этом. Вот если бы мы что-нибудь захотели, то мы могли бы помочь друг другу получить это. Ну вот, например…

— Что например? — раздражительно перебил его Донни. — Чего ты мнешься? Скажи по-человечески.

— Донни, сейчас я еще не знаю, чего мне хочется. Помнишь, как они возле дома дяди Билла охотились? Как гонялись за добычей. Лично я такое никогда не забуду.

— Ну и что с того? Они всегда охотятся, когда есть хотят. Слышал, что этот мужик сказал? У них такой образ жизни, борьба за выживание, — невозмутимо произнес Донни.

— Да наплевать мне на их выживание. Я, может быть, тоже выживать хочу.

— А кто тебе не дает?

— Так вот об этом я и толкую, — прошептал Дюк. — Пора нам позаботиться о нашем собственном выживании. Взять то, что нам хочется.

Минут пять Билл, нахмурившись, молча изучал содержимое прилавка, на котором, помимо обычных фигурок животных и птиц, лежало множество самых разных значков, затем обратился к стоящим позади него Дюку и Донни:

— Идите-ка сюда, посмотрите.

Ребята подошли к столу и начали с интересом разглядывать поделки.

— Обратите внимание вон на те значки, с канюками.

— Сразу видно знатока, — улыбнулся продавец, сухонький, морщинистый, но очень подвижный старичок. — Это действительно пустынный канюк. Но значки дорогие, по десять долларов штука. Тут и работа прямо-таки ювелирная, да еще позолота. Редкость, в наших местах только один мастер их и делает.

Билл хмыкнул.

— Скорее всего больше-то у меня и не будет после всех моих покупок. — Он достал бумажник, вытащил купюры, посчитал — оказалось ровно двадцать долларов. — Возьму два значка.

— Поздравляю, как раз для вас осталось два. Последних. — Продавец подал Биллу две кустарные простенькие коробочки, в которых лежали удивительно красивые значки — темно-бордовые с золотой каймой по краям и золотой фигуркой пустынного канюка в центре.

— Держите. От меня на память. — Билл сунул коробочки Донни и Дюку.

Поздним вечером Донни и Дюк сидели скрестив ноги на берегу ручья, у раскидистого клена. Рядом с ними лежали, разгоняя темноту, два карманных фонарика. Донни вытянул вперед руку, разжал ладонь, и на ней блеснул значок с прямой иглой.

— Теперь зажми ладонь, — сказал Дюк.

Донни сжал. Дюк схватил ладонь друга двумя руками и сдавил ее так, что тот закричал от боли.

— А сейчас сделай то же самое с моей рукой. — Дюк взял свой значок в ладонь и согнул пальцы. Донни сдавил ее, но Дюк не вскрикнул, только лицо его сильно побледнело.

Они положили значки на землю, соединили окровавленные руки и одновременно произнесли:

— Клянусь быть верным всю жизнь.

— Клянусь быть верным всю жизнь.

Глава 17

В открытую дверь гостиной Джо увидел Анну. Она стояла возле большого, прислоненного к дивану прямоугольного предмета, напоминающего картину, и срывала бумагу, в которую тот был завернут. Из-под последнего ее слоя действительно начало показываться полотно в объемной грубоватой раме — разной длины и ширины черные мазки, проведенные наискось, на шероховатой, выкрашенной в белый цвет материи. Распаковав картину, Анна отступила от нее на несколько шагов. Пока она любовалась картиной, Джо вошел в комнату. Услышав его шаги, Анна вздрогнула и повернулась к нему. Джо взял со стола накладную, посмотрел на нее и хмуро произнес:

— Только не нужно мне говорить, что за эту мазню с моего счета снимут триста семьдесят пять евро.

— Снимут, — холодно ответила Анна.

— Да когда же это кончится? — Джо посмотрел на жену.

— Прости, но я заказала ее полтора месяца назад. Брендан снова едет сюда — ему необходим материал для съемок. Так что картина мне нужна.

— Нужна, нужна… — Джо передразнил Анну. — И что еще тебе нужно?

— Джо, ты ничего не понимаешь, — со злостью сказала Анна — Зачем же ты лезешь в мою работу? Да, мне все это очень нужно. И мебель, и картина, и диван, и именно такой пол. — Она обвела рукой комнату.

— Анна, я тебя прекрасно понимаю. — Джо заговорил спокойнее. — Скажу больше — мне нравится твоя работа и твоя целеустремленность. Но только мне хотелось бы думать, что твоя цель — не разорить нас. — Он повернулся и пошел из комнаты. Уже у двери он обернулся и, не останавливаясь, бросил через плечо: — Замечательная картина. Просто сногсшибательная.

Шон повернул за угол, но, увидев группу стоявших неподалеку одноклассников, отпрянул. Трое из них разговаривали между собой.

— Да ладно тебе, нашел кого бояться, америкашек. Да козлы они все.

— Козлы — это точно, но все равно хорошо, что он не появился. А то хреново бы нам пришлось.

— Брось ты, мы все равно бы сделали этих неудачников.

— Не знаю. Тихони — они как раз самые опасные. Черт его знает, что они могут выкинуть.

— Но какой же он тихоня? Он вполне нормальный, как все.

— Да, но я не то хотел сказать. Я имел в виду, что отмачивают чего-то особенное как раз те, от кого меньше всего этого ожидаешь.

— Ну тогда ты у нас самый подозрительный и есть.

Все засмеялись.

— Точно-точно. Ботинки высокие носишь, стрижешься под ноль, косуха вон на тебе какая клепаная. Фильмы со Сталлоне и Шварценеггером по двадцать пять раз смотришь. Нет, с тобой даже рядом стоять опасно, — сказал один из школьников и, испуганно замахав руками, чуть отошел в сторону.

— Да, но только меня никто не собирается забирать в полицию, — возразил тот, о ком говорили.

— Ну ты, задница, помалкивай. Разве Шона кто-нибудь туда забирает?

— Нет… — замялся он. — Но все равно подозрительно как-то. Папаша его рыщет по деревне, чего-то вынюхивает, всех расспрашивает. Тоже мне, Джессика Флетчер. Люди недовольны, — продолжал он. — Ричи тоже плющит. Ведь папаше Шона все рассказывают, а ему — нет. Пока он там соберется к кому, Лаккези-старший уж там побывал, и Ричи спроваживают. Говорят, мол, надоел ты нам со своими показаниями, мы, вроде того, все уже рассказали. Вот он и бесится. Кстати, он говорит, что надо бы осмотреть участки леса поближе к маяку. В смысле к дому Лаккези.

— Ты прямо как моя мамаша говоришь.

— Мы еще посмотрим, кто прав.

— Заткнись ты.

— Не, ребята, а смешно все-таки сейчас его кличка звучит. Счастливчик, называется. В такое дерьмо вляпался.

— Прости, Марта, очень не хотелось бы тебя беспокоить, но у меня есть к тебе еще вопросы. — Фрэнк натянуто улыбнулся. — Можно, я еще раз осмотрю комнату Кэти? Кто знает, не пропустил ли я в прошлый раз что-нибудь? — Он беспомощно развел руками.

— Да, конечно, Фрэнк, пожалуйста, — вздохнула Марта. Она впустила Фрэнка, проводила до спальни дочери, открыла дверь. — Кэти была такая скрытная. Это неправильно — дети должны все говорить своим родителям, ничего от них не утаивать.

Было раннее утро, серое и дождливое. В комнате стоял полумрак, свет через зашторенные окна почти не проникал. Марта и Фрэнк посмотрели вверх, где на потолке висели две длинные люминесцентные лампы. Марта нажала кнопку выключателя, полумрак рассеялся. Сев на краешек кровати, она сгорбилась, уперлась локтями в колени, прижала кулачки к верхней губе, задумалась, застыла. Глаза и нос у нее покраснели от постоянных слез.

Вдруг Марта встрепенулась и смущенно покраснела.

— Извини, Фрэнк, я тебя отрываю, — засуетилась она. — Я пойду, а ты тут смотри сколько нужно.

Фрэнк в который раз уже оглядел знакомую комнату, очень типичную для любой девушки-подростка. Веселенькие розовые обои на стенах. В одном месте от них был оторван небольшой кусок, явно для каких-то заметок. Стеганое одеяло в цветочек, чуть поблекшее или выгоревшее на солнце. Простенькая, но современная настольная лампа возле кровати. Фрэнк вдруг подумал, что шкаф в комнату следовало бы ставить коричневый, а не песочного цвета. В недавнем прошлом его, правда, перекрасили в белый цвет, с розовыми полосками по краям. Странно, но нигде не лежали так любимые девушками мишки и куколки. Фрэнк подошел к зеркалу — на его рамке, сверху, висела широкая лента, к которой зажимами были прикреплены фотографии. Ни на одной из них он не увидел Кэти. На одной фотографии была изображена Эли, на другой — Шон, на третьей маленькая улыбающаяся девочка стояла рядом с мужчиной, подняв кверху головку и держа его за руку. Фрэнк присмотрелся к фотографии и понял, что это и есть Кэти, рядом со своим отцом. Дата на снимке говорила, что сделан он давно, лет за пять до его смерти.

На тумбочке возле зеркала стояла раскрытая коробочка со шпильками, резинками, губной помадой и дешевенькой бижутерией. Шкаф находился справа. Фрэнк повернулся к нему, раскрыл дверцы и просмотрел одежду на полках. На дне шкафа лежало несколько пар старой обуви и две старые теннисные ракетки. Фрэнк нагнулся и внезапно увидел большой толстый конверт с поздравительными открытками внутри. Первая была от подруг Кэти с невинным полудетским текстом ко дню рождения, с крупным красным сердечком вместо слова «любим» и подписями подружек из класса. Фрэнк высыпал содержимое конверта на кровать. Часть открыток была от подруг, несколько — от Шона. Среди остальных Фрэнк увидел несколько «валентинок». На одной из них, лежавшей в бледно-розовом конверте, был изображен улыбающийся медвежонок с букетиком роз. Фрэнк раскрыл «валентинку» и прочитал написанное детским почерком наивное поздравление, завершалось которое почему-то большим вопросительным знаком. Фрэнк удивился. Кому это пришло в голову отправлять Кэти такое простенькое поздравление? И сколько лет пролежала здесь эта открытка? Когда и кем она была отправлена? Он посмотрел на конверт и увидел прошлогодний штемпель. Но с чего бы ребенку поздравлять Кэти? Или это писал взрослый, подделывая свой почерк под детский? Но с какой стати?

Фрэнк бегло просмотрел остальные открытки, еще раз оглядел комнату, вышел и направился по лестнице вниз, в гостиную, где сидела Марта. Марта встала из-за стола, словно все это время ожидала Фрэнка.

— Ну и как? — взволнованно спросила она. — Нашел что-нибудь.

Фрэнк помахал открыткой, показал ее Марте.

— Не знаешь, кто мог такую открытку прислать Кэти?

Марта взяла ее, пробежала глазами текст, тихо улыбнулась и заплакала.

— Не думала, что Кэти станет беречь ее, — сказала она, хлюпая носом. — Эту открытку ей прислал Питер Грант, благослови его Господь. Такая милая открытка. Кэти она очень понравилась. Может, напоминала о ее детстве, не знаю. Она и мне ее показывала. В ней нет ничего неприличного. Знаешь, Фрэнк, другие открытки она мне не давала читать. — Марта посмотрела на него. — Помню, как мы с Кэти смеялись над этой надписью и особенно над вопросительным знаком. Почерк Питера школьники узнают сразу, ставил бы он вопросительные знаки или не ставил. Он таким же почерком пишет в классах объявления. — Марта внезапно прекратила рассказывать, помолчала. — Ой, прости еще раз, Фрэнк, опять я расчувствовалась. А что, ты хочешь взять эту открытку? Пожалуйста.

— Нет-нет, Марта, мне она пока не нужна, — ответил Фрэнк и, попрощавшись, ушел.

Инспектор уголовной полиции Майлз О'Коннор припарковался в конце аллеи, вышел из машины и направился к двери дома Лаккези, на ходу любуясь видом на маяк. На его звонок вышел Джо.

— Великолепно вы здесь все отделали, — вместо приветствия сказал О'Коннор.

— Тут всем занимается моя жена, — ответил Джо.

— И вид отсюда замечательный.

— Само место прекрасно расположено, — кивнул Джо.

— Надеюсь, вы меня знаете. Но представлюсь на всякий случай. Я инспектор уголовной полиции Майлз О'Коннор.

— Знаю, конечно. Проходите.

Они вошли в зал.

— Я хотел бы поговорить с вами о нашем расследовании. Насколько мне известно, вы принимаете в нем участие. Добровольное, — поправился он. — Так вот я хотел бы попросить вас… — Он замялся.

Джо отлично понимал, чем закончится предложение и как не хочется инспектору вести весь этот разговор.

— И о чем же вы хотели меня попросить?

— Не мешать ходу расследования, — закончил инспектор. — Извините, но мне не нравится, когда кто-то вмешивается в мою работу, ходит, расспрашивает, приезжает в полицейский участок без приглашения и дает свои рекомендации о том, что нужно делать и как.

— Мне казалось, что каждый человек имеет право и даже обязан помогать полиции. Все, что я говорил вашим людям, основывается на моем опыте…

О'Коннор нервно перебил его:

— Послушайте, я вас отлично понимаю. Вы хотите сказать, что мы все делаем не так, что мы сельские полицейские, медлительные и нерасторопные, не проявляем должной активности… — Он замолчал.

Джо стоял, не говоря ни слова, ожидая продолжения.

— Вы что, действительно думаете, что мы работаем кое-как? — Инспектор посмотрел в лицо Джо. — Так я вам скажу — мы делаем все, что в наших силах. Просто в Ирландии принцип работы другой. Мы действуем медленнее. Мы не разъезжаем в «феррари» и не хватаем всех подряд.

— Я тоже не ездил в «феррари» и тоже не тащил в кутузку всех, с кем разговаривал, — парировал Джо, глядя мимо О'Коннора.

— Охотно верю. Но подходы у нас — разные.

— Возможно, так оно и есть, — согласился Джо.

— Вот поэтому я и прошу вас воздержаться от дальнейшего оказания помощи нам. Я не могу вам приказывать, поступайте как хотите, только не нужно больше нас дергать. Мы обойдемся без ваших нравоучений. — Он уже было направился к двери, но вдруг обернулся. — Не знаю, на каких уж там машинах вы ездили и как вели расследование, быстро или нет, но у нас тут, во всяком случае, нет миллионной статистики преступлений. К примеру, во всем Уотерфорде за год их совершается меньше полусотни.

Джо передернуло.

— Ошибки делают все и везде, — продолжил О'Коннор, — и в Ирландии, и в Нью-Йорке, но уж по крайней мере меня не выкидывали из полиции за превышение служебных полномочий…

— Успокойтесь, инспектор. Вы знаете, что мой сын дружил с Кэти.

— Тогда тем более вы должны держаться от этого дела подальше…

— А вы бы на моем месте как поступили, мистер О'Коннор?

— Я бы доверил это дело профессионалам, — зло бросил тот.

— По-вашему, я не профессионал?

— Здесь вы любитель, компрометирующий своими действиями работу местной полиции. Пока жители Маунткеннона думают, что вы нас консультируете. Но лично мне ваши советы начинают надоедать. Поэтому я прошу вас, и сейчас уже официально, не мешать ходу расследования. Я, конечно, вам сочувствую, как-никак вы имеете отношение и к погибшей, и к ее матери, но дело есть дело. Надеюсь, что вы меня правильно поняли. С сегодняшнего дня мы больше не рассчитываем на ваше участие в любой форме. — Он чуть поклонился и вышел.

Когда Фрэнк вернулся от Марты Лоусон в участок, Ричи готовил себе кофе.

— Ну как? — спросил он. — Нашел чего-нибудь интересное?

— Ничего, если не считать поздравительной открытки, «валентинки» от Питера Гранта. Она лежала на самом дне шкафа, в комнате Кэти. Не знаю, что и думать. Он, конечно, парень тихий и мухи не обидит, но вдруг он делал ей предложение, а она его отвергла или посмеялась над ним? Черт его знает…

— Давай я съезжу в школу и поговорю с ним, — предложил Ричи. — Ты его уже допрашивал? Ну и что? Я привезу его сюда. А у тебя сегодня выходной, так что можешь спокойно идти домой.

Фрэнк пожал плечами.

— Давай-ка припомним, что он нам говорил о том, как провел тот вечер. Он сказал, что смотрел какой-то документальный фильм про автогонки по телеканалу «Дискавери». Не припомнишь, какая там была тема?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Ричи.

— Тему на канале «Дискавери».

— Не понимаю.

— Там все программы тематические, меняются каждый день. Космос, микрокосмос, преступления, древние цивилизации, ну и так далее. Какая тема была в тот вечер? А, вспомнил! — воскликнул он. — Нора же в тот вечер тоже «Дискавери» смотрела. Показывали исторический художественный фильм о ком-то. Все, значит, никаких автогонок там не было, они к истории не имеют никакого отношения.

— Не волнуйся, я все у него выясню и про историю, и про автогонки. Прищучу его, и он все мне выложит.

— Слушай, Ричи, ты на Питера не дави. Он все сам выложит и так. Будь с ним повежливее, понял?

— Все путем, не проблема.

— Смотри у меня… — Фрэнк покосился на Ричи.

Облокотившись на лестницу, Рэй с улыбкой смотрел на Анну. У ног его стояли две большие бутыли с краской, белой и зеленой. Впервые за последние сорок лет внутренняя часть маяка сияла чистотой — стены посветлели, обновились панели и часть сетки.

— Ну как? Нравится?

— Превосходно! — похвалила она. — Осталось только покрасить. Ты умеешь выводить колера и все такое?

— Умею, конечно. Белая краска пойдет на стены, зеленой покрашу потолок, все металлические части и лестницу, разумеется. Будет очень красиво.

— Тогда я пойду, не стану тебе мешать. — Анна повернулась и начала спускаться.

Ричи оглядел себя в зеркало, остался доволен собой, усмехнулся, провел рукой по гладко выбритым щекам и подбородку. Снял с полки одеколон и, закрыв глаза, тщательно опрыскал лицо, затем, взяв крем, принялся смазывать волосы, одновременно наблюдая, как на руках его вздуваются мышцы и упираются в рукава рубашки. В отличие от многих, с кем он учился в полицейской школе в Уотерфорде, он ежедневно тренировался в гимнастическом зале, поэтому и считался одним из первых по физической подготовке. Ричи всегда посмеивался над теми, кто был слабее его, особенно над двадцатилетней молодежью, уже нарастившей себе пивные животы и не собиравшейся избавляться от них. Еще раз оглядев себя в зеркало и пробормотав: «Ну, давай, Питер, поглядим, что ты там мне наплетешь», — он вышел на улицу. В школу он поехал на полицейской машине, хотя идти до нее было всего ничего.

По средам учеников отпускали рано, поэтому школа уже опустела. Питера Гранта он нашел в одном из классов. Тот неторопливо, как и все, что он делал, протирал доску.

— Приветик. — Широко улыбнувшись, Ричи помахал ему рукой.

Тот удивленно посмотрел на него и, застыв с губкой у доски, тихо ответил:

— Здравствуй, Ричи.

— Здравствуй, Питер. Как дела? Как здоровье?

— У меня все нормально. Вот стою, доску протираю.

— Питер, а не хотел бы ты прокатиться со мной до полицейского участка? Мне нужно с тобой кое о чем поболтать.

Рука молодого человека застыла, глаза широко раскрылись.

— Зачем? — прошептал он.

— А затем, — ответил Ричи, зная, что у Питера не хватит духу спорить с ним.

— Ну хорошо, — кивнул тот. — Я только плащ возьму.

Он пошел по коридору в учительскую, снял с вешалки плащ и, вдруг почувствовав головокружение, обратился к Пауле, учительнице, задержавшейся после уроков:

— Знаешь, меня арестовали.

— Что? — спросила она.

— За мной Ричи приехал. Он хочет увезти меня в участок. Думаю, у меня будут серьезные неприятности, — проговорил он и опрометью вылетел из комнаты. Ричи в коридоре уже не было, он ждал Питера в машине. Питер понуро вышел из здания и, подойдя к нему, хотел было открыть переднюю дверь, но Ричи грубо его остановил.

— Стоп! На заднее сиденье садись!

* * *

— Привет, Джо. Это я, Дэнни. Здесь этот значок, бордовый с золотым ободком по краю, с золотой птичкой в центре. Лежит передо мной. А теперь записывай, я тут подготовил тебе веселый перечень дружков того парня, убитого в парке, Доналда Риггза. Пишешь? Ну пиши, гроза нью-йоркского преступного мира. Дюк Роулинз.

— Роулинз? — переспросил Джо. — Имя какое-то знакомое. — За ним есть что-нибудь?

— Ничего серьезного, если не считать восьми лет тюрьмы за нанесение тяжких телесных повреждений. Пырнул ножом одного парня за то, что тот не уступил ему место на парковке.

— Больше ничего? Убийства? Изнасилования?

— Похоже, ты сильно разочарован.

— Давай выкладывай, я чувствую, что у тебя еще что-то есть.

— Нет. Серьезно, нет ничего. Имя Роулинза мне назвал охранник из тюрьмы, в которой тот сидел. Город Элай, штат Невада. Услышав о гибели Риггза, он позвонил в Крейн, там сделали соответствующую пометку в файле, на которую никто не обратил внимания. Естественно, а чего обращать, если Риггз мертв? Так я и вышел на того охранника. Отличный парень. Он сказал мне, что Роулинз чуть не порезал своего сокамерника, но сдал ему самодельный нож, чтобы не отправиться досиживать в одиночку. Кстати, рассказал мне, что Риггз давно собирался похитить кого-нибудь с целью выкупа, чтобы сделать Роулинзу приятное по выходе из каталажки.

— И когда он вышел? — спросил Джо.

— Роулинз? Постой, дай вспомнить. В июле, два месяца назад. А зачем ты спрашиваешь?

— Да потому что этот парень может охотиться за мной, Дэнни.

— Брось! Зачем ты ему нужен? Парень отмотал восьмерик, в тюрьме вел себя нормально, сидит сейчас где-нибудь да радуется. По словам охранника, на психа он совсем не похож. Или ты думаешь, у него есть корни в Ирландии?

— Дэнни, пойми, все это очень серьезно. Кэти убита.

— Ах вон оно что! И ты думаешь, это сделал Роулинз?

— Он мог это сделать, — задумчиво ответил Джо.

— Знаешь, от поножовщины на стоянке до трансатлантического перелета с целью отомстить за смерть друга… Странноватый прогресс, я бы сказал.

— Все может быть.

— Да, но как он найдет тебя в Ирландии?

— Понятия не имею. Разные есть способы.

— А кто еще знает, что ты в Ирландии? — спросил Дэнни.

— Кроме вас и Анны с Шоном, никто.

— Ну и кто же, по-твоему, мог выдать ему твой адрес? Ты же не хочешь сказать, что кто-то из его дружков ехал за тобой до аэропорта?

— Таксист мог сказать, который отвозил нас в аэропорт, кто-то из соседей… Не знаю, Дэнни… Но я чувствую, что он здесь.

— Джо, а ты, случаем, не рехнулся там, среди зелененькой ирландской травки?

— У тебя нет оснований так говорить! — отрезал Джо.

— Нет, конечно. Я тебя давно знаю. Извини, пошутил неудачно. Только странно мне все это. Как ты надеешься раскрыть преступление, сидя у бассейна с рыбками?

— Нет у меня здесь никакого бассейна.

— Джо, ты явно преувеличиваешь. В наше время люди стали подозрительными. Просто так никто никому ничего не скажет. Сначала узнают, кто ты, зачем, да… Извини, тут у меня телефон звонит.

Джо задумчиво сидел, прижав трубку к уху.

— Эти новички меня задолбали, — снова послышался голос Дэнни. — Ну никак не хотят понять, что нельзя давать справок никому, даже родственникам… Постой, я вспомнил! — вдруг воскликнул он. — Черт подери! Джо, подержи еще трубку пару минут, сейчас я кое-что уточню.

Минуты две Джо ждал, затем положил трубку, поднялся и уже собирался уходить, как телефон вновь зазвонил.

— Да? — ответил он.

— Джо, это снова я. Слушай, я совсем упустил из виду. Тут пару недель назад был один странный звонок. — Дэнни сразу перешел к делу. — Дежурил опять же один из наших молодых. Говорит, к нему обратился по телефону какой-то лейтенант Уэйд из девятнадцатого участка и попросил тебя. А этот молодой ничего о тебе не знал и ляпнул, что ты уехал в Ирландию. Конечно, никакого Уэйда в девятнадцатом участке нет, мы их там всех знаем, даже проверять не стали. Молодому дали, конечно, взбучку, но, сам понимаешь, дело сделано.

У Джо екнуло сердце.

— Говоришь, он сказал, что я в Ирландии? — переспросил он. — Значит, я оказался прав. Этот парень здесь. Надеюсь, он хотя бы здешний мой адрес не назвал, — мрачно пошутил Джо.

— Да не волнуйся ты. Ну и что, собственно, произошло? В Ирландии так в Ирландии. Даже если предположить, что звонил именно этот Роулинз, то как он тебя там найдет?

— Очень просто найдет, — упавшим голосом ответил Джо. — Ирландия — очень маленькая страна.

— Что значит маленькая? Миллионов двенадцать-то есть? — спросил Дэнни.

— Нет, Дэнни. Здесь всего три с половиной миллиона жителей. Причем миллион в одном только Дублине, а остальные два с половиной разбросаны по всему острову. Это очень мало, Дэнни, и найти человека тут легче легкого. Можешь мне поверить. Ладно, Дэнни, спасибо тебе за помощь, и давай пока на этом закончим. С остальным я разберусь сам. Осмотрюсь повнимательнее, дня через два-три перезвоню. — Он уже собрался положить трубку на рычаг, но передумал, снова поднес ее к уху. — Алло, Дэнни, ты слышишь? Узнай, пожалуйста, у этого охранника, как зовут сокамерника Роулинза. И расспроси о самом Роулинзе. Пусть каждую мелочь о нем вспомнит.

Дэнни недовольно хмыкнул.

Джо бросил трубку и направился в кабинет, подошел к книжному шкафу и вытащил из-за ряда книг коробку, в которой лежал дубликат его полицейского значка. Вообще-то иметь их запрещалось, но почти у всех офицеров они были. За потерю значка наказывали лишением десяти дней отпуска, поэтому Джо брал на работу дубликат, а оригинал оставлял дома, прятал в надежном месте. Теперь оригинала у него не было, он сдал его вместе с оружием. Сердце у него защемило, он вдруг почувствовал острую зависть к Дэнни. Открыв бумажник, он посмотрел на пластиковую карточку, служебное удостоверение, такое же, как у Дэнни, с разницей в одно только слово, изменившее всю его жизнь, — «уволен».

О'Коннор сидел перед грудой папок, мысленно подготавливая себя к тому, что читать он будет все очень внимательно, не пропуская ни единого слова и запоминая главное. Как обычно, все бумаги, касающиеся текущего расследования: распечатки телефонных разговоров, протоколы допросов свидетелей, а также результаты вскрытия и исследований из патологоанатомической лаборатории, — составлялись в трех экземплярах, после чего подписывались делопроизводителем и передавались детективу, ведущему дело. К первому экземпляру приклеивался листок с фамилией выполнившего задание и его выводами. Папка с ними находилась справа на столе, вторые и третьи экземпляры лежали перед О'Коннором, каждый листок документации: показаний, заключений, сообщений — в отдельном пластиковом пакете. На их основе составлялся документ — список возможных причин и подозреваемых, среди которых имя Шона Лаккези стояло первым. За последние пять лет О'Коннор трижды сталкивался с подобными делами, когда молодые девушки погибали от рук своих дружков, но никого из них детективу не удалось упрятать за решетку. Все трое вышли сухими из воды за недостатком доказательств. Хотя по всем им тюремная камера плакала горючими слезами. Однако суды не принимают во внимание интуицию сыщиков. Вот и сейчас она подсказывала О'Коннору, что Шон Лаккези невиновен, но вместе с тем он был абсолютно убежден в том, что парень чего-то недоговаривает или даже скорее врет.

Сначала Джо решил не отвечать, но телефон звонил так настойчиво, что он, вздохнув, все-таки подошел и снял трубку.

— Алло, вас слушают, — недовольно произнес он.

— Здравствуйте, мистер Лаккези, — раздался взволнованный голос. — Это вас беспокоит Паула, преподаватель истории. У меня ваш сын учится. Я не могу дозвониться матери Питера Гранта, поэтому решила сообщить вам. Дело в том, что минут десять назад его арестовал и увез в полицейский участок Ричи Бейтс.

— Что?! — вскрикнул Джо. — Вы в этом уверены?

— Я точно не знаю, что случилось, но по крайней мере он сам мне так сказал.

— Спасибо, я немедленно еду в участок. — Джо швырнул трубку на рычаг.

Ричи и Питер сидели за столом напротив друг друга.

— Так что, ты меня арестовываешь? — спросил Питер.

Ричи засмеялся.

— Не арестовываю, а арестовал, — произнес он покровительственным тоном и ткнул пальцем в грудь Питеру. — Улавливаешь разницу? Но только для того, чтобы ты помог нам в расследовании дела об убийстве Кэти. Против тебя у нас никаких улик нет… пока. Сейчас я задам тебе несколько вопросов. Ответишь на них? — Голос его зазвучал тепло, почти по-дружески.

— Конечно. — Питер кивнул.

— Тогда начнем. Скажи, Питер, тебе Кэти нравилась? — прямо спросил он, глядя в лицо Питеру и постукивая пальцами по столу.

Питер густо покраснел и, запинаясь, ответил:

— Н-нет.

— Но ты посылал ей «валентинку», не так ли?

Глаза Питера округлились.

— Но это было еще до того, как она начала встречаться с Шоном.

— А тебя сильно расстроило то, что она начала встречаться именно с Шоном, а не с тобой?

— Нет! — испуганно воскликнул Питер.

Ричи отчетливо видел, что завуч сильно взволнован, и продолжил допрос еще жестче.

— Ты никогда не просил ее прогуляться с тобой? — спросил Ричи металлическим голосом.

— Нет-нет… — Питер замотал головой. — Я вообще ни к кому из учениц с такой просьбой не обращался. — На глазах у него появились слезы.

— Ну что ж, давай в таком случае приступим к главному, Питер. Тебе известно, что произошло в пятницу вечером, когда Кэти исчезла?

— Нет. Я уже говорил, что сидел дома.

— Ты уверен в этом? — угрожающе спросил Ричи.

— Да, уверен, — ответил Питер, и ноги его затряслись, застучали по полу.

— Ты понимаешь, как важно для нас, чтобы ты говорил правду? Если мы не будем знать ее, может погибнуть еще одна девушка.

Питер остолбенело смотрел на Ричи.

— Погибнуть? Еще одна девушка?

Возникшую тишину разорвал резкий звонок в дверь.

— Оставайся на месте и не двигайся. — Ричи поднялся и пошел открывать.

* * *

Дюк вскочил со стула и приложил ухо к толстому круглому стеклу. Он опять услышал сначала тихий стук, затем легкий скрежет и вновь тихий стук.

— Простите, у вас проблемы с машинкой? — спросил, подойдя к нему, мужчина в белом халате, владелец прачечной самообслуживания.

— Да, есть небольшая, — ответил, поднимаясь, Дюк. — По-моему, я оставил в кармане джинсов значок, и он, кажется, выпал.

— Сейчас посмотрим, — сказал мужчина. Он нагнулся и, пошарив сбоку, выключил машинку. — Ну вот, теперь можете открывать ее.

Дюк засунул руку внутрь, извлек из машинки теплые влажные джинсы и куртку, затем пошарил по дну барабана, наткнулся на какой-то горячий круглый предмет и вытащил его. Им оказалась монета в один евро. Дюк недоуменно посмотрел на нее.

— Деньги. Еще лучше. — Внутри у него все похолодело, но он заставил себя улыбнуться и принялся выворачивать карманы джинсов, обшаривать куртку. Бросив ее на пол, встал на четвереньки, высыпал на пол содержимое своего рюкзака и принялся лихорадочно его мять, осматривая углы. Сердце его лихорадочно стучало. Поиски не дали результатов. Сжимая в одной руке лямки рюкзака, а в другой — рукав куртки, Дюк поднялся, облокотился о машинку и опустил голову. По лицу его тек пот, виски вздувались, лицо покраснело.

— Проклятие! — внезапно заорал он и с силой ударил мыском ботинка по стиральной машине. — Проклятие!

Несколько посетителей и владелец прачечной остолбенело смотрели на него. Дюк схватил в охапку свои вещи и бросился на улицу. В дверях он столкнулся с женщиной, несшей прозрачный пластиковый пакет, в котором виднелись двое белых брюк с зелеными пятнами от сырой травы.

— Патокой! — заорал Дюк ей в лицо. — Патокой надо такие пятна отстирывать!

Джо ворвался в полицейский участок и с ходу набросился на Ричи:

— Послушай, парень. Не примешивай в это дело Питера Гранта, тебе же хуже будет.

Увидев Джо, Питер побледнел как полотно и, сцепив руки, обхватил ими дрожащие колени.

— А тебе что за дело? Зачем ты сюда явился? — недовольно произнес Ричи.

— Привет, Питер, — сказал ошалевшему от волнения завучу Джо и, схватив Ричи за руку, утащил его в прихожую. — Ты чего вытворяешь? — спросил он. — Ты знаешь, что у тебя нет права допрашивать его без свидетелей? Ты спятил, что ли? Он же на тебя в суд подаст.

— Не подаст, — буркнул Ричи. — Он не арестован, задержан. И вообще это не твоего ума дело.

— Нет, парень, теперь это как раз мое дело.

Ричи изумленно посмотрел на Джо.

— Твое или не твое, мне все равно, — пробормотал он. — Но я все делаю правильно. Я Питера не арестовывал, он здесь находится по доброй воле, мы просто сидим разговариваем.

— А почему бы тебе не поговорить с ним в школе? Может быть, здесь тебе удобнее угрожать ему? Ты посмотри на него, он же себя не помнит от страха. Нашел кого допрашивать. Я, кстати, с ним уже разговаривал. Ничего он о Кэти не знает.

— О да! Великий американский детектив поговорил с ним, так что дело закрыто, все могут расходиться по домам, — съязвил Ричи.

— Не кривляйся! — одернул его Джо. — Не того ты допрашиваешь, и не тем путем вы все идете.

— А я хочу тебе сказать другое. Убирайся-ка ты отсюда к чертовой матери! Понял?

Джо повысил голос:

— Мальчишка! Да ты понятия не имеешь, как нужно вести расследование. Ты не разбираешься в людях. Нашел чем заниматься — арестовывать Питера Гранта. Это же ягненок. Отпусти его, Ричи, и пусть идет домой.

— Я знаю местных уж получше тебя, выскочки, и я…

— Что «и я»? Какие страшные тайны ты собираешься вытряхивать из него?

— Я чувствую: он что-то знает. Знает, но молчит. Вот это я и собираюсь из него вытянуть.

— Здесь, в полицейском участке? У несчастного человека? Да ты знаешь ли, почему он такой? Нет, конечно, откуда ж тебе понимать в медицине. Так я тебе скажу — он еле выжил при родах, едва не погиб от нехватки кислорода. Нет, Ричи, ничего ты не понимаешь. — Джо махнул рукой.

— Ну и что? Это совсем не значит, что он ничего не может мне сообщить. — Ричи пожал плечами и ухмыльнулся.

— Перестань ты. Питер Грант невинен как младенец. Неужели ты думаешь, что он может… Да с ним любая девушка справится.

— Она ему очень нравилась, — попытался возразить Ричи.

— Тогда тебе придется усадить в каталажку половину парней деревни, — ответил Джо. — Нет, Ричи, все это не то. Не в том месте ты копаешь. И искать нужно не местного, а одного психа, который завелся здесь сравнительно недавно. Слушай, Ричи, а ты вообще раскрывал когда-нибудь серьезные преступления? Или только в газетах о них читал?

— Мне осточертело твое высокомерие! — прошипел Ричи, приближаясь к Джо.

— Даже и не пытайся, — тихо, спокойным голосом произнес тот. — Руки переломаю.

Ричи покраснел, вены на его висках вздулись, на щеках заиграли желваки. От Джо его отделяло не больше десяти сантиметров. Тот хладнокровно смотрел на него. Так они стояли около минуты.

— Ну что, успокоился? — спросил Джо и направился в комнату. Ричи последовал за ним. — Как ты тут, Питер? Ричи сказал, что ты согласился помочь следствию, ответить на пару вопросов…

— Совершенно верно, — кивнул Питер.

— Если хочешь, я могу побыть здесь.

— Нет, спасибо, не нужно. У меня все нормально.

Джо ошарашенно посмотрел на него, пробормотал:

— Да? Ты так думаешь? Ричи на тебя не давит?

— Нет-нет, что вы!

— Хорошо, тогда я оставляю тебя здесь. — Он пошел к двери.

— Благодарю за неоценимую помощь, — ехидно произнес ему вслед Ричи.

Джо решил пропустить его замечание мимо ушей.

— А мы давай продолжим. Да, Питер? — Ричи посмотрел на него и натянуто улыбнулся. — Так что тебе все-таки известно про ту пятницу?

— Да так, известно кое-чего… — Питер замялся, вздохнул.

— А что же именно?

Питер заерзал в кресле.

— Ну, говори же, Питер.

— Дело в том, что в ту пятницу я видел Кэти.

— Что ты имеешь в виду? Где видел? При каких обстоятельствах?

— Я столкнулся с ней поздним вечером, совершенно случайно, — забормотал Питер. — Увидел ее на улице. — Он нагнул голову, посмотрел на пол, затем снова поднял взгляд на Ричи и перешел на шепот: — Она стояла у забора, возле нашего дома, и плакала. Я подошел к ней, спросил, что случилась, и она ответила, что серьезно поссорилась с Шоном.

Ричи торжествующе улыбнулся.

Глава 18

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1986 год

Эшли Эймс стояла в своей спальне у зеркала, раздумывая, закончила она макияж или нет. Косметика лежала на ней плохо. Бледная кожа и губы требовали очень много румян и помады, а потому выглядела Эшли вульгарно. Она высыпала на кровать содержимое своей косметички, порылась среди пузырьков и коробочек, достала тени, пользоваться которыми она почти не умела. Открыв их, она снова приникла к зеркалу. Ее девятилетняя сестра Лонни лежала на кровати, наблюдая за ее приготовлениями.

Кое-как подведя глаза, Эшли вальяжно повернулась к сестре и, взбив расческой волосы, произнесла нараспев:

— А сейчас всемирно известная топ-модель Эшли Эймс продемонстрирует вам новые наряды — розовый, открытый до плеч топик и коротенькую, едва закрывающую задницу, серенькую юбочку из хлопчатобумажной ткани. Завершают ее наряд беленькие носочки и классического стиля кеды. Нет, не так, — поправилась она. — Сегодня самая дорогостоящая топ-модель мира Эшли Эймс встречается со своим парнем. На ней вы видите розовый топик и прелестную кружевную коротенькую юбочку, сквозь которую все просвечивает. На босу ногу она надевает классные черные шпильки.

— Эшли Эймс забыла подстричь волосы и наложить тени, — в тон ей продолжила Лонни.

— Заткнись. Скажи лучше, какую юбку мне надеть, обычную или кружевную?

— Лучше кружевную. И шпильки. Только отец заругает.

— Почему?

— Потому что он скажет, что ты вырядилась как шлюха.

Эшли фыркнула.

— Много ты понимаешь, — бросила она и переодела юбку, быстро застегнув «молнию» на боку, так что едва не прихватила кусок кожи на талии. Скороговоркой пробормотала: — Нет, шпильки я все-таки надевать не буду. — Втянув живот, она повертела вокруг талии юбку, похлопала себя по ягодицам. — Вот где вся моя слава, Лонни. Вот она, смотри и завидуй.

Присев на краешек кровати, она сбросила кеды, нагибаясь и раздвигая ноги в стороны, натянула на худенькие икры высокие ботинки со шнуровкой, встала, одернула юбку и прошла в гостиную, где в кресле, с газетой в руках, сидел отец. Заметив уходящую дочь, он посмотрел на нее поверх страниц, поморщился.

— Эшли, девочка, я просто не знаю… — начал он.

— Пап, чего ты не знаешь? — Она обернулась к нему, удивленно вздернула брови.

— Не знаю, как и сказать. По-моему, эта одежда для воспитанной девушки не вполне подходит. Во всяком случае, так люди говорят.

— А что еще твои люди говорят?

— А еще они рекомендуют воспитанным девушкам не пререкаться с отцом.

— Извини, папочка, я не хотела. Только твои люди не всегда правы. Мне моя одежда нравится, ничего такого страшного в ней нет, и вообще так многие девочки ходят.

— Дочка, а что это у тебя под глазами?

— Это тени, папочка.

— Так с кем же ты сегодня встречаешься?

— С Донни Риггзом. Ты хорошо знаешь его.

— Дочка, я знаю о Донни Риггзе, а самого его я не знаю. Буду молиться, чтобы он не пошел по стопам своего папаши. И если, когда ты вернешься, я учую от тебя хотя бы малейший запах алкоголя, ты больше из дома вечером не выйдешь. Ты слышишь меня, Эшли?

— Во-первых, сейчас день, а не вечер, а во-вторых, я уже говорила тебе, что никогда не буду пить, — сказала Эшли и, улыбаясь, заторопилась к выходу.

Донни Риггз сидел в квартале от дома Эшли на тротуаре, свесив ноги между двух припаркованных машин. Докурив сигарету, он щелчком выбросил ее на дорогу, поднялся и отряхнул мятые грязные джинсы. Сегодня ему, как никогда, не хотелось смотреть в глаза Уэстли Эймса.

На его звонок дверь открыла миссис Эймс. Она была в дешевеньком платьице, фартуке — видимо, что-то готовила на кухне, — на плоской груди висели дешевенькие, из искусственного жемчуга, бусы.

— Здравствуй, — сказала она, кивнув Риггзу.

— Здравствуйте, миссис Эймс. Эшли дома?

— Дома. Заходи. Как раз выходит. — Она посторонилась, пропуская Донни.

Из гостиной появилась Эшли. Мисс Эймс ласково оглядела ее, улыбнулась, затем перевела взгляд на Донни и едва не расплакалась.

— Ты уж позаботься о ней, — попросила миссис Эймс.

— Мам, ну ты чего?

— А что я такого сказала? А? Правда, Донни?

— Да нет, ничего особенного вы не сказали. Я вас понял. Не волнуйтесь, со мной Эшли в полной безопасности.

Обернувшись, Эшли лукаво посмотрела на мать, взяла Донни за руку, и они отправились на прогулку.

До вечера было еще далеко. По водной ряби бегали серебристые отблески солнечного света. Дюк сидел на корточках в маленькой рощице, опершись спиной о ствол ивы, поджав колени к подбородку и обхватив их руками. Рядом с ним на траве лежал длинный тонкий карманный фонарик. Примерно через полчаса со стороны тропинки послышался шорох травы и девичий смех. Потом раздался голос Донни и тихий звон бутылок. Постепенно звуки стихли, удаляясь к берегу ручья. Дюк тихонько выглянул из своего убежища и увидел Донни и Эшли.

— Не, с географией у меня хреново. Запомнить ничего не могу. Да еще этот Бакстер. Козел, ненавижу его.

— Точно, — кивнула Эшли.

Дюк открыл очередную бутылку, подбросив большим пальцем пробку высоко в воздух.

— Молодец, молодец! — Эшли засмеялась и захлопала в ладоши.

Донни посмотрел на нее так, словно она только что тут появилась. Помотал головой, спросил:

— Еще пивка хочешь?

— Конечно, — ответила Эшли и повела глазками.

Он нагнулся, достал из пакета бутылку, а когда выпрямился, его лицо находилось всего в нескольких дюймах от лица Эшли. Он подался вперед и тихо чмокнул ее в губы, затем обнял за плечи и лег на траву, увлекая ее за собой.

— Ниже талии — не трогать, — сказала Эшли, убирая его руку, и звонко рассмеялась.

Раздался треск сломанной ветки. До этого момента Дюк стоял в нескольких шагах, за спиной Донни и Эшли, и наблюдал за их действиями. Услышав его голос, Эшли вскочила, торопливо одернула топик. Дюк пристально смотрел на нее. Донни приподнялся и сел. Эшли обернулась к нему, увидела его лицо, и ей стало страшно.

— Привет, Бле… — Она осеклась и сразу же покраснела.

— Не стесняйтесь, ребята. Действуйте дальше, — спокойно произнес Дюк.

Эшли посмотрела на него. Несколько минут длилось молчание. Постепенно она успокоилась, на губах ее заиграла улыбка.

— А что? Почему бы и нет? — Она задиристо посмотрела на Донни. Тот явно нервничал. Эшли перевела взгляд на Дюка.

— Конечно, — ответил он ледяным голосом. — Давай, Донни.

Донни обхватил Эшли за талию, привлек к себе.

— Ты чего! — вскрикнула она, отталкивая его, и поднялась. — Ребята, не борзейте.

— Ложись, — хрипло проговорил Дюк, посмотрев на нее так, что у девочки ноги подкосились. — Ложись, кому говорю.

Глаза Эшли округлились от ужаса. Ведь она знала их, могла опознать. И тут сердце у нее упало. Она поняла, что никогда этого не сделает.

Донни, расстегнув джинсы, лег на спину.

— Видишь его штуку? — устрашающе спокойным голосом спросил Дюк. — Ложись на него и поработай задницей. А я, возможно, присоединюсь попозже.

* * *

— Вставай, вставай, Эшли, — подтолкнул ее в спину Дюк, когда все закончилось. — Тебе пора домой.

Она высыпала на траву содержимое косметички, кое-как дрожащими руками подвела глаза, накрасила лицо.

— Да не мажься ты так сильно. А, у тебя руки трясутся? Ладно, давай я подержу. — Дюк выхватил у нее зеркало, сунул к ее лицу.

Она увидела полосы слез на щеках, нагнулась, снова взяла тени, подвела глаза, затем схватила расческу, начала причесывать волосы. На землю посыпались кусочки листьев, травинки.

— Не забудь отряхнуться. А то папочка ругать будет, скажет: «Откуда это моя дочурочка пришла в таком виде? Где же это моя принцессочка шаталась с таким подонком, как Донни Риггз? Неужто на бережку трахалась? Ай как нехорошо. Приличные девушки на первом же свидании не отдаются». — Дюк засмеялся. Донни молча стоял рядом.

— Помолчи! — выкрикнула Эшли и захлюпала носом. — Я никому не скажу, не могу рассказать. И вы тоже молчите. Поняли? А теперь уходите отсюда. Пожалуйста…

Дюк поднял с травы окровавленный карманный фонарик, бросил взгляд на зеленые пятна травы на юбке Эшли, пробормотал:

— Патокой надо такие пятна отстирывать, — и повернулся, уходя.

Эшли опять посмотрелась в зеркало. Тушь продолжала течь. Она стерла ее, наложила новую, потом подрумянила щеки, подкрасила губы. Через минуту лицо у нее стало таким, каким было всегда. Только в глазах еще стояли боль и испуг. Эшли поднялась, отряхнулась и медленно пошла в сторону шоссе.

В нескольких метрах от дома ее нагнал Дюк и, подмигнув, торопливо прошептал:

— Не переживай, Эшли. Скажи спасибо, что все только так обошлось. Могло бы быть еще хуже.

Девушка остановилась и посмотрела на него.

— Я тебе точно говорю, — уверенно сказал он. — Знала бы ты, что мы со следующей выкинем…

Глава 19

Ричи стоял возле черного «универсала» и выписывал штраф за неправильную парковку. Свернув квитанцию, он небрежно сунул ее за щетку, повернулся и увидел Шона. Тот выходил из расположенного рядом кафетерия.

— Кого я вижу! — воскликнул Ричи. — Шон, привет. Можно тебя на пару слов?

Шон продолжал идти. Ричи догнал его и забежал вперед.

— Подожди минутку, — сказал он, вынимая из кармана блокнот. — Всего один вопросик. — Ричи приоткрыл блокнот, стараясь, чтобы на страницы не упали капли нудного мелкого дождя.

— Давай спрашивай. Только быстрее, я в школу тороплюсь. — Он набросил на голову капюшон так, чтоб глаза оказались в тени.

— Напомни мне просто, где ты расстался с Кэти?

У Шона перехватило дыхание.

— Вон там, наверное. У стены, недалеко от пристани.

— А пение ты слышал? — спросил Ричи.

Шон напрягся.

— Какое пение? — Он посмотрел на Ричи.

— Ну как же. Вы поднялись к этой стене со стороны сухого дока. Так?

— Да. — Шон кивнул.

— А там в то время стояла испанская шхуна. Испанцы напились и весь вечер песни орали. Как же ты их не слышал?

Шон молчал.

— Так куда же вы все-таки пошли из дома Кэти? Похоже, что на пристани вас тогда не было.

Шон стоял как вкопанный. Сердце его бешено колотилось.

— Почему, мы были на пристани, но раньше немного, — забормотал он.

Из бакалейного магазина вышел владелец «универсала», всплеснул руками, запричитал:

— Послушайте, за что штраф? Меня не было всего три минуты — вот, посмотрите, только газету купил, — а вы уже штрафовать. Приехал из Дублина отдохнуть на пару дней…

Ричи, не дослушав, отвернулся.

Прижимаясь к стене, мимо них прошел старик, известный в деревне алкоголик.

— Да брось ты, — обратился он к владельцу «универсала» и махнул рукой. — Это ж Ричи. Он тебя и слушать не станет. Козел в форме, — прибавил он уже тише.

Ричи сделал вид, что не расслышал.

— Ну, мы вышли из дома Кэти и пошли гулять, — повторил Шон.

— Шон, ты мне мозги не пудри, ладно? — Ричи посмотрел ему прямо в глаза. — Давай говори честно, куда вы ходили.

— Я же сказал. Гулять.

— Эй ты, бычара! — крикнул алкоголик издалека. — Отвали от пацана. Чего ты его мурыжишь?

— Куда? Куда вы пошли гулять? — напирал Ричи.

— Вверх по дороге, до края деревни…

— И обратно, — ехидно продолжил Ричи. — А потом опять туда-обратно. После чего ты проводил Кэти до ее дома и распрощался с ней.

— Нет.

— Скажи мне точно, где вы гуляли и где простились?

Шон почувствовал, как по затылку его стекает пот.

— Шон, что с тобой? Почему ты молчишь? Скажи, между вами ссоры не было?

— Нет. Я же ответил тебе.

— Вы не ссорились, не спорили, вы тихо-мирно гуляли? Так я понимаю? — Ричи принялся что-то записывать в блокнот.

— Да.

— Ну хорошо. Так и запишем: Кэти не плакала, после того как вы расстались, она пошла домой, никого по дороге не встретила и никому не говорила, что между вами произошла ссора. А минут через десять после этого Кэти исчезла.

У Шона перехватило горло.

— Нет, мы не ссорились, — хрипло повторил он.

— Это абсолютно точно?

— Н-н-не знаю, — пробормотал Шон.

Ричи захлопнул блокнот, сунул его в карман куртки, туда же упрятал и авторучку.

— Ну что ж, пока.

Фрэнк снял с доски объявлений устаревшие плакаты, разорвал и выбросил в урну, вместо них повесил новые. Он не услышал, как в участок вошел Джо.

— Извини, что беспокою, Фрэнк, но мне нужно тебе кое-что сообщить. Эта информация имеет прямое отношение к расследованию дела об убийстве Кэти.

— Говори, я тебя слушаю.

— С год назад я участвовал в операции по задержанию одного человека. И убил его. Звали его Доналд Риггз. Он похитил восьмилетнюю девочку, ему передали за нее выкуп, но он взорвал ее вместе с матерью. Все это произошло на моих глазах. Я выпустил в него всю обойму. Он упал, я подошел к нему, нагнулся и увидел в его ладони маленький значок темно-бордового цвета, с золотой окантовкой по краю и с золотой напаянной фигуркой ястреба в центре. Находится он сейчас в полицейском архиве в Нью-Йорке. А вот этот, точную копию его, я нашел на стоянке возле бара Данаэра в ночь с субботы на воскресенье. — Он протянул руку, разжал пальцы и показал Фрэнку значок. — Как ты думаешь, откуда он тут взялся?

Фрэнк, наклонившись, долго разглядывал значок, выпрямился, посмотрел на Джо.

— Понятия не имею, — ответил он, пожимая плечами.

— Фрэнк, кто-то охотится за мной и моей семьей. И думаю, что знаю, как его зовут. Дюк Роулинз.

— Возможно, ты нашел просто старый значок. — Фрэнк поднял брови.

— Нет, Фрэнк, это особый значок, изготовленный специально к какому-то событию, — вздохнув, медленно произнес Джо. — Произошло оно в восьмидесятых годах, в Техасе… Знаешь, то, что я говорю, может звучать странно. Я не знаю Дюка Роулинза, но…

— Похоже, тебе крепко досталось, — сказал Фрэнк.

— Что? — переспросил его Джо.

— Я вижу, ты сильно переживаешь. Из-за того случая с похитителем девочки.

— Еще бы. Девочка и ее мать разлетелись на куски прямо перед моими глазами. Но сейчас дело в другом. Я чувствую, что Дюк Роулинз здесь, в Ирландии.

— Ты его видел?

— Нет, ни его самого, ни его фотографии. Но как еще объяснить то, что я нашел значок? А что, если бы он попался на глаза вашим полицейским? Вы бы просто не придали ему значения, правда? И уж никак не связали бы с теперешним вашим делом. Да и вообще это чистая случайность. Такой же значок я увидел в руке преступника, первого, которого я убил. Это для меня лично он что-то да значит.

— Знаешь, Джо, спасибо за информацию, конечно, но что мне с ней делать?

— Увидишь, Фрэнк, она как-то связана с убийством Кэти. Я уверен, что за мной и моей семьей началась охота…

— Джо, у меня нет никакой возможности узнать о том, находится ли Дюк Роулинз в Ирландии.

— Как это? — изумился Джо. — А иммиграционная служба?

— Джо, у нас тут все по-другому, не как у вас. Преступник, сам понимаешь, оформлять грин-карту не будет, а туристам дают визу сразу на полгода и не регистрируют. Ну что поделаешь? — Фрэнк сочувствующе посмотрел на Джо. — Такие порядки. Не полиция в данном случае решает, а иммиграционная служба.

Рэй вылез из кабины и посигналил. Не прошло и минуты, как из дома выбежала Анна.

— «Посмотри, кто к нам вернулся, кто вернулся к нам…» — пропел он строку из песенки Эминема.

— «Это Шеди к нам вернулся, он вернулся к нам…» — пропела в ответ Анна и рассмеялась.

— Вот уж не знаешь, где наткнешься на поклонников Эминема.

— Везде, — ответила Анна. — Он всем нравится, но не все в этом признаются. — Ну ладно, давай показывай, что привез?

— Все то же. Красочка, малярные кисточки, валики. Последний заезд, больше не будет. — Он принялся разгружать машину. — Значит, так. Если понадоблюсь, я в маяке, — сказал он Анне и снова запел: — «Началась моя работа, можете пойти со мной…»

Анна засмеялась ему вслед.

Кабинет информатики был уже пуст. Шон сел за компьютер, вышел на почтовый сервер, ввел свое имя и пароль, открыл почтовый ящик. В нем находилось только одно сообщение. Шон открыл его, прямоугольник для текста был пуст, щелкнул мышкой на приложенном файле, и перед ним развернулся снимок маяка, выполненный Бренданом — фотографом, приглашенным матерью. В свете факелов казалось, будто вся трава вокруг маяка полыхает огнем. Шон хмыкнул, закрыл сервер, выключил компьютер и, подхватив с пола рюкзак, вышел из кабинета. Когда он вернулся домой, злость в нем еще не утихла.

— Как вы тут еще можете жить — понятия не имею! — крикнул он выходящей из кухни матери и отправился к себе наверх.

— Не собираюсь снова начинать тот же разговор, — ответила она. — Я тоже устала и к тому же еще должна работать. Понимаю, тебе приходится тяжело…

— Так зачем ты мне постоянно в лицо этим тычешь?! — крикнул он сверху.

Анна подошла к лестнице, удивленно спросила:

— Шон, о чем ты говоришь?

— О фотографии. Которая лежит у меня в почтовом ящике.

— О какой фотографии? — Анна начала подниматься по ступенькам.

— О той гребаной фотографии, что вы подсунули мне в ящик.

— Шон! Не смей говорить такие слова! Уважай родителей. Лучше скажи, что это за фотография.

— Сегодня я получил на свой электронный почтовый ящик один снимок. Твой Брендан его делал, когда приезжал сюда. Это ты мне его прислала.

Хлопнула входная дверь, появился Джо. Руки у него тряслись, лицо было багровым. Он прошел на кухню, положил мобильный телефон на стол.

— Я был у Фрэнка Дигана, — бросил он Анне и позвал сына: — Шон, ты сегодня разговаривал с Ричи?

— Да, ну и что?

— Ты говорил Ричи, что не ссорился с Кэти в тот вечер? Говорил? Так вот у них есть свидетель, который утверждает, что ссора между вами была.

Шон спустился на кухню.

— О чем ты говоришь? — спросил он отца.

— О том, что ты разговаривал с Ричи и под предупреждением отрицал, что поссорился с Кэти.

— Я не говорил, что мы ссорились.

— Не говорил. Но Ричи считает, что ты ему соврал. Он записал твои показания.

— А что такое «под предупреждением»? Что-то типа «все сказанное вами может быть использовано против вас»?

— Да, ирландский вариант.

— Ну тогда он сам врет. Ни о чем он меня не предупреждал. Клянусь тебе. — Он посмотрел в глаза Джо. — Никаких предупреждений не было. Мы просто стояли и беседовали.

— Черт подери! Он обвел меня вокруг пальца как мальчишку…

— О чем ты? — спросил Шон.

— Так… Давай съездим в участок. Переговорим с ними, выясним все раз и навсегда. Мне это уже порядком надоело. Шон, я хочу знать, что там произошло у вас с Кэти. Собирайся, поехали!

Рэй вышел из дома через черный ход с большим целлофановым мешком мусора в руках. Закрыв дверь и взвалив мешок на плечо, направился к ряду мусорных баков. Одной рукой удерживая мешок, другой он откинул с крайнего бака крышку, бросил в него мешок и сразу же услышал за спиной знакомый голос:

— Твою мать, кого я вижу! Это же наш красавчик Рэй.

Обернувшись, Рэй увидел подходившего к нему Ричи.

— Нехорошо поступаешь, Рэй. Посмотри. — Он указал на бумагу, выпавшую из мешка и валявшуюся на дороге, недалеко от входной двери. — Порядок нарушаешь, соришь на улице.

— Ну ты, Ричи, молодец. — Рэй засмеялся. — Какого крупного рецидивиста поймал, позавидуешь тебе. За раскрытие такого преступления тебе сержанта точно дадут.

— Заткни пасть, Кармоди! — огрызнулся Ричи. — И не шипи мне тут.

— Так что, будешь мусор забирать как вещественное доказательство? Сам за мешком полезешь? Или помощь вызовешь?

Ричи ухватил Рэя за мякоть ладони между большим и указательным пальцами и сильно сжал.

— Отпусти! — Рэй попытался выдернуть руку, но не смог, Ричи крепко держал его.

— Если, когда я пойду обратно, эта бумага будет все еще валяться здесь, я засуну тебе ее в почтовый ящик. Слышал, что я сказал? — Он отпустил ладонь Рэя.

— Слышал. — Рэй слабо усмехнулся. — Поздравляю, ты еще и мусорщиком у нас подрабатываешь, оказывается.

— Это твой дом? — спросил Ричи, положив руки на ремень. — Отвечай! — прикрикнул он.

— А тебе-то что за дело?

— Я, кажется, задал тебе вопрос. Ты в собственном доме живешь?

— Нет, я снимаю здесь часть дома. А зачем ты интересуешься? У тебя с дружком есть свое любовное гнездышко.

— Дом, в котором мы живем, принадлежит мне. А Оран арендует часть его.

— Понятно. Ну и как семейная жизнь складывается? Все нормально, или есть претензии? Хочешь мне пожаловаться на Орана?

Ричи крепко ухватил Рэя за плечо.

— Полегче, приятель. — Рэй напрягся. — Не нужно пользоваться тем, что на тебе полицейская форма.

— Не зли меня! — прошипел Ричи, приблизив к нему свое лицо.

— И ты тоже не очень-то наезжай на меня, — сказал Рэй, подаваясь вперед. — Найди кого послабее.

Шон, войдя в участок, сразу плюхнулся в кресло, вытянул длинные ноги рядом со столом. В отличие от отца, который громко поздоровался с Фрэнком, Шон, неразборчиво буркнув ему: «Привет», — нагнул голову, насупился.

— Придется подождать Ричи, — сказал Фрэнк извиняющимся тоном.

Минут через пять тот вошел, красный, потный. Фрэнк посмотрел на него, затем перевел взгляд на Шона.

— Скажи нам честно, где вы были в тот вечер? — спросил Фрэнк. — Прошу тебя, будь откровенным. Иначе все может зайти слишком далеко.

В комнате наступила тишина. Джо присел рядом с Шоном, обвел взглядом комнату, сверкающие светло-серой краской стены, остановился на доске объявлений, в углу которой висела копия цветного снимка плохого качества, явно сделанная на слабеньком принтере. Внимательно рассмотрел в центре его лицо девушки, обведенное в рамку жирным фломастером. Полные румяные щеки, маленькие глаза под густыми темными бровями, взбитые черные волосы. Внизу шел крупный текст: «Пропала без вести Шиван Фаллон, официантка из бара „Американские герои“ в городе Типперери. Последний раз ее видели в пятницу, 7 сентября». Джо никогда не видел Шиван Фаллон, не бывал он и в городке Типперери. Для него эта девушка была всего лишь очередной жертвой, вся жизнь которой закончилась плохонькой фотографией на блеклой стене в полицейском участке.

— Мы были в одном из коттеджей, — вдруг произнес Шон.

Джо подскочил на стуле, резко повернулся к нему.

— Так я и знал! — сердито воскликнул он.

— В одном из коттеджей? — переспросил Фрэнк, не обращая внимания на Джо.

— Да. — Шон кивнул.

Джо застонал, замотал головой.

— В котором часу это было?

— В половине восьмого вечера.

— А что ты там делал? Убирал комнаты?

— Нет, — ответил Шон, бросил взгляд на отца, потупил голову. — Мы с Кэти пришли туда, чтобы остаться вдвоем.

— Зачем вам понадобилось остаться вдвоем? — спросил Фрэнк.

Шон густо покраснел.

— Ну, мы там…

У Джо перехватило дыхание.

— Что вы там? — продолжал Фрэнк.

— Мы хотели там заняться сексом.

— О Господи… — простонал Джо.

— Кэти догадывалась об этом?

— Что? — Шон посмотрел на Фрэнка.

— Она знала, для чего вы идете туда?

— Да, знала.

— И что произошло в коттедже? Вы занимались сексом?

— Я не помню, — ответил Шон.

— Как это не помнишь? Был у вас секс или нет?

— Она в первый раз… очень сильно нервничала, начала плакать.

Шон замолчал. Дальше все обстоятельства, не столько личные, сколько медицинские, приходилось вытягивать из него клещами. Когда Фрэнк закончил спрашивать, вступил Ричи:

— В общем, как я понимаю, все обстояло следующим образом. Ты на нее залез, но она нервничала, поэтому ты ее не трахнул. А потом перепугался.

— Не так, — возразил Шон. — Мы начали, но ей стало больно и мы прекратили.

— Вот-вот. И ты обозлился на нее.

— Ничего я не обозлился.

— Ну как же ты не обозлился, если она тебе не дала? — На лице Ричи появилась скабрезная улыбка. — Ты же для этого ее туда и приволок.

— Нет! — закричал Шон.

— Как это «нет»? Она, возможно, и не догадывалась, для чего ты ее туда тащишь. Подпоил девочку, начал заваливать на кровать, а она — ни в какую.

— Ты, задница, заткнись! — заорал Шон. — Я любил Кэти! Не верьте ему, он все выдумывает! — Он ткнул в Ричи пальцем. — Откуда ты, придурок, знаешь, как все было? Мы сразу договорились с ней, что, если ей станет больно, мы прекратим. Она сама этого хотела, но потом испугалась. Ты же ничего не знаешь о наших отношениях с ней! Стал бы я тебе чего-то рассказывать, если бы все было не так?

Джо почувствовал накатывающую боль в нижней челюсти.

— Фрэнк, ты пригласил нас сюда для неформального разговора, а не для оскорблений, — сказал он, едва выговаривая слова. Поставив локти на стол, он обхватил ладонями лицо, несколько минут просидел так, затем поднял голову. — Мы помогаем тебе раскрыть это дело, не более того. Если бы Шона подозревали, он бы давным-давно был арестован. У тебя на него ничего нет, если не считать ссоры, которая якобы произошла в тот вечер между ними и о которой он сказал якобы под предупреждением.

При этих словах глаза Ричи сузились. Он злобно посмотрел на Джо и уже открыл было рот, чтобы возразить, но Фрэнк замахал рукой, останавливая его.

— Тихо, тихо, Ричи, подожди. — Он снова повернулся к Шону. — Так что, ссора между вами была все-таки или нет?

— Была, — ответил Шон, вытирая ладонью появившиеся слезы.

— Почему же ты всего этого не рассказал нам раньше?

— Я надеялся, что она вернется, — ответил Шон всхлипывая. — Я тоже думал, что она просто уехала куда-то на время. Поэтому ничего никому и не говорил. Мать Кэти просто убила бы ее за это. — При этих словах он зарыдал еще сильнее.

— А из-за чего у вас возникла ссора? — спросил Фрэнк.

— Да из-за ерунды. Кэти спросила, был ли у меня с кем-либо секс до нее там, в Америке, а я спросил ее, что она хочет услышать — правду или нет. Она сказала: «Правду», — и тогда я сказал, что да и что прежде, до нее, у меня со всеми получалось. Я прибавил, что нисколько не огорчен тем, что у нас все так вышло, ничего, мол, страшного, потом все будет нормально.

При этих словах Ричи недовольно засопел.

— Я не знаю, зачем она меня об этом спросила, — продолжал Шон. — Я, конечно, мог не говорить ей, что это у меня не в первый раз, но она сама могла бы догадаться. Скорее всего она все-таки думала, что она у меня первая. Во всяком случае, она сильно расстроилась. Я стал ее успокаивать. «Какая разница, что там у меня случалось и с кем?» — говорю. А она вдруг заплакала, потом вскочила и выбежала из коттеджа. Я бросился за ней, догнал, попытался остановить, но она начала говорить всякие обидные слова, оттолкнула меня и убежала.

— Что именно она тебе сказала? — спросил Фрэнк.

Шон снова заплакал.

— Она сказала: «Я чувствую себя погано. Я — неполноценная. И это ты заставил меня так себя чувствовать. Уйди от меня».

— А что ей ответил ты?

Шон поднял голову, провел рукавом куртки по лицу, вытирая слезы.

— Я сказал: «Ну и отлично, пойду». Отпустил ее и отправился домой. Я ушел, я оставил ее там… одну, — проговорил он сквозь рыдания. — А дома я стал мыть эту чертову посуду, провались она пропадом. А Кэти… — Он затрясся в рыданиях.

Джо обнял его за плечи, Шон прильнул к нему, затем вдруг вскочил и убежал в ванную.

Джо посмотрел на Ричи, потом на Фрэнка.

— Нужно было с самого начала говорить правду. — Фрэнк потер лицо ладонями, повернулся к своему столу, начал шелестеть бумагами.

Джо не мог говорить. Челюсти у него сдавило так, что зубы врезались в десны. Все это время он только тихо хрипел.

— Пойду посмотрю, как он там. — Фрэнк отошел от стола и направился в ванную.

Ричи проводил его взглядом, затем посмотрел на Джо.

— Ты пойми нас правильно. Ну кого в первую очередь подозревают в случае убийства? Мужей, бывших и настоящих, друзей. Да оно в девяти случаях из десяти так и бывает…

Джо кивнул. Он вспомнил о тех, с кем работал в полиции. Среди них тоже есть непроходимые тупицы, переубедить которых невозможно. Но там бороться с ними ему было намного легче.

— Что-то ты, я смотрю, приумолк, а? — спросил Ричи. — То бегал к нам со всякими предположениями. Похоже, сынка выгораживал. А ведь мы вполне могли бы взять его за задницу.

Джо молчал. Боль в нижней челюсти становилась невыносимой.

Ричи понизил голос до хрипа:

— Ты успокойся, я его не подозреваю. Но то, что он в этом деле замазан, даже ты не оспоришь. Хотел девку трахнуть, она не дала, произошла ссора, и он ее бросил одну, ночью. И все время сидел помалкивал, врал, что ничего не знает. Ну а сам-то ты как бы поступил в таком случае? Ну отвечай, детектив. — Последнее слово он выговорил, презрительно скривив губы.

По центру аллеи до дверей дома Лаккези шла узкая полоска травы. Неподалеку от дома стояли два фургона. Дюк Роулинз скользнул между деревьями, подобрался поближе, чтобы разглядеть имена и телефонные номера на боках машин. «Марк Нэш, дизайн парков, ноль-восемь-девять, шесть-семь-шесть, семь-четыре-шесть», — прошептал он, закрыв глаза, запоминая номер. Феноменальной памятью он отличался с детства. Внезапно послышался звук мотора. Дюк пригнулся, спрятался за куст. Ко входу в дом подъезжал джип. Подождав, когда машина остановится, Дюк осторожно, скрываясь за редкими деревьями, все так же пригибаясь, засеменил обратно, в сторону леса.

Фрэнк только собрался связаться с О'Коннором, как тот позвонил ему сам.

— Привет, Фрэнк, это Майлз. Я тут изучал документы по нашему делу, и знаешь, у меня появились кое-какие соображения…

Фрэнк попытался перебить его, но инспектор не стал слушать, продолжая рассказывать:

— Постой, ты послушай, что говорит Роберт Харрингтон. Читаю. «Я находился на пристани с семи часов вечера, проверял на одной из только что приплывших лодок бортовой компьютер и видел с нее, как Шон и Кэти отправились по дороге наверх. Они шли обнявшись, иногда целовались». Это же подтверждают и рыбаки еще с трех лодок. А вот теперь послушай, что он говорит еще. Снова читаю. «Кэти и Шон, возможно, находились возле спасательной станции». Обратил внимание? Он уже говорит не «были», а «возможно, находились». А Кевин Рафтери и Финн Бэнкс вообще не видели их, хотя приехали за Робертом в половине девятого. Иначе говоря, на пристани Шон и Кэти могли быть только до восьми часов вечера. Роберт Харрингтон пытается нас уверить в том, что они находились на пристани и позже, — кстати, Роберту Кэти очень нравилась, — но никто, кроме него, эту информацию не подтверждает. Ну, что скажешь?

— Я думаю, ты абсолютно прав, — спокойно ответил Фрэнк. — После восьми вечера Шона и Кэти на пристани не могло и быть.

Анна сидела в подвале на бочонке, уставившись на ряды винных бутылок. От стены веяло холодом. Вверху открылась дверь, и в дверном проеме появилась фигура Джо. Он спустился вниз, подошел к Анне, стал рассматривать ее осунувшееся лицо, ввалившиеся щеки. Она поднялась, медленно обняла Джо и заплакала. Он вздохнул, привлек ее к себе, крепко прижал к груди. Неделя друг без друга, дни постоянных мучительных раздумий измотали их, и это прикосновение принесло им радость. Джо наклонил голову, вдохнул запах волос Анны. Голова у него закружилась.

— Скажи что-нибудь, — тихо произнесла Анна. — Пожалуйста.

— Какой же я был дурак, когда думал, что у нас все идет отлично, — сказал он.

— Но у нас действительно все шло отлично. И сейчас тоже…

— Да, — согласился он. — Но когда я смотрю на этого обрюзгшего опустившегося алкаша, мне становится не по себе. Он и ты…

— Ужасно. — Она закрыла глаза. — Не знаю, как я могла так поступить. Прости меня, Джо. Я вела себя глупо. И я всегда любила тебя. И сейчас очень люблю…

— Тебе следовало признаться.

— Тогда ты бы меня бросил.

Он чуть отстранил ее, посмотрел в глаза.

— Да, бросил бы. Наверное, ты правильно сделала, что ничего мне не сказала, — произнес он и грустно усмехнулся. — Последние дни я только и делал, что думал об этом. Чем бы ни занимался. И ты знаешь, к какой мысли я пришел? В общем и целом многие события просто потеряли для меня свое значение. Мне уже не важно, что было тогда, что происходит сейчас, что случилось с Кэти и что думает Шон. Главное, что мы есть и что мы должны заботиться друг о друге, и прежде всего о Шоне. Мне все равно, что ты сделала. Жить отдельно от вас я уже не смогу. Это было бы странно. Извини, что нагрубил. Я просто разозлился. Ты понимаешь? — Джо взял ее руки в свои. — Зачем, — продолжал он, легонько сжав их, — все так обернулось? — Он снова обнял ее, стал целовать волосы. Анна тихонько всхлипывала у него на груди.

Марта Лоусон, сжавшись в комочек, лежала на диване, одетая в большой, не по размеру, халат. Его широкий пояс крепко стянул ее талию. Из полудремы ее вывел звонок в дверь. Открыв, она увидела Ричи. Марта попыталась улыбнуться.

— Здравствуй, Марта. Как поживаешь? — спросил он.

— Не знаю, — ответила она, пропуская Ричи в комнату.

Стряхнув с дивана и кресла раскрытые газеты, женщина пригласила Ричи сесть.

— Есть новости? — Она бросилась убирать со стола чашки с застоявшимся старым чаем, протерла его ладонью, стирая оставленные ими черные круги и смахивая на пол крошки.

— Марта, присядь, меня беспорядок не волнует, я все понимаю. Знаешь, мне хотелось бы сообщить тебе нечто важное. Говорю тебе не как полицейский, а как друг. И пусть это останется между нами.

Она удивленно посмотрела на Ричи, села на диван.

— Дело касается Шона…

В спальне стоял полумрак. Темные ставни были опущены до самого подоконника. Запах сна висел в комнате. Джо положил руку на плечо Анны, тихонько повернул к себе.

— Я уезжаю в Дублин, — прошептал он.

Анна нахмурилась, прищурив глаза, посмотрела на часы.

— В семь утра? — недоуменно спросила она.

— Да. У меня там есть одно дело.

— А ты о Шоне подумал? Я не смогу его даже в школу сегодня отправить. Как прикажешь поступать, если я не знаю, о чем вы там говорили в полиции?

— В Дублин я и еду как раз из-за Шона, — сказал он. — У полиции к нему пока особых вопросов нет, но, кто знает, как они поведут себя дальше, как повернут свидетельские показания.

— А как Шону поможет твоя поездка в Дублин? По телефону нельзя все решить? — пробормотала она.

— Нет, придется ехать, — ответил Джо и, прежде чем Анна отвернулась, успел чмокнуть ее в щеку.

Джо ехал на север, в сторону Уотерфорда, затем свернул на Восточную трассу и довольно скоро оказался на пристани в очереди машин, ждущих парома в Баллихак. Паром шел всего пять минут, но Джо предпочел не сидеть в своем джипе, а, взобравшись по лестнице на палубу, постоять на свежем воздухе, полюбоваться ежесекундно меняющимися видами. Он облокотился на перила, подставив лицо легкому морскому ветерку.

Из Баллихака он двинулся на восток, миновал указатели с правым поворотом на Рослер и с левым на Уэксфорд. Дорога до Дублина заняла меньше двух часов. Здесь Джо погрузился в пучину малопонятных ему обозначений, в паутину улиц с односторонним движением. Вскоре он ехал уже наугад и припарковался в многоэтажной стоянке в районе Темпл-Бар. Оттуда он шел уже пешком, сначала повернул направо, на Уэстморленд-стрит, обогнул внушительное старинное, восемнадцатого века, каменное здание Ирландского банка, по сравнению с которым все другие дома казались ультрасовременными, миновал библиотеку и повернул направо. Вскоре на глаза ему попалась площадка для регби, в углу которой лежали шлемы и доспехи с аббревиатурой национальной сборной. Джо на минуту задержался, понаблюдал за разминкой игроков в центре столицы с тем любопытством, с которым глядят на городских сумасшедших. Покачав головой и хмыкнув, он отправился дальше и вскоре уже стоял перед мощными деревянными дверями факультета зоологии. Джо вошел и оказался в крошечном старинном зале, сразу же почувствовав аромат истории. Справа от него находился кабинет Нила Колумба, закрытый деревянной дверью с большим ребристым матовым стеклом. В центре его висела написанная беглым, но разборчивым почерком и приклеенная скотчем записка: «Буду в 14.20». Джо представлял Колумба как человека в высшей степени неорганизованного и небрежного в одежде, поэтому когда ровно в 14.20 к кабинету подошел мужчина с аккуратной стрижкой, в модном костюме и начищенных туфлях, гладковыбритый и пахнущий хорошим одеколоном, с бутербродом в руке, Джо не обратил на него никакого внимания. Мужчина открыл кабинет, вошел и через минуту вышел. Приклеив на дверь новую записку — «Буду в 14.30», — он подошел к соседней комнате, на двери которой висела табличка «Секретарь факультета», приоткрыл ее и громко произнес:

— Джейн, я приклеил записку сам. Можешь сказать мне спасибо за сэкономленный скотч.

В ответ раздался смех молодой женщины. Все это время Нил Колумб продолжал приятно улыбаться. Джо вынужден был признать, что ошибался в оценке Нила Колумба, — тот оказался человеком не только хорошо организованным и дружелюбным, готовым отдать Джо десять минут своего времени, отведенного для чая и пары бутербродов. Выглядел он так, словно собирался при первой же возможности выскочить из кабинета. Несколько раз взглянув на часы и пощелкав по циферблату, он показал рукой на свой кабинет.

— Так вы и есть Джо? — спросил он, когда они зашли. — Присаживайтесь.

Джо пристально посмотрел на него.

— Я видел вас совсем недавно, вы бегали на площадке для регби.

— Только вокруг нее, — поправил его Нил. — На ней я чувствую себя неуютно.

Сухощавый, лет сорока с небольшим, Нил Колумб явно не собирался отращивать брюшко, отсиживаясь в университетском кресле. Джо оглядел кабинет. Академическую сухость книг и шкафов очень оживляли фотографии и безделушки на полках, придавая им вполне домашний вид.

— Давайте пройдем в лабораторию и взглянем на то, что вы принесли, — предложил Нил.

Они поднялись на два коротких лестничных пролета и оказались на небольшой площадке. На правой стене висела стрелка-указатель с надписью «Лаборатория», но Нил, улыбаясь, предложил Джо пройти налево.

— Может, сначала познакомитесь с нашей галереей чудовищ?

Джо удивленно посмотрел на него.

— Так мы называем наш музей, — пояснил Колумб.

— С удовольствием, — согласился Джо.

Джо вошел в музей. В нос ему сразу же ударил знакомый, характерный для всех маленьких музеев запах химикатов. Он словно погрузился на несколько десятилетий в прошлое. Вдоль стен расположились массивные старинные кабинеты красного дерева, такие же ящики стояли кое-где наверху. В центре они были значительно выше. За каждой дверцей шкафа находились банки с формальдегидом, и в каждой из них плавало какое-либо животное, странное или не очень существо.

— Как вы думаете, что это такое? — Нил остановился возле одной из полок со стеклянной посудиной, напоминающей большую кастрюлю, и закрыл рукой табличку с надписью. Внутри посудины находился какой-то изящный круглый предмет, крупный, рыжего цвета со странным отростком сбоку в виде груши. Сзади него был вырез, сквозь который можно было рассмотреть то, что находится внутри, — очень похоже на соты.

— Понятия не имею, — ответил Джо.

— Желудок верблюда. В этих небольших кармашках, — Нил показал на соты, — он хранит воду.

— Ого, никогда бы не подумал.

Они пошли дальше. Нил показал на другую банку, где в зеленоватом растворе плавал жгут, свитый из нитей, длинных и тонких, как спагетти, спросил:

— Черный пудинг часто едите?

— Иногда ем, — кивнул Джо. — Только не нужно мне портить аппетит.

Нил усмехнулся:

— Варите его подольше. Иначе вот этот зверь съест вас. Ленточный червь, большой любитель свиней.

— Понятно. Начиная с сегодняшнего дня я до черного пудинга больше не дотронусь, — ответил Джо, брезгливо покосившись на банку. — Ну и длина у него, — заметил он, покачав головой.

Они повернулись и двинулись вдоль другой стенки. Нил подошел к первому же шкафу, выдвинул один из ящиков. Джо почувствовал острый запах дерева и нафталина. На дне ящика находилась большая кремового цвета подушка, из нее торчали длинные прямые булавки, на которых были закреплены различные насекомые. Нил в двух словах рассказал о каждом из них, затем посмотрел на часы.

— Так. Давайте на этом закончим и пройдем в лабораторию. У меня скоро ученый совет. Напомните, что вас привело ко мне?

— Знаете ли, возле моего дома есть лес. Дня два назад, во время прогулки, я нашел там пустой кокон от куколки. Мне он показался странным. Я изучал энтомологию в колледже, в Штатах, потом бросил, но до сих пор ею интересуюсь, признаться, многое мне так и осталось непонятным.

Джо знал, что врет неубедительно, но объяснить свое любопытство иначе не имел права.

— Рядом валялся труп животного, вот я и подумал, нет ли между ним и куколкой какой-нибудь связи. Не могли бы вы мне прояснить это? Что это за экземпляр? Может быть, муха какая? Сколько он там находился, ну и все такое… — Он достал из кармана небольшой пузырек из-под таблеток и протянул его Нилу.

Тот взял его.

— Давайте посмотрим, что тут у вас есть, — произнес Нил, положил банку под микроскоп и покрутил ручку, настраивая изображение. — Вы абсолютно правы. Здесь действительно находилась куколка мухи. Сейчас мы ее определим. — Нил достал с полки справочник и начал листать страницы. — Вот они, куколки мух. — Он водил пальцем по картинкам. Иногда останавливался и приникал к окуляру микроскопа, но всякий раз морщился и отрицательно мотал головой.

Наконец он удовлетворенно улыбнулся, закрыл справочник и направился к шкафу, в котором стояли многочисленные банки с образцами мух, вытащил одну из них и показал Джо. Там в растворе формальдегида находились кокон куколки и личинка.

— Образец, который вы принесли, — сказал Нил, — называется Calliphora, или муха трупная. Вид, я бы сказал, vicina или vomitoria, даже скорее vomitoria, если судить из сравнения. Водится чаще всего в сельских районах, в лесах. Так что вы нашли ее, прямо скажем, в среде ее обитания. Своего рода прекрасный инструмент для определения времени смерти — точнее не придумаешь. Следователи ее хорошо знают. — Нил поднял брови, посмотрел на Джо. — Хотя зачем я вам это говорю, вы же учились в колледже. Простите.

Джо кивнул.

— А как ваши слова соотнести с ее жизненным циклом?

Он надеялся, что Нил назовет ему временны́е рамки, отталкиваясь от которых он сможет найти возможность помочь Шону.

— Трупные мухи налетают на мертвое тело почти сразу. У них просто нюх на смерть. Правда, только днем, а не ночью. Иначе говоря, если в лесу кто-то погибнет вечером, мухи соберутся на труп только утром. Каждая особь может отложить до трехсот яичек. Предпочитают они главным образом отверстия, но главная приманка для них — открытые раны. — Нил снова поднял глаза на Джо. — Извините, я снова говорю об известных вам вещах. Скажу вам то, чего вы, возможно, не знаете. Животное, возле которого вы нашли этот кокон, умерло примерно за двадцать дней до того.

Джо похолодел. Некоторое время он стоял молча, затем кивнул, распрощался с Нилом Колумбом и вышел. Из всего рассказанного ученым можно было сделать вывод, что Кэти убили в злополучную пятницу, буквально через час-два после того, как она рассталась с Шоном. Таким образом, последним, кто ее видел живой, если не считать самого убийцы, был бедняга Питер Грант, а предпоследним — Шон. Джо остановился, выбросил кокон в урну и зашагал через студенческий городок к стоянке. Постепенно злость, охватившая его после встречи с Нилом Колумбом, перешла в замешательство и в конечном счете в отчаяние.

— Ричи, я не успел сказать тебе кое-что, — начал Фрэнк, обращаясь к своему помощнику. — Хотел, да забыл, а потом пришли Лаккези… Дело вот в чем. Обнаружилась дополнительная информация относительно Джо Лаккези.

— Очень своевременно, — скривился Ричи.

— Успокойся, это важно. В нашей работе главное — знать все обстоятельства, связанные с текущим расследованием. Джо считает, что за ним охотится один парень, американец. Он приехал сюда, вышел на Джо и решил расквитаться с ним через Кэти. Этот парень — друг одного преступника, которого Джо в прошлом году застрелил в Нью-Йорке, факт известный и проверенный. Он недавно освободился из тюрьмы, разыскал Джо и таким образом свел с ним счеты. Это всего лишь гипотеза, конечно, — точных подтверждений нет.

Фрэнк давно заметил за Ричи одну особенность. Как только разговор у них длился дольше трех предложений, глаза его помощника начинали затягиваться поволокой, особенно правый. Ричи словно начинал смотреть куда-то внутрь себя, затем возвращался в реальность.

— Почему Джо так думает?

— Нужно отдать ему должное, — потер ладони Фрэнк, — он нашел возле бара Данаэра доказательство своей версии. Значок. Такой же был и у того преступника, которого он подстрелил.

— Ничего себе, — произнес Ричи после минутного раздумья. — Почему-то все это дело мне начинает казаться очень странным.

Фрэнк посмотрел на Ричи, пытаясь увидеть в его глазах издевку, но тот говорил вполне серьезно. Фрэнк вообще не понимал его. То Ричи вдруг начинает язвить, то вдруг настроение его резко меняется и он говорит обстоятельно и разумно. И каждый раз перед Фрэнком появлялся новый человек, с новым характером и поведением. Фрэнк считал, что во всех этих метаморфозах повинно главное качество Ричи — его подозрительность. Он и сейчас подозревал, причем всех: Питера Гранта, Шона и Джо Лаккези, Дюка Роулинза…

Фрэнк давно хотел поговорить с ним об этом, но не сейчас, когда у него самого голова раскалывалась от постоянных раздумий, анализов и гипотез. Кроме того, ему вовсе не хотелось снова пикироваться с самовлюбленным и горячим коллегой, чем, собственно, всегда их дискуссии и заканчивались. Фрэнк поступил проще — он познакомил Ричи с новыми деталями расследования и, попрощавшись, ушел.

Анна надела очки, достала с полки книгу и села на диван. Запахнув халат, она вытянула ноги и положила на стоящий рядом газетный столик. Через некоторое время в комнату вошел Джо, опустился рядом с Анной, взял телевизионный пульт, вывел его из режима ожидания в рабочий и принялся переключать каналы.

— Значит, ты не собираешься мне ничего рассказывать, — обиженно сказала Анна. — Занятно получается. Сначала мне врет родной сын, а потом и муж…

— Не нужно, Анна, не начинай все снова.

— Это как так? Почему я должна разговаривать, только когда тебе этого хочется? Я не ошиблась, Шон врал нам?

— Шону всего шестнадцать, он просто испугался. Подросток не каждому взрослому скажет, что занимается сексом, а уж родителям-то и полиции…

Анна вскинула голову, изумленно посмотрела на него.

— Ты что, никогда не врала своим родителям? — спросил Джо.

— Джо, ты с ума сошел. Не в сексе дело, а в том, что Шона могут арестовать по подозрению в убийстве, — прошептала она.

Он резко поднялся.

— Пойду прогуляюсь.

Оран Батлер и Кейт Туми сидели в обычной машине неподалеку от ковровой фабрики Хили. Два других полицейских находились в автомобиле у въездных ворот в промышленный центр.

— Не могу поверить, что они снова взялись за старое, — сказал Кейт.

— Помолчи. Мы пока ничего еще не знаем, — заметил Оран. — Смотри внимательней, сейчас могут подъехать.

— Два часа ночи, Батлер. Мы здесь уже четыре часа торчим. Поехали, никого здесь не будет.

Оран откинулся на сиденье, закрыл глаза. Вскоре он задремал. Разбудил его зуммер телефона. Он открыл глаза, взял трубку. Дежурный сообщил, что наблюдение за фабрикой снимается.

Анна вспомнила, что так и не спросила у Шона про фотографию, полученную им по электронной почте. Она легонько постучалась в его спальню, вошла. Шон играл на компьютере, по монитору бегал очередной отрицательный герой с кровавыми от злобы глазами и руками, напоминающими больше щупальца.

— Шон, я хотела тебя спросить: что это за снимок, о котором ты недавно рассказывал? Ну тот, который ты получил по электронной почте. Ты сказал, что я тебе его послала?

— Ну а кто ж еще? Больше некому, только ты вокруг маяка с Бренданом ходила, — огрызнулся Шон.

Анна сдержалась, чтобы не повысить голос. Помолчала, посмотрела на Шона.

— По-моему, ты что-то путаешь. Дело в том, что я сама еще не видела ни одной фотографии. Брендан не присылал их мне.

— Что?! — воскликнул Шон, резко повернувшись к матери. — Но я же сам видел этот снимок. В школе, на своем компьютере. По-моему, там еще и другие были, только я не стал их открывать. — Проклятие! Тогда откуда он взялся?

— Я не знаю, — ответила Анна. — Да и с какой стати я стану посылать тебе снимок по Интернет-почте? Я бы послала по местной сети — так и быстрее, и удобнее. Принеси завтра эту фотографию, покажи мне.

Шон вскочил.

— Пойдем в кабинет к отцу. Я всю почту пересылаю себе, на местный электронный почтовый ящик. Сейчас я тебе покажу эту фотографию на нашем компьютере.

Они прошли в кабинет Джо, Шон включил компьютер и открыл свой почтовый ящик. Снимок лежал там. Шон щелкнул мышкой, и на экране всплыла фотография маяка.

Анна внимательно рассмотрела ее.

— Послушай, Шон, да вот же Брендан! На фотографии. Видишь? — показала она на фигуру в углу, едва заметную в отблесках огня. — Да, это точно он. Но кто же тогда сделал эту?

Фрэнк никогда не задерживался на работе дольше положенного. Его смущала мертвая тишина вокруг. Он сидел за столом и в который раз перечитывал показания — одни откладывал, другие перепечатывал заново. Внезапно на столе зазвонил телефон. Фрэнк снял трубку и был немало удивлен, услышав голос О'Коннора.

— Фрэнк? Это Майлз. Есть кое-какая дополнительная информация, поступила с телефонной компании, где был зарегистрирован мобильник Кэти.

— Давай выкладывай.

— Теперь нам известен ее последний звонок…

— Она кому-то звонила? — переспросил Фрэнк.

— Не совсем. Скорее она пыталась позвонить, но не успела.

— И кому же?

— Тебе, Фрэнк. Последний номер в ее телефоне — твой.

Джо вернулся, когда в доме уже все спали. Стараясь не шуметь, он прошел в кабинет, тихонько прикрыл за собой дверь. Волнение не проходило. Он несколько раз глубоко вдохнул, снял телефонную трубку и начал набирать номер городишки, который и слабой точкой не был обозначен на самых подробных картах. Несколько минут трубка молчала, затем на другом конце послышался заспанный голос:

— Стингерс-Крик, инспектор Хенсон слушает.

— Вас беспокоит Джо Лаккези из полицейского управления Нью-Йорка. Меня интересует один ваш парень, некто Дюк Роулинз, он вышел из тюрьмы несколько месяцев назад. Вы не могли бы мне что-нибудь рассказать о нем? Его посадили еще в середине девяностых.

— Дюк Роулинз? — повторил инспектор. — Не знаю такого. Простите, я тут недавно, еще не всех знаю. А почему он вас интересует?

Осторожно выбирая слова, Джо объяснил инспектору причину.

— Вот как? Думаете, он снова во что-то вляпался? Хорошо, я разузнаю, но сообщить вам смогу только через пару дней, не раньше.

— А побыстрее никак нельзя? — спросил Джо.

— К сожалению. Умер один наш бывший сотрудник. Завтра похороны.

— А что с ним стряслось?

— Несчастный случай. Неосторожное обращение с оружием. Огден Парнум, в прошлом — шериф. Отличный человек, только недавно на пенсию вышел.

— Сочувствую, — проговорил Джо.

— Благодарю, — ответил Хенсон. — Дайте мне ваш номер телефона, я позвоню сразу, как только смогу.

Закончив разговор, Джо положил трубку, включил компьютер, вошел в поисковую машину и напечатал три слова: «Стингерс-Крик, Парнум». Появилось несколько ссылок, почти одинаковых по тексту и смыслу. Джо выбрал, как ему показалось, наиболее подходящую, небольшую заметку в местной техасской газете:

НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ, ГОРОД СКОРБИТ

Огден Парнум, бывший шериф городка Стингерс-Крик, что в округе Грейсон, был найден вчера мертвым в своем доме. Следствие пришло к выводу, что смерть наступила от огнестрельного ранения, которое шериф нанес себе сам вследствие неосторожного обращения с оружием.

В девяностых годах шериф Парнум вел дело так называемого Кровавого Лесника, расследовал серию страшных преступлений, изнасилований и жестоких убийств девяти молодых девушек, тела которых были обнаружены в близлежащем лесном массиве. И по сей день эти преступления остаются нераскрытыми.

— Боже мой, — прошептал Джо.

Глава 20

Шерман, Северный Техас, 1987 год

— Я тебе точно говорю, Алексис. Ты когда-нибудь допрыгаешься со своими штучками. — Дайнер Дэйв схватил руку девушки и снова положил на стойку бара. Она попыталась высвободить ее, пластмассовые браслеты, скользнув до локтя, опять вернулись на прежнее место, на запястье.

— Тощий тут? Не слышал? — спросила Алексис.

Дэйв наклонился, схватил ее за локти.

— Перестань, иначе плохо будет, милашка. Учти, я тебя предупредил.

— Да брось ты. — Алексис высвободила руки. — Ну сколько раз можно повторять одно и то же? Устала я от тебя.

— Алексис, я же вижу, какая ты сюда приходишь.

— Все хорошо, я знаю, что делаю. Спасибо тебе за заботу, а теперь принеси-ка мне цыпленка и жареной картошечки.

Закончив есть, она медленно сползла с красного стула, сверкнули из-под задравшейся на секунду мини-юбки два красных мокрых пятна под ягодицами. Алексис, не оборачиваясь, махнула рукой Дэйву и, вальяжно покачивая бедрами, направилась к дверям.

— Пока, Дэйв! — крикнула она, уже выходя из бара, и затем глухим голосом супергероя из мультсериалов прибавила: — Мы с тобой еще увидимся, парень.

Но Дэйв ее уже не слышал, последние слова Алексис потонули в шуме посуды и работающего гриля.

Девушка прошла до угла улицы, там пересекла ее и подошла к обветшалому серому многоквартирному дому. Задержись она на секунду у входа, иди она по лестнице помедленнее, и телефон в ее комнате утих бы, а звонивший начал бы набирать номер из следующей визитной карточки, которые проститутки во множестве раскладывают по телефонам-автоматам. Но Алексис успела. Заслышав звонок еще на лестнице, она заторопилась, быстро открыла дверь, подбежала к столу и сорвала трубку.

— Слушаю, — запыхаясь, ответила она.

— Похоже, что ты начала без меня, — проговорил Донни.

Алексис рассмеялась:

— Бывает и такое. Я — девушка занятая, живу с кем хочу и как хочу, — перешла она к делу.

— Может, расскажешь, как это происходит?

— А зачем рассказывать? Приходи и сам все увидишь, — ответила она.

— В карточке написано, что ты блондинка весом пятьдесят два килограмма. Значит, мне не грозит увидеть большую толстую мамашу с маленькими усиками?

— Никоим образом. Ты увидишь маленькую беленькую кошечку. Какую никогда не видел…

— Ближе к вечеру кошечку устроит?

— Именно в это время она и выходит на охоту. — Алексис рассмеялась.

— Вот и отлично. — Донни повесил трубку и побежал к грузовику, в кабине которого его дожидался Дюк.

Когда все закончилось, Алексис присела на краешек кровати.

— Ты как-то печально выглядишь. Что-то не так? — спросил ее Дюк.

— Да нет, все так. Мне понравилось. И мне нравится то, что я делаю. А я делаю людей счастливыми. — Алексис улыбнулась. — Я даю им так, что они улетают от меня на облаке. — Она замолчала, посмотрела на Дюка. — У тебя немного недовольный вид. Ты еще не на облаке?

— Все отлично, — ответил Дюк.

— Милашка. — Алексис приблизила к нему лицо, вытянула губы и чмокнула в кончик носа.

— Может, прокатимся?

— Куда? — Алексис склонила голову.

— На пикниках давно не была?

— Очень давно.

— Вот и давай съездим. Посидим, еще покувыркаемся.

Алексис пристально смотрела ему в глаза, стараясь увидеть в них опасность, но они излучали лишь искренность и веселье.

— Да черт с ним, поехали.

Спустя час Алексис, раздетая до талии, прижав руки к груди, лежала на траве в гуще леса. Дюк подбежал к ней, схватив за волосы, приподнял, заорал ей в лицо:

— Как тебя зовут, сучка? Говори свое настоящее имя!

Он с силой дернул ее за волосы, девушка завизжала.

— Скажи свое настоящее имя! — снова проорал Дюк. Он вскочил и несколько метров проволок девушку за волосы по земле.

— Жанет! — закричала она.

— Фамилия!

— Белл. Жанет Белл.

Дюк разжал руку и выпустил ее волосы.

— Ну вот и все, все кончилось. И для Жанет Белл, и для Алексис. Нет больше грязной шлюхи с тупым именем. Привет им всем передавай.

Пнув девушку, он отвернулся от нее. Она лежала на земле, избитая, истерзанная.

Дюк снова повернулся к ней.

— А теперь вставай и беги, — приказал он. — Донни, подтолкни ее, пусть бежит.

Донни подошел к девушке, приподнял, поставил на ноги, сильно толкнул в спину. Дюк в это время вставил в лук тяжелую стрелу с трехгранным металлическим наконечником, закрыл левый глаз и, натягивая тетиву, прицелился.

Алекс сделала несколько шагов, затем обернулась, увидела Дюка. В глазах ее мелькнуло удивление, быстро сменившееся ужасом. Она закричала, прижала руки к груди, попятилась и упала, оступившись. Дюк нагнул лук. Девушка, не сводя с него глаз и продолжая истошно кричать, начала отползать от него, отталкиваясь руками и ногами. Повернувшись, она поднялась и, обхватив голову руками, медленно двинулась вперед, желая только одного — жить. Но ужас сделал ее неспособной к сопротивлению, лишил сил. Она не пыталась убежать, просто тихо шла, едва переставляя ноги. Дюк двигался метрах в десяти от нее. На секунду он остановился, прицелился и разжал тетиву. Первая стрела ударила девушке в почку. Алексис взвыла от боли и упала.

— Прямо в десяточку! — радостно воскликнул Донни, подбегая к Дюку и хлопая его по плечу.

Дюк взял другую стрелу, выстрелил, но в последнюю секунду Алекс отползла и она просвистела мимо.

— Вот скотина! — прошипел он. Оставив Донни, он подбежал к девушке. Она лежала на спине. Дыхание ее становилось хриплым, зубы стучали.

— Убейте меня, — прошептала она.

Дюк, не шелохнувшись, как завороженный смотрел на нее.

— Ладно, — кивнул он. Встав на колени, он перевернул девушку на живот, вытащил из-за пояса нож и начал методично вонзать в ее спину широкое лезвие, всякий раз надавливая на рукоятку, стараясь, чтобы нож входил как можно глубже.

Вскоре все было кончено. Дюк поднялся. Он подошел к грузовику, вытащил из-за сиденья два больших полотенца, подошел к Донни и сунул одно ему в руку. Потом он приблизился к лежащему в грязи телу Алексис, размахнулся, ударил ее ногой под ребра и захохотал. Бросив на тело полотенце, он повернулся и, медленно ступая между деревьями, стал искать место, где земля была помягче.

— Донни, вот тут мы ее и закопаем! — крикнул он. — Самое оно.

Яму они выкопали быстро, но вымокли от пота насквозь. Схватив тело за запястья и лодыжки, они перенесли его и бросили в яму. Землю туда они сталкивали ногами. Потом они забросали ее травой, листьями и ветками. Донни пошел к грузовику, Дюк ненадолго задержался. Молитвенно сложив ладони на груди и закатив к небу глаза, он писклявым голосом произнес:

— Прощай, наша дорогая Алексис. — Рассмеялся и, насвистывая веселенький мотивчик, побежал к грузовику. Сев рядом с Донни, хлопнул его по колену, подмигнул и сказал: — Ну что? Нормально? Тогда погнали.

Донни сидел в баре «Амазон». В руках его была пятая бутылка пива.

— Ну ты и нажрался, парень. Посмотри, у тебя один глаз — на Техас, а другой — на Арканзас! — крикнул ему Джейк, бармен.

— А как я себе в глаза посмотрю? — спросил Донни.

— Мда… Жаль, папаша твой недоглядел, надо ему было тебе побольше ума через задницу выписывать. — Джейк покачал головой.

— На себя посмотри, — огрызнулся Донни и перевел взгляд на расположенную рядом сцену, где две девушки, блондинка и брюнетка, извивались вокруг длинных полосатых шестов.

Блондинка прервала танец, подошла к стойке и, ткнув острым пальцем в Джейка, закричала:

— Ты когда поднимешь сцену, Джейк?! Меня задолбали твои дальнобойщики. Запомни — я так работать не собираюсь. Тебя бы целую ночь за задницу хватали.

— А ты подставляй не задницу, а сиськи, — сказал Донни, поворачиваясь к девушке. Он потянулся к ее груди, нога его соскользнула с металлической перекладины, и он едва не упал со стула. Девушка ударила его по руке.

— А ты, Донни, вообще сопли подбери. Поонанируй сходи, пока туалет не занят. — Она снова обратилась к Джейку: — Скажи этому хлюпику, чтобы он ко мне не приставал.

Джейк рассмеялся.

— А они у тебя настоящие? — спросил Донни.

— Когда я их трогаю перед зеркалом, они самые что ни на есть настоящие. Мягкие, стопроцентно американские. Но тебе их не видать как своих ушей, даже во сне, — ответила блондинка, не глядя на него. Она постучала костяшками пальцев по стойке, подзывая Джейка.

— Послушай, ну нельзя же завести мужика, а потом его бросить, — сказал Донни, но ни Джейк, ни девушка его не слушали.

— Милашка, сцена останется такой, какая она есть, — проговорил Джейк, нагибаясь к блондинке. — Единственное, что могу тебе посоветовать, — надевать туфли со шпильками повыше.

Девушка фыркнула, бросила на Джейка недовольный взгляд и ушла на сцену.

— Так когда же ты со мной переспишь?! — крикнул ей вдогонку Донни.

Не оборачиваясь, та подняла вверх правую руку с вытянутым средним пальцем.

— Ну, баба, просто чума. — Донни замотал головой. — Так бы и трахнул ее.

Джейк, не обращая внимание на его болтовню, протирал стойку, мурлыча что-то себе под нос.

Донни метнул в его сторону бумажный подстаканник, крикнул:

— Мне уже скоро восемнадцать! Слышишь?

Джейк поднял на Донни глаза.

— Слышу. И что ты собираешься делать? Голосовать на президентских выборах за ее задницу? — ответил он и засмеялся.

В открытой двери бара появился Дюк, приблизился к стойке, сел рядом с Донни.

— Два «Боша», Джейк.

— Привет, Дюк. Ты знаешь, Джейк меня тут обижает, — промямлил Донни.

— Ничего удивительного, — бросил Дюк и прибавил: — Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем?

— Да о всякой всячине. Давай допивай пиво, и пошли. — Он стал рассматривать танцующих и вдруг заметил, что кто-то машет ему рукой. Покосившись, он увидел одного из старых мамашиных ухажеров. Губы его злобно сжались, он со стуком опустил бутылку на стол и выбежал из бара.

Машину Дюк вел медленно. На пассажирском кресле, покачиваясь, сидел Донни.

— Донни, ты помнишь, что я тебе тогда говорил? — спросил он. — Эй, Донни! Ты чего? Спишь, что ли?

— Дай поспать, — пробормотал тот.

Дюк хлопнул его ладонью по щеке.

— Проснись, кому говорю.

Донни едва не подпрыгнул.

— Ты рехнулся? За что?! — воскликнул он, повернулся к Дюку, посмотрел ему глаза, и ярость его сразу утихла.

— Ты помнишь, что я тогда говорил тебе? — повторил Дюк дрожащим от злости голосом.

— Помню, помню, — закивал Донни. — А что ты мне говорил? И когда?

— Сегодня у нас все прошло очень просто. Ты вспомни, она же сама напрашивалась.

— Мне так не показалось, — возразил Донни.

— Ты просто не понимаешь. Когда она с тобой разговаривала, она ни о чем не думала, кроме как о пятидесяти долларах. Ты для нее был никто! Жалкая бумажка! — кричал Дюк. — Значит, она сама напрашивалась. Не переживай. Такие девки сами что угодно вытворят, лишь бы деньги в карман засунуть. Донни, шлюха на любое преступление пойдет, гораздо худшее, чем то, что мы с ней сделали, потому что иначе она не сможет купить себе наркотики. Мы с тобой ее просто спугнули. Как ты думаешь, стала бы она приглашать к себе совершенно незнакомого человека только ради полтинника? Понимаешь?

— Ну да, в общем…

— Тогда соберись и перестань ныть.

Глава 21

Джо сидел на кухне и смотрел в окно, на море. Между линией горизонта и берегом, оставляя за собой тонкую белую полоску пены, плыла рыбацкая шхуна. Мягкий ковер приглушил шаги Анны. Он обернулся, когда она уже стояла рядом, вздрогнул. Не говоря не слова, она протянула ему распечатанное электронное письмо.

— Что это? — спросил Джо.

— Не знаю, — ответила она. — Письмо пришло на школьный электронный адрес Шона. Обратного адреса нет, вместо него какой-то бессмысленный набор цифр, букв, символов. Это снимок маяка, сделанный в день похорон Кэти. Но фотографировал не Брендан, а кто-то другой. И находился он где-то неподалеку, через дорогу от дома.

По лицу Джо пробежала едва заметная дрожь.

— Теперь моя очередь задавать вопросы. Что скажешь?

— Ничего. — Джо пожал плечами.

— Так-таки и ничего? По-моему, Джо, ты мне что-то недоговариваешь.

— Не волнуйся напрасно. Calme-tois,[1] — произнес он с сильным акцентом и улыбнулся, но взгляд его оставался мрачным.

И Анна взорвалась.

— Лжец! — закричала она. — Ты постоянно мне врешь. Ты думаешь, я глупенькая? Скажи, да? — Она схватила его за плечи и начала трясти. — Говори, считаешь ты меня глупой или нет?

— Анна, сейчас с тобой невозможно разговаривать, — спокойно ответил Джо.

— Именно сейчас ты мне и ответишь. Я устала. Ты все время от меня что-то скрываешь, постоянно куда-то звонишь, ходишь по кабинету, ездишь по деревне, выспрашиваешь. Что происходит?

— Анна, возьми себя в руки. Ничего не происходит.

— Боже мой! — Она отпустила его, всплеснула руками. — Джо, требую от тебя ответа немедленно — ты прощаешь мне все или нет? Сколько это может продолжаться? Сколько ты будешь еще казнить меня?

Он изобразил недоумение. Анна ударила его по плечу, вскрикнув:

— Connard![2]

— О, Бетти, ты меня убьешь.

В те минуты, когда Анна не на шутку злилась, он называл ее Бетти Блю. Сейчас, когда она назвала его мерзавцем, для такого перехода было самое время.

Губы Анны тронула улыбка, но тут же исчезла.

— Джо, я многое знаю о тебе — самые разные вещи. Что-то известно другим, что-то — нет. Ты — красивый, уверенный, хладнокровный… — Она на минуту умолкла. — Знаешь, мне что-то не хочется делать тебе комплименты.

— Почему нет? — Джо рассмеялся.

Она сделала вид, что не заметила его попытки придать разговору шутливый оттенок.

— Но я твоя жена и знаю кое-что еще, чего многие не видят. Ты — честный, ты умеешь любить, ты впечатлительный и ранимый. Но ты что-то скрываешь от меня, какую-то тайну. Ты стараешься сделать так, чтобы я ничего о ней не знала. Только напрасно, Джо. Я все чувствую, а то, что я вижу, подтверждает мою догадку. Что бы ты ни делал, каким бы равнодушным ни казался, я все вижу. Я только не могу понять, о чем ты сейчас думаешь.

— Анна, ну зачем тебе знать все?

— Я не хочу знать все! — отрезала она. — Я хочу, чтобы ты перестал врать мне, перестал делать из меня идиотку. Мне все врут.

— Ничего подобного, — возразил Джо.

— Перестань. Мой муж и мой сын — все мне врут. И я чувствую себя последней дурой. — Она снова всхлипнула.

— Зато ты очень соблазнительная дура. — Джо обхватил Анну за талию, привлек к себе. — А когда ты сердишься, то становишься еще соблазнительнее.

— Совсем не смешно, — ответила она, шмыгнув носиком.

— Как раз смешно.

Анна посмотрела на него, лицо Джо оставалось серьезным, даже мрачным. Она вздохнула, прижалась к его груди, он стал гладить ее волосы. Внезапный телефонный звонок заставил Анну вздрогнуть. Джо потянул руку к аппарату, но Анна оттолкнула ее, взяла трубку сама. Некоторое время она молча слушала, затем передала ее Джо.

— Тебя спрашивает какой-то инспектор Хенсон, — сказала она, закрыв микрофон. — Чего он от тебя хочет?

— Бывший коллега, просил проконсультировать по одному делу. Сейчас перезванивает, — объяснил Джо.

— Ну что ж. Опять врешь, конечно, но хотя бы убедительно, — прошептала Анна, поморщившись. Она передала Джо трубку, поднялась, вздохнула и тихо сказала: — Да, все так и есть. — Затем добавила, глядя в пол: — Я отвезу Шона в школу, — и вышла.

— Добрый день, инспектор. Как дела?

— Да ничего, спасибо. Я тут нашел вам то, что вы просили. Только как бы вам не огорчиться после моих известий. Дело в том, что Дюк Роулинз давно умер…

* * *

Нора вошла в участок, положила на стол перед Фрэнком газету, открыла первую страницу, расправила ее и обратилась к мужу:

— Смотри, чего они тут понаписали. — Она ткнула в яркий заголовок: «Список девушек и женщин, убитых или пропавших без вести в Ирландии за последние десять лет». Ниже шел ряд фотографий улыбающихся и смеющихся лиц. Кэти Лоусон (шестнадцать лет, Маунткеннон, графство Уотерфорд) стояла в нем первой. — Господи Боже мой! — воскликнула Нора. — А эта девушка пропала совсем недавно. «Мэри Кейси, девятнадцати лет из города Дун под Лимериком, найдена изнасилованной и зверски убитой рядом с собственным домом», — прочитала она и подняла глаза на Фрэнка. — Ну, здесь все предельно ясно. Скорее всего забыли закрыть заднюю калитку, отец заставил девочку выйти. Она пошла на улицу, родители спать легли и нашли ее только утром.

— Упокой Господь их души, — пробормотал Фрэнк.

— Дун — городок маленький, — продолжала Нора. — Наверняка это сделал какой-нибудь приезжий. Ужасно! А вот еще одна девушка, та же, чья фотография висит у тебя на доске объявлений. — Нора ткнула пальцем в стену.

Фрэнк мрачно кивнул и попросил:

— Посмотри, что они пишут о нашей Кэти. Я не могу читать вверх ногами. Что там они говорят о ходе расследования?

— Да ничего особенного не говорят. — Нора уткнулась в заметку. — Нет ни зацепок, ни подозреваемых. Какой-то молодой человек вторично дал показания. Фамилии не указывают. Жаль. Хотела бы я знать, кто это такой. Намекают на то, что тебе следует быть порасторопнее.

— Только намекают или обвиняют в нерасторопности?

— Пожалуй, обвиняют.

— Вот так у нас всегда, — заметил Фрэнк.

— Все, я пошла домой, — сказала Нора. — Газету забираю с собой, — она сложила ее и спрятала в сумку, — а то тебя инфаркт хватит. А я не хочу губить молодость, ухаживая за паралитиком. — Она рассмеялась и пошла к двери.

Фрэнк направился к себе в кабинет. На улице Нору едва не сбил с ног инспектор Майлз О'Коннор. Распахнув дверь, он влетел в кабинет Фрэнка и, с размаху швырнув ему на стол газету, сел и, глядя ему в глаза, зловеще спросил:

— Ну и как это называется?

— Что называется? — Фрэнк надел очки.

— Вот это! — Майлз постучал пальцем по статье. — Твое интервью. Какого черта ты разговаривал с журналистом? Нужно было отправить его в Уотерфорд. Фрэнк, ну если ты не знаешь, как с ними нужно обращаться, не лезь. Не суйся!

Фрэнк разглядывал страницу.

— А, мое интервью. А что в нем такого особенного? Да, шнырял тут один газетчик, расспрашивал всех обо всем. В тот самый день, когда ко мне приходили отец и сын Лаккези. Я ему все рассказал. Что тебе здесь не понравилось? Не знаю…

— Вот именно! — вскричал Майлз. — «Не знаю»! Смотри! — Он схватил со стола фломастер и начал торопливо водить им по строкам интервью. Закончив, он сунул газету Фрэнку. — А почитай теперь.

Фрэнку бросились в глаза восемь отмеченных Майлзом предложений, уныло одинаковых: «Не знаю».

— Н-ну, это же такой речевой оборот, — промямлил Фрэнк, снимая очки.

— Нет, это не речевой оборот. Это один старый балда такое интервью дает. Комментирует ход расследования. В результате мы все сидим в дерьме. «Я не знаю», — передразнил он. — Да кто тебя просит рот открывать? О чем ты думал?

— Не знаю, — сказал Фрэнк и осекся, помолчал, затем продолжил: — Он мне показался приятным молодым человеком. Вежливый, добродушный. Сказал мне, чтобы я не стеснялся, а он, мол, потом все «причешет».

Майлз схватился за голову.

— Кошмар! Вот уж действительно «причесал». Мы с ног сбиваемся, меня постоянно дрючат за отсутствие продвижения в расследовании.

— Да какое, в задницу, продвижение?! — вскипел Фрэнк. — Очнись! Мы же действительно ни черта не знаем. Что у нас есть? Ничего нет — так, пара подозреваемых, куча противоречивых показаний и ничего, чем бы их связать. Все, чем мы располагаем, — это пара людей, которые нам помогают. Или, наоборот, мешают…

— Значит, так. Слушай меня внимательно. Журналистов гони отсюда к едрене бабушке. Как заметишь кого-нибудь из них, сразу направляй в Уотерфорд. Им дай волю, сразу растрезвонят, что мы только и умеем, что хлеб даром жрать. И тебе первому будет хуже. — Он ткнул пальцем в грудь Фрэнку. — Скажут: вот, поглядите, сидит в деревне старый пердун, очки напялил, ни черта не видит и не делает, потому и людей убивают на каждом шагу.

Фрэнк оторопело смотрел на инспектора.

— Послушай, Майлз…

Тот замахал руками.

— Не перебивай и не волнуйся, они так обо всех говорят, и о тебе тоже скажут.

С минуту он молча сидел, затем шлепнул ладонью по фотографии Кэти.

— Об этом деле больше никому ни слова. Понял?

Анна припарковала джип возле супермаркета. Шон похлопал ее по руке.

— Мам, смотри, миссис Шенли. Я подойду к ней, спрошу насчет работы.

— Хорошо. А я пойду за покупками. Встретимся внутри.

Бетти Шенли стояла у своей машины, напротив булочной. Руки ее были заняты коробками и пакетами разных размеров. Шон перебежал улицу, подошел к ней.

— Здравствуйте, миссис Шенли. Давайте я вам помогу.

Она попятилась, прижала к себе коробки, залепетала:

— Нет-нет, Шон, спасибо. Не надо, я сама справлюсь.

Он посмотрел ей в глаза и увидел в них странный испуг. Лицо его вспыхнуло, он опустил голову.

— Вы знаете, я хотел поинтересоваться насчет работы, — проговорил Шон. — Приходить мне или у вас все тихо?

— Нет, не тихо. Отдыхающие приезжают, постоянно меняются, — сказала она, глядя куда-то мимо него. — Извини, Шон, я вынуждена отказать тебе. Сын моей сестры копит на машину, хочет купить себе маленький «рено». Я пообещала ему, что возьму его. Это Барри, ты его знаешь.

Еще бы Шон не знал этого бритоголового!

— Да, мы с ним в одном классе учимся. — Он кивнул. Настроение у него было испорчено.

Пока инспектор стучал клавишами, перелистывая документы, внутри у Джо все заныло. Он слышал его сопение в трубке, уловил тихий стук фарфора — наверное, инспектор одновременно пил кофе, — затем снова послышался его голос:

— Вот, послушайте. Роулинз Вильям, умер в тюрьме в тысяча девятьсот девяносто втором году. Так что в датах вы ошиблись. Не мог он отправиться на отсидку в девяносто пятом. Срок получил за убийство Рейчел Уэйд, в восемьдесят девятом. Примерно в то же время, когда мы ловили Кровавого Лесника. Сначала думали, что Роулинз и есть Лесник, но пришить ему убийства не смогли. Жуткие, надо сказать, преступления. Насиловал и резал средь бела дня, в лесу.

— Я спрашивал о Дюке Роулинзе, — поправил инспектора Джо.

— Все правильно. Его зовут Вильям-Дюк Роулинз.

— И сколько ему было лет, когда он умер?

— Минутку, сейчас посмотрю. Пятьдесят четыре, — ответил Хенсон.

— Тогда это другой человек. Тот Роулинз, о котором я вас спрашиваю, намного моложе. Посмотрите, нет ли у вас такого?

— Не думаю. Ладно, проверю сейчас. Трубку подержать можете?

— Да, конечно, — сказал Джо. Пока Хенсон разбирался со своей документацией, сердце у него стучало так, что, казалось, сейчас разорвется.

— А вы правы, — раздался радостный голос инспектора. — Есть у нас такой. Дюк Роулинз, родился двенадцатого февраля шестьдесят восьмого года. Сел в девяносто пятом, порезал на парковке незнакомого мужчину. Отбывал наказание в городе Илай, в штате Невада. Вы оказались правы. Прошу извинить. Никак не могу отладить файловую систему.

— Бывает, — хрипло произнес Джо, сдерживая волнение. — Ничего более существенного за этим Роулинзом не числится? Похищение с целью выкупа? Может быть, попытка убийства?

— Нет. Вы думаете, он в чем-нибудь подобном замешан?

— Пока не знаю, но возможно, и замешан. Спасибо за помощь, инспектор. Да, кстати, вы не могли бы отправить мне его фотографию по факсу? Можете? Отлично, записывайте номер.

Джон Миллер, потрепанный, ссутулившийся, примостился в углу супермаркета, листая толстый автомобильный журнал. Увидев Анну, он жалко улыбнулся.

— Вот, автомобиль выбираю, — пошутил он. — Хотя у меня и прав-то водительских нет.

Анна протиснулась между ним и стойкой. Он гыкнул.

— Возьми себя в руки, Джон. Совсем опустился. Посмотри, как ты себя ведешь. То извиняешься, то кривляешься. Что ты сказал Джо? В баре?

— Э-э, постой, сейчас припомню. — Он притворно наморщил лоб.

— Вот-вот. Все, не желаю с тобой разговаривать.

— Постой. — Джон попытался ухватить ее за сумку, но Анна оттолкнула его руку.

— Не трогай меня! — зашипела она.

— Раньше ты разговаривала со мной иначе.

— Забудь, как я разговаривала с тобой раньше! — взорвалась Анна. — В кого ты превратился? Был нормальным парнем, а кем стал? Грязным забулдыгой. До чего дошел, жену начал бить. Ублюдок! — выкрикнула Анна, но потом вспомнила, что она в магазине, и заговорила тише: — Твоя мать мне все про тебя рассказала.

В глазах Джона мелькнуло некое подобие здравого рассудка.

— Я и пальцем не трогал свою жену, — ответил он дрожащим, но спокойным голосом. Помолчав, он вздохнул, а потом продолжил: — Моя мать говорила о себе. Она все время путает прошлое с настоящим. У нее болезнь Альцгеймера, только об этом никто не знает. Это она тебе о своей жизни рассказывала. Папаша ее действительно здорово поколачивал.

Джо вспомнил, что еще позавчера хотел позвонить Дэнни, прошел на кухню, снял трубку. Тот ответил почти сразу, несколько секунд держал трубку, так что Джо услышал обрывок его разговора с кем-то: «…и не спорь, делай, как я тебе приказал. Все, можешь идти». Узнав Джо, он тут же сообщил:

— Предупреждаю, твоя новая маман собирается позвонить тебе.

— Французский прононс тебе не удается. Только она уже звонила. Сказала, что я расследую провальное дело. Но я не об этом. Тут один тип из полиции допрашивал Шона. Утверждает, что предупреждал его, но Шон это отрицает. Выходит так, что он все время врал. Полиция уверена, что в тот вечер, когда Кэти пропала, он поругался с ней, но Шон утверждает, что нет. В общем, он раскололся, сказал, что они с Кэти занимались сексом, что Кэти из-за этого расстроилась и убежала.

— Вот тоже мне…

— Дэнни, я согласен с тобой, дело кислое. Видел бы ты, как он вертелся на допросе. Я присутствовал при этом. То был худший день в моей жизни. Одним словом, я стараюсь помочь им как могу…

— Отводишь подозрения, значит.

— Именно так. А мой собственный сын врет как сивый мерин.

— Молодой, испугался. В такой ситуации не каждый взрослый спокойным останется.

— Да. Но в результате из всех реальных подозреваемых остался только он. Больше никого нет. Я же чувствую, куда они тут все клонят.

— Ты не перепутал мой номер с телефоном доверия? Или все-таки скажешь что-нибудь дельное?

— Я уж начал было думать, что ты меня об этом не спросишь.

— Хочешь, чтобы я прилетел к тебе? Навел порядок и распугал тамошних секретарш? — Дэнни захихикал.

— Нет, пока до этого не дошло. Но кое-какую помощь ты мог бы мне оказать. Есть в штате Невада охранник, который подскажет тебе имя одного заключенного…

— Того самого, который сидел в камере с Дюком Роулинзом, — закончил Дэнни.

— Именно. Нашел бы ты его да поболтал по душам.

Шон сидел в кресле перед телевизором, положив ноги на журнальный стол.

— Я понимаю твое настроение, — сказала Анна, — но думаю, что тебе пора немного развлечься.

— Каким образом? — спросил он.

— В будущую пятницу нашему отцу исполняется сорок лет. — Анна подмигнула Шону. — Может, сорганизуем маленький праздник? Гостей звать не будем, просто посидим втроем.

Шон поморщился.

— Перестань, ну сколько можно расстраиваться. Купим хороший торт, свечки зажжем.

— Нет у меня желания развлекаться, — ответил Шон.

— И у меня тоже нет. Но такой день рождения тоже пропускать нельзя. Что же теперь, опустить руки и про все забыть?

— Ну хорошо, я-то что должен делать?

Анна рассмеялась.

— Сейчас ничего. Просто имей в виду, что скоро у нас будет маленький праздник. Ты согласен?

— Согласен. — Шон кивнул.

— Торт я закажу в городе, воздушные шарики привезут, когда отца не будет дома. — Анна начала загибать пальцы. — Но самый главный сюрприз будет ждать его в пятницу вечером.

Шон выжидающе посмотрел на мать, но та прижала палец к губам и, улыбнувшись, покосилась на дверь. В комнату вошел Джо. Шон поднялся, оставил мать и отца вдвоем. Джо проводил Шона долгим взглядом, посмотрел на часы.

— Я немного опаздываю, скоро начнет темнеть, — проговорил он. — С тех пор как пропала Кэти, прошел месяц. Знаешь, я хочу еще раз пройтись по лесу, посмотреть, не упустил ли я чего-нибудь в прошлый раз.

— Я бы не советовала тебе этого делать, но ты все равно не будешь меня слушать. Хочу тебе сказать кое-что. Сегодня в супермаркете я столкнулась с Джоном Миллером, случайно…

Понурив голову, засунув руки в карманы куртки, Фрэнк уныло брел по пристани, раздумывая о своем недавнем разговоре с Майлзом. В самом деле, он допустил серьезную оплошность. Внезапно его охватила злость. Он уже почти ненавидел Лаккези, незваных чужаков. Вся жизнь деревушки казалось ему поделенной на периоды: один — тихий и спокойный, до приезда Лаккези в Маунткеннон, и второй — бурный, начавшийся с их появлением. Раньше самым страшным преступлением, которым Фрэнку приходилось заниматься, был угон автомобиля, теперь же об этих днях можно было только мечтать, да еще ожидать чего угодно. А чего именно — Фрэнку и думать не хотелось.

Лаккези привезли в деревню раскол. Всего за месяц она пережила больше, чем за всю свою историю. Начались склоки и распри между соседями, выплескивались стародавние обиды, всплывали полузабытые счеты. Каждый кого-то подозревал и ссорился с теми, кто не разделял его подозрений, выстраивал факты в гипотезы, а гипотезы вязал в теории, и все вместе клеймили за бездействие полицию и жаждали только одного — чтобы она побыстрее изловила и наказала преступника. Вдруг все бросились запирать калитки и черные ходы домов, чего в последние шестьдесят лет никто здесь и не думал делать. Поднималась сокрушительная волна людской злобы. Нечего и удивляться, что в подобной обстановке всеобщей неприязни даже у такого выдержанного человека, как О'Коннор, сдали нервы. Фрэнк ничего не знал о самом Майлзе, но втайне надеялся, что и у него тоже есть своя Нора, которая лишит его ночью бремени, накопленного днем. Фрэнк улыбнулся.

Меньше всего ему хотелось думать о себе. Кто мог знать, что именно на последнем году службы на него свалится такая страшная напасть? Да и не напасть, а самая настоящая трагедия. Оставалось надеяться, что она как-нибудь разрешится.

Фрэнк сел на побитую непогодой скамейку, стоявшую у самого края воды, прикрыл глаза и начал молиться.

Джо двигался той же дорогой, которой, по его мнению, должна была идти Кэти. Ему на мгновение показалось, что убийцы долгое время следовали за ней. Идеальное место для преступления — открытый участок, одинокая девушка, ночь, тишина вокруг. Его воображение нарисовало картину поразительно ясную и четкую — он будто наяву услышал дыхание Кэти, шелест ее куртки, шуршание гальки под ее кроссовками. Она бы непременно уловила шаги за спиной. Хотя все могло произойти быстро, почти мгновенно. Подъезжает машина, из нее выскакивает один, затаскивает Кэти внутрь. Второй сидит за рулем. Захлопывается дверь, и водитель давит на газ. А возможно, была целая группа преступников. Правда, не исключено, что Кэти провожал кто-то из здешних, кого она хорошо знала и кому доверяла. Либо тоже местный, но на машине, предложил ей доехать до дома, а не тащиться ночью пешком. Джо вздохнул — все эти версии казались ему малоправдоподобными.

— Нет. Все было совсем не так, — прошептал он.

Джо свернул налево, к кладбищу, пошел по его дорожкам, снова по направлению к могиле Мэтью Лоусона. Оглядев ее со всех сторон, он медленно двинулся назад, к повороту, у которого смыкались две дороги, одна из которых огибала деревню со стороны моря, а вторая проходила по ее центру. Слева, в полукилометре от того места, где стоял Джо, находился дом Кэти. Джо осмотрелся и вдруг увидел автомобильные фары. Машина чуть не доехала до кладбища, вильнула через дорогу вправо и прижалась к обочине. Джо подошел к ней и увидел на водительском сиденье Ричи Бейтса. Тот не услышал его шагов, в салоне во всю мощь орал стереоприемник. Джо постучал в противоположное стекло. Ричи вздрогнул, опустил стекло.

— Что тебе нужно?! — крикнул он.

— Ничего. — Джо усмехнулся. — Я прогуливаюсь. А ты, как я понимаю, заехал приемник послушать?

— Нервы закаляю. А еще провожу расследование.

— Что ты говоришь? — Джо рассмеялся. — Какая приятная неожиданность. А я вроде слышал, что этим занимается инспектор из Уотерфорда.

— Отвали! Дай уехать.

Джо заметил, что ноги у Ричи сильно дрожат.

— Значит, в свободное от работы время ты проводишь следственные мероприятия, — продолжал он, разглядывая салон. — Замечательно.

— Когда ты от меня отстанешь? Какого черта ты возле меня вертишься? Чего тебе нужно? — кипятился Ричи.

— Успокойся, — миролюбиво произнес Джо. — Двигай. — Он отошел от машины. Ричи развернулся почти на месте, так, что задний бампер прошел в нескольких дюймах от ноги Джо, и, бешено набирая скорость, помчался в сторону деревни.

О'Коннор сидел за столом, покачиваясь в кресле на колесиках. Перед ним стояла нетронутая чашка остывшего чая, рядом с ней лежало неразвернутое пирожное. Вздохнув и оттолкнувшись от ножки стола, инспектор подкатился к шкафу, нагнулся и выдвинул нижний ящик. В углу его лежала белая зажигалка, обычная, простенькая, с желто-зеленым логотипом известной компании по выпуску мыла. Инспектор О'Коннор вспомнил, что обнаружил ее в кармане пиджака после какого-то благотворительного вечера. Он протянул руку, чтобы достать зажигалку, но в эту секунду на столе зазвонил телефон.

— Это инспектор О'Коннор? — раздался в трубке незнакомый голос. — С вами разговаривает Алан Брофи из научно-технического отдела, медицинская лаборатория. Мы тут извлекли из черепа Кэти Лоусон некоторые фрагменты. Анализ показывает, что это улитка.

— Что?

— Понятно. Объясняю. Это фрагменты раковины с толстыми стенками, спиралевидной, темно-желтого цвета. Такие носят песчаные или белые улитки. Латинский вы, конечно, не знаете, да? Если бы знали, то название Theba pisana вам о многом бы сказало. Похоже на имя какого-нибудь испанского художника. — Он засмеялся. — Живут эти улитки в песчаных дюнах, на утесах, в общем, вблизи крупных водоемов, приклеиваются к камням и даже растениям. Вот так. Наиболее вероятный сценарий преступления: кто-то ударил Кэти Лоусон по затылку камнем, на котором находилась улитка, и таким образом фрагменты ее раковины попали в череп. Как потом девушка оказалась в лесу — это уже вы выясняйте. Потом саму улитку съели мухи, но частички раковины остались. Вот, собственно говоря, и все. — Он замолчал.

«Маринерс-стренд — единственное место, где такое могло произойти», — мелькнуло в голове инспектора.

— Большое спасибо, — буркнул он в трубку.

— Всегда пожалуйста, — весело ответил Брофи и положил трубку.

Вернувшись в деревню, Джо решил заглянуть в бар Данаэра. Вошел, быстро оглядел зал, увидел Рэя и Хью, уже изрядно навеселе, подсел к ним.

— Приветствуем вас, мистер Холмс. — Хью подмигнул ему.

— Взаимно, — ответил Джо. — Тяжелый у меня сегодня вечер выдался. Насыщенный.

— Тебя это расстраивает? — сказал Хью, пожал плечами и добавил: — Утешайся тем, что у меня вся жизнь такая.

Джо нравились Рэй и Хью, это были люди прямые и честные. Они одни из немногих мужчин пришли на похороны Кэти в черных костюмах и черных галстуках и выглядели очень солидно и достойно. Даже конский хвост Хью и тот, казалось, подчеркивал траурность события. Они вполне искренне плакали. Все это время они ни о Кэти, ни о похоронах первыми никогда не заговаривали, проявляя неожиданную тактичность.

— Примерно четверть часа назад я столкнулся с Ричи, — сообщил Джо, зная, что они не пропустят случая поиздеваться над ним. Так и случилось.

— Ричи? — первым подхватил Хью. — Мы его так любили в школе, — фальшиво-задушевным голосом сказал он и покачал головой. — Звали его Ричи Сухарик.

Джо уже знал, что сухариками в Ирландии называют маленькое плоское сухое печенье, безвкусное, как картон, которое растворяют в горячем чае для сытости.

— Вам никто не говорил, что имена принято сокращать? — спросил их Джо.

— Мы так и делаем. Только куда уж короче. Как ты еще урежешь Хью? — Он посмотрел на Джо смеющимися глазами.

— Да, имя из трех букв — сейчас это очень модно, — заметил Рэй с улыбкой.

— Помолчал бы, — бросил Хью.

— Джентльмены, — продолжил Джо, — так я вам не рассказал о своей встрече с вашим Сухариком. Я видел его недалеко от Маринерс-стренд. Он сидел в машине, и приемник у него орал как…

— Мегафон, — вставил Хью.

— Нет, как пароходный гудок, — поправил его Рэй.

— Я бы сказал, как мужик, которому дверью яйца прищемили, — подытожил Джо.

— Ах, даже так. Значит, действительно очень громко, — заметил Хью фальшивым сочувственным голосом.

Все трое громко рассмеялись.

— По-моему, он здорово перепугался, когда увидел меня, — продолжал свой короткий рассказ Джо. — Во всяком случае, улетал оттуда как бешеный.

— Это что, — махнул рукой Рэй. — Однажды он попытался арестовать меня за то, что из мусорного мешка, который я тащил в бак, выскочила бумажка. Так что тебе еще повезло. Вот посмотрел бы, как лютовал Ричи, если бы ты обронил автобусный билет. Вся деревня может гордиться нашим Ричи — он тебе и полицейский и мусорщик в одном лице.

— Точнее — рыле, — усмехнулся Хью.

— Мда… Силен защитник правопорядка, ничего не скажешь, — сказал Джо.

Вдруг он почувствовал, как кто-то тронул его за руку. Он поднял голову, обернулся и увидел одного из завсегдатаев бара — маленького пьянчужку с маленьким, почти детским, испещренным морщинами лицом, самой яркой деталью которого был крупный, как груша, синий нос.

— Везет тебе, мистер Лаккези, — забормотал подошедший. — Можешь зайти в бар, пропустить кружечку-другую пивка… — Он мерзко захихикал и отошел. Шагах в трех от Джо он обернулся и прошептал: — Гнида приезжая.

Джо залпом допил пиво, сорвал со спинки стула куртку и зашагал к двери. Слова жалкого синеносого старика не на шутку разозлили его. Он хорошо видел разницу в отношении к его семье в самом начале, когда они только приехали в деревню, и сейчас. Отчуждение началось сразу же после гибели Кэти и грозило перерасти в ненависть. Его жгла обида, хотя он сам понимал, что слово это мало объясняет состояние невиновного человека, в котором многие ищут причину своих несчастий. Но еще больше его раздражало собственное бессилие. Оба эти чувства терзали его ежедневно, ежеминутно. Ему было совершенно ясно, что неприязнь к его семье возникла не из-за того, что в совершенном преступлении подозревают Шона. Нет, его никто ни в чем не подозревал. Причина крылась в нем, уже имевшем дело с убийствами, да еще в Анне, которая, как могла, защищала и своего мужа, и сына. В результате случайного набора обстоятельств они оказались в ситуации полной беспомощности. Джо вдруг остановился, осененный внезапной мыслью, очень простой и ясной: «А не этого ли кто-то как раз и добивается?»

Дэнни Марки вошел в закусочную «Бутински бургер» в начале второго, когда перерыв на обед в близлежащих офисах уже заканчивался и толпа посетителей схлынула. Дождавшись, пока уйдет последний из них, Дэнни подошел к прилавку.

— Чизбургер, подслащенный жареный картофель, бутылку кока-колы, — бесцветным голосом произнес он.

Громадный негр выслушал заказ, кивнул, снял с полки две коробки, положил на небольшой поднос и пододвинул его к Дэнни.

— Да, чуть не забыл. И еще все, что ты знаешь о парне по имени Дюк Роулинз.

Эбелар Кейн, чуть прищурившись, посмотрел на Дэнни. Тот невозмутимо разглядывал содержимое коробок.

— Вы меня с кем-то перепутали, мистер, — произнес негр. — Я работаю на джентльмена по имени Бутински.

— А что, мужчины с другими фамилиями тебе пока не попадались? — флегматично произнес Дэнни.

— Попадались, — ответил Эбелар.

— Ну так и расскажи мне о Дюке Роулинзе. Я что, неясно выражаюсь?

— Так вы хотите кое-что узнать о Летунчике? — Негр широко улыбнулся.

— О Летунчике? — Дэнни поднял глаза на негра.

— Точно, — ответил тот, взял со стола несколько коробок, быстро смял их и через плечо швырнул в стоящую позади него урну. — Ну, это его прозвище. Того, о ком вы спрашиваете. Он на птичках был помешан.

— На каких именно?

— Послушайте, мистер. Я вас не знаю, вы не представились, поэтому на ваши вопросы я отвечать не буду.

— Детектив Дэнни Марки, полиция Нью-Йорка. А теперь скажи, что тебе приятно со мной познакомиться.

— Вона как! — изумился Эбелар. — И пронырливые же вы ребята. Быстро меня нашли. А что вам, собственно, нужно?

— Пока тебе это знать не обязательно. Просто расскажи мне все, что знаешь, о Дюке Роулинзе. Желательно до последней мелочи.

Кейн сочувственно покачал головой.

— Не завидую я вам, — произнес он.

— Об этом потом. Сначала информация. Кто он?

— Наглухо завинченный.

— Как это? — Дэнни продолжал смотреть на Эбелара.

— И еще со съехавшей крышей.

— А поконкретнее можно? О его характере, о том, что ему нравится и не нравится, о привычках. Ты с ним пять лет в одной камере проторчал, должен его хорошо знать.

Негр нагнулся, поставил локти на прилавок и посмотрел в глаза Дэнни.

— Это кретин, полный идиот, возомнивший себя героем, властелином судеб. Он ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего. Без тормозов парень, совершенно…

— Отлично. Это общая информация, а теперь перейдем к деталям, — невозмутимо сказал Дэнни.

Негр отпрянул, улыбнулся, положил громадные ладони на пояс, подтянул широкие, как мешок, брюки.

— Ага. Значит, мы подошли к тому моменту, когда за каждый грамм сведений я могу просить деньги. Точно?

— Точно, — кивнул Дэнни. — И сразу получишь в грызло, если не будешь отвечать. А поскольку фишка у тебя как поднос, то можешь быть уверен — я не промахнусь.

— Обещающее начало, — снова улыбнулся Кейн.

— Теперь о птичках.

— Он обожает ястребов. Точнее — пустынных канюков. Есть у них такая разновидность. У него все стенки были обклеены картинками с ястребами. Насмотрелся я на них за пять лет до тошноты.

— Сочувствую. А он ничего не говорил о том, что его корешок хочет похитить одну девочку и получить за нее выкуп?

— Только потом, когда этого урода подстрелили. Ничего удивительного. У Блевонтина все планы дикие. Я бы никогда на них не согласился.

— Блевонтин?

— Да, — кивнул Эбелар. — Так Дюка Роулинза в детстве звали. Когда он узнал, что его кореша застрелили, он сначала разозлился, страшно разозлился, орал, что Донни нужно было все предусмотреть, а потом задергался, упал на пол, и тут его начало так выворачивать — он все углы в камере заблевал.

— Что еще можешь сказать о нем?

— Когда он малость отошел, то заявил, что Донни поступил совершенно правильно, он просто справедливо отомстил матери за то, что та обратилась в полицию.

— Подумать только, какое благородство, — процедил Дэнни сквозь зубы.

— Вот такой он, Дюк Роулинз.

— А он ничего тебе не рассказывал о своих будущих планах? Не знаешь, чем он собирался заняться после освобождения?

— Ну как же, знаю. Сначала взять Федеральное казначейство. Постой, постой, он даже дату и время называл. Зайди завтра, я вспомню. — Негр захохотал.

— Все ясно. Больше ничего сообщить не можешь?

Кейн мотнул головой:

— Нет. Дюк Роулинз всегда был парнем загадочным. Мне иногда кажется, что людям было бы спокойнее, если бы вы его продержали в камере всю жизнь, — мрачно произнес он. — Ну что ж, пора заканчивать, мистер детектив. С вас шесть долларов девяносто девять центов.

Со словами «Сдачи не надо» Дэнни сунул ему десятидолларовую купюру, бросил коробки в пакет и зашагал к дверям.

— Эй, постойте, мистер! — раздался за спиной голос Кейна.

Дэнни резко обернулся.

— Вы забыли свою кока-колу, — все так же широко улыбаясь, сказал Кейн. — Или вы думаете, я заработаю на вас большой капитал?

Дэнни усмехнулся.

Внезапно лицо Кейна стало серьезным.

— Знаете, есть тут одна занятная малость.

— Какая? — спросил Дэнни.

— Дюк все время говорил, что Донни прошустрит с этим похищением ради него, вроде чтобы намылить ему деньжат к выходу из тюрьмы. Только ребята поговаривали, что есть там кто-то третий, кто очень боится попасться Дюку на глаза, и что деньги-то как раз и предназначались этому человеку. Думаю, что Дюк неделю бы блевал, узнай он о таком раскладе. А что он с тем человеком сделал бы — я даже не представляю.

Джо остановил машину, пропуская группу детей. Пока они переходили через дорогу, он посмотрел на пассажирское сиденье, где лежала присланная ему по факсу плохонькая фотография Дюка Роулинза. Джо вспомнил одного медика, итальянца, который всю жизнь изучал внешность преступников и пришел к выводу, что в большинстве своем лица у них удлиненные, с выступающей вперед нижней челюстью, а волосы темные. К Дюку эта характеристика совершенно не подходила. Джо поднял голову, увидев, что дорога свободна, двинулся дальше и спустя несколько минут уже припарковался возле полицейского участка.

— Посмотри-ка, Фрэнк, наш Терминатор вернулся, — пробормотал Ричи, заметив в окне знакомый автомобиль.

Джо вошел и сразу обратился к Фрэнку:

— Я должен сообщить вам одну важную информацию. О Мэй Миллер.

Ричи поднял голову.

— Фрэнк, она нездорова, у нее болезнь Альцгеймера, — сообщил Джо.

— По-моему, у Мэй Миллер здесь, — Фрэнк поднялся и постучал себя пальцем по виску, — все в полном порядке. Ты бы, Джо, думал, что говоришь.

— Это не я, а ее сын, Джон Миллер, говорит, — парировал Джо. — Он сказал это Анне, когда она столкнулась с ним случайно, в супермаркете.

— Не могу поверить. Ерунда какая-то, — сказал Фрэнк. — Мне она показалась абсолютно нормальной. А вот за рассудок Джона Миллера я бы лично не поручился.

— Послушай, Фрэнк, тебе в ее поведении ничего не показалось странным? — спросил Джо.

— Нет вроде, — ответил Фрэнк, и вдруг в памяти его всплыло ее прощальное объятие, больше подходящее для секс-бомбы, чем для учительницы младших классов.

Зазвонил телефон, Ричи поднял трубку, ответил: «Хорошо, сейчас будем», — и положил обратно.

— Фрэнк, у нас работают полицейские водолазы.

— Водолазы? — удивился Джо. — С чего бы это?

Фрэнк недоуменно пожал плечами.

— Извини, Джо, но мне нужно идти. — Он схватил со стола ключи и пошел к двери. Джо последовал за ним.

— Фрэнк, еще одна вещь…

— Потом, Джо, потом, — замахал руками Фрэнк. — Подожди до вечера.

— Я привез фотографию того парня, о котором говорил тебе несколько дней назад. Дюк Роулинз. Помнишь? Возьми на всякий случай. В Штатах им сейчас мои друзья занимаются. И еще вот это возьми. — Он передал Фрэнку распечатку фотографии маяка. — Кто-то отправил этот снимок Шону, на его школьный компьютер, через Интернет. Обратный адрес отсутствует. Фрэнк, таких случайных совпадений не бывает. Имей в виду, я знаю, о чем говорю.

— Хорошо, Джо, я сообщу обо всем в Уотерфорд, в полицейское управление графства, попрошу проверить этого парня по Интерполу. Только, знаешь, между нами, ответ придет не скоро. Быстрее твои американские друзья приплывут сюда на весельной лодке, — сказал Фрэнк, уже усаживаясь в машину.

— Спасибо, Фрэнк, я тебе очень признателен. — Джо торопливо пожал ему руку. — Ты, видимо, что-то обнаружил? Водолазы зря не приедут — удовольствие дорогое.

— Сам понимаешь, что не могу тебе ничего сказать.

— Но это как-то связано с Шоном?

— Думать сейчас нужно только о том, как скорее поймать убийцу Кэти.

По дороге на пристань Фрэнк рассмотрел распечатку фотографии и подумал, что неплохо было бы вечером, по дороге домой, прогуляться возле маяка.

Анна взяла два ведра, налила в них горячей воды, впрыснула жидкого мыла, надела на голову небольшую шляпу из овечьей шерсти, на руки натянула длинные садовые перчатки.

Шон выглянул из окна разглядывая ее.

— Хочешь помочь? — весело спросила Анна.

— Ну вот, начинается. Почему все родители думают, что работа в саду успокаивает нервы?

Анна вздохнула.

— Ладно, сиди. Я просто спросила.

Она сунула под мышку пакет с тряпками, толкнула плечом заднюю дверь и вышла на улицу. День стоял настолько сумрачный и пасмурный, что казалось, будто наступил вечер, хотя часы еще не показывали полдень. Опустив голову и пристально вглядываясь в тропинку, стараясь не расплескать воду, она направилась к зданию маяка. Анна поставила на землю ведра, отперла дверь, затем полезла наверх, на галерею, чистить линзу. Провозилась она с час, половину которого потратила на подъем и спуск по лестнице. Бросив на пол тряпку, она решительно зашагала к дому.

— Шон! — крикнула она, подходя к окну. — Шон!

Он снова выглянул, посмотрел вниз.

— Извини, но тебе придется мне помочь. Я просто не могу одна и таскать воду, и мыть линзу. Хотя бы воды мне поноси.

— Какие же вы все-таки бессердечные, заставляете меня работать, когда я потерял самого дорогого человека в жизни, — недовольно пробурчал он.

— Я тебе очень сочувствую, Шон, но жизнь-то продолжается. И она не ухудшится, если ты принесешь мне пять-шесть ведер воды. Поверь, я бы и сама все сделала, если бы не три этажа лестницы.

— Я так и думал, что ты когда-нибудь мне это скажешь, — вздохнул он, но, увидев в глазах матери сострадание, отошел от окна и начал спускаться.

Закончив носить воду, он отправился в свою комнату, лег на кровать, взял в руки телевизионный пульт и принялся переключать программы. Остановился он на «Новостях». Диктор сообщила: «Сегодня в деревушку Маунткеннон графства Уотерфорд прибыла бригада полицейских водолазов. Как сообщили нам из полицейского управления, это вызвано появлением новых обстоятельств в расследовании дела об убийстве Кэти Лоусон. Наш корреспондент находится на месте событий». Вслед за сообщением на экране возникла пристань, девушка-корреспондент в бежевом пальто, с развевающимся красным шарфом на шее и микрофоном в руке. Шон не стал слушать, что она говорит. Он выключил телевизор, схватил с вешалки куртку и бросился вниз.

Почти пять часов Анна возилась в маяке, мыла переднюю и заднюю стороны линзы, мела и скребла полы. Поясница у нее ныла, плечи болели, руки едва двигались. Кроме того, ей ужасно хотелось есть. В который уже раз она спустилась вниз, прошла в дом, сразу направилась на кухню и схватила первое, что подвернулось под руку, — бутерброд с колбасой и бутылку кока-колы. Рядом с ней на столе лежала записка от Шона: «Ушел гулять, приду вечером». Она торопливо поела, надела поверх футболки толстовку и сняла с вешалки свитер. Закрыв дверь, она снова двинулась к маяку, на ходу обвязывая рукава свитера вокруг талии.

— Простите меня. Миссис Лаккези, случайно, не вы будете? — вдруг послышался за ее спиной мягкий голос.

Анна удивленно обернулась. Перед ней стоял высокий молодой мужчина.

— Добрый день. Меня зовут Гарри, я работаю у Марка. — Заметив ее непонимающий взгляд, он пояснил: — Марк Нэш, дизайн парков. Он просил передать вам свои извинения за то, что не сможет приехать к вам лично ни сегодня, ни завтра. Он попросил меня выполнить ваш заказ.

— Да? — Анна озадаченно смотрела на незнакомца. — Марк не говорил, что собирается выполнить заказ в ближайшее время. Было бы даже лучше, если бы он вспомнил о нем дня через три.

Незнакомец посмотрел на стоящую у его ног бадью, на квитанцию, которую он держал в руке.

— Извините, я не займу у вас много времени. Просто разгружу, что привез, и уеду.

— А что вы привезли? — поинтересовалась Анна.

— Э-э, как его… Краска какая-то.

Анна смотрела ему в лицо.

— Да? — сказала она. — Ну хорошо. Выгружайте. Поставьте вон там, у стены, рядом с лестницей.

Мужчина отправился открывать заднюю дверь машины.

— Вы говорите, что Марк очень занят?

Он обернулся, ответил улыбаясь:

— Да, весьма. Личные дела. — Он развел руками.

Незнакомец выгрузил еще две бадьи, сел в кабину и уехал. Анна немного постояла, затем прошла на кухню к телефону, набрала номер Марка Нэша. Раздались короткие гудки.

Первое, что Шон увидел, добравшись до пристани, был микроавтобус с надписью «Телевидение» и бригаду телевизионщиков, суетившихся возле него. Оператор и его помощник вытаскивали оборудование, в метре от них стояла корреспондент, то и дело поправляя волосы, падавшие ей на лицо. Постояв немного, оглядев пристань, она села в кабину, и автобус тронулся вверх по склону холма. Проезжая мимо Шона, водитель обернулся к нему и кивнул. Небольшие толпы зевак собрались вокруг, с интересом наблюдая за происходящим. Шон стоял далеко от них, оставаясь незамеченным.

Семеро мужчин в облегающих черных водолазных костюмах стояли наверху каменной стены, окружавшей пристань, и смотрели на воду. Под ними, стуча о бетонный берег металлическими бортами, качались на волнах с десяток моторных лодок. Старший из команды кивнул, и первый водолаз, ухватившись за канат, скользнул по нему вниз. Некоторое время голова его находилась над водой. Затем еще три водолаза, натянув черные маски, последовали за ним. На спинах у водолазов висели двойные кислородные баллоны. Они то ныряли, то, держась за канат, поднимались на поверхность воды, рядом с одной из лодок.

Марта Лоусон тоже стояла на берегу, одной рукой опираясь на плечо сестры, а другой прижимая к носу платок, мокрый от слез и влажного ветра. На воду она не смотрела, словно ожидая, что вот-вот оттуда выловят нечто такое, что только усилит ее и без того страшную боль. Шли часы, водолазы продолжали нырять, но к лодкам возвращались пустыми.

Многие из жителей деревни давно ушли, но Шон остался. Он все так же смотрел на воду. Все, что он видел перед собой, доставляло ему страдание — и лодки, которые за прошедшие три недели могли выбросить в море запутавшиеся в сетях улики, и волны, рассыпающиеся брызгами по одетому в бетон берегу. Сегодня море возле пристани хранило совсем не те тайны, что несколько недель назад. Вдруг сидящий в лодке водолаз что-то крикнул, те, что находились в воде, сразу же всплыли. В правой руке одного из них Шон увидел розовую кроссовку. Держа ее над собой, водолаз подплыл к лодке и положил ее в пакет. Шон обхватил лицо руками и заплакал. Ему очень нравились эти кроссовки. Наверное, потому и Кэти их так любила.

Виктор Никотеро, покачиваясь в шезлонге на палубе, тянул пиво из холодной, обжигающей ладонь банки. На нем был толстый свитер с высоким воротником, на «молнии», застегнутой до самого верха. Подошла Пэтти, протянула ему телефон. Виктор приложил трубку к уху.

— Привет. Слушай, ты можешь сказать, в каких случаях я тебе звоню? — услышал он.

— Джо, ты звонишь мне, когда тебе нужно кого-нибудь отыскать.

— Отлично, Виктор. У тебя замечательная память. Хочу в очередной раз себя проверить. Есть подозрения, и очень серьезные. Но только скажу честно — пока еще и сам мало что понимаю…

— Выкладывай. — Виктор приложился к банке, довольно причмокнул.

— Тогда слушай и делай выводы. Два парня родились и выросли в маленьком техасском городке. Один впоследствии закончил похищением девочки, погиб, второй отсидел срок за поножовщину на стоянке. Там же, в их глухомани, происходят девять преступлений — изнасилованы и зверски убиты молодые женщины. Убивали их как коров на бойне. Через два месяца после того, как второй парень выходит из тюрьмы, уже здесь, тоже в лесу, находят труп молодой девушки. Шериф того техасского городка, который в свое время расследовал серию преступлений, о которых я тебе говорил, найден мертвым. Якобы неосторожное обращение с оружием. — Джо замолчал.

— Понятно. Я бы тоже увидел здесь некую связь, — ответил Никотеро. — Особенно если бы дело касалось девушки, с которой дружил собственный сын.

— Старый черт, от тебя не скроешься, — проворчал Джо. — Ну так как, Виктор, не съездить ли тебе в Техас?

— А что? Я человек старый. Начал любить тепло. Почему бы и не съездить?

— Поработай там, как, помнишь, бывало… — Джо тихо засмеялся. — Подтяни брючки, покажи еще разок, на что ты способен.

Виктор вздохнул:

— Сколько ж времени-то прошло…

— Да дня четыре. И еще лет десять.

— Хорошо, Лаккези, считай, что я уже в пути. Какой будет план действий?

— Прежде всего поговори с вдовой местного шерифа, некоего Огдена Парнума. Выясни у нее, с чего это вдруг ее муженек решил мозги себе вышибить. И узнай все, что есть в местной полиции о деле Кровавого Лесника.

— Кровавый Лесник? Ладно. Счастливо, Джо, я пошел собираться.

С палитрой в руке Нора Диган подошла к своей любимой картине, простенькой акварели, изображавшей жилую комнату дома. Прищурившись, оглядела ее, нанесла ряд небольших квадратов, все белого оттенка.

— Так я ничего и не решила, — сказала она стоящему рядом Фрэнку. — Какую картину отдать в галерею — ума не приложу.

— Слишком много белого, — заметил он. — Хотя она мне больше всех нравится.

Нора кивнула.

— Не могла бы ты выполнить одну мою просьбу? — заговорил он неожиданно серьезно. — Ты ведь собираешься на свои кофейные посиделки. — Он усмехнулся.

— Это не посиделки, а культурные события деревни, — поправила его Нора.

— Разумеется, — согласился Фрэнк с улыбкой. — Вот я и хочу, чтобы ты поговорила там с людьми, объяснила им. К тебе они прислушиваются.

— О чем поговорила?

— О Лаккези. Вся деревня только о них и говорит, особенно о Шоне. Хотя он не имеет никакого отношения к преступлению. Парень расстроен, ходит как в воду опущенный. А его со всех сторон донимают подозрениями. Я же вижу. Потом неприязнь переходит на Анну и Джо. Они переживают. Джо вообще с ума сходит, скоро параноиком станет. Тут притащил мне какой-то снимок, черт-те что на нем разберешь, говорит, прислали по электронной почте, а вместо обратного адреса какая-то абракадабра из букв и цифр. Надо же, увидеть в этой дребедени угрозу. Хотя в последнее время он ничего другого и не видит. Короче, поговори со своими подружками. Везде, где сможешь — за кофе, за гольфом.

Нора сделала удивленное лицо, посмотрела на Фрэнка.

— Жене сержанта полиции они поверят больше, чем кому-либо еще, — пояснил Фрэнк.

Запах лимонного шампуня наполнил ванную. Джо вошел, подвинул ногой валявшуюся на полу кучу грязной верхней одежды, оставленную Анной.

— Не бери ничего в руки! — раздался за спиной ее голос. — Осторожно, отравлено, — объяснила она.

Джо усмехнулся.

— Я серьезно говорю. Не отравлено, конечно, но токсично. Рабочие сегодня не приехали, Марк — тоже. Он, как мне сказали, чем-то занят. Поэтому пришлось все делать самой. Честно говоря, я уже начинаю нервничать.

При этих словах Анны Джо поморщился, открыл шкафчик, нашарил там тюбик с мыльной пеной и бритву.

— Сам подумай, кто согласится работать в доме, жильцы которого подозреваются в убийстве, — продолжала Анна.

— Опять? — Джо обернулся, посмотрел на нее умоляюще. Ему не хотелось снова вступать в уже надоевшую ему дискуссию.

Анна сделала недовольное лицо.

— Шон сделал признание совершенно добровольно, — заставил он себя сказать. — И ничего странного в его словах нет.

— Люди думают не так, как ты. Я же вижу, происходит что-то странное. А тут еще ты слоняешься по деревне, везде суешь свой нос. От нас начинают шарахаться.

— Не говори глупости, дорогая. — Джо попытался успокоить ее.

— Спасибо Марку, догадался прислать этого молодого человека. Я его понимаю, он тут все вдоль и поперек знает, не хочет вмешиваться. А этот парень просто не в курсе. Я отослала его назад, пусть Марк сам приезжает, раз мы с ним договаривались.

— Не волнуйся, все вернутся, и Марк в том числе.

— Мне нужно отдохнуть, я устала, — сказала Анна.

Джо взял купальный халат Анны, порылся в карманах.

— Джо, я купила тебе утепляющую маску для лица. Посмотри, в раковине лежит, в горячей воде.

Джо подошел в раковине, она была закрыта пробкой, внутри ее плавала маска, такая же, как карнавальная, только больше, закрывающая все лицо. Сделана она была из тонкого пластика, наполненного гелем. Он вытащил ее, надел.

— Похож я в ней на Симпсона-старшего? Или еще страшнее? — спросил он улыбаясь. — Слушай, а в ней действительно тепло.

Внезапно послышался яростный стук в дверь. Анна и Джо обменялись тревожными взглядами. Он посмотрел на часы — стрелки подходили к двенадцати ночи. Они оба заторопились вниз, в прихожую. У Анны с ног соскальзывали тапочки, и Джо приходилось поддерживать ее за руку. Анна открыла первую дверь, увидела в стекло второй двери Марту Лоусон и замерла.

— Ну и ну, — проговорил Джо и повернул ручку с замком.

— Что плохого мы вам сделали?! — истерически закричала Марта, как только Джо распахнул дверь. — Что вы из нас жилы тянете?! — Глаза ее почернели и ввалились, поредевшие волосы висели тонкими космами. Всего за один месяц она иссохла, превратившись в скелет.

Она оглядела Анну и Джо.

— Ваш сын входит в мой дом, занимается сексом с моей дочерью… Не для того я ее растила, чтобы она отдавалась кому-нибудь до свадьбы! Потом он врет полиции. Где он? Что он сделал с моей Кэти?

Анна едва сдерживалась, чтобы сразу не разрыдаться, — больше от острой жалости к полубезумной женщине, чем от обиды. Джо тихо застонал.

Все мышцы лица и шеи у него вдруг заболели так, словно кто-то рвал их на части.

— Марта… — едва выговорил он.

— Убийца! — взвизгнула та. — Кто ты такой, чтобы меня судить?! Ты застрелил человека, а потом пришел меня утешать. И я у тебя еще просила помощи. Да как я могла? А ты… ты нес ее гроб. — Она подняла голову. Глаза ее сверкали. Марта выставила вперед сухонькие дрожащие кулачки. — Если я только узнаю, что он… Что вы… Клянусь Богом… Вам нечего сказать в свое оправдание?! — выкрикнула она и замолчала.

— Марта, перестань. Ты же знаешь, что Шон любил Кэти, — с трудом выговорила Анна.

Та разрыдалась.

— Ничего я не знаю. Мне никто ничего не говорит. Скажите, ну почему он в тот вечер отпустил ее? Одну, ночью, — сдавленным голосом проговорила она, с мольбой глядя на Джо и Анну.

Шон спустился из своей спальни, подошел к дверям. По щекам его текли слезы.

— Не знаю почему, — заговорил он сквозь всхлипывания. — Не знаю. Так получилось. Она убежала от меня, вырвалась и убежала. Простите меня.

— Марта… — Анна попыталась взять ее за руку. — Мы все переживаем, мы сочувствуем тебе. Но мы не знаем, что произошло.

— Кто-то же должен это знать?! — воскликнула Марта и посмотрела на Шона умоляющим взглядом. — Скажи им все, скажи им все, что знаешь. Ведь ты же что-то скрываешь от них, я вижу.

Шон сжал ладонями лицо, зашатался.

— Я больше ничего не знаю. Отстаньте от меня. Я рассказал полиции все, что было. Я до сих пор не могу в это поверить.

— Врешь! Врешь! Ты все врешь! — визжала Марта. — Ты опозорил Кэти, ты опозорил свою семью! — Она внезапно развернулась и пошла по тропинке в ночь.

Шон бросился наверх, к себе.

Анна посмотрела на Джо. Он замотал головой, медленно произнес:

— Это кошмар какой-то.

Глава 22

Двигатель пикапа на холостом ходу работал тихо, почти бесшумно. Дюк и Донни сидели в кабине, сквозь полуоткрытые окна разглядывая пустынную ночную улицу.

— Привет, Барбара. — Донни протянул руку.

— Ты что делаешь? — зашипел Дюк. — На кой черт ей граблю тянуть? Ты что, каждый раз так с ней здороваешься?

— Нет. — Донни недоуменно взглянул на него.

— Тогда запомни — это будет выглядеть странно. Давай попробуй еще раз.

— Привет, Барбара. Послезавтра мы отмечаем годовщину гибели Рика. Список приглашенных я уже составил, но, боюсь, мог кого-то пропустить. Не поможешь мне, не подскажешь, кого еще нужно позвать?

— Ну вот, так уже лучше, — кивнул Дюк.

Впереди показался автомобиль, затормозил, прижался к обочине. Из него вышел средних лет мужчина в сером костюме, направился к дверям дома.

— А это кто еще такой? А? Что это еще за хмырь? — Дюк зло посмотрел на Донни. Тот прикрыл глаза.

— Ее муж.

— А который сейчас час, Донни?

Донни хорошо знал, что было одиннадцать часов пять минут вечера, но автоматически поднял руку, посмотрел на часы.

— Одиннадцать ноль пять.

— А день сегодня какой? — Дюк ударил кулаком по приборной панели.

— Вторник, — ответил Донни.

— Так вот, драный сукин сын. Сколько мне нужно тебе повторять, что ты должен все представлять себе мысленно? Всю картину, все. Представь часы, представь циферблат, стрелки. Сколько они показывают? Одиннадцать часов пять минут. Фигуры людей представляй, их лица.

Донни откинулся в кресле, медленно выдохнул, повернулся к Дюку.

— Прости, забыл.

— Забыыыыл, — передразнил Дюк. Лицо его скривила недовольная гримаса. — Все, хватит, ты мне надоел. Я сыт по горло. — Он включил передачу, отъехал от тротуара.

— Нет, не говори так, Дюк. Извини, я лажанулся. Больше такого не повторится. Клянусь.

— Лажанулся?! — заорал Дюк. — Перепутать время окончания киносеанса — это ты называешь лажануться?! Да ты понимаешь ли, что еще чуть-чуть, и мы бы влипли. А потом что, знаешь? Нет? На электрическом стуле задницы бы грели, вот что.

Сердце у Донни бешено билось, острая боль вдруг прорезала его грудь. Дюк потянулся, дернул ручку, открыл дверь, холодно произнес:

— Выкатывайся из моей машины. Давай проваливай.

Донни, спотыкаясь, вылез из кабины, толкнул за собой дверь, услышал за спиной мягкий щелчок замка, медленно двинулся к тротуару. Он услышал, как Дюк снова открыл дверь, немного подождал и захлопнул ее. Взвизгнули колеса, взревел двигатель, машина начала набирать скорость. Вскоре все стихло.

Приближался час закрытия бара «Билер». Официантка Рейчел Уэйд протерла серым несвежим полотенцем стойку, заляпанную пятнами засохшего пива и замусоренную сигаретным пеплом, им же провела по ряду бутылок, наводя видимость чистоты. Пряди ее светлых волос колыхались при каждом движении. Она вышла в зал, взяла с оставшихся неубранных столиков тонкие бокалы, прижимая их друг к другу изящными длинными пальцами, смахнула лужицы. Швырнув полотенце на стойку, она направилась к выключателю, погасила свет. Внезапно негромко скрипнула входная дверь — в свете раннего утра и догорающей уличной рекламы показался силуэт молодого мужчины.

— Извините, можно? — спросил он.

Рейчел вздрогнула от неожиданности.

— Черт подери! — вскрикнула она оборачиваясь. — Ну вы меня и напугали. — И с сомнением в голосе добавила: — Вроде бы двери я уже заперла. — Она начала всматриваться в темноту, стараясь разглядеть вошедшего, но ничего не увидела, кроме его манящих голубых глаз.

— Прошу прощения. К вам можно? — повторил Дюк. — Я просто зашел узнать, вы закрываетесь или нет? Если еще нет, то я с удовольствием выпил бы бутылочку пива.

— Вообще-то мы закрываемся в четыре, но раз уж вы зашли, садитесь. — Она усмехнулась. — Вы у нас первый посетитель за все время с двенадцати ночи.

— «Бош», пожалуйста.

Рейчел поставила перед ним бутылку, бокал и отправилась убирать другие столы, стирать пятна, относить бокалы и рюмки. Дюк внимательно следил за ее движениями, оглядывая ее узкие бедра, короткую юбку, худую спину, обтянутую белой блузкой с розовой шнуровкой.

— Почему бы вам не присоединиться ко мне? — предложил он.

— Сейчас, — бросила девушка. Она схватила с бара бутылку виски «Джек Дэниелз», подсела к Дюку. Через час она закрыла двери бара, а через два бутылка уже подходила к концу. — Я пошла в ванную, — сообщила Рейчел, поднялась и, заметно пошатываясь, направилась ко входу в служебное помещение. — Пока я на ногах, со мной все в полном порядке, — сказала она, поворачиваясь к Дюку.

Тот в ответ засмеялся и проводил ее долгим взглядом, не сводя глаз с ее юбки, подрагивающей при каждом шаге.

* * *

Рейчел приняла душ, затем, взяв фен, стала сушить волосы, посмотрелась в зеркало. Достала с полочки блеск для губ, обильно и ярко накрасила их. Она сама чувствовала, что сильно пьяна. Фыркнув, Рейчел потянулась к двери, и вдруг она открылась сама — так резко, что ручка едва не ударила ей в лицо. Рейчел отпрянула. На пороге стоял Дюк. Он грубо обнял ее, прижал к холодной кафельной стене, начал неистово целовать в губы, водить по ним языком. От энергичных движений его зубы постукивали о ее. Девушка вывернулась из объятий, оттолкнула Дюка.

— Эй, успокойся, хватит. Пошли назад, в бар, — пробормотала она.

— А чем тебе здесь не нравится? — Он снова навалился на нее, стараясь просунуть руку между ее ног.

— Да хватит тебе! — Рейчел снова оттолкнула его, запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. Теперь они были черными, с расширенными зрачками. По спине ее пробежал мерзкий холодок. Она испугалась, но попыталась выглядеть естественно. — Хорош баловаться, мистер. — Она помахала перед носом Дюка рукой. — Так не ведут себя с приличными девушками, — сказала Рейчел и жеманно улыбнулась. Она вдруг протрезвела, начала понимать, что ситуация складывается отчаянная — двери бара закрыты, свет выключен. Мысль позвать на помощь соседей или закричать показалась ей глупой. Отсюда, из глубины бара, ее никто не услышит. Она подняла голову, вновь столкнулась с его взглядом и сразу все поняла. Тело ее обмякло. Девушка сознавала, что не в силах противостоять этому парню. Ее руки и кулаки были бессильны что-либо сделать. Ноги ее задрожали. Рейчел попыталась ударить Дюка коленом в пах, но промахнулась, нога ее скользнула в сторону. Он схватил ее за горло, опять прижал к стене, снова принялся жадно целовать, мять все ее тело. Собрав остаток сил, она вырвалась из его рук и, оттолкнув плечом в сторону, бросилась к двери. Странно, что бар, который Рейчел всегда знала как свои пять пальцев, вдруг сделался для нее чужим. Она билась о столы, цеплялась за стулья, роняя их. Дрожа и трясясь всем телом, она устремилась к спасительному выходу. В два сильных прыжка Дюк настиг ее, сбил с ног, повалил на пол. Рейчел ткнулась лицом в жесткую щетину ковра. В нос ей ударил едкий запах кислого пива и табачного дыма. Первым ее желанием было высвободиться, но что-то внутри ее приказывало ей лежать тихо. На секунду девушке вдруг показалось, что он должен пожалеть ее. Такой сильный, он не станет причинять вред ей, маленькой и беззащитной. Ослабевшая от алкоголя и ужаса, она заплакала. Дюк лежал на ней не шевелясь, всем весом придавив ее к полу.

Рейчел почувствовала треск материи, и в ту же секунду ее спину, покрытую капельками холодного пота, обдало холодом. Затем она почувствовала прикосновение к шее чего-то острого и догадалась, что он не рвет ее блузку, а режет.

— Пожалуйста, не надо, — всхлипнула она.

— Заткни пасть, — приказал Дюк. Его ледяной голос отнял у нее последнюю надежду. Он прижал ее лицо к ковру.

— Не трогайте меня, прошу вас, — снова взмолилась Рейчел, но слова ее прозвучали глухо, она сама едва услышала их.

— За-ткнись, — медленно, по слогам повторил он.

Теперь она видела в его руке нож, небольшой, с широким изогнутым лезвием. Она вспомнила, что точно такими режут ковры, к примеру как этот, на котором она сейчас лежала. Тело Рейчел начало содрогаться в конвульсиях. Дюк поднялся, начал внимательно разглядывать ее. В последнем приступе отчаяния она оттолкнулась от ковра и поползла. Он молча и неторопливо следовал за ней, дал ей доползти до двери, дотянуться до щеколды, затем ударом ноги в шею снова пригвоздил к полу. Расстегнув джинсы, Дюк посмотрел на остававшийся вялым член. Тогда с яростным рычанием он бросился к соседнему столу, схватил пустую пивную бутылку, подбежал к девушке и опустился на колени возле нее. Она дико закричала. Он взметнул руку, отбил донышко бутылки о камин, резко опустил ее. Вмиг все стихло. Страшная боль пронзила тело Рейчел, но в мозгу ее продолжала биться мысль, что сейчас все кончится и он уйдет. В руке Дюка снова появился нож. На этот раз она издала такой жуткий вопль, что у нее задрожали пальцы. Он вырвал из кармана платок, сунул ей в рот, зажал его ладонью. Перевернув девушку лицом вниз, он просунул под нее нож и всем телом навалился на нее. Лезвие мягко вошло между ее ребер. Дюк приподнялся, передвинул руку и снова навалился. Так он проделал еще несколько раз. И тут раздался стук. Он доносился снаружи. Сначала негромкий, он перешел в раскатистую дробь. Дверь загремела. Затем послышался чей-то голос:

— Рейчел! Рейчел! Дорогая, ты что там, уснула?

Дюка затрясло.

— Черт… вот черт, — зашептал он, повернул к себе лицо девушки. Она умоляющим взглядом смотрела на него. Он встал, потянулся к высокой табуретке.

Донни включил телевизор, попал на «Новости» и поймал заключительные слова криминального репортажа: «…не связывает данное убийство с предыдущими, совершенными, как полагают, днем». Затем показали бар, санитаров, несших на носилках тело, упакованное в черный пластиковый мешок, и в эту минуту послышался настойчивый и сильный стук в дверь. Донни застыл на месте, выключил звук телевизора.

— Открой, Донни, это я, — раздался голос Дюка. — Прости меня, открой, Донни. — Он лихорадочно колотил в дверь. — Быстрее!

Он продолжал дубасить до тех пор, пока Донни не открыл ему.

Увидев Дюка, Донни отпрянул, прошептал:

— Боже мой…

Дюк был с головы до ног залит кровью. Большое кровавое пятно расплылось на груди по футболке, джинсы в кровавых брызгах держались на одной пуговице, полузастегнутую «молнию» перекосило. Задыхаясь и пошатываясь, он прошел на кухню. Донни схватил тряпку и начал стирать с двери и пола кровавые потеки.

— Почему ты не пошел к ручью, как все нормальные? Мы же ведь договорились с тобой, — затараторил он.

— Я чуть не влип, Донни. Еле ноги унес. Кто-то начал ломиться в бар. Чуть не оставил ее недобитой.

— Ее только что показывали по телевизору.

— Уже? Вот сукины дети.

— А что, если Джеф тоже был там?

— Нет, — замотал головой Дюк. — Я видел, его машина стоит напротив бара «Амазон».

Дюк направился в ванную. Донни, не отводя глаз, следил за каждым его движением.

— Теперь ты понимаешь, что я тебе нужен? — тихо спросил он.

— Понимаю, Донни. Очень нужен. Извини, что обидел тебя. Там, в машине. Ляпнул не подумав. Нет, один я не справлюсь. — Дюк замотал головой.

Глава 23

— Вскрылись новые обстоятельства по делу об убийстве Кэти Лоусон, — заговорил Майлз О'Коннор, поднявшись на трибуну конференц-зала. — Как вам наверняка уже известно, в результате вскрытия были обнаружены фрагменты кокона, принадлежащего личинке улитки. Это свидетельствует о том, что убийство произошло на побережье, после чего тело девушки перевезли в лес. Полиция сочла, что наиболее подходящим местом действия мог стать район Маринерс-стренд. В процессе проведенных поисков мы обнаружили там экземпляры таких же улиток. Вчера полицейские водолазы провели поиски улик в море, как возле побережья Маринерс-стренд, так и около пристани. Поиски увенчались успехом — была обнаружена кроссовка, принадлежащая Кэти Лоусон. Сегодня она проверяется на наличие на ней отпечатков пальцев. Полиция считает, что до того, как оказаться на побережье, Кэти посетила могилу своего отца. Об этом говорит найденная на ней белая роза. Мы склонны считать, что нападению девушка подверглась именно на Маринерс-стренд. Возможно, данное преступление стало роковой случайностью — преступник искал любую жертву и остановился на одинокой девушке, — но не исключено, что убийца искал именно ее. Это нам еще предстоит выяснить. Одно мы знаем точно: кому Кэти пыталась позвонить по своему мобильному телефону. Последний номер в списке принадлежит Фрэнку Дигану. — Майлз кивнул в его сторону. Тот стоял рядом с полным скорби лицом. — Иначе говоря, Кэти понимала, что находится в опасности, но, может быть, она хотела сообщить о другом преступлении. Нет ничего удивительного в том, что она пыталась звонить именно Фрэнку, а не по телефону три девятки, — их семьи давно были знакомы. — Майлз отпил теплой воды из стакана и продолжил: — Поскольку тело пролежало в лесу три недели, новых улик мы не ожидаем и поисков в районе Маринерс-стренд больше проводиться не будет. Следует отметить, что предполагаемые действия Кэти в тот вечер до некоторой степени противоречат свидетельским показаниям Мэй Миллер, хотя многое нам еще предстоит выяснить. Относительно места, где было обнаружено тело, можно сказать следующее: оно находится в лесной глуши и очень редко посещается. Скорее всего оно хорошо знакомо убийце. Пока нам неизвестно, связаны ли с ним еще какие-либо обстоятельства. Данный участок леса примыкает к фруктовому саду Миллеров и земельному владению Лаккези. Смею вас уверить, что полиция проведет самое тщательное расследование данного дела.

Из динамиков вырывалась монотонная мелодия, состоявшая из грохота ударных и гулкого уханья басов. Парикмахерша, орудуя ножницами и расческой, ходила вокруг Дюка, чуть покачиваясь в такт им. Он посмотрел на девушку. Полная, в обтягивающих джинсах, над поясом — складка жира, почти свисающий живот. Короткий, черный в золотых блестках топик открывал половину крупной груди, покрытую искусственным загаром и мелкими точками прыщиков. Девушка шевелила густо напомаженными губами, повторяя незамысловатые слова песенки. Влажные пряди волос с головы Дюка падали на стол, на котором лежала раскрытая газета. Девушка слегка наклонилась, смахнула их на пол. По газете разлилось большое мокрое пятно.

— Ужасно, да? — сказала парикмахерша, тыча в нее расческой. — Опять девушка пропала.

— Кошмар, — согласился Дюк, покосился на портрет под заметкой, предположительно его собственный. По лицу его пробежала презрительная усмешка.

— Одна девушка дала показания. Совсем недавно. Она была в том баре, когда этот парень заходил туда. Смешно. Она все это время молчала, потому что боялась неприятностей в школе. Она в тот день прогуляла уроки, ну и дуреха. — Она оглядела голову Дюка, снова защелкала ножницами. — А теперь, когда три недели прошло, она уж, наверное, и не помнит того парня.

— Возможно. Правда, некоторые лица остаются в памяти человека на всю жизнь. Может, к несчастью, а может, и нет. — Он посмотрел на себя в зеркало. Стрижка была слишком короткой, такие он не любил.

Джо куда-то ушел, в его кабинете было тихо. Шон постоял в дверях и уже собирался уходить, когда неожиданно заработал факс. Полоса бумаги легла на лоток, начала съезжать на пол. Шон подошел к столу, увидел страницы текста, перемежающиеся фотографиями. Он взял факс, перевернул, принялся рассматривать не очень четкие снимки. На них были изображены молодые девушки. Лица их оставалось нетронутыми, но тела у всех были варварски изуродованы, все в пятнах крови. Нарисованные от руки стрелки показывали на раны, под ними шел, тоже рукописный, текст: «рваные раны на груди», «…три симметричных разрыва мышечной ткани чуть ниже ребер», «измельчение внутренностей». Шона словно обдало холодом. Он упал на колени, стал лихорадочно подбирать факс, рассматривать укрупненные фотографии частей обезображенных тел. Вдруг он увидел фотографии знакомой кроссовки, сделанные с разных углов. И тогда он все понял, и фотографии внезапно обрели страшную реальность. Полоска факса выскользнула из его рук, он повалился на пол и зарыдал.

— Шон, ты что тут делаешь?! — воскликнул Джо. Он подбежал к сыну, обнял его, начал собирать факс.

— Отец, это она? Я же вижу, что она. Все это произошло с ней? — умоляющим голосом спросил он, задыхаясь в рыданиях. — Господи, какая жестокость. Я ничего подобного ни разу не видел. Кто это сделал? Кто?!

Слова застревали у него в горле. Джо едва разбирал их сквозь всхлипывания и хрип. Шон прижался к отцу. Никогда в жизни он не был ему так близок, как теперь.

— Успокойся, Шон, успокойся. — Он приподнял его с пола, скрутил бумажную полосу, оборвал, сунул в ящик стола. Теперь он уже знал, что должен еще раз съездить в Дублин.

Мэй Миллер распахнула дверь. Она была одета в длинную, до пола, ночную рубашку серебристого цвета, отделанную розовым бисером. Несколько кнопок на рубашке были расстегнуты, обнажая дряблую старушечью грудь. На руках у нее были длинные прозрачные черные перчатки, на них висели браслеты из крупных жемчужин. Седые волосы она забрала в высокий шиньон.

— Приветик, — жеманно протянула Мэй и улыбнулась.

— О, миссис Миллер, я не ожидал вас увидеть в таком очаровательном наряде, — произнес Ричи и посмотрел на часы. Они показывали половину двенадцатого. — Вы уже завтракаете?

— Нет, что вы. Мы пока еще слушаем оперу. Простите, я не знала, что вы тоже поклонник высокого искусства. Проходите.

— Э-э… — Ричи замялся. — Я бы хотел переброситься парой слов с Джоном.

— В антракте он ходит в бар, — сообщила Мэй.

— К Данаэру? — удивился Ричи.

— Нет, здесь, в доме. На второй этаж.

— А вы его не позовете?

— С моим удовольствием, — сказала она и исчезла в доме.

Через минуту он снова услышал ее голос:

— Джон! Джон! Иди сюда, погляди, кого я случайно увидела.

Ричи вошел в прихожую, огляделся, дальше проходить не стал. Послышался скрип ступенек. Спустился Джон.

— Привет, Ричи, — сказал он грубоватым тоном. — Что нужно?

— Ах, Джон, ты уже готов? — спросила Мэй Миллер и протянула сыну руку. — Веди же меня на второе отделение. Сейчас начнется самое главное. Я не желаю пропустить ни одной ноты. Кавалер, вы тоже идете с нами? — Она бросила на Ричи игривый взгляд.

— Нет, спасибо, миссис Миллер. Сегодня я очень занят, — пробормотал он и, развернувшись, вышел.

Джо вел свой джип в северную часть Дублина, на Малахайд-роуд. Не доезжая до автомагистрали, ведущей к аэропорту, он свернул налево, въехал в высокие металлические ворота учебно-тренировочного центра пожарных команд. За ними шла длинная, обсаженная деревьями узкая дорога. Он миновал поле, в углу которого, опираясь на одно крыло, лежала половина небольшого пассажирского самолета, затем высокую кирпичную стену с нарисованным на ней фасадом ночного клуба и языками пламени, лизавшими его окна, и остановился перед четырьмя маленькими сборными домиками, где временно размещалась государственная патологоанатомическая лаборатория. Он надеялся увидеть доктора Макклэтчи в кабинете, но там ее не оказалось. Она стояла у соседней двери и разговаривала со своими помощниками.

— Доктор Макклэтчи, позвольте представиться. Я — Джо Лаккези из полицейского управления Нью-Йорка. Не могли бы вы уделить мне несколько минут? — Джо улыбнулся.

Она недоуменно посмотрела на него.

— Хорошо, зайдите.

Они вошли в ее кабинет, Макклэтчи прикрыла за собой дверь.

— Я приехал к вам по делу об убийстве Кэти Лоусон, — пояснил Джо.

— Понятно. — Она кивнула, присела за стол, показала ему на кресло напротив. — Говорите, полицейское управление Нью-Йорка? — повторила она. — Ну и каким же боком вы связаны с этим делом?

Джо начал объяснять, тщательно взвешивая каждое слово.

— Должен признаться, что к этому делу мы никакого отношения не имеем, — заключил он, вытащил из кейса и положил перед ней несколько листков из полученного им факса, один — с фотографией девушки и именем над ней: «Тоня Рамер». Снимок был сделан в морге. Лицо убитой девушки было спокойным, почти безмятежным. Совершенно очевидно, что нашли тело спустя несколько дней после преступления. От лобка и ниже оно представляло собой сплошное месиво из тканей, где внутренности перемешались с мышцами. На теле были многочисленные повреждения, среди них несколько явных разрывов и три резаные раны одинаковой длины под ребрами. Лара пробежала глазами снимки, быстро перевела взгляд на Джо.

— И что вы хотите у меня узнать? — спросила она скорее задумчиво, чем раздраженно. Пока Джо раздумывал над ответом, она успела перелистать страницы с остальными фотографиями.

— Насколько раны на этом теле совпадают с теми, что нанесены Кэти Лоусон? — спросил он.

— Вы что, с ума сошли? — со свойственной ей грубоватой прямотой сказала Макклэтчи. — Вы предлагаете мне отправить на виселицу неизвестно кого.

— Мой сын дружил с Кэти Лоусон, — произнес Шон и тяжело вздохнул.

Она откинулась в кресле, посмотрела на него долгим взглядом.

— В списке подозреваемых он стоит под первым номером, — добавил Джо.

— Ну прямо как в кино, — произнесла она с хмурой усмешкой. — Честно говоря, впервые в жизни сталкиваюсь с такой ситуацией.

— Мне кажется, что Кэти Лоусон и эту девушку убил один и тот же человек. Я следователь, доктор.

Она снова начала рассматривать снимки, на этот раз уже с профессиональным вниманием.

— Вы же знаете, что я не могу обсуждать с вами подобные вопросы. Удивительно, как вы вообще додумались ко мне заявиться, — медленно сказала она.

— Попытка не пытка. Поверьте мне, я высоко ценю все, что вы сделали. Уверен, что ваши выводы помогут расследованию.

— Бросьте. — Доктор махнула рукой. — Не пытайтесь купить меня лестью. Я просто не имею права говорить на эту тему.

Джо улыбнулся:

— Извините. Но и меня можно понять. Я ничего не знаю. Кстати, обратите внимание, вот особенно интересная фотография, — ткнул он пальцем в снимок и поднял голову, глядя на Макклэтчи и пытаясь угадать ее реакцию. — В любом случае прошу прощения, что потревожил вас.

Она подняла голову, их глаза встретились.

— Надеюсь, мой визит останется между нами, — сказал Джо.

— Простите, не поняла вашего вопроса.

— Это не вопрос, это констатация, — ответил он.

Макклэтчи отвела взгляд, недоуменно пожала плечами.

— Да пожалуйста, я же ваши снимки не комментировала.

— Это верно, — согласился Джо. — Но я услышал от вас все, что мне было нужно.

Как профессионал он мог безошибочно определить, что чувствует и думает человек, по движению его глаз, тела, по едва заметной дрожи ресниц, мышц, по тому, как он сглатывает слюну. Эта беззвучная речь не раз и выручала его, и помогала отличить ложь от правды. По мимике Макклэтчи он догадался, что раны на снимках не совпадают с нанесенными Кэти. Единственное, что Джо не мог истолковать, так это странные морщинки, мелькнувшие на лбу доктора в самые последние секунды, и явное нежелание возвращать ему фотографии.

— Пожалуйста, одну минуту. На тот случай, если вдруг вам захочется связаться со мной. — Не обращая внимания на ее недоуменный взгляд, он достал из кармана визитку, зачеркнул нью-йоркский номер, вписал номер своего мобильного телефона и протянул ей. Он поднялся, но слишком резко. Невыносимая боль прорезала его голодный желудок, он схватился за край стола, чтобы не упасть, и снова опустился на стул.

— Что с вами? — Доктор поднялась со своего кресла, подошла к нему.

Джо застонал, приподнял голову. На лбу у него блеснули мелкие капельки пота.

— Не вставайте. — Она пододвинула кресло, села рядом с Джо. — Вы себя плохо чувствуете?

Он кивнул, приложил руку к затылку, помассировал его.

— Голова немного закружилась. Я сегодня не завтракал. — Он резко подался вперед, нагнулся над мусорной корзиной, в которой валялись скомканная бумага и остатки карандашей. Его вырвало. Он несколько раз глубоко вдохнул, снова выпрямился. Лицо его горело.

— Надо будет сказать, чтобы заменили плетеные корзины на сплошные, — заметила Макклэтчи.

— Простите, ради Бога. Я просто не знаю…

— Что у вас с желудком? — спросила она, не обращая внимания на его извинения.

— Ничего. Просто я сегодня еще не ел. Если не считать нескольких таблеток болеутоляющего и пары чашек кофе. — Он попытался улыбнуться.

— Простите, а болеутоляющее-то вам зачем? Или это у вас, у полицейских, диета такая?

Джо усмехнулся:

— Нет, не диета. У меня частенько побаливает челюсть, да и голова тоже. Вероятно, давление подскакивает. Иногда даже есть не могу. Наверное, переутомление сказалось.

— Позвольте, позвольте… — Она протянула руки к его лицу.

— Доктор, не тратьте на меня время.

— Помолчите и отвечайте на мои вопросы. — Она взяла его за голову, осмотрела нижнюю челюсть. Ее холодные пальцы пробежали по его щекам, по носу. Она несколько раз надавила на его шею, приподняла веки, осмотрела брови. Все это время он старался дышать как можно тише и не смотреть ей в глаза.

— Мне трудно дышать, — наконец сказал Джо.

— Дышите полной грудью, вам никто не запрещает этого делать.

Он покосился на урну.

— А, вам не нравится запах мира, в котором я живу? — Доктор рассмеялась. — Понимаю. — Она откинулась в кресле, оперлась локтем о край стола, задумчиво произнесла: — Нет, на больные пазухи это не похоже. Говорите, вам трудно есть? Где? В каком месте болит особенно сильно?

Джо потер пальцами острые края нижней челюсти. Прикосновение причинило боль. Он поморщился, заерзал в кресле.

— Давайте посмотрим. — Она отвела его руки, ощупала всю нижнюю челюсть. — Откройте и закройте рот. Что чувствуете?

— Легкое потрескивание, — ответил Джо.

— А боль?

— Боли нет, но я дорого бы дал, чтобы и от этого треска избавиться.

— Охотно вас понимаю. Скажите, а челюсть у вас никогда не замыкает? Ну, вы открываете рот, а сразу закрыть его не можете. Или закрываете, но с трудом, а перед этим слышите треск.

— Да, так оно и есть.

— А щеки и шея у вас побаливают?

— Даже очень. Немеют просто.

— Серьезных болезней полости рта, ушей и носа у вас никогда не диагностировали?

— Послушайте, доктор, благодарю вас за заботу, но не стоит вам…

— Отвечайте на вопросы, — перебила его Макклэттчи. — Серьезных травм лица и челюсти не было?

Джо припомнил школьные годы, автомобильную аварию, в которую он попал, когда учился в колледже, удар лицом о стойку бара во время холостяцкой вечеринки, упавшую на него дверь, взрыв…

— Знаете ли, всякое бывало, — уклончиво ответил он.

Она поднялась, обошла его со всех сторон.

— Что плохого скажете? — Джо наигранно улыбнулся.

— Вы кто по натуре? Пессимист или оптимист? — спросила Макклэтчи.

— Чуть похуже пессимиста, — ответил он.

— Это в общем-то правильно. — Она кивнула. — Ну что я могу вам сказать. Прежде всего я не ваш семейный врач и многого не знаю. Если хотите услышать научные предположения, то пожалуйста.

— Буду вам признателен.

— Тогда одно из двух — либо лицевая невралгия, либо дисфункция височно-челюстного сустава, который отвечает за работу челюстей. Значение слова «дисфункция» вы, надеюсь, понимаете, — сообщила Макклэтчи бесстрастным голосом врача.

— Дисфункция височно-челюстного сустава устраивает меня больше. По крайней мере я знаю, что это такое. Мой брат страдал этим заболеванием.

Некоторое время она молча разглядывала его, затем спросила:

— Тогда зачем вы пытаетесь свести все к шутке?

Джо не ответил.

— Вы же прекрасно знаете, чем это может для вас закончиться.

— Разумеется. — Джо кивнул.

— И вы не лечились?

— Не было времени.

— Придется найти. Ваш мозг тратит колоссальную энергию, контролируя работу сустава. Ваше состояние намного хуже, чем вы себе представляете. А для полноты картины прибавьте сюда устойчивый стресс, в котором вы находитесь постоянно. Так мне, во всяком случае, кажется. Обратитесь к врачу как можно скорее. Средств тут много — могут поставить шплинты либо для постоянного ношения, либо вы будете сами устанавливать их только на ночь. Есть хирургические методы… — Она рассмеялась, увидев его реакцию. — Ах вот почему вы не хотите идти к доктору.

Джо поежился.

— Идти все равно придется. Такие вещи сами не проходят.

— Извините, а не могли бы вы посоветовать мне что-нибудь полегче? Может быть, у вас есть какие-нибудь таблетки?

— Таблеток у меня нет. Не забывайте, что те, с кем я имею дело, лекарств не употребляют, — мрачно пошутила Макклэтчи.

— Ах, ну да, конечно.

— Учитывая, что к врачам вы в последнее время не обращались… — Она вопросительно посмотрела на него.

— Не обращался, — ответил Джо.

— В таком случае, — доктор села за стол, достала листок бумаги, склонилась над ним, — я отправлю вас к доктору Морли, в Институт офтальмологии и отоларингологии. Специалист она классный, я с ней давно знакома. В свое время она отбила у меня парня. Держите. — Она написала имя, телефон и передала ему листок.

— И в отместку за это вы хотите ей подсунуть меня?

— Кстати, дельное замечание. Давайте назад. — Она разорвала его, выбросила в урну, взяла другой. — Направляю вас к мужчине. Он вам понравится больше, потому что, как и вы, не любит хирургических методов лечения.

Джо поблагодарил Макклэтчи и вышел из кабинета. Подождав несколько минут, она подошла к двери, открыла ее и крикнула:

— Джил!

Из открытого соседнего кабинета вышла одна из ее ассистенток.

— Слушай, Джил, ты мои щипцы знаешь?

Девушка кивнула.

— Принеси мне их, пожалуйста. Нужно кое-что снять. Мне кажется, что полоска на четвертом пальце оставлена скорее всего платиной.

— Платиной? Ого, этим все сказано.

— Да, кстати, ты знаешь, я чуть было не направила моего гостя к этой корове из Института офтальмологии и отоларингологии.

Джил фыркнула.

— Да, и вот еще что. Найди-ка мою папку с результатами вскрытия. Мне нужно там кое-что посмотреть, — сказала Макклэтчи уже серьезно.

— Так вы считаете, что он прав?

— Не совсем, Джил. Но идет в правильном направлении.

* * *

Джон Миллер сидел за столиком бара, одной рукой сжимая кружку с пивом, пальцами другой пощелкивая по пустой рюмке. Несколько минут Эд смотрел на него, затем нагнулся, опершись локтями о стойку.

— Знаешь, Джон, что я тебе скажу? — заговорил он.

— И что? — меланхолично ответил Миллер, поднимая кружку.

— Никакой ты не алкоголик.

Джон отпил несколько глотков, тихо поставил кружку на стол, усмехнулся.

— Алкоголики не могут жить без виски. А ты можешь. Ты не так уж привык к нему, чтобы не бросить это дело. Причем сразу. Я уверен — если бы ты захотел, ты перестал бы пить в любую секунду. И ты сам это хорошо знаешь, Джон. Но учти, еще полгода в таком духе, и вот тогда остановиться ты уже не сможешь.

— Эд, ну что тебе от меня нужно? Я просто зашел пропустить пару рюмок, а ты уже начинаешь нудить.

Эд в сердцах ударил кулаком по стойке, повернулся, резко снял со стены одну из фотографий, подошел к Джону.

— Смотри. Смотри, сукин сын. Вот ты стоишь. — Он ткнул пальцем в статного широкоплечего улыбающегося парня. — Вот каким ты был тогда, в семьдесят девятом. Помнишь? Когда в регби играл. А теперь посмотри, в кого ты превратился.

— Это было давно и неправда, — мрачно произнес Джон, отводя взгляд от фотографии.

— Хватит кривляться! — прокричал Эд ему в лицо. — Ты вспомни, что́ ты делал на поле и как мы гордились тобой. А сейчас? Месяц ты мне каждый день мозги полощешь своими рассказами о жене и детях. Самому не опостылело? Нет, Джон, пора встать на ноги. Хватит! — Он покачал головой. — Таким тебя жена на порог не пустит. Да и я скоро пускать перестану. Люди сюда ходят порядочные, да и сам я пропойц не жалую. Делай выводы, Джон.

* * *

Виктор Никотеро подошел к телефону, собираясь сделать звонок, но, заметив мигающий красный сигнал, нажал кнопку прослушивания автоответчика.

— Привет, Ник, — раздался голос Джо. — Поездка в Техас отменяется. Извини, старина, но я тут подумал… С ними в общем-то не о чем говорить. Одни подозрения, не более того… Черт подери, голова кругом идет.

Анна, усталая и бледная, подъехала к супермаркету, оставила машину на стоянке. В магазин она вошла тихо и сразу прошла в зал. Она торопливо двигалась вдоль коротких прилавков, стараясь держаться независимо и не обращать внимания на шепоток за спиной. А он становился все громче, все отчетливее. Лицо Анны пылало, она покрылась испариной, проволочная корзинка едва не выскальзывала из влажных рук. Внезапно взгляд ее упал на массивные рыбацкие башмаки. Анна вскинула голову, увидела перед собой Мика Харрингтона.

— Не нравится мне, как поступил ваш Шон. — Он покачал головой. — Ох как не нравится.

— Что вы хотите сказать? — с вызовом в голосе спросила она.

— А то, что он впутал Роберта в свои делишки. Он просил его сбегать в коттедж погасить свет, он его оставил там включенным в тот вечер. Роберта могли арестовать за это.

— Я ничего об этом не знаю, — ответила Анна. — Но считаю, что он поступил неправильно. Мик, вы же знаете, как расстроен Шон. Я поговорю с Шоном по поводу света.

— По-моему, вы с Джо либо действительно кое о чем не догадываетесь, либо вам все известно и вы покрываете своего сынка.

Анна оторопело смотрела на него.

— Что касается меня, то я запретил Роберту встречаться с Шоном, — заключил Мик и отошел.

Анна осталась стоять одна возле прилавка. Она едва сдерживала слезы. Наполнив корзинку, чуть не плача, двинулась к кассе и внезапно почувствовала, как кто-то берет ее под руку.

Она обернулась. Перед ней стояла Нора.

— Здравствуй. Я так рада тебя видеть. — Нора широко улыбнулась. — Представляю, как тебе сейчас тяжело. Ужасно, — продолжала она говорить так же громко. Женщины, стоявшие у кассы и сама кассирша, подняв брови, смотрели на них. — Не огорчайся, все пройдет. Знаешь что? Приходи сегодня ко мне часиков в пять на чашечку кофе.

— О, Нора, большое спасибо. Обязательно приду.

— Ну вот и славно. Буду тебя ждать. — Нора ободряюще пожала Анне руку.

Барри Шенли вошел в свою комнату, потрогал ранку на голове, поморщился. Взгляд его невольно упал на полуоткрытое окно. Когда Барри увидел, кто входит в калитку их дома, у него перехватило дыхание. Он хотел было отойти от окна, но Фрэнк уже заметил его. Оглядев его армейские камуфляжные штаны и черную обтягивающую футболку с надписью «Никого не оставляй за собой», Фрэнк помахал ему рукой.

— Привет, Барри. Не возражаешь, если я войду?

— Нет, конечно. — Он отошел от окна.

— Отец дома? — спросил Фрэнк, появляясь в дверях.

— Ага… Дома.

— А мать?

Барри кивнул.

— Позвать их? — спросил он. — Я тут уборкой занимаюсь. — Он схватил ведро с водой и заторопился наверх.

— Позови, позови. — Фрэнк прошел на кухню. — Не уходи, Барри, я хочу, чтобы и ты тоже послушал.

Когда в кухню вошли мистер и миссис Шенли, Фрэнк вытащил из кармана распечатку электронного письма, развернул ее и положил на стол.

— Что это? — спросил отец Барри.

— В стародавние времена такие вещи назывались подметными письмами, — пояснил Фрэнк. — Теперь их именуют электронными посланиями. Это отправил Шону Лаккези ваш сын Барри.

Миссис и мистер Шенли посмотрели на него.

— Я ничего такого не отправлял, — пробормотал он.

— Послушай меня, Барри. — Фрэнк вздохнул. — Вчера вечером после работы я зашел к вашему учителю информатики, мистеру Расселу, он немного покопался в своем компьютере и сообщил мне, что это письмо отправил Шону Лаккези именно ты.

— Наверное, здесь какая-то ошибка, — предположила миссис Шенли. — Что бы там Шон Лаккези ни сделал, а отправлять ему такое…

— А что, по вашему мнению, сделал Шон Лаккези? — Фрэнк посмотрел на нее.

Миссис Шенли покраснела и опустила глаза.

Фрэнк повернулся к Барри.

— Ты совершил гнусный и подлый поступок. И не увиливай, мистер Рассел готов подтвердить свои слова под присягой в суде.

У Барри глаза на лоб полезли.

— В суде?! — воскликнул он. — Так меня будут судить? — Его затрясло.

— Это ты во всем виноват! — выкрикнула миссис Шенли, глядя на мужа. Все повернулись в его сторону. — Кто должен воспитывать ребенка, я или ты?

Фрэнк снова посмотрел на Барри.

— Нет, мальчик, судить тебя не будут. Успокойся. Но извиниться перед семьей Лаккези тебе придется.

Дэнни Марки повернулся на бок, проворчал:

— Кого это черт дернул в такую рань?

Свесившись с дивана, он потянулся к телефону. Было шесть часов утра.

— Да, вас слушают, — произнес он в трубку хрипловатым голосом.

— Дэнни? Ты что, еще не встал?

— Нет, лежу пока. Я разговаривал с этим парнем, Кейном, бывшим сокамерником Дюка Роулинза. Он печет гамбургеры в Нью-Йорке. Так что не пришлось Магомету идти к горе, она сама к нему пришла. Кстати, отчасти так и есть. Этот Кейн ростом под колокольню и здоров как бык. Только малость трусоват и слишком много смеется. Комедиант чертов. Но кое-что рассказал мне об этом Роулинзе.

— Ну и что он собой представляет?

— Неприятный тип. Злопамятный психопат без тормозов. Обожает ястребов, в особенности этот вид, как там, черт, его… А-а, пустынных канюков. С Риггзом они старые друзья, с детства. Роулинз считал, что Риггз поступил совершенно правильно, взорвав мать и дочь, говорил, что уж если начал что делать, так доводи до конца. Целеустремленный, сволочь. Вот, собственно, и все. Твое имя он не упоминал.

— Ничего странного, я так и предполагал. — Джо говорил, но так сбивчиво, что Дэнни скоро запутался в обрывках его мыслей и бессвязных фразах.

— Постой, Джо. Тебе нужно остыть. А то у меня такое ощущение складывается, что ты немного не в себе. Кстати, который там у вас час? И откуда ты звонишь? Не из бара ли?

— Нет, Дэнни, не из бара, и со мной все в полном порядке. Просто здесь все настолько, черт подери, запутано… — Он почувствовал, что близок к панике.

— И что же ты тогда беспокоишься? Там тоже есть полицейские, которые наверняка знают свое дело.

— Вот в этом я совсем не уверен.

— Послушай, Джо, тебе нужно выспаться.

— Выспаться… — Джо усмехнулся, потер глаза. — Прекрасный совет, спасибо.

— Тогда сходи в душ и не буди людей среди ночи. — Дэнни засмеялся. Джо не поддержал его шутку. — А, чуть не забыл. Я тут по своим каналам проверил слова Кейна относительно денег — выкупа, который получил Риггз… Знаешь, похоже, он прав. Попозже я вышлю тебе федеральной почтой материалы по делу о Хейли Грей.

Анне еще ни разу не доводилось быть в гостях у Диганов. Дом их, выкрашенный яркой краской, с соломенной крышей и традиционными зелеными наличниками и калиткой, располагался далеко от моря, в противоположной стороне от полицейского участка, в конце маленького тупичка. Звонка не было, вместо него висел изящный дверной молоточек. Анна тихонько постучала. Дверь дома открылась, на пороге показалась Нора, помахала рукой. Анна прошла в дом.

— Жена полицейского сержанта не станет водить знакомство с преступниками, — сказала Нора улыбаясь.

Анну внутренне передернуло, но она смогла выдавить из себя понимающий смех.

— Спасибо, Нора. Я так благодарна тебе за приглашение.

— Не стоит, — ответила Нора, — тем более что у меня здесь есть и личный интерес. Хочу поэксплуатировать твою светлую голову.

— Да? — удивилась Анна. — И каким же образом?

— Надеюсь, ты поможешь мне отделать нашу галерею. Точнее, внутреннюю ее часть. Хотелось бы получить максимум изящества при минимуме средств.

— О, буду рада помочь тебе. Но только… — она замялась, — мне не хотелось бы создавать тебе дополнительные сложности. Ты же знаешь, что люди говорят о нас.

— Боже мой!.. — Нора закатила глаза. — Какая глупость! О ком здесь только не говорят. Не обращай внимания.

— А тебя не смущает, что я, если честно, не очень большой специалист по интерьеру? Я относительно недавно стала заниматься дизайном интерьеров.

— Не скромничай, ты же работаешь на один из самых престижных журналов в этой области.

— Да, они регулярно поручают мне довольно интересные заказы. Но вначале были некоторые связи и доля везения, — объяснила Анна. — Журнал не охотился за мной, это я к ним пришла. Закончила колледж, четыре года проработала дизайнером, рискнула… Рекомендацию мне дала моя преподавательница. В журнале работала ее хорошая знакомая. Вот так все и вышло.

— Тем лучше. Ты рискнула, и у тебя получилось. И если бы ты с первого раза не оправдала их надежд, они бы с тобой расстались, не так ли?

— Да, все правильно. Только хочу сказать, что финансовую часть лучше поручить не мне. Джо говорит, что я и домашний-то бюджет вести не умею.

Они рассмеялись.

Шон вытащил из чулана большой чемодан, положил его на кровать, раскрыл, затем распахнул дверцы шкафа и принялся собирать вещи. Услышав шум, в его комнату вошел Джо.

— Что происходит? — спросил он.

Шон резко обернулся.

— А постучаться ты не мог? — зло спросил он.

— Я постучался, но ты не ответил. Что ты делаешь?

— Собираю вещи.

— Шон, давай поговорим спокойно. Ты уезжаешь? Куда, позволь тебя спросить.

— Домой, в Нью-Йорк.

— Что?! И кто же тебя надоумил это сделать?

Шон понурил голову.

— Дедушка прислал мне билет и деньги. — Он тряхнул головой.

Джо посмотрел на стол и увидел конверт. Проговорил: «Ну, это мы еще посмотрим», — схватил конверт и двинулся из комнаты.

— А чемодан ты можешь положить обратно в чулан! — крикнул он Шону, уже спускаясь с лестницы. — Вернется мама, скажешь ей, что после разговора с дедушкой я решил немного прогуляться. И зайти к Данаэру. Буду через час-полтора. Надеюсь увидеть тебя за ужином.

— Давай-давай. Там тебя Данаэр так обслужит… Они все нас ненавидят…

Нора сняла с полки с десяток книг и журналов по искусству, собрала их в стопку, принесла на кухню, разложила на столе. Из каждой книги торчало по нескольку желтых закладок. Она стала раскрывать их, показывая Анне, какие именно картины собиралась выставить. Затем она перешла к газетным вырезкам, в которых сообщалось о ее деятельности в сфере искусства. Свою маленькую лекцию Нора закончила рассказом о своей переписке с различными редакциями, издательствами и небольшими провинциальными галереями.

— Замечательно. Жаль только у меня дома нет ничего, что могло бы тебя заинтересовать. Я когда-то начала писать несколько картин, но так их и не закончила, — смущенно проговорила Анна.

— Непременно погляжу, — ответила Нора, продолжая рыться в бумагах.

— А это кто такой? — Анна обратила внимание на фотографию молодого мужчины с мрачным лицом. — Какой-то художник?

Нора взглянула. Среди книг случайно оказался факс, который ей показывал Фрэнк. Она спохватилась, попыталась убрать его, пробормотала:

— Нет, это Фрэнку прислали, а он домой прихватил. Зачем — не знаю.

Анна внимательно рассмотрела фотографию и вдруг побледнела.

— Боже мой! Так кто это? Ты не знаешь? — Она повернулась и посмотрела на Нору, дрожащей рукой взяв снимок. Нора молчала. — Зачем он его принес? — Анна нагнулась, снова принялась изучать лист, на котором был распечатан снимок, увидела в самом углу четыре едва заметные буквы «ккези». — Часть нашей фамилии, Нора. Ты не знаешь, это имеет какое-то отношение к Джо? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Прости, Анна, я совершенно не в курсе. Подожди, скоро придет Фрэнк, и ты сама у него все спросишь.

— Нет, Нора, извини, я должна идти. Мне нужно срочно поговорить с Джо.

Джо взял трубку радиотелефона и, нервно расхаживая по комнате, начал стучать по кнопкам, набирая номер отца. Услышав его голос, сразу сказал:

— Какого черта ты это сделал?

— Предполагаю, что ты говоришь о билете на самолет. Да, я отправил его Шону, потому что он мой внук и я должен ему помогать.

— Разыгрываешь из себя добренького богатенького дедушку? Шону твоя помощь без надобности.

— Мальчику требуется отдых, на него свалилось слишком много неприятностей.

— А тебе какое до этого всего дело? Зачем ты тянешь его к себе? Нечего ему делать в Нью-Йорке. Я не говорю уже о том, что его отъезд будет выглядеть как бегство.

— Ничего страшного не произошло. Шон позвонил мне, попросил помочь, я ему помог.

— Помог скрыться? Странно, что я вообще после этого с тобой разговариваю. К тому же мне что-то не верится, что Шон тебе звонил. Скорее наоборот.

— По-моему, ты не вполне понимаешь, что с ним происходит.

— А ты понимаешь? — Джо повысил голос.

— Понимаю. Ему всего шестнадцать, и на него смотрят как на преступника.

— Помолчи! Что тебе вообще известно о шестнадцатилетних!

— А тут еще ты… бегаешь по деревне, суешь нос не в свои дела, — продолжал Джулио. — Шон волнуется.

Джо помолчал, ошеломленный сказанным.

— В любом случае это не твое дело! — отрезал он.

— Когда мой внук несчастен, это становится моим делом.

— А когда твой сын несчастен? Тогда что? — вспылил Джо.

— Успокойся, мамочка и папочка все так же любят тебя, но только вместе им жить противопоказано, — холодно произнес Джулио.

— Не строй из себя добрячка, ты, безжалостный тип.

— Мы говорим о Шоне, а ему нужно все забыть. Для этого он должен уехать. Ему надоело смотреть, как люди переходят на другую сторону улицы, лишь бы не здороваться с ним.

— Перестань! Его никто не избегает. Уж я-то знаю.

— Он смотрит на все иначе, чем взрослые. Сейчас у него переходный период, и ты должен это осознать. В вашей задрипанной деревне никто о таких вещах не знает, зато знаю я. И его не должно беспокоить все то, что там у вас происходит. Отпусти его, пока не стряслось еще большей неприятности.

— Ах вон оно что! Ты пытаешься наверстать упущенное на Шоне? То, чего ты лишил меня, решил отдать внуку.

— Мне очень жаль, что у тебя такая длинная память.

— Плевать мне на твою жалость. Шон останется здесь. Закончит школу, поступит в колледж, и в твои руки он не попадет, запомни! Я не дам тебе сделать из него игрушку для демонстрации перед твоими учеными друзьями. Значит, ты хочешь за счет Шона прилично перед ними выглядеть? И не думай! Тебе стыдно за своего сына, который стал полицейским, так теперь ты решил отыграться на внуке? Да, я не стал говенным энтомологом, зато я отличный полицейский. И можешь думать что хочешь.

— Только странно, что такой отменный полицейский вдруг оказался не у дел. Недооценили?

Джо чуть не задохнулся от негодования.

— Ну вот видишь, Джо, как все просто. А ты возмущаешься, — продолжал ледяным тоном Джулио.

Постепенно Джо удалось взять себя в руки. Он несколько раз глубоко вдохнул. Джулио молчал. Слышались какие-то тихие шумы на линии.

— Вот что я тебе скажу, — заговорил Джо спокойным ровным голосом. — Ты считаешь, что я ни на что не способен? Ну а как же тогда моя любовь к Анне? В день нашей свадьбы я поклялся, что буду с ней всю жизнь. Мы живем вместе вот уже восемнадцать лет. Как видишь, что-то я да и умею. Хотя бы держаться за жену. Могу посоветовать и тебе этому поучиться. Пока у тебя получается наоборот. Ты их бросаешь, да еще при смерти.

Когда Анна вернулась, дом был пуст. Джо уехал. На кухонном столе лежал его мобильный телефон. Шон куда-то ушел. Анна еще не совсем справилась с волнением, охватившим ее при виде фотографии на куске факса. Ей не хотелось думать обо всем, что с ней могло быть связано. Анна, вспомнив о проекте, который хотела показать Норе, направилась в рабочий кабинет Джо, где стоял шкаф с ее бумагами. Она попыталась открыть одну дверцу, другую — они оказались запертыми. Она попробовала выдвинуть верхние ящики письменного стола — тоже не получилось. Оставался самый нижний ящик, в котором Джо хранил свои документы. Анна потянула его, выдвинула наполовину. Осторожно заглянула внутрь, начала перебирать бумаги, наткнулась на плотную, серого цвета папку без надписи. Вытащила ее, положила на стол. Несколько минут раздумывала, имеет ли она право открыть ее, и наконец открыла. Первое, что она увидела в ней, было письмо Джо в отдел кадров полицейского управления Нью-Йорка с просьбой восстановить его в должности, выдать личный значок и разрешение на оружие. Анна торопливо пробежала глазами весь текст, до самой подписи, захлопнула папку и положила ее в ящик.

* * *

Мрачные серые облака нависли над деревушкой, окутали небо над Маринерс-стренд и протянулись до самого горизонта. Джо одиноко брел по берегу, подбрасывая мыском ботинка мелкую гальку, не желая никого видеть, наслаждаясь холодным пустынным безлюдьем. Он раздумывал о том, каким бывает горе, о своем некогда счастливом браке, а теперь разбитом, о потере Шоном любимой девушки. Заметив вдалеке Фрэнка и Нору, он остановился, но счел, что крайне невежливо делать вид, будто их не заметил, тем более что оба смотрели в его сторону. Джо с тяжелым сердцем направился к ним, подошел, кивнул.

— Здравствуй, Джо, — сказал Фрэнк. — Не знаю, обрадуешься ли ты или нет, но мне удалось выяснить, кто отправил Шону то электронное сообщение с фотографией.

— Да? — удивился Джо.

— Это Барри Шенли, учится классом старше. Решил разыграть из себя крутого парня.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Мне их учитель по информатике все подробно разъяснил и показал. Я был у Шенли дома, поговорил с Барри, он расплакался. Сочувствую тебе, Джо. Да, и еще вот что. Ричи заходил к Миллерам, разговаривал с ними обоими. Должен тебя огорчить — не похоже, чтобы Мэй страдала от болезни Альцгеймера. А вот Джон еще тот фрукт. Совсем спился, так и ищет у всех сочувствия.

Анна обошла весь дом, но так и не придумала, чем бы заняться. Растрачивать злость на телефонный звонок Джо, в бар Данаэра, не хотелось — он мог просто положить трубку и не дать ей выговориться, выместить на нем до капельки все свое негодование и разочарование. Она оказалась права — и сын, и муж все это время врали единственному человеку, который их любил и отчаянно за них боролся. Вот как они отплатили ей. «Возьми себя в руки», — приказала себе Анна. Она снова вошла в кабинет Джо, начала выдвигать тот же ящик, и тут раздался звонок в дверь. Анна замерла. Звонок повторился. Она выпрямилась, бросилась в прихожую, распахнула дверь. Перед ней, улыбаясь, стоял молодой мужчина в массивных ботинках наподобие армейских, синих джинсах, обтягивающих тонкие ноги, черной рубашке и светло-коричневой куртке без рукавов. Сердце Анны учащенно забилось, она замерла. Мужчина сказал ей, что он — тот самый Гарри, который приезжал к ней по поручению Марка. Но Анна не слышала его — не отрывая глаз она смотрела на веревки в его руках. Наступила тишина. Анна скорее догадалась, чем поняла, что мужчина перестал говорить, посмотрела на него. Их глаза встретились. Улыбка слетела с его губ. Она медленно попятилась, попыталась захлопнуть дверь, но Дюк успел просунуть в проем ботинок и обеими руками втолкнул Анну в прихожую. Она ощутила спиной деревянную стену, попыталась удержаться, поскользнулась, оцарапалась ногой о ступеньку, упала на пол. Дюк надвигался на нее. Анна поднялась, но снова получила удар руками в грудь, придавивший ее к стене. Анна упала на пол, быстро проползла мимо Дюка, разогнулась, метнулась наверх. Он догнал ее одним прыжком, сбил кулаком с ног. Она упала на ступеньки. Нагнувшись, Дюк развернул ее лицом к себе, начал бить под ребра. Анна отчаянно замахала руками, пытаясь отвести его кулаки, но движения ее были слабы. Дюк ударил ее еще несколько раз. Голова у нее закружилась, Анна едва не потеряла сознание. Он подхватил ее, прижал спиной к себе и понес. В стекле двери она мельком увидела его отражение: перекошенное лицо, дикие глаза с неестественно расширенными зрачками — и завизжала от ужаса. Это были глаза души — мрачной и ненавидящей.

Первыми, кого Джо увидел у стойки бара, были Рэй и Хью. Потягивая пиво, друзья лениво вели свою обычную перебранку на криминальные темы.

— Эти полицейские фотороботы гроша ломаного не стоят, — говорил Хью. — У них все на одну рожу. Ты только посмотри на того парня, американца, которого видели в баре «Американские герои». Ты в жизни когда-нибудь такие лица видел? Нет. Они бывают только на полицейских фотографиях да в газетах. С какой стороны ни посмотри — получается мутант. Я как-то видел одну компьютерную игру, там все отрицательные герои с такими физиономиями ходят — глаза злые, скулы острые, губы тонкие, а рты маленькие и кривые.

— Ты, случайно, не мой портрет рисуешь? — пошутил Джо и, внезапно став серьезным, спросил: — Хью, а ты не мог бы показать мне какую-нибудь игру? Наподобие той, что ты видел.

— Его компьютер в ремонте, — ответил за друга Рэй. — Вот он и вынужден не за монитором сидеть, а за кружкой.

Хью печально кивнул.

— Не знаю, как там выглядят лица героев в компьютерных играх, но вот на полицейских фотографиях они явно не получаются. Пару лет назад завелся один насильник в Уотерфорде, полиция составила фоторобот, так что вы думаете? Получился вылитый я. Представляете? Во всех газетах — моя физиономия. Честное слово, стыдно было по улицам ходить — все так на меня и таращились.

— Это тебе Ричи Бейтс подстроил. За все хорошее, — сказал Хью.

— А что? Все может быть, — согласился Рэй.

— Можно только представить, как он тебе отомстит за тот позор на дороге, — вставил Джо.

— А что между вами произошло? — поинтересовался Хью.

— Да ты что? Я же тебе рассказывал. Заставил меня выпавшую из мусорного мешка бумажку подобрать.

— Бумажку? Во дает.

Джо и Рэй обменялись недоуменными взглядами. Рэй фыркнул.

Официант поставил перед ними три кружки пива, и вскоре разговор ушел в другую сторону.

* * *

Стараясь не греметь и не разбить стекло, Роберт Харрингтон осторожно вылез из окна своей комнаты, спустился на крытую алюминием крышу сарая, тихонько, на четвереньках, прошел по ней до края, спрыгнул на землю, в сад. Немного постоял, озираясь по сторонам, и метнулся вперед, через дорогу.

— Ну все, свобода, — сказал Шон, открывая Роберту дверь. — Мать с отцом ушли.

— Ну ты совсем ирландцем стал, так длинно говоришь. Нет чтобы сказать проще: «Я один» или «Один дома». Слушай, а ты хреново выглядишь, между прочим.

— А то. Сейчас все расскажу. Жизнь — хуже некуда. Подожди, я сейчас стяну что-нибудь у отца из бара. Будешь?

— Не откажусь, — ответил Роберт. — Да, я еще Эли позвал. Она с минуты на минуту должна подтянуться.

Фрэнк сидел за кухонным столом, заваленным папками, и, опершись на него локтями, разглядывал лежащие перед ним бумаги. Нора подошла к кухне, остановилась в дверях.

— Хочешь, расскажу, что здесь сегодня произошло?

Фрэнк поднял было руку, чтобы остановить Нору, но сдержался, вскинул голову, посмотрел на нее своими большими глазами, увеличенными стеклами очков.

— Дорогая, у меня работы по горло, — умоляюще произнес он. — Вот смотри, сколько бумаг, — он легонько толкнул их, — и все нужно разобрать.

— Я знаю, мой лягушоночек. Ты у меня совсем умотался. Побледнел, темные круги под глазами появились. Какие они громадные. — Она улыбнулась. — А ты не заболел, случайно?

— Нет, только в желудке булькает от кофе. — Фрэнк поморщился. — Решил твой рецепт попробовать. — Он кивнул в сторону плиты, на которой кипел чайник.

— Такое случается, — кивнула Нора, не переставая улыбаться. — Особенно когда выпьешь слишком много, чтобы держать себя в норме.

— Ума не приложу, — Фрэнк опустил голову, начал снова перебирать бумаги, — почему Кэти решила позвонить именно мне, а не в Службу спасения, не в участок. Ну Шону, наконец. Хотя они же поссорились… Наверное, потому она не стала звонить ему. — Он вздохнул. — Не знаю.

— Во-во. За это «не знаю» О'Коннор тебя и невзлюбил.

Они оба рассмеялись.

— Не зацикливайся на этом звонке. Придет время, и узнаешь. — Нора подошла к нему сзади, начала массировать плечи. — Так лучше? — спросила она.

— Намного.

— Ну вот. Работай дальше, а я пошла спать.

Джо вывел джип на аллею. Сначала в свете фар показалась верхняя часть маяка, а затем чья-то фигура, перегнувшаяся через балконные перила. Джо развернул машину, и в ту же секунду фары выхватили из темноты еще двух человек — размахивая руками, они бегали под балконом и что-то кричали. Джо надавил на газ, джип стремительно понесся по аллее к маяку. Остановившись у самых ступенек, Джо выскочил из кабины. Моросил мелкий унылый дождик. Первой он увидел Эли, позвал ее. За ней подошел Роберт.

— Мистер Лаккези, — заговорил он, показывая на балкон, — это Шон. Не знаю, что ему в голову стукнуло. Он напился, залез туда и закричал, что собирается прыгнуть.

От Роберта сильно пахло пивом, но выглядел он трезвым и говорил вполне вразумительно.

— Боже мой… — прошептал Джо. — Что у вас тут происходит? — Он посмотрел на Эли. Та, закрыв лицо руками, плакала навзрыд.

— Мы выпили пива, — начал объяснять Роберт, — а потом Шон предложил нам прогуляться. Мы согласились, он сказал, что хочет показать нам маяк, побежал первым, а пока мы тут стояли, забрался на балкон и начал кричать, что ему надоело жить.

— А где Анна? — спросил Джо.

— Не знаю. — Роберт пожал плечами. — Шон говорил, что ее нет.

— Принимали что-нибудь?

— Наркотики-то? Нет, конечно. Он просто виски с пивом смешал.

Джо чертыхнулся.

Неожиданно Шона начало тошнить, и если бы не ветер, Джо и Роберта обдало бы рвотой.

— Я хочу умереть! — проорал Шон.

— Убил бы сопляка, — прошептал Джо.

Роберт усмехнулся:

— Простите, мистер Лаккези, я не знал, что так получится.

— Ты ни в чем не виноват, Роберт, — покачал головой Джо. — У Шона нервы сдали. Шон, тебе не нужно умирать! — прокричал он сыну. — Давай спускайся вниз. Хочешь, я тебе кофе приготовлю?

— Моя жизнь кончена! — Шон, сильно покачиваясь и держась за перила, продолжал стоять на балконе. — Они все думают, что это я убил Кэти.

— Не говори глупостей! — прокричал Роберт. — Никто так не думает!

— А ты вообще заткнись! Тебе отец запретил разговаривать со мной.

Роберт посмотрел на Джо, покрутил пальцем у виска.

— Сынок, иди к нам. Это в тебе говорит виски. Хотя постой там, сейчас я поднимусь и помогу тебе спуститься.

— Уйдите вы все отсюда! Оставьте меня! — заорал Шон. Он попытался перекинуть ногу через перила и не смог этого сделать — нога соскользнула, он пошатнулся и ударился спиной о стену маяка. Его снова начало тошнить.

— Ну вот и все, ребятки, — проговорил Джо. — Стойте здесь, а я пошел наверх. Он не прыгнет. Слава Богу, он так напился, что и ногу-то поднять не в состоянии.

Джо вбежал в дверь, бросился наверх, в служебное помещение маяка, выскочил на балкон. Шон, согнувшись, плакал, опираясь на перила. Руки его тряслись, плечи вздрагивали. Джо сел рядом, привлек Шона к себе и начал успокаивать, гладить по волосам.

— Успокойся, сынок, успокойся. Все образуется. — Усадив Шона, он встал, перегнулся через перила и крикнул Роберту и Эли, чтобы они шли домой.

Спустя полчаса, когда Шон немного пришел в себя, Джо спустился с ним вниз, помог дойти до дома, привел в комнату и положил на кровать. Все это время Шон бормотал что-то невнятное, то злился, то принимался плакать.

— Анна! — крикнул Джо.

— Мама! Ой, мама! — закричал Шон, лежа на кровати, и вдруг рассмеялся.

— Она никуда не собиралась? — спросил Джо. — Ничего не говорила тебе?

— Нет. Хотя, может быть, и говорила, но я не помню. Да кому это интересно? — Он вздохнул, перевернулся на бок и свалился на пол. Подложил под щеку ладони, пытаясь уснуть.

Джо поднял его с ковра, спросил:

— На ногах стоять можешь?

Шон промычал что-то неразборчивое.

— Так. Раз душ отпадает, тогда спи. — Он снова положил Шона на кровать, вышел из комнаты, выключил свет и направился на кухню. Там было темно и пусто. Джо поднялся наверх, несколько раз позвал Анну. Она не отвечала.

Глава 24

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1989 год

Деревянные скамейки были пусты. Пожилой садовник в легком полотняном больничном костюме включил поливальную установку, снял рубашку. Спина его блестела от пота.

Дюк Роулинз немного постоял возле плаката, на котором большими зелеными буквами было написано, что он находится на территории приюта для престарелых «Счастливая старость», подтянул мятые джинсы, поправил черную рубашку со множеством карманов на белых пуговицах, оглядел свои пыльные высокие кроссовки и двинулся дальше, ко входу. В вестибюле улыбающаяся медсестра подсказала ему номер комнаты и подвела к лифту. На третьем этаже он вышел и направился вдоль светлого коридора. Нужная ему комната находилась на левой стороне. Негромко постучав, он открыл дверь, просунул голову и сказал:

— Миссис Гензель? Это я, Дюк. Дюк Роулинз из шестого класса.

— Да? Ты все еще в шестом классе? — удивленно спросила она, отворачиваясь от окна. — Я надеялась, что ты перешел в следующий.

Дюк улыбнулся, вошел в просторную комнату, оклеенную веселыми сиреневыми обоями. Пахло тонкими духами и розами. Он не увидел ничего, что бы напоминало о медицине, — ни кислородных масок, ни капельниц, ни костылей, ни палочек. В центре комнаты стояла широкая двуспальная кровать, застеленная цветастым покрывалом. С потолка свисала люстра в виде трех распустившихся лилий, обрамленных тонкими, изящно выполненными металлическими листьями и ветками.

Миссис Гензель сидела в высоком, с прямой спинкой кресле возле самого окна. Прическа у нее не изменилась с годами. Она нисколько не располнела с тех пор, как Дюк в последний раз видел ее — перед самым уходом на пенсию. Он тогда заканчивал шестой класс. На миссис Гензель были широкие серые брюки, голубенькие парусиновые туфли, плотная белая блузка и толстый махровый, тоже белый, халат с широкими лямками-застежками.

— Садись рядом. Я почти не отхожу от окна. Боюсь закрытых замкнутых пространств, — сообщила она.

— Здесь очень красиво, — сказал Дюк, пододвигая себе мягкое кресло.

— Да. Вид прекрасный. Другие сидят в своих комнатах или собираются в зале, смотрят весь день телевизор. Я иду туда, только когда становится холодно. Обычно я сижу здесь, читаю или слушаю аудиокниги. — Она показала на полку, где среди книг лежал проигрыватель компакт-дисков с большими наушниками. Она заметила удивленный взгляд Дюка. — Я не люблю маленькие наушники, они или сильно давят, или выпадают. — Она улыбнулась.

— Мне казалось, вы меня не вспомните, — проговорил он.

— Ну почему же? Я хорошо помню тебя. Спасибо, что ты не забыл меня.

— Я только недавно узнал, что вы здесь. Нравится вам тут?

— Да. Гораздо больше, чем ты думаешь.

— Уютно здесь. По-домашнему.

— Ты прав. Со многими я тут подружилась. Ходим друг к другу в гости, говорим обо всем — о фильмах, о театрах, о семьях и знакомых…

— Ну как обычно, — вставил Дюк.

Мисс Гензель кивнула.

— Расскажи-ка лучше о себе. Как поживаешь? Что поделываешь?

— Да что рассказывать? — Дюк махнул рукой. — Работал в ресторане, потом на треке для картинговых гонок. Вот где было здорово.

— А со своим другом, с Донни Риггзом, видишься?

— Постоянно. У него все в полном порядке. Недавно устроился на склад писчебумажной фабрики. Неплохо получает.

Они поболтали о всякой всячине — тех малозначащих вещах, о которых говорят разные, мало знающие друг друга люди. Потом немного посидели молча, вслушиваясь в тишину. Делиться больше было нечем. Дюк хлопнул ладонями по коленям, подался вперед, собираясь уходить, и вдруг спросил, отводя взгляд:

— Это вы тогда позвонили?

— Когда? — Она пристально смотрела на него.

— Ну когда Спарки погиб. Это вы вызвали какое-то начальство? Не знаю откуда. Они долго разговаривали с мамой, потом ушли, но больше не приходили.

Миссис Гензель взяла его за руку.

— Я до сих пор об этом вспоминаю, — призналась она.

— Так это вы их просили?

— Скажем так: они получили анонимный звонок. — Она похлопала его по руке.

Дюк долго смотрел на нее, потом отвернулся к окну.

— Я пойду, — сказал он поднимаясь. Поставив кресло на место, повернулся к миссис Гензель. — Берегите себя, — тихо произнес он.

— И ты тоже, Дюк.

У самой двери он обернулся, сказал:

— Спасибо вам, — и вышел.

Миссис Гензель поплотнее запахнулась в халат, сняла очки, вытащила из кармана кусок материи и долго протирала стекла. Затем взяла с ночного столика у кровати толстый путеводитель и попыталась читать, но вскоре перевела взгляд со страницы на окно. Садовник складывал поливальную установку в тележку, на скамейках начали появляться постояльцы.

В комнату вошла та же молоденькая медсестра, улыбнулась:

— Мисс Гензель, вы нас всех заинтриговали. А ну-ка, темная лошадка, признавайтесь, кто это к вам приходил?

— Я и сама хотела бы это знать, — проговорила миссис Гензель, не поворачивая головы. — Да и кому я сейчас нужна?

Ее грусть передалась медсестре, но та быстро стряхнула ее и, покачав головой, тихо сказала:

— Очень видный парень.

* * *

Сверкала желтой краской детская коляска для троих малышей, шелестели и переливались всеми цветами радуги привязанные к ее ручкам широкие ленты серпантина. Стояла удушающая жара. Синтия Слоун, злая, невыспавшаяся, открыла заднюю дверь дома, вышла на улицу. В ярком полуденном свете ее платье казалось совершенно прозрачным. Вот уже какой день Синтия не могла поспать до обеда. Коты словно взбесились, уже с самого утра они выли на заднем дворе дома как бешеные. Трое детей, двое из которых только-только начали ходить, а третий родился два месяца назад, не давали ей выспаться. А тут еще эти скоты шелудивые. Откуда они только понабежали? Синтия была в бешенстве. Сжимая швабру, она замерла, прислушиваясь к шорохам. Справа раздалось омерзительное мяуканье. Синтия, со шваброй наперевес, бросилась туда, но никого не нашла. Мяуканье и шорох послышались впереди, из самой глубины сада. Синтия, пригнувшись, осторожно двинулась туда, остановилась. Уловив неясный шорох, она бросилась к кустам, начала бить шваброй направо и налево, затем отступила, огляделась и, тихо раздвигая ветки, стала пробираться вглубь.

— Вот вам, сволочи! Гады! Получайте… — Она принялась тыкать шваброй в невидимого опостылевшего врага. Внезапно кто-то схватил швабру, дернул вперед, потом назад. Синтия выпустила ее из рук, пошатнулась, упала на спину, от неожиданности вскрикнула. В ту же секунду Донни навалился на нее. Синтия нащупала руками швабру, схватила ее, ударила его по голове, но тот только крепче обхватил ее, поднялся, крепко прижимая к себе, и потащил к дороге, где в тени деревьев стоял пикап, в кабине которого его поджидал Дюк.

Глава 25

Джо обошел весь дом, Анны нигде не было. Оставался только его рабочий кабинет. Первое, что он там увидел, было его письмо в управление полиции с просьбой восстановить его в должности, — оно валялось на полу возле стола.

— Вот черт, — прошептал он. — Проклятие. — Джо поднял его, внезапно почувствовав острый приступ вины. Он решил солгать Анне, сказать, что это письмо — часть его нового плана, но сразу же понял, что попытка снова обмануть ее будет выглядеть неуклюже. Конечно, он мог бы попытаться убедить ее, что написал прошение сгоряча, несколько недель назад, сразу после ее признания. И эту мысль пришлось оставить, поскольку понятно, что его Анна не настолько глупа, чтобы в такое поверить. Раз он прятал от нее письмо — значит, свой шаг тщательно продумал заранее.

Джо охватила злость. Он ясно представил свой разговор с Анной, как он кричит ей: «Анна, я полицейский, и в этом смысл моей жизни. Почему я должен сидеть здесь с тобой и смотреть на твой чертов маяк?» Нет, и это не годится. Фальшиво и потому неубедительно. Этот аргумент нужно было выкладывать сразу по приезде в Ирландию. И кроме того, Джо знал, что для Анны любой аргумент будет неубедительным. В некоторые моменты спорить с ней было бесполезно. Предлог нужно придумать такой, чтобы Анна не смогла, с одной стороны, упрекнуть его во лжи, а с другой — поняла бы и простила.

Джо направился в спальню, открыл шкаф, увидел, что чемоданы стоят на месте. Он посмотрел на верхнюю полку, и у него едва не перехватило дух. Она была набита сумками. Он даже не предполагал, что у Анны их столько. Она могла взять из них две-три, и он бы ничего не заметил. То же относилось и к количеству белья, одежды и обуви. «Ничего себе», — прошептал он и сел на кровать, откинулся назад, прислонившись к стене. Он почувствовал запах ее духов, тонкий аромат лимона и цветов. Ей не нравились сильные запахи, она предпочитала нежные, едва заметные. Да, нежность — именно так можно было охарактеризовать все, что относилось к Анне. Джо нахмурился. Вот уж чего-чего, а нежности ему не хватало никогда. Он вскочил с кровати, заторопился вниз, к телефону, набрал номер ее сотового, услышал бодрый голос: «Абонент недоступен, попробуйте перезвонить позже». «Пошли вы в задницу», — подумал Джо и положил трубку. Неужели она так обозлилась на него, что даже не оставила записки? Он посмотрел на часы, они показывали час ночи. Прижав руку к груди, он попытался унять пронизывающую ее острую боль. Откинув висевшую перед входной дверью занавеску, он выглянул на улицу — там никого не было. Все это начинало походить на поиски ключей на пустом столе.

Он вернулся в гостиную, взял со стола радиотелефон, сел на диван, положил трубку рядом. Взял пульт, начал переключать программы. Он просмотрел новости. Всякий раз, когда ему начинало казаться, что он слышал голос Анны, он приглушал звук. В конце концов ему надоело это занятие, он выключил телевизор и долго сидел в тишине.

Он снова набрал номер ее сотового и опять услышал тот же задорный голос. Джо не на шутку разозлился. Как бы скверно, по мнению Анны, он себя в последнее время ни вел, подобного отношения к себе он не заслуживал. Он любил Анну, и она это знала. Мужем он был неплохим, уважал и ценил жену. Уж не сравнить с другими, раздолбаями и пьянчугами. И тем не менее она ему изменила, а вот теперь и совсем ушла. Значит, что-то, сам того не замечая, он делал не так. Он снова набрал ее номер, шепча: «Ответь мне, Анна, ответь».

Джо схватил с полки над журнальным столиком первую попавшуюся книгу, принялся листать ее. Фотографии шикарных гостиниц заставили его снова вспомнить об Анне. Ему хотелось только одного — чтобы она вернулась домой. Мысль о том, что она бросила его, казалась ему невыносимой. Ведь их брак можно было назвать только превосходным. Всякий раз, когда Анна уходила в гости или уезжала к родителям, он чувствовал себя не просто одиноким, а покинутым. Хотя, конечно, Анна далеко не подарок, она достаточно своевольна и не полезет в карман за словом во время семейных сцен, однако даже если она вдруг хлопала дверью, ужин ему она приготовить успевала, и он спокойно ел его у телевизора, дожидаясь, когда она успокоится и вернется. Джо снова подумал, что теперь она ушла по-настоящему, и сердце его обдало холодом. Это все из-за его чертовой работы, которую Анна в душе ненавидела. Он застонал, заложил руки за голову, откинулся на холодную стену, закрыл глаза. Незаметно для себя Джо погрузился в полудрему. Прошло минут двадцать, он вздрогнул и проснулся, открыл глаза, начал удивленно осматривать комнату, не понимая, как он здесь оказался. Вдруг вспомнил, и сердце его снова тревожно застучало.

— Анна! — громко позвал он. Ответа не последовало. Джо поднялся с дивана, направился на кухню. Не зажигая свет, в кромешной темноте он подошел к холодильнику, нащупал ручку, открыл его, начал искать в нем что-нибудь наподобие записки. Ничего не нашел, хлопнул дверцей, принялся шарить руками по пустому столу.

Словно в полузабытьи, он снова прошел в спальню, остановился в центре и понял, что его охватывает паника. Часы показывали половину третьего утра. «Нет, что-то здесь не то. Она не могла уйти так внезапно», — пронеслось у него в голове. Джо в очередной раз набрал ее телефон, выслушал все то же пустое сообщение, швырнул трубку на диван, бросился в прихожую, схватил ключи от джипа и выбежал на улицу. Когда он проезжал мимо того места, где обнаружили труп Кэти, странное предчувствие охватило его. Джо притормозил, медленно проехал мимо дома Миллеров, затем снова набрал скорость. «Анна, хватит. Перестань изводить меня», — прошептал он, нервно сжимая руль. Внутри его и вокруг было холодно и мрачно. Анна ушла и даже не сказала куда. А мозг его продолжала сверлить мысль о том, что здесь что-то не так, внутренний голос предостерегал об опасности, и от всего этого сердце в груди его замирало. Но сказывались усталость и напряжение. Джо уже не мог доверять ничему и никому, в том числе и своему внутреннему голосу, который, помимо всего, заглушало чувство вины. Не он ли сам и разрушил их брак своими бесконечными подозрениями? Он попытался собрать разбегающиеся мысли, сконцентрироваться на том, чего именно он боится, что могло стрястись с Анной и как на ее действия могло повлиять его письмо. Ничего хорошего из этого не получилось. Прежде всего потому, что он был не способен подумать о чем-либо здраво, кроме как о том, что остался один. Джо представил, как по воскресеньям ходит вместе с Шоном в «Макдоналдс», дурачится, разыгрывая из себя его приятеля, с недоумением вглядывается в полудетские лица сидящих рядом. Он слышал, что так поступают все разведенные отцы.

Внезапно прямо в центре дороги показалась чья-то тень. Джо крутанул руль вправо и резко остановился, едва не въехав в кювет. Обернувшись, он посмотрел в заднее стекло и увидел сбитую лису. Очевидно, не у всех водителей срабатывала реакция — большинство даже не сбросили скорость. Джо вытащил сотовый телефон, набрал номер Анны. Результат был тот же.

— Проклятие! — выкрикнул он и с силой швырнул трубку на заднее сиденье. Она подпрыгнула и упала на пол. Он ехал, не останавливаясь, несколько часов кряду, пока не почувствовал, что вконец измотан. Джо повернул домой, полагая, что дал Анне вполне достаточно времени, чтобы вернуться. Внутри у него все кипело. Он остановился метрах в десяти от дома, внимательно осмотрел окна, но ни в одном из них не увидел даже намека на свет. Дом оставался таким же безжизненным, каким был и в тот момент, когда он уехал. Он вошел, закрыл за собой дверь, оглядел прихожую — за время его отсутствия в ней ничего не изменилось. Невыносимая боль внезапно пронзила нижнюю челюсть. Казалось, кто-то невидимый медленно вколачивает в нее гвозди. Джо попробовал открыть рот и едва не закричал — ощущение было таким, словно все его зубы выдирали одновременно и без наркоза. Пошатываясь, опираясь рукой о стены, он двинулся на кухню, где в ящике хранил свои таблетки, открыл его, вытащил упаковку, стал их выдавливать. Выпил намного больше, чем обычно. Затем прошел в соседнюю комнату, присел на кровать, положил рядом мобильный телефон. Вскоре Джо почувствовал тяжесть в голове, медленно повалился на подушку. Не сон, а забытье, в которое он впал, продолжалось до самого утра. Открыв глаза, он поднялся, осмотрелся. Злость не проходила, но хотя бы исчезли и страшная усталость, и невыносимая боль.

Старое кресло, которое Фрэнк так любил, Норе никогда не нравилось. Теперь же она его просто ненавидела. Когда-то веселого светло-коричневого цвета, ставшего от времени и использования ядовитым, колченогое, с продавленным сиденьем и дырками в обивке на подлокотниках, набитое пухом, превратившимся в скрипучую крошку, оно было для нее как бельмо на глазу. Именно в нем она утром и нашла Фрэнка, безмятежно спящим перед грудой бумаг. Голова его была повернута, рот полуоткрыт. Часть бумаг валялась на полу. Нора присела, положила ладонь на руку Фрэнка, прошептала:

— Вставай, моя радость.

Он медленно открыл глаза, вздрогнул, посмотрел на нее бессмысленным взглядом, осмотрелся.

— Дорогая, я, кажется, уснул? Вот те раз. А времени сейчас сколько?

— Уже восемь утра, — ответила Нора. — Ты что это здесь развалился? Чем тебе не нравится спать рядом со мной? Смотри, еще раз такое устроишь, и я твою рухлядь, — она постучала ладонью по подлокотнику, — в окно выброшу. Ты до какого часа работал?

— Примерно до пяти, — ответил Фрэнк улыбаясь. — Потом решил чуточку вздремнуть.

— Ах ты, мой чертенок. Нашел какие-нибудь новые зацепки?

— Нет. — Фрэнк покачал головой. — Ничего нового.

— Тогда давай вставай. — Нора похлопала его по руке и поднялась.

* * *

Услышав телефонный звонок, Джо схватил трубку и невольно вздрогнул, услышав голос Макклэтчи.

— По-моему, я позвонила не в самое удобное время, — сказала она, уловив в его голосе тревогу.

— Все нормально, говорите, — ответил Джо.

— Вы последовали моему совету? Обращались к врачу?

— Пока нет, но собираюсь.

— Хорошо. Я вот по какому делу вам звоню. Мне хотелось бы еще разок взглянуть на тот факс… Ну, который вы мне показывали на днях. Вы не могли бы выслать мне его?

— Простите, нет.

— А если я скажу вам, что это очень важно?

Джо вздохнул и заговорил торопливо, стараясь унять охватывавшую лицо боль:

— Доктор, с тем факсом все кончено. Я взял не тот след. Находился в сильной стрессовой ситуации, делал неправильные суждения. Мои выводы оказались ошибочными, вся гипотеза оказалось ложной…

— Я не верю своим ушам, — усмехнулась Макклэтчи. — Что произошло за эти дни?

Джо поморщился. В деснах пульсировала боль, виски ломило, челюсти сдавливало. Он едва слышно повторил сказанное.

— Дело в том, что я тут начинаю работать над одним проектом, — продолжала Макклэтчи, — и ваш факс мог бы оказаться мне очень полезен. Мои коллеги…

— Прошу прощения, доктор, — перебил ее Джо, — но у меня его уже нет. Я его выбросил. Раз весь его материал нельзя связать с убийством Кэти — значит, он мне неинтересен.

— Да? И кто же вам такое сказал?

— Вы. Но не словами, а своей реакцией. Всего доброго.

Джо положил трубку и еще раз обошел дом. Его бросало то в жар, то в холод. В который уже раз он снова набрал номер Анны, вытащил из шкафчика еще несколько таблеток, выпил. Он прилег на диван и стал ждать, когда его охватит приятное оцепенение. Когда он очнулся, ему показалось, что пришло оно слишком неожиданно и продолжалось очень недолго. Джо протер глаза и поднялся с дивана.

Майлз О'Коннор, опершись локтями о крышу своего автомобиля, поправил наушник. В одной руке он держал мобильный телефон, в другой — шнур, идущий от наушника. Он придвинул миниатюрный микрофон поближе ко рту и заговорил:

— Послушайте, вот что я вам скажу. Он действует по старинке, а я — современными методами. Мне еще работать и работать, а Диган скоро отправится на пенсию. Можете считать, что новая кровь выступает против старой. Как вы думаете, для кого из нас важнее раскрыть это преступление, для меня или для Фрэнка?

Фрэнк, выйдя из дома и услышав слова инспектора, так и замер с пакетиком бутербродов в руке.

Шон проснулся в поту, на мокрой подушке. Скомканное одеяло лежало у стены. Несколько минут он лежал без движения, потом медленно повернул голову, увидел на столике рядом с кроватью графин с водой, потянулся к нему, трясущейся рукой столкнул на пол. Он попытался чертыхнуться, но не смог пошевелить пересохшими губами и языком и с трудом приподнялся. Голова у него закружилась, к горлу подступала тошнота. Чувствуя, что до ванной ему не добежать, он перегнулся через край кровати, увидел синий таз, предусмотрительно оставленный для него Джо. Его стошнило раз, затем другой. Рвота шла и через рот, и через нос, глаза вылезали из орбит, словно кто-то выталкивал их. За рвотой пошла желчь. Вскоре Шон почувствовал некоторое облегчение, схватил с пола футболку, вытер лицо и рот, тяжело дыша, повалился на подушку. Перед его глазами начали всплывать обрывки прошедшей ночи. Его не волновало, что скажут о нем Роберт или Эли и будут ли они над ним смеяться, но вот со своими родителями ему встречаться не хотелось. Внезапно он увидел лицо Кэти, застонал, замотал головой, но оно, казалось, было везде — на потолке, на стенах, на окне. Шон еще не знал, что именно так действует алкоголь — он отравляет в человеке все, включая и желудок, и мозг.

В дверь постучали, вошел Джо.

— Прости, отец, — промычал Шон.

Джо изобразил на лице улыбку, но она получилась фальшивой.

— Все нормально. — Он прошел к кровати, отодвинул таз, присел на стул. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Надо было бы сделать это раньше, но ты спал и я не хотел тебя будить.

Шон посмотрел в глаза отцу и впервые в жизни увидел в них страх.

— Когда мы вчера вернулись домой, мамы уже не было, — продолжал Джо. — Она ушла… — Последние слова он произнес медленно и неразборчиво.

— Что ты сказал? — спросил Шон.

— Она ушла, — повторил Джо. Страшная тяжесть вдруг навалилась на него. Он изо всех сил старался держать голову прямо, контролировать себя. Больше всего на свете ему хотелось сейчас рухнуть рядом с Шоном, уснуть и проснуться, когда весь этот кошмар закончится.

— Куда ушла? Что ты имеешь в виду? Где она?

— Не знаю, — ответил Джо. — Я ничего не знаю, кроме того, что дома ее нет и не было, когда мы сюда вошли. — Его тяжелые веки смыкались. Он поморгал глазами, потер их.

— Отец! Отец! — испуганно закричал Шон. — Что с тобой? А где ты сам был? Ты не пьян? — Он схватил руку отца, потряс ее.

— Нет, сынок, я абсолютно трезв, — твердым голосом ответил Джо.

— А что же ты так говоришь? Куда мама ушла?

— Твоя мама ушла неизвестно куда.

— Ты собираешься искать ее? Что ты вообще собираешься делать?

— Сам не знаю, — вздохнул Джо.

— По-моему, у тебя уже крыша едет.

— Знаешь, она могла обидеться на меня… за одну вещь, — произнес он чуть слышно.

— Какую вещь?

— Это касается только нас двоих.

Шон нахмурился.

— Мне она ничего такого не говорила. Если бы она была недовольна мной, то обязательно сказала бы. И если бы собиралась куда-то уходить, тоже сообщила бы.

— Не думаю, — мрачно заметил Джо.

На лице Шона появилось обиженное выражение.

— И что же мы будем теперь делать?

— Пока ничего, — ответил Джо. — Я займусь этим делом. А ты пойдешь в школу. Надеюсь, что к твоему приходу она уже вернется.

— Я бы хотел остаться дома сегодня… Отвратительно чувствую себя. Башка трещит невозможно…

Джо поднялся, сбросил с Шона одеяло. Тот замычал, повернулся на бок, съежился.

— Слабак ты, и сам об этом знаешь, — бросил Джо и вышел из комнаты.

Фрэнк сидел за своим столом в участке и раздумывал над словами О'Коннора. О чем он думал? Да, он задал ему несколько не очень значащих вопросов по делу Кэти, затем поднялся, подошел к окну, долго смотрел на море. Фрэнк чувствовал себя обиженным. Обидными казались поведение инспектора, его действия и само отношение к нему. Лицо Фрэнка вспыхнуло. Ему хотелось думать, что тот просто вспылил, сгоряча наговорил глупостей, но внезапно понял, что формально О'Коннор совершенно прав и его суждения справедливы. Впоследствии Фрэнк выяснил, что инспектор разговаривал со старшим инспектором Брэди, а он, как всем было хорошо известно, не любит тех, кто бросает слова на ветер. Возможно, О'Коннор думал так всегда, с самого своего первого посещения Маунткеннона.

Фрэнк развернул пакет с бутербродами, положил ветчину отдельно, хлеб — отдельно, вытащил банку с горчицей. Его обдало домашним теплом. Было в этих бутербродах что-то успокаивающее. Губы Фрэнка тронула улыбка. Он взял кусок ветчины, обмакнул в горчицу и уже собирался было отправить в рот, но вдруг отложил, решив позвонить человеку, которому его информация покажется небезынтересной. Он набрал номер.

— Добрый день, доктор Макклэтчи. Говорит сержант Фрэнк Диган из полицейского участка Маунткеннона.

— Добрый, добрый.

— Простите, я не отниму у вас много времени. Я подумал, вы захотите узнать, что это за фрагменты… Из черепа Кэти Лоусон. Помните, мы с вами разговаривали о них, и вы еще говорили, что ни разу с такими не сталкивались?

— Да, конечно. И что это за фрагменты?

— Не поверите. Это кокон улитки. Личинка сидела на камне, которым скорее всего ударили Кэти.

— Громадное спасибо, что сообщили. Это очень интересно. Значит, тело потом перенесли в лес.

— Да, но не потом, а сразу же после нападения и убийства. Об этом говорят и другие свидетельства, найденные рядом с телом…

— Ясно. В общем, картина преступления понятна.

— Да вроде бы. До свидания, буду держать вас в курсе.

— Хорошо, сержант. Постойте, не кладите трубку. Я вам тоже сообщу кое-что интересное. Тут на днях у меня был некто Джо Лаккези…

— Кто?! — воскликнул Фрэнк так громко, что Лара отдернула трубку.

— Похоже, в число ваших лучших знакомых он не входит. — Он услышал легкий смешок. — Ну так вот. Он показал мне одну папку с делом об убийстве, сказал, что ему прислали ее из Штатов. В ней были фотографии тела жертвы. Лаккези попросил меня сравнить раны на нем с теми, что имелись на теле Кэти Лоусон. Нет-нет, не волнуйтесь, ничего я ему не сказала, да и никакого сходства между ранениями нет. Но вот что любопытно — раны на теле американской жертвы и на теле Мэри Кейси, убитой в Дуне три недели назад возле своего дома, абсолютно идентичны. Окажись я в суде, я бы не раздумывая присягнула, что оба эти преступления совершены одним и тем же человеком.

— Боже праведный, — прошептал Фрэнк.

— Охотно понимаю вас, сержант, но ничего не могу поделать — в таких вещах я не ошибаюсь. Теперь что касается самого Лаккези. Заявиться ко мне с таким материалом — это, нужно сказать, серьезный и смелый поступок. Он не давил, вел себя корректно, говорил осторожно, но мне показалось, что он всерьез занимается этим делом. Однако когда я сегодня утром позвонила Лаккези и попросила выслать мне его бумаги, он ответил, что они его перестали интересовать и что он их выбросил. Может, он сразу сообразил, что его файл мне потребовался не просто так, может, еще что… Не знаю, но его ответ мне показался довольно странным, особенно учитывая его первоначальный интерес. Ну? Что вы на это скажете?

Из прихожей послышались три коротких звонка. Джо бросился открывать, неожиданно долго возился со щеколдой, распахнул дверь и увидел перед собой высокого мужчину в униформе федерального почтового служащего. Он передал Джо объемистый прямоугольный пакет и квитанцию. Джо небрежно расписался и закрыл дверь. Он сорвал с пакета клейкую ленту и вытащил из него папку со всеми документами по делу о похищении Хейли Грей. Папка была вполне обычной, невзрачного серого цвета, врачи в таких хранят истории болезни своих пациентов, налоговики — финансовые отчеты разнообразных фирм, начальники отделов кадров — характеристики рабочих и служащих. Джо вдруг вспомнил, что адвокаты в аналогичные папки складывают документы по бракоразводным процессам, и криво усмехнулся. Разные люди ежедневно сталкиваются с документацией, которая раскладывается по сереньким неприметным папкам. Собираясь с духом, он приготовился открыть папку, и вдруг сердце у него упало. Джо внезапно вспомнил, что фотографий потерпевших в ней нет и быть не может. Все его усилия казались напрасными. Но зачем же тогда Дэнни прислал ему эти бумаги? Джо уныло посмотрел на синюю наклейку в нижней части папки, где от руки было написано «см. с. 1 дела», машинально открыл папку и обомлел. Он сразу понял, зачем Дэнни отправил ему ее. Перед его глазами лежал список имен, одно из которых было обведено жирным красным фломастером. Все имена в ряд, как любил говорить сам Дэнни, «черным по белому».

Оран Батлер поперхнулся, закашлялся. Изо рта его вперемешку со слюной полетели на пол куски мяса, грибы и томатный сок. Немного отдышавшись, отплевываясь и сморкаясь, он плюхнулся в кресло, посидел немного, затем схватил с журнального столика кусок недоеденной вчерашней пиццы, откусил, тут же выплюнул на пол, остатки швырнул в раковину.

Вошел Ричи.

— Что с тобой? — с тревогой спросил он, глядя на Орана.

— Не в то горло попало, — пробубнил он. — Слишком торопился.

— Не переживай, я все уберу.

— А я и не переживаю, — ответил он. — Я, что ли, должен корячиться?

Ричи вышел в туалет, вернулся со шваброй. Не успел он приняться за пол, как Оран сказал:

— Кстати, твой миленок нас собирается поучить работать.

— Какой миленок? — Ричи поднял на Орана глаза.

— Известно какой, инспектор О'Коннор. По его мнению, мы не очень успешно работаем, поэтому он решил снизойти до нас, неумех, продемонстрировать нам высший пилотаж.

— Серьезно? Вот это здорово.

— Мало того что вечерами я должен смотреть, как ты по нему сохнешь, так еще днем он будет мозолить мне глаза.

Джо вел свой джип по дороге на Уотерфорд на предельной скорости, внимательно глядя на дорогу и старательно уходя в сторону от редких обгоняющих его машин. Туман, окутывавший его, прошел, мозг работал ясно и четко, в жилах пульсировал и стучал адреналин. Испуг и неуверенность исчезли. Теперь ему хотелось только нестись вперед, поскорее завершить все и вернуть Анну домой. Он прибавил скорость.

Джо припарковал машину у причала, схватил лежащий на пассажирском сиденье мобильный телефон, вышел и направился в книжный магазин «Финглтонс». С шумной, запруженной людьми улицы он выглядел как обычный одноэтажный супермаркет, и только внутри обнаруживалось, что этажей в нем целых три. В магазине было тихо и прохладно. Вдоль стен первого этажа тянулись казавшиеся бесконечными черные книжные полки. Отдел «Природа» Джо нашел быстро, отыскал полки с литературой о птицах. Спасибо продавцам, вся она была тщательно систематизирована, поэтому Джо не пришлось копаться в поисках книги о пустынных канюках. Он снял с полки самую дорогую, массивную, похожую на энциклопедию, с великолепной фотографией на суперобложке — две птицы хищно замерли на ветке, высматривая добычу. Он пробежал пальцами по страницам, останавливаясь на фотографиях и рисунках, кое-где прочитывал две-три строки, а иногда целые абзацы. Автор книги был не просто любителем ястребов и даже не восторженным почитателем их качеств — он явно обожал их. В его любви чувствовалось почти мистическое поклонение. Хотя удивляться было чему — таинственные птицы связали невидимыми нитями воображение орнитолога, преступника и вот теперь и полицейского. Несколько минут Джо изучал книгу, страницы которой то придавали ему твердости, то вгоняли в отчаяние, близкое к панике.

* * *

Дюк Роулинз сидел в полной темноте, откинувшись на спинку белого деревянного кресла. Лицо его освещалось мерцанием экрана мобильного телефона Анны. Часто сбиваясь и потому повторяя команды, он лихорадочно нажимал на кнопки меню. Когда наконец перед ним замелькали сцены знакомой компьютерной игры, едва узнаваемой на маленьком дисплее, он перевернул телефон и нажал небольшую красную кнопку. Экран погас.

Анна, связанная по рукам и ногам, сжавшись в комочек, лежала на полу, лицом к стене. Она прекрасно понимала, что коттедж находится далеко и что даже если она закричит во всю мочь или будет голосить здесь часами, ее никто не услышит. О том, чтобы звать на помощь, можно было забыть. Равно как и о том, чтобы спокойно заснуть в такой компании. Стараясь избавиться от гнетущей кромешной темени, Анна прикрыла глаза. В ту же секунду ее безвыходное отчаянное положение предстало перед ней со всей ясностью. Никакой надежды на спасение у нее не было.

Увидев в окно подъезжающего отца, Шон спустился в прихожую, открыл дверь. Джо вошел. Лицо его выражало тревогу, надежду и спокойствие одновременно.

— Неужели ты в такое время не нашел ничего лучшего, чем за покупками ездить? — недоуменно спросил Шон, увидев в руке отца сумку.

— Я проводил некоторые исследования, — невозмутимо ответил Джо и достал из сумки книгу, завернутую в пластиковый пакет.

— Мама не вернулась, — произнес Шон.

— Я так и предполагал, — равнодушно сказал Джо.

— И тебе не кажется это странным? Она никогда не уходила от нас на такое долгое время.

— Нет, не кажется. Думаю, она разозлилась на меня и решила некоторое время пересидеть и поостыть. Пусть будет так. Если нас кто-то станет расспрашивать о ней, мы будем говорить, что она уехала на пару дней в Париж к родственникам. Может она так поступить, как ты думаешь?

Шон, раскрыв рот, смотрел на отца.

— Да, конечно, — пробормотал он. — Только зачем нам это нужно?

— Мы должны выиграть время. А когда она вернется, мы купим ей цветов, устроим праздничный обед и все такое. И все опять будет отлично.

Шон посмотрел в глаза Джо.

— Ты же сам не веришь в то, что говоришь.

— Напротив, очень верю. — Джо достал из кармана телефон, посмотрел на него и вспомнил, что хотел позвонить Фрэнку.

— Я не тормоз, я все отлично понимаю, — заметил Шон.

— Вот и замечательно, — хладнокровно согласился Джо. — И запомни: твоя главная задача сейчас — оставаться спокойным.

— Ты имеешь в виду не путаться у тебя под ногами. — Шон фыркнул.

— Сынок, ты злишься, — мягко произнес Джо. — И по-моему, ищешь, на ком можно сорвать злость…

Шон заплакал.

— Ты только посмотри, что он сделал с Кэти! Посмотри! Что скажешь? Видишь, как все закончилось? Еще хочешь? Да? Еще? — Его плач перешел в истерику. — А что, если такое же случится и с мамой? А мы с тобой будем сидеть тут как два…

— Не случится, — перебил его Джо.

— А что, если случится? — снова спросил Шон и поднял глаза на Джо. — А ее уход имеет какое-то отношение к тому электронному письму, которое я получил?

— Нет, — невозмутимо ответил Джо. — Его послал какой-то придурок, возомнил себя коммандос. Учится с тобой в одном, что ли, классе…

— Так это Барри Шенли? — Шон угрожающе набычился.

* * *

Фрэнк телефонным звонком вызвал Ричи в участок. Когда тот вошел, Фрэнк попросил его запереть дверь.

— Ричи, тут вскрылись некоторые странные обстоятельства, — начал Фрэнк и рассказал ему все, что ему сообщила Макклэтчи.

— Вот это да! — воскликнул Ричи, выслушав Фрэнка. — Странно все это как-то.

Фрэнк посмотрел на него и поразился увиденному. Теперь он мог точно сказать, как выглядит Ричи, когда его мозг начинает работать. Картина получалась интригующая — вечно блуждающий правый глаз Ричи застыл на месте, округлился и вперился в неведомую точку перед собой. «Интересно, родят ли его умственные упражнения что-нибудь ценное?» — подумал Фрэнк.

— Я уже позвонил в Лимерик и рассказал о своем разговоре с Макклэтчи старшему инспектору Брэди. Завтра я с ним встречаюсь. Сегодня он еще отдыхает, где-то в горах. Ничего нового у них по убийствам нет. Никаких зацепок. Тройку местных они прощупали, но у тех оказалось железное алиби. Так что сообщение от Макклэтчи пришлось как раз кстати. Да, и вот еще, глянь-ка. — Фрэнк развернул перед Ричи карту, обвел кружком сначала Дун, где нашли тело Мэри Кейси, затем Типперери, откуда бесследно исчезла Шиван Фаллон, и напоследок Маунткеннон. Посмотрел на Ричи. — Обрати внимание, это все один и тот же дорожный маршрут.

Ричи молчал.

— Ну, ты понял или нет? — Не дождавшись ответа, Фрэнк подытожил: — Джо Лаккези постоянно опережает нас на шаг-два. И самое главное, Ричи, что теперь, после того как в черепе Кэти нашли фрагменты кокона улитки, я начинаю верить Лаккези, а не Мэй Миллер. Не могла Кэти пройти мимо ее дома. Ты меня слышишь?

Ричи кивнул, продолжая безмолвно таращиться на карту.

Глава 26

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1990 год

— Простите, миссис Хомякер не здесь проживает? — спросил Донни, опустив голову и глядя на руку с воображаемой квитанцией. Он откашлялся и повторил: — Миссис Сьюзи Хомякер тут не живет?

— Очень смешно, — усмехнулся Дюк. Он стоял во дворе дома в серых шортах и желтых резиновых перчатках и выжимал над ведром тряпку.

— Да… Был твой домик беленьким, а стал сереньким, — усмехнулся Донни.

— Скажи спасибо, что он вообще уцелел. Чуть не сгорел утром. Не знаешь, что ли?

Перепрыгнув через лужу, Донни подошел поближе. Одна стена дома была наполовину белой, наполовину черной от сажи. Местами с нее слезла краска, на земле валялись щепки, текли ручейки грязноватой воды.

— Из шланга стены нужно мыть, — посоветовал Донни. — Тряпкой ты неделю колупаться будешь.

— Потом. Вот лужи уберу и за стены возьмусь.

Донни хотел было сесть на ступеньку, но Дюк его остановил:

— Измажешься. На, вытри сначала! — крикнул он и швырнул в грудь Донни мокрую губку.

— Ах ты, сукин сын! — воскликнул Донни, вытер ею ступеньку и бросил губку в Дюка, но промахнулся. Дюк засмеялся, подбежал к Донни сзади, обхватил за талию и попытался повалить на землю. Донни извернулся, начал хлопать по лицу Дюка мокрыми ладонями. Дюк расхохотался, отпустил Донни. Он отступил, стряхивая с себя грязь и отплевываясь.

— Ну ты и урод, — сказал Донни, покачал головой и направился в дом умываться. Включив на кухне холодную воду, он сунул под кран голову. — А странно все-таки здесь без Ванды, — вдруг произнес он. Ответа не последовало, тогда он повторил громче: — Я говорю, странно в доме без Ванды.

— Мог бы и не орать, я все прекрасно слышу, — раздался голос Дюка.

Донни вышел во двор, поднял с земли губку, окунул ее в ведро с водой, принялся яростно тереть стену. Ежеминутно он поворачивался к Дюку и причитал:

— Ну, черт подери, и работенку ты себе нашел. Думаешь, мы всю эту дрянь ототрем?

Дюк не отвечал ему.

В конце концов Донни бросил губку.

— Слушай, мне это занятие надоело.

— Отлично. Тогда потаскай из дома коробки. Надеюсь, хотя бы это ты можешь сделать?

— Еще как! — воскликнул Донни. Он подошел к двери, поднял стоящую там большую коробку, отмеченную крестом, спросил: — Берем те, что ты отметил, да?

— Именно. И несем в машину.

Донни огляделся и только теперь заметил, что на всех коробках перед домом стояли кресты.

— Слушай, ты чего, все вещи в доме собрал, что ли? Ничего не оставил?

Дюк не отвечал. Донни посмотрел на крышку коробки, увидел наклейку.

— А эту коробку я хорошо помню. В ней вам прислали фурнитуру для двери от твоей спальни. — Коробка начала сползать, он подбросил ее, обхватил покрепче, и тут стенки ее не выдержали, смялись, и дно коробки отвалилось. Содержимое ее попадало на землю. Донни открыл рот от изумления. — Где ты взял всю эту дребедень? — спросил он, поворачиваясь к Дюку.

Тот, не обронив ни слова, уставился куда-то в пустоту. Донни поставил коробку на землю, начал собирать выпавшие игрушки. Многие из них были в упаковке — солдаты и герои фильмов бессмысленно смотрели на него сквозь целлофан. В отдельном мешке лежали танки, машинки и самолетики. Здесь были даже детские боксерские перчатки и механическая конфетница с крышкой, открывающаяся нажатием специальной кнопки.

— Ты погляди-ка, у тебя, оказывается, есть вся коллекция героев из «Звездных войн», — пробормотал Донни, ткнув пальцем в стоящую рядом коробку. — Значит, не наигрался еще. — Он поднял с земли небольшого плюшевого мишку, прочитал на ярлыке его имя — Бентон, — сунул обратно в коробку, прошептал: — Ну что, Бентон, так и просидишь всю жизнь в чулане. А вот и знатный ковбой Неуловимый Джо, на хрен никому не нужный. Ходит себе по прериям неприкаянный.

Он издал нервный смешок, опять повернулся к Дюку. Тот все так же сидел, глядя в пустоту. Донни вздохнул, собрал в коробку оставшиеся на земле игрушки, понес ее в машину.

— Может, отвезем их в приют? — спросил он Дюка, проходя мимо него.

— Ты ослеп или как? Не видишь, что коробки помечены? Значит, все несем в машину, — мрачно ответил тот.

Дюк вернулся в спальню с банкой красной краски. Стены комнаты струились грязноватыми потеками. Обоев местами не было. Ванда не раз пыталась оклеить ее, но всякий раз бросала не закончив. Так с самого их приезда в этот дом стены комнаты и стояли полуголыми.

— Что у нас там следующим номером? — спросил Донни, входя вслед за Дюком. Оглядевшись, он выгнулся, потер голый живот. — Тащим буфет?

— Думаю, одну стену покрасить черным, а вторую — красным. Как ты считаешь? Нормально будет? — спросил Дюк.

— Очень круто будет. Ты скажи лучше, мы буфет выносим или оставляем здесь?

— Выносим. Взяли.

Они нагнулись, взялись за буфет с двух сторон, приподняли, чуть нагнули его, чтобы ящики не выехали, и понесли к дверям. Выходя из комнаты, Донни сильно задел плечом о косяк. Он выругался, резко опустил свою сторону и, повернувшись, стал осматривать рану.

— Черт. Смотри, даже кожу содрал, — поморщившись, проговорил он.

— Не канючь, у меня есть вазелин. Давай буфет сначала вытащим.

— Его тоже в машину? — Донни снова взялся за край буфета.

Уже на ступеньках лестницы Дюк ответил:

— Конечно. А куда еще?

Они погрузили буфет в кузов пикапа, вернулись в дом.

— Выносим все, кроме кровати, — сообщил Дюк.

— Осталась одна кровать?

Дюк кивнул:

— Да, я ее один отнесу.

— Не сможешь, она громоздкая, — возразил Донни.

— Не мешайся под ногами. Иди перекури куда-нибудь.

Донни пожал плечами, достал из кармана джинсов пачку «Мальборо», закурил, отошел к дереву. В окне комнаты он увидел, как Дюк пытается вынести извивающийся в его руках матрас.

— Подожди, не корячься, сейчас я подойду! — крикнул он Дюку. Тот положил матрас на кровать, куда-то исчез и через минуту появился с ножовкой. — А что, может, ты и прав, — сказал Донни, проходя в комнату. — Один хрен кровать в дверь не пролезет.

Дюк принялся пилить.

— А как же вазелин? — спросил Донни.

— Извини, совсем из головы вылетело. Пошли в ванную, он там.

В ванной Дюк открыл небольшой шкафчик, достал наполовину пустой тюбик вазелина, выдавил немного на ладонь, повернул Донни так, чтобы свет падал ему на плечо. Когда он обрабатывал рану, Донни мельком глянул в зеркало, увидел в нем отражение глаз Дюка, и внутри у него все замерло.

— Ну что, намазал? — спросил он спустя несколько минут и попытался повернуть голову так, чтобы увидеть все плечо.

— Домазываю, — ответил Дюк, осторожно водя пальцем по окровавленной ране. Он выдавил еще немного вазелина, начал сильно втирать его в кожу вокруг нее. Донни пошатнулся. Дюк отступил назад. Донни снова посмотрел в зеркало, увидел подрагивающую руку Дюка, сжатую в кулак и занесенную над его шейным позвонком.

Глава 27

Джо вышел из душа свежий, бодрый, стряхнув с себя остатки тяжести и забытье, в которое погружали его таблетки, немного даже удивленный тем, что еще не растерял ни самообладания, ни способности управлять собой. Он снял с вешалки полотенце, обмотал его вокруг пояса, посмотрелся в зеркало. Лицо выглядело усталым, но глаза были ясными. Он вспомнил свою поездку в Уотерфорд и покачал головой. Сейчас все его действия казались ему верхом безрассудства. Как мог он бросить дом, оставить Шона одного и умчаться, да еще в полуобморочном состоянии? Джо прошел в спальню, взял со стола бутылку энергетической воды. Обычно он проталкивал ею в желудок горсть таблеток, но сейчас твердо решил обойтись без них. Зазвонил его мобильный телефон. Он торопливо обернулся, на дисплее высветился номер Анны. Колени у Джо подкосились.

— Анна, спасибо те…

Незнакомый голос оборвал его:

— Рано пташечка запела. — Раздался ехидный смешок.

Техасский акцент Джо уловил сразу.

— Але, — сказал Дюк. — Але, ты меня слышишь?

— Анна у тебя? Моя жена.

— Я знаю, чья она жена. А ты как думал?

Сердце Джо бешено колотилось. Внутри снова взорвалась и нарастала боль.

— Пожалуйста, не трогай мою жену.

Дюк рассмеялся.

— А кто просил тебя стрелять в моих друзей?

Джо немного помолчал.

— Давай перенесем наш разговор на другое время, — сказал Дюк.

Джо едва не подпрыгнул.

— Думаю, тебе следовало бы знать… — Он осекся, подумал, стоит ли ему говорить Дюку те два слова, что он прочитал в папке с делом Хейли Грей, и начать сражение, или немного подождать? Он счел за лучшее не спешить. — Что моя жена…

— Что с ней? Неужели она страдает диабетом и умрет, если вовремя не примет лекарства? Ну прямо как в фильме.

— Нет, хронических болезней у нее нет, — медленно произнес Джо. — Просто ситуация очень сложная. Для нас обоих. Мне нужна Анна. Живой и невредимой. — Голос его чуть дрогнул. — А что нужно тебе, мистер Роулинз? — Джо вскинул голову и посмотрел на потолок. Ждать пришлось несколько минут.

Сначала Дюк положил телефон, побарабанил пальцами по какой-то деревяшке, затем снова поднял трубку, заговорил:

— Ты называешь меня «мистер Роулинз»? Это радует. Но только какой смысл похищать чью-либо жену, чтобы через пару дней вернуть ее на место?

— Анна в порядке? — спросил Джо. — Ты ничего ей не сделал? Дай мне поговорить с ней. Пожалуйста.

Дюк хмыкнул.

— Она просила передать тебе приветик. Или не просила? Прости, я уже забыл.

— Скажи мне, что тебе нужно, и я все это достану. Обещаю.

— Что мне нужно? — переспросил Дюк. — Такие вещи тебя не касаются. Давай лучше поболтаем о том, что нужно тебе. — Он сделал ударение на последнем слове. — Ситуацию контролирую я, поэтому и условия буду ставить тоже я.

— Не понимаю, — сказал Джо.

— Когда все закончится, никому уже будет неинтересно, что ты там понимаешь, а что — нет, детектив. Все просто закончится. Тупик, и ничего больше. Мертвая зона. И всем будет наплевать на тебя и на твои чувства.

— Дай мне поговорить с женой.

— Исключено.

— Могу я увидеть ее?

Дюк фыркнул.

— Приходи на стоянку у пристани, ту, что расположена недалеко от большого утеса. Жду тебя там через пять минут. Устроим небольшой праздник. Ну что там у тебя еще? Ничего? Ну давай гони тогда.

Джо опустил руку, телефон выскользнул из его потной ладони и упал на ковер.

Фрэнк Диган уже почти дошел до машины, как вдруг в дверях показалась Нора и крикнула ему вслед:

— Постой, я совсем забыла тебе сказать! — Она подошла к нему. — Знаешь, вчера Анна Лаккези случайно увидела твои бумаги. Я схватила их вместе с книгами. На одной из них была какая-то фотография. Прости, Фрэнк, я даже и подумать не могла, что Анна так разволнуется.

— А она разволновалась? — спросил Фрэнк.

— Очень. Я сначала не придала этому значения и вот только теперь вспомнила. — Она помолчала. — Мне кажется, что занервничала она именно после того, как увидела фотографию.

— Нора, а в чем проявилась ее нервозность?

— Ну… у нее затряслись руки, она вдруг начала озираться. Мне показалось, что она чем-то сильно обеспокоена.

Фрэнк хорошо знал, чем может быть вызвана подобная реакция.

— Все понятно. Она его узнала. Значит, Джо прав — это действительно он.

Джо бросился к своему джипу, завел его и, набирая скорость, понесся в сторону Шор-Рока. Он мчался к деревне. Мозг его бешено работал, в висках стучало. Неудивительно, он выпил целую бутылку энергетического напитка, а это эквивалентно восемнадцати чашкам кофе.

Странно, но в эти минуты он вдруг подумал о Хейли Грей. Он вспомнил состояние ее родителей, парализованных ожиданием, бессильных что-либо предпринять именно потому, что обратились в полицию. Гордон Грей часами сидел в своей комнате, перебирая газеты. Джо он показался холодным и бесстрастным, человеком с железной нервной системой. Он ошибался. В конце концов Гордон не выдержал и взорвался: «Что вы здесь торчите возле меня? Почему ничего не делаете? Скажите, что я должен предпринять? Не могу же я просто сидеть на диване и ждать, когда эта сволочь отдаст мне мою дочь!»

Потом он упал на диван, вдруг из крупного бизнесмена-мультимиллионера превратившись в обычного слабого человека, обнял полицейского офицера, остававшегося с ним весь тот день, и разрыдался как ребенок.

«За что мне такая мука? Почему это случилось именно со мной? — запричитал он, внезапно умолк, посмотрел на полицейского, снова заговорил шепотом: — Это я во всем виноват. Я и никто другой». В мертвой тишине комнаты слова его звучали громче, чем самый истошный крик.

Джо всматривался в дорогу. Теперь он очень хорошо понимал состояние Гордона Грея. И, как и он, винил во всем только себя. Это он заставил свою семью расплачиваться за смерть Доналда Риггза. Он не понимал, почему погибли и те девушки в Техасе, и даже Кэти, но одно ему было ясно — Дюк Роулинз нацелился на него.

Джо стал думать о том, как ему лучше воспользоваться информацией из папки. А что, если он сам позвонит? Но не вызовет ли его звонок у Дюка панику? Джо надавил на газ, крепче вцепился в руль. Машина с бешеной скоростью рвалась вперед. Внезапно ему в голову пришла мысль позвонить Фрэнку Дигану. Он принялся хлопать себя по карманам, отыскивая мобильный телефон, но внезапные воспоминания о последних секундах жизни Хейли Грей остановили его. Нет, Дюк Роулинз понимал, что находится в полной безопасности и что Джо и не подумает обратиться в полицию.

— Кого ты любишь больше, мужа или сына? — неожиданно спросил Дюк, поворачиваясь к Анне. — Представь, что тебе пришлось бы выбирать между ними. Кого бы ты предпочла видеть живым?

— Сына, — хладнокровно ответила Анна.

Дюк рассмеялся.

— Вот как? А почему?

— Я собираюсь уйти от мужа.

— А ты, случайно, не врешь?

— Нет, не вру, — так же спокойно сказала Анна. — С ним у меня все кончено. — Сердце у нее неприятно екнуло.

Дюк внимательно разглядывал ее лицо.

— Берегись, если обманула.

— Пожалуйста, не трогай моего сына.

Дюк долго смотрел на нее, затем медленно поднял руку и со всего размаху ударил Анну по щеке. На нижней губе ее показалась кровь.

— Ты даже не представляешь, сучка, что я сделал с людьми, которые всего лишь хотели меня обмануть! — крикнул он, хватая Анну за волосы. Он нагнулся и проорал ей в лицо: — Тебе такие кошмары даже и не снились!

Анна заплакала.

— Прости, я не хотела, — зашептала она.

— Поздно! Слишком поздно! — крикнул он и бросил Анну на пол. — В действие вступает план Б.

* * *

Барри Шенли уже подходил к школе, на ходу набирая эсэмэс-сообщение, как вдруг кто-то схватил его за рюкзак, сначала сильно дернул, затем толкнул вперед. Барри полетел на землю. Телефон выскочил из его рук, перевернулся в воздухе и упал в траву рядом с тропинкой. Барри попытался встать, но получил удар в спину и ткнулся ничком в пыль. Повернувшись на спину, он увидел Шона.

— Отстань от меня, — выговорил Барри.

— Глохни, урод. Это ты мне тот и-мейл прислал, гнида?

— А, все-таки я зацепил тебя? — Барри осклабился. — Так тебе и надо.

— Ты не меня зацепил, сволочь. Моя мать едва не…

— Ой как страшно. Наша мамусенька чуть не обосралась со страху. — Он сбросил рюкзак, поднялся, встал в боксерскую стойку и начал медленно подходить к Шону.

Тот усмехнулся:

— Хватит выпендриваться, а то я тебе с перепугу рыло начищу.

Барри бросился вперед, но Шон перехватил его руку, заломил так, что тот вскрикнул, затем сильно пнул. Барри отлетел в кусты.

— Так. А теперь посмотрим, кому ты тут эсэмэски отправляешь. — Он поднял выроненный Барри телефон, вызвал на экран текст, громко прочитал: — «Мама, я в школе. Будет кто спрашивать, говори, что меня нет. Чмок-чмок». Гляди, какой ты у нас заботливый сынок. Даже завидно. На, лови! — Он запустил в Барри телефоном.

Джо нахмурился. Он опаздывал, а тут еще впереди, на обочине, показалась какая-то женщина. Она что-то кричала, отчаянно размахивая руками.

У Джо оставалось всего три минуты времени и километр до стоянки. Он оглядел пустынную дорогу, следов падения и наезда не увидел, затем перевел взгляд на женщину. Чем ближе он подъезжал к ней, тем истеричнее становились ее движения и крики.

— Что случилось? — спросил Джо, останавливаясь и выглядывая из окна.

Женщина завизжала: «Помогите!» — и начала дергать ручку задней двери автомобиля. С четвертой попытки открыла ее, плюхнулась на сиденье. Джо повернулся, увидел ее искаженное гримасой лицо и похолодел от ужаса.

— Спасибо вам, спасибо вам, сэр, за то, что пожалели меня и остановились, — запричитала она, глядя на Джо дикими глазами. Женщина вытерла рукавом пот со лба, откинула назад волосы, неожиданно начала поправлять их. В ее правом ухе сверкнули три маленькие золотые серьги-колечки.

— Что произошло? — спросил ее Джо.

— Какой-то маньяк напал на меня. Я прогуливалась в лесу, а он вдруг как выпрыгнет. Откуда он взялся, я даже не знаю. Я никого поблизости не видела. Он, наверное, выслеживал меня, хотел изнасиловать. — Она посмотрела на Джо круглыми от страха глазами. Женщина была очень большой, плотного телосложения, едва умещалась на широком заднем сиденье джипа.

«Должно быть, физически очень крепкая. Наверное, он просто не смог справиться с ней. Такую только очень сильный мужчина с ног собьет», — подумал Джо.

— Мне нужно в больницу, — снова заговорила она. — Он меня порезал. Ножом. — Удивление на лице женщины внезапно сменилось яростью, она будто старалась побыстрее покончить с чем-то. — Вот гадина.

— Покажите. — Джо перегнулся через сиденье, попытался взять ее за руку, но женщина быстро отдернула ее. — Я офицер полиции, — произнес Джо и посмотрел ей в глаза. Женщина, не сводя взгляда с лица Джо, медленно закатала рукав свитера и показала длинный кровоточащий порез. «Все понятно, — подумал он, рассматривая его. — Она защищалась, подняла руки, он нанес ей удар сверху ножом. Хорошо, что рана неглубокая». Джо завел двигатель, затем снова повернулся к ней. — Ничего страшного. Простите, в больницу я вас отвезти не смогу, у меня важная встреча.

— Какая встреча?! — испуганно вскрикнула она. — Вы не имеете права бросать меня здесь, вы же полицейский.

— Я не на службе, — отрезал Джо, — и в больницу с вами не поеду. Я доставлю вас в местный полицейский участок. Там вы обратитесь либо к Фрэнку Дигану, сержанту, либо к Ричи Бейтсу. Скажете, что привез вас Джо Лаккези. — Взглянув на часы, он увидел, что опаздывает на три минуты, и остановился недалеко от бара Данаэра. — Все, выходите из машины, — сказал он. — Участок находится прямо по дороге.

Женщина продолжала сидеть. Тогда Джо вышел из кабины, подбежал к задней двери, открыл ее и мягко вытянул ее за руку из салона.

— Все будет хорошо, не волнуйтесь. Извините, что больше ничем не могу быть вам полезен.

— Спасибо. Вы очень… добры, — пролепетала женщина. Выглядела она так, словно собиралась заплакать.

Джо вскочил на сиденье, захлопнул дверь, завел двигатель. Развернув машину почти на месте, он помчался к утесу. Он опоздал на четыре минуты. В крови его бурлил адреналин, руки подрагивали. Он остановил джип, вышел, огляделся. Кругом было пустынно.

Инспектор Майлз О'Коннор сидел в своем кабинете за столом, хмуро разглядывая лежащую перед ним гору папок с документами. Он прочитал их все и ничего радостного для себя не нашел. Отдел по борьбе с наркотиками насчитывал шесть человек, и что полезного они за весь прошлый год сделали, он так и не выяснил. Он, конечно, в душе так и предполагал, но одно дело подозревать, и совсем другое — увидеть фактически полное бездействие. А только такой неутешительный вывод по прочтении всех папок и напрашивался. Получалось, что с тех пор, как он ушел из отдела, работа там попросту замерла. Но почему? Где и в чем они допустили ошибку?

— Кто тут у нас опаздывает на праздники? — зловеще спросил Дюк.

Джо прислушался. Ему показалось, что звонили откуда-то с улицы. Он огляделся — на стоянке все так же не было ни машин, ни людей.

— Послушай, но ты не можешь…

Дюк перебил его:

— Приятель, я могу все, что угодно. Не забывай — твоя лягушоночка находится в моих руках, и приходится ей несладко. Ох как несладко ей приходится…

Джо растерялся.

— Постой, не кипятись. Я же сказал тебе, что выполню любую твою просьбу. — Джо заходил взад-вперед по стоянке.

— Я хотел, чтобы ты был здесь в три тридцать.

— Я приехал в три тридцать пять. Небольшая разница.

— Нет, дружок, большая. Вот почему я тебе и говорю, что ты опоздал на праздник. Не нужно было тебе останавливаться и подбирать ту девушку. — Сказав так, Дюк выключил телефон.

Джо заставил себя успокоиться. Он снова оглядел окрестности. С высоты одинокого утеса невозможно было увидеть то, что происходит вдали, в лесу. Дорога из деревни в Уотерфорд оттуда просматривается только частично, до первого поворота. Джо нахмурился. Со стоянки того места, где он остановился и посадил женщину, тоже не видно. Единственно, что Роулинз мог заметить, так это огни его машины, да и то на пути к бару Данаэра. Но как он мог разглядеть в ней пассажира? Разве что Дюк и не собирался привозить сюда Анну, а наблюдал за ним откуда-то со стороны. Но с какой? Джо вскочил в кабину, погнал джип в сторону Уотерфорда, останавливаясь через равные промежутки и осматриваясь по сторонам.

Везде, где лес подступал к дороге, Джо пробегал по его краю в надежде обнаружить следы пребывания Дюка. Или Анны. Ему не хотелось думать, что все это время она находилась в нескольких метрах от него. Но никаких следов нигде не было. Он повернул к Шор-Року, медленно поехал по аллее. Остановив машину рядом с крыльцом дома, стал звонить в полицейский участок.

— Фрэнк, это ты? Говорит Джо. Ну как там та молодая женщина? Отправили вы ее в больницу?

Молчание.

— Фрэнк, ты меня слышишь?

— Какая женщина?

— Которую я высадил возле бара Данаэра. С резаной раной на руке. Я подобрал ее на дороге, ей нужна была помощь. Слушай, Фрэнк, боюсь, она просто не добралась до тебя… потеряла сознание…

— Джо, понятия не имею, о чем ты говоришь. Я здесь уже с утра торчу. Никакие женщины сюда не заходили, и никто возле бара Данаэра сознания не терял. Мне бы об этом сразу сказали. Ты сам-то как себя чувствуешь, Джо?

Возникший перед глазами Джо образ женщины, истекающей кровью на дороге, сразу потускнел. Вместо него появился образ Фрэнка, сидящего за столом и с недоумением взирающего на телефон. И тут его осенило.

— Извини за беспокойство, Фрэнк. Пока.

Джо бросился в свой кабинет, схватил с полки книгу о канюках, начал лихорадочно искать нужную страницу, нашел, принялся читать вслух: «охотятся стаями… чаще вдвоем… наблюдают за жертвой с высоты… один — заманивает, второй атакует». Джо захлопнул книгу, схватил телефон, снова набрал номер Фрэнка.

— Фрэнк, извини за прошлый звонок. Все в голове перемешалось. Кстати, хотел тебя спросить о пропавшей девушке из Типперери. Очень полная. Ее портрет висит у тебя на доске.

— Да, есть такая. Ее зовут Шиван Фаллон, — ответил Фрэнк.

— Да-да, я помню. Не можешь сказать, у нее какие-нибудь особые приметы есть?

— Есть. — Фрэнк вздохнул. — Так, что там у нее… Вот, большая родинка на левом плече. Три золотых серьги-колечка в одном ухе, пирсинг на пупке.

Голова у Джо закружилась, по спине потек пот. Первой его реакцией была злость, потом — ярость.

Он с трудом сдержал ее приступ, невероятным усилием воли заставив себя говорить спокойно. Задал еще пару незначащих вопросов, поблагодарил Фрэнка и повесил трубку.

Фрэнк повернулся к Ричи:

— Странный звонок. — Он пожал плечами.

— А кто это? — спросил Ричи.

— Джо Лаккези. Ума не приложу, зачем ему понадобились особые приметы этой толстухи из Типперери, Шиван Фаллон. — Он ткнул пальцем в доску объявлений, нахмурился. — Может, ты что-то здесь понимаешь?

Шон, идя из школы на обед, надеялся, что застанет мать в своей комнате, но ошибся. В доме было пустынно и тихо. Он вернулся на кухню, сел за стол. Есть не хотелось. В школу он решил не ходить, дождаться матери. В прихожей раздался звонок. Шон вскинул голову, но не двинулся с места. Отец запретил ему открывать дверь. Снова позвонили, затем кто-то начал сильно барабанить в дверь. Послышался голос с сильным дублинским акцентом:

— Миссис Лаккези! Миссис Лаккези!

Поморщившись, он поднялся и направился к двери, на ходу раздумывая, открывать или нет. Он взглянул в окно и невольно улыбнулся. На пороге стоял невысокий пожилой мужчина с какой-то квитанцией в руках. Шону он показался совершенно безобидным. Он приоткрыл дверь.

— Здрасте! — громко произнес мужчина. — Я курьер, привез вам шарики.

— Какие шарики? — Шон недоуменно оглядел его.

— Да как это какие? — Он рассмеялся. — Сынок, вот какие. Гляди сюда. — Он ткнул в квитанцию. — Воздушные шарики, которые заказала миссис Лаккези.

Шон вспомнил.

— Ах да, на день рождения отца.

— Наверное, не знаю. Ты, во всяком случае, на сорок лет не выглядишь. Советую тебе, когда будешь дарить отцу наши шарики, надеть другую физиономию, повеселее. — Посыльный улыбнулся и подмигнул Шону.

«Как же все-таки странно, — подумал Шон. — Какие бы страшные неприятности у кого-то ни случались, для других жизнь продолжается и все идет своим чередом».

— А… мне нужно вам что-нибудь платить? — спросил он, возвращаясь к реальности.

— Сынок, мне грустно оттого, что я вижу в твоих глазах тревогу. — Посыльный состроил фальшиво-скорбную физиономию, но тут же снова заулыбался: — Нет, нет и нет. Твоя мама за все уже заплатила.

— А она здесь? С вами? — Шон заволновался, вытянул шею, стараясь заглянуть за дверь, потом начал осматривать аллею перед домом.

— Нет, конечно. С чего бы она должна быть здесь? — Посыльный пожал плечами. — Оплата была произведена по кредитной карточке.

— Сегодня? — торопливо спросил Шон.

— На прошлой неделе.

— Понятно, — упавшим голосом произнес Шон.

— Ну что ж, поздравь от меня своего отца с днем рождения. Кстати, куда шарики-то отнести?

Шон оглядел деревья перед домом, словно ожидая увидеть среди них ответ.

— Да вон туда отнесите, к маяку. — Он ткнул рукой в сторону башни.

— Э нет, сынок. Туда ты их отнесешь сам. Их тут не так много. — Он пошел к своему микроавтобусу, начал вытаскивать оттуда надутые гелием разноцветные шарики с цифрой 40 в сердечке. К каждой пятерке шариков был привязан груз, небольшой мешок из парусины, набитый песком.

— Спасибо, — грустно сказал Шон.

— Пока, сынок. Не вешай носа! — крикнул ему посыльный, вскочил в кабину и уехал.

— Твоя жена солгала мне, — хрипло проговорил Дюк в трубку. — Я должен проучить ее. Она сказала, что предпочитает видеть в живых Шона, но только я не так глуп, чтобы ей поверить.

Джо услышал хлесткий удар ладонью по лицу, потом еще один, затем третий.

— Хватит! — ледяным голосом произнес он. — Теперь давай поговорим о твоей жене, Роулинз.

Глава 28

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1991 год

— Ты выглядишь прекрасно. — Винсент Фаррадей улыбнулся. — Позволь мне взять тебя под руку.

Ванда Роулинз и впрямь была великолепна в своем фиолетовом костюме — строгом пиджаке и облегающей, до колен, юбке, белых чулках и белых изящных шпильках. Руками она придерживала широкую, тоже фиолетового цвета, шляпу.

Свадьба Дюка проходила в скромной церкви, вход которой в преддверии торжества был убран аркой из цветов.

— Замечательно. Мне так здесь нравится, Винс. Как во сне. Никогда ничего подобного не видела.

— Ну что ты, Ванда. Не грусти, все отлично. Давай будем помнить только хорошее.

— Постараюсь, — ответила Ванда.

В арке, освещенный лучами солнца, появился преподобный Эллис, прищурился, загородил глаза толстой книгой, другой рукой помахал Ванде, спустился с крыльца, подошел к ней.

— Ванда, я рад снова видеть тебя. Приятно, когда человек возвращается к себе домой, — улыбаясь, проговорил он. — И выглядишь ты просто отлично. — Говорил он искренне, с теплой улыбкой. — Надеюсь, ты не упорхнешь от нас сразу после свадьбы?

— Прошу меня простить, преподобный, но я должна сегодня же уехать. Мы с мужем живем в Денисоне.

— Счастливый вы человек. — Преподобный слегка пожал Винсенту руку.

— Благодарю вас. Меня зовут Винсент Фаррадей. Рад познакомиться с вами.

— Добро пожаловать в Стингерс-Крик, мистер Фаррадей. Навещайте нас. А сейчас, извините, я должен поискать жениха.

Дюка он нашел на противоположной стороне церкви. Тот, чуть сгорбившись, сидел на корточках, прислонившись к церковной ограде, торопливо курил.

— Мистер Роулинз, как вы себя чувствуете в этот знаменательный для вас день?

— Спасибо, преподобный, чудесно, — ответил Дюк поднимаясь. — Только костюм немного жмет. — Он провел рукой по темно-синему бархату пиджака, заметил под бабочкой, на жабо, следы упавшего с сигареты пепла, принялся затирать их.

— Думаю, Саманта этого не заметит, — успокоил его священник, похлопав по плечу.

— Да я не волнуюсь. — Дюк усмехнулся. — На меня и смотреть-то никто не будет. Только на Саманту.

Преподобный Эллис провел Дюка через заднюю дверь церкви к алтарю. Увидев в первом ряду мать, Дюк едва заметно вздрогнул. Ванда, нервно улыбаясь, чуть приподняла руку, помахала ему пальцами. Дюк подошел к ней.

— Здравствуй, мама. Как ты узнала?

— Сестра матери Саманты сказала. Мы с ней ходим в одну и ту же церковь в Денисоне.

— Ты стала ходить в церковь? — Брови Дюка полезли вверх.

Ванда покраснела.

— Так ты живешь в Денисоне? — спросил Дюк.

— Познакомься, это мой муж Винсент. Он помог мне… ну ты знаешь в чем.

Дюк увидел мелькнувший в ее глазах страх и стыд, жалкую улыбку на покрытых мелкими морщинами горящих щеках. Его не удивляло то, что она избавилась от тяги к наркотикам, его удивляло и возмущало другое — как она могла жить, зная все свое и его прошлое? Дюка охватила злоба. Он заставил себя улыбнуться, пожал протянутую Винсентом руку.

— Рад за тебя, сынок, — проговорил тот, радушно улыбаясь.

— Спасибо, — ответил Дюк и отправился к алтарю. Он посмотрел на часы, оглядел церковь, стал на отведенное ему как жениху место.

Преподобный Эллис подошел к нему, прошептал:

— Мне только что звонил Доналд. Сказал, что на шоссе авария и он стоит в пробке. Просил передать тебе извинения, что не успеет к началу церемонии. Он придет обязательно, но чуть позже.

Дюк кивнул и начал искать глазами человека, который бы заменил Донни. Гостей в церкви было немного, и в основном со стороны Саманты. Он мог попросить только одного — Винсента. Дюк поманил его рукой.

В тот же момент грянула музыка, двойные задние двери церкви отворились, и появилась Саманта под руку со своим отцом. Она шла справа от него, ленточка с ее платья перекинулась через его запястье. Ее роскошные каштановые волосы, спереди убранные наверх и заколотые красивыми шпильками, завитые мелкими кольцами, падали на спину. Тихо развевалась тончайшая вуаль, усыпанное мелким бисером платье переливалось в пламени свечей разноцветными огоньками. Отец подвел Саманту к Дюку, сунул ее ладонь в его и чуть отошел. Губы его были плотно сжаты.

После окончания церемонии гости двинулись через дорогу, в ресторанчик, названный в 1800 году, когда прошел слух о прокладке в Стингерс-Крик железной дороги, железнодорожным. Дорогу за неполных два века так в городке и не построили, а шутливое название осталось.

Места для танцев в зале было мало, поэтому пары вынуждены были тесно прижиматься друг к другу, колыхались обтянутые тонким атласом груди, пышные бедра и животы, постукивали об пол высокие каблуки, пахло по́том пополам с духами и одеколоном. Мужчины были в основном одеты по-техасски — в клетчатые рубашки и обтягивающие джинсы. Они пили пиво вперемешку с виски и покрикивали на оркестр. Дюк стоял почти рядом со сценой, смотрел, как его жена, огненно виляя бедрами, запрокинув голову и полузакрыв глаза, танцевала с одним из гостей. Танец закончился, она подошла к Дюку, взяла его двумя руками за щеки, крепко поцеловала в губы.

— Ну как, все нормально? — спросила она улыбаясь.

— Конечно, — ответил Дюк. — Жаль только, что дядя Билл не смог прийти.

— Я тоже очень сожалею об этом, милый. Ты так много хорошего рассказывал о нем. Очень хотелось бы познакомиться.

— Мы как-нибудь с тобой к нему съездим. — Он положил ладонь на ее руку. — Знаешь, что я хочу тебе сказать? Ты — самая красивая невеста из всех, кого я видел. Обещаю быть тебе верным по гроб жизни. Я сделал много ошибок в жизни, но если кто-то для меня что-то значит, я остаюсь верным ему до конца. Знай это, Саманта, к тебе это относится прежде всего. — Последние слова Дюк произнес очень невнятно.

— Дорогой, предупреждаю — если напьешься, ко мне не подходи сегодня.

— Я никогда не напиваюсь, — улыбнулся Дюк.

— Замечательно. Лучше не пей больше, ты мне понадобишься ночью на всю катушку.

Дюк поморщился.

— Перестань, Саманта.

— Сегодня не перестану. И не наезжай на меня. Смотри, мы договорились.

— Хорошо, договорились, только не ругайся.

— Буду ругаться, если напьешься. Глаз с тебя не спущу, особенно когда Донни придет. — Она подмигнула ему.

Ванда нагнулась над раковиной, посмотрелась в зеркало, подправила макияж.

— И какой только хренью они рожу себе не мажут, — раздался за ее спиной голос.

Ванда молчала.

— Эй, я тебе говорю.

— Дарла, мне совершенно неинтересно, что ты там мелешь. — Ванда убрала косметику в сумку, защелкнула ее.

— Думаешь, напялила шикарный костюм, обзавелась хорошим мужем и стала нормальной?

Ванда резко обернулась, схватила обеими руками Дарлу за волосы и швырнула к стене. Вцепилась в ее обрюзгшее лицо, оставив на нем следы ногтей, потом отступила назад и смачно плюнула.

— Говори спасибо, сучка, что сегодня свадьба моего сына. А то бы я тебе показала. — Толкнув Дарлу в грудь, она вышла из туалета.

— Твой сынок такой же урод, как и ты! — крикнула та вслед Ванде.

* * *

Донни вошел в ресторан, поднял руки.

— Посмотрите, кто к нам пришел! — воскликнул Дюк и заулыбался. — Донни, ты пропустил главный момент в моей жизни.

— Поздравляю, дружище. — Донни двумя руками схватил его ладонь, потряс ее, затем похлопал Дюка по спине. — И много я пропустил?

— Сначала отвечай, где ты все это время околачивался! — прошипел Дюк.

Донни схватил его за локоть, наклонился, зашептал ему в ухо:

— Официально я торчал в пробке. А неофициально сварганил одно дельце. — Он подмигнул Дюку. — В нашем с тобой стиле. В лесочке поиграл с одной девчоночкой в прятки. Талли ее зовут. Точнее, звали. — Он захихикал.

Дюк равнодушно посмотрел на него, словно речь шла о забаве.

К ним подошла Саманта, хлопнула Донни по плечу.

— Привет, Донни.

— Добрый день, прекрасная миссис Роулинз. — Он обхватил ее за талию, привлек к себе, сказал словами из песенки: — «В девятнадцать вышла замуж, в двадцать сына родила».

— Не шути так. — Саманта выскользнула из его рук и направилась к группе подружек.

— Слушай, Саманта, дай мне хотя бы одну из них, — сказал Донни.

Она обернулась, помахала рукой. Донни, оставив Дюка, пошел в бар.

Ванда подошла к Дюку сзади.

— Мне пришлось серьезно думать, чтобы сделать выбор, — заговорила она. Дюк повернулся, изумленно посмотрел на нее. — Между тобой и Винсентом, — пояснила она. — Ты не представляешь, как мне было тяжело. Думаю, я поступила правильно. Ты уже вырос, и моя забота тебе больше не нужна.

— Вот тут ты совершенно права, — кивнул Дюк. — Относительно твоей заботы. А насчет выбора ты врешь. Ты не Винсента выбрала, мама. Ты всегда выбирала себя.

Донни подошел к одной из подружек Саманты, обхватил ее за талию и в танце повел к Дюку.

— Вот, посмотри на нее. Она сама меня выбрала, — смеясь, проговорил он.

— Не сомневаюсь, — в тон ему ответил Дюк. — Да, совсем забыл тебе сказать спасибо, что доделал то дельце. Я в этой предсвадебной суматохе совсем о нем подзабыл.

— А, не стоит внимания. Слушай, а кто это там в голубой рубахе и белой шляпе? Тот самый Винсент Фаррадей, певец? А женщина рядом с ним кто? Не знаешь?

— Знаю. Даже слишком хорошо знаю. Женщина, — ответил Дюк.

Глава 29

— Поговаривают, что твоя Саманта не теряла даром времени. Пока ты на нарах парился, — проговорил Джо.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Дюк.

— Да, в общем, ничего. Просто сообщаю, что молодая жена долго ждать мужа не будет.

— Если ты намекаешь на то, что Саманта стала шлюхой, то знай — я тебе не верю.

— А кто утверждает, что она шлюха? Я? Ни в коем случае. Твоя Саманта всегда хранила верность одному мужчине. Только этот мужчина не ты. Можешь быть уверен на все сто.

— Дерьмо, ты врешь!

— Что ты так разволновался? Я же ведь еще даже и не подошел к самому главному. — Джо усмехнулся. — Хочешь, скажу его имя? Да, кстати, а ты знаешь, где сейчас находится твоя жена? Ты вроде ее ни разу не видел, с тех пор как освободился.

— Она уехала к своей матери. Слушай, почему я вообще с тобой разговариваю? Какого черта я выслушиваю все это дерьмо?

— Роулинз, посмотри на вещи трезво. Пока ты был в тюрьме, твоя жена регулярно наставляла тебе рога. Ты не знаешь с кем, а я — знаю…

— За кого ты меня держишь? Думаешь, я поверю полицейскому? Заткнись, или я так тебе рот заткну, мало не покажется! — внезапно заорал Дюк. — Еще одно слово, и я твоей жене глотку перережу. Понял?

Джо замолчал. Меньше всего он ожидал такого страшного поворота. Информатор Дэнни оказался прав. Действительно, Дюк Роулинз — псих, готовый в любой момент слететь с катушек.

Инспектор О'Коннор стоял в центре кабинета и распекал сотрудников отдела по борьбе с наркотиками.

— Что же это такое делается? — вопрошал он. — Мы постоянно плетемся в хвосте у этих сукиных детей, наркодилеров. Ждем их там, куда они не заявляются, приезжаем, когда они уже смотались. Вы мне можете сказать, что происходит? Я кого спрашиваю?! — заорал он так, что полицейские повскакивали с мест. — Как поступают нормальные люди, когда их планы не срабатывают? Отвечай, Оуэнс.

— Тогда они меняют планы, — залепетал он.

— Составляют новые, — ответил кто-то.

— Или просто начинают работать! — прошипел О'Коннор. — Безо всяких планов. Выходят на улицу и работают. — Сотрудники отдела тупо смотрели на него. — В общем, так. Сейчас вы разделитесь на группы по двое, сядете в машины, отправитесь в три самых подозрительных точки города и вечером приведете мне хотя бы одного дилера. И плевать я хотел на ваши планы. Ясно? Все! Идите! Батлер, ты едешь с Туми.

Не успел Джо положить трубку, как снизу послышались голоса. Он вышел из комнаты, наклонился через перила, посмотрел вниз.

— Кто там? Шон, это ты? — спросил он. Никто не ответил. Тогда Джо подошел к спальне Шона, толкнул плечом дверь, она не открылась. Послышались быстрые шаги. Джо обернулся. По лестнице бегом поднимался Шон.

— Это я, — запыхавшись, ответил он, — и Эли. Что стряслось?

— Шон, я не говорил тебе, что ты можешь приглашать кого-либо к себе сегодня.

— Не волнуйся, я ничего не сказал ей о маме.

— Немедленно отправь ее домой.

— Пап, что с тобой?

— Ничего. — Джо подошел к Шону, повторил шепотом: — Давай отправляй ее немедленно домой. Слышал?

Шон отпрянул.

— Хорошо, сейчас.

Он сбежал вниз, а Джо вошел в гостиную и нервно зашагал по ней взад-вперед. Внезапно в дверях появилась Эли.

— Добрый день, мистер Лаккези, — сказала она неожиданно громко.

Джо вздрогнул.

— Шон, вы куда там собираетесь? — спросил он, глядя мимо нее.

Девушка посмотрела на него как на умалишенного, замерла от удивления. За ней показался Шон.

— Я никуда не собираюсь. Эли уходит, я ее провожаю.

— Одна уходит?! — воскликнул Джо и посмотрел на нее.

— Да. Разве не видно, что я уже большая? — Девушка попыталась улыбнуться.

— Шон, подойди ко мне. А ты, Эли, подожди его на кухне.

Джо схватил сына за локоть. Тот попытался вырваться, но он крепко держал его, потащил к столу, схватил телефон, сунул ему в руку, взволнованно зашептал:

— Сейчас ты дашь ей телефон и попросишь позвонить отцу. Пусть она скажет ему, чтобы он приехал сюда и забрал ее.

— Да что с тобой? — дрожащим голосом спросил Шон. — Что происходит?

— Ни о чем не спрашивай. Делай, как я сказал. Отец приедет и заберет ее прямо от нашего подъезда. И пока он не появится на аллее, ты будешь стоять рядом с ней, а я — за дверью.

Эли позвонила, просунула голову в комнату.

— Мне папа сказал, что сюда едет Фрэнк Диган, будет с минуты на минуту. Он и подбросит меня до дома.

Джо чуть не взорвался. Только полицейской машины возле дома ему еще не хватало. Он направился к дверям, бросив на ходу:

— Пошли, Эли, я сам отвезу тебя.

— Спасибо, мистер Лаккези, не надо. Я не хочу отрывать вас от дел. Честное слово, Фрэнк Диган сейчас подъедет.

— Не волнуйся, ты меня ни от чего не отрываешь.

— Пап, мы тут постоим, музыку послушаем. — Шон схватил Эли за рукав куртки, втянул девушку на кухню, надел на нее наушники, включил проигрыватель компакт-дисков.

Джо опустился в кресло, обхватив ладонями голову, тихо застонал. Так он сидел до тех пор, пока в прихожей не раздался звонок.

Джо вышел, открыл дверь.

— Привет, Джо, — сказал Фрэнк и подал ему пухлый синий конверт. — Это тебе. Встретил по пути почтальона, он попросил меня передать это тебе.

Джо сразу узнал почерк Дэнни.

— Можно к тебе на минутку? — спросил Фрэнк. — Хотелось бы переброситься с тобой парой слов.

— Если честно, Фрэнк, то я очень занят. Дел по дому невпроворот, — сказал он, глядя мимо Фрэнка, осматривая близлежащие кусты, аллею, ворота.

— Джо, мне нужно у тебя кое-что выяснить. Насчет того факса, который ты показывал Макклэтчи.

Джо вздохнул. Предательство, даже самое мелкое, всегда вызывало в нем приступ раздражения.

— Нет, Джо, я не имею ничего против того, что ты с ней встречался по собственной инициативе, — сказал Фрэнк. — Нет проблем, это твое право. Я узнал об этом совершенно случайно. Позвонил ей, попросил поделиться своими соображениями, и она, помимо всего прочего, рассказала о твоем визите. Знаешь, ее твой факс заинтересовал.

Джо опустил голову и только тут заметил в руке Фрэнка лист бумаги с укрупненным фотороботом Дюка Роулинза.

— Факс я выбросил в мусорную корзину.

— Джо, посмотри, может, он еще там? Поверь, он мне очень нужен. Так ты позволишь мне войти?

— Да, заходи, — недовольно произнес Джо. — Только ненадолго. Извини, времени совсем нет.

— У меня тоже, — ответил Фрэнк. — Тороплюсь в Лимерик, к начальству. Прости, Джо, я сначала не поверил тебе. Относительно этого парня, Дюка Роулинза. Хочу сказать, что с некоторых пор стал относиться к твоему рассказу серьезно. Есть у меня одна зацепка, о которой я пока тебе говорить не буду. Сначала шефа поставлю в известность.

Джо едва сдержался, чтобы не обернуться, не схватить Фрэнка за грудки и не заорать ему в лицо: «Старый осел! Опоздал ты со своим начальством!» Вместо этого он медленно поднялся в кабинет, подошел к урне, порывшись в бумагах, вытащил оттуда факс, кое-как сложил, сунул в валявшийся на столе серый конверт. В висках у него застучало, от позвоночника поднималась, охватывая голову, боль. Он подошел к аптечному шкафчику, открыл дверцу, посмотрел на пустую упаковку обезболивающего и быстро захлопнул ее. Даже если бы у него и были таблетки, он бы не стал их принимать. Джо дал себе слово не дотрагиваться до них, пока все не закончится и Анна не вернется домой. Разве что боль сделается совершенно невыносимой. Вдруг взгляд его упал на поздравительную открытку. Как он не заметил ее раньше? Наверное, затерялась среди газет. Джо взял открытку, прочитал: «Ну что, напарник? Вот тебе и стукнуло сорок лет. Давай отпразднуй их хорошенько». Улыбнулся. Знал бы Дэнни, какой праздник у него получился.

Он спустился в прихожую, протянул Фрэнку конверт.

— Положи его во внутренний карман куртки. Прямо сейчас.

— Хорошо. А почему? — настороженно спросил Фрэнк.

— Не важно. Просто положи его туда — и все. Еще что-нибудь нужно?

— Да, я хотел бы поговорить с Анной.

— Это невозможно, она уехала к родителям, в Париж.

— Понятно, — кивнул Фрэнк. — А могу я им позвонить?

— Исключено. У них нет телефона.

— Да? Ну ладно, тогда тебе скажу. Анна на днях заходила к Норе и случайно увидела вот эту фотографию. Нора сказала мне, что она очень разволновалась…

Джо вскинул голову, сердце его учащенно забилось.

— Анна сильно обиделась на меня за то, что я вел нечто вроде расследования, но ничего не говорил ей об этом, — быстро сказал он. — В результате мы немного поссорились и она улетела в Париж.

Фрэнк продолжал топтаться у порога.

— Джо, никак не могу взять в толк, зачем ты мне звонил по поводу этой Шиван Фаллон? Может, ты ее видел?

— Мне показалось, что я ее где-то видел. Совсем недавно.

— Где? — изумился Фрэнк.

— В городе. Фрэнк, мне это только показалось. Извини, не могу долго болтать здесь. — Он открыл дверь, показывая, что разговор окончен. — Эли я сейчас пришлю к тебе.

— Ага, давай. — Фрэнк кивнул. — Большое спасибо за факс. Я высоко ценю твою помощь. — Он вышел на крыльцо, неожиданно обернулся, посмотрел на Джо и добавил: — А вот то, что ты мне врешь, мне не нравится.

Оран Батлер и Кейт Туми сидели в своем «форде-монтеро» на стоянке возле супермаркета «Тобин» — мрачного здания, выложенного из красного кирпича. Шло время, но ничего достойного их внимания не происходило. Район им достался действительно весьма подозрительный. На углу стояли и курили два толстых мясника в заляпанных кровью фартуках. Группа длинноволосых подростков в мешковатых штанах и таких же свитерах гоняла по улице на скейтбордах, с криками и гиканьем проносясь мимо стоянки.

— Ну и сколько мы уже торчим здесь? — спросил Оран, ковыряя во рту зубочисткой.

— Два часа, — лениво ответил Кейт.

— Ты не заметил, эти малолетки ниоткуда ничего не вытаскивали?

— Нет, ничего такого не было, — отозвался Кейт, внимательно наблюдая, как один из скейтбордистов, не сбавляя скорости, ловко запрыгнул на парапет, пронесся по нему, перепрыгнул на лестницу и с грохотом спустился к стоянке. — Черт подери, у меня уже от этого грохота уши закладывает, — проворчал он.

Оран достал из пакета последнюю салфетку, вытер ею потные руки, пакет бросил на пол.

— Из всех грязнуль, с которыми жил Ричи Бейтс, ты — самый противный. Иногда мне его даже немного жалко становится.

Вдруг один из подростков остановился, соскочил со скейтборда.

Оран и Кейт переглянулись, с сомнением поморщились. Однако когда они повернулись, то неожиданно для себя увидели, что по улице идет мужчина. Тощий, с узким ртом и глазами-щелочками, с надвинутой на лоб огненно-красной шляпой, он проследовал мимо группы подростков, явно направляясь ко входу в супермаркет. Шел он такой вихляющей походкой, словно у него вместо суставов были разболтавшиеся шарниры, готовые развалиться от каждого неосторожного движения.

— Боже мой, кого я вижу! — восторженно проговорил Кейт замирая. — Оран, глянь-ка, кто идет. Это же первая сволочь района, сам Маркус Кэнни.

Не успел он зайти в здание, как к нему подкатил один из скейтбордистов. Они о чем-то пошептались, Маркус незаметно сунул руку в карман, затем вытащил и протянул подростку. Со стороны казалось, что они здороваются, но Кейт и Оран знали, что рукопожатие их подозрительно затянулось. Не сговариваясь, они выскочили из машины и бросились вперед.

Джо опередил Дюка, заговорив сразу, как только нажал на кнопку включения телефона.

— Зачем ты все это делаешь? — спросил он.

— Ты сам хорошо знаешь зачем, — ответил Дюк.

— Допустим, знаю. Только ты ошибся немного. Тебе кое-что неизвестно. Послушай и тогда сам решишь, правильно ты поступаешь или нет.

— Заткнись. Я не собираюсь вступать с тобой в переговоры, — отрезал Дюк.

— Вдвоем работать, конечно, легче.

— Ты о чем там бормочешь?

— А с двумя помощниками так вообще красота.

Дюк задышал тяжело, хрипло.

— Ты знаешь, у меня ведь тоже есть глаза. И вижу я отлично, не хуже, чем пустынный канюк. Многое замечаю.

Дюк продолжал молчать.

— Я знаю, что ты делал сегодня. И девушку, которая подбирает за тобой, я тоже знаю. Мне очень жаль ее. Но без нее ты ничего не смог бы сделать. — Джо выдержал небольшую паузу. — Ты напрасно считаешь себя мужчиной, Роулинз. Ты всего лишь жалкий кусок дерьма.

— Пошел ты… Ничего ты не знаешь.

— Ошибаешься. Я знаю больше тебя. К примеру, как ты думаешь, что сейчас делает твоя жена? Молчишь? Правильно. Потому что в эту самую минуту она тебя сдает с потрохами. Она сидит в полицейском участке Стингерс-Крик и дает признательные показания. Очень занятные. Против тебя, Дюк.

Тот презрительно фыркнул.

— Вранье. Пытаешься обмануть меня.

Джо решил говорить с ним тем же языком. Подобный трюк он проделывал, «раскалывая» воров и наркоманов.

— А зачем мне тебе лапшу на уши вешать? Она опускает тебя ниже плинтуса. Помнишь, у вас ловили, но так и не поймали серийного убийцу, Лесника? Так вот твоя женушка утверждает, что это ты. Что скажешь?

Дюк не проронил ни слова.

— А знаешь, почему она вдруг начала сдавать тебя? Объясняю — чтобы ты ей башку не оторвал за то, что все то время, пока ты парился на нарах, она жила с одним мужчиной. Так тебе сказать, как его зовут? Донни Риггз. Да, Дюк, ты мотал срок, а твой дружок ублажал твою женку.

Дюк засмеялся, но смех его прозвучал натянуто и жалко. Джо говорил, не давая ему опомниться.

— Можешь смеяться, Дюк. Только ведь у меня и доказательства есть. Откуда, ты думаешь, мне известна фамилия Роулинз? А дело-то в том, что в день похищения той девочки, Хейли Грей, твоя жена находилась недалеко от места преступления. И у нее, как и у многих других, проверили документы. Дюк, знаешь, у нее на руках оказался паспорт. Ты об этом наверняка первый раз слышишь, да? Бежать она собиралась от тебя. Так что это не для тебя, а для нее Донни работал, ей предназначался выкуп. И ради твоей жены Донни пошел на смерть. А на тебя ему было совершенно наплевать.

— Какие у тебя есть доказательства? — спросил Дюк.

— Полицейские документы, протоколы допроса людей, оказавшихся недалеко от места преступления. Твою жену тоже допросили.

— Покажи мне этот документ.

— Сначала покажи мне мою жену.

Раздался щелчок, и экран мобильного телефона в его руке погас.

Джо опустил телефон и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он медленно обернулся. В дверях кабинета стоял Шон, трясущийся, бледный как полотно.

— И долго ты еще будешь тут стоять? — невозмутимо спросил его Джо.

— Что долго буду? Слушать твое вранье? — вспылил Шон.

— Что именно ты услышал?

— Где мама? С кем ты сейчас разговаривал? — спросил он, едва сдерживая слезы.

— Тебя это пока не касается.

— Как не касается? Говори, где она? Кто ее похитил?

— Тебе не нужно знать детали.

— А ты сообщил в полицию?

Джо подумал и решил сказать правду:

— Нет.

— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, — умолял Шон.

— Не шучу! — выкрикнул Джо. — Я не собираюсь вмешивать сюда полицию.

— Какой же ты лицемер! — Шон повысил голос. — Ведь ты хорошо знаешь, что заложников освобождают в первые двадцать четыре часа. Ну или максимум сорок восемь. Потом освобождать уже некого.

Джо замотал головой.

— Шон, перестань ради Бога. Не лезь не в свое дело.

— А других ты сам призывал обращаться в полицию.

— Да, но в данном случае это будет не лучший выход.

— Ну конечно. За дело берется великий Джо Лаккези, — презрительно сказал Шон.

Джо отвернулся.

— Прости, отец. Я не хотел тебя обидеть.

— Ты меня не обидел.

Шон обхватил ладонями лицо и зарыдал.

— Как же мне надоело все время плакать. Я так устал от всего этого. Возьми свой телефон! Позвони ему! Обещай что угодно, только пусть он отпустит маму! — Он бросился к столу, но Джо опередил его, схватил телефон, поднял над головой, оттолкнул сына. Тот зацепился ногами за складки ковра, упал на диван, испуганно посмотрел на отца.

— Я не могу ему звонить, — проговорил Джо. — Понимаешь? Не мо-гу.

— Но как ты тогда вернешь ее? Господи, что же с ней будет? И почему она? Ну почему?

Джо отлично понимал, что сейчас должно последовать, и не ошибся.

— Это все из-за тебя? Да? Кто-то похитил ее, чтобы отомстить тебе. Конечно. Ведь она не просто женщина, она жена полицейского. Так вот оно что! — Шон на минуту умолк, затем снова посмотрел на Джо. — Это как-то связано с Кэти?! — Он подскочил к Джо, принялся трясти его за руку. — Говори! Какое отношение это имеет к Кэти?

— Никакого, — ответил Джо. — Шон, успокойся, пожалуйста. Сядь и послушай. Пока я не могу рассказать тебе все. Мне самому нужно еще кое-что выяснить. Пока мы не должны никому ничего рассказывать — ни друзьям, ни полиции. Ты слышишь меня? Мы должны молчать — это самое главное.

Поджав ноги к подбородку и обхватив их руками, Маркус Кэнни сидел на полу у стены камеры, расположенной в здании Управления полиции Уотерфорда. В обтягивающих велосипедных трико его худые ноги казались щепками, белые носки были запачканы грязью, зеленая куртка армейского образца с многочисленными карманами свисала с его плеч, как с вешалки.

— Странно, что такой щеголь, как ты, предпочитает ночевать у нас, а не в своей шикарной спальне, — произнес О'Коннор, остановившись около камеры, а потом войдя в нее.

Кэнни поднял голову, хмуро оглядел инспектора.

— Кстати, хочу тебя предупредить. Там у тебя в полу дыра. Ходи осторожнее, а то попадешь случайно, ноги переломаешь. И знаешь, что мы там нашли? Тридцать немаленьких пакетиков с беленьким порошочком.

Кэнни побледнел.

— Суки легавые, — прошептал он.

— Ну зачем же так отчаиваться? Так ты не ответил: откуда он у тебя взялся?

— Понятия не имею. Я его туда не клал.

О'Коннор усмехнулся:

— Ответь мне на два вопроса. Первый — кто тебе поставляет товар? И второй — как так получилось, что ты был тут целых двенадцать месяцев?

Кэнни обжег инспектора ненавидящим взглядом.

— Я отлично тебя понимаю. Но только ты не выйдешь отсюда, пока мне на них не ответишь. И не возмущайся. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя, пока все не узнаю? Нет, я слишком долго ждал тебя, чтобы расстаться с тобой, не поговорив по душам.

Дюк повернулся к Анне и рассмеялся:

— Твой муж думает, что я тупица. — Он принялся набирать свой домашний телефон. Раздалось несколько гудков — Дюк понял, что дома никого нет, приготовился, услышав голос Саманты, продиктовать сообщение на автоответчик и вдруг замер. «Этот номер больше не обслуживается. Пожалуйста, перезвоните по номеру…» — раздалось в трубке. Дюк выключил телефон, проверил номер, снова набрал его. Результат был тот же самый. Он стал лихорадочно обшаривать карманы куртки и джинсов, оглядел комнату, встретившись глазами с Анной, тихо спросил: — Не знаешь, куда я дел свой нож?

* * *

Виктор Никотеро неторопливой походкой шел по небольшому садику, окружавшему дом, в котором жила вдова шерифа, Огдена Парнума. Он одернул пиджак, подходя к двери, покрутил головой, поправляя галстук. В левой руке он держал красивую синюю папку, совершенно пустую. Виктор не успел протянуть руку к звонку, как дверь отворилась и он увидел яркую блондинку лет пятидесяти в игривом не по возрасту костюме.

— Кто вы? — строго спросила она.

— Делрой Финч, — представился Никотеро. — Из АОП — Ассоциации отставных полицейских, — пояснил он.

— Вот как? — Блондинка, придирчиво оглядев его, видимо, осталась довольна увиденным и сразу предложила войти.

— Благодарю вас, мадам.

Она провела его в гостиную, со вкусом обставленную хорошей современной мебелью, выполненной в стиле ретро, усадила на диван, сама села напротив в плетеное кресло с высокой спинкой.

— Прежде всего, миссис Парнум, позвольте мне выразить вам свои соболезнования по поводу кончины вашего мужа, — с умеренной скорбью в голосе произнес Виктор.

— Он не скончался. Он размозжил себе башку, — поправила его миссис Парнум. — Из ружья крупного калибра. Пожалуйста, можете говорить свободно, все детали мне известны, и они меня больше не волнуют.

— Прошу прощения. — Виктор поклонился. — Тем лучше. Тогда давайте сразу приступим к делу. Прежде всего объясню цель своего визита. Наша ассоциация хотела бы увековечить память вашего мужа. К примеру мы можем предложить вам некоторую сумму на установку памятника или памятной доски…

— И что вы предлагаете мне написать на ней? «Здесь покоится мой муж, сволочь и сукин сын»? Не нужно смотреть на меня такими глазами, мистер Финч. Это был редкий мерзавец, о котором я не смогу вспомнить ничего хорошего, даже если очень того захочу. Я высоко ценю ваше предложение, я много слышала о вашей организации и о вашей благотворительной деятельности, но в данном случае могу посоветовать только одно — как можно быстрее забыть о шерифе Огдене Парнуме. Сделайте вид, что его никогда не существовало, — и все.

— Я приношу вам свои извинения, миссис Парнум, если своими словами невольно всколыхнул не слишком приятные для вас воспоминания, — забормотал Никотеро, но она прервала его словопоток.

— Не переживайте, все нормально. Вы тут ни при чем.

— Миссис Парнум, как вы думаете, почему ваш муж застрелился?

— Потому что осознал свою ничтожность и впал в жуткую депрессию. В результате возненавидел и себя, и свою никчемную жизнь, ставшую невыносимой. Наверное, все совершают самоубийства по одной и той же причине.

Виктор ждал не перебивая, поскольку миссис Парнум останавливаться не собиралась.

— Простите, вот я и опять сорвалась. Всегда так, не могу удержаться. Если честно, я понятия не имею, почему мой муж застрелился. Ни записки не оставил, ни намекнул. Правда… — Она вдруг замолчала, повернулась к Виктору, спросила: — А почему вас это интересует?

— Видите ли, такие вещи случаются, поэтому мы всегда стараемся узнать причины, чтобы предотвратить подобные трагедии в будущем, — задумчиво произнес он, старательно нащупывая нужную нить. — Но я вас перебил. Продолжайте. Вы сказали «правда». Что вы имели в виду?

— Накануне того дня произошло одно странное событие. К мужу приходила молодая женщина. Я ее никогда не видела раньше. Лет сорока, в хорошем костюме, явно сшитом на заказ. Увидев меня, она как-то странно на меня посмотрела… — Миссис Парнум запнулась. — С какой-то, знаете, острой жалостью.

— Жалостью? — переспросил Никотеро.

— Именно. Другого слова я и подобрать не могу. Я еще подумала — с чего бы совершенно незнакомой женщине меня жалеть? Все у меня складывалась прекрасно. И тут, представляете, является она, и взгляд у нее такой, словно она всю мою душу насквозь видит.

Виктор кивнул.

— Но самое смешное случилось потом. Это оказалась Марси Винбаум, я ее мельком пару раз видела несколько лет назад, когда она работала с Огденом. Я ее просто не узнала. Очень сильно изменилась. Да и лет-то прошло немало. Короче, она говорила с мужем с глазу на глаз. Мне, конечно, стало любопытно, я приложила ухо к замочной скважине, но немного услышала. Хотя она говорила не просто громко, она кричала на Огдена. Вот еще одна странность. Некоторые обрывки фраз я разобрала — «похоронить», «жить ради себя». Общий смысл разговора я уловила — Марси вроде бы нашла какого-то человека, который готов дать показания о чем-то в суде, и что у Огдена есть только два варианта. Я бы послушала и дальше, но в этот момент на кухне зазвенел таймер, я готовила пирог, и мне пришлось уйти.

— Вы не спрашивали своего мужа потом, о чем он беседовал с Марси Винбаум?

— Нет. — Она поморщилась. — Я никогда не совалась в его дела. К тому же, как видите, на следующий день, к вечеру, он нашел третий вариант — пустить себе пулю в лоб.

— Простите, а можно вас спросить? В свое время ваш муж расследовал дело так называемого Лесника. Серию загадочных убийств, оставшихся нераскрытыми. Вам не кажется, что причина кроется как раз здесь?

— Бедные девушки. Мне их так жалко. — Миссис Огден прослезилась, достала платок. — Нет. Едва ли. Это было так давно. Но тогда весь наш городок гудел как улей. — Она покачала головой. — В случае самоубийства полицейского ваша организация занимается поиском оправданий его ошибок? — Она нахмурилась.

— Нет, что вы! — спохватился Виктор, вспомнив выбранную им роль. — Я спросил только из чистого любопытства. Стало быть, я ничем не могу помочь вам? Вы не желаете увековечить память покойного супруга?

— Послушайте, вы хотите знать, кем он на самом деле был? — неожиданно спросила миссис Парнум и, не дожидаясь ответа, продолжила: — А я вам скажу. Бабник, каких мало. Бывало, как увидит задницу поаппетитнее, так у него аж слюна течет. Приходит иной раз домой, а глаза как лампочки. Аж сияли. И вся спина ногтями в кровь изодрана. А вот на меня смотрел как на пишущую машинку. А ведь у меня есть на что посмотреть. — Она выгнулась, демонстрируя пышную грудь, провела ладонью по крутому бедру. — Как? Ничего? — Она снова откинулась на спинку сиденья, немного помолчала. — Не знаю, почему он на меня не реагировал как на женщину. Хотя старалась я на всю катушку. Да-да, мистер Финч, замуж я выходила не наивной невинной девочкой. Умела кой-чего. — Она вскинула голову, посмотрела на Виктора. — Чем я ему не угодила, — прошептала она и вдруг всхлипнула, — ума не приложу.

Кэнни нервно покусывал почерневшие ногти.

— Да, милок, грозит тебе не месяц по приговору окружного суда, — говорил О'Коннор, тыча в него пальцем, — а гораздо больше. А ты как думал? Считаешь, тебя вечно будут по головке гладить, как мамочка в детстве? Нееет, хватит. Ты судью Делани знаешь? — Инспектор увидел, как рука Кэнни вдруг повисла в воздухе, и улыбнулся. — Вот-вот. Он из тебя душу вытрясет, он любого присяжного заткнет за пояс аргументами. С ним спорить — что пи́сать против ветра. Ну, ты о нем, я вижу, наслышан.

Кэнни опустил руку, заерзал на стуле.

— Но я повторяю, что мне нет никакого удовольствия отправлять тебя за решетку. Поэтому давай договоримся так — ты сдаешь мне своих поставщиков, и иди гуляй к чертовой бабушке.

Тот продолжал молчать.

— Послушай, приятель, я разговариваю с тобой в последний раз. Мне эти дискуссии надоели. Так что либо ты соглашаешься, либо готовься получить от пяти до семи лет. Все, больше мне сказать тебе нечего. А теперь кумекай.

Кэнни снова заерзал на стуле.

— Кстати, ты и своим поставщикам тоже не особо нужен. Ты пойдешь на отсидку, а они найдут другого, да, возможно, еще и поумнее, который не вляпается так по-глупому. А то еще и до тебя доберутся, чтобы ты где не ляпнул что-нибудь. Или ты полагаешь, они будут сидеть, плакать и ждать, пока ты выйдешь? Не смеши меня.

Кэнни застыл, глядя куда-то мимо инспектора.

— А я тебе обещаю — как только ты мне все расскажешь, сразу уйдешь отсюда, и никто ни о чем не узнает. Ну как, договорились?

— Ага, сейчас, — скривился Кэнни. — Разбежался.

— Не тебе кочевряжиться, Кэнни. Ты подумай, в какой заднице ты сидишь. И еще будешь сидеть. Пять лет. Или семь. А я тебе предлагаю через полчаса пойти домой. И ты отказываешься. Ладно, значит, не договорились. Готовься мотать срок.

— Чего ты мне мозги паришь? Посадил сюда и еще что-то гонишь — «выпущу, выпущу». Хорош лапшу на уши вешать.

— Дурень, у тебя есть всего несколько минут. Сейчас мы с тобой разговариваем в камере. А потом перейдем в комнату для допросов, и там уже я буду все твои слова записывать на магнитофон. И вот тогда посмотрим…

Кэнни опустил голову, потер руки.

— Ну хорошо, хорошо.

— Что «хорошо»? Говори, кто тебя снабжает порошком?

— Послушай, инспектор, ничего я тебе не скажу.

— Ну, как знаешь, — развел руками О'Коннор, поднимаясь со стула. — Я сделал все, что мог. Поднимайся, пошли в комнату для допросов. — Он направился к дверям, обернулся, махнул рукой. — Вставай, иди за мной. Поторопись, тебя ждет твой семерик. На крайний случай пять лет. Разница небольшая. Сам потом поймешь, что ты наделал. — Инспектор покрутил пальцем у виска.

Кэнни потер лицо ладонями.

— А если я расскажу тебе кое-что об убийстве? Той девушки, из Маунткеннона.

— Ну и скотина же ты, Кэнни. — О'Коннор брезгливо посмотрел на него и отвернулся.

— Ты погоди, не кипятись. Я серьезно говорю.

— Иди за мной, — ледяным голосом произнес инспектор.

— Ну не хочешь знать — как хочешь. Только я был одним из последних, кто видел ее живой.

Никотеро разменял в кафе двадцатидолларовую банкноту, сразу же вышел, направился к телефону-автомату и набрал телефон Джо.

— Ник, я не могу говорить с тобой сейчас, — сказал Джо.

— Отлично, тогда просто молчи и слушай. И еще запоминай. Звоню я тебе из Северного Техаса. Да, Джо, хоть ты и отменил мою поездку, я все-таки сюда добрался. Внутренний голос позвал меня, сказал: «Езжай, старина Ник, ты должен быть там». И я поехал. Только что я разговаривал с вдовой шерифа, миссис Парнум. Ну и дамочка, скажу я тебе. Ненавидит своего мужа лютой ненавистью. Полагает, что он частенько погуливал от нее. То с одной свяжется, то с другой…

— Она ничего не говорила тебе о возможных причинах самоубийства?

— Если серьезно, то она, конечно, сильно переживает. А что касается причин, то версии она выдвигает обычные. Но, мне кажется, я начинаю здесь кое-что понимать. Советую тебе переговорить с Марси Винбаум — бывшей коллегой Огдена Парнума. Она была последней, с кем он разговаривал до того, как поиграть с самим собой в «русскую рулетку», в ее беспроигрышный вариант, с полной обоймой. Дама она ученая, колледж когда-то посещала и все такое. Но самое занятное, что она возобновила расследование по делу Лесника — утверждает, что у нее появился новый свидетель, готовый выступить с какими-то ошеломляющими показаниями. Что это за показания, Дороти Парнум не знает, но у нее есть серьезные подозрения, что Огден пустил себе пулю в лоб именно из-за них. Марси Винбаум, судя по всему, карты раньше времени открывать не хочет. Оно и понятно, особенно если предположить, что ей известно настоящее имя Лесника.

Анна смотрела, как Дюк Роулинз поднялся и начал обшаривать коттедж в поисках мешка, который в конце концов обнаружил на кухне, в дальнем углу — отсыревшим, провонявшим плесенью. Когда он натянул его ей на голову, в нос ей ударил удушающий запах кошачьей шерсти и кислого молока. Дюк подхватил Анну, вытащил из кузова пикапа, положил на землю. Истощенная морально и физически, она беспомощно лежала, свернувшись калачиком, почти безразличная и к холоду, и к происходящему вокруг.

— Давай просыпайся. — Дюк подошел к ней и подергал за руку. В ту же секунду она услышала чьи-то тяжелые шаги. — А, Шеба, это ты, — зашипел он. — Подойди ко мне, моя толстушечка…

Шиван Фаллон повернула к Дюку искаженное болью лицо.

— Пожалуйста, не называй меня так. Я — Шиван. Неужели так трудно запомнить и выговорить?

— Попробую. Шшшшшши-ваааааааан, — с ледяной улыбкой протянул Дюк, завязывая ноги Анны на лодыжках.

— Слушай, а зачем ты… В смысле для чего я это сделала? — спросила она.

Дюк схватил ее за руку, крепко сдавил запястье.

— Ты сделала все великолепно. Потрясающе. Считай, что ты выполнила лучший в своей жизни заказ, принесла на тарелке все самое вкусное, да еще полила ароматным нежным соусом. Знала бы ты, какая будет плата…

Девушка нервно улыбнулась. Дюк больно держал ее запястье, нащупывая большим пальцем пульс. Он приблизился к ней и едва слышно сказал:

— Девочка моя, сними-ка этот старенький свитерок, он великоват тебе.

— Зачем? — спросила она внезапно дрогнувшим голосом.

— Затем, что у меня есть вот это, — отчетливо произнес Дюк, неторопливо, ленивым движением достал из кармана нож с коротким и широким кривым лезвием и поднес к лицу девушки.

Глаза ее раскрылись от ужаса, Дюк смотрел в них застывшим взглядом. Девушка медленно вытянула сначала правую, а затем и левую руку из широкого рукава, прижала локти к телу. Свитер висел у нее на шее, рукава его едва закрывали полинялый сероватый бюстгальтер из хлопчатобумажной ткани. Через минуту-другую она начала подрагивать от холода, бледные руки и грудь покрылись гусиной кожей. Дюк нагнулся и начал развязывать веревку, которой было обмотано тело Анны. Она приподняла голову.

— Гляди, гляди лучше. — Он сжал ее лицо, потряс его, затем, чтобы освободить руки, взял в зубы нож. — Так, сейчас посмотрим, не забыл ли я, случаем, чего-нибудь. — С этими словами он поднялся, развернул Шиван спиной к себе, расстегнул бюстгальтер. Громадные шары ее грудей большими толстыми лепешками опустились почти до талии. Дюк с отвращением посмотрел на них. Внезапно девушка выбросила вперед руку, схватила рукоять ножа и вырвала его. Лезвие полоснуло его по краю рта, оставив на губах капельки крови. Шиван бросилась бежать, но Дюк в два прыжка настиг ее, повалил на спину, схватил за руки и, подняв их над ее головой, прижал к земле.

— Сволочь! — прошипела девушка, мотая головой.

Дюк приблизил свое лицо к ее лицу — капельки крови с его рта упали на ее щеки, смешались со слезами, потекли на шею. Он рывком поднялся.

— Вставай! — заорал Дюк. — Вставай и снимай джинсы!

— Отпусти ее! — крикнула Анна. — Слышишь? Отстань от нее.

Дюк подскочил к ней, схватил за волосы, тряхнул с такой силой, что она замолчала. Он опять посмотрел на Шиван.

— Все снимай — и джинсы, и все остальное. Ты уже знаешь, на что способен нож. — Он усмехнулся, поднял руку, поиграл кривым лезвием перед ее глазами.

Шиван разделась. Она присела на корточки, лицом к Анне. Дюк обошел ее, встал у нее за спиной. Анна с ненавистью смотрела на него. Грудь ее вздымалась, она задыхалась от злобы. Она перевела взгляд на Шиван и тихо заплакала. Анна надеялась, что, прочитав на ее лице сочувствие, девушка успокоится, догадается, что она никому и никогда не расскажет о том, что здесь происходило. Но когда она увидела, как Дюк нагнулся и начал доставать из сумки лук, она поняла — Шиван обречена и ничто для нее сейчас не имеет значения.

— Поднимись и не оборачивайся, — приказал Дюк.

Шиван встала, инстинктивно повернулась, увидела в руках Дюка лук и дико завизжала.

— А теперь — беги! — закричал он. — Беги, кролик, беги!

Шиван бросилась вперед, споткнулась на кочке и чуть не упала. Ноги ее тряслись. Наступив на острый камень, она остановилась и вскрикнула от боли. Затем снова побежала. Когда от Дюка ее отделяло метров тридцать, в спину ей с тупым стуком ударила первая стрела.

Джо набрал телефон Марси Винбаум, намереваясь рассказать ей, самой первой, обо всем, что с ним произошло с того момента, как исчезла Анна.

Говорила Марси с уверенностью человека, много работавшего и добившегося основательных, надежных результатов. По мере разговора с ней пульс у Джо учащался, а ноги становились ватными. Но вместе с тем росла и его решимость. Прежде он никогда не испытывал подобного состояния: страх, зарождаясь где-то внизу грудной клетки, охватывал все его тело — он полз вниз и одновременно поднимался вверх. Джо едва сдерживался, чтобы не бросить трубку. Его душила ярость. Он вспомнил обрывки факса, фотографии жертв, разрезанных, как тряпичные игрушки. Возникали и сменялись образы. Вот перед его глазами появилось лицо Дюка Роулинза, потом оно исчезло, и вместо него возникла новая картинка — тело Доналда Риггза. Затем Джо увидел Анну. Внутри у него словно что-то оборвалось. Как он мог допустить, чтобы его жена попала в лапы к безжалостному убийце, кровавому маньяку? Оставалась одна надежда — выторговать ее жизнь в обмен на информацию.

Виктор Никотеро, размышляя о встрече с вдовой шерифа, отошел от телефонной будки. Впервые в жизни он столкнулся с удивительной странностью — сильный в общем-то человек вдруг проявляет неожиданную для него слабость. Он решил записать эту мысль, остановился, раскрыл папку, сунул руку в карман, но не нашел там авторучки. Она была во всех смыслах дорога ему. Во-первых, она была такой шикарной, что вызывала зависть у всех, кому он ее показывал, а во-вторых, ему ее подарили в день ухода на пенсию. Виктор обшарил все карманы — ручки не было.

— Вот проклятие, забыл, — прошептал он и направился к дому Парнума.

Дюк нагнулся над телом Шиван Фаллон и принялся ловко орудовать ножом. Пока шла жуткая охота, Анне удалось размотать и снять веревку, связывавшую ее ноги. Оставалось освободиться от другой, которой он привязал ее к стволу дерева. Она нащупала пальцами узел, начала ослаблять его. Веревка с трудом, но подавалась.

— Гляди, гляди! — крикнул ей Дюк. — Глаз не спускай, а то сильно пожалеешь.

Заливаясь слезами, Анна следила за его действиями.

— Не вини себя, — говорил Дюк. — Вини своего мужа. Это все его работа. Из-за него ты во все это влипла. — Он отвернулся, хладнокровно продолжая свой страшный ритуал. Он замолчал. Шли минуты. Иногда Дюк оборачивался и через плечо бросал на Анну быстрые взгляды. Видимо, ему доставляло удовольствие видеть ужас на ее красивом лице, наслаждаться дрожью, охватившей все ее тело. Когда он в очередной раз отвернулся, Анна вскочила на ноги и бросилась бежать.

Фрэнк Диган разложил страницы факса на пассажирском сиденье, надеясь, что сможет по дороге, во время остановок на перекрестках, ознакомиться с их содержанием. Первая же страница настолько захватила его, что он резко прижал автомобиль к обочине. Он вглядывался в фотографии, изучал описания жертв, вчитывался в перечень нанесенных им ран. Ему было непонятно, почему, с какой целью мужчина вдруг начинает кромсать женщин с хладнокровием мясника, разделывающего тушу?

Он снова взял в руки фотографии. Провести связующую нить между ранами на телах жертв, найденных в американской глубинке, и теми, что получила Мэри Кейси, было нетрудно по причине их полной идентичности. Но нет ли тут этой страшной линии продолжения? Не тянется ли она к Джо Лаккези? И не замыкается ли она на Анне? От этой мысли у Фрэнка внутри все похолодело.

Дороти Парнум снова села в кресло, вытерла платком уголки глаз, открыла дверь. Виктор сделал вид, что не замечает ни смазанной помады, ни небольших потеков туши на ее щеках.

— Простите, миссис Парнум. Я забыл у вас…

— Вот это? — перебила она его и протянула роскошную авторучку.

— Благодарю вас. Еще раз простите за беспокойство.

— Это вы простите меня. Сама не знаю, почему я вам все рассказала. — Ее глаза вновь стали влажными. — Спасибо вам большое за то, что выслушали меня. Вы настоящий утешитель вдов. — На ее губах появилась натянутая улыбка. Она крепко пожала Виктору руку и вдруг окончательно разрыдалась. — Ну все, хватит, — зашептала она. — Не надо ля-ля… Так мой муж любил говаривать, только эти чертовы «ля-ля» у него всю жизнь не прекращались.

Глава 30

Стингерс-Крик, Северный Техас, 1992 год

Огден Парнум закрыл папку, увидел отпечаток вспотевшей руки на обложке, посмотрел на стену перед собой, где между двумя фотографиями разыскиваемых преступников зиял пробел, затем наклонил голову — так сильно, что хрустнули шейные позвонки, а в висках застучало. Он сжал зубы, выпрямился, положил дрожащую ладонь на переговорное устройство, нажал клавишу.

— Марси, зайдите ко мне. Нужно вызвать в участок одного человечка.

— Хорошо, шеф, сейчас буду, — донеслось из динамика.

За последний год у Огдена Парнума сменилось пять заместителей, и самой лучшей, самой смышленой и деятельной из всех оказалась Марси Винбаум. Именно поэтому Огдену и не хотелось к ней обращаться сейчас. Но еще меньше ему хотелось видеть подозреваемого, того самого, к встрече с которым он готовился.

Вошла Марси.

— Ну как, впечатляет? — спросила она, подходя к столу шерифа и показывая пальцем на отчет из патологоанатомической лаборатории.

— Не принимай все так близко к сердцу, Марси. Пока никаких доказательств нет, так что делать выводы преждевременно.

— У меня есть еще кое-что, в довесок ко всему. Хотите послушать? И это уже действительно вывод. — Она принялась рассказывать: — Я тут на днях опять просмотрела дело Лесника и сравнила кое-какие обстоятельства с делом об убийстве Жанет Белл, тело которой нашли в восемьдесят восьмом. Она была проституткой, работала под именем Алексис. Я думаю, что это он ее убил.

— Марси, но там же огнестрельное ранение.

— Не совсем так, шериф. Давайте с самого начала рассмотрим. В том же году мы находим тело Мими Бартильо с ранами в почках и в области предреберья и начинаем считать ее первой жертвой Лесника. Тело девушки находим легко, оно словно специально оставлено так, чтобы мы не мучились в поисках его. Затем, через восемь месяцев, обнаруживается тело Жанет Белл, уже закопанное, сильно разложившееся, со следами явного, — Марси подняла указательный палец, делая ударение на последнем слове, — огнестрельного ранения в почке. Но давайте-ка с вами взглянем на это. — Она взяла со стола одну из фотографий. — На девушке надета легкая сатиновая юбка, в которой, если приглядеться повнимательнее, обнаруживается треугольный разрез. — Марси подняла глаза на Парнума. Шериф заметно побледнел. — Форма разрыва ткани после выстрела из огнестрельного оружия будет совершенно другой. Я считаю, что девушка убита не из ружья или пистолета, а из лука. Стрелой с трехгранным наконечником. Я спрашивала у врача, и он ответил, что такое вполне возможно. Не мне вам говорить, что размер и форма раны зависят от скорости, с которой в тело входит тот или иной предмет. Так мы отличаем, к примеру, ножевое ранение от огнестрельного. Но если тело пролежало долго и сильно разложилось, сказать, чем именно нанесена рана, попросту невозможно. Ткань мохнатится по краям. — Марси покраснела. — В данном случае об орудии убийства мы могли бы только догадываться, — Марси многозначительно посмотрела на шерифа, — если бы не треугольный разрез на юбке. Иначе говоря, я полагаю, что первой жертвой Лесника стала Жанет Белл. Ее он закопал, но потом, войдя во вкус, решил подразнить нас и начал оставлять жертвы на земле.

— Но откуда у Белл может быть разрыв на юбке, если у нее нет ни одной раны на ногах?

— И здесь мне все понятно, — отвечала Марси. — Девушка убегала, и ветром ей подняло юбку. Помните Мэрилин Монро у вентилятора? То же самое и здесь Я уверена, что Жанет Белл пыталась спастись бегством, край ее юбки взлетел, и стрела пробила его.

— Марси, ну неужели ты не чувствуешь, что это натяжка?

— Шериф, я знаю, как вам не нравится, когда я вмешиваюсь в это дело, но мне кажется, что я права. Жертвами Лесника стали Мими Бартильо в восемьдесят восьмом году, Тоня Рамер в девяностом, Тэлли Сандерс в девяносто первом, а теперь и Джейн Доу. Полагаю, к ним следует причислить еще и Жанет Белл, убитую в восемьдесят седьмом. Всего шесть девушек. А если принять во внимание обстоятельства, ставшие нам известными…

— Почему ты не упомянула о Рейчел Уэйд, барменше, еще одной жертве Лесника? Но ведь именно за убийство этой девушки Билла Роулинза и упрятали за решетку. — Как только Огден вспомнил об этом деле все, над чем он думал в последние четыре часа, все его сомнения и предположения обрели страшную реальность. Он заставил себя продолжить: — Ты, Марси, в этом деле новенькая. Да и в наших местах недавно. Нет, ты, конечно, можешь продолжать изучать это дело, только избегай скороспелых выводов.

Как только Марси, расспросив его о некоторых деталях преступлений, вышла из кабинета и направилась к себе — листать дела и делать нужные выписки, — слабая улыбка исчезла с его лица. Он закрыл папку, положил руки на стол, опустил на них голову и долго сидел так.

* * *

Комната для допросов в полицейском участке Стингерс-Крик представляла собой маленькое неуютное помещение без окон, освещавшееся слабенькой лампочкой под пыльным металлическим абажуром.

— Если вы хотите поговорить с шерифом, вам придется немного подождать, — сказала Марси.

— Не волнуйтесь, мэм, я обязательно подожду его. И непременно поговорю с ним. Только наедине. — Дюк Роулинз развалился на металлическом стуле, вытянулся, широко расставив ноги и чуть приподняв зад. Марси Винбаум еще раз обвела взглядом нагловатого посетителя, повернулась и вышла.

В дверях появился Огден Парнум, увидел Дюка. На лбу его выступили капельки пота. Он достал из кармана платок, вытер им лицо.

— Ну что, шериф? Вспомнил меня? — Дюк обернулся к нему, перекинув руку через спинку стула, повис на ней, поднял глаза на Огдена. Тот повернул ключ в замке, запирая дверь комнаты.

Дюк жеманно поднял брови, игриво спросил:

— И зачем же ты позвал меня сюда? Что еще натворила твоя милашка, твой маленький зайчик, твой пидерочек, твоя тугозадая шлюшка, твой сосунчик? Какие у тебя есть к нему вопросы?

Шериф сел за стол.

— Час назад мне принесли отчет из лаборатории, — хрипло начал говорить Парнум, сразу же переходя на шепот. — Они провели анализ пятен, оставшихся на туфлях убитой, Джейн Доу, и сделали вывод — это автомобильная краска. Ею покрывают внутреннюю часть кузовов только одной модели машин — пикапов «додж-рэм». У нас в Стингерс-Крик такой автомобиль есть, и стоит он во дворе твоего дома.

Выражение лица Дюка не изменилось, он продолжал спокойно разглядывать Огдена. Тот грохнул по столу кулаком.

— Я что, неясно выражаюсь?! — рявкнул он. — Об этом уже все знают! Марси, сотрудники лаборатории… это неопровержимая улика!

— Мне наплевать, как ты выражаешься. — Дюк оперся ладонями о стол, приблизил лицо к Огдену. — Меня другое интересует: чтобы ты как можно быстрее забыл об этой улике.

— Ты что, с ума сошел? Я не могу…

— Да? Ну тогда давай посмотрим на это дело по-другому. К примеру, что скажут дорогая миссис Парнум и твои детки? Когда узнают об одном твоем секретике. Как там будет чувствовать себя преподобный Эллис? Замечательный подарок для хора первой баптистской церкви, не так ли?

Несколько минут Парнум сидел неподвижно, молча глядя на стол. Наконец сказал:

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Как это «посмотрю»? Никаких «посмотрю»! Ты сделаешь все, что нужно.

— Ты убил пять девушек, — глухо проговорил он.

— Ой, какой кошмар! — Дюк изобразил фальшивую жалость, засмеялся.

Парнум нервно сглотнул.

— Не смей меня судить! Не тебе, сукину коту, это делать, — продолжал Дюк.

Парнум внезапно почувствовал тошноту. Голова у него закружилась. Чтобы не упасть, он ухватился за край стола.

— Ты был там в ночь на пятницу, — через силу выговорил он.

— А ты ничего не путаешь, шериф? Я не мог быть там, потому что мы с тобой сели играть в покер в семь вечера.

— С такими, как ты, я в покер не играю…

— Вот как? — Дюк рассмеялся. — Скажешь, что и Донни Риггза с нами тоже не было? Ведь это он нас пивом угощал.

— Какой Донни Риггз? Ты чего бормочешь?

— Шериф, у тебя перед глазами главные моменты твоей жизни еще не мелькают?

— Паскудник, — прошипел Парнум.

— Это я-то паскудник? А ты кто тогда?

— Ты убил Рейчел Уэйд и засадил в тюрьму своего дядю.

Глаза Дюка сузились, он снова наклонился к Парнуму, злобно зашептал:

— Послушай, ты не судья и не присяжный. Не изображай из себя справедливость. Я не бросил своего дядю, я каждый день ходил на судебные заседания…

Огден перебил его:

— Чтобы послушать, какие детали известны полиции?

— Ты поосторожнее с обвинениями, шериф. Следи за своим языком. Меня пока не привлекают к ответственности, и еще неизвестно, привлекут ли. И дядей ты меня не попрекай.

— И не жалко тебе его? Билл Роулинз был добрейшим человеком.

— А разве я не говорил то же самое? Но его платок нашли во рту убитой девушки.

Парнум покачал головой:

— Какая же ты сволочь! Послать своего дядю на верную смерть.

— Послушай, я не виноват в том, что в камере у него случился сердечный приступ. Если бы я был там в тот момент, я бы делал ему искусственное дыхание быстрее, чем те ублюдки, которые оказались с ним рядом.

— Ты и есть ублюдок…

— Да ладно тебе. — Дюк махнул рукой.

В комнате повисла тишина. Было слышно, как за дверью двигают ящики письменного стола. Потом зазвонил телефон. Приглушенно жужжал кондиционер.

Дюк нарушил молчание первым:

— Как ты думаешь, шериф, а ты — хороший человек?

— Послушай…

— Я тебя спросил — ты хороший человек или нет?

— Да.

— Вот и замечательно. Я так и думал, что ты это скажешь. В таком случае считай, что ты расплачиваешься со мной. За все удовольствия. А меня оставь в покое. Я наслаждаюсь своими действиями, они приносят мне громадное удовольствие, такое же, как я когда-то приносил тебе. Даже большее. И не трогай меня — тебе же лучше будет, шериф. А мучают ли тебя кошмары, просыпаешься ли ты в холодном поту — мне все равно.

Парнум побледнел, сидел не шелохнувшись. Дюк поднялся, нагнулся и поцеловал его в уголок глаза, провел языком по щеке до шеи. Парнума затрясло.

— Вот и все, шериф. Запомни — ты меня больше не трахнешь. А вот я тебя трахнуть могу в любой момент. — Он ударил по стулу, направился к двери, повернул ключ и вышел.

Глава 31

Инспектор О'Коннор распахнул дверь комнаты для допросов и выбежал в коридор. Влетев в свой кабинет, он схватил телефонную трубку, набрал номер полицейского участка Маунткеннона. Ему никто не ответил. Инспектор бросился на улицу, к машине. Взревел мотор, завыла сирена, полицейский «форд» помчался по сонному городу в сторону дороги, ведущей в Маунткеннон.

Джо рывком открыл ящик кухонного стола, начал перебирать упаковки с лекарствами. От его лихорадочных движений некоторые из них полетели на пол. Голову ломило от нарастающей боли. Не найдя ни успокоительного, ни обезболивающего, Джо налил воды, поднес ко рту, сделал несколько глотков и едва не вскрикнул. От холодной воды все зубы сразу заныли, голова закружилась. Перед глазами замелькали вспышки, в них, как в свете прожекторов, возникали белые тела в пятнах черной запекшейся крови. Он отгонял от себя образ Анны, не желал думать о ней как об очередной жертве Дюка Роулинза, изуродованной, истерзанной… или что там еще подскажет ему его неистощимая больная фантазия. Где-то внутри Джо сработал защитный рефлекс, опустилась завеса, отделяющая его от безумия. В глазах прояснилось. Джо представил, как Анна гуляет возле дома, держа за руку Шона, как она красит стены маяка, стоит у зеркала, причесываясь и бросая на него быстрые взгляды, тогда как он снова отправляется спать в свой кабинет.

Боль прошла так же внезапно, как и накатила. Джо смахнул слезы, заставил себя думать о том, с кем ему придется встретиться лицом к лицу, — о Дюке Роулинзе, преступнике и садисте. Одиннадцать лет его спасало алиби, которое предоставил ему шериф. Джо понимал, что ему так и не удастся узнать причину, заставившую Парнума это сделать. Впрочем, сейчас это было уже не важно. Главное заключалось в том, что он и его семья вошли в мир кровавого психопата. И случилось это ясным солнечным днем, в Нью-Йорке, в тот момент, когда он изрешетил Доналда Риггза. Так убийца вошел в их жизнь, не оставив надежды. Сознание того, что он принес беду в свой дом, в Маунткеннон, стал причиной смерти невинных людей, усиливало страдания Джо.

Утешало его лишь то, что он нанес сокрушительный удар по планам Роулинза. Рассказав ему о том, что жена обманывала его с лучшим другом, Джо сделал его существование бессмысленным. Предательство со стороны самых близких ему людей выбило Дюка Роулинза из колеи. Но была в этой ситуации и другая сторона — теперь ему просто уже нечего терять.

Зазвонил телефон. Джо взял трубку.

— Выходи, тебя ждет сюрприз. В твой садик что-то зале-тело. — Дюк сделал ударение на последнем слоге и тихо засмеялся.

Джо пошатнулся, бросился к двери. Схватив на ходу карманный фонарик, он выскочил из дома и побежал. Поскользнулся на сырой вечерней траве и упал, быстро поднялся, снова побежал к воротам. Внезапно луч карманного фонарика выхватил из темноты, рядом с кустарником, белую, лежащую ничком фигуру женщины. Джо остановился, ощупал лучом траву вокруг нее. Зубы у него застучали. Он заставил себя посветить на голову лежащей и с облегчением вздохнул. Он узнал Шиван Фаллон. Джо подошел поближе. Очевидно, девушка пыталась убежать, но две стрелы настигли ее. Она лежала в луже крови, казавшейся черной на фоне травы. В спине зияли две большие рваные раны. Джо узнал длинный неглубокий порез на руке, вспомнил, как она смотрела на него, сначала удивленно, потом вдруг злобно. Только сейчас он все понял. Роулинз обещал девушке небо в алмазах за участие в его игре, а аванс выдал ударом ножа. Когда же она отыграла свою роль, он рассчитался с ней. Раз и навсегда.

В кармане Джо заиграл мобильный телефон. Он вытащил его, прижал к уху. Несколько секунд Джо слышал какие-то странные звуки и наконец догадался, что это сдавленный смех.

— Ой, я сейчас умру, — проговорил Дюк. — Слушай, ты меня уморишь. Ну что, доволен? Теперь все по-честному, один на один.

— Где-то в глубине твоего черного разума бьется мысль о том, что ты поступаешь благородно, — медленно произнес Джо, морщась и закрывая глаза от боли. Челюсти у него сдавливало так, что он едва мог говорить. — Тебе кажется, что, убивая и насилуя, ты совершаешь справедливое возмездие. Все это ты обставляешь своего рода ритуалом. Но только знаешь, Роулинз, если отбросить все твое фиглярство, то останется одно — месть. Вся твоя патетика — это клоунада. Дерьмо в пафосной обертке — это все равно дерьмо, как ты его ни назови. И ты из него никогда не вылезешь.

— М-да… Случись у тебя такой шанс, ты бы с удовольствием пристрелил меня за то, что я собираюсь сделать, — сказал Дюк.

— Что ты имеешь в виду? Что ты собираешься сделать? — Джо отнял телефон от уха и проорал в динамик: — Знаешь что? Все! Я выхожу из игры. Я с трусами не играю. Ты понял меня, ублюдок? — Джо швырнул телефон в траву. Суставы и связки у него разрывала боль, лицо перекосилось. Он застонал, принялся массировать его ладонями. Вдруг он представил, как радуется, видя его страдания, Дюк Роулинз, выпрямился, начал обводить лучом фонарика деревья и кусты, сад, осмотрел их.

Его не покидала мысль о том, что Роулинз все это время следит за ним.

— Скажи, тебе нужны доказательства или нет? Давай говори, я жду!

Мощный луч света ударил ему в лицо, на мгновение ослепив, и повернул в сторону моря.

— Вот проклятие, — пробормотал О'Коннор, наклоняясь влево и бросая взгляды то на дорогу, то на телефон, лежащий в ячейке у руля, рядом с полицейской рацией. Набрать номер Фрэнка никак не удавалось — пальцы соскальзывали с кнопок. К тому же мешал и рычажок в центре. — Ну тебя-то за каким чертом сюда сунули? — злился инспектор. В конце концов он съехал на обочину и остановился. Сняв телефон, он вызвал меню, затем список контактов, нашел фамилию Диган, нажал на кнопку и снова услышал голос автоответчика. — Да где же ты болтаешься, старый пень?

Он сунул телефон обратно в ячейку. Попадись Фрэнк ему сейчас, инспектор не отказал бы себе в удовольствии съездить по его полусонной физиономии. Ох уж и отвел бы он душу! Не один он, все управление в Уотерфорде стонало от одного только воспоминания об этом сельском увальне. Инспектор выехал на дорогу, нажал на газ. Вся его версия относительно гибели Кэти летела насмарку. Его вдруг охватило острое чувство жалости к девушке, которую он знал только по фотографии. И что теперь? Оказывается, все это время бригада из почти полусотни человек топталась на месте. И возглавлял эту бригаду он, инспектор Майлз О'Коннор, легенда криминальной полиции Ирландии. Какой позор! Теперь его имя навеки будет связано с этим провалом. Но еще была возможность хоть как-то исправить положение, не дать своей репутации окончательно рухнуть. У инспектора оставалось несколько часов, за которые он мог достойно завершить расследование, воздать убийце должное за совершенное преступление.

Ричи Бейтс припарковал машину в тени кустов, росших у самой ограды дома Лаккези. Силуэт Джо в столбе яркого света, идущего от повернутого вверх фонаря, ошеломил его, заставил застыть на месте. Он увидел, как Джо поднял вверх руку, что-то прокричал, затем пустился бежать.

О'Коннор с силой надавил на педаль. Раздался визг тормозов, машина вильнула и остановилась в дюйме от стены полицейского участка Маунткеннона. Инспектор выскочил из кабины, бросился к двери, с ходу собираясь нажать на звонок переговорного устройства, но остановил себя. Несколько раз глубоко вдохнув, он медленно поднес руку к кнопке. Он нажал раз, другой, третий, но никто ему не ответил.

Временами Анна приходила в сознание, наклонялась вперед, но веревка и проволока, которыми она была привязана к лестнице, крепко держали ее. Она очень ослабла, ноги у нее подкашивались от усталости, но она продолжала стоять. Потом сознание снова покидало ее, она обвисала на веревке, проволока впивались в ее тело, и от боли Анна опять приходила в себя. Рот у нее был заклеен широким скотчем.

— Боже мой! Анна! — воскликнул, увидев ее, Джо. Тело ее опухло, глаза почернели и ввалились. Он сунул в карман папку с бумагами, подбежал к Анне, осторожно снял с ее рта скотч, быстро нашел узел, одним движением развязал его. Окровавленная веревка скользнула на пол, обвилась вокруг ее ног. Джо обнял ее и вдруг почувствовал что-то липкое. Внутри у него все похолодело. Ощупав спину Анны, он медленно поднес руку к глазам, увидел стекающую на пол кровь. Только приглядевшись, он заметил, что край ее тонкой вязаной кофты и пояс джинсов намокли от крови.

Внезапно за спиной Джо сначала послышались шаги, затем раздался истошный крик Шона:

— Мама! Мамочка! Что с тобой?

Джо обернулся. Шон оторопело смотрел на родителей, на побледневшего отца и истекающую кровью мать.

— Разве я не сказал тебе, чтобы ты сидел дома и никуда не выходил? — заорал он, заглушая крики сына. — Закрой дверь!

Джо положил Анну на пол, отбросил в сторону веревку, ту самую, узел которой развязался от одного только слабого рывка. Джо снова обдало ледяным холодом. Да, узел распустился слишком легко. Анна тяжело дышала. Если бы не ее прерывистое дыхание, могло показаться, что она спит. Джо чуть встряхнул ее голову. Она открыла глаза, и он увидел в них застывший ужас.

Порывы ветра не давали Шону закрыть дверь. Он рванул ее на себя, и она с силой захлопнулась, сбила его с ног, затем чуть приоткрылась. Джо вскинул голову и увидел в щели лицо Дюка Роулинза. Он стоял, глядя на Шона. В руке его сверкал окровавленный нож. Шон лежал на земле, на левом рукаве его куртки зиял порез.

— Я вижу, ты совсем необучаем, — проговорил Дюк. — Ты что, думаешь, тебе постоянно будет везти? А, детектив? — Он нагнулся, рывком поднял Шона на ноги, обхватил за талию, прижал к горлу нож. — Не двигаться! — выкрикнул он, с силой прижав Шона к себе. Откуда-то из-за спины он вытащил нитку, к концу которой был привязан камешек, бросил Джо. Тот поймал ее, потянул, показался надутый гелием воздушный шарик, фиолетовый, с красным сердечком сбоку. — С днем рождения. — Дюк зловеще улыбнулся.

Мобильный телефон у Фрэнка заработал только когда он начал выезжать из гор. Стоило ему спуститься в равнину, как назойливый виброзвонок заверещал почти сразу же. Фрэнк посмотрел на экран — оказалось, что Майлз звонил ему уже семь раз. Фрэнк вздохнул, все это время он находился вне зоны действия передатчиков. Однако это не означало, что он проездил впустую.

Ричи осторожно закрыл дверцу машины, перепрыгнул через канаву, нащупал лазейку в кустарнике и тихонько протиснулся через прутья забора. Пригнувшись, он побежал в сторону маяка, внутри которого в ярком огне плясали чьи-то длинные тени.

— Она совершила большую ошибку. — Дюк кивнул в сторону Анны. Джо приподнял ее хрупкое тело, усадил к стене. — Попыталась помочь этой жирной свинье. Шебе.

— Шиван, — прошептала Анна. — Ее звали Шиван.

— Какая разница? — произнес Дюк. Лицо его брезгливо скривилось. Он снова показал глазами на Анну. — Она даже смогла убежать от меня. Правда, ненадолго. — Его тонкие губы расплылись в кривой усмешке.

Наверху поворачивалась линза маяка. Слышалось приглушенное гудение. Казалось, что работает громадная паяльная лампа. Джо посмотрел на медные воздуховоды, они шли по полу комнаты, затем поднимались и снова опоясывали ее, но уже на высоте двух метров. Джо слышал от Анны, что в зависимости от направления ветра они открываются. Но сейчас они были закрыты. Постепенно пары керосина заполняли небольшое помещение комнаты.

— Ты правильно подметил, — кивнул Дюк. — Скоро все кончится. Зачем убивать безоружных людей, когда их можно просто взорвать, не так ли? Вот и у Донни тоже не было оружия. Он имел при себе только значок. Он держал его в руке, а почему, я объяснять не буду, потому что ты все равно не поймешь. Верность… — Он закрыл глаза.

— Что же это за верность, если он спал с твоей женой?

— В этом-то все и дело.

— Я принес бумаги. — Джо достал из кармана папку — на ней были капельки крови Анны. — Здесь указано имя твоей жены. Она оказалась на месте преступления, в нескольких десятках метров от Риггза. Как ты это объяснишь? Позднее в своих показаниях она утверждала, что Доналд Риггз добывал деньги для нее и для себя. Они хотели уехать как можно быстрее и дальше, они мечтали скрыться от тебя. Можешь полюбопытствовать, в папке есть и фотографии, и показания, в том числе и написанные собственноручно твоей женой. Открой и сам все увидишь. — Джо показал глазами на папку. Но Дюк только помотал головой.

— Нет, — ответил он. — Не хочу смотреть.

Несколько минут прошли в полном молчании. Дюк тихо покачивался из стороны в сторону. Джо следил за ним взглядом, полным ненависти, ожидая, когда тишина разорвется взрывом.

— А что ты стоишь? — вдруг спросил он. — Уходи. Тебе нечего бояться. Или ты хочешь провести остаток дней за тюремной решеткой? Надеешься, что тебе не припомнят эти убийства?

— О каких убийствах ты говоришь? — спросил Дюк и пожал плечами, словно впервые слышал само это слово. Он вздрогнул, будто осененный внезапной мыслью, внимательно посмотрел на Джо. — Зачем я здесь стою, ты спрашиваешь? Во всяком случае, не для того, чтобы попусту трещать языком. Послушай, детектив. Я даю тебе шанс, реальный шанс. Но действовать ты должен быстро. Понял? — Он щелкнул пальцами.

Ричи Бейтс сразу догадался, что Дюк Роулинз появился, а с ним появилась и возможность изменить все.

Шон стоял на трехдюймовом выступе, проходившем по краю балкона, уцепившись руками за балконные перила. Дюк держал его за рубашку на груди.

— Шон, держись крепче! — прокричал Джо сквозь шум вращающейся линзы и сильного ветра. Боль сдавливала челюсть, он застонал, прижал к правой щеке ладонь.

— Что вас беспокоит? — спросил Дюк, широко и мрачно улыбнувшись. Он отпустил Шона, сделал шаг в сторону Джо. У того замерло сердце. — Щечка побаливает? — снова спросил Дюк и ударил его кулаком по пальцам.

Джо показалось, что внутри у него вдруг все разорвалось. Он согнулся пополам, сполз по стене на пол. Из глаз брызнули слезы.

— Заткни пасть, — сказал Дюк и снова подошел к Шону, положив ему руку на грудь. Другой рукой он вытащил из кармана мобильный телефон, большим пальцем набрал номер, повернул экран к Джо. Тот увидел три девятки — телефон «скорой помощи». — Думаю, что твоя жена выживет, если эти ребята поспешат к ней, — произнес Дюк.

Джо повернулся, посмотрел на Анну. Она лежала у стены с посеревшим лицом и закрытыми глазами. Лужица крови под ней становилась все больше.

— Ну что? Кого ты выбираешь? — Дюк посмотрел на Джо. — Говори — жену или сына? Если жену, то я сброшу вниз его. — Он тряхнул Шона за грудь. — А если сына, то я бросаю вниз телефон.

Джо продолжал сидеть на полу. Он огляделся, ища глазами хоть что-нибудь, чем он мог реализовать свое самое заветное желание — убить стоящего перед ним человека. Но перед ним в поле видимости лежала только папка.

— Все-таки посмотри ее. — Он кивнул в сторону папки, вытер с угла рта кровь.

Джо, не выпуская Шона, чуть подался вперед, но нагибаться не стал. Мыском ботинка открыв папку, он толкнул лежащие там листы, сильный порыв ветра подхватил их, одни унес за балкон, другие разметал по комнате.

— Не нужны мне твои материалы, — проговорил Дюк. — Мне нужно услышать — кого ты выбираешь. Второй раз спрашиваю: мне бросать твоего сына или телефон?

Джо снова бросил взгляд на Анну. Веки ее дрогнули, она едва заметно пошевелилась. Это слабое движение отняло у нее последние силы, и тело ее снова обмякло. Джо поднялся, пошел к ней.

— Стой на месте! — крикнул Дюк и нажал на кнопку отправки сигнала. Через несколько минут из динамика раздался женский голос:

— «Скорая помощь». Говорите, вас слушают.

— Ну что, детектив? Каков будет твой выбор? — Дюк вытянул руку за балкон. — Бросать мне телефон или нет?

— Бросай, — тихо ответил Джо.

— Ушам своим не верю! — воскликнул Дюк. — Ну-ка повтори, по-моему, я плохо расслышал.

— Нет, отец! Нет! Нет! — закричал Шон. Он навалился грудью на перила, пытаясь забраться на балкон. Дюк легонько оттолкнул его.

— Я сказал — бросай телефон! — заорал Джо. — Бросай его, сукин сын! Бросай!

— Говорите же, «скорая помощь» слушает, — повторил голос в динамике.

Дюк перегнулся через балконные перила, выпустил из рук телефон. Пролетев тридцать футов, трубка ударилась об асфальт и с треском разлетелась.

Раздался дикий крик Шона. Дюк чуть толкнул его, тот от испуга оторвал руки от перил, начал падать, но в последний момент Дюк, схватив его за рубашку, притянул к себе.

— Хотел послать твоего сыночка позвонить из дома, — Дюк обернулся к застывшему Джо, — да вовремя вспомнил, что телефонный кабель-то я перерезал. — Он захохотал, посмотрел на Шона. — Держись крепче за перила, мальчуган. Успокойся, залезай на балкон и поздоровайся с папочкой. Поздравь его, он только что угрохал твою мамочку.

Шон, дрожа всем телом, перелез через перила, медленно направился к Джо и в ту же секунду получил удар ногой в спину, бросивший его под ноги Джо. Тот подался назад и в ту же секунду увидел, что Дюк исчез. Он бросился к балконной двери, посмотрел вниз, но того нигде не было.

Джо повернулся к Шону:

— Вызови помощь. Расскажи полиции обо всем, что здесь произошло. За маму не беспокойся, с ней все будет хорошо.

Он с силой толкнул дверь. Порыв ветра распахнул ее, ударил о стену. Холодный промозглый ветер пронизал все тело Джо невыносимо жестокой болью, какой он еще никогда не испытывал. Он огляделся, увидел свисающий с балкона канат, бросился назад, в здание. В ту же секунду позади него раздался вой сирены, все пространство перед маяком осветили всполохи белого, красного и синего цветов.

— Шон, это полиция. Спускайся вниз! — прокричал он сыну. — Я иду за ним. — Он обернулся, посмотрел на выходящего из машины мужчину, узнал в нем Ричи Бейтса, проговорил: — Черт подери! Этот не поверит ни единому моему слову.

О'Коннор вытащил сигарету, прикурил, закрыв глаза, глубоко затянулся. Его мобильный телефон ожил, сначала негромко пискнул, затем зазвонил, на удивление необычно громко. Инспектор взял трубку.

— Майлз, это Фрэнк Диган.

— Ты где околачиваешься? — рявкнул инспектор. — Я весь день пытаюсь до тебя дозвониться.

Фрэнк ответил не сразу:

— Я был в горах, а там прием никудышный. Твои звонки до меня просто не доходили. Сейчас я уже возвращаюсь, с интересными новостями. Приеду — расскажу.

Майлз перебил его.

— Какое, в задницу, приеду! — заревел он. — Говори сейчас же! Что происходит?!

— А что происходит? — переспросил Фрэнк.

— Да вот это я и хотел бы узнать?

— Майлз, ты о чем хоть говоришь-то? Я ездил выяснять детали, связанные с убийством Мэри Кейси, девушки из Дуна. Это явно дело рук Дюка Роулинза, того самого, о котором говорил Джо Лаккези. Я видел фотографии девушек, которых он убил в Америке. Майлз, это кошмар. Разница между ранами на теле жертв только в том, что в США он орудовал луком и стрелами, а у нас — ножом. Видел бы ты, что он им вытворяет… Майлз, я чувствую, что о нас с тобой еще услышат. У меня нет никаких сомнений в том, что Дюк Роулинз находится в Ирландии…

О'Коннор едва не захлебнулся от злости.

— Старый сундук, это не наше с тобой дело. Пусть управление в Америке со всем этим разбирается!

Лицо Фрэнка залила краска.

— Все, ты передал мне информацию. Спасибо, и забудь о ней, — резко сказал О'Коннор.

— Как это «забудь»? — возмутился Фрэнк. — Я считаю, что это он убил Кэти Лоусон и подбросил ее поближе к маяку. Чтобы мы заподозрили Джо или Шона Лаккези.

— А в это дело вообще не суйся! Я здесь как-нибудь без тебя разберусь. Сейчас давай дуй к дому Лаккези. Понял? Но в дом не заходи, жди меня. Это-то хоть ты, надеюсь, сделать сможешь?

Джо подбежал к Ричи, намереваясь все объяснить ему, но тот заговорил первым:

— Джо, что тут такое происходит? Бежит какой-то псих, на ходу рвет дверь, бьет по рации. Гляди, одни провода целыми остались.

— Нужна «скорая помощь». Анне. Она ранена, — сказал Джо.

Они оба посмотрели на разломанную рацию. В глазах Джо мелькнул страх.

— А где она? — спросил Ричи.

— Там, в здании. — Джо кивнул в сторону маяка. — С ней остался Шон.

— Понятно. Садись, поедем догонять этого ублюдка. «Скорую помощь» я сейчас вызову по мобильному. — Он отошел от машины, повертел телефоном, находя положение, при котором сигнал стал устойчивым, набрал номер, что-то быстро проговорил. Убрав трубку в карман, он добежал до машины, сел в кресло и завел двигатель. Поехал он не по аллее, а по траве — так было короче. Быстро набрав скорость, машина вылетела из ворот на дорогу. — Я видел, у него фургон «форд-фиеста». А поехать он мог только вверх на холм. Фары и сирену я включать не буду, чтобы не пугать его. Как ты думаешь, куда он направляется?

— Понятия не имею, — замотал головой Джо. — Это очень хитрый тип. А сейчас он еще знает, что его разыскивают в Штатах. В аэропорт он не сунется. От машины, конечно, избавится при первом удобном случае.

— Он может добраться до Англии или до Уэльса.

— На пароме, — вставил Джо.

— Из Рослера? Но знает ли он об этом?

— Еще бы… Он совсем не дурак. Каждый свой шаг он тщательно планирует заранее. Не думаешь, что нам следовало бы позвонить Фрэнку?

Ричи поморщился:

— Тогда можем смело поворачивать обратно. Фрэнк запретит нам устраивать погоню. А ты ведь хочешь его догнать? — Он посмотрел на Джо. Тот молчал. Проезжая мимо поворота на дорогу, ведущую через деревню к церкви, они оба посмотрели туда. То, что они увидели, заставило Ричи нажать на тормоза.

— Что там происходит? — Джо ударил кулаком по сиденью. Ричи развернулся, медленно поехал вперед. В глаза им бросился белый фургон, который стоял у края дороги.

— Не хватало нам еще неприятностей, — проговорил Ричи. — Значит, он в деревне…

Шон присел, бережно положил голову Анны на колени. Лицо ее было бледным, глаза закрыты. Только теперь он понял, как дорога она ему. Все те четверть часа, что прошли после ухода отца, он осторожно гладил ее лоб. Холодный ветер врывался в башню маяка, с воем поднимался вверх. Пошел дождь, сначала мелкий, потом сильный, хлесткий. Шон накрыл лицо матери полой куртки, загораживая его от частых капель, прижал ее набухшую от крови кофту к ранам. Она продолжала медленно сочиться, пропитывая его джинсы и рубашку.

Ричи остановил машину на углу так, чтобы осветить фарами фургон. Джо выскочил из кабины, бросился к нему, рывком открыл заднюю дверь. Внутри было пусто. На полутемной улице кузов показался ему огромным. Морщась от слепящего глаза света, он побежал назад, к Ричи.

— Поехали за ним. Он ушел. Нужно догнать его.

Ричи сел в кабину, развернул машину, быстро набирая скорость, помчался в сторону деревни.

— Вот зараза! — воскликнул он на следующем повороте. — Это еще что такое?

Машина подпрыгнула, опустилась и, не слушаясь руля, заскользила вбок. Ричи нажал на тормоз, но машина, продолжая движение, ударилась о дерево, проехала чуть вперед и остановилась.

Ричи, чертыхаясь, выключил двигатель, выглянул в окно. Перед церковью скопилось десятка два машин. Часть из них стояли в беспорядке, другие медленно ехали в разных направлениях, сталкиваясь друг с другом и останавливаясь. У края дороги стояли люди — одни молчали, другие громко ругались.

— Да, попали мы с тобой, — сказал Джо.

Ричи в сердцах ударил кулаком по приборной панели — дверца бардачка открылась и повисла. Джо вспомнил об Анне, и внутри у него все похолодело.

Пока Ричи, стоя у церкви, выяснял в толпе, что происходит, Джо достал из бардачка его мобильный телефон, взглянул на экран и выскочил из машины. Толпа вокруг Ричи гудела. Некоторые, в отчаянии прикрываясь зонтиками, пытались подойти к своим машинам, другие в панике шарахались от них. Все пространство заполнили ругань, рев двигателей, вой сигналов, свет фар полосовал темноту. Джо на ходу нажал клавишу просмотра последних звонков, надеясь увидеть номер Фрэнка. Капли дождя падали на экран, он смахнул их и вдруг застыл на месте. Еще раз посмотрев на номер, он сквозь толпу бросился к Ричи. Тот стоял в самой гуще, на ступеньках церкви. Из разговоров в толпе Джо понял — многие начали догадываться, что в деревне происходит что-то неладное. Толкаясь локтями направо и налево, не слушая глухую недовольную брань в свой адрес, Джо продолжал протискиваться к Ричи. Увидев его, он нырнул вниз, схватил Ричи за ноги и резко дернул. Ричи упал. Джо резко нагнулся и нанес ему сильный удар в глаз.

Шон уловил звук приближающейся сирены и, опустив голову, заплакал. Лучи фар заметались по траве возле маяка, по его стенам. Затем послышались голоса. Спустя минуту открылась дверь.

Джо вкладывал в удары всю свою ненависть. Он припомнил Ричи и его фальшивое удивление, и подлость, и лицемерие. Теперь он точно знал причину и его наигранной бравады, и странных движений его бегающих глаз, и порой невнятной речи. Наркотики. Они могут делать человека неистовым, но никогда по-настоящему смелым. В несколько секунд перед Джо предстала вся картина убийства Кэти — убийства случайного, но для Ричи поступка вполне закономерного. Вот почему он так волновался в день, когда водолазы обшаривали морское дно у Маринерс-стренд. И вот почему Кэти звонила Фрэнку Дигану не в участок, а на мобильный телефон. Она знала, что может доверять только ему. Но он не дал ей ничего рассказать. Кэти была обречена — она не могла противостоять очень сильному мужчине ростом под сто девяносто сантиметров, да еще накачанному наркотиками.

Ричи вскочил, ударил Джо в челюсть. От боли тот пошатнулся, схватившись за голову, упал спиной на землю.

Толпа, начавшая было расходиться, вновь собралась, но Ричи замахал руками, призывая людей отправляться по домам. Он подошел к лежащему Джо, присел рядом.

* * *

Перепрыгивая через ступеньки, Фрэнк Диган бежал вверх, в служебную комнату маяка. Поднявшись, он вошел в нее, просунул голову в металлическую дверь. Повсюду — на полу, на стенах, на лестнице — была кровь. Ноги у него подкосились, он сел на ступеньку, положил руку на грудь. Отдышавшись, Фрэнк крикнул вниз надтреснутым голосом:

— Майлз, подойди сюда! И вызывай «скорую помощь», немедленно. — Затем посмотрел на Шона, спросил: — Что тут произошло?

— Ее ранил один парень, — прошептал тот, продолжая гладить лицо матери. — Отец погнался за ним. Вместе с Ричи, на его машине.

Фрэнк опустил голову, увидел поднимающегося по лестнице инспектора. Взгляды их встретились. О'Коннор отцепил висевшую на поясе рацию, прижал к губам, быстро начал говорить.

Джо поднялся, пошел на Ричи.

— Я видел номер, по которому ты звонил.

— Отдай мне этот чертов телефон! — закричал тот и ударил Джо локтем по запястью. Телефон остался в руке Джо.

— Гадина, ты не вызвал Анне «скорую помощь». На кроссовке Кэти они нашли отпечатки пальцев. Фрэнк сказал мне, что снимает все подозрения с Шона. А ты надеялся списать ее убийство на Дюка Роулинза, думал, что я поймаюсь на твою удочку…

— Ты и поймался на нее. — Ричи повернулся к собравшейся вокруг них небольшой толпе.

— Посмотри, посмотри, — говорил Джо. — Они все тебя презирают.

— И это говорит убийца. — Ричи скривился. — Человек, которого выкинули из полиции. Нет на кроссовке никаких отпечатков, Джо. А ты весь в крови, и ничто тебя не спасет. Ты — чужак, а чужаков здесь не любят. Вот, гляди. — Он обернулся к толпе, выкрикнул властным голосом: — Этот человек — опасный маньяк! Помогите мне задержать его!

Джо едва не задохнулся от гнева. Он бросился на Ричи, пытаясь сбить его с ног, но поскользнулся и снова упал. Двое крепких мужчин вышли из толпы, но перед ними неожиданно возник Питер Грант. Лицо его было бледно, он весь дрожал как в лихорадке.

— Ты… ты… — захлебываясь от негодования, говорил он, — н-н-не помог своему другу.

— Этот человек мне не друг. — Ричи замотал головой.

— Ты… ты н-н-н-не спасал его, своего друга, — продолжал лепетать Питер.

Ричи отмахнулся от него, бросил взгляд на Джо, и кулаки его сжались.

— Ты не спасал его, своего друга Джастина Дуайера! — закричал Питер. — Там, на берегу… — Он показал рукой в сторону моря. — А я все видел. Ты стоял и смотрел, как Джастин тонет.

— Ты чего бормочешь? — вызывающе бросил Ричи.

— Он плакал, звал на помощь, а ты даже не тронулся с места! — продолжал кричать Питер. Ветер расстегнул его плащ, и полы захлопали, словно большие крылья. Дождь бил в грудь Питеру, с него текло ручьями, но он, казалось, не замечал этого.

— Питер, там был несчастный случай, — сказал Ричи.

— Да, я знаю. Но ты не спасал его. Ты умеешь плавать. Почему ты не помог ему? Я все видел, мы там в тот момент в прятки играли. — Он вдруг заплакал.

— Заткнись, идиот! — рявкнул на него Ричи. — Заткнись и проваливай отсюда.

— Нет! Я больше не буду молчать! — Питер вскинул голову, посмотрел в глаза Ричи.

Несколько минут слышался только шум льющего дождя. Толпа недоуменно смотрела на происходящее, не понимая, кто здесь судья, а кто жертва. Появилась миссис Грант, обняла дрожащего Питера, увела в сторону. На ходу Питер бросил на Джо долгий взгляд, умоляющий и неуверенный. Джо привстал, пожал его трясущуюся руку, ободряюще кивнул. Затем он повернулся к Ричи, вскочил, бросился на него, повалил на землю.

— Послушайте, — обратился он к толпе, — вы все должны знать, что этот сукин сын сделал…

Он уже собирался рассказать о гибели Кэти, но вдруг увидел Марту Лоусон и осекся. Сгорбленная, с почерневшим от горя лицом, она стояла, опираясь на руку своей сестры. Джо решил смолчать — рассказать ей о том, как умерла ее Кэти, означало бы убить ее. Воспользовавшись замешательством, Ричи подскочил к Джо и обхватил его за шею.

Джо обратился к толпе:

— Помогите мне доставить этого сукина сына в полицию, иначе…

— Что иначе? — прохрипел Ричи, заглядывая через плечо в лицо Джо. — А ну-ка вы двое, ко мне! — скомандовал он, глядя в толпу.

Выступили два крепких мужчины, подошли к Джо, заломили ему руки за спину.

До больницы Анну довезли быстро. Два санитара, выскочив из здания, схватили носилки, на которых она лежала, бегом направились в приемный покой. Шон попытался было пойти за ними, но его остановила строгая медсестра, проводив в комнату для посетителей.

Ричи проворно защелкнул на запястьях Джо стальные наручники. Тот отчаянно сопротивлялся, хрипел, просил отпустить его, кричал, что его жена умирает и что ее нужно срочно доставить в больницу.

Мужчины нерешительно переглядывались.

— Так они все говорят. Маньяки, которые жен режут. Вы посмотрите на него — с него же кровь рекой течет, — убеждал их Ричи.

— Скотина! Сукин сын! — орал Джо. — Ты хоть «скорую помощь» вызови! Пожалуйста, вызовите «скорую» в Шор-Рок! — умолял он толпу.

— Не беспокойтесь! Никого вызывать не нужно, — перебил его Ричи. — У меня есть рация. Кто мне потребуется, я того сразу вызову.

— Нет у него рации, этот гад специально сломал ее! Карманным фонариком. Посмотрите в его машине, в бардачке! — закричал Джо.

Несколько человек двинулись к машине Ричи, но тот остановил их.

— Не слушайте его! Он невменяем. И отойдите от машины!

С помощью тех же двух мужчин Ричи затолкал Джо на заднее сиденье, сел за руль и завел двигатель.

Все та же медсестра с хмурым лицом вошла в комнату для посетителей, приблизилась к Шону, оглядела его окровавленную футболку и нервно поежилась. Шон хотел подняться, сестра остановила его.

— Не вставай, — сказала она, присаживаясь рядом с ним. — Твоя мама в критическом состоянии.

Шону показалось, что сейчас он разрыдается. Он уже не осознавал, что с момента, когда их привезли в больницу, он плачет не переставая.

Гнев и бессилие парализовали Джо. Он вспомнил об истекающей кровью Анне и застонал — он снова оказался неспособным помочь ей.

— Вот и все. Скоро закончим, — пробормотал Ричи.

Джо вскинул голову. Он думал, что Ричи обращается к нему, но увидел, что тот говорит по телефону.

— Весь день на него потратил, — добавил Ричи. — Да, уже еду.

Джо вспомнил те пятнадцать номеров в списке последних контактов. Среди них оказался один, владельцем которого был некто «МК».

— Куда едем? — спросил Джо.

— А тебе не все равно? — спросил Ричи и захохотал. — Просто сиди и жди.

Услышав стук в дверь, Шон вылетел в коридор.

— Что происходит?! — воскликнул он.

— Твой отец еще не приехал? — спросила медсестра.

— Нет, а что?

— Ничего, садись. Хочешь, тебе принесут кофе?

Шон замотал головой.

Сестра не уходила.

— Твоя мама ранена. Сейчас ее повезут в операционную, — сказала она.

— А как она ранена? Сильно?

Сестра помялась.

— Видишь ли, на теле тяжелых ран нет, но могут быть повреждения внутренних органов. Возможно, что их нет, но врачам следует все посмотреть.

— А кровь? — Шон ткнул себя в грудь, где на футболке расплылось громадное черное пятно.

— Да, крови она потеряла много… — Сестра чуть кивнула. — Но мы ей уже вполне достаточно влили. Почти полтора литра. — Она на мгновение задумалась, а потом сказала: — Пойдем со мной, если хочешь. Посмотришь на маму перед тем, как ее отвезут на операцию.

Ричи выехал за деревню, свернув на проселок, направил машину к одиноко стоящему, давно заброшенному поместью. Обогнув поросшее плющом здание, сквозь кирпичную кладку которого пробивалась трава, он остановился перед приземистым строением, в котором когда-то размещались гаражи. Возле последних металлических ворот, под небольшим навесом, облокотившись на замок, стоял, лениво покуривая, Маркус Кэнни. Ричи вышел из машины, подошел к нему.

— Опоздал. Что случилось?

— Да ничего не случилось, — ответил Ричи, пожимая плечами.

— Что поделывал?

— Отвали со своими вопросами! — отрезал Ричи. — Давай товар.

— Момент. — Кэнни отскочил в сторону, и ворота резко отворились. Из гаража выскочили четверо полицейских, навалились на Ричи, скрутили его. Он не успел ни удивиться, ни испугаться своего первого в жизни ареста.

От пугающего вида многочисленных трубочек, проводов и медицинской аппаратуры Шон едва не отпрянул. Он не знал, можно ли ему дотронуться до матери. Медленно протянув руку, он положил ее на лоб Анны. Ее состояние передалось ему, он вдруг осознал, что его мать находится на волоске от смерти, и задрожал всем телом. Сейчас она была еще жива, но увидит ли он ее живой после операции? Нередко они заканчиваются печально, об этом Шон не раз уже слышал. И тогда он понял, что медсестра позвала его сюда не случайно — она и врачи хотели, чтобы он попрощался с матерью.

Шон перестал плакать, смахнул остатки слез, тяжело вздохнул. Он многое хотел бы сказать матери, но сознавал, что никакие самые красивые слова не передадут то, что он сейчас чувствует. Да она и не услышит его. Он попробовал представить, что бы он сам желал услышать в последние минуты жизни, и ничего не смог придумать.

Он тихо пожал ее тонкие бледные пальцы, прошептал:

— Все будет хорошо, обещаю тебе. — Немного помолчав, добавил: — Вот увидишь, ты будешь счастлива.

Джо, мокрый, в грязной, перепачканной кровью одежде — Анны, Шона, своей, Ричи, — ворвался в больничные двери и побежал по коридору. Откуда-то сбоку вынырнул Фрэнк, торопливо заговорил:

— Дюку Роулинзу удалось бежать, но далеко он не уйдет. Его фотографии разосланы по всем участкам. Анну только что увезли на операцию, Шон сидит в комнате для посетителей… — Он вдруг замолчал. — Кто бы мог подумать, что Ричи…

— Я всегда его подозревал, — на ходу бросил ему Джо. Чем дольше он шел, тем сильнее его охватывала паника. Повернув направо, он увидел пожилую женщину. Она стояла у стены, прижимая ко рту платок. Рядом с ней находился молодой мужчина, он поддерживал ее под руку. По левой стене шел ряд дверей. Джо остановился перед первой, постучал, услышал приглушенное:

— Да, войдите.

Он повернул ручку. Шон вскинул голову, бросился к нему.

— Ну как? Что с ней? — спросил Джо.

Шон, обхватив его за плечи, зарыдал.

Ричи Бейтса, с руками, скованными за спиной наручниками, провели по коридору полицейского управления Уотерфорда. Двух пуговиц на его куртке не было, на рубашке зияла дыра, разбитая левая бровь кровоточила, из ран на щеках тоже сочилась кровь. Его подвели к столу, за которым, угрюмо покачивая головой, сидел его старый школьный товарищ.

Шон заговорил. Слова его перемежались со всхлипываниями:

— Мама истекала кровью. Потом приехали Фрэнк и инспектор, они вызвали «скорую». Нас привезли сюда. Сначала она была в приемном покое, ей сделали переливание крови. Теперь она в операционной… А я сижу тут…

Джо смотрел на сына, видел, что тот старается выглядеть взрослым. «Где он находит силы после всего того, что пережил?» — подумал он.

— Садись. Давай сядем. — Он подвел сына к креслу, опустился рядом. — В одиночку всегда труднее. Вместе неприятности переносятся легче.

— Да ты за меня не волнуйся, я в порядке.

Джо едва не заплакал от щемящей простоты его слов.

— Ну вот и хорошо. Молодец, ты все сделал правильно.

Они сидели обнявшись. Джо вспомнил свое посещение больницы двадцать шесть лет назад. У него тогда было гораздо меньше мужества, чем сейчас у его сына.

Его мать убивала раковая опухоль. Они оба знали это, и все равно, когда он услышал, как ей говорят диагноз, внутри у него все похолодело от страха. Ему предстояло жить одному, и это в четырнадцать-то лет. До этого момента его посещения больницы ограничивались встречами с доктором, который мазал его разными мазями и обклеивал спину пластырем. Случалось это после стычек с неприятелями с соседней улицы.

— Не могу я просто так сидеть тут и ждать, — проговорил Джо. Он вскочил, вышел из комнаты и направился в приемный покой. Окинул бессмысленным взглядом сидевших там врачей, вернулся в коридор. Мимо него торопливо прошла медсестра. Он догнал ее, схватил за руку. — Скажите, пожалуйста, Анна Лаккези, моя жена… ее сейчас оперируют… — Он выпустил руку медсестры. — Извините меня. Не знаете, как она себя чувствует?

— Не волнуйтесь и надейтесь на лучшее, — ответила медсестра, пожимая ему руку. — Постойте здесь минутку. — Она исчезла в одной из дверей, за которой Джо разглядел белую занавеску, и вернулась оттуда с той самой медсестрой, что разговаривала с Шоном.

— Не знаю даже, что с ней, — сказал ей Джо.

— Доктор закончит операцию и выйдет к вам, — сообщила медсестра. — Не волнуйтесь, мистер Лаккези, мы делаем все возможное. Ваша жена находится в критическом состоянии, но надежда есть. Вы можете идти домой, мы знаем, как вас найти. — Она оглядела его. — Вы насквозь промокли. Принести вам полотенце? — Она подождала ответа, но его не последовало. — Какие у вас еще есть ко мне вопросы?

* * *

Фрэнк Диган, опустив голову, вошел в кабинет инспектора Майлза О'Коннора.

— Когда он сказал мне, что хочет стать полицейским, чтобы защищать людей, я ведь ему поверил. Решил дать ему шанс. Я не знал, что он спокойно смотрел, как тонет его друг… Наверное, тогда у него рассудок и помутился.

— Власть над людьми ему нужна была. И он отлично знал, что дает ее только работа полицейского, — сухо ответил инспектор.

— И вот чем он закончил…

— Да, сильного защитника ты подыскал, ничего не скажешь. Где твои глаза-то были, Фрэнк? Как ты мог не разглядеть, что в нем самом постоянно шла борьба? Что тебе мешало приглядеться к нему повнимательнее? Ладно, что уж сейчас говорить. Я тоже в какой-то степени виноват.

— Может, мир сошел с ума? — сказал Фрэнк дрогнувшим голосом. Он вытащил из кармана платок, промокнул им глаза. — Одно понятно — это уже не для меня. Ты был абсолютно прав, когда говорил, что пора мне уступать место другим. — Он неловко пожал плечами.

Джо не мог заставить себя позвонить родителям Анны. Он решил дождаться разговора с врачом и тогда, какими бы ни были новости, звонить в Париж. Они сидели и болтали о всякой всячине — о спорте, о школе в Нью-Йорке, о фильмах и книгах.

— Давай поговорим о маме, — предложил Шон.

— Не могу. — Джо покачал головой. — Извини, Шон, я просто не могу.

Старенький ярко-красный «рено-клио» остановился в тихом закутке, рядом с парковкой, напротив терминала Рослер, откуда шли паромы до Англии. Дюк Роулинз сидел в потертом пассажирском кресле, вытянув ноги, загораживая ладонью лицо, словно задумавшись о чем-то. Приближение свободы он почуял сразу, встрепенулся, подхватил рюкзак, вышел из машины.

— Пошли, — кивнул ему Барри Шенли. Он был одет в черный камуфляж и зеленую, армейского образца, куртку с капюшоном и серую футболку с изображением вертолета «Апаш» и надписью внизу: «Ты можешь убежать от меня, но не сможешь спрятаться».

По темному проходу между контейнерами Барри провел Дюка к небольшой заасфальтированной площадке, затем они поднялись по бетонной лестнице, повернули влево и оказались перед мощной деревянной дверью с круглым пластмассовым окном.

— Все, ждем здесь. Сейчас он подойдет, — сказал Барри, глянув на часы. Он провел рукой по наголо выбритой макушке, в которой отражался неяркий предзакатный свет.

Спустя два часа к ним постучался молодой хирург. Шон и Джо разом поднялись. Врач поздоровался с ними, затем Джо вывел его коридор, попросив Шона остаться в комнате.

— Ну, как моя жена? — спросил он.

— Операция прошла успешно, — ответил врач.

— Простите, я не знаю… А что с ней было?

Хирург немного помялся.

— На спине, в области левой почки, рана от стрелы, — начал он объяснять. — Почка повреждена, но не сильно. Больше пострадала артерия, ведущая к ней. Также имелся глубокий порез в брюшной полости, но внутренние органы не задеты.

— Других ран нет?

— Нет, только это.

— Сколько времени потребуется на лечение?

— Не очень долго. Шрамы останутся на всю жизнь, месяца полтора-два будет побаливать. Да даже не побаливать. Скорее она будет ощущать легкую тяжесть, не более того. Строго говоря, раньше чем через несколько часов я не смогу точно сказать, как пойдет восстановление. Думаю, тогда же у вас появится возможность навестить свою жену.

— Спасибо, доктор. Большое вам спасибо. — Джо потряс его руку.

Хирург поклонился и ушел. Джо немного постоял, успокоился, взялся за ручку двери, и тут она открылась. На пороге стоял Шон.

— У мамы все нормально, сынок. Она выпуталась. Ты не представляешь, как я рад. — Ему очень захотелось заплакать, только на этот раз слезами радости.

Дюк похлопал Барри по плечу.

— Молодец, настоящий парень.

— Папаша здесь работает, меня тут все знают, никаких проблем не будет. Это служебный вход.

Дюк продолжал смотреть на него.

— Слушай, а круто у нас все прошло, да? Папашин приятель проведет тебя на паром мимо охраны. Ты мой друг — значит, все в порядке. — Барри улыбнулся. — Я пройду с тобой, а когда ты там устроишься, выйду обратно.

— А этот папашин приятель никому ничего не скажет?

— Да ты чего? — Барри фыркнул, бросил взгляд в заиндевевшее окно. — А как тебе все так удается? — внезапно спросил он. — Просто даже не верится. Из таких переделок выходил. Просто как «Черный ястреб». Фантастика. — Он восторженно причмокнул языком.

— Я просто делаю то, что должен делать. — Дюк равнодушно пожал плечами. «Сосунок», — подумал он.

Барри снова посмотрел в окно.

— Все… Вон он идет… Давай открывай дверь. Иди первым.

Дюк потянул на себя дверь, прошел в полутемный коридор.

Эпилог

Джо сидел на кремовом с золотой вышивкой диване, разглядывая упакованный в пластиковый пакет толстый журнал, который лежал на чайном столике. На пакете был адрес и имя получателя — Памела Лаккези. Джо потянул пакет к себе, осторожно надорвал его край, вытянул журнал, последний номер «Вог. Ваше жилище». Первая статья была озаглавлена: «Революция в интерьере. Свет на побережье Ирландии». Под названием шла поразительной красоты фотография на весь разворот — белый маяк на фоне платинового вечернего неба. Джо пролистнул несколько страниц текста — описания красот покинутой им природы или жизни на побережье, ставшем неприютным, его не интересовали. Он остановился на следующих фотографиях. Сердце у него екнуло, когда он увидел их прежний дом, такой опрятный и уютный под типографским глянцем. Обстановка комфортного минимализма на фоне белизны разных оттенков. Комнаты были сфотографированы с таких неожиданных ракурсов, что он с трудом узнавал их. Все казалось тихим и безмятежным.

Он усмехнулся, увидев снимки кухни и вспомнив пятна соуса на плите и на столах, потертую обувь, сброшенную у входа. Только на одной фотографии была изображена сама Анна. Джо буквально заставил ее сняться. Она не хотела фотографироваться, как она сама говорила, «для мебели». Снимок получился великолепным — Анна, красивая, длинноногая и улыбающаяся, стояла на траве перед маяком, от ног ее начиналась и уходила вниз тень. Джо вытер согнутым пальцем уголки глаз — слез давно уже не было, осталась только щемящая боль в груди и холодная ярость. Статья заканчивалась фотографией опять же на весь журнальный разворот — на ней был изображен маяк, до того как Анна приступила к работе над его интерьером: пугающий, мрачный, с облупившимся фасадом. Этот же снимок Джо продолжал рассматривать и спустя час, когда в комнату вошел Джулио.

— Ну как она? — спросил он.

Джо, словно очнувшись от забытья, удивленно заморгал.

— Мы разговаривали недолго, но мне показалось, что у нее все нормально.

— Можешь поехать к ней в любое время. Не волнуйся, я присмотрю за Шоном.

— Спасибо, отец. Я окончательно решил вернуться на службу. Со дня на день заступаю.

— Может быть, в таких обстоятельствах разумнее было бы немного подождать?

— Знаешь, если честно, то, по-моему, она пока не очень хочет меня видеть. Я действительно виноват во всем, что с ними произошло. Да и безопаснее для нее оставаться в Париже. А я отправляюсь ловить психов… Жаль, не того, которого бы так хотелось поймать. В такой ситуации она едва ли поторопится вернуться.

— Она вернется. Твоя работа — это часть тебя самого. А полицейский ты хороший.

Джо с сомнением поднял брови.

— Если бы я был хорошим полицейским, этот тип, Дюк Роулинз, не выехал бы за пределы Ирландии. А теперь он гораздо свободнее, чем нам хотелось бы.

— Его можно как-то выследить?

— Зависит от желания. Интерпол работает, я, насколько возможно, слежу за их действиями… — Он пожал плечами. — Потребуется время. Он очень хитер. Ты сам представь, ведь он полжизни только и делает, что скрывается, научился прятать концы в воду.

— В конце концов он все равно попадется в руки властям.

Джо многозначительно посмотрел ему в глаза.

— Мне не нужно, чтобы он попался властям. — Он сделал ударение на последнем слове, вздохнул. — Нет, Анне лучше пока оставаться у своих родителей.

— Ну, если только пока.

— Я просто не представляю, чем я могу ей помочь. Иногда ночами она начинает плакать. А тут я стану утешать ее, говорить, что это просто дурной сон, ночной кошмар. Ну какая от меня ей польза? Она упрекает меня за все, а я не имею понятия, что делать с этим. Он же сказал, что убьет ее и Шона. Не меня. О чем она прекрасно знает. Для него главное — причинить мне как можно большую боль. И мне придется жить с сознанием возможного покушения на них, может быть, несколько лет. Нет, уж лучше я останусь один. — Джо помолчал, добавил тихо: — Да меня самого кошмары по ночам мучают.

— Время вас вылечит.

— Анне еще нет и сорока, а сколько она уже пережила. На ее теле шрамы. Она смотреть на них не может без того, чтобы не вспомнить прошлое. Она беспрестанно спрашивает о Шоне — что он делает, где он, с кем… А ты знаешь, что с ним происходит. Нет, я не говорю ей, что он заявляется домой ночами и того и гляди пристрастится к алкоголю. Я молчу. Но что будет, когда она все увидит своими глазами? Пусть пройдет немного времени и все постепенно образуется. Я пойду работать, Шон возьмется за ум. Знаешь, когда он с ней разговаривает по телефону, он становится совсем другим. Вот и остается мне только смотреть за ним. Может, они меня просто боятся? — Он посмотрел на Джулио.

Джулио подошел к нему, положил руку ему на плечо. Увидел журнал, нагнулся, восхищенно покачал головой:

— Потрясающая работа.

— Да, — кивнул Джо. — Послушай, что они тут пишут. — Он стал читать: «Анна Лаккези находится в отпуске. По всем вопросам, касающимся дизайна, обращайтесь к Хлое Да Сильва». Ты понял? Вот остряки. Это они называют отпуском.

Он встал, подошел к окну, посмотрел вниз. Шон, закутавшись в широкую, не по размеру, куртку, сидел на низенькой деревянной скамейке. К уху он прижимал мобильный телефон. Изо рта его шел пар. Джо не слышал, о чем он говорит.

Закончив разговор, Шон сунул трубку в карман и поднялся. Повернувшись к дому, он посмотрел на окно, увидел Джо, заулыбался и что-то закричал. Видя, что отец его не слышит, Шон знаками попросил его открыть окно. Джо повернул ручку, толкнул раму.

— Мама звонила! — радостно закричал Шон. — Она вылетает из Парижа сегодня вечером. Отец, она возвращается!

Примечания

1

Успокойся (фр.).

(обратно)

2

Мерзавец! (фр.)

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Эпилог . . .

Реклама на сайте