Жанр:

Автор:

«Песнь песков»

1812

Описание

«Песнь песков» — это захватывающий криминальный роман. Брижит Обер, королева французского детектива, обратившись к совершенно новой для себя тематике, рассказывает зловещую и почти невероятную историю приключений членов международной археологической экспедиции в пустыне, под палящим зноем, и в подземных пещерах, где обитает таинственный НАРОД. Все начинается с находки алебастровых блоков со странными письменами. Цепочка загадочных событий приводит археологов в подземные пещеры, где скопились артефакты, принадлежащие к различным культурам и эпохам. Странная фраза «Народ Вернется», наскальные росписи, кровавые жертвы — все это множит вопросы, а время утекает, как песок. Ясно лишь одно: они еще живы. Пока…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Брижит Обер Песнь песков

Да страшатся и да трепещут вас

все звери земные,

и все птицы небесные,

все, что движется на земле,

и все рыбы морские;

в ваши руки отданы они.

Все движущееся, что живет,

будет вам в пищу;

как зелень травную даю вам все.

Бытие, 9, 2-3

Люди, земные вши, вязкая нечисть.

Аполлинер. Найденные стихи.

ГЛАВА 1

Поднялся ветер, взвихрив водоворот охристой пыли. Роман натянул шарф на исхудавшее, изможденное лицо. Было самое время вернуться в лагерь, пока песчаная буря еще не разбушевалась и не погребла все под слоем песка, острого и колючего, как пчелиный рой. Он стал спускаться с холма, куда забрался, чтобы полюбоваться живописной панорамой. Из-под стоптанных сапог скатывались мелкие камешки.

С этого места, у подножия Хорасанского хребта, «там, где встает солнце», можно было различить Деште-Кевир, Большую соляную пустыню, которая вместе с Даште-Лут, пустыней Лут, одной из самых горячих в мире, покрывает около четырехсот тысяч квадратных метров Центрального иранского плато. В древности ее пересекал караванный путь, но и в наши дни маршрут этот был трудным и весьма впечатляющим. Это подавляет неприступностью и одновременно поражает красотой, подумал Роман, пряча блокнот с зарисовками в карман выцветшего от жары и песка походного плаща.

Ветер усиливался. Опять придется сидеть в палатке, не высовывая носа, пить чай и слушать, как песок хлещет по жесткому промасленному полотну.

Покинув Монголию двумя месяцами ранее, экспедиция, финансируемая Фондом Камерона Ллойда, следовала древними путями бронзового века, чтобы собрать как можно больше свидетельств о том, что собой представляли миграция населения и торговые пути в конце эпохи неолита, то есть приблизительно пять тысяч лет тому назад.

Роман, будучи страстным любителем археологии, участвовал в экспедиции в качестве специалиста по материально-техническому обеспечению (гражданский аналог военного интенданта). Пятнадцать лет странствий по Центральной Азии научили его кое-как изъясняться, помимо русского и китайского, немного по-персидски, узбекски и таджикски, что было здесь отнюдь не лишним.

Он с облегчением потянулся во весь свой достаточно скромный рост (метр семьдесят пять), затем привычным жестом ребром указательного пальца потер плоскую спинку неоднократно ломанного носа. Он чувствовал себя совершенно разбитым, вдобавок очень хотелось пить. Немедленно ужинать!

— Босс! Босс!

К нему бежал Омар.

— Indjo! Indjo! Zud! Сюда, сюда, скорее!

Молодой человек, один из двух миллионов беженцев-афганцев, оказавшихся в Иране, широко размахивал на бегу руками. Роман вздохнул и пошел в направлении человека в капюшоне. В свои двадцать четыре Омар отличался энтузиазмом и неиссякаемой энергией. Роман, хотя и сам находился в приличной физической форме, ощущал, что его собственные суставы все-таки в два раза старше.

Омар, которого из-за поднявшегося песка почти не было видно — только черные-пречерные глаза под густыми бровями, — держался возле скалистой кромки; согнувшись пополам, он тыкал пальцем в глубокую впадину. Роман быстро подошел к нему и молча склонился рядом: лишний раз открывать рот было нецелесообразно, пыль проникала повсюду.

Камни. Выходит, Омар побеспокоил его только ради этого. Охристые параллелепипеды, плохо отесанные, размером приблизительно пятьдесят сантиметров в высоту и двадцать в длину, выложенные полукругом. Дело рук каких-нибудь кочевников, без всякого сомнения. Одно из тех посланий, которые погонщики верблюдов оставляют друг другу на местах стоянок, что-то вроде каменных пирамидок, которыми пользуются и европейские любители пеших походов. Для очистки совести Роман все-таки подошел и опустился на колени. Под слоем песка и обломков на первом же блоке можно было разглядеть какие-то насечки. Он обмахнул камень шарфом, который когда-то был из дорогого шелка-сырца, обнажив беловатую, почти прозрачную породу. Удивленный, Роман продолжал натирать его, Омар, тоже включившись в игру, счищал пыль с соседних камней, а затем, весьма довольный, выпрямился, произнеся: zebo. Красиво.

Пять параллелепипедов, напоминающих гигантские леденцы. Роман снова склонился над первым. Ну да, это действительно насечки, равномерно расположенные по ту и другую сторону центрального ребра. Вытащив записную книжку, он зарисовал орнамент, затем перешел к следующему блоку. И там тоже насечки по обе стороны ребра, чередование параллельных бороздок и маленьких круглых лунок. Он отметил, что параллельные бороздки, черточки длиной сантиметра четыре, были то горизонтальными, то наклоненными вправо или влево. На каждом из этих странных белых камней была нанесена серия одинаковых зарубок, только по-разному расположенных.

Весьма заинтригованный, Роман подвел итоги. Петроглифы на основе геометрических фигур. Это, вне всякого сомнения, вариант клинописи, используемой протоэламской [1] цивилизацией, сходной с месопотамской. Если он не ошибается, перед ним некое послание. Кто-то вытесал эти камни, намереваясь что-то сказать. Вполне вероятно, это всего-навсего какой-нибудь пастух вел учет своего стада, но… Может быть, здесь лежат каменные книги?

Полукруг… серия, составляющая фразу? Местное население читало справа налево, на арабский манер. Но как датировать эти надписи? Завтра утром нужно будет вернуться сюда с Яном Холмсом, этнолингвистом, который был первым в своем выпуске в Кембридже, и Маттео Сальвани, палеонтологом, заведующим кафедрой геологии Римского университета. В этом и состояло преимущество таких, если можно так выразиться, «комплексных» миссий, включавших в себя специалистов в различных областях и всех национальностей, позволяя объединять полезные знания. Что касается экспедиции, то она состояла из десяти членов. Четверо были собственно учеными: кроме уже упомянутых Яна Холмса и Маттео Сальвани, майор Татьяна Волова, представитель Военно-географического института Российской Федерации, и Антуан Д'Анкосс, из Центра палеонтологических исследований Монпелье. Материально-техническую часть обеспечивали Роман, юный Омар — гид, переводчик и мальчик на побегушках, Лейла, фотограф, Уул, повар из Монголии, и, наконец, Влад и Ли, водители.

Роман сделал знак Омару, что пора уходить. Ветер стал еще сильнее, его порывы заставляли их бежать, согнувшись и прикрыв лица. Лагерь, примостившийся у горного склона, был едва виден за три сотни метров, голубые канадские палатки сгрудились вокруг самой большой, бежевой, которая служила гостиной и столовой. Небо сделалось красным, таким же красным, как и земля, и казалось, что плывешь в океане пыли, иссушенном солнцем.

Они пробирались вдоль нагруженного снаряжением фургона и микроавтобуса, едва различая Ли и Влада, которые пили кофе в кабине фургона, настоящего домика на колесах. Это был здоровенный серебристо-серый «бюрстнер», внутренность которого была полностью переделана под нужды миссии. Влад, длинный и худой русский, и Ли, старый китаец с Памира, питались отдельно. Вот уже более двадцати лет они водили раздолбанные машины по самым отвратительным дорогам Азии и жили, окопавшись в своем крошечном мирке водителей-дальнобойщиков. Кукольная кухонька, хитроумно устроенная ванная и две настоящие кровати почти нового домика на колесах забавляли их, как мальчишек. Ли даже сфотографировал на память приборную доску орехового дерева и темно-синее ковровое покрытие, а Влад торжественно окрестил чудовище «Серебряным Рейнджером» в память о Серебряном Серфингисте, одном из любимых супергероев.

Заметив Омара и Романа, Влад в знак приветствия качнул дворниками, Роман в ответ махнул рукой.

Когда запыхавшиеся, в поту, несмотря на довольно мягкую температуру начала декабря, Омар и Роман ввалились в главную палатку, никто из присутствующих даже не не поднял головы. Роман окинул помещение внимательным и мрачным взглядом.

Угловатый и нескладный Ян Холмс, молодой шотландский лингвист, с рыжими, вечно спутанными волосами, примостившись в углу на бараньей шкуре, углубился в какой-то учебник, лицо его выражало живейшую сосредоточенность. Шестидесятилетний dottore[2] Маттео Сальвани, резвый и подвижный толстяк, вывалил на стол кучу обломков скальных пород и рассматривал их с помощью стереоскопической лупы, выставив на всеобщее обозрение плешивую макушку, обгоревшую на солнце. Развалившись на походной кровати, стройная блондинка Татьяна Волова изучала смятую гидрографическую карту, машинально накручивая на палец прядь длинных волос. Уул, представительный повар-монгол, помешивал в кастрюле, поставленной на газовую двухконфорочную плитку, некое магическое варево, пахнувшее тимьяном, напевая вполголоса мелодию родных степей. Разумеется, в домике на колесах имелась кухня, оснащенная всем необходимым, но Уул предпочитал готовить еду здесь. Двое других членов экспедиции еще не вернулись.

Роман опустился в складное кресло, Омар разматывал свой тюрбан, постепенно открывая орлиный профиль и черную курчавую бороду, которую он тут же принялся расчесывать. Выпив одну за другой несколько чашек зеленого чая, Роман поднялся, подошел к Яну Холмсу и опустился рядом с ним на корточки.

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказал он ему на французском языке, который, наряду с английским, был в ходу у членов экспедиции.

— Ммм…

Ученому явно не хотелось отрываться от книги.

— Ян!

— I'm busy! Я занят, — небрежно бросил тот, отвернувшись.

У молодого человека, со свойственным ему переменчивым нравом, самая искренняя сердечность могла внезапно смениться сердитым молчанием, что порой приводило его спутников в раздражение.

— Правда, боюсь, ты не слишком разбираешься в эламитских пиктограммах, — небрежно бросил Роман, выпрямляясь. — Ну, что поделаешь.

— Что?! Да я лучший специалист, чтоб ты знал! — воскликнул молодой англичанин, подняв наконец голову и забавно хмуря брови.

— Докажи, Шерлок! — поддел его Роман, бросая свои зарисовки на костлявые колени рыжего.

— Точно, похож, — усмехнулась Татьяна. — Не хватает только скрипки и шприца!

Ян пожал плечами. В студенческие годы он пережил увлечение кокаином и поэтому шуток, намекающих на токсикоманию знаменитого однофамильца, очень не любил.

Уткнувшись в карту, Татьяна усмехнулась, заметив, как тот покраснел. Длинный, тощий, раздражительный шотландец ей нравился; нравилось его нескладное тело, плоский живот, растрепанные рыжие волосы, усы молодого человека, который старательно пытается изобразить бывалого исследователя, его светлые глаза. Взрывной, вспыльчивый темперамент. И теплая душевность юности… Майор Волова предпочитала соблазнять сама, ухаживания мужчин, которые встречались на ее пути, она, как правило, отвергала. Что касается шотландца, он был совершенно равнодушен к ее прелестям. Все время сидел, уткнувшись в свои книги.

Он тщательно разложил листочки и вгляделся, покусывая ус.

— Что это еще за бредятина?! — пробормотал он со свойственной ему грубостью.

Очень мило. Cute, как он выражался.

— Мы это нашли на блоках обтесанных камней, такие странные белые камни, в небольшой пещере, в трехстах метрах к северо-западу, — пояснил Роман.

— Известняк, конечно, — бросил Маттео, не поднимая головы.

Ян нервно барабанил пальцами по лежащим перед ним листочкам.

— Это не эламитский язык. И не имеет ничего общего с известной до сих пор клинописью… Может, до-клинописная форма? — предположил он, внезапно оживившись. — Брось-ка мне лупу.

Роман стащил лупу прямо из-под носа Маттео, по-прежнему погруженного в свои камешки. Ян еще раз, уже внимательнее, изучил наброски Романа, затем задумчиво произнес:

— Может, производное от древнеаккадского [3] языка?

Роман отошел, прихватив пригоршню фиников, ему тут же досталось разливательной ложкой от Уула.

— Финики на десерт, не трогать! — провозгласил крепыш, его длинные татарские усы лоснились от топленого свиного сала.

Роман познакомился с Уулом в Монголии, когда сопровождал группу канадцев, которые желали приобщиться к шаманизму и провести месяц в какой-нибудь юрте. Уул, единственный в округе способный кое-как изъясняться по-английски, научил Романа взбираться на маленьких нервных лошадок, которые помогают монголам водить по степям стада.

Роман дружески похлопал повара по плечу, и, как всегда, у него возникло ощущение, что он дотронулся до мрамора. Уул был не слишком высок, метр семьдесят, не больше, но сложен как прирожденный воин.

Омар лежал, погрузившись в чтение старого номера «National Geographic», и с наслаждением разглядывал морскую фауну Карибских островов. Море он видел только по телевизору, и, как истинному сыну пустыни, сама мысль о том, что можно растянуться на песке специально ради того, чтобы поджариваться на солнце, казалась ему крайне нелепой. Он перевернул страницу, и взгляд его привлекла реклама белого рома, он в очередной раз перенесся в свою любимую мечту: гладко выбритый, в шортах и футболке, как мужчина на фотографии, он потягивает спиртное, расположившись на террасе роскошного отеля, глядя на полуобнаженных красоток, качающихся на волнах. Он даже попытался представить себя в плавках, но сразу ощутил неловкость при одной мысли, что можно в таком виде показаться женщинам: до сих пор только товарищи по армии видели его полуодетым. Алкоголь? Никто в его семье никогда его не пробовал, кроме одного из дядьев, который какое-то время жил в Турции. Знакомый университетский профессор обещал взять его на берег Каспийского моря, когда в следующий раз они будут проводить выходные в Рамсаре. Но и речи не было о том, чтобы пить алкоголь, разглядывая девушек. Мужчины и женщины купались отдельно, женщины, разумеется, никогда не расставались с хиджабами, исламскими платками. Он вздохнул и перешел к следующей странице, где красивая блондинка с большой грудью резвилась в волнах рядом с дельфином.

Ткань занавески затрепетала, и вошла настоящая, реальная молодая женщина, голова которой была укутана черным платком, жилет цвета хаки с многочисленными карманами пропылился насквозь.

— Вот мерзкая погодка! Что сегодня на ужин? — бросила она с порога.

— Тебе тоже добро пожаловать, Лейла, — улыбаясь, отозвался Уул.

— Ладно, ладно, простите меня, я умираю от голода и жажды. И ненавижу песок.

— Что за проблемы? Просто в следующий раз нужно будет выбрать Антарктиду, прелестное дитя, — отозвался Сальвани, не поднимая головы.

Молодая женщина показала ему язык и сняла хиджаб, который надевала всегда, когда выходила куда-нибудь одна. Черные жесткие волосы обрамляли очень смуглое лицо с темными миндалевидными глазами: внешность, типичная для ее родного Узбекистана. Глядя, как она стакан за стаканом пьет чай, Роман в очередной раз спросил себя, почему очаровательная Лейла не вызывает в нем совершенно никакого желания. Слишком резкая и слишком похожа на мальчишку для такого старомодного типа, как я, подумал он. Лейла скорее напоминала танк в действии, чем трогательную растерянную барышню. Невольно он вспомнил вибрирующую энергией Антонию. Антония… Что с ней теперь? Приговорена к двадцати годам без права помилования… Сейчас она, должно быть, уже вышла на свободу. Дама зрелого возраста. Неужели до сих пор стреляет из автомата в лесу? Он не сохранил с ней никаких связей, впрочем, как и с другими членами организации. Во всем, что касается этого безумного времени, полный провал в памяти.

— В самом деле, забавно! — произнес Ян, опуская листки.

Роман пожал плечами:

— В чем дело?

— Несомненно, это образчик неподражаемого французского юмора! — подбавил жару молодой человек. — Привет, Лейла. Мы ужинать сегодня будем?

— Ждите, не готово! — зарычал Уул.

— Вот так всегда: варится невероятно долго и на вкус отвратительно, — проворчал Ян.

Роман положил ему руку на плечо:

— Да объясни же, в чем дело?

— Ты решил меня поиметь со своими надписями, да? Э-э… как это у вас говорят… А, лажа.

— Пещеру с камнями нашел Омар.

— Ну конечно. И шотландских воинов тоже?

— Что, приехала какая-то шотландская группа? — спросила Лейла, пытаясь стащить горсть фиников, но тоже вынуждена была отступить перед угрозой получить дымящейся поварешкой.

— Не знаю, — недоуменно ответил Роман. — Спроси у нашего маленького гения.

— Этот недоразвитый подросток попытался меня провести! — объяснил тот Лейле, которая водила влажной салфеткой по лицу.

— Ничего подобного! — возмутился Роман. — Омар, скажи ему!

— Да Омар тебе душу продал, — заметила Лейла. — Нельзя верить ни одному его слову.

Роман пожал квадратными плечами: результат многих лет занятий с гирями.

— Невероятно! Оказывается, этот мальчик не умеет даже читать!

— Это я-то мальчик? — переспросил Ян, надувая тощую грудь.

Он походил на воинственного петуха-переростка, тогда как Роман, уступавший ему в росте добрых сантиметров двадцать, напоминал недовольного быка.

— Нельзя ли потише? — вздохнула Татьяна, делавшая на карте какие-то пометки.

Омар устремил на Холмса свои гагатовые глаза:

— Камни очень старые. Старые, как Кевир. Кевир. Соляная пустыня.

— Ага, и на них огамические надписи, — усмехнулся Холмс.

— Огамические? — переспросил Омар, хмуря брови. Блестящий студент математического факультета, он подрабатывал гидом, чтобы платить за учебу, из-за ломаного английского его нередко принимали за дурачка.

— О-га-ми-чес-ки-е, — по слогам повторил Холмс, — письменность кельтов Великобритании. Каждая группа насечек соответствует определенной букве. Чтобы написать одну фразу, потребуется целая каменоломня! Этим и объясняется краткость надписей, которые до сих пор удавалось расшифровывать.

— А что говорит послание? — захотел узнать Омар, всерьез заинтересовавшийся разговором.

— Не знаю. Сходство с гэльским языком не дает ничего. Должно быть, они пользовались другим алфавитом, от которого у меня нет ключа. Маленькая тайна, состряпанная нашим милым Омаром, — сделал он вывод, вновь собираясь погрузиться в книгу.

— Fardo, завтра ты, omadan и didan пойти посмотреть! — бросил Омар. — Мы не лгать!

— Ладно, ладно, — тяжело вздохнув, согласился Ян. — Послушайте, когда мы все-таки будем есть?

— Готово! — торжественно провозгласил Уул, опрокидывая поварешку густого, с комками, супа в первую из поставленных перед ним алюминиевых мисок. — Id! Ешьте!

Именно в этот момент полог палатки раздвинулся, чтобы впустить Антуана Д'Анкосса. Уул заботливо прикрыл миску своей широкой ладонью, потому что облако песка не замедлило ворваться в палатку вместе с вновь прибывшим, чей когда-то элегантный льняной костюм приятного кремового цвета превратился в жесткие красноватые обноски.

— Как раз вовремя, прямо к нашему вкусному ужину, — пошутила Лейла, погрузив ложку в миску, заполненную до краев.

Д'Анкосс, невысокого роста, худой человек лет пятидесяти, с правильными чертами лица, тонкими светлыми волосами, всегда аккуратно зачесанными назад, ответил ей короткой усталой улыбкой. Видный палеоантрополог, ученый, увенчанный всеми возможными почестями, он был по природе человеком предельно сдержанным. Любимая тема — степные народности, — казалось, занимала его до такой степени, что у коллег порой создавалось впечатление, что они разговаривают с глухонемым. Обведя присутствующих рассеянным взглядом, он молча встал в конец небольшой очереди, которая успела образоваться перед Уулом.

— Нет слов, — внезапно произнес Холмс, взмахнув ложкой, — просто нет слов. Уул, ты и в самом деле самый плохой повар в мире!

— Суп mash sann, очень вкусно, daalan, горячий, и много витаминов. Твоя есть, чтобы наполнить мозг!

Этот монгол, ворчливый и внушающий уверенность, всегда находящийся в хорошем расположении духа, он настоящий клад для экспедиции, подумал Роман, машинально глотая похлебку. Ему приходилось видеть слишком много групп, где разногласия перерастали в ссоры и откровенную вражду, что в непростых условиях чужой страны имело порой драматические последствия. Поэтому он был просто счастлив, что у них есть Уул, на которого всегда можно положиться, который опекает их и окружает заботой.

После короткого ужина, прошедшего в молчании, каждый погрузился в свои мысли. Омар вытащил тар, инструмент наподобие лютни, и тихо стал наигрывать какую-то мелодию. Палатку сотрясали яростные порывы ветра.

Позже, в спальном мешке, Роман ворочался, пытаясь заснуть. Потрескивание песка и завывание ветра сливались в монотонное протяжное пение, наполненное страданиями и одиночеством, вызывавшим в памяти ненужные картины ненавистного прошлого, от которого он все бежал и бежал, и не было конца этому бегству.

ГЛАВА 2

Буря прекратилась так же неожиданно, как и началась. Ни облачка, ни дуновения ветра. Только голубая, прозрачная тишина над красными горами.

Положив рюкзак у ног, Роман сжимал пальцами, уже успевшими заледенеть этим холодным утром, чашку обжигающего кофе. Укрывшись от песка за трейлером, Лейла затеяла ревизию своей аппаратуры, начищая объективы камер. Влад рассматривал шины, он зарос светлой бородой, волосы падали на глаза. Очень худой, с выпуклыми узловатыми мускулами и типично славянскими чертами лица, он словно излучал некое опасное обаяние, как домашний кот, вышедший на охоту. Ли загружал трейлер. Несмотря на невысокий рост и кажущуюся хрупкость, он был способен поднимать невероятные тяжести.

Маттео Сальвани, с копной влажных волос на голове и полотенцем на плечах, вышел из трейлера, где только что принял душ, что разрешалось делать два раза в неделю. Душем и сливным туалетом старались пользоваться как можно реже, поскольку пополнение запасов воды было весьма проблематичным.

Роман, уставившись невидящими глазами на надпись «Серебряный Рейнджер», выведенную Владом черной блестящей краской на боку трейлера, отхлебнул переслащенный растворимый кофе. Он мечтал о чашечке эспрессо. Настоящего венецианского эспрессо, который пьешь на террасе какой-нибудь траттории возле безмятежного канала. В Венеции он оказался один-единственный раз, это было первое путешествие, которое он совершил после освобождения и сразу же был очарован его каменными дворцами-кораблями, почти плывущими по воде. Он дал себе слово возвращаться сюда как можно чаще, но Центральная Азия поймала его и больше не отпускала. Природа здесь поражала суровой красотой. Какой-то беспощадно-суровой. Никакой сладостной истомы, никакой безмятежной радости. Нужно продвигаться вперед и не дай бог сбиться с пути, потому что ошибки здесь необратимы.

Д'Анкосс, который, в своих коричневых вельветовых брюках, тяжелых горных ботинках, свитере мягкой пушистой шерсти, наброшенном на белую рубашку, и помятой фетровой шляпе, казалось, сошел с альпийской гравюры начала прошлого века, курил трубку, оглядывая горизонт, на котором в его воображении наверняка клубились тысячи отважных всадников, издающих воинственные возгласы и размахивающих саблями. Роман тоже отпустил на свободу свои мысли, каждый раз они уносили его от этих широких просторов и неумолимо возвращали клетушку в три на три метра, где он провел пятнадцать лет.

Однако Антуан Д'Анкосс вовсе не размышлял о людях, которые когда-то жили в этих не слишком гостеприимных краях. Он думал о Максе, своем приятеле, о раке, который разъедал его печень. Он думал обо всех своих умерших друзьях, об эпохе СПИДа и о том, как они с Максом рука об руку миновали самые страшные пики эпидемии, пока не почувствовали себя спасенными, выжившими и спасенными, и это только затем, чтобы узнать, что у Макса рак, какой-то дурацкий рак, и что он скоро умрет. Он вовсе не думал о всадниках, которые когда-то спускались по этим склонам, он вспоминал об их с Максом прогулках верхом по дюнам в Вандее, особенно о последней, когда Макс еще мог держаться в седле. Да, он согласился на эту экспедицию, чтобы бежать, бежать от своей умирающей любви, бежать от боли и тоски. Он подумал, что это трусость. Ему было грустно.

Кто-то похлопал Романа по плечу. Это был Ян, затянутый в свой любимый темно-синий комбинезон, какие носят механики. («Жутко удобно, столько карманов!»)

— Ну так где твои таинственные камни?

Роман бросил стаканчик в пластиковый мешок, который служил для сбора мусора.

— Там.

Внезапно перед ними как из-под земли вырос Омар — помятая джелаба[4], паколь [5], прическа, сделанная явно наспех.

— Sabr Kuned! Подождите меня!

Роман похлопал его по плечу:

— Проспал? Что тебе снилось? Твоя невеста?

Молодой человек покраснел до ушей и нервно потянул себя за бороду. Он был влюблен в дочь своего профессора, неприступную и равнодушную. Они удалились, сопровождаемые кошачьим взглядом Татьяны, которая занималась макияжем, ее полные губки сложились в чувственную гримасу. Сама она считала себя воплощенной женственностью, не забывала об этом ни при каких обстоятельствах, а на причудливые наряды Лейлы смотрела с нескрываемым осуждением.

Ян шел впереди, не в силах сдержать нетерпение.

— Поторопитесь! — не выдержал он. — Через час нужно выезжать.

— Координатор здесь я, — улыбаясь, напомнил ему Роман.

— Вот именно, тебе и следует требовать, чтобы выполнялись твои дурацкие приказы. Ну и где она, ваша таинственная пещера?

Омар поднял палец, делая знак, чтобы тот замолчал. Склонив голову набок, неподвижный, как кошка, он внимательно осматривал окрестности. Под сверкающим солнцем все казалось другим, подумал Роман, тоже обводя взглядом изрезанные скалы. Тени почти неузнаваемо деформировали рельеф, песок местами сбился в дюны, изменив ландшафт.

— Jndjo, ba rost! Там, налево! — внезапно крикнул молодой человек, запетляв по песку, как заяц.

Пещера и в самом деле была там, входное отверстие оказалось наполовину засыпано песком. Они пробрались внутрь. Камни их ждали, как ждали вот уже много тысячелетий, белые молчаливые часовые.

Ян, внезапно посерьезнев, закрепил на лбу лампу.

— Поглядим…

Роман смотрел, как он своими тонкими пальцами ощупывает зарубки, медленно исследуя все углубления, переходит от одного каменного блока к другому, садится на корточки, нахмурив брови, затем выпрямляется, чтобы охватить взглядом сразу все.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Ян.

— То есть?

— В Центральной Азии нет образцов огамического письма.

— Почему ты думаешь, что его использовали только кельты? — заинтригованный, возразил Роман.

— Не знаю. Я знаю только то, что все известные в этой части мира системы письма суть петроглифы, то есть, если тебе угодно, иероглифы, сделанные на камнях, а также клинопись, когда писали палочками на глиняных табличках. Различные цивилизации одной географической зоны имели тенденцию «присваивать» себе тип письменности соседей, копировать их и приспосабливать к собственному алфавиту. А здесь явный чужак.

— Чужак? — хохотнул Омар. — Камни прилететь из космоса?

— Нет, конечно. Я имел в виду чужеродный и неизвестный элемент.

— Твоя может их прочитать?

— Пока нет. Мне не хватает ключа, чтобы их расшифровать. Нужно показать их Маттео, чтобы он их датировал по возможности более точно.

Роман в задумчивости скреб плохо выбритые щеки.

— А что, если это группа шотландских туристов выцарапала свои инициалы потехи ради? — спросил он.

— Все может быть, — вздохнул Ян, снимая лампу.

— Я привести профессор Сальвани, — сказал Омар, бегом направляясь к лагерю.

Десять минут спустя, ворча, появился Маттео, уже вспотевший в хлопчатобумажном зеленом свитере, несмотря на утреннюю прохладу.

— А я-то думал, что мы спешим! — бросил он, проскальзывая под низкий свод и обводя сумрачную пещеру внимательным взглядом.

Он остановился:

— Мамма миа, а это что такое?

— Вот ты нам и скажешь.

Маттео склонился над изрезанными камнями, бормоча вполголоса:

— Эвапорит[6] …… CaSO4 2Н20 … Гидратированный сульфат кальция, ничего удивительного, учитывая близость соляной пустыни, гм… да это просто-напросто гипс, сахаровидный полупрозрачный гипс, алебастр, вот!

Алебастр. Так вот чем объясняется беловатая окраска и прозрачность камней!

— Как ты думаешь, это старые камни? — нетерпеливо прервал его Ян.

С недоверчивым видом Сальвани поскреб гипс, вставив лупу в глазную впадину.

— Ну, я бы сказал… приблизительно четвертое-пятое тысячелетие до нашей эры. Но это совершенно не значит, что и надписи были сделаны тогда же. Чтобы сказать точнее, мне нужно сделать кое-какие анализы. Abbiamo il tempo?[7]

— Думаю, есть, — сказал Ян, не дожидаясь ответа Романа. — Думаю, что у нас чертовски много времени, Маттео!

— Не ругайтесь, молодой человек, я это ненавижу! Омар, сбегай, пожалуйста, за моим чемоданчиком. И не торчите за моей спиной, как стервятники, меня это раздражает.

— Хорошо, хозяин! — повиновался Ян, согнувшись пополам. — Мы подождем снаружи, хозяин!

Выйдя на свежий воздух, Роман зажег помятую сигарету «Кэмел» без фильтра, а Ян погрузился в изучение вчерашних набросков.

Пять древних алебастровых камней, несущих непонятное послание.

— Посмотри, — внезапно сказал Ян, раскладывая листочки на плоском уступе. — Если читать традиционным способом, согласно кельтскому алфавиту, получается полная абракадабра, по той простой причине, что люди, жившие в Центральной Азии в четвертом тысячелетии до нашей эры, не могли знать кельтского языка.

— Откуда такая уверенность?

Ян задумчиво посмотрел на него:

— Ну, это само собой разумеется. Никто никогда не находил ни малейших следов кельтской экспансии на Восток до третьего века до нашей эры, а большинство известных образцов огамической письменности были обнаружены только в Великобритании и, как правило, датируются пятым веком нашей эры. А мы здесь имеем камни, которым около шести тысяч лет, с надписями, вырезанными способом, изобретенным четыре с половиной тысячи лет спустя, — заключил молодой человек, хлопая ладонью по листкам.

— Возможно, эта система письменности — делать зарубки на камнях — была изобретена здесь, затем утрачена и вновь изобретена позже, по мере развития миграции и контактов между цивилизациями.

— Возможно, — пробурчал Ян и добавил, скребя подбородок: — Ладно, эти кельты, разумеется, индоевропейцы, пришедшие с Ближнего Востока… но как возможно, чтобы они изобрели свою письменность, а потом забыли ее на пять тысяч лет? Уж это было бы замечено! Ну что там, черт возьми, копается Маттео?

— Он делает свою работу! — прокричал тот, высовываясь из пещеры. — Нет, я определенно слишком стар, — добавил он, потирая поясницу.

— Разумеется, но пока вы еще не соблаговолили удалиться на пенсию, уважаемый учитель, что вы можете нам сообщить?

— Что мне особенно в вас нравится, мой юный Холмс, так это сочувствие к чужим страданиям.

— Поможешь мне придушить этого слабоумного старикашку, Роман? — спросил Ян, потирая широкие ладони.

Маттео безмятежно ему улыбнулся. Скрестил свои пухлые ручки на округлом животе и произнес:

— На первый взгляд, я повторяю, на первый взгляд надписи — современники этих камней, мой юный коллега. Халколит, медный век, так бы я сказал.

Ян взмахнул листками:

— Если все это правда, мы обнаружили бомбу, Сальвани! Еще круче, чем открытие Жирофта.

Жирофт, культурный и художественный памятник пятитысячелетней давности, обнаруженный при раскопках на юго-востоке Ирана, перевернул все имеющиеся до этого представления об истории развития человечества.

— Может, это просто какой-нибудь местный кочевник с помощью таких насечек считал поголовье скота, — заметил Роман. — Или мать семейства эпохи неолита делала учет запасов продовольствия. Столько-то буасо [8] зерна, столько-то ягод, столько-то кусков медвежьей туши…

— Возможно! Все это очень даже возможно. Самые таинственные надписи часто на поверку оказываются неправильно прочитанными фразами, — улыбаясь, добавил Маттео. — И я позволю напомнить тебе, мой пылкий Холмс, что в конце недели нас ждут в Тепе-Сабс. Пусть малышка Лейла отснимет все, что можно, — и вперед!

Ян нервно топтался на месте:

— Неизвестная письменность! На перекрестке Азии и Запада… Да это настоящая бомба!

— Или подмоченная петарда, — поправил его коллега, улыбаясь. — Роман, нам ведь давно пора.

Дополнительная команда, прибывшая из Скопье, ждала их на раскопках городища эпохи халколита, недавно открытого в Тепе-Сабс, неподалеку от Парваша, на пересечении двух больших пустынь в центре страны.

— Найди Лейлу, — приказал Роман Омару, — и скажи водителям, чтобы готовились к отъезду.

— Прихватим один из камней! — бросил Ян, ныряя в пещеру.

— Эй! Но это противоречит всем деонтологическим правилам! — запротестовал Маттео.

— Правила для того и пишутся, чтобы их нарушать! — возразил Ян. — Никогда не знаешь, как может обернуться ситуация. Вспомни, как вышло с Буддами в Бамиане.

Гигантские статуи Будды в Афганистане были разрушены талибами. Никакое свидетельство прошлого не может выстоять перед ненавистью настоящего.

Роман слушал перебранку спутников, как вдруг внезапно его охватило предчувствие неминуемой опасности. Нет, это просто смешно, все вокруг казалось мирным и спокойным. Он отошел на несколько шагов, внимательно осмотрелся. Омар возвращался к ним быстрым шагом, за ним двигалась Лейла, неся через плечо необходимую аппаратуру, остальные заканчивали демонтировать лагерь. Ничего особенного. И все-таки…

Он поднял глаза к ясному небу. Ни облачка. Ни звука. Ни единого человеческого существа на горизонте. Откуда же пришло ощущение, что на них направлен чей-то недобрый взгляд? Он помассировал виски, нахмурил брови. Легкий шелест за спиной заставил его подскочить, он обернулся, обхватив рукоятку боевого ножа, который всегда носил на поясе, «Тимберлайн Ворден Тактикал», формами напоминающий саблю. Со склона сползала ящерица с желтым гребнем, из-под ее живота катились мелкие камешки. Пока рептилия заползала в расщелину, Роман провожал ее взглядом.

— Сегодня на ужин тушеный варан? — пошутила Лейла, подходя к нему.

— Я бы предпочел салат из гадючьих языков, — ответил Роман, приподнимая потертую, деревенского вида фетровую шляпу в знак приветствия.

— Ты знаешь, что на свете бывают и любезные мужчины?

— Это потому, что они незнакомы с тобой!

— Когда закончите флиртовать, — пробормотал Маттео, — вы сможете, вероятно, приступить к работе.

Лейла скорчила рожу и быстро проскользнула в грот, между тем как Роман вытаскивал из смятой пачки очередную сигарету.

— Вы, итальянцы, неисправимые романтики! — произнес он, чиркая спичкой.

— Мой дорогой Роман, — жеманно произнес Маттео, — я прежде всего неисправимый наблюдатель. Наш очаровательный маленький фотограф в вас влюблена. Знаете, — продолжил он, внезапно сделавшись серьезным, прежде чем Роман успел возразить, — знаете, мне действительно не терпится как можно скорее попасть в Тепе-Сабс. Это моя последняя экспедиция, затем я ухожу на пенсию. Жена уже много лет меня пилит, хочет, чтобы мы жили нормальной жизнью. Ездили в круизы, играли в лото, ходили в гости к родственникам, сидели с внуками — в общем, делали все то, на что у меня никогда не было времени…

— Вы не обязаны уходить на пенсию. Даже ради того, чтобы доставить ей удовольствие.

— Нет, конечно. Но я хочу состариться вместе с ней, Роман. Она будет вести со мной беседы, будет выслушивать мое старческое брюзжание, следить, чтобы я вовремя принимал лекарства. В конце концов, после сорока лет странствий я обязан подарить ей хоть несколько лет такой жизни, как она хочет, вам не кажется?

Роман молча кивнул. Сам он никогда не сделал бы такого выбора. Он всегда жил холостяком. Семейная жизнь казалась ему непонятной и странной, как сказка. Одна из тех волшебных сказок, какие он когда-то рассказывал сам себе в полумраке камеры. Слово «камера» неприятно отозвалось в нем; он лишь изредка позволял себе думать о том времени и каждый раз испытывал от этого почти физические страдания, на грани удушья. Но с камерой было покончено, и уже давно. Он свободен. Но разве мы свободны выбрать другую дорогу, чем та, которую судьба предначертала для нас?

Он тряхнул головой, прогоняя неуместные мысли. Лейла выходила из пещеры, перематывая пленку, за ней шел Ян, склонившись под весом каменного обломка. Омар поспешил ему на помощь, и оба они медленно пошли по направлению к лагерю. Лейла подала руку Сальвани, который продолжал ворчать, и они тоже ушли.

Роман в последний раз спустился в пещеру. Круг камней казался теперь другим. Неполный, подумал он. Послание было уже иным. Но, однако, не создавалось впечатления, что камни раздосадованы. Они излучали надежду, подумал он; надежда и что-то вроде возбуждения витало теперь в полумраке пещеры. Ты свихнулся, старик, сказал он себе. Ты окончательно свихнулся. Определенно, длительное общение с шаманами на пользу тебе не пошло!

Он вышел. Сдвинул шляпу на затылок. Застыл на месте. Ящерица застыла тоже, метнув свой длинный раздвоенный язык. Пустынный варан, длиной добрых полтора метра, вышел на охоту. И был очень недоволен, обнаружив на своей территории чужака. Роман четко различал его отточенные когти и острые зубы. Гигантский ящер, почувствовав опасность, мог стать весьма агрессивным. Спокойно, мой чешуйчатый красавец! Убери свой очаровательный язычок и ступай своей дорогой. Здесь найдется место для обоих. Варан, казалось, покачал головой, быстро-быстро поворачивая ее направо и налево, не переставая при этом то высовывать, то убирать язык, который служил ему для того, чтобы собирать пахучие частички, которые он подносил к своему нёбу. Потом, оставляя на песке извилистый след, стремительно скрылся в пыли. Роман проследил за ним взглядом, и там…

Там кто-то был. Стоял на склоне холма.

Худой силуэт в тюрбане, глаза скрыты темными очками, брюки с напуском, под мышкой какой-то продолговатый предмет, который вполне мог оказаться винтовкой.

Роман медленно поднял левую руку и крикнул:

— Салям!

Тот не ответил и поспешно соскользнул в разлом, скрывшись из виду. Какой-нибудь горец? Беглый талиб? Или один из наркоторговцев, которые без конца снуют по этим пустынным краям? Роман пожал плечами. Какая разница. Отъезд и так слишком затянулся. Оставалось решить единственную проблему: как до наступления вечера добраться до следующей стоянки, потому что ехать ночью по ухабистым тропам с многочисленными выбоинами и пропастями по краям чрезвычайно опасно.

Он добрался до лагеря, быстро убедился, что все погружено и упаковано, что никакого мусора не осталось и что Влад и Ли не забыли, в каком направлении следует ехать. Нетерпеливая Лейла, стоявшая на ступеньке трейлера, прикрыла рот концом хиджаба, чтобы защититься от пыли. Она обожала путешествовать вот так, стоя, держась за дверцу, как мальчишки на улицах ее родной Бухары. Она полагала, что гораздо удобнее фотографировать на ходу и что так, находясь, если можно так выразиться, в центре пейзажа, она получит гораздо больше впечатлений, чем если смотреть сквозь грязное стекло трейлера. Омар присоединился к Ли и Уулу, а Роман вскарабкался в микроавтобус, до такой степени покрытый пылью и грязью, что различить его первоначальный красный цвет было практически невозможно, между тем как Влад пристраивал за рулем свое длинное туловище, мусоля в углу рта неизменную сигарету.

Все были на месте. Д'Анкосс, погруженный в свои листочки, испещренные неудобочитаемыми закорючками; Татьяна возле окна, царапающая что-то карандашом на полях гидрологического атласа, огромные голубые глаза скрыты темными очками от Армани; Маттео Сальвани, уже успевший вспотеть, с сумкой на коленях, протирающий толстые стекла очков; и Ян, устремивший глаза в пустоту, задумчиво пощипывающий кончики рыжих усов. Палеоантрополог, палеоклиматолог, палеогеолог, палеограф. Университетские светила, авторы фундаментальных монографий. И он, Роман, их проводник и наставник, в прошлом молодой, подающий надежды студент, чья учеба была неожиданным образом прервана на втором курсе, дождливым осенним днем, когда в воздухе витал запах крови. В самом деле, он писал только стихи, болезненные, как зияющая рана. Ну все, хватит, приказал он себе, прошлое уже в прошлом, а будущее еще предстоит.

Он занял место рядом с Владом, который наконец запустил мотор, и обе машины медленно тронулись по ухабистой тропе, микроавтобус впереди.

А за ними, в тени скалистого утеса, некто в тюрбане, неподвижный как статуя, смотрел, как они уезжают.

ГЛАВА 3

— Пора пипи! — крикнул Влад, давя на тормоз.

С возгласами облегчения измученная команда поспешила покинуть автобус, чтобы размять затекшие ноги на каменистой тропинке.

Влад спрыгнул с подножки и с хрустом потянулся. Он умирал от желания выпить холодного пива. Именно это ценил он больше всего, когда возвращался к себе на Урал, в Пермь. Холодильник, ледяные пиво и водка, которые смачивали иссушенную глотку, маринованные огурчики. Не жена, не дочери, нет, не эти абсолютно чуждые ему существа, которые с упреком рассматривали его, когда, не в силах заснуть, он вставал ночью, чтобы пить и пить, устремив взгляд на серую блочную пятиэтажку напротив и тщетно пытаясь воскресить сухой и терпкий запах пустыни. Жена, которая уже много лет изменяла ему с его приятелем Сергеем, глупые, взбалмошные дочери, на уме у которых были только косметика да кино да виляние задницами на дискотеках. Он давно забыл, что такое быть отцом, мужем, он был бродягой, худым, грязным и опаленным солнцем, которому они вынуждены были предоставлять стол и дом, но которому не доверяли и молча, настороженно смотрели, как он пьет свою тоску перед распахнутым, несмотря на холод, окном.

У Ли проблем с семьей не было, поскольку и семьи у него не имелось. Насколько Влад мог понять, его жена и трое детей погибли в катастрофе: утонули во время прорыва плотины, в то время как Ли вез партию наркотиков из Пакистана. Он говорил об этом очень мало, обрывками, а Влад никогда не решался задавать вопросы, даже когда видел, как Ли каждую неделю посылает открытки по одному и тому же адресу, в Урумчи, столицу Джунгарии, на имя некой By Зейтан. Но с тем же успехом можно было бы расспрашивать замерзшее озеро, и озеро способно было растаять быстрее, чем старый Ли.

— У меня на спине живого места нет! — воскликнул Сальвани, выбираясь из микроавтобуса.

— Надо потянуться! — посоветовала ему Татьяна, сопровождая слова действием.

Она сильно наклонилась вперед, без видимых усилий коснувшись ладонями земли, при этом из аккуратного венчика, уложенного вокруг головы, выбилось несколько светлых длинных прядей, между тем как Маттео согнулся с большим трудом.

Роман зажег сигарету. Он старался не курить в машине и теперь выпустил клуб табачного дыма с явным удовольствием; он успел это сделать до того, как внизу, у его ног, взорвался камешек.

Не успев понять, что происходит, он увидел, что камешек разлетелся на мелкие осколки и на его месте появилось маленькое облачко дыма с резким запахом. Маттео смотрел на него открыв рот, Татьяна подняла голову, по-прежнему не отрывая ладоней от земли. Затем он увидел второе облачко пыли, не услышав при этом никакого звука.

Потом он увидел, что волосы Татьяны окрашиваются красным, женщина медленно падает на бок, а Маттео стоит с вытаращенными глазами и, наверное, кричит. Не успев ничего сообразить, повинуясь рефлексу, Роман, сжавшись как пружина, бросился на нее, накрыв собственным телом, ожидая неминуемого попадания, осознавая, что рискует жизнью ради совершенно безразличной ему женщины, и в то же время понимая, что иначе поступить не может. Умереть, как какой-нибудь идиотский рыцарь. Татьяна лежала под ним неподвижно.

Ничего. Тишина, которая обычно стоит в горах. Быстрые шаги, чья-то рука вцепилась ему в плечо.

— Что случилось? Как будто выстрелы!

Д'Анкосс в недоумении уставился на них. Не отвечая ему, Роман перевернул молодую женщину на спину. Ее лицо было залито кровью, остекленевшие глаза ничего не видели. На какое-то мгновение он подумал, что она мертва, но его левая рука уже потянулась к сонной артерии и ощутила биение пульса. Жива.

— Боже мой! — воскликнул Д'Анкосс. — Но что…

— Беги за аптечкой, быстро! — приказал ему Роман, вытирая лоб Татьяны рукавом куртки и замечая уголком глаза, как Влад медленно выходит из-под микроавтобуса, куда инстинктивно спрятался.

Неужели пуля пробила голову? — спрашивал он себя, осторожно вороша пальцами волосы.

Нет, слава богу, нет. Он нашел рану, которая шла от левого виска, широкий разрез с рваными краями над ухом. Просто чудо. Он погладил ее по щеке. Она взмахнула ресницами, внезапно уставившись на него, попыталась что-то сказать, но безуспешно.

— Все будет хорошо, успокойся, — прошептал он.

Просто чудо, без конца повторял он себе, пока Д'Анкосс бежал обратно с аптечкой, пока Ян вышел из-за скалы, поправляя ширинку, Маттео опустился на камень, стараясь отдышаться, а Влад спрыгнул с подножки микроавтобуса, держа полуавтоматическое ружье. На дороге появился трейлер и резко затормозил, Лейла спрыгнула на землю и бросилась к ним.

— Что случилось? — спросила она.

— В Татьяну стреляли! — почти всхлипнул Маттео.

— Что?! Но кто?

— Не знаю, — ответил Роман, поднимая молодую женщину на руки. — Лучше укрыться за машинами.

Лейла вытащила бинокль и стала разглядывать холмы.

— Откуда стреляли?

— Я бы сказал, вон оттуда.

Следуя за остальными, он достиг относительно безопасного микроавтобуса. Выйдя из кабины трейлера, Уул и Омар с изумлением слушали рассказ Влада о происшедшем.

— Дилеры! — мрачно воскликнул Омар. — Они везде тут.

— Только я не понимаю, почему они выбрали мишенью именно нас, — заметил Ян. — Уж мы-то им никак не мешаем.

— Может быть, здесь у них junction point[9].

— Во всяком случае, лучше отсюда поскорее убраться, — сказал Ян. — Она ранена серьезно? — спросил он у Романа, который торопливо рылся в непромокаемой, разделенной на отсеки дорожной аптечке, разложенной на пассажирском сиденье.

В ней содержались образцы всего, что могло понадобиться для первой медицинской помощи в условиях, когда профессиональная медицина недоступна, — от комплекта стоматологических инструментов до мягких алюминиевых шин.

— Нет, просто царапина, — ответил он. — Пуля задела кожу на голове. Крови много, но рана поверхностная. Кровоостанавливающее средство и тугая повязка, этого будет достаточно.

— Impavidum ferieunt ruinae! — пробормотал Д'Анкосс. — «Руины поразят, но не устрашат его», как говорил Гораций о человеке спокойном и уверенном в выбранном пути.

Роман пожал плечами. Пятнадцать лет, проведенных в заключении, научили его не поддаваться панике и предпочитать действие и здравый смысл.

— Быстро, поехали! — распорядился он, как только рана была промыта и наскоро перевязана. — Лейла, и речи нет о том, чтобы ты продолжала ехать на подножке.

— Но это же был просто несчастный случай! — запротестовала девушка. — Если бы нас хотели убить, то снова начали бы стрелять. По-моему, тот тип просто ошибся, вот и все.

— Первая пуля разорвалась у моих ног, вторая чуть не разнесла голову Татьяне! Это случайность?

— Вот именно. Это было просто предупреждение. Как только мы снова поедем, мы больше ничем не рискуем, — приводила она доводы, не отрывая глаз от окуляра бинокля.

— Ошибка это или предупреждение, я не знаю, но вряд ли нашему стрелку нравится, что ты рассматриваешь в бинокль его гору. Поэтому сейчас ты оставишь в покое этот проклятый бинокль и сядешь в проклятый «Серебряный Рейнджер», — спокойно приказал ей Роман.

— Можно подумать, ты все знаешь наперед, — огрызнулась она, тем не менее подчиняясь, а Ли уже заводил мотор.

Влад помог Роману устроить Татьяну на сиденье в глубине автобуса, на толстом спальном мешке. Роман дал ей успокоительное: две таблетки обезболивающего и антибиотик. Она с жадностью осушила большой стакан воды.

— Попытайся уснуть, отдохни, — сказал ей Роман, пожимая руку.

Она поморщилась и, прежде чем закрыть глаза, крепко сжала его запястье. Автобус тронулся. Стиснутые каждый на своем месте, они внимательно всматривались в пейзаж за грязным стеклом. Роман, нахмурив брови, перебрался вперед и сел рядом с водителем. Кто все-таки в них стрелял? И был ли промах случайным? А если это просто предупреждение, что оно означает? Чтобы они как можно быстрее убирались из этой зоны? Он повернулся к Владу:

— А ты что об этом думаешь?

— Омар говорит, здесь нередко стреляют. Слишком много людей с абсолютно противоположными интересами. Наркоторговцы, талибы, противники режима, подпольщики Аль-Каиды и даже русские или ливанские дезертиры. Пустыня служит убежищем для всех, кому нужно спрятаться. Похоже, в горах сотни пещер. И военные без предупреждения стреляют во всех, кто приближается к запретным зонам.

— Но мы не сворачивали с дороги, — заметил Роман.

— Ага, но то, что не было запрещено вчера, может быть запрещено сегодня. Здесь сейчас неспокойно.

Он зажег небольшую черную сигару и с наслаждением вдохнул едкий дым.

— Мисс Россия — две тысячи четыре в порядке, а это главное, — добавил он, подмигнув. — Меня бы огорчило, если бы товар испортился.

— Поверь мне, старина Влад, крепче держись за руль, майор Волова — это не твой уровень.

Влад пожал плечами. Татьяна очень ему нравилась, и он намеревался недвусмысленно дать ей это понять в конце экспедиции, когда уже больше не будет на службе. А если она пошлет его куда подальше, никаких проблем: они с Ли отправятся выпить, и он оплатит услуга какой-нибудь девицы из Исфахана — этакий стыдливый и в то же время опытный цветок.

Так они ехали около двух часов без всяких происшествий. Татьяна уснула, несмотря на тряску. Рана больше не кровоточила, Роман убедился в этом, осмотрев повязку. Больше страха, чем боли. Забудется.

Именно в этот самый момент автобус резко вильнул вправо, и Влад, громко выругавшись, изо всех сил налег на тормоза, между тем как пропасть неумолимо приближалась. Отброшенный к стеклу, Роман больно ударился лбом; тут наконец мотор затих.

— Christ Almighty![10] Это еще что такое? — воскликнул Ян, потирая локоть.

Ничего не ответив, Влад открыл дверцу и спрыгнул на землю. Роман вышел тоже.

Микроавтобус остановился в метре от края, прямо над обрывом высотой три сотни метров.

— Обе шины лопнули, — мрачно произнес Влад.

— Одновременно? — удивился Роман.

— Похоже. Ладно, пойду возьму домкрат.

Трейлер, чуть не врезавшись в автобус, затормозил тоже, и его пассажиры к ним присоединились. Роман заметил, что Омар не перестает беспокойно оглядываться по сторонам и все время нервно теребит бороду.

— Черт, ну и денек! — воскликнул Ян, вороша взлохмаченные волосы.

— Нетерпение никогда еще не помогало заменить колесо, — заметил Ли, выкатывая на дорогу две запасные шины.

Роман осматривал местность, пытаясь понять, что могло стать причиной происшествия. Он отошел назад на несколько метров. Ряд камешков, более темных, чем прочие, пересекал дорогу. Он наклонился и поднял один из них, с заостренным концом.

— Вот и виновники! — сообщил он, вернувшись к своей группе.

Маттео, внимательно проверяющий, не пострадал ли при заносе машины какой-нибудь из его драгоценных образцов, быстро поднял голову.

— Эти наконечники стрел действительно очень острые, — сказал он, едва взглянув на находку.

— Наконечники стрел? — повторил Роман, рассматривая камешек поближе.

— Ну да! Бронза, поздний халколит. Я бы сказал, Тепе-Сиалк III.

Маттео имел в виду цивилизацию, которую принято было именовать Тепе-Сиалк по названию городища, обнаруженного к югу от Тегерана, где при раскопках было найдено множество предметов и произведений живописи, которые можно было датировать периодом от 5000 до 800 годов до нашей эры. Это было многослойное поселение. Название Тепе-Сиалк III обозначало, что речь идет о периоде человеческой деятельности около 3000 года до нашей эры.

Роман внимательно осматривал и ощупывал предмет, покрытый каменными отложениями. Значит, наконечник стрелы бронзового века. Он поманил за собой Сальвани и показал ему ряд таких камней посреди дороги.

— Прямо целое месторождение! — удивился тот, садясь на корточки. — Наверное, грузовики, которые ездят взад-вперед по этой дороге, понемногу извлекли их на поверхность. А это значит, что мы как раз на пути, которым когда-то передвигались кочевники. Вы видели что-нибудь подобное, Антуан?

Д'Анкосс склонился тоже.

— Надо бы их почистить. И потом, я бы сказал, что это не Тепе-Сиалк III, а скорее Тепе-Сиалк II.

— Это смешно! Вы что, не видите, что…

Оставив их продолжать спор, Роман подошел к микроавтобусу, сжимая в твердой ладони наконечник стрелы. Утром камень с гравировкой. Теперь наконечник стрелы. Разумеется, совпадение. Но это совпадение, несмотря ни на что, весьма его занимало. Они отправились по следам людей бронзового века, и эти люди, словно желая обнаружить себя, посылают им сигналы. Непонятные посмертные послания. Кто-то похлопал его по плечу, он обернулся. Ли смотрел на него, его маленькие черные глазки блестели на худом, изрезанном глубокими морщинами лице.

— Стрелы прежних времен здесь ни при чем, — прошептал он быстро по-китайски. — Посмотри.

Он открыл ладонь и почти тотчас же захлопнул ее, но Роман успел увидеть, что там лежало.

Гвозди. Горсть длинных, черных, остро отточенных гвоздей. В течение доли секунды мозг сверлила нелепая мысль: «Надо же, гвозди из нашего ящика с инструментами», затем он почувствовал, как что-то напряглось в районе солнечного сплетения. Гвозди. В шинах. Их гвозди. В шинах их микроавтобуса. Наконец новость дошла до каждой клеточки его сознания: кто-то взял гвозди из ящика с инструментами и подбросил на дорогу, чтобы их остановить, рискуя сбросить в пропасть. Кто-то. В самом этом слове содержалось нечто тревожащее: этот кто-то был, разумеется, здесь, рядом, среди них. Он опустил глаза на Ли, который ждал неподвижно, сжав кулак, полуприкрыв миндалевидные глаза.

— Ли ничего не сказал, — прошептал он. — Но это не очень хорошо!

— Я знаю. Я подумаю. А пока никому ни слова. Даже Владу.

Старый китаец пожал плечами:

— Ли ближе к вечной зиме, чем к весне, но он хочет умирать не больше, чем ты.

— Умирать?

— Кто бьет палкой по кустам, тот выгоняет оттуда змей, босс, — пробормотал он, запихивая гвозди в карман промасленного комбинезона.

И удалился своей подпрыгивающей походкой.

— Все в порядке, можно трогаться! Ты в порядке?! Роман вздрогнул. Лейла внимательно разглядывала его. — Немного устал, вот и все, — ответил он. — И еще беспокоюсь за Татьяну.

— Все с ней будет нормально! — бросила Лейла с беззаботностью своих двадцати восьми лет и немалым опытом военных репортажей из Чечни, Ирака и Афганистана.

Роман не ответил и присоединился к товарищам, дав сигнал к отправлению.

Зачем было прокалывать шины микроавтобуса? Это не слишком надежный способ спровоцировать несчастный случай со смертельным исходом. Может быть, попытка устрашения? Но если этот кто-то хотел, чтобы они убрались от этого места подальше, то задерживать их, заставляя терять время, весьма глупо. Задержать их… Возможно, выстрелы и лопнувшие шины должны были всего лишь помешать им прибыть на место в нужное время? Но что значит «в нужное время»? Чтобы они не стали свидетелями чего-то, что должно произойти на их пути и чего они ни в коем случае не должны видеть?

Сильный толчок бросил его на ветровое стекло, прервав ход мыслей.

— Черт бы побрал эту дорогу! — пробормотал Влад, выпрямляясь. — Так мы до ночи не доберемся в Кутчах.

Да, такое было более чем вероятно. Возможно, причина именно в этом? Кто-то не хотел, чтобы они добрались до места остановки до наступления ночи?

Но еще больше, чем «почему?», его занимал вопрос «кто?». Протыкать шины автобуса было опасно и могло плохо кончиться, в том числе и для того, кто понатыкал этих гвоздей. Можно ли из этого сделать вывод, что этого кого-то среди пассажиров микроавтобуса нет? Что он находится в трейлере, который следует за ними? Лейла? Омар? Уул или Ли? Омар, такой нервный и встревоженный? Ли, который и показал ему гвозди? Ли, который переносил огромный ящик с инструментами в машину… и…

Какого черта они опять остановились?

Роман повернулся к Владу, который неотрывно смотрел на какую-то точку впереди, проследил за его взглядом, руки его судорожно стиснули приборную доску.

На обочине стоял всадник. На черной лошади, неподвижный, в кожаном шлеме, лицо закрыто сетчатой вуалью. Сальвани воскликнул: «Ma che cosa и?»[11], а Роман почувствовал, как Ян перегнулся через его плечо, чтобы рассмотреть получше. Влад прошептал: «Что будем делать, босс?»

— Понятия не имею, — ответил Роман, медленно открывая дверцу.

Всадник не шевелился. Невысокий и коренастый, одетый в короткую тунику из какой-то темной и плотной ткани, на плечевой перевязи длинный колчан, затянутые в перчатки руки сжимают недоуздок, потрепанная попона вместо седла, — казалось, он возник из прошлого, и Роман с трудом удержался, чтобы не протереть глаза. Он словно издалека услышал, как Д'Анкосс воскликнул: «Я говорю вам, что это скиф!» — а Маттео возразил: «Но скифы исчезли из Ирана больше двух с половиной тысяч лет назад, профессоре!» — «Ну и что, это скифский всадник, точнее, сасанид [12], обрати внимание на его колчан…» Роман сделал шаг вперед.

Всадник, лицо которого по-прежнему оставалось скрытым, поднял руку, словно отдавая приказ остановиться. Роман повиновался. Именно в этот момент из-за поворота появился трясущийся на ухабах трейлер. Удивившись при виде неподвижно стоящих посреди дороги людей, Ли принялся яростно нажимать на клаксон.

В следующее мгновение всадник исчез — черная летучая тень в вихре пыли, поднятой осыпающимся со склонов песком; эхо копыт отскакивало от скалистых откосов, как глухой ритмичный стук барабана. Военного барабана? Лейла радостно кричала: «Я успела его снять! Успела! Как раз перед тем, как он скрылся за скалой».

— Не кричи! — бросил Роман.

— Я как раз смотрела в видоискатель, потому что Уулу показалось, будто мелькнула красная лисица. Мне оставалось только на кнопку нажать! — объясняла она с детским удовольствием. — И что это был за тип?

— Ну, похоже, что это всадник-кочевник второго тысячелетия до нашей эры подъехал поглазеть на нас, — спокойно ответил Ян.

— Наверное, он приходил за камнем! — нервно бросил Омар.

— Ну да, а еще собрать наконечники стрел, оставленные его прапрадедушкой, — усмехнулся Ян. — Между народом, который оставил насечки на тех камнях, и скифской цивилизацией разрыв в две тысячи лет.

— Может, его потомок! — не сдавался Омар.

— Но в конце концов, ты же прекрасно понимаешь, что мы не могли видеть скифа! — вспылил Ян. — Скифов больше не существует!

— Тогда кого мы видели? Или что?

— Может быть, где-то в этих краях снимают фильм? — предположила Лейла, вглядываясь в скалы.

— Ну конечно! То-то мне показалось, что он немного похож на Тома Круза. Как глупо, я не попросил у него автограф.

Лейла пожала плечами. Все-таки иногда Ян становится совершенно несносным, обязательно ему демонстрировать свой цинизм! Можно подумать, настоящая мужественность подразумевает постоянный сарказм. Вот Роману совершенно не нужно ничего утрировать, чтобы его принимали всерьез.

— Ладно, здесь торчать бессмысленно. Мы и так потеряли слишком много времени, а места здесь не слишком приятные, чтобы разбивать лагерь! — решил тот. — Лейла, прояви свои фотографии. Мы отправляемся.

Ян смотрел, как Лейла прыгнула в трейлер. Эта девица раздражала его до невозможности. Никакого чувства юмора, но как только она поворачивается к Роману, на физиономии сразу выражение собачьей преданности хозяину. Что, она не видит, какой он старый? Старый и мрачный! Вся команда пропахла нафталином, а он, в котором фонтаном бьет молодость и энергия, вынужден плестись за этими ревматиками! Он мрачно занял свое место.

Атмосфера в микроавтобусе была накалена до предела. Маттео и Д'Анкосс затеяли оживленный спор про сасанидов и их соседей кушан [13], Ян достал из рюкзака потрепанный учебник киргизского языка, Влад курил сигарету за сигаретой, насвистывая «Очи черные»; он был явно обеспокоен. Проснувшаяся Татьяна потребовала воды и объяснений, причем первое дать было гораздо легче, нежели второе.

— Так ты думаешь, Роман, что это скиф проколол нам шины?

— Никакой не скиф, это был просто несчастный случай! Однажды в Азербайджане у меня шины лопались восемь раз за два часа.

— Мм, Роман, милый, у тебя всегда на все есть ответ, но разве мои уважаемые коллеги как раз сейчас не обсуждают это странное явление?

— Кочевник на лошади, который умчался, услышав автомобильный сигнал… Думаешь, это он стрелял в нас сегодня утром? — продолжил Роман, помогая молодой женщине усесться поудобнее. — Ты забываешь, что между тем выстрелом и этой остановкой мы ехали два часа.

— Человек на лошади быстрее проскачет по горам, чем автомобиль проберется по тропе. Разве не логично, что это и был наш стрелок? — настаивала Татьяна, заметно обеспокоенная.

Ну да, вот только у этого всадника вместо винтовки был лук в два метра длиной.

— Послушай, Татьяна, — сказал он, — я думаю, что тебе лучше немного поспать, а не предаваться размышлениям и не превращать обычные совпадения в межгалактический заговор!

— Роман, ангел мой, не кричи, у меня голова болит.

— Я не кричу, Татьяна, я просто тебе объясняю…

— Тогда, дорогой мой Роман, объясни, почему меня хотели убить?

— Целились, разумеется, не в тебя…

— Вот как? Значит, целились не в меня, а всего-навсего в мою голову? Ну, тогда в самом деле не о чем беспокоиться!

— Стреляли, вне всякого сомнения, торговцы наркотиками, которые хотели прогнать нас со своей территории, — объяснил он, снова наливая ей воды.

— Чтобы мы предупредили военную базу и сообщили об их присутствии? Роман, я тебя умоляю!

— Солдаты не в состоянии контролировать двести тысяч квадратных километров пустыни. Во всяком случае, теперь уже все позади. Ты вне опасности, все в порядке.

— В самом деле? Я очень рада это слышать. Теперь я совершенно спокойна! Мой надежный и любезный Роман, мне бы хотелось взглянуть на зарисовки надписей на камнях, которые нашли вы с Омаром, — с ледяной улыбкой добавила она.

— Не знал, что ты специалист по пиктограммам, — бросил Ян, по-прежнему погруженный в свой учебник.

— Ян, мой милый мальчик, свою первую пиктограмму я изучала, когда тебя еще только-только начинали пороть в твоем варварском Кембридже, — парировала она, опираясь на Романа, чтобы сесть ровнее. — Возможно, мы, русские, бедные и коррумпированные, но мы никогда не забывали, что нужно быть старательным и любознательным. У нас слово «культура» применимо не только к сельскому хозяйству, оно не обязательно означает люцерну.

— Могу себе представить, что было бы, если бы ты не была сейчас ослаблена! — воскликнул Ян, протягивая ей зарисовки Романа. — Держи, если это тебя немного развлечет.

Она взяла листочки, при этом пальцы ее коснулись запястья молодого человека. Ян волновал ее. Она считала его несносным, невыносимо самодовольным и мечтала увидеть, как он падет перед ее чарами, утратив самообладание и все свое высокомерие, потеряет голову перед ее бьющей через край женственностью. Она не привыкла, чтобы мужчины ей сопротивлялись или, что еще хуже, попросту ее игнорировали! Но Ян с отсутствующим видом уже садился на место.

Роман сел рядом с Владом, затем, услышав, как у него бурчит в животе, осознал, что умирает от голода. Он посмотрел на часы. Они выехали пять часов назад, пора было перекусить.

— Поскольку мы и так уже потеряли много времени, я предлагаю вместо обеда ограничиться соевыми батончиками, — предложил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и стал рыться в сумке, в которой у них хранились продовольственные припасы.

Вместо ответа все равнодушно кивнули. Учитывая обстоятельства, возиться с обедом и в самом деле было бы некстати.

Десять минут спустя, слегка подкрепившись проглоченными наспех батончиками, Роман положил ноги на приборную доску и попытался расслабиться.

Случайный выстрел? Вполне правдоподобно.

Гвозди могли выпасть из проехавшего автомобиля, а микроавтобус на них напоролся. Почему бы и нет? Старые камни, покрытые рунами, имеются повсюду, их находят на всех широтах. Что же касается всадника, это тоже не редкость в краях, где некоторые уголки практически недоступны для других транспортных средств. Роман, старина, что-то ты запаниковал, как новичок, заключил он, надвинув фетровую шляпу на глаза. Тебе стоит немного поспать.

ГЛАВА 4

Всадник приподнял металлическую сетку, скрывавшую его лицо, и уставился на Романа пустыми глазницами. Человек явно был мертв, и уже давно, перед ним стояла иссушенная мумия.

— Роман, дорогой, передай мне косметичку, сейчас наведем ему красоту! — произнесла Татьяна, расстегивая верхние пуговки своей джинсовой рубашки.

Мумия, явно заинтересовавшись, повернулась к ней, положив руку на колчан.

— О грубое животное! Ты же не станешь в самом деле стрелять в беззащитную женщину! — замурлыкала Татьяна, сжимая в правом кармане пистолет. В одно мгновение вскинув руку, она разнесла череп мертвому всаднику. — Вот так-то, это научит тебя хорошим манерам, приятель, — заключила она почему-то хриплым голосом Влада. — Нет, ты видел этого идиота?

Роман внезапно проснулся. Влад яростно сигналил.

— Черт, ну ты, двигайся! — орал он в адрес старого пикапа, остановившегося прямо на крутом повороте.

Стоящий возле правого колеса водитель, коренастый, одетый в длинную белую тунику, спокойно справлял малую нужду, ни на кого не обращая внимания. Один из шестерых мужчин, сидевших сзади, сделал им неприличный жест. Роман отметил суры Корана на борту пикапа, автоматы через плечо у мужчин и мегафон на крыше кабины.

— Думаю, это военные из Комитета, религиозная полиция, — заметил он Владу. — Спокойно.

— Но эти кретины заблокировали дорогу!

— Влад! Я сказал «спокойно». У этих «кретинов», как ты выразился, в руках оружие, и они имеют право сделать с нами все, что им заблагорассудится. Я удивляюсь, как тебе до сих пор удавалось выжить в Азии с таким отвратительным характером.

— Я тоже! Лучше было бы переориентироваться на Полинезию или Антильские острова. Например, капитан крейсерской яхты, как тебе? Поджаривал бы задницу на палубе парусника в обществе голых баб. Мать твою! Вот этот нас сейчас поимеет!

Водитель пикапа в белоснежном тюрбане направлялся к ним, держа автомат.

— А морда-то какая гнусная, — сквозь зубы пробормотал Влад.

Роман легонько пнул его. Что правда, то правда, вид у человека был не слишком располагающий: невысокий, кряжистый, глубоко запрятанные в орбитах глазки, огромный нос, скошенный подбородок, заросший густой, плохо подстриженной бородой, — от него буквально исходили волны агрессии.

Подойдя к машине, он постучал по стеклу. Влад опустил его.

— Салям, — произнес тип, обнажив большие, очень белые зубы. — Кто вы и куда направляетесь? — продолжал он на фарси, а его маленькие глазки в это время внимательно обшаривали салон микроавтобуса, останавливаясь на каждом пассажире.

Влад злобно начал было: «Na mifahmam, я не понимаю», но Роман быстро прервал его.

— Мы ученые, у нас есть все необходимые разрешения, чтобы ездить по стране, — ответил он, извлекая из бардачка кипу бумаг, надлежащим образом подписанных и проштампованных.

— Ваши документы! Все документы! — сухо приказал военный.

Недовольно бурча, члены группы повиновались, а проверяющий сделал знак одному из своих людей, который тотчас же с хмурым видом вышел из пикапа.

— Али, иди проверь документы у пассажиров в грузовике, — приказал он ему.

Скроенный по тому же образцу, что и начальник, и, как и он, наделенный приветливостью питбуля, тот, кого назвали Али, кивнул и побежал к трейлеру, угрожающе поигрывая автоматом.

Проверка продолжалась добрых десять минут, в течение которых Роман молил Бога, чтобы импульсивная Лейла не ляпнула какую-нибудь глупость любезному Али. Наконец военный с насупленным видом резко сунул ему документы.

— Давайте, поезжайте! — бросил он. — Gom sho! Убирайтесь отсюда, живо!

— Motashakkeram! Спасибо, — как можно вежливее ответил Роман, наклонив голову.

Тот пожал плечами и свистнул своему помощнику, который живо подбежал к нему. Оба мужчины вернулись к своему пикапу, который сдвинулся с места, пропуская машины.

— Надо было спросить у него, есть ли в этих местах какие-то особые проблемы, — сказал Ян.

— Он бы нам солгал: никаких проблем якобы не существует.

Его передатчик забулькал, он нажал на кнопку.

— Они едва не забрали Уула, придрались, что его виза не в порядке! — сказала Лейла. — А ко мне он прицепился из-за фотографий. «Военная зона» и все такое. К счастью, я успела спрятать все пленки под обшивку сиденья. А ему сунула три ролика из Бейрута.

— Прекрасно, деточка! — ответил он, улыбаясь. — Надеюсь, ты разговаривала вежливо.

— Я же не идиотка! Вот только интересно, что это за типы.

— Подвыпившие стражи революции.

— Сомневаюсь. Ты обратил внимание на часы Али? Я никогда не видела, чтобы пасдаран[14] выставлял напоказ «Патек-Филип» за пять тысяч евро. Тем более тайваньскую подделку.

Роман ощутил легкое покалывание в боку.

— Что за чепуха?

— Никакая не чепуха. Я хорошо знаю товар: у меня был приятель, который как раз его сбывал. Знаешь, я думаю, что нам очень повезло. Или эти типы хотели сэкономить боеприпасы, или они боялись, что кто-то услышит выстрелы, но могу тебя заверить: к Комитету они никакого отношения не имеют!

Связь неожиданно прервалась, послышалось потрескивание и шипение. Роман досадливо выругал аппарат. День оказался слишком уж насыщен событиями.

В общем, все сводилось к одному — задержать их. Прямо как в каком-нибудь старом фильме, где соперники участвуют в забеге и используют все возможные средства, чтобы команда противников оказалась дисквалифицирована. С одним только отличием: насколько им известно, по этой дороге они едут одни. Или, может быть?.. Могло ли случиться, чтобы, сама того не ведая, экспедиция играла некую роль в военной игре?

Он бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида. «Серебряный Рейнджер» следовал за ними след в след, а пикап исчез, скрывшись за горной грядой.

— Как там у них все прошло?

Ян наклонился вперед. Роман пожал плечами:

— В целом нормально. Он хотел конфисковать фотографии Лейлы, но она всучила ему какую-то ненужную пленку.

— У того типа, что проверял документы у нас, был довольно странный акцент, — задумчиво заметил Ян.

— Какой? — поинтересовался Маттео Сальвани.

— Не знаю. Не думаю, что он иранец. Эта манера тянуть гласные…

Он был в явном недоумении.

— Я бы сказал, есть тут какая-то нелепость…

— Только не ты, Шерлок! — поддела Татьяна.

— Нет, в самом деле, если бы я его не видел, я бы подумал о семье балтийских языков.

— Что? Неужели литовец? — изумленно спросил Д'Анкосс, подняв голову от своих дорогих листочков.

— Гм… Но его лицо… Странная смесь! — сделал заключение молодой ученый и откинулся назад, облокотившись на спинку сиденья.

Стражи революции. Балтийский акцент. Тайваньские часы. Казалось, на запотевшем переднем стекле ярко-красной краской само написалось слово «наркодилер». Да, похоже, они еще дешево отделались.

— Проклятый денек! — внезапно пробормотал Влад, выразив общее мнение.

Три часа подряд они ехали без всяких происшествий по хаотичному ландшафту, где огромные темно-красные куски горных пород нависали над сверкающими на солнце соляными озерами.

— Преддверие Даште-Кевира, — сообщил Влад.

— По последней теории, Большая соляная пустыня и ее младшая сестра, пустыня Луг, — это остатки внутреннего моря, где город Йезд был островом, — заметила Татьяна.

— Ох уж мне этот славянский романтизм! — хохотнул Ян. — А случайно забредшие сюда кельты бросили свои алебастровые рукописи в воду, чтобы мы их случайно выудили три тысячи лет спустя.

— Татьяна права, — заметил Маттео. — Впрочем, мне не терпится взять кое-какие образцы.

— Когда видишь эту пустыню, трудно себе представить, что человеческие существа могли поселиться в таких неприветливых местах, — заметил Д'Анкосс, поправляя узел своего шелкового шейного платка небесно-голубого цвета.

— Чудо канатов[15], профессоре, шедевр ирригационных сооружений, не правда ли, Татьяна?

Маттео повернулся к женщине, по-прежнему погруженной в изучение листочков.

— Весьма примечательно и изобретательно, — ответила она, не поднимая головы. — Когда подумаешь, что этим сооружениям более трех тысяч лет… Подземные каналы! Просто и эффективно! Я написала об этом монографию…

— Да, я ее читал. Очень интересно…

Роман слушал их беседу, между тем небо медленно темнело, а соляные озера мраморно поблескивали уже при свете луны, молчаливые, словно огромные могилы.

Влад зажег фары.

— Через час будем в Кутчахе, — объявил он. — Нужно будет там остановиться и предупредить Сефир Руда, что мы прибудем на место только завтра утром.

— Ладно, — согласился Роман, чувствуя, как спину сводит судорога.

Путь заканчивали в полном молчании. Наконец в лунном свете стали вырисовываться приземистые силуэты домов крошечного поселения Кутчах, похожие на игрушечные домики. Остервенело залаяли черные собаки, бросаясь к машинам, которые постепенно замедляли ход. Влад затормозил возле общинного колодца, за ним остановился автобус, и все с удовольствием стали мыться, между тем как собачий лай, казалось, стал вдвое громче и яростнее. Роман подумал, что сейчас, наверное, весь поселок выскочит посмотреть, что происходит, но почему-то не открылась ни одна дверь.

Он спрыгнул на землю, и собаки отбежали назад со вздыбленной шерстью. Они боялись людей. «Убирайтесь!» — бросил он им, щелкнув языком, этому фокусу его научил Уул; собаки отбежали еще дальше.

Влад долго потягивался, а остальные разгружали имущество, чтобы начать устраиваться на ночь.

— Я спрошу у них, можно ли разбить палатки возле хлева, — сказал Роман, направляясь к ближайшему дому; собаки плелись за ним, обнюхивая его сапоги, низко наклонив головы и опустив хвосты.

— Я с тобой.

Лейла уже обогнала его, предусмотрительно набросив на лицо край платка.

Что-то здесь не так, подумал Роман. Он слышал, как Омар шутит с Уулом, Ли ругается, Влад помогает Татьяне выйти из автобуса, Маттео и Д'Анкосс продолжают свой вечный спор, Ян насвистывает песню «Команданте Че Гевара», насвистывает крайне фальшиво, но главное, что он воспринимал, была тишина, совершенно неестественная тишина.

Он постучал кулаком в старую деревянную дверь, выкрашенную в ярко-синий цвет. Ответа не последовало. Какая-то собака стала громко выть, обнюхивая дверь, потом принялась яростно скрести створку, которая со скрипом открылась на несколько сантиметров. Лейла на мгновение застыла от удивления, затем повернулась к Роману: она, женщина, первой заговорить не могла.

— Есть кто-нибудь? — крикнул Роман. — Можно войти?

Ответа по-прежнему не было. Он легонько нажал на створку, и она распахнулась. Комната была погружена в полумрак. Собака прошмыгнула между их ног и принялась глухо ворчать, затем с визгом отпрянула, волоча по земле хвост.

Лейла тут же вытащила карманный фонарик и зажгла его, направив желтый пучок света на глинобитные стены, утоптанный земляной пол, застланный пластиковыми циновками, зеленой и синей, самодельный низкий деревянный столик, мягкие кожаные сиденья и два тела в черных платьях.

— Боже мой! — воскликнул Роман, бросаясь к женщинам, лежащим на земле лицом вниз.

Сбивчиво дыша, он склонился над той, что лежала ближе к нему, и осторожно перевернул ее на спину. Огромные черные глаза смотрели на него поверх хиджаба. Он слегка приподнял платок. Кровь медленно сворачивалась на открытом горле, длинные ярко-красные струйки текли по белоснежной шее женщины. Он заметил, что его рука, которую он положил ей на грудь, запачкана темно-красным, и, прежде чем перевернуть другое тело, вытер ладонь о джинсы. Вторая женщина оказалась старше — мать и дочь? — но когда он приподнял хиджаб, то увидел такие же раны.

Он слышал, как Омар снаружи произнес: «Darbm aspirin, у меня есть аспирин». — «Спасибо, — ответил Д'Анкосс, — проклятая мигрень…»

— Они мертвы? — спокойно спросила Лейла.

— Да. Перерезали горло.

— Следов борьбы нет, — заметила Лейла все так же спокойно. — Думаешь, они были знакомы с теми, кто напал на них?

Роман, стоя на коленях возле трупов, вздохнул, чувствуя, как у него скрутило живот.

— Не знаю. Я не могу понять, где же мужчины.

— Думаю, они тоже мертвы, — прошептала Лейла. Роман выпрямился:

— Пойдем посмотрим в другой комнате.

Она пошла за ним, без особого волнения перешагнув через два трупа, и Роман сказал себе, что ценит ее в том числе и за это тоже. Не то чтобы она была холодной или безразличной. Просто она привыкла к войне, к смерти во всех ее проявлениях и умела сдерживать свои порывы в обстоятельствах, когда ни в коем случае нельзя было давать волю эмоциям, следовало беречь энергию. В этом заключалась своего рода система самозащиты, которую ему самому удалось выработать на практике за долгие пятнадцать лет.

Они вошли в комнату размером поменьше первой, где находились двуспальная кровать, покрытая темно-коричневым шерстяным одеялом, большой кожаный сундук, пластиковый поднос, разрисованный ярко-красными вишнями, на котором стояли три глиняные пиалы, где еще оставался чай. В углу помещения занавеска закрывала альков, за ним находилась кровать поменьше и примитивная этажерка, на которой стояла алюминиевая кружка, лежали черепаховый гребень и Коран на маленькой белой салфетке.

— Кровать матери, — прошептала Лейла, в то время как Роман поднимал крышку большого сундука.

Внутри лежал человек. Он смотрел на Романа. Кровь пропитала его бороду с проседью и стекала на белую рубашку. При свете карманного фонаря он походил на восковой манекен.

— Почему его запихали в сундук? — спросила пораженная Лейла.

— Не знаю. Возможно, просто так. Или убийца не хотел больше видеть своей жертвы.

— Но вид женщин его не смущал?

— Наверное, женщины не имели никакого значения…

— Эй! Вы здесь?

Хриплый голос Влада заставил их подскочить.

— Да. У нас проблемы, — ответил Роман. — Иди сюда.

Они услышали, как заскрипела дверь, затем раздался поток брани.

— Черт возьми, это еще что?

— Надо сходить в другие дома, — сказал Роман, подталкивая Лейлу к двери. — Влад, скажи остальным, чтобы опять садились в машины и были готовы к отъезду. Здесь мы ночевать не можем.

— Но ехать ночью мы тоже не можем! Это слишком опасно. Ты знаешь, сколько людей здесь разбивается ночью?

— Влад, прекрати. Делай, как я сказал.

Роман вышел на свежий ночной воздух, вслед за ним Лейла. Собаки стояли неподвижно, сбившись в стаю, низко опустив морды.

— Что происходит? Ян преградил им путь:

— Так можно разбивать палатки или нет?

— Нет, — ответил Роман, обходя молодого человека. — Наверно, нам прямо сейчас придется ехать.

Краем глаза он видел, что Ли внимательно наблюдает за ними, прислонившись спиной к трейлеру, не выпуская изо рта сигареты.

— Но почему? — упрямился взлохмаченный Ян. — Это люди против того, чтобы мы здесь останавливались?

— Ян, дай мне, пожалуйста, пять минут. Ровно пять минут.

— Всегда одно и то же! Ты обращаешься с нами как с детьми.

Роман пожал плечами и постучал в дверь второго домика, чувствуя спиной пристальный взгляд Лейлы.

Здесь тоже дверь была приоткрыта, и он медленно толкнул ее: ему не хотелось видеть того, что, без всякого сомнения, находилось по ту сторону.

И все-таки в дрожащем круге желтого света он увидел. Трое детей лежали свернувшись калачиками возле старой печки, две женщины были брошены на землю у ножек кресла, где сидел старик, из горла которого продолжала медленно сочиться кровь, и еще один мужчина, более молодой, сильный, он сидел, прислонившись к стене, его голова почти отделилась от туловища, залитого красным.

Несмотря на отвращение, Роман подошел и склонился над маленькими детскими телами. Их залитые кровью футболки открывали плоские, мускулистые животы, под футбольными трусами виднелись расцарапанные коленки. Они ушли играть в футбол, мечтая о чемпионате мира, они вернулись, чтобы поужинать этим супом с чечевицей и помидорами, чугунок с которым стоял в печке, и они умерли.

Черты самого старшего, красивого мальчика лет двенадцати, выражали недоумение и недоверие. А на лице его младшего брата явственно читался ужас. Должно быть, его очередь пришла позже, он знал, что с ним произойдет, и он от страха обмочился. У самого маленького рот до сих пор был открыт в последнем крике, а струйка крови прочертила на полу нечто вроде ореола вокруг растрепанных волос.

Роман быстро осмотрел тела двух женщин — и здесь тоже молодая и пожилая, — затем тела двух мужчин и не обнаружил ничего нового: все та же глубокая рана от ножа, перерезавшего сонную артерию. Один-единственный убийца не мог бы справиться с целым семейством, тем более что и у старика, и у молодого мужчины — его сын? зять? — на поясе висели ножи. Значит, было несколько убийц, решительных, быстрых. Ни изнасилования, ни пыток, только смерть. Несколько минут — и поселение стерто с лица земли.

Он вновь наклонился над молодым мужчиной и вытащил бумажник, который оттопыривал на груди карман темно-синей рубашки. Деньги, несколько аккуратно сложенных купюр, и монеты. Кроме того, у обоих мужчин на руках остались часы. Значит, ограбление тоже не являлось мотивом.

— Да плевать мне на приказы!

Голос Яна раздался эхом в ночи. В ответ послышался другой, глуховатый. Роман узнал Влада:

— Он сказал подождать, значит, подождем!

— Хватит изображать верных псов, это просто смешно. Я требую… мы требуем, чтобы нам сказали, что случилось.

Лейла, не произнесшая ни единого слова с тех пор, как переступила порог, повернулась к Роману:

— Что будем делать?

— Не знаю. Думаю, нужно уезжать, и как можно быстрее.

— Может, стоит им сообщить?

Ответить ему не пришлось. Ян ворвался в комнату, хотя Влад и пытался его удержать. Лейла быстро погасила фонарь, но он уже успел все увидеть.

— Иисус Христос! Что это?.. Они ранены?

— Они мертвы, — сказал Роман, выводя его наружу. — Все мертвы.

— Но… как? Какая-то эпидемия?

— Они убиты. У них перерезано горло.

— Черт! Те самые типы? Ты думаешь, они могут вернуться?

— Не знаю, — в очередной раз ответил Роман.

Те самые, одетые в форму членов Комитета. Вооруженные. Агрессивные. Все может быть. Но это не объясняет причин резни. Горцы, которые жили здесь, что бы там они ни увидели, разумеется, не стали бы никому ни о чем сообщать. Здесь, как и в других местах, где «жить» и «выживать» означает одно и то же, каждый занят только своим, и ему нет дела до остального.

Оставался один домишко. Роман вошел туда почти бегом, торопясь как можно скорее покончить со всем этим, Ян следовал за ним по пятам. В единственной комнате находилось одно тело, тело старика, сидевшего поджав ноги, с головой, откинутой назад, будто он приглашал гостей напиться крови из своего разрезанного горла.

Они вышли и наткнулись на Лейлу с ее неизменным фотоаппаратом «Никон».

— Я сделала несколько кадров… на всякий случай, — объяснила она. — Закончу здесь и приду.

Влад и Ли со страхом оглядели окрестности. Ли, с пистолетом QSZ-92, состоящим на вооружении китайской армии, и Влад, со снайперской винтовкой Драгунова, сделанной на Механическом заводе Ижевска (она осталась у него со времени военной службы и могла делать тридцать выстрелов в минуту, стреляя на расстояние до тысячи трехсот метров). Очень эффективное оружие, не говоря уже об устройстве для фиксации штыка. Хотя трудно представить себе Влада, который несется со штыком наперевес на строй невозмутимых убийц.

В двери микроавтобуса показался широкий силуэт Маттео Сальвани, за ним, длинный, Д'Анкосса, и Роману пришлось еще раз рассказывать о том, что они только что обнаружили, вызвав вполне ожидаемую реакцию.

— Роман, дорогой, ты по-прежнему считаешь, что все это в порядке вещей? — прокричала Татьяна.

— Нет, но объяснений у меня тоже нет, надо ехать, — добавил он тоном, не терпящим возражений.

— Мы могли бы взглянуть на тела, — возразила Татьяна, — и посмотреть, какой из этого можно сделать вывод.

— Из этого можно сделать только один вывод: эти люди зарезаны, как бараны, — устало ответил Роман.

— Ты даже не собрал улики? — возмутилась она.

— Татьяна, это тебе не кино. Мы не станем разгадывать тайну, и нас не поздравит президент Хатами. Из этого опасного места надо поскорее уносить ноги, и точка.

— А я согласен с Татьяной, — бросил Ян. — Если разглядеть их поближе, может, поймем, что произошло.

Роман вздохнул:

— Но кто вам сказал, что убийц здесь уже нет? Где они? Может, как раз сейчас натачивают свои ножи.

Установилась недолгая тишина, затем Сальвани произнес:

— Думаю, Роман прав. Лучше уехать отсюда. Того, что случилось, мы все равно изменить не можем.

Д'Анкосс пожал сутулыми плечами. Поступят они так или иначе, какая, в сущности, разница? Эти люди уже мертвы, как скоро умрет Макс, его любовник, как с момента существования человечества умерли уже семьдесят пять миллиардов. Все остальное лишь бессмысленная суета.

Обиженно надув губы, Татьяна вжалась в сиденье позади него, Ян устроился рядом, а Влад в очередной раз попытался завести мотор.

Тот чихнул, затем заглох.

Влад попытался еще раз, но и эта попытка не удалась.

И в установившейся тишине они услышали, как заглох мотор трейлера, забурчал, опять заглох. Ли хлопнул дверцей. Влад, полуприкрыв глаза, не шевелился, положив руку на ключ зажигания. Никто не проронил ни слова. Было слышно, как Ли копается под капотом машины, потом послышалось яростное восклицание по-китайски, раздался голос Уула, который поспешил ему на помощь. Влад убрал руку с ключа зажигания, уронив ее на руль.

— Сахар, — как во сне произнес он, — сахар в бензобаке. Похоже, мы застряли.

В салоне раздались восклицания, а Роман спрыгнул на землю и направился к Ли, сидящему прямо на земле рядом с машиной; вокруг шеи была повязана заляпанная жирными пятнами тряпка.

— Это правда, что сказал Влад? Сахар?

Ли кивнул:

— Мы на краю пропасти, а снег скользкий, босс.

— Проверь, сахар взят из наших запасов? Починить можно?

— Надо разбирать мотор, все прочистить. Провозимся всю ночь, а может, и утро тоже.

— Ладно, все равно другого выхода нет. Пусть Омар и Уул тебе помогут. Займитесь сначала «Серебряным Рейнджером», это важнее, там все материалы. В худшем случае сможем набиться туда все, чтобы добраться до города.

— Как скажешь, босс. Но Ли кажется, что он упорно пытается плыть против течения и все бесполезно.

— Ну хватит изображать старого мудрого китайца, не пугай меня! — отрезал Роман. — Если нужно плыть против течения, значит, будем плыть.

— Как скажешь, босс, — пробурчал Ли, вытирая лоб почти черной тряпкой. — Как скажешь…

ГЛАВА 5

Пока Омар, Уул, Влад и Ли суетились вокруг трейлера, Ян и Татьяна вернулись в дом, где погибли дети. Стоя возле автобуса, Роман слышал глухие, взволнованные голоса. Маттео Сальвани, сидя возле своего рюкзака, гладил щенка. Антуан Д'Анкосс с мрачным видом курил трубку. Лейла продолжала фотографировать, медленно передвигаясь от одного тела к другому.

Место преступления. Уже столько лет прошло, но как помешать нахлынувшим воспоминаниям? Безжизненное тело полицейского, его молодое неподвижное лицо и дырка в груди, из которой сочится кровь. Такая маленькая, до смешного маленькая дырочка, неужели она может быть смертельной? И винтовка в руках, в его, Романа, руках. Как мог он держать оружие? Как мог он нажать на спуск, он, студент исторического факультета, с которым никогда не случалось никаких историй, будущий преподаватель… Будущий осужденный. А сейчас убийца. Удары, ярость копов, ярость Антонии, его любовницы, его тайной советчицы, вечно растрепанной, истеричной, сопротивлявшейся до конца, пока полицейские дубинки не заставили ее замолчать, ярость копов при виде тела их молодого собрата, так глупо погибшего от руки какого-то налетчика, самого до смерти напуганного и неопытного, налетчика, который поверил мечтам Антонии, поверил в ее революцию, в ее право брать деньги капиталистов, чтобы раздавать их другим, чтобы насытить неутолимый голод: в оружии, конспиративных квартирах, фальшивых документах и настоящих преступлениях во имя Богини Революции.

Роман-налетчик, Роман-убийца. В девятнадцать лет. Убийца. Которому грозила смертная казнь. И которому повезло. Пятнадцать лет заключения. Он не хотел стрелять, он просто давал отпор безумным выстрелам молодого полицейского. Он даже не прицеливался. Пуля убила сама. Она пробила широкую грудь мужчины — Люк Жубер, двадцати восьми лет, женат, двое детей — и вонзилась в борт припаркованной у тротуара машины, серого «Пежо-404».

Его жена Катрин, маленькая брюнетка, сломленная горем, с ненавистью рассматривала его в зале судебного заседания. Он не мог выдержать ее взгляда, но опустить глаза он тоже не мог, не имел права, он должен был выдержать ее ненависть, потому что все произошло по его вине. По его вине две маленькие девочки, восьмилетняя Стефани и четырехлетняя Натали, лишились отца.

Блок для особо опасных преступников. Тишина. Вместо горизонта — восемьдесят квадратных сантиметров неба. Иногда там пролетала птица. Иногда целая стая воробьев. Иногда он позволял себе мечтать, что придет письмо. Письмо от маленькой Стефани, которой сейчас должно было уже исполниться девятнадцать, совсем простое письмо, в котором она бы написала: «Месье, я вас прощаю…» Разумеется, никакого письма не пришло. Чтобы получить отпущение грехов, недостаточно просто сожалеть о содеянном.

Его отец, который не пришел к нему ни разу за все пятнадцать лет, в каком-то смысле это подтвердил. Его отец, этот холодный и суровый человек, так никогда и не утешился после смерти жены от рака, он затворился в башне из слоновой кости, откуда выходил только для того, чтобы давать уроки старофранцузского языка в университете. Отец, которого он так больше никогда и не увидел. Он умер за полгода до его освобождения. Инфаркт. Возможно, он боялся его возвращения?

— Там что-то странное на телах…

Он чуть не подскочил от неожиданности, быстро обернулся. На лице Яна читалось недоумение.

— Иди взгляни…

Татьяна стояла, склонившись над одной из женщин. Она завернула ее длинное черное платье почти до самой шеи.

— Я хотела посмотреть, не подверглась ли она насилию или что-то в этом роде, — объяснила она. — И вот что я нашла, посмотри-ка, Роман…

Татуировка. Она тянулась от лобковой кости до пупка. Похоже на стрелу с оперением…

Только потом он сообразил, что это вовсе не рисунок, а что-то вроде насечек, острых надрезов. Тонкие, симметричные, совсем недавние. Напрасно он решил поначалу, что здесь никого не пытали.

— У пожилой женщины то же самое, — пояснила Татьяна. — А у мужчин нет. Я бы сказала, что это сделано после смерти. Крови почти нет. И очень тонким лезвием, похоже на скальпель.

— Ритуальное убийство?

— Ты ничего не замечаешь?

Ян показал ему на надрезы:

— Тебе это ничего не напоминает?!

Роман наклонился ниже, осознавая, что он разглядывает человеческий труп, который начал уже остывать. Он узнал орнамент, «выгравированный» внизу живота молодой женщины. Этот узор он видел накануне и еще сегодня утром… Неужели только этим утром? Оно казалось таким далеким! Насечки по диагонали по ту и другую сторону прямой линии, зарубки на камнях, найденных в пещере! От этой находки он почувствовал головокружение.

Какой-то бред!

Роман поднял голову и увидел, что Ян так же потрясен, как и он, его волосы были взлохмачены еще сильнее, чем обычно, скулы лихорадочно алели.

— Просто невероятно, правда?! Кто-то написал это на животе женщины, точно так же, как на камнях, которые ты нашел! — воскликнул молодой человек.

Татьяна тоже выпрямилась, ее запачканная кровью повязка, уже ослабшая, сползала ей на глаза, но она, казалось, этого даже не замечает.

— Та же графическая система, — подтвердила она. — И какова же, по-твоему, вероятность, что это простое совпадение, дорогой мой Роман?

Никакой, подумал он. Это никак не может быть совпадением. В какое осиное гнездо угодила их маленькая экспедиция?

— А женщины из соседнего дома? — спросил он, и не только потому, что действительно хотел это знать, но и просто чтобы не молчать.

— Сейчас пойдем и посмотрим, — отозвался Ян.

— Нужно, чтобы Лейла сфотографировала эти… раны, — выходя, пробормотал Роман.

Оказавшись снаружи, он закурил и глубоко вдохнул сигаретный дым, словно пытаясь прогнать запах крови и мертвых тел. Он увидел, как Ян и Татьяна входят в соседний домик, и выпустил еще несколько колечек дыма, прежде чем решился за ними последовать. Д'Анкосс окликнул его.

— Я ходил смотреть хлев, — сказал он ему. — Старая постройка, типичная для сельской архитектуры династии Сефевидов [16].

Роман не смог сдержать вздох: в эту самую минуту ему было совершенно наплевать на сельскую архитектуру, да и, по правде сказать, на искусство вообще.

— Я обнаружил там удивительные образцы клеймения ослов и верблюдов.

Очень впечатляет. В пяти метрах отсюда одиннадцать трупов, а тут клеймение ослов…

— На них клейма скифских кочевников, точно такие, какие можно встретить на редких экземплярах посуды, которые удавалось найти. Вы представляете?! Никогда не думал, что доведется увидеть живое животное, отмеченное таким клеймом!

Казалось, Д'Анкосс вот-вот вцепится ему в воротник, Роман даже отступил на шаг, прежде чем слова антрополога начали доходить до его сознания. Скифские кочевники. Всадник, появившийся ниоткуда, старинное клеймо, рунические насечки на тысячелетних камнях и на телах этих убитых женщин… Он последний раз затянулся, очень глубоко, так что почувствовал приятное тепло в пищеводе, затем загасил окурок о подошву ботинка. Сколь бы ни было сильно желание оказаться как можно дальше отсюда, выбора не было, придется столкнуться лицом к лицу с реальностью, какой бы странной и тревожной она ни оказалась.

Он не слишком удивился, узнав, что на телах всех убитых женщин имелись такие же отметины. Лейла с непроницаемым лицом заявила, что сейчас будет проявлять фотографии, которые только что сделала, и забралась в трейлер, вокруг которого по-прежнему суетились Ли, Влад, Омар и Уул. Сальвани, который казался немного потерянным, поплелся в хлев вслед за Романом и Д'Анкоссом.

Войдя, они задохнулись от запаха овечьего выпота, два верблюда, заметив незнакомцев, принялись кричать, а четыре маленьких ослика стали беспокойно перебирать ногами.

— Вот здесь, посмотрите! У них на боках! — показал Д'Анкосс, водрузив на нос тонкие очки в черепаховой оправе. — Видите, Маттео?

— Вижу, — ответил тот, уткнув нос в рукав своего красного свитера. — Выйдем отсюда поскорее, тут гак воняет!

— Все-таки это чертовски интересно! — настаивал Д'Анкосс, плетясь за коллегами на свежий воздух.

Чертовски тревожно, да, как и все остальное, сказал себе Роман. Кто были эти люди, что жили здесь, люди, которые клеймили своих животных, как кочевники железного века? Кто были те, кто явился сюда их убить, перерезав горло, как самим животным? Какой конфликт стал причиной этой бойни? Зачем все это было сделано?

Он встряхнулся: задавать без конца одни и те же вопросы не имело смысла. Главное было покинуть эти места, пропитанные жестокостью и смертью, увести группу в безопасное место. Сколько тысяч километров преодолел он с тех пор, как вышел из тюрьмы? Сколько шагов вперед и назад сделал он в своем бетонном саркофаге? Он сделался неутомимым ходоком и намеревался продолжить свой путь, потому что эти преступления, какими бы они ужасными ни были, не имели к нему отношения. Он уже заплатил за пролитую кровь.

Он решительным шагом направился к «Серебряному Рейнджеру», по-прежнему не подававшему признаков жизни. Омар, в своей заляпанной пятнами белой тунике, улыбнулся ему:

— Сейчас все сделаем. Ли настоящий волшебник!

Ли что-то бормотал себе в бороду, наполовину зарывшись в старые железки, не выпуская изо рта потухшей сигареты. Влад нервно хрустнул суставами:

— Роман, Уул проверил: сахар взят из нашего провианта. Не хватает четырех пачек.

Гвозди, сахар. Запасы, хранившиеся в трейлере. Ну как тут не заподозрить его обитателей!

— Где Лейла?

— Я здесь, внутри! Иди сюда.

Роман вошел. Там, где в роскошном автомобиле предполагался встроенный шкаф, она соорудила фотолабораторию, с красной лампой, устройством для проявки, небольшим резервуаром и увеличителем, старой моделью «Дерст Ф-30», которую она очень любила. Он просунул голову и увидел, как она гордо размахивает в воздухе проявленной пленкой. Он пристроил ее перед лампой, чтобы рассмотреть негативы. На них четко был виден таинственный всадник верхом на коне, маленькой черной лошадке, которую он пришпоривал, несясь среди обломков скал. Лейла пользовалась аккумуляторным блоком МБ-15, который позволял ее «Никону» делать пять снимков в секунду, и у Романа было впечатление, что он смотрит фильм в замедленной проекции. На одном из планов тонкая металлическая сеточка вуали чуть приподнялась от порыва ветра и открылось крупное лицо, с глубоко посаженными глазами, сильно выступающим носом и длинными черными усами, не имеющее ничего общего с монголоидным профилем кочевников. Лейла показала ему две другие пленки.

— Это фотографии убитых, — сказала она. — Не думаю, что тебе захочется снова на это смотреть.

— И правда, не стоит. Что ты об этом думаешь?

— О чем? Об убийствах? Какое-нибудь сведение счетов между живущими в пустыне, непонятная застарелая вендетта… Здесь соседствует столько этносов, никогда не знаешь, что может развязать племенную войну…

— Иран — спокойная страна, — возразил Роман. — Ты лучше меня знаешь, насколько здесь уважают законы и обычаи.

— Пустыня не подчиняется никаким человеческим законам. Законы у нее свои, законы чрезвычайного положения, — заметила она.

— А знаки? Похожие на те самые петроглифы…

— Какой-нибудь старинный язык, которым до сих пор пользуются убийцы. Я часто видела обезображенные трупы, брошенные на перекрестках дорог или прибитые гвоздями к дверям овинов в знак предупреждения.

— Это предполагает, что кто-нибудь сумеет расшифровать то, что они хотели сказать!

— Ничего это не предполагает, Роман. Ты уж чересчур картезианец. Здесь вещи могут быть просто обозначены, совсем не обязательно, чтобы их кто-нибудь прочел, гораздо важнее сам факт наличия, нежели буквальный смысл.

Роман с удивлением смотрел на нее: она очень редко высказывала свои мысли, он привык считать ее человеком куда более прозаическим. Она улыбнулась, довольная его удивлением.

— Если я мало говорю, это вовсе не значит, что я не думаю. Вы, европейцы, ошибаетесь, полагая, будто все, что понимаешь в душе, должно быть высказано! Знаешь, моя мать общалась с духами, а сама я анималистка. Я никогда об этом не говорила, потому что сегодня это может показаться смешным, но это моя культура. И я не могу от этого отрешиться, как и ты не в силах отказаться от своих рассуждений.

Стук в дверь прервал их разговор, в помещение просунулась голова Влада.

— Мы все отремонтируем. Каждую деталь пришлось протирать вручную! Попадись мне только сука, которая все это проделала! Думаю, часа через два-три все будет готово.

Роман кивнул, бросил взгляд на часы, «Таймекс экспедишн» на браслете из потрескавшейся коричневой кожи, они сопровождали его во всех странствиях. Два часа ночи. Значит, выехать они смогут рано утром. Усталым жестом он провел ладонью по заросшей щеке. Если немного повезет, больше ничего не произойдет.

Он вышел наружу, наглухо застегнул молнию куртки, чтобы защититься от резкого ночного холода. Луна, яркая, равнодушная, ласкала серебряным светом лачуги, собак и разложенные на земле детали мотора, отбрасывая фосфоресцирующие блики на глаза и зубы, белоснежные зубы Омара, который вежливо смеялся какой-то шутке Ли, острые зубы Влада, покусывающего травинку, крепкие зубы Уула… Кто, кто же из них взял сахар, чтобы высыпать его в мотор?

Он поискал глазами остальных членов группы. Маттео и Д'Анкосс забрались в микроавтобус и, пристроившись на сиденьях, казалось, пытались уснуть. Ян и Татьяна сидели на краю колодца, уткнувшись в листочки, на которые он скопировал надписи, тихо о чем-то переговаривались, из их губ вылетали облачка пара.

Трудно было поверить, что в этой мирной тишине, пронизанной мягким лунным светом, лежат одиннадцать трупов со зверски перерезанными глотками.

Чтобы хоть немного расслабиться, он заставил себя идти медленным шагом и глубоко дыша. Вдох, выдох. Сколько времени провел он в камере, вот так дыша, просто дыша, чтобы напомнить самому себе, что он еще жив, чтобы через это дыхание сконцентрироваться на самом себе, воспринимая его как доказательство своей телесной целостности.

Сто пятьдесят, сто пятьдесят один… вопросы стирались, покой возвращался, тело успокаивалось. Не отдавая себе в этом отчета, он отошел от поселка довольно далеко и внезапно оказался в полной темноте, куда не доставал свет ветрозащитных ламп, включенных Ли. Луна исчезла за скалистым гребнем. Он остановился и собирался было повернуть обратно, когда вдруг услышал шум.

Совсем слабый щелчок. Там, слева, в горах.

Варан выпустил когти? Или звякнул курок ружья?

Роман почувствовал, как заколотилось сердце. Никакой расслабленности, всплеск адреналина, но нет, не будь дураком, никто же не знал, что ты собираешься здесь прогуливаться.

Ну и что?

Вот именно! Возможно, он перепутал дорогу, пошел по дороге в Великое Никуда. Он медленно повернулся и пошел назад. Шаг, другой, спокойно. За его спиной покатился камешек, покатился с негромким звонким гулом. Не ускорять шагов. Он сделал вид, будто ищет сигареты, и положил руку на рукоятку «Ворден Тактикал», пытаясь осторожно вытянуть его из чехла.

Роман не успел его вытащить, у него с головы слетела фетровая шляпа. Она промелькнула перед его глазами и покатилась по земле. Удивленный, он машинально наклонился и поднял ее. В ткань, как раз над полоской кожаной обшивки, был вонзен нож. Он медленно вытянул вперед руку, как будто нож собирался его укусить, и вытащил его из подкладки, на которой явственно виднелся белесый ободок от пота, ожидая увидеть какой-нибудь старинный кинжал с нанесенным на него никому не ведомым клеймом. Но нет, оружие было вполне современным и страшным. Нож для метания. «Хербетц» из нержавеющей стали, с семнадцатисантиметровым лезвием.

Роман задал себе глупый вопрос, обернуться или нет, как будто существовало руководство, которому полагалось следовать в подобных ситуациях.

Он обернулся. Не было видно ни зги. Может быть, вон там, какая-то тень, еще темнее, чем чернота вокруг?

Вытянув руки вдоль тела, он внимательно вглядывался в ночь. Он был убежден, что в этот раз его убивать не хотели. Тот, кто метнул нож, умел целиться в почти непроглядной темноте, и, если бы действительно намеревался его убить, он бы не промахнулся.

Роман еще колебался, когда внезапно вновь выглянула луна и он увидел его.

Человек стоял абсолютно неподвижно, на нем были брюки с напуском, заправленные в сапоги, и заплатанная туника, на голове шапочка, из-под которой выбивались густые черные завитки, на ремне через плечо продолговатый чехол, в руке охотничье ружье.

— Shab bekhyer, добрый вечер, — негромко произнес Роман.

Тот не ответил.

Его внешность напомнила Роману туркменских кочевников. Возможно, он не говорил на фарси?

— Shoma ingilisi baladin? Ingilizce? — попробовал он заговорить по-турецки.

Никакого ответа. Только жест, призывающий молчать. Роман замолчал. Ему не было страшно. Интуиция подсказывала, что незнакомец не желает ему зла. Внезапно луна спряталась снова, а когда вернулась опять, человек уже исчез. Роман подбежал к месту, где тот только что стоял, но там уже никого не было. Только лоскут ткани, на который он чуть не наступил. Он поднял его. Хлопчатобумажный квадрат. По диагонали вдоль линии посредине изображены какие-то черточки. Он сжал кулак, смяв лоскуток в ладони. Неужели незнакомец — из числа убийц, уничтоживших деревню?

Вдали раздался негромкий гул мотора. Мотоцикл! Было слышно, как мотоцикл трогается с места и шум теряется где-то в горах. Роман попытался определить, откуда доносится звук, но ему казалось, что он слышится одновременно из нескольких разных мест. Утром скифский всадник, вечером туркменский мотоциклист…

Еще более встревоженный, чем прежде, Роман медленным шагом вернулся к поселку, по-прежнему погруженному в зловещую тишину. Собаки сбились в стаю вокруг машин в ожидании неизвестно чего — может, еды, может, какого-то приказа хозяев, их желтые глаза неотрывно смотрели на людей.

Татьяна, у которой ныла рана, решила полежать в микроавтобусе. Ян нервно ходил туда-сюда, запустив пальцы в шевелюру, которая казалась еще более взъерошенной, чем обычно.

— Эти проклятые надписи имеют какой-то смысл! — воскликнул он, заметив Романа.

Еще не оправившись от шока после случившегося, тот молча согласился. Как ни странно, ему совершенно не хотелось никому рассказывать о своей таинственной встрече. Он ощущал в кармане квадратный лоскут ткани, а за поясом нож и не мог решиться заговорить. Ян продолжал что-то бормотать на ходу. Роман открыл было рот, но опять его закрыл, удивляясь и досадуя на самого себя. Какого черта он молчит?

Как будто он не мог поступить иначе.

Он решил еще раз взглянуть на место преступления, чтобы быть уверенным, что они ничего не упустили. Он проверил белье, просунул руку под тощие матрасы, даже порылся в печной золе, но ничего особенного не обнаружил.

— Мы уже проверили их одежду, — произнес Ян, который следовал за ним, не вмешиваясь в его действия.

— Ян, если бы у тебя имелась вещь и ты бы ни за что не хотел, чтобы ее нашли, где бы ты ее спрятал?

— Здесь?

Молодой человек осмотрелся. Они находились в той комнате, где в сундуке лежал мертвец.

— Здесь или где-нибудь еще.

— Но ничего не опрокинуто и не сломано!

— А я и не говорю, что убийцы что-то искали.

— Не понимаю…

— Я тоже, если это тебя успокоит.

Ян задумчиво посмотрел на него:

— Ты что-то ищешь, сам не зная, есть ли здесь это что-то?

— Вот именно.

— Ну, если бы я должен был спрятать что-то, чего, возможно, и не существует, но что ни в коем случае не должно быть найдено, даже если бы это и не искали, я бы сказал… там!

Он театральным жестом щелкнул пальцами, направив указательный на кальян, курительную трубку с водой, которую традиционно ставили на землю, возле хлопчатобумажной циновки.

— В этом сосуде, — повторил он. — Потому что его просто наполняют водой, не открывают, не чистят.

Роман поскреб ногтем большого пальца синеватую от пробившейся щетины щеку.

— Неплохо! Посмотрим…

Он вынул трубку из керамического сосуда и, бросив быстрый взгляд в сторону Яна, резким движением разбил кальян о стенку.

Пусто.

Ян пожал плечами.

— Мимо! — произнес он, крутанувшись на каблуках. — Я сказал просто наобум…

Роман подобрал с земли один из осколков терракоты и протянул его Яну:

— Посмотри.

На осколке четко виднелся рисунок кисти руки, выполненный черным, — руки, положенной вроде бы на колено. Ян сел на корточки рядом с ним и стал помогать переворачивать черепки, подбирать их один к другому, восстанавливая обратную сторону сосуда.

Понемногу стал проявляться портрет, выполненный тонкой кистью, черным по охре, напоминающий греческие портреты, портрет подростка, стоящего возле костра, опершись одним коленом о землю. Взгляд был обращен на того, кто смотрел на этот сосуд, в левой руке он сжимал копье или посох, правая лежала на бедре. Он был полностью обнажен, на лице еще никакой растительности, короткие, заплетенные в косы волосы окружали голову, словно нимб. Широкий, мощный торс, короткие, крепкие ноги. Роман нашел его каким-то странным, непохожим на других. Может, из-за лица, скорее напоминающего мордочку? Нет скул, нижняя челюсть сильно выдается вперед. Взгляд грустный и встревоженный. Портрет выполнен замечательно, но не представляет никакого интереса, подумал, выпрямляясь, Роман.

— Иисус! Ты видел?

Ян, с лупой в руке, показывал на мускулистую лодыжку мальчика. Он передал лупу Роману. В самом деле.

Это и было то, что они искали?

На лодыжке странного подростка виднелась, нарисованная или вытатуированная, короткая серия насечек, образуя новую пиктограмму.

— Вот оно, вот! — внезапно закричал Ян, вырывая у него из рук лупу и направляя ее на кольчатый посох. — Это не копье, Роман, это сцитал! Боже мой, возможно, это код!

— Код?

— Ну да, код, который поможет расшифровать эти проклятые петроглифы! Нужно, чтобы Лейла сфотографировала это и увеличила до максимума. Сейчас ей скажу.

Он пулей вылетел из хижины, оставив Романа одного смотреть на грустное лицо мальчика. Послание-рисунок, спрятанный на обратной стороне сосуда. Сцитал в руке коленопреклоненного подростка. Сцитал. Одна из первых систем кодирования. Посох и узкий ремешок с серией знаков, расположение которых станет понятным, только если обмотать ремешок вокруг посоха.

Куда мы вляпались, в сотый раз спросил себя Роман, выпрямляясь? Во что мы ввязались?

ГЛАВА 6

Светлело. Красное солнце медленно скользило по опаловому небу. По настоянию Романа люди все-таки поспали два часа. Пока все они, ворча и дрожа от озноба, помогали перетащить вещи в трейлер, Уул приготовил густой черный кофе, который подал с лавашем, пресными лепешками, способными оставаться свежими несколько месяцев.

Просто невероятно, сказал себе Роман, поеживаясь от утреннего холода, как может успокоить крепкий горячий кофе. Он вспомнил о своей первой чашке кофе на свободе, после тех пятнадцати лет. Небольшое мрачное кафе на углу, семь часов утра, усталое лицо бармена, мужчины в синих рабочих комбинезонах, которые точным жестом опрокидывали по стаканчику белого сухого вина, запах табака, моющих средств, свист кипятильника с фильтром для кофе, две женщины тихо разговаривали в ожидании посетителей. Две женщины. Первые из плоти и крови за пятнадцать лет. Лет по сорок, грубо накрашенные, с осунувшимися лицами, прикуривающие одну сигарету от другой. Их тяжелые груди излучали теплоту и нежность. Но, как ни странно, эспрессо он хотел больше. Рюмочка кальвадоса, которую хозяин машинально предлагал каждому, кто собирался выходить на улицу, ожог от алкоголя после пятнадцати лет сухого закона! Боже мой, как это отвратительно, подумал он, сделав глоток, боже мой, как это прекрасно!

Подошла Лейла и чокнулась с ним своим пластиковым стаканчиком.

— Salomat boyalik! Твое здоровье! — сказала она ему по-узбекски.

— Qalayzit? Как поживаешь? — вежливо ответил он.

— Ты что, говоришь по-узбекски?

— Несколько слов. В основном еда и питье. Ты мне не ответила, — добавил он, всматриваясь в осунувшееся лицо молодой женщины.

— Нормально.

— Готово, босс.

Ли стоял рядом. Он всегда появлялся бесшумно, стремительный и молчаливый. Они допили кофе и направились к трейлеру.

— Вот теперь мы приближаемся к настоящей пустыне! — бросил Влад, ворочая во рту жевательную резинку. — Мерзкая пустыня!

Он немного поспал и теперь сменил за рулем Ли.

— Такла-Макан[17] больше и страшнее! — пробормотал тот, не отрывая глаз от дороги.

— Такла-Макан кишмя кишит дегенеративными китайцами вроде тебя, — отозвался Влад. — Я раз десять там чуть не сдох! Никогда не видел такой населенной пустыни! Там за каждой дюной сидит грабитель!

Ли молча пожал тощими плечами и забился в угол, а Роман подумал, что, наверное, такой разговор они начинали раз сто.

Солнце стояло уже высоко в небе. Над ними пролетел ворон, быстрая черная молния на синем кобальтовом фоне. Ян пробормотал: «Это древнеаккадский язык!» — что тотчас же вызвало бурю комментариев у его коллег.

— Древнеаккадский? Но это же просто смешно! — воскликнул Маттео Сальвани, промокая взмокший лоб.

— Почему смешно? — возразил Д'Анкосс, вынимая из узла своего галстука бабочку из зеленого нефрита.

— Да потому, что этому глиняному сосуду, кальяну, наверное, лет сто, не больше.

— Если бы вы его осмотрели, мы бы знали это точно!

— А что, у меня было время? Мне вот кажется, что ночка выдалась очень насыщенной событиями, не правда ли?

— Вам интересно узнать, что написано на палке? — прервала их Татьяна сладким голосом.

Все замолчали.

— «Человек», — медленно произнесла она.

— «Человек»? — повторил Д'Анкосс. — Вы хотите сказать, что на вашем сосуде изображен мальчик со сциталом, на котором имеется надпись клинописью на древнеаккадском языке, и вы предполагаете, будто она дает кодировку знаков, нанесенных на ногу мальчика, а именно «человек»? — подвел он итог.

— Вот именно.

— Но какой смысл кодировать такое банальное слово? — заметил Маттео.

— Возможно, мы имеем лишь часть послания, — дал свое объяснение Ян. — Возможно, существует целая серия сосудов с рисунками, и смысл появляется, только если их соединить?

— Код в коде… — пробормотал Маттео. — Покажите-ка мне этот черепок.

Ян осторожно протянул ему осколок. Маттео положил его на свой металлический чемоданчик, а затем достал стереоскопическую лупу.

— Посмотрим, посмотрим… Ну конечно! — внезапно воскликнул он, нахмурив брови. — Термолюминесцентный метод я, конечно, сейчас применить не могу, но, принимая во внимание технику обжига, похоже, перед нами сосуд — современник Жирофта. То есть это приблизительно трехтысячный год до нашей эры. В общем, ему около пяти тысяч лет. Выходит, у этих бедных людей на этажерке пылилось целое состояние.

— Но сам рисунок, возможно, сделан позже! — высказал мнение Д'Анкосс. — Покажите-ка… мм… на первый взгляд этот глубокий черный цвет и темно-красный… здесь, несомненно, есть что-то эллинистическое…

— Греко-буддийский экземпляр, на котором надпись на древнеаккадском? Но это просто бред какой-то!

— Маттео, вы поразительно недоверчивый человек! — взорвался Д'Анкосс.

— Вовсе нет, я просто призываю логику!

— Бактрия? Согд? Кушанская империя? — бормотала Татьяна, перечисляя древние царства Центральной Азии, где прослеживались греческие влияния.

— Ну да, что-то в этом роде… что объясняло бы декоративный стиль, — сказал Д'Анкосс. — Но у человека, который здесь нарисован, особое телосложение. Ничего общего с обычными изображениями человека, свойственными кушанскому или греко-азиатскому искусству…

— Слово «человек», «homme», — пробормотал Ян, — происходит от индоевропейского «gyohm», то есть «земля». Человек, создание, рожденное землей, изображенный на глиняном сосуде… Здесь есть какая-нибудь связь?

Дискуссия была прервана внезапным торможением. Роман, который сидел, развернувшись всем телом назад, чтобы лучше слышать, вновь перенес все свое внимание на дорогу, опасаясь худшего. Но там ничего особенного не было, только двое мужчин в полотняных кепках. Одетые в длинные синие рубашки и черные широкие брюки, они стояли одни в этом безлюдном месте, по обе стороны небольшого песчаного кратера, опустив головы, рядом с осликом, нагруженным большими ивовыми корзинами. Они подняли головы к тяжелой поклаже, потом опять опустили к маленькому холмику под ногами.

— Почему ты затормозил? — спросил Роман Влада.

— Не знаю, у них вид озадаченный.

Омар опустил стекло и закричал на фарси:

— Салям! Добрый день! Все в порядке?

Один из мужчин сделал знак остановиться.

— Tavaghof konid, lotfan! Пожалуйста, остановитесь.

Нижнюю часть его лица скрывала коротко подстриженная борода, вид у него был действительно озадаченный и встревоженный.

Влад припарковал «Серебряный Рейнджер» на обочине.

— Пойдем посмотрим…

— А если это ловушка? — сказал Роман, пытаясь его удержать.

Влад нырнул под приборную доску и вытащил свою винтовку Драгунова.

— Ты прав, надо быть осторожнее. Ли, ты нас прикроешь.

— Я иду с вами! — бросила Лейла.

— Ты останешься здесь, — отрезал Роман, спрыгивая на землю. — Это приказ!

Они медленно приблизились к двум мужчинам, которые стояли не шевелясь. Корзины, которые нес ослик, были наполнены рабочими инструментами, Роман заметил заступ, а еще камни, сваленные у ног более высокого и худого.

— Что случилось? — вежливо спросил Омар.

Высокий и худой, чья кепка была украшена изображением исламского полумесяца, стал что-то очень быстро говорить, скребя бороду, и Роман, который плохо понимал его акцент, обернулся к Омару.

— Они рабочие, они приехали tamir kardan, чинить канат, — перевел ему молодой человек.

Канаты — так называются подземные каналы, которые ведут грунтовые воды через пустыню, от подножия гор до самых отдаленных поселков, делая возможным ирригацию и обработку земли, создавая искусственные оазисы. Хитроумная система, известная еще со времен бронзового века. Каналы, прорытые на глубине от пятнадцати до ста метров, в которые можно попасть только через колодцы, вырытые на определенном расстоянии, чтобы каналы можно было чистить и содержать в порядке.

Высокий и худой заговорил вновь, между тем как маленький, чья кепка, судя по надписи, была родом из Бама, святой цитадели, разрушенной страшным землетрясением две тысячи третьего года, хранил молчание. Омар перевел:

— Ab, вода, amadan, больше не идти в деревню, они подумали, может, обвал. Тогда стали спуститься, чтобы чистить, — продолжал он, указывая на кучу грязных камней.

Роман кивнул, не переставая задаваться вопросом, в чем же все-таки проблема и почему эти двое мужчин стоят здесь, ничего не делая, на краю колодца для спуска в канал, наличие которого, согласно традициям, обозначено терракотовым кругом около метра в диаметре, которые, увы, все чаще заменяют старыми шинами от грузовиков.

Худой и высокий, который явно был за главного, скривившись, показал на отверстие под ногами, жестом предлагая Роману, Омару и Владу наклониться, что они и сделали не без осторожности.

Там было темно и пахло сыростью, холодом, тиной и стоячей водой. Не было видно ни зги. Те, кто выполняет такую работу, без сомнения, заслуживают уважения: мало того что им приходится копаться в полной темноте, как кроты, так еще существует риск обвала в этих сооружениях, возраст большинства из которых превышает три тысячи лет, не говоря уже о недостатке воздуха и опасности попасть в водяной карман и утонуть.

И бог знает что могло там плавать, как, например, эти огромные слепые рыбы странного, молочно-белого цвета, которых с гордостью показывали Роману крестьяне и которых он предусмотрительно избегал пробовать.

Впрочем, там и в самом деле виднелось что-то белое, как раз у вертикальной стенки. Он почувствовал, как рука Омара сжала ему плечо.

— Andja, там!

Ну что «там»? В самом деле, не заставили же они их остановиться ради этих несчастных рыб-альбиносов?

Неподвижные рыбы, тощие и длинные. Переплетенные. Как… как кости на пиратском флаге. Кости.

Груда костей.

Груда костей, извлеченная на поверхность, пара обломков известняка и три бутылки соды. Именно это и рассматривали озадаченные мужчины. Роман бросил быстрый взгляд на Влада, который в ответ недоуменно пожал плечами:

— Какое-нибудь животное свалилось в колодец и не смогло выбраться. Похоже, такое здесь случается сплошь и рядом. Не понимаю только, почему у них такие физиономии.

Он повернулся к двум типам с мрачными лицами.

— Sag, собака, — сказал он, — упала, kharedj shodan, не смогла выйти! Ну, пока, мужики, счастливо оставаться.

Влад уже развернулся, чтобы идти к трейлеру, когда один из рабочих похлопал его по плечу. Влад вздохнул, подняв к Роману измученные глаза. Омар не говорил ничего, стоял, поглаживая бороду, и тоже казался весьма озабоченным. Высокий и худой вытащил нечто из своей сумки. Это нечто, вне всякого сомнения, не могло принадлежать семейству псовых, и вообще никакому животному. Это была ступня, остов человеческой ступни, прекрасно сохранившийся, цвета слоновой кости.

— Не собака, — сказал он по-английски, — человек! Много костей человека, payin, внизу…

— Наверное, такие же рабочие, которые были застигнуты осыпью, когда работали там, — предположил Влад, нахмурив брови. — За три тысячи лет существования этих штук наверняка не один человек там утонул или был засыпан землей!

Он обратился к Омару, по-прежнему застывшему в молчании.

— Спроси у них, почему они не поднимают кости. Омар вздохнул:

— Они уже очень много подняли! Там, в сумках!

Только тут Роман заметил большие полотняные сумки, стоящие прямо на земле, возле неподвижного ослика, который меланхолично жевал пучок чертополоха. Наверняка эти сумки предназначались для того, чтобы вытаскивать строительный мусор, когда подземный канал оказывался прочищен. Второй рабочий, тот, что поменьше, театральным жестом открыл одну из них и опрокинул, высыпав содержимое на каменистую землю.

На земле оказалась разбросана добрая сотня фрагментов костей. Роман подошел поближе, у него мгновенно пересохло во рту.

Бедренные кости, большие берцовые, сломанные ребра, осколки челюстей, основание черепа, плечевая кость и много других, идентифицировать которые не представлялось возможным.

— Пятьдесят лет назад в провинции Турфан произошел несчастный случай, и под осыпью погибли больше десяти человек, — раздался звонкий голос Лейлы.

Роман стремительно обернулся:

— Я сказал вам оставаться в трейлере!

— Там можно сдохнуть от жары! И нашему дотторе захотелось писать.

Оглядевшись вокруг, Роман убедился, что вся их маленькая группа высыпала из трейлера и разбрелась по дороге. Его захлестнул сильнейший приступ гнева: а что, если это все-таки ловушка? Их же здесь перестреляют, как зайцев!

Он открыл было рот, чтобы всех как следует отругать, но тут раздался крик:

— Господи боже! Что это еще такое?

Ян едва не толкнул его, опускаясь на корточки рядом с грудой костей.

— Старые скелеты, которые извлекли на свет рабочие, пришедшие чинить канат, — пояснил Влад, зажигая сигарету.

— Странно… А где их одежда?

Это была Татьяна, она стояла, уперев руки в бедра, ее заляпанная кровью повязка давно сползла.

— Наверное, она истлела за несколько веков! — отозвался Роман, которому все больше и больше становилось не по себе.

Надо было уезжать. Не пытаться искать объяснение, просто уезжать.

— А их инструменты? Если подземная река принесла тела, она должна была принести инструменты тоже. Роман, дорогой, ну ты сам подумай!

— Татьяна, мы очень сильно выбились из графика, программа летит к чертовой матери, и мне сто раз плевать на эту старую кучу костей! Мы и так очень опаздываем, в том числе и из-за резни в поселке. Мы не можем останавливаться возле каждой скалы и пытаться решить все тайны этой проклятой пустыни!

— Вот за это я тебя и люблю, Роман, ты такой сильный и мужественный!

Он собирался ответить, но тут заметил Д'Анкосса, стоящего на четвереньках возле Яна. Вот уж эти ученые! Обожают кости, ну прямо как собаки!

Ян уже начал собирать части скелета под насмешливым взглядом Уула, тоже покинувшего машину, чтобы размять ноги.

— Для супа нехорошо! — воскликнул монгол, смеясь. — Кости уже чистые!

— Сальвани, иди сюда! — закричал Д'Анкосс, размахивая малой берцовой костью. — Ты только посмотри!

— Иду! — отозвался Маттео, ковыляя на своих коротеньких ножках и вытирая лоб чистым платком.

Но он так и не дошел. Сделав десяток шагов в их направлении, он вдруг внезапно провалился под землю, да так стремительно, что через секунду его уже не было видно.

— Маттео!

Д'Анкосс в недоумении поднялся с костью в руке.

Роман с бьющимся сердцем бросился к тому месту, где исчез Маттео. Вот наконец и оно. Он остановился у края разлома, откуда еще курилось облачко пыли, трещины достаточно широкой, чтобы туда мог провалиться профессор, и только тогда внезапно осознал, что, вполне возможно, земля здесь была настоящим термитником.

— Не приближаться! — закричал он людям, которые спешили к нему. — Под ним провалилась земля!

— Ты стой! — велел ему Уул, который спешил от трейлера с веревкой в руке. — Лови!

Мысленно благословив повара и его присутствие духа, Роман схватил конец веревки и стал осторожно пробовать ногой землю рядом с трещиной, куда провалился Маттео. Земля казалась твердой. Он лег на живот и стал всматриваться в глубину.

Черно. Там было совсем черно.

Затем, постепенно привыкнув к темноте, Роман стал различать слабое свечение.

— Маттео! Маттео, вы слышите меня?

Молчание. Он представил себе палеонтолога, разбившегося о скалистый выступ. Что же находится внизу? Ведь именно Маттео специалист по скалам и недрам, а он как раз угодил туда.

— Я спускаюсь! Подстрахуйте меня!

— Возьми фонарь!

Он взял лампу из рук Лейлы. Двое рабочих о чем-то оживленно разговаривали с Омаром.

— Они говорят, много воды внизу! Позавчера они пробили там стену, видели воду ниже, чем канат, и потом стали плыть кости!

— Подземное озеро! — прошептала Татьяна.

— Если Маттео упал в озеро, он смог бы выплыть, — заметил Ян.

— Я спускаюсь, — сказал Роман, положив конец дискуссии.

Они тут теряют время в бессмысленных разговорах, а Маттео, возможно, тонет.

Краем глаза Роман успел заметить, что Уул привязал конец веревки к одной из осей трейлера, и скользнул в трещину, выставив впереди себя фонарь.

Склон был прохладным, илистым и прохладным, должно быть, вода залегала не слишком далеко от поверхности. Он уже ощущал ее запах. Дыра, которую рабочие пробили по неосторожности, позволила воде из озера частично перелиться в канал, принеся с собой зловещие останки.

Он спустился еще метров на семь или восемь и внезапно затормозил, упершись ногами в стену. Там, под ним, открывалась пещера, откуда лилась вода. Еще два метра, и он оказался в самом гроте — огромной квадратной впадине в сотню метров в диаметре, с берегами из искромсанных скал. Впадина была до краев наполнена водой, которая за много веков впервые увидела свет, тот самый, что лился из трещины в земле. Он стал водить фонарем по чуть ребристой поверхности и очень удивился, увидев, до какой степени озеро оказалось прозрачным. Никакой растительной жизни, только чистая вода, как в огромном бассейне. Но где же Маттео и почему он не откликается?

Внезапно он увидел его. Ученый лежал на спине в воде возле противоположного берега, одна нога застряла в расщелине скалы.

— Маттео! Ответа не было.

— Роман!

Издалека раздался пронзительный крик Лейлы.

— Я здесь! Я вижу его! — прокричал он. — Я иду за ним!

Меж мрачных стен перекатывалось эхо, словно какой-то ребенок, спрятавшись под водой, смеялся над ним.

Отвязав веревку, которая стягивала его пояс, он стал медленно передвигаться по обрывистому берегу, стараясь не соскользнуть в сонные воды озера. Оказавшись рядом с геологом, он все же вынужден был войти в озеро и удивился, что вода, оказывается, не такая холодная, как он предполагал. Встав на каменистое дно, он сразу увидел, что Маттео дышит. Огромная шишка на его лбу свидетельствовала о том, что, прежде чем упасть в воду, он, должно быть, сильно ударился о скалу. Это просто чудо, что он не пошел ко дну!

Схватив Маттео поперек тела, Роман принялся тащить его из воды, но встретил неожиданное препятствие. Так, посмотрим… А! Левая нога скрыта выступающим краем скалы, наверное, она там застряла… Он склонился к лодыжке профессора, чтобы ее освободить. Ступня оказалась обмотана цепью, которая была обвита вокруг кварцевого нароста. Цепь?

Он наклонился, чтобы освободить ногу от зеленоватого металла, который частично рассыпался у него в руках, и, достав цепь, обнаружил ее скрытую часть: металлический, изъеденный ржавчиной обруч сантиметров тридцати в диаметре. Он собирался уже выбросить его обратно в воду, но рука сама застыла в воздухе.

Цепь с обручем.

Перед ним тотчас же возник образ каторжника. Возможно, людей заставляли здесь работать? Это, наверное, были заключенные, которых убивали, как только работа оказывалась завершена.

— Ну что?

Снова голос Лейлы, искаженный эхом.

— Я нашел его, все в порядке, он просто сильно ударился. Через пять минут мы поднимемся! — закричал он в ответ.

Роман втащил Маттео на берег, а сам вновь спустился в холодную воду. Он полностью освободил цепь, положил ее на сухое место, затем сделал несколько шагов вдоль берега, освещая фонарем воду озера до самого дна.

Дно круто уходило вниз. Стараясь удержать равновесие, он стоял на краю чего-то в форме воронки и ощупывал пучком света гладь мертвой воды, спокойной, как уснувший демон. Он собирался уже выходить на берег, как вдруг луч фонаря на что-то наткнулся. Это лежало не очень далеко на дне, на тысячелетнем гравии. Кусок дерева. Коричневатый, гладкий. Около двух с половиной метров длиной. Обыкновенный кусок дерева. Похожий на черенок, на который насажена лопатка. Нет, что-то здесь было не так. Трубка из обтесанного дерева. В форме весла.

Да, это было именно весло, на дне, под чистой водой, лежало весло.

Ощутив приступ дрожи, сильнее, чем предыдущие, он осознал, что очень холодно, и поднялся на берег. Весло.

По этому озеру когда-то плавали люди. Те скелеты, которые сейчас лежали на поверхности метрах в двадцати отсюда, всплыли, несомненно, со дна неподвижного озера. Прикованные цепью заключенные, вынужденные работать в канале и которые утонули в озере.

Или их убили?

Услышав стон Маттео, он обернулся. Профессор уже сидел и, морщась, массировал себе затылок.

— Как же я испугался! — воскликнул он. — Где мы?

— Вы упали в подземное озеро.

Взгляд Сальвани мгновенно вспыхнул, как у ребенка при виде любимого лакомства.

— Бог мой! Но это же великолепно! Целое озеро! И посмотрите, какая потрясающая пещера!

— Нам некогда, Маттео. Нам нужно выбираться отсюда и продолжать путь. Вы что, забыли, что произошло этой ночью? А вчера?

— Как! — рассеянно пробормотал Сальвани, который, встав на ноги, любовно ощупывал скалистую стену перед собой. — Мальчик мой, здесь же наверняка спрятаны настоящие сокровища. Настоящие залежи окаменелостей! Причем без всяких отбросов и мусора!

— А как же люди, которые здесь были?

Роман протянул ему цепь, и Маттео, жадно ее схватив, принялся ощупывать с закрытыми глазами.

— Медь… мм… обрати внимание на технику спайки, вот смотри, — добавил он, быстро открыв глаза, ткнув указательным пальцем в обруч, — типично для Тепе-Сиалк I, я видел такие, их использовали, чтобы приковывать рабов…

— Если это так, — произнес Роман, — должно быть, на дне озера немало трупов.

— Мы не можем уйти, не посмотрев! — простонал Сальвани. — Надо сказать всем, чтобы спустились с необходимым оборудованием.

— Профессор… вы в самом деле полагаете, что мы, намереваясь пересечь пустыню, взяли с собой оборудование для подводного плавания?

— Ну, надо быть готовым к любым неожиданностям, мой мальчик! Именно так и делаются великие открытия!

— Мы можем вернуться позже, с необходимой аппаратурой. Озеро никуда не исчезнет.

— Тише! Там, наверху, рабочие, они обеспокоены. Они отправятся за помощью, спустятся, начнут искать, копать и все здесь испортят!

— Но как вы собираетесь исследовать дно этого озера без масок и аквалангов? — взорвался Роман, раздираемый двумя одинаково сильными желаниями: узнать, что таится под спящими водами, и немедленно оказаться в безопасном месте, подальше от любых трупов.

Маттео принялся в задумчивости покусывать палец. До них донесся нетерпеливый голос Яна:

— Что вы там делаете?

— Профессору нужен батискаф, чтобы исследовать озеро, — саркастическим тоном отозвался Роман.

— Роман нашел весло и цепь с обручем, какими приковывали рабов! — крикнул Маттео.

— Что?! Я к вам.

Пять минут спустя Ян и Лейла пробирались по скользкому берегу, а Роман уже не мог больше сдерживать раздражение. Сначала пещера с таинственными алебастровыми камнями, испещренными надписями, теперь эти странные предметы на дне. Спрятанные и внезапно обнаруженные вещи… Может, это и навлекло смерть на жителей поселка? Какую катастрофу рискуют они вызвать, проникнув в эти безмолвные места и осквернив их? Суеверие, старик мой, ну прямо как старая гадалка на самаркандском рынке!

Он пожал плечами, сам насмехаясь над собой, но чувство тревоги и беспокойства никуда не ушло, оно было здесь, словно какая-то завеса, неприятное ощущение, что они делают то, чего делать нельзя, и в то же время ощущение, не менее неприятное, того, что все это предопределено.

Он поднял голову и увидел, что Ян, внимательно ощупав весло и обруч своими длинными пальцами, теперь стоит, внимательно разглядывая озеро.

— Нужно спуститься под воду! — решительно произнес он.

— Но как?

— Целлофановая пленка Уула! — внезапно воскликнул молодой человек.

— Объясни.

— Целлофановая пленка, которой он пользуется, чтобы обернуть продукты, когда кладет их в холодильник. Я могу сделать из нее маски для глаз и для носа.

— Спаси нас от поваров-дилетантов! — вздохнул Роман. — Это же просто смешно.

— Смешно будет, если мы не пойдем и не посмотрим! — ответил Ян, снимая свой потрепанный синий комбинезон и футболку группы «Секс Пистолс».

— Подожди, я тебе посвечу.

Лейла направила фонарь на прозрачную поверхность, между тем как Роман, не веря своим глазам, смотрел, как Ян решительным шагом входит в воду.

— Я привык круглый год плавать в Ла-Манше, — сказал он им. — По сравнению с ним это просто бассейн с подогревом!

Он набрал в легкие побольше воздуха и быстро погрузился в воду, мощными толчками продвигаясь ко дну.

Маттео в полном восторге продолжал обозревать пещеру, не обращая внимания на кровь, которая сочилась из его внушительной шишки.

По подсчетам Романа, прошло почти две минуты, прежде чем Ян вынырнул на поверхность. Проклятый пловец. Молодой человек, с трудом переводя дыхание, вынырнул, весь красный от холода, стряхивая волосы, упавшие на горящие от возбуждения глаза.

— Это невероятно! — закричал он. — Иисус Христос, это просто невероятно!

Он выбрался на берег, энергично отряхиваясь.

— Что? Что невероятно?

— Там, внизу, лодка! — произнес Ян, вытирая голову собственной футболкой. — Прекрасно сохранившаяся. Метров тридцать, не меньше!

— Ты шутишь?! — воскликнул Маттео.

— Я что, похож на шутника? Под нашими ногами севший на мель корабль.

— Наверное, когда-то это озеро находилось на поверхности, да-да, и было связано каналами с другими озерами, — бормотал Маттео, ощупывая поверхность скалы. — Татьяне непременно нужно на это посмотреть!

И тут Роман окончательно осознал, что они действительно угодили в ловушку, ловушку ненасытного человеческого любопытства.

ГЛАВА 7

Лейле наконец удалось приладить целлофановые повязки на глаза и нос Яна, затем она перешла к Роману. Двое мужчин, нагруженные сумками с камнями, соскользнули в расщелину под любопытными взглядами двух рабочих, которые, сидя в спасительной тени «Серебряного Рейнджера», курили предложенные Ли сигареты.

Там, внизу, Сальвани с помощью Д'Анкосса уже брал образцы скалы, в то время как Татьяна, нахмурив брови, сосредоточенно проводила съемку местности. Оставшиеся наверху Ли, Омар и Уул сторожили машину, передавая друг другу термос с холодным чаем.

Роман с трудом подавил зевок. Он все-таки настоял, чтобы перед тем, как вновь спускаться в пещеру, все поспали хотя бы час, но сам он ощущал тяжесть бессонной ночи ноющим затылком и напряженными мышцами плеч. Он подошел к Яну, тот дышал глубоко и тяжело.

— Вперед! — бросила Лейла и сильно подтолкнула Яна, тот быстро нырнул.

Роман последовал за ним, хотя и не так живо. В молодости он был неплохим пловцом, но он привык к теплой воде родного Средиземного моря. Он вновь увидел себя ребенком в родном Вильфранш-сюр-Мэр, пытающимся погрузиться как можно глубже, в бездну неизведанного мрака, который, как ему представлялось, населяют гигантские спруты.

В тюрьме он продолжал тренировать задержку дыхания, чтобы сохранить дыхательные навыки, к тому же это его успокаивало.

Он медленно наполнил легкие воздухом и в свою очередь погрузился в чистую, прозрачную воду. Жидкость одновременно плотная и неуловимо-текучая, такая непохожая на неосязаемый на ощупь воздух. Когда он погружался, у него всегда возникало ощущение, будто он заново определяет контуры своего тела, гораздо сильнее чувствует его материю.

Озеро было не очень глубоким, метров двадцать, не больше, а солнечный свет, бьющий через расселину в каменном своде, позволял увидеть песчаное дно, явно лишенное признаков существования каких-либо живых организмов.

Роман сделал сильное движение ногами и опустился еще. Ян, который плыл рядом, указал пальцем на некую темную массу слева от них.

Затонувшее судно. Оно лежало на боку, словно громадный мертвый пес, с глоткой, забитой лишайником. Огромная деревянная махина, сломанная высокая мачта которой покоилась на песчаном дне. Он посмотрел на Яна, и они одновременно поднялись на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.

— Ну, — воскликнул тот, — на это стоило посмотреть, а?

Роман согласно кивнул. Они наспех ответили на вопросы остальных членов группы, торопясь погрузиться обратно, затем, немного придя в себя, вновь нырнули в мертвые воды, прямо к затонувшему кораблю. Теперь Роман четко различал многочисленные обломки, рассыпанные вокруг разъеденного водой остова. Осколки глиняной посуды, оружие, фрагменты ржавого металла, куски дерева. И кости.

Разбросанные, раздробленные скелеты — на некоторых еще сохранились обрывки ткани — лежали на песке, угрожающе обнажившиеся челюсти пили вечность.

Они вновь поднялись на поверхность.

— Там скелетов двадцать, не меньше, — задыхаясь, сказал Ян. — Можно попытаться поднять хотя бы некоторые, и предметы тоже.

К утолщению на камне они накрепко привязали большой моток плетеной нейлоновой веревки, которую притащил Ли, и прикрепили два пластмассовых контейнера, подбитых полиэстером, предназначенных для транспортировки находок. Наполнив контейнеры, они должны были поднять их наверх, прицепив к веревке, по которой они скользили на крепких каучуковых ручках, а Влад подтягивал их с берега.

Пловцам без конца приходилось выныривать на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, и после пятнадцати погружений они чувствовали себя совершенно разбитыми, но им удалось наполнить один контейнер разными предметами, а в другой собрать многочисленные кости. Задыхаясь, они буквально рухнули на берегу без сил, между тем как Д'Анкосс, Татьяна и Маттео в нетерпении набросились на их находки, а Лейла принялась неистово щелкать своим «Никоном».

Ян и Роман вытерлись, ожесточенно массируя тело, чтобы заставить циркулировать кровь в онемевших от холода конечностях, оделись, сделали по огромному глотку из фляги с водкой, которую протянул им Влад, затем Як присоединился к коллегам.

— На что похож этот корабль? — спросил Маттео, вертя в руках остроконечный кусок проржавевшего металла.

— Я бы сказал, что он напоминает суда минойской культуры[18], с вертикальной лопастью, которые можно увидеть на фресках Акротири [19], на острове Тера, — ответил Ян, энергично массируя затылок. — Киль закруглен к корме, парус натянут между двух рей.

— Влияние минойского флота было распространено по всей Аквитании, — сказал Д'Анкосс, склонившись над грудной клеткой, практически неповрежденной. — Ну-ка, ну-ка, — бормотал он, слегка касаясь ребер.

Он натянул на руки хирургические перчатки, которые обычно использовал, когда имел дело со скелетами, и стал осторожно рыться в куче костей, поднятых на поверхность. Он, нахмурив брови, завладел черепом, направив на него фонарь. Лейла щелкала без остановки.

Татьяна внимательно рассматривала вазу из хлорита.

— Ваза в форме усеченного конуса, типичная для культуры Тепе-Яйха, высотой семнадцать сантиметров, — четко произносила она в диктофон. — Человек-бык с браслетами, кольца на ступнях и в носу, колье с медальоном и повязка, украшенная драгоценными камнями. Он поднимает двух пантер… сцену обрамляют два скорпиона.

Снимок вазы.

— Судя по наносным отложениям, которые наблюдаются на этом обломке меча, думаю, что кораблекрушение случилось около четырехтысячного года до нашей эры, — бросил Маттео, вытирая лупу о полу мокрой рубашки.

— Кораблекрушение здесь ни при чем, — поправил его Д'Анкосс, во все стороны поворачивая матовый череп. — Этих людей убили.

— Что вы хотите сказать, Антуан? — воскликнула Татьяна.

— На всех останках, которые мы подняли, видны следы насилия. Посмотрите на эту малую берцовую кость: она почти перерублена — и вполне вероятно, тем самым мечом, который Маттео сейчас держит в руках. А вот эта грудная клетка была пробита ударом копья, а, например, на этом черепе четко видна трещина, его явно раскололи дубиной! Вот тут, посмотрите, две локтевые кости, одна сломана в двух местах, а другая просто разрублена чем-то очень твердым и острым, судя по всему топором, а вот сломанная нижняя челюсть.

Лейла вооружилась специальным объективом, чтобы сфотографировать раны на этих тысячелетних костях.

— Вы хотите сказать, что рабочих убили, а корабль потопили, когда работы были завершены? — спросила Татьяна.

— А кто вам сказал, что это рабочие? Возможно, это были торговцы, которые плыли по подземной реке, или воины, на которых напало вражеское племя! — заметил Ян, прикидывая на руке вес прекрасно сохранившегося копья с медным наконечником.

— Мы не видели здесь ни глиняных кувшинов, ни амфор, — заметил Роман. — Так что эти люди, скорее всего, действительно были солдатами… особенно если учесть количество разбросанного по дну оружия.

— Не забудьте про рабов! — бросила Татьяна. — Здесь есть ошейники, кандалы и цепи.

— Потрясающе, потрясающе! — бормотал Д'Анкосс, поворачивая череп к свету.

— Я предлагаю вернуться к трейлеру, пометить ярлыками материал, который мы достали, и отправляться в дорогу, — сказал Роман, бросив взгляд на часы. — Мы чудовищно опаздываем. Да и место это что-то не внушает доверия.

Удивленные взгляды четырех ученых свидетельствовали о том, что трагедия прошлой ночи совершенно изгладилась из их памяти.

— Мы вернемся сюда, — заверил он их. — Но сейчас нужно ехать!

Ян и Влад принялись укладывать предметы в ящики и запечатывать, в то время как Маттео откалывал от скал фрагменты, которые рассовывал по карманам, Д'Анкосс, погрузившись в размышления, скреб подбородок, а Татьяна дергала за веревку, чтобы дать знать Ли и Омару, что они собираются подниматься. Ответный толчок показал, что их поняли.

Они прикрепили первый ящик, который быстро взмыл к зияющему наверху отверстию и исчез, подхваченный смуглыми руками, затем наступила очередь ящика с останками.

А потом ничего. Больше веревка не опустилась.

Несколько секунд они прождали в полном молчании, затем Влад громко прокричал: «Эй!»

Роман почувствовал, что дрожит, но не от холода, а от страха. Почему никто не отвечает? Лейла, которая все это время фотографировала подземное озеро, обернулась:

— Что это они там замешкались?

Влад обеспокоенно взглянул на Романа. Что-то не клеилось. Здесь, на дне этого провала, из которого не было выхода, они являлись отличными мишенями, как в тире на ярмарке… Или еще проще: их просто-напросто можно оставить здесь, пока не придет смерть.

Роман бессознательно втянул голову в плечи, словно прочитав, о чем думает Ян. Но выстрелов они не услышали, зато услышали кое-что другое: звук мотора и трогающейся с места машины.

Машина удалялась.

В этом не было никаких сомнений.

— «Серебряный Рейнджер!» — воскликнул Влад. — Это «Серебряный Рейнджер» — я узнаю звук!

— «Серебряный Рейнджер»? — удивилась Татьяна и нахмурила брови. — Но куда это он?

— Они бросили нас, просто бросили! — воскликнул Д'Анкосс. — Украли материалы, а нас бросили.

— Но о ком вы говорите? — встревоженно спросил Маттео.

— О Ли, Омаре и этом монголе, — ответил Д'Анкосс, пряча череп, который не выпускал из рук, в старую кожаную сумку.

— Они бы никогда так не сделали, — возмутилась Лейла, — правда, Влад?

Влад сплюнул на землю:

— Насчет Ли я ручаюсь. Но остальные…

— Надо подниматься! — отрезал Роман, обводя взглядом вертикальную стенку. — Потом будем спорить.

— Ты совершенно прав, дорогой Роман. Но как мы будем подниматься? — язвительно возразила Татьяна. — Разбежимся и подпрыгнем, оп-ля?

— Будем искать выступы и карабкаться, будто это тренировочная стена для скалолазов.

— У меня головокружение, — поморщилась она. — Я не смогу.

— Я за вами вернусь, — сказал ей Влад, хлопая по плечу. — Идемте, Роман. Ян, ты как?

Тот осматривал стену без энтузиазма, но, не желая показаться в глазах Лейлы трусом, выразил согласие.

Они принялись карабкаться эти пятнадцать метров по отвесной стене, медленно, цепляясь за каждую трещину, со сведенными судорогой руками и ногами, с мышцами, растягивающимися настолько, что, казалось, вот-вот порвутся. Пот заливал глаза, и Роман неоднократно чувствовал, что нога соскальзывает. Он слышал, как за его спиной ругается сквозь зубы Ян, меж тем как Влад, ловкий, как горная коза, поднимался впереди, мышцы бугрились на руках и спине, словно узловатые змеи. Он первым достиг развороченного отверстия, сквозь которое провалился Сальвани, и собирался уже вылезти наружу, когда Роман бросил ему «Стой!», заставив застыть на месте.

Разумеется, они не знали, что ждет их снаружи. Но, с другой стороны, они и не могли это узнать, не высунув из дыры голову. Так что же делать?

Он повернулся к Роману, который добрался до него и теперь старался привести в порядок дыхание.

— У нас нет выбора, Роман!

— Ты же понимаешь, что, вполне вероятно, не пройдет и десяти секунд, как нам раскроят черепа?

— Когда-нибудь все равно придется умереть. Я не хочу превратиться в слепую рыбу и жить до конца дней в этой вонючей пещере!

— Влад прав, — произнес Ян.

— О'кей. Тогда на всякий случай прощайте, парни.

На короткое мгновение взгляды всех троих встретились, потом, резко подтянувшись на руках, Влад высунулся из отверстия.

Ничего. Никого. Ни трейлера. Ни пикапа со стражами революции, направившими на них автоматы. Ни всадника, поднявшего лук, чтобы продырявить им черепа. Он повернулся, чтобы посмотреть назад. Только ослик рабочих, который меланхолично пережевывал каменную соль.

А еще двое рабочих и Омар, сидящие, прислонившись к скале. Наконец он выбрался из отверстия окончательно.

— Все в порядке! — бросил он двоим, которые тут же присоединились к нему.

Роман сделал долгий выдох. Нет, все отнюдь не было в порядке. И не только из-за уехавшего трейлера. А еще и из-за сидевших на земле людей, которые не говорили и не шевелились.

Он пробормотал «Омар!», шагнув по направлению к нему, но уже был уверен, что Омар ему не ответит. Хищная птица, кружившая в небе прямо над ними, тоже это знала, ее широко раскинутые крылья выражали радость от близкой крови и мертвой плоти, которая предназначалась ей.

— Черт побери! — бросил Ян.

Оба рабочих, с красным, зияющим горлом, казалось, внимательно смотрели на небо и на птицу, которая собиралась их сожрать. Голова Омара лежала на его крепко сжатых коленях, как будто он следил, как они приближаются. Колени, на которых покоилась его отрезанная голова, были пропитаны кровью, а черная блестящая борода подрагивала от легкого ветерка в какой-то зловещей иллюзии жизни.

— Но кто это сделал?! — воскликнул Ян. — Это ведь не могут быть Ли и Уул!

Влад пожал плечами и плюнул на пыльную землю. Что можно знать о человеке, пока он не нацелит ружье вам прямо между глаз? Сколько любящих братьев внезапно становились волками, готовыми разнести вам в клочья грудь, чтобы вырвать оттуда душу? Кто может знать, что скрывается под нашими улыбающимися масками?

Ослик поднял голову и издал оглушительный, протяжный крик, потом снова стал лизать соль.

— Может быть, их увезли силой? — начал было снова Ян.

— Может быть, — бросил Роман, не отрывая взгляда от облачка пыли, которое клубилось на противоположном склоне горы.

Газель? Дикий осел? Мотоцикл?

Он присел на корточки, чтобы глаза его оказались на уровне тусклых и неподвижных глаз Омара. Бедный мальчик, который так мечтал путешествовать, никогда не увидит моря. Рожден во прахе и умер во прахе. Кончиком пальца Роман начертил на песке «RIP»: «Requiescat in расе» [20]. Пусть покоится с миром.

— Мы их похороним? — спросил Влад, глядя на хищную птицу, выписывающую над ними круги.

— Мы прикроем их тела камнями, это лучшее, что можно сделать.

Роман размотал веревку и бросил один ее конец в отверстие, где она была встречена возгласами облегчения.

— Поднимайтесь! — крикнул он.

Появившаяся первой Лейла застыла на месте при виде трех трупов, но ничего не сказала. Потом, один за другим, вылезли остальные, задыхающийся Маттео выполз последним.

— Это уж слишком для моего возраста! — проворчал он, падая в изнеможении на землю. — Мамма миа, вы же не станете говорить мне, что эти люди мертвы?!

— К сожалению, это так, — ответил Роман, вновь скручивая веревку.

— Бедный Омар, он был таким милым!

— Нам угрожает опасность? — поинтересовался Д'Анкосс таким тоном, каким спрашивают: «Который час?»

— Не знаю. Все, что я знаю, так это то, что у нас больше нет ни съестных припасов, ни палаток, ни транспортных средств.

— Надо доверху наполнить водой фляги, — заявила Татьяна.

— Мм… какие фляги? — переспросил Ян.

Татьяна покраснела. Сама она фляга! Все осталось в трейлере. Стоп, а рабочие? У них на ремнях через плечо висели огромные кожаные фляги. И еще нелишним было посмотреть, что там в корзинах на ослике!

Роман согласился. Лейла нахмурилась. Всегда этой Татьяне удается привлечь к себе внимание. Она поспешила к Роману, чтобы помочь ему рыться в корзинах, а Ян с мрачным видом остался стоять в стороне. Маттео, который по-прежнему не вставал с земли, машинально перебирал камешки. Он думал о жене, тревожившейся всякий раз, когда он уезжал в экспедицию, о таблетках от гипертонии, которые остались в трейлере, при себе у него была только дневная доза. А дальше что? Так и подохнет здесь, на пороге пустыни? А если они все умрут, кто сообщит Анне? Она так и будет месяцами ждать новостей, застыв у телефона, не отрываясь от телевизора, сжимая в кулаке скомканный платок, в то время как хищники и насекомые добела отполируют их кости, а ветер разбросает их по пустыне.

Влад подсчитывал боеприпасы. Полная обойма для «Драгунова». Еще одна, для хорватского автомата HS2000, который он носил на поясе. Зачем Ли увел «Серебряный Рейнджер»? С тех пор как они были знакомы, Ли никогда ничего не крал. Ему нравилась такая жизнь, бродяжничество по дорогам. Он был безразличен к деньгам. И зачем увозить Уула и убивать Омара? Мальчишка был совершенно безобиден. Еще можно было понять, почему следовало избавиться от рабочих, — они, вернувшись домой, могли поднять тревогу, — но Омар? С какой стати убивать его и оставлять в живых других участников экспедиции? Нет, англичанин, безусловно, прав: их похитили, и сделали это, разумеется, те самые грязные макаки из пикапа и их начальник с физиономией землеройки.

Мысли Романа текли приблизительно в том же направлении, пока он раскладывал на земле содержимое ивовых корзин. Он тоже подумал о своем оружии: верном «Тимберлайне» и ноже, доставшемся ему накануне от незнакомца. Будет чем отбиваться, случись локальная партизанская война. Влад часто у него спрашивал, почему он не носит винтовку, и каждый раз он давал какой-нибудь уклончивый ответ. А правда заключалась в том, что, едва он касался огнестрельного оружия, его сотрясал неудержимый рвотный позыв. Его рука не хотела убивать. «Фобия, настоящая фобия», — сказал ему какой-то чешский психиатр, которого он встретил в одном из стамбульских баров. «Вы сможете выздороветь, лишь когда вам удастся примириться с самим собой», — добавил он, жадно глотая ракию. Оставалось верить, что этот день пока не настал.

— А что делать с лопатой, заступом, известковым раствором? — бурчал позади него Ян. — Разве что мы все-таки решим чинить этот чертов канат, ожидая, пока из деревни, что вниз по течению, пришлют кого-нибудь посмотреть, что происходит.

— По крайней мере, у нас есть ослик, — ответила ему Лейла. — Можно будет на него садиться по очереди. И потом, по этой дороге много ездят. Кто-нибудь подбросит нас до ближайшего населенного пункта.

— Я-то думал, что мы специально поехали объездной дорогой, которой мало пользуются, именно потому, что она больше соответствует древним путям, — ответил ей молодой человек. — Что-то я не припомню, чтобы мы за два дня встретили хотя бы одну машину, за исключением тех убийц в пикапе.

Похоже, для всех те вооруженные бородачи стали «убийцами». Будем надеяться, что это все-таки не так, подумал Роман, потому что в противном случае можно не сомневаться, что жить осталось недолго.

Татьяна, которая мечтала о том, чтобы Ян спросил у нее, не хочется ли ей пить или не страшно ли ей, приблизилась к нему, слегка покачивая бедрами.

— По дорогам все-таки ездят люди, которые живут в оазисах, — сказала она ему. — Значит, можно надеяться, как сказал бы наш дорогой Роман, большой специалист по надеждам.

Роман с трудом подавил всплеск раздражения. Откуда им знать, что значит надежда? Простая надежда не сойти с ума, не умереть до окончания тюремного срока, еще успеть почувствовать нежность женщины, еще попытаться занять свое место в мире свободных людей? Ну разумеется, он большой специалист по надежде — потому что он хорошо знает, что такое безнадежность.

— Я предлагаю отправиться в путь. Нам, разумеется, попадется какая-нибудь машина.

— Со всеми этими трупами, которые мы оставляем за собой, боюсь, у нас возникнут проблемы с властями, — вздохнул Д'Анкосс.

Разумеется, кто же поверит в такую череду совпадений?

— Через два часа стемнеет. Может быть, лучше дождаться утра и тогда уже тронуться, — заметил Влад.

Роман согласился. В конце концов, это ничего не меняет. Если бы кто-нибудь действительно хотел их убить, он бы давно уже это сделал. Некто преследовал цель гораздо более сложную и непонятную.

— Я все-таки предлагаю, чтобы мы провели ночь в пещере, — добавил он из осторожности. — А наверху будем по очереди дежурить с оружием.

Поскольку возражений не последовало, они привязали веревку к стволу тамариска и опустили ее в щель.

Позже, после скудного ужина, состоявшего из соевых батончиков и воды из канала, Ян первым заступил на пост с «Драгуновым» через плечо, а Роман, лежа в темноте рядом с корабельным кладбищем, накрывшись курткой и положив голову на кучку песка, без конца перебирал и перебирал в памяти события, чтобы отыскать объяснение происходящему, но так ничего и не смог найти.

ГЛАВА 8

Роман открыл глаза, когда солнечный луч коснулся его лица, проникнув через брешь наверху. Он рывком сел и осмотрелся, чувствуя озноб и ломоту во всех мышцах. Половина седьмого. Другие еще спали, свернувшись во впадинах скалы. Слева зычно храпел Маттео, нервно подрагивал во сне Ян, у его ног распластался Д'Анкосс, как надгробный памятник, прямо перед собой он видел рассыпавшиеся в беспорядке светлые пряди Татьяны, рядом крепко спала Лейла… Все были на месте.

И живы.

Он прошел облегчиться, выбрав уголок потемнее, затем выпил немного воды, перед тем как погрузить голову и руки в холодную воду, чтобы развеять оцепенение. Веревка слегка покачивалась над их головами. Он дернул два раза и в ответ получил два коротких подергивания. Стало быть, Влад, чья очередь дежурить выпала под утро, находится на посту и все в порядке. Он выбрался на поверхность.

Рабочие и Омар покоились под грудой камней, которые они накануне вечером насыпали холмиками над их телами. Бедные парни, которые никогда уже больше не вернутся к себе домой. Несчастный Омар, который никогда не узнает любви. Птица продолжала молча кружить в небе. Влад курил, прислонившись к стволу тамариска, под глазами четко проступили темные круги.

— Я бы отдал все, что угодно, за чашечку паршивого кофе Уула! — проворчал он, делая большой глоток водки.

Роман кивнул, почесывая появившуюся за ночь щетину, которая неприятно кололась.

Он направился к небольшой кучке вещей, которые накануне они сняли с убитых: фляги обоих рабочих и Омара, две кепки, патронная сумка и старый мушкетон, нож с кривым лезвием, две синие хлопчатобумажные куртки и шарфы. Одежду, пропитанную кровью, они им оставили.

— Черт, я все равно никогда не поверю, что Ли мог прикончить этих несчастных парней и нашего мальчишку, — произнес Влад за его спиной. — И то, что он скрылся на «Серебряном Рейнджере», — этого просто не может быть!

Внезапно Роман резко поднял руку, призывая его к молчанию:

— Слушай!

Влад нахмурился:

— Что?

Непрерывный шум мотора, к которому он давно привык, водя машину, отнюдь не сделал его слух тоньше, между тем как Роман, научившийся в тюрьме пользоваться по максимуму всеми органами чувств, был весьма восприимчив к самым тихим звукам.

— Очень тихо, слева, похоже на гул мотора…

— Ничего не слышу.

Роман пожал плечами:

— Все! Похоже на мотоцикл. Я слышу его уже не в первый раз.

— Жаль, что это не автобус с удобными сиденьями! Потому что в восемь утра на мотоцикле может ехать только какой-нибудь бандит.

— Я тут подумал… — прервал их Ян, только что выбравшийся из пещеры. — Единственное здравое объяснение — это то, что Омар работал на черных торговцев антиквариатом. Он дал им знать, что мы нашли камни с надписями, и эти типы решили украсть наш образец, а свидетеля убить, чтобы он потом не смог их опознать.

— А жители деревни? А надрезы на теле у тех женщин?

— Возможно, тут замешана какая-нибудь секта, а мы, сами того не подозревая, украли их священные предметы, — в свою очередь предположила Татьяна с еще опухшими от сна глазами. — И чтобы заполучить назад драгоценность, они совершили ритуальное жертвоприношение.

Порывшись в многочисленных карманах своей фирменной куртки, Лейла вытащила пачку фотографий.

— Кстати, и чтобы попытаться хоть что-нибудь понять, теперь, когда вам вроде бы удалось расшифровать код этих надписей, вы, может быть, нам скажете, что все-таки означают насечки на трупах? — бросила она, явно обращаясь в Яну.

Тот вспыхнул. В самом деле, как это он об этом не подумал?! Он начал рыться в карманах, а Татьяна склонилась над фотографиями. Роман в очередной раз поразился способности ученых абстрагироваться от простых человеческих проявлений и полностью сосредоточиваться на решении стоящей перед ними задачи. Ни один мускул не дрогнул на лице Татьяны, когда она рассматривала искалеченные тела. И никто из них не проявил почти никакого сочувствия к этим убитым человеческим существам. Только Лейла, перед тем как закрыть глаза мертвому Омару, мягко провела рукой по молодому лицу. Роман отошел на несколько метров, глядя на слабые завихрения пыли, поднимаемые его собственными ногами, затем поднял голову и обвел взглядом огромное пустынное пространство, которое их окружало.

Вдалеке вновь раздался шум мотора. Он напрягся, приложив ладонь козырьком к глазам, внимательно всматриваясь в изрезанный рельеф, и, как оказалось, не напрасно: справа от него промелькнула вспышка. Солнце, попавшее на металл. Нет, ему не показалось. Кто-то наблюдает за ними. Незнакомец на мотоцикле? Зачем? И почему по этой дороге за все утро не прошла ни одна машина?

Словно отвечая на его вопрос, Лейла бежала к нему, потрясая маленьким транзистором, который висел у нее через плечо и с которым она не расставалась.

— Роман! Роман! Зона закрыта!

— Ты о чем?

— Только что сообщили по радио. Наш участок пустыни закрыт на неопределенный срок. Транспортное сообщение до Табаса осуществляется в объезд, через Фердос. Военные маневры.

Перед Романом на мгновение возник образ великолепного атомного гриба, распускающегося над пустыней. До сего дня, несмотря на сильные подозрения AIEA[21], Иран не считался ядерной державой и после терактов 11 сентября 2001 года находился под постоянным наблюдением, но…

— Что они сказали в точности?

— Что в четырехугольнике, ограниченном Мо'Аллеманом, Доранху на севере и Аусаном и Эш-Абадом на юге, проводятся военные маневры и что, следовательно, из соображений безопасности всякое передвижение запрещено.

— Учение или настоящие войсковые маневры?

— Похоже, учения: тон диктора был не слишком тревожным, и потом, это малонаселенная зона, так что ее изоляция не создаст особых проблем.

— Итак, если я правильно понимаю, нас подберет какой-нибудь военный грузовик.

Лейла пожала плечами:

— Это избавит нас от необходимости заниматься автостопом.

Он сделал долгий вдох и такой же долгий выдох. Запретная зона, набитая трупами, в самом центре Центральной Азии, готовой вот-вот взорваться… Право же, для оздоровительной прогулки можно было выбрать и что-нибудь получше.

Они медленным шагом вернулись к остальным, причем Роман тотчас же отметил отсутствие Маттео Сальвани и Д'Анкосса.

— Они опять внизу, — объяснил ему Влад. — Их невозможно оттащить от этого проклятого озера.

Роман тоже схватился за веревку и спустился, за ним последовала Лейла.

В пещере было пусто.

Они внимательно всмотрелись в прозрачную воду, удивленные, как это два профессора решились на такое, но там, кроме неподвижной тени корабля на дне, не было ничего.

— Маттео? Антуан?! — закричал Роман.

Он увидел, как Лейла вынула из кобуры «люгер», который постоянно носила под мышкой, несмотря на его немалый вес. Он повторил призыв, положив руку на свой «Тимберлайн», не особо надеясь на успех. Лейла кивнула на цепочку следов на узкой полоске белого песка, окаймлявшей озеро. Двое мужчин отправились по берегу в самую дальнюю часть пещеры. Лейла и Роман бесшумно, будучи все время настороже, прошли по следам до самой перегородки, наклонились, чтобы заглянуть за груду скал. Никого. Романа охватило отчаяние. Не хватало только, чтобы эти двое исчезли! Он обернулся к Лейле, которая рассматривала нависшие над их головами сталактиты, как будто двое ученых уцепились за них и повисли, чтобы подшутить над ними.

— Невероятно!

Они вскрикнули одновременно, и Маттео Сальвани оказался прямо перед черным дулом направленной на него винтовки.

— Эй! Что это вы тут делаете?

Маттео, с надетым на лоб фонарем, смотрел на них круглыми от удивления глазами, весь взъерошенный, со стереомикроскопом на ремне через плечо, с молотком в одной руке и пинцетом для сбора образцов в другой.

— Это у вас нужно спросить, что вы тут делаете, профессор, — проворчал Роман, убирая обратно нож. — Куда вы, к чертовой матери, подевались?

— Нет, вы не поверите! Идемте, идемте!

Не в силах избавиться от ощущения, что они следуют за сумасшедшим алхимиком, Роман и Лейла обогнули огромный розовый с зеленым сталагмит и углубились в узкий проход высотой метр двадцать, наполовину скрытый крупным сланцевым валуном.

Туннель природного происхождения, насколько мог судить Роман, тянулся на добрую сотню метров в полной темноте; они продвигались по нему согнувшись пополам при свете фонаря Сальвани. Затем, когда тот внезапно остановился, они, наткнувшись друг на друга, очутились в полной темноте.

— Приготовьтесь, — прошептал Маттео. — Вы сейчас будете потрясены.

Сальвани посторонился, чтобы пропустить их, театрально раскинув руки.

— Fiat luxe! [22] — воскликнул он, а Д'Анкосс, едва мелькнув перед ними, направил свой фонарь вверх.

Роман буквально окаменел.

Они оказались в другой пещере, меньшей по размеру, которую тоже омывало озеро с прозрачной водой. Но не это поразило его и Лейлу, застывшую позади. И даже не окаменевшая деревянная громада на песке, которая, судя по форме, когда-то была кораблем. И не предмет кухонной утвари, черный и круглый, — судя по всему, котелок, стоявший на широком плоском камне. Нет, это были рисунки. Пещера была покрыта ими полностью — и стены, и потолок. Сотни рисунков, желтых, красных, черных, изображающих людей и животных. Козлы, быки, пантеры, целый бестиарий, ощетинившийся когтями и рогами. Можно подумать, мы в Ласко[23], подумал Роман, только человеческие существа там были изображены не просто силуэтами, и не высокими, с длинными руками и ногами, а маленькими и приземистыми.

Люди на охоте. Люди у огня. Люди, стоящие в лодке. Люди с руками, поднятыми для молитвы. Первобытные Венеры с широкими бедрами, а вокруг — изображения ладоней с раздвинутыми пальцами. Ладони, широкие и крепкие, явно сделаны по трафарету.

— Фантастика! — пробормотала Лейла, приближаясь с фотоаппаратом наперевес.

— Нет, — остановил ее Д'Анкосс, — это может повредить живописи. Нам неизвестно, какие они использовали красители, и свет вспышки может ее испортить. Лучше попросим Яна зарисовать все, он уже руку набил.

Роман медленно передвигался вдоль скалы, восхищаясь оригинальностью рисунков и уверенностью руки тех, кто украшал эту пещеру. Среди изображений фигур людей и животных он заметил знакомые черные и красные точки и черточки.

И повторяющиеся геометрические узоры в виде горизонтальных параллельных линий.

Он подошел поближе, чувствуя, как внутри у него все сжимается. Нет, он не ошибся, это были именно они, изображения, вырезанные на трупах, и другое, которое позволило понять сцитал на глиняном сосуде и которое обозначало слово «человек».

Так вот как все сошлось: алебастровые камни, резня в деревне, затонувшее судно и убийство Омара и местных рабочих.

Он закрыл глаза, вновь их открыл, дыхание перехватило. Здесь, на этот раз нарисованный в натуральную величину, на него смотрел мальчик с сосуда, резко выделяясь среди прочих стилизованных изображений. Он приблизился, борясь с головокружением. Мальчик был изображен не один. Рядом с ним на коленях стояла женщина, и на руках у нее лежал ребенок. Череп у женщины был слегка вытянут, как у мальчика и у ребенка. На них не было ничего, кроме набедренных повязок и браслетов (медных?) на запястьях и лодыжках. А перед ними на плоском камне стоял котелок, в точности такой же котелок, какой сейчас рассматривала Лейла с таким выражением лица, будто это был предмет, приносящий несчастье.

Чувствуя дурноту, Роман отступил на шаг и натолкнулся на Д'Анкосса.

— Просто удивительно, правда? — сказал тот. — В этом подземном жилище явно обитало несколько поколений. Вот эта фреска, изображающая маленькое семейство, появилась, насколько я могу судить, в эпоху неолита, другие, без сомнения, относятся к раннему голоцену, около восьмитысячного года до нашей эры, а может, и раньше. Маттео скажет нам больше.

— Подтверждаю, подтверждаю! Перед нами страты многих человеческих сообществ, живших здесь в течение многих тысячелетий. Да ведь перед нами величайшее открытие двадцать первого века! — воскликнул он, пытаясь изобразить джигу. — Да-да! Дамы и господа, — продолжил он, делая комичный поклон, — восхищайтесь! Ecce Homo![24]

Потрясенный до глубины души, Роман не мог оторвать взгляд от живописных и резных изображений. Он внезапно почувствовал себя крошечным и в то же самое время частичкой неразрывной цепи, связывающей человечество. Миллионы людей жили, миллионы людей умерли, а он всего лишь крошечное звено этой цепи. Краткое мгновение плоти, наделенной даром слова. Голос Лейлы внезапно вырвал его из плена мечтаний.

— Он чистый!

Роман растерянно повернулся к ней. О чем это она?

— Он чистый, Роман. Котелок совершенно чистый!

Он увидел, как Д'Анкосс повернулся и бросился к котелку, за ним подбежал улыбающийся Маттео, не в силах отрешиться от увиденного.

— Чистый? — повторил Д'Анкосс, наклонившись над большим черным котелком.

Лейла подалась назад, с широко раскрытыми глазами.

— Не трогайте его! — прошептала она. — Его нельзя трогать! Он священный!

— Лейла, послушай! Ну что ты такое говоришь? — усмехнулся Маттео Сальвани. — Это всего-навсего котелок!

— Он принадлежит им! — воскликнула она, смертельно побледнев. — Там, внутри, еще осталось их дыхание!

— Дыхание? Чье дыхание, красавица моя? — добродушно переспросил Маттео. — Вот этих призраков, что на стенах?

— Они живые! Они еще живые! Они там! Народ, Народ вернется! — бормотала она и вдруг стала падать назад.

Роман увидел, как побелели ее глаза, и успел подхватить ее как раз перед тем, как она потеряла сознание.

— Она в обмороке! — закричал он двум другим. — Идите за Владом!

Он увидел, как Д'Анкосс побежал будто подстегнутый, а Маттео с беспокойством наблюдал за происходящим.

Он легонько похлопал по щекам Лейлу, которая, тяжелая и одеревенелая, будто поправилась на двадцать килограммов, по-прежнему стонала, закатив глаза и приоткрыв губы; пульс был неровным.

Роман несколько раз позвал ее по имени, но она так и не приходила в сознание. Ею завладели духи, подумал он и тотчас же осекся: не говори глупости, старик, духов не существует, даже если Лейла и верит в них. Ею завладели собственные страхи, и больше ничего!

Но ее быстро вращающиеся в орбитах глаза напугали и его.

Шаги.

Торопливые шаги за его спиной. Затем хриплый голос Влада:

— Что тут еще происходит?!

За этим восклицанием последовал залп звучных русских ругательств. Затем раздался глуховатый голос Яна:

— Фантастика! Затерянный мир!

И наконец, мелодичное сопрано Татьяны:

— Вы правы, Антуан, это потрясающе. А в чем дело? Лейле плохо?

— Она потеряла сознание, — сказал Влад, почему-то на своем родном языке.

— Странно, — произнесла Татьяна, приблизившись. — Ее глаза, то, как она скрипит зубами… Я уже видела такое однажды, в Сибири. Шаманы…

— Думаю, она впала в транс, — подтвердил Роман. — Она говорила о духах, о дыхании, а потом упала в обморок.

— Прямо история про волка, — заметила Татьяна. — Наверное, это ее тотем.

— Только не говорите, что вы верите во все эти глупости, дорогая Татьяна! — воскликнул Маттео. — Малышка просто переволновалась и испугалась, вот и все!

— Надо привести ее в чувство! — продолжала Татьяна, не обращая внимания на замечание Маттео. — Влад, водки!

Она быстро выхватила флягу и, влив глоток между бледных губ Лейлы, отдала приказание по-узбекски:

— Bunda! Hozir! Здесь, сейчас!

Из-за обжигающего алкоголя или повинуясь приказанию, Лейла вдруг начала кашлять и рывком села, глаза ее были широко открыты.

— Лейла? — позвал Роман. — Лейла?

Она не ответила, по-прежнему устремив взгляд в какую-то невидимую точку прямо перед собой.

Татьяна наклонилась над ней и два раза ударила по щекам. Молодая женщина моргнула, затем сделала глубокий вдох, словно внезапно вспомнив, что нужно дышать.

— Qalaysiz? Все в порядке? Уже лучше? — спрашивала Татьяна, теребя ее.

— Мне надо было бежать, — пробормотала Лейла. — Я испугалась. Они убивают все, что живое.

— Кто это «они»? — спросил Ян, нахмурив брови.

— Демоны, конечно, — вздохнув, ответила она. — Мне холодно.

— Демоны? Какие демоны? Те, которые убили жителей деревни? И Омара?

— Нет, демоны, которые сеют смерть, демоны, у которых веревки. Демоны-людоеды.

— Это состояние шока! — прошептал Маттео. — Нужен кусочек сахара.

— У меня есть шоколадный батончик, — вспомнил Роман. — Ян, ты можешь сделать несколько зарисовок настенных росписей? — спросил он, растирая спину Лейлы. — Мы же не можем оставаться здесь вечно.

— Такое ощущение, что у нее были видения, как-то связанные с доисторическими людьми, которые здесь жили, — задумчиво произнесла Татьяна. — Она, без сомнения, представила себя одной из жертв. Каким-нибудь животным. Эксперимент Короля Хищников! — добавила она с горечью.

— Мне уже лучше, — внезапно сказала Лейла уже вполне нормальным голосом. — Не так холодно. Но здесь есть что-то плохое, Роман. Поверь мне.

— Дух?

— Я не знаю. Здесь пролилась кровь, много крови. Много ненависти, много страданий.

— Но котелок и вправду чистый! — бросил Д'Анкосс, склонившись над посудиной.

— Нонсенс! — бросил Ян. — Это невозможно.

— Идите сами посмотрите.

Ян тоже наклонился над котелком.

— Чистый? That's a bit step![25] Не надо преувеличивать! Скажем так, за много веков остатки пищи просто распались. Их уничтожили бактерии.

Д'Анкосс, ничего не ответив, посмотрел на него. Ян уже удалялся, стиснув в руке свой блокнот для зарисовок, он что-то нервно в нем чертил, за ним в восторженном исступлении следовал Маттео, бормоча на ходу: «Морской мелкозернистый кальцит, стилотиты», будто читал псалом. Д'Анкосс повернулся и встал прямо напротив рисунка, изображающего мальчика и женщину, вынув из своей кожаной сумки череп, который с такой тщательностью обследовал накануне.

Лейла, которая, похоже, уже пришла в себя, спокойно прохаживалась по пещере. Татьяна присоединилась к Маттео, и они, любуясь живописью, принялись обсуждать сбросы горных пород, океанское дно, кристаллизацию и трещины, возникающие при сдвигах пластов. Влад, с винтовкой в руках, не спускал глаз с выхода из туннеля.

— Надо уходить, — обратился он к Роману. — Они совершенно забыли, что с позавчерашнего дня в этих местах убиты уже пятнадцать человек! И что мы находимся в зоне, оцепленной войсками. Если мы окажемся между двумя группами войск, ведущих тактические учения…

— Да, знаю, — мрачно согласился Роман. — Но они же как Гензель и Гретель перед пряничным домиком. Мечта их жизни — вот она, прямо перед ними! Неизвестная науке пещера, которая, возможно, кардинально изменит представление об этой части света.

— Представление о моем собственном мире меня интересует больше, Роман, — отозвался Влад. — Я просто хочу иметь возможность по-прежнему им любоваться, если ты меня понимаешь. Я не слишком тороплюсь превратиться в компост!

— Роман!

Он обернулся. Лейла из-за глиняной пирамиды делала ему знак приблизиться. Он подошел к ней.

Молодая женщина стояла перед круглым камнем, лежащим на песке.

— Надо приподнять его, — вполголоса произнесла она.

— Лейла, послушай, ну в самом деле…

— Подними. Ты что, не видишь, что на нем знак?

Она ткнула пальцем в крошечные насечки по диагонали.

— Да обычные царапины!

— Ты же прекрасно понимаешь, что нет. Подними его. Мне это слишком тяжело.

Вздохнув, Роман наклонился и выпрямился. Камень оказался тяжелым, и он почувствовал, как до предела напряглись мышцы, а на лбу выступили капли пота. Он откатил набок камень, под которым открылось отверстие около метра в диаметре, глубиной сантиметров пятьдесят.

Туда был засунут какой-то предмет серого цвета. Этот предмет был очень похож на большую прорезиненную сумку. Наверняка наркотики, тотчас же подумал он. Выходит, пещеру используют наркоторговцы. Он напрягся, чтобы подтянуть сумку к себе, и с помощью Лейлы, побледневшей от волнения, стал развязывать стягивающие ее веревки. Затем, перевернув сумку вверх дном, они вывалили ее содержимое на песок, белый, как время, что утекло с давних пор.

В сумке были не наркотики. В ней лежала надувная лодка ярко-оранжевого цвета.

— Спасательный плот! — бросил потрясенный Влад, опять по-русски.

Спасательная шлюпка. Лейла освободила насадку, закрывающую клапан, и, после того как в клапан подули, на их глазах лодка стала принимать форму. В шлюпке могло поместиться человек шесть. Два весла. И отделения для провизии, в которых была вода, какая-то еда, подвергшаяся вакуумной сушке, и витамины. Спасательная шлюпка. Чтобы плыть, но куда? Спасать, но кого?

— Что это с вами такое? О!

Рядом с ними застыла Татьяна, за ее спиной стоял Маттео. Профессор в течение нескольких мгновений пытался сосредоточиться и понять, что он видит. Он открыл было рот и быстро закрыл его, поднес руку к вискам.

— Простите, в голове немного шумит… столько волнений! — пробормотал он, тяжело оседая на песок.

Он побагровел и тяжело задышал. Роман испугался, как бы с ним не случился сердечный приступ, но Татьяна, оказавшаяся чрезвычайно полезной в этой ситуации, уже успела намочить свой шарф в холодной воде и промокала ему лицо и виски.

— Давление повысилось, — сказала она. — Ему нужно лекарство принять.

Маттео послушно показал на нагрудный карман рубашки, и Татьяна заставила его проглотить таблетку.

— Сейчас пройдет, не беспокойтесь, — сказала она ему, затем обернулась к Роману. — Что это за идиотская шлюпка, дорогой Роман?

— Я думаю, что все задают себе этот вопрос, дорогая моя Татьяна, — ответил он ей при всеобщем молчании.

— «Сделано в Гонконге», — прочитала Лейла на внутренней стороне левого борта.

Ян наклонился, чтобы лучше видеть.

— Китайская лодка в центре пустыни… Бред какой-то.

— Как и все, что с нами происходит вот уже три дня! — заметила Татьяна.

— Если есть лодка, значит, можно ею воспользоваться, — сказал Влад. — Я хочу сказать, что типы, которые спрятали ее здесь, спрятали ее не просто так. Значит, здесь, внизу, можно плыть! — сделал он вывод, всматриваясь в мрачные закоулки пещеры.

— Сеть подземных каналов, — прошептала Татьяна.

— Какая удачная находка для дилеров! — воскликнул Ян. — Можно перемещаться, не будучи замеченным, в самом центре Центральной Азии. Нет случайно гидрографических планов региона?

— Гидрографические планы недр пустыни встречаются очень редко, дорогой коллега, — сказала Татьяна.

— Я думал, что нефтяные компании исследовали все недра планеты!

— К счастью, они еще не могут делать все, что хотят! Особенно в политически нестабильной или закрытой зоне! Мы же не в Англии!

— А я и не заметил! — усмехнулся Ян. — Вы слишком уж подражаете нашим манерным дамам!

— А вы немножко, ну самую малость, переросли роль Тиля Уленшпигеля! — бросила Татьяна ему в ответ; было заметно, как порозовели ее скулы.

— Вам не кажется, что это слишком глупо: вы спорите, как дети неразумные, в то время как над нашими головами лежат трупы Омара и двух несчастных рабочих? — бросил Роман, которому все это уже начинало надоедать. — Вы хоть отдаете себе отчет, что мы все рискуем своими шкурами?

Молчание.

— Я думаю, это просто оттого, что все мы несколько взвинчены, — примиряющим тоном произнес Д'Анкосс.

По мере того как развивались события, он, как это ни странно, чувствовал себя все лучше и успокаивался.

Татьяна открыла рот, но Роман так никогда и не узнал, что она собиралась ответить, потому что внезапно их залил яркий свет и голос на фарси прокричал:

— Они здесь!

Потом, уже обращаясь непосредственно к ним:

— Руки вверх! Поднимайтесь и бросайте оружие!

Ослепленный светом и потрясенный, Роман успел лишь подумать, что все кончено, что они все сейчас умрут здесь, на берегах затерянного мира, как внезапно выстрел разнес прожектор на мелкие осколки и, словно в отлаженном ансамбле, все бросились на землю ничком.

Это Лейла, подумал он, тяжело падая на песок, это она стреляла, у этой девчонки поразительное хладнокровие!

Со стороны туннеля послышался шум неуверенных шагов, на этот раз стрелял Влад, стрелял не целясь, держа винтовку на бедре. Раздался стон. Нападавшие, должно быть, сообразили, что, находясь у входа в галерею, представляют собой идеальную цель. Нужно было воспользоваться их замешательством, чтобы улизнуть. Он похлопал по плечу Влада, указав ему на шлюпку. Ни слова не говоря, поддерживая дрожащего Маттео, Влад подтолкнул лодку к воде, под прикрытием скал.

— Это первое предупреждение! — вновь раздался чей-то властный голос, сначала на фарси, затем на английском. — Вам здесь нечего делать! Это военная зона.

Военные? У которых совершенно случайно оказался при себе мощный прожектор? Краем глаза Роман увидел, как Ян толкает Татьяну к воде, Д'Анкосс тоже соскальзывает с берега, пытаясь держать повыше свою драгоценную сумку.

— Уходим, — шепнул он Лейле, присевшей рядом с ним на корточки.

— Подожди! — ответила она.

Она достала портативную вспышку и зарядила ее, затем бросила в направлении туннеля. Вспышка упала на землю, вызвав шквал автоматных очередей, пули отскакивали от селитровых колонн. Воспользовавшись замешательством, они бросились в воду и поплыли, стараясь догнать удаляющуюся шлюпку. Течение было достаточно сильным, чтобы увлечь лодку. Странно. Подземная река? Топографические изыскания могут подождать, приказал себе Роман. Плыви! Он подхватил отставшую Лейлу и притянул к себе, одновременно стараясь уцепиться за лодку. Они старались держать головы как можно ниже, между тем как рядом сыпался град пуль и проклятия на фарси: «Tavaghof konig!» Стойте!

Их, конечно же, заденут, подумал Роман. Кто-то барахтался в воде рядом с ними. Он уже почувствовал, как сжимаются плечи в ожидании удара, когда внезапно наступила полная темнота.

Они по-прежнему плыли, прицепившись к шлюпке, которая, должно быть, пошла по соседнему туннелю, защитив тем самым от пуль нападающих. До Романа долетели досадливые возгласы. Вода была глубокой, и их преследователи, наверное, не решились плыть в темноте неизвестно куда, не говоря уже о риске водоворотов и опасных течений. Он слышал, как совсем рядом кто-то лязгает зубами, и узнал сухой кашель профессора Сальвани.

— Влад, — произнес он тихо, — помоги мне втащить Маттео в шлюпку. А потом мы тоже попытаемся забраться, только бы не опрокинуть ее.

— Такие лодки могут преодолевать большие расстояния, не бойтесь, она не перевернется! — бросила Татьяна.

Он чувствовал, как при каждом толчке ногами, которые она делала, в бок впивается ее каблук.

Ян забрался в шлюпку, и с помощью Влада и Романа ему удалось втащить задыхающегося и дрожащего от холода Маттео, которого он тут же закутал в найденное одеяло. Потом вскарабкался Д'Анкосс, затем Татьяна, Лейла, Влад и, наконец, Роман.

— Никто не ранен? — спросил он.

— Кажется, мне ногу задело, — ответил Д'Анкосс спокойным тоном. — Но из-за холодной воды я не чувствовал боли. А теперь стало жечь.

— Крови много? — спросил Влад.

— Хватает.

— Надо наложить жгут, — приказал русский. — Татьяна, дайте ваш шарф.

На ощупь он наложил не слишком тугой жгут над коленом, моля небеса, чтобы не была задета бедренная артерия. Он однажды видел, как его приятель-дальнобойщик истек кровью на пустынной дороге в Казахстане, рядом со своим потерпевшим аварию грузовиком, в ожидании помощи, которая из-за снегопада пришла лишь четыре часа спустя. Под телом друга лед сделался красным. Красное ледяное озеро. Каждый раз, когда он вспоминал об этом, ему нужен был глоток водки. А может, и не глоток, а больше.

— Это не военные, — внезапно произнесла Лейла. — Военные не стали бы стрелять без причины.

— Они открыли огонь, когда ты разнесла их прожектор и Влад стал стрелять, — поправил ее Роман.

— Лейла права. Это были наши давешние приятели, — вмешался Ян. — Я узнал голос их симпатичного начальника. Поверьте мне, эти интонации я не забуду никогда.

— И все-таки они открыли огонь только тогда, когда поняли, что мы будем сопротивляться! — не соглашался Роман. — Можно подумать, для них лучше было бы, чтобы мы оказались убиты, чем убежали.

— Они бы все равно нас убили, как только мы бы поднялись, — заметила Татьяна.

— Если только им не нужно что-то, что имеется у нас, — сказал Д'Анкосс слабым от навалившейся на него боли голосом.

— У них уже есть камень, — сказал Ян. — И сосуд.

— У них нет ваших рисунков и вот этого.

Он в темноте дал им потрогать какой-то предмет. Череп, извлеченный из озера.

— Неужели они готовы убить столько людей ради контрабанды? — удивился Маттео.

— Ежедневно людей убивают из-за гораздо меньшего, — ответил Д'Анкосс. — Крупные коллекционеры даже представить себе не могут, сколько невинных душ загублено ради того, чтобы они смогли заполучить свои безделушки, — сказал он спокойно, словно беседовал в гостиной, а не истекал кровью от пули в бедре в надувной лодке, уносимой в подземный лабиринт.

— Как только станет немного светлее, мы присыплем вашу рану сульфамидами, — сказал Влад. — В одном из отсеков я видел аптечку.

— Хорошо, — ответил Д'Анкосс без особой убежденности.

Роман продолжал слушать тишину. Куда впадает эта река? А если она внезапно вообще уйдет под землю? Нет, те, кто предполагал использовать шлюпку, знали, что делают. Тем не менее, чтобы быть готовым ко всем неожиданностям, он вооружился веслом и попросил Влада взять второе.

Было темно и сыро, пахло мокрыми камнями, лодка скользила по поверхности воды, уносимая сильным течением, семь ее пассажиров, вымокшие насквозь и растерянные, сидели, тесно прижавшись друг к другу.

ГЛАВА 9

— Мы никогда не сможем вернуться назад, у нас не хватит сил подняться вверх по течению, — внезапно произнесла Лейла в тревожной тишине.

— А зачем нам возвращаться, дорогая? — спросила Татьяна.

— Чтобы вновь увидеть дневной свет. Мы же не знаем, куда впадает эта река и выходит ли она вообще на поверхность.

— Но мы же наверняка будем пересекать другие пещеры, правда, Маттео?

Маттео не ответил.

— Думаю, он уснул, — сказал Ян, проверив пульс профессора, частый, но регулярный.

Темнота сделалась какой-то особенно тревожной. Вот так плыть, чувствуя, что тебя несет река, не зная куда и зачем — как будто тебя, со связанными руками и ногами, приносят в жертву неким подземным божествам. Они двигались в мире сумерек, где голоса раздавались гулко, как в соборе. Это был загробный мир… Их будущая могила?

Невольно Роман представил себе, что их лодка плывет в вечной ночи, как оранжевая барка по Стиксу, у ее бортов лежат их окоченевшие тела, а безжизненные пальцы касаются поверхности воды.

Резкий толчок отвлек его от мрачных мыслей.

— Мы наткнулись на стену! — воскликнула Татьяна.

Влад изо всех сил налегал на весло, пытаясь оттолкнуть лодку от скалы, о которую она натолкнулась. Только бы не тупик, подумал Роман, приходя Владу на помощь.

Лодка резко отпрянула назад, стала угрожающе раскачиваться, затем внезапно устремилась по новому проходу, такому узкому и низкому, что они могли потрогать стены с каждой стороны и поверхность скалы над ними. Перед Романом с необыкновенной четкостью встало видение: лодка застревает в проходе, а они вплавь пытаются вернуться в пещеру. Маттео не выдержит, да и Д'Анкосс теперь не пловец, так что…

— Послушайте! — бросила Лейла.

Роман прислушался и поначалу не услышал ничего, кроме шума ударяющейся о камень воды, затем звук стал четче.

Нет, это невозможно.

И все-таки…

— Кто-то… кто-то поет! — воскликнул Влад. Кто-то действительно пел.

Женщина.

Монотонный протяжный речитатив в миноре, который то отдалялся, то приближался, отражаясь от водной глади и стен туннеля. Где-то там, в темноте лабиринта, пела женщина.

Влад почувствовал, как шевелятся волосы. Ему это не нравилось. Мертвые, пули, ножи, насилие — это все было, по крайней мере, понятно. Но эта невидимая женщина, которая пела под землей, словно одна из тех проклятых сирен, которые стремятся погубить моряков…

— Я этого языка не знаю, — произнес Ян, не ощущавший, похоже, странности самой ситуации. — Я даже не понимаю, к какой группе он может принадлежать… Ни к урало-алтайской, ни к индоевропейской…

Влад пожал плечами. Разумеется, женщина поет на незнакомом языке. С каких это пор привидения поют на русском или английском? Петь они и должны на языке потустороннего мира.

Внезапно, словно подтверждая его опасения, Лейла произнесла:

— Я знаю эту песню.

В ответ раздался хор удивленных и недоверчивых голосов.

— Правда, знаю! — настаивала она. — Я слышала, как ее пела моя прабабушка. Однажды ночью, в степи, было большое шаманское действо, она вошла в транс и пела эту мелодию! Я хорошо помню, потому что очень тогда испугалась, я была совсем маленькой, а у людей вокруг был очень встревоженный вид. Она не захотела рассказать мне, о чем говорится в песне.

— Может быть, она и сама не знала, — предположил Д'Анкосс.

— И больше она никогда не соглашалась участвовать в обряде.

— Но мелодия кажется скорее нежной. Во всяком случае, в ней нет ничего тревожного, — сказала Татьяна.

— Вы находите? А по-моему, именно такую песню должна петь сама Смерть, стоя перед огромным непроницаемым зеркалом. Я именно так себе представляю, — ответил ей Д'Анкосс.

Голос поднялся до самых высоких частот, на мгновение задержался на звонкой, хрустальной ноте, затем сделался низким и глубоким. Роман закрыл глаза. Женщина пела совсем рядом…

Значит, здесь есть люди!

А они теряют время, обмениваясь впечатлениями?!

— Эй! — закричал он. — Эй, есть кто-нибудь? Где вы?

Он вновь и вновь кричал это на фарси, на афгани и на узбекском, а песня все продолжалась, как будто женщина его не слышала. Затем мелодия стала удаляться, постепенно делаясь все тоньше и неразличимее, и вновь установилась тишина.

Мимо кого и чего они только что проплыли?

Татьяна коснулась Маттео, который за все это время так и не проснулся. А что, если…

Нет, он по-прежнему дышал. Он напомнил ей отца. Жертва партийной чистки, он вынужден был оставить место профессора географии в университете и закончил свою жизнь мелким почтовым служащим в какой-то уральской глухомани. Жена отказалась последовать за ним. Она работала в военном ведомстве, их единственную дочь она оставила у себя и воспитывала сама. Когда настало время, она дала возможность девочке поступить в университет, но никаких известий от опального отца они больше не имели. Когда Татьяне исполнилось тридцать и пала Берлинская стена, она поехала, чтобы увидеться с ним, но он уже впал в старческий маразм, преждевременно состарившись, и все пел и пел бесконечные русские колыбельные, которые вызывали у нее приступы тошноты.

Спину ломило, оттого что она так долго просидела согнувшись. Она легонько пошевелилась, чтобы размяться, и почувствовала рядом крепкое и теплое плечо Влада. Он, со внешностью кавказского боевика, был человеком, на которого можно положиться, как и на угрюмого Романа.

А Роман между тем шептал на ухо Лейле: «Мы выберемся отсюда, принцесса», и его заросшая щетиной щека царапала ее нежную щеку.

Ян крепче вцепился в пеньковый трос. Может быть, они и выберутся, но как? Подземные реки имеют гнусную тенденцию вырываться на поверхность весьма эффектно и зрелищно, образуя нечто вроде водопадов в несколько метров высотой, так что, будучи вытолкнуты на поверхность, они почти наверняка утонут в клокочущих водах.

Д'Анкосс уже не чувствовал своего бедра, это показалось ему дурным предзнаменованием. Он осторожно прощупал рану — десять сантиметров разорванной и опухшей плоти. Он слегка сдвинул наложенный Владом жгут, ожидая потока крови. Ничего. Только слегка сочится. Он медленно выдохнул. Если ему суждено погибнуть от этой случайной пули, он никогда не вернется во Францию и не увидит Макса; не увидит, как тот умирает, невероятно исхудавший, неузнаваемый, с глазами блестящими, словно два осколка вулканического стекла. Он почувствовал, что на глазах его закипают слезы, и он, не в силах их сдержать, вытер глаза ребром ладони.

Лодка все быстрее и быстрее неслась по узкому зловонному туннелю, словно спускалась по внутренностям некоего дьявольского создания.

Пытаясь обмануть свою тревогу, Роман повернулся к Лейле:

— Ты и вправду больше ничего не помнишь про ту песню?

— Я как раз думала об этом, — ответила она. — Я вижу, как сижу в юрте, и слышу, как взрослые вокруг меня о чем-то шепчутся. Я тогда расслышала только одно слово: Народ.

— Народ? Какой народ? Ваш? — спросил Ян, который всегда очень внимательно относился к тому, что говорила молодая женщина.

— Тот Народ, которому принадлежит эта песня.

— Но что он должен делать, этот народ? — воскликнул Ян. — Кроме того, что петь.

— Он должен вернуться, разумеется, — ответила она бесцветным голосом.

— Вернуться? Откуда? Когда?

— Так написано: Народ вернется, — ответила она, слегка раскачиваясь.

— Да о каком народе ты говоришь? — давил на нее Ян.

— Что? — растерянно переспросила она.

— Лейла, ты только что нам сказала, что народ должен вернуться! — твердо повторил Ян, стискивая ей руки. — И что так написано!

— Я не помню, — отозвалась она. — Разве я так сказала?

— Ты издеваешься над нами! — воскликнул Ян.

— Хватит, Ян, перестань ее мучить, — сказал Роман.

— А она что, нас не мучит? — огрызнулась Татьяна. — Какие-то пророчества с того света?! Лейла, дорогая, если это игра…

— Это не имеет ничего общего с вашими дурацкими видеоиграми! — воскликнула Лейла. — Народ вернется.

— Вот! Видишь, ты же говоришь «народ»! — воскликнул Ян, покачивая в своей ладони ее маленькие заледеневшие пальчики.

— Это кто-то говорит через меня, — поправила его молодая женщина, дрожа, как от озноба. — Но я не знаю кто. Я больше вообще ничего не знаю, — поспешно добавила она, высвобождаясь.

— Но… — попытался возразить Ян.

— Посмотрите! — крикнул Влад. Белая точка.

Белая точка где-то метрах в пятистах прямо впереди.

И она постепенно росла. Свет. Скоро они увидят дневной свет! Не торопись, старик, прошептал Роману чертик на его плече, вспомни датскую пословицу: «Если ты видишь свет в конце туннеля, наверняка это поезд, который несется навстречу».

И все-таки они плыли к свету.

Причем все быстрее и быстрее. И вместе с расширяющимся пятном света рос глухой шум.

Все громче и громче. Это было похоже на гул водопада.

— Крепче держитесь за тросы! — прокричал Роман, пытаясь перекричать шум воды. — Сейчас нас покрутит!

Не успел он закончить фразу, как их вынесло к выходу. Ослепляющему выходу, словно лодка устремилась в раструб света.

И их закрутило.

Их швыряло над водоворотом, опрокидывало вниз в водопад, они крутились под фосфоресцирующими сталактитами огромной пещеры, куда вынесло их лодку, между древних скал в тысячелетних водах, словно галера каторжников в оглушительном грохоте падения.

Затем внезапно кружение кончилось. Только перевернутая оранжевая резиновая лодка, лениво раскачивающаяся над водой. Потом появилась рука. Еще одна. Голова. Две. Три… Влад, помогающий Маттео выбраться на поверхность. Роман, поддерживающий почти потерявшего сознание Д'Анкосса, барахтающаяся в воде Татьяна, Лейла, вставшая на цыпочки в не слишком глубоком озере и вцепившаяся в протянутую руку Яна.

Еще одно озеро. Еще одна пещера. Но на этот раз без всякой настенной живописи. Без скал с острыми выступами. Почти круглая пещера, с высокими стенами, темными и гладкими. Но вместо берега с пологими склонами — стена. Настоящая стена. Высокая стена из огромных мрачных каменных блоков, к подножию которой их выбросило. Они растерянно разглядывали стену, а Роман по-прежнему крепко держал лодку за тросы.

— Привяжи ее к кольцу, — бесцветным голосом произнес Влад.

Роман проследил за его взглядом и увидел кольцо. Кольцо из ржавой бронзы, но еще вполне крепкое. А рядом с кольцом трухлявая деревянная лестница. Пристань. Итак, они прибыли в порт. Теперь они различали и другие кольца, и другие лестницы, расположенные на равном расстоянии одна от другой. Порт в самом сердце пустыни, глубоко под землей.

Они с трудом вскарабкались по скрипящей лестнице и оказались на гладкой площадке со странной, крапчато-зеленой поверхностью.

Роман, привязавший лодку, взобрался последним и рухнул рядом с другими, мокрый и запыхавшийся.

— Черт побери! — негромко выругался Ян, разглядывая водопад метров пятнадцати высотой, откуда их только что сбросило. — Похоже, они все без ума от Евродиснейленда. «Пираты пустыни».

— Не забудь «Пещеру с привидениями» и «Деревню мертвых», — подхватила Татьяна. — Господи, как же мне страшно!

Влад легонько похлопал ее по плечу. Лейла лежала, вытянувшись на спине, с закрытыми глазами и сложенными на груди руками. Что это с ней еще? — подумал Роман. Куда опять унесся наш неустрашимый фоторепортер? Пришедший в себя Маттео, с приклеившимися к голому черепу редкими мокрыми волосками, постоянно чихал, поглаживая поверхность. Прохладную и гладкую поверхность, ровную и плоскую, судя по всему, это был мрамор…

— Порфир! [26] — воскликнул он внезапно. — Это же невозможно!

— Наверное, его привезли на кораблях и положили сюда те, кто построил все это, — предположил Ян, осматриваясь вокруг; глаза его блестели, как у ребенка, оказавшегося в магазине игрушек. — Вы стены видели?

Маттео повернул голову. Стены высокие, темно-зеленые, с блестящей поверхностью.

— Оникс, — недоверчиво пробормотал он. — Можно подумать, что мы в храме.

— Отверстие только одно, наверху, над самым сводом, — сказала Татьяна.

Круглое, как и сама пещера, отверстие, сантиметров пятидесяти в диаметре.

Лейла выпрямилась, и Роман с облегчением увидел, что она вытаскивает из водонепроницаемого кармана куртки «Никон».

Безразличный к разговору, Влад порылся в аптечке, найденной в лодке, и заставил Маттео проглотить две жаропонижающие таблетки, после чего закутал его в сухое одеяло, тоже из запасов шлюпки. Завладев в свою очередь аптечкой, Роман склонился над ногой Д'Анкосса.

Рана была промыта чистой водой и казалась вполне безопасной. Пытаясь не потревожить раненую ногу, Роман осторожно приподнял ее и, к своему глубокому облегчению, заметил разрыв на обратной стороне бедра. Он улыбнулся Д'Анкоссу, который корчился от боли.

— Прекрасная новость: пуля прошла навылет.

— Это значит, что все обойдется? — обеспокоенно спросил тот.

— Разумеется. Заражения крови нет, артерия не задета, саму рану мы присыплем стрептоцидом и наложим повязку, пропитанную антисептиками, а затем вы примете антибиотик широкого действия.

— Типы, которые приготовили эту лодку, в самом деле все предвидели! — пробормотал Влад.

Маттео, который до сих пор молча осматривался, наконец заговорил.

— Там курган, — произнес он между двумя приступами чихания.

— Что? — выпрямляясь, переспросила Татьяна.

— Груда красных камней, там, в глубине… это курган, — повторил он. — Это явно дело рук человека.

— Могила? — воскликнул Д'Анкосс, вывернувшись, чтобы взглянуть через плечо Романа, который накладывал ему повязку.

— Посмотрим!

Ян, быстро вскочив на ноги, уже направлялся пружинистым шагом к нагромождению камней, которые привлекли внимание Маттео.

Вот что значит молодость, подумал Роман, который чувствовал себя совершенно разбитым. Татьяна поднялась тоже и пошла за Яном. Лейла не пошевелилась, но он заметил, что ее пальцы судорожно впились в футляр, и спросил себя, чего же она так боится. Хотя она-то, вероятно, знает, чего надо бояться. Впрочем, нет, хватит этих бабушкиных сказок!

Влад, занятый тем, что осматривал свою винтовку, мрачно пробормотал, не поднимая головы: «Пусть мертвецы спокойно спят!»

Роман заставил Д'Анкосса проглотить таблетки и присоединился к остальным. То место, где возвышался курган, не было облицовано порфиром, просто голая земля, круг приблизительно метра три в диаметре. Оно казалось более старым, словно развалины далекого прошлого, которые пощадили строители подземного порта. Сами камни выглядели старыми, отполированными, одряхлевшими, темно-красного цвета.

Ян начал поднимать их один за другим. Татьяна указала ему пальцем на дорожку желтоватого порошка, которая шла вокруг кургана.

— Погребальное приношение. Палеолит, вне всякого сомнения. Там, внутри, должны быть цветы, вернее, остатки цветов.

Возможно, цветы там и были, но первое, что увидел Роман, были два скелета, сплетенные друг с другом, покрытые мумифицированными шкурами, на головах темные перья.

— Гениально! — воскликнул Ян. — Браво, Маттео, как вы разглядели?! Господи, вы хоть понимаете, что мы теперь можем написать статей больше, чем у нас пальцев на руках и ногах?!

— Если только мы еще будем в состоянии пользоваться пальцами, когда выйдем отсюда, — заметил Роман, которого изрядно раздражал неиссякаемый энтузиазм ученых.

Татьяна наклонилась и подняла с земли горсть каких-то крупных разноцветных пылинок.

— Фрагменты тычинок. Они были покрыты цветами: лютиками, васильками, ярко-синими примулами. А сами они лежат на ветках хвойника. Это типично для захоронений времен позднего палеолита в этом регионе.

Разумеется, супружеская пара, — добавила она, рассматривая сплетенные тела. — Что же касается перьев, похоже на орлиные! — произнесла она с горящими от возбуждения глазами.

— Надо будет исследовать накидки из шкур, — сказал Ян. — Это даст представление о местной фауне тех времен.

— А на ногах у них что-нибудь есть? — спросил со своего места Д'Анкосс.

— Можно различить какие-то обрывки ткани, а что?

— Меховые накидки, обувь… Холодный климат! — ответил тот. — Следовательно, конец ледникового периода.

Он поднялся, опираясь на Романа, и, положив руку ему на плечо, с трудом доковылял до захоронения. Он долго рассматривал два сплетенных скелета, особенно их нетронутые временем тазовые кости. Да, это было именно то, что он и предполагал, и необходимо было поделиться своими выводами с другими. Но уместно ли это именно сейчас?

— Надо же! — воскликнул внезапно Маттео. — Там, над головой мужчины… посмотрите!

Они наклонились.

И увидели нацарапанные на земле знаки.

Д'Анкосс судорожно сглотнул. Во что бы то ни стало надо унести с собой череп мужчины или женщины, сделать необходимые анализы, сравнить с черепом, найденным в воде, который старше на несколько тысячелетий. И если все совпадет, тогда…

Он почувствовал, что покрывается холодным потом, и пошатнулся.

— Это просто уже бред какой-то! — пробормотал Ян, роясь в карманах, чтобы извлечь на свет свои записи. — Ну конечно, те же самые! Опять!

Он сунул листочки под нос Татьяне.

— Знаки, выгравированные на алебастровых блоках. В данный момент их расшифровать не представляется возможным. У нас нет достаточно времени, чтобы заняться по-настоящему нашим Розеттским камнем [27]!

Лейла, успевшая сделать уже несколько снимков тел, повернулась к нему.

— Народ вернется, — произнесла она бесцветным голосом, таким непохожим на тот, каким разговаривала обычно, как будто читая что-то. — Вы открыли дверь в Прошлое. Теперь у нашего Настоящего другое Будущее.

Влад перекрестился и поцеловал образок Иоанна Златоуста. От слов девчонки у него побежали мурашки по коже.

Ян, который не мог усидеть на месте от волнения, отозвался:

— Вернется народ или нет, нужно во что бы то ни стало выбраться отсюда, добраться как можно скорее до города и сообщить о нашем открытии в административный совет фонда! Нужно, чтобы они финансировали специальную экспедицию! Вы хоть отдаете себе отчет, что…

— Начнем с задачи номер один: выбраться отсюда, — перебил его Роман, указывая на луч света, который бил над левой стеной метрах в десяти от земли.

Предстоит еще один урок скалолазания! Но пока он смотрел вверх, сощурив глаза, чтобы лучше видеть, свет вдруг исчез, словно его кто-то закрыл. По спине пробежал холодок. Неужели кто-то наверху, склонившись над отверстием, следит за ними? Или это просто облако? Хотя здесь в это время года не бывает облаков. Но кто может знать, что они здесь? Разве что у этого кого-то имеется план сети подземных каналов и он знает, что они непременно окажутся в этой пещере…

Он опять повернулся к озеру. Река, разумеется, несла свои воды и дальше. Может, разумнее вновь сесть в лодку и продолжать плыть? Свет снова пробился через ониксовую стену над его головой, заставив сощуриться, и снова исчез. Он взглянул на остальных. Никто ничего не заметил, все взгляды были устремлены на могильник.

Свет. Тьма. Свет. Тьма. Во что с ними играют? Кто-то открывал и закрывал отверстие с регулярными интервалами. Это ему напомнило… тюрьму и заключенных, которые посылали друг другу послания из камеры в камеру с помощью зеркал. Да, именно так! Азбука Морзе! Им посылают сигналы азбуки Морзе! Он какое-то время наблюдал за быстрой игрой света. И задрожал. Послание гласило: «Они приближаются».

И тогда, в тот самый момент, когда Роман медленно осознавал, что послание, образующее английские буквы, адресовано именно ему, перед ним опустилась и закачалась синяя нейлоновая веревочная лестница, а позади послышался шум мотора, точнее, моторной лодки, которая приближалась со стороны, противоположной водопаду, причем приближалась очень быстро.

— Лезьте наверх! Немедленно! — закричал он, хватая Лейлу, стоявшую к нему ближе всех.

Вновь обретя свою обычную подвижность, она, ни слова не говоря, уцепилась за лестницу и стала быстро подниматься.

— Быстро поднимайтесь, они приближаются! Вы что, не слышите?

Как будто внезапно вырванные из лона сладостных сновидений, ученые застыли на мгновение, затем медленно, словно с сожалением, стали продвигаться к лестнице.

— Ради бога, — воскликнул Роман, — поднимайтесь! Поторопитесь!

Влад подтолкнул прикладом Маттео, затем Татьяну, она последовала за Яном, который, поспешно поднимаясь по лестнице, не переставал бросать взгляды за могильник.

Шум мотора раздавался теперь совсем близко. Поднатужившись, Влад посадил Д'Анкосса себе на плечи и, не обращая внимания на его протесты, стал подниматься.

Веревочная лестница, отягощенная человеческим грузом, похожим на медленно ползущую колонну муравьев, подрагивала перед глазами Романа, который руководил подъемом, успевая в то же время следить за озером. Внезапно на его поверхности появился круг света и стал ощупывать воду. Прожектор. Роман стал карабкаться, в свою очередь перебирая ногами как можно быстрее.

Прожектор обшаривал озеро, он наткнулся на привязанную лодку, прошелся по пристани, границам пещеры и внезапно пригвоздил своим лучом Романа, как бабочку иглой. Переступая через две ступеньки, он вырвался из светового пучка, который мгновенно метнулся за ним, увидел, как над его головой увеличивается просвет, услышал гулкое стаккато автоматных очередей, раздающихся под сводами; при последних выстрелах он выбрался на поверхность, повалился без сил на песок и быстро подтянул лестницу к себе.

Затем выпрямился.

— Прекрасно. Теперь руки за голову и присоединяйтесь к остальным, — приказал спокойный голос.

ГЛАВА 10

Напротив него вырисовывался силуэт человека в тюрбане, который направлял на него автомат SG-552 «Коммандо». Метрах в двух от него стоял гоночный мотоцикл «Gas Gas 250 Pro», выкрашенный красновато-коричневым цветом, чтобы сливаться с окружающим пейзажем.

А справа, с руками, заведенными за голову, в ряд стояли его товарищи; Д'Анкосс опирался на плечо Влада, чья винтовка валялась в пыли у ног того, кто им угрожал.

— Кто вы? — спросил Роман. — Что вам нужно?

— В настоящий момент мне нужно, чтобы вы поставили этот камень на место и ваши преследователи не смогли до нас добраться, — ответил незнакомец на безукоризненном английском, указывая на каменный блок весом добрую сотню килограммов, который явно служил для того, чтобы затыкать естественный разлом в земле.

Голос, высокий голос подростка, был спокоен, и автомат в его руках не дрожал. Этот тип мог бы их всех положить за двадцать секунд. Особенно если это был один из тех мальчишек, привыкших воевать с самого раннего возраста. Из тех новых бездушных боевиков, для которых рисковать и убивать так же естественно, как для других молодых людей его возраста играть в футбол.

Согнувшись, Роман, Влад и Ян повиновались приказу, уложив каменный блок на отверстие, так что оно оказалось закрыто.

— Почему вы помогли нам подняться? Что вы здесь делаете? — наконец спросил Роман, вытирая пот, заливавший ему лицо.

Казалось, что незнакомец улыбнулся под тюрбаном, почти полностью закрывавшим ему лицо.

— Я делаю то, что должен. Вам же, напротив, в этой истории делать решительно нечего. Я сейчас заберу все предметы, которыми вы обладаете, что позволит нам написать очередную главу, пока вы будете добираться до так называемого цивилизованного мира.

Чересчур витиеватый стиль для подростка, подумал Роман, между тем как тот продолжал:

— Прошу вернуть череп, профессор Д'Анкосс, ваши заметки и зарисовки, господин Холмс, и ваши, майор Волова. И все фотографии, мадемуазель, я говорю «все», — сказал он, обращаясь к Лейле.

— Откуда вы знаете наши имена? На кого вы работаете? — воскликнул Ян, делая шаг вперед.

Дуло автомата тотчас же уперлось ему между глаз.

— Не шевелитесь. Я не шучу. Я не хочу вас убивать, но, если потребуется, я сделаю это без малейших колебаний.

Роман ему верил.

— Итак, отдайте мне все, что я перечислил, — повторил мотоциклист. — И не забудьте Пророчество, разумеется.

— Пророчество? — недоуменно переспросила Татьяна.

— Она знает, что я имею в виду! — уверенно ответил незнакомец, кивая на Лейлу. — У нее дар.

— Это неправда! — воскликнула молодая женщина. — Я не понимаю, что происходит! Я не хочу!

— Вы сказали верно: вы не хотите, но вы знаете, — возразил ей незнакомец. — Когда вы отдадите мне фотографии, это вас освободит в определенном смысле. Вы сможете все забыть.

— Кто убил жителей деревни? Вы? — внезапно спросил Роман.

— Нет. Я еще не убивал никого, но вы можете стать первыми, если будете меня задерживать. Убийцы идут по вашему следу, и они не слишком в хорошем настроении, уж поверьте мне.

— Зачем было убивать этих женщин и детей? — спросила Татьяна.

— По простой причине: они оказались в неудачное время в неудачном месте, и Народу нужно было наказать их в назидание другим.

— Народу? — воскликнул Ян. — Опять этот народ! Что это значит? И что означают эти надписи?

— Народ, как и числа, не имеет конца. Его письменность — это вся память мира, возникшая до начала мира. Но я и так сказал слишком много. Отдайте мне эти вещи. Я должен ехать.

Ян яростно швырнул ему под ноги блокнот и зарисовки, за ним Татьяна, потом Маттео освободился от своей сумки с образцами, грустно проводив ее взглядом, затем Лейла осторожно положила на песок свои пленки, а Д'Анкосс вынул череп, будто отдавал бесценное сокровище. Для всех этих людей каждый из предметов действительно был сокровищем, и они вынуждены были под угрозой автомата оставить их.

Незнакомец собрал все в большую черную спортивную сумку на длинных ремнях, ни на мгновение не опуская автомат, ударил ногой винтовку Влада, откатившуюся метра на три, затем отступил и, продолжая держать их на мушке, завел мотор и запустил стартер.

— Прощайте! — бросил он, резко срываясь с места.

— Как мы выберемся отсюда? — прокричал Роман.

— Идите по следу! — ответил незнакомец, повернув влево, и исчез из виду, скрытый взвихрившейся пылью.

По следу. Ну и где этот след?

— Вот! — воскликнул Влад, указывая на нечеткую линию среди пыли. — Смотрите: она обсажена колючими кустами.

— Это семейство акантовых, — сказала Татьяна. — Такой след никогда не сотрется! — добавила она специально для Яна; он растерянно стоял рядом, и ветер шевелил его рыжие волосы.

Он вежливо ей улыбнулся, подошел к Лейле, которая стояла подавленная, удрученная, положил ей руку на плечо и стал шептать, что все образуется. Она ответила бледной улыбкой и приблизилась к Роману, внимательно разглядывающему след. Д'Анкосс, который без сил облокотился на скалу, подумал, что ни за что не сможет пройти несколько километров. Значит, им придется его оставить и потом вернуться за ним. Точнее, вернуться за трупом, потому что даже если рана его не убьет, это наверняка сделают типы, которые шныряют под землей.

Маттео похлопал его по плечу и спросил, все ли в порядке. Пот обильно струился по его лицу.

— А вы, старина? Как вы себя чувствуете?

— Все в порядке, все хорошо, — ответил дотторе и, потеряв сознание, повалился на землю.

Только теперь Роман осознал, что у них нет ни воды, ни провизии, ни медикаментов. Все осталось внизу. Неизвестный на мотоцикле просто-напросто обрек их на медленную смерть.

Он снял свою фетровую шляпу, накрыл ею влажное лицо Маттео, пощупал пульс. Сто тридцать, не меньше, подумал он. Сказываются волнение и усталость. Наверняка давление тоже повышенное. Приняв решение, он обернулся к Владу и остальным. Не стоит обрекать на смерть всех.

— Я останусь здесь с Маттео и Антуаном, — объявил он. — А вы пойдете по следу до дороги, и там кто-нибудь вас подберет.

— Роман, дорогой, мы не можем оставить вас здесь на растерзание тем, кто преследует нас! — возразила Татьяна.

Роман стиснул свой кинжал.

— Не беспокойся, Татьяна, мне есть чем защищаться. Давайте не будем терять времени: чем быстрее вы отправитесь, тем быстрее вернетесь за нами.

Лейла достала из-под куртки свой любимый пистолет «Бэби Игл» с полной обоймой и протянула Д'Анкоссу.

— Я все равно не умею стрелять, — извиняющимся тоном произнес тот.

— Не беспокойтесь, сумеете, если какой-нибудь ублюдок направит вам прямо в лицо автомат! — сказал ему Влад.

Они какое-то время смотрели друг на друга, затем Ян импульсивно сжал руку Роману и Д'Анкоссу и двинулся. Влад, Татьяна и Лейла последовали за ним, но Лейла не удержалась, обернулась в последний раз и подбежала к Роману:

— Послушай, я вспомнила! Как будто в моей голове что-то пронеслось. Бабушка говорила, что их не нужно бояться.

— Их? Кого «их»?

— Народ. Тех, кто внизу. Они сами боятся нас. Потому что их гонят.

— Гонят? Как дичь?

— Да. И еще их едят.

Роман смотрел на молодую женщину, нахмурив брови.

— Лейла, ты можешь выражаться яснее?

Она вздохнула:

— Нет, не могу. Какие-то обрывки песен вертятся у меня в голове, я говорю тебе то, что слышу, но сама не слишком хорошо это понимаю.

— Что-нибудь еще?

— Не думаю. Просто помни, что они боятся. Они желают нам зла, потому что боятся. Как побитые собаки.

— Понятно. Теперь иди к остальным.

— Береги себя, Роман.

— Ты тоже береги себя, сестренка.

Он погладил ее по щеке, и она покраснела. Потом быстрым шагом пошла по следу.

Роман помог Д'Анкоссу поудобнее устроиться у скалы и подтащил Маттео в тень, которую эта скала отбрасывала, чтобы защитить хотя бы голову. Пока еще не слишком жарко, подумал он, но через какое-то время им очень захочется пить.

— Как вы думаете, где мы сейчас находимся? — обеспокоенно спросил Д'Анкосс.

— За вами Даште-Кевир, Большая соляная пустыня, тысячи квадратных километров соленых болот и морены. Перед вами, на юге, Даште-Лут, одна из самых жарких пустынь на земле. А мы в самой середине, в умеренной пустыне, если можно так выразиться. Похоже, мы не слишком сбились с пути. Вечером определимся точнее по звездам.

Д'Анкосс скептически пожал плечами. Существа, несущиеся по их следу, наверняка не позволят им дожить до захода солнца. Он вспомнил одну фразу из фильма «Маленький большой человек». «Хороший день, чтобы умереть», — сказал старый индеец устами Дастина Хоффмана. Антуан и Макс часто повторяли ее вполголоса у изголовья кого-нибудь из друзей, которых уносила эпидемия, это было чем-то вроде их пароля, пароля надежды. Кто произнесет эту фразу над Максом?

Он закрыл глаза.

Удачный ли это день, чтобы умереть?

Он посмотрел вокруг. Воздух казался прозрачно-синим, скалы — красными, колючие кустарники — ярко-желтыми, все выглядело очень красивым. Чистым, свежим и красивым. Настоящая реклама для планеты Земля, первичные цвета Земли, ее первобытная красота. Да, определенно удачный день. Он повернулся к Роману, который, сощурив глаза, осматривал горизонт.

— Могу я спросить, о чем вы думаете? — спросил он его.

— О свободе, — ответил Роман, не поворачивая головы. — Пустыня — это огромная тюрьма без стен и решеток, но, по крайней мере, здесь хотя бы можно свободно дышать.

Д'Анкосс улыбнулся и вновь откинулся на скалу.

Лежа на твердом песке, Маттео чувствовал, будто плывет по огромному океану жары, которую переносить был не в силах. Не то чтобы он чувствовал себя плохо, нет, он просто ощущал слабость, невероятную слабость. Он слышал голоса других, но у него самого говорить не получалось. Он попытался пошевелить рукой — бесполезно. Как будто он был огромной бесформенной массой желатина. Ему необходимо было уснуть, отдохнуть.

Он закрыл глаза, которые и не открывал.

Им троим казалось, будто они лежат так целую вечность, но когда Роман посмотрел на часы, оказалось, прошло всего лишь два часа. Он вытер пот, который лился по лицу и шее. Маттео не просыпался, но его состояние, похоже, не становилось хуже. Д'Анкосс дремал. Роман встал на ноги, чтобы хоть немного размяться, проверил, как наточен нож, сел снова. Ждать. Он умел ждать. Тянуть время, пока оно не станет мягче и не перестанет ранить. Он закрыл глаза и приказал себе уснуть, чтобы набраться сил.

Четырнадцать смертей.

Четыре дня после обнаружения алебастровых камней с насечками.

Девяносто шесть часов.

То есть приблизительно одна смерть каждые шесть часов. Среднее арифметическое представлялось пугающим.

Шум мотора заставил Романа подскочить. Он все-таки заснул. Он посмотрел на след перед собой, но там ничего не было. Д'Анкосс тоже открыл глаза и казался очень бледным.

— За вашей спиной, — бросил он негромко.

Роман повернулся, сжимая в руке нож.

Прямо на них ехал джип, и в нем сидели какие-то люди в форме цвета хаки.

Шум, подумал Маттео, по-прежнему прикованный к своей песчаной постели, с закрытыми веками. Мотор. Хорошо: это пришла помощь.

— Можно подумать, кавалерия несется, — сказал Д'Анкосс, сжимая пистолет, лежащий у него на животе.

— Боюсь, это скорее переодетые индейцы сиу, — ответил Роман, который теперь ясно различал бороду у человека, сидящего рядом с водителем. Не слишком приветливое лицо, с огромными кустистыми бровями.

— Наши друзья нас обнаружили, — сделал он вывод.

— Уже пора стрелять? — вежливо осведомился Д'Анкосс с видом светского человека, незнакомого с обычаями, царящими в здешних краях.

— Не знаю.

Роман взвешивал все «за» и «против». Если Антуан выстрелит первым, те непременно ответят. Если не выстрелит, есть риск, что их перебьют, как зайцев. Он почувствовал, что ладонь сама собой сжалась на рукоятке ножа, это было оружие, которое можно было использовать лишь один раз, да и против пуль оно совершенно бессильно.

— Возьмите лучше пистолет, вы-то ведь умеете с ним обращаться, — сказал Антуан.

Роман отрицательно покачал головой.

— Я не могу, — коротко бросил он. — Я не могу стрелять.

Еще до того, как удивленный Д'Анкосс успел что-то произнести в ответ, джип резко затормозил метрах в пятидесяти от них, встав посреди дороги. Два человека в хаки спрыгнули на землю и взяли их на мушку. Начальник тоже вышел из машины и направился к ним.

Д'Анкосс кивнул в сторону солдат:

— Парламентария послали.

Роман не ответил, глаза его были прикованы к приближающемуся человеку. В отличие от просторной одежды, которая была на нем во время их первой встречи, теперь он носил униформу, подчеркивающую его короткий и необычайно мощный торс и кривые ноги. Прямо как перетренированный штангист, подумал Роман. Напичканный стероидами.

Человек остановился в пяти метрах от них и развел в сторону руки в знак того, что нападать не собирается. Роман не пошевелился.

— Я капитан Реза. Вы находитесь в закрытой военной зоне, — произнес он по-английски. — Вам придется последовать за нами.

— Мы заблудились, — ответил Роман. — Мои друзья пошли за помощью. Мы ожидаем их здесь.

Человек пожал плечами.

— Их найдет патруль и приведет в лагерь. Он болен? — внезапно спросил он, указывая на Маттео.

— Да. Сердце.

Сердце, подумал Маттео, нет, с сердцем у него все в порядке, он просто обессилел, вот и все. Слишком обессилел, чтобы шевелиться и разговаривать. Ему просто нужно немного отдохнуть, совсем немного отдохнуть в прохладе, в своей комнате, под вентилятором, держа в руке руку Анны. Анна придет? Немножко поругает его за то, что он забыл свои таблетки. Ему очень нужно увидеть Анну…

— Мы возьмем его в джип, — продолжал капитан. Д'Анкосс поморщился, повернувшись к Роману.

— Они ведь нас убьют, да? — прошептал он.

— Вполне возможно. Только не понимаю, почему они не делают этого сразу, — ответил ему Роман. — Другой профессор ранен в ногу, — добавил он громко, показывая на Д'Анкосса. — В нас стреляли.

— Военные учения с настоящими пулями, — ответил так называемый капитан. — Именно поэтому весь периметр и оцеплен. Ладно… мои люди отвезут вас. Сложите оружие на землю.

Роман увидел, как двое мужчин, которые держали их на мушке, слегка выпрямились, чтобы лучше прицелиться. Это были не простые угрозы.

Неужели он безвольно примет смерть, изрешеченный пулями, этим прекрасным весенним днем?

Появление группы всадников за его спиной позволило ему немного помедлить с принятием решения. Медленно, чтобы не встревожить солдат, он обернулся.

Три всадника в кольчугах, с лицами, спрятанными под кожаными масками, стояли, нависая над ними, на склоне ближайшего холма.

— Ваши скифы очень вовремя! — бросил Роман Д'Анкоссу.

— Я и в самом деле ничего не понимаю, — вздохнул тот. — Можно подумать, что мы попали в параллельное измерение!

Один из всадников пришпорил свою лошадь, великолепного скакуна рыжей масти, поднял руку, на которую была надета латная рукавица, и бросил какую-то гортанную фразу на неизвестном Роману языке.

Капитан Реза пожал плечами с видом до предела измученного человека. «Скиф» повторил то, что на слух казалось резкой обличительной речью, и капитан в ярости выдохнул:

— Khejalbt bekesh!

«Да падет на тебя стыд!» Традиционная формула. Судя по всему, момент для нее оказался не самый благоприятный, потому что скиф опустил руку, и десять секунд спустя в живых остался один капитан, пять его солдат лежали в крови, пронзенные стрелами, которые посыпались со склонов холма.

Д'Анкосс, вытаращив глаза, пробормотал едва слышно: «Господи боже!» — и Роман, проглотив комок в горле, молча присоединился к восклицанию.

Что касается самого капитана, он, похоже не слишком взволнованный гибелью своих людей, развернулся, добрался до джипа, открыл левую переднюю дверцу и, схватив мертвого водителя за воротник, сбросил его на землю, как мешок, после чего сел на его место, громко захлопнул за собой дверцу и резко тронул с места; он на полной скорости понесся в том направлении, откуда приехал, увозя с собой два трупа на заднем сиденье.

Лошадиное ржание. Пять убитых. Облако пыли. Гул мотора джипа. Слабый ветерок в зарослях можжевельника. Шорох падающих камней. Потом тишина.

Окаменев, Д'Анкосс и Роман смотрели на происходящее, открыв рты. Когда джип исчез за поворотом, они одновременно повернули головы к всадникам в масках.

На холме никого не было.

— Нам это приснилось? — спросил Д'Анкосс весьма любезным тоном, которому ни при каких обстоятельствах не изменял.

— К сожалению, нет, — ответил Роман, медленно подходя к трем лежащим на земле мужчинам, из их окровавленных рубашек торчало оперение стрел.

Опять трупы. Опять серьезные, застывшие лица, оскал смерти, стянувший уголки губ, глазная сетчатка, распахнутая солнечному ожогу. Резким движением он вытащил окровавленную стрелу из груди одного из солдат и протянул ее Д'Анкоссу.

Тот внимательно стал ее разглядывать, осторожно вертя в руке.

— Прекрасная работа, — произнес он наконец. — Вот это технология.

— Антуан, у нас на дворе две тысячи четвертый год! На планете Земля. Эти люди, как вы выражаетесь, могут иметь доступ к самым развитым технологиям.

— Судя по всему, они к этому не стремятся. Они предпочли жить в другую эпоху, в другое время. Сплав, который они используют для наконечников своих стрел, не содержит никаких современных материалов, здесь нет ни углерода, ни стекловолокна. Тем не менее скорость полета стрелы приближается к двумстам пятидесяти километрам в час.

Роман, который выслушал все это, склонившись над Маттео и вновь щупая ему пульс, выпрямился.

— Пойду посмотрю, нет ли у этих людей при себе воды или еды. Пульс у Маттео очень слабый и кожа очень горячая.

Это потому, что очень жарко, думал тот. Значит, надо поглубже нырнуть в прохладное озеро, еще, еще глубже, и пусть поток сам несет тебя…

Несмотря на отвращение, Роман обшарил солдат и на поясе одного из стрелков нашел полную флягу тепловатой воды, а в кармане куртки водителя джипа пакет фисташек, как раз под стрелой, которая пронзила ему грудь. Кровь просочилась через бумагу, запачкав фисташки, но они все равно с удовольствием сгрызли по горсти орехов и затем выпили по стакану воды. Роман смочил водой губы и нос Маттео, провел влажной ладонью по его лицу и затылку. Профессор застонал, но не очнулся.

Теперь оставьте меня в покое, мне нужен покой, так и не сказал он, лежа с сомкнутыми губами и веками. Оставьте меня возле Анны, чтобы смотреть на солнце, входящее в окно, слушать напевы Рима, нежную песню ночного Рима… Нежную песню наступающей ночи…

Роман грузно опустился на землю. Они сидели под палящим солнцем, рядом с тремя новыми трупами, и ждали.

Удалось ли Владу и остальным добраться до дороги? Может, они взяты в плен псевдоскифами, захвачены регулярной армией или убиты лжесолдатами? Все эти варианты, какими бы безумными ни казались, были вполне возможны.

Но в настоящий момент не происходило ничего.

ГЛАВА 11

Влад открыл глаза. Вокруг было темно. Он попытался пошевелиться, но безуспешно: он лежал в каком-то незнакомом месте с крепко связанными руками и ногами. Он глубоко вздохнул, несмотря на боль. Его били. Так называемые солдаты избили его, перед тем как бросить в бронированный автомобиль, а потом опять наносили удары сапогами в спину, по ребрам и по голове.

А другие? Что с другими? Их взяли в плен и разделили. Его бросили в пикап, где он мельком заметил Уула в наручниках; Ли, Татьяну, Лейлу и Яна увели куда-то в другое место. И вот теперь он валялся в этой мрачной зловонной дыре. Пахло сыростью и плесенью. Его локти касались стен, голова и ноги тоже. Он лежал спиной на чем-то рыхлом. Земля. Узкий прямоугольник, недавно вырытый в земле… Могила? Его собственная могила?

Неужели эти типы зароют его живьем в землю, как он видел в Чечне? А Лейла и Татьяна? Может, их как раз сейчас насилуют, а потом, хохоча, прикончат, когда насытятся вдоволь?

Он закрыл глаза, почувствовал едкий запах собственного страха. Только сейчас он осознал, что полностью обнажен. Голый в земле. Один. Ослепший. Новорожденный на груди Матери-Земли. Он не хотел умирать. Он хотел вновь увидеть дневной свет. Пить водку, трахать пьяных хохочущих баб, орать песни во всю глотку, ведя свой грузовик по пыльным дорогам.

— Есть здесь кто-нибудь? — жалким голосом спросил он.

Ему ответило лишь эхо. Тревогу постепенно сменил гнев. Во что играют эти ублюдки? Если собираются его убить, то пускай! Довольно этих жалких проделок: гвозди на дороге, сахар в баке, довольно этих трусливых убийств, Омар, дети в деревне, хватит!

— Эй! — закричал он уже гораздо громче. — Есть тут кто-нибудь? Inja kesi ingilisi balad-e? Кто-нибудь говорит по-английски?

В лицо ему полетела горсть земли. Значит, кто-то есть. И стоит сейчас на краю этой дыры. Кто-то наблюдал за ним.

— Думаешь напугать меня, сволочь? Покажи мне свою рожу, если ты настоящий мужик! — надрывался он.

Негромкий смех. Вернее, даже смешок. И очередной ком земли прямо в лицо. Эти ублюдки собираются… они собираются закопать его живым! Еще одна лопата земли, еще. Он извивался в крепких путах. Смачно обругал их по-русски, но вынужден был замолчать, потому что земля попала ему прямо в рот, а он не хотел задохнуться, не так быстро, черт, этого не может быть, он не мог подохнуть вот так, пока его идиотка-жена и идиотки-дочери спускают его зарплату на наркотики!

Земля хлестала ему по лицу, все быстрее и быстрее, все сильнее и сильнее. Живот, ноги постепенно покрывались слоем земли.

— Дерьмо, что мы вам сделали? — опять прокричал он.

Горсть земли попала ему между губ, он закашлялся, закрыл рот. Шорох земли на его сомкнутых веках.

Какой-то звук. Он прислушался. Боже милостивый, этот урод, который его закапывает, что-то насвистывает!

Спокойно насвистывает мелодию, которая показалась знакомой… ну да, именно это напевала женщина под землей, когда они плыли на лодке. Но какая разница? Он сейчас терпит кораблекрушение, так не все ли равно, что именно играет оркестр?

В лицо ему попал особенно крепкий комок земли; еще немного, и лицо окажется покрыто землей полностью, наверное, тот тип хотел, чтобы он не мог больше открыть глаза. Он судорожно вздохнул, пытаясь захватить хоть немного воздуха; охваченный смертельным страхом, всем своим существом он не желал умереть вот так, задохнувшись под землей, и кислород, который у него еще оставался, он сжигал еще быстрее.

Его скрутила судорога, еще, еще, легкие сотрясали конвульсии.

Потом тишина. Ни комков земли. Ни посвистывания. Ничего. Он резко замотал головой слева направо, чтобы по возможности освободить лицо. Глаза открыть по-прежнему невозможно, но, по крайней мере, прекратилась земляная лавина. Это что, тоже часть игры? Эти ублюдки так с ним забавляются?

— Наше маленькое сердечко чуть не разорвалось от страха, трусишка? — внезапно раздался насмешливый мужской голос над головой.

— Идиот ненормальный! — сплюнул Влад.

— На себя посмотри! — ответил голос. — Твое счастье, что ты понадобился Великой Жрице!

— Великая Жрица? Что ты там несешь?

— Узнаешь, когда Великая Жрица этого захочет. Что же до меня, то я бы с удовольствием отделил твою башку от туловища ударом этой вот лопаты, но приказ есть приказ.

— Погоди, дай только выйти отсюда! — прокричал Влад, тщетно пытаясь освободиться от пут.

— Ой, как мы испугались! — усмехнулся тот. — Оставляем тебя немного подумать, мешок с дерьмом. Может, это сделает тебя любезнее.

— Эй! Постой! Эй!

Ответа нет. Ночь. Сырость. Тяжесть земли на животе.

Великая Жрица? В какую банду психов он попал? Секта. Секта убийц, как хашашины Горного Старца [28].

Это могло бы объяснить ритуальные убийства жителей деревни, подземные могилы, украшенные рисунками пещеры, кости в воде…

Подлая и зловещая секта, планы которой они случайно нарушили.

Он попытался перевернуться, чтобы освободиться от земли, под которой оказался погребен, продолжая ругаться вполголоса, обеспокоенный своей собственной судьбой и судьбой женщин, особенно Татьяны, которая была особенно уязвима из-за своей привлекательности.

Его мысли внезапно прервал резкий свет фонаря, направленного прямо ему в лицо. Две пары рук схватили его, выволокли на поверхность, грубо поставили на ноги.

— Эй, полегче, сволочи! Я требую уважения, ясно?

Вместо ответа толчок в спину, удар ногой по почкам и прикладом по голове. Нет, определенно, эти типы вежливостью не отличаются!

По узкому проходу, пахнущему влажной глиной, они поволокли его, не отвечая ни на вопросы, ни на оскорбления, резко встряхивая, когда он спотыкался.

Последний поворот вывел их в просторный круглый зал, в котором Влад признал то, чем, очевидно, это и являлось на самом деле: командный пункт. Компьютеры, принтеры, факс, сверхсовременные радиопередатчики, географические карты на стенах, люди в военной форме, сидящие за своими пультами, сосредоточенные, неподвижные.

Необычайно сосредоточенные и абсолютно неподвижные.

Мертвые.

Он застыл, не веря своим глазам, уставившись на эти трупы за компьютерами, с наушниками на голове.

— Мы решили, что самое время действовать, — произнес кто-то позади него.

— Вы наделали немало зла, — добавил второй. Влад не мог оторвать глаз от сидящих тел, окоченелых, с неподвижным взглядом, бледной кожей.

— Они нисколько не страдали, — заверил его один из охранников, словно желая успокоить. — Газ был пущен по вентиляционной системе. Никто не успел ничего понять — кроме этого капрала, разумеется.

Он указал на человека в очках, который лежал возле забрызганной кровью стены. Пуля пробила правое стекло, затем глаз, затем череп.

Владу было совершенно наплевать, страдали эти типы или нет. Он был потрясен масштабами заговора. Секте удалось завладеть подземным бункером иранской армии! А сколько еще по стране? Неужели это революция?

Конвоир резко подтолкнул его к стене, к той самой, возле которой лежал капрал с простреленной головой, и, повернувшись, Влад наконец смог разглядеть всех впервые при ярком свете.

Двое мужчин, таких же уродливых, как капитан Реза, только еще шире в плечах, с огромными ладонями, длинными всклокоченными бородами и кичками на затылках, как у борцов сумо. Одеты они были в спортивные штаны и тельники без рукавов, которые еще больше подчеркивали их внушительную мускулатуру. Два бородатых качка с руками, покрытыми татуировкой, похожей на ту, что выгравирована на камнях, этих проклятых камнях, с которых все и началось, он в этом не сомневался.

Они улыбнулись ему, обнажив большие, очень белые зубы.

— Я Народ, — представился тот, что был покрупнее.

— А я Вернется, — сказал другой.

Влад прикрыл глаза. Мало того, эти уроды еще и издеваются над ним! Он счел за лучшее не отвечать.

— Русская сволочь, — сказал Народ. — Ненавижу русских. В Сибири они проводили эксперименты над теми из наших, которых сумели выявить.

— Такие же эксперименты, какие проводили нацисты в своих лагерях, — добавил Вернется.

— Они живьем разрезали их на куски, — продолжал Народ.

— А потом они увезли тела вглубь страны, к северу от Киева, хранили их на своих секретных складах, — сказал Вернется.

— Именно так один из наших людей и узнал, что произошло, — продолжал Народ.

— Один физик, работавший на атомной электростанции имени Ленина, — с нехорошей улыбкой уточнил Вернется. — Двойной агент Комитета, который шпионил за ними по нашему заданию.

Атомная электростанция. Киев. Влад похолодел. Не хотят же они сказать, что… Нет, это невозможно!

— Вы шутите, парни! — бросил он.

— Мы перестали шутить в двадцать один двадцать три, — холодно ответил Вернется. — Двадцать шестого апреля восемьдесят шестого.

— Это просто несчастный случай, ошибка электриков! — возмутился Влад, который тут же понял, на что намекают эти двое сумасшедших.

Народ повертел перед его лицом пальцем размером с сосиску.

— Нет, нет и нет, русская сволочь. Это был са-бо-таж.

— О каком саботаже ты говоришь, Эбер? — раздался холодный голос.

Резко повернувшись, Влад увидел крысиную морду того, которого они называли капитаном Реза и который сейчас внимательно рассматривал всех троих.

— Ваша горилла утверждает, что Чернобыль… — начал было Влад.

Реза чуть не испепелил Эбера взглядом.

— Я тебя уже предупреждал: ты слишком много болтаешь! Следующий раз будет последним!

Бородатый качок нахмурился. Реза повернулся к Владу и, в свою очередь, улыбнулся ему:

— Никто так и не смог объяснить, почему три автоматические системы безопасности оказались блокированы, не так ли? Впрочем, не важно… Не думаю, что у вас будет возможность повторить то, что вы услышали, когда-нибудь и кому бы то ни было!

— Вы не напугаете меня, ни вы, ни ваши обезьяны!

Улыбка Реза погасла, уступив место почти осязаемой ненависти.

— Мы не обезьяны, никогда не были ими и не будем, вонючий выродок. Мы Народ, а вы всего лишь дегенеративное и опасное перевоплощение.

Так они, оказывается, принимают себя за избранную расу! Владу приходилось встречать разных психов, но эти на конкурсе сумасшедших могли бы претендовать на первый приз.

— Ладно, — продолжил капитан, несколько успокоившись, — теперь мы должны заняться твоими приятелями-кретинами.

Он схватил одного из убитых радистов и, приподняв его с такой легкостью, будто тот весил не более десяти килограммов, отбросил метра на три от себя, после чего сам с удобством расположился за освободившимся пультом.

Влад сглотнул комок слюны. Этот тип обладал потрясающей силой. Если два бородатых дебила ему под стать, они могут вырвать у него руки с такой же легкостью, с какой мальчишки обрывают крылья у бабочек.

— Так, посмотрим, — сказал Реза, уставившись на экран, на котором мелькали светящиеся точки, — похоже, наша ловушка работает прекрасно!

Ловушка. Выходит, эти подонки все предвидели с самого начала. А теперь Роман, Д'Анкосс и несчастный старик Сальвани тоже окажутся в плену. Но почему столько сложностей? Почему было просто не убить всех по очереди, задавал он себе вопрос, в то время как Реза поднялся, потирая руки:

— Ну что ж, пора отправляться в Парадный зал.

Влад тотчас же представил себе пыточный столб, вокруг которого отплясывают страшного вида бородачи, с ног до головы покрытые татуировкой. Тяжелоатлетическое игрище каннибалов.

Влада, разозленного и беспомощного, бесцеремонно отволокли к большой настенной карте Центральной Азии, испещренной цветными кнопками. Реза сделал какое-то движение, и стена повернулась вокруг своей оси, открыв проход в сумрачный, отвратительно пахнущий канал. Они набились вчетвером в электрический челнок, который тихо заскользил вперед, и через несколько десятков метров уже оказались во втором зале, который он тотчас же узнал: пещера с покрытыми рисунками стенами.

— Они даже не догадывались, что мы так близко от них! — усмехнулся Реза, в то время как Влад, не веря собственным глазам, с горечью разглядывал место, где они были не далее как сегодня утром.

Он не мог отделаться от ощущения, что с тех пор прошло несколько недель, а на самом деле все это было часов пятнадцать назад, не больше.

Обнаженный подросток с палкой в руке разглядывал его со стены, на которой неизвестный художник нарисовал его шесть тысяч лет назад. Котелок тоже был на месте. Но на этот раз из него шел пар. Повешенный над потрескивающим огнем, он источал запах пряностей и торфа.

Два коротконогих колосса, на которых были только белые штаны с напуском и высокие кожаные сапоги, с торсами, покрытыми уже знакомой линейной татуировкой, с руками, упертыми в бока, казалось, несли стражу по обе стороны от котелка.

Влада толкнули вперед. По сигналу Реза два стражника отступили, и его взгляду предстала женщина в жесткой ярко-красной маске, в бурке по моде Минаба[29] в Персидском заливе, в длинной тунике, тоже красной, а запястья и лодыжки были покрыты шелковыми платками того же цвета.

Это, без сомнения, и была та самая Великая Жрица.

Влад выпрямился, силясь сохранить самообладание. Не хватало еще потерять лицо перед этими дикарями.

Женщина приблизилась к котелку и склонилась над его содержимым, словно пытаясь втянуть запах. Затем быстро погрузила обе руки в дымящуюся воду, и Влад ожидал, что она сейчас вытащит оттуда труп новорожденного младенца или отрезанную голову, но руки ее оказались пустыми, и кипящая жидкость стекала вдоль ее запястий, между тем как мощный барабан отбивал ритм, как на похоронах.

— Что мы делаем с этим? — спросил Реза, подводя к ней Влада, которого крепко держали его подручные.

Она протянула руку к одному из стражников, протянула открытой ладонью вверх, и Влад с ужасом увидел, как тот положил туда остро отточенный кинжал. Женщина положила кинжал в воду; она перережет ему горло, это точно, он почувствовал, что бешено заколотилось сердце, когда она вновь вытащила его из воды и направила на него, но женщина быстрым движением полоснула его предплечье. Потом поднесла окровавленное лезвие к своим губам под маской.

— Это есть плоть его, а это его кровь, и он будет съеден в память о нас! — произнесла она зловещую пародию на таинство евхаристии.

— Свихнувшиеся подонки, вы просто банда душегубов, дебилов, убийц детей, пожирателей человеческой плоти! — бросил ей Влад, не обращая внимания на удары, которые ему наносили.

— Запечатай свои нечестивые губы, не то я тебе их зашью! — крикнула женщина. — Твои предки решили уничтожить Народ. Они выгнали его и сожрали. Те же немногие, кому удалось выжить, попрятались и в течение тысячелетий вынуждены были пресмыкаться и жить под землей, как колония тараканов. Но сегодня…

— Сегодня, гомо сапиенс, Народ вновь обрел силу и объявил войну тем, кто захотел их уничтожить! — гневно проговорил Реза.

Влад, чувствуя, как дрожат ноги от пережитого страха, не понимал ничего из того, что ему говорили.

— Я не знала… — задумчиво продолжала женщина, — я ничего не знала… Но я слышала голоса.

Она глубоко вздохнула, встряхнула руками, словно прогоняя так некстати нахлынувшие воспоминания, и заговорила вновь:

— Будь благословен Глагол, энергия, рожденная совокуплением Богини и Быка, которая воплотилась в Великой Книге Плоти, где люди — это слова. Из наших деяний соткано повествование. Некоторые из нас — заголовки глав, другие — лишь трудноразличимые запятые. Все необходимы, все взаимосвязаны, все заменимы. Так хочет закон пространства, который повинуется синтаксису сущего.

Влад пожал плечами. Пусть она прекратит нести свою белиберду, пусть скажет наконец, что сейчас произойдет! Словно услышав его, она замолчала на мгновение. Потом вновь заговорила, между тем как барабаны ускорили темп.

— Получается так, — тихо продолжила она, снимая маску, — что именно в этот момент действительно необходимо…

Она приставила лезвие к нежной коже его сонной артерии, а он, потрясенный, вытаращив глаза, смотрел на ее мраморное лицо.

— …чтобы это свершилось! — закончила Лейла.

ГЛАВА 12

Большую часть вечера они провели в каком-то полусне, измученные и встревоженные. Роман очнулся внезапно, когда наступили сумерки, принеся немного прохлады. Ему было немного лучше, он, несмотря на жажду, чувствовал себя отдохнувшим.

Д'Анкосс тоже проснулся и смотрел вдаль, погруженный в какие-то свои мечтания. Роман склонился над Маттео и увидел, что глаза ученого широко открыты, это его успокоило. Он дотронулся до его плеча и спросил, как Маттео себя чувствует.

Плечо было холодным и жестким. Маттео умер.

Умер один, молча, пока они спали, вдали от жены и семьи, растянувшись на обжигающем песке, как старая больная собака.

Д'Анкосс повернулся к Роману в тот самый момент, когда тот закрывал глаза старика.

— Боже мой! Он…

— Да. Он умер во сне, не мучась.

— Бедняга Маттео. Но это даже к лучшему, — добавил он, помолчав. — Если сюда никто не придет, мы в скором времени последуем за ним. А смерть от жажды, должно быть, не самая приятная смерть. Что до меня, я решительно не способен пить кровь этих солдат, чтобы выжить. Кстати, — добавил он, — вы не могли бы подтянуть сюда одно из этих тел?

Роман, взволнованный и расстроенный смертью старого ученого, недоуменно поднял голову. Он не ослышался?

— Вы хотите, чтобы я сюда приволок один из трупов? Но я их уже обыскал. Вы хотите воды?

— Да, хочу, спасибо, — ответил Д'Анкосс, отпивая из фляги. — Но сейчас дело не в этом, мне просто нужно осмотреть какой-нибудь из них.

— Зачем?

— Я потом вам скажу.

— Я должен похоронить Маттео. Не хочу, чтобы его сожрали шакалы.

— Конечно, но сейчас еще светло, а через два часа я не смогу ничего рассмотреть.

— Я не понимаю…

— Я знаю. Обещаю вам, что все объясню, если только я не ошибся…

Пожав плечами, Роман подошел к трупу, который лежал ближе. Это был мужчина лет тридцати, грузный и приземистый, с простодушной физиономией, заросшей бородой, с глубоко посаженными глазами. Пилотка свалилась, обнажив череп, формой похожий на сахарную голову. Он мог бы быть братом капитана, подумал Роман, подтягивая его за ноги к скале, возле которой они лежали. Такой же коротконогий тяжелоатлет. Человек скользил по песку, беспомощный и покорный, оставляя за собой широкий отпечаток безжизненного тела, руки, заведенные за голову, волочились сзади.

Запыхавшийся Роман остановился возле Д'Анкосса, по-прежнему сидевшего, прислонившись к скале.

— Вот, развлекайтесь!

Он приподнял Маттео и отволок чуть в сторону. Роман-могильщик, копающий могилу в песке. Как ни странно, дотторе, будучи довольно плотного сложения, оказался очень легким. Как если бы смерть оставила только оболочку от этого пузатого весельчака.

Роман принялся собирать камни, складывать их на тело, защищая рот и глаза, но легкое головокружение заставило его остановиться. Это от голода и жажды, подумал он. Роман вернулся к Д'Анкоссу, погрыз немного фисташек, выпил пару глотков воды, затем только обратил внимание, что палеоантрополог, приподняв у солдата рубашку цвета хаки, внимательно разглядывает торс культуриста и татуировку, покрывающую живот от паха до пупка. Такую знакомую татуировку, что Роман даже не удивился.

— «Народ вернется», — произнес он, вспоминая слова Лейлы. — Вы именно это хотели проверить?

— Не только, — ответил Д'Анкосс, ощупывая затылок трупа.

— Если вы ищете причину смерти, думаю, она, скорее, с другой стороны, — бросил Роман, указывая на горчащую из самого сердца мертвеца стрелу.

— Роман, вы что-нибудь понимаете в генетике? — спросил Д'Анкосс.

— Так, обрывки, как все: законы Менделя о наследственности, геном, ДНК и так далее.

— И вам, разумеется, известно, что человек — это один из четырех ныне существующих биологических видов семейства гоминидов, в свою очередь представителей таксономической единицы человекообразных, подотряда узконосых обезьян…

Роман в нетерпении поднял руку:

— А если перейти к фактам?

Д'Анкосс кивнул:

— Я как раз о фактах! Хотя основная тема моих исследований — это степные цивилизации, я занимался доисторическим периодом.

— Знаю.

— Так вот, я изучил много скелетов. Я без ошибки могу назвать приблизительный возраст останков или их принадлежность к той или иной ветви человекообразных.

— Вы имеете в виду крупных приматов? Первых человекообразных? Ваших узконосых?

— Нет, нет, хотя сравнительно недавно ученые заговорили о необходимости причисления крупных приматов — шимпанзе, горилл — к семейству людей. Нет, я имею в виду то, что было между гомо сапиенс и неандертальцами.

— И что же?

— Я полагаю, вам известно, что вопреки тому, что считалось в течение долгого времени, неандертальцы не просто первобытные люди, принадлежавшие к другой культуре или эволюции. — Он выдержал паузу. — Это вообще не гомо сапиенс.

— Да, я это знаю, но тем не менее это все-таки люди! — воскликнул Роман. — Они хоронили своих мертвых, они…

— Да, это были люди, но люди другого вида, не нашего. Вида, который исчез тридцать тысяч лет назад, после того как в течение более пятидесяти тысяч лет сосуществовал с нашими предками гомо сапиенс. Никто не знает, почему они исчезли. Во всяком случае, мы, новые гомо сапиенс, быстро распространились.

— Какое отношение это имеет к тому, что с нами происходит?

— Так вот, — вздохнул Д'Анкосс, немного выпрямляясь, — череп, который я нашел в озере, знаете…

Роман сделал нетерпеливое движение, но собеседник не собирался дальше испытывать его терпение.

— Это был череп вытянутой формы, скулы отсутствуют, носовая впадина грушевидная… И все кости, поднятые на поверхность, обладают теми же характерными признаками: короткие и сильные нижние конечности, невероятно мощный скелет, сверхразвитые мышечные сочленения, очень объемная грудная клетка, рост в целом от метра пятидесяти до метра семидесяти.

— Мм…

Темнело. Маттео был мертв. Они находились в пустыне, не зная, как выбраться отсюда. А Д'Анкосс что-то нес о первобытных людях.

— Вы понимаете, что я хочу сказать? — бросил он, хлопая Романа по плечу.

— Да, и что?

— Тем, утонувшим в подземном озере, не больше восьми тысяч лет! Но они никак не могли тогда существовать!

Роман сощурился. Ценой огромного усилия ему удалось сосредоточиться на том, что только что сказал Д'Анкосс, и слова внезапно обрели смысл.

— Но о чем именно вы говорите?

— О костях неандертальцев, которые мы обнаружили на затонувшем корабле! — прокричал Д'Анкосс.

— Это невозможно. Эти утопленники никак не могут принадлежать к человеческому виду, исчезнувшему почти тридцать тысяч лет назад.

— Вот именно, — подтвердил Д'Анкосс. — Это невозможно. Итак, или я сошел с ума, или мы проскочили какой-то эпизод эволюции.

— Но вы же не смогли прибегнуть ни к углеродному методу датировки, ни…

— …Ни к термолюминесценции терракоты, ни к анализу пыльцы и так далее и так далее. Я знаю, знаю, но, каков бы ни был метод датировки, невозможно найти неандертальцев с медным ожерельем на шее или с мечом на поясе. Потому что они жили в те времена, когда всего этого просто не было!

— Значит, это были не неандертальцы.

— Роман, поверьте, мне отнюдь не мерещатся повсюду эти неандертальцы! — воскликнул Антуан немного слишком эмоционально. — Все скелеты, которые я смог осмотреть, имели характерную особенность: грудную клетку гораздо шире, чем у наших лучших атлетов! Не говоря уже о тазовой области с верхним ответвлением на тазовой кости, об объеме черепа, гораздо большем, чем наш, в среднем полторы тысячи кубических сантиметров по сравнению с тысячью тремястами современного человека, или еще соотношение между рукой и предплечьем, более коротким и…

Роман поднял руку, призывая его замолчать:

— Ладно, ладно. Перед нами археологическая загадка, которая пересекается с событиями этих последних дней, если я правильно улавливаю вашу логику. Вы прослеживаете связь между утопленниками, убийствами и всем этим… — закончил он, обведя жестом трупы, пустыню, обломки скал.

— Это не просто связь, это роковая последовательность! Черт возьми, да вы сами взгляните на этого типа!

Он указал на череп в форме сахарной головы.

— Если вы обреете ему бороду, то увидите, что у него практически отсутствуют скулы.

— Таких людей сколько угодно!

— Разумеется, признаки несколько ослабли тридцать тысяч лет спустя, но все-таки! Вы же видели мышечные сочленения его плеч? Если бы можно было сделать вскрытие, держу пари, что обнаружили бы аномалию таза. Внутреннее ухо тоже отличается…

Роман потер виски:

— Послушайте, Антуан, вы сейчас доказываете мне, что у современных людей могут присутствовать те же физические характеристики, что и у ваших дорогих неандертальцов?

— Ради бога, Роман! Я как раз говорю вам, что этот тип и есть гомо неандерталенсис! Вы слушаете меня или нет?

Роман вновь опустил глаза и взглянул на труп, на живот с выпуклыми мышцами, на татуировку синими чернилами, возвещающую, что «Народ вернется», на темные остекленевшие глаза, глубоко сидящие в орбитах, и почувствовал, что по спине пробежал холодок.

Нет, этого не может быть. Это просто навязчивый бред археолога, который слишком долго пробыл на солнце, страдает от жажды и к тому же ранен.

— «Неандерталец жив», так, кажется? — глупо хохотнул он. — Я читал такую книгу, давно уже.

— Доктор Хевельман, тысяча девятьсот семьдесят четвертый, — машинально пробормотал Д'Анкосс.

— Вот-вот! Там рассказывалось о так называемом диком человеке, найденном в леднике русскими охотниками с Камчатки и выставленном в замороженном виде на одной ферме в Миннесоте. «Ледяной человек из Миннесоты»! — закончил Роман со смешком.

Д'Анкосс в отчаянии замотал головой:

— Я говорю вам не о каком-то ярмарочном балагане! Я привожу вам факты. Факты, которые, вне всякого сомнения, связаны один с другим. Народ жив. И как раз сейчас он возвращается.

Тысячи вопросов и возражений теснились в голове Романа, который не мог оторвать взгляд от человека (но был ли тот человеком — человеком, действительно ему подобным?), распростертого у его ног. Он был так погружен в свои мысли, что поначалу даже не обратил никакого внимания на пучок света, рыщущий по скалам.

Затем резко вскочил на ноги.

— Там! — бросил Д'Анкосс.

Роман повернулся. Свет исходил от какой-то большой и тяжелой гудящей громады, которая быстро приближалась.

Тяжелая громада. Мощные фары тяжелой громады. Танк?

Силуэт вырисовывался все четче. У этой громады, которая тряслась по степи, гудя клаксоном, были очень знакомые очертания.

«Серебряный Рейнджер».

Роман рывком выпрямился, усталость последних дней была забыта, и он принялся энергично размахивать руками. Д'Анкосс, облокотившись на скалу, тоже попытался кое-как выпрямиться. Значит, их последний день еще не наступил. Не то, что для бедняги Маттео.

Непрекращающийся вой клаксона разрывал прозрачную тишину ночи, и вскоре Роман сумел различить Ли, сидящего за рулем.

Ли? Значит, этот старый мерзавец не сбежал? А где остальные? «Серебряный Рейнджер», отчаянно гудя, приближался, а Роман все махал руками, словно семафор, пришпиленный фарами. Он не смог сказать с уверенностью, что же все-таки его насторожило: неподвижные черты и застывший взгляд Ли, тот факт, что трейлер не замедлял хода, или зловещая настойчивость, с какой гудел клаксон, но внезапно он понял, что тот не остановится, и быстро отскочил назад, как раз за мгновение до того, как машина на полном ходу пронеслась в нескольких сантиметрах от него, проехала по телу Маттео с отвратительным скрежетом раздавленной скорлупы и продолжила свою безумную езду, подпрыгивая на выбоинах, затем, в ста метрах от них, ударилась о крутой откос.

Из-под капота вырвался столб дыма, словно «Серебряный Рейнджер» глубоко вздохнул, прежде чем испустить дух, затем замолк клаксон и вновь воцарились ночная тишина и темнота: мотор молчал, фары разбились о скалу.

— Можно подумать, за ними по пятам гнался сам дьявол! — пробормотал, побледнев, Д'Анкосс.

— Я пойду посмотрю. Оставайтесь на месте.

Кивнув на свою ногу и повязку, заляпанную песком и засохшей кровью, Антуан попытался изобразить ироничную усмешку:

— Можете не беспокоиться, я буду неподвижен, как статуя.

Роман проверил, на месте ли нож, подобрал автомат, лежащий возле одного из убитых всадниками солдат, — это могло бы напугать врага, вздумай тот атаковать, — и медленным и осторожным шагом направился к потерпевшему аварию трейлеру.

Проходя мимо раздавленного тела Маттео, месива из камней и расплющенной плоти, он отвел глаза. Как будто кто-то взломал гробницу и осквернил труп. Роман в очередной раз попытался сосредоточиться на событиях. Сейчас нет места сантиментам.

Следы колес свидетельствовали о том, что Ли даже не пытался затормозить. От кого он спасался? Роман сощурился, чтобы лучше разглядеть трейлер при свете первых звезд. Он выглядел угрожающе, будто опасный раненый зверь, прильнувший к склону горы. Глупости, подумал он. Там же твои друзья, твоя команда!

Но ощущение опасности не проходило. «Серебряный Рейнджер» едва не раздавил его.

Луна заливала машину своим светом. Все было неподвижно. Почему никто не выходит из трейлера? Почему у него по руке пробежали мурашки?

— Эй! Эй, вы меня слышите? — громко позвал он, но ему показалось, что голос предательски дрожит.

Ответа не было.

Его взгляд стал обшаривать землю в поисках горючего или искр. Ничего. Песчаный холм смягчил удар.

— Есть тут кто-нибудь? — снова закричал он.

Орать «Есть тут кто-нибудь?» посреди пустыни, возле попавшей в аварию большегрузной машины, управляемой человеком, с которым он работал бок о бок десяток экспедиций… Он осознавал, что здесь оказалось искажено само понятие о том, что есть «нормально» и что «ненормально». Понимая, что выглядит нелепо, он медленно обошел трейлер, держась настороже, все время прислушиваясь, но не смог различить ничего, кроме звука воды, капавшей на камень из радиатора. Подойдя к дверце со стороны водителя, он остановился. Он боялся и признавал это, боялся того, что может обнаружить внутри.

Он приподнялся на цыпочках и задержал дыхание. Он заставил себя взглянуть.

Ли по-прежнему сжимал руль в своих узловатых руках, хотя тот вошел в его грудную клетку, переломив тело пополам, как набитую опилками куклу. Струйки крови бежали из его рта и носа, образуя небольшую темно-красную бородку на четко вырезанном лице, заросшем серой щетиной. Миндалевидные глаза, казалось, с укором смотрели на гору.

Роман нажал на ручку, и дверца спокойно подалась вниз. Он взобрался на подножку. Осторожно потрогал обнаженную руку Ли, затем его грудь, заранее уже зная, что тот мертв. Пульса не было. Тишина, в которой не было озноба плоти. Его онемевшие пальцы нащупали кожаное ожерелье, которое старый китаец носил не снимая, плетеный шнурок, на котором висел овальный металлический чехольчик. Амулет, посмеиваясь, говорил Влад. Роману всегда было интересно, что спрятано в футляре. Сейчас это не имело никакого значения, но ему нужно было знать.

Ножом он обрезал шнурок и завладел футляром. Открыл его. И вытряхнул содержимое на ладонь. Что-то шершавое коснулось кожи. Запах смятых крыльев бабочки. Он подставил ладонь под лунный луч. Что же это такое? Червяк? Большой серый мумифицированный червяк? Выходит, Влад был прав. Но у червяков не бывает ногтей, подумал он, почувствовав, как судорожно сжался желудок. У червяков не бывает длинных, загнутых ногтей. А у человеческих пальцев бывают.

Маленький серый мертвый палец с длинным грязным и желтым ногтем, мизинец, отрезанный ровно у первой фаланги, вот что лежало у него на ладони. Он с трудом удержался, чтобы не бросить это на землю.

Мизинец, которого не хватало на левой руке Ли. Тот уверял, что якобы лишился его во время одного из столкновений на дорогах Памира. И который он, оказывается, тайно носил на тесемке все эти годы. Но зачем?

Ему казалось, что голова раскалывается под ударами молота, это был бесконечный поток «зачем?», когда каждая попытка ответить вызывала лишь новый шквал еще более непонятных вопросов.

Он заставил себя десять раз вздохнуть как можно глубже и сконцентрироваться на стоящей перед ним задаче: что же произошло? Почему Ли, не пытаясь затормозить, въехал прямо в скалу? Он положил отрезанный палец на приборную доску и подтянулся повыше, чтобы посмотреть внутрь трейлера. И положил руку на кинжал.

Вернее, на рукоятку кинжала. Рукоятку, которая торчала из спины старого дальнобойщика, из окровавленной прорези серого грязного тельника.

И живо отдернул руку.

Он резко обернулся, словно кто-то стоял позади него, готовый нанести удар. Будучи настороже, он чувствовал, как пот струится у него между лопаток. Выходит, Ли умер еще до того, как «Серебряный Рейнджер» врезался в скалу. Именно поэтому, с отжатой до упора кнопкой клаксона, трейлер как сумасшедший несся вперед. Машину вел не Ли, но его одеревеневшие на руле пальцы, и сигнал, и вес тела, навалившегося на акселератор. Ли убил кто-то, кто находился сзади. В самом трейлере.

Кто, возможно, и до сих пор сидит, притаившись там, в темноте, сдерживая дыхание, снова готовый убить.

Роман посмотрел внутрь «Серебряного Рейнджера», но ему ничего не удалось разглядеть. Он подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, затем из темноты стали выступать какие-то очертания, ящики, тюки, весь их багаж, сваленный в кучу и крепко перевязанный. И два продолговатых, плотных тюка, положенные прямо на линолеум. На конце одного из этих валиков более светлый, по сравнению с остальной массой, пучок. Белокурые волосы Татьяны? Надо подойти поближе.

Он обхватил ладонью рукоятку кинжала, произнес про себя молитву, потом резко метнулся внутрь, чуть согнув ноги, устремив вперед центр тяжести и подобрав плечи, готовый к прыжку.

Луна, последовавшая за его вторжением, оказалась милосердной и залила трейлер своим молочным светом. Татьяна и Ян. Связаны, как палки колбасы. Глаза закрыты. Но живы. Огромный фиолетовый кровоподтек украшал костлявое лицо Яна, покрывая левый глаз, висок, скулу и половину подбородка. Удар был не из слабых. Что до Татьяны, она дышала спокойно, рот ее был приоткрыт, и Роман почувствовал знакомый запах эфира. Анестезия довольно архаичная, но действенная.

Он разрезал их путы и, приподнимая Яна, чтобы посадить, увидел, что его веки шевельнулись. На затылке выступала шишка размером с голубиное яйцо. Роман удостоверился, что у молодого человека не течет кровь ни из носа, ни из ушей, затем повернулся к бардачку, где, как ему было известно, Влад хранил водку, и достал оттуда фляжку. Он влил несколько капель в сухие губы Яна, тот дернулся, закашлял и открыл глаза.

— Роман? Но…

— Все хорошо.

— Они арестовали нас! Они увели Влада и Уула.

— Тихо-тихо. Объясни все спокойно. На, глотни еще немного.

Ян выпил, вновь закашлялся, поднес руку к голове:

— Holy fucking shit[30], как же мне больно!

— У тебя на голове шишка размером с яйцо. Еще бы тебе не было больно! Кто тебя оглушил?

— Один из солдат. А Лейла… где Лейла?

— Не знаю. Татьяна здесь, она спит. Наркотики. Расскажи-ка мне все, начиная с того момента, как мы разделились.

Ян прислонился к перегородке.

— Мы шли очень долго. Влад держался кустарников, было жарко, мы подыхали от жажды, нам не попалась ни одна колымага, можно подумать, все чертовы жители этой чертовой пустыни свалили отсюда к чертовой матери!

Он остановился, чтобы перевести дух, и глотнул еще водки, а затем продолжил:

— И вдруг мы заметили, что вдали клубится облако пыли, и Лейла сказала, что это приближается какой-то отряд. Они ехали по дороге, которая пересекала нашу.

— Значит, с запада, — заметил Роман.

— Да. Какой-то джип, пикап и… ни за что не догадаешься!

— «Серебряный Рейнджер»?

— Точно! Ли за рулем, по обе стороны от него солдаты. Нас остановили, Влад направил винтовку на машины, мы все встали за его спиной, а я еще подумал, как глупо, что Лейла оставила свое оружие Д'Анкоссу, нас же тут всех перебьют, как кроликов, а мы даже ответить не сможем. Они даже из машин не вышли. Из бронеавтомобиля выстрелили, снаряд упал метрах в двух перед нами, нас подбросило, как тряпичных кукол. Я упал на спину, меня оглушило. Татьяна закричала на фарси: «Прекратите огонь!» — и стала потрясать своей повязкой. Знаешь, та еще картина: она машет своей пропитанной кровью повязкой, чтобы упросить этих типов, которых мы совсем не знаем, в нас не стрелять…

— Я это очень даже ясно вижу, — заверил его Роман, — даже представить себе не можешь, насколько ясно.

— Тогда из джипа выпрыгнули двое, похожие на ярмарочных борцов, поперек себя шире, в униформе. Они схватили Влада и бросили его на пол, и тогда я увидел, что Уул тоже там, в автомобиле, скован наручниками и весь в кровоподтеках. Нам они приказали подняться в трейлер и сказали, что повезут на ближайшую военную базу.

— И?..

— Господи боже, Роман, понятно, что это конец. Но выбирать не приходилось. Нас, Татьяну, Лейлу и меня, стали подгонять прикладами, Лейла попыталась с ними заговорить, но один из этих мастодонтов велел ей заткнуться и сунул винтовку под нос. Нас посадили в трейлер и повезли. С нами остался какой-то солдат, всю дорогу он держал нас на прицеле. Я задал ему вопрос по-китайски и убедился, что он ничего не понял. Тогда я спросил у Ли, что случилось с ним и «Серебряным Рейнджером». Солдат стал кричать: «Разговаривать запрещено!» — а Лейла сказала ему, что я просто спросил, нет ли воды. Солдат подскочил ко мне, заорал «Заткнись!» и сильно ударил прикладом. И все, больше я ничего не помню.

— Как?! Но что произошло потом? — воскликнул Роман, едва удержавшись, чтобы не начать трясти молодого человека.

— Не знаю! Меня оглушили, ясно? А когда я пришел в себя, увидел тебя… А другие?

— Ли мертв.

— Но…

— Он мертв, заколот кинжалом в спину. Татьяна усыплена эфиром. А Лейлы здесь нет.

— Ничего не понимаю! — пробормотал Ян, ощупывая свою огромную шишку. — Он заткнул мне рот, дерьмо! — добавил он и повторил снова: — Ничего не понимаю. Боже мой, думаешь, они убили Лейлу?

— Не знаю, Ян. Я тоже ничего не понимаю.

Роман вкратце поведал о том, что произошло с ним, Антуаном и Маттео. Ян каждые тридцать секунд прерывал его рассказ возмущенными и недоверчивыми возгласами.

— Маттео тоже умер! — прошептал потрясенный молодой человек. — Как и Ли…

Он бросил взгляд на одеревенелый труп на переднем сиденье.

— Но почему?!

Не отвечая на вопрос, Роман проскользнул вперед:

— Надо посмотреть, может ли «Серебряный Рейнджер» еще ехать. Надо убираться отсюда как можно быстрее.

Он подтолкнул Ли к дверце. Хоронить нет времени, и невозможно забрать с собой тело, которое на дневной жаре станет очень быстро разлагаться. Он доволок его до дюны, закрыл ему глаза, как можно глубже закопал в песок. Потом, не оглядываясь, опять вернулся к трейлеру, сел за руль и включил зажигание.

Надсадное кряхтенье глохнущего мотора. Руль вонзался ему прямо в живот, педаль тормоза сидела криво, но с пятой попытки мотор все-таки удалось завести.

Показатель уровня воды был на середине шкалы, а показатель масла еще ниже. Но делать нечего.

— Поехали! — крикнул он, переходя на первую скорость.

Которая отказалась включаться.

Он попытался подать назад и тяжело сдвинулся с места, опасаясь, что мотор заглохнет опять. Тяжелый трейлер забуксовал в песке, потом резко откатился назад. Роман вновь попытался перейти на первую, и на этот раз удалось поехать. Теперь осталось забрать Д'Анкосса и двинуться прямо на юг. Он будет ехать, ориентируясь по звездам и избегая дорог.

ГЛАВА 13

Степь, плоская, голая, очень напоминала неровную дорогу. Ни фар, ни облаков, только высокая луна. Они тряслись по ухабам, достигнув понемногу вполне почтенной скорости тридцать километров в час.

Издав запах жженой резины, трейлер затормозил возле скалы, у которой сидел Антуан, направив на них пистолет Лейлы.

— Помоги ему подняться, — бросил Яну Роман, — быстро!

Пятью минутами позже, когда двое мужчин забрались в машину, Роман вновь нажал на акселератор.

Так они ехали около получаса, Роман вел, сжав зубы, с застывшим взглядом, а Ян и Антуан, сидя сзади, вполголоса обсуждали свои невероятные приключения.

— В котором часу вас перехватили те машины? — внезапно спросил Антуан.

Ян взглянул на часы:

— Наверное, прошло часа два, не больше. Вы беспокоитесь за Татьяну?

— Это эфир, она пробудет в бессознательном состоянии еще какое-то время, — ответил Роман.

— Когда я был мальчишкой и жил на ферме, им еще пользовались вместо анестезии, — добавил Антуан. — Так мне когда-то удалили аденоиды, прямо на кухонном столе!

— Вы жили на ферме? — удивился Ян.

— Гм… Это была большая ферма в Босе. Я первый из семьи, кто поступил в университет. Мой отец тогда просто взбесился. Для него все интеллектуалы были, цитирую, «зануды, которые считают мух, или педики». «Если тебя это успокоит, — ответил я ему перед тем, как уехать, — я очень не люблю мух».

За этим заявлением последовало долгое молчание. Забавно, подумал Роман, как экстремальные ситуации могут спровоцировать на откровенность. Они путешествуют вместе уже почти два месяца, но никогда ничего не рассказывали о своей личной жизни, разве что какие-нибудь смешные истории. А и в самом деле, что они знают друг о друге, кроме curriculum vitae [31]? Разве он сам, Роман, что-нибудь знает об истинной мотивации участников экспедиции? Возможно, кто-то из них решил участвовать в этой археологической поездке совсем с другими целями, чем те, что были заявлены официально.

Что и привело к событиям столь же невероятным, сколь и жестоким, что разворачиваются вот уже четвертый день. В том числе и к смерти Ли, которая тоже ставила много вопросов. Почему он уехал на трейлере, когда они исследовали озеро и затонувшие останки? И почему его закололи кинжалом? Если бы псевдосолдаты захотели его убить, они бы просто выпустили пулю в голову. Значит, убийство можно отнести на счет либо незнакомца на мотоцикле, либо всадников в масках, которые явно не в ладах с бандой капитана Реза, либо, что объяснялось проще всего, одного из членов группы. Возможно, того самого, кто разбросал гвозди на дороге и насыпал в бак сахара?

В самом деле, тот, кто всадил нож в спину Ли, должен был находиться позади него. Внутри трейлера. Так что он или выпрыгнул, сделав свое дело, или…

Это либо Ян, либо Татьяна. Оглушенный ударом по голове Ян. Татьяна, которая так кстати уснула, между тем как Лейла исчезла. Он скрестил пальцы, моля небеса, чтобы та была жива и здорова. Так же как Уул и Влад. А если предатель — Влад? Нет, невозможно, такой прямой и честный. Хотя что ты, собственно, о нем знаешь, усмехнулся внутренний голос. Что ты вообще знаешь о власти денег?! Он пожал плечами, словно пытаясь избавиться от этих неуместных мыслей… Но в этот самый момент его размышления были прерваны звуком работающего на полную мощность мотора мотоцикла.

Незнакомец, который обокрал их. И оставил в пустыне. Чего еще ему нужно? Роман попытался было прибавить скорость, но стрелка не перевалила за цифру сорок. Мотоцикл приближался. Он взглянул в треснувшее зеркало заднего вида и заметил его фары в сотне метрах позади них.

— Нас преследуют? — спросил Ян.

Роман кивнул.

— Что происходит?! Где мы? О, голова… — застонала сзади Татьяна.

— Не самый удачный момент, чтобы проснуться, — проворчал Роман едва слышно, а Ян привстал на своем пассажирском месте и свесился к дверце. Краем глаза Роман заметил, что в руке он держит пистолет Антуана и целится в мотоцикл.

— Нет! — закричал он. — Нет, не стреляй!

Слишком поздно. Раздался выхлоп, приглушенный громким треском мотора. Роман с тревогой смотрел в зеркало заднего вида, но мотоцикл продолжал следовать за ними.

— Почему нельзя стрелять? — бросил Ян, высунув голову наружу. — Этот ублюдок преследует нас.

— Мы не знаем, чего он хочет!

Словно в ответ на его вопрос прозвучал выстрел, и «Серебряный Рейнджер» резко вильнул вправо.

— Он в нас стреляет! — закричал Ян. — Вот чего он хочет.

— Он задел колесо, — бросил Роман, который изо всех сил пытался удержать контроль над трейлером. — Так мы далеко не уедем.

Он заметил вынырнувший из ниоткуда указатель с какими-то надписями, но отсутствие фар помешало ему их прочитать.

Ян выстрелил снова, и опять безуспешно. «Серебряный Рейнджер», который валился на левую сторону, подпрыгивал на неровной почве, а отражение мотоцикла заняло целиком все зеркало заднего вида, ослепив Романа.

— Он едет прямо на нас! — закричал Ян, стреляя снова. — Осторожно, он с твоей стороны!

Роман против воли повернул голову. Изображение незнакомца на мотоцикле на мгновение появилось в опущенном стекле. Он размахивал своим пистолетом и что-то кричал, похожее на «Стой!». Роман опять нажал на акселератор.

— Khatar! Опасность! — внезапно донеслось до него. — Остановитесь! Вы взорветесь!

Взорвемся? Значит, на борту трейлера взрывчатка?

Он отпустил педаль.

— Ты что, с ума сошел? — заорал Ян.

Голос незнакомца раздавался теперь четче:

— Вы в заминированной зоне! Остановитесь!

— Что? — прокричал Роман, наклоняясь вперед.

— Здесь полно мин со времен войны! — закричал мотоциклист. — Вы что, не видели указатель?

Мины? Господи боже! Надо развернуться и выехать отсюда! Он нажал педаль тормоза. Ничего не произошло.

Он нажал на педаль снова, почувствовав запах горелой резины, но «Серебряный Рейнджер», нисколько не замедлив хода, продолжал катиться под уклон. Он увидел, как мотоцикл остается позади, а в зеркале мелькнуло обеспокоенное лицо Яна.

— Тормоза отказали! — бросил он.

— Как это «тормоза отказали»? — высказала неуместное возмущение Татьяна. — Но Роман, дорогой, это невозможно, надо остановиться!

— Тормозная жидкость почти вся вытекла. И потом, мы катимся под уклон, — пробормотал он сквозь зубы.

Раскачивающийся трейлер катился со скоростью сорок километров в час по минному полю, а они не могли ничего поделать. Война с Ираком восьмидесятых годов стоила жизни сотням тысяч людей и продолжала собирать свою жатву, если кому-нибудь случалось наступить на спрятанную в земле мину или попасть в ловушку.

— А если спрыгнуть? — внезапно спросила Татьяна, указывая на боковую дверцу.

— А с ним как? — ответил Ян, кивая на Д'Анкосса. В этот момент луна полностью исчезла за холмом.

Наступила непроглядная тьма. Роман почувствовал, как пот стекает по затылку, по спине. Сколько шансов, что им удастся не напороться на разбросанные вокруг мины? Как это — умереть от взрыва? Мотоциклиста не было видно.

Как давно проехали они указатель? Минуту назад? Три минуты? Если следовать математической логике, чем больше проходит времени, тем меньше становятся их шансы уцелеть. Он сжал зубы, пот заливал глаза. Ему было страшно. Повернуть направо? Налево? Постараться не наехать на этот холмик? Объехать камни? Каждое его решение, пусть самое незначительное, могло стать приговором. Оставалось только закрыть глаза, и пусть себе «Серебряный Рейнджер» катится по собственной воле, куда ему заблагорассудится.

— Шины! — внезапно закричал Антуан. — Надо проколоть шины!

Роман кивком выразил свое согласие. Все лучше, чем ехать вот так, неизвестно куда! Ян открыл дверцу, соскользнул на подножку, тщательно прицелился и выстрелил в колесо.

— Попал!

«Серебряный Рейнджер» резко занесло в сторону, все сидели затаив дыхание. Затем машина осела и остановилась.

Внезапно исчезло все, кроме тишины, почти осязаемой тишины ночи и песка.

Роман медленно выдохнул и вытер лицо влажной рубашкой.

— Коммерческие пути бронзового века… Гм… я думаю, они были куда более мирными! — бросил Д'Анкосс, разжимая кулаки.

Несколько секунд все сидели молча.

— Кто-нибудь мне скажет наконец, во что мы все-таки вляпались и почему? — спросила Татьяна.

— Ты что, тоже ничего не помнишь? — поинтересовался Ян.

— Помню, что они заставили нас подняться в грузовик, а потом… все стало темно. У меня во рту какой-то мерзкий привкус.

— Вас усыпили эфиром, — объяснил ей Д'Анкосс, после того как вкратце обрисовал ситуацию.

— О! И что нам теперь делать? — растерянно спросила она.

— Прежде всего проверим, действительно ли здесь заминировано! — ответил Роман.

Все проследили за его взглядом. И уставились на мешки с провизией, заботливо уложенные и закрепленные Уулом.

При всеобщем молчании Ян взял первый мешок, весом килограммов десять, наполненный чечевицей, и бросил его прямо перед собой как можно дальше.

Подняв столб пыли, мешок ударился о сухую землю и остался лежать, наполовину зарывшись в песок.

— Что теперь? — спросил Ян.

— Теперь вот этот.

Взвалив на плечо здоровый мешок с мукой, Роман, стараясь удержать равновесие, собрался с силами и, развернувшись, швырнул его влево. Возможно, веса мешка с чечевицей оказалось недостаточно, чтобы привести в действие взрывной механизм. Может быть, сейчас…

Оглушительный взрыв ослепил его, несмотря на прикрытые веки. Горячая волна чуть не сбросила на землю, в ночное небо взметнулся фонтан белой муки и медленно осел ему на плечи.

Он вновь открыл глаза. Метрах в трех от них зиял кратер диаметром не меньше метра. Он почувствовал на руке что-то влажное и увидел, что осколки металла глубоко порезали ему кожу.

Мина ограниченного поражения, приводимая в действие давлением веса от трех до шести килограммов и содержащая пятьдесят граммов тротила, сделал он вывод. Только теперь он понял, каким идиотским был его план. Если бы это оказалась осколочная мина, способная убивать в радиусе двадцати пяти метров, он бы всем подписал смертный приговор.

Но надо было как-то выбираться из этой ловушки. Он помолчал еще некоторое время. Было только одно решение, простое и очевидное.

Он повернулся к остальным, которые стояли неподвижно, еще не оправившись от шока.

— Как мы выберемся отсюда? — спросила Татьяна, явно подавленная происходящим.

— Единственное спасение — идти в обратном направлении по следам «Серебряного Рейнджера», — ответил Роман, протирая свои порезы девяностопроцентным спиртом, взятым из аптечки.

— Неглупо! — воскликнул Ян. — Той же дорогой, но обратно.

— Но ведь наверняка есть места, где он не оставил следов! — возразила Татьяна, сцепив руки на груди.

— Можно, конечно, остаться здесь и ждать, что кто-нибудь приедет за нами. Хотя, по правде сказать, я не особенно представляю, кто рискнет сунуться на минное поле, чтобы нас спасти, — резко ответил ей Роман.

— Я очень устала, — пробормотала она. — Прости, Роман.

Ей очень хотелось, чтобы Ян обнял ее, хотелось ощутить его молодую, сильную энергию, но к ней подошел не он, а Роман, который положил ей на плечо руку. Она вздрогнула.

— Мы все устали. Но выбора нет, Татьяна. Мы завязли в этой истории по уши, как в зыбучих песках: стоит только остановиться — и мы умрем.

Она согласилась, испуганная и встревоженная.

— Я не представляю, как смогу идти вместе с вами, — заметил Антуан, который не чувствовал своей раненой ноги. — Я подожду помощь здесь.

— Какая помощь? — бросил ему Ян. — Где, по-вашему, мы найдем помощь? Вам надо идти с нами.

— На одной ноге? Из-за меня вы будете идти медленно или оступитесь и погибнете. В трейлере есть вода и еда. Вы вернетесь за мной той же дорогой, с носилками.

— Нет, на этот раз мы никого оставлять не будем! — заявил Роман. — Я вас понесу.

— Это неразумно! — воскликнул Антуан. — Послушайте, старина, возможно, вам и кажется, что я вешу как перышко, но во мне тем не менее шестьдесят пять килограммов!

— Во мне на двадцать больше! И потом, я привык поднимать тяжести.

Много долгих часов он поднимал гантели в тишине камеры. Много часов и много лет. И, оказавшись на свободе, продолжал тренировки. Так, раз за разом повторяя одни и те же движения, увеличивая продолжительность упражнений и вес, он пытался освободиться от воспоминаний.

— Я понесу вас, — повторил Роман тоном, не терпящим возражений.

Они взяли минимум вещей, только самое необходимое: каучуковые фляги с водой, витаминизированные злаковые батончики, аптечку, компас, дорожную карту. Проявочное устройство Лейлы и камень с гравировкой исчезли. Повернувшись спиной к остальным, Роман подобрал палец-амулет, засунул его в футляр и положил в карман. Он сам не понимал, в чем дело, но смутно чувствовал, что этот отрезанный палец имеет какое-то отношение к тому, что с ними происходит. Но размышлять об этом было некогда, так же как некогда было задуматься над утверждением Антуана по поводу выживших неандертальцев. Позже. Когда они окажутся в безопасности. Тогда они смогут сколько угодно разглагольствовать, пережевывая события. Сейчас, несмотря на истощение, цель одна — выжить.

Цепляясь за заднюю дверцу, он медленно продвигался в темноте, пока не наткнулся на широкие отпечатки шин. Сердце стучало, он чувствовал, как подошвы ботинок утопают в пыли.

— Ладно, Ян. Помоги Антуану забраться мне на плечи.

Шушуканье за спиной и тяжесть профессора, который взгромоздился ему на плечи и неловко вцепился в волосы.

— Не слишком наваливайтесь! — приказал он. — Все готовы?

Одобрительный шепот.

— Вперед!

Они пустились в путь, передвигаясь маленькими осторожными шагами, направив фонари на неровную землю и стараясь ни на сантиметр не отклоняться от следа колес. Роман, шагая во главе группы, нес на плечах Д'Анкосса, за ним шла Татьяна, Ян замыкал шествие.

Внезапно до них донесся четкий звук мотора. На краю минного поля их поджидал мотоциклист, и, как ни странно, Роман почувствовал облегчение. Он ограбил их, но не причинил боли, помог выбраться из пещеры и только что, рискуя жизнью, предупредил их об опасности. Не будучи союзником, он, во всяком случае, не был и врагом. И у него, разумеется, имелись объяснения всем этим тайнам.

Справа донеслось какое-то поскрипывание… Роман живо повернул голову, заметил неясную темную массу метрах в пятнадцати от них. Стоя в затылок друг другу, все неподвижно застыли, словно играющие дети по команде ведущего. Темная масса переместилась влево. Потом внезапно раздался короткий рев. Дикий осел! Затем быстрый топот: испуганное животное удирало со всех ног, и вдруг…

Ослепительная вспышка, огонь.

Роман открыл глаза. Пальцы Д'Анкосса с силой вцепились ему в волосы.

Оторванная голова дикого осла покатилась прямо к их ногам.

— Об этом мы не подумали! — пронзительно вскрикнула Татьяна. — Мы не подумали, что животные могут бегать где попало. Он же нас чуть не убил!

— Ладно, ладно, все в порядке, успокойтесь! — примирительно произнес Ян, проводя рукой по ее напрягшейся спине.

Она задрожала. Это превращалось в кошмарный сон — сон, в котором вы знаете наверняка, что умрете, и степень вашего отчаяния не играет никакой роли.

— Если бы вы оставили мне немного волос, я был бы вам очень признателен, — сказал Роман, осторожно перешагивая окровавленную ослиную голову.

— Простите, я очень нервничаю…

Похоже, мотоциклист развернул свою машину, потому что они внезапно оказались залиты светом фар.

— Если ему взбредет в голову, он может нас перестрелять, как зайцев, — негромко бросил Ян.

— Он бы это давно сделал! — ответил Роман. — Думаю, что он ждет нас и что мы даже сможем поговорить.

— При условии, что какой-нибудь мыши-полевке не вздумается порезвиться перед нашим носом! — усмехнулась Татьяна.

Роман ничего не ответил, внимательно рассматривая землю. В окружности шести квадратных метров он не мог различить никаких отпечатков. Трейлер не оставил следов на этой части степи, заросшей чем-то вроде лишайника. Держа руку козырьком над фонарем, он попытался отыскать следы дальше, на песке, затем передал фонарь Д'Анкоссу.

— Я ничего не вижу, — сказал тот, возвращая фонарь.

— Может, бросить ослиную голову? — предложил Ян.

— Почему бы и нет? Дай-ка ее мне.

Слегка задев Татьяну, Ян протянул сочащуюся кровью голову Роману, который взял ее за холку.

— Закройте глаза и пригнитесь как можно ниже! — приказал он, раскручивая над собой окровавленную голову, прежде чем бросить ее.

Она упала на твердую землю метрах в трех впереди, откатилась на несколько сантиметров и застыла; никакого взрыва за этим не последовало.

— Ты бросил слишком далеко! — воскликнула Татьяна. — Как, по-твоему, мы туда допрыгнем?

— Если бы бросил слишком близко и она упала бы на мину, нас разнесло бы на клочки! — заворчал Ян, которого выводило из себя настроение Татьяны.

Вот Лейла никогда не стала бы так хныкать! Лейла. Где она? Что с ней сделали? Он с новой силой ощутил всю серьезность их положения. Они стояли посреди минного поля, не зная, куда идти, Ли, Маттео и Омар умерли, Лейлу, возможно, изнасиловали, пытали, убили… Он всегда занимался спортом, его даже называли сорвиголовой, но существовала огромная разница: спуститься в подземную могилу, зная наверняка, что вернешься назад, или оказаться прямо перед лицом смерти, ощущая ее дыхание и брызги крови.

Он вернулся к действительности. Никто не шевелился.

— Дай мне пройти, — внезапно сказал он Татьяне. — Роман слишком нагружен.

Он изогнулся, пытаясь обойти ее, по возможности не отклоняясь от следа протекторов, затем обошел Романа.

— Мы же не можем так стоять всю ночь!

— Ян… — начал было Роман.

— Знаю. До скорого.

И, подтверждая свои слова, молодой человек отошел, разбежался и прыгнул. Он приземлился в нескольких сантиметрах от ослиной головы, потерял равновесие и, качнувшись вперед, повалился на мертвую голову животного.

Роман с облегчением перевел дух и подумал, что к страху привыкнуть невозможно. Можно его укротить, можно не поддаваться ему, но все твое существо чувствует его, узел напряжения и тревоги.

— Теперь ты, — сказал он Татьяне. — Ян тебя примет.

Она покачала головой:

— Я не могу! Это для меня слишком далеко!

— Вперед, дорогая, — попытался подбодрить ее Д'Анкосс. — Я уверен, что вы великолепная спортсменка.

— Нет! Я упаду!

— Татьяна, у нас нет выхода! — возмутился Роман.

— Он прав, майор. Наверняка в своем Военном институте вы делали и не такое! — добавил Д'Анкосс.

Глубоко вздохнув, Татьяна попыталась взять себя в руки. Казалось, все, связанное с тренировками, было в какой-то другой жизни. Она не узнавала себя в этой перепуганной, растерянной женщине. Да, конечно, положение серьезное и даже отчаянное, подумала она с иронией, но Роман прав: ни у кого из них не было выхода с самого начала. И если все должно закончиться именно здесь, в этой песчаной степи, напичканной минами, под алебастровой улыбкой луны, ну что ж…

Она рванулась вперед. Перелетела через Яна, который удержал ее за рукав мятой рубашки, слегка порвав шов, остановилась рядом с ним, наступив прямо на ослиную голову.

Д'Анкосс зааплодировал, и Роман со странным чувством раздвоенности наблюдал за происходящим со стороны: трепыхающиеся марионетки исполняют смешной номер в сердце самый большой пустыни в мире. Прыгают, чтобы остаться в живых, а над их головами сияют миллионы звезд Млечного Пути, где миллиардам других крошечных существ, возможно, тоже приходится бороться со смертью.

А что теперь? — подумал Роман. Он не мог прыгать с Д'Анкоссом, сидящим у него на спине. Он мог попытаться перекинуть его поперек, но хватит ли у него сил, чтобы преодолеть три метра с таким грузом?

Что он сказал Татьяне? Выбора нет.

В таком случае…

Он попросил Д'Анкосса изменить положение и лечь ему на плечи, взял его руки и ноги, попытавшись как следует уравновесить свою ношу. Потом отступил на несколько шагов, чтобы разбежаться. Он увидел, что Татьяна отвернулась. Что Ян сгорбился. Он сделал тридцать глубоких вдохов и выдохов, стараясь освободить диафрагму. Успеет ли он подумать о чем-нибудь в течение той секунды, что пробудет в воздухе? Сможет ли получить ответ? Он оттолкнулся левой ногой.

И прыгнул.

Он ни о чем не успел подумать, все тело его было устремлено к цели, он превратился в комок мускулов и натянутых нервов, словно тетива лука и одновременно — стрела.

Он коснулся земли.

Он был жив.

ГЛАВА 14

— Кажется, меня сейчас вырвет, — сказал Д'Анкосс. — Да, по-моему, я…

И прежде чем Роман успел спустить его на землю, тело Антуана сотрясли неудержимые спазмы и он изверг поток зеленоватой желчи на плечо того, кто его нес. Роман почувствовал, как его собственный желудок вот-вот вывернется наружу, и крепко сжал губы.

— Простите, — пробормотал Д'Анкосс, пытаясь отдышаться, — но мне было так страшно, и еще растрясло… У кого-нибудь есть платок?

— Платок? — недоверчиво переспросил Ян. — Ну разумеется, старина! Батистовый кружевной платочек, думаю, у меня их найдется две-три дюжины, а у тебя, Татьяна? Как это так, отправиться через минное поле и не запастись платками, просто безобразие!

— Замолчи, ты, мальчишка! — приказала ему Татьяна и, оторвав рукав от рубашки, вытерла Д'Анкоссу рот.

Тот поблагодарил ее.

Заставляя себя не думать о клейкой горячей жидкости, заляпавшей его, о еще дрожащих после прыжка ногах, Роман поднял палец:

— Слушайте!

Опять раздался звук мотора. Мотоцикл приближался к ним, пришпилив их своими фарами, словно диковинных ночных насекомых. Новая раса: после гомо сапиенс настало время гомо идиотус, который совершенно не понимает, что с ним происходит, и довольствуется тем, что спазматически дрыгает ручками и ножками, пытаясь удержаться на поверхности реки жизни.

Мотоцикл приближался медленно, стараясь придерживаться следов, оставленных колесами трейлера, затем мягко затормозил перед группой людей. Какое-то время они смотрели друг на друга, прежде чем водитель мотоцикла нарушил молчание.

— Профессора я посажу сзади, — произнес он и добавил: — Но сначала нужно приподнять мотоцикл и развернуть его.

Они могли бы его оглушить. Отнять у него автомат. Даже убить, подумал Роман, и заметил, что Ян колеблется. Но к чему это приведет? Он предпочел довериться интуиции и этому таинственному незнакомцу.

Они вместе приподняли мотоцикл, чтобы направить его в обратную сторону. Мотоциклист опять сел в седло.

— Ладно, устраивайте профессора, — сказал он своим хрупким голосом, — и следуйте за мной.

Они поместили Д'Анкосса на сиденье, где он сразу схватился за хромированную спинку, затем, по-прежнему гуськом, медленно двинулись по следам мотоцикла, который, в свою очередь, старался не съезжать с отпечатков, оставленных трейлером.

Остановились они только дважды. Первый раз, чтобы посмотреть на песчаную лисицу, которая бежала, почти прижавшись к земле, и без помех достигла горного отрога, во второй раз их внимание привлекла стайка тушканчиков, которые выскочили чуть ли не из-под колес мотоцикла и рассеялись по полю, тоже не вызвав никакого взрыва.

— Слишком легкие! — бросил через плечо мотоциклист. — Они слишком легкие, чтобы привести в действие взрывной механизм. Скоро мы отсюда выберемся, — добавил он, указывая на предупреждающую табличку, на которой Роман смог теперь прочесть надпись «Осторожно, мины», выведенную буквами сантиметров сорок высотой.

В самом деле, довольно скоро они оказались в безопасном месте, дрожащие и мокрые от пота, взбодренные адреналином.

Роман вытер лоб и обернулся. Не было решительно никакого различия между двумя пейзажами, между жизнью и смертью. Тот же невозмутимый покой, та же тишина, тот же молочный свет. Он повернулся к мотоциклу, мотор которого постепенно затихал.

— Вы нас здесь бросите? Что вы сделали с нашими вещами?

Мотоциклист невозмутимо поднял руку:

— Не больше одного вопроса сразу.

— Вам не кажется, что сейчас самое время объяснить нам, что здесь происходит? — спросил Д'Анкосс. — Зря вы нас оставили сзади: «Post equitem sedet atra cura!»

Ян усмехнулся и вполголоса перевел: «Черная тревога сидит на крупе лошади позади всадника», но вышеупомянутый всадник явно понял латинское изречение, потому что уже отвечал:

— Разумеется, мне следовало бы оставить вас здесь, но у меня есть смутное предчувствие, что вы не замедлите впутаться в еще более неприятную ситуацию.

Роман в очередной раз удивился его правильному, литературному английскому. Он выучил по книгам? А латынь? Какой пират пустыни владеет латинским языком?

— Что же касается ваших «вещей», — с иронией продолжал незнакомец, — они в надежном месте, там, где они больше не смогут вредить.

— Вредить?! — воскликнул Ян. — Но кому и зачем?

— Это имеет отношение к неандертальцам? — перебил его Д'Анкосс, прежде чем Роман успел помешать ему.

Установилась напряженная тишина.

— Какие неандертальцы? — спросила Татьяна с горящими глазами. — Вы еще что-нибудь обнаружили?

— Народ! — пробормотал Ян, потрясенный открывшейся ему истиной.

Мотоциклист вздохнул:

— Именно это я и имею в виду. Вы неисправимы и опасны. Для всеобщего блага мне следовало бы вас убить.

— Так почему же вы этого не делаете? — вспылил Роман.

— Потому что я уважаю все, что относится к человеку.

— А вы, к какому народу принадлежите вы? — бросил Ян. — Что вы еще собираетесь делать с нами?

— Народ вернулся и жаждет мести, — просто сказал мотоциклист.

— Какое это имеет отношение к нам? — воскликнул Роман.

— Вы нашли Алебастровую Книгу. Вы нашли Пророчество. Это и был сигнал, которого ждали. Восемь тысяч лет камни спали, и вот вы их разбудили. И тогда Народ вернулся.

— Вы не ответили на мой вопрос, — заупрямился Ян. — Кто вы?

— Вы один из них? — осторожно осведомился Д'Анкосс.

— Где Лейла, Влад и Уул? — настаивал Ян. — Они тоже убиты?

Мотоциклист снова вздохнул, длинные концы его тюрбана развевал ночной ветер.

— Я полагаю, лучше будет вам все сказать… — начал он. Но не успел закончить фразу.

Земля начала дрожать.

Глухой рокот, поднявшийся из чрева пустыни, донесся до них. Недра сотрясались. Тысячи мелких камешков сталкивались, издавая визгливый скрежет, а под их ногами усиливался гул.

Горы там, на горизонте, казалось, тоже шевелятся в синей рамке ночного звездного неба, словно их трясут в гигантском шейкере. На охровой равнине раздавался зловещий хруст, хруст камня, развороченного этой звучной, оглушительной вибрацией.

Повернув головы, они увидели, что разлом ползет прямо на них, словно палец со скоростью ветра прочерчивает гигантскую борозду в песке.

— Назад! — закричал мотоциклист.

Земля разверзлась. Земля заглатывала чахлые кустики, семейство тушканчиков, ослиную голову, земля заглатывала мины, которые взрывались в ее чреве, выбрасывая вверх гейзеры огня и пыли, земля закрывалась, навсегда похоронив заживо часть пустыни, ее злаки, ее насекомых, потом она вновь открывала свою капризную глотку, демонстрируя зияющую бездну, не переставая вибрировать, как эхо гигантского гонга, первобытный, исконный Аум, создавший вселенную.

Потом земля успокоилась и замолчала, от ее недавнего гнева в воздухе остались висеть завитки красной пыли.

Придя в себя, Роман увидел, что лежит плашмя на земле. Рядом с ним поднимался мотоциклист, который до этого тоже лежал свернувшись клубком. Ян крепко держал Татьяну. Д'Анкосс сидел верхом на каком-то холмике, которого три минуты назад еще не существовало. Зато мотоцикл исчез. Он был перемолот каменными челюстями.

В тридцати сантиметрах от их маленькой группы зияла трещина в три метра шириной, прорезав зигзагообразно степь, насколько хватало глаз.

Роман обернулся, пытаясь разглядеть темную громаду трейлера, но напрасно. Он надеялся, что тела Ли и Маттео похоронила сама земля.

— Вот и я спешился подобно вам, — произнес мотоциклист без особого волнения.

— Я уже видел такую трещину, в Эль-Аснаме, в Алжире. В тысяча девятьсот восьмидесятом там было землетрясение силой семь и три десятых балла, — сказал Ян, глядя прямо перед собой, будто отвечал урок.

— Иранское плато — самая крупная сейсмическая зона. За последние двадцать лет здесь было зарегистрировано более тысячи подземных толчков, в том числе катастрофа в Баме, в прошлом году, — в свою очередь произнесла Татьяна с таким же отсутствующим видом.

Мы все в состоянии шока, подумал Роман, который тоже был неестественно спокоен. Угнетен. Удручен, если сказать точнее. Не способен больше воспринимать ничего, никаких происшествий, даже самых необыкновенных. Истощен и измучен резким всплеском адреналина, который заставлял их трепыхаться уже почти сорок восемь часов. Растерянные лица были покрыты толстым слоем пыли, на котором судьба начертала свои узоры.

Роман поднял глаза к луне, полной и круглой, безмятежному зеркалу, в котором отражались все мечты. Невозможно было догадаться, что всего лишь несколько секунд назад здесь произошло землетрясение. Ни развалин, ни крови, ни слез. Экосистема пустыни могла без особого для себя ущерба перенести последствия дрейфа материков. Тектоника плит разрушала лишь человеческие муравейники.

Он посмотрел на своих товарищей-муравьев и спросил себя, что им теперь делать. Идти, разумеется, идти на запад, до ближайшего поселения.

Для начала надо было помочь Д'Анкоссу спуститься с земляного насеста. Тот уже сползал на спине с импровизированного террикона.

— Кажется, у меня открылась рана, — произнес он, демонстрируя то же спокойствие, что и остальные.

Татьяна, которая несла взятую в трейлере аптечку, достала кровоостанавливающий порошок и посыпала рану, затем велела ему проглотить две таблетки антибиотика — ежедневную дозу.

— Стерильных пластырей у нас больше нет, — сказала она.

Мотоциклист в тюрбане склонился над Д'Анкоссом.

— Здесь поможет аппликация из глины, — сказал он и, погрузив руки в свежую землю, стал разминать ее пальцами.

Роман последовал его примеру. Земля была теплой и мягкой. Щупать, мять ее было подобно новому открытию материи. Ты окончательно спятил, старина, подумал он. Становишься сентиментальным и напыщенным. Тебе грозит старческий маразм.

Он передал ком влажной земли мотоциклисту, который покрыл ею рану Д'Анкосса, потом обернул все это куском ткани, отрезанной от своего тюрбана складным ножом, где имелось много полезных предметов, включая даже приспособление для разжигания огня.

— Это очень любезно с вашей стороны, — поблагодарил его профессор, который, как всегда, был старомодно вежлив. — Должны ли мы пуститься в путь прямо сейчас?

— Думаю, мы вполне можем поспать час-другой.

— Но есть большая вероятность, что в ближайшие часы может произойти повторный толчок, — заметила Татьяна.

— Мы все равно не сможем уйти достаточно далеко, чтобы оказаться в безопасности, — обреченно произнес мотоциклист. — Имеет смысл отдохнуть.

Он свернулся калачиком в песочной выемке, сдвинув тюрбан на лицо, положив одну руку на приклад, а другую на засунутый за пояс нож, а под мышкой у него был виден кожаный «хольстер» с набором ножей для метания.

Остальные последовали его примеру, измученные, встревоженные, сбитые с толку, и тотчас погрузились в глубокий сон. Последней мыслью Романа было то, что именно сейчас самое время разоружить мотоциклиста. Но ему это показалось смешным.

Когда они проснулись, солнце стояло уже высоко в небе. Спали они так крепко, что их не могли бы разбудить даже стада мамонтов, за которыми бы гнались орды скифов с камнями, испещренными разнообразными надписями, подумал, зевая, Роман. У него было ощущение, что горло забито пылью. Сделав большой глоток теплой воды, он еще раз порадовался, что они догадались взять из трейлера максимум провизии. Один глоток, не больше: воду следовало экономить. Роман посмотрел на товарищей по несчастью и, как говорится в романах, увидел темные круги под глазами и осунувшиеся, грязные лица.

Один глоток все-таки лучше, чем ничего.

Д'Анкосс протянул флягу и злаковый батончик мотоциклисту, который отклонил подношение и достал из кармана своей куртки военную флягу и горсть сушеных фиников.

Проглотив скудный паек, они остались сидеть кружком, словно развьюченные животные, ждущие сигнала к отправлению. Ян мечтательно просеивал между пальцами песок, Татьяна сидела, закрыв глаза и привалившись к его плечу, Д'Анкосс, с посеревшим лицом, тяжело и часто дышал, но выглядел вполне отдохнувшим.

— Перед тем как землетрясение так некстати прервало наш разговор, вы собирались раскрыть нам какие-то важные тайны, — сказал он мотоциклисту.

Роман мог бы поклясться, что тот под своим тюрбаном улыбнулся.

— Лейла жива? — быстро спросил Ян, не поднимая головы.

— О да! Она наделена даром общаться с Высшими Сферами, и Народу она очень нужна.

— Народу, — эхом повторил Ян. — Алебастровая Книга. Месть Народа. Вы хотите, чтобы мы поверили, будто некое племя неандертальцев, которому удалось выжить, через тридцать тысяч лет вынашивает планы мщения другому, враждебному ему племени?

— Через тридцать тысяч лет после чего? — спросил мотоциклист.

— После того как они вымерли.

— Хм… я полагаю, что больное место наших рассуждений — это логика реальности, — бросил Д'Анкосс.

— Именно так, профессор, — согласился мотоциклист.

Затем, повернувшись к Яну, заметил:

— Вы видели Пророчество, и вам удалось прочесть одну его часть. Хотите знать, что представляет собой полный текст?

Подождав несколько секунд, он заговорил:

— «В начале был конец, в конце будет начало. Когда вновь встретятся Мать и Море и когда Небесный Бык появится в Тринадцатом, тогда вернется Народ».

— Ну и что это означает? — спросила Татьяна. — Впрочем, стойте-ка… я сама попробую догадаться… Мать: думаю, здесь имеется в виду Земля, наша общая мать…

— А Бык — это ее возлюбленный, если верить древней религии, например жителей долины Чудес, что около Ниццы, которые оставили нам свидетельства на камнях, — продолжал Д'Анкосс.

— Это свойственно религиям практически всех народов каменного века, — добавил Ян. — Но что в точности означает эта фраза? Что Земля еще не стала океаном? А Небесный Бык?

— Это, без сомнения, одно из имен Солнца, — сказал Д'Анкосс. — Многие религии именно так его идентифицируют. Если только это не шумерский Небесный Бык, то есть эквивалент нашему созвездию Быка, хотя я не понимаю…

— А где был Народ все это время? — прервал его Роман.

— Знаки видит только тот, кто хочет видеть! — любезно ответил мотоциклист. — Дело в том, что…

— Ой, змея! — вскрикнула Татьяна, вскакивая. — Вот! В полном замешательстве все принялись искать змею.

— Похоже на эхис каринатус, — заявила Татьяна. — Ее укус смертелен.

— Наверное, уползла в песок, — сказал мотоциклист, — главное, не ройтесь в нем руками!

— Да она, наверное, уже метрах в ста отсюда, — пробормотал Ян.

— Возможно, все равно лучше не…

— …Не рисковать, — закончил Ян вместо мотоциклиста, который, споткнувшись, повалился на Романа.

Тот инстинктивно ухватил его за пояс и вдруг, словно обжегшись, почти отдернул руку. Но мотоциклист уже успел повелительно прошептать ему на ухо: «Молчите!»

Глубоко потрясенный, Роман молча согласился, уставившись в землю. Он должен был догадаться! Голос, фигура, концы тюрбана, постоянно закрывающие лицо… Это женщина!

Он невольно повернулся к мотоциклисту, Ян как раз говорил ему: «Вы же сами видите, что она удрала, и потом, может, это была вовсе и не змея! Татьяна напрасно всех взбаламутила!»

Та едва не испепелила его взглядом, но вместо того, чтобы ответить что-то язвительное, снова закричала:

— Она там! Смотри, дурак!

Снова всеобщее замешательство и бесполезные поиски.

— На этот раз она точно уползла… — начал было мотоциклист и вдруг пробормотал: — О нет! — что заставило всех повернуться к нему.

Согнувшись, он медленно поднес руку к обнаженной гладкой лодыжке, где, темно-красная на загорелой коже, блестела крошечная капелька крови.

— Господи Иисусе!

— Ложитесь и не шевелитесь, — сказал Роман, подхватывая молодую женщину, — только медленно. Двигаться надо как можно меньше, чтобы замедлить распространение яда.

Эхис каринатус, или змея пирамид, была причиной тридцати пяти процентов всех смертей, наступавших вследствие змеиных укусов.

Он склонился над ней, помог лечь, взял запястье, нащупал пульс: слишком частый. Внезапно лицо ее исказилось, словно от судороги, глаза заметались и кожа сделалась мертвенно-бледной.

— Расступитесь! — скомандовал он остальным. — Ему нужен воздух!

Он медленно размотал тюрбан, открывая лицо их спасителя, и обомлел.

Потому что она была очень красива, и потому что она была другой.

Огромные зеленые глаза, глубоко посаженные в орбитах, безукоризненная дуга светлых бровей, лицо, в котором было что-то кошачье, широкие подрагивающие ноздри, пышные светлые вьющиеся волосы.

Она схватила его за отворот рубашки и притянула к себе.

— В кармане куртки, — прошелестела она, — шприц с целестеном. Никому ничего не говорите.

Не понимая, почему он должен молчать о наличии лекарства, Роман порылся в ее карманах и достал восьмимиллиграммовый шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

Склонившись над ней и закрыв ее своим телом, он сделал подкожный укол в предплечье, затем принялся искать, из чего можно смастерить шину, чтобы зафиксировать ногу, как при переломе.

Положив пальцы ему на запястье, она задержала его на мгновение:

— Сейчас покажется, будто я умру. Похороните меня и подождите шесть часов, — прошептала она так тихо, что он подумал, не показалось ли ему.

Но прежде чем он что-либо сумел ответить, она поднесла к губам какой-то странный черный шарик и проглотила его.

— Какие мы дураки, что не догадались взять никакого противоядия! — воскликнул Д'Анкосс.

— Это не помогло бы, — ответила Татьяна. — Чтобы оно не потеряла эффективности, его нужно хранить на холоде. И потом, для каждой змеи нужно свое, определенное. А поскольку холодильника у нас нет и мы не совсем уверены, что речь идет об укусе именно эхис…

— Но существуют же поливалентные сыворотки, разработанные Институтом Пастера… — начал было Ян, затем осекся и воскликнул: — Черт! Похоже, ему и вправду худо!

Мотоциклист, голову которого Роман вновь замотал тюрбаном, дрожал, выгнувшись всем телом, руки и ноги были твердыми и холодными.

— Я не думал, что змеиные укусы действуют так быстро, — добавил Ян, почесывая ухо.

— Все зависит от общего состояния, — ответила Татьяна.

Господи боже, чуть было не вышел из себя Роман, неужели вы никогда не прекратите своих идиотских дискуссий? Неужели вы и у ворот ада будете так разглагольствовать?

Тело сотрясали короткие конвульсии, мотоциклист бил ногами по песку. Перед вами человеческое существо, вы знаете, что оно вот-вот умрет, размышлял Роман, а все, что вас интересует, — это когда, что, как, почему. Ни грамма сочувствия! А ведь один из вас убил Ли.

Тело в последний раз изогнулось в судороге и осталось лежать неподвижно, глаза были широко раскрыты.

Татьяна склонилась над ним.

— Дурной знак: зрачок не реагирует на свет, — бросила она, выпрямляясь.

— Вы думаете, он умер? — спросил Д'Анкосс тихим голосом через несколько секунд.

Роман, приблизив ухо к груди мотоциклиста, тоже выпрямился с мрачным лицом.

— Думаю, что все кончено, — сказал он, до конца играя свою роль и полностью закрывая лицо молодой женщины.

— Черт! — воскликнул Ян. — Он даже не успел ничего нам рассказать, несчастный!

— Позволю тебе напомнить, что не далее как этой ночью ты собирался его убить, — язвительно заметила Татьяна. — Если бы ты умел стрелять, результат был бы тот же.

Нет, она неисправима! Ян с трудом сдерживал желание вцепиться ей в обесцвеченную белокурую гриву и как следует встряхнуть. Почему в трейлере оказалась она, а не Лейла?

Лейла… Если бы только она была здесь! Он мог бы обнять ее, успокоить. Именно с ней, а не с кем-нибудь еще пережить все, что им предстояло пережить.

Роман выпрямился, перекинув через плечо так называемый труп.

— Я похороню его там, — бросил он, указывая на груду камней метрах в пятидесяти.

— Почему так далеко? — удивилась Татьяна.

— Единственное, что я могу, — это завалить его камнями. Это будет проще, чем рыть песок голыми руками, — ответил он. — И потом, если нам понадобится, мы без труда сможем отыскать тело.

— Понадобится? — не поняла она.

— Когда мы доберемся до цивилизации и нам придется иметь дело с властями, будет лучше, если мы сможем предъявить максимум доказательств, чтобы подтвердить наши слова, — ответил Д'Анкосс вместо Романа.

— А вы и в самом деле верите, что нам удастся добраться до цивилизации? — притворно удивился Ян. — Я помогу тебе, — бросил он Роману.

— Не надо, он почти ничего не весит! — ответил тот, прилаживая тело поудобнее у себя на плечах.

Килограммов пятьдесят, не больше. У себя на затылке он чувствовал ее мягкую грудь. В одной его руке — оба ее запястья, в другой — лодыжки. Обливаясь потом, он достиг нагромождения камней, оперся коленом о землю, чтобы положить свою ношу. Охваченный внезапной тревогой, стал всматриваться в ее зеленые неподвижные глаза. Пульс был едва различим. А что, если она и в самом деле умерла?

Чувствуя, как внутри у него все сжалось, он принялся затаскивать ее в расселину, затем завалил вход крупными камнями, чтобы она могла дышать.

Со вздохом, понимая, что больше ничего сделать не в состоянии, он вернулся туда, где дожидались остальные.

Д'Анкосс — сидит, прислонившись к скале, вытянув негнущуюся ногу перед собой, мятые брюки покрыты засохшей кровью и грязью, модный свитер превратился в бесформенную тряпку.

Татьяна — волосы растрепаны, со струпьями крови, лохмотья рубашки едва прикрывают когда-то белый лифчик.

Ян — бледное лицо в желтых и фиолетовых кровоподтеках, большая шишка на голове, полуприкрытый глаз, заросший подбородок.

Все трое грязные, оборванные, покрыты черно-красным слоем пыли и грязи. Неужели у него такой же жалкий вид?

Его одежда была почти в приличном состоянии, за исключением разве что нескольких прорех, борода отросла, от него плохо пахло, и порезы на руках воспалились и горели, но в целом он, пожалуй, держался. Неплохо, но надолго ли его хватит? Молодая женщина велела ему дожидаться в течение шести часов. Можно подумать, он мог заняться чем-нибудь еще! Куча встреч, разумеется, но вначале принять душ, побриться, надеть чистую футболку, выпить четыре-пять литров ледяной воды, не говоря уже о том, чтобы порадовать себя фезенха, его любимым иранским блюдом — мясным рагу в гранатовом соке, с орехами, баклажанами и кардамоном.

Вместо этого он вынул из кармана пакетик фисташек, они разделили их между собой и запили водой.

— Подумать только, мы чуть не узнали правду, — с раздражением бросил Ян.

— Если землетрясение разрушило деревни, возможно, правительство пошлет спасателей, — заметила Татьяна.

— Мы находимся там, где нет никаких поселений, — ответил Д'Анкосс. — Боюсь, что нам не стоит рассчитывать ни на чью помощь, майор Волова.

— Нам что, остается только умереть один за другим, да? — усмехнулась Татьяна. — И хватит называть меня майором, я не какой-нибудь старый советский динозавр!

— Кстати, о динозаврах… Что это еще за история с неандертальцами? — вскинулся Ян.

— Антуан утверждает, будто Реза и его прислужники — неандертальцы, — ответил Роман.

— Кто?! Неандертальцы? — прыснула Татьяна. — Это просто смешно. Простите, профессор, но…

— Не извиняйтесь, дорогая, за то, чего не понимаете.

— Не думаете же вы, будто если бы неандертальцы дожили до сегодняшних дней, их бы не заметили раньше?!

— Легенда о диких людях, будь то йети или кто-то еще, — это, возможно, наша попытка осознать немыслимую реальность. Что же касается вашей страны, майор, известно, что советский генерал Топильский рассказал об эксперименте, который он сам проводил в тысяча девятьсот двадцать пятом году с человеком, сильно заросшим волосами и со сверхразвитой мускулатурой…

— Бред собачий, — сплюнул Ян.

— …в одной пещере на Памире, — продолжал Д'Анкосс. — Этот человек был убит каким-то узбеком.

— Лейла узбечка, — сказала Татьяна.

— Лейла родом с Памира, — добавил Ян, нахмурив брови.

— И у нас тоже несколько пещер, — поддержал Д'Анкосс. — Это что, просто серия милых совпадений? Иногда, когда получаешь какие-нибудь ошеломляющие известия, испытываешь ощущение, будто земля разверзлась под ногами. Не это ли именно и произошло не далее как час тому назад? — заключил он, указывая на гигантскую трещину.

Не далее часа назад, с тех пор, как они достигли пустыни, время перестало быть временем. Оно то растягивалось, то сокращалось, ломая их, расплющивая немыслимыми событиями, потом бросая на песок, словно забытые игрушки.

Молодая женщина не солгала. Народ был в пути и требовал мщения. Следовало убраться с его дороги.

ГЛАВА 15

Сами не понимая почему, во всяком случае будучи не в силах дать какое-либо логическое объяснение, Ян и Татьяна решили идти искать помощи вдоль трещины, как если бы сама земля указала дорогу, прочертила направление. Вооружившись автоматом мотоциклиста и оружием, которое Роман снял накануне с одного из лжесолдат, взяв запас воды и еды, они пустились в путь. Все лучше, чем бесконечно дожидаться неизвестно чего. Роман снова остался с Д'Анкоссом. От палящего солнца они спрятались в тени небольшого пригорка, появившегося в результате землетрясения, и дремали, погруженные в невеселые мысли.

Роман посмотрел на хронометр. Прошло ровно шесть часов. Д'Анкосс, похоже, спит. Роман бесшумно поднялся и на цыпочках отошел.

Поравнявшись с нагромождением камней, он обернулся: Д'Анкосс не шевелился. Прекрасно. Он поспешно раскидал каменную псевдомогилу, которую не так давно соорудил, и с бьющимся сердцем склонился над неподвижным телом.

Зеленые глаза не повернулись в его сторону. Зрачки были расширены, они неподвижно смотрели в пустоту.

Отчаяние скрутило желудок. Он попытался нащупать пульс: ничего. Приложил ладонь ко рту, надеясь уловить дыхание: ничего. В бессильной ярости он швырнул на землю свою фетровую шляпу. Вытер лоб и выругался сквозь зубы. Просыпайся, черт возьми, ну просыпайся же! Живи! Я приказываю тебе жить! Я приказываю тебе немедленно вернуться в мир живых! Кто бы ты ни была, что бы с тобой ни было, женщина с другим ДНК, возвращайся!

Положив руку на ее холодное обнаженное горло, Роман закрыл глаза, стиснул зубы, удивившись собственному отчаянию и яростному желанию, с каким он хотел видеть ее живой.

Тук.

Он вздрогнул. Там, под его рукой, что-то отозвалось.

Тук. Тук. Тук. Он склонился ниже, приподняв ее за плечи и приблизив ухо к ее груди. Нет, ему не показалось, он действительно слышал Биг-Бен ее сердца, неровные и редкие, но совершенно очевидные удары. Еще не решаясь обрадоваться, он поднял голову.

Она смотрела на него. Ресницы вздрогнули. Раз, потом другой.

— Видишь, я вернулась, — произнесла она.

Потом, улыбнувшись, добавила:

— Настоящий роман, правда, Роман?

— А тебя как зовут?

— Нея, разумеется.

Нея. Новость. Новелла. Новая Ева. Встреча Новеллы и Романа? Черт, да ты сходишь с ума, старик. Он крепко сжал ей плечо:

— Почему ты притворилась, что умерла? И как ты это сделала?

— Как? Просто выпила усни-корень, как мы его называем, там есть тетродоксин, который вызывает состояние, похожее на кому, такое состояние умеют вызывать жрецы вуду. Зачем? Чтобы иметь возможность поговорить с тобой один на один. Кстати… а где остальные?

— Д'Анкосс остался, а Ян с Татьяной опять отправились искать гипотетической помощи.

— Один из них не вернется, — сказала она, встряхнув своими удивительными волосами, светлыми и вьющимися.

— Почему ты так говоришь?

— Посмотри, — ответила она, показывая ему опухшую посиневшую лодыжку. — Видишь место, куда меня укусила змея?

— Да, оно твердое и набухшее.

— Посмотри повнимательнее. Где след протероглифов [32]?

Он внимательно осмотрел гладкую загорелую кожу и обнаружил только небольшую ранку.

— Стерся, — ответил он.

— Нет, не стерся, — поправила его Нея. — Его просто нет.

— То есть?

— То есть никакая змея меня не кусала. Это след от шприца.

— Ты хочешь сказать…

— Именно. Я предполагаю, что это какое-то лекарство, вызывающее те же смертоносные последствия, что и змеиный яд. Я бы тоже стала жертвой банального несчастного случая, какие происходят в этих местах сплошь и рядом. К счастью, у меня при себе есть все, что нужно, а отдых, вызванный действием усни-корня, помогает телу восстановиться.

— Почему ты подозреваешь Яна или Татьяну, а не меня или Д'Анкосса?

— Д'Анкосс не может быстро передвигаться. А человек, который сделал это, должен был посуетиться, ища так называемую змею. И я уверена, что это не ты.

— Почему?

— Я подумала… Ты не мог убить Ли, а Ян или Татьяна могли. Ergo [33] …

— Где ты выучила латынь?

— Как и английский, по книгам. Большую часть жизни я провела взаперти и много училась.

— Взаперти… под землей? В пещере?

— Хм… Пока я не решила выйти и посмотреть, на что похож этот жестокий мир, о котором мне прожужжали все уши.

Только тут Роман внезапно осознал, что она сказала «Ли», а не «водитель трейлера».

— Откуда ты знаешь наши имена? Ты давно за нами шпионишь?

— Я не шпионю за вами. Я просто слежу. И по возможности защищаю. Я случайно оказалась рядом, когда вы нашли Алебастровую Книгу Пророчества. Ты меня видел тогда, я стояла на склоне горы. Безымянный кочевник.

— У тебя через плечо висел какой-то длинный чехол, я подумал, что это винтовка.

Она улыбнулась:

— Это были всего-навсего принадлежности для рисования.

— Что?

— Я занимаюсь живописью. Знаешь, пишу на холсте кистью. Это еще одна причина, по которой мне захотелось выбраться на поверхность. Мне надоело рисовать при электрическом свете предметы, которые я видела только на фотографиях. Мне хотелось нарисовать гору и ветер, который поет в моих волосах. Мне хотелось нарисовать ручей и укус ледяной воды. И я начала странствовать, как вы выражаетесь. Как и ты, я исходила всю Азию вдоль и поперек. Я смотрела, училась. А потом я услышала эхо войны, вернулась и однажды увидела, как вы выходите из священного грота с куском Книги! Это была настоящая катастрофа, вы подписали себе смертный приговор!

— Что-то здесь не складывается, — задумчиво произнес Роман. — Два раза мы стали жертвами вредительства: гвозди на дороге и сахар в баке. Это явно сделал кто-то из нас. Что означает, что в составе экспедиции кто-то работает на Народ. Причем с самого начала! Кто-то воспользовался экспедицией, чтобы найти Алебастровую Книгу.

— В твоих рассуждениях есть разумное зерно, — согласилась Нея. — Сведения о точном местоположении грота были утрачены, так что экспедиция предоставила шанс его отыскать.

Роман глубоко вздохнул. У него в голове теснилась тысяча вопросов, которые он хотел ей задать, но следовало начать с одного, самого спешного и самого важного.

— Нея, что здесь в действительности происходит? — спросил он, беря ее руки в свои.

— Наш Народ в течение тысячелетий жил изгоем, скрываясь, дрожа, мечтая о возвращении. В отличие от вас, мы верим в оккультные силы, мы полагаем, что мир — это энергия, а мы все ее частицы, что деревья, песок, ветер умеют разговаривать, мы верим в магию, только для нас это вовсе не магия, это просто жизнь, такая, какой вы тоже могли бы ее осознать, если бы умели видеть не только в одном измерении. Существует линейное время материи и циркулярное время духа. Все взаимосвязано, все опирается друг на друга, все есть язык.

Она вздохнула, стиснула ладонями виски:

— Прости, меня куда-то занесло. Я всегда слишком тороплюсь. Народом управляет Царь, мужчина или женщина, который согласует свои действия с Братством Магов, — говорила она. — Нынешний Царь узнал знаки Возвращения. Он отдал приказ начать войну. Вот что происходит.

— Но, судя по тому, что ты мне сказала, если агент Народа затесался к нам в экспедицию, чтобы найти Пророчество, это означает, что никто не знал, где находится священный грот. Видимо, Царю необходимо Пророчество, чтобы вести Народ к победе, во всяком случае, именно так происходит в романах, написанных в жанре фэнтези, — закончил он с улыбкой, словно посмеиваясь над собственными словами.

Она кивнула:

— Именно. Алебастровая Книга крайне нужна. Именно поэтому восемь тысяч лет она хранилась у Несториуса, великого мага Запада и Востока. Мы, Маги, против войны. Царь хочет победы, а не Возвращения. Он хочет воздать кровью за кровь, он хочет услышать, как гомо сапиенс оплакивает свою гибель, сожалеет о своем безумии. Мы же хотим мира и согласия. Я хочу, чтобы мы могли жить вместе, два народа. Я знаю, — продолжала она, видя, как он открыл рот, собираясь что-то возразить, — я знаю, что это утопия, я не так наивна. Но я, пережив геноцид, не могу обрекать на геноцид вас. Месть — всего лишь бумеранг негативной энергии, который разрушает душу того, кто ее осуществляет, — закончила она горячо.

— Ладно, ладно, — согласился он. — Но есть кое-что, чего я не могу понять: ты говоришь, будто вы жили под землей, скрывшись от мира, тайно, но в действительности вы смешались с популяцией гомо сапиенс.

— Большинство из нас — да, которые в меньшей мере генетически маркированы. Мы ведь тоже, разумеется, эволюционировали, и некоторые наши характерные признаки смягчились. Ведь правда, что легче существовать незамеченным в современном мире, с его многообразием и смешением рас. Но ты мне говоришь о последней тысяче лет, а я тебе о предыдущих двадцати девяти. Пещеры были нужны, чтобы сохранить наши верования, обычаи — одним словом, нашу культуру. Но я расскажу тебе обо всем позже. Сейчас надо действовать. Надо помешать миру взорваться.

— Объясни все.

— Вы попали в самое пекло междоусобной войны. С одной стороны люди Царя, с командующим по имени Реза, которая требует вашего полного истребления; с другой — клан лучников, тех, кого вы называете скифами, — они давно уже предпочитают жить вне времени и отказываются участвовать в этой современной войне; и, наконец, Братство Магов, которое не желает ни оставаться в прошлом, ни ввергать планету в огонь и кровь. Словом, война в войне.

— А что мы можем сделать?

— Уничтожить Царя, убить Реза, а что касается Народа, он должен занять свое место среди людей.

— Ничего себе программа! — пробормотал Роман. — И с чего же начнем?

— Иди за Д'Анкоссом, приведи его сюда, здесь нам не угрожают спутники-радары.

Роман чуть не подпрыгнул:

— Так за нами следят?

— Разумеется. Современные небеса буквально напичканы всякого рода спутниками-шпионами. Одним из заданий агента Реза было устранить меня. Отсюда и псевдоукус змеи. Теперь, когда он думает, будто его план удался, мы сможет предпринять контрнаступление.

— Я не воин, Нея. Это долго объяснять, но я не могу даже взять в руки огнестрельное оружие.

Она открыто улыбнулась, обнажая в улыбке широкие зубы неправдоподобной белизны.

— Я знаю о тебе все, Роман. Достаточно немного пошарить в Сети, чтобы получить доступ к твоей подробной биографии. Ты не можешь провести всю свою жизнь в странствиях, пытаясь получить Великое Прощение. Ты за все заплатил, ты свободен. Иди за Д'Анкоссом.

Роман выскользнул из-за каменного укрытия. Да, официально он заплатил свой долг обществу. Но можно ли вообще заплатить долг человеку, у которого отнял жизнь? Смерть возместить невозможно, как нельзя стереть свой поступок. Этот поступок принадлежит прошлому, в котором и растворился, в тысячный раз повторял он себе, шагая по обжигающему песку. Перед ним была его жизнь, новая жизнь. Нея-жизнь?

Он присел на корточки перед зевающим Д'Анкоссом.

— Нужно добраться до тех камней, — сообщил он ему. — Что случилось?

— Сами увидите. Давайте.

Роман взвалил профессора на спину. Он больше не чувствовал усталости. Он был слишком возбужден. До убежища Неи он добрался почти бегом.

Д'Анкосс не мог скрыть удивления, увидев, что мотоциклист жив-здоров, да к тому же оказался женщиной.

— Нам сейчас некогда объяснять все подробно, — сказала она, — просто знайте, что меня зовут Нея, что я принадлежу к Народу и что я пытаюсь помешать катастрофе.

— Какой катастрофе? — вскинулся Д'Анкосс.

— Уничтожению вашего человечества. Наши повсюду внедрились на командные пункты, век за веком мы расползались, как муравьи, добираясь до самых высоких военных званий и самых высоких должностей ваших государств. В настоящее время Реза пользуется своим влиянием, чтобы ускорить появление атомного оружия, которое создается в величайшем секрете. Сегодня мы собрали более сотни знаменитых «ядерных чемоданчиков» бывшего Советского Союза. А благодаря Ли мы заполучили доступ к китайской программе ядерного вооружения.

— Ли?! — воскликнули одновременно Д'Анкосс и Роман.

— Ли был крупнейшим физиком, который чуть не погиб во времена «культурной революции». Ему запретили работать, послали батрачить на ферму, где он пробыл почти десять лет. Наш человек, внедренный туда, поставил его перед выбором: или он помогает нам сформировать наши собственные кадры физиков, или его семья будет уничтожена. Он согласился. Договор был скреплен его мизинцем.

Д'Анкосс поморщился. Какие все-таки варварские методы… Роман чувствовал, будто сам себя отхлестал по щекам. Так, значит, Ли работал на Народ! Ну разумеется, кому, как не ему, было легче всего испортить машины? Он позволил себя заманить в ловушку псевдоразоблачений: как в «Украденном письме» Эдгара По, виновный все время находился перед глазами!

— Но зачем в таком случае было его убивать?

— Думаю, чтобы быть уверенным в его молчании. Передав нам свои знания, он решил поменять жизнь. Жестокая ирония судьбы: предательство ему особенно не помогло — жена вышла замуж за другого, сыновья эмигрировали в Тайвань. Семья, ради которой он пожертвовал честью и дал себя искалечить, все равно для него будто умерла. Он сделался дальнобойщиком, как другие делаются монахами, он все больше и больше противился приказам. Вот почему Реза приказал своему агенту его уничтожить: ему больше нельзя было доверять.

При слове «агент» Д'Анкосс удивленно поднял брови, а Роман быстро пересказал ему гипотезы Неи.

— Это поразительно! — воскликнул Д'Анкосс. — Среди нас все время находился шпион! Но что действительно важно, если я правильно понял, так это то, что ваш Реза собирается предпринять локальную атомную атаку. Но в таком случае что будет с самим Народом?

— Наши подземные убежища полностью готовы и прекрасно оборудованы, — ответила она. — Более того, использование мини-бомб позволяет поражать ограниченные цели, например с точностью уничтожить город, не затронув при этом соседний.

— Мини-бомбы? — повторил Д'Анкосс, который никогда не интересовался подобными вещами.

— Да, В61-11, оснащенная ядерной боеголовкой. Не говоря уже о грязных бомбах, то есть классическом оружии с устройством для распыления радиоактивных элементов.

Д'Анкосс нахмурился. Сколько изобретательности, чтобы убивать друг друга под самыми идиотскими предлогами! Нея вздохнула:

— Как сказал Роман, все это напоминает банальную серию из эпопеи про Джеймса Бонда, с мерзкими доисторическими людьми в роли суперзлодеев, но жизнь зачастую являет мелодрамы в стиле самых дешевых голливудских мыльных опер.

— Но зачем было ждать так долго? — прошептал Д'Анкосс.

— Только в этом веке было изобретено и широко распространено оружие массового поражения. Когда хочешь развязать тотальную войну, это существенное преимущество.

Мысли Романа теснились, словно своенравные волны во время жестокой бури. Подумать только, они отправились всего-навсего в обычную научную экспедицию, это была почти прогулка, приятная и познавательная, и вот они оказались на перекрестке двух миров, в сложнейшем положении.

— Когда окончилась холодная война, нам стало недоставать заговоров и шпионов, но, должен сказать, вы чертовски хорошо заменяете КГБ! — вздохнул он. — Простите, я понимаю, что сейчас не самый удачный момент для шуток, но все это настолько…

Нея подняла руку, успокаивая его:

— Не извиняйся. Я прекрасно понимаю, что вы оказались в центре истории, по вашему мнению, абсолютно бессмысленной. Однако «primum vivere, deinde philosophari» — «сначала действовать, потом философствовать»! Мы должны действовать. И действовать быстро.

— Я не думаю, что могу быть вам особенно полезным, — заметил Д'Анкосс.

— Вы ошибаетесь, профессор. Интеллект — это самое полезное топливо для полководца, которому нужно принять решение. Сейчас нам необходимо спуститься под землю. Наверное, землетрясение много чего разрушило. Я не знаю, может быть, изменилось течение реки или повреждена подземная сеть. Во всяком случае, нам нужно добраться до ближайшего люка.

— Где это?

— В пятистах метрах отсюда.

— И как мы туда доберемся, если ты якобы мертва, а Антуан не в состоянии идти? — поинтересовался Роман.

— Прекрасный вопрос! Значит, нам придется сделаться невидимыми.

Заметив удивленный взгляд мужчин, она улыбнулась, и эта задорная улыбка почему-то взволновала Романа.

— Разве я вам не сказала, что принадлежу к Братству Магов? Вот только сейчас я не собираюсь вытаскивать кролика из шляпы…

— А жаль, рагу из кролика оказалось бы очень кстати, — сказал Роман.

— Придется довольствоваться кусочком рыси.

— Что? — переспросил Д'Анкосс.

— Видите вон там?

Они повернули головы и увидели рысь. Животное лежало на спине, неуклюже подвернув голову.

— Я не знаю, от чего она подохла, но нам понадобятся ее голова и хвост.

— Вы же не заставите нас есть труп, пролежавший на солнце бог знает сколько времени! — возмутился Д'Анкосс.

— Радары, нацеленные на эту зону, снабжены не видеокамерами, а старыми видоискателями из бывшего СССР. Они фиксируют все, что движется, и переносят с помощью световых точек на контрольный экран, — объяснила она мужчинам, которые все равно ничего не понимали. — Другими словами, Реза выслеживает все передвижения двуногих. Но если мы будем передвигаться на четырех лапах…

— Понял! — воскликнул Роман. — А рысь? Какова ее роль?

— Ты сядешь в тени у скалы, как будто ты профессор.

— А, приманка! — догадался Антуан. — Но зачем нам голова и хвост этого бывшего представителя семейства кошачьих?

— Ответ в следующей главе! — бросила ему Нея, хлопнув по плечу.

ГЛАВА 16

— Ну что? — резко спросил Реза у колосса, который наблюдал за зеленоватым экраном.

— Ничего особенного, капитан. Один так и сидит возле этой выпуклости, похожей на скалу, вот, видите? Двое отправились вдоль трещины, направление юг — юго-запад. Четвертый понес пятого к груде камней, вот сюда. Они ждут.

Реза выдохнул через ноздри. Сотовые телефоны в этом регионе не работали. Терминал «Инмарсат», так называемый мини-M, самый легкий из всех существующих и, следовательно, удобный при ходьбе, но весивший тем не менее два килограмма, оказался поврежден, когда солдат, который его нес, был убит стрелой, попавшей ему в живот. Общаться приходилось по радиотелефону, и его агент пока не смог с ним связаться, чтобы сообщить, удалось ли ему выполнить задание. Хотя то, что одного из них им пришлось положить у груды камней, означало, что да, удалось.

— Хм… А это что? — спросил он, указывая пальцем на два светящихся контура, которые перемещались беспорядочными скачками.

— Это какие-то животные. Вот, смотрите, видите этот болтающийся отросток? Это хвост.

— Ладно, следите внимательно! — распорядился Реза и с обеспокоенным видом удалился.

Землетрясение нарушило его планы. Разумеется, это было далеко не первое землетрясение в зоне повышенной сейсмической активности, но, да будет благословенна Богиня, до сих пор подземный город стихия щадила. А сейчас некоторые пещеры, насчитывающие много тысячелетий, оказались затоплены водой, другие обрушились, гидросистема, которая так давно служила Народу, тоже пострадала, и бригаде обслуживания не хватало на все рук. А что случилось бы, окажись ядерное оружие прямо в эпицентре землетрясения? — внезапно пришло ему в голову. К счастью, боеголовки были заключены в бетонный саркофаг — запаянную оболочку в метр толщиной, километрах в пятидесяти отсюда. Он не совершил ошибки, которую приписывали одному диктатору по соседству, к этому времени уже свергнутому: ракеты «земля-земля» с недостаточным радиусом действия, с несоответствующими боеголовками. Нет, его собственные были прекрасно приспособлены к материалу. Никаких жалких «Шехаб-3» [34], способных поразить лишь Израиль. Нет, MIRV (Multiple Independently targetable Reentry Vehicle)[35] типа m-4, способные нести одновременно шесть боеголовок. «Подарок» французского торговца оружием, который тоже был одним из них. Но нужно проверить, не пострадали ли ракеты.

Другой проблемой была Нея. Он никак не мог поверить, что она мертва, умерла так же глупо, как любой смертный. Он слишком часто не мог найти общий язык с этим реакционным отродьем, что представляла собой каста Магов, но прекрасно понимал, что они гораздо более могущественны, чем может показаться на первый взгляд. Хотя, с другой стороны, они так же приспособлены к современному миру, как мамонты — к тропическому климату.

Мамонты, прекрасно! Согласно самым последним исследованиям, существование Народа было связано с большими ледниковыми циклами, оно стало возможным благодаря изоляции Европы, окруженной льдами. Отсюда и гипотеза об особенностях телосложения, приспособленного для больших холодов. Эта гипотеза в настоящее время опровергнута, но, в сущности, какое значение имеют причины их отличия от других? Возможно, генетическое смещение Народа, изолированного от других людей, за сотни миллионов лет привело к их отличию от прочих, а может быть, они были другими с самого начала, но результат тот, что вследствие значительной миграции на Ближний Восток после начала очередного этапа ледниковой эпохи два различных биологических вида сосуществуют на планете Земля в течение почти пятидесяти тысяч лет.

Мамонты — приземистые, волосатые, крепкие и, подобно им, гонимые, затравленные, забитые этими мясниками, которых почему-то окрестили «сапиенс». Их считали вымершими.

Охваченный яростью, которая не оставляла его никогда, он ударил кулаком в стену.

Мамонты, загнанные страхом и холодом сюда, в самое сердце Центральной Азии, в сердце пустыни, низведенные до положения рабов, открывшие существование подземного моря, куда впадают реки, проглоченные земной корой во время тектонических сдвигов, привыкшие жить скрытно, колонии выживших трусов, мокриц!

А Маги все философствовали, Маги мудрствовали! Маги говорили об экологии и этологии[36]! Спасение планеты! Симбиоз! Все слова, слова, за которыми неизбежно следовала резня, с тех пор как мир стал миром и люди превратили его в арену борьбы. Залитый кровью амфитеатр, где под свинцовым небом разворачиваются безжалостные поединки во имя золотого тельца.

Вырождение и разврат; эти безмозглые гомо сапиенс не смогли оценить, до какой степени их склонность к играм Танатоса будет пагубна для них же самих!

Вернувшись в бункер, он вошел в сверхскоростной лифт и вышел в тщательно закамуфлированном ангаре, где стояли два пикапа и три джипа. На карауле стоял колосс с кустистыми бровями, ногой он попирал холмик из окровавленных трупов.

— Я беру джип, — бросил ему Реза и забрался в автомобиль.

Часовой молча кивнул и нажал на кнопку электрического пульта, который управлял металлическими воротами гаража.

— И сожги ты эту мразь! — крикнул Реза, трогаясь с места.

Колосс послушно принялся стаскивать трупы с вывихнутыми руками и ногами в угол помещения и щедро поливать их бензином. «Сегодня мы предадим вас огню», — пели эти идиоты на своих стадионах. Добро пожаловать на великий стадион эволюции!

Реза не нужны были ни карта, ни компас. Он не просто обладал исключительным чувством ориентации, он знал местность. Но прежде чем подтолкнуть Царя, чтобы тот отдал судьбоносный приказ, ему, Реза, нужно восстановить свои силы в Оссуарии.

Продолжая вести джип так быстро, как позволяла плохая дорога, он не переставал думать о Великой Жрице и о том, какие с ней могут возникнуть проблемы. Она так долго находилась среди чужих, что вдруг ее мощь ослабла? Способна ли она будет противостоять чарам Неи?

Нея, Нея, Нея… Это имя вызвало всплеск адреналина. Ну почему она так упорствует в своем пассеизме [37]?

Они вместе играли, когда были детьми, делили радости и горести, свойственные этому возрасту, иногда колотили друг друга, как драчливые щенки, учились бок о бок, делились мечтами. Нея… Воспоминания о ее заразительном смехе, ее лице, крепкой груди, о первом юношеском смятении, когда он, красный от стыда, еще не мог осознать своих смутных желаний… Жестокие воспоминания обо всех невыполненных обещаниях. Все говорило о том, что они созданы друг для друга. Но Нея ушла. Однажды утром она исчезла. Ни письма, ни объяснений. Просто ушла. Взяла с собой рисовальные принадлежности, оружие и мотоцикл. Он не видел никаких причин, он не понимал, что она мечтала о чем-то другом, не об учебе и не о бесконечных ассамблеях Магов. Он не понял, что она просто хотела жить, защищая людей от ненавистных палачей. О, сама она называла это стремлением к Новой Эре, к Великому Космическому Примирению и тому подобной ерундой. Ему следовало бы насторожиться, когда она начала отпускать колкости по поводу его «милитаризма», говорить о Мире и Прощении, в то время как он сам, думая об их геноциде, переполнялся горечью и злобой.

Треск радиотелефона прервал его мысли.

— Да, — раздраженно пролаял он.

— Все в порядке, — произнес голос. — Горза забрал меня в условленном месте.

Значит, Нея действительно мертва.

— Хорошо, — ответил он. — Встретимся в Оссуарии. Соединение прервалось. Прекрасный агент. Энергичный. Быстрый. Которому удалось устранить Нею.

Черт возьми! Нея!

Он хлопнул ладонью по рулю. Но как мог он позволить дышать человеку, который отнял жизнь у единственного любимого им существа, даже если этот человек действовал по его приказу?

Надо взять себя в руки. Он соединился с базой, отдал несколько коротких и точных, как всегда, приказаний.

Реза был прагматичен, предприимчив и энергичен. Военачальник высокого полета. Ястреб, как говорили в США. Ястреб, лишенный малейшей чувствительности. Нея решила встать у него на пути, тем хуже для нее.

Когда перед глазами появилось место, куда он направлялся, он машинально замедлил ход и некоторое время спустя затормозил за каменной дюной. В этой необитаемой зоне, граничащей с национальным парком, случайных людей не было.

Он сделал несколько шагов под обжигающим солнцем. Ослепительно синее небо вызывало в памяти не мягкое перышко, но стальное лезвие ножа. Песок, природный панцирь земли, угрожающе скрипел под сапогами. Он наклонился, взял горсть, пропустил струйку песка между пальцев. Так гаснут звезды, так уходят люди. ДНК — это просто бред, как говорил Царь. Он подошел к холму, у подножия которого, как некий чужеродный предмет, валялась пустая бутылка из-под колы. Холм был испещрен выемками, и Реза, в последний раз обернувшись и внимательно осмотревшись, решительно проскользнул в одну из них, достаточно широкую, чтобы там мог пройти человек.

Он оказался в лабиринте галерей, которые подпирали массивные балки. Бывший песчаный карьер эпохи неолита. Те, кто работал здесь, питались ячменем и финиками, они еще не знали алфавита. Зато знали, что такое любовь. Нежность. Взаимопомощь. И страдания.

Закрыв глаза, аккуратно считая шаги, чтобы на очередном перекрестке выбрать правильное ответвление, бесшумно перемещаясь по темным галереям и между подпорками, он вскоре остановился на пороге огромного круглого зала, огромной черной дыры.

Шум в галереях заставил его насторожиться. Он поднял руку к автомату и надел очки с инфракрасным видением. Его собственное присутствие здесь в объяснениях не нуждалось: капитан Реза, истинный воин и истинный пасдаран, обладал еще и званием полковника контрразведки, а потому мог оказаться когда угодно в любом месте.

Но он не выносил чужаков. Он внимательно прислушался. Из-под его ног метнулась крупная мышь, он расслабился, убрал руку с оружия и даже улыбнулся при мысли о сотнях фильмов, в которых захватчики-чужаки прятались под человеческим обличьем. Пресловутые гомо сапиенс даже представить себе не могут, насколько их фантастические романы и фильмы близки к реальности, ведь что такое чужак, если не живой и мыслящий организм, наделенный структурой ДНК, отличной от официального «человека»? Эти дерзкие гомо сапиенс — а какой педантизм в наименовании! — никогда не смогли бы перенести мысли о том, что исключительное право обладания сознанием следует разделить с другим биологическим видом, и тем более — с другим видом людей!

Он вошел в большой зал и снял очки ночного видения. Он любил темноту, любил легкий запах плесени, свойственный закрытым помещениям. Темнота порой возбуждала в нем желание раздеться донага, встать на четвереньки и, оскалившись, бежать, подняв голову вверх и нюхая воздух. Он поиграл внушительными плечевыми мышцами, покрутил массивным затылком и, поднеся громадные кулаки к груди, с силой ударил, исторгнув низкую, длинную ноту, от которой, казалось, завибрировали стены.

Тарзан, человек-обезьяна Эдгара Райса Берроуза, рычал в точности так же, к удовольствию читателей и зрителей. Так сказать, подражая вырастившим его обезьянам… Но так испокон веков делали еще доисторические люди — все человекообразные, появившиеся в сердце саванны, едва вставшие на ноги, у которых гортань столь недавно оказалась на одной оси с позвоночным столбом, что они еще не научились пользоваться членораздельной речью.

Предки Реза сумели сохранить первичные навыки и силу.

— Но в таком случае, — говорила Нея, когда они сидели над школьными учебниками, — почему другим удалось нас уничтожить?

— Потому что они были жестокими, — отвечал Реза, хлопая ладонью по книжной странице. — Они были жестокими. Хочешь пример?

Она вздыхала, покусывая авторучку, а он уже не мог сдерживаться:

— Около восьми миллионов лет назад наш последний общий предок дал потомство по двум линиям: с одной стороны в результате получились крупные обезьяны, а с другой — люди, разные люди. У крупных обезьян мы наблюдаем горилл и шимпанзе…

— Да знаю я! — перебивала его Нея. — Не принимай меня за идиотку.

— …у шимпанзе, — невозмутимо продолжал он, желая убедить ее во что бы то ни стало, — различают пан троглодитес и пан панискус, более известных под названием бонобос. Первые, как и гомо сапиенс, очень агрессивны. Вторые, как и мы, более миролюбивы. Почему так, неизвестно, но это факт. Подчиняющие и подчиненные. Надо полагать, что у каждого вида имеется своя потомственная линия с психопатическими расстройствами.

Пожимая плечами, Нея вздыхала:

— И это ты, гомо пацификус, проповедуешь истребление других людей?

— Я просто требую справедливости и уверен, что наша планета никогда не узнает мира, пока это проклятое отродье будет осквернять землю. Ежегодно вымирают сотни биологических видов, а загрязнение среды — это уже не детская страшилка, а самый настоящий Страх! Это злокачественные клетки, чья единственная цель — размножаться, разрушая все прочие организмы, это раковая опухоль планеты, — неизменно делал он вывод.

Споры, слова, вздор. Паковый лед обрушился в океан, они нашли Великую Жрицу, она совокупится с Царем, произведя на свет потомство, а он, Реза, очистит землю.

Он открыл глаза и резко стукнул кулаком по кнопке коммутатора справа.

Вспыхнуло электричество, залив помещение белым холодным светом. Огромный зал около восьмидесяти метров в диаметре, с глинобитным полом. Пустой, совершенно пустой, только в самом центре большой каменный стол и рядом конусообразная груда старого железа, должно быть, метра три или четыре высотой. Стены, выкрашенные желтой охрой, от потолка до середины были гладкими и голыми, а от середины до пола покрыты зловещими знаками.

Ладони. Тысячи красных ладоней покрывали стены зала, словно гигантский театральный задник на уровне человеческого роста.

Как всегда, эта картина привела его в ярость, глубокую, глухую ярость, всегда готовую выплеснуться, ярость, на которой зижделось его желание мщения.

Снова какой-то шум. Далекий, едва различимый, доступный только его слуху, генетически запрограммированному, чтобы различать малейшие признаки жизни под ледяными просторами. Тем же стремительным движением он погасил свет, вновь водрузил очки и забился в угол. На этот раз это была не мышь. Это были человеческие шаги. Кто-то медленно и осторожно продвигался по галерее, часто останавливаясь. Реза стиснул оружие.

Шаги приближались. Теперь он уже мог различить сдерживаемое дыхание. Его агент еще не мог оказаться здесь. Так кто же это? Один из тех ненормальных пассеистов, которые продолжают жить, как кочевники железного века, безразличные к прогрессу, анахроничные преемники давно исчезнувших охотников-собирателей? Инакомыслящие, решившие абстрагироваться от времени, споров, от истории, чтобы застыть навсегда в той эпохе, которую считают счастливой? Категорически не приемлющий политики Царя, их военачальник Оксус не колеблясь велел своим лучникам уничтожить солдат, чтобы спасти проводника и раненого профессора! Реза подозревал, что он таким образом мстил за убийство жителей деревни. Но ведь не он, Реза, отдал этот приказ. Это действовала приближенная к Царю гвардия, причем без всякого приказа. Дети случайно обнаружили сеть каналов и подсмотрели ритуал Дня Духов. Они представляли потенциальную опасность. Необходимо было их убить, пока они кому-нибудь не рассказали. Так Народ всегда поступал с теми, кому становилась известна его тайна.

Можно было бы спокойно отравить колодцы в деревне, но эти фанатики из фанатиков выбрали, как всегда, самый простой и жестокий способ! В довершение несчастий это поселение оказалось именно тем местом, где экспедиция вознамерилась сделать привал! Если поначалу она была полезной, потому что помогла отыскать Алебастровую Книгу, то теперь, когда археологи решили остановиться в поселке, они стали представлять опасность. Он отдал приказ, чтобы серия «несчастных случаев» помешала им продолжать путь, но все напрасно. Когда же экспедиция все-таки добралась до деревни, он решил незаметно убрать этих докучливых свидетелей. Было задумано, что все члены экспедиции погибнут в результате несчастных случаев. Но, учитывая то, как стали развиваться события, и из-за вмешательства Неи пришлось остановиться на гораздо более простых способах.

Так неужели это Оксус, принц-вероотступник, в котором течет королевская кровь, бродит сейчас во мраке заброшенных галерей? Или какой-нибудь не в меру любопытный пастух? Или предатель?

Реза напрягся и, еще до того, как увидел, почувствовал присутствие чужого. В его поле зрения возник какой-то силуэт, и он прыгнул, мертвой хваткой вцепившись чужаку в шею. Он почувствовал, как его жертва забилась, пытаясь высвободиться, но захват был очень мощным. Стоило ему сжать руку немного крепче, он мог бы раздавить гортань и сломать подъязычную кость. Другой, свободной рукой он стиснул запястье руки, в которой был зажат пистолет, и вывернул руку, чтобы ствол оказался направлен вниз. Он собирался уже надавить покрепче, когда услышал приглушенный голос:

— Тебе по-прежнему обязательно демонстрировать свою силу?

Не веря своим ушам, он ослабил хватку.

Женщина, потому что это была женщина, повернулась к нему, блеснув зеленым цветом глаз, который ослепил его даже через инфракрасные очки. Он снял их, опять повернул выключатель, залив их обоих белым светом.

— Нея… — недоверчиво пробормотал он.

— Похоже, ты не слишком рад меня видеть.

— Не смейся надо мной! — возмутился он. — Я просто думал… я…

— Ты думал, что я умерла, Реза? И я вправду умерла, но потом воскресла. Такова сила Магов.

— Глупости! — грубо перебил он. — У Магов нет никакой силы, это всего лишь сборище старых болтунов.

— Ты же веришь в силу Великой Жрицы, — возразила она ему, потирая вывихнутое запястье.

— Я полагаю, ты здесь не для того, чтобы спорить о догмах, — ответил Реза. — Что тебе нужно?

— Посмотреть в лицо другу, который пожелал моей смерти.

Он пожал плечами:

— Мы давно уже не друзья.

— У нас разные представления о многом, — поправила она его. — Но сила нашей привязанности друг к другу никогда не становилась от этого слабее.

— Не пытайся заговаривать мне зубы.

— Все такой же грубый и недоверчивый.

Он напрягся еще сильнее. Они стояли друг напротив друга, он, переступая с ноги на ногу, словно медведь, готовый вот-вот наброситься на жертву, она, хрупкая и легкая, неподвижно. Странные зеленые глаза сияли на кошачьем лице, шапка светлых волос скрадывала вытянутую, как у него, форму черепа. Она стояла такая красивая. Такая бледная, измученная. Он умирал от желания подхватить ее на руки, унести отсюда, защитить. Защитить от себя самого? Это просто смешно. Что бы она ни говорила, они враги. Она смотрела на него, словно читала его мысли, голова чуть наклонена на плечо, на губах легкая улыбка.

— Реза, Desdichado[38]! — усмехнулась она.

Он взвился:

— Плевать мне на поэзию, да, я грубый, невоспитанный и нетерпеливый, помнишь?

— Но ты все же гомо, гомо локутор!

Это было название, которое они дали себе сами. Ведь «неандерталец» не означало ничего, это было просто место, место погребения. А они были первыми, кто на земле заговорил. Первыми, кто стал пользоваться гортанью не только для того, чтобы рычать. Властители Срединной Земли. Самые быстрые и самые хитрые охотники. Потом пришли эти сапиенс. Со своими длинными неутомимыми ногами, круглыми черепами, плоскими лицами и оружием. Так началось сосуществование, которое длилось почти пятьдесят тысяч лет! Долгое время каждый держался своей территории. Но сапиенсам было недостаточно лучших охотничьих угодий, им мало было просто кормиться, им еще хотелось крови, вкуса крови, запаха крови, человеческой крови. Они хотели властвовать.

Наступать. Обладать. Экспансия. Господство. Заменить империю «Быть» империей «Иметь».

Тут только он заметил, что говорит вслух, а Нея внимательно смотрит на него.

— Все та же ненависть, да? — спросила она.

— Ненависть крысы к лаборатории вивисекции, — изрыгнул он. — В последний раз, Нея, что тебе нужно?

Она выдержала его взгляд.

— Зачем ты теряешь время на разговоры со мной, Реза? Почему ты меня не убьешь?

Он направил пистолет на голову молодой женщины, ствол уперся прямо между зеленых глаз.

— Ты способен отдать приказ убить меня, только бы не делать работу самому? — продолжала она, положив руку на ствол оружия. — Давай, стреляй. Избавь меня от своего гнева, пока он не обрушился на планету, превратив ее в огромную гору трупов.

— Братья готовы! В каждой стране на ключевых постах наши ждут сигнала, чтобы действовать. Присоединяйся к нам, Нея!

Она подошла ближе, так что дуло пистолета коснулось ее лба.

— Действовать? То есть уничтожить миллионы людей? Людей, таких как ты и я, Реза! Какая разница, какие у нас кости, какие мышцы, эти или слегка иные, какая разница? Главное — это наша душа.

— У них нет души! Это просто расчетливые и жестокие механические устройства. Если бы у них была душа, Земля не превратилась бы в такую клоаку, такую кровавую трясину!

Медленным движением она отодвинула оружие от лица, не встретив с его стороны никакого сопротивления.

— Ты не выстрелишь, — произнесла она. — Ты предпочитаешь говорить. И слушать себя самого. Как всегда. Тебя никогда не интересовало то, чего хочу я.

— Я никогда не мог понять твоих желаний! — воскликнул он, не в силах оторвать взгляд от глаз Неи, словно погружаясь в бесконечный изумрудный туннель.

— Чужие желания всегда понимаешь, только исходя из собственных, Реза, я тебе это уже говорила.

И тем же медленным движением она направила его руку с оружием на него самого. Ее пальцы сжимали мускулистый кулак мужчины, ее указательный палец накрыл его палец, лежащий на спусковом крючке. На пистолет, направленный в его собственное сердце, он смотрел без всякого волнения. Он ощущал покой, какого не чувствовал уже долгие, долгие годы. Голос Неи убаюкивал его, словно уговаривал уйти, да, просто уйти и никогда больше не знать гнева и страданий, как маленький мальчик, который после долгого, страшного сна вдруг осознает, что лежит дома, в своей кроватке.

— Закрой глаза, — мягко приказала она ему.

Он почувствовал, как смыкаются его ресницы. Оказаться в своей постели, оказаться в мягких объятиях ночи, лечь и спать, спать, спать…

— Прощай, Реза. Да будет Богиня милостива к тебе.

Раздался оглушительный выстрел.

ГЛАВА 17

Реза показалось, что у него оторвали руку, и он закрыл глаза. Потом он буквально подпрыгнул на месте, словно его только что освободили от невидимых пут.

Пистолет валялся на земле. В воздухе пахло порохом. Он с глупым видом смотрел на Нею, которая стояла прямо перед ним, с искаженным от боли лицом, поддерживая левой рукой окровавленную правую кисть, в разорванной плоти торчали осколки кости.

— Простите, капитан, но она собиралась вас убить! — произнес голос. — Она вас загипнотизировала! Вы позволили бы себя убить, как ягненок!

Он медленно повернулся к своему агенту, стоявшему в углу с дымящимся автоматом в руке, оружием, которое было еще направлено на Нею.

— Прекрасная работа! — сказал он.

— Прикажете ее прикончить? — спросила майор Волова, указывая на Нею, неподвижную и молчаливую.

— Нет, не сейчас! Пусть сначала немного поспит.

Он приблизился к ней и оглушил сильным и точным ударом в висок. Она беззвучно упала и, скорчившись, осталась лежать на земле. Какое-то мгновение он смотрел на нее. Загипнотизировала! Он забыл о власти ее зеленых глаз, забыл о силе ее воли. Встряхнувшись еще раз, он обратился к майору Воловой:

— А где остальные? Похоже, им удалось обмануть наши радары?

— Они в соседней галерее. Размышляют о смысле жизни.

Размышляют… очень подходящее слово, с горечью подумал Роман.

Руки в наручниках были заведены высоко за голову, шею охватывал железный ошейник, похожий на те, что они нашли в пещере на дне озера. Цепь, на которой он висел, крепилась к балке, и он вынужден был стоять на цыпочках. У его ног, привязанный к подпорке, лежал Д'Анкосс, он был без сознания и тяжело дышал.

Их взяли наверху, в то время как они, спрятавшись за грудой камней, ждали Нею. Они услышали, как тормозит машина, и вжались в горячие камни. Татьяна появилась совсем с другой стороны, не той, откуда слышался шум мотора, она набросилась на них, как кошка, держа автомат, готовый выстрелить.

Он попытался осознать то, что происходит в данный момент. Благодаря хорошей акустике в галерее, где он находился, было хорошо слышно то, что происходит в соседней. Выстрел: на короткий миг он испытал радость, когда ему представилось, что у Неи все получилось, что она уничтожила Реза. Тогда ему было уже известно, что в помещение проникла Татьяна. Затем, мгновение спустя, он решил было, что Нея мертва, что Татьяна ее убила. Каким странным облегчением для него было услышать холодный и манерный Татьянин голос, когда она спрашивала, надо ли прикончить Нею! Но серьезно ли она ранена? Реза сказал: «Пусть поспит», значит, они ее усыпили?

— Как тебе удалось их обезвредить? — спросил тот.

— Довольно просто, — самодовольно ответила Татьяна. — Наш дорогой Роман — неисправимый романтик. Стоило мне немного попинать старого Д'Анкосса… Потом я ему сказала, что разнесу в клочья эту старую развалину, если он, Роман, не позволит мне себя связать.

— И он позволил?

— Да, особенно после того, как я немного попортила колено несчастному Антуану. Думаю, что он больше никогда не сможет ходить, но это не имеет значения, потому что ему и не представится такой возможности.

Словно ища доказательства ее словам, Роман взглянул на Антуана, который лежал по-прежнему без сознания, бледный от боли. Как ему пришло в голову сопротивляться? Получалось, что именно из-за него Д'Анкосс сейчас в столь плачевном состоянии! Он еле заметно дышал, а его левое колено представляло собой страшное месиво из костей и фиолетовой плоти, откуда струился ручеек крови. Он, разумеется, останется инвалидом на всю жизнь. Или, вероятнее всего, он будет мертвым инвалидом, как только что грубо намекнула Татьяна. А Нея… Боже, что же они с ней сделали?

Он не должен был соглашаться на эту бессмысленную авантюру. Как будто они призваны спасти мир! Клуб Троих против Отвратительного Человека Песков… Смешно! Лежать, съежившись в лодке, которая на всей скорости несется в водовороте, возникшем от ударной волны при землетрясении, между опасно сблизившимися вертикальными стенками, причалить у охровой шахты, выбраться на поверхность с Антуаном на спине, как будто скауты, проходящие на природе «курс выживания». «Кох Ланта» [39] в пустыне Кевир! Он действовал так же импульсивно и глупо, как тогда, когда тридцать лет назад слепо пошел за Антонией. Неужели он так ничему и не научился? Неужели в глубине души он так навсегда и останется неповзрослевшим ребенком, обрекающим других на смерть? Бешеная собака, играющая с брошенными мячиками…

В огромном зале, залитом резким светом, Реза подобрал с земли пистолет Неи, засунул его за пояс и спросил:

— А что англичанин?

Ян. Роман напряг слух.

— Я выполнила приказ, — ответила Татьяна. — Он нейтрализован, но жив. Хотя, по правде сказать, я не понимаю…

— Поймешь, когда придет время! — оборвал ее Реза, приглядывая краем глаза за Неей, которая все еще лежала без сознания.

Зачем здесь вообще нужно время? Уцепившись за оперение его стрелки, находящейся в постоянном движении, можно было только терпеть, пока резкие воздушные потоки постепенно, как плоть от костей, отделяют нас от нашей собственной субстанции, а затем отпускают и выбрасывают в вечную ночь.

— Где он? — спросил Реза.

— В машине, которая его подобрала. Он спит. Кетамин, — уточнила она, — довольно сильное анестезирующее средство, которое применяется в ветеринарии.

Реза нахмурился:

— Нужно, чтобы его устранили и выбросили тело где-нибудь подальше. А пока попроси водителя привезти его сюда. А еще пусть приведут проводника и профессора.

— А она? — спросила Татьяна, с недовольной гримасой указывая на Нею.

— Ею я сейчас займусь.

Казалось, Татьяна собиралась что-то ответить, но сдержалась и молча вышла.

Роман кусал губы. «Займусь» — это значит, что он собирается ее прикончить? Через несколько минут он это узнает. Нужно приготовиться.

Реза приложил свои огромные ладони ко лбу, примяв густые черные волосы, стал растирать спинку носа, пытаясь унять разыгравшуюся мигрень.

Быстрым шагом в помещение вошел колосс в зеленой униформе с Яном, переброшенным через плечо. Словно мешок картошки, он швырнул его в угол. Затем он вышел и почти тотчас же вернулся, неся Д'Анкосса, с посеревшим от страданий лицом, который по-прежнему не приходил в сознание. Его правое бедро было черным от запекшейся крови и грязи, левое колено казалось бесформенным месивом. Он положил его на землю чуть более осторожно. Тем временем в помещение вошла Татьяна, сопровождая Романа в наручниках, которого она вела на цепи, прикрепленной к железному ошейнику.

Нея… Она лежала здесь же, посреди этого огромного зала, украшенного странными рисунками, кисть в крови, на правом виске кровоподтек. Но она дышала! Что касается Яна, он выглядел не слишком хорошо, с огромной шишкой на голове, с лицом, синим от ударов, сухими, растрескавшимися губами и в разорванной одежде. Роман перевел взгляд на капитана.

Какое-то время они молча разглядывали друг друга, затем Реза раскинул руки, словно для дружеских объятий:

— Добро пожаловать к нам!

— К кому это «нам»? — спросил Роман.

— Неидентифицированным живым объектам! — расхохотался Реза. — А вот вы вскоре станете неидентифицированными мертвыми объектами, да будет мне дозволен такой каламбур. Полагаю, Нея вам все объяснила?

Роман не ответил. Он не отрываясь смотрел на Нею и с удовлетворением отметил, что ее грудь равномерно вздымается. Он вновь повернулся к Резе:

— Я в курсе ваших безумных проектов, капитан, если это действительно ваше звание. Вы решили сыграть роль сумасшедшего, который возомнил себя властелином мира. Признаюсь, я не совсем понимаю, какое отношение все это имеет к нам, мне и моим друзьям. К чему весь этот спектакль, позволю я спросить, если можно было просто нас убить и бросить наши трупы гиенам?

Татьяна вздохнула, словно сама она выступала именно за такое решение. Реза пожал плечами:

— Дорогой Роман, как сказала бы майор, тысячелетия жизни в подполье привили мне вкус к скрытности.

— Уничтожение целой деревни как-то плохо вяжется с тем, что вы сказали! — возразил на это Роман.

— Нас заставила это сделать группа экстремистов! — ответил Реза.

— Вы хотите сказать, что есть экстремизм над экстремизмом?! — воскликнул Роман. — А я-то полагал, будто Земля плоская и вы уже добрались до края.

— Вы не слишком забавны и не слишком умны.

— Надо же, именно то же самое я думаю о вас.

Татьяна опять вздохнула. Вот уж эти самцы! Вечное соревнование, кому достанется самая толстая самка! Как это скучно! Она пнула Яна носком ботинка, но он не пошевелился. Ей очень хотелось запустить ногти в белокурую щетину, покрывшую неровные щеки. Ласкать и царапать. Заставить его обратить на себя внимание.

— Оглянитесь же вокруг! — приказал Реза Роману.

Тот послушно осмотрелся. Огромное помещение площадью не меньше трехсот квадратных метров, еще одна проклятая пещера в залежах известняка, в центре которой — что-то вроде дольмена, откуда звездообразно расходились глубокие желобки, заканчиваясь возле приоткрытых люков. Возле дольмена — камня около восьми метров в длину — гигантское нагромождение каких-то железяк.

Он удивленно поднял брови и пожал плечами, словно говоря: «Да, вижу, ну и что?» — что, похоже, не слишком понравилось его собеседнику.

— Вы видите отпечатки на стенах? — бросил ему Реза приглушенным голосом, крылья его носа дрожали от гнева. — Это что, по-вашему?

— Руки, такие можно увидеть во всех доисторических пещерах… — позволил себе сказать Роман.

— Да, руки. Руки наших людей. Тысячи наших жили здесь, прикованные цепями и клейменные, как животные. Перед тем как идти на смерть, на бойню, они оставляли отпечатки своих рук на стене, чтобы на Земле сохранились воспоминания об их жизни.

Кто это говорит? Антуан приоткрыл глаза. Ему было больно, так больно, что он даже не мог определить, где именно концентрируется боль. Он весь был сплошной болью. Через сомкнутые ресницы он смог разглядеть связанного Романа, капитана Реза и Татьяну. Татьяна! Она его ударила, она стреляла в него, не испытывая ни малейшего волнения. Жестокая женщина, машина. С таким же безразличием она убила бы их всех. Потом он увидел отпечатки на стенах, и это зрелище заставило его задрожать, это была знакомая дрожь ученого в предвкушении открытия.

— Майор, — приказал Реза, — подведите своего дорогого Романа поближе, пусть посмотрит.

Татьяна, которая, судя по ее виду, скучала, как всякий, кто вынужден в тысячный раз выслушивать одну и ту же историю, потянула Романа за цепь и подвела его к куче железа, наваленного в центре помещения.

Только теперь Роман осознал, что перед ним нагромождение медных, бронзовых и железных ошейников, за каждым из которых тянулись длинные цепи. Куча достигала почти четырех метров в высоту, он подумал, что, должно быть, в этих местах томились в неволе тысячи и тысячи людей. Ошейники и цепи, заржавленные и покрытые темными пятнами, источали запах металла, пота и крови.

— У этого места есть своя история, — сказал Реза. — Долгая история. Хотите, я вам расскажу?

— Вы все равно расскажете, хочу я или нет, — возразил Роман. — Так что давайте!

— Спасибо, — ответил Реза, нечувствительный к иронии. — Нея, должно быть, сказала вам, что вместе с постоянной экспансией сапиенс началась борьба за охотничьи угодья, пока мы сами не сделались объектами охоты, что привело почти к полному нашему исчезновению. Немногочисленные, генетически изолированные, обладающие орудиями труда и оружием гораздо менее совершенным, мы смогли выжить лишь благодаря нашей способности слиться с природой. Мы расселились повсюду, от Испании до Австралии, притворившись, будто приняли ваши нравы и обычаи, лишь для того, чтобы остаться в живых.

От боли Антуан с трудом удерживал сознание, но он не хотел засыпать, он хотел слушать, хотел узнать, понять… Он приказал боли отступить, оставить его в покое, он приказал огню в своей груди утихнуть и попытался сосредоточиться.

— Около двадцати шести тысяч лет назад небольшая группа выживших, среди которых были наш Царь и Братство Магов, оказались здесь и нашли убежище под землей, на берегу моря, которое впоследствии исчезло, — говорил Реза. — Понемногу мы построили сеть галерей и каналов, жили рыбной ловлей, ели водоросли, ягоды и злаки, которые приносили сверху. Мы сделали подстилку из гумуса и вырыли световые колодцы, чтобы выращивать ячмень.

Антуан чувствовал себя счастливым, несмотря на физическую боль и странное ощущение, будто тело освобождается от себя самого. Как если бы один из столь дорогих его сердцу экспонатов вдруг сам заговорил с ним, поведал самые невероятные тайны. Ради этого он отдал бы жизнь. Впрочем, именно это, похоже, ему и предстояло…

— Хранители Прошлого, Носители Истины, — грохотал Реза. — В течение последующих пятнадцати тысяч лет мы жили, словно спасшиеся после кораблекрушения на пустынном острове, завернувшись, словно в кокон, в наш язык и наши обычаи, храня память о временах, лишенных памяти, невидимыми глазами наблюдая за вашим миром, между тем как вы даже не подозревали о существовании нашего. Потом произошло неизбежное: нас обнаружили.

Он замолчал, и Роман, невольно заинтересовавшись, поднял голову.

— Вы говорите о периоде, предшествующем письменности, — заметил он. — Откуда вы могли знать, что в действительности произошло? Следы доисторического существования, человеческие или вещественные, не могли вам дать такой информации!

— В противоположность вам, гомо сапиенс, раздробившимся на множество наций и религий, мы оставались спаяны нашими традициями, верованиями, нашим прошлым. Мы все были одной маленькой семьей, плавающей в океане генетических различий. ДНК содержит лишь четыре базовые буквы: аденин, тимин, цитозин, гуанин — всего четыре буквы и биллионы возможных книг! Что же касается нашего рода, мы всего лишь несколько слов в одной короткой главе из истории всего живого.

— И вы утверждаете, будто сохранили устные рассказы о событиях, произошедших десять тысяч лет тому назад?

— В точности как ваш эпос «Гилгамеш» [40], «Поэма об Атрахазисе»[41] или, наконец, ваша Библия, дорогой Роман. Но пока вы понапрасну изучали их в течение многих лет, пытаясь выяснить, идет ли речь о легендах или о реальных фактах, мы знали настоящие ответы…

Антуан сглотнул слюну. Ответы. Ответы на вопросы, которые жгли его губы и душу с самого юного возраста. Народ был памятью истории человеческого рода, живой книгой «одиссеи биологического вида». Ему еще нельзя терять сознание, пока еще нельзя, он должен заставить свою телесную оболочку продержаться еще немного, чтобы успеть услышать ответы, тем хуже, если после этого она сразу взорвется.

— …А после потопа, — говорил в это время Реза, — начались самые серьезные наши неприятности.

Предвидя вопрос Романа, он поднял руку:

— Если вы будете все время перебивать меня, мы тут всю ночь проторчим! Всемирный потоп, о котором упоминается во всех мифологиях, отнюдь не выдумка, это свидетельство серьезного, резкого изменения климата, связанного с внезапным таянием ледников. В разных частях земного шара произошли многочисленные катастрофы. Что же касается потопа, который описывается в Библии и Коране и подтверждается шумерскими летописями, то этот внезапный подъем уровня воды, что последовал за таянием ледников, поглотил целый регион обитания, каким прежде являлось Черное море. Тысячи гомо сапиенс, те, которых вы называете представителями ориньякской [42] культуры, организованные и развитые племена, живущие охотой и собирательством, рассеялись по окрестностям в поисках новых территорий. Некоторые, на свое несчастье, обосновались в этом краю, который, разумеется, нельзя назвать гостеприимным, но он, по крайней мере, был до тех пор необитаем. После того как в результате роковых случайностей мы оказались обнаружены, они решили использовать нас в качестве рабов. И еще в качестве пищи.

Пришла очередь Романа поднять руку.

— Постойте! Но почему вы не защищались? Вы же сложены как геркулесы, почему вы позволили себя поработить?

Казалось, этот вопрос привел Реза в замешательство. Татьяна откашлялась.

— Этому есть целый ряд причин, — ответил он наконец. — Мы привыкли жить под землей, мы построили настоящее подземное царство, со своими дорогами, своими дворцами, культовыми местами, но нас было очень мало. Мы отвыкли от жары, которая царила на поверхности земли, и зачастую пренебрегали умением пользоваться оружием, склоняясь к поэзии. В каком-то смысле были ослаблены ощущением относительной безопасности. К тому же закоснели в своих традициях, — сухо добавил он. — У нас имелось устаревшее и тяжелое метательное оружие. Наши дротики и копья не могли выстоять против оружия представителей граветтских[43] культур. Дело не в том, что мы были глупее их! — пробормотал он сквозь сжатые зубы.

— Так почему же в таком случае?

— Табу! Смерть, все, что вызывает смерть, требовало целого ритуала. Если вам угодно, сложной разрешительной процедуры. Жертвенное оружие, которое использовалось для убийства животных, не могло быть направлено против человека. Единственной дозволенной формой битвы человека с человеком была рукопашная схватка. Смерть, поражающая на расстоянии, как разящая с небес молния, — это привилегия Богини. Тот, кто сеет смерть, бесчестит себя, он не попадет на небеса.

— А ядерных боеголовок это не касается?

— Не забывайте, все это происходило в конце мезолита! — возразил тот. — Целый ворох предрассудков, за которые цеплялись Маги. В то время как мы полировали ритуальные камни в наших святейших традициях, другие изобретали метательные машины для дротиков. Вы спрашиваете меня, почему мы позволили обратить себя в рабство? Численное, техническое и психологическое отставание, — перечислял он, загибая длинные пальцы. — Наши Маги, извечные сторонники пассеизма, привели нас в рабство, как стадо покорных блеющих овец. Конечно, и я должен это признать, в нас, как говорят сегодня, укоренилась мысль, будто противник выше и лучше нас. Мы, горсточка выживших, бледные тени охотников, какими были когда-то, напуганные, объятые страхом перед захватчиками, как слоны перед мышью. Вера в себя — это основная составляющая ярости победителя, разве не так? В общем, — добавил он со зловещим смешком, — мы стали энергетическим сырьем со всех точек зрения. И вот мы здесь, — заключил он, — на Бойне.

— На бойне? — повторил Роман, окидывая помещение новым взглядом.

— Видите эти амфоры по четырем углам алтаря? Мне следовало бы сказать «жертвенного столика». Они служили для сбора крови, которую выпивали во время больших лунных праздников. Желобки в земле — это что-то вроде канализации, по которой текла сукровица, всякие отходы… А мы были закованы в цепи вдоль этих стен, и стражники вызывали нас по одному. Тогда мы погружали левую руку, ту, что от сердца, в жидкий торф, и оставляли на стене отпечаток, чтобы сказать, что здесь жили Люди.

— Почему тюремщики позволяли вам это делать? — удивился Роман, с отвращением глядя на мрачные желобки на полу.

— Чтобы сосчитать нас, — уронил Реза. — Что-то вроде настенного реестра. Столько-то голов скота, столько-то голов гомо неандерталенсис, как вы нас сегодня называете. «Другие», как вы называли нас раньше.

Роман попытался собраться с мыслями.

— Ваш народ тоже потреблял человеческую плоть, в ваших окаменевших экскрементах обнаружен миоглобин, — внезапно произнес Д'Анкосс, по-прежнему лежащий на земле.

Удивленные Роман и Реза одновременно повернулись к нему.

— Вам это неизвестно, — продолжал Антуан, пытаясь изобразить улыбку, — миоглобин — это протеин мышечной ткани человека… и этот протеин может оказаться в экскрементах… только в том случае, если прошел по пищеварительному тракту… — с трудом закончил он.

— У нас вы могли бы стать Магом! — бросил Реза почти любезно. — Они тоже готовы продолжать свои научные споры с почти отрезанной головой! Если это может доставить вам удовольствие, узнайте, дорогой профессор, что мы иногда потребляли печень, мозг и грудные мышцы наших вождей во время ритуальных праздников, чтобы их сила перешла охотникам. Ничего общего с массовым животноводством.

Д'Анкосс закрыл глаза. Столько ответов на вопросы, которые занимали его всю жизнь, а он был не в силах их задать!

— А как вам удалось освободиться от этого рабства? — спросил Роман.

— Просто удачно пал жребий: все из-за ваших бесконечных войн. От поколения к поколению наши победители сами становились побежденными, население ушло из этих краев, и мы вернулись на свое место: в подземелья истории, — закончил он с горечью.

— Но о вашем существовании было известно! Как получилось так, что люди о вас забыли? — не сдержался Роман, поневоле захваченный рассказом.

— Нам повезло, что наши поработители, наши хозяева, если вам угодно, были сами уничтожены во время небывало кровавой войны с захватчиками, пришедшими с востока. Они спрятали нас, как прячут сокровища. Захватчики стерли город до основания и пошли своей дорогой, в надежде на еще большие завоевания. Я говорю вам о маленьких городках с населением в несколько тысяч и о племенных войнах. Мы же сами были тогда всего лишь горсткой в сравнении с тем количеством, какое имеется сейчас.

— Но потом… как вы смогли… ваш внешний вид… — с трудом выговорил Антуан, на губах которого уже пузырилась розоватая пена. Роман с тревогой смотрел на него.

— Мы не большие обезьяны, а люди! — возразил Реза. — Различия между нашими видами не так заметны, а вы для определения того, что называете расами, зациклились на цвете кожи. Очень забавно, однако между европейцем и африканцем раз в десять меньше генетических различий, чем между двумя африканцами разных этнических групп!

— А вы сами, какого были… цвета?

— Он различался в зависимости от широты, от одного до трех граммов меланина. Здесь мы белые, и у наших предков, заключенных под землей, цвет лица был бледнее, чем у северян. Как у многих существующих ныне видов, — продолжал он, — некоторые характерные черты обострились, другие, наоборот, смягчились. Разумеется, на всех уровнях вашего общества работают именно те, чьи отличия незаметны.

— А… смешение рас? — с трудом выговорил Антуан, голова которого была откинута.

— Все как у вас, профессор. Мы не можем скрещиваться с самками вашей расы, — услышал он саркастичный голос Реза.

Значит, они все знали о нем. Все было тщательно продумано, экспедиция являлась всего лишь приманкой. Он закрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть, одну минутку, чтобы не видеть, как кружатся стены, эти покрытые засохшей кровью и смертью стены. Макс. Он покинул Макса. Он хотел бы, чтобы Макс мог положить свою окровавленную руку на его щеку, оставить на ней след…

— Антуан! — воскликнул Роман. — Антуан! Вы меня слышите?

Да, конечно, он все прекрасно слышал, но ему было лучше вот так, с закрытыми глазами, так мир меньше вращался. И так он был ближе к Максу.

— Он в шоковом состоянии, он потерял слишком много крови! Ему нужна медицинская помощь!

Роман увидел, как Реза обменялся с Татьяной взглядом, и со всей отчетливостью осознал, что они не собираются спасать Антуану жизнь. Они оставят его истекать кровью, потом выставят его тело наружу, под заходящее солнце. Одной случайной смертью больше.

В отчаянии он посмотрел на Нею, потом на Яна. Нея по-прежнему лежала без сознания, и ее простреленная кисть посинела и опухла. Ян тоже еще не очнулся и находился под действием лекарства. Роман был один. Он снова проиграл. Но приговор окажется гораздо менее мягким, чем в первый раз. Сейчас он не мог рассчитывать на отсрочку, на пресловутую словоохотливость «плохих парней», когда им наконец представился случай вцепиться когтями в героев-заключенных!

Но пока он подыскивал хоть какие-то слова, вошел бородатый колосс, который приволок сюда Яна.

— Да, Горза? — спросил Реза, смерив его взглядом.

— Телефон! — бросил Горза. — Яхья Рахим-Сафари, — добавил он почтительно.

Начальник стражей Революции. Один из хозяев Реза. Тот вздохнул. Телефон был в джипе, и он вышел в сопровождении одного из подручных. Роман повернулся к Татьяне. Заставить ее говорить. Выиграть время.

— Татьяна, дорогая, просветите меня в моем невежестве. Вы работаете на Народ или являетесь его частью?

Не отвечая, она приблизилась к одной из стен и приложила свою левую ладонь к одному из самых маленьких отпечатков, полностью его закрыв. И тогда Роман заметил, что большие пальцы везде состояли из двух фаланг равной длины и что кончики пальцев были утолщены.

— Доволен, дорогой Роман? — спросила она, возвратившись к нему.

— «Доволен» — это слово кажется мне в данной ситуации не вполне уместным.

Она засмеялась своим звонким, переливчатым смехом, а сердце Романа замерло, словно забыв сделать один удар. За ее спиной Ян открыл глаза, моргнул и вновь их закрыл. Надо отвлечь ее.

— Где Лейла, Влад, Уул?

Она подняла руку, словно коп, который обороняется от слишком нескромных вопросов прессы.

— Без комментариев. Ложный след, попробуем другой.

— Нея сказала мне, что Народ был расколот в результате междоусобных войн.

— Я принадлежу к касте воинов, — высокомерно ответила ему Татьяна. — Я не занимаюсь политикой.

— Политика и война зачастую сидят на спине одной и той же лошади.

— Я выполняю приказы Царя, остальное меня не касается.

Ян медленно, очень медленно шевельнул рукой, осторожно подбираясь к бедру.

— Кто решил, что вы будете учиться в России?

— Я там родилась. Моя мать получила точные инструкции и деньги, необходимые для того, чтобы я смогла проявить свои способности.

— Но как Народ может быть уверен, что никто из его членов не предаст его? Из-за денег, из-за любви.

— Наша организация отличается четкой структурой. Предателям там нет места.

Рука Яна добралась до кожаного сапога, вытащила из голенища остро заточенный клинок. Роман сглотнул.

— Прямо как у мафиози, — бросил он.

— Мы не преступники и не террористы… — возмутилась Татьяна.

Ян медленно поднимал руку.

— …мы просто воюем. Вот и все.

— Малоубедительный аргумент, вам не кажется?

Роман увидел, как лезвие тянется прямо к узкой спине, Татьяна продолжала пристально смотреть на него, но именно в этот момент вернулся Реза, и она обернулась к нему. В это самое мгновение клинок вонзился в ее левую лопатку, исторгнув у нее возглас боли и удивления. Ее левая рука инстинктивно рванулась к ране, ослабив тем самым железный поводок Романа, который бросился на нее, опрокинул, сделав из нее прикрытие, и захватил ее автомат.

Он направил его на Реза, который, в свою очередь, целился в Нею. Татьяна, не в силах пошевелиться из-за тисков, обхвативших ее шею, тяжело дышала. Тягостное молчание. Застывшие силуэты.

— Один-один, — внезапно произнес Роман. — Предлагаю перерыв.

— Что еще за перерыв? — высокомерно произнес Реза.

— Ну, не знаю… Вы можете убрать свою пушку и дать нам воды.

— Иначе вы выпустите пулю в голову нашего дорогого майора? Один из лучших кадров СВР!

СВР, служба внешней разведки русских. Прекрасный пример внедрения.

— Давайте, стреляйте, убейте майора! — продолжал Реза. — И что дальше? Я тогда выпущу пулю в хорошенькую головку Неи.

— А я прострелю вашу, капитан, возможно, вам это понравится меньше. Вы ведь не можете стрелять одновременно и в Нею, и в меня.

— Горза! — крикнул Реза. — То же самое могу сказать про вас, — усмехнулся он. — Вы тоже не можете стрелять одновременно в славного Горзу и в нашу дорогую Татьяну!

— Вы заблуждаетесь! — ответил ему Роман, бросая автомат Яну, который подхватил его на лету и, ни секунды не колеблясь, выпустил очередь во входящего в помещение колосса.

Горза рухнул в брызгах крови и мозгового вещества, между тем как Роман выдернул нож из раны Татьяны, которая испустила резкий крик боли, и приставил его к ее горлу, расцарапав кожу.

Все это заняло не более пяти секунд.

— Теперь ситуация изменилась, — бросил Роман. — Вы убиваете Нею, я убиваю Татьяну, а Ян убивает вас. Знаменитый номер: пляска смерти. Такое можно увидеть только в фильмах категории Z, но впечатляет! Реза поморщился, не отводя автомата от Неи.

— Все это просто смешно! — проворчал он. — Вы же прекрасно понимаете, что, даже если я вас отпущу, мои люди вас схватят и убьют! Вы должны исчезнуть, Роман. Так же как и ваши приспешники, потому что ваши индивидуальные судьбы входят в противоречие с нынешним ходом истории, это проще простого!

— Как говорил старина Адольф…

— Это вы фашисты, Роман, и всегда ими были… Жаль, что вы поняли это слишком поздно.

Холокост… Антуан открыл глаза с абсолютной убежденностью, что сейчас, именно в эту самую минуту, в Париже умер Макс. Он медленно приподнялся, теперь его голова оказалась на уровне колен Реза. Он видел ткань хаки на брюках, растянувшихся на выпуклых мышцах неандертальца. На уровне большой берцовой кости зияла прореха.

— Антуан! Лежите! — приказал ему Роман.

Антуан прищурился. Роман вонзил лезвие ножа в шею Татьяны. Он увидел, как по белой коже потекла струйка крови. Он не мог лежать. Его звали. Настойчивая вибрация, словно золотистый пучок, вырывающийся из груди и заставляющий выпрямиться. Чтобы помочь себе, он ухватился за брюки Реза.

— Оставь меня, болван! — закричал тот, встряхивая ногой.

Но Антуан обхватил ее обеими руками, худыми и жилистыми, с силой утопающего, вцепившегося в спасательный круг.

Жаль, ему придется уйти; он никогда не узнает всех ответов, подумал он. Во всяком случае, при жизни. Хотя как знать, возможно, не позже чем через пять минут он получит их столько, сколько и не ожидал.

— Я иду, Макс, — произнес он в каком-то розоватом мареве, продолжая цепляться за ногу Реза, его пальцам удалось схватиться за пояс капитана.

— Чертова мокрица!

Рука схватила его за воротник, попыталась отцепить, затем отбросила.

— Я иду, Макс.

Гомо эректус, «человек прямоходящий» в последний раз…

Прежде чем навалиться на руку, державшую пистолет, Антуан последним усилием выпрямился на старых искалеченных ногах.

Мозг сапиенс: десять миллиардов нейронов, возможность переработать миллион миллиардов байт информации. Мозг Романа активируется вспышкой: видимость превосходная, движения словно расчленены на составляющие и замедлены, между тем как на самом деле все происходит со скоростью молнии.

Антуан падает, Реза поднимает руку, вскидывает его, как соломинку; Ян колеблется и не стреляет, потому что Антуан находится как раз на линии огня, дуло пистолета Реза разворачивается к Татьяне: чтобы попасть в Романа, он должен стрелять через нее; Роман швыряет ее вперед, Реза стреляет, одновременно с ним стреляет Ян; Татьяна разворачивается с простреленной грудью, фонтан крови, пуля ударяет о каменную стену; Реза ранен в предплечье, он ревет, как раненый зверь, поворачивается к Яну, пользуясь телом Антуана, словно щитом, стреляет не целясь; Ян катается по земле, увиливая от пуль; Антуан мертв, рот открыт, невидящие глаза уставились в пустоту; Роман бросается на Реза, выставив клинок наперевес, прямо в лицо ему летит труп Антуана, колени подгибаются, дыхание сбивается, тело падает на землю; Реза в пещере нет, Ян поднимается, устремляется в сторону галерей; Роман подбегает к Нее, возвращается Ян, отрицательно качая головой; Роман гладит лицо Неи, Нея открывает глаза, еще раз, опять, как и тогда, у камней, в первый раз, Нея открывает глаза.

Устанавливается тишина, в воздухе висит кислый запах пороха, тишина, наполненная кровью.

Татьяна лежит ничком, длинные светлые волосы разбросаны, пальцы вцепились в землю, рядом с ней Антуан, его тело, исхудавшее, съежившееся, похоже на мумию. Возможно, он уже встретил своего Макса.

Роман помогает Нее сесть.

— Очень больно? — беспокоится он.

— Это не слишком приятно. В кармане у меня есть упаковка анальгетика, — добавляет она сквозь сжатые зубы. — Дай мне парочку таблеток.

Роман достает лекарство из кармана, одновременно рассказывая, что произошло. Нея глотает таблетки, затем Роман отрывает полосу от рубашки Горзы, чтобы она могла зафиксировать раненую руку. Она, бледная, стискивает зубы.

— Мне очень жаль Д'Анкосса… Мне очень жаль, что я впутала вас в это дело, — внезапно произнесла она. — Вы здесь совершенно ни при чем.

— Теперь при чем, — ответил Ян, внимательно разглядывая просторный жертвенный зал. — Куда, по-вашему, мог побежать Реза? — продолжал он, переворачивая Татьяну, которая все еще корчилась на полу.

— Не знаю, но если мы останемся здесь, то погибнем! — ответила Нея.

Он склонился, рассматривая неподвижные зрачки Татьяны, приложил ладонь к ее рту.

— Она, во всяком случае, уже мертва! — спокойно сообщил он. — Вы же не думаете, что у входа нас поджидает делегация? — спросил он, кладя себе в карман небольшой пластиковый пакетик с документами, который Татьяна носила на поясе своих джинсов.

Нея задумалась на несколько секунд, между тем как Ян продолжал свои поиски, обшарил бронежилет Горзы и бросил Роману автомат Татьяны. Внезапно Роман расслышал шум мотора.

— Тише! Слышите?

— Они сейчас убьют нас, — сказала Нея. — Наш единственный шанс — это добраться до подземного канала.

— Как? — спросил Ян, подбирая наконец свой нож и вновь помещая его в чехол, спрятанный в голенище, предварительно вытерев клинок о джинсы Татьяны.

— Идя по следу крови, — ответила Нея, указывая на один из желобов, расположенных по четырем углам пещеры.

Мужчины молча рассматривали темные желобки и зловещие люки.

— Вы ведь не можете спуститься туда со своей раной, — заметил Ян. — Вы подхватите гангрену.

Говоря это, он продолжал осматриваться, затем внезапно подбежал к Горзе, снял с него непромокаемый нейлоновый чехол, в котором хранился его автомат.

— Засуньте руку сюда, — сказал он. — Он очень плотно закрывается.

Какое-то мгновение Нея колебалась, затем решила послушаться; кусая губы до крови, она втиснула руку в чехол, и Ян плотно, как только мог, застегнул его.

— Ну как? — спросил Роман.

Она вытерла капельки пота со лба, сделала несколько глубоких вдохов и кивнула. Двое мужчин склонились над каменной плитой в полу, в четыре руки схватились за бронзовое кольцо, закрывающее люк, и с усилием потянули на себя.

— Черт побери! Да оно весит целую тонну!

— Не хочется вас торопить, но мне кажется, они уже близко, — прошептала Нея, которая стояла возле них, прижав раненую руку к груди.

Они изо всех сил уперлись в пол, вены на шеях вздулись, и им наконец удалось оторвать крышку от пола.

Открылась дыра около метра в диаметре. Роман наклонился, но не услышал ничего. Ян бросил монетку: никакого эха.

— Вы уверены, что эта штука хоть куда-то ведет? — спросил он. — Уж лучше получить чертову пулю в башку, чем сдохнуть замурованным заживо в этом вонючем застенке!

— Всегда приятно послушать истинного джентльмена! — бросила ему Нея. — Я знаю эти подземелья, я ведь провела здесь детство.

— Реза тоже, — возразил Роман.

— Да, но Братство Магов имеет доступ к зонам, которые не обозначены ни на одном плане. «Неведомая земля» для прочих смертных. И потом, даже если они и догадаются, то не узнают, через какой люк мы спустились.

Приближающийся шум заставил их замолчать, и Ян первым стал спускаться в дыру ногами вперед.

— Там перекладины, — прошептал он, прежде чем скользнуть вниз.

— Это ступени, — объяснила Нея, — они проложены несколько веков назад, чтобы можно было спускаться и чинить канализацию.

Она в свою очередь скользнула в узкий проход и стала спускаться, Роман, отправившийся следом, опустил плиту над их головами, погрузив колодец в полную тьму.

ГЛАВА 18

И снова бегство, словно они оказались пленниками какого-то фильма, где им без конца, дубль за дублем, приходится повторять одну и ту же сцену. Поскольку Нея велела им не зажигать электрический фонарь, который являлся частью снаряжения Горзы, они передвигались полной темноте. Внезапно Роман поскользнулся на сырой ступени и едва не сорвался вниз.

— Все в порядке? — раздался глуховатый голос Неи.

— Да, а у тебя?

— Оздоровительная прогулка! Осторожнее, здесь скользко.

— А я и не заметил! — бросил он, понапрасну всматриваясь в темноту узкого колодца.

Ему даже не было страшно. Более того, он не чувствовал себя уставшим. Не пролил ни единой слезы над Антуаном. Даже не удивился предательству Татьяны и не был потрясен ее гибелью. Он находился в состоянии, близком к трансу, когда привычный арсенал чувств и ощущений оказался словно заперт на каком-то складе, про запас. В состоянии, когда, как утверждает старая пословица, «нужда свой закон пишет». Именно это пыталась объяснить ему Лейла, говоря о своих репортажах с фронта. Лейла. Влад. Уул. Что с ними? Татьяна уклонилась от ответа, это позволяло надеяться, что они еще живы. Татьяна, агент русской разведки… А он-то считал ее глуповатой! Нет, Роман, маленькое уточнение: неандерталка — агент внешней разведки русских. Это как нельзя лучше подчеркивало всю абсурдность ситуации. Впрочем, не важно: трудно вообще допустить, что свора неандертальцев, жаждущих мести, резвится в подземельях пустыни.

Роман глубоко вздохнул, пахло так, как будто они приближались к выгребной яме.

— Что там внизу? — спросил он у Неи.

— Коллектор для крови и сточных вод, — объяснила она. — Канализация.

Он представил себе потоки крови и ошметки человеческой плоти, попадающие в сумрачный водосток, заливающие лестницу, прежде чем низвергнуться в канализацию, как если бы жертвы были всего-навсего экскрементами.

Его мысли унеслись далеко. Ему вспомнились газетные статьи, отголоски научных дискуссий, поскольку вымирание неандертальцев представляло собой загадку, которая будоражила общественное мнение. Разумеется, выдвигалась и гипотеза о массовом истреблении, о геноциде, но ее ничто не подтверждало. До сегодняшнего дня, подумал он, пока свидетелем не стал прямой потомок жертв! Появление Реза зашкалило бы рейтинг реалити-шоу.

— Внимание, мы внизу! — Голос Неи прервал его мысли.

Роман осторожно поставил ногу в то, что показалось ему струйкой теплой воды, ощупал носком пол. Под илистым слоем, достигавшим щиколотки, он показался довольно прочным. Запах сырости, гниющей земли, холода, подвала. И экскрементов. Им предстояло передвигаться в сточных водах, подумал он, и ему показалось, что он чувствует прикосновение этих самых экскрементов сквозь дырявые носки. Ян и Нея шли впереди, Нея двигалась первой, уверенно направляя их в темноте.

— Shipping in shit brings good luck![44] — негромко хохотнул Ян.

— При условии, что удастся отсюда выбраться, — ответил Роман, не в силах отделаться от странного ощущения, что он наблюдает за собственной жизнью словно со стороны, как если бы мозг защищал его от шока, как психического, так и физического, воздвигнув между ним и реальностью стену эмоциональной апатии.

Постепенно спускались все глубже, Нея объяснила, что галерея идет под уклон.

Так, погрузившись в воду до пояса, они шли не меньше получаса, в вони, молчании и полной темноте; время от времени их задевало что-то омерзительно мохнатое или, наоборот, зловеще гладкое и холодное, пока Нея внезапно не остановилась и Роман не наткнулся на Яна, тоже застывшего неподвижно.

— Теперь придется проплыть около ста метров. Мы как раз у ямы.

Плыть здесь? Фантастика!

Подняв раненую руку, Нея поплыла на боку, они двинулись следом, стараясь держать головы как можно выше. Роман не мог помешать разыгравшемуся воображению; ему все казалось, что в рот сейчас попадет какая-нибудь крыса или еще что похуже, и он изо всех сил задирал подбородок и крепко сжимал губы.

Ему показалось, что вдали мелькнул неясный свет, он нахмурился. Может, это наконец выход? Но Нея, которую он теперь видел в профиль, казалась настороженной и била ногами, не продвигаясь вперед.

Роману мимолетно пригрезился затопленный корабль, рулевой на бимсе, рядом с зажженным сигнальным фонарем, и мурены, выплывающие из его глазниц, которые заволокли водоросли. Классический фильм ужасов.

Который, похоже, становился реальностью, потому что Нея ответила:

— Это медузы.

Медузы. Глыбы желатина, часто вызывающие ожог, как физалии на Красном море. Отвратительно!

Медузы. Школьные каникулы на Средиземном море… Ян увидел себя на пляже. Совочек, ведерко, песок, желатинообразные шарики, выброшенные на берег, крики взрослых, шлепок лопаткой, чтобы эта мягкая масса, кажущаяся неживой, сделалась плоской. Смутные воспоминания об ожоге на коленке, мази.

— Они светятся, — уточнила Нея. — Это они освещают воду.

Ян захлопал в ладоши:

— Медузы. Прекрасно. Супер. Очень красиво!

— Да, особенно гигантские, как эти.

— А какой у них размер? — спросил Ян.

— Около метра в диаметре, и щупальца, которые могут достигать двадцати метров.

Метр желатина и двадцать метров обжигающих плеток.

— Самое плохое, — заключила она, осматриваясь, — то, что они движутся в нашем направлении.

— Что ты ищешь? — спросил Роман.

— Какую-нибудь лестницу. Нам нужно повернуть обратно и поискать. И побыстрее, потому что они приближаются.

— Мы что, должны возвращаться из-за стаи медуз? — возмутился Роман, у которого вызывала отвращение мысль о том, что придется отправляться назад.

— Я забыла вам сказать, что они не менее токсичны, чем скаты, — спокойно объяснила Нея. — Их прикосновение может вызвать анафилактический шок, за которым последует смерть. Особенно когда их целый косяк.

— Мы в одежде, мы ничего не почувствуем, можно попробовать прорваться! — сказал Роман.

— Ты хочешь, чтобы они поцеловали тебя в губы или в глаза? Это как губы, мягкие, нежные, влажные… и смертельные!

— Они приближаются! — прервал их Ян, указывая на светлое пятно, которое занимало теперь всю ширину прохода и достигало метров двадцати в длину.

— Нужно забраться на стену! — закричала Нея. — Мы не успеем доплыть до лестницы.

Забраться на стену? Роман поднял голову, только сейчас заметив шероховатость плохо обтесанных, практически необработанных камней. Да, это было не так уж глупо, достаточно подняться всего на метр. Он уцепился за стыки, соединяющие камни, и быстро подтянулся над водой, затем протянул руку Нее, помогая ей вскарабкаться, в то время как Ян искал и наконец тоже нашел удобный стык.

Подниматься было нетрудно. Самым тяжелым было застыть, распластавшись почти вертикально на стене, не имея практически никакой опоры. Прижаться лицом к стене, стоя на цыпочках, пытаясь отыскать зазоры поглубже, чтобы засунуть туда кончики пальцев. Роман нервно царапал стену, стараясь выгадать хоть несколько миллиметров. Ян вытащил свой нож и, расковыряв раствор, скрепляющий камни, смог погрузить туда лезвие и опереться на него, как на ледоруб. У Романа все оружие отняла Татьяна, и в спешке он ничего не взял с собой. Эта как раз та забывчивость, которая стоит шести гвоздей, заколоченных в гроб. Он чувствовал, как рядом с его плечом вздрагивает плечо Неи. В мягком свете, идущем от фосфоресцирующего косяка медуз, который становился все ближе, он увидел, как Ян роется в бронежилете, снятом с Горзы, и вытаскивает оттуда прочный нож из нержавеющей стали с зазубренным лезвием длиной не менее двадцати сантиментов. Ян передал ему нож через голову Неи.

Ударив несколько раз между камней, он с облегчением почувствовал, что лезвие глубоко вошло в раствор. Уцепившись за рукоятку правой рукой, он смог теперь обнять Нею левой и поддерживать ее.

Колышущийся свет все приближался.

— Они светятся из-за наличия у них фосфоресцирующего протеина, — зашептала Нея.

— Но какого черта они вообще здесь делают? — проворчал Ян.

— Пережиток тех времен, когда суши вообще не было, было одно море. Они приспособились к пресной воде. Тут, «внутри», как вы выражаетесь, очень много всяких животных. Большинство, разумеется, слепые и лишенные окраски. Особенно большие рыбы. Они несъедобны. И даже ядовиты. Что же касается медуз…

— А вот и они, — сказал Ян.

И несмотря на неудобство поз и ненадежность положения, они не могли противиться желанию взглянуть на медуз и вытянули шеи, чтобы видеть получше.

Полупрозрачные, с опаловым отливом, они грациозно плыли, сжимая и распуская огромные зонтики, волоча за собой извивающиеся, длинные и смертельные волокна, свою искрящуюся ядовитую шевелюру, благодаря которой они и получили свое название по аналогии с Медузой Горгоной, на чьей голове вместо волос вились змеи и которая превращала в камень каждого, кто встречался с ней взглядом.

Роман, чья рука дрожала от напряжения, представил, как его прижимает к желатиновой поверхности, как тонкие волокна скользят по его щекам, носу, представил, как его раздирают эти рты-анусы, прожорливые и безразличные, жгут его, разрывают, душат. Он сильнее сжал шероховатую рукоятку ножа, понимая, что против них он его не спасет: у медуз отсутствуют жизненные органы, разрыв которых стал бы причиной их гибели.

Они проплывали мимо, удивительные живые фонарики, вернее, одновременно и фонарики и танцовщицы на странном подводном празднике, где гостей ожидает неминуемая гибель.

Наконец они стали удаляться, продолжая свой нескончаемый путь по подземным водам, молчаливый и неутомимый дозор глубин. Свет быстро гас, и в черную, тошнотворную воду они соскользнули почти с облегчением.

— Что теперь? — спросил Ян.

— Еще немного проплыть, и по правую руку будет колодец, по которому можно подняться.

— И куда он выходит?

— На пристань, которая уже несколько веков заброшена. Недра сдвинулись, и теперь она выступает из воды.

Снова рассекать жирную, зловонную жижу, вздернув подбородок, когда при любом неожиданном прикосновении от отвращения по коже пробегают мурашки. Наконец им удалось встать на ноги. Нея провела здоровой рукой вдоль стены слева.

— Здесь! Лестница здесь!

— А если наверху нас ждет Реза? — спросил Роман.

— Маловероятно. Доступ в эту часть города был запрещен из-за угрозы обрушения. Подходы к нему замурованы.

— И как же отсюда выходят? — поинтересовался Ян.

— Есть тайный выход, оставленный для Магов, — ответила она, как будто бы это была самая естественная вещь на свете.

Ну что ж, посмотрим. А Сфинкса, который охраняет выход, разумеется, нужно присыпать чудодейственным порошком, напевая вполголоса «Сезам, откройся», и тогда ржавые петли повернутся и вы немедленно окажетесь в Тайной комнате, где покоится философский камень?

Они начали карабкаться по лестнице, пока одна из перекладин под рукой Яна вдруг не издала странный скрежет, а сама она на ощупь не оказалась липкой и скользкой.

— Черт! — выругался тот, вынимая фонарь и быстро осветив стену.

На ней копошились какие-то длинные полупрозрачные насекомые, похожие на скорпионов с несоразмерно длинными лапками.

— Они не опасные, просто с виду гадкие, — объяснила Нея.

— Какая мерзость! — бросил Ян, возвращая фонарь в карман, и опять начал подниматься, крепко стиснув зубы, потому что гнусные твари, встревоженные их вторжением, прыгали им на головы, бегали по плечам и лицу, а источенные червями, скользкие от лишайника перекладины трещали под их весом.

Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, в глухом шорохе хитиновых лапок, которые иногда задевают веки и губы.

— Мы наверху! — внезапно вскрикнул Ян.

— Там над головой должен быть люк для выхода на поверхность.

— Да, есть, но он закрыт, — ответил он, тщетно пытаясь его сдвинуть.

— Дерево наверняка покоробилось, — сказала Нея.

Молодой человек принялся колотить рукояткой своего ножа по краям потрескавшейся крышки люка; ему в конце концов удалось сдвинуть ее на несколько миллиметров, но она по-прежнему сопротивлялась.

— Дай я попробую, — сказал Роман.

Он пролез над Неей, в то время как Ян проделал сложное гимнастическое упражнение, чтобы пропустить его и оказаться на второй ступеньке.

Дерево, разумеется, покоробилось, и крышка люка не поддавалась.

— Нет, мы все-таки доконаем эту сволочь! — пробормотал он решительно, повиснув на руках на верхней ступеньке и раскачиваясь справа налево.

Ян опустил голову. Над ним все быстрее и быстрее раскачивались восемьдесят пять килограммов Романа, мышцы были напряжены, и внезапно, резко выбросив ноги, тот на лету нанес по крышке люка сильнейший удар, от которого дерево брызнуло щепками.

Осколки дерева и завитки пыли какое-то время парили в воздухе, а Роман уже успел исчезнуть в узком отверстии.

Темнота, опять темнота. Ощущение пространства, запах дерева, масла, металла. А еще вина. Он услышал, как вслед за ним карабкается Ян и помогает подняться Нее. С легкостью сориентировавшись, как если бы она могла видеть в темноте, она взяла какой-то предмет, лежавший справа от нее, — факел и зажгла его с помощью зажигалки. Затем поставила обратно на фундамент.

— Они здесь через каждые десять метров, — сказала она, зажигая их один за другим.

Они находились на широкой, нависающей над водой пристани, похожей на ту, к которой причалили на резиновой лодке в прошлый раз. В углу были навалены глиняные кувшины, из которых доносился запах перебродившего вина. Повсюду валялись какие-то ящики, пыльные инструменты, отломанные рукоятки, блоки, изношенные снасти. Перевернутая деревянная лодка, изъеденная червями. Жаровня. Там, где должна была находиться река, теперь возвышалась каменная перегородка, утыканная острыми шипами.

— Что у нас дальше в программе? — спросил Ян, глядя, как его отпечатки остаются на толстом слое пыли, словно в песке.

— Там проход!

Заметая следы пальмовым листом, который она волокла за собой, Нея привела их к большой бочке, опоясанной железными обручами и закрытой на массивный висячий замок, ключ от которого она достала из кармана, маленький блестящий смазанный ключик, и легко повернула его.

Стенки бочки раздвинулись, открыв проход в стене, достаточно широкий, чтобы в него мог протиснуться человек.

— In vino veritas! [45] — вполголоса произнес Ян.

Экспедиция становилась все более абсурдной, этакая помесь братьев Маркс [46] и Алисы в Стране чудес. Но, оцарапав плечи, он послушно проскользнул в узкий проход и вскоре оказался в другом овальном зале, размером пятнадцать метров на восемь, стены которого были заставлены книгами. Библиотека.

Залитая странным зеленоватым светом. Вдоль высоких стен уместились тысячи томов в кожаных переплетах, а также длинные свитки пергаментов. Вдоль полок ряды деревянных парт, каждая со своим письменным прибором и подсвечником и высокими резными стульями. Через равные интервалы — высокие торшеры.

В самом центре помещения цветной рельефный глобус около двух метров в диаметре и рядом управляемая модель Солнечной системы, где вращение осуществлялось с помощью системы грузов и противовесов. На стене ряд насечек, воспроизводящих фразу из Алебастровой Книги: Народ Вернется. На вешалках, как школьная форма, висели небесно-голубые тоги, на каждой из которых было вышито какое-нибудь созвездие.

Библиотека Магов.

— Я не успела тогда закончить про медуз, — заговорила Нея, указывая на пол.

Они тоже опустили глаза на квадрат, по краям которого струился зеленоватый свет, и через отполированное стекло увидели, как внизу, повинуясь ритму течения, танцуют медузы, огромные и медлительные.

Нея улыбнулась:

— Как видите, они могут приносить пользу, особенно если нет электричества!

— Но вы ведь владеете самыми высокими технологиями! — заметил Ян.

— Да, но только не здесь. То, что находится именно в этом месте, функционирует ручным способом или с помощью механики. Это, если хотите, дополнительное средство безопасности: во всем, что касается наших нужд, не зависеть ни от чего внешнего.

— Допустим. И вы утверждаете, что Реза неизвестно об этом месте? — спросил он, в то время как Роман завороженно наблюдал за вращением механической Солнечной системы.

— Он знает, что такое место существует, — ответила Нея, — но не знает где. Более того, многие полагают, будто это просто миф.

— Только не говорите мне, что за двадцать шесть тысяч лет никому не удалось его найти! — не поверил Ян.

— А с чего вы взяли, что мы находимся в обычном измерении, а не в параллельном, недоступном привычным средствам?

— Четвертое измерение! — усмехнулся Ян. — Однако вошли мы сюда через вполне реальный проход! — продолжил он, оборачиваясь к стене.

Ничего.

Какое-то время он недоуменно рассматривал ее, затем подошел, чтобы пощупать. Ничего. Роман почувствовал, как голову обручем стиснула боль.

— Как ты это делаешь? — спросил он.

Нея пожала плечами:

— С помощью своей волшебной палочки, разумеется. Впрочем, какое это имеет значение? Подумаем лучше о том, что нам теперь делать. Мы же не собираемся зарыться в землю на несколько веков.

— Но именно это вы сами и сделали, — проворчал Роман, пробегая пальцами по плотным кожаным переплетам.

— Если здесь мы действительно находимся в безопасности, — сказал Ян, — возможно, нам стоит воспользоваться этим обстоятельством и хоть немного отдохнуть. Вы должны позаботиться о своей ране, Нея. Если в нее попадет инфекция и у вас начнется лихорадка, для нас это будет означать смертный приговор, потому что ни я, ни Роман никогда не сможем выбраться отсюда. Как видите, я человек прагматичный! — улыбнулся он.

— Я в этом никогда не сомневалась! — ответила она. — Вы правы. Давайте отдохнем, и тогда сможем рассуждать на свежую голову.

Роман помог ей извлечь руку из непромокаемого чехла. Она оказалась опухшей, с посиневшей мраморной кожей.

— Раздроблены все кости, — спокойно произнесла Нея. — Пуля пробила ладонь. Теперь я смогу через руку смотреть на звезды!

Роман дал ей еще две таблетки анальгетика.

— Надо наложить шину, — сказал он, оглядываясь.

Он подошел к расставленным вдоль стены партам, взял дощечку для письма, к которой скотчем был прикреплен листок с напечатанным текстом, закатанный в пластик. Контраст между этими обычными предметами — скотч, пластик — и тем, что их окружало, болезненно отозвался в его груди. О сладостный современный мир, где есть водопровод, неоновые вывески, CD-плееры и мобильные телефоны, где ты?

Впрочем, сейчас не время для сентиментальности. Он снял листок и принялся фиксировать пострадавшую руку Неи на деревянной дощечке, предварительно положив большой кусок пропитанной антисептиком ткани под искалеченные пальцы.

— Прямо настоящий фельдшер, — вежливо улыбнулась она, не в силах скрыть бледность.

— Будем надеяться, что тебе станет легче. Теперь давайте разденемся, а не то простудимся.

Словно послушные дети, они стали снимать свою промокшую, вонючую одежду и раскладывать ее сушиться возле торшеров на высоких спинках стульев, выточенных из дерева, украшенного некими персонажами в митрах. Роман чувствовал себя немного нелепым в темно-синих трусах — суперклассическая модель, которую он очень ценил за удобство. Ян был в облегающих боксерских трусах из лайкры в зелено-белую полоску. На Нее вместо белья были синие хлопчатобумажные переплетенные полотнища. Роман отметил ее широкие, крепкие бедра, высокую грудь, развитую мускулатуру. Фигура пловчихи, не утратившей при этом своей женственности. Он почувствовал, как забилось его сердце, и поспешил отвернуться. Он был слишком измотан, чтобы ощутить желание, но ее внезапная близость его тем не менее смутила. Что касается Яна, тот чувствовал себя свободно, как в бассейне, и Роман заметил, что он куда более мускулист, чем можно было подумать, глядя на него, одетого. Боксер в наилегчайшем весе.

— Ляг и попытайся уснуть, — сказал он Нее, которая с трудом держала глаза открытыми.

У нее не было сил возражать, настолько она была измучена, она послушно легла возле стены, положив руку на бедро. Ян сдвинул два стула и попытался улечься на них. Несмотря на жжение в глазах, Роман подумал, что уснуть не сможет — слишком много мыслей теснилось в его голове. Ему казалось, что адреналин буквально закипает в венах. Надо успокоиться. Он машинально взял листок с отпечатанным текстом и прочел заголовок: «„О транспортировке и убое Аль-Густов", переведено с Древнего Языка Г. Малаахом».

Он собирался уже было положить листок, но что-то его удержало.

«Убой — это дорогостоящая работа, которая должна быть произведена по всем правилам, в противном случае мясо окажется плохого качества».

Учебник по разведению скота для населения, живущего сельским хозяйством. Для какого же? Неужели они разводили животных под землей? Роман продолжил чтение.

«Транспортировка Аль-Густов до скотобойни является делом тяжелым и мучительным как для тех, кто осуществляет перевозку, так и для самих животных. Поведение испуганных животных, которые кричат и сопротивляются, может спровоцировать погонщиков на применение палки и хлыста. Делать этого не следует! Это ухудшит качество мяса. Животное, которого бьют, выделяет токсин, и его плоть становится малосъедобной. Вот почему в прежние времена мяса ели много, но оно было плохого качества. Сегодня мы осознали, что к питанию следует относиться серьезно».

Ян уже уснул и похрапывал, рот его был широко открыт, одна нога свесилась со стула. Нея, казалось, заснула тоже, запрокинув голову.

«В момент транспортировки животные должны быть голодны. Когда их забивают с полным желудком и кишечником, их содержимое может испачкать мясо, и придется тратить время, чтобы его отмывать. Кроме того, мясо голодного животного менее кислое. Последнюю кормежку желательно произвести за сутки до убоя».

Зловещее чтиво.

Он опять хотел было отложить листок. Он чувствовал, что его трясет. Однако холодно не было. Может, это от влажности?

«Животные приводятся в зал ожидания. Следует проследить, чтобы не смешивались различные стада, чтобы избежать битв, которые, в свою очередь, могут привести к потере крови и порче мяса. В течение месяцев Уту следует как можно чаще мыть животных, чтобы их успокоить, и чаще давать им пить, потому что дегидратация является одной из причин потери веса туши».

Аль-Густы. Скорее всего, что-то вроде свиней. Или рогатый скот. Или же…

«Длительность транспортировки также влияет на качество мяса. Если дорога длится более трех дней, рекомендуется кормить животных и не наваливать на повозку более 1600 фунтов, то есть около десяти голов».

Быстрый подсчет. Фунт — это почти 500 граммов. Значит, каждая «голова» весила около восьмидесяти килограммов.

Восемьдесят килограммов. Вес небольшой свиньи. Или твой, Роман. Вес одного Аль-Густа.

Опять эта необъяснимая дрожь. И неприятный запах почти высохшей одежды. Запах испуганных, сбившихся в кучу животных, которые мочатся под себя, в ожидании, когда их отведут на бойню.

Бойня. Железные ошейники. Желобки для крови.

«Для подхода к бойне необходимы широкие коридоры, чтобы животные могли продвигаться по нескольку в ряд, к тому же не слишком покатые».

Закрепленные стойками галереи.

«Затем следует подождать несколько часов, прежде чем приступать непосредственно к забою, в противном случае, поскольку животные не успеют отдохнуть и обрести свою обычную температуру, мясо окажется слишком жестким. Можно снова помыть их, и не следует бить слишком сильно».

Ожидание скученных, скорчившихся животных, от которых ничто не загораживает вид на жертвенный алтарь.

«Что касается кровопускания, его следует производить горизонтально, а не вертикально: животные, которым перерезают горло, когда они находятся в горизонтальном положении, меньше сопротивляются, и мясо не такое кислое, к тому же, если животное подвешено за ноги, члены его растягиваются и деформируются».

Стол для заклания. Жертвенный нож. Взгляды прочих Аль-Густов. Крик. Конвульсия.

«Одновременно с кровопусканием следует производить извлечение внутренностей и отделять несъедобные куски».

Раскроенный ножом живот, еще бьющееся сердце, руки, копающиеся во внутренностях и извлекающие кишки.

«После ритуального забоя тушу следует отделить от покрова, для этого ее следует обдать кипятком в большом чане, а затем удалить щетину, опалив на огне».

Трупы людей, брошенные в чан с кипятком, затем поднесенные к огню, запах шерсти и паленой свиньи, и все это среди шуток и ругани служителей культа: «Осторожно, ты меня забрызгал». — «Ты видел, какая у этого рожа?» — «Идешь сегодня вечером на праздник?» — «Я бы предпочел рыбу для разнообразия».

Оставалось только несколько строк:

«Чтобы туша не потеряла слишком много веса при испарении и не испортилась до копчения и засолки, необходимо регулярно спрыскивать ее водой.

В заключение следует сказать, что сегодня мы умеем добывать более вкусную пищу, чем пища отцов наших отцов. Следуйте нашим указаниям, и вы получите нежное мясо, которое придется вам по вкусу. Не следует также пренебрегать разведением скота, но это уже другая тема. Так…»

На этом месте текст обрывался. Роман отложил листок. Он чувствовал, что закоченел. Он шел по туннелям, куда сбрасывали эти кишки, касался стен, запачканных кровью. Он теперь понимал чувства Реза. Он понимал, что в действительности означала Бойня. Как можно было оставаться таким бесчувственным, таким безразличным к страданиям? Как можно было рассматривать живое существо как обыкновенный источник питания? И почему этот текст лежит здесь?

Он поднял глаза и увидел, что Нея внимательно смотрит на него.

— Что ты читал? — негромко спросила она.

Он протянул ей листок.

— А, текст, который лежит в основе ненависти Реза! — сказала она. — Эти строки — библия его ненависти. В том числе и из-за них ваш род рискует исчезнуть.

— Что означает Аль-Густ?

— Чужак-Урод.

Чужаки-Уроды. Образины. Те, кого можно истреблять и потреблять, как кроликов или телят. Его тело вновь пронзила дрожь.

— Тебе холодно?

— Нет. Просто меня тошнит. И хочется попросить прощения.

— Это все принадлежит прошлому. Ни ты, ни я не несем за это ответственности. У истории нет ни настоящего, ни будущего. Реза отвергает возможность занять место, которое нам уготовано в истории человечества. Ему пришлось по вкусу ощущение катастрофы, тайны. Оказаться вдруг на свету ему было бы невыносимо. Слишком банально.

Роман вдруг подумал, а легко ли люди восприняли бы факт существования другого, параллельного человечества. После сенсационных заявлений, захлебывающегося восторга средств массовой информации, красивых слов, анализа, какими стали бы будничные отношения представителей двух видов? Как если бы человек, в течение миллионов лет считающий себя единственным ребенком Земли, неожиданно обнаружил, что у него имеется брат, такой же сильный и такой же умный, как он сам, и намеревающийся пользоваться теми же правами. Брат, до сей поры похороненный глубоко под землей, после того как был хладнокровно убит, как Авель Каином. Авель, послушный, спокойный ребенок, живущий в гармонии с природой. В какой степени Библия опирается на подлинную историю человечества?

Он присел на корточки рядом с Неей.

— Кто такой Г. Малаах?

— Один наш историк… Приблизительно вашего шестого века до Рождества Христова. Он перевел этот текст, который был высечен на стене, в караульном помещении, на Бойне. Сегодня никто не может разобрать индоевропейский язык, даже Маги.

— Индоевропейский? Якобы изначальный язык, наш праязык? Но письменность существует максимум пять-шесть тысяч лет! — возразил Роман.

— Скажем так, ее самые древние следы. Это вовсе не означает, что раньше человек не писал. Просто довольно долго он писал на материалах, не способных сопротивляться разрушению временем. Люди начали писать камешками. Чертили знаки на песке. Делали насечки на собственном теле, заплетали в волосы жемчужины, с помощью которых вели подсчет торговым сделкам. Зачем кочевым народам делать постоянные записи в каком-нибудь постоянном месте? Письменность в том виде, в каком мы ее знаем, застывшая, заключенная в рамки, появилась лишь вместе с оседлостью. Когда человек в буквальном смысле слова стал межевать землю.

— А вы, какой у вас был язык? Все люди изначально разговаривали на одном и том же языке?

— Предание гласит, что люди прошли одни и те же этапы развития языка, наподобие того, что происходит с речью ребенка. Но довольно быстро в соотношении с окружающей средой, в зависимости от образа жизни, верований стали складываться различные словари. Когда вы покинули Мать и предпочли воздвигнуть на пьедестал Отца, наши языки разошлись окончательно. Как привыкли мы говорить: «Символика создает лингвистику». Мы не говорили на индоевропейском языке по той простой причине, что не являлись индоевропейцами. Наш язык назывался Аум, теперь им пользуются лишь во время обрядов или для написания священных текстов. Мы привыкли разговаривать на здешнем языке.

Легкая вибрация над головами прервала их увлеченный шепот.

— Это генератор, — объяснила Нея. — Для обновления воздуха. На верхнем этаже нет аэрационного колодца.

Ян по-прежнему спал. Роман прислонился спиной к стене возле Неи. Она склонила голову ему на плечо. Закрыла глаза, измученная до предела. Роман последовал ее примеру. Разговор можно перенести на потом. Восстановить силы. Даже если это бесполезно.

В помещении витал запах дерьма. Это пахло от их одежды. Он уснул с этим запахом в ноздрях и с ощущением, что плавает в потоке крови, по которой несутся огромные куски экскрементов с длинными щупальцами.

ГЛАВА 19

Роман с бьющимся сердцем открыл глаза. Он не смог удержать Нею, которая падала в зияющую бездну, он видел, как она, с вытаращенными от ужаса глазами, проваливается в жадные челюсти земли. Он выпрямился, истекая потом, провел дрожащей рукой по лбу. При зеленоватом свете, исходящем от аквариума с медузами, он посмотрел на Нею и убедился, что она дышит. Молодая женщина спала, поникшая, как тряпичная кукла. Ян тоже не шевелился. Роман всмотрелся в светящиеся стрелки своих часов. Десять минут пятого. Выходит, они проспали больше шести часов. Там, наверху, скоро начнет светать. Факел погас. Он зажег другой, пощупал одежду: пахнет по-прежнему тошнотворно, но, по крайней мере, почти сухая. Преодолевая отвращение, он оделся. Над головой, украшая потолок, парила огромная тень чудовища с туловищем хищной птицы, покрытом чешуей, с головой льва с острыми клыками, раскинутыми крыльями, блестящими когтями, которое, казалось, вот-вот обрушится на него, чтобы сожрать. Изображение слабо светилось, давая ощущение рельефности, а ярко-красные глаза следили за каждым его движением.

— Имдугуд, Владыка Густых Туманов, — прошептал Ян за его спиной.

Роман резко повернулся. Ян успокаивающе поднял Руку:

— Прости, не хотел тебя пугать.

Он указал на потолок.

— Мифическое животное, способное одним движением крыльев разрушить равновесие и гармонию, которые установили боги, — объяснил он. — Месопотамская мифология.

— Странноватый тотем для библиотеки! — прошептал Роман.

— Возможно, у Народа существует другое толкование и другое объяснение, — предположил Ян. — А возможно, Владыка Густых Туманов вполне на месте в этом недоступном глазу помещении. Как остров Авалон, жилище феи Морганы, навсегда поглощенный непроницаемыми туманами. У тебя нет таблетки от головной боли? — внезапно спросил он. — У меня голова раскалывается!

Роман порылся в карманах и достал лекарство.

— Как есть хочется! I could eat a horse![47] — повторил Ян, вновь принимаясь обшаривать жилет Горзы.

Он вытащил оттуда нейлоновый контейнер, в котором находились фляга с водой и пластиковая коробочка.

— ИБП! Индивидуальный боевой паек! Сейчас попируем!

Он открыл коробку, достал оттуда первый пакет, на нем имелась надпись «Chelo morgh» («Курица с рисом»), во втором находился лаваш, еще лежала коробочка сублимированного лимонного сока, упаковка жевательных таблеток, две таблетки для дезинфекции воды и три витаминизированных батончика с орехами. Он подбросил один на ладони.

— Держи! — Он бросил его Роману. — Этот славный Горза — настоящий сундук с сокровищами.

Роман вспомнил раздробленный череп колосса, истекающую кровью Татьяну. Для университетского преподавателя Ян казался слишком уж воинственным! Последний, словно угадав его мысли, пожал плечами, запустив руку во взъерошенную, нечесаную шевелюру.

— Роман, я не жестокий человек, просто чувствую себя, как бы это выразиться… немного сдвинутым. Это же какое-то безумие! Мы, как крысы, убегаем по канализационным трубам от разъяренного доисторического человека… Бред собачий!

Роман молча согласился, откусывая от батончика. Он даже не осознавал, до какой степени проголодался. И очень хотел пить. Они, каждый по очереди, отпили из мягкой фляжки.

— А что это за жевательные таблетки? — спросил Роман, сделав последний глоток.

— Жевательная резинка с кофеином. Нужно взять четыре сейчас и две через два часа, если хотите добиться оптимальной умственной и физической формы. Чтобы обходиться без сна, спускаться по веревке в канализационные люки, скакать, как зайцы, под непрерывным огнем и так далее и тому подобное.

— Ладно-ладно, дай мне одну, тем более мне почему-то кажется, что продолжение нашей программы будет не менее веселым.

Ян молча кивнул. В трусах, тощий, как инкубаторский цыпленок, с растрепанными волосами и рыжей бородой до самых глаз, он казался ученым-безумцем. Или молодым пилотом французских воздушных сил, сбившимся с курса над вражеской территорией. Роман подумал, что сам тоже наверняка имеет довольно жалкий вид. Его борода царапалась, весь он был в синяках и кровоподтеках, спина болела так, будто долгое время служила трамплином для гиппопотама, раны на руке были затянуты желтоватой коркой весьма нездорового вида, из которой сочился гной, даже руки он мог поднимать с трудом, так сильно ломило плечи. Не слишком подготовлен для продолжения путешествия, подумал он. Их единственной надеждой была Нея.

Он склонился над ней, прислушался к размеренному дыханию. Пусть поспит еще немного. Чтобы вывести их отсюда, ей понадобится собрать все силы.

Ян расхаживал вдоль полок, с вожделением разглядывая корешки книг. Он осторожно развернул свиток египетского папируса, на котором имелось две записи — одна на греческом, вторая на древнееврейском. Сначала он вполголоса прочел надпись на греческом, которую перенес на пергамент писец: «Вот истина: небесные тела, вращающиеся вокруг Земли, иногда отклоняются от курса. И через довольно большие промежутки времени все, что находится на Земле, гибнет…» Это отрывок из «Тимея» Платона, подумал он. Рядом чья-то рука наклеила бумажку и приписала по-английски карандашом: «Намек на пять крупнейших экологических катастроф, когда чуть было не исчезла жизнь: конец ордовикского периода, силурийского, девонского, пермского, мелового. Платон, служитель Богини, посвященный в Древнее Знание». Вторая запись оказалась цитатой из Книги Бытия, 6: 7: «И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных, истреблю: ибо Я раскаялся, что создал их». На другом прикрепленном листочке той же рукой было написано: «Путаница и смешение, знание потеряно, сапиенсы отреклись от Богини ради Бога Меча и Лемеха». Рукопись с пометками какого-нибудь начинающего Мага, подумал он. Он осторожно свернул свиток, приблизился к развешенным тогам и стал ощупывать ткань.

Дамасский шелк. На каждом из одеяний вышито какое-нибудь созвездие, на каждой тоге свое, и его название на двух языках — шумерском и языке Народа.

— Смотри, вот Рак, Скорпион… — сказал он Роману. — Но это не совсем наши знаки зодиака, положение звезд напоминает скорее ведические таблицы. И кроме Рака, Скорпиона и Тельца, названия тоже другие. Послушай: Воин, Хижина, Звезда, Змея, Танцор, Душа, Птица, Капкан, Вода, Рука, — перечислял он. — Всего их тринадцать.

Ян снял одну из тог и проворно накинул на себя.

— Модное дефиле в Чистилище! — Он скрестил руки на плоском животе и накинул на голову капюшон, синеватая тень которого скрывала лицо, делая его похожим на средневекового монаха.

— Как я тебе? — спросил он, поворачиваясь так, что лазурный балахон развевался вокруг лодыжек.

Роман собирался уже было ответить, как вдруг ему показалось, что Ян спотыкается. Впрочем, нет, не показалось. Ян действительно пошатнулся. Роман негромко позвал его. Тот не отвечал.

— Хватить валять дурака, мы все слишком устали!

Ян, пошатываясь, стоял посреди комнаты и внезапно со стоном поднес руки к горлу.

— Ян!

Господи, можно было подумать, что у него спазм!

Роман бросился к молодому человеку, чтобы оторвать руки от лица, но в этот момент раздался повелительный голос Неи:

— Нет!

Он в ярости обернулся:

— Но ему плохо, он задыхается, ему нужен воздух!

— Не касайся его голыми руками!

Растерянно оглядевшись, он схватил превратившуюся в лохмотья футболку Яна, обернул в нее руки и схватил молодого человека за запястья, заставив его оторвать ладони от лица. Тот дрожал, словно парализованный.

— Сними с него капюшон, быстро! — кричала Нея.

Роман откинул ткань, открыв лицо Яна, красное, с широко раскрытыми глазами. Распухший фиолетовый язык не помещался во рту.

— Третья парта справа, подсвечник! — приказала она. Роман подбежал к парте, поднял подсвечник.

— Вынь свечу.

Он повиновался: под свечой открылось углубление, в котором лежал шприц, заполненный какой-то жидкостью.

— Введи внутримышечно.

Поняв по ее голосу, что дело очень срочное, он резко ввел иглу в левую ягодицу Яна и нажал на поршень.

— Что там внутри? — спросил он, кладя пустой шприц на пол, ощущая себя ничего не понимающим мальчишкой.

— Бетаметазон и эпинефрин. Капюшоны отравлены, — объяснила она, наблюдая за Яном, который постепенно переставал дрожать.

Роман взвился от возмущения:

— Но почему?

— Со священным одеянием не играют, Роман. У каждого из Магов оно свое, для нас это как вторая кожа. В нашем сообществе в буквальном смысле по одежке не только провожают, но и встречают.

— А почему яд не действует на вас?

— Яд действует только на узурпаторов и неосторожных.

— Но это же просто смешно! — возмутился Роман. — Яд или действует, или нет! Он не отбирает жертвы!

— Ну, скажем так, у меня иммунитет. Он выработался благодаря многократной абсорбции крошечных доз, — объяснила она.

Понимая, что больше он все равно ничего не выведает, Роман вновь обернулся к Яну, который дышал уже нормально и выглядел как обычно.

— Все в порядке, старина?

Из горла Яна вырвалось какое-то маловразумительное бульканье, и Роман дал ему воды. Тот глотал с большим трудом.

— Черт! Я думал, что подыхаю!

— Вы и в самом деле подыхали! — отрезала Нея. — С этого самого момента не трогайте ничего без моего разрешения.

— Ладно, ладно!

Он скинул синее одеяние, как будто оно жгло ему кожу, и Роман собирался уже осторожно повесить его, стараясь не коснуться капюшона, как вдруг застыл в недоумении. Проклятый капюшон излучал свет! Заинтригованный, он осмотрел черную бархатную подкладку, на которой увидел три светящихся символа, как будто изнутри их пожирал огонь.

— А это что? — спросил он Нею, держа ткань на вытянутой руке.

— Ничего, что бы тебя касалось! — бросила Нея с видимой досадой.

— Дракон, Весы и Стрелец, — произнес Ян, который, тоже весьма заинтересованный, приблизился к Роману. — Но как это может светиться?

Нея вздохнула.

— Stardust, — неохотно произнесла она. Звездная пыль. Роман невольно пожал плечами:

— Ну да! А почему именно эти созвездия?

— Это не созвездия. Это буквы. Буквы моего имени. Тайная письменность Магов. Космический алфавит. Но на этом и закончим, больше я вам ничего говорить не имею права.

Символы внезапно погасли, и теперь, черные на черном, казались едва различимы. Взволнованный, он повесил тогу на место и, нахмурившись, отошел. Тайный алфавит, отравленный капюшон… Такое ощущение, будто на дворе Средневековье. У Народа, благодаря его изолированности, оказалась развитой смешанная культура: нечто среднее между рационализмом и мистическими верованиями. Смесь, сбивающая с толку жителя Западной Европы XXI века. Он вдруг подумал, что Народ, не отказавшийся от первичной, исконной религии, от культа Матери-Богини, должен иметь свой собственный календарь. Официально шел 2004 год, вернее, учитывая место, где они находились, 1382 год по мусульманскому календарю. А здесь, под землей, какой? 38400-й? Или 134025-й? Интересно, от какого основополагающего события ведется отчет? Он задал этот вопрос Нее, которая медленно жевала свой батончик.

— Сейчас двадцать пять тысяч семьсот восьмидесятый год после Исхода, — ответила она. — Потому что именно с этого момента, нашего панического бегства, мы, как это ни странно, стали осознавать свою идентичность. Мы полностью исчезли из вашего поля зрения и начали существование народа-парии.

— Да, в самом деле, — подтвердил Ян. — Ваши следы потерялись около тридцати тысяч лет назад.

— Потому что мы сами постарались стереть их и жить в полнейшей изоляции.

Роман протянул ей таблетку кофеина, но она отказалась и вынула из кармана маленький шарик, как ему показалось, из какого-то черного теста.

— Это даст тот же эффект, — сказала она, положив шарик в рот. — Опиум, галлюциногенный гриб и Althoea rosea, все четко дозировано, чтобы прийти в себя, нет ничего лучше!

— Ладно, теперь, когда все в прекрасной форме, может, устроим небольшой брифинг? — усаживаясь на высокий стул, предложил Ян, еще бледный и плохо державшийся на ногах.

— Вы хотите знать, можно ли отсюда выбраться?

— Именно, и вообще, где мы? — спросил Роман.

— В государстве Мюиртобар, это крепость под песком, один из старейших городов мира. Уникальный город, который лежит на поверхности подземного моря.

— Он большой? — спросил Ян, осторожно массируя воспаленные веки.

— Пустыня занимает около четырехсот тысяч квадратных метров. Я бы сказала, что мы занимаем меньше ее сотой части. Капля воды в океане песка и болот! Для людей на поверхности это ерунда, не на что внимание обращать. Но город не может бесконечно расширяться, мы со всех сторон окружены скалами, такими твердыми, что копать невозможно.

— Проблема перенаселения? — спросил Ян.

— Нет, потому что уже с давних пор часть наших мы тайно выпускаем на поверхность и они рассеиваются в вашем мире. Это неиссякающий ручеек тайных эмигрантов, которые тщательно изучают ваши нравы и обычаи. Изобретение телевидения значительно все облегчило! — смеясь, добавила она.

Затем, вмиг сделавшись серьезнее, продолжала:

— Именно так на протяжении очень долгого времени мы просачивались в правительства ваших стран. На всех ключевых постах военного командования есть мужчина или женщина из наших. Они неотличимы от прочих и блестяще выполняют задачи, которые на них возложены.

— Как русские шпионы, которых активировали в США после многих лет погружения, — заметил Роман.

— Именно. За тем только исключением, что у наших не было ни фальшивых паспортов, ни «прикрытия». Они и в самом деле те, за кого себя выдают. И останутся такими до того момента, пока не получат сигнал Царя. Они в действительности не столько шпионы, сколько заговорщики.

— Допустим, вы нас выведете из Мюиртобара, — прервал их Ян, — что мы будем делать потом?

— Кроме убийства Реза, ничего другого не вижу, — спокойно ответила Нея. — Красная ядерная кнопка — это он.

— А ваш проклятый Царь?

— Мне кажется, он хорошенько задумается, узнав, что его планы раскрыты, а преданный ему человек уничтожен. Неожиданное нападение в стиле террористов имеет больше шансов на успех, чем открытая война.

— Значит, для начала надо выбраться отсюда, — сказал Ян. — А там посмотрим.

Роман кивнул. Это выражение напомнило ему одного тюремного надзирателя, в прошлом военного, который то и дело использовал армейский жаргон. «ВПЗ, прогулка, душ, намордник!», что означало: «Выньте пальцы из задницы, сейчас идем на прогулку, потом будет душ, а потом всем сидеть смирно!»

Он подумал, что нынешний Ян гораздо больше похож не на молчаливого и несколько высокомерного университетского профессора, каким был в начале экспедиции, а на энергичного вояку в прекрасной физической форме.

Нея поднялась, осторожно держа руку на перевязи.

— Библиотека Магов отделена от остального города лабиринтом, где почти все галереи заканчиваются тупиками, — объяснила она. — Правильных дорог всего две. Первая ведет к заброшенному порту, тому самому, откуда мы начали путь, именно этот выход используется чаще всего.

Она замолчала.

— А вторая? — спросил Роман.

— Вторая ведет через грот сирен.

Мужчины обменялись ироничными взглядами.

— Это не настоящие сирены, но все-таки… В общем, зрелище довольно неожиданное… Ну да сами увидите.

— Но почему не пойти по тому же пути, откуда мы пришли? — захотел узнать Роман.

— Потому что я уничтожила выход.

— Ты уничтожила выход?

— Да. Вернее сказать, я его затопила. Дело в том, что мы прошли через шлюзовую камеру, расположенную над подводным карманом. Там есть механизм вроде балансира, который позволяет открывать шлюзы и пускать воду. Вот я его и привела в действие.

— Так можно плыть!

— Только не в кипятке, Ян. И не надо, как Роман, повторять «кипяток?» с недоуменным видом. Это сероводородная вода, которая идет из древнего вулканического разлома.

— Так, значит, придется пробираться через грот сирен? — пробормотал Ян. — Почему-то не очень хочется.

Нея улыбнулась:

— Все будет хорошо. Если будете в точности следовать моим указаниям, — добавила она, прежде чем натянуть свое мужское одеяние и увенчать голову тюрбаном.

Ян с недовольным видом молча заканчивал облачаться в высохшую за ночь одежду, затем надел бронежилет, а Роман засунул за пояс один из своих ножей. Он с большим удовольствием произнес бы сейчас «чур, больше не играю!», как в детстве. Он отчаянно мечтал об этом на скамье подсудимых, а еще тогда, когда за ним закрылась бронированная дверь и он осознал, что на пятнадцать лет это крошечное темное пространство станет его домом. Но единственной возможностью произнести «чур, не играю» было умереть, как Антуан, как Маттео, Омар и Ли. Но, по правде сказать, этого как раз ему и не хотелось.

Нея направилась к большой стопке книг и нажала на кнопку, однако за книгами открылся не тайный проход, а какая-то ниша, в которой стояли флакончики с аккуратными этикетками.

— Нам необходимо принять что-то подкрепляющее. Накануне я слишком выбилась из сил и сразу об этом не подумала.

— Чудодейственные средства? — вытягивая шею, спросил Ян.

— Настойки на лекарственных травах. Так, посмотрим: удары, ушибы, синяки, репейник, купена обыкновенная, это для вас, а мне подойдут пеларгония и слива, — сказала она, выливая содержимое одного из флаконов на повязку, стягивающую руку.

Используя настойки как лосьон, Роман растер плечи и руки, а Ян осторожно помассировал голову и лицо, после чего рассовал несколько флаконов по карманам жилета.

Одновременно они повернулись к Нее. Она улыбнулась им, осторожно коснулась кончиками пальцев щеки Романа и сделала знак следовать за собой.

Дойдя до середины комнаты, она осмотрелась и вздохнула.

— Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь сюда, — произнесла она, облачаясь в одно из синих одеяний. — Это чтобы сирены меня признали, — объяснила она. — Кого попало они не пропускают.

— Это же созвездие Офиуров, да? — спросил Ян, указывая на вышитые золотом значки.

— Да, тринадцатое созвездие. Оно не относится к зодиакальным, хотя Солнце и проходит через него в первую половину декабря.

— А почему не относится?

— Да просто потому, что две-три тысячи лет назад, когда формировался ваш зодиак, эклиптика [48] была другой. Необходимо следовать законам равноденствия! А потом так все и осталось. Вот почему западные гороскопы, составленные по законам тропической астрологии, не соотносятся с действительным положением звезд. Когда ты родился? — спросила она у Романа, который, прежде чем ответить, нахмурился, словно припоминая дату своего рождения.

— Тринадцатого декабря.

Она серьезно посмотрела на него:

— С днем рождения!

Он в недоумении уставился на нее. И только потом сообразил, что сегодня и в самом деле тринадцатое! Он не имел привычки праздновать дни рождения, просто отмечал про себя, что стал еще на год старше. На этот раз ему исполнилось пятьдесят два, но именно этот день рождения станет памятным, если, конечно, ему удастся его пережить.

Ян похлопал его по плечу.

— Самое время выпить шампанского! Особенно в этой проклятой пустыне! — усмехнулся он.

— Согласно астрологии, — вновь заговорила Нея, взволнованная тем, что Роман родился под знаком ее созвездия, — ты появился на свет под знаком Офиуров, а не Стрельца! Повелитель Змей!

— И что это означает? — спросил Роман.

— Хороший вопрос! Для людей западной культуры речь, скорее всего, идет об Эскулапе, греческом боге медицины. Но в точности этого никто не знает.

— Даже Народ? — усмехнулся Ян. — Неужели память планеты ничего по этому поводу не говорит?

— Разумеется, говорит! — ответила она ему. — Но к этому мы вернемся позже! Пора!

Она встала на стеклянные плиты, под которыми колыхались медузы, и указала на квадрат в самом центре.

— Мы будем спускаться здесь.

— Что?! — воскликнули мужчины в один голос.

— Посмотрите как следует, это же колодец, он тоже стеклянный, медузы плавают вокруг, видите? Лестница сделана из прозрачного углеродного волокна. Как кольцо, за которое приподнимают люк и на которое вы как раз наступили, Ян.

Он поспешно поднял ногу, как будто кольцо было ядовитым. В этом треклятом Мюиртобаре опасность таилась повсюду!

Через пару секунд, когда Ян вытащил из кармана жилета фонарь, они стали спускаться по невидимой лестнице, испытывая неприятное чувство, что плавают среди медуз. Они опять получили возможность любоваться их пульсирующими зонтиками, жгучими волокнами щупалец и жадными, вечно приоткрытыми устьицами рта.

Затем они ступили на землю Шотландии.

По крайней мере, именно этот образ возник в голове Романа, когда он увидел пейзаж, который высветился в световом пучке фонаря. Они оказались на черном, скалистом островке, окруженном серой, мутной водой. То там, то здесь из волн выглядывали такие же мрачные, неприветливые рифы. Подземный фьорд, окаймленный высокими остроконечными скалами.

— А где эти проклятые сирены? — не без опасения поинтересовался Ян.

— Они охраняют Проход, — ответила Нея, напряженно осматриваясь вокруг.

— А что в них такого особенного? — спросил Роман.

— Уже многие их поколения живут в полной темноте. Они питаются водорослями, планктоном и рыбой. Они не говорят.

— Прямо скажем, не Эстер Уильямс[49] ! — сквозь зубы пробормотал Ян.

— Но все-таки, кто они? — настаивал Роман.

— Не знаю. Они появились здесь еще до нас.

— Ты шутишь?

— Нет. Согласно Преданию, это жрицы древнего морского культа Великой Богини, в каком-то смысле нереиды.

— Но к какому они относятся виду?

— Я бы сказала, почти человекообразные.

Ян нахмурился.

— «Почти»? Я просто сгораю от нетерпения поскорее увидеть этих барышень! — сказал он, встряхивая фонарем.

— И последнее, — вновь заговорила Нея, решительно кладя свою ладонь на его руку, — не разговаривайте с ними.

— Take it easy, Stevie? — нервически усмехнулся Ян. — А то что? Превратимся в вампиров?

— Не говорите с ними, и все.

Их разговор прервал пронзительный крик. Некое создание с двухметровыми крыльями, с белым туловищем, пролетело над ними очень низко, так что устрашающего вида когти почти касались грязной воды.

— Это еще что? — нервно дернулся Ян. — Гигантская летучая мышь?

— Это Rapax gula. Только больше ничего не спрашивайте. Судя по всему, задолго до появления Народа здесь произошел сильнейший подземный толчок и огромная часть центрального плато оказалась поглощена земной корой вместе с его фауной и флорой. Разумеется, большинство видов исчезли, но некоторые все-таки выжили и вполне адаптировались, приобретя характерные признаки пещерных обитателей.

— То есть?

— Потеряли зрение и окраску, зато приобрели сверхразвитое обоняние.

— Сирен это тоже касается?

— Да, они слепые и альбиносы. Пойдем.

Исполненные дурных предчувствий, они последовали за ней, так же как и она, перепрыгивая с камня на камень. Роману показалось, что он видит, как внизу мелькают какие-то темные продолговатые силуэты. Никакого желания упасть в воду.

Они добрались до двойной гряды острых, неровных камней, образующих нечто вроде готической каменной арки, под которой протекала река, спокойная и безмятежная, как Стикс.

Нея резко остановилась. Она показала пальцем на какой-то камень. Прищурившись, Роман разглядел бледные очертания какого-то довольно крупного, удлиненного тела. Он подошел чуть ближе и заметил, что там было таких много, одни сидели, другие лежали. Он широко раскрыл глаза.

Сирены выглядели чудовищно. Уродливые, тучные и бесформенные. Самая миниатюрная из них весила не меньше сотни килограммов, а самая толстая — и все полтораста. Их коротенькие ручки, похожие на небольшие плавники, с толстыми, как сосиски, пальцами, болтались вдоль заплывших жиром туловищ. Крошечные ступни равномерно постукивали по камню. Луч света от фонаря скользнул по их белой мраморной коже, неравномерно покрытой тонким, светлым пушком. Волосы, падающие чуть не до самых лодыжек, были прозрачными, как китайская вермишель. Когда на них упал свет, они вздрогнули и быстро подняли к путникам свои круглые, мясистые морды с толстыми губами и курносыми носами. И без глаз.

На месте, где должны быть орбиты глаз, можно было различить едва заметные углубления. Как будто на них надели маски из гладкой кожи, плохо отделанные или полустертые.

Ламантины с расплывшимися чертами, взобравшиеся на свои насесты, лежали, развалившись на камнях в вечной тьме. Были ли они наделены разумом в картезианском смысле этого термина? Сейчас было не самое удачное время, чтобы задаваться подобным вопросом. Нея сделала знак не двигаться.

— Привет вам, о мои морские сестры, дочери Земли и Океана, примите поклон Неи.

Сирены застыли, затем одна из них повернула к каменному своду свое чудовищное лицо и издала гортанный крик.

— Привет тебе, Левкозия, привет тебе, Телес, — вновь заговорила Нея, называя каждую по имени, — привет тебе, Телксепея, тебе, Писиноя, тебе, Лигия, тебе, Мольпе, и тебе, Аглаопея.

Удивленный Ян узнал традиционные имена сирен из греко-римской мифологии. Как и когда создания, чья генеалогия восходит к среднему палеолиту, могли обзавестись греческими родовыми именами? И кто их так окрестил? Не говоря уже о том, что они и внешне не имели ничего общего с демонами древних греков, полуженщинами-полуптицами, а походили скорее на дюгоней или морских коров.

Между тем каждая из них, когда называли ее имя, испускала пронзительный крик. Потом самая толстая, которую Нея назвала Левкозией, захлопала своими коротенькими ручками, и все они одновременно заговорили.

Нет, «заговорили» — это не то слово: они издавали короткие мелодичные звуки; в целом это было похоже на оркестр, когда перед спектаклем настраивают инструменты, подумал Роман, и внезапно Писиноя запела.

Это был тот самый голос, который они слышали, проплывая на резиновой лодке, прекрасный голос, выводящий арпеджио вдоль излучин реки.

Затем вступила Телксепея, она выводила немыслимые ноты, от самых низких до самых высоких, ноты, которые летали и перекатывались по пещере, сталкиваясь с мелодией сестры, и, наконец, все они стали вести каждая свою партию в идеально гармонизированном хаосе, и это было подобно небесному пению, вызывающему в воображении одновременно и бурю, и волны, и рассвет, и успокоение, радость и траур, самую суть природы и всю гамму человеческих эмоций.

Роман почувствовал, как его сотрясает дрожь. Эти женщины, эти чудовища воспевали душу земли. Он видел, что Ян потрясен не меньше, чем он сам.

Затем, так же внезапно, как они начали петь, сирены вдруг замолчали, и разразилась чудовищная какофония, напоминающая шабаш ведьм.

Решительным и твердым голосом Нея заговорила вновь:

— Пусть всегда Народ Мюиртобара живет под вашим благословением, о мои сестры, со времен Гондваны до времен новой Пангеи [50].

Сирены, казалось, выражали свое согласие, запустив толстые пальцы в длинную прозрачную шевелюру.

Нея повернулась к Роману и Яну, сделала знак следовать за собой и стала удаляться, перепрыгивая с камня на камень. Оказавшись рядом с сиренами, Роман постарался подавить отвращение, опасаясь, что они смогут уловить исходящую от него негативную вибрацию. Кто знает, на что они способны? Но боже! Как они отвратительны!

Мольпе каталась на спине, как собака, демонстрируя дряблые, отвисшие груди; Аглаопея, казалось, дремала, из приоткрытого рта стекала струйка слюны; Лигия время от времени тянула в рот какие-то предметы, которые поднимала с земли и жадно проглатывала.

Предметы? Эти «предметы» были из породы кольчатых, и у них имелись лапки. Что-то вроде прозрачных креветок, длиной сантиметров десять, которые хрустели под ее острыми зубами.

Очень острые, отметил он, когда она в очередной раз растянула губы, держа в руке скорлупу. Длинные, грязные и острые.

Телес внезапно соскользнула в воду, скрылась под грязной водой и несколько секунд спустя вновь появилась на поверхности с рыбиной в зубах. Она щелкнула массивными челюстями, и перекушенная пополам рыба в последний раз дернулась, брызнув кровью. Затем она принялась пожирать ее, громко чавкая и глотая, пытаясь помочь себе недоразвитыми ручками.

Что бы стало с ними, если бы сиренам пришло в голову не пропустить их? Роман представил себе их жадные морды, которые роются в их внутренностях, пытаясь вырвать кусок плоти побольше. Хватит, все это и так напоминает бред, незачем усугублять, ладно? Возможно, эти несчастные девицы и были плотоядными пещерными чудовищами, но все равно они из плоти и костей, а значит, вполне способны переварить хороший заряд из кольта одиннадцатого калибра. Тем хуже для истории человечества. Они не позволят, чтобы ими закусила сладкоголосая компания семейства ламантинов.

Вслед за Неей они прошли через черную кособокую арку, всю облепленную чешуйками, пережеванными скорлупками, водорослями и чем-то вроде птичьего помета, причем все это месиво испускало отвратительный запах прелых водорослей и гнилой рыбы.

— В вопросах санитарии и гигиены они не слишком на высоте! — шепнул ему на ухо Ян.

Зато что касается аппетита…

Он внезапно поскользнулся на какой-то блестящей слизи и, чтобы не потерять равновесия, уцепился за неровность в скале. Но эта самая неровность вдруг сомкнулась на его локте, словно тиски из частокола коротеньких толстых пальчиков, и к нему потянулась зубастая глотка.

— Нет, Лигия! — услышал он крик Неи, которая резко ударила его по руке. — Друг! Не кусать!

Пальчики, словно с сожалением, разжались, тварь, с розовым бледным языком, толстыми губами и блестящими, как льдинки, зубами, обдала его зловонным дыханием. Нея резко потянула его за руку, и они оказались по ту сторону арки, на мощеной тропинке, которая вела в очередной туннель.

— Черт побери! Ну эти полоумные и напугали меня! — пробормотал Ян, вытирая со лба пот. — Но почему они такие жирные?!

— Потому что всю жизнь питаются из канализации, — объяснила Нея.

Роман представил себе толстомордых сирен, которые заглатывают разорванные внутренности и кишки, жадно пьют сточные воды, валяются среди органических останков и испражнений этой клоаки.

Неудивительно, что дыхание Лигии показалось ему отвратительным, как дыхание самой помойки. Он вздохнул, глядя на закутанную в тогу Нею, Цирцею, ведущую их по кругам этого странного ада.

— Кстати, почему ты сказала, что должна надеть свою тогу, чтобы сирены узнали тебя? Они же слепые!

— Понюхай!

Он наклонился и вдохнул слабый аромат яблока.

— У них великолепный нюх, они знают, что Маги, и только Маги могут так пахнуть.

— Есть еще что-нибудь, что ты забыла нам про них рассказать? — поинтересовался Ян.

— Кроме того, что они людоеды? Нет, вроде все. В путь!

— Людоеды! Так я и думал! Эти мерзкие тетки могли сожрать нас в два счета!

— Не будем преувеличивать, вы уже взрослые, и потом, я бы вас защитила! — ответила ему Нея.

— Когда я вновь окажусь в двадцать первом веке, закажу себе тройную «Кровавую Мэри»!

— Если мы не остановим Реза, вы всерьез рискуете получить вместо аперитива колбу с радиацией, — возразила она, и Роман улыбнулся, хотя условия отнюдь не располагали к веселью. — Вперед!

Они вновь пустились в путь по узкой мощеной дороге. Чем, интересно, была она вымощена? Благими намерениями?

ГЛАВА 20

Тропинка изогнулась довольно крутым склоном и теперь вилась между черных и гладких камней, напоминающих вулканическое стекло. Маттео наверняка объяснил бы им, что это такое, подумал Роман, еще раз с болью осознав его смерть. Он не сумел защитить членов экспедиции; он увлек на смерть двух пожилых, беззащитных людей и несчастного Омара, который так мечтал увидеть море. Он никогда никому не хотел причинять зла, но взрослую жизнь начал с убийства, и теперь, спустя много лет, смерть по-прежнему крадется за ним, словно голодный зверь, в ожидании, когда ей кинут какую-нибудь еду.

Он встряхнулся, пытаясь сосредоточиться на дороге, по которой они шли в полном молчании.

На Нее. На ее силе, спокойствии, уме. На ее красоте. После выхода из тюрьмы он знал очень многих женщин; словно пытаясь наверстать упущенное время, он бросался в беспорядочные схватки, он погружался в их тела, их ароматы, их объятия, он не мог насытиться прикосновением их кожи, их взглядами. Но они, эти женщины, так и не сумели заполнить пятнадцать лет пустоты, одиночества и потерь. Так, понемногу, он сделался одиноким старым волком, лелеявшим свою независимость, свои раны, свое отличие от других. И вот теперь Нея. Которая шла перед ним, прижав к груди раненую руку, стиснув зубы от боли. Упрямая, решительная. Высокомерная. Властная. Живая. Забавная. С этой женщиной, пришедшей из иных времен, обладающей иными генами, может ли он вновь обрести вкус к жизни?

Неожиданно, застав их врасплох, тропинка остановилась у залитого светом озера Ослепленный, он поднял глаза. Свет падал на воду сверху через продолговатое отверстие. Озеро казалось прозрачным, спокойным и чистым. Через него был перекинут кирпичный выгнутый мостик. Можно было подумать, что находишься в японском саду. Не хватало только вырядившихся в кимоно сирен с зонтиками.

— А здесь где ловушка? — проскрипел Ян, внимательно разглядывая поверхность воды. — Гигантские крокодилы-людоеды? Пираньи? Расплавленная лава?

— Озеро никаких проблем не представляет, — заверила его Нея.

— Вот как!

— Проблема — этот мост.

Они одновременно подняли глаза на очаровательный мостик.

— Вернее сказать, страж моста, — продолжала Нея.

Они внимательно всмотрелись, но никого не увидели.

— И где же он прячется? — оглядываясь, спросил Ян.

— У Фульбера не слишком хороший характер, и он часто гневается! — решительно произнесла Нея.

Захлопали крылья. Затем над парапетом появилась изящная белая головка с розовым хохолком.

— Лебедь! Просто дурацкий лебедь! — выругался Ян.

— Да, но это боевой лебедь, — прошептала Нея. — Их когда-то привозили специально для смертельных схваток. Их шпоры остро заточены, а клюв твердый и тонкий, как лезвие.

— Дурацкий лебедь! — повторил Ян. — Да его же можно уложить одним выстрелом!

— Никто ни в кого стрелять не будет! Потому что если вы уложите Фульбера, мост обрушится.

Они в недоумении уставились на нее.

— В него имплантирован чип, связанный с детонатором, и если его сердце остановится, мост в ту же секунду взорвется. Фульбер — это живая мина.

— Ну хорошо, мост взорвется и?..

— Мы отправимся к гигантским крокодилам-людоедам, — предположила Нея.

— Это что, шутка?

— Мы находимся в огороженном пространстве, защищенном… защищенном подручными средствами!

— А что вы скажете про электронное наблюдение? Робототехника, камеры, охранники?

— Все современные системы защиты имеют существенный недостаток: они требуют обслуживания. Их нельзя установить незаметно.

— Разумеется, взрывающегося лебедя и сирен-людоедов можно установить незаметно, и обслуживания они не требуют! Это прямо как про меня. Кажется, я тоже сейчас начну брызгать свинцом, — извинился он. — Так что будем делать?

— Почешем шейку у нашего славного Фульбера и перейдем мост. Вперед.

Передвигаясь гуськом, они приближались к мостику. Фульбер наблюдал за ними своими черными глазками-бусинками. Когда они были уже на полпути, он принялся вытягивать шею и хлопать крыльями, перья слегка вздыбились.

— Вид не слишком дружелюбный, вам не кажется? — проворчал Ян.

— Дайте мне шоколадный батончик, — прошептала Нея.

Она освободила батончик от обертки и на открытой ладони протянула его лебедю, который уже приготовился атаковать пришельцев.

Какое-то время он недоверчиво разглядывал протянутую руку, затем, не в силах отказаться от лакомства, кончиком своего остро отточенного клюва молниеносно схватил с ладони батончик. И когда лебедь запрокинул шею, чтобы проглотить его, Нея, успевшая расстегнуть тогу, накинула ее ему на голову, завернула в нее так, что крылья птицы оказались прижаты к туловищу.

Пытаясь освободиться, Фульбер издал разъяренный крик, но Нея с помощью Романа и Яна крепко удерживала замотанное в ткань, бьющееся тело, мешая птице пустить в ход клюв и лапы. Волоча брыкающийся сверток, они перебрались на другой берег. Здесь, оказавшись в безопасности, Нея сделала им знак отпустить лебедя и тут же завернулась в свою тогу, как матадор в плащ.

Еще задыхаясь, большая белая птица попыталась наброситься на них, но они ловко увернулись, и Фульбер остался стоять на месте, переваливаясь с боку на бок, не в силах решить, кого атаковать первым. Затем, так и не определившись, он, преисполненный достоинства, поковылял назад через мост к своему домику.

— Не слишком надежный страж, — заметил Ян.

— Так здесь и не очень много посетителей, — объяснила Нея. — Этой дорогой почти никто не ходит.

Он приподнял брови, словно желая сказать: «Кто бы сомневался!» — и Нея улыбнулась. В Яне было что-то от беззаботного подростка. Раненая рука, пострадавшая в недавней схватке с птицей, вдруг напомнила о себе резкой болью. Действие анестезирующего коктейля, который она успела выпить в библиотеке, заканчивалось. Она подняла глаза на Романа, который протягивал ей две пилюли. Он читает в ее душе, подумала она, потому что он внимателен к ней. И от этого чувства ей стало спокойно.

Они медленно шли по берегу, два или три раза Ян заметил на поверхности воды выпученные глаза. Крокодилы! Само это слово напоминало комиксы — Клеопатра и всякая гадость. Интересно, повезет ли им еще и на гигантских пауков? Кто знает, какими тварями кишит эта особая подземная экосистема?

Он отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с парой остекленевших глаз, которые смотрели на него, как на лакомство. Нужно было выбираться отсюда. Желание увидеть дневной свет становилось невыносимым. Он буквально задыхался от ощущения каменного свода над головой. По сравнению с этим «Путешествие к центру Земли» казалось сущей ерундой.

Изнемогая, чувствуя, как у него сжимает грудь, Ян посмотрел на идущего Романа. Как ему удается сохранять спокойствие?

На этом его мрачные мысли оказались прерваны, потому что Нея снова остановилась. Они очутились в небольшой сумрачной пещере. Ян направил на стены луч света.

— Выход наверху, — спокойно произнесла она.

Они подняли глаза. Почти вертикально вверх, гораздо выше, чем мог проследить взгляд, спиралью уходила лестница, грубо вытесанная в скале.

— Тысяча ступенек, — добавила она. — Очень крутых.

— Я готов! — отозвался Ян. — Все равно сколько и каких, лишь бы выбраться на свежий воздух.

Роман быстро подсчитал, что если каждая ступенька имеет в высоту двадцать сантиметров, значит, они находятся на глубине около двухсот метров.

Прежде чем начинать подъем, они выпили воды, съели каждый по горсточке риса и проглотили по две таблетки аспирина.

— Лучше потушить фонарь, — сказала Яну Нея, вытирая губы. — Наверное, батарейки уже на исходе.

— Ничего, он работает на батарейке в девять вольт и рассчитан на два года. Или неделю в режиме мерцания.

— Наконец-то хоть одна хорошая новость, — произнес Роман, ставя ногу на первую ступеньку. — Вперед!

Подъем на высоту каких-нибудь двести метров, ничего особенного. Разве что через полчаса мышцы ног уже дрожали.

Грубо вырезанные ступеньки были неравной высоты, и это мешало наладить хоть какой-то ритм. Свод часто опускался, заставляя их пригибаться, порой даже вставать на четвереньки, а теснота лабиринта, по которому они продвигались, усиливала клаустрофобию. Ян заставлял себя дышать как можно реже, чтобы отогнать тяжелые мысли, он считал ступени, как читают мантру.

Роман, идущий во главе процессии, освещал лестницу, и вскоре даже почти ничего не весивший фонарь стал казаться ему очень тяжелым. Он думал только об одном — не наткнуться на очередное препятствие, он сомневался, что сможет его преодолеть. И даже перспектива оказаться наконец на поверхности не слишком уже бодрила. По правде сказать, у них не было никаких средств помешать Реза затопить планету огнем и кровью. На память ему пришла фраза, на которую он случайно наткнулся в Интернете на сайте канадской службы разведки и безопасности по поводу химических, биологических, радиологических и ядерных атак террористов: «Общество очень уязвимо перед подобными преступлениями, последствия которых могут оказаться поистине чудовищными».

Даже если действия Реза не приведут к исчезновению сапиенс, они повлекут за собой миллионы жертв и страшные репрессии. В конечном счете — новый геноцид для гомо неандерталенсис. Он вздохнул, приготовился подняться на четыреста двенадцатую ступеньку и застыл, потому что нога повисла в пустоте.

У Влада раскалывалась голова, острая, колющая боль пульсировала в висках. Что-то давило на ноги, стягивая лодыжки. И еще у него было ощущение, будто он качается. На конце веревки. Его повесили! Нет, в этом случае он был бы мертв. Или… у них не получилось? Он с трудом открыл глаза и ничего не увидел, кроме бесформенной серой массы. Это была серая земля. Он очень медленно повернулся и заметил ноги в спортивных штанах. Солдат. Но…

Его повесили вниз головой! Он захотел выпрямиться, но помешали связанные за спиной руки. Повешен за ноги. Вот почему так болит голова. Сволочи! И еще эта боль в горле, из-за которой невозможно глотать, боль в том самом месте, куда эта сволочь Лейла ткнула ножом.

Ткнула.

Кап.

Горло.

Кап.

Он опустил глаза. Он был подвешен за ноги над большим эмалированным ведром.

Кап.

Которое медленно наполнялось чем-то красным.

Кап. Кап.

Правда ударила, как апперкот, отправив его в нокаут. Из него вытекала кровь.

Эти негодяи собирались выпустить из него кровь, всю до капли!

Обезумев от ужаса, он принялся биться на конце своей нейлоновой веревки, как рыба на крючке, но все было бесполезно. Только еще несколько капель скатились на белую эмаль. Небольшой залп гемоглобина.

Не оставят же они подыхать его вот так, повешенного, как свинья с перерезанным горлом?! Он хотел закричать, но из пылающего горла не вырвался ни один звук. Может, они перерезали ему голосовые связки? Сколько крови он уже потерял?

Дна ведра было не видно. Литр? А сколько всего крови в человеческом теле? Пять? Максимум шесть? Скажем так, литр в час. Если кровь будет вытекать с этой скоростью, через пять часов он будет мертв, будет опустошен, оболочка из кожи на конце крючка, суки, суки, это невозможно!

— Похоже, оклемался, — произнес голос, принадлежавший человеку, которого он определил про себя как Вернется.

— Да, — отозвался Народ. — Тем хуже для него: она порезала его не слишком глубоко.

— Это специально. Пусть он теряет кровь капля за каплей. Колбаса будет вкуснее.

«Колбаса»? Так эти дегенераты собираются делать из него кровяную колбасу? От ужаса он чуть не задохнулся, и из раненой глотки вырвался вой вместе с фонтаном кровавых брызг.

Ноги в спортивном костюме приблизились к нему, рука схватила за волосы, немного приподняв голову.

— Забавно осознавать, что скоро подохнешь, да, русская свинья?! — с гнусной ухмылкой произнес Народ. — Ваши ублюдочные греки делали это в своих ваннах, но это же совсем не то — истекать кровью, лежа в ванне. Ты, по крайней мере, кое на что сгодишься, — добавил он, отпуская голову Влада, которая качнулась назад, вызвав новый приступ боли.

Ублюдки! Ярость захлестнула его багровой волной, на лбу запульсировали вены. Потом опять вернулся страх, словно наставив на него свое острое, холодное лезвие.

Может быть, он просто потеряет сознание? Может, это то же самое, как уснуть, опьянев?

Звук шагов. Босые ноги, браслеты на лодыжках. Лейла, предательница. Лейла, которая погрузила в ведро деревянную ложку и спокойно перемешивает содержимое. Лейла, которая наставила на него ложку, с которой капает его же кровь.

— Я знаю, что тебе больно и страшно, но это в порядке вещей. Так и должно быть.

Лейла… Как эта девчонка могла превратиться в убийцу? Он хотел позвать ее по имени, но смог пробормотать только что-то вроде «…ей …а».

— Не называй меня «Лейла», Лейлы никогда не существовало. Это была всего лишь оболочка, обман. Царь произнес слова, которые меня освободили от Лейлы. Я вспомнила, кто я такая. Мы из разных миров, Владимир Иванович, даже если на какой-то краткий миг и оказались рядом. — Внезапно она прервала монолог, затем повернулась и ушла, оставив Влада мучиться от ярости, ужаса и боли.

Лестницы дальше не было. Перед ними высилась лишь каменистая стена.

— Землетрясение, — пробормотала потрясенная Нея.

— Значит, остается только спускаться! — воскликнул Ян, сжав кулаки.

— Постой-ка! — остановил его Роман. — У тебя есть спички?

Ян вытащил коробок с надписью на этикетке «Паб Мерфи», и мужчины одновременно вздохнули.

Роман чиркнул спичкой. Взметнулся язычок пламени, прямой и яркий, затем внезапно заметался и погас.

— Справа поток воздуха, — сказала Нея.

Ян уже начал прощупывать стену, тыча в нее ножом. Каменистый блок вдруг стал осыпаться.

— Здесь!

Он стал ковырять энергичнее, Роман помогал ему, постепенно образовалось отверстие величиной с кулак. Ян приблизил к нему лицо и стал всматриваться.

— Вижу! Лестница! Она там, сзади! Через мостик! Он отодвинулся, чтобы Роман смог взглянуть тоже.

Лестница и в самом деле вновь шла по стене напротив, и между ней и тем местом, где находились они, над бездонной пустотой висел, раскачиваясь, деревянный мостик.

Они быстро расширили отверстие, чтобы по карнизу можно было перебраться на ту сторону. Мостик начинался метрах в четырех и висел на высоте двадцати метров над ямой глубиной метров пять-шесть, на дне которой что-то белело.

— Ладно, — покорно вздохнув, произнес Ян. — Ну и где здесь ловушка?

— Здесь, на третьем уровне, опасно все.

— Третьем уровне чего? — взорвался Роман.

— Обитель Магов организована как видеоигра. Мало кто добирается до третьего уровня.

— Да, и что?

— Все устроено так, что как только вы поставите ногу на мостик, он тут же рухнет в пустоту. Если вы осторожные игроки, то, разумеется, предпочтете пройти внизу. Ян, дай, пожалуйста, фонарь.

Завладев фонарем, она направила его на дно ямы. Ян почувствовал, как на голове зашевелились волосы.

— Черт! Это что еще такое?

— Пауки семейства тератозитов.

— А как похожи на пауков-птицеедов!

— Да это и есть пауки-птицееды, только альбиносы, — подтвердила Нея, словно хвалила прилежного ученика.

— Их здесь очень много, не меньше тысячи.

— Это их гнездо. Гнездо Люсинды и ее дорогих сыночков. Люсинда — их королева, — торжественно добавила она.

— У них что, есть… королева? What do you think I am? A fucking moron?[51] — взвился Ян.

— Простите, но мы живем здесь в особом микрокосмосе, который не имеет ничего общего с внешним миром. Скажем так, Люсинда — королева-мать этой маленькой компании семейства хитиновых. Она самая большая…

— Поточнее! — прервал ее Роман. — Какие у нее размеры?

— Около пятнадцати сантиметров в диаметре… это без лапок… ничего страшного.

— Прекрасно, всадим пулю между восьмью глазами Люсинды, — решительно произнес Ян.

— Ну, у нас не хватит пуль, чтобы перебить всех! А от их укуса вы можете стать инвалидом.

Несколько секунд они рассматривали мохнатых пауков. Их белые волоски притягивали свет, они живо отскакивали назад, сбиваясь в кучу, иногда вставали на задние лапки, принимая атакующую позу, молотя воздух ногами-щупальцами; острые крючковатые зубки готовы были впиться в кожу, чтобы впрыснуть риботоксин, этот протеин, который может вызвать остановку сердца. Как ни странно, к его яду восприимчивы только приматы — человек и обезьяна, другие млекопитающие, похоже, обладают иммунитетом. А Народ? — вдруг подумал Роман. Он повернулся к Нее:

— Ну что, может, почешем им спинку и пойдем дальше?

— Бояться их и в самом деле не стоит.

— Ничего себе! — усмехнулся Ян. — Это известное дело: большие особи едят только мелких!

— Люсинда и ее сыновья очень страшные, собственно говоря, в этом и заключается их функция, но они не опасны.

— Они что, из пластмассы? Ну скажите нам, что они пластмассовые?! — умолял Ян.

— А вот и нет! Это просто-напросто голограммы.

— Виртуальная картинка? Как аттракцион «Дом с привидениями» в Диснейленде? — поразился Ян.

— Могу вам поклясться, Ян, что ноги моей никогда не было ни в каком парке аттракционов, но, в общем, да, можно сказать, что Великая Люсинда и ее пауки-птицееды — это аттракцион, причем один из самых удачных.

— Но зачем тогда они нужны, если совсем не опасны? — поинтересовался Роман, не отрывая глаз от беспрестанного мельтешения лапок и скорлупок.

— Я же тебе сказала: чтобы пугать. Это тщательно высчитанная голограмма, нанесенная на фотографическую пластинку с помощью компьютера. Если ты приблизишься, они сразу же набросятся на тебя, шевеля лапками. Уверяю тебя, это очень страшно.

— А что-нибудь еще в программе имеется?

— Это же только картинка, Ян!

— Ладно, а если какой-нибудь тип, настолько глупый, чтобы их бояться, все-таки поймет, в чем здесь дело? Активируется какая-нибудь защита?

Нея вздохнула:

— Ну, скажем так: если этот отчаянный попытается пробраться вниз, а потом, догадавшись, что это всего-навсего голографическое изображение, и обезумев от радости, поставит ногу на ступеньку, то — бам! — ступенька взорвется.

— Она заминирована?

— Именно. Начиная с этого места, ступени заминированы, но не все.

— То есть?

— Ступеньки-ловушки выбраны произвольно. Представим себе, что какие-нибудь смельчаки догадаются, что мои хорошенькие паучки-птицееды всего-навсего средство отвлечения. Первый из них подрывается на ступеньке. Второй думает, что самое страшное позади, хотя товарищ и погиб, дальнейший путь свободен. Ошибка. До конца он все равно не доберется. Тогда удачи попытает третий, ну и так далее. По правде сказать, кроме Магов, здесь никто и не ходит. Но излишняя осторожность не помешает. Ну, если вопросы у вас закончились, может быть, продолжим подъем?

— А ты, может, откроешь нам, как все-таки выбраться на поверхность в целости и сохранности? — проворчал Роман.

— Идите за мной след в след. Я участвовала в составлении этой программы, я знаю каждую подробность. Так что не пытайтесь от меня избавиться.

— Одним словом, куда ни кинь, все клин, — мрачно бросил Ян, бросая взгляды то на логовище пауков, то на мостик-ловушку.

— Вот именно. Все было задумано как игра, но это отнюдь не игра. Позволите? Я пойду впереди.

И, подтверждая слова действием, они начала спускаться в яму с белыми пауками, осторожно отодвигая переплетенные серебряные нити, которые закрывали доступ в их нору.

Они медленно продвигались среди плотных полотнищ паутины конусообразной формы, вытканных пауками-птицеедами; сами пауки сидели внизу и ткали, скрестив лапки, — массивные волосатые матроны в ожидании неосторожного путника, который попадется в их тенета.

Даже если знать, что все это всего лишь иллюзия, зрелище все равно отвратительное, подумал Роман. У них был ужасающе правдоподобный вид, с их лапками-щупальцами, этими шуршащими ножками, мельтешащими в воздухе, ниточками слюны, вытекающими из хелицер, соединенных с ядовитыми железами; при их приближении пауки разбегались.

Однажды во время прогулки Роман подобрал на выстриженном газоне маленького паучка, спрятал его в карман и принес в камеру. Он смотрел, как приземистый красноватый паучок бегает по стенам. Он реагировал на малейшую вибрацию и, когда Роман стучал по перегородке, начинал метаться. В конце концов он принялся ткать паутину под зарешеченным окном, но не пережил надзирательского щелчка.

Казалось, голографические картинки разбегаются под их ногами и карабкаются на стену, и он еще подумал: как глупо, зачем было задавать им такую программу поведения?

Внезапно фонарь в руках Неи метнулся, и луч остановился на большом камне.

— Люсинда! — прошептала она.

Большая и круглая, размером с суповую тарелку, восемь выпученных, молочного цвета глаз, поджатые мохнатые лапки, сама вся белая, как привидение, острые крючки в маленьком ротовом отверстии, спрятанном под густой шерстью, все время в движении, будто паучиха постоянно что-то глотает.

— Великолепно! — оценил Ян. — Только никакого подарка мне от нее не нужно!

— Она бы все равно не выжила на поверхности, пещерные твари не выносят солнца, оно их убивает, прямо как ваших старых добрых вампиров.

Люсинда медленно поднялась, покачиваясь на своих тоненьких ножках, вытянув лапки-щупальца; они поспешили пройти мимо, а паучиха с белой взъерошенной шерстью опять упала на пол.

Они начали подниматься мимо обрушившихся каменных блоков, слыша под ногами шелест мохнатых лапок.

— Все помните? Первую ступеньку пропускаем, — сказала Нея, когда они добрались до лестницы. — Теперь дело пойдет быстрее, — добавила она, глотая две таблетки болеутоляющего и еще один опиумный шарик, а Ян и Роман подкрепились таблетками кофеина, время от времени с опаской поглядывая на суетливое мельтешение голографических картинок под ногами, как будто эти очаровательные малютки могли погнаться за ними по пятам, потрясая крючковатыми лапками.

Они поднимались медленно, мышцы ныли от боли, кожа была влажной от пота, они останавливались, когда останавливалась Нея, перешагивали ступеньки, на которые она молча указывала, Роман не переставал думать о ее словах: «Она бы все равно не выжила на поверхности…» Несколько странно для голограммы. Разумеется, эту фразу можно было понимать в переносном смысле: оптическая иллюзия рассеется на солнце. Но он не был уверен на сто процентов, что ее не надо понимать буквально… А вдруг Люсинда и ее бледная команда были настоящими пауками, которых Нея, чтобы не пугать своих спутников, превратила в иллюзию! Ты совсем сошел с ума, старина. Нея такая же колдунья, как ты, никакой магии не существует, мир прочен, мир материален, а если бы дух правил материей, мы были бы бессмертны, бубнил он про себя, как вдруг услышал голос Яна:

— Мы почти наверху, Роман! Я вижу выход!

— Спасибо, Господь, в которого я не верю, — пробормотал Роман сквозь зубы. Все лучше, чем эта проклятая подземная могила.

Они выбрались на свет из расщелины, щуря глаза, как совы. Роман шумно перевел дух. Какой все-таки многоцветный мир! После этих бесконечных скитаний по сумеречным подземельям цвета били в лицо, яркие и четкие, как гуашь на детских рисунках. Пронзительная синева неба, золотистая желтизна дюн, яркая охра скалы, далекая белизна соленых болот… и оливковая зелень двух джипов, стоящих в десяти метрах от них.

Сделав другим знак пригнуться, Роман, остолбенев, не мог отвести от них взгляд: рядом с шофером Реза, с левой рукой на перевязи, всматриваясь вдаль, курил сигарету. Двое солдат меняли колесо у второго джипа. Третий, с ручным пулеметом через плечо, оглядывался по сторонам.

Ни звука вокруг, только шелест ветра. Они вот-вот должны были незаметно добраться до укрытия, нагромождения камней, как вдруг, широко раскинув крылья, пролетел коршун, огромный черный коршун. Часовой с автоматом наперевес повернулся, как на стенде экспозиции, подпрыгнул от неожиданности, закричав с вытаращенными глазами: «Шеф! Шеф!»

Бежать поздно. Реза уже обернулся, спрыгнул на землю и наставил оружие на Романа.

— Вы как раз вовремя! — бросил он, усмехнувшись уголком рта. — Вас ждут на исполнении Обряда.

ГЛАВА 21

Значит, все оказалось бесполезно, думал Роман, карабкаясь в джип, в котором пахло бензином и жарой. Нея села рядом с ним, очень бледная, разъяренная и до предела измученная. Солдат бесцеремонно втолкнул Яна в машину. Они все трое теснились на заднем сиденье, в наручниках, нелепые и жалкие.

Реза разместился на переднем сиденье, рядом с шофером, держа их на прицеле.

Второй джип с замененным колесом ехал за ними, с четырьмя солдатами в салоне, и любая мысль о побеге представлялась бессмысленной.

Как и вся их подземная одиссея. Из-за какого-то лопнувшего колеса все полетело к черту. А что, если Реза оказался возле якобы ультрасекретного хода Магов отнюдь не случайно?

Господи, это было бы совсем глупо! Скакать в темноте галерей много часов, как обезумевшие тараканы, чтобы вот так оказаться прямо под носом врага! Роман, готовый на все, что угодно, повернулся к Нее, но она опустила глаза, отрицательно покачав головой.

Понятно.

Оставалось только наслаждаться прогулкой.

Железные лестницы, тычки в спину, удары прикладом, освещенные неоновым светом коридоры, мужчины и женщины в униформе, сидящие перед мерцающими экранами, патрули, охрана, шум грузового подъемника, зацементированная набережная, серая резиновая моторка с мощным прожектором.

Стремительное и бесшумное плавание. Они причалили к узкой полоске мелкого песка. Снова коридоры, на этот раз освещенные факелами, утрамбованная земля под ногами, запах кладбища.

Наконец они оказались в огромной пещере с настенными рисунками, где многие тысячелетия терпеливо ждал мальчик со сциталом. Из котелка поднимался ароматный дым. Вокруг выстроились стражники, с черепами характерной формы, с мускулистыми торсами, в белых, с напуском, брюках, в руках у каждого была заточенная сабля. За ними стояли мужчины и женщины, с волосами, заплетенными в косички, в одинаковых фиолетовых туниках. Раздавался глухой стук больших барабанов. В дальнем, затемненном углу над ведром на крюках была подвешена какая-то туша, наполовину скрытая спинами бородатых стражников в спортивных костюмах. По четырем углам золоченые конусы, в которых курился ладан, источая одуряющий запах. И над всем этим пение сирен, гортанное и мелодичное. Никто не шевелился.

Ты бредишь, приятель, подумал Роман, ты сейчас просто спишь, начитался книжек о путешественниках, слишком много смотрел фильмов, теперь ты спишь, и в голове у тебя все перемешалось. Под нашими ногами не существует никакого подземного мира, на планете не осталось неизведанных земель, у тебя в мозгу опухоль, которая провоцирует галлюцинации, вызванные книжками из детства. Печального и одинокого детства, проведенного рядом с печальным и одиноким отцом. Неудивительно, что ты без оглядки доверился Антонии, признался он себе впервые. Неудивительно, что ты ухватился за первого же человека, который проявил к тебе интерес, подобно тому как утопающий хватается за соломинку. Ты был готов на все, на все, что угодно, лишь бы она продолжала тебя любить. А она была готова на все, чтобы тобой манипулировать.

Мотнув головой, он вернулся в настоящее.

Пещера.

Возле котелка Реза, массивный, прямой. И в углу они трое, закованные в цепи, грязные, измученные.

Нескончаемый грохот барабанов.

— Где Маги? — решительным и сильным голосом внезапно произнесла Нея.

— Их не пригласили, — не поворачивая головы, ответил ей Реза.

— Это противоречит Закону, и ты это знаешь. Все это знают! Ни одно решение, касающееся будущего Народа, не может быть принято без согласия Магов.

— Скажи это Царю, а не мне.

— Признайся, Реза, ведь ты приказал убить Магов? Ты приказал уничтожить нашу память и нашу мудрость?

Роман заметил, что при этих словах некоторые из присутствующих на собрании задрожали и раздался возглас удивления. Возможно, тактика Неи была правильной. Посеять раскол.

— Маги придут, когда наступит время, — пророкотал Реза.

— На Ассамблеях Маги должны сидеть рядом с Воинами и Эдилами, таков Закон! — настаивала она и, увидев, что он пренебрежительно пожимает плечами, добавила: — Я королевской крови, как и ты. Как смеешь ты заковывать в наручники равного и угрожать ему?

— Я исполняю приказ. Ты обвиняешься в предательстве, и Царь будет тебя судить.

— Только в присутствии Магов! Ты забыл наши обычаи?!

Реза вздохнул, явно раздраженный. Так может раздражать назойливая муха.

— Времена Магов миновали, Нея. Сейчас устанавливается новый закон.

«Весь мир насилья мы разрушим до основанья», — чуть было не пропел Роман, думая о том, что, когда количество странностей и нелепостей зашкаливает, когда воспринимаемая информация кажется слишком уже нереальной, человеческий мозг перестает испытывать стресс. Это своего рода защита. Мозг просто автоматически регистрирует происходящее, никак эту информацию не перерабатывая. Он словно отказывается реагировать на невообразимые ситуации. И как можно поверить, если ты, ну, скажем… известный, уважаемый всеми врач, как можно поверить, что тебя могут бросить в товарный вагон, убить всю семью, убить тебя самого в газовой камере и сделать мыло из твоих внутренностей?! Слишком жестокие потрясения, слишком невероятные мысли тормозят восприятие реальности, снова подумал он. Так что он не боялся. Он просто смотрел.

— Развяжите меня! — приказала Нея решительным голосом, привыкшим повелевать.

Один из охранников неуверенно сделал шаг вперед. Его напарник преградил ему путь, приставив к груди саблю. Тот отступил. Грохот барабанов нарастал.

— Тихо! — прокричал Реза. — Поприветствуем Великую Жрицу!

Вся разодетая в пурпур, от кожаной маски до ажурных сандалий, в помещение торжественно вступила стройная миниатюрная женщина, в сопровождении других женщин, дующих в золотистые рожки.

Это ее весталки, подумал Роман. Облаченные в безразмерные синие одеяния, с косичками на голове и в белых вуалях. За ними следовали четыре обнаженных атлета, с бычьими рогами на голове, толстые члены болтались между мускулистых ляжек, в руках они вертели трещотки.

— Вот мы и участвуем в обряде, достойном Конана Варвара! — шепнул ему Ян, и этот шепот стоил ему удара от стоящего за спиной охранника.

— Жаль, что уже заранее известно, кто именно окажется привязан к пыточному столбу, — шепнул ему в ответ Роман и тоже получил удар в бок.

Это уже не имело значения. Охранник не мог слишком уж докучать им, это было не в его власти.

Они сконцентрировали свое внимание на Великой Жрице, которая неподвижно стояла возле котелка и выводила, как и все, медленную, монотонную мелодию.

Почему все примитивные ритмы планеты так похожи? Возможно, наш образ мыслей налагает обязательные для всех поведенческие стереотипы? И каким бы способом ни пытались мы повлиять на ход истории, чтобы ее изменить, мы все равно неизбежно приходим к тому же результату, к тому же будущему?

Ян не мог оторвать взгляд от хрупкой миниатюрной фигуры, от черных волос, подстриженных каре, от ее манеры двигаться и петь, слегка склонив голову набок.

Способность воспринимать очертания, которая позволяет нам узнать кого-то знакомого, увидев всего лишь его затылок или какую-нибудь другую часть тела, навела его на мысль, что эта женщина очень похожа на Лейлу. Заметь он ее на углу улицы, он мог бы поклясться, что это именно она.

Он был настолько увлечен, рассматривая ее, что не сразу заметил, как она перестала петь и как все присутствующие пали ниц. Охранники вновь нанесли им по удару, чтобы заставить встать на колени, но Нея отказалась повиноваться.

— Ты больше не подчиняешься нашим ритуалам? — произнесла Великая Жрица на безукоризненном английском.

Ян смертельно побледнел. Сомнений не оставалось. Это действительно Лейла. Он повернул голову к Роману и по его отвисшей челюсти понял, что и тот догадался. Лейла в одеянии Великой Жрицы некоего доисторического племени? Полный бред.

— Мне нечего сказать той, которая покинула свой Народ! — высокомерно ответила Нея.

— Меня похитили и спрятали, меня скрывали ради моей безопасности! — возмутилась Великая Жрица. — Я никогда не покидала Народ!

— Это ты так говоришь. У нас есть только твои слова. Ты ждала тридцать лет, прежде чем вспомнить о нас. Возможно, ты предпочла бы жить в верхнем мире?

— Это ложь! Как только с души моей оказалась омыта навязанная мне личность, я вернулась и заняла свое место среди Народа!

Как они омывают душу? — задал себе вопрос Роман. У них наверняка есть какие-нибудь особые способы. Какое счастье понять, что ты не тот, кем считал себя! Он чувствовал чудовищную усталость. Он ничего не понимал. Возможно, если бы в нем самом столкнулись противоборствующие силы, его сознание тоже не выдержало бы. Во всяком случае, приговор был ему известен заранее: смерть во всей своей определенности.

Крещендо барабанов вернуло его к действительности. Одна из весталок указывала на змейку зеленоватого пламени, которое поднималось над котелком, и Лейла подняла руки.

— Оракул будет говорить! Тише! — крикнула она.

Дымок все еще вился, похожий на кобру, вставшую на хвост перед заклинателем. Роману показалось, что он видит, как в холодном воздухе витает что-то вроде «М».

При виде этой буквы присутствующие издали страшный крик, который заставил его вздрогнуть. Подняв руки, Лейла принялась что-то говорить на незнакомом языке, в трансе, с закрытыми глазами.

— Это наш язык, — шепнула ему Нея и стала переводить: — «Благословенна будь Богиня, благословен будь Великий Бык. Пусть силы Небесного Быка осеменят Мать и будут и дальше течь в наших венах! Великий Цикл завершен, небесное колесо повернулось, время Народа настало вновь! Смотрите, смотрите на Знаки, слушайте Песнь песков, поднимающуюся к небесам! Небо заговорило, Мать-Вода вернулась, омоемся вновь в ее источнике, омоемся во вновь нахлынувшей Живой Воде, и пусть будет оттиснута наша печать на Земле».

Опять рев толпы, опять она бросается на колени, а Нея поясняет: «Солнце вернулось туда, где было двадцать пять тысяч семьсот восемьдесят лет назад…» Роман стоял в недоумении, а губы Лейлы вновь стали напевать протяжную песню сирен.

25 780 лет. Именно с этой даты, с даты Исхода, Народ исчисляет свое время. 25 780 лет… Он смутно помнил, что приблизительно такое время требуется Солнцу, чтобы совершить полный зодиакальный круг. Древние называли его «Великий Год». Так, значит, Солнце совершило полный оборот по эклиптике. «В начале был конец, в конце будет начало».

Допустим.

Но что означает вторая часть пророчества: «Небесный Бык появится в Тринадцатом»? Антуан идентифицировал совершенно верно: Небесный Бык — это Солнце. Но… Тринадцатый? Тринадцатое созвездие? Созвездие Офиуров, о котором говорила Нея?

Ну да, ведь сегодня 13 декабря! С днем рождения, старина. Повеселись хорошенько.

Итак, Солнце завершило Великий Год, который продолжался 25 780 земных лет, и оказалось в созвездии Офиуров. Два знака разгаданы. Но что означает: «Когда вновь встретятся Мать и Море»? Ты совсем спятил, Роман, спятил в ту самую минуту, когда решается твоя судьба! Вместо того чтобы разглагольствовать, лучше посмотри, что происходит вокруг!

Лейла широко раскрыла глаза, две щелки за красной кожаной маской, схватила факел и приблизилась к предмету, подвешенному к потолку, внезапно осветив его ярким светом.

Роман прищурился. То, что висело на крюке, не было ни мешком, ни частью говяжьей туши. Это было частью человеческой туши, вернее, человеческое тело целиком, и он даже узнал этого человека: соломенного цвета волосы, узловатые плечи и майка.

Влад. Они повесили Влада за ноги над ведром. Внезапно ему вспомнился рецепт приготовления Аль-Густов. Народ разгневался. Народ мстил. Из Влада будут выпускать кровь, пока тот не умрет.

— Слушай, о Народ! — на фарси закричала Лейла. — Этим вечером Мать окажется в полной фазе.

— Луна! — шепнула Нея.

— О Царица морских приливов и живительных сумерек, этим вечером, когда ты поднимешься во всем своем величии среди сестер-звезд, мы принесем жертву кровью! И тогда Царь предскажет нам нашу судьбу.

Восклицания.

В котором часу встает Луна?

Словно услышав его мысли, Нея шепнула ему:

— У нас есть время до двенадцати минут девятого. Прекрасно. Как будто они могли что-нибудь сделать!

Лейла приблизилась к пленникам, направив на них обвиняющий перст:

— Что же касается вас, захватчики, похитители вечности, грабители истории, и тебя, предательница, отступница, вы узнаете страшный гнев Богини, которая говорит моими устами! Да будет сделано так, как сказано!

— Они отрежут нам головы! — уронила Нея.

Барабанный стук не прекращался, весталки вновь принялись дудеть в свои золотистые рожки, и Лейла вышла в окружении четырех обнаженных атлетов.

Реза поднял свою здоровую руку, и установилась тишина, помощники молча исчезли. Подхватив длинные цепи, свисающие с их закованных в наручники запястий, охранники подтащили пленников к большому кольцу, вбитому в стену.

— До скорого! — бросил Реза, но тут же вернулся, специально для того, чтобы добавить, усмехаясь: — Эту фразу вы слышите в последний раз!

И ушел.

Выходит, у них было время до двенадцати минут девятого, до того момента, когда им отрежут головы по приказу Царицы, такой же безумной, как Королева из сказок про Алису в Стране чудес.

— Почему вы перестали защищаться? — спросил Ян у Неи.

— Это бесполезно, вы же сами видите, все было решено заранее. Как только заиграла музыка, мы уже могли считать себя мертвыми.

— А ваш Царь? Вы не можете попытаться сделать так, чтобы он передумал?

Нея иронично улыбнулась:

— Царь всего лишь орудие в руках оракулов. Он ушел из-под контроля Магов, чтобы попасть в зависимость от Реза и его клики.

— А Лейла? Она-то что делает в этой истории? — не унимался Ян.

— Когда ей было шесть месяцев, после того как Ассамблея Магов признала в ней будущую Великую Жрицу, с ней стали происходить всякие неприятности. Маги догадались, что ее хочет убить какая-то ревнивая женщина, чей ребенок не был выбран. Они решили спрятать ее в семье кочевников. Она ничего не знала о своем происхождении и о своем даре до того дня, когда ее отыскал Реза. Он привел ее к Колодцу Облаков и омыл ее там, и туман, который окутывал ее разум, рассеялся.

— Но женщина, которой она стала, та, воспитанная кочевниками Лейла, которую мы знаем, она ведь никуда не исчезла! Она ведь не исчезла, не испарилась в вашем проклятом Колодце Облаков! — возмутился молодой человек.

— Великая Жрица — это воплощение Богини на этой Земле. То, что мы называем индивидуальностью, ничего для нее не значит. Для нее это не более чем пестрые лохмотья, которыми мы прикрываем свою ограниченность.

— Дерьмо! Даже если она перенесла так называемое промывание мозгов, Лейла — это Лейла, со своей собственной совокупностью нейронов.

Нея неопределенно пожала плечами. Ян никак не хотел признать очевидное. Она повернулась к Роману, который кричал:

— Влад! Влад! Ты нас слышишь?

В ответ — невнятное приглушенное бурчание.

— Мы попытаемся выбраться отсюда, ты понял?

Ответа не было.

— Возможно, он без сознания, — заключил Роман.

Нет, нет, я вас слышу. Но мое горло… я больше не могу говорить! Умоляю, помогите мне, помогите, мне очень больно, мне плохо! — безмолвно кричал им Влад.

— Мне очень жаль, правда жаль, — произнесла Нея.

— Ты ни в чем не виновата, — ответил он, спрашивая себя, как лучше использовать время, которое еще осталось.

Минуту они молчали, уставившись в темноту.

— О чем ты думаешь? — спросила Нея у Романа.

— А ты?

— Мы прикованы цепями, и за нами наверняка следят.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, — ответил он ей, медленно обводя взглядом помещение.

Нея улыбнулась ему, подавляя желание погладить его по щеке. Через несколько часов они умрут, а ведь даже ни разу не поцеловались. И никогда не займутся любовью.

Ян потянул за конец цепи, пробуя ее на прочность. Шансов никаких. Их тщательно обыскали и забрали все, что можно: бронежилет, паек и оружие. На этот раз не отыщется никакого ножа за голенищем. И никакого инструмента, чтобы попытаться расковырять стену. И Влад, подвешенный на крюке в нескольких метрах от них, истекающий кровью. Сирены замолчали, и в полной тишине пленники слышали, как размеренно капает кровь в ведро, как будто это был не Влад, а плохо закрученный кран. Ян сглотнул слюну, с трудом сдержался, чтобы не заткнуть уши, и, последовав примеру Романа и Неи, сел прямо на пол, пытаясь дышать как можно глубже.

Говорить. Они могли только говорить, чтобы хоть как-то скрасить невыносимое ожидание, повернувшись спиной к Владу, чтобы не видеть его мучений.

— Есть кое-что, чего я не могу понять, — внезапно сказал Роман Нее. — Присутствие в нашей маленькой научной экспедиции трех представителей Народа — это слишком много, чтобы быть простым совпадением. Татьяна, Лейла, Ли… трое из девяти!

Она подняла на него свои зеленые глаза:

— Ну разумеется, это нельзя назвать естественным! Настоящей целью экспедиции было отыскать Пророчество. Именно ради этого Царь финансировал ее через Фонд Ллойда, как и многие экспедиции до нее. И точно так же, как и в предыдущие группы, он внедрил своих людей, чтобы они работали рядом с настоящими учеными. На всякий случай… Чего я не понимаю, — добавила она, оборачиваясь, — так это почему Татьяна не убила вас, Ян.

— Должно быть, она исполняла приказ. В тот момент Реза еще хотел, чтобы наша смерть выглядела естественной.

Она внимательно разглядывала его.

— А как вам удалось избежать действия кетамина?

— Ничего мне не удалось избежать, — ответил Ян с сердитым видом. — Просто я к тому времени был накачан кофеином, это смягчило действие транквилизатора.

— Так вы заранее предвидели то, что должно произойти? — иронично усмехнулась Нея, между тем как Роман тщетно пытался догадаться, к чему она клонит.

Ведь не был же Ян, в самом деле, тоже агентом Народа!

— Нет, не беспокойся, — сказала она, словно, как всегда, читая его мысли, — Ян не является одним из наших, нет, но ты, как и Реза, дал себя обмануть. Ты увидел лишь прикрытие. Позволь представить тебе капитана Яна Холмса из Тайной службы британской разведки.

Роман выпрямился. Ян — тайный агент! Теперь понятно, почему они тут оказались и каким дураком был он сам!

— Великолепное прикрытие, — вновь заговорила Нея. — Настоящий ученый. Законсервированный агент, который активируется, только когда настанет день «Ч».

— Как вы узнали? — мрачно осведомился тот.

— Как только стало известно, что экспедиция сформирована, я провела собственное расследование, чтобы узнать о ее участниках. У Магов тоже имеется своя агентура. Я связалась с министерством иностранных дел, и это позволило мне раскрыть его тайное лицо, настолько тайное, что даже Фонд не догадывался о нем. Участие Яна в экспедиции являлось лишь прикрытием для проведения расследования по поводу иранской атомной бомбы, — пояснила она Роману. — С тех пор как инспектора Международного агентства ядерной энергии обнаружили следы обогащенного урана, они буквально сбились с ног! И подумать только: сейчас вы находитесь как раз в непосредственной близости от ядерного заряда! — поморщилась она.

— Я все-таки думаю, что Реза пришел к тем же выводам, что и вы. Именно потому, конечно, он в меня и не стрелял. Учитывая нынешнюю обстановку борьбы с терроризмом, он явно не был заинтересован в том, чтобы где-то здесь пропал агент Запада, — сказал Ян. — Он не испытывал никакого желания видеть моих коллег, которые будут повсюду совать свой нос. Его бы гораздо больше устроила моя смерть от перегрева и обезвоживания, после того как я будто бы заблудился в пустыне. Естественная смерть, которую подтвердило бы вскрытие. И если он сегодня передумал, это может означать только одно: намеченная атака неотвратима.

Роман осторожно помассировал виски:

— Ли работал на Народ, Татьяна и Лейла были его представительницами, Ян — агент британских секретных служб… А другие? То есть я хочу сказать: был ли здесь кто-нибудь, кроме, разумеется, руководителя-идиота, кто не носил маски? Да, Омар, Маттео и Антуан, и они мертвы, бедняги! — добавил он, прежде чем она успела ответить.

Как и я умру, подумал Влад, который смутно, как через вату, слышал их разговор. В голове шумело, боль становилась все сильнее, взгляд туманился, он больше не чувствовал ног. Русская свинья подыхает, как выразился бы один из его мучителей. Может быть, перед самым концом боль закончится, может, судьба окажется милосердной и он потеряет сознание.

— Как твоя рука? — спросил Роман у молодой женщины.

Кто она? — думал Влад. Похоже, она понимает, что происходит. Но она будет казнена вместе со всеми. А виновата во всем Лейла! Лейла, без всякого сомнения, одержима дьяволом. И верховодит этой шайкой бесов. Он попытался приподнять голову, чтобы увидеть Романа, но не получилось. Он видел только узкую полоску земли под ногами, кусок стены, на которой резвился желтый козел в обрамлении двух черных змей, в тени финиковой пальмы. Измученный, он закрыл глаза, не в силах унять дрожь во всем теле.

— Что они сделают с Владом? — прошептал Роман на ухо Нее.

— Напишут Книгу Плоти, — ответила она. — Для Народа мир состоит из пяти стихий: вода, воздух, земля, огонь и плоть. Вы нашли Книгу Земли, Алебастровую Книгу. Ее должны посыпать специальным порошком и поджечь: это будет Книга Огня, которую Лейла потушит, осторожно на нее подув, — Книга Воздуха. Потом она выльет на нее стакан соленой воды: Книга Воды. И наконец, Пророчество оросят кровью Влада: Книга Плоти. Пока пять стихий не наслоятся одна на другую, ничто не может свершиться.

— А Маги им для этого не нужны?

— В принципе нужны. На обряде должны присутствовать тринадцать Магов, их должно быть именно тринадцать! Но, судя по всему, Реза и Царь собираются обойтись без «старых, избитых суеверий», так они это называют. В самом деле, из нашей веры они оставили только то, что их устраивает, как и ваши церковники.

— Но почему это должно состояться именно сегодня? — настаивал Роман.

— Потому что Народ пришел в Мюиртобар двадцать пять тысяч семьсот восемьдесят лет назад, в начале зимы, когда Солнце соединилось с полной Луной в созвездии Повелителя Змей. После этого Солнце совершило полный зодиакальный круг. Как и тогда, сейчас оно вступает в эру Воды, ваш Водолей, где через несколько десятилетий будет располагаться точка весеннего равноденствия.

— Это я понял, — пробормотал он, — но что означает «Мать вернется в Море»?

— Еще одно свершившееся предзнаменование. Когда Народ начинал свой Исход, Европа переживала стадию потепления в разгар последнего ледникового периода. В январе тысяча девятьсот девяносто пятого года обрушилась часть антарктического припая, известного под названием Ларсен А, площадью две тысячи квадратных километров. Через какое-то время, в феврале две тысячи второго, в море обрушился еще кусок, Ларсен Б, три тысячи двести пятьдесят квадратных километров. Царь увидел в этом первый знак.

Так, значит, Народ из глубин своей подземной Атлантиды подстерегал знаки, позволяющие ему вновь занять свое место в истории человечества, при мерцающем свете месяца Повелителя Змей. И, подобно легендарным атлантам, Народ и его цивилизация оказались поглощены песками в одну ночь, одну из этих тринадцатитысячелетних ночей, дорогих сердцу Платона. Он вновь повернулся к Нее:

— Ты говорила, что у тебя есть теория по поводу Повелителя Змей?

— Да, на Западе думают, что греки имели в виду Эскулапа, своего бога медицины. Но в действительности речь идет о космических змеях: змее времени, который до бесконечности разматывает свои кольца, змее вселенной, образующем круг, у которого никто не может отыскать ни голову, ни хвост, змее времен года, не имеющем ни начала, ни конца. Это суть тринадцатого созвездия. Оно управляет зодиаком. В действительности…

— Потрясающе! В другое время я бы с превеликим удовольствием слушал вас веками, черт побери, — прервал их Ян, притягивая к себе цепи. — Но сейчас я хочу знать одно: у нас есть хоть какой-нибудь шанс выбраться отсюда?

— Я не вижу, какое чудо… — начала Нея.

— Да не надо чуда, может, магия, а?

— Магия — это состояние духа, а не действие!

— Боже, как примитивно!

— Хватит! — бросил Роман, потому что в пещере появился охранник с автоматом через плечо.

Он надвигался прямо на них, и пленники инстинктивно втянули головы в плечи. Но охранник внезапно опустился на колени, улыбаясь им во весь рот.

— Уул! — почти задохнулся Роман, узнав монгола. — Но…

— Уул прийти вас искать, — пробормотал тот на своем отвратительном английском. — Быстро!

Ян поднял кулаки, демонстрируя цепи. Уул какое-то время разглядывал их, затем, приблизившись к кольцу, засунул в него приклад автомата и сильно надавил, пытаясь выкрутить или отбить кусок бронзы. Бесполезно.

— Здесь нужен лом, — вздохнул Роман.

Но Уул делал новые и новые попытки, его мощные мускулы были напряжены от усилия и блестели; наконец от стены откололся небольшой кусочек.

— Да будут благословенны известковые пещеры! — воскликнул Ян, пытаясь, по очереди с Романом, тянуть свои цепи.

Когда на пятнадцатом рывке из стены показался паз кольца, Уул принялся долбить мягкую стену дулом своего автомата, чтобы освободить металл. Последнее усилие, и кольцо оказалось у него в руке.

— Быстро! — повторил Уул, увлекая их за собой.

— Мы не можем оставить Влада! — прошептал Роман.

Уул повернул голову к повешенному за ноги человеку и нахмурился.

— Tshadaxguy, это невозможно, — бросил он. — Его пропал.

Пропал, он сказал, что я пропал, я пропал, смерть будет танцевать со мной, я чувствую ее холодные руки на моей спине, а холодные пальцы ласкают мне бока, не оставляйте меня одного!

— Мы не можем его оставить! — настаивал Роман, чувствуя, как его тошнит.

На виске у Яна трепетала синяя жилка. Нея ждала. Уул в явном замешательстве провел языком по губам.

— Нет время! Его скоро умрет!

Я умоляю вас, заберите меня, бросьте мою оболочку под палящее солнце, пусть мои кости будут глодать гиены, только не оставляйте меня в этом холоде, с этими людьми, которые сожрут меня!

Неподалеку раздался шум. Приглушенное эхо голосов. Уул резко потянул за кольцо, увлекая всех за собой в один из узких проходов, которые звездообразно расходились из пещеры и терялись в глубинах города.

Нет! Нет! НЕТ!

Роман колебался, он хотел броситься на землю, чтобы заставить их остановиться, повернуть назад, забрать Влада, но он понимал, что они правы, они не могут себе этого позволить, что надо бежать не оборачиваясь.

— Сюда, — бросила Нея, когда они добрались до первого ответвления.

Набережная, сидящие на пристани мужчины чинят сети, дети играют в мяч, женщины чистят рыбу. Пахнет оливковым маслом и дымом костра. Откуда-то слышится звук телевизора, говорят на фарси. Мужчины в белых рубашках и синих брюках, а женщины в черных платьях. На спокойной воде мирно покачиваются лодки. Ни дать ни взять Португалия, только на сто метров под землей.

К ним повернулись изумленные лица. Уул наставил свой автомат на детей.

— Если вы двигаться, моя убивать! — прокричал он, и все его сразу же поняли.

Синяя с зеленым рыбачья лодка. Они прыгнули в нее, и, пока Ян заводил мотор, Уул дал очередь из автомата по двум другим резиновым лодкам, которые со свистом начали погружаться.

Крики. Судя по всему, тревогу уже подняли. Дав полный газ, они устремились по извилистым каналам в сторону от главной реки. Их лодка с грохотом неслась по спокойной воде. Странный экипаж, подумал Роман, глядя на Уула, который четко вырисовывался на фоне рыбачьих сетей, и рядом с ним Яна и Нею, похожих на солдат, только что выбравшихся из окопов.

— Куда идти?! — спросил Уул, перекрикивая шум мотора.

— Здесь недалеко колодец номер двенадцать, — ответила Нея. — Глушите мотор.

Уул повиновался, и установилась тишина, через которую прорывался какой-то далекий гул.

— Они нас ищут… Туда! — решительно бросила она, указывая на довольно большое углубление в каменной стене и сваю для швартовки. — Бросайте концы!

Уул набросил швартовы с такой же ловкостью, как лассо на оленя, и барка причалила к выемке. Это было углубление квадратной формы со сторонами около пяти метров, которое переходило в вертикальный раструб колодца и откуда свешивались и уходили в воду по обе стороны огромные цепи.

— Тяните за рукоятки, быстро! — приказала Нея, указывая на деревянную ручку, защищенную черным непроницаемым кожухом из пластика.

Ян успел выполнить приказание первым и быстро опустил рукоятку, после чего зажглась зеленая лампочка.

Скрежет натягивающихся цепей заставил их поднять глаза.

— Что это за… — начал было Роман.

Лодка показывалась из воды. Они поднимались!

— Гидравлический подъемник! — объяснила Нея, наблюдая за работой механизма. — Грузовой лифт для крупногабаритных товаров.

Грузовой лифт. Сидя в рыбачьей лодке, беглецы поднимались из чрева земли на поверхность, перепуганные и дрожащие.

— Эта штука прочная? — обеспокоенно спросил Ян, оглядываясь по сторонам. — До поверхности метров пятьдесят.

— Технология еще доэлектронной индустриальной эпохи. Эта конструкция будет работать еще лет двести.

— И где мы выйдем? — спросил Роман, не отводя глаз от приближающегося каменного свода.

— Между двух ярданг [52]. Они защитят нас от случайных взглядов.

— И никто не удивится, увидев между двух дюн рыбачью лодку? — спросил Ян, покусывая изнутри щеку.

— Здесь на много километров вокруг нет никаких жилищ.

Подъемник внезапно замедлил ход, резко встряхивая качающуюся лодку. В своде открылись две металлические двери, и они выбрались на обжигающий воздух шестого дня.

ГЛАВА 22

Синяя с зеленым лодка, качнувшись в последний раз, застыла у подножия гигантской ярданги, этих отложений соли, гипса, глины и песка, обточенных временем и ненастьями. Скрытый под слоем камуфляжного брезента черный кожух. Нея указала на него Уулу, который разбил его резким ударом приклада, так что от него пошел дымок. Грузовой подъемник больше функционировать не будет.

Странное ощущение: будто опираешься на леер посреди моря песка, подумал Роман. Небо быстро темнело, на нем загорались первые звезды, точно так же, как они загорались для моряков, чтобы те не сбились с пути. Вот только их лодка никуда не поплывет. Увязнув в постоянно повторяющемся кошмаре, как в песке, она качалась на водах виртуального океана параллельных миров.

Он повернулся к Уулу:

— Как тебе удалось освободиться?

— Моя сильно похож на них, — стал объяснять монгол, демонстрируя свой мощный торс и развитые мускулы. — Охранник со мной добрый. Его тоже жил в Ханхе, это там, Монголия. Знает про яков. Мы говорить о прошлом. Он смягчился. Моя сказать, что хочу курить последняя сигарета. Его опустить автомат, чтобы искать пачка в кармане.

— И что дальше? — спросил Ян.

— Тогда моя его убить, — ответил Уул. — Взять голова в две руки и повернуть. Вот так, крак! Его удивиться и умереть, жалко, добрый. Моя надеть форма и фуражка и пойти вас искать, xurdan, быстро!

Он убил охранника, как убивают насекомое, но ведь он мог сбежать, не заботясь о нас, подумал Роман, горячо благодаря повара. Как мы бросили Влада.

Роман закрыл глаза, запрещая себе думать про Влада и его мучения. И почувствовал сильную руку Неи на своем плече.

Шесть дней, шесть дней назад они нашли Пророчество, шесть дней длится это безумие! Доведется ли им увидеть седьмой день? И если да, то при каком Возобновлении придется им присутствовать?

Нея сильнее надавила ему на плечо:

— Нам нельзя здесь оставаться.

— Но куда, по-твоему, мы можем отправиться пешком и без воды? — отозвался Роман.

— Сейчас никак нельзя опускать руки! Идя по бывшему караванному следу, мы придем к оазису.

— Реза окажется там раньше нас.

— Я сказала «след», а не «дорога». Это просто след в песке, недоступный машинам с мотором.

— След без следов? — пробормотал Ян.

— Это дорога — путь, — которую узнают, ориентируясь по очертаниям рельефа и неба. На земле ничего нет. Если вам угодно, внутренняя дорога, как та, по которой передвигаются аборигены.

— Я думаю, впутывать сюда аборигенов все-таки не стоит, — заметил Роман.

— Ну и где она, эта заасфальтированная изнутри дорога? — усмехнулся Ян.

— Она проходит в десяти метрах слева от вас. Только хорошо бы избавиться от этого, — добавила она, кивнув на свои наручники, прикованные к кольцу, связывающему их всех троих. — Сложно участвовать в партизанской войне, будучи трехглавым чудовищем.

— Если выстрелим из автомата, чтобы взорвать замок, будет дьявольский шум, — заметил Ян.

— Разве что зарыть кольцо в песок и туда же засунуть дуло, чтобы заглушить детонацию, — сказал Роман, запустив пальцы в отросшую бороду.

— Да, но от наручников это избавиться не поможет, в них стрелять нельзя, там же наши руки… — возразил Ян.

— Моя могу… — предложил Уул.

— Минуточку, Уул, ты же видишь, мы думаем вслух!

— Думать хорошо, делать лучше! — решительно произнес тот.

— То есть?

— Вас не ломать голову! Моя умеет открыть.

— Чем? — недоверчиво переспросил Ян. — Острием ножа?

Уул снисходительно посмотрел на него.

— Ключ! — провозгласил он. — Моя украсть ключ у охранника.

— Прекрасно! — засмеялась Нея при виде вытянувшихся лиц своих спутников.

Он довольно быстро освободил их и довольно воскликнул: «Вуаля!»

— Идем, — сказала Нея, осторожно обходя корпус лодки. — Постарайтесь не слишком отставать.

Как ей удается держаться со своей раненой рукой? — думал Роман, с трудом передвигаясь по иссохшей земле. За ними на солнце ярко блестела лодка, как раскрашенный мираж. Раскаленная пыль угасающего дня клубилась маленькими облачками под их стоптанными ботинками. Через каких-нибудь два часа взойдет луна, умрет Влад, Царь отдаст приказ к нападению и привычный мир взорвется. И что они будут делать в оазисе? Дожидаться, пока запылают небеса от выпущенных в нескольких местах ядерных зарядов? Жарить шашлык из ящерицы под шляпкой огромного гриба? Плескаться в грязных водах вместе с шакалами, вспоминая старые добрые времена?

— В оазисе есть вертолет, — сказала Нея. — Он окрашен в цвета военных санитарных служб. Существует приказ держать его в постоянной готовности. Очень удобно, чтобы перемещаться, не привлекая внимания.

— И я полагаю, вы умеете управлять вертолетом одной рукой или даже ногами? — пробормотал Ян.

— А я-то рассчитывала на вас! В конце концов, вы ведь профессионал.

— Моя уметь, — вмешался Уул. — У нас много использовать «Эр тундра», чтобы перевозить больные или провизия. Моя учился у пилота, очень симпатичный. Много пить, много петь.

— «Эр тундра»? — повторил Ян.

— Это название, чтобы смеяться. Старый гнилой вертолет.

— Очень впечатляет. И что мы, интересно, будем делать, когда ниспосланный нам Провидением Уул-веселый-пилот сядет за штурвал этого не менее чудесного вертолета? Перехватим на лету атомную бомбу?

— Какой же вы все-таки пессимист, старина! — бросила ему Нея. — Мы нападем на Мюиртобар, дезорганизуем силы Реза и спасем мир.

— Ты будешь стрелять в своих? — спросил потрясенный Роман.

— Я буду стрелять в банду безумных фанатиков, в сотни тысяч раз более опасных, чем ваши психи в белых балахонах из ку-клукс-клана.

— Атаковать с вертолета подземный город — это не слишком просто… тебе не кажется?

— Бросать бомбы в вентиляционные колодцы — это не очень сложно. Сейчас нужно повернуть направо.

Они продолжали двигаться молча, Нея вела их, ориентируясь по скалам, колючим кустарникам и ярдангам.

Так они шли не меньше получаса, погруженные каждый в свои мысли, защищенные от взглядов возможных преследователей неровностями рельефа. Нея объяснила им, что тропинка, по которой они сейчас идут, — это тропинка Магов. Привычный путь был короче и проще, им пользовались, когда нужно было провести верблюдов или проехать на автомобиле.

Решительно, Маги просто жить не могут без тайн, подумал Роман, в очередной раз споткнувшись о камень. Хотя, похоже, они давно предвидели конфликт, который однажды растерзает Народ.

Он смотрел на широкие плечи Уула, который двигался без особого труда, крупными шагами, словно не заботясь заранее, куда поставить ногу. А что, если это ловушка? Если Уул на самом деле один из них? И сейчас просто уводит их в какое-нибудь спокойное место, чтобы ликвидировать без свидетелей, не шокируя сторонников Неи и Магов? Нет, Уул — это Уул. И все-таки…

Нея подняла руку, и все остановились. Рощица тамарисков, несколько чахлых пальмочек, и чуть дальше — настоящая пальмовая роща. Оазис.

Они медленно подошли и встали под прикрытие деревьев. Новая остановка.

Нея слегка склонила голову набок, внимательно прислушиваясь к едва уловимым звукам пустыни. Потянула носом воздух: не чувствуется ли случайно запах сигареты или человеческого пота. Сделала знак осторожно продвигаться дальше.

Без особого труда они добрались до ангара в скалистом выступе, замаскированного густыми колючими ветками. Они разобрали завал из ветвей, которыми был замаскирован вход. Металлический заслон, выкрашенный черной краской, чтобы не было отблесков, кодовый замок, высвобождающий внушительную стальную балку. Тщательно смазанный заслон поднялся бесшумно. Внутри пахло мазутом, моторным маслом, металлом. Запахи цивилизации, подумал Роман, внимательно разглядывая большой вертолет цвета хаки, знамя исламской республики, изображенное на его бортах. Странно, но этот вертолет выглядел куда менее реальным, чем Мюиртобар с его живописными особенностями.

Уул обошел вертолет вокруг и, вскарабкавшись в кабину, с удовлетворенным видом осмотрел приборную доску, потрогал педаль управления, повертел ручку управления. Действительно ли он способен взлететь?

Шум мотора заставил Романа сделать прыжок назад, и он увидел, как за ветровым стеклом Уул в знак одобрения поднял вверх большой палец, а затем вырубил газ. Все тоже поднялись в кабину и стали рассматривать, что находится внутри.

Три аккуратно сложенных парашюта. 12,7-миллиметровый пулемет с четырьмя вращающимися стволами. Реактивный бомбомет. Противотанковые и противовоздушные баллистические ракеты. Два дымовых снаряда. Спасательное оборудование и инструкция к нему, с аварийным маячком, сигнальным пистолетом, аптечкой, ножом с выскакивающим лезвием, набором для ремонта, мини-фонарем и аварийным пайком, рассчитанным на четырех человек.

— Вот это кстати, — обрадовался Ян, раскрывая коробку. — Здесь на всех хватит!

После секундного колебания Роман последовал его примеру. Необходимо есть, чтобы еще немного продержаться. Продержаться для чего? А это уже второй вопрос. Скажем так, продержаться, чтобы иметь силы ставить одну ногу впереди другой, как в тюремной камере; не надо задумываться, что будет дальше, просто ставить одну ногу впереди другой.

Уул закончил изучать приборную доску, топливный бак, уровень масла и гидравлической жидкости и в задумчивости остановился перед передатчиком радионавигации.

— Не уметь пользоваться это, — в конце концов признался он. — Моя только взлетать и лететь.

Ян вздохнул:

— А план полета? Вы не боитесь наткнуться на другой самолет?

Уул расхохотался:

— Монголия — миллион пятьсот шестьдесят семь километров, шесть городов! Не упасть. Мы летать высоко, спокойно. Нет проблем!

— Ну конечно, никаких контрольно-диспетчерских пунктов, — вздохнул Ян. — Ну что ж, вперед, будем спокойно летать до конца света! — добавил он, поднимая тепловатую бутылочку содовой с апельсиновым сиропом.

Роман склонился над рукой Неи. Импровизированная шина держалась хорошо. Он порылся в аптечке и протянул ей две таблетки, затем проверил повязку, смочил ее антисептиком и сделал ей две инъекции: противовоспалительную и болеутоляющую.

— Вот я и готова, — улыбнулась она. — Который час?

— Восемнадцать двадцать. Каков твой план? — спросил Роман, устраиваясь на одном из весьма неудобных пассажирских сидений.

— Задымить парочку вентиляционных колодцев, в другие бросить ракеты. И когда поднимется переполох, мы как раз успеем спуститься в большой зал, захватить Реза и заставить его привести нас туда, где хранятся боеголовки.

— Ты знаешь, где он их прячет?

Она отрицательно покачала головой и терпеливо объяснила:

— Нет, именно для этого мы его и захватим.

— Захватить этого типа, сильного, как бизон, и заставить его слушаться нас? Ни хрена себе, ребята, ну вы даете! — бросил Ян, усаживаясь в кресло второго пилота.

— Не ругайся при дамах! — возмутился Уул.

Нея улыбнулась ему:

— У нас тоже имеется свой бизон.

— Я отказываюсь управлять вертолетом, пока Супер-Уул будет захватывать Большого Реза с помощью лассо! — вскричал Ян. — Кто-нибудь хочет содовой?

— Мы хотим, чтобы ты заткнулся! — огрызнулся Роман. — Ну ладно, как мы доберемся до Реза?

— С помощью двух кабелей, которые соединены с подъемником этого замечательного вертолета; они нужны для подъема грузов или в санитарных целях.

— Итак, мы спускаемся, угрожаем всем нашими замечательными автоматами, и никто не сопротивляется? Ваши громилы стоят, скрестив руки, пока мы хватаем их любимого начальника?

— В освященных местах ношение огнестрельного оружия строжайше запрещено. Какое-то время назад Богиня в принципе согласилась на их использование, но что касается присутствия этих металлических фаллосов сапиенс в ее храме…

— Счастлив, что ваша Богиня до такой степени целомудренна и что она верна своим принципам! — бросил Ян. — Ну ладно, а как мы увезем Реза?

— Это частности. Мы его усыпляем, связываем ремнями и сматываемся. Для коммандос это элементарно. В общем, в ваших фильмах все это делают.

— В фильмах — да, — устало отозвался Ян.

— Вы можете предложить что-нибудь другое, о юная надежда тайных спецслужб?

— Могу… Долететь до Тегерана, если получится, снять номер в отеле с кондиционером и сидеть на террасе, попивая гранатовый сок.

— Ну конечно, вид у вас как у человека, который пьет гранатовый сок.

— В таком случае согласен на стакан виски…

Он нервно тискал пальцами бутылку.

— Так уж и быть, доверяю вам свою юную бесценную жизнь, миледи. Роман? Ты «за» или «против» воздушного рейда?

Роман пожал плечами, затягивая ремень безопасности:

— Я полагаю, что ты все понял, старина. Нашего мнения никто не спрашивал!

— Точно. Подвинься-ка, — сказала Нея Яну. — Я буду помогать Уулу.

Ян подошел к Роману сзади, отцепил два автомата, один повесил себе через плечо, второй протянул Роману. Тот покачал головой.

— Не надо, я им не воспользуюсь, — сказал он.

— Оставь себе на всякий случай. Вдруг передумаешь.

Тяжело вздохнув, Роман попытался накинуть узкий ремень на плечо. Прикосновение оружие было ему неприятно, он чувствовал, как сильнее начинает колотиться сердце. Фобия. Страх, несоразмерный причине. Необходимость нажать на спусковой крючок этой штуки пугала его куда сильнее, чем игра в водное поло с сиренами.

Уул запустил турбинный двигатель, и шесть лопастей из стекловолокна медленно завертелись.

— Поехали! Получилось, — прошептал Ян, крепко стискивая в руках приклад своего автомата.

Несущие винты завертелись быстрее, внезапно аппарат медленно стал отрываться от земли, равномерно покачиваясь, в то время как Уул, насупив брови, пытался обеспечить ему устойчивость. Роман видел, как сжались губы Неи и как она здоровой рукой вцепилась в подлокотник. Через плексигласовое стекло в опасной близости он увидел пальмы, затем они стали удаляться. Аппарат дал крен, потом выпрямился и стал неровно, толчками, набирать высоту. При каждом сотрясении Ян становился еще бледнее. Но внезапно они оказались в воздухе, вертолет повернулся другим бортом и с потушенными огнями устремился в сумерки, а Уул в полном восторге нацепил очки ночного видения.

Ян с облегчением выдохнул.

— Мы все время забываем, до какой степени путешествия формируют юношество, как сказал Бодлер, — бросил ему Роман, разглядывая землю под ними.

— Кстати, ты обратил внимание, что здесь только три парашюта? — ответил на это Ян. — Вообще-то я моложе и быстрее. Ее безумный план может сработать, — после секундного молчания вновь заговорил он. — Они, разумеется, не ожидают нападения, они, конечно же, уверены, что мы попытаемся добраться до очага цивилизации.

— Надеюсь, — мрачно ответил Роман.

— Приближаемся, — предупредила Нея, а Уул в это время насвистывал какую-то мелодию, которая смутно напоминала что-то знакомое, но исполненное вне правил музыкального лада и тональности.

Быстро темнело. На небо высыпали звезды, и оно стало похоже на усыпанное бриллиантами покрывало.

В самом деле, свечение Млечного Пути окутывало пейзаж молочно-белым светом. Краем глаза Роман заметил металлический отблеск большого соленого озера, отпечаток-фантом давно высохшего моря.

Их героический порыв, без сомнения, был обречен на неудачу, но он почему-то не чувствовал, что ему грустно или тревожно. Его собственная смерть занимала теперь свое, отведенное ей место в его судьбе, и мысль о ней не вызывала возмущения. Как если бы, благодаря перенесенным испытаниям, он примирился с самим собой и как будто исход битвы, в сущности, не имел значения.

Интересно, а солдаты, которым предстоит подниматься в атаку, они испытывают такое же странное спокойствие? — думал Ян, обводя взглядом небо, на котором светилась часть Вселенной. Вавилоняне смотрели на те же звезды, а до них — отцы их отцов. Но с тех пор как десять миллионов лет назад появились первые представители семейства людей, многие из этих звезд, как и люди, жили и умерли, равнодушно взирая друг на друга.

Уул спокойно смотрел перед собой. Ему нравилось парить в небе среди этих милых, приветливых душ. Дед учил его, что на небе столько звезд, сколько людей. Каждый из нас связан со своим астральным двойником невидимой нитью энергии, которая пульсирует с регулярностью времен года. Он отыскал свою звезду, Альдебаран, в созвездии Тельца, и решил, что это хорошее предзнаменование. «Альдебаран добавит мне мужества перед лицом врага, зажжет мне сердце своей храбростью, зажжет мою душу своим могуществом».

Нея заметила падающую звезду. Падающая звезда или астероид? Near Earth Asteroid, или околоземный астероид, из тех, чьи орбиты иногда пересекают орбиту нашей планеты, и тогда происходит столкновение. NEA. Реза часто подшучивал над ней из-за этого. «Астероид NEA, попавший к нам из шестого измерения, измерения ДНК, который пронзит планету Земля и породит новое человечество! Людям остается только стиснуть зубы: дети Богини возвращаются!» Теперь, когда смотришь на него, трудно себе представить, что он был способен смеяться и шутить.

У Романа тоже характер скрытный и сдержанный. Но в нем чувствуется жажда счастья. Может быть, если им удастся выжить, они смогут насладиться несколькими мгновениями счастья, несколькими годами. Ему осталось так мало времени…

Она знаком велела Уулу сбавить скорость и, вынув из отделения перед собой бинокль, некоторое время внимательно разглядывала, что происходит на подступах к Мюиртобару.

На первый взгляд ничего особенно не происходило. Затем она заметила несколько джипов, которые бороздили пустыню, небольшая вереница светящихся муравьев. Она велела Уулу описать в небе большой круг, чтобы рассмотреть получше, но было непохоже, чтобы город находился в состоянии боевой готовности. «Что могут сделать четверо несчастных беглецов без еды и питья?» — наверняка думали те. Умереть где-то в уголке, высохнуть, как камешки или пыль, тщетно ожидая избавления?

Но Реза прекрасно знал ее. Должно быть, он догадывался, что она собирается сражаться до конца. Их единственным шансом на успех было то, что город готовится к Обряду. Этим вечером Царь непременно должен объявить свое решение. Это был священный день. Пять форм Пророчества сойдутся вместе в час, когда взойдет Луна и откроет двери новому миру. «Единый Ключ, но Составленный из Пяти, Вечером священного Дня, Дня Великого Возвращения». Когда-то она бормотала эту формулу вместе с другими учениками Магов, нетерпеливо посматривая на часы на стене классной комнаты.

В тринадцать минут девятого все будет кончено.

Она попросила Уула зависнуть над скалистым отрогом и подождала несколько секунд. Затем, стиснув в кулак свои длинные, чуть расплющенные на кончиках пальцы, стала отдавать приказания.

Вертолет повернулся другим бортом. Уул, вцепившись в рукоятку, испускал какие-то гортанные звуки на своем языке, очевидно восклицания, с которыми мужчины его клана шли в атаку. Вооруженные до зубов, готовые скользнуть в колодец, ведущий в ритуальный зал, Ян и Роман молча ждали у открытой боковой дверцы.

— Колодец номер один, — сообщила Нея. — Я выпускаю сигнальную ракету.

В воздухе словно взорвалось несколько светлячков. Джипы вдалеке развернулись.

— Колодец номер два, дымовые снаряды.

Они увидели, как две бомбы упали в узкое отверстие, откуда почти сразу же повалил густой дым.

— Колодец номер три! Вперед!

Они стали скользить вниз вдоль тросов, сначала медленно, к узкому отверстию шахты, по которой можно было спуститься в город, потом стремительно, выставив вперед оружие, в то время как Нея пристроилась за пулеметом, готовая в случае необходимости прикрыть их отход. Уул, которому трудно было усидеть на месте, вытирал пот, заливающий ему глаза, руки и ноги затекли от неподвижности.

Роман не мог бы сказать, холодно ему или жарко, день сейчас или ночь. Он видел, как одна за другой мелькают гипсовые перегородки, в мгновение ока они оказались внизу, повиснув под сводом большого зала. Они воспользовались карабинами, позволяющими затормозить спуск, и застыли метрах в десяти от пола, словно огромные серебристые осы, готовые напасть.

Ни один человек не поднял головы. Грохот барабанов, шум металлических тарелок и труб перекрыли едва слышный шелест их возни. Они обменялись взглядами, затем Ян поднял руку, призывая Романа немного подождать.

Лейла и Реза возле котла — она в чем-то красном, он в белой тунике — стояли по обе стороны от Влада, который медленно вращался на своей веревке.

Несчастный Влад, которого бросили, которого обрекли на позорную смерть. Роман ощутил приступ тошноты, когда увидел, как Лейла погружает в ведро ложку с длинным черенком и, вытащив ее, наполненную какой-то темной массой, подносит к губам, чтобы попробовать. Она покачала головой, передала ложку Реза, который в свою очередь тоже попробовал содержимое и одобрительно кивнул. Да, да, Влад как ингредиент кровяной колбасы был вполне удовлетворителен.

Барабаны резко сменили ритм, и вошли люди, несущие золоченые носилки, на которых лежали камни Пророчества. Толпа издала вопль. Реза поднял руку. Все замолчали.

Шестеро мужчин, одетых в фиолетовые одеяния, разложили алебастровые блоки вокруг котла, гранью с надписями вверх. Двое стражников отцепили Влада и бросили его в угол, словно пустую бутылку. Роман увидел, как тело тяжело упало на землю и осталось там, не подавая признаков жизни. Третий охранник оттолкнул его ногой к перегородке и вернулся на свой пост.

Ритмично били барабаны, трубы выдавали всего лишь одну-единственную ноту, очень низкую, а тарелки замолчали вовсе.

— Царь! — вскричал Реза.

Все бросились на колени, уткнув лицо в землю. В пещеру вступил Царь.

Он был одет в черную тунику без рукавов, обтягивающую мощные плечи, на голове медный шлем, увенчанный двумя огромными «бычьими рогами» из слоновой кости, причем забрало, наподобие греческих шлемов, закрывало глаза и нос; черная борода была подстрижена на ассирийский манер, на ногах золоченые котурны, а руки в серебристых ажурных перчатках. На боку болтался меч с выгравированными на нем непонятными знаками, а еще гусиное перо. На шее блестел золотой торквес[53], украшенный драгоценными камнями.

Лейла приблизилась и, распростершись ниц, приветствовала его. Он быстро дотронулся рукой до ее лба, слегка коснулся носа и губ и заставил подняться. Реза согнулся пополам почти под прямым углом, и вновь Царь поднял его, коснувшись плеча. Старинный приятель его величества. Не притаилось ли где-нибудь поблизости несколько саблезубых тигров и парочка гладиаторов, чтобы еще больше оживить зрелище? Но нет, это отнюдь не был фильм на античный сюжет, и Влад действительно умер после того, как из него по капле выпустили всю кровь.

Положив руки в перчатках на дымящиеся края котла, Царь стоял не шевелясь. Лейла, что-то напевая вполголоса, начала танцевать медленный, затейливый танец, продвигаясь вдоль камней Пророчества, слегка касаясь их пальцами и тонкими, как паутинки, покрывалами. Помощник протянул ей флакончик с каким-то черным порошком, и она принялась сыпать его струйкой на петроглифы.

Роман посмотрел на часы. Шесть минут девятого. Получается, что каждая часть танца должна была длиться ровно минуту, чтобы апофеоз наступил ровно в восемь двенадцать.

Они вновь обменялись взглядами с Яном. Ян держал в руке привязные ремни, который взял с собой, спускаясь. Вертолет не мог висеть над пещерой слишком долго, оставаясь незамеченным. С помощью указательного и большого пальцев он изобразил колечко. Роман моргнул. Но прежде чем они бросились на приступ, в пещеру, в клубах дыма, вбежала группа солдат, бурно жестикулируя и что-то крича. Царь выпрямился, ответил им на том же языке, в то время как Лейла с ужасом смотрела на них. Реза поднес руку к автомату, скрытому под туникой, а присутствующих охватило смятение.

Царь сделал нетерпеливый жест, велев Лейле продолжать. Ритуал нельзя прерывать, а не то ничего не получится! Он не мог позволить, чтобы Народ ждал еще двадцать шесть тысяч лет минуты славы!

Охранники отдавали непонятные приказы, пытаясь сдерживать толпу, которая непременно хотела пойти посмотреть, что происходит, Лейла неслышно продолжала свой танец, а Реза явно колебался: выйти или остаться.

Сейчас или никогда.

Они упали прямо на него. Какая-то женщина, увидев, как они появляются в облаке зеленоватого дыма, быстро заполнившего пещеру, испустила пронзительный крик. Реза поднял автомат, но Ян, напружинив мускулы, не помня себя в пылу битвы, набросился на него и разбил ему нос резким ударом приклада. Второй удар пришелся в висок, и Реза упал без сознания. Тем временем Роман ударил ногами Лейлу, опрокинув ее на пол; а сам метался, пытаясь увернуться от сабель охранников. После первого замешательства Царь выхватил из-за пояса меч и, размахивая им, угрожающе стал надвигаться на Романа, которого тщетно пытались поймать его приспешники.

Он вот-вот перерубит его своим мечом, выпустит ему внутренности. Краем глаза он видел, как Ян подпрыгивает в воздухе, рядом с ним висит Реза, а три охранника пытаются ухватить его за лодыжки. Он услышал, как трещит автомат. Увидел, как с угрожающими криками надвигаются охранники, неясные, трепещущие силуэты в едком дыму.

В последнее мгновение он успел уклониться от меча и ударил Царя ногами по бокам так резко и сильно, что услышал, как трещат ребра. Царь, задохнувшись, согнулся пополам. Но стражникам удалось вцепиться в его сапоги, и один из них, самый сообразительный и проворный, стал карабкаться по тросу, как пират на мачту, держа саблю в зубах. Если вертолет, который опасно вибрировал, не разобьется вдребезги о скалы, охранник перережет пеньковый трос Яна, который упадет на землю, заберется в кабину, где находится Нея и, ни о чем не подозревая, ожидает их возвращения, и убьет ее.

Стрелять! Надо стрелять, Роман, или ты сам умрешь, что не так уж и важно, но Ян, Нея и Уул… По твоей вине. Как Влад. Из-за твоей идиотской фобии. Стреляй!

Он почувствовал, как внутри у него все сжалось, желудок свело судорогой, и организм извергнул струю едких рвотных масс прямо на охранников, которые, растерявшись, инстинктивно ослабили хватку.

Роман вцепился в автомат и выпустил град пуль, которые вонзились в мягкую, податливую плоть охранников; некоторые из них упали, другие отступили.

Он три раза подергал трос, сигнал подъема, и сразу же почувствовал, как взлетает вверх вместе с двумя охранниками, уцепившимися за его ноги. Он увидел, как поднимается Царь, с лицом, серым от боли, и бежит к нему с мечом наперевес, словно специально подставляя грудь под жестокую атаку пороха и свинца.

Он не имеет права стрелять в бегущего человека. Никто не имеет права с такой легкостью нести смерть, просто нажав на гашетку.

Он выстрелил.

Очередь пронзила грудь Царя, простреленная плоть взорвалась гейзером крови.

По-прежнему выставив вперед меч, он упал на колени, покачиваясь, словно сам не веря в происходящее. — Царь! — закричал кто-то. — В Царя попали! Все замолчали.

Царь по-прежнему стоял на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону. Роман карабкался вверх по тросу, который тянули в вертолет. Лейла подбежала к Царю, который все еще сжимал в руках меч, коснулась его плеча. Он повалился на бок, его шлем с бычьими рогами покатился по пыльной, задымленной земле, стало видно его лицо и густая седая шевелюра.

Роман вытаращил глаза. На какое-то мгновение ему показалось, что он узнал… Но нет, он же умер вот уже тридцать лет назад! Одно из самых известных лиц на планете, чье изображение украшало сотни постеров, футболок, бейсболок… Это невозможно.

Ой! Он больно ударился плечом о перегородку, поднял голову и увидел над собой массивный силуэт вертолета.

Нея подавала ему знаки. Не дожидаясь, пока он поднимется на борт, вертолет сделал поворот, и сквозь оглушительный рев заработавших моторов Роману удалось различить выстрелы. В них стреляют! Охранники еще не знали, что они захватили Реза. Они находились у них на мушке, словно мишени в тире.

За холмом вертолет развернулся на девяносто градусов и стал набирать высоту, трясясь и подпрыгивая, виляя между горных хребтов. Роман висел, раскачиваясь, на тросе под днищем машины, испытывая невероятное головокружение, время от времени слыша выстрелы. Картинка на мониторе в компьютерной игре. Наконец Нея помогла ему подняться в кабину. Она помогла ему снять жилет, увидела запачканную рвотой рубашку и осторожно погладила по руке, той самой руке, которая до сих пор еще сжимала приклад автомата и была словно сведена судорогой, так что ей пришлось один за другим разгибать ему пальцы, пока он смотрел на нее, не произнося ни слова.

Наконец он поднялся, чувствуя, что под ним подгибаются ноги. Реза, очнувшийся уже в наручниках, сидел на одном из пассажирских кресел. Вся правая часть его лица посинела, из сломанного носа текла кровь, пачкая белую тунику. Ян держал его на мушке.

— Ну что? Каковы последние новости из преисподней? — бросил он Роману.

Тот открыл бутылочку содовой и залпом опустошил ее.

— Царь мертв, — сообщил он. — Я убил его.

Нея вздрогнула от неожиданности, широко распахнув глаза, но не произнесла ни слова. Реза злобно плюнул на пол кабины:

— Богиня раздробит твои кости одну за другой, перемелет их челюстями и потом выплюнет, как виноградные зернышки, а истерзанную плоть твою выбросит, как ненужную тряпку.

— Наш межгалактический корабль, похоже, находится в неплохом состоянии, — ответил на это Ян, — и злобному визирю остается только повиноваться.

Реза повернулся к нему.

— Вонючее дерьмо! — бросил он. — Вы только что опять погрузили Народ в клоаку истории на двадцать шесть тысяч лет! И вы думаете, что я вам скажу, где находятся боеголовки? Какое значение имеет моя смерть?!

— Ваша, возможно, и никакого, но ваши домочадцы в городе… Мы могли бы вернуться и разбомбить эту подземную жемчужину Востока.

— Вы что, и впрямь собираетесь вернуться на вашем немощном вертолетике и напасть на Мюиртобар? — рассмеялся тот. — Теперь, когда тревога объявлена, эту машину собьют меньше чем за три минуты.

— Вы абсолютно правы, — сказал Роман, — но разыгравшееся сражение может привлечь внимание армии исламской республики и положить конец двадцати шести тысячам лет вашего инкогнито.

Реза бросил на него злобный взгляд.

— Теперь, когда Царь мертв, ты будешь управлять Народом, — продолжала убеждать его Нея. — И для этого тебе необходимо остаться в живых.

— Как ты смеешь?! — взвился тот. — Он умер из-за тебя! Из-за тебя и твоей пустоголовой марионетки!

Здесь сказали о марионетке, должно быть, это я, я всегда был марионеткой, подумал Роман.

— «Только лишь платье Офиура с мечом на поясе могло распутать кольца змея», — процитировала Нея. — Я не знала, что именно Роман станет инструментом. Все случилось так, как было предначертано, но без моего ведома, поверь мне.

— Вы можете объяснить? — спросил Ян.

Она вздохнула:

— Наше существование, вся наша жизнь обусловлена вращением звезд и планет. То, что ваши древние неумело пытались отразить в астрологии. Что до нас, то мы не верим, что их движение влияет на человеческий характер и поступки, мы верим, что сами функционируем подобно им. Вот почему у Пророчества всегда есть Антипророчество, в противном случае будущее было бы одномерным, ведь оно вращается вокруг оси времени, как Земля вращается вокруг своей оси. События происходят лишь тогда, когда эклиптика нашей души пересекает небесный экватор материи. Это наша точка весеннего равноденствия, она отмечает начало посева, когда зерно деяния попадает в почву реальности.

— Ладно, ладно! Дальше не надо, я не силен в эзотеризме! — воскликнул Ян, воздев к небу руки. — Насколько я понял, остановите меня, если я ошибаюсь, для того, чтобы Народ вернулся, нужно, чтобы во время месяца Офиура, в полнолуние, когда Солнце завершило свой Великий Год, длившийся двадцать шесть тысяч лет…

— Двадцать пять тысяч семьсот восемьдесят, — невозмутимо уточнил Реза.

— …когда Солнце совершило свой круг по эклиптике, вернувшись в ту самую точку, где оно находилось, когда Народ явился в Мюиртобар, нужно, чтобы в тот час, когда взойдет луна, состоялся обряд пяти измерений Пророчества.

— Именно так, — согласилась Нея, а Реза демонстративно вздохнул.

— Но, с другой стороны, — продолжал Ян, четко выговаривая слова, — Маги предвидели появление антиколдовства на случай, если окажется, что возвращение Народа ввергнет планету в кровавую бойню и придется этому помешать. Пока все правильно?

— Продолжайте, — подбодрила она его.

— Вы, Нея, с самого начала являлись частью этого антиколдовства, но вы владели лишь половиной его мощи. Вам нужно было найти другую половину. Вашу вторую половину. Платье и меч.

Нея улыбнулась:

— Вы схватываете на лету — как выражаются у вас. Вторая половина. «Марионетка» — это ты, старина Роман. И «вторая половина» — это тоже ты. Вторая половина человечества. Трудно представить, как ты со священным мечом в руках спасаешь планету от резни, ну да ладно…

— У вас ничего не получилось! — внезапно завизжал Реза, резко выпрямляясь на своем кресле. — Вы, кровожадные недочеловеки!

Ян оттолкнул его назад дулом своего автомата, но Реза не отодвинулся ни на дюйм, он сидел, выпятив грудь, его вены набухли.

— Давай, стреляй! Стреляй, дерьмо собачье, а не то я сам размозжу твою голову!

Так они переговаривались на повышенных тонах, как вдруг вертолет резко качнулся. Настолько резко, что Реза на своем кресле опрокинулся назад, Ян ударился о корпус кабины, а Нею бросило на Романа.

— Простите! — воскликнул Уул, крепко сидящий в своем кресле.

— В нас попали? — спросил Ян, потирая плечо.

— Простите, нет керосин! — ответил монгол с жалкой извиняющейся улыбкой.

— Керосин закончился? — побледнела Нея.

— Да. Простите!

— Черт побери, «простите», что нам твое «простите»! — воскликнул Ян, бросившись в кабину пилота.

Указатель уровня керосина был на нуле. Вертолет качало. После того как оказался перекрыт газ, машина автоматически перешла в режим автовращения, винт свободно проворачивался, приводя в движения лопасти. Обычно подобная ситуация позволяла опытному пилоту установить машину против ветра, найти ровную площадку и с помощью педали и ручки управления посадить вертолет без особого ущерба. Но при виде физиономии Уула и остроконечных пиков внизу в такой возможности приходилось сомневаться. Роман взглянул на альтиметр. Шесть тысяч футов. Время терять нельзя.

Он схватил парашют, протянул его Нее, заранее предвидя возражения.

— Или ты его берешь, или я прыгаю без него, прямо так.

Она послушалась, между тем как Реза поудобнее устраивался в кресле, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к опасности. Они обменялись последним взглядом, от которого внутри у Романа все перевернулось.

— Уул, давай! — сказал Ян, протягивая ему второй парашют.

Уул пожал плечами, он не терял надежды как-то стабилизировать вертолет.

— Не надо большой зонт. Мой тотем орел, он мне помогать улететь и соединиться с предками.

— Глупости, Уул, через пару минут мы все разобьемся! Мы столкнемся с острыми камнями, а не с твоими чертовыми предками.

— Твоя не надо грубые слова, твоя прыгать, быстро! Молодой, надо жить!

Роман схватил Яна за плечо:

— Ян, ты прыгнешь вместе с ней!

— Но…

— Ты прыгнешь прямо сейчас! — приказал он и быстрым движением прицепил карабин жилета, который Ян так и не снял, к жилету, который только что надела Нея.

— Черт, да подожди ты! — пытался тот протестовать.

— Вперед! — крикнул Роман, выталкивая их в пустоту.

Они вывалились из раскрытой дверцы вместе. Ян продолжал протестовать, но свирепый ветер, который трепал вертолет, заглушал его голос. Их силуэты удалялись стремительно, как брошенные в пропасть камни, затем открылся зеленый купол парашюта.

Шум винтов заглох. Казалось, вертолет парит в невесомости и в полной тишине.

— Черт, черт, — бормотал Уул.

— Шайка дилетантов! — злобно бормотал Реза. — Я могу выпрямить эту машину и нормально посадить, развяжите меня!

— Заткнись! — бросил ему повар.

— …Твою мать, ублюдок! — орал Реза.

Свободное падение.

Стянутый ремнями парашюта, Роман колебался. Смогут ли они прыгнуть втроем? Он этого не знал, он не прыгал с парашютом никогда в жизни. Затем быстрым поворотом ключа он отомкнул наручники.

— Ну ты и кретин! — бросил Реза и послал ему короткий боковой удар левой, который чуть было не отправил его в нокаут.

Голова Романа резко запрокинулась назад и ударилась о перегородку, упав, он наполовину вывалился в пустоту.

Ему казалось, что он видит все происходящее со стороны. Уул бросается ему на помощь, но Реза бьет его ногой в грудь, и Уул опрокидывается на спину. Теперь вертолет по-настоящему начинает падать. Реза кидается на него…

Умереть, но не бросить этого упрямого осла Уула. Или жить.

Обрести Нею. Обрести будущее. Жить.

Он опрокинулся в пустоту, тяжелый ботинок Реза прошелся всего в каком-то сантиметре от его лица.

Роман увидел, как вертолет падает вправо, вонзается в ночь, кренясь набок, словно черный камень с неподвижными крыльями.

Он ощупал свое снаряжение. Одно кольцо возле плеча, другое на груди. Ну что, Роман, какое выбираешь? До того, что на груди, добраться легче. Неужели это случайно? Вряд ли. Он потянул за кольцо на груди.

Парашют раскрылся, затормозив падение. Роман глубоко вздохнул. Через несколько минут он окажется на земле. Он попытался расслабиться, насколько это было возможно.

Роман внезапно почувствовал резкую боль в спине.

Быстрый поворот, кувырок, руки и ноги молотят воздух, пытаясь сбросить что-то, что громоздится на нем верхом, но это что-то цепляется за него, и Роман чувствует его запах, пот, его гнев, его безумие. Он лягнул ногой, ударил локтем в бок чужака, который упорно цепляется за ремни, стягивающие бедра. Он видит смуглую руку, ударяет по ней, и они кружатся под звездами, странные танцоры во мраке, а вертолет тем временем спешит на встречу с землей в пронзительной тишине, под непроницаемой улыбкой Луны.

Едкое дыхание Реза.

— Знаешь, сколько раз я совершал прыжки в свободном падении, когда служил в коммандос? Думал, что дешево отделался? Найдешь Нею, заберешь ее у меня навсегда?

Пальцы. Сосредоточиться на пальцах. Это все лишь пальцы, Реза всего лишь подобие человека.

Напружинив мышцы, Роман сумел приподнять указательный палец и потянул изо всех сил. Палец сломался с сухим треском. Он взялся за средний.

Реза не произносил ни звука, устремив на врага взгляд, жгучий, как раскаленная лава. Роман закрыл глаза. Он сломал ему все пальцы правой руки. У Реза не было сил, чтобы держаться только левой рукой. Он соскользнул еще немного. Роман принялся ломать ему пальцы левой руки. Скорость падения возрастала. Все чувства словно умерли. Понятия «сострадание» не существовало.

Мизинец. Сухой щелчок.

С криком ярости Реза отпустил ремни, причем это не был крик боли, нет, именно ярости. Роман открыл глаза. Под ними вертолет резко ударился о землю. На какую-то долю секунды поверилось, будто машина всего лишь немного помялась, но потом она превратилась в огненный шар, плюющий во все стороны металлом, в раненого дракона, изрыгающего грохочущее пламя.

Совершенно оглушенный взрывом, Роман чувствовал, что плывет.

Тихо плывет.

Под Млечным Путем.

Должно быть, Реза разбился о землю, восковой альбатрос, расплавившийся под ночными светилами. Все было кончено.

Наверняка все кончено.

ГЛАВА 23

В ушах шумело; Роман приземлился метрах в двадцати от пылающего вертолета, стараясь затормозить руками и ногами, чтобы парашют не бросило в костер. Как можно быстрее он освободился от ремней и принялся искать в темноте Нею и Яна. К счастью, вертолет разбился между высоких дюн, и обитатели города вряд ли сумели определить их местонахождение.

Невозмутимая Луна продолжала свое медленное восхождение на небеса. С тех пор как она стала окунать свои фарфоровые губы в кровянистые болота Земли, она стала походить на толстого объевшегося кота, подумал он.

Он разглядел невысокий силуэт на вершине дюны. Нея. Он прибавил шагу.

Было очень холодно, холод казался сухим и колким. Наступила зима, и ночами в пустыне это хорошо чувствовалось. Роман начал карабкаться на вершину дюны, задыхаясь, чувствуя, как горят натруженные икры ног.

Слева появился прихрамывающий Ян.

— Кажется, я сломал ногу! Я жду вас здесь! — прокричал молодой человек.

Из-за того что в ушах гудело и в голове вибрировало, Роман ничего не расслышал. Ян повторил фразу, жестами дублируя свои слова, и Роман тут же согласился, не переставая взбираться наверх. Ему нужно найти Нею. Ему нужна Нея.

Чтобы сжать ее в объятиях.

Высота дюны была около пятидесяти метров. Теперь он карабкался на четвереньках, как животное, пот заливал лицо, тек по бокам, несмотря на холод. Он вытер лоб. Теперь он находился почти на самом верху.

Нея стояла на коленях, кажется, она хотела что-то сказать, но он ничего не услышал, все из-за того проклятого шума в ушах. Только бы это не был разрыв барабанных перепонок, подумал он, и в то же самое мгновение уши внезапно прочистились, словно прорвало плотину, и он ее услышал.

— Уходи! Уходи! — кричала она.

Роман остановился, полусогнувшись, как доисторический человек на картинках в старых книгах, свесив руки вдоль туловища. Нея стояла на коленях, а за ее спиной, обхватив ее за горло согнутой правой рукой, Реза улыбался своей безумной улыбкой, и под лунным светом блестели неправдоподобно белые зубы.

И на этих зубах была кровь. У Реза текла кровь изо рта, носа и из ушей. У него наверняка был перелом черепа, и он скоро умрет, на этот раз действительно умрет. Но несмотря на все свои раны и искалеченные руки, у него было еще достаточно сил, чтобы задушить Нею, сдавив ей горло локтем.

Они смотрели на Романа — смеющийся человек с окровавленным ртом и обессилевшая Нея.

— Ты ее не получишь! — прокричал Реза. — Никто никогда ее не получит!

— Я думал, что вы любите ее, — сказал Роман, осторожно делая шаг вперед.

— Стой! — крикнул Реза и стал кашлять и плевать кровью прямо на затылок Неи.

Ему не сразу удалось восстановить дыхание.

— Ты уничтожил надежду моего Народа! Ты уничтожил меня! И ты хочешь еще украсть у меня жену?!

— Я не твоя жена, — крикнула Нея, — и никогда ею не была! Реза, не далее как сегодня вечером ты приговорил меня к смерти, хватит нести ерунду, в тебе говорит ненависть, ненависть умирающего к тем, кто остается в живых! Прими свое поражение, как мужчина, ведь ты считаешь себя мужчиной!

— Замолчи! Ты ему сказала? Ты назвала ему другую причину, по которой нас уничтожили? Ты сказала ему, к чему он должен быть готов?

Роман сделал еще один шаг вперед.

— Ты сказала ему, почему наши зубы растут гораздо быстрее, чем у сапиенс? Почему мы становимся взрослыми уже в двенадцать-тринадцать лет? — грохотал Реза, плюясь пенистой кровью.

Нея выпрямилась, чтобы лучше видеть Романа.

— Гомеотический ген, который модифицировал наш генотип четыреста тысяч лет назад, когда разделились две наши расы, — произнесла она бесцветным голосом.

Она тяжело дышала. Реза засмеялся безумным смехом.

— Мы генетически запрограммированы, чтобы жить максимум шестьдесят лет, — продолжала она. — Именно поэтому мы так быстро вырастаем. В древние времена наша средняя продолжительность жизни была лет двадцать. Этого было достаточно, чтобы возобновлялось и продолжалось примитивное общество кочевников, но когда настала эпоха войн… У ваших мудрецов имелся опыт, приходящий с возрастом, а у нас были только молодые горячие воины.

— Соль земли! — воскликнул Реза. — Ее соль, ее кровь, ее жизненная сила!

— Нет, ее обреченные дети, — возразила Нея. — Вашему роду было предначертано продолжаться, а нашему…

Она задрожала.

— В каком-то смысле мы ошибка природы. И вот как раз этого Реза не желает принимать…

— Замолчи! — снова закричал тот, еще сильнее сжимая смертельную хватку.

Роман увидел, как Нея поднесла здоровую руку к горлу, ее глаза закатились.

В два прыжка он преодолел разделяющие их три метра, словно песок пружинил под его ногами подобно батуту, и с криком приземлился прямо на двухголовое существо Реза-Нея, опустив кулаки на голову Реза.

Нея, с открытым ртом, закатившимися глазами, задыхалась, зажатая в тиски.

— Мерзкий ублюдок, кусок дерьма, отпусти ее, отпусти! — бормотал он, пытаясь ослабить хватку Реза, который только смеялся и плевал кровью, все сильнее сжимая свою жертву.

Роман сложил указательный и средний пальцы буквой V и резко направил их прямо в глаза безумца. Реза мог защититься, только отпустив Нею.

Пальцы Романа пронзили маленькие, податливые глазницы. Рука Реза вздрогнула и инстинктивно поднялась. Нея рванулась вперед, Роман вновь бросился в атаку, Реза попытался увернуться от удара. Нея, отползя на четвереньках в сторону, кашляла и задыхалась; Роман принялся бить Реза по голове, он пытался размозжить эту израненную голову, выбить из нее малейшее дыхание жизни, охваченный яростью, такой же мощной и неукротимой, как цунами, и ничто на свете не смогло бы остановить эту чудовищную волну.

— Хватит… — всхлипнул Реза, — хва… тит, не… надо… больше.

Роман посмотрел на свои сбитые на костяшках кулаки, сочащиеся кровью, кровью Реза и его собственной, посмотрел на повернутое к звездам разбитое лицо, струйку крови, которая медленно вытекала из его губ, грудь, что поднималась все реже и реже.

— Пора… я возвращаюсь… к Матери… — бормотал Реза. — Смот… ри, она меня… ждет.

Роман поднял голову к полной и круглой Луне, беременной всеми ночами мира и всеми мечтами человечества. Казалось, что грудь Реза сжимается, приподнимается к ней. Белая Дама притягивала, всасывала его жизнь так же мощно и неизбежно, как она притягивает морские приливы.

Роман отступил, опустился на колени. Реза имел право умереть один, омытый фосфоресцирующими слезами Богини.

Он отступил еще немного и оказался рядом с Неей, которая сидела у края дюны. Положил ей руку на плечо.

Наверху над ними сияли звезды. Нея вложила руку в его ладонь.

— Небо живет, — прошептала она. — Небо чувствует. Небо думает. Небо пишет. Небо пишет огнем всю историю космоса. Это Библия, священная книга. Богиня обмакнула свои огненные пальцы в межзвездную пучину и начертала геном Вселенной в великой книге звезд. Созвездия — это идеограммы, которые повествуют о сотворении мира. То, что мерцает над тобой в ночи, — это сверкающие слова. Это письменность, ключ к которой мы утратили, но которую Народ сумел однажды прочесть. Там есть ответы на все вопросы. Все есть книга, все есть повествование, все есть знак, Роман. Вселенная — это открытая книга, страницы которой переворачивает время, от первого дня и до последней ночи.

Она слегка повернула к нему голову. Выходит, действительность всего-навсего проявление идеального вымысла, комочек материи в уголке кинетической кромки?

— Все в порядке? — спросил Ян откуда-то снизу.

Все ли было в порядке? Неподалеку от них умирало человеческое существо. Но они были живы. Значит, можно было сказать, что все в порядке, насколько это возможно.

Реза поднял руки к Млечному Пути.

И дюна запела.

Низкая и сильная нота, похожая на барабанный рокот, прокатилась со всех четырех сторон тишины.

— Песнь песков… — прошептала Нея. — Приветствует душу воина, которая сейчас оседлает ветер.

Звук раскатывался, оглушительный, как сигнальный гудок корабля в густом тумане. Роман посмотрел вокруг, опасаясь нового сейсмического толчка, но все было спокойно. Ветер стих. Изрезанный пейзаж казался таким же, как всегда.

А пески пели.

Потом очень тихо, очень медленно Реза стал погружаться в дюну, словно в волну ласкового моря. Сначала исчезли его ноги, затем туловище, на поверхности остались только руки, по-прежнему поднятые вверх, и голова с вытянутым черепом, потом остались только руки. Потом только искалеченные пальцы.

Потом ничего. Дюна поглотила его.

Человек вернулся во прах. Пески замолчали.

— Боже мой! — воскликнул потрясенный Роман, вскакивая на ноги.

Он стал свидетелем чуда?

Нея тоже выпрямилась и, опершись на него, молча потянула за рукав. Они, пошатываясь, стали спускаться. На полпути заметили сидящего на камне Яна.

— Вы слышали? — спросил тот. — Это было колоссально. Песня дюн, так это называют, ее можно услышать, когда сходит внутренняя лавина. Сила звука иногда достигает ста децибелов. Не думал, что когда-нибудь доведется это услышать!

Сход внутренней лавины?

Да, нечто подобное происходит в нем самом, подумал Роман. Сход небольшой внутренней лавины.

— Об этом рассказывали Марко Поло, Дарвин и даже Мопассан…

— Рад за них.

— Фундаментальная частота порядка ста герц…

Фундаментальная. Какое красивое, бессмысленное слово.

— Это феномен той же природы, что и геологический сдвиг, но здесь песчинки накатываются одна на другую, вот почему…

Вот почему мир опять становился нормальным. Объяснимым. Логичным. Вот почему мы просто заблудились в одной из самых больших пустынь на планете. Под землей никто не живет. А женщина в моих объятиях просто немного отличается от других.

Да, подумал Роман. Просто немножко другая для этого рационального мира.

Но в котором, внимательно прислушавшись лунной ночью, можно услышать Песнь песков.

Примечания

1

Элам — раннерабовладельческое государство в юго-западной части Иранского нагорья в III тысячелетии — середине VI в. до н. э. Письменные памятники — иероглифы и клинопись. (Здесь и далее примеч. переводчика.).

(обратно)

2

Доктор наук (ит.).

(обратно)

3

Аккадский язык (по назв. г. Аккад в Месопотамии) — древнесемитский язык семито-хамитской семьи языков. Памятники письменности на основе шумерского клинописного письма.

(обратно)

4

Джелаба — длинное одеяние с капюшоном, которое носят в Северной Африке.

(обратно)

5

Паколь — коричневый двойной берет, традиционный афганский головной убор.

(обратно)

6

Эвапорит — отложение вследствие испарения морской воды.

(обратно)

7

У нас есть время? (ит.).

(обратно)

8

Буасо — старая мера сыпучих тел, равная 12,5 литра.

(обратно)

9

Пункт, место встречи (англ.).

(обратно)

10

Христос Всемогущий! (англ.).

(обратно)

11

В чем дело? (ит.).

(обратно)

12

Сасаниды — династия иранских шахов (224–651).

(обратно)

13

Кушанское царство — древнее государство. Возникло из княжества в Бактрии (Средняя Азия).

(обратно)

14

Пасдаран — член так называемого Комитета стражей революции в Иране.

(обратно)

15

Канаты — система оросительных каналов в Иране, большинство которых проложены под землей.

(обратно)

16

Сефевиды — династия шахов Ирана (1502–1736 гг.).

(обратно)

17

Такла-Макан — пустыня на западе Китая.

(обратно)

18

Минойская культура бронзового века (III–II тыс. до н. э.) на о. Крит. Названа по имени мифического царя Миноса. Развалины городов, дворцов, некрополи, произведения искусства: фрески, скульптуры, керамика.

(обратно)

19

Имеются в виду фрески на бытовые сюжеты (приготовление пищи, рыбная ловля и т. д.), обнаруженные при раскопках минойского города.

(обратно)

20

Покойся с миром» (лат.).

(обратно)

21

АieА (agence international de l'Energie Atomique) — Международное агентство по ядерной энергии.

(обратно)

22

Да будет свет! (лат.).

(обратно)

23

Ласко — пещера во Франции с гравированными и живописными настенными изображениями (бизонов, оленей, диких быков, лошадей) позднего палеолита.

(обратно)

24

Се человек! (лат.).

(обратно)

25

Это уж слишком! (англ.).

(обратно)

26

Порфир — горная порода.

(обратно)

27

Розеттский камень — фрагмент стелы из черного гранита, найденный в июле 1799 г. во время Египетской кампании Наполеона. На камне были высечены тексты, опираясь на которые стало возможным расшифровать египетские иероглифы.

(обратно)

28

Хашашины (от «употребляющие гашиш») — агрессивная секта, секретная террористическая организация, состоящая преимущественно из персов, получившая известность и политическое влияние в средневековой Европе и исламском мире. Основана миссионером Хассаном ибн Саббахом, которого крестоносцы называли Горным Старцем.

(обратно)

29

Минаб — область и город в Иране.

(обратно)

30

Вот дерьмо (англ.).

(обратно)

31

Краткая биография, представляемая работодателю.

(обратно)

32

Протероглифы — крючки, расположенные на передней поверхности верхней челюсти, благодаря которым укус змеи становится более глубоким, а действие яда более опасным.

(обратно)

33

Значит, следовательно (лат.).

(обратно)

34

«Шехаб-3» — одноступенчатая ракета средней дальности, созданная Ираном.

(обратно)

35

mirv — набор ядерного оружия, перевозимого одной межконтинентальной баллистической ракетой.

(обратно)

36

Этология — наука, изучающая поведение животных в естественных условиях.

(обратно)

37

Пассеизм — отказ от современности, уход в прошлое.

(обратно)

38

Несчастный (исп.).

(обратно)

39

«Кох Ланта» — фешенебельный отель в Таиланде.

(обратно)

40

Гилгамеш — легендарный король Урука, шумерского государства IV тысячелетия до н. э.

(обратно)

41

Атрахазис — первоначальное вавилонское имя Ноя. «Поэма об Атрахазисе» — поэма о потопе, написанная на аккадском языке в начале II тысячелетия до н. э.

(обратно)

42

Ориньякская культура позднего палеолита в Западной Европе. Названа по пещере Ориньяк во Франции (департамент Верхняя Гаронна).

(обратно)

43

Граветтская культура — одна из культур верхнего палеолита.

(обратно)

44

Наступить на дерьмо — к удаче! (англ.).

(обратно)

45

Истина в вине (лат.).

(обратно)

46

Маркс Бразерс — трио американских актеров, блиставших в 1930-е годы в голливудских фильмах, отмеченных абсурдистским юмором.

(обратно)

47

Я готов съесть лошадь! (англ.).

(обратно)

48

Эклиптика — большой круг небесной сферы, по которому происходит видимое годичное движение Солнца.

(обратно)

49

Эстер Уильямс — известная голливудская актриса.

(обратно)

50

Гондвана — гипотетический материк, существовавший в течение большей части палеозоя и начале мезозоя в Южном полушарии. Пангея — гипотетический континент, объединявший в палеозое и начале мезозоя все современные материки.

(обратно)

51

Кто я, по-вашему? Слабоумный кретин? (англ.).

(обратно)

52

Ярданги (тюрк.) — узкие, параллельные, вытянутые вдоль господствующих ветров гряды в суглинистых отложениях рек и озер в пустыне, высотой до нескольких метров.

(обратно)

53

Торквес — шейное кольцо с несомкнутыми концами у кельтов.

(обратно)

Оглавление

  • ГЛАВА 1
  • ГЛАВА 2
  • ГЛАВА 3
  • ГЛАВА 4
  • ГЛАВА 5
  • ГЛАВА 6
  • ГЛАВА 7
  • ГЛАВА 8
  • ГЛАВА 9
  • ГЛАВА 10
  • ГЛАВА 11
  • ГЛАВА 12
  • ГЛАВА 13
  • ГЛАВА 14
  • ГЛАВА 15
  • ГЛАВА 16
  • ГЛАВА 17
  • ГЛАВА 18
  • ГЛАВА 19
  • ГЛАВА 20
  • ГЛАВА 21
  • ГЛАВА 22
  • ГЛАВА 23 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Песнь песков», Брижит Обер

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!