«Приглашение на эшафот. Покрась в черное-2»

Михаил Март Приглашение на эшафот Покрась в черное-2

Главa I КАЗНИТЬ! НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ

1

Вздернутый на веревке покойник висел на суку ветвистого клена в самом центре дачного участка и портил своим ужасающим видом весь природный ландшафт. Посмотришь на такой пейзаж, и мурашки пробегают по телу. Ну никак повешенный не вписывался в тихое милое местечко: ровная выкошенная травка, уютная беседка, плетеные кресла и оригинальный столик для чаепития.

После серии снимков, сделанных фотографом, веревку обрезали, труп уложили на носилки и накрыли белой простыней.

Двухэтажная дача с верандой, террасой и солярием была метрах в двадцати от беседки. Постройка сталинских времен. Крепкая, надежная, просторная. Люди наблюдали за происходящим с крыльца. Чтобы не затоптали возможные следы, к беседке позволили подойти только экспертам и медикам.

Пожилой мужчина лет шестидесяти пяти в хулиганской кепчонке и поношенном твидовом пиджаке стоял в задумчивости, держа руки в карманах. Похожих зрелищ он повидал немало за тридцатилетнюю работу в прокуратуре, но каждый раз испытывал тревогу и негодование при виде смерти, будто сам повинен в преступлении.

— А может, он сам повесился? — спросил стоящий рядом с ним капитан.

— Вы участковый? — вопросом на вопрос ответил пожилой в кепочке.

— Семь лет на участке, Александр Иваныч, — кивнул капитан. — Ничего похожего у нас не случалось. Люди тут живут солидные, состоятельные, дачи на сезон не сдают, сами отдыхают.

— Спокойная у тебя служба. Наблюдательность замылилась. Покойник висит над землей в полутора метрах. До петли не допрыгнешь, и голову в нее не сунешь на лету. Голова не баскетбольный мяч, а петля не корзина.

— Это я понимаю. Стула под ногами нет, выбить из-под ног нечего. А если он залез на дерево, надел на шею петлю и спрыгнул вниз? Сук крепкий, веревка капроновая, хоть и тонкая. Почему нет?…

— Ты же сам все объяснил. Веревка при таком рывке ему шею, как ножом, срезала бы. А она лишь повредила кожу и ушла под жировые складки. Его вешали нежно, как хрустальный шар на елку. И похоже, он при этом не оказывал сопротивления.

— Находился в бессознательном состоянии?

— Скорее всего так, капитан. Гадать не будем, медики разберутся. Сейчас носилки вынесут с участка, пусть на труп глянут соседи. Может, кто-то знал этого человека или видел его раньше.

— Обязательно, Александр Иваныч.

— Где хозяин дачи?

— На террасе. Профессор Грановский Игорь Афанасьевич. Уважаемый ученый, вдовец.

— Хорошо. Я с ним поговорю.

Старик сидел за столом в полной растерянности и поглаживал скатерть, как любимого кота, тупо глядя на красное яблоко, лежащее на полу.

— Позвольте вас побеспокоить, — подал голос вошедший. — Я следователь из областной прокуратуры, моя фамилия Трифонов.

Грановский словно очнулся ото сна.

— Да, да, извините. — Он указал гостю на соседний стул.

Трифонов присел.

— Рассказывайте, Игорь Афанасьевич. Что будет непонятно, я спрошу.

— Я уезжал на два дня к дочери. У меня внук родился. Сегодня утром возвращаюсь и вижу чужую машину, стоящую возле калитки моего дома. Особого значения этому я не придал. Удивило другое: пес меня не встречает. Я его на привязи не держу, на улицу он не бегает. Собака умная. Немецкая овчарка. Хороший сторож, я даже калитку на замок не закрываю. У пса солидный вид, и чужой в сад не полезет. Клыков испугается. Захожу. Зову собаку: «Дик, Дик, где ты, Дик?» Тишина. Пошел к сараю, там у него кормушка. Мой пес лежит у миски дохлый. Вся еда, что я ему оставил, съедена. Дик чем-то отравился. Но я сам готовлю пищу и продукты покупаю свежие. Конечно, я страшно огорчился, до слез. Но что поделать. Погоревал, достал из сарая лопату, выкопал могилу на задах и решил взять из дома одеяло, чтобы завернуть умершего друга. Пошел по тропинке и у беседки наткнулся на повешенного. У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Сюрприз не из приятных. Как только пришел в себя, вызвал милицию. Вот и все, что я могу сказать.

— Повешенного вы не видели раньше?

— Нет. Точно нет.

— Когда вы вернулись, дом был заперт?

— Заперт. Но на террасе кто-то был.

— Почему вы так решили?

Профессор указал на яблоко, лежащее на полу.

— Я не покупаю яблоки, у меня свои растут. Но они еще не созрели. И потом, это не наш сорт. Из импортных. Трогать я его не стал. А так на террасе ничего не изменилось, все на своих местах. В дом не заходили.

Трифонов глянул на дверь, ведущую с террасы в дом

— Замок серьезный.

— Дело даже не в замке. Посмотрите на порожек. Если вы пойдете в дом, то наверняка на него наступите, а я его перешагиваю. Доска выскакивает. Руки все не доходят починить. Если вылетит, без сноровки ее быстро на место не поставишь.

— Значит, убийцы в дом не входили… Выбрали сад. Удобное местечко. С дороги не видно и никто не мешает. Многие знали о вашем отъезде к дочери?

— Все. Меня и в институте, и на работе поздравляли с рождением внука.

— Вы археолог?

— Совершенно верно. В университете преподаю историю Древнего Востока, а работаю в археологическом институте. Занимаюсь древнеарабской письменностью.

— Хорошо, спасибо. Яблочко пусть пока лежит. Его эксперты возьмут.

Трифонов вышел на крыльцо, где его ждала Наташа Рогова, полный мужчина лет пятидесяти в белом халате и молоденькая девушка в мундире лейтенанта юстиции, который ей совершенно не шел. Девушка подала Трифонову два паспорта.

— Гляньте, Александр Иваныч. Отпечатки уже сняли, можете смело брать в руки. В кармане покойника нашли.

Трифонов открыл один из паспортов, а девушка принялась тут же комментировать:

— Это загранпаспорт покойного. На первый взгляд — подлинный. Александр Наумович Маркин. Судя по штампам, довольно часто бывал в Иордании и Израиле.

— Маркин? — Трифонов прищурился. — Что-то очень знакомое.

— Я уже отправила запрос. Обратите внимание на второй паспорт. Этот же Маркин, если сравнивать фотографии, но данные другие. Он выписан на имя Карима Осиповича Рамазанова. Проживает в поселке Поспешено на севере области. Соседи видели труп. Никто этого человека не знает. Документы на машину, что стоит у калитки, и водительские права тоже выписаны на Рамазанова. И номера областные.

Трифонов пролистал второй паспорт. Из него выпал листок — вырезанный из газеты снимок мужчины. Подписи не было.

— А это что?

— Кто бы знал! С обратной стороны кусочек текста статьи, — деловым тоном продолжала Рогова. — Если очень постараться, можно определить, какая это газета.

— Мистика… Лицо мне знакомо. Есть над чем подумать.

— Надо кого-то послать в Поспешено.

— Не торопись, я сам туда съезжу. Что еще?

— В машине ничего интересного нет. Она не заперта. На рулевом колесе отпечатки. Сейчас Сергей Николаич осматривает дорогу. Народ из поселка сбежался, все затоптали.

— Что-то интересное нашел?

— Похоже на то, но он сам расскажет.

— А у тебя что, Ефим? — обратился Трифонов к мужчине в белом халате.

— Ничего особенного. Поеду в морг на вскрытие. Сейчас картинка не просматривается. Смерть наступила вчера. Около суток назад. От удушения язык должен был вспухнуть, а здесь…

— Повесили уже труп?

— Ты знаешь, Алексан Ваныч, я не люблю гадать. Потерпи до завтра.

— Вечером доложишь.

Ефим тяжело вздохнул и направился к калитке.

— Зачем вешать труп? — спросила Рогова.

— К виселице его волокли. От крыльца до клена идет примятая дорожка. Два следа, похожих на каблуки ботинок. Посмотри сама.

Они спустились с крыльца.

— Углубление от ног, пропахавших газон. Его тащили волоком к месту казни.

Девушка присела на корточки и покопалась в траве.

— Тут какие-то странные углубления, Александр Иваныч. Будто колышки вбивали.

— Я уже видел. Справа, слева, справа, слева. Расстояние между ними — сантиметров тридцать пять.

— И что это значит?

— Следы от женских каблуков, лейтенант Рогова. Рост женщины от ста шестидесяти восьми до ста семидесяти трех сантиметров. Изящная дамочка.

— Теперь я поняла, что меня смущало.

— О чем ты?

— Запах. В машине ощущается слабый аромат духов, почти выветрившийся. Французские, Диор. Значит, покойник приехал на дачу с женщиной? У крыльца она его оглушила, а потом оттащила к беседке и там повесила? Фантастика.

— Конечно, фантастика. Женщина такой комплекции не смогла бы поднять труп и сунуть его в петлю.

— Значит, ее здесь поджидал сообщник.

— И ел яблоки на террасе. Только почему он ей не помог отнести труп к беседке, а она сама тащила его туда волоком?

— Загадка.

— Первая, но не последняя. Пойдем поинтересуемся, чем так увлечен Сергей на дороге.

Они направились к калитке.

Участковый разговаривал с криминалистом Бутусовым. Трифонов и Рогова к ним присоединились.

— Поделитесь открытием, господа. Что такой озабоченный, Сережа?

— Машина тут стояла, следы еще остались. Я их сфотографировал. Покрышки «Нокиа», четырнадцатый размер. Популярная резина. Искать бессмысленно, нужен оригинал для сравнения, тогда следы сыграют свою роль.

Участковый доложил:

— Один из дачников вчера проезжал мимо дома профессора. Около шести вечера он видел здесь эту машину и бежевую «пятерку». Номера не запомнил. Его это немного удивило, он знал, что профессор уехал к дочери. Через два часа, когда возвращался в город, «Жигулей» уже не было, стояла только машина жертвы.

— Понятно. Закончишь здесь, Сережа, — осмотри террасу. Там нам яблочко оставили на десерт, потом покопайся в травке. Похоже, парня волокли к эшафоту. Я возвращаюсь в контору. Вечером собираемся у меня и подводим итоги.

Трифонов направился к своей машине.

2

По дороге в прокуратуру Трифонов вспомнил, где и когда ему приходилось слышать фамилию Маркин. Рано думать о пенсии, голова еще варит и память работает. Вот только связи он никакой не видел между нынешним убийством и преступлением четырехлетней давности. Тогда это дело зависло и ушло в архив нераскрытым. Трифонов не считал себя проигравшим. Существует определенная категория преступлений, не поддающихся раскрытию. Но самолюбие было задето.

По прибытии в прокуратуру он тут же направился к помощнику прокурора области Звягинцеву. Пожалуй, только одному Трифонову позволялось входить в любой кабинет прокуратуры без стука и предварительной договоренности. Все знали, что этот человек по пустякам не беспокоит.

Евгений Валентинович Звягинцев разговаривал по телефону, когда на пороге его кабинета появился легендарный следователь в своей знаменитой кепочке. Звягинцев указал на стул и постарался быстро закруглиться. Положив трубку, он внимательно посмотрел на возбужденного Трифонова и понял, что старой ищейке подбросили сахарную косточку, и теперь вся прокуратура встанет на дыбы. Спокойной жизни больше не будет.

— Я весь внимание, Александр Иваныч.

— Напряги память, Женя, и вспомни историю с найденными в мае девяносто девятого трупами на тридцать шестом километре Московского шоссе. Освежи старику память.

— Ничего себе просьба… Как пыльным мешком по голове. Вы даже число помните и место, чем же я вам помогу?

— Ты оформлял это дело. Давай вместе вспомним. Пока его найдут в архиве, пока принесут, столетие пройдет, а мне для начала надо события восстановить.

Звягинцев почесал лысеющую макушку.

— Рабочие газ прокладывали в поселок, копали траншею под трубы и наткнулись на трупы. Их глубоко не закапывали, а так, землей присыпали и дерном заложили. Три покойника — мужчины. Эксперты установили, что они пролежали в земле не меньше года. Стало быть, убиты в мае девяносто восьмого. Всех троих застрелили. Каждый получил пулю в затылок. Ни документов, ни вещей в карманах погибших мы не нашли. Установить личности удалось лишь по анализам ДНК. Подняли дела о пропавших без вести за девяносто восьмой год, нашли родственников, сделали анализы и установили личности.

— Одного звали Александр Наумович Маркин, так?

— Похоже. Но точно я не помню. Все были убиты из разного оружия, и, как вы тогда определили, их убивали в разных местах, возможно, и в разное время. Вот только могилу покойничкам вырыли одну.

— И еще. После установления личностей мы выяснили, что покойники при жизни не знали друг друга и их дорожки никогда не пересекались. Убийство носило заказной характер, а убийцы были профессиональными стрелками. Ни в одном случае второго выстрела не потребовалось. Одного застрелили из винтовки с большого расстояния. Попадание точное.

— Все так, Александр Иваныч, застряли мы тогда на главном вопросе. Дело не могло продвинуться ни на шаг по причине отсутствия мотива преступления. Вы же проверяли подноготную покойничков. Один — бортинженер гражданской авиации, летал на внутрироссийских линиях, второй был журналистом, третий… Уже не помню, кем. Отличные работники, у всех дети, дом, дачные участки и никакой связи с криминалом. Кому понадобилось их убивать, совершенно не ясно. Ладно бы под шальную пулю попали во время бандитской разборки или при налете на торговую точку, а ведь нет. Убийства умышленные, прицельные и организованные. Даже могилу покойникам заготовили. Полная каша получается. Версия с серийным убийцей не прошла — стреляли из разного оружия и с разного расстояния. Банды сионистов в городе не промышляют. За последующий год подобных преступлений больше не совершалось.

— Сионистов? Ну да! Теперь вспомнил. Все трое были евреями. Маркин, Цейтлин и Эпштейн. Это все, что объединяло убитых.

— Ну а если бы они были русскими, то что? Или один из них украинец или татарин? Нет, это совпадение, а не причина.

— Сейчас я вспоминаю одну деталь. У обнаруженных в земле трупов при себе ничего не нашли. Даже трамвайного билета. По логике вещей все правильно. Карманы вычистили перед захоронением, чтобы трупы остались неопознанными. С криминалом убитые не связаны, значит, и отпечатки пальцев не дадут результатов. Но тогда мне и в голову не пришло поинтересоваться у родственников документами покойников.

— Документами? — удивленно переспросил Звягинцев.

— Именно. Сегодня я наткнулся на очередной труп. Странная история. Какие-то психи вздернули парня на веревке в чужом саду в одном из престижных поселков. Только на сей раз документов у повешенного было с избытком. Два паспорта, права и прочие бумажки. Так вот, загранпаспорт с фотографией убитого выписан на имя Маркина Александра Наумовича.

— Есть основание считать смерть висельника убийством?

— Без сомнения. Убийцы не очень-то старались замести следы. Только кому понадобилось устраивать показуху? Решил убить — убивай. Сейчас модно пристреливать жертву в подъезде собственного дома. Срабатывает на все сто. Но вывозить на природу, подбирать определенное место да еще вешать на суку дерева — это уж слишком. У меня складывается впечатление, что убийцы зачитывали приговор своей жертве перед казнью. Детский лепет какой-то. Кому и что этим они хотят доказать?

— Может быть, показуху устраивают для следствия? — предположил Звягинцев.

— Очень похоже на истину. Скажи, Женя, у тебя есть загранпаспорт?

— Есть. Мы с женой каждый отпуск отдыхаем на Кипре. Дивные места. Природа, море, климат чудесный.

— Ты носишь с собой загранпаспорт?

— Я и внутренний беру редко, мне удостоверения хватает.

— То-то и оно. Зачем человеку таскать с собой два паспорта, да еще на разные фамилии? Неспроста это. Загранпаспорт может стать отмычкой к разгадке замысла убийц.

Помощник прокурора подумал и сказал:

— Интересная версия. Нашлись люди, решившие отомстить убийце Александра Маркина. Например, родственники нашли убийцу и казнили его, а следствию подбросили паспорт с именем Маркина и фотографией казненного. В первую очередь под подозрение попадет родня Маркина.

— Слишком просто. Сам подумай, Женя, может ли нормальный мирный житель города взять и повесить на суку другого человека? Даже если он его ненавидит. Скорее он найдет убийцу и сдаст его правоохранительным органам.

— Не всегда, Александр Иваныч. А если против убийцы нет прямых улик? Что ему грозит? Условный срок за подделку документов? Может, родственники руки в крови и не пачкали, а наняли убийц. Сейчас найти исполнителя не трудно. Люди, лишенные заработка, идут на крайние меры, чтобы самим выжить. Наниматель предоставляет свой план-сценарий и платит деньги за его исполнение. Обычная схема. На ней мы и горим чаще всего.

— Эту версию я не исключаю, как и любую другую.

— Запросить для вас дело из архива?

— Будь любезен, если не трудно. А я до вечера еще одно мероприятие успею провернуть.

Не заходя в свой кабинет, Трифонов вышел на улицу, сел в машину и поехал в Поспешено. Дом, где жил погибший, находился в конце поселка, дальше — лес и проезда нет. Сельчане не могли не заметить черную «Волгу», медленно ползущую по центральной улице. Здесь не было дачных участков, жители только постоянные. Любопытные старушки сидели на скамеечках возле калиток и обсуждали свое тяжкое существование в трудные времена вечных реформ. Дом Рамазанова выглядел на фоне остальных богато. Два этажа, хорошая отделка, черепичная крыша и огромный участок.

Следователь привез с собой страшную весть для отца погибшего. У старика, кроме сына, никого не осталось. Они долго сидели в светелке. Престарелый жилистый осетин имел сильный характер, умел взять себя в руки. А может быть, до его сознания еще не дошел весь трагизм случившегося. Трифонов не вдавался в подробности. Он сообщил отцу о гибели сына при невыясненных обстоятельствах, но картину обрисовывать не стал.

— Вы меня простите, товарищ милиционер, вижу, что вы хотите что-то узнать от меня. В такую даль ехали. Спрашивайте. А я поплачу потом, когда уедете.

Старик глянул на бумажку, где был указан адрес морга:

— Когда я смогу увидеть Карима?

— Завтра, Осип Ашанович.

— Хорошо.

— Давно вы видели сына в последний раз?

— Вчера утром. Он уезжал на работу, а я собирался к другу, погостить денек. Карим попросил. Сказал, чтобы я переночевал у приятеля и домой не возвращался до сегодняшнего утра.

— Почему?

— Гостей хотел позвать на вечер. Молодежь не любит стариков. Мы им глаза мозолим. У них свое веселье. Сегодня утром я приехал. Мне с первого взгляда стало понятно, что вечеринка не состоялась. Они обычно столько грязной посуды и бутылок после себя оставляют, что на уборку дня не хватает. А тут все чисто. Мангал с заготовленными дровами не разжигали, мясо маринованное не тронуто. Что-то у них не сладилось. Я всегда очень переживаю за Карима. Особенно если он не ночует дома или устраивает вечеринки. Там же все курят, а у Карима астма. Случаются приступы, он может задохнуться. Без лекарств и дня прожить не может. А разве друзьям объяснишь? Он скрывает свою болезнь, стесняется, стыдится. Его и в больницу часто клали, только вылечить все равно не смогли.

— А друзей вы его знаете?

— Нет. Приезжал тут при мне один парень…

— Когда?

— Дней пять назад. Сказал, что коллега из Москвы, а Карим в это время в командировке был. В Иорданию ездил. Он же археолог. Востоковед. Раза два-три в год на Ближний Восток летал. Но не надолго. На неделю, не больше. Вот я и удивился, что его коллега не знает, где Карим. В музее ему могли об этом сказать.

— В музее?

— Карим работает в Музее восточных искусств… — На мгновение старик замолк, по щеке его пробежала слеза. — Работал.

— Как его коллегу звали?

— Он не сказал. Так, прошелся по дому. На второй этаж поднимался, в комнату Карима, огляделся, сел в машину и уехал.

— А какая у него машина?

— Я в них не понимаю. Бежевая. Обычная, таких много.

— А выглядел как?

— Высокий. Очень худой. Безликий какой-то. Ничего особенного. Лет тридцать пять на вид, темненький, но не брюнет. На вид русский.

— Можно посмотреть комнату вашего сына?

— Ради бога.

Они поднялись по крутым деревянным ступенькам наверх и оказались в огромной просторной комнате. Стеллажи с книгами, стены увешаны масками, восточными сувенирами, кривыми кинжалами. Отец стоял в дверях и сдерживал слезы, глядя на пустую комнату, Трифонов делал обход и всматривался в корешки книг, предметы, не пропуская ничего.

— Тут на полке что-то стояло. Похоже на книги, но очень маленькие. Пыль по контуру осталась. Не знаете, что здесь могло быть?

Старик подошел ближе.

— Кассеты. Тут стояли кассеты. Штук двадцать. Маленькие. У сына видеокамера, тоже маленькая. Он кино любил снимать. Говорил, как уйдет на пенсию, будет вспоминать всю свою жизнь, запечатленную на пленке. Семейная хроника. Только куда они подевались, не знаю. Он никогда их из дома не выносил и относился к ним очень бережно.

— А где видеокамера?

Хозяин открыл дверцу шкафа и развел руками.

— И камеры нет. Но ее-то он часто с собой брал. Где-то что-то снимал, а потом дома просматривал, что у него получилось.

— Посмотрите внимательно, все ли на месте. Старик обошел комнату, но других пропаж не заметил.

— А где он хранил свои документы?

— В столе. Но я туда никогда не лазил.

— Давайте глянем.

Они осмотрели содержимое стола. Документов там не нашлось, кроме институтского диплома, но отец был очень удивлен, обнаружив деньги. Доллары, рубли, иорданские динары, евро. Целое состояние. Одних долларов тысяч двадцать. И все небрежно разбросанные.

— Оказывается, мой сын был богатым человеком.

— Для вас это открытие?

— Денег я у него не просил. Цветы выращиваю, ягоды, овощи и торгую на рынке. На жизнь хватало и на дом тоже. То крыша потечет, то доска провалится. Нас сад кормит.

— Извините меня за то, что привез вам плохую весть, Осип Ашанович. Не буду вас больше беспокоить.

— Я понимаю. Не от радости чужими делами занимаетесь. Служба. Я вас провожу. До калитки.

Старик проводил Трифонова до машины.

— Гляньте, вон, через дом по левой стороне, у калитки толстуха сидит. В деревне шутят, что она моя невеста. Зовут Тихоновна. Она все про всех знает. Целыми днями у калитки сидит. Лодырь царя небесного, а не невеста. Я-то день и ночь кручусь как белка в колесе, а ей ничего не надо. Странные люди бывают.

— Я вас понял.

Беседа с Тихоновной длилась минут двадцать. Спрашивать ее о чем-то не имело смысла. Она сама решала, как ей строить разговор и что важно, а что нет. Трифонов слова вставить не мог, но польза от беседы имелась, и немалая. Тихоновна запомнила парня на бежевых «Жигулях». Номера машин здесь никого не интересовали, но вчера она опять видела долговязого, только уже без машины. Похоже, он ее у дороги оставил. Ключи у него в руках были, и он ими поигрывал. Заходил ли в дом Каримовых, она не видела, но обратно он возвращался минут через двадцать. Сумка у него спортивная была на плече. Времени точного она не помнит, но парень приезжал днем, часа в четыре или чуть позже.

За такую новость можно и потерять двадцать минут, и целую поэму о тяжелой женской доле выслушать.

Трифонов торопился в город. Его ждали новости, которые ему не терпелось выслушать.

3

По пути в прокуратуру Трифонов все же заехал в морг. Вскрытие успели сделать, осталось закончить дела с анализами, о результатах которых сообщат не раньше завтрашнего утра. Но патологоанатомы пришли к однозначному выводу: Карим Рамазанов умер во время приступа астмы. В петлю сунули труп. Смерть наступила между шестью и семью часами вечера. Следов насилия на теле не обнаружено, но есть след от укола. Причем средство, введенное в мышечную ткань, вызвало аллергическую реакцию, образовалась гематома под лопаткой, куда ввели иглу. Что именно вкололи Рамазанову, будет известно позже. Но не исключено, что укол мог вызвать приступ астмы, повлекший за собой смерть.

Час от часу не легче. Значит повешение жертвы — это не что иное, как ритуал. Кому нужно вешать труп? Его хотели повесить, а не зарезать и не пристрелить. Ритуал определен заранее. Это Трифонов понял еще на дачном участке. Совершенно новая, непользованная крепкая капроновая веревка. В хозяйстве такие не держат, они очень дороги. Ее привезли с собой для определенных целей и использовали в соответствии с планом.

Оставалась еще одна необъяснимая странность. Рамазанова можно было повесить у него же дома. Дача не хуже профессорской, соседей в счет можно не брать. В день казни отец Рамазанова в доме отсутствовал. Убийца не скрывал своего лица, его могли видеть и возле дома профессора, где он остановил свою машину. Чем им профессор не угодил? Мало того, что они оставили ему труп в подарок, так еще и собаку отравили. К чему столько сложностей и лишней головной боли?

Со своей собственной головной болью Трифонов прибыл в прокуратуру, где его уже поджидали. Он решил выслушать коллег, а уж потом делать предварительные выводы. Открыв окно в кабинете, остался стоять возле него, глядя на красное заходящее солнце.

Люди, работающие с Трифоновым не первый раз, знали, что он всегда ведет себя не так, как принято, и если стоит к остальным спиной, еще не значит, что занят только собой и ничего не слышит.

Лейтенант Рогова начала отчет первой:

— Можно сказать с уверенностью, что преступление на даче профессора готовилось заранее. По свидетельству хозяина, собака никого не подпускала к себе. Либо она знала убийцу, либо ее прикармливали. Подружиться с псом не так просто. На это время нужно. И все же я считаю, что убийца или убийцы знали профессора. Дачный поселок находится в трех километрах от шоссе. Других населенных пунктов в той стороне нет. Если вы свернете с трассы на проселочную дорогу, то попадете только в поселок, дальнейшее продвижение перекроет река справа или лес слева. Маршрут убийц был целенаправленным. Причем жертва приехала на своей машине в расставленный капкан по собственному желанию. Скорее всего, вместе с сообщницей убийцы. Сообщница потом уехала с убийцей на бежевых «Жигулях». Я описала приблизительную картину, которая бросается в глаза после беглого осмотра.

Трифонов отошел от окна и, сев за стол, спросил эксперта:

— А что у тебя, Сергей Николаич?

— На террасе есть следы повешенного. Рамазанов заходил туда. У него обувь характерная. Ботинки импортные с рисунком на подошве.

— Производство израильской фирмы «Крош», — добавил Трифонов.

— Совершенно верно, — улыбаясь, согласился Бутусов. — Его же следы есть в машине, у калитки и на крыльце. Обнаружены и женские следы. Туфли тридцать седьмого размера, на каблуке. Но в машине я их не обнаружил, хотя Наташа учуяла там запах духов. Яблоко нам ничего не дало. Оно, вероятнее всего, выпало из сумки.

— Вот-вот, — оживился Трифонов. — Отличная мысль. Это многое объясняет. Женщина завлекает жертву на дачу. Они покупают вино, фрукты, закуску и едут на пикник, Рамазанов и не подозревает, что там его ждет эшафот с петлей.

— И сообщник, — добавила девушка.

— Вряд ли, — вмешался Бутусов. — След протекторов от «Жигулей» в одном месте пересекает след от машины жертвы, смазав его. Значит, «Жигули» приехали позже или ехали следом.

— Согласен, — кивнул Трифонов. — Только не следом, а с большим опозданием.

— Почему? — удивилась Рогова.

— Потому что женщина сама волокла Рамазанова к виселице через весь сад. Я был в морге. На трупе найден след от укола. Женщина обезвредила жертву, используя шприц с каким-то средством. Результаты анализов получим утром. Возможно, что эта дама как-то связана с медициной. Воткнуть иглу в тело и ввести лекарство надо очень быстро, иначе жертва дернется и сломает иглу. Если бы сообщник находился рядом, укол делать не пришлось бы. Рамазанов не отличался атлетизмом. Правда, убийца тоже не Геракл. Я побывал у Рамазанова дома. Его отец и соседка мне кое-что рассказали.

Трифонов поведал коллегам о своем визите в село Поспешено.

— Теперь понятно, почему он опоздал, — уверенно заявила Рогова. — Сухопарый ездил к Рамазанову за кассетами, а в это время женщина с Рамазановым закупала продукты для пикника. Патологоанатомы утверждают, что смерть наступила от восемнадцати до девятнадцати часов, а гость в доме Рамазанова появился с шестнадцати до семнадцати. Он мог и опоздать на казнь. Ему пришлось проехать через всю область с севера на юг.

— Логично, — согласился Трифонов. — Остается установить мотив убийства. Точнее, казни. Возможно, ответ лежит в видеозаписях. Но пленок у нас нет, и вряд ли мы найдем их в ближайшее время. За что же можно приговорить тихого мирного востоковеда, страдающего астмой, к смерти? Начинать надо с попытки установить, каким образом паспорт Маркина попал к Рамазанову. Я говорю о российском паспорте, общегражданском. Маркин был убит и похоронен в мае девяносто восьмого, а загранпаспорт на его имя выписан в августе того же года. Значит, Рамазанов воспользовался общегражданским паспортом Маркина и по нему получил загранпаспорт. Зачем? Рамазанов без проблем мог получить документ на свое имя и беспрепятственно ездить на Ближний Восток под своим именем. Займись этим вопросом, Наташа. Известно ли руководству на работе Рамазанова о его нелегальных поездках в Иорданию и Израиль? Если человек использует чужое имя для выезда за рубеж, значит, не хочет афишировать свою поездку. За загранпаспортом стоит смерть Маркина. Тут должна быть непосредственная связь.

— Прямо-таки шпионская история, — ухмыльнулся Бутусов. — Осетин надевает маску еврея и едет к арабам, чтобы сдать им секреты русских.

— Шпионами пусть ФСБ занимается. У востоковеда нет доступа к государственным тайнам, — резко оборвал его Трифонов. — И нам не надо забывать, что мы нашли в загранпаспорте снимок, вырезанный из газеты.

— Я уже передала его в лабораторию, — поспешила сообщить Рогова.

— Уверен, что на фотографии лицо настоящего Маркина. Снимок положен не случайно. Не думаю, что это сделал Рамазанов. Где и когда могли опубликовать эту фотографию? Есть два варианта. Первый. Май девяносто восьмого года, когда Маркина и других пропавших объявили в розыск. Второй. Когда обнаружили захоронения, то есть ровно через год. Остается определить, какие издания публикуют материалы, связанные с исчезновением людей и криминальными находками. Мы можем это сделать сами, без помощи лаборатории. Тем более что на обратной стороне снимка есть газетный текст, в котором дважды повторяется слово «убийство». Значит, газета и на других полосах печатает материалы о преступлениях.

— Это может быть внутриведомственный орган МВД или…

— Нет, — перебил Рогову Трифонов. — Все наши внутренние газеты печатаются на самой дешевой бумаге. А мы нашли клочок хорошей бумаги. За три года газета не пожелтела и на снимке не пропечаталась обратная сторона. Бумага имеет хорошую плотность, качество печати отличное.

Зазвонил телефон. Трифонов снял трубку.

— Александр Иваныч? Полковник Безбородько беспокоит. Оперативный дежурный по городу. Передо мной лежит сводка за сегодняшнее утро. Самоубийство через повешение в поселке Поспешено. Вы занимаетесь этим делом?

— Совершенно верно, Боря. Что тебя смутило?

— Я подумал, что вас может заинтересовать похожий случай. Получено сообщение от профессора Горлова. Набережная Фонтанки, дом девять. Он вернулся из командировки сегодня вечером, два часа назад, и обнаружил в своей квартире труп, повешенный на крюке люстры. Я направил туда оперативников во главе с майором Куприяновым, но в городскую прокуратуру еще не звонил. Хотите посмотреть?

— Очень хочу. В обход городской прокуратуры?

— Они только обрадуются, если вы возьмете на себя это дело. С вашим-то авторитетом!

— Я выезжаю. Скажи начальнику Управления, чтобы он созвонился с прокурором города. Это ваша инициатива, а не моя личная.

— Уладим.

— Свяжись с Куприяновым, чтобы они там ничего не трогали.

— Он в пути. Свяжусь.

— Договорились Через час буду на месте. И еще, Боря Ты знаешь, если я работаю, журналистов вокруг меня быть не должно. Никаких сенсаций и сообщений. Сводки в СМИ не сдавать до моего особого распоряжения.

Трифонов положил трубку.

— Собирайся, Наташа. Нас ждет еще один висельник.

— Мне с вами? — спросил Бутусов.

— Займись газетами, Сережа. На место выехала опергруппа из городского управления. Мы лезем на чужую территорию.

У девушки загорелись глаза.

4

Трифонов поднялся по крутым ступеням на третий этаж с одышкой. Наташа убежала вперед, следователь уже слышал радостные возгласы, доносившиеся сверху. Встретились старые друзья. Капитана Куприянова, а теперь майора, Трифонов знал уже несколько лет. Так складывались обстоятельства, что они не раз вели дела вместе, несмотря на то, что Трифонов работал в областной прокуратуре, а Куприянов — в городском управлении криминальной милиции. Хороший парень, исполнительный, старательный. Для Трифонова все были хорошими, кто ему работать не мешал. Да и команда у Куприянова была отличной. Эксперт-криминалист Вася Дымба. Академик в своем деле. Правда, он уже давно не Вася, а полковник Василий Анатольевич Дымба — и возраст солидный, и опыт огромный. То же можно сказать и о медэксперте Валентине Купченко. Одним словом, Трифонову повезло. Людей он знал, притираться не придется, они его с полуслова понимают.

На лестничной площадке его поджидали Наташа и Куприянов. Майору и тридцати пяти еще не исполнилось. Крепкий парень с открытым русским лицом и дурацкой улыбкой, которая тут же появлялась на его физиономии, когда он не знал ответа на заданный вопрос.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — отчеканил Куприянов.

— Здорово, майор. Участковый здесь?

— Так точно. Послал его к соседям.

— Откуда начали?

— Снизу.

Трифонов обратился к Роговой:

— А ты начинай сверху. Так дело быстрее пойдет. Народу спать пора ложиться. Поздновато уже.

— Поняла, Александр Иваныч.

Девушка направилась по лестнице вверх.

— Наташенька хорошеет год от года, Александр Иваныч. Неужто до сих пор в дознавателях ходит?

— Ладно, Семен, зубы не заговаривай. Где Дымба, Купченко?

— Работают в квартире. Хозяина на кухню отправили. Там не продохнешь. Окна закрыты, шторы задвинуты. На полу стоят розетки из-под варенья, а в них огарки свечей. Весь пол заставлен.

— Пойдем глянем.

Старая квартира с четырехметровыми потолками, темным коридором и смежными комнатами. Запах невыносимый — смесь гари, жженого парафина, пыли и еще чего-то непонятного.

Трифонов вошел в комнату, где возле стола возился Дымба.

— Приветствую, Василий Анатольевич.

Грузный мужчина с поседевшей копной волос обернулся:

— Алексан Ваныч! Приятный сюрприз. Догадывался, что вас увижу.

— Это почему же?

— Ну, если криминалисту исходит приказ от начальства ничего не трогать, то непонятно, зачем он здесь нужен. Видимо, надо ждать кого-то поважнее.

— Тебя приказ не касался. Ладно. Где покойник?

— В соседней комнате. — Куприянов указал на занавеску.

Купченко, медэксперт со стажем, проведший полжизни в моргах, чувствовал себя в душегубке как рыба в воде, а Трифонову и Дымбе пришлось прикрыть платком нос.

Мужчина лет тридцати пяти висел на крюке, где вешают обычно люстры, а не людей. Сама люстра стояла на полу, снятая со своего места. Тут же на паркете стояли розетки с огарками свечей.

Главное, на что Трифонов обратил внимание, — это веревка. Белая, тонкая, капроновая, точно такую же он видел на даче. Петля обычная, без сложных узлов, но к крюку привязана особым морским узлом, таким же, как на даче.

— Я осмотр закончил, Александр Иваныч, — сказал медэксперт. — Кстати, здравствуйте. Извините, такое впечатление, будто мы с вами не расставались.

— Здравствуй, Валентин. Как, думаешь, его повесили?

— Вы мои мысли читаете, Александр Иваныч. Дня три-четыре висит. Портиться начал. Думаю, вешали мертвое тело.

— Ноги до стола не достают сантиметров десять, Табурет на полу не валяется. Стало быть, покойника положили на стол, потом убийца туда сам залез, поднял труп и просунул в петлю.

Выслушав Трифонова, Куприянов добавил:

— Только без табуреточки дело не обошлось. Даже при моем росте, стоя на столе, я до крюка не дотянусь. А надо было люстру снять и узел завязать. Так что табуретка была, а потом ее отнесли на кухню. Там их четыре штуки. Следы от обуви вытерли. Вася уже проверил.

На пороге появился Дымба.

— Глянь на узел, Василий, — обратился к криминалисту Трифонов. — Что можешь сказать?

— Такие узлы яхтсмены вяжут. Паруса крепят. Вообще все выглядит как ритуал с жертвоприношением. Будто сатанисты здесь погуляли.

— Надо снять труп, обыскать его и отправить на вскрытие, распорядился Трифонов. — Я сейчас поговорю с хозяином и вернусь.

На кухне пожилой мужчина пил чай, будто в его квартире ничего не произошло.

— Вот, — растерянно протянул майор, шедший следом за Трифоновым, — профессор Горлов Виктор Спиридонович, хозяин квартиры. Познакомьтесь. Полковник юстиции старший следователь по особо-важным делам Александр Иванович Трифонов.

— Присаживайтесь, полковник. Чаю хотите?

— Нет, спасибо.

— А я проголодался, понимаете ли. Прямо с поезда. Приезжаю, а тут мне мумию подбросили.

— Вы египтолог?

— Угадали. Почти. Приходилось и в Египте бывать, на раскопках. Я археолог.

— Вы знаете профессора Грановского?

— Игоря Афанасьевича?

— Его самого.

— Конечно. Мы с ним входим в состав комитета по созданию энциклопедии стран Ближнего Востока, Средней и Юго-Восточной Азии. Умнейший человек. Вы с ним знакомы?

— Виделись сегодня. Вы давно уехали в командировку?

— Четыре дня назад. Прямо с конференции — на поезд. Не успел домой заехать переодеться. Билеты поменяли на другой рейс и вручили их прямо на заседании.

— Значит, вы уехали двенадцатого августа?

— Совершенно верно.

— А из дома в котором часу ушли?

— В одиннадцать утра.

— После конференции собирались заехать домой? И в котором часу это случилось бы, если бы не самолет?

— Конференция закончилась в три тридцать плюс сорок минут дороги. Я, видите ли, пользуюсь общественным транспортом, а по набережной иду пешком. Надо двигаться, понимаете ли. Работа сидячая.

— Скажите, Виктор Спиридоныч, а свечи на полу, где повешен покойник, вам ни о чем не говорят?

— Не могу сказать ничего о православии. Но евреи и палестинцы очень часто зажигают свечи по погибшим или умершим. Одна свеча — один покойник. Эти свечи, их количество, должны иметь какое-то отношение к ушедшему в мир иной. В частности, к повешенному.

— Труп сейчас увезут, помещение мы проветрим. Долго вас мариновать на кухне не будем.

— Рад это слышать, полковник. Честно говоря, я бы немного вздремнул. Устал, понимаете ли.

Трифонов и Куприянов вернулись в комнату.

—Сейчас труповозка приедет,-доложил Купченко. — Я поеду с ними в морг. На теле трупа под лопаткой есть след от укола. Вокруг образовался синяк.

— Хорошо, что заметил, Валентин. Это очень важно. Когда наступила смерть?

— Дня три назад.

— Двенадцатого.

— Скорее всего. Но я могу судить лишь по трупным пятнам. После вскрытия узнаем точно.

— Ясно. А что у тебя, Вася?

— В этой комнате шла борьба. Покойничек не хотел лезть в петлю. На полу валяется погнутый бронзовый подсвечник. Похоже, отпечатки на нем оставил он. Удар пришелся по столу. Соперник увернулся, к своему счастью. Представьте себе, я хватаю с камина подсвечник, размахиваюсь, вы отскакиваете в сторону, и я, ударяя по крышке стола, проламываю ее. При этом сам падаю на стол. Остались характерные царапины, оставленные пуговицами пиджака. Подсвечник падает на пол.

— Однако подсвечник не помог. Ему сделали укол, оттащили в соседнюю комнату и повесили. Силы были неравными. Но парень-то крепкий, с ним так просто не совладаешь. Установили личность?

— А он двуликий, Александр Иваныч.

Дымба подал Трифонову портмоне.

— Я в этом не сомневался.

Общегражданский паспорт принадлежал Зибирову Шамилю Умаровичу, проживающему на улице Гоголя, дом девять. Загранпаспорт выписан на имя Эпштейна Марка Григорьевича. Визы Иордании и Израиля. И опять из паспорта выскочил листок, вырезанный из газеты. Портрет мужчины. В портмоне были водительские права и документы на машину.

— Ключи от машины лежали в кармане брюк?

— От машины нашлись, от квартиры нет.

Трифонов глянул на Куприянова:

— Возьми ключи, Семен, и спустись вниз. Машина должна стоять на набережной под окнами. Только без Васи не лезь. Убедись, что она там, и назад.

Трифонов присел на диван.

— Нуте-с, господа. И что мы имеем, кроме трупа?

— Есть визитная карточка с телефоном туроператора фирмы «Магда-тур». Возможно, господин Зибиров или Эпштейн, если судить по загранпаспорту, собрался уезжать в отпуск.

Трифонов взял визитку:

— Проверим. У меня к вам, ребята, такой вопрос. Могла ли женщина без помощи сообщника устроить весь этот вертеп?

Вопрос мог быть любым, тем более, если его задает Трифонов. Но тут оба, и Купченко, и Дымба, растерялись. Первым попытался ответить Дымба:

— Я уже давно ничему не удивляюсь, Александр Иваныч. Но мне трудно себе представить такую женщину. Не говоря уж о том, что вязать морские узлы — не женское дело. Может быть, у нее хватило бы сил поднять труп на руках и сунуть его в петлю, но устраивать драку с противником, вооруженным подсвечником, и выйти из нее победителем… Сомнительно.

— Я придерживаюсь того же мнения, — согласился Купченко. — Предположим, что наша героиня — чемпионка по карате, но это значения не имеет. На трупе нет следов насилия.

— И все же в петлю сунули труп. — Трифонов вздохнул. — А как быть со следом от укола? Открой окна, Вася, дышать нечем.

— А почему мы должны считать, будто убийца работал в одиночку или с сообщником? — резонно заметил Купченко. — Их могло быть больше.

— На «больше» отпечатков не хватает, — заметил Дымба, распахивая окно. — Старые протертые ковры не дают мне возможности сделать однозначные выводы, след от скольжения обуви есть только у стола. Вот почему я сделал вывод, что жертва при нанесении удара подсвечником поскользнулась и растянулась брюхом на полированной крышке, поцарапав ее пуговицами. Думаю, все проходило именно так.

Дверь открылась, вошли Куприянов, лейтенант Рогова и участковый.

— Александр Иваныч, соседи ничего не видели и не слышали, — доложила девушка. — Но я спустилась с Семеном вниз. Машина на месте. И вы знаете, в салоне еще остался очень слабый аромат тех же французских духов.

— Шерше ля фам! Ищите женщину! Какая банальность. — хлопнул себя по коленям Трифонов.

— Что будем делать, Александр Иваныч?

— Поедем на квартиру покойного Зибирова. Я, Рогова и Куприянов. Дымба остается здесь с участковым, Купченко сопровождает труп на вскрытие.

В квартиру попали случайно. На звонки дверь никто не открывал. Вызывать слесаря без санкции в час ночи было глупо. Искать участкового смысла не имело. Пришлось бы откладывать работу на утро, но выручила тонкая подошва туфелек Наташи Роговой. Она почувствовала какой-то твердый предмет под ногой, приподняла коврик, расстеленный перед дверью, и увидела связку ключей.

— Вот почему их не нашли в карманах повешенного, — деловито заметил Куприянов.

— Это не ключи, Семен, это след, — возразил Трифонов. — След, оставленный убийцей. Намеренно оставлен. Много ли людей ты знаешь в Питере, кто прячет свои ключи под ковриком?

— А если он положил ключи для человека, которого не смог дождаться? — спросила Рогова. — Для любимой девушки, например.

— Ключи оставил под ковриком какой-то молодой человек.

Все оглянулись. Дверь квартиры напротив была открытой. На пороге стояла немолодая женщина в махровом халате.

— Вы очень шумите.

Куприянов подошел к женщине и предъявил свое удостоверение:

— Мы из милиции. Ищем вашего соседа. Дело не терпит отлагательства.

— Я сама его сторожу уже несколько дней. Вот вышла на шум, думала, что вернулся Шамиль с компанией.

— Сторожите? Он вам нужен?

— Мне передали для него письмо. Сказали, будто срочное. Приносила какая-то девушка. Не застав его, позвонила в мою дверь и попросила передать конверт Шамилю. Отказать было неудобно.

— Письмо у вас?

— Да. Шамиль так и не появился.

— А что вы скажете о молодом человеке, который положил ключи под коврик?

— Я его видела часа через два после того, как мне оставили письмо. Мыла полы в коридоре, услышала, что дверь хлопнула. Посмотрела в глазок. Вижу, какой-то мужчина запирает дверь Шамиля. Потом нагнулся, положил ключи под коврик и ушел. Я не придала этому особого значения. Решила, что ключи молодому человеку доверил хозяин.

— Как он выглядел?

— Трудно сказать. У нас парадное темное, окошки грязные, маленькие. Высокий, худой, лет тридцати пяти. Ничего особенного, что может застрять в памяти.

— У него были какие-нибудь вещи? — спросил Трифонов.

— Нет, вещей не было. Папку он держал. Старая такая папочка, картонная, с тесемочками, для бумаг. Очень пухлая. Такие в архивах на полках хранят. И еще что меня удивило. Только сейчас поняла. В тот момент не успела осмыслить, а сейчас вспомнила. Молодой человек был в кожаных перчатках. Это летом-то. Может, больной?

— Мы попросим вас зайти с нами в квартиру Зибирова.

— Пожалуйста. Если это законно, конечно.

Ей не ответили.

Квартира ничего интересного собой не представляла, за исключением двух деталей. На письменном столе стояла очень большая резная шкатулка ручной работы, но она оказалась пустой. Вещь, занимающая столько места на рабочем столе, должна служить по своему назначению, а не быть украшением. Тем более, что стол был завален бумагами, книгами по археологии и искусству Древнего Востока. На столе стояла пустая рамка, без фотографии. Поиски каких-либо фотографий ни к чему не привели.

Соседка доверила сыщикам письмо, полученное для Зибирова. Куприянов оставил ей расписку.

— А кого-нибудь из друзей Зибирова вы знали? — спросил женщину Трифонов, когда они собрались уходить. — Может быть, у него девушка была?

— Друзей не знала. А девушку видела. Очень хорошенькая, но с детьми. Ее дети. Они ее мамой называли. Случайно получилось. Я была в Елисеевском, а они стояли в очереди, впереди человек на шесть-семь. Шамиль меня не видел, народу в магазине много было. Он ее Валей называл, а она его Мариком. Почему Мариком, не знаю, но Шамиль от всех скрывал, что он чеченец, может, поэтому. Сегодня имя Шамиль стало нарицательным. Хотя к Зибирову это никак не относится. Очень деликатный и воспитанный молодой человек.

— О чем они говорили?

— Не слышала. Отдельные слова. О какой-то пог ездке речь шла. Брали сухую колбасу, она в дороге не портится. Я решила, что они в отпуск собираются. Веселые, довольные, радостные. За руки держались. Я порадовалась. Порядочный парень, женщину с детьми берет. И чем чеченцы плохи? Нельзя же всех под одну гребенку стричь.

Сыщики поблагодарили соседку и ушли.

В машине Трифонов вскрыл письмо. Оно было написано на бланке агентства недвижимости «Феникс».

«Уважаемый Марк Григорьевич.

Доводим до Вашего сведения, что мы выполнили свои обязательства по договору. Ксерокопии документации сделаны в соответствии с вашей заявкой. Можете получить заказ в любой день с десяти до восемнадцати часов в агентстве. Оплата наличными через кассу агентства, согласно договоренности, за вычетом аванса, выплаченного ранее».

Далее шла неразборчивая подпись.

На конверте значился адрес и имя Шамиля Зибирова.

— Письмо написано Марку Эпштейну, — сказал Трифонов, — а адрес на конверте — Зибирова. Похоже, парень использовал второй паспорт не только для поездок за границу, но и знакомился с женщинами под именем Марк и еще занимался недвижимостью. Что же мы имеем? Повешены двое мужчин в разных местах. Оба по профессии археологи, связанные с Ближним Востоком, оба имеют поддельные паспорта на имена людей, погибших четыре года назад. Их убивали в квартирах профессоров, которые так же связаны с археологией. Связь очевидна. И в том, и в другом случае из домов повешенных исчезали какие-то документы, фотографии и видеоматериалы. Есть подозреваемый. Мужчина лет тридцати пяти, худощавого телосложения, высокий, разъезжающий на бежевых «Жигулях» пятой модели. Возможно, у него есть сообщница, тоже высокого роста, любящая духи, носит туфли тридцать седьмого размера.

— О втором убийстве я ничего не знаю, — удивился Куприянов. — Еще одного повесили?

— Да, Семен. Причем первым погиб Зибиров. Он провисел в кваритре на Фонтанке не менее четырех дней. А второй погиб на даче позавчера. Подробности узнаешь позже.

— План действий? — спросил Куприянов.

— Сколько у тебя людей?

— Двое оперативников есть. Надежные ребята. Одного вы знаете — Денис Стебликов. Он с нами работал по делу о наезде. Второй тоже парень толковый.

— Приведешь их завтра на совещание к девяти утра. Штаб устроим в твоем кабинете. У меня в городе своего угла нет. Рогова займется турагентством. Надо выяснить, куда собирался ехать Эпштейн и женщина с детьми. Иначе мы никак на нее не выйдем. Валя с двумя детьми — это пустой звук, но найти ее надо обязательно. Стебликова пошли в агентство по недвижимости «Феникс». Нужно выяснить, какие документы Зибиров заказывал там от имени Эпштейна. А ты, Семен, отправишься в ОВИР. Нам нужно поднять документы на Александра Наумовича Маркина, его загранпаспорт получишь утром так же, как паспорт Марка Григорьевича Эпштейна. Нам нужны все подробности и детали. Кто и как оформлял документы. Но главная цель не они, а Лев Романович Цейтлин. Этого человека мы обязаны найти в срочном порядке. Настоящее имя Цейтлина нам не известно, и в этом главная проблема.

— А кто такой Цейтлин? — удивилась девушка.

— Четыре года назад погибли три человека. Маркин, Эпштейн и Цейтлин. По паспортам погибших были получены загранпаспорта. Рамазанов получил паспорт на имя Маркина. Зибиров на имя Эпштейна. Вопрос — кто получил паспорт на имя Цейтлина. Я не сомневаюсь, что господина, имеющего загранпаспорт на имя Льва Цейтлина, ждет виселица. А нам он нужен живым и здоровым, иначе мы этот клубок не распутаем. Ну а я пообщаюсь с археологами. Копатели древней истории — не случайность в этой запутанной истории.

5

Команда собралась в шесть вечера в тесном кабинете Куприянова. Состав следственно-розыскной группы увеличился, можно работать в полную силу. Трифонов предпочитал мобильные команды. Каждый распутывал свой узел. Те, кто с Трифоновым уже работал, понимали, какая ответственность на них возлагалась. Следователь ставил перед каждым задачу и не вмешивался в ход работы, не давал подсказок и не давил своим авторитетом. Если ты профессионал, то должен сам знать, как и что тебе делать. Приходилось выкладываться на все сто. Ударить в грязь лицом перед таким руководителем — значило расписаться в своей полной несостоятельности.

Медэксперт Купченко доложил о результатах вскрытия:

— Рамазанов умер в результате приступа астмы, вызванного препаратом «тромохол», введенным ему в кровь. Этот препарат использовался спецслужбами и известен со времен Второй мировой войны. Он парализует мышечные ткани и делает человека абсолютно беспомощным, в его состав входят психотропные элементы, вызывающие чувство страха. При этом сознание и речь у пациента сохраняются. В каком-то смысле этот препарат можно назвать «сывороткой правды». Его использовали еще немцы при допросах пленных. После войны им пользовались спецслужбы. В настоящее время он запрещен, и о нем давно никто не слышал. Смерть Зибирова была так же вызвана тромохолом. Зибиров страдал аритмией, и сердце не выдержало нагрузки, вызванной уколом.

Купченко задумался, потом добавил:

— Вряд ли сам препарат довел пациентов до смерти. Доза вполне безопасная. Смерть вывал страх. Психотропное воздействие. Побочный фактор. Вспомните искаженные ужасом лица повешенных.

— Ужас им могла внушить петля, висящая перед глазами, — заметил Трифонов. — Надо полагать, что перед казнью жертв допрашивали. Но что они могли знать? У Рамазанова в доме пропали видеокассеты и фотографии. У Зибирова — документы и фотографии. Возможно, погибшие знали Какие-то тайны или имели на кого-то компромат. Убийцы решили уничтожить документы и убрать ненужных свидетелей. Вариант с местью тоже не исключается. Приговоренные пользовались паспортами зверски убитых людей. Только я сомневаюсь, что Зибиров и Рамазанов как-то связаны с гибелью тех, чьими документами владели. Ни тот, ни другой на роль убийц не тянут.

— Но они могли знать истинных убийц и иметь на них досье, — предположила лейтенант Рогова.

— А что им грозило, настоящим убийцам? Настоящего Маркина, Эпштейна и Цейтлина убили четыре года назад. Спустя год нашли их трупы. Следствию раскопать ничего, кроме покойников, не удалось. Установили их личности, вернули останки родственникам, и те похоронили их по-человечески. Это все. Я думаю, что убийцам не о чем беспокоиться. И уж тем более глупо устраивать показательные казни. Не их почерк. Выстрел в затылок — ив яму.

Рогова достала из папки газету, развернула ее и положила на стол.

— Это еженедельный выпуск «Криминальной хроники» за двадцать четвертое июля девяносто девятого года. Здесь опубликована статья о найденных трупах в лесополосе и прижизненные фотографии погибших. Из этой газеты убийцы вырезали снимки и подложили в паспорта повешенных. Такой шаг должен быть чем-то вызван. Палачи знали, что висельников найдет милиция и начнется следствие. Похоже, что газетные вырезки подброшены нам специально. «Вот вам, ребята, подсказка. В этом направлении и копайте». Себя таким посланием они никак не выдают. Если Рамазанов и Зибиров не причастны к убийству Маркина и Эпштейна, за что же их казнили? За использование чужих имен и документов? Не слишком серьезная аргументация для страшных спектаклей с показательными казнями. Но я не исключаю и того, что палачи хотят пустить нас по ложному следу.

— Почему ты так решила? — спросил Куприянов.

— Нарочитый запах духов. Я думаю, что женщина в деле не замешана. Свидетели видели только мужчину. Следы от женских каблуков и запах духов могут быть отвлекающим приемом. Убийцы ведут себя как дети, играющие во дворе. Много фантазируют, развлекаются. Свечи зажигают, людей вешают в чужих квартирах и на чужих дачах, крадут фотокарточки, подбрасывают вырезки из газеты. Пускают следствию пыль в глаза. Мститель так себя вести не будет.

— Какие еще есть мнения? — спросил Трифонов.

— Я хотел сказать о женщине, — с извиняющимся видом начал полковник Дымба. — Возможно, она играет в банде роль следователя. Вспомните о лекарстве. Тромохол — средство уникальное. О нем надо знать, его очень трудно достать. К акту серьезно готовились. Зачем мужчинам тромохол? Нож к горлу — и добьешься любых сведений и признаний. Зибиров и Рамазанов не подпольщики и не партизаны, они археологи. Сами все расскажут, увидев перед собой виселицу или ствол револьвера. Только женской фантазии свойственны такие нестандартные методы. С другой стороны, я не могу с уверенностью утверждать, будто женщина участвовала в казнях. Слишком мало следов нам оставили преступники. На паспортах и бумажках я нашел следы талька. Это говорит о том, что убийцы пользовались резиновыми перчатками. У меня пока все.

— Турфирма не хочет с нами сотрудничать, — продолжала Рогова. — Это понятно. Вмешательство прокуратуры всегда настораживает. И все же я выяснила, что Зибиров покупал путевку в Иорданию. Он должен был вылететь в субботу, но в пятницу его повесили. В агентстве он оформлен как Марк Эпштейн, что соответствует загранпаспорту. Билеты на самолет ему должны были вручить в Москве, в аэропорту Домодедово, на рейс 1392. Список выкупленных путевок очень большой. Искать в нем женщину по имени Валя, значит застрять в болоте. Но если Зибиров-Эпштейн собирался ехать не один, а с подругой, то скорее всего она тоже не улетела этим рейсом. Я послала запрос в Домодедово. Мне должны дать список пассажиров данного рейса и тех, кто не явился на самолет. Если «Магда-тур» не хочет с нами сотрудничать по-хорошему, мы пошлем им официальный запрос. Нас интересуют три клиента турфирмы: Эпштейн, Маркин и Цейтлин. Судя по загранпаспортам Маркина и Эпштейна, они бывают в Иордании по три-четыре раза в год. Стало быть, постоянные клиенты, имеют скидки и соответствующие договора.

Куприянов положил на стол ксерокопию фотографии.

— Вот так выглядит поддельный Цейтлин. Мне сделают копию с фотографии к вечеру. В ОВИРе я ознакомился с личными карточками Эпштейна, Маркина и Цейтлина. Все трое получали загранпаспорта в августе месяце девяносто восьмого года. Через месяц после гибели настоящих владельцев паспортов. Ничего подозрительного эти трое у работников ОВИРа не вызвали. Тут промах допустила милиция. В тот момент, когда паспорта находились на оформлении, Эпштейн, Цейтлин и Маркин были объявлены в розыск как «потеряшки». Выводов два. Либо в ОВИРе сидят ротозеи, либо свои люди. Фотография эта нам ничем не поможет. Настоящий Цейтлин мертв. Кто изображен на снимке, нам не известно. На лбу у него не написано. И еще. Я склонен думать, что в цепочке людей, занимающихся оформлением загранпаспортов, у преступников есть свои люди.

— Мотивируй, — сказал Трифонов.

— Настоящему Эпштейну сорок пять лет, а Зи-бирову тридцать шесть. Десять лет разницы скрыть очень трудно. По виду трупа, даже с застывшей гримасой ужаса, погибшему не дашь больше сорока.

— Разрешите мне сказать?

Все глянули на лейтенанта, до сих пор сидевшего тихо в сторонке и внимательно слушавшего разговор.

— Денис Стебликов? — прищурился Трифонов.

— Так точно, товарищ полковник.

— Сиди, сиди. Хорошо помню твои приключения при расследовании дела о наезде. Дал ты нам прикурить тогда.

— Сейчас он остепенился, Александр Иваныч, — пошел на защиту Куприянов. — В юридическом учится. Растет на глазах…

— Без адвокатов обойдемся, — оборвал Трифонов. — Ну, рассказывай, Денис.

— У меня мыслишка одна родилась…

Стебликов осмотрел всех присутствующих как человек, сказавший какую-то глупость, потом достал из сумки сложенные листы бумаги и разложил на столе.

— Мне поручили побывать в агентстве по недвижимости «Феникс». Это они отправили письмо Зибирову. Но кто такой Зибиров, им не известно. Они знают Эпштейна. Марк Григорьевич Эпштейн попросил агента послать письмо своему приятелю Зибирову, так как не жил дома. И они послали. А заявку Зибиров-Эпштейн оставил им с просьбой сделать копии всех договоров, заключенных им ранее с этим агентством. — На секунду Стебликов замолк. — Извините, я немного взволнован. Путано говорю. Суть вот в чем. Некий господин Эпштейн продавал квартиры по доверенностям. К таким частным агентам на фирме относятся нормально. За то, что он у них отбивает хлеб, с него берут лишние проценты с продажи. Договора и доверенности перед вами. Хочу обратить внимание, Эпштейн получал доверенности на продажу квартир только от женщин, чей возраст не переходит границу тридцати пяти лет. Суммы значительные. За последние четыре года Эпштейн продал семнадцать квартир на общую сумму свыше миллиона долларов. Как я догадываюсь, у Зибирова должен сохраниться и гражданский паспорт Эпштейна. В загранпаспорте нет прописки. Сейчас речь идет о том, что Марк Эпштейн должен был вылететь в Иорданию с какой-то женщиной, у которой двое детей. Возможно, что и те, кто ему писал доверенности, тоже имели детей. Квартиры большие, двух— и трехкомнатные. А где же мужья? Матери-одиночки? Значит, Зибиров вовсе не тихий мирный археолог, а стопроцентный аферист.

— Где его загранпаспорт? — спросил Трифонов.

Рогова достала из папки паспорт и подала следователю. Тот его пролистал и хлопнул ладонью по столу:

— Молодец, лейтенант! Твоя мыслишка дорогого стоит. В паспорте Эпштейна семнадцать штампов Амманского аэропорта. За четыре года Зибиров выезжал в Иорданию семнадцать раз. Если эта версия верна, то дело приобретает ужасающий характер. Давайте так. Куприянов и Стебликов срочно займутся списком женщин, давших Эпштейну доверенности на продажу квартир. Мы должны их найти во что бы то ни стало. Наташа продолжит работу с турагентством и аэропортом. Запрос посылать им не будем. Сегодня же поговорю с прокурором города и попытаюсь получить санкцию на изъятие документации турфирмы. Так оно надежней.

6

Казалось, что команда Трифонова нащупала кон-лик ниточки, за который стоит потянуть, как клубочек начнет разматываться. Так ли? Минутное воодушевление Трифонова быстро угасло. Выдвинутая Стебликовым версия имела право на существование, но по здравому размышлению представлялась фантастической. Умудренный опытом старый сыщик оставался земным человеком. С лишком приземленным и расчетливым, как старый дотошный бухгалтер, верящий только в простую арифметику. Полет фантазии, обуявший его молодых коллег, не воодушевлял полковника. С другой стороны, он не хотел подрезать крылья своим сотрудникам.

Куприянов и Стебликов превратились в азартных игроков. Чем дальше продвигались в своем расследовании, тем стремительнее становился натиск О первичных результатах поспешили доложить Трифонову. Ждать утра следующего дня им не хотелось, и они без особых церемоний завалились домой к полковнику.

Старый бобыль Трифонов жил в Усть-Луге в собственном доме. Его адрес был известен всем сотрудникам прокуратуры и оперативным работникам милиции, как Бейкер-стрит любому поклоннику детективной литературы. Трифонов привык к нежданным гостям. С таким неудобством приходилось мириться, а потому до отхода ко сну он не снимал с себя костюма и ботинок: не очень удобно встречать гостей в домашней одежде и тапочках. Чай, печенье и бутерброды всегда были на столе, как дежурный на посту. Хозяин усадил гостей:

— С чего начнем? С чая или с новостей?

— С новостей, Александр Иваныч, — горя глазами произнес майор. — Тут такая каша заварилась — век не расхлебать.

— Странное заявление. Мы начали дело и должны его закончить. Кто же нам подарит целый век на разбирательство? Охладите головы и рассказывайте все по порядку.

— Порядок будет таким. Сначала общая картина. Семнадцать женщин. Те, кто дал доверенность Эпштейну, он же Зибиров, на продажу своих квартир. Имена нам известны, но этих женщин мы не нашли. Интересно и другое. С места жительства они не выписывались. Учетные карточки на них все еще существуют. Сам по себе факт продажи собственности, в данном случае квартир, еще ни о чем не говорит. По сути дела, в дураках остались те, кто купил их квартиры. Появись одна из женщин в городе, она сможет претендовать на свою жилплощадь. Но это уже тонкости игры агентств по недвижимости. У них на сей счет есть свои приемы и фокусы. Что мы получаем в итоге? Все пропавшие дамочки имеют гражданство и место жительства, но в природе не существуют. Точнее, мы не можем их найти. Возьмем один пример. Мария Алексеевна Самойлова. Ее квартиру продал Марк Эпштейн в ноябре девяносто восьмого. Ясно, что продавал Зибиров, так как настоящий Эпштейн к тому времени был уже мертв. Я называю эту женщину, потому что существует конкретный свидетель событий. Соседка из квартиры напротив. У Маши Самойловой до ее исчезновения в октябре девяносто восьмого погиб муж. Попал в аварию. Не справился с управлением автомобиля на набережной, сбил парапет и свалился в Неву. Маша остается с двумя детьми в трехкомнатной квартире и спустя какое-то время знакомится с Марком Эпштейном. Соседка их видела вместе не один раз. «Хороший человек» — на этом все характеристики кончаются. Мы показали фотографии нескольких мужчин. В том числе и настоящего Эпштейна. Но она с уверенностью указала на фотографию Зибирова и сказала, что это и есть Марк, жених Маши. В последний раз она его видела спустя два месяца после исчезновения Маши и ее детей. Марк приводил на квартиру Маши агентов по недвижимости. Он сказал соседке, что теперь Маша и дети живут в Израиле у его родителей, и сейчас они продают квартиру, чтобы купить себе жилье там. По сути дела, ничего подозрительного в этом нет. Многие женщины выходят замуж и уезжают на постоянное место жительства за рубеж. Здесь нет криминала. Но мы нашли труп Зибирова и выяснили, что он, тихий неприметный археолог, частенько летал в Иорданию по чужим документам. И летал туда не один, а с невестами. Вдовами с детьми, которые назад не возвращаются. Милый археолог возвращается один, продает их квартиру и ищет себе следующую вдовушку. Я привел вам типичный пример. Он касается и всех остальных женщин, чьи квартиры продал Зибиров. Но самое страшное не это. Зибиров не маньяк-одиночка, а одно мелкое звено в целой цепи. Дело в том, что все семнадцать женщин были вдовами. Молодыми, красивыми женщинами. Каждая из них теряла мужа за четыре-пять месяцев до знакомства с Зибировым. Ни один из мужей не умер своей смертью. Всех их подстерегал несчастный случай. Случайная смерть. Только по одному из эпизодов было заведено уголовное дело. Некий Бродяжников погиб в результате ножевой драки. Хулиганская разборка. Бродяжников попал на место происшествия случайно. Хотел заступиться за девушку и получил перо под ребра. Убийц не нашли. Парня похоронили, а через полгода его жена познакомилась с Мариком Эпштей-ном и подумала, что жизнь еще не кончилась и не все потеряно.

Убито семнадцать мужчин, исчезло семнадцать женщин и двадцать восемь малолетних детей до четырехлетнего возраста. Сорок две жизни. И если Зибиров причастен к этой трагедии, а факты подтверждают такие выводы, то Зибиров страшнее Чикатило. Просто волосы дыбом встают. Но мы еще не брались за второго повешенного — Рамазанова. Он пользовался паспортом Александра Маркина. В паспорте восемь пометок о выезде в Иорданию. И нам ничего не известно о человеке, имеющем на руках паспорт на имя Льва Цейтлина.

— Да… — после долгой паузы протянул Трифонов. — Ужасающие подробности. Трое погибших нам известны. Это Эпштейн, Маркин и Цейтлин. Зибиров и Рамазанов использовали имена и документы жертв в преступных целях. Кто-то решил их наказать за эти деяния и устроил им показательные казни. Следующий на очереди — Цейтлин. Но как нам узнать истинное имя человека, имеющего паспорт Цейтлина? Вопрос.

— Вы знаете, Александр Иваныч, — подал голос Стебликов, — я бы не мешал палачу. Эти ублюдки стоят того, чтобы их вешали. Справедливый приговор. Суд им дал бы лет по десять и то при наличии стопроцентных доказательств. Сами-то они никого не убивали. Винтики в часовом механизме. Нам бы найти главных воротил, кто эту систему создал.

Трифонов не стал читать лейтенанту лекцию о совести, морали и долге. Он не любил учить людей, навязывать им прописные истины. Неблагодарное это занятие.

— Загадка остается загадкой. — Следователь вздохнул. — Столько жертв ради семнадцати квартир! Чуть больше миллиона долларов… Маловато будет, если на всю банду разложить. Обратите внимание — ни Зибиров, ни Рамазанов не походили на миллионеров. Жили они очень скромно, и бешеных денег мы у них не нашли. Думаю, что квартиры тут не главное. Задумка должна быть куда серьезнее и прибыльнее. И как мы догадываемся, Зибиров и Рамазанов всего лишь исполнители. А это значит, что мы имеем дело с серьезной организацией. Дело поставлено на поток. Но объясните мне такую простую вещь. Если мы вышли на преступный клан со своей структурой и инструментами управления, то как они позволили кому-то вмешиваться в их дела и убивать сотрудников? Работали погибшие чисто. Никто из них не вызывал подозрений. Молодые перспективные ученые.

— А если их свои же решили завалить? — предположил Куприянов. — Отработали свой срок, и хватит. По лезвию ножа ходили. Нашлись свежие силы.

— Резонно, — кивнул Трифонов. — Вот только зачем надо устраивать при этом ритуал казни, как в средневековье? Слишком много шума. Один мог попасть под электричку, а другой умереть от приступа. Тихо и незаметно.

— Им мстят! — уверенно заявил Стебликов. — Скорее всего, родственники. Нашли и тоже сделали вывод, что Рамазанов и Зибиров всего лишь шестерки. Хотят докопаться до главарей. Вот с этим и связаны уколы «сывороткой правды», допросы перед казнью, обыски в домах. Нашли там носители информации и забрали их. Видеокассеты, фотоальбомы, письма. А не поймали палачей-мстителей лишь потому, что не успели. Слишком неожиданно и быстро действуют. За три дня два убийства и — тишина. Главари клана находятся в том же положении, что и мы.

— Похоже на правду, — согласился Трифонов.

— Нам надо решить, Александр Иваныч, — с серьезным видом заговорил Куприянов, — кого мы искать будем. На ком делать упор: на банде, в которую входил Зибиров и Рамазанов? Если мы сумеем вычислить преступный клан и обезвредить его, то и казнить палачам будет некого. Они сами отойдут в сторону. Если мы все силы бросим на поиск палачей, то, скорее всего, проиграем или опоздаем. Преступному сообществу лучше знать, на кого будут охотиться мстители. Они наверняка устроят им ловушку. А мы в итоге получим очередную порцию трупов. Но, как известно, мертвые не могут быть свидетелями. И мы окажемся у разбитого корыта.

— Пока мы не уцепимся за суть проблемы, мы так и будем плыть по течению, оставаясь наблюдателями, — спокойно рассуждал Трифонов. — Есть причины — есть следствие. Зачем бандиты делают женщин вдовами, а потом вывозят их с детьми из страны? Причина должна быть очень весомой.

— А главное — доходной. Очень доходной, — добавил Куприянов.

Все переглянулись. Новые вопросы и ни одного ответа.

7

На следующий день Наташа Рогова доложила Трифонову о результатах своей работы:

— Ситуация такова, Александр Иваныч. На рейс, вылетевший в Амман в прошлую субботу, не явились четверо пассажиров. Один из них — Марк Григорьевич Эпштейн. Причина его неявки нам известна. За день до этого он был повешен. Я имею в виду Зибирова, использовавшего загранпаспорт на имя Эпштейна. Вторым пассажиром оказалась Валентина Васильевна Милашкина и двое ее детей. Исходя их нашей версии, можно предположить, что Милашкина может быть той женщиной, которая собиралась улетать в Иорданию вместе с Зибировым. Я вновь обратилась в агентство «Магда-тур», и мне там подтвердили, что Валентина Милашкина покупала путевку в Иорданию, но билеты на самолет фирма ей не предоставляла. Экскурсионный тур по стране без трансферта и бронирования отелей означает, что российская сторона оформляет лишь документы на выезд, а остальным занимается принимающая сторона. Размещение в отеле, экскурсии, поездки и так далее. Все виды отдыха и развлечений обсуждаются по месту прибытия, с иорданской стороной. Милашкина оформляла документы только на себя и детей. Мы никак не можем ее «привязать» к Марку Эпштейну. Очень предусмотрительно. Ни Эпштейн, он же Зибиров, ни турфирма за госпожу Милашкину никакой ответственности не несут. Они даже не знают, улетела Милашкина в Иорданию или нет. Авиабилеты она лишь заказала через турфирму, но выкупать их должна была через кассу аэропорта

«Домодедово» и в Москву ехать тоже без содействия турфирмы. Таким образом, ни Зибиров, ни турфирма не при чем, если с Милашкиной и ее детьми что-то случится. Я нашла Милашкину… Извините за неточность. Я опоздала. Валентина Милашкина вылетела в Амман с детьми вчера утром.

— Я тебя понял, — кивнул Трифонов, прохаживаясь по кабинету. — Как же ты хочешь увязать Милашкину и Эпштейна?

— Я опросила всех, кого смогла найти, начиная с соседей и кончая единственной подругой Валентины — Тамарой Саркисовой. Она рассказала о Марке. Валя встретила хорошего человека, доброго, отзывчивого, порядочного и решила дать согласие на предложение Марка выйти за него замуж. Тамара жениха не видела. Он стеснительный, видите ли, очень скромный. Вале он нравился прежде всего тем, что очень хорошо относился к ее детям и мог стать для них достойным отцом. Соседи видели Марка. Точнее, мужчину, который часто приходил к Вале, и они гуляли с детьми. Я показала им фотографию Зибирова, переснятую с его паспорта. Они его узнали. Ухажер на всех производил очень хорошее впечатление. Интеллигентный молодой человек, со всеми всегда здоровался, улыбался, носил сумки с продуктами. О поездке в Иорданию никто не знал. Однажды Валя сказала подруге, так, между прочим, мол, мы с Мариком собираемся ехать за границу к его родителям, недели на две. Тамара поняла так, что родители живут в Израиле.

— Непонятно, почему она улетела в Иорданию? — заметил Трифонов. — Я понимаю, что Иордания и Израиль граничат между собой и по нашим меркам расстояния там ничтожные.

— Тут все понятно, Александр Иваныч. Поездка в Израиль требует визы. Походы в посольство и тому подобное. Очень много всяких сложностей. Если бы Милашкина оформляла поездку одна, на себя и детей, то израильскую визу ей никто не дал бы. Женщинам-одиночкам до тридцати лет визы не дают, если в принимающей стране нет близких родственников. А через Иорданию в Израиль попасть ничего не стоит. Слишком прозрачные границы. Там нет погранзастав, колючей проволоки и овчарок.

— Хорошо. Допускаю, что через Иорданию легко проникнуть на территорию Израиля. Но она улетела без жениха. Мало того, Милашкина не могла знать о гибели Зибирова. Утечка информации исключена. Мы оградили это дело от прессы. Значит, женщина ничего не знает о своем женихе.

— А через родных?

— Чьих? Эпштейна? Эпштейн погиб четыре года назад, а человека по фамилии Зибиров она не знает.

— Мне кажется, я нашла ответ на этот вопрос. Две соседки видели, как позавчера утром Валя с детьми и вещами уезжала из дома. Женщины сидели во дворе. За Валей приехала машина. Бежевые «Жигули». Номер никто не запомнил. Высокий худощавый парень вышел вместе с ней из подъезда, они положили чемоданы в багажник, детей усадили на заднее сиденье и уехали. По времени все совпадает. Милашкина могла успеть на вчерашний рейс в Амман. И это подтвердили в аэропорту.

— Опять бежевые «Жигули» и высокий худощавый парень. Тот самый, которого видел отец Рамазанова, жители поселка. Его машина засвечена возле дачи профессора Грановского, где был повешен Рамазанов. А соседка Зибирова видела, как этот же парень прятал ключи под коврик у двери квартиры. Он что-то унес из дома Зибирова и видеоматериалы с дачи Рамазанова. Человек-иголка, которого мы пытаемся отыскать в стоге сена. Но если он же отвез Милашкину, то тогда, Наташенька, наша версия с мстителями-палачами рушится к чертовой матери.

— Почему?

— Долговязый парень может быть привязан только к группе палачей, мстителей или как угодно их назовите. Он принимал участие в уничтожении подонков, вывозящих наших женщин и их детей за пределы России, и те исчезали. Перед этим погибали мужья жертв, а после выезда продавались квартиры вывезенных простушек. Теперь мы выясняем, что мститель сам потворствует выезду женщин с детьми.

— Конкурирующая фирма, а не мстители. Вот что получается. Долговязый убил Зибирова и вывез Милашкину сам. Может быть, он тоже вылетел в Амман вместе с Милашкиной?

— Это можно выяснить. Нам понадобится список пассажиров рейса, которым вылетела Милашкина. Из списка придется отобрать всех мужчин в возрасте от тридцати до сорока лет и установить, у кого из них есть бежевые «Жигули» пятой модели. Не помешает проверить стоянку автомобилей возле аэропорта. Если долговязый играет роль сопровождающего, то он скоро вернется. Надо составить фоторобот этого типа и переслать его работникам аэропорта. В том числе и таможенникам. Загадочный малый. Пока я не могу найти объяснений его поведению.

— Вы отметаете идею с конкуренцией? Трифонов почесал подбородок:

— Вряд ли, — помолчав, ответил он, судя по всему, на какой-то свой вопрос. — Если этот парень делает обыски у своих жертв, то хочет замести следы и не Дать нам возможности докопаться до определенных материалов. Пока мы можем лишь предположить, что у него есть сообщница. Женщина. Идти войной против организованной банды двоим или даже троим конкурентам… Нет, это безрассудство. А они люди не глупые, если мы их не можем вычислить. Мало того. Этот парень действует по разработанной ранее схеме. Чужой схеме. Его вычислят очень быстро. Существует налаженный бизнес, продуманный и отработанный на практике, и, как мы знаем, существует не один год. Чтобы отнять такой лакомый кусок, требуется не только сила, но много чего еще. Двум-трем отчаянным головам такой орешек не по зубам. Есть другой вариант. Представим себе, что нет никаких мстителей и конкурентов. Существует только одна мощная организация, занимающаяся экспортом русских женщин за рубеж. Рамазанов и Зибиров — это лишь звенья в цепи. Они отрабатывают только свою определенную линию, и не более того. По какой-то причине эти работнички перестали устраивать руководство клана и от них решили избавиться. Попросту убрать. Выбрали парочку киллеров, которым поручили уничтожить неугодных работников. Киллеры взялись за дело. Они убивают бывших коллег по цеху, делают обыски, забирают компромат из квартир, не оставляют следов. И не дают остановиться конвейеру. Доделывают то, что не успели доделать убитые. В частности, вывозят Валю Милашкину без помощи Зибирова.

— Гениально, Александр Иваныч! — воскликнула Рогова.

Трифонов криво усмехнулся:

— Никуда не годится, милая Наташенька. Нельзя забывать о показательных казнях.

— Так это же для нас и устроено. Чтобы мы запутались. Они играют с нами, как кошка с мышкой. Можно считать случайностью, на которую никто не рассчитывал, перехваченное нами письмо Зибирову, где он просил отчет от агентства недвижимости. Кто мог такое предположить? Они вынесли из квартиры Зибирова весь компромат. А то, что у соседки важное письмо осталось, никто знать не мог. Благодаря агентству недвижимости мы и вышли на женщин.

— Ты права. Весь компромат забрали. Можно и к виселице отнестись философски или скептически. Мол, ребята решили шумихи понаделать и пыль в глаза пустить. Но существуют некоторые детали, перечеркивающие все эти радужные доводы.

— Какие же?

— Компромат и улики забрали, а паспорта на разные имена оставили в карманах повешенных. Мало того, еще и вырезки из газеты нам подбросили. Я не думаю, что преступники считают следователей дураками. Они оставили нам очень серьезные улики. И они знали — мы легко установим, что Зибиров не убивал Эпштейна, а Рамазанов — Маркина, чтобы овладеть их паспортами. Организация, занимающаяся таким опасным скользким бизнесом, не будет давать следователю наводку на саму себя. Если, конечно, собирается и дальше промышлять тем же. А судя по отправке Милашкиной в Амман, они не собираются сворачивать дела. Зачем же отдавать в руки нам паспорта, где стоят штампы иорданского аэропорта?

Рогова не нашла ответа. В кабинете повисла тишина. Неожиданно девушка встрепенулась, будто очнулась от страшного сна. Она открыла свою папку, перебрала какие-то бумаги и, найдя нужную, сказала:

— Я совсем забыла об одной детали, Александр Иваныч. Мне кажется, что с этим стоит разобраться отдельно. Возможно, еще одно из прошлых убийств имеет отношение к нашему делу.

— Из прошлых?

— Да, да. Я узнала об этом, когда искала газету с фотографиями, что были в карманах повешенных. Тогда меня этот факт очень насторожил, но все так закрутилось, и я забыла…

— Понимаю. А теперь, если возможно, переведите все сказанное на русский язык, пожалуйста.

Девушка покраснела:

— Извините, Александр Иваныч. Вот только факты. В мае девяносто восьмого года, по мнению экспертов, были убиты Марк Эпштейн, Лев Цейтлин и Александр Маркин. Их трупы были найдены дорожными рабочими в мае следующего года.

— Все это я хорошо помню. Огнестрельные ранения в голову и никаких документов в истлевшей одежде. Я занимался этим делом. Все, что нам удалось, так это установить личности погибших. И что?

— Один из убитых, Лев Цейтлин, был журналистом еженедельной газеты «Криминальная хроника». Мы установили, что снимки были вырезаны из той же газеты, вышедшей в свет двадцать четвертого июля девяносто девятого года. Ровно три года назад. Сегодняшние палачи, как мы их прозвали, где-то достали «Криминальную хронику» трехлетней давности, вырезали снимки убитых и подкладывали их в карманы своим жертвам, подчеркивая этим, что повешенные каким-то образом виновны в гибели настоящего Эпштейна и Маркина. Но речь о другом. В газете напечатана статья журналиста Охлобыстина. Судя по всему, Охлобыстин вел свое следствие параллельно нашему. Дело в том, что Цейтлин — из той же редакции, они были знакомы. Вполне понятно, что журналист такого издания, как «Криминальная хроника», не может оставаться в стороне, когда убивают его коллегу.

— Ты хочешь допросить этого Охлобыстина?

— К сожалению, это невозможно. Тридцатого августа того же года, то есть спустя месяц после выхода статьи в свет, Охлобыстин был убит возле своего дома. В него стреляли из снайперской винтовки с приличного расстояния. Умышленное убийство налицо. Расследованием занималась городская прокуратура, но убийцу не нашли.

— Серьезная новость. Какие идеи?

— Я хочу поехать в редакцию «Криминальной хроники», где работали Цейтлин и Охлобыстин, возможно, мне удастся узнать какие-нибудь подробности.

— Хорошая мысль. Не возражаю. Но помни, ты не должна ничего говорить о нашем расследовании. Тебе придется найти убедительное оправдание, зачем и почему вдруг прокуратура интересуется делами давно минувших дней.

— Что-нибудь придумаю.

На столе затрещал телефон. Трифонов снял трубку.

— Трифонов, слушаю вас.

— Привет, Саня. Колычев тебя беспокоит, из Москвы. Не помешал?

— Гена? Хороший сюрприз. Тысячу лет не слышал твоего голоса. Часто думаю о тебе, мечтаю о совместной рыбалке. Но вот незадача, меня никак не могут спровадить на пенсию. Все только обещают. Даже отпуска полноценного получить не могу. Сплошные срывы.

— У меня та же история. Рыбалку не обещаю, но хочу пригласить в гости. Дочка будет очень рада тебя повидать. Она никак не может забыть историю «театра мертвецов», которую ты расследовал в Москве. Не хочешь повторить эксперимент?

— С радостью. Но, кажется, меня затянула трясина, и очень глубоко. Не уверен, что сумею из нее вырваться в ближайшие месяцы.

— У меня есть очень талантливая дамочка. Молодая, красивая, умная и уже подполковник. Следователь по особо важным делам Ксения Задорина.

— Слышал о такой. Хочешь сосватать?

— Она сама на тебя вышла. У нас здесь одно необычное убийство произошло. Буквально вчера. Задорина запросила сводки главка о схожих делах, вот ей и ответили, что похожим делом занимается прокуратура Ленинградской области. Я связался с генералом Толкачевым, он мне дал наводку на тебя. Может, объединим усилия?

— Пожалуй, ты прав. Рыбалки не получится. В двух словах о деле, Гена.

— Тут один тип повесился. Ткачук Игорь Остапович. Задорина самоубийство отвергает. У нее на то есть веские аргументы. В доме найден второй паспорт с фотографией Ткачука, но он выписан на имя Льва Романовича Цейтлина. Это загранпаспорт, по которому Ткачук вылетал за рубеж…

— В частности, в Иорданию, — перебил Колычева Трифонов. — И еще нашли снимок, вырезанный из газеты, где изображен подлинный Цейтлин.

— Черт! Как ты об этом узнал?

— Ничего я, Гена, не знаю. Я тут занимаюсь поиском палачей, приговаривающих некоторых аферистов к казни через повешение. А они уже в Москве орудуют. Закажи мне номер в гостинице, я сегодня же вылетаю.

— Номер тебе не нужен. Будешь жить у меня. Нам с дочкой на двоих четырех комнат многовато. Сообщи номер рейса, вышлю за тобой машину.

— Договорились. — Трифонов положил трубку.

8

Главный редактор очень долго разглядывал Толстикова и не знал, что ему сказать.

— Послушай, Витя, — тихо продолжил Тостиков, — не вздумай отказать. Я уже два года не был в отпуске. Сейчас мне предлагают потрясающее путешествие на Байкал, и я не собираюсь терять такую возможность. Нет, черт подери, я что, часто к тебе с просьбами обращаюсь? Вкалываю, как лошадь, и не капризничаю, а ты решил, будто я раб? Мне отпуск по закону положен. Не подпишешь — сам уйду.

Они стояли у стены в длинном коридоре редакции, где сновали сумасшедшие люди, перенося бумаги из кабинета в кабинет. Ни на кого внимания во время разговора не обращали, не отвечали на приветствия.

Главный редактор достал ручку из кармана и еще раз глянул на заявление.

— На месяц не отпущу. Две недели хватит с тебя.

— Муля! Не нервируй меня. Подпишешь на месяц. Я хочу полноценного отдыха. Человеческого.

— Человеческий отдых на Багамах, а не на Байкале с рюкзаком за плечами и средством от комаров.

— Ну что ты понимаешь, Крапивин, в истинном наслаждении? Подписывай на месяц, раньше все равно не вернусь.

— Лишу тринадцатой зарплаты.

— Ты обычную не научился выплачивать. И не называй это пособие зарплатой. Знаешь, сколько мне предлагают в НИИ МВД?

— Ладно, заткнись.

Крапивин приложил заявление к стене и поставил свою крючкотворную визу: «Оформить».

Торжественный момент оборвал приятный женский голосок:

— Извините, молодые люди.

Оба оглянулись. Перед ними стояла симпатичная улыбающаяся девушка лет двадцати пяти с очень выразительными серыми глазами.

— Где я могу найти главного редактора Виктора Михайловича Крапивина?

— А вы по какому вопросу? — спросил Крапивин.

— Я из прокуратуры. Меня зовут Наташа Рогова. — Она достала из сумочки свое удостоверение.

Толстиков хмыкнул, вырвал подписанное заявление из рук главного редактора и ткнул пальцем в грудь Крапивина:

— Вот он! Только не отпускайте его, а то сбежит. Он ото всех бегает. Даже министры не доходят до его кабинета, застревая в клещах секретарей.

Толстиков повернулся и быстро ретировался. Заявление он передал в кадры и отправился в свой кабинет собирать «монатки», так он называл вещи, без которых не мог обходиться.

Торжество победы над начальником длилось недолго. Едва портфель был собран, как на пороге появилась та же девушка. Толстиков тяжело вздохнул и рухнул в свое скрипучее кресло на колесиках.

— Все же он от вас избавился?! Вот прохвост! А вы знаете, я-то не журналист, а аналитик.

— Знаю. Виктор Михайлович мне сказал, что вы лучший аналитик и закончили юрфак, тот же, что и я.

— И вы не поняли, что он вас попросту спихнул?

— Нет, конечно. Меня интересует Максим Охлобыстин, погибший три года назад. Крапивин сказал, что вы были друзьями, а он в то время здесь еще не работал. Так что, думаю, он послал меня по правильному адресу. Вас зовут Григорий Толстиков?

Толстиков с грустью кивнул головой и указал девушке на стул:

— Присаживайтесь. Но учтите, я уже в отпуске. Время беседы — пять минут. После чего я ухожу в форточку. Три-четыре, начали!

Девушка молча улыбнулась и после паузы тихо сказала:

— Постарайтесь сосредоточиться. Ваши ответы очень важны для следствия.

— Ну хорошо. Что вас интересует?

— Охлобыстина убили, потому что он занимался собственным расследованием?

— Думаю, что так. Если ты решил копать, то копай, но зачем кричать об этом на каждом углу?! Ведь он все свои домыслы — я не говорю «факты», а домыслы — выражал в форме статей, выплескивал все наружу крупными тиражами. Сенсация? Да! Бомба? Да! Ажиотаж? Да! Газета подняла тираж. Что это значит? То, что уже запущенную машину не остановишь. Надо продолжать. Публика ждет развязки. Где-то он по наитию, случайно, попал в точку. У репортеров хорошо развита фантазия. Чего не знает, то додумает. А убийцы решили, что Максим набрел на след, и его остановили. Так расследование не ведут. Шумиха и кропотливая работа несовместимы. Кажется, ваш шеф всегда придерживался этой точки зрения. Или я не прав?

— Вы знаете моего шефа?

— Я знаю очень много, за это меня ценят и держат на этой работе. Сейчас вы с Трифоновым ведете дело о повешенных? Можете не отвечать. Ваша контора не дает угечки. Но вы. же понимаете, что такие дела не могут оставаться в тайне. Мои сокурсники занимают большие посты в органах правопорядка, и я имею доступ ко всем самым тайным делам. Мне доверяют. Я же не кричу в рупор о повешенном на даче профессора Грановского. Нет. И не собираюсь делиться своей информацией ни с кем. Тем более с журналистами, любителями жареного. Я аналитик, и мне интересны подробности, детали. Делать выводы, выстраивать схемы, ставить оценки — все это и есть моя работа. Вот когда вы выпустите пар и дадите репортерам обглоданную кость, тогда и я привнесу свою лепту. Я наращу на брошенную кость мясо, и мои журналисты смогут дать в печать достойный аналитический материал, а не голую сенсацию, состоящую из одних только слухов: суть не важна, главное, быть первыми и раньше всех прокукарекать.

— Да. Вижу, вы человек серьезный и к тому же информированный. Но все же. Как, по-вашему мнению, мог Охлобыстин докопаться до чего-то серьезного?

— Не люблю повторяться, но придется. Конечно, он сумел наступить на мозоль преступникам и насторожил их, в итоге поплатился жизнью. Но только надо понимать, что его догадка не имела под собой оснований. Случайность. Охлобыстин кукарекал, а не вникал в суть дела. Убийцы сделали глупость, и я их за это не уважаю и не считаю достойными соперниками. Когда обнаружили трупы, среди которых был друг Охлобыстина Лева Цейтлин, Максим бросился в бой без оглядки. Махал саблей по воздуху и кого-то случайно задел. Его уничтожили. А зачем? Дело-то гиблое и нераскрываемое. Со мной даже ваш шеф спорить не станет. Ведь он вел то дело и ничего не добился. Вы знаете, что есть дела, не подлежащие раскрытию, и я знаю. Вот поэтому считаю… Даже уверен, что Охлобыстин ничего узнать не мог. Рабочие выкопали три трупа. С этого все началось, этим все и кончилось.

— Удалось установить их личности.

— И это окончательно завело следствие в тупик. Кому понадобилось стрелять в затылок журналисту и бортинженеру гражданской авиации? Если Трифонов ничего не смог, то почему я должен поверить, будто тридцатилетний репортер сумел раскрыть страшную тайну гибели трех незнакомых между собой мужчин, которых объединила одна могила?

— А вы сами не задумывались над этим делом?

— Сознаюсь, думал. Мучительно думал. Ничего не получилось. Разбитый кувшинчик не склеивается. Все, что мне могло прийти в голову — самая банальная вещь. Трое погибших стали случайными свидетелями преступления и могли опознать преступников. Их уничтожили. Преступники не любят свидетелей. Другого вывода я сделать не мог.

Толстиков глянул на часы.

— О, мне пора.

Девушка встала.

— Спасибо за беседу. Вы очень интересный человек.

Аналитик сунул портфель под мышку и проводил девушку до выхода. На улице они простились. Рогова пошла налево, а Толстиков направо, где его ждала машина. Бежевые «Жигули» пятой модели.

Глава II ЗА МЕСЯЦ ДО КАЗНИ

1

Самолет из Москвы прибыл по расписанию. Элегантная дама лет тридцати семи сошла с трапа с небольшой сумочкой, перекинутой через плечо. Ни чемоданов, ни баулов. Она прилетела налегке и уже вечером собиралась улетать обратно. Покинув здание аэропорта, женщина прошла на автостоянку и, оглядевшись, заметила бежевую «пятерку». Молодой человек ее же возраста, сидящий за рулем, заметил появление высокой стройной красавицы и вышел из машины. Их встреча началась с поцелуя, достаточно страстного и откровенного для открытого уличного пространства.

— Ну хватит, Гриша. Неудобно. Такое впечатление, будто ты вышел из тюрьмы и пять лет не держался за юбку.

— Я слишком редко тебя вижу, Варечка. Тебе проще, ты же замужем.

— Не смеши. Мой муж тебе в отцы годится. Поехали.

Они сели в машину и тронулись с места.

— Как я поняла, ты еще не приступал к работе? — спросила она, закуривая. — Или без няньки не можешь, лишен самостоятельности?

— Никаких проблем, дорогая. Но ты же знаешь, что я люблю подходить к делу творчески, с воображением. Взять и убить обычного ублюдка одним выстрелом ничего не стоит. Таких я сотнями в Нагорном Карабахе укладывал и в первую чеченскую. А в мирном городе стрелять с чердаков по мишеням не интересно. Нужен творческий запал, индивидуальный подход, интрига, заговор и страшная, леденящая кровь развязка.

— Работа в криминальной хронике тебе на пользу не пошла. Начитался всякой ерунды и решил превратить банальную работу в сенсацию для учебников по криминалистике.

— А почему бы и нет?

— Нам, Гришенька, время дорого. Звено вербовщиков — на тебе. Их осталось семеро. И надо уложиться в месячный срок.

— Значит, хозяин решил выдрать с корнем плодоносящее дерево.

— Решил, так как появилось нечто более совершенное, надежная машина, которая должна заменить старую. И ты прав. Вырывать придется с корнем, чтобы и следа не осталось.

— В таком случае та же участь ждет твоего мужа и приемного сына?

— Ждет. Ты слишком любопытен.

— И ты вновь станешь свободной?

— А я и при муже свободна.

— А нас с тобой рикошетом не заденет?

— Если бы и нас хотели убрать, то не стали бы информировать и давать задания.

— Ну почему же? Мавр сделал свое дело — мавр может умереть.

— С кем же останется хозяин? Выкинь дурь из головы. На твоей памяти два состава менялись. И каждая новая команда была лучше прежней. Однако они уходили, а мы оставались. Но я думаю, что ты не для этого меня вызвал из Москвы в срочном порядке, чтобы обсуждать давно решенные вопросы.

— Ты права. Поговорим за ланчем. Остановимся возле одного небольшого ресторанчика. Уютное местечко. Там все и обсудим. А потом поедем ко мне и займемся любовью.

— Вечером я улетаю обратно в Москву.

— Плохая девочка. Не хочешь подарить мне ночь?

— Хватит с тебя и двух часов.

Ресторанчик и впрямь оказался уютным. Они устроились за двухместным столиком у стены. Зал в утренние часы пустовал, это гостей вполне устраивало. Они могли разговаривать, не беспокоясь, что их кто-нибудь услышит. Да и кого может интересовать, о чем воркуют влюбленные голубки. Но опытный взгляд мог заметить, что такая эффектная яркая женщина могла бы иметь более солидного кавалера. Парень выглядел незавидно. Худой, длинный, просто одетый и вроде бы совершенно безликий. С другой стороны, его лицо казалось не лишенным интеллекта, порой даже одухотворенным.

Им принесли закуску и красное вино. От горячего они отказались.

— Не томи душу, Гриша, рассказывай.

Он достал из кармана фотографию женщины и передал собеседнице.

— Что скажешь?

— Красивая баба. Но только она не для тебя. Слишком волевое и сильное лицо. Она удав, а ты кролик. Кто это?

— Я и сам бы хотел знать. Только ведь она все] равно ничего не скажет. Ты права. Такая горы свернет, если они появятся на ее пути. Так вот. Странная история получилась. Я дежурил в редакции, и вдруг секретарша из отдела писем подходит ко мне | и говорит: «Странный звонок, Гриша. Звонит какая-то женщина и спрашивает Охлобыстина».

— Того самого, которого ты убрал три года назад?

— В том-то и дело. Охлобыстина весь город хоронил. Каждая собака знает о его безвременной гибели от рук мафии. Значит, звонящая не из Питера. Тогда зачем ей понадобился Охлобыстин? Что она о нем может знать? Я подошел к телефону и представился Охлобыстиным. Через полчаса встретился с ней в ресторане, прихватив свой шпионский фотоаппарат. Им я и сделал этот снимок. Ты права. Такая женщина способна свернуть горы на своем пути. Зовут ее Наташа. Судя по всему, несколько лет не жила в России. Плохо ориентируется в ценах, валюте, заказывает в ресторане селедку, грибы и водку. Черный хлеб посыпает солью. Впоследствии она призналась, что ее не было в стране три года. К ней в руки попала газета трехлетней давности со статьей Охлобыстина, где писалось о находке в лесополосе трех трупов. Эпштейна, Маркина и Цейтлина. Два из трех имен ей знакомы. Я рассказал ей, что расследование зашло в тупик. Пришлось признаться, что я не Охлобыстин, а Толстиков, друг погибшего. Вот тут дамочка меня начала удивлять. Во-первых, она мне сказала, что троих евреев убили из-за паспортов. Этими паспортами пользовались другие подонки, вывозившие женщин в Иорданию. Продавали их в рабство. Сами же возвращались в Россию через Израиль. Ее цель — найти тех, кто использует паспорта погибших Цейтлина, Маркина и Эпштейна, и прикончить их. Я не сомневаюсь, что она это сделает. Ей нужны помощники, и она предложила мне стать ее сообщником. При этом добавила, что проблем с деньгами у нас не будет. Это меня особенно поразило, ведь все вывезенные нами бабы лишались последнего в России, вплоть до жилья. Где она могла взять деньги?

— Любопытная история, Гришенька. Очень любопытная. Только за то, что ей удалось вырваться из лап арабских живодеров, надо поставить девочке памятник. Мало того, она сумела прожить там три года. Столько не живут. И вернулась назад. Для этого нужен паспорт, деньги и свобода. Ничего из перечисленного у русской шлюхи из притона быть не может.

— Подними архивы трехлетней давности и проверь ее. Фотография у тебя есть.

— Шутишь? Три года назад мы по два десятка баб отправляли в неделю, а то и в день. И не уверена, что архивы сохранились. Больше года мы их не держим.

— Постарайся, Варечка. Я хочу знать об этой женщине все. У меня есть на нее виды. Зачем делать самому всю черную работу, когда есть такая замечательная помощница? Ее мне Господь Бог послал. Очень вовремя. В нужный момент. Я уже собирался шлепнуть Рамазанова, как только он вернулся из последней поездки, и тут такое счастье прямо в руки приплыло. С неба свалилось.

— Хочешь повесить все на ее плечи, а в последний момент ее же подставить?

— Гениальная идея. Мстительница возвращается. Как это романтично. Она умна, азартна, сильна, одержима. Ты права. Ей памятник надо ставить. Что-то я не припоминаю случая, когда хоть одной женщине удалось выскочить из арабского капкана и вернуться в Россию. Мистика какая-то. А этой удалось. О такой партнерше можно только мечтать.

— Разовый вариант, мечтатель Гриша. Как ты дашь ей наводку? Ну прибьете вы вместе Зибирова, Рамазанова и Ткачука. А дальше что? Твоя задача — уничтожить все звено вербовщиков. Что делать с остальными?

Толстиков разлил вино в бокалы.

— Я уже придумал. Надо составить схему на все звено. Хитрую и сложную. Проверим, на что пригодны ее мозги. Не сможет разгадать — так я ей помогу. Она очень зла. Можно себе представить, как ей жилось среди арабов.

— Допустим. Идея со схемой мне нравится. Но как объяснишь, откуда взялась эта схема?

— Скажу, что это наследство Охлобыстина. Он составил. Парень сумел копнуть очень глубоко, за что и поплатился жизнью. Его убили, а схема валялась где-то в доме. Или в доме его подруги, в какой-нибудь книге. Листок бумаги с инициалами, и ничего больше. Пусть сама ломает себе голову. С ее жаждой мести и умом она распутает этот клубок. Не без моей помощи, разумеется.

— Ты знаешь, где она сейчас?

— Конечно, нет. Не так она глупа. Обещала позвонить, как только будет готова.

— А если она тебя в чем-то заподозрит?

— Глупости. Я ей в друзья не навязывался.

— Как ты выведешь на нее следствие в конце игры?

— Тут надо подумать. Серьезно подумать. И собирать на нее компромат надо уже сейчас, до того, как она завалит первого вербовщика. А для этого я должен подготовить ей площадку, на которой произойдет акт мести. Меня другое волнует. При хорошем размахе и удачном результате наших деяний я все же должен отдавать себе отчет в том, что следствие будет наступать нам на пятки. Надо понимать, что в прокуратуре сидят не дураки. Если разворачивать дело, как месть, надо, чтобы это бросалось в глаза, тогда сыщики быстро выйдут на иорданский след.

— Пусть выходят. Тем лучше. Хозяина арабы больше не интересуют. Его новый проект куда сложнее и интереснее.

— Значит, он закрывает контору?

— Уничтожает.

— Все звенья и все руководство?

— Все, Гриша. Новый проект требует других специалистов, другого подхода и иных действий.

— А если кто-то откроет рот?

— Чтобы открыть рот, надо остаться живым. А потом, хозяина никто не знает. Он никогда не выходил из тени.

— Жаль терять такой прибыльный бизнес. Гениальная была схема и работала четко, как часовой механизм.

— Новая идея не менее гениальная. Да, механизм работал хорошо и слаженно, но времена меняются, приходит новая эра, более прогрессивная и менее опасная.

— Ты мне ничего не расскажешь?

— Закончи одно дело, потом поговорим о следующем. Что касается твоей беглой мстительницы, то я не возражаю против этого эксперимента. Развлекайся. Только про сроки не забывай. Делу время — потехе час.

— Кстати, ты мне обещала два часа для потехи.

— Хорошо. Поехали. Потом отвезешь меня в аэропорт. А фотографию красотки я возьму с собой. Может, и найду на нее какие-нибудь материалы. Самой интересно. Ясно одно — дамочка неординарная. Вот только деньги где она сможет взять? Ты ей денег не давай.

— Откуда они у нищего репортера?

— Дай-то бог, чтобы она в это поверила.

2

Загадочная мстительница не звонила целую неделю. Толстиков все подготовил и хитроумную схему успел составить. Это будет необычная и тонкая игра умов, как он предполагал. Игра с кровавыми последствиями. Жертвы — безмозглые телята, гуляют себе по полянке и не подозревают, что где-то рядом рыщет серый волк с острыми клыками. А он, Гриша, будет играть роль егеря, а не охотника, и сможет кровожадно наблюдать за событиями со стороны. Вот только времени у него не так много, а волчица все молчит и молчит.

Наконец раздался долгожданный звонок. Наташа назначила ему встречу в Летнем саду. Она о нем не забыла. Все правильно. В таком деле нужен надежный помощник. Он сумеет ей доказать, что лучшего партнера ей не найти.

Свидание продлилось недолго, не более получаса. Домой Толстиков вернулся озабоченным. Во-первых,

Наташа очень легко справилась с его схемой. Как он ни мудрил, она быстро и безошибочно расставила все играющие фигуры по местам. Женщина с такими талантами и раскусить его может, хотя само по себе это маловероятно. Толстиков не входил ни в одно из звеньев, он работал на Варвару непосредственно и числился «оком государевым» в Питере, в то время как основная база находилась в Москве. Толстикова смущало еще одно обстоятельство. Наташа собиралась вести свое расследование, а не рубить головы без разбора. С одной стороны это неплохо. Так она быстрее выйдет на остальных без его подсказок, и работа пойдет полным ходом. Пусть продвигается вперед. Если перейдет границы дозволенного, ее придется остановить. Главное, чтобы она все время находилась, в поле зрения. Толстиков решил, что неплохо иметь запасной вариант. Так или иначе, но по их следам обязательно пойдут сыщики. Убийства есть убийства, и в планах не один и не два трупа. Если дело зайдет слишком далеко, мстительницу можно сдать сыщикам. Ее виновность будет очевидна, мотив понятен — дорога на эшафот ей обеспечена. Не помешают и свидетели. Пусть косвенные, но надежные. Они ничего не должны знать, а давать следствию нужное направление. Толстикову пришла в голову блестящая идея. Среди его знакомых было несколько сутенеров, которых он выручал время от времени благодаря своим связям в милицейском управлении. Пришло время, когда и им надо что-то для него сделать.

Толстиков приехал в один из притонов с большим ассортиментом жриц любви. Руслан — хозяин заведения — показал дорогому гостю альбомы с девочками. Найти подходящую оказалось делом нелегким. Были и красивые милашки, и высокие, но у каждой на лбу стоял штамп: «Шлюха». Толстиков искал женщину, похожую на Наташу, а она никак не входила в категорию разгульных девиц. Слишком много достоинства было в ее лице, движениях, не говоря уже о походке. С трудом, но все же подобрали пару красоток с подходящими данными.

— Что скажешь о них, Руслан?

Здоровяк кавказской внешности пожал плечами:

— Странный у тебя вкус, Гриша. Есть девочки помоложе и покрасивее. Нет, я ничего не говорю, товар отличный. Но одна из них замужем, а вторая ушла из бизнеса. Ей так и не удалось до конца вылечить сифилис. Может ты мне скажешь, для чего тебе нужен товар? Я думаю, не для удовольствия.

— Ты прав. Вот эта с незалеченным сифилисом мне подходит. Она должна поработать на меня в течение месяца. Максимум двух. Ты же ее списал из отряда, как я понял. Спать ей ни с кем не придется. Ее задача — находиться в нужный мне момент там, где я укажу.

— Зовут ее Катя. Если ты ей будешь платить, она согласится. В свое время имела большой успех и неплохо зарабатывала. Сейчас ей тридцать восемь, здоровье никуда, а старые запасы давно растратила. С ее привычкой жить на широкую ногу ей сейчас туго приходится.

— Думаю, что мы договоримся. Пусть придет сегодня вечером, часам к семи, в ресторан «Колос». Третий столик у окна от входа.

— Как скажешь, дорогой. И это все? Может, устроить тебе сауну с хорошим массажем?

— Спасибо, Руслан. На развлечения у меня нет времени.

Толстиков ушел, не выпив даже предложенный ему коньяк. Следующий свой визит он нанес в частное охранно-сыскное бюро «Тритон», где его принял руководитель конторы Ефим Егорович Лисичкин. Пожилой мужчина с лицом скорее лошадиным, чем лисьим. Фамилия подкачала.

— Я вас слушаю… — протянул хозяин кабинета в надежде услышать имя гостя.

— Если позволите, я не буду называться. Вам же все равно, кто я? Куда важнее узнать имена любовников моей жены.

— Задание понятно. Это будет вам стоить пятьсот долларов в день. Если речь идет о долгосрочном контракте, то цена будет значительно ниже.

— Ваш человек мне понадобится на месяц-два, с командировками. В ближайшие дни ожидается поездка в Москву. Возможно, что надолго. Квартиру в Москве я ему предоставлю. Гостиница в данном случае не подходит. Если мне ваш парень не понравится, я разорву с вами контракт.

— У нас специалисты высокого класса. Тот, что будет работать на вас, служил в органах и занимался наружным наблюдением. Он профессионал. Вот увидите.

— Минутку. Ваш парень не должен меня знать. Я и сам буду поглядывать за женой со стороны. Всю информацию он будет передавать в виде письменных отчетов вам. Напротив вашего офиса находится почтовое отделение. Я забронировал в нем абонентский ящик номер семь. Вам же не трудно перейти дорогу и бросить в прорезь ящика конверт.

— Ради бога. Без проблем. Вопрос в другом. Квартира, которую вы собираетесь предоставить моему человеку, должна быть оборудована компьютерной связью, интернетом. Иначе он не сможет передавать мне отчеты ежедневно. А как нам быть с фотографиями? Компромат принято снимать на пленку.

— Фотографии и негативы он будет передавать мне тем же способом, через почтовое отделение. Я позвоню ему сам, когда он приедет в Москву, и назовусь Григорием. В конце работы вы мне представите счета, билеты на поезд, документы на побочные затраты. А для начала я заплачу аванс.

— Пять тысяч за первый месяц. Вас устраивает?

— Я не умею торговаться.

— Поверьте, это не дорого. За эти деньги вы получите исчерпывающую информацию. Через месяц, если результатов вам покажется недостаточно, мы продлим договор еще на месяц. Когда приступать к работе?

— Я позвоню завтра.

Толстиков передал Лисичкину деньги и фотографию Кати:

— Вот деньги, вот объект внимания. Подробности завтра по телефону. Надеюсь, мы сработаемся.

— Я в этом уверен.

Толстиков ушел. Он вел себя очень глупо, но именно таким он хотел предстать перед частными сыщиками. Человеком, находящимся в прострации и не знающим, чего и от кого он хочет. По легкой ухмылке Лисичкина он понял, что добился желаемого результата.

Встреча с проституткой-«пенсионеркой» состоялась в назначенном месте. В жизни она выглядела хуже, чем на фотографии. Фигура и рост вполне подходили под нужные параметры, но лицо напоминало смятую туалетную бумагу, замазанную штукатуркой. Только издали она могла произвести впечатление приятной женщины. Но отказываться было поздно. Придется работать с тем материалом, который есть. Даже если бы Толстиков имел в запасе кучу времени на подготовку, он не смог бы найти достойного двойника Наташи. Похожих на нее женщин он еще не встречал.

— Здравствуйте. Я — Катя. Меня прислал Руслан. Это вы хотели меня видеть?

— Присаживайтесь.

«Слишком вульгарна, — подумал Толстиков. — Неужели она все еще хочет кому-то нравиться?»

Женщина присела на край стула, будто собиралась тотчас уйти.

— У меня есть к вам предложение, Катя. Мне нужна партнерша для необременительной работы сроком на пару месяцев. Готов платить по сто долларов в сутки плюс расходы на еду, жилье, одежду. Режим полувоенный. Любые приказы с моей стороны выполняются без пререканий и точно в назначенное время.

— На всем готовом плюс сто долларов в день меня устраивает. Что вы называете необременительной работой? У каждого на сей счет свое мнение.

— Вы будете изображать мою жену. Или замужнюю женщину, которую не очень устраивает ее муж. Так понятнее? Каждое утро я вам буду говорить, куда вам идти и что делать. Ничего сложного. Обычные прогулки. Правда, иногда придется по нескольку часов простаивать в каком-нибудь подъезде. У вас будет мобильный телефон. Я буду вам звонить и делать какие-то корректировки. Если вы меня встретите на улице, то проходите мимо, не обращайте на меня внимания. Надо будет — я сам к вам подойду. Вы должны помнить, что за вами будет наблюдать частный сыщик. Возможно, он будет вас фотографировать. Это то, что нам нужно. Его задание — следить за моей женой. Пусть следит.

Ведите себя свободно и не оглядывайтесь по сторонам. Вы приманка. Через несколько дней поедете в Москву. На месяц или дольше. Там все то же самое.

— Одним словом, вы собираете компромат на свою жену, с которой меня можно спутать?

Толстикову понравилось такое умозаключение.

— Вы проницательны.

— Я согласна. Но учтите, если вы меня заставите с кем-то ложиться в постель, то плата за сутки будет удваиваться.

— До этого дело не дойдет. Вся хитрость в том, что сыщик не должен собрать на вас компромат.

— Какая наивность! Если баба хочет изменить мужу, она это сделает, и никто никогда об этом не узнает.

— Не сомневаюсь. Но мы преследуем другие цели. Это всего лишь игра.

— Ладно. Как хотите. Я женщина свободная, и работа мне не помешает.

Толстиков достал из кармана ключи, мобильный телефон и конверт.

— Это вам. В конверте деньги. Аванс за неделю — семьсот долларов, тысяча долларов на одежду. Купите себе хорошее платье и туфли. И пятьсот долларов на мелкие расходы. Квартира в районе Автово. Скромная съемная однокомнатная квартирка. Аренда оплачена. Сегодня же переезжайте туда. С нее вас и начнет «вести» наш сыщик. И помните, он не должен никоим образом узнать вашего настоящего имени и адреса. Когда мы закончим нашу игру, вы исчезнете для него. Мобильный телефон должен быть при вас днем и ночью. Номер знаю только я. Включен вибросигнал. Звонить он не будет. Так что держите его так, чтобы ощущать вибрацию.

Катя пересчитала деньги, а потом все сложила в сумочку.

— Странный вы тип. Как хоть вас зовут?

— Григорий.

— Какие еще будут указания?

— Смойте грим. Используйте только легкий тон, никакой косметики. Измените прическу. Ходите с распущенными волосами. Всегда носите темные очки. Глаза вы загримировать не сможете, и лучше, если сыщик их не будет видеть. Измените походку. Раскачивать бедра от угла до угла улицы не обязательно. Платье купите скромных тонов. Постарайтесь удалить налет своей прошлой профессии и перевоплотитесь в светскую женщину. Пусть не очень богатую, но обеспеченную, независимую и достойную уважения. Сыщик должен сделать вывод, что я идиот, страдающий синдромом беспочвенной ревности.

— Для такой работы вам нужна хорошая актриса, а не шлюха. Шли бы в театр, а не к Руслану.

— Уверен, что вы справитесь с заданием. Откройте в себе то, что вы многие годы затаптывали и душили. В вас есть определенный шарм.

— Однако глаза свои я должна прятать?

— В них очень много усталости и разочарования. Наполнить их силой, твердостью и решительностью нам вряд ли удастся за короткое время. А именно такими характеристиками должна обладать женщина, за которой установлена слежка.

— Вы знаете таких женщин, которым уже под сорок?

— Встречался. Сегодня утром.

3

Голова у Толстикова шла кругом. Не от успехов, а от затеянной им игры. Слишком большим получился узел. Работать приходилось на три фронта. Наташа предпочитала сама ставить цель и не советовалась с ним. Лишь давала поручения. Он готовил площадку для расправы с жертвой и страховал. Здесь он шел на опережение и мог заранее знать или предполагать, как будут продвигаться события. Но она могла менять планы. Например, решила, что начинать надо с Зибирова, а не с Рамазанова. Тут он выкрутился. У него на примете было несколько человек, старых профессоров, не имеющих семей и живших в одиночестве, но продолжающих активно работать и ездить на симпозиумы и конференции. Он знал расписание стариков, а в НИИ археологии держал на коротком поводке слесаря. Парень любил лазить по карманам ученых, когда те оставляли верхнюю одежду на вешалках. Толстиков пользовался его услугами. Тот добывал для него слепки ключей и сам же делал копии. Когда решался вопрос, где Наташа встретится с той или иной жертвой, Толстиков мог предложить несколько вариантов на выбор. Квартиры пусты, хозяева в командировках, соседей нет, ключи на руках. Идея с использованием чужих квартир Наташе понравилась. Нейтральная зона. Выбрали квартиру на Фонтанке, принадлежащую профессору Горлову. Определили время. И вот она, головная боль! Первое. Нужно оставить следствию минимум улик, но дать правильное направление. Второе. В момент событий в доме должна находиться Катя. Следящий за ней сыщик будет фиксировать место и время. Третье. Сам же Толстиков должен получить на руки настоящие и неопровержимые улики против Наташи. Сделать это труднее всего. Как человек, проработавший более трех лет в газете, он понимал, что самое убедительное — фотографии. Толстиков достал хороший миниатюрный фотоаппарат, которым можно снимать что угодно и где угодно, не привлекая к себе внимания.

На место предполагаемой казни Толстиков приехал заранее. Он должен был подготовить все необходимое к приезду Наташи. Как она затянет в ловушку Зибирова, он не знал, но не сомневался, что у этой женщины хватит ума и обаяния увлечь за собой любого мужчину.

Толстиков устроил в комнате своеобразный эшафот: снял люстру и привязал к крюку веревку с петлей. Чтобы повесить человека, его надо поставить на стол, надеть петлю на шею и выбить стол из-под его ног. Как Наташа это сделает, он понятия не имел. Она запретила ему присутствовать при казни. Обезвредить Зибирова Наташа собиралась при помощи сильнодействующего психотропного средства. Но дальше? Толстиков решил не мучить себя догадками. Он сможет все увидеть своими глазами. В квартире есть где спрятаться и откуда вести наблюдение. Расставив на полу ритуальные свечи, смысл которых ему был непонятен, он позвонил Наташе на мобильный телефон и доложил, что все готово. Она коротко ответила: «У меня тоже».

Толстиков тут же перезвонил Кате, которая должна исполнять роль псевдо-Наташи и находиться под наблюдением.

— Привет, партнерша.

— Я ждала звонка раньше.

— В окно выглядывала?

— Во дворе болтается какой-то тип. Он приехал на черном «Гольфе». На легавого не очень похож. Так, ни рыба ни мясо.

— Он таким и должен быть. Профессия того требует. Слушай меня внимательно. Выйдешь из дома, возьмешь такси и приедешь по адресу Фонтанка, дом девять. Серый пятиэтажный дом. Одно парадное в центре. Войдешь в дом, поднимись на последний этаж и замри. Руками ничего не касайся, к окну не подходи. Там полно пыли, не оставь следов. Ты должна приехать в два часа. Когда выходить, я тебе скажу. Жди звонка. Все понятно?

— А этот тип не пойдет за мной следом?

— Нет, конечно. Он обследует парадное потом. А пока ты в доме, он не сунет туда носа.

— Нет вопросов.

Теперь оставалось ждать результатов. Говорят, что первый блин всегда получается комом. Но Толстиков верил в свою удачу, хотя давно уже не затевал таких сложных игр.

Без пяти два на набережной остановилась машина. Из нее вышла женщина и направилась к дому. Толстиков догадался, что это Катя, только по темным очкам. Она и впрямь преобразилась. Походка, осанка, фигура, лицо… И мысли не могло возникнуть, что перед тобой бывшая шлюха из притона. Значит, чутье его не подвело и он не выбросил деньги на ветер. Катя этих денег стоит. Как только машина отъехала, ее место заняла другая. Черный «Гольф». Хорош сыщик, если баба его в момент вычислила! Правда, она знала о слежке, но поняла сразу, кто именно будет за ней следить.

Толстиков уже видел его и даже знал, что зовут парня Егор Власов, что он женат, был оперативником в управлении милиции, занимался наружными наблюдениями. Заработал себе язву и уволен в запас в звании капитана. Вполне милая биография для среднестатистического профессионала. Большего и не требовалось.

Минут через двадцать возле дома остановились «Жигули». Толстиков напрягся. Из машины вышли Наташа и Зибиров. Наташа хромала и Зибиров взял ее под руку. Они тоже направились к парадному.

Толстиков разволновался. Наташа вызывала в нем трепет, характером, силой личности подавляла его. Он ее даже побаивался.

Спрятавшись в смежной комнате за плюшевой портьерой, отделявшей ее от прихожей, Толстиков затаил дыхание.

Все, что происходило потом, казалось ему страшным сном. Из укрытия он успел сделать десяток снимков, но в какой-то момент не выдержал. Обливаясь холодным потом, проскользнул в коридор и, приоткрыв входную дверь, вышел на лестничную площадку. Здесь ему стало легче. Тем не менее он. чуть ли не кубарем скатился вниз и долго не мог отдышаться, будто пересек финишную полосу после длительного бега. Он дал себе время успокоиться и только потом вышел на улицу и направился к перекрестку, где за углом его ждала машина.

Сев за руль, он достал телефон и позвонил Кате:

— Выходите из дома и помотайте парня по городу, а потом возвращайтесь к себе. На сегодня все.

Выждав минут десять, Толстиков позвонил на мобильный Наташе:

— Пора закругляться. Профессор сейчас поедет домой.

— Я уже выхожу.

Он задумался. Откуда у хрупкой женщины столько сил и гнева? Это какую же надо иметь ненависть, чтобы подчинить своей воле опытного преступника и сунуть его в петлю?!

Сев в машину, Наташа приказала ехать домой к Зибирову и забрать какие-то документы. Значит, он ей во всем сознался!

Толстиков уже ничего не понимал. Он слепо выполнял приказы Наташи, боясь при этом выдать свой страх. Такого с ним еще не случалось.

4

Из квартиры Зибирова он вынес целый архив.

Наташа сумела допросить бывшего вербовщика, и тот ей выложил все, что знал. Они еще долго разбирались с документами. Одно Толстикову стало ясно — Наташу ему Бог послал. Если бы не она, то всех вербовщиков пришлось бы уничтожать ему, а он делает такие вещи без аппетита. Выстрел в голову, и прощай, парень. Тогда бы собранный Зибировым компромат попал в руки следствия. Допустим, что теперь это уже не имеет значения. Если шеф решил уничтожить всю организацию и начать с чистого листа, то компромат на несуществующий клан так и останется невостребованным.

К чему приведет следствие, начатое Наташей? Допустим, она выяснит имена всех женщин, которых вербовщики вывезли в арабские страны. Вернуть она их уже не сможет. Вряд ли кто-то из них еще жив. Строптивых арабы убивают, а остальных эксплуатируют до изнеможения, как верблюдов. Но женщины не верблюды. Нет. Наташино следствие не может повлиять на ход событий. Скорее наоборот. Баба только злости накапливает, у нее глаза горят от ярости. Это хорошо. Не так все мрачно выглядит. Толстиков себя успокаивал. Он сам боялся этой женщины, сделавшейся палачом.

Отпечатав фотографии, сделанные в квартире на Фонтанке, Толстиков разложил их на столе и ему опять стало страшно. Зибиров пытался на нее напасть: она сразу же ему сказала, что он не Эпштейн и ей все известно. И все же он проиграл схватку и в конце концов угодил в петлю. Перебрав фотографии, Толстиков остановил свое внимание на одной из них. Можно считать, что снимок получился никудышным. Но в нем просматривалась какая-то неопределенность. В кадр попал ботинок повешенного Зибирова. Если этого не знать, то получалось, что ботинок летает по воздуху. Возле шнурков застыла женская рука. Непонятное движение. То ли рука хотела поймать ботинок, то ли остановить. И весь странный, абстрактный сюжет красовался на фоне окна, из которого была видна набережная и река. Великолепная головоломка. А если ее подбросить следователям? Идея Толстикову понравилась.

Вечером того же дня ему позвонила Наташа.

— У тебя все готово? — спросила она.

— Есть свободная дача в районе Усть-Луги.

— Отлично. Рамазанова я оплела паутиной. Он мой. Встречаюсь с ним завтра вечером в шесть. В семь будем на месте. Подготовь эшафот. Лучше в саду, если он там есть.

— Там еще и собака есть.

— Убери ее. Помехи мне не нужны. Рамазанов пригласил меня к себе в Поспешено. Я все переиграю, и мы поедем на другую дачу. Начиная с пяти часов, у Рамазанова дома никого не будет. Заедешь к нему. Ты уже был там и знаешь, где что искать. Забери все видео— и фотоматериалы, найди его загранпаспорт, выписанный на имя Маркина. К семи тридцати приедешь за мной на место казни и передашь мне его паспорт. Диктуй адрес дачи.

— Не торопись. Скажи, куда мне сейчас подъехать. У тебя же нет ключей от дачи.

— Ты прав. Жду тебя у ворот Летнего сада. Через полчаса… Нет, через час.

— Понял. Буду.

Толстиков тут же перезвонил Кате:

— Есть работа на завтра.

— Я готова.

— Вам опять придется взять такси. Поедете на сей раз за город. Не доезжая Усть-Луги, есть поворот в поселок Суханове Сверните туда. За поселком тупик. Не доезжая до окраины, выйдете из машины и пойдете по тропинке в лес. Опушка в тридцати метрах от дороги. Вам надо хорошо спрятаться в лесу. На тот случай, если сыщик пойдет за вами. Подышите воздухом часок и возвращайтесь. Идите по дороге к шоссе. Вернетесь пешком к повороту. На другой стороне — автобусная остановка. Двести шестнадцатый маршрут идет в центр города. А сегодня прогуляйтесь по магазинам. Вам придется купить себе несколько париков из длинных волос хорошего качества. Блондинки, рыжей, брюнетки. Периодически меняйте их. Сохраните чеки, стоимость париков я оплачу.

— Следопыт меня упустит. Цвет волос меняет человека.

— Прекрасно. Посмотрим, на что он способен. Важно другое. Если женщина меняет парики, значит, она не хочет, чтобы ее узнавали. А это вызывает подозрение. То, что нам и нужно.

— Я все сделаю, благодетель вы мой. Катя рассмеялась и повесила трубку.

О париках Толстиков подумал не зря. Дело в том, что Наташа постриглась под мальчишку и стала носить парики разных цветов. На казнь Зибирова она явилась блондинкой.

Толстиков сложил фотографии в стол, взял ветровку и отправился на встречу с Наташей.

И опять он почувствовал какую-то непонятную тревогу.

5

Оставаться тенью Наташи у Толстикова не получалось. Она поручала ему всю мелкую работу, которая отнимала уйму времени. Он хотел держать ее в поле зрения, но вот опять получил задание. Нужно выкрасть весь компромат, имеющийся у Рамазанова, и привезти его на место казни. Толстиков боялся опоздать к апогею событий. Ведь ему так нужны улики! Улики против Наташи, а ими могут стать только фотографии.

Пришлось торопиться. Подъезжая к поселку, где ждала его Наташа, он заметил стоящий в стороне от дороги черный «Гольф». Значит, Катя тоже здесь. За рулем машины никого не было. Сыщик пошел за ней следом. Сумеет ли она обвести его вокруг пальца? Впрочем, этот вопрос не очень беспокоил Толстикова. Мелкую возню вокруг глобальных событий впоследствии легко откорректировать и подогнать под нужный калибр.

Попав на участок профессорской дачи, он тихо прокрался в глубь сада и успел сделать несколько снимков. К сожалению, Рамазанов был уже мертв. Его задушил приступ астмы.

Толстикову пришлось помочь Наташе сунуть труп в петлю. Он удивился тому, что партнерша забрала у него загранпаспорт Рамазанова, выписанный на имя Маркина, и сунула его в карман повешенного. Таким образом она дает ниточку следователям, в каком направлении им копать. Зачем ей это нужно? Хочет себя оправдать? Вряд ли это как-то помешает его планам. Скорее наоборот. Следствие поймет мотив убийств, и когда она попадется, ей уже не отвертеться. Все, что делает Наташа, на руку шефу и самому Толстикову. За него выполняют его работу и сбивают с толку следствие, которое будет пробуксовывать на каждом этапе.

Толстиков понимал, что ему нужен надежный помощник. Тот, кому можно поручить выполнение мелких заданий требовательной партнерши. Такой человек есть. Парень надежный, вместе служили в Чечне в первую кампанию. У него трое детей, и он нуждается в деньгах. Работает артистом в театре. Качалова из него не вышло, выступает на третьих ролях. Но главное — он романтик, обожает приключения. Отличная кандидатура. С его помощью удастся развязать себе руки.

С дачи Толстиков повез Наташу к себе домой, где они просмотрели видеопленки Рамазанова, конфискованные им в доме повешенного вместе с загранпаспортом. Толстиков еще раз убедился в том, что Наташа намерена установить имена всех женщин, которых Рамазанов и Зибиров вывезли в Иорданию. Что это теперь изменит? Может, она пытается оправдать свою жестокость по отношению к казненным?

Они просидели до глубокой ночи, разбираясь с пленками, после чего Наташа ушла.

Следующей жертвой должен стать Игорь Ткачук, имеющий загранпаспорт на имя Льва Цейтлина. Но Ткачук жил в Москве, так же как и все оставшиеся потенциальные жертвы. Предполагался переезд в столицу. Толстиков все еще оставался членом коллегии газеты и начальником аналитического отдела. Бросать работу он не собирался. Она давала ему огромный источник необходимой информации и крепкие связи в милиции. Придется брать отпуск.

Из семи приговоренных двоих можно вычеркнуть. Осталось пятеро. Пока все шло ровно. Через пару дней можно тряхнуть ребят из уголовного розыска и выяснить, что по поводу странных убийств думают сыщики. Информаторов в милиции у Толстикова хватало. Все его сокурсники по юридическому факультету занимали высокие посты в различных управлениях и доверяли ему самую сокровенную информацию, зная, что без их согласия он ничего в своей газете не опубликует, а как аналитику ему нужно знать, что делается за кулисами следственных кабинетов. Друзья есть друзья. А то, что аналитик подбрасывал друзьям деньжат время от времени, так то из газетного фонда, за сотрудничество, а вовсе не взятки. И кому не хочется увидеть свой портрет на первой полосе популярной газеты с небольшой похвальной заметкой?! На хороший отзыв о работе скромного подполковника милиции могут обратить внимание в министерстве. Там тоже газеты читают.

На следующее утро Толстиков отправился в театр, где и повстречался со своим приятелем Владом Сухининым. Они долго обнимались и хлопали друг друга по плечу.

— Черт! Тысячу лет тебя не видел, Гришка! Надо бы выпить по этому поводу после репетиции. Подождешь? У меня всего два выхода, и я свободен, как птица.

— Конечно, подожду. У меня выходной.

Приятели успели посетить пивную и бар, когда, наконец, Толстиков решил закинуть удочку.

— Ты знаешь, Влад, почему я о тебе вспомнил? На горизонте появилась интересная работенка. Я знаю о твоем материальном положении и подумал, что лишние деньги тебе не помешают. К тому же ты парень надежный, в боевой обстановке проверен, и не раз. Положиться на тебя можно. Работа в некотором смысле рискованная, но платят хорошо. Что скажешь?

— Работа, Гриша, мне, как воздух, нужна. Но если учесть, что ты занимаешься криминалом, то и риск — дело обыденное. Предлагаешь мне внедриться в какую-нибудь банду и вывести их на чистую воду? Запросто. Я не Смоктуновский, и мою физиономию не тиражируют, так что не расколют. А вот в душе и по таланту я похож на Смоктуновского. Любую роль сыграю. Жаль, что режиссеры об этом не догадываются. Сейчас у меня уйма времени. Два, максимум четыре спектакля в месяц. Когда свободен, подрабатываю в пекарне. Пиццу развожу по домам. Теперь эта услуга в моде.

— Так ты согласен?

— Считай, что мы ударили по рукам, если мне будут платить больше, чем разносчику пиццы.

— Хорошо. Тогда я тебе расскажу предысторию. Так, чтобы обрисовать ситуацию. Существует преступное сообщество. На протяжении нескольких лет оно занимается тем, что вербует наших женщин, молодых и красивых, переправляет их в арабские страны и принуждает работать в притонах проститутками. Это то, что лежит на поверхности. Одной из жертв арабского рабства удалось вернуться в Россию. Уникальная женщина. Зовут Наташа. Я знаю только то, о чем она мне говорит. А говорит она не много. Ей удалось выйти на эту организацию, и я ей кое в чем помог. Сейчас работаю на нее, но понимаю, что один не справлюсь с поставленными задачами. Моя партнерша очень требовательна.

— В чем же криминал, Гриша? Наши бабы стоят на всех панелях, какие только есть на земном шаре, и ни для кого это не является секретом.

— Все дело в том, что Наташе удалось распутать часть клубка из общей зловещей паутины, и она начала мстить. Двоих подонков уже казнила в прямом смысле слова. Повесила. На очереди еще пятеро, а может, их будет и больше. Я ей помогаю и тем самым становлюсь сообщником. Но я этим горжусь. Она справедливый палач.

У Сухинина загорелись глаза, и Толстиков понял, что не зря обратился именно к нему. Можно считать, что парень в деле.

— Как мы предполагаем, схема преступного клана намного сложнее, чем казалось в начале. А суть вот в чем. Сами.женщины, которых вербуют к выезду из России, не главное. Тут есть какая-то более глубокая подоплека. Один пример. Существует счастливая семья. Муж, жена, двое детей или даже трое, а может, один. Все у них хорошо. Живут в приличной квартире, денег хватает, строят планы на будущее. И вдруг муж погибает. Как правило, по глупой случайности. Остается молодая вдова с детьми. Через пару-тройку месяцев вдова знакомится, и тоже случайно, с порядочным человеком. Естественно, холостым, свободным, благородным, любящим детей. Месяц они встречаются, и кавалер делает вдове предложение. В конце концов, жизнь продолжается и нельзя молодой маме до гроба ходить в трауре. Но есть одна загвоздка. Жених — еврей, его родители живут в Израиле, и он не может жениться без благословения родителей. Они едут в Израиль. Возникает проблема с визой. Русскую женщину с двумя маленькими детьми в Израиль без приглашения не пустят. Слишком много волокиты. Тогда покупается путевка в Иорданию, где на берегу Мертвого моря для матерей с детьми есть прекрасные дома отдыха с лечебными пляжами. А из Иордании в Израиль попасть нетрудно. Мелкие формальности: экскурсия в Иерусалим или паломничество. Иностранцам это сделать проще, чем арабам.

В один прекрасный день будущее счастливое семейство улетает в Иорданию, и ни детей, ни невесты в России больше никто никогда не видит. Возвращается только жених. Он по доверенности невесты продает ее квартиру. Что остается? Пустота. Нет мужа, нет жены, нет детей, нет квартиры. Итог. Мы пришли к выводу, что ради лишней шлюхи на панели в каком-то арабском или турецком городе такой сыр-бор городить нет смысла. Да и квартира, проданная здесь, тоже не оправдывает стольких усилий. А вот если расценивать женщину и детей вместе, как три единицы, а не одну, тогда мы получаем совсем другую картину, и весы перевешивают в пользу того, что бизнес стоит таких затрат. Теперь о самом преступном плане. Ясно, что существует звено убийц. Те, кто убирает с пути главное препятствие — мужей. Далее в дело вступает звено вербовщиков. Те самые женихи-евреи. Они обрабатывают наивных дурех и вывозят их из страны. Существует целый клан — руководство, идеологи, наставники и исполнители. Мы добрались до звена вербовщиков. По нашей схеме их семеро. Эти ублюдки пользуются чужими паспортами. Чьими? Тех евреев, которых убивали ради паспортов, инсценируя несчастный случай. Так вот. Наташа казнила двоих курьеров. Один из них вывез за четыре года семнадцать женщин с двадцатью восьмью детьми. Мы посчитали количество штампов в его загранпаспорте. В остальном он сам сознался перед смертью. Теперь добавь к этому числу семнадцать погибших мужей. Мы получаем шестьдесят две жертвы. Ну скажи мне, заслуживает эта сволочь казни?

Влада передернуло. Он залпом выпил водку и скрипнул зубами.

— Я сам бы разорвал гада на клочки! Вот ты говоришь, Гришка, а у меня мурашки бегут по коже. У меня самого трое ребят. Старшему пять исполнилось. Значит, мне на голову можно бросить кирпич, а мою Зойку потом вывезти с ребятами к черномазым на поругание?

— Я ничего не знаю о Наташе. Убили ее мужа или нет, уехала она с детьми или нет. Ясно только, что она вернулась. И готова разорить все преступное гнездо. Я ей в этом помогу.

— Считай меня в деле. За такую работу я и денег не возьму.

— Деньги деньгами. Дело не в этом. Тебе понадобится обзавестись алиби. Я не сомневаюсь, что рано или поздно следствие на нас выйдет. Тебе-то особенно не резон идти за решетку.

— Соображу что-нибудь. У меня фантазия богатая. Пьесы пишу, которые никто не ставит. А зря! Что я должен делать?

— Пойдешь в детективное агентство. Под чужим именем. Сыграешь кого-нибудь. Мы с Наташей установили имена женщин, которых вывезли двое повешенных вербовщиков. Дашь задание установить имена их мужей, когда и как погибли, а также имена детей и что на данный момент известно об этих семьях. Предупреди, чтобы информация не попала в милицию. Соглашайся на любые условия. Деньги есть. Пусть работают всей шоблой, быстрее добьются результатов.

— Одним словом, я должен выполнять мелкие поручения. Зачем мне алиби?

— Я не знаю, как будут развиваться события дальше. Мы только начали, а объем работы, как ты можешь себе представить, не маленький. Следствие возьмет наш след и будет наступать на пятки. Руководители клана тоже не смирятся с уничтожением своих людей. Вот мы и окажемся в тисках между ментами и бандитами. Лучше предусмотреть все заранее, чем потом кусать себе локти.

— А я ведь тоже могу быть наемником!

— В каком смысле?

— В простом. Ты мне сейчас дал конкретное задание. Где материалы, которые я должен передать частным сыщикам?

— Я их с собой не брал. Мне было не известно, как ты среагируешь на мое предложение.

— Положи их в камеру хранения Финского вокзала. В автоматическую ячейку с кодом. Я сам напишу себе письмо с предложением заработать денег. Если меня арестуют, я покажу следователям письма со штампами, и скажу, что понятия не имею, на кого работаю, нанимателя никогда в глаза не видел. Гонорар меня устраивал, а в заданиях я не нашел ничего противозаконного. Поверят они мне или нет, значения не имеет. Важно, что доказать ничего не смогут.

— Отличная идея. У тебя и впрямь богатая фантазия.

— Брось, Гриша. Моя фантазия здесь не при чем Просто я люблю читать детективы. Там эта идея обсасывалась тысячу раз. Даже киллеров нанимали по телефону или по письмам Избитый ход, но он себя оправдывает.

— Хорошо. Только вот что. Я тебя познакомлю с Наташей, но ты ей не говори, что я тут тебе наболтал. Сочтет нужным, сама скажет, а ты слушай и помалкивай. Учти, отказывать ей ни в чем нельзя. Она очень гордая. Замечаний делать не будет, просто возьмет и уйдет. А мне не хочется оставлять ее один на один с хищниками.

— Кажется, я догадываюсь…

— Догадывайся. Чего тут скрывать? В такую женщину невозможно не влюбиться. Но она недоступна. Только мечтать о такой можно.

Разговоры под выпивку длились допоздна.

Так в Наташином звене появился еще один помощник Может быть, настоящий. Рассказывая Владу про опасность, Толстиков кое о чем умолчал. Да, Наташу будет преследовать по пятам милиция. Возможно, и клан попытается ее убрать, если она глубоко копнет. Но ведь и сам Толстиков готовил для своей партнерши капкан. Это уже не тиски. Отважную бунтарку обложили со всех сторон, а она ни о чем не догадывалась.

6

Утром Толстиков отправился на почту и нашел в абонентском ящике пухлый большой пакет. Ни адреса, ни имен, лишь штамп в углу: «Охранно-сыскное бюро «Тритон». Забрав почту, он вернулся домой для изучения материалов. Ему не терпелось узнать, чем его собирается порадовать сыщик Егор Власов.

Толстиков высыпал содержимое конверта на стол. Помимо бумажек с напечатанным текстом, на каждой из которой стоял штамп частного сыскного бюро «Тритон», там оказалась куча фотографий и негативов. Толстиков начал разглядывать фотографии. Сыщик работал обстоятельно. Он снимал не только Катю, но и все, что ее окружает. Дом, где она жила, табличку с адресом на доме. Вот она выходит из парадного, берет такси, номер машины, набережная Фонтанки, вот заходит в дом, и снова с адресом. На обратной стороне фотографий фиксировалось время, момент съемки поминутно.

Вдруг Толстиков замер. На одном из снимков он увидел себя, выходящим из дома на Фонтанке. Причем фотографий было три, одна из них сделана крупным планом, где отчетливо видно его лицо. Сыщик фотографировал всех, кто так или иначе пересекался с Катей. Если она вошла в дом, то надо отснять всех, кто из него выходил. В обязательном порядке фиксировались на пленку адреса и номера машин. Он даже запечатлел указатель поворота к даче профессора, где был повешен Рамазанов. Вот кадр, где Катя заходит в лес.

Толстиков отложил фотографии и просмотрел отчеты. Найдя нужный, прочел:

«…объект вышел из такси, но в поселок по дороге не пошел а свернул к опушке леса. Спустя час десять | минут объект вернулся по той же тропе на проселочную дорогу и направился к шоссе (один километр двести метров), где сел на двести шестнадцатый маршрут автобуса, идущего в центр города. Мною проверено, за

лесом нет никаких жилых комплексов. Это говорит о том, что объект приехал в поселок Суханове, но прошел к нужному дому опушкой, вдоль леса, и попал в дом со стороны огородов. Адрес не установлен…»

Толстиков отбросил листок и потер руки.

— Отлично! Все идет по плану! Остается сжечь фотографии и негативы Власова с изображениями Кати, а на их место положить фотографии Наташи. Вот и все. Капкан захлопнется. Только всему свое время.

Толстиков остался доволен результатами. Идея с сыщиком начала приносить свои плоды.

Теперь пора готовиться к отъезду в Москву.

Его мысли были прочитаны: на столе зазвонил телефон. Толстиков снял трубку.

— Это Наташа.

— Рад тебя слышать.

— Я взяла билет на «Красную стрелу». В десять тридцать уезжаю в Москву. В Питере мы все закончили.

— Постой, Наташа. А как же я? Мы договорились, что будем работать вместе.

— А разве у тебя здесь нет работы? Или ты уже собрал досье на семьи погибших?

— Я нашел себе помощника. Очень надежный парень. Мы вместе служили. Сейчас он актерствует в одном театре, у него уйма времени. Ты можешь меня подождать пару дней? Я должен оформить отпуск, и мы поедем вместе.

— Приеду в Москву — позвоню тебе. Я еще не знаю, где остановлюсь. Оформляй отпуск и приезжай.

— Только я тебя очень прошу не трогать Ткачука до моего приезда. К этому гаду у меня личные счеты. Ты же знаешь, что именно Ткачук пользуется паспортом Левы Цейтлина и пачкает имя моего друга столько лет. Мы же с Левой вместе работали. Я хочу присутствовать при расправе с ним. Для меня это важно.

— Хорошо, хорошо, Гриша. Мне на подготовку двух дней все равно не хватит. Я тебя дождусь.

— Вечером приеду на вокзал проводить тебя.

— Ладно. Пятый вагон.

Наташа положила трубку.

Толстиков тут же перезвонил Кате.

— Катерина, вам срочное задание. Соберите вещи, езжайте на Московский вокзал, положите чемодан в автоматическую камеру хранения, идите в кассы и купите билет на Москву. Уедете сегодня вечером «Красной стрелой».

— Задание понято. Но куда мне деваться в Москве?

— Я вам перезвоню. Вы мне назовете номер ячейки камеры хранения и код. Я положу вам туда конверт, где будут ключи от квартиры и адрес. В Москве не берите такси на вокзале, сыщик вас потеряет из виду. Одновременно на площади трех вокзалов уж точно не легко взять две машины. Сядете в метро, доедете до станции «Чистые пруды». Пройдете по Сретенскому бульвару…

— Не трудитесь, Москву я знаю не хуже Питера. Оставьте мне точный адрес, я найду.

— Хорошо. Договорились.

Не успел Толстиков положить трубку, как раздался новый звонок.

— Привет, Гриша.

— Варвара? Вот уж не ожидал твоего звонка. Я скоро приеду в Москву и обрадую тебя новостями. Тут такое началось! Фантастика. Можно целый роман написать.

— У нас накладка получилась. С руководством связались заказчики из Иордании. На одном из рейсов не прибыл вербовщик с товаром. Я проверила по картотеке. В Аммане ждут Валентину Милашкину с двумя детьми. В прошлую субботу ее должен был доставить туда Эпштейн.

— Я все понял. Эпштейн вышел из игры в пятницу, и мы его вернуть не сможем.

— Я уже догадалась. Что делать с Милашкиной?

— Ее путевка еще в силе?

— В течение десяти дней.

— Значит, она может сама купить новый билет и вылететь с детьми без Эпштейна?

— Но куда и зачем она полетит, если ее жених бесследно исчез? На деревню к дедушке?

— Я что-нибудь придумаю. Придется задержаться в Питере. Очень не хотелось бы, но, видимо, придется.

— Мы обязаны выполнить все старые обязательства. Сейчас нам не нужен скандал.

— Принято к сведению! Проверь Ткачука. Он следующий на очереди.

— Цейтлин сдал товар три недели назад. Мы не даем теперь этому звену новых ориентиров. Они вычеркнуты из графика.

— Слава богу. Значит, с остальными проблем не будет.

— У тебя развязаны руки. А с Милашкиной решай сам, но в Аммане она должна быть в ближайшие дни.

— Все понял.

Толстиков положил трубку и задумался.

7

Они стояли на вокзальном перроне. Толстиков рассказывал о новом своем помощнике. Наташа вдруг усмехнулась:

— Что ты все озираешься, Гриша? Кого-то еще хочешь проводить?

У Толстикова пробежала дрожь по телу. Не в бровь, а в глаз. Она словно читала его мысли.

— Нет. Суетливость — слабая черта моего характера. Так вот, — стараясь не показать смущения, продолжал он, — Влад Сухинин смелый парень. Я с ним в разведку ходил в прямом смысле слова. К тому же он нуждается в деньгах. У него трое детей. Но самое главное, что он надежен.

— Подвергать опасности семейного человека мы не можем.

— У нас полно черновой работы, не требующей риска. Алиби он себе придумал. Сам тебе расскажет.

Толстиков опять замолк. Мимо него к головной части поезда прошла Катя с чемоданом. Секунд через десять в том же направлении проследовал Егор Власов. Успел-таки сыщик взять билет и собрать вещи! Это звено работало четко, сбоев не будет.

Теперь надо срочно заканчивать дела в Питере и ехать в столицу. Наташа непредсказуема, и если ей подвернется удобный случай, она ждать не станет.

— Ты сегодня какой-то растерянный, Гриша.

— Да, извини. Твой отъезд — такая неожиданность для меня. Мне очень хотелось уехать с тобой вместе.

— Не переживай. Жаль не попасть на свадьбу, а на похороны подонка можно не торопиться. Но не думаю, что я сумею все организовать за день-два. Мне надо осмотреться в Москве. Я не была там около четырех лет.

— Позвони, как устроишься.

— Обязательно. Ну ладно, я пошла. Сейчас поезд тронется.

Он глянул на нее с какой-то собачьей тоской.

«Смешной парень», — подумала она.

8

Московская квартира Кате понравилась. Старый дом, бывшая коммуналка. Три комнаты были запечатаны бумажными ленточками, четвертая заперта на ключ. Она открыла ее и вошла. Мебель на месте, даже холодильник есть. Катя подошла к окну, выходящему во двор, и выглянула из-за занавески.

Сыщика она не заметила, но не сомневалась, что он проследил ее до места. Она видела его в вагоне метро. Еще подумала — неуклюже парень работает. Она стояла возле дверей, а он в центре вагона. Стоило ей выскочить, перед тем как двери захлопнутся, и прощай дружок. Где бы он ее искал? Но скоро она поняла, не так прост этот мужичок. В поезде он ей на глаза не попадался, а когда поезд подъехал к вокзалу, Катя увидела его на платформе. Не мог же он выпрыгнуть на ходу! И чемодана у него не было. Что это значит? А то, что он взял чемодан для отвода глаз, дабы не отличаться от остальных пассажиров. Выяснил, в каком вагоне едет его объект, а потом вернулся на привокзальную площадь, сел в машину и рванул в Москву. Мог ли он опередить поезд на машине и встретить ее на вокзале? Этого она не знала, но такой вариант не исключался. Тяжелая работенка! Интересно, сколько ему платят за его прыть, если она получает по сотне в день плюс расходы и ни черта не делает.

Катя приняла душ. Она купила по дороге бутылку коньяку, шпроты и лимон. Пару рюмочек — и можно расслабиться.

Телефон висел на стене в коридоре. Он дал о себе знать, как только Катя разделась и откинула одеяло. Соседей у нее нет, она вышла в коридор нагишом.

— Слушаю вас.

— Как доехали, Катя?

— Спасибо, нормально.

— Подпасок шел за вами?

Она не сразу поняла, о ком идет речь.

— Ах, да, конечно. Он встречал меня на вокзале.

— Я знаю. Парень решил обогнать поезд. Честь ему и хвала, со своей задачей он справился.

— Значит, я могу пользоваться услугами такси? Метро мне не очень-то нравится. Я отвыкла от давки.

— На первое время вам такси не понадобится. Нужный вам адрес находится в десяти минутах ходьбы. Мясницкая улица, дом двадцать два. Войдете во двор, дом слева. Второй подъезд. Загляните туда послезавтра, часа в три дня. Зайдите в парадное, поднимитесь на последний этаж. Постойте там часок и возвращайтесь домой. На следующий день повторите маршрут. И так дня три подряд. Вот и вся работа на ближайшее время. Звонить я буду после одиннадцати вечера, остальное время в вашем распоряжении.

— Задача понятна, вопросов нет.

Странный тип. Он подчеркнуто разговаривал с ней на «вы». По сути, они были ровесниками, и он прекрасно знал, кто она и чем всю жизнь занималась. Ее отродясь никто на «вы» не называл. Кроме жаргона и мата, она ничего не слышала. А этот будто хочет подчеркнуть, что между ними сугубо деловые отношения и он относится к ней с уважением. Черт с ним! Главное — платит деньги, остальное ее не касается.

Катя сделала так, как было предписано. Конечно, трудно назвать приятным времяпрепровождение в темном пыльном подъезде, где воняло кошачьей'мочой, но она терпела. На самом верху находилась чердачная дверь. Там она и стояла, чтобы не попадаться соседям на глаза. От вони спасали сигареты. Как только время истекало, Катя спускалась вниз и с жадностью вдыхала свежий воздух. Выходя на улицу из подворотни, она видела стоящий у обочины черный «Гольф» со знакомыми номерами.

На третий день Катя не обнаружила замка на чердачной двери. Она приоткрыла ее и заглянула. Тьма кромешная. Может, рабочие ходили крышу чинить и забыли закрыть за собой дверь? Отдежурив свое время, Катя пошла вниз. На лестничной площадке стояли две старушки и разговаривали между собой.

Одна из них, увидев Катю, улыбнулась:

— Как хорошо, милочка, что я вас встретила. — Она взяла Катю под руку. — Это Нина Васильевна из квартиры напротив. Почему же вы к ней вчера не зашли? У нас вы утечек не нашли, а в квартире Нины Васильевны вся кухня в подтеках. Вы уж, пожалуйста, загляните к ним и, как говорится, поставьте галочку.

Ее с кем-то спутали. Слишком яркий парик она на себя напялила. Волосы запоминаются в первую очередь. Катя не хотела осложнений.

— Вы не беспокойтесь. Рабочие сегодня уже лазили на чердак. Они залатают всю крышу. Я вам обещаю. Про вас никто не забыл.

— Спасибо большое, милочка. Дай Бог вам здоровья.

— Что-что, а здоровье мне не помешает.

— Но вы же еще совсем молоденькая!

— Всего хорошего.

Ее назвали молоденькой. Знали бы эти старухи, что она сдохнет раньше их. Червь жрал ее изнутри, одна труха осталась. Того и гляди нос провалится, или мясо с костей отваливаться начнет.

Перед выходом во двор из мрачного подъезда Катя надела темные очки. Сыщику ни разу не удалось увидеть ее глаза.

Светило солнце, дул легкий ветерок. Лето, легко, светло, жить хочется. Катя решила прогуляться по бульварам и посидеть в открытом кафе. Хорошо, когда в кармане есть деньги и нет никаких забот. В этот момент она забыла о каких-то заданиях, сыщике, слежке. Какое ей до всего этого дело!

9

У каждого сыщика свои методы работы. Егор Власов не хватал звезд с неба, но привык относиться к своей работе добросовестно и даже творчески. В милиции его недооценивали. Обычный наружник, хорошо выполняющий свое дело, не более того. Подвело немного здоровье, его списали. Одним больше, одним меньше… Здоровых девать некуда, чего с язвенниками мучиться. Но и в частном агентстве Власова не высоко ценили. Хороший профессионал с опытом, для мелкой работы вполне пригоден. Все так и продолжалось, если бы не последнее дело. Сейчас Егор почувствовал, что у него появился шанс отличиться. Можно сказать, ему крупно повезло. Если только чутье его не обманывало. Итак, черт поднял на ноги Власова ни свет ни заря. То ли сон приснился не тот, то ли заболел лунатизмом, но действовал он как автомат. Оделся, вышел из дома. Сел в машину и поехал на Мясницкую.

Войдя во двор, он не удивился увиденному. Центральный подъезд оцепила милиция, через ленточку никого не пропускали. Во дворе собралась толпа зевак. Народ шушукался. Егор тут же распознал, кто из любопытствующих местный, а кто посторонний. Он встал рядом с двумя старушками и глянул наверх. Одно из окон последнего этажа было распахнуто настежь, и какой-то тип фотографировал карниз и раму.

— Надо же, такой молодой мужчина, профессор и вдруг повесился! — бормотала одна из старушек. — Кто бы мог подумать… Ни в чем не нуждался, и на тебе, голову сунул в петлю.

— Он что же, не женат? — спросила соседка.

— Одинокий. А с другой стороны, как посмотреть. Клавка, что живет в той же квартире, обстирывала его, еду готовила и на ночь к нему приходила. Никаноровна говорит, будто он ей приплачивал. Конечно, она ему не ровня, простая баба, да еще с двумя прицепами, а он профессор. То ли геолог, то ли археолог, точно не знаю. Утром Клавка к нему приходит, а он на полу валяется с петлей на шее, стол перевернут, а из потолка крюк от люстры с мясом вырван. Дом-то старый. Хорошо еще, что крыша на голову не обвалилась.

Во двор въехала черная «Волга» и остановилась у милицейского кордона. Из машины вышла женщина. Ни дать ни взять фотомодель. «Значит, и в прокуратуре теперь работают не только сушеные воблы», — подумал Власов.

Милиционеры отдали честь даме и пропустили ее к дому.

— Вас ждут, Ксения Михайловна.

Когда женщина в синем мундире с погонами подполковника юстиции зашла в дом, он протиснулся к ограде и спросил стоящего в оцеплении сержанта:

— Кто это, такая красавица?

Сержант улыбнулся:

— Гордость московской прокуратуры. Следователь по особо важным делам Задорина.

Задорина тем временем поднялась на последний этаж и зашла в открытую дверь квартиры. Ее встретил майор милиции Марецкий.

— Судьба преследует нас, Степан Яковлевич.

— Жаль только, что она нас сводит на местах, где совершено преступление, Ксения Михална.

— Кто же тебе мешает проявить инициативу в мирное время, Степа?

Марецкий покраснел, как красна девица.

— Вот-вот, Степа, в этом все и дело. Ну, рассказывай, что тут у нас.

— Похоже на убийство. Иначе я не стал бы тебя тревожить. Парень повесился на крюке от люстры. Успел задохнуться, а потом крюк не выдержал тяжести и вылетел.

— Ну и?

— Следы от липкой ленты на руках и на губах. Руки ему стянули скотчем за спиной и рот заткнули, а когда он умер, скотч содрали. Следы есть на подоконнике. От кроссовок сорок первого размера, такие же нашли на крыше. Сейчас ребята обследуют чердак. Там много пыли, без следов не погуляешь.

— Что еще говорит об убийстве?

Марецкий повернулся к мужчине в штатском, работающему кисточкой у окна, и окликнул его:

— Игнат, подойди сюда.

Тот, увидев Задорину, улыбнулся:

— Какая честь, Ксения Михална! С вами мы убийцу в два дня найдем.

— Обязательно, Игнат Всеволодович. С такими криминалистами, как вы, работать одно удовольствие. Дайте мне убедительный аргумент в пользу убийства.

— Я взял веревку с крюком и примерил расстояние. Высота потолков три метра семьдесят пять сантиметров, рост повешенного — метр семьдесят пять, высота стола восемьдесят сантиметров. Сделав сложные математические вычисления, я пришел к выводу, что покойничек не мог сунуть голову в петлю, если бы только не подпрыгнул. Но голова не баскетбольный мяч, и ее трудно забросить в корзину. Не хватает тридцати сантиметров. Нужна низкая скамеечка, а таковой здесь нет. Стол плюс скамейка, тогда он дотянулся бы до петли, а так ничего не получается.

— Убедительный аргумент, — кивнула Задорина. — Кто покойник?

Марецкий достал из кармана целлофановый пакет и вынул из него два паспорта — общегражданский и загранпаспорт.

— Выбирай сама, их уже обработали.

Задорина взяла документы:

— Так. Ткачук Игорь Остапович, прописка соответствует.

Второй паспорт вызвал некоторое замешательство, она пролистала страницы:

— Лев Романович Цейтлин. — Погибший часто ездил в Иорданию и Израиль.

— Он археолог, — сказал Марецкий. — Востоковед. В столе лежит его удостоверение. Только не профессор, как он говорил соседям, а младший научный сотрудник. И вот еще одна интересная штука.

Марецкий достал маленький пакетик и подал следователю. В нем лежала вырезанная из газеты фотографии мужчины. Под ней подпись: «Лев Романович Цейтлин».

Задорина глянула на криминалиста. Тот был готов к ответу.

— Судя по структуре бумаги и желтизне, вырезка сделана из газеты трехлетней давности. Какая газета, я не знаю, но когда вышла в свет, можно сказать с определенной точностью. — Он перевернул снимок другой стороной, где была часть текста статьи. — Вот. «В Панаме двадцать третьего августа прошел мощный тайфун». Надо уточнить, в каком году двадцать третьего августа прошел мощный тайфун. И по какому поводу в газету попала фотография Цейтлина, ничего общего не имеющего с покойником.

— Где вы нашли паспорта и вырезку? — спросила Задорина.

— На полу, — ответил майор. — Очевидно, со стола упали, когда он перевернулся от падения на него трупа. Вырезка лежала в загранпаспорте.

— Вот оно что!… Выходит, покойник или его убийца оставили паспорта на самом виду. С какой целью?

— Это уже не паспорта, а улики, Ксеня, — поправил ее Марецкий. — Может, в них и надо искать разгадку. Понятное дело, что при обнаружении трупа тут же вызовут милицию и документы попадут им в руки в первую очередь. Своего рода наводка.

— Похоже. А что мы знаем об убийце?

— Очень ловкий тип, — сказал эксперт. — Проник в помещение через окно, благо последний этаж. Уходил тоже через окно, по веревке и на крышу. Веревку привязал к мачте телевизионной антенны. По идее, он делал все правильно. Квартира-то коммунальная. На соседей напороться можно. А через окно тренированному человеку проникнуть проще простого. Врач сделал вывод, что смерть наступила между половиной третьего и половиной четвертого утра. Все спали, и свидетелей мы не найдем. Но следы от кроссовок отчетливые. Сорок первый размер.

— Гигантом его не назовешь. Как же он смог поднять труп и сунуть в петлю?

— Покойничек ведь тоже не тяжеловес. Хлипкий малый, — заметил эксперт.

— А если он работал не один?

— Нет сомнений, — подтвердил Игнат. — У Ткачука две смежные комнаты с одной дверью. Три окна. Два в гостиной и одно в спальне. Так вот, все они заперты на шпингалеты, только форточки открыты. Через форточку до нижнего шпингалета не дотянешься. Значит, его открыли заранее.

Задорина осмотрела труп, прошла в соседнюю комнату, огляделась и вернулась назад.

— Похоже, жертва ничего не подозревала. Ткачук спал в своей постели, когда явился убийца.

— Ток-то оно так, — согласился Марецкий, — удивительно другое. Медик не нашел на теле повешенного следов насилия. Сейчас приедет труповозка, и покойника отправят на вскрытие. Трудно поверить, чтобы мужик, каким бы хлипким он ни был, не оказал сопротивления. Тут есть еще одна странность. Убийца не мог повесить веревку на место люстры до того, как Ткачук лег спать. Значит, проникнув в помещение, он потратил немало времени на сооружение виселицы. Почему не зайти сразу в спальню и не перерезать жертве глотку? На заказное убийство не похоже. Киллеры работают быстро и просто. А тут показательную казнь устроили.

— Надо разбираться с личностью убитого. Разгадка в его биографии. Поиск убийц нам ничего не даст, — сделала заключение Задорина.

— Не торопись. Я оставил для тебя десерт. — Марецкий поманил Ксению пальцем. — Зайди к соседке. Заодно и о шпингалете кое-что узнаем.

Пожилая женщина лет семидесяти пяти сидела на кухне и пила чай. На подслеповатых глазах остались следы слез.

— Извините, Вера Степановна, я опять к вам. Повторите, пожалуйста, следователю то, что говорили мне.

— Эта девушка — следователь? Такая хорошенькая и работает в милиции?

— Хуже, Вера Степановна. В прокуратуре и занимается убийствами. Десятка три ее подопечных сейчас тоскуют на нарах. Многие из них на волю уже не вернутся. Зовут ее Ксюша. — Марецкий ехидно усмехнулся.

Задорина одернула мундир и присела на табурет. Она не любила носить форму. Но что поделаешь! Без мундира такую красотку никто всерьез не хотел воспринимать.

— Расскажите, Вера Степановна, что вы знаете.

— Тут позавчера девушка молодая приходила. Потолки смотрела. Протечкой интересовалась. Сказала, что из Центрального округа. Комиссия по рассмотрению жилищных вопросов. Я даже записала, чтобы не забыть. Но у нас, слава богу, протечек нет. Она пошла к соседям. Вот и все.

— Она заходила в комнату Ткачука?

— Да. Он двери никогда не запирает. Зашла, посмотрела.

— А к окну она подходила?

— К правому окну в гостиной. Выглянула во двор.

— И больше вы ее не видели?

— Видела. Вчера. Она такая яркая, ее ни с кем не спутаешь. Блондинка с длинными волосами. Лицо-то я хорошо не запомнила, вижу плохо, но я ее узнала. Мы с Полиной Сергеевной, из квартиры напротив, встретились в подъезде. Я шла в магазин, а она возвращалась с рынка. Стоим, разговариваем. Я у нее спросила про протечки, а она мне говорит, что у них в дождливую погоду кухню заливает. Я ей сказала про комиссию, а она отвечает, что к ним никто не заходил. Странно как-то. А тут эта блондинка вниз спускается. Уж не знаю, у кого она была, но мы ее остановили. Любезная девушка, все выслушала и сказала, что рабочие уже чинят крышу и скоро все наши проблемы будут решены. Ну, мы задерживать ее не стали.

— А как ее зовут?

— Блондинку? А мне ни к чему, я и не спрашивала.

— Спасибо, Вера Степановна.

Задорина и Марецкий вернулись в комнату погибшего. В это время санитары выносили труп на носилках, пришлось пропустить процессию.

— Надо бы вторую женщину опросить, — предложила Задорина.

— Уже опросил. Блондинка, скорее всего, липовая. Или крашеная, или носит парик. Соседка в очках ходит и видит хорошо. Глаза у блондинки черные и брови тоже. Наверное, по природе она брюнетка. Но не чеченка, этот след отпадает. Пухлые губы, ровные белые зубы, носик небольшой, вздернутый, лицо красивое, но болезненное, щеки впалые, хотя ей это идет. Когда улыбается, на щеках образуются ямочки. Можем составить фоторобот. К счастью, соседка — художница. Точнее, когда-то работала модельером на Кузнецком мосту и обладает хорошей зрительной памятью.

— Можно сказать, первая удача.

— И не одна. В других квартирах блондинка не показывалась. Они ее не интересовали. Но на чердаке она была и наследила. Похоже, что она туда поднималась не один раз. Тридцать два окурка от сигарет «More». Черные такие, тоненькие.

— Знаю, знаю. Что еще?

— Пыль там кругом. Следы туфель тридцать седьмого размера. Похоже, она кого-то ждала. На ручке чердачной двери есть отпечаток женской руки. На чердаке нет замка. Участковый первым все это обнаружил, связался с ЖЭКом. Рабочие на чердак не ходили, замок не снимали. Ну а следы от кроссовок есть на самом чердаке. Те самые, что и в комнате Ткачука.

— Эта баба — дура? Если она знала, что делает, то зачем же целый шлейф следов за собой оставлять?

— Вот это вопрос! Неряшливость? Непрофессиональность? Русское «авось»?

— Не похоже. Задумка дерзкая, выполнена на высшем уровне, с подтекстом. Мол, гадайте, ребята. Все, что нужно для решения вопросов, мы вам оставили, а там как знаете. Я говорю не о следах, а об уликах. Паспорта, фотографии из газеты, показательная казнь. Отпечатки и окурки — это уже перебор.

— Или полное наплевательство. Ребята отомстили своему врагу, сели на поезд и уехали на родину. Куда-нибудь в Сибирь. Судимостей ранее не имели, отпечатков в базе нет, и концы обрублены. Искать бесполезно.

Задорина покачала головой:

— Если человека казнили, значит, у него имелись кровные враги. Вот путь к поиску. Есть другое предположение. Убийство — спектакль для отвода глаз. У жертвы было нечто ценное, за что можно убить. В том числе и информация, стоящая нередко дороже золота.

— Информацию получают с помощью силы. А на трупе нет следов насилия.

— И еще, Степан. Почему мы уверены, что отомстив, убийцы уехали в Сибирь? Надо проверить центральные сводки по России. Может быть, Ткачук не первая жертва, а?

10

Она с некоторым недоверием посмотрела на незнакомца.

— Да, я Валя Милашкина. Но я вас не знаю.

— Я тоже вас не знаю, но очень много хорошего слышал от Марика.

Женщина вздрогнула и нахмурила брови.

— Если вы пришли от него, то разговора у нас не получится. Я не хочу о нем ничего слышать.

— Только не искрите. Советую вам выслушать меня. Хороших людей легко теряют, а находят раз в жизни. Да и то не каждому везет. Позвольте мне войти. Больше десяти минут я вас не задержу.

Валя колебалась. Непростого нрава девчушка. Нелегко ей будет привыкать к новым условиям. Ничего, и не такие обламывались. Цену она себе знает. Хороша, ни к чему не придерешься. Натуральная блондинка с ярко-зелеными глазами, пухлыми губками и длинной шеей с белой матовой кожей, будто бархатом обтянутой. Жаль такую прелесть в грязные лапы отдавать.

— Хорошо, заходите. Налево. Поговорим на кухне, у меня дети спят. И потише, пожалуйста.

Толстиков снял ботинки на пороге и, ступая, как крадущийся хищник, прошел следом за хозяйкой в небольшую кухню.

Квартира собой ничего особенного не представляла. Много за нее не дадут. Хотя район неплохой и метро рядом. Можно поторговаться.

— Я вас слушаю.

Валя встала у окна.

— Марик очень серьезный мужчина, а не прохвост какой-то. Вы это наверняка сами поняли. Он не из тех, кто нагадит и сбежит.

— Где же он? Именно что сбежал. Я детей из сада забрала, не стала оплачивать, вещи собраны, билеты куплены, а он?…

— Он вылетел ночным рейсом в Израиль. Помогли в посольстве. Его вызвали и оформили срочный вылет. У Марика отец при смерти. Его сбила машина. Вряд ли он выживет. Марик успел связаться со мной и попросил меня прийти к вам. Он сказал: «Валя все поймет, она добрая и умная. Я жду ее».

У Вали на глазах появились слезы.

— Где же он меня ждет?

— Он встретит вас в Иерусалиме.

— И как же я поеду? Одна, в никуда? Исключено!

— Не одна, а с детьми. Так, как вы и должны были ехать. Просто он уже там. Ваша путевка все еще действительна. Никаких проблем не будет. Вы же раздельные путевки покупали?

— Да. У меня путевка своя. Я и дети.

— Ну вот. То, что вы не вылетели в субботу, ничего не меняет. Мало ли как у людей обстоятельства складываются. Обратный билет действует, а за пропущенный рейс вам выплатят пятьдесят процентов. Пятьдесят придется доплатить. Деньги я вам дам. Марик мне потом вернет.

— И вы хотите, чтобы я одна с двумя детьми поехала в Москву, искала этот чертов аэропорт, скандалила в кассах, что-то доказывала? Моей младшей два годика, а старшему три с половиной.

— Не делайте проблем из пустяков. Я отвезу вас в Москву на машине. Прямо в аэропорт. И билеты вам поменяю. До Москвы мы за шесть часов доедем.

— А дальше что?

— В Аммане вас встретят. Я дам телеграмму с номером вашего рейса. Вас встретит местный проводник, он отвезет вас на машине через границу в Иерусалим, а там ждет Марк. У страха глаза велики.

— Очевидно, вам не понять, что значит иметь маленьких детей. Ведь это не на дачу поехать, а на край света.

— Это мы живем на краю света, а они — в центре вселенной. Там Христос родился. Здесь я вам помогу, а в Аммане вас встретят с табличкой в руках и посадят в комфортабельную машину. Поймите, Валя, сейчас очень важно, чтобы вы находились рядом с Мариком. У человека такое горе. Не до обид. Если вы хоть как-то цените ваши отношения и думаете о будущем, то надо ехать.

Женщина молчала. Сердце ей говорило, что она не может оставить человека в беде одного. Хорошего человека, с которым собиралась связать свою жизнь.

— Я поеду. Только мне нужно два дня на сборы.

— Отлично. А я за это время успею оформить отпуск. Сегодня вторник? В четверг утром я приеду за вами и попытаюсь забронировать билеты на самолет. Я знал, что вы не бросите Марка. Он очень хороший парень и будет вам отличным мужем. Не пожалеете.

Из дома Толстиков вышел с облегчением, будто камень сбросил с плеч. Нигде не задерживаясь, он отправился к Владу Сухинину, тот его уже ждал.

Частные сыщики сделали свое дело и собрали материалов о пропавших семьях две увесистых папки. Теперь они знали, кого, сколько и когда вывезли из России Зибиров и Рамазанов и как погибли мужья несчастных женщин.

Толстикову пришлось надеть маску негодования, он кипел ненавистью к подонкам, загубившим столько ни в чем не повинных людей.

— А теперь, Влад, пакуй вещи, я отвезу тебя на вокзал. Наташе одной очень тяжело в Москве. Ей нужна помощь. Я задержусь на пару дней. Мне необходимо найти укромное местечко и спрятать последнюю жертву Зибирова. Наташа о ней знает. Вокруг девчонки крутится какой-то подозрительный тип. Одним словом, приеду и расскажу.

— Отлично. Я готов. Как пионер.

— С билетами, думаю, проблем не будет. А мне тут еще надо с начальством воевать, чтобы отпуск выбить.

Отпуск Толстиков выбил. Но в деле появилась помеха. В редакцию явилась девчонка из прокуратуры. Лихо ребята взялись за дело. Чутье их не подводит и логика тоже. Правильно след взяли. Пусть копошатся пока в Питере. Здесь уже ловить некого, искать нечего. События переносятся в Москву. А там своя прокуратура. И начнется все с начала, по новому заходу. Эх, господа сыщики, трудно вам придется. Потерпите. Скоро вас ждут странные сюрпризы. Таких дел вы еще не распутывали.

Главa III ПРИГОВОР ОКОНЧАТЕЛЕН, ОБЖАЛОВАНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ

1

Появление в Москве легендарного следователя из Питера обрадовало только начальника следственного отдела городской прокуратуры генерала Колычева. Остальные приняли гостя холодно. «Своих гениев хватает, чужие нам не нужны». Тем более что делом об убийстве на Мясницкой занималась Задорина, лучшая из лучших. Генерал лично встретил Трифонова на вокзале и привез прямиком в свой кабинет. Вещи полковника отправили домой к Колычеву, так как гость собирался жить у него. Старые друзья, вместе учились, вместе начинали работать. Вся разница лишь в том, что Трифонов уехал в Питер, а Колычев остался в Москве. Один всю жизнь практиковал и не думал о карьере, другой стал генералом и большую часть времени проводил на совещаниях и занимался контролем.

Проходя через приемную, Колычев сказал своей секретарше:

— Наталья Пална, вызовете ко мне Задорину.

Надо сказать, что Трифонов не произвел должного впечатления ни на секретаршу, ни на работников прокуратуры, которые почему-то все оказались в коридоре в момент прибытия питерской легенды. Основания к тому были. Пожилой человек, кепочка шпанистского фасона, видавший виды твидовый пиджачок, рубленое, словно из камня, лицо, да еще прихрамывает на левую ногу! В сочетании с Задориной? Смешно. Они не монтировались.

Ксения Михайловна не заставила себя ждать. Ее представили гостю и предложили сесть. Колычев волновался, как сводня на смотринах. Уж он-то знал характеры обоих и, будь его воля, никогда бы не свел этих господ в одну компанию.

Задорина положила папку на стол, сложила руки и молчала. Трифонов понял, что доклада он не дождется, и начал задавать вопросы.

— Скажите, Ксения Михална, что показало вскрытие?

— В крови убитого обнаружено сильнодействующее психотропное лекарство, парализующее мышечные ткани. На теле есть след от укола. Очевидно, убитому сделали инъекцию, когда тот еще спал. После укола Ткачук уже не мог оказывать сопротивление.

— И вы нашли два паспорта на месте происшествия. Загранпаспорт выписан на имя Льва Цейтлина. Там же лежала вырезка из газеты с фотографией настоящего Цейтлина.

Задорина была поражена. Она редко выказывала свои чувства и всегда держалась спокойно, как хороший игрок в покер. Но тут ее глаза округлились.

— Сейчас мы устанавливаем, из какой газеты был вырезан портрет.

— Из «Криминальной хроники» от двадцать четвертого августа девяносто девятого года.

Трифонов поднял с пола портфель, поставил его себе на колени и достал несколько папок. В одной из них лежал упомянутый номер газеты. Развернув, Трифонов подал ее своей молодой коллеге, дождался, пока она прочтет заметку и передаст материал Колычеву, потом продолжил:

— Эти трое мужчин были убиты летом девяносто восьмого. Эпштейн, Маркин и Цейтлин. Их трупы были обнаружены через год в земле во время прокладки газовых труб. Смерть каждого наступила от огнестрельного ранения в голову. Личности установили, но мотива убийства мы так и не определили. Обычные люди мирных профессий. Между собой не были знакомы. Опустим подробности. Убили их ради паспортов. На паспортах были переклеены фотографии. И с этими паспортами господа Зибиров, Рамазанов и Ткачук получили в ОВИРе загранпаспорта со своими фотографиями и чужими именами. Но это уже были подлинные документы. При таких частых загранкомандировках «липой» решили не пользоваться. Обратите внимание. Все трое по документам евреи. Это давало им возможность без особых трудностей получать израильскую визу. Теперь о целях. Каждый из них знакомился с одинокой женщиной, я имею в виду незамужней, а если быть точным, с вдовой, имеющей маленьких детей. Месяц-два-три ухаживаний, и он делал предложение. Я обобщаю, «он» — это Зибиров, Рамазанов и Ткачук. Вдова соглашалась. После чего жених приглашал ее в Израиль для знакомства с родителями. Набожный человек без согласия и благословения

родителей жениться не может. Невеста собирала вещи, брала с собой детей и выезжала в Иорданию по турпутевке. Почему в Иорданию? Очень просто. Для поездки в эту страну не нужна виза и там очень много лечебных санаториев на берегу Мертвого моря, где принимают матерей с детьми. В Израиль попасть труднее. Нужна виза, и туда не пускают одиноких женщин до тридцати лет, если у тебя нет приглашения от родственников. Что касается перехода границы из Иордании в Израиль, то для этого есть проводники. Или того проще, для иностранцев устраивают автобусные экскурсии в Иерусалим. Вербовщик, так мы окрестили сопровождающих, едет в Иорданию по отдельной путевке. Попав в Иорданию, женщина и дети исчезают и в Россию уже никогда не возвращаются. Под давлением они составляют доверенность на продажу своих квартир. Возвращаясь, вербовщик продает квартиры и пропадает. Так мы вышли на одно агентство недвижимости, через которое Зибиров продал семнадцать квартир, что соответствует количеству штампов в загранпаспорте. Мы установили таким образом имена семнадцати жертв Зибирова. Характерные черты женщин: все вдовы, не имеющие близких родственников, готовых поднять тревогу. У каждой есть дети в возрасте до трех лет. Один или двое. С момента выезда и по сей день о женщинах ничего не известно.

На некоторое время Трифонов замолчал, давая своей коллеге возможность переварить информацию. Долго ждать не пришлось.

— Понимаю, — тихо сказала она. — Женщин продавали в арабские притоны, а детей вывозили в Израиль, помещали в приюты, а потом передавали европейцам или американцам, ищущим детей для усыновления. Плюс ко всему продавались квартиры.

Такой вид преступной деятельности мне известен. Но все можно делать намного проще. В Интернете сотни агентств вербуют девушек на работу за границей. Обещают хорошие деньги, золотые горы, вывозят их, отбирают паспорта и продают в притоны. Кстати, Израиль — одна из известнейших баз по торговле живым товаром. Там женщин покупают арабы и турки. А детей русских в приютах полно. Тысячи иностранцев усыновляют наших детей здесь. Русские только сдают туда своих, а не берут. Но это отдельная история. Давайте прикинем. За красивую рабыню могут дать до пятнадцати тысяч долларов. За ребенка — до пятидесяти тысяч. Это у нас, а в Израиле дороже. Ребенок — товар, значит, должен быть здоров, красив и без отклонений. Стоимость квартиры колеблется от пятидесяти до ста тысяч долларов. Что может получить вербовщик? Он посредник. Получит не более двадцати процентов от реализации, то есть тридцать тысяч или меньше. Правда, и риск не велик.

— Вы правы, — кивнул Трифонов. — Тут я должен добавить еще одну деталь. Мужья пропавших женщин погибали при невыясненных обстоятельствах за три-четыре месяца до знакомства вдовы с женихом-вербовщиком. Вряд ли вербовщики занимались убийствами их мужей и тех, чьими паспортами они пользовались. Мы имеем дело с преступным кланом, где есть свой отряд киллеров, отряд вербовщиков и те, кто все это организовал, контролирует и поддерживает связи с непосредственными покупателями товара. Это может быть иорданская мафия или израильская, значения не имеет. Нам до них не добраться. Но перекрыть у себя один из источников поставки живого товара мы можем и обязаны. Судите сами об объемах деятельности банды. Один только Зибиров вывез семнадцать женщин и двадцать восемь детей. Вместе с погибшими мужьями на его счету шестьдесят две жертвы. А сколько еще таких Зибировых, Рамазановых и Ткачуков?

— Как я догадываюсь, Александр Иваныч, и Зибиров, и Рамазанов тоже убиты.

— Повешены. Поэтому я здесь. И скажу вам откровенно, Ксения Михална, меня больше интересует сам клан преступников, чем те, кто их казнил.

— Вы глобалист, товарищ полковник. У меня задачи более скромные. Я должна найти убийцу или убийц. Желательно живыми. Если два-три человека взялись уничтожить мафиозную группировку, где есть, как вы говорите, своя команда киллеров, то долго им разорять осиное гнездо не дадут. Их уничтожат. Причем сделают это очень скоро. Мы с вами не знаем следующих жертв. Вот газета, где три фотографии. Все трое убиты. Кто следующий? Вербовщиков должно быть больше. Иначе доходы не оправдают расходы. Будущие рабыни и их дети должны идти потоком. А у нас что получается? На одну семью уходит по семь-восемь месяцев от фиксации, то есть выбора жертвы, до сдачи ее в руки заказчика. Семью находят. Убивают главу семьи, потом обхаживают вдову, уговаривают и вывозят. Это же длительный, кропотливый процесс. Овчинка выделки не стоит. Если этот же процесс поставлен на конвейер, то тогда понятно. Но мы ничего не знаем о вербовщиках, а палачи знают, и руководители банды должны знать, кого еще убьют мстители. А значит, они выставят им ловушки раньше, чем мы доберемся до палачей. Хотелось бы опередить и самим поймать этих разъяренных мстителей. Что вам о них известно?

Генерал помалкивал, переводя взгляд с одного на другого. Про него забыли, будто все происходило не в его кабинете, а в уличном кафе, где встретились двое. Он боялся даже кашлянуть. Шел деловой разговор двух умных опытных следователей. Колычев едва успевал улавливать смысл беседы. Они все уже знают. Казалось, в конце разговора они встанут и пойдут всех арестовывать и громить «осиное гнездо».

— Есть мужчина. Возраст от тридцати пяти до сорока лет. У него машина бежевого цвета, «Жигули» пятой модели. Высокий, сухопарый. Его причастность к преступлениям доказана, — продолжал Трифонов. — Я дам вам почитать дело. Думаю, что ваш случай и убийства в Санкт-Петербурге надо объединить в одно производство. По нашим данным, у долговязого есть сообщница. Женщина на глаза никому не попадалась. Есть только ее следы.

— У нас все наоборот. Мужчина нам не известен. По всем данным, он существует, но видели только женщину. Высокая блондинка. Условная блондинка, волосы сегодня не могут быть показателем. Мы составили ее фоторобот.

Задорина достала фотографию и передала Трифонову.

— Свидетельница утверждает, что очень похожа. Цвет волос и прическу можно изменять. У нас есть отпечатки ее правой руки. Большой и средний пальцы. Она курит сигареты «More». По составу слюны мы определили группу ее крови и болезнь. Женщина страдает тяжелой формой сифилиса. По мнению медиков, проживет недолго. После вашего рассказа можно сделать предположение, что она была одной из жертв, которой удалось вернуться в Россию. Представим себе, будто в плену ее лишили детей, потом содержали в притоне, где она и подхватила заразу. Она же общалась с пленницами из России, и они могли ей рассказать о других вербовщиках. Вот откуда у нее информация. Она сумела вернуться, найти себе сообщника и приступить к мести. Этим объясняется ее жестокость и идея ритуала казни через повешение. Она ничего не боится и наверняка знает о своей болезни. Знает и о том, что ее ждет ловушка. Вот почему она торопится. Хочет казнить как можно больше подонков, пока ее не убьют люди клана или не поймает милиция. А на тот случай, если она не успеет уничтожить всех, мстительница оставляет эстафету нам. Чтобы следствие поняло причины ее действий и продолжило бы преследовать преступников в случае ее гибели. Вот почему она оставляет для нас паспорта и вырезки из газет. Уверяю вас, следующий труп мы найдем в ближайшие дни, если не часы.

Трифонов улыбался. Ему нравилась эта красивая, умная и амбициозная женщина. Она говорила убежденно, смело, азартно, словно боялась, что кто-то все то же самое скажет раньше нее. Трифонов понял, что инициативу ему придется уступить Задориной. Она должна стать лидером. Слишком много амбиций. И если он будет давить на нее своим авторитетом, девушка замкнется. А он хотел сотрудничества. В конце концов, он не гордый и в лидеры никогда не стремился. Результат куда важнее процесса и финального пьедестала.

— Позвольте, Ксения Михална, я сделаю небольшое замечание по поводу вашей версии. В целом я с вами согласен. Есть одно «но».

Еще бы ему быть не согласным, когда он эту же версию высказал еще в Питере! Задорина напряглась. Какое замечание? Безукоризненная теория, построенная на железной логике.

— Конечно, только женщина, прошедшая через все круги ада, лишенная детей, мужа и стоящая сама на краю гибели может решиться на такое преступление. Хотя назвать ее преступницей можно с большой натяжкой. Мы в Питере прозвали ее бумерангом. Тот, что возвращается, поражая цель. Мне так удобней. У нас есть в этой версии одна прореха. Допустим, ее завербовали, и она попала в рабство, где встретила себе подобных рабынь. Но как она и ее подруги могли определить, что Эпштейн — это не Эпштейн, а Зибиров, Ткачук — Цейтлин, Рамазанов — Маркин? Она вернулась в Россию и начала искать Марика Эпштейна, который повинен в ее мучениях. Что она могла найти? Ничего. Марк Эпштейн давно убит, так же как Маркин и Цейтлин. Дальше мне понятно. Если она нашла первым Зибирова, тот под страхом смерти мог выдать следующего. Ведь укол, о котором вы говорили, не только вызывает онемение мышц, но и страх. А перед глазами — петля. Все, что знали, они ей говорили. Пытка устраивалась каждому вербовщику, и наша героиня собрала уже хорошее досье. Но нам непонятно начало. Отправная точка. Я уже неделю назад знал, что Цейтлина повесят. Но как я мог узнать, что на самом деле его зовут Ткачук и живет он в Москве? Как она могла узнать, что Эпштейн — это Зибиров? Мстительница нашла его, заманила в ловушку, сделала укол, допросила и вздернула на веревке.

Задорина почувствовала, что ее железная логика рушится подобно карточному домику.

— Одним словом, господа следователи, — нарушил паузу генерал, — я понял главное. Вы сработаетесь. Ну а текущие вопросы и загадки будете решать по ходу следствия. Совершенно нестандартное преступление, к которому очень трудно подобрать ключи. Я вас послушал, будто увлекательный роман прочел. Оказывается, вы все уже знаете, и вас смущает только какая-то мелочь. Соринка в глазу. Ерунда. Решите и этот ребус. Нет сомнений, ваши дела надо объединять в одно производство, и придется вам поработать вместе, рука об руку. Руководителем группы назначаю…

— Задорину Ксению Михайловну, — тут же вставил Трифонов. — Я гость и Москву плохо знаю. А все события, как я догадываюсь, будут происходить в столице.

Колычев улыбнулся. Старый лис Трифонов в своем репертуаре. Начальника себе выбрал, а делать все будут то, что он скажет.

— Так и порешим. Обменяйтесь материалами, а завтра со свежими идеями приступайте к делу.

Никто не возражал. У Колычева будто гора свалилась с плеч.

2

Найти детский реабилитационный центр было трудно. Такое важное медицинское учреждение, куда стекаются пациенты со всей страны, открыли почему-то на окраине столицы. Непонятно. Но все это мелочи, когда речь идет о здоровье твоего ребенка. Ради исцеления можно и на край света пойти.

На одном из кабинетов висела табличка: «Заведующая терапевтическим отделением Варвара Евгеньевна Пекарева». Из кабинета вышла женщина с маленькой девочкой и направилась по ковровой дорожке к лифту. Над дверью вспыхнула лампочка, и вошла следующая пациентка с ребенком.

Уютный кабинет с большими окнами, мягким ковром и дубовыми креслами. На столике в углу — игрушки. Детям не будет скучно, пока их мама консультируется с доктором. Но главное — это все же сам доктор. Молодая, очень красивая женщина с приветливой улыбкой, в белом халате располагала к себе, сразу же хотелось ей все рассказать, даже о том, что не касается ребенка.

— Присаживайтесь, — тихим вкрадчивым голосом сказала дама в белом халате. Она глянула на трехлетнего мальчика, улыбнулась и добавила: — А это у нас Павлик Полосков. Я права, молодой человек?

Растерянный ребенок взглянул на маму.

— Да, доктор, — сказала та, — мы Полосковы. Из Набережных Челнов приехали. Ой, как нелегко к вам добираться!

— Что делать. Такие лечебные учреждения пока еще в нашей стране редкость. Но и строить их нет необходимости. Дело в том, что у нас очень мало хороших специалистов по детским заболеваниям. Присаживайтесь.

Женщина не выпускала руку мальчика, все внимание которого было приковано к красивым игрушкам.

— Пусть поиграет. Не для нас же с вами лежат игрушки. И не нервничайте так, расслабьтесь.

Мамочка выпустила руку ребенка. Короткое расстояние от двери до кресла она шла как по минному полю, осторожно ступая по ворсу ковра.

Врач взяла в руки медкарту ребенка и перелистала ее.

— Затемнение левого легкого. Ничего страшного. В наших санаториях мы вылечиваем детей с таким недугом. Двухмесячного курса вполне достаточно. Сосновый бор, хорошие лекарства, уход, — и ребенок здоров.

— Это возможно, Варвара Евгеньевна?

— Конечно, возможно.

— А сколько это будет стоить?

Женщина мяла в руках свою старомодную сумочку. Бедно одетая, не очень ухоженная мать выглядела старше своих лет.

— Вы растите мальчика без мужа?

— Да. Папка нас бросил. Все на моих плечах. Мой отец еще жив. Инвалид. Одноногий. Так что не очень легко нам приходится.

— Я вас очень хорошо понимаю. Среди наших пациентов очень мало из обеспеченных семей. Я каждый день встречаюсь с людским горем. Времена нынче тяжелые. Но мы стараемся помогать по мере возможности.

— Когда я получила к вам направление, даже не поверила в свалившееся на голову счастье.

— Не торопитесь. И не волнуйтесь, постарайтесь выслушать меня спокойно.

— Да, да, я вас слушаю.

— Из-за болезни легких вас бы к нам не направляли. У вашего ребенка больные почки. Ему требуется операция. Это очень серьезно. Но в России таких операций не делают. Здесь мы вам ничем не поможем.

Нижняя губа женщины затряслась, на глазах появились слезы.

— Держите себя в руках. Выход есть. Трудный, сложный, но есть. Он потребует от вас выдержки и мужества.

— О чем вы говорите! Я на все готова.

— Слушайте внимательно. Я сделаю для вас исключение, но знать об этом никто не должен. Иначе меня уволят. Дело в том, что наши ученые выработали очень хорошую сыворотку от одной страшной азиатской болезни. Минздрав не оценил труда достойным образом Теперь эту сыворотку делают нелегально и поставляют в Израиль, где ее охотно покупают большими партиями и перепродают в страны Ближнего Востока и Африки, зарабатывая на посредничестве крупные деньги. В ответ Израиль предлагает нам услуги по медицинским показаниям, которые недоступны в нашей стране. Операцию вашему ребенку могут сделать в Израиле. Там лучшие детские врачи и хирурги. Это известно всему миру. Платить ничего не придется. Они нам и без того по гроб жизни обязаны. Здесь есть посредник, который занимается всеми вопросами. Я напишу ему записку, и вы поедете к нему. Медицинскую карту возьмите с собой. Вам оформят загранпаспорт и выдадут путевку в Израиль. Везде вас будут встречать и корректировать маршрут по обстоятельствам. Вы должны помнить, что наши договоренности с Израилем неофициальные. Вам же ничего делать не надо, кроме выполнения полученных инструкций. Это единственный способ помочь Павлику.

Доктор с любовью и тоской глянула на играющего мальчика. Зареванная мать утерла слезы промокшим платком.

— Как вас зовут?

— Ирина. Ирина Полоскова.

— И помните, Ирочка, никому ни слова. Иначе за мою же доброту меня выгонят с работы.

— Ну что вы! Я — сама могила. Разве смею вас подвести? Вы наша спасительница.

— Хорошо. Давайте паспорт. Я вам выпишу направление в детский легочный санаторий под Москвой. В регистратуре оформят путевку. Но поедете вы по другому адресу. Это частная юридическая фирма. Они займутся вашими документами и оформлением на выезд. Через неделю вы будете в Израиле.

— Так быстро?

— Загранпаспорт сделают через МИД. Они в нас заинтересованы и не допускают проволочек.

Пекарева занялась бумажками, а Полоскова взяла мальчика на руки. Она не знала, то ли ей плакать, то ли радоваться. Слишком неожиданно все произошло. Но сейчас ни о чем, кроме здоровья сына, думать не могла. Надо делать так, как говорит эта добрая женщина. Вечером в церковь зайти и поставить свечки о здравии доктора и сыночка. Дай Бог им счастья.

После того, как бумажки были оформлены, Варвара Евгеньевна проводила пациентов до двери. Очередь к ней стояла большая. Вряд ли она сегодня всех примет. Вернувшись на место, Пекарева сняла телефонную трубку и набрала номер:

— Это я. Запиши. Ирина Полоскова. Сыну три года, без отклонений от нормы. Павел Полосков. Продукт качественный.

— Записал. Жду. Ты не забыла, что до конца недели мне нужно еще троих? У меня недокомплект.

— Можешь не напоминать. Я свою работу знаю.

Не успела она положить трубку, как раздался

звонок.

— Слушаю вас.

— Варя, это Гриша. Я уже в Москве. Гостиница «Космос», номер одиннадцать двадцать четыре.

— Только приехал?

— Ты же меня сама задержала в Питере. Подружку уговаривал.

— Уговорил?

— Даже на самолет посадил. Рейс девятьсот тридцать первый. Дай сигнал, пусть ее встретят с табличкой в Аммане.

— Поняла. Жди меня в номере. Вечером появлюсь. Ты еще не видел свою волчицу?

— Пока нет.

— Я нашла ее досье. Есть о чем поговорить.

3

Толстиков встретил любовницу шампанским и цветами. Однако радости от встречи он на ее лице не заметил.

— Ради бога, Гриша, не тискай меня. Я страшно устала, любовью займемся в следующий раз.

— Я тебя уже начал раздражать?

— Не выдумывай. Я же не пионер, который всегда готов. Встретимся завтра вечером для нежностей, а сегодня уволь.

Толстиков, обиженный, сел в кресло.

— Шампанского выпьешь?

— Нет. Пару рюмок водки, если есть, конечно.

— Водка так водка. Только закусывать придется фруктами.

Варвара улеглась на диван, подложив подушку под спину. Узкое платье задралось, оголив соблазнительные ножки.

— Ты сводишь меня с ума! — простонал Толстиков, разливая водку.

— Угомонись, Гриша. Сядь и послушай. Я расскажу тебе питерскую историю. Тебе полезно знать, с кем ты имеешь дело.

Варя выпила рюмку водки и закурила.

— Ты нашла досье на Наташу?

— Детальное. Мы даже с партнерами в Иордании связывались. Оттуда поступила информация из ряда вон выходящая. Не баба, а какой-то бес в юбке. Так вот, Наталья Павловна Демьянова, так ее полное имя, попала в Иорданию по особой заявке. Долго мы с ней тут возились и готовили по определенной программе. Ее мужа убрали по стандартной схеме, но она отправилась в Амман как суррогатная мать. Дело в том, что один крупный ювелир из Израиля и его жена решили завести ребенка. Но его жена бесплодна. Они живут в семье ортодоксальных евреев, и родственники, и старейшины семьи не приняли бы идеи усыновления ребенка. Будущие родители решили найти здоровую женщину, но с условием, чтобы было у нее сходство с женой ювелира. Предложили за услуги хорошие деньги. Нам прислали заявку и фотографии жены. Случай такой подвернулся. Наши люди нашли похожую женщину, ею и оказалась Наталья Демьянова. Не буду вдаваться в подробности по ее обработке и пересылке, но мы заманили ее в капкан и отправили в Иорданию. Там ее поместили в лагерь для суррогатных матерей. Долго ломали строптивую козочку, но добились своего. Свели ее с донором, она забеременела, родила ребенка, которого передали новым родителям. Тут все и началось. Этот самый папаша приехал в Иорданию со своей женой за ребенком. И он же помог Наталье организовать побег из лагеря. В благодарность за ребенка. Впервые за историю существования лагеря от них сбежала пленница. Но ее вычислили. Охранник слышал, как Арон, так звали донора, назвал ей адрес, где ее будут ждать. Отель в одном из маленьких городишек. Туда и приехали преследователи. Наталья им была уже не нужна. Отработанный материал. Арабы убили женщину прямо в номере отеля и смылись. Преследование закончилось успехом. Это главное. А через день в отеле арестовали Наталью, когда она туда пришла. Дело в том, что эти идиоты перепутали беглянку с настоящей женой Арона. Ее-то они и убили. Арон вернулся в Израиль с ребенком, но без жены. Но что с Натальей случилось потом, никому не известно. В Иордании она пробыла два или три года. Если ей удалось сбежать из арабской тюрьмы да еще суметь вернуться в Россию, то ей пора ставить памятник В такое чудо никто не поверит. И я бы не поверила, но она здесь. Я даже пошла посмотреть на нее. Ничего особенного. Но факты — упрямая вещь. А как ловко она работает! От наших несчастных вербовщиков только перья летят.

— Значит, она уже убрала Ткачука?

— С фейерверком, через крышу. Она умна, хитра, бесстрашна и очень сильна. А по виду не скажешь. О прошлом ее мы знаем только то, что она закончила юридический факультет и была хорошей спортсменкой. Гимнастика, плавание. Везде преуспевала. Знает английский и французский. За три года путешествий по Иордании могла и арабский выучить. Одним словом, дамочка опасна и непредсказуема. И у меня появилась мысль, что она сможет убрать не только никому не нужных уже вербовщиков, но и звено киллеров, а также мнимое руководство.

— Ты хочешь сказать, что она способна уничтожить головорезов Белова? Они же профессионалы, прошли горячие точки.

— Они идиоты, как и все солдаты. А она умна. Сила никогда не побеждала хитрость и изворотливые мозги. Во всяком случае, закинь удочку. Может, она клюнет. Развяжешь руки хозяину. У него сейчас и без того забот хватает. Новая система начинает приносить свои плоды. Теперь нам не нужны ни вербовщики, ни силовики, ни иорданцы с их шестерками. Старый клан должен быть стерт с лица земли. Ну а если у этой психопатки не хватит силенок, ее потеря для нас ничего не значит. Она же с неба свалилась, тебе на радость, и выполняет твою черную работу. Как пришла, так и уйдет.

— Хорошо. Я дам ей несколько наводок на головорезов Белова. Это даже интересно, что она сможет предложить. Но сначала пусть заканчивает с придурками. Ей еще четверых надо убрать. В том числе и твоего сыночка.

— Не моего, это сын мужа, он младше меня всего на год. Вот еще что. У твоей Наташи есть какой-то покровитель. Во-первых, она много тратит. Где берет деньги? А во-вторых, она устроилась работать. И знаешь куда? В Московскую прокуратуру секретарем начальника следственного отдела на место ушедшей в декрет опытной секретарши. А без сильной руки на такую работенку не устроишься.

— Лихо. Значит, теперь она знает, как продвигается расследование. Ловкий ход. Попытаюсь пронюхать ее связи. Но мне трудно себе представить, где она могла найти такого покровителя. Ты же сама сказала, что она свалилась с неба. Ты права, с ней надо держать ухо востро. Опасная змея.

— Тебе только радоваться надо, что нашел такую партнершу. Ты у нее подозрений вызвать не можешь. Ведь это она тебя нашла, а не ты ее.

— Я радуюсь, — с грустной задумчивостью сказал Толстиков.

Варя усмехнулась, встала и скинула с себя платье.

4

Пожилая женщина постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла в приемную генерала Колычева.

Просторная комната, стулья вдоль стен, подоконники заставлены горшками с разнообразными растениями. Впрочем, все плоскости несли на себе тяжесть цветочных вазонов. В углу сейф, посредине стол, компьютер, за ним молодая женщина с красивым лицом. Ее немного портила короткая стрижка и очки. Пожилая женщина была немного подслеповата и не могла хорошенько разглядеть секретаршу, но на какое-то мгновение ей показалось, будто они уже где-то встречались.

Увидев старушку, Наташа замерла, у нее похолодели конечности. Она-то хорошо помнила нежданную посетительницу.

— Извините, милочка, мне посоветовали зайти к Задориной, а ее нет, — сказала женщина. Второй раз у меня уже сил не хватит сюда приехать. Хочу с вашим начальником повидаться.

Наташа сидела спиной к окну. Старушка двинулась вперед, к ее столу.

— Присядьте, пожалуйста, — указала Наташа на стулья, стоящие вдоль стены. Женщина остановилась на полпути, огляделась по сторонам и послушно свернула к указанному месту. Когда она присела, секретарша спросила:

— Как о вас доложить? По какому вопросу вы хотите видеть руководителя следственного отдела?

— Я живу на Мясницкой, бывшей Кировской, улице. У нас сосед повесился. Приезжала милиция и женщина из прокуратуры. Та самая Задорина.

— Я в курсе. И что же?

В этот момент из кабинета в приемную вышел Колычев.

Старушка встала.

— Вы ко мне?

Секретарша пояснила:

— Это соседка Ткачука.

— Ага, понятно. И что у вас? Сидите. — Генерал присел рядом.

— Чудеса какие-то невероятные, — затараторила старушка. — Мы с Клавкой поехали на кладбище к Игорю. Она-то его, можно сказать, любила. Он был хорошим человеком. Ну, приехали. А на могиле ни венков, ни цветов! Его хоронили пышно. Весь институт собрался. Венков было много. А сейчас ничего. Все выбросили в контейнер. На холмике, могиле, значит, стоят обычные розетки. Варенье к чаю в такие кладут. А в них огарки от свечей. Много розеток. Мы спросили у могильщиков, смотрителей, но никто ничего не знает. Могила же не храм, чтобы там свечи ставить, да и Игорь не был верующим. Вот я и приехала к вам. Разберитесь, пожалуйста.

— Хорошо, что приехали. Обязательно разберемся. Вы можете указать могилу? Прямо сейчас поехать на кладбище с нашим сотрудником на машине? Потом он вас домой завезет.

— Конечно, могу.

Колычев повернулся к секретарше:

— Наталья Пална, свяжитесь с криминалистом Дегтяревым, пусть возьмет машину и съездит с…

— Вера Степановна, — представилась старушка.

— Да, с Верой Степановной на кладбище. Он знает, что ему там делать.

— Хорошо. Вера Степановна, пройдите по коридору налево, кабинет сорок три. Там вас будет ждать Дегтярев Игнат Всеволодович. Это наш самый опытный эксперт.

— Спасибо. Очень любезно с вашей стороны. А то как же так получается — ни венков, ни цветов. Страсти-мордасти какие-то. Нехорошо это…

— Не беспокойтесь, — успокаивал гостью генерал, провожая ее к дверям. — Вы правильно сделали, что пришли. Все это очень важно. Любая мелочь, связанная с расследованием, имеет для нас большое значение.

Наташа тем временем передала приказ генерала криминалисту. Когда она положила трубку, генерал прикрыл дверь и обратился к ней:

— Опять свечи. Трифонов говорил мне о свечах. В Питере у ног повешенного тоже стояли огарки в розетках. Смахивает на какой-то обряд сектантов-фанатов.

— Я так не думаю, Геннадий Алексеевич. Повешенный Зибиров — чеченец, а значит, мусульманин. Ткачук — атеист и вряд ли имел что-то общее с сектантами. Похоже, что свечи ставились жертвам, в чьей гибели обвиняли повешенных.

Колычев внимательно посмотрел на свою новую секретаршу:

— У вас талант, Наталья Пална. Я уже не первый раз обращаю внимание на ваши замечания. Они такие точные, будто вы что-то знаете и тут же ставите все с головы на ноги.

— Обычное чутье. Женское чутье.

— Вы же юридический закончили?

— Когда это было! Все законы давно поменялись.

— Дело не в законах. Во всяком случае, место секретарши не для вас. Вы должны заниматься серьезными делами. Я об этом подумаю.

— Геннадий Алексеич, в тридцать лет уже поздно начинать карьеру.

— Лучше начинать в тридцать, чем вообще не начинать. Зайдите ко мне. Я вам кое-что покажу.

Наташа прошла в кабинет своего начальника.

Впервые она позволила себе сесть. Колычев даже стул для нее выдвинул, сам сел напротив, а не в кресло за столом. Достав из папки фотографию, протянул секретарше:

— Что вы можете сказать по этому поводу, Наталья Пална? Мне очень интересно услышать ваше мнение, а потом я сравню его с мнением Трифонова и Задориной. Они пока еще не видели этого снимка. Я получил его сегодня утром.

Когда Наташа увидела фотографию, у нее сжалось сердце. Сюрприз следовал за сюрпризом. На снимке был ботинок, висящий в воздухе. Женская рука едва касалась мыска ботинка, отчетливо просматривалось и женское плечо. На дальнем плане — окно с видом на реку. По другую сторону набережной стояли дома. Камера захватила часть моста, но он плохо пропечатался. Она знала, где сделана эта фотография. В квартире профессора Горлова на Фонтанке. Повешенным был Зибиров. Но она также точно знала, что в квартире она была одна. Толстиков следил в тот день за профессором, и когда профессор собрался домой, Толстиков ей позвонил и тут же приехал за ней. Кто же мог оказаться в квартире во время казни с фотоаппаратом в руках? На этот вопрос у нее не нашлось ответа.

— Что скажете, Наталья Пална?

— Скажу, что люди летать еще не научились, а значит, мы видим перед собой повешенного и участника преступления. Судя по рукам, женщине не более тридцати лет. Фотографию, как я понимаю, делал ее сообщник. Большой любитель ребусов. Посылать такой снимок в прокуратуру — значит дразнить гусей. Либо он хочет нам сдать свою сообщницу, а у самого готов отход, либо это пижонская бравада. Но трудно в такое поверить. Полагаю, что самому факту посылки снимка сюда сейчас не стоит придавать особого значения. Лишняя головная боль. Прислал один снимок, пришлет и другой. Это начало игры в кошки-мышки. Лучше обратить внимание на содержание снимка. Самым интересным здесь является окно. Оно выходит на набережную реки. Если судить по архитектуре домов, стоящих по другую сторону реки, очень возможно, что снимок сделан в Петербурге. Об этом парапеты и решетки говорят. Из окна виден купол собора. Если знать, какой собор попал в кадр, можно довольно точно определить местонахождение квартиры, где произошло преступление. Если побывать в этой квартире и промерить, например, высоту окна от пола, можно с точностью до сантиметра определить рост женщины. Ее плечо находится на уровне ручки окна. Это сейчас важнее, чем гадать, кто и почему прислал снимок. И еще. Повешенный страдал плоскостопием. По подошве ботинок видно. К тому же он совсем недавно пришел с улицы. Подошвы мокрые, еще не высохли. Когда человек приходит в мокрой обуви домой, он снимает ее и надевает тапочки. Возможно, повешенный находится в чужом доме. Я говорю только о том, что вижу.

Генерал слушал Наташу с приоткрытым ртом.

— Поражаюсь вашей наблюдательности, Наталья Пална. Это дар Божий. Для начала я выбью для себя штатную единицу консультанта с хорошей ставкой. Вы можете занимать две должности. А почему нет? Две зарплаты лучше, чем одна. Ну а потом подумаем о вашем карьерном росте более серьезно. Мне приятно с вами работать.

— Спасибо, Геннадий Алексеич. Я тронута вашим вниманием. Разрешите идти?

— Конечно. Как только появится Задорина, вызовите ее ко мне.

— Обязательно.

Расследовать историю появления фотографии она не желала. Не имело смысла. Об ее играх знать не должен никто. Если за ней наблюдают, могут предположить или даже определить ход ее подготовки к очередному акту мести. Значит, надо действовать непредсказуемо, нестандартно. Быстро и в неожиданно.

Следующим в ее списке преступников, приговоренных к казни, значился Левон Волков. Вербовщик, имевший на руках загранпаспорт на имя Зиновия Давидовича Шейнина. Она остановила машину очередной своей жертвы и попросила подвезти. Ну разве можно было отказать такой красотке?! Нет, конечно. Когда они остановились в тихом переулочке, Левон получил удар локтем под сердце. Красотка знала свое дело. Схватив его барсетку с сиденья, она тут же выскочила из машины, ткнула шилом в колесо и исчезла в подворотне.

Придя в себя, Волков обследовал двор, в котором исчезла воровка, выяснилось, что там есть другие ворота, выходящие на соседнюю улицу. Пришлось бросить затею с поисками барсетки и заняться колесом. В милицию Левон идти не собирался. В барсетке лежали два пакетика с кокаином. Можно нарваться на более серьезные неприятности, попади его сумка в руки стражей порядка. Денег там было немного, а паспорт и права воры обычно возвращают, подбрасывая в почтовые ящики. Что касается запасных ключей от квартиры, у него в гараже есть дубликат. Одним словом, урок он получил хороший, но особых причин для расстройства не видел. Решил забыть об инциденте и беречь нервы.

Наташа тем временем сделала обыск в квартире Левона. Там она нашла загранпаспорт, а еще записную книжку, где были записаны не только телефоны женщин, но и их адреса, приметы и кто где и кем работает. Явно у парня нелады с памятью. Такая записная книжица ценнее всякого допроса.

Если ее и могли сфотографировать, то лишь у дома Волкова. Было ясно, казнь на квартире Волкова устраивать нельзя. И она приняла другое решение.

После работы Наташа ездила на своей машине по Москве, пытаясь определить, следят за ней или нет. Слежки она не обнаружила. Вернулась в прокуратуру, прошлась по кабинетам, поболтала с коллегами в женской курилке и ушла, оставив Машину на стоянке. К месту она добралась своим ходом. Это был ресторан «Оливье», где Волков ужинал после работы. Как правило, он просиживал там до полуночи и возвращался домой под хмельком не раньше часа ночи. В это время движение на улицах замирало, да и гаишники приостанавливали свою охоту, собрав дневную выручку.

Наташе пришлось очень долго ждать Левона, устроившись на заднем сиденье его машины. Он вышел из ресторана без пятнадцати час. Наташа легла на пол и затаилась. На сей раз никакого запаха духов сыщики не учуют. Разве что найдут пару волос, прилепившихся к обивке, да и те с парика. Левон был в хорошем настроении, пел песни, свистел и что-то бурчал себе под нос.

Его гараж находился в глубине двора. Под деревьями выстроились в ряд еще несколько похожих. Левон развернулся, вышел из машины, открыл ворота и въехал в гараж задом. Как только он затормозил и выключил зажигание, на шею ему накинули удавку. В гараже было темно, он успел заметить в зеркале заднего вида лишь силуэт. Веревка сдавила горло. Убийца уперся коленями в сиденье водителя, Левон это чувствовал, но сделать ничего не мог. Перед глазами поплыли красные крути, потом промелькнули лица женщин и детей, а в конце — пылающая пасть бесконечной бездны.

Так оборвалась жизнь еще одного искателя наживы.

Наташа вышла из машины. На ногах у нее были кроссовки сорок первого размера. Она достала из сумки и выложила на капот розетки, поставила в них свечи и зажгла. Девять свечей горели, как на именинном торте.

Ушла она тихо. Ее никто не видел. На дворе стояла ночь. Ворота гаража остались открытыми настежь. Труп обнаружат только утром: сосед по гаражу увидит распахнутые ворота и обязательно заглянет внутрь.

5

Два следователя высокого ранга на одном месте происшествия — это уже перебор.

Трифонов стоял у ворот гаража, держа руки в карманах, в своей знаменитой кепочке. Он даже порога не переступил, задумчиво глядя на огарки свечей. Из гаража вынесли на носилках труп, погрузили в машину. Врач снял резиновые перчатки и остановился возле полковника.

— Я поеду с ними на вскрытие.

— Конечно, конечно.

— Парня задушили между часом и двумя ночи. Это пока все, что я могу сказать.

— После вскрытия зайдите к нам. Обратите внимание, есть ли на трупе следы от укола. Возможно, убитому сделали инъекцию перед расправой.

— Учту.

Врач направился к машине.

Из гаража вышли Задорина и криминалист. Они выглядели так, словно вылезли на свежий воздух из канализационного люка.

— Убийцы меняют тактику, — сказала Задорина. — Вот паспорта и вырезанный из газеты снимок. — Она передала паспорта Трифонову. — Пальчиков на них нет. Стерли. Скорее всего, паспорта подложили в карман уже после экзекуции.

Трифонов пролистал паспорта и рассмотрел вырезку.

— Судя по всему, та же газета. Зиновий Давидович Шейнин. Убит Левон Волков? Загранпаспорт на имя Шейнина выписан три года назад. Значит, надо искать газеты трехлетней давности.

— И тоже частый гость Иордании. Девять ходок сделал, — добавила Задорина. — Теперь мотив преступлений нам понятен.

— Не спорю. И этому есть еще одно подтверждение. — Трифонов указал на капот машины, где стояли розетки с огарками свечей. — Посмотрите. Девять свечей равны количеству выездов Волкова в Иорданию. Вчера на кладбище, где похоронен Ткачук, вы, Игнат Всеволодович, насчитали четырнадцать свечей, что совпадает с количеством выездов Ткачука в Иорданию. Обряд по усопшим. Значит, палач знает, что все, вывезенные в арабские страны, погибли.

— Если она сама прошла через эту карусель, а потом каким-то чудом сумела вырваться из рабства и вернуться в Россию, у нее нет сомнений в гибели женщин. Но я не думаю, что она была свидетельницей их смерти, — уверенно заявила Задорина.

— Позвольте замечание, господа философы, — вмешался Дегтярев. — Преступник оставил следы от обуви. Те же самые кроссовки сорок первого размера, что обнаружены на подоконнике комнаты Ткачука и на чердаке. Вряд ли женщина может носить такой размер.

— Женщина есть. На нее может работать какой-то киллер. Исполнитель. Только женская сентиментальность может привести к идее со свечами, — наставительно заметила Задорина.

— А запаха духов в машине нет? — спросил Трифонов.

— И быть не могло, — категорично вставил Дегтярев. — Не могу утверждать, что в машине находился мужчина. На коврике перед задними сиденьями я нашел несколько длинных светлых волос. — Он потряс целлофановым пакетиком. — Судя по длине, женские волосы. Это говорит о том, что женщина долгое время лежала на полу. Так просто волосы на пол не сыпятся.

— Интересный факт. — Ксения Михайловна задумалась. — Значит, она приехала вместе с ним, а не поджидала в гараже, как я думала. Подсела в его машину и залегла, а когда они приехали на точку, накинула ему удавку на шею. Вполне реально.

— Похоже на правду, — согласился Трифонов. — Но в этой версии есть одна небольшая брешь. Женщина, которую мы считаем палачом, действует открыто. В случае с Зибировым она заманила свою жертву в чужую квартиру на Фонтанке и там, обезвредив ее инъекцией сильного паралитического средства, провела ритуал казни. В машине Зибирова остался запах духов. Значит, они приехали вместе. С Рамазановым произошло нечто подобное. Тот же запах духов. Почему она изменила своим традициям?

— Объяснение я вижу в том, что Волков ее знал, предположила Задорина. — Возможно, это не первая ее попытка расправиться с ним. Однажды она уже попыталась его убить, но сорвалось. Женщина его спугнула. И если он ее боялся, то вряд ли посадил бы в свою машину. Ясно и другое. Она или ее сообщник уже побывали в его доме. Хотя бы для того, чтобы найти загранпаспорт.

— Могу подтвердить эту версию, — кивнул Дегтярев и достал из сумки второй пакетик — с ключами. — Обратите внимание. Ключи совсем новые. Четыре штуки, и все чистенькие, без царапин. Возможно, погибший хранил связку запасных ключей где-то в гараже. Свои потерял, или их украли.

— А как он в гараж попал? — спросил Трифонов.

— Ключ от гаража на автомобильной связке, которая торчит в замке зажигания.

— Ограбление произошло в машине? — поинтересовалась Задорина. — В принципе возможно.

— Не обязательно. Он мог остановиться возле табачного киоска и выйти на минуту.

— Ну да, а тут к нему подлетает блондинка с ножом и вытряхивает карманы, — усмехнулся Трифонов. — В общем, это не принципиальный вопрос. Погибший жил в доме напротив. Пожалуй, я посмотрю на его жилище, тем более что у нас есть ключи. Если вы здесь закончили, Игнат Всеволодович, вам не помешает глянуть на квартиру Волкова. Может, остались следы.

— Очень хорошо, — засуетилась Задорина. — А я займусь вырезкой из газеты. Попытаюсь установить, кто такой Шейнин.

Девушка нервничала. Трифонов сам распределял работу, хотя этим должна была заниматься она. Значит, они займутся делом, а ей придется в библиотеке юбку протирать.

Трифонов подозвал стоящего в сторонке участкового:

— Послушай, капитан…

Крепкий парень в милицейской форме тут же подошел к высокому начальству.

— Я думаю, что в данных обстоятельствах мы обойдемся без санкции на обыск. Надо бы осмотреть квартиру убитого. Ключи у нас есть. Сейчас опечатаем гараж и подойдем, а вы найдите понятых и организуйте опрос жильцов. Пусть попытаются вспомнить, кого из посторонних они видели в последние дни. Включая молодых женщин.

— Понял. Разрешите идти?

— Да. Пожалуйста.

Неподалеку на скамеечке сидел Егор Власов с газетой в руках и наблюдал за происходящим. Как только ворота гаража закрыли, сыщик встал и ушел. Он успел сделать несколько снимков, в том числе запечатлел момент, когда труп Волкова, покрытого простыней, загружали в машину.

Теперь у него было полное представление о том, во что он вляпался. Правда, ситуация его ничуть не смущала. Он знал, что ему надо делать.

6

Опять новый адрес. Теперь Власов не сомневался, что здесь произойдет убийство. Не сегодня, так через день или два. Обычный глухой двор в центре Москвы. В подъезд дома вошла Катя. Как обычно, он ждал ее час, потом она вышла, взяла такси и поехала к себе на Сретенку. Ничего нового. Разумеется, он продолжал делать свою работу и посылать отчеты. Вместе с фотографиями он отсылал их на адрес абонентского ящика Московского телеграфа и знал, кто забирает его корреспонденцию. Копии отчетов переправлял в свое сыскное бюро. Власов был человеком обязательным, дисциплинированным и дело свое знал туго. Но помимо официального задания, за которое ему платили деньги, он вел свое расследование, и оно стало для сыщика самым интересным, важным и, можно сказать, судьбоносным. В нем проснулся азарт, чувство ему еще не знакомое при однообразии его деятельности. Существовала тайна, сулившая серьезные доходы, если правильно подойти к ситуации и не напортачить сгоряча. Так появилось второе досье, о котором никто не знал, кроме него. Оно и станет в нужный момент козырным тузом в игре, которую он решил затеять. Однако без поддержки и страховки партнера ему не обойтись. В конечном итоге партнером можно пожертвовать и стать единственным обладателем крупного куша.

Власов зашел в дом, поднялся на четвертый этаж и позвонил в квартиру. Ждать пришлось долго. Глазка не было, но он чувствовал, что кто-то стоит по ту сторону двери и не решается ее открыть. Правильно делает. В эту квартиру гости не ходят. Жителей давно уже выселили. На пятом звонке нервы обитателя громадной опустевшей коммуналки не выдержали, и Власов услышал, как щелкнул замок Дверь приоткрылась, придерживаемая цепочкой. Из щели на него глянули черные глаза, во взгляде была напряженность, но не испуг.

— Что вам нужно?

— Хочу с вами поговорить, Екатерина Борисовна. Катя поняла, что произошло нечто важное, если

ее «хвост» решил себя разоблачить. Как же он собирается дальше работать, если уже засвечен? Только час назад она получила от своего работодателя новое задание. Не иначе этот тип что-то задумал. Она непременно должна выяснить, что именно.

Дверь захлопнулась, послышалось бряканье сброшенной цепочки, потом дверь распахнулась.

— Заходите.

Власов пересек порог и очутился в полутемном длинном коридоре со множеством дверей по одну его сторону.

— Пройдите на кухню. У меня в комнате не прибрано.

Катя пошла вперед по мрачным закоулкам, и в конце концов они выбрались в огромное помещение

с облезлыми стенами, вздувшимся полом и тремя газовыми плитами. У большого квадратного окна стоял стол и три табуретки. На одну из них и предложили сесть непрошеному гостю.

— Рассказывайте, только коротко и внятно, у меня мало времени, — сказала Катя. От нее пахло спиртным, но пьяной она не была.

Женщина села и достала из кармана пачку сигарет. Закурив, подложила ладони под подбородок, упершись локтями в стол, и с холодным безразличием уставилась на незваного гостя. Ее даже не заинтересовало, откуда он знал ее имя. Кажется, ее вообще ничего не интересовало.

— Вас втянули в грязное дело, Катя, — начал он. — Если их план сработает, вы свои дни окончите за решеткой.

«Дней не так много осталось, — подумала Катя. — Кажется, парень решил начать свою вербовку со страшилок.» Господи! Всю жизнь все пытались ее напугать. Ничего не вышло. Бывало, что ей били морду, и однажды даже сломали руку.

Никакого впечатления на слушательницу тирада Власова не произвела. Он выдержал паузу. Может, она наркоманка? Смотрит на него и не видит.

— Вы понимаете, о чем я говорю?

— Я понимаю, что вы ничего не поняли. Вам сказано: «У меня нет времени», а вы чушь мелете и теряете отпущенные вам на болтовню пять минут.

— Что вы пьете? Принесите, я выпью с вами.

— В пивной собутыльников себе найдете. Есть еще предложения? Если нет, проваливай, ты начинаешь действовать мне на нервы.

— Хорошо. Начнем с конца.

Он положил свою папку на стол и извлек из нее пачку фотографий.

— Я буду выкладывать по одной и давать короткие комментарии. Первая серия снимков очень безобидная. Для непосвященных непонятная. Снимок первый.

Он положил перед Катей фотографию. Не меняя позы, она с безразличием взглянула на саму себя, выходящую из такси на набережной Фонтанки. На следующем снимке был виден номер машины, на которой она приехала.

— А здесь вы входите в парадное дома на Фонтанке, дата и время указаны на обратной стороне. Вы пробыли там один час пятнадцать минут. Перед тем как вы вновь появились, из дома вышел этот долговязый парень. Я фотографировал всех, кто как-то связан с вашими походами, а также таблички с номерами домов, названием улиц, дорожные указатели и номера такси, услугами которых вы пользовались. Эти снимки мы пропустим.

— Я уже поняла, что ты ходишь за мной по пятам. Дальше-то что?

— Немного терпения. Вот снимок, сделанный в поселке Суханово в нескольких километрах от Питера. Тут вы зашли в лес у окраины поселка. Я пошел следом. Но вы как в воздухе растворились. Я решил, что вы зашли на дачный участок не с улицы, а со Стороны опушки, и пошел вдоль ограды. Там нет сплошных заборов, везде обычный штакетник, и все происходящее на участке хорошо просматривается. Вот тут я и наткнулся на самое интересное.

Он выложил следующий снимок. Фотография действительно стоила пристального внимания. Катя с интересом взяла ее в руки.

— Метрах в десяти от забора в глубине сада вы видите того же долговязого парня. Только теперь он не один, их трое. Правда, третий висит в петле, а долговязый разговаривает с женщиной. Издали она очень похожа на вас. Я так и решил, что это вы. Только потом, когда я увеличил и распечатал фотографии, понял, что существует и другая женщина. Снимков много, я показал вам только один. Вернувшись к опушке, я не поверил своим глазам: вы вышли из леса и направились к шоссе. Мистика. Только что видел вас на участке, вы со своим сообщником вешали какого-то типа! Я не стал вас преследовать, а проследил за убийцами. Имя женщины мне пока не удалось установить, а кто такой этот долговязый, я знаю. Он и нанял меня следить за вами. Через сыскное бюро, где я работаю частным сыщиком. Правда, он не назвался, выдал себя за ревнивого мужа, желающего знать, чем занимается его жена в его отсутствие. «Женой», как вы догадались, стали вы. Я вернулся на Фонтанку и опросил соседей. Осторожно, издалека. Сплетни есть сплетни. Так вот, в тот день, когда вы простаивали на одной из лестничных клеток, в квартире двенадцать был повешен еще один мужчина. И, если помните, я вам уже показывал фотографию долговязого, вышедшего из дома за пять минут до вас. Скорее всего, напарница долговязого вышла позже, когда мы с вами уехали. Идем дальше. Вы купили билеты в Москву. Я понял, что продолжение истории переносится в столицу и последовал за вами.

Власов выложил на стол следующий снимок:

— Это платформа Московского вокзала, поезд, на котором вы уехали в Москву, и трогательное проводы. Здесь долговязый провожает свою сообщницу в столицу. Вы ехали тем же поездом. И это не простое совпадение. Теперь Москва. Мясницкая улица. В этот дом вы ходили трижды. Наверняка оставили там кучу следов. На четвертый день в квартире был повешен некий Ткачук. Вот снимок, где труп выносят из дома. А теперь мы попытаемся разгадать одну загадку. Почему вы трижды ходили в этот дом? Почему вы трижды ходили в дом в Трехпрудном переулке? Чтобы засветиться? Конечно. Но не только. Долговязый потерял контроль над своей партнершей, он остался в Питере и не знал планов напарницы. Значит, она перед ним не отчитывается. Из чего можно сделать вывод, что не он, а женщина главарь дуэта. Он на нее работает.

Власов показал еще один снимок:

— Гараж во дворе дома в Трехпрудном переулке. Из него выносят труп Волкова. Это в его парадном вы прохлаждались три дня подряд. Он тоже задушен. Странно, что не повешен в собственной квартире. Теперь вы поняли, во что вляпались?

Катя долго молчала, разглядывая фотографии:

— Я хочу знать, зачем эта женщина убивает мужиков. В принципе все вы сволочи, можно вешать каждого без особых разбирательств. Но это я так, к слову. Очевидно, бабу достали до самых печенок. Я бы поступила проще. Взяла бы автомат в руки и выпустила всю обойму. А она эстетка. Приглашает господ мужчин к эшафоту. Может, еще и приговор им зачитывает? Хренотень какая-то.

— Только отвечать за все убийства придется вам. Эта баба закончит свое шествие по трупам, а вы станете козлом отпущения. Ведь за вами следил сыщик, у долговязого есть мои отчеты и ваши фотографии на местах, где совершены преступления. А та дамочка никому не известна.

Катя очень внимательно посмотрела на Власова.

— И зачем ты явился, Егор?

Тут пришло время удивляться ему. Он Кате не представлялся и имени своего не называл.

— Так, значит, Григорий Толстиков тебя нанял, и ты знаешь, что я за тобой следил?

— Бездарно работаешь. Мне приходилось стараться, чтобы ты меня не упустил. Уйти от тебя проще простого. Зря тебя наняли на эту работу. Впрочем, тебе подфартило. Ты наткнулся лишь по чистой случайности на теневую сторону событий. Ход Толстикова мне понятен. Но только не думай, что я одна сковырнусь с копыт. Ты ему не нужен. Ему нужны твои отчеты.

Власов захлопал в ладоши.

— Браво, Катенька! Ты чудо! Я подумал, алкоголичка. В десятку попала. На эту тему я и пришел с тобой поговорить. Толстиков понятия не имеет, что у меня уже собралось достаточно материала, чтобы упечь их обоих. А что человек может предпринять для спасения от пожизненного заключения? Либо нанести упреждающий удар, либо откупиться. Второе для нас предпочтительнее. Я готов к отражению любой атаки, но он об этом ничего не знает. В нужный момент мы прижмем его к стенке и предъявим факты. У криминальной парочки не останется иного выхода, как выплатить нам назначенную сумму в обмен на компромат.

— Думаешь, у них много денег?

— Уверен. Он только моему сыскному бюро выплачивает по пятьсот долларов в сутки плюс мои расходы. А его напарница раскатывает на шикарной машине и снимает трехкомнатную квартиру в престижном доме.

— Не пойму я тебя, Егор. Все тебе ясно и понятно. Ты имеешь компромат и стоишь в стороне в роли наблюдателя. На кой черт я тебе нужна? Я же приманка. Кого может интересовать моя судьба?

— Мне нужна напарница. Будет один дуэт против другого дуэта. Мне нужны снимки Толстикова и той женщины в момент преступлений. Тебя на том же месте я сфотографирую на другой день. Ты мне попозируешь. На день убийства у тебя должно быть железное алиби. Вычислить день убийства очень просто. Я буду прослеживать каждый их шаг. И когда они возьмут жертву за горло, дам тебе знать. Можешь зайти в магазин и разбить витрину. Поскандалить, заплатить штраф, что будет зафиксировано милицией. Или сидеть в баре, кокетничать с барменом, а потом поскандалить. Одним словом, быть на виду у толпы свидетелей. Это и будет железное алиби. Если мы это дело провернем, добычу разделим пополам. И что немаловажно, останемся живыми.

— Чтобы воевать, надо хорошо знать противника.

— Согласен. С Толстиковым разобраться не трудно. Я уже кое-что о нем знаю. А с бабой надо познакомиться поближе. Она устроилась работать в прокуратуру. Остроумное решение. Может следить за ходом расследования. С девяти до шести она на службе. Сидит как прикованная. Ключ к ее квартире подобрать проще простого. Почему бы нам не наведаться к ней домой и не посмотреть, чем она дышит? Сделаем это чисто, комар носа не подточит. Как тебе моя идея?

— А ты не так глуп, как можно было предположить, глядя на твою физиономию. Хорошо. Давай поиграем в рискованные игры, а то у меня от безделья уже пролежни скоро появятся.

Катя сходила в свою комнату и вернулась с бутылкой дорогого коньяка и двумя гранеными стаканами.

Власов расплылся в улыбке:

— Отличная идея.

7

Начальнику следственного отдела прокуратуры надоело выглядеть свадебным генералом. Восседать в кресле председателя, тупо бросая взгляды то на одного умника, то на другого, ни черта не понимать, о чем они говорят, по меньшей мере несолидно.

Он чувствовал себя этаким китайским болванчиком, качающим головой и по делу, и невпопад. После консультации со своей секретаршей по поводу полученной от инкогнито фотографии с места преступления генерал обрел уверенность. Показав снимок Трифонову и Задориной, он ждал, что они скажут. Трактовка изображенного оказалась довольно поверхностной, а тогда-то он выложил свои козыри, заложенные в рукав. Надо было видеть лица маститых следователей. Удивил! Такой прыти от него не ожидали. Кабинетный червь еще на что-то способен.

Сегодня у Колычева появился новый повод удивить своих коллег. По почте пришла новая фотография. Снимок необычный, как и предыдущий — красивый пейзаж, сад, на дальнем плане забор, а за ним лес. Передний план нагонял уныние. Беседка, плетеные шезлонги, стол, толстый сук дерева, а на суку веревка, в петле болтался труп. Женщина сидела спиной к фотокамере, ее перекрывала спинка плетеного кресла. Просматривались лишь длинные вытянутые ноги, часть головы и рука на подлокотнике. Таинственная дама оставалась загадкой, местность не имела значения, труп — дело прошлое. Что же важно? Важен фотограф. Кто он. Какую цель преследует, посылая снимки в следственный отдел.

Колычев глянул на часы. Трифонов уехал на вокзал встречать майора из питерского уголовного розыска, и совещание решили немного задержать. Что Бог ни делает, все к лучшему. Он нажал кнопку, вмонтированную в стол. На пороге появилась секретарша. Как всегда опрятная, красивая, в строгом костюме. Вот только очки ее немного портили.

— Наталья Пална, позвольте к вам обратиться не как к секретарше, а как к своему консультанту. Приказ уже вышел, и вы теперь мой официальный советник. Тайный советник. Афишировать вашу новую должность мы пока не будем. Меня тут и без того считают формальностью, подписывающей бумажки.

Наташа прикрыла за собой дверь и присела на предложенный ей стул.

— Посмотрите. Новый снимок. Если первый мне казался загадочным и непонятным, то этот вполне ясен. Палачи таким образом высылают нам отчеты о проделанной работе. Правда, со значительной задержкой, когда следы уже остыли. После того как Трифонов ознакомил меня с тем, что произошло в Санкт-Петербурге, я могу с уверенностью сказать, что фотография сделана в поселке Суханово Ленинградской области на даче профессора Грановского. Повешенный — ни кто иной, как археолог Рамазанов. В принципе мы все знаем, что касается жертв. Я вам рассказывал о двойных паспортах и постоянных поездках в

Иорданию. Мне хотелось бы услышать ваше мнение об этом снимке.

Разглядывая фотографию, Наташа тихо спросила:

— Может быть, вы мне позволите ознакомиться с делом? Двух-трех часов хватит. Так от меня будет больше пользы.

Колычев задумался.

— В общем-то это вполне реально. Я попрошу Задорину оставить все материалы у меня, и вы вечером можете с ними ознакомиться. В моем кабинете. Только никуда не выносите.

— Разумеется. Я все понимаю. Теперь пару слов о фотографии. Что могу сказать… Такие пленки не сдают в проявку и печать в мастерские «Кодак-экспресс». Да и бумага не «Кодак». Снимок качественный. Но снимали пленочной камерой, а не цифровой. Подозреваю, что напарник этой дамочки — репортер. Отличные снимки. Он знает, как снимать, выбирет необычные ракурсы. Наверное, пользуется редакционным оборудованием. Лаборанту не доверишь проявку и печать таких фотографий. Можно дома. Но это очень дорого. Думаю, следующий снимок мы получим худшего качества.

— Почему?

— Потому что репортер работает в редакции Питера, но там больше никого не убивали. События перекинулись в Москву, здесь ему будет трудно найти хорошее оборудование. Если он в Москве продолжает производить съемку, где он печатает фотографии?

— У знакомых. Все репортеры мотаются по городам.

— Конечно. Но кто его допустит к аппаратуре? Есть другой выход. Компьютер.

— В таком случае проще снимать цифровым, а не на пленку.

— Не проще. Ему нужен компромат, свидетельство, факты — улики. Негативы подходят под эту категорию, а любой электронный носитель может вызывать сомнения.

— Зачем ему улики? Они же работают вместе.

— Теперь я в этом не уверена. Мне кажется, что его партнерша не знает о снимках, сделанных скрытой камерой. Перестраховка. В один прекрасный момент он нам сдаст свою подругу, а сам исчезнет. Этот тип ведет двойную игру. К его сожалению, он не знает…

Наташа замолкла. Над губой выступили капельки пота. Она вовремя заткнула себе рот. Вся фраза, если бы она ее закончила, прозвучала бы так: «К сожалению, он не знает, что я работаю в прокуратуре и вижу эти фотографии».

— Так о чем он не знает? — переспросил Колычев.

— Что существует третий свидетель.

Генерал окончательно растерялся.

— Кого вы имеет в виду?

— Этого даже она не знает. Дамочка, что сидит в плетеном кресле. Обратите внимание на забор. Обычный штакетник. Солнце садится за лес, и от забора в сад падает тень. Низкая скошенная травка, чудный ровный газончик. Но это еще не все. Сквозь штакетник проглядывает другая тень. Очень похоже на человека, присевшего на корточки. Если так, то за палачами кто-то подглядывал.

Колычев взял снимок. И долго разглядывал его.

— Да, да, очень похоже. Но свидетелей Трифонов так и не нашел.

— Значит, не свидетель, а шантажист. Или трус. Гадать можно сколько угодно, только бессмысленно. Он сам о себе в конце концов заявит.

— Черт! Я и не думал, что из этой фотографии можно так много высосать.

Наташа встала:

— Я пойду на свое место, Геннадий Алексеич. Минут через пять прибудут сыщики с очередными новостями. Оставьте этот снимок на десерт. Дайте им возможность самим выговориться. Реализовать свои амбиции.

Колычев улыбнулся и кивнул головой.

Спустя немного времени кабинет генерала казался уже тесноватым. Задорина пришла с криминалистом и майором Марецким с Петровки, Трифонов пришел с майором Куприяновым, приехавшим из Питера.

Слово предоставили Задориной как женщине и как руководителю следственно-розыскной группы.

— Вот!

Задорина развернула газету «Криминальная хроника» и указала на три снимка, размещенных в ряд под заголовком: «Объявлены в розыск трое пропавших бизнесменов».

— Читать не буду. Я знаю больше, чем здесь написано. Три года назад трое бизнесменов уехали в командировку в Новочеркасск, но на место не прибыли, а потом выяснилось, что они и до самолета не добрались. Их объявили в розыск, но до сих пор не нашли. Вот их имена: Зиновий Давидович Шейнин, Леонид Михайлович Муллер и Филипп Лазаревич Рутберг. Все представители нефтяной компании «Каспий». Вчера нами обнаружен труп Левона Волкова. Он задушен удавкой в машине. При нем найден паспорт на подлинное его имя и загранпаспорт на имя Зиновия Давидовича Шейнина. В загранпаспорте лежал портрет истинного Шейнина, вырезанный из такого же номера «Криминальной хроники». История продолжается. Троих повешенных мы уже нашли. Но появилась новая тройка, и все началось сначала. Из этой тройки в живых остался только Рутберг. Если только он действительно жив. Не настоящий, разумеется, Рутберг, а тот, что получил загранпаспорт на его имя.

— Извините, Ксения Михална, — перебил ее генерал, — но есть еще Муллер.

— К сожалению, нет. Первый, настоящий, погиб три года назад вместе со своими коллегами. А поддельный Муллер погиб год спустя. Я сама, лично, занималась тем делом. Драка во дворе дома. Некий Юрий Бражников возвращался домой с работы, он жил в том самом доме, возле которого происходила драка. В результате парень наткнулся на нож. Головорезы разбежались, но убийцу нам удалось найти. Сегодня утром я подняла это дело из архива и просмотрела его, чтобы освежить в памяти. Одно обстоятельство меня смутило. Точнее, не одно, но я хочу обратить внимание сейчас на то, что мы упустили портфель, который исчез. Похоже на ограбление, но портфель могли взять и посторонние. Все жильцы выскочили во двор. Не сразу, конечно, а когда милицейские сирены загудели. Что находилось в портфеле, мы не знаем. Второе, Убитый Бродяжников звонил к нам в прокуратуру в пятницу за два дня до своей гибели и просился на прием к начальнику следственного отдела. Причины не объяснил. Его записали на прием на вторник, в понедельник ему в сердце вонзили нож. На случайный удар не похоже. Это был нацеленный удар, точный. Позже в квартире убитого был найден загранпаспорт на имя Муллера с фотографией Бражникова. Мы установили, кто такой Муллер, когда исчез и тому подобное. Найти паспорт Бражников не мог. Причина простая. Муллер и его коллеги ехали в аэропорт и по пути пропали. Но без паспорта на самолет не сядешь. Тогда мы не знали, что трое бизнесменов погибли. ФСБ выдвигало версию, что они по подложным документам уехали за границу. Нефтяная компания находилась на грани банкротства, а со счетов исчезли деньги. Версия убедительная. Но возможно, их заманили в ловушку таким образом: обещали помочь выехать за рубеж и ликвидировали, а паспорта изъяли. Для нас остается тайной, зачем Бродяжников-Муллер собирался пойти в прокуратуру. Может быть, хотел явиться с повинной? Интересно, что Бражников, как и другие повешенные, был археологом и летал в Иорданию. Значит, он входил в группу вербовщиков женщин. Теперь о возможной версии, требующей проверки. Телефон Бражникова стоял на прослушке у главарей клана. Его убрали свои. Ведь он звонил в прокуратуру с домашнего телефона.

— Одно короткое замечание по ходу дела, если позволите, — подал голос Трифонов. — Так, для заметки. Я не сомневался, что мы имеем дело с преступным сообществом, а не с мелкой шайкой. Очень похоже на правду то, что вы говорите, уважаемая Ксения Михална. Конечно же, за вербовщиками нужен присмотр. Им не позволят открыть рот. Правда, я не думаю, что они много знают. И все же, как тогда объяснить поведение главарей преступного клана на сегодняшний день? Получается, что у них

прямо на глазах вешают всех вербовщиков, а они не вмешиваются. Могут просчитать, кто станет следующей жертвой, однако не мешают убийцам.

— А если клан бандитов решил сам обрубить все концы? — предположил майор Марецкий. — Может, решили завязать с этим бизнесом и убирают ненужных?…

— Только способ для этого слишком изощренный придумали, — перебил его Трифонов. — Казнь через повешение.

Он обернулся к Задориной:

— Простите, что прервал вас, Ксения Михална.

— Суд на все наши выводы наплевал, — продолжила она свой доклад. — Убийцей Бражникова оказался старший лейтенант спецназа в запасе Константин Гавриков. Прошел горячие точки, имеет награды, получил инвалидность по ранению. Убеждал суд, что в драку ввязался случайно, хотел разнять разбушевавшихся ребят. Вырвал у одного из них нож, тут его толкнули, он налетел на Бражникова и случайно поранил его. Чушь собачья. Но суд отнесся к обвиняемому с пониманием и сочувствием. Гаврикову дали три года, два из которых он уже отсидел. Считаю, что майору Марецкому надо срочно поехать в ИТК-15 во Владимирской области и допросить убийцу Бражникова. Я уверена, что речь идет об умышленном убийстве. А дворовая драка — всего лишь инсценировка. Вспомните, как погибали мужья женщин, переправленных в Иорданию. Профессионально подстроенные «несчастные случаи».

Марецкий встал:

— Я готов выехать в любое время.

— Присядь пока, Степан, — тихо сказала Задорина. — Нам надо установить все связи Гаврикова и биографию — как военную, так и гражданскую. С пустыми руками в колонии делать нечего. Тебе нужна аргументация для откровенной беседы с осужденным. В итоге я хочу сказать, что искать нам нужно только одного оставшегося в живых, некоего Филиппа Рутберга. Настоящего его имени мы не знаем.

Задорина многозначительно посмотрела на Трифонова. Мол, ваша очередь, я все сказала.

Трифонов выдержал паузу и спокойно продолжил, будто и не замолкал:

— Обыск на квартире задушенного в гараже Левона Волкова ничего не дал. Следов мы не нашли. Однако кто-то рылся в его вещах. В доме нет ни одной записной книжки. Учитывая, что у Волкова стоит старый телефонный аппарат и нет сотового телефона, записная книжка должна была быть. Теперь о свидетелях. Мужчина, живущий на последнем этаже, видел красивую женщину, курившую на лестничной клетке длинную черную сигарету. Он решил, что она гостья его соседей по квартире напротив. Старик выносил мусор в мусоропровод, когда на нее наткнулся. Потом он еще трижды подходил к двери и подглядывал в глазок. Женщина все стояла. Я показал ему фоторобот той красотки, что была замечена на Мясницкой. Сначала он ее не признал, но когда я прикрыл волосы на снимке, он изменил свое мнение. Дело в том, что на этот раз наша героиня явилась на точку брюнеткой. Окурков мы не нашли. В доме работает совестливая уборщица. Никто больше брюнетку не видел. Приходила она в дом за день до убийства Волкова. У меня складывается такое впечатление, что нам эту барышню специально навязывают. Она будто нарочно попадается свидетелям на глаза.

— Ну, не совсем так, — вмешался Марецкий. — В доме на Мясницкой она пряталась на чердачной площадке, там квартир нет. А на старушек наткнулась случайно. Да и зачем ей прятаться? Она же открыто заходила к Ткачуку, представлялась агентом по соцзащите. Проверяла протечки.

— Неоправданная бесшабашность, — буркнул Трифонов и продолжил: — С таинственной женщиной нам еще предстоит разобраться. Но сейчас давайте поговорим о ее напарнике. Мы о нем стали редко вспоминать. Вот, прошу любить и жаловать моего старого партнера по линии розыска Семена Куприянова. Он нам привез из Питера любопытные новости. Давайте послушаем. Прошу, майор, докладывай.

— Если позволите, я сидя, — сказал Куприянов, вываливая из портфеля на стол кипу материалов. — Тут бы не запутаться, — улыбнулся он.

Глупейшая улыбка была не к месту. Один Трифонов знал, что означает эта гримаса. Куприянов так улыбался, когда нервничал.

— Мы уже интересовались данным изданием. — Майор кивнул на развернутую газету, лежащую на столе. — В Питере работает филиал редакции. Московские номера «Криминальной хроники» ничем не отличаются от тех, что выпускаются в других крупных городах. Я хочу напомнить о первой тройке пропавших без вести в девяносто восьмом году. Эпштейн, Цейтлин и Маркин. По загранпаспортам, выписанным на эти имена, выезжали в Иорданию Рамазанов, Зибиров и Ткачук. Все трое повешены. Настоящий Цейтлин погиб вместе с Маркиным и Эпштейном, и их трупы были обнаружены в девяносто девятом, спустя год после гибели. Тела опознаны и похоронены родственниками. Тогда же в газете «Криминальная хроника» появился ряд статей с некоторыми редакционными версиями событий. Они не привлекли нашего внимания. Писал статьи журналист Охлобыстин. Нам они показались надуманными и малоправдоподобными. Погибший Цейтлин работал в редакции «Криминальной хроники» обозревателем, а Охлобыстин был его другом. Когда журналист берется за следствие по делу погибшего друга — это вроде бы интересно. Интересно смотреть и телевизионный сериал на эту достаточно избитую тему. Ждешь новых поворотов событий, но, как правило, весь сюжет и его финал не отходят от заданного шаблона. Шьют, что называется, по лекалу… — Куприянов замолк, откашлялся и, поймав на себе насмешливые взгляды коллег, сказал: — Извините, отвлекся. К сожалению, в то время никто из следственно-розыскной группы с Охлобыстиным не встретился. Может быть, зря. Первая статья Охлобыстина появилась двадцать четвертого июля девяносто девятого. Тридцатого августа Охлобыстин погиб при невыясненных обстоятельствах. Застрелился в собственном дворе. Следствие вела городская прокуратура, но дело осталось нераскрытым. Охлобыстин с кем-то пил на кухне. Пирушка на двоих. Дело в том, что приятель Охлобыстина, уходя, зачем-то вытер после себя стаканы и все следы. Собутыльник мог видеть, как его друга убили. Пирушка проходила в день убийства. Но собутыльника не нашли. Дело повисло.

Извините за столь долгое вступление, теперь я перейду к сегодняшним дням. Все уже знакомы с делом по двум убийствам в Санкт-Петербурге. Мы знаем о какой-то мифической женщине. Ее роль нам пока непонятна. Но есть мужчина и его описание. Высокий, худощавый, немного сутулится, с крупным носом и кошачьей походкой. Его видели соседи в поселке, где жил отец Рамазанова. Мы знаем, что он разъезжает на «Жигулях» бежевого цвета. Машина была замечена в нескольких местах. Этого парня видела соседка Зибирова через дверной глазок. Он выходил из квартиры Зибирова в день казни последнего. В руках он держал папку. В управлении составили фоторобот этого парня. Привлекли свидетелей для помощи, и все в один голос подтвердили, что фоторобот получился удачным. Похож.

Дознаватель прокуратуры Наташа Рогова отправилась в редакцию «Криминальной хроники» для некоторых уточнений, связанных с гибелью Охлобыстина. Теперь на его смерть мы стали смотреть под другим углом. Не исключено, что журналисту и впрямь удалось до чего-то докопаться и кто-то из коллег в курсе дела. Главный редактор отфутболил Рогову к аналитику редакции Григорию Толстикову. Мол, они дружили, и тот знает больше, а я вовсе в то время в газете не работал. К сожалению, разговор с Толстиковым ничего не дал. К тому же тот очень торопился. В этот день уезжал в отпуск. Рогова и Толстиков вместе вышли на улицу и разошлись в разные стороны. Но Наташу что-то остановило. Она обратила внимание на его пружинистую мягкую походку. Толстиков передвигался, словно кошка, выслеживающая мышь. Наташа пошла следом и увидела, как Толстиков садится в машину. «Жигули» пятой модели бежевого цвета. Должен сразу оговориться. За день до этого в Москве был повешен Ткачук, известный также как Цейтлин. Принимал участие Толстиков в этой казни или нет, нам неизвестно. В тот день Толстиков не появлялся на работе и его никто не видел. А до Москвы рукой подать. К сожалению, Александр Иваныч уже находился в Москве, и оперативность была временно утрачена. Адрес Толстикова мы установили и даже его фотографию достали в паспортном отделе. Свидетели опознали Толстикова по снимку. Но сам Толстиков исчез. По месту прописки он давно уже не проживал. Нового адреса и телефона ни у кого не было, а в редакцию мы обращаться не рискнули. Это могло спугнуть Толстикова, и он ушел бы в ил. Лег на дно. Пришлось искать его окольными путями. Нам удалось установить, что Толстиков — офицер запаса. Воевал в горячих точках. Служил командиром диверсионного отряда, минером, хорошо знаком с подрывными механизмами, отличный стрелок, был снайпером и имеет награды. Уволен из вооруженных сил за неподчинение приказам начальства. Закончил юридический институт. И вот что любопытно. В редакцию газеты «Криминальная хроника» он устроился после второй публикации статьи Охлобыстина, а через месяц Охлобыстин погиб. Мы подняли все связи Толстикова, что могли, разумеется. Нам удалось найти Владислава Сухинина. Точнее, его жену. Сам он уехал в Москву. Сухинин работает актером в театре, способный, обожает розыгрыши с переодеваниями, халтурит на елках во время зимних каникул и, как правило, играет в представлениях по нескольку ролей. Он и Иванушка-дурачок, и Бармалей, как-то даже подменял заболевшую актрису, играл Снегурочку. Его жена рассказала, что за неделю до отъезда в Москву Владиславу звонил Григорий Толстиков. Они где-то встречались. По возвращении Владислав сказал жене: «Теперь мы станем богачами. Такой халтуры мне еще не предлагали. А главное, роль очень интересная!» Потом он уехал в Москву. Когда вернется, неизвестно. Но мы взяли под контроль его театр. Через десять дней у Сухинина спектакль, и он обязан появиться. По всей вероятности, Толстиков нанял Сухинина как своего представителя или контролера. Нам удалось установить, что Толстиков оставался в Питере еще несколько дней после отъезда друга в столицу. Мы искали девушку по имени Валя Милашкина. Это жертва Зибирова, которую тот должен был вывезти в Иорданию, но не успел. Его повесили в пятницу, а рейс субботний. В субботу четверо пассажиров не явились в аэропорт Домодедово. Среди них Марк Эпштейн, он же Зибиров, и Милашкина с двумя детьми. След Милашкиной мы нашли, но не ее саму. Старушки во дворе видели, как она и дети уехали. С ними был молодой человек, на бежевой машине. По описанию похож на Толстикова. Вот почему он задержался в Питере. Он закончил работу погибшего Зибирова. Милашкина с детьми вылетела на следующий день рейсом на Амман. Возможно, Толстиков привез ее прямо в аэропорт.

С учетом того, что все основные события перенеслись в Москву, Толстикова надо искать здесь. Теперь появилась новая тройка пропавших. И тройка их двойников. Одного зарезали два года назад, второго удушили вчера, третий ждет своей очереди. Я думаю, нам надо проштудировать все номера «Криминальной хроники» за последние несколько лет и выяснить, кто еще исчез бесследно за это время. Особенно еврейской национальности.

— Сегодня этим и займись, Семен, — коротко бросил Трифонов. — Надеюсь, Петровка не будет возражать, если к нашей группе присоединится сотрудник из Питерского управления.

— Я доложу генералу Черногорову, — кивнул Марецкий. — Думаю, что проблем не возникнет.

— Странный тип этот Толстиков, — задумчиво протянула Задорина. — Он или при его содействии казнят Зибирова. Месть за проданных в рабство женщин? Очевидный предлог. Но в то же время Толстиков сам отправляет следующую жертву в Иорданию. Чего он добивается? Зачем ему понадобился артист Сухинин? И эта женщина. Манекен какой-то, модель на подиуме.

Генерал дождался своего часа. Достав из стола фотографию с висельником, Колычев пустил снимок по кругу. Минутная пауза, тишина.

Наконец он сказал:

— Ваша манекенщица и впрямь любит позировать. Только стесняется показывать свое лицо. Фотографировал ее Толстиков. Тут нет сомнений. Он же газетчик и репортерские навыки имеет. Надо дать команду ребятам в Питере. Пусть проверят, пользовался ли Толстиков фотолабораторией редакции в личных целях. Спугнем мы его этим или нет, уже не важно. Вряд ли Толстиков вернется в редакцию. Он затеял крупную игру и понимает, что рано или поздно, но на его след мы выйдем. Будем ждать следующих снимков. Интересно, где он будет печатать новые фотографии?

— Зачем же он сам выводит нас на свой след? — удивился Куприянов.

— На остывший след, — поправил генерал. — Убийство на даче произошло давно. Но он всячески старается подсунуть нам эту дамочку. Либо путает следствие, либо ищет козла отпущения на случай провала.

Трифонов долго разглядывал снимок, потом сказал:

— Этот Толстиков не прост. С двойным дном. Он же служил в спецподразделениях в горячих точках. Осужденный за убийство Бражникова Гавриков, которого собирается навестить в колонии наш уважаемый майор Марецкий, тоже относился к спецслужбам. Надо бы проверить, не пересекались ли их пути на службе. Если да, то мы имеем дело с оборотнем без погон. Тогда Толстиков является членом преступного клана. Он же отправил Милашкину в Иорданию. Но главное даже не в этом. Меня поражает, почему клан преступников не реагирует на гибель своих людей. Там сидят не дураки. У них все до мелочей продумано. А если предположить, что руководство клана решило изменить стратегию и создать новые структуры, а старые уничтожить, тогда мне понятен замысел и есть определенная логика в действиях Толстикова.

— Ах, Александр Иваныч, — развела руки Задорина, — эту версию мы уже рассматривали. Зачем Толстикову убивать Зибирова за день до отъезда в Амман, а потом самому вывозить жертву? Подождал бы его возвращения. Что за срочность?

— А если предположить, что женщина на фотографии не манекен, а вернувшаяся из плена жертва, и именно она инициатор казней, а не Толстиков? Если клан ее вычислил до совершения убийств? Пожалуйста, они не возражают. Даже помочь готовы. Вот и засылают ей своего казачка в помощь. А дамочка с характером, командовать над собой не позволяет. Она решила первым прикончить Зибирова — так тому и быть! Вот и приходится Толстикову суетиться и ходить с веником за своей начальницей. Для того, возможно, он и нанял Сухинина, так как не поспевает выполнять всю необходимую работу один.

Генерал хмыкнул и сказал:

— Интересная версия. Ну а кто может быть третьим? Есть мстительница, репортер с фотоаппаратом и человек, притаившийся за забором. Сквозь штакетник падает на газон тень. Не от кустика, а от человека, она четко прорисовывается. Может, это тот самый актер Сухинин?

Слова генерала поразили всех, кто хорошо знал его и часто с ним общался. Никто тени не заметил, а теперь уже ни у кого не осталось сомнений в присутствии в кадре третьего человека.

— Это не Сухинин, — уверенно сказал Куприянов. — Дело в том, что Толстиков позвонил Сухинину и вызвал его на встречу уже после казни на даче профессора Грановского. Соседи видели бежевые «Жигули», но не людей. Значит, Толстикова кто-то контролирует.

— Возможно, это второй сообщник женщины, — предположил Марецкий. — Если они друг другу не доверяют, то это логично. Толстиков нанимает артиста Сухинина, а блондинка нанимает другого типа для слежки. Но, так или иначе, все они ходят под колпаком у преступного клана.

— И немножечко под нашим, — с тоской добавил Трифонов.

— Какие еще есть суждения? — спросил генерал.

— Я согласен с Александром Ивановичем, — подал голос эксперт Дегтярев. — Извините, но мы ничего не говорим о вчерашнем убийстве. Так вот, возвращаясь на землю. Вскрытие показало, что Волкову не делали инъекцию. По нашему мнению, инъекцию делали, чтобы добиться какого-то признания от приговоренного. В данном случае все нужное было найдено в квартире при обыске, и допрос Волкова потерял смысл. Его просто придушили в машине. Я к тому веду, что у палачей набралось очень много материалов, улик и компромата на этот самый преступный клан. И если, как вы полагаете, один из палачей ведет двойную игру, к примеру, Толстиков, то в конце концов он убьет свою напарницу. Такие документы не должны попасть к нам в руки. Клан этого не допустит.

— Это еще вопрос, кто кого убьет, — заметил Марецкий. — Если эта женщина прошла огонь, воду и медные трубы, она не простая мишень.

Совещание длилось еще два часа. Расходились озабоченными: не успевали разобраться в одном, как наружу вылезали новые болячки.

Одна секретарша генерала чувствовала себя беззаботно. Сидела за своим столом, долбила по клавиатуре компьютера и слушала музыку по плееру, надев на голову огромные наушники.

Что делать, у каждого своя работа.

8

Егор Власов уже устал фотографировать документы. Катя прочитала только одну папку, а их было шесть. Тогда она потребовала перефотографировать остальные документы. Пришлось снимать на цифровую камеру, иначе никакой пленки не хватило бы.

— Нам пора уходить, Катюша. Страховка — вещь хорошая, но всякое может быть.

— Какая страховка?

— Нанял я одного пацана за пятьдесят баксов. Сидит на скамеечке возле прокуратуры и ждет, когда выйдет наша героиня. У нее, между прочим, быстрая машина. За десять минут доедет до дома, а нам здесь еще прибраться надо. Она баба ушлая, сразу поймет, что кто-то копался в ее квартире.

— Успеем. Это очень серьезно. Продолжай снимать.

— И чего интересного в этих бумажках? Чушь какая-то.

— Тебе не понять. Зато я хорошо понимаю, чем она занимается. И как ей только удалось собрать столько материала? На эту самую, как ты говоришь, бабу молиться надо. К лику святых ее причислить!

— За то, что она мужиков вешает?

— Да их на мелкие клочки рвать надо, а не вешать. Ублюдки поганые.

— Ладно, ты мне потом расскажешь, кто в чем виноват. Пора сматываться. Я закончил. Теперь нам понадобится компьютер, иначе результатов мы не увидим.

Они очень старательно уложили все на свои места и тихо покинули квартиру. Только в машине Егор вздохнул с облегчением и вытер рукавом вспотевший лоб.

— Струсил, сыщик?

— Я в жизни ни разу не нарушал закона. Всегда был добропорядочным служакой. Если бы нас застукали, пришлось бы попрощаться со свободой. А у меня семья.

— А мне все равно, где подыхать, на свободе или в каталажке. Я свое от жизни получила. Меня теперь никакие деньги не спасут. Так, погуляю еще немного для собственного удовольствия, и хватит.

— Помирать собралась?

— Судьба и Бог нас не спрашивают. Придет час, все там будем. Райские сады мне не светят. Я буду жариться в аду. Вот почему сейчас я стала обращать внимание на природу, птичек. Появилась какая-то сентиментальность. Стала вглядываться в лица детей. У меня был ребенок. Андрюшка. Умер в шестилетнем возрасте. Луч света в моем темном царстве. А потом меня понесло по кочкам. Кончилась жизнь, одна отрава осталась. Вспомнить нечего, кроме пьяных рож. Боль притупилась, ханкой залила. А сейчас почитала записи Натальи, и меня дрожь проняла. Всю душу перевернуло.

— Чего ты такого нашла?

— Потом расскажу. Поедем куда-нибудь напьемся. Пожар в душе зальем.

— Странная ты, Катя. Никак я тебя понять не могу.

— А тебе это надо? Брось, Егор. Поехали.

Они могли и не торопиться. В то время, когда Катя знакомилась с архивами Наташи, хозяйка дома сидела в кабинете своего начальника и изучала материалы дела. Ничего нового она для себя не открыла, кроме того, что следствие идет в правильном направлении. Хуже всего было то, что они вычислили Толстикова и имеют его портрет. Точнее, фоторобот, очень удачный, лучше, чем паспортный снимок. То, что Толстиков играет на две команды, она поняла давно. Схема вербовщиков, которую он ей предоставил в самом начале, по его словам, составлена Охлобыстиным. Но существует элементарная логика. Если Охлобыстин даже и раскопал что-то важное, ему не хватило бы времени раскрыть всю систему вербовщиков. Охлобыстин приступил к следствию в июне, а в конце августа его убили. Следственные группы прокуратуры Москвы и Питера, укомплектованные высококлассными профессионалами, даже близко не подошли к источнику разгадки, а репортер-одиночка раскрыл всю сеть в одночасье! Маловероятно. Вопрос в другом. Толстиков ей не мешал, а помогал. Какую роль он играл в стане противника — не имело значения. Важно, что он делал свое дело, а значит, его боссов устраивала работа по уничтожению своих бывших сатрапов. Придет время, они и до боссов доберутся. Сейчас этой линией занимается ее главный помощник Боря, брат Маши Самойловой, которую вместе с ней вывезли в Иорданию четыре года назад. Маша погибла. Брату есть за кого мстить. Борис начал чистить рыбу с головы, а Наташа вырезает жабры.

Успеть бы покончить с поганой шайкой, пока ее не арестуют на собственном рабочем месте. Жаль генерала. Уж он-то точно такого удара не выдержит.

На следующее утро Колычев пришел на работу раньше времени и тут же пригласил секретаря зайти к нему в кабинет. Все папки с делом лежали на месте, аккуратно сложенными.

— Ну-с! Присаживайтесь, Наталья Пална.

Огоньки в его глазах говорили о том, что он ждет каких-то новых открытий. После вчерашнего выступления на совещании Колычев почувствовал, как изменилось к нему отношение коллег. Его слушали, а не ждали, когда он наконец-то замолкнет и даст возможность продолжить разговор по существу.

Наташа скромно присела на край стула:

— Я очень внимательно ознакомилась с материалами, Геннадий Алексеич. Кое-какие мыслишки у меня возникли. Могу ими поделиться.

— Да, да, я весь внимание!

— Есть некоторая закономерность. Все казненные вербовщики женщин по профессии археологи, историки, искусствоведы, специалисты по Ближнему Востоку. Причем двое из них убиты в домах профессоров археологов. Я думаю, что здесь есть какая-то прямая связь. Вот от чего надо отталкиваться в первую очередь.

Огонек в глазах Колычева медленно затухал.

— Это то, что лежит на поверхности, Наталья Пална. Трифонов установил, что жертвы между собой даже не были знакомы и профессора их не знают. Другой вопрос, что у них есть связи с Египтом, Иорданией, Эмиратами, где охотно покупают европейских женщин и порабощают их, отправляя в притоны. Но до арабов нам не добраться. Надо в собственном доме навести порядок.

— Я могу продолжить?

— Конечно, конечно.

— Если речь идет об организованной структуре, банде, сообществе, клане, синдикате, как угодно его назовите, то мелкая сошка, такое звено, как вербовщики женщин, и не должны друг друга знать. Ну подумайте сами. Эти жертвы не могли создать свое сообщество. Они не преступные гении, а посредственные люди, что называется, без царя в голове. Значит, их наняли на работу. И наниматели брали не людей с улицы, а только тех, в ком были уверены. Они знали слабые стороны претендентов на должность вербовщика. Допущена всего одна ошибка — с Бражниковым. Он решил во всем сознаться, и его тут же убрали. Теперь глянем на карту. Кто-то жил в Питере, кто-то в Москве. Надо найти точки, где не знающие друг друга коллеги могли собираться вместе. Есть центр, в котором сидят люди, знающие все и обо всем.

Там и происходит отбор кандидатов, а потом, извините за тавтологию, вербовщиков вербуют. Я просмотрела справочники и пришла к выводу, что таким центром может быть Научно-исследовательский институт стран Ближнего Востока и Средней Азии. Там мне подтвердили, что в институте периодически проходят семинары и конференции не только историков, но и археологов, и востоковедов. В институте можно найти данные и на профессоров, и на рядовых археологов. А на семинарах их можно вербовать, предлагая малооплачиваемым ученым хороший приработок. Риск невелик. Все разногласия с законом состоят в использовании нужного имени. Знакомство с женщинами и путешествие с ними по другим странам не возбраняется. А то, что она решила остаться с детьми в Иордании, — это ее личное дело.

— Так вы считаете, что главарь банды сидит в Институте Востока?

— Главарь не станет заниматься вербовкой. На эту роль можно найти человека. Назовем его звеньевым. Он контролирует звено вербовщиков. Надо не забывать и о звене киллеров. Мужей девушек и людей, у которых забрали паспорта, убивали опытные люди. Я не люблю применять слово «профессионалы» к убийцам. Это ремесленники с больной психикой. Как правило, в детстве их часто били. У головорезов должен быть свой звеньевой. Скорее всего, бывший военный. Полковник или майор, умеющий выполнять приказы без обсуждения, держать в руках автомат, громко и четко произносить команды. Но такой не способен создать преступное сообщество крупного масштаб, бесперебойно работающее в течение нескольких лет.

— Кто же, по-вашему, может создать такой клан?

— Тот, кто имеет связь с Иорданией, может диктовать свои условия арабам и долгое время с ними сотрудничает. Девушек везут не на восточный базар, а к определенному лицу или руководителю такого же клана. Две фирмы успешно взаимодействуют. Босс должен знать законы не только нашей страны, но и стран арабского мира.

— Дипломатический корпус?

— Вы читаете мои мысли, Геннадий Алексеич. Это пока все, что я могу сказать. Скромные выводы человека со стороны. Но, честно говоря, я еще не все переварила. Мне нужно время.

— Конечно, я понимаю. Вы прекрасный аналитик, Наталья Пална. Спасибо за беседу.

Наташа оставила шефа в глубокой задумчивости. Тут было над чем поломать голову. Она ни словом не обмолвилась о мстителях или палачах, говорила о причинах, по которым кому-то могут мстить и за что. Генерал на эту тему не задумывался раньше. Он ищет убийц, вербовщиков, а Наташа — причины. В этом она схожа с Трифоновым.

9

Они прогуливались по саду и собирали упавшие яблоки.

— Запущено все, — с грустью сказала Варвара, оглядывая бескрайний участок. — А когда-то это был показательный сад. К моему отцу, царствие ему небесное, соседи на экскурсию ходили. Стану вдовой — возьмусь за восстановление чудного наследства.

Толстиков ухмыльнулся:

— Недолго осталось ждать, дорогая. Твой муж и пасынок одной ногой в могиле. С ними проблем у нас не будет. Важно тебе обзавестись хорошим алиби.

— Я в командировку уезжаю инспектировать детские приюты. А потом, мой муж не обязан докладывать мне о своих делах. Я не в курсе его черных дел.

— Я хочу поговорить о другом. Так или иначе, но Белова и его головорезов надо убирать. Конечно, всю команду можно взорвать в подвале. Они там собираются каждые три дня в полном составе. Но это слишком просто. Я хочу попробовать натравить на них Наташу.

Варвара остановилась, бросила на землю корзину и развела руками.

— Ты опять за свое, Гриша. Белов и его ребята банду Рамира в горах Чечни перебили. При соотношении сил один к трем в пользу Рамира, а тебе развлечений захотелось. Девчонку он, видите ли, хочет натравить на Белова! Моську на стадо слонов.

— Начнем с того, дорогая, что эта идея принадлежит тебе, а не мне. Не устраивай истерик. Баба фантастически работает. Такая целой роты Беловых стоит. А потом, Москва — не горная зеленка. Белову нечего опасаться. У него солидное охранное агентство, свой особняк в центре Москвы. Но он слишком рано расслабился Его любовь к землянкам и дзотам будет стоить ему жизни Этому солдафону двухэтажного офиса мало. Он предпочитает собирать своих архаровцев в подвале и там делить черный нал. Счетовод недобитый. Две противотанковые мины — и их накроет бетонный потолок Одна пыль останется. Но я хочу, чтобы это сделала Наташа.

— А тебя самого она в конце концов не накроет?

— Не успеет. Закончит работу, и мы с ней простимся. Вопрос нескольких дней. Послушай. Я ей уже закинул удочку. Назвал имя Белова и сказал, что он вывез Милашкину из Питера. Что второй головорез из его команды сидит в колонии за убийство Бражникова. Так Наташа послала в колонию Влада Сухинина. Выбивать из этого придурка правду об убийстве. Кучу денег отвалила для подкупа авторитетов и урок, чтобы те раскололи убийцу, а потом его пришили. Зачем же девушке мешать, когда она сама вплотную подобралась к банде Белова.

— Как она их найдет?

— А я ей подскажу. Мне нужен фейерверк, а не простая резня. Я хочу поднять на уши всю ментуру Москвы. Одним словом, усложнить ситуацию до предела, а потом посмотреть, кто выкарабкается из-под обломков.

— Фантазер! Говори, что задумал?

— Через три дня в Кашире намечается грандиозная свадьба. Дочь губернатора и сын банкира сочетаются браком. Парень — еврей. Он пригласил на свадьбу своего родственника, руководителя еврейского ансамбля «Фреликс». Всю эту историю я слышал, сидя в ресторане. Музыканты пьянствовали за соседним столиком и обсуждали поездку. Один из них позвонил какому-то типу. Очевидно начальнику гаража. Поговорил с ним, а потом записал номер машины, повторив его вслух. Своим он объявил: «Вопрос с транспортом решен. Микроавтобус «Фольксваген» подъедет в одиннадцать утра к нашему клубу. Через три часа будем в Кашире».

— И что дальше?

— Нужно дать команду Белову захватить автобус, перебить евреев, забрать паспорта. Могильщики пусть подготовят яму. Но я приказывать Белову не могу. Это должен сделать Гурвич, а Гурвичу прикажешь ты от имени босса.

— И чего мы добьемся?

— Увидим, Варечка. Во всяком случае, Белов получит по заслугам. Он выпадет из категории героев и попадет в разряд убийц. А это значит, что ФСБ не бросится искать убийц героев отечества, защищая честь мундира. Они постараются откреститься от отщепенцев. Таким образом, следствие по истреблению банды Белова спустят на тормозах. Пусть репортеры недельку покудахтают, и на этом дело кончится. Разве нам сейчас выгодно, чтобы в момент внутренней перестройки к делу подключилось ФСБ? Нет! Вот почему Белов и его солдатня должны сдохнуть, как волки в своем логове, и быть проклятыми.

Варя сложила руки на груди и, прислонясь к яблоне, улыбнулась:

— А в твоей идее есть рациональное зерно. Надо подумать.

— Думай и решай. Времени не очень много.

10

Стоя в темном подъезде, Катя и Власов наблюдали за домом напротив. Перед ним был глухой темный старомосковский двор, похожий на колодец.

Власов взглянул на часы. Четверть одиннадцатого.

— Может, мы зря время теряем? — спросила Катя.

— Нет, дорогуша, Пекарева должны прикончить сегодня. Логика очень простая. Вчера Толстиков опять послал тебя дежурить в подъезд. Так?

— Так. Я проторчала там целый час, потом позировала тебе, как дура. Изображала из себя шпионку, оглядывающуюся по сторонам…

— Это для отчета Толстикову, чтобы ничего не заподозрил. Он нас нанял, и мы выполняем свою работу, не подозревая, во что нас втянули. Но ты теперь знаешь — как только ты отдежуришь на лестничной клетке очередного парадного, так на следующий день там происходит убийство.

— На сей раз свидетелей не было, меня никто не видел.

— Тем лучше. Зато мы их увидим. — Власов кивнул на стоящую в углу сумку. — Там классный фотоаппарат с телеобъективом. Видишь те два окна напротив? Сейчас они темные. Как только Пекарев вернется домой, в комнате вспыхнет свет. Освещение для нас подходящее. Из этого окна вся комната просматривается.

— Ты уверен, что жертвой будет Сергей Пекарев?

— А кто же еще?! Ты видела схему, сделанную Наташей. Правда, там нет адресов, но когда Толстиков направил тебя дежурить в этом доме, я проверил жильцов. В квартире двадцать два проживает Сергей Пекарев. Он есть в схеме. Стоит под номером семь. Пекарев возвращается домой не раньше двенадцати. У нас еще полно времени на подготовку. После того как Наташа повесит Пекарева, мы зайдем в его квартиру и сделаем снимки крупным планом. В любом случае труп до утра не обнаружат.

— Опасную игру ты затеял, Егор. Тебе с Толстиковым не справиться. Он слишком хитер. Отнимет у тебя фотографии, а тебя прирежет.

— Все может быть. Но я тоже не лыком шит. — Власов достал ключ и вложил его в руку Кати. — Запомни адрес: Седьмая Парковая, дом семь, квартира семь. Легко, не так ли? Мы с тобой живем по адресам, которые нам дал Толстиков. А про Седьмую Парковую он ничего не знает. Эту квартиру снял я. Там и хранится главный архив. Когда я выложу Толстикову свои условия, ты исчезнешь. Уйдешь из его квартиры и переберешься на Парковую, там он тебя не достанет. И меня ему убивать не будет смысла. Я покажу пару хороших фотографий, но где негативы и остальные снимки, он знать не будет. Все очень просто. Если он меня убьет, ты все материалы сдашь на Петровку. Тогда ему крышка. Лучше заплатить, чем идти на пожизненное. Так что не бойся, партнерша. Я в тебя верю. Ты женщина сильная, сумеешь за себя постоять. Пусть я не такой решительный, как ты, где-то даже неудачник. Но у меня есть одно хорошее качество. Я всегда выбирал для работы отличных партнеров и никогда не подводил их. Раз мы взялись за дело, то доведем его до конца. Либо пан, либо пропал. Я уже устал от нищеты. Хочу вздохнуть широко и глубоко, хоть один разок. Другого шанса у меня не будет.

— Хватит плакаться. Взялись за дело, значит, сделаем. Я совсем о другом думаю. То, что Наташа вешает грязных тварей, я одобряю. Тебя ее папки не интересуют, а я их все прочитала и знаю, кого и за что она вешает. Но если тебе это не интересно, то и говорить не о чем. Вопрос в другом. С какого боку к ней Толстиков прилепился? Что ему надо? Может, как мы, хочет ее шантажировать? Она баба богатая. Но с другой стороны, он же сам участвует во всех делах и шантаж здесь не пройдет.

— В том-то и дело, что пройдет. А как ты думаешь, для чего он нас нанял? Ты подставная кукла. Иначе говоря, ты — это и есть Наташа. Я тебя фотографирую, слежу за тобой и посылаю ему отчеты. Он оставит только те фотографии, где ты снята со спины. И поверь мне как мужику, который еще оглядывается на девочек, вас с Наташей со спины не отличишь, тем более на фотографиях. Вы даже парики одинаковые носите. К тому же он заставил тебя ходить в темных очках. Парик. Очки. Ты на месте преступления. Снимки это подтверждают.

— А если он покажет эти фотки Наташе? Его там нет, только она одна.

— Глупости. Эту женщину на дешевку не купишь. Толстиков ловок, ничего не скажешь, но в сравнении с ней он выглядит слепым щенком. Я думаю, он хочет убить Наташу. Твои снимки останутся в наследство ментам как улики против нее. Но ей он их не покажет, иначе сам сдохнет. Он же ее боится, я это вижу. Только в толк не возьму, зачем он с ней связался? Жил себе мальчик, не тужил, и вдруг приезжает женщина из арабских стран, лишенная всего, повидавшая немало горя и страданий. Она решает отомстить подонкам за себя и сотни таких же, как она, проданных в рабство. Мстит. Хорошо мстит! С яростной злостью и изощренностью. Но при чем здесь Толстиков? Зачем ему понадобились мы? Для моих мозгов это слишком сложно.

— Смотри.

По двору шли двое мужчин, направляясь к дому напротив.

Власов схватил фотокамеру.

— Тут ничего не видно, — сказала Катя.

— Сейчас они попадут в свет фонаря у подъезда, и я их щелкну. Узнаешь?

— Толстикова узнаю. Кто с ним?

— Сюрприз. Это и есть Пекарев. Значит, они знакомы.

Власов начал фотографировать.

— У меня возникло подозрение, что он и других повешенных знал. Вспомни. Толстиков всегда появлялся на месте уже после смерти каждого из кандидатов, а значит, они не могли его узнать или выдать. Таким образом, мы вправе предположить, что у него с этими ребятами свои счеты. Только убирает он их руками Наташи и в конечном итоге выставит ее виноватой. Только ему придется ее сначала убить, а потом подбросить мои отчеты ментам. Палач найден мертвым — дело закрыто! Поняла?!

Егор схватил сумку с пола:

— А теперь наверх. Там мы поймаем нужный ракурс.

Они взбежали на последний этаж и прильнули к окну лестничной площадки. Власов поставил сумку на подоконник, достал штатив, аппарат, огромный объектив и начал готовиться к съемке.

— Свет в окнах зажегся, — сказала Катя.

— В сумке бинокль. Возьми. Кажется, чутье меня не подвело.

* * *

Гриша долго и тщательно вытирал ноги, а потом попросил тапочки.

— Вообще-то твой приезд закономерен, — сказал Пекарев, когда они вошли в его комнату. — Ситуация выходит из-под контроля. Ткачук повесился, а Волкова придушили. В Москве остался Валиани. Но Котэ уже давно никуда не выезжал. Сейчас ему дали объект на обработку, но о результатах говорить рано.

— А что по этому поводу думают Вайсберг и Гурвич?

— Гурвичу наплевать. Он командует боевиками, а с ними, слава богу, все в порядке. Белова с его головорезами на веревке не вздернешь. Это тебе не черномазые придурки. Вайсберг считает, что главный решил сменить состав, и мне предстоит вербовать новых оболтусов. Может быть, так и надо.

— А что по этому поводу говорит твоя молодая мачеха?

— Она спокойна, как глыба льда. Отец вообще не интересуется тем, что творится на нашей кухне. Его дело сторона. Делает себе путевочки и визы, а остальное его не трогает. Но наш босс, конечно, уникум. Только имея большое воображение можно такое придумать. Виселицы строит. Прошу, господа, извольте подняться на эшафот, палач уже заждался.

— Да, без юмора не обошлось. Но кто будет спорить с хозяином? Он всегда прав. К тому же и поспорить не с кем. Кроме Варвары, твоей матушки, его никто в глаза не видел.

— Не называй эту стерву моей матушкой. В конце концов, это она нас всех втравила в бесовскую круговерть. Шлюха!

— Ты чем-то недоволен? Тебе хорошо платят, плюс проценты от каждой ездки, которые совершаешь не ты, а твои отморозки. И потом, почему она шлюха? Я ее очень уважаю.

— А то я не знаю, что она на стороне кучу мужиков имеет! Возит их на дачу своего покойного папаши. Все соседи в поселке знают об этом. С отцом не спит, хоть он и не очень старый еще. Я бы ее давно выгнал к чертовой матери, но он, видите ли, ее любит и запрещает мне вмешиваться в их семейные дела. Плевать, его дело.

— Это точно. Так вот, Сережа, я пришел забрать у тебя материалы, касающиеся твоего звена. Собери все, что есть, и больше в доме ничего не храни.

— Уверен, что я должен тебе их сдать?

— Для твоей же пользы. Я не хочу каркать, но кроме нашей конторы есть еще прокуратура, и там не сидят сложа руки. Мне велено собрать всю документацию у наших людей. Приказ хозяина. Можешь позвонить своей ненавистной мачехе, она подтвердит.

— Нет необходимости.

Пекарев подошел к окну, наклонился и поднял несколько паркетин. Из тайника достал три папки и бросил их на стол.

— Это все, что у меня есть.

Когда Пекарев укладывал паркет на место, Толстиков подошел к нему сзади и всадил под лопатку шприц. Пекарев вздрогнул, попытался выпрямиться, но тут же свалился на пол. Григорий убрал папки в свою спортивную сумку, достал веревку, липкую ленту и фотоаппарат. Связав руки и ноги потерявшему сознание клиенту, заклеил ему рот скотчем, потом залез на стол и привязал веревку к крюку люстры. Делал он все это неторопливо, последовательно. Подняв с пола бесчувственное тело, взвалил его на плечо, встал на стул, потом на стол, продел голову Пекарева в петлю и спустился вниз. Петля затянулась под весом тела, но ноги упирались в стол. Толстиков отодвинул его и перевернул на бок. Пекарев повис в воздухе. Он умер, не успев прийти в себя.

Убийца сделал несколько снимков в разных ракурсах, вытер тряпкой все, чего касался, забрал сумку, вышел в коридор. Переобулся и тихо приоткрыл дверь. Выглянул наружу. Тишина. Свет в квартире он гасить не стал, дверной замок поставил на «собачку», чтобы дверь не захлопнулась. Теперь сюда мог войти любой.

Спустившись на один этаж, Толстиков услышал, как хлопнула дверь подъезда. Замер, потом на цыпочках быстро поднялся наверх. Он слышал стук каблуков. Это были женские каблучки. Толстиков поднялся еще выше, перегнулся через перила и глянул вниз.

По лестнице поднималась Наташа.

* * *

Пока Толстиков возился в коридоре квартиры Сергея, Волков и Катя все еще оставались на выбранном для слежки месте.

— Смотри, Егор! — воскликнула девушка. — В подъезд входит Наташа.

— И что тут удивительного? Теперь они поменялись местами. Он вешает, а она приходит фиксировать события. — Егор даже не взглянул в окно.

— Черта два! Толстиков уже уходит. Он ее не ждет. Посмотри, он вышел из комнаты.

— Они неизбежно столкнутся на лестнице. В доме нет лифта, — оторвавшись от фотоаппарата, сказал Власов.

— Посмотрим.

Что происходило в подъезде, они знать не могли. Но в комнате Пекарева появилась Наташа. Одна.

— А где же ее напарник? — удивилась Катя, глядя в бинокль. — Странно.

— Спрятался этажом выше. Решил сделать подруге сюрприз.

— Не похоже. Она выглядит растерянной. Стоит посреди комнаты и не знает, что делать. Судя по тяжелой сумке на плече, она тоже принесла с собой веревку.

— Оп-ля! — произнес Власов, снова приникнув к видоискателю фотоаппарата. — Глянь-ка на дверь.

— И что там?

— Из-за шторы появился объектив. Пока эта дура будет стоять у окна, он ее сфотографирует. Рискованно ведет себя парень. Она может его засечь.

— Вряд ли. Слишком задумчива. Ее одолевают какие-то мысли. Почему она не уходит? Смотрит в окно, будто кого-то ждет.

— Так. Объектив пропал. Наш герой смылся. Значит, сейчас выйдет во двор. Он явно не хочет встречаться со своей напарницей.

Но. все произошло не так. Первой вышла Наташа и направилась к воротам.

* * *

Толстиков слышал, как внизу хлопнула дверь. Он достал мобильный телефон и набрал номер.

— Варя, я думаю, что мой звонок не застал тебя врасплох. Ты сидишь или лежишь?

— Сижу. Что за тон?

— Выпей за упокой души своего пасынка.

— Я на ночь не пью. Белов сделал свое дело.

— Где?

— Они перехватили машину музыкантов на пятьдесят третьем километре Каширского шоссе. Сработали чисто. Никаких сигналов тревоги пока не получено. Думаю, что шумиха начнется утром.

— Отлично. То, что мне надо.

— Слишком самонадеян.

— Увидим.

— Твоя подруга тебя уже раскусила. Тебе так не кажется?

— Возможно. Но она меня больше не увидит. Я дам ей возможность самостоятельно покончить с Беловым, а потом она нам больше не нужна.

— Только не перехитри самого себя, стратег! Варя положила трубку.

Толстиков набрал новый номер.

— Наташа? Я тебя не разбудил?

— Пока еще не сплю, что случилось?

— Я еду по Каширскому шоссе и не знаю, что мне делать дальше. Машин на трассе мало, боюсь, что они меня засекут.

— Кто они?

— Ребята из охранного агентства «Аллигатор». Они вышли всей командой во двор в камуфляже при оружии, расселись по машинам и уехали. Я еду за ними. Уже Горки Ленинские миновали. Похоже, они направляются на какую-то операцию с захватом. Хочу выяснить подробности.

— Не валяй дурака и возвращайся домой. Ты имеешь дело со спецслужбами, пусть и бывшими. Они вычислят тебя в два счета. Ничего ты все равно не добьешься. Они тебя заманят в тихое место, и твой труп найдут грибники через пару дней. Хочешь, чтобы в твоей газете появился некролог, похожий на некролог Охлобыстина?

— Нет, я должен выяснить их планы.

— В понедельник выясним. Езжай домой.

— Они куда-то сворачивают. Ну пока!

Толстиков бросил телефон в карман, улыбнулся, закурил, поднял с пола сумку и начал медленно спускаться вниз по лестнице.

* * *

Они стояли у дверей подъезда и ждали.

— Ну что он может так долго там делать? — удивлялась Катя.

— Черт его знает. Свет горит. Может, улики против своей партнерши подбрасывает?

— Улики? Зачем?

— Кажется, я разгадал его ход. То, что он хочет подставить Наташу, в этом уже нет сомнений. Интересная штука получится, если он все собранные фотографии с твоим изображением перемешает с парочкой снимков Наташи. С такими, где видно ее лицо. Ради них он вернулся в квартиру.

— А следователи дураки, да? Они не понимают, что с двух метров от висящего трупа ее мог фотографировать только сообщник.

— Следователи могут думать все что угодно. Может, палачи любят фотографироваться на фоне своих мертвых жертв! Вот только сделать они ничего не смогут. Женщина есть, а фотографа ветром сдуло.

Наконец Толстиков вышел из подъезда и прогулочным шагом направился к арке ворот.

— Идем посмотрим, какую гадость он там подложил, — потребовала Катя.

— Женская солидарность? Не мельтеши. Мы наблюдатели, а не соучастники. Наше дело — сторона. Мы архивариусы. Я и так шесть пленок отснял. Материалов у нас выше крыши.

— Тогда я одна пойду.

Она не сомневалась в том, что дверь квартиры оставлена открытой. Так оно и оказалось. Осмотр ничего не дал. Улик она никаких не нашла. Правда, у нее не было навыков обыска, но вниманием ее природа не обделила.

В последний раз оглядев комнату с порога, Катя расстегнула заколку-бабочку в волосах и бросила ее к поваленному на бок столу.

11

Толстиков так и не вернулся до утра на квартиру, которую Наташа для него снимала. Она ждала его. Но, увы! Однако вернулся Влад Сухинин из командировки в колонию строго режима. Наташе этот парень нравился. Он, конечно, не был сообщником Григория и вряд ли знал о его истинных намерениях. Толстиков торопился покончить со списком кандидатов на тот свет и нанял помощника. Впрочем, Влад впрягся в лямку по понятным причинам: у него молодая жена и трое малолетних детей. Когда он узнал, как выманивают женщин с ребятишками на Ближний Восток, что делают с их отцами и мужьями, естественно, он тут же поставил свою семью на место жертв. У парня зубы заскрипели. Его согласие примкнуть к отряду мстителей выглядело вполне осознанным шагом.

Разумеется, он и предположить не мог, что Толстиков — один их тех, у кого руки по локоть в крови. Наташа не торопилась рассказывать ему о своих выводах и делиться планами. Влад честно выполнял работу, причем использовал для достижения цели свое актерское дарование и фантазию. Перед поездкой в колонию он побрился наголо, вставил накладные железные фиксы, похудел и вызубрил блатной жаргон. Правда, весь этот маскарад не потребовался. Тюремных паханов интересовали только деньги, за них они готовы были выжать всю информацию из любого зэка, а потом его прирезать.

Наташа догадывалась об этом и снабдила своего посыльного нужной суммой. Результат превзошел все ожидания. Гавриков дал признание, которое к тому же было записано на диктофон. Убивал Бражникова он по заданию Белова и сам служил в его команде киллеров, скрывающейся под вывеской охранного агентства «Аллигатор». База его находилась на Ордынке. Все сходилось.

Следующим звеном, стоящим на очереди в покойники, была банда Белова. Наташа понимала, что тут ей одной не справиться, придется воспользоваться помощью Бориса Самойлова. Он уже собрал команду профессионалов, бывших оперативников ФСБ, и занимался лидерами преступной группировки, считая это самым важным, а Наташа «обрубала хвосты», уничтожая непосредственных исполнителей.

После отчета о поездке Сухинин сказал:

— Мне нужен один день передышки. Завтра у меня спектакль, надо лететь в Питер. К тому же я страшно соскучился по детям.

— Не возражаю, Влад. Езжай. Работа есть работа.

— А послезавтра я вернусь. Вот только боюсь, что Котэ Валиани меня разлюбит.

— Голубой мальчик скучает по тебе?

— Я очень старался ему понравиться. Приходится разыгрывать из себя недотрогу. С удовольствием придушил бы гада. Загранпаспорт на имя Филиппа Рутберга я нашел у него в столе. Он сделал двенадцать ездок в Иорданию. Сволочь!

— Придушим, когда вернешься. Пригласи его за город. На дачу или на пикник. Важно, чтобы он оказался в лесу. А там мы с ним разберемся.

Сухинин провел рукой по лысине:

— Да, искусство требует жертв. Придется идти на свидание к своему возлюбленному в парике. Меня удивляет, как гомосексуалист мог вербовать женщин?

— Меня другое удивляет. Те, кто вербовал Валиани на эту работу, не могли не знать о его ориентации. Почему же на нем остановили выбор? Может быть, у них не хватало людей, многие отказывались, и приходилось брать кого попало?

— Если ты права, то отказники могут стать свидетелями. А это опасно.

— Нет. Те, кого вербовали, знали только одного человека. Но сейчас он мертв. Звеньевого убрали без моей помощи. Я опоздала. А это может означать только одно: убийца Сергея Пекарева — так звали звеньевого — боялся, что со страха Пекарев может назвать его имя. В таком случае я должна знать убийцу. Тебя в Москве не было, ты находился во Владимирской области…

— Гришка? Он член банды? Такого быть не может.

— Я рассуждаю, а не утверждаю. Вы вместе служили в горячих точках. Как это могло произойти? Ему тридцать семь лет, а ты на десять лет моложе.

— Я находился на срочной службе, обычным рядовым, а он был офицером и командовал взводом.

Но там, где стреляют, грани стираются и погоны большой роли не играют. А вообще-то он снайпером был до того, как стать диверсантом. Но допустил ошибку, шлепнул своего же. Тогда его и скинули с престижной работы и направили к нам, взводом командовать-Постой, постой… Вот что мне покоя не давало все время, пока я ехал в Москву! Признание Гаврикова. Он назвал имя главаря киллеров. Самсон Белов. А ведь Гриша служил в команде майора Белова до того, как к нам попасть. Не тот ли это Белов?

— Давай-ка, Влад, не будем делать скоропалительных выводов. Просто тебе не нужно пока встречаться с Гришей, а если увидишь его, ничего не говори о Валиани. Он не знает о твоем задании относительно «голубого» грузина. И о командировке в зону я ему ничего не говорила. Ты меня понял?

— Очень хорошо понял.

— А теперь главное. В прокуратуре о тебе знают. Твоего появления в Питере ждут. Знают, что непременно явишься на спектакль. Даже если ты будешь придерживаться версии, что нанялся по письмам, тебя все равно могут задержать. Твоя жена рассказала оперативникам, что тебе звонил Толстиков, и ты с ним встречался. Так что с письмами ничего не получится. Версию придется менять на ходу. За тобой могут установить наблюдение. А ты мне нужен в Москве.

— Понял. Сделаем так. Я позвоню подруге жены и попрошу ее позвать Зойку с детьми к себе. С вокзала поеду прямо к ней, не заезжая домой. Там мы и увидимся. Второе. Я явлюсь в театр за пятнадцать минут до начала спектакля. У меня сложный грим. Помрежа предупрежу об опоздании по телефону, чтобы они там панику не поднимали. Естественно, до начала спектакля ко мне никого не пустят. Даже министра внутренних дел. Да и светиться они не захотят. Опера будут ждать меня после представления у служебного входа. А я выйду через сцену во двор, где находятся сараи с декорациями, перемахну через забор, возьму такси и — на вокзал.

— Идея отличная. Только не на вокзал. Тебя встретят в Москве у поезда. Нетрудно сообразить, куда ты подевался, если не вернулся домой. Поедешь в аэропорт, полетишь в Тулу, там сядешь на электричку и приедешь в Москву. Сюда не приходи. Я купила квартиру, Гриша о ней ничего не знает. За мной никто не следит, я проверяла. Правда, у меня есть подозрение, что кто-то копался в моих вещах, но я поменяла замки. И вряд ли ко мне заходил Толстиков. Ему искать у меня нечего. Все документы мы добывали вместе. Возможно, я стала слишком мнительной. Но на всякий случай решила нанять прислугу, чтобы в доме постоянно кто-то находился.

— А как быть с бандой Белова?

— Я подумаю над этим. Такой дуб с одного взмаха не свалишь, а второй удар тебе сделать не позволят. Ладно. Ты устал, ложись спать, вечером я приеду и отвезу тебя на вокзал.

Разговор длился очень долго, Наташа ушла только во второй половине дня.

12

Труп Сергея Пекарева уже увезли в морг. Дегтярев закончил свою работу. Когда приехали Трифонов и Задорина, их встретил подполковник Beтипаж из управления. Он руководил отделом, в котором работал Марецкий, но Марецкого откомандировали в ИТК для допроса Гаврикова, поэтому его место занял подполковник.

Опрос соседей ничего не дал. Никто ничего подозрительного не заметил. На лестничной клетке последнего этажа опять нашли окурки сигарет «More».

Милиция продолжала обыск, а Задорина и Трифонов уединились на кухне.

— Родственников позвали? — спросил Трифонов.

— Да, отец убитого приедет с минуты на минуту, мать в командировке. Точнее, мачеха. Вторая жена Пекарева-старшего. А вам не кажется, Александр Иваныч, что генерал Колычев стал слишком прозорливым?

— Что вы имеете в виду?

— Он выдвинул версию, будто всех убитых вербовщиков нанимали в Институте Ближнего Востока, а повешенный Сергей Пекарев работал там. Руководил отделом по отбору специалистов в страны Ближнего Востока и Северной Африки. Молодой, но очень авторитетный специалист. Он мог знать каждого из погибших, и сам стал жертвой. Теперь замолк навеки.

— Версия Колычева обоснована. Мы сами виноваты. Слишком суетливы. Нас швыряет из стороны в сторону, как при шторме. Не успеваем прослеживать ситуацию. Убийцы нам продохнуть не дают.

— Камень в мой огород. Я как руководитель группы не могу установить должный порядок в доме.

— Я не о вас, а о Колычеве. У него больше времени для анализа, чем у нас. А вообще, до того как сесть в кресло начальника, он был хорошим следователем.

Мы же с ним вместе начинали. Но я думаю сейчас совсем о другом. Неряшливость женщины. По предыдущим делам она лишь раз оставила свои следы. На даче, где был повешен Рамазанов. Там мягкая земля в саду, следы от каблуков за собой не уберешь и не смоешь. А сейчас она теряет заколку для волос.

— При таких обстоятельствах все возможно. Уронила, не подняла сразу, потом забыла. К примеру, если труп взвалила на плечо и задела заколку, та расстегнулась.

— Согласен. Но дело в том, что перед уходом она не забыла стереть все следы с ручек. Дегтярев не нашел следов даже хозяина, кроме одного пальца на входной двери, и то скорее женского.

— Может, ее кто-то спугнул? — задумалась Ксения Михайловна.

— Очень может быть. Вспомните предыдущие случаи. Клейкую ленту на губах и руках всегда сдирали после того как жертва погибала, оставались только следы. А сейчас ленту оставили. И еще. По мнению врача, смерть наступила между полночью и часом ночи. Кто в такое время может напугать убийцу? Труп обнаружили в одиннадцать утра, да и то случайно. Пекарев жил один, замкнуто, никого домой не приводил, если верить соседям. Нет, убийце спешить не приходилось. И кто с тряпкой ходил, полы протирал?

Задорина взмахнула руками. Ничем этому зануде не угодишь.

— Тогда остается последний вариант. Убийца не знал всех подробностей предыдущих казней. Мы имеем дело с другим палачом, который приблизительно воспроизвел сценарий тех, кто вешал Зибирова, Рамазанова, Ткачука, Волкова. Он и свечек не оставил. А заколку нам подбросили. Купили в киоске и кинули на пол.

— Интересная мысль, Ксения Михална. Я бы не стал исключать такой версии.

На кухне появился подполковник Ветипаж:

— Мы там тайник в полу нашли. Под паркетом, в углу у окна. Очевидно, его вскрывали вчера. Плохо сложили досочки, перекос получился. Там пусто, только в самой глубине один листок застрял. Все вытащили, а он остался. — Подполковник положил листок на стол.

Задорина взяла бумагу:

«Ваша задача: вы знакомитесь с женщиной, имя которой узнаете позже. Увлекаете ее, ухаживаете и в конечном итоге делаете ей предложение выйти за вас замуж. Когда она дает согласие, вы настаиваете на поездке в Израиль к вашим родителям, которые должны одобрить ваш выбор. В Россию вы возвращаетесь один и получаете за работу пять тысяч долларов США. Согласитесь, не велик труд. В женщинах вы так же не разочаруетесь, а с вашим обаянием успех предрешен.

Выступать будете под чужим именем. Сделаете фотографии на внутрироссийский и заграничный паспорта. С вами в ближайшее время свяжутся.

Желаем успеха!»

— Ни числа, ни подписи. Текст отпечатан на компьютере. В левом верхнем углу красным карандашом написано: «Принять образец за основу».

— Теперь можно сказать с уверенностью, что наши догадки оправдались.

— Похоже, что так. Пекарев подбрасывал такие послания на конференциях своим коллегам с авантюрным характером. Скорее всего, он их знал лично. Кому ни попадя такую записку не подкинешь: слухи пойдут, и о странных посланиях будут знать все. Вряд ли тех, кто ставил визу красным карандашом, такой оборот устроил бы, — рассуждал Трифонов, — тут действовать надо наверняка.

— А если кто-то отказался? — предположила Задорина. — Хорошо бы выяснить подробности. Необходимо поднять все дела штатных и внештатных сотрудников института и узнать, кто из молодых ученых умер по непонятным причинам за последние пять лет. Думаю, что отказавшегося уничтожали. Для банды человеческая жизнь ничего не значит. А как вы думаете, Александр Иваныч, в тайнике под паркетом мог находиться список вербовщиков? Ведь этот листок остался в полу по чистой случайности. Если палачи нашли папку с полным списком завербованных археологов, я даже и предположить не могу, скольких повешенных мы с вами еще увидим!

— Не думаю, что много, Ксения Михална. Странно, что они не пришли к Пекареву в первую очередь, если таковой список у него имелся.

— А они о нем не знали. Вспомните уколы. Ведь перед казнью каждого допрашивали. Возможно, Пекарева выдал кто-то из последних. Ткачук, например. А вот теперь допросы прекратятся, если они заполучили полный список будущих жертв. Пекарев — единственный, кто знал всех. Сами вербовщики могли и не знать друг друга. Вы же говорите, что их не очень много.

— Так оно и есть. Подумайте сами. Проституток у нас хватает. Их долго уговаривать не надо, чтобы поехать за границу на заработки. Зачем же им вербовщики с такой сложной схемой? Тут дело в другом. В письме сказано: «Имя женщины вы узнаете потом». В первую очередь отбирались кандидатки для переправки в Иорданию. Отбирались по строгим критериям. И когда кандидатура утверждалась, убивали ее мужа. Выдерживали определенный срок, чтобы вдова пришла в себя, а потом натравляли на жертву вербовщика. Серьезная и продуманная схема. А теперь вспомним, что общего имеют между собой женщины, переправленные в Иорданию? Только одно. У всех малолетние дети до четырех лет, и они уехали вместе с ними. Скорее всего, там их разделяли. Женщин в притоны, а детей… Судьба детей нам непонятна. Пока непонятна. Идем дальше. Вряд ли обычная проститутка, вернувшаяся из арабского притона на родину, пойдет мстить своему вербовщику. Его еще найти надо, он живет под чужим именем. Хорошо! Нашла, повесила, отомстила! Зачем же преследовать остальных? Только женщина, потерявшая в жизни все, готова пойти на такой отчаянный шаг.

Задорина кивнула головой в знак согласия:

— Она и сама стоит на краю пропасти. Как показали анализы слюны, оставшейся на окурках «More», женщина тяжело больна. У нее хроническая форма сифилиса, и она не может не знать об этом. Если ее таскали по притонам, это естественно. Она ничего не боится и идет напролом. Тяжелая болезнь подстегивает ее, она торопится. Мы за ней не угонимся.

— Стоит ли за ней гоняться? Я предпочел бы найти и обезвредить осиное гнездо, которое она тормошит. Этим мы спасли бы многие невинные жертвы. Не думаю, что уничтожение нескольких вербовщиков остановило поток женщин и детей, отправляемых в Иорданию. Схема продолжает работать.

— Пограничники и таможня предупреждены во всех аэропортах. Каждая женщина, вылетающая в Амман с детьми, проверяется. Но пока таких случаев не зафиксировано.

— Вот это меня и беспокоит. А если главари клана изменили схему? Или вовсе решили от нее отказаться? Нашли новый вариант, более интересный и простой. Тогда я могу понять, почему бандиты не мешают мстительнице вершить свой суд. Вербовщики — отработанный материал. Они никого уже не интересуют.

— Позвольте вмешаться, Александр Иваныч, — тихо подал голос подполковник Ветипаж, стоявший в сторонке. — Схема осталась прежней. Идет замена состава.

Оба следователя с удивлением глянули на притихшего сыщика из МУРа, о котором успели забыть.

— Да, да, пожалуйста. Мы вас слушаем, — мягким тоном произнес Трифонов.

— Сейчас вся милиция стоит на ушах. Вчера утром в Каширу отправился квартет. Еврейский ансамбль «Фреликс». На свадьбу. Дети крупных политиков решили пожениться. Ансамбль в Каширу не приехал, а из Москвы выехал. Исчез в пути. Эти самые политики и подняли всех. Руководитель ансамбля — брат крупного банкира. Сейчас прочесывают всю трассу от Москвы до Каширы, но никаких следов пока не нашли. Можно предположить, учитывая обстоятельства нашего дела, бандитам понадобились паспорта еще четырех евреев.

На кухне возникла долгая пауза.

— Слишком навязчиво, — нарушила ее Задорина. — Убивать целую группу? Если они их выбрали, готовили перехват, провели операцию без помех, то наверняка знали, с кем имели дело и куда музыканты едут. Они всегда выбирали себе в жертвы тихих, незаметных обывателей. Одно с другим не вяжется… Вот что, подполковник, сделайте милость, выясните подробности этой истории, а потом введите нас в курс дела.

— К вечеру картина станет ясна. Я соберу материалы и привезу в прокуратуру.

— Договорились.

На кухню зашел участковый.

— Приехал Отец погибшего.

Трифонов встал, когда на пороге появился высокий солидный мужчина с седой шевелюрой. Сразу стало тесновато. В глазах отца читалось беспокойство и страх. Будто его напугали.

— Здравствуйте. Я Пекарев Георгий Викторович. Что с моим сыном? Это правда? Я не могу поверить, что он повесился. Глупости!

— Никто этого не утверждает, Георгий Викторович. Мы склонны считать, что вашего сына убили.

— Кому он нужен, убивать его? У него не то что врагов не было, друзей-то по крупицам не соберешь. Где труп?

— Отправлен на вскрытие в наш морг.

— Ваш? Ах да, понял. Я хочу поговорить с патологоанатомом. Это, надеюсь, не возбраняется? Я сам врач. Профессор, реаниматолог.

— Хорошо, я позвоню и предупрежу о вашем приезде. Скажите, вы знали кого-то из его друзей?

— Нет. Он ведь жил здесь, отдельно от нас. Я женат вторым браком. Так получилось. Жена на год старше моего сына, и они не сумели найти общий язык. К нам он не приходил вообще, а я при своей занятости не часто его навещал. Не могу ничего сказать. Но одно я знаю определенно: Сережа был человеком уравновешенным, умным, умел ладить с людьми. Он никогда ни у кого не вызывал раздражения, кроме моей жены. Но это отдельная статья. В нем присутствовала какая-то особая притягательность, обаяние. Он был очень убедителен и пользовался авторитетом на работе. Мне очень трудно поверить в то, что нашелся человек, способный убить его. Нонсенс! Я очень прошу, разберитесь с этим делом и держите меня в курсе дела по ходу расследования.

Пекарев достал из нагрудного кармана визитную карточку и подал Трифонову. Тот не глядя сунул ее в карман. Профессор развернулся и ушел.

— В тихом омуте черти водятся, — буркнул вслед ушедшему Ветипаж.

— Подходящая характеристика для вербовщика, — заметила Задорина. — Авторитет, влияние, обаяние, ум, способность убеждать, уравновешенность. Пожалуй, Пекареву-младшему без особого труда удавалось уговаривать претендентов взяться за грязную работу. Наверняка умел ее преподнести. Труд не тяжкий, а пять тысяч долларов — хорошие деньги. Вряд ли мы найдем отказников.

— Похоже, что так.

13

Понедельник — день тяжелый. Генерал Колычев начал его с консультации, пригласив секретаря к себе в кабинет. Теперь он делал это ежедневно и на работу приходил раньше на полчаса.

— Новая фотография? — спросила Наташа с порога.

— Совершенно верно, Наталья Пална, но не только фотография. Новостей больше обычного. Но начнем со снимка. Взгляните.

Она не удивилась, увидев себя, стоящую лицом к окну в комнате Пекарева. По центру виден труп с удавкой на шее. И опять ее лица не было видно. Рыжий парик, копна пышных волос. Если бы она пришла на работу в джинсах и ветровке, подошла к окну в кабинете Колычева, это было бы равноценно явке с повинной.

— Все, что я вам скажу, Геннадий Алексееич, вы уже и без меня знаете.

— Не знаю, но догадываюсь. А вот это я забрал сейчас из лаборатории.

Он вынул из портфеля целлофановый пакетик, в котором лежала пластмассовая заколка в виде бабочки, размером с ладонь.

— Эта дамочка оставила свою заколку на месте преступления. Потеряла. Вот тут и начинаются настоящие ребусы. Начнем с простого. На заколке остались отпечатки пальцев этой женщины. Они идентичны тем, что обнаружены на ручке входной двери. Других отпечатков в квартире не найдено. Их стерли. Эти же отпечатки мы нашли на другой ручке. Двумя неделями ранее. На чердачной двери в доме на Мясницкой, где был повешен Ткачук. К тому же преступница везде оставляет кучу окурков, и мы теперь знаем, что она неизлечимо больна. Но у меня возникает резонный вопрос, связанный с заколкой. На ней обнаружено несколько живых волос. На самом деле эта женщина — темная шатенка, почти брюнетка. Бросать окурки на лестничных клетках — это одно, но терять заколки с волосами и отпечатками — это уже слишком. К тому же на фотографии мы видим, что она в рыжем парике. Как на полу очутилась эта проклятая заколка? — Колычев кипел от негодования.

У Наташи не было ответов на заданные вопросы. Появление женщины в квартире ее удивило не меньше, чем генерала. Это не случайная свидетельница. Может, подружка Пекарева, пришедшая к нему ночью? Увидев труп, перепугавшись, сбежала, оставив серьезную улику? Такой вариант не годился. Раз ее отпечатки уже проходили по делу, значит, странная леди занимает в истории определенную нишу. Кто она?

Пришлось отделаться отговоркой:

— Мстительница оставляет следствию свой автограф, Геннадий Алексеич. Подчеркивая, что убийство — ее рук дело. Не ищите, мол, посторонних — это опять я.

— И потому разбрасывает заколки?

— Нет. Присылает фотографии. Но она не хочет раньше времени показывать вам своего лица.

— У нас уже есть ее фоторобот. Скоро фотоальбом соберем.

— Но она об этом ничего не знает. Может быть, во время ритуала казни она не надевала парик. Закончив дело, ее сообщник взял фотоаппарат, а она надела парик и пошла позировать к окну. Ведь все присланные нам фотографии сделаны на фоне висящих трупов. Надевая парик, она могла сбить с волос заколку и не заметить этого.

Колычев помолчал, глядя в окно:

— Пожалуй, это единственно правильный вывод.

Он достал свежий выпуск еженедельника «Криминальная хроника»:

— Вот, гляньте. Похоже, на смену убитым вербовщикам будут готовить новых.

Наташа раскрыла газету и увидела пять портретов мужчин. Ниже шла небольшая заметка:

«В пятницу вечером микроавтобус «Фольксваген» с четырьмя музыкантами национального еврейского ансамбля «Фреликс» выехал в Каширу по приглашению на свадьбу, где они должны были дать концерт. Пятым в машине был водитель. По месту назначения автобус так и не прибыл, а музыканты и шофер микроавтобуса бесследно исчезли. По сводкам Госавтоинспекции названная машина в ДТП не попадала. Ведется розыск пропавших силами органов МЧС и милиции Москвы и Каширы, задействована авиация, но результатов до сих пор нет. Мы обращаемся с просьбой к жителям населенных пунктов по маршруту Москва — Кашира проявлять бдительность и в случае обнаружения пропавших тут же сообщить в ближайший отдел милиции.

Микроавтобус серебристого цвета с затемненными стеклами номер А 367 МУ 77. имена музыкантов: Ф.И. Малевский, Р.И. Фридман, П.С. Корж, Ю.М. Лучанский, водитель А.В. Курносов».

Наташа еще по дороге на работу купила эту газету и знала о происшествии. Теперь она покупала каждый номер «Криминальной хроники».

— В котором часу это произошло? — спросила она.

— Свидетели утверждают, что музыканты выехали из Москвы в одиннадцать утра. Они должны были успеть в ЗАГС к трем часам дня.

Толстиков звонил ей в первом часу ночи. За кем же он следил? К тому времени никого в живых уже не осталось. В трубке она слышала отчетливое глухое эхо. Он мог звонить только из подъезда, после того как сфотографировал ее, и дожидался, пока она выйдет на улицу. Теперь Толстиков исчез. Он свою задачу выполнил. След банды Белова, которая продолжает уничтожать людей он ей оставил, искать бандитов не придется. Боря Самойлов и его ребята ждут ее и готовы к атаке.

— Что вы молчите, Наталья Пална?

— Я считаю, что мы получили вызов. Это открытое издевательство над следствием. Жертвы бандитам не нужны, выбор сделан случайно. Жребий пал на музыкантов.

— Как любит поговаривать Трифонов, «мотивируйте».

— Они не могли не знать, что вокруг дела возникнет скандал. Исчезновение одного неприметного обывателя еще можно скрыть. Но исчезновение в одночасье группы известных музыкантов не может остаться незамеченным.

— А как же Шейнин, Рутберг и Муллер? Они поехали в аэропорт и пропали.

— Другой случай. Их ждали далеко от Москвы, а не в Московской области на свадьбе. Люди, отправляющиеся в аэропорт, непременно берут с собой паспорта, которые и являются главной целью налетчиков. Я не думаю, что на свадьбу в близлежащий город надо брать с собой загранпаспорта. К тому же нефтяная компания, где работали Муллер, Шейнин и Рутберг, стояла на грани банкротства. Все активы были переправлены в зарубежные банки, и исчезновение трех коммерческих директоров расценивалось как бегство из России. Все продумано, комар носа не подточит. А тут перед нами наглая бандитская вылазка. С тем же успехом они могли устроить налет на деревню и перебить всех жителей. Но они хотят дать нам знать, кто и почему совершил налет. Оставив тем самым свою визитную карточку и доказать, что они еще сильны и им море по колено.

— Значит, бандиты объявляют нам войну?

— Я так не думаю, Геннадий Алексеич. Все куда проще. Руководители преступного сообщества сдают нам то, в чем они больше не нуждаются. Ведь боевики выполняли приказ, а не планировали свои действия. Теперь их уничтожат. Кто сделает это первым, неизвестно. Может быть, новый состав головорезов, может, милиция, а может, и та женщина, что изображена на фотографии.

— Вы и такой вариант не исключаете?

— А почему нет? Им же нужен козел отпущения, на которого спишут все грехи. Она подходит на эту роль. Или вы серьезно думаете, что преступный клан позволил бы ей убивать безнаказанно своих людей? Устроить ловушку этой дамочке ничего не стоит. Они же знают, к кому она пойдет в следующий раз. И не мешают ей.

— А может, эта дамочка высосана из пальца и ее вовсе не существует? Фотографии и следы оставляют нам для головоломки. А на фотографиях мы видим манекенщицу, позирующую на фоне трупов. «Шерше ля фам» — ищите женщину.

— Интересная мысль, Геннадий Алексеич. Я над ней подумаю. В одном вы правы несомненно. Убийца не позволит себя фотографировать на месте преступления. Слишком навязчиво и рискованно. Тем более если предположить, что они и дальше собираются работать в том же ключе.

— Пофигизм. Она смертельно больна и вряд ли думает о себе.

— Пусть так. Но довести свое дело она хочет до конца. Зачем же самой себе ставить подножки? Фотографии можно прислать после окончания работы, когда со всеми врагами будет покончено. Да еще отчет о результатах своего труда приложить.

— Да, задачка. Боюсь, что и мне надо будет серьезно подумать. Наши с вами консультации очень важны, но как только вы выходите из моего кабинета, я понимаю, что мы не нашли ответов, вопросов лишь прибавилось.

— В деле заняты такие прославленные следователи, как Трифонов и Задорина. Но силы надо было бы разделить. Нет необходимости Задорину и Трифонова отправлять на одно место происшествия. Им тесно вместе. Александр Иваныч очень тонкий психолог. Почему бы ему не заняться вплотную руководством преступного сообщества? Задорина вполне справится с текучкой.

Колычев с горечью усмехнулся:

— Если, конечно, считать текучкой развешенные по московским квартирам трупы. Как гирлянды на елке. Но вы правы. Я вижу, расследование пробуксовывает, мы подолгу топчемся на одном месте. Хорошо, спасибо, Наталья Пална. Появится Задорина, вызовите ее ко мне.

Наташа покинула кабинет генерала. Ей не давала покоя найденная заколка в квартире Пекарева. То, что какая-то красотка в таких же, как у нее, париках попадается на глаза свидетелям и разбрасывает окурки, это еще можно понять. «Указатель на перекрестке» все равно покажет на Наташу. Но зачем надо оставлять улики, опровергающие Наташи-ну причастность к делу? Отпечатки пальцев — это уже серьезно. Бросить чинарики со следами слюны можно по неграмотности, но отпечатки? Явный перебор. Жаль, что Наташа не может спросить об этом напрямую у Толстикова. Парень заигрался. Теперь он вряд ли покажется ей на глаза. Только если с оружием в руках в темном месте у нее за спиной. Скоро это должно случиться. Совсем немного осталось тех, кого Толстиков хочет убрать ее руками. А там последует расчет и с ней. Круг замкнется, и следствие будет закрыто. Если только Трифонов не доберется до верхушки. Трудно. Очень трудно. В руках следствия нет ни единой ниточки, ведущей к главарям. Если ему не помочь, сам он не справится.

В ту же ночь в подвале охранного агентства «Аллигатор», что находится на Ордынке, были повешены восемь человек. Весь боевой состав агентства вместе с руководителем организации майором запаса Беловым. Из сейфа похители все документы. На столе остались лежать четыре паспорта. Трупы найдут лишь на следующий день.

14

На утреннем совещании у генерала Колычева новости сыпались как из рога изобилия. Собралась вся следственно-розыскная группа, и каждому было что сказать. Приехавший из колонии строгого режима майор Марецкий ошеломил присутствующих своей новостью:

— Единственный наш свидетель — убийца Бражникова, который пользовался загранпаспортом на имя Муллера, уже не сможет ничего сказать. Константин Гавриков, бывший спецназовец, зарезавший якобы по случайности в драке Бражникова, повешен на дереве в лесу за день до моего приезда в колонию. Причем повешен на такой же капроновой веревке, как и все остальные жертвы, погибшие в Питере и в Москве. Под оградой зоны вырыт подкоп. Ничего сложного. Побеги — большая редкость, и зона охраняется плохо. Руководство колонией ценит хорошее поведение заключенных, многие освобождаются досрочно с положительными характеристиками. Так что побеги там не в почете. Гаврикову оставалось сидеть год. Его побег ничем не оправдан. Важная деталь — все заключенные на месте. Никто, кроме Гаврикова, не бежал. Ясно, что его повесили. Под деревом, где нашли труп, вся трава затоптана. Похоже, шла борьба и боролся с ним не один человек. Следы драки налицо. Труп имеет множество синяков и переломов. Собаки взяли след, и следы привели обратно к лазу. На территории колонии они затоптаны. Ясно, что Гаврикова насильно выволокли в лес и повесили. Я думаю, это заказ на определенный ритуал. В зонах обычно пользуются заточками, но не вешают. Такого еще не бывало. Допрос заключенных, как и следовало ожидать, ничего не дал. Никто не хочет стать следующим.

Удалось установить, что в колонию приезжал какой-то парень. Лет тридцати, бритый, с железными коронками, но, по мнению охраны, в нем больше фарса, чем схожести с авторитетом. Путался в блатной терминологии. И взгляд слишком открытый. Одним словом, пускал пыль в глаза. Мне его хорошо описали. Он дважды встречался со «смотрящим», и они что-то обсуждали. Парень жил в местной гостинице, если ее так можно назвать. Это двухэтажный барак для приезжающих родственников. Расположен рядом с зоной. Жил он там два дня. Я смотался в ближайший городок и нашел там хозяйственный магазин. Он единственный. Продавец подтвердил, что фиксатый к ним заходил и покупал капроновую веревку. Такой товар не пользуется спросом. Дороговато. Сам продавец тоже в свое время прошел через зону. Он тут же понял, что парень фрайерок, а не блатной, каким хочет себя показать. Кожа слишком гладкая, а пальчики музыкальные. Артист, да и только. После переговоров с авторитетом, длившихся два дня, фиксатый уехал. На следующий день был повешен Гавриков, а спустя еще день в колонию приехал я. Немного опоздал.

— Это наваждение какое-то. — Колычев откашлялся. — Мы везде немного опаздываем.

— Позвольте, — вмешался майор Куприянов. — Вы назвали посетителя колонии артистом. Если помните, у нас по делу проходит один артист. Настоящий. Влад Сухинин из Санкт-Петербургского детского театра. Вроде бы его нанял на какую-то халтуру Григорий Толстиков. По словам жены, Сухинин уехал в Москву. Наши ребята в Питере поджидали его возле театра. У него вчера был спектакль. Сухинин явился на работу за пятнадцать минут до начала. Оперативники решили его подождать, встретиться с парнем после представления. Что характерно, Сухинин был обрит наголо. В спектакле играл в парике. Но после окончания работы он исчез. Через служебный вход не выходил. Потом выяснилось, что лазеек в театре хватает. Возникает вопрос — кого он боится? О том, что его поджидают сотрудники милиции, он знать не мог. Однако сбежал тайными ходами. Ни на московском вокзале, ни дома Сухинин так и не появился. Мне позвонили из Питера, и я встречал все поезда, прибывавшие оттуда в Москву. Но Сухинин не приехал. Вот его фотография. Копия той, что висит в фойе театра.

Куприянов выложил на стол снимок.

Первым с ним ознакомился Марецкий:

— Похож на описание фиксатого, побывавшего в зоне. Значит, у Толстикова есть еще один сообщник кроме той женщины, которую нам старательно пытаются сбагрить.

— Сплошь актеры, — согласился Трифонов. — Каждый играет свою определенную роль. А если этими марионетками водит чья-то рука? И вообще, мы не то и не там ищем. Мы определили троих участников. Так или иначе, но они замешаны во всех преступлениях. Мы поручили майору Куприянову разобраться с исчезнувшими и объявленными в розыск, чьи фотографии за последние три года появлялись в еженедельнике «Криминальная хроника». Пожалуйста, майор. Что удалось сделать в этом направлении?

Куприянов опять как-то глупо улыбнулся. Выложив на стол папку из своей сумки, он раскрыл ее и перебрал вырванные из блокнота листочки.

— Я хочу вернуться к пропавшим три года назад директорам нефтяной компании «Каспий» Леониду Муллеру, Зиновию Шейнину и Филиппу Рутбергу. Сейчас мы уже знаем, что по их гражданским паспортам были получены загранпаспорта и ими пользовались вербовщики женщин. Тела исчезнувших до сих пор не найдены. И мы с уверенностью не можем утверждать, что они погибли. Мне удалось ветретиться с нынешним генеральным директором компании господином Ляховым Эдуардом Васильевичем. Компания переименована, из старых кадров в ней никого не осталось, кроме Ляхова. Три года назад он был назначен или избран в директора, чтобы вытащить компанию из ямы. Тогда-то Муллер, Шейнин и Рутберг исчезли. Но не с пустыми руками. Номерные счета офшорных банков были стерты из баз данных компьютеров. Эти трое и занимались работой с офшорными банками. В компании не осталось людей, знающих схемы проведения денежных потоков. Главный бухгалтер фирмы умер от инфаркта, его допросить не успели. Ляхов провел собственное неофициальное расследование. Это понятно. До финансовой паутины государственные органы не допускаются. Святая святых. Нам ничего не известно об исчезновении трех молоденьких секретарш. Их в розыск никто не объявлял. У Муллера, Шейнина и Рутберга были подружки, они и занимали должности секретарш своих любовников. Получалась веселая компания. Все вместе встречали праздники, ходили в сауну, ездили на пикники. Несомненно, девушки многое знали о делах своих боссов. Вот Ляхов и решил найти девчат. Он не поверил в идею, будто сбежавшие финансисты прихватили секретарш с собой. Лишние заморочки им не нужны, если они задумали серьезную аферу. Сыщикам Ляхова удалось найти одну из девушек. Она жила в Одессе у своей сестры. Надя Поликарпова. Была любовницей Леонида Муллера. Как выразился Ляхов, к Поликарповой применили первую степень устрашения, и она многое рассказала. О том, что все трое собирались уезжать за границу, девушки знали давно. Их кавалеры обещали взять с собой своих возлюбленных секретарш, а потому ничего от них не скрывали. Под собственными именами беглецы ехать не могли. Ясное дело, их объявят в международный розыск. Само банкротство было надуманным. Компания твердо стояла на ногах. Важно было растворить активы фирмы где-то в нейтральной зоне, а потом суметь их получить и перевести на свои личные счета. Переправить деньги им удалось, оставалось исчезнуть самим, без шума.

Однажды на дачу к Муллеру приехал какой-то солидный пожилой мужчина. Его сопровождали двое охранников. Для гостя накрыли стол, трое авантюристов встречали его как папу римского. Девушек выпроводили. Но они поднялись на этаж выше и слышали весь разговор через каминную трубу. Гостя называли Евгением Николаевичем. Он был каким-то крупным чиновником в МИДе. Уже после отъезда старика Шейнин упомянул его фамилию: «Зудов». Надя рассказала, что Муллер, Шейнин и Рутберг отдали свои российские паспорта Зудову, а тот обещал им предоставить паспорта граждан Финляндии и самолет одной частной компании для вылета из страны. При этом они уточнили дату. Дата совпадала с купленными ранее билетами в Новочеркасск, куда все трое собирались лететь на встречу с акционерами. Вот почему они не явились на рейс и были объявлены в розыск. Старик им сказал, что паспорта они получат прямо в аэропорту. Все трое не сомневались в Зудове, ему всецело доверяли. Сказал, значит, сделает. Речь еще шла о какой-то доле, которая должна быть перечислена организации Зудова. Название ее не упоминалось. Из этого можно сделать вывод: Зудов знал о номерных счетах, к тому же он предупредил директоров, что их будут сопровождать его люди до места, где они поставят окончательную точку в деле.

После того как старик уехал, девчонки устроили скандал своим любовникам. Мол, те их решили бросить. Если так, то они в долгу не останутся и все расскажут новому генеральному директору. То бишь Ляхову, который всерьез взялся за дело и начал прослеживать цепочку финансовых потоков. Но кавалеры успокоили своих подружек. Даже посмеялись над ними. Объяснили, что девчонкам просто не нужны поддельные паспорта. У всех есть загранпаспорта, по которым все вместе и не раз ездили отдыхать на Французскую Ривьеру и на другие курорты. Путевки для них уже куплены, они улетают в Иорданию на два дня раньше и будут встречать своих любимых в аэропорту. Девушкам выдали билеты и путевки. Тут есть важный момент. Путевки оформляла турфима «Магда-тур». Опять Иордания и опять «Магда-тур». Теперь вопрос — как удалось уцелеть Наде Поликарповой?

За сутки до вылета в Иорданию она без предупреждения приехала на дачу к Муллеру. Время подходило к полуночи. Она хотела сделать сюрприз Лене, но не получилось. Возле дачи стояла та же машина, на которой приезжал чиновник из МИДа: девушка запомнила номер. Она пробралась на участок со стороны озера и незаметно проникла в дом через окно на кухне. В кабинете Муллера горел свет. Девушка пробралась в комнату этажом выше и слышала все. Муллера били. Он стонал. Они требовали дать им номера счетов и пароль. Он знал не много. Каждый из троих, планировавших побег, имел координаты и счета двух-трех банков. Они выбили из Муллера признание. Потом он замолк. Командовал и допрашивал некий Иван Семеныч. Потом этот Иван Семеныч приказал: «Гурвич, заберите труп и в машину его. Наведите здесь порядок, смойте кровь с паркета. Пора сматываться». Девушка подошла к окну. От крыльца падал свет на гравиевую дорожку, и она видела, как двое мужчин выносили Ленино тело. Одного она узнала. Он приезжал с чиновником из МИДа под видом охранника. Труп погрузили в багажник. Потом вышли еще трое, и машина уехала.

Надя тоже уехала. Но не в Иорданию, а к сестре в Одессу. Других родственников у нее не было. Она настолько была напугана, что никому ничего не сказала. Она не знает, уехали ее подруги в Амман или нет, и что произошло с Рутбергом и Шейниным.

Ляхов тоже не обнаружил ни чьих следов. Чтобы найти Надю в Одессе, ему понадобилось три месяца. Девушка была страшно напугана. Он сам ей посоветовал выйти замуж, сменить фамилию и уехать в незнакомый город.

Но это еще не все. Ляхов решил найти чиновника из МИДа. И тут начинается новая история. Заранее скажу, что нефтяной компании так и не удалось найти след исчезнувших денег. Какова сумма? Это коммерческая тайна. Но можно себе представить, о каких цифрах идет речь.

Ляхов поднял все свои связи, чтобы разыскать Зудова. И нашел. Только не самого, а его могилу. Дело в том, что некий Евгений Николаевич Зудов, помощник министра иностранных дел по кадровой политике, погиб странным образом. Вернувшись домой, он включил свет, и раздался ошеломляющий взрыв: окна в квартире были плотно закрыты, а на кухне включены газовые конфорки. Удивительно, как он не почувствовал запаха газа. Насморк помешал? Зудов находился на больничном с диагнозом ОРЗ. Возможно. С его смертью оборвался последний след. Вся эта история произошла три года назад и поросла мхом. По номеру машины, приезжавшей к Муллеру, Ляхов ничего не нашел. Номер фальшивый. На этом нефтяная компания закончила свое следствие.

Теперь позвольте краткое заключение. Убийство трех финансистов компании впрямую связано с нашим расследованием. Паспортами финансистов пользовались повешенные вербовщики. Секретарш финансистов собирались отправить в Иорданию через фирму «Магда-тур». И еще. Кому, как не чиновникам МИДа, проще всего оформить загранпаспорта по подделке? Преступный клан продолжает действовать. Вспомните Валю Милашкину, недавно улетевшую с детьми. Это пока все.

Куприянов сложил свои листки в папку.

В кабинет без стука вошла секретарша генерала Наташа:

— Извините. Получено срочное сообщение от дежурного по городу. На Ордынке в подвале Охранного агентства «Аллигатор» обнаружено восемь трупов. Подвешены на капроновых веревках к стальной балке, на столе лежат паспорта пропавших в пятницу музыкантов.

Все не сговариваясь встали.

Генерал тут же отдал распоряжение:

— На место происшествия выезжает подполковник Задорина с бригадой. Вас, Александр Иваныч, я прошу остаться. Пора нам разобраться с МИДом. Ксения Михална сама справится с задачей.

Впервые Колычев вмешивался в ход следствия и распределял силы. Присутствующие смотрели на него с изумлением. Похоже, в лесу медведь сдох!

Глава IV А СУДЬИ КТО?

1

Все знали, что Трифонов как старый друг Колычева живет у генерала, а не в гостинице. Таким образом, Колычев был вынужден работать день и ночь: Трифонов не переставал говорить о делах даже за шахматной доской. Мало того, их посещали гости, а точнее, сотрудники милиции, прокуратуры в неурочный час, принося, как они считали, очень важную информацию.

Сегодняшний вечер не отличался от других. В десятом часу объявился Куприянов. Трифонов доверял ему самые важные задания, где требовалась смекалка и сообразительность, а не только опыт в сыскных мероприятиях. Колычеву тоже нравился питерский опер, но он его совсем не знал. Поначалу генерала даже раздражала дурацкая ухмылочка майора, но потом он понял, что это всего лишь защитная реакция. Как у студента, сдающего экзамен.

Они сидели в просторной комнате, где веяло домашним уютом, на столе остывал чай. Куприянов разложил свои бумажки между чашками и розетками с вареньем. Выглядел он очень сосредоточенным, будто надстраивал десятый этаж спичечного домика и тот мог рухнуть, если на него дыхнуть.

— Вот что получается, — говорил майор. — Три года назад в МИДе тоже происходили странные события. Очень странные. В госпитале умирает от сердечного приступа бывший военный атташе в Иордании Шибаршин. Ничего особенного. Но мы вернемся к нему чуть позже. Потом погибает Федашко. Он руководил отделом по культурным связям с Ближним Востоком. Погибает глупо. Можете себе представить: человек выходит из своей квартиры, спотыкается, падает с лестницы и ломает шейные позвонки! Далее, на даче стреляется Сазонов, начальник паспортно-визовой службы. И последним погибает от взрыва тот самый Евгений Николаевич Зудов. Помощник министра по кадровой политике. Смерть его более чем странная. Но до своей гибели он сажает на вакантные места новых людей. На должность начальника паспортно-визовой службы назначается некто Анатолий Васильевич Гурвич. Отставной полковник КГБ. Культурными связями со странами Ближнего Востока теперь занимается Илья Львович Вайсберг. Бывший режиссер мюзикла. Люди, в общем-то, далекие от дипломатии.

А теперь о некоторых узелках, скрепивших всех героев в одну связку. Умерший в госпитале Шибаршин во время арабо-израильской войны командовал русским спецназом на палестинской территории. Это потом он стал военным атташе. В его команде служили Гурвич и Белов. Как мы знаем, Белова и его банду повесили в подвале созданного ими охранного агентства. Фамилия Гурвича упоминается в рассказе секретарши Муллера, которая подслушала допрос своего любовника. Там была произнесена такая фраза. Куприянов глянул на листок, лежащий у его чашки, и прочел: «Гурвич, заберите труп — ив машину». На сегодняшний день Анатолий Васильевич Гурвич и Илья Львович Вайсберг продолжают работать на своих постах в министерстве. И если вспомнить историю с финансовыми директорами нефтяной компании и провести параллель с нашим делом, то все сходится. Вайсберг поддерживает деловые связи с арабами, договаривается о поставке девочек за рубеж, а Гурвич готовит всем паспорта. Белов убирал лишних людей, способных помешать процессу, — мужей кандидаток на отправку к арабам.

— Все очень логично, — довольно улыбнулся Трифонов. — Но женщины не цель. Мы уже говорили, что желающих подзаработать в арабских притонах и на улице найти можно. Для этого никого убивать не надо. Их интересуют женщины с детьми. Замужние женщины. Значит, конечная цель — дети. В таком случае, существует еще одно звено, о котором мы пока ничего не знаем. Будем искать корни. За Вайсбергом и Гурвичем надо установить наружное наблюдение и поставить их телефоны на прослушку. Тут, Геннадий Алексеич, тебе надо подсуетиться и добиться санкции прокурора.

— Сделаем, — кивнул генерал. — Я также дал распоряжение разыскать секретаршу Муллера. Ребята из Одессы нам помогут, несмотря на то, что Украина уже заграница. Мы им тоже не отказываем в помощи, когда они просят.

— Отлично.

— Тут есть еще одна деталь, — продолжил Куприянов. — Может, она особой роли не играет, но военный атташе Шибаршин умер в реанимационной палате. А заведующим там был профессор Пекарев Георгий Викторович. Его сына тоже повесили, если помните.

— Очень хорошо помню. И я разговаривал с Пекаревым-старшим. Боюсь, что в этом деле случайностей нет. Все связано. Одну секундочку…

Трифонов снял пиджак со спинки стула и достал из нагрудного кармана визитную карточку.

— Вот, пожалуйста, Пекарев Георгий Викторович, Генеральный директор турфирмы «Магда-тур»…

Трифонов запнулся. В комнате воцарилась тишина.

— Отработанное звено. — Трифонов вздохнул.

— Отработанное? — переспросил Колычев.

— Ну да. Турфирмой пользовались только вербовщики и их жертвы. Вербовщиков уничтожают одного за другим. Даже силовое звено не пощадили. Выходит, что и Пекарев-старший им больше не нужен.

Трифонов надел пиджак.

— Здесь есть его домашний адрес. Поехали, Семен. Хочу надеяться, что мы успеем увидеть двуликого Пекарева живым.

* * *

Напротив дома в центре Москвы, где жил профессор Пекарев, стоял черный «Гольф». В нем сидели Егор и Катя. Перебрасываясь короткими фразами, они не отрывали глаз от центрального входа.

— Черт! Здесь нет ни одной точки, с которой можно было бы сделать стоящие снимки. Ну сфотографировал я Толстикова, как он входит в дом, но этого же мало! Мне нужно окно и события!

— Ты уверен, что он пошел убивать этого старика? — спросила Катя.

— Конечно. А зачем же он просил тебя дежурить в подъезде вчера вечером? Надеюсь, ты туда не ходила.

— Нет.

Катя соврала. Она была там и опять оставила свои следы. Потеряла помаду на площадке верхнего этажа.

— И правильно. Женских портретов с нас хватит. Вот этого гаденыша прижать к ногтю надо.

— Уже прижали, Егор. Снимки, сделанные через окно, где Толстиков вешал сына Пекарева, получились лучше некуда. И их хватит. Но сколько же можно убивать людей?! Когда это закончится?! Этот тип очень опасен.

— Не бери в голову. Ты переехала в Измайлово?

— Да. И архив перевезла.

— Вот и нечего тебе бояться. Этим ублюдком я займусь сам. Он мне уже звонил и спрашивал, почему я последний отчет не прислал. Видел бы он этот отчет! Пора его выводить на разговор по душам. Кажется, все для этого созрели.

— И ты не боишься?

— Я? Да он пылинки с меня сдувать будет, пока не получит наш архив. А я ему архив не отдам до тех пор, пока мы не получим деньги. У меня все продумано до мелочей. Я сочинил уникальную схему обмена. Сначала бабки, разумеется, потом «стулья». Он у нас на крючке. У парня нет выбора.

— Смотри, он выходит. Поедем за ним?

— На кой черт он нам нужен. Сейчас придет его напарница и опять к шапочному разбору.

— Значит, он не уверен в том, что она собирается убивать старика. Он опережает ее.

— Я думаю, она не знает об убийстве так же, как не знала о смерти сына Пекарева. Помнишь ее растерянность, когда она увидела повешенного?

— Этот ребус нам не разгадать.

Прошло минут двадцать, и появилась Наташа.

— Ну, что я говорил? И как бабе не везет! Все время опаздывает. Никак не может застукать напарника на месте преступления. Посмотрим, с какой физиономией она выйдет.

Вскоре к дому подъехала машина, из которой вышли Трифонов и Куприянов и направились в дом.

— Ну, все! Баба влипла! — хлопнул себя по коленям Власов.

— Почему? — встревожилась Катя.

— Следователь из прокуратуры приехал, я его уже видел у гаража, где придушили Волкова. А может, этот хмырь, ее напарничек, и вызвал сыщиков? Звонок добродетеля в милицию.

— Значит, игра окончена. Теперь он подбросит ментам ее снимки. Точнее, смесь наших и своих.

— Все может быть. Но девчонка могла видеть подъехавшую машину в окно. Значит, еще не все потеряно. Если только она сумеет оперативно сработать. Правда, это ее не спасет.

— Почему? Если они ее не увидят…

— Спешное бегство всегда оставляет за собой следы. За ручку двери взялась и так далее. Стоит им найти хоть один отпечаток ее пальца, ей крышка.

— Объясни же, наконец, с чем сравнивать ее отпечатки? Если таковые существуют, то только мои.

— Дуреха. Все работники прокуратуры сдают свои пальчики для базы данных, чтобы их потом не спутали с отпечатками преступников. А что ей делать у Пекарева? Ее туда никто не посылал.

— Смотри. Она вышла. Ускользнула все же! — Катя захлопала в ладоши. — Поехали за ней!

Они видели, как Наташа зашла в бар и подошла к стойке. Бармен выслушал ее, достал телефонный аппарат из-под прилавка и поставил перед ней.

Девушка кому-то звонила.

* * *

Колычев подошел к телефону и снял трубку.

— Слушаю вас.

— Извините меня, Геннадий Алексеич, что беспокою в позднее время. Это Наташа Демьянова.

— Слушаю вас, Наталья Пална.

— Я хочу извиниться за самовольничество. Я слышала, как вы говорили в приемной с Ксенией Михалной Задориной о гибели Сергея Пекарева. Но почему-то не вспомнили о его родителях. Я взяла на себя инициативу и поехала сама к отцу Сергея, профессору Пекареву. И я не ошиблась. Дверь в квартиру не заперта, а сам профессор сидит за столом с простреленной головой. Будто застрелился.

— Может, он и впрямь застрелился?…

— А почему тогда дверь открыта? Я очень испугалась и быстро ушла, но, к сожалению, захлопнула дверь. Надо что-то делать. И следствие должно знать, что дверь была открытой.

— Большое спасибо, Наташа. Вы молодец, все правильно сделали. К Пекареву выехал Трифонов, я его предупрежу о запертой двери.

— Александр Иваныч очень строгий человек, и он вправе потребовать, чтобы меня уволили за самоуправство.

— Глупости. Вы отличный работник, и я вас в обиду не дам. А Трифонову скажу, что вы ездили к Пекареву по моей просьбе. Не переживайте. Сейчас ему перезвоню на мобильник. Должно быть, он уже на месте.

— Спасибо, Геннадий Алексеич.

— Ерунда. Мне очень нравится ваша инициативность. Вы неравнодушны к своей работе, а это самое важное.

Генерал был прав. Наташа не была равнодушна к своей работе. До такой степени, что милиция двух столиц гонялась за ней третий месяц кряду.

В кармане Трифонова завибрировал сотовый телефон. Они с Куприяновым уже вышли на улицу и собирались уезжать, но вдруг…

— Послушай, Саня. Ты, конечно, Пекарева дома не застал.

— Ты прав. И это очень странно. Я смотрю на окна его этажа. Везде горит свет.

— Вызывай специалистов из МЧС, пусть вскрывают дверь. Под мою ответственность. А я тебе высылаю в помощь экспертов.

— Ты уверен, что…

— Уверен, Саня. Действуй.

* * *

Шел третий час ночи. В квартире профессора Пекарева работали криминалисты.

Куприянов доложил Трифонову:

— До жены убитого мы не доберемся. Она в командировке, мотается где-то в Саратовской области. Сегодня утром похоронили Сергея Пекарева, мачехи на панихиде не было, а вечером и отец отправился вслед за сыном. Теперь непонятно, кто будет хоронить профессора. Вернется жена домой, а семья уже на кладбище. Веселый сюрпризик.

В разговор вступил врач:

— А почему вы, майор, говорите о хозяине «убитый»? Тут на лицо самострел. Вопрос очень сложный, я бы поостерегся делать категоричные заявления.

— А вы, доктор, спросите Александра Иваныча. Он вам популярно разъяснит, чем отличается самострел от убийства.

Медик переключил свое внимание на Трифонова.

— Это имитация самоубийства, Илья Спиридоныч. Вскрытие покажет, что стреляли в жертву с расстояния трех-четырех шагов. И стреляли из револьвера. Гильзы в доме нет. Куда же, по-вашему, она девалась? Покойник выбросить ее не смог бы. Согласны? В руке у трупа зажат пистолет. Думаю, что это его оружие и достал он его сам, для самообороны. Вот убийце и пришлось стрелять с расстояния, так как Пекарев его близко не подпускал. Он знал убийцу и понимал, с какой целью тот к нему пришел. Надо признать, что киллер умеет стрелять. Очень точный выстрел.

— А вот тут я готов поспорить, — ехидно заметил медик. — У трупа лицо обожжено порохом. Значит, выстрел произведен в упор. Что касается гильзы, то здесь я не специалист, спорить не могу. Найдем пулю в черепе, тогда и разберемся.

— В руке покойника зажат пистолет «ПМ» девятого калибра. Если бы он стрелялся из него, то пулю пришлось бы извлекать из стены. Она разнесла бы ему полчерепа. А стреляли из малого калибра с небольшой убойной силой. По отверстию видно. Что касается пороха, то убийца знал не понаслышке о его следах и ожогах. Но перемудрил. Что происходит во время выстрела? Хлопок. Потом ожог, а следом кровь. Логично? В нашем случае следы пороха обнаружены поверх крови. Это означает, что рана появилась до самого выстрела. А так не бывает.

Врач подошел к трупу и осмотрел рану.

— А ведь вы правы, Александр Иваныч. Следы пороха поверх крови. И как же он это сделал?

— После того как жертва превратилась в труп, он подошел и произвел второй выстрел, но уже холостым патроном. В этом и заключается инсценировка. Но банальная и примитивная. Я не думаю, что убийца решил нас обмануть. Он сделал это умышленно. Хочет прикинуться дурачком, выдать себя за дилетанта. Но по точности попадания понятно, что стрелял профессионал.

— Смысл? — спросил врач. — Чего он этим добьется?

— Свалит убийство на подставную фигуру.

Трифонов повернулся к криминалисту, снимавшему отпечатки пальцев с дверной ручки: — Скажите, Игнат Всеволодович, вы нашли очередную порцию окурков на верхнем этаже?

— Стабильная кучка. Похоже на ритуал, вроде зажженных свечей. Мало того, нам еще и губную помаду оставили. Не убийца, а Маша-растеряша.

— Ну вот вам и козел отпущения. Сюда надо добавить заколку, отпечатки пальцев и фотографии женщины со скрытым лицом. Когда убийца завершит свои злодейства, мы об этом тут же узнаем. Он пришлет нам снимок с лицом женщины и приложит подробный адрес, где ее можно найти. Только по этому адресу мы найдем ее труп. Хотите вы того или нет, но она очень много знает. А как мы видим, убийца свидетелей не оставляет. Нам надо в первую очередь найти жену Пекарева. Она не может не знать о темных делах своего мужа. А значит, является очередным свидетелем. Мы должны опередить убийцу. Пора кончать с этим.

— Отпечатков в квартире очень много, Александр Иваныч, — убирая инструменты в чемодан, сказал Дегтярев. — Никто после себя ничего не вычищал.

— Или не успел. Как утверждает медицина, за полтора часа до нашего приезда профессор был еще жив. Мы наступаем убийце на пятки. Вот только непонятно, откуда он об этом узнает.

— Наше решение приехать сюда родилось спонтанно, — заметил Куприянов. — Утечки быть не может.

— Убийцу мог предупредить сообщник, ведущий наружное наблюдение. Он видел, как мы приехали, а это означает, что ему известно, кто ведет расследование, и он знает нас в лицо.

— Таких знатоков слишком много. Шило в мешке не утаишь. По Москве уже ползут слухи о маньяке, любителе вешать на капроновых веревках. Журналисты осаждают прокуратуру и Петровку. Генералитет с трудом отбивается от папарацци. Но у репортеров в конце концов лопнет терпение. Их можно понять.

— Не наводи тоску, Семен, — отмахнулся Трифонов. — Тут и без того голова кругом идет. Нас уже завалили трупами.

— Я закончил, Александр Иваныч, — доложил Дегтярев. — Можете приступать к обыску. Ящики письменного стола никем не выдвигались, кроме хозяина. На скобах и ручках только крупные отпечатки, похожие на мясистые пальцы хозяина. А про пистолет вы высказали верное предположение. Он лежал в столе, и Пекарев достал его для самообороны. Тут масляное пятно осталось от оружейной смазки.

— Санитары приехали, — сказал врач, стоящий у окна. — Сейчас мы освободим вам помещение. Я поеду с ними в морг.

— Хорошо. Помните о пуле. Она нам очень нужна. Работа продолжалась.

2

Телефонный звонок оторвал Варвару Пекареву от важного разговора. Она извинилась перед собеседником и, выйдя на балкон, достала из сумочки сотовый телефон.

— Почему долго не подходишь, Варя? — услышала она знакомый голос.

— У меня важный разговор.

— В постели?

— Ты начинаешь мне действовать на нервы, Гриша. Говори по делу, или я разъединюсь.

— По делу? Дело сделано. Можешь возвращаться. А то и к мужу на похороны не попадешь. Это уже будет подозрительно. С алиби все в порядке?

— Даже слишком. Кстати, о постелях. Я живу в гостинице барачного типа. Нас в номере четыре женщины. Так что я и ночью у всех на виду.

— Отлично. Вернешься в Москву — дай знать. Мне осталось довести мероприятие до конца. Сущие пустяки.

— Не зарекайся. Слишком самонадеян.

— Однако все идет по моему сценарию и срабатывает. Это ты слишком осторожничаешь. Когда вернешься, я все закончу. И не забудь о своем обещании. Ты познакомишь меня с хозяином лично, и я получу то, что заслужил. Мне надоело ходить в холуях. Пора бы оценить мои возможности.

— Не болтай языком, мы не в постели. Жди, скоро буду. Мне еще надо купить траурный наряд от кутюр и пролить море слез. Не ищи меня, я сама на тебя выйду. Надо выдержать паузу.

Варя нажала кнопку отбоя, кинула телефон в сумочку и вернулась в спальню.

— Итак, Феликс, на чем мы остановились?

Феликс лежал в кровати, прикрытый простынею, а Варя разгуливала в легком полупрозрачном халатике с сигаретой в руках и время от времени подливала себе шампанское в бокал.

— Ты говорила об американцах, готовых принять участие в мероприятии.

— Ах, да. Это обычные бомжи, имеющие американское гражданство. Важно, что нам удалось добыть для них выписки из банковских счетов, свидетельствующие о том, что они очень состоятельные люди. Мы отбираем по десять человек. Комплектуем их в Израиле. Потом наши ребята из консульства делают им визы, и они приезжают в Россию. Здесь их встречает наш гид, дает им переводчиков, и они разъезжаются по детским домам. Твоя задача — отбирать детей согласно нашей директиве. Далее ты должен в кратчайшие сроки оформить усыновление, передать детей новому родителю из Америки и с помпой проводить их на самолет. На тебе висит вся Саратовская область. Учти это! Никаких сбоев. При твоей власти и влиянии тебе не составит труда принимать по десять иностранцев в месяц. Потом мы планку повысим. Поставь дело на поток. Ты же ничем не рискуешь. Документы все подлинные, препятствий никаких. Все официально. Ты делаешь благородное дело. На тебя молиться должны.

— Смысл мне ясен. Только негров из гетто не присылай. И еще. Вдруг этот американец захочет сам выбрать ребенка?

— Он нанятый бомж, работающий за гроши. Ты будешь передавать тех детей, которых отбирала я. Список у тебя есть. А его дело — подписать документы и вывезти детей якобы в Америку. Насколько я знаю, этих исполнителей сдают потом арабам, а те их объявляют шпионами из ЦРУ и расстреливают. Обеспечивают престиж собственной разведки, которая неспособна поймать ни одного американца. Но это все мелочи.

— Какова моя доля?

— Твоя доля — мое хорошее к тебе отношение. Если испортишь его, то сядешь лет на двадцать за колючую проволоку. В глазах общественности ты герой и мудрый политик. А для нас — преступник, который лишних лет десять как ходит на свободе.

— Хочешь прижать меня к стенке?

— Брось, Феликс, мне нужно, чтобы ты делал добросовестно порученную тебе работу, и не более того. О деньгах не беспокойся. Поставим дело на широкую ногу — и ты в обиде не останешься. Я лишь хочу предупредить, что с нами надо дружить, а не искать скорую выгоду.

— И сколько же у тебя, Варвара Евгеньевна, таких областей под каблуком ходит?

— Много, Феликс. Наш детский реабилитационный центр один такой на всю Россию. Остальные — мелочь пузатая.

— Хорошо, Варя. Я сделаю все, как скажешь. Ты, конечно, авантюристка высшего класса. Мне до тебя не дотянуться. Я обычный чиновник, умеющий брать взятки борзыми щенками. Но объясни мне, дураку, на кой черт Израилю нужно такое количество детей? Я же не успокоюсь, пока не пойму всю вашу кухню. То, что их везут на убой, мне понятно. Дети — доноры. Их потрошат и выкидывают в яму. Но где же столько больных набралось, нуждающихся в пересадке органов?

— Реклама, пиар, слухи, телепередачи, интервью. Весь мир знает об Израильском детском центре, где поднимают на ноги безнадежных детей. В центре работают наши врачи. Семьдесят процентов.

— И сколько стоит такая операция?

— Дорого, Филя, очень дорого. В центре принимают детей миллионеров, не думающих о деньгах, когда речь идет о жизни своего любимого чада.

— Догадываюсь. Те же американцы и приезжают с чадами в Израиль. Но если собрать всех миллионеров вместе, то почему у их детей должна быть такая патология, что без трансплантации их не спасти?

— В логике тебе не откажешь, Филя. Мы до некоторого времени посылали небольшие группы детей. Долгая глупая возня. Вербовали женщин, выманивали их в Иорданию, отбирали детей, а баб оставляли арабам. Но те тоже не дураки, построили свои лагеря для суррогатных матерей и начали поставлять в Израиль свой качественный товар. Нам конкуренты ни к чему. С арабами придется порвать связи. Мы решили действовать напрямую. Новую схему ты уже знаешь. А старую мы уничтожили. Стерли из памяти. Да и дети нам нужны уже другой возрастной категории. Изменив возрастной ценз, мы убрали арабов как конкурентов. Они могут поставлять только младенцев, либо детей до двух-трех лет. Ходовой товар, он и теперь пользуется спросом, но такие дети отбираются поштучно, а не пучками, как редиска. Теперь можно развернуть нашу деятельность на полную мощь. Мы заранее знаем, какого возраста нужен контингент, в каком количестве, какого пола и когда. Никаких угадаек.

— Я восхищаюсь тобой, Варвара. Ты гениальная женщина не только в постели, но и в делах. Но то, о чем ты говоришь, фантастика.

— Я не гениальна. Наш хозяин гений. Живущий на земле Люцифер. Тот, с кем Бог всегда воевал, но никогда не выигрывал битвы. Пока на земле зла больше, чем добра, а человеческая алчность неистребима, Люцифер будет здравствовать и оставаться непобедимым.

— Философия. Добро, зло! Примитивные детские понятия о жизни. Природой все сбалансировано. Лань пожирает побеги, тигр сжирает лань, а тигра убивает охотник. Ты мне главное скажи. Как вам удалось установить контроль над численностью, возрастом и временем? Откуда ты можешь знать, когда у американского богатенького папочки заболеет сыночек или дочка и почему он обратится именно в вашу шарагу за помощью?

Варя посмотрела на солидного мужика с поседевшей шевелюрой, волосатой грудью, с выдающимся животиком и увидела огонь в его глазах.

— Ну смотри, Феликс, я расскажу тебе о том, чего никто не знает из задействованных в деле людей. Бабий язык мне покоя не дает. Самой хочется похвастаться. Но учти. Откроешь рот сегодня — завтра похоронят.

Она допила шампанское, налила себе еще бокал и, закурив, продолжала:

— Врачи у нас в стране хорошие, но нищие. А чиновники, руководящие страной, паршивые, но богатые. Пятеро наших специалистов работали в Кении. Там гибли люди. В основном дети. Вирус асанской лихорадки косил людей. Эта дрянь попадала в кровь с пищей. Сырой пищей, не подвергнутой тепловой обработке. Можно заразиться и через кровь, но не воздушно-капельным путем. Зараза хуже холеры и чумы. Микробы, попавшие в организм, начинают тебя сжирать изнутри. Как правило, жертвой становится печень, либо почки. Спасение возможно только на ранней стадии. Переливание крови и обязательная замена поврежденного органа. Если клещ всосался в печень, его из нее не выковырять. Надо заменить печень и перелить кровь. Но, сам понимаешь, в Кении это невозможно. Однако для вождя какого-то племени такое исключение сделали. Печень взяли у пойманного воина другого племени. Наши врачи знали о лихорадке больше, чем о тривиальном гриппе. Они научились с ней бороться. Вирусы были привезены в Россию. Начались лабораторные опыты. Два года лучшие умы бились головой об стену и создали сыворотку, способную уничтожить вирус в организме человека, не повредив здоровья. И что же? Наши киты от здравоохранения заморозили проект, несмотря на удачные опыты. России эта сыворотка не нужна, а Кения не способна платить золотом за дорогое лекарство. Все труды кошке под хвост. И тут в дело вступает наш Люцифер. Он покупает патент на сыворотку. Лаборанты довольны. Врачей он привлекает к работе. Продолжайте, ребята, бороться с лихорадкой путем пересадки органов и переливания крови, а о сыворотке забудьте, иначе останетесь на мели. Шеф переправляет врачей в Израиль и начинает бурную кампанию, пропагандирующую великих медиков, поборовших асанскую лихорадку и спасших сотни детей от неминуемой гибели. Но кому какое до этого дело? Никому. До тех пор, пока в один из самых престижный роддомов Великобритании не попадает вирус страшного заболевания. Вот тут и вспомнили о чудо-врачах. Пришлось раскошелиться и спасать женщин и новорожденных. А потом эпидемия вспыхнула в одной из школ штата Южная Каролина. Очень престижная школа. Там учатся дети нефтяных магнатов. Весь первый класс гимназии заболел. Пришлось спасать. Но за очень большие деньги. Ведь от родителей не скрывали, что они должны купить жизнь чужого ребенка, который без печени жить не сможет. А как оценить человеческую жизнь? Родители соглашались убить чужого, чтобы жил свой. Они и подписку оставляли о неразглашении тайны. Практически, они сами нанимали врачей убить другого ребенка и платили за это. Арабы для нас уже не конкуренты. Только мы знаем, где и когда начнется эпидемия, дети какого возраста заболеют, кто их родители и насколько они богаты.

— Международный преступный синдикат? Круто! И хрен подкопаешься. Ну а почему не использовать сыворотку? Зачем убивать?

— Придет время, когда за эту сыворотку можно будет потребовать половину земного шара. С каждым днем ее цена возрастает.

— А если ее создаст кто-то другой?

— Для этого надо знать болезнь, ее истоки и методы борьбы с ней. Сегодня врачи могут определить ее только по симптомам, но им никто не доверит своего ребенка для экспериментов. Дитя повезут тем, кто способен вылечить, а не использовать свои сомнительные возможности. К тому же родители хотят наблюдать за ходом операции и их не обманешь. Куклу не подсунешь и сыворотку не вколешь. Они знают, что являются свидетелями и заказчиками убийства. За то и платят. А если сыворотка станет доступна каждому, то врачи никому не потребуются. Укол может сделать и медсестра. Но когда весь мир сотрясет эпидемия, тогда можно будет сыграть последний аккорд и поставить точку. Полмира за сыворотку и Нобелевскую премию в придачу.

— Фантастика, конечно, но красиво! Есть ради чего идти на жертвы и рисковать.

— Это не фантастика, а уже факт. И риска никакого нет.

— Но почему врачи других стран не могут потребовать научить их бороться с болезнью?

— Их никто и близко не подпустит к клинике. Это частное учреждение, а не советский госпиталь. Тебе же никто не расскажет, как сделать ядерное устройство в собственном сарае. Конкуренция — незыблемая часть экономики. Ты идешь в магазин и покупаешь телевизор «Sony», а не «JVC». Потому что этой фирме ты доверяешь в большей или меньшей степени. А право продажи патента принадлежит создателю, и он один вправе решать, как ему поступить. Нет, Феликс, ты со своими примитивными бандитскими взглядами русского вора в европейское сообщество не лезь. Тут каждая деталь тысячу раз выверена и просчитана. Люцифер слишком умен и хитер, чтобы делать холостые выстрелы. Он бьет в цель один раз и наверняка. Проигрыш невозможен.

Варвара выпила шампанское залпом и мечтательно посмотрела в окно. На город опускалась ночь. Пора возвращаться в гостиницу, где копошатся еще три бабенки. Как она их всех ненавидела, кто бы знал!

3

Что-то его напугало, и Власов проехал мимо своего дома.

— Куда ты? — спросила Катя.

— Остановимся чуть дальше. К дому я вернусь пешком.

— Что случилось?

— Возле моего парадного стоит «пятерка» Толстикова. Это называется «на ловца и зверь бежит».

— С какой стати он явился сам? Ведь поддерживал с нами связь только по телефону.

— Вот именно. Теперь ты живешь в Измайлово, он тебя потерял, а меня практически не бывает дома. К тому же я не отправил ему свой последний отчет. Парень занервничал. Решил скинуть маску и сам явился. Вовремя. Теперь пора поставить точки над i. Он и понятия не имеет, что угодил в ловушку.

Власов припарковался метрах в ста от дома.

— Мне страшно, Егор.

— Пустяки. Я же тебе говорил, Катя, теперь он будет сдувать с нас пылинки. Возьми мою сумку с заднего сиденья, там фотоаппарат с последней пленкой и куча новых отпечатков. Отвези в Измайлово. Он не должен найти у меня дома ни одного снимка или негатива. У нас есть чем торговать.

Они вышли из машины.

— А если он тебе не поверит?

— Одна фотография лежит у меня в паспорте. Этого хватит для вступления в долгий торг. Задешево мы ему ничего не отдадим. Не волнуйся и жди. Я появлюсь, как только смогу. Теперь он наверняка устроит за мной слежку. Только ничего у него не получится. Ладно, бывай, подруга, и держи хвост пистолетом.

Власов направился к своему дому. Катя повесила сумку на плечо, но уйти не решилась. Сердце ныло от плохого предчувствия. Ее словно приковало к асфальту, она не могла сдвинуться с места.

Толстиков увидел подходящего к дому частного сыщика, взял с сиденья портфель, вышел из машины и сунул правую руку в карман. Он не хотел, чтобы Власов увидел надетую на руку резиновую перчатку.

— Эй, Егор!

Власов остановился и оглянулся, будто не понимал, кто его окликнул. По сценарию он не должен знать Толстикова в лицо. Отчеты пересылались на почтовый ящик.

Толстиков подошел к нему.

— Это я тебя окликнул. Меня зовут Гриша. Я приехал за последним отчетом. Почему ты его не переслал?

— Рад познакомиться, Гриша. Извини, не успел. Мы можем зайти ко мне домой. Отчет в квартире.

— Хорошо. А куда же пропала женщина? Та, за которой ты следишь?

— Вчера я ее видел. На месте. Думаю, у нее телефон сломался.

— Возможно. Надо проверить.

— Вечером проверю.

Они зашли в дом. Власов вызвал лифт.

— Она твоя жена, Гриша? Ты зря тратил деньги на сыщиков. У нее нет других мужчин.

— Фотографии еще ни о чем не говорят.

Они вошли в кабину, и Егор нажал на кнопку. Лифт тронулся. Толстиков вынул правую руку из кармана. В ней был зажат короткоствольный револьвер. Он прижал ствол к сердцу Власова и выстрелил. Егор ничего не успел понять. Все произошло так быстро и неожиданно, что он успел лишь услышать хлопок. Потом боль — и сознание его погасло.

Лифт остановился на четвертом, предпоследнем, этаже. Двери открылись. Толстиков взял за ноги упавшего на пол сыщика и наполовину вытащил тело на лестничную клетку, чтобы двери не смогли закрыться. Потом он расстегнул пустой портфель и сунул его в бесчувственную руку покойника, оставив отпечатки на ручке. Делал он все быстро и четко, словно повторял заученные движения.

Не прошло и пяти минут, как Толстиков вновь очутился на улице. Не оглядываясь по сторонам, сел в свою машину и тут же уехал.

Катя его видела. Она подошла к дому совсем близко. Странно, что Толстиков ее не заметил. По коже женщины пробежала дрожь. Войдя в подъезд, она попыталась вызвать лифт, но кабина стояла на месте. Катя бросилась вверх.

Предчувствие ее не обмануло. Егор лежал мертвым, с окровавленной грудью.

У Кати на глазах появились слезы. Страх погнал ее вниз. На площадке первого этажа она едва не сбила с ног пожилую женщину.

— Извините.

— Что у нас с лифтом? — крикнула ей вслед женщина.

Катя выскочила из дома и попыталась отдышаться, будто вынырнула с большой глубины, едва не захлебнувшись.

Ярко светило холодное осеннее солнце. Прохожие куда-то спешили. А она не знала, что ей делать, в какую сторону идти.

* * *

Толстиков оставил машину в другом конце двора, взял сумку и направился к дому Наташи. Этот адрес она никому не давала, но он знал, что в этом доме она купила себе трехкомнатную квартиру и теперь живет здесь. А в съемной квартире остался Влад Сухинин. Его он тоже навестит, но позже. Все по порядку.

Перед тем как зайти в дом, он позвонил Наташе на работу, но ему ответили, что Наталья Павловна уехала в архив. Вряд ли в прокуратуре могут ошибаться. На всякий случай он все же позвонил в дверь. Никто не отозвался. Толстиков достал ключи и с легкостью проник в квартиру. Теперь оставалось приступить к последнему этапу.

Он открыл ящик стола и обратил внимание, что подаренного им Наташе револьвера не оказалось на месте. Точнее, не того самого револьвера, а другого, который он подложил два дня назад, с холостыми патронами. Ее револьвер лежал у него в кармане. Им был убит профессор Пекарев и Егор Власов. Теперь его можно положить на место. Наташины отпечатки на нем сохранились. Толстиков очень осторожно им пользовался. После того как оружие заняло свое место, он достал из сумки конверт с фотографиями и негативами. Это был винегрет из снимков Кати, где не видно ее лица, и снимков Наташи, где лицо получилось отчетливо. Фотографии делал он сам, и ему нравился собственный труд. Получилась великолепная подборка. А главное, что на снимках Власова остались отпечатки пальцев погибшего сыщика.

Толстиков улыбался. Он знал, чем вся эта история закончится. Завтра Портрет Наташи на фоне одного из повешенных получит ее начальник. Вот будет сюрприз генералу Колычеву! Только Наташа уже не сможет перед ним оправдаться. На работу секретарша не придет. Толстиков задвинул ящик стола, взял сумку и снял резиновые перчатки. Не только фотографии и негативы вызовут удивление следователей, но и сам конверт со штампом детективного бюро, где трудился ныне покойный Егор Власов. Что касается питерской шлюхи, замученной сифилисом, то она никакой роли уже сыграть не сможет. На ней не стоит заострять внимание.

Толстиков вышел во двор. Трансформаторная будка находилась прямо напротив подъезда. Уродливый блочный домик стоял посреди детской площадки, раздражая взгляд. Туда он и направился. Замок висел в сомкнутом состоянии, но не был заперт на ключ. Свою точку Толстиков обустроил заранее. Он не любил неожиданностей. Хорошая подготовка — успех мероприятия, а экспромты хороши в цирке.

Поднявшись по ступенькам, он снял подпиленные стальные жалюзи, достал из сумки винтовку и собрал ее. Обзор великолепный. С такого расстояния промахнуться невозможно. Цок копытцем — и готово. Маленький изящный штрих под финал истории. Толстиков отрегулировал оптический прицел, примерился и остался доволен. Одного он не знал, сколько времени ему придется ждать.

А ждать оставалось недолго. Из-за трансформатора, короб которого занимал все помещение, появилась Наташа с револьвером в руке. Тем самым, что он подложил ей в стол, с холостыми патронами. Она не могла заметить подмены: оружие одной фирмы, той же марки и калибра. И все же она его раскусила. Умна баба, ничего не скажешь. Вопрос лишь в том, кто будет смеяться последним.

— Ну, здравствуй, Гриша.

А почему бы с ней не поболтать, перед тем как похоронить? Приятно иметь дело с умным противником, тем более что ты знаешь, кто в этой партии выиграл.

Они поговорили, и Наташа пальнула. Ничего, кроме дыма. Смешно. Вот только Толстиков не знал, что роковой выстрел прозвучит за его спиной, пуля угодит прямо ему в затылок, он умрет, так ничего и не поняв, как Егор Власов двумя часами ранее.

Наташа и Борис Самойлов ушли, оставив труп в трансформаторной будке. Придется дожидаться темноты.

4

Задорина возмутилась.

— Откуда здесь телевидение?

— Соседи шумиху подняли, — пытался оправдаться Марецкий. — Центр Москвы, в двух шагах от Кремля.

— Оцепите дом, — приказала она капитану. — Это место преступления, а не театр.

Журналисты начали наступать.

— Угомонитесь, господа. Вы же образованные люди. Какие могут быть комментарии, если я еще в дом не заходила. Информацию получите от генерала Колычева на завтрашней пресс-конференции.

Милиция оттеснила репортеров и дала возможность следователю войти в дом. Майор Марецкий находился рядом.

— Сначала коротко, Степан.

— Убит в лифте выстрелом в упор частный сыщик из Петербурга Власов Егор Васильевич сорока двух лет. Жил на съемной квартире один. Так что лифт занят, идем наверх пешком.

Они начали подниматься по лестнице.

— Это слишком коротко. Какой этаж?

— Четвертый.

— Отлично. Пока я доползу, давай факты, какие есть.

— В кармане паспорт и визитки. А в паспорте любопытная фотография. Сейчас она у экспертов. Крови на ней много. Обработают, потом вымоем и поглядим. Рядом с трупом лежит открытый портфель. Похоже на налет с целью ограбления. Портфель пуст.

Задорина остановилась.

— Послушай, Степан, может, мне дальше не идти? У нас дел по горло. Я же сказала, что мы можем приезжать в те точки, которые имеют хоть какую-то параллель с нашим расследованием. Или кроме нас с тобой в Москве нет других оперов и следователей? Ты зачем сюда примчался как угорелый и меня от работы оторвал?

— Успокойся, Ксения. Минуточку терпения. Я не успел сказать о свидетельнице. Женщина из тридцать четвертой квартиры живет с ним на одной лестничной клетке. Она и подняла шумиху. А главное, что она первая наткнулась на труп. Когда поднималась наверх, ее чуть было не сбили с ног. Молодая женщина бежала вниз и столкнулась с ней. Рост и остальные приметы сходятся с нашей героиней. На сей раз на ней был рыжий парик. Соседка убитого хорошо ее запомнила. Она видела ее раньше. Но не в доме. Рыжая ждала Власова на улице возле его машины. Он вышел, они сели вместе в машину и уехали. Это было несколько дней назад. Когда, точно она не помнит. И еще рыжая курила, ожидая Власова. Она держала в руке длинную черную сигарету. Тебе этого мало?

Задорина начала подниматься наверх.

— Убедил, убедил. Боже, как я устала от этих трупов. На войне после брани увидишь меньше. И это столица России! Куда мы катимся?!.

* * *

В Северной столице таких проблем не было, лейтенант Стебликов спал ночью дома и видел сладкие сны. Телефонный звонок разбудил его в четыре утра.

— Слушаю вас.

— Слушай, слушай, Денис. Куприянов тебя беспокоит из Москвы.

— Семен? Что-то случилось?

— Каждый день случается. Будешь записывать или так запомнишь?

— Склерозом еще не страдаю.

— Вот и ладушки. Литейный, дом четырнадцать, частное сыскное бюро «Тритон». Иди к главному начальнику. Выясни у него, над каким заданием работает его агент Власов Егор Васильевич. Где он и когда его в последний раз видели или общались с ним. Власова убили. Похоже, он имеет отношение к нашему делу. Иди с раннего утра и прихвати с собой фотографию Толстикова и этого артиста, как его там… Сухинина, которого вы проморгали. Пусть сыщики посмотрят. Может, кого из них и признают. О результатах тут же доложи мне или Александру Ивановичу. Координаты у тебя есть.

— Понял, все сделаю.

— Кто бы сомневался. А теперь досыпай.

Но спать Стебликов уже не мог.

Бюро открыла секретарша в половине десятого. Стебликову пришлось просидеть еще полчаса в приемной, пока, наконец, не появился руководитель конторы некий Лисичкин Ефим Егорович. Появление оперуполномоченного из управления не встревожило и не удивило его. Лисичкин сам когда-то работал в управлении и принял молодого сотрудника с уважением и почетом.

Кабинет начальника оказался меньше приемной, но был уютный и располагал к откровениям.

— Присаживайтесь, лейтенант.

Начальник снял плащ, повесил на крючок и сел на соседний стул, а не за стол, как ожидалось.

— Слушаю вас, коллега, чем могу помочь?

Стебликов решил начать разговор с фотографий:

— Скажите, Ефим Егорович, вы кого-нибудь из этих мужчин видели раньше?

— Конечно. Вот этого, — он указал на снимок Толстикова. — Только он мне не представился. Решил остаться неизвестным. Инкогнито. Главное, что деньги платил. Условия наши принял, счет оплатил. Работа пустяковая. Стандартный набор мужа-ревнивца с манией рогоносца. Сколько их таких здесь перебывало!

— Вы и сейчас на него работаете?

— Да. Я выделил на его задание одного человека. Профессионал своего дела. Сейчас он в Москве.

— Понятно. Но давайте по порядку. Когда он к вам пришел?

— Раз по порядку, тогда разрешите залезть в сейф и достать всю документацию. Надо?

— Думаю, что очень надо. Дело серьезное, Ефим Егорович. За пять минут мы его не решим.

— Лады! Наш святой долг помогать правоохранительным органам.

Шеф бюро достал из сейфа толстую папку с документацией:

— Дело в том, лейтенант, что наши сотрудники передают свои отчеты клиентам, а копии пересылают нам. Правда, клиентам знать об этом не обязательно. Но мы должны иметь информацию о работе наших агентов. Они же зарплату получают в зависимости от сложности задания. Вот, пожалуйста, тут и фотографии есть.

Стебликов начал разбирать снимки. Несколько сделаны на набережной Фонтанки, где был повешен Зибиров. Из дома выходит Толстиков, его лицо отлично видно. Следующий снимок — женщины. Вот она выходит из такси, номер машины, входит в дом. Но ни на одной фотографии ее лица не видно. Серия снимков сделана в районе дачи профессора, где казнен Рамазанов. Сыщик сфотографировал дорожный указатель на поселок «Суханово». Каждый раз он фотографировал номера такси, которыми пользовалась женщина. На обратной стороне снимков указано число и время проведения съемки. Даты совпадали с временем убийства вербовщиков. Дальше шли фотографии, сделанные в Москве. Стебликов был немного растерян. Что-то в этой цепочке не совпадало, а что? Ответа он пока не находил.

— Я могу взять у вас эту папку? Временно, конечно.

— Разумеется, лейтенант. Вы даже можете допросить Власова, когда он вернется из Москвы. Очевидец-профессионал может рассказать больше, чем фотографии.

— Я очень сожалею, Ефим Егорович, но Власов был убит вчера в Москве, в доме, где арендовал квартиру. Застрелен в упор.

Пожилой начальник побледнел. Новость стала для него ударом.

* * *

Тем же утром Наташа пришла на работу раньше положенного. Они с Борисом Самойловым нашли в ее квартире оставленные Толстиковым фотографии и пистолет, разгадали его план. После ее гибели Колычев должен был получить фотографии с лицом преступницы. Труп уже нельзя арестовать, и на вопросы он отвечать не будет. Толстиков не сомневался в успехе мероприятия и наверняка опустил конверт со снимком в почтовый ящик до того, как пошел в трансформаторную будку собирать снайперскую винтовку.

Они не ошиблись. Курьерская служба принесла почту для генерала, Наташа расписалась в получении и, когда курьер вышел, прощупала конверты, соответствующие по размерам тем снимкам, что уже присылались Колычеву. Вскрыв конверт, она нашла в нем подтверждение своим выводам.

Четкий репортерский снимок, такой мог бы стать украшением любого криминального издания. Все же не зря Толстикова держали в редакции, чему-то научился. На фотографии Наташа была изображена в полный рост, рядом с ней, в плетеном кресле у дерева, с сука которого свисала веревка с петлей, сидел перепуганный насмерть Рамазанов. Она вспомнила, как в тот момент услышала хруст веток кустарника и, оглянувшись, увидела Толстикова, идущего в ее сторону от калитки.

В коридоре послышались шаги. Наташа тут же убрала фотографию в стол. Кто-то прошел мимо приемной. Она переложила снимок и конверт в свою сумочку, после чего позвонила дежурному:

— Приготовьте, пожалуйста, для Геннадия Алексеевича сводку происшествий по городу за последние сутки и пришлите мне в приемную.

Появился генерал вместе с Трифоновым. Они вежливо поздоровались с Наташей и прошли в кабинет. Следом появились Куприянов и Марецкий, последней пришла Задорина. Предстоял серьезный разговор, Наташа поняла это по лицам собравшихся.

Так оно и было.

Задорина первой начала доклад. Голос ее звучал немного раздраженно, чувствовалось, что она устала. Шквал преступлений обрушившийся на следственно-розыскную группу, не давал ни минуты покоя ни оперативникам, ни следователям. На столе появилась фотография. На ней был изображен Толстиков, вешающий Сергея Пекарева в его квартире.

— Этот снимок все объясняет. Теперь мы знаем, кто именно был истинным палачом. За свою работу Власов и поплатился головой. Я выдвигаю следующую версию. Власов следил за Толстиковым и его сообщницей с Санкт-Петербурга. Он накапливал компромат на криминальную парочку. В какой-то момент он счел, что материала для шантажа достаточно. Конечно, речь может идти только о деньгах. Он предъявил снимки Толстикову, и тот у него их выкупил за определенную сумму. Но вероятнее всего, Толстиков не мог оставить живым такого свидетеля. Он дает своей сообщнице револьвер и отправляет ее следом за сыщиком. Той удается его проследить, и она убивает Власова в лифте, а заодно забирает из его портфеля выплаченные Власову деньги. По логике вещей все сходится. Вот только они не знали, что Власов оставил себе на память одну фотографию, которую мы и нашли в его кармане. Свидетели видели женщину, убившую Власова. Мы показали соседке фоторобот преступницы, и она ее опознала. Остается без ответа только один вопрос — на кого работал частный сыщик. Мы нашли в квартире отчет о последней работе. Ничего особенного. Конверт со штампом его сыскного бюро, но ни адреса, ни имени на конверте не значилось. Версия имеет подтверждение фактами. Эксперты установили, что профессор Пекарев и Власов убиты из одного оружия. Марка револьвера пока не установлена, анализов я не делала. Тут надо всем вместе подумать над случившимся.

— Тут сразу же возникает несколько вопросов, Ксения Михална, — подал голос Трифонов. — Первый. Шантажист, стремившийся заработать на компромате, не станет присылать фотографии в прокуратуру. Значит, мы имеем в наличии двух фотографов. Снимки, присланные нам, доказывают, что они сделаны непосредственно на месте преступления. Готов с вами согласиться, что главным палачом был

Толстиков, и он же фотографировал свою сообщницу на фоне трупов. Но делал это скрытно. Он и присылал нам фотографии, чтобы перенести ответственность за содеянное на партнершу. Однако что касается вашей версии, то в ней есть одна брешь. Получив деньги за шантаж, Власов вряд ли бы повез их домой. Он опытный оперативник, а не наивный дергач. И уж, конечно, он не вошел бы в лифт с партнершей Толстикова. Следя за ним, он не мог не знать, кто она. Допустить к себе на близкое расстояние женщину, связанную с Толстиковым, да еще соучастницу стольких убийств — это верх беспечности.

— Позвольте перебить, — вмешался Марецкий. — А если женщина играла на два стола? Дело в том, что ее и раньше видели вместе с Власовым. Может, шантаж Толстикова — ее идея. Она решила заработать, а сыщик был лишь орудием ее замысла. Когда тот получил деньги, они встретились и решили их поделить. Поехали домой к Власову, и в лифте она его пристрелила. Зачем делиться, если можно взять все себе? Толстикову она доложила, что свидетель убит — ею, разумеется, но денег при нем не было. Говоря вашими словами, какой дурак потащит деньги домой? Все логично.

— Красиво излагаешь, Степан, — улыбнулся Куприянов. — Так и хочется поверить. Есть еще одна загадка. Я получил сообщение из Петербурга. Частного сыщика Власова нанял ни кто иной, как сам Толстиков. В задачу Власова входила слежка за его распутной женой. И он начал следить за небезызвестной нам женщиной за сутки до того, как был повешен первый вербовщик Зибиров. Конечно, мы не можем исключать, что, став свидетелем серии убийств, Власов решил переманить на свою сторону сообщницу Толстикова, и инициатива союза исходила от него, а не от женщины. Та согласилась, но лишь для того, чтобы держать сыщика под контролем. А когда тот встал на дыбы, она его уничтожила, оставаясь преданной Толстикову. Это больше похоже на правду. Но остается не ясным почему Толстиков нанял Власова. Если он запланировал ряд убийств, то понимал, что сам в первую очередь попадет в объектив сыщика. Окажись Власов порядочным человеком, после первого же убийства он пришел бы в милицию и выложил все, что знает. В таком случае, мы взяли бы Толстикова и его подругу еще в Питере. Совершенно неоправданный риск.

Объяснений никто дать не мог. В поведении Толстикова не было никакой логики. А мыслить абстрактно людей, привыкших оперировать только фактами, никто не учил.

Совещание затянулось до вечера.

Возвращаясь с генералом домой, Трифонов, спросил его:

— Как можно объяснить, Гена, появление отпечатков пальцев твоей секретарши в квартире профессора Пекарева?

Колычев улыбнулся:

— Хитрый ты лис, Саня. А почему не спросил меня об этом на совещании?

— Счел не корректным.

— Наташа ездила к Пекареву по моей просьбе. Это она первой обнаружила его труп, напугалась и убежала, захлопнув за собой дверь. Вот откуда я знал, что в квартире труп, и послал тебе в помощь экспертов.

— А никому другому ты такого деликатного поручения дать не мог?

— Наталья Пална по образованию юрист. К тому же она оформлена моим консультантом и у меня есть все основания ей доверять. Очень тонкая женщина с изящным, я бы сказал, умом. Она умеет смотреть на вещи свежим взглядом и замечает то, мимо чего мы проходили. У нее талант. Я хочу ее рекомендовать на должность старшего следователя, как только мы закончим с этой эпопеей.

— И давно она у тебя работает?

— Пришла за несколько дней до твоего приезда. Моя бывшая секретарша в декретном отпуске. Наталью Палну рекомендовали серьезные люди, и я очень доволен, что взял ее на работу. Она меня, старика, многому научила. Я не стесняюсь учиться у талантливых учителей.

Трифонов не стал больше задавать вопросов. Он задумчиво уставился в окно. Шел дождь, деревья оголились, покрыв желтой листвой мокрые мостовые. Не за горами зима.

5

Поезд пришел вовремя. Как только Варвара Пекарева вышла из вагона, к ней приблизились двое мужчин.

— Здравствуйте, Варвара Евгеньевна. Я следователь Трифонов, а это мой помощник майор Куприянов. Вы в курсе событий?

— Да, в курсе. — Она поставила чемодан. — Если меня встречает милиция, значит, речь идет о преступлении. Так я должна понимать?

— Следствие придерживается именно такого мнения. Позвольте, мы вас подвезем. Поговорим в машине.

— Не возражаю.

Куприянов взял чемодан, и они направились на привокзальную площадь, где их ждала машина.

— В каких отношениях вы были с пасынком? — начал задавать вопросы Трифонов.

— Ну в каких… Я его практически не видела. Он взрослый самостоятельный мужчина, преуспевающий ученый, занят своими делами. Да и муж мой завален работой… Боже, никак не могу поверить, что завтра его похороны. Какая нелепость. До меня еще не доходит произошедшее. Я даже не плакала. Не осознаю весь ужас случившегося.

— У профессора были враги?

— Какие могут быть враги у врача, который вытаскивает безнадежно больных с того света? На него молились!

Они сели в машину. Женщина нервничала.

— А о том, что он руководил туристическим агентством, вам известно?

— Агентством? Впервые слышу. Впрочем, Гога был скрытным человеком. Он не любил рассказывать о своих делах. Конечно, я понимала, что он где-то подрабатывает. Профессорской зарплаты не хватит, чтобы делать такие дорогие подарки. И потом, уходил он рано, а возвращался поздно. Я даже не знала его рабочего телефона, только мобильный. Да и тут ничего странного нет. Действующий врач в кабинете не сидит. Несмотря на свой возраст, он был полон сил и вел очень активный образ жизни. Но, повторяю, о делах, о работе мы никогда не разговаривали.

— А друзей его вы знали?

— Я бы не стала его знакомых возвышать до ранга друзей. Все свободное время он отдавал семье. Очень редко позволял себе сыграть «пулечку». Но не у нас дома, а сам ездил в гости.

— К кому именно, знаете?

— Двоих знаю, разговаривала с ними по телефону. Это Вайсберг Илья Львович и Гурвич Анатолий Васильевич. Вайсберг — дипломат, насколько я знаю, а Гурвич — военный. В отставке. Люди солидные, уже немолодые. Преферанс — интеллектуальная игра. Я никогда не возражала против таких мальчишников. — Пекарева глянула в окно автомобиля. — А куда мы едем?

— Этот вопрос вы должны решить сами. Домой вам нельзя. Пока мы не разберемся в деталях убийства членов вашей семьи, я не хотел бы, чтобы вы оставались на виду и одна. Охрана здесь не поможет. Убийца чрезвычайно изобретателен.

— Только не пугайте меня, ради бога. А как же похороны?

— На похороны идите. Там будут наши люди. У вас есть надежное место, где вы можете прожить недельку-полторы, ничего не опасаясь?

— Есть. Дача. О ней никто не знает. После смерти моего отца она заброшена, но там есть камин и электричество. Я хочу ее продать, но руки не доходят. У Гоги, у Георгия Викторовича, есть коттедж. Он никогда не был на моей даче.

— Хорошо. Туда мы вас и отвезем. Я не хочу вас пугать. Но, как говорится, береженого Бог бережет!

— Вы уже меня напугали. Это что, семейное проклятие? Кому понадобилось убивать тихую мирную семью?

— Мне нужно время, чтобы ответить на ваш вопрос. Нам необходимо поддерживать с вами связь.

— Мобильный телефон всегда при мне. Запишите мой номер.

Разговор с Варварой Пекаревой ничего не дал. Знакомство с ней оставило такое впечатление, какое бывает от еды без соли.

Оставшись с Трифоновым наедине, Куприянов разговорился и в конце концов заявил:

— Александр Иваныч, мне кажется, пора брать Вайсберга и Гурвича. Все ниточки к ним тянутся.

— Не торопись, Семен, — возразил следователь. — В первую очередь нужно установить связи Вайсберга и Гурвича. Ни тот, ни другой не годится на роль лидера. Но они могут быть приближенными руководителя клана. Глаз с них не спускать!

— А если их тоже решили убить? Будем брать палача на живца?

— Трудно сказать. Хозяин клана умен и хитер. С кем же он останется, если уберет всех вокруг себя? С другой стороны, он вряд ли оставит в живых людей, которые у нас под колпаком. Если мидовская ветвь попала под подозрение следствия, рассчитывать на ее активную работу уже не приходится. Мне кажется, у главаря есть какая-то неординарная задумка. Он жертвует всем кланом и его структурами, значит, хочет построить новую систему.

— Интересно, придут на похороны Пекарева его друзья картежники? — задумчиво произнес Куприянов. — Если они замешаны в убийстве, то вряд ли захотят светиться. Если нет, то придут. Их появление может означать, что они не ждут удара и не в курсе следственных мероприятий. Значит, их держат за болванов, и вскоре они превратятся в прах, как и остальные члены группировки. — Помолчав, Куприянов добавил: — Не нравится мне эта баба.

— О ком ты?

— Молодая жена Пекарева. Трудно поверить, что она в стороне ото всего.

Трифонов кивнул головой.

* * *

Эта женщина умела оставаться незаметной, несмотря на свою незаурядную внешность. Природное обаяние позволяло ей входить в доверие к самым разным людям. Опыт, многолетняя практика, знание психологии, хорошо разыгранная душевность, действовали магнетически.

Все считали ее благодетелем.

Трифонов не заметил в Варваре ни тени испуга или напряжения, свойственного людям, беседующим с представителями закона. Она — женщина, нуждающаяся в защите.

* * *

Выждав некоторое время, Варвара Евгеньевна переоделась в спортивную одежду, ушла с дачи через заднюю калитку, перебралась через заросший крапивой овраг и лесом вышла к автобусной остановке. Семьсот тридцать пятый маршрут привез ее в Москву. Несколько пересадок в метро, маршрутка, проходные дворы, пережидание в подъездах домов, опять транспорт и в конце концов она прибыла по нужному адресу.

Небольшая двухкомнатная квартирка. Уют, ничего лишнего, скромненько, но со вкусом. Варвару встретил пожилой жилистый старик с энергичным лицом и удивительно легкой для его возраста походкой. Очки, немного на выкате глаза, умный, насмешливый взгляд. Держался он уверенно и достойно. Они обнялись. Старик похлопал Варвару по спине, как победительницу, взявшую главный приз.

— Ну что, соскучилась?

— Не то слово, папа, и очень устала. Все же в дипломатии я до твоего уровня никогда не дорасту.

— Так ты же не имеешь дел с дипломатами. Тебе больше везет на отщепенцев. Я тебя понимаю. Договариваться с выкидышами хаотичного капитализма, рвущими друг друга на куски за жалкие гроши — дело неблагодарное. Честь тебе и хвала. Ты вышла победителем.

— Побеждала не я. Шантаж и деньги правят балом, а я лишь посредник.

Отец проводил дочь в комнату, где был накрыт стол. Только чай. Никаких алкогольных напитков. Зато бесчисленное количество пирогов с разными начинками и множество сортов варенья.

— Опять ты целый день провел возле плиты?

— Ты же знаешь, это моя слабость. Калории меня не пугают. Спорт сжигает все лишнее. Парочка пирожков и твоей фигуре не повредит. Ты их с детства любишь, и ничего. Смотреть на тебя — одно удовольствие.

Сели за стол, хозяин дома принялся разливать чай.

— Я не надолго, папа. Трифонов лично привез меня на дачу. Не думаю, что они оставили там соглядатаев, но утром обещали прислать машину и отвезти меня на похороны.

— Это нормально. Простись с мужем. Царствие ему небесное. Умел работать. Вот только слишком жаден был. Но Бог ему судья.

Варвара рассмеялась:

— А я думала, что его участь решил дьявол.

— Дьявол? — Отец тоже рассмеялся. — Самый гениальный трюк дьявола заключается в том, что он убедил весь мир, что его не существует.

— Пожалуй, ты прав. Во всяком случае, в природе нет человека, который может указать на него пальцем.

— Указать мало. Надо доказать.

— А что делать мне? Я простая смертная. Маленькая ведьмочка, которой в ближайшем будущем могут наступить на хвост.

— Ты же всю систему отладила. Конвейер заработает в ближайшие дни. Нам больше не нужны контролеры на территории России. Всем можно управлять извне. Только не надо пороть горячку. Времени у нас хватает. Следствие не успевает переваривать информацию, захлебывается. Вайсберг ничего не подозревает. Он вызвал из Иордании Абу аль Фар Харима для дальнейших договоренностей на поставку живого товара. Вот чем сейчас займется следствие. Харима никто в России не тронет. У него дипломатическая неприкосновенность. А Вайсберг угодит в ловушку. Туда ему и дорога. Преступный синдикат прекращает свое существование, Харима же выпроводят из страны как персону нон грата.

— А Гурвич?

— Гурвич — солдат. И психология у него солдатская с претензией на офицерскую честь, о которой он понятия не имеет. Его конец предрешен. Главное, чтобы у него при себе был пистолет. Когда за ним придут, он пустит себе пулю в лоб. Другого выхода у него нет. Гурвич не обладает информацией, никого сдать следствию не может, а значит, ему придется брать все на себя. Суд. Конфискация имущества, пожизненное заключение… Нет. Он не дурак. У него нет выбора.

Отец внимательно посмотрел на Варвару и, помолчав, продолжил:

— Ты возглавишь центр по приему детей в Израиле. Мужа я тебе уже нашел — получишь гражданство, а потом можешь послать его к черту. Ты должна находиться там, и на месте контролировать процесс. В России вся база переходит в режим автопилотирования. Теперь ты одна будешь прослеживать систему и отправлять заявки на определенный контингент. В твоих руках — карта точек, в которых пройдут эпидемии, значит, заранее будешь знать количество обращений в центр за помощью. Теперь ты понимаешь, какую связку ключей я передаю в твои руки? Все доходы зависят только от тебя…

— И когда я должна уехать?

— Очень скоро. После похорон устрой поминки где-нибудь в ресторане. Все как принято. Пусть тебя отвезут на дачу. Потом незаметно переедешь к своему возлюбленному. Закончишь мелкие дела и успокоишь Филиппа. Приучи его к мысли о разлуке. На пару лет вы расстанетесь.

— Мне будет трудно без него. Не забывай, папа, я все же молодая женщина. А если он найдет себе другую?

— Он же терпел, пока был жив Пекарев. Потерпит еще. Я за ним присмотрю. Он все еще верит, что получит большие проценты с патента за свою новую сыворотку. Получит, конечно, став твоим мужем. Но не в России, разумеется. Так что не беспокойся, никуда твой Филя не денется. Просто ему необходимо понять: для того, чтобы собрать урожай, надо дать ему созреть. На все тебе дается три дня. Потом тихо уедешь в Тулу на электричке. Там зайдешь по одному адресу и получишь необходимые документы. Из Москвы ты должна уехать с пустыми руками. Мало ли что! Если попадешься, при тебе ничего не найдут. А в Туле ты уже будешь в полной безопасности. Вся документация поместится в одном портфеле, с ним и отправишься в аэропорт. Вылетишь в Ташкент, где тебя встретят. Там же поставят шенгенскую визу. Дальше — Вена. Из Вены — в Тель-Авив. Маршрут проработан детально, все чисто, задержек быть не может. Когда здесь о тебе вспомнят, ты уже будешь примерять новый белый халатик в детском реабилитационном центре Израиля. Там тебя никто никогда не найдет. Ты будешь работать в частном учреждении под другим именем и с новым гражданством.

— Сколько просуществует новая схема?

— Максимум полтора года. Жадничать не будем. В Швейцарии у нас есть недвижимость, туда мы уедем на покой через пару лет, там и продадим патент на сыворотку. Для Филиппа откроем лабораторию, наймем людей, ты станешь руководителем этой лаборатории. Филипп сделает еще не одно открытие. Он молод, талантлив, вы любите друг друга. Помимо денег, нас ждут ордена и почет. Хороший я придумал финал?

Варя задумчиво смотрела на чашку остывшего чая. Почета ей было мало. Она мечтала о славе!

6

Стебликов объявился без предупреждения. Его неожиданный приезд очень удивил Трифонова и Куприянова. Решили поговорить в небольшом ресторанчике, недалеко от вокзала, так как через несколько часов он уезжал обратно в Питер. Заодно решили покормить путешественника. Полторы тысячи километров в два конца — это не прогулка за грибами на электричке.

Стебликов привез с собой целый портфель отчетов и фотографий. Ими завалили весь стол, и официанту пришлось подкатить сервировочный столик, для блюд с закусками. Пока Трифонов и Куприянов разбирались с бумагами, лейтенант ел с аппетитом, держа тарелку на весу. Знакомство с материалами закончилось, когда Стебликов перешел к десерту, а проще говоря, стал запивать обед пивом.

Трифонов со свойственной ему деликатностью молчал, понимая, что парень привез документы сам неслучайно. Мог и курьера прислать. Значит, имеет особое мнение, которое желает высказать. Правда, Трифонов догадывался, о чем будет говорить молодой и ретивый оперативник, но инициативу и рвение нельзя не поощрить. Пришлось старому лису изображать на лице некоторую растерянность и непонимание. Что касается Куприянова, то он, давно зная Трифонова, все понял сразу. К тому же он не имел привычки открывать рот, пока Трифонов не даст ему слово.

— И что ты думаешь, Денис? — обратился полковник к оперативнику. — Как нам расценивать этот архив? — Он кивнул на разложенные бумаги.

Стебликов ждал вопроса:

— Толстиков, нанимая частного детектива, никак не думал, что тот будет посылать копии отчетов в свою контору. Он хотел иметь свои материалы, чтобы запутать следствие. В частности, высылать вам фотографии, а потом и весь архив подбросить.

— Идея интересная. Вот только последний снимок, где женщина-палач была бы лицом к фотокамере, так и не пришел к нам. Странно. Почта идет по Москве один день, максимум два. Фотография должна быть выслана до того, как Толстиков или его напарница убили сыщика. Иначе в этом нет смысла. Идет четвертый день, а письма все нет. Думаю, что кто-то помешал письму дойти до адресата. Ну ладно, извини, что перебил. Продолжай. Слушаем.

— Существуют две женщины, а не одна.

— Это как? — спросил Куприянов.

— А так. Одна, которую мы все ищем, для следствия, а другая — настоящая. Та, которая приводит приговоры в исполнение. В итоге найдут фальшивку. Ту, которая ни в чем не повинна. А настоящая убийца останется в стороне. Вот только о своей шкуре Толстиков не позаботился. Себя он не прикрыл, и мы его быстро раскусили. Но идею с двойниками он провернул прекрасно.

На лице Трифонова появился уже неподдельный интерес.

— Любопытная версия. Продолжай, Денис.

Стебликов взял со стола несколько фотографий

и разложил их по порядку.

— Обратите внимание. Вот серия снимков, сделанная на набережной Фонтанки. Наша героиня приехала одна на такси. Всех таксистов я нашел и разговаривал с ними. Показывал высланный вами фоторобот. Они признали по нему свою пассажирку. Вот женщина переходит дорогу, а здесь она входит в дом. Теперь мы можем смело сказать, что она никого в квартире профессора не вешала. Обратите внимание, «Жигулей» Зибирова возле дома нет. Зибиров приехал со своей подругой чуть позже. Но у Власова было задание следить за другой женщиной, и он не фотографировал всех подряд. Пара — мужчина и женщина — его не интересовала. А вот выходящий из дома мужчина мог заинтересовать. Ведь он следил за женщиной, подозреваемой в измене мужу. Таким образом, Толстиков попал в кадр как потенциальный любовник. Присмотритесь к снимку. Толстиков выходит из дома, а у парадного уже стоит машина Зибирова. Следующий кадр. Из дома выходит объект внимания сыщика. Женщина постоянно носит темные очки, невзирая на тучи. Вот она уходит, и он идет следом. Таким образом, настоящая убийца вышла из дома позже всех, когда все разошлись и ее никто видеть не мог.

— Постой, постой, — перебил коллегу Куприянов. — Все это немного натянуто, хотя и интересно. Ну а если так: убийца приехала на такси, вошла в дом, потом приехал Зибиров, она его встретила с распростертыми объятиями и свисающей с потолка веревкой с петлей. «Здравствуй, дорогой, спасибо, что принял приглашение палача к эшафоту. Поднимайся, удавка тебя заждалась!» Покончив с Зибировым, она уходит, и вполне понятно, что «Жигули» остаются на своем месте.

— Есть один нюансик, Семен. Убийца сама привезла Зибирова в дом. В машине сохранился запах духов. Точно такой же аромат остался в машине, на даче профессора Грановского, где повесили Рамазанова. Те таксисты, что привозили на места казни подставную куклу с фоторобота, уверяют, что их пассажирка носила темные очки, но никаких ароматов парфюма от нее не исходило. Таким образом, перед нами фотографии фотомодели, позирующей для снимков, предназначенных играть роль дезинформации. И мы можем признаться, следствие клюнуло на этот крючок.

Куприянов махнул рукой:

— Ерунда. Капнуть для отвода глаз пару капель духов в машину повешенного ничего не стоит. У тебя разыгралась фантазия, Денис. Это неплохо. Но мы должны придерживаться фактов. А они таковы. Вторую женщину никто не видел. Свидетелей нет, а значит, мифической дамочки не существует.

Стебликов готов был парировать и эту атаку.

— Свидетель есть.

— Кто?

— Ты, например, или Александр Иваныч. Себе и своим глазам ты поверишь?

— Своим поверю.

— Вы принесли фотографии, которые вам присылает инкогнито с места преступления?

— Ты просил — мы принесли.

Куприянов передал конверт Стебликову. Тот достал снимки, разложил на столе и улыбнулся.

— Я так и думал. Эти женщины между собой не знакомы и в сговор не входили. Идея с двойниками принадлежит Толстикову. Но он мужчина и бывший солдат. Ему и в голову не пришло, что его гениальная идея провальная. На корню. Смотрите. Вот снимок женщины-палача во время казни Рамазанова. Ее снимали со спины. Блондинка с длинными волосами. Все, что мы можем сказать. Вот снимок женщины, за которой следил Власов. Она выходит из такси и направляется к лесу. Тоже блондинка с длинными волосами. Но вот незадача, одета в голубой брючный костюм, а та, что в это время вешает Рамазанова, одета в белую блузку и черную юбку. Та же история происходит и на Фонтанке. Фотомодель приехала на точку в такси, и на ней вишневая водолазка. А в квартире профессора находится женщина в синем платье, если только можно понять по фрагменту ее плеча, что это платье. Но в любом случае оно синее, а не вишневое.

— Браво, Денис! — громко произнес Трифонов.

Куприянов, как всегда, выразил свое смущение идиотской улыбкой.

— Отличная работа, Денис, — повторил Трифонов. — Вот что значит свежий взгляд, внимание и, естественно, талант аналитика. Твоя версия принимается за основу. Думаю, в недалеком будущем мы найдем обеих женщин.

Разговор продлился еще какое-то время, и лейтенанта проводили на поезд.

* * *

Пока Стебликов отвоевывал свою версию, генерал Колычев задушевно беседовал со своим консультантом.

— В чем ваша главная мысль, Наталья Пална?

— По моему мнению, руководителем преступного клана является не кто иной, как Евгений Николаевич Зудов. Помощник министра иностранных дел, который при непонятных обстоятельствах взорвался в собственной квартире.

— Вы меня убиваете, Наталья Пална. Что ни версия, то гром с ясного неба. Самое интересное, что вы всегда оказываетесь правы. Давайте разбираться. Разложим все по полочкам.

— Первое и главное. Зудов проявил себя на высоком министерском посту как незаурядный организатор. Он один решал все кадровые вопросы, по его рекомендациям на работу были приняты далекие от дипломатической деятельности люди. Так бывший режиссер мюзик-холла Илья Вайсберг стал начальником отдела культурных связей со странами Ближнего Востока. Интересный факт. Все девушки из его бывшего кордебалета уехали на гастроли в Иорданию и там остались навсегда. Двадцать две танцовщицы одновременно нашли себе женихов-арабов. У нас это приняли как должное. Я связалась с родственниками некоторых танцовщиц. Никто ничего о девушках не слышал, после того как они покинули Россию. Но Вайсбергом уже занимается Трифонов, я думаю, что он сам разберется в деталях. Вернусь к Зудову, которым никто не занимается. Он труп, и о нем пора забыть. Так ли? Хороним неопознанное тело в закрытом гробу. МИД устраивает помпезные похороны. Однако в квартире мог взорваться кто угодно. Пьяный бомж, к примеру. Пьяному море по колено. Только человек с помутненным сознанием может не почувствовать резкого запаха газа и включить свет. Зудов не бомж и не алкоголик.

— Но это домыслы, Наталья Пална.

— Есть один очень важный факт, превращающий все в реальность. Имя Зудова нам стало известно из показаний любовницы Муллера, которая подслушивала разговор через каминную трубу. Так вот, я сопоставила даты. Зудов разговаривал с Муллером двадцать пятого сентября. Если помните, речь шла о загранпаспортах и доле от похищенных в компании денег. Такие вопросы шестерки не решают. Через день Муллера убили люди Зудова. Но я хочу сказать о другом. Дело в том, что Зудов взорвался в своей квартире за восемь дней до встречи с Муллером. Или к Муллеру приходил не Зудов, а это маловероятно, так как они были знакомы не первый день и, думаю, что план побега троих коммерческих директоров отрабатывал сам Зудов, имея международные связи. За что и долю требовал. А значит, знал смысл махинации Муллера и его напарников. К тому же настоящий Зудов подходит под описание девушки. Значит, в квартире был взорван кто-то другой. А Зудов с новым паспортом уехал за границу снимать деньги со счетов нерадивых аферистов. Первая мысль, которая возникла у меня — это об эксгумации трупа Зудова для опознания. Анализ ДНК не ошибется. Выяснилось, что у Зудова была дочь — Варвара Евгеньевна Зудова. Сейчас ей тридцать восемь лет. Мне не сразу удалось ее найти. Случай помог. Один из приятелей Зудова подсказал. Впрочем, он даже не приятель, а сосед по дому, который частенько возил Зудова на рыбалку. Он и сам рыбак. Во время рыбалки можно многое рассказать и выслушать. Таких свидетелей надо бы убирать, но, похоже, о нем просто никто не вспомнил.

Так вот, дочь Зудова жива, здорова и проходит по нашему делу как постороннее лицо. Иначе не назовешь. Она не жертва, не подозреваемая и не свидетель. Мы о ней просто заботимся и охраняем ее. Речь идет о Варваре Евгеньевне Пекаревой, вдове профессора Пекарева и мачехе его покойного сына. Еще одна деталь. Варвара Пекарева-Зудова занимает очень крупный пост в Международном детском реабилитационном центре в Москве. Она заведует отделением и курирует множество детских учреждений. И еще. Женщина из Питера, невеста Зибирова, которая все же уехала в Иорданию, Валентина Милашкина, помните? Так вот, ее сын год назад проходил через консультационный совет детского центра. Спустя три недели после того, как ребенок там побывал, у Милашкиной погибает муж, а еще через два месяца она знакомится с Зибировым, и он приглашает ее поехать вместе с детьми в Израиль, чтобы представить своим престарелым родителям.

— С ума сойти! Наташенька, вы одна стоите целого отдела сыщиков! Я восхищаюсь вами и вашими открытиями.

— Спасибо, Геннадий Алексеич. Но работала я не одна, у меня много друзей, да и в прокуратуре мне помогали. Шила в мешке не утаишь, даже в нашем учреждении. Так вот, все давно знают, что я совмещаю свою должность с ролью вашего консультанта. А посему мне не рискуют отказывать в мелких просьбах.

— Но я и не собираюсь ничего скрывать. Что тут зазорного? Вы образованная женщина с неординарным мышлением. Отлично. А наше сознание давно уже притупилось. Слишком много дел и повседневной рутины.

— Я хотела бы уйти сегодня пораньше, если можно.

— О чем речь! Вы своей работой уже целый отпуск заслужили. Идите прямо сейчас домой, я сам справлюсь с телефонами.

— Спасибо. — Наташа встала и тихо вышла.

Буквально через десять минут после ее ухода появились Трифонов и Куприянов. Разговор начался с порога.

— А что, Геннадий Алексеич, ты еще не получил очередную фотографию с места происшествия?

— Пока нет.

— Странно, — удивился Трифонов. — По всем канонам жанра и логике преступника снимок должен лежать на твоем столе еще вчера. Где твоя почта за последние дни?

— Разложена по ячейкам. Вот она, на столе.

Генерал взял письма и подал Трифонову:

— Пять писем вчера получено, семь позавчера и четыре — третьего дня.

Трифонов перебрал конверты и вернул их генералу.

— Одного письма не хватает.

— Уверен?

— Я только что заходил в курьерскую службу. Позавчера на твое имя пришло не семь писем, а восемь. Их доставили твоему секретарю, она расписалась в журнале. Письмо пропало на пути от ее стола до твоего. Отрезок в пять-шесть метров. Что ты на это скажешь?

— Ничего, Александр Иваныч. Ровным счетом ничего. У Натальи Палны все документы в идеальном порядке. Потерять она ничего не могла. Я спрошу у нее о письме.

— Вот этого делать не надо. Я догадываюсь, что изображено на потерянной фотографии.

Колычев криво усмехнулся:

— Моя секретарша на фоне очередного трупа? Мнительный ты стал, Александр Иваныч. Плохо держишь удар. Слишком большая глыба свалилась тебе на плечи.

— Ситуация немного изменилась, Геннадий Алексеич. Общими усилиями. А точнее, лейтенанта Стебликова из питерского управления удалось выяснить, что в деле замешаны две женщины. Одна — соучастница всех убийств, вторая играла роль манекена. Подстава чистой воды. Она нам и оставляла свои следы. Вряд ли подставная кукла знает о том, что происходило на самом деле в тех местах, где ее фиксировали свидетели. Возникает вопрос. Кто же истинная преступница?

— У меня есть ответ на твой вопрос, Александр Иваныч. Боюсь, он тебя разочарует. Но сначала скажи мне, кого ты видел на похоронах профессора Пекарева?

— Ни Вайсберг, ни Гурвич на похороны не пришли. Другого я и не ждал. Глупый риск. Если их сейчас арестовать, то мы ничего существенного им предъявить не сможем. За ними установлено наблюдение. Думаю, что руководство группировки решило от них избавиться, как и от остальных, чья деятельность потеряла смысл.

— И вы сумеете предотвратить их уничтожение?

— Стараемся. Сейчас они нам ничего не расскажут. Вайсберг и Гурвич верят, что их не коснется затеянная руководством чистка. Они будут молчать. Но когда жареный петух клюнет, они заговорят, чтобы спасти свою шкуру. А пока ничего нового мы от них не услышим. Нам и без того многое понятно. Тут надо понимать, что мы не имеем рычагов для давления на этих людей и через тридцать шесть часов будем обязаны их выпустить. Вот тогда мы уже не сможем спасти им жизнь и раскроем все карты.

Колычев внимательно выслушал доклад полковника и, кивнув головой, вернулся к предыдущей теме:

— Кстати, о второй женщине. Где сейчас находится Варвара Пекарева?

Трифонов немного опешил. Выдержав паузу, он сказал:

— На даче. Мы сами ее туда отвезли. После похорон ее машину сопроводили наши сотрудники.

— У тебя есть с ней связь?

— Конечно. Она оставила свой номер мобильного телефона.

— Боюсь, что она не ответит на твой звонок. Помнишь Зудова?

— Помощник министра, взорвавшийся в своей квартире?

— Да. Только после своих похорон он побывал у Муллера, договаривался о дележе нефтяных денег и обещал аферистам паспорта и самолет. Мы знаем, что потом случилось с российскими паспортами Муллера, Рутберга и Шейнина. Зудов жив. А Муллера придушили люди Зудова. Мне позвонили из Краснодара. Любовницу Муллера удалось найти. Она единственный свидетель. Скоро ее доставят в Москву. В Министерстве иностранных дел нашлись фотографии Зудова. Он по своему статусу обязан был присутствовать на официальных приемах. Так что фотоархив богатый. Судя по характеристикам, этот человек обладал незаурядным умом, высоким интеллектом, глубокими знаниями и обширными связями. Отличная кандидатура на роль главаря группировки. А теперь самое интересное. Варвара Евгеньевна Пекарева — в девичестве Зудова. Почему бы ей не быть связующим звеном между отцом и членами банды? Не потому ли Зудов с такой легкостью расправляется со своими шестерками? Ему нечего опасаться. Никто его не выдаст. Вряд ли Вайсберг или Гурвич знают, на кого они работают. Их арест нам ничего не даст. А вот госпожа Пекарева имеет ниточку, ведущую к отцу. Мы же решили охранять ее покой. Защищать несчастную дамочку от самой себя. И еще. Если фотография и пришла на мой адрес, то на ней была изображена Варвара Пекарева, а не моя секретарша.

— Все, что ты мне сейчас рассказал, Геннадий Алексеич, — выводы Натальи Павловны, не так ли?

— Это не важно. Попробуй их опровергнуть.

Трифонов взял телефонную трубку и набрал номер Варвары Пекаревой. Ответа не последовало. Крыть было нечем. Трифонов молчал. Взгляд Колычева стал суровым. Таким его еще никто не видел.

7

Кроме тяжелого вздоха от Задориной никто ничего не услышал. Она устала. Жить и работать в постоянном напряжении на протяжении многих недель даже крепкому мужику не под силу, что же говорить о слабой женщине?! Правда, Ксения своих слабостей не выказывала. Она продолжала одеваться как фотомодель, носила туфли на «шпильках» и очень редко появлялась в форме подполковника юстиции. Сильная натура, ничего не скажешь, но сколько же можно? Эпидемия убийств. Ладно бы маньяк работал, тогда все проще; Надо лишь угадать, в каком месте и в какое время расставить силки. А тут такой клубок намотался, что мозги закипают.

Пейзаж глаз не радовал. Загородная свалка, вонища, дождь, осыпавшаяся листва, грязь по колено, и труп в придачу. Они стояли в сторонке и тихо разговаривали, поглядывая на суету возле кучи мусора, где лежал покойник.

Майор Марецкий чувствовал себя не очень уверенно рядом с Задориной. Эта женщина ему нравилась, и очень давно. Он ей тоже нравился, но женщина не может первой идти навстречу, а Степан считал, что не стоит ее. Она и по званию, и по статусу стояла на пару ступеней выше и, вообще, слишком хороша для него. У каждого свои заморочки. Коллегам эта парочка нравилась. Все ждали, когда же, наконец, Марецкий получит подполковника и сделает Ксении предложение, но при этом сочувственно вздыхали. Скорее Задорина станет генералом, чем Марецкий поднимется на ступень выше. Ходили слухи, что Колычев собирается на пенсию, а первый кандидат на его кресло — Задорина.

— Врач предполагает, что парня убили дня два назад, — сказал Марецкий. — Практически в то же время, когда был убит частный сыщик Власов. Может, немногим позже. Его убили не здесь. Сюда привезли труп и выбросили, как мешок с мусором. Сегодня утром труп обнаружили местные бомжи. Следов нет. Второй день подряд льет, как из ведра. Какие уж тут следы.

— Почему вы решили, что он убит после того, как застрелили Власова? Вскрытие же не производили.

— Пусть Дегтярев объяснит. Зачем играть в испорченный телефон?

Марецкий повернулся к группе экспертов и подозвал Дегтярева:

— Игнат Всеволодович, скажи свои предположения. Так, навскидку, то, что в глаза бросается.

— Могу говорить только о фактах. Гадалок в моей профессии не держат. В кармане убитого мы нашли вот этот короткоствольный револьвер «Зауэр» ТЗ-6 калибра 38. Точная копия «Смит-Вессона» с откидывающимся барабаном и коротким стволом, вес 560 граммов. Немецкая фирма специализируется на копиях «Кольта» и «Смит-Вессона». Экспортирует оружие в США. Пользуется успехом у любителей раритетов. В России ее продукция встречается крайне редко. Проще достать пистолет Стечкина, стоящий на вооружении спецслужб, или что-нибудь подобное. Но эта игрушка не для киллеров. Убойная сила невелика, точность попадания гарантирована только с близкого расстояния. Да и шесть патронов в барабане — тоже не густо. К чему я все это рассказываю — такое оружие можно найти только у теневых коллекционеров, которые не побегут в милицию, если их раритеты украдут. И второе. Я могу сказать с уверенностью на девяносто процентов, что из этого револьвера убили профессора Пекарева и частного детектива Власова. А утверждать смогу только после баллистической экспертизы.

Задорина осмотрела револьвер, лежащий в целлофановом пакете.

— Для женщины очень удобен. И в сумочке поместится, легкий, а главное — не надо передергивать тугой затвор. Курок взвел — и стреляй.

— Похоже, что отпечатки на оружии принадлежат убитому. Не женские пальчики.

— А документы нашли?

— Слава богу, на этот раз только один паспорт. Настоящий. На имя Толстикова Григория. Это он и есть. Его фотографии мне уже снятся. Ни с кем не спутаю.

— Что еще? — спросила Задорина.

— Грязь на одежде с отпечатком протектора. Похоже, его привезли сюда в багажнике, и след остался от запасного колеса. Во всяком случае, машина его не переезжала, все кости целы. Стреляли в затылок. Это пока все.

— Значит, следы крови можно найти только на месте, где его убили?

— Если, конечно, найдем это место.

— Или того, кто стрелял.

— Но это без меня, Ксения Михална. У вас для этого спец есть. Тут все карты в руках майора Марецкого. Ходят сплетни по Петровке, будто начальник управления заготовил для Марецкого новые погоны и хранит их в своем сейфе до окончания дела.

— Ладно, Игнат Всеволодович, твое дело факты, а не сплетни.

Дегтярев хихикнул и отошел. У Марецкого раскраснелись щеки.

— Если верить фотографии, найденной в кармане убитого Власова, палачом был Толстиков. Значит ли это, что казни закончились? — спросила Задорина.

Вопрос адресовался Марецкому, рядом никого больше не было, но звучал он, как утверждение. Стоило ли на него отвечать? Однако Марецкий ответил:

— Найденный пистолет еще ни о чем не говорит. Его могли подбросить, промокнув им пальчики Толстикова. Ты же сама заметила, что оружие очень удобно для женской руки. У нас есть один очень любопытный факт. Дегтярев забыл сказать про сотовый телефон, найденный на поясе брюк Толстикова. Возможно, убийцы его не заметили. Он висел сбоку, в глаза не бросался, и батарейка села. Надо связаться с провайдерами, расшифровать телефонные звонки. Это многое даст. Вряд ли Толстиков мог предполагать, что его убьют.

— Хуже всего то, что мы не знаем, где он жил, находясь в Москве. Вряд ли он останавливался в отеле. Речь может идти о съемной квартире. По питерскому адресу ничего не нашли.

— Власов относил свои отчеты на почту, расположенную на Сретенке, и бросал конверт в абонентский ящик номер девять. Так следует из его докладных записок своему начальству. Значит, Толстиков жил где-то рядом. Круг сужается.

— Отличная идея, Степан! — воскликнула Задорина. — Мы оба проворонили один момент. Надо проверить квартиру Власова. У него мы не нашли мобильника. Может, его выкрали, а может, он получал инструкции по городскому телефону. Надо уточнить, с какими абонентами связывался Власов, пока жил на Солянке. Ведь кроме него в квартире никого не было. И до Сретенки недалеко, чтобы отчеты относить на почту.

— Упустили момент, — согласился Марецкий. — А деталь немаловажная.

— Лучше поздно, чем никогда. Пора исправлять ошибки!

Задорина улыбнулась впервые за этот день.

8

Восторг Котэ Валиани не имел предела. Наконец-то капризный мальчишка согласился на близость. Долго пришлось добиваться своего. Но чем больше Владик водил его за нос, тем больше темпераментный кавказец проявлял настойчивость. Наконец это случилось. Владик пригласил друга на шашлыки к себе на дачу, где они будут только вдвоем. Ехали долго по Минскому шоссе, потом свернули на проселочную дорогу, петляли и выехали к опушке леса.

— Солнышко мое, но дальше дороги нет. Как же мы попадем на твою дачу? — удивился Котэ.

— Пройдем через пролесок, и мы на месте.

— А машина?

— Ее никто не тронет. Видишь, одна уже стоит здесь. Я вчера приезжал, навести порядок. Подъездную дорогу к поселку всю размыло, деревянный мост обвалился — опорная балка сгнила. А за тачку не беспокойся. Тут живут солидные люди.

— Как скажешь, мое солнышко. Ради тебя я готов идти на край света.

Влад рассмеялся:

— Ты себе не представляешь, как он близко. Все дороги ведут нас к краю.

Они вышли из машины и направились к лесу. Было промозгло, жухлая трава поникла от тяжелых капель дождя. Ноги тут же промокли. Валиани такие мелочи не беспокоили. Он нес сумку, где лежал хороший грузинский коньяк, боржоми и бастурма.

Минут через пять они выбрались на небольшую полянку, посреди которой рос старый могучий клен. С дерева свисала веревка с петлей. Вокруг дерева

стояли розетки, в которых горели свечи. Жутковатая картина. Рядом стоял раскладной столик и два деревянных шезлонга. В одном из них сидела женщина. Лица ее они не видели, только спину и длинные рыжие волосы.

Валиани остановился. Он ничего не понимал.

— Вот и пришли, Котэ, — улыбнулся Влад.

— Пришли? А зачем нам женщина?

О веревке он почему-то не подумал.

— Это не женщина, Котэ, это судья. Она решает, для кого из смертных наступил конец света.

Котэ вздрогнул.

Женщина оглянулась, и он прочел в ее глазах слово «смерть». У Валиани подкосились ноги.

Ритуал ничем не отличался от предыдущих и много времени не занял.

Когда Наташа и Влад ушли, из-за кустарника вышла Катя. На поляне осталась сумка грузина, шезлонги, перевернутый стол и догоравшие свечи. Труп болтался в петле. Моросил мелкий пакостный дождик.

Катя сняла со спины маленький рюкзачок. Она третий день следила за Наташей и была готова к тому, что задумала. Еще вчера поняла, что намечена казнь, когда увидела, как Наташа покупала капроновую веревку. В квартире Наташи, где она побывала с Егором Власовым, она видела схему с именами. Котэ Валиани был последним в списке. Казни кончались. Кандидатур на тот свет не осталось.

После гибели Егора у Кати осталось большое наследство. Власов хранил все материалы в Измайлово, теперь там жила она. Фотоаппаратура и компьютер также перешли в ее руки. Катя достала из рюкзака фотоаппарат, осмотрелась и увидела высокий пень метрах в десяти от могучего клена. Поставила камеру на пень, навела резкость и включила таймер. Позируя на фоне трупа, ей удалось сделать десяток снимков. Она осталась довольна собой. Перед уходом осмотрела сумку Котэ. Достала коньяк, выпила прямо из горлышка добрую половину содержимого бутылки и бросила ее на землю.

Из леса женщина выходила в прекрасном настроении и даже пела во весь голос: «Миленький ты мой, возьми меня с собой…».

Через два дня конверт с фотографией Кати, снятой возле повешенного, лежал на столе генерала Колычева, но совещание началось очень рано, и он не успел просмотреть почту. Вела совещание Задорина. Все нити последних событий находились в ее руках. Трифонов занимался представителями МИДа и их связями. А на этом направлении никаких особых подвижек не просматривалось.

— Экспертиза подтвердила наши подозрения. Профессор Пекарев и частный сыщик Власов убиты из револьвера, найденного в кармане трупа Толстикова. На рукоятке, курке и спусковом крючке обнаружены отпечатки пальцев Толстикова. И все же у меня остаются сомнения на сей счет. Слишком неудачный выбор оружия для убийства. Револьвер больше пригоден для обороны. Но оспаривать факты я не могу. Сам же Толстиков убит выстрелом в затылок из пистолета Макарова, стреляли примерно с трех метров. Смерть наступила в районе шести-семи вечера в тот же день, когда был убит частный сыщик, но часа на три-четыре позже. Так что Толстиков мог быть убийцей Власова. Но он готовился убить еще кого-то. Однако жертва опередила его и уничтожила. Александр

Иваныч всегда требует мотивации. Так вот чем я мотивирую свою версию. Мы нашли машину Толстикова. Тот самый неуловимый «жигуленок» пятой модели бежевого цвета. Машина была брошена неподалеку от нашей прокуратуры. Думаю, что сделано это умышленно. На соседнем с водителем сиденье обнаружены женские волосы. Натуральные, но мертвые. Очевидно, от парика. Остальные следы тщательно уничтожены. Это значит, что за рулем машины сидел сообщник женщины. Но не Толстиков, разумеется. Ему незачем убирать собственные следы в своей машине. Она принадлежит ему по документам и от нее так просто не отмахнешься. Но в багажнике мы нашли следы Толстикова: то же колесо, отпечаток которого обнаружен на его одежде, нитки от его ветровки, в которой он был в день смерти, и другие мелочи. А главное — ключи от квартиры. Вероятно, они выпали из кармана, когда его перевозили с места убийства на свалку, где он был найден. Но самая главная находка — снайперская винтовка «маузер» с глушителем и отличным оптическим прицелом. На винтовке сохранились отпечатки пальцев Толстикова. Можно рассмотреть рабочую версию. Если Толстикова шантажировали фотографиями, похожими на ту, что найдена в кармане убитого Власова, то он каким-то образом заполучил эти снимки и тут же уничтожил Власова. По всей вероятности, сообщник Власова, либо другой человек, знающий немало о делах Толстикова, был не столь легкой добычей, как Власов. И Толстиков не решился подойти к нему на близкое расстояние и выстрелить из револьвера. Впрочем, его враг оказался еще хитрее, чем думал Толстиков. Со снайперской винтовкой такого класса он мог занять позицию на приличном расстоянии и хорошо подготовиться. Похоже, его промашкой стала машина, которую он оставил поблизости, и она была замечена жертвой до того, как та попала в обзор Толстикова. Конечно, я понимаю, что обнаружить снайпера, который тебя поджидает в радиусе километра, очень трудно. Тут даже большого опыта мало. Надо иметь чутье и хорошо знать психологию стрелка.

И все же Толстикова расшифровали и обезвредили. Из винтовки не стреляли. Она осталась вычищенной и смазанной. Потом труп погрузили в машину, впихнув его в багажник, вывезли на свалку, а машину пригнали чуть ли не под наши окна.

— Надо предполагать, что в квартире Толстикова можно найти массу интересного, — заметил Колычев. — Кроме ключей в ваши руки так ничего и не попало?

— Попало, Геннадий Алексеич. Сотовый телефон Толстикова. Но его адрес мы пока не определили. Предположительно — район Сретенки. Один из старых переулков, ведущих к Трубной площади. Круг сужается. Скоро мы установим адрес. Теперь о телефоне. Мы получили распечатки всех звонков, а также распечатки звонков из съемной квартиры Власова. И вот что у нас выходит. Первое. Толстиков и Власов общались по телефону. Не часто, но разговаривали. Зафиксирован еще один номер, с которым связывались и тот, и другой. Квартира 21 по Сретенскому бульвару, дом 9. Этот дом готовится к капитальному ремонту. Там никто не прописан. Жильцов переселили весной. Но коммуникации еще не отключены. Есть газ, свет, работает телефонная линия. Ничего мы в этой квартире не нашли, кроме пустых бутылок и окурков сигарет «More». Отпечатки принадлежат той женщине, которую встречали давшие показания свидетели. Экспертиза подтвердила присутствие подозреваемой в данной квартире. Жила она там не менее трех недель. Ее фоторобот опознали продавцы магазина, расположенного рядом. Она часто покупала там коньяк, хлеб и консервы. Подтверждением этого являются ведра, переполненные мусором. Теперь мы знаем, что женщина была связана не только с Толстиковым, но и с Власовым. Если вы помните, Толстиков нанял Власова следить за несуществующей женой еще в Питере. Это объясняет, почему все трое жили на чужих квартирах. Все они питерские. Но оставим пока эту троицу. Вернемся к телефонным разговорам. Толстиков неоднократно звонил Варваре Пекаревой. Об их связи мы ничего не знали. Как раз наоборот, пытались оградить Пекареву от Толстикова. — Задорина с укоризной глянула на Трифонова. — А как выяснилось, они даже встречались. Мы пробили телефон Пекаревой. Однажды она звонила в гостиницу «Космос», в номер 1346. Это произошло три месяца назад, когда Москву всколыхнуло первое убийство. Так вот, этот номер в то время занимал Толстиков, по своему паспорту, а бронировала номер Пекарева за два дня до его приезда.

Теперь у нас в обзоре четверо. Две женщины и двое мужчин. Мужчины погибли, а местонахождение женщин нам неизвестно. И вот появляется пятое лицо. Мы проверили все номера телефонов, но один меня заинтересовал больше других. Мы видели фотографию, где Толстиков вешает Пекарева-младшего. Мы знаем время и место. Так вот, Толстиков после убийства тут же позвонил Варваре и разговаривал с ней шесть минут, потом позвонил некоему Щербакову и разговаривал четыре минуты. Щербакову Толстиков звонил чаще, чем Пекаревой. Мы нашли этого человека. Двадцатилетний студент. Милый мальчик в очках и потертых джинсах. Он рассказал такую историю. Три месяца назад, как раз когда приехал в Москву Толстиков, Щербаков зашел в салон связи купить себе чехол для мобильника. К нему подошел мужчина лет сорока и попросил купить два телефона с сим-картой на свой паспорт. За услугу предложил парню сто долларов. Щербаков согласился. Купив два мобильника, отдал их мужчине и получил обещанный гонорар. По описанию мужчина не имел ничего общего с Толстиковым. Одна деталь. Он слегка прихрамывал на правую ногу. Номеров телефонов парень не запомнил и не собирался запоминать. Но мы теперь знаем о существовании пятого игрока, человека очень осторожного, ни разу не попадавшего в поле нашего зрения. Один из его телефонов просвечен, но это нам ничего не дает. Очевидно, он куплен лишь для связи с Толстиковым. Мы попытались дозвониться до неизвестного, но номер постоянно отключен. Майор Марецкий высказал догадку, что только такой хитрец мог раскрыть план Толстикова и опередить его, выстрелив в затылок, пока тот, затаив дыхание, наблюдал за улицей, прильнув к оптическому прицелу. Посудите сами. Толстиков убрал сыщика. Возможно, он убил и женщину со Сретенки. Она бесследно исчезла. Пекарева также исчезла, но, похоже, Толстиков не собирался ее убивать. На кого же ему охотиться с винтовкой в засаде? На человека, которого Толстиков боялся и не решался подойти к нему на расстояние пистолетного выстрела. И правильно боялся. Даже с его боевым опытом он проиграл и, как дохлая ворона, был выброшен на пригородную свалку крысам на съедение. Вот все, что мы имеем спустя несколько месяцев с начала следствия, уважаемые профессионалы.

Задорина осмотрела присутствующих. Трифонов в это время рисовал чертиков в своем блокноте.

9

Раздался звонок, Наташа открыла дверь. Она могла ждать кого угодно, только не эту женщину. Еще вчера она впервые не смогла ответить ни на один вопрос, заданный ей генералом Колычевым, когда тот положил на стол фотографию с повешенным Валиани и женщиной, стоящей в полный рост и глядевшей прямо в объектив фотоаппарата. Теперь эта женщина смотрела ей в глаза, стоя на площадке перед дверью квартиры.

— Я могу зайти? Нам есть что обсудить.

У незнакомки был низковатый голос с хрипотцой. Интересная статная дама с усталым изможденным лицом и болезненной бледностью.

«Еще одна загубленная душа», — подумала Наташа. Такие обреченные лица она видела в Иордании, в лагере суррогатных матерей. Это было лицо человека, не имеющего будущего. Да и прошлое, видно, ничего не оставило, кроме рубцов.

— Проходите. Я частенько думаю о вас. Теперь выдался случай пообщаться.

Наташа посторонилась, и Катя вошла в квартиру. Они устроились в гостиной в мягких креслах напротив друг друга.

— Вы здесь уже были? — спросила Наташа.

— Почему вы так решили?

— Вы же привели меня в эту комнату, пройдя мимо спальни. Я следовала за вами.

— Была и видела документы. Давай сразу перейдем на «ты» и не будем паясничать друг перед другом.

— Похоже, ты обо мне знаешь немало. В последнее время ходишь за мной по пятам. Зачем? Зачем ты себя подставляешь? Хочешь взвалить на свои плечи мою вину? Какой смысл? За мои деяния полагается пожизненное заключение. Остановись, пока не поздно. Пока еще следствие сомневается в твоей причастности к убийствам, считая тебя подставой. Последняя фотография вряд ли рассеет их сомнения. Кто ты?

— Катя. Шлюха на пенсии. Пожизненное мне не грозит. Вряд ли я доживу до суда. А если попадешься ты, тебе придется прожить долгую жизнь за колючей проволокой. Это несправедливо. Я знаю, чем занимались те подонки, которых ты вешала. Слишком деликатно ты с ними обходишься. Я бы их четвертовала. Скажи, тебя тоже лишили детей?

— В Иордании у меня родился сын, но я даже не видела его. Не знаю, жив ли он. Меня обманным путем заманили в Амман, я ехала туда работать, а попала в лагерь суррогатных матерей. Мой случай уникален. Я должна была родить ребенка для одной еврейской семьи из Израиля. Так случилось, что я очень похожа на Мару, жену одного богатого израильского бизнесмена. Она бесплодна. Усыновить чужого ребенка им не позволяли строгие обычаи семьи, где все вопросы решают родители и старейшины рода. Они не знали о бесплодии Мары, поэтому муж с женой пошли на обман. Заплатили большие деньги каким-то людям, чтобы нашли здоровую женщину, похожую на его жену. Та должна была родить от Арона, так зовут этого бизнесмена, ребенка. Он не знал, как и где возьмут такую женщину, но был уверен, что ей хорошо заплатят за вынашивание ребенка. В ловушку поймали меня. Там, в Иордании, я насмотрелась на все ужасы, которые ждут женщин, вывезенных из России обманным путем. Меня до сих пор пронимает дрожь при воспоминании. Я не могу винить семью, решившую приобрести ребенка таким путем. Они оказались очень хорошими людьми. А когда узнали, как я попала туда, решили помочь мне бежать из плена. Мара погибла из-за того, что была на меня похожа. Ее приняли за меня. О судьбе Арона и моего сына я ничего не знаю. После родов я еще два года прожила в Иордании в качестве рабыни, была танцовщицей, несколько раз пыталась бежать, и наконец мне это удалось. Возвращение в Россию — это уже отдельная история. Став матерью, я так и не поняла, что это такое на самом деле. Но как начинаю думать об этом, у меня щемит сердце. Все время вижу сына во сне.

Вернувшись домой, я решила найти всех подонков, повинных в разрушении семей и переправке женщин в рабство. Я знала одно — эти негодяи заслуживают только смерть. И они с ней встретились.

Катя достала из сумочки фляжку коньяка, сигареты и зажигалку.

— Ты уникальная женщина, Наташа. Глядя на тебя, я начала понимать, что значит настоящая женщина. Был бы у меня такой пример в детстве, я тоже могла бы стать человеком. Моя жизнь пуста. Наркотики, водка, панель. Вспомнить нечего. В молодости я имела маленький кусочек счастья. Муж, ребенок и мечты о будущем. Ребенок умер, муж спился и ушел к другой, а я вышла на «проспект» в короткой юбочке. На этом моя жизнь кончилась. Теперь я превратилась в гнилой орех. Не знаю, сколько я протяну, но меня это не очень интересует. Хоть завтра. На этом свете меня ничто не держит, кроме одного… Давай-ка выпьем.

Наташа принесла рюмки и порезала лимон. Они молча выпили, Катя закурила свою длинную коричневую сигарету.

— Так вот, — продолжала она, — я не хочу, чтобы такая женщина, как ты, угодила за решетку, потому что вынесла справедливый приговор человеческому отребью. Это не честно. Позволь мне перетянуть одеяло на себя. Теперь это можно сделать. Твой список исчерпан.

— Еще нет. Сорняки надо выдирать с корнем. Вербовщиков и новых нанять не трудно. Надо убрать тех, кто их нанимает. Есть двое посредников. Они мало что знают. Найти главаря очень трудно. Он залег в берлоге и не высовывает носа. Его заменяет в делах дочь. Варвара Пекарева. Она тоже скрылась. Тут я сама виновата. Проморгала.

— Я знаю ее. Мы с Егором следили за Толстиковым. Он часто встречался с этой бабой. Егор был неплохим сыщиком и хорошим парнем. Немного наивным и жадным до денег, но по сути своей неплохим. О жене и ребенке думал, нищета надоела. Я знала, что затея провалится, но переубедить его не смогла. Он полагал, что Толстиков убил Пекарева и его сына, чтобы жениться на Варваре, что сговор между ними имел целью уничтожить все препятствия для воссоединения. Она уехала в командировку, чтобы иметь алиби.

— Такую женщину не могут интересовать примитивные исполнители ее воли. Теперь он ей не нужен. Мавр сделал свое дело — мавр может умереть. Варвара с отцом задумала более грандиозное мероприятие, и они попросту избавляются от старых ненужных звеньев. На их счастье вовремя подвернулась я. Вот почему они мне не мешали, а даже помогали, подослав Толстикова с необходимой информацией. В конечном итоге и я им стала не нужна. Толстиков попытался меня убить, но попался в мышеловку и сам погиб.

Наташа достала из письменного стола пачку фотографий и передала Кате.

— Вот эти снимки должны были обнаружить в моем доме, после того как мой труп нашли бы возле подъезда с прострелянной головой.

Катя просмотрела фотографии:

— Толстиков тебя фотографировал возле трупов. Значит, вся вина пала бы на тебя?

— Конечно. Следствию пришлось бы закрыть дело. Убийца найден, но мертвым.

— Я заберу у тебя эти снимки. И еще. Я знаю, что у тебя нет никакого разумного способа передать все накопленные тобой материалы следствию. Ты собрала полный архив на женщин, вывезенных в Иорданию. Очевидно, хотела предъявить документы следствию и потребовать от властей сделать все, чтобы женщин нашли и вернули на родину?

— Ты права. И я уже знаю, как это сделать. Завтра приезжает один крупный дипломат из Иордании. Он был когда-то моим хозяином, но я от него сбежала. Это он присылает заказы на женщин и детей в Россию, а там распоряжается их судьбами. Но сейчас он интересует только меня. Вряд ли группировка Пекаревой и ее отца будет продолжать с ним сотрудничество. Они обрубают все концы. В том числе и арабские.

— Передай мне свой архив, а я найду способ сдать его следствию. Ты не должна попасть под подозрение. У тебя еще много дел, а я могу выйти из игры. Поверь, я сделаю все, как надо, и не попадусь. Но следователи будут знать, что архив сдала им я, а не ты.

— Я не хочу тебя подставлять.

— А ты и не подставишь. У Трифонова хватает на меня улик. Одной больше, одной меньше… Зато у тебя будут развязаны руки. Ты сможешь продолжить свою работу на пользу дела. И если не допустишь ошибок, сможешь выиграть, отдав лавры победителя тщеславным ментам. А сама остаться на свободе. Как говорится в рекламах, «Ведь ты этого достойна!» Я уверена, ты еще будешь счастлива. По-настоящему, по-бабьи счастлива. За всех за нас, загубленных и погибших. Ты просто обязана доказать сему миру, что есть на земле справедливость и она может торжествовать и побеждать. Извини, это не высокие слова, а крик души. Ты самая достойная и сильная женщина. И я вижу тебя воочию, а не читаю женский роман. В кого нам верить, если на тебя наденут наручники?! Ты наша надежда, а она не может умереть, даже последней.

— Хорошо, Катя. Я отдам тебе материалы. Я вижу огонь в твоих глазах. Когда ты сюда зашла, они были мертвыми.

— Постарайся не обмануть меня. Нельзя нарушать волю умирающего. Я сдохну с улыбкой на лице, если буду знать, что ты вышла на финишную прямую и рвешься к победе, минуя все препятствия.

— Что ты задумала? При чем здесь смерть?

— Не при чем. Я утрирую. На меня ты можешь положиться. Я доведу черную работу до конца. Это единственное дело в моей жизни, за которое мне не будет стыдно.

Катя ушла поздно. Она не сказала, что знает где искать Варвару Пекареву. Решила сначала убедиться в своем предположении. Егор следил за Варварой. Он хотел проверить свою версию, будто Толстиков и Пекарева задумали убийство ее мужа и пасынка ради воссоединения. Он знал, где работает и живет Варвара, знал и еще об одной квартире в тихом спальном районе. Варвара приезжала туда только ночью и не часто. Квартира принадлежала молодому ученому-фармацевту. Однажды Власов увидел их вместе. Тогда-то он и понял, кто интересует Варвару по-настоящему. Высокий красавец лет тридцати пяти, она рядом с ним вся цвела от счастья. Увидев эту парочку один раз, Егор понял несостоятельность своей версии. Долговязый, тощий Толстиков с носом-рубильником и такая красавица! И как он мог до такого додуматься?! Ясно, что Варвара использует Толстикова как орудие убийства, и не более того.

Если Варвара не сбежала из Москвы, искать ее надо у фармацевта. Это для нее самая надежная крыша.

Катя решила проверить свою догадку.

10

Впервые Трифонов был вынужден воспользоваться чужим именем. Куприянову удалось убедить главного редактора популярного издания выдать два удостоверения на вымышленные имена несуществующих журналистов. Документы сыщикам дали с условием возврата через сутки. Следующим препятствием стало само проникновение в закрытый клуб, где намечался вечер, посвященный высокому гостю из далекой Иордании. Пришлось уговаривать директора. Ему предложили заманчивые условия. Он пропускает двух репортеров, а те, в свою очередь, разрекламируют его клуб как лучшее развлекательное заведение столицы. Директор клюнул на эту удочку, поставив условие — не пользоваться фотовспышками во время представления, чтобы не испортить задуманные светоэффекты. Ударили по рукам.

Начало вечера намечалось на девять часов.

Трифонов и Куприянов стояли в стороне от центрального входа и наблюдали за прибывающими гостями. Столько шикарных лимузинов, одновременно собравшихся в одном месте, им видеть еще не приходилось. Артисты, олигархи, вся столичная знать и высокие представители дипломатического корпуса — под одной крышей. Куприянов едва успевал записывать номера машин.

— Может быть, они не приедут, Александр Иваныч? — предположил он. — Дипломаты не любят опаздывать, а уже девять часов.

— Должны приехать. Визит Абу аль Фар Хари-ма расписан по минутам. Сплошные переговоры. Где

он еще сможет спокойно и свободно переговорить с Вайсбергом? Лучшего момента не найдешь. В отелях и кабинетах не станешь совершать сделки по поставкам живого товара в Иорданию. А здесь такая возможность есть. Много шума, музыки и народа. Отличный способ остаться никем не услышанными. Идея этого сборища принадлежит Вайсбергу. Директор клуба, с которым мы вчера общались, когда-то возглавлял отдел в Росконцерте, а Вайсберг с его помощью разъезжал по стране с кордебалетом. Как мы теперь знаем, все танцовщицы пропали. Уезжали по приглашениям в Иорданию на легкие заработки и не вернулись.

— Надо бы взять за грудки этого директора.

— Рано, Семен. Он никуда не денется. А Вайсберг может выскользнуть из рук в любой момент. У него дипломатический паспорт.

К клубу подкатил лимузин, следом два джипа. Фар Харим был в национальной арабской одежде. Вайсберг приехал с ним в одной машине. Ничего особенного, протокол не нарушен. Вайсберг — официальное сопровождающее лицо, заведующий отделом культурных связей со странами Ближнего Востока. Вайсберг немного суетился, в то время как высокий гость держался с большим достоинством. Ему только посоха не хватало.

— Вот теперь и мы можем идти, Семен, — сказал Трифонов.

Огромный круглый зал был похож на арену цирка. Люди усаживались вдоль стен на мягкие пуфики у низких столиков. Центральная площадка с полированным паркетом пустовала, здесь должно проходить представление. Столы ломились от деликатесов. Вина были налиты в серебряные кувшины с узкими длинными горлышками.

— Странно, мусульмане не пьют. Зачем им вино? — удивился Куприянов.

— У нас других нерешенных задач хватает, — отмахнулся Трифонов.

Садиться они не стали, остановились там, где были телохранители высоких персон и охрана. Трифонов вглядывался в лица присутствующих.

Официальная часть программы длилась недолго. Несколько человек провозгласили тосты за плодотворное сотрудничество. Ответную речь произнес иорданский дипломат. Вина он не пил, ему налили сок. Затем начался концерт. Обычный русский репертуар, ничего нового. Вайсберг и Фар Харим тихо переговаривались. Настоящий фурор начался потом. Свет погас. Заиграла восточная музыка. Вспыхнули разноцветные прожектора, и все увидели в центре зала танцовщицу в полупрозрачном восточном одеянии. Лицо ее прикрывала вуаль, сквозь воздушные шаровары видны были великолепные ноги, усыпанная блестками жилетка имела глубокое декольте, и все могли наслаждаться видом ее высокой упругой груди. В зале послышались мужские вздохи, шепот, казалось, вы очутились в змеиной яме. Женщина ожила и начала танцевать. Ее грациозность, легкость, гибкость заставили зал замереть. У всех сложилось впечатление, что араб привез танцовщицу с собой и решил показать русским коллегам, что есть настоящее искусство танца. Трифонов так не думал. Он видел изумленное лицо Фар Харима — танцовщица для него стала событием не менее ошеломляющим, чем для остальных. С другой стороны, даже дилетанту было понятно, что такую школу восточного танца в России получить невозможно.

Танец длился долго. Это было восхитительное зрелище. Внезапно свет погас, музыка затихла, и когда прожектора вновь вспыхнули, арена была пуста. Зал взорвался овациями. Вайсберг встал с места и побежал кого-то искать. Минуты три он разговаривал с директором клуба, потом вернулся на место. Зашевелилась охрана. Несколько человек ушли, оставив свой пост. Гости пили, ели и переговаривались между собой. Минут десять спустя директор подошел к столику, где сидели Вайсберг и Фар Харим. Он что-то сказал, и араб встал. Вайсберг остался на месте, а гостя проводили в служебное помещение. Этого никто не заметил. Люди уже разогрелись, шепот превратился в гул. На сцене появились акробаты.

— Его нет уже полчаса, — заметил Куприянов.

— Восточные страсти. Какое нам до него Дело?

— Как знать, Александр Иваныч.

— Из его охраны ушли только двое, четверо остались в зале. Его исчезновение наверняка связано с танцовщицей.

Фар Харим так и не вернулся. Вайсберг покинул клуб в первом часу ночи. Лимузина иорданского дипломата на месте не оказалось. С ним уехал и один джип с двумя охранниками, второй почему-то стоял у входа.

— Спешно парень смылся. Половину охраны бросил в клубе, — прокомментировал ситуацию Куприянов.

— Кого ему бояться? Он под дипломатической защитой. Даже мы не имеем права его допросить.

— Да и на Вайсберга у нас ничего серьезного нет. С хорошим адвокатом он пошлет нас к черту.

Стояла тихая безветренная ночь. На следующий день грянул гром.

Утренние сводки сообщили, что на своей даче застрелился бывший полковник КГБ Анатолий Васильевич Гурвич. Поужинав в кругу семьи, поднялся в свой кабинет, и через три минуты родные услышали выстрел. Все ринулись наверх. Полковник лежал на диване мертвым. В руке был зажат пистолет. Стрелял он себе в рот. Смерть наступила мгновенно. По мнению экспертов, убийство исключалось. Все окна были заперты изнутри, в доме находились пятеро членов семьи. Убийца не мог остаться незамеченным.

Новость вторая. Иорданский дипломат Абу аль Фар Харим исчез. В подвале гостиницы «Националь», за лестницей, ведущей к служебному входу, найдено двое его телохранителей, связанных по рукам и ногам, с залепленными скотчем ртами. Как они попали туда и оказались неспособными двигаться, не смог понять даже вызванный в срочном порядке переводчик.

Известно, что Фар Харим привез в свои апартаменты танцовщицу из клуба, охранники остались снаружи, в коридоре. Потом появились четверо мужчин. Проходя мимо телохранителей, что-то плеснули им в лицо, и те потеряли сознание. Администрация отеля сообщила, что приезжала машина «уазик», привезли много цветов. Восемь мужчин в голубых комбинезонах выгрузили цветы и отнесли их в номер Фар Харима. Из гостиницы они так и не вышли. В администрации решили, что они остались у гостя.

Утром горничная постучала в апартаменты. Ей не ответили. Она открыла дверь своим ключом. Гостиная была заполнена цветами, но в номере никого не оказалось. Администрация уверяет, что через центральный вход никто не покидал отель. Ни дипломата, ни цветочников, ни девушку никто больше не видел.

Исчезновение дипломата такого уровня грозило международным скандалом. К розыску подключилось ФСБ. Ситуация выходила из-под контроля следственной группы.

Правда, она ни на одном из этапов следствия не находилась под ее контролем.

11

Закутавшись в шарф, с поднятым воротником плаща и в широкополой шляпе, Варвара Пекарева походила на шпионку из плохого фильма сороковых годов. Она осталась стоять у перрона, а ее кавалер направился в зал пригородных касс. Катя встала за ним в очередь и слышала, как он попросил один билет до Тулы. Она купила себе такой же. Электричка отходила через двадцать минут. Теперь она точно знала, что Варя уезжает из Москвы навсегда. Похоже, ей этот маневр удастся. Значит, и Катя больше в Москву не вернется. Направляясь к платформам, она купила конверт с маркой.

Остановившись возле последнего вагона, Катя видела, как на платформе прощаются Филипп и Варвара. Она не ошиблась, все сходится. Катя достала из сумочки мобильный телефон и набрала прямой номер в кабинет начальника следственного управления.

— Колычев слушает.

— Очень хорошо, что вы меня слушаете. Только не тратьте время на проверку моего телефона. Я его украла час назад. Запишите адрес: Седьмая Парковая улица, дом 7, квартира 7. Легкий адрес, не правда ли? Не ломайте дверь, ключ лежит в почтовом ящике. В квартире вы найдете все нужные следствию материалы. Сейчас они нужны вам как воздух. С приветом, генерал. Дня через три ждите моего письма. Целую.

Катя разъединила связь, бросила телефон в урну и вошла в тамбур электрички.

Колычев еще долго держал трубку в руках и переваривал услышанное. Наконец он очнулся и нажал кнопку, встроенную в стол. В кабинет вошла секретарша.

— Наталья Пална, срочно найдите Задорину.

Через пятнадцать минут следователь Задорина и оперуполномоченный Марецкий выехали по указанному адресу.

То, что они нашли в квартире, не поддавалось описанию. Точнее сказать, опись в присутствии понятых длилась до полуночи. Двенадцать толстых папок с документами, справками, выписками, записными книжками, видеокассетами, фотографиями, негативами, корешками авиабилетов, амбарные книги с фамилиями жертв, где бывший командир спецназа Белов указывал время, место, имя исполнителя и сумму гонорара за убийство. Фотографии жертв, их жен и детей, вывезенных в Иорданию, с указанием времени рейса самолета, месяца и года. Но первое, что они увидели, была фотография Кати в рамке и записка: «Я выполнила свой долг, защищая поруганную честь этих ни в чем не повинных детей и женщин. Моя миссия закончена. Теперь наступила ваша очередь. Только власть и государство, если оно себя уважает, может потребовать от Иордании найти и вернуть тех из жертв, кто еще остался в живых.

Копии документов переданы пресс-агентствам всех цивилизованных стран для обсуждения этого невиданного произвола на форуме прогрессивного человечества.

Если мы не способны защитить своих граждан, то пусть нам поможет мировое сообщество!

Желаю успехов. Волчица».

Вот только мирового сообщества следствию и не хватало!

— Если эта информация просочится в печать, вся верхушка бандитской группировки ляжет на дно. Мы никого не найдем, — твердо заявил Марецкий.

— Мы найдем женщин, — возразила Задорина. — Хотелось бы в это верить, Степан. А главарей эта история уже не интересует. Совершенно ясно, что они переключились на другой бизнес. Архив касается прошлого, а не сегодняшнего дня. За последние два месяца ни одна русская женщина с детьми в Иорданию не вылетала. Мы получили то, что получили. Все указанные здесь повинные в преступлениях, всего лишь шестерки, да и те вздернуты на веревке. Тут и намека нет на главарей.

— Однако арабам придется туго.

— Думаю, мы так и не узнаем настоящего имени этой самой «Волчицы». А я не верила в ее причастность к преступлениям. Слишком рано она засветилась и слишком открыто и небрежно работала. Странно.

— А может, она и сейчас кого-то прикрывает?

— Не исключено. Но все факты указывают на нее. И тут мы бессильны. Она приняла удар на себя и не позволила нам развить другие версии. Мы обязаны придерживаться фактов и опираться на подлинные улики. Тут у нас нет выбора.

— Хорошо. Значит, теперь у нее не осталось соучастников? Если она воюет с нечистью, то Варвара Пекарева — ее враг, а не сообщник. Или все же существует некто «пятый», о котором мы ничего не знаем.

— На этот вопрос, Степа, я не готова ответить. Но одно могу сказать точно. До переезда сюда «Волчица» жила на Сретенском бульваре. Вот связка ключей. Уверена, что большой ключ подойдет к двери пустой коммуналки.

— А портрет в рамочке она для нас специально оставила. Вот, ребята, возьмите, хватит вам расхаживать с фотороботом. Пусть все видят меня. Можете клепать плакаты.

— Портрет говорит лишь о том, что она уехала из Москвы и искать ее в городе бесполезно. Она же выполнила свою миссию. Все казнены, архивы переданы нам, и теперь можно уехать куда-нибудь в глушь и там тихо доживать свои последние денечки. По мнению экспертов, ей осталось недолго смотреть на белый свет.

— Зато умрет со спокойной душой. Вот только она не оставила адресочек под последней фотографией. Мы так и не знаем, кого и где она повесила последним. По деревьям адрес не определишь.

— Уверена, что у повешенного в кармане лежит загранпаспорт на имя Рутберга. Единственный персонаж, нами не найденный и не опознанный. А какова его настоящая фамилия, уже значения не имеет. И еще, Степа. Я вовсе не уверена, что такая женщина может залезть в нору и ждать смерти. Это я преувеличила. Боюсь, что она не успокоится. Не допела она свою лебединую песню до конца.

Тут Задорина не ошиблась. Женское чутье ее не подвело.

Электричка прибыла в Тулу после четрыхчасового пути. Все прошло нормально. Катя успела написать письмо, вложить его в купленный на Курском вокзале конверт и бросить в почтовый ящик на привокзальной площади. Ей повезло, что Пекарева не взяла такси, а поехала на троллейбусе. Вероятно, ехала по адресу, где никогда не бывала. Она спрашивала пассажиров, на какой остановке лучше сойти. Потом, идя по улицам, читала их названия. Катя нервничала. Наконец Варвара зашла в подъезд девятиэтажного дома. Катя за ней. По светящимся цифрам определила, что лифт остановился на шестом этаже. Катя поднялась на тот же этаж пешком. Две квартиры напротив друг друга. В одной из них — Варвара. Придется ждать. Лучшего места для выяснения отношений не найти.

Ждать пришлось недолго. Варвара вышла минут через десять с металлическим кейсом в руках. Катя стояла возле лифта, ничем не выдавая своего интереса. Кабина остановилась на этаже, двери открылись. Катя вошла первой. Варвара немного помешкала, что-то ее смутило, но потом все же переступила порог и оказалась в кабине.

Шесть этажей вниз и несколько сказанных слов.

— Я пришла за тобой с того света, кумушка. Черти тебя заждались. Пора тебе отправляться на суд Божий и провалиться в тартарары.

Варвара успела заметить гранату в руках женщины с безумным взглядом. Катя вырвала чеку и громко засмеялась.

Четыре секунды — и раздался оглушительный взрыв.

12

Те самые двое журналистов, о которых директор клуба успел забыть, вновь появились в поле его зрения, но только теперь один из них предъявил удостоверение следователя прокуратуры, а второй — удостоверение оперуполномоченного уголовного розыска. Директор ждал совсем других вопросов, а сыщики по непонятным причинам интересовались танцовщицей.

— Я о ней ничего не знаю. Она появилась в тот момент, когда я был очень занят. Готовился к встрече араба. Голова кругом шла.

— Она появилась в тот же день?

— Нет. Накануне приезда дипломата. И говорит: «Хотите посмотреть восточный танец?» Слово «восточный» подействовало на меня магически. Я согласился. Девчонка танцевала сногсшибательно, без аккомпанемента. Так, случайно, в мои руки попал бриллиант. Я тут же предложил ей контракт. Она заломила сумасшедшие деньги. В принципе, девчонка их стоит. Я согласился. Мы решили, что до подписания контракта она продемонстрирует свое мастерство на публике. Это и был тот самый вечер. Оглушительный успех. Сам Фар Харим велел скупить все цветы в округе и пошел знакомиться. А потом мне доложили, что она уехала с ним. Куда, я не знаю.

— Как ее зовут?

— Катя. Документов ее я не видел. Не до того было. Куприянов показал директору фоторобот разыскиваемой женщины.

— Похожа?

— Может быть. Она не снимала темных очков, и на ней был парик. После показа своего танца она оставила мне ноты, потребовала, чтобы я нанял квартет и велел им разучить мелодию. Костюмы для музыкантов нашел я сам, а концертное платье она принесла с собой. Вряд ли кто из наших сможет ее описать. Высокая, фигура… Ну сами видели. Боюсь, что она больше не появится. Араб в нее вцепился так, что не вырвешь. Будет теперь какой-нибудь шахиней.

— Вы видели раньше Фар Харима?

— Раза два за три года. Илья Львович его всегда привозит ко мне в клуб, когда тот приезжает в Москву. Капризный тип. Но платит хорошо, не жалуюсь. Вайсберг тоже выгодный приятель. С визами ни у меня, ни у моих друзей проблем не возникает. Он же в МИДе работает.

— Мы в курсе.

— Звонил мне полчаса назад. Как раз перед вашим приходом. Тоже интересовался танцовщицей и почему-то спросил про араба. Голос у него напуганный. Я пригласил его в клуб на вечер, а он сказал, что сегодня улетает, на самолет опаздывает, до Шереметьево ехать — сплошные пробки.

— А куда летит?

— Этого он не сказал. Какой-то весь был зашоренный.

Оперативники исчезли так же внезапно, как и появились.

Из машины Куприянов связался с наружниками, следящими за домом Вайсберга. Те доложили, что он со вчерашнего вечера никуда не выходил. Им дали приказ проверить квартиру под любым предлогом. Требовалось установить доподлинно присутствие Вайсберга в доме.

Не теряя времени, Трифонов и Куприянов выехали в аэропорт Шереметьево.

— Значит, Вайсберг уже знает об исчезновении Фар Харима, — предположил Куприянов. — Он сбежал. Обойти наружников ничего не стоит. Прошел через крышу в соседний подъезд, и поминай как звали. С его паспортом можно улететь куда угодно.

— Только не в Иорданию. Там ему делать нечего. Скорее всего, у него есть постоянная виза. Но не думаю, что шенгенская.

Сквозь пробки машина пробивалась с трудом. Выпал первый снег, появилась наледь, это еще больше усложняло обстановку. Позвонили наружники. На звонки в квартиру Вайсберг не отвечает. Чердачная дверь открыта, замок взломан фомкой.

Куприянов оказался прав.

Дорога до аэропорта заняла слишком много времени. Но там их поджидал сюрприз. Не успели они выйти из машины, как в дверях главного зала аэропорта появилась секретарша генерала Колычева Наташа в сопровождении мужчины лет сорока с небольшим. Они направлялись к автостоянке. Мужчина едва заметно прихрамывал на правую ногу. Оба сыщика на мгновение растерялись.

— Вот оно, то самое пятое лицо, о котором мы ничего не знаем, — тихо сказал Трифонов.

— Неужели Наташа как-то связана с этим делом? — Куприянов не мог понять, что происходит. — Нонсенс!

— А с чего ты так решил, Семен?

— Это самое пятое лицо очень подходит под описание, которое нам дал парень, покупавший два сотовых телефона для неизвестного за то, что тот предложил ему сотню баксов. И он прихрамывает на правую ногу.

— Это не мотивация. Обычное совпадение. Я тоже прихрамываю, и что? Но то, что этот тип присутствовал в зале во время танца Саломеи, уже совпадением не назовешь.

— Чьего танца?

— Так, аллегория. В клубе, помнишь восточный танец?

— Конечно.

— Этот парень стоял в стороне вместе с ребятами из внутренней охраны, и у него была рация. А это уже серьезно. Дуй за ними, Семен, только не светись. Запиши номер машины и адрес, куда они поедут. В аэропорту я разберусь сам.

Куприянов вернулся в машину, а Трифонов поспешил в центральный зал регистрации.

Три рейса уже закончили посадку. Следующие только начинали регистрацию. Трифонов тут же отправился к начальнику пассажирских перевозок. Его пропустили через толпу желающих увидеть козла отпущения за все недочеты в работе аэропорта благодаря удостоверению. Начальник — человек молодой, энергичный, привыкший держать удар, встретил посетителя без особого энтузиазма. Кого он только не видел в стенах собственного кабинета! Ознакомившись с красной книжечкой, начальник спросил:

— Что-то очень срочное, Александр Иваныч?

— Весьма важный вопрос. Меня интересует пассажир Вайсберг Илья Львович. Он либо уже вылетел одним из рейсов, либо еще находится в аэропорту, что для нас предпочтительнее.

— Я вас понял. Сейчас выясним.

Минут десять ушло на выяснение.

— Сожалею, Александр Иваныч. Вайсберг вылетел рейсом на Тель-Авив. Он уже полчаса как находится в воздухе.

Трифонов встал. Рыбка уплыла, и теперь ее не достанешь. Извинившись за беспокойство, следователь направился к двери, но тут раздался телефонный звонок. Начальник снял трубку. Трифонов уже взялся за дверную ручку, но его остановил возглас:

— Одну секундочку.

Трифонов оглянулся. Молодой человек продолжал разговор:

— Да. Он еще у меня. Старший следователь по особо важным делам Трифонов Александр Иваныч. Хорошо, сейчас дам. — Он протянул трубку. — С вами хочет поговорить руководитель таможенной службы.

— Здравствуйте, Александр Иваныч, — сказал тот. — Интересующее вас лицо задержано нашей службой при попытке перевезти через границу известный раритет, находящийся в международном розыске много лет. Речь идет о бриллианте в пятьдесят карат. Камень обнаружен в тюбике с зубной пастой. Мы уже вызвали представителей ФСБ. Как я понял, этот субъект интересует также и прокуратуру?

— Очень интересует. Только не похоже, чтобы этот человек допустил такую грубую оплошность. Он как дипломат мог пройти зеленым коридором.

— Вы правы, так он и сделал. Но нам поступило анонимное сообщение через справочную службу. Очень необычный ход. Женский голос сообщил, что и где перевозит пассажир Вайсберг. Женщина не назвалась. Мы проверили, сообщение подтвердилось. Вайсберг задержан.

— Спасибо. Пусть его забирает ФСБ. Я с ними свяжусь потом. Лучше, если Вайсберг пока ничего не будет знать о том, что им интересуется прокуратура. А с ФСБ мы найдем общий язык.

Трифонов почувствовал облегчение, будто гора свалилась с плеч. Он вышел на улицу и глубоко вздохнул. Дул промозглый ветер, мелкий снег превратился в колючие иголки. Кому-то такой массаж не помешает, но пожилому человеку он пользы не принесет. Трифонов достал мобильный телефон и позвонил в отдел кадров прокуратуры.

— Добрый день. Трифонов беспокоит. Вы мне не подскажете адрес секретаря Колычева Натальи Палны Демьяновой? Она мне очень нужна, а сегодня ее на месте нет.

Трифонову дали адрес, но внесли поправку:

— Только теперь Демьянова назначена на должность старшего следователя, должность секретарши она исполняет до тех пор, пока не найдут достойную замену. Приказ о назначении ее на новую должность подписан три дня назад.

— Спасибо. — Трифонов убрал телефон в карман.

«Что ж, коллега, нам еще придется поработать

вместе», — пробурчал он себе под нос и направился к стоянке такси.

Дом, в котором жила Наташа, ничем особым не отличался. Трифонов нашел ее подъезд, сел на лавочку и начал осматриваться. Складывалось впечатление, что солидный человек почтенного возраста решил пересчитать всех ворон и воробьев во дворе. Его заинтересовала трансформаторная будка, стоящая на огромной детской игровой площадке метрах в двадцати от дома. Небольшой блочный домик в полтора этажа высотой, с плоской крышей. Он подошел к невзрачному строению и нашел железную дверь. Солидный висячий замок сам открылся от легкого прикосновения. Трифонов достал платок и снял замок Дверь даже не скрипнула, несмотря на ржавые петли. При внимательном осмотре он обнаружил смазку. Ну кому придет в голову смазывать железные двери трансформаторных будок? Дожди вымоют все масло за пару недель.

Узкая лестница вела вверх. Справа стена, слева короб трансформатора, обитый деревом и уходящий вверх, к крыше. Особо не разгуляешься. Пролет лестницы, поворот, площадка и опять поворот. На площадке между пролетами находилось маленькое окошко, загороженное стальной решеткой. Лестница и площадка сделаны из железных прутьев.

Трифонов подошел к окошку. Оно выходило в сторону дома, где жила Наташа. Но из-за густой решетки обзор был плохим. Трифонов присмотрелся и увидел распилы на нижних планках. Они легко снимались. Распилы свежие, металл белый. Трифонов позвонил криминалисту Дегтяреву. Без такого специалиста здесь не обойтись.

— Игнат Всеволодович, у меня к тебе задание. Но не официальное. Можешь взять свой чемоданчик и приехать по одному адресочку? Только сразу, пока не стемнело. Электричества здесь нет. Прихвати фонарик на всякий случай.

— Нет проблем, Александр Иваныч. Говорите адрес.

В оперативности Дегтяреву не откажешь, приехал он быстро. Трифонов не стал ничего объяснять, только указал на две-три детали.

— Человек провел возле окна не один час. Пол сделан из прутьев. В щели забилась листва и уличная грязь. Надо взять образцы.

Дегтярев все осмотрел, изучил, собрал образцы, даже отпечатки пальцев обнаружил.

— Скажи мне, Александр Иваныч, как ты вычислил это укромное местечко? Значит, тебе известно, на кого покушался Толстиков?

— Чего с тобой спорить, ты же ас в своем деле. Знать не знаю, но догадываюсь.

— Тут есть следы крови. Толстикова убили у окна. Решетку он распилил для ствола винтовки. Слишком узко. Приклад в плечо не упрешь, если ствол наружу не выставить. И обзор открывается лучше. Ботинки Толстикова у меня в лаборатории. Я и без анализов тебе скажу, что все сойдется. Труп выносили, он же не сам вышел. На ботинках остались только местные следы. Почва со свалки на обувь не попала. Масляное пятно есть на подоконнике. Винтовка была хорошо смазана. Ждал он долго, вот почему положил ствол на приступок. Но если помнишь, стреляли ему в затылок. Значит, он не знал о засаде. Его опередили.

Трифонов погладил свою щетину и промолвил:

— Но я не могу понять, как его цель, намеченная им жертва, могла точно рассчитать, где Толстиков устроит засаду и когда.

— Все просто — его выследили.

Трифонов не согласился:

— Нет. Его ждали. Входная дверь смазана. Они впустили Толстикова первым, дали ему подготовиться, долго мариновали, притупляя бдительность, а потом тихо зашли и хлопнули снайпера.

Дегтярев кивнул.

— Убедительно. Но их было двое. Помнишь кроссовки сорок первого размера? Однажды мы уже видели такие следы на чердаке в доме на Мясницкой.

Теперь они есть за углом, куда Толстиков не дошел. Там сплошная пыль и, несмотря на решетчатый пол, на прутьях остались следы рисунка.

— Верно. Значит, ты хочешь сказать, что один человек ждал Толстикова здесь, сумел его отвлечь, а второй тем временем тихо зашел и оказался у Толстикова за спиной? — заключил Трифонов.

— Именно это я и хочу сказать.

— Ребятам с улицы такой расчет не под силу. Тут чувствуется опытная рука.

— Спецназ. Офицерский состав. Опыт работы не менее десяти лет. Захват, освобождение заложников, тренинг. Толстиков ведь тоже прошел горячие точки, его не так просто было накрыть в момент работы. Где-то он зевнул.

— Просто не знал о существовании второго бойца.

— По моей теории он пятый.

Дегтярев махнул рукой:

— В твоих дебрях сам черт заблудится. Я даже вникать не хочу.

Глянув в окно, эксперт от неожиданности вздрогнул. По тротуару к своему дому подходила Наташа.

— Бог мой! — воскликнул он. — Кажется, у меня начались галлюцинации.

— Так оно и есть, Игнат Всеволодович. И постарайся забыть о том, что видел.

— Ну, Трифонов, ты даешь!

13

Генерал Колычев приехал в МИД в сопровождении своей секретарши и консультанта Натальи

Демьяновой в мундире и с целым портфелем документов.

Встреча с консулом Иордании и старшим советником министерства Илларионом Прониным носила официальный характер. Консул передал ноту протеста в связи с исчезновением на территории России официального представителя королевства Иордании Абу аль Фар Харима. Протокол был выполнен по всей форме, после чего консулу предложили перейти в кабинет, отведенный для переговоров с правоохранительными органами. Он мог и не разговаривать со следователем, это не входит в обязанности дипломата, официального представителя другого государства. Но Колычев не сомневался, что консул согласится на неофициальную беседу. Так оно и случилось.

Представитель МИДа откланялся и не присутствовал при беседе. В помещении остался личный переводчик консула, хотя можно было обойтись и без него, так как консул долгие годы учился в России, имевшей в то время название СССР, и прекрасно знал русский язьж. Неофициальный характер встречи позволял ему разговаривать по-русски, но он этого не захотел.

Колычев умел вести переговоры. Он руководил учреждением, где работали люди с большими амбициями, без навыков гибкого дипломата там не управишься. И все же он решил, что Наташа лучше справится с задачей.

— Уважаемый господин Махмуд Равви, — начала Наташа, — правоохранительные органы России уже занимаются поисками подданного Иордании господина Абу аль Фар Харима. Мы знаем причины, по которым похитили вашего соотечественника. Мы имеем представление, кто, какая организация замешана в похищении. Наша обязанность — найти представителя дружественной нам страны, с которой мы имеем давние теплые отношения. Но… Но я хочу предупредить вас, что при поимке похитителей выплывут наружу нелицеприятные факты, связанные с личностью Абу аль Фар Харима, его связи с преступными элементами как на территории России, так и на территории Иордании. Мы передадим вам копии материалов, подтверждающих мои слова, и надеемся, что вы с ними ознакомитесь и отнесетесь к документам с должным вниманием. Конечно, вам потребуются консультации с вашим правительством, мы не торопим вас с ответом. Я только хочу официально заявить, что лица, поддерживающие преступные связи с Фар Харимом, уже арестованы и дают показания.

— Вы хотите назвать уважаемого Абу аль Фар Харима преступником?

— Мы не дипломаты, а полицейские и привыкли называть вещи своими именами. Сейчас речь идет о престиже вашего королевства в глазах мировой общественности. Вы знаете, как относится мировое сообщество к некоторым государствам Ближнего Востока. Стоит ли раздувать очередной пожар? Мы уверены, что ваше консульство получило требования от похитителей Абу аль Фар Харима. Иначе в их акции нет смысла. Когда похищают людей такого ранга, требуют выполнения определенных условий взамен на освобождение. Это так?

Дипломат долго молчал, потом кивнул головой.

— Мы работаем с этим делом около полугода, — продолжала Наташа. — И можем предположить, что вам выставили требование найти и вернуть в Россию больше сотни женщин, попавших в Иорданию незаконным путем без их на то согласия. Абу аль Фар Харим имел к этому делу самое непосредственное отношение. Вы сможете в этом убедиться, ознакомившись с материалами следствия.

Наташа передала переводчику портфель.

— Сейчас, — продолжала она, — речь идет о гласности. Вы должны нас правильно понять. Мы вовсе не хотим, чтобы разразился крупный скандал. А похитители Абу аль Фар Харима способны раздуть пожар, так как знают о преступном сговоре не меньше, чем следствие. В первую очередь они обратятся к зарубежным средствам массовой информации, на которые наше государство повлиять не сможет. Мы призываем вас к разумным действиям. Если вы сумеете выполнить требования похитителей, мы гарантируем вам возвращение Абу аль Фар Харима в целости и сохранности, а также ликвидацию банды, похитившей его. Это самый разумный выход из создавшегося положения, как бы ни странно он звучал в устах представителей правоохранительных структур. Грязная история с похищением русских женщин не должна стать достоянием мировой общественности. В этом, мы полагаем, наши интересы сходятся. Дальнейшая судьба Абу аль Фар Харима нас не интересует. Эти вопросы будут решать ваши судебные инстанции. Ведь вы наверняка получили адреса нелегальных притонов и лагерей, где содержат русских рабынь. Можете не отвечать, мы имеем представление о схеме преступного синдиката, и вряд ли иорданская полиция столкнется с трудностями при поиске женщин, указанных в списке. Все зависит от того, насколько вы сумеете убедить свое правительство в необходимости данной акции. Вот почему я стараюсь говорить с вами откровенно, прямо, не обхожу острые углы. Взвесьте на чаше весов два варианта, предложенных вам, и вы без труда поймете, что для сохранения лица вашего королевства, вам выгоднее пойти на сделку с похитителями, чем обнародовать ужасающие преступления, творящиеся в некоторых районах Иордании. Мы продолжим поиски Абу аль Фар Харима, вы приступайте к поискам женщин, указанных в списках. А лучше всего и остальных, не вошедших в этот перечень.

Наступила долгая пауза, потом консул встал и сказал по-русски:

— Я внимательно ознакомлюсь с материалами дела и доведу до сведения моего правительства все ваши пожелания. Надеюсь, мы придем к общему знаменателю.

Араб покинул помещение в сопровождении своего переводчика, держащего в руках портфель с документацией.

— Послушайте, Наталья Пална, о каких притонах и лагерях вы говорили? Я ничего о них не слышал, — удивленно спросил Колычев.

— Обычная ловушка, Геннадий Алексеич. Просто я нашла одну женщину, вернувшуюся из тех мест, и она мне многое рассказала. Но ее свидетельство в юридическом плане ничего не значит. А консул решил, что нам известно гораздо больше, чем он себе представлял.

— Ловко у вас это получилось. У араба даже веко левого глаза задергалось. Вы его серьезно напугали. Думаю, он уже сегодня вылетит в Иорданию на консультации. Вопрос в другом. Если он выполнит все условия, где мы возьмем Абу аль Фар Харима?

— Это не наш вопрос, Геннадий Алексеич. Харима им вернут те, кто его похитил. Здесь он никому не нужен, а вот иорданский король Харима не пощадит. С аэродрома его пригласят проехать прямо на эшафот. Такого скандала ему не простят.

— Так не годится. Выходит, банда преступников за нашей спиной сторгуется с чужим государством, а мы останемся в стороне.

— Уверяю вас, в нужный момент сдадут араба нам, а не отвезут его в посольство Иордании. Вы же в глубине души понимаете, что похитители — патриоты. Они не требуют денег, а хотят вернуть наших соотечественниц из плена и рабства. А посему сделка будет носить официальный характер. Когда женщин вернут в Россию, мы получим анонимный звонок, сообщающий, в каком подвале мы найдем заложника. Я не думаю, что нам надо терять время на поиски пленника. Сейчас перед нами стоят куда более сложные задачи.

— Поиски Зудова и Пекаревой? Согласен. Но как быть с «Волчицей», оставившей нам в наследство документацию?

— Вот за нее я переживаю, Геннадий Алексеич. Боюсь, что эта женщина наломает дров.

Колычев покачал головой:

— Вы же следователь, Наталья Пална. Как можно переживать за убийцу? Мы не на футбольном поле и не болельщики. Мы судьи, мы на страже закона.

— Конечно. Но я еще и женщина. На моих чувствах еще не выросли мозоли, как у Ксении Михалны Задориной. Очевидно, я не пригодна к такой работе.

— Глупости. Вы сделали больше, чем Трифонов и Задорина вместе взятые.

— У вас ко мне предвзятое отношение, уважаемый генерал. Думаю, что другие члены следственной группы с вами не согласятся.

— Естественно. С их-то амбициями. Тем не менее я остаюсь при своем мнении.

— Кажется, мы засиделись в чужом кабинете, Геннадий Алексеич. Не будем злоупотреблять гостеприимством.

Колычев оглянулся:

— Да. На мой кабинет этот зал не похож Там не хватает шелковых стен, золоченых канделябров и потолков с лепниной. Вернемся в свою скромную обитель.

14

Подъезжая к зданию на Лубянке, Куприянов продолжал рассуждать, а Трифонов молчаливо слушал.

— Этот парень для нас остается загадкой. Машина принадлежит Борису Самойлову. Но пробить мы его не можем. По базе данных он недоступен. Я договорился с гаишниками. Мы его тормознули. Обычная проверка документов. Вряд ли он мог что-либо заподозрить. Водительское удостоверение настоящее, выписано на Бориса Самойлова, машина его. Захожу в базу данных и получаю ответ: «Информация недоступна». Хоть ты убейся. Остается одно — поговорить вам с полковником из ФСБ. Самойлов их человек. Только на сверхсекретных ученых и сотрудников ФСБ мы не можем получить полных данных. На ученого напарник Наташи не похож. Слишком хитер и изворотлив. Один фокус с покупкой мобильника чего стоит. А на гебиста он смахивает.

— Хорошо, Семен, я попробую. Подождешь меня в машине.

Милиционеру показали удостоверение, и он отодвинул барьерную стойку, чтобы пропустить машину к центральному входу в печально известное серое здание.

Полковник Медведев встал из-за стола и вышел навстречу гостю.

— Рад познакомиться, Александр Иваныч. Много слышал о вас. Легендарная личность.

— Здравствуйте, Владимир Сергеич. Вам ли не знать, кто какая личность. Легендарными в наше время могут быть только литературные герои, а не живые люди.

Они устроились на кожаном диване, как старые приятели.

— Начну без вступления, Александр Иваныч. На Вайсберга мы ничего не накопали. Контрабанда бриллиантов — это все, что мы можем ему предъявить, но и здесь наша позиция слишком шаткая. При личном досмотре на таможне у Вайсберга найден бриллиант «Белый принц», принадлежащий семейству Кеннеди из Соединенных Штатов. Он не является достоянием России. Находится в розыске более двенадцати лет. Следы привели ФБР в Сицилию. Но там же они и оборвались. Сицилия — государство в государстве. Там живут по своим законам. Родина мафии, где и сейчас власти Италии бессильны. Если верить слухам, исходящим от черных маклеров, бриллиант находился в руках одного крупного дельца, мафиози и коллекционера уникальных камешков. Что-то с кем-то он не поделил, и его хотели убрать свои же сицилийцы. Парню удалось со своими сокровищами бежать на яхте, но яхта затонула вместе с хозяином и его добром. Если это так, то появление «Белого принца» в России — дело немыслимое. Мы провели обыск у Вайсебрга, но ничего не нашли.

— А что можно найти у человека, спасающегося бегством?! Скорее всего, он все свои средства вложил в этот бриллиант.

— Согласен. Камень переправить проще, чем мешки с валютой, если речь идет о миллионах.

— Вайсберг мог иметь такие деньги. Поездка в Израиль подтверждает эту версию. Там сотни фирм занимаются распилкой бриллиантов. Такой раритет он продать не смог бы, не оставив следов. Держать его при себе — все равно что спрятать на груди кобру. Да и риск, что его возьмут на таможне, был минимальным, с его диппаспортом. Надо к этому добавить, что здесь ему оставаться было нельзя. Группировка, к которой принадлежал Вайсберг, полностью истреблена. Его ждала та же участь.

— Минуточку. Могу ли я понять вас так, что Вайсбергу помешали бежать его соучастники по группировке, подбросив ему бриллиант? Не слишком ли дорогая цена заплачена за эту акцию? Дешевле было его пристрелить на подходе к аэропорту.

— Конечно, дешевле. Существует антигруппировка. Люди, которые решили уничтожить клан Вайсберга и ему подобных. Благодаря им мы и вышли на банду, в которую входил Вайсберг. Но мы стали лишь свидетелями беспощадного уничтожения группировки и плелись в хвосте, собирая урожай трупов. На разъяснение ситуации уйдет уйма времени. Лучше будет, если вы поприсутствуете при моей беседе с Вайсбергом. Он будет застигнут врасплох. Ведь он не подозревает, что правоохранительные органы в курсе его причастности к группировке. Его тревожит непонятная ему история с бриллиантом.

— Теперь я понял, почему вы не захотели с ним встретиться в аэропорту.

Медведев подошел к телефону и приказал привести арестованного Вайсберга.

— Через десять минут он будет здесь.

— Прекрасно. Извините, Владимир Сергеич, но у меня к вам еще одна просьба. Вы можете проверить, есть ли среди ваших работников некий Самойлов Борис Алексеевич?

Медведев насторожился и внимательно посмотрел на Трифонова.

— У вас есть на него какие-то материалы?

— Не думаю, что прокуратура заинтересуется им всерьез. Есть острые камни, которые лучше обойти. Но я должен знать об этом человеке больше, чем он обо мне.

— Понимаю. Боря Самойлов сейчас отошел от дел после ранения в ногу. Он лучший специалист по оружию, руководил специальным КБ по этой части. Смелый, мужественный человек. Самолично выезжал не только на полигоны, но и на места боевых действий, где его оружие проверялось в бою. Полковник, имеет правительственные награды. Преданный делу специалист. Одинок, неженат. Слышал, что у него есть сестра и двое племянников. Сестра несколько лет назад вышла замуж и уехала из страны. Кажется, в Израиль. Боря живет в Москве и сейчас читает лекции в Высшей школе ФСБ.

— Я так и думал. Специалист он опытный. Но главное заключается в том, что его сестра с детьми уехала за границу, и он о ней ничего не знает. Если только ему не рассказала о сестре одна женщина, вернувшаяся на родину по случайности. А может, благодаря своим незаурядным качествам. Теперь все встает на свои места.

Медведев ждал продолжения, но Трифонов замолк. Два полковника хорошо понимали друг друга. Каждый мог сказать только то, что уже сказал. Пауза длилась недолго. В кабинет постучали, и караульный ввел задержанного Вайсберга.

Как это ни покажется странным, но он выглядел спокойным и умиротворенным человеком, которого задержали по явному недоразумению и пригласили лишь для того, чтобы перед ним извиниться и отпустить. С таким типом играть в покер опасно. Трифонов решил, что придется блефовать до последнего, пока этот игрок не сбросит карты.

Вайсбергу предложили присесть. Он мило улыбнулся. Трифонов сел напротив, Медведев остался на диване.

— Я следователь прокуратуры Трифонов. Приехал сюда с вами посоветоваться, Илья Львович.

— Со мной? — удивился Вайсберг.

— Конечно. Здесь вы хоть и под арестом, но в безопасности. Мы можем вас выпустить хоть сейчас, но тогда я не берусь гарантировать вам жизнь. К сожалению, мы так и не сумели выйти на след убийц, нанятых вашим шефом для уничтожения клана. Пока те не истребят весь старый состав, они не успокоятся.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.

— Мы нашли труп Абу аль Фар Харима, убит ваш коллега Анатолий Васильевич Гурвич, я уже не говорю о вашем звене вербовщиков, которые уничтожены поголовно, как и силовое звено Гурвича во главе с бывшим комбатом Беловым. Не пощадили даже профессора Пекарева и его сына, который подбирал для вас кадры вербовщиков. В Иордании тоже начался переполох. Как видите, клан больше не существует, он уже не может представлять интерес ни для кого. Вы остались в единственном числе, не считая Варвары Пекаревой. Я так говорю потому, что мы еще не нашли ее труп. Вы никому не нужны на свободе. Лишний свидетель, разгуливающий по улицам Москвы или Тель-Авива, всегда мозолит глаз. Кто знает, что у вас на уме.

— Хотите меня запугать?

— Я с вами советуюсь. Сами понимаете, что в самой надежной тюрьме ФСБ, в Лефортово, куда спокойней, чем в городе. Когда мы выловим наемных убийц и вашего шефа, вы останетесь одним из живых и самым перспективным кандидатом на освобождение. Если, конечно, не станете прикидываться дурачком, а будете сотрудничать со следствием. Это лишь ускорит процесс вашего освобождения.

— Вот что, господин Трифонов. Вы сами уже все знаете, и дополнить мне нечего. А кто такой шеф, вряд ли вам удастся узнать. Я сейчас разговариваю с вами без протокола, и мои слова ничего не значат. Шефа никто не знает и не видел. Все его указания мы получали через Варвару Пекареву. Быть свидетелем того, что вам уже и без того известно, бесполезно.

— Ну почему же? Вы можете дать показания о сотрудничестве с иорданскими заказчиками. Утвердить и завизировать список женщин, переправленных в Иорданию, включая собственный кордебалет, которым когда-то руководили. Это уже немало. Во всяком случае, нам будет что предъявить иорданским властям и убедить их найти и вернуть русских рабынь, а не поднимать ненужный им скандал. С вашей непосредственной помощью сотни женщин и детей попали в рабство. Ваша обязанность сделать все, чтобы они вернулись на родину. Это ли не признание своих ошибок, раскаяние и добровольное сотрудничество со следствием?! Суд учтет ваш вклад в помощь следствию и стабилизацию отношений между Россией и Иорданией.

— Красиво излагаете. А если я откажусь?

— Мы вас освободим. Но в прессе появится сенсационная новость о знаменитом бриллианте «Белый принц». Где, когда и у кого его нашли. Сицилийская мафия, владевшая этим бриллиантом, очень заинтересуется вами. От нее вас никто огородить не сможет, даже если мы найдем палачей, уничтожающих вашу группировку и самого шефа. Интересная перспектива?

— Все, хватит! Я понял. Я трезвый человек и умею взвешивать шансы. Согласен. Можете вызывать стенографистку и составлять протокол. Но повторяю, имя шефа мне не известно.

— Я думаю иначе. Что вы знаете о Евгении Николаевиче Зудове?

— Зудов? Он же погиб три года назад.

— После эксгумации трупа доказано, что в могиле лежал совершенно другой человек. Ведь это Зудов устраивал вас и Гурвича в МИД?

— Я знаю, что он визировал документы, идущие в отдел кадров, но предложения исходили от Пекаревой. Зудов занимал высокий пост, и мы видели его только мельком на торжественных собраниях, в президиуме. Личного контакта с ним никто не имел.

— Но у него был контакт с дочерью. Девичья фамилия Пекаревой — Зудова. Варвара Евгеньева Зудова.

— Такое мне и в голову не могло прийти.

— Вопрос в том, под каким именем и где теперь скрывается Зудов. Давайте подумаем вместе.

Медведев сидел в напряжении, будто читал захватывающий криминальный роман и не мог оторваться.

15

Когда Колычев передал Наташе письмо, она, прочитав его, не выдержала и заплакала. Ее слез, к счастью, никто не видел: Колычев пробкой вылетел из кабинета, сунул ей в руки конверт и выбежал из приемной. Ничего похожего еще не случалось. Обычно генерал вызывал ее в свой кабинет, делился новостями и ждал дельного совета. Теперь словно бомба взорвалась у начальника на столе.

Наташа глянула на конверт. Адрес прокуратуры, адресат — Колычев. Написано женской рукой, торопливо и не на столе. На конверте вмятины от ручки, значит, писали на чем-то мягком. Возможно, на женской сумочке. Штамп города Тулы. Отправлено в Москву два дня назад.

Наташа вынула из конверта письмо и развернула помятый листок, вырванный из записной книжки. Текст гласил: «Когда вы получите это письмо, скорее всего ни меня, ни Варвары Пекаревой уже в живых не будет. От вас она сбежать сумела, но от меня эта сука не уйдет. Обращаю ваше внимание на Филиппа Константиновича Страхова. Адрес: улица Коптилина, дом 12, корпус 2, квартира 9. Этот тип был любовником Пекаревой, и в последнее время она скрывалась у него. Он же и провожал ее до вокзала. Полагаю, этот парень знает больше других. Если только он еще жив! Других зацепок выйти на вожака у меня нет.

Удачи вам, господа! Волчица».

Наташа заплакала. Она поняла, что Катя пожертвовала собой, но довела ее работу до конца. Почему? Была так тронута рассказом о русских рабынях в плену арабов?

Наташа не сомневалась, что Трифонов уже вычислил ее. Она ждала развязки, со дня на день, на ее запястьях должны защелкнуться наручники. Катя своим поступком отводит от нее все подозрения. Точнее сказать, отводила, взвалив на свои плечи тяжкие преступления, совершенные безудержной мстительницей. Наташа смахнула слезы со щек, взяла телефонную трубку и продиктовала телефонограмму в Управление внутренних дел города Тулы: «Срочно вышлите сводку происшествий за последние трое суток начальнику следственного управления Московской прокуратуры генералу юстиции Колычеву. Особое внимание уделить гибели женщин в возрасте от тридцати до сорока лет. Сводку передать по факсу и подготовить отчеты по следственным материалам».

Нажав на рычаг, Наташа пошла на риск и набрала следующий номер телефона. Услышав мужской голос, она сказала:

— Борис, Пекарева погибла. Адрес: Коптилина 12, корпус 2, квартира 9. Филипп Константинович Страхов. Он был близок с Пекаревой. Если Зудов узнал о гибели дочери, то он Страхова уберет. Подробностей не знаю. Это все!

— Я понял.

Не успела Наташа положить трубку, как вернулся Колычев, с ним была Задорина.

— Наталья Пална, надо направить запрос в Тулу.

— Уже направила. Сводку пришлют по факсу.

— Отлично. Зайдите ко мне.

Впервые Наташа сидела за одним столом с Задориной и была с ней на равных.

— Так вот, уважаемые дамы. Я считаю так. Сводка нам подтвердит гибель женщин. Но нужны детали. Вам, Ксения Михална, нужно выехать на место. В Тулу. Мы должны знать, зачем Пекарева туда поехала, к кому. Если, конечно, она успела добраться живой до конечной точки и «Волчица» не перехватила ее по пути. Что касается господина Страхова, то мы возьмем его под свое крыло и установим за ним круглосуточное наблюдение. Руководить этим звеном будет Наталья Пална. А Трифонов погряз по уши в международных отношениях. Тут ему и карты в руки. С его прирожденной дипломатичностью, которую он умеет совмещать с железной хваткой, все сложится так, как нам надо. Есть у меня предчувствие, что этот кошмар скоро закончится. Дождитесь сводки из Тулы и приступайте к действиям. А я сейчас свяжусь с Петровкой и попрошу, Наталья Пална, выделить несколько человек для наблюдения за Страховым. Вы пока наведите справки о нем.

Женщины встали. Задорина глянула на Наташу с легкой ухмылкой, смысл которой был непонятен.

16

Только когда в окнах погас свет, Борис решился войти в дом. Человек гасит свет, чтобы лечь спать, а значит, у него в гостях никого нет. На звонок открыли сразу, не спрашивая, кто и зачем. На двери даже «глазка» не имелось. Здесь жил человек, который ничего и никого не боится.

— Вы Филипп Страхов?

— Допустим. А вы кто?

— Ваш ангел-хранитель.

Высокий, интересный молодой человек удивленно посмотрел на психа, стоящего у порога. Он уже принял душ, и собрался спать, как вдруг его решили разыграть.

— Что от меня хочет мой ангел на ночь глядя?

— Зайти и тихо поговорить в прихожей, чтобы не заходить в комнату и не зажигать свет, раз вы его уже погасили.

Страхов пожал плечами и впустил странного субъекта в квартиру.

— Давайте коротенько, не то я усну стоя, как лошадь.

— Если совсем коротенько, то Варя погибла.

Страхов вздрогнул, сонный вид как губкой стерло.

— Шутите?

— Со смертью не шутят. Страдать потом будете. Моя задача уберечь вас от той же участи.

— Когда это случилось?

— Вчера. Точные данные я вам дам завтра. Это всего лишь сводка криминальной хроники, полученная из Тулы. Она ведь от вас уехала в Тулу?

— Я ее сам проводил на вокзал. Как вы определили, что это она? Все свои документы Варя оставила у меня. В ее сумочке кроме мелочи и помады ничего не было.

— Убийцу мы опознали. И нам точно известно, на кого убийца охотился. Ошибки быть не может.

— Кто это — вы?

— Я полковник Федеральной службы безопасности.

Борис показал удостоверение, но раскрывать его не стал.

— Зачем кому-то убивать Варю? Она же детский врач, а не бандитка. Дайте-ка мне сигарету.

Они закурили и сели на тумбу для обуви.

— Рассказывать можно очень долго. Как я успел выяснить, вы химик и фармацевт, доктор наук, но по специальности не работаете. На что живете?

— Послушай, ангел, тебе нужна моя налоговая декларация?

— Нет. Хочу понять, зачем ты нужен Вариному отцу. Ее я еще могу понять, парень ты видный, но ее папаша держит подле себя только очень нужных людей.

— С чего вы взяли, что я с ним знаком?

— Его бизнес косвенно связан с медициной. Твой тоже.

— Я не знаю ее отца.

Самойлов достал из кармана фотографию и показал Страхову.

— А это, по-твоему, кто?

— Мой спонсор. Он оплачивает мои опыты и содержит лабораторию. Я открыл частную лабораторию и сейчас работаю над созданием сыворотки против одной страшной болезни.

— Теперь понятно. А кому принадлежит патент на изобретение?

— Ему. Я не тщеславный, меня слава не интересует. Была бы польза. Одну сыворотку я уже сделал, и она спасает людей от неминуемой смерти. Это важно, а остальное меня мало трогает.

— Когда будет готова новая сыворотка?

— Она уже готова. Проводили последние опыты на кроликах. Закончу документацию, и можно пробивать ее через стену бюрократов. У него это получается, а я лишь зубы себе обломал не однажды. Хватит. Мое дело — наука, а не война с чиновниками.

— Со спонсором тебя Варя познакомила?

— Да. Давно это было. Года два-три назад.

— И как она его представила?

— Евгений Лазаревич Кушнер. А отец Вари погиб три года назад.

— На могилу к отцу не приглашала?

— Нет. Странные вам в голову мысли приходят. Борис достал другую фотографию:

— Вот его могила. Тут очень хорошо видна фотография на надгробии. То же лицо, что у Кушнера, вот только надпись гласит, что в могиле лежит Евгений Николаевич Зудов. Кстати, девичья фамилия Вари — Зудова. Варвара Евгеньевна Зудова, по мужу Пекарева. У них общее, семейное, предприятие. Папа с дочкой не лечат, а убивают детей. Вот за что Варвару прикончили. Нашлись мстители. Следствие тоже не дремлет, но немного отстает от палачей. Мы хотим взять Зудова, пока его не шлепнули или он еще кого-нибудь не шлепнул. Например, вас.

— Меня? Он же старик. Ему под восемьдесят.

— Этот старик нас переживет. Не дай бог, конечно. Но вы его знаете. Знаете его новое имя и наверняка адрес. Таких свидетелей, как вы, живыми не отпускают.

— Адреса его я не знаю. Он сам приезжает в лабораторию, когда считает нужным. И не верю я ни одному вашему слову.

— Можете не верить, только ему ни о чем не говорите, а то голову потеряете. Значит, скоро он к вам приедет за документацией по сыворотке?

— На днях объявится.

— Он вам звонит?

— Сегодня звонил. Спрашивал, как идут дела. Я сказал, что работа завершена, осталось составить спецификацию.

— Окончание вашей работы будет приурочено к вашей смерти.

— Да хватит вам каркать!

— Спонсор знает, сколько человек работает в вашей лаборатории?

— Люди меняются в зависимости от этапа работы. Лаборанты остаются. Всего нас семь человек.

— Завтра к вам придет женщина. Вы возьмете ее на работу. Она должна находиться с вами рядом каждую минуту. На работе, я имею в виду, а за пределами лаборатории за вами приглядят наши люди. Верите вы мне или нет, значения не имеет. Ваше дело помалкивать и работать, как работали. В остальном мы разберемся. И еще. Не садитесь с ним за стол. Не ешьте, не пейте. Сил у него немного, это вы точно заметили, однако змея тоже червяком выглядит, но если ужалит, то спастись будет не просто. Нож или пистолет для такого изобретательного человека, как Зудов, вещи банальные и не достойные его внимания.

— У вас крыша поехала.

— Важно, чтобы вы были трезвым и здравым человеком. А меня можете считать кем угодно. Я пришел к вам для этого разговора только потому, что сделал вывод — вы не причастны к банде Зудова. Вами ловко манипулируют, пользуясь вашими чувствами к дочери одного из самых страшных преступников, которых мне приходилось встречать на своем веку. Так где находится ваша лаборатория?

— Покровка, дом 10. Во дворе, подвальное помещение.

— Отлично. Женщину зовут Наташа. Она вам понравится. Пусть пока колбы помоет, платить ей не надо. А вот отчитываться перед ней придется. Это в ваших интересах. Кстати. Еще не факт, что ваша сыворотка спасла кому-то жизнь.

Борис встал и ушел. Страхов долго сидел не двигаясь, потом прошел в комнату, включил компьютер, и после трех часов работы в интернете понял, что страшный тип, приходивший к нему, вовсе не псих. Эпидемия асанской лихорадки затронула уже американский континент, и смертельные случаи стали обыденным явлением. Ученые всего мира ищут защиту от страшной болезни, но пока результатов нет.

17

Гостей из столицы встречали на вокзале, где их ждала машина начальника управления. Следователя Задорину сопровождал майор Марецкий. Они стали неразлучной парой. Делом занимались две группы. Питерская и московская. Трифонов работал со своим напарником — майором Куприяновым, а Задорина — с Марецким. Конкуренции не ощущалось, каждая группа отрабатывала свой узел. Но перед отъездом Колычев создал третью группу и доверил ее своей секретарше. Правда, теперь она получила статус следователя, благодаря настойчивости генерала, но Задорина не воспринимала Наташу всерьез. Как можно включать в расследование такого сложного, запутанного, многослойного дела человека, не имеющего опыта и практики! Конечно, Наталья Пална женщина не глупая, с хорошим чутьем, но в таком круговороте требуются хорошая реакция и молниеносное принятие точных, безошибочных решений, а тут нужен опыт. Впрочем, генералу виднее. Задорина не сомневалась в том, что последнюю точку в деле поставит она, а не кто-то другой.

Подполковник Корзун Иван Валентинович из тульского управления занимался гибелью двух женщин, ему и доверили встретить высоких гостей из Москвы и ввести их в курс дела.

Пока машина ехала в морг, он докладывал обстановку:

— Взрыв произошел в жилом доме, в кабине лифта. Замкнутое пространство, тела женщин разнесло на куски. Не знаю, на что вы хотите смотреть в морге. Эксперты установили, что в лифте подорвали ручную гранату РГД-5. Сама по себе она не взорвется. Забросить в лифт ее невозможно. Кабина глухая, ни одной щели. Если сорвать чеку, остается четыре-пять секунд до взрыва. Я думаю, что кто-то из женщин умышленно решил подорваться. Вот только мы не определим, вверх или вниз шла кабина.

— Жильцов проверили?

— Проверили. Квартира 32 на 6-м этаже пустует. Ни мебели, ни вещей. Ее арендовали две недели назад. Мужчина лет пятидесяти, назвался Александром Ивановичем Трифоновым, но документы хозяйке не показывал. Заплатил ей вперед за три месяца, и хозяйке уже не до паспорта было. Описание этого человека мы составили. Ищем. Соседи его ни разу не видели. По состоянию квартиры сразу видно, что никто в ней не жил. Там даже раскладушки нет. Кругом пыль, окна плотно закрыты. Посреди комнаты стоят три стула, это все.

— Этого «Трифонова» необходимо найти. Это же насмешка над нами, — строго сказала Задорина. — Одна из женщин направлялась к этому типу, а вторая ее преследовала с целью убийства. Но почему она села с ней в одну кабину? Неужели не знала в лицо своего врага? Возможно. Толстиков мог и не рассказывать Пекаревой подробности своих махинаций.

Марецкому было понятно, о чем говорит Ксения, но подполковник даже не догадывался.

— У одной из женщин был с собой металлический кейс, — продолжал он свой доклад. — От взрыва его сильно деформировало, но содержимое не пострадало. Там бумаги. Вам бы на них взглянуть. Кроме кейса в лифте были две разорванные женские сумочки с косметикой. Слава богу, пожар от взрыва не возник и кое-что уцелело.

— Паспортов не нашли?

— В кейсе лежит паспорт, а в сумочках никаких бумаг, кроме билетов на электричку от Москвы до Тулы. С билетами интересная штука получается. Серия идет следом, одна за другой. Значит, их покупали вместе. На одном билете есть отпечатки пальцев женщины, назовем ее номер один, потом мужские отпечатки и пальчики одной из погибших. На втором билете отпечатки женщины номер один и пальчики второй погибшей. Я думаю, что женщина «один» — это кассирша, выдававшая билеты.

— Вы правы. Скорее всего, мужчина был провожатым Пекаревой. Значит, «Волчица» встала в очередь за ним и купила следующий билет.

Опять подполковник ничего не понял, а Марецкий понимающе кивал головой.

— Ладно, поедем в управление, — решила Задорина. — Чемодан интересней, чем разорванные трупы. Только предупредите патологоанатомов, мне нужно полное медицинское заключение по останкам и частицы плоти для анализов ДНК. Это очень важно. Что можно предположить, если псевдо-Трифонов исчез? Скорее всего, он приходил в эту квартиру с целью передать Пекаревой кейс. Если это так, то он знает о взрыве. Значит, он тут же даст сигнал в Москву. Предупредительный сигнал.

Подъехав к управлению, Ксения Михайловна тут же потребовала принести ей металлический кейс.

— Как вы думаете, подполковник, есть надежда найти псевдо-Трифонова, — спросила она у Корзуна, — или он успел уйти?

— Он в городе.

— Уверены?

— Стопроцентную гарантию я никогда никому не даю. Другой бы удрал, а этот остался. Может, у него есть еще кейс, предназначенный для следующего клиента.

— Объясните.

— В доме, где произошел взрыв, живет один отставной пограничник. Инвалид. Ногу ему оторвало. То ли под поезд попал, то ли что-то в этом роде. Он живет на первом этаже и целыми днями смотрит в окно. Желание загадывает. У нас в городе много машин со старыми четырехзначными номерами. Он складывает первые две цифры и следующие. Если числа совпадают, то он вытащил счастливый билетик. Ну чем еще заняться одинокому старику? Так вот. Минут за сорок до взрыва к подъезду подъехала серебристая «Волга». Последняя модификация, с раскосыми фарами. Из нее вышел мужчина лет пятидесяти и вошел в дом. Машина стояла прямо под окнами инвалида. Она припарковалась так, что загородила старику вид на проезжую часть. Потом зашли в дом женщины. Он их не запомнил, они его не интересовали. Спустя какое-то время раздался взрыв. Дом тряхнуло. Старик перепугался до смерти. Схватил костыли и вышел на улицу. А минуты через две вышел хозяин «Волги». Сел в машину и уехал. Инвалид запомнил номер. Решил, что тот мужик — террорист, тут же позвонил в милицию и передал данные на машину. Гаишники перекрыли все выезды из города. Проскользнуть машина не могла, если только он ее не бросил и не уехал поездом. Потом, когда мы получили описание псевдо-Трифонова и сравнили его с описанием владельца «Волги», пришли к выводу, что имеем дело с одним и тем же лицом.

— Установили, чья машина?

— Да. Хозяин продал ее месяц назад по доверенности. Некоему Василию Игнатьевичу Соколову, Его адреса он не знает. У нас в городе таких трое, подходящих по возрасту, но это не они. Один Соколов потерял паспорт два месяца назад. Так что покупатель «Волги» может быть Ивановым, Петровым или Сидоровым. Кем угодно. Но поиски мы ведем. За дело взялись серьезно. Подключили транспортную милицию, аэропорт, вокзал. Но пока результатов нет.

В кабинет принесли помятый металлический кейс. Корзун выложил его содержимое на стол:

— Вот опись бумаг. Тут загранпаспорта с проставленной шенгенской визой на имя Анны Алексеевны

Горчаковой. Лицо на фотографии схоже с лицом одной из погибших, хотя лица женщин сильно изуродованы, но опознать можно. Тут же билет на самолет рейсом до Ташкента. Получив паспорт и билет, она еще вчера улетела бы в Узбекистан, но не суждено, как выяснилось. Тут же письмо к директору Детского реабилитационного центра в Тель-Авиве Моше Штрохейму, где указывается, что в центр направлена на должность главного педиатра Анна Горчакова. Реабилитационный центр является собственностью Штрохейма. Очень странно, что ему в приказном порядке назначают нового главного врача. Подпись под письмом неразборчивая. Бумажник. Три тысячи долларов, пластиковые карточки Visa, две штуки, водительское удостоверение международного образца на имя Горчаковой и еще патент, выданный некоему Евгению Лазаревичу Кушнеру, удостоверяющий, что им создана сыворотка против асанской лихорадки. Далее идут медицинские термины, в которых мы пока не разобрались. Сплошная латынь. Здесь же письмо с той же подписью и тоже без конверта некоему Аликбеку, где ему предписано обеспечить Горчакову билетами до Вены и сопровождать ее повсюду, пока она будет находиться на территории Узбекистана. Фамилия в письме не указана. Очевидно, этот Аликбек должен был вчера встречать Анну Горчакову в аэропорту Ташкента. Но не встретил.

— Вы загранпаспорт проверяли?

— Дали запрос в МИД. По телефону они нам ничего не скажут. Но и без экспертизы видно, что паспорт подлинный.

— В том то все и дело, — вздохнула Задорина. Я попрошу вас срочно связать меня с Москвой.

18

Трифонов выглядел растерянным, таким его еще никто не видел. Колычев молчал. Он не хотел давить на друга и ждал, когда полковник сам начнет разговор. Они сидели в уютной гостиной в доме Колычева, гостеприимством которого питерский сыщик пользовался четвертый месяц кряду.

— Нет, сомнений никаких нет. Кушнер и Зудов — одно и то же лицо. Его успели предупредить из Тулы и, возможно, из Ташкента о провале операции и смерти дочери. Где его теперь искать, я не знаю. Он заметает следы. Тщательно заметает. Сегодня я был в МИДе и попытался найти Алексея Ефимова, который делал загранпаспорта для Кушнера и Пекаревой. Точнее, Горчаковой. Вчера утром он позвонил своему начальнику и сказал, что у него срочная встреча, связанная с работой, и он задержится. Ефимов пришел на работу с опозданием. Через полчаса ему стало плохо. Вызвали «скорую помощь», но она не успела. Молодой здоровый парень умер на глазах у сотрудников, не приходя в себя. Врачи констатировали отравление. Результаты вскрытия получим завтра утром. Не сомневаюсь, что Ефимова отравил Зудов. Но что он дальше будет делать? Новый загранпаспорт ему уже не достать, а Евгения Лазаревича Кушнера поджидает вся российская таможня. Какую лазейку он еще придумал? Или решил отлежаться на дне? С его умом и опытом этого типа не достать.

— Если только он не решит убрать Филиппа Страхова. Мы приняли все меры. Он в безопасности. Теперь, когда мы знаем новое имя Зудова, со Страховым можно идти на контакт.

— Зачем Зудову Страхов? Если он один из любовников его дочери, вовсе не значит, что он когда-то видел самого Зудова или знает его новое имя.

— Знает, Саня. Страхов много чего знает.

— Вот оно что! Ну, рассказывай, до чего докопалась твоя секретарша?

— Не понимаю твоего к ней отношения. Чем она тебе так не приглянулась?

— Не придирайся к словам, Гена. Наташа умная женщина, я к ее выводам отношусь с уважением.

— Тогда слушай. Страхов — фармацевт. Доктор наук. Когда-то у него была своя лаборатория, и он с коллегами сделал немало серьезных открытий. Есть все основания считать, что сыворотка против асанской лихорадки — его творение. Только его открытие не оценили. Тогда Зудов не без помощи своей дочери купил у него патент на сыворотку. Этот патент принадлежит теперь Кушнеру. И на нем он собирался заработать миллиарды, ибо от асанской лихорадки, которая по непонятным причинам возникает в разных районах мира, гибнут дети. Спасти их может только пересадка органов и переливание крови. Так вот, детский центр, куда направлялась Пекарева в качестве руководителя, занимается лечением детей, заболевших этой лихорадкой. Там делают операции по трансплантации органов детям, у которых очень состоятельные родители. А где брать доноров? Сыворотка Страхова могла спасти тысячи детей. Но Зудов спрятал патент в глубокий ящик и не торопится его доставать. Страхов жив только потому, что продолжает работать на Зудова. Теперь, когда Зудов понял, что к нему подобрались на расстояние вытянутой руки, ему ничего не остается, как рубить концы. Его обложили флажками со всех сторон. Выскользнуть он не сможет. Выход один — залечь в берлогу, и надолго. Вот только Страхов глаза мозолит и, возможно, знает больше положенного.

— Умна, ничего не скажешь, умна!

— Ты о чем?

— О твоей секретарше.

— Она следователь и достойна им быть.

— Хорошо. Она следователь и очень талантливый. Снимаю шляпу. Но Зудов понимает, что ему подстроили ловушку, и скорее всего он клюнет на Страхова ради собственной безопасности.

— Ас чего ты взял, Саня, что Зудов должен подозревать о ловушке? Наташа так не считает. Ведь его дочь погибла в Туле от руки мстительницы, а не поймана милицией. Зудов знал о железном ящике и о том, что в нем лежит. Но среди бумаг нет ни одной, где упоминается имя Страхова. Пекарева жила у него и благополучно от него уехала целой и невредимой. Откуда следствию может быть известно имя Страхова? Он по делу не проходил, и сейчас его никто не трогает. Мидовский чиновник, выдавший им паспорта, — дело другое. Зудов понял, что на него выйдут очень быстро, и тут же отравил его. А Страхов здесь не при чем. Зудов не торопится его трогать. Скорее всего, он за ним наблюдает, как и мы. Знаешь, игра такая есть. Кто кого переглядит. Нужна выдержка. Страхов — наша последняя надежда. Будем ловить Зудова на живца. Другого способа я не вижу.

— Наконец-то ты что-то сказал от своего имени. Колычев махнул рукой и потянулся за чайником.

19

Спустя двое суток в лаборатории раздался телефонный звонок. Страхов снял трубку:

— Слушаю вас.

— У тебя все готово, Филипп?

— Еще вчера все сделано.

— Отлично. Бери папку, выходи на улицу, перейди на другую сторону и жди меня у магазина запчастей.

— Хорошо, Евгений Лазаревич.

Дрожащей рукой Страхов положил трубку на рычаг. В его глазах застыл испуг. Наташа подошла к нему и тихо сказала:

— Возьми себя в руки. Не так страшен черт, как его малюют.

— Вы мне так его размалевали, что у меня от одного его голоса поджилки трясутся.

— Соберись, Филипп. Тебе ничего не грозит. Все пройдет гладко.

— Он что-то заподозрил. Всегда сам сюда заходил, а тут вызывает на улицу. Вы же знаете, какая там толчея. Центр, вечная давка, сплошные магазины.

— Иди и ни о чем не думай. Только не озирайся по сторонам и не дергайся. Все обойдется. Я пойду за тобой.

Раздался звонок Наташиного сотого телефона.

— Слушаю.

— Он где-то здесь, Наталья Пална. Сигнал исходил из этого района.

— Не спугните его. Наверняка он воспользовался машиной, стар уже по проходным дворам бегать. Подготовьте машины на всех перекрестках.

— Уже готовы.

— Только не спугните. Он должен взять папку.

— Все поняли.

Наташа вышла на улицу вслед за Страховым. Пешеходов в разгар дня действительно было много. Стрельбу открывать нельзя. Правда, и задачи такой не ставилось.

Она шла медленно, вглядывалась в лица прохожих, понимая, что за ней тоже могут наблюдать. Страхов шел впереди шагов на двадцать, не больше. Парень был высокого роста, она видела его шапку, возвышающуюся над толпой. Он спустился в подземный переход. Наташа следом. Ее интересовала каждая деталь, она старалась запомнить все, что видела. Перед глазами мелькали сумки, портфели, шляпы, кепки, газетный киоск, лотки с дисками.

Перейдя на другую сторону улицы, они прошли десять-двенадцать метров. До магазина оставалось столько же. Вот тут все и произошло. Парень из толпы, шедшей навстречу, подскочил к Страхову. В его руках блеснул нож. Удар. Страхов покачнулся. Парень вырвал папку из его рук, подбежал к обочине, бросил ее в открытое окно машины, а сам бросился в супермаркет. Там три этажа с торговыми залами и десяток выходов.

Страхов упал на землю. Машина сорвалась с места. Наташа успела увидеть шофера. Это был молодой парень. Кроме водителя, в салоне никого.

Оперативники в штатском ринулись в магазин. Двое подбежали к Страхову.

Вся операция длилась несколько секунд. Что-то она не учла, где-то просчиталась. Зудов здесь. Он должен был видеть, как сработала его схема. От этого зависит его решение, как действовать дальше.

Наташа закрыла глаза. Прохожие толкали ее в спину, будто натыкались на столб. В мыслях отматывалась пленка в обратную сторону: лотки с дисками, журналами, серая плитка на полу, кепка, мелочь, сотовый телефон… Наташа резко развернулась и спустилась в подземный переход. Шла против движения и на середине остановилась. На полу лежала кепка с мелочью. Она достала десятку, наклонилась и положила деньги в кепку. Из рукава выскользнули наручники, Наташа ловко накинула браслет на руку нищего, второй браслет застегнула на своем запястье и, довольная собой, села на землю, опершись о стену.

— Ну, здравствуйте, Евгений Николаич. Только не шумите. У меня в кармане удостоверение московской прокуратуры. И резать меня не надо. С трупом на плече далеко не уйдешь. Я знала, что вы очень талантливый человек, но то, что вы прекрасный актер, для меня стало открытием. Надо же, как вы загримировались… Старый больной бомж. Вас небось и милиция не трогает. Слишком жалостный вид у вас.

Старик с приклеенной лохматой бородой откашлялся:

— Красиво сработано, мадам. Вы талант. Мне бы такую партнершу. Горы бы своротили. Вот вы меня назвали Евгением Николаевичем. А как вы это докажете? Я бездомный сумасшедший без документов и лишенный памяти. Чему же вы радуетесь? Арестовали юродивого, просящего подаяние, и торжествуете?

— Хотите доводы? Пожалуйста. Любовница Муллера Надежда Поликарпова приехала в Москву. Вы ее помните, и она вас помнит.

— Мало.

— Эксгумировали труп настоящего бомжа, которого вы взорвали вместо себя. У вашей покойной дочери взяли анализы на ДНК и их сравнят с вашими. Вот тут уже ошибки быть не может. На ее новом паспорте и письмах, которые вы писали в Израиль и Ташкент, остались ваши отпечатки пальцев. Мало? И наконец, в

Туле задержан ваш человек. У него найден второй чемоданчик с документами для вашей персоны.

Зудов промолчал.

— А как же ваши коллеги из МИДа, неужели они вас не признают? И еще. Филипп Страхов. Вы что, думаете, его и вправду прирезали? Нет, конечно. На нем был бронежилет. Парня даже не поцарапали. Ваших сообщников сейчас поймают. Район блокирован. Кстати, в папке лежат утренние газеты, а не спецификация сыворотки. Так что и здесь ничего у вас не вышло.

— Все рассчитали. Неплохо. Стар стал, уже не те мозги. Ну а чем ваше внимание нищий в переходе привлек?

— Вы же сами сказали: «Не те мозги». Сидит нищий бомж, собирает гроши, а из оттопыренного кармана телогрейки торчит дорогой сотовый телефон. Неувязочка. И вы забыли снять с руки швейцарские часы, Евгений Николаевич. Вы арестованы. Обвинение займет страниц тридцать, так что я его зачитывать не буду.

Наташа осмотрелась по сторонам. Вокруг собралась огромная толпа зевак. В переходе, на полу сидел нищий, а рядом с ним красивая женщина в дорогой дубленке и сапогах из белой замши. Но самое удивительное, что их руки скрепляли наручники, а они очень мило беседовали. Видали вы что-нибудь похожее? То-то!

20

Наташа вышла из своей машины и направилась к дому. Возле подъезда на скамеечке ее ждал Трифонов. Увидев полковника, она не удивилась. Рано или поздно, но это должно было случиться.

— Добрый день, Александр Иваныч. В прокуратуре я вас сегодня не видела, а вы, оказывается, меня возле дома ждете. Ну выкладывайте, с чем пришли. Покорно готова вас выслушать и подчиниться.

— Присядьте, Наталья Пална.

— А может, мы ко мне зайдем? Здесь холодно.

— У вас гости. И я недолго вас задержу.

Наташе полегчало.

— Гости? У меня не бывает гостей. В доме домработница. Помогает мне по хозяйству.

— Это неважно.

Наташа присела на край скамейки.

— Зудов заговорил? — спросил Трифонов.

— Он запел. Такое впечатление, будто диктует мне свои мемуары. А то как же! Свободы он уже не увидит, выходит, о таком таланте никто никогда не узнает. Обидно. Предлагает мне купить у него права на издание книги о его жизни. Считает, что эти мемуары станут бестселлером.

— Все правильно. Чего бы он стоил без своего тщеславия и амбиций? Поздравляю вас. Вы многим из нас утерли нос.

— Не преувеличивайте.

— Ну почему же. Во всяком случае, я не смог собрать на вас нужное количество улик.

— Или не захотели?

— Сегодня я не был в прокуратуре, — сменил тему Трифонов. — Я ездил в МИД. Консул Иордании доложил, что в его стране идут поиски пропавших женщин. Многих из списка уже нашли. Против владельцев притонов возбуждены уголовные дела, подпольные лагеря для содержания рабынь находят и ликвидируют. Одни словом, арабы напуганы не на шутку и очень боятся огласки. Но вопрос в другом. Я обещал консулу еще в первую нашу встречу найти и вернуть им Абу аль

Фар Харима. И у меня к вам единственный вопрос. Мы сможем сдержать свое обещание?

— Несомненно. Как только сочтете нужным, Абу аль Фар Харим будет в Москве. В прокуратуру позвонят и скажут, где он находится. Приедете и заберете его целым и невредимым.

— Хорошо. Теперь я спокоен. Вечером мы с Куприяновым уезжаем в Санкт-Петербург. Так что заканчивать дела придется вам. Мы свою работу сделали. Прощайте, и удачи вам.

Трифонов встал и, прихрамывая, медленно направился к арке. На секундочку он остановился, посмотрел на трансформаторную будку и пошел дальше.

Наташа все поняла. В глазах стояли слезы.

На пятый этаж она поднималась пешком, ей не хотелось, чтобы горничная видела мокроту на ее глазах. Ключи искать не стала, а позвонила в дверь.

Ей открыла Маша, на лице домработницы сверкала улыбка.

— Вас ждут гости.

— О чем вы? Сговорились, что ли?

Наташа, не раздеваясь, прошла в комнату и застыла на пороге.

У окна стоял Арон. Он держал за руку мальчика лет трех, с зелеными, как у Наташи, глазами.

— Ты нас не выгонишь, Наташа? — тихо спросил Арон.

— Бог мой, дождалась!

Арон склонился к ребенку и сказал:

— Мишутка, это и есть твоя настоящая мама.

Наташа упала в обморок. Мальчик засмеялся. А чего же вы хотели?

Оглавление

.

Главa I. КАЗНИТЬ! НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ

Глава II. ЗА МЕСЯЦ ДО КАЗНИ

Главa III. ПРИГОВОР ОКОНЧАТЕЛЕН, ОБЖАЛОВАНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ

Глава IV. А СУДЬИ КТО?

Реклама на сайте